«Франгуляры»

Франгуляры (fb2) - Франгуляры 1449K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Беляков

Евгений Беляков Франгуляры

Часть 1. Новичок

Глава 1.Глубокая разведка

Известие, что Афлат Игироз вместе со всем своим семейством эмигрирует во Франгулу, потрясло, наверное, весь институт. Талантливый конструктор, причастный к разработке армейского гранатомета «Плазма», хорошо зарабатывающий, имеющий репутацию твердого патриота, что сейчас большая редкость, что должно было произойти, чтобы он вдруг сорвался с насиженного места и отправился жить к этим башибузукам?! Руководство института никаких комментариев давать не хотело, контрразведка, куда немедленно обратились особо бдительные товарищи, оказывается, давно дала Игирозам добро на выезд, а самозваным информаторам настоятельно посоветовала не гнать волну. Недоброжелатели новоиспеченного эмигранта сочли за лучшее заткнуться и не возникать, но друзья его оказались более настойчивы. В день предотъездного застолья на квартире у Игирозов его самый близкий друг и сослуживец Инфет нашел способ уединиться с хозяином в его кабинете и там прямо спросил, не сошел ли тот, часом, с ума? Усмехнувшись, Афлат подошел к своему книжному шкафу и постучал пальцем по корешку толстого тома под названием «История мировых разведок».

- Ты… разведчик?! — удивился Инфет.

- Я тебе этого не говорил.

- Но зачем? При всей своей милитаризованности они не опережают нас в разработках ни ракетных, ни артиллерийских систем, скорее даже наоборот.

- Это так, иначе бы меня там и не приняли. Просто у них есть другие секреты, отнюдь не связанные с технологиями. Возможно, именно этого не хватает нашей стране.

- Секреты в какой области? — осторожно поинтересовался Инфет.

- Скажем так, в воспитании боевого духа.

- Это нечто эфемерное.

- Зато его присутствие приводит ко вполне ожидаемым результатам. Почему, как ты думаешь, все воюющие стороны стремятся нанять на службу именно франгульских наемников?

- Ну, они же профессионалы… Неоценимый боевой опыт… В конце концов, наемники — это же единственный конкурентоспособный экспортный товар Франгулы, понятно, что они просто обязаны поддерживать его качество на достойной высоте!

- Правильно. И этот товар, прошу заметить, хорошо оплачивается. И почему, в таком случае, никто даже не пытается составить ему конкуренцию? Что, в мире мало стран с избытком молодых мужчин и недостатком средств в казне? Почему они не могут наладить такой экспорт?

- Ну, насколько мне известно, в прошлом такие попытки делались неоднократно, но всякий раз оказывалось, что наемники нестойки в моральном плане, не очень охотно воюют, настроены на грабеж мирного населения, а если им этого не дозволяют, то дезертируют при первой возможности.

- То есть озабочены исключительно меркантильной стороной дела, либо удовлетворением животных инстинктов и совсем не жаждут умирать за чужие интересы.

- Ну, в принципе да. Но их можно понять.

- Понять, конечно, можно, но тогда сразу встает вопрос: а почему франгуляры не такие?

- Ну, вероятно, их как-то по-другому воспитывают…

- Вот именно! Весь вопрос в том как. И почему у нас так не получается. Посмотри, к примеру, на наших вояк. Они все давно служат по контракту, жалованье у них ничуть не меньше, чем у наемников их Франгулы, плюс всяческие льготы. И что в результате? Пока все тихо-мирно, армия кажется надежной и боеспособной: военная выучка на высоте, дисциплина не хромает, на учениях и на парадах — любо-дорого посмотреть, а стоило нам недавно влезть в реальный серьезный конфликт, помнишь, что началось? У кого-то сразу же болячки обнаружились, с которыми они из госпиталей не вылезали, другие стали искать любые предлоги, чтобы разорвать контракт, дескать, в полевых условиях их горячим питанием нерегулярно обеспечивали и туалетной бумаги не было, а кто-то ничтоже сумняшеся заявил, что он вообще противник насилия и ему совесть не позволяет кого-то убивать! Годами кататься как сыр в масле на здоровенных окладах, поступать в высшие учебные заведения вне конкурса и обучаться за счет казны ему, значит, совесть позволяла, а как настала пора выполнять свой воинский долг, тут же вспомнил о своих пацифистских убеждениях! А уж если кто из наших бойцов в плен попадал, так сразу начинал сдавать все и всех. Ну, понятно, собственная шкура дороже! Вот только почему-то из франгуляров, которые, пусть в малом количестве, но тоже иногда оказывались в плену, не раскололся ни один! Хотя с какой, казалось бы, стати им хранить наши секреты? Ну и что мы имеем в итоге? Если бы не франгуляры, которые всю ту кампанию на своем горбу вытащили, где бы мы сейчас оказались? А случись так, что в следующем конфликте они уже не будут нашими союзниками, что тогда?!

- Афлат, не кипятись, — поспешил успокоить друга Инфет. — Да, с боевым духом у нас проблемы, да, наши люди привыкли уповать исключительно на технику и частенько теряются, оказавшись в некомфортных условиях. Но ведь это, наверное, можно как-то исправить. Нужно разработать специальный психологический тренинг и использовать его при подготовке бойцов. Наверняка во Франгуле что-то подобное уже имеется, чем и объясняются их успехи. Конечно, это неплохо было бы разведать. Только почему этим должен заниматься именно ты? Ты же конструктор, а не психолог.

- А ты думаешь, они взяли бы на работу нашего психолога?

- Да, это аргумент… Если они настолько опередили нас в этой отрасли науки, то наши специалисты им, понятно, и даром не нужны, а делиться столь важной информацией с чужаками никто не станет. Технарь в этой ситуации, ясное дело, будет вызывать меньше всего подозрений, до тех пор, естественно, пока его не уличат в вербовке агентов. А как иначе ты сможешь добраться до нужной информации?

- Для начала мы просто попытаемся всей семьей приспособиться к местной жизни. Киру станет домохозяйкой, а Игинкат пойдет учиться в городскую школу.

- В городскую??!! Но почему не при посольстве?! Ты что, не знаешь, что рассказывают об их школах?! Там же до сих пор в ходу телесные наказания!

- Рассказывают, верно, много чего, только вот ни один из рассказчиков самолично во франгульской школе не бывал, следовательно, все они говорят с чужих слов. Франгульцы вообще стараются не допускать чужаков в свои средние учебные заведения. В вузы, даже в военные училища пускают, а в школы почему-то нет. Тебе это не кажется странным?

- Боятся дискредитации?

- Даже не смешно. В глазах прогрессивной общественности всех остальных стран они и так уже монстры. Слухи, сам знаешь, ходят настолько дикие, что разумным людям в них трудно поверить. Реальность, скорее всего, куда менее брутальна. В таких условиях куда выгоднее для имиджа было бы самим пригласить зарубежных инспекторов, дабы те лично убедились, что не так страшен черт, как его малюют. Но власти Франгулы почему-то на это не идут. Значит, в их школах есть что-то еще, что им не хочется афишировать? Может, именно там следует искать корни знаменитого франгулярского боевого духа?

- В школах? Нет, все же как-то не верится. Может, для начала следует изучить подготовку в их военных училищах?

- Так уже изучали, Инфет. Пользуясь союзническими отношениями с Франгулой, пропихнули туда несколько десятков наших курсантов. И каковы, как ты думаешь, были результаты? Ни один не сумел выполнить требований, которые предъявляются к обучающимся там франгулярам! Понимаешь, ни один из десятков человек! Да, учат там классно, ничего не скажешь, и требуют предельно серьезно, но местные же как-то с этим справляются! А наши почему не могут? Мы что, из другого теста вылеплены? Или просто франгуляры поступают в военные училища, уже получив в школах всю необходимую предварительную подготовку? Мне как-то больше верится во второе.

- И что же, твоему сыну предстоит теперь стать подопытным кроликом? Как его, кстати, согласились принять?

- Видимо, посчитали меня очень ценным специалистом, которому можно пойти на уступки. Мы же будем жить не в центре столицы, а рядом с одним из их оборонных институтов, находящемся в пригороде. До посольского городка оттуда очень далеко ехать, да и каждый третий обитатель этого городка — чей-нибудь шпион, в том числе, как ты понимаешь, и не из самых дружественных Франгуле стран. Мои работодатели полагают, что мне там показываться нежелательно, и сыну моему, следовательно, тоже. Так что, хочешь — не хочешь, а парня им пришлось пристроить в местную школу.

- Ну, тогда остается пожелать успехов нашему юному агенту! — усмехнулся Инфет. — Вот только сумеет ли он там удержаться? И как у него, кстати, обстоят дела с языком?

- Франгульский язык он сейчас усиленно учит, — улыбнулся Афлат, — а удастся ли ему прижиться в школе… Надеюсь, что удастся. Все же двенадцать лет — не восемнадцать, дети в этом возрасте готовы к резкой смене обстановки, даже к не известным им испытаниям, раньше это, кажется, называлось инициацией, в общем, у Игинката есть шансы. А если и он провалится… ну что ж, тогда в следующий раз придется пристраивать нашего юного гражданина к какой-нибудь франгульский детский сад!

Инфет посмеялся, оценив шутку, но тут же снова стал серьезным.

- Ну, Афлат, держись, удачи твоей семье и особенно твоему сыну. На него теперь вся надежда.

- Спасибо, удача нам теперь всем понадобится. Ладно, пора возвращаться за стол, а то нас там, поди, заждались уже…

Обменявшись рукопожатием, мужчины вернулись в гостиную.

Глава 2. Юный эмигрант

Известие о скором отъезде за границу обрушилось на Игинката Игироза как снег на голову. Вот только еще вчера он строил планы, как со вкусом провести летние каникулы, и на тебе, папаша подписал какой-то долгосрочный контракт, по которому он будет работать во Франгуле целых шесть лет, мать, естественно, едет вместе с ним, и куда прикажете в таком случае деваться Игинкату? В интернат категорически не хотелось, стало быть, придется ехать с родителями и ходить потом в местную школу. А значит, прощайте, друзья, прощай, любимый город, и здравствуй, неведомая заграница! И ладно бы еще страна была поприличнее! Кому-то, вон, довелось уже съездить по школьному обмену в Иллайю, так они вполне были довольны: и с семьями, в чьих домах квартировали, успели подружиться, и язык за это время прилично подтянули, и возили их там каждую неделю по всяким занимательным местам, плохо ли! Ну так то ж Иллайя, там люди цивилизованные и ко всем толерантные, недаром их языком по всему миру пользуются, а вот эта самая Франгула… Все, что знал Игинкат об этой стране, это то, что у них воспитывают лучших в мире воинов, которые служат, в том числе, и в Кенлатской армии, и что там в школах детей до сих пор наказывают розгами. Во всех других странах эту дикость уже давно искоренили, а Франгула как жила, так и живет по своим древним жестоким законам. Ну, по крайней мере, так было написано в учебнике по географии. Это что же, значит, и его тоже так будут?!

Игинкат, понятно, подкатился с этим вопросом к матери, но та ответила, чтобы он не забивал себе голову всякой чушью: за что попало так, конечно, наказывать не станут, наверняка надо особо отличиться во всяких безобразиях. Короче, учись ты, сыночек, получше и всяких шкод не затевай, и никто к тебе пальцем тогда не притронется. Игинкат числился в своей школе хорошистом и уж точно никаким не шкодником, так что, казалось бы, чего ему было бояться, но какой-то неприятный осадок в душе все равно остался. А вдруг? Даже если ты всячески стараешься быть пай-мальчиком, от разных неприятных случайностей ты все равно не застрахован.

Другой серьезной проблемой был язык. В школе Игинкат изучал иллайский и знал его на отлично, но о франгульском не имел ни малейшего представления. Но отец заявил, что без знания государственного языка ни в одну франгульскую школу никто Игинката не примет, следовательно, язык этот ему надо успеть выучить за лето. Мальчик, конечно, взвыл. Это как же так: все его школьные приятели, даже самые распоследние раздолбаи, будут наслаждаться летним отдыхом, а ему все каникулы придется корпеть над учебниками?! Но тут уж возмущайся — не возмущайся, а учить все же пришлось. Отец сказал, что у такого способного парня все обязательно должно получиться, что каждый новый язык, которым ты овладеваешь, это новый открывающийся тебе мир, причем абсолютно реальный, в отличие от тех жалких компьютерных имитаций, на которые столь бездумно растрачивают свое время Игинкат и большинство его сверстников.

Обложившись самоучителем франгульского и словарями, мальчик принялся за дело. Хм, а ведь действительно неплохо пошло! Даже легче, чем когда он школе начинал изучать иллайский. Может, у него и в самом деле хорошие способности к языкам? Как бы то ни было, к окончанию первого месяца занятий Игинкат уже мог читать несложные тексты и даже более-менее успешно имитировал франгульское произношение.

Чтобы поощрить отпрыска и не дать ему заскучать от постоянной зубрежки, Афлат раздобыл невесть где несколько детских франгульских книжек. Игинкат с удовольствием переключился с учебных текстов на чтение настоящей художественной литературы. Впрочем, вскоре энтузиазм его несколько поувял. Мальчик то и дело ловил себя на мысли, что не понимает прочитанного. Вроде и слова все были знакомые, но общий смысл фраз куда-то ускользал. А может, просто в словарях не все значения слов прописаны? И даже в Большом академическом словаре?! Как-то странно все это…

Пожалуй, основной причиной интереса Игинката к детской франгульской литературе было желание побольше узнать о телесных наказаниях. У него на родине в книгах, предназначенных для детского чтения, даже в классических текстах, изучаемых по школьной программе, все подобные сцены старательно вымарывались, видимо, чтобы не пробуждать нездоровый интерес у юных читателей. Франгульские детские писатели описаний столь печальных событий в жизни своих героев не избегали: упоминания о школьных и домашних порках то и дело встречались на страницах их произведений, вот только, к великому сожалению Игинката, детально сии процессы они не описывали. Ну, нашкодил очередной школяр, ну, выдрали его за это розгами. А как они выглядят-то, эти самые розги? И как ими дерут, по каким частям тела, раздевают при этом или нет, какую позу заставляют принять, сколько ударов обычно выдают, как на это реагирует наказуемый, какие следы остаются после порки — ничего этого в книгах не было. Видимо, юным гражданам Франгулы это и не надо было объяснять, они ж все своими глазами видели и на собственных телах ощущали, зачем им подробно расписывать столь неприятные моменты, а на иностранцев, которые ни разу за свою жизнь с подобным не сталкивались, никто, понятно, не рассчитывал. Хоть бы иллюстрации какие сделали, Игинкат и этим бы удовлетворился, но франгульские художники почему-то предпочитали рисовать другие сцены. Переезд во Франгулу приближался, а мальчик по-прежнему мог только гадать, чего конкретно ему следует опасаться.

Пошел последний месяц лета, и, наконец, настало время покидать родную страну. Долгие сборы, узлы, чемоданы, железнодорожные контейнеры, раздача соседям ненужных вещей, прощание с приятелями, теми, что не разъехались по пригородным дачам и летним лагерям, предотъездное пиршество с друзьями семьи, последняя ночь в родной квартире среди тех же узлов и чемоданов и на утро ожидание машины, которая отвезет их всех на вокзал. Прощальная поездка по городу, носильщики, толкотня у багажного отделения, посадка в поезд, который повезет их через три границы, мелькающие за окном пейзажи, таможня, чужая речь, иноземные станции, на которых даже не дают выйти погулять, потому что виза только транзитная, еще одна таможня и еще одна, а там уж, наконец, территория Франгулы, и поезд, почти не останавливаясь, мчит в столицу страны Ксарту.

На вокзале их уже ждали. Моложавый офицер в чине капитана сразу распознал в толпе приезжих Афлата и, представившись, уведомил, что ему поручено сопроводить семью господина специалиста к арендованному для них дому, затем кликнул своих подчиненных, и они уже всей толпой направились к багажному вагону в конце поезда. Там эти дюжие мужики за считанные минуты переместили весь скарб Игирозов в кузов подогнанного прямо к железнодорожным путям армейского грузовика. Игинкат, набравшись смелости, попробовал заговорить с ними по-франгульски. Они очень удивились, но еще больше, когда он заявил, что будет учиться в городской школе. Отец подтвердил, и недоумение в глазах франгуляров сменилось какой-то странной смесью восхищения и… жалости, что ли? Мальчику даже показалось, что один из них тихонько пробормотал: «Бедный парень…» Но докапываться до причин такого к себе отношения Игинкат сейчас не был настроен. Ему впервые в жизни позволили прокатиться в кабине грузовика, вот это было здорово!

Рыча мотором, мощная машина за полчаса домчала их до городской окраины, где на тенистой улице среди небольшого садика стоял симпатичный одноэтажный домик на одну семью. Разгрузились быстро, а там уж подошло время ужинать. Пока обустраивались в доме, у Игинката не было времени, чтобы изучить окрестности. Любезный капитан, временно приставленный сопровождающим к семейству Игирозов, пообещал на следующий день ознакомить их с городом. На том и попрощались. Переполненный впечатлениями мальчик улегся спать в отведенной ему небольшой комнате с окном в сад.

Глава 3. Прогулка по городу

Проснулся Игинкат неожиданно рано, обычно его и к завтраку с трудом удавалось добудиться. Пока мать что-то стряпала на кухне, мальчик решил заняться тщательным осмотром своего нового жилища. Дом оказался куда просторней их бывшей городской квартиры, к тому же у него был чердак и весьма вместительная хозяйственная пристройка. Игинкат, разумеется, не пропустил ни одного закутка, чтобы не сунуть туда свой любопытный нос. В комнатах привезенная ими с собой мебель мешалась с оставшейся здесь еще от прежних хозяев. Мальчуган не отказал себе в удовольствии попрыгать на огромном старом скрипучем диване, стоявшем в гостиной. В их квартиру такой монстр, наверное, даже не поместился бы. Пыльный чердак был забит всяким хламом, среди которого, правда, обнаружился небольшой книжный шкаф, причем заполненный книгами. Толстые тома в темных переплетах внушали уныние, ничего рассчитанного на подростков здесь явно не было, к тому же книги были, конечно, на франгульском, а этот язык за два месяца Игинкат изучил, конечно, еще явно недостаточно, так что знакомство с трофеями он благоразумно отложил на потом.

В пристройке, кроме приделанного к стене верстака и сложенных в углу справа от входа всяческих садово-огородных орудий, стояла длинная широкая лавка. Из книг Игинкат знал, что такая мебель раньше была в селах, только очень давно, лет сто или двести тому назад. А здесь, значит, она до сих пор в ходу? Кто, интересно, на таком сидеть захочет? В дальнем углу пристройки были свалены какие-то уж совсем странные вещи. Вот, например, грубо сработанный деревянный конь — круглый чурбачок с облупившейся краской на четырех ножках с приделанной спереди стилизованной конской головой. Детишек, что ли, на нем катали? Только колесиков на ножках почему-то нет, зато к каждой приделан кожаный манжет. А вот уж совсем какая-то непонятная конструкция: отполированный шест, каждый конец которого опирается на два таких же, составленных под углом, причем подпорки соединены между собой рейками, идущими параллельно верхнему шесту. Вот для чего это могло использоваться? Мелкие шмотки сушить, что ли, или ковры выбивать? Так и не разобравшись в бытовых секретах бывших владельцев дома, мальчик вернулся в гостиную.

Завтракать им довелось вчетвером. Вчерашний капитан, которого, как выяснилось, зовут Талисом Эресфедом, обещания своего не забыл и пришел поутру, чтобы провести Игирозам экскурсию по городу. Киру, конечно, не могла не усадить его за стол. В ходе светской беседы Талис поведал, что этот дом ранее принадлежал одному ветерану, жившему здесь в одиночестве, поскольку супруга его померла двумя десятилетиями раньше, а оба сына геройски пали на полях сражений, не оставив потомства. Прямых наследников у ветерана не оказалось, дальняя родня домом не заинтересовалась, и он был выкуплен казной вместе со всей обстановкой. Если новые арендаторы выкинут старый хлам, никаких претензий к ним не будет, но могут и оставить себе, вдруг что еще пригодится.

Наконец, трапеза закончилась, и Игирозы разошлись по комнатам собираться на прогулку. Игинкат надел свой лучший выходной костюм, хотя никто от него этого не требовал. Наверное, просто застеснялся гулять по городу в потертых брюках. Все-таки и страна чужая, и город столичный, и неизвестно еще, куда им зайти доведется, короче, мало ли что. Родители оделись чуть менее пафосно, но тоже не в повседневные костюмы. Свою ошибку они поняли только на улице, когда возвращаться было уже поздно.

Да, на улицах Ксарты было полно людей в военной форме, тоже, впрочем, не парадной, но зато все остальные по случаю жаркой летней погоды обилием одежд не отличались. На женщинах — платья свободного покроя с открытыми плечами, доходящие хорошо если до колен, и сандалии на босу ногу. На мужчинах — рубашки-безрукавки, а то и майки, шаровары или штаны до колен и те же сандалии. Дети почти все босиком или в таких резиновых шлепках, какие в Кенлате только на пляж и одевают, девочки при этом в легких платьицах, а пацанята в шортах и майках, а то и вообще с голым торсом. Игирозы на этом фоне смотрелись белыми воронами, и на них, конечно, все беззастенчиво пялились. Похоже, иностранцы в Ксарте встречались все еще не часто.

Город поражал обилием зелени. Дома — сплошь малоэтажные, рядом с каждым непременно есть палисадник, проезжая часть улиц отделена от тротуаров деревьями, на какой улице ни окажешься, не далее чем в пяти минутах обнаружится парк или, по крайней мере, большой сквер с аккуратными грунтовыми дорожками. И всюду — изобилие статуй. Даже Талис не всегда мог сказать, какие из них являются памятниками, а какие поставлены просто так, для красоты. Высеченные из гранита могучие мужчины с мечами и копьями в руках, мраморные изящные женщины в свободно ниспадающих плащах, или как это там раньше называлось, и мраморные же резвящиеся дети, эти, как правило, вообще без ничего. Удивительно, но и нынешние обитатели Ксарты красотой и статью ничуть не уступали своим увековеченным в камне предкам.

Внезапно слева среди деревьев очередного парка показалась древняя каменная стена высотой метров в десять, не меньше. В Кенлате у такой старинной крепости реставраторы наверняка вылизывали бы каждый камешек, сметали прочь любую соринку, здесь же, во Франгуле, к ставшей не нужной цитадели, похоже, относились без всякого пиетета, отдав ее во власть природы. Могучие валуны, из которых была сложена стена, покрывал мох, кое-где, впрочем, содранный, буквально из каждой щели между ними росли кусты, а то и целые деревца, между их стволами тянулись побеги лиан. Все это, конечно, являло собой удивительную картину, и Игинкат непременно замучил бы сопровождающего вопросами: «А что это за крепость?», «А как давно она построена?», «А ее кто-нибудь осаждал?», «А почему ее сейчас забросили?» и тому подобными, но мать почему-то поразило другое. Устремив взор куда-то вверх, она громко охнула и вцепилась в рукав Талиса:

- Ой, вы видите вон там, на стене? Как он только туда залез? Он же сейчас разобьется! Эй, мальчик, немедленно слезай оттуда!

Игинкат, естественно, тут же задрал голову, высматривая причину переполоха. Наверху стены, буквально на самой ее кромке, стоял его сверстник, босой, одетый в одни красные трусы, и снисходительно смотрел вниз на кудахчущую иностранку. Между тем, шум привлек внимание не только Игинката. Из особенно густого куста, разросшегося прямо посередине стены, вдруг вылез еще один пацан, года на два помладше, одетый в такие же ярко-алые трусы. Братья? Да нет, вроде не похожи… Стоящий наверху крикнул младшему: «Рунке, лезь сюда!», и тот действительно полез, ловко цепляясь за лианы и ветви кустов.

- Да как же это… Кто ж им такое позволяет?.. — совсем растерялась Киру.

Талис внимательно рассмотрел пацанов на стене и меланхолично произнес:

- А-а, эти? Ну, им-то можно…

Вот как? Вздумай Игинкат у себя дома проделать что-либо подобное, его бы уже с полицией снимали! Сразу почему-то захотелось тоже вскарабкаться на стену. Но, будучи мальчиком осмотрительным и, в присутствие родителей, достаточно законопослушным, он предварительно решил спросить тех, наверху, блеснув заодно знанием их языка:

- Парни, а мне можно туда с вами?

Скептически оглядев юного иностранца в щегольском костюмчике и улыбнувшись его акценту, старший из пацанов отрезал:

- Ты хорошенько потренируйся сперва!

Да уж, облом. Повесив голову, Игинкат отошел от стены. Мать тут же поспешила увести его подальше. Утешился он только в местном кафе, куда они зашли пообедать. Там продавали просто изумительное мороженое зеленого цвета с добавкой каких-то местных плодов. Съев целых три порции, мальчик малость осоловел. Хотелось подольше посидеть здесь, в теньке, но надо было идти.

Погуляв еще часок по улицам Ксарты, осмотрев местные архитектурные достопримечательности, Игирозы с сопровождающим повернули ближе к дому. Солнце палило уже совсем немилосердно, Игинкат весь употел в своем костюме. Хотелось срочно освежиться, только вот где? Жалобным голосом мальчик спросил Талиса, нет ли здесь где поблизости фонтана, ну или хотя бы пруда?

- Пруда нет, но есть открытый городской бассейн, — промолвил тот. — Тебе понравится.

Открытый бассейн? Это что-то новенькое. В родном городе Игинката подобных сооружений не встречалось. И конечно, он со всех ног поспешил в указанном направлении, заставив поторопиться и взрослых.

Открывшаяся перед ним картина превзошла все ожидания мальчика. Водная гладь, огражденная каменным бортиком, занимала довольно приличную территорию внутри парка. На лавочках под деревьями вокруг бассейна сидели взрослые и валялась ребячья одежда, а сама детвора резвилась на мелководье в ближней к Игинкату стороне бассейна. Старшие из купающихся были примерно его возраста, а самым мелким хорошо если исполнилось три годика. Купались ребята в одних трусиках, а мелкота — вообще без ничего. По водяному ложу были кое-где расставлены живописные валуны, на которых удобно было сидеть, и форсунки мелких фонтанчиков, вокруг которых не прекращалась ребячья возня. Из них пили, но еще больше брызгались. Но это еще что! В середине бассейна был сооружен макет самого настоящего старинного парусника с высокими мачтами, реями, вантами, марсовой площадкой, разве что без парусов. Пацаны, кто постарше, карабкались по этим вантам и висели на мачтах чуть ли не гроздьями. Игинкат завистливо вздохнул. Доводилось ему бывать и в оборудованных бассейнах, и даже отдыхать в новомодном аквапарке, но ничего сравнимого с этим парусником не было нигде. Счастливые они тут, в Ксарте…

Остановившись у бортика бассейна, мальчик принялся наблюдать за плещущимися сверстниками. Почти сразу его внимание привлек симпатичный пацан в золотистых плавках, с роскошной, давно не стриженой шевелюрой соломенного цвета. Вокруг этого паренька постоянно кучковался народ: и его ровесники, и более мелкие пацанята, с ним то и дело заговаривали, он весело отвечал и хоть бы раз шуганул кого-нибудь чрезмерно приставучего! Ко всем прочим достоинствам парень этот, похоже, был ровесником Игинката. Мальчик почувствовал, что его тянет к этому блондинчику как магнитом. Да, но как подобраться-то? Первоначально в намерения Игинката вовсе не входило купаться здесь, только голову смочить, чтобы так жарко не было. Хотя почему бы и нет? Трусы на нем сегодня вполне приличные, такие могут сойти и за купальные. Вот только не приходилось ему как-то купаться посреди города, можно сказать, у всех на виду. А впрочем, чего стесняться, местные-то купаются! Да, но они-то здесь все загорелые, а он все это лето носа на пляж не казал и белый теперь как глиста… А, ладно, авось, не съедят! Шустро скинув костюм и сунув его в руки малость оторопевшей мамаше, мальчик перелез через борт бассейна и отправился знакомиться с местным золотым чудом. На вид парень добрый, наверное, не прогонит. Подобравшись поближе и дождавшись, когда паренек его заметит, Игинкат выдавил:

- Здравствуй…

- И тебе не хворать! Ты здесь новенький, да? — лучистые глаза блондинчика с любопытством уставились на Игинката.

- Да, мы только сегодня в ваш город приехали. А вообще я из Кенлата.

- Оу! Далеко же вас занесло. У нас тут туристов-то почти не бывает.

- Я не турист, — замотал головой Игинкат. — Мой отец конструктор вооружений, он сюда работать по контракту прибыл, ну, и мы с матерью вместе с ним. Меня зовут Игинкат Игироз.

- Значит, Игинке, — тут же перекрестил его блондинчик. — А меня Салве Конвед, будем знакомы. А ты надолго к нам? Наверное, в школе при посольстве будешь учиться? Я слышал, такие есть.

- Не-а, — гордо произнес Игинкат, — меня в вашу городскую школу отдадут! Отец говорит, в посольском квартале много шпионов околачивается, потому нам там никак нельзя светиться.

Если мальчик желал поразить собеседника, то он своего добился. Глаза Салве потрясенно расширились, и лишь после долгой паузы он смог вымолвить:

- Ну, ты и храбрец!.. А в какую, если не секрет?

- Ой, еще и сам не знаю, — сказал Игинкат. — Отец только завтра пойдет договариваться. В какую-нибудь продвинутую вряд ли возьмут, у меня пока с языком вашим проблемы. Вот как на твой взгляд, я плохо говорю?

- Для иностранца — очень даже ничего, они, как правило, вообще языка нашего не знают. А что, в ваших школах разве изучают франгульский?

- Нет, только иллайский. А франгульский я самостоятельно за два месяца изучил.

Салве присвистнул:

- Всего два месяца, и уже так хорошо говоришь? Тогда у тебя скоро никаких проблем с языком точно не будет! Только знаешь, в наших школах это не главное. С физподготовкой у тебя как?

Игинкат замялся. Хлюпиком он себя не считал, но и особых спортивных достижений за ним не числилось.

- Ну, не последний в классе. Плавать умею, бегаю, в общем, неплохо…

- Уже хорошо. А кстати, чего мы здесь стоим, не хочешь залезть на мачту?

Какой же мальчишка откажется! Игинкат, конечно, тут же согласился. Вслед за Салве он забрался по трапу на борт парусника и затем полез вверх по вантам. Не самое простое, кстати, оказалось занятие. Грубые пеньковые веревки больно впивались в нежные ступни, местным-то хорошо, они ж постоянно босиком ходят! Но мальчик не сдавался и добрался, наконец, до марсовой площадки. А высоко тут! До воды, наверное, метров десять. Салве, встав ногами на ограждение, одобрительно кивнул новому приятелю:

- Игинке, а тебе в воду нырять доводилось? Не хочешь нырнуть?

Доводилось, конечно… с тумбочки в бассейне. Нет, была там и вышка для прыжков, но к ней ребятню и близко не подпускали. Но не признаваться же в этом?

- Ага, прыгал уже… А тут не мелко для прыжков?

- Не-а, тут бассейн разной глубины. С той стороны парусника лягушатник, а здесь глубокая часть для тех, кто умеет плавать. До дна точно не донырнешь. Прыгаем?

Ну, не праздновать же труса на глазах у новообретенного приятеля! Игинкат тоже забрался на ограждение марсовой площадки, оттолкнулся посильнее, чтобы не сверзиться на палубу, и, закрыв глаза, постарался войти в воду солдатиком. Ему, конечно, крепко поддало в ступни, но этим все неприятные ощущения и ограничились. Открыв глаза под водой и узрев над собой водную поверхность, мальчик по-лягушачьи заработал руками и ногами, стараясь поскорее всплыть. Едва вынырнул, как рядом ласточкой вошел в воду Салве, обдав Игинката кучей брызг.

Протерев глаза и отплевавшись, мальчик уже был морально готов, дождавшись всплытия нового друга, затеять с ним маленькое водяное сражение, но тут услышал материнские крики. Киру чуть удар не хватил, когда ее сынуля, никогда в жизни не занимавшийся прыжками в воду, вдруг бесстрашно сиганул с десятиметровой высоты в абсолютно незнакомом месте, и теперь, когда вроде бы все обошлось, она спешила высказать этому сорвиголове все, что она об этом думает. Настроение, конечно, сразу упало. Печально взглянув на вынырнувшего Салве и спешно с ним попрощавшись, дескать, сам видишь, мать зовет, Игинкат поплыл к бортику бассейна. Там его, разумеется, уже ждали.

- У тебя вообще голова на плечах есть? — с ходу набросилась на мальчика мать. — А если бы ты плашмя грохнулся и расшибся?! А если там камни на дне?! Кто тебе разрешал нырять?! Ты что, добиваешься, чтобы тебя в первый раз в жизни выдрали за непослушание? Никогда в жизни этим не занималась, но раз уж здесь так принято, я, пожалуй, переступлю через свои принципы. Ведь так у вас обходятся с подобными обормотами, Талис?

Игинкат от таких речей даже малость струхнул, но спасение пришло, откуда не ждали. Капитан Эресфед одобрительно взглянул на мальчика и меланхолично произнес:

- Нет, за такое у нас не дерут.

Киру пораженно глянула на него, но ничего выяснять не стала. Подождав, когда отпрыск обсохнет, она заставила его напялить обратно костюм, после чего все семейство побрело к дому. Разборки неосмотрительного поведения Игинката вечером почему-то не последовало.

Глава 4. Первый день в новой школе

Лето как-то незаметно подошло к концу, и Игинкату настала пора идти в 17-ю городскую школу Ксарты, куда при содействии своих работодателей записал его отец. Собеседование прошло успешно, уровень знания мальчиком франгульского языка признали достаточным для поступления в шестой класс, а по остальным предметам его не экзаменовали, сочтя, что местную историю и литературу иностранцу знать не обязательно, а по естественным наукам Кенлат и так впереди Франгулы, а следовательно, хорошо успевающий у себя дома юный кенлатец просто не может их не знать. Это все, конечно, было замечательно и придавало Игинкату уверенности в себе, но идти в первый день было немного боязно: выступать в роли новичка ему еще никогда не доводилось, в его прежнем классе новеньких учеников встречали не слишком радушно, а раз так, то почему в куда более брутальной Франгуле должно быть по-другому?

Дополнительные сомнения вызывал тот факт, что в 17-й школе учились одни мальчики. Как пояснил отец, во Франгуле практически не было школ со смешанным обучением, ну, разве что при санаториях и в отдаленных селениях, где две школы содержать слишком накладно. Почему так? Афлат предположил, что это связано с разной скоростью развития мальчиков и девочек. Как раз в средних классах школы девочки сильно опережают сверстников в учебе, и это уязвляет чувство собственного достоинства мальчишек. Во Франгуле всякого мальчика рассматривают в качестве будущего воина, а таковой просто по определению должен ощущать себя победителем, а не хроническим неудачником. Несколько иное мнение выразил все еще посещавший их дом Талис. В приватной беседе он сказал Игинкату, что необходимость раздельного обучения связана со школьными наказаниями и общим духом мужского братства. На уроках речь часто заходит о том, о чем не полагается говорить при женщинах, в девичьих школах тоже наверняка имеет место нечто подобное, хотя тут он, конечно, может только догадываться. Впрочем, заметил Талис, в какой школе учиться, каждый выбирает себе сам. И девочка может поступить в мужскую школу, если твердо решила избрать военную карьеру, и чрезмерно женственный мальчик может попасть в девичью, потому что в мужской его просто заклюют.

Ну, проситься в девичью школу Игинкат точно не собирался, но оказаться среди трех десятков совершенно незнакомых тебе, но при этом знающих друг друга мальчишек, — то еще удовольствие. Но куда деваться. Идя в первый день на занятия, мальчик, конечно, одел свой лучший костюм (удивительно, но при всей своей военизированности, о школьной форме во Франгуле даже не слыхивали), так прилизал волосы, что аж самому стало противно, и под конвоем матери (позор! Видели бы его в его прежней школе!) потопал к зданию 17-й городской. Сперва пришлось зайти в кабинет директора, который счел необходимым лично представить новичка его будущим одноклассникам. К огромному своему облегчению распрощавшись, наконец, с матерью, Игинкат двинулся следом за школьным директором, отставая от него на пару шагов, но, когда вошел, наконец, в класс, его тут же выставили вперед, осторожно придерживая за плечи.

- Господа будущие франгуляры! — произнес директор. — Позвольте представить вам вот этого молодого человека, который будет учиться вместе с вами. Его зовут Игинкат Игироз, он гражданин Кенлата, а в нашу школу поступил по протекции Совета по военным наукам, поскольку его отец — очень ценный для нашей страны военный специалист. Так что, как говорится, прошу любить его и жаловать.

Слушатели сей речи разом, как по команде, распахнули рты. Иностранцы в Ксарте, пусть изредка, но встречались, даже иностранные дети, но ни один юный иностранец за все время существования 17-й городской школы не переступал ее порога. И что, вот этот юный франт, явный мамочкин сынок, действительно будет учиться тому же, что и они, да еще по местным правилам?! Да быть такого не может!!!

Игинкат, с самого своего появления в классе скромно смотревший куда-то в пол, решился, наконец, поднять глаза и тут же расплылся в улыбке: на первой парте в ближнем к окну ряду виднелась уже знакомая ему соломенная шевелюра. Судьба явно ему благоприятствовала. Салве, разумеется, тоже его узнал и сразу по завершении директорской речи вскочил с места:

- Ребята, я уже знаком с Игинке, можете мне поверить, это храбрый парень!

От столь лестной характеристики Игинкат даже засмущался. Кто бы мог подумать, что один прыжок в воду с десятиметровой высоты так поднимет его репутацию! Для полного счастья оставалось еще только сесть рядом с Салве, но увы, место за его партой было, конечно, занято, и хозяин вряд ли бы согласился уступить его новичку. Отечески похлопав Игинката рукой по плечу, дескать, вот видишь, все у тебя будет хорошо, директор ретировался из класса, а взявший тут же бразды правления учитель математики отвел мальчика к пустой парте в дальнем от окна ряду и предложил здесь обустраиваться. Делать нечего, усевшись на поролоновое сиденье стула, Игинкат извлек из сумки учебник, тетрадь и письменные принадлежности и приготовился внимать.

Но сосредоточиться на уроке ему не дали: в комнату внезапно влетел еще один мальчишка. Кто-то прокомментировал: «О, Истребитель опоздал!» Класс захихикал, но вошедший так многообещающе зыркнул на веселящихся пацанов, что смешки тут же притихли. Учитель даже не стал выяснять причину опоздания, а лишь рукой махнул, мол, давай усаживайся быстрее. Мальчуган не заставил себя ждать и опустил свою сумку на парту рядом с Игинкатом. У того чуть глаза на лоб не вылезли: соседом оказался… тот самый парень, что стоял на стене древней крепости! Еще один сюрприз, причем из разряда неприятных. Обладатель красных трусов производил впечатление сорвиголовы, уличного хулигана, и оказаться с ним за одной партой, да еще когда ты новичок… короче, попасть в такую ситуацию и врагу не пожелаешь! С ним рядом и старожилам класса наверняка не слишком комфортно, недаром же один сидел! Мальчик опасливо отодвинулся подальше от соседа.

Сосед, надо сказать, тоже вылупил глаза. Прилизанный иностранный паренек, которого он тогда принял за туриста, внезапно оказался в их классе! Да это ж потрясение основ!!! И ведь наверняка его здесь появление как-то объяснили, один он, Истребитель, классный атаман, ничего не знает! И надо же было ему опоздать именно сегодня! Новичка, конечно, следовало обстоятельно расспросить уже на ближайшей перемене.

Но в одном Игинкат был не прав. Никакого пренебрежения к новичкам Корге Стаулед, больше известный по прозвищу Истребитель, не испытывал, поскольку сам появился в этом классе всего лишь годом ранее и появление его сразу же было ознаменовано стычкой.

Перед началом первого урока, когда пятиклассники активно делились впечатлениями, накопившимися за долгие летние каникулы, в класс уверенной походкой зашел новичок, осмотрелся, отыскал свободное место и по-хозяйски его занял. Нельзя сказать, чтобы такое его поведение всем пришлось по вкусу. Турве Нейклед, самый высокий и сильный парень в классе, а потому всеми признанный лидер, с успехом доказывающий свое первенство кулаками, решил разобраться с нахалом. Подойдя вместе с двумя ординарцами к самовольно захваченной парте, он смерил новичка тяжелым взглядом и процедил:

- А ну-ка брысь отсюда.

- А ты кто такой, чтобы тут распоряжаться? — ничуть не испугавшись, вопросил новенький. — Если учитель скажет, что место уже кем-то занято, тогда пересяду.

- Непонятливый, да? — удивился Турве и пододвинулся вплотную к новичку. Приятели его перекрыли оба прохода, ведущих к парте, чтобы вразумляемый не смог улизнуть.

- Да уж поумнее тебя буду! — новичок, наконец, соизволил подняться, оказавшись на полголовы ниже Нейкледа.

Класс напряженно затих. Здесь почти все уже успели на себе ощутить тяжесть Нейкледских кулаков и очень не завидовали новенькому. Решив, что его, наконец, оскорбили и теперь можно с чистой совестью переходить к делу, Турве стукнул противника в плечо. Тот отклонился, но не сильно, и сделал ложный замах левой рукой. Пытаясь отпарировать удар, Турве внезапно получил коленом промеж ног и согнулся от боли, впрочем, ненадолго. Разогнуться его заставил мощнейший удар кулаком в челюсть. Полученное при этом ускорение оказалось настолько велико, что парень перелетел через соседнюю парту и рухнул на пол в проходе. Его ординарцы, никак не ожидавшие подобного развития событий, застыли на месте как столбы. И совершенно напрасно: развернувшийся на месте новичок почти одновременно врезал одному из них ногой, а второму — кулаком. Пока пацаны приходили в себя, он ухватил ближайшего из них за шкирку левой рукой, рывком подтащил ко второму, правой рукой взял за воротник и его и, с силой столкнув своих неприятелей лбами, отшвырнул их в разные стороны, после чего спокойно уселся на отвоеванное место.

Именно в этот момент в класс вошел учитель истории Арнаис Гоптлед, по совместительству куратор пятиклассников. Оглядев поле недавней битвы, он усмехнулся:

- Ну, я так понимаю, власть в классе сменилась. Да, кстати, господа будущие франгуляры, разрешите представить вам вашего нового соученика. Его зовут Корге Стоулед, он обладатель знака мальчишеской доблести третьей ступени и, если не ошибаюсь, чемпион города по панкратиону в своей весовой категории среди ребят до двенадцати лет. О его красных трусах, думаю, можно даже и не упоминать. Турве, урок уже начался, так что давай вставай, не так уж крепко тебя и приложили!

- Что ж он сразу не сказал, что краснотрусый? — недовольно прошепелявил Нейклед, с трудом ворочая прикушенным языком и держась за отбитую спину. — Никто бы к нему и не лез…

Надо ли говорить, что с этого самого дня у пятого класса появился новый атаман?

Впрочем, все это Игинкат узнал только на перемене и, разумеется, очень удивился:

- И что, вас даже не наказали за драку?!

- А за что наказывать-то?! — в свою очередь удивился Истребитель. — Дрались же честно, вот если кто на заведомо более слабого нападет или с ножом на безоружного, тогда да, накажут обязательно. А тут-то что? Ну, положим, я панкратионом занимался, а их зато трое было.

Вот этого Игинкату было пока не понять. Из его прежней школы за такое безобразие точно бы выперли, ну, в лучшем случае, крепко отругали бы и на учет в полиции поставили. А тут… Если здесь ребят и за драки не наказывают, и за рискованное поведение, как с тем прыжком, то за что их вообще наказывают-то?! Неужто только за поножовщину?!

- А что это за знаки мальчишеской доблести? — поинтересовался он. — И причем тут цвет трусов?

- Ну, эти знаки показывают, насколько их обладатель готов к посвящению во франгуляры, — пояснил Истребитель. — Для каждой ступени надо выполнить определенные нормативы, продемонстрировать экзаменаторам свои способности и умения. У меня, кстати, сейчас уже четвертая, — похвастался он. — Выше просто не бывает! А тот, кто наивысшей возможной для своего возраста ступени, имеет право носить красные трусы.

- Поня-а-тно…

Этот разговор вряд ли бы состоялся, если бы ему не предшествовал другой, на уроке математики. Как только Истребитель водворился на свое место, учитель устроил классу проверку по пройденному в прошлом году материалу. Точно такие задачи Игинкату прежде не попадались, но как их решать, он понял быстро. Ну, легкотня! Мальчик весело застрочил решения в тетради и, мельком оглянувшись, заметил завистливый взгляд соседа. Увы, в математике Корге был далеко не так силен, как в панкратионе. Игинкат посмотрел по сторонам. Учитель вроде в их сторону не смотрит… стоит в другом ряду и, склонившись, объясняет что-то какому-то уж совсем, наверное, слабому ученику. А, была-не была! Мальчик пододвинул свою тетрадку поближе к соседу, прошептав:

- На, скатывай…

- Спасибо, — чуть слышно ответил Корге и немедленно воспользовался советом.

Игинкат понял, что уж со стороны новых одноклассников он теперь может ничего не опасаться.

Уроки шли своей чередой, не вызывая у Игинката особых проблем. Ботаника — ну, это он уже и у себя дома проходил, литература — здесь от него никто ничего не ждет, древняя история Франгулы — было бы интересно, но пока только какие-то общие слова. Последними в расписании значились спортивные занятия.

Игинкат настраивался уже на какие-нибудь скучные пробежки и гимнастические упражнения в зале, но все оказалось куда как веселее. Им сказали разуться в раздевалке и снять верхнюю одежду, затем вывели весь класс на поле с недавно подстриженной, а кое-где вытоптанной до песка травой, разбили на две команды, вручили мяч, и пошла игра. Целью ее, как понял мальчик, было приземлить мяч в зачетном поле соперника. Мальчишечья орда носилась с одного края поля до другого, того, кто ухитрился завладеть мячом, противники старались сбить с ног подножками и захватами, выбить из рук мяч и организовать собственную атаку. Мяч то и дело оказывался бесхозным, за право им завладеть возникали настоящие свалки. Играли пацаны босыми, в одних майках и трусах, причем какой-то унифицированной спортивной формы не наблюдалось. Преобладали, в основном, белые, черные и синие тона, лишь на Корге были красные трусы, да на Салве золотистые. (Вот интересно, у него все нижнее белье, что ли, такого цвета? Ему так нравится, или золотистый цвет тоже что-то означает?) Игинкату сперва не очень ловко было бегать босиком, все же ступни его не успели так огрубеть, как у его новых товарищей, но травка была мягкая и не кололась, песок тоже проблем не доставлял, и мальчик вскоре освоился. Оказалось, что он умеет быстро бегать и достаточно успешно увертываться от тянущихся к нему рук. Один раз он даже самолично приземлил мяч за лицевой линией. Вот радости-то было!

Глядя на Истребителя, Игинкат понял, наконец, почему тот получил такое прозвище. Корге охотился за прорывавшимися игроками соперника и заваливал их на ходу одним движениям, словно истребитель, сбивающий вражеские бомбардировщики. Игинкату бы тоже наверняка не удалось от него удрать, но, по счастью, они играли в одной команде, которая вполне закономерно победила со счетом 10:3. От многочисленных падений на поле трусы игроков потеряли свои первоначальные цвета, став все грязно-зелеными. Ну, ничего, матери выстирают! Помыв ноги в раздевалке и вновь облачившись в свой деловой костюм, Игинкат направился домой в очень приподнятом настроении.

Глава 5. Диспансеризация

Через пару дней после начала учебы среди шестиклассников разнеслась весть о скорой диспансеризации. Удовольствия она им явно не доставила: как-то сами собой прекратились веселые игры на переменах, самые активные шалуны вдруг притихли, «чтобы не создавать себе лишних проблем», даже уверенный в себе и всегда улыбчивый Салве посмурнел и перестал поддерживать разговоры, одному Истребителю все, похоже, было пофигу. Игинката это очень удивляло. У себя дома ему тоже не раз доводилось проходить диспансеризации. Да, муторно, временами стыдно, когда приходится приспускать трусы перед врачом, а некоторые не шибко умные товарищи, дожидающиеся своей очереди, при этом отпускают ехидные реплики, как будто сами вскоре не окажутся в таком же положении. Но бояться-то чего? Мальчика куда больше интересовали телесные наказания в школе, и он не раз расспрашивал о них одноклассников, но те как-то флегматично реагировали на его вопросы. Да, бывают, ну и что? Нет в них ничего такого особенного, дома, случается, и посильнее наказывают. Признаться, что его и дома еще ни разу не выдрали и он вообще не представляет, как это бывает, Игинкат почему-то стеснялся. Ну, ладно, его новые товарищи, похоже, к этому делу привычные, но почему они тогда перед диспансеризацией-то дрожат?! Чем она может быть хуже порки? Мальчику, наконец, удалось пристать с этим вопросом к Салве. Отвечать тот явно не очень-то хотел, но настойчивость Игинката победила.

- Чем хуже, говоришь… Тем хотя бы, что от нее твоя дальнейшая судьба зависит. Я, вон, вполне могу золотые трусы потерять. Ну, если отыщут вдруг какую-то скрытую болячку. А потеряв раз, их уже не вернешь…

- Ой, а я думал, что тебе просто нравится в таких ходить… Так они что-то означают, да?

- Они означают, что их владелец физически абсолютно здоров, не имеет никаких генетических дефектов и обладает сохранным интеллектом. Выдают их обычно пятилеткам после первой углубленной диспансеризации, а потом каждый год надо свое право на них подтверждать. Мне, как видишь, до сих пор удавалось, но все равно трясусь перед каждым обследованием.

- У-у-у… — Игинкат с интересом оглядел приятеля, как будто видел его в первый раз. Абсолютно здоров, значит. Ну, в это можно поверить. Только неужто он такой один во всем классе? За собой мальчик никаких болячек не знал и в дураках себя тоже не числил. — Слушай, а я могу получить такие же? Ну, если выяснят, что я здоров?

Салве задумался.

- Ну, теоретически, наверное, можешь, а вот практически… Понимаешь, там же еще будут выяснять, насколько ты физически вынослив, причем в самых разных планах. Ты уверен, что у тебя с этим тоже все в порядке? К тому же ты не тренирован… Ну, это, конечно, дело наживное, но для ребят нашего возраста нормально иметь знак мальчишеской доблести хотя бы второй ступени. У меня, кстати, именно вторая, — тут Салве показал на один из значков на своем пиджачке. — У кого только первая, те уже считаются слабаками, а у тебя же пока вообще никакой нет…

Игинкат почесал в затылке:

- А как их получают-то?

- Курсы тренировок проходят по разным дисциплинам, а потом сдают. Вот, кстати, по итогам диспансеризации и будут решать, можно допускать тебя к этим курсам или нет. Хотя, если честно, допускают почти всех. Ну, кроме совсем уж откровенных хиляков и инвалидов.

- Ну ладно, тебе есть, что терять, а остальные-то парни чего боятся? Что к тренировкам не допустят? А Истребитель не боится, потому что все эти курсы уже прошел?

- Он-то прошел, конечно, его теперь никакой диспансеризацией не запугаешь, да и вообще, наверное, ничем, — с легким оттенком зависти произнес Салве. — Но мы-то с тобой все же не такие стойкие. А бояться там есть чего. Процедуры всякие неприятные, через которые всем придется пройти, на тренажерах гонять будут до изнеможения, ну и, наконец, там будет очень-очень больно.

- А больно-то когда?!

- Когда будут исследовать устойчивость к болевым воздействиям.

- Как?

- Знаешь, вот это я тебе не скажу, — угрюмо промолвил Салве, — чтобы ты себя заранее не накручивал. Это происходит в самом конце, и если будешь заранее только об этом и думать, завалишь все остальные тесты. Когда мне пять лет было и я нифига об этом не знал, у меня все прошло, как по маслу, а вот потом… ну, короче, были проблемы. Пройти через это все равно придется, положение свое ты тут ничем себе не облегчишь, ну так и нечего себя изводить лишним знанием, это ж не экзамен, который завалить можно, если к нему не готов. На диспансеризации, Игинке, самое лучшее — это отстраниться от себя самого. Представь, что это не тебя обследуют, а какого-то другого мальчика, в чьем теле ты временно оказался, думай о чем-нибудь совершенно постороннем и не переживай, тогда все будет хорошо.

Глядя на друга, Игинкат сильно сомневался, что тот сам способен следовать своему совету, но лучшего ему никто не предлагал. Ну, не к взрослым же с этим лезть, выставляя себя трусом?! Не думать о предстоящем мешала и неиссякаемая любознательность мальчика. Даже страшное почему-то манило его и побуждало не скрываться от опасности, а, напротив, идти ей навстречу.

Утром назначенного дня пришедших в школу шестиклассников погрузили в автобус и повезли в районную поликлинику, куда в этот день свозили мальчишек их возраста со всей округи. К удивлению Игинката, от него не потребовали собрать накануне для анализов и захватить с собой образцы, так сказать, естественных отправлений организма, как это принято было в Кенлате. Сопровождавший класс историк пояснил недоумевавшему мальчику, что анализы всего этого у них таки будут брать, только уже на месте, под контролем медперсонала. Ну-ну…

По прибытии в поликлинику стало ясно, что представления Игинката о том, как должна проходить диспансеризация, в корне расходятся со здешними реалиями. Там, в Кенлате, они снимали в раздевалке только верхнюю одежду, получали на руки свои медицинские карты и ходили с ними из кабинета в кабинет. Там, если надо, раздевались до трусов, а совсем оголяться приходилось только у хирурга, и то не надолго. Здесь с самого начала пришлось раздеться догола, сложить всю одежду в мешок и сдать его гардеробщику под роспись, взамен получив карточку на тонкой тесемке, которую полагалось носить на шее. Медицинские карты хранились у педиатра и оттуда разносились по кабинетам медсестрами и медбратьями без выдачи на руки самим обследуемым, а прохождение того или иного врача отмечалось на той карточке, что висела у каждого на груди. Игинкат, конечно, сразу застеснялся, а вот его соученики — ничуть не бывало, словно это совершенно нормально — ходить нагишом перед чужими людьми противоположного пола. Была, правда, и еще одна причина для стеснения: тела всех франгульских мальчишек покрывал ровный загар, выдававший, что летом они загорали без трусов, Игинкат же, проведший все благодатные летние месяцы за учебниками, выглядел на их фоне белой макарониной. Понятно, что на него все недоуменно оглядывались.

В кабинете терапевта, с которого начинался диспансеризационный конвейер, на Игинката завели медкарту, после чего врач (хорошо еще, что мужчина!) учинил ему форменный допрос. Подивившись иностранному имени пациента и скептически рассмотрев принесенные им с собой бумаги (справки о прививках, об отсутствии опасных заболеваний, все такое), доктор принялся заполнять карту, задавая мальчику кучу вопросов: болел ли чем в детстве? Не ломал ли руки — ноги? Не ударялся ли головой? Не мочит ли по ночам постель? Почему не загорал? Почему не ходил босиком? Занимается ли спортом, если да, то каким? Ходил ли когда в турпоходы? Есть ли к чему аллергия? Не выскакивали ли на теле прыщи? Почему ягодицы гладкие, как у новорожденного младенца? Как, его ни разу в жизни по ним не наказывали?! Ну-ну… Игинкат аж вспотел от напряжения, что-то припоминал, где-то мямлил, кожей чувствуя, что его акции в глазах врача круто пикируют вниз. Но ничего, обошлось: в инвалиды сходу не записали, только постановили провести самое тщательное обследование, с чем и отправили в поход по кабинетам.

Окулиста, лора и стоматолога мальчик прошел без проблем, если не считать стеснения, что и в эти кабинеты приходится заходить нагишом, а врачи, как назло, женщины. Но те, делая свое дело, не обращали ни малейшего внимания на его наготу, хотя, конечно, что им, вон сколько голых мальчишек перед ними за день проходит! Зато уж в кабинете кожника тело Игинката обследовали самым тщательнейшим образом, буквально через лупу каждую родинку рассматривали, и в паху, и подмышками, и между пальцами ног, и губы оттягивали, и на макушке волосы ворошили, но так ничего подозрительного и не нашли. Дальше последовали эндокринолог (без проблем), невропатолог (с удовольствием отметил хорошую реакцию), логопед (удивилась, что у мальчика-иностранца, всего три месяца назад начавшего изучать язык, такое хорошее произношение, и предсказала ему великое будущее в качестве полиглота), психиатр (довольно непринужденная беседа, закончившаяся констатацией, что интеллект у обследуемого выше нормы и не проявляется никаких психических отклонений), процедурный кабинет, где у мальчика взяли кровь из пальца (ну, это и в Кенлате делали), а затем водили каким-то странным прибором чуть не по всему телу, сказав, что просвечивают так лимфатические узлы, рентгеновский кабинет, где Игинкату сделали первую в его жизни флюорографию, а также снимок позвоночника в двух ракурсах, и какой-то уж совсем непонятный кабинет, где его положили на движущуюся кушетку и медленно возили под какой-то аркой.

Уже немало измученный всей этой фигней, больше, впрочем, морально, чем физически, мальчик оказался перед дверями кабинета, на которых было написано «уролог-андролог». Вот здесь за него взялись по-настоящему. Для начала миловидная медсестра попросила помочиться в колбочку для анализов, потом пожилой врач основательно взялся за гениталии Игинката: и шкурку заворачивал под самую головку, так что даже больно становилось, и засовывал в член какую-то стеклянную хрень (еще больней!), и яички щупал, и размер их оценивал, прикладывая пластмассовую пластину с овальными дырками разного размера, и сам член линейкой измерял. Затем врач заставил мальчика встать с ногами на табурет и присесть, а сам, надев на руку резиновую перчатку, засунул ему в анус палец и принялся что-то там нащупывать, отчего пенис Игинката встал торчком. Тут его опять измерили, и врач спросил у мальчика, не бывает ли у того по ночам непроизвольных выделений, от которых потом остаются пятна на белье, и часто ли он играется со своим членом. Увидев изумленные глаза Игинката, врач усмехнулся и пробормотал:

- Ну, значит у тебя все еще впереди… Ну что ты глаза выпучил, для мальчиков твоего возраста это совершенно нормально. Вот кто этим не занимается, у тех в будущем могут возникнуть проблемы с продолжением рода. Короче, когда начнутся поллюции, а член вдруг начнет вставать даже днем без всякой видимой причины, не удивляйся и не считай себя больным.

Получив такое напутствие и дружеский шлепок по попе на дорожку, Игинкат попал в следующий кабинет, где сидел проктолог. Что существует и такая врачебная специализация, мальчик доселе даже не догадывался. Здесь его сразу поставили на четвереньки на обтянутую полиэтиленом кушетку, заставили раздвинуть ягодицы и взяли мазок из сфинктера, потом вставили в анус сопло какого-то агрегата и влили в живот, кажется, целое ведро воды. Облегчаться пришлось в переносной унитаз под присмотром медсестры, которая потом из этого унитаза извлекала образцы для анализов. Вычищенный изнутри Игинкат вновь оказался на кушетке, после чего ему вставили в зад какую-то кишку с лампочкой и объективом на конце и долго там что-то высвечивали.

После всех этих стыдных и болезненных манипуляций кабинет хирурга и антропометрии показался мальчику чуть ли не раем земным, хотя там его заставляли принимать самые немыслимые позы, прощупывали все кости и связки и, конечно, измеряли. Не только рост и вес, как было в Кенлате, а еще и обхват талии, груди и бедер, длину и толщину рук и ног, ширину плеч, жизненный объем легких (для этого пришлось выдыхать в какой-то мешок). Впрочем, все это оказалось лишь прелюдией к кабинету функциональных исследований. Вот уж где, в полном соответствии с предупреждениями Салве, Игинката загоняли до изнеможения! Пришлось и подтягиваться на турнике, и отжиматься от пола, и садиться из положения лежа, нагружая брюшной пресс, и тягать тяжелые гантели, и крутить педали велотренажера, и ворочать тяжелые весла в другом тренажере, имитирующем греблю, и, наконец, до изнурения бежать на бегущей дорожке, периодически ускоряясь. Перед каждым из упражнений и сразу после него у мальчика измеряли частоту пульса и кровяное давление. К концу обследования он взмок как мышь и чуть с ног не валился. Взяв напоследок пробу пота, Игинката погнали в душ, а оттуда, малость освежившегося, но все еще крайне усталого, за руку отвели к дверям последнего кабинета, напутствовав, что, де, пройдешь его, получишь последнюю отметку на карточку, и можешь возвращаться к педиатру, который выдаст тебе рекомендации на следующий год, а там уж в раздевалку и домой. Обрадованный уж тем, что мучения его вскоре подойдут к концу, мальчик поднял глаза на табличку, висевшую на дверях кабинета: «Процедурная по исследованию болевых синдромов N7». Подивившись, сколько тут, оказывается, таких процедурных, Игинкат тихонько приоткрыл дверь…

С первого взгляда интерьер комнаты походил скорее на какую-нибудь средневековую пыточную камеру, чем на медицинский кабинет. На стене висели разнообразные плети, хлысты, прутья, резиновые мухобойки и узкие деревянные доски с дырками и без. В углу стояли кадушка с розгами и деревянный ящик с открытым верхом, в каких обычно возят цветочную рассаду, только из этого высовывались густо растущие крапивные стебли. Посреди процедурной торчало сооружение, спереди похожее на широкую лавку с приделанными по бокам ремнями, а сзади сужающееся и больше напоминающее ошкуренное бревно на ножках. В месте, где начиналось сужение, в лавке зияла круглая дыра. Узрев все это, мальчик замер на пороге, пока к нему не обратился амбал в медицинском халате, сидевший за столом справа от входа:

- Чего застыл-то? Будущие франгуляры не должны ничего бояться!

Решившись, Игинкат переступил порог и захлопнул за собой дверь, очень толстую, с мягкой обивкой изнутри, видимо для того, чтобы звуки из-за нее не проникали в коридор. Приглядевшись к карточке на груди пациента, врач перебрал лежащую на его столе стопку медицинских карт, нашел нужную и внимательно в нее вчитался.

- Иностранец?! Таких гостей у меня пока не было. Как же тебя в эту школу занесло, бедолага?

- Да все извивы политики, — объяснил Игинкат. — Понимаете, мой отец здесь работает на военном заводе по контракту, потому нам нежелательно общаться с гражданами иных держав, ну, среди них же шпионов полно. Ну, меня и устроили в 17-ю городскую. Сказали, из меня здесь вырастят настоящего франгуляра.

- Так хочешь стать франгуляром? — удивился мужчина. — Ну, не знаю, не знаю, их у нас обычно с детского сада растят, а тебе-то лет уже немало… Впрочем, дерзай, коли дали шанс, только не забывай, что это ой как сложно. Ладно, это все беллетристика, а нам пора приступать к делу. Тебя же сюда прислали, чтобы выяснить, выйдет ли из тебя в будущем франгуляр? Ну, вот сейчас и выясним. Ложись-ка, братец, животом вот на этот станок. Да-да, вот на эту самую хреновину в центре комнаты. Постарайся, чтобы гениталии попали точно в отверстие. Попал? Тогда раздвинь ноги и обхвати ими заднюю часть станка, а руки вытяни перед собой. Вот правильно, так и лежи, сейчас я тебя привяжу.

Игинкат старательно выполнял все указания, хотя от предчувствия неприятных процедур его уже била нервная дрожь. Врач крепко приторочил ремнями к станку его ноги в районе щиколоток и под коленями, закрепил на запястьях вытянутых рук кожаные манжеты с тянущимися от них металлическими цепочками и натянул эти цепочки, закрепив за что-то под станком, подставил под станок ведро и в качестве последнего штриха зафиксировал тело пациента широким ремнем в районе поясницы. Попытавшись дернуться, мальчик понял, что так крепко привязан, что не в состоянии даже пошевелиться. После этого врач стал закреплять на голове Игинката какие-то присоски, проводки от которых тянулись к стоящей у дальней стены машине. Проверив соединения, врач включил ее. Метрах в двух перед глазами мальчика засветился экран, по которому побежали курсоры, выписывающие какие-то кривые.

- Это отображение твоей мозговой деятельности до поступления болевых импульсов, — пояснил врач, — так надежнее контролировать состояние пациента, чем просто визуально наблюдая за ним. Кстати, ты уже сейчас слишком напряжен. Для чистоты эксперимента попытайся расслабиться.

Мальчик попытался. Кривые за экране действительно стали несколько более пологими.

- Ну что, Игинке, теперь будем делать тебе больно, — вкрадчиво промолвил врач. — Не истери, старайся терпеть, сколько сможешь, короче, покажи, что ты будущий мужчина. Тебя, как я вижу, ни разу еще серьезно телесно не наказывали? Вообще никак? Тогда начнем сперва с детских инструментов, а там уж пойдем по нарастающей.

Первый удар по ягодицам он нанес мягкой плеткой для малышей. Мальчик лишь чуть вздрогнул. Игинкат ждал боли, готовился к ней, и, если честно, она его не потрясла. В своем прежнем доме, вставая ночью в туалет, ему доводилось иногда налетать в темноте на стоящую в прихожей тумбочку. Тогда и то больнее бывало.

- Не реагируешь? Уже хорошо. Тогда следующим пунктом программы попробуем розги.

Игинкат непроизвольно поджал зад. Вот теперь хлестнуло основательно, словно огненная полоса пересекла разом обе ягодицы. Чтобы не вскрикнуть, пришлось сжать зубы. Удовлетворенно хмыкнув, врач взялся за плеть с тремя хвостами, затем за короткий хлыст, изготовленный из кожи носорога, и, наконец, за доску с ручкой. Сдерживаться с каждым разом становилось все сложнее, кривые на экране резко взбрыкивали в момент удара, но потом быстро успокаивались.

- Весьма похвально для новичка. Теперь задействуем ротанг.

Тонкая трость с загнутой ручкой выглядела на первый взгляд не слишком зловеще, но била, как выяснилось, больнее всего. Игинкату показалось даже, что зад его рассекли напополам. Глаза непроизвольно намокли, из горла рвался крик, и мальчик с трудом удержал его в себе, заскрежетав зубами.

- Ну, парень, могу тебя поздравить! С такими данными у тебя есть все шансы сдать экзамены на франгуляра. Стоит, правда, еще выяснить, как ты выдерживаешь длительную боль. С короткими болевыми всплесками ты справляешься весьма успешно. Попробуем крапиву.

Игинкат настороженно следил, как врач извлекает крапивный стебель из ящика. Когда жгучий стебель прикоснулся к мальчишеским ягодицам, выписываемые курсорами кривые в очередной раз устремились к границам экрана, правда, так за них и не вышли, но и снижать амплитуду колебаний на сей раз не спешили. Зад так припекало, что мальчик зашипел сквозь зубы. Нет, так нельзя! Салве недаром говорил, что лучше абстрагироваться от собственных ощущений. Да, именно так. Представить, что это не моя задница сейчас болит, а какого-то другого мальчика, а я просто проник в его сознание и ощущаю сейчас чужую боль. Не думать о ней! Представить себе что-нибудь приятное, ну, например, как ты летом валяешься на траве после купания, медленно обсыхаешь и при этом еще лопаешь мороженое. Да, да, задницу по-прежнему печет, но это уже так, где-то на границе сознания… Кривые на экране, тем временем, стали медленно успокаиваться.

- Выше всяких похвал! Теперь остается последняя, самая экстремальная часть обследования. Чтобы минимизировать ущерб, придется воспользоваться химическими препаратами. Не бойся, это хоть и очень больно, но зато недолго.

Врач принялся готовить шприцы. От первой же инъекции нестерпимая боль быстро разнеслась по всему телу, и Игинкат, наконец, не выдержал — заорал. Линии, прочерчиваемые курсорами, взметнулись настолько круто, что вышли за границы экрана, и врачу пришлось регулировать аппаратуру, меняя масштаб. Вторая инъекция вызвала у мальчика судороги, и он, потеряв контроль над собой, обмочился. Удовлетворенно глянув на экран и сделав какие-то записи, врач вколол третий шприц. Ощущение было такое, словно у Игинката взорвалась голова, и тут же все погрузилось во тьму…

Очнулся он от противного резкого запаха, дернулся и чуть не свалился со станка. Оказывается, его уже отвязали. Мальчик болезненно скривился.

- Ну все, все, — успокаивающе промолвил врач, — больше так болеть не будет, антидот я уже вколол. Полежи чуток и можешь идти к педиатру, на сегодня ты уже отмучился.

Рвущей тело боли действительно больше не было, но от всех предыдущих воздействий задница ощутимо побаливала. От ведра под станком пованивало. Кое-как сползший с неудобного ложа Игинкат глянул туда, увидел желтую жидкость, вспомнил, какая с ним совсем недавно случилась неприятность, и покраснел от стыда. Врач, не замечая его переживаний, вызвал в процедурную медсестру, вручил ей заполненную медкарту мальчика и велел отнести в кабинет педиатра. Та резво унеслась, Игинкат захромал следом.

Просмотрев отчеты о проведенных обследованиях, педиатр удовлетворенно хмыкнул:

- Ну, Игинке, окончательный вердикт о твоем здоровье я вынести не могу, пока не будут готовы результаты всех анализов, включая генетический, но на первый взгляд дела твои неплохи. Есть, конечно, несколько рекомендаций, что тебе надлежит делать для укрепления здоровья, например, чаще ходить босиком, но как бы то ни было, ты допущен ко всем видам тренировок, необходимых для подготовки будущего франгуляра. Полный отчет о твоем обследовании поликлиника пришлет тебе на дом, а сейчас ты свободен.

Так и не отошедший от своих переживаний Игинкат поспешил выместись из кабинета в коридор, где неожиданно натолкнулся на Салве. Светловолосый паренек пребывал в невероятно приподнятом настроении, словно и не проходил только что эту жуткую диспансеризацию.

- Ты чего светишься-то как лампочка? — вопросил пораженный Игинкат.

- Так мне ведь золотые трусы оставляют! — Салве готов был сейчас поделиться своей радостью со всем миром. — А ты-то чего такой кислый? Тебя что, комиссовали?

- В смысле?

- Ну, признали инвалидом, к тренировкам не допускают.

- Да нет, ко всем тренировкам меня как раз допустили…

- Так тут радоваться надо!

Игинкат нерешительно взглянул на собеседника. Никому другому признаваться в своем конфузе он бы точно не стал, но Салве парень деликатный, трепаться об этом точно не станет…

- Видишь ли, в чем дело… Мне в процедурной такую болючую дрянь вкололи, что я не выдержал и… ну, в общем, обоссался… — покраснев, мальчик опустил глаза.

- Ты один, что ли, такой? Да это там, наверное, со всеми случается! Со мной вон тоже сколько раз бывало. Зачем там, думаешь, ведро стоит? Понимаешь, врачу ведь надо определить пределы твоей выносливости. Когда ты уже крики не способен сдерживать, когда утрачиваешь контроль над своими физиологическими отправлениями, когда вообще сознание от боли теряешь. Ну, это чтобы знать, какие нагрузки ты в состоянии перенести на тренировках. То есть они всех испытуемых до этого состояния доводят, даже самых стойких, просто у каждого есть свой предел.

- Правда, что ли? — малость успокоился Игинкат.

- Ага! А что мы тут, кстати, торчим-то, народ смущаем? По-моему, нам давно пора идти в раздевалку.

- Ой, точно… — Игинкат вдруг вспомнил, что стоит здесь голый, да еще со вспухшим от крапивы, выпоротым задом. А тут, между прочим, незнакомые взрослые девицы шатаются… Это ж надо было его так изнурить всеми этими процедурами, что он даже наготу свою перестал замечать! — Идем быстрее…

Мальчики поспешили в раздевалку, где получили свою одежду в обмен на личные карточки, а оттуда направились к автобусу ждать, когда соберется весь их класс и можно будет ехать домой.

Глава 6. Как растят франгуляров

Как и обещал педиатр, полный отчет об обследовании Игинката Игирозам прислали на дом. Боясь не разобраться в местных специфических терминах, родители мальчика пригласили в гости на ужин капитана Эресфеда, надеясь, что он растолкует им, что все это значит. Талис, конечно, медиком не был, но он сам когда-то проходил подобные обследования и понимал, что там к чему.

Внимательно прочитав все бумаги, капитан констатировал, что до золотых трусов Игинкат, увы, не дотянул, но запас здоровья у него все равно хороший и потенциально позволяет заработать даже красные трусы, а к овладению первой ступенью навыков он может приступить хоть на следующей неделе, благо, малышей всех уже обследовали и занятия у них вот-вот начнутся.

- То есть по результатам этих занятий ему могут присудить знак мальчишеской доблести первой ступени? — осведомился Афлат.

- Ну, присуждает его специально собранная комиссия по результатам экзаменов, — ответил Талис, — но допускают к экзаменам именно тренеры, если приходят к выводу, что занимающийся к ним готов. Но думаю, что у вашего сына здесь никаких проблем не будет. Ступень рассчитана на малышей, нормативы ее тоже, соответственно, малышовые. Его же уже проверяли в кабинете функциональных исследований, и он там показал результаты куда лучшие, чем требуется для выполнения этих нормативов. Ну, может, только не прыгал, мячик не метал, на дерево не лазал, так это ж все пустяки. Неужто он на дерево не залезет?

Игинкат подтвердил, что, конечно, залезет. Каким бы он там ни был покладистым мальчиком, но во всякие мелкие мальчишечьи авантюры в тайне от матери, конечно, время от времени встревал, и по деревьям лазать ему тоже доводилось.

- Еще в программе есть кросс по пересеченной местности с преодолением препятствий, — продолжил Талис, — но препятствия там тоже на малышей рассчитаны, если уж они их преодолевают, то чтобы такой здоровый лоб, да не справился!.. Короче, здесь все тоже должно пройти без проблем. Единственная трудность, которая может возникнуть у Игинке, это испытание на болевую выносливость. Я так понимаю, он у вас еще совершенно не поротый?

Повисла неловкая пауза, которую решилась прервать Киру:

- Ну да, в нашей стране, знаете ли, физические наказания не в чести… А это очень серьезно?

- Хм, вот так сходу даже не скажешь, — призадумался Талис. — С одной стороны, если верить вот этим бумагам, у вашего сына зафиксирован весьма высокий болевой порог, то есть потенциально он способен выдержать любой экзамен, но с другой стороны, мне не припоминается случаев, чтобы кто-то смог сдать такой экзамен вообще без всякой подготовки. Как минимум, должен быть выработан навык терпения. Но у нас давно научились вырабатывать его даже у малышей. В составе наших вооруженных сил есть особые школы, специализирующиеся на подготовке мальчиков к сдаче таких экзаменов. В Ксарте их несколько десятков, и записаться можно в любую на любой цикл, но я могу порекомендовать вам самую лучшую, Агелу N 5. У меня там немало хороших знакомых. Малышей в этой школе не муштруют, а буквально пестуют, всячески пробуждают в них веру в собственные силы, а готовят настолько хорошо, что процентов шестьдесят воспитанников сдают все экзамены с первого же раза, тогда как в других и пятьдесят процентов считается за хороший результат.

- Ну, коли так, то посодействуйте, конечно, чтобы сына приняли именно туда, — произнес Афлат. — Игинкат, ты не против?

Игинкат был, конечно, за. Если уж готовиться к экзаменам все равно придется, так пусть это будет в лучшей школе, а то ведь провалишься и сраму потом не оберешься: как это так, шестиклассник и малышовый экзамен не сдал?!

- Ну, в принципе я тоже согласна, — сказала Киру, — только хочу кое-что уточить. Тренировки в этой школе не мешают ли учебе в школе общеобразовательной? Сколько часов в неделю они обычно отнимают?

- До пяти часов в день по будням и обычно всю субботу, — пояснил Талис. — Много, конечно, но ведь учтите, в младших классах уроков немного. Кроме того, четыре занятия из шести занимают спортивные тренировки, которые Игинке на этой ступени можно и не посещать, а те, кто их посещает, освобождаются от физкультурных занятий в городских школах. Цикл подготовки занимает не больше четырех месяцев, но наиболее подготовленных обучающихся допускают к экзаменам раньше, бывает, уже через месяц, так что тут все зависит от вашего мальчика.

- Ну, если так, то еще терпимо, — промолвила Киру. — А вот скажите, что означают трусы красного и золотого цвета, которые носят некоторые ребята? Сын нам уже все уши прожужжал рассказами о своих одноклассниках. Это как-то связано со сдачей экзаменов? И почему, ради бога, обладателям красных трусов разрешают так безумно рисковать?

- У-у-у, — протянул Талис, — пацаны в красных трусах это настоящие сорвиголовы! Они бы все равно лезли во всякие опасные места, запрещай им это или не запрещай! У нас давно решили, что правильнее не запрещать, а готовить к преодолению любых опасностей. Те, кто лучше всего готов, и получают такую привилегию, равно как и право носить красные трусы. А чтобы это право заработать, надо сдать экзамены на ступень, максимально высокую для ребят соответствующего возраста. И каждый возраст, соответственно, имеет свои привилегии. Например, лазать по скалам или по крепостным стенам разрешено только обладателям знаков мальчишеской доблести третьей и четвертой ступеней, то есть не ранее десятилетнего возраста. Для этого они предварительно должны сдать экзамен по скалолазанию.

- Понятно. А самым маленьким тогда что разрешено?

- Ну, например, ходить в лес одним без взрослых и залезать на деревья.

- Да, для малышей это настоящий подвиг, — усмехнулся Афлат. — А кому выдаются золотые трусы? У Игинката есть приятель Салве, который такие носит. Если верить этому мальчику, золотые трусы означают абсолютное физическое здоровье, недурной ум и отсутствие генетических дефектов у их обладателя. Салве очень боялся потерять этот свой знак отличия по итогам диспансеризации, хотя я так и не понял, для чего они ему вообще. Их владельцы тоже обладают какими-то привилегиями?

- Мальчики и девочки, носящие трусы такого цвета — это золотой фонд нашей нации! — улыбнулся Талис. — Привилегии у них, конечно, есть, хотя ваш знакомый Салве может о них еще и не знать. Но, например, при любом катаклизме именно его будут стремиться спасти в первую очередь, если он пойдет служить в армию, в бою его не поставят в первую шеренгу, с другой стороны, особо экстремальные увлечения ему заповеданы, ибо нельзя одновременно носить красные и золотые трусы. Ну и, наконец, совсем скоро он станет объектом пристального внимания со стороны особ противоположного пола и сможет выбирать, причем больше одной партнерши. Наша мораль в принципе поощряет моногамию, но к носителям золотых трусов это не относится. Чем шире они распространят свое семя, тем лучше будет для всей нации.

- Да уж, в юности за такую возможность можно многим поступиться! — усмехнулся Афлат. — Ну ничего, сынок, пусть с золотыми трусами тебе не повезло, красные-то от тебя никуда не денутся!

Последнее пожелание Игинкат воспринял, конечно, как шутку, ему бы на первую ступень еще взобраться, но что-то, естественно, в голове отложилось. Очень хотелось узнать, как тренируют эту самую болевую выносливость, Талис ведь об этом не словом ни обмолвился. Может, не хотел мать пугать? Стоп, а где-то ведь ему уже встречалось это выражение. Порывшись в памяти, мальчик вспомнил обложку одной из книг на чердаке. Точно, были там такие слова.

Как только выдался свободный час, Игинкат устремился на чердак и отыскал в шкафу вожделенную книгу. «Технология тренировки болевой выносливости». А толстая-то какая! Мальчик нетерпеливо открыл том. Содержание книги превзошло всего его ожидания. По сути, это был иллюстрированный справочник с обширными комментариями, с разбивкой по возрастам тренируемых. Кроме того, в предисловии авторы книги утверждали, что для девочек воспитание болевой выносливости тоже не бесполезно, и потому несколько разделов своего труда посвятили им. Из того же предисловия Игинкат узнал, что частые провалы испытуемых на экзаменах объясняются, скорее всего, тем, что времени, отводимого в школах на тренировку болевой выносливости, явно недостаточно, и потому родителям, озабоченным успехами своих сыновей, стоит дополнительно тренировать их в домашних условиях по описанным в книге методикам. Все это было до ужаса интересно, и том хотелось прочесть от корки до корки, но оценив его объем, мальчик понял, что не сумеет в ближайшие дни одолеть весь этот фолиант. Ну что ж, придется выискивать наиболее лакомые и полезные в его нынешнем положении куски.

Полистав страницы в поисках наиболее доходчивых иллюстраций, мальчик обнаружил, что несколько предлагаемых справочником приспособлений для фиксации тренируемых что-то ему напоминают. Ну да, точно, что-то подобное он видел в пристройке. Именно на таких деревянных конях, оказывается, и готовят к экзамену самых маленьких мальчиков, а шест на подпорках, именуемый в книге козлами, предназначен для тренировки ребят постарше. Даже длинная широкая лавка оказалась приспособлением для наказания, причем именно на таких принимают экзамены по болевой выносливости. Интересно, для чего они были нужны прежнему хозяину дома? Ах да, Талис же рассказывал, что у него было двое сыновей! Так он, выходит, их дома тренировал на этих самых приспособлениях, а чтобы все делать правильно, и справочник приобрел? Так книга тогда, наверное, очень старая? Точно, пятьдесят пять лет назад издана. Так с тех пор, вероятно, технологии этих самых тренировок уже сильно могли измениться? Обидно, коли так. А может, здесь настолько привержены традициям, что ничего в этой сфере не меняют? Хотя вот того станка, на котором его обследовали во время диспансеризации, он в этой книге пока не нашел. А может быть, просто пропустил его, листая, или он вообще к делу не относится, поскольку для обследования предназначен, а не для тренировок. Ладно, там видно будет, ждать уже недолго осталось. Хотелось бы, конечно, быть уверенным, что ты точно знаешь, что тебя ждет, но и ко всяким неожиданностям он, Игинкат, уже морально готов, после того обследования в поликлинике ему по большому счету ничего не страшно. Скорее бы попасть в эту самую Агелу N 5 и приступить к тренировкам, чтобы узнать, наконец, что такое настоящая порка.

Глава 7. Наказание за обман

Увы, первую свою порку Игинкат получил еще до начала занятий в Агеле N 5, в той самой 17-й городской школе, где он уже вполне успел освоиться и ни с какой стороны опасности не ждал. Став первым учеником класса по математике, он потерял на этих уроках всякий страх и только что в потолок не поплевывал, пока соученики, потея от напряжения, корпели над задачами. Впрочем, один из них, Истребитель, уже не слишком-то и корпел. Благодарный за покровительство Игинкат никогда не отказывал соседу в возможности списать, а если им приходилось делать разные варианты, ну что ж, юному Игирозу хватало времени прорешать все и за себя, и за соседа. Чтобы внешне все выглядело благопристойно, на это время они просто менялись тетрадями.

Схема успешно работала, пока в шестом классе не назначили контрольную. Поняв, что сосед без его помощи утонет в уравнениях, Игинкат совершил уже опробованный трюк. Сперва он быстро прорешал свой собственный вариант. Истребитель в это время что-то глубокомысленно черкал в черновике. Затем, подгадав момент, когда математик ходил по другому ряду, Игинкат мгновенно поменял местами тетради и с энтузиазмом принялся решать вариант Истребителя, который, в свою очередь, склонился над тетрадкой соседа, якобы проверяя уже решенное. Оба при этом напрочь утратили бдительность. Творческий процесс юному Игирозу прервал голос учителя, раздавшийся над самым ухом:

- Игинке, ты, по-моему, не тот вариант решаешь.

Игинкат понял, что влип, и густо покраснел. Учитель вытянул тетрадь из его враз ослабевших пальцев, взглянул на ее обложку, хмыкнул и перевел свое внимание на Истребителя:

- Корге, а уж тебе-то чужими примерами сейчас точно интересоваться не стоит. Свои бы успел решить!

- Господин Рунквед, я и решал, но…

- Но у тебя отняли тетрадь и помешали довести процесс до конца?

Версия, что новичок мог отнять у него тетрадь, показалась забавной и самому Истребителю. С минуту он корчил рожи, пытаясь подавить рвущийся наружу смех, и не мог ответить ни да, ни нет. С других парт уже оборачивались, и математик решил, что пора прекращать этот балаган:

- Все понятно. Корге, тебе за контрольную неуд. Игинке, твой вариант я засчитаю, поскольку ты его все же решил. После уроков жду вас обоих у экзекуционной.

Разоблаченные махинаторы притихли и до конца контрольной даже впечатлениями не рискнули обменяться, отложив выяснение отношений до ближайшей перемены.

- Ну, не видел я, как он подошел!.. — Игинкат бы сейчас, наверное, посыпал голову пеплом, кабы таковой был под рукой.

- Да не терзайся ты, он всегда незаметно подкрадывается. Прямо филер, а не математик! И вообще это я должен был за ним следить, все равно ни хрена не делал.

- И что теперь с нами сделают?

- Высекут, — Истребитель произнес это так, словно речь шла о чем-то незначительном и не заслуживающем внимания.

- Не понимаю я этого, — передернул плечами Игинкат. — За драки у вас не секут, за то, что башкой рискуешь, тоже, а за какую-то двойку — нате пожалуйста!

- Да не за двойку, а за обман, — пояснил Истребитель, — а точнее за то, что попались. Военная хитрость у нас в большом почете, но полезна она лишь до тех пор, пока ее не разоблачили. А раз уж мы оказались с тобой такими лопухами, то придется расплачиваться, впрочем, не очень серьезно — за такое много не дают.

- Все равно как-то нелепо получается. Вот я по математике первый ученик в классе, считай, что отличник, где ж это видано, чтоб отличников драли?

- А отличники что, не люди что ли?! — возмутился Истребитель. — Вот в нашей секции по панкратиону есть парень, ну, он из другой школы, так что ты его не знаешь, так вот он круглый отличник по всем предметам, при этом не было недели, чтобы он не затеял бы какую-нибудь крупную шкоду. Ну, скучно ему без этого! Ну, его и дерут соответственно каждую неделю, не дома, так на секции, не на секции, так в школе, не в школе, так в полицейском участке. Нормальный парень, короче. И вообще у нас не дерут только больных, тех, кто ни на что не годен, ну и еще девчатников — это те, кто больше с девчонками водится, чем с парнями, ведут себя, как девчонки, учатся с ними в одних школах и сами, наверное, девчонками хотят стать. Ты ж не из таких.

Игинкат был, конечно, не из таких, но суждения приятеля все равно немало его позабавили. По мнению Истребителя нормальный парень должен сам еженедельно нарываться на порку. Вот только зачем? Чтобы всем свою крутость демонстрировать? Вот интересно, здешние учителя тоже так думают? Из его прежней кенлатской школы такого хулигана как пить дать вышибли бы, даже не дожидаясь окончания учебного года, и не посмотрели бы, что отличник. Но, может, для будущих франгуляров такое поведение вполне нормально?

Наконец, уроки закончились, и пришлось плестись к экзекуционной комнате. Подошедший чуть позже Дэрис Рунквед глянул на понурую физиономию Игинката и равнодушную Истребителя, хмыкнул и запустил их вовнутрь.

- Ну, тебя, Корге, я так понимаю, драть бесполезно, но ради соблюдения правил придется все равно. Раздевайся и шагом марш на лавку, покажи товарищу пример. Двадцать розог. Ты, Игинке, тоже все снимай, чтобы потом время не тянуть.

Вот оно, начинается! И хотя, казалось бы, он уже раздевался так в поликлинике, ноги неожиданно стали ватными, а спина взмокла. Полностью утратить самообладание мешало только стеснение перед Истребителем, тот оголялся совершенно спокойно, сия процедура была для него явно вполне рутинной. Аккуратно сложив костюм и белье на стоящем у стены диване, Истребитель двинулся к стоящей посреди комнаты лавке, растянулся на ней во весь рост и ухватился руками за прибитые спереди боковые планки:

- Я готов.

Мельком позавидовав мускулистому телосложению и ровному загару товарища, Игинкат стянул с себя последние тряпицы, сложил их, как Истребитель, и уселся на тот же диван, обхватив себя руками за плечи и вообще стараясь сжаться в комок. Рядом со смуглым от загара приятелем собственное тело напоминало мальчику глиста… очень, надо сказать, неприятное сравнение, а если учесть, что Истребитель наверняка орать под розгами не будет, а относительно себя Игинкат был не слишком уверен, тут поневоле пожалеешь, что их наказывают вместе.

Истребитель его ожидания оправдал: ни разу даже не пискнул и не дернулся, пока прутья расчерчивали красными полосками его ягодицы, лежал, словно на пляже на шезлонге, только что голову задрал и зажмурил глаза.

- Блеск, — прокомментировал это Дэрис, отбросив истрепанные розги, — делаем вид, что нам не больно, молчим, лежим так расслабленно, словно нас тут не розгачами полосуют, а делают легкий массажик. Настоящий франгуляр! А бедный учитель должен надрываться, при том без всякой обратной связи и даже без надежды узнать, доходит ли что-то до воспитуемого. Хоть бы ойкал, что ли, для порядка, а то я уж позабыл, как твой голос звучит, а ведь в прошлом году каким был запевалой!

- У меня сейчас голос ломается, господин учитель, боюсь петуха дать, — промолвил Истребитель, поднимаясь с лавки. — Пусть теперь мелкота в школьном хоре арии распевает, а я свое уже отпел.

- Ну, арию мы с тобой сейчас еще услышим, — произнес Дэрис, выбирая новую розгу. — Игинке, твоя очередь идти на лавку, пятнадцать розог за обман как новичку.

Игинкат внезапно обиделся. «Арию для них я, видишь ли, буду тут распевать! А вот возьму и назло ни единого звука не издам!!!» Гордо задрав нос, мальчик проследовал к лавке, плюхнулся на нее животом, вытянулся и постарался принять ту же позу, что была у Истребителя, даже руками за те же планки ухватился.

- Привязать не надо? — заботливо осведомился учитель.

- Обойдусь… — буркнул Игинкат.

- Ну, тогда держись…

Как жалит розга, мальчик уже распробовал на вкус во время диспансеризации. Тогда, правда, ею нанесли только один удар, но за ней ведь последовали еще четыре инструмента, один другого хуже. Раз он не заорал от ротанга, то и розги как-нибудь выдержит. Лежать так спокойно, как Истребитель, у него, конечно, не получилось. Игинкат изо всех сил стискивал зубы, чтобы не заорать, до боли в пальцах сжимал проклятые планки, вилял ягодицами, со свистом втягивал воздух сквозь щели между зубами, но с лавки так и не скатился и рта не раскрыл. Вся задница пылала, хуже чем от крапивы, особенно больно стало, когда последний удар пришелся аккурат по тому месту, где зад переходит в ноги, и как же сладко было услышать комментарий Дэриса:

- Пятнадцатый и последний. Все, можешь вставать.

Стараясь не разреветься напоследок, Игинкат с трудом поднялся с лавки. Тут же его крепко хлопнули по плечу:

- Молодец, хорошо держался! И такой герой еще даже на первую ступень не сдал?!

- Я уже записался на курсы, — пробурчал мальчик.

- Тогда удачи! А сюда постарайся больше не попадать, по крайней мере, пока проходишь курс тренировок. Лишние порки, знаешь ли, часто ломают весь тренировочный график.

- Спасибо, учту, — а что тут еще скажешь?

Одеваться было больно, хотя Истребитель, похоже, впечатлившийся выдержкой нового приятеля, всячески старался помочь. Из экзекуционной они выходили, положив друг другу руки на плечи, как самые закадычные друзья.

Глава 8. Первая тренировка

И вот, наконец, настал тот долгожданный день, когда Талис Эресфед привел Игинката на первое занятие в Агелу N 5. Утром мальчик отсидел на уроках в городской школе, потом забежал домой пообедать, и надо было уже спешно ехать в центр города, чтобы успеть к трем часам, когда начинались занятия во всех школах подготовки франгуляров. Среди военных, встречающих у входа новичков, капитан отыскал седеющего полковника и представил ему Игинката.

- Вот, господин Адалмед, это тот самый мальчик, о котором мы с вами говорили, Игинкат Игироз, сын иностранного конструктора Афлата Игироза. Очень хочет стать настоящим франгуляром, в чем отец его полностью поддерживает. Добро на его подготовку получено на самом высшем уровне, ограничений по здоровью у мальчика нет.

- Да, мне уже докладывали, — кивнул полковник. — Поздновато, конечно, он начинает готовиться, ну да, бог даст, вытянем. А теперь, капитан, представьте меня воспитаннику.

- Игинке, — торжественно произнес Талис, — это полковник Гентис Адалмед, командующий первым курсом Агелы N 5 и, стало быть, твой прямой начальник, пока ты не сдашь курсовые экзамены. Повиноваться его приказам следует беспрекословно. Твоими начальниками также являются директор школы генерал Элхис Пранергед, ротный офицер, в чью группу ты попадешь, а также все обслуживающие вашу группу солдаты. Если последние будут к тебе несправедливы, жалуйся на них ротному или сразу полковнику. Тебе все понятно?

Игинкат, вытянувшись по стойке смирно и преданно глядя на полковника, рявкнул:

- Так точно!

- Вольно, воспитанник, — улыбнулся Гентис, — а теперь шагом марш на построение!

Строились новички в просторном фойе школы. Среди них преобладали семилетки, но встречались также шести- и даже пятилетние добровольцы. Двенадцатилетний Игинкат наверняка казался им взрослым дядькой, и они удивленно вытаращили глазенки, когда он занял место в их строю, разумеется, на правом фланге. Мальчик вдруг с ужасом осознал, что ему придется тренироваться в окружении вот этой самой мелкоты! А если у него что не будет получаться? Среди сверстников — это бы еще ладно, там он новичок и заведомый аутсайдер, но этим клопам разве что объяснишь?! Засмеют же!!

Поздравить новичков с началом занятий пришел сам директор школы. Генерал Пранергед рассказал первокурсникам примерно то же самое, что Игинкат недавно услышал от Талиса, после чего покинул зал, передав командование полковнику. Гентис зачитал списки воспитанников по группам, при этом Игинкат оказался в первой, занятия в которой вел сам полковник, после чего ротные командиры развели свои группы по тренировочным залам.

Два десятка робеющих новичков из первой группы, следуя за Гентисом колонной по двое, вошли в большую комнату, уставленную деревянными конями, очень похожими на тот, что Игинкат нашел в подсобке своего нового дома. Здешние выглядели, конечно, попрезентабельнее, и краска на них была свежая, и хвосты сзади сохранились, и к каждой из ног были приделаны еще кожаные манжеты, но в принципе конструкция была той же самой, а значит, имела то же назначение. Мальчик слегка приободрился: как именно используют этого коня, он в книге читал, хоть здесь не будет никаких сюрпризов. Сюрпризы, впрочем, обнаружились, когда полковник стал объявлять распорядок тренировки.

- Воспитанники, первое наше занятие будет посвящено тренировке вашего терпения. В давние времена конники совершали многочасовые переходы, не слезая с седла и не имея даже возможности облегчиться. Вам тоже сейчас предстоит четыре часа проскакать вот на этих конях. Это серьезное испытание, поэтому перед началом тренировки вы все сходите в туалет по-маленькому, дверь в него слева от вас, оттуда перейдете в кабинки для переодевания, что находятся с правой стороны, где вам помогут правильно одеться, а затем вернетесь к нашим лошадкам. Всем все ясно? Тогда разойдись!

Строй мгновенно распался. Пацанята всей толпой ломанулись в туалетную комнату, а оттуда, быстро сделав свои дела, переместились к кабинкам, коих оказалось всего четыре, и у них даже выстроились небольшие очереди. Игинкат посчитал несолидным бежать впереди мелкоты и в кабинку попал чуть ли не последним. Интерьер сего помещения его поразил: два огромных зеркала с пола до потолка занимали стены справа и слева от входа, а у противоположной от входа стены стоял шкаф c десятком открытых секций, четыре из которых были уже забиты детскими шмотками. Рядом со шкафом стоял солдат, который тут же взял Игинката в оборот.

- Раздевайся догола. Тряпки положишь сюда, — солдат показал на одну из свободных секций.

Мальчик повиновался. Когда он остался нагишом, гардеробщик в форме бесцеремонно ухватил его за гениталии, запихнул их в тесный кожаный мешочек с завязками на горловине, которые тут же затянул.

- Неудобно? Ничего, четыре часа потерпишь, зато не обоссышься!

Да уж, когда пенис так изогнут и сдавлен, обмочиться не было никакой возможности. Пошуровав в ящике, стоящем на полу рядом со шкафом, солдат извлек оттуда тряпицу, отдаленно напоминающую трусы, и приказал Игинкату это надеть. Вещь состояла из тонкого эластичного пояска, к которому спереди крепилась белая тряпица, вверху довольно широкая, но потом сужающаяся и переходящая в шнурок, чей конец был пришит сзади к пояску. Будучи надетым, это белье прикрывало затянутые в кожаный мешочек гениталии, дальше же шнурок терялся в расселине между ягодицами, так что зад по сути оставался голым.

- А что, другого здесь не носят? — вопросил Игинкат.

- А что тебе не нравится? Нормальные трусы для порки. Привыкай, раз уж на курсы записался. И цвет вполне обычный. Бывают еще золотые, но их, как понимаю, тебе носить не положено.

Смирившись, что всю тренировку придется провести в таком малопристойном виде, мальчик вышел из кабинки. Народу в комнате между тем заметно прибавилось. У каждого из коней-тренажеров стояло по два солдата с мягкими плетками в руках и по одному уже переодетому пацаненку. Припозднившийся Игинкат занял место в самом последнем ряду. Гентис взглянул на часы:

- Итак, все готовы. Объявляю начало тренировки. По коням!

По этому приказу солдаты живо водрузили отданных на их попечение пацанят верхом на деревянных коней, заставили улечься на них грудью и закрепили руки и ноги в приделанных к конским ногам манжетах. Тем, кому достался Игинкат, пришлось изрядно повозиться: мальчик намного превосходил ростом своих однокурсников и с трудом разместился на тренажере, предназначенном для младших ребят, чтобы привязать его должным образом, приспособления для фиксации конечностей пришлось перенести на новые места, хорошо еще, что конструкция это позволяла. Убедившись, что все дети правильно закреплены, полковник отдал последние распоряжения:

- Воспитанники, сейчас вам будет больно и неудобно. Но любую боль можно научиться терпеть. Постарайтесь не пищать, сколько сможете, помните, что вы будущие франгуляры. И да будет милостива к вам Алента! Поскакали!

Как только прозвучало последнее слово, левую ягодицу Игинката ожгла плеть. Несколько секунд спустя прилетело и по правой ягодице. Встав с обеих сторон тренажера, солдаты по очереди охаживали зад мальчика мягкими плетьми. Ну, он в принципе был к этому готов, да и знал уже, каково это на практике. Конечно, град ударов производил куда более сильное впечатление, чем единичный стежок, но терпеть без крика все равно было можно и не только терпеть, но и замечать то, что происходит впереди.

Малыши эту порку переносили куда с большим трудом. От хлестких ударов они подскакивали на бревнах, насколько позволяла привязь, потом снова плюхались на них животом, чтобы вновь подскочить от следующего удара. Со стороны это действительно чем-то напоминало скачку на лошадях. Некоторые, несмотря на пожелания полковника, начали взвизгивать буквально с первых ударов, более стойкие терпели молча, хотя и им явно приходилось несладко.

После нескольких сотен ударов зад Игинката раскалился, приобрел равномерно красный оттенок и почти перестал реагировать на боль. Секуторам, кажется, приходилось тяжелее: удары стали поступать реже и только с одной стороны, пока один из солдат работал, другой восстанавливал силы, но порка, тем не менее, не прекращалась ни на минуту. Считать удары не было никакого желания, да и смысла тоже, настенных часов, чтобы узнать, сколько осталось до конца испытания, в зале не было, нытье однокурсников на соседних тренажерах, и то постепенно стихло: может, малыши, наконец, притерпелись к боли, а может, просто охрипли. Мальчику стало скучно. Вот скажи ему кто еще вчера, что можно скучать под плетьми, он ни за что не поверил бы! А оказывается, если боль постоянная и умеренная, к ней вполне можно притерпеться, вплоть до того, что вообще ее не замечать. Скучающий взор Игинката заметил и Гентис, прогуливающийся между рядами, чуть улыбнулся, развел руками, дескать, ничего не могу поделать, таковы правила, но все же показал мальчику свои наручные часы, мол, всего один час остался потерпеть.

И вот, наконец, испытание закончилось, Игинката отвязали. Встав с тренажера и растирая затекшие члены, он огляделся по сторонам. Малыши четырехчасовую непрерывную «скачку» перенесли плохо. Взмокшие, раскрасневшиеся настолько, что мордашки не отличались цветом от нарумяненных задниц, а некоторые, наоборот, побледневшие, чуть ли не в полуобморочном состоянии, в большинстве своем сорвавшие голос от постоянных криков. Почти всем, похоже, срочно хотелось в туалет, некоторым настолько, что они, удрав в кабинки для переодевания, как только их отпустили, и едва дождавшись, когда их освободят от кожаных мешочков на причинных местах, не одев даже трусиков, тут же неслись в туалетную комнату. Гентис, отпустив секуторов, бродил между воспитанников, кого-то журил за несдержанность, для кого-то находил поощрительные слова и почти всем говорил, что им еще надо поработать над собой, тренироваться так как можно чаще, привлекая для этого старших родственников. С Игинкатом он попрощался по-деловому:

- Игинке, ближайшие наши занятия будут посвящены физическим упражнениям. Тебе, так понимаю, они не нужны, так что можешь быть от них свободен. Жду тебя в субботу на следующей тренировке болевой выносливости. Обещаю, что скучать не придется.

Глава 9. Предварительное испытание

Вернувшись домой с первого занятия в Агеле N 5, Игинкат заперся в ванной комнате и внимательно осмотрел себя в зеркале. Он думал, что после такой длительной обработки зад теперь предстанет одним сплошным синяком. Оказалось, что ничего подобного! Не только синяков не появилось, но и вся краснота за прошедший час куда-то пропала. Мальчик понял, что этим инструментом можно драть сколь угодно долго без всяких последствий. Просто идеально для тренировок, особенно если завтра в школе сидеть. Да, но малыши же от этой плетки реально плакали? Ну, может быть, просто у них кожа более тонкая.

На следующий день, когда в гости к ним опять заглянул Талис, Игинкат, конечно, не мог не задать ему вопроса, сколько вся эта лабуда продлится?

- Для тебя, скорее всего, недолго, раз уж ты выдержал первое испытание, — ответил капитан. — На самом деле это лишь первый этап подготовки к порке розгами. Кто не способен сдержать слез от мягкой плетки, тот и розги терпеть не сможет, а вот когда пообвыкнется, и задница станет более толстокожей, тогда уж и на розги можно переходить.

- А этим мальцам долго так обвыкаться придется?

- Большинство месяца за три управятся, а кто-то, может быть, даже и раньше. Мне в свое время, вот не поверишь, всего месяца хватило. А те, кто почувствительнее, вынуждены будут повторять курс, возможно, и не по одному разу. Даже среди дошколят, которые на красные трусы претендуют, далеко не все с первого раза справляются, а ведь это самые крутые пацаны своего возраста. Видел таких?

- Ага, видел, шпингалеты такие… Но первоклашек там куда больше было.

- Первоклассников на курсы записывают, можно сказать, в добровольно-принудительном порядке. Кто заупрямится и не пойдет, того станут дразнить девчонкой. От такого позора остается только в девичью школу переходить. Но те, кого так записали, стараются не все и не слишком. Ну, их в ответ берут на измор. Второй раз на курсы походишь, третий, четвертый, а там уж взвоешь и постараешься сдать экзамены во что бы то ни стало. Ведь у сдавших сколько сразу свободного времени освобождается!

- А сколько раз можно экзамены сдавать?

- На первую ступень — десять раз, на вторую — тоже. Вот только из госказны оплачивается только шесть курсов по первой ступени и четыре по второй, а дальше уже за родительский счет. И еще, на освоение первой и второй ступени максимально отводится четырнадцать курсов, то есть если первую ты покорил только с десятой попытки, то на вторую останется лишь четыре.

- А дальше как?

- На третью ступень можно подняться за восемь курсов, из них четыре оплачивает государство, и общее количество курсов на освоение трех ступеней не должно превышать восемнадцати. Ну, а четвертая ступень — это особая статья. На нее посягают только избранные, и дается им на это всего четыре попытки, вне зависимости от того, как быстро они поднимались на предыдущие ступени. Красные трусы за любую ступень можно получить не далее чем с четвертой попытки, а те, кто их уже получил, при переходе в следующий возраст должны подтвердить свой статус на первом же курсе, иначе эти трусы у них отбирают и придется их завоевывать заново. Не катастрофа, конечно, но какой удар по самолюбию!

- Угу, Истребитель говорит, что на каждую из ступеней с первого же раза поднимался. А мне бы хотя бы вторую освоить, большинство ребят в классе на ней сейчас стоят.

- Знаешь, я не сомневаюсь, что и на первую, и на вторую ступени тебе больше одного курса не потребуется, так что ты еще догонишь сверстников.

Игинкат тоже в это твердо верил и на субботние занятия, рассчитанные на целый день, пришел в оптимистическом состоянии духа. Тут же выяснилось, что тренировка будет изрядно отличаться от той, первой.

- Воспитанники, — объявил Гентис, — сегодня вам предстоит особо серьезное испытание, прохождение которого позволит оценить, насколько вы готовы к сдаче экзаменов. По этой причине никаких трусов вам сегодня иметь не положено. Вы должны провести десять часов на своих конях, не спускаясь с них. Прямо на них вас будут кормить и поить. Кто захочет по-маленькому, говорите своим тренерам — они принесут вам утку. Привязывать с самого начала, как в прошлый раз, вас не будут, но если кто попробует удрать с коня, того немедленно привяжут. Сейчас вы все пойдете в туалет, потом в раздевалки и вернетесь на построение.

Если что и могло сейчас вывести Игинката из равновесия, так это построение в голом виде в компании малышей-сокурсников. Видеть нагишом такого взрослого парня никому из них, возможно, еще не доводилось. Естественно, все взоры оказались обращены на него. Вот попробуйте сохранять спокойствие, когда на тебя направлены десятки глаз! Сам он, впрочем, тоже не стесняясь рассматривал однокурсников. Не, что касается мужских статей, тут они ему, конечно, еще не конкуренты! Смешные маленькие, чуть ли не игрушечные еще по виду крантики, кривые тощие ножки с самым широким местом в районе колен, выпячивающиеся животики, цыплячьи грудки. Если чем эта мелюзга и превосходила сверстников Игинката, так это выразительностью мимики: рожи они корчили самые забавные и, похоже, даже не осознавая этого. Ну чисто мартышки, что еще сказать!

Впрочем, и среди этой почти незнакомой мелкоты он уже начал выделять отдельные личности. Вот, скажем, Ивле. Ростом поменьше других, передние молочные зубы еще не выпали, значит ему, скорее всего, лет шесть. Но как храбро взирают его голубые глаза и какая роскошная светлая шевелюра у него на затылке! Не стригут его, что ли? И на прошлом занятии, хотя тут Игинкат ручаться бы не стал, именно этот малыш, кажется, старался терпеть до последнего.

На сей раз воспитанников по местам разводил сам Гентис, и Игинкат оказался не в хвосте, а в первом ряду справа. С этого места было увидать не только красные, нахлестываемые попки, но и мордашки сокурсников, особенно Ивлиса, который оказался слева на соседнем коне.

По приказу полковника «скачка» началась. И да, на сей раз ребятам не давали заскучать от однообразности действа. Пока один из приставленных солдат нахлестывал подопечного плетью, другой читал ему текст из книжки и требовал, чтобы ребенок его пересказал. Игинкату сперва тоже взялись читать, но потом решили, что он и сам с этим лучше справится, благо руки свободны, и дали читать самому. Потом пришлось отгадывать загадки и в уме решать несложные математические задачи, условия которых он воспринимал на слух. Чтобы затруднить ему работу, в решающий момент его могли особенно больно хлестнуть промеж ягодиц, попав по самым чувствительным местечкам. Мальчик пару раз даже сбивался, но потом приспособился и к этому. Кормили воспитанников действительно прямо на конях, буквально из ложечки, не прекращая, впрочем, и в этот момент нахлестывать. Игинкату такая ассоциация с младенцами сильно не понравилась, и он выпросил миску себе в руки. Есть в полулежачем положении, да еще когда тебя при этом хлещут по заду, — то еще удовольствие, но ничего справился. Куда стыднее было просить утку, понимая, что этот процесс увидят и мелкие пацаны… хотя сами они друг друга ничуть не стеснялись и в туалете бывало мочились по двое в один писсуар.

Даже необходимость излагать тексты и решать задачи не мешала мальчику время от времени оглядываться на соседей. Те пищали, конечно, но уже, кажется, поменьше, чем в первый раз, прочитанные им тексты пересказывали, но кое-как. Тех, кто, не выдержав, все же попытались удрать со своего коня, привязали к нему за ноги, а попытавшихся прикрыть руками ягодицы — и за руки, более стойкие все еще сохраняли относительную свободу. Ивле, явно беря пример с Игинката, гордо терпел, хотя с пересказом текстов и у него получалось не очень.

Минут за двадцать до окончания занятия в комнату заглянул сам директор школы. Генерал прошелся по рядам, посмотрел, кто из воспитанников как переносит испытание, и что-то сказал полковнику. Гентис тут же остановил порку и приказал солдатам покрепче привязать подопечных и принести розги, после чего обратился к детям:

- Воспитанники, сейчас наступает последний, самый суровый этап нашего занятия. Каждый их вас получит по пятнадцать розог, как на экзамене. Кто сумеет их достойно перенести, может считать себя готовым к сдаче экзамена. С остальными такие занятия и дальше будут проводиться каждую субботу. Секуторы готовы? Начинаем по моей команде, считать удары буду я сам.

Игинкат решил, что во время порки не пикнет. Точно такую же порку от математика он ведь выдержал, и что, теперь разнюнится на глазах у малышни?! Было, конечно, очень больно — солдаты секли на совесть, ну хоть между ног старались не попадать. Малыши, понятно, долго не продержались, и скоро комнату огласил многоголосый рев. Стойкий Илве подал голос лишь на одиннадцатом ударе, когда, видимо, совсем стало невмоготу. Игинкат не издал ни звука. Ему показалось даже, что порка эта была легче, чем тогда, в школьной экзекуционной. Или это потому лишь, что там ему приходилось самому держаться за лавку, а здесь его привязали?

Как бы то ни было, генерал Пранергед оказался очень доволен. Во всяком случае Игинкат, все еще лежа на тренажере в ожидании отвязывания, услышал его разговор с полковником.

- Гентис, этот парень уже вполне готов к экзаменам, здесь ему больше нечего делать. Занятия по программе второй ступени еще только начались, и он при таких-то способностях вполне в состоянии пройти два курса за один семестр.

Полковник покачал головой:

- Элхис, он-то, конечно, готов, а вот остальные… Мне сейчас и со всего курса не набрать группы, готовой к сдаче экзаменов, а ради одного испытуемого комиссия собираться не станет. Вот, может быть, через две-три недели…

- Да, проблема… Тут ему уже не место, но и прохлаждаться эти недели ему тоже нельзя никак, тренировки болевой выносливости не должны прерываться. А давай мы вот что сделаем: ты откомандируешь Игироза в мое распоряжение, числиться он будет все еще на твоем курсе, а ходить на занятия вместе со вторым, ну, по крайней мере, на те, что не запрещены новичкам, не освоившим еще первой ступени. Ну что, по рукам?

- Как скажете…

Когда Игинкат оделся и явился пред ясные очи своих начальников, об этом решении ему сообщили официально.

Глава 10. Крапивное ложе

Придя в понедельник в школу, Игинкат, конечно, просто не мог не похвастаться своими успехами. Ну и что, что в его классе все давно уже сдали на вторую ступень, никому же из них не доводилось подниматься на две ступени за полгода! Эмоции распирали его настолько, что он не смог даже дождаться перемены, чтобы побеседовать с соседом, за что огреб замечание от обычно лояльного к детским перешептываниям биолога.

- Представляешь, Корге, генерал так и сказал: «Здесь ему больше нечего делать»! Я бы прямо завтра мог экзаменоваться, только одному нельзя. Теперь буду заниматься со вторым курсом, нагоню их, по ходу сдам экзамены на первую ступень, а к концу семестра и на вторую!

- Погоди, — замотал головой Истребитель, — тебя правда, что ли, ко всем занятиям второго курса допустили?! Я же точно помню, что пока на первую ступень не сдашь, к изучению боевых искусств приступать нельзя!

- Ну-у, они там говорили, что я буду ходить на те занятия, которые не запрещены новичкам…

- Ааа…

- А что, на втором курсе правда изучают боевые искусства?

- Борцовским приемам начинают обучать, ну, и стрельбе понемногу. Настоящее боевое оружие малышам не дают, конечно, только пневматику.

- То есть мне это все потом нагонять придется, когда первые экзамены сдам? Я и до приезда сюда в тир ходил вообще-то, а вот борьба…

- Насчет стрельбы ты сильно не парься, по ней на втором курсе все равно экзаменов нет. Меткого стрелка за полгода не подготовишь. А вот с борьбой, Игинке, ты сильно намучаешься. У тебя как с растяжкой-то?

- В смысле?

- Ну, во время диспансеризации тебя на шпагат сажали? И как успехи? Почти что сел, говоришь? Ну, тогда тебе еще повезло!

- А что, там сажать будут? — опасливо поинтересовался Игинкат.

- А то! Борец знаешь каким должен быть гибким, чтобы из любого захвата вывернуться? И потом, борьба — это только подготовка к занятию панкратионом, который изучают на третьем курсе. Вот панкратион — это настоящее боевое искусство, но там часто ноги выше головы задирать приходится, а чтобы этому научиться, нужна база, которая закладывается как раз во время занятий борьбой. Чем пацаны мельче, тем они гибче, тем, соответственно, им легче растягиваться. Ты большой уже, и чтоб к нужным стандартам привести, тебя у-у-у как выгибать будут, все суставы выкручивать, тебе после этого любая порка раем покажется! И по борьбе как раз придется сдавать экзамен. Определят тебе противника, если поборешь его, значит сдал, проигравшим тоже дается шанс к утешительном турнире, но там уж надо одержать две победы в трех поединках, а кто не смог — иди гуляй, пока не пройдешь весь курс заново. Мухача какого тебе в пару точно не поставят, скорей самого тяжелого парня, какого найдут. Хорошо, если просто жирного, они обычно неповоротливые, но могут ведь и какого-нибудь акселерата подобрать. Он, может, физически будет и слабее тебя, но зато увертливее, и стаж занятий борьбой у него будет больше. Короче, если хочешь победить, пахать тебе, Игинке, придется за двоих! А на какие занятия тебя сейчас допустили, коли борьбой пока заниматься нельзя?

- Ну, генерал что-то там говорил о тренировке болевой выносливости… Это и для борьбы нужно, да?

- И для нее, конечно, тоже. Ну, и вообще.

- Там тоже плеть, а потом розги, да? Знаешь, я этой легкой плети уже совсем не чувствую!

- Если не чувствуешь, то для тебя что-нибудь посерьезнее приготовят, ты уж не сомневайся. А розги… Пятнадцать ударов, значит, ты отлежал не пикнув?

- Угу. Еще легче, чем когда нас математик драл.

- Стало быть, экзамен на первую ступень точно сдашь. А что до второй, там ведь больше терпеть придется, целый четвертак. Выдюжишь?

- Не знаю…

- Выдюжишь, — уверенно произнес Истребитель, — и болевые тренировки помогут, и занятия по борьбе тоже. Пока твое слабое место это именно борьба, а остальное… ну, там ведь даже семилетки некоторые справляются. Короче, готовься.

Поскольку даже после замечания Игироз со Стауледом упорно продолжали о чем-то шептаться, игнорируя урок, биолог задержал их после звонка на перемену и поинтересовался, что такое интересное обсуждали господа будущие франгуляры, что позволили себе забыть о строении рыб, коему был посвящен урок.

- Да вот Игинке в его Агеле посреди семестра сразу на второй курс переводят, — буркнул Истребитель.

- Вот как? Скажу честно, удивлен, на моей памяти такого никогда не случалось. Но это еще не повод забывать о рыбах, именно на втором курсе начинаются занятия по плаванию.

- Да я и так плаваю как рыба! — огрызнулся Игинкат. — Меня другое волнует.

- Что именно?

- Ну, там, тренировки болевой выносливости, например…

- О, тогда тебя действительно должна больше интересовать ботаника, — усмехнулся биолог.

- То есть, на каких кустах самые хлесткие розги растут, что ли?

- Розги, это потом, а пока ты новичок, тебе предстоит очень тесный контакт с совсем другим растением, вот, полюбуйся, — учитель поманил Игинката в подсобку.

Зайдя в хранилище учебных пособий, мальчик с недоумением огляделся по сторонам. Какие высушенные гербарии, заспиртованные в колбах зверушки… Ну, на окне еще несколько горшков с живой зеленью. Именно к ним и пошел биолог.

- Узнаешь? — учитель показал рукой на высокий стебель.

- По-моему, это крапива.

- Она самая. Пробовал уже?

- Ага, на диспансеризации. Больно, но терпеть можно.

- Там тебя ей только по попке нахлестывали. А теперь вас ждет самый близкий контакт, я бы даже сказал интимный.

- Это как это? — изумился Игинкат.

- Увидишь сам. Кто я такой, чтобы заранее все секреты раскрывать. Будущий воин должен ведь быть готов к любым неожиданностям, не так ли? Я и так тебя предупредил.

Все дни до субботы, когда должен был состояться очередной его визит в Агелу N 5, Игинкат не мог отвязаться от мыслей о предстоящем ему испытании. Интимный контакт с крапивой?! Куда, интересно, ему эту гадость будут засовывать или по каким частям тела ею хлестать?! Действительность, впрочем, превзошла все ожидания.

Перед началом занятий генерал лично отвел Игинката на этаж, где занимался второй курс, и представил командующему курсом майору Женгису Ресхеду, который во избежание лишних вопросов определил паренька в свою собственную группу. Чуть позже мальчик увидал и своих будущих соучеников. Народ здесь, конечно, был постарше, чем на первом курсе, в основном десятилетки, хотя обнаружилась и пара первоклашек. Оба, что не удивительно, единственные на курсе щеголяли в красных трусах. После нескольких минут пристального рассматривания старожилы, видимо, решили, что этот дылда-новичок ничем им не угрожает, и пошли на контакт, но как следует познакомиться с ними Игинкат не успел: всю группу повели в комнату для занятий.

Мальчик ожидал увидеть здесь таких же деревянных коней, как в помещении первого курса, ну, в крайнем случае, лавки, как в процедурном кабинете поликлиники, но весь зал оказался уставлен какими-то непонятными сооружениями, напоминающими длинные мелкие ванны с пологими краями, вот только заполнены эти емкости были не водой, а… ворохами свежесрезанной крапивы!

Дальше все было, как на последнем занятии первого курса: приказ раздеться догола, посещение туалета и раздевалки, и, наконец, Игинката подводят к предназначенному ему крапивному ложу. Рядом с ним стояли двое солдат, и мальчик взглянул на них, ожидая дальнейших распоряжений.

- Ну, чего уставился? — прикрикнул на него старший в этой команде. — Никогда крапивы, что ли, не видел? Залезай!

Так он еще и сам сюда забираться должен?! Внутренне содрогнувшись, Игинкат перебрался через низкий бортик, с шумом втянул воздух, когда крапива обожгла босые ноги, осторожно опустился на колени и тут замер, не зная, как именно надо улечься.

- На пузо ложись! — подогнали его. — Подбородок положишь вот сюда, — солдат похлопал рукой по уступу в передней части ванны, свободному от крапивы, — руки вытянешь вдоль тела, и не вздумай вставать даже на колени. Выполняй!

Зажмурив глаза и заранее скривив рот, мальчик улегся на крапивную подстилку грудью, животом, ну и всем, что там было ниже. Обожгло так, что захотелось тут же вскочить и удрать куда подальше. Игинкат с трудом подавил в себе это желание и даже сумел удержать крик, только прошипев сквозь зубы. Вокруг тоже не было слышно воплей, и мальчик понял, что кричать нельзя ни в коем случае! Он же здесь новичок, к тому же самый старший, и если заорет сейчас, то навсегда опозорится в глазах будущих товарищей! Какое тогда, к черту, поднятие на две ступени за один семестр?! Его с позором вернут на первый курс, да и там, небось, начнут насмехаться, слухи среди детей разносятся быстро.

Спокойно разлеживаться даже на столь жгучей подстилке ему, разумеется, не дали. Вооружившись пучками крапивы, солдаты принялись нахлестывать своего подопечного в буквальном смысле с головы до пят, стараясь не пропустить ни одного сантиметра кожи. От таких жгучих шлепков Игинкат, разумеется, непрерывно елозил, доставляя тем самым еще больше неприятных ощущений своей передней части тела. Она уже, кажется, вся горела, да и сзади оставалось все меньше не затронутых крапивой мест. Старательно выполняя свою работу, солдаты засунули мальчику крапиву и в подмышки, и ноги заставили раздвинуть, и даже ягодицы ему развели, чтобы добраться до самых нежных местечек. Игинкату казалось, что его засунули целиком в костер! Сколько минут, а может, часов продолжался этот ужас, мальчик понятия не имел. Лишь когда лежащая под ним крапива истерлась до того, что стала напоминать мягкую зеленую тряпочку, и совсем перестала жалить, его, наконец, прекратили хлестать и разрешили подняться.

Мальчику было даже страшно глядеть на себя. Все его тело покраснело и опухло, при этом продолжало жутко гореть. Его новые товарищи, впрочем, выглядели ничуть не лучше. Хотелось немедленно кинуться под холодный душ, чтобы хоть немного сбить жар, но этой поблажки им не дали — сразу погнали одеваться, а потом строиться.

На завершающем занятие построении майор Ресхед отметил хорошие результаты всей группы, в том числе и впервые присутствовавшего на таких занятиях новичка, и выразил надежду, что и в следующую субботу, когда предстоит тренировка умения длительно игнорировать боль от ремней, а также терпеть порку розгами, его воспитанники покажут себя с лучшей стороны, после чего отпустил группу.

Ясное дело, что, когда все тело горит и чешется, желание знакомиться с кем бы то ни было пропадает, тут бы быстрее добраться до дома и залезть в ванну, чтобы хоть немного отмокнуть. Игинкат, впрочем, понимал, что и от этого особого толка не будет. Жар скоро пройдет, конечно, а вот чесаться ему предстоит еще ой как долго, да и потом все тело будет в красных точках, словно он краснухой заболел. Интересно, его соученики в городской школе поймут, в чем дело? Да поймут, конечно, они же все программу второй ступени уже освоили, стало быть, сами через это проходили. Ну, значит, можно надеяться, что хоть подначек по этому поводу не будет! Крапива Игинкату показалась еще хуже розог, по крайней мере, когда приходится получать ее в таком количестве. Но на этом мрачном фоне все же присутствовало светлое пятно: как бы то ни было, за все время испытания он ни разу не заорал!

Глава 11. Проверка пределов выносливости

Пятнистый Игинкат без всякого аппетита поглощал утреннюю кашу. Настроение было хуже некуда. Вчера ему с трудом удалось убедить мать, что он ничем не заболел, а россыпь красных крапинок по всему телу, кроме физиономии, это все следы от крапивы. Поверив, наконец, в это, Киру взбесилась и закатила истерику мужу, крича, что «это уже черт знает что!», требуя «немедленно прекратить это безобразия» и заявляя, что «ребенок мог получить анафилактический шок!». Афлату с большим трудом удалось убедить ее, что раз сын этот самый шок все же не получил, то, стало быть, и в дальнейшем уже не получит, и вообще те микроскопические дозы муравьиной кислоты, которые можно получить от крапивы, только полезны для здоровья, пчелы, мол, во много раз больше впрыскивают, а ведь пчелиными укусами специально болезни лечат. По мнению Игинката со своими объяснениями папаша перестарался. Если мать поверит, то, чего доброго, воспримет их как руководство к действию. Регулярно получать крапивой для профилактики мальчику не хотелось совсем. Еще хуже был папашин намек, что такое испытание у него, возможно, и не последнее. Черт, где бы раздобыть учебные планы Агелы: сколько раз там второкурсников положено охаживать крапивой? Некий проблеск надежды можно было сыскать только в словах майора Ресхеда, что, мол, вся группа хорошо прошла это испытание. Раз так, то, может, больше нет смысла терзать их крапивой?

Грустные мысли навевало и то, что сегодня на спортивных занятиях ему опять предстояло участвовать в игре, а значит, все увидят его голые руки-ноги, покрытые все еще не сошедшей красной сыпью. Даже если одноклассники прекрасно осведомлены, откуда это взялось, даже если не станут насмешничать, все равно неприятно, когда ты один такой во всем классе. Хорошо четвероклашкам: там сейчас, небось, все такие, ну или по крайней мере большинство! Тут Игинкату пришло в голову, что остальным второкурсникам на самом-то деле приходится куда тяжелее, чем ему. Он-то в Агелу сейчас только раз в неделю ходит, на занятия по воспитанию болевой выносливости, а им-то, беднягам, приходится ходить туда на всякие тренировки чуть ли не каждый день! И ведь никто не станет делать скидку, что у тебя после субботних занятий еще следы не сошли.

Приободрившись таким образом, мальчик доел свой завтрак, оделся, повесил на плечо сумку с тетрадями и учебниками и двинул в школу. Уроки прошли почти рутинно, если не считать первой пятерки по франгульскому: быстро осваивая не только произношение, но и грамматику еще недавно незнакомого языка, будучи к тому же самым успешным по естественным наукам, Игинкат уверенно выбивался в первые ученики класса. Кое у кого это уже стало вызывать зависть… бессильную, но порождающую желание хоть в чем-то уязвить нового отличника. Парень даже услышал, выходя из класса, брошенное ему в спину слово «девчонка», прерванное, впрочем, звуком щелбана и взвизгом пострадавшего. Шедший позади Истребитель покушения на честь друга, конечно, не потерпел.

В раздевалке перед игрой пятнистые конечности Игинката вызвали, понятное дело, интерес одноклассников, но какой-то уважительный, во всяком случае, про «девчонку» больше никто не вспоминал, лишь Турве Нейклед пробормотал, что это все фигня, мол, когда по программе третьей ступени станешь готовиться, там тебя еще не так будут поджаривать. Впрочем, Турве вообще сегодня был какой-то не такой: и на стуле сидел слишком уж осторожно, боясь лишний раз пошевелиться, и во время игры двигался не слишком естественно, словно каждое движение доставляло ему боль. Можно было, конечно, об этом призадуматься, но Игинкату сейчас хватало и собственных проблем.

Сыпь, оставленная крапивой, побледнела и вскоре полностью сошла, а вот мысли мальчика по мере приближения субботы становились все тревожнее. Он был твердо уверен, что запас ожидающих его сюрпризов крапивой не исчерпывается, в «Технологии тренировки болевой выносливости» можно было отыскать еще много чего интересного, да и со времени выхода в свет этой книги творческая мысль наверняка уже ушла далеко вперед. Майор что-то говорил о ремнях и розгах? Ну, ремни тоже ведь разные бывают.

Как бы то ни было, к началу субботнего занятия Игинкат явился как штык. Зал, куда их на сей раз привели, был оборудован вполне знакомо: все те же деревянные кони, только размером побольше, то есть рассчитанные на более старших ребят. Раздеваться опять пришлось донага. Мальчуган привычно оседлал своего коняшку, порадовавшись, что привязывать сегодня не будут. Напрягало лишь то, что в руках у приставленных к нему солдат были не мягкие плетки, а широкие короткие ремни на рукоятях. Как только началась скачка, его предчувствия оправдались: хотя секуторы хлестали теперь куда реже, удары ощущались чувствительнее, вызывая подозрение, что без синяков на сей раз дело не обойдется. В остальном занятие проходило, как на первом курсе, разумеется, с поправкой на возраст: мальчиков заставляли читать и пересказывать тексты и решать в уме несложные задачи. Игинкат, впрочем, заметил, что орудующий ремнем солдат всегда подгадывает с ударом к моменту ответа. Каждая ошибка в ответе каралась при этом особенно болезненным ударом по внутренней части бедер.

Долго выдерживать такое физическое и нервное напряжение удавалось не всем: то один, то другой мальчуган подавал голос, а кто-то, не в силах совладать с собой, даже срывался в истерический плач. Ресхед бродил между рядами, окриками заставляя слабовольных взять себя в руки. Эпитеты типа «девчонка», «нюня», «размазня» раздавались им направо и налево и, похоже, действовали.

Не желая быть униженным на глазах младших ребят, Игинкат стоически терпел многочасовую порку, хотя игнорировать удары ремнем было куда сложнее, чем шлепки мягкой плеткой. Но ближе к концу занятия, к своему немалому удивлению, мальчик осознал, что и к этому, оказывается, можно притерпеться. Или ему уже так набили задницу, что она и в самом деле стала менее чувствительной?

Появление в комнате Пранергеда ознаменовало переход к заключительной части испытания. Первым делом майор доложил начальнику о достигнутых результатах, затем по его приказу солдаты отложили ремни, привязали ребят к коням и вооружились розгами.

- Прикажете выдать каждому по двадцать пять, как обычно? — вопросил Ресхед.

- Постоянному контингенту по двадцать пять, — промолвил генерал, — а вот этому молодому человеку, — показал он пальцем на Игинката, — выдайте сорок. Я хочу узнать пределы его выносливости.

Порка розгами началась. Сперва все испытуемые старались молчать, некоторые, наверное, из последних сил, но после полутора десятков ударов в зале раздались первые вскрики, после двадцатого удара они выросли в числе и усилились. Многие ли сумели вытерпеть без крика положенные двадцать пять ударов, Игинкат не знал — он целиком сосредоточился на собственных ощущениях. Оказалось, что все прежние его знакомства с розгами — это были еще цветочки! Когда новые удары начинают приземляться на уже высеченные и вспухшие места, боль резко возрастает. Терпеть ее было почти невозможно, но, собрав всю свою волю, мальчик все же терпел. И положенные всем двадцать пять ударов, и даже некоторое время потом, когда шум в зале как-то резко поутих и в относительной тишине стали отчетливо слышны свист розог над его спиной и треск от их соприкосновения с телом — секли теперь только его одного. Только на тридцать первом ударе Игинката, наконец, прорвало. Он еще судорожно цеплялся за коня, но крика было уже не сдержать. От нестерпимой боли тело отчаянно дергалось, и как ему удалось до самого последнего, сорокового удара не свалиться на пол, мальчик и сам не мог понять.

Глядя на высеченного до кровавых просечек, все еще всхлипывающего воспитанника, с трудом сползающего с коня, Пранергед удовлетворенно кивнул головой:

- К экзамену готов… по крайней мере, на вторую ступень.

Игинкату было не до этого: задница страшно болела, и ни о чем другом он пока думать был не в состоянии. С трудом доковыляв до душа и кое-как ополоснувшись, он направился в раздевалку и там разглядел в зеркале просечки на ягодицах. Пришлось, натянув одни трусы, топать в местную медсанчасть, где ему весьма споро и без лишних разговоров обработали все царапины. Чуток придя в себя, мальчик вернулся в зал за одеждой, где и получил от майора радостную весть, что на следующее занятие сюда ему приходить не надо. Оказывается, на первом курсе уже отобрали два десятка ребят, готовых к сдаче экзаменов, и он, Игинкат, разумеется, в их числе, так что весь следующий уикэнд ему предстоит экзаменоваться. В случае успешной сдачи нормативов первой ступени, а в этом Ресхед, похоже, не сомневался, Игинката снова ждут в этой группе, но уже в качестве полноправного участника.

Не сказать, чтобы мальчик радостно запрыгал от этих известий, но настроение они ему все же улучшили. Лучше уж посоревноваться пару дней с малышней, чем страдать здесь, вот только бы зад еще успел зажить. В нынешнем своем физическом состоянии Игинкат ни на какие спортивные достижения был, понятно, не способен. Ну да шесть дней еще впереди… А сейчас бы поскорее домой попасть. К счастью, майор его больше задерживать не стал.

Глава 12. Экзамены первой ступени

Игинкат продолжал пополнять опыт жизни юного франгульца. Вот, оказывается, зад, подживающий после крепкой порки розгами, так чешется, что даже трудно усидеть на месте! А первое время сидеть было больно вообще на чем бы то ни было, так что все воскресенье пришлось отлеживаться. Мальчик сильно переживал, сумеет ли он полностью восстановиться к экзаменам, но ничего, обошлось. Юный здоровый организм быстро справлялся с мелкими повреждениями.

Первый день решающих испытаний, между тем, настал. Вставать в субботу пришлось рано, чтобы к восьми часам успеть на стадион, где должны были проводиться первые экзамены. Игинкат вечером нагладил свою спортивную форму и старательно начистил самые лучшие кроссовки, но оказалось, что только зря потратил время: соревноваться экзаменующимся надлежало босиком и в одних трусах. Хорошо, что спортивные сектора были засыпаны чистым песком, а то, несмотря на регулярные школьные спортивные игры, ступни мальчика были далеко еще не такие огрубевшие, как у юных франгульцев, даже вот таких вот семилетних малышей.

Первым, кого он встретил на стадионе, был Ивле. Тот, едва завидев Игинката, так бурно обрадовался, словно они не три недели не виделись, а по меньшей мере год. Рассказать, конечно, обоим было о чем, но по большей части тараторил младший. Оказывается, на прошлой неделе он сумел вытерпеть порку без единого крика, а еще улучшил свой результат в беге и выполнил норматив по подтягиваниям. Из всей их группы к экзаменам в первом потоке допустили только троих, ну, это не считая Игинката. По ходу разговора Ивле буйно жестикулировал и даже подскакивал на месте от полноты чувств, описывая, как обгонял пацанов на год и даже два старше себя.

Игинкат в душе не мог не воздать должное успехам мелкого шкета, но внешне сохранил хладнокровие, одарив блондинчика покровительственной улыбкой. Когда малец, наконец, выговорился, юный Игироз отправился осматривать сектора для бега и прыжков и вскоре обнаружил, что Ивле следует за ним буквально хвостом. У Игинката пока не было в планах обзавестись ординарцем, но и шугать юного энтузиаста как-то не хотелось. Хотя, казалось бы, чего он к нему пристал? Встречались-то всего пару раз, перемолвились при этом, ну, может быть, десятком фраз, да и то по большей части в туалете, а шкет, тем не менее, почувствовал, что старший мальчик обращает на него чуть больше внимания, чем на остальных, и сделал, похоже, далеко идущие выводы.

На стадион, тем временем, стали прибывать и другие экзаменующиеся. Почти все, естественно, с родителями, только в отличие от родины Игинката здесь мамаши не наставляли до последнего своих малолетних чад, а сразу проходили на трибуны, предоставив мальчишкам самостоятельно разгуливать по полю. Ребята из разных групп раньше видели друг друга только на общем построении, теперь настала пора познакомиться. Подходить с этим к Игинкату мальцы, правда, не решались, а сам он счел ниже собственного достоинства навязываться им в приятели. Впрочем, его молчание было с лихвой компенсировано Ивле. «Хвостик» оказался очень контактным пацаненком, быстро со всеми перезнакомился и вовсю хвастался не собственными успехами (они тут у всех были примерно одинаковыми), а достижениями обожаемого старшего друга. Очень скоро Игинкат стал ловить на себе восхищенные взоры мелкоты… (вот интересно, что этот шельмец Ивле о нем такого наплел?) и вдруг понял, что просто не имеет права не оправдать их ожиданий. Если он вдруг хоть в каком-то состязании не станет первым, то окажется в незавидной роли развенчанного кумира и эта же самая малышня по всей Агеле разнесет сплетни о его неудачах!

Ну вот, наконец, появились и судьи — с десяток граждан весьма почтенного возраста, убеленных сединами, но все еще с твердой походкой и явными признаками военной выправки. Заслуженные ветераны, наверное, и почетные граждане, вон как Гентис перед ними лебезит, даром что полковник. Хотя, конечно, это ж его воспитанникам сейчас экзамены сдавать, а от их успехов наверняка зависит и его служебная карьера.

К девяти часам собрались уже все, группу экзаменующихся построили, сделали перекличку, раздали повязки с номерами, под которыми они будут выступать, и повели в сектор для прыжков.

Закрепив повязку с номером 20 на левой руке (кстати, номер-то ему достался самый последний, к чему бы это?), Игинкат наблюдал, как прыгают с разбега мальцы. Отметка, до которой надо допрыгнуть, чтобы выполнить норматив, была выложена лентой прямо на песке, но все, конечно, старались улететь подальше. У каждого было три попытки. Когда очередь дошла до него, мальчик уже знал, какой результат ему надо показать, чтобы выйти в лидеры. Впрочем, это все фигня, что, он семилеток не перепрыгает, что ли? Куда больше он переживал за Ивле, которому не удалось одолеть норматив с первой попытки.

Прыжок Игинкату действительно удался, сантиметров на двадцать дальше, чем у лучшего из малышей. Те, впрочем, сдаваться не собирались и во второй и третьей попытках отчаянно разбегались, пытаясь во что бы то ни стало его достать… впрочем, безуспешно. Во второй попытке и Ивле приземлился за заветной чертой: вот радости-то было…

Следующим номером программы стал бег на короткую дистанцию: четыре забега по пять пацанов в каждом. С азартом поболев за Ивле, который обошел-таки на дорожке четверых более старших соперников, Игинкат пошел на старт собственного забега. Его семи-восьмилетние соперники боролись яростно, но он, конечно, быстро оставил позади этих коротконожек, показав лучшее время дня. Когда объявили результаты, раздался громкий плач. Пятилетний пацаненок, не уложившийся в норматив, горько рыдал, упав ничком на песок. Его, конечно, утешали, говорили, что семестр еще не закончен, что у него будет возможность еще раз попытаться сдать экзамены, но кто ж в таком возрасте заглядывает настолько далеко? Фактом оставалось то, что число претендентов на знак мальчишеской доблести первой ступени сократилось сейчас на одного человека.

Затем все перешли в сектор для метания мяча. Семилетние шкеты бросали его столь умело, что Игинкат даже стал опасаться, сумеет ли он их перебросить. Нет, физически-то он, понятное дело, намного сильнее, вот только тут ведь и координация нужна, а он в последний раз метал мяч полгода назад, когда они еще в Кенлате жили… Но, слава богу, рука не подвела.

Последним состязанием перед обедом было подтягивание на турнике. Перед началом его Игинкат в своей победе не сомневался, но уж больно ретиво принялись подтягиваться малыши. Краснели, пыхтели, чуть ли не извивались, лишь бы лишний приподнять подбородок над стальной трубой. Ручонки, конечно, еще тонкие у всех, мышцы едва угадываются, но ведь и сами пока еще мелкие и тощие… Пришлось поднапрячься. Дождавшись своей очереди, мальчик, хоть с изрядным трудом, но все же подтянулся на один раз больше самого сильного из соперников. Фу-у, теперь хоть ненадолго можно расслабиться, всю стадионную программу он выиграл вчистую.

Кормили экзаменующихся за счет школы. Обед оказался сытным, даже не скажешь, что на малышей рассчитан. Игинкат встал из-за стола с полным желудком. После такой трапезы хорошо бы поваляться часок, книжку почитать, но нет, надо собираться и ехать за город, где пройдет лесная часть экзаменов. Хорошо хоть автобусы подогнали.

В лесу ребятам первым делом предстояло продемонстрировать свое умение лазать по деревьям. В качестве полигона, к счастью, оказалась выбрана молодая ветвистая сосна, и до нижнего яруса ее ветвей при некоторых усилиях могли дотянуться даже малыши, что уж там говорить об Игинкате. Вспомнив, как он два года назад в походе любил вскарабкиваться вот на такие же сосны, мальчик постарался показать класс. Перепачкал, правда, ступни в древесной смоле, но это так, пустяки, зато и здесь показал лучшее время.

Последним номером сегодняшней программы был лесной кросс с преодолением препятствий. Соревнующихся запускали на трассу с интервалом в полминуты. Все бы ничего, но бегать босиком и в одних по пересеченной местности Игинкату еще не доводилось. Маршрут специально проложили так, что бегунам приходилось продираться сквозь заросли кустов, нырять под колючие еловые ветки, форсировать ручей с заболоченными берегами, перелезать через какие-то завалы… в некоторых случаях явно искусственного происхождения. Плюс еще поваленный еловый ствол, по которому надо пробежать и не свалиться в окрестный бурелом, плюс поляна, заросшая крапивой и чертополохом. Обдирая бока о колючки, проклиная свои изнеженные ноги, Игинкат, тем не менее, несся вперед, обгоняя даже стартовавших раньше мальцов. Ивле тоже догнал, когда тот пытался перелезть преграждавшую путь бревенчатую стенку. Подсадить бы, да в кустах наверняка какой-нибудь наблюдатель прячется, увидит, и дисквалифицируют тогда обоих. Пришлось оказать только моральную поддержку. Для самого Игинката эта стенка, на малышей рассчитанная, серьезной преградой не являлась. Куда хуже было, когда он случайно наступил на какой-то сучок. Сперва показалось даже — ступню пропорол, потом боль чуть отпустила, но мальчик все равно прыгал на одной ноге. Впрочем, он быстро понял, что до финиша так доберется только к вечеру. Пришлось наплевать на боль и бежать дальше, может, уже не так ходко, но все равно ведь с лучшим временем пришел! Игинкат принял это как должное и куда больше обрадовался, когда на финише вскоре показался Ивле. Преодолел все же стенку, упорный такой! И даже в норматив уложился! А вот двоим из финишировавших уложиться так и не удалось. Слез было!.. Наскоро утешив, их отправили к родителям. А семнадцать воспитанников, оставшихся в строю, полковник поздравил с успешным завершением первого дня испытаний и прочел короткую лекцию, как именно им следует вести себя на последнем экзамене, который пройдет завтра в здании школы, после чего распустил группу по домам.

В воскресенье за завтраком Игинкату ничего в рот не лезло от нервного мандража. Нет, он вполне был уверен, что сумеет выдержать и это испытание, трижды ведь уже успешно через него проходил, причем в последний раз — с большим запасом. Но подсознание не спешило следовать доводам разума, и совсем не нужное сейчас возбуждение все никак не проходило. Чтобы отвлечься от собственных переживаний, мальчик подумал, а малышам-то сейчас каково? Тем, кто эти злосчастные пятнадцать розог впервые смог вынести без крика только на последней тренировке, а уже идет на экзамен. Представив, как сейчас, наверное, нервничает Ивле, юный Игироз вдруг почувствовал себя увереннее, хотя аппетита это ему и не прибавило. Ну ладно, на такой экзамен, может, и в самом деле лучше идти на пустой желудок, все равно потом на праздничном обеде наверстает.

Гентис вчера настоятельно советовал воспитанникам пригласить на заключительный экзамен родителей, дабы они могли воочию наблюдать мужество своих сыновей, но Игинкат, конечно, постеснялся. Ну, не увидят они момент его триумфа, так разве ж это для него триумф? Вот для малышей, вроде того же Ивле, это да! А у него скоро и побольше успехи будут. Вот когда придет время на вторую ступень сдавать, тогда он, наверное, их пригласит… во всяком случае, уже будет, чем гордиться.

Экзамен, как и вчера, должен был начаться в девять утра и завершиться к двум, на которые был намечен торжественный обед в школьной столовой. На более старших курсах, говорят, обеспеченные родители под это дело и рестораны снимали, но для такой малышни это пока еще слишком. Впрочем, до того обеда еще дожить надо, а пока экзаменующимся предстояли куда менее приятные процедуры. Все мальчики перед началом экзамена должны были пройти медосмотр в школьной медсанчасти, не такой, конечно, тщательный, как на диспансеризации, но все же, затем посетить туалет и душ. Оттуда, отмытые до хруста и одетые в одни трусы, они переходили в спортивный зал, отведенный для проведения экзамена.

Войдя в зал одним из последних, Игинкат огляделся. Члены экзаменационной комиссии, десять заслуженных франгуляров, занимали два ряда кресел у дальней стены. Прямо перед ними, буквально в двух метрах от первого ряда кресел, стояла скамья для порки, сильно напоминающая ту, на которой мальчика наказывали в экзекуционной комнате 17-й городской школы. Справа и слева от скамьи находились два стола, за одним из которых восседал секретарь, ведущий экзаменационный протокол, а за другим — директор школы Пранергед вместе с начальником курса Адалмедом. Стулья для экзаменующихся и их родителей стояли в несколько рядов справа и слева от прохода, причем мальчики занимали первый ряд. Игинкат скромно пристроился с края.

Наконец, генерал объявил о начале экзамена. Мальчиков вызывали по списку, в соответствии с ранее присвоенными им номерами. Вызванный должен был снять трусики, положить их на свой стул, подойти к скамье, встать по стойке смирно перед комиссией, отрапортовать: «Воспитанник такой-то к прохождению экзамена готов!», и, получив разрешение, улечься на скамью головой к начальнику школы, вытянуться, ухватиться руками за ее боковые планки и по возможности не менять позы до окончания порки. Если заорешь, выпустишь планки или спустишь ноги со скамьи, значит, испытания не выдержал. Мелкие виляния телом, слезы и всхлипы сквозь зубы регламентом дозволялись, в пограничных случаях все решала комиссия. Порку проводил здоровенный сержант, считавшийся лучшим секутором школы, причем комиссия внимательно следила, чтобы он не халтурил. Ведро с розгами, заранее обследованными комиссией на предмет качества, стояло рядом со столом секретаря.

Экзаменуемые пацанята терпели изо всех сил. Конечно, слезы выступали почти у каждого — ну, мелкие же еще! Бывало, мычали, не раскрывая рта, вскидывали страдальчески головы, дергались после каждого удара, извивались под розгой, кто-то и голени отрывал от лавки, правда, тут же вытягивался снова, планки сжимали до побелевших костяшек на кулачках, но с лавки не удрал ни один. С криками было сложнее. Порой, после особо громкого стона, комиссия совещалась, не признать ли это нарушением правил, но обычно выносила решение в пользу испытуемого. Двое мальчуганов все же не выдержали и издали явственные выкрики: один после двенадцатого, другой после тринадцатого удара. Их, понятно, тут же сняли. Еще один после особо болезненного удара оторвал ладошку от планки и рефлекторно попытался прикрыть пострадавшие ягодицы, тут же, впрочем, опомнился, схватился за планку вновь, но дело уже было сделано. Вся троица, провалившая экзамен, никого не стесняясь, горько рыдала, не помогали даже родительские утешения.

Игинкат, конечно, больше всего переживал за Ивле, но тот хорошо справился с испытанием: почти не дергался и даже постанывал тише остальных. Возвращаясь к родителям, счастливый, хотя и малость прихрамывающий пацаненок завернул к Игинкату поделиться своей радостью. Устраивать обнимашки на глазах всего зала было как-то не по-мужски, обошлись тем, что дружески хлопнули ладонью о ладонь. Старшему мальчику внезапно очень захотелось взглянуть на следы на теле своего юного приятеля. Ивле кобениться не стал и охотно повернулся к нему попкой. Пятнадцать вспухших красных полос почти не оставили белого цвета на маленьких ягодичках. Было искушение их пощупать, но Игинкат с ним справился, малышу и так больно. Оставалось только удивленно присвистнуть и восторженно протянуть: «Ну, ты силе-он!». Ивле, гордый своей победой и тем, что ее по достоинству оценили, улыбаясь во весь рот, потопал к родителям и, едва успев надеть трусы, оказался в материнских объятиях. Тут уж можно было и поласкаться, с героя не убудет. Так же радовалась и семья, занимавшая соседние стулья, чей сын тоже успешно выдержал испытание. По-хорошему, чтобы не мешать продолжению экзамена, празднующим семьям следовало бы покинуть зал, но по регламенту всем воспитанникам следовало оставаться здесь, пока не будут оглашены итоги. Расцелованные во все места пацанята даже нашли в себе силы усесться на стулья, хорошо, что сиденья у тех были мягкие.

Очередь Игинката подошла последней. Самым трудным оказалось стянуть с себя трусы на глазах у всего зала. Да, во время предшествующих тренировок он уже привык к публичной наготе, но там ведь присутствовали только мальчики и мужчины, а здесь и взрослых женщин полно. Конечно, все ведь было рассчитано на мелких пацанят, которым и скрывать-то особенно еще нечего, а материнская поддержка в такой трудный момент ой как нужна, но он-то уже большой… Но делать было нечего, оставалось засунуть стыд куда поглубже и исполнять свой долг. Ну что ж, если на него сейчас станет взирать столько глаз, значит, он должен быть безупречен! Решительно стащив с себя последнюю тряпицу и не глядя бросив ее на сиденье стула, Игинкат расправил плечи, строевым шагом, как на параде, промаршировал к лавке, отрапортовал комиссии о своей готовности и бестрепетно опустился животом на лавку. Так, теперь надо принять максимально эстетичную позу: вытянуться в струнку, свести ноги вместе, оттянуть носочки (плевать, что правую ступню со вчерашнего дня украшает безобразный синяк!), крепко взяться за планки и дальше постараться делать вид, что это не его секут.

Пока Игинкат устраивался на лавке, в голову ему вдруг стали приходить не очень уместные мысли. Мог ли он каких-то три месяца назад даже представить себе, что будет вот так добровольно и с достоинством укладываться под розги?! Да скажи ему тогда кто такое, он бы только пальцем у виска повертел! А если бы его приятели из той прежней школы вдруг оказались в таком положении? Да они наверняка сочли бы своим долгом сопротивляться до последнего! Ага, и тут же стали бы объектами насмешек вот этой местной малышни, которая бы их и трусами обозвала, и слизняками, и девчонками! Что же с ним случилось такое, что он теперь думает, как франгульские ребята, а не как кенлатцы? И почему он даже не заметил, когда стал мыслить по-другому? Или это на самом деле всегда в нем было, что он так легко принял местную мораль?

От философских размышлений его оторвал первый удар розги. Удивительно даже, как удалось не вскрикнуть. Дальше мальчик сосредоточился и последующие удары встречал стоически, даже дернуться себе не позволял, даже тихонько простонать сквозь зубы. Кому-то из членов комиссии показалось даже, что мальчишке слишком слабо перепадает, и он стал покрикивать на сержанта-секутора: «Шибче лупи! Шибче!». Сержант удвоил усилия, но Игинкат выдержал и это, хотя мальчику казалось, что его зад просто шинкуют на части. Напрягшись всем телом, что даже мышцы заболели, паренек сжал зубы и крепко зажмурил глаза, чтобы оттуда не выкатилось ни слезинки. Слово «пятнадцать» из уст генерала, самолично отсчитывающего удары, прозвучало для него слаще райской музыки.

Теперь надо было подниматься с лавки и возвращаться к своему стулу. Пятиться спиной выглядело бы смешно, никто из пацанов так не делал. Но это значит повернуться передом к залу, а там женщины… Щепотью попытаться прикрыться? Все равно тогда его вид будет смешной и совершенно недостойный победителя. Малыши, вон, не стеснялись абсолютно! Ну да, им было чем гордиться, в том числе в глазах собравшейся публики, а ему, что, нечем?! Да, он куда старше их, но он тоже победил и прошел это испытание, наверное, лучше всех! Отринув сомнения, Игинкат пошел назад гордой походкой, несмотря на боль в ягодицах. Никаких смешков в свой адрес он не услышал, только почтительное перешептывание.

Дальше настало время подведения итогов. Мальчиков, выдержавших экзамен, поочередно вызывали к столу, поздравляли и вручали им знаки мальчишеской доблести первой ступени. Шестилетний Ивле и еще один пацаненок, которому было всего пять, получили к этому еще и красные трусы, которые, разумеется, прямо тут же и надели. Радости малышей просто не было предела! Игинката тоже отметили особо, вручив ему почетную грамоту от экзаменационной комиссии «за лучшие результаты во всех видах испытаний». Взяв ее в руки, мальчик заметил, что теперь не только пацанята, но и их родители взирают на него с нескрываемым уважением. Кто-то из отцов, как расслышал Игинкат, даже прошептал соседу: «Иностранец… а ведь настоящий франгуляр растет…». Что скрывать, это было приятно.

Завершались экзамены, согласно традиции, торжественным обедом. Одежда немилосердно терла пострадавшие ягодицы, сидеть даже на подложенных подушках было не очень комфортно, но это не мешало ощущению эйфории. Ивле после завершения официальной части экзаменов не отходил от Игинката, буквально увивался за ним хвостиком, даже родителей забросил. Пришлось им пристраиваться рядом за пиршественным столом. Игинката, конечно, дотошно расспросили, откуда он родом, кто его родители, чем занимаются, почему переехали в Ксарту, кто посоветовал ему готовиться на франгуляра, и, наконец, предложили дружить семьями. Ивле, оказывается, все уши своим родным прожужжал, какой необычный мальчик занимается в их группе, и больше всего малыша огорчало, что после окончания курса им придется расстаться. Игинкат, конечно, за родителей решать не мог, но идею семейного знакомства не отверг. Ивле обрадовался и поведал старшему другу, что теперь он самостоятельно может ходить в гости, попросту имеет такое право как обладатель красных трусов! Игинкат в знак одобрения взъерошил ему волосы.

Возвращаясь домой из Агелы, мальчик даже пожалел, что не пригласил на экзамены мать с отцом. Они, конечно, и дома порадуются его успехам, но это ж совсем не то, что на людях! А вот ему почивать на лаврах долго не придется, уже на следующей неделе он станет полноправным второкурсником и будет ходить на все занятия по программе второй ступени.

Часть 2. Продвинутый ученик

Глава 1. Как стать борцом

На первую тренировку по борьбе пришлось идти уже вечером во вторник. Инджис Сересед, штатный тренер Агелы N 5, прежде чем допустить Игинката к занятиям в группе, решил оценить гибкость мальчика. Пришлось переодеваться в уже знакомые по первому курсу трусы для порки. Как выяснилось, здесь на тренировках они были штатной формой. Никаких тебе борцовских трико, что были в ходу в Кенлате. Глубокий практический смысл именно такой формы Игинкат вскоре узрел воочию. Тренер ходил по залу с длинным прутом в руке и корректировал им действия мальчишек, возившихся на борцовских коврах. Особо непонятливым попадало по бедрам, а то и по заднице. Пострадавшие взвизгивали от неожиданности и быстро старались исправиться.

Ну, у Игинката это было еще впереди, а сейчас он попал в крепкие лапы тренера. Действительно крепкие — в них мальчик ощутил себя резиновой игрушкой, которую мнут и выворачивают, как только вздумается. Ощущения были хуже, чем в хирургическом кабинете на диспансеризации. Конечно, Истребитель его об этом уже предупреждал, но одно дело услышать на словах и совсем другое — испытать на собственной шкуре. Садиться на шпагат оказалось особенно болезненно, да и опуститься до конца так и не удалось, мостик со стойкой на голове Инджису решительно не понравился, а уж когда Игинката заставили бегать по кругу, опираясь на ту же голову, мальчик окончательно потерял и координацию в пространстве, и ощущение реальности.

Пока паренек приходил в себя, дожидаясь, когда перестанет кружиться голова, тренер сходил в подсобку и притащил оттуда какую-то массивную крестообразную конструкцию с ремнями. Оказалось, аппарат для растягивания связок. Растягиваемого (Игинкат бы скорее сказал «пытаемого») клали на живот, закрепляли у него на спине продольный брус, заставляли максимально широко развести ноги и затем согнуть их в коленях, вставляли в подколенные сгибы закругленные концы специальных клиньев, прикрепленных к поперечной перекладине и способных сдвигаться или раздвигаться при вращении управляющего винта, крепко привязывали обе ноги в районе щиколоток к той же поперечной перекладине и затем разводили клинья, заставляя ноги растягиваемого раздвигаться еще шире. Связки при этом болели так, что с трудом можно было терпеть. Оставив новичка «разминаться», неподвижно лежа на ковре, Инджис занялся другими воспитанниками. Когда тело Игинката кое-как привыкало к своему новому положению, тренер подходил к нему и делал еще один оборот винта, возвращая тем самым боль.

Когда мальчика освободили, наконец, от этой конструкции, ходить он мог только в раскорячку. Тренер оказался доволен результатом и заявил, что такими темпами Игинкат за пару недель сумеет дойти до нужных кондиций, если будет заниматься постоянно, и для этой цели он, Инджис, даже готов выдать мальчику аппарат для растягивания на дом. Никакого желания подвергаться этой пытке еще и дома у Игинката, разумеется, не было, как и тащить эту тяжесть на себе, и он поспешил отказаться под тем предлогом, что в своем доме они сумеют обойтись подручными средствами.

Еще мальчик узнал, что ему надо срочно укреплять мышцы шеи, а то в борьбе всякое случается, и тренеру очень не хотелось бы, чтобы Игинкат случайно заработал себе травму шейных позвонков. Подробно расписав, какие упражнения для этого надо выполнять, и получив клятвенное заверение, что мальчик начнет этим заниматься буквально уже с завтрашнего дня, Инджис, наконец, позволил Игинкату встать в строй и принялся подбирать для него пару для тренировок.

Мальчикам в группе было, в основном, лет по десять, а кое-кому и меньше, и они, понятно, существенно уступали двенадцатилетнему Игинкату и в росте, и в весе. По весовой категории подходил только долговязый пятиклассник Ренке, уже в третий раз пытающийся освоить программу второй ступени, да и на первую ступень сдавший, как поговаривали, только с четвертого раза, короче говоря, типичный неудачник. В физической силе он явно уступал Игинкату, природной ловкостью тоже не отличался, но за два прошедших семестра в борцовских приемах немало уже поднаторел, чем и не преминул воспользоваться в первой же тренировочной схватке. Пропустив захват ноги и не сумев как следует упереться, Игинкат был свален на ковер, а затем и припечатан к нему лопатками. Неприятно. Наверное, тренер заранее запланировал этот конфуз, чтобы сбить спесь с героя недавних экзаменов на первую ступень, слава о котором уже разошлась по всей Агеле.

Получив наглядное подтверждение, что не все ему будет даваться с наскока, Игинкат стал внимательно прислушиваться к словам Инджиса, объяснявшего, как проводить простейшие приемы. Потом ему дали возможность отработать их на Ренке. Не сказать, чтобы все прошло гладко, но кое-что получилось.

На следующий день в школе Игинкат поделился своими впечатлениями с Истребителем. Посочувствовав, друг заявил, что растягивать связки на ногах можно и по-другому, например, встав сразу на два широко раздвинутых стола и привязав к бедрам что-то тяжелое. Нагружать шею, конечно, необходимо, но лучше бы в чем-то присутствии, а то так и до травмы недалеко.

- А в школьном спортзале можно? Ну, после уроков? — осведомился Игинкат.

- Можно договориться, только учитель с одним тобой заниматься не будет.

- А ты не можешь помочь? Ну, ты ведь, наверное, борьбу уже сдавал.

- Все сдавали, — подтвердил Истребитель. — Вообще-то борьба эта у нас ценится только как подготовка к панкратиону, там гибкость тоже ой как нужна, ноги порой на уровень головы задирать приходится. Ну, давай попробуем.

- А приемы покажешь?

Идея самому стать чьим-то тренером Истребителю раньше в голову не приходила, да и не принято это как-то было среди подростков, но, поразмышляв, он согласился. У Игинке, как-никак, особые обстоятельства, никому из знакомых ему парней не доводилось начинать борцовские занятия в столь солидном возрасте, да и время до экзаменов слишком ограничено. Упрашивать физкультурника открыть спортзал после уроков пошли вдвоем. Неизвестно, пустил бы он туда одного Игинката, но владельцу красных трусов отказать, конечно, не мог.

Раздевшись до этих самых трусов и размявшись, Истребитель первым делом продемонстрировал другу мастер-класс, как следует бегать по кругу, опираясь на голову. Здорово это у него получалось, в Кенлате и танцоры, что тоже порой норовят на голову встать, таких трюков не выделывали. Игинкат попробовал повторить, поддерживаемый под спину Истребителем. В крепких руках друга это оказалось совсем не страшно, а даже, наоборот, весело, причем для обоих. «Танцы на голове» переросли просто в дружескую возню на ковре, затем Истребитель попытался самолично разминать Игинката и хотя медвежьей силой Инджиса пока еще не обладал, достиг в том немалых успехов, буквально завязывая приятеля узлом. Покоряться дружеской силе оказалось неожиданно приятно, Игинкат даже позволил себе расслабиться, повиснув на руках Истребителя безвольной тряпочкой.

Вдоволь навозившись, пареньки приступили, наконец, к отработке приемов. Истребитель сперва демонстрировал, как их следует проводить, на самом Игинкате, а потом позволял тому потренироваться на себе, благо, весом мальчишки почти не отличались, Игинкат был чуть повыше, зато Истребитель пошире в плечах. Конечно, завалить обладателя красных трусов было куда сложнее, чем недотепу Ренке, даже если этот обладатель чуток поддается, зато и удовлетворение от удавшегося приема не в пример выше. Они бы еще, наверное, долго так занимались, если бы Истребитель не всполошился, что пора идти домой делать уроки. Игинкат, у которого домашние задания вызывали куда меньше затруднений, с неохотой подчинился.

В четверг у Игинката были первые занятия по стрельбе. Заполучив в руки пневматическую винтовку, мальчик попытался вспомнить почти забытые навыки. Тир в Агеле N 5, что говорить, был получше, чем в кенлатских парках, и предназначен явно не только для пневматики. Стрельба по мишени особой радости не принесла — результаты оказались весьма посредственными, впрочем, и у большинства его одногруппников дела обстояли не лучше. Они по этому поводу не очень и переживали, экзамен ведь не сдавать. Тренер, проводивший занятия, никого ругать не стал, но заметил, что тем, кто захочет подняться потом на третью ступень, а захотят, наверное, все, придется еще до поступления на следующий курс долго заниматься стрельбой в городских тирах. Игинкат принял это к сведению, но сейчас ему было не до забот третьего курса, второй бы еще успешно пройти.

В пятницу опять была совместная тренировка с Истребителем в школьном спортзале, а в субботу Игинкат с раннего утра поехал в Агелу на занятия по повышению болевой выносливости. Там его, впрочем, ждал приятный сюрприз. Проводивший тренировку майор Ресхед чуть ли не извиняющимся тоном сообщил мальчику, что он, конечно, знает обо всех его успехах в этом деле, но формальности требуют на первом занятии принять у него зачет по терпению, то есть Игинкату предстоит отскакать положенное время на деревянном коне без доступа в туалет, все то же самое, что и на первом курсе, только уже не четыре часа, а шесть.

Ну, положено, значит, положено. Игинкат напялил трусы на порки, вскарабкался на тренажер, и приставленные к нему солдаты принялись хлестать его по заду уже знакомой мягкой плеткой, вот только привязывать на сей раз не стали, и так понятно, что клиент не сделает попытки смыться. Мальчик, наверное, сдох бы от тоски, но ему сделали послабление — позволили во время «скачки» читать книгу.

Товарищам по группе было в это время куда хуже: и хлестали их не мягкими плетками, а ремнями, и заставляли вслух излагать прочитанное, а под конец занятия выдали всем положенную порцию в четверть сотни розог. Ох как они завидовали, наверное, новому соученику! Игинкат же без особых проблем перетерпел отмеренные ему шесть часов «скачки», даже в туалет под конец не очень хотелось, потом спокойно сделал свои дела (остальные в это время еще страдали на тренажерах), доложился майору и как выполнивший свое задание был отпущен домой. Впереди было воскресенье, которое он рассчитывал провести со вкусом, и ведь даже задница после сегодняшнего занятия болеть не будет.

Глава 2. Гости

В воскресенье семейство Игирозов ждало гостей. Мать Ивле, Тана Геникед, не стала откладывать дела в долгий ящик и позвонила уже в понедельник. Киру, взявшая трубку телефона, по ходу этого разговора услышала о своем сыне больше восторженных слов, чем за последний десяток лет, и, конечно, не могла не растаять. Маленький Ивлис ни за что не хочет расставаться со своим новообретенным кумиром? Да не вопрос, пусть дружат, конечно. Можно ли привести его в гости? Разумеется, приводите, хоть посмотрю, что нашел в нем мой сын, в Кенлате-то он только со сверстниками приятельствовал, а тут целых шесть лет разницы. Встретиться порешили за час до обеда.

Ровно в одиннадцать часов, минута в минуту, в дверь позвонили. Киру пошла открывать. Она, конечно, намеревалась сперва обменяться приветствиями со взрослыми Геникедами, но, как оказалось, стояли в двух шагах от крыльца, а на самом пороге, задрав сияющую мордашку, замер Ивле с букетом в руках, который он не замедлил вручить Киру, оглушив ее звонким поздравлением, после чего тут же прошмыгнул в дверь искать своего старшего друга. Хотя летняя жара давно прошла и на улице было весьма свежо, младший Геникед пришел в гости в одних своих красных трусах, ну, еще сандалетки надел, чтобы потом не наследить в чужом доме грязными босыми ногами. Сандалии он, конечно, скинул сразу за порогом.

Бедная Киру не знала, что ей делать: то ли раскланиваться с родителями Ивле, то ли следить, куда понесло этот маленький тайфунчик. К счастью, Игинкат, услышав звонок, вышел из своей комнаты в гостиную и подхватил мелкого приятеля на руки. Ивле тут же обхватил его руками и ногами, крепко прижался всем телом, но тут же и устыдился своего малышового поведения и потребовал спустить его на пол. Только тут, Киру, наконец, смогла к нему приглядеться. Очень пропорционально сложенный для своих шести лет и явно не хилый мальчуган, симпатичная мордашка в обрамлении белокурых прядей, гордо вздернутый носик, радостная улыбка от уха до уха, блестящие восторженные голубые глаза, энергии, кажется, хватит на десятерых. Прямо картинка, а не мальчик! Непонятно только, с чего это он так привязался к ее сыну и почему эту странную дружбу поощряют его родители. Вот она бы, когда ее Игинкату было шесть, очень бы обеспокоилась, если бы он так приклеился к какому-нибудь подростку. Что надо большому парню от такого малыша? А малышу от большого парня? Покровительства? Ну какой Игинкат для него покровитель, когда они и в разных районах живут, и в разных школах учатся? Впрочем, не у Ивле же об этом спрашивать. Решив серьезно побеседовать с родителями мальчугана, Киру сказала сыну проводить маленького гостя в свою комнату и чем-нибудь занять его там до обеда, пока сама она будет принимать старших Геникедов. Игинкат поспешил воспользоваться предложением.

Стоило детям уйти, как в гостиной появился Афлат, тоже пожелавший принять участие в беседе. Гости разместились на диване, хозяева в креслах, и потек неторопливый светский разговор. Игирозы узнали, что Фамису Геникеду двадцать восемь лет, его супруга на два года моложе, а Ивле их первый и пока единственный ребенок, зачатый, когда они оба были еще студентами. С тех пор Фамис стал дипломированным хирургом в военном госпитале, а Тана — учительницей младших классов. Интерес Афлата от этих сведений только возрос. Пока ему доводилось общаться только с местными военными и тесно связанными с ними конструкторами. Семья Геникедов относилась к молодой франгульской интеллигенции. В Кенлате люди из этого слоя, скорее всего, стали бы обучать своего ребенка музыке и иностранным языкам, а если бы вдруг отдали его в спортивную секцию, то только при горячем желании самого ребенка и наличии у него недюжинных способностей именно к этому сорту деятельности. Ивле, конечно, по виду мальчик спортивный, но ведь в Агеле N 5 не высококлассных спортсменов готовят, а будущих военных. Конечно, военная карьера здесь считается престижной, но неужели даже в интеллигентных семьях? Такая подготовка обязательна для всякого здорового местного мальчугана? Допустим, но большинство ребят начинают проходить ее после поступления в общеобразовательную школу, когда им исполняется семь лет, Ивле же отдали в Агелу на год раньше, то есть явно по собственной инициативе. Именно это он и решил прояснить первым делом:

- А не рано ли вы начали готовить своего сына в военные? Мог бы побегать еще годик на воле.

- Что вы, он сам этого хотел, — улыбнулась Тана. — Мы с мужем его еще сдерживали!

- Да, не давали своего согласия, пока он не будет к тому готов, — подтвердил Фамис. — Когда ребенок оказывается аутсайдером в своей группе и проваливается на экзаменах, это для него тяжелая психологическая травма. В пять лет дети, как правило, проявляют большой энтузиазм, но они и физически еще слабоваты для столь интенсивной подготовки, и, самое главное, еще не обучены терпеть.

- Я слышал, до пяти лет их еще не наказывают…

- Нет, наказывают, конечно, но только ладонью, — помотала головой Тана. — А в пять лет, да, они должны познакомиться с мягкой плеткой и могут помаленьку начинать знакомство с розгами.

- От рук родителей или, может быть, старших родственников?

- Ох, родителям обычно некогда следить за этими шалопаями, у всех же сейчас работа, даже деды как правило еще при деле, кроме инвалидов-отставников, а бабушки слишком их балуют. В пять лет мальчику лучше быть в детском саду, там и контроль за ним хороший, и общество сверстников, с которыми он может и дружить, и конкурировать.

- Их там и наказывают?

- Само собой разумеется.

- Я к тому спрашиваю, что, по словам моего сына, ваш Ивле с первого же занятия выделялся своей терпеливостью. Это в детсаду его научили так переносить боль?

- Нет, это уже плоды нашего домашнего воспитания, — возразила Тана. — В детсаду ему, конечно, регулярно доставалось плеткой, как и всем, но вы же понимаете, там не могут к каждому ребенку приставить персональную няньку. То, что он недобирал там, он получал потом вечером дома, ну, и по выходным, естественно.

- И было за что? — удивилась Киру.

- А то нет! — усмехнулась Тана. — Здоровый пятилетний мальчишка, даже если и знаком с правилами, шалит просто из спортивного интереса, и когда после пяти лет вольницы за него берутся всерьез, ему то и дело приходится подставлять попку под плеть. С Ивле, порой, такое случалось и по десять раз на дню!

- А это не опасно для здоровья? — усомнилась Киру.

- Мягкая плетка-то? Конечно, нет! — промолвил Фамис. — Ребенка ей можно наказывать часами напролет без особых физических последствий, если не считать постепенного снижения чувствительности кожи, но этого, собственно, воспитатели и добиваются.

- А психологическая подавленность постоянными наказаниями?

- Смотря как их преподнести. Наказывая сына, я же не говорю ему, что он плохой, я говорю, что ему надо учиться сдерживать себя, и я ему в этом помогаю. Ивле и в пять лет это понимал и старался вести себя, как подобает настоящему мужчине. Когда у него это стало неплохо получаться, мы с супругой дали согласие на его поступление в Агелу. Единственная трудность, что до начала тренировок там ему почти не доводилось получать розог. Таких малышей наказывают ими только за очень серьезные провинности, а Ивле до столь безобразного поведения просто не опускался. К счастью, во время занятий он и с этой проблемой быстро справился.

- А к школе вы его готовите? — спросила Киру. — Или этим тоже занимаются в детсадах?

- В детсадах этим, увы, почти не занимаются, — вздохнула Тана, — так что мы обучали Ивле дома. К счастью, он очень легко все усваивает. Он уже довольно бойко читает, в отличие от большинства своих сверстников, обучен письму и счету. Думаю, в школе у него проблем не будет. А вот как ваш Игинке оказался столь хорошо готов к прохождению курсов? В учебных заведениях вашей страны, если верить газетам, порка под запретом, стало быть, вы готовили его дома?

- Нет, до самого приезда во Франгулу он у нас был непоротый, — ответил Афлат.

- Что, совсем??!!

- Совсем, — подтвердила Киру.

Супруги Геникед пораженно переглянулись. После некоторой паузы Фамис произнес:

- Знаете, как-то даже не верится… Но если это действительно так, то у вашего мальчика просто уникальные способности к адаптации. Я, кстати, заметил, что он чисто говорит по-франгульски. Он давно начал изучать язык?

- Только в начале лета. У него очень хорошие способности к языкам.

- Тогда ваш сын — просто ценнейший кадр для разведки! — улыбнулся Фамис. — Я с первого взгляда понял, что это необычный мальчик, но чтобы настолько!.. Не удивительно, что наш Ивле от него без ума.

Ивле, между тем, осваивался в комнате своего кумира. Заработав вместе с красными трусами право самостоятельно гулять по городу (вожделенная мечта каждого старшего детсадовца!), мальчик уже неделю вовсю пользовался обретенной свободой. Уходил из детсада, когда хотел (а раньше-то не сметь было выглядывать за ограду!), один бродил по улицам и возвращался только к полднику или обеду. Но эти походы уже начали ему помаленьку приедаться. Детей его возраста на улицах почти не было (очень мало кто из них тоже успел обрести красные трусы!), играть в песочнице с домашними ребятишками на год-два младше решительно не хотелось, старшие в это время учились в школе, а всяких интересных мест, куда пускали счастливых обладателей знака мальчишеской доблести первой ступени, в пределах досягаемости было явно маловато. Неуемная энергия Ивле требовала выхода в интенсивных тренировках и суровых испытаниях, но поступить на второй курс Агелы он мог только следующей осенью, когда ему стукнет семь, а до этого времени надо еще дожить. Надо ли говорить, что воскресного похода в гости он ждал как манны небесной!

Комната Игинката поразила Ивле обилием книг. Нет, ему, конечно, родители их тоже покупали, но мало, и он давно уже их все перечитал. А здесь целых три полки! Мальчик, понятное дело, немедленно сунул в них свой любопытный нос, но вот беда: почти все они оказались на чужом языке! И картинки вроде интересные, завлекательные, и ты не можешь даже прочитать про то, что там на них изображено! Разочарованная мордашка малыша была столь забавна, что Игинкат, не удержавшись, прыснул.

- Игинке, а эти твои книжки, они на каком языке?

- На моем родном, кенлатском. Знаешь ведь, что я иностранец.

- Знаю… Только ты так хорошо по-нашему говоришь…

- А еще летом, представь себе, совсем не умел. Любой язык выучить можно.

- Ааа… А ты меня своему языку научишь? Научи, а?..

Ничего себе просьбочка! Игинкат, не зная, что ответить, почесал затылок. Вот уж в качестве учителя он себя совсем не представлял. Да и когда, простите, этим заниматься? Школа, домашние задания, тренировки каждый день, а тут еще с мелким возиться! Но когда на тебя так просяще смотрят, отказывать как-то неловко. Приручил малыша на свою голову, теперь не оттолкнешь. А с другой стороны, это где-то даже прикольно. Учитель кенлатского языка Игинкат, хи! Ни к одному из его приятелей с подобной просьбой точно не обращались. Редкий энтузиаст этот пацаненок. Хотя, если так посмотреть, а чем еще ему сейчас заниматься? В школу он пока не ходит, родной грамоте, похоже, уже обучен, от тренировок в Агеле освободился. Самое время чужой язык зубрить!

- Ладно, давай попробуем… Только учти, свободного времени у меня очень мало, я и в школу хожу, и на тренировки, разве что в воскресенья и по вечерам. Тебя отпускать-то ко мне будут?.. Ну что ты пыхтишь, извини, забыл, что ты теперь свободный человек! Значит, по вечерам?

Ивле радостно закивал.

- Только слова учить тебе самостоятельно придется. Я тебе словарь дам, по которому сам обучался, он двуязычный, то есть и с кенлатского на франгульский слова переводит, и наоборот, ну, и книжку какую-нибудь, чтобы по ней практиковался. Сам переведешь, что сумеешь, а когда ко мне придешь, я тебе ошибки поправлю, ну, и в разговорной речи попрактикуемся. Согласен?

Ивле был согласен на все.

- Да, а если лениться станешь, — разошелся Игинкат, — я тебя по попе простимулирую. Учитель я или нет! Или ты против?

В том, что его станут наказывать за нерадивую учебу, Ивле ничего необычного не видел. Раз учитель, так обязательно должен драть. Естественно, против он не был.

- Ну, тогда договорились. Вас чем, кстати, в детсаду наказывают? Мягкой плеткой, как в Агеле? И тоже на конях?

Ивле замотал головой:

- Нет, не на них… На конях только пацанов можно, а там у нас и девчонок полно. Там скамья есть такая специальная, перед ней надо на коленки встать и наклониться…

- И что, вас там прямо перед девчонками лупят?! И их перед вами?!

- Ага.

- Интересное дело!

- А что такого?

Игинкат хмыкнул и закатил глаза. Ну и порядочки в местных детсадах! Хорошо, что тут еще школы раздельные!

Не дождавшись ответа и не поняв реакции старшего друга, Ивле поискал, на чем бы показать, как именно их в детсадах дерут. Похожей мебели в комнате не было, пришлось задействовать стул с дырявой спинкой. Опустившись перед ним на колени, мальчуган улегся животом на сиденье, просунув голову под поперечную перекладину спинки стула, и даже для большей наглядности стянул с себя сзади трусы, обнажив свои пухлые маленькие ягодицы, с которых сошли уже следы прошедшего экзамена.

- Ну, как-то так…

Игинкат преодолел искушение тут же шлепнуть по выставленной попке.

- Понял, есть у нас похожая скамья в пристройке. Идем покажу.

Натянув на место трусы, Ивле весело поскакал за своим кумиром. Попав в чулан, он, конечно, не мог не опробовать стоящие там конструкции. Привычно оседлал деревянного коня, сымитировал скачку, слез с него, примерился к козлам для порки старших ребят, но перегнуться не смог, не хватило роста.

- Короче, здесь будешь в своих успехах отчитываться, — прервал его упражнения Игинкат. — Понял? Тогда пошли, уже время обедать.

За обедом Ивле старался казаться пай-мальчиком с хорошими манерами, уморительно копируя все действия Игинката, и под конец огорошил родителей заявлением, что решил изучать кенлатский язык. Узнав, кто будущий учитель, взрослые развеселились, но на словах поощрили юного энтузиаста. Дескать, чем бы дитя ни тешилось… Ивле ушел домой радостный, прижимая к груди подаренные книги. После его ухода Игинкат поспешил ускользнуть в свою комнату, чтобы не слышать отцовских подколок по поводу нежданно свалившегося на его голову репетиторства. Если уж такой шкет, как Ивле, уже самостоятельно решает, чем ему заниматься, то он, Игинкат, и подавно сам со всем разберется!

Глава 3. В клубе будущих франгуляров

Вскоре, впрочем, выяснилось, что не только Ивле имел свои виды на свободное время Игинката. Истребитель, охотно занимавшийся с ним борьбой, но никогда доселе не предлагавший составить ему компанию за пределами школы, вдруг выступил с предложением:

- Игинке, не хочешь в воскресенье прошвырнуться в одно интересное место?

- Ну, допустим, хочу… А с чего это ты вдруг?

- Ну, понимаешь… — замялся Истребитель, — раньше у тебя даже знака первой ступени не было, а туда девчатников не пускают… Не, я-то знаю, что ты нормальный парень, просто жил раньше не у нас, но всем разве объяснишь… А вот теперь — совсем другое дело!

После уточняющих вопросов выяснилось, что Истребитель давно уже хотел ввести нового друга в местное «мужское сообщество» и что в Ксарте полно мест, куда пускают только франгуляров, настоящих и будущих, уже достигших каких-то успехов на этом многотрудном пути. Возможность стать гидом для не знакомого с местной жизнью иностранного мальчика, а в случае надобности и поручителем, безусловно, тешила его самолюбие, и он с нетерпением дожидался, когда Игинкат сдаст необходимые экзамены. Сейчас, когда это событие, наконец, свершилось, медлить, на его взгляд, было просто глупо. Начать он решил с самого знаменитого в городе мальчишеского клуба.

- Знаешь, какой там ринг! — восхищался Истребитель. — Как в настоящих спорткомплексах для взрослых, и главное, туда пацанов пускают, и просто так спарринг-бой устроить, и дуэль по всем правилам провести, если кому-то надо. Лучше ж на ринге в присутствии секундантов, чем в подворотне какой кулаками махаться! А еще там лучший скалодром во всем городе!

Звучало заманчиво. Особенно это касалось дуэлей, о которых Игинкату пока еще тут слышать не доводилось. Вот у них в Кенлате в прежние века тоже на дуэлях дрались, правда, только дворяне, на шпагах или на пистолетах. А здесь, надо понимать, на кулаках? И мальчишкам тоже можно? Представив себе одного из своих давних недругов еще по кенлатской школе, которого он, Игинкат, вызывает на дуэльный поединок, мальчуган хихикнул. Ага, вот стягивает он с руки перчатку и хлещет ей противника по мордасам! «Господин Лердоз, вы оскорбили мою честь, я вызываю Вас на дуэль! Выбор оружия за Вами!» Не, не катит. Тот «господин» от таких слов, пожалуй, остолбенел бы, а придя в себя, наверняка попытался бы прямо на месте дать ему, Игинкату, по сопатке. Ну, остается надеяться, что во Франгуле к эти вопросам относятся куда более щепетильно. Истребитель, между тем, ждал ответа, и юный Игироз поспешил согласно кивнуть головой.

Пережив в воскресенье утром визит Ивле и наскоро проверив первые успехи малыша в освоении кенлатской лексики, Игинкат кое-как сумел выпроводить юного ученика за дверь. Ну, не с собой же его в клуб тащить?! Истребителю может и не понравиться присутствие рядом такого мелкого шкета. Так, теперь надо бы собраться. Истребитель говорил спортивную форму с собой взять на случай, если вдруг поиграть там захочется. Ну, это не проблема. Тощую сумку мальчик повесил на плечо и поспешил к автобусной остановке, где они с другом договорились встретиться. Истребитель уже ждал его там.

Клуб «Акарис» оказался внушительным по размеру шестиэтажным зданием с обширным внутренним двором. Истребитель уверенно направился на четвертый этаж, где обитала знакомая ему компания. Все эти парни были знакомы друг с другом по занятиям панкратионом. Помимо солидных ребят двенадцати-тринадцати лет тут оказалась и пара десятилеток. Игинкат даже припомнил, как зовут одного из них: Рунке, кажется. Да, точно Рунке, именно так его окликал Истребитель, когда они летом лазали по стенам старинной крепости. Истребитель, понятно, счел своим долгом первым делом представить обществу новичка:

- Парни, это тот самый иностранец из пятой Агелы, что решил стать франгуляром и победил там во всех соревнованиях. Его зовут Игинкат, ну, по-нашему Игинке.

Оказалось, об Игинкате здесь уже все знали. В Агеле N 5 обучались пацанята из многих городских школ, и с их легкой руки слухи о подвигах юного иностранца успели разойтись по всему городу. Сперва, надо полагать, о нем судачили в младших классах, а от малышей слухи дошли и до их старших братьев. Поскольку никаких иностранцев в «Акарисе» отродясь не видывали, появление здесь Игинката произвело настоящий фурор. Сперва его тесно обступила компания Истребителя, затем к образовавшейся толпе стали добавляться проходившие мимо зеваки. Поначалу такое внимание к его скромной персоне было даже приятным, но быстро стало утомительным. Мальчику пришлось отвечать на десятки вопросов и о его родном Кенлате, и о своей прежней школе, и чему там учат, и каким спортом занимаются, и правда ли, что в Кенлате пацанов совсем не наказывают физически. В последнее слушателям как-то не очень-то и верилось. Если там никого не порют, значит, должны вырастать одни маменькины сынки, слюнтяи и девчонки! Но как тогда там мог появиться такой вот Игинкат? Что, его до переезда в Ксарту и в самом деле ни разу не выдрали?! Ну, тогда он силе-он!

Когда от постоянных ответов в горле пересохло, Игинкат стал оглядываться, нет ли тут где чего попить. Истребитель все понял правильно и, вытянув его из толпы, повел к местной кафешке, расположенной рядом с рингом. Вся компания дружно потопала следом. Кафе оказалось оформлено как у взрослых, никаких там тебе зайчиков и цветочков на стенах, вместо них рисунки бойцовских схваток, только в меню, естественно, не было никакого спиртного. Потягивая обалденно вкусный сок из высокого бокала, Игинкат наслаждался жизнью, благо, приставать с вопросами к нему временно перестали.

На ринге, между тем, велась подготовка к дуэли. Двое крепких мужчин лет сорока, по виду явно бывшие бойцы, заняли места в углах ринга в качестве секундантов, за ними подошел врач в белом халате с чемоданчиком в руках. А вот, наконец, показались и сами дуэлянты: два десятилетних пацана в красных трусах. Когда они залезли на ринг, секунданты огласили причину предстоящей дуэли. Оказывается, один из пацанов обвинил другого в трусости, непристойной для обладателя красных трусов. Якобы во время занятий скалолазанием тот безнадежно застрял на середине трассы, вопил: «Снимите меня отсюда!» и даже вроде бы обмочился. Обвиненный все отрицал и рвался защитить свою пострадавшую честь. Поскольку обвинитель приносить извинения отказался, дуэль стала неизбежной.

Разъяснив малолетним дуэлянтам правила, секунданты вновь разошлись по углам, а пацаны по их сигналу сошлись в схватке. Из реплик Истребителя и его приятелей Игинкат понял, что бой ведется по правилам панкратиона, которому уже были обучены оба дуэлянта. У себя на родине мальчик однажды видел схватку пацанов на ринге. Кажется, это был бокс. Но там на обоих боксирующих мальчуганах были шлемы, а на руках перчатки, причем какие-то мягкие, несерьезные. Они технично, но вполне безопасно мутузили друг друга кулаками, а потом арбитры решали, у кого это лучше выходит. Здесь же… Ни шлемов, ни перчаток на дерущихся не было, только запястья перетянуты кожаными ремешками, из одежды — одни трусы, и удары они наносили не только кулаками, но и босыми пятками. Дрались пацаны не слишком умело, но яростно. Парни из компании Истребителя, куда дольше занимавшиеся этим видом единоборств, смаковали схватку с видом специалистов, время от времени отпуская реплики с обилием профессиональных терминов. На ринге, тем временем, дело зашло уже далеко: у истца была рассечена бровь, у ответчика расквашен нос. Но тут, похоже, бой велся не до первой крови, а до полной капитуляции одного из соперников. Даже с окровавленными лицами, уже явно выдохшись, мальчуганы продолжали отчаянно биться, пока, наконец, истцу не удалось провести сильный удар ногой в грудь. Его противник в полном изнеможении рухнул на ринг. Только тогда в дело вступил врач, откачавший пострадавшего и остановивший кровотечение обоим пацанам. Секунданты объявили, что истец отстоял свою честь, и побитому обвинителю пришлось публично взять свои слова обратно.

Кровавое зрелище не слишком вдохновило Игинката, но ему до жути захотелось посмотреть, что это за скалодром такой, на котором кипят такие страсти. Истребитель любезно взялся показать. Пришлось спуститься на первый этаж и выйти на перекрытый внутренний двор здания, оборудованный под спортивную арену довольно странного вида, которую Истребитель назвал «ристалищем». Чем именно на ней занимаются, Игинкат так и не успел расспросить, его внимание отвлек тот самый скалодром. Глухая стена с выступами поднималась на высоту шести этажей, и по ней карабкались пацаны в спортивной форме, обвязанные страховочными веревками. Истребитель предложил Игинкату переодеться в соседней раздевалке и тоже попробовать, пообещав показать самый легкий маршрут, но юный Игироз поспешил отказаться. Если тут застрявших на стене десятилеток так жестоко высмеивают, то ему и подавно не стоит ронять на публике свой авторитет.

У Истребителя, впрочем, было наготове еще одно предложение: поиграть в мяч. Ну, это другое дело! Зал для игры располагался все на том же первом этаже, и мальчишки немедленно туда направились. Проходя по широкому коридору, опоясывающему здание, Истребитель вдруг резко затормозил, выпучил глаза и тут же встряхнул головой, сам не веря увиденному. Предполагаемая галлюцинация, однако, и не думала исчезать — субтильный паренек в очках, да еще и в инвалидной коляске!

Игинкат, не понимая, что могло так поразить друга, сам недоуменно заоглядывался по сторонам. Рядом был только один незнакомый парень их возраста. По виду обычный колясочник, привезенный на какое-нибудь мероприятие, в Кенлате такие на каждом углу… Стоп! Он же сейчас не у себя на родине. В первые дни пребывания в Ксарте мальчика удивляло, почему на улицах совсем не видно инвалидов, ну, кроме отдельных военных ветеранов, лишившихся конечностей. Они все тут такие здоровые, что ли? Потом решил, что вряд ли, просто по каким-то причинам предпочитают сидеть по домам. Но этот вот решился выйти в свет. А собственно, что здесь такого?

У Истребителя, впрочем, на сей счет было совсем иное мнение. Выйдя, наконец, из ступора, он решительным шагом подошел к юному инвалиду, уставился ему в глаза и ядовито произнес:

- Парень, а ты, случаем, адресом не ошибся?

Подросток в коляске, похоже, уже привык к таким наездам, поскольку глаз не отвел и лишь промолвил кротким тоном:

- Нет.

- Вообще-то, здесь мужской клуб!

- Так и я не девочка.

- А лучше, если б был! Ты ж должен понимать, коли не дебил, что воина из тебя никогда не получится, да и замуж никто за тебя не выйдет, ну, разве что другая такая же. Как тебя сюда вообще пустили-то?

- Я тут занимаюсь в кружке военной истории, — пояснил мальчик, — так что пускают в порядке исключения. Я хочу поступить в училище при Генеральном штабе.

- Ты-ы?!

- Умные люди везде нужны, даже если они и не франгуляры.

- Будущий военачальник, значит? — ерническим тоном произнес Истребитель. — А как же за тобой люди пойдут, если ты сам никогда воином не был и только языком молоть горазд? В прежние-то времена, если ты знаешь, и цари самолично рати в атаку водили! А ты, что ли, на коляске своей вперед выедешь? Представляю себе такую картину! Кто и когда вообще, не будучи франгуляром, стал у нас знаменитым полководцем, ну или хотя бы выдающимся штабистом?

- Ты ошибаешься! — паренек в коляске впервые позволил себе повысить голос и даже раскраснелся от волнения. — А Алнис Локлис Ингаред?

Истребитель открыл было рот, чтобы возразить, но тут же и захлопнул, почему-то смутившись.

- Да, тут ты прав… Такого гения еще поискать… Ну, и как тебя звать, будущий стратег? Меня — Коргис Стаулед, для друзей — Истребитель, а вот это Игинкат Игироз, он иностранец родом из Кенлата, но, как видишь, тоже готовится во франгуляры.

- Альтивис Синтонед, — протянул руку юный инвалид. Истребитель и Игинкат осторожно ее пожали. — Можете жать крепче, я ж не совсем развалина… вон, даже в мяч тут иногда играю.

- И получается сидя? — удивился Истребитель.

- Ну, не как у здоровых, конечно… Но отбить иногда могу.

Попрощавшись с новым знакомым, Истребитель с Игинкатом добрались, наконец, до зала, где играли в мяч, точнее, перекидывали его через натянутую поперек площадки сетку. Игинкату это показалось скучновато, хотя рослые ребята здесь явно имели преимущество. Мальчику все не давала покоя мысль, что это за полководец Ингаред, о котором здесь, похоже, все знают, а он почему-то нет. С этим вопросом он сунулся в понедельник к Талису, благо тот вновь заглянул к ним в гости.

- Да, был у нас такой, и даже не очень давно. А чем он знаменит, это надо долго рассказывать, лучше я тебе книгу принесу почитать, его автобиографию.

Свои обещания капитан всегда исполнял скрупулезно, и на следующий день в руках у Игинката оказался толстый том под непонятным названием «Двухголовый стратег». Как только выдалось свободное время, заинтригованный мальчик открыл ее и погрузился в чтение. И вот что он там прочел.

Глава 4. Детство и юность легендарного стратега

«Родились мы девятого сентября 3311 года по летоисчислению Франгулы. Сейчас этот древний календарь практически вышел из употребления, сменившись общемировым, но для нас эта дата, 9.9.3311, имела символическое значение. В каких-то замшелых пророчествах якобы говорилось, что в этот день на земле Франгулы родится великий полководец, который приведет ее на вершину славы. Разумеется, в наш глубоко рациональный век в такие пророчества уже почти никто не верит, да и если бы кому и вздумалось искать того избранного младенца, на нас подумали бы в последнюю очередь. А зря. Впервые познакомившись с этой легендой в университетской библиотеке и примерив ее на себя, мы вдруг поняли, что с самого начала нашего существования нам невероятно везло. Но обо всем по порядку.

Начнем с того, что мы вообще могли не появиться на белый свет. Первым нашим везением стало то, что матушка, в целом неплохо переносившая беременность, перед самыми родами вдруг ощутила непонятную тревогу и настояла на кесаревом сечении. Когда из ее чрева извлекли двуглавого уродца, который естественным путем родиться бы не смог никак, она возблагодарила милосердных богов, пославших ей это предчувствие.

Далее нам безусловно повезло со временем и местом рождения. Случись это несколькими веками ранее, нас, следуя старинным обычаям, в лучшем случае принесли бы в жертву богам, а в худшем просто выбросили бы на корм лесному зверью, как принято было тогда поступать со всеми нежизнеспособными уродами. В наше же технически продвинутое время, но за пределами Франгулы, в одной из тех стран, где хорошо развита хирургия и из самых лучших побуждений людей принято приводить к определенному стандарту, увидев перед собой сиамских близнецов, настолько сросшихся, что их просто невозможно разделить, врачи, чего доброго, приняли бы решение удалить одну из голов, оставив жить физически, может быть, и полноценное, но потерявшее половину своих умственных способностей существо. Но благодаря выпавшему нам счастливому жребию ничего из этого не случилось. Родители наши, конечно, погоревали, глядя на уродливого первенца, но, положившись на волю богов, решили оставить все как есть, наградив его только двойным именем Алнис Локлис, что, вообще говоря, принято было только у иностранцев, но никак не во Франгуле. Обращались к нам, конечно, по обеим этим именам сразу, и это уж мы сами потом решили между собой, что правая голова будет зваться Алне, а левая — Локле.

При таком неудачном телосложении нет ничего удивительного, что на ноги мы встали только года в три. К счастью для нас, недостаточную подвижность мы компенсировали бурной умственной деятельностью и заговорили еще до года, а уж к трем годам обладали запасом слов, которого хватило бы не то что на двоих, а на десяток малышей нашего возраста, и это, безусловно, стало третьим нашим везением. Впоследствии, уже взрослыми людьми, мы узнали о существовании еще одной пары близнецов, похожих на нас, правда, другого пола. То ли с этими девочками в детстве совсем не общались, то ли в дополнение к физическому уродству судьба наградила их еще врожденным дебилизмом, но они так и не смогли существовать самостоятельно и всю свою жизнь провели в какой-то богадельне, где и скончались в итоге от алкоголизма. Но мы были другими.

Года в четыре, устав от наших бесчисленных вопросов, родители решили научить нас читать. Это им удалось очень легко, после чего книги стали нашими постоянными и самыми верными друзьями. Сперва мы читали одну книжку на двоих, потом вкусы наши разошлись, к тому же мы поняли, что страницы вполне можно переворачивать и одной рукой, и с той поры каждая голова читала то, что ей нравилось больше. Все возможности родителей по приобретению детских книжек были быстро исчерпаны, и мы принялись покушаться на родительскую библиотеку, найдя там прорву интересного, хотя для детского чтения и не предназначенного. Поняв, что такое умное существо просто не может не пойти в школу, мать с отцом решили научить нас еще и писать. Тут возникла закавыка, что уметь писать хотела каждая голова, вот только Локле приходилось делать это левой рукой, что в патриархальной Франгуле никак не поощрялось, даже соответствующих прописей было нигде не достать. Но упорство, как известно, и не такие города берет.

Настала пора рассказать о нашем внутреннем строении. Два позвоночных столба, исходящие из наших голов, сливаются воедино в районе грудины, в итоге каждая из голов управляет своей рукой, а вот тело ниже пояса подчиняется обеим. Самой большой трудностью для нас в раннем детстве было научиться согласовывать наши разноречивые желания, чтобы хотя бы правильно переставлять ноги, и каким-то образом нам это в итоге удалось. Теперь мы даже не задумываемся, кому управлять нижней частью тела, контроль над ней автоматически перехватывает бодрствующая или просто менее напряженно размышляющая в данный момент голова. Подозреваем, что здесь не обходится без телепатии. Как установили ученые, левое полушарие головного мозга управляет правой рукой, а правое — левой, и какая рука наиболее часто используется, то полушарие и становится ведущим. Это объясняет, почему наши головы стали проявлять неодинаковые способности: праворукий Алне специализировался в технической области, а леворукий Локле — в гуманитарной. Впоследствии это нам сильно помогло и помогает до сих пор.

Питались мы в детстве тем же, что и вся наша семья, вот только поглощали много сладостей. Матери это не слишком нравилось, но сперва она прощала нам эту маленькую слабость, когда же мы пошли в шестой класс, она попыталась застращать нас гнилыми зубами, ожирением и диабетом, на что мы резонно возражали, что раз голов у нас две, то и для пропитания клеток головного мозга нам требуется вдвое больше глюкозы, чем обычному человеку, и наша пищеварительная система столько поставить не в состоянии, если не помогать ей легко усвояемой пищей, прежде всего той же сахарозой, из которой организму выделить глюкозу — пара пустяков. Имея два пищевода и только один желудок, мы легко могли наплевать на установленное для детей правило не болтать во время еды. Пока одна голова поглощала пищу (как правило, та, для которой данное блюдо было наименее противным), другая могла трепаться, сколько ей влезет. Заметим, что несмотря на столь неправильное питание, никаких признаков ожирения и диабета у нас не наблюдается до сих пор, а пораженные кариесом зубы можно ведь и заменить, наконец.

С дыхательными органами нам повезло тоже. При таком строении нашего тела вполне могло случиться, что наши трахеи не разветвлялись бы на два бронха, а просто обслуживали каждая свое легкое. К счастью, они таки ветвятся, а бронхи потом сливаются попарно, так что бодрствующая голова вполне может дышать за двоих. Мощный дыхательный аппарат придает нам выносливости, но не может обеспечить высокую скорость передвижения из-за присущей нам слабой координации движений и вполне понятной переутяжеленности верхней части тела.

Из-за меньшей подвижности, чем у обычных детей, мы сберегли немало нервов нашим родителям в том возрасте, когда уже хватает ума придумывать всякие каверзные шалости, но еще не достает благоразумия не воплощать их на практике. Однако годам к пяти мы более-менее научились управляться с нашим общим телом и стали изредка предпринимать вылазки, за которые нам приходилось расплачиваться, как всем нормальным франгульским пацанам, материнскими шлепками по тем местам, которые самой природой предназначены для вразумления подрастающего поколения. Особенно обидно было, когда очередную шкоду задумывала и воплощала в жизнь только одна голова, в то время как боль приходилось ощущать обеим. «А меня-то за что?!!» — вопил невинно пострадавший, но понимания у матери не находил. Но нет худа без добра, эти болезненные воспитательные процедуры довольно скоро приучили нас, что все сколько-нибудь важные решения нам следует принимать консенсусом, а если одного из нас вдруг заносило, вторая половина старалась его остановить. Наверное, смешно со стороны выглядел маленький мальчик, сам себя хватающий за руки, но и это был необходимый этап в деле обретения самоконтроля. К моменту поступления в школу необходимость в этом уже отпала, и мы настолько жили душа в душу и контролировали свои импульсивные порывы, что более дисциплинированного школьника, наверное, не знала вся Франгула.

Только лет в пять мы рискнули, наконец, самостоятельно выйти из дома во двор. Вид двуглавого уродца, неуверенно переставляющего тонкие ножки, настолько поразил играющих там детей, что на пару минут возникла немая сцена. Мы рассматривали их, они нас. Дворовые пацаны первыми преодолели стеснение и засыпали нас кучей нескромных вопросов, на добрую половину которых мы, при всем нашем опережающем интеллектуальном развитии, даже не знали, что ответить. К счастью, нас сочли недостойными претендовать на место в мальчишеской иерархии, и потому нам не пришлось отстаивать свою честь на кулаках. Впрочем, кого не бьют, того обязательно дразнят, и нас пытались дразнить все малолетние обитатели двора, и мальчишки, и девчонки. Но тут уж нам было, чем ответить. Языки у нас обоих были подвешены хорошо, даже слишком хорошо для столь нежного возраста, а Локле уже тогда пробовал сочинять стишки, что не под силу было даже нашим восьмилетним обидчикам. Короче, отболтаться удавалось всегда.

На диспансеризации перед поступлением в школу, нас забраковали в физическом плане, то есть не допустили ни к каким спортивным тренировкам, необходимым для подготовки будущих воинов, и это при том, что в нашей благословенной Франгуле только воин во все века считался полноценным мужчиной. Врачи даже рекомендовали нашим родителям отдать нас в женскую школу. Какой удар по мальчишескому самолюбию! Мы, помнится, ревели тогда в четыре ручья, но все же умолили мать с отцом разрешить нам учиться вместе с другими мальчиками. Да, в этой жесткой среде мы были обречены на роль аутсайдеров, да, любой пацан, прошедший подготовку, считал, что имеет полное моральное право обзывать нас «девчонками» и «маменькиными сынками», но это со временем закалило наш характер и позволило в будущем претендовать на ту роль, которую мы сейчас играем.

Нашим главным козырем, безусловно, была отличная учеба. Чтобы не слишком заморачиваться школьной рутиной и иметь возможность помогать соученикам (за что те признавали нас полезными субъектами и не слишком третировали), мы уже классе в четвертом поделили обязанности, то есть решили, какие предметы будет учить Алне, а какие — Локле. Конечно, у некоторых учителей возникал порой бзик непременно опросить по своим предметам обе наши головы, но тут их ждал облом: в школьном журнале мы значились одним человеком, да и нельзя было помешать одной из голов слушать то, что говорила другая. Став еще в первом классе круглыми отличниками по всем предметам, кроме физкультуры, мы гордо пронесли это знамя до окончания средней школы.

В шестом классе мы прочитали в одном научном журнале, что дельфины, оказывается, никогда полностью не спят, одно из полушарий головного мозга у них обязательно бодрствует. Это натолкнуло нас на мысль и самим спать попеременно. Если уж какие-то дельфины могут так управлять своим единственным мозгом, то почему не сможем мы, у которых два независимых мозга! Локле выразил согласие не спать по ночам. Реализовать задумку на практике оказалось не так-то просто, поскольку тому, кто в данный момент бодрствовал, надо было чем-то заниматься, то есть и двигаться в том числе, а каждое сколько-нибудь резкое движение немедленно будило дремавшую голову. Но мало-помалу мы приучились спать, сидя в кресле, и осторожно работать при этом одной рукой (писать или перелистывать страницы), не сотрясая при этом заснувшую голову. Дома все это проходило прекрасно, в школе, правда, бывало шумновато, да и учителя то и дело интересовались, почему это наша левая голова постоянно пребывает с закрытыми глазами. Алне приходилось врать, что та, дескать, во сне все лучше усваивает. Поскольку мы все равно ходили в отличниках, преподаватели с этим объяснением смирялись.

Выпускные школьные экзамены мы сдали на отлично. С таким аттестатом нам была прямая дорога в университет, куда в то время поступали в основном выпускницы женских школ и редкие юноши, негодные к военной карьере из-за слабого здоровья, но наши амбиции простирались куда дальше. В те годы начинала бурно развиваться военная авиация, и не хватало не только подготовленных летчиков, но и диспетчеров. В только что открытое военное училище по подготовке последних мы и направили свои стопы…

Майор, сидящий на приеме документов, взглянул на вошедшего и затряс головой… протер глаза… снова глянул в надежде, что видение исчезнет… Но нет, на него все так же спокойно взирали две пары серых глаз. Пришлось смириться с мыслью, что это не галлюцинация на почве переутомления. Мы скромно положили ему на стол свои бумаги и стали ждать реакции. Майор изучил наш паспорт, аттестат… выпучил в удивлении глаза, видимо, отличники в это заведение пока еще не забредали… наконец, добрался до медицинских документов, и его лицо приобрело кислое выражение. Дальше последовал диалог, который мы до сих пор помним дословно.

Майор: Парень… парни… а вы, случаем, адресом не ошиблись?

Алнис: А что не так?

Майор: Вас же еще в семь лет комиссовали по инвалидности.

Алнис: А в чем, собственно, выражается наша инвалидность? Руки-ноги на месте, хронических заболеваний нет.

Майор: Ну, я не медик… Вероятно, они решили, что у вас голов больше, чем нужно.

Локлис: Неужто наличие головы теперь считается недостатком? Тогда в армию первым делом брали бы микроцефалов, только вот что-то нам такие в армейской форме не попадались!

Майор: Остряк, да?

Локлис, обаятельно улыбаясь: Ага!

Майор: А если серьезно, вам не выполнить спортивных нормативов, да и подготовки к армии, как я вижу из ваших документов, вы не проходили никакой вообще.

Алнис: Господин майор, давайте порассуждаем логически. Мы ведь не в пехоту записываемся. Это там физическая сила важнее всего, а для диспетчеров главное внимание. Следить одновременно за многими объектами, ничего не упускать из виду, долгое время не терять концентрации, сохранять трезвое мышление в стрессовых ситуациях, знать людскую психологию и уметь просчитать возможные действия пилотов, знать иностранные языки, наконец. Всеми этими умениями мы владеем, и могу уверить, получается это у нас куда лучше, чем у обычного человека. Если хотите знать, мы можем работать сутками напролет, поскольку приучили себя отдыхать попеременно!

Майор: Хм, а чем докажете? Из ваших документов это не следует.

Локлис: Ну, так устройте нам тест! От ваших медиков не убудет. Если провалимся, мы сами уйдем, обременять собою армию не станем. А если вы просто так нам откажете, без проверки, так может армия в нашем лице потеряет гениального диспетчера!

Майор: Ну, положим, уговорили… Только как вас на довольствие-то ставить, Алнис Локлис?

Локлис, обиженно: Думаете, если у нас две головы, так значит мы и жрем в два горла?! Обижаете, господин майор! Нам двойного пайка не требуется, ну, может только чуть больше сахара для поддержания мозговой деятельности.

Майор: Да я не о том, для вас же мундир специально перешивать придется… А, ладно, будет вам комиссия!

Все профессиональные тесты мы сдали на отлично и в порядке исключения, «учитывая выдающиеся способности абитуриента Ингареда», стали курсантами училища военных диспетчеров, вечным ужасом всех преподавателей строевой подготовки и любимцами тех, кто преподавал спецпредметы. Не отвлекаясь на всякие там мелочи вроде спортивных занятий, сдавая экстерном теоретические дисциплины, мы целенаправленно совершенствовались в основной своей специальности и, будучи еще стажерами, превзошли в этом деле своих учителей, спокойно обеспечивая ведение вдвое большего числа самолетов, чем могли они. Закончив училище в звании лейтенанта, были распределены на военный аэродром в окрестностях Ксарты, обслуживающий, в числе прочего, полеты высших военных чинов и даже руководителей государства.

Время тогда было очень неспокойное. Войдя и фактически возглавив коалицию, противостоящую экспансии Иллайи, Франгула неудержимо катилась к очередной войне. Быстро росло число вошедших в строй бомбардировщиков, крупные военные стратеги предсказывали, что в грядущей кампании именно массированные воздушные налеты будут играть решающую роль, но никто при этом понятия не имел, как эти самые налеты планировать и, с другой стороны, как уберечь собственную авиацию от налетов противника, сколько и где нужно строить запасных аэродромов. Генеральный штаб остро нуждался в людях с такими идеями, но никто там не представлял, где этих людей взять. Как всегда, помог счастливый случай.

В момент очередного обострения обстановки наш аэродром стал транзитным для нескольких эскадрилий, перебазировавшихся поближе к предполагаемому театру военных действий. Над всего лишь двумя посадочными полосами кружили десятки самолетов, которые надо было аккуратно развести в воздухе и по очереди посадить. Самая запарка пришлась на время нашего дежурства. В течение добрых четырех часов, не отвлекаясь ни на секунду, мы вели пилотов и отдавали им команды через два микрофона. Обошлось без летных происшествий, обе посадочные полосы функционировали бесперебойно. Среди посаженных нами самолетов оказался транспортник, на котором летел в столицу начальник Генштаба маршал Асанис Толмегед. Непосредственно перед посадкой он находился в кабине пилотов и своими ушами слышал, как четко мы отдавали команды. Впервые услыхав наш голос и поняв, что всей этой сложной операцией руководил новичок, оценив качество нашей работы, маршал пожелал лично поблагодарить молодого диспетчера. Надо ли говорить, как он был удивлен, увидев нас? Сменившись с дежурства, мы получили возможность побеседовать с начальником Генштаба тет-а-тет. Маршала заинтересовали пределы наших способностей, пришлось перечислить ему все, что мы знаем и умеем, в том числе в деле одновременного управления большим числом объектов. Осознав, сколько деталей происходящего можем мы одновременно держать в своих головах, он тут же задал нам задачу по планированию перемещения крупных летных сил между аэродромами. Наше решение его восхитило. Он тут же вызвал к себе начальника диспетчерской службы аэродрома и извинился перед ним, что вынужден забрать у него лучшего диспетчера. «Я понимаю, что без лейтенанта Ингареда вам будет тяжело, но этот парень мне сейчас нужнее, он станет моим помощником в планировании операций военно-воздушных сил», — заявил Толмегед. Через два дня, получив внеочередное повышение в звании, мы приступили к своим новым служебным обязанностям.»

Глава 5. Служба в Генштабе

Прочитанное произвело на Игинката незабываемое впечатление. До сих пор у него как-то не возникало желания читать чьи бы то ни было мемуары, тем более, явно предназначенные для взрослых людей. Но здесь… Автор вроде бы вел серьезное повествование, никак не рассчитанное на детей, но при этом ехидство сквозило чуть ли не из каждой фразы. В книге был и портрет Ингареда, к сожалению, уже пожилого, в маршальском мундире, а как бы хотелось узнать, как он выглядел в его, Игинката, возрасте. Вроде фотосъемка в те годы уже существовала.

Итак, из мемуаров становилось ясно, что даже в те годы во Франгуле ценили не только физическую силу. Алне Локле ведь и на первую ступень не сдали… даже и на курсы не поступали как комиссованные, а для поступления в военное училище необходимо сдать на третью… Но они были умны, оказались в нужное время в нужном месте, смогли должным образом отрекламировать свои способности, и никакая медкомиссия им не смогла помешать! И тот парень в инвалидной коляске, Альтивис, он, кажется, тоже на это рассчитывает. Строевым офицером ему быть заказано, ну так он станет штабистом, как Ингаред. Но какой же интеллект надо иметь, чтобы убедить многое повидавших людей в твоей незаменимости! Альтивису, похоже, это уже удалось, раз его допускают на занятия в таком клубе. Черт, если это такой умный мальчишка, то с ним стоило бы поближе познакомиться, он бы многое мог разъяснить относительно здешней жизни. Талис, конечно, тоже объясняет, но он же взрослый, не со всяким вопросом к нему подойдешь, Истребитель — верный друг, но он и сам наверняка многого не знает. Стоп, а он, Игинкат, смог бы так, как Альтивис? Он же лучше всех успевает в своем классе. Или этого мало, тут надо быть настоящим гением? Себя мальчик так высоко не оценивал, но в глубине души ему было приятно осознать, что случайная травма не обязательно положит конец его удачно начинающейся карьере, что он не только своими тренированными мышцами и терпением, но и умом сможет чего-то добиться, хотя пока у него, конечно, иная стезя. Ну, просто надо держать в уме, что есть в запасе и другой вариант.

В следующих главах своей книги Ингаред весьма подробно описывал войсковые операции, в планировании которых ему довелось принять участие. Все это, конечно, было бы интересно, увлекайся Игинкат военной историей Франгулы или, допустим, Иллайи, но он про эти войны никогда раньше и слыхом не слыхивал, в кенлатских школьных учебниках о них даже не упоминали, и мальчик потонул в лавине совершенно новой для него информации, пусть и изложенной весьма цветистым языком. Куда больше хотелось узнать о самом Ингареде, ну, например, о том, как он стал маршалом. Но вот, наконец, Игинкат добрался до нужных глав.

«По окончании Иллайской кампании у нашего шефа состоялся приватный разговор с министром обороны Минкисом Лаколредом. Министр от имени правительства поблагодарил Толмегеда за прекрасно налаженную работу Генштаба, после чего осторожно намекнул, что возраст у маршала уже почтенный, и именно сейчас, в мирный период, для него самое время подыскать себе замену. Здоровье Толмегеда действительно уже пошаливало, и беспокойство Лаколреда он понимал. Выразив готовность через год подать в отставку, маршал поинтересовался, кого прочат ему на смену. Министр ответил, что никакой конкретной кандидатуры у правительства нет и Толмегеду самому должно быть виднее, кто из его заместителей окажется наиболее полезным на посту начальника Генштаба. Маршал, вздохнув, промолвил, что к сожалению, все его замы руководствуются опытом прежних войн, плохо представляют себе возможности современной боевой техники, особенно авиации, и в прошедшей кампании оказались не слишком эффективны.

- Но кто-то же помогал вам в планировании?! — удивился министр.

- Да, практически все крупные операции с участием авиации разрабатывал мой помощник Алнис Локлис Ингаред. Он еще очень молод, у него недостает опыта в планировании наземных операций, но ему легче будет этому научиться, чем другим осознать реалии современной войны.

- Алнис Локлис? Никогда не слышал, — признался Лаколред. — Почему у вашего помощника двойное имя?

- Увидите его — сами все поймете, — произнес маршал.

- В таком случае, мы можем увеличить число ваших заместителей, — предложил министр. — Назначим на вакантный пост этого молодого человека, год за ним понаблюдаем и, если он справится, сделаем его вашим сменщиком.

На том и порешили.

Вот таким образом мы, уже доросшие в то время до звания полковника, получили генеральский чин и важный пост в Генеральном штабе. Назначивший нас туда министр, когда мы явились к нему представляться, при виде нас чуть не свалился со стула. Пришлось убеждать, что у него в глазах не двоится, успокаивать и, что называется, давить эрудицией. Поняв, наконец, что к нему явилась на доклад настоящая ходячая энциклопедия, и подпав под наше интеллектуальное обаяние, Лаколред посвятил нас в свои дальнейшие планы на наш счет, одобрил наши предложения о преобразованиях в работе Генштаба и выдал нам карт-бланш на их внедрение в жизнь. Напоследок, впрочем, он дал нам совет не светиться на публике во избежание кривотолков. Ну, не очень-то и хотелось.

На посту зам начальника Генштаба нам впервые пришлось командовать офицерами. До того в нашем подчинении были только нижние чины, занимавшиеся технической работой типа распечатывания карт и докладов. Вхождение в среду кадровых офицеров оказалось непростым. К нашему великому сожалению, даже в Генеральном штабе, где, казалось бы, должна концентрироваться самая интеллектуальная часть франгульского офицерства, интересы большинства сотрудников ограничивались спортом, охотой, покорением женских сердец, а то и пьянкой в теплой компании, хотя общественная мораль осуждала употребление вина как минимум до тридцатилетнего возраста. Нет, мы понимаем, стресс как-то надо снимать, но если такое происходило в Генштабе, то можно себе представить, что творилось в окопах! Спортом мы заниматься не могли, охотой никогда не увлекались, к лицам противоположного пола с юных лет даже стеснялись подойти, а пьяниц откровенно презирали. Наши попытки увлечь подчиненных интеллектуальными играми по большей части пропадали втуне, хотя, казалось бы, лицам данной профессии просто на роду написано увлекаться стратегиями. Нам с огорчением пришлось осознать, насколько глубок в нашем обществе раскол между военными и интеллектуальной элитой. По-настоящему умные мальчики не увлекаются спортом, проигрывают в конкуренции своим физически более развитым сверстникам, не проходят подготовки, необходимой для поступления в военные училища, сплошь и рядом подвергаются насмешкам и частенько просто выдавливаются в женские школы, которые в основном и поставляют абитуриентов для наших, что скрывать, далеко не самых лучших в мире университетов. Мы не знакомы с положением дел в женских школах и тешим себя надеждой, что там процесс обучения интеллектуалов проходит более органично, но попасть оттуда в военные училища сложнее, чем пролезть сквозь замочную скважину. Редкие девочки, имеющие склонность к военной профессии, в свою очередь, вынуждены переходить оттуда в мужские школы и проходить подготовку по программам, предназначенным для мальчиков. На посту начальника Генштаба мы, по крайней мере, позаботились, чтобы их собирали в отдельные группы.

Взаимодействуя теперь по службе с различными отделами Генштаба, мы включились в разработку совместных операций различных родов войск. Усвоение новых знаний всегда доставляло нам удовольствие, а от ветеранов-штабистов можно было многое почерпнуть, даже несмотря на их интеллектуальную заскорузлость, в итоге к началу Родельской кампании мы уже вполне были готовы к самостоятельному управлению всей работой Генерального штаба. В намеченный срок наш шеф и благодетель Асанис Толмегед подал в отставку, и мы были назначены на его место с присвоением чина генерал-полковника. Из полковников в генерал-полковники всего за один год — умопомрачительная карьера!»

Далее опять шли долгие описания боевых действий, и Игинкат в них особо не вчитывался, скорее, просматривал по диагонали. Это все, наверное, взрослым историкам должно быть интересно, ну или таким подвинутым на этом деле парням, как Альтивис. Наконец, мальчик добрался до заключительной главы, которую имело смысл прочитать повнимательнее.

«Что можно в целом сказать о Родельской кампании? Исключительно тяжелая для страны ситуация, когда нам противостояла сплоченная коалиция из четырех сильных держав, пришла к благополучному разрешению не только благодаря исключительному личному мужеству и хорошей профессиональной подготовке наших солдат и офицеров, но и в немалой степени из-за нашего превосходства в тактике и стратегии ведения боевых действий. В отличие от противника, допустившего несколько серьезных стратегических ошибок, передислокации наших войск были организованы практически безупречно. Создание решающего перевеса в нужный момент на самых важных участках фронта, притом, что превосходящие силы противника были связаны боями на второстепенных направлениях и не могли быть в разумные сроки переброшены на помощь терпящим поражение частям, определило наш успех не в одном сражении. Конечно, основная слава при этом доставалась тем командирам, кто непосредственно вел в бой войска, но и работа нашего Генерального штаба не осталась незамеченной.

Следуя совету Лаколреда, мы по сути вели затворнический образ жизни. Наверное, мы были единственными из всех крупных военачальников Франгулы, кто никогда не принимал участия в парадах. В итоге не только наши бойцы, но, похоже, и противник не знал, как мы выглядим. В газетах воюющих с Франгулой держав часто встречались посвященные нам карикатуры. Почему-то там утвердилась традиция изображать нас в виде паука, плетущего паутину, в которой запутались полководцы враждебных нам стран. Как бы ни относились к нам авторы сих рисунков, но с их стороны это было своеобразное признание. Интересно, что бы они нарисовали, зная, как мы выглядим на самом деле!

За успешное руководство Генштабом во время Родельской кампании нам был присвоен маршальский чин. Победа Франгулы оказалась столь безоговорочной, что до самого нашего ухода в отставку вооруженным силам страны не довелось быть втянутыми ни в один сколько-нибудь крупный конфликт, зато развилась традиция наемничества, когда наши отставные военнослужащие за приличную мзду продают свои услуги заинтересованным в том иностранным державам. Мы очень надеемся, что столь выгодное для страны положение дел продлится и после нашей отставки.

О нас уже написано несколько книг, к сожалению, страдающих неточностью в изложении нашей биографии, что, в основном, и побудило нас к созданию данного труда. Отметим, что все их авторы обращали внимание на дату нашего рождения, и теперь уже не только мы считаем, что речь в тех древних пророчествах шла именно о нас. Нелегко считаться живой легендой, но нам доводилось преодолевать и не такие трудности. Единственное, о чем мы сейчас жалеем, что так и не успели до старости обзавестись семьей. В юности мешала стеснительность, потом наша засекреченность, из-за которой мы вынужденно вращались исключительно в воинских кругах, в которые по франгульским традициям не могла проникнуть ни одна женщина, а теперь уже поздно этим заниматься. Жаль, что мы уйдем, так и не оставив наследников, но, по крайней мере, с учениками нам повезло. Лучшие из них занимают сегодня ключевые посты в Генеральном штабе и успешно продолжают нашу линию.»

Дочитав книгу и вернув ее Талису, Игинкат поинтересовался:

- А что с ними дальше стало, ну, с этими полководцами-близнецами? Они уже умерли, да?

- Умерли, конечно, причем еще до твоего рождения. Вскоре после написания этой книги Локлиса разбил жестокий инсульт. Почему только его одного? Ну, наверное, сказались постоянные ночные бдения. Алнис, оставшийся единственным хозяином тела с парализованной левой рукой, не смог жить без общения со своей второй половиной и застрелился из наградного пистолета. Хоронили их тогда с большими почестями, а помнят, как видишь, до сих пор.

- Вижу… Я о них узнал от одного пацана в инвалидной коляске. Он, по-моему, тоже надеется стать штабистом. Как вы думаете, у него получится?

- Ну, если умом боги не обидели и характер, как у Ингареда, то почему бы и нет! — улыбнулся Талис. — В училище при Генштабе, единственное из всех наших военных училищ, теперь не только франгуляров принимают.

- А иностранцев?

- Вот уж понятия не имею. А ты что, тоже туда намылился?

- Да я не знаю пока… — опустил глаза Игинкат. — Я вообще-то больше хочу франгуляром стать…

- Одно другому не мешает. А впрочем, тебе до этого еще далеко, так что время подумать будет.

- Ага… — согласился мальчик.

Глава 6. Новый друг

Желание продолжить знакомство с Альтивисом было так велико, что Игинкат решил в ближайшее воскресенье одному сходить в «Акарис». С Истребителем, конечно, чувствуешь себя, как за каменной стеной, но у него совсем другие интересы и повадки грубоватые, так что вряд ли Альтивис в его присутствии стал бы откровенничать. Другое дело побеседовать с интеллигентным мальчиком-иностранцем. На это даже такой умница может клюнуть.

Субботняя тренировка оказалась настолько болезненной, что даже на утро в воскресенье ходить было еще не очень комфортно, но Игинкат не привык пасовать перед трудностями. Добравшись до клуба, он замер в раздумьях: а где искать-то случайного знакомого? Не бегать же по всем этажам, спрашивая у каждого встречного, не здесь ли занимается Синтонед? Хотя стоп, зачем по всем? Это ж не Кенлат, где все здания специально оборудуются для доступа инвалидов. Здесь такие крутые лестницы и ни намека на лифты, поскольку предполагается, что все посетители — молодые и здоровые парни. Альтивису на своей коляске выше первого этажа точно не подняться. Вот там его и поищем.

Первым делом Игинкат выяснил, где заседает военно-исторический кружок. Оказалось, что тот еще закрыт и до начала занятия целых два часа. Мальчик решил попытать счастья в зале для игры в мяч и надо же, разглядел у стены знакомую коляску! Осторожно подойдя сбоку, он протянул руку очкарику:

- Привет.

- Привет, — удивленно поднял глаза Альтивис, но тут же узнал подошедшего. — Ты Игинке, да?

- Угу. Не принимают? — Игинкат мотнул головой в сторону играющих на площадке.

- Просто не моя очередь.

- Поня-а-тно… Хорошо, что ты здесь оказался, а то я даже не знал, где тебя еще искать.

- А зачем я тебе понадобился?

- Понимаешь, Альтиве, ты тогда говорил об Ингареде, ну, я заинтересовался и раздобыл его мемуары, «Двухголовый стратег», ты тоже эту книгу читал?

- Читал, разумеется. Больше он и не написал ничего, — оживился Альтивис. — Если бы не он, я бы, наверное, помер от тоски, а то и с собой покончил. Короче, когда мне было совсем плохо, просто жить не хотелось, мать принесла мне его книгу. Я зачитался и, в общем, обрел в жизни цель. Тебе тоже понравилось?

- Понравилось, конечно, иначе бы и не пришел сюда. А ты давно ее прочел?

- Два года назад, когда в четвертом классе учился.

- У-у, а мы, оказывается, ровесники! Я сейчас тоже в шестом. Так я чего пришел-то: наша семья только в августе к вам во Франгулу приехала, и я здесь еще многого не понимаю. Вот, например, Ингаред пишет, что у вас в университеты поступают в основном выпускники женских школ. А когда я диспансеризацию здесь у вас проходил, большинство врачей были мужчинами, да и в школе нашей учителя — тоже в основном мужчины. У нас в Кенлате и то такого не было!

- Ну, врачей у нас и в военных училищах готовят, — промолвил Альтивис, — а вот учителя… Даже не знаю… Когда читал, как-то не обратил внимание на эту фразу. Мне бы и в голову не пришло у них спрашивать, женскую школу они окончили или мужскую.

- Так ты в школу ходишь?

- Не, куда мне, я на домашнем обучении… Но учителя время от времени приходят, задание, там, выдать или проверить, как я выучил. Но ты прав, большинство из них мужчины. Интересно, а в женской школе как? Надо бы у сестренки спросить. Хотя она маленькая еще, во втором классе всего… А у вас в Кенлате что, больше женщин было? Если верить нашему школьному учебнику по географии, в вашей стране профессия военного куда менее популярна, чем у нас. Тогда куда же идут мужчины? В инженеры что ли?

- Ну, и в инженеры тоже, а еще в юристы, во всякие там менеджеры… Короче, у нас на всю школу только трое учителей-мужчин было, физкультурник, трудовик и математик.

Альтивис присвистнул:

- Это плохо. Как же они там с вами справлялись-то? Ну, я понимаю еще с малышами, а вот с парнями нашего возраста? А с теми, кто еще старше? Они ж даже наказать себя могут не дать!

- Да нет, в Кенлате никого в школах не порют. Ну, наорать могут, ну, на пару часов после уроков оставить. У нас там и дома никого телесно не наказывают.

- Наорать — это для некоторых как с гуся вода. А лишнее время в школе торчать — а чем в это время заниматься?

- Ну, кого-то уроки учить заставляют, а кому-то просто так сидеть приходится или тупо у парты стоять.

Альтивиса передернуло:

- Да этак спятить можно от скуки!

- Так на то и расчет.

- Не, по мне лучше уж розгами, чем так бессмысленно время терять!

- А тебе что, тоже ими доставалось? — удивился Игинкат.

- У нас ими всем мальчишкам достается, — снисходительно пояснил Альтивис. — Если они, конечно, не полные психи и в состоянии выдерживать боль. Или думаешь, если я ног не чувствую, то и ягодицы у меня тоже нечувствительные, да? Не-а, вполне себе чувствительные, и лупят меня как всех, ну, может пореже, поскольку и учусь отлично, и шкодить нет ни особых возможностей, ни желания.

- А за что же тогда дерут-то?! — поразился Игинкат. — Я тут слышал, в школе даже за двойки и за драки розгами не наказывают, за обман только.

- В школе не наказывают, а дома могут вполне. А если нет двоек, наказывать могут и за четверки. Всегда же есть к чему стремиться, так? А малышей вообще принято за любую мелкую шалость наказывать, ну, не розгой, конечно, а просто ладонью шлепать, а лет с пяти — мягкой плеткой, это чтобы научить их терпеть боль. Это любой уважающий себя мальчишка должен уметь, и я, как ты понимаешь, здесь не исключение. Если вдруг слишком жалеть начинают, приходится специально дерзить.

- А как тебя, ну, наказывают?..

- Раздевают, раскладывают на кровати и дерут. Всякие приспособления для фиксации, где ноги нужно разводить, конечно, не для меня.

- А так у вас только парней воспитывают? — поинтересовался Игинкат.

- В смысле, воспитывают терпение к боли? Ну, считается, что для девочек это тоже полезно, им же рожать потом. А если девчонка хочет в военные, то ее и тренировать будут как парня.

- А пацаны, которые в женские школы ходят, их как?

- Недопацаны, хочешь сказать? — усмехнулся Альтивис. — Их у нас именно так принято называть. Честно скажу, не знаю, у меня среди них знакомых нет, сюда, сам понимаешь, они не ходят, а больше я никуда и не выбираюсь почти.

- Жалко…

На этом беседу пришлось прервать, поскольку подошла очередь Альтивиса играть на площадке. Игинкат сам не понял, как оказался там же, только по другую сторону сетки. Из-за полнейшей несыгранности их команда играла кое-как и в результате продула матч, чему юный Игироз совершенно не огорчился. Он даже не столько сам играл, сколько смотрел, как играет Альтивис. Передвигаться в коляске по площадке тому было, конечно, сложновато, но мальчуган старался и несколько раз сумел таки отбить летящий мяч.

После игры Синтонед потащил своего нового друга на занятие военно-исторического кружка. В ответ на недоуменные взгляды завсегдатаев он представил Игинката, сказав, что тот интересуется Ингаредом. Причину сочли веской, и Игинката зачислили в кружок вольнослушателем, но особого удовольствия это ему не доставило. Неприятно все же, когда все вокруг только на тебя и пялятся. Ну еще бы, для них мальчик-иностранец, впервые попавший в их тесный круг, куда большая экзотика, чем, например, постоянно тусующийся здесь юный инвалид! С трудом досидев до конца, мальчик собрался уже ехать домой, но Альтивис неожиданно пригласил его к себе в гости. Обижать человека, с которым только-только наладил связи, не хотелось, и Игинкат согласился.

Оказалось, семейство Синтонедов проживает сравнительно недалеко отсюда, всего за три квартала, но и этот недолгий путь был связан с приключениями. Высокие бордюры, мешающие коляске съехать на мостовую, когда понадобилось перейти дорогу, лесенка при подъеме на холм, которую пришлось объезжать по соседнему газону, короче, Ксарта совсем не была приспособлена к появлению на улице инвалидов. То-то их здесь и не видно совсем, в отличие от родного города Игинката. Вот там повсюду безбарьерная среда, в любой магазин, учреждение или жилой подъезд можно въехать на коляске, а для подъема на другие этажи обязательно есть в наличии лифт. Мальчика так и подмывало этим похвалиться, но он сдержался, не хотел огорчать приятеля, тот, судя по всему, большой патриот своей Франгулы.

Ну вот, наконец, и дом Альтивиса. В отличие от тихой окраины Ксарты, где в основном стоят одно- или двухэтажные особняки, каждый в окружении собственного сада, этот дом пятиэтажный, да и зелени во дворе маловато. Перед входом высокое крыльцо, въехать на которое сложновато. Вместо удобного пологого пандуса, как это принято в Кенлате, здесь прямо на ступеньках закреплено два металлических желоба в окружении перил. Подъем был явно крутоват, но Игинкат даже не рискнул предложить свою помощь. Упорный Альтивис, цепляясь руками за перила, сам вкатил на крыльцо свою коляску и распахнул дверь в подъезд. Ну, там, слава всем богам, наличествовал лифт, на котором мальчики поднялись на третий этаж.

Оказавшись в комнате нового друга, Игинкат восхищенно присвистнул. У него дома тоже, конечно, хватало книг, но здесь!.. Книжные шкафы до самого потолка занимали все свободное место у стен, несколько полок было прибито к стене даже над тахтой, на которую Альтивис сразу перебрался из своей коляски.

- Ну, ты дае-ошь!.. А как ты оттуда книги достаешь-то? — кивнул Игинкат на верхние полки.

- Если потребуется, мать прошу, — ответил Альтивис, — а те, которыми я постоянно пользуюсь, у меня здесь стоят, — мальчик похлопал рукой по нижней полке, нависающей над кроватью.

- Слушай, а они на тебя однажды не рухнут?

- Не-а, стена капитальная, и они к ней крепко приделаны. А если и упадут, так я стану первым человеком, погибшим под тяжестью знаний!

- Тут у тебя история, в основном, да?

- Не только. И исторические романы, конечно, есть, и мемуары полководцев, и приключения всякие, и фантастика.

- Богато живешь…

- Угу, когда дело касается книг, родители не скаредничают. Мне больше ведь и делать нечего, кроме как книги читать. Занятия в клубе — всего раз в неделю, на уроки много времени не трачу, во дворе гулять скучно, играть там со мной никто не хочет.

- А друзья не заходят?

- Из кружка, ты имеешь в виду? Редко, разве что на день рождения. Ну, они же не здесь живут, все из разных районов, в школы там ходят, а в школах у них другие приятели есть, легко доступные, к которым не надо через весь город тащиться, — вздохнул Альтивис.

Игинкат участливо кивнул. Понятно же, что друзей легче всего завести именно среди одноклассников, с которыми чуть ли не каждый день видишься, а если ты в школу не ходишь и вообще выбираешься в люди всего раз в неделю, да еще не в состоянии побегать-поиграть со сверстниками, то какие там могут быть друзья? Только книги.

За стенкой что-то громыхнуло. Игинкат вздрогнул.

- Это кто там?

- Сеструха, должно быть, с улицы вернулась. Эй, Нера! Поди сюда!

На зов прискакала кареглазая девчушка с двумя забавными хвостиками на голове и удивленно уставилась на незнакомого парня.

- Нера, это Игинке, мой новый друг, — пояснил Альтивис. — Он иностранец, недавно с семьей переехал к нам из Кенлата. — Игинке, знакомься, моя младшая сестренка Нера, тоже, кстати, отличница, как и я. Да, ты ведь интересовался недопацанами, которые в женских школах учатся, тут она нам как раз может помочь. Нера, у вас в классе хоть один мальчик есть?

- Нет, — замотала головой девчонка.

- Жалко…

- Зато у нас есть одна девочка, у которой старший брат тоже учится в нашей школе. В шестом классе, кажется.

Настроение Альтивиса сразу поднялось. Такой вариант был куда лучше. Если б вдруг и отыскался в классе у сестренки какой недопацан, то что взять с такого шпингалета? О чем, спрашивается, могут с ним беседовать серьезные парни? Вот сверстник — это совсем другое дело!

- Слушай, Нера, а не могла бы ты попросить эту девочку сказать ее брату, что с ним хочет познакомиться мальчик-иностранец? Я Игинке имею в виду. Так и скажи, что он недавно приехал во Франгулу, очень интересуется нашими обычаями и вообще весьма любознательный парень. И обо мне можешь рассказать, что я передвигаюсь на коляске и потому ничем ему не могу угрожать. Ладушки?

- Ага. Скажу обязательно.

- Договорились.

Нера усвистала обратно в свою комнату. Игинкат в восхищении покачал головой:

- Уважает она тебя.

- А то! Кто ей всю математику разъясняет-то? Если бы не моя помощь, фиг бы она отличницей была!

- А тот парень неужто придет?

- Придет, коли не побоится.

- А чего бояться-то?

- Игинке, тут, видишь ли, какое дело… С одной стороны, интерес настоящих парней к его персоне для такого вот недопацана должен быть очень лестным. С другой стороны, ему действительно есть чего опасаться. Вообще-то задирать таких, как он, нормальным пацанам не пристало, ну, просто никакой славы такая драка не принесет, одни насмешки, мол, с кем связались! Но это только в том случае, если недопацан сам не лезет в вашу компанию. Если он вдруг вздумает приставать, с ним могут разобраться очень жестоко. Конечно, мы тут сами пожелали с ним встретиться, но получается-то, что придет он к нам, а не мы к нему. Говорят, бывали случаи, когда их вот так вот специально заманивали, а потом… ну, короче, очень плохо с ними обходились… И иди потом доказывай, что это тебя пригласили, а не ты сам пришел! В общем, у меня расчет только на любопытство этого недопацана. У нас тут иностранцы вообще не часто встречаются, а уж чтоб наши сверстники… Короче, если он и клюнет вдруг, то только на тебя.

Тут хлопнула входная дверь. Оказалось, вернулись с какой-то выставки родители Альтивиса и Неры. Игинкату пришлось опять проходить церемонию представления, ощущать на себе недоуменные взгляды и выслушивать из уст нового друга не слишком заслуженные комплименты в свой адрес. Ильда, мать Альтивиса, явно обрадовалась, что у ее сына появился новый приятель, и потащила Игинката обедать. Накормили вкусно, на взгляд мальчика, не хуже, чем в ресторане, правда, все время донимали расспросами. Пришлось рассказать и о Кенлате, и о том, кем работают его родители, и в какой школе он учится здесь, и когда успел сдать на первую ступень. В итоге, кажется, старшие Синтонеды уверились, что их сынок не с хулиганом каким в клубе сошелся, а с таким же, как и он, книжным мальчиком. В результате домой Игинкат уходил объевшийся, обласканный и дав обещание непременно еще заходить в гости.

Глава 7. Недопацан

В положительный исход затеянной Альтивисом авантюры, похоже, не очень верил и сам инициатор, но Игинкату почему-то казалось, что все у них получится. Пока еще не известный ему мальчик обязательно должен заинтересоваться и прийти… и как же будет обидно, если он-то придет, а Игинката как раз на месте не окажется! Из-за всех этих переживаний утром в воскресенье мальчуган был как на дрожжах и даже Ивле как следует опросить не успел, просто выдал ему новое задание и тут же засобирался. Угу, ушел один такой!.. От этого мелкого приставалы так просто не отвяжешься! Ивле тут же потребовал объяснений, куда это Игинкат всякий раз так спешит и почему не может взять с собой и его, Ивле? Там что, так опасно, да? И где находится это столь вожделенное место?

Ну, опасно в квартире Синтонедов никому не было, по крайней мере, пока туда не ворвется этот маленький, но неукротимый ураганчик. К тому же предсказать реакцию Ивле на встречу с мальчиком-инвалидом было трудно, а уж с так называемым недопацаном — и вообще нереально. Короче, присутствие малолетнего друга на планируемой встрече было совершенно излишним, но вот как объяснить это малышу? А, была — ни была! Следующие десять минут Игинкат потратил, компостируя мелкому мозги на тему великих стратегов, ущербных физически, но сильных своим интеллектом даже в детстве, подводя его к мысли, что ему выпадет честь присутствовать на встрече именно таких будущих выдающихся мыслителей, и чтобы он, соответственно, проникся значением момента и не вздумал задавать старшим дурацких вопросов. Ивле мало что понял из этой сумбурной речи, но был заранее согласен на все.

Потерянное в разговорах время пришлось компенсировать, бегом поспешая на автобусную остановку. К счастью, уже готовый отойти автобус удалось догнать, иначе торчать бы им там с полчаса, не меньше. Дальнейший путь к дому Альтивиса особых трудностей не представлял. Ивле, впервые оказавшийся в этом районе, на ходу оглядывался по сторонам, а Игинкат по мере надобности корректировал направление его передвижения, просто разворачивая за плечи.

Дверь им открыла Нера. Увидев рядом с Игинкатом пацаненка примерно своего возраста, девчонка почему-то сразу смутилась и поспешила скрыться. Тайно вынашиваемая Игинкатом мысль познакомить эту парочку, и пусть себе они там дальше играют и не лезут в дела старших, таким образом, оказалась нереализуемой. Впрочем, малыш вскоре сам нашел себе занятие.

Зайдя в комнату Альтивиса сразу за своим старшим другом и пропищав приветствие ее хозяину, мальчуган замер с открытым ртом. Книги! Столько их Ивле никогда в жизни не видел и даже не подозревал, что такое вообще может быть. И главное, все они, судя по обложкам, на его родном франгульском языке! Жаль, что с его ростом он далеко не до всех мог дотянуться, но и того, что стояло на нижних полках, ему хватило бы не на один год. Поскольку владелец всего этого богатства знакомству с оным не препятствовал, Ивле немедленно цапнул самую красивую из книг и уткнулся в нее носом. Сидящий на тахте Альтивис с минуту поразглядывал нежданного гостя и обратился к Игинкату:

- Что это за шкет с тобой?

- Знакомый по Агеле. Его Ивле звать. Ему шесть всего, но он очень умный для своих лет пацан и, кстати, берет у меня сейчас уроки кенлатского языка. И сегодня за этим пришел, вот и навязался. Он еще в Агеле за мной хвостом ходил.

- Встрече нашей не помешает?

- Не должен, я с него обещание взял.

- Ну ладно, пусть тогда остается.

- Недопацан тот скоро придет?

- Если верить Нере, должен появиться с минуты на минуту. Хотя он вполне мог и соврать, чтобы отвязались. Они, недопацаны эти, вообще, говорят, пугливые.

- То есть, если и придет, то вполне может испугаться и убежать?

- Да кто его знает, хотя, с другой стороны, кого ему здесь особо бояться-то? Я инвалид, если он тебя так сильно опасается, так какой смысл ему сюда вообще приходить, остается еще малец этот, но бояться таких шкетов смешно даже для недопацана.

- Малец-то, между прочим, красные трусы носит.

- О-о-о! — Альтивис глянул на Ивле с еще большим интересом. Малыш, поняв, что разговор зашел о нем, приосанился, не отрываясь, впрочем, от книги.

- А недопацан этот, случаем, не заблудится? — спросил Игинкат. — Номер вашей квартиры он знает?

- Знает. Кстати, из моего окна двор виден, он если и появится, то как раз с этой стороны.

- Угу, — Игинкат подошел к окну и обозрел открывшийся пейзаж. — Здорово здесь у вас. А вон, кстати, и пацан какой-то идет.

- Где пацан? — Ивле даже книгу отложил и прилип носом к оконному стеклу. — Ага, идет какой-то, причем к этому подъезду.

Паренек, тем временем, подошел к крыльцу, и сверху стало видно, что волосы у него на затылке заплетены в косичку.

- Девчонка… — удивленно протянул Ивле, расширив глаза, — а почему она тогда в штанах?..

- Значит, точно он, — вынес вердикт Альтивис. — Игинке, скажи Нере, чтобы его встретила. Она одна тут знает его в лицо.

Шуганув Ивле, чтобы раньше времени не высовывался, Игинкат прошел в прихожую. Вот и звонок в дверь. Нера открыла, поздоровалась с пришедшим и кивнула, что да, мальчик тот самый. Гость робко переступил порог. Игинкат, не стесняясь, его разглядывал. Паренек был довольно субтильного телосложения, тонколицый, с карими миндалевидными глазами, острым носом и пухлыми губами. Если переодеть его, пожалуй, и впрямь сошел бы за девочку. Ему явно не по себе, впрочем, это-то понятно, на его месте Игинкат тоже чувствовал бы себя неуверенно.

- Идем в комнату, — мальчик осторожно потянул гостя за рукав. — Я Игинкат Игироз, это я хотел с тобой встретиться. А Альтивис там, он выйти не может.

Паренек кивнул и послушно двинулся за Игинкатом. Увидев в комнате еще двух пацанов, снова замер, настороженно их оглядывая.

- Вот это Альтивис Синтонед, — представил Игинкат хозяина комнаты, — а мелкого зовут Ивлис Геникед, он мой друг. А тебя как звать?

- Хасла Тигоред, — осипшим голосом произнес недопацан.

- Как-как? Хасла? Может, Хасле? — удивился Альтивис.

Недопацан замотал головой:

- Нет-нет, именно Хасла, меня давно уже по-другому никто не называет.

- А ты храбрый, — с удовлетворением констатировал Альтивис. — Да не жмись ты, садись на тахту, я подвинусь. В общем, как тебе уже говорили, мой друг Игинкат родом из Кенлата, с нашими обычаями знаком еще не очень хорошо, но очень ими интересуется. Он прочитал уже мемуары Ингареда и хочет теперь знать, что это за мальчики такие, которые ходят в женские школы. Ты сам, кстати, «Двухголового стратега» читал?

- Не-а.

- Ууу, многое потерял, прочти обязательно! Автор ее, кстати, о вас, недопацанах, очень хорошо отзывается. Дескать, умные мальчики в женские школы выдавливаются, и потом именно они, в основном, в университеты поступают. Ну, и как оно там учиться? И как ты вообще, Хасла, дошел до жизни такой? Рассказывай, не стесняйся, никто тебя здесь не съест!

Да уж, Хаслису Тигореду было что рассказать этим уверенным в себе пацанам! И каково это, когда тебя заставляют воспринимать себя девочкой и даже говорить о себе в женском роде, и как приходится терпеть унижения от настоящих парней и проходить мимо них, не поднимая глаз и не реагируя на обидные выкрики, чтобы не тронули. Ударить тебя первыми им, конечно, честь не позволяет, но не дай бог тебе огрызнуться! А как еще жить, если ты несостоятелен как пацан, причем еще с детсадовского возраста? Каждый приспосабливается, как умеет.

В детсаду Хаслу, сколько он себя помнил, почему-то всегда тянуло к девочкам. Они позволяли ему играть с ними в куклы и даже порой защищали от буйных сверстников, которых хлебом не корми, а только дай с кем-нибудь подраться. Тихого мальчика даже и наказывать было не за что, и потому настоящим шоком стала для него первая диспансеризация, которую все франгульские дети проходят в пятилетнем возрасте. Испытание физических возможностей в кабинете функциональных исследований выявило его вопиющую слабость в сравнении с ровесниками, а уж проверка на болевую выносливость и вовсе вогнала нежного ребенка в такой ступор, что он потом долго шарахался при одном виде врачебного халата. Пара его одногруппников, между тем, получили добро на занятия по программе первой ступени, были записаны родителями в одну из специальных школ и, даже еще не успев сдать экзаменов, уже почувствовали себя настоящими мужчинами и принялись строить сверстников. Хасла, само собой, оказался в роли парии, его теперь пинали все, кому не лень. Девочки, конечно, продолжали заступаться, и кличка «девчатник» приросла теперь к нему намертво.

Пятилетних воспитанников детсада наказывали уже не шлепками ладонью по мягким местам, а специальной мягкой плеткой, заставляя перед наказанием раздеваться догола. Хасле доставалось очень редко, разве что за неуклюжесть, поскольку он никогда не шалил, но визжал он при этом громко, хуже, чем девчонки. Пацаны, которых готовили в Агеле, нарывались на порку специально, во время наказания стоически молчали, а потом хвастались, что им на занятиях куда крепче достается, в том числе и розгами, но они все равно терпят. Хасла слушал все это и заранее содрогался.

После окончания детсада и поступления в городскую школу жизнь его превратилась в настоящий ад. Девочек теперь рядом не было, пацаны общаться с ним брезговали и в игры не принимали. Всех одноклассников записали теперь в какую-нибудь из Агел, большинство на первый курс, а одного обладателя красных трусов — даже на второй. Хаслу тоже хотели, но он закатил такую истерику, что родители отступились, дескать, пускай еще подрастет. В школе, конечно, проведали, что он никуда не записан, и теперь мальчик окончательно стал для сверстников белой вороной и даже хуже того — грушей для битья! На уроках было еще ничего, но на переменах бедному Хасле приходилось забиваться в угол, чтобы хоть сзади не подошли и молить всех богов, чтобы его не заметили. Но, конечно, и замечали, и вытаскивали, и мутузили чуть не всем классом, и вообще издевались по-всякому. Бедный мальчик даже боялся зайти в туалет, чтобы головой в толчке не искупали. Учитель Хаслы прекратить всю эту вакханалию не мог, хоть и отправлял регулярно заводил на порку. Расписавшись в своем бессилии, он вызвал в школу родителей Хаслы и предложил им перевести мальчика в женскую школу, пока здесь его окончательно не затравили. Отец Хаслы был сперва решительно против и даже впервые в жизни жестоко выпорол сына за бабское поведение. Хасла вопил на весь дом, но возвращаться в прежнюю школу категорически отказывался. Отчаявшись заставить отпрыска вести себя по-мужски, отец плюнул и заявил, что он горько разочарован, он-то думал, что у него есть и сын, и дочь, а оказывается, они обе девчонки. Таким образом, судьба Хаслы была решена, и со второго полугодия его перевели в соседнюю женскую школу.

На новом месте Хасле тоже сперва приходилось непросто. Здесь надо было забыть о своем мужском достоинстве и привыкать вести себя как девчонка. На всю школу был только один мужской туалет, для учителей и гостей заведения, учеников туда, естественно, не пускали. Пришлось ходить в девчачий и учиться писать сидя. Слава богам, он был не единственным мальчиком в школе, к таким здесь уже привыкли и совершенно не стеснялись, правда, и за мальчиков их не считали. Такие же, мол, девчонки, только ходят в брюках. Хаслис научился откликаться на имя Хасла, говорить о себе исключительно в женском роде, не стесняться в раздевалке перед спортивными занятиями, варить суп, шить и штопать не хуже настоящих девчонок. В постижении школьных премудростей он одноклассницам ничуть не уступал, букой не был, и они его обществом не манкировали, принимали в свою компанию, правда, не как мальчика, а как еще одну подружку.

Если в школе ему прижиться удалось, то на улице дела обстояли куда хуже. Каждый встречный пацан норовил прицепиться, и, чтобы не побили ненароком, пришлось заплетать волосы в косу. Руками трогать перестали, но зато оскорбительных насмешек Хасле теперь пришлось выслушивать еще больше. Приходилось терпеть их, сжав зубы, ведь этим крикунам только дай повод пустить в ход кулаки! Ни к одному мальчику, если не считать своих товарищей по несчастью, он теперь подойти просто не осмеливался.

Четвертую по счету диспансеризацию Хасла проходил уже в статусе ученика женской школы, «мальчика-девочки», как почти официально величали таких ребят врачи, или «недопацана» по терминологии уличных мальчишек. Осматривали его на сей раз куда менее тщательно и как-то поверхностно, в отличие от одноклассниц. Будущее репродуктивное здоровье недопацанов явно никого не интересовало, в кабинет функциональных исследований их не посылали, а страшных процедурных по исследованию болевых синдромов в этой девичьей поликлинике, оказывается, не было вообще. Ну, хоть в чем-то ему повезло.

Пообвыкшись к шестому классу в девичьей роли, Хасла стал задумываться о своей дальнейшей судьбе после окончания школы и в этой связи заинтересовался, так сказать, историей вопроса, зарывшись в доступную школьникам историческую литературу. Оказалось, что подобные ему субъекты известны были во Франгуле с древнейших времен, именно они пополняли жреческое сословие. Примерить на себя роль служителя богов очень хотелось, но увы, в тех же книгах утверждалось, что непременным условием посвящения в жрецы была кастрация, а вот этого Хасле пока никак не хотелось. На последнем медосмотре, когда он пожаловался хирургу, что с ним иногда ночью творится что-то не то, тот в ответ цинично предложил ампутировать Хасле яички, чтобы он совсем стал похож на девочку и в дальнейшем не имел никаких проблем. Предложение было отвергнуто с гневом и со слезами, все же что-то мальчишеское в Хасле еще оставалось, и решиться на такую операцию было все равно, что предать себя.

Увы, какие бы терзания ни одолевали несчастного недопацана, поделиться ими ему было не с кем. Отец давно к нему охладел, мечтая об еще одном, теперь уже настоящем сыне, мать в который раз пыталась этого самого сына зачать, да все как-то неудачно, жила только своими переживаниями и Хаслу не понимала, в школе в нем видели только девочку и ничего кроме внепланового визита к психиатру предложить не могли, знакомые недопацаны со своей судьбой, похоже, уже смирились, отвечая на его вопросы какими-то банальностями, а к настоящему пацану и подойти-то было страшно. Известие, что им интересуется какой-то иностранный пацан, в этих обстоятельствах показалось Хасле просто манной небесной. Идти одному в незнакомый дом, где его ждут люди, о которых он не знает ничего, даже их имен, это ж настоящее безумие, да? Ну, пусть считают свихнувшимся, пусть посмеются, пусть что хотят с ним делают, главное, чтоб выслушали!

Все это, хоть и в более сумбурных выражениях, Хасла и рассказал в ходе своей долгой горячей исповеди. Рассказал и тревожно уставился, морально готовый к ответным насмешкам. Игинкату, впрочем, смеяться не хотелось совсем, к тому же не на все свои вопросы он пока получил ответы.

- Хасла, скажи, а вот те учителя мужчины, которые у вас в школе преподают, они сами тоже женские школы заканчивали?

Недопацан задумался.

- Даже не знаю, как-то ни разу не спрашивал…

- Но из вашей школы многие поступают в университеты?

- Наверное, да.

- А что у вас преподают, какие предметы? Ну, если сравнить с мужской школой? — это Игинкату хотелось узнать особо.

Альтивис этим вопросом тоже сильно заинтересовался, хотя даже в мужскую школу не ходил. Игинкат, чтобы было с чем сравнивать, рассказал, чему его самого прежде учили в Кенлате и чему учат сейчас в 17-й городской школе. Хасла, в свою очередь, поведал, чем им приходится заниматься в женской школе. После обмена мнениями все трое дружно решили, что в кенлатских школах и мальчиков, и девочек учат примерно тому же, что девочек во Франгуле, а вот мужские франгульские школы уделяют куда меньше времени интеллектуальным предметам, если не считать истории и математики.

- Вот зараза, оказывается, мне лучше было бы к женской школе прикрепиться! — с досадой произнес Альтивис.

- Не, Хасла, при таких условиях тебе точно в университет готовиться надо, — вынес вердикт Игинкат. — Я вот в своем классе теперь первый чуть ли не по всем предметам, а стал бы таким у вас, это еще большой вопрос. А в университете, думаю, никто тебя третировать не станет.

- Хорошо бы, но до него еще дожить надо, с ума не спятив.

- А чего тебе там не хватает-то? Общения с пацанами? — промолвил Альтивис.

- Ох-х, да хотя бы с теми, кто бы надо мной не потешался и говорил обо мне «он», а не «она».

- То есть, поинтимничать бывает не с кем? А приезжай ко мне, мне тут тоже одиноко живется, друзья редко заходят, у них в школах дел невпроворот. А что до ночных проблем, о которых ты говорил, хочешь, я тебе медицинскую энциклопедию дам? У меня это тоже началось, и ничего там странного нет, просто мы с тобой уже в мужчин превращаемся.

От облегчения Хасла чуть не расплакался, но все же смог совладать с эмоциями и лишь благодарно кивнул. Видя, что собеседник оттаял, Игинкат решился задать еще один интересующий его вопрос:

- Слушай, Хасла, а в женской школе тоже порют за проступки?

- Да, конечно, — недопацан даже удивился такому вопросу, — во Франгуле всех детей дерут с детского сада еще. В детсаду, по-моему, даже одинаково, мальчик ты там или девочка. Ну, когда плеткой по попе охаживают, там ведь ударов и не считают особо, больше на цвет кожи ориентируются. А в школе, конечно, уже розги в ход идут. Говорят, правда, что выдают вдвое меньше, чем дали бы пацанам за такие же нарушения. А у вас в Кенлате не так, что ли? Нет? Счастливые…

- А за что наказывают? Тоже только за обман и всякие шкоды с порчей школьного имущества, а за драки и неуспеваемость нет?

- Ну, за двойки в школе не наказывают, это уж пусть родители разбираются, а за драки, случается, и порют? В отличие от пацанов, девчонкам, знаешь ли, драться не положено, а на них иногда находит. И тогда — туши свет! Пинаются почем зря, в волосы друг дружке вцепляются, даже выдирают, и поди их тогда расцепи! Вот сколько меня пацаны лупцевали, но чтоб так яростно, не-е!.. И за обман, конечно, всем достается, а шкодят там мало, им-то доблесть свою доказывать не надо.

- А тебе хоть раз попадало?

- Не-е, я смирный и не лгун.

- Трус ты, вот и все! — неожиданно вклинился в беседу Ивле.

Трое старших ребят только тут вспомнили, что все это время в комнате вместе с ними находился еще один субъект, для чьих чутких ушек их высокоинтеллектуальные разговоры отнюдь не предназначались. Из пиетета перед Ингаредом и Альтивисом малыш долго молчал, но сейчас, похоже, не выдержал.

- А тебе кто разрешил в разговор старших встревать? — зловеще поинтересовался Игинкат. — Ты мне что обещал, когда просил взять тебя сюда?

- Не, ну правда же, трус он и боли боится… — сбавил тот Ивле.

- Он, между прочим, во франгуляры не готовится! Зачем ему учиться боль терпеть? Ему ум тренировать важнее, и у него это, заметь, неплохо получается, в отличие от некоторых.

- А я что, дурачок, да?! — обиделся Ивле. — Мне шесть всего, а я уже читать умею, да еще языку твоему учусь!

- Вот спасибо, что напомнил, ты утром так и не успел продемонстрировать мне свои познания, можешь сделать это сейчас. Покажи, какой ты умный.

Ивле и рад был бы продемонстрировать, но… сбился уже на третьем слове. Попытался вспомнить, не удалось, продолжил дальше, опять сбился, потрепыхался еще немного и понуро затих.

- Учил? — вопросил Игинкат, стараясь заглянуть малышу в глаза.

- Учил… — глазки свои Ивле старательно прятал.

- Тогда почему не помнишь? Мозги не варят?

- Варят, но…

- Что «но»?

- Просто, наверное, недовыучил…

- То есть поленился?

- Ага…

- А помнишь, что я тебе обещал за лень?

- Выпороть…

- Молодец, хоть это помнишь. Тогда готовься.

- А куда ложиться-то?..

- Можно на тахту, меня лично всегда на ней наказывают, — предложил Альтивис. — Только дайте, я в кресло пересяду.

- Стоп, а чем его драть-то? — задумался Игинкат. — Альтиве, твою сестренку родители чем дерут?

- Мягкой плеткой. Хочешь у нее позаимствовать?

Ивле презрительно хмыкнул.

- Не, лучше не надо, — промолвил Игинкат. — Ивле у нас парень крепкий, хорошо подготовленный, красные трусы недавно завоевал, ему эта плеточка детская что комариный укус. А тебя самого чем наказывают?

- Двухвостым ремнем, — признался Альтивис. — Он здесь в шкафу висит.

- Не уступишь на время?

- Ну, если надо, то конечно.

- Очень надо, — сказал Игинкат, шуруя в шкафу. — Ага, вот он. Ивле, живо все с себя скидывай и ложись!

Покорно раздевшись догола, малыш растянулся на тахте. Ладно, пусть он и глупый еще в сравнении с этими большими ребятами, и ленится порой, но порку он сумеет выдержать не пикнув. Пусть этот Хасла видит, как ведут себя настоящие пацаны!

Ремень с раздвоенным концом жалил больно. Впервые оказавшись в роли выдающего удары, а не получающего, Игинкат порой попадал не туда, куда хотел, захлестывая на бока и на бедра. Ивле вздрагивал, но упорно держался. Хасла с Альтивисом, расширив глаза, наблюдали за экзекуцией. Вспухшие красные полосы постепенно покрывали маленькие ягодички, пока те целиком не приобрели насыщенный багровый цвет. Выдав своему юному ученику ударов тридцать, но так и не дождавшись плача, Игинкат прекратил экзекуцию.

- Хватит с тебя. Все понял?

- По-о-нял!.. — протянул Ивле, стараясь не разрыдаться напоследок. Растирая обеими руками пылающую попку, он неловко слез с тахты, постоял немного, отчаянно пытаясь унять жар в ягодицах, хотел было выбежать в ванную комнату, чтобы там хоть охладиться, но вспомнил, что тут рядом за стеной находится девчонка, которая вполне может выглянуть в самый неподходящий момент, отказался от этой затеи и принялся шипя натягивать свои знаменитые красные трусы.

- Ну, парень, ты кремень! — восхищенно обратился к нему Хасла. — Я бы точно не выдержал.

- Знаешь, я бы тоже, если бы мне столько выдали, — признался Альтивис.

Ивле аж надулся от гордости. Приятно, когда тебя хвалят старшие парни… даже если один из них не совсем парень.

Скоро должны были вернуться домой родители Альтивиса, и Хасла, вдруг застеснявшись, засобирался восвояси. Игинкат с Ивле ушли вслед за ним, чтобы не оставаться на обед. Не, здесь, конечно, гостей привечают и кормят вкусно, но если увидят, что малыш как-то неловко сидит на стуле, неприятных вопросов тогда не избежать. Ивле выцыганил себе на время почитать полюбившуюся книгу и ушел довольный, Игинкат, в общем, тоже, хотя подумать ему было над чем.

Глава 8. Последняя примерка

Экзамены, между тем, неумолимо приближались. Игинкат уже достиг некоторых успехов в борьбе, мог теперь без особых затруднений сесть на шпагат, притерпелся к методам, которыми воспитывали у второкурсников болевую выносливость. Его товарищам по группе приходилось еще ходить на занятия в бассейн, ему же удавалось от этого отбояриться под предлогом, что он и так хорошо плавает. Но любая лафа когда-нибудь да кончается. В среду группе Ресхеда предстояло сдавать зачет по плаванию, чтобы командир мог оценить, кого из воспитанников можно допускать к экзаменам, а кого просто опасно — как бы ни утонули.

Собственного бассейна в Агеле N 5 не было, приходилось арендовать время в городском. Захватив с собой щегольские плавки бело-голубого цвета, в которых он плавал еще в Кенлате и из которых, на счастье, еще не вырос, Игинкат поехал после школы в местный плавательный центр. Здание в модернистском стиле, соединенное на уровне третьего этажа стеклянным переходом с расположенным на другой стороне улицы торговым центром, радовало глаз. Внутри тоже было неплохо: чисто, светло и просторно. В родной стране Игинкат видал бассейны и пофешенебельнее, но они были при гостиницах, и пускали туда далеко не всех. И уж такого количества гвалтливой детворы там точно нельзя было увидеть.

Когда вся группа Ресхеда собралась в холле, майор отвел ее к выделенной им раздевалке, подождал, пока все переоденутся в плавки и резиновые шапочки, затем выставил всех за дверь и раздевалку запер во избежание. Как объяснил Ресхед, это в Агеле все свои, да еще дежурный стоит у входа, а сюда кто угодно может зайти прямо с улицы, в том числе и с воровскими намерениями. Построив воспитанников по росту в колонну по два, майор повел их к бассейну.

Игинкат оказался в паре с Ренке, своим постоянным партнером по борьбе. В то время как основная масса ребят носила скромные черные плавки, какие, кажется, только и продавались в ксартских магазинах, длинноногий пятиклассник обрядился в ярко-зеленые с цветным орнаментом, явно импортного происхождения. Тренер по плаванию Иштальмед, разумеется, не мог проигнорировать эти яркие пятна на общем черном фоне и с ехидцей осведомился, не будут ли любезны два пижона продемонстрировать в воде достижения, достойные их выдающихся нарядов. Ну понятно, выскочек нигде не любят, но сему спортивному деятелю все же стоило вести себя поделикатнее.

Как заметил Игинкат, при общей спортивности франгульцев плавание у них не было в особом почете. Причина, возможно, в том, что с самых давних времен Франгула была сильна своей сухопутной армией и отнюдь не стремилась обзавестись мощным флотом. Некоторые из сокурсников Игинката только в этом году научились держаться на воде и еще не столько плыли, сколько барахтались. Юный кенлатец имел тут перед ними явное преимущество. Ренке, на котором явственно лежала печать аутсайдера, тоже не был особо сильным пловцом, но плавательный стаж у него был раза в три длиннее, чем у товарищей по группе, так что выучился он уже довольно не плохо. Из всей группы именно с этим долговязым пятиклассником у Игинката сложились самые близкие отношения. Спросите, с чего бы это? Ну, когда постоянно с кем-то борешься, начинаешь лучше ощущать этого человека. Ренке не обладал силой и координацией Истребителя, энергией Ивле, целеустремленностью Альтивиса, но было в нем что-то, не позволявшее, несмотря на хронические неудачи, сложить руки и прекратить всяческую борьбу за место под солнцем, перейдя в мало уважаемую категорию недопацанов. Все-таки, в отличие от Хаслы, он еще трепыхался и пытался доказать, что он такой же мальчишка, как другие.

Игинкат с Ренке встали на соседние тумбочки с правого края бассейна и по сигналу тренера стартовали. Яростная борьба между ними началась с первых же метров дистанции. Игинкат надеялся, что младший соперник скоро выдохнется, но куда там! Долговязый пятиклассник неутомимо резал воду, ни за что не желая уступать соседу по дорожке. В последнем рывке Игинкат все же выиграл касание, но потом долго не мог отдышаться. Ренке, впрочем, был не в лучшем состоянии. Когда они, наконец, взобрались на бортик бассейна, выяснилось, что норматив они выполнили с огромным запасом в отличие от остальных участников заплыва. На тех Иштальмед ругался и обещал гонять в бассейне до посинения.

- Ну, ты силен! — Игинкат похлопал Ренке по плечу, признавая того достойным соперником. Тот счастливо улыбнулся.

Пока шли следующие заплывы, оба мальчика уселись отдыхать на лавку рядом с бортиком бассейна. Глядя, как неумело плывут его сокурсники, Ренке не смог отказать себе в удовольствии ехидно комментировать их усилия. Когда ж еще такой случай представится, чтобы хоть в чем-то он оказался лучшим! Игинкат обычно не позволял себе дразнить младших товарищей, но сейчас на него тоже что-то вдруг нашло, и он принялся вторить Ренке. Пловцы явно были не в том положении, чтобы огрызаться, но и тренеру активность самозваных «комментаторов» удовольствия доставить не могла, особенно когда этим занимались те самые пижоны, которых он совсем недавно безуспешно попытался окоротить. А если вспомнить, что Ренке в прошлом году занимался совсем у другого тренера, а Игинкат учился плавать вообще в другой стране, все эти насмешки рикошетом били и в него, Иштальмеда, дескать, что же ты за специалист такой, что своих подопечных нормально выучить не можешь? Наконец, не выдержав, он предложил отдыхающей парочке пойти куда-нибудь прогуляться до конца занятий.

- Так раздевалка же заперта! — пробухтел Ренке.

- Можете в холле посидеть, свежие газеты почитать, их там каждый день выкладывают, — посоветовал Иштальмед. — Короче, шагом марш отсюда!

- Ну, когда так решительно гонят, приходится подчиняться. Тащиться в холл на первый этаж желания не было никакого. Газеты там и правда лежат, но они ж все взрослые, скучные, на мальчишек никак не рассчитанные.

- Может, за мороженым сходим? — вдруг предложил Ренке.

- Куда-а?! — выпучил глаза Игинкат. Уже наступила зима, и пусть здесь, во Франгуле, она достаточно мягкая, бесснежная, на улице все равно была холодрыга, и выходить туда в одних плавках… Нет, он еще не настолько спятил!

- Да в центр торговый, — ничуть не смутился Ренке. — Сам же видел, небось, что туда переход есть прямо над улицей. Смотаемся по-быстрому и вернемся.

- А деньги откуда взять? Все ж раздевалке заперто!

- А у меня есть, — пятиклассник стащил с головы резиновую шапочку и извлек из нее пришпиленный канцелярской скрепкой полиэтиленовый пакетик с засунутой туда купюрой. — Я всегда так ношу на всякий случай. Ну, если вдруг вздумают ограбить, чтоб найти не смогли. Разменяем, а ты после занятий мне свою долю вернешь.

Подивившись предусмотрительности приятеля, Игинкат согласно кивнул.

Торговый центр был роскошным. В Кенлате, забреди в такой посетитель в одних плавках, его бы немедленно турнули за нарушение общественного порядка, но здесь на мальчишек никто и внимания особого не обратил. Привыкли уже, наверное, к посетителям из бассейна, да и вообще юнцы в одних трусах на улицах Ксарты считались совершенно нормальным явлением. Побродив по этажам, попялившись на витрины магазинов, мальчики отыскали, наконец, киоск с мороженым, купили себе по огромному вафельному рожку и побрели назад, на ходу поглощая холодное лакомство. Спешить никуда не хотелось. Тех мелких салаг тренер будет еще добрый час гонять, а им тем временем со скуки подыхать, что ли? Остановившись посреди перехода, мальчишки принялись наблюдать за уличным движением. Ну, интересно же, когда прямо у тебя под ногами машины носятся. Машин, правда, по мнению Игинката, было не ахти как много, в Кенлате их на улицах куда больше. Идиллия оказалась разрушена громовым начальственным рыком:

- Воспитанники, что вы здесь делаете во время занятий?!

Мальчики разом обернулись. Мама родная, в шаге от них стоял генерал Элхис Пранергед собственной персоной!

- А-а-а мы уже сдали зачет, — промямлил Ренке, — вот тренер нас и отпустил…

- Куда он вас отпустил? — не удовлетворился таким объяснением генерал. — За пределы здания? В часы занятий он отвечает за вас за всех, а если он по какой-то причине вас выставил, то вы должны были пойти доложиться своему ротному командиру, только он имеет право отпустить вас с занятий.

- Ну, в холл сказал идти, — признался Ренке. — А майора Ресхеда нигде не было, ушел, наверное, вместе с ключом от раздевалки, мы не могли у него отпроситься…

- Значит, надо было в холле и сидеть, — подвел итог Пранергед. — Оставить без наказания столь вопиющее нарушение дисциплины я не могу, но у вас через три дня заключительная тренировка болевой выносливости, вот с ней и совместим. А сейчас шагом марш в холл дожидаться ротного командира!

Ренке сразу скис и стал похож на побитую собачонку, Игинкат постарался не расклеиваться хотя бы внешне, но настроение, понятно, было безнадежно испорчено. Сходили, называется, за мороженым!

Субботним утром Игинкат шел в Агелу, как приговоренный на казнь. Хуже всего, когда не знаешь, как именно тебя должны наказать. Стандартная-то процедура тренировки уже стала для него привычной и вполне рутинной. Раздеваешься донага, седлаешь деревянного коня, потом тебя несколько часов хлещут ремнями, при этом надо, игнорируя боль, сохранять самообладание и демонстрировать способность к запоминанию текстов и решению в уме несложных задач. В конце занятия получаешь стандартные двадцать пять розог, которые надо просто вытерпеть без крика. С каждым разом это давалось мальчику все легче, хотя задница потом все равно долго болела. Но сейчас он подсознательно чувствовал, что двумя с половиной десятками дело точно не обойдется и даже сорока розгами, пожалуй, тоже. Сорок ему тут, вон, просто для проверки давали, то есть совсем ни за что.

Тренировка тянулась, ягодицы давно покраснели от ударов ремней и даже успели онеметь, Игинкат изнывал от ожидания, а Пранергед все не появлялся. На соседнем тренажере точно так же страдал Ренке. Долго еще терпеть-то? Тьфу, и часов ведь даже в зале нет, чтобы взглянуть, сколько еще осталось. Хотя нет, майор вытянулся, издал командный рык… экзекуторы тут же встали по стойке смирно рядом с тренажерами, порка, естественно, временно прекратилась. Детвора на конях оживилась: хотя впереди еще самая болезненная часть процедуры, но главное, конец уже не за горами! Приняв рапорт Ресхеда, генерал распорядился приступить к заключительной части тренировки:

- Всем, как обычно, по двадцать пять, кроме двоих воспитанников, которые у нас в среду отличились. Игинкат Игироз и Ренкис Фальред, за самовольный уход с занятий вы сегодня дополнительно получите по тридцать пять розог каждый, итого по шестьдесят. Можете приступать!

Ренке, услышав приговор, явственно простонал, Игинкат сдержался, но спина у него похолодела, как знала, что ей сегодня тоже достанется.

Последний этап тренировки долго шел в относительном молчании. Почти все воспитанники уже научились без криков терпеть эту дозу: еще бы, экзамен уже почти на носу! На последних пяти ударах кто-то все же стал повизгивать, похоже, где-то в последнем ряду, так что даже не разобрать кто. Игинкату было не до этого, тут бы с собственными эмоциями справиться! Ну, вот и двадцать пятый удар, большинство группы облегченно слезает с коней, дальше пороть продолжают только Ренке с Игинкатом. Ренке достойно продержался лишь до двадцать девятого удара, после чего подал голос, сперва негромко, еще пытаясь сдерживаться, но после того как экзекутор перешел с ягодиц на спину, мальчуган зашелся в вопле и дальше уже рыдал во всю глотку.

Игинкат оказался терпеливее, первую тридцатку прошел просто безупречно и даже первые удары по спине вынес со стиснутыми зубами, но боль уж слишком сильно нарастала, и на тридцать седьмом ударе мальчик не выдержал, издал сдавленный крик. Он и потом еще пытался бороться с собой, но как же тут стерпишь, когда секут уже по поротому! Дергаясь, извиваясь при каждом ударе и судорожно хватаясь за коня, он каким-то чудом удержался на тренажере до конца наказания. Ренке, того под конец просто привязывать пришлось, чтобы не свалился.

Отсчитав шестьдесят ударов, Пранергед задумчиво оглядел все еще всхлипывающих воспитанников:

- Ну, прогресс есть… Игирозу еще полгода так потренироваться и можно будет на третью ступень сдавать, Фальред за два года тоже, может быть, подтянется. Все, наказание окончено, оба свободны!

Ага, свободен… Игинкат еле сполз с тренажера, скрипя зубами, пощупал зад и, увидев на пальцах кровь, даже не одеваясь, захромал в направлении медсанчасти. Хорошо еще, что дошел своими ногами, Ренке, бедный, даже идти сам не мог, его солдаты довели под руки. Пока медсестры обрабатывали просечки, мальчики малость отлежались и обратно в зал за одеждой оба добрались самостоятельно, прослушали напоследок нотацию от майора, как нехорошо самовольно отлучаться, не предупредив начальство, и были, наконец, отпущены.

Дорога домой тоже оказалась не сладкой. И стоять тяжело, и не присядешь! Только завалившись в своей комнате на тахту, Игинкат облегченно вздохнул. Уже было ясно, что весь завтрашний день ему придется отлеживаться и никаких тебе гостей и прогулок! Ну да ладно, недельку можно перетерпеть, главное теперь — суметь восстановиться к экзаменам.

Глава 9. Экзамены второй ступени

В отличие от первой ступени, на второй надо было сдать не семь экзаменов, а только три, но уходило на это тоже два дня. Первый экзаменационный день начинался в плавательном центре. Поскольку бассейнов в Ксарте было явно меньше, чем школ подготовки франгуляров, сюда одновременно съехались экзаменующиеся из нескольких школ, в результате чего в раздевалках возникла толкучка, а к стартовым тумбочкам — очередь. Секретарь, распределяющий детей по заплывам, был весь в мыле. Экзаменационная комиссия в составе десятка убеленных сединой ветеранов, расселась и вдоль боковых бортиков бассейна, и рядом с финишем, хотя, казалось бы, следить следовало скорее за тем, чтобы никто не сделал фальстарта. А может, они просто должны были наблюдать, чтобы никто ненароком не утонул? Зная отчаянный характер франгульских мальчишек и их более чем скромную плавательную подготовку, Игинкат такое не исключал. Бассейн, надо сказать, был глубокий, отнюдь не лягушатник, так что переоценивший свои силы вполне мог пойти на дно.

В своих способностях показать зачетный результат Игинкат не сомневался. Его амбиции простирались куда дальше: стать лучшим и желательно не только среди товарищей по группе, но и среди всех, кто сегодня соревнуется. Десятилетние крепыши и семилетние пацанята, стремящиеся подтвердить свое право на красные трусы, тут ему не конкуренты, а вот неудачники вроде Ренке, вынужденно занимавшиеся плаванием уже не первый год, вполне могли и посягнуть на его первенство, особенно, если поплывут позже. Высматривая в очереди на старт ребят повыше ростом, мальчик подходил к ним и предлагал посостязаться в одном заплыве. Первой реакцией обычно было недоумение (ну, не принято здесь было так!), но узнав, что вызов им бросает иностранец, тот самый, который сдал экзамены на первую ступень посередине семестра, и слава о котором разошлась уже по всему городу, пацаны решались постоять за честь Франгулы и принимали предложение.

Когда на старт одновременно вышло семь тощих длинноногих пятиклашек и с ними шестиклассник Игинкат, по залу прошел легкий недоуменный шумок. Интерес проявили даже старцы из экзаменационной комиссии. Все подсознательно почувствовали, что сейчас будет самый быстрый заплыв… а значит, и абсолютный победитель соревнований тоже выявится с минуты на минуту.

По сигналу стартера мальчишки дружно прыгнули в воду. Чернявый пацан, занимавший дорожку слева от Игинката, с такой частотой принялся молотить руками по воде, что с самого старта вырвался вперед. Юному Игирозу с трудом удалось сохранить хладнокровие и не устремиться за ним. Ничего, долго он так не протянет, а ближе к финишу точно сдохнет! Ренке, плывший по крайне правой дорожке, беспокоил Игинката куда больше, поскольку умел распределять силы по дистанции.

И действительно, на середине бассейна новоиспеченный лидер подувял. Преследователи начали наплывать. Ориентируясь на Ренке, Игинкат чуть было не упустил блоднинчика, вдруг сделавшего спурт по крайне левой дорожке. Пришлось поднажать. Касание он у блондина все же выиграл, третьим финишировал Ренке, чернявый торопыга пришел лишь пятым. Норматив, впрочем, все участники заплыва перекрыли с большим запасом, тогда как ни один из предыдущих заплывов не обходился без провалов.

Досидев до конца соревнований и приняв поздравления с заслуженной победой (а уж как при этом на него пялились мальчишки из других школ!..), Игинкат с достоинством переоделся в раздевалке (и наплевать, что с ягодиц с прошлой субботы еще не сошли синяки, здесь задницы у всех поротые!) и потопал к школьному автобусу, который должен был отвезти экзаменующихся в их родную Агелу N 5, где после обеда их ждал второй экзамен, а именно, борцовский турнир. Ренке, пребывающий в эйфории от занятого третьего места (первый его серьезный успех за все годы занятий в Агеле), не отлипал от своего будущего соперника и даже в автобусе занял соседнее сиденье, при этом трепался без умолку. Игинкат по опыту знал, что пятиклашки иногда бывают болтливыми, но не настолько же! Впрочем, Ренке можно было понять: у него наконец-то появилась обоснованная надежда хоть с третьей попытки завоевать знак мальчишеской доблести второй ступени. Плавание он сдал на отлично, хоть с трудом, но научился нормально держаться под розгами, остается только борьба. Ну, недаром же он ей третий семестр уже занимается!

В раздевалке рядом с залом, отведенным под борцовский турнир, мальчишкам пришлось переодеваться снова, на сей раз в трусы для порки, заменяющие во Франгуле борцовские трико. Пацанов разбили на пары по весу, и схватки начались. Первыми на борцовский ковер выходили самые легкие ребята.

Игинкат с усмешкой наблюдал за схватками семилеток. Боролись пацанята хоть и не слишком умело, но зато отчаянно, возили друг друга по ковру, сплетались порой так крепко, что и не растащишь. Тот, кто оказался внизу, даже будучи прижатым спиной к ковру, отчаянно дрыгался, всеми силами стараясь спихнуть с себя соперника. Еще бы: проигравший попадал в утешительный турнир, и следующее поражение означало провал на экзамене и неизбежную потерю права на ношение красных трусов!

Когда дело дошло до десятилетних борцов, накал страстей несколько спал, все же и ставки здесь были чуть пониже. Впрочем, без сопротивления все равно никто не сдавался. За такое позорное поведение могли высечь прямо здесь, перед всей школой, а уж дома родители так добавят опозорившему семью отпрыску, что на заднице у него живого места не останется.

Наконец, на ковер вызвали Ренке с Игинкатом. Зная, что проигрывает в физической силе, пятиклассник решил взять скоростью и напором. Молниеносные рывки с целью пройти сопернику в ноги и мгновенный отход назад, если попытка не удалась. Игинкат, в свою очередь, норовил ухватить Ренке сзади за спину, может, удастся тогда оторвать его от ковра и перевернуть. В какой-то момент они сплелись-таки во взаимном захвате. Оказавшийся внизу пятиклассник тут же растопырил ноги, чтоб не накатили. Очень широко, заметим, растопырил, практически сделал шпагат. В таком положении можно пролежать долго, пока потерявшие терпение судьи не поднимут соперников в стойку. Ренке, похоже, считал свое положение безопасным, а зря. Во время совместных занятий Истребитель щедро делился с другом своими познаниями и, в частности, продемонстрировал один весьма специфический прием, который Игинкат до сих пор ни разу не применял на занятиях в Агеле, но сейчас было самое время. По словам Истребителя, правила проведения борцовских поединков не допускали использования боевых приемов, но вот на то, чтобы щекотать противника, запрета не было. Понятно, что в схватках взрослых борцов это выглядело бы просто смешно, а правила изначально писались именно под них, но совсем другое дело, когда борются маленькие пацаны! Тощие бока Ренке с выступающими ребрами были сейчас в полном распоряжении Игинката. Еще вопрос, конечно, боится ли соперник щекотки, ну так что ж мешает проверить?

Игинкат осторожно пощекотал Ренке справа подмышкой. Пятиклассник ощутимо вздрогнул. Ага, реагирует, значит. Теперь легонько проведем ноготками по ребрышкам с одной, а потом и с другой стороны. Ренке хихикнул и заизвивался, насколько позволяли раскинутые ноги, даже живот от пола оторвал. Мгновенно этим воспользовавшись, Игинкат просунул под соперника левую руку, щекотнул его в районе пупка и двинулся еще дальше. Трусы для порки гениталии, конечно, прикрывают, но уж больно тонкая и ненадежная это защита. Ренке, похоже, ярко представил, за что его дальше будут щекотать, и отчаянно задергался. А как тут помешаешь? Либо руки надо отцеплять от ноги соперника, либо хоть своей ногой прикрыть уязвимое место. Мальчуган, к своему несчастью, сразу сделал и то, и другое. Теперь Игинкату оставалось только не зевать. Правую руку сопернику под грудь и тут же накат влево. Ренке и глазом моргнуть не успел, как оказался на лопатках, тут уж, конечно, задергался, да поздно.

Когда их подняли на ноги, на понурую спину Ренке жалко было смотреть. У него, конечно, был еще шанс пройти сквозь горнило утешительных поединков, но и следующие его соперники, пусть и несколько уступающие ему в росте и весе, были разозлены собственными поражениями и настроены крайне решительно. Первую из двух схваток Ренке все же выиграл благодаря своему опыту, но сильно при этом измотался, и новый его соперник, коротко стриженный крепыш, яростно прошел в атаку, прошел Ренке в ноги, дернул и завалил. Несчастный пятиклассник с трудом поднялся с ковра и, утирая слезы, поплелся в раздевалку, такую уже до боли знакомую за три прошедших семестра. Ну что ж, придется ему пойти и на четвертый круг, может, хоть тогда удастся одолеть кого из новичков.

У Игинката и других победителей борцовского турнира заботы сейчас были совсем иные. В воскресенье их ждал заключительный экзамен, к которому надо было подойти в максимально хорошей форме. Впрочем, в себе юный Игироз был уверен. Это пусть мелкие пацанята, которым во что бы то ни стало надо подтвердить свое право на ношение красных трусов, мандражируют, а он уже и побольше розог достойно терпел, стало быть, и завтра не должен провалиться.

Воскресный завтрак прошел почти спокойно, а дальше все покатилось по уже знакомой колее: поездка в Агелу, медосмотр, туалет, душ, знакомый зал с сидящими напротив входа экзаменаторами и стоящей в двух шагах от них скамьей для порки. Ну и, конечно же, приглашенные: родители и даже, кажется, братья. Хорошо хоть сестер нет, Игинкат тогда, наверное, вообще бы от смущения помер! А так еще можно терпеть, ну, по крайней мере, не слишком отвлекаться на присутствующих.

Догадываясь, что его, как и в прошлый раз, вызовут последним, мальчик занял место у самой стены, откуда, тем не менее, отлично было видно скамью, и постарался расслабиться. Поскольку заниматься в этом зале посторонними делами было бы верхом неуважения к экзаменаторам, оставалось любоваться эстетикой процесса. Вот никогда раньше Игинкату не приходило в голову, что наблюдать за поркой со стороны может оказаться даже приятно. Когда на его глазах секли первокурсников, он мог им только сочувствовать. Ну, мелкие же, видно, как им больно, что они держатся из последних сил, корячатся на лавке, слезы пускают, только что в голос не орут. Десятилетние ребята, составлявшие большинство на этом экзамене, держались куда более уверенно. Поротые уже десятки раз и скорее всего не только в Агеле, они уже неплохо усвоили, как надлежит встречать испытания настоящим мужчинам. Игинкат помнил еще, как выглядели в четвертом классе его товарищи по кенлатской школе. Либо чрезмерно тощие, даже мышцы не видны, либо по-детски пухлые, с нежной белой кожей. Эти же все загорелые с ног до головы, по-спортивному поджарые, без детского жирка, мускулистые ягодицы покрыты густой сеткой еле заметных полосок — свидетельств длительного контакта с розгами. Каждый старается идти к скамье строевым шагом, встает по стойке смирно перед комиссией, получив разрешение, несуетливо растягивается на скамье и замирает в ожидании начала порки. Даже под розгами эти ребята не теряют самообладания, не задирают ног в момент удара, даже ухитряются продолжать тянуть носочки, ну, разве что позволяют себе легонько вздрогнуть. Правда, так бывает только в начале порки, на втором десятке можно заметить уже и стиснутые зубы, и поерзывания на скамье, и даже приглушенные стоны. Когда число ударов переваливало за двадцать, некоторые держались уже из последних сил, а двое все же не выдержали, вскрикнули громче, чем дозволялось правилами, и были, разумеется, сняты. Вот тут уже и слезы пошли в ход, обидно же столько готовиться и так позорно провалиться, да еще на глазах у друзей и родных! Проигравших, конечно, утешали, да только без толку.

Ну вот, наконец, подошла и очередь Игинката. Обнажиться на публике теперь удалось легче, чем в прошлый раз, мальчик даже не покраснел ничуть. Браво подошел, отрапортовал комиссии, улегся. Ну, теперь остается только терпеть и главное не показывать вида, как тебе больно. Секли его, конечно, в полную силу, экзаменаторы во все глаза следили, чтобы секутор не халтурил. Игинкат сумел таки максимально абстрагироваться от боли, внушить себе, что он не на скамье под розгами сейчас лежит, а оседлал коня в тренажерном зале и его привычно нахлестывают ремнями. Боль, правда, возрастала с каждым ударом, что совсем не походило на порку ремнем, но до определенного предела это можно было как бы не замечать. На последних ударах пришлось все же стиснуть зубы и напрячься всем телом, чтобы не совершать всяких ненужных движений. Хорошо еще, что при назначенных двадцати пяти ударах экзекуторы и по спине не бьют, и кожи на ягодицах не рассекают, иначе было бы совсем плохо, а так кое-как дотерпел.

Дальше все опять пошло по накатанной дорожке: поздравления, вручение знаков мальчишеской доблести теперь уже второй ступени, торжественное облачение в красные трусы двух семилетних пацанят, подтвердивших свое право их носить. Игинкат получил уже вторую почетную грамоту за лучшие результаты на экзаменах, видимо, потому, что всех победил в плавании. Потом последовал традиционный торжественный обед, на котором надо разыгрывать роль триумфатора, небрежно поглощающего изысканные яства, и главное, не показывать вида, что тебе больно сидеть. И только после этого можно уехать домой и там, наконец, расслабиться и немного отлежаться, с отвращением думая, что завтра опять учебный день и как некомфортно будет сидеть за партой. Но, слава всем богам, скоро уже зимние каникулы, на которых можно будет хорошенько оторваться и позабыть обо всех прошедших испытаниях. В конце концов, он же сейчас догнал своих одноклассников и может общаться с ними на равных: подавляющее их большинство сдало только на вторую ступень, ну, и он теперь тоже!

Часть 3. Равный среди равных

Глава 1. Зимние забавы

Зимние каникулы — очень веселая пора даже в стране, где редко выпадает снег. На сей раз, впрочем, ксартцам повезло: пришел мощный циклон с севера, температура опустилась градусов на пять ниже нуля, ночью повалил снег, и на утро жители Ксарты могли созерцать свой южный город в непривычном белом убранстве. За все, конечно, приходится расплачиваться, даже за такую красоту, и некоторые неприятности, типа доселе незнакомых здесь дорожных пробок, горожане все же ощутили, поскольку никто никогда во Франгуле дороги от снега не чистил, да, наверное, и не знал, как это делается. Но это были все исключительно взрослые проблемы, детворе спешить было некуда, и она радовалась от всей души.

Ну и конечно, лучше всех чувствовал себя Игинкат. Ему, северянину, бесснежная зима казалась нонсенсом, словно здешняя природа обманывала его, крадя законную радость, и эту потерю не искупало даже то обстоятельство, что зимние дни здесь были подлиннее и, соответственно, посветлее, чем в его родном Кенлате. Но вот, наконец, и ксартская зима стала похожа на зиму.

Уезжая во Франгулу, Игирозы на всякий случай захватили с собой теплые вещи. Казалось, им так и предстоит вечно пылиться в шкафу, став кормовой базой для местной моли, но все-таки пришел и их час. Игинкат отыскал свои теплые шерстяные штаны, из которых он за год почти что и не вырос, шерстяную же шапку и варежки, зимние ботинки и теплую куртку на меху. Если еще поддеть фуфайку, которую он здесь и так уже в холодные дни одевал под плащ, то теперь ему никакой мороз не страшен.

Вылетев из дома, Игинкат направился к ближайшему парку. Именно там они с товарищами по классу договорились собраться всей своей компанией. Еще к ним примкнул Ивле, который в детский сад ходить уже не хотел, одному ему было скучно, и школьные каникулы он счел удобным поводом, чтобы опять прилепиться к Игинкату и всюду следовать за ним хвостиком. Другого малыша шуганули бы, наверное, но к обладателям красных трусов, даже самым маленьким, во Франгуле даже старшие ребята испытывали определенное уважение.

Глядя на стекающихся в парк приятелей, юный кенлатец не мог сдержать улыбки: более нелепые костюмы и на карнавале трудно было встретить. Даже такой легкий морозец для Ксарты погода непривычная, и утеплялись пацаны кто во что горазд. Кто несколько свитеров на себя натянул, причем разной длины, видать, со всей семьи собирали, кто раскопал в кладовке дедовский ватник, продранный во многих местах, кто раздобыл бурку из овечьей шерсти, какую чабаны в горах носят, причем такую длинную, что полы ее волочились по земле, а у кого-то подходящих теплых вещей в доме вообще не нашлось, и он обошелся осенним плащом, поддев под него одна на другую с десяток рубах. С головными уборами дела обстояли еще веселее, Ивле, закутанный в материнский пуховый платок и потому опасающийся, что его станут дразнить девчонкой, на этом фоне выглядел образцом приличия. Истребитель, кичащийся своей выносливостью и до глубокой осени ходящий с голыми коленями, одел отцовские брюки, которые пришлось подворачивать, но вот для верхней части тела ничего особо теплого у него не нашлось, и, зря понадеявшись на свою закаленность, он ежился теперь от холода в плащике и одном тонком свитерке.

- В снежки поиграем? — внес предложение Игинкат. Снег был влажный, лепить — одно удовольствие.

Экзотическая для здешних мест забава пришлась юным франгульцам по вкусу. Через пару минут снежки летали по всей площадке, заставляя случайных прогуливающихся пригибаться и спешить убраться из зоны обстрела. Но вот незадача: почти ни у кого из игроков не было перчаток, в основном варежки, а то и невесть где раздобытые брезентовые рукавицы, в которых снег сминать несподручно, да и бросать не очень-то ловко получается. Пацаны их, конечно, тут же скинули, но на морозном воздухе у них быстро озябли руки, и игра затихла как-то сама собой. Пока незадачливые игроки грели пальцы, взоры их обратились на Игинката, дескать, раз ты такой специалист по зимним развлечениям, придумай еще что-нибудь. А что тут придумаешь-то? Можно было бы построить снежный городок, а потом его штурмовать, но это ж сколько времени надо его возводить, да и снегу потребуется много, а выпало-то пока так себе, едва по щиколотку.

- Слушайте, а давайте ледяную горку зальем! — пришла, наконец, в голову светлая мысль. А что, вот такой забавы они у себя в Ксарте точно никогда не видели!

- А где ее заливать-то? — усомнился Салве. — И главное, чем?

И в самом деле, в парке не было ни одного приличного склона, да и воду из бассейна на зиму спустили.

- А давайте на речку сходим, — предложил Истребитель. — Там берег крутой и поливать будет чем. Надо только ведро раздобыть.

Один из пацанов, живущий рядом с парком, вызвался сбегать за ведрами, после чего вся компания направилась к местной речке Кинели. Река эта была не очень полноводная, но создавшая себе за долгие тысячелетия приличных размеров пойму. Крутой склон холма переходил в пологий лужок, заливаемый по весне, но сейчас покрытый ровным слоем снега. Ну и прекрасно, скатившись с горы, сразу в ручку не ухнешь.

Работа закипела. Пацаны выстроились в линию от кромки воды до самого верха, передавая по цепочке наполненные водой ведра. Жаль, что их было только два, поэтому опустошенные емкости для ускорения процесса просто сбрасывали с горы, чтобы они докатились до воды своим ходом. Разлитая вода быстро застывала на морозе, и через час ледяная горка была вполне готова к использованию. Не очень ровная она, правда, получилась, а если честно, то вообще ухабистая, ну да на безрыбье и рак рыба! Никаких санок или хотя бы картонок ни у кого с собой, разумеется, не было, так что скатываться приходилось на собственных задницах. Рискованное, в общем, занятие на неровной поверхности, Игинкат чуть копчик себе не отбил, но зато как весело! Забираешься наверх, садишься и летишь вниз, подпрыгивая на каждой кочке, пока не докатишься до конца ледяной дорожки. Там уж быстро вскакивай и отваливай в сторону, пока в тебя не врезался катящийся сзади. Многие не успевали, в результате внизу создавалась куча мала. Несколько раз в нее попадал радостно визжащий Ивле. Как уж его не задавили, известно одним богам. Но обошлось без травм и даже без крупных синяков.

Скатываться с ледяной горы, конечно, занятие приятное, но ведь потом каждый раз приходится наверх забираться! Игинкату, одетому потеплее других, даже жарко стало. Куртку, что ли, скинуть, чтобы малость охладиться? Мальчик бросил взгляд на реку, и тут его голову посетила совершенно безумная идея. Несмотря на мороз, речка еще не замерзла, ну, наверное, потому что вода проточная. А что если?.. Там у себя на родине Игинкат видел раз моржей. В смысле, не животных, а людей, которые зимой в прорубях купаются. Здесь, конечно, прорубей нет, но вода, наверное, такая же холодная и бережок вполне удобный для купания. Мальчик знал, что даже в ледяной воде сразу не замерзнешь, ну, если, конечно, забраться в нее не надолго и быстро двигаться. Потом, правда, надо немедленно обтереться полотенцем и сразу одеться во что-нибудь теплое. Полотенца, конечно, у него с собой нет, но в качестве него вполне сойдет фуфайка, а в куртке и без нее будет тепло, не замерзнешь. Ага, а эти дрожащие от легкого морозца южане пусть посмотрят на настоящего морозостойкого северянина! Не став после очередного спуска подниматься на гору, Игинкат нарочито медленно подошел к воде, потянулся и произнес, как бы не обращаясь ни к кому конкретно:

- Фу, чего-то я взопрел. Искупаться, что ли?.. — сказал и обернулся на приятелей, оценивая произведенный эффект.

Шумная компания притихла. Даже очередная образовавшаяся куча мала самоликвидировалась как-то быстро и без шума. Юные франгульцы взирали на Игинката недоверчиво, думая, может, ослышались? Удостоверившись, что внимание привлечено, мальчик принялся раздеваться. Вот только как, до гола, что ли? Не, лучше до трусов, они узенькие, весьма приличного вида и вполне сойдут за плавки, а потом, после купания, их и стянуть можно. Раздевшись, оглянулся еще раз и увидел округлившиеся глаза Истребителя. Да, это был момент триумфа! Конечно, Истребитель здесь самый близкий и верный его друг, но мальчик не забыл об их первой встрече, когда вот этот самый Корге стоял на верху крепостной стены и на вопрос Игинката, нельзя ли и ему туда взобраться, этак снисходительно посоветовал сперва потренироваться и был, разумеется, совершенно прав. Да, не умел тогда Игинкат лазить на стены и сейчас не умеет, и в умении драться ему еще очень далеко до Истребителя, но это еще не повод всегда относиться к нему покровительственно, ну прямо как старший к младшему, он, Игинкат, способен на такое, на что даже сам Корге не решится ни в жизнь! Стоять на морозе в одних трусиках было холодно, и мальчик поспешил спуститься в речку с обледеневшего берега, сделал пару шагов, ломая тонкий прибрежный ледок, и, добредя до места, где дно резко уходило в глубину, окунулся в воду всем телом и поплыл.

Пацаны на берегу стояли потрясенные до глубины души. Многим из них тоже доводилось купаться в этой речке, но то ж летом, в жару! А чтоб зимой??!! Ивле, и раньше искренне веривший, что выбрал себе в кумиры необыкновенного человека, теперь еще больше укрепился в этой своей вере и радостно гордился и им, и собой. Наверное, он и сам бы рискнул сигануть в речку вслед за Игинкатом, да жаль, плавать не умел.

Едва Игинкат нырнул, ледяная вода мигом обожгла его тело, и он в бешеном темпе заработал руками и ногами, еще быстрее, пожалуй, чем на соревнованиях в бассейне. Проплыв метров десять, мальчик решил, что пора вылезать, выбрался на мелкое место, ухватился за прибрежную траву и только тут поднял голову. Зрителей на берегу явно прибавилось: наверху, на самой кромке холма, появились две девичьи фигуры. Вот зараза! Как теперь переодеваться-то?! Рывком выбравшись на сушу, Игинкат добежал до своей разбросанной на снегу одежды, схватился за фуфайку и принялся яростно растираться, понимая, что промедли он хоть минуту, как мигом превратится в обледеневшую сосульку.

- Пацаны, прикройте от девчонок…

Приятели поняли и окружили его тесным кругом. Тут Игинкат стянул, наконец, с себя мокрые трусы, дорастерся, натянул шерстяные штаны, за ними рубашку, куртку, носки и ботинки. В качестве последнего штриха мальчик все той же фуфайкой растер себе шевелюру, так что она разлохматилась и буквально встала дыбом. Ну, ничего, зато с волос больше не капает… Теперь только шапку надеть, и никто его лохм не увидит. Запрятав трусы в фуфайку, а ту сунув подмышку, мальчик стал подниматься на склон. Понты понтами, а оставаться после такого купания на морозе не было ни малейшего желания. Хватит, повеселился уже, да и авторитет его среди одноклассников взмыл сегодня подобно ракете. Если уж уходить, так на вершине славы.

Девочки все еще ждали его наверху. Одна блондинка, как Ивле, другая потемнее, но обе симпатичные. Учась у себя в Кенлате, Игинкат как-то не особо обращал внимание на одноклассниц, но после полугода пребывания в чисто мужском коллективе они вдруг стали казаться ему немного загадочными существами… ну, во всяком случае достойными того, чтобы с ними познакомиться. Тем паче, перед этими ему даже бахвалиться не надо, они и так собственными глазами видели его подвиги. Правда, когда он к ним приблизился, блондиночка отчего-то засмущалась и подалась в сторону. Ее подруга оказалась смелее и сама шагнула навстречу Игинкату:

- Мальчик, как тебя зовут?

- Игинкат Игироз.

На девичьем лице отразилось недоумение.

- Он иностранец, полгода назад к нам Кенлата приехал, — разъяснил Салве, поднявшийся на холм вместе с Игинкатом. — Они ж там северяне и все, наверное, такие морозоустойчивые. Но Игинке решил еще стать настоящим франгуляром и за один семестр сдал экзамены на две ступени!

Девчонка не смогла сдержать восхищенного возгласа, но быстро справилась с собой:

- А меня — Рамета Валютед. Будем знакомы?

Игинкат кивнул, мол, да, он тоже не прочь познакомиться.

- Игинке, а ты в клубе «Марионис» бываешь?

Игинкат о таком клубе и слыхом не слыхивал, в чем и вынужден был признаться. Девчонка не смутилась и в паре фраз описала, где этот клуб следует искать.

- Я там часто занимаюсь и на каникулах тоже. Давай завтра встретимся? Тебе когда удобно?

У Игинката на следующий день определенных планов не было, но чтобы не заиграться ненароком с приятелями, он выбрал десять утра.

- Хорошо, договорились. Я буду ждать тебя у входа.

Надо же, теперь его девчонка будет дожидаться! Впрочем, она ведь там старожил, считай, почти хозяйка, а он все-таки гость. Узнать бы еще, что это за клуб такой.

С улыбкой распрощавшись с новой знакомой, мальчик подумал, как бы теперь поскорее попасть в тепло. Одежда после купания что-то не очень грела, да и волосы не удалось до конца просушить. К счастью, оказалось, что Салве живет здесь неподалеку и готов пригласить Игинката в гости. Пришлось наскоро прощаться с остальной компанией (Ивле, чтобы не увязался следом, поручили заботам Истребителя, у того не забалуешь!), после чего мальчики спешным шагом двинулись к дому Конведов. Игинкату даже интересно стало: в гостях ни у одного из своих одноклассников он пока что не бывал.

Глава 2. В гостях у Салве

Особняк Конведов оказался одноэтажным, как и большинство домов в этом районе. Садик при нем был маленький, буквально с десяток деревьев, но таки был. Игинкат надеялся обсохнуть в тепле без лишних свидетелей, но не повезло — дома оказались родители Салве. Тот, едва переступив порог, принялся в красках расписывать им, как Игинкат плавал в ледяной воде Кинели. Мальчик, само собой, превозносил подвиг одноклассника, но родители его восхищения почему-то не разделили. Едва разобравшись в сути произошедшего, они немедленно загнали Игинката под горячий душ, при этом отец Салве пробормотал что-то об отмороженных на всю голову чертенятах, которых даже розгами не проймешь.

Минут через десять распаренный Игинкат, завернутый в большое махровое полотенце, сидел на кровати в комнате Салве, в то время как его трусы с фуфайкой сушились на кухне. Комната, на взгляд мальчика, была довольно забавная. Ну, книжный шкаф у стены, это уже привычно, у Альтивиса он и побольше книг видел, но вот то, что за стеклами этого шкафа расставлены фотографии Салве в разном возрасте, включая и самый нежный, почему-то будоражило воображение. Ну, не могло такого быть в комнате уважающего себя пацана! Впрочем, надо признать, даже в малышовые годы Салве был все таким же светловолосым красавчиком. Игинкату хотелось расспросить, зачем здесь эти фотографии, но разговор он начал почему-то с того, что выплеснул обиду:

- А с чего это я чертенок отмороженный?!

Салве чуть покраснел:

- Извини, это отец, наверное, посчитал, что ты такой же, как Истребитель. Ну, то есть, совершенно безбашенный парень, который всем старается показать, какой он крутой, и для этого согласен влезать в самые безумные авантюры. Допускаю, что у вас там, в Кенлате, такие заплывы вполне в порядке вещей и вы все там морозоустойчивые, но вообще-то в такой холодной воде очень легко можно почки застудить, да и воспаление легких подхватить тоже запросто. Если бы я в такую холодрыгу купаться полез, меня родители ой-ей-ей бы как выдрали!

Игинкат подумал, что и его собственная мать, узнав, что учудил сынуля, выполнит свою давнюю угрозу и возьмется таки за розги, но соглашаться с приятелем не хотелось:

- Не, если быстро двигаться в воде, то ничего себе не застудишь. К коже сразу кровь приливает, и она разогревается. У меня на родине зимнее плавание особым видом спорта считается. А что, тебя часто за всякие проделки дерут?

- Ну, я же и говорю, привычные вы все там. Только ведь моим родителям не объяснишь… А дерут они не очень часто, но регулярно, и чаще не за проделки, а за безответственное отношение к собственному здоровью. Я ж единственный ребенок ребенок в семье, вот и трясутся…

Игинкат понимающе кивнул: сам, мол, такой.

- А фотографии свои детские ты зачем здесь держишь, — наконец, решился поинтересоваться он.

- Это не я, а мама… Ну, нравится ей видеть, каким я раньше был. Не ругаться же с ней из-за этого, правда?

Игинкат мотнул головой, дескать, и в самом деле, зачем друг другу нервы портить из-за всяких мелочей. Тем паче, когда у родителей всегда розги наготове. А кстати, о розгах:

- А на чем тебя наказывают обычно?

- Как у нас принято воспитывать мальчиков из приличных интеллигентных семей, на лавке. Ну, вроде тех, на которых в Агелах экзамены сдают по болевой выносливости.

- Угу, у нас дома тоже такая есть, от прежних хозяев осталась… Привязывают?

- Когда был маленьким совсем, привязывали. А теперь, когда уж на вторую ступень сдал, это дело чести — не прикрываться и не сбегать.

- Да я понимаю… Только все равно странно немного, ты говоришь, что родители над твоим здоровьем трясутся. А порки эти разве здоровью не вредят?

- Да ты что! — замахал руками Салве. — От них наоборот только польза! Понимаешь, когда появляются синяки, то есть подкожные кровоизлияния, организм же старается от них избавиться и всякие полезные вещества при этом вырабатывает, иммунитет при этом повышается, обновление крови опять же происходит. Кровь вообще регулярно обновляться должна, чтобы и функция кроветворения нормально работала, и зараза всякая из крови выходила. Раньше, вон, когда кроме трав никаких других лекарств не знали, цирюльники больным специально кровь отворяли. У женщин, ну, и у девчонок лет с двенадцати, это само собой физиологически происходит раз в месяц, и парням тоже надо уж по крайней мере не реже.

- То есть минимум раз в месяц пожалуйте на лавку?

- Ага. Только теперь, наверное, это куда чаще будет происходить.

- А что так?

- Ты знаешь, что Нейклед сдал в этом семестре экзамены на третью ступень?

У Игинката в прошедшем семестре и своих проблем было выше головы, чтобы еще интересоваться делами Нейкледа, тем не менее, краем уха он что-то такое слышал.

- Ну, сдал, и что?

- А то, что и нам теперь пора. Все пацаны нашего класса, по-моему, собираются на третий курс записаться.

Вот ведь подлянка, а? Игинкат собирался передохнуть после целого семестра испытаний, догнав по статусу своих одноклассников, а тут выясняется, что они все дружно намерены подняться выше.

- А почему именно в этом семестре обязательно туда поступать? Отложить никак нельзя?

- Можно, конечно, но тогда придется летом вовсю тренироваться, а это мне не слишком по нраву. Я летом отдыхать люблю! — засмеялся Салве. — Ну и еще будет возможность подстраховаться, если с первого раза не сдашь.

Смирившись, что опять придется приступать к напряженным и болезненным тренировкам, Игинкат решил по крайней мере обеспечить себе хорошую компанию:

- А ты в какую Агелу записываться собираешься? Я лично хочу в пятую. Наш знакомый капитан, Талис Эресфед, говорил, что она самая лучшая из всех.

- Да мне, в принципе, без разницы. Я, правда, предыдущие две ступени в другой одолевал, но туда все равно в центр надо ехать. Можно и в пятую. Некоторые по несколько раз Агелы меняют.

- Ага, и другим пацанам тогда посоветуй. Только я все равно не понял, а зачем дома-то пороться? В Агеле тренировок, что ли, не хватает?

- А сколько их там будет-то за семестр? Дюжина от силы. Знаешь, я и четверть сотни розог в свое время с трудом вытерпел, а сейчас вдвое больше терпеть придется. Да еще за два с половиной года я, боюсь, растренировался малость, хотя и крепче стал.

- Пятьдеся-ат?! — Игинкат даже присвистнул. — Зачем так много-то? И какой вообще смысл тренировать болевую выносливость? Без нее что ли никак?

- Не скажи, — отрицательно помотал головой Салве. — Знаешь, сколько раненых солдат умирает на поле боя не от потери крови даже, а просто от болевого шока?! А на операционном столе, когда не хватает обезболивающих или их почему-то нельзя вводить? У тренированных людей шансов выжить в подобных ситуациях будет куда как больше. И умение стерпеть пятьдесят розог, Игинке, это минимум, необходимый для поступления на военную службу. От будущих спецназовцев, например, куда большего требуют. И если до окончания седьмого класса этот норматив не сдашь, ни в одно военное училище тебя просто не примут!

Игинкат не стал уточнять, что есть училище, куда таки примут, то, где готовят будущих штабистов. Может, Салве о штабной службе и слышать не хочет, его-то здоровье куда угодно поступить позволяет. Но все равно, зачем устраивать себе такую «веселую» жизнь, он решительно не понимал.

- Двенадцати тренировок тебе мало, да?

- Ну, если бы на каждой удавалось улучшать результат на два-три удара, то хватило бы вполне. А если дела пойдут туго? Тогда без помощи родителей никак не обойтись.

При мысли о такой «помощи» Игинката передернуло. А как тогда вообще на уроках сидеть?! Ради того, чтобы избавить себя от подобной участи, можно даже и летним отдыхом пожертвовать.

- Растянул бы тогда на два семестра, если так трудно. Все лучше, чем два раза в неделю пороться!

Салве закатил глаза. Так часто ложиться под розги ему тоже совсем не хотелось, и если бы не некоторые обстоятельства, о которых он еще никому… А, ладно, можно и рассказать!

- Понимаешь… — мальчик старался говорить ровным голосом, но от смущения все же чуть порозовел, — мне весной тринадцать исполнится, то есть по нашим обычаям я уже могу с девочками… ну, знакомиться. А если ты еще на третью ступень не поднялся, ты для них как бы и не мужчина еще… Обидно ж будет, если ты с какой захочешь дружить, а она с тобой нет…

- А на меня сегодня две девчонки вот такими глазами глядели! — похвастался Игинкат. — Ну, ты сам видел. И одна из них сама предложила познакомиться, в клуб «Марионис» какой-то звала… Не знаешь, кстати, что это за клуб такой?

- У-у-у, да на тебя юная амазонка глаз положила! — развеселился Салве. — Знаю, конечно, кто ж этот клуб не знает. Они все там тусуются.

- Они — это кто?

- Ну, амазонки. Женщины-франгуляры и девчонки, которые мечтают такими стать.

- А почему амазонки?

- Ну, жило когда-то такое легендарное племя женщин-воительниц. Те, правда, мужчин ненавидели, а наши сами бы хотели мужчинами стать. Они и в мужских школах учатся, и нормативы на получение знаков мальчишеской доблести сдают, и собственный военный клуб имеют. Но он, конечно, не чисто амазонский. Их не так уж и много в Ксарте, так что парней туда тоже пускают.

- А я не видел в нашей 17-й школе ни одной девчонки! Да и в пятой Агеле их тоже не было.

- Ну да, их не во все школы принимают. Физиология там, туалеты им свои нужны, да и вообще рядом с такими девчонками мальчишки теряются. Они ж, амазонки эти, и развиваются раньше, и решительности в них столько, что любой пацан позавидует, и верховодить они любят в мальчишеских компаниях, и вообще всем стараются доказать, что они этакие супермальчишки. С ними рядом учась, и комплекс неполноценности запросто заработать можно! И из всех городских Агел их только в одну берут, в восьмую, зато там у них свои собственные группы есть.

- И их так же, как нас, муштруют?

- Ну, наверное. Болевую выносливость точно у всех вырабатывают, борьбой они занимаются, как и пацаны, стреляют, бегают, плавают, по скалам лазают… про панкратион не знаю, не видел, может, вместо этого у них что-то свое есть. Короче, боевые девчонки. И вот они, разумеется, с парнями знакомятся запросто, только не как с потенциальными женихами, а как с будущими товарищами по оружию. Так что ты иди, конечно, в этот «Марионис», коли пригласили, там есть на что посмотреть, но с девчонкой той будь поосторожнее. Если комплимент неподходящий отвесишь, ну, например, красавицей назовешь, то вполне можешь по шее схлопотать.

- Ага, понял, — кивнул Игинкат, — а вторая тогда чего застеснялась?

- А вот та, наверное, нормальная была. Им с мальчишками дружить обычай не дозволяет.

- Погоди, у меня вот один знакомый недопацан есть, — удивился Игинкат, — он в женской школе учится, так с ним там девчонки вполне нормально общаются.

- Так то ж недопацан! — усмехнулся Салве. — Его ведь там как мальчишку никто и не воспринимает, для всех он такая же девчонка, разве что в штанах. Ну и чего с ним тогда не общаться? Общаются, конечно, только ведь как с подружкой, а не с парнем. Я тебе больше скажу: когда ты только-только к нам приехал и знаков мальчишеской доблести еще не имел, они и с тобой могли общаться! Спрашиваешь почему? Да потому что большой парень без таких знаков по нашим понятиям не настоящий мальчик, даже если он и в мужской школе учится.

- А если он, допустим, просто нездоровый? — обиделся Игинкат за Альтивиса.

- Все равно. Воином ему тогда не стать, а значит, и мужчиной полноценным он считаться не будет, когда вырастет. Ни одна нормальная девушка за него замуж не пойдет. Но поскольку как жених он — пустое место, то и общаться с ним девчонкам можно без риска для репутации. Впрочем, инвалиды у нас тоже женятся, но только на таких же инвалидах.

- А когда на первую ступень сдал, так уже, что ли, сразу мужчина?

- Не-а, — помотал головой Салве. — Мальчик — да, а до мужчины тут еще расти и расти. То есть, с одной стороны, такой парень потенциально может стать достойным женихом, но еще неизвестно, станет ли. Может, он на третью ступень никогда и не сдаст, то есть воина из него все равно не получится. А от таких недомужчин у нас и детей заводить брезгуют. Ну, вот и погляди на это дело глазами девчонки! Она с тобой шашни заведет, влюбится еще, чего доброго, а потом вдруг окажется, что жених из тебя фиговый! Вот они и осторожничают, ждут, когда приглянувшийся пацан хотя бы на третью ступень нормативы сдаст, тогда он уже гарантированно состоявшийся мужчина, с которым и знакомиться можно без риска. Понял теперь, почему всем пацанам так важно на третью ступень сдать?

- По-о-нял, — протянул Игинкат, уже прикидывая свои перспективы. Значит, если он в следующем семестре осилит третью ступень, а летом ему как раз исполнится тринадцать, то выходит, на следующий год все девчонки его будут? И эта восхищавшаяся им сегодня блондинка тоже? Кла-асс!

Одежда его, между тем, высохла, и можно было бы уже спокойно сваливать к себе домой, но без обеда его, конечно же, не отпустили. Накормить гостя, даже незваного, — святое дело! Сидя за столом вместе с семейством Конведов и лопая пирожки с обалденно вкусным бульоном, Игинкат старался вести себя, как интеллигентный мальчик, ну, чтобы улучшить впечатление, сложившееся о нем у хозяев дома. Кажется, удалось. А то обидно было бы, если бы вдруг Салве запретили с ним общаться. Тот-то все равно в накладе не останется, друзей у него куча, но очень уж хотелось стать одним из них. Ну, чтобы иногда пообщаться наедине, как сейчас. В школе о такой возможности приходилось только мечтать, хорошо бы они в Агеле попали в одну группу, тогда время на это у них точно будет.

Домой Игинкат возвращался, окрыленный открывающимися перспективами: и с Салве удалось задружиться поближе, и на знакомых пацанов впечатление произвести, и, в довершение всего, его ждет завтра увлекательный поход в логово амазонок!

Глава 3. Юная амазонка

На следующий день в девять утра Игинкат вышел из дома. Часа, чтобы добраться до «Мариониса», казалось вполне достаточно. Увы, он не учел выпавший накануне и все еще не стаявший снег. То, что детей стало нечаянной радостью, для коммунальных служб Ксарты — форменным проклятием. Поскольку такие снегопады здесь были великой редкостью, никакой снегоочистительной техники город не имел. Еще вчера транспорт просто стоял в заторах, сегодня героическими усилиями вооружившихся лопатами горожан мостовые кое-как были расчищены, но только по одной полосе в каждую сторону. Автобусы ходили редко и двигались медленно, на остановках скапливались толпы, всякий раз с боем прорывающиеся в салон. Каким-то чудом мальчику удалось втиснуться в нужный автобус, но на этом проблемы не закончились, поездка стала настоящим испытанием для нервов.

В какой-то момент Игинкат осознал, что если эта колымага и дальше будет ехать с такой черепашьей скоростью, к назначенному времени он точно не доберется до места. Опоздать на первую встречу с девочкой? Ну уж нет! Выскочив на ближайшей остановке, он припустился бегом по неубранному тротуару, обгоняя еле ползущие машины. В результате успел таки, хотя и взопрел весь.

Рамета оказалась на удивление пунктуальной, она уже ждала его у входа. Увидев раскрасневшегося от бега мальчишку, игнорирующего расчищенные дорожки и прущего напрямик, по кратчайшему расстоянию, девочка позволила себе поощрительно улыбнуться:

- Игинке, ты точен, как штабист, успел прямо минута в минуту! Ну что, идем?

- Идем, конечно, — мальчик направился к дверям. Игинкат готов был проявить галантность и пропустить даму вперед, но кто их знает, этих юных амазонок? Может, они такое поведение расценивают как оскорбительный намек на свою слабость? К тому же он тут гость, а она хозяйка. Не-е, во избежание всяких неприятных инцидентов лучше уж он войдет первым.

Клубный холл поражал своей величиной. Лифты и лестницы, ведущие на верхние этажи, занимали лишь небольшую его часть, кое-где стояли опорные колонны, но основная часть огромного помещения высотой в три нормальных этажа походила на обиталище какого-то гигантского паука, настолько она была заполнена свисающими с потолка канатами, сетями и веревочными лестницами. Приглядевшись, можно было разглядеть в вышине и совсем уж интересные конструкции: подвешенные на канатах деревянные щиты, бревна и мостики. Весь этот такелаж отнюдь не был безжизненным: по нему во всех направлениях карабкались мальчишки и девчонки от семилетних мальцов до ровесников Игинката.

- Что это? — вопросил пораженный мальчик, оборачиваясь к Рамете.

- Полоса препятствий наша… Никогда не слышал, что ли?

Да откуда ж ему слышать. Кроме «Акариса», он вообще больше никаких ксартских клубов не знал. Оказывается, их таких несколько и у каждого своя специфика. В «Акарисе», к примеру, лучший в городе скалодром, а здесь, значит, подвесная полоса препятствий. Игинкат жаждал подробных разъяснений, Рамета была не прочь их дать, но сперва хотела устроиться с максимальным комфортом. Первым делом девчонка отвела гостя в раздевалку, где можно было оставить верхнюю одежду, потом предложила ему посидеть в кафе.

Кафе в «Марионисе» соседствовало с полосой препятствий, занимая изрядную часть холла. Можно было сидеть за столиком и наблюдать за юными спортсменами, лазающими прямо у вас над головой. Угрозу, что кто-то из них, сорвавшись, приземлится прямо на стол, предотвращала натянутая под полосой препятствий сетка.

Раскошелившись на тарелку фирменного местного печенья и два бокала оранжевого сока из каких-то тропических фруктов, Игинкат с Раметой заняли столик рядом с лестницей, с которой начиналась полоса препятствий. Потягивая вкусную кисло-сладкую жидкость, мальчик самозабвенно трепался о своей жизни в Кенлате, особо упирая на ее зимние радости, совершенно экзотичные для южан: купание в проруби, ныряние в снежный сугроб, едва выскочив из бани, спуск на лыжах по горному склону, катание на коньках по льду замерзших рек. И плевать, что ничего из этого ему лично испытать не довелось, ну, если не считать коньков, и то катался он, конечно, не на реке, а на вполне цивильном городском коньке, главное, что Рамета своими глазами видела, как он плыл в ледяной воде, а значит, вполне может поверить и во все остальное. Впрочем, треп не мешал ему поглядывать по сторонам и подмечать много интересного.

Процесс покорения детьми полосы препятствий проходил не стихийно. Им руководила стоящая у подножья лестницы высокая брюнетка в красных сапогах по самое колено и блестящем черном кожаном комбинезоне. Представлениям Игинката, как должны выглядеть амазонки, женщины-воительницы, она соответствовала просто идеально. Эта дама запускала на лестницу стоящих в очереди детей, выдавая каждому перед подъемом свои наставления, и они, похоже, послушно им следовали, выбирая там, наверху, указанные лично им маршруты. Если между детьми назревал конфликт, дама свистела в свисток, и нарушители покорно спрыгивали в сетку и уже по ней добирались до лестницы, ведущей на спуск.

- А кто это такая? — поинтересовался Игинкат, мотнув головой в сторону властной дамы.

- Майор Илера Бельтед, наша наставница.

- Что, правда, что ли?! А что она вам преподает?

- Преодоление препятствий. Это у нас в программе подготовки вместо скалолазания.

- У-у-у… А пацаны тогда здесь откуда?

- Ну, частично из нашей же Агелы, но в основном пришлые, которым просто нравится так лазать. Ты, кстати, не хочешь попробовать? Тут всех допускают, только обувь надо снять.

Действительно, пацаны и девчонки лазали по канатам в тонких носочках, а то и босиком. Наверное, зимние ботинки на толстой подошве и впрямь не к месту, когда то, что у тебя под ногами, желательно ощупывать стопой. Ударить в грязь лицом перед девчонкой, давно уже освоившей все эти канаты, лестницы и мостики, не хотелось, но само предложение было очень завлекательным. Решив, что над гостем сильно потешаться не станут, да и вообще новичку его неумение не в укор, мальчик согласно кивнул.

- Тогда идем.

Оставив обувь прямо под столиком (все равно не украдут), Рамета с Игинкатом направились к распорядительнице полосы препятствий.

- Госпожа Бельтед, можно, я потренирую новичка?

Дама в кожаном комбинезоне пристально оглядела Игинката, похоже, пришла к лестным для него выводам и дала согласие:

- Можешь, Рамета. Только подстрахуй его на верхнем уровне, новички не всегда умеют правильно падать, вчера один умудрился рухнуть прямо на бревно, увезли с травмой ребер.

Несмотря на столь устрашающее предупреждение, наверху мальчику понравилось. Можно было вообразить себя на вантах парусного корабля или даже где-нибудь под куполом цирка. Настоящие веревочные лестницы и рыбачьи сети, по которым надо взбираться на более высокий уровень, пружинящие под ногами канаты, по которым передвигаешься, держась рукой за другой канат, что натянут либо прямо у тебя над головой, либо чуть сбоку, примерно на уровне подбородка. Особую трудность представляло узкое бревно, подвешенное за концы. Оно раскачивалось при ходьбе, а рядом не было ничего, за что можно было бы ухватиться. Хоть седлай его и ползи, обхватив ногами и руками. А некоторые девчонки, в том числе Рамета, при этом умудрялись преодолевать его бегом! Совсем позориться, уподобившись какому-нибудь медведю, Игинкат, конечно, не стал, по бревну шел шагом, осторожно переступая и балансируя руками, но одолеть его смог только с третьего раза. Неудачные две попытки закончились падениями в страховочную сеть, откуда приходилось выбираться по канату. На верхнем уровне над тем самым бревном висела металлическая лестница, привязанная за концы. Тут или становись на четвереньки, опираясь на узкие перекладины сразу и руками, и коленями, или переступай осторожно, рискуя с нее брякнуться. Главный подвох заключался в том, что лестница тоже раскачивалась, да еще и перекашивалась в зависимости от того, по какому из двух подводящих к ней канатов в данный момент шел человек. Пресловутая страховка заключалась в том, что Рамета, широко растопырив ноги, оседлала сразу оба каната, да еще руками ухватилась за ножки лестницы, стараясь по возможности удержать ее в горизонтальном положении. Кое-как ей это удалось, во всяком случае, Игинкат сумел преодолеть данное препятствие с первого же раза.

Налазившись вволю, Игинкат с Раметой спустились вниз, отдохнуть и подкрепиться, поскольку часовые физические упражнения вызывают у растущих организмов зверский аппетит.

- Ну, как тебе наша полоса? — промолвила Рамета.

- Класс! Будь я помладше, наверное, вообще бы отсюда не уходил. Жаль только, пошалить не дают, — заметил мальчик. Илера Бельтед аккурат в это время сурово отчитывала заигравшегося десятилетнего пацаненка. Мальчуган понуро выслушивал нотации, опустив повинную голову. — Вот что, кстати, с ним теперь сделают-то?

- Накажут, как положено, — ответила девочка. — Высекут плетью.

- Ух, ты!.. А где?

- На втором этаже есть специальное помещение.

- И там для этого экзекутор есть, да?

- Нет, сама госпожа Бельтед всех и наказывает. Ну, или кто из ее сменщиц. Как только смена закончится, состоится разбор полетов.

- А если виновный к тому времени удерет?

- Тогда его никогда больше сюда не пустят, да еще в школу сообщат, какой он трус. Только никто не удирал на моей памяти. Госпожу Бельтед все уважают.

Вот в это можно было поверить. Игинкат тоже испытывал какой-то странный трепет перед дамой в черном комбинезоне. Вроде, она ему не начальница, но почему-то подсознательно хотелось ей подчиняться.

- Слушай, ну, ты уже освоился на полосе? — вновь спросила Рамета. — Пройти без страховки сможешь?

- Смогу, наверное… А что?

- Просто тут у нас иногда бывают соревнования на пари. Ну, когда двое спорят, кто быстрее ее преодолеет, или еще по какому вопросу. Вся соль в том, что проигравшего потом порют в присутствии победителя. Только соревноваться надо в купальных костюмах.

- А зачем?

Выяснилось, что Игинкат пока видел не всю полосу препятствий. Где-то за поворотом находился еще двадцатиметровый бассейн, в который надо было нырнуть, преодолеть его вплавь, потом выбраться из него по канату и пройти еще пару препятствий, а там уж и финиш.

- Ну, ты готов заключить со мной пари?

Признаться, если бы не упоминание о бассейне, Игинкат бы не рискнул. Часовая тренировка ничто по сравнению с опытом Раметы. Но он знал, что франгульцы за редким исключением плавают слабо, даже пацаны, что уж говорить о девчонках, стало быть, в воде он наверняка отыграется. Купального костюма у него с собой, разумеется, не было, но зато трусы приличные, в обтяжку, типа шортиков, и вполне могут сойти за плавки. Оставалось выяснить еще один животрепещущий вопрос.

- А порют у вас нагишом?

- Нагишом, разумеется, а как иначе?

Иначе здесь, похоже, и не бывает. Игинкат ни разу в жизни еще не видел, как наказывают девчонок, хотя порок пацанов успел понаблюдать более чем достаточно, да и голых девочек ему пока видеть не доводилось. Искушение было столь велико, что он дал согласие на пари.

- А на сколько спорим?

- На десять плетей, мы же большие уже, это только малышне пристойно спорить на пять.

- Ладно.

Допив сок, они вдвоем подошли к Илере Бельтед и заявили о своем пари. Подобные соревнования между мальчиками и девочками в «Марионисе» всячески поощрялись, и госпожа майор, не откладывая дела в долгий ящик, приступила к его подготовке. Для начала подвесные конструкции были очищены от всех посторонних. Детвора спускалась вниз, не прекословя, в надежде компенсировать временный простой увлекательным зрелищем. Игинката с Раметой отправили в раздевалку на втором этаже, неплохо оборудованную, кстати, с душем и туалетом, причем, в традициях данного клуба, общую для мальчиков и девочек. Когда они разделись, на Рамете обнаружился красный купальник! Игинкат уважительно присвистнул. О девчонках, сумевших добиться знака мальчишеской доблести четвертой ступени, ему пока слышать не доводилось. Если верить Истребителю, и пацанов-то таких было немного, хорошо если по одному — два на школьный класс. Живот от волнения как-то сразу подвело… Впрочем, назвался груздем — полезай в кузов. Поздно уже было отказываться.

Перед стартом госпожа Бельтед дала свои наставления. Оказалось, наверху есть два маршрута из идентичных конструкций, помеченных красными и желтыми лентами. Игинкат их там, кстати, встречал, но не обращал особого внимания. По красному маршруту предстояло идти Рамете, а самому ему — по желтому.

Они дружно взобрались на деревянную платформу, с которой начинались оба маршрута, и по команде стартовали. Уже на первом же канате Рамета вырвалась вперед. Игинкат упорно ее преследовал, даже плюя на меры безопасности. Подвесное бревно, к примеру, преодолел в три прыжка, моля всех богов, чтобы не сорваться, а то, пока будешь выбираться из сетки, безнадежно отстанешь. Как ни удивительно, пронесло. Детвора внизу активно болела, разделившись по половому признаку: девчонки за Рамету, а пацаны, соответственно, за Игинката. Добравшись до поворота и преодолев хитросплетение идущих во всех направлениях канатов, которые, похоже, специально тут понавесили, чтобы затруднить передвижение, мальчик выбрался, наконец, на нависший над бассейном деревянный щит. Головокружительный прыжок с пятиметровой высоты, увы, не позволил много отыграть: вынырнув, паренек обнаружил, что соперница опережает его метра на два. Он, конечно, яростно рванулся вдогонку, но и Рамета, как оказалось, плавала весьма прилично и сдаваться не собиралась. К концу бассейна Игинкат ее все же опередил, но существенно оторваться не сумел. Выбираться из воды пришлось по канату, и тут у мальчика были все шансы, но, увы, канат вскоре кончился, а дальше пришлось взбираться по рыбачьей сети. Вот тут уж Рамета показала прыть: карабкалась с ловкостью настоящей обезьяны! У Игинката так не получалось, и он проиграл несколько важных секунд. Теперь от финиша его отделял лишь один пятиметровый канат, который можно было пройти, придерживаясь за другой, страховочный, но времени на это совершенно не было. Понадеявшись на авось, мальчик рванул чуть ли не бегом и сам не понял, каким чудом сумел удержаться. Соперница, впрочем, тоже осторожничать не собиралась. Финиш — вертикальный щит, по которому следовало хлопнуть рукой — был уже перед глазами, вот еще один шаг, и сейчас он… Но, увы, Рамета сделала это на долю секунды раньше.

С трудом осознав произошедшее, Игинкат стал медленно спускаться по лестнице. В голове почему-то все вертелась пословица про неудачливого налетчика, что пошел по шерсть, а вернулся стриженым… Внизу их уже поджидала Илера Бельтед, да и радостная толпа болельщиков тоже уже успела переместиться к финишу. Глянув на понурившегося соперника, Рамета уважительно промолвила:

- А ты отчаянный…

Ну, да, только что толку в той отчаянности, когда сейчас все равно придется платить по счетам… Еще тяготило осознание того, что, несмотря на всю свою локальную удачливость, он впервые тут, во Франгуле, проиграл в состязании, и кому, девчонке! Да, она, конечно, обладательница красного купальника и вообще, возможно, самая крутая здесь, но все же, все же… Девчонки вокруг ликовали, мальчишки были явно разочарованы. Хорошо хоть, они не будут присутствовать при его расплате, хватает и одной Раметы.

- Ну что, отдышался? Тогда идем, — слова Илеры с трудом прорвались в затуманенное сознание мальчика.

Куда идем-то? В ту самую комнату? Игинкат пошел бы, кабы знал, где она. Похоже, госпожа Бельтед поняла его состояние, поскольку ненавязчиво положила ему руку на плечо и повела. Двигаясь как сомнамбула, мальчик добрел до лестницы на второй этаж, почти механически поднялся по ней, прошел по какому-то коридору… Ага, а вот и открытая дверь, куда его заводят. Дверь толстая, из цельного дерева, да еще и обитая изнутри войлоком. Она захлопывается у него за спиной, и все звуки остаются где-то там, снаружи. В комнате только он, Илера Бельтед и Рамета в своем красном купальнике. Только тут у Игинката прошло состояние отупения, и он с интересом огляделся по сторонам. Обычная комната, довольно просторная. Из мебели есть стол, пяток стульев, высокий шкаф у стены. О предназначении помещения напоминает только выдвинутая на середину длинная лавка с боковыми планками, чтобы было за что держаться.

- Снимай трусы и руки за голову, — поступил приказ.

Вот так вот сразу, еще не дойдя до лавки?? Мальчик моментально вспыхнул. А впрочем, чего удивляться, это ж законный приз для победителя — осмотреть проигравшего снизу доверху и со всех сторон. Воспротивиться у него даже и в мыслях не было. Госпожа Бельтед воздействовала на него, как удав на кролика, ее распоряжения просто невозможно было не исполнить. Даже если ему суждено сейчас стать игрушкой в ее руках… даже если она сделает ему очень больно, он все равно на это пойдет. Стянув все еще влажные трусы, Игинкат осторожно положил их на стул и принял требуемую позу.

Илера подошла к шкафу, открыла его и вытащила треххвостую плеть. Мальчик, следивший за ней краем глаза, мысленно охнул при виде этого девайса. Плеть казалась весьма серьезной, не чета не только мягким плеточкам, какими в Агеле лупцевали малышей-первокурсников, но даже и тем ремням, с которыми он познакомился на втором курсе. Ягодицы моментально похолодели и сжались от неприятных предчувствий, но Игинкат быстро справился с эмоциями. Долго прохлаждаться ему не дали.

- Ложись на лавку, — последовал новый приказ.

Твердой поступью мальчик подошел к лавке, улегся животом, приучено растянулся и ухватился руками за боковые планки.

- Приступаем, — промолвила госпожа Бельтед.

Свист плети в воздухе, и на ягодицы Игинката словно плеснули кипятком. Мальчик с трудом удержал вскрик, но тут же понял, что кричать нельзя ни в коем случае и даже слезы придется удержать в себе, иначе позора не оберешься. Он уже создал себе тут, в Ксарте, неплохую репутацию, даже проиграл сейчас вполне достойно, но стоит ему дать хоть небольшую слабину, и как же он упадет в глазах Раметы! И пусть она не обычная девчонка, а крутая юная амазонка, но она же первая и растреплет всем о его позоре!

Второй удар плети захлестнул бедра, третий попал по спине чуть ниже лопаток. Игинкат не знал еще, что исключительно по ягодицам во Франгуле порют только воспитанников двух младших курсов Агел, а более старшим может доставаться от плеч до самых пяток, и открытие оказалось для него очень неприятным, потому что по спине получается куда больнее, но он и тут сумел сдержаться. Еще два удара пришлись по спине, один — по ногам, остальные четыре — по ягодицам. Многочисленные алые рубцы яростно горели, и боль стихала очень медленно. Мальчик все еще стоически терпел.

- Ну, все, герой, можешь подниматься, — донеслись до него долгожданные слова.

Не стесняясь больше ни Раметы, ни госпожи Бельтед, мальчик сполз с лавки, с трудом встал, проковылял к стулу и, шипя, принялся натягивать трусы на болящие ягодицы. В голове мелькали мысли, что вот в таком виде ему придется идти в раздевалку, которая, правда, тоже на этом этаже, но мало ли кто там в коридоре шатается, и они, конечно, не могут не заметить следы от порки на его ногах и спине… но сейчас ему было не до этого, ладно, пусть смотрят, главное, что испытание он выдержал.

- Хороший мальчик, стойкий, — донесся до него из-за спины голос Илеры. — Славный вырастет франгуляр.

Рамета, которой адресовались эти слова, только кивнула в подтверждение и пошла провожать в раздевалку своего кавалера. Одевались они молчаливо, затем рука об руку спустились на первый этаж, где тоже не задержались. Игинкату надо было домой: отлеживаться после порки и оценивать понесенный ущерб. Рамета, добившаяся сегодня всего, что хотела, и ничуть не разочаровавшаяся в своем выборе, тоже не видела смысла задерживаться в клубе. Расстались они вполне тепло.

Глава 4. Заход на третий круг

Все хорошее когда-нибудь заканчивается, и каникулы, разумеется, тоже. В школу Игинкат вернулся, переполненный впечатлениями, и не без основания ждал повышенного интереса к своей персоне. Интерес этот, конечно, имел место быть, но проявляли его по большей части ребята из старших и младших классов. Последние, бывало, даже целыми делегациями заявлялись, только чтобы взглянуть на мальчика, который плавает в ледяной воде. Одноклассников же Игинката куда более волновал другой животрепещущий вопрос: кто в какую Агелу собирается записаться? В этот семестр возобновить там занятия собирались почти все, ну, за понятным исключением Истребителя, который все ступени уже прошел, и Нейкледа, только что освоившего третью ступень и решившего взять законную передышку. Игинкат, разумеется, сразу включился в дискуссии, всячески рекламируя знакомую ему Агелу N 5.

Агитация ли его помогла, или действительно пятая Агела имела в мальчишеской среде хорошую репутацию, но в день начала занятий там Игинкат встретил в толпе будущих однокурсников много знакомых лиц. Особенно порадовало его присутствие здесь Салве. Но вот кого ребята точно не ожидали тут увидеть, так это Истребителя. Корге Стаулед, впрочем, пришел не один: за его руку цеплялся мелкий пацаненок лет пяти. Естественно, их появление вызвало немалое оживление. Малыш, увидев вокруг столько больших ребят, засмущался и попытался спрятаться за спину Истребителя, не отпуская при этом его руки.

- Истребитель, что за чудо ты к нам привел? — улыбнулся Салве.

- Это мой младший братец, — ответил Корге, безуспешно пытаясь поставить мальца перед собой.

- И как его зовут?

- Ланте.

- А не рано ему сюда? — Салве даже полуприсел, чтобы не возвышаться над малышом.

Похоже, его магия действовала даже на таких вот маленьких, поскольку пацаненок немного оттаял.

- Вообще-то ему в декабре пять исполнилось. Знаешь, он всегда брал с меня пример, даже в детсаду всем уши прожужжал, какой сильный у него брат, и жалел только, что сам пока не может носить красных трусов. И теперь твердо решил самому заслужить это право, пойти, так сказать, по моим стопам. Так, Ланте?

Малыш часто-часто закивал.

- А когда он диспансеризацию успел пройти? — удивился Игинкат.

- Да не проходил он ее, — отмахнулся Истребитель. — Ну, по крайней мере, полной. Так, осмотрели в поликлинике на скорую руку и сказали, что вроде здоров. Осенним и зимним ребятам, что желают поступить на первый курс, разрешается и без диспансеризации обойтись. Ну, до поры — до времени, конечно. Осенью все равно погонят.

- Так он, выходит, еще непоротый совсем?

- Ну, почему непоротый, — возразил Истребитель, — уже начали приучать помаленьку. В день рождения, по традиции, он свою первую порку получил, и потом ему еще не раз доставалось, и в детском саду тоже. Не, я не спорю, в целом это немного, конечно, но с плеткой он все же знаком и на первом занятии, надеюсь, не опозорится. Не подведешь меня, Ланте?

Малыш поднял на старшего брата влюбленные глаза и решительно замотал головой, мол, не подведет.

Обсуждать перспективы курсантской карьеры младшего Стауледа можно было еще долго, но тут объявили построение, и пришлось разойтись в разные стороны: Истребителю с братишкой — в фойе, где первокурсников приветствовал сам начальник школы, а остальным — в ту часть двора Агелы, где строился третий курс. Тут ребятам объявили, наконец, кто в какую группу попал. После зачтения списка губы Игинката растянулись в улыбке: они с Салве оба оказались в первой группе! Когда группы разводили на занятия, друзья встали в пару и смогли по дороге обменяться впечатлениями.

- Знаешь, я почему-то все время в первой группе оказываюсь, которой сам начальник курса руководит, — поделился своим удивлением Игинкат.

- Значит, тебя считают особо перспективным, — промолвил Салве. — Вот не поверишь, но со мной точно такая же оказия. И в группе обязательно окажется пара-тройка обладателей красных трусов. А ведь это редкость вообще-то, далеко не в каждом классе такие встречаются…

- А Ланте, малышу этому, тяжеленько придется. Четыре часа под плетками пролежать…

- Ну, может и пролежит, у него наследственность хорошая. Сегодня же и узнаем, как у них там все прошло.

Тем временем, они вошли в зал на третьем этаже, предназначенный для тренировки болевой выносливости. Оглядевшись по сторонам, Игинкат присвистнул. Знакомых деревянных коней здесь не было и в помине, да и лавок что-то не наблюдалось, зато присутствовали уже знакомые ему козлы для порки и какие-то совсем уж странные агрегаты, чье предназначение и угадать-то было трудно. Мальчик остро пожалел, что предварительно не порасспросил Истребителя, чем занимался тот на третьем курсе. Впрочем, майор Тогрис Аранфед, начальник группы и всего курса, быстро все разъяснил:

- Ну что, орлы, соскучились по настоящим мужским испытаниям? Уже ностальгируете, небось, по тренировкам? Ну, мы сейчас вас тут быстро от хандры излечим! Сегодня у нас занятие ознакомительное, то есть вы перепробуете понемногу все, что вас ожидает в течение семестра, а заодно поймете, какие у вас есть проблемы и где ваши слабые места. Поскольку на этом курсе вам предстоит научиться сносить болевые воздействия по всему телу, стандартная форма одежды для занятий — нагишом. А сейчас слушай мою команду: шагом марш в раздевалку, потом в туалет и обратно сюда — строиться!

Группа, все так же колонной по двое, двинулась в раздевалку, оттуда, уже поодиночке и голышом, ребята мчались в туалетную комнату и возвращались в зал, где Тогрис лично выстраивал их в шеренги по восемь человек. Когда в строй стал последний мальчуган, майор двинулся между шеренг, тщательно оценивая телосложение каждого воспитанника и время от времени отпуская критические реплики: «А чего мышцы на руках такие дряблые? Забыл, как спортом заниматься?», «Тебя когда последний раз пороли, маменькин сынок? Почему на заднице никаких следов нет?», «А чего ты такой пухлый, а? Так хорошо кушаешь, что жирком оброс? Ну, ничего, уж это мы тебе тут быстро сгоним!». Игинкат, не так давно выдранный плетью, удостоился более благожелательного взгляда и остался без комментариев в свой адрес. Закончив телесный осмотр, Тогрис заявил:

- Шеренги, в которых вы стоите, соответствуют отделениям вашего взвода. В следующий раз на построении будете занимать именно то место в строю, на котором находитесь сейчас, за исключением временного командира отделения, который будет стоять на правом фланге. Сейчас вы последовательно пройдете по всем снарядам. Тот, кто последним разревется в каждом из отделений, станет на следующем занятии его командиром. Вопросы есть? Если нет, тогда первая шеренга занимает место у козлов для порки, остальные ждут своей очереди.

Игинкат подошел к ажурной конструкции и перегнулся в талии через его верхнюю планку. Обслуживавшие козлы солдаты широко раздвинули ему ноги, привязав их за щиколотки к задним ножкам конструкции, руки мальчика точно так же были привязаны к передним. Ягодицы в итоге стали самым высоким местом его тела. Глядя между собственных ног, что у него там творится за спиной, Игинкат увидел, как солдаты вооружаются знакомыми ему со времен диспансеризации короткими, но широкими досками с ручками. По приказу майора первое испытание началось.

Трах! — доска, прилетевшая слева, ожгла левую ягодицу. Игинкат зажмурился от боли и прошипел сквозь зубы. Трах! — точно такой же удар пришел справа. Мальчик готов был терпеть и дальше, но его уже стали отвязывать.

Дальше его подвели к высокой конструкции, похожей на раскладной стол, причем передняя часть стола опиралась на мощные подпорки, а задняя — на идущие по краям параллельные брусья, соединенные шарнирами с передней частью. В задней столешнице была проделана дугообразная прорезь, а поверху прикреплены два параллельных желоба с фиксаторами. Мальчика заставили улечься таким образом, чтобы туловище лежало на передней столешнице, а ноги попали в желоба, после чего зафиксировали ремнями за талию, за щиколотки и под коленками, руки приказали вытянуть вперед и привязали их там за запястья к специальной планке. Один из солдат принялся манипулировать рычагами, торчащими из приделанного к конструкции ящика. Желоба стали расходиться под углом, как часовые стрелки, раздвигая тем самым ноги мальчика, задний край столешницы поехал вниз. Игинкат вдруг ощутил себя куклой-марионеткой, которой чужие люди могут придать любую угодную им позу. Привязанный и растянутый, он мог лишь смиренно дожидаться, что с ним захотят сделать. Тем временем, второй солдат принес плетку, в точности напоминавшую ту, которой так ловко орудовала Илера Бельтед. Первый удар пришелся по плечам, второй — по середине спины, потом по бедрам, по голеням… Сжав зубы, мальчик терпел. Следующие два раза плеть ложилась продольно, захлестывая ягодицы, причем концы ее попадали на внутренние части бедер. Игинкат с трудом сумел удержать крик, осознавая, что если дело и дальше пойдет так, он скоро не выдержит.

Порка, однако, прекратилась, зато в анус ему засунули продолговатый предмет. Это что, ему клизму собираются сделать? Прямо здесь?! Клизма, впрочем, оказалась очень своеобразной: вместо воды в его кишки хлынула какая-то жгучая гадость. Не зная, как справиться с пожаром, разгорающимся в животе, мальчик скрипел зубами и с трудом осознавал производимые с ним манипуляции. Из него извлекли клизменное сопло, тут же заткнули сфинктер пробкой, наконец, отвязали и велели слезать.

Чуть не свалившись с конструкции, поскольку онемевшие от боли ноги отказывались повиноваться, Игинкат кое-как пришел в себя и потопал к следующему сооружению — невысокому помосту, в задней части которого возвышалось нечто, напоминающее формой китовый хвост. Тут мальчика заставили лечь на живот, задрав вверх обе голени. Деревянное нечто оказалось своеобразной колодкой, фиксирующей щиколотки. Боль в животе настолько отвлекала от окружающей действительности, что Игинкат ахнул, когда на его ступни дождем посыпались палочные удары. Тут уж оба солдата старались на славу. Бастинадо длилось минут пять, становилось все болезненнее, и мальчик едва сумел сдержать слезы. Когда его освободили и подняли на ноги, выяснилось, что и ступать теперь стало жутко больно, но испытания его на этом не закончились, паренька погнали к какой-то совсем уж непонятной конструкции.

Выпуклый верх сооружения походил на шляпку огромного гриба, только вместо одной ножки эта опиралась на четыре. Игинкат попытался было плюхнуться на нее животом, но его подняли и сказали, что надо ложиться кверху пузом. Это еще что за новости?! Опираться о твердую поверхность высеченными уже ягодицами и спиной было больно, но пришлось. Ко всем прочим неприятностям, руки и ноги мальчика привязали ремнями к ножкам «гриба». Боль мешала сосредоточиться, но Игинкат все равно с опаской следил, чем его «попотчуют» на этот раз. Солдаты вооружились распаренными вениками из тонких веточек с ободранной листвой. Тоже, в принципе, розги, хотя и непривычные. Когда первый удар этого веника пришелся по ребрам, парнишке показалось, что на него плеснули кипятком. Боль была поверхностная, но слишком уж садкая. Следующий удар опустился на бедра, прибавив неприятных ощущений. Мальчик кривился, извивался на неудобном ложе и сдерживался уже из последних сил. Когда очередной удар приземлился на живот, который и без того уже зверски болел от едкой клизмы, терпеть стало совсем невмоготу, Игинкат жалобно взвыл и разразился слезами. Порка тут же прекратилась, и его спешно стали отвязывать.

Из ануса мальчика извлекли пробку и, чтобы не обделаться прямо в зале, пришлось спешно бежать в туалет. Опроставшись, униженный и заплаканный Игинкат долго приводил себя в порядок у умывальника, добиваясь, чтобы хотя бы слезы перестали течь, а то идти на построение с зареванной рожей — это ж полный позор. Внезапно его хлопнули по плечу:

- Ты как?

Оглянувшись, мальчик увидел Салве. Блондинчик был встрепан, судя по покрасневшим глазам, тоже недавно плакал, но уже успел обрести спокойствие.

- Сам видишь, небось… — недовольно пробурчал Игинкат.

- Да все мы сейчас такие… Только тебе-то на что жаловаться, ты ж все равно последним в своей восьмерке разрыдался!

- Да-а?.. — Игинкату и в голову не приходило, что другие могли сломаться раньше. Это что же, он теперь на следующем занятии командиром отделения станет?

- Точно, — подтвердил Салве. — Я со второй восьмеркой шел, так что сам видел, меня как раз по пяткам лупили, когда вас розгами охаживали. Тебя последним отпустили.

- Слушай, а ты случаем не знаешь, что это за дрянь нам в задницы вливали? — поинтересовался Игинкат.

- Перцовый раствор, наверное. Действительно гадость, хоть и вылилось уже все, а до сих пор в животе как-то нехорошо. Придется, наверное, еще водой промываться, чтобы все оттуда вычистить.

Игинката от таких перспектив аж передернуло.

На заключительном построении майор Аранфед, вдоволь поиздевавшись над понурыми воспитанниками, которые «до того разнежились, что и получасовой порки уже выдержать не в состоянии», объявил в конце победителей в каждом из отделений. Игинкат действительно оказался в их числе.

- Всем вам придется несладко, — сказал в заключение майор. — На этом курсе обрабатывать вас будут по всему телу, чтобы у вас вся кожа задубела и стала нечувствительной к боли, а не только на задницах!

С таким напутствием пришлось всей группой топать из тренировочного зала в медпункт, чтобы устранить последствия тренировки, и только после этого мальчики смогли одеться. Кожу уже почти не саднило, да и без серьезных просечек сегодня обошлось.

На выходе из Агелы Игинкат и Салве столкнулись с куда более счастливой парочкой. Ланте, все еще держась за руку Истребителя, взахлеб делился впечатлениями о своем первом занятии: «Там даже старшие ревели и в туалет просились, а я все четыре часа проскакал и даже ни разу не заплакал, вот!».

- Вот, видели, весь в меня растет! — не смог не похвастаться Истребитель. Глядя на его счастливую физиономию, нельзя было не улыбнуться. Порадовавшись, что хоть у кого-то останутся от этого дня светлые воспоминания, Игинкат с Салве разъехались по домам.

Глава 5. Знакомство с панкратионом

На первую тренировку по панкратиону Игинкат шел, изрядно мандражируя. Перед глазами стояли схватки в «Акарисе»: с яростными ударами по всему телу, с разбитыми носами, губами и бровями дерущихся, с нокаутами, когда проигравшего на руках уносят с ринга. Без серьезных повреждений выходил из них, кажется, только один Истребитель, ну так он был чемпионом города среди бойцов своего возраста… Турве Нейклед, полтора года назад так неудачно наехавший на Корге Стауледа и показательно побитый им на виду у всего класса, кажется, только для того и поспешил пройти подготовку по программе третьей ступени, чтобы сравняться в этом искусстве с новым лидером класса, да куда уж там ему… Перспектива, когда мало того, что тебя каждую неделю секут, так еще и кулаками будут регулярно избивать до крови, казалась слишком уж безрадостной. Впрочем, на поверку все оказалось не так уж мрачно.

Литжис Арухонед, их тренер по панкратиону, обладал достаточным опытом, чтобы позволять десяти — тринадцатилетним пацанам выпускать на свободу свои самые зверские инстинкты. Из парня, с самого начала забитого сверстниками до полной потери веры в собственные силы, хорошего бойца не выйдет. Пусть лучше сначала повозятся, поиграются понарошку, освоят между делом основные приемы защиты, и уж тогда… В результате перед первыми схватками начинающих бойцов заставляли надевать на руки мягкие перчатки, набитые ватой, а на ноги — какие-то дурацкие мешки с войлоком. Ударить ударишь, но серьезной травмы точно не нанесешь.

Различные удары и блоки отрабатывали долго и нудно, время от времени меняя напарников. Сейчас Игинкат тренировался с ребятами одной с ним весовой категории, и не было необходимости иметь одного постоянного партнера вроде того злосчастного Ренке. Самый большой подъем мальчик испытывал, когда удавалось встать в пару с Салве. Блондинчик даже с этими нелепыми мешками на ногах смотрелся здорово, готов был улыбаться даже во время схваток и ничуть не обижался, пропустив серьезный удар. Впрочем, в одной паре с ним хотели быть все.

Истребитель ревниво следил за успехами своих одноклассников. Уже на вторую неделю занятий он стал настойчиво интересоваться у Игинката, как идут дела, и был явно недоволен, как медленно тот осваивает новые приемы.

- Этот ваш Литжис неправильно вас учит, — бурчал он, — он из вас клоунов делает, а не панкратионистов!

- А ты можешь научить лучше? — не выдержал, наконец, Игинкат. — Ну, покажи тогда!

- Для занятий нужен напарник, — возразил Истребитель, — я не могу одновременно драться с тобой и оценивать твои действия со стороны. Может, Турве припахать? Он в этом деле парень опытный, хотя и дурак…

Игинкат яростно замотал головой.

- Не, он псих, не хочу я с ним… Может, лучше Салве пригласить?

- Ну, зови…

Салве от дополнительных занятий не отказался. Очутившись вечером все в том же школьном спортзале, где Истребитель прежде тренировал Игинката в борьбе, мальчики принялись переодеваться. Оглядев мешки с войлоком на ногах у друзей, Истребитель не смог удержаться от смеха:

- Не, точно клоуны!.. Ребята, скидывайте давайте эту лабуду, и будем заниматься по-нормальному. Вы в этих хреновинах даже понять не сможете, куда пяткой попадете.

Мальчишки с удовольствием избавились от лишнего груза, оставшись босиком.

- Самое важное в панкратионе, — продолжал вещать Истребитель, — это уметь задирать ногу на уровень головы. Покажите, как это у вас получается. Ого, хорошие растяжечки! Тогда попробуйте повторить вот такой прием: находясь перед противником в правосторонней стойке на расстоянии вытянутой руки, делаете вид, что собираетесь ударить его кулаком слева, когда его взгляд смещается в этом направлении, наносите ему быстрый удар правой ногой в висок. В висок, Игинке, а не по челюсти! Да, знаю, что опасно, одному парню у нас вот именно так челюсть набок своротили, когда потом в медсанчасти ее на место ставили, ой, как он орал! Но иначе вы даже уклоняться от таких ударов не научитесь, когда мешком по роже попадает, то и не больно почти, и не знаешь даже, в каком именно месте в тебя нога противника врезалась бы. А так синяк все сразу покажет… Я понимаю, Салве, что ты не привык ходить в синяках, но панкратиону без этого не научишься. Да, я в свое время тоже ходил, а мне ведь тогда всего десять лет было. Третий курс — это вообще одни сплошные синяки: и на заднице, и на бедрах, и на пятках, и на спине, и на груди, и на роже! Короче, привыкайте. Ладно, делаю уступку, Игинке, бей его в полсилы! А чтобы вы лучше могли понять, куда именно попадаете, давайте, я вам ступни мелом намажу. Мел — не синяк, смыть не проблема.

Понаблюдав со стороны, как пацаны увлеченно лупят друг друга ногами, Истребитель удовлетворенно хмыкнул:

- Ладно, начерно вы этот прием освоили. Только вот что, Салве, когда задираешь ногу, не надо забывать о защите, а то противник может успеть сориентироваться и врезать тебе в самое уязвимое место. Да-да, ты правильно понял куда. Если попадет ногой, вполне может оставить тебя без потомства.

Игинкат кайфовал. Раньше он всегда придерживался мнения, что чтобы серьезно драться с кем-то, надо этого кого-то как минимум не любить. К Салве он испытывал прямо противоположные чувства и надеялся, что взаимные. И вот сейчас они колошматят друг друга, да так, что любая училка в его прежней кенлатской школе, увидев такое, непременно зашлась бы в истерике! Им обоим больно, но при этом почему-то весело, и нет в душе даже тени какой-то обиды или неприязни, и даже Истребитель, который ходит вокруг и подзуживает, не вызывает раздражения.

Надравшись до полного изнеможения, мальчишки рухнули на маты отдыхать. Истребитель по следам от мела старательно высчитывал точные попадания.

- Семнадцать к пятнадцати в пользу Игинке, — наконец, провозгласил он. — Ну что, парни, в целом неплохо для начала. В следующий раз потренируем уход от атаки противника с полным разворотом и нанесением пяткой левой ноги удара в область поясницы.

В раздевалке при спортзале, разглядев в зеркале свои боевые отметины, Салве истерически захихикал. Отсмеявшись, он признался Игинкату, что никогда, даже в дошкольном детстве, не заявлялся домой в подобном виде, и что он представляет лицо матери, когда она увидит его в такой раскраске.

На следующем занятии в Агеле Игинкат с Салве буквально запинали своих партнеров по тренировочным схваткам, невзирая даже на дурацкие мешки на ногах. Удар пяткой в висок действовал неотразимо. У Литжиса хватило такта не спрашивать, у кого они этому научились, впрочем, тайну и без этого сохранить бы не удалось: Игинката здесь уже неоднократно видели беседующим с Истребителем, продолжающим водить на занятия своего младшего братишку, а насколько силен Истребитель в панкратионе, знал, наверное, уже весь город. Поняв, что этих двоих сдерживать уже бесполезно, да и бессмысленно, тренер пообещал, что отныне они будут драться только друг с другом, если захотят, безо всякой защиты и хоть до изнеможения, лишь бы не отрабатывали столь рьяно свои приемы на других, не столь продвинутых воспитанниках.

Игинкат нежданно-негаданно ощутил себя самым крутым парнем в группе, и это при том, что некоторые из соучеников серьезно превосходили его своими габаритами. Это было приятно и почти наверняка гарантировало ему должность командира отделения, но и налагало дополнительные обязанности. Оказаться слабее ребят из своей группы в любом ином компоненте учебной программы теперь стало бы позорно. Ну да ему не привыкать к борьбе за первенство.

Глава 6. Стрельбище и искусственные скалы

Параллельно с тренировками по панкратиону проходили и занятия по стрельбе, причем велись они куда более серьезно, чем на втором курсе. Между сдачей экзаменов на вторую ступень и началом занятий по программе третьей у франгульских ребят был обычно промежуток года в два. Кое-кто из них в это время продолжал серьезно заниматься борьбой, очень редкие энтузиасты ходили в бассейн, но свои навыки в стрельбе совершенствовали практически все, так что теперь Игинкат оказался в окружении достаточно опытных стрелков, и его скромные успехи в стрельбе из пневматики на этом фоне решительно померкли. Оказавшись по итогам первых проверочных соревнований одним из последних в группе, мальчик затосковал. Он-то думал, что основные трудности его ждут в панкратионе, ну, еще тренировки болевой выносливости внушали изрядное опасение, а тут какая-то стрельба! Вот обидно будет провалиться на экзаменах из-за такой фигни! В довершение неприятностей вскоре выяснилось, что пневматикой на этот раз дело не ограничится. Военные специалисты, разрабатывающие программу обучения, решили, что третьекурсникам вполне уже можно дать в руки и боевое оружие, так что уже на втором занятии группу повели не в тир, а на самое настоящее стрельбище.

Когда ему выдали автомат, Игинкат взял его в руки с изрядной опаской. Хоть показали бы, как с ним обращаться, что ли! Проводящий занятия офицер, собственно, и показывал, вот только большинство ребят в его инструкциях ничуть не нуждались: судя по их уверенному поведению, с таким оружием они имели дело и раньше, вероятно, во время занятий в стрелковых кружках. Разом ощутив себя неумехой и аутсайдером, Игинкат разнервничался и первую попытку сорвал полностью: выпалил по мишени очередью, а не одиночными выстрелами, как полагалось, причем все пули ушли в молоко. Полюбовавшись на свою девственно чистую мишень, мальчик надулся, отошел к стойке рядом с оружейной комнатой, откуда выдавали автоматы, и, усевшись на деревянный пол, привалился к ней спиной.

- Ты что смурной такой? — поинтересовался подошедший Салве.

- Сам, что ли, не видишь? Я уж было уверился, что ничуть не хуже вас, а теперь самому кажется, что я косорукий какой-то! Того и гляди, еще дразнить начнут!

- Ну, нельзя же во всем быть первым, — философски заметил блондинчик. — У кого в панкратионе дела не идут, кто плавает еле-еле, а кто-то вообще высоты боится, и что ему делать, когда начнутся занятия на скалодроме? Тренироваться надо больше, а не терзать себя без толку.

- Ну и много тут за полгода натренируешься? У вас-то у всех вон сколько времени было в этом намастрячиться, а я после второго курса, можно сказать, и дух перевести не успел. Как пить дать провалюсь на экзамене, и что тогда, только из-за этого второй раз весь курс, что ли, проходить? Оно мне надо? Лучше бы отдохнул полгода и спокойно в этой стрельбе потренировался.

- Да не ной ты раньше времени! У меня, если хочешь знать, тоже не сразу все получаться стало. Сперва все мимо палил, потом изредка стал попадать в мишень, а однажды вдруг взял — и отстрелялся, как надо. Скажешь, просто повезло? Ну, в чем-то, может быть, и повезло, но результаты после того случая все равно резко улучшились и, главное, продолжали расти, так что я теперь на этот счет даже и не беспокоюсь. Коли тебе плановых тренировок недостает, запишись на дополнительные занятия. Здесь это можно и даже поощряется. А если времени на все не будет хватать, так давай откажемся от занятий с Истребителем по панкратиону, ведь эта дисциплина и так уже у нас нормально идет.

Панкратион Игинкату нравился, но раз уж нужда заставляет, он готов был пожертвовать им ради нелюбимой стрельбы. Вот только вместе с ним придется перестать заниматься и Салве, у которого со стрельбой все в порядке, но раз уж тот сам это предложил…

- Спасибо, ты настоящий друг! — расчувствовался Игинкат. — Да, ты прав, попробую позаниматься здесь дополнительно.

Обещанные занятия по скалолазанию тоже не заставили себя ждать. Скалодром в Агеле N5, конечно, сильно уступал тому, что был в клубе «Акарис», но метров десяти в высоту он пожалуй что достигал. Лазать по нему полагалось в трусах и босиком. На новичков, для страховки от неизбежных ошибок, надевали целую сбрую. Игинкату сеть этих ремешков до смеха напомнила ту, в которой в его родном Кенлате родители выводили на прогулку чрезмерно прытких бутузов, дабы не убегали далеко. Сам он подобной участи в то время счастливо избежал, и вот на тебе: здесь обрядили! Впрочем, движений вся эта оплетка почти не сковывала.

Учиться забираться по отвесной стене, цепляясь руками и опираясь ступнями на малозаметные выступы, оказалось очень непросто. Ну, зато, по крайней мере, здесь все были в равном положении, до поступления на третий курс пацанов к скалодромам не подпускали и на пушечный выстрел. Раскорячившись между четырьмя точками опоры, Игинкат сам себе казался каким-то насекомым, распластавшемся на стене, да еще попавшим при этом в паучью сеть. Так, отрываем правую руку и ищем за что уцепиться повыше… Удалось ухватиться? Тогда можно оторвать от опоры левую ногу и осторожно распрямить правую. Левая нога судорожно ищет новую точку опоры, но никак не может найти, правая в самый напряженный момент тоже вдруг оскальзывается, на одних руках, к тому же оказавшихся на разной высоте, в такой ситуации просто не удержаться… Мальчик в очередной раз срывается и повисает на веревках, нижний страховочный ремень при этом больно врезается в промежность. А ведь даже и до половины стены не долез! У товарищей, впрочем, результаты ничуть не лучше.

В самый разгар занятий на скалодром заглянул Истребитель, дожидавшийся, когда закончится тренировка у младшего братца. Возможно, просто заскучал и захотел пообщаться с друзьями. Проводящий тренировку инструктор, однако, его заметил и попросил «показать класс». Даже не раздевшись и не сняв обуви, наплевав на всяческую страховку, подросток играючи взобрался под самый потолок и чуть медленнее спустился тем же маршрутом. Замечаний обладателю красных трусов инструктор, понятно, делать не стал, только прокомментировал: «Мастерская работа!». И тут же, обернувшись к своим подопечным, добавил: «Но если кто из вас вздумает так лихачить, выдеру по полной программе!».

Надо сказать, что в зале, где был оборудован скалодром, имелась и лавка для порки, и ведерко с розгами, и двух пацанов из группы Игинката инструктор вскоре действительно выдрал, отвесив каждому по пятнадцать розог. Эти шалопаи, оказавшись рядом на стене, вздумали пихаться, не всерьез, конечно, просто энергию было некуда девать. Сорвались, тем не менее, оба, и на том тренировка для них была закончена: инструктор заставил обоих спуститься, снять трусы, выстрадать на лавке положенное взыскание, и затем разогнал их стоять по разным углам до конца занятия. Полосатые ягодицы нарушителей оказались для всех остальных хорошим сдерживающим фактором: больше никто не пытался развязать на стене боевые действия.

По окончании тренировки Игинкат с Салве поинтересовались у Истребителя, насколько хорошо, на его взгляд, у них получается. Корге хмыкнул и заявил, что для первого раза ничего, нормально, главное, что коленки не трясутся, а быстро перебирать конечностями они еще научатся.

- А скалодром в «Акарисе» мне можно будет опробовать? — спросил Игинкат.

- Что-то ты в прошлый раз, когда его увидел, не выказывал такого желания, — усмехнулся Истребитель. — А теперь раздухарился, да? Не, опробовать-то, конечно, можно, никто не погонит, только самому позориться стоит ли? Ты ж только у меня на глазах три раза со стены сорвался, а до того, как я пришел, еще сколько? Ты здесь хоть раз доберись нормально до верха, а потом уж о том скалодроме думай.

- И долго мне еще тут так лазить?

- Думаю, не очень. Вот кто высоты боится, тем здесь трудно бывает, а вам с Салве… ну, еще занятия два — три, и будете скакать по стене как козлята. Не верите? Ну вот попомните мои слова.

На том содержательная беседа и прервалась, поскольку примчался Ланте и, естественно, стал хвастаться своими успехами, на сей раз в беге и подтягиваниях. Игинкат подумал, что иметь младшего братишку это, конечно, здорово, но только когда он в основном молчит и смотрит тебе в рот, ну, как Ивле, например, а то иногда мелкие бывают слишком навязчивы. Посочувствовав про себя Истребителю, Игинкат поспешил попрощаться и поехал домой.

Глава 7. Субботнее испытание

На первую полноценную субботнюю тренировку по повышению болевой выносливости Игинкат шел с содроганием. Если уж на не слишком долгом вступительном занятии его смогли довести до слез, то можно себе представить, что с ним тут сделают за шесть часов! Аранфед, впрочем, не стал спешить обрушивать все бедствия на головы своих устрашенных воспитанников.

- Поскольку сегодня вам предстоит проверить себя, как вы можете выдержать пятьдесят розог, основная часть занятия пройдет в облегченном режиме, — заявил он. — Сперва вас ждет бастинадо, потом отхлестывание горячими вениками по ногам, рукам и передней части тела, затем, непосредственно перед основной процедурой, легкий массаж ремнями целевых мест, ну, и в заключение собственно розги. Учтите, такая лафа не навсегда. Когда вы притерпитесь к данным упражнениям, дальнейшие наши занятия будут проходить куда более жестко.

Выслушав сие напутствие, Игинкат вместе со своим отделением направился на бастинадо. Сегодня эта процедура длилась куда дольше, чем на прошлом занятии, но хорошо хоть не в сочетании с клизмой. Сосредоточившись на боли в ступнях, мальчик сумел пройти это испытание вполне достойно, хотя подошвы его к концу порки даже онемели, не ощущая больше отдельных ударов. Ходить на вспухших ступнях было мучительным занятием, мальчишки с трудом сдерживали зубовный скрежет. Проводившие порку солдаты, утешая пацанов, шутили, что после пары месяцев таких занятий кожа у них на ногах настолько огрубеет, что потом хоть по раскаленным углям босиком ходи — все равно ничего не почувствуешь.

К счастью, далеко передвигаться им сейчас не требовалось — только добрести до знакомых уже «грибов», на чьи шляпки надо было ложиться спиной. Поскольку следующее испытание считалось легким, их на сей раз даже и привязывать не стали. Солдаты вооружились самыми натуральными вениками с листьями, которые макали в принесенные ведра с парящей водой и охаживали ими воспитанников с головы до ног. Было, конечно, горячо и довольно больно, но все же не так, когда тебя обливают кипятком. Игинкат как-то сумел притерпеться и даже начал испытывать странный кайф, когда веник хлестал по его покрасневшей коже. «Грибов» на всю группу не хватало, и массаж проводили по отделениям. «Отмассированные» с наслаждением укладывались животами на прохладный пол и в ожидании, пока вновь подойдет их очередь, активно переговаривались, делились впечатлениями и подначивали соседей, что порой перерастало в шуточные потасовки. Страх куда-то ушел, и на «грибы» ребята ложились даже охотно.

Как-то незаметно подошла пора переходить к куда более неприятному ременному массажу. Для этого всю группу отвели в соседний зал, где были установлены лавки для порки, по одной на каждого курсанта. В целом эта процедура была знакома Игинкату еще по второму курсу, но здесь она стала еще более неприятной. Солдаты орудовали широкими ремнями с такой интенсивностью, словно бифштекс отбивали. Ягодицы, бедра и даже спины пацанов вскоре стали походить цветом на спелые помидоры от прилившей к коже крови, но все это было лишь прелюдией к основному действу.

Мальчишек растянули, как положено, в струнку и привязали к лавкам. По приказу майора порка розгами началась. У Игинката уже был опыт получения шестидесяти розог зараз, причем тоже после ременного массажа, хотя и массировали в тот раз, кажись, послабее и только ягодицы. По спине и так-то получать куда больнее, а коли перед по ней хорошенько прошлись ремнем… Да, тут уж спасибо скажешь, что привязали!

Первые два десятка ударов прошли в напряженном молчании. Пацаны терпели изо всех сил, никто не хотел сдаться первым. Эх, если б можно было хоть руку закусить, чтобы оттянуть боль от задницы! Но руки у всех были специально вытянуты вперед, оставалось лишь отчаянно сжимать зубы. К концу третьего десятка кто-то не выдержал и сдавленно всхлипнул, и — как плотину прорвало. Зал вскоре наполнился криками и рыданиями, и со стороны трудно уже было понять, кто голосит, а кто все еще стоически терпит. Игинкат присоединился к общему хору на тридцать девятом ударе.

Вставать с лавки было больно, бедра, ягодицы и спина горели так, словно их поджаривали на сковородке, без просечек тоже явно не обошлось, впрочем, как и у всех его товарищей, так что в медсанчасть на обработку выстроилась солидная очередь. Хуже всего, что и морального удовлетворения не было, в отличие от тех же экзаменов. Игинкат хмуро дожидался того вожделенного момента, когда он сможет отдать свое исстрадавшееся тело в заботливые руки медсестер. Салве оказался более стрессоустойчивым и пустился общаться с товарищами по группе. Переговорив с добрым десятком ребят, он вернулся к другу.

- Игинке, а ты-то сколько выдержал?

- Тридцать восемь, — коротко ответил Игинкат. Хвалиться, на его взгляд, было нечем.

- А я вот только тридцать пять… — вздохнул Салве. — А вот в третьем отделении, говорят, один парень только на пятом десятке сдался.

Игинкат приблизительно представлял, о ком идет речь. На неустрашимого бойца этот подросток точно не тянул, скорее, на уличного хулигана, которому наверняка регулярно доставалось от родителей за его сомнительные проделки. Ну, он и притерпелся к розгам, и возможности расслабиться после покорения второй ступени ему тоже не дали. Высказав Салве все, что он думает о таких тупоголовых особях, которые только и умеют, что задницу под розги подставлять, а в школе и сами не учатся, и другим не дают, мальчик погрузился в еще большую угрюмость. Да уж, раньше он выполнял все необходимые нормативы с первого раза, а теперь не знаешь, на чем и срежешься: то ли на стрельбе, то ли на скалолазании, то ли на этих треклятых розгах!

Доплетясь из медсанчасти на заключительное построение и с трудом одевшись (боль если и уменьшилась, то не намного, и поездка до дома ничего приятного не сулила), друзья спустились на первый этаж, где встретились в холле с братьями Стауледами. На сей раз мордашка Ланте ни малейшего оптимизма не излучала. Малыш явно недавно плакал и до сих пор куксился, как ни пытался его успокоить Корге.

- Что это с ним? — увидев страдания мелкого, Салве даже о собственной боли забыл.

- Да ничего особенного, — ответил за братца Истребитель. — Просто у него сегодня было первое знакомство с розгами. Ну, естественно, до конца не вытерпел, вот и переживает. Да они там все, понятное дело, ревели, не один он такой. А сколько выдержал-то без крика, а, Ланте?

- Десять, — буркнул ребенок.

- Круто для первого раза, — восхитился Салве. — Я, когда впервые под розгами оказался, разрыдался, помню, уже на пятом ударе. И ведь ничего, к концу семестра спокойно выдерживал все пятнадцать.

- Ну, я же и говорю, он весь в меня, — гордо промолвил Истребитель. — Вот попомни, Ланте, ты над сегодняшними своими терзаниями сам же потом смеяться будешь! Уже через пару — тройку занятий выдержишь всю порцию и даже не пикнешь. И экзамены пойдешь сдавать в самом первом потоке.

Ланте словам старшего брата верил как-то не очень. Розги все еще казались малышу нестерпимо жгучими. Вот как можно под ними улежать не привязанному и при этом даже не пикнув?! Но и брат, и его друг в один голос твердили, что и сами когда-то через это прошли, и брат даже красные трусы тогда себе завоевал, так что, может быть, оно и правда… Будучи по натуре большим оптимистом, Ланте решил таки принять их заявления на веру и тем утешился.

Видя, что малыш малость повеселел, Игинкат тоже почувствовал себя лучше. В конце концов, не у одного него проблемы с нормативами, мальцам этим, пожалуй, еще тяжелее приходится. Да и в своей группе он далеко не самый младший, там и десятилетки занимаются. И ведь экзамены все как-то сдадут, ну, почти все… Ну, и с чего бы именно ему оказаться в числе неудачников? Время еще есть, он уж подтянется как-нибудь. Убедив так самого себя, мальчик уже со спокойной душой вышел за ворота Агелы.

Глава 8. Взаимопомощь

Следующая субботняя тренировка положительных эмоций не прибавила. Плетясь из раздевалки вниз по лестнице, Игинкат недовольно думал, что и в это воскресенье, похоже, придется отлеживаться дома, ни в клубы, ни в гости к кому в таком состоянии не пойдешь, ну, разве что к Альтивису на какое-нибудь собрание инвалидов. Ага, вот там ему сейчас самое место, а со здоровыми ребятами во что-нибудь играть — это ж позориться только. Размышления его прервал Салве, тоже не очень веселый.

- Игинке, а сегодня тебе сколько выдержать удалось?

- Сорок, — промолвил юный Игироз.

- Ну, хоть какой-то прогресс есть. Занятий восемь или девять у нас еще точно будет, так что такими темпами ты норматив освоишь. А вот у меня дела хуже обстоят: тридцать шесть, всего на один удар больше, чем на прошлой неделе. Придется, видимо, просить отца о дополнительных порках…

- Да ты что?! — поразился Игинкат. Ему и одной-то такой порки в неделю было выше головы, а чтоб еще и посреди недели добровольно задницу под розги подставлять, ну, знаете!..

- А почему бы и нет, — пожал плечами Салве. — Знаешь, я у своего наблюдающего врача справлялся, ну, у нас, у обладателей золотых трусов, есть такие, за нашим здоровьем вообще особо тщательно следят, так он говорит, что для парней нашего возраста и сотня розог в неделю никакого вреда не принесет. А если справку взять, что ты регулярно получаешь такое количество, то и в школе тебя за провинности физически наказывать не будут.

- Да нас и так там не наказывают… тебя уж точно.

- Да я это только к слову сказал. Ну, не обойтись мне без добавочных тренировок, если после каждой я лишь на один удар свой результат улучшаю! — Салве вроде бы всего только повествовал о своих проблемах, но смотрел при этом как-то жалобно и даже просительно. Ждал сочувствия или?..

- Хочешь, чтобы я тебе компанию составил? — прямо спросил Игинкат.

- Да нет, я понимаю, у тебя свои затруднения… — смутился Салве.

- Значит, все же хочешь, — констатировал Игинкат. — А знаешь, ты меня убедил. Лучше уж побыстрее со всем этим покончить.

- Побыстрее все равно не получится, — охладил его энтузиазм Салве. — Это ж тебе не первый курс. Нам тут еще полевые сборы предстоят, общие на всех, и только после них допустят к сдаче экзаменов. От тренировок не освободят, чтоб не расхолаживался, ну, разве что нагружать на них станут меньше.

- Ну и ладно, плевать, зато запас прочности наработаю, — продолжал геройствовать Игинкат. — Только мне моих родителей о таком просить бесполезно. Они и не умеют, и, ну, просто не решатся… А зачем нам вообще в этом деле взрослые нужны? Друг друга мы что, не сможем?

- Не-а, — покачал головой Салве, — мы ж тут дилетанты с тобой, да и сила для настоящей порки мужская нужна. У нас так ударить просто не получится.

- Понятно… — Игинкат потер лоб. — Тогда мне помочь некому, ну, разве что знакомого капитана попросить…

- Почему некому? Мой отец вполне сможет и двоих…

Игинкат уставился на друга: он что, серьезно? Но Салве смотрел такими честными глазами, что не поверить было невозможно. Хм, предложение стоило того, чтобы его обдумать. Когда тебя дерут в присутствии друга, это ж для тебя немалая моральная поддержка, и опять же опозориться не захочется, и элемент соревновательности, как успел уже убедиться Игинкат, в этом деле только на пользу. С другой стороны, он еще никогда не отдавал по собственной воле свое тело в руки другого человека. Драли его тут, конечно, уже ой как много, и в Агеле, и в городской школе, и даже в клубе «Марионис», и обычно это были не знакомые ему люди, но драли-то они исключительно в рамках своих служебных обязанностей и его о согласии не спрашивали, а самому о таком просить мальчику все еще было стыдно. Этими своими сомнениями он и поделился с Салве.

- А тебе и не надо будет просить! — горячо заверил тот. — Я сам за тебя попрошу. Едем сейчас ко мне домой и сразу обо всем договоримся.

- Ну-у ладно… А в какие дни мне тогда к вам приходить?

- Давай подумаем. Лучше сделать это посреди недели, чтобы к субботе все зажить успело. Во вторник тренировки по панкратиону, на них свежевыпоротым лучше не приходить, сам понимаешь. Во время схваток синяки, понятное дело, тоже можно получить запросто, но для воспитания болевой выносливости это даже лучше. Значит, пороться будем в среду. Согласен?

Игинкат кивнул. Среда была свободным днем, ну, если не считать того, что он рассчитывал употребить это время на дополнительные занятия по стрельбе. Правда, есть еще четверг… но в этот день на стрельбище инструктор дежурит какой-то нелюбезный, никогда не подойдет и не объяснит, в чем твоя ошибка. Видимо, сомнения все же отразились на его лице, поскольку Салве пожелал узнать, что именно его беспокоит. Пришлось рассказать о не слишком удачном опыте добавочной тренировки.

- Тебе просто нахальства не хватает, — заявил Салве. — Вот меня, про Истребителя и Нейкледа я вообще не говорю, никто бы игнорировать не посмел. Слушай, давай будем ходить на стрельбище вместе, лишние занятия никому не помешают, а дружеский совет — тем более.

Игинкат благодарно улыбнулся.

Все переговоры со своим отцом Рингисом Салве действительно взял на себя. Едва они завалились к Конведам домой, как Салве за рукав утянул папашу в его кабинет. Тот сопротивляться не стал, вверив нежданного гостя заботам супруги. Игинката успели уже усадить за стол и налить ему тарелку супа, когда в гостиную вернулся глава семейства. Радостный Салве чуть ли не скакал у него за спиной.

- Ну что, Игинке Игироз, из рассказа сына я понял, что вы с ним нуждаетесь в дополнительных тренировках болевой выносливости, чтобы выполнить установленные нормативы, только тебе дома помочь некому, — промолвил Рингис.

Игинкат кивнул и застенчиво опустил глаза.

- Хорошо, а такой просьбе я отказать не могу. Жду тебя в среду после школьных занятий. Тренироваться будете вместе с Салве.

Игинкат снова кивнул, что, дескать, понял, и пробормотал слова благодарности. Как только приличия были соблюдены, началась семейная трапеза. Кормили у Конведов так хорошо, что дома юный Игироз предпочел обойтись без ужина.

Несмотря на достигнутую договоренность, на первую тренировку к Рингису Игинкат ехал в изрядном напряжении. Салве, напротив, был оживлен, и предстоящие полсотни розог его, казалось, совсем не пугали. Дома у Конведов их уже ждала выдвинутая на середину гостиной лавка. Эльда, мать Салве, чтобы не смущать мальчиков, ушла готовить на кухня. Ну, понятно, болевые тренировки — это занятие сугубо мужское.

- Раздевайтесь, ребята, — сказал Рингис, — одежду складывайте на диван, а я пока схожу за розгами.

Игинкат вдруг поймал себя на мысли, что, услышь он такую фразу всего полгода назад, тут же покраснел бы как помидор. А сейчас… он уже столько раз догола раздевался перед незнакомыми людьми, даже женщинами, бывало, много часов подряд ходил в чем мать родила, даже не замечая собственной наготы, что теперь скинуть трусы в чужом доме не представляло для него никаких затруднений, от былой стыдливости не осталось и следа. Его могло еще волновать, хорошо ли он смотрится на фоне других мальчишек, к примеру, видны ли мышцы, не заметен ли где детский жирок, и в целом он с удовлетворением убеждался, что ничуть не уступает сверстникам. Салве, конечно, лучше сложен, тут уж ничего не попишешь, но и он, Игинкат, вполне может заинтересовать собой девчонок… ну, по крайней мере, амазонок. Он-то помнил, как смотрела на него Рамета.

Рингис, вернувшийся в комнату с ведром, полным розог, разумеется, не мог предварительно не осмотреть своего нового подопечного. Оценив стройность и поджарость мальчугана, многочисленные следы от розог на его спине, бедрах и ягодицах, он одобрительно хмыкнул, после чего обратился к обоим парням:

- Ну, кто первый на лавку? Или будете жребий тянуть?

- Давай я на правах хозяина дома, — промолвил Салве. — А в следующий раз, если хочешь, поменяемся местами.

Игинкат согласился. Он вдруг подумал, что ни разу не видел порку друга со стороны. Уж сколько часов, казалось бы, вместе в Агеле провели, но только и драли их всегда одновременно и на приличном расстоянии друг от друга, благо они в разных отделениях. Но сейчас весь процесс должен предстать перед ним, как на ладони.

На лавку Салве укладывался бестрепетно, словно экзамен сдавал. Вытянутое в струнку тело, оттянутые носочки, прямо хоть плакат с него рисуй. Вот бы пролежать так до самого последнего удара, но нет, розга все еще сильнее мальчишеской воли. Игинкат видел, как стало подергиваться тело друга, с каждым ударом все сильнее и сильнее, как страдальчески задирал он голову, с трудом сдерживая крик, как выступил у него пот, а вот уже и слезы стали непроизвольно сочиться из глаз. Но Салве все еще отчаянно держался, не желая позориться перед другом. Сочувствуя всей душой, Игинкат даже сжал за него кулаки. Тридцать шестая розга, тридцать седьмая, тридцать восьмая… Лишь на тридцать девятой парень не смог сдержать крика, но положенные пятьдесят вылежал до конца, не сделав ни единой попытки удрать с лавки.

- Сколько сегодня?.. — это были первые слова, которые произнес заплаканный Салве, с трудом поднявшись с лавки.

- Тридцать восемь, — ответил Игинкат.

- Уже хорошо… на два больше, чем на прошлом занятии…

- Тут ведь ременного массажа не было, там сложнее, — не поддержал его оптимизма Игинкат.

- На экзамене тоже никакого предварительного массажа не будет, — возразил Салве, вытирая слезы, — так что люфт у нас есть.

Тут пришла очередь Игинката занимать место на лавке. Позорить себя перед отцом Салве он и подавно не хотел и постарался вести себя, как должно хорошо вышколенному франгульскому подростку, то есть безропотно улегся и вытянулся, предоставляя свое тело для воспитательных воздействий. Сек Рингис мастерски, то есть весьма больно, но все же не больнее, чем солдаты в Агеле. Чтобы было легче терпеть, Игинкат постарался отключиться от реальности, контролируя сознанием только руки, которые ни в коем случае не должны были отцепиться от лавки. Заодно он потерял счет ударам, так и не поняв, на каком именно закричал. Кажется, все же где-то близко к концу порки.

- У тебя сорок три, — просветил его Салве, который, кажется, больше радовался успехам друга, чем своим собственным. — Знаешь, мне теперь даже кажется, что полезней дома заниматься, чем в Агелу на тренировки ходить.

Старший Конвед скептически хмыкнул, но возражать сыну не стал. Игинкат, чье настроение, несмотря на перенесенную боль и так и не выполненный норматив, неожиданно улучшилось, пытался разобраться в своих чувствах. Оказывается, даже небольшого повышения результата бывает достаточно, чтобы ощутить себя победителем, если ты знаешь, что за тебя переживают друзья, что никто не станет потешаться над твоими криками. Оказывается, что вот такая семейная порка, которую в Кенлате любой нормальный пацан посчитал бы недопустимым посягательством на свое достоинство, здесь, во Франгуле, вовсе не унизительна! И если взрослый тебя порет, это вовсе не значит, что ты какое-то ничтожество, на которое даже слова тратить бесполезно, а он, взрослый, напротив, является обладателем всех мыслимых достоинств. Просто здесь так принято, что пацанам, какими бы они там хорошими ни были, время от времени надлежит корчиться на лавке под розгами, а их отцам — пускать эти розги в ход. Придет время, и эти пацаны вырастут, и обзаведутся собственными детьми, и точно так же станут приучать своих отпрысков не бояться боли. Так здесь было, есть и будет, на этом и стоит Франгула. Надо ли говорить, что попрощался мальчик со своим экзекутором вполне по-дружески.

Душевный подъем, испытанный Игинкатом по окончании порки каким-то мистическим образом повлиял на следующий день на его результаты в стрельбе. Вся задняя часть тела по-прежнему ощутимо болела, ну да это не беда, стрелять все равно приходилось лежа на брюхе. Пули вдруг перестали лететь в «молоко», пока еще они редко попадали в центр мишени, но количество очков, набранных по итогам серии, было уже не таким позорным, и норматив в стрельбе из винтовки в положении лежа уже не казался столь недосягаемым. А может, решающую роль в этом успехе сыграл Салве, который хлопотал над Игинкатом, как персональный тренер, щедро делясь собственным опытом, как следует прицеливаться, чтобы не дрожали руки, и как делать поправку на ветер. Проводящий занятие инструктор по-прежнему не вмешивался, но его советов друзья уже особо и не жаждали. Салве вспомнил, что один из знакомых его отца регулярно брал призы в состязаниях стрелков, причем стрелял именно из винтовки, а значит, если совсем припечет, за помощью можно будет обратиться и к нему. Игинкат все еще не был убежден, что в этом виде испытаний все для него закончится благополучно, но Салве был в том свято уверен и заражал друга своим оптимизмом.

Глава 9. Весенние тревоги и успехи

Уже прошло больше половины учебного семестра, и занятия что в городской школе, что в Агеле, малость поднадоели. Тем паче, что на улице вовсю правила бал весна. По южному теплая, с обильной зеленью, с цветущими деревьями и кустами, обещающая вскоре перейти в жаркое лето.

Игинкат в прошлую субботу сумел, наконец, выполнить норматив: вытерпел без крика все пятьдесят положенных розог. Казалось бы, можно и передохнуть, но разве ж майор Аранфед даст кому-то возможность отлынивать от тренировок?! Скупо похвалив самых успешных своих воспитанников, он тут же заявил, что вся их болевая выносливость относится пока исключительно к «тыловым частям» тела, а вот спереди они де еще очень нежные и уязвимые, что, безусловно, недостойно будущих франгуляров, и потому он, Тогрис, своей властью устанавливает для них зачет по порке розгами спереди, и пока они его не сдадут, ни о каком прекращении занятий и речи быть не может. Короче, всех их в ближайшем будущем ждали распроклятые «грибы», и это сильно портило настроение Игинкату.

А между прочим, сегодняшний день мог пройти у него куда более интересно. Неделю назад, спускаясь в холл с первой своей по-настоящему удачной тренировки, он был оглушен счастливыми воплями, доносившимися с первого этажа. Вопил Ланте. Вот скажите, чем могло вызвать у человека приступ столь бурной радости? Исполнение самого сокровенного его желания? Удачно проведенная шкода, автора которой так и не смогли выявить и, следовательно, не накажут? Да ничего подобного! Ланте громогласно оповещал весь мир, что сегодня он! Выдержал! Все! Пятнадцать! Розог! И ни разу не пикнул!!!

Истребитель с благодушной улыбкой ветерана, взирающего на юную смену, застыл посреди холла столбом, даже не пытаясь удержать пляшущего вокруг него младшего братца. После пятнадцати розог пляшущего! Теперь уж даже Игинкат не сомневался, что потенциал младшего отпрыска семейства Стауледов ничуть не уступал способностям прославившегося уже на весь город Корге.

Тот успех юного претендента на красные трусы имел немедленные последствия. Ланте включили в первый поток сдающих экзамен, и именно сегодня он геройствовал на стадионе и в лесу, выполняя многочисленные нормативы. Можно было бы поддержать его, болея на трибунах стадиона. Конечно, главный экзамен предстоит малышу завтра в Агеле, но он проходит менее публично, только в присутствии экзаменационной комиссии, близких родственников и сотрудников Агелы, и Игинката на него никто не пустит.

Поскольку тренажеров для порки спереди на всех привлеченных к этому виду тренировок не хватало, ребят разбили на две смены. Игинкат попал во вторую и теперь терпеливо дожидался своей очереди в компании своего ровесника Гонте Элгаледа и десятилетнего Итке Люванеда. Оба пацана были из четвертого отделения и Игинкату знакомы не очень. Сейчас они оживленно болтали между собой, поминая летние лагеря. Игинкат навострил уши. Дело в том, что старший брат Итке только в прошлом сдал экзамены на третью ступень и полевые сборы проходил в том самом лагере, куда и им вскоре предстояло ехать всем третьим курсом. Парень тот оказался весьма словоохотливым и всю свою лагерную жизнь расписал младшему братцу в самых мельчайших подробностях, вследствие чего уже сам Итке стал считаться среди пацанов экспертом по части грядущих полевых сборов.

Впрочем, прислушавшись, Игинкат понял, что речь идет не совсем о том. Какой-то Редле, парень из другой группы, заранее стал наезжать на младших ребят, чтобы они в лагере стали его «ординарцами», то есть выполняли порученную ему работу и оказывали всякие мелкие услуги. Мало того, он уже сейчас вымогал у них ценные вещи! Младшие курсанты, правда, трусостью не страдали, к тому же все они являлись обладателями красных трусов, но разница в три года, конечно, знать о себе давала. К несчастью, в группу к Редле попал приятель Итке, с которым они когда-то вместе завоевывали право на красные трусы и так сдружились, что до сих пор поддерживали приятельские отношения, хотя и учились они в разных школах, и три года с той поры прошло. Линре, тот самый друг Итке, оказался неуступчив и, даже будучи пару раз побит, не сломался. Но Редле вскоре сколотил кодлу из своих сверстников, и они устроили Линре коллективную травлю. Рассказывая об этом, Итке пыхтел как разогретый самовар. Особенно его возмущало, что они с Линре приписаны к разным группам и, стало быть, не могут во время занятий прийти друг к другу на помощь. Итке пытался отловить Редле после занятий и вызвать его на дуэль, не взирая на разницу в весовых категориях, но тот, подлюга, никогда не уходит из Агелы один, а вся та группа оказалась нравственно гнилой: парни в ней под влиянием Редле напрочь позабыли о святости курсантского братства и напропалую третируют младших и более слабых. Итке убеждал Гонте, что их группе надо срочно сплачиваться, ведь пройдет какой-то месяц, и они окажутся в одной казарме с Редле, и что тогда?! Игинкат, в принципе, понимал возмущение младшего пацана. Гниды где угодно могут завестись, и бороться с ними, действительно, надо дружным коллективом, только как его создать-то, когда они даже в своих отделениях еще не очень крепко сдружились, а что делается у соседей, вообще воспринимают достаточно отстранено. Ну, это если в разные отделения не попали давние друзья по учебе в городских школах, как они с Салве, но это ж редкость, в Агеле N 5 ребята со всего города собрались…

Тут, наконец, подошла их очередь занимать место на тренажерах. Всяческие конструкции для порки и так мало у кого вызывают положительные эмоции, но гадские «грибы» Игинкат ненавидел всей душой. Когда ложишься на них, почему-то чувствуешь себя особенно незащищенным. То ли все дело в том, что передняя часть тела действительно более уязвима, то ли просто психологически комфортнее, когда не видишь, чем и как тебя секут. Вроде бы эти тонкие веточки, даже собранные в приличных размеров пучок, не самое страшное орудие для порки. Печень или почки, к примеру, ими не травмируешь, именно по этой причине данный девайс был единственным рекомендованным для порки спереди. Но почему-то при виде того, как на него опускается этот веник, у мальчика возникало сильное подсознательное желание немедля соскочить с гриба, и справиться с этим порывом было ой как не просто. Игинкат помнил, что при первом знакомстве с этой разновидностью порки он заорал уже на третьем ударе. Да, она тогда была лишь заключительным этапом тренировки, и перед этим его чем только ни охаживали, плюс еще влияние жгучей клизмы, но все же, все же… Нет, теперь, если собраться, он спокойно сумеет выдержать и десяток, да только Аранфеду этого мало. Ему непременно надо довести воспитанника до ора, а еще лучше, чтобы тот обмочился под розгами, вот тогда майор просто изойдет красноречием, расписывая, какой неженка этот неудачливый курсант, да еще, оказывается, и сыкун!

Скрипнув зубами, Игинкат занял место на шляпке «гриба». Ну, когда задница не порота, тут, по крайней мере, лежать не больно. Первый же удар по бедрам заставил его напрячься, а когда следующий раз веник зацепил паховую область, у мальчика выступил холодный пот. Солдаты-секуторы по инструкции не должны попадать розгой по гениталиям, но случается, что промахиваются и попадают. Запрокинув голову, Игинкат старался смотреть на что угодно, лишь бы не на опускающийся на него веник. Озирать стену, впрочем, скоро надоело, и мальчик повернул голову вправо, чтобы увидеть, как там дела у соседей. Попадать с Итке и Гонте в одну смену ему еще ни разу не доводилось.

На соседнем тренажере мучался Итке. Побледнел весь, глаза, замерев, уставились куда-то в потолок, но каким-то чудом еще терпит, не вопит. Да уж, не по силам эта процедура десятилеткам, пусть даже таким крутым, тут и крепкие двенадцатилетние парни не выдерживают и орут благим матом. Ага, вот кто-то уже и заорал. Это Гонте. Полсотни розог по спине уже выдерживает, а здесь и десятка не стерпел.

Игинкат, конечно, хотел сдаться последним, то есть хотя бы на одну розгу после Итке, но ближе к концу второго десятка терпеть стало уже совершенно невозможно, и на восемнадцатой розге мальчик открыл-таки рот. Но ему пришлось все же, извиваясь на выпуклом ложе, с которого так легко свалиться, вылежать все двадцать. Чувствуя, как вся передняя часть тела горит и, кажись, покрылась мелкими царапинами, из-за которых придется идти в медсанчасть, мальчик все же нашел в себе силы поинтересоваться, а как там сосед? Воплей Итке он точно не слышал, пацан к концу порки даже дышать шумно перестал. Неужели выдержал до конца?! Не, такого просто быть не может!..

Итке, между тем, продолжал лежать спиной на шляпке «гриба», тихий и безмолвный, зато вокруг суетились солдаты, пытаясь оживить его пощечинами. Ага, один уже побежал за нашатырем. К тренажеру подошел и сам майор, привлеченный нештатной ситуацией. Общими усилиями мальчика все-таки вывели из обморока. Аранфед не знал даже, что говорить: то ли по привычке сравнивать пацана с кисейной барышней, которая теряет сознание от двух десятков розог, то ли, напротив, приводить его в пример, как надо держаться до последнего, когда уже нет никаких сил терпеть.

О событии, разумеется, вскоре узнала вся Агела. Во время занятий, конечно, случалось всякое, но сознание под розгами воспитанники теряли редко, ну, во всяком случае, на третьем курсе. Не сказать, впрочем, чтобы Итке рад был подобной славе.

В воскресенье после обеда отлеживавшемуся дома Игинкату позвонил по телефону Истребитель с радостной вестью: Ланте на отлично сдал все экзамены на знак мальчишеской доблести первой ступени и тем самым завоевал право на красные трусы, в честь чего у Стауледов проходит семейное торжество. Игинката приглашают принять участие как друга семьи. Пришлось одеваться и идти в гости на ужин, а точнее, на поедание праздничного торта. Торт старшие Стауледы, видимо, заказали заранее, просто в мыслях не держа, что их младший сын может провалиться, и был торт многоярусным, высотой побольше самого Ланте. Хватило и на кучу приятелей героя дня по детсаду, по группе в Агеле, и на всех родственников, которые, разумеется, тоже заявились с детьми. Ланте с перемазанной сладким кремом мордашкой лично резал торт большим кухонным ножом, в его ручонках напоминавшим саблю. Разумеется, весь вечер он проходил в своих честно завоеванных красных трусах и даже иногда мужественно присаживался, хотя последствия утренней экзаменационной порки еще давали о себе знать.

Глядя на радостного малыша и, в общем, вполне разделяя его радость, Игинкат, тем не менее, не мог отрешиться от тягостных мыслей. Его-то главные испытания были еще впереди.

Глава 10. Полевые сборы

Поездка в загородный лагерь на сборы, неизменный предмет разговоров третьекурсников на протяжении как минимум последних двух месяцев, стала, наконец, реальностью. Хотя формально еще не закончилась весна, погода стояла уже по-настоящему летняя, жаркая и душная. В городской школе уже завершился учебный год, для Игинката очень удачно — он стал отличником и первым учеником класса, до него это звание на протяжении нескольких лет удерживал Салве. В иной ситуации это наверняка бы было поводом для небольшого семейного праздника, но только не сейчас: все семейство занималось сбором сына в дорогу. В их родном Кенлате для детей тоже организовывались летние лагеря, но только для отдыха, к тому же Игинкат знал о жизни в них только по рассказам одноклассников, но сам счастливо избежал попадания туда. Таким образом, это был первый раз, когда ему предстояло надолго разлучиться с родителями: жить в казарме, деля ее с доброй сотней однокурсников, питаться исключительно казенными харчами, и днем, и ночью находиться под контролем воспитателей, да ко всему этому еще специфика полевых сборов, о которых даже привычные ко всему франгульские мальчишки говорили с явным опасением.

Игинкат старался заранее не праздновать труса. В конце концов, на занятиях в Агеле дела у него шли вполне прилично. Он вполне был готов достойно вынести полсотни ударов розгами и даже сдал особо неприятный зачет по порке спереди, он не уступал никому из одногруппников в панкратионе и вполне освоил два скалодрома: тот, что в Агеле N 5, и тот, что в «Акарисе». Определенные опасения по-прежнему вызывала стрельба, но сейчас ему уже, хоть через раз, но все же удавалось выбить нужное количество очков. Авось, повезет на экзамене, да и на тех же сборах наверняка еще будет возможность подтянуть стрельбу. Мать, похоже, нервничала куда больше него, судя по тому, сколько вещей умудрилась запихать в его рюкзак и сколько наставлений успела ему выдать. Советы типа не купаться в незнакомых местах и немедленно переодеваться, если вдруг вымокнет под дождем, Игинкат, естественно, пропускал мимо ушей. Было у него такое предчувствие, что в лагере ему будет совсем не до этих мелких проблем.

Отъезд состоялся рано утром от здания Агелы. Киру, разумеется, увязалась его провожать и была неприятно поражена, что ее сыночка поедет в открытом кузове грузовой машины. Сам Игинкат в этом никаких проблем не видел. При такой-то жаре даже приятно, когда тебя обдувает ветерок, да и вообще ехать на деревянных лавках, подскакивая на каждой дорожной выбоине, казалось прикольным. Не, вот если вдруг дождь пойдет, ощущения окажутся куда менее приятными, но на небе пока не было ни облачка. Забравшись в кузов, мальчик с трудом нашел, куда втиснуть свой раздутый рюкзак, и отвоевал место на лавке рядом с Салве. Помахав матери на прощание, Игинкат приготовился весело провести время.

Поездка действительно оказалась полна острых ощущений. Трясло так, что мальчишкам приходилось цепляться друг за друга, а сидящим сбоку — за борта, чтобы не вылететь из машины. Майор Аранфед сидел в кабине рядом с водителем и доносящиеся из кузова радостные писки воспитанников спокойно игнорировал. Похоже, безопасностью будущих франгуляров не был озабочен никто. Если какой недотепа вдруг и попадет под колеса, так значит судьба его такая, нечего было вообще в Агелу поступать. Доехали, впрочем, без значительных происшествий.

Лагерь располагался в широкой долине среди невысоких гор. Вокруг широкого плаца стояли две двухэтажные деревянные казармы и трехэтажное административное здание с кухней, столовой, медсанчастью, складом и спортивными залами. Автомобили встали в линию вдоль его фасада, мальчишки с вещами отправились строиться на плац, где Аранфед, командующий третьим курсом, ставший потому и начальником лагеря, довел до их сведения действующие здесь правила. Выяснилось, что кучу вещей с собой они тащили совершенно зря. Все это придется сдать на склад, оставив себе только чистое нижнее белье и необходимые гигиенические принадлежности. Кроме того, им выдадут со склада казенные плащи на случай дождя. Никакой иной одежды и никакой обуви курсантам в лагере носить не полагается. Их ждут интенсивные занятия от завтрака до ужина с перерывом на обед, после ужина общее построение с подведением итогов дня и наказанием провинившихся, после которого перед отбоем у курсантов останется еще час времени на личные дела, когда можно взять в лагерной библиотеке книгу или, допустим, ручку и бумагу, чтобы написать письмо домой. Подъем в семь утра, отбой в девять, возможны также ночные подъемы по тревоге. Завершив общий инструктаж, майор указал, каким группам в какие казармы надлежит вселиться.

Враз утратившие веселое настроение пацаны повзводно (их группы теперь официально стали именоваться взводами) направились к складу, где, распотрошив сумки и рюкзаки, извлекли из них то, что можно оставить при себе, а остальное сдали под расписки, там же получили плащи, тюфяки и постельное белье и, нагруженные всем этим барахлом, двинулись в отведенные им для проживания казармы. Там выяснилось, что жить им предстоит на первом этаже, а второй уже был занят солдатами, прикомандированными к лагерю в качестве обслуживающего персонала.

Огромное помещение, заставленное двухъярусными кроватями в три ряда, поразило воображение Игината. Заселяли ребят повзводно, и их взводу досталось место ближе к торцу казармы. По соседству разместился взвод, в котором числился уже известный ему Редле, и это мальчику совсем не понравилось. Хорошо хоть удалось занять одну кровать с Салве: тому предстояло спать внизу, а Игинкату наверху. Занятия должны были начаться с завтрашнего утра, и у мальчишек было полдня, чтобы познакомиться с соседями и обжиться в лагере. Игинкат наконец-то увидел того самого Линре, приятеля Итке. Десятилетний мальчуган в красных трусах выглядел каким-то затравленным и предпочитал держаться поближе к другу и подальше от своих товарищей по взводу. Но стоило одному из приятелей Редле потребовать от него что-то принести, он послушно отправился исполнять поручение.

На следующее утро Игинката разбудил зычный крик «Подъем!». Спрыгнув со своей верхней кровати, мальчик вместе с толпой сверстников ввалился на улицу, строиться на плацу. Построились довольно быстро, благо, одеваться было не надо. Вместо утренней зарядки не вполне еще проснувшимся пацанам устроили пробежку по окрестностям лагеря. Бежать босиком по здешним каменистым дорожкам оказалось тем еще удовольствием, кросс в пригородном лесу, который ему довелось сдавать на первом курсе, и то дался легче. После возвращения в казарму мальчишек ждал туалет, утренний душ и, наконец, завтрак в огромной столовой, где спокойно размещался весь их курс. Кормили не сказать, чтобы изысканно, — творожной запеканкой, но зато как на убой.

Затем начались занятия. Если в Агеле все группы занимались обособленно, то здесь, в лагере, с отдельными помещениями было туго, и всю массу ребят просто поделили на две смены, по числу казарм. Так, до обеда их казарма тренировалась в панкратионе, а ребят из другой повели на стрельбище, после обеда они поменялись местами. Совместные занятия нескольких взводов в одном здоровенном зале с кучей рингов привели к тому, что ребята из разных групп перемешались. Пары для тренировок подбирались случайно, лишь бы весовые категории хотя бы приблизительно соответствовали. Когда дошло дело до поединков, Редле принялся выяснять, кто в других взводах считается самыми лучшими бойцами, и целенаправленно задирать этих ребят. В его собственном взводе, похоже, достойных соперников у него не было. Заметив по первым двум поединкам, как грязно он ведет бой, Игинкат, пожалуй, отказался бы от такой чести и предпочел своего традиционного соперника Салве, но раз уж вызывают…

Своей агрессивной манерой Редле мог бы, пожалуй, подавить любого, кто не до конца уверен в собственных силах и при этом не превосходит его в технике. Но Игинката-то, помимо штатного агельского тренера, наставлял еще и Истребитель! После пары минут осторожности, когда юный Игироз не столько атаковал противника, сколько уклонялся от его ударов, дождавшись, когда Редле пойдет напролом и раскроется, Игинкат эффектно вырубил его ударом пятки в нос. Поскольку никакого защитного снаряжения на бойцах не было, Редле, чтобы остановить кровотечение, пришлось тащиться в медсанчасть, и до самого конца занятия он больше никому не досаждал.

Следующий день был посвящен скалолазанию и полевым учениям. Вместо привычного скалодрома лазать пришлось по натуральной скале. Маршрут был не слишком сложным в техническом плане, поскольку всяких выступов и выбоин на этой скале было без счета, зато пройти его надлежало без страховки. Привычная уверенность в своих силах куда-то разом пропала.

- Ну, что задумались? — вопросил инструктор, видя, что никто не спешит первым лезть на скалу.

- А можно оттуда сверху веревку спустить? — робко предложил один из курсантов. — Ну, чтоб хотя бы вокруг запястью ее обвязать…

- А в боевых условиях вам кто сверху веревку сбросит? — ехидно поинтересовался инструктор. — Все, ребята, базовый курс вы освоили, теперь пришла пора обходиться без страховки. Ну, на первый раз, чтоб спокойнее было, разрешаю принести из казармы тюфяки и свалить под скалою, все мягче падать будет.

Идти за тюфяками никто не решился. Кто-то из краснотрусых десятилеток (все же отчаянный народ!) первым полез вверх по скале, не шибко быстро, но достаточно уверенно. Глядя на него, Игинкату стало стыдно за свой страх, и он шагнул вперед, чтобы встать вторым. За ним быстро выстроилась целая очередь. Стараясь не думать, что если сорвется, это, вполне возможно, будет его последнее падение, мальчик ловко перебирался с уступа на уступ. Фу, вот, наконец, и гребень… Глянув вниз, Игинкат увидел, что скалу теперь штурмует целая компания, причем некоторые идут параллельным курсами. Самые осторожные еще топтались у подножия, пропуская вперед других, но постепенно, не выдержав насмешливых взглядов инструктора, все решились начать подъем. Назад ребята спускались тем же маршрутом и как-то даже более уверенно, хотя слезать со скалы вниз всегда тяжелее.

Послеобеденные полевые учения на фоне предыдущих переживаний казались игрой. Ребят учили рассредоточиваться, маскироваться в зарослях, вести стрельбу из укрытий. Хорошо, что окопы в этой каменистой земле рыть не пришлось, они здесь уже были в наличии. Но можно себе представить, сколько пота пришлось пролить тем, кто их здесь отрывал!

И в последующие дни шли, чередуясь, занятия по тем же дисциплинам. Игинкат предпочел бы больше времени проводить на стрельбище, но тут, увы, от него ничего не зависело, иди, куда идет весь твой взвод. Тренировки болевой выносливости тоже забыты не были, но их, как и в Агеле, проводили всего раз в неделю, по субботам, чтобы не мешать курсантам совершенствоваться в других дисциплинах. На субботних занятиях офицеры теперь особо не изгалялись, да и разнообразия тренажеров здесь не было, одни только лавки, так что курсантам выдавались лишь привычные уже полсотни розог после предварительного разогрева, как говорил Аранфед, «исключительно ради поддержания формы». Поскольку на каждого привезенного в лагерь курсанта приходилось лишь по одному взрослому солдату, да и те значительную часть времени должны были отвлекаться на всяческие хозработы, субботние тренировки проводились в две смены: до и после обеда, и свободная на данный момент смена либо тихо занималась в казарме своими делами, либо элементарно отлеживалась после болезненной процедуры.

Впрочем, многим курсантам доводилось встречаться с розгами не только по субботам. На вечерних построениях зачитывались результаты дневных занятий, и худшие в своих группах получали наказание по десятку розог на брата. Наказывали и выявленных нарушителей дисциплины, но и с ними тоже не зверствовали, назначали обычно розог пятнадцать. Лавки для порки стояли прямо посередине плаца, чтобы не удлинять процедуру, драли сразу по несколько человек. Вызванный из строя должен был подойти к лавке строевым шагом, доложиться офицеру, руководящему экзекуцией, скинуть трусы, растянуться на лавке и получить причитающееся наказание. Многократно поротые подростки, уже и полсотни розог научившиеся выдерживать без крика, эту детскую дозу переносили легко, куда труднее было снести насмешки товарищей, сыпавшиеся на заработавших наказание неумех. Офицеры к такому моральному остракизму относились предельно лояльно и в тайне даже поощряли.

Игинкат думал, что хоть в воскресенье им дадут нормально отдохнуть, все же пятьдесят розог — не шутка, последствия за одну ночь не пройдут. Как же! Разлеживаться в кроватях ребятам никто не дал, хорошо хоть от утренней пробежки освободили, зато устроили им «тактические учения», а точнее, небольшую войнушку между двумя казармами. Со склада ребятам выдали странные ружья, стреляющие шариками с краской, мотоциклетные очки, синие и зеленые ленточки, которые надо было повязать на шеи, и отправили на позиции. Казарма Игинката стала «синими». После довольно вялой перестрелки, не имевшей особого результата, поскольку обе армии не покидали окопов, «зеленые» перешли в наступление на правом фланге. Началась стрельба в упор, переросшая в рукопашные схватки среди кустов. Солдаты из обслуги стали арбитрами, подсчитывающими попадания. Три пятна от краски на теле или сорванная с шеи ленточка приравнивались к смерти бойца, одно или два пятна, соответственно, к легкому и тяжелому ранениям. Иногда арбитрам приходилось попросту растаскивать яростно сцепившихся пацанов. По завершении игры состоялся общий подсчет потерь. «Убитых» оказалось с полсотни, без «ранений» не обошелся почти никто, многие щеголяли свежими синяками, были в наличии и разбитые губы, и расквашенные носы. Победителями были объявлены «синие», поскольку «зеленых» пострадало немного больше. Медсанчасть опять переполнилась пострадавшими, но никто о том не жалел, все же сегодня было весело.

Следующая неделя внесла некоторое разнообразие, например, ночной тревогой. Строиться на плац выбегали в кромешной темноте, затем получали винтовки, потом долго куда-то маршировали, наконец, вернулись обратно в лагерь, сдали оружие и разбрелись по казармам досыпать. Хорошо хоть подъем в этот день объявили на два часа позже, а то на утренней тренировке по панкратиону ребята двигались бы как сонные мухи.

Еще больший сюрприз устроили им однажды после обеда, заменив полевые учения марш-броском по окрестным горам. На фоне этой пробежки все прежние кроссы показались детским лепетом. Ребятам пришлось форсировать вброд заросшее озерцо, скорей, даже болото, как потом выяснилось, населенное пиявками, и этих присосавшихся тварей пришлось с себя сдирать! Редле пиявка забралась в трусы и выбрала для трапезы причинное место. Надо было видеть, с какой гадливостью он от нее избавлялся! Дальше путь их пролегал через густые заросли кустов со здоровенными шипами, царапин здесь не избежал, похоже, никто. Потом они карабкались по каменной осыпи с угрозой навернуться либо столкнуть камни на лезущих сзади товарищей, вихрем неслись вниз по склону, и, наконец, бегущий впереди Аранфед завел их прямо в крапивные заросли. Ему-то что, он бежал в сапогах и полевой форме, а они-то босиком и в одних трусах! Игинкат готов был поклясться, что после самой интенсивной из болевых тренировок на его осталось меньше порезов, чем после этого треклятого марш-броска! Остальные ребята выглядели не лучше, так что медсанчасти вечером пришлось работать не покладая рук.

С культурной жизнью на сборах дело обстояло слабо. Ребята за день так выматывались, что свободный час перед отбоем большинство проводило на койках, дожидаясь только, когда можно будет на законных основаниях завалиться спать. Сил хватало только на треп и написание писем домой. Игинкат с Салве, как самые интеллектуально развитые, брали все же на вечер книги в местной библиотеке. Выбор там был тот еще, но, чтобы убить время, вполне сойдет.

Линре, которого Редле и его кодла все-таки заставили стать своей прислугой, при любом удобном случае старался удрать к приятелю Итке. Койка последнего находилась неподалеку от койки Игинката, хоть и внизу, и ему было слышно, о чем беседуют два десятилетки.

- И ты опять согласился стирать его трусы?! — взъерошенный Итке был похож на нахохлившегося воробья.

Трусы ребятам действительно приходилось стирать часто, во время полевых занятий они быстро приобретали непотребный вид, и если не отстирывать, тут никакого сменного белья не хватит. Прачечной в лагере не было, так что стирать приходилось в раковинах и своими руками.

- А что делать-то… — безнадежно промолвил Линре. — Сам знаешь, они на все способны. Они мне специально нижнюю койку отвели, чтоб легче было ночью издеваться. Редле уже угрожал, что устроит мне темную. Навалятся вчетвером на спящего, голову подушкой накроют, чтоб криков не слышно было, и ведь даже не отбрыкаешься…

- А что, в вашей группе перед ним все еще пресмыкаются?

Надо сказать, что авторитет Редле в последнее время понес ощутимые потери. Все, конечно, помнили, как он проиграл тренировочный поединок Игинкату, то есть самым сильным бойцом на курсе считаться уже никак не мог. Еще больше вреда, по мнению Игинката, нанесла Редле та дурацкая ситуация с пиявкой. Если ты, пусть даже поневоле, пусть всего на одну минуту, стал посмешищем, разыгрывать из себя суперкрутого парня уже не получится.

- Ага, им же удобно так, — махнул рукой Линре. — Они уже не только до меня, они и до пацанов из других групп домогаются. Хотят такие порядки установить, чтобы все младшие старшим прислуживали. Вот увидишь, они и до тебя скоро доберутся…

- Я его на поединок вызову! — сердито раздувая ноздри, промолвил Итке.

Игинкат заинтересовался, даже книгу отложил и счел себя вправе влезть в чужой разговор:

- Тебя не допустят до поединка с ним, ты же мухач!

- Ну и что, что мухач! — возмутился Итке. — Игинке, мы же тобой в одной группе, ты же видел, как я дерусь!

Дрался этот пацан действительно отчаянно и с каждым разом все лучше и лучше. Среди десятилеток у него конкурентов точно не было, но Редле же на три года старше, на голову выше и килограмм на десять тяжелее.

- Классно дерешься для своей весовой категории, но при такой разнице в весе до поединков не допускают.

- А если дуэль?

- Хм… — дуэльный кодекс у кандидатов во франгуляры был весьма своеобразным, драться с младшим или не подготовленным по своей инициативе было нельзя, но вот если он сам тебя вызывает… Тут уж, конечно, уклониться нельзя никак, иначе ославят трусом.

- На дуэль ты его вызвать имеешь право, только он все равно тебя побьет. Хотя погоди… — Игинкат спрыгнул со своей верхней койки. — Знаю я пару приемов, которые этому Редле вряд ли известны. Меня им Истребитель научил. Редле, конечно, достать трудно, но если ты сумеешь этого дылду подловить…

Для демонстрации приемов мальчикам пришлось пройти в ванную комнату, подальше от лишних глаз. Игинкат показал нужные движения и предложил младшему пацану их повторить. Итке оказался на удивление хорошим учеником…

Обратно на койку Игинкат возвращался в бодром расположении духа, хотя челюсть еще побаливала от контакта с пяткой юнца. Надо же, какая у Итке хорошая растяжка! Перспективы будущей схватки уже не казались столь безнадежными для младшего пацана. Один хороший удар, нанесенный в нужный момент, и нокаут гарантирован. И уж после такого позора от авторитета Редле точно ничего не останется. Одно дело, когда ты проигрываешь сверстнику, лучшему бойцу своего взвода, и совсем другое, когда тебя валит на пол вот такой клоп! Тут уж впору посыпать голову пеплом и втихую сваливать из лагеря!

Глава 11. Преступление и кара

На ближайших занятиях по панкратиону Итке начал психологически давить на Редле. Сразу вызывать его не стал, вместо этого навязался в спарринг-партнеры одному парню из его компании, довольно пакратионисту. Тот сперва пытался форсить, дескать, что мне этот клоп сделает, но, пропустив несколько ощутимых ударов, вынужден был работать по-настоящему. Бой вызвал такой интерес, что все парни, не занятые в этот момент в схватках, столпились вокруг ринга, и Редле в их числе. Вот тут-то Итке и применил один из приемов, разученных с Игинкатом. Получив нокаут, противник его растянулся на полу. Зрители зааплодировали. Разгоряченный, не отошедший еще от поединка Итке, отыскал глазами своего врага и обратился прямо к нему:

- Редле, а ты-то что лыбишься? В следующий раз и с тобой то же самое сделаю, если не отстанешь от Линре!

Редле изменился в лице, пробормотал для порядка что-то уничижительное в адрес оборзевшего десятилетки, но все же почел за лучшее отойти подальше. Юного героя дня, стоило ему покинуть ринг, тут же окружили сверстники. В их шумном гомоне трудно было различить отдельные реплики, но по обрывкам фраз, произнесенных особенно громко, Игинкат сделал вывод, что Редле, по мнению пацанов, найдет предлог отказаться от схватки с Итке. Сам Итке так не думал, и, чтобы перекричать приятелей, он проорал на весь зал:

- А тогда я его на дуэль вызову!!!

Кого «его», поняли, разумеется, все, включая самого вызываемого, хоть он и находился в это время у самой дальней стены, старательно делая вид, что не интересуется, о чем там галдит малышня. После громогласного заявления Итке шум как-то стих, и до самого окончания тренировки в зале царило молчаливое напряжение.

Игинкат нутром чуял, что все это добром не кончится. Казалось, все решится уже в этот вечер, поскольку Линре откровенно взбунтовался и до самого отбоя не отлипал от Итке, игнорируя все требования старших ребят из своего взвода что-либо для них сделать. Другие десятилетки тоже не слишком охотно откликались на подобные обращения. Авторитет Редле рушился на глазах. Тем не менее, до самого отбоя ничего примечательного не произошло, а на следующий день курсантов ждали новые интенсивные тренировки и было уже не до сведения счетов. Ребята малость успокоились, решив, что разборки отложены до завтрашних занятий по панкратиону.

Драма разразилась за полчаса до отбоя. Игинкат с Салве мирно валялись на своих койках, уткнувшись в книги, Итке пошел в умывальную комнату отстирывать трусы, которые во время сегодняшних полевых учений так перепачкались в земле, что даже их изначальный красный цвет угадывался с трудом. Сперва там было тихо, потом уши Игинката уловили какой-то непонятный шум, и, наконец, раздался пронзительный мальчишеский крик, заставивший всех встрепенуться. Ребята, чьи кровати стояли ближе к двери в умывальную комнату, повскакали с коек и ринулись выяснять, что там происходит. Туда же понесся дежурный по казарме офицер, а вслед за ним и солдаты со второго этажа. Игинкат находился дальше от места событий, и когда он подоспел, в умывальную было уже не пробиться, и лишь по доносящимся оттуда крикам можно было понять, что там происходит.

- Осторожно, у него нож!!! — истошно провопил какой-то пацан.

- Не дергайся, сучонок! — грозно рыкнул один из солдат.

- Носилки сюда, быстро! — донеслось приказание офицера.

Двое солдат бегом помчались в медсанчасть. Вернулись они не более чем через пару минут, криком разогнав толпящихся пацанов, чтобы не загораживали проход. Мальчишки выстроились вдоль стенки, уйти совсем их бы сейчас не заставила никакая сила. Наконец, из умывальной комнаты вынесли скорчившегося Итке. В районе его живота на носилках расползалось кровавое пятно. Чуть погодя солдаты вывели Редле, согнутого так, что смотреть он мог только в пол, и поволокли в административное здание, где помимо прочего имелся карцер. Следом ушел и дежурный офицер.

Как только взрослые покинули помещение, пацаны принялись бурно обмениваться впечатлениями. Нашелся и непосредственный свидетель произошедшего — тот самый паренек, что кричал о ноже. Он тоже находился в умывальной, когда все случилось, но в дальнем углу, и Редле его не заметил. По его словам, Редле вошел в умывальную, когда Итке уже переоделся в чистые трусы и возился у раковины, пытаясь отстирать грязные. Редле вызвал его на разговор и почти сразу принялся угрожать, чтобы Итке не совал свой нос в дела их взвода, не баламутил пацанов и забыл бы о всяких дуэлях. Итке в ответ посоветовал собеседнику отстать от Линде, и вообще, если он собственное белье стирать брезгует, пусть этим его приятели занимаются, и тогда уж он, Итке, так и быть, откажется от намеченной дуэли. Редле это очень не понравилось, и он извлек из трусов… нож! Черт его знает, где он его там держал, может, в потайном кармане каком? Уже с оружием в руках Редле повторил свои угрозы. Итке, на свою беду, не испугался и полез в драку. Короткая яростная схватка закончилась тем, что Редле пырнул противника ножом в живот. Ну а дальше в умывальную ворвалась куча людей, и Редле кое-как скрутили.

Спать ребята разбредались в самых скверных чувствах. Приятели Редле даже и не думали его защищать, справедливо опасаясь, что их тогда коллективно отлупит вся казарма. Игинкат долго потом не мог заснуть, размышляя, как эта гнида, то бишь Редле, вообще умудрилась протащить в лагерь нож, где его прятала, и неужели никто больше об этом не знал, ну, хоть тот же Линре, которому поручали стирать редлевские трусы. А может, знал, потому и боялся? Еще не давала покоя мысль, что это он, Игинкат, возможно стал косвенным виновником этой драмы. Не покажи он Итке тех приемов, тот, может, и не рискнул бы угрожать Редле дуэлью, а если даже и решился бы, Редле бы его все равно не забоялся и, стало быть, не схватился за нож. Ох, только бы Итке выжил…

На утреннем построении майор Аранфед вкратце рассказал курсантам о вечернем ЧП, с удовлетворением отметил, что ранение Иткиса Люванеда оказалось тяжелым, но не смертельным, мальчика срочно прооперировали, и теперь его жизни ничто не угрожает. Что же касается курсанта Редлиса Дазистеда, поднявшего оружие на безоружного, да еще и младшего товарища, то он, безусловно, будет исключен из Агелы и серьезно наказан. При этом преступление его настолько вопиюще, что не может идти и речи о рутинной порке во время вечернего построения, поэтому наказание его переносится на субботу и будет произведено на глазах у курсантов, которых ради такого события снимут с занятий. Дазистеда высекут плетью, а до наказания он будет пребывать в лагерном карцере.

Вечером в казарме только и разговоров было, что о предстоящей экзекуции. На тренировках болевой выносливости ребятам уже доводилось встречаться с плетьми, и они их в принципе не боялись, вот только интуиция подсказывала, что вряд ли на сей раз это будут те же самые плети… А если и те же, то их должно быть выдано, ну, очень много!

Когда настала суббота, юные курсанты с самого подъема пребывали в нервном возбуждении, которое не смогла сбить даже традиционная утренняя пробежка. На построении им сообщили, что экзекуция состоится сразу после завтрака, а послеобеденное время, отведенное для тренировок, будет поделено напополам между двумя сменами. Вид плаца, между тем, изменился. В самом его центре в землю были врыты два толстых столба с многочисленными выемками прямоугольного профиля на одной стороне, из-за чего при взгляде сбоку они походили на пилы. Столбы соединяла вставленная в эти пазы на метровой высоте длинная и крепкая доска. Мальчишки понимали, что все это как-то связано с грядущей поркой, но плохо представляли, как эту конструкцию можно использовать. В Агеле такого точно не было, да и в той книге о тренировке болевой выносливости, что довелось прочесть Игинкату, подобные приспособления для фиксации наказуемого нигде не упоминались.

После завтрака ребята снова вернулись на плац, выстроившись с обеих сторон от странных столбов, спиной к своим казармам. Игинкат со своим взводом стоял, соответственно, справа. Напряжение все нарастало, даже офицеры отнюдь не являли собой образец спокойствия. Но вот, наконец, из административного корпуса вывели приговоренного к экзекуции. Двое солдат держали Редле под руки, лицо подростка было бледным, глаза уставились куда-то поверх голов. Дазистеда подвели к столбам, перед которыми выстроилось все лагерное начальство, заставили встать по стойке смирно, и Аранфед зачитал ему приговор. Описав преступление, совершенное Редле, перечислив статьи законов и пункты устава Агелы N 5, которые он нарушил своим деянием, майор объявил, что Редлис Дазистед приговаривается за оное к сорока ударам тяжелой плетью и последующему исключению из их учебного заведения. Редле выслушал приговор с широко открытыми глазами. После слов о сорока ударах его лицо вытянулось и, казалось, даже посерело, а глаза так просто остекленели. Когда Аранфед спросил его, понятен ли ему приговор, мальчик машинально кивнул. «Тогда раздевайся», — последовал приказ. Редле скинул трусы. Офицеры разошлись в стороны, освобождая дорогу, солдаты, вновь взяв обнаженного мальчика под руки, подвели его к соединяющей столбы доске, заставили его прижаться к ней грудью и раскинуть руки в стороны, после чего крепко примотали их за запястья к той же доске кожаными ремнями. Убедившись, что парень крепко привязан, солдаты взялись за концы доски и переставили ее повыше, так что теперь Редле доставал до земли только пальцами ног.

Наказуемый стоял боком к выстроившимся курсантам, но поскольку строй был длинный, левый фланг мог взирать на него с тыла, а правый, где стоял Игинкат, спереди. Разумеется, никто не пренебрег возможностью поразглядывать бывшего неформального лидера казармы, выставленного на позор. Редле на поверку оказался стройным, хорошо сложенным мальчиком, а лицо его без привычной мерзкой улыбочки, выражающее плохо скрываемый ужас, казалось даже красивым. Вынужденно вытянувшийся парень дрожал в напряжении, как натянутая струна.

Солдат, назначенный экзекутором, принес плеть. При виде ее у Игинката похолодело в животе. Это орудие наказания было сплетено из кожаных ремней и длиной намного превосходило ту плетку, которой некогда Илера Бельтед охаживала самого Игинката. Та плеть жалила как гадюка, а уж как будет эта… ну, как гюрза, наверное. Прежде чем начать порку, плеть специально продемонстрировали Редле, дабы знал, что его ждет. Парень в ужасе сжался и даже дрожать перестал.

Молчать ему, впрочем, оставалось недолго. Первый же удар вырвал из его уст сдавленный крик и заставил вдавиться шеей в удерживающую доску, второй, приложенный ниже, выбил почву у него из-под ног и заставил повиснуть на руках. Редле вначале еще пытался как-то сдерживаться, но стерпеть такую боль было явно выше его сил. Плеть просекала кожу при каждом ударе, и хотя экзекутор старался попадать по ягодицам, спине и задней поверхности бедер, кончик плети то и дело захлестывал на ребра или на бедра спереди. Даже эти кровавые следы, которые видел Игинкат, выглядели жутко, и он мог только представлять себе, на что походила сейчас спина наказуемого. Где-то на десятом ударе Редле утратил контроль над своим мочевым пузырем, потом перестал даже пытаться опереться ногами о землю в промежутках между ударами, напротив, как-то жалко поджимал нижние конечности в надежде, что хоть по ним не попадут. Но тем больше ударов доставалось его спине и заднице. Истошные крики наказуемого после каждого удара постепенно слились в непрерывный вой, который затем резко оборвался. Потерявший сознание Редле повис на руках, но его привели в чувство нашатырным спиртом и продолжили бичевать.

Когда был нанесен последний из назначенных сорока ударов и наказуемого отвязали, он не способен был уже стоять на ногах. Редлиса уложили на носилки и унесли в медсанчасть. Строй распустили и, поскольку до обеда еще оставалось свободное время, мальчишки разбрелись кто куда. Многие, и Игинкат в их числе, обследовали землю в том месте, где только что стоял Редле. Разворошенный песок был густо окрашен кровью.

Глава 12. Экзамены третьей ступени

За неделю до экзаменов Аранфед устроил курсантам последнюю проверку на болевую выносливость.

- Сегодня вы получите по восемьдесят розог, — заявил он перед началом тренировки, — а то некоторые из вас что-то слишком высоко о себе возомнили. Под розги ложатся — словно одолжение мне делают. Думаете, такими крутыми стали, что вас уже ничем не проймешь?! Сами же видели, как тут один засранец орал на весь лагерь! Ну, так сильно бить по вашему самолюбию я не собираюсь, вы этого не заслужили, но спесь я с вас все ж таки собью! Короче, терпите, сколько можете, оценивайте свои силы.

Услышав, сколько им предстоит сегодня вынести, мальчишки содрогнулись. Больше полусотни зараз им еще не доставалось, ну, за редким исключением. Игинката полгода назад один раз наказали шестьюдесятью розгами, он тогда еле на тренажере удержался. Нет, конечно, с тех пор он стал куда терпеливее, но число восемьдесят все равно страшило. А уж когда в связи с предстоящей экзекуцией вспоминают о злосчастном Редле… Тот после бичевания плетью целую неделю в лазарете отлеживался, и говорят, что это ему еще повезло. Вот если бы он тогда Итке насмерть зарезал, получил бы на десяток плетей больше и тогда бы уже ой как долго здоровье восстанавливал!.. Итке, говорят, тоже уже оклемался, кишки ему зашили, и воспаления не было, но все равно он еще слабый очень, и этот семестр для него, считай, потерян, придется осенью весь курс по новой проходить. Итке было жалко, но чем уж тут поможешь…

Отказавшись на скамье под розгами, Игинкат решил терпеть, пока в глазах от боли не потемнеет. Нет, он, конечно, не Итке, чтобы молчать до потери сознания, но сдаваться, пока есть хоть малейшие силы, было стыдно. Другие ребята тоже старались терпеть, во всяком случае, экзаменационные полсотни вынесли все. Потом для многих началась «неизведанная область ощущений», и то один, то другой стали подавать голос. Игинката прорвало на шестьдесят пятом ударе. Оставшиеся полтора десятка прошли как в тумане, под аккомпанемент многоголосого воя, но хотя бы с лавки не свалился, и то ладно.

Просечки, понятно, оказались у всех, и пришлось всей дружной командой плестись в медсанчасть, где еще выстаивать очередь, чтобы тебе их обработали. Салве постарался занять место рядом с Игинкатом и первым завел разговор:

- Тебе сколько вытерпеть удалось.

- Шестьдесят четыре.

- Неплохо. А мне вот только пятьдесят три… — вздохнул Салве. — Боюсь, это будет мой предел, если не получать больше нормы.

- Ну, тебе и этого хватит вполне.

- Тревожно как-то… результат-то почти на грани… Знаешь ведь, физическая форма имеет свойство меняться. Перенервничал слишком, слопал перед экзаменом что-то не то и потому ослабел, вот и результат у тебя уменьшился. Вот тебе точно нечего бояться при таком-то запасе.

- Зато у меня стрельба хромает, — нахмурился Игинкат. — И вот там уж точно раз на раз не приходится. Не хотелось бы провалиться из-за такой чуши…

- А ты соберись и верь в лучшее, — улыбнулся Салве. — Ты ж настоящий любимчик фортуны, Игинке. Вот скажи мне кто, что какой-то парень сумел за один год пройти три курса Агелы, я бы ни за что не поверил! А ты уже две ступени одолел без единого срыва, почему же на третьей должен споткнуться?

Игинкат готов был согласиться, что судьба действительно к нему благоволит. Но вдруг и у этого везения есть предел? Проверить это предстояло уже через неделю.

Последняя неделя перед экзаменами была занята облегченными тренировками. Нового ничего не осваивали и жил не рвали, больше старались отшлифовать технику.

Экзамены, как и на первых двух курсах, заняли два дня. В первый день сдавали стрельбу, скалолазание и панкратион, а во второй — болевую выносливость. Ну, это уж как обычно. Только на сей раз процедура обещала затянуться надолго и занять весь день, вместо торжественного обеда, соответственно, планировался торжественный ужин.

Первым, по плану, проходил экзамен по той дисциплине, которая требовала наименьших затрат физических сил и при этом наибольшей сосредоточенности, то есть по стрельбе. На завтраке Игинкату положительно кусок в рот не лез. Когда из взвод колонной по трое маршировал из столовой на стрельбище, мальчик чувствовал себя хуже, чем когда на тренировке забирался в ванну с крапивой. Получив в руки винтовку, он судорожно вцепился в нее, чтобы не дрожали пальцы, и тут явственно понял, что если срочно не справится с собой, то экзамен завалит как пить дать. Пришлось вспоминать все приемы самоуспокоения, которые он применял, когда лежал под розгами. Вроде помогло.

Стрельба, тем не менее, задалась не очень. Игинкат шел почти точно по графику экзаменационного норматива, отклоняясь от него то выше, то ниже. Это ужасно нервировало, особенно когда рядом Салве выбивал десятку за десяткой. Дружок явно боролся за звание лучшего стрелка взвода, а может, и всего курса, норматив он выполнил настолько играючи, что последний выстрел мог бы и не делать вообще. Игинкату же перед последней серией не хватало до норматива восьми очков. Достаточно влепить в семерку и все — позорный провал на первом же экзамене! Мальчик целился так тщательно, словно от этого зависела его жизнь. Когда осматривавший мишени офицер объявил его результат — девять очков — Игинкат ощутил такую эйфорию, что чуть в пляс не пустился. Все! Самый трудный для него норматив выполнен, пусть с запасом всего в одно очко, а уж в своих способностях сдать остальные дисциплины он даже и не сомневался.

Салве показал в стрельбе третий результат среди всех соревнующихся и был этим, кажется, даже не очень доволен. А двое парней не смогли выполнить норматив вообще. Они не плакали, чай, не маленькие уже, но не знали, куда деться от сочувствующих глаз. В двенадцать — тринадцать лет очень больно ощущать себя неудачником.

Со стрельбища курсанты повзводно двинулись в горы. Для сдачи норматива инструктора подобрали им не слишком сложную, но зато ни разу еще не покоренную ими скалу, и штурмовать ее надо было без страховки. Ребятам дали лишь время разглядеть будущую трассу, наметить для себя, где и за что цепляться, а дальше уже каждый сам выбирал себе маршрут.

Игинкату после успешного прохождения стрельбы хотелось летать, и этот эмоциональный подъем мог сыграть с ним злую шутку. Хотелось показать лучшее время, даже если для этого придется рисковать. В конце концов, он же уже взбирался на скалодром в «Акарисе», а там маршруты точно посложнее будут, чем на этой скале. Начал мальчик очень шустро и прошел уже больше половины дистанции, когда при переброске тела от одного выступа к другому у него внезапно сорвалась опорная нога. Мальчик повис на руках и потерял несколько драгоценных секунд, нащупывая ногами новые точки опоры, но зато этот предупредительный звоночек немного его отрезвил. Дальше Игинкат двигался чуть более осторожно и благополучно добрался до вершины. Инструктор, стоящий наверху, фиксировал время покорителей скалы, и результат Игинката долгое время оставался лучшим. Но в одном из взводов нашелся парень с руками длинными, как у обезьяны, который смог пройти маршрут и достаточно быстро, и без досадных срывов, он и отодвинул Игинката на второе место.

Глядя на успех этого длиннорукого, ребята, еще не прошедшие дистанцию, заметно расшевелились. Кое-кто явно вознамерился побить его рекорд, и это чуть не привело к трагедии. Один из наиболее прытких пацанов сорвался, причем, кажется, в том самом месте, где ранее оступился Игинкат, только в отличие от последнего на руках удержаться не сумел и хорошо что не слетел, а съехал вниз, цепляясь пальцами за все встречные неровности на скале, срывая ногти и корябая грудь и пузо о камни. Приземлился он, конечно, жестко и вдобавок к царапинам сломал себе левую лодыжку, но хоть жив остался. Несчастного отнесли в лагерь на носилках, а еще не сдавшие экзамен курсанты пыл свой явно поумерили. Результат Игинката так и остался в итоге вторым.

Соревнования по панкратиону начались после обеда. Ребят предварительно рассортировали по весовым категориям, а чтобы определить, кто с кем будет встречаться внутри каждой из категорий, тянули жребий. Зачетные требования здесь были те же, что и в соревнованиях по борьбе на втором курсе: необходимо было либо победить противника в первой схватке, либо выиграть две схватки утешительного турнира.

Игинкат знал, что в своей категории именно он является для всех самым опасным противником. Это значит, что его будут бояться и в открытый обмен ударами вряд ли ввяжутся, а завершить бой хотелось досрочно и желательно нокаутом — за это начисляют дополнительные очки в общем зачете по результатам всех экзаменов. Он уже дважды становился лучшим выпускником курса, когда одолевал программу первой и второй ступеней. Сию традицию хотелось продолжить, но шансов на это после довольно слабого результата в стрельбе было крайне мало. Ну, разве что всех его основных соперников выбьют в первом же поединке. Впрочем, среди них был и Салве, а уж ему этой участи Игинкат никак не желал. Вот будет дело, если их сведет жребий! Мальчика даже передернуло от такой мысли. К счастью, пронесло: в соперники Игинкату достался один из редлевских приятелей.

Первыми на ринг выходили мухачи — в основном, конечно, десятилетки. Игинкат привык уже, что юные обладатели красных трусов — народ, как правило, отчаянный, и здесь они эти свои качества продемонстрировали в полной мере. Дрались пацаны яростно, не обращая внимания на синяки и кровоподтеки. Проигравший, сбитый с ног, утирал, бывало, расквашенный нос и тут же топал выяснять, с кем ему предстоит встречаться в утешительном турнире. По выражению его лица можно было заранее сделать вывод, что его будущим соперникам очень не поздоровится! Больше всех Игинкату понравился Линре. От его недавней забитости и следа не осталось, напротив, это был самый бешеный боец среди всех мухачей. Своего противника он вывел из строя в первом же раунде, и казалось, попадись ему на ринге кто-нибудь из старших ребят его взвода, кто еще совсем недавно его третировал, этого парня он бы тоже завалил.

Наконец, дошло и дело и до той весовой категории, в которой выступал сам Игинкат. В ожидании, когда его вызовут, мальчик наблюдал бой Салве. Соперником его друга оказался тот самый длиннорукий пацан, что умудрился взобраться на скалу быстрее всех. Оказалось, что он и отстрелял неплохо, и в совокупности по набранным очкам опережал пока всех. Понятно, что и в схватке он уступать не хотел. Салве был, безусловно, лучше сложен, дрался техничнее и по рингу перемещался не в пример грациознее, длиннорукий брал своим напором. Первый раунд они провели на равных, но во втором длиннорукий, кажется, малость подустал и ослабил защиту. Одной из его ошибок и воспользовался Салве, с блеском применив прием из тех, которым его с Игинкатом обучил Истребитель. Пропустив удар ногой в голову, длиннорукий рухнул на ринг. Победа нокаутом выводила Салве в лидеры гонки, его поверженному сопернику в утешительном турнире потерянных очков не отыграть. Поняв, что в заочном споре друга он теперь не догонит, Игинкат выбросил из головы все мысли о первенстве. Теперь бы просто не облажаться, сдать все экзамены, и хватит с него.

Парень, вышедший на бой с Игинкатом, откровенно его боялся, это было видно даже по глазам. Итке уже успел наделать фурор на занятиях по панкратиону, а ведь тому удару, которым он свалил более рослого соперника, он научился не от штатного тренера. По казарме уже прошел слушок, что к этому приложил руку Игинкат. Ну, а если даже спешно обученный мухач оказывается так опасен, то чего же, спрашивается, ждать от его учителя, который к тому же одних с тобой габаритов?! Больше всего боясь пропустить нокаутирующий удар, противник Игинката все свои силы отдавал защите, откровенно стараясь дотянуть до конца раунда. Игинкат ему, впрочем, этой возможности не дал, загнав в угол ринга, хорошенько отмутузив и закончив таки дело эффектным ударом пяткой в нос. Редлевского дружка почему-то жаль не было. Понадеявшись, что в утешительном турнире его точно добьют, да хоть тот же длиннорукий, юный Игироз предался, наконец, заслуженному отдыху. Завтра, как-никак, еще экзамен по болевой выносливости сдавать, там силы тоже потребуются.

В воскресенье, наконец, в лагере появилась экзаменационная комиссия в полном составе. Точнее, даже четыре экзаменационные комиссии, поскольку одна просто не успела бы принять экзамен у всех допущенных к нему курсантов. Но даже при таком разделении обязанностей процесс грозил затянуться часов на восемь, во всяком случае, время на него отвели с десяти утра до шести вечера. Самой плохой новостью оказалось то, что никакого перерыва на обед не запланировано, по крайней мере, для экзаменующихся, пожилые экзаменаторы могли покидать экзекуционный зал, но, разумеется, не все сразу. Среди пацанов тут же начались разговоры, что хуже всего придется тем, кто ляжет на скамью в числе последних. Тут и от долгого ожидания измаешься, и пустой живот сил не добавит, да еще, не дай боги, захочется в туалет. Туда ведь тоже не выпустят. А какой будет позор, если вдруг обмочишься на лавке, прямо во время сдачи экзамена!

Разговоры разговорами, но делать нечего, придется сносить дополнительные трудности. В конце концов, их во время занятий и к этому тоже приучали. Да и не маленькие они уже, чтобы не смочь перетерпеть.

Изменив ради такого дела распорядок дня и посетив туалет не до, а после завтрака, заодно и помывшись, Игинкат сумел придать себе должный настрой. Хорошо еще, что инструктора вошли в положение воспитанников и не стали их сегодня гонять на утреннюю пробежку. Незадолго до десяти часов ребята повзводно промаршировали из казарм в административный корпус, к дверям зала, где обычно проводились тренировки болевой выносливости, а теперь надо было предъявлять придирчивым комиссиям их результаты.

Войдя внутрь, Игинкат огляделся. Зал широкий, четыре лавки, установленные в линию вдоль дальней стены, отнюдь его не перекрывают, между ними можно свободно ходить. За каждой из лавок сидит своя комиссия со своим секретарем и экзекутором, только распорядитель экзаменов один на всех — майор Аранфед. Он, наверное, и вызывать будет, причем сразу четверых. Интересно, ребят уже расписали по лавкам, тьфу, точнее, по комиссиям, или все пойдут в порядке общей очереди? Курсанты уже целиком наполнили зал, сидят по взводам. Все как один чисто вымытые, в наглаженных трусах, хотя те все равно снимать. Никакой посторонней публики, в отличие от экзаменов на первых двух курсах, здесь нет в помине, да и куда бы она втиснулась? Зал большой, но все же не резиновый. Ну и ладно, обойдемся, в конце концов, тут уже не малыши экзаменуются, вполне могут и обойтись без родительской поддержки.

Ага, вот уже и первую четверку вызывают. Порядок все тот же: снимаешь трусы, кладешь на стул, идешь строевым шагом к предназначенной тебе лавке, рапортуешь комиссии о прибытии, ложишься на лавку, ухватываешься за нее покрепче, вытягиваешься в струнку и терпишь, сколько положено. Не упал с лавки, рук от нее не оторвал, не всхлипнул, не заорал — значит, экзамен сдан. Вроде бы все просто и знакомо, только поди продержись эти пятьдесят ударов!

Первыми секли обладателей красных трусов. Ну, они тут самые младшие, могут, стало быть, рассчитывать на небольшое послабление — меньше маяться в ожидании. Десятилетки держались хорошо: не дергались, не стонали, даже слезы не пускали, малозаметные поерзывания ближе к концу наказания — это уж не в счет. Крепкие ребята, будущая военная элита, уже почти готовые франгуляры. Экзамен выдержали, понятно, все.

Когда дело дошло до более старших, картина стала не столь однозначной. Хоть Аранфед и обещал, что выбьет из воспитанников всякую изнеженность, до конца ему это сделать, похоже, не удалось. Да, жирок за семестр ребята порастеряли, все теперь тощие и поджарые, все от шеи до пяток в следах от рубцов и царапин, все поначалу стараются тянуть носочки и делать вид, что это не их секут, но далеко не у всех хватает запала на всю долгую порку. Некоторые под конец уже и воздух шумно втягивают при каждом ударе, и ногами дрыгают, и извиваются под розгой, и уже явно видно, что терпят они из последних сил, еще чуть-чуть — и заорут! Двое в итоге все же не вытерпели — голос подали, а потом расплакались, поняв, что завалили экзамен.

Но были и другие, державшиеся неимоверно стойко, словно они статуи, не чувствительные к боли. Игинкату не часто перепадала возможность видеть такую длительную лупку со стороны. Когда других драли на занятиях по болевой выносливости, одновременно драли и его, тут уж не до отвлеченных наблюдений. Сейчас же, видя своих товарищей под розгами, мальчик с удивлением осознал, что даже порка по спине может выглядеть эстетично. Ну, если парень, которого секут, сам по себе стройный и красивый, и умеет сдерживаться.

Больше всего Игинкат переживал, когда на лавке оказался Салве. Он, конечно, обаяшка и способен вызвать симпатии к себе и у комиссии, и даже у экзекутора, но только тут ведь за красивые глаза никому послаблений не делают, может, даже еще сильнее станут сечь, чтобы никто не подумал, что пожалели юного красавца. Салве, конечно, полсотни розог выносил с трудом, но внешне он сегодня держался просто идеально, знать бы еще, каких усилий это ему стоило.

Очередь Игинката подошла где-то на седьмом часу экзамена. Мальчику уже хотелось в туалет, но он сумел задавить в себе эти недостойные позывы и все проделал, как надо. Абстрагируясь от жгучей боли, охватывающей всю заднюю часть тела от плеч до колен, паренек думал о том, как вернется в Ксарту, как продемонстрирует отцу нагрудный знак, свидетельствующий о том, что он освоил нормативы третьей ступени мальчишеской доблести, а значит, отцовское задание стать настоящим франгуляром можно считать выполненным, как он придет с этим знаком в какой-нибудь клуб, куда ходят учащиеся женских школ… Да, ему ведь совсем скоро тринадцать исполнится, стало быть, для местных девчонок он будет уже настоящим мужчиной, а он к тому же еще единственный иностранец-франгуляр… да они на него десятками будут вешаться! Но и погрузившись в сладкие мечты, он сумел не утерять контроль над собственным телом и положенные пятьдесят розог перенес безупречно… даже слегка удивился, когда ему вдруг сказали, что все, надо вставать. Подниматься с лавки и топать в медсанчасть было потом, правда, ой как больно, и эйфории что-то не ощущалось, хотя по пути его не раз хлопали по плечу даже малознакомые парни, говоря, что он сегодня на экзамене был лучше всех.

Торжественный ужин прошел, как положено, хоть и не было на нем родителей, которые могли бы гордиться успехами своих отпрысков. Ну, значит, главные торжества откладываются до возвращения в город. Если честно, видеть тут своих родственников никто особо и не жаждал. Спины болят, бедра болят, о ягодицах и говорить нечего, это ж еще попробуй усиди после такой порки даже на мягком стуле, не скрипя от боли зубами! Но испеченные на праздник торты были, тем не менее, съедены, а все положенные регалии — вручены. Салве удостоился почетной грамоты за лучшие результаты на экзаменах. Игинкат радовался за него больше, чем радовался бы за самого себя, достанься эта грамота ему.

Вечером курсанты особо не бузили, всем больше хотелось отлежаться после порки, но уже поутру в казармах воцарилось всеобщее веселье. Весь распорядок дня пошел побоку, пацаны занимались, кто чем хотел, до самого отъезда, который произошел только после обеда. Даже жесткие скамьи в автомобильных кузовах, на которых пришлось ехать всю дорогу, не смогли лишить ребят оптимистичного настроя. У ворот Агелы N 5 их уже ждала торжественная встреча, на заключительном построении сам директор школы произнес прочувственную речь. Тут же, понятно, были и многочисленные родственники, которые задарили героев дня подарками, а по окончании церемонии развезли их по домам. Игинкат думал, что на этом его знакомство с Агелой и закончится. Как же он ошибался!

Часть 4. На пути к совершенству

Глава 1. Летние игры

Пока третьекурсники страдали на полевых сборах, весна успела перейти в жаркое южное лето. Там, в предгорьях, это как-то не ощущалось, но в Ксарте по солнцепеку ходить было уже совершенно невыносимо, даже стойкие франгульские дети, привыкшие передвигаться босиком, надели сандалии, поскольку в разгар дня под ногами плавился асфальт. Естественно, все мечтали о том, чтобы побыстрее убраться из города на лоно природы и, желательно, до самой осени. Все организации, что могли приостановить работу хотя бы на пару месяцев, временно позакрывались, в остальных резко сократилось количество наличного персонала. Начинался сезон долгих летних отпусков. Учреждение, в котором работал Афлат, тоже распустило сотрудников на лето, и семейство Игирозов уже наверняка отправилось бы в какое-нибудь туристическое путешествие, благо средства позволяли, если бы именно в эти дни к ним не приехал гость из Кенлата: Инфет Асден, давний друг семьи.

Встречать Асдена на вокзал Афлат отправился лично. После первых приветствий, обмена свежими новостями и расспросов о работе Инфет, наконец, рискнул затронуть тему, которая его интересовала больше всего:

- Ну и как, дружище, обстоят дела с твоей миссией? Эксперимент удался?

- Сам увидишь, — усмехнулся Афлат. — Вот до дому доберемся, и поглядишь на моего наследника…

Наследник, однако, отправился гулять на весь день и вернулся только к ужину, когда основательно проголодался. Гостя он узнал первым, хотя не видел уже год.

- Ой, дядя Инфет!.. Здрасте! Вы к нам надолго?

Инфет стоял и не верил своим глазам. Вот этот босой жилистый подросток в одних трусах — тот самый скромный тощенький Игинкат, школьный хорошист и маменькин сынок?! Нет, конечно, уже год прошел, мальчик и должен был вырасти, но чтоб настолько внешне измениться!..

- Привет, Игинкат. Ну, ты даешь! Даже не сразу тебя узнал… А что это ты в таком странном виде по улицам разгуливаешь?

- А что? Жарко же! Дядя Инфет, да тут все пацаны так ходят!

- И ногам не горячо?

- Да не, по асфальту-то я в шлепанцах хожу, просто на крыльце их скинул. А по земле стараюсь босиком.

- Тебя тут, слышал, вовсю во франгуляры готовят?

- Есть такое дело.

- И как успехи?

Игинкат заулыбался от уха до уха, метнулся в свою комнату и вернулся оттуда со знаками мальчишеской доблести трех ступеней и двумя почетными грамотами в руках.

- Нате, смотрите!

Пораженный Инфет внимательно прочитал обе грамоты, полюбовался на знаки, после чего поднял глаза на мальчишку:

- Невероятно. Ты, новичок, и оказался лучше коренных франгульцев?..

- Да ну, дядя Инфет, — заскромничал Игинкат, — там же на двух первых курсах в основном мелкота была. Чтоб их, да не обыграть…

- Ну, не скажи, их же тут муштруют с самого раннего детства… И розгами, говорят, тоже. Ты-то как все это перенес?

- Да вот перенес как-то, — улыбнулся Игинкат, — и даже получше многих.

- Слушай, подойди-ка сюда, дай взглянуть на тебя поближе, — попросил Инфет.

Мальчик спокойно приблизился и дал себя рассмотреть со всех сторон. От увиденного у Инфета глаза полезли на лоб. Поджившие следы от розог по всей спине… и на бедрах тоже… Страшно подумать, что тогда могло быть на ягодицах… Не, если бы в Кенлате вдруг показали ребенка с такими «украшениями» на теле, скандал бы поднялся на всю страну с неизбежными суровыми оргвыводами в отношении его родителей, воспитателей, или кто там еще его так «отделал»! А здесь, во Франгуле, это, стало быть, в порядке вещей, если подросток может вот так спокойно ходить по улицам, даже не пытаясь прикрыть рубцы?!

- Ох, бедный, сколько же тебе досталось-то!.. И тебя не смущает, что все прохожие это видят?

- А что такого-то? — удивился Игинкат. — Сейчас это у всех пацанов есть, которые на третью ступень сдавали. Тут, дядя, этим даже гордятся. Чем больше следов на теле, тем круче, стало быть, парень. Совсем непоротыми только недопацаны могут ходить, да и то если они совсем паиньки.

- Недопацаны — это кто?

- Ну, мальчуганы, которые не тянут на роль настоящих пацанов. К ним здесь как к девчонкам все относятся, они даже учатся в девчачьих школах. Короче, мрак.

Инфет посочувствовал неведомым ему недопацанам, примерив их незавидную судьбу на своего собственного сына. Тот еще недотрога, кстати. Ну, какой из него был бы по здешним меркам настоящий пацан, если для того, чтобы считаться настоящим, тебя должны драть, как вот этого вот Игинката? Не, о таком даже подумать страшно… И что, идти учиться тогда в женскую школу? В Кенлате таковых нет, но если бы были, сын бы уж точно посчитал это оскорблением, такой хай бы поднял, что хоть святых выноси! Впрочем, размышления о школах породили у него еще один вопрос.

- Игинкат, а учебе все эти твои воинские курсы не мешают? Ты здесь тоже хорошист?

- Берите выше, круглый отличник! — совсем разулыбался Игинкат. — Вы удивитесь, но даже по физкультуре!

- Не, вот этому я теперь точно не удивлюсь, — промолвил Инфет, снова окинув взглядом мускулистую фигуру подростка. — Ты тут просто богатырем сделался. Если б не видел тебя, никогда бы не поверил, что за каких-то девять месяцев возможны такие перемены.

Польщенный Игинкат утопал к себе, оставив гостя разбираться в его впечатлениях.

На следующий день Игирозы планировали познакомить Инфета с достопримечательностями Ксарты, но все планы порушило письмо, пришедшее с утренней почтой. Рингис и Салвис Конведы приглашали все семейство Игирозов посетить празднество в честь богини Аленты, которое должно было состояться завтра на центральном городском стадионе. Чтобы религиозные торжества проводились на стадионах, о таком в Кенлате даже не слыхивали, в том числе и применительно к Франгуле, да и вообще местной религиозной жизнью Игирозы интересовались мало, в храмы никогда не заглядывали, и их туда никто никогда не приглашал. Тогда с чего бы вдруг? Афлат и Киру решили срочно проконсультироваться у хорошего знакомого, практически уже друга семьи, Талиса Эресфеда, Игинкат же сразу после завтрака помчался домой к Конведам, уж те-то точно все должны разъяснить! Салве, по счастью, оказался дома.

- Слушай, это куда это вы нас приглашаете-то? — сразу с порога взял быка за рога Игинкат.

- Ну, праздник такой в честь богини охоты.

- А почему именно на него?

- Потому что я сам буду в нем участвовать, — обезоруживающе улыбнулся Салве.

- Ты-ы?!

- А что ты удивляешься-то? Это ж по сути спортивные соревнования среди тринадцатилетних ребят и девчонок тоже. Не всех, конечно. Только тех, кто носит красные или золотые трусы и купальники. Причем пацаны, носящие золотые трусы, обязаны сдать экзамены как минимум на третью ступень. Я всем этим критериям соответствую, ну, меня и пригласили.

- Все же странно как-то, ты и охота…

- Ой, да причем тут охота, — замахал руками Салве, — просто считается, что богиня Алента покровительствует самым стойким мальчикам, ну, и амазонкам тоже. Эти игры уже не одну тысячу лет у нас проводятся! Ну, традиция такая древняя. А раз я участник, то имею право пригласить поболеть за себя и родных, и друзей. Вам трех билетов хватит?

- Да нам бы хватило, только к нам еще гость из Кенлата приехал, — потер лоб Игинкат. — Родители его одного ни за что не оставят…

Салве огорчился, у него лишних билетов не было, но уже к обеду проблема разрешилась, поскольку приглашение на то же мероприятие прислал еще и Истребитель, так что билет на празднество перепал даже Эресфеду, который, заглянув к Игирозам на ужин, обстоятельно дополнил рассказ Салве о предстоящих соревнованиях.

- Эти празднества — древнейшая наша традиция, — вещал Талис. — Многие другие уже забылись, даже самый государственный строй изменился несказанно, а состязания цвета нашей молодежи в честь богини Аленты по-прежнему проходят в начале лета.

- А не маловаты они еще для молодежи-то? — усмехнулся Афлат.

- Ну, это сейчас кажется, что маловаты. Во-первых, всем известно, что Алента — это богиня, любящая мальчиков, юноши под ее покровительство как бы уже не подпадают, а во-вторых, в древние времена у нас подростки уже с тринадцати лет имели право вступать в брак, ну и, соответственно, начинать романы крутить с противоположным полом. А до этого возраста — ни-ни! Вот у вас в Кенлате мальчики с девочками где обычно знакомятся? В школах, на танцульках всяких? А у нас школы всегда были раздельные, да и пацанам на танцульки ходить некогда было, у них сплошные тренировки и занятия по овладению воинским мастерством в тесных мужских коллективах. Только на таких вот совместных празднествах и встречались! Эти соревнования, считайте, всефрангульская ярмарка будущих женихов и невест, причем отборных, самых сильных и здоровых. Ну, и родители, конечно, всегда приходили за ними понаблюдать, а заодно подобрать своему отпрыску лучшую пару. И там точно есть на что посмотреть! Короче, принимайте приглашение, не пожалеете!

Празднество на центральном стадионе Ксарты поражало своими масштабами: до тысячи участников и почти полностью заполненные трибуны. Соревнования проводились по бегу, прыжкам в длину, двум видам метаний и панкратиону. В забегах по опоясывающей поле беговой дорожке участвовало по двадцать человек разом, из которых только один выходил в финал. Прыгунам, копьеметателям и дискоболам предоставлялось на предварительном этапе всего по одной попытке, финалисты получали право еще на три. Ринги для поединков в панкратионе были расставлены рядами с обеих сторон поля, схватки на них, разумеется, проходили навылет. Сама религиозная церемония с участием победителей была отнесена на вечер. В этом многолюдстве и мельтешении трудно было что-то разобрать. Зрители на трибунах следили в основном за выступлениями своих юных родственников, частенько, впрочем, отвлекаясь и на других ребят и девчонок, чем-то привлекших их внимание. Чтобы лучше разглядеть происходящее на поле, многие даже вооружились биноклями.

Инфета, плохо еще знакомого с местными порядками, поражало почти полное отсутствие одежды на детях. Узенькие трусики красного или золотистого цвета на мальчиках, то же самое плюс довольно ажурные лифчики на девочках, и у каждого еще повязка на левой руке с указанием номера участника, вот, собственно, и все. Ни обуви, ни головных уборов, хотя день был ясным и солнце жарило весьма прилично.

- Что-то ваши ребятишки одеты уж больно скромно, — обратился он к сидящему рядом Талису, — словно специально выставляют себя напоказ. Да и солнечный удар по такой жаре схватить можно запросто.

- Не-е, таких слабачков, что от жары могут в обморок упасть, здесь не водится! — усмехнулся майор. — А что до одежды, так в прежние века на таких празднествах вообще принято было выступать обнаженными, правда, мальчики и девочки тогда соревновались раздельно и наблюдать за ними могли только лица одного с ними пола. И только когда на трибунах стало появляться много посторонних лиц, включая почетных гостей из числа иностранцев, чтобы не слишком их искушать, участникам предписали прикрывать интимные места. Смысл в раздельных соревнованиях, соответственно, отпал, и их объединили. И родственникам выступающих так удобнее. А еще больше прикрываться ребятам смысла никакого нет, наоборот, эти празднества — прекрасная возможность для них показать себя во всей красе: и свою физическую подготовку, и совершенство своего тела. Ну, и свои шансы среди сверстников и сверстниц оценить. Им же тут по тринадцать всем, скоро массово влюбляться начнут. Так лучше уж в здорового партнера или партнершу, чем в кого-нибудь больного и убогого, чтобы и следующее поколение франгульцев не уступало этому.

Инфет мысленно представил бледное, тщедушное тельце своего сына среди этого живого цветника и сокрушенно покачал головой. Да уж! Бедный мальчик, оказавшись в такой компании, будет потом страдать комплексами до конца жизни. Да и почти все его одноклассники здесь выглядели бы нелепо и комично. Это что же, только во Франгуле умеют растить здоровых, красивых и физически развитых детей? Даже если учесть, что здесь собраны лучшие представители юного поколения со всей страны, зрелище все равно выглядело впечатляющим.

Одолжив у соседа полевой бинокль, Инфет пригляделся к происходящему на поле. В окуляры сразу попал копьеметатель, готовящийся к броску. Совершенством тела мальчуган не уступал тем древним мраморным статуям, что выставлялись в кенлатских музеях как образец людской красоты. Ну, торс, конечно, не такой мощный и мускулы не бугрятся, но как отточены все линии, какая дивная грация в движениях, и золотистые трусики в обтяжку ничуть не диссонируют с общей картиной. Прямо юный бог, а не человеческий ребенок! Ага, поднял копье, разбежался, метнул в прыжке, тут же затормозил, гася скорость, чтобы не переступить белую черту, смотрит, куда улетело копье, и вот уже высоко подпрыгивает, победно воздев руки. Представив, как бы выглядел на месте этого красавца его собственный мосластый, неуклюжий сын, мужчина чуть не заплакал.

Игинкат тоже с интересом наблюдал за соревнующимися, выискивая среди них знакомые фигуры. Салве с его светлой шевелюрой и здесь не затерялся. Вон, как раз сейчас он метает диск. Вполне технично, кстати. И когда только научиться успел? Истребитель, разумеется, записался на соревнования по своему любимому панкратиону. Было просто любо-дорого наблюдать, как технично он разделывается с соперниками. Кстати, они же соревнуются без разделения на весовые категории, стало быть, кто-то один станет абсолютным чемпионом. К своей радости среди соревнующихся мальчик увидел и Рамету. Юная амазонка соревновалась сразу и в беге, и в прыжках в длину, и, похоже, особых затруднений с соперницами не испытывала.

Только ближе к вечеру дело дошло до финалов. Салве в своей дисциплине боролся яростно, но до призов не добрался. Несколько удрученный поражением, он покинул поле, заняв место на трибуне рядом с родителями и Игинкатом.

- Да уж, куда нам состязаться с краснотрусыми… — пробурчал он, комментируя собственное выступление. Действительно, во всех дисциплинах побеждали пацаны — обладатели красных трусов и девчонки-амазонки. — А впрочем, так оно и к лучшему, им ведь еще Аленте жертву приносить. Я бы точно не выдержал…

- Какую еще жертву? — удивился Игинкат.

- Скоро увидишь. В религиозном смысле все эти соревнования — только способ выявления самых достойных.

Тем временем, завершились поединки в панкратионе. К бурной радости Игинката и Салве, в финальном бою победил Истребитель, хотя и с трудом, но все же одолев более высокого соперника. Рамета проиграла финальный забег, но зато сумела выиграть в прыжках. Проигравшие переместились с поля на трибуны, внизу, рядом со статуей Аленты, в окружении ее жрецов и заслуженных франгуляров, осталось лишь девять победителей соревнований в разных дисциплинах: пять мальчиков и четыре девочки. Им вручили завоеванные награды, надели на головы лавровые венки, но на этом церемония не закончилась. На поле вывезли каменную плиту на подставках и установили ее прямо перед статуей. Старший жрец обратился к статуе с длинной молитвой.

- Это алтарь Аленты, — прошептал Салве на ухо Игинкату. — Сейчас их всех на нем будут сечь.

- Зачем?

- Ну, чтобы принести их кровь в жертву Аленте. Древняя традиция такая.

- И много им достанется?

- Парням по сто розог, а девчонкам по пятьдесят. И надо все их выдержать достойно, без крика, а то будет полный позор.

Игинкат присвистнул. Максимум, что ему самому доводилось получить зараз, это восемьдесят розог, да и те вытерпеть не удалось, и он не припоминал, чтобы кто-то из однокурсников тогда хвастался, что сумел продержаться до конца. А тут их ровесники должны протерпеть сто! Было и страшно за них, и жутко любопытно.

Тем временем, молитва закончилась, и вот уже первый из пацанов, сняв трусы, улегся на плиту. Двое жрецов, вооружившись розгами, принялись его полосовать. Паренек лежал спокойно, даже почти не вздрагивал, хотя секли его крепко, действительно стараясь пустить кровь. Где-то после тридцати ударов она, наконец, проступила, затем ее становилось все больше, больше, вот уже красные струйки потекли с ягодиц на алтарь. Мальчик все терпел, не издавая ни звука. Когда все положенные сто розог были выданы и он с трудом, но самостоятельно слез с алтаря, на месте, где он лежал, видна была красная лужица. Жрецы старательно собрали кровь и окропили ей статую, а на плиту уже ложился следующий парень. Высеченные ребята уходили в подтрибунное помещение, видимо, для медицинских процедур, двоих пришлось вести под руки. Истребитель, к гордости Салве и Игинката, ушел без чьей-либо помощи.

За парнями настала очередь юных амазонок. Розог им доставалось вдвое меньше, но секли настолько крепко, что кровь успевала пролиться все равно. Для Игинката стало откровением, что девчонки могут так держаться. Ни одна даже не дернулась! Он, конечно, больше всего болел за Рамету, но и следил при этом за ее поркой особенно жадно. Все же есть в этом мире высшая справедливость: она видела, как полосуют его, а он — как секут ее! Ушла она с поля, кстати, тоже своими ногами.

Когда церемония закончилась и некоторые зрители уже потянулись к выходу, на трибуну неожиданно заявился Истребитель, все еще в лавровом венке и с призом в руках.

- Ну, ты силе-он! — восхитился Салве, оглядывая его красные трусы. — Едва подлатать успели, и уже бегаешь! И не больно в трусах-то? Пластыри с задницы не сдерешь?

- Даже если и сдеру — не беда, — Истребитель улыбался, несмотря на боль, и откровенно наслаждался своим триумфом, — трусы же красные, на них кровь не видна.

Талис, Афлат, Киру и супруги Конведы наперебой поздравляли юного героя с победой, один Инфет не проронил ни слова, пялясь на него округлившимися глазами, и лишь когда Истребитель, наконец, ушел, Асден решил обратиться к Игинкату:

- А ты что… тоже так можешь?..

- Ну, сотню мне еще не выдержать, — тут мальчик скромно опустил глаза, но шестьдесят четыре однажды уже удавалось, — за что был удостоен почти столь же потрясенного взгляда, каким Инфет только что взирал на Истребителя.

По дороге домой Игирозы и их гость почти не обсуждали увиденное. Все же впечатления оказались слишком сильными, их еще надо было в себе переварить.

Глава 2. Вольная жизнь

Инфет скоро уехал на родину, в связи с чем Игирозы получили, наконец, возможность отправиться в поход. Цивилизованного туризма во Франгуле то ли не знали, то ли просто им брезговали как занятием для лентяев. Другое дело отправиться куда-нибудь в дебри, захватив с собой минимум вещей, а пропитание добывая рыбалкой и охотой! Таких воистину диких туристов семейству Игирозов на пути встречалось немало. Многие даже без палаток обходились, сооружая себе на месте стоянки временные шалаши. Зато здесь было принято таскать с собой в походы детей, едва научившихся ходить. Малыши, оказавшись на лоне природы, быстро избавлялись ото всякой одежды, измазывались в грязи и вскоре уже своим внешним видом ничем не отличались от настоящих дикарят из какого-нибудь первобытного племени, проживающего в глубине тропических лесов. Те, что постарше и уже ходят в школу, сооружали себе юбочки из травы и зеленых ветвей, скорее всего, не из скромности, а для прикола. И тех и других родители почти не дергали, на привязи не держали, благодушно спускали с рук мелкие шкоды и лишь за действительно серьезный проступок могли отхлестать прутьями, срезанными с ближайших кустов. Глядя на радующуюся вольной жизни мелкоту, Игинкат завидовал, что он в их возрасте не был так раскован.

Вместе с одной такой туристической семейкой Игирозов как-то занесло в горы, где, по словам их попутчиков, еще сохранились какие-то особо дикие, непроходимые леса. И они, похоже, ничуть не погрешили против истины, поскольку лезть вверх пришлось по очень узкой, с трудом различимой в зарослях тропе, на которой часто встречался звериный помет, из чего Игинкат сделал вывод, что и появлением своим эта тропинка обязана отнюдь не людям, а животным.

Догадка его вскоре подтвердилась. Для ночлега самодеятельные туристы выбрали сравнительно ровную полянку в горной седловине. Игирозы поставили палатку, их компаньоны соорудили шалаш, потом сообща натаскали сушняка, развели костер, сварганили на нем походный ужин, после чего все завалились спать. На рассвете Игинката разбудили какие-то странные звуки. Высунув нос из палатки, он обомлел: костер потух, а на полянке, буквально в двух шагах, кормилось семейство кабанов! Огромный секач повернул свое рыло к мальчику. Тому хватило ума запахнуть полог и уже изнутри издать громкий крик. Проснулись, конечно, все. Вспугнутые дикие свиньи с поросятами ломанулись в окрестные заросли, кабан, не видя противника, не надолго замер. Неизвестно, что потом пришло бы ему в голову, может, он ринулся бы атаковать полотняное сооружение, откуда доносятся столь пугающие звуки, но, на счастье, в соседнем шалаше у главы семейства было с собой ружье, причем на всякий случай заряженное. Секач получил пулю в голову и издох на месте. Игирозы не знали, как и отблагодарить своего спасителя, но он отмахивался, заявляя, что и так получил несказанное удовольствие от этой охоты.

Пришлось задержаться на стоянке, чтобы разделать добытого кабана. К удивлению Игинката, в этом принимал деятельное участие и семилетний пацаненок — сын владельца ружья. Этому мелкому дикаренку по имени Эрхе осенью еще только предстояло пойти в школу и, соответственно, записаться на первый курс в Агелу, но он уже ловко обращался с охотничьим ножом и даже выстругал себе деревянное копье, с которым и носился по лесу, испуская дикие крики и распугивая птиц. К костру он возвращался, разумеется, без добычи, но родители все равно были горды: охотник растет! К Игинкату Эрхе не лез: узнав, что старший мальчик недавно успешно сдал экзамены на третью ступень, малыш проникся к нему почтением и не смел беспокоить этого почти уже франгуляра своей жалкой, еще ничего не добившейся в жизни персоной. А жаль, в походной жизни этот малец уж точно понимал больше Игинката.

Когда пришло время есть жаркое из кабана, отец Эрхе, обычно скупой на слова, разговорился и поведал, что специально выбрал эти места в надежде поохотиться. Дикого зверья здесь прорва, встречаются не только кабаны, но и крупные хищные кошки: рыси и горные барсы, и никаких лицензий на их отстрел получать не надо.

- Не опасно ли на них в одиночку выходить? — поинтересовался Афлат.

- Да что вы, — ответил охотник, — против хорошего стрелка у них нет никаких шансов! Знаете, иногда специально подпускаю их на расстояние прыжка, а то это уже не охота получается, а просто бойня. Наши предки охотились с луками, а то и с одним копьем на кабана выходили — вот это был настоящий риск, но и слава удачливого охотника ждала тоже настоящая. А теперь что, теперь выживать в лесу уже и не учат почти… Ну, разве что тех пацанов, которые хотят сдать нормативы на четвертую ступень. У Эрхе бы там были шансы… если, конечно, сумеет взобраться на предыдущие три!

Вдоволь набродившись по лесам и горам, семейство Игирозов вернулось домой в Ксарту. До начала учебного года оставалось еще больше месяца, торчать в раскаленном городе по-прежнему не хотелось, и старшие члены семейства подумывали уже о том, чтобы снять домик в деревне и вывезти туда хотя бы Игинката, но тут мальчику сделали куда более заманчивое предложение. В гости неожиданно заявился Истребитель с предложением съездить на уборку винограда, ну, и всяких прочих фруктов. У нас, мол, довольно большая компания подобралась, и Салве там, и еще многие известные Игинкату парни. И денег заработаем, и оттянемся вволю. И вообще, есть у ксартских пацанов такая традиция — подряжаться летом на сбор фруктов. После выяснения деталей Игинкат понял, что дело тут вовсе не в заработке, хотя, конечно, иметь собственные деньги — для подростков вещь очень привлекательная. Главное, что жить они будут своей мальчишеской коммуной, практически без контроля взрослых, да еще и в почти райском уголке. Никакого сравнения с летними лагерями, где всюду строем и почти все по команде. Предложение оказалось настолько заманчивым, что мальчик с радостью согласился и сумел уломать родителей отпустить его на месяц на вольные хлеба.

Компания, а точнее рабочая бригада под руководством Истребителя, оказалась действительно многочисленной — полсотни пацанов одиннадцати — тринадцати лет из разных городских школ. Ребят помладше, как понял Игинкат, на работу просто не берут — уж слишком легкомысленные они, больше балуются, чем работают, и без контроля со стороны взрослых еще не могут, а старшие подростки находят себе на лето возможности более привлекательного времяпрепровождения.

На ферме в предгорьях, чей хозяин традиционно принимал на работу мальчишечьи бригады, ребят заселили в здоровенный барак без водопровода и с удобствами во дворе, снабдили стремянками (ну, это для тех, кому придется снимать урожай с деревьев), тарой и секаторами в качестве рабочих инструментов, договорились, когда доставлять еду и куда выходить на работу, и оставили компанию обустраиваться без всякого пригляда со стороны. Игинкат узнал, что умываться (и купаться по желанию) придется в соседней речке, очень чистой, поскольку течет с гор, и довольно прохладной, но летом все же прогревающейся.

Оказавшись на месте, пацаны первым делом скинули с себя всю одежду, включая трусы. Выяснилось, что это тоже такая местная традиция. Во-первых, жарко, во-вторых, здесь все свои, и ни одной девчонки рядом нет, и перед кем же, спрашивается, смущаться, в-третьих, здесь все на равных и не принято кичиться друг перед другом красными или золотистыми трусами, ну, и в-четвертых, это прекрасная возможность позагорать, так сказать, «целиком», чтобы никаких белых пятен на теле не оставалось. Осенью же всем идти на диспансеризацию, и там светить белым задом — это только позориться.

Не успел Игинкат разложить тюфяк на выбранной им кровати, как на него налетел… Ренке! Какими путями его занесло в бригаду Истребителя, можно было только гадать, но вот довелось снова встретиться. Долговязый теперь уже шестиклассник ничуть не держал обиды на своего бывшего партнера по борьбе, некогда преградившего ему дорогу к столь вожделенному знаку мальчишеской доблести второй ступени, а напротив, жаждал поделиться своей радостью, что пусть с четвертой попытки, но он экзамены на эту ступень все же сдал. За прошедшие полгода Ренке вымахал еще больше, ничуть не уступая в росте самым высоким из тринадцатилетних парней, но остался таким же тощим, даже постоянные занятия борьбой впрок не пошли. Помимо достигнутого успеха, парень был счастлив, что наконец-то, после двух лет мучений, сможет отдохнуть от занятий в Агеле, ну, хотя бы один семестр.

Еду на всех готовила хозяйка фермы, а в барак доставлял ее сын, прямо в больших кастрюлях и котлах. Рунке, одиннадцатилетнего ординарца Истребителя, поставили на раздачу, а мыть после еды свою миску каждый должен был сам. Днем перекусывали прямо в саду под деревьями, а вечером, помимо ужина, сын фермеров привозил еще большую флягу свеженадоенного молока, и каждому доставалось по кружке. Если хотелось еще чаю, его заваривали в котелках над разведенным во дворе костром.

Работа была не тяжелая и даже монотонной не казалась, поскольку всегда можно было немного отвлечься на возню с приятелем. Спелые грозди винограда срезали с лозы и складывали в корзины, которые потом относили на сборный пункт, черешней и абрикосами заполняли ящики. Особенно много хлопот было с большими сладкими персиками, каждый из которых следовало уложить в свою ячейку в ящике, чтобы не помялись при транспортировке. При этом хозяева не следили, сколько плодов юные работники слопают прямо с деревьев, видимо, этот приятный бонус входил в изначальную договоренность, да и мальчишеские желудки, в конце концов, не бездонные.

Когда основная часть винограда была собрана, Игинкату довелось поработать и на давильне. Надо было вымыться целиком под душем (и особенно чисто оттереть ноги!), залезть в огромный чан и там давить грозди ступнями для получения сусла. Чтоб было веселее, хозяева врубали музыку, ноги от нее сами начинали двигаться в такт. По окончании работы ребята, все в сладком соку, опять становились под душ (чтоб потом мухи не облепили) и могли быть свободны.

Те, кому приходилось работать не в тени деревьев, иногда сооружали себе головные уборы из огромных лопухов, другие спокойно обходились и без них, во всяком случае, Игинкат не помнил, чтобы кто-нибудь из ребят получил солнечный удар. Да и в целом в этой местности было не очень жарко, со стоящей на равнине Ксартой не сравнить. К концу месяца все загорели до шоколадного оттенка, у и без того блондинистого Салве волосы выгорели еще больше. Удивительно, но за месяц никто из пацанов ничем не заболел, даже животом не маялись.

По вечерам Салве куда-то исчезал, да и не он один, и Игинкату захотелось узнать куда. Оказалось, не так уж далеко находится еще одна ферма, где работают исключительно девчонки. Потенциальных кавалеров туда пускали, но только тех, кому исполнилось тринадцать, и чтоб были в приличном виде. Под приличным видом здесь понимались трусы, на большем никто и настаивать бы не посмел. Своими золотистыми Салве гордился, стирал их после каждой прогулки и разглаживал под матрасом. По его словам, после встречи у дверей барака ребята разбредались по плантации, каждый со своей пассией, а чем уж там дальше будут заниматься эти парочки, никого решительно не интересовало. Игинкат, которому в начале лета как раз исполнилось тринадцать, хотел было составить другу компанию, но почему-то так и не решился, может, просто время его еще не пришло.

Более мелкие пацаны, которых в девичье царство не допускали, вынашивали планы смотаться тайком на ту ферму в разгар рабочего дня, чтобы поглазеть на голых девчонок, но Истребитель прознал про это и припугнул заговорщиков, дескать, той фермой владеет очень суровый мужик, который их наверняка отловит и выдерет даже не розгами, а пастушьим бичом, да так, что им потом не один день придется отлеживаться. Рунке на эти угрозы скептически усмехнулся, мол, нашел чем пугать! Зная бесшабашность своего младшего приятеля, Истребитель провел расследование, выяснил, что именно Рунке и был инициатором планируемого непотребства, и устроил над ним коллективный суд. Судили всей бригадой и большинством голосов постановили наказать мелкого самим, дабы не позорил компанию перед нанимателями, не портил старшим всю лафу и сверстников во всякие безобразия не втягивал. В исполнение приговора нарезали прутьев в растущих у речки кустах, растянули осужденного прямо на траве, и каждый из ребят нанес ему по одному удару. Рунке, уже год назад заработавшему свои красные трусы, получать полсотни розог было не впервой, хотя, наверное, и обидно, и присужденное обществом наказание он снес достойно, даже не пикнул ни разу.

В конце месяца перед отъездом в город хозяева фермы произвели расчет. Заработанные бригадой деньги ребята поделили поровну. Каждому досталось не ахти как много, если сравнивать со взрослыми заработками, до для младших подростков и это были приличные суммы. Расставаться с фермой было немного грустно. Да, в Ксарте их ждали родители, с которыми ребята не виделись целый месяц, но там же в ближайшей перспективе маячили и школьные занятия, и обязательная, хоть и ненавидимая всеми диспансеризация, а для кого-то и новые суровые испытания в Агелах. Старшие из парней, успевшие здесь познакомиться с девочками, были озабочены перспективами продолжения этих отношений. Да, девчонки все тоже из Ксарты, но город большой, свободного времени будет мало, этак не наездишься… Игинката матримониальные проблемы пока не волновали, об Агеле он сейчас не думал, школьная учеба для него трудностей не представляла. Живи, как говорится, и радуйся, потому в город он возвращался с легкой душой, но и о вольном житье на ферме грустил все равно, ведь именно здесь он впервые в полной мере ощутил себя не заезжим иностранцем, а своим среди своих, законным членом франгульского мальчишеского братства.

Глава 3. И снова диспансеризация

Диспансеризация в начале сентября пришла как неизбежное, хотя и уже привычное зло. В назначенный день семиклассников загрузили в автобус и доставили в районную поликлинику, ну а там вначале все было, как в прошлом году: раздевание догола, долгий поход по кабинетам с карточкой на шее, въедливые вопросы, анализы клизма, тщательный осмотр снаружи и изнутри (в кабинете проктолога). Ну, по крайней мере, сейчас Игинкат ничуть не отличался от одноклассников своим внешним видом. Такой же шоколадный от загара, с такими же задубевшими от постоянной ходьбы босиком ступнями, с многочисленными следами от просечек на задней части тела от бедер до плеч (хотя, конечно, все там давно зажило). Дотошный терапевт изумился, узнав, что Игинкат за год сумел сдать экзамены аж по трем ступеням, и больше вопросов не задавал.

Самые приятные новости ждали мальчика в кабинетах антропометрии и функциональных исследований. В первом его, конечно, тщательно измерили, а во втором погоняли, как и в прошлый раз, до изнеможения, но затем подзывали к столу и выкладывали перед ним две таблицы с показателями, каким он был год назад и каким стал сейчас. Перемены оказались воистину разительными.

- За всю свою практику, — промолвил врач-физиолог во втором из тех кабинетов, — мне ни разу еще не доводилось наблюдать подобный прогресс в результатах всего лишь за один год. Разумеется, частично это можно объяснить тем, что ты, Игинке, был тогда совершенно нетренированным, в то время как наши дети начинают интенсивно заниматься много раньше, лет с семи, а то и с пяти, но все равно твои успехи феноменальны. Очень советую тебе не останавливаться на достигнутом.

Да куда уж дальше-то? Выше, по мнению Игинката, были лишь такие герои, как Истребитель, равняться с которым у мальчика и в мыслях не было. Он и дерется как бог, и, вон, сотню розог запросто выдерживает! Не-ет, на такие вершины мастерства и выносливости амбиции Игинката никак не распространялись! Тем не менее, слова врача были приятны.

В процедурную по исследованию болевых синдромов мальчик шел хоть и уставшим, но зато в хорошем расположении духа. Ого, и процедурная его ждала все та же, N7. И врач внутри, что совсем уж удивительно, оказался тем же самым, что и год назад. Игинкат смущенно поздоровался. Как ни странно, его сразу узнали.

- Игинкат Игироз, кенлатский мальчик, который так хотел стать франгуляром, что за один год поднялся аж на три ступени? — с улыбкой произнес врач. — Как же, наслышаны о твоих подвигах! Два почетных диплома, репутация лучшего пловца и панкратиониста в своей Агеле, да еще слава мальчика, «который плавает в ледяной воде»! А я ведь в прошлый раз, когда ты только сюда вошел, очень скептически к тебе отнесся! Вот, думаю, хилый иностранный птенец, с которым родители носились, как с писаной торбой, только что в ватку не заворачивали, а потом им вдруг взбрело в голову сделать из сына франгуляра. А он-то, бедный, даже не подозревает, что его ждет! Но потом, признаться, ты меня удивил! Терпел почти как тренированные мальчики твоего возраста, то есть уровень болевой выносливости у тебя и тогда уже был достаточно высокий. А сейчас-то, надо понимать, еще выше стал? Полсотни розог выдерживаешь свободно?

- Даже шестьдесят четыре, — позволил себе улыбнуться Игинкат.

- О, даже так! Тогда не будем унижать тебя детскими инструментами, начнем сразу с серьезных. Процедуру исследований ты, надеюсь, забыть не успел, вот станок, ложись на него, как положено, и готовься. Извини, но привязать тебя все же придется, а то мало ли что.

Да уж не забыл, конечно, такое разве позабудешь! Игинкат улегся животом на станок, просунул гениталии в нужное отверстие, обхватил сужающуюся часть станка ногами и дал себя привязать. Врач на сей раз начал сразу с короткого хлыста. Больно, конечно, было, но все же вполне терпимо. Затем последовали доска с ручкой, ротанг и, наконец, плеть, похожая на ту, которой секла его Илера Бельтед. С трудом, но сдерживаясь, Игинкат не отрывал глаз от экрана, на котором курсоры отображали его реакцию на болевые воздействия. Всплески, кажется, были не слишком большими. Удовлетворенно хмыкнув, врач достал длинный тонкий хлыст.

- А сейчас, парень, тебе предстоит испробовать самый жестокий из инструментов, что дозволено применять к вашей братии.

При виде хлыста Игинкат поежился, но тут же вспомнил, что видел кое-что и пострашнее:

- Ну, у нас еще одного парня тяжелой плетью секли…

- Видать, тот парень очень крепко провинился. Это не он младшего товарища ножом пырнул? За такое, да, могут высечь по-взрослому. Но на тренировках и для наказания за не столь тяжкие прегрешения такую плеть никогда не применяют. Она же с одного удара кожу рассекает, да так, что хоть зашивай потом. Но и этим бичом получить ой как не сладко. Короче, держись!

Игинкат заранее стиснул зубы и сумел без крика стерпеть палящий удар, перечеркнувший его спину от правого плеча к левой ягодице. Линии на экране резко взметнулись, не выйдя, впрочем, за его пределы.

- Ведь можешь, можешь выдержать! — почти торжественно произнес врач. — Хотя, конечно, это уже близко к пределу твоих возможностей. А теперь, извини, для полноты картины нам придется эти пределы превзойти. Разумеется, уже при помощи инъекций.

Игинкат в бессилии скрипнул зубами. Ну все, теперь и воплей не сдержать, и мочевой пузырь не проконтролировать, и сознание, того и гляди, на время потеряешь.

Непонятно, что уж там врач мудрил с дозами, но сознания мальчик на сей раз лишился уже после второй инъекции. Очнулся он, как и в прошлый раз, от запаха нашатырного спирта. Пока Игинкат приходил в себя и осторожно сползал со станка, врач увлеченно заполнял его медкарту.

- Ну, как там? — поинтересовался мальчик.

- Замечательно, просто замечательно. Твой болевой порог существенно поднялся, тренировки пошли на пользу. Кстати, можешь посмотреть на себя. Вон там в закутке есть система зеркал.

Проклиная свое любопытство, Игинкат с трудом поплелся в упомянутый закуток. Ага, действительно хорошо видно. Задница в самых разнообразных следах, но особенно впечатляет ярко-красная узкая линия через всю спину. Игинкат пощупал пострадавшее место. Пальцы окрасились красным.

- Кровь…

- Капилляры полопались, — пояснил врач, — ничего страшного. Когда вернешься в кабинет к терапевту, там тебе окажут помощь. После таких поверхностных повреждений кожный покров быстро восстанавливается. Ребята твоего возраста, разумеется, из числа самых подготовленных, спокойно это переносят.

- Это вы краснотрусых имеете в виду?

- Их, разумеется. А тебе самому разве не хочется обрести право на красные трусы?

- Да куда уж мне до них… — вздохнул Игинкат. — Вон, я видел на празднике, как они по сотне розог спокойно выдерживают.

- Можешь мне поверить, твой потенциал ничуть не хуже. Если не бросать тренировок и по-настоящему взяться за дело, то и ты будешь выдерживать. Сколько тебе там, бишь, осталось-то дотянуть? Тридцать шесть всего? Три месяца интенсивных занятий, и ты этот разрыв ликвидируешь. Зачем останавливаться на достигнутым и становиться рядовым франгуляром, одним из очень многих, когда есть шанс войти в число лучших? Что, родители от тебя большего не требуют? Допустим. А свои собственные амбиции у тебя есть?

Амбиции у Игинката, конечно, были, но так далеко они пока не простирались. Да и не видел он себя спецназовцем, или куда там еще этих краснотрусых берут. Его, по правде говоря, больше манила перспектива поступить после школы в университет, ну, ли в такое училище, где готовят штабистов, все же прочитанные мемуары Ингареда очень сильно его впечатлили. Но когда тебя, можно сказать, вот так вот в спину подталкивают, поневоле задумаешься, а не слишком ли ты себя недооцениваешь… Этот врач, все знающий о болевой выносливости, полагает, что у него должно получиться. Игинкат пока еще так не считал, но определенные сомнения в его душу врач уже заронил. Пробормотав, что он еще подумает, мальчик вымелся из процедурной.

В кабинете педиатра, получив необходимую помощь (след от бича попросту заклеили пластырем), мальчик узнал, что со здоровьем у него все в порядке и никаких препятствий для поступления на четвертый курс Агелы нет. Сказано это было явно со значением. Что это они все его туда прямо-таки сватают? Спецназовцев, что ли, не хватает? Игинкат еще не готов был принять решение, надо было посоветоваться с родителями, ну, и с друзьями заодно.

Из поликлиники он ехал в весьма смурном настроении, резко контрастировавшем с настроением сидящего рядом Салве. Вот тот сиял, словно солнышко. Ну, еще бы, свое абсолютное здоровье он сегодня подтвердил, золотистые трусы останутся при нем, никто не ждет он него, что он поднимется на четвертую ступень, да ему и самому этого совсем не надо, ну, и чего же тогда, спрашивается, не радоваться жизни? Ох, как хотелось бы Игинкату быть сейчас на его месте!..

Глава 4. Решительный шаг

Весь следующий день в школе Игинкат искал возможности поговорить с Истребителем наедине. Увы, рядом всякий раз оказывались то учителя, то одноклассники, посвящать которых в свои планы у мальчика не было ни малейшего желания. Издергавшись, но так и не подгадав подходящего момента, Игинкат решил, что единственный шанс, это побеседовать по дороге домой, и поплелся вслед за Корге, хотя его собственный дом находился совсем в другой стороне. Истребитель, понятное дело, это заметил, но не стал подавать вида, пока в обозримом пространстве не осталось ни одного из знакомых ребят, и только тогда перешел к делу:

- Ну, выкладывай!

- Что?

- Это я у тебя должен спрашивать, что за тайны такие у тебя завелись, о которых нельзя говорить на людях. Пристает, что ли, кто?

Игинкат обиженно вскинулся. Корге его что, с недопацаном каким-нибудь путает?! И это после всех занятий и учебных схваток?! Да если бы к нему сейчас даже старшеклассник какой полез, тому бы тоже не поздоровилось! Но затевать ссору не было ни малейшего желания.

- Да нет, понимаешь ли, тут вот какое дело… Короче, на диспансеризации мне сказали, что я вполне мог бы освоить и четвертую ступень. Ну, болевой порог у меня вроде бы высокий, функциональные возможности организма неплохие и есть перспективы их дальнейшего улучшения. В общем, подхожу я им…

- Ну, и за чем тогда дело стало? — пожал плечами Истребитель.

- Да я просто не знаю: а мне это надо? — признался Игинкат. — Отца и моя третья ступень вполне удовлетворяет, чтоб с девчонками всякие шуры-муры заводить, у меня больше препятствий нет, большинство парней тоже на третьей ступени собираются остановиться, так что я тут белой вороной выглядеть не буду, в военное училище меня примут, ну, не во всякое, конечно, так я спецназовцем становиться и не собираюсь. А если все же поступить на четвертый курс Агелы, так это еще целый семестр испытаний, причем таких небось, что небо в овчинку покажется. Вот скажи, зачем люди туда идут?

Истребитель на минуту призадумался, похоже, раньше ему не доводилось формулировать ответ на столь философский вопрос. Но говорить что-то было надо, и, наконец, он решился:

- А тебе разве никогда не хотелось быть первым? Не просто там среди приятелей или даже в школе, а вообще самым лучшим? Мне вот хотелось всегда, сколько я себя помню. Уж с детского сада точно.

Хм. В дошкольном возрасте у Игинката тоже возникали такие желания, но они так и оставались на уровне фантазий, а чтоб взяться последовательно их осуществлять — это ж какая сила воли нужна!

- Ну, допустим, хотелось, только не в физическом плане. Великим ученым, например, стать мечтал. А чтоб заделаться самым крутым на свете бойцом, у меня этого никогда и в мыслях не было. А о франгулярах я вообще узнал только за пару месяцев до отъезда сюда. И это отец хотел, чтобы я таким стал, а я, как послушный сын, просто подчинился. Ну, потом и сам заинтересовался, конечно. Но скажи мне кто тогда, что для этого мне придется каждую неделю под розги ложиться, я бы, наверное, просто истерику закатил. А потом увидел тебя на крепостной стене, и самолюбие заело. А затем Салве меня спровоцировал с высоты в воду прыгнуть и стал в школе расхваливать, какой я, дескать, смелый. Ну, разве после этого откажешься? А потом в Агеле успехи пошли и просто как-то втянулся. Не, это приятно, конечно, стать сильным. Вон, к нам летом друг отца из Кенлата в гости приезжал, так он даже не сразу поверил, что я это я, хотя всего год меня не видел. Но за красными трусами я по-прежнему не гонюсь. Вы, краснотрусые, конечно, ребята отчаянные и амбициозные, только ведь платить за такие амбиции с каждой ступенью все дороже приходится. Я и третью-то с трудом вытянул, чуть на стрельбе не погорел!

- Ну, ученого из меня точно не получилось бы, — усмехнулся Истребитель, — а вот чемпионом в панкратионе я стать хотел. И, не поверишь, участвовать в жертвоприношении Аленте тоже. Это ж честь какая! В древние времена у нас всех мальчиков на ее алтаре секли, да так, что иногда до смерти засекали, а теперь только избранных. У вас в Кенлате, конечно, другая религия, вам этого не понять… Но вот чем хочешь могу поклясться: после этого такую эйфорию испытываешь, что никакие розги уже не страшат!

- Ну, мне это все равно не светит, — промолвил Игинкат.

- Это, положим, не светит, а вот стать лучшим бойцом у себя в Кенлате — вполне. У вас же боевые искусства не развиваются никак. Есть какой-то любительский бокс, но готов спорить, любой наш средний панкратионист с гарантией уложит лучшего вашего боксера.

- Ну, еще бы, те ведь ногами не дерутся!

- Вот, и сам уже признаешь. И тебе эта слава просто сама в руки валится, Игинке! Я ведь расспрашивал ребят с вашего курса, так все они говорят, что именно ты там был самым лучшим бойцом. И теперь вот так запросто все бросить?! А что со стрельбой не задалось, так и фиг с ней, ты же не в снайперы готовишься, норматив сдал и ладно. Мало ли у кого что не идет, сразу руки опускать, что ли?!

- Надо же, с кем ни зайдет разговор на эту тему, все начинают меня расхваливать! — усмехнулся Игинкат. — Я этак скоро раздуюсь от гордости как воздушный шарик, а потом возьму и лопну! А если серьезно, ну, не чувствую я в себе такой упертости, как в тебе или в том же Итке. Это ж каким крутым надо быть, чтобы терпеть боль до потери сознания?!

- А каким крутым надо быть, чтобы добровольно в ледяной воде купаться? — ехидно осведомился Истребитель. — Мне вот тогда от одного твоего вида холодно становилось, и сам бы я в эту реку залез только под дулом пистолета. Скажешь, в вашей стране просто так принято и потому никакой это не героизм, да? А вот в нашей стране принято с малых лет учиться боль терпеть, и мы тоже ничего в этом особенного не видим. Человек, знаешь ли, ко всему способен привыкнуть. Но поскольку ты в это дело влез далеко не в детсадовском возрасте, получается, Игинке, что ты куда отчаяннее меня будешь! В общем, если хочешь знать мое мнение, то раз тебе выпал такой шанс, да еще и врачи говорят, что у тебя есть для этого все возможности, так с твоей стороны просто глупо будет отказываться!

- Ладно, ты меня почти уговорил, — кивнул Игинкат, — но мне все же хочется знать, что меня ждет на четвертом курсе, если я все же туда поступлю.

- Могу тебя успокоить — стрельбу сдавать не придется, — улыбнулся Истребитель. — Будет курс выживания в лесу, будут обучать работе с ножом, а также применению всяких попавшихся под руку предметов в целях самообороны, будет расширенный курс панкратиона, в смысле, вам покажут, в какие точки на человеческом теле надо бить, чтобы эффективно вырубить противника, ну, и тренировки болевой выносливости, конечно, продолжатся, куда уж без них!

- Во время диспансеризации врач врезал мне бичом по спине, — вспомнил Игинкат, — и сказал, что это самый жестокий из инструментов, который к нам можно применять. От удара им капилляры лопаются и так далее. Его там будут применять?

- Да, он станет одним из основных инструментов на тренировках, — кивнул Истребитель. — Ну, и розги, конечно, еще.

- Брр, у меня после одного удара такая полоса осталась, что ее пластырем заклеивать пришлось! — передернулся Игинкат. — А ты говоришь, будет много! Тогда что, вообще из госпиталя придется не вылезать? А следы какие от него останутся?

- Ну, меня же им секли, — пожал плечами Истребитель. — Между прочим, всего за два месяца до того, как ты меня на стене видел. Ты хоть какие рубцы на мне тогда заметил?

Игинкат задумался, но ничего не припомнил.

- Не заметил, но я же тогда внизу стоял, довольно далеко от тебя. Ты весь загорелый был.

- То есть никаких струпьев или розовых полос?

- Не-а.

- Вот тебе и ответ. Кровь, конечно, после такой порки выступает, но все отметины потом проходят без следа. Десяток ударов зараз выдержать можно, а больше и не дадут. Короче, не изуродуют, и девки при виде тебя шарахаться не станут.

Игинкат с облегчением рассмеялся. Они уже практически дошли до дома Стауледов, заходить к ним в гости у мальчика планов не было, так что с Истребителем пришлось попрощаться. Корге его, конечно, малость успокоил, но хотелось получить подтверждения полученных сведений от кого-нибудь более взрослого и знающего. Больше всего на эту роль подходил Талис Эресфед.

Когда Талис в очередной раз заглянул к Игирозам в гости на ужин, Игинкат пристал к нему с вопросом, стоит ли ему записываться на четвертый курс.

- А тебе предлагали? — поинтересовался капитан.

- Да, и врачи в поликлинике, и один из моих школьных друзей, причем настойчиво так…

- Похоже, ты, братец, начинаешь пожинать издержки популярности, — усмехнулся Талис. — Или ты не догадываешься, что уже городской знаменитостью стал? Ну так могу доложить, что о тебе знают уже по всей Ксарте. У одного из моих сослуживцев есть дочка двенадцатилетняя, так представь, даже в их женской школе сплетничают о мальчике, «который плавает в ледяной воде»! Да-да, именно эта характеристика стала уже твоим неофициальным прозвищем!

Игинкат густо покраснел:

- Ой, а я даже родителям об этом не говорил…

- Думаешь, они все еще продолжают пребывать в святом неведении? Зря. У нас такие героические слухи ой как быстро разносятся… Ну, и конечно уже всем известно, что этот самый мальчик за год успешно прошел три ступени подготовки, к тому же он еще и иностранец, то есть для нашего юного поколения существо априори загадочное, стало быть, для твоих ровесниц ты теперь самый вожделенный кавалер!

Игинкат не знал уже, куда глаза девать от смущения, но все же нашел в себе силы пробормотать:

- А что еще обо мне говорят?..

- Ну, что ты очень симпатичный, и лучший в городе пловец, и драться умеешь отменно, и в школе к тому же круглый отличник. Самые завиральные измышления не стану даже произносить, чтобы ты совсем уж не возгордился. Единственное темное пятно на этом сияющем образе — это мнение, что ты по характеру бука и на девочек даже не глядишь. Правда, все знают, что с одной девчонкой ты близко знаком, но она — юная амазонка, то есть по их понятиям и не девочка совсем, а такой же как ты боец.

- А почему это я бука! — возмутился Игинкат. — Да они сами ко мне не подходят!

- У-у-у, а вот тут уже разница национальных характеров проявляется. У вас девчонки, что ли, сами на парней вешаются? А у нас вот так сама подойти может только амазонка, а остальным мораль предписывает вести себя скромно и ждать, когда парень сам на них внимание обратит. Родители твои рассказывали, что ты летом целый месяц на ферме отработал в компании сверстников. Они по вечерам к девчонкам бегали?

- Бегали. А вы откуда знаете?

- Потому что сам недавно таким же был. Эти вечерние гулянки в садах у нас почитаются самым лучшим временем для знакомств. И наверняка все окрестные девчата знали, что ты на соседней ферме живешь, только твои товарищи регулярно к ним приходят, а ты почему-то нет. Ну, и какое мнение тогда о тебе могло сложиться?

- А я не зна-ал… — разочарованно протянул Игинкат.

- Ну, будешь знать теперь. Только вот какое дело: это все дивиденды с твоих прежних подвигов, а от тебя сейчас будут ждать новых. Мол, раз он такой герой, три ступени так быстро покорил, так и на четвертую обязательно должен подняться. И если тебе это удастся уже в этом семестре, тогда ты точно станешь живой легендой и все девчонки будут твои! Ну, а если решишь передохнуть или вообще откажешься от дальнейшего восхождения, на что, конечно же, имеешь полное право, публика в тебе разочаруется, причем и девчонки, и парни. В общем, сам решай, хочешь ли ты продолжать считаться героем, или предпочтешь тихое серое существование.

Игинкат растерянно заморгал. Это что же получается, он сам себя загнал в ловушку? Не пойдешь на четвертый курс, и та же Рамета в тебе разочаруется, и Истребитель, и даже малыш Ивле, который сейчас тебе в рот глядит. А пойдешь — это опять изнурительные тренировки на целых полгода, и постоянная боль, и вообще неизвестно, какие там еще пакости припасены для четверокурсников!

- А вы бы мне что посоветовали? — промолвил он дрогнувшим голосом.

- А я советую все же идти. Конечно, будет трудно, неподготовленный мальчик там бы точно сломался, но ты парень крепкий, ты выдержишь. И идти лучше сейчас, а не ждать следующего семестра. Стрессоустойчивость, знаешь ли, тоже снижается, если ее постоянно не тренировать.

- Тогда запишите меня в Агелу, — вздохнул Игинкат, — а родителям я потом сам скажу…

Вот так и случилось, что о зачислении сына на четвертый курс Агелы N 5 Киру и Афлат узнали уже постфактум. Мать так разволновалась, что ее чуть не пришлось отпаивать, отец же отнесся к решению Игинката более философски. Да, он изначально на это не рассчитывал, он не требовал от парня таких жертв, но раз уж сын настолько возмужал, что готов пойти туда по собственной воле, то так тому и быть!

Глава 5. Знакомство с курсом

В первый учебный день будущие четверокурсники Агелы N 5 собрались в рекреации четвертого этажа. Места здесь было куда меньше, чем в холлах нижних этажей, но и ребят пришло тоже немного, на две учебные группы максимум. Игинкат сразу отметил повышенную концентрацию обладателей красных трусов — добрая треть от числа присутствующих. Все эти ребята были лишь на год младше него и почти не уступали в росте и физической силе. Серьезные соперники, если что. Впрочем, краснотрусые пацаны носы перед ним не задирали, а напротив, поглядывали с изрядным уважением. Кажется, Талис ничуть не преувеличивал, говоря, что он, Игинкат, успел уже сделаться городской знаменитостью. Неприятной новостью стало присутствие здесь его одноклассника Турве Нейкледа. Бывший классный атаман, отдохнув всего полгода после покорения третьей ступени, решил штурмовать четвертую. Надеется сравняться с Истребителем, что ли? Ну, по крайней мере формально, в боевых навыках ему Корге все равно не догнать, тот же не просто один из краснотрусых, а победитель Алентских игр по панкратиону!

Пришедший знакомиться с четверокурсниками генерал Пранергед поделил их пополам и представил каждой из групп ее наставника. Группой, в которую попал Игинкат, командовал начальник всего четвертого курса полковник Дакхис Унжергед. Среди пацанов ходили слухи, что этот офицер сделал карьеру в рядах спецназа, и лишь тяжелая травма заставила его сменить место службы и отдаться воспитанию подрастающего поколения. Игинкат почему-то с самого начала не сомневался, что попадет именно к нему. К неудовольствию мальчика в эту же группу записали и Турве. Отведя своих подопечных в комнату для занятий, Дакхис обратился к ним со вступительной речью:

- Как я понимаю, здесь собрались те, кто рассчитывает в будущем стать самыми лучшими франгулярами, элитой нации и ее вооруженных сил. Не секрет, что на младшие курсы ребят нередко тянут силком: и потому, что самому стыдно считаться девчонкой, и потому, что иначе настоящие девчонки никогда за тебя замуж не пойдут, и потому, что без знака мальчишеской доблести третьей степени нечего и мечтать о военном училище, ну, за редчайшими исключениями, вроде нашего великого штабиста Ингареда. Вас сюда никто не тянул, сами пришли, значит, чувствуете в себе силы преодолеть те суровые испытания, которые вас здесь ожидают. Но если кто-то себя переоценил, еще не поздно переиграть обратно. Чтобы вы точно сумели оценить, что вас ждет в ближайшем будущем, сегодняшнее занятие мы сделаем ознакомительным.

По его приказу солдаты водрузили на стол пластиковый контейнер и длинный железный ящик. Ребята зашушукались. Не демонстрируя пока припасенные сюрпризы, полковник продолжил:

- Вы уже привыкли, что все экзамены приходится сдавать по окончании обучения на курсе. Но в этом правиле есть одно исключение — для четверокурсников, проходящих подготовку в осенний семестр — и связано оно с проверкой выживания в лесу. Если вас забросить туда в разгар зимы, вы же все, ну, может быть, за редким исключением (лукавый взгляд в сторону Игинката), околеете там от холода. Поэтому данный экзамен вам придется сдавать в середине семестра, и именно предмету выживания будет посвящена большая часть занятий в ближайший месяц. Соответственно, обучение спецприемам рукопашного боя отодвигается на более позднее время. И я считаю, это правильно: тому, кто провалит экзамен по выживанию, в элитных войсках делать нечего, а стало быть, и знание спецприемов ему не по рангу. Во время этого испытания у вас не будет с собой никакой еды — все пропитание вам предстоит добывать на месте, а из вещей вам позволят взять только один нож, он будет для вас и хозяйственным инструментом, и оружием для охоты. Фактически, вы должны научиться управляться с ним не хуже, чем со своей собственной рукой. Может, кому-то из вас удастся сделать силки и поймать зайца, но сильно на это не рассчитывайте. Скорее всего, вы вынуждены будете обходиться той пищей, которую можно поймать голыми руками, а поскольку развести костер вам вряд ли удастся, то и есть ее придется сырой. Самое доступное мясо в тех местах — это лягушатина, вот с нее и начнем.

Дакхис открыл пластиковый контейнер, до краев наполненный живыми лягушками.

- Разбирайте, кому какая больше приглянулась и постарайтесь съесть. Если у кого недостаточно крепкие зубы, чтобы ободрать кожу, то вот в этом ящике лежат ножи, можете освежевать и разделать, — тут полковник открыл железный ящик, разделенный перегородками на узкие секции, в каждой из которых лежал охотничий нож.

Вот это было куда интереснее. Курсанты мигом расхватали ножи и принялись разглядывать. Игинкат вертел в руках свой. Не очень длинный, но с толстым широким лезвием, совсем не похожий на привычные столовые ножи. Вдоль лезвия проходит канавка для стока крови. Очень хотелось опробовать его в каком-нибудь серьезном деле. Другие ребята, похоже, тоже ими увлеклись, кое-кто даже принялся в шутку фехтоваться. Только окрик полковника заставил курсантов вспомнить, зачем им, собственно, раздали эти орудия.

Не-ет, потрошить лягушку, а потом еще и жрать ее сырой, у Игинката не было ни малейшего желания! При одной мысли, что ему придется засовывать эту тварь в рот, мальчика чуть не стошнило. Видя, что его подопечные не спешат выполнять задание, полковник разразился длинной тирадой о слюнтяях и маменькиных сынках и, наконец, заставил пацанов зашевелиться. Турве оказался самым решительным. Отделив лягушке голову и вскрыв ее брюшко, он принялся отделять от кожи и костей ее мышечную ткань, то есть то, что хоть с каким-то основанием могло быть описано словом «мясо». Наскребя небольшую кучку, попробовал на вкус… Вид у него при этом был такой, словно он дерьмо в рот сует. Но проглотил все же, и даже не вырвало. Успешный исход эксперимента заставил и остальных пацанов приняться за дело. Игинкат со страдальческим выражением на физиономии препарировал несчастную жабу и мелкими кусочками засовывал в рот ее мускулы. Беее… А ведь говорят, что в какой-то стране это даже деликатесом считается! Впрочем, там ведь наверняка это как-то готовят, а не сырым трескают, а может, и породу какую другую вывели, более съедобную…

Один из курсантов не выдержал и сблевал. Дакхис коршуном налетел на несчастного мальчишку, разругал, на чем свет стоит, и в заключении пообещал лично скормить ему лягушку на следующем занятии, а если тот так и не сумеет справиться со своей брезгливостью, то будет отчислен с курса в тот же день. Столь красочно описанные перспективы сподвигли и других пацанов побыстрее разделаться с отвратной едой. Хорошо хоть запить дали чистой водой из-под крана, а не какой-нибудь там болотной жижей!

Закончив с этим малоприятным занятием, пацаны не прочь были и дальше поиграться с ножами, но полковник велел вернуть все в ящик, дескать, для освоения сего оружия у них вскоре специальные занятия будут, где их обучат правильно с ним обращаться, а сейчас, мол, пришла пора курсантам ощутить на собственных шкурах, что их ждет на занятиях по тренировке болевой выносливости, после чего последовала команда всем раздеться донага.

Ну, раздеваться догола для порки — занятие для четверокурсников привычное, ни малейшего душевного трепета уже не вызывающее. Даже информацию о том, что на сей раз им предстоит познакомиться с бичом, ребята приняли вполне спокойно, в конце концов, на недавней диспансеризации по их спинам уже успели пройтись этим девайсом. Непонятным оставалось только одно, а на что им придется укладываться-то?

Впрочем, вскоре выяснилось, что никуда ложиться не надо. С потолка спустили крюк, подвешенный на системе блоков, первому из курсантов связали запястья кожаными ремнями, подвесили за эти ремни на крюки подтянули повыше, так что ноги его на полметра оторвались от пола.

- На первый раз каждый из вас получит по пять ударов, — пояснил Дакхис, — хотя потом, после тренировок, вы научитесь выдерживать и по десять, без этого никого к сдаче экзаменов не допущу. Бич на занятиях будет у вас чередоваться с розгами. Ну, поехали!

Штатный экзекутор из солдат нанес первый удар. Бич оплел спину мальчика и захлестнул на ребра. Подвешенный мальчуган задергался, словно исполнял какой-то диковинный танец, и снова расслабленно повис.

- Постарайся обойтись без лишних телодвижений, — посоветовал полковник. — Понимаю, что ощущения непривычные, но и в таком положении тело контролировать можно.

Мальчик уныло кивнул и при следующих ударах дергался уже меньше, хотя глаза зажмурил и зубы сжимал. Когда его, наконец, спустили, он с трудом устоял на ногах. Развязав руки, но не дав одеться, его отправили в медсанчасть лечить поврежденную кожу, а на крюк уже подвешивали следующего испытуемого.

Игинкат, чья очередь пока не подошла, следил за экзекуцией, не отрывая глаз. Двенадцати- и тринадцатилетние парни, такие крепкие и мускулистые на вид, когда стояли на полу, будучи подвешенными, вдруг начинали казаться тощими и хрупкими, в глазах их поселялась неуверенность, если не сказать страх перед предстоящим испытанием, и очень заметно было, как им трудно сдерживаться, когда их спины, бедра или ягодицы оплетал бич. Некоторым под конец сдержаться не удалось, они вскрикивали или отчаянно дергались, но основная масса курсантов бичевание снесла достойно.

И вот, наконец, место на крюке занял сам Игинкат. Мальчик еще никогда не ощущал себя таким уязвимым и беспомощным. Он видел уже, как глубоко впивается в плоть сверстников самый кончик бича, на ребрах и бедрах от него даже оставались кровоподтеки. А если он вдруг не туда попадет, а в какое-нибудь более нежное и уязвимое место?! И хотя экзекуторы явно были очень опытными и мимо цели не промахивались, всякий раз, когда за его спиной раздавался свист бича, у Игинката в страхе сжималось сердце. Но, слава всем богам, никаких особых повреждений ему сегодня не нанесли. Боль, конечно, была жестокая, словно огненная дорожка вмиг проходила по телу, но стерпеть ее все же было можно, по крайней мере, пока таких дорожек не станет слишком много и огонь не охватит уже все тело целиком. С трудом, но выдержав все пять ударов и с ужасом представив, каково ему будет, когда придется терпеть целый десяток, развязанный мальчик поплелся в медсанчасть, где его со всех сторон облепили пластырями. Возвращаться домой в таком виде — только родителей пугать, хорошо еще, что под одеждой не будет видно.

Когда пребывающий в не лучшем физическом и моральном состоянии юный Игироз спустился на первый этаж, здесь его уже ждали. Ивле, еще в прошлом году сделавший Игинката своим кумиром и с тех пор постоянно ходивший за ним хвостиком, наконец-то справил свой седьмой день рождения, пошел в школу, ну и, чтобы отстоять свое право на ношение красных трусов, записался на второй курс Агелы. Сегодня у него тоже было первое занятие, а точнее, длительное упражнение на выносливость. Отсидев, наконец, положенные шесть часов на деревянном коне, этот непоседа жаждал поделиться впечатлениями.

- Ну, как успехи? — счел нужным поинтересоваться Игинкат. — Попка, поди, онемела вся?

- Да нет, — гордо ответил малыш. — Я же привычный уже. Не так уж больно сегодня и хлестали, у нас никто и не заплакал даже, только ску-у-учно было… Я бы там заснул, наверное, если бы не приходилось книжку читать и решать задачки.

- Сам читал?

- Ага! Это другие еще не умеют, а я-то два года как уже! В школе не интересно даже… Я думал, хоть в Агеле скучать не придется, а тут…

- Вот погоди, когда тебе в субботу двадцать пять розог выдадут или в ворох крапивы голеньким засунут, там уж точно не заскучаешь! — зловеще пообещал Игинкат.

Ивле расширил глаза и принялся расспрашивать, а как это ребят засовывают в крапиву? В красках расписав ему свои прошлогодние впечатления от принятия «крапивной ванны» и улыбнувшись напоследок потрясенному малышу, Игинкат двинулся на выход. Надо же, после таких воспоминаний даже на душе как-то полегчало и пожирание лягушек уже не кажется запредельной мерзостью. Мелкому шкету, правда, сегодня ночью гарантированы дурные сны… Ну, ничего, пусть лучше сейчас помучается, чем потом испытает шок, когда прикажут нырять в крапиву! Заодно осознает хорошенько, как нелегко покоряется вторая ступень!

Глава 6. Свиньи и летающие ножи

Занятия по обучению умению обращаться с ножом проводил все тот же Унжергед. Похоже, он мог преподавать все предметы четвертого курса. Да и если посудить, кому, как не ему, бывшему спецназовцу, было этим заниматься!

Для начала мальчишки долго разучивали правильный хват и отрабатывали умение быстро выхватить нож из ножен. Затем солдаты приволокли откуда-то чучело кабана, и Дакхис прямо на нем показывал все уязвимые точки дикой свиньи и как надо правильно перерезать ей горло. Теоретически у ребят все выходило неплохо, но наставник мигом лишил их уверенности, заявив, что никакое умение нельзя считать усвоенным, пока оно не отработано на практике. А поскольку реквизит портить нельзя, этак он быстро в труху превратится, то на следующее занятие они отправятся на одну из городских скотобоен, где на практике обучатся резать свиней, а заодно и свежевать ножом туши.

Слова эти вызвали всеобщее оживление. Кто-то из пацанов вякнул, что он, дескать, будущий воин, а не мясник, на кой ему эти навыки, на что тут же получил ответ, что умение быстро и тихо перерезать глотки для спецназовца или войскового разведчика — первейший навык. Да, конечно, там они не свиньям горла режут, только ведь от тренировки на манекенах толку мало, а свинья из всех доступных животных больше всего похожа на человека и своей анатомией, и габаритами. Короче, когда они научатся закалывать свиней так, чтобы те даже взвизгнуть не успели, то могут считать, что сдали зачет.

- Но люди все же ведь чем-то от свиней отличаются? — недовольно спросил один из курсантов. — Противник в бою так просто ведь на заклание не пойдет, он же сопротивляться будет!

- Будет, естественно, — не стал отрицать полковник. — Только когда он тебя видит, нож — не самое удачное орудие для боя. В прежние века ваших сверстников обучали фехтованию, не на ножах, естественно, а на саблях, а еще раньше — умению рубиться на мечах, но с тех пор огнестрельное оружие настолько улучшилось, что умение владеть холодным мало чем может помочь в схватках. В ходу остался только нож, потому что его можно носить скрытно и пускать в ход неожиданно для противника. Когда мы научитесь разбираться со свиньями, я покажу вам места на теле человека, куда лучше всего наносить удар, но это уже без отработки. Вот закончите школу, поступите в училище, готовящее спецназовцев, там вас всему обучат в лучшем виде, а сейчас вам важнее заложить базовые умения обращения с ножом.

Игинкат вспомнил, как Редле пырнул ножом Итке, несмотря на активное сопротивление последнего, и спросил, как можно противостоять вооруженному ножом противнику, если у тебя самого ничего подобного под рукой нет.

- Хороший вопрос… — протянул Дакхис. — Ну, в принципе, опытный боец, владеющий искусством панкратиона, всего может справиться с дилетантом, у которого из оружия есть один лишь нож. Другое дело, если вам противник сам владеет этим искусством и плюс к тому умеет обращаться с ножом. Тут, конечно, преимущество будет на его стороне, но всегда есть возможность применить воинскую хитрость. Когда мы дойдем до изучения специальных разделов панкратиона, я покажу вам несколько приемов, позволяющих обезоружить или вывести из строя вооруженного противника. Но это, как вы понимаете, будет уже после того, как вы пройдете курс выживания, а пока сосредоточьтесь на совершенствовании умения обращаться с ножом.

На следующем занятии, как и обещал полковник, всю их группу повезли на скотобойню, выдали каждому парню по ножу и по клеенчатому фартуку и сказали раздеться до трусов, чтобы не испачкать кровью одежду. Дальнейшие события больше всего походили на ристалище. Свиней группами по несколько животных запускали в зал с бетонным полом, а курсантам надо было выбрать среди них жертву, осторожно подкрасться, напасть и зарезать. Свиньи оказались недоверчивыми и строптивыми, истошно визжали, когда на них нападали, метались по залу, стряхивая с себя вцепившихся в них пацанов, и ни в какую не соглашались подставить горло под нож. Чтобы завалить их на пол, мальчишки принялись применять борцовские приемы, не всегда с должным успехом, но все же ножи пошли в дело, и свиная кровь начала заливать пол.

После нескольких минут активного участия в этой вакханалии Игинкат решил, что от фартука нет никакого прока, от кровавых брызг он защитить не в состоянии, только бегать мешает. Снял его и отбросил в сторону. Так было двигаться ловчее. Глядя на него, и другие пацаны избавились от лишней детали одежды. Трусы, конечно, придется отстирывать, причем капитально: после того как мальчик пару раз поскользнулся в лужах крови, они настолько ею пропитались, что сами стали красными. Хотя прикольно, конечно, его теперь от законных владельцев красных трусов и не отличишь!

Наконец, Игинкату удалось сбить с ног не слишком увертливую свинью и резануть ее ножом по горлу. От визга заложило уши, недорезанная животина вырвалась и рванула прочь, пришлось догонять и добивать. Со второй свиньей дело пошло тоже не слишком гладко, и только с третьего раза мальчику удалось прирезать свою жертву одним точным движением. Ну, по крайней мере, Дакхис ему ее зачел.

Сдав нож, выяснив, где здесь находится душевая комната, и добравшись туда, Игинкат почувствовал себя выжатым как лимон. Даже кроссы по горам бегать и на ринге драться с сильными соперниками оказалось куда как легче. Чертовы свиньи! А ведь казалось бы, толстые, неповоротливые, ленивые домашние животные. А что же тогда будет, если с лесным кабаном вот так вот придется встретиться?! Даже подумать страшно… Как бы то ни было, убивать животных ножом он все-таки научился, и, если вдруг возникнет такая необходимость, рука у него не дрогнет. Ой, видела бы сейчас мама, во что превратился ее такой раньше тихий, книжный сыночек!..

С трудом отстиранные от крови трусы пришлось сушить прямо на себе. Кто ж знал, что сюда сменное белье с собой надо захватывать? Впрочем, товарищи по группе были не в лучшем положении и на столь незначительную неприятность внимания не обращали. Всю обратную дорогу пацаны пребывали в возбужденном состоянии, без конца обмениваясь впечатлениями о своем участии в этом побоище, и мясником никто из них себя не чувствовал. Вот если бы свиньи эти, допустим, были связанными или подвешенными на крюк, тогда да, много ли чести их таких зарезать?! А когда с этими увесистыми животными приходится реально бороться, то какой же ты тогда мясник? Ты настоящий мужик, боец!

На следующий день, перед началом уроков в городской школе, Игинкат просто не мог не рассказать о вчерашних событиях сидящему рядом Истребителю. Тот почему-то улыбнулся:

- И много ты свиней завалил, прежде чем навык освоил?

- Трех, — признался Игинкат.

- Ну, это ты просто талант! Мне вот целый десяток пришлось ухайдокать, прежде чем что-то получаться стало. Уже все приятели зачет сдали, один я еще продолжаю там возиться, весь в крови с головы до пят. Надо мной уже даже подхихикивать стали, дескать, я этот мясокомбинат гребаный до конца года взялся сырьем обеспечить! Наконец, я одну хавронью прирезал, как полагается. Наставник мне отмашку дает, дескать, зачет принят, а потом спрашивает: «Ну и сколько, как ты думаешь, ты сегодня свиней порешил?». А что мне думать, я ж их считал, зараз. Отвечаю: «Десять!». А он мне: «Ты не поверишь, Корге, но ты сегодня установил настоящий рекорд. На моей памяти никому больше восьми животных за день прирезать не удалось. Либо надобности не было, либо сил совсем не оставалось. А ты у нас настоящий истребитель свиней получаешься!» Вот с того самого дня ко мне прозвище и прилепилось! Сперва в Агеле, и потом и здесь о нем прознали.

- Истребитель свиней?! — расширил глаза Игинкат.

- Угу. Потом, правда, когда кое-кому навалял, сократили до одного слова. Так оно мне даже нравится. Тебя, кстати, там еще никак не прозвали? Коротко, я имею в виду, а то прозвище из шести слов язык выговаривать устанет.

- У нас в Кенлате зимних пловцов моржами называют, — признался Игинкат.

- Это животные такие морские, что ли? Краем уха слышал, но у нас тут о них мало мало что известно, да и не видел их никто. Не, тебе что-нибудь другое придумают, более знакомое и выразительное, вам же еще ой-ей-ей какие интересные дела предстоят!

Насчет будущих интересных дел Игинкат даже не сомневался, наставник их группы был на выдумки горазд. На третьем занятии он поведал курсантам, что ножи можно, оказывается, еще и метать! В учебный зал притащили мишень, имитирующую человеческую ростовую фигуру, и полковник, отметив на ней наиболее уязвимые места, лично продемонстрировал, как их следует поражать броском с нескольких шагов, при этом настолько незаметно доставая нож, что противник даже не заметил бы момент броска и, соответственно, не успел бы уклониться. У Дакхиса это получалось просто мастерски: нож вылетал не то из каких-то потайных ножен, замаскированных под полой одежды, не то вообще из рукава, миг, и он уже торчит в месте, где у человека проходит яремная вена, рассечение которой равносильно очень быстрой смерти. У попытавшихся повторить его трюк подростков ножи летели куда попало, чаще всего даже мимо мишени, но полковник на их неточность пока не сетовал, покамест более заботясь о правильном извлечении ножа и мгновенном переходе к броску. Лишь когда эти элементы были достаточно отработаны, начались броски на точность. Под конец занятия у Игинката даже что-то, кажется, стало выходить: из трех последних бросков в одном случае нож попал куда нужно, а в двух других воткнулся чуть ниже, но все равно в пределах нарисованной на мишени фигуры. У большинства его товарищей по группе дела обстояли куда хуже. Турве, не попавший в мишень ни разу, разразился столь эмоциональной репликой, что не выдержал даже весьма лояльный к словесным излияниям воспитанников Дакхис. Получив прилюдную выволочку (хорошо еще, что только словесную!), недовольно бурчащий Нейклед поспешил отойти подальше от раздраженного наставника.

Подводя итоги занятия, полковник выразил недовольство достигнутыми результатами, но тут же оптимистично заявил, что время до экзамена по выживанию у курсантов еще есть, и если они осознают, насколько жизненно необходимым для них там окажется виртуозное владение ножом, то, конечно же, удвоят свои усилия и тогда уж будут выглядеть более прилично. Выслушав такое напутствие, подростки разъехались по домам в очень разном настроении. Если Игинкат и другие немногочисленные везунчики были вполне собой удовлетворены, то большинству ребят радоваться было решительно нечему.

Глава 7. У каждого свои проблемы

В отличие от занятий с ножом, которые при всех трудностях в целом потрафляли самолюбию курсантов, помогали им ощущать себя настоящими мужчинами, бойцами, курсы по выживанию, по мнению Игинката, были пока в основном направлены на преодоление брезгливости. Дакхис скрупулезно объяснял ребятам, каких именно насекомых и их личинок можно есть, а каких не в коем случае не стоит, какие дикие растения имеют съедобные корневища, как плести силки из тонких веток и древесной коры, как разделывать пойманных мелких животных, как добывать из них жилы, которые потом можно использовать в качестве тетивы для рогатки, как строить шалаш из подручных материалов, как трением добывать огонь, короче, готовил из них форменных дикарей, хорошо приспособленных к выживанию в дремучем лесу. И что, это так необходимо знать будущим спецназовцам? Они, что, прежде чем напасть на кого-то, неделями таятся в зарослях, не имея при себе никакой жратвы, даже сухпайка? Все нутро городского интеллигентного мальчика бунтовало против подобной перспективы, но что делать, по этому чертову выживанию скоро будет экзамен, который во что бы то ни стало надо сдать!

Впрочем, от переживания собственных трудностей его смогли отвлечь чужие. После одного из занятий в Агеле к нему подошел грустный, что-то бубнящий себе под нос Ивле. Малец явно жаждал помощи, но при этом очень стеснялся о ней попросить. После настойчивых выяснений Игинкату стала понятна суть проблемы. Ивле, в целом подготовленный куда лучше своих сверстников, не боящийся ни розог, ни растяжек, которыми мучили начинающих борцов, оказался никудышным пловцом. Ксартские ребята вообще плаваньем не увлекались, да и негде особо было, но худо-бедно, в ходе освоения второй ступени, приучались сносно держаться на воде и кое-как в ней передвигаться. Товарищи Ивле по группе уже демонстрировали некоторые успехи, во всяком случае, могли уже несколько метров пробултыхаться самостоятельно, не наглотавшись при этом воды, сам же он почему-то неизменно шел на дно и вынужден был срочно становиться на ноги, чтобы не захлебнуться. Возможно, долгие и упорные занятия с тренером и помогли бы делу, но не мог же тренер все время заниматься им одним?!

Вздохнув, Игинкат понял, что придется ему осваиваться в роли тренера. В конце-то концов, когда у него самого возникали трудности в обучении, товарищи ему помогали: Истребитель с борьбой и панкратионом, Салве со стрельбой. Похоже, пришла пора возвращать долги.

- В каком бассейне вы занимаетесь, горюшко? — осведомился он. — Там можно записаться поплавать самостоятельно или как?

Название бассейна Ивле тут же сказал, как и куда там нужно записываться, он, разумеется, и понятия не имел, но обещал сегодня же выяснить у родителей. А если окажется можно, Игинкат пойдет с ним заниматься? Да?.. Получив заверение, малыш враз повеселел и полетел домой как на крыльях.

Оказалось, что записаться на самостоятельные занятия можно вполне. Впрочем, это и не удивительно, здесь, во Франгуле, желание детей дополнительно заниматься спортивными дисциплинами, входящими в программу подготовки будущих франгуляров, всячески поощрялось. Идти, правда, пришлось в лягушатник, то есть в самый мелкий бассейн, где обучали начинающих пловцов. Игинкату там было по пояс, а вот Ивле — по шейку.

Итак, в назначенный день, а правильнее было бы сказать — вечер, поскольку все такие внеплановые занятия проводились только по вечерам, Игинкат с Ивле встретились в раздевалке детского бассейна. Сбросив одежду и постояв под душем, ребята натянули принесенные с собой плавки: Игинкат — свои привычные бело-голубые, которые за прошедший год уже стали тесноваты, но отказываться от которых мальчик никак не хотел, все же какая-то память о прежней жизни, Ивле же — недавно купленные родителями щегольские красные. Ну да, на такой цвет он право имел, но все равно это было больше для форса, другие мелкие краснотрусые вполне довольствовались скромными черными плавочками. Конечно, не оглядеть друг друга ребята просто не могли. Ивле поразился следам от бича на спине Игинката: что, на четвертом курсе именно вот так лупят?! Самому ему пока доставалось только по попке, ну, это если не считать крапивных ванн. Первую из оных он недавно уже получил и, конечно же, сходу стал делиться впечатлениями: и как он смело нырнул в крапиву, и как его нахлестывали сзади с головы до пят, и как все тело горело и нельзя было даже почесаться, и как один из пацанов расплакался и вроде бы даже описался, поскольку, когда он встал, крапива под ним была влажная. Сам Ивле, по его словам, перенес испытание стоически, хотя потом тело весь день чесалось. Игинкату тоже было что поведать, особенно о метании ножа и поедании лягушек и насекомых. Рассказывать малышу, как резал свиней, ему почему-то не захотелось.

К обязанностям тренера юный Игироз подошел ответственно. Вспомнил, как его самого учили держаться на воде, когда он еще жил на родине. Надувные круги тут, кажись, не в моде? Ну и ладно, обойдемся собственными руками. Подхватив малыша под тощее пузико и уложив его на воду, мальчик приказал ему двигаться так, как будто он плывет. Ощутив животом надежную опору, Ивле с энтузиазмом замахал руками и ногами, так что брызги разлетались на полбассейна. Пришлось сказать ему поумерить прыть и следить за правильностью движений. Ивле под руководством Игинката подвигался и по-лягушачьи, и как бабочка, попавшая в воду, и, будучи перевернутым вверх животом, неплохо сымитировал плавание на спине.

Оказалось, что быть наставником послушного твоей воле юного существа, да еще такого понятливого и энергичного, сильно поднимает твою собственную самооценку, да и попросту приятно. Поддерживать в воде семилетнего пацаненка физически оказалось не так уж утомительно, все же вода скрадывает большую часть веса, больше усилий приходилось тратить на сдерживание, чтобы он действительно не уплыл. Ивле, в свою очередь, за полчаса ни разу не коснувшись ногами дна и даже отдыхать приноровившись на руках у старшего друга, вполне освоился в водной среде и научился двигаться правильно, а не беспорядочно сучить конечностями.

- А теперь попробуем то же самое проделать в движении, — сказал, наконец, Игинкат. — Ты поплывешь, а я буду идти по дну и тебя поддерживать. Ну, готов?

Ивле, конечно, согласился. Сымитировав лучше всего усвоенные лягушачьи движения, он начал продвигаться в воде и довольно успешно, вынужденный передвигаться боком Игинкат еле за ним поспевал, касаясь детского живота лишь кончиками пальцев, а потом и вовсе убрал руки… Малец этого даже не заметил и успел преодолеть метра три, прежде чем осознал, что плывет совершенно самостоятельно! Чудом не запаниковал, продолжая совершать уже привычные движения, и только получив подтверждение от Игинката, что да, он действительно плавает сам, без поддержки, позволил себе остановиться и опереться ногами о дно. Радости просто не было предела!

Неутомимый пацаненок тут же пожелал проверить на деле и другие освоенные им стили и, надо сказать, не без успеха. Своим вновь приобретенным умением он наслаждался, пока не выдохся окончательно. Игинкату, глядя на него, оставалось только жалеть, что самому ему в этот раз так и не удалось поплавать. Ну, не в этой же мелкой луже, в самом-то деле! Ничего, раз уж Ивле научился держаться на воде, в следующий раз можно будет продолжить обучение в более глубоком бассейне, там уж они оба вволю наплаваются, может быть, даже наперегонки!

Если проблемы Ивле благополучно разрешились, то самому Игинкату приходилось преодолевать одну трудность за другой. Унжергед своим воспитанникам пощады не давал, похоже, всерьез надеясь вырастить из них будущую элиту спецназа. На одном из занятий речь вдруг зашла о ранах.

- Во время сдачи экзамена по выживанию вам придется долгое время находиться далеко от любого человеческого жилья, — вещал полковник, — при этом очень велика будет вероятность вашей встречи с опасными лесными зверями. Как бы ловки вы ни были, как бы хорошо ни лазили по деревьям, как бы виртуозно ни владели ножом, при стычке с ними вы все равно можете получить серьезное ранение. До людей вам с ней не добраться, и если вы не сможете самостоятельно ее зашить, то истечете кровью и умрете. Сейчас вам покажут на манекене, как зашивать такие раны с помощью иглы и хирургической нити, потом вам придется проделать это на себе самих. И это только первый этап вашего обучения, ведь в лесу ни таких игл, ни таких нитей у вас при себе не будет. Вместо иглы придется использовать срезанную с кустарника крепкую колючку, а вместо нитей — животные жилы, которые вам самим придется заготовить сразу по прибытии на место. Впрочем, если кабан вспорет вам живот, то никакая штопка вам уже не поможет, реально зашить вы сможете себе только конечности, но и это уже большое подспорье в деле выживания.

От неприятных предчувствий у Игинката похолодело внутри, его приятели по группе тоже ни малейшего энтузиазма не выказывали. Самому себе поранить конечность, чтобы потом ее зашить?! Да даже элементарный инстинкт самосохранения такого сделать не позволит!

На поверку оказалось, что парни себя недооценивали. Когда процесс обучения на манекене был завершен и полковник приказал каждому вспороть себе голень своим же собственным ножом, причем не просто царапину оставить, а прорезать кожу насквозь, до мяса, курсанты с большим или меньшим успехом это распоряжение выполнили. Игинкат даже зажмурился от страха, когда всаживал лезвие в свою левую ногу, и лишь мгновенная резкая боль заставила его вновь открыть глаза. Из длинного пореза сразу потекла кровь, но, слава всем богам, не толчками, стало быть, крупную артерию он не задел. Усевшись на пол и завернув перед собой пострадавшую голень, чтобы удобно было шить, мальчик принялся неумелыми стежками стягивать края раны. Дакхис стоял рядом и помогал советами. Когда работа, наконец, была закончена, кровь, вроде, идти перестала, хотя раненую ногу все еще пекло и дергало. Пришлось, однако, ждать, пока остальные ребята проделают над собой ту же процедуру. Пристойно зашить себя удалось далеко не всем, но даже те, у кого кровотечение до конца не прекратилось, старались не вешать носа. Кто-то даже в шутку пожалел, что у них в школе не было уроков домоводства, как у девчонок, уж там-то, дескать, они точно бы навострились работать с иглой!

Когда последний из курсантов заштопал свою рану, истомившихся юных страдальцев, наконец, отпустили в медсанчасть, где медсестрам пришлось переделывать их работу заново. Впрочем, не всегда. Игинката, например, похвалили, оценили качество его штопки как вполне приличное и перешивать не стали, только обильно смазали шов йодом для дезинфекции. След от пореза, как понял мальчик из разговоров, останется теперь на его теле на всю жизнь. Хорошо еще, что это внутренняя сторона голени, там не очень заметно. Кстати, интересно было бы приглядеться к Истребителю в раздевалке, у него же, по идее, тоже такие следы должны быть?

Несмотря на успешное прохождение испытания, Игинкат вспоминал о нем с содроганием. Особо впечатляло обещание Дакхиса, что в будущем такую рану придется зашивать колючкой. Это что, им опять себе ноги придется вспарывать, что ли?! Или полковник просто так пошутил?

К счастью, на следующем занятии выяснилось, что повторять подобную самоэкзекуцию, да еще устранять ее последствия с использованием природных материалов, курсантам все же не придется. Унжергед лишь продемонстрировал на манекене, как это в принципе делается, то есть, как срезать колючку, как извлекать из зарезанного кролика нужные жилы, как правильно насаживать жилу на колючку, чтобы та потащила ее за собой. Короче, кто знает — тот вооружен, и если даже на практике ни разу этим не занимался, все равно сможет сделать, коли нужда припрет.

На фоне этих самозашиваний отработка всех прочих навыков по выживанию в дикой природе уже не казалась ни тяжелой, ни противной. Уж лучше саранчу и гусениц жрать, чем так вот над собой измываться! От тех, по крайней мере, ребят уже даже и тошнить перестало.

Глава 8. Субботние испытания

Как ни тяжело приходилось курсантам на занятиях по выживанию в лесу, болевые тренировки давались им еще труднее. Проходили они по-прежнему каждую субботу и, как и обещал Унжергед, порки розгами чередовались на них с бичеванием плетью. Предварительный разогрев при этом тоже присутствовал, но он уже даже не воспринимался мальчишками как дополнительное испытание, скорее, как долгое, скучное времяпрепровождение или какой-то пресный гарнир к главному острому блюду. «Главное блюдо», впрочем, было на их вкус даже чрезмерно острым.

Когда Игинкат вместе со своими товарищами впервые отведал сотню розог, ему показалось, что к этому просто невозможно привыкнуть! На пределе своих сил он снес без криков шестьдесят пять, готов был поверить, что после тренировок сможет дотянуть до семидесяти, а то и до восьмидесяти, но дальше!.. Когда все тело уже иссечено с головы до пят, а тебя продолжают со всей силы полосовать по поротому, тут не только стонов не сдержать, тут орать будешь во всю глотку! Ну, не Итке же он, в конце-то концов, чтобы рта не раскрывать, пока сознание не потеряешь!

Ну вот, стоило вспомнить про Итке, и в голову стали приходить совсем уж печальные мысли. Совсем недавно Игинкат встретил его в клубе «Акарис». Десятилетний живчик с грустным видом сидел в кафе неподалеку от ринга, тянул в трубочку сок и, хоть и внимательно следил за схваткой панкратионистов, сам ни с кем в драку не лез. Игинкат на правах старого знакомого подсел к нему за столик.

- Ну как, живот зажил?

- Ага, — почти безучастно промолвил Итке и оттянул резинку шортиков, демонстрируя шрам на животе. Игинкат заметил, что и трусы у пацана теперь не красные, а какого-то невыразительного серого цвета.

- А почему красные трусы больше не носишь? — поинтересовался юный Игироз.

- Так я ж право на них утратил, — удивленно ответил Итке. — Не сдал на третью ступень с первого раза.

- Так это ж не по твоей вине?!!

- А какая разница… — махнул рукой младший мальчик. — Я ж полуинвалид сейчас. Ну, какой из меня краснотрусник…

- В смысле?

- Ну, драться пока не могу, чтобы там, внутри, швы не разошлись, спортивную форму совсем утратил, — Итке поднял глаза на собеседника, и такая в них плескалась вселенская тоска, что Игинкат от сочувствия чуть не расплакался.

- И что теперь, прощай все мечты?

- Ну, — Итке как-то неопределенно мотнул головой, — в январе меня ждет еще одна медкомиссия. Если допустят к занятиям, снова запишусь на третий курс.

- И все заново, да? Ну, хоть полегче будет, навыки, они ведь не теряются.

- Если не тренироваться постоянно, что угодно утратить можно, — не согласился Итке, — а после такого ранения, так и вообще… У меня же сейчас с растяжкой совсем плохо стало, а без нее в панкратионе зарез, придется все по новой разрабатывать. Ну, хоть этого гада рядом не будет!

И то верно. «Этот гад», то бишь Редле, оклемавшись после перенесенной наказательной порки, говорят, поступил таки этой осенью на третий курс в какую-то из городских Агел, естественно, не в пятую, где бы ему теперь точно жизни не дали. Полгода в итоге потеряет, а вот пораненный им мальчишка аж целый год…

Редле тогда высекли тяжелой плетью до потери сознания и кровавых ручьев со спины, сорок ударов — это ж жуть какая! Сейчас четверокурсникам надлежало получать зараз вчетверо меньше и не такой страшной плетью, но все же, все же… Чувство беспомощности, возникшее у Игинката, когда его впервые подвесили на крюке для бичевания, только усилилось во время второго сеанса. Пять ударов бича кому-то еще удавалось вынести вполне достойно, но чтоб десять!.. К концу порки орали все, а один парень даже обмочился от невыносимой боли и потом не знал, куда глаза девать… Невозможность напружинить мышцы перед ударом, страх, что вдруг попадут по гениталиям, понимание, что за твоей поркой следит вся группа и замечает все твои ужимки, а ты висишь перед ними, что называется, во всей красе — все это мешало внутренне сосредоточиться для противостояния боли. А ведь по этому когда-то еще зачет сдавать! С учетом перерыва на экзамен по выживанию, за семестр будет всего только шесть таких занятий, и если сейчас ты с трудом выносишь, допустим, пять ударов бича, это что же получается, на каждом последующем занятии надо будет терпеть на один удар больше?! Сейчас для ребят это казалось немыслимым.

Ну, ладно, зачет все же не экзамен, его и пересдать можно, и не комиссия его принимает, а твой собственный преподаватель, а вот с розгами как быть? Никто из курсантов больше семидесяти с первого раза не осилил, а надо-то сто! И тут ведь всего шесть занятий впереди, а Игинкат помнил, что на третьем курсе после каждой из таких тренировок улучшал свой результат всего лишь на пару ударов. И тогда ведь у них с Салве была возможность тренироваться дополнительно посреди недели. Положим, если он попросит, отец Салве и сейчас ему в такой просьбе не откажет, вот только сотня розог — это не пятьдесят, кожа заживает куда дольше, а уж после порки плетью — и вообще! В таких условиях вынести дополнительную экзекуцию в среду ему будет просто не по силам. И что тогда? Провалить экзамен, а потом записаться на следующий семестр? В принципе, это выход, хотя, конечно, репутацию свою он этим провалом сильно подмочит. Да, но ведь есть же ребята, которым удавалось успешно пройти программу четвертого курса всего за один семестр! Истребитель тот же. Надо бы расспросить его, может, что дельное посоветует.

Истребитель, выслушав сомнения Игинката, усмехнулся:

- А с чего ты взял, что тренировки с плетью не влияют на способность терпеть розги, и наоборот?

Игинкат замялся.

- Ну, так поверь моему опыту: очень даже влияют, более того, дают кумулятивный эффект. Когда тебя плетью секут, чтобы сдержаться, ты должен вести себя как каменный. Ну, словно ты мраморная статуя, которую сколько бичом ни охаживай, ей все равно ничего не сделается. Скажешь, трудно? Трудно, не спорю, но другого выхода у тебя просто нет. Есть даже состояние такое — каталепсия. Ты настолько уходишь в себя, отключаешь все органы чувств, что становишься похожим на бревно. Человека в состоянии каталепсии можно пятками на один стул положить, а затылком на другой, потом еще сесть на него, и он даже не прогнется! Вот такой тебе нужен, Игинке, психологический тренинг. А когда научишься, то розги терпеть будет уже просто плевым делом, точно тебе говорю!

Игинкат с надеждой уставился на друга:

- Научишь?

- Ну, куда ж я денусь…

Вот уж никогда не думал Игинкат, что самый боевой из его друзей владеет, оказывается, еще и способностями гипнотизера! Пока он смирно сидел на стуле в опустевшем школьном классе, честно стараясь сосредоточиться и уйти в себя, Истребитель делал над его головой и перед глазами какие-то пассы руками и, кажется, в итоге усыпил. Проснулся Игинкат в очень неудобном положении: тело его соединяло два широко расставленных стола в виде мостика. Очухавшись и заорав, мальчик грянулся на пол, хорошенько приложившись затылком о кромку стола. Истребитель его эмоции проигнорировал, разродившись лишь коротким комментарием:

- Ну, понял, да? Только в следующий раз тебе придется войти в это состояние без моей помощи.

- Самому себя загипнотизировать, что ли? — спросил Игинкат, потирая болящий затылок.

- Ну, можно сказать, что и так. Можешь представить, что я тут перед тобой делал. Это будет для тебя как ключ к переходу в иное психическое состояние.

Так и не решившись выпытать у Истребителя, кто его такому научил, хотя любопытство подмывало, Игинкат пообещал воспользоваться данным советом. На ближайшем занятии это, правда, сделать не удалось, потому что там опять были розги. Мальчик начал терпеть порку, как уже давно привык, втянулся в этот процесс, а когда дело зашло далеко, тут уж было не до медитации. Тем не менее, в этот раз ему удалось выдержать без крика целых семьдесят ударов — ощутимый прогресс в сравнении с прежним результатом, но все равно недостаточный при оставшемся до конца семестра количестве тренировок.

Когда на следующую субботу настал через плети, тянуть дальше с опробованием метода Истребителя было уже некуда. Игинкат начал сосредотачиваться, еще дожидаясь своей очереди на экзекуцию, стараясь не слышать криков товарищей по группе и представляя перед собой лицо друга, его руки… В голове что-то перемкнуло, и дальше он вел себя, как сомнамбула, автоматически выполняя приказы. Когда его подвесили за руки, он словно окаменел. Плеть облизывала его тело, но он ничего не чувствовал. Да и в самом деле, разве может ощущать боль мраморная статуя?! Лишь когда его опустили и он не смог устоять и повалился на пол, Игинкат пришел в себя. Вместе с восприятием окружающего мира пришла и боль, но, разумеется, уже не такая, как в момент удара плети. Эту уже вполне можно было стерпеть. По восхищенным взорам товарищей по группе мальчик понял, что, похоже, только что сотворил нечто для них невообразимое. Видимо, действительно не проронил ни звука на протяжении всего бичевания. Полковник ничего комментировать не стал, но, судя по выражению его лица, он был вполне удовлетворен воспитанником. Может, не догадывался, что тот прибегнул к самогипнозу? Или, напротив, все понял, и именно так и надо было делать? Выяснять это у воспитателя Игинкат, конечно, не стал, но опыт свой счел успешным и решил при первой возможности поделиться им с сокурсниками.

Еще неделю спустя Игинкат шел на очередную субботнюю тренировку, ощущая полную уверенность в себе. Если захочет, он сможет сегодня снова самозагипнотизироваться, и тогда выдержит эту сотню розог, даже не пикнув. И экзамен по болевой выносливости он теперь совершенно точно сдаст! Правда, свербила мысль, что выносливость-то эту они тренируют как раз, чтобы не терять сознания от болевого шока в бою, а там ведь и медитировать будет некогда, и от окружающей реальности отрываться никак нельзя, но, может, все эти самогипнозы просто временный инструмент? Ну, чтобы научить тело не реагировать на боль? Предположение это захотелось проверить, и порку розгами мальчик решил снести уже привычным способом, без всяких там медитаций.

Боль, конечно, никуда не делась, она по-прежнему жестоко терзала плоть и затапливала мозг. Но память тела, оказывается, никуда не делась, оно, тело, помнило, как сохранять одеревенелую неподвижность под обжигающими ударами, и голосовые связки на время словно парализовало, и хотя заглушить воплем боль хотелось жутко, крик прорвался наружу только на восемьдесят первом ударе. Прирост в десять ударов всего за две недели — просто невиданное достижение! Поняв, что при таком графике он точно научится терпеть сотню розог ко дню экзамена, Игинкат успокоился окончательно и в ближайший же учебный день поделился своей радостью с Истребителем.

- Ну вот, а ты еще сомневался! — улыбнулся тот.

Глава 9. Экзамен на выживание

Ну вот, наконец, и настал тот день, когда четверокурсникам Агелы N 5 предстояло на практике продемонстрировать свои способности к выживанию в диком лесу. Забираясь в кузов грузовика, который должен был развезти их по назначенным местам, Игинкат с усмешкой вспомнил, как тщательно собирали его на полевые сборы каких-то полгода назад. Тогда он увозил с собой туго набитый рюкзак и, если честно, большая часть того, что было туда понапихано матерью, ему так ни разу и не понадобилось. Сейчас Киру от сборов сына в дорогу была мягко, но решительно отстранена. Просвещать ее, в чем суть предстоящего экзамена, Игинкат точно не собирался. Пусть думает, что это просто такой поход для проверки туристических навыков и ничего особенного с ним там случиться не может, ну, максимум, ногу растянет. В конце концов, это всего лишь на неделю. Нет, она, конечно, все равно беспокоилась и даже сумела прорваться к самому Унжергеду с вопросом, что можно дать ребенку с собой. Тот отрезал: «Ничего. Все, что необходимо, ему выдадут на месте.» В результате Игинкат ехал теперь с пустыми руками, впрочем, как и все его сотоварищи.

Дорога забиралась все глубже в горы. Местность Игинкату была отдаленно знакома: кажется, именно в этот горный массив занесло их семью во время летнего турпохода. Тут ведь, кажись, еще кабаны водятся? Мальчик передернул плечами. Воспоминание о встрече с кабаньим семейством было еще очень ярким.

На одном из поворотов, где от дороги вглубь лесного массива отходила узкая тропа, машина остановилась, и одного из курсантов попросили на выход. Вместе с ним из грузовика вышли Дакхис и солдат со здоровенным баулом в руках. Вся троица удалилась по тропинке вглубь зарослей, видимо, чтобы дать экзаменуемому последние инструкции и вручить необходимый для выживания нож. Обратно вернулись только полковник с солдатом. Машина поехала дальше.

Кузов грузовика постепенно пустел. Наконец, Игинкат услышал свое имя и резво перемахнул через борт.

- Идем, — махнул рукой полковник.

Тут даже и тропинки не было. Они втроем поднялись немного по руслу лесного ручья, пока не набрели на крошечную полянку.

- Снимай с себя все, — приказал Дакхис.

Вот этого Игинкат никак не ожидал! Оказывается, слова полковника, что из вещей экзаменуемым позволено будет взять с собой только один нож, следовало понимать буквально, даже трусов им иметь не положено. Раздевшись догола, мальчик скомкал свои шмотки в кулаке и вопросительно взглянул на Дакхиса. Тот достал из баула полиэтиленовый пакет и вожделенный нож в кожаных ножнах на длинном ремешке.

- Клади сюда свои тряпки, — распорядился Дакхис, вручая пакет мальчику, — через неделю получишь назад на этом же месте, если останешься цел.

Игинкат сунул одежду в пакет, после чего тот перекочевал в солдатский баул. Нож полковник повесил мальчику на плечо.

- Итак, Игинкат Игироз, с этой минуты начинаются твои испытания. Ты должен продержаться в одиночку в лесу ровно неделю. Искать приятелей, чтобы выживать вместе, запрещается, спускаться к дороге до истечения срока запрещается тоже. Здесь время от времени проходят люди, если кто-нибудь из них тебя увидит, считай, экзамен ты провалил. Разумеется, если ты серьезно заболеешь, или получишь серьезную травму, или тебя зверь поранит, тебе придется это сделать. Тогда спускайся, тебя здесь подберут. Степень опасности всего этого для твоего здоровья тебе придется определять самому, и вообще, всю эту неделю ты все будешь делать на свой страх и риск. Чистая вода есть в ручье, захочешь есть — ищи плоды, съедобные коренья, или лови кого-нибудь. Через семь дней жди нас на этом самом месте, приедем и заберем. А пока — удачи тебе!

- Спасибо, и вам того же, — кивнул Игинкат и двинулся выше по ручью. Полковник с солдатом направились обратно к грузовику.

Обнаженный мальчик с трудом продирался сквозь прибрежные заросли, мучительно размышляя, с чего начать свое обустройство в этом диком горном лесу. Жратвой, что ли, себя обеспечить? На одной воде неделю точно не протянешь. Прохладный ветерок напомнил о еще одной насущной проблеме. Сейчас уже далеко не лето, и хотя днем солнце все еще прилично пригревает, ночью может настать холодрыга, а ему даже и прикрыться нечем! Идеально было бы отыскать пещеру и забраться куда-нибудь поглубже, но что-то он не слышал о пещерах в этих горах, а если вдруг и найдется какая, как бы она ни оказалась занята каким-нибудь крупным зверем. Отвоевывать место для ночевки с одним ножом в руках ему как-то не улыбалось.

Значит, придется строить шалаш! На горном склоне мальчик отыскал небольшой уступ с нишей в скальной породе. Одна стена, считай уже есть, ветер сюда задувать особо не будет, да и хищному зверю подобраться незаметно окажется затруднительно. Рядом росло немало кустов, которые Игинкат и принялся кромсать, добывая себе стройматериал. Нож, конечно, не топор, но побеги в палец толщиной срезал неплохо. Соорудив из крупных ветвей каркас шалаша, мальчик связал их верхушки более мелкими ветками, другими ветвями, на которых листьев побольше, оплел каркас и еще кучу веток накидал внутрь для своего будущего ложа. Норка оказалась довольно уютной. Свет сквозь слои листвы почти не проникал, можно надеяться, что и дождь не проникнет.

Теперь стоило поискать, чем набить живот. Солнце уже клонилось к закату, и на серьезные поиски времени не было. К счастью, не очень далеко от шалаша Игинкат заприметил дерево, обильно усыпанное мелкими красными плодами. Кажется, Дакхис на занятиях упоминал их в числе съедобных. Умение лазить по деревьям пригодилось. Мальчик нарвал несколько пригорошней плодов, больше ему сейчас и не съесть. Плоды оказались терпкими на вкус, но, в принципе, питаться ими было можно. Насытившись дарами леса, Игинкат забрался в шалаш и прикрылся ворохом веток.

Лиственная перина на поверку оказалась не очень теплой, и к утру мальчик изрядно продрог. Эх, огнем бы обзавестись! Небольшой костерок у входа, и спать будет совсем не холодно. Вспомнив все способы добычи огня, про которые узнал на занятиях, Игинкат решил, что разогревать палку трением — процесс невероятно трудоемкий и не всегда успешный, лучше бы раздобыть где-нибудь пару кремней и трут. В качестве трута сошел бы и сухой мох, который было ободрать с камней, а вот кремни… Ну, у ручья дно как раз каменистое, может, и найдется там нечто подобное.

Нужные камни, которые при соударении испускали кучу искр, сыскать удалось. Заодно там же, рядом с ручьем, ковыряясь во влажной земле, мальчик выкопал какую-то небольшую луковицу, отмыл ее, попробовал на вкус… А что, вполне съедобно. Может, здесь и другие такие растут? Оказалось, что растут и в немалом количестве, хватило не только на завтрак, но и про запас.

Сытый Игинкат с энтузиазмом приступил к процедуре добывания огня, яростно колотя камнем о камень. Мириады искр гасли в воздухе, летели не туда, куда надо, и даже попадая на заботливо подложенный мох, все равно почти все пропадали без следа. Почти, но не все. Когда стебелек мха вдруг явственно затлел, мальчик сперва даже не поверил собственным глазам, но нет, вот он, крохотный огонек! Теперь подложить к нему еще одну сухую былинку, чтобы не сгинул, и еще, и еще, а сейчас можно уже слегка дунуть и подкинуть нарезанных щепок… Когда измотанный паренек откинулся на спину, у ног его плясал уже вполне приличный костерок.

Жизнь определенно налаживалась, и можно было не спеша поразмышлять, что делать дальше. Всю неделю жить на подножном корме Игинкат точно не собирался. Все эти плоды и корешки, конечно, позволяют утолить чувство голода, но как-то не совсем до конца. Молодой, растущий организм требовал мяса. А где его здесь добыть-то? Попробовать сплести силки на зайца? А зайцы здесь вообще водятся? Искать ближайшее болото с лягушками? Так вниз к дороге спускаться нельзя. Ручей, правда, течет из узкого ущелья, и если подняться по нему повыше, может, там обнаружится более ровная местность с болотцем или хотя бы озерцом. А еще он слыхал, что высоко в горах водятся горные козы. Но если и так, то охотиться за ними все равно бесполезно: близко не подпустят, а в ловкости передвижения по горным склонам с ними не посостязаешься.

Тем не менее, мысль об охоте не давала покоя, Игинкат стал вырезать себе крепкую длинную палку. Один ее конец он остро обточил. Возникла было еще идея приделать кремневый наконечник, ведь кремни, кажется, можно разбить на тонкие пластинки с острыми краями. Да, но для этого камень бог знает сколько раз нагревать надо, а потом резко охлаждать, чтобы он не выдержал и растрескался, да и полученную каменную пластину потом придется очень долго обрабатывать, чтобы она стала походить на наконечник. Ага, вот все оставшиеся шесть дней он этим и будет заниматься! С сожалением отбросив идею вооружиться настоящим дикарским копьем, мальчик стал раздумывать о вещах, которые не потребуют столь долгих усилий.

Полковник, помнится, настоятельно рекомендовал сделать иглу из колючки и нитки из животных жил. Ну, кустарников с длинными колючками здесь и впрямь предостаточно, даже никуда ходить не надо, а вот чтобы разжиться жилами, надо опять же кого-нибудь поймать. Можно еще попробовать вырезать чашу из дерева, чтобы больше не пить из горсти. Мелькнула еще мысль сделать себе юбочку из травы, какую он видел летом на мелких детишках, но и она была отринута как нерациональная. В здешних зарослях такая юбка будет только цепляться за все встречные кусты, а практической пользы от нее… Кого тут стесняться-то в этой безлюдной местности?

Вырезание чаши из большого нароста на стволе поваленного дерева заняло время до вечера. Ночевать у костра оказалось тепло и достаточно комфортно, хотя к утру он весь прогорел и пришлось долго раздувать оставшиеся угли.

Позавтракав уже порядком приевшимися луковицами, Игинкат с копьем на плече и ножом на перевязи отправился в горный поход вдоль ручья. Приходилось то и дело продираться сквозь заросли, а в одном месте дорогу преградил горный уступ, с которого ручей низвергался водопадом. Вот где помогло умение карабкаться по скалам! Наконец, каменные стены ущелья расступились, и мальчик в небольшую горную котловину. Здесь действительно обнаружилось озерцо, совсем небольшое по площади, но довольно глубокое — метра два точно, с чистейшей водой. Увы, ни рыб, ни лягушек здесь не водилось.

Игинкату вдруг захотелось искупаться. На третий день пребывания на лоне природы он был уже достаточно измазанный, весь в грязи и саже от костра. В ручье-то особо не отмоешься, ну, разве что руки и физиономию. Храбро нырнув в маленький водоем, мальчик взвизгнул. Вода оказалась очень холодная, наверное, из какого-нибудь ледника. Ну, впрочем, уж ему-то не привыкать! Отмахав несколько метров по водной глади и смыв с себя всю грязь, мальчуган выскочил на берег. Вытереться было решительно нечем, пришлось интенсивно побегать в ожидании, пока тело само обсохнет на ветру.

Полученная встряска побудила Игинката к дальнейшим подвигам. Вон тут прямо над котловиной возвышается высокая скала, почему бы на нее не залезть? Реализация задуманного потребовала немалых усилий. Скача по камням, мальчик сам почувствовал себя горным козлом. Но вот он, наконец, на вершине. А уж вид здесь!.. Вон внизу то самое озерцо, отсюда кажущееся просто лужицей, вон ручей, в него впадающий, а там вдали, кажется, даже виден язык горного ледника, из которого он вытекает. Местность там какая-то неприветливая, одни голые скалы, лишь на самых вершинах покрытые снегом. Если посмотреть в другую сторону, то виден сплошной лесной полог с редкими обнаженными скальными выступами. За густыми кронами ни речушек не видать, ни дороги, которая где-то тут внизу проходит, ни человеческого жилья, если оно здесь вообще есть. Наверняка отсюда видны места, где высадили его товарищей по группе. Но как их распознать-то? Разве что по дымкам от костров. Но и этого чего-то не видно, то ли слишком далеко, то ли он здесь вообще один, кому удалось добыть огонь. Ай, ладно, если даже он и отыщет кого, все равно же с ними встречаться нельзя! Вздохнув, мальчуган начал спуск с вершины.

На следующее утро Игинката разбудили подозрительные звуки. Нечто похожее он уже слышал во время летнего похода. Высунувшись из шалаша, мальчик пригляделся. И точно, внизу кормилось кабанье семейство: свинья и два подсвинка. Секача нигде не было видно, и Игинкат решился. Сунув копье острием в ножны на перевязи и пристроив его за спину, чтоб не мешалось, взяв в руку нож и стараясь не шуметь, мальчуган пополз к пирующей семейке. Так, осталось всего два шага… Рывок… Поваленный набок и придавленный телом мальчика подсвинок бешено засопротивлялся, пытаясь подняться на ноги. Здоровенные свиньи на мясокомбинате так не вырывались! Тем не менее, Игинкат все же добрался до его горла и перерезал его отработанным движением. Кабаниха, которую мальчик опасался больше всего, не стала защищать отпрыска и обратилась в бегство. Игинкат уже счел было себя победителем, но тут до его ушей донеслось грозное хрюканье. Кабан!!! В мгновение ока мальчик вскарабкался на ближайшее дерево.

Разъяренный секач потыкал было древесный ствол клыками, но повалить, естественно, не смог, и решил приступить к осаде. Мальчуган, превратившийся внезапно из охотника в дичь, с трудом удерживался на тонких ветках. И сколько, интересно, эта гора мяса собирается его сторожить? А что если до следующей ночи? Не, так долго он точно здесь не высидит, руки ослабеют, и тогда поминай как звали! Кидаться с ножом на эту зверюгу — полное безумие, у секача клыки почти такой же длины, как его нож. А что если попытаться хитростью?

Игинкат принялся дразнить кабана, обстреливая его с высоты сованными мелкими веточками, и даже спустился пониже, чтобы у секача возникла иллюзия, что хотя бы ноги врага можно достать. Тупое животное купилось, встав на дыбы и опершись на ствол передними ногами. Злобный кабаний глаз уставился на Игинката, но уже через секунду мальчик вонзил в него острие своего копья, стараясь достать до мозга.

Яростный визг, секач катается по земле, древко с треском ломается, но острие все равно уже там, внутри, из разверстой раны хлещет кровь, кабан все еще бешено дергается, но это, похоже, уже агония. Лишь когда враг окончательно затих, Игинкат решился спуститься с дерева.

Ну, теперь мяса у него было, хоть обожрись! Мальчик добрый час провозился, освежовывая ножом старого кабана, а потом разделывая подсвинка. Чтобы добыча не протухла, все же четыре дня еще впереди, пришлось подкоптить ее на костре, разумеется, только подсвинка, с тушей секача мальчуган не управился бы, для него и вертела подходящего не сделать. Часть окорока Игинкат, правда, все же отрезал, поджарил на костре и попробовал. Мясо оказалось очень жилистым и жестким, куда хуже нормальной свинины. Если бы ничего больше не было под рукой, конечно, и такое бы сошло, но при наличии более нежного подсвинка мальчик решил обойтись без столь сомнительного удовольствия. От секача ему достался другой ценный предмет — шкура! Толстая, поросшая густым жестким волосом, мех, конечно, так себе, шубу не сошьешь, но в качестве средства утепления сгодится вполне, не все же листвой прикрываться.

Оставшиеся до конца испытания дни Игинкат наслаждался жизнью. Еды хватало, опасных хищников в округе, похоже, не водилось, хотя копье он на всякий случай вырезал новое. Неразделанную тушу кабана каким-то образом высмотрели стервятники. Смотреть на их пир было и страшновато, и забавно. Мальчик подумал даже, а не подбить ли одного из них камнем, чтобы добыть перья из хвоста себе на украшение, но в итоге поленился. Накануне отъезда он повторил прогулку в горы, чтобы отмыться в озерце и выйти к людям относительно чистым.

На назначенное место он явился со зримым свидетельством своей доблести — с кабаньей шкурой на плечах. Даже Унжергед удивился, хотя вида не подал, а пацаны в кузове грузовика — те просто рты пораскрывали. Конечно, все пожелали узнать, как он раздобыл такое сокровище, да и о собственных приключениях каждый тут мечтал поведать. Разговорам не было конца.

Машина медленно катила по лесной дороге, время от времени останавливаясь в условленных местах. Пацаны выходили из леса отощавшие, исцарапанные, грязные, простывшие (мало кому достало упорства в добывании огня), один даже ногу умудрился сломать, сверзившись с дерева, но сам же сделал себе шину из крепких палок и древесной коры и вышел к дороге, опираясь на самодельную клюку. К счастью, все оказались живы.

В очередной раз пересказывая историю схватки с кабанами, Игинкат внимательно прислушивался и к чужим рассказам. Кому-то из ребят удалось-таки поймать кролика и добыть из него жил, которые в итоге пошли на тетиву для лука, другой метко подбил камнем зазевавшегося глухаря, еще двоим повезло оказаться рядом с довольно полноводной речкой, и они смогли заняться рыбной ловлей, выточив себе остроги. До охоты за лягушками опустился один Турве, которого высадили рядом с болотом, к тому же он имел глупость в этом признаться, за что и стал немедленно объектом насмешек. Игинкат даже просмаковал про себя, как расскажет в школе, что Нейклед-то у нас теперь, оказывается, Лягушатник!

По возвращении в город полковник поздравил курсантов с успешной сдачей экзамена по выживанию и распустил ребят по домам, отдыхать и отмываться. Игинкат не отказал себе в удовольствии пофорсить и так и ехал по городу в кабаньей шкуре поверх цивильной рубашки. Мать, узрев его в таком наряде, схватилась за сердце, даже отец был явно потрясен. Только за ужином мальчик признался, в какой именно «поход» он ходил и как ему досталась эта шкура. Киру заявила, что знала бы заранее — не отпустила бы его ни за что, а теперь что уж, победителей, как говорится, не судят!

Глава 10. Спецкурс панкратиона

Вернувшимся из леса курсантам долго прохлаждаться не дали — тренировки возобновились уже на следующей неделе. Теперь главным предметом стал боевой панкратион. На первом занятии Унжергед постарался лишить воспитанников всех иллюзий.

- Многие из вас наверняка считают, что уже поднаторели в панкратионе и знают, как вырубить в драке противника. Да, поднаторели, но только в спортивном, правила которого имеют целью исключить получение опасных для здоровья травм. В реальных драках никаких таких ограничений нет. Цель там одна — максимально быстро и эффективно вырубить противника, то бишь если и не до смерти, то по крайней мере так, чтобы не встал. И многое из того, что эффектно выглядит на ринге, практической пользы не приносит, например, удары ногами в голову стоящего противника. Ногами лучше бить по ногам. Наиболее эффективны удар в подъем стопы и по колену под углом в сорок пять градусов, чтобы выбить коленную чашечку. Также очень уязвимое место — пах, но об этом знают все, потому и защищать это место станут в первую очередь. Если бить рукой, то тут действеннее всего удары по затылку и по горлу. По горлу можно бить с любой стороны, главное, чтобы удар наносился под прямым углом к месту приложения. Если бьете спереди и сломаете противнику кадык — ему конец. Отрабатывать все эти приемы друг на друге вы не сможете — наша задача растить бойцов, а не плодить инвалидов, поэтому заниматься вам придется с манекенами. Но, разумеется, спортивные схватки по панкратиону тоже будут проводиться — для поддержания вашей формы. И, конечно, вас ждет работа с оружием или со всем тем, что может быть использовано в качестве такового.

Дакхис, как уже могли убедиться курсанты, слов на ветер не бросал. Игинкату и его товарищам по группе пришлось часы напролет мутузить резиновые манекены и показательно ломать пластиковые. Узнали они, наконец, и как обезоруживать противника, владеющего ножом. Оказалось, вполне реально, если не жалеть собственных пальцев и вырывать нож, ухватившись за лезвие сразу двумя руками, ну, или не жалеть руку противника, поваленного на землю, и врезать по ней ногой со всей дури, так чтобы кости затрещали. Эх, жаль, что Итке тогда ничего этого не знал! Он отчаянный, у него бы получилось… Кстати, Итке, как выяснилось, еще повезло, что его ранили ножом именно в живот. По словам Дакхиса, проникающие ранения в грудь куда чаще приводят к смерти, если задето легкое (что уж говорить про сердце!), но легче всего убить ударом в шею, где много крупных сосудов. Опасными зонами оказались и внутренние поверхности бедер, где близко к коже проходят крупные артерии. Зацепи такую, и кровотечения уже не остановить…

Унжергед показал ребятам, в какое страшное оружие может превратиться в умелых руках обыкновенная дубина. Взяв ее в руки, он приказал четырем парням вооружиться ножами и одновременно напасть на него с разных сторон. Если у них и были мысли поранить наставника, воплотиться в жизнь им не удалось: дубинка в его руках вращалась со скоростью вертолетных лопастей, при этом еще в разных плоскостях, за считанные секунды выбив ножи у всех противников, а тем потом пришлось отправляться в медсанчасть и лечить кому разбитый локоть, а кому травмированное запястье.

Хорошим оружием неожиданно оказался обыкновенный пастушеский бич. Если виртуозно владеть им, можно врезать так, чтобы его конец захлестнулся на шее противника, и тогда остается резко рвануть, пока тот не успел распутаться, чтобы свалить его на землю. Так же можно оплести бичом руку врага, вооруженную ножом. Если он тогда и не выронит свое оружие, то уж точно не сумеет им воспользоваться.

С бичами ребятам даже дали потренироваться друг на друге. Конечно, действовали они сперва неумело, и конец бича захлестывал куда попало, и больно было порой до жути (хотя к этому-то им уже не привыкать!), но постепенно действия пацанов становились все более и более ловкими, и вот уже однажды Игинкату удалось оплести бичом руку спарринг-партнера и, резко рванув, заставить его потерять равновесие и упасть на колени. Научились курсанты и попадать кончиком бича по заранее указанному месту на теле противника. Полковник пошутил даже, что, если так и дальше дело пойдет, можно будет отказаться от помощи солдат при тренировках болевой выносливости, пусть воспитанники сами друг друга лупцуют!

Тренировки те, кстати, проходили все с лучшими результатами. Уже не только Игинкат, но и добрая половина группы научилась применять самогипноз перед бичеванием и выдерживала без криков всю положенную дозу. Хорошо шло дело и с розгами. Уже на втором занятии по возвращении из леса Игинкат первым из группы без крика вылежал всю сотню розог, после чего все его сомнения в успешной сдаче экзамена, естественно, отпали. Не у всех ребят дела шли так же успешно, но они старались, и явно был виден прогресс.

Игинкат, склонный порою к рефлексии, поражался себе самому. Вот как бы он всего года полтора назад определил состояние блаженства? Это когда ты вольготно развалился на мягком диване с интересной книжкой в руках и у тебя нигде ничего не болит. Теперь боль не покидала его ни на день: травмы, синяки, не до конца зажившие рубцы, — а он словно специально нарывался на новую, словно без нее уже невозможно ощутить полноту жизни. Он уже не просто ее терпел, он больше не боялся ее ничуть и едва ли от нее не кайфовал. Сунувшись раз с вопросом к Талису, как такое может быть, он узнал про эндорфины. Оказывается, чтобы справиться с чрезмерными болевыми ощущениями, организм сам приучается вырабатывать вещества, способные микшировать боль, и они же (да-да!) вызывают чувство эйфории! Ну, когда тебя секут, а ты ответить не можешь, радость в полной мере, конечно, не почувствуешь — морально угнетает ощущение собственной беспомощности. Но совсем иное дело в бою! Там тебя могут ранить и даже больнее, чем бичом, но и сам ты действуешь, дерешься, можешь ответить ударом на удар, в крови полно адреналина, и тогда боль тебя только подхлестывает, помогает решиться на то, что ты в спокойном состоянии совершить бы ни в жизнь не рискнул.

Надо ли говорить, что тренировочные схватки по панкратиону, проводящиеся обычно в конце занятия и имеющие целью помочь сбросить эмоциональное напряжение, были теперь для ребят желаннее конфет? Правда, это еще как повезет с партнером. Становиться в пару с Нейкледом, например, желающих не было. Не то чтобы это был очень сильный противник, просто вел он себя частенько не по правилам. Над ним в группе насмехались, прозвище Лягушатник приклеилось к нему как банный лист и стало известно уже даже в его городской школе, он в ответ по-мелкому подличал, применяя тайком запрещенные приемы.

Игинкату тоже раз не повезло стать спарринг-партнером Нейкледа. Его слава победителя кабана вызывала у Турве плохо скрываемую зависть. Юный Неклед четыре года был первым силачом в своем классе, потом перешедший из другой школы Истребитель сверг его с этого пьедестала, но по крайней мере вторым-то он все равно оставался! Он даже нормативы третьей ступени постарался сдать на полгода раньше своих одноклассников, а когда и они на нее поднялись, он пошел покорять четвертую. И тут на тебе, какой-то выскочка, иностранец, всего год назад приехавший во Франгулу, оказывается с ним в одной группе, да еще своими успехами напрочь затмевает его, Турве! Ну как, скажите, можно стерпеть, что недавний маменькин сыночек, которого не шпыняли только потому, что он с первого же школьного дня попал под покровительство Истребителя, теперь будет считаться вторым бойцом в классе?! И это еще при том, что весом этот Игинке ему явно уступает! Нейклед и не стал мириться и, впервые получив возможность разобраться с выскочкой на ринге, решил воспользоваться ею по полной.

Турве был физически сильнее, Игинкат техничней и увертливей. Когда первые лобовые атаки Нейкледа успеха не принесли, противники принялись кружить по рингу, подлавливая друг друга на ошибках. У Игинката это получалось успешней, и все шло к тому, что хотя бы по очкам, но он этот бой выиграет. Турве бесился, краснел от ярости и, не видя возможности провести нормальный нокаут, стал использовать запрещенные приемы из боевого панкратиона, а именно, охотиться за ногами соперника. И эта задумка ему удалась. В какой-то момент Игинкат не успел убрать левую ногу, и Турве со всей силой врезал пяткой по ее подъему. Боль была такая, что всегда терпеливый юный Игироз не смог сдержать вскрика. Стопа сразу распухла, Игинкат захромал и уже не мог дальше продолжать боя. Унжергед, понятное дело, учинил разбирательство, опросил свидетелей и, выяснив все обстоятельства, наказал Нейкледа внеочередной поркой. Тому, впрочем, это было как с гуся вода, за возможность удовлетворить самолюбие он готов был стерпеть и не такое.

Игинката из тренировочного зала доставили в медсанчасть. Точнее, он сам туда добрался, прыгая на правой ноге и опираясь руками на плечи двух товарищей. Врачи сперва опасались перелома костей стопы, тогда мальчик вряд ли смог бы восстановиться к экзаменам, но, к счастью, обошлось. Ушиб обработали, на стопу наложили фиксирующую повязку, и с неделю еще Игинкат прохромал, пока все не пришло в норму. Впрочем, это была единственная полученная им за время занятий серьезная травма, в остальном все у него складывалось благополучно, и у мальчика не было никаких сомнений, что все экзамены на четвертую ступень он сумеет сдать успешно.

Глава 11. Дела амурные

Когда тебя больше не преследует страх оказаться несостоятельным, когда не надо жить в постоянном напряжении, считая дни до очередного судьбоносного испытания, на поверхность часто выходят сознательно подавляемые или скрываемые даже от себя самого желания. Игинката отчего-то все больше стало тянуть в клуб «Марионис». Может, ему просто не хватало общения с девчонками? Полтора года назад, в кенлатской школе, у него было почти два десятка одноклассниц, что называется, на любой вкус, вот только он с ними тогда и не разговаривал почти, наверное, просто еще не интересовался. Теперь, на исходе третьего семестра учебы в ксартской городской школе для мальчиков, девочки уже казались ему какими-то непонятными и почти таинственными созданиями. Ну в самом-то деле: в школе — ни одной косички рядом не увидишь, в Агелу N 5 девчонок не берут, у самого тебя сестер нет, а у друзей если и есть, так только мелкие. На улице же не подойдешь знакомиться? Во-первых, это здесь просто не принято, а во-вторых, он уже начисто позабыл, о чем вообще можно беседовать с этими созданиями?

В «Марионисе», конечно, девчонки его возраста были, и даже много. Вот только они же здесь все амазонки, то есть, по сути, какие-то не настоящие. Вот взять ту же Рамету Валютед. В качестве боевой подруги она его устраивала и даже очень, но вот полюбить ее не как друга и соратника… не-е-е, такое Игинкату даже в голову не приходило!

Подспудно хотелось чего-то другого. Вспоминая о летней жизни на ферме, когда его ровесники ходили гулять с девчонками, а он сидел безвылазно в бараке и ушами хлопал, мальчик от сожаления чуть зубами не скрипел. Эх, отмотать бы время назад, уж он бы тогда!.. Но время, увы, обратно не отматывалось, до следующего сезона сбора винограда было еще больше полугода, а в памяти все чаще всплывало лицо той блондинки… ну, той, что вместе с Раметой смотрела, как он зимой в речке плавал. Она тогда так быстро сбежала, что он даже разглядеть ее толком не успел, помнит только, что красивая. Как ее хоть звать-то? Судя по тому, что она тогда была с Раметой, они должны быть знакомы. Стоп, а каким, интересно, образом, если Рамета по идее должна учиться в мужской школе? С детского сада, что ли? Или они живут по соседству? В любом случае Рамета должна многое о ней знать. Расспросить, что ли? А это вообще прилично — расспрашивать одну девчонку о другой, даже если эта первая по сути приравнена к пацанам? А может, и дружба у них тогда не совсем девчачья? Ох, с кем бы посоветоваться-то?..

Идти со своими сомнениями к взрослым Игинкату не хотелось категорически. Из сверстников на роль советчика больше всего подходил Салве. Он уже успел в кого-то влюбиться и ходил после школы на свидания. Решившись, Игинкат отловил его на перемене и выложил все свои душевные терзания.

- Расспроси обязательно, — уверенно посоветовал Салве, — если та вторая девчонка нормальная, то подругами они с твоей Раметой могут быть, а вот чем-то большим — ни-ни! Ну, не принято у нас это. Вот если бы та девчонка была такой же амазонкой, тогда вполне может быть, но тебе же амазонка и не нужна, да? Короче, никаких обычаев ты не нарушишь, если поинтересуешься, даже наоборот, тебе тринадцать и на третью ступень ты уже сдал, то есть, в полном праве. Я бы на твоем месте не сомневался.

Ободренный другом Игинкат, встретившись в очередной раз с Раметой в «Марионисе», постарался ненароком перевести разговор на нужную тему:

- А вот помнишь, в тот день, когда мы с тобой познакомились, с тобой еще одна девчонка была… Она твоя подруга, да?..

- Лейна, что ли? — Рамета с интересом уставилась на приятеля. — Ну да, мы знакомы.

- Она тоже из ваших, да? Ну, в смысле, из амазонок?

- А ты ее здесь хоть раз видел?

- Н-нет…

- Тогда чего спрашиваешь? Все амазонки тут тусуются.

- Тогда как ты с ней познакомилась?

- У-у-у, это давно было, мы еще тогда в первом классе учились. Меня же не сразу в мужскую школу перевели, сначала присматривались. Лейна тихая была, другие девчонки ее обижали, а я ее под защиту взяла, даже накостыляла там кое-кому… впрочем, это уже все в прошлом.

- В смысле, вы больше не дружите?

- Близко не дружим, но иногда общаемся. У нас всегда были разные интересы, но кое о чем поговорить можно и с ней. И, кстати, ты ведь не так просто о ней спрашиваешь? — хитро прищурилась Рамета.

- Ну, как-то вдруг вспомнилась почему-то… А что?

- А то, что она с некоторых пор тоже тобой интересуется. Узнала откуда-то, что мы с тобой встречаемся, и просто проходу не дает. «А как поживает тот мальчик, который тогда зимой в речке плавал?» — писклявым голосом передразнила Рамета. — «А правда, что он голыми руками дикого вепря завалил?».

- Ну, не голыми руками, а копьем, — смутился Игинкат, удивляясь, как быстро успел разойтись и этот слух, — просто повезло попасть ему острием прямо в глаз…

- Всем бы так везло! — усмехнулась девочка. — Короче, ты теперь для нее кумир и легендарный герой. Она даже твою фотку где-то надыбала.

- Какую?! Где? — густо покраснел Игинкат.

- Ну, где вы всей командой во дворе Агелы толпитесь. Ты там еще с кабаньей шкурой на плечах.

- Фух… — облегченно выдохнул мальчик, — а я-то думал… Не помню, чтобы нас там кто-то снимал.

- Да любой из родителей ваших мог сфотографировать. Событие-то какое: дети с экзамена по выживанию вернулись! Но вид у тебя там, надо признаться, и вправду героический!

Игинкат приосанился. О том возвращении в город приятно было вспомнить и самому, но вдвойне приятно, что это видела, пусть всего лишь на фотографии, та девчонка. Ну что же, пора ковать железо, пока горячо!

- Слушай, а ты не скажешь фамилию этой Лейны? Ну, и где она живет?

- Актафед ее фамилия. А адрес… Знаешь, ты лучше давай запиши, там очень длинно, я сама не с первого раза смогла запомнить.

Раздобыв ручку и листок бумаги, Игинкат тщательно записал и в самом деле весьма заковыристый адрес. Так, ну, получил он его, и что дальше? Вот просто так домой к ней заявиться, да? Что-то не доводилось ему слышать и даже читать, чтобы мальчишки так с девчонками знакомились! Ну, предположим, если Рамета не врет, эта Лейна сама будет рада его увидеть, а ее родители? В Кенлате незнакомого мальчишку, вдруг заявившегося в гости без приглашения, точно бы шуганули. Возможно, здесь совсем иные порядки, но проверять на себе как-то не хочется… Стоп, а какая у него есть альтернатива? В мужские клубы здесь девчонки не ходят, на улицах знакомиться, похоже, не принято, школы тут раздельные. На танцах? Ой, что-то не слышал он здесь о таких танцевальных вечерах, куда бы пускали ребят его возраста! Летом на фермах знакомиться как раз принято, но до лета еще сколько ждать, и совсем не факт, что Лейна Актафед окажется тогда на одной из соседних ферм, а других девчонок ему не надо! А, была — не была! Поблагодарив Рамету за помощь, мальчик поспешил домой.

Выудив из шкафа свой парадный костюм, Игинкат принялся его наглаживать. Приведя в порядок, надел, погляделся в зеркало. Тьфу, вид, как на каком-нибудь официальном школьном торжестве, аж самому противно! Но надо же как-то произвести впечатление на ее родителей? Не кабанью же шкуру, в самом деле, опять на себя надевать?! Так, еще цветочков бы прикупить. Он знает поблизости лавку, где они продаются, причем задешево, так что даже его карманных денег хватит на приличный букет. В Кенлате, когда взрослые парни идут на свидания со своими пассиями, они обязательно цветы дарят. А может, здесь так не принято? Ну и наплевать, в крайнем случае, он скосит под дурака-иностранца, не знакомого со здешними обычаями.

Когда принаряженный Игинкат, не завывший ради такого дела прицепить на костюм все три заслуженных им знака мальчишеской доблести, со здоровенным букетом белых хризантем в руках подошел к нужному дому, у него натурально задрожали коленки. Был даже порыв бросить цветы и постыдно ретироваться, но усилием воли мальчик с собой справился. Палец потянулся к дверному звонку. Где-то там внутри дома раздалась приятная мелодия. Вот сейчас…

Дверь открыла высокая женщина, кстати, тоже светловолосая, и недоуменно на него уставилась. Во рту мальчика мигом пересохло, и язык вдруг стал каким-то неповоротливым… Понимая, что от него ждут объяснений и отмалчиваться ни в коем случае нельзя, Игинкат невнятно пробормотал, что ему нужна Лейна. Женщина каким-то образом сумела разобрать его слова и позвала дочь. Ей ответили, пол в доме заскрипел под чьей-то легкой походкой, мальчуган заметно напрягся. Наконец, в дверном проеме показалось девичье личико. Точно, та самая блондиночка!

Лейна сперва изумленно замерла, глядя на букет, потом, наконец, перевела взор на лицо нежданного гостя. По мере узнавания глаза ее расширялись, да так, что, казалось, вот-вот вообще выскочат из орбит. Нет, этого не может быть! Она, наверное, спит, и это ей просто привиделось!! Ну, не могут же самые сладкие мечты вот так внезапно сбываться!!!

Как ни робел Игинкат, девчонке, похоже, было еще хуже. Застыла столбом, словно в шоке, того и гляди в обморок брякнется! Осознав, что начинать разговор придется именно ему, мальчик качнул букетом в сторону Лейны:

- Вот, это тебе…

Того, что случилось дальше, Игинкат предугадать не мог никак. Поняв, наконец, что перед ней не галлюцинация, девочка, издав восторженный писк, бросилась пареньку на шею! Он непроизвольно прикрылся букетом, и хризантемы стали прокладкой между их физиономиями, иначе бы они точно столкнулись носами!

Дальнейшие события мелькали в сознании мальчика каким-то калейдоскопом. Вот его увлекают в дом, усаживают в кресло в гостиной, как почетного гостя, забирают у него букет и срочно ищут вазу, куда бы вместились все эти хризантемы. Он, конечно, и до этого не раз бывал в гостях и уже привык к франгульскому гостеприимству, но чтобы вокруг него ТАК все хлопотали, это что-то просто немыслимое! Мать Лейны спешно собирала на стол, сама Лейна вихрем летала по гостиной, все расставляя и прихорашивая, в комнате вдруг нарисовался пацаненок лет девяти, младший брат Лейны, и скромно присел в уголке дивана. Наконец, привлеченный шумом, явился сам глава семейства Актафедов и, узнав в чем дело, принялся расспрашивать Игинката. Причем, как оказалось, он уже многое о мальчике знал, и тому оставалось лишь подтверждать то, что о нем говорят. Да, он действительно плавал в ледяной воде. Да, он и в самом деле одолел за год три ступени подготовки франгуляров и сейчас занимается по программе четвертой. Да, ему действительно удалось одолеть секача, ну, не голыми руками, конечно, а просто попал ему в глаз острием деревянного копья, одним словом, повезло. Лейнин братишка слушал его, раскрыв рот, и смотрел, словно на сказочного героя! И вообще все происходящее, по мнению Игинката, походило не на первое свидание, а прямо на сватовство какое-то!

После сытного обеда родители Лейны, наконец, оставили их в покое, и девочка повела кавалера к себе, шуганув перед этим младшего братика, чтобы не вздумал увязаться следом. Впервые оказавшись в девичьей комнате, Игинкат с удивлением разглядывал обстановку. Как все непохоже на то, что он видел у Салве, Альтивиса и Истребителя! Сколько непонятных вещей… Прежде чем он перешел к расспросам, Лейна решила взять дело в свои руки, извлекла откуда-то целую стопку альбомов с цветистыми обложками и предложила их вместе рассмотреть. Усевшись рядом с ней на кровать, мальчик принялся разглядывать эти частицы незнакомого ему мира. Нет, ну интересно же, чем живет его девчонка! (В том, что она теперь именно ЕГО девочка, он теперь уже абсолютно не сомневался.) Куча фотографий, в основном, кажется, сделанных на каких-то школьных праздниках и изредка на лоне природы, незнакомые девичьи лица, хотя пару раз среди них мелькнула и Рамета, какие-то стишки, похоже, самодельные. Не принадлежи эти альбомы Лейне, он бы точно посчитал все это скучищей, ну а так… разок посмотреть, в общем, можно, особенно если учесть, что сидели они, соприкасаясь бедрами, и от каждого движения Лейны по телу Игинката словно слабый электрический ток пробегал. Помогая ей перелистывать альбом, он несколько раз ненароком коснулся ее рукой… и она при этом не отстранилась ничуть и вообще вела себя так, словно ей это нравится. Мальчик осмелел и приобнял ее за плечо. А потом они даже раз поцеловались!

К сожалению, все хорошее когда-то кончается, вот и Игинкату настало время возвращаться домой из гостей. Эмоции переполняли его настолько, что назад он летел как на крыльях!

Глава 12. Экзамены четвертой ступени

Семестр приближался к концу, и до получения вожделенного высшего знака мальчишеской доблести оставалось лишь преодолеть барьер выпускных экзаменов. Всего таковых насчитывалось четыре, но первый из них — по выживанию в лесу — ребята уже сдали. Из остальных самым проблемным считался экзамен по панкратиону: нож метать в цель все более-менее научились, терпеть сотню розог было, конечно, очень тяжело, но, в принципе, возможно, а вот в ходе поединков кто-то должен отсеяться обязательно. Из группы в восемь человек четверо решат свои проблемы в первом же бою, из четырех же неудачников, обреченных на горнило утешительных поединков, сдаст экзамен только один. Знающие ребята говорили, что и эта победа может оказаться предвестьем грядущего провала: за три поединка даже победитель отдаст все свои силы без остатка и будет так измочален, что жестокую порку на следующий день может уже и не выдержать. Короче, надо обязательно побеждать в первом же бою. Дополнительную остроту вносило распределение по парам. Унжергед заявил, что на сей раз не будет никакого деления на весовые категории, в бою же никто не выбирает себе противника по весу, а вынужден схватываться с кем доведется, так что все решит жребий.

Игинкат, считавшийся одним из лучших бойцов на курсе, о будущей жеребьевке переживал не слишком, куда больше его мучил вопрос, кого именно пригласить на экзамены. На младших курсах ребята приглашали родителей, иногда еще и братьев, но сам он этим правом не воспользовался ни разу. Его мать все же не урожденная франгулка, чтобы с гордостью наблюдать, как лупцуют ее сына, да и отцу видеть такое может быть неприятно, хотя он сам и сподвиг Игинката на эти занятия. Он, может быть, и сейчас предпочел бы переносить испытания в гордом одиночестве, но Дакхис сумел поразить его до глубины души. Полковник заявил, что поскольку сдача нормативов четвертой ступени является особо почетной, то за триумфом курсантов имеют право наблюдать все их близкие люди.

- Что, и друзей можно пригласить? — спросил кто-то из ребят.

- И друзей, — улыбнулся полковник, — только чтобы они не были младше вас, тем, кто еще не сдал на третью ступень, незачем знать, чем занимаются на четвертой, и девочку свою можете пригласить, если у кого уже есть, и даже ее родителей. Они тоже имеют право гордиться своим будущим зятем.

Из этого спича Игинкат прежде всего понял, что за их поркой будут наблюдать девчонки, их ровесницы! Да, он видел уже, как на празднествах в честь Аленты ребят секли нагишом при большом стечении народа, но там ведь это случилось только с победителями, а здесь такое придется испытать всем поголовно! Похоже, претендентам на знак мальчишеской доблести четвертой ступени полагается позабыть о всякой стыдливости и только гордиться совершенством собственного тела. Ну, раз уж он твердо решил стать франгуляром, надо приучаться руководствоваться нормами их морали.

Итак, родителей он на сей раз все-таки позовет. Отец своими глазами увидит то, чего от него добивался, а мать… ну, по крайней мере, поймет, что он, Игинкат, уже фактически настоящий мужик и хватит относиться к нему, как к малому ребенку! Теперь друзья. Салве с Истребителем безусловно надо позвать, в конце концов, не они ли помогали ему всего этого достичь? Еще Талиса, наверное, как друга семьи, ну, и в качестве благодарности за рекомендованную Агелу и совет поступить на четвертый курс. Рамета… Она, конечно, не подходит под категорию девчонок, но вот категорию друзей — вполне! Голым она его и так уже видела, а вот пофорсить перед ней своими умениями хочется очень. Альтивис… Увы, он и не девчонка, и на третью ступень не сдал и не сдаст никогда, и вообще на инвалида в этих стенах посмотрят косо. Ивле — друг, конечно, но еще малыш, остальных приятелей приглашать будет много чести. Самый же сложный вопрос был, конечно, с Лейной. Отношения у них были пока еще исключительно романтические, и в них как-то совсем не вписывались те зрелища, что ожидались на предстоящих экзаменах. Она-то, небось, ни настоящей мужской драки еще ни разу не видела, ни такой жестокой порки. Даже если родители младшего братца при ней наказывали, это все не то. Казалось бы, лучше поберечь ее нервы и не звать. Но с другой стороны, слухи в этом городе распространяются очень широко, и она наверняка узнает, что на экзамене присутствовали другие девочки. То есть другим девчонкам на него можно смотреть, а ей он в этом праве отказывает? Как бы еще, чего доброго, не обиделась…

Приняв решение в пользу присутствия Лейны на экзаменах, именно с ее дома Игинкат и начал разнос пригласительных открыток. Вручить-то таковую он хотел только ей, но дома, как на грех, оказались и ее родители, которые почему-то решили, что он приглашает их всей семьей, и принялись благодарить. Оно и понятно: им наверняка хотелось увидеть кавалера их дочери, так сказать, во всей красе! Ну, как он мог им отказать? Все остальные приглашения также были приняты с благосклонностью.

Первым экзаменом было метание ножей на точность. Самый большой зал в Агеле N 5, под завязку наполненный зрителями, встречал аплодисментами каждый удачный бросок. Экзаменуемые курсанты заметно нервничали. Каждому хотелось не просто выполнить норматив, а непременно стать лучшим на глазах у родных и друзей. Игинкату сохранить хладнокровие помогла, наверное, только уверенность в себе. Перед последней серией бросков он шел на третьем месте, но только у него одного из всех претендентов на победу рука в решающий момент не дрогнула. Когда его объявили победителем, зал взорвался радостным ревом, и Лейна послала ему с места воздушный поцелуй.

Жеребьевку пар для турнира по панкратиону провели прямо перед началом экзамена, и тут-то Игинката поджидала пакость. А ведь говорят еще, что снаряды дважды в одну и ту же воронку не падают!.. Короче, ему предстоял бой с Турве Нейкледом.

Турве результат жеребьевки почему-то понравился. Похоже, он обрадовался подвернувшейся возможности проучить выскочку, даром что тот один из лучших бойцов в их группе. Но, видимо, Турве слишком серьезно воспринял свою недавнюю победу, добытую с помощью запрещенного приема, или, может быть, полагал, что ему тогда удалось психологически сломить Игинката? Как бы то ни было, на ринг он вышел с полной уверенностью в собственной победе и с первых же секунд поединка пошел в атаку. Юный Игироз понимал, что ввязываться в обмен ударами с более тяжелым и физически крепким противником для него равносильно скорому поражению, и предпочел больше маневрировать. Видя несостоятельность своих усилий зацепить соперника законными методами, Турве вновь принялся охотиться за его ногами. Неужто не боится дисквалификации? Или тут, на экзаменах, на такие прегрешения закрывают глаза, главное, победить любой ценой? Или он на самом деле и не хочет травмировать соперника, а просто запугивает? Проверять догадки на собственной шкуре как-то не хотелось, и Игинкат уворачивался, как мог. Впрочем, это не могло длиться долго, и в какой-то неудачный момент Турве его все же достал. Не в полную силу, чтобы не показывать себя совсем уж откровенным нарушителем правил, но стопа после этого удара ощутимо заболела и стало трудно быстро передвигаться по рингу. Игинкату ничего не оставалось, как перейти в глухую оборону. Турве, похоже, поверил, что дело сделано и теперь-то уж он быстро добьет противника, и маленько расслабился. Игинкат слышал, как ахнула в зале Лейна, потом крик матери: «Держись, сыночек!». Угу, ну и долго он еще так продержится? Силы иссякали, если он вот прямо сейчас не найдет способа вырубить Турве, то тот сам его вырубит за милую душу, а с такой усталостью и травмированной ногой у него и в следующих поединках ни малейшего шанса на победу не будет.

К счастью для Игинката, в зале находился человек, вполне профессионально следивший за поединком со стороны и подмечавший все ошибки Турве, который, видя, что противнику больно опираться на левую ногу, а стало быть, ударов правой ногой можно не опасаться, все свое внимание сосредоточил на парировании угроз слева. Просчитав все это, Истребитель выкрикнул:

- Бей справа по затылку!

Игинкат расслышал и понял. Сымитировав левый хук, от которого Турве привычно закрылся, чуть развернувшись к противнику правым виском, мальчик, переведя вес тела на травмированную ногу и проигнорировав вспышку боли, правой рукой врезал сопернику крюком по затылку и тут же добавил коленом правой ноги в пах. Турве согнулся и на мгновение потерял ориентацию, вырубить его окончательно было уже делом техники.

Измотанный победитель похромал с ринга на свое место в зале. Даже радоваться у него сил не было. Только пожал руку Истребителю за своевременную подсказку и рухнул на стул, тут же оказавшись в объятиях Лейны, которая на глазах у всех его расцеловала. Игинкат постарался принять это с достоинством, одновременно выслушивая поздравления со всех сторон.

В другом конце зала, где собралась группа поддержки Турве, напротив, воцарилось уныние. Кстати, Игинкат заметил там двух своих одноклассников, похоже, былых адъютантов Нейкледа, в свое время пострадавших от рук Истребителя вместе с их главарем. Уж как они надеялись на возрождение боевой славы своего кумира! Увы и ах. Турве поединок тоже дался нелегко, он нокаута быстро не оправишься, и когда настало время утешительных поединков, двигался он на ринге как вареный. Еще одного проигравшего пацана, тоже серьезно измотанного и к тому же более легкого по весу, ему все же удалось перепихать, но в третьем поединке его соперником более крепкий парень, пропустивший в первом своем бою случайный удар, устать не успевший, но зато жаждавший реванша и злой как черт. На него сил у Турве уже не хватило. На родителей и друзей Нейкледа было теперь просто больно смотреть, сам он выглядел вообще как убитый. Игинкат даже ему посочувствовал.

После успешной сдачи второго экзамена вполне можно было уже праздновать и общий успех, но формально все должно было решиться в воскресенье, на испытаниях болевой выносливости. Игинкат ни на минуту не сомневался, что выдержит их, но надо было еще сделать это максимально красиво.

По традиции экзаменуемые приходили в зал в одних трусах, рассаживаясь, впрочем, уже не на специально выделенном переднем ряду, а среди своих друзей и родных. Лейна сразу оккупировала стул рядом с Игинкатом и теперь с интересом изучала его мускулистое тело, все в свежих синяках от вчерашнего поединка и в не до конца сошедших следах от рубцов, оставшихся с прежних тренировок. Ну, а как еще должен выглядеть будущий франгуляр?!

В остальном все было как обычно: экзаменационная комиссия, сидящая в два ряда лицом к залу, стоящая перед нею скамья, столики секретаря и директора школы, экзекутор с ведром розог. Все так же надо было, сняв трусы, промаршировать к скамье, доложить комиссии о своей готовности, получив разрешение, улечься, приняв надлежащую позу, и дальше уже терпеть, терпеть, терпеть!..

Выдержать сотню ударов без звуков и дерганий даже привычным ко всему четверокурсникам было крайне нелегко, и уж особенно тем, кого вчера измочалили в панкратионных схватках, а таковых было человек пять. Двое из них под конец не стерпели и провалили экзамен. Когда они, понурив головы, плелись на выход, все тактично отворачивались, чтобы не оскорбить их жалостью во взгляде. Тяжелая доля — оказаться изгоем на чужом празднике! Из зала, кстати, выходили и те, кто экзамен сдал. Все же сотня розог — это очень много, просечки были у всех, да и на стуле после такой дозы не усидишь.

Когда настала очередь Игинката, его почему-то больше беспокоила не грядущая боль, а наличие рядом Лейны. Он-то ее голой ни разу не видел, а она его увидит прямо сейчас. Но делать нечего, трусы надо снимать. Стараясь не краснеть и ни в коем случае не смотреть в ее сторону, мальчик стянул с себя последнюю тряпицу, выбрался из ряда в проход, а дальше уже постарался абстрагироваться от всего окружающего и действовать по давно уже освоенному шаблону.

Ну, вот он и на скамье. Теперь надо принять безупречную позу и срочно заняться самогипнозом, пока порка не началась. Он, может быть, и так бы выдержал, но это уже на пределе сил, да и зрелище под конец будет уже не слишком эстетичное. А он не должен допустить на малейшего прокола! Здесь Лейна, она наверняка глаз от него не отрывает, и он просто не имеет права показать, как ему тяжело. Раз она считает его самым лучшим, самым стойким, он не обманет ее ожиданий!

Пока его секли, Игинкат лежал как каменная статуя. Голос генерала: «Сто!» — стал для него сигналом к пробуждению. Боль разом затопила весь мозг, все тело от голеней до плеч горело так, словно на него плеснули кипятком. Мальчик чудом сдержал крик, но как-то справился, а дальше уже стало полегче, хотя отлеживаться времени не было, надо было отцепляться от скамьи и вставать. Пранергед поздравил его с успешной сдачей экзамена, пожал руку, теперь оставалось повернуться кругом и топать на выход из зала, стараясь не слишком корячиться при ходьбе.

Сейчас, конечно, он уже просто не мог не обратить внимание на группу своей поддержки. У матери было такое выражение лица, словно сейчас секли не его, а ее саму, отец настолько старался подавить эмоции, словно гипсовую маску на себя надел, Истребитель улыбался во весь рот, выставив вверх большой палец, Талис с Раметой, кажется, тоже ему улыбались, но более сдержанно, в глазах Салве застыло удивление, и уж совсем непередаваемый вид был у Лейны. Страх в ее глазах мешался с восхищением. Помахав им всем рукой на ходу, Игинкат поплелся в медсанчасть, где, наконец, получил хоть некоторое облегчение.

Экзамен затянулся настолько, что вместо торжественного обеда дали торжественный ужин. Оно, впрочем, и к лучшему, ребята успели немного оклематься, так что могли даже сидеть на подушках, хоть и через боль. За столами, разумеется, присутствовали и все приглашенные, хотя их было так много, что не всем хватило стульев. Курсантов поочередно вызывали к столу, за которым сидели начальники школы и курса, а также члены экзаменационной комиссии и вручали им знаки мальчишеской доблести четвертой степени вместе с прилагавшимися к ним красными трусами. Переодеваться надо было прямо здесь же, на глазах у всех, но никто, кажется, не стеснялся. Игинкат в дополнение к этим символам посвящения во франгуляры получил (в третий уже раз!) почетную грамоту за лучшие результаты на экзаменах. Вручение сопровождалось всеобщим восторженным ревом, за которым потонули слова, которые говорил парню Пранергед. Потом откуда-то набежала масса людей (и даже не его сверстников, а взрослых мужчин!), и мальчика принялись качать. Когда его, наконец, поставили на ноги, все чуть поджившие рубцы на теле, кажется, заболели вновь. С трудом присев за стол, Игинкат шепотом пожаловался сидящему рядом Истребителю:

- По-моему, у меня опять кровь проступила. Трусы к заднице липнут.

- Не беда, они красные, на них не видно, — усмехнулся тот. — И вообще оно скоро само пройдет, можешь поверить моему опыту. Не заморачивайся и ешь давай!

Благодарно улыбнувшись, Игинкат последовал совету.

Домой семейство Игирозов вернулось уже поздно вечером. Вместо того, чтобы отправляться в кровать, Игинкат постарался задержаться в гостиной. Мальчик сам не понимал, что с ним сейчас творится. Измученное тело требовало отдыха, а мозг никак не мог сбросить накопившегося за день напряжения. Разрядить его движениями сейчас нечего было и думать — не то физическое состояние. Тут и спать-то, наверняка, придется на животе! И при всем том душа паренька пребывала в удивительном спокойствии, какое бывает, когда успешно закончишь очень долгую, трудную и важную работу, и теперь, наконец, пришло время отдыхать и пожинать ее плоды. Тем не менее, ему прямо сейчас хотелось кое-что прояснить.

- Пап, надо поговорить, — промолвил Игинкат, осторожно приседая на диван.

- Ну, давай, — с интересом кивнул Афлат, усаживаясь напротив.

- Пап, теперь моя миссия здесь выполнена, да? — спросил мальчик. — И мы скоро вернемся на родину?

- Ну, твоя-то миссия точно выполнена и даже, можно сказать, перевыполнена, — ответил мужчина, — а вот мой контракт еще далек от завершения. Ты здесь успеешь и городскую школу закончить, и даже, может быть, в университет какой поступить.

- Здесь слабые университеты, — сморщил нос Игинкат.

- А ты-то откуда знаешь? — удивился Афлат.

- А я мемуары Ингареда читал. Это самый знаменитый местный военачальник, а точнее, штабист. Так вот, ему тоже все дорогу в университет прочили, а он предпочел военное училище. Да и чтобы в местный университет поступить, надо заканчивать не мужскую школу, а женскую, и вообще, какой смысл. А если поступать куда в Кенлате, так здешней школьной подготовки для этого и подавно не хватит.

- Короче, ты хочешь сказать, что путь в университет тебе заказан. А альтернатива какая? Военное училище? И ты думаешь, что тебя, иностранца, туда возьмут?

Игинкат расплылся в улыбке:

- Не только возьмут, пап, а ковровую дорожку ко входу расстелят! Вот с этим знаком, — паренек потрогал висящий на рубашке знак мальчишеской доблести четвертой ступени, — всех берут, кто бы они там ни были.

- Это тебе кто-то из приятелей сказал?

- Не-а, сам генерал, когда сегодня мне это вручал. Я же теперь считаюсь франгуляром.

- Так иностранцев среди франгуляров, если мне память не изменяет, и не было до сегодняшнего дня.

- Ну и что, у них же нет закона, чтобы иностранцев не принимать. А такие люди им очень нужны!

- Хм, — Афлат почесал подбородок. Кенлатцев во Франгуле действительно готовы были брать в военные училища, уж ему ли этого не знать, только ведь толку от этого обучения раньше не было никакого, да и училища те, если честно, были не первого сорта, так что они, в сущности, ничем не рисковали. Но его-то мальчик, выдержав такое обучение в Агеле, наверняка и к учебе в военном училище будет готов, причем в любом училище, да в том, которое готовит спецназ. Какие перспективы тут, черт, побери, открываются!

- Ну, — не выдержал молчания Игинкат, — так ты разрешишь мне туда поступить?

- А знаешь, разрешу! — выдохнул Афлат. — Ты в какое собрался?

- Ой, я даже еще не знаю… Мне и штабистом хочется стать, как Ингаред, и спецназовцем.

- Знаешь, сын, штабисты здесь, конечно, отменные, но у нас и свои есть не хуже. А вот если тебе удастся заделаться спецназовцем… короче, ты очень большую пользу сможешь родине принести.

- Ну, я согласен, — протянул Игинкат, — только ведь там учеба долго длится. Вы с мамой, наверное, уже уедете…

- Так и ты будешь уже не ребенком, неужто один без нас не проживешь? Или так на родину тянет?

- Не-а, — замотал головой мальчик, — я уже привык тут жить. У меня и друзья здесь есть настоящие, и девушка…

- Да, как же я мог забыть, — усмехнулся Афлат. — Когда жениться надумаешь, не забудь нас с матерью на свадьбу позвать. И, да, если тебе по завершении учебы предложат поступить на службу, не отказывайся. Франгульцы нам пока союзники, так что это не предательство, а узнать изнутри, как действуют их подразделения, будет очень полезно, даже в училищах об этом наверняка не все говорят.

Игинкат, вспыхнувший, когда речь зашла о женитьбе, облегченно выдохнул и благодарно взглянул на отца.

- Ну что, успокоил свою душу? — промолвил Афлат. — Тогда иди спать, герой, хоть в Агеле ты учебу и закончил, но завтра же понедельник, тебе еще в городскую школу идти.

Игинкат послушно кивнул и отправился готовиться ко сну.

Эпилог

Спустя одиннадцать лет после описанных в книге событий по улицам столицы Кенлата шел молодой франгуляр в форме лейтенанта спецназа, с вещмешком за плечами. Прохожие оглядывались на него с большим интересом: хоть Франгула до сих пор числилась в союзниках Кенлата, регулярно поставляя наемников в его армию, подобные птицы сюда редко залетали. Лейтенант, впрочем, тоже с любопытством оглядывался по сторонам, с трудом узнавая город своего детства. Ага, вот и его родной двор. Как же здесь все изменилось! Когда-то он казался таким большим, здесь было столько укромных уголков для игр, сейчас же как-то скукожился. И сквер старый снесли… Зато гаражей явно прибавилось, новому поколению детей из-за них, наверняка, уже и побегать негде. Ай, да что там сравнивать — только душу зря терзать! Вот знакомый подъезд, хоть перекрашенный уже и отремонтированный, где на третьем этаже их квартира. Даже дверной звонок с тех пор не поменяли…

Давить на кнопку лейтенанту пришлось недолго, и минуты не прошло, как дверь открыл седеющий мужчина и не веря уставился на нежданного гостя:

- Игинкат…

- Ага. Здравствуй, пап, — Игинкат поймал себя на мысли, что впервые в жизни взирает на отца сверху вниз.

- Как ты вымахал-то в своем училище… Тьфу, да что мы через порог-то общаемся, идем в гостиную. Какими судьбами к нам и надолго ли? Ох, мать рада-то будет!

- Да я проездом по делам службы. Ну, не в гостинице же было останавливаться, когда у меня тут дом родной есть!

- Когда отбываешь-то?

- Завтра с утра.

- Ну, значит хоть сегодня посидеть сможем. Мать, смотри, какой у нас гость, давай-ка собирай на стол!

Выглянувшая из кухни Киру чуть в обморок не упала от избытка чувств. Дальше начались поцелуи, объятия и, наконец, спешная сервировка праздничного стола. Когда все необходимые ритуалы были соблюдены, настало время расспросов.

- Как там жена твоя и дети? — поинтересовалась Киру. — Живы-здоровы?

- С Лейной все в порядке, мам. Она сейчас с младшей дочкой сидит и хочет уже третьего завести.

- Это надо же, как стали плодиться Игирозы! — восхитился Афлат. — У нас давно уже в роду ни у кого не было троих детей! А старший твой как поживает? Ему ведь, кажется, скоро уже пять исполнится?

- Ага, такой бузотер растет! Первый шкодник в своей детсадовской группе. Я уж для него Агелу присматриваю, чтобы было куда энергию девать.

- А зачем так рано отдавать, может, пусть поживет еще вольной жизнью хотя бы до школы? Или все дело в красных трусах?

- Да куда ж ему деваться-то с такой родословной! — усмехнулся Игинкат. — Пап, да он и сам уже о них мечтает, постоянно спрашивает, сколько ему еще дня рождения ждать!

- А он хоть догадывается, что его тогда ждет?

- Ну, в общих чертах. Знает, например, что его тогда станут наказывать как большого мальчика.

- И не боится?

- Нисколько. Для них в детсаду, пап, первая порка — это как знак отличия. Ну а потом, если кого из его приятелей отдадут в Агелу, как же он может туда не пойти?! Это ж его сразу перестанут считать самым крутым шкетом!

- Отчаянный у тебя пацан растет… Это ж получается, уже второе поколение франгуляров в нашей семье подрастает?

- А ты разве сам не этого хотел?

- В принципе да, сын, этого, но все равно как-то непривычно. Вот все вспоминаю твоих ксартских школьных друзей и сравниваю их с местными ребятами. Ну словно с разных планет люди! Да, кстати, не расскажешь, чем они сейчас занимаются? А то мы с матерью уже давно о них ничего не слышали.

- Да все в порядке с ними, пап. Войн в последние годы не было, потерь, соответственно, тоже. Коргис Стаулед, ну, Истребитель который, сейчас тоже лейтенант спецназа, мы с ним в одном полку служим. Он женат, детей двое, только как на грех одни девчонки. Он клянется, что если ему жена пацана не родит, он из своей младшей дочери точно амазонку воспитает! И еще один знакомый парень недавно в нашей части появился, Иткис Люванед. Ну, помнишь, тот самый парень, которого на сборах ножом в живот пырнули! Так он оправился потом, прошел все четыре ступени, только на офицера учиться не стал, поступил в училище, готовящее сержантов. Пока еще холостой, но он такой бравый франгуляр, что девицы к нему так и липнут! Рамета по военной линии пошла, только не в спецназ, а в разведку. Чем она там конкретно занимается, сказать не могу, там секретность почище нашей. Альтивис Синтонед сумел таки выучиться на штабиста, несмотря на свою инвалидность, и уже делает успешную карьеру, что совсем не удивительно при его светлой голове. Семьей, правда, так и не обзавелся. А вот Салвис Конвед пошел по гражданской части, в мединститут поступил. Говорит, должен же кто-то вас всех штопать, случись что! Женился он первым из нас, но ребенок у него пока только один, мальчик, такой же, кстати, блондин, как папа. Порода чувствуется. Салвис говорит, что лучше меньше детей иметь, но только чтоб были абсолютно здоровые.

- А Ивле как поживает? — понтересовался Афлат. — Ну, тот, который за тобой все «хвостиком» ходил?

- Этот «хвостик» уже выше меня вымахал! Такой бугай стал! Он со своим упорством всегда добивался, чего хотел, сдал без проблем на все четыре ступени, красных трусов не утрачивал ни разу, на четвертом курсе почетную грамоту получил, как я когда-то, городскую школу тоже окончил на отлично, мог в университет поступить, но предпочел по моим стопам пойти в училище спецназа. Вот выучится, и вы еще услышите о подвигах франгуляра Ивлиса Геникеда!

- Но ты по-прежнему его кумир?

- Ну, может быть, как старший успешный товарищ… Правда, говорят, любит заливать своим однокурсникам о моих детских подвигах и эти его рассказы даже пользуются успехом. Впрочем, не удивительно, в Ксарте меня до сих пор на улице узнают. А здесь, на родине, наверное, и не знают совсем?

- А вот тут ты, сынок, ошибаешься, — улыбнулся Афлат. — Описанный мной процесс твоего воспитания до сих пор чуть не под лупой изучают, монографии по нему строчат, а кое-что уже начали внедрять на практике!

- Да неужто в Кенлате собственные Агелы открыли?!

- Ну, до франгульских Агел нам еще далеко: и здания используются не слишком подходящие, перестроенные из обычных спортивных школ, и оборудование не совсем того качества, и обслуживающий персонал очень сложно подобрать и, главное, неоткуда взять квалифицированных преподавателей. Те, что есть, можно сказать, по книгам учатся и потом проверяют изученное на практике. Получается, конечно, не всегда хорошо, но кое-какие достижения у нас уже имеются. Глядишь, скоро начнем посылать в военные училища Франгулы вполне подготовленных к учебе курсантов.

- Удивительно! А детей вы откуда для этих экспериментов находите? И они, получив первые впечатления, не норовят потом разбежаться кто куда?

- Ну, ты-то в свое время не сбежал!

- Да это ж просто стыдно было бы показать свою слабость перед малышами! Они, значит, могут терпеть, а я — нет?! Но тут-то в группах должны ведь быть ребята одного возраста?

- Ну, не совсем одного, как и в Агелах, может быть разница в два-три года, так что старшие стыдятся перед малышами, а младшие тянутся за старшими. И вот еще какое дело: все эти ребята добровольно выразили желание пройти такой курс подготовки. Они, типа, самые крутые среди своих одноклашек, будущие непобедимые бойцы и все такое! Вот как, скажи, после таких заявочек обратно в свой прежний класс возвращаться? Все ж приятели поймут, что не такой ты на самом деле и крутой. Ну, пацанята и держатся, сколько могут. Родители их, самой собой, тоже согласие дают, более того, подписывают контракты на обучение своих чад. Им по этим контрактам от государства полагается выплата нехилого пособия, но это только в том случае, если ребенок пройдет весь курс обучения. Если он начнет жаловаться и они его оттуда заберут, все полученные по контракту деньги придется возвращать в казну, а они ведь, как правило, уже потрачены! А если ребенок закончит курс успешно, родители за это еще премию получат, так что с материальными стимулами все налажено. Еще один момент: поскольку у нас, в отличие от Франгулы, нет раздельного обучения мальчиков и девочек, будущих франгуляров приходится собирать в интернаты. То есть живут они в отрыве от родителей и могут навещать их только в каникулы и по воскресеньям, варятся в исключительно мальчишечьей среде, вместе и школьным наукам обучаются, и тренируются по программе подготовки франгуляров. Ну а в такой компании и маскулинность куда в большем почете, чем в обычных наших школах, и взаимоотношения в детской среде пожестче, ну и, разумеется, ребята стараются соответствовать и терпеливо сносят всякие болевые ощущения. Иным драчунам, которых в школах гнобили за агрессивность, такое даже в радость. Некоторые уже успешно прошли программу первых двух ступеней подготовки и занимаются по третьей. Тут, конечно, сложности большие. Своих тренеров по панкратиону у нас считай что и нет совсем, хоть из Франгулы их выписывай! Ты-то, кстати, не согласился бы в этой роли поработать? Ты ж еще в детстве младшим пацанам приемы показывал и с тем же Ивле возиться любил. А наши ребята хоть и не видели никогда тебя живьем, ты все равно для них кумир, а то как же, первый кенлатский франгуляр! Да они каждое слово твое будут ловить с раскрытыми ртами!

- Ой, пап, ну какой из меня наставник, я сам еще навоеваться не успел! Вот дослужусь до полковника или хотя бы майора, выйду в отставку, тогда да, может быть, но только не сейчас.

- Ну, я в принципе не особо и рассчитывал, — вздохнул Афлат. — Ладно уж, перебьемся как-нибудь…

- А у меня для вас подарок есть, — Игинкат полез в свой вещмешок и вынул оттуда бутылку темного стекло.

- Это что? Вино?

- Ага, франгульское. Не поверишь, из тех самых виноградников, где я в тринадцать лет на ферме работал. Собственными ногами сок для него давил.

- Славное было времечко, — улыбнулся Афлат. — Ну, раз такое дело, выпьем за будущих кенлатских франгуляров. Мать, присоединяйся!

Чокнувшись бокалами, они пригубили вино, вспоминая, как начинался их эксперимент, приведший к столь знаменательным результатам.

Оглавление

Часть 1. Новичок

  Глава 1.Глубокая разведка

  Глава 2. Юный эмигрант

  Глава 3. Прогулка по городу

  Глава 4. Первый день в новой школе

  Глава 5. Диспансеризация

  Глава 6. Как растят франгуляров

  Глава 7. Наказание за обман

  Глава 8. Первая тренировка

  Глава 9. Предварительное испытание

  Глава 10. Крапивное ложе

  Глава 11. Проверка пределов выносливости

  Глава 12. Экзамены первой ступени

Часть 2. Продвинутый ученик

  Глава 1. Как стать борцом

  Глава 2. Гости

  Глава 3. В клубе будущих франгуляров

  Глава 4. Детство и юность легендарного стратега

  Глава 5. Служба в Генштабе

  Глава 6. Новый друг

  Глава 7. Недопацан

  Глава 8. Последняя примерка

  Глава 9. Экзамены второй ступени

Часть 3. Равный среди равных

  Глава 1. Зимние забавы

  Глава 2. В гостях у Салве

  Глава 3. Юная амазонка

  Глава 4. Заход на третий круг

  Глава 5. Знакомство с панкратионом

  Глава 6. Стрельбище и искусственные скалы

  Глава 7. Субботнее испытание

  Глава 8. Взаимопомощь

  Глава 9. Весенние тревоги и успехи

  Глава 10. Полевые сборы

  Глава 11. Преступление и кара

  Глава 12. Экзамены третьей ступени

Часть 4. На пути к совершенству

  Глава 1. Летние игры

  Глава 2. Вольная жизнь

  Глава 3. И снова диспансеризация

  Глава 4. Решительный шаг

  Глава 5. Знакомство с курсом

  Глава 6. Свиньи и летающие ножи

  Глава 7. У каждого свои проблемы

  Глава 8. Субботние испытания

  Глава 9. Экзамен на выживание

  Глава 10. Спецкурс панкратиона

  Глава 11. Дела амурные

  Глава 12. Экзамены четвертой ступени

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg