«Седой»

Седой (fb2) - Седой 1449K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Эс

Евгений Эс Седой

Часть 1. Раб

Устройство было необычайно демократичным, ни о каком принуждении граждан не могло быть и речи (он несколько раз с особым ударением это подчеркнул), все были богаты и свободны от забот, и даже самый последний землепашец имел не менее трех рабов.

Понедельник начинается в субботу. Братья Стругацкие

Глава 1. Странные встречи

Новенький маршрутный автобус, плавно покачиваясь с боку на бок, покрутился в запутанных дорожных петлях и, наконец, устало выдохнув пневматикой, остановился у модернистского аэропорта, сверкающего стеклянными куполами в лучах высокого летнего солнца. Студент Витя Сомов подхватил свои немудреные вещички и, влившись в ручеек людей, отягощенный сумками, баулами и гремящими чемоданами на колесиках, потек из душного автобуса на свежий воздух. Глянув на табло «отправление» с бесполезным темным экраном он вслед за остальными потянулся к входу в здание аэровокзала с надписью «Пулково-1» по краю крыши и безобразным длинным баннером на фасаде.

Позади, остались капризная погода, неуютная съемная квартира в северном городе, утомительная учеба и культурный отдых, по недоразумению называемый студенческими попойками. В прошлом безумная зубрежка, бессонные ночи перед сессиями и успешно оконченный второй курс физического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Теперь он, не без гордости, мог представляться студентом третьего курса. А впереди его ждали: полет над облаками на европейском аэробусе, теплое черное море, встречи с друзьями детства, любимый родной дом и мама с папой, по которым он ужасно соскучился. Особенно по маме, и по ее вареникам с вишней.

Механические часы, недавний подарок отца (бесполезно было объяснять, что в век мобильных телефонов часы это анахронизм) на восемнадцатый день рождения, показывали три с мелочью после полудня и, до вылета домой, на рейс Санкт-Петербург-Сочи оставалось чуть больше часа. Витя остановился недалеко от входа, где было место для курения, вытащил сигарету и с наслаждением затянулся. Жизнь была прекрасна и безмятежна, и ничего, ну абсолютно ничего не предвещало, что это была последняя сигарета в его жизни.

Виктор обратил внимание на стоящего рядом подозрительного мужчину. Тот настолько сильно выделялся своим внешним видом от остальных, что его невозможно было не заметить. На голове мужчины была повязана черная бандана с черепами, вызывающая ассоциацию с голливудскими пиратами. Прямо на голый торс надет кожаный жилет с огромным количеством накладных карманов, кармашков и карманчиков, причем, судя по тому, как их распирало явно не пустых. Черные джинсы заправлены в берцы — последнее средство голодающих солдат попавших в окружение. И не жарко ему в них? Увитые венами мощные мускулистые руки мужчины, говорили о знакомстве с тяжелым железом, и были испещрены старыми шрамами, столь страшными и многочисленными, что было непонятно, как эти верхние конечности вообще не отрубили. С плеча смотрела коричневая татуировка в виде треугольника с глазом, как на однодолларовой купюре, от которого вниз шла вязь непонятных иероглифов. Совершенно разбойничью морду, лицом это вряд ли кто смог бы назвать, пересекал еще один длинный уродливый шрам, а глаза скрывали практически непрозрачные черные очки. Подозрительная личность, нечто среднее между пиратом, байкером и боевиком, курила большую резко пахнущую сигару. На одном из пальцев сжимающих сигару сверкнула драгоценными камнями элегантная печатка, единственная деталь, не вписывающаяся в облик злодея.

Невольно Виктор засмотрелся на необычного персонажа. Человек со шрамом это заметил и буквально в два шага оказался вплотную с юношей. Взгляд сквозь черные стекла был неприятным и пугающим. Мужчина медленно снял очки и сощурился, словно яркий свет причинял ему сильную боль. Сейчас их разделяло не больше метра, и они смотрели друг на друга в упор. Некий неуловимый момент, когда незнакомые люди, встретившись глазами, быстро отводят взгляд, был пропущен и перешел в ситуацию, когда первым опускает глаза тот, кто признает себя слабее духом. Виктор считал себя сильной личностью и продолжал смотреть, но и незнакомец в свою очередь не собирался отводить прищуренные темные глаза в сторону. Происходящее было необычно, крайне дискомфортно и больше походило на молчаливый вызов брошенный друг другу. Время стало измеряться бесконечно долгими секундами.

Да отвернись ты уже, наконец, твердил про себя Витя, ну что за идиотское положение.

Мужчина щурился, но смотрел не отрываясь. Хотя угрозы в его взгляде не было, будь дело не сейчас, днем и в многолюдном месте, а где-нибудь под вечер, в темном подъезде, юноша, пожалуй, уже побежал бы. Трусом он никогда не был и достаточно успешно занимался в свое время разными видами единоборств, но все же отдавал себе отчет в том, что не соперник подозрительному типу, даже по весовой категории. Вон, на полголовы выше и явно килограммов на двадцать-тридцать тяжелее. Но сдаваться Сомов не собирался. Он никогда не сдавался, и жил по принципу — храбрый тоже убежит, но на несколько секунд позже труса. Так что, нет, не побежал бы Витя.

- Мое имя Ной, — прервал наконец-то игру «кто кого пересмотрит» мужчина. Голос его под стать внешности оказался хриплым и сиплым.

Он улыбнулся, к удивлению Виктора достаточно дружелюбно. Вот только улыбка его совсем не располагала к себе, а напротив, отталкивала и устрашала двумя клыками в верхней челюсти. Этого еще не хватало.

- Витя, — от неожиданности Сомов даже поперхнулся, но откашлявшись, поправился нормальным голосом: — Виктор.

И воспользовавшись изменением обстановки, тут же потушил недокуренную еще сигарету, метнул ее в урну и поспешил внутрь аэровокзала, обрывая несостоявшийся и совершенно не нужный ему разговор.

- Ной! Не забудь! Меня зовут Ной! — донеслось ему в след. И в этом хриплом выкрике отчетливо прозвучала нотка беспокойства.

- Сумасшедший какой-то, — пробормотал Витя, не оборачиваясь и торопливо удаляясь.

Внутри аэровокзала, у автоматических стеклянных дверей стоял скучающий полицейский, который на студента внимания не обратил, дернулся было на голос подозрительного типа, но только глянул и сразу же равнодушно отвернулся.

Вот тебе и полиция, вот тебе и безопасность, разочарованно подумал Виктор, хотя бы документы проверил, может этот тип террорист какой, может быть у него жилет динамитом набит. А вдруг это сбежавший из больницы душевнобольной? Надо бы его психиатрам показать. И стоматологам в придачу. Впрочем, клыки, надо признаться, выглядели очень эффективно, такие же, как те, что однажды его сокурсник Серега принес на хэллоуин. Точно, это же игрушечные зубы вампира, сообразил, наконец, студент. Только какого черта этот придурок их нацепил сейчас или дни праздника перепутал? Хотя, с сумасшедшего станется. Слегка подпорченное настроение вернулось в норму, и студент зашагал по тихому и малолюдному в дневное время терминалу аэропорта в поисках стойки регистрации своего рейса.

Молодая миловидная девушка, но не красавица, рефлекторно улыбнулась Виктору, быстро проверила билет, паспорт, выдала посадочный талон и бирку на багаж, напоследок еще раз одарив эрзац улыбкой. Ноутбук Сомов решил не сдавать, а взять с собой в самолет, чтобы было чем заняться в часы полета. Так что в багаж поехала только пузатая спортивная сумка, набитая вперемешку чистым и не совсем чистым бельем. Ну а что вы хотели от студента? Следом в багаж отправилась любимая гитара в жестком чехле, которую он не рискнул оставить в студенческом общежитии. Любителей испортить музыкальный инструмент там хватало всегда.

Внимательно рассмотрев посадочный талон, Виктор выяснил, что место у него 15А, а это значит, что полет он проведет у иллюминатора, рядом с крылом. Будет на что посмотреть. Это была очень приятная новость для вирпила или виртуального пилота, как называли себя любители пиксельного неба. Витя не был заядлым вирпилом, но позволял себе временами расслабиться от учебы и погонять на играх-авиасимуляторах, причем идентичных тем, на которых тренируются настоящие пилоты, если конечно не лукавила реклама игры. Он неплохо знал авиационные приборы, предупреждающие сигналы и уверено владел управлением воздушного судна, начиная от планеров до Ан-225, самого большегрузного самолета в мире. Теоретически конечно владел. Впрочем, тот же небезызвестный Бил Клинтон, на вопрос умеет ли он летать, не моргнув глазом ответил: «Да, только взлетать и садиться не умею». Чем же вирпил Сомов хуже? Уж с аэробусом А320, а именно это воздушное судно было указано в его рейсе, он бы справился без особых проблем и с взлетом, да и с посадкой тоже. Опять же теоретически. И вскоре, у него будет прекрасная возможность собственными глазами понаблюдать, как в действительности работают элероны, закрылки, спойлеры и прочие детали этого современного чуда техники — самолета.

На пункте контроля безопасности скопилась небольшая, но вяло продвигающаяся очередь и Виктор пристроился ей в хвост, за пожилым седовласым мужчиной лет пятидесяти, с небольшим металлическим кейсом в руке и строгом дорогом костюме, видимо сшитым на заказ, уж больно ладно он сидел на его фигуре. Не иначе, как крутой бизнесмен, решил Сомов, или высокопоставленный военный в штатском, вон как спину держит прямо, аж завидно от такой выправки. От нечего делать, он принялся разглядывать и других своих случайных попутчиков. Большинство пассажиров, в пестрых и свободных одеждах, судя по всему, летело в Сочи отдыхать, наслаждаться южным солнцем и Черным морем. Кто-то с красивыми любовницами, кто-то с усталыми женами и непослушными детьми, которые пребывали в постоянном броуновском движении. Пассажиры слегка суетились, приглушенно переговаривались и осматривались по сторонам.

И вдруг что-то изменилось. Словно кто-то повернул регулятор громкости против часовой стрелки, и разговоры стихли, а в наступившей тишине застучали метрономом звуки женских каблучков. Виктор заметил, как взоры всех устремились в одном направлении и тоже обернулся. Обернулся и замер. По залу ожидания, приближаясь к ним, шла женщина поразительной красоты. Настоящая блондинка. Скорее даже и не шла, а плавно шествовала, словно королева, высоко подняв голову, чуть покачивая бедрами, и укладывая каждый шаг в видимый только ей одной вектор. Она и выглядела, будто королева. Блестящее оранжевое платье плотно облегало великолепное тело с узкой талией, оставляя открытыми предплечья, идеальные ноги чуть выше колен, верх очень высокой груди и шею, на которой сияло холодным огнем роскошное ожерелье. Вся она словно светилась изнутри и даже ее туфли на высоких каблуках сверкали стразами. Шаг за шагом она приближалась в полнейшей тишине, и только каблучки продолжали размеренно цокать по отполированному гранитному полу.

Незнакомка подошла и неожиданно остановилась прямо перед Сомовым. Она стояла так близко, что студент почувствовал тонкий пьянящий аромат ее духов, от которого сразу закружилась голова. Пахнет, словно ангел подумал Витя не в силах оторвать взгляд от ослепительной красотки. Белые с легким янтарным отливом волосы пышным водопадом спадали на ее открытые плечи. Парикмахер, наверное, превзошел самого себя, чтобы добиться такого эффекта. Изящный макияж, видимо и здесь постарался профессиональный стилист, подчеркивал изгиб чернокрылых бровей, тонкий хищный нос, чувственные перламутровые губы и ярко-голубые глаза. Никогда и нигде, ни в жизни, ни в кино, ни в интернете, Виктор не видел женщины прекраснее, чем та, которая сейчас стояла в шаге от него. Она была заметно старше студента, но он затруднился бы угадать ее возраст, может быть двадцать пять, а может быть и далеко за тридцать. Разум осознавал только одно — эта женщина была нереально божественно красива, и сердце юноши лишь подтверждало это, исполняя аллегро в груди.

Виктор судорожно сглотнул, пытаясь избавиться от внезапной сухости во рту. Он ожидал вопроса прекрасной незнакомки, быть может, о номере рейса или еще о чем-нибудь, и уже заранее волновался, что не сумеет связно ответить. Но из ее уст прозвучал совсем не вопрос:

- Какой ты красивый мальчик, был, — произнесла незнакомка бархатным грудным голосом, от которого у бедного Вити прокатилась по телу дрожь, а затем уже совсем неожиданно протянула руку и нежно погладила ладонью его черные волосы, — Береги себя, мас геаран.

От ласкового прикосновения Сомов окончательно потерял голову и лишь отчасти понял смысл сказанного. Не добавили ясности и несколько слов на незнакомом языке. Он стоял словно замороженный, но внутри у него все полыхало, а волны сильнейших эмоций захлестывали разум. Надо было бы как-то отреагировать, но Виктор лишь зачарованно смотрел и не мог не пошевелиться, не произнести что-нибудь вразумительное. А блондинка глянула на других пассажиров, еле заметно улыбнулась чуть дрогнувшими уголками губ, грациозно повернулась и направилась к выходу. И исчезла так же внезапно, как появилась. Лишь когда автоматические двери с тихим шипением закрылись за ее спиной, все вокруг разом зашевелились, заговорили, а Витя, наконец, очнулся от наваждения. Оказалось, что очередь у пункта контроля безопасности поредела и нужно продвигаться вперед.

Витя шумно выдохнул, похоже, он все это время даже не дышал. Вытер взмокший лоб о плечо в футболке, а мокрые ладони о старенькие джинсы. Любопытные пассажиры, бросали на него короткие взгляды, женщины вопросительные, мужчины завистливые. А что тут ответишь и чему завидовать, если он сам ничего не понял. Седовласый сосед, стоящий в очереди перед ним повернулся к Сомову и тот увидел его глаза, они были разного цвета, один обычный темно-карий, а другой темно-красный, словно переспелая вишня. Красный глаз?! Витя окончательно утратил способность удивляться.

- Красивая женщина, — задумчиво сказал разноглазый, бесцеремонно и с каким-то странным интересом разглядывая Виктора, — за такую можно и мир перевернуть. Правда, парень?

Виктор лишь опять шумно выдохнул воздух носом и пожал плечами, дескать, ну что тут скажешь. Эйнштейн на его футболке тоже ничего не ответил, зато всем любопытствующим злорадно показывал язык. В таком смятенном состоянии студент добрался до рамки стационарного металлоискателя, к которому прижался боком транспортер рентгенотелевизионного интроскопа (то еще название). А там уже разворачивалось новое представление — поднял шум разноглазый бизнесмен, которого досматривали непосредственно перед Сомовым. Все-таки это не военный определился Виктор. Где-то он читал, что у военных кисти рук всегда сжаты в кулак, а у штатских расслаблены, к статье даже прилагалась фотография двух глав государства, подтверждающая сей факт. Возмущенный бизнесмен размахивал руками, а отнюдь не кулаками. В его раскрытом кейсе обнаружили предмет размером с тарелку, больше походивший на непомерно раздувшуюся брошь и весь усыпанный белыми и красными каменьями. Сам бизнесмен пояснял, что это уникальный экземпляр религиозного культа и никому не позволял прикасаться к реликвии. Однако необыкновенный объект на экране интроскопа показал нечто, что вызывало подозрение и обоснованный интерес досматривающих инспекторов. К месту конфликта стали подтягиваться сотрудники служб авиационной безопасности, обеспокоенные разгоряченным пассажиром и, наличием потенциально опасного для полета предмета. Разозленный бизнесмен предъявил бумаги с печатями и повышенным тоном принялся доказывать, что у него есть право на провоз данного объекта. Инспекторы возражали, и дело шло к тому, что пассажира сейчас снимут с рейса. Это вывело бизнесмена из себя. Он страшно зарычал, поднял кулаки и Сомов подумал, что сейчас, наверное, дело дойдет до рукоприкладства, а там до вызова полиции и применении спецсредств. Но драки не произошло. Бизнесмен начал подходить к работникам аэропорта участвующим в конфликте, отзывая их как бы поговорить с глазу на глаз, гневно бормотал неразборчивые угрозы и бесцеремонно чуть ли не тыкал указательным пальцем им в лица. После такого разговора тет-а-тет все служащие аэропорта один за другим пошли на уступки и, в конце концов, пропустили беспокойного пассажира вместе с его культовым предметом. Седовласый захлопнул крышку кейса и с непонятной фразой — «Я таких пачками делал», с надменным видом покинул сектор досмотра. Работники службы безопасности после разговора с нахрапистым бизнесменом выглядели слегка пришибленными и растерянными.

Чем убедил их бизнесмен, Виктор как-то не уловил, поскольку был занят собственными мыслями. В голове его вертелся образ блондинки с голубыми глазами, а в ушах до сих пор звучал бархатистый голос — «какой красивый мальчик». Ведь это она обо мне сказала, краснел от этих мыслей юноша. Контроль безопасности он прошел беспрепятственно. Видимо после яростного напора предыдущего пассажира инспекторы еще не до конца пришли в себя. Ручная кладь в виде ноутбука не вызвала претензий и даже сумку, в которой он находился, посчитали излишним открывать.

До объявления посадки, взволнованный Витя еще несколько раз отчаянно выглядывал в зал ожидания, сквозь небольшие прорехи в разделительном ограждении, в надежде увидеть ту самую блондинку, но тщетно. На холодном граните простыл ее след. Одним из самых последних пассажиров, с легкой грустью, он направился в самолет, на посадку.

Подумалось, как это странно, что ему раньше никогда не нравились блондинки с голубыми глазами. Всю сознательную жизнь, как он себя помнил, идеалом его женщины была кареглазая брюнетка с большим бюстом и никак иначе. Начиная с детской платонической любви в школьные годы и заканчивая интрижками в университете, все избранницы Виктора были исключительно брюнетки. Правда, не всегда они были кареглазые, да и большой бюст нынче редкость, но это уже второстепенные детали. Блондинок он вообще не воспринимал, как женщин, с которыми у него могли бы быть отношения. Так почему же эта блондинка, антипод его мечты, в одно мгновение лишила вдруг покоя? Удивительно и непонятно. Уж не влюбился ли я в таинственную незнакомку с первого взгляда, невесело усмехнулся Виктор.

Теперь, немного придя в себя и анализируя произошедшее, ему показались странными и нелогичными слова незнакомки, особенно та часть фразы, где она сказала, что он «был». Что значит был? Почему был, если он есть и никуда пропадать не собирался. И почему она подошла именно к нему? И что вообще хотела сказать этими двумя короткими фразами? Ведь из услышанного он ничего не понял, кроме того, что красив. Юноша снова покраснел. Однако, как все это загадочно и необычно. Руки чесались взять телефон и с кем-нибудь поделиться историей о случившемся. Но расскажи такое приятелям — ни один не поверит. И Витя, путаясь в собственных мыслях и чувствах, шагнул с пружинящего трапа в дверь самолета.

Глава 2. Ужас на крыльях

Рейс авиакомпании, на котором летел Виктор, имел только экономический класс обслуживания, а самолет соответствующую экономии компоновку. Сомов, цепляясь за выставленные локти пассажиров, протиснулся по узкому проходу между плотно расставленными рядами кресел к своему месту. Там его ждала пара неприятных сюрпризов. Во-первых, сидящий с краю прохода наглый седовласый бизнесмен с неприятным глазом, во-вторых, бритоголовый мужик спортивного крупногабаритного телосложения, устроившийся на его месте 15А рядом с иллюминатором. Виктор хотел было начать разборки по поводу места, оглянулся на стюардессу, маячившею в где-то начале салона, но потом махнул рукой и обреченно плюхнулся между мужчинами посередине. От бизнесмена пахло дорогим парфюмом, от соседа слева несло кислым пивом. Виктор поерзал, устраиваясь удобнее в мягком кресле синего цвета. Убедился, что спинка имеет фиксированное положение, что сначала его малость разочаровало, а потом обрадовало, так как впереди стоящее кресло тоже не наклоняется, а значит, не будет мешать его длинным ногам. Впрочем, ногам все равно оказалось тесно, как и локтям, особенно со стороны спортсмена, оккупировавшего не только его место, но подлокотник. Одним ухом Витя прослушал по громкой связи приветствие экипажа и правила использования аварийно-спасательного оборудования самолета, то есть куда бежать и как спасаться в случае аварийной посадки. Пристегнулся, отрегулировав ремень безопасности под себя, пристроил ноутбук на коленях. К взлету готов. Он чуточку волновался.

- Страшно? — с интересом спросил седовласый сосед.

- Нет, — покривил душой Виктор, стараясь выглядеть невозмутимым.

- А мне слегка не по себе, — честно признался сосед и туманно пояснил, — Я ведь даже не знаю, чем все это закончится на этот раз.

- Самолет самый безопасный вид транспорта, — уверено с видом бывалого авиапассажира произнес Сомов расхожее утверждение.

Седовласый глянул на него насмешливо:

- Ну-ну.

Пиджак у соседа распахнулся и под ним на его груди блеснул какой-то орден. Все-таки военный, определился Виктор, но сразу же засомневался. С каких это пор военнослужащие стали носить награды на жилетке под пиджаком? Да и сам орден, увиденный мельком, студенту не был известен, хотя и имел отдаленную схожесть с орденом победы из-за обилия алмазов и рубинов. А затем Сомов разглядел еще одну чудную деталь, не вяжущуюся с респектабельным видом седовласого. На тыльной стороне кисти у него имелась нелепая татуировка, состоящая из двух несогласующихся друг с другом частей. Сверху был изображен примитивный полукруг восходящего солнца с лучами, как у моряков прошлого столетия. Снизу шла цепочка изящных непонятных иероглифов, этакая модная современная надпись, какие любят себе делать всякого рода эпатажные знаменитости. Странный дядька и все у него не как у людей, подумал о своем попутчике Сомов.

Почувствовалось малозаметное изменение давления воздуха, значит, двери уже закрыли и салон загерметизирован. Пропархали стюардессы, проверяя, все ли пассажиры и правильно ли пристегнуты ремнями безопасности. Красивые изящные девочки в приятных голубых униформах с бейджиками на груди, брюнетки. Однако, куда им до таинственной блондинки, вздохнул Витя. А самолет уже гудел, набирая силу, посвистывал двигателями и, чуть подрагивая на бетонных стыках, неторопливо выруливал на взлетную полосу. Там он задержался на несколько мгновений, напрягшись, словно спринтер перед стартом и, взревев двигателями и вибрируя всем корпусом, помчался, разгоняясь вперед. Несколько десятков секунд Виктора слегка потряхивало, глубоко вдавив перегрузкой в кресло, а затем вибрация исчезла, и он понял, что они уже в воздухе. Где-то внизу фюзеляжа заскрежетали механизмы — убирались шасси. Должно быть, постепенно убирались и закрылки, ранее выпущенные на пятнадцать взлетных процентов. Сомов, прикрыл глаза и представил, как пилоты сейчас проделывают соответствующие манипуляции с управлением. Эх, жаль, что место у окна занято бритоголовым, и нет возможности увидеть своими глазами, как происходят изменения конфигурации крыла. Отметив снижение слуха, Виктор пару разу зевнул, чтобы выровнять внутреннее давление с окружающим. А самолет, тем временем, выполнив пару плавных поворотов, заметных по тому, как переместились тени от солнца внутри салона, забрался высоко над рваным белоснежным одеялом облаков и взял курс на южный город. Впереди было более трех часов полета на высоте десять тысяч метров.

С мелодичным звуком погасло световое табло «пристегнуть ремни». Витя расслабил, но не стал полностью расстегивать ремень безопасности и вытянул удобнее ноги, насколько позволяло расстояние между сиденьями. Без особого интереса полистал специфические авиационные брошюрки, находящиеся в спинке кресла напротив. Ничего интересного в них не нашел, поэтому распаковал и включил ноутбук. На такой высоте Wi-Fi конечно не работал и без интернета ноутбук был весьма неполноценным предметом, но Сомов предусмотрительно скачал пару фильмов и ленту свежих новостей. Поэтому он надел мини-наушники, запустил фильм и погрузился в просмотр, отключившись от действительности.

Как раз к окончанию фильма, стюардессы стали развозить на тележках обеды. К сожалению, обедом это только называлось. Так, холодная булочка с тонким ломтиком ветчины и сыра, пакетик с вафлями и стаканчик сока чтобы все это запить.

- Да уж, — вырвалось у проголодавшегося юноши, когда он увидел разносимую еду.

И тут вмешался в дело недовольный сосед бизнесмен.

- Так, девочка, — обратился он к стюардессе не терпящим возражений тоном и, подняв указательный палец вверх, — Смотри сюда. Мне и моему юному другу два нормальных обеда. Если лишних нет, можешь забрать их у пилотов. Выполняй.

Бизнесмен обернулся к Сомову и весело подмигнул ему вишневым глазом.

Витя ожидал, что «девочка» сейчас вежливо объяснит невозможность выполнения просьбы обнаглевшего пассажира, но к его изумлению, стюардесса безропотно удалилась, а уже через минуту на откидном столике перед ним стоял просто роскошный и даже разогретый обед. Гуляш с картофелем, морковью и зеленым горошком, отдельно овощной салат, запеканка и сдобная булочка. Все выглядело очень аппетитно и превосходно пахло. Дополнительным десертом прилагались маленькая упаковка йогурта и шоколадка. О деньгах за непредусмотренный обед стюардесса даже не заикнулась. Молча принесла, поставила и занялась другими пассажирами. Где она это взяла? У Виктора промелькнуло видение лица изумленного пилота рассматривающего булочку с ветчиной на обед.

- Совсем другое дело, — довольно пророкотал бизнесмен, — Ешь, студент.

- Ну что вы, — смущенно обратился Витя к соседу, чувствуя себя неловко, — Спасибо конечно большое, но, наверное, не стоило.

Сосед оторвался от еды и уже без веселья в разных глазах совершенно серьезно и медленно произнес:

- Ты ешь студент, ешь. Еще неизвестно когда в следующий раз придется нормально пообедать.

Под завистливым взглядом бритоголового Сомов быстро управился с действительно вкусной едой и еще раз поблагодарил седовласого. Тот после сытного обеда подобрел и пустился в воспоминания:

- Вчера только прилетел из Тайланда. Экзотическая страна, экзотические блюда. На обед подавали жаренных насекомых — кузнечики, тараканы там всякие. Умеют они их готовить, никогда таких вкусных не ел. Между прочим, ООН всерьез рекомендует употреблять насекомых в пищу. В них очень высокий процент содержания белков, жиров, протеинов и минералов. Больше, чем в говядине. Насекомые распространены повсеместно и практически все съедобны. Избегать следуют только любителей навоза и ядовитых, тех, что с яркой, предупреждающей окраской. Ты это запомни, студент.

- Я запомню, — вежливо улыбнулся Сомов. Рассуждения соседа ему были малоинтересны, но обрывать беседу с человеком, который любезно накормил его обедом, Витя посчитал неучтивым. Сомов решил тактично закончить разговор последним вопросом: — А вы что, правда, были в Тайланде?

- О-о! Где я только не был, — невесело усмехнулся седовласый и продекламировал с какой-то обреченностью и злостью: — Мы в такие шагали дали, что не очень-то и дойдешь…

Когда сосед цитировал эту фразу из песни группы «Машина времени», голос стал у него удивительно низкий, хриплый и вызвал прямо таки мурашки, пробежавшие по коже. Юноша даже вздрогнул. Сосед замолчал и отвернулся, а Витя, посчитав, что правила приличия соблюдены, поднялся с места. Сходив на краткий осмотр летного туалета, студент вернулся к ноутбуку. Второй фильм как-то не пошел, и он принялся просматривать новости. Среди прочих новостей он наткнулся на эту:

В США разыскивается неизвестный человек, подозреваемый в смерти Джеймса Ранди. Американский иллюзионист и научный скептик, известный разоблачитель паранормальных явлений и псевдонаучных теорий Джеймс Ранди трагически погиб во время шоу по разоблачению очередного претендента на миллион долларов. Неизвестный претендент, имя и фамилия, которого впоследствии оказались принадлежащими другому лицу утверждал, что обладает магическим даром. Во время демонстрации сверхъестественных способностей между претендентом на миллион долларов и Джеймсом Ранди, на глазах у сотен зрителей, прямо на сцене разгорелся конфликт. Ранди впервые не смог объяснить способ, которым претендент, по его выражению «дурачит публику» и категорично заявил, что вознаграждение претендент не получит. Претендент назвал знаменитого разоблачителя мошенником и пригрозил, что тот сейчас увидит магию последний раз в своей жизни. После этих слов Ранди почувствовал себя плохо и упал на пол. Очевидцы утверждают, что несколько минут он оставался в сознании, хотя не дышал и сердце его не билось. Джеймс Ранди скончался до приезда службы спасения. Полиция пока не смогла установить причину смерти. Претендент на награду фонда Ранди в миллион долларов скрылся и место нахождения его в настоящий момент неизвестно. Представитель полиции заявил: «Мы рассматриваем смерть знаменитого иллюзиониста, как подозрительную и обращаемся к жителям штата с просьбой сообщать любую имеющуюся информацию».

К статье прилагались две фотографии. Одна благообразного седого старичка Джеймса Ранди. Вторая предполагаемого злоумышленника, похуже качеством, переснятая с видеопленки, на которую записывалось шоу-разоблачение. На ней был хмурого вида мужчина со шрамом через все лицо. На голове его был короткий ежик светлых волос, и не было черной банданы с черепами, но это был именно тот подозрительный тип, с которым Сомов столкнулся в аэропорту несколько часов тому назад. Ной — так он себя назвал.

Взбудораженный Виктор чуть не подпрыгнул в кресле. Срочно! Надо немедленно сообщить в полицию. Он заметался, озираясь по сторонам. Но спортсмен сладко посапывал, пуская слюну, а бизнесмен был почему-то мрачен, раздраженно поглядывал на часы и нервно барабанил пальцами по металлическому кейсу. Обращаться к нему не хотелось. Витя сложил ноутбук, раздумывая, что делать — сообщить ли известную ему информацию экипажу самолета, чтобы они далее передали ее на землю или дождаться прилета в пункт назначения и там лично обратиться в полицию.

Пока он раздумывал, самолет основательно тряхнуло. Затем тряхнуло еще раз. По неприятным ощущениям внизу живота было понятно, что летательный аппарат на десятки метров просел вниз. Напуганные дети, бегающие до этого по проходу, бросились к своим родителям. На табло зажглась запоздалая надпись: «пристегните ремни». Витя, вначале откровенно струхнул, но мало-помалу успокоился, когда самолет постепенно стабилизировал полет — обычная турбулентность. Но не успел он полностью отойти от испуга, как вновь возникла жестокая тряска, гораздо сильнее, чем предыдущая. Послышались устрашающе громкий скрип и треск пластиковых панелей, скрежет и дребезжанье металла. От очередного мощного толчка распахнулись некоторые багажные полки и из них посыпались вещи, падая в проход, а в отдельных случаях и на головы пассажиров. А самолет, не переставая сотрясаться, стал, как бы нехотя заваливаться на одно крыло все сильнее и сильнее. Этого не должно быть, нельзя превышать критический угол атаки, встревоженно подумал Виктор, наблюдая за увеличивающимся креном, так и до сваливания недалеко. И как только он об этом подумал, самолет сорвался с потока и повалился вниз. Тело Сомова испытало непривычное состояние невесомости. Совершенно жуткое непередаваемое чувство бесконечного падения, которое никак не заканчивалось. Нечто подобное он испытывал всего один раз, когда прыгал с вышки в бассейне. Но там это длилось не дольше секунды, а здесь же он все падал, падал и падал. Комок подкатил к горлу, внизу живота разлилась неприятная пустота, покалывающие пальцы судорожно вцепились в подлокотники, а тело удерживалось в кресле только благодаря ремню безопасности. Салон охватила полнейшая паника, пронзительно визжали женщины, орали мужчины. Это было похоже на хор апокалипсиса, состоящий из полторы сотни вопящих голосов дирижируемых ужасом. Было видно, как подскакивают вверх люди, ударяясь о потолок. Спящего рядом спортсмена подбросило так, что он бритой головой пробил декоративную пластиковую обшивку потолка и ошарашенный рухнул обратно в кресло. Несколько человек, те, кто оказались не пристегнутыми, кувыркаясь, с воплями летали по салону. Все незакрепленные предметы поднялись в воздух, и беспорядочно носились внутри самолета, сталкиваясь друг с другом и с несчастными пассажирами. Ноутбук оторвался от колен и, вращаясь, стал подниматься верх, проплывая мимо лица Сомова, пока он не догадался его схватить. И тут же увидел, как над его головой пролетел пластиковый стаканчик и отдельно выплеснувшийся напиток в виде больших и маленьких разлетающихся шариков. Вокруг летали буклеты, мелкий мусор, откуда-то взявшиеся болты, гайки, шурупы. Видя их, юноша перепугался — неужели разваливаемся? Болтам и шурупам полагалось быть закрученными, а не летать где попало.

Затем студент почувствовал, как тело вновь наливается весом, а парящие в воздухе люди и предметы одновременно грохнулись на пол. Самолет, вибрируя всем корпусом, с натугой ревя двигателями, выходил из пикирования. На смену невесомости пришли многократные перегрузки. Виктор расплющило в кресле, и он буквально физически ощущал, с какими усилиями пилоты вытягивают машину из пикирования. Экипаж с трудом, но справился с проблемой падения, и воздушное судно, взятое под контроль, перешло в нормальный горизонтальный полет. Впрочем, не вполне нормальный, так как самолет продолжал ощутимо дрожать, словно больной лихорадкой. Крики прекратились и сменились стонами раненых и плачем детей. Кого-то безудержно тошнило. После рева двигателей и криков сейчас казалась необычайно тихо. Повсюду слышались встревоженные голоса людей, но приглушенные, словно люди боялись громко разговаривать.

- Что случилось? Что происходит?

Пассажиры тяжело дышали, беспокойно и растерянно озирались. Их лица не покидал страх после только что пережитого кошмара.

Не сразу, но все же появилась растрепанная стюардесса и попыталась успокоить публику:

- Не стоит волноваться. Самолет попал в турбулентную зону. Мы скоро приземлимся.

Вот только в словах ее совсем не было уверенности, а вид был перепуганный. Она принялась оказывать стонущим пострадавшим первую помощь, но руки у нее заметно дрожали. Можно было ни о чем не спрашивать, и так было понятно, что стюардесса сама находится в отчаянии, хотя и пытается добросовестно выполнять свои обязанности.

Бритоголовый сосед Виктора отпрянул от иллюминатора, отчетливо сглотнул слюну и посмотрел на Сомова круглыми глазами, молча показывая большим пальцем в окно. Виктор наклонился через его плечо к иллюминатору и увидел, что у крыла отсутствует его окончание вместе с винглетом, а место отрыва напоминает размочаленное дерево с торчащими обрывками внутренних конструкций, трубок и проводов, бешено трепещущих в потоке набегающего воздуха.

В проходе показалась еще одна взволнованная стюардесса, которая принялась закрывать распахнутые багажные отделения. Наклоняясь к пассажирам, она просила убрать лишние предметы и снять очки. Выпавшую ручную кладь она не возвращала на верхние полки, а помогала убирать под сиденья кресел. Когда она оказалась рядом, Виктор уже пристроил ноутбук между ног, а стюардессе тихо, чтобы не пугать других пассажиров, указал на отсутствии части крыла. Та глянула в окно, побледнела и заторопилась обратно к кабине пилотов.

Сосед справа держался уверено и был, пожалуй, единственным спокойным пассажиром в самолете. Он не обращал внимания на окружающих, а сосредоточенно смотрел на циферблат часов, словно чего-то ожидал.

- Вы не знаете, как долго еще до посадки? — с надеждой спросил его Виктор.

Тот ответил долгим пристальным взглядом, словно раздумывая, стоит отвечать или нет. Страшный его глаз уже совсем не напоминал вишню, а казался налитым темной венозной кровью.

- Мужайся студент, посадки не будет, — абсолютно уверенно с оттенком грусти заявил он.

Сомова пробрал озноб от этих слов, разбивающих последние надежды, и он почему-то сразу поверил мрачному прогнозу разноглазого соседа. Виктор вжался в кресло и втянул голову в плечи. Самолет продолжал лететь стабильно, но не прекращал вибрировать. Откуда-то появился странный непонятный запах и вскоре по потолку вдоль багажного отсека пополз еле заметный дым. Ненадолго задремавшая паника начала опять овладевать пассажирами.

- Не хочу! Не хочу! — послышался чей-то отчаянный крик.

Один пассажир, вскрикнув, вскочил со своего места и, не обращая внимания на уговоры стюардесс, стал прорываться в хвост самолета. Сначала он бормотал, что в хвосте находиться безопаснее, а затем стал требовать выдать один из парашютов, которые, по его мнению, обязательно предусмотрены для членов экипажа. Он уговаривал стюардесс, совал им в руки деньги, которые падали на пол, разлетались по ковровой дорожке и забивались под кресла. Однако на валяющиеся под ногами банкноты никто внимания не обращал.

- Мамочка, я не хочу умирать, — заплакал в соседнем ряду совсем маленький мальчик.

Мать прижала к себе рыдающего ребенка, обвила его обеими руками, словно птица, которая пытается прикрыть крыльями своего птенца от опасности. В глазах ее застыл неописуемый ужас.

- Все будет хорошо, — как заведенная повторяла она безжизненным голосом, целуя его в голову, — все будет хорошо…

Рядом с ней пожилой мужчина крестился, закатив глаза, и шептал что-то неслышное, видимо читал молитву, время от времени касаясь губами нательного крестика на цепочке. Многие пассажиры лихорадочно нажимали кнопки мобильных телефонов, безуспешно пытаясь сделать последний в своей жизни и конечно самый важный звонок. Некоторые обнимались и начинали прощаться или молча смотрели друг на друга, взявшись за руки. Другие лихорадочно писали предсмертные записки на листочках, гигиенических пакетах или на том, что попалось им под руку, и что можно было положить в карман ближе к сердцу.

- Прощай, друг, — впервые вдруг заговорил с Витей бритоголовый сосед, глаза его были стеклянные и полные ужаса, — прости за все.

Он протянул Виктору большую потную ладонь, которую тот автоматически пожал.

Сам Витя впал в ступор. Он врос в кресло, не делал никаких движений, больше ничего не говорил, а то, что творилось вокруг, казалось ему нереальным. Никакой прожитой жизни перед его глазами не проносилось. Только одна мысль билась в парализованном страхом мозгу — неужели это конец? Смириться с этим Виктор был не в состоянии. Подумал о родственниках, о маме с папой. Как они перенесут его смерть? На глаза навернулись слезы. Вдруг захотелось заплакать, как тот маленький ребенок.

Неожиданно сосед бизнесмен страшно зарычал. Он распахнул свой кейс, с которым не расставался ни на минуту и вытащил сверкающий камнями предмет культа.

- Держи! — он безапелляционно сунул Виктору этот предмет в руки и пригрозил: — И не вздумай отпустить, чтобы ни происходило! В это вложено средств больше, чем в американскую лунную программу. Держи изо всех сил!

Его губы задвигались — он с непонятной злостью забормотал что-то тихо и неразборчиво, а пальцы стремительно зашевелились, словно лапы паука опутывающего жертву. Возможно, от страха он тоже сошел с ума, но только по-своему.

Салон все сильнее и сильнее заполнялся едким раздражающим дымом. Пассажиры начинали кашлять и прикрывать лица платками. Сверху с шумом выпали и повисли, болтаясь на веревочках, прозрачные кислородные маски. Виктор торопливо схватил ее одной рукой, нацепил на лицо, а другой рукой продолжал удерживать, тяжелый предмет культа доверенный ему бизнесменом. А затем последним аккордом раздались частые звонкие щелчки, словно по корпусу стали бить пули, выпущенные из сотен ружей (это отлетали заклепки из обшивки), самолет задергался в предсмертной агонии и под душераздирающий треск металла опрокинулся на одно крыло и камнем рухнул вниз в окончательном неконтролируемом падении.

И снова самолет заполнился отчаянными криками обезумевших от страха людей, и вновь поднялись в воздух предметы и вещи, и вспугнутыми бабочками заметались по салону серо-зеленые стодолларовые банкноты. Самолет вошел в неуправляемый штопор, это было видно потому, как солнце бешено закрутилось вокруг воздушного судна, мелькая частыми вспышками в иллюминаторах то с одного, то с другого борта. Сомов и представить себе не мог такого леденящего ужаса, который его сковал. Несмотря на кислородную маску, он задыхался, сердце бешено колотилось, пытаясь выпрыгнуть из грудной клетки, волосы по всему телу встали дыбом. Секунды кошмарного падения казались вечностью, и каждая была наполнена невыносимым страхом и беспредельным отчаянием.

В этот момент, сквозь безумные крики пассажиров, вой надрывающихся двигателей и треск рвущегося металла он услышал из кабины пилотов знакомую ему по авиасимуляторам фразу электронной системы предупреждения о столкновении с землей. Аварийная система, не замолкая повторяла тревожный сигнал — отрывистые звонки и два слова на английском «pull up», то есть — «тяни вверх». Автомат, надрываясь буквально вопил:

- Pull up! Дзинь-дзинь! Pull up! Дзинь-дзинь! Pull up!

Виктор понял, что это последние мгновения его жизни.

И мир вокруг взорвался безмолвной черной вспышкой.

Глава 3. Мертвые не потеют

Сомов неподвижно лежал на земле, уткнувшись лицом в траву. Озорные травинки упирались прямо в нос и приятно щекотали. Легкий ненавязчивый ветерок изредка шевелил волосы на макушке, спину и затылок пригревало солнце. Виктор бездумно слушал, как стрекочет вокруг нестройный хор кузнечиков, тупо разглядывал растительность перед собой и вдыхал ее дурманящий аромат. В душистый запах трав вклинился неуместный здесь запах окалины. Безмятежность исчезла, как только он вспомнил только что пережитую авиакатастрофу. Но страх не успел вернуться полностью, как его тут же сменило чувство огромного счастья, что он живой. С радостно бьющимся сердцем, Сомов осторожно перевернулся, приподнялся и сел. Посмотрел на мир одним глазом, затем вторым — слава богу, зрение в порядке. Осмотрел руки, ноги, подвигал ими, наклонился, проверяя позвоночник. Боли нигде нет, тело без видимых повреждений. Поднялся на ноги — все в идеальном порядке. Просто чудо какое-то. Радость, счастье, восторг, все эти чувства одновременно нахлынули и переполнили его. Атеист Сомов поднял глаза к небу. Он был близок к тому, чтобы уверовать в бога.

- Спасибо, Господи, — прошептал он и впервые в жизни неумело перекрестился слева направо.

Вытер увлажнившиеся от переизбытка чувств глаза.

Рядом с ним, примяв траву, лежала целехонькая сумка с ноутбуком, а в метре от нее зиял чернотой аккуратный выгоревший круг, с остывающими еще каплями метала и остатками пепла, которые уже уносил ветер. По форме и размеру это несомненно были остатки того самого предмета культа, который ему передал в самолете сосед. Некоторое время Сомов завороженно смотрел на черное выжженное пятно, которое вызвало у него состояние когнитивного диссонанса. Было абсолютно необъяснимо, почему артефакт целиком и полностью сгорел и расплавился, а ноутбук остался цел и невредим. Да и сам юноша нисколько не пострадал. Впрочем, не совсем. Только сейчас Витя ощутил слабое жжение в кончиках пальцев. Внимательный осмотр выявил явственное покраснение на подушечках пальцев, напоминающих легкий ожог. Что за чертовщина? Он с опаской покосился на выгоревшее пятно, от которого все еще шел жар, а вокруг пожухла и завяла трава. С богом это уже как-то не ассоциировалось.

Озадаченный студент привычно похлопал себя по карманам джинсов в поисках пачки сигарет и запоздало вспомнил, что отправил сигареты с зажигалкой в багаж. Виктор, давая волю чувствам выругался. Но привычные поиски сигарет повлекли за собой привычные мысли и направили их в нужное русло. Телефон, спохватился юноша, конечно первым делом нужно выяснить работает ли сотовая связь. Сомов торопливо расстегнул молнию сумки и схватил мобильный телефон.

«Идет поиск сети», — обнадежила ненадолго всплывшая на экране надпись, но вскоре сменилась на другую безнадежную: «Сеть не обнаружена».

- Облом, — удрученно вздохнул Витя, убирая бесполезный телефон, — И что же дальше?

Впервые Сомов внимательно осмотрелся по сторонам. Он находился на бескрайней зеленой равнине с разбросанными по ней редкими холмами. Далеко на грани видимости миражами маячили серые горы. Местность была покрыта умеренной растительностью, одинокими деревьями и кустарниками, которые где-то вдалеке разрастались в полноценный лес. В окружающем умиротворенном пейзаже не отмечалось никаких следов деятельности человека. В пределах видимости также не наблюдалось не других выживших пассажиров, не следов крушения самолета.

- И где же все остальные? Что за попадос?

Он судорожно сглотнул. Ему стало страшно. Озадаченно озираясь, студент пытался вспомнить все виденное и слышанное им об авиакатастрофах. Информация о крушениях в основном была почерпнута из художественных фильмов и телепередач. Ну да, вроде как были случаи, когда разные части авиалайнеров оказывались в разных местах, и бывало, что люди падали отдельно от обломков самолета, оставаясь при этом даже живыми. Сами обломки могут быть разбросаны на несколько километров и наивно полагать, что все они окажутся в одном месте. Размышляя таким образом, он сам того не замечая, скорее пытался себя успокоить, чем что-то объяснить, а отдельные невозможные факты просто игнорировал. Например, то, что обломки воздушного судна не раскиданы по большой территории, а их вообще нигде нет, будто бы лайнер просто испарился без следа.

Тем не менее, Витя усилием воли взял себя в руки и принял твердое решение, направиться на поиски людей, не дожидаясь появления спасателей. Надо было, как можно скорее выйти к людям, не то родители с ума сойдут, когда узнают о крушении самолета, а от него не будет никаких известий.

Направление он особо не выбирал и просто двинулся в ту сторону, куда глаза глядели. Авось, куда-нибудь да доберусь. Виктор выдержал два часа упорного непрерывного движения. Солнце пекло нещадно, редкие облачка не желали его затмевать и проплывали далеко в стороне, а то и вовсе бесследно растворялись в ярко-голубом небе. Температура поднялась, наверное, градусов под сорок и студент вынужден был снять майку, чтобы прикрыть ей голову. Очень хотелось пить, но с собой не имелось никаких запасов, а природных источников воды в округе не наблюдалось. Сомов упрямо двигался вперед. Местность была однообразная, но вот показалась примятая трава, словно кто-то здесь недавно прошел. Витя двинулся по следу и наткнулся на черный выжженный круг с остатками расплавленного артефакта.

- Пипец! — не выдержав, с отчаянием ругнулся Сомов, — Приехали!

Совершенно расстроенный он доковылял до ближайшего деревца и упал в его тень. Сказывалась общая усталость, а ноги так те просто гудели. Скинул кроссовки, давая ступням остыть, привалился спиной к тонкому стволу дерева и погрузился в невеселые размышления. Два часа он впустую ходил по кругу. Про эффект разных ног он слышал. Была такая спорная теория. Каждый человек немного асимметричен. В частности, одна нога всегда длиннее, чем другая на какие-то миллиметры. Шаг длинной ногой получается чуть больше, чем короткой, а в итоге они вместе, со временем, выписывают круг. В эту теорию Витя верил, но полагал, что такое может происходить лишь в лесу, где нет явных ориентиров, а теперь убедился, что и на равнинах действуют те же правила. Только круг получается больше. Конечно, существовали и другие объяснения, почему человек ходит кругами, только сейчас ему было не до отвлеченных размышлений. Он переживал, что два часа усилий потрачены впустую, но еще сильнее беспокоило то, что за это время так и не появились спасатели. Он часто посматривал на небо в надежде увидеть вертолет или самолет спасательной службы, но голубое пространство над головой было безжизненным и даже без инверсионных полос высоколетящих лайнеров. Это было совершенно необычно и вызывало плохие предчувствия. Почему нет ни дорог, ни линий ЛЭП? В какую глушь он угодил? И совсем зловещим открытием было то, что часы его показывали девять часов вечера, а судя по солнцу, которое гуляло где-то в зените, этого быть никак не могло. Разум, учитывая время вылета, продолжительность полета и хождение по кругу говорил, что часы идут точно, а глаза утверждали обратное. Он включил мобильный и удостоверился, что на них тоже двадцать один час. Возникло ощущение, что он сходит с ума и даже мелькнула мысль, что он все-таки умер не пережив катастрофу, но его тут же отрезвил холодный пот, выступивший бисером на лбу — мертвые не потеют.

Теперь Сомов стал действовать умнее и решил придерживаться ориентира — самого высокого холма. Если постараться, то доберется до него засветло. Была слабая надежда что, там, на возвышенности сможет заработать сотовая связь. До захода солнца, но совершенно без сил и мучимый жаждой он смог таки взобраться на намеченный холм. Связи не было.

Устроившись на ночлег, он с некоторой опаской посматривал на темнеющее небо, в котором медленно проявлялись звезды. Привычная желтая луна с темными пятнами кратеров и пара знакомых созвездий Большой медведицы и Лебедя, единственные которые он знал, внесли некоторое спокойствие в его душу. Чего греха таить, весь день его не отпускала сидевшая на задворках сознания бредовая мысль, что очнулся он после авиакатастрофы не совсем в своем мире, а может быть даже в загробном. Ведь никто не знает, как выглядит загробный мир, если такой и существует.

Спал юноша беспокойно, урывками, скорее даже и не спал, а лишь дремал, часто и беспричинно приходя в сознание. В прерывистый сон внесли свою лепту комары и боль от сгоревших на солнце плеч. Вместе с ночью пришла прохлада, а под утро от холода стало и вовсе не до сна. Пришлось встать, ходить, приседать и растирать и без того расчесанные от укусов руки в волдырях, чтобы согреться. Состояние у него было подавленным. То дневной жар, то ночной холод оптимизма не добавляли.

С первыми лучами солнца, наслаждаясь теплом, которое скоро должно было смениться солнцепеком, Виктор пошел дальше. Теперь своей целью он выбрал далекую лесную полосу. Нарастающая жажда сменила приоритеты. Найти людей было нужно, но для этого необходимо было выжить хотя бы в ближайшее время. Там где есть бурная растительность, должна быть и вода, разумно посчитал студент. Пить хотелось уже просто безумно.

К полудню он совершенно вымотался. От обезвоживания организма появилась постоянная слабость, мысли путались, перед глазами плавали круги и Виктор решился на отчаянный шаг — выпить свою собственную мочу. За неимением хоть какой-либо подходящей тары, он использовал пластиковую обложку от паспорта. Вывернутая наизнанку она имела пару небольших непромокаемых кармашков. Поступок был омерзительным, но чувство жажды пересилило брезгливость, а затем его вырвало обратно. Придя в себя от неудачного эксперимента и кляня себя за дурость, Сомов собрал остатки сил и, шатаясь, побрел дальше, держа курс на низину с лесом.

Двигаясь уже на автомате, он добрел до леса и вышел к мелкому заросшему водоему. Вспыхнувшая было радость, оказалась преждевременной. Стоячая вода, покрытая тиной, была совершенно непрозрачной и явно не годилась для питья. Скорее это было болото, чем озеро и соответствующе попахивало. Несмотря на безудержное желание напиться, осторожность взяла верх. Риск пить стоячую воду полную паразитов это верный шанс подхватить смертельную болезнь. Это Сомов знал точно. Зато он позволил себе раздеться и, распугивая лягушек, забрался по колено в грязную воду, поплескался, намочил лицо и голову. С трудом удержался, чтобы не хлебнуть хотя бы глоток грязной воды. Но удержался и продолжал поливать себе голову. Попытка хоть таким способом охладиться и уменьшить жажду сработала. Появилась некоторая ясность ума. Он нашел воду, и хоть она была грязная, от нее не следовало удаляться. Нужен был только огонь, чтобы ее обеззаразить. Не беда что нет посуды, можно было бы вырыть ямку в глине и использовать для кипячения, раскаленные в костре камни. Вот только для огня нужна была зажигалка. Будь они не неладны эти правила провозки ручной клади в самолетах, из-за которых он не рискнул взять зажигалку с собой. Сомов смочил одежду тухлой водой и заполз в тень, под кроны деревьев. Ему требовался длительный отдых. И тут ему, наконец-то, повезло. Словно маленькое сердечко в пупырышках, знакомая красная ягода выглядывала из-под травы. Землянику ни с чем невозможно перепутать. Когда она лопнула у него во рту, растекаясь влагой и сладостью, Виктор даже застонал от наслаждения. Ягод было много, и следующий час он азартно ползал в траве, насыщаясь и забыв про все на свете. А жизнь то налаживается, улыбнулся он, вспомнив бородатый анекдот.

Появились новые силы. Теперь держаться рядом с водоемом он посчитал излишним и двинулся вдоль кромки леса, не забывая подбирать ягоды и одновременно посматривать на небо. Небо было безоблачным. Однако прошли уже целые сутки и где же эти долбанные спасатели?

Попытка углубиться в лес оказалась напрасной тратой времени, тот был фактически непроходим. Поваленные деревья и сросшиеся кустарники не позволяли хоть как-то нормально двигаться. Видимо здесь никогда не ступала нога человека, а значит, и Виктору там нечего было делать. Студент попытался припомнить, что за заповедник может быть в Краснодарском крае, может быть Кавказский? Прямо у него из-под ног выскочил бешеный заяц и в несколько прыжков затерялся в зарослях. Если бы юноша не растерялся то, наверное, смог бы даже схватить животное за уши и поймать, но от неожиданности Витя испугался больше самого зайца. Потом он вспугнул вспорхнувшую из травы птицу и на ее месте обнаружил гнездо с тремя маленькими яйцами в коричневых маскировочных крапинках. Желание разнообразить диету разбилось вместе с яйцом, в котором оказался отвратительного вида зародыш птенца. После этого студент, преследуемый безжалостными комарами, окончательно выбрался из леса и опять пошел вдоль него, не забывая время от времени срывать ягоды земляники и отправлять их в рот. Пить все равно хотелось, но уже не так сильно, как раньше, да и заходящее солнце уже не жгло.

Силуэт человека верхом на лошади Виктор увидел, когда начало темнеть. Сомов пришел в крайнее возбуждение, исступленно заорал во все горло и, размахивая руками, бросился наперерез всаднику. Бежать было далеко, и он очень боялся, что человек может его попросту не заметить. Наконец на его крики обратили внимание, и наездник остановился, развернувшись в его сторону вместе с конем. Однако не двинулся навстречу студенту, а продолжал неподвижно стоять на месте. Юноша поняв, что его, наконец, увидели, тоже остановился, упершись руками в колени, хрипло дыша и приходя в себя после сумасшедшего забега по пересеченной местности отнявшего последние силы.

- Эй, я здесь! — закричал он, выпрямляясь и поднимая руки: — Я здесь! Помогите!

Однако незнакомец не торопился помогать и не собирался двигаться с места. Он был достаточно далеко и Виктор не мог разглядеть ни его лица, ни того, что тот делает. Мелькнуло лишь несколько бликов в лучах заходящего солнца, словно всадник рассматривал студента в бинокль. Затем всадник совершенно неожиданно развернул лошадь и вскачь помчался прочь, оставляя позади себя облака пыли.

- Эй! — закричал опешивший Витя, — Эй! Стой!

Он бросился вдогонку, не переставая надсадно орать, но вскоре в изнеможении упал на колени, да и догонять уже было некого. Облака пыли полностью осели, как будто никого и не было.

- Да что же это такое происходит? — прошептал пораженный юноша и со злостью ударил кулаками в сухую землю: — Да что же это такое?!

Он силился понять, по какой причине встреченный им человек не захотел ему помочь и бросил одного в беде, но не понимал этого. Может быть это был конокрад или контрабандист? Бред какой-то.

Виктор запомнил примерное направление, куда умчался бессердечный наездник, чтобы завтра пойти по его следам и выбраться, наконец, к людям. Сгущались сумерки, и пора было приготовиться ко второму нелегкому ночлегу.

Небо зловеще багровело в предзакатных лучах солнца, а лес казался абсолютно черным, угнетающим, и идти в него было страшно. Если водятся зайцы, могут быть и медведи, запоздало сообразил Сомов. Он предпринял попытку разжечь огонь с помощью аккумулятора мобильного телефона. Что-то подобное он видел в передачах о выживании в дикой природе. Но то ли он плохо запомнил такой способ получения огня, то ли что-то не правильно делал, но итогом были полностью раскуроченные и больше ни на что непригодные обломки телефона. С раздражением Виктор зашвырнул их далеко в степь.

- Провались оно все пропадом!

Вторая ночь отличалась от первой большим количеством комаров и жуткими звуками, доносившимися из близкого мрачного леса. Юноша вздрагивал, и сразу открывал глаза услышав крик ночной птицы, или звук треснувшего сучка. Кто там может ходить? Он со страхом вглядывался в непроницаемый мрак леса, и ему чудилось, что из леса за ним тоже наблюдают голодные глаза зверя. Тогда он крепче сжимал сухую короткую палку, которая предназначалась для незадавшегося костра, а теперь пришлась кстати и была единственным его оружием. Вряд ли бы она помогла, в случае возникновения реальной опасности, но при потенциальной угрозе придавала уверенности.

С рассветом развеялись и ночные страхи. Вдоль леса стелилась густая пелена тумана. Было холодно и сыро, но зато на листьях лежала обильная роса. Виктор воспользовался моментом и, ползая на четвереньках, жадно слизывал с листьев драгоценные капельки. Он полностью вымок, замерз до дрожи, но вроде как впервые за два дня более или менее смог утолить жажду. Под лучами утреннего солнца хорошо искалась земляника, которую Витя частью тут же съедал, а часть собирал в кулек, сделанный из стандартного листа, завалявшегося в сумке с ноутбуком. Готовил запас в дорогу. Когда кулечек наполнился, это стало сигналом, что пора отправляться в путь.

Следы вчерашнего всадника долго искать не пришлось. Он нашел даже больше, чем ожидал. Он сразу наткнулся на дорогу. Дорога была, конечно, так себе — колея с примятой травой, местами вытоптанной до голой земли, но какая-никакая, а это была дорога. А любая дорога, как известно, обязательно куда-нибудь ведет. Воспрянувший духом студент, закинул сумку с ноутбуком за спину, зажал в руке кулек с земляникой, и зашагал по дороге. И даже негромко запел себе под нос что-то бодрое и жизнеутверждающее.

Не успел он съесть и половины запаса земляники, как далеко впереди показалось приближающееся облако пыли. Кто-то очень быстро ехал по тому же пути, что и Сомов. Витя облегченно вздохнул — ну вот и все, закончились его мучения. И он с новыми силами радостно заторопился навстречу.

Клубы пыли приближались. Сомов ожидал увидеть автомобиль, но вскоре он смог различать, что это скачут во весь опор всадники. Шесть или семь человек. Это было несколько неожиданно, но какая разница, на чем они ехали, главное, что он встретил людей. За сотни метров всадники одновременно разошлись в стороны, охватывая студента полумесяцем, и это ему вдруг перестало нравиться. Кроме того, теперь было видно, что все они чернолицые. Негры? Откуда тут негры, в полном изумлении Витя остолбенел. Всадники были вооружены короткими копьями, топорами, и другим явно боевым железом, рассмотреть, которое подробно не было времени. Они слаженно взяли его в кольцо и осадили хрипящих взмыленных лошадей, обдав опешившего студента пылью. Теперь Витя увидел их лица и ужаснулся — это были не люди! Черти! Все-таки я умер. Пробегая паническим взглядом по их кошмарным лицам, Виктор разглядел, что на чертей они все же не очень-то похожи, но явно кого-то напоминали. Самое близкое сравнение, которое приходило в голову при более внимательном рассмотрении — орки! Одно другого не лучше. Большеголовые, безбородые, с массивными надбровными дугами, выпирающими челюстями и огромными широкими носами, они скалились клыкастыми зубами и рассматривали юношу нехорошими оценивающими взглядами. Значит, я все-таки сошел с ума, нашел единственное объяснение своим видениям Сомов. Если бы еще зеленый, а не темно-коричневый почти черный цвет кожи, то Виктор определенно признал бы во всадниках несуществующих в природе орков. Но эти, несомненно, существовали и гарцевали сейчас вокруг на крупных, под стать им самим лошадях. Разило неприятным резким запахом пота, то ли от лошадей то ли от их наездников, а скорее всего и от тех и других вместе взятых. Всадники были легко одеты, большей частью в темные кожаные штаны и жилеты, с накладными металлическими пластинами. Головы прикрывали шапочки или шлемы, также сшитые из кожи и обмотанные серой материей наподобие чалмы. Один из орков смотрел на человека сквозь странные громоздкие очки, которые Виктор не сразу признал, а потом ахнул — да это же гогглы. Голова у него пошла кругом — негры, орки, боевые топоры, азиатские чалмы, гогглы, все это никак не связывалось вместе.

Насмотревшись на студента, владелец гогглов сдвинул их на лоб, словно рога и опять стал отдаленно похож на черта. Обращаясь к своим соплеменникам, он что-то сказал на непонятном языке. Остальные дружно и почти по-человечески загоготали, а один наездник шутливо потыкал Сомова кончиком копья, заставляя его испуганно отступить, чем вызвал еще одну порцию веселья. Виктору стало по-настоящему страшно. Встреченные им существа не были людьми, и они не были добрыми. Предводитель с гогглами сделал отрывистый жест рукой, и наступила тишина, только лошади продолжали переступать копытами, фыркать и позвякивать сбруей. Орк наклонился в седле к Виктору и, расширив огромные ноздри шумно принюхался. Затем выпрямился, произнес короткую фразу и вопросительно посмотрел на студента.

- Я не понимаю, — ответил растеряно Виктор.

Предводитель медленно произнес еще несколько фраз видимо на разных языках, так как они заметно отличались произношением.

- Я не понимаю, — повторил Виктор и добавил: — Я русский. Студент. Летел на самолете в Сочи. Рейс сорок пять тридцать восемь. Попал в авиакатастрофу.

Его слова прозвучали достаточно нелепо в данной ситуации, среди существ, словно сошедших со страниц фэнтези. Вряд ли они слышали о самолетах, если вооружены средневековым оружием. Главарь орков прислушался к чужой речи, потом коротко рыкнул. Незаметно для студента, находившийся позади орк ловко перехватил свое оружие и, привстав на стременах, тупым концом копья с размахом ударил Виктора в затылок. Мир в глазах юноши мгновенно померк, ноги подкосились, и он безжизненно рухнул плашмя, прямо лицом в пыль. Безвольные пальцы разжали бумажный кулечек, и красные бусинки земляники раскатились во все стороны по дороге.

Когда Виктор пришел в сознание, то не смог сдержать болезненный стон. Голова раскалывалась от боли, а руки и ноги были крепко стянуты грубой веревкой. Насколько позволяли связанные руки, он осторожно потрогал затылок и нащупал гигантскую гематому с корочкой запекшейся крови. На запястье, там, где раньше были часы, кожа была ободрана. Неужели ума не хватило расстегнуть браслет и его просто сломали, сдирая с руки? На ногах отсутствовали кроссовки, и исчезла майка с изображением Энштейна. Из одежды на нем остались только носки и застиранные старенькие джинсы. Меня избили и ограбили, понял Витя, дрожа от холода и от страха за свою дальнейшую судьбу. Он затравленно огляделся.

В преддверии ночи его похитители устраивали привал на берегу небольшой тихой речушки. Лошади были расседланы, и один из монстров повел их на водопой в реку. Остальные расположились вокруг большого костра, над которым жарилась на вертеле туша животного, вроде как небольшого кабана. Сам связанный Виктор лежал неподалеку у одинокого дерева. Сколько прошло времени? Как он сюда попал? Мысли в его травмированной голове путались и разбегались. Витя не понимал, что происходит и не представлял чего ожидать от захвативших его монстров. Несколько успокаивало то, что, по крайней мере, употреблять его в пищу не собираются, ужин у похитителей уже был. Не собираются сейчас, но что будет дальше? Зачем его связали и куда везут? Кто эти ужасные существа, с которыми он столкнулся? Неизвестность пугала больше всего. Происходящее было каким-то ирреальным кошмарным сном. Страх усиливали уродливые агрессивные создания, населяющие этот мир и рассевшиеся неподалеку вокруг огня. Сомов вынужден был признать, что место, в котором он находится, не является его землей, как бы невероятно это не звучало. Может быть, теория о параллельных мирах оказалась верна, и он находится сейчас в одном их таких миров? Может быть этот мир населен не людьми, а оркоподобными монстрами? Подумал и ужаснулся — неужели здесь совсем нет людей? Виктор в отчаянии застонал. Вот засада, куда я попал?!

Орки, студент решил называть их так, потому что это название подходило им более всего, рассматривали свою добычу, то есть вещи, отобранные у Виктора. По рукам долго ходили часы Сомова с разорванным браслетом. По тому, как орки цокали языками и покачивали головами, предмет вызывал у них восхищение. Зачем же было тогда браслет ломать, дурни? Один из орков достал кроссовок и под хохот окружающих приложил его к своей огромной лапе. Кроссовок ему был явно мал. Потом настал черед сумки с ноутбуком, которую вертели и так, и сяк, пытаясь понять, как же она открывается. Видимо замки-молнии им не были знакомы, и сумку открыть не удавалось. Тогда, не мудрствуя лукаво, в дело пустили нож, которым и вскрыли упрямую сумку, как консервную банку. Извлеченный ноутбук произвел на монстров сильное впечатление необычной формой и качеством изготовления. Корпус из неизвестного им материала — пластика гладили грязными руками, ковыряли ногтями и даже нюхали. Раскрыть ноутбук, как это обычно делается, ума недоставало, и поэтому рассматривали только сам корпус. Причем интересовались нижней стороной с вентиляционными прорезями и сложным рельефом, а также наклейками с названиями фирмы, модели, марки, страны производителя и прочими данными, гораздо больше, чем гладкой верхней поверхностью. Ноутбук рассматривали все, передавая его друг другу по очереди и держа его верх ногами. Рассматривали, обязательно через гогглы. Что они там пытались увидеть? Ведь глядели они только на внешний корпус и при этом еще отворачивались от света костра в сторону. Ноутбук вызвал ожесточенный спор, начинающий переходить в ругань пока главарь не убрал предмет раздора, завернув его в шкуры и перетянув веревками. Остатки распотрошенной сумки интереса не вызвали и валялись у костра. В сумке было еще одно тонкое отделение, также закрытое на молнию, в котором находились документы Виктора и билет на самолет. Их орки не обнаружили.

Жареная туша кабанчика источала дразнящий аромат, говорящий о готовности и роняла шипящие капли жира в огонь. Не снимая жаркое с вертела, орки приступили к шумной трапезе. У всех оказались ножи, которыми они ловко обрезали горячие куски мяса и с громким чавканьем пожирали. От культуры они были далеки, поэтому позволяли себе сыто рыгать и ковырялись пальцами в зубах. Глядя на них Виктору тоже захотелось и есть и пить, но когда кто-нибудь из орков поворачивался в его сторону, студент вздрагивал и съеживался под этим холодным взглядом. Насытившийся главарь, Витя его уже отличал от других, лениво поднялся и, поглаживая свое пузо, вразвалку подошел к пленнику. Орк грузно присел рядом на корточки. Даже присев он был огромен, наверное, в нем было не меньше двух метров роста и от него прямо таки шибало запахом застарелого пота. Он взял студента за лицо жирными пальцами, повертел в стороны, рассматривая свозь окуляры гогглов, в которых монстр казался еще более зловещим. Затем потрогал волосы юноши. Чем-то они его заинтересовали. Сам орк был сейчас без головного убора, и имел гладко выбритую голову с покатым убегающим назад лбом. Наконец главарь закончил осмотр, привычно сдвинул гогглы на лоб и удовлетворенно засопел. Хотя Сомову было совершенно не по себе, но его обезвоженный организм требовал жидкости и пересилил страх перед монстром.

- Пить, — попросил он и показал связанными руками на рот, — пить.

На этот раз человека поняли и даже снизошли до его просьбы. Когда главарь вернулся к костру, то отдал короткое распоряжение. Другой орк, подчиняясь приказу, принес флягу из тыквы, небрежно бросил ее рядом с Виктором и глянул на человека так, что стало понятно — для него, что воды подать, что ножом пырнуть было одно и то же. Внутри фляги оказалась свежая и холодная вода, показавшаяся необычайно вкусной для человека, который не пил несколько дней. Утолив жажду, Витя сразу почувствовал себя намного лучше. Мяса ему не предложили, а обращаться с просьбой еще раз юноша не посмел.

Вскоре орки угомонились и стали устраиваться на ночлег вокруг костра, ногами к огню. Расстилали попоны, под голову приспосабливали снятые седла или свернутые шкуры. Охрану не выставили, а значит, пребывали в уверенности, что им ничего не угрожает, однако оружие аккуратно пристраивали рядом, под рукой, на всякий случай. Караулить Виктора также никто не собирался, да и куда он связанный денется? Ночь предстояла ужасная. Раздетый и разутый юноша был убежден, что от переохлаждения он если не умрет, то уж наверняка заболеет. Беспокоили и другие мысли — где он оказался, как сюда попал и есть ли способ вернуться назад, домой? А если такой способ есть, то когда он сможет вернуться? Да и выживет ли он в этом негостеприимном мире? Тело дрожало от холода и возможно, что уже эту ночь он не переживет. Невыносимо сильно захотелось назад на землю, в свой благополучный понятный и цивилизованный мир. Только теперь в полной мере Витя оценил, как хорошо было дома. Подумалось, что сейчас в это время на Земле, его, наверное, уже считают погибшим. На глаза навернулись слезы. Бедные мои мама и папа.

Негромко журчала вода в реке, изредка раздавался плеск невидимой рыбы, фыркали стреноженные кони и потрескивали, стреляя искрами дрова в костре. Эти, такие мирные звуки, перекрывались противным сопеньем и храпом засыпающих орков. Перед сном, один из последних бодрствующих монстров подвесил недоеденную тушу на сук дерева, а затем подбросил больше дров в костер, чтобы тепла хватило до утра. Туда же, в огонь он отправил и бесполезные, по его мнению, остатки сумки из неопрена. Свернувшись калачиком, студент отрешенно смотрел, как вместе с сумкой от ноутбука сгорает в красном коптящем пламени паспорт гражданина Российской Федерации, Сомова Виктора Владимировича.

Глава 4. Добро пожаловать в рабство

Виктор лежал в общем сарае, на глиняном полу посыпанным соломой, укрывшись дырявыми грязными тряпками и сквозь отдушину под потолком смотрел на подсвеченные луной ночные облака. Это было единственное его развлечение в новом мире, в котором он прожил уже два месяца. Когда наступала ночь, и он оставался один, то всегда смотрел на такие очень земные облака и вспоминал свою далекую потерянную родину. Эх, половину жизни бы отдал за то, чтобы сейчас оказаться дома. Да вот только не с кем было заключить подобную сделку. От безнадежной грусти Сомова отвлекла боль, стрельнувшая в плечо.

В своей земной прошлой жизни Витя всегда хотел иметь татуировку, но никак не мог определиться какую конкретно. Ведь потом от нее не откажешься и, передумав уже не смоешь. Татуировка это навсегда. Теперь она у него есть. Коричневые косой крест и вязь иероглифов на левом плече, которые означали, что он является рабом, указано было имя хозяина с титулом, название местности и дата, когда было поставлено клеймо. Теперь он раб. И у него есть хозяин орк, которого зовут Вендор Ихар. И первые слова на чужом языке Сомов изучал по этому клейму. Но самое невероятное заключалось в том, что клеймо было магическое. Да, в мире, куда попал студент физического факультета, существовала сказочная магия, что явилось еще одним сокрушительным ударом по мировоззрению студента. Как она действует, Виктор пока не понимал, а объяснять ему никто не собирался. Но совершенно точно, что магия была не такой, как это представляли в фэнтезийных книгах, фильмах и компьютерных играх на земле. Никто не кастовал фаерболы, не бил молниями и не произносил заклинания. Магия была напрямую связана с магическими амулетами, и не как иначе, но все же это была именно магия, непостижимая пугающая и никак не укладывающаяся в рациональную научную картину мира. Обладание магическими амулетами было уделом избранных таких, как например, его хозяин орк Вендор, на котором всегда было надето несколько блестящих магических штук. Непосредственно в действии магические амулеты Виктор наблюдал всего лишь два раза. Это магическое клеймо и магические светильники. Магических ламп было полно в доме у хозяина, и Витя глядя издали поражался, как те светят без какого-либо внешнего источника энергии. Их никто не включал, они сами разгорались вечером, и сами к утру гасли. Но что самое удивительное свет их распространялся не далее тридцати метров. Стоило сделать шаг чуть дальше, как магический свет быстро тускнел и исчезал, словно его и не было вовсе. Фотоны себя так не ведут, но если это не фотоны то тогда что? Загадка.

А с магическим клеймом студент познакомился лично. Когда амулет лег на плечо, Сомов предполагал, что это будет безболезненная процедура, раз используется чудесная магия, а не раскаленное железо. Но он жестоко ошибся. Больно было до невозможности, почти до того предела, когда еще чуть-чуть и потеряешь сознание. Юноша захлебывался криком, а орки вокруг хохотали. Они вообще любили повеселиться. Вот только веселые забавы орков часто были связаны с истязаниями и жестоким обращением. Да и была ли грань между удовольствием и жестокостью в их понимании, кто знает? Когда-то древние римляне тоже не особо не разделяли секс и убийства, считая и то и другое наслажденьем. Боль в плече, спустя день притихла, но не прошла совсем и теперь время от времени напоминала о его статусе в этом мире. О самом унизительном и презренном статусе, который только может быть у человека в любом из существующих миров — о статусе раба. По злой иронии судьбы, бесправного раба с неоконченным высшим образованием.

В бараке громко храпели и шумно пускали газы, но Сомов к этому давно привык. Притерпелся настолько, что почти не замечал противную вонь и неприличные звуки. Да и храпели к тому же люди, такие же товарищи по несчастью, как и он сам. Для юноши было немалым облегчением узнать, что мир, в который он попал, населен не только жуткими орками, но и обычными людьми. Жаль только, что их было совсем немного. Большая же часть рабов состояла из существ похожих на людей, но которые сами себя людьми не считали. Они гордо именовали себя «первейшими из первых», но учитывая, что все были рабами, звучало это скорее хвастливо, чем гордо. Их раса жила на севере и являлась непримиримым врагом орков. Сейчас между северным народом и орками действовало перемирие, что впрочем, не мешало обеим сторонам совершать небольшие набеги друг на друга и захватывать пленников, обращая их в рабство. Внешне северяне отличались от людей тем, что были низкорослые кряжистые и обильно волосатые. Да и лица у них были грубые и какие-то туповатые. Манеры первейших также оставляли желать лучшего. Насекомых, которые постоянно досаждали рабам, северяне ловили и запросто ели, прямо как обезьяны. В остальном же это были почти нормальные люди. Однако за их повышенную волосатость, широкую кость и низкий рост Витя, не задумываясь, окрестил их гномами. Раз есть орки пусть будут и гномы. Всего у рабовладельца Вендора насчитывалось более сотни невольников — людей, гномов и даже один чем-то проштрафившийся орк, который сам, будучи рабом, считался старшим над остальными. Работали все с восхода и до захода солнца по принципу — раб должен или работать или спать. Объектов для работы хватало: коровники, свинарники, кошары, конюшня, птицеферма и бескрайние поля. К разведению сельскохозяйственных животных в хозяйстве Ихара подходили с особым вниманием, так как из всех видов пищи орки отдавали предпочтение мясу и ели его много. Однако, несмотря на регулярный убой скота, рабам мясо если и перепадало, то только в виде остатков на костях и сытым Виктор себя еще ни разу не чувствовал, а если говорить более точно, то юноша сильно голодал. Хотя и стыдно в этом признаваться, но за еду среди рабов иногда вспыхивали драки, в которых принял участие и студент. К его горькому разочарованию владение земными единоборствами мало чем помогло в таких потасовках. Какой-то деревенщина гном, никогда не слышавший ни о дзюдо, ни о карате, оказался сильнее Сомова, организм которого сейчас был крайне истощен и ослаблен, а знание приемов, как оказалось, не заменяет силы, с которой их нужно применять. Вот как раз сил-то у Виктора и не хватало от постоянного недоедания. Руки и ноги студента истончились, а ребра из-за худобы, в прямом смысле слова, можно было пересчитать. Он стал похож на больного анорексией, хотя отсутствием аппетита отнюдь не страдал.

«Ты кушай студент, кушай, а то неизвестно когда в следующий раз придется нормально поесть». Эти пророческие слова разноглазого «бизнесмена» Витя вспоминал часто. Кто был этот человек, который заранее знал, что самолет не приземлится? Террорист, который сам это и подстроил? Что за странный артефакт он дал Сомову в руки перед катастрофой? Сейчас Виктор понимал, что артефакт седовласого очень уж похож на амулеты, которые носит на груди его хозяин орк Вендор. Не замешана ли здесь магия и не артефакт ли забросил студента в этот проклятый мир? Кстати, у Булгаковского Волланда глаза тоже были разного цвета. А может его попутчик был вовсе не человек, а сам дьяволом? Чего только не передумал Виктор по этому поводу. Наконец он пришел к выводу, что без магии и участия разноглазого пассажира того злополучного рейса, невероятный перенос из одного мира в другой точно не обошелся. Следовательно, чтобы попасть домой, нужно было отыскать этого мага с разными глазами. Если же разноглазого мага здесь нет, и Сомов обречен, прожить в этом мире всю свою оставшуюся жизнь, то нужно, по крайней мере, найти в нем свое место. Найти себя и постараться жить достойно, как подобает свободному человеку, а не влачить жалкое рабское существование. Значит нужно бежать при первой возможности, пока остались хоть какие-то силы. Бежать! Приняв первое самостоятельное решение в новом мире, Сомов закрыл глаза и моментально уснул.

Вроде бы только лег спать, а всех невольников и его, в том числе уже снова поднимали окриком на работу. Задерживаться не стоило, а то самых неторопливых надсмотрщики обожали подгонять плетью. Вскочил, словно и не спал вовсе, а так — закрыл глаза, открыл глаза. Обрывки приятных земных сновидений стирались настолько быстро, что встав на ноги, он уже и не помнил, что ему снилось, да и снилось ли вообще. Лишь внутри осталось горько-приятное чувство утраты чего-то родного.

Стояли жаркие летние дни, и сегодня большинство рабов вооружив деревянными и кожаными ведрами, погнали на орошение полей. Меланхолично таская воду, Сомов осматривался по сторонам и обдумывал варианты побега. То что он видел казалось ему весьма подходящим местом для начала побега. Поля находились далеко от замка Вендора, не меньше часа пешим ходом, а это уже неплохая фора для беглеца и располагались они удачно, как раз к северу от замка, в той стороне, куда и собирался бежать Виктор. К гномам, тьфу ты, то есть к людям, живущим на севере. Охрана рабов состояла из одного единственного орка без лошади, да к тому же еще и ленивого, поскольку надсмотрщик весь день валялся на берегу маленькой речушки в тени необычного домика без окон. В этот странный домик, из трубы которого валили, смешиваясь, белый пар и черный дым, Сомов заглянул, вызвавшись занести внутрь мешок с углем. Ничего полезного для побега он там не обнаружил, зато увидел много интересного. В помещении находился другой орк, который обслуживал механизм для подачи воды в каналы. По его одежде и уверенным действиям было ясно, что это не какой-то случайный орк, а специально приставленный и обладающий соответствующими знаниями — механик и кочегар в одном лице. Сам механизм, который обслуживал орк, хотя и был невелик размером, но сразил Сомова наповал. Это был отлично сделанный паровой насос, блестевший от масла. Крутились медные начищенные детали с черными большими колесами, двигались вперед-назад поршни, поднимались и опускались десятки рычагов взаимосвязанные между собой. Все движения агрегата были неторопливые плавные под звуки поскрипывающего металла, фыркающего пара и гудения огня в топке. Никакой магии, только вода огонь и металл. Вот тебе и средневековье. Вот тебе и мир меча и магии.

На какое-то время увиденное затмило даже мысли о побеге. Если в деревне есть подобные машины, то любопытно, что тогда можно увидеть в городе. Какая никакая, а здесь все же имелась цивилизация. Интересный должно быть это мир, если не оставаться в нем вечно рабом. Бежать, надо было срочно бежать. Сомов окинул взглядом поля, изрезанные каналами. Очень хорошо. Главное, что здесь полно воды, которую можно взять в дорогу. В качестве сосуда сгодится кожаное ведро, если его края плотно стянуть и перевязать. Недоставало только веревки. Еще одной проблемой была дряхлая обувь. Впрочем, если добыть достаточно большой моток шпагата, то хватит и для ведра и для разваливающихся старых сандалий. Все посадки на огромных полях и за несколько дней не полить, а значит, рабская мелиорация продолжится, и водить сюда будут еще долго. Какое-то время на поиски у него есть. Решено, как только добуду веревку, сразу ухожу.

Хотя Виктор и побаивался того, что затеял, но настроение у него стало приподнятым и даже сил вроде прибавилось. О том, что его могут поймать и что тогда с ним сделают орки, юноша старался не думать. Студент настолько оживился, что вечером даже выиграл бой, за хорошую порцию еды отправив в нокаут наглого, но после этого сразу присмиревшего гнома. Еще бы! Не каждый день получаешь сокрушительный удар ногой в голову. Вы меня еще не знаете примитивные создания, разошелся Сомов, я вам покажу, что значит маваши гери. Он жадно вгрызался в кость с сочными остатками мяса и свирепо зыркал глазами, чтобы никто не приближался. Рабы на него поглядывали с нескрываемым удивлением и некоторой опаской. Где это видано, чтобы ногой да в голову попасть? Разве ж ногу так высоко задерешь? Старший над рабами орк Нокс подошел, полюбовался красным опухшим ухом гнома, а потом с удивлением посмотрел на Виктора. Студент, не переставая жевать, ответил ему уверенным оценивающим взглядом, прикидывая про себя, что, пожалуй, точным сильным ударом он свалит и этого орка. Его уже давно не пугала внешность монстров, да и были они на самом деле не такие и рослые, какими показались при первой встрече. Может, те первые орки были отборными воинами, а может, у страха просто глаза велики. Тем более, чего ему опасаться орка, который сам является рабом, хотя и считается формально старшим. Неизвестно, что прочитал в глазах человека орк, но насмотревшись, сказал:

- Сангин сильно бить. Так не делать.

На самом деле Нокс произнес намного больше слов, но это единственное, что смог разобрать Сомов, еще очень плохо понимающий язык орков. Он ничего не ответил и с невозмутимым видом принялся хлебать жиденький бульон. Силы, ему сейчас были нужны только силы.

К пострадавшему гному подошла пожилая целительница и осмотрела ухо. Целительница среди рабов была самым уважаемым человеком. Она обладала уникальной способностью излечивать людей от любых самых безнадежных болезней и без магии явно не обходилась. Витя несколько раз был очевидцем самых настоящих чудес в ее исполнении. Целительница оказывала помощь всем, как рабам, так захворавшим оркам. Все ее пациенты без исключения поправлялись, но в том, как и каким образом это происходило, и заключалось чудо. Именно с ней Витя познакомился одной из первых, потому как после роковой встречи с орками и ночи проведенной в полураздетом состоянии, он все-таки заболел. Когда сухой кашель перешел в отдышку, а к острой боли в груди добавились головная и мышечные боли, он и попал в заботливые руки целительницы. Студент подозревал у себя пневмонию, метался в лихорадочном состоянии, истекал потом и понимал, что отсутствие антибиотиков в этом мире означает скорый конец его короткой жизни. Вынырнув из забытья, он и увидел тогда в первый раз строгие усталые глаза немолодой женщины. А глаза такие же, как у мамы, удивился Витя. Холодные тонкие пальцы легли на его лоб, вызывая чувство необычайного облегчения, а через некоторое время он с изумлением понял, что идет на поправку. Вскоре, сотворив очередное чудо, она подняла его на ноги. Целительницу звали Ийсма. Она, как и все люди была рабыней Вендора, но ее положение было привилегированным. Намного лучшим, чем даже у старшего над рабами орка Нокса. В бараке, где они жили, у целительницы была своя комнатка с топчаном и нехитрой утварью. Ей позволяли иметь не только личные вещи, но и магические предметы. Более того, она никогда не ходила на общие работы и могла днем свободно перемещаться даже за пределами замка в поисках лечебных трав. Ийсма была чистокровным человеком, если так можно выразиться о женщине-маге. И она была единственная, кто общался с Виктором доброжелательно, и понемногу учила его языку орков. Для всех остальных рабов он был чужаком, потому что рабы-люди в большинстве своем родились здесь в замке и были, что называется прирожденными рабами, а захваченные в плен и обращенные в рабство гномы оставались горделивыми первейшими.

Целительница отпустила ухо гнома, не увидев опасности для его здоровья и уже обращаясь к Виктору строго сказала:

- Плохо, Сангин. Плохо.

Сомов согласно кивнул головой, но абсолютно без раскаяния и пошел следом за целительницей. Если Ийсма не слишком сердится, то возможно позволит ему побыть с ней рядом, помочь с различными снадобьями, потолочь что-нибудь, перетереть, а заодно и поучит его языку. Он старался вечерами, перед сном брать у нее вот такие своеобразные уроки языка. Если конечно не уставал так, что засыпал сразу после ужина, что случалось гораздо чаще, чем обучение у целительницы. В комнатке у Ийсмы было хорошо, уютно и всегда приятно пахло различными сухими травами. Его не прогнали, вручили каменные пестик со ступкой, в котором твердые кусочки какого-то вещества, требовали доводки до состояния порошка. Было уже темно, чтобы рассмотреть, что он там перемалывает и юноша работал на ощупь. Магические светильники рабам не полагались, а свечи Ийсма зажигала в исключительных случаях и только ненадолго. Но глаза раба давно привыкли к мизерному свету проникающему сквозь отдушины, а для общения темнота вообще не являлась помехой.

- Не надо ухо, — сказала целительница и взялась пальцами за мочку своего уха, — Ухо, — повторила она. Так примерно проходили все уроки.

- Ухо, — послушно повторил незнакомое раньше слово студент, стараясь его запомнить.

Разглядев пучок трав связанных веревкой, он показал пальцами на искомый предмет:

- Что это?

- Веревка, — медленно, чуть ли не по слогам пояснила учительница.

- Веревка, — повторил за нею Виктор на орском и попросил: — Веревка. Надо. Много.

Для объяснения причины, зачем ему понадобилась веревка, он показал свои расползающиеся сандалии. Сомов предполагал, что у целительницы должен иметься соответствующий запас, ведь чем-то она перевязывает многочисленные пучки трав. Ийсма порывшись в вещах, вытащила и протянула ему метровый кусок пеньковой веревки. Она даже чуть улыбнулась, что бывало крайне редко. Виктор приложил руку к сердцу, показывая, как он благодарен и повторил:

- Надо много.

С лица умной женщины сбежала улыбка, и оно стало обеспокоенным. Она даже руку непроизвольно вскинула к губам, словно боялась произнести вслух то, о чем подумала. Целительница прожила довольно длинную жизнь и была очень умная женщина. Сандалии юноши не могли ввести ее в заблуждение относительно истинных мотивов Сомова. Но и говорить открыто, она остерегалась, понимая, что у этих стен есть уши. Много ушей.

- Не надо, — сказала она.

- Надо, — упрямо повторил Виктор.

Какое-то время Ийсма отрицательно качала головой и умоляюще смотрела на молодого человека. Сомов не знал, что где-то у этой женщины был сын примерно его возраста и чем-то на него похожий, и когда она увидела Витю, то он напомнил ей об утраченном ребенке. А сейчас она боялась потерять и этого глупого юношу. Она слишком хорошо знала орков и то, как они мастерски умеют выслеживать, а потом безжалостно наказывать беглецов. Ийсма была уверена, что шансов убежать отсюда, нет. Однако Сомов имел другое мнение и не собирался отступать от поставленной цели. Юноша тихо и, как бы извиняясь, повторил:

- Надо.

Сдавшись, целительница молча и печально протянула ему весь моток веревки. Виктор также молча обмотал колючую пеньковую веревку вокруг своего худого торса, пряча ее под бесформенной длинной рубахой. Грубое рубище со швами наружу, которое он называл рубахой да кусок ткани для тюрбана были его единственной одеждой. Поношенные джинсы у него давно отобрали, а носки скоропостижно сносились, так как первое время он ходил только в них. Выданные страшим рабом никудышные сандалии, приходилось постоянно чинить. Такая обувка мало годилась для ходьбы, не говоря уже о беге, но босиком быстро не побегаешь и далеко не убежишь. Веревка, как нельзя кстати была в этой бедственной ситуации с обувью. Ийсма тяжело вздохнула и протянула ему маленькое кресало. Вот это подарок! Добывать огонь, используя кресало проще простого, а главное ему не страшна влага. Сомов не сдержал порыв благодарности, и наклонившись, поцеловал холодные руки доброй женщины.

- Глупый Вик, — погладила она его по голове, — Сангин.

Вик — так обращались к нему крайне редко. Виктором он не имел права называться, потому что окончание имени на «ор» означало у орков принадлежность к знати. Так в этом мире он стал Виком. Но почему-то и орки и рабы гораздо чаще назвали его Сангин, даже те которых он видел в первый раз, словно его представили всем заочно. До этого вечера он не задумывался, почему именно так его называют, а тут вдруг разыгралось любопытство.

- Почему Сангин? — спросил он.

- Потому что ты сангин, — несколько недоуменно ответила целительница.

- А почему сангин?

- Не знаю, — пожала плечами женщина и начала говорить так много и так быстро, что оказалось безнадежным что-нибудь разобрать.

- Не понимаю, — вздохнул Сомов.

Тогда целительница достала потертый кожаный саквояж, где у нее хранилось самое ценное, в том числе и магические амулеты, которые она никогда не показывала студенту. Щелкнув запорами, она осторожно перебирала в нем какие-то предметы и наконец, выудила то, чего совсем не ожидал Виктор. Это было маленькое, меньше ладони, тусклое зеркальце с отслоившейся местами амальгамой, в медной позеленевшей рамке. Зажгла огарок свечи, по-хитрому щелкнув пальцами. Студента всегда изумляло, как Ийсма вызывает крохотную вспышку огня легким движением пальцев. Настоящее маленькое чудо. Ну, что-то будет, подумал Сомов. Однако ничего необычного не произошло. Целительница пододвинула свечу ближе к юноше и протянула зеркальце:

- Смотреть.

Виктор взял зеркало. Свое отражение он не видел больше месяца. Сейчас на него глядел исхудавший молодой человек с впалыми щеками, глубоко запавшими беспокойными и настороженными глазами, под которыми образовались темные круги. Он с трудом узнавал себя. Словно панда какая-то, пришло на ум грустное сравнение. Сомов повернул зеркало выше и увидел свои волосы. Перекрывая дыхание, в горле встал ком, заныло и замерло сердце — он был совершенно, абсолютно седой.

Глава 5. Попытка к бегству

Утром, бредущая на работу, колонна понурых рабов столкнулись у ворот замка с хозяином и его ближними родственниками. В нарядных одеждах орки рассаживались по коляскам, запряженными парами лошадей собираясь видимо в ближайший город, а может и в саму столицу. Из скудной информации об этом мире, Виктор уже знал, что отсюда, в одном дне пути верхом, располагался портовый город Эсгабар, а еще в нескольких днях пути морем находился Макабр — одноименная столица государства орков. Когда впервые он услышал это название, то даже не удивился, настолько это было символично. Макабр — танец смерти. Проходя мимо отъезжающих орков, Сомов, как и все рабы, низко кланялся и всем своим видом выражал радость лицезрения хозяина и остальных господ. Попробуй, прояви малейшее неуважение — живо вытянут плетью. И подтверждая это правило, раздался сухой щелчок и болезненный вскрик, заглушенный хохотом надсмотрщика. Разглядывая принарядившихся и веселых орков, он с удивлением заметил знакомые белые кроссовки. В единственной в этом мире паре спортивной обуви щеголяла маленькая орчанка, дочь Вендора.

- Вот дрянь! — не сдержался Сомов, продолжая улыбаться, кланяться и одновременно двигаться вперед, загребая пыль дырявыми сандалиями.

Однако вид украденных кроссовок ненадолго омрачил настроение студента. Все складывалось на редкость благоприятно для побега. Хозяин уезжает, а с ним и большая часть орков, которых не будет несколько дней, а то и целую неделю. Лучшее время для побега вряд ли представится. Если и были зерна сомнения, посеянные убежденностью целительницы Ийсмы в то, что от орков не сбежать, то теперь они полностью исчезли.

До полудня Витя, как и все рабы трудился на поливе, особо не усердствуя и экономя силы. Побег он, взвесив все за и против, запланировал на послеобеденный час. С утра их не кормили, а пускаться голодным в путь было не разумно. К тому же, после обеда, у преследователей будет не так много времени, чтобы засветло настигнуть беглого раба. А там глядишь, он затеряется в темноте, и ищи тогда ветра в поле. Собак у орков не было, а значит, след его взять будет некому.

После жидкого обеда, не то чтобы насытившего, но притупившего чувство голода, он спешно занялся приготовлениями. Уединившись от посторонних глаз в кустах, снял наконец-то с тела колючую веревку и пару минут с облегчением чесался. Потом перемотал, как смог тюрбан, оберегая голову от палящего солнца. Говорят, что есть тысяча способов намотать тюрбан, но Витя знал всего один, свой собственный — вяжи узлы, мотай по кругу. Крепко перетянул сандалии, надеясь, что пенька достаточно прочный материал и обувь теперь выдержит многокилометровый забег. Туго затянул ведро с водой, чтобы не расплескалось, пристроил его через плечо, а остатками веревки, перепоясался и привязал кресало. Выглянул из кустов, оценивая обстановку. Орков поблизости не видно, лишь несколько рабов, уныло сгорбившись, плелись с ведрами в его сторону.

- Ну, — выдохнул, пытаясь унять начавшуюся нервную дрожь: — Пора!

И рванул. Побежал не быстро, чтобы не перенапрячься, раньше времени и выдерживая равномерный темп. Дышать старался глубоко и в ритм бегу. Назад не оглядывался. Неожиданно до него донеслись крики людей:

- Сбежал! Сбежал!

Это что еще такое? Не выдержав, Сомов все же обернулся. Его товарищи по несчастью, такие же рабы, как и он, бросив ведра, с криками неслись по полю к домику, где обычно находился надсмотрщик орк. Такого предательства Сомов совершенно не ожидал.

- Уроды!

Злоба вспыхнула в нем и придала дополнительный импульс, заставляя непроизвольно ускориться. С самого начала все пошло не по плану. Форы, на которую он рассчитывал, теперь у него не было. Внутри поднялась легкая паника, но он продолжал бежать вперед, как заведенный. Наученный горьким опытом, юноша строго придерживался выбранных ориентиров. Цель — добраться до ближайшего, но такого далекого леса. Успеет добежать, появится шанс на свободу. На ходу занялся подсчетами — пока рабы добегут до охранника и будут разбираться это полчаса, еще час надо добираться до замка, чтобы собрать погоню понадобится еще минут тридцать. Погоня на лошадях настигнет беглеца за полчаса. Итого два с половиной часа в лучшем случае. Мало. Не успеть. Ай, как нехорошо все повернулось. Он с ненавистью вспоминал рабов, которые его предали, и поносил их страшными словами. Останусь жив — убью предателей. Но в голову лезли и другие мысли. Он с ужасом представлял, что будет, если его поймают орки. Убьют сразу, запытают до смерти, изуродуют или покалечат? Адреналин бурлил в крови и подгонял вперед. Когда бежать становилось невмоготу, переходил на быстрый шаг, затем опять на бег. Такой способ передвижения использовали военные в каком-то фильме. Хороший способ, но двигаться совсем без перерывов оказалось невозможно. Примерно через час, когда легкие просто разрывались от боли, сделал короткий отдых. Перевязал разболтавшиеся веревки на сандалиях трясущимися руками и захлебываясь вдоволь напился воды. С тоской посмотрел на по-прежнему далекий лес, который почти не приблизился. Оглянулся назад — полей уже совсем не видно, отмахал порядочно. Надежда на благополучный исход слабо затеплилась внутри. Ведро с собой дальше нести не имело смысла. Сейчас это была лишняя тяжесть, которая только мешала двигаться и снижала скорость. Если сможет уйти от погони, то проблему с питьем решит позже. Окатил себя остатками воды из ведра с ног до головы и снова побежал.

Чем дольше он бежал, тем чаще начинал оглядываться. Преследователей пока не было видно и до спасительного леса, по его прикидкам, оставался всего лишь час нормального бега. Вот только бежать сил уже совсем не осталось. Расстояния между передышками становились короче, а время отдыха увеличивалось. Закат, на который надеялся Сомов, не торопился наступать. Когда в очередной раз он упал на землю, пытаясь отдышаться и мысленно прикинул путь, который смог преодолеть то в душе шевельнулась гордость. Смог ведь. Почти. Вдали показалась пыль, поднятая копытами мчащихся во весь опор лошадей. Виктор закрыл глаза. Ну, вот и все. Конец. Минуту он лежал неподвижно убитый полным отчаянием. Затем последний взрыв энергии заставил его вновь прийти в движение. На всякий случай он утопил в землю кресало, чтобы с его побегом не связали добрую целительницу. Веревки можно было не прятать, так как они все были одинаковые. Оставалось укрыться где-нибудь самому в последней надежде, что его не найдут. Сомов пригибаясь, добежал до небольшого кустарника и с разбегу нырнул в него. Он забурился между веток вниз к самым корням, чувствуя как тело сдавливают часто растущие ветви кустарника и стрелами впиваются обломанные сучья. Как мог, втянул голову в плечи, подтянул голые исцарапанные ноги и испуганно замер.

Топот копыт и ржание лошадей не заставили себя долго ждать. Все ближе, ближе и наконец, остановились совсем рядом. Да что они меня чуют что ли, едва не плача подумал юноша. Он услышал голос орка Геора, одного из первых помощников хозяина, полный сарказма:

- Сангин, вылезай. Перестань паясничать.

Послышался дружный хохот остальных орков. Шутка им понравилась.

- Может он умер там от страха. Надо бы проверить, пощекотать его копьем, — не так остроумно добавил другой орк, продолжая развлекаться.

Виктор не умер, но ему действительно было страшно, однако вылезать было еще страшней.

- Сейчас мы его оттуда выдуем, — заявил Геор и орки радостным ржанием поддержали своего предводителя.

О чем шла речь, Витя не понял, но так его впервые познакомили с действием боевого магического амулета «воздушный удар». Раздался громкий хлопок воздуха и тело юноши, ломая ветви, в прямом смысле этого слова выдуло из кустарника. Сам воздушный удар был не особо болезненным, а вот последствия того, что Сомов кувыркаясь, пролетел несколько метров, оказались серьезными. Тело покрылось синяками и ссадинами от ударов о землю и камни, порезами и рваными ранами от ветвей и сучьев, которые он переломал. Несколько раз, основательно приложившись головой о землю, Виктор окончательно потерял ориентацию в пространстве и валялся сломанной куклой в одежде с быстро расплывающимися пятнами крови и припорошенный свежесорванными зелеными листьями. Он ошарашенно таращил бессмысленные глаза, в которых расплывались, двоились силуэты неторопливо приближающихся орков. Неторопливо со знанием дела его принялись бить. Били долго и весело, перемежая экзекуцию шутками и смехом. Перед тем, как юноша потерял сознание от невыносимой боли, мелькнула последняя мысль, что его, наверное, так и забьют до смерти.

Пришел Сомов в себя от ведра холодной воды, которое ему вылили на голову. Стояла безлунная ночь, и вокруг почти ничего не было видно, кроме расплывающихся пятен светильников у дома Вендора. Он понял, что висит подвешенный за руки на позорном столбе, который был установлен на небольшой площади в замке. Значит, не добили, подумал Виктор и снова потерял сознание от всепоглощающей боли.

Второе ведро воды привело его в сознание утром. Дали попить. Зачем? Хотели продлить мучения? Он разглядел заплывшими от побоев глазами, что напротив позорного столба, высится каменная статуя языческого бога, которому поклонялись орки, с черным блестящим жертвенником у подножья. Бог орков грозно взирал на истекающего кровью раба словно ожидал, когда того перенесут к нему на жертвенник.

Днем Сомов несколько раз терял сознание от боли и солнечных ударов. Его приводили в чувство испытанным средством — холодной водой. Вечером мимо него облепленного мухами и в собственных испражнениях, демонстративно провели рабов. Геор произнес перед ними пафосную речь, перемежающуюся карами для потенциальных беглецов и восхвалением послушных и покорных рабов. Невольники, видя жуткий пример Сомова, прониклись. Почему-то в памяти застряло выражение, где орк сравнил его, с лягушонком пытающимся взобраться на вишню. Оратор, чтоб его так.

Виктор провисел четыре дня, пока из города не вернулся хозяин. Тут же, на площади, перед ним бодро отчитался Геор и заслужил одобрение, выразившееся в барском похлопывании по плечу. Потом Вендор, хмуро посмотрел на человека и недолго думая, определил беглому рабу наказание — двадцать плетей, но только аккуратно, чтобы не засечь до смерти. Жаден был Ихар, считал, что рабов у него слишком мало, и терять он не хотел ни одного, даже самого строптивого. Наказание вызвался исполнить лично Геор. Взялся с нескрываемым удовольствием и проявил себя отменным специалистом этого ужасного дела. Каждый удар плетью Виктор получал, находясь в сознании. Орк приводил человека в чувство, ждал, если это было необходимо, и только когда видел осмысленный взгляд раба, только тогда продолжал экзекуцию. На это зрелище собралось посмотреть много развлекающихся орков. Тут же весело прыгала маленькая любопытная орчанка в белых кроссовках и с алыми брызгами крови на них.

Боль, адская боль прожигала спину, истекала раскаленной кровью и тягучими каплями падала в пыль. Боль превращалась в ненависть и это было единственное, что теперь чувствовал Сомов. Ненависть к хозяину. Ненависть к Геору. Ненависть к оркам. Ненависть к рабам. Ненависть ко всему этому миру. Ненависть застилала его разум. И только вдруг увидев мамины глаза, с горечью и страданьем глядящие на него, ненависть отступила. Потребовалось время, чтобы сообразить, что смотрит на него не мама, а целительница Ийсма. Когда она увидела, что юноша пришел в себя, ее глаза наполнились слезами. Витя не хотел, чтобы добрая женщина расстраивалась из-за него. Он попытался было сказать какие-нибудь успокаивающие слова, но не смог произнести не звука. Тело не слушалось, словно онемело. Тогда он просто ободряюще улыбнулся, и у него сразу же лопнула распухшая губа, а рот наполнился соленой кровью. Ийсма забеспокоилась, запричитала, осторожно напоила из чашки крепким пахучим настоем и приказала спать. И Витя послушно уснул, а когда проснулся, рядом никого не было. Он попытался шевельнуться, но опять ничего не вышло. Он осмотрелся и понял, что лежит на топчане в коморке целительницы. А где же спала она сама? Юноше стало стыдно, что не только втянул Ийсму в свою авантюру, но и чуть ли не выжил ее из дома. Надо выбираться отсюда, как можно скорее. Но как? Теперь он обратил внимание на то, что на его голой груди лежит магический амулет похожий на тарантула раскинувшего лапы и пока он его рассматривал, вернулась и целительница.

- Здравствуй, Сангин, — сейчас она была такой, как прежде строгой и усталой, — Не отвечай, говорить у тебя все равно не получится. Это действие магического амулета. Он отнимает чувствительность. Благодаря его действию ты не ощущаешь боли, но не можешь двигаться и разговаривать. Твои раны уже затянулись, и ты обязательно поправишься, но у тебя очень сильное истощение организма. Тебе нужно восстановить силы, а для этого нужно много есть. Я принесла коренья и травы, которые помогут. Этого конечно мало, но это все что я смогла найти в лесу. Сейчас я их приготовлю, а потом мы попробуем снять амулет. Если боль будет нетерпимой, то опять мы его используем.

Удивительно, но Сомов, в общем и целом понял, что сказала целительница. Он согласно моргнул глазами и улыбнулся.

- Глупый Вик, — проворчала целительница и взялась за чистку и мытье корешков.

Когда дошла очередь до продолжения лечения, и амулет оторвался от груди, то первое, что ощутил Сомов, это не способность двигаться, а боль, которая взорвала спину. Он подскочил, борясь с желанием схватить амулет и немедленно прижать его обратно к своему телу. Целительница обеспокоенно придержала его за плечи холодными пальцами.

- Больно?

- Терпимо, — прошептал Сомов, стиснув зубы и закрыв глаза в которых потемнело, — Спасибо, Ийсма.

- Я знаю, что больно, но нужно поесть, — целительница подвинула глиняную миску с корешками и зеленью, — Ты сильный мальчик, ты справишься.

Виктор съел все, что было приготовлено, да и было то там немного. Еда была низкокалорийная, но это была все же еда. Тем временем, целительница смазала его спину мазью, которая приятно охладила и сняла большую часть боли.

- Прости, Ийсма, но кресало я потерял, — попытался пошутить юноша.

Целительница лишь отмахнулась:

- Забудь о нем. Главное, что ты живой.

- Не могу забыть. У тебя есть второе кресало? Мне надо. Скоро.

- Глупый, глупый Вик! — повысила голос целительница, — Ложись. Тебе надо амулет.

- Нет, — возразил Сомов, он больше не хотел стеснять славную женщину: — Я пойду. Спасибо тебе, Ийсма. Спасибо большое за все.

Он низко поклонился, как кланялся только хозяину и, пошатываясь, вышел за дверь.

- Глупый Вик, — прошептала целительница и еще долго сидела без движения глядя ему вслед, а потом заплакала.

Сомов добрел до своего места и рухнул на солому. Лежать он мог только на животе. Хорошо, что в этот день его не трогали, но уже наутро вместе с остальными выгнали на работу. Раб должен работать. Благодаря целительнице боль в спине окончательно отпустила через неделю, оставив как напоминание о сбе уродливые шрамы. С рабами, что его выдали, Виктор разбираться не стал. Да и сил для этого у него не хватило бы. Рабы-предатели это знали и Сомова не боялись, но все же обходили стороной, когда натыкались на его недобрый взгляд. Впрочем, Виктора сторонились и другие рабы. Он по-прежнему оставался для всех чужаком. Для всех, за исключением одного. Кроме Ийсмы, у Сомова неожиданно появился еще один друг — гном Хэк. Их знакомство произошло необычным бессловесным способом, так как оба плохо говорили на орском. Гном подошел к лежащему человеку, уселся рядом и стал на него с любопытством смотреть. Виктор обратил внимание на настырного гнома, недовольно приподнялся и тоже сел на соломе. Гном смотрел долго, словно размышляя достоин ли человек того, чтобы вступать с ним в диалог или нет, а затем снял свою рубаху и гордо повернулся спиной. Она вся была исполосована шрамами, явно за очень серьезный проступок и все сразу стало понятно без лишних слов. Виктор протянул ему руку. Гном сначала не понял, но потом сообразил, что нужно делать и крепко ее пожал. В свою очередь гном положил левую руку на правое плечо Виктора, что было дружеским приветствием у гномов. Сомов ответил аналогичным жестом. Так они и сидели, одобрительно посматривая друг на друга.

- Хэк, — представился гном, на своем языке, — наследный принц дома Хоганов.

- Вик, — ответил Сомов на русском, — студент физического факультета.

Несмотря на то, что оба, кроме имен ничего не поняли, они заулыбались. Так родилась их крепкая мужская дружба. Хэк был молод, чуть старше Виктора и у принца уже росла рыжая борода, которую он аккуратно подстригал, в отличие от своих соплеменников. Выделялся он еще и тем, что носил волосы, смешно забранные в пучок прямо на макушке и заколотые палочкой, отчего немного напоминал самурая. В первый же день знакомства Виктор переместился в комнату на шесть человек, вернее на шесть гномов, и у него появилась своя кровать с ременными сетками. Спящий там ранее раб беспрекословно подчинился требованию Хэка и озадаченно удалился в поисках другого для себя места. Даже будучи рабом, Хэк, благодаря своему знатному происхождению, имел влияние на сородичей. Кто бы мог подумать о существовании таких сложных отношений в среде рабов, удивлялся Виктор. Теперь он лучше знал гномов, а со временем узнал и печальную историю принца Хэка. В плен к оркам тот попал во время Большой кровавой войны. Была тут такая три года назад, когда воевали все со всеми, прямо как на Земле. Молодой и неопытный, рвущийся стяжать славу в боях принц заработал лишь плен, когда их армию разгромили орки. В поражении гномов он винил каких-то альтов, которые снабдили орков огромным количеством боевых амулетов. В остальном гномы ни в чем не уступали оркам, даже по физической силе несмотря на малый рост, в чем Виктор уже имел возможность убедиться в стычках за еду. Как бы там ни было, наследный принц это важная персона и Вендор, в плен к которому попал Хэк, рассчитывал на нем прилично заработать. Однако родственники принца разочаровали и гнома и орка. Выкуп платить никто не торопился, а может и не собирался вовсе. Вспоминая о родственниках гном, приходил в ярость и брызгал слюной. Было понятно, что исчезновение одного из наследников только на руку оставшимся претендентам на трон, коих имелось в избытке. Единственный кому судьба молодого гнома была небезразлична, мог бы быть сам Король-отец, но он погиб в боях, предпочтя героическую смерть постыдному плену. Кто сейчас сидит на троне, Хэк не знал. Отцом он очень гордился, а на вопрос о матери отмахнулся — кто будет слушать женщину, ее слово последнее. Такие вот, высокие гномские отношения. Когда Вендор устал ждать выкупа, гнома до этого содержавшегося в более-менее нормальных условиях перевели к остальным рабам, стали привлекать к работам и дали презрительную кличку принц Мохнатый зад. Когда Хэк, спустя два года, устал ждать выкупа, он решился на побег. Поймали, улыбнулся Тэк и выразительно почесал спину. Человек и гном посмотрели друг на друга. Блеск в их глазах говорил больше слов. И опять, не сговариваясь их левые руки, легли на плечи, а правые встретились в рукопожатии.

Как-то много позже, Виктор поинтересовался у Хэка, почему тот снизошел до знакомства с ним и принял его за равного. Он же обычный человек, а не первейший, и тем более не королевских кровей, как принц Хоган.

- Все кто тут есть, это затравленная трусливая чернь. Для них нет особой разницы, что один господин, что другой. Рабы, — презрительно плюнул Хэк, и оценивающе посмотрел на Виктора: — Ты — не раб.

Глава 6. Попытка номер два

Гном был один из немногих невольников, который имел постоянное место работы на конюшне. Проще говоря, принц работал конюхом. Он имел несомненный талант общения с лошадьми, который оценили орки. А к лошадям у орков было принято особое отношение, о них заботились, берегли, высоко ценили и крайне редко ели. Неизвестно, как Хэк договорился со старшим рабом и надсмотрщиками, но ему вдруг срочно понадобился помощник в конюшню и к нему «совершенно случайно» определили Виктора. Для студента это не стало полностью постоянной работой, его иногда выгоняли потрудиться и на других участках, но большую часть времени новые приятели проводили теперь вместе. Когда между ними окончательно установились доверительные отношения, Хэк посвятил Сомова в свой план побега. Он считал, что сбежать от орков можно только верхом на лошадях, поскольку, во-первых можно быстро и далеко уйти, во-вторых запах оркам-следопытам будет взять сложнее. Для этой цели он и перебрался на конюшню, поближе к лошадкам и уже приготовил для побега старую уздечку и нож с коротким, но острым лезвием. Только возможности завладеть конем за пределами замка ему пока не представилось. В замке кони были — вот они, но прорваться сквозь ворота рабу на лошади стража никогда бы не позволила. Гном продолжал искать варианты побега и ждал счастливый случай уже больше года.

- Вместе, вдвоем, Сангин, — убежденно шептал гном, озвучивая скорректированный план, — за воротами, мы сможем отобрать коня силой у одинокого зазевавшегося орка. Они часто ездят с заводными лошадьми, как раз и для меня и для тебя. Сил у нас хватит, я видел, как ты ногой машешь, — и горестно вдыхал: — Эх, мне бы амулет боевой или хотя бы меч я бы и один справился.

Для Сомова явилось неприятным открытием то, что у орков, оказывается отличный нюх, не такой как у собак, разумеется, но специальные орки-следопыты вели поиск по запаху легко и уверено. И это создавало проблему для беглецов. А собак они давно поели, проинформировал его Хэк, это же их лакомое блюдо. Другой проблемой для студента стало то, что он абсолютно не представлял, как управляться с лошадью, о чем он с грустью и поведал гному. Время есть, успокоил его принц, я научу, ничего сложного в этом нет.

Знакомство с лошадьми началось с чистки мест, где они содержатся. На языке конюхов это называлось отбить денник. Виктор таскал ведрами воду в поилки, охапками сено в ясли, следил, чтобы у каждого коня в деннике был доступ к соли, поил, кормил и снова чистил конюшню. Когда разобрался, как подходить и где стоять, а самое безопасное место оказалось слева у переднего плеча, его допустили до чистки самих лошадей. Животные быстро признали Виктора и охотно принимали его заботу. Несмотря на размер и вес под пятьсот килограмм, в большинстве своем, они оказались смирными и миролюбивыми существами. Но не все. Один жеребец черной масти никак к себе не подпускал, прижимал уши, в деннике разворачивался задом, а при случае мог лягнуть или укусить. К нему Сомов подходил с осторожностью, а лишний раз старался вообще не подходить.

Вечерами, как и прежде Витя просиживал у благодетельницы Ийсмы и перетирал ароматные снадобья. Починил, как смог ее расшатанный топчан, воском от свечи смазал пазы для дверцы у крохотного шкафчика, чтоб не заедали. Для огарка свечки согнул колечко из кусочка медной жести, которое теперь не давало растекаться потекам воска и значительно продлило время горения. Ийсма продолжала учить его языку и понемногу подкармливала кореньями, что приносила из леса. Дружбы с Хэком она не одобряла, видимо догадывалась о ее причине, но и не вмешивалась в личные дела Сомова.

Питание студента значительно разнообразилось, и в этом была не только заслуга Ийсмы, но и вина гномов. Именно вина. Началось все с того, что однажды вечером Витя увидел, как принц отправил в рот пойманного у них в комнате крупного таракана. На подобные повадки остальных гномов Сомов давно уже перестал обращать внимание, но от принца такого не ожидал. Вид брезгливости на лице человека не остался не замеченным.

- В чем дело? — спросил, вскинувшись Хэк. Парень он был гордый и горячий. Даром что раб.

Сомов быстро пошел на попятную, сменив выражение лица. Не хватало еще поссориться из-за пустяка, как таракан.

- Прости друг, я не хотел тебя обидеть, — тон Виктор выбрал спокойный и примирительный, — Мне просто необычно видеть то, что ты сейчас сделал. По моим традициям считается неприемлемым употреблять в пищу насекомых.

- Ах, вот в чем причина, — сразу успокоился гном, — Вы люди, погрязли в своих гастрономических заблуждениях. Насекомые отличная еда, питательная и вкусная, разве что размером мала, но зато ее много.

Остальные гномы, находящиеся в комнате дружно поддержали принца, вспоминая, что и как они ели из насекомых и зачмокали губами. Хэк развалился на лежанке и продолжил:

- Мы гномы употребляем только правильную и здоровую пищу. А наша кухня лучшая в мире и самая разнообразная. Мы не какие-нибудь там альты или орки. Мы первейшие, самая древняя и культурная нация. Ты знаешь, что наши страны раскинулись от северных морей до дальних океанов на востоке? У орков, например, Макабр это единственное государство, которого коснулась цивилизация. А дальше на юг, только дикие племена, которые живут под открытым небом, ходят без одежды и жрут всех подряд — гномов, людей и своих собственных соплеменников. Всех кого смогут поймать. Они даже специально охотятся друг на друга. Думаешь, цивилизованные орки Макабра далеко от них ушли? Тогда слушай. Был у меня старый слуга, с которым мы вместе попали в плен. Совсем старый гном, работать уже не мог, разве что подать чего или одежду мне помочь надеть. Я и держал его лишь потому, что род их поколениями служил нашему дому. Так вот, орки вывели несчастного старика за ворота и снесли ему голову. А тело порубили и съели.

Тут принц слегка замялся и сам того не замечая начал съезжать в другую тему:

- Хотя некоторые утверждают, что вроде как и не сами съели, а накормили этим мясом рабов. Не знаю чему верить, но накормили нас однажды мясом щедро. Примерно в то самое время.

Гномы загомонили, мол, да, было дело, накормили. Хэк задумчиво посмотрел в потолок и погладил свой живот.

- Хороший был слуга, — двусмысленно произнес он.

Потом ему в голову пришла новая мысль:

- А может, Сангин, ты кровосос? Уж больно сильно ты похож на альта.

Опа! Сомов даже присвистнул от удивления. Кровосос? Неужели вампиры? То-то я смотрю, подумал он, что что-то здесь не так, орки и гномы есть, а вампиров нет. Оказывается, все-таки есть. Так он выяснил, что в этом мире существует еще одна раса неких альтов, которых для себя, в уме он стал именовать вампирами. Он улыбнулся Хэку:

- Нет, друг, я не вампир.

- Ну, а если нет, то завтра когда поедем на сенокос, наловим кузнечиков и саранчи. Я научу тебя любить здоровую пищу, — пригрозил Хэк.

Витя хотел было возразить, но тут опять зашумели, зацокали языками гномы:

- Да, кузнечики это да!

Но не на другой день, не на следующий, студент не смог перебороть отвращение к поеданию насекомых. Однако гном был настойчив, а человек неизменно голоден и однажды привычка сформированная поколениями европейцев о запрете на употребление насекомых в пищу сломалась. Последней каплей и первой жертвой стал укусивший Витю жирный слепень, чем не замедлил воспользоваться засмеявшийся гном.

- Смотри, Вик, он тебя ест, значит, и ты его сможешь. А ну-ка, покажи, кто кого должен есть.

И тогда злой и голодный Сангин показал. Оказалось, что это не так уж и противно, как ожидалось, если не акцентировать внимание на том, что ты жуешь. Стоило сделать первый шаг, как меню быстро и значительно расширилось и в него вошло практически все летающее, прыгающее и ползающее в округе. Личинки и жуков ели сразу, а земляных червей предварительно ополаскивали, чтоб песок не скрипел на зубах. Главное было тщательно пережевывать, а крылышки и хитиновые панцири удалять.

Сомов смотрел, как вверх по его руке карабкается божья коровка, а добравшись до кончика пальца, расправила оранжевые крылышки и улетела. «Нельзя есть насекомых с яркой предупреждающей окраской. Запомни, студент». Виктор это запомнил. Выходило, что маг из самолета предвидел, что должно было произойти с Сомовым в этом мире и что уже в точности произошло. Он постарался вспомнить каждое слово сказанное магом и, надеясь найти еще не исполнившиеся предсказания, но разноглазый маг был слишком скуп в своих пророчествах. А может, это было вовсе и не предвидение, а всего лишь пара случайных совпадений.

Закрыв ворота в конюшне изнутри, гном вывел из денника самую смирную кобылу. Лошадь стояла совершенно спокойно и большими грустными глазами смотрела на Виктора.

- Залазь, — скомандовал принц.

- Э-э, а как же без седла? — опешил Сомов, когда не увидел не луки, чтобы ухватится руками, не стремян, чтобы вставить ногу.

- Седло нам не нужно, — отрезал гном, — Запомни Сангин, седло это всего лишь снасть для того, чтобы удержаться на лошади, если ты ей не понраву. Заслужи доверие лошади, и седло тебе не понадобится. А учиться чувствовать лошадь, двигаться вместе с ней, как одно целое, седло будет только мешать. Считай, что день тренировки без седла равен месяцу тренировок в седле. Залазь.

Сомов подошел к кобыле, похлопал по шее, погладил, прикинул так и сяк и понял, что взобраться на нее без посторонней помощи вещь невозможная.

- Может, покажешь как? — ехидно спросил он гнома.

- Смотри. Стал здесь, обе руки сюда, теперь с правой ноги — опа!

За одно мгновение, невысокий гном стремительно обернулся вокруг шеи лошади и оказался на ней верхом. Виктор не поверил своим глазам — быть такого не может.

После еще одной демонстрации учителя и нескольких своих безуспешных попыток, а затем с помощью друга подталкивающего снизу, Сомов все же вскарабкался на лошадь.

- Держи, — гном вручил Виктору поводья и пояснил: — Это снасть для управления, но запомни, что главное это воля и желание всадника.

Чтобы разобраться с системой управления лошадью, Виктор представил себе аналогию с автомобилем. Поводья — это руль для поворотов и одновременно тормоз. Часть ноги от ступни до колена, прилегающая к боку лошади и называемая шенкелем — это педаль газа. Все выглядело довольно таки просто. Но оказалось совсем не просто, когда он поехал, и выяснил, что лошадь реагирует на малейшие движения всего тела, рук, ног, положения корпуса и даже седалища.

Так он стал вечерами потихоньку прокатываться по конюшне от стены до ворот и обратно. Перебрал всех имеющихся лошадей, кроме своенравного жеребца и скоро уже считал, что при необходимости сможет с ними как-нибудь управиться. Однако гном был недоволен. Глядя, как Сомов запрыгивает на лошадь, недопрыгивает, а потом висит на одной ноге и рывками пытается забраться, он подбадривал:

- Давай, давай, головастик, дергайся, но залезай.

Когда гному не нравилось, как человек держится на лошади, то даже негромко покрикивал:

- Поясницей работай! Ноги опусти свободно, спину выпрями, держи баланс. Куда плечи гнешь? Расслабь поясницу!

Потом Хэк, не имея возможности показать все способы движения лошади (в конюшне не разгонишься), объяснял это студенту на пальцах:

- Есть несколько видов аллюров, но тебе достаточно знать основные три: шаг, рысь и галоп. Шагом ходить ты уже умеешь. Рысью лошадь движется быстро, переставляя ноги поочередно и при этом отчетливо слышны четыре удара копытами. Слушай.

Он поочередно забарабанил четырьмя пальцами по перевернутому медному корыту.

- А вот так лошадь скачет галопом, — три пальца отбили короткую дробь, — Слышны три удара копытом. Начинает задняя нога, заканчивает передняя, а между ними две ноги одновременно по диагонали — задняя и передняя. Если пустить в карьер, то лошадь пойдет большими прыжками в два темпа. Тот же галоп, но очень быстро. В такие моменты она просто летит, временами совсем не касаясь земли.

Гном замолчал, мечтательно закрыл глаза, а потом вдруг на его лице разлилась такая тоска, что он поднялся и, не прощаясь, ушел. Время шло, приближалась зима, в преддверии которой зачастили долгие проливные дожди, а благоприятного случая для побега приятелям не выпадало. Принц начал хандрить. В отличие от гнома Виктор чувствовал себя неплохо, особенно по сравнению с первыми безнадежными месяцами нахождения в этом мире. Он перестал голодать, регулярно получая приличную порцию еды без драк, которую добивал протеином из насекомых и витаминами в корешках от щедрой целительницы. И даже, простите бедные лошадки, ухитрялся побаловать себя овсяной кашей с солью. Кроме всего прочего на него благотворно повлияло общение с животными. Он стал испытывать доселе неизвестное необычайное состояние, когда практически сливался с лошадью, становясь с ней единым целым. Мир лошадей для него раскрылся в новом цвете. Теперь он замечал не только отношение лошадей к людям, но и то, как животные общаются друг с другом, как жеребцы смотрят на кобыл и как ревностно относятся к соперникам, как меняется поведение кобылы, у которой родился жеребенок. Он находил успокоение в общении с животными и платил им заботой о них. Даже неукротимый черный жеребец покорился Виктору и теперь чаще других катал его по конюшне. Жеребец, как и прежде, проявлял свой норов, то становился на дыбы, то взбрыкивал, то начинал выяснять отношения с другими жеребцами, но именно с ним Виктору было интересней всего. Тренируясь с лошадьми Сомов укрепил ноги и начал регулярно делать растяжку, что помогало легко запрыгнуть на лошадь, а при необходимости и ударить противника. Несколько приемов, которым он пытался обучить гнома не нашли у того понимания, как впрочем и попытки Тэка научить Виктора фехтованию. Иногда они брали палки от метел, и гном мутузил человека, как хотел. Даже палка в руках принца становилась грозным оружием, и студенту приходилось лишь отмахиваться. Кое-что для себя он почерпнул из искусства владения холодным оружием, которое демонстрировал принц, и готов был учиться дальше, но гном разбил его надежды:

- Не выйдет из тебя толковый фехтовальщик. Тренируй ноги, Сангин.

Однако не все так радужно было в жизни рабов. Осень и часть зимы пришлось надрываться на полях и пастбищах. Когда стояла сухая погода, то это было еще терпимо, да и обилие кузнечиков радовало, но в дождь и слякоть работа превращалась в сущее мучение. Грязь налипала на ноги пудовыми гирями, и ее бесполезно было счищать, так как она тут же налипала снова. Рабы медленно брели по полям, широко расставляя ноги, словно водолазы по дну. Полей у Вендора хватало и всех рабов в любую погоду выгоняли на сенокос или сбор урожая. Разнообразие выращиваемых культур потрясало, от пшена и подсолнечника до винограда и арбузов. Это при том, что сами орки, впрочем, как и гномы предпочитали употреблять в пищу мясо. Основная часть сельскохозяйственной продукции выращивалась для экспорта в другие страны, а значит, где-то жили люди, много людей.

Часто орки напоминали рабам плетью, палками, а иногда и просто кулаком, кто они есть такие в этом мире. Доставалось и Виктору. Однажды, когда он попался на глаза Геору, тот подозвал, приказал повернуться и без всякой причины вытянул плетью по спине. Вытянул от души. Пришлось ковылять к Ийсме, а потом отлеживаться на животе и штопать на спине рубаху.

Зимой было холодно, но снега не было. В конюшне температура не опускалась ниже десяти градусов, а полежать на теплой мягкой спине лошади было вообще верхом блаженства. Над денниками, под крышей был устроен настил, где хранилась часть сена для лошадей. Когда принц был в настроении, приятели забирались туда и, зарывшись в сено, разговаривали. Сомов о себе больше помалкивал, считая опасным раскрывать информацию о том, что он пришелец из другого мира. Его история начиналась с момента, когда он очнулся от удара копьем по голове, а что было до того не помнил. Гнома его рассказ нисколько не удивил, случались и не такие вещи на войне, когда огреют палицей. Хэк сам высказал предположение, что Виктор с семьей жили где-то у гномов, пока его не захватили в плен орки. Гномы терпимо относились к людям, которые переезжали жить и работать в их страны, а специалистов — магов, механиков и ремесленников ценили очень высоко. Та же Ийсма до Большой кровавой войны успешно врачевала у гномов в одном из крупных городов, который пал под нашествием орков. О прошлом, о своей стране и о себе любимом Хэку рассказывать нравилось.

- Ну, принц, и что в этом такого особенного? В нашем доме двадцать принцев, не считая принцесс. А по всему Харсанту (так называлась страна гномов) претендентов на трон наберется вообще больше сотни. Благородство заключается не в крови, а в характере. Храброе сердце лучше хорошей крови. Запомни это, Сангин. Впрочем, ты и сам явно не простолюдин. Пускай ты этого не помнишь, но я то чувствую. Достаточно посмотреть на твое каменное лицо. Когда вырвемся, непременно разыщем твоих родителей и увидишь, обязательно выяснится, что ты знатного рода.

Виктор не возражал, хотя точно знал, что в этом мире его родителей нет. А насчет каменного лица ему уже говорила и Ийсма только другими словами, называя Виктора очень выдержанным и умело скрывающим свои эмоции. Себя со стороны Сомов давно уже не видел, чтобы об этом судить, но он видел окружающих и местные действительно никогда не прятали своих эмоций, а наоборот выставляли их напоказ. Поначалу ему даже казалось, что все вокруг него кривляются, настолько все явно читалось на их лицах. Страдание, боль, удовольствие или радость автохтоны выражали преувеличенно словно в плохом театре. Может быть, из-за отсутствия зеркал они просто не знали, как выглядят со стороны в отличие от Виктора, который часто видел свое отражение и как все дети двадцать первого века с детства привык контролировать выражение своего лица. Может быть, слабое проявление эмоций было своего рода иммунитетом для людей информационного века, которые иначе были бы перегружены чувствами, льющимися на них потоком с экранов телевизоров и мониторов компьютеров в виде бесконечных новостей порой шокирующего характера, откровенных фильмов, душещипательных сериалов и жестоких игр.

По крыше конюшни монотонно барабанил дождь.

- Хорошая погода для побега, — прислушиваясь, сообщил студент, — Дождь отлично смывает запах, а если бы дул сильный ветер было бы еще лучше.

- Это почему? — приподнял брови гном.

Студент, пользуясь скудным запасом орского языка, объяснил про молекулы, что такое диффузия и принцип работы обоняния. Гном выслушал и согласился — да, похоже, что так орки и вынюхивают, когда идут по следу.

- А что, Сангин, пойдешь служить мне первым министром, когда я стану королем? — размечтался Хэк, — Ты умнее многих наших министров, легко справишься. Станешь жить сытно, богато, собственных рабов заведешь. Женишься на одной из моих сестриц, получишь титул барона, но конечно, без права на трон. Сестры у меня знаешь какие, все красавицы — глазастые, грудастые, волосатые.

В ответ на это Виктор улыбался и подтрунивал:

- А сестры полностью волосатые, ноги там, попа? А то я других понимаешь, не люблю.

- Конечно, и не сомневайся! — уверял его гном, не замечая юмора, — Выберешь самую волосатую принцессу ту, которая больше всех понравится. Ее согласия мы даже спрашивать не будем, поженим вас по моему королевскому указу. А когда появятся дети, то станут полноправными престолонаследниками по материнской линии. Соглашайся. Между прочим, ваш великий император Марк тоже был наполовину гномом. Пусть покоятся нетронутыми его кости. Станешь жить в столице Хиргосе, у меня во дворце. У нас знаешь, какой огромный и красивый город! Дворцы самые роскошные! Храмы самые величественные! Есть такие древние храмы, что в то время как их строили первые гномы, людей еще и не существовало вовсе. Гномы древнейшая раса, именно мы основали цивилизацию и принесли ее людям. Мы первейшие!

Этим же вечером, Сомов беседовал перед сном с Ийсмой. Разговор зашел о странах, населенных людьми и конечно о заинтересовавшем его императоре Марке. Целительница знала очень много и охотно делилась знаниями. И как всегда, свои рассказы она часто прерывала, чтобы объяснить Вику новое слово.

- Велик был император Марк. При его правлении было сделано столько много хорошего, что не хватит и ночи, чтобы все перечислить. Он первый император, который смог ограничить беспредельную власть магистров, сдерживающих развитие прогресса. При нем проложили первые паровые дороги по всей стране. В городах заработали новые заводы и фабрики. У людей появилась работа, улучшилось питание, выросла продолжительность жизни. Нарушивших закон людей — беззаконников перестали вешать и рубить им головы, а построили дома для перевоспитания работой. Была принята стандартизация. Представь, как до этого трудно приходилось нам лекарям. Вот, например как померять температуру больному, если существуют сотни градусников и каждый со своей шкалой и точкой отсчета. Причем некоторые градусники вели отсчет температуры от подмышки человека, — она тихонько посмеялась и вернулась к теме рассказа: — Но главное император смог объединить десятки разрозненных мелких государств в одну могучую империю. Всего лишь две страны, граничащие с гномами, не вошли в империю и остались самостоятельными. Процветала торговля с другими расами и странами. Люди богатели. Сама империя управлялась железной рукой и мудрой головой. Да, велик был император Марк. Пусть же покоятся нетронутыми его кости.

Целительница прервала свою речь ритуальной фразой и, опустив глаза, коснулась лба и сердца ладонью.

- И что, все мирно объединились? — продолжал интересоваться студент.

- Без сражений, конечно, не обошлось, но таких кровавых битв, которые были в последнюю войну, мудрый правитель избежал. А вот его Лучезарный наследник, которому слава отца не давала покоя, решил присоединить к империи последние два независимых человеческих государства и втянул весь мир в войну, которая осталась в памяти как Большая кровавая и длилась пять лет. В итоге империя осталась империей только в названии. Теперь в мире шесть отдельных стран, населенных людьми, не считая десятков мелких княжеств. Потеряли часть территории на западе. Юг захватили орки. Утратили выходы к северному и южному морям. А сколько жизней и судеб было загублено, никто не считал.

- Я слышал, что император Марк был полукровка, гном наполовину?

Впервые Виктор увидел, как целительница расхохоталась. Потом извинилась и вытерла слезы, выступившие от смеха.

- Прости, я не смогла удержаться. Тебе, наверное, об этом Хэк рассказал? — и, скрывая улыбку, дипломатично ответила: — Ну, я лично императора Марка не видела, но думаю, что вряд ли в его родословной были гномы. Кроме того, брачные связи между людьми и гномами запрещены. Не рождаются дети от таких браков, а если вдруг и рождаются, то они потомства точно уже не дают.

Ну и болтун, подумал о принце Вик.

Проживая в одной комнате с гномами, он уже неплохо их изучил. Отличительными чертами гномов были хвастовство, вороватость и неудержимое желание приврать. Причем лгали они много и без всякой выгоды для себя, лгали просто так, по привычке. Этого Сомов не понимал. Принц в этом плане был исключение, но сегодня Виктор убедился, что и Хэку ничего гномье было не чуждо. Но попенять приятелю не пришлось. В комнату притащили стонущего и одновременно улыбающегося повара. Этот повар гном давно работал на кухне и наловчился отливать вино, а чтобы не заметили, разбавлял оставшееся водой. Когда у него скопился приличный запас вина, он его употребил по назначению, да только не успел вовремя покинуть кухню. Запах от него орки унюхали и поволокли сначала к хозяину, а затем к позорному столбу. Вендор повара пожалел и назначил всего три удара плетью. Да и наказывал гнома кто-то или неумелый или без желания, но даже кожу на спине почти не порвали. Сейчас повар лежал на животе и выглядел совершенно довольным, хотя ойкал и морщился от боли. То, что ему удалось славно напиться, было для него куда важнее, чем то, что его наказали. Единственное из-за чего он сокрушался, так это то, что вовремя не ускользнул с кухни и так глупо попался. Сомов смотрел на счастливого гнома и думал со страхом — неужели и я когда-нибудь также привыкну к тому, что я раб? Неужели и я однажды смирюсь со своей участью? На душе было муторно, и в ней ворочалась ненависть.

Время шло и дождливую сонную зиму, сменила солнечная жизнерадостная весна. Животные резвились в брачных играх, птицы вили гнезда и откладывали яйца, а молодую нежно зеленную травку обживали миллионы насекомых. Человек и гном сидели за конюшней, подальше от глаз надсмотрщиков и грелись на солнышке. Хэк делился одним из своих секретов:

- Почему, мой друг Сангин, мы с тобой здесь, а остальные на полях? Потому что взятки я раздаю. Старшему над рабами даю, надсмотрщикам даю. Всем даю. Золота конечно у меня нет, вот и пишу им расписки, что если вернусь домой в Хиргос, расплачусь. Расписки клятвенные, приходится и кровью мазать и палец ставить, потом не отвертишься.

- А если не вернешься домой? — осторожно спросил Вик.

- А если не вернусь, значит, утонули их монеты, — невесело посмеялся гном.

- Слушай, а как же орки за долгами к гномам поедут? Разве гномы их там не убьют? — Удивился Сомов.

- Ну, кого-то может, и убьют, — добродушно согласился Хэк, — но все же мы не дикари какие. Потом есть еще маги, купцы, послы всякие. Разве мага кто посмеет тронуть? Да и вообще в городах достаточно спокойно, особенно днем. Ночью, конечно, могут и зарезать. Но ночью испокон веков злодеи промышляли. А таким кого резать орков или гномов, это уж без разницы. Так что расписку мою пару раз перепродадут за полцены, а потом кто-нибудь приедет и предъявит к оплате. Точно предъявит, это как солнцу встать.

Беседу прервал орк-зубогляд, как называли здесь ветеринара, который занялся осмотром лошадей и сразу одну отбраковал. Пришлось Виктору неохотно подниматься и вести лошадь к кузнецу менять подковы.

Пока шла работа по замене подков, в кузницу заглянул озабоченный надсмотрщик.

- Кузнец, колесо переднее для телеги есть? Давай. Телега на сухом ручье встала. Колесо недотепы сломали, и теперь придется кому-то туда тащиться, чтобы поменять его на новое, — взгляд надсмотрщика наткнулся на Виктора, — Чем занят, раб? А ну-ка, хватай колесо, шагай за мной.

- Я лошадь привел, — попытался возразить Сомов, — мне ее обратно в конюшню отвести надо.

- Без тебя отведут, — отрезал орк.

Виктор подхватил выданное кузнецом тяжеленое колесо, килограммов двадцать пять не меньше и с трудом зашагал за надсмотрщиком. У ворот их уже ждал другой орк, по свирепому выражению лица, одежде и оружию сразу видно — воин.

- Ты чего одного привел? — сразу насел он на надсмотрщика, — Там телега доверху углем груженная, мне что, ждать пока он с ней до ночи возиться будет?

- Нет больше никого, все рабы сейчас в поле, а этот выносливый, один справится, — попытался надсмотрщик убедить воина.

- На конюшне еще есть раб, — быстро вставил фразу Витя.

И тут же получив удар кулаком присел, хватая ртом воздух и держась за живот.

- Тебе кто пасть позволил открывать, раб? — взревел воин, — Давно плетей не получал? Встал быстро. Бегом за вторым!

Сомов, не зная кого слушаться, растерянно посмотрел на надсмотрщика.

- Ну, если есть второй, то бери, — легко согласился орк-надсмотрщик.

И Витя помчался в конюшню. Зубогляд и гном непринужденно о чем-то беседовали, когда к ним ураганом влетел взволнованный студент.

- Хэк, нас с тобой на разгрузку требуют. На ручье телега застряла груженная доверху углем, не иначе как две лошади ее тащат, — он выделил слово «две».

По тому, как блеснули глаза гнома, тот все правильно понял и сразу метнулся в сбруйную, где находился тайник. Уже через минуту приятели были у ворот замка.

- А, принц Мохнатый зад, — узнав гнома, презрительно хохотнул воин, взбираясь на лошадь, — А ну-ка взяли колесо и вперед бегом.

Приподняв ржавую скрипучую решетку, охрана пропустила их через ворота, и по пыльной дороге троица направилась к сухому ручью, до которого было километра три. Нести колесо вдвоем было удобней и легче, но сзади рабов непрерывно подгонял недовольный орк. Из-за него же нельзя было и рта раскрыть, но взгляды друзей полные решимости говорили сами за себя. У приятелей был только общий план — напасть на орка и завладеть конем, однако сейчас Витя начал сомневаться, что с этим злобным орком они справятся даже вдвоем. Конечно, у Хэка имелся нож, точнее огрызок ножа, которым с одного раза и не убьешь, но противопоставлять его мечу орка было смерти подобно. С таким размером клинка орк даже подойти близко не даст и еще на подходе пообрубает все что захочет. И совсем худо, что впереди вместе с телегой ожидает еще один орк и тогда их станет два на два, а это уже совсем без вариантов на победу. Нет, к телеге идти нельзя, нужно нападать сейчас. Видимо те же мысли были и у гнома, поскольку в глазах его нарастало беспокойство. Но опытный орк не оставлял рабам не единого шанса. Грамотно держался сзади на расстоянии, с лошади не слезал и постоянно криком подгонял рабов вперед, не давая расслабиться. Когда показался ручей и застрявшая в нем телега с грузом Виктор упал духом. А когда разглядел, что рядом с телегой не один орк, а целых два то окончательно сник. Правда один из орков был простым работником и без оружия, но это уже ничего не меняло. План побега с треском провалился.

Рабы остановились, и устало бросили колесо на землю. Надо было минутку передохнуть, но неугомонный Хэк сразу пошел к телеге.

- Ну что там с колесом? — деловито спросил он, вклинившись между орками

Орк с мечом у телеги наклонился, показывая рукой под днище:

- Колесо старое, налетели на камень, — договорить он не успел, а лишь удивленно выдохнул: — Ах ты!

Сомов не заметил, как и что произошло, он еще и отдышаться толком-то не успел, а события уже разворачивались в бешеном темпе. Оба орка резво отпрыгнули от телеги в разные стороны, а в другую сторону еще проворнее отскочил гном. В одной руке у него был знакомый огрызок ножа, а в другой ловко срезанные с пояса орка кожаные ножны вместе с мечом. Через мгновение Тэк уже выхватил меч из ножен, крутанул им пару раз, оценивая вес и балансировку, и почти сразу встал в боевую стойку. Меч и нож он держал перед собой направленные вверх под углом в сорок пять градусов, передняя нога полусогнута, задняя далеко отставлена назад, рыжая борода топорщится вперед. Гном был готов к битве и вид у него был самый решительный. Работяга орк предусмотрительно отбежал еще дальше, прячась за телегу. Орк, лишившийся меча, вытащил нож, но также держался за краем телеги, и приближаться не рисковал.

- Эй, Мохнатый зад, — подал голос орк на лошади и нарочито медленно потащил меч из ножен, издавая неприятный звук шелестящего металла, от которого у Вити мурашки пошли по коже, — ты решил сегодня умереть? Бросай оружие раб или клянусь богом, через минуту ты будешь собирать свои кишки, ползая в пыли. Все слышали? Я предупредил раба о смерти.

Последние две фразы предназначались оркам. Чтобы убить чужого раба, собственность другого орка, а тем более Вендора, нужны были очень веские причины.

А Витя все стоял у брошенного колеса, тяжело дышал открытым ртом и не понимал, что нужно делать в этой ситуации. Гном быстрым шагом прошел мимо него, направляясь к всаднику, и коротко бросил на ходу:

- Сангин, твой у телеги!

Получив руководство к действию Сомов переключил внимание на орка с ножом, а за его спиной уже яростно заорал гном, заржала лошадь и зазвенели частые удары мечей.

Его орк выбрался из-за телеги и начал крадучись приближаться, но двигался он отнюдь не к Виктору, а заходил в тыл гному. Студента орк вообще игнорировал. Тогда Сомов встряхнулся и, приняв боевую стойку из каратэ, перегородил ему путь. Встать то, он встал, но совершенно не представлял, что сможет сделать против орка с ножом. В такие переделки Виктор еще ни разу в своей жизни не попадал. Какую авантюру мы затеяли, ужаснулся он. Ладно, попробую хоть немного задержать орка с ножом, а там, если Хэк справится с первым, то разберется и со вторым — возник какой-никакой план. Хотя уверенности в том, что Хэк справится с всадником, у Виктора почти не было, и он со страхом ожидал, что вот-вот раздастся предсмертный крик гнома. И крик вскоре раздался. Только это был торжествующий крик принца, заглушенный ревом взбешенного орка, которому явно досталось. Виктор сразу приободрился.

Орк с ножом стоял, не двигаясь, слегка озадаченный позой человека преградившего ему путь. Но глянув через его плечо, как протекает схватка, решил больше не медлить и пошел на Сомова держа нож перед собой. Виктор взмахнул перед ним ногой, демонстрируя прием маваши гери, но больше для острастки, лишь бы тот не приближался. Орк отшатнулся и остановился, оценивая возможности удара ногой, а затем снова пошел вперед. Теперь Сомов начал отступать. Он перемещался в стойке, готовый к удару и, надеясь нащупать расстояние, при котором орк не достанет его ножом, а он сможет дотянуться ногой. Выбить нож было нереально, у орка слишком хорошая реакция и на это Виктор не рассчитывал. Это только в кино холодное оружие вышибают из рук одним легким небрежным движением. В реальности это, увы, не работает, если твой противник не последний лопух. Орк пока лишь одергивал руку с ножом, реагируя на ложные замахи Сомова, но в следующий раз может и выставить так, что студент, ударив, сам воткнется в лезвие. Целить нужно было не в нож, а в менее подвижную голову орка. Голову как руку быстро не одернешь. Вот только как в нее попасть?

Виктор весь сосредоточился на поединке и уже совсем не замечал крики и удары мечей раздающихся рядом. Наконец он решился, и резко подавшись вперед ударил. Увы, орк успел не только убрать голову, но и в ответ полоснуть ножом. Виктор отскочил, чувствуя, как по ноге потекла горячая кровь. Ой, как плохо. Он не знал, насколько опасна рана и сколько теперь сможет продержаться. Бой продолжался. Орк, ранив человека, стал действовать увереннее и пошел в атаку.

Оставалось последнее средство, которое пришло на ум Сомову — удар пяткой с разворотом. Удар назывался ура маваши гери или по-простому — вертушка в голову. Виктор в свое время неплохо выполнял этот прием на тренировках. Сила удара при выполнении вертушки была огромной, но главное достоинство заключалось в том, что удар являлся коварным и неожиданным для противника. Были, конечно, и свои минусы — удар нужно было наносить, находясь очень близко к противнику и что хуже всего выполняя разворот повернуться спиной. Если прием не удастся, то нож в спине ему гарантирован. Однако других вариантов Сомов не видел. Орк шел в атаку, но теперь это было только на руку. Еще чуть ближе, еще. Виктор решился. Он на мгновенье повернулся к орку спиной и крутанулся на раненой ноге. Другая нога описала стремительно восходящую дугу, и пятка с треском ударила орка прямо в лоб. Звук был такой, словно два бильярдных шара врезались друг в друга. Секунду другую орк еще продолжал неподвижно стоять, с занесенным ножом для удара. А потом медленно, словно подрубленное дерево безжизненно рухнул на спину.

Виктора охватило ликование — он его сделал! Сделал!!! Сомов поднял отлетевший в сторону нож и обернулся посмотреть, как там дела у Хэка. Гном налегал на своего уже ставшего пешим противника, а тот лишь отбивался и надсадно хрипел. Наконец удачный выпад гнома заставил орка покачнуться и бессильно опустить меч. Хэк не останавливаясь, нанес еще два удара, каждый из которых был явно смертельным и третьим взмахом отрубил орку голову. Зрелище совершенно кошмарное для неподготовленного человека и Виктора прямо тут же чуть не стошнило. Он, содрогнувшись, отвернулся, борясь с сильнейшими позывами рвоты.

- Вик! Друг мой! — воскликнул принц и радостно обнял дрожащего Сомова за плечи, — Не ожидал увидеть тебя живым.

- Честно говоря, я тебя тоже, друг, — нашел силы улыбнуться в ответ Виктор.

Оба тяжело дышали, оба были в крови, и в глазах обоих плескалось легкое безумие.

- Однако надо и этих кончать, — гном показал взглядом на оставшихся в живых орков.

- Не надо, — тихо возразил Вик, которого все еще мутило, — давай их просто свяжем. Пусть живут.

Он до сих пор не отошел от жуткой смерти орка, произведшей на него крайне тягостное впечатление.

- Ты добр, мой друг, — удивился гном, — Ты добр, но запомни, однажды ты поймешь, что жалость к врагу не есть достоинство.

Орк, лежащий на земле, зашевелился, и гном тут же походя, добавил ему рукояткой меча по голове, опять лишив признаков жизни.

- Эй, ты! — крикнул он другому орку, прятавшемуся за телегой, и торжественно произнес: — Подойди сюда. Мой друг Вик великодушно дарит тебе жизнь.

Орк трусливо показался из-за телеги, не очень-то доверяя словам гнома, который внушал ему благоговейный ужас, и стал боком, словно краб приближаться. Однако, трусливый орк это что-то.

- На колени! — приказал принц, задрав бороду, — Благодари моего друга и помни, кому ты обязан своей никчемной жизнью.

- Благодарю, господин Вик, благодарю покорно.

Орк, не переставал кланяться и елозил на коленях в пыли. Жизнь переменчивая штука, изумленно думал Вик, разглядывая унижающегося орка, еще пять минут назад я был раб и вот меня уже называют господином.

- Однако следует поторопиться и перевязать раны, — озаботился гном и от души пнул орка ногой под зад, — Вставай, раб. Тащи воды или вина, а если есть и то и другое. Найди веревки покрепче и собери всех лошадей. Да пошевеливайся, пока мой друг не передумал оставить тебя в живых, — и, наклонив голову, добавил пониженным угрожающим тоном: — Или пока не передумал я.

Орка словно подстегнули и он, как угорелый бросился выполнять указания гнома.

Промыли и наскоро перевязали раны, к счастью оказавшиеся не слишком глубокими и опасными. Связали оставшихся в живых орков, забрали у них все, что могло пригодиться в дороге и на трех лошадях без оглядки поскакали на север.

До самой ночи не слезали с лошадей, пытаясь уйти как можно дальше и гадая, как скоро спохватятся орки и вышлют погоню. Скакали рысью, временами переходили на шаг, давая лошадям возможность немного отдохнуть, и снова уходили рысью, а на ровных участках иногда ненадолго пускались галопом. Ветер свободы пьянил, туго бил в лицо, развивал волосы и приятели орали от счастья и восторга. Виктор первый раз скакал на лошади так быстро, хотя заставить тягловых животных перейти в галоп оказалось непросто и скорость они развивали небольшую, зато веса всадника почти не замечали. Проблем с управлением лошадью у Сомова не возникло, но вечером болело все тело, особенно ноги и часть спины от поясницы и ниже.

Гном, еще днем, пересев на скаковую лошадь исхитрился добыть детеныша косули и сейчас сам разделывал тушу, не беспокоя болезненного Сомова. Хэк был уверен, что погоня есть, но пока еще очень далеко и рискнул развести огонь. Он сложил дрова и, разжигая костер, щелкнул пальцами, как это делала целительница.

- Хэк, — удивился Виктор, даже приподнявшись от неожиданности, — ты тоже маг?

Гном засмеялся.

- Если ты спрашиваешь, про огонь, так это почти каждый ребенок умеет, это же азы магии. А я все-таки принц и получил не только королевское воспитание, но и разностороннее образование, которое включало и основы магии. Однако без амулетов магом быть невозможно — темной энергии накопленной за день, хватает только на одну такую слабенькую вспышку. Так что никакой я не маг, а просто обычный принц.

Сомов посмотрел на Тэка, который в свете костра вгрызался в жареное мясо, и вдруг ему показалась очень знакомой эта картина, словно он уже видел нечто подобное ранее. Видел где-то человека с очень похожим лицом и точно так же сидящего на корточках у огня. И он вспомнил где. В Санкт-Петербурге, в музее восковых фигур, среди экспозиции было несколько реконструкций первобытных людей сидящих вокруг примитивного очага, и одна фигура могла бы быть родным братом принца настолько они были похожи. Пелена фэнтези спала с глаз Сомова. Как же он раньше этого не замечал, удивлялся Виктор, покатый лоб, надбровные дуги, скошенный подбородок, это же так очевидно.

- Тэк, а ведь ты не гном, — произнес обалдевший от сделанного открытия студент, — Ты — неандерталец.

Принц, продолжая грызть мясо, задумался и попытался понять смысл сказанного. Потом вытер жирные губы ладонью.

- Сангин, ты умный человек. Хотя и не помнишь своего прошлого, но образование ты явно получил и возможно даже в Альтарийской академии, а магию просто забыл от удара по голове. Ты знаешь много незнакомых и удивительных слов, но это слово мне кажется бранным. Уж не хочешь ли ты меня обидеть, друг Вик?

- Нет, Хэк, конечно, нет, — заулыбался Виктор, — Но я теперь полностью согласен с тем, что гномы самая древнейшая раса на земле. Вы воистину первейшие.

- Ты позволил сомневаться в моих словах? — заиграл бровями гном, — Да гномы самая честная раса в мире! Запомни это и никогда больше не сомневайся. А сейчас отдыхать. Нас ждут еще два тяжелых дня, и мы достигнем границ Харсанта, территории гномов. Спи. И пусть тебе приснятся мои красавицы сестры.

Солнце еще не взошло, а только осветлило утреннее небо, как приятели уже снова были верхом. Второй день непрерывной скачки был совершенно изматывающим. Устали и люди и лошади, приходилось даже останавливаться, что совсем не загнать бедных лошадей. Сомов поражался послушным животным, которые повинуясь человеку, готовы были бежать вплоть до своей смерти. Под вечер у маленькой речки сделали привал, уже не разжигая огня — боялись себя обнаружить. Гном нервничал, что лошади не скаковые, очень медленные, и что они прошли не такой большой путь, как он рассчитывал. Он часто вставал и подолгу смотрел в ту сторону, откуда они прискакали.

В очередной раз, всматриваясь вдаль он, вдруг взорвался потоком гневных слов на родном языке. Понять его было нельзя, но по эмоциональному накалу было ясно, что принц ругается. Потом он воткнул меч в землю, сел опустив голову и замолчал. Беспокойство гнома передалось и человеку. Виктор попытался разглядеть, что там сзади могло так расстроить принца, но ничего не увидел. На его вопросы гном долго не отвечал, а потом поднял голову, и Сомова поразили его глаза полные печали.

- Все кончено мой друг. Мне жаль. Нам оставался всего один день, чтобы добраться до границы Харсанта, но мы не успеем. Я видел дым позади нас в двух часах быстрой езды. Это орки встали на ночевку, больше некому. Завтра к полудню они нас догонят. И завтра принц Хэк Хоган примет свой последний бой в этой жизни. И умрет принцем, но не рабом.

Он провел ладонью по лезвию меча, будто погладил.

- Я с тобой, друг Хэк, — твердо сказал Виктор. Дыма позади он не видел, но доверял чутью гнома полностью.

Он достал второй меч и тоже попытался воткнуть в его землю, но неудачно попал в камень и меч скользнул не воткнувшись. Гном грустно улыбнулся, наблюдая за неловкими действиями человека.

- У меня нет выбора, Сангин. Я убил орка, а значит в любом случае меня ожидает смерть, и я хочу ее принять, как полагается принцу и воину — в бою. А у тебя есть шанс уцелеть. Вендор из жадности не станет убивать раба, он, даже наказывая, увечит только спину, чтобы не портить внешний вид собственности, которую может быть, потом удастся выгодно продать. Но на меня это правило уже не распространяется и я этому только рад.

- Хэк, мы вместе это начали и мы вместе это закончим. Мы примем завтра бой. И это не обсуждается, принц Хоган, — добавил Вик, заметив, что гном собирается возразить.

Больше они не о чем не говорили. Молча лежали, и каждый думал о своем. Виктор долго не мог уснуть, а как уснул, так почти сразу же проснулся от тихих осторожных звуков. Было еще совсем темно, но гном уже поднялся и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить, как он думал спящего Сомова, тайком седлал лошадь.

- Куда собрался, друг? — спросил его Виктор, подкравшись сзади.

Гном вздрогнул от неожиданности и обернулся. Сомов оглядел его приготовления. Принц седлал только одну тягловую лошадь, к которой были уже приторочены оба меча. Скакуна гном оставлял студенту, но полностью лишал его оружия возможности драться с орками. Первая мысль, о том, что Хэк хотел его бросить, как паршивую овцу оказалась неверной. Не надо плохо думать о гномах. Принц собирался уйти и принять смерть сам в одиночку, а Виктору оставлял вариант быть пойманным, но остаться в живых. А две лошади оставленные студенту, в том числе и скаковая, даже давали шанс оторваться от орков.

- Решил поиграть в благородство, Хэк?

- Меч я тебе не отдам, — угрюмо ответил гном, — Убьют тебя. Сразу убьют.

И тут Виктору пришла в голову, как ему показалось гениальная идея.

- И не надо меч, — легко согласился он, — Мы поступим по-другому.

Минут пять он объяснял принцу свою идею. План заключался в том, чтобы гном верхом на быстром скакуне зашел в реку, а потом повернул по течению направо и по воде уходил около часа. Запаха на воде не останется, и орки не почуют его след. Затем выйдя из воды, принц должен скакать на север забирая правее. Сомов же перейдет реку прямо и уйдет на двух лошадях по земле, забирая влево, и по его отчетливому следу пойдет погоня. Везде трава и на ней не останется разборчивых отпечатков копыт, чтобы понять, сколько перешло реку лошадей две или три. Значит, орки будут ориентироваться только по запаху. Мы им и запах подкинем. Виктор заставил гнома снять и отдать свою грязную потную рубаху. Этой же рубахой основательно обтерли и скакуна, на котором должен был уходить гном. Позже эту рубаху Сомов собирался привязать веревкой к своей лошади так, чтобы она свисала, слегка задевая траву, и оставляла частицы запаха.

- Течение реки уходит немного на юг. Оркам и в голову не придёт, что беглец может отправиться назад. Когда меня догонят, а потом начнут искать тебя это самое последнее место, где они станут вынюхивать след. Кроме того пока догонят меня, пока вернутся обратно к реке и будут искать след, пройдет почти день. Ты за это время уже будешь там, где тебя точно не достанут. Когда вернешься домой, надеюсь, у тебя хватит денег чтобы выкупить меня у орков?

- Я клянусь, Вик, — гном положил руку на плечо Виктора, — Клянусь, если останусь в живых приложить все силы чтобы вызволить тебя из неволи. Я клянусь, друг!

Они стояли в привычном положении, сжимая друг другу руки и плечи, а потом, не выдержав крепко обнялись.

- Прощай, Хэк. И последняя просьба — зажги мне огонь. Я замерз и хотя бы согреюсь, а скрываться уже нет необходимости. Пусть видят.

Гном щелкнул пальцами, поджигая кучку хвороста.

- Прощай, Сангин.

Он сел на коня и неспешно вошел в реку. Там развернулся и минуту стоял неподвижно глядя на Вика, который также молча смотрел на гнома. А потом принц пришпорил коня и, поднимая брызги, помчался вниз по течению. Студент провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду окончательно. Потом Сомов присел у костра, погрел над ним руки и не торопясь начал собираться сам.

Преследователи догнали Виктора, как и предполагалось около полудня. Он остановил вконец измученных взмыленных лошадей и спокойно смотрел, как его окружил десяток свирепых вооруженных до зубов орков.

- Где Мохнатый зад?! — голос Геора налился злобой и яростью, когда он обнаружил только одного беглеца.

- Не знаю, он ушел ночью пока я спал, — ответил Вик.

- Эти хитрые уроды разделились. Все обратно к реке искать след, — прорычал Геор, — Со мной остаются двое. А этим рабом я сейчас займусь лично.

Витя успел взглянуть на высокое голубое небо и с наслаждением глубоко вдохнуть запах вольной степи, прежде чем его рывком стащили с лошади и начали жестоко бить кулаками и топтать ногами.

Глава 7. Мальчик для битья

Орки обедали на свежем воздухе, во внутреннем ухоженном дворике замка. Сидели под легким матерчатым навесом на длинных скамьях по нескольку человек, за дубовыми столами черными от времени и отполированными до блеска частыми прикосновениями локтей. Столы были заставлены глазированными глиняными кувшинами с вином и различными блюдами в основном мясными на серебряных подносах. Тут же в нескольких метрах от столов находилась большая жаровня с углями, над которой жарился цельный поросенок на вертеле. Около жаровни суетился слуга, поворачивая тушу, чтоб не подгорела, и поливал ее соусом. Весь дворик был заполнен дымом и запахом жареного мяса. За столом собралась почти вся семья Вендора по случаю возвращения из столицы Лексора — старшего сына хозяина, который был бойцом регулярно проводившихся в Макабре соревнований между орками наподобие гладиаторских боев в древнем Риме. Лексор был крупный и красивый по местным меркам орк, с лоском столичного жителя. Его здесь любили и очень им гордились. Особенно отец, который видел в старшем сыне достойного наследника. Лексор на последних соревнованиях занял третье место и сейчас его шумно поздравляли родственники, но он лишь кривился — третий не первый. Мечта стать лучшим бойцом Макабра не давала ему покоя.

- Отец я решил остаться на лето в замке. Хочу потренироваться перед осенними соревнованиями в спокойной обстановке. В Макабре слишком много женщин и друзей, которые отвлекают от занятий.

- Очень разумно, сын, — похвалил его Вендор, — Здесь тебе будет спокойно. Завтра соберу самых сильных и умелых воинов, какие у меня есть. Выберешь любого, кто подойдет тебе для тренировок. Хоть всех забирай, — засмеялся орк.

- Спасибо, отец.

- Хотя, если честно хороших бойцов осталось мало, лучших забрала война, а некоторые из оставшихся даже с рабами и теми не могут справиться, — Вендор раздраженно бросил обглоданную кость на поднос, — Недавно бежали два раба, гном и человек. При этом представь себе, гном мечом зарубил в равном поединке охранника, а безоружный человек избил другого охранника вооруженного ножом.

- Ты шутишь? — неподдельно удивился Лексор.

- Какие тут шутки. У одного охранника на лбу гуля выросла размером с яблоко, а голову второго вообще принесли в мешке. Помнишь гномского принца? Его рук дело. Сбежал Мохнатый зад. А мои олухи так и не смогли его догнать. Сплошное разорение. Хорошо хоть второго раба поймали. Все меньше убытку.

На стол подали поросенка, которого орки стали рвать руками на части. Лексор отломив исходящий паром кусок свинины, и откусив сразу половину, заговорил с набитым ртом:

- Ну, то, что гном смог зарубить орка меня это не удивляет. Коротышка мечом махать был горазд. Мы же этого принца вместе с тобой видели в бою, прежде чем полонили. А вот как человек справился против орка с ножом? Любопытно. Он что этот человек — великан?

Вендор пожал плечами:

- Нет. Вроде обычный человек. А как справился, можешь расспросить того охранника, он сейчас на кухне приглядывает за рабами. Растяпа не на что больше не годный. Позвать его?

Повинуясь приказу хозяина, послали за охранником, который уже через несколько минут кланялся, стоя перед знатными орками и непроизвольно раздувал ноздри от раздражающего приятного запаха жареного мяса. Когда стали расспрашивать о подробностях побега орк сразу скис. Неприятная это была для него тема, вспоминать о ней не хотелось, да пришлось.

- Раб хотел ударить меня ногой, но я всадил в нее нож, — начал он с момента, выставляющего его в наиболее выгодном свете, — И еще несколько раз я почти доставал его ножом, но раб был очень быстрый и успевал отскакивать, а в ответ все норовил ударить ногой. Никогда не видел, чтобы так дрались. А потом даже не знаю, как все произошло. Не иначе, как магия или хитрость, какая здесь замешана. До раба можно было уже рукой дотянуться, а он дурак в этот момент еще и спиной ко мне повернулся. Размахнулся, я было, чтобы нож прямо в почку всадить, размахнулся, а дальше то и не помню ничего.

- Дурак говоришь, — задумчиво произнес Лексор, — Любопытная история. А ну как тащи мне этого дурака сюда. Хочу собственными глазами на него посмотреть.

Когда привели Сомова и бросили на колени у Лексора невольно расширились глаза, и он даже малость отшатнулся. Отец это подметил и засмеялся, похлопывая его по плечу.

- Что сын и ты первый раз обманулся? Нет, это не альт, это человек, просто седой. Мы его так и зовем — Сангин.

Лексор быстро пришел в себя и удивленно хмыкнул:

- Однако, как он сильно похож на альта, — орку было крайне неловко за мимолетный испуг, и он повысил голос: — Встань раб и отвечай — ты владеешь магией?

- Нет, господин, — ответил Виктор, не поднимая головы.

- Это ты безоружный справился с вооруженным охранником?

Отпираться никакого смысла не было.

- Да, господин.

- Как ты это сделал? — продолжал допрос орк.

- Ударил ногой в голову, господин, — Виктор решил ничего не скрывать. Может хотя бы сегодня не накажут. А отрывочные знания о каратэ не принесут оркам никакой пользы.

- Почему именно ногой? И как ты исхитрился так высоко поднять ногу, что до самой головы дотянулся?

- Нога длиннее, чем рука и в пять раз сильнее, господин. А если растягивать ноги ежедневно, то со временем они поднимаются очень высоко.

- Вот как? Ты занимался акробатикой?

- Нет, господин. Я занимался боем без оружия.

Лексор не был уверен, что раб говорит правду. Он смотрел на этого худого совсем еще молодого парня и не мог поверить, чтобы тот мог справиться с взрослым орком. Надо это проверить, решил он.

- Я сейчас приглашу своего воина. Без оружия. Ты сможешь его победить?

- Нет, господин.

- Почему? — в голосе орка прозвучало явное разочарование.

- Я очень слаб, господин. Меня почти не кормят, я недосыпаю, и мне просто не хватит для этого сил.

- А если бы силы были, то справился? — усмехнулся недоверчиво Лексор.

Впервые человек поднял голову и сквозь седые волосы исподлобья блеснули холодной ненавистью его глаза.

- Да, господин, — тихо и покорно ответил раб, вновь опустив голову.

Орк помолчал, раздумывая, что делать с этим странным человеком. Самоуверенный раб ему совсем не понравился, но если тот действительно знает какие-то способы боя без оружия, то это обязательно нужно знать и орку. В последнем бою на арене у него сломался меч, и он потерпел обидное поражение. Если бы не это, то первое место было за ним. Его имя навечно бы выбили на камне славы, и он стал бы самым знаменитым гладиатором Макабра. Лексор, наконец, определился, что делать с наглым рабом.

- Хорошо. У тебя будет неделя, чтобы набраться сил. Но если после этого ты не сможешь одолеть моего воина, если ты меня обманул… — орк грохнул пудовым кулаком по столу, так что опрокинулись несколько серебряных чаш для вина на тонких ножках, — Ты будешь очень, очень жестоко наказан раб. А сейчас пошел прочь!

На некоторое время все орки замолчали, пытаясь понять, чем вызвана вспышка гнева своего родственника. Слуги быстро вытерли пролитое вино и вновь наполнили пустые чаши. Успокоившись вином, обед продолжился, как ни в чем не бывало. Орки часто выражали агрессивные эмоции бурно и открыто.

- Лицо у этого раба какое-то мертвое, а взгляд, как у волчонка, — буркнул Лексор и повернулся к Вендору: — Отдашь мне его на недельку, отец?

- Бери сын кого хочешь. Ты мой старший сын, мой будущий наследник, моя надежда. Однажды и этот дом и все рабы станут твоими. Только не пусти нажитые богатства прахом и сердце мое будет спокойно — сказал Вендор и добавил: — А насчет волчонка ты это верно подметил. Поганый раб уже два раза убегал. Продавать его надо пока убытку не наделал и в третий раз не сбежал. По роже вижу, что опять убежит.

Вот так в жизни Виктора произошли неожиданные перемены. Уже вечером, после работы его забрал старший над рабами орк Нокс и повел на кухню, где питались особо избранные рабы. Там он встретил удивленную его приходом Ийсму, знакомого вороватого повара гнома, там же столовались еще несколько женщин, относившихся к разряду домашних рабынь. Набросившись на еду, студент понимал что это, скорее всего, остатки со столов орков, но зато их было много. Когда он вдоволь наелся, его утащила к себе расспрашивать любопытная целительница. Выслушав Сомова она распереживалась, что же будет с глупым Виком через неделю.

- Мало тебе было сорока плетей за прошлый побег, ведь еле живым остался, неужели совсем не дорожишь своей жизнью, — причитала целительница.

Сам Вик по этому поводу не волновался вообще, он давно жил одним днем. Прожил день, не били, накормили и ладно. Разомлев от сытной обильной еды, он попрощался с целительницей и пошел в комнату к гномам. Спал он теперь на лучшем месте, на том самом, которое раньше занимал Хэк. Гномы знали, что именно он помог бежать принцу и его авторитет с тех пор среди них стал непререкаем. Слегка напрягало лишь то, что поговорить было не с кем. Без Хэка гномы общались между собой исключительно на своем языке и только изредка на орском, когда обращались к человеку.

Целых шесть дней Сангин абсолютно ничего не делал, а только ел и спал. На работы его не привлекали и хорошо кормили три раза в день. Однако такая идиллия вот-вот должна была закончиться, и он стал задумываться. Виктор лежал на топчане и вспоминал свою прошлую жизнь. Занимался он спортом много, но достигнуть успехов всегда что-нибудь мешало. В шестом классе отец привел его в секцию бокса к низкорослому тренеру кавказской внешности с тяжелым взглядом исподлобья. На всю жизнь запомнились первые слова тренера, сказанные новичкам:

- Защищайте подбородок, старайтесь прижимать его к груди, тогда и от удара его убережете, и взгляд у вас будет как у настоящего мужчины.

Витя научился обматывать кисти рук эластичным бинтом и узнал, что без посторонней помощи боксерские перчатки одному не зашнуровать и открыл для себя еще много нового и интересного. Школьник Сомов с большим желанием ходил на тренировки, разучивал боксерские стойки, прыгал на скакалке, молотил по боксерским грушам и лапам. А через два месяца его поставили на ринг против такого же, как он пацана. Первый (и как оказалось последний) свой бой Витя тоже запомнил на всю жизнь. Запомнил, с каким удовольствием удачно, раз за разом попадал по лицу противника и чувствовал себя при этом победителем. А потом неожиданно пацан попал и по нему. Когда один глаз у Вити заслезился и заплыл настолько, что им стало невозможно смотреть, он пропустил еще несколько ударов и прямо на ринге пересмотрел свою точку зрения на бокс. Спорт, где тебя бьют по лицу, Витя посчитал для себя неприемлемым, о чем и заявил родителям глядя на них одним сердитым глазом. Отец разочарованно вздохнул, а мать поддержала сына и сразу предложила пойти на бальные танцы. Однако бальные танцы Витя с негодованием отверг. Он хотел стать сильным и научиться драться, чтобы уметь постоять за себя. Вот только получать при этом по лицу он больше не желал. Он выбрал дзюдо. К борьбе Витя относился довольно скептически, но школа дзюдо была недалеко от дома, что и определило окончательный выбор. И он не разочаровался. Школа была хорошей, и преподавали в ней грамотные тренеры. Теперь в шкафу Вити висело белоснежное кимоно, а боксерские перчатки отправились пылиться в кладовку. За два годы тренировок Виктор существенно улучшил фигуру (один-два дня на тренировках отводилось занятиям с тяжестями) проникся духом японской борьбы и показал хорошие результаты на юношеских соревнованиях. Он заработал зеленый пояс, что соответствовал первому разряду и сразу вырос в глазах сверстников. Однако тренер был не очень доволен своим учеником, считая, что тот зациклен на нескольких приемах в ущерб остальным. Это было правдой, но Виктор сознательно отдавал предпочтение только подсечке и броску через бедро, как самым эффективным, по его мнению, приемам. Зато уж в выполнении этих приемов он достиг совершенства. А потом их семья переехала жить в Сочи и карьера борца Сомова оборвалась. Зато здесь он увлекся каратэ. В новой школе вечерами проводил занятия по каратэ неплохой молодой тренер, куда и стал заглядывать Виктор. Занимался он уже так, для себя, понимая, что профессиональный спортсмен из него уже не выйдет в силу возраста. Зато здесь он получил то, чего так не хватало ему в борьбе — научился ударам руками, ногами и прочими частями тела и узнал, что у человека есть много уязвимых мест называемых болевыми точками. Здесь практиковали контактные спарринги в боксерских перчатках, и здесь повзрослевший Сомов научился, наконец-таки терпеть боль и принимать удары в лицо. И как прежде он оттачивал всего несколько избранных приемов. Но спустя какое-то время он забросил и этот вид спорта. Он вырос, забурлил гормонами, и его внимание переключилось на девочек и игру на гитаре, которая как ему казалось, нравилась девочкам. Впоследствии он выяснил, что девочкам нравилось нечто совершенно другое, и что айфон последней модели гораздо круче гитары, но это уже другая история. Виктор еще раз возвращался к единоборствам, уже обучаясь в институте — записался в секцию тайского бокса, но быстро бросил ее, так как опять появились другие интересы — его захватили музыка и наука, а для спорта времени не осталось.

Сегодня Виктор выбрался из барака рабов и с разрешения Лексора присутствовал на тренировочной площадке, где занимались он и еще двое орков. Оба крепкие ловкие ребята, наблюдая за действиями которых его уверенность, что он с ними сможет справиться поколебалась. Сомов был далеко не мастер единоборств, и свои способности трезво оценивал, как любительские. Обнадеживало только то, что в этом мире даже у любителя не должно быть достойных соперников. Впрочем, он слишком мало знал об этом мире, чтобы так полагать наверняка и следовало бы серьезно подготовиться к схватке. Когда орки ушли, Виктор занял площадку, с которой постарался убрать все мелкие камешки. Сняв разбитую обувь, неторопливо и основательно провел разминку и перешел к катам, вспоминая забытые движения. За его тренировкой с интересом следил Лексор, который незаметно стоял возле узкого окна на верхнем этаже замка. Движения человека больше походили на танец были плавными гармоничными и не могли быть случайными, а свидетельствовали о том, что их долго разучивали и многократно повторяли. Значит, в этом раб не солгал. Любопытно, где и кто его учил так двигаться, ничего похожего орк никогда раньше не видел. Лексор далеко не был убежден в эффективности странного танца человека, но в любом случае это было красиво. Ну что ж посмотрим на него завтра в деле.

Когда орки пришли на тренировочную площадку Виктор уже пару часов там разминался и хорошо разогрелся перед боем. Сомов хорошо знал правило — нельзя выходить на бой или спарринг, если ты не веришь в победу. Только вера в себя и огромная решимость позволяют одолеть противника, даже если он заведомо сильнее. Такого состояния Виктор не смог достичь, когда дрался с орком вооруженным ножом, но там и бой был насмерть. И тогда ему просто повезло. А здесь, как надеялся Сомов, будет всего лишь спарринг. Поэтому он встретил орков уверенным холодным взглядом стоя босиком в центре площадки.

Два воина уставились на человека со смесью легко удивления и крайней неприязни. Лексор же рассматривал студента, словно видел первый раз с любопытством, и какой-то неопределенной улыбкой, то ли поощряя раба к дальнейшим действиям, то ли угрожая последствиями, если тот не справится.

- Я вижу, раб, ты набрался сил и готов показать свои способности биться без оружия.

- Да, господин, — поклонился Виктор, — Я предлагаю начать с борьбы, чтобы не травмировать друг друга ударами.

- Что это за воин, который боится травм, — фыркнул один из орков.

Но Лексор не торопил события и согласился:

- Хорошо, для начала можно и без ударов, пусть будет борьба.

Его интересовало все, на что был способен человек. Он сделал жест самому недовольному орку, приглашая его сразиться с человеком.

Орк рыкнул и решительно пошел на Сомова. Они схватились руками, и орк сразу попытался свалить Виктора сначала своей массой, а затем примитивной подножкой. Сомов наклонил спину и уперся, широко расставив ноги, не позволяя ему это сделать. И тут же воспользовавшись моментом, когда орк переступал ногами, провел молниеносную подсечку. Орк грохнулся на бок, подняв облако пыли. По его растерянной морде было видно, что этого он не только не ожидал, но и не понимал, как это произошло. Десять секунд и первый раунд окончен. Виктор церемонно поклонился. Разозленный орк зарычал, вскочил и снова бросился на человека. Но, несмотря на злость, он сообразил, что ноги лучше человеку не подставлять и попытался только одними руками обхватить и завалить человека. На стороне орка было явное преимущество в массе. Сомов изворачивался, как мог, уходил от захвата, и заставлял орка двигаться. Вскоре он вновь подловил момент, когда орк переносил вес с одной ноги на другую и снова резко подсек ногу, на которую хотел опереться орк. Не ощутив опоры но, продолжая двигаться по инерции, тело орка повалилось вниз. Достоинство подсечки заключалось в том, что ей можно свалить практически любого противника независимо от его веса. Менее полминуты понадобилось для того, чтобы орк вторично оказался распластанным на земле. Виктор отступил и достоинством поклонился.

- Достаточно борьбы, — Лексор остановил схватку, — Теперь посмотрим, как ты справишься, если бой будет без ограничений.

Лексор подумал, что разгадал хитрость человека, что тот действительно ловок в борьбе, но не сможет противостоять ударам. Достаточно лишь не позволять ему хватать себя руками. Возникло желание лично проучить зарвавшегося раба. Он сбросил кожаный плащ и сам вышел на площадку. Принял достаточно странную стойку боком с вытянутыми круками на уровни груди и ринулся на Сомова. Судя по всему, он собирался просто замордовать человека своими огромными кулачищами, а учитывая длинные руки орка, сделать это было нетрудно. Виктор запрыгал, перемещаясь по площадке. Ему оставалось лишь уклоняться, ставить блоки и не подпускать орка на дистанцию опасного удара. Но он понимал, что бесконечно увертываться невозможно, рано или поздно он пропустит удар и на этом все будет кончено. Нужно было отвечать, а Виктор не мог определиться как именно. Все-таки противник был не рядовой орк, а сын самого хозяина и последствия могли быть самыми непредсказуемыми, если нанести травму. Тут вертушка в голову никак не годилась, хотя и очень напрашивалась. Надо было вывести Лексора из строя аккуратно — ненадолго и без особого ущерба для его здоровья. Решение пришло спонтанно. Неожиданно для орка Сомов ответил хлестким ударом ноги по бедру соперника. В тайском боксе этот удар называется лоу-кик. Удар был несильный, своего рода предупреждающий и пристрелочный одновременно. Виктор давал понять, что его стоит воспринимать более серьезно и одновременно попытался нащупать болевое место. Само место удара бедро — это мышцы и кость и, казалось бы, ну что там может быть уязвимого? Однако профессионалы знают, что хороший жесткий лоу-кик часто приводит к техническому нокауту, когда ногу так «сушит», что она попросту отказывается функционировать. Орк не внял предупреждению или болевой порог у него был выше, чем у человека и продолжал переть, как танк. Виктор чуть зазевался и тут же пропустил скользящий удар по челюсти. В глазах потемнело, но он сумел быстро разорвать дистанцию и пришел в себя, до того как его оглушенным состоянием успел воспользоваться Лексор. Но удар орка моментально разбудил дремавшую ранее ненависть. Сомов продолжал уклоняться от ближнего боя, делал ложные замахи руками, но периодически стал наносить удары в одну точку — бедро орка. Он с удовлетворением заметил, что орк теперь гораздо медленнее двигается по площадке, а пару раз и вовсе чуть ли не присел от боли в ноге, которая у него начала подламываться. Глаза Лексора начали пылать гневом, и Сомов отвечал ему ненавистью. Виктор принялся наносить удары все сильнее и жестче. Вскоре орк уже почти не мог двигаться и встал окончательно. Но даже неподвижного орка человек продолжал награждать безжалостными ударами.

- Довольно! — взревел, не выдержав, орк.

Виктор послушно отступил назад и поклонился. Его грудь вздымалась, и он сделал несколько упражнений, успокаивая дыхание. Лексор стоял только на одной ноге, а вторую придерживал на весу, так как она ему не подчинялась. Было заметно, что он сдерживается изо всех сил, чтобы не выдать как ему больно и не упасть. Два других орка, потрясенные небывалым зрелищем переводили взгляд с Лексора на человека и переглядывались друг с другом. Только что на их глазах раб избил хозяина, одного из лучших гладиаторов Макабра да так сильно, что тот ни ходить, ни стоять нормально не мог. Стояла тишина, которую никто не решался нарушить.

Лексор поглаживал рукой бедро, к которому постепенно возвращалась чувствительность, и осторожно пробовал принять вес на болезненную ногу. Несколько долгих минут он не сводил с человека тяжелый мрачный взгляд и этот взгляд не предвещал ничего хорошего.

- Годится, Сангин, — орк впервые назвал человека по имени, — годится. А сейчас мы будем драться так, как положено воинам. Принесите мечи!

Чего-то подобного Виктор и ожидал от подлого орка. Бесполезно спорить, что мы так не договаривались. Даже напоминать об этом опасно. Поэтому он молча взял в руки тяжелый деревянный меч, изготовленный видимо из какого-то железного дерева, и с отчаянной решимостью принял боевую стойку, которую помнил по занятиям с Хэком.

Лексор, который уже стоял на обеих ногах, взмахнул мечом перед собой крест накрест с шумом рассекая воздух и заметно прихрамывая, двинулся на Сомова.

Первую пару ударов Виктор парировал, а третьим ударом в плечо орк «отсушил» ему руку и он выронил меч.

- Поднимай! — не терпя никаких возражений, прорычал орк.

Виктор поднял меч и на него градом посыпались удары со всех сторон: по голове и шее, по рукам и ногам, по спине, в грудь и в живот. Сомов ронял меч, когда его не держали перебитые руки, падал, сгибаясь от нестерпимой боли и терял сознание от ударов в голову. Но приходя в себя, Сангин без напоминаний сам поднимал меч и упрямо становился в стойку.

Когда в какой-то очередной раз он пришел в себя, то понял что лежит на топчане в бараке рабов. Болела каждая косточка избитого тела, мучительно раскалывалась голова. В комнате находились целительница Ийсма и гномы. Раз гномы здесь, то работа закончена и уже вечер понял Сомов, а значит, я был без сознания несколько часов. Увидев, что Вик открыл глаза, все загалдели и обеспокоенно столпились вокруг него.

- Вы бы видели, как я его отделал, — улыбнулся студент и засмеялся, но тут же сморщился от боли в груди и застонал.

- Лежи, не шевелись, — сказала, неизменно строгая целительница, — у тебя сломаны плечо и три ребра. А как осталась целой голова могу лишь удивляться. Кости я начала сращивать, но до утра требуется полный покой. Вот выпей снадобье и спи, победитель.

- Покой это хорошо, — согласился Виктор, послушно выпив лекарство и погружаясь в сон без сновидений, — покой это прекрасно…

Утром он чувствовал себя несколько лучше и сам сходил на кухню позавтракать. На работу никто не гнал, поэтому он вернулся в барак и нагло улегся спать. К обеду его разбудил надсмотрщик и велел явиться к Лексору. Не зная, чего ожидать Вик направился на встречу с сыном хозяина, испытывая беспокойство.

- А, Сангин, — Лексор к удивлению человека был в отличном расположении духа, — Живой? Это хорошо, что ты такой живучий. Тренироваться можешь?

- Вашими стараниями нет, господин. Вчера вы случайно сломали мне несколько костей.

Орк довольный расхохотался, а потом стал серьезным поднялся, подошел к человеку и вздернул своей лапищей его за подбородок.

- За твою дерзость тебя вообще следовало бы убить. Ты должен благодарить меня за то, что я оставил тебя в живых.

- Благодарю, господин Лексор.

Орк еще некоторое время гипнотизировал человека свирепым взглядом, а потом вернулся за стол и кивнул, указывая на скамью:

- Садись. Рассказывай все. Откуда ты? Кто тебя учил? И в чем хитрость твоего умения биться без оружия?

Сомов осторожно присел на скамью — тело еще болело, и для начала изложил официальную версию истории своей жизни:

- Откуда я и кто меня учил, не помню. Память моя берет начало только с момента, когда я очнулся в лесу после удара копьем по голове. Наверное, от этого удара я позабыл свое прошлое. Предполагаю, что до этого я жил у гномов, возможно, что у них же и учился бою.

- Есть у меня подозрение, — перебил его Лексор, — что ты все врешь, Сангин. Не умеют гномы так биться. Но впрочем, продолжай врать дальше. Только помни, если ты и про секреты своего боя станешь мне врать или скрывать чего, то я просто тебя убью. Вся ценность твоя только в этих знаниях. Ты меня понял, раб?

Сомов согласно кивнул головой:

- Да, господин, обманывать или скрывать я ничего не намерен. Могу и рассказать и показать на деле все, что знаю и умею сам.

- Вот и рассказывай.

Несколько часов студент излагал теоретические основы боевых искусств настолько насколько знал их сам. Как важна гибкость, равновесие, точка опоры в борьбе и как силу противника можно повернуть в свою пользу. Как пустая рука и босая нога в каратэ могут противостоять оружию, если знать чем, куда и как правильно наносить удары. Практически все, что говорил Сомов, для орка явилось полным откровением. Он внимательно слушал, не перебивая лишь переспрашивая и уточняя неясные моменты. Со стороны могло показаться, что беседуют не хозяин и раб, а ученик и учитель. Но реальность взяла свое, когда Вик завершил теоретические основы самообороны без оружия.

- Значит так, Сангин, — голос Лексора стал деловым, — теперь ты мой личный раб. Выполняешь только мои указания и не на что более не отвлекаешься. С завтрашнего дня начнешь приходить на тренировочную площадку к полудню. А сегодня так и быть, отдыхай. Все, можешь идти к себе.

Сомов кряхтя, поднялся и медленно заковылял к выходу.

- И вот, что еще, — остановил его Лексор в дверях, — если твои знания боя, хоть как-то помогут мне стать чемпионом Макабра, ты получишь свободу Сангин. А теперь ступай.

Так, будучи начинающим спортсменом на земле, а по большому счету являясь всего лишь недоучившимся любителем, Сомов в этом мире стал сенсеем орка. Положение его, коренным образом изменилось, он теперь входил в круг избранных рабов, много ел, долго спал, и даже имел свободные время. Впервые за долгий срок пребывания в рабстве появились мысли о противоположном поле и соответствующие желания. Выбор среди молодых рабынь был невелик, да и красавиц среди них не было. Вроде и не сестры Хэка, но ноги брить им в голову не приходило, а расскажи, что где-то бреют, так не поверили бы. Однако на безрыбье и рак рыба, и Вик удовлетворялся тем, что имел. Жизнь его стала гораздо полноценнее в компании с одной из домашних рабынь. Речь о любви здесь конечно не шла, да и сама рабыня планов на него не строила. Какие планы у рабыни? Как прикажет хозяин, так и судьба сложится. Но главное, что им никто не запрещал встречаться и Вика это вполне устраивало.

Однажды его старый враг орк Геор по привычке захотел было покуражиться над человеком. Однако Виктор полностью проигнорировал и орка и его приказы подойти. Кода взбешенный орк догнал раба, рывком развернул за плечо и поднял плеть, студент спокойно произнес:

- Я личный раб господина Лексора. Хозяин запретил мне выполнять чьи-либо распоряжения, кроме его собственных. Я как раз иду к господину и если опоздаю, мне придется объяснить причину задержки и назвать имя того кто меня задержал. Уважаемый Геор желает, чтобы я назвал его имя?

Плеть, занесенная для удара, медленно и неохотно опустилась вниз.

- Ступай, раб, — раздраженно отпустил его орк, поморщившись, словно от зубной боли и пообещал вдогонку: — Через три месяца твой господин уедет, вот тогда мы и продолжим прерванный сегодня разговор.

Несмотря на угрозу, Виктор радовался этой маленькой победе над орком и тихо посмеивался. Шел он конечно не к Лексору, а по своим делам, но разве Геор рискнет проверять его слова и лезть с вопросами к хозяину.

Жизнь студента по сравнению с другими рабами можно было считать просто отличной. Однако за это приходилось платить. Каждый вечер он возвращался в барак с сильными побоями. От теории они с Лексором перешли к практике. Орка мало интересовали приемы борьбы, все усилия он сосредоточил на ударах, особо делая акцент на удары ногами. Любимым приемом стал у него лоу-кик, видимо потому, что прочувствовал его эффективность в полной мере на своей собственной шкуре. И также как человек в свое время орк оттачивал только несколько избранных ударов ногами и коленями в ущерб остальным приемам. Возможно, сказалось влияние Виктора, а может быть, решение сосредоточиться на паре приемов, это был единственно возможный вариант достичь результатов за столь короткое время обучения. Орк не ограничивался примитивной тренировкой ударов, а пытался интегрировать их в бой на мечах и ножах, и это было страшнее всего для студента. Ему почти каждый день приходилось браться за деревянный меч и получать очередную порцию синяков и ушибов, а вечером отлеживаться на топчане. Иногда в голову приходила мысль, что орк, таким образом, мстит ему за прошлую обиду или тешит свое самолюбие. Радовало только то, что переломов он больше не получал. А когда в редкий день до избиения человека у орка не доходили руки (он тренировался с другими орками), Виктор отлеживался вместе с рабыней.

Туманное обещание Лексора подарить свободу человеку сыграло свою роль, и Виктор изо всех сил старался научить орка максимально хорошо выполнять приемы. Он даже смастерил некое подобие боксерской груши из кожаного мешка набитого песком, на котором орк отрабатывал удары в полную силу. Виктор часами раздумывал над вариантами связок для ударов мечами и ногами. Наверное, ему больше, чем самому орку хотелось, чтобы тот достиг совершенства и победил в приближающихся соревнованиях. Так продолжалось до неприятного разговора с Ийсмой.

Как-то вечером Виктор пренебрег сексом с рабыней и пришел в ароматную каморку целительницы. Там он впервые рассказал ей, что Лексор обещал ему дать вольную в случае успеха на состязаниях. Целительница нахмурилась и долго ничего не отвечала, и Виктору даже показалось, что она расстроена тем, что они могут навсегда расстаться. Все-таки отношения между ними сложились весьма теплые, и Ийсма заботилась о Викторе почти как о родном сыне. Он попытался утешить пожилую женщину и клятвенно заверил, что получив свободу, заработает денег и обязательно выкупит ее из рабства. Целительница, выслушав его горько усмехнулась:

- Ты добрый человек, Сангин. Но ты по-прежнему все тот же глупый Вик. В своей жадности хозяин скорее удавится, чем просто так отпустит раба. А обещание Лексора ничего не стоит, когда по закону ты раб Вендора. Разве хозяин хоть когда-нибудь, хоть кому-нибудь давал вольную? Я такого не помню. Зато я очень хорошо помню, как Вендор обещал отпустить на свободу меня. Это было давно, когда еще шла Большая кровавая война, а я только-только попала в плен к оркам. На поле боя Лексор получил серьезное ранение, от которого должен был скоро умереть. Тогда-то Вендор и принес его на руках ко мне обескровленного и почти уже мертвого. Он умолял спасти жизнь сына, и обещал подарить мне свободу, если я верну его к жизни. Это было четыре года тому назад и как видишь, Лексор жив и здоров, а я так и осталась рабыней.

Целительница осторожно прикоснулась рукой к помрачневшему Виктору и попыталась сгладить свои слова:

- Прости, я не хотела тебя расстраивать. Может быть, я ошибаюсь, и на этот раз все будет по-другому. Может быть, тебе повезет и Вендор подарит свободу.

Но Сомов уже и сам понимал, что целительница не ошибается, не будет по-другому и свободу ему не подарят. И от Хэка нет никаких вестей, а ведь уже и лето почти на исходе. Получается, что помощи ждать неоткуда и не от кого.

- Что же делать? — невольно и с болью в голосе произнес он вслух мучавший его вопрос.

- Жить, — смиренно ответила Ийсма, — просто жить и надеяться на лучшее.

- Нет, Ийсма, жить рабом я не согласен, — голос Сомова наливался решимостью, — И тебе не позволю. Мы рождены свободными, и мы будем жить свободными. Я тебе это обещаю. Или я выполню свое обещание или умру.

- Храбрый Вик, — улыбнулась пожилая женщина и загрустила, — Как бы я хотела, чтобы и мой сын был таким же, как ты. Где он сейчас мой бедный мальчик?

Наступила осень, рабы зачастили на поля, начиная собирать урожай, а многие из семейства Ихара стали готовиться к поездке в столицу. Все хотели посмотреть на своего любимца Лексора на арене и поболеть за него на соревнованиях. Сюрпризом для Сомова оказались слова орка:

- Поедешь в Макабр со мной. Собирайся.

Узнав эту новость, очень обрадовалась за Сомова Ийсма. Радовалась, что он увидит настоящий большой город и не один, а целых два, поскольку путь в Макабр лежал морем через ближний портовый город Эсгабар. Сама она всю свою жизнь прожила в городах и тяготилась унылым замком Вендора и сельским укладом, наверное, даже больше, чем своим положением невольницы. Старший раб Нокс расщедрился и выдал Сомову новую добротную одежду и почти не ношенные крепкие сандалии. Хотя, наверное, он это сделал не по собственной инициативе, (от него дождешься), а скорее всего, получил соответствующее распоряжение. Негоже рабу выглядеть оборванцем при солидном хозяине. С утра пораньше стала собираться вереница из колясок и повозок для господ и телег для груза и рабов. Подъехало и сопровождение из хорошо вооруженных всадников. Лексор отправлялся в путь верхом на черном норовистом жеребце. Вид знакомого коня вызвал у Виктора нестерпимое желание обхватить ногами скакуна и помчаться навстречу свистящему ветру, но ему плетью указали забраться в телегу и сидеть смирно. Вместе с ним в телеге ехало еще несколько рабов и рабынь, кто-то ведь должен был заботиться о господах во время пути. Выезжая из ворот, Сомов увидел Геора, который провожал его недобрым взглядом и при этом многообещающе поигрывал плетью.

Несмотря на осень, стояла великолепная и все еще по-летнему теплая погода. Природа вокруг была нетронутая дикая и прекрасная до совершенства, а вот дорога безнадежно разбитая и безобразная. Сомов не заглядывал под колеса, но сомневался, а есть ли она вообще эта дорога. Телега, на которой он ехал, тащилась в конце колоны и собирала всю пыль, поднятую впередиидущими лошадями и повозками. На зубах поскрипывал песок, рабы часто сплевывали и протирали глаза от пыли. К тому же телегу немилосердно трясло, а подложенное сено не могло заменить отсутствующих амортизаторов и резиновых покрышек. Все внутренности болели от бесконечной тряски по камням и ухабам.

За время пути из достопримечательностей увидели всего один замок, совсем маленький, даже без защитной стены, у которого сделали короткую остановку, чтобы напоить лошадей и дать им небольшой отдых. Сами орки успели наскоро перекусить и недолго пообщаться с хозяевами замка. Рабам хватило и того что их как и животных всего лишь напоили. Далее на пути попадались только захудалые деревеньки с покосившимися глинобитными домиками, которые проезжали не останавливаясь. В них Сомов видел много орков, которые будь они людьми, он бы назвал простолюдинами. Они выходили на обочину дороги, снимали тюрбаны и кланялись проезжающим господам. Эти усталые худые крестьяне выглядели не намного лучше рабов Вендора. Среди них попадались совсем старые орки, сгорбленные временем и опирающиеся на суковатые палки. Вот тебе и хозяева мира, глядя на них размышлял студент. Здесь, как и везде мир делился на богатых и бедных, а те в свою очередь на несметно богатых и абсолютно нищих. Тот же орк Нокс, как уже знал Виктор, попал в рабство за долги перед Вендором.

За полдень добрались до неширокой горной речки с быстрым и шумным течением. Через реку был перекинут основательный каменный мост по обе стороны, от которого на сотню метров расходилась булыжная мостовая. Здесь не пылило совсем, а по берегам реки буйно разрослись деревья. Когда въехали на мост Виктор был погружен в невеселые раздумья о своей дальнейшей участи. Станет ли он когда-нибудь свободным человеком? Надежда, конечно, есть — если сгинувший где-то Хэк остался в живых, если не забыл о своем спасителе, если найдет средства и способ его выкупить, если неудачник Лексор победит, наконец, на соревнованиях, если жадный Вендор согласится впервые в жизни отпустить раба на волю. Но не слишком ли много если?

Ровно на середине моста Сомов свечой взвился с телеги в воздух, перелетел невысокий каменный парапет и с всплеском ушел под воду, подняв тучи брызг. Вынырнув из неожиданно холодной воды и отфыркиваясь, он с тревогой оглянулся. Течение стремительно уносило его прочь, а караван повозок и телег продолжал свое неспешное движение. Никто его не преследовал, лишь всадник на черном жеребце стоял на мосту и смотрел ему в след.

Виктор уходил в свой очередной побег. Уходил вплавь. Решение это он принял мгновенно, как только сошлись все необходимые условия. Выяснилось, что внутренне он был всегда готов к побегу и только ждал благоприятного момента. И сейчас условия для побега оказались действительно очень подходящими, если не сказать идеальными. Преследовать его некому, из охраны орков не пошлешь, да и следопытов среди них нет. Пока соберут погоню, пройдут долгие часы, а может даже сутки, ведь орки как раз на полпути между замком и портовым городом. Это значит, что у студента просто огромная фора по времени. Река быстрая горная и несет его не медленнее, чем несла бы лошадь и к тому же вода в отличие от животного никогда не устает. Можно сплавиться по ней за сутки на сотни километров. Отыскать следы на таком расстоянии да еще по обоим берегам реки задача просто невыполнимая. У следопытов на это уйдет не один день, а к тому времени и след выветрится. Получается, что он наконец-таки сбежал и сбежал гарантированно без преследования. Душа Виктора пела от радости и он, не сдерживаясь, и сам запел на русском языке:

 Я свободен! Словно птица в небесах.  Я свободен! Я забыл, что значит страх.

Радость и ликование еще его переполняли, но он уже оценивал обстановку и понимал, что все далеко не так идеально, как показалось на первый взгляд. Во-первых, он ударился грудью о камни при прыжке в воду, река оказалась не слишком глубокой, но эта боль была терпима. Во-вторых, дно реки было усеяно валунами, Сомов несколько раз сильно ушиб себе ноги и оставался риск получить опасную травму. И в-третьих и самое главное вода в реке была очень холодной, у Виктора уже зуб на зуб не попадал от дрожи, и песня смолкла сама собой. Ориентируясь по солнцу, получалось, что его уносит все дальше на юг, и в этом тоже не было ничего хорошего, ведь гномы жили на севере.

Замерзший юноша выдержал заплыв больше часа, прежде чем выбрался на берег в подходящем месте. Выбор места был обусловлен небольшим завалом из бревен, которые Сомов собирался использовать. Но первым делом он снял, выжал одежду и голышом растянулся на горячем камне подставив продрогшее тело ласковым лучам солнца. Как только отогрелся, взялся растаскивать бревна из завала. Время не ждало. Пару выбранных бревен перехватил посередине веревкой, которой подпоясывался и получил маленький хлипкий плотик, не дававший никакой гарантии, что он не развалится при первом подходящем случае. Однако Виктор все-таки взобрался на него и пустился в дальнейшее плавание. Бревна связанные только посередине опасно гуляли вразнобой, грозясь прищемить человеку конечности. Под его весом они почти полностью уходили под воду, и студента заливало водой, но это было все же лучше чем плыть самому, полностью погрузившись в воду. К тому же спину пригревало солнце и немного компенсировало холод, идущий от воды. Берега реки то расширялись, и скорость течения реки снижалась до скорости хода пешим шагом, то сужались буквально до нескольких метров, и тогда плотик с человеком несло взбесившейся лошадью. Сомов загребал озябшими руками стараясь вписываться в извилистое русло реки, несколько раз наскакивал на подводные камни, застревал на них и сваливался в воду. Плотик при ударах о камни стремился развалиться на два отдельных бревна и держался только чудом. После захода солнца Сомов и не подумал останавливаться. В сумерках осторожно проплыл мимо деревни орков. В деревни было тихо и не было огней, словно она вымерла. Его никто не заметил и он никого не увидел. Витя замерз до чертиков и уже почти ничего не мог разглядеть в темноте, особенно когда над рекой нависали деревья закрывая листвой и без того тусклый свет луны, но он упрямо продолжал плыть вперед. От столкновений с берегом или камнями спасало ставшее медленным течение и расширившаяся река. Однако в какой-то момент, без явных причин, бревна плотика просто разошлись под человеком в разные стороны, и он бултыхнулся в воду. Плаванье закончилось, и пора было выбираться на берег.

На берегу он выжал одежду и еще влажную надел обратно. Ничего, на теле досохнет. В потемках отыскал небольшое углубление, где ветра было поменьше, и там решил заночевать. Сгреб опавшие листья в кучу и зарылся в них, как крот с головой. Осенние ночи прохладные, он дрожал до самого рассвета и спал урывками. Утреннее солнце не торопилось отогреть продрогшее за ночь тело. Тогда он принялся пополнять энергию слизнями, собирая их с влажных камней. Хорошая еда и за ней не надо было гоняться, просто бери и ешь. Разворошил муравейник и на облизанную палочку стал ловить муравьев. Некоторые санитары леса ухитрялись даже во рту укусить за язык, прежде чем были проглочены. Этого было ничтожно мало, чтобы насытиться, но хоть желудок перестал быть пустым. Спустившись к реке, потрогал воду, и она показалось ему просто ледяной. Лезть в нее совершенно не хотелось, но и выбора другого не было. Уходить по земле с того места где он ночевал и наследил так что его запах сразу почувствуют орки было нельзя. Виктор скрепя сердцем снял одежду, связал ее в компактный узел, зашел в воду и поплыл. Река разлилась, течение стало вялым и приходилось работать руками и ногами, чтобы двигаться быстрее. Грести мешала ставшая тяжелой от воды одежда, которую приходилось удерживать одной рукой, и Сомов быстро выбился из сил. Когда впереди показалась большая деревня орков, раскинувшаяся на обоих берегах, человек торопливо выбрался из воды. Прячась в кустах и наблюдая за суетой в деревне понял, что незаметно миновать ее по реке не выйдет. Вариант ждать ночи и потерять весь день исключался. Оставался один выход — дальше уходить по суше на север. Его и так уже основательно снесло рекой на юг. Но обойти деревню оказалось непростым делом, вокруг было полно возделанных полей, на которых трудились многочисленные орки. Виктор прятался по зарослям кустарника, пригнувшись, перемещался перебежками на открытых местах. По пути сорвал с поля спелую дыню, на ходу разломил об колено и, впиваясь в сладкую сочную мякоть с наслаждением съел. Вторую дыню Сомов прихватил с собой, получив в дорогу запас еды и воды в одной упаковке. Он старался скорее уйти от опасной деревни, но ему мешали нескончаемые поля. И совсем некстати стало саднить горло, а горячее солнце, почему то никак не могло согреть, появился озноб и слабость. Он начал покашливать. Только бы не заболеть, только не это, твердил он про себя, как заклинание. Страшно было представить себе, что его ждет в случае болезни.

К вечеру Сомов почувствовал себя так плохо, что решил найти укромное место и немного отлежаться. Его донимал непрекращающийся сухой кашель. Когда попался небольшой овраг, по которому протекал ручей с чистой водой, он решил остановиться здесь и устроить себе временное убежище. Из последних сил наломал веток и нарвал травы, из которых попытался соорудить маленький шалашик, но получилось нечто напоминающее гнездо. Забрался в него и забылся беспокойным сном.

Утро не принесло облегчения, а стало лишь еще хуже. Тело колотила непрерывная дрожь, кашель просто разрывал легкие, любая активность, даже вылазки из шалаша к воде вызывали учащенное дыхание и сердцебиение. Стоило только подняться, как сразу же хотелось лечь обратно. Идти в таком состоянии было немыслимо, оставалось только лежать и надеяться, что организм сам справится с недугом. А если иммунитет не осилит болезнь, то прямо здесь он и умрет от простуды. Ну, хотя бы умру свободным человеком, с сарказмом подумал студент. Стоило ли это того? Головная боль усиливалась и даже думать было больно.

В этом беспомощном состоянии изможденности и прострации его и нашли орки. Слезящимися глазами Виктор разглядел, что это были не следопыты, а два обычных крестьянина, видимо из деревни, от которой он так и не смог далеко уйти. Оба орка настороженно рассматривали человека и не осмеливались подходить ближе. Видимо их, как и многих других отпугивали белые волосы человека, заставляя считать его тем, кем он на самом деле не являлся.

Еще днем раньше Виктор беспокоился о том, что его могут поймать, то сейчас с некоторым удивлением отметил, что даже рад тому, что его нашли. По крайне мере нашли живым.

- Ты кто? — издалека выкрикнул один из орков.

- Мне нужна помощь, — еле слышно произнес Виктор и не узнал свой голос настолько сели голосовые связки.

Один орк осторожно приблизился, помог человеку сесть, задрал рукав его рубахи, увидел клеймо на плече и указал на него второму.

- Раб, — произнес он, и этим коротким словом было сказано все.

Оба орка сразу успокоились, стали уверенными и деловыми.

- Спасибо за помощь, ребята — просипел Сомов, когда ему связывали руки и ноги.

Дальнейшее в памяти сохранилось урывками. Его поволокли в деревню, где он какое-то время валялся в грязном насквозь провонявшемся навозом сарае вместе с домашними животными. Приходило много разных орков, с любопытством его рассматривали, но медицинской помощи никто оказывать не собирался. Запомнились детишки орков, с озорством тыкающие в него палкой и веселящиеся, когда в ответ он беспомощно мычал от боли. Потом его крепко связанного как тюк бросили на телегу и долго везли. Связывали напрасно, в таком разбитом состоянии он не мог ни бежать, ни идти, ни стоять. Даже солнечный свет вызывал болезненные ощущения в глазах. Как везли и куда, не запомнил совсем, потому что периодически терял сознание от непереносимой боли, вызванной тряской телеги по бездорожью. Когда ненадолго вынырнул из забытья, и мелькнули знакомые очертания замка Вендора, ему было уже все равно. Он умирал. Болели все мышцы тела так сильно, что даже пошевелиться было невозможно, а добивал мучительный кашель, но из-за боли даже откашляться не получалось и он просто задыхался.

А потом появилась надежда. Она положила холодную руку на раскаленный лоб, и стало спокойно и хорошо. Виктор поднял тяжелые веки и увидел Ийсму. Она плакала. Беззвучно. Слезы просто катились по ее щекам, когда она натирала человека мазями, прикладывала амулеты, обкладывала душистыми травами и поила снадобьем. Студент поймал ее руку и чуть придержал, не зная как выразить свою благодарность.

- Ийсма, — губами произнес он ее имя, но голоса своего не услышал. Голос у него пропал совсем.

Лишь через несколько дней благодаря невероятным усилиям целительницы он почувствовал себя лучше. Исчезли кашель и боль, и вернулся голос — хриплый низкий чужой, который остался у него навсегда.

А потом Ийсма исчезла и больше не появлялась. Зато появился Геор вместе с кузнецом. Геор вопреки ожиданиям Сомова не стал избивать человека, хотя по злобному выражению его лица было заметно, как сильно ему этого хочется. А кузнец без лишних разговоров приступил к работе и очень быстро на руках и ногах Сомова оказались тяжелые железные оковы с короткими цепями. Теперь захочешь не убежишь. Потом Геор лично отконвоировал человека в помывочную, где стояли большие чаны с обычной и кипящей водой, приказал выстирать и прокипятить одежду, а самому вымыться. Было указано особенно тщательно отмыть волосы, для чего даже был выдан кусок местного вонючего детергента. Затем Виктора вернули в отдельную каменную камеру, о существовании которой он и не подозревал. Перед тем как закрыть дверь за Сомовым, орк злорадно оскалился:

- Готовься, Сангин. Завтра утром тебя принесут в жертву.

Он лязгнул засовом и его удаляющийся зловещий хохот еще долго звучал в ушах Виктора.

Ну, вот и закончились его приключения в этом странном жестоком мире. Что ж, можно было считать эти полтора года, как небольшую отсрочку перед смертью. Ведь по большому счету он должен быть погибнуть еще тогда, в самолете рейс номер сорок пять тридцать восемь. Теперь для Сомова это было совершенно очевидно.

В камеру доносились приглушенные звуки музыкальных инструментов, смех, выкрики орков. Они сегодня что-то очень шумно праздновали и даже пели. Интересно что? Может быть, Лексор стал наконец-то чемпионом, а может у них так принято веселиться перед жертвоприношением? Эти звуки веселья еще сильнее терзали душу человека, приговоренного к ужасной смерти. Какой? Виктор старался об этом не думать и отгонял от себя видение черного блестящего жертвенника у подножья каменного истукана, бога орков. Мелькнула мысль покончить с собой прямо здесь в камере, чтобы не достаться на растерзание монстрам. Он даже огляделся в поисках средств для самоубийства, но кроме соломы в камере ничего больше не было. Да и не решился бы Виктор на такой поступок, даже перед лицом неминуемой смерти он не испытывал склонности к суициду. Очень хотелось жить. Как-то незаметно страх перед смертью сменился отрешенным спокойствием. Виктор смирился. Наверное, он уже просто привык умирать, Сначала в самолете, затем, когда пошел на нож, потом вместе с Хэком, когда они готовились принять последний в жизни бой с преследующими их орками. Да и при каждом неудачном побеге он готовился к смертельной расплате, а еще дважды смерть приходила с болезнью и отступала только благодаря целительнице. Смерть всегда стояла рядом и он привык к ее присутствию. Как там в песне пелось: «не насильственной смерти бояться надо, а насильственной жизни».

Ночью пошел дождь. Сомов не спал, ему было жаль тратить последние часы своей жизни на сон. Он слушал дождь, как тот шумит, падая в траву, как барабанит по крышам и как иногда его перекрывают ленивые раскаты грома. Под утро незаметно для самого себя Витя все-таки уснул на пару часов.

На рассвете, когда Сомова вывели из камеры во двор, дождь продолжал плакать. Погода, как говорится, соответствовала обстоятельствам. Он вышел спокойный слегка бледный и подставил лицо каплям дождя. Его отрешенное состояние резко контрастировало с суетой, царящей в замке и, особенно у большого обоза из груженых телег у ворот. Кричали надсмотрщики и бегали рабы, прикрывая от дождя груз в мешках, состоящий из урожая, который отправляли в столицу на продажу. Виктора подтолкнули в спину, провели через двор и поставили позвякивающего цепями перед очами самого Вендора Ихара. Хозяин сидел под навесом от дождя в окружении родственников и помощников. Лексора среди них не было. Вендор оценивающе посмотрел на стоящего перед ним молодого человека с непокорно поднятой головой, мокрыми белоснежными волосами, прилипшими от дождя ко лбу и взглядом устремленным куда-то вдаль.

- Хорош, очень даже хорош, — оценил хозяин и наклонился в сторону Геора, отдавая распоряжение: — На рынок сразу не вези. Попробуй сначала продать на аукционе рабов. И только если на аукционе не возьмут, тогда отдашь на рынок. Торгуйся и меньше, чем за пять золотых не уступай. Хотя такой необычный тип может уйти и за все десять, если я что-нибудь смыслю в рабах. И в железо его, чтобы опять не убег. В железо!

Сначала Виктор не понял, что разговор идет о нем, а когда понял, то растерялся от услышанных слов. Его не убьют? От сердца отлегло, и он испытал огромное облегчение, словно камень с души свалился. А потом его охватил гнев за жестокую шутку Геора насчет жертвоприношения, в которую он поверил. Человека собирались всего лишь продать, а не убивать. Сомов нашел шутника взглядом и сузившимися глазами попытался выразить всю свою ненависть к орку. Геор же наблюдая за ним, читал его как открытую книгу и, видя все состояния человека оглушительно расхохотался. Орк тут же поделился рассказом про удачно исполненную шутку со всеми присутствующими, и теперь вокруг хохотали все орки глядя на Виктора. Некоторые надрывались от хохота, держались за животы, хлопали себя по коленям, а сам хозяин даже прослезился от безудержного смеха. Ненавижу! Стиснув зубы и клокоча от ярости человек, смотрел на хохочущие клыкастые морды орков окружающие его со всех сторон. Ненавижу! Ненавижу!!!

Словно поняв, что жертвоприношение не состоится, дождь перестал лить, и показалось солнце, слегка разгоняя ненастную погоду. Виктора посадили в одну из телег, где сразу прикрепили цепь от его оков к одной из боковых жердин и телега, не мешкая тронулась в путь. И тут Сомов увидел Ийсму, порывавшуюся подойти к нему и которую не подпускал Геор гарцующий на коне и даже замахнувшийся на нее плетью. Телега, на которой сидел Виктор, протиснулась через узкую арку ворот и медленно покатилась прочь от замка, скрипя и покачиваясь на ухабах. Сомов, не отрываясь, смотрел, как уменьшается фигурка целительницы, выбежавшей за ворота. Скованный цепями он не имел возможности даже помахать ей на прощанье. Ийсма прижимала руки к груди и что-то шептала ему вслед может быть, прощалась, а может, произносила заклинания удачи, если таковые были в этом мире, и если вообще в этом мире была удача.

Глава 8. Добрый хозяин

Город Эсгабар поразил Виктора и оказался намного больше, чем он представлял себе города орков. Дольше часа понадобилась обозу, чтобы по узким улицам добраться до рынка и всю дорогу под аккомпанемент колес грохочущих по каменным мостовым Сомов непрерывно вертел головой переполненный самыми разными впечатлениями. Город начинался убогими глинобитными хижинами, переходящими в кварталы с деревянными домами. Все строения старые серые и неухоженные, а крыши домов черные, покрытые въевшейся сажей и копотью. На окраине располагались немногочисленные промышленные предприятия и фабрики. Рабочий район был небольшой из-за явно слабо развитой промышленности, но что-то здесь все-таки производили, поскольку из труб валил черный густой дым. По улицам бродили чумазые орки, возможно рабочие этих же фабрик, прислонившись к заборам, с обреченными лицами сидели нищие в грязных лохмотьях и повсюду сновали маленькие и шустрые оборванцы, которых возницы отгоняли кнутами. Вдоль обоза проскакал Геор, блеснув стеклами гогглов на лбу и предупреждая, чтобы все следили в оба глаза, пока шантрапа чего-нибудь не стянула.

Периферия остался позади, и появились каменные и кирпичные здания, которые становились все выше и лучше. Вдоль улиц, по которым они ехали, потянулись дома и лавки с разнообразными пестрыми вывесками. Читая названия, Виктор многие из них затруднялся перевести и мог только догадываться о содержании по сопровождающим надписи рисункам. Мясные и рыбные лавки, сапожные мастерские, готовая одежда, оружейная, а в этом доме, похоже, сдавали комнаты. По пути проехали мимо ничем не примечательного магазинчика с вывеской «Магические амулеты». Судя по его невзрачному виду, магия здесь занимала далеко не первое место, и это было странно. Когда проезжали мимо пекарни Виктор испытал настоящий шок, такого запаха свежеиспеченного хлеба он давненько не слышал. Он с упоением вдыхал сладкий аромат, пока булочная не скрылась за углом и пока не почувствовал, что пахнет уже не хлебом, а воняет нечистотами.

Навстречу попадались всевозможные торговцы. Одни куда-то катили свои тележки с товарами, а другие, уже выбрав подходящее место, бойко вели торговлю громкими зазывающими голосами. Чем ближе к центру города, тем больше разнообразного люда было на улицах, кто пешком, кто верхом, некоторые на извозчиках. Больше всего Виктора привело в изумление то, что среди горожан были не только орки, но и обычные люди и их было много. Не так много как орков, но все же предостаточно, а главное эти люди беспрепятственно перемещались по городу и, судя по всему, были свободными жителями. Это было неожиданно и совершенно непонятно. По одежде горожан, что орков, что людей можно было сразу определить их положение в обществе. Из толпы резко выделялись знатные орки. Они облачались преимущественно в кожаные одежды с многочисленными ремнями, поясами и блестящими медными пряжками и застежками. Обязательным аксессуаром являлись амулеты на груди, меч на боку и гогглы, чаще всего сдвинутые на лоб. Такие господа шли ледоколом свозь уличную толпу и прохожие почтительно расступались. Но чаще знатные орки перемещались верхом на лошадях, вращая головой, словно башней танка и целясь в окружающих окулярами гогглов. Поймав такой взгляд проезжающего мимо орка, Виктор испытал неприятное ощущение, словно его взял на прицел снайпер.

Но город поразил Сомова еще и отвратительным запахом, а точнее даже нестерпимой вонью, которой здесь пропиталось все вокруг. Вонь от желто-зеленого конского навоза, размазанного по мостовым, характерный канализационный смрад от сточных канав вдоль улиц, зловоние от куч мусора и грязи, наваленных, где попало и миазмы от помоев выплескиваемых иногда прямо из окон. На все это накладывался запах дыма и гари из низких фабричных труб, который оседал на город, а не уносился ветром. По сравнению с городом сельский замок Ихара, просто благоухал.

У входа на рынок творилось настоящее столпотворение, и стоял неимоверный гвалт. Здесь Сомова отстегнули от телеги, и дальше обоз двинулся уже без него. Геор привязал один конец веревки к цепям человека, а другой к седлу своей лошади и они двинулся в другом направлении, вниз по улице, имевшей явный уклон. Приходилось семенить за лошадью орка изо всех сил, бренча цепями, часто спотыкаясь и падая.

А потом они вышли к гавани, и Виктору открылось безмятежное бескрайнее море. Он забыл и про город и про своего надсмотрщика и все никак не мог оторвать глаз от синих бесконечных вод с белыми барашками на гребнях волн, над которыми кружились и пронзительно кричали чайки. Не меньше получаса ему позволили наслаждаться этими давно забытыми видами морских просторов, пока орк договаривался с капитаном судна о переправе в столицу. Когда переговоры успешно закончились, Сомова подняли с места и загнали в трюм одного из стоящих у пристани кораблей. Судно это было парусное трехмачтовое и, наверное, могло относиться к типу барков. Трюм барка оказался темным тесным и битком набитым вперемешку такими же, как и он, горемычными невольниками людьми и гномами. Поговорить Сомову удалось только с теми людьми, которые худо-бедно понимали орский язык, а таких нашлось всего пару человек. С остальными разговаривать возможности Виктор не имел, и выглядело это нелепо. Даже гномов владеющих орским оказалось на порядок больше, чем людей, но первейшие сами не хотели общаться с человеком. Впрочем, общаться рабам между собой было особо не о чем. Так и провели они около двух суток в мрачном антисанитарном трюме грузового судна, откуда их не выпускали даже оправиться. На третий день рабов подняли из трюма, и болезненно щурясь от яркого солнечного света, Сомов увидел Макабр.

Столица орков была еще огромнее, чем предыдущий город. Первое, что бросалось в глаза это несметное количество всевозможных кораблей стоящих в гавани и берега, густо усыпанные малыми судами и лодками. Потом взгляд натыкался на прибрежный бастион, возвышающийся над портом. Основательное сооружение из серого гранита с тремя башнями уменьшающегося диаметра, которые были поставлены друг на друга. Бастион возносился на десятки метров вверх, и носил явные следы былых сражений. Где-то камни почернели и даже оплавились, местами поверхность шла трещинами и то тут, то там видны были заплатки из материала отличающегося по цвету от основного серого фона. Когда-то тут кипела жаркая битва. Дальше взгляд притягивал далекий белый роскошный дворец, окруженный пятью высокими башнями и раскинувшийся на возвышенности. Виктор подумал, что, наверное, именно там сидит правитель орков и что это, скорее всего, королевский дворец. Но Геор уже тащил его по улице не давая разглядывать достопримечательности. В общем, то, что успевал рассмотреть студент, было похоже на то, что он видел уже ранее, только дома в столице были красивее и гораздо выше. Практически с любой точки города всегда можно было увидеть верхушки дворцов, храмов или других высотных сооружений. А воняло тут точно также как в Эсгабаре, несмотря на то, что чистоту здесь пытались поддерживать — им встретилась не одна телега с водой специально поливающая улицу. Цивилизация, подумал Сомов глядя на проезжающую поливальную телегу, грязная воняющая, но все же цивилизация.

Виктор был сильно потрясен тем, что успел увидеть за последние дни. Время, которое он прожил в замке Вендора, приучило его к мысли, что весь мир состоит из таких небольших сельских замков и население этого мира невелико. Он был наслышан от Ийсмы и Хэка о существовании городов, но даже близко не имел представления об их масштабах. И вдруг ему открылся такой размах, такое невероятное количество жителей и такие огромные города, что эта информация с трудом укладывалась в голове. Его мировоззрение претерпевало очередные кардинальные изменения, в то время как орк нетерпеливо дергал его за веревку.

Наконец, они достигли цели своего путешествия, исходя из количества рабов, которых здесь было больше, чем где-либо еще. В замке Сомов слышал, что речь шла об аукционе рабов и, судя по крайне довольному виду Геора, который закончил переговоры с каким-то орком и передал ему конец веревки, Виктора будут продавать с молотка. Хорошо это или плохо он не знал. К нему вразвалочку подошел Геор.

- Хочу попрощаться, раб, — сказал орк и нанес неожиданно резкий удар кулаком в живот.

Виктор охнул и присел от боли. На самом деле он успел сгруппироваться и даже немного увернуться от удара, месяцы тренировок не прошли даром, и тело само среагировало на опасность. Было больно, но вполне терпимо, даже захотелось гордо подняться и с превосходством усмехнуться в лицо орку или даже плюнуть. Однако Витя решил отбросить неуместное позерство, которое закончилось бы еще одним ударом. А оно ему надо? Но не смог удержаться от слов брошенных уже вдогонку уходящему орку:

- Я вернусь, Геор!

Орк обернулся и презрительно процедил свозь клыки:

- Я буду ждать.

Виктор не нашелся, что ответить и последнее слово осталось за орком.

Теперь студент попал в лапы работорговцев. Его вновь заставили вымыться, отобрали старую одежду, взамен выдав тонкий балахон, единственное достоинство которого было в том, что он легко снимался (впоследствии это пришлось делать очень много раз) и повесили на грудь бирку с номером семнадцать. В таком виде он просидел три дня в ряду таких же невольников, как и он прикованных к длинной общей цепи. Мимо протекал поток покупателей или просто зевак пришедших поглазеть на живой товар. Когда кто-то интересовался Сомовым, он обязан был подниматься, снимать балахон и выполнять все требования потенциального покупателя. Первоначальные попытки воспротивиться были пресечены надсмотрщиком с очень хитрым болевым амулетом, который следов не оставлял, но словно игла вонзился в позвоночник так, что болевой шок едва не закончился для студента обмороком. Сломали меня, суки, совсем сломали, упал духом Виктор, безропотно обнажаясь перед очередным клиентом. Среди тех, кто заинтересовался человеком, запомнился гном, который на чистом орском языке спросил его имя и сразу ушел, но оставил после себя мучительное чувство надежды на то, что это посыльный от Хэка. Еще запомнился пьяный покупатель в компании нескольких других хмельных и веселых людей. Видимо он был магом и достаточно состоятельным, поскольку одет был соответствующим образом, с амулетами на шее, навороченными гогглами скрывающими глаза и только вместо меча у него на поясе висело нечто напоминающее кобуру. Сопровождающие его лица так и вились вокруг него и были, похоже, обычными прихлебателями. Сначала вся эта камарилья интересовалась рабынями, но увидев Сомова, неожиданно переключилась на человека. Дальше разговор шел то на человеческом языке, когда люди общались между собой, то на орском, когда расспрашивали торговца и Виктор лишь отчасти понимал суть переговоров.

- Однако каков экземпляр, — маг с интересом рассматривал Сомова.

- Это полукровка уважаемый, — тут же подбежал с пояснениями торговец орк, услужливо кланяясь, — удивительная помесь вампира и человека.

- Сомневаюсь, — пробормотал маг, продолжая рассматривать Виктора свозь окуляры гогглов, на которых линзы то и дело сменяли друг друга, а потом выдал: — Лжешь ты торговец. Это просто седой человек.

И уже обращаясь к своей компании с веселым возмущением произнес:

- Этот мерзавец хочет меня надуть, выдавая седого мальчишку за вампира.

Компания отреагировала смехом и нелесными комментариями в адрес торговца.

- Как будет угодно господину, — покладисто согласился орк, — я лишь передаю слова его прежнего необразованного хозяина.

- Ну, что вы думаете, друзья, оценит ли такой подарок госпожа Конкорсия? — маг кивнул на неподвижно стоящего Виктора, — Зная ее слабость к необычным рабам, разве она не проявит ко мне свою благосклонность после такого щедрого дара?

Пьяная компания дружно поддержала планы мага в отношении некой госпожи Конкорсии. Судя по всему, они были готовы одобрить любое его предложение без раздумий.

- Сколько ты просишь за него, торговец?

- Раб будет продан с аукциона сегодня вечером, господин. Начальная цена семь золотых.

- Не слишком ли много за раба, пусть и светловолосого? Больно он тощий какой-то и лицо застывшее, уж не болен ли чем? — засомневался покупатель.

- Здоров, как акула, никакая хворь этого раба не берет.

- Склонен ли к побегу? Я гляжу, спина у него чересчур разукрашена.

- Что до спины уважаемый, так это прежний хозяин чудил, а сам-то раб смирный и покорный, никогда не убегал, — продолжал лгать торговец.

- Ну, хорошо, — маг внезапно утратил весь интерес к рабу, — А не пойти ли нам друзья в кабак? От жажды у меня совершенно пересохло в горле.

Все как один восторженным ревом выразили полное согласие с желанием благодетеля, и в предвкушении хмельного развлечения компания шумно двинулась прочь с невольничьего рынка.

Следующего покупателя без содрогания Сомов вспоминать не мог. Толстый лоснящийся орк с жирными часто облизываемыми губами и неприятным масленым взглядом, которым он долго разглядывал человека со всех сторон. Особое пристальное внимание орк уделил половому органу, который не только осмотрел, но и ощупал сальными пальцами. Спина Виктора, изуродованная плетьми, от загрубевших шрамов и ставшая твердой и похожей на панцирь черепахи, вызвала у орка нездоровую восхищенную реакцию. Пришлось не только открывать рот, показывать язык и зубы, но даже наклоняться, раздвигать ягодицы и стоять в такой унизительной позе достаточно долго, пока покупатель не насладился зрелищем. Покрывшись холодным потом, студент с ужасом понял, для каких целей его собираются купить и как планируют использовать. Он испытал глубочайший шок и на некоторое время полностью потерял связь с действительностью, ничего не видя и не слыша. Казалось, что хуже того, что происходило с Сомовым в этом мире, уже и быть не могло, но судьба приготовила еще один чудовищный сюрприз — стать сексуальной игрушкой для орка-извращенца. Виктор с трудом справился с захлестнувшей его паникой, подавив ее спасительной ненавистью. Убью, подумал он с холодной решимостью, выдержу все и убью при первом возможном случае.

Зал аукциона представлял собой скромный амфитеатр с несколькими ярусами каменных лавок, где полукругом расселись покупатели и основной площадки, на которой выстроили рабов. Объявлял товар аукционист, называл имя раба, возраст, физические данные, расхваливал его достоинства и принимал ставки. Его ассистенты выдергивали очередного невольника, выводили в центр амфитеатра, а потом в стороне оформляли завершение сделки. Зал амфитеатра был полон, хотя торговались, как правило, всего несколько человек. Среди покупателей и зрителей Виктор заметил в первом ряду мерзкого толстого орка и уже совершенного пьяного мага с единственным оставшимся на ногах товарищем. Ярусом выше Сомов с затаенной радостью увидел знакомого немногословного гнома и сжал кулаки на счастье. На последнем ряду нарисовалась морда Геора. Виктор почему-то ожидал, что вместе с ним придет и Лексор, но злобный орк сидел один. Торговля началась, рабы один за другим получали новых хозяев и покидали амфитеатр. Цены на живой товар колебались от трех до девяти золотых. Лишь за одного коренастого могучего гнома с фигурой Шварценеггера завязалась оживленная торговля с повышением ставок, и он был продан за рекордную сумму в двенадцать с половиной золотых. Когда настала очередь Сомова, с него сорвали одежду, вывели голого в центр амфитеатра и на нем сошлись сотни оценивающих глаз. Начали с семи золотых, прибавляя по пол золотому. В торговле приняли участие знакомые лица и несколько новых, среди которых была даже одна важная дородная орчанка решившая заполучить человека для каких-то своих женских целей. На ставке в десять золотых из конкурирующих покупателей остались только трое: гном, пьяный маг и толстый орк. Никто из них не собирался уступать друг другу, и зрители аукциона оживились, наблюдая за битвой кошельков. Когда гном несколько напряженно произнес «шестнадцать золотых» присутствующие ахнули, а Виктор замер.

- Семнадцать золотых, — вылез с предложением пьяный маг, вырываясь из рук своего товарища пытающегося удержать его от непомерно высоких ставок.

Мрачный гном молча встал и вышел из амфитеатра. У Виктора опустились руки и разжались кулаки — ну вот и все. Являлся ли этот гном посланником Хэка, Сомову уже не суждено было узнать.

- Восемнадцать, — взвизгнул толстый орк, и Виктору стало совсем муторно на душе.

На лавке, где сидел маг с приятелем, шла борьба. Вырывающегося мага хватали за одежду и что-то ему втолковывали, а он отбивался и на повышенных тонах возражал, часто упоминая госпожу Конкорсию. Победила магия. Маг встал, и слегка покачиваясь громко провозгласил:

- Девятнадцать золотых! — и с гордым видом посмотрел сначала на своего расстроенного приятеля, а потом перевел победоносный взгляд на орка.

Орк ответил ему ненавидящим взглядом, нервно покусывая и облизывая свои толстые губы и напряженно сжимая лапами кожаный мешочек с деньгами.

- Девятнадцать с половиной, — неуверенно выдавил он из себя.

Тогда маг подошел прямо к нему и, глядя сверху вниз на сидящего орка рявкнул:

- Двадцать!

А потом, явно куражась над орком, продолжил, будто считал:

- Двадцать один, двадцать два, продано!

И он с видом триумфатора повернулся к аукционисту. Неизвестно на какую реакцию рассчитывал пьяный маг, но зрители отреагировал положительными возгласами, гулом, топаньем ног и даже несколькими аплодисментами. Счастливо и пьяно улыбаясь, маг артистично поклонился оценившей его выходку публике. Приятель мага не столь пьяный и сохранивший остатки рассудка сокрушенно качал головой.

- Номер семнадцать продан господину Преану за двадцать два золотых! — объявил аукционист, и Виктора быстро оттащили в сторону.

Там уже со звоном отсчитывались золотые монеты, поскрипывая перьями, подписывались бумаги и мелькала морда необычайно радостного Геора. К плечу Сомова на прежнее клеймо наложили магический амулет, который в этот раз без боли бесследно уничтожил старую запись и выжег новые иероглифы: «Раб Вик Седой, хозяин Эргис Преан, город Макабр, год такой-то».

Потом все естественно направились в кабак, отпраздновать «удачную» сделку и отметить победу Эргиса, которую он сам воспринимал не просто как победу на аукционе над менее состоятельным конкурентом, а так словно одержал викторию на поле сражении. Пока кабак буквально гудел от разошедшегося мага, купленный раб сидел снаружи на улице у кухни, прислонившись спиной к стене, слушал пьяные крики и смотрел на город, погружающийся в ночь. Полная пожилая кухарка орчанка заметив глубоко несчастного раба, неожиданно вынесла ему кусок настоящей хлебной лепешки.

- Спасибо, госпожа, — искренне поблагодарил Виктор, жадно отрывая куски зубами и упиваясь давно забытым вкусом хлеба.

Казалось, что ничего вкуснее в жизни он не ел, чем эта сухая соленая лепешка. Кухарка молча посмотрела, как он ест, покачала головой, вдохнула и ушла обратно к себе на кухню. Никто студента не охранял, ночная улица была пустынна, за исключением двух извозчиков, мирно дремлющих в ожидании поздних клиентов. Можно было спокойно встать и уйти. Вот только куда пойдешь в незнакомом городе с оковами на ногах и клеймом раба на плече? Пришлось дождаться, пока новый хозяин закончит веселье и вслед за ним грузиться в гужевой транспорт. Извозчик орк крайне не довольный, что рядом с ним посадили раба, всю дорогу негромко ругался под свой огромный нос и неторопливо правил в сторону гавани.

Там их встретил нетерпеливо расхаживающий по пирсу молодой морской офицер и несколько матросов у небольшой шестивесельной шлюпки.

- Господин Преан, — едва сдерживая гнев, начал выговаривать офицер, — вы заставили нас ждать более пяти часов. Это просто возмутительно так поступать. Ни я, ни мои матросы даже не ужинали.

- Но-но-но! — пригрозил пальцем господин Преан и что-то еще хотел сказать, но посопев, лишь махнул рукой — в путь.

Когда Сомов полез в лодку за остальными, его властно остановил офицер:

- Стоять! Ты куда прешь? Кто таков?

Сомова посмотрел на мага, ожидая поддержки, но тот уже сладко посапывал сидя в шлюпке. На выручку рабу попытался прийти приятель мага, который оставался на берегу, но только еще больше напустил туману, чем что-то пояснил своим заплетающимся языком:

- Это самый дорогой раб в мире.

- И? — офицер ожидал дальнейших разъяснений.

Но приятель мага видимо был уже на пределе своих интеллектуальных возможностей.

- И все! — лаконично закончил он, повернулся, с трудом удерживая равновесие, и нетвердой походкой направился к извозчику.

Раб, приученный к тому, что его слово последнее, решил, что наступила его очередь говорить. Не зная языка, Витя не понял ни слова из прозвучавших диалогов, но примерно догадывался, почему его не пускают в лодку.

- Я новый раб господина Преана, — произнес он хриплым голосом, к которому еще сам не привык и показал клеймо на плече.

Офицер внимательно осмотрел клеймо, отступил в сторону, и, пропуская его в лодку, проворчал на чистом орском языке:

- Новый говоришь? Я у него и старых рабов никогда не видел. Залазь и садись на дно шлюпки, — а затем последовала команда матросам: — Отваливай.

И они отвалили. А примерно через час уже карабкались по лестнице на судно, которое Виктор не смог толком рассмотреть из-за наступившей темноты. Единственное что он разглядел, когда они подплывали так это черный силуэт на фоне темно синего неба — большой и красивый. Было очень неудобно и опасно взбираться по раскачивающейся неустойчивой лестнице в оковах, но Сомов справился. А вот господин Преан, сколько его не будили, не проснулся, и его позорно поднимали на судно ручной лебедкой вместе со шлюпкой посмеивающиеся втихаря матросы.

Увидев на борту корабля человека в оковах, капитан брезгливо поморщился:

- Это что еще за чучело?

- Говорит, что новый раб Эргиса. Клеймо есть, я проверил, — доложил офицер.

- Отправить к матросам в кубрик. Утром разберемся, — распорядился капитан.

Так Виктор оказался в кубрике в удобном спальном гамаке, где смог наконец-то блаженно расслабиться. Что его ждало дальше? Кто знает… Сверху из палубных иллюминаторов размером с блюдце лился голубоватый лунный свет, приглушенно били о борт ленивые волны и похрапывали спящие матросы. Все было, в общем, не так уж и плохо. Все лишь один раз, когда он заворочался, и цепи на его оковах забренчали, сердитый голос шепотом пообещал из темноты:

- Я тебе позвякаю! Будешь мешать спать — дам по башке!

Виктор не понял слов, но по интонации догадался, что требуют вести себя тише.

На рассвете судно наполнилось криками и беготней босых ног по палубе. Корабль оживал — снимался с якоря, гремя цепью, расправлял с хлопками огромные белые паруса и начинал величавое неторопливое скольжение по волнам. Виктор не знал, куда деваться среди бегающих и занятых делом матросов, пока раздраженный вчерашний офицер не указал ему место на корме возле входа в каюту мага. Сам маг еще не соизволил появиться. Сомов присел в уголке и стал с любопытством наблюдать за слаженными действиями экипажа. Его окружали нормальные человеческие лица, никаких орков или гномов и от этого на душе было спокойно и хорошо, даже невзирая на статус раба и железные оковы. Он впервые плыл на корабле (перевозку в трюме с рабами плаваньем не назовешь) и сейчас все происходящее для него было словно захватывающее кино про морскую жизнь с его непосредственным участием. Судно было узкое длинное с тремя косыми мачтами, многоэтажными парусами и называлось, вероятно, клипер, если Виктор хоть что-то понимал в различных типах парусных судов. Далеко вперед выступал бушприт, этакая установленная на носу судна наклонная мачта, к которой крепились косые паруса. Бушприт придавал кораблю вид грациозный стремительный и неудержимо рвущийся в небо. Между фок-мачтой и грот-мачтой из палубы торчала внушительная железная труба, а значит, кроме парусов у судна имелся еще один тип движителя. Какой именно двигатель можно было только догадываться, так как труба не дымила, но вряд под палубой находилось что-нибудь иное, чем паровой котел. Корабль оставлял за кормой город Макабр, но куда несли его паруса, для Виктора оставалось загадкой.

Распахнулась дверь, и появился маг, хмурый с недовольной помятой физиономией. Скользнул по Виктору безразличным взглядом, явно его не узнавая, и сразу спрятался за другой дверью морского туалета — гальюна. Виктор дождался его облегчения и проявил инициативу:

- Доброе утро, господин.

Маг смотрел на него, что-то мучительно припоминая, и Сомов пришел на помощь:

- Вы вчера купили меня на аукционе рабов в Макабре, господин.

- Вот как? — маг озадаченно потер шею, — А ну-ка, иди за мной.

Позвякивая цепями, Виктор зашел в каюту мага и остановился в дверях. Здесь было на что посмотреть: книги, сундуки, стены увешанные картинами и приборами, стол заваленный бумагами и предметами необычной формы и непонятного предназначения. Впрочем, в одном длинном цилиндрическом предмете Сомов распознал обыкновенную подзорную трубу. Маг сел за стол и первым делом налил себе из пузатой бутылки большую чашу вина, которую выцедил за один присест. Крякнул, вытер губы тыльной стороной ладони и начал перебирать кучи бумаг на столе.

- Как говоришь, тебя зовут? — рассеяно спросил он.

- Виктор Сангин.

- Имя у тебя какое-то орчье, — проворчал хозяин, — А то, что седой я и сам вижу. Ты кроме орского другого языка, не понимаешь что ли?

- Нет, господин, другим языкам не обучен. Можно звать Вик. Меня так раньше все называли.

- Ну, значит, будешь Вик, — согласился хозяин, а затем, когда он нашел купчую, глаза его медленно полезли на лоб и он, закашлявшись, спросил с затаенной надеждой: — За сколько говоришь, я тебя купил?

- Двадцать два золотых, господин.

Эргис застонал и снова взялся за бутылку. Выпив для успокоения нервов, он стал печально разглядывать своего нового раба.

- Ну и что за достоинства у тебя такие, если пришлось выложить целых двадцать два золотых?

- Никаких, господин, — честно признался студент и попытался развести руки в стороны, но лишь звякнул натянувшимися цепями.

Затем Виктор вспомнил обрывки вчерашних разговоров на рынке и осторожно предположил:

- Возможно, вы хотели меня подарить некой госпоже Конкорсии.

- Что за вздор ты несешь? За двадцать два золотых я бы мог купить саму госпожу, — нелестно отозвался маг о неизвестной даме и рассердился: — И потом, какого дьявола ей что-то дарить, если она осталась в Макабре.

Его дрожащая рука опять потянулась к бутылке.

- Охо-хо, — горестно вздохнул он и отдал Виктору первое распоряжение: — Уйди, с глаз моих долой, чтоб я тебя больше не видел.

Виктор послушно вернулся на прежнее место на палубе и забился в уголок, стараясь быть незаметным. Маг больше не показывался, а когда судно легло на курс и, накренившись, набрало приличную скорость, появился капитан. По его суровому лицу, тонко сжатым губам и грающим желвакам на скулах было видно, что он идет на разборки. Ему явно претил предстоящий разговор, и не нравилось нарушение субординации, заключающееся в том, что он идет к магу, а не наоборот. Маг магом, но главный на корабле все же капитан. Но если маг и не помышлял выходить из каюты, то капитан вынужден был направиться к нему лично. Сомов поднялся, стараясь не греметь цепями и вежливо поклонился:

- Добрый день, господин капитан.

Офицер не счел нужным отвечать рабу и без стука вошел в каюту мага.

- Господин Преан, вы исчерпали чашу моего терпения. По возвращении я буду вынужден подать рапорт о вашем недостойном поведении и лишении вас права быть магом на флоте его величества, — голос капитана был ледяным.

- Как вам будет угодно, капитан Креон, — высокомерно ответил маг.

- Вы подрываете не только свой авторитет, но тем самым и авторитет офицеров корабля, — возмутился капитан, — Нужно ли объяснять, как это важно для правильных отношений между членами команды.

- Мой авторитет вас не касается, а о своем извольте заботиться сами, — чванство мага было непробиваемым.

Оба на минуту замолчали, со злостью глядя друг на друга.

- Теперь о рабе, которого вы притащили на мое судно, — продолжил предъявлять претензии капитан, — Этот бездельник сидит на палубе, путается под ногами у команды и у меня в том числе. Я намерен отправить его в котельную и на период плавания пусть ваш раб поработает кочегаром. Хоть какая-то польза.

- Ну уж нет! — голос мага был полон яда, — Раб моя собственность и делать он будет то, что посчитаю нужным я. И потом, я заплатил за раба двадцать два золотых не для того, чтобы он грузил уголь.

- Вот как? И для чего же вы его купили?

- Это мое личное дело.

- Раб не может столько стоить. Вы позволяете себе издеваться надо мной?

- А вы позволяете себе обвинять меня во лжи? — возмутился маг, а потом продолжил скороговоркой: — Дуэли нам запрещены, но как порядочный человек вы должны отвечать за свои слова и я предлагаю пари на пять золотых, утверждая, что за раба я заплатил двадцать две золотых монеты.

Капитан язвительно рассмеялся, но будучи трезвым и осмотрительным человеком не торопился принимать предложение мага.

- Если я вдруг окажусь не прав, то думаю, вы удовлетворитесь одним золотым.

- По рукам, — сразу согласился маг и с ехидством протянул купчую: — Читайте.

Капитан пулей вылетел из дверей, окатив Сомова неприязненным взглядом. Следом за ним на палубу вышел, посмеиваясь, очень довольный маг. Похоже, всего один выигранный золотой привел его в хорошее расположение духа и уже заставил забыть, о двадцати двух потерянных. Он посмотрел Сомова, сиротливо сжавшегося в углу.

- Значит, говоришь, Вик тебя зовут? Вот что Вик найдешь плотника или механика, пусть снимут с тебя железо. С утра будешь приходить сюда, и убирать у меня в каюте, ну, а дальше поглядим, что с тобой делать, — маг почесал волосатую грудь в разрезе свободной рубахи и спохватился: — Только и не вздумай меня беспокоить, пока я сам не проснусь. Ну и под ногами не путайся, особенно у капитана.

С этого дня началась новая страница в жизни бывшего студента Виктора Сомова в этом невероятном мире. Нет, статус его как раба не изменился и это быстро ему разъяснил нынешний хозяин, пригрозив за непослушание смутными магическими карами. Но вместе с тем новый господин был относительно добр, никогда не наказывал своего невольника и даже определил ему содержание — пять медяков в неделю. То, что хозяин собирался платить рабу, студента несказанно удивило, а что касается послушания, то за время пребывания у орков Виктор был настолько вышколен, что не давал поводов для наказания. Первое время маг намеревался перепродать раба и прикидывал варианты, как бы это сделать с выгодой для себя. Но как ни крутил, получался только огромный убыток, и он решил оставить его себе, пока, по крайне мере. В то время, когда Сомов проводил уборку, хозяин не чурался беседовать со своим рабом. Душа мага требовала общения, а с господами офицерами он часто ругался и потому подолгу с ними не разговаривал и здесь раб пришел как раз кстати. Преан подробно расспрашивал его о жизни с орками (о побегах Виктор скромно умолчал), удивлялся тому, что Сомов не помнит своей прошлой жизни и даже намекнул, что если тот проявит безукоризненное послушание то, возможно, покажет его целителям, у которых имелись амулеты для восстановления памяти. Когда же Эргис находился в изрядном подпитии и соответственно в хорошем настроении то обещал даже больше — если раб докажет свою верность и преданность, то после его смерти получит вольную. А однажды предложил принести магическую клятву верности, за что был готов внести Виктора в завещание и выделить малую долю из наследства, а покамест повысить ему жалование. В чем заключалась клятва верности, Сомов не очень разобрался, но поостерегся принимать скоропалительное решение, помня пример капитана. Хозяин был очень хитрый человек.

- Я лучше помою пол, господин, — ушел Виктор от прямого ответа.

Постепенно выяснилось, что полувоенное судно, на котором оказался Сомов, совершало рейс по дипломатическим миссиям в разных странах, куда доставляло специфические грузы, официальные бумаги и корреспонденцию. Посетив последнюю миссию, сейчас корабль возвращался на родину в Останд самое большое из государств населенных людьми со столицей Маркатан, названной так в честь бывшего правителя. Попутно экипаж корабля занимался картографией, уточняя береговую линию. На борту судна находилось около тридцати человек: капитан, маг, два офицера, боцман, двадцать матросов и обслуга в виде повара, стюарда, плотника, парусного мастера и механика. Спал и столовался Сомов вместе с матросами, на еду, которая оставляла желать лучшего, но была несравнима с рабской похлебкой, не жаловался, морской болезни не испытывал, несмотря на трудности языка, нашел взаимопонимание с моряками, которые по существу были тоже подневольными людьми, а многие были пойманы и определены на судно силком. Маг своего раба не напрягал, и у Виктора было полно свободного времени, которое он проводил в обнимку с гитарой. Музыкальный инструмент обнаружился в кубрике матросов и вызвал у человека не только безмерную радость, но и легкую ностальгию по земле. Гитарой, судя по ее запыленному виду и совершенно расстроенному состоянию, долгое время никто не пользовался и матросы не только не возражали, когда ей занялся Виктор, а наоборот выражали ему всяческое одобрение. Хотя инструмент имел классическую грушевидную форму и привычные шесть струн из жил, но звучал он непривычно и негромко. Чтобы настроить гитару более или менее приемлемо Сомову потребовалось несколько часов. Вспомнилось, что на земле на настройку гитары у него уходила всего одна минута с помощью приложения для андроида на мобильном телефоне. Там достаточно было поднести гитару к микрофону и подтянуть струны по графику на экране телефона и ориентируясь по звуковому сигналу. Здесь же пришлось изрядно помучаться, и все равно идеального звучания он не добился. И дело было не в способностях Виктора, а в особенностях самого музыкального инструмента.

В детстве мама, наверное, видела в своем сыне будущего великого музыканта, поэтому с третьего класса он ходил заниматься к соседке учительнице музыки, которая пыталась научить его игре на пианино. Без всякого интереса он несколько раз в неделю терзал клавиши бедного музыкального инструмента и быстро бросил занятия, после которых в памяти осталось только знание нотной грамоты. Мама была настойчива, и он еще два года учился игре на гитаре, пока не подрос настолько, что смог отстоять перед родителями свои приоритеты — стать сильным спортсменом, а не знаменитым музыкантом. Мама тогда сильно расстроилась, а отец полностью поддержал сына и отвел в секцию бокса. Впрочем, как мы знаем тоже ненадолго. К гитаре Виктор вернулся в старших классах, потому что это нравилось девочкам. Слух у него был великолепный, а играть дворовые песни, пользуясь несколькими аккордами и имея за плечами хорошую школу игры на гитаре было парой пустяков. Вот только собственный голос его подводил, он был какой-то не слишком музыкальный, что несколько портило образ крутого романтичного парня с гитарой. Переехав учиться в Санкт-Петербург, он сошелся с несколькими единомышленниками студентами, которые играли в самодеятельной группе, где Виктору чаще всего доверяли бас-гитару, а уж к микрофону с его голосом и вовсе не подпускали. Репертуар группы составляли известные шлягеры, да и играли они в основном для себя и в свое удовольствие. В это время студент начал писать стихи и тесты для песен, но они оказались востребованными только девушками из института, а группа их петь не желала. Вот и метался Сомов по жизни то в спорт, то в музыку, то в учебу так и не определив окончательно свое место в жизни пока не купил билет на самолет рейс номер сорок пять тридцать восемь.

Зато теперь гитара стала его отдушиной в этом мире. Он вспоминал забытые земные мелодии, и негромко наигрывал их в кубрике или где-нибудь в укромном месте на носу клипера, раскачиваясь над волнами и разглядывая острова мимо которых они проплывали. Играл исключительно мелодии и никогда не позволял себе открыть рот и запеть что-нибудь на русском языке. Кроме переборов, соло и боя пробовал разные способы игры на гитаре, которые знал в теории, но раньше овладеть ими, просто не имел свободного времени. А таких способов игры были десятки, если не сотни. В свое время школьник Сомов хотел быстро научиться играть на гитаре, пока до него не дошло, что учиться можно было всю жизнь. И сейчас он с удовольствием продолжил свое обучение. Для матросов его игра была практически единственным развлечением, скрашивающим их досуг в отсутствии радио и телевидения, и никто никогда не говорил ему заткнуться. Капитан Креон, застав его однажды на палубе не проявил неудовольствия, а даже постоял немного не то чтобы рядом, но достаточно близко, чтобы слышать необычные звуки гитары и, не сказав ни слова ушел. Этим же вечером ему выдали матросскую робу и боты, которые были куда лучше тех обносков, в которых он ходил до сих пор. Кто отдал распоряжение его переодеть, Виктор не знал, но почему-то был уверен, что без капитана здесь не обошлось. Хозяин узнав, что Виктор умеет играть, теперь накачавшись вином, часто вызывал раба к себе, чтобы насладится звуками музыки. Как-то он растроганный музыкой и вином поделился с Виктором тем, что на самом деле на корабль он попал, чтобы посмотреть мир и набраться новых впечатлений. Сам себя он считал писателем, показал свою единственную изданную книгу и даже по пьяной лавочке пытался читать ее вслух, но конечно Сомов ничего не понял из набора слов на незнакомом языке. Хотя кое-какие основные слова, встречающиеся в обиходе матросов, Виктор уже выучил. У хозяина был затянувшийся творческий кризис, он жаждал славы и топил свои несбывшиеся мечты в вине. Его каюта часто была завалена скомканными, разорванными в клочья листами бумаги и пустыми бутылками. Кризис был непреодолим. Глядя на Эргиса и его муки творчества Сомов стал подумывать, а почему бы не помочь бедолаге хозяину и под это дело выторговать себе свободу. Ведь за спиной бывшего студента было все богатство мировой литературы земли. В похожей ситуации орк Лексор обещал ему свободу, а значит и Преан должен соблазниться. Но для начала следовало осторожно прощупать почву. Виктор выбрал подходящее время утром, когда пришел заниматься уборкой каюты и хозяин пребывал еще в трезвом уме и хорошем настроении, поправив его чашей вина.

- Господин Преан, а если бы вы стали очень знаменитым, вы бы подарили свободу человеку, который помог вам этого достичь?

- Уж не хочешь ли ты написать бестселлер вместо меня? Пиши раб! — рассмеялся маг, — Но не забывай, что все плоды рабского труда являются собственностью владельца.

- Я понял, господин, — разочаровано вздохнул Виктор, — Позвольте я помою пол.

Договориться не вышло. Но заинтригованный маг иногда возвращался к этому разговору, пытаясь выяснить, что же такое хотел предложить ему раб. Сомов молчал как партизан и на подобные вопросы предлагал то помыть пол, то поиграть на гитаре для хозяина. Чем больше отнекивался Виктор, тем больше убеждал себя Эргис, что у раба есть какая-то тайна, которая может привести к славе.

На самом деле у Сомова не было пока никакого конкретного предложения для мага. Первоначальную мысль — дать писателю несколько готовых сюжетов земных книг он отбросил. Идея и сюжет это одно, а вот написать так, чтобы сырой сюжет превратился в готовый литературный шедевр это совершенно другое. Тут был нужен талант, которого у господина Преана как раз и не хватало. Писать самому вместо хозяина на орском языке было еще глупее. Для орков что ли писать? И кто сказал, что у Сомова есть писательский талант? Опыт сочинительства собственных стихов говорил, что таланта у него скорее нет, чем он есть. Возможно, что Преан пишет даже лучше, чем он. Кроме того, написание книги процесс длительный и может занять не год и не два, если ты конечно не Дарья Донцова. Так что вариант с книгой студент отбросил. Нужно было предложить что-нибудь быстро реализуемое, мало затратное и приносящее всемирную известность. Если при этом еще и денег можно будет заработать, то это только добавит приятный бонус к славе. Деньги для мага играли второстепенную роль, поскольку он был далеко не бедным человеком. Весь день Сомов перебирал варианты земных изобретений, которые смог бы воплотить здесь и дать возможность прославиться хозяину. Наконец, наблюдая за тем, как Эргис царапает бумагу пером, Сомов остановился на пишущей ручке. Шариковую ручку ему, конечно, не сотворить, а вот автоматическую перьевую, чтобы можно было писать, не макая перо каждые полминуты в чернильницу запросто. Пусть в этом мире вместо «Паркера» будет «Перо Преана». Звучит, кстати, очень даже ничего. Но работу над проектом перьевой ручки пришлось отложить.

На обратном пути судно выполняло задачу королевской академии — уточнение береговой линии побережья орского государства. Неторопливо курсируя вдоль берега, вечером они наткнулись на орских пиратов, которые в сумерках на двух кораблях ринулись на перехват. На палубу вышли офицеры и спешно вооружились все свободные матросы. Капитан и маг стояли отдельно, спокойно обсуждая тактику предстоящих действий. Но до активных действий не дошло. Капитан, прежде чем вступать в бой предложил подсветить преследующие их корабли, чтобы лучше разглядеть с кем они имеют дело. Когда управляемый Преаном магический световой амулет прожектором ударил с корабля и принялся узким световым конусом нащупывать пиратские суда, те моментально заложили развороты и легли на обратный курс. Все закончилось, так и не начавшись. Напряжение спало, матросы смеялись и отпускали шуточки, а Виктор был разочарован и вместе с тем рад, что дело не дошло до абордажной схватки. Зато Сомов выяснил, что магию пираты очень уважают и избегают кораблей, в составе которых есть маги с боевыми амулетами. И все же жаль, что действия самих боевых амулетов увидеть не удалось. Судя по прологу в виде магического прожектора, это должна была быть та еще феерия.

Закончив с картографией, спустя месяц плавания они вошли в порт Олгаф, чтобы пополнить запасы воды для команды и вина для господина мага.

В каюте Сомов застал Преана склонившегося над картой. Карта! Студент дорого бы дал, чтобы взглянуть на нее. Он вытянул шею и чуть приподнялся на носках, пытаясь увидеть, что там изображено. Эргис заметил его нестерпимое любопытство.

- Ты чего шею тянешь, как жираф? Все ведь равно читать не умеешь.

- Всегда хотел увидеть, как выглядит мир, нарисованный на бумаге, — заискивающим тоном попросил Сомов.

- Ну-ка, достань мне бутылочку из ящика, — распорядился маг, а затем развернул карту к Виктору и насмешливо спросил: — Ну? Тебе хоть что-нибудь здесь понятно?

- Да, господин, — деревянным голосом ответил Сомов глядя на грубо нарисованную карту Европы. Это была земля. С другими государствами и чужими названиями, но все-таки земля.

- И что тебе понятно? — не поверил маг.

- Все, господин, — Виктор еще не мог прийти в себя от новости, что он находится на двойнике земли и чисто автоматически пояснил: — Это континент, здесь два моря, тут океан, вот проливы, острова, горы, реки, а это страны и города. Только не соображу, где находимся мы.

Он вопросительно посмотрел на Эргиса.

Маг озадаченно хмыкнул:

- Интересный ты раб, Вик. Карты понимаешь, музыку удивительную играешь, тайну какую-то хранишь про всемирную славу. Не желаешь поговорить об этом?

Виктор немедленно одел маску простачка:

- Не пойму я вас, господин Преан. Полы, что ли, помыть надо?

- Не придуривайся, Вик, все ты прекрасно понимаешь. Иди сюда, — его палец указал в карту рядом с сапогом Италии, — Мы сейчас здесь. В порту Олгафа.

Далее палец мага сдвинулся по карте куда-то в район Бельгии, Нидерландов или Германии, что трудно было понять, так как на их месте было нарисовано другое государство в форме ромба с вытянутым правым углом, занимающего значительную часть Европы.

- Это Останд и наша столица Маркатан — пояснил маг, а затем ткнул в Стамбул, — Это столица орков Макабр.

- А где Эсгабар? — напряженно спросил Виктор, уже догадываясь, куда покажет Преан.

Маг ненадолго поводил пальцем над картой, читая названия, и показал на берег Черного моря:

- Здесь.

Сомов судорожно вздохнул. Все правильно именно там где-то в районе Новороссийска или Сочи и разбился его самолет. Именно в том месте оборвалась его земная жизнь, и точно в том же районе он появился уже здесь на другой земле. Целая гама чувств отразилась на его лице.

Внимательно наблюдая за студентом, Эргис сделал видимо для себя какие-то выводы и неожиданно заявил:

- Ладно, Сангин. Будет тебе свобода в обмен на мою славу. Если ты не лжешь.

Виктор очень серьезно посмотрел на мага пытаясь понять, насколько можно верить его обещаниям. А если обманет? В каюте возникла напряженная тягостная тишина.

- Хорошо, — наконец согласился Сомов, а глаза его сузились и потемнели, — Вы получите свою славу и станете очень знаменитым, господин Преан.

Эргису стало немного не по себе от такой невероятно странной сделки, словно заключаемой с самим дьяволом. Он никому бы не признался, но этот молодой седой раб с хриплым голосом, каменным лицом и тяжелым взглядом его немного пугал. Хуже того, он верил в то, что ему обещал раб и сам не понимал, почему верит.

- Когда? — в горле мага пересохло.

- Как только так сразу, — улыбнулся Виктор довольный тем, что договор состоялся, — Мне потребуется время.

- Ты смотри не забывайся, раб! — пригрозил опомнившийся Эргис своему невольнику.

Сомов почтительно опустил голову в поклоне:

- Не волнуйтесь, господин, вы останетесь довольны. Еще до прибытия в Маркатан.

Стараясь сгладить осадок от необычной сделки, маг развязал кошелек, долго там копался и наконец, выудил тридцать медяков. Найти три медных монетки достоинством по десять оказалось непросто среди серебра и золота.

- Держи. Это тебе за первый месяц службы. Я иду на берег и хочу, чтоб ты меня сопровождал. Заодно сможешь прикупить себе что-нибудь в городе.

Хозяин и его раб стояли у борта, ожидая шлюпку, на которой первый рейсом отбыл в город капитан. Холодный утренний бриз освежал, и Виктор обхватив себя руками чуть пританцовывал. Эргис при параде, с неразлучными амулетами, кутался в кожаный плащ и глядел на город взглядом завоевателя.

- По случаю прибытия в Олгаф грех не выпить, — громогласно объявил он.

Сомов печально покосился на мага. Такое начало не внушало оптимизма. Пытаясь отвлечь хозяина от опасной темы, он спросил мнение Эргиса о городе, в который они прибыли и его жителях. Шлюпка задерживалась, и Преан охотно принялся разглагольствовать. Страна, которая располагалась на месте Италии, здесь именовалась Кассиус и входила в союз трех государств населенных олгами. По словам мага олги это почти люди, но с некоторыми особенностями внешности, одной из которых являлось практически полное отсутствие растительности на теле за исключением головы. Олги были создания крайне эгоистичные высокомерные и строго блюли чистоту расы. Браки с людьми у них не просто осуждались обществом, но и были законодательно запрещены под страхом поражения в гражданских правах.

- Спеси в них чересчур много, воображают о себе не весть что, — недовольно ворчал маг и нехотя признавал: — Раса, конечно, раса красивая, особенно олгийки. Женщины у них смуглые брюнетки, большеглазые стройные и изящные. Перед такими красотками трудно было бы устоять, если бы они того пожелали. Впрочем, говорят, что у капитана Креона здесь есть пассия и именно олгийка. Верится в это с трудом, учитывая местные нравы, но капитан каждый раз стоит нам зайти в Олгаф, пропадает где-то с утра и до ночи. Тут одно из двух — либо роковая женщина, либо наш доблестный капитан олгийский шпион.

Сплетни про любовные похождения капитана Креона Виктора мало интересовали, а вот рассказы об олгах наоборот. То обстоятельство, что новая раса не совсем люди требовало немедленного их переименования в соответствии с устоявшейся земной классификацией. В кого? В эльфов конечно. И не важно, что это раса брюнетов, решил бывший студент, все равно они будут для меня эльфами. Вампиры, которых он не видел, судя по рассказам, являлись в этом мире тоже неправильными блондинами, а орки так те вообще были чернокожими. Единственные кто идеально соответствовал сложившемуся образу фэнтезийных персонажей, были гномы — низкорослые волосатые, но и те на поверку оказались не вымершими неандертальцами. Эх, какой-то неправильный мир мне попался, вздохнул Сомов, забираясь в раскачивающуюся на волнах шлюпку следом за магом.

Портовый город эльфов заметно отличался от городов орков. Здесь было намного чище, воняло меньше и как-то по-другому. Дома в Олгафе были невысоки, но зато выглядели они красочно, и были заботливо ухожены. Преобладали двухэтажные постройки из белого или желтоватого камня с красными черепичными крышами и балкончиками, нависающими над узкими улицами. На балконах и на окнах снаружи висели длинные ящики с пышными цветами или вьющимися растениями, которые порой разрастались по стенам домов так, что забирались даже на крыши. Растения оживляли город, несмотря на то, что неумолимо наступающая осень уже подсушивала их и красила желтым.

Прямо на улицах под матерчатыми навесами шла торговля фруктами и овощами. Торговцы эльфы были мало похожи на торговцев орков, вели дела степенно и без крика. Выбор товаров был колоссален и глаза просто разбегались от гор винограда разных сортов, яблок всех цветов и размеров, персиков, апельсинов, бананов, ананасов, дынь, арбузов и прочих фруктов не считая овощей. Покупатели у прилавков не задерживались, эльфы большей частью казалось, просто прогуливаются по улицам. Жители предпочитали перемещаться пешим ходом, поскольку Олгаф раскинулся на склоне горы, и движение транспорта ограничивалось нижней частью города, а там, где мостовые из-за крутого подъема переходили в ступенчатую дорогу, он становился недоступен.

Виктор шел по мощеным улицам следом за магом и с интересом разглядывал встречных прохожих. Эльфы мужского пола все без исключения черноволосые, даже у старых эльфов седина едва заметна, безбородые безусые с гладкой кожей и правильными чертами лица. Эльфийки с огромными жгучими глазами, обрамленными длинными ресницами и безупречными фигурами, которые они подчеркивали широкими поясами под грудью или туго утянутыми корсетами. Однако яркая выразительная внешность эльфов неприятно контрастировала с их характером, в котором сквозило неприкрытое высокомерие. Украшениями эльфы не злоупотребляли, но следуя моде или скорее традиции, все без исключения носили золотые серьги, женщины, как полагается пару, а мужчины почему-то только одну серьгу. Как и орки, эльфы предпочитали кожаную одежду, препоясанную вдоль и поперек ремнями. Многие по погоде были в плащах, накинутых на плечи, а головы прикрывали красивыми широкополыми шляпами вполне современного вида, иногда декорированные одним или несколькими перьями, защищавшими как от солнца, так и от дождя. В ближайшей лавке маг не удержался и купил себе такую же шляпу за тридцать пять серебряных. Самый дешевый головной убор стоил здесь восемь серебряных монет, и с деньгами Сомова в этой лавке делать было нечего. Виктор быстро произвел в уме подсчет: если маг платит ему по тридцать медяков в месяц, а в одном серебряном сто медяков, то шляпу он сможет себе позволить через два года и пару месяцев. Виктор разочарованно покосился на Эргиса, однако, его хозяин не слишком-то щедр и платит рабу чисто символически.

После шляпной лавки они заглянули в магазин магических амулетов. Это был странный магазин больше похожий не на торговое помещение, а на картинную галерею. Готовых амулетов в наличие имелось всего несколько экземпляров, если это вообще были не образцы и хранились они на единственном маленьком прилавке за толстым стеклом. Зато все стены были увешаны картинами, эскизами, а иногда и чертежами необычных устройств. Маг и очень скупой на слова продавец обсуждали несколько изображенных предметов. Из лаконичного разговора Сомов не понял не единого слова, поскольку разговор шел на эльфийском, но Виктор не позволял себе скучать и с любопытством разглядывал причудливые рисунки на стенах. Все что он видел, сопровождая мага, было необычайно интересно и познавательно. Сомов готов был часами бродить, рассматривая всевозможные лавки с диковинными товарами, архитектуру города и своеобразных эльфийских жителей, но к его величайшему сожалению следующей и последней достопримечательностью оказался кабак.

Преану, несмотря на огромный выбор и количество алкоголя в кабаке было невесело. У мага не нашлось собутыльников, с которыми можно было бы поговорить по душам и поэтому Сомов вынужден был стоять рядом, и выслушивать пьяную болтовню Эргиса и его сентенции по поводу положительного влияния горячительных напитков на организм человека. Виктору было скучно, подобное он слышал уже не первый раз.

- Вик, а ты знаешь, что вино в небольшой мере очень полезно для здоровья? — разглагольствовал маг.

- Как скажите, хозяин, — равнодушно соглашался Сомов, озираясь по сторонам.

Место, в котором они находились, напоминало скорее приличный ресторан, чем захудалый кабак. Небольшое, но уютное и светлое помещение, столы, накрытые чистыми скатертями, серебряная посуда и вежливая немногословная обслуга. За столиками обедали несколько эльфов, которые чопорно вели беседы между собой и недовольно морщились, бросая презрительные взгляды на Преана, когда тот перебивал их своими громкими восклицаниями. Маг замечал их негативную реакцию, злорадно посмеивался и, похоже, намерено вел себя дерзко и вызывающе. В отличие от других посетителей Эргис почти ничего не ел, несмотря на то, что стол был обильно накрыт горячими и холодными закусками, но зато очень много пил и быстро пьянел. Сомова беспокоило два варианта развития событий: не учинит ли пьяный маг скандал и не придется ли тащить его бесчувственное тело на себе, если тот переберет со спиртным. Виктор предпринял последнюю попытку остановить мага:

- Господин Преан, разве не вы только что говорили, что вино полезно лишь в малой мере?

- Ну, говорил, — согласился маг, наливая себе очередную порцию.

- Зачем же вы, господин, не ограничиваетесь малой мерой, а вливаете столько, сколько влезет? — укоризненно спросил Виктор.

Маг, ничуть не смутившись, поднял серебряную чашу с вином и задумался на пару секунд.

- У каждого своя мера, Вик, — философски изрек он и опрокинул чашу залпом.

Осознав, что мага уже не остановить Сомов попросился на воздух. Преан с явной неохотой отпустил раба и заказал еще одну бутылку. Покинув хозяина, Виктор прогулялся до ближайшего торговца фруктами, где за десять медяков купил гроздь зеленого винограда. Устроившись на выступе фундамента у дверей кабака, он наслаждался сладкими ягодами и, не церемонясь, сплевывал виноградные косточки прямо на мостовую. Ни одной урны в городе не было, но улицы были относительно чистыми видимо по причине того, что все дороги имели сильный уклон и мусор с грязью периодически смывались дождями в море. Виктор несколько часов просидел, греясь на солнышке и любуясь проходящими или проезжающими в экипажах эльфийками, пока эту идиллию не разрушили стражи порядка. Стражников в подошедших эльфах выдавали одинаковые пластинчатые доспехи и шлемы, мечи на перевязях и гогглы на глазах у начальника. В чем суть претензий к нему Сомов не понял и пригласил блюстителей порядка внутрь кабака, где находился хозяин.

Расчет на то, что Преан легко разрулит ситуацию не оправдался. Пьяный маг уже допился до состояния супермен, готов был сразиться с любым врагом, в любом количестве и желал этого. Надменность эльфийских стражников моментально вывела его из себя, и разговор пошел на повышенных тонах, в которых зазвучали угрозы с обеих сторон.

- Седой! Выбрось этих негодяев за дверь! — отдал гневное распоряжение маг, — Не хочу марать о них руки.

Стражники понимали орский язык, судя по тому, как они сразу же схватились за рукоятки мечей и даже слегка потянули их из ножен. Виктор посмотрел на готовых ощетиниться острым железом эльфов и перевел беспомощный взгляд на Эргиса. Тот, сообразив, что ситуация его рабу неподконтрольна, опрокинул еще одну чашу, вытер губы салфеткой и запустил руки под стол.

- Сейчас, сейчас, — с нехорошим многообещающим взглядом приговаривал он, шаря у себя на поясе.

Наконец маг справился с упрямыми застежками кобуры и извлек оттуда совершенно невероятное оружие, грохнув им по столу. Мама дорогая, ахнул Виктор — на столе лежал револьвер. Это конечно был не наган и не другая земная система, но это, несомненно, был револьвер. Магический револьвер. Оружие было сделано из меди, потемневшей от времени и выглядело неестественно пузатым, из-за удлиненного вращающегося барабана, вместо ствола. Накладки из красного дерева на рукоятке, отполированное трением пальца блестящее спусковое кольцо и черные угрожающие дула. Один только вид этого револьвера отбивал всякую охоту спорить с его владельцем. Маг щелкнул предохранителем, после чего оружие где-то внутри засветилось рубиновым огнем и зашипело словно змея. Стражников как ветром сдуло, а вместе с ними заведение спешно покинули и остальные посетители. Маг презрительно рассмеялся, а потом поскучнел и скривился лицом.

- За подмогой побежали мерзавцы, — пояснил он и, сохраняя еще остатки рассудка, добавил: — Пора и нам отсюда убираться. Полагаю, что нескольких невоспитанных эльфов не стоят того, чтобы из-за них устраивать международный конфликт и разносить половину этого красивого города. Впрочем, это было бы забавно.

До пристани добирались пешком и встреченные эльфы уже не демонстрировали высокомерие, а испугано шарахались в стороны, поскольку маг и не думал прятать свое жуткое оружие в кобуру, а размахивал им всю дорогу. Магический револьвер время от времени шипел, стравливая воздух и напоминая, что находится в боевом режиме. Дежурная шлюпка с матросами оказалась на месте и незамедлительно переправила их на корабль, где Сомов смог наконец успокоиться и расслабиться в теплом уютном кубрике, а маг продолжил одиночное пьянство в своей каюте. Капитана долго не было и вследствие этого, Преан вдруг возомнил себя главным на корабле и совершенно распоясался. Он несколько раз выбирался с бутылкой на палубу, прикладывался к ней и громогласно отдавал команды сниматься с якоря, орал обрывки песен, выкрикивал угрозы в чей-то адрес, в общем, вел себя недостойно и безобразно. Матросы вместе с офицерами старались лишний раз не попадаться пьяному магу на глаза и сидели по каютам и кубрикам. Маг буянил и не давал спать почти всю ночь, а потом шандарахнул чем-то магическим так, что всех аж подбросило от неожиданного грохота. Не иначе, как маг все-таки не удержался и пальнул из своего магического револьвера. Оставалось надеяться, что выстрелил он просто в воздух, а не в сторону города. После этого наступила полная тишина, но никто так и не рискнул подняться на палубу и посмотреть, что там произошло.

Утром вернулся с берега грустный капитан, и судно сразу снялось с якоря, окуталось облаком парусов, развернуло нос в открытое море и стало набирать ход. Когда и без того расстроенному Креону доложили о ночной попойке со стрельбой, капитан взбеленился. Но разговор взбешенного капитана и мага не состоялся по причине невменяемого состояния последнего.

- Какой стыд! — не удержался от брезгливого восклицания капитан, выйдя из каюты мага, — И это наш корабельный маг. Позорище!

Сомову через боцмана донесли приказ Креона разбудить мага и привести его самого и каюту в порядок. Виктор осторожно заглянул в каюту и поморщился от гадкого запаха. В помещении стоял тяжелый дух перегара, к которому примешивалась вонь от обмоченного и высушенного на теле белья. По всей каюте были разбросаны листы бумаг и катались пустые бутылки. Господин маг спал в страшно неудобной позе буквой «П», вроде бы сидя на табурете, но прогнувшись спиной назад и уперевшись головой в пол. Как такое вообще было возможно? Сомов разогнул замычавшего Эргиса и перетащил так и не проснувшегося мага на постель. Будить его Виктор не осмелился. Стараясь не шуметь, убрал мусор, на скорую руку протер пол и открыл окно, чтобы проветрить помещение. Закончив, он осмотрелся и на столе заметил перьевую ручку мага. Тонкий медный десятисантиметровый цилиндр был покрыт искусными узорами, с одного конца в него было вставлено сменное золотое перо для чернил, а с другого воткнуто черное перо птицы. Разглядывая это произведение искусства, Виктора взяло сомнение в правильности выбора того, что должно было прославить мага, но затем он справедливо рассудил, что красота и удобство суть вещи разные. Отыскав на столе простое железное перо, чернильницу, несколько чистых листов бумаги и, прихватив все это с собой, он направился к плотнику. Пора было приступать к созданию первой автоматической перьевой ручки в этом мире.

Никаких сложностей Сомов не видел, однако реализация простого на первый взгляд проекта неожиданно столкнулась с непреодолимыми трудностями. Всю следующую неделю он изготавливал различные варианты ручки из склеенной бумаги, согнутой в трубочку меди или высверленного дерева. Самый удачный вариант получился из деревянной основы, в которой он просверлил камеру для чернил и вырезал канал для подачи чернил на железное перо. Внешне ручка выглядела неплохо и даже немного писала, но имела один существенный недостаток — писала она совсем недолго, а потом вдруг или переставала писать совсем или не с того ни с сего выпускала чрезмерную порцию чернил, оставляя на бумаге жирную кляксу. В чем заключалась причина этого безобразия, Виктор, хоть убей, не понимал. Железное перо было аналогом перьев на земле — раздвоенное, с изгибом на конце, чтобы не рвать бумагу и отверстием в центре для излишков чернил. Здесь придраться было не к чему, а значит, проблема заключалась в способе подачи чернил на перо. Он то уменьшал, то расширял канал для поступления чернил, делал его длиннее или короче, но каждый раз результаты были плачевными. Ручка или отказывалась писать или ставила кляксы. К концу недели изобретатель пришел в полное отчаяние, оставил бесплодные попытки настроить автоматическую ручку и начал подумывать над другими способами, как бы ему прославить хозяина.

Вечерами инженерные раздумья Сомова прерывал Эргис, который не просыхал уже вторую неделю и желал, чтобы его развлекали игрой на гитаре, а также остро нуждался в компании, поскольку господа офицеры объявили магу бойкот. Пальцами фиолетовыми от чернил Виктор бегал по струнам и выслушивал бесконечные пьяные бредни хозяина. Так выяснилось, что Преан был самым сильным магом в королевской академии и ему до сих пор шлют приглашения на работу ректором, но обида на столичных магов не позволяет ему принять эту почетную высочайшую должность. Также оказалось, что он участвовал в Большой кровавой войне, лично штурмовал какую-то оркскую крепость, где получил смертельное ранение и чудом выжил. Маг задирал рубаху и пытался показать, как доказательство шрам нанесенный мечом неприятеля и был абсолютно серьезно обескуражен его отсутствием.

- Наверное, целитель все бесследно залечил, — подсказывал ему Виктор с нескрываемым сарказмом, которого хозяин не замечал.

Преан жаждал славы и часто грезил ей в пьяных мечтах. Первая и единственная книга Эргиса, по его словам, разошлась огромным тиражом, вызвала небывалый ажиотаж в обществе, и даже сам король лично оставил благодарность в одном экземпляре, расписался и приложил большую королевскую печать. В поисках уникальной книги с королевским автографом и печатью они перерыли все полки, но так ее и не нашли, что для Виктора оказалось вполне ожидаемым, а Преана расстроило до слез. Писатель ругал издателей, которые не дают ему публиковать новые произведения и одновременно жаловался, что у него кризис творчества и ничего не пишется, как он не старается. А однажды совершенно упившийся маг схватил Виктора за грудки, прижал к стене и, дыша перегаром в лицо с угрозой произнес:

- Я тебе поверил, Седой. Не вздумай меня обмануть!

Такое внезапное проявление агрессии не на шутку напугало Сомова. Его хозяин был неплохим человеком, когда оставался трезв, но выпив, становился неадекватным, и огорчать его в таком состоянии было крайне опасно. Обманывать Преана Виктор не собирался, но затея с автоматической ручкой потерпела фиаско, а ничего другого подходящего на ум не приходило. Стоило ему задуматься над проблемой, как в голову упрямо лезли всякие мобильные телефоны, компьютеры, телевизоры и микроволновки. У Сомова уже голова шла кругом от привычных для него, но абсолютно невозможных для создания в этом мире вещей.

Тем временем судно миновало гибралтарский пролив и порт Улаф. Якорь в порту бросили всего на пару часов, только чтобы забрать дипломатическую корреспонденцию, после чего корабль взял курс на север вдоль побережья второго государства эльфов — Феслании. Дул сильный встречный ветер и пришлось идти галсами, отклоняясь от цели и теряя время. Палуба судна накренялась так сильно, что по ней стало трудно не только передвигаться, но даже чтобы просто стоять приходилось обязательно за что-нибудь держаться. Спустя сутки такого изматывающего плавания капитан отдал приказ спустить паруса и раскочегарить машину. Теперь они шли точно на север, из трубы валил густой черный дым, а под палубой пыхтел и постукивал поршнями паровой двигатель. Когда достигли, и стали огибать французский полуостров Котантен, который здесь принадлежал третьему эльфийскому государству Фаргаус, заметно выросло количество встречных кораблей. Некоторые из них шли под необычными черными или красными парусами, а иногда одновременно и черными и красными вперемешку. Альты, пояснил Виктору один из матросов, недобро провожая взглядом огромный клипер вампиров, несущийся на раздутых разноцветных парусах.

Полтора месяца плавания подходили к концу, а Виктор так и не придумал ничего, что могло бы прославить его хозяина. Маг, между тем, не выходил из запоя и в очередной холодный вечер, подогревшись вином, решил поразить Сомова своими писательскими талантами и прочитать ему лучшие моменты из своей книги, которая называлась «Хфиласан и Елизада». Произведение было естественно о несчастной любви обильно политой слезами и кровью. Спьяну Преан начал читать на языке оригинала, пока не сообразил, что Виктор ни слова не понимает из того, что слышит. Писатель попытался сходу переводить на орский, но это получилось у него плохо и, кроме того, он заявил, что бедный орский язык не способен был передать всей многогранной красоты его гениального произведения. И тогда маг загорелся идеей обучить своего раба человеческому языку. Среди прочих магических предметов у Преана имелись языковые амулеты всех известных стран. Когда в трясущихся руках хозяина появился амулет похожий на обруч для надевания на голову, Виктор забеспокоился, как бы пьяный маг не сотворил с ним чего-нибудь нехорошего. Однако будучи человеком подневольным у Сомова не оставалось иного выбора кроме как подчиниться, сесть на табурет и покорно надеть амулет на свою седую голову. Хозяин минуту манипулировал с амулетом, а затем в глазах у раба потемнело, и он потерял сознание.

Судно накренилось на бок, от чего Виктор упал на пол, амулет слетел с его головы, а сам он пришел в себя. От звука падения очнулся и задремавший за столом маг. Уснул он видимо прямо на своей книге, потому что, когда оторвал голову от стола и поднял лицо, на его щеке явственно проступили большие рельефные буквы — «Елизада». Сомов без проблем прочитал и понял это слово, несмотря на то, что оно отпечаталось зеркально. По случаю удачного завершения обучения маг налил вина не только себе, но и своему рабу, а затем торжественно протянул свою книгу. В голове студента шумело от вина, от воздействия амулета, от удара при падении и строчки книги расплывались перед глазами. Странное дело, все буквы казались Виктору знакомыми, он даже мог назвать каждую из них, знал, как она звучит и даже мог прочитать слово или предложение целиком, но что эти слова значили, он понятия не имел. Единственными понятными словами в тексте были только имена главных героев. Об этом он и сообщил озадаченному магу. Эргис долго осматривал амулет и наконец, радостно заявил, что все в порядке, и он просто перепутал амулеты. Оказалось, что вместо языкового амулета он использовал амулет для обучения письменности. Ошибка привела мага в пьяный и веселый восторг, ведь теперь у него был единственный в своем роде раб умеющий писать, но не умеющий говорить на остандском. Эргис даже задумался, а не оставить ли все так как есть, чтобы затем использовать раба в качестве писца, не понимающего смысла того что пишет. Эта идея казалась Преану весьма привлекательной. Сомов не возражал, так как голова его раскалывалась от боли, а эксперименты пьяного мага пугали своими непредсказуемыми последствиями. Однако нестерпимое желание писателя похвастать своей книгой хотя бы перед собственным рабом пересилило чащу весов в пользу дальнейшего магического обучения. Виктор вынужден был со страхом снова надеть обруч с новым амулетом на свою многострадальную голову. Вторично за эту насыщенную магическими событиями ночь в его глазах померк свет, и он провалился в беспамятство.

Очнулся он от собственного стона и невыносимой головной боли. Маг спал уже не сидя, а лежа на кровати не снимая ни одежды, ни обуви. Виктор стащил с головы обруч и положил его на стол рядом с книгой. Проверять свои способности к языку не было ни сил, ни желания. Хватаясь за борт и перебирая ванты, он еле дотащился до кубрика, сполз вниз, с нескольких попыток забрался в гамак и провалился в мучительный сон, наполненный кошмарными видениями.

Проснулся студент совершенно разбитым и нисколько не отдохнувшим. Боль продолжала пульсировать в голове так сильно, что Сомов сжимал череп руками и тихо постанывал, когда его никто не видел. Вдобавок пришлось слушать ругань мага, что, дескать, на раба были потрачены слишком дорогие магические амулеты. Виктор не стал напоминать о том, что инициатива магического обучения исходила от самого мага, а лично он, как раз таки возражал изо всех сил. Заметив, наконец, болезненное состояние невольника, Эргис велел убираться, что с удовольствием Сомов и сделал. Весь день он провел лежа в кубрике, поднимаясь только чтобы поесть. Несколько матросов отметили его плохое самочувствие, и он прекрасно понял, что они сказали, но даже это не радовало. Только на второй день Виктор оправился от негативных последствий использования магических амулетов и только тогда в полной мере оценил их потрясающую эффективность. Сомова поразило, что всего за одну ночь он полностью освоил человеческий язык и письменность. Всего за одну ночь! Такая магия вызывала у студента привыкшего получать знания долгой и нудной зубрежкой полнейшее изумление и восхищение. О том, что за это пришлось заплатить несколькими днями чудовищной головной боли, он уже не вспоминал. Болезненные ощущения прошли, а знания остались, и это было главное. Матросы, когда он на идеальном языке Останда поддержал беседу, не придали этому факту особого значения и в отличие от него не слишком удивились.

- О, немой заговорил, — по-дружески подтрунивали моряки над невольником, — Может, теперь споешь нам под гитару, Седой?

Действительно, подумал Виктор, почему бы и не спеть, раз уж открылись новые возможности. Оставалось только написать подходящий текст, чтобы было о чем петь, и он незамедлительно взялся за перо и бумагу. Регулярно окуная перо своей «автоматической» ручки в чернильницу, он стал набрасывать свои первые стихи в мире Осаны. Теперь, владея языком, он знал, что люди называют свой мир Осана. Писалось на удивление легко и быстро, благо стандартизация, проведенная в свое время правителем Марком, коснулась и языка. Почти все окончания слов были на «а», «о» или «ан». Исключение составляли только имена собственные ну и некоторые другие исключения, существующие для того, чтобы подтверждать правило. Язык Останда оказался похожим на земное эсперанто, звучал красиво, а рифмовать строки стихов на нем было настоящее удовольствие. Виктор не стал повторять свой предыдущий земной опыт рифмотворчества, когда даже друзья по студенческой музыкальной группе отказывались петь песни на его стихи. Зачем было мучиться и изобретать велосипед, когда в его распоряжении имелись творения авторов, уже прошедшие строгий отбор читателей, слушателей и критиков на земле и выдержавшие испытание временем. Достаточно было просто перевести их на остандский и при этом заменить всего несколько слов незнакомых здешней отсталой цивилизации. В процессе перевода Сомов стал беззастенчиво менять текст, если ему казалось, что автор подобрал неудачное слово в силу требования рифмы или размера. В остандском языке практически не было проблем с рифмой и это открывало безграничные возможности для поэта. Виктор быстро и без затруднений закончил первый пробный перевод песни на морскую тематику. Он перечитывал еще раз и еще получившееся произведение и не мог избавиться от впечатления, что его вариант и по смыслу и по звучание гораздо лучше оригинала. Сомов терял скромность и ничего не мог с собой поделать. Простите меня Булат Шалвович, мысленно попросил он прощения у великого барда за то, что ваш Портленд превратился в мой Останд. Не останавливаясь, сходу он перевел еще одну песню о море и кораблях на этот раз принадлежащую Владимиру Высоцкому.

Учитывая, с какой легкостью и скоростью он написал первые два стихотворения, такими темпами он мог в очень короткое время настрочить целый сборник стихов. Причем стихов такого высочайшего уровня, которого мир Осаны еще не видел. Сомов, конечно, понятия не имел, как обстоят дела с поэзией у людей, пока ему доводилось слышать лишь вирши орков, и у них-то он точно прослыл бы Байроном и Пушкиным в одном лице. Однако Виктор нисколько не сомневался, что и в Останде творения земных классиков ожидает фурор. Иначе и быть не может. Вот и подарок для господина Преана, который не только сделает его известным, но и прославит мага-алкоголика в веках. Но поразмыслив немного, Сомов решил, что не стоит торопиться и отдавать шедевры земных классиков Эргису.

Работу над переводом стихов пришлось отложить и бежать по требованию хозяина к нему в каюту. Преан сегодня вышел из запоя и был непривычно трезвым и хмурым. Он пригласил Сомова присесть за стол, выложил перед ним свою книгу и уставился мутным взглядом.

- Я научил тебя говорить и читать, — не стал скромничать маг, — и теперь ты в состоянии самостоятельно насладиться высоким литературным искусством. Дарю тебе мое сочинение. Читай Сангин и наслаждайся.

- Спасибо, хозяин, — поклонился Виктор, — Вы необычайно добры.

Он взял книгу со стола, на котором, кроме всего прочего, лежала старая остандская газета. Сомов рассеяно посмотрел на печатное издание, невольно задержался взглядом, и тут его озарила идея. Идея с большой буквы. Даже навскидку было ясно, что воплотить эту идею будет проще простого, а создателю она сулит и всемирную славу, и неплохие деньги. Все было настолько просто, что студент удивился, как же он раньше до этого не додумался.

- Господин Преан, — заискивающе спросил Виктор, — А нет ли у вас словаря? Вдруг в вашей книге мне попадутся непонятные выражения, а я не хочу пропустить ни одного слова из вашего гениального произведения.

Хозяин криво улыбнулся неприкрытой лести и дал Сомову толстенный словарь в потертой кожаной обложке. Теперь у Виктора было все, что требовалось для реализации его плана. Он посмотрел прямо в глаза Эргису и уже другим голосом твердо и уверенно произнес:

- Господин Преан, у меня тоже есть для вас подарок. Завтра вы получите то, что принесет вам всемирную известность, славу и деньги. Я же ожидаю получить за это обещанную свободу.

Улыбка сбежала с лица мага, а глаза его ожили и заблестели.

- Завтра? — переспросил он и облизнул внезапно пересохшие губы.

- Завтра, господин Преан, — подтвердил Сомов и снова напомнил: — А взамен я получу свободу.

- Конечно, конечно, — поспешил согласиться маг, а оставшись один, распахнул окно и долго смотрел на волны атлантического океана, — Какого черта я ему верю? — спрашивал сам себя Эргис и не находил ответа.

Преан вздохнул и достал бутылку вина, задумчиво повертел ее в руках, разглядывая этикетку, а затем еще раз вздохнул и с сожалением убрал бутылку на место.

Сомов тем временем выпросил у плотника линейку, а вернувшись в кубрик, принялся за черчение. Когда чертеж был закончен, начал вдоль и поперек перерывать словарь и делать записи на отдельных листах. К вечеру, когда он почти завершил работу, на палубе вдруг раздались радостные крики, а в кубрик свесился матрос вниз головой и выкрикнул:

- Останд!

Все разом помчались наверх и Виктор, не удержавшись, полез вслед за остальными. Честно говоря, берег Останда ничем не отличался от эльфийского берега, и смотреть было не на что. Те же горы покрытые лесом, свозь которые местами прорвались голые вершины скал, а над ними все то же грязное пасмурное небо. Но общая радость команды невольно передалась Виктору, и он заулыбался, как и все остальные. Единодушному настроению поддался и обычно суровый капитан, который приказал выдать всем матросам по чарке вина, и радость повысилась до ликования. Вслед за бочонком вина свободные от дел моряки устремились в кубрик, а вахтенные матросы проводили их завистливыми взглядами. Виктор, слегка подмерзнув, покинул палубу одним из последних и вернулся к прерванной работе со словарем.

В кубрике набилось огромное количество народа. Кроме постоянно обитающих здесь моряков пришли матросы из котельной и почти весь обслуживающий персонал. Виктора зажали в углу на рундуке и мешали работать. Несколько раз Сомова просили поиграть на гитаре и предлагали выпить, но лишь отнекивался — позже. Краем уха он слышал, как разговоры перескакивают с одной темы на другую, и в какой-то момент речь зашла о кораблях-призраках. Вот тогда Виктор, захваченный новой идеей, отложил работу для Преана в сторону и второпях набросал текст песни «Летучий голландец», слышанный им в исполнении Лермана. И когда его в очередной раз попросили сыграть он не стал отказываться и пробрался в центр кубрика. Матросы оживились, раздвинулись, освобождая место за столом, и передали гитару.

- Сотни лет тому назад, — начал предысторию Виктор своим хриплым низким голосом, — альтарийский капитан вез на борту молодую пару. Капитану очень приглянулась девушка, он убил ее суженого, а девушкой попытался овладеть силой, но она бросилась за борт. Затем огибая мыс Бурь, его корабль попал в сильнейший шторм. Матросы стали роптать и предлагали переждать непогоду в спокойной бухте. Капитан убил всех недовольных и поклялся, что никто из команды не ступит на берег, пока они не обогнут мыс, даже если для этого потребуется вечность. Этим он навлек на свое судно ужасное проклятье. С тех пор его корабль с черными парусами и мертвой неуязвимой командой бороздит волны океана. И никто из команды не может сойти на берег и горе тому, кто встретит его черные паруса в открытом океане.

Виктор перехватил удобнее гитару, прошелся по струнам перебором и, поначалу грустно и негромко но, постепенно повышая голос и напряжение запел:

 Каждый день, отправляясь в плавание  По морям, свозь ветра и бури,  Я мечтаю о тихой гавани,  Где б мои корабли уснули  И о пристани в синих сумерках,  Где огни угольками рдеют,  Где не верят тому, что умер я,  Где все время ждут и надеются…

И повторил припев с хриплым надрывом, вкладывая в него всю свою боль и отчаяние:

 Где не верят тому, что умер я,  Где все время ждут и надеются…

Он бил по струнам все взвинчивая и взвинчивая себя и слушателей, и не узнавая свой низкий и хриплый голос, а когда закончил последний куплет, и затихли звуки струн, в кубрике наступила гробовая тишина. Стало слышно, как жалобно скрипят доски бортов и мощно ударяют волны в форштевень.

- Ну, ты Седой даешь. У меня мурашки по коже от твоей песни, — первым очнулся от наваждения и нарушил мертвое молчание боцман, — Вот это ты нагнал на нас жути. Какая странная песня. Ни начала нет, ни конца. Откуда ты только ее взял?

Виктор пожал плечами. Он понимал, что его песня разительно отличается от того что пели местные барды, где события происходили с завязкой, развитием сюжета и заканчивались либо смертью героя либо «жили они долго и счастливо». Для этого он и рассказал историю летучего голландца словами, перед тем как петь, иначе бы матросы его вообще не поняли.

- Жуткая песня, аж в самое нутро проникает, — боцман протянул чашку: — Налейте-ка мне вина. И Седому налейте! Полную! Заслужил.

После слов боцмана все загомонили и зашевелились, разливая вино и делясь впечатлениями от необычной песни. Виктору тоже налили доверху, он пригубил кислое вино и задумался. Во-первых, он не узнал своего голоса, настолько низко тот звучал, и хрипота не мешала, а наоборот дополняла тембр, во-вторых он сам был потрясен тем эффектом, который произвела песня. Он даже не представлял, что отважных мореходов может что-нибудь напугать, но ведь они действительно испугались. Просто чертовщина какая-то.

- Давай-ка что-нибудь веселое, Седой, а? — попросил боцман, — Не то боюсь, что команда от страха не уснет ночью.

Шутка боцмана вызвала несколько неуверенных смешков и напряжение, вызванное песней, стало спадать.

- Да я только одну веселую знаю, — сказал Сомов.

- Но точно веселую? — недоверчиво спросил кто-то из молодых матросов.

- Точнее не бывает, — улыбнулся Виктор и заранее извинился: — Только она тоже без начала и конца.

- Ничего, давай пой, — послышались голоса с разных сторон, — но только обязательно веселую.

Сомов провел рукой по струнам, заметил, как напряглись вокруг матросы, и опять наступила тишина.

Эту пиратскую лирическую песню он записал самой первой еще утром и сейчас решил исполнить ее не в стиле автора, а так как однажды спел ее актер Филатов в каком-то фильме. И Виктор начал в бодром темпе и с залихватским весельем:

 В ночь, перед бурею на мачте,  Горят святого Эльма свечки.  Отогревают наши души  За все минувшие года.  Когда воротимся мы в Останд,  Мы будем кротки, как овечки.  Но только в Останд воротиться  Нам не придется никогда.

Чем дальше он пел, тем сильнее расслаблялись матросы, и расцветали улыбками лица, понимая, о чем в песне идет речь. А вскоре уже весь кубрик горланил припев хором:

 Вот только в Останд воротиться  Нам не придется никогда.

Песня о пиратах вызвала бурю эмоций, видимо она с чем-то перекликалась в душах суровых морских парней. Наверное, они и сами были не прочь пуститься в свободное плавание, чтобы пощипать купцов на кораблях. А потому как переглядывались некоторые матросы, возможно, они даже и плавали когда-то под флагом веселого Роджера. Виктору снова налили вина, заставили выпить до дна, и столько раз дружески хлопнули по спине, что там непременно должен был образоваться синяк. Затем последовали просьбы повторить песню еще раз, а как только Виктор вместо чашки с вином взялся за гитару, в кубрик спустился один из офицеров.

- Вы чего тут разорались? — спросил он не сурово, а больше из любопытства.

Ему наперебой стали объяснять причину не без гордости указывая на Вика и снова похлопывая его по болезненному плечу. Офицер вертел головой со всех сторон слушая пояснения, а затем сказал:

- Ну что же пойте, а я тоже послушаю.

Виктор ударил по струнам и вскоре небольшой кубрик содрогнулся от десятков нетрезвых голосов:

 Когда воротимся мы в Останд  Клянусь, я сам взойду на плаху  Да только в Останд воротиться  Нам не придется никогда.

Утром Виктор проснулся всеобщим любимцем. Чувствуя себя местной корабельной звездой, Сомов начинал понимать Преана. Слава оказалась довольно таки приятной штукой. Каждый матрос старался поздороваться или просто сказать ему что-нибудь доброе. А кок даже приготовил ему персональный завтрак.

- Как у господ офицеров, — хитро подмигнул он Виктору.

О том, что он раб, все или забыли или считали это несущественным. Пожалуй, этот последний день плавания был самым счастливым днем Виктора Сомова в мире Осаны. А корабль уже вошел в русло реки и маневрировал на паровом двигателе медленно, но верно приближаясь к цели путешествия. Завтра утром они должны были прибыть в порт Маркатана.

Когда Виктор пришел к магу, тот был абсолютно трезв. Сомов выложил перед магом несколько аккуратно исписанных листов бумаги и сделанный по линейке классический квадратный чертеж кроссворда.

- Что это? — Эргис с удивлением взял в руки листы.

- Игра господин Преан, — пояснил Виктор, — Цель игры угадать слова, которые написаны слева направо и сверху вниз и начинаются с номеров. Для каждого номера есть свой вопрос или определение слова. Цель игры угадать все слова и вписать их в сетку. Каждая буква слова записывается в отдельную ячейку. Все слова пересекаются, как минимум дважды и это облегчает нахождение других загаданных слов.

- И это все? — Эргис был явно разочарован.

- Вы попробуйте для начала поиграть, господин Преан, а потом мы продолжим разговор.

- Поиграть? Ну что же можно попробовать. Так, и что здесь? — маг прочитал первый вопрос, и что-то забормотал про себя, наморщив лоб.

Виктор улыбнулся, Эргис его уже не замечал, моментально погрузившись в мир слов. Поэтому Сомов тихо вышел из каюты и с любимой гитарой устроился на носу корабля, возвращаясь к мелодии, которую он разучивал все время плавания. Мелодия в идеале должна исполняться на двух, а лучше на трех гитарах, Сомов же пытался добиться похожего звучания на одной. К нему часто подходили матросы послушать совершенно необычные звуки гитары, но не отвлекали его от игры. Иногда на палубе появлялся маг, который прогуливался с задумчивым видом глядя на лист кроссворда в руке, а потом вдруг убегал к себе в каюту вписать очередное отгаданное слово. Когда дневное солнце плотно закрыли тучи и пальцы Сомова начали замерзать, он вернулся в кубрик и записал еще одну песню на морскую тематику «Девушка из Нагасаки». На этой песне он немного споткнулся с переводом и стал его править, добиваясь идеальной рифмы. За этим занятием и застал его маг, который полностью разгадал кроссворд (студент не стал делать его слишком сложным) и довольный собой не утерпел и лично спустился в кубрик к Сомову. Увидев, что там полно матросов, Эргис сразу напустил на себя важный вид.

- Седой, ступай за мной, — отдал он распоряжение.

Разговор продолжился уже в каюте мага.

- Занимательная игра, оригинальная, но есть ли у нее будущее? — сомневался Эргис.

Виктор усмехнулся недоверию мага, поскольку сам-то он знал точный ответ и поэтому сказал:

- Господин Преан, можете быть уверены, что даже когда не будет ни вас, ни меня в эту игру будут продолжать играть люди всех возрастов и любого пола. А чтобы мир не забывал, кому он этим обязан, предлагаю назвать ее «Преанолла», то есть «Игра слов Преана» и всегда указывать это название над сеткой.

- Не думаю, что книгу со сборником таких игр будут покупать, это довольно скоро наскучит, — продолжал терзаться сомнениями маг.

- Вы не совсем правильно видите будущее этой игры, — убеждал его Сомов, — Вариант в виде книги не подходит совсем, разве что в виде небольших брошюрок с десятком другим сеток, да и то не в первое время. Заметьте, что лист обычной книги вы читаете меньше минуты, а на кроссворд вы сегодня потратили несколько часов. Всего на одну сетку. Идеальным вариантом было бы печатать кроссворды в журналах или газетах в единичном варианте. Например, в еженедельном журнале, а в последующем номере журнала давать ответы на предыдущий кроссворд. Когда игра наберет популярность, можно будет предлагать небольшое вознаграждение первому, кто отгадает кроссворд. Это еще сильнее подстегнет к ней интерес.

- Ты уверен, что игра будет популярной? — магу очень хотелось, чтобы Вик оказался прав.

«Я знаю это» — чуть было не сказал Сомов, но избрал более обтекаемую форму ответа:

- Я уверен, господин Преан, что эта игра станет самой востребованной из всех существующих интеллектуальных игр, и вы сами в этом скоро убедитесь.

Абсолютная уверенность раба передалась и его хозяину, который успокоился, аккуратно сложил листы кроссворда в кожаную папку и завязал тесемки. Но перед этим он вывел над сеткой своим красивым почерком «Преанолла» и полюбовался, как смотрится кроссворд и название вместе. Смотрелось просто отлично и Эргису уже не терпелось увидеть то же самое, но в напечатанном виде в каком-нибудь столичном журнале и желательно с большим тиражом.

Ближе к ночи у капитана Креона состоялся традиционный прощальный ужин, на котором в обязательном порядке присутствовали все офицеры и маг. Перед расставанием старые обиды были забыты, и капитан даже соизволил выставить бутылку крепкого алкогольного напитка сродни земному коньяку. Все пили понемногу и даже корабельный маг не злоупотреблял, а наслаждался букетом великолепного коньяка. Однако крепкий напиток сильно пьянил, и господам захотелось музыки, а когда выяснилось, что седой раб не только играет, но уже и поет на чистом остандском языке, Сомова немедленно призвали к себе.

В каюте капитана Виктор оказался впервые и с удивлением оглядел спартанскую обстановку, которую предпочитал суровый Креон. Господа не прервали ни беседы, ни трапезы при появлении раба с гитарой лишь указали жестом — играй. Удобнее устроившись на стуле, Сомов выдал мелодию, которую разучивал все время плавания — первую музыкальную тему из игры Silent hill. Нельзя сказать, чтобы слушателям понравилось, и Сомов с сожалением констатировал, что с исполнением он не справился. Господа возжелали не странной грустной музыки, а веселых песен, и он сыграл уже проверенный на матросах вариант «Когда воротимся мы в Останд». Песня вызвала улыбки и была принята благосклонно. Но той бурной реакции, что была днем ранее, не наблюдалось. Может, тема пиратов была не так близка офицерам, как матросам? Ну что же посмотрим, как вы отреагируете на Владимира Семеновича. Он ударил по струнам:

- Корабли постоят и ложатся на курс…

По лицам слушателей было заметно, что песня их зацепила. Разговаривать, и есть они, наконец, перестали. Но что-то все равно было не так, как раньше и Сомов сам это чувствовал. Виктор задумался, в чем дело, и поймал себя на том, что играет и поет он отстраненно, не вкладывая в песню те эмоции, которые рвались из него во время исполнения «Летучего голландца». Оставалась последняя песня в его репертуаре, и он решил выложиться полностью.

Сомов настроился на нужный лад, собрался с мыслями и чувствами и попытался вжиться в роль того человека от чьего имени сейчас будет петь. Неторопливо перебирая струны, он начал даже не петь, а хрипло говорить:

- Он капитан и родина его Останд…

Постепенно в его голосе проявлялась мелодичность, и вот он уже с силой ударил по струнам и запел. Виктор исполнял песню «Девушка из Нагасаки», только в его песне девушка была из Олгафа. С каждым куплетом он повышал голос и усиливал эмоциональное наполнение песни. Виктор настолько был поглощен исполнением, что не замечал, как все буквально замерли и оказались полностью во власти его песни. А как только смолкли звуки гитары, капитан Креон неожиданно порывисто встал и, не говоря ни слова, почти выбежал из каюты. Все только проводили его взглядом. Может быть, Виктору показалось, но в глазах мужественного капитана блеснули слезы. Впрочем, все же, наверное, показалось.

- Девушка у него в Олгафе, — пояснил маг, ни к кому конкретно не обращаясь, налил себе коньяк и неприлично хихикнул: — А в Маркатане жена.

Он выпил и крякнул от крепости напитка. Поискал закуску, водя рукой над столом, но передумал и не стал закусывать. Его взгяд упал на Виктора.

- Хорошие песни, душевные. Ты продолжаешь меня удивлять, Вик. Но хватит, иди, отдыхай, — отпустил его Эргис, — Достаточно на сегодня песен.

Выйдя на палубу Сомов, увидел капитана. Тот стоял неподвижно и смотрел куда-то в ночь, вцепившись побелевшими пальцами в борт. На ветер, моросящий дождь и холод он не обращал никакого внимания. Виктор подумал, что капитан Креон его не заметит, но ошибся.

- Седой, — окликнул его капитан, — подойди сюда.

Виктор подошел, ежась от холодного ветра. Капитан показал ему на место рядом с собой. Некоторое время Креон молчал, а Сомов прижимал гитару к себе пытаясь прикрыть ее от дождя.

- Ты талантливый человек, Седой, — нарушил наконец молчание капитан, — У тебя могло бы быть большое будущее, если бы не плачевное положение раба. Если хочешь, я могу устроить тебя придворным певцом к кому-нибудь из моих богатых знакомых и очень хороших людей, понимающих толк в искусстве и музыке. Будешь жить в достатке и возможно со временем получишь свободу.

- Спасибо, господин Креон, — довольно сдержанно поблагодарил его Сомов так как быть в роли придворного певца студенту вовсе не хотелось и кроме того имелась еще одна веская причина для отказа от предложения капитана: — Хозяин уже обещал отпустить меня на свободу в скором времени.

- Порядочная скотина твой хозяин, — грубо отозвался капитан об Эргисе, — Впрочем, как знаешь. А гитару можешь забрать себе. Я заплачу ее прежнему владельцу, так что считай теперь она твоя. Это тебе за песню.

- Спасибо, господин Креон, — на этот раз от души сказал Виктор.

Он спустился к себе в кубрик и безмятежно уснул, не ведая, что о его судьбе состоялся еще один разговор.

- Продайте мне вашего раба, — без обиняков предложил капитан магу, — Я готов заплатить за него пятнадцать золотых. Дороже все равно его никто не купит. Соглашайтесь господин Преан, это очень хорошая цена.

Слегка захмелевшие офицеры встрепенулись и изумленно переглянулись. Всех поразили, и неожиданное желание Креона приобрести раба и огромная цена, которую он предложил. Пятнадцать золотых это было больше, чем жалование капитана, полученное за три месяца плавания. Эргис нахмурился и долго не отвечал, постукивая пальцами по столу, а затем впервые за вечер решительно налил себе полную чашу коньяку и лихо выпил его одним залпом.

- Не продам, — выдохнул Преан и посмотрел на всех присутствующих с вызовом, — Даже за тридцать не продам.

Часть 2. Музыкант

Не стреляйте в музыканта. Он играет, как умеет.

Надпись в баре

Глава 1. Подлый хозяин

Маркатан. Черный город рвущийся ввысь. Окутанный паром машин и дымом заводов. Мокрый от непрекращающегося дождя и холодный от ветра. Таким он запомнился Виктору Сомову за один единственный день знакомства. Дома здесь строились из темно-красного кирпича, который был скорее черным, чем красным или из серого камня и казались еще темнее от того что были мокрыми от дождя. Строения были похожи на башни замков, многоэтажные узкие с острыми конусообразными крышами и увенчанные блестящими металлическими шпилями. В пригороде дома были хотя и пониже, но также преобладали трех и двухэтажные постройки. И почти повсюду что-то дымило, коптило или шипело паром. Работали промышленные предприятия, курились винодельни и пивоварни, хлебопекарни смешивали дым из печей с ароматом свежеиспеченного хлеба, обогревались холодные жилища, засыпая улицы сажей от сгоревшего угля. И конечно такой город не мог не вонять, хотя и несколько иначе, чем города орков или эльфов. Совершенно потряс Виктора паровой драндулет из железа и дерева припаркованный посреди улицы. Неестественно большая махина, которая на холостом ходу чадила дымом из трубы и время от времени обдавала клубами пара случайных прохожих. Жители города сновали по лужам, прикрывались от дождя широкополыми шляпами, кутались в плащи от дождя и скрывали свои глаза за стеклами гогглов. А потом был ночной железнодорожный вокзал, с которого они отбывали в другой город. Шум, свист, лязганье металла, шипение пара, многоголосица людей. Сомов совсем потерялся от царящей вокруг суеты и переизбытка впечатлений, полученных за день. Окончательно его добил внешний вид паровоза. На широко расставленных рельсах (гораздо шире, чем принято на земле) стоял настоящий монстр, который был покрыт рядами заклепок, сверкал полированными медными деталями и весь лоснился от дождя и масла. Шириной и высотой он превосходил любой земной локомотив и выставлял напоказ свои громадные поршни, рычаги и десятки блестящих от постоянного трения спицеобразных колес. Время от времени машинисты спускали пар, и тогда почти половина вокзала терялась в молочном тумане. Преан и Сомов вошли внутрь вагона, прямо с перрона открыв дверь в отдельное помещение для пассажиров, которое язык не поворачивался назвать купе. Это была приличных размеров комната со всеми удобствами: широкими диванами, мягкими креслами и нормальным не откидным столом. Ковры под ногами, шторы на окнах, на стенах бра с тусклым магическим светильником, на столе посуда и что-то типа самовара. В комнате было тепло и уютно. Впервые Виктор встретил нечто превосходящее по качеству земной аналог. К великому разочарованию Сомова в этом маленьком раю ехал только Преан, а он лишь помог доставить туда вещи хозяина. Место Виктора оказалось на втором этаже вагона с очень низким потолком и совсем маленькими грязными окошками. На втором этаже размещались печь, кухня, баки с водой и прочее техническое оборудование. Тут же стояли койки для обслуживающего персонала, одну из которых он и занял. Сквозь давно немытые круглые оконца практически ничего не было видно, и поэтому всю дорогу Виктор банально проспал. Под ритмичный стук колес, никуда не торопясь и не превышая скорости сорок километров в час, за два дня они докатились до города, в котором жил Преан.

Эргис имел двухэтажный особняк почти в центре небольшого города. Дом был старинный с вычурным фасадом и достался ему по наследству от богатых и знатных родителей вместе с приличным состоянием. Вокруг дома был разбит сад, где росли высокие могучие деревья, посаженные еще далекими предками Преана. Кроме хозяина в доме постоянно проживали домоправитель, садовник, сторож, и кухарка. Была еще и приходящая прислуга, но она появлялась в особняке только в дневное время. Теперь к этой компании присоединился Сомов. Из всех слуг он оказался самым молодым да еще имел статус раба, поэтому помыкали им все кому не лень. Каких-либо обязанностей хозяин за Сомовым не закрепил, и в итоге его привлекали ко всем работам: и в зимнем саду и на рынок сходить и уголь для печей принести и по дому прибрать и натаскать воду из колодца. Впрочем, одна персональная обязанность у него все же была, ее установил домоправитель — каждый день начинать с уборки двора. Территория вокруг особняка была не маленькой, и час-другой по утрам Виктор монотонно махал метлой. Говорила как-то мама в детстве — учись сынок хорошо, а то дворником станешь, когда вырастешь. Эх, мама, мама, да разве в образовании дело? Погода держалась неустойчивая, то падал снег, то лил дождь, поэтому работа была грязной и унылой, зато на свежем воздухе.

После возвращения домой внешний вид Эргиса значительно потускнел и утратил былое величие. Магом его назвать язык уже не поворачивался. Магические амулеты, которыми он раньше был экипирован под завязку, оказались принадлежащими флоту и остались на корабле. Преан лишился кобуры с магическим револьвером, и теперь носил на поясе обычный меч, да и то крайне редко. Многослойные гогглы, которые когда-то поразили Виктора сменились на гогглы попроще. Отныне применительно к Преану Сомов стал употреблять термин писатель, да и то с натяжкой, а магом в его глазах Эргис перестал быть окончательно. С момента приезда хозяин всего один раз побеседовал со студентом и в разговоре жаловался на негодяя редактора столичного журнала, которому пришлось слишком дорого заплатить за то чтобы тот поместил кроссворд на страницах издания, да и то не в очередном, а последующем номере. Преан впал в депрессию из-за сомнительных перспектив затеянного проекта и непредвиденных расходов. Он рассчитывал заработать на «своей» игре, как он уже ее называл, а вместо этого приходилось самому платить, чтобы ее напечатали.

Виктор не стал успокаивать писателя, лишь предложил дождаться выхода журнала, а уж затем делать выводы. Сам-то он прекрасно знал, что успех головоломке обеспечен, что кроссворд затянет почти всех, кому попадается на глаза, кого-то на несколько минут, чтобы отгадать всего пару слов, кого-то всерьез и надолго, а кто-то не успокоится до тех пор, пока не отгадает последнее слово. Но возьмут его в руки и начнут отгадывать слова все. Разгадывание кроссвордов настолько притягательное занятие, что во время войны листы с кроссвордами даже сбрасывались на неприятеля, дабы отвлечь его от разработок нового оружия. Был и такой факт в земной истории.

Сомов нарисовал еще около десятка новых сеток с различными геометрическими формами и подкинул Преану идею о степенях сложностей кроссворда, о тематических вариантах и о включении в кроссворд имен знаменитых людей и географических названий. Надо сказать, что Эргис хотя и приуныл, но его самого идея кроссворда увлекала, и он часами просиживал в своем кабинете, составляя различные варианты преаноллы.

В один из уже по-зимнему холодных дней счастливый Преан принес цветной журнал. Он сразу вызвал к себе Сомова и не без хвастовства продемонстрировал ему напечатанный в нем кроссворд с выделенным крупным жирным шрифтом названием над сеткой — «ПРЕАНОЛЛА». Писателя прямо таки распирало от гордости, что его имя вновь появилось на печатных страницах пусть и в таком измененном виде. Весь этот день и следующий он провел в нетерпеливом ожидании неизвестно чего, словно ждал наступления приближающегося праздника. Когда на третий день праздник так и не пришел, он мрачный и злой, устроил большой разгон всем своим слугам, а Сомову хотя и не сказал ни единого слова, но прожег таким взглядом, что студенту стало не по себе. Вечером четвертого дня писатель засел у себя в кабинете и ушел в запой. Несколько последующих дней его видели редко, а трезвым никогда.

Сомову в это время было не до проблем Эргиса, у него возникли свои трудности в жизни. Мало того, что отношения в коллективе у него сложились не очень дружественные, кое с кем они стали носить напряженный характер. Началось все с того, что на него положила глаз кухарка. Бойкая бабенка по имени Палла, обладающая весьма пышными телесами, сначала подкармливала Виктора разными вкусностями и делала прозрачные намеки, а потом прижала в тесном уголке к стенке своей огромной грудью и принялась откровенно домогаться. Сомов сумел вырваться и избежать физического контакта с необузданной любвеобильной кухаркой. Нельзя сказать, что Палла была женщиной слишком не красивой, но она была, что называется на любителя, в число которых Сомов не входил. Простить обиду в виде отказа женщина не смогла или не захотела, и питание Виктора резко ухудшилось, а случайные встречи наедине грозили перерасти в насилие со стороны поварихи. Женщина она была не только большой массы, но и достаточно сильной и Сомов как мог, старался держаться от нее на расстоянии. Ситуация усугублялась еще и тем, что до недавнего времени у нее были отношения с домоправителем, а с появлением в доме молодого симпатичного раба эти отношения сошли на нет. Домоправитель был далеко не глупый человек, быстро разобрался, в чем причина такой перемены в отношениях и естественно виноватым во всем происходящем стал считать Сомова. В итоге два человека в доме затаили на него злобу и выплескивали ее при каждом удобном случае. Впрочем, кухарка иногда меняла гнев на милость, становилась ласковой и заманивала Виктора к себе на кухню предлагая отведать какое-нибудь удачно приготовленное блюдо, а готовила она действительно профессионально и очень вкусно. Сомов уже недоедал, а тут еще дразнили аппетитные запахи из кухни и он начал задумываться, поглаживая урчащий живот — а не согласиться ли с предложением кухарки, от одного раза с него не убудет. Смущало только то, что он не был уверен насчет удачной близости с Паллой. Уж больно она была не в его вкусе и не его размера. Да и одним разом кухарка с ее горячим темпераментом вряд ли бы не ограничилась. Вот и приходилось пока голодать, терпеть ругань в свой адрес, а иногда и уворачиваться от брошенных в него грязных тряпок или предметов кухонной утвари.

Разозленный домоправитель пошел еще дальше и, однажды придравшись к какой-то мелочи даже попытался наказать Сомова телесно. Такой же толстый боров, как повариха и видимо откормленный в лучшие времена их совместной жизни он не рискнул справиться с рабом самостоятельно, и призвал на помощь сторожа. Сторож Таумон, бывший солдат, старый, но еще крепкий мужик, разобравшись, в чем дело и не видя особой вины Сомова, отказался помогать домоправителю в его гнусном деле. Старый солдат, пожалуй, остался единственным человеком, который относился к Виктору если не доброжелательно, то хотя бы по-человечески. На какое-то время экзекуция была отложена, но домоправитель не собирался прощать Виктора, и ждал любой малейшей провинности с его стороны, чтобы донести об этом хозяину. Угроза расправы висела над головой Сомова, и приходилось вести себя очень осмотрительно. А когда его никто не домогался и не придирался чтобы наказать, Виктор залезал на чердак, заваленный пыльным хламом, прижимался спиной к теплой кирпичной трубе и тихо наигрывал на гитаре.

А потом случилось то, что и должно было случиться. Журнал с кроссвордом вызвал повышенный интерес, и издательству потребовалось напечатать дополнительный тираж, дабы восполнить резко возросший спрос читателей. Редакция журнала оказалось заваленной письмами с просьбами продолжить публикацию подобных игр. С Преаном срочно вышли на связь представители редакции, с извинениями вернули деньги, потраченные им за первую публикацию, и даже выплатили причитающийся гонорар и аванс для следующей игры. После того, как были напечатаны еще несколько кроссвордов, а интерес читателей к игре не уменьшился, а наоборот еще больше возрос, с писателем заключили выгодный договор на регулярную публикацию его игр. Вскоре игра Эргиса покатилась по стране как снежный ком, вовлекая в себя все новые и новые печатные издания. Каждый журнал и газета считали теперь обязательным иметь на своих страницах хотя бы одну преаноллу. Случались дни, когда в дом к писателю приезжали по нескольку представителей от изданий, лишь бы получить разрешение на право печатать кроссворды. Вскоре каждый житель страны умеющий читать и хотя бы раз, взявший в руки газету, знал имя Преана. Писатель на некоторое время перестал пить днем и усердно работал над свалившимися на него многочисленными заказами. По вечерам он регулярно выезжал на всяческие приемы и встречи, где купался в лучах славы, а домой возвращался хмельной и счастливый. Зачастую Эргис возвращался не один, а с веселой шумной компанией или с таинственной женщиной под вуалью не желающей афишировать свое лицо. Особняк Преана становился популярным местом, которое с каждым днем посещало все больше и больше разномастного народа от деловых людей до праздных гуляк. Но чем дальше, тем меньше Эргис посвящал времени работе, свалив ее на многочисленных подражателей и ревниво следя лишь за тем, чтобы обязательно упоминалось название игры с его именем. А вечера и ночи все чаще стали проходить в безудержном пьяном веселье. Надо отметить, что за все время Преан ни разу не вызвал Сомова чтобы тот развлек его гостей — поиграл на гитаре или спел. В чем бы ни была причина такого игнорирования, студента полностью устраивало то, что его оставили в покое и не дергают развлекать пьяную публику.

За зиму Преан несколько раз выезжал в столицу по приглашениям важных и влиятельных особ и отсутствовал неделями. Попал ли он на приемы устраиваемые королем, Эргис не распространялся, но писатель стал чрезвычайно напыщен и самодоволен. В общении с рабом он теперь был немногословен и несколько прохладен. Разговор о свободе хозяин отложил до тех пор, пока не вернет все вложенные в Сомова средства. Виктору оставалось довольствоваться тем, что работой по дому его стали обременять меньше, выделили для проживания вместо тесной темной каморки, в которой он до этого обитал новую светлую комнатку с окном. Кроме того, ему разрешили самостоятельный выход в город по выходным дням и увеличили содержание аж до четырех серебряных в неделю. Собственные средства позволили обзавестись обувью и одеждой, простой дешевой, но главное новой, а не бывшей в употреблении, а также прикупить канцелярские принадлежности. На эти покупки пришлось потратить все деньги полученные за зимние месяцы. Четырех серебряных в неделю оказалось очень мало, по сравнению с ним та же кухарка Палла получала впятеро больше, чем Сомов.

К середине зимы отношения с кухаркой перешли в новое русло и Виктор сам не понимал, как он на это поддался. Коварная повариха подкараулила его однажды в кладовой, откуда не было выхода, и студент не устоял перед ее напором и животной страстью. После случившегося подобревшая кухарка стала ласково назвать его Снежок и начала кормить так вкусно, как студент давно уже не ел. Признаться от еды Сомов получал несравненно больше удовольствия, чем от Паллы, как от женщины. Теперь, когда он не мог найти вескую причину чтобы избежать интимной близости, то в поте лица отрабатывал свой хлеб в ее постели. Впрочем, был не только хлеб. Как-то раз он расстарался и ублажил кухарку настолько, что она полностью удовлетворенная и счастливая по его просьбе и его же рецепту приготовила вареники с вишней. Вареники были чудо как хороши, и в толстухе Виктор разглядел, наконец, одно, но несомненное достоинство — умение великолепно готовить. Жаль, что это единственное достоинство меркло на фоне ее многочисленных недостатков. Хотя бы мылась почаще что ли, брезгливо размышлял Витя после очередного секса, но разве такое ей посмеешь сказать. Домоправитель вдруг перестал придираться к рабу и не то чтобы сменил гнев на милость, но стал гораздо терпимее к его отношениям с кухаркой. А когда Виктор узнал, что Палла спит не только с ним, но и по-прежнему с домоправителем, то ничуть этому не удивился. Сомов был бы рад, если бы она вообще оставила его в покое, но повариха не желала расставаться с молодым и красивым рабом.

Особые отношения у Сомова сложились со сторожем Таумоном. Энергия молодости у Виктора требовала выхода, и он стал заниматься фехтованием, вспоминая былые уроки гнома и орка, а бывший солдат, как оказалось, неплохо владел мечом и они быстро сошлись на этой почве. Виктор приноровился мастерить боккэны для тренировок из заготовок для метел. Дерево для макетов мечей было совсем неподходящее и боккэны часто ломались, но выбирать не приходилось. Заготовок для садового инвентаря в хозяйстве было в избытке, а обломки просто-напросто шли в печь. Мастерство Таумона, как фехтовальщика оставляло желать лучшего, все-таки в прошлом он был всего лишь простым солдатом и вел бои достаточно прямолинейно, почти не применяя блоки. Задача солдата состояла в том, чтобы быстро зарубить врага, а не размениваться ударами. Да и возраст сторожа давал о себе знать. А вот сам Таумон был в восхищении от необычных приемов, которые демонстрировал Виктор особенно в защите. Избиения Лексором не прошли для раба даром. В атаке Сомов был, конечно, слабоват, но все равно в четырех из пяти тренировочных поединков с бывшим солдатом он выходил победителем. Откуда такое виртуозное владение мечом Виктор, несмотря на расспросы сторожа умалчивал. Эти тренировки послужили причиной весьма уважительного отношения сторожа к Сомову, даже несмотря на статус раба последнего.

Виктор начал много читать, благо у Преана была собрана неплохая библиотека, да и в дом регулярно приносили целые пачки газет и журналов. Читал все подряд: о политическом устройстве, об экономике, о судоустройстве, о сословиях, об общественной жизни и культурных событиях. Не пропускал и рекламные объявления, которые печатали в газетах. Реклама казалась ему примитивной, чересчур наивной и вызывала снисходительную улыбку. Понемногу Сомов начинал ориентироваться в сложном мире Осаны. Куда бы ни падал его взор, он везде видел возможности для приложения своих сил и улучшения этого странного мира, который крепко застрял одной ногой в средневековье, а другой шагнул в век машин и пара. Такое двойственное положение поддерживали самые знатные маги — магистры, которые проживали в собственных замках, рассыпанных по всей стране и обладающие не только магией, деньгами и властью, но и содержали на своем попечении вооруженные силы страны. В истории Останда описывалось немало случаев, когда неугодный король свергался магистрами, и они выбирали из своего числа нового правителя. Хотя на честные выборы это походило мало, так как лидер был уже известен заранее, и именно он, как правило, руководил заговором и дворцовым переворотом. Безграничная власть магистров была сильно урезана бывшим императором Марком, и сейчас при дворе действовал кабинет министров, состоящий из безземельных магов, проживающих преимущественно в столице. Но реальная сила, то есть армия была по-прежнему рассредоточена по замкам магистров, и с этим приходилось считаться всем, даже королю. Впрочем, часть магистров была связана с королем клятвой верности за переданные им в собственность замки, а вместе с ними обширные земельные угодья и именно на этих верных магистрах зиждилась власть короля. И, несмотря на то, что официально королю подчинялись все магистры независимо от клятвы верности, в действительности свободные магистры могли пойти и против своего суверена. Поэтому король не гнушался порой взять штурмом замок какого-нибудь своенравного магистра, чтобы впоследствии его владения подарить человеку повязанному магической клятвой. Иногда региональные конфликты вспыхивали и между магистрами, заканчивающиеся осадой одного из замков. Король смотрел на подобный передел влияния и собственности или, прикрыв глаза, или вмешивался в зависимости от того, что ему было выгоднее.

Сословия в мире Осаны сложились одинаково почти во всех странах. Правил король или император. Королева именовалась так только формально и не имела никакой реальной власти, а в случае смерти супруга сразу превращалась в экс-королеву, а на трон взбирался очередной король. После короля высшую ступеньку в иерархии занимали герцоги. Это были владельцы замков (магистры) и особы приближенные к королю и входящие в кабинет министров. Глава кабинета министров носил титул великий герцог или эрцгерцог. Титул герцог был не наследуемый и давался королем только высшим должностным лицам государства. Покинув должность, за ними сохранялся титул экс-герцога со всеми полагающимися привилегиями. Вторую ступень занимали графы. Это были должностные лица, которые утверждались королем, но назначались уже герцогами. Графами были чиновники из судебной, административной системы и военачальники. В число графов входили и некоторые выслужившиеся или чем-то потрафившие королю знатные люди или даже купившие себе этот титул преуспевающие в финансовых делах промышленники. Титул графа также не передавался по наследству. Фактически титулы герцога и графа это были должности, указывающие на принадлежность человека к высшей власти и дающие определенные привилегии. В частности гораздо спокойнее было быть одним из немногочисленных графов, чтобы тебя не вызвал на дуэль какой-нибудь пьяный неимущий барон. Баронов было много, поскольку так называлось единственное знатное сословие в мире Осаны. Этот титул был наследуемым, хотя и его можно было купить или приобрести вступив в брак с лицом уже имеющим этот титул независимо от того мужчина это или женщина. Лица королевской семьи носили необязательные титулы принца или принцессы, по существу являясь баронами и баронессами. Практически все из знати получали хорошее образование, в том числе и обязательное магическое, могли себе позволить приобрести амулеты на все случаи жизни и считались профессиональными магами. Основной и самый многочисленный слой общества составляли свободные граждане. Это были торговцы, ремесленники, наемные рабочие и крестьяне. Ниже них были только зависимый люд, попавший в денежную кабалу к владельцам промышленных предприятий или земельных угодий. Положение зависимых было сродни рабам, разве что их нельзя было покупать и продавать. Рабство хотя и существовало в Останде, но не являлось движущей силой производства, распространено было незначительно и имело тенденцию к постепенному сокращению. Скорее оно являлось пережитком прошлого, чем отдельным классом общества.

Вот таким пережитком и был Виктор Сомов права и возможности, которого упирались в статус раба, поэтому единственное, что он делал, так это понемногу переводил земные тексты песен на остандский язык и записывал их в подобие блокнота, который прятал от всех в тайном месте на чердаке. Там же он тихо напевал эти новые песни, чтобы никто его не слышал. Он уже самостоятельно ходил на рынок за продуктами или отправлялся в город по другим поручениям домоправителя, а когда не возражали, то уходил по собственным делам или просто гулял, бесцельно бродя по улицам города. Завел несколько знакомств из людей незнатного происхождения, пытаясь лучше понять, чем здесь живут, о чем мечтают и на что надеются. Среди знакомых у него появились торговцы с рынка, уборщики на улицах и просто местные нищие попрошайки. Очень близко Виктор сошелся с сапожником, который жил неподалеку и любил пожаловаться на свою судьбу. Сапожник копил деньги на свадьбу и все никак не решался сделать предложение своей избраннице — продавщице из булочной и спрашивал совета Виктора в этом непростом для него деле. Сомов в амурные дела не лез, ограничившись афоризмом, о том, что как бы сапожник не поступил в любом случае, он потом пожалеет. Беседовал Виктор и со стражниками, которые патрулировали город и часто ходили по их улице. От них он узнал, что в городе было полно воров и разбойников, и что в ходу был аналог паспорта без фотографии, именуемый личной грамотой без которого можно было легко загреметь в допросную башню. В общем, в Останде жили разные люди, как и везде. Служивые тянули лямку, особо не напрягаясь, бедные пытались заработать на кусок хлеба и крышу над головой, богатые и знатные сорили деньгами и не в грош не ставили простолюдинов, а магистры презирали и тех и других и третьих, считая себя высшей кастой. Труднее всего Сомову было разобраться кто же такие маги. Получалось, что для этого не требовалось обладать какими-то особыми уникальными способностями. Любой человек, увешанный боевыми амулетами и умеющий с ними обращаться, сразу переходил в разряд магов. Но один амулет еще не делал из человека мага, как наличие ружья не превращало обывателя в солдата. Еще непонятнее было, почему людей придумывающих эти амулеты называли учеными. Любопытным фактом оказалось и то, что гогглы не имели прямого отношения к магии. Зачем они были нужны, оставалось загадкой. Их надевали, обычно выходя на улицу и по наличию гогглов можно было сразу определить принадлежность человека к знати. Простолюдины никогда не позволяли себе тратиться на эту достаточно дорогую и не столь необходимую вещь.

Люди влюблялись, женились по безумной любви или холодному расчету, но только один раз и на всю жизнь, так как разводов здесь не существовало. Не было даже такого слова как развод, зато случаев супружеской неверности было предостаточно и они очень красочно описывались в художественной литературе из библиотеки Преана. Кстати сказать, рабов и рабынь покупали большей частью именно для того чтобы разнообразить пресную супружескую жизнь.

Население в подавляющем большинстве верило в богов, которых было несколько и исправно посещало храмы или не очень верило и жило по своему усмотрению, но все равно с оглядкой на церковь. Главным богом считался Авр создатель вселенной, всемогущий и справедливый, но вместе с тем грозный беспощадный и часто карающий за недостаточное к себе внимание. Вторая по значимости была богиня Ура, олицетворяющая любовь, добро и всепрощение. Она была милостива к людям, прощала грешников и помогала несчастным, нуждающимся и больным. Если Авр только карал и требовал подношений, то к Уре обращались с мольбами о помощи. Были еще несколько второстепенных богов, в том числе и местный аналог дьявола без конкретного имени, которому конечно никто явно не поклонялся, но его существование было необходимо, чтобы уравновесить божественные весы добра и зла. Существовал естественно и религиозный догмат о загробном мире, в котором, как и положено был свой Элизиумум, куда после смерти попадали праведники и проводили вечность без печалей и забот. Было и свое инферно, в котором, конечно же, горел вечный огонь. Виктор из любопытства посетил несколько храмов, в которых уживались все небожители одновременно. Посмотрел на пышные церемонии по выходным дням и на пресные ежедневные службы, которые проводили разряженные священники. Храмы были большие и величественные, размерами и убранством призванные внушить страх и поклонение перед могущественными богами. Священники на кафедрах толстые и велеречивые, а верующие в большинстве своем худые несчастные и с фанатичным безумием в глазах. От религии, по мнению Виктора, была одна единственная польза — все храмы имели колокольни и отзванивали каждый час, ориентируя население о времени суток, начиная с одного удара колокола ранним утром и заканчивая десятью ударами вечером.

Новый мир создавал и нового Сомова. Иногда Виктор смотрел на себя как бы со стороны и удивлялся произошедшим в нем переменам. Прежнего студента уже давно не было и в помине. В нем теперь жили как бы два новых человека. Один из них доминировал большую часть времени, притерся к миру Осаны, одевался как все, говорил как все, поступал как все и даже думал также как все вокруг него. Любой с кем встречался Сомов, принимал его за местного. Виктор уже спокойно относился к насилию и жестокости, бесправию женщин и многим другим мрачным реалиям средневековья. Да и сам руководствовался соответственно морали этого мира. И этот первый человек был почти бесправен в обществе, принимал мир такой, какой он есть и просто плыл по течению жизни. Другой живший в нем человек проявлялся редко и был очень осторожен. Этот другой мыслил категориями и смотрел на окружающий мир глазами человека двадцать первого века. Иногда с насмешкой, иногда скептически, а порою презрительно. Этот другой строил свои планы, помнил о долгах и кипел энергией. И чем больше доминировал первый, тем сильнее сжималась пружина темной энергии во втором.

Время шло, а никаких перемен в жизни Сомова не происходило. С приближением весны он не выдержал, пробился на прием к хозяину, где состоялся крайне неприятный разговор с Эргисом, который не выразил ни малейшего желания отпускать невольника на свободу. Виктор стоял, сжимая в руке популярный журнал с большой статьей посвященной персонально Преану и его преанолле.

- Здесь пишут, что вы создали нечто необычное приносящее людям радость, — привел Сомов последний аргумент и протянул журнал, — об этом напечатано в самом известном журнале «Королевском вестнике». Вашу игру называют игрой века.

- Сангин, ты начинаешь меня утомлять, — лицо Эргиса было равнодушным, — Повторю. Ты еще не отработал потраченные на тебя деньги. Ты вообще должен быть благодарен мне за то, что я выкупил тебя из рабства орков. Кроме того я потратил на тебя магические амулеты обучив языку и письменности. Многие за всю жизнь не могут накопить достаточно денег для получения такого магического образования, а ты получил его даром. Я плачу тебе очень большие деньги для простого раба, ты всегда накормлен, одет, обут и имеешь свой угол. Чем же ты недоволен? Кому ты будешь нужен без жилья, родственников и средств к существованию, если тебя отпустить прямо сейчас? Да, я помню о своем обещании и сдержу его, но не раньше, чем верну вложенные в тебя деньги. Давай вернемся к этому разговору через год. И не смей мне больше об этом напоминать, пока я не осерчал. А то я по-другому могу объяснить, кто ты есть и чего стоишь. Не забывайся раб!

Отповедь хозяина повергла Виктора в мрачное настроение, и он спешно опустил глаза в пол, чтобы тот не увидел в них разгорающуюся ненависть. В словах Преана была, конечно, доля правды, и это следовало признать, но была и другая правда, о которой упоминалось лишь вскользь. Был заключен договор, по которому Виктор выполнил свои обязательства, а Эргис нет. Сомов был уверен, что и через год Эргис не сдержит своего слова и не отпустит его. Найдется причина. Вырисовывалась унылая перспектива остаться вечным рабом писателя, прожить всю свою жизнь, в этом чужом доме слушая по ночам пьяные оргии Преана и занимаясь сексом по принуждению с опостылевшей потной толстухой.

Догадки Виктора о том, что Эргис его никогда не отпустит, были верными, но далеко не полными. Замыслы Преана шли еще дальше, и они были страшными. Эргис получив известность, о которой не мог даже и мечтать, теперь очень боялся того, что странный седой раб может выдать его тайну. Страх утратить свое нынешнее положение был настолько велик, что порождал панические мысли, и писатель подумывал, а не похоронить ли своего раба вместе с его тайной. Эргис так и не смог решиться на это ужасное злодейство, но отныне он одновременно и боялся своего раба и не мог его от себя отпустить.

Сомов ничего про это конечно не знал, но ему хватало и понимания того, что свободу он не получит. Виктор не опустил руки и не впал в депрессию, это не позволила сделать клокочущая в нем ненависть, которой давным-давно и с избытком наполнили его орки, и которая навсегда стала неотъемлемой частью его души. Иногда ненависть спала на дне его души, а иногда, как сейчас вырывалась, заряжала энергией и толкала вперед несмотря не на что. Виктор терял последние остатки веры в честность, справедливость и человечность. Он верил орку Лексору, он верил гному Хэку, он верил человеку Преану, но он так и остался рабом. Страха не было. Было желание сделать то, что он считал нужным и правильным сделать. Наверное, отчасти он уже стал своеобразным фаталистом — делай, что должно и пусть будет, что будет.

Виктор вышел из дома и по-другому посмотрел на окружающий мир. Домоправитель, столкнувшийся с ним на крыльце, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но встретился с тяжелым взглядом, быстро отвел глаза и, не говоря ни слова, скользнул внутрь дома. Сомов лишь недобро усмехнулся ему вслед. А ведь они меня боятся, вдруг неожиданно понял он, и домоправитель и даже хозяин. Они боятся, но я их не боюсь.

Пришла весна. Солнце беспощадно расправилось с последними островками снега и теперь отражалось в многочисленных лужах. В них с удовольствием купались взъерошенные воробьи и веселым чириканьем сообщали о неудержимых изменениях в мире. Земля в саду стала черная сочная от влаги, казалось живой, и словно дышала. Деревья медленно пробуждались от долгого зимнего сна и на их ветвях набухали и лопались почки, открывая свету зеленые зародыши листвы. На улицах становилось все оживленнее и многолюднее. По дороге со звуками шарманки и криками зазывал прокатились ярко раскрашенные фургоны. В город приехал цирк. Виктор поднял голову и улыбнулся теплому ласковому солнцу. Наступило время перемен.

Глава 2. На арене Чак Норрис

Праздник весны в городе отмечался потешными представлениями и лихими народными гуляньями, которые не могли остановиться несколько дней. Для этого на пустоши открылась ярмарка, были наспех сколочены из грубо отесанных досок десятки балаганов, поставлены карусели, качели и даже поднялся купол передвижного цирка. Жизнь на пустоши забурлила с самого раннего утра до позднего вечера. Больше всего там развлекалась собирающаяся не только из города, но и со всей округи молодежь: парни, девушки, подростки и ребятня. В основном именно для них продавались лакомства и игрушки, крутились карусели, разыгрывались представления в балаганах, играли музыканты и выступали на аренах знаменитые борцы. Простой люд постарше налегал на горячительные напитки, продающиеся на каждом углу, и к вечеру поголовное пьянство охватывало все площади, отведенные для забав, и носило прямо таки ухарский размах. Пьяные куражи часто переходили в драки, и на пустоши становилось небезопасно, так что добропорядочные граждане к тому времени как темнело, уже покидали праздник. Среди всей гуляющей разношерстной публики неприметно шныряли ловкие карманники с быстрыми бегающими глазами. Грязь и вонь повсюду были неимоверными, ибо нужду справляли прямо тут же зайдя за ближайший угол, но на это попросту никто не обращал внимания.

В один из этих праздничных дней вся прислуга Преана, за исключением домоправителя отправилась на гулянье. У первого питейного заведения компания сразу потеряла садовника прельстившегося дешевым разливным вином. Сторож Таумон, Виктор и повисшая на его руке толстуха Палла двинулись дальше свозь шумную веселую толпу. Поглазели на смельчаков пытающихся взобраться к подаркам, подвешенным на самом верху по гладкому и скользкому столбу, специально смазанному жиром. Успеха на хитром столбе пока никто не добился, а главный приз в виде сандалий продолжал манить новых претендентов. Посмотрели на кулачные бои местных удальцов, которые шли по известным всем правилам — до первых красных соплей. Виктор наблюдал за хаотичным мордобоем скептически, все остальные с азартом. Послушали ряженных распевающих песенки под звуки дудок и приплясывающих в такт музыке.

Но гвоздем праздничной программы сегодня была казнь преступника. Лиц приговоренных к смерти никогда не казнили просто так, а специально придерживали для праздничных мероприятий, чтобы позабавить народ. На месте казни было не протолкнуться от желающих полюбоваться на это кровавое зрелище. На небольшом помосте приговоренный за убийства положил голову на плаху и в ожидании смерти стоял на коленях уже битый час. Все это время публику развлекали глашатай и палач. Первый доводил до сведения публики все злодеяния приговоренного подробно и с красочными деталями. Второй работал на зрителей, время от времени удобнее устраивая голову злодея на плахе, примерялся, поднимал меч над головой, замахивался для удара, но вдруг опускал клинок и вновь начинал поправлять осужденного на смерть. Никто не торопился свершать правосудие. И приговоренный меньше остальных. Он иногда поднимал свирепое бородатое лицо, таращился и злобно скалился на людей собравшихся посмотреть на его казнь. Глашатай начал повторяться в своих обличениях, а палач продолжал забавляться с мечом.

Да они же шоу устраивают, неприятно изумился Виктор, наблюдая за смертельным действом. Ну и нравы.

Наконец почувствовав, что публика начала уставать, глашатай слез с помоста, а палач без всякого кривлянья, одним профессиональным ударом снес голову душегубу. Отсеченная голова с глухим звуком упала на помост, а обезглавленное тело задергалось, и было хорошо слышно, что легкие еще продолжают работать и пытаются дышать, но они уже заливались кровью из перерубленной шеи и в итоге раздавались ужасающие хрипы, хлюпанье и бульканье.

Сомов уже повидал немало бездушной жестокости в мире Осаны и сейчас он не отвернулся от кровавого зрелища и досмотрел агонию казненного до самого конца. Смотрел невозмутимо и лишь глаза Виктора сузились и расширились ноздри, выдавая, что внутри у него не все так спокойно, как он пытается показать. А рядом ликовали, улыбались и даже смеялись зрители. Они не считали нужным, да и не умели сдерживать свои эмоции.

Голову казненного насадили на пику и установили здесь же на помосте. На пику же прикрепили и дощечку с единственным словом — «убийца». Надо было понимать, что таким образом власти занимались правовым воспитанием своих подданных. Слишком грамотных людей среди горожан было немного, но уж одно то слово могли прочитать почти все.

Покинув место казни, Сомов и компания прошлись по богатым торговым рядам. Как ни в чем не бывало, съели по пирожку, купленных за несколько медяков. Ели все кроме Виктора, у которого пропал аппетит. Затем Палла, соблазненная голосистыми зазывалами, потянула всех к ярко раскрашенному куполу цирка, откуда раздавались звуки шарманки. Вход в цирк стоил пятьдесят медяков, что для Виктора было непозволительной тратой, поэтому он стал отказываться, подыскивая благовидный предлог.

- Кто в армии служил, тот в цирке не смеется, — подыскал он подходящий аргумент.

Сторож сначала коротко хохотнул над шуткой, а затем, с интересом посмотрел на Сомова и хотел было о чем-то спросить, но передумал. Может уже смирился с тем, что раб о своем прошлом никогда не говорит. Кухарка же просто не поняла смысла сказанного и упрямо продолжала тянуть любовника внутрь балагана. Нехотя, но пришлось уступить женщине и, горестно вздохнув раскошелиться на стоячие места. Сидячее место на скамье Виктор просто финансово бы не потянул.

Цирковая программа была стандартной: силачи, акробаты, жонглеры, канатоходцы, глотатели огня и дрессированные животные. Из экзотических животных имелась только обезьянка в человеческой одежде, а прочие были представителями местной фауны — самые обычные лошади, небольшие собачки, голуби, куры и совсем маленький еще медвежонок. В перерывах между выступлениями артистов на арене появлялись коверные. Палла радовалась и хохотала, как ребенок глядя на бездарно кривляющихся клоунов. Они не были смешными или остроумными, но над их ломаньем и ужимками вместе с поварихой потешалась и остальная толпа зрителей, заполнившая цирковой балаган. Наверное, это была просто потребность смеяться, естественная реакция уставших людей от долгой зимы и тяжелой работы. Так думал Сомов, наблюдая за бурной реакцией непритязательной публики. У него же все попытки клоунов насмешить его вызывали лишь жалость. В финале цирковой программы был выход «всемирных» борцов. Борцы явно играли на публику и боролись понарошку, но народ принимал их возню всерьез и взрывался криками, топаньем ног и аплодисментами в поддержку своего фаворита. Когда пригласили любого желающего из зала побороться с чемпионом, Виктор еле удержался чтобы не выйти на арену и показать мастер-класс. Желающие нашлись и без Сомова, но чемпион завалил всех вызвавшихся любителей побороться, хотя и не без труда.

Общее впечатление от цирка осталось у Виктора положительное, даже несмотря на грустных клоунов. Возможно, что оно возникло на контрасте казни. А может быть может на него повлияли отголоски детского восприятия цирка, как яркого праздника или от того что цирк оказался слишком уж похожим на обычный земной цирк шапито и от того показался каким-то родным. На арене не хватало только фокусников, скорее всего потому, что в мире Осаны существовали маги, которые затмили бы любого иллюзиониста. Сомова цирк не только покорил, но и навел на некоторые размышления. Цирковая жизнь полностью устраивала Виктора и в его голове начал складываться очередной план побега.

Когда довольная зрелищем публика, толкаясь локтями, шумно повалила на выход, Сомов в общей суматохе незаметно потерялся в толпе и ускользнул от кухарки и сторожа. Он остался в балагане, быстро сошелся и разговорился с одним из цирковых работников, помогая ему перетаскивать реквизит и выполнять другие обязанности. Работы было предостаточно, от помощи циркач не отказывался и они провозились вплоть до того момента, когда представление началось по новому кругу. Рабочий цирка оказался парень словоохотливый и вскоре Сомов узнал о многих нюансах цирковой жизни. Для себя он выяснил главное — представления в городе продлятся еще неделю, а потом труппа перекочует в другой город еще на недельку и так далее, планируя к концу лета добраться до столицы, чтобы попасть на праздник урожая и уже там задержаться на месяц другой. Планы в голове Сомова корректировались в соответствии с поступающей информацией. Владельцем цирка являлся тучный усатый мужик по имени Сугис, бывший борец, даже чемпион какого-то города и имеющий за свои победы серебряный кубок, которым он очень гордился. Сомов уже не раз видел хозяина цирка за кулисами, но поговорить с занятым человеком возможности не представилось — все носились как угорелые. Сам хозяин непрерывно что-то делал: кому объяснял, кому приказывал, а кого и подгонял плетью, которую не выпускал из рук. Но артистам попадало больше так для вида, а вот лошадям доставалось от кожаной плетки так, что на манеж они буквально вылетали. Последнее представление завершилось лишь за полночь. Когда погасили два мощных магических прожектора и остались лишь свечные фонари, а уставшие артисты закончили неотложные дела и начали расходиться, владелец цирка сам подошел к Виктору.

- Парень, ты чего тут весь день крутишься? Работу ищешь? — неприветливо буркнул Сугис и, не дожидаясь ответа, сразу же охладил пыл Виктора: — Лишней работы нет. Ступай отсюда.

После этого он повернулся и направился в свой фургон, унося под мышкой оба погашенных магических прожектора. Видимо это были очень ценные предметы, раз за ними присматривал сам хозяин. Глядя в удаляющуюся широкую спину Сомов хмыкнул с досадой — что за человек, даже рта раскрыть не позволил. Значит, в данной ситуации потребуется более деликатный подход. Придется вспомнить уроки из хитрой книги «Как незаметно вылизывать зад и изображать из себя друга». Эту книгу американского автора, прочитанную еще в детстве, Сомов считал мерзкой, бессовестной и никогда не пользовался подлыми приемами и бесстыжими советами, описанными в ней, но сейчас был тот случай, когда все средства хороши. Виктор отряхнул со штанов налипшие опилки и решительно направился вслед за Сугисом.

- Не ходи! — успел предупредить его циркач, которому он помогал весь день, — Побьет. Может и плетью отделать.

Но Виктор лишь отмахнулся рукой — битым он уже бывал и не раз, в том числе и плетью, так что ему не привыкать. Он постучал в дверь фургона, услышал рявканье, которое расценил, как приглашение войти и уверенно шагнул внутрь. Когда Сугис увидел Сомова, лицо хозяина побагровело, а лежащие на столе ладони сжались в пудовые кулаки.

- Опять ты? Я же тебе ясно сказал — нет работы. А ну-ка проваливай парень отсюда по-хорошему! Если ты заставишь меня встать, то потом сам неделю не встанешь. Вон отсюда!

Виктор равнодушно пропустил угрозы мимо ушей и огляделся в сумрачном свете слабенького настольного магического светильника. В фургоне было ужасно тесно от множества сундуков, сваленной в кучи одежды и прочего циркового инвентаря так, что было не протолкнуться, но кубок он увидел сразу. Тот стоял на одной из полок особняком и тускло сиял полировкой. Было заметно, что владелец не только дорожит, но и заботливо ухаживает за своим спортивным трофеем. Вон как блестит. Виктор сделал шаг и наклонился, чтобы рассмотреть кубок лучше. Серебряная чаша с гравированной надписью и выдавленными рельефными борцами была установлена на цилиндрическую подставку из красного дерева. Что называется простенько и со вкусом, но Виктор взирал на кубок благоговейным видом.

- Ты что глухой? — уже не так угрожающе произнес Сугис и с некоторым замешательством, — Куда это ты там уставился?

Виктор выдержал актерскую паузу продолжая разглядывать кубок и, не оборачиваясь восхищенно произнес:

- Никогда еще не видел чемпионского кубка. Удивительно красивая вещь. Неужели он сделан целиком из чистого серебра?

- Ну, в общем-то, да, — не удержался от самодовольного восклицания Сугис, разжимая кулаки, — Чистого серебра почти триста граммов. Ты хоть представляешь, сколько это денег?

- Нет, — слукавил Сомов, — но мне кажется, такую вещь нельзя оценивать деньгами. Ведь кубок чемпиона не купишь в лавке.

- Это верно, — голос Сугиса совершено изменился и наполнился теплотой от нахлынувших воспоминаний, — За этот кубок мне пришлось пролить немало пота и уложить на ковер не один десяток сильнейших борцов. Было дело.

Виктор повернулся к бывшему чемпиону и изобразил на лице сильнейшую заинтересованность, которую только смог изобразить:

- А вы не расскажите мне об этом?

Сугис неожиданно из грозного владельца цирка превратился в смущенного пожилого человека. Он неловко замялся, автоматически расправил усы и прокашлялся, прежде чем ответить.

- Ну, в общем-то, садись, расскажу если интересно. И кубок давай сюда, поближе к свету, только осторожнее!

Битый час Сомов терпеливо, не перебивая выслушивал воспоминания Сугиса о его далекой молодости полной спортивных побед и достижений излагаемые под хмельной напиток типа пива. Нельзя сказать, что Виктору этот рассказ был совсем безразличен, но он, куда бы с большим удовольствием послушал подобную историю, если бы они была поведана случайно, просто так в дружеской беседе. А сейчас вроде бы заинтересовано слушая и согласно кивая головой, но преследуя при этом конкретную цель — добиться расположения владельца цирка, ему было противно от самого себя. «Проявляй искреннюю заинтересованность» — гласила хитрая книга. Но если интерес продиктован скрытой целью, которую необходимо добиться, то он не может быть искренним.

Через час Сугис позвал уже знакомого Виктору циркача и попросил принести еще пива, который он решил выпить вместе с Сомовым. Циркач обалдевшими глазами посмотрел на Виктора и хозяина, которые непринужденно сидели за столом и беседовали, как два приятеля. Так их дружественная беседа и продолжалось, пока хозяин наконец не спохватился:

- Кстати, а ты чего пришел то ко мне? Работу ищешь или еще чего?

- У меня скорее предложение для вас, как сделать борьбу в цирке еще более привлекательной. Народ жаждет представления и надо преподнести его в полной красе. Но и от работы бы я тоже не отказался, — Виктор расцвел доброй располагающей улыбкой, уменьшающий вероятность отказа, как советовала хитрая книга.

Далее Сомов вкратце обрисовал возможности проведения состязания борцов с театральным антуражем. Когда-то он читал о земных цирковых борцах начала века, где фигурировал знаменитый «Дядя Ваня», борцы носили маски, играли роли и выступали в соответствии со своими придуманными характерами. Под масками выступали только свои борцы, но распространяли слухи, что вызов чемпиону бросает некий человек благородного звания, например герцог или князь, скрывающийся под новой маской. Подобные трюки здорово заводили публику, вызывали ажиотаж и соответственно приносили дополнительные деньги. Это было практически и все, что запомнил Виктор из прочитанного и это немногое он вывалил на крепко то ли задумавшегося, то ли захмелевшего Сугиса.

- Ну, в общем-то, да. Это может сработать, — наконец согласился, Сугис и, опомнившись, спросил: — А зовут-то тебя парень как? А то, столько говорим, а имя твое я так и не удосужился узнать.

Виктор открыл было рот, растерялся и выпалил первое, что пришло в голову:

- Чак Норрис.

- Ага, Чак значит, — сказал бывший борец и представился сам: — Ну, а я владелец этого балагана Сугис. Будем знакомы. А вот скажи-ка мне, Чак, откуда у тебя такой интерес к борьбе?

- Сам когда-то занимался борьбой, — не стал скрывать Виктор.

- Что-то ты хлипковат для борца, — недоверчиво усмехнулся Сугис, — Где боролся? Какая школа?

- А вот этого к сожаленью не могу сказать. Не помню. Была тяжелая травма головы, отбило мне всю память о прошлой жизни.

Сугис сочувственно покачал головой и тут же подозрительно прищурил один глаз:

- А не врешь?

- Какой смысл мне врать? Арена рядом, могу прямо сейчас доказать, борец я или нет.

Сугис расхохотался. Хитрость Сомова не осталась не замеченной. Сугис говорил о сомнении в том, что молодой человек потерял помять, а вовсе не в его умении бороться. Впрочем, во владении Чаком приемами борьбы он тоже не был уверен.

- Шустрый ты парень, как я погляжу. Ну что же сейчас и проверим. Только со мной тягаться, у тебя весовая категория жидковата. А вот кое с кем из моих ребят можно и попробовать. Ну, в общем, пошли Чак, раз сам напросился.

Чемпионский кубок был любовно установлен владельцем на прежнее место, а сами они направились к фургону с борцами. Всего борцов было четверо и по комплекции они не сильно уступали Сугису. Видимо сам Сугис не захотел бороться не по причине разных весовых категорий с Виктором, а скорее из-за того, чтобы не ронять свой авторитет. Глядя вблизи на борцов, этаких здоровенных увальней Сомов засомневался в своих силах. Но не отступать же теперь. На арену с ними поднялся и пошел только один из борцов, хорошо еще, что не самый крупный, а остальные продолжили прерванный отдых.

В цирке было темно, поэтому для освещения использовали пару факелов, закрепив их по краю арены. Соперник Сомова быстро разделся, оставшись в трусах, а Виктор замешкался.

- Давай, давай, раздевайся, — поторопил Сугис, — Раздевайся, а то может, у тебя под одеждой амулет припрятан. У меня гогглов нет, чтобы тебя просвечивать.

Сомов нехотя отвернулся и взялся за завязки на одежде. Он слышал, как переговаривались и посмеивались позади него борец с владельцем цирка, ехидно обсуждая совершенно не борцовское телосложение и вес Виктора и отпуская в его адрес незлобные шутки. И слышал, как они оба разом замолчали, когда он снял рубаху и оголил свою спину, разукрашенную застывшими узорами от ударов плетей. Молчание продолжалось все оставшееся время, пока Сомов полностью не разделся и не повернулся для схватки.

- Вона как, — произнес Сугис, кашлянув, и привычным жестом погладив усы.

В отличие от своего борца он не был особенно удивлен, словно и ожидал нечто подобное, но все же изуродованная спина не оставила его равнодушным. И конечно от внимательного взгляда Сугиса не укрылась и татуировка раба на плече Виктора. Даром что старый циркач был под хмельком. Владелец цирка продолжал молчать и, похоже, раздумывал, стоит ли вообще иметь дело с рабом. Поэтому Виктор начал действовать сам. Он церемонно поклонился сопернику и встал в стойку, приготовившись к борьбе. Видимо его уверенное поведение и профессионально принятая поза сыграли свою роль, так как Сугис дал отмашку начинать схватку.

Виктор был внешне спокоен, но внутри он кипел от злости, что все его планы вот-вот должны были рухнуть из-за проклятого клейма на плече. Первоначальный вариант вести борьбу осторожно и искать слабую сторону противника, сменился безудержным желанием покончить быстро и сразу, и ему уже было неважно победит он или проиграет. Да и не было у него возможности долго водить хороводы с обнаженными торсами, когда отсутствовали привычные для него рукава кимоно, за которые можно было ухватить и удерживать соперника. Поэтому, как только борец сделал к нему первое движение, он сам ринулся навстречу, сразу проиграл противнику в более удобном захвате руками, но тут же молниеносно провел любимую подсечку. Все произошло настолько стремительно, что со стороны показалось, будто борец упал сразу же, как только к нему приблизился Сомов, и они соприкоснулись руками. Надо отдать цирковому борцу должное он успел крепко прихватить Виктора и чуть не утянул его за собой на пол. Отпустил хватку борец только в последний момент, когда инстинктивно постарался смягчить свое падение, и ему стало уже не до продолжения борьбы.

Ошарашенный неожиданным падением борец, приподнялся и сел на манеже весь покрытый прилипшими опилками.

- Ты что творишь? Не честно это, — засопел он обиженно, апеллируя к Сугису, — Он меня подсечкой свалил. Видел? Это против правил.

Виктор промолчал. Правил он действительно не знал. Вполне возможно, что здесь использовали такие же правила, как в греко-римской борьбе, в которой подсечки и подножки были запрещены. Но он-то был борцом дзюдо, а там были запрещены только удары.

Сугис тоже молчал и все еще напряженно о чем-то думал.

- А ну давай еще раз, — борец уже поднялся и наливался решимостью взять реванш.

- Так, — Сугис хлопнул плетью по голенищу сапога и видимо принял решение, — Достаточно на первый раз. Мне еще надо с Чаком поговорить, а ты иди, отдыхай Ланс. Спасибо. И вот что — о том, что здесь было никто не должен знать. Ничего не было, и ты ничего не видел.

Борец не спорил, он быстро остыл и спокойно пожал плечами.

- Как скажешь, Сугис. Не было так не было, — борец повернулся и посмотрел на Сомова уже без всякой обиды, — А ты ничего, молодец, очень быстрый.

- Ну да, — позволил себе натянуто улыбнуться Виктор, — Быстрый. Как молния.

И повинуясь неожиданному порыву Сомов, высоко подпрыгнул, нанося двойной удар ногой по воображаемому противнику, следом продемонстрировал несколько ударов ногой с разворотом, а затем плавно и гармонично перешел в стойку, поклонился, сложив ладони перед грудью и неподвижно замер.

- Борьбой значит, говоришь, занимался, — проворчал насупившийся Сугис, — И как это называется?

- Удар Чака Норриса ногой с разворота, — Сомов начал потихоньку злиться.

- А что, красиво исполнено и название красивое, — встрял в разговор борец, но наткнулся на взгляд Сугиса и закончил: — Ничего не было. Ничего не видел. Уже ушел.

Разговор с владельцем цирка продолжился уже в его фургоне.

- Значит так, Чак Норрис, — Сугис выделил имя усмешкой и снова стал суровым, — выходит, что документов у тебя нет, а проблемы у тебя есть. Так? Так. Ты беззаконник и мне твои проблемы, в общем-то, ни к чему. Но хотя ты парень очень странный, ты мне нравишься. Город мы покинем через пять дней, и если присоединишься, то работа для тебя найдется. Два условия: получать будешь половину от доли остальных и по первому моему слову уйдешь и больше никогда о нас не вспомнишь. Поймают — твои проблемы.

- Я согласен, — Виктор впервые за этот вечер улыбнулся искренне. О хитрой книге он уже забыл.

У Сомова оставалось всего несколько дней, чтобы подготовиться к побегу. На руку было и то обстоятельство, что Преан в очередной раз укатил в столицу, да еще и вместе с домоправителем. Готовился Виктор обстоятельно. Собрал свои записи, привел в порядок одежду, сладил чехол для гитары. Памятуя о высоком уровне преступности, решил подстраховаться и приготовил себе в дорогу короткий меч. Как там сложится еще неизвестно, а оружие лишним никогда не будет. Старый клинок он давно уже приметил на чердаке среди всякого хлама накопившегося там за несколько поколений Преанов. Мечей там было несколько, но все они были тронуты ржавчиной и у них отсутствовали рукоятки. Сомов выбрал наиболее хорошо сохранившийся клинок, очистил его от ржавчины и заточил, а в завершении смастерил рукоять из плотно намотанных кожаных полос точно подогнав ее по размеру своей руки. Без навершия оружие выглядело внешне несколько непривычно и неказисто, но зато держать его в руках было удобно и приятно. Много времени ушло на то чтобы изготовить потайные ножны. Носить меч на боку Виктор не решился, так как с оружием здесь ходили только воины, стража и люди благородного звания. На них Сомов мало был похож, а увидеть простого горожанина, за которого он смог бы еще сойти, с мечом за поясом было бы несколько странно и привлекло бы ненужное внимание. Поэтому он приладил меч за спину, как это делал в кино Конан варвар. Чтобы рукоятка вызывающе не маячила из-за плеча, пришлось расположить ножны, строго вертикально прикрепив к ним равномерные рюкзачные лямки. Последним штрихом стала накидка с капюшоном, которая полностью прятала и сам клинок и торчащую за головой рукоятку меча. Даже если капюшон не надевать на голову, то его можно было набросить на рукоять меча и полностью скрыть от чужих глаз.

Каждый день Сомов прогуливался к цирку, но внутрь не заходил и не с кем не разговаривал. Когда же он увидел, что купол убран, а цирковая труппа разбирает балаган и собирается в дорогу, то понял что его время пришло. Цирк уезжал утром, значит, он должен был уйти и примкнуть к ним ночью.

Вечером Виктор подарил садовнику большую бутыль заранее припасенного крепкого вина, и того уже можно было не принимать в расчет. Препятствием оставались только кухарка и сторож. Сомов терпеливо дождался, пока в доме окончательно не затихло, и решил, что прислуга уже уснула. Он зажег свечу и осторожно пробрался на кухню за припасами в дорогу, где начал шарить по коробам и ящикам с продуктами. За этим занятием его и застала еще не успевшая уснуть повариха и привлеченная шумом на кухне. Палла не разобралась в том, что Виктор делает на кухне в такой поздний час, может, посчитала, что он просто проголодался, да и мысли ее при виде молодого раба, как обычно приняли сексуальное направление. Она заулыбалась, подошла, пошло виляя могучими бедрами, и попыталась было обнять Виктора, но он уверенно отстранил ее рукой.

- Не сегодня, Палла. Не сегодня и никогда больше, — голос Сомова был холодным.

- Ты что это, Снежок? — игриво произнесла кухарка и, не вняв его словам, попыталась продолжить свои неприличные действия.

- Пошла прочь, — брезгливо сказал Виктор и, не сдерживаясь, грубо оттолкнул ее от себя.

Этот толчок вмиг отрезвил и разъярил кухарку. Разразившись потоком угроз, она пошла на него со злым перекошенным лицом и без того будучи не слишком красивым ставшим от злобы еще хуже. Сомов спокойно дождался, пока она подошла вплотную и с размахом, от всей души залепил ей оплеуху. Кухарка от неожиданности отшатнулась, запнулась и шлепнулась на задницу повалив вместе с собой кухонную утварь, коробы и бутылки. Она недоуменно захлопала глазами, не понимая, что такое происходит и, схватившись пухлой рукой за звенящее красное ухо. Сомов склонился над ней и с каменным лицом медленно повторил:

- Пошла прочь отсюда.

Кухарка завозилась на полу, грузно поднялась и испуганно бросилась прочь из кухни. Сомов посмотрел ей вслед, и на секунду в нем шевельнулась жалость. Он впервые в жизни поднял руку на женщину и чувствовал некое подобие угрызений совести — в нем проснулось наследие земной морали. Но стоило вспомнить о своем статусе раба и унизительном положении сексуальной игрушки для наглой кухарки, как ростки совести быстро залила все реабилитирующая волна ненависти.

Виктор быстро собрал снедь в дорогу, кидая в котомку все, что подворачивалось под руку. Он вернулся к себе в комнату, переоделся и собрал приготовленные вещи. Надо было бы быстрее уходить, раз вышла такая незадача с кухаркой, но оставалась еще пара недоделанных дел. Необходимо было написать прощальное письмо хозяину, чтобы между ними не осталось недопонимания и побрить голову наголо. Побриться можно было и в другом месте, а вот письмо придется писать здесь. Расположившись в кабинете Преана за его столом в его же роскошном кожаном кресле, Сомов зажег все пять свечей в канделябре и раскрыл книгу, подаренную ему писателем. На внутренней стороне обложки на языке людей, но используя буквы орского языка (слуги не прочтут, а писатель разберется без труда), он начал писать:

«Господин Эргис Преан. В соответствии с нашим давним договором я взял на себя смелость выполнить оба обязательства и за себя и за вас. Я ухожу, отныне считая себя свободным человеком. Надеюсь, что и вы впредь будете считать меня таковым. В качестве неустойки за просрочку выполнения обязательств с вашей стороны я выбрал один из ваших старых мечей. Для вас он не представляет никакой ценности, а для меня это символ того, что у вас больше нет передо мной долгов. Тайна, в которую мы оба посвящены, останется тайной навсегда. С моей стороны я это гарантирую. С вашей стороны рассчитываю на то, что вы не станете меня разыскивать. Очень надеюсь, на вашу благоразумность иначе ничто не заставит меня хранить наш секрет. Вик Сангин».

Сомов немного подумал, макнул перо в чернильницу и, не удержавшись злорадно дописал:

«После написанного. Вашу книгу я не смог оценить по достоинству, так как не осилил больше десяти страниц, поэтому возвращаю ее обратно».

Послышался приближающийся шум, двери распахнулись, и в кабинет ворвалась разъяренная кухарка и ведомый ею полусонный сторож.

- Вот он! — торжествующе воскликнула Палла и указала пальцем на Сомова, — Вот он мерзавец! Сейчас ты у меня попляшешь!

Она оглянулась, ища поддержки у сторожа. Тот крайне недовольный тем, что его разбудили и вытащили из постели, протопал по кабинету и сердито уставился на Виктора ожидая разъяснений.

- Сангин, что у вас там Паллой произошло? — он недоуменно огляделся, — И что ты делаешь в кабинете хозяина ночью?

Сомов отметил, что сторож опрометчиво пришел без оружия. Объяснять ситуацию было долго, да и не нужно, поэтому Виктор молча поднялся из-за стола, одновременно выдергивая меч из ножен. Кухарка завизжала, а со сторожа мигом слетели остатки сонного состояния.

- К стене! Сели на пол! — приказал Сомов, угрожающе поведя мечом перед их лицами в паре сантиметров.

Близость клинка была настолько убедительна, что слуги Преана отпрянули и покорно сели на пол у стены. Палла была близка к обмороку и тяжело дышала открытым ртом словно рыба, выброшенная на берег. Таумон пытался держаться, как и подобает настоящему солдату.

- Ты что творишь, Сангин? — спросил сторож недоуменно, а увидев приготовленную котомку и зачехленную гитару, наконец-то все понял и воззвал к благоразумию Сомова: — Кончай дурить, парень. Это может плохо кончиться. Все равно тебя поймают рано или поздно, а хозяин побега не простит. Жестоко не простит. Одумайся пока не поздно, Вик. А о том, что сейчас было мы с Паллой никому не скажем. Правда, Палла?

Он толкнул женщину в бок локтем, но кухарка в ответ лишь нечленораздельно замычала.

- Тсс, — Виктор приложил палец к губам, — не надо слов. Они лишние. Однако, что же мне теперь с вами делать?

В раздумье глядя на слуг он начал ленивое кистевое вращение мечом словно бы нехотя и между делом. Эти двое стали препятствием на пути к побегу и самым правильным было бы это препятствие устранить. Но оказалось совсем нелегко вот так взять и запросто зарезать двух людей, которые, в общем-то, ничего плохого ему не сделали. Кухарка, если не брать в расчет ее сексуальные шалости очень хорошо готовила и кормила его, да и сторож относился к нему всегда справедливо, по-человечески и даже тренировались они вместе. Сомов начал искать оправдание своему нежеланию убивать прислугу и поняв это, в раздражении сплюнул на пол. Может связать их покрепче? Так их развяжут не раньше, чем вернется Преан, а это может случиться через неделю или даже позже. До того времени они скорее всего не доживут. Рассчитывать на то, что их хватиться и найдет садовник не стоит, так как он и в дом-то никогда не заходит, а живет в отдельной пристройке. Он будет только рад, что никто ему не указывает что делать, а куда все вдруг исчезли даже и не задумается. Выходит, что смерти им хоть так, хоть этак, никак не избежать, сделал вывод Сомов. Жаль. Тяжело вдохнув, он нахмурился, и сделал шаг вперед, удобнее перехватив меч.

Видимо в его глазах было нечто такое, что привело прислугу в полнейший ужас. Сторож, заерзав ногами по полу, испуганно пополз в сторону вдоль стены, а кухарка закрыла голову руками и отчаянно завизжала.

- Тихо! — рявкнул Сомов и остановился не в силах принять окончательное решение.

Он присел на корточки перед женщиной, которая уже не визжала а, тихо не замолкая пищала на одной ноте и не сводила с него затравленных мокрых глаз. Ну что тут станешь делать, подумал Сомов и еще раз вздохнул.

- Все. Тихо. Хватит реветь, — успокаивающе произнес он и вытер ей слезы, — Успокойся. Ты сейчас пойдешь к себе в комнату, ляжешь спать, и до утра никуда не будешь выходить. Понятно? Ты понимаешь, о чем я говорю?

Палла перестала выть, и бешено замотала головой, соглашаясь с предложением Виктора и глядя на него с надеждой и недоверием. Сомов подал ей руку и помог подняться. Повариху била нервная дрожь и даже поднявшись с пола, она не решалась сделать лишний шаг без команды Виктора. Все происходящее неожиданно стало выглядеть несколько комично, и Сомов нервно усмехнулся. Нет, не станет он никого убивать, пусть его совесть останется спокойной, а что будет, то будет, решил он.

- Все прекращаем плакать, — он погладил дрожащую кухарку по щеке и спросил: — Или ты расстроилась, что мы больше не увидимся?

Палла опять согласно затрясла головой. Похоже, она пребывала в таком шоковом состоянии, что готова была соглашаться со всем, что сейчас говорил Виктор.

- Ну, не грусти, может это не последний раз, когда мы видимся, — Сомов уже не успокаивал, а слегка куражился над толстухой и даже заулыбался от коварной мысли пришедшей ему в голову: — Ты только жди меня, и я вернусь.

Он сунул ей в руку горящую свечу из канделябра и подтолкнул напуганную женщину по направлению к двери:

- Иди!

Палла нерешительно пошла, постоянно останавливаясь и оглядываясь на Виктора. Он стоял и спокойно улыбаясь, смотрел сквозь раскрытые двери, как она удаляется вниз по лестнице, пока совсем не скрылась из виду на нижнем этаже. Минуту Сомов прислушивался, ожидая чего угодно от взбалмошной непредсказуемой кухарки, но в доме стояла тишина. Тогда он повернулся к сторожу и опять крутанул мечом, разминая кисть. Улыбка сползла с лица Виктора, а сторож заметно побледнел.

- Вик, постой! — сторож умоляюще выставил руки перед собой, — Подожди. Давай так. Я тоже пойду к себе. А ты уходи. Просто уходи и будем считать, что я ничего не видел.

Сомов покачал головой с сомненьем. Сторожа он решил обязательно связать.

- Не пойдет. Таумон ты же старый хитрый солдат. Обманешь.

- Клянусь не обману, Вик. Я и за Паллой пригляжу, чтобы не начудила, а ты уходи.

Сомов ненадолго задумался и наконец, сказал:

- Вставай, топай во двор. Ты впереди я сзади. И не делай глупостей солдат, ты отлично знаешь, как я умею обращаться с мечом. Не позволь себе смертельно порезаться.

- Никаких глупостей, Вик, — сторож поднял руки вверх, показывая полное повиновение, — никаких.

Они вышли из дома в сырую прохладную ночь и всю дорогу до сторожки, бывший солдат шел, вжав голову в плечи. Возможно, он ожидал удара сзади, но так ни разу и не оглянулся. Когда они остановились у маленького строения, которое находилась рядом с воротами, возникла тягостная пауза. Сомов некоторое время смотрел на сторожа, оценивая его возможное дальнейшее поведение, а затем убрал меч за спину в ножны и показал в сторону ворот:

- Может, отопрешь?

Таумон молча кивнул и ушел за ключами в сторожку. Отсутствовал он минуту, а когда вышел в одной его руке были ключи, а в другой меч. Виктор разочарованно хмыкнул:

- Вот значит как.

Старый солдат чувствовал себя неуверенно и явно нервничал.

- Извини, Вик, но я не могу тебя отпустить. Хозяин этого не простит не только тебе, но и мне. Так что или ты или я.

Он бросил звякнувшие ключи на каменную дорожку и отступил назад, выставив меч перед собой.

Виктор не торопился обнажать свой клинок, он был уверен, что успеет выхватить его в случае необходимости, и не сомневался, что справится со старым солдатом в поединке. Они это уже давно выяснили на тренировках. Знал это и бывший солдат, поэтому и не торопился начинать свой последний бой. Сомову же убивать Таумона совсем не хотелось.

- Жаль, что у нас не деревянные мечи, — сказал Вик более хриплым голосом, чем обычно и безбоязненно отвернулся от сторожа, подняв лицо к звездам, — Послушай, что я тебе скажу Таумон. У нас с господином Преаном был договор, который я обязан выполнить, что сейчас и делаю. Ты никак не сможешь этому помешать, но твоя смерть будет совершенно лишней при завершении этой сделки. У меня нет вариантов, как поступить, зато у тебя целых два варианта на выбор. Или я сейчас спокойно отсюда уйду или я убью тебя и опять же спокойно уйду. Выбирай сам.

Виктор повернулся к сторожу, поднял ключи, затем смело и нагло шагнул навстречу выставленному клинку.

- Меня убить ты не все равно не сможешь. Знаешь почему? — даже в ночной темноте было заметно, как развиваются длинные седые волосы Вика от порывов холодного ветра, — Потому что я уже мертв. Пусть покоятся нетронутыми мои кости.

Сторож вздрогнул и отступил назад, а Сомов сделал ритуальный жест и продолжал низким хриплым голосом:

- Меня похоронили несколько лет назад. Только моя могила находится слишком далеко отсюда. И ты даже представить себе не можешь насколько далеко. Так что солдат ты просто отойди в сторону и не мешай мертвому продолжать свой путь.

Виктор внутренне усмехнулся — ну вот, кажется, достаточно нагнал страху. Он повернулся, подошел к воротам и открыл замок, прислушиваясь к звукам позади себя и надеясь, что перепуганный сторож не ударит ему в спину. Когда он отворил заскрипевшие ворота и посмотрел на Таумона, тот стоял на прежнем месте, держа меч перед собой и приготовившись отчаянно отбиваться.

- Прощай, солдат, — Виктор бросил сторожу ключи и вышел, притворив за собой еще раз скрипнувшие ворота.

Осмотрелся. Ночная улица, умытая недавним дождем, отсвечивала черными зеркалами луж и была отнюдь не безлюдной. Невдалеке горел костер на железной подставке в виде неглубокой чаши, а около него стоя или присев на корточки грелись стражники. Пять крепких мужиков увешанных оружием. Сомов выругался про себя — вот нечаянная встреча. Заметили или нет? Судя по всему заметили. Он набросил капюшон на голову, поправил гитару и направился к огню.

Стражники были старые знакомые, но смотрели на подходящего Виктора вопросительно и некоторой долей подозрения.

- Седой? — спросил один из стражников, узнавая Сомова, — А ты чего это ночью разгуливаешь? Да еще и вырядился.

Виктор с деланным безмятежным видом уверенно подошел к костру и протянул к нему руки. Он нисколько не замерз, но умывая руки теплом костра, пытался выиграть время, чтобы придумать подходящее объяснение.

- Доброй ночи, господа стражники. Иду вот на рынок. Подрядился с торговцами помочь им товары разгрузить. Обещали хорошо заплатить за работу. Требуют, чтобы утром к открытию рынка товар был на прилавках, а значит, придется поработать ночью. Ну да мне не привыкать лишь бы с оплатой не обманули.

Господи, что за чушь я несу, с ужасом подумал Сомов, ну авось пронесет.

- Ох и врешь ты все седой, — не поверил проницательный стражник, — Давно ли грузчики стали ходить на работу с гитарами?

Виктор напрягся, переводя взгляд с одного стражника на другого, не находя ответа, наливаясь адреналином и готовясь к худшему развитию событий. Хорошо, что пока заметили только гитару, а не меч прикрытый накидкой с капюшоном. А стражник ехидно продолжил:

- Признавайся ты, наверное, не к торговцам, а к одной из жен торговцев намылился.

- А может даже и не к одной? — подхватил шутку другой стражник.

Все дружно заржали, а вместе с ними нервно рассмеялся Виктор.

- От вас ничего не скроешь, господа стражники, но разве я могу признаться в таком неблаговидном поступке? Надеюсь, вы не потащите меня в допросную башню, чтобы выпытать имя благородной женщины.

Едва Сомов чуть успокоился и понял, что никто его задерживать не собирается, как увидел выходящего из ворот Таумона. Да что же мне так не везет сегодня, стиснул зубы Виктор. Сторож вышел, остановился и теперь смотрел в их сторону. Стражники продолжали шутить на тему любовных похождений, а Сомов не мог оторвать взгляда от сторожа. Выдаст или нет? Стоило тому только крикнуть и все пропало, но сторож молчал и лишь пристально смотрел. Виктор не выдержал напряжения и неловко помахал ему рукой, а Таумон так же деревянно махнул в ответ. Все, пора было уносить ноги.

- Спокойно вам провести ночь, господа стражники, — пожелал Виктор и намеренно неторопливо пошел прочь от костра в темноту узкой улицы, сдерживаясь чтобы не побежать и спиной ощущая взгляд старого солдата.

Когда сторож и стражники остались за поворотом Сомов сорвался и побежал, не разбирая в темноте дороги прямо по лужам. Дома равнодушно взирали слепыми черными окнами, на человека, бегущего по пустынной улице. А впереди, словно маячок вдруг показалось единственное тускло светящееся маленькое окошко — работал друг сапожник. Сомов, не задумываясь, повернул к свету и нетерпеливо забарабанил в дверь. Требовалось взять тайм-аут, передохнуть и успокоиться.

- Кого там посреди ночи носит? — проворчал сапожник, впуская Виктора в дом, — Вик? Чего это тебе не спится?

- Да вот к женщине иду. Пока мужа дома нет, — выпалил с ходу Сомов новую более правдоподобную версию, — Увидел, что ты не спишь, решил к тебе заглянуть. И дай-ка дружище напиться, а то в горле совсем пересохло.

- Так я это, не сплю, заказ у меня срочный, к утру обувку справить надо. Заказчик рано придет. На вот, пей, — сапожник налил воду из кувшина в чашку и укоризненно покачал головой, — А ты Вик, оказывается, по замужним женщинам ходок. Этого я не одобряю. Смотри, как бы тебе такие похождения по спине палками не откликнулись или еще чего хуже.

- Моей спине не привыкать, — отмахнулся Виктор, напившись и отдышавшись, — Переживу. Послушай, друг, тут такое дело, у меня женщина с капризами попалась. Не нравятся ей мои волосы, а я только сейчас об этом вспомнил. Надо бы их укоротить. Не могу в таком виде перед ней появиться.

- Ну, какой я тебе в этом помощник? Это тебе к парикмахеру надо, а не ко мне.

- Да я и сам справлюсь. Мне бы только зеркальце какое.

- Ну, если сам, тогда, пожалуйста. Зеркало возле умывальни, пользуйся. Но ты лучше никуда не ходи, грех это по чужим женам шастать, а оставайся здесь, посидим вместе, да поболтаем о том, о сем, пока я работаю, — и тут сапожник завел любимую тему, — Слушай, я вот подумал, что же это получается, если я женюсь, то и у моей жены могут появиться любовники?

Сомов в ответ лишь пожал плечами. Он присел на скамью, поговорил с сапожником о проблемах женитьбы и о прочих пустяках, наблюдая за работой мастера и одновременно настороженно поглядывая в оконце — не начнется ли за ним погоня. Погони не было и это утешало. Не сдал его старый Таумон стражникам и на том спасибо. Наболтавшись с сапожником, Виктор уединился, чтобы заняться своими слишком приметными волосами. Мудрить с прической он не собирался. Сомов изначально планировал сбрить все наголо еще в доме Преана, но там, как это иногда бывает, все пошло не по плану. Побрить самого себя, да еще голову и вдобавок в полутьме при одной свече оказалось не так-то просто. Приходилось пользоваться не столько зеркалом, сколько действуя на ощупь и проверяя ладонью гладко ли и все ли места выбриты. Сомов несколько раз порезался, но справился со своими волосами, которые тщательно собрал, чтобы выкинуть где-нибудь по дороге. Не желая в новом облике светиться перед сапожником, Виктор по-английски, не прощаясь, по-тихому покинул гостеприимный дом, надеясь, что друг сапожник не сильно на него обидится. Да и не встретятся они больше никогда, если беглому рабу повезет с побегом.

Когда Сомов добрался до места, где раньше стоял цирк, уже начинало светать. От шатра цирка ничего не осталось, кроме десятка перегруженных фургонов. Практически все было разобрано, упаковано и утрамбовано по фургонам, а то, что не влезло, прикреплено или привязано снаружи. Сами циркачи поднялись спозаранку и суетились, запрягая лошадей и занимаясь последними мелочами перед отправкой. Какие-то сторонние люди увозили доски, оставшиеся от балагана, другие, судя по виду крестьяне, перекидывали огромную кучу конского навоза в свою грубо сделанную телегу. На пустыре стоял многоголосый шум, состоящий из людских голосов, ржанья лошадей, блеянья коз и прочих звуков цирковой живности. Проходя мимо клеток с животными, Виктор увидел знакомую обезьянку, которая вцепившись лапками в прутья клетки, смотрела на происходящее слишком умными человеческими глазами и выражала свое беспокойство редкими выкриками. Похоже, она понимала, что цирк уезжает.

- А-а, Чак Норрис. Пришел все-таки, — Сугис хмуро посмотрел на Виктора, всем видом выражая свое недовольство, — Ну что ж, пошли со мной. Вон фургон с борцами, пока с ними будешь, а там посмотрим.

- Спасибо, господин Сугис, — поблагодарил Виктор с вымученной улыбкой.

От цепкого взгляда хозяина цирка не ускользнули бритая в свежих порезах голова и разбитое состояние Сомова, не спавшего всю ночь. Заметил он также меч и гитару, которые Виктор с себя снял, чтобы пристроить их в указанном фургоне.

- Музыка это хорошо, а вот оружия я не одобряю. Видать ночка выдалась тяжелой?

- Да уж, — согласился Сомов, кисло усмехнувшись, — не легкая.

- И как? Много за собой трупов оставил?

- Ни одного, — простодушно ответил Виктор, — А что, надо было?

- Так ты еще и шутник, как я погляжу. Ну, в общем-то, это даже хорошо. Клоунов у нас как раз не хватает, а с твоим постным лицом только шутки и шутить. Давай впрягайся в работу и постарайся чтобы я ни разу не пожалел о том, что тебя принял. И прими совет — никогда не приближайся к людям с магическими гогглами. Держись на расстоянии, чтобы не прочли, что у тебя на плече оттиснуто.

Сугис зашагал вдоль вереницы выстроившихся фургонов, покрикивая на работников, раздавая указания, а кое-где помогая собственными могучими ручищами. Виктор сходу включился в общую работу, стараясь не столько заслужить доверие оказанное хозяином цирка, сколько горя желанием скорее собраться и выехать из города. Казалось бы, что все уже готово к отбытию, но суета не прекращалась, находилось то одно недоделанное, то другое и они никак не могли отправиться в путь. Уже давно рассвело и Сомов начал нервничать — как бы в доме Преана не подняли тревогу, а его самого не взяли прямо здесь тепленьким. На Таумона, как оказалось, можно было положиться, а вот поведение Паллы оставалось непредсказуемым. Да и вообще, это был лишь вопрос времени, когда станет известно о его побеге. И только когда спустя еще несколько часов цирковые фургоны стронулись наконец-то с места и выкатились за пределы города, напряжение Виктора пошло на убыль. Он в изнеможении забрался на крышу фургона, зарылся среди увязанных тюков, накрылся рогожей и, несмотря на припекающее солнце и неизбежную тряску крепко заснул.

Первое представление по пути следования передвижной цирк давал этим же вечером, остановившись у небольшой деревушки. Устраивались скромно, шатра не ставили, а использовали самый большой фургон, у которого снималась одна из стен и заменялась занавесом. Получалась своего рода сцена для выступлений, на которой и проходила урезанная цирковая программа. Еще один фургон использовали, установив его напротив первого и протянув между крышами канат для канатоходцев. Все приготовления были простыми и быстрыми. Никаких билетов не продавали и денег с желающих посмотреть представление, не брали, да и не возможно это было из-за полного отсутствия контроля зрителей. Просто любой, кто хотел, подходил и смотрел то, что показывали на импровизированной сцене артисты. Желающих, как оказалась, было много, почти вся деревня. Посмотреть выступление цирковых артистов собрались и стар и млад. Деревенские зрители ахали от мастерства гимнастов и ловкости жонглеров, потешались над клоунами, а местная детвора визжала от восторга. Виктору бросилось в глаза то, что детей и в этой деревне и в последующих было очень много и, судя по всему демографических проблем в стране не существовало.

Сомов участия в представлении не принимал. Узнав о его умении обращаться с лошадями, за ним тут же и закрепили эту первую работу. Запрячь, распрячь, напоить, накормить, осмотреть, все это было знакомо до боли. Виктор нисколько не роптал, а наоборот был полностью доволен своим положением. Долгих уроков гнома он не забыл, чувствовал себя с животными уверенно, да и цирковые лошадки отличались необычайным пониманием и вели себя послушно. С наслаждением едва сдержав ликующие вопли, прокатился верхом без седла, когда выгонял лошадей на пастбище. Луг для пастбища, как и еду для цирковых артистов предоставили жители деревни в качестве платы за представление. Об этом заранее договорился предусмотрительный владелец цирка с местным главой. В итоге все были довольны и артисты, и жители, и больше всех свободный ныне человек Вик Сангин.

После представления, за ужином Виктор окончательно перезнакомился со всеми участниками цирковой труппы. Практически это была одна большая дружная и веселая семья. Почти все артисты приходились друг другу либо родственниками, либо супругами, либо такими близкими друзьями, что их можно было по праву также считать родственниками. Новичок в труппе не остался без внимания и на Сомова в первый же день положили глаз несколько юных незамужних гимнасток. Сугис оперативно отреагировал на нежелательное развитие ситуации и провел с ними разъяснительную беседу. Девушки умерили свой пыл и неохотно, под давлением владельца цирка избавились от планов на замужество. Впрочем, это не мешало им и дальше заигрывать с Виктором и намекать на легкие ни к чему необязывающие отношения. Отказать бойким девушкам было трудно, впрочем, Виктор и не собирался отказывать, особенно если учесть, что все гимнастки были молодые стройные, весьма недурны собой и часто по роду деятельности обходились минимумом одежды, сверкая обнаженными длинными ножками. Глядя на эти девичьи прелести Виктор, наверное, мог бы не удержаться и связать свою судьбу с какой-нибудь юной коварной красоткой, но владелец цирка счел это неприемлемым в первую очередь для самого себя. Среди гимнасток были дочери Сугиса, а он вовсе не желал им в избранники беглого раба.

Цирк неторопливо двигался от деревни к деревне, в большинстве которых жители жаждали зрелищ и готовы были расплатиться натуральным продуктом. Сами представления в деревнях больше походили на тренировки, где шлифовались уже отработанные трюки, придумывались и оттачивались новые номера. К неудачам артистов зрители относились терпимо и даже искренне переживали, если трюк шел не так как задумано, а то и вовсе не получался. Удивительно благодарная публика проживала в деревне.

Совсем другое дело было, когда их цирк прибыл к огромному замку. Уже до начала представления стало понятно, что здесь их ожидает иной прием. На поклон к владельцу замка ходил сам Сугис. Внутрь замка их не пустили, но милостиво разрешили провести представление рядом. Хотя шатер опять не устанавливали, но в этот раз вытоптали импровизированный манеж и установили обязательные лавки для господ в два яруса напротив фургона-сцены. Еще несколько фургонов установили полукругом, а между крайними натянули канат. Отрабатывать представление пришлось, что называется по полной программе. Борцы, которые никогда не выступали в деревнях, разве что в единичных случаях, чтобы побороть местного силача, здесь вынуждены были, как и все отыгрывать свой рестлинг.

Зрителями были жители замка, солдаты гарнизона и конечно местная знать во главе с самим магом-магистром. Господа восседали на скамьях, остальные толпились по краям. Сомов был рядом с ареной — он сегодня крутил шарманку, создавая музыкальное сопровождение, и впервые увидел живого магистра. Внешне обычный пожилой человек разве что в явно дорогой и отлично пошитой одежде. Одежда не обошлась без темно-коричневых хорошо выделанных кожаных ремней с ярко блестящими пряжками, наводящими на мысль, что это не какая-то там отполированная медь, а настоящее золото. Несколько амулетов на груди и обязательные навороченные гогглы, которые во время представления он все же снял. Вершителя судеб районного масштаба в нем выдавали властный взгляд, презрительно оттопыренная нижняя губа, да еще то, как вокруг него все лебезили. На равных с магистром общались лишь несколько молодых людей, которые вероятнее всего были его родственниками или детьми. Представление началось сразу, как только магистр занял свое место. Причем персонально для него и нескольких приближенных особ из замка были доставлены кресла. Надо думать, что программа ему в целом понравилась, так как неудовольствия он не высказал. Однако и явных положительных эмоций во время выступления он не проявлял. Смотрел или равнодушно или с еле заметным интересом, особенно когда выступали гимнастки и борцы. Борцы кстати, заняли больше его внимания, чем гимнастки.

После окончания представления все с волнением ждали возвращения Сугиса. Владелец цирка отбыл в замок, сопровождая господина магистра. Сомову объяснили, что сейчас решается их дальнейшая судьба, что, дескать, бывали случаи, когда недовольный герцог мог и палками заплатить за непонравившееся выступление артистов. И палок и солдат для этого у магистра имелось в избытке. Впрочем, и золота у него хватало.

Сугис вернулся и объявил, что за выступление им заплатят и что труппе позволено остаться еще на два дня и дать несколько представлений для жителей окрестных деревень, принадлежащих магистру. Новость была встречена с воодушевлением. Затем хозяин отобрал несколько гимнасток и с ними вновь отбыл в замок. Зачем, вопросов никто не задавал, все и так было понятно. Происходящее никого возмутило, да и сами девушки не выглядели несчастными. Видимо все привыкли к подобным вещам. Только одного Виктора это покоробило, но и то лишь самую малость, наверное, он тоже начал привыкать.

Покидая замок Сомов стал богаче на восемь серебряных монет. Такова была его доля за три дня выступлений.

- Ого! — удивился Виктор, подкидывая на ладони монеты, — так жить можно, а если представления давать чаще то можно не просто жить, но и жить довольно таки неплохо. Нам надо срочно двигаться в город.

Но остальные и без Сомова прекрасно знали, где настоящие заработки, только путь в города лежал через деревни, с которых тоже можно было кое-что взять, да и тренировки лишними не являлись.

Постепенно Виктор стал принимать непосредственное участие в цирковых выступлениях. Началось все с того, что злопамятный Сугис сдержал свое обещание и выпустил Сомова на арену клоуном. Работа коверного не считалась сложной, а все номера и реплики Виктор давно уже выучил ежедневно глядя на выступления клоунов. Виктор подобрал себе гигантской длины боты, мешковатую одежду с мотней ниже колен, рыжий парик и размалевал лицо соответствующим образом. Теперь достаточно было скривить лицо, и публика уже начинала смеяться. Вот же нравы.

Со временем он стал ассистировать в дрессуре сначала с лошадьми, а затем и с другими животными. Помогал на манеже дрессировщикам крутить гигантскую скакалку, через которую прыгала лошадь, поправлял животных, когда они сбивались в процессе исполнения трюков, и занимался прочими необходимыми мелочами. Особенного послушания он добился от лошадей, потому что их любил и от собак, так как в свое время насмотрелся сериала «Переводчик с собачьего». Кстати собаки подчинялись ему гораздо охотнее, чем дрессировщику, чему был тот немало удивлен и пророчил Сомову славу великого укротителя, если тот займется дрессурой всерьез. Однако подчинить собаку это одно, а заставить ее выполнять трюки это несколько другое. Насчет дрессировки в сериале ничего не рассказывалось, поэтому к карьере дрессировщика Виктор отнесся скептически.

Канатоходцы и акробаты две профессии, которые постоянно рискуют здоровьем и жизнью. Первые из-за постоянной работы на высоте, вторые из-за высоких сложных пирамид, которые они строят из своих тел или делая в воздухе сальто-мортале. Мастерское владение своим тела не всегда гарантирует безупречное исполнение номера, а при отсутствии страховки малейшая ошибка влечет неминуемое падение, которое нередко заканчивается переломом. И хорошо если это перелом конечности, а не шеи или позвоночника. Так и случилось в их труппе, когда один из канатоходцев при падении сломал ногу и временно выбыл из строя. Пришлось Сомову браться за обучение еще одной смежной специальности. Тренировался он ходить по канату натянутому на небольшой высоте около полуметра. С помощью шеста это удавалось достаточно легко, но стоило его отпустить, как удерживать равновесие на раскачивающемся канате становилось предельно сложно. Сугис, наблюдая очередное падение Виктора, сжалился и объявил:

- Все Норрис, хватит, иначе ты тоже себе что-нибудь переломаешь. Это высокое в прямом смысле слова искусство точно не для тебя.

Сомов не успел поблагодарить хозяина цирка, как тот продолжил:

- Ну, в общем-то, это не беда. Продолжай работать клоуном. Видимо это твое призвание.

Первого города они достигли примерно через месяц, однако здесь их ожидало полнейшее разочарование. Городок был невелик, какой-то сонный, вечно мокрый и к тому же не падкий на развлечения. Под непрекращающимся дождем на скорую руку установили и обустроили шатер цирка. Представления давали по два-три раза в день в течение недели, но зрителей приходило катастрофически мало для хороших сборов. Ситуацию еще больше ухудшали ежедневные проливные дожди. Злой Сугис, обманутый в ожиданиях ругаясь на всех и вся, велел собираться и двигаться дальше. Тем не менее, выезжая из города, Сомов стал богаче еще на сорок серебряных монет.

К середине лета, проехав еще десяток деревень и повидав не один замок, они добрались до города с названием Харбатан. Это был уже достаточно большой торговый город, расползшийся по обоим берегам полноводной судоходной реке. Погода в самый разгар лета наконец-то начала радовать и вся труппа взбодрилась, надеясь, что здесь дела пойдут успешно. К тому же это был родной город Сугиса, и тут у него была масса всяких полезных знакомств.

Владелец цирка легко договорился с местной властью, и балаган поставили в самом лучшем месте базарной площади. За несколько дней сколотили круговой каркас из досок, накинули на мачты брезентовый купол, раскрашенный яркой масляной краской. Внутри, вкопали столбы и протянули между ними канаты. Вокруг арены поставили простые грубо сколоченные скамейки в три ряда. Передние скамейки получились очень низкими, а задние оказались столь высокими, что публика иногда не доставала ногами пола, но это были уже мелочи. Как только закончили строительство и косметическую подкраску начались активные репетиции. Дни стояли жаркими, и артисты выходили на тренировку еще до восхода солнца. Акробаты и гимнасты репетировали на специальной площадке организованной позади цирка. Площадка была основательно засыпана конским навозом, благо его хватало, и который идеально служил подстилкой для смягчения приземлений и просто падений. После тренировок вымазанные навозом артисты обливались водой из рядом стоящей бочки, смывая с себя пот и грязь. Дешево и сердито.

В Харбатане Сугис наконец таки решил воплотить идею Сомова о неком благородном господине бросившим вызов знаменитым цирковым борцам. На роль благородного борца претендовали все, но владелец цирка выбрал Виктора, рассудив, что именно он наименее похож на профессионального борца своим телосложением. Кроме того азартная публика обязательно будет делать ставки и мало кто поверит в победу наглого самоуверенного дворянчика со спортивной, но явно неборцовой фигурой. Этим Сугис и хотел воспользоваться, чтобы прилично заработать. Ну а то, что Сомов в итоге всех победит было оговорено заранее. Борцы, конечно, поворчали, выражая недовольство кандидатурой Виктора, но спорить не стали. Во-первых, с хозяином особо и не поспоришь, а во-вторых, они тут деньги зарабатывали, а не выясняли кто из них сильнейший. Была и еще одна причина, по которой к Сомову они относились доброжелательно и с некоторым уважением.

Тренировались борцы, а вместе с ними Виктор на арене засыпанной опилками. Борцы считались элитой среди артистов и подушку из навоза, где репетировали другие, они брезгливо обходили стороной. Сами тренировки начались уже давно, чуть ли не с первого дня нахождения в труппе Сомова, а сейчас борцы только оттачивали приемы и взаимодействие, чтобы на арене все это выглядело безупречно и главное правдоподобно. Виктор внес свою лепту в местный рестлинг, не только допустимыми приемами из дзю-до, но и открыл глаза борцам на то, что такое бодибилдинг. Надо сказать, что силачи были раскачаны непропорционально, и человеку двадцать первого века это буквально резало глаз. Перекачанные ноги и бицепсы, плохо развитые грудные и широчайшие мышцы спины, все это требовало приведения в соответствие. Борцы не понимали почему, например, плохо развивались широчайшие мышцы спины, делающие фигуру широкоплечей и гармоничной для визуального восприятия. Виктор же в свое время, когда был еще дзюдоистом на земле, занимался «строительством тела» дважды в неделю. Называлось это у них не модным словом бодибилдинг, а занятиями с тяжестями, но зато он отлично знал какие упражнения, нагружают ту или иную группу мышц. Борцы не сразу оценили систему тренировок для строительства тела и сопутствующее правильное питание. Но когда буквально через месяц доверившийся Сомову один из борцов (тот, который видел удар ногой с разворотом) заиграл широкими явно раздавшимися плечами, остальные безоговорочно приняли методику Чака Норриса для тренировок.

Витя и без того не хилый парень за лето привел свое тело в идеальную форму (хоть прямо сейчас на конкурс культуристов), но полюбоваться фигурой он мог только уединившись, чтобы не отсвечивать исполосованной спиной и клеймом раба. Впрочем, о его тайне уже знали несколько любвеобильных гимнасток. А с одной из них Моной у него даже завязалось что-то вроде постоянных отношений. В тесном коллективе его роман с гимнасткой не мог остаться не замеченным и Сомов резонно опасался гнева Сугиса. Однако тот отреагировал достаточно спокойно, поскольку речь о женитьбе не шла, но предупредил со свойственной ему прямотой и грубостью:

- Ну, в общем-то, Чак, я понимаю, что это дело молодое, но если ты обрюхатишь Мону, я тебя яйца оторву и жонглировать ими заставлю.

Сугис еще ни разу не обманывал, поэтому Виктор внял предупреждению и любовью никогда чересчур не увлекался — берег содержимое мошонки.

Близился первый день выступлений. Были напечатаны и расклеены по городу афиши, наняты зазывалы, кассиры, билетеры, торговцы для продаж в зрительном зале всякой мелочевкой вроде семечек, орешков, пирожков и прочего. С утра над входом в цирк вывесили огромный плакат с трудно узнаваемым рисунком Сомова в образе благородного борца. Как ни старался художник, но в этом изображении Виктор нисколько не был похож на самого себя. И слава богу. Черная маска на глазах, гогглы на груди и меч на боку, как бы намекали на его высокородное происхождение. Тест на плакате гласил: «Неизвестный бросает вызов всемирным борцам». Виктор считал выставлять свою физиономию напоказ рискованным делом, но Сугис осмотрев сначала рекламный плакат, а затем самого борца уже переодетого в костюм и маску, заявил:

- Годится. В таком виде тебя даже мать с отцом не признают. Осталось добавить последнюю маленькую деталь.

Сугис протянул Сомову тонкий лист свинца, раскатанный до состояния фольги.

- Этим прикроешь свою татуировку и крепко примотаешь, чтобы не соскользнула. Не хочу, чтобы кто-нибудь в магических гогглах прочитал, что там у тебя написано. А сквозь тяжелый металл магия не просвечивает. Носить постоянно и снимать только перед сном.

Для Виктора новость о том, что оказывается его клеймо, читал любой человек в магических гогглах, была крайне неприятной и ошеломляющей, хотя владелец цирка и раньше намекал ему на это.

- Но позвольте, господин Сугис, — заволновался он, — Если сквозь гогглы не увидят саму татуировку, то уж точно догадаются, что там она есть, раз уж это место специально закрыто свинцом.

- Ну, в общем-то, да, догадаются, — признал хозяин цирка, — Но подумают не о клейме раба, а о клятве верности. У нас половина герцогов ходит с клятвами верности, и никто из них не желает, чтобы окружающие знали о том, кому эта клятва дана. Поэтому татуировку тщательно прикрывают. Так что это наоборот только добавит правдоподобности твоему дворянскому положению и подкинет объяснение, почему вдруг дворянин очутился на арене цирка.

С этого момента Виктору велели держаться в тени, запретили появляться на публике и обязали носить рыжий клоунский парик. Нельзя было сверкать особой приметой — наголо бритой головой. Не ровен час какой-нибудь глазастый зритель признает в благородном борце артиста цирка и скандал обеспечен.

Началась активная продажа билетов на предстоящие представления в сопровождении обычной в таких случаях рекламной компании. Сугис не удовлетворенный тихими звуками шарманки привел откуда-то трех музыкантов, которые должны были играть на раусе для дополнительного привлечения внимания публики. Слушая их заунывную мелодию, выводимую на духовых инструментах, Виктор загорелся новой идеей.

- Господин Сугис, нужно срочно еще десяток музыкантов и обязательно два барабана — большой и средний и тарелки. Нам просто необходимо музыкальное сопровождение для цирковых номеров.

- Нужно ли? — засомневался владелец цирка, — А барабаны зачем?

- Надо, — продолжал настаивать Виктор, — Прежде всего, требуется большой барабан и тарелки, они дадут ритмическую основу для музыкантов. А средний барабан идеален чтобы отбивать дробь, усиливая эффект от трюков.

- Слушай Норрис, у меня от твоих идей голова скоро лопнет, — недовольно проворчал Сугис, — Еще с борцами не закончили, а тебе уже барабаны подавай. А они, между прочим, денег стоят. И музыканты тоже бесплатно не работают.

Но Сомов продолжал наседать:

- Слышите, музыканты в трубы дуют? То, что сейчас они исполняют, это называется полный отстой. В цирке должны звучать марши, но для этого нужно больше музыкантов. И барабан. Вот представьте. Начало представления, все артисты рядами выходят на арену. И тут, — Виктор надул щеки и загудел, изображая знаменитый цирковой марш Дунаевского и дирижируя руками для пущей убедительности, — Та-та-та-та-а-а, та-та-та та-ра та-та-та-а…

У Сугиса отвисла челюсть, настолько необычно прозвучала это мелодия. Мощно, звучно и в самую точку, хотя и была исполнена всего лишь губами, а не музыкальными инструментами.

- Или вот, — с напором продолжал Виктор, вспомнив еще один очень популярный марш выхода гладиаторов композитора Юлиуса Фучика, — Происходит появление борцов на арене. Та-та-та-ра-ра-ра-ра-та-та-ра…

Сугис захлопнул челюсть. Действительно отличная мелодия и почему эти нанятые мерзавцы музыканты вместо таких вот славных маршей играют какой-то «Полный отстой»? Даже название у их музыки соответствующее.

Владелец цирка задумался. Для того чтобы прислушаться к советам необычного раба появились веские основания — уже к полудню были раскуплены все билеты вечерних представлений, где выступали борцы, на несколько дней вперед. Публика сгорала от нетерпения увидеть, как дворянину надерут задницу, приобретала билеты и, не скупясь, делала соответствующие ставки. Тотализатор являлся неотъемлемой частью цирка и Сугис был хорошо осведомлен, что деньги сейчас к ним текут буквально ручьем. Такой прибыли до начала представлений на его памяти еще никогда не было. Так что к советам Чака Норриса хозяин стал относиться более серьезно, чем раньше. Они уже оборачивались звонкой монетой. Эх, не зря я его принял, похвалили сам себя владелец цирка. Вот только интересно, откуда у этого молодого парня в голове столько идей? Очень непростой раб. Да и раб ли он вообще? Сугис в этом уже начал сомневаться даже несмотря на очевидное клеймо.

- Где же я тебе музыкантов сейчас найду? Эти-то трое и то случайно подвернулись, — проворчал Сугис еще по привычке, но, уже понимая, что сейчас встанет и отправится на поиски, — Ну, в общем-то, так и быть, попробую кого-нибудь еще подыскать. Жди.

Ближе к вечеру перед Виктором стоял «сводный» оркестр из семи человек. Грустное и жалкое зрелище. Инструменты у них были не совсем привычного земного вида, но почти аналогичные по звучанию. Но даже это «почти» создавало проблему при исполнении, впрочем, Сомову отступать было уже нельзя.

- Ну что ж, господа музыканты, приступим, — вдохнул Виктор, — Мелодия в принципе простая и короткая. Слушаем меня внимательно и запоминаем.

Репетиция горе оркестра происходила внутри цирка на скамьях для публики. На арене в это время тренировалось много артистов и вскоре вокруг музыкантов стали собираться любопытные. Вместе с тем, как из какофонии звуков понемногу начинало складываться что-то отдаленно напоминающее на марш, росло и количество любопытных. В рядах слушателей появился Сугис и весьма довольный услышанным распорядился повесить магические светильники — пусть темнота не мешает репетировать Чаку с оркестром. Пришлось Виктору мучиться до поздней ночи и мучить несчастных музыкантов. С грехом пополам оркестр все же выучил два марша, и научился его исполнять без вмешательства дирижера. Владелец цирка от исполнения маршей был в полном восторге и не сразу понял, почему Чак и эти произведения также назвал отстоем. Кажется «отстой» в его понимании это вовсе не название мелодии начал догадываться Сугис.

На следующий день в цирке был настоящий аншлаг, а вечерние представления почтила своим вниманием местная знать. Артисты отрабатывали свои номера по полной программе, а Сомову вообще приходилось разрываться на части. Первую часть представления он управлял оркестром, обливаясь потом под париком, и пытался совместить игру музыкантов с действием на арене. При выполнении артистами сложных элементов он орал во все горло «Смертельный номер» или «Исполняется впервые» и лично отбивал барабанную дробь. Публика проникалась смертельно опасным моментом на манеже, испуганно замирала, ахала и восторженно хлопала в ладони и стучала ногами после удачного выполнения трюка. Вторую часть представления Виктор облачался в черный облегающий костюм, надевал маску и выходил в составе борцов на арену. Оркестр играл уже без его руководства и делал это ужасно, но зрители этого словно не замечали, для них все происходящее казалось идеально выполненным и совершенно фантастическим зрелищем. К тому же на арене сходились в схватке всемирные борцы, а среди них некий самоуверенный дворянчик бросивший им вызов. Публика находилась в азартном предвкушении.

По заранее определенному регламенту в схватках определялись сильные и слабые борцы, и Виктор должен был бороться с каждым из них один раз в день, начиная с самого слабого и заканчивая к концу недели поединком с сильнейшим всемирно известным борцом. Когда хилый с виду дворянин под маской, после упорной борьбы «неожиданно» завалил на лопатки первого всемирного борца, публика взревела от восторга. Еще недавно народ желал видеть, как дворянина размажут по арене, но его изящная победа над явно более тяжелым и сильным противником тут же изменила настроение публики и теперь она восхищенными криками приветствовала победителя. Любовь толпы оказалась быстро переменчивой. Черт побери, а ведь мне это нравится, улыбался счастливый Сомов стоя в центре арены и с достоинством кланяясь во все стороны орущим возбужденным зрителям.

После тяжело дня, полностью вымотанные, но довольные и веселые артисты собрались за общим ужином. Кто-то делился впечатлениями, где-то сыпались шутки, и повсюду слышался смех. Над Виктором незлобиво подтрунивали, особенно борцы — как ему ощущать себя звездой арены? Сомов в ответ благодушно улыбался и как мог, отшучивался. Настроение у него, как и всех было приподнятое. Задуманное удалось, зритель удовлетворен, билеты идут нарасхват, артисты с хорошим заработком и перспективы вырисовываются радужные. Обсуждали музыкальное сопровождение, которое подняло представление на новую высоту, удивлялись, почему не делали этого раньше, а пользовались шарманкой, которую теперь однозначно было решено отправить в утиль. Особенно понравилась артистам эффектная барабанная дробь и объявления Виктором опасных трюков.

- Это ты хорошо сказал «смертельный номер», — похвалил Виктора Сугис и похлопал дружески по плечу, — Это как нельзя точно и красиво сказано. Впредь только так и нужно объявлять. Молодец Чак.

Виктор продолжал блаженно улыбаться — слишком много положительных эмоций он сегодня испытал. Рядом, нисколько не таясь, к нему прижималась гимнастка Мона, дочь Сугиса, подкладывала Сомову лучшие куски еды и шептала на ухо всякие неприличные приятности. Виктор улыбался.

- Вот что господа артисты, — взял слово владелец цирка, — билетов продано намного больше, чем предполагалось, спрос не падает, а продолжает расти и этим необходимо воспользоваться. С завтрашнего дня добавим еще одно, а может даже два представления. Так что всем отдыхать и готовится к напряженной работе. Бог даст, соберем денег столько, что зимой работать никому не придется. Я думаю, напоминать о том, насколько ужасна зимняя работа никому не надо. Работа зимой, как выражается наш новый молодой красноречивый друг это полный отстой. Правильно я говорю Чак?

Виктор усмехнулся и кивнул головой. Никто другой также не возражал. Многие и без напоминаний не тратили лишнюю монету, чтобы скопить денег к зиме. Зимняя работа в холодном помещении, которое промерзало насквозь (попробуй, протопи огромный балаган), была тяжелой и крайне опасной. Южные города, где было тепло и можно было бы комфортно работать в зимнюю пору, после последней войны оказались на территории принадлежащей оркам. А без особой нужды к оркам лучше было не соваться, и лучше других это понимал Вик Сангин.

Началась сумасшедшая неделя непрерывных выступлений. Сугнис, как и обещал, уплотнил график работы, добавив еще два представления. Иногда в балаган запускали столько зрителей на так называемые дешевые без билетов стоячие места позади скамеек, что они буквально подпирали стены. Сомов по плану побеждал одного всемирного борца за другим, а чтобы у публики не закрадывалось и тени сомнения в честности борьбы, под занавес проводилась схватка борца с любым желающим из числа зрителей. Норриса к таким схваткам не допускали — мало ли как повернется, а профессиональные борцы цирка с любителями справлялись. Доходы от тотализатора снизились, так как многие зрители начали делать ставки на неизвестного борца в маске и Сугис честно предупредил Виктора, что если вдруг на него ставок будет сделано больше, чем на борца, то придется «лечь». Сомов отнесся к своему возможному поражению философски — если будет надо, то лягу. Никаких проблем.

Когда количество посещений циркового шоу публикой пошло на спад у владельца цирка появились идеи, как подстегнуть интерес публики и у него с Виктором состоялся любопытный разговор.

- Чак, что ты скажешь, если мы объявим в афишах о том, что неизвестный борец раскроет свое имя и снимет маску? Лицо у тебя необычное я бы даже сказал надменное. Уверен, что это значительно поднимет сборы.

Сомов насторожился. Предложение было слишком опасным и его абсолютно не устраивало.

- Господин Сугис, если вы решили от меня избавиться, то можно прямо об этом сказать. Я помню нашу договоренность, но то о чем вы сейчас просите, представляет определенный риск и может повлечь для меня огромные неприятности.

- Кстати, о твоих проблемах, — довольный Сугис разгладил усы, — Здешний начальник стражи мой хороший знакомый. Я, как бы, между прочим, поинтересовался у него — нет ли среди разыскиваемых стражей лиц человека по имени Чак Норрис.

Виктор хотел сказать, что это вряд ли, но Сугис предупреждающе поднял руку, не давая ему вставить слово и продолжал:

- Как я и предполагал Чака Норриса никто не разыскивает. Тогда я поинтересовался, а кто именно сейчас находится в розыске.

Сердце Сомова непроизвольно зачастило в груди.

- С весны положение с преступностью в городе благополучное и, — Сугис поднял указательный палец и, выдержав театральную паузу, закончил: — в списках не числится ни одного разыскиваемого.

Виктор выдохнул с облегчением. Вот это новость! Выходит, что Эргис Преан смирился с побегом своего раба, не стал предавать дело огласке и оставил его в покое. Ну что ж, это просто отлично. Получается, что никто его не ищет и теперь можно спокойно ходить по улицам и не оглядываться. Впрочем, документов у Сомова все равно не было, и его первый радостный порыв слегка поутих. То, что его не ищут это конечно хорошо, но все же следует избегать ситуаций с проверкой документов.

- Так что ты скажешь о раскрытии имени таинственного борца? — вырвал Виктора из размышлений голос хитрого Сугиса, — Если ты снимаешь маску, то народ обязательно еще раз сбежится чтобы только на это посмотреть. Зритель придет к нам во второй раз, и мы еще немного заработаем. Ты же не против того, чтобы заработать Чак? Что скажешь?

- Скажу, что вы очень продуманный, господин Сугис.

-?

- Я в том смысле, что вы очень предусмотрительный и предприимчивый деловой человек, — пояснил Сомов, — И ваши доводы полностью меня убедили раскрыть свое имя и показать лицо публике. Согласен с вами и в том, что это вызовет нездоровый интерес, а соответственно повышенные кассовые сборы.

- Вот и славно! — Сугис довольно потер свои огромные волосатые ручищи.

- У меня только одна просьба, — попросил его Виктор, — Раз уж я открою свое имя, закажите к этому моменту новый большой рекламный плакат с надписью «На арене непобедимый Чак Норрис».

- Не уверен, что это добавит прибыли, — прикинул что-то про себя Сугис, — Зачем тебе это нужно?

- Ну, — замялся Сомов и посмотрел куда-то вверх, — Скажем так, Чак Норрис был бы доволен.

- Ага, — сказал хозяин цирка, который истолковал все по-своему и усмехнулся, — Ладно, сделаем непобедимый ты наш. Кстати, скоро добавим и еще одну надпись — «Непобедимый Чак Норрис против Мясника из Харбатана».

Виктор вздрогнул и повернулся к владельцу цирка. На ум пришла неприятная аналогия. Знавал он одного мясника из Бэй-Харбор, которого звали Декстер Морган.

- Ну, в общем-то, я не хотел об этом сообщать раньше времени, но раз уж зашел разговор, — Сугис, не замечая реакции Виктора продолжал: — Нам бросил вызов местный и весьма популярный в городе силач. В прошлом он был очень способным борцом, но по семейным обстоятельствам ушел из цирка, и занялся торговой деятельностью. Дела у него не особо задались, а в последнее время так вообще стал работать рубщиком мяса на рынке. А сегодня он пришел ко мне, чтобы провести переговоры об условиях состязаний. Договорились, что через три дня он начнет борьбу с каждым из вас. Ты, конечно, будешь в списке последним.

Все это было несколько неожиданно, а звучало вообще двусмысленно и угрожающе. Встречаться в настоящей схватке с незнакомым силачом никакого желания не было. Сомов поморщился.

- А если он меня завалит? Что тогда будем делать?

- Ну, в общем-то, да, обязательно завалит, — не стал даже обнадеживать Сугис, — Думаю, что он вообще всех наших завалит. Я же говорю — очень способный и сильный борец. Хуже всего, что договариваться по-хорошему он не хочет. Слишком гордый и упрямый.

- Надо ему сделать предложение, от которого он не сможет отказаться, — твердо сказал Виктор.

- Это какое? — заинтересовался Сугис.

Сомов сделал короткое движение ладонью по горлу.

- Да ну тебя к черту, Чак, — рассердился Сугис, подозрительно косясь на Сомова, — Иной раз я не понимаю то ли шутишь ты, то ли всерьез говоришь с одним и тем же выражением лица.

- Он нам все заработки обломает. Какие тут могут быть шутки. Бритвой по горлу и в колодец.

- Все, — Сугис поднял руки, словно закрывая уши, — не хочу больше об этом слышать. Иди Норрис, занимайся своими делами. Обломает он. И зачем ты постоянно слова коверкаешь?

Виктор, незаметно посмеиваясь, покинул владельца цирка. Шутки шутками, но если трезво оценивать свои шансы против Мясника, то у Виктора они равнялись нулю. Предыдущие победы Сомова на арене над своими борцами были прямым надувательством публики с целью вытрясти побольше монет из доверчивых зрителей. Реальное положение было таково, что все цирковые борцы справлялись с бывшим студентом без особого труда, а стоило им один раз попасться на подсечке, второго шанса они ему уже не давали. Кроме того, борцы еще и выговаривали Сомову за применение недопустимого приема. Так что, если подсечки в цирковой борьбе по существующим правилам были запрещены, то Виктор терял свой единственный козырь против Мясника и, следовательно, был обречен на поражение. Без вариантов.

Ладно, пусть у Сугиса болит голова над этой проблемой, в крайнем случае, можно изменить ставки на тотализаторе решил Виктор и направился к Моне. Красивая и стройная гимнастка нравилась ему все больше и больше. Сомова даже стали раздражать ее поклонники, которые после представлений часто крутились у фургона с девушками. Это конечно была еще не любовь, но, наверное, ревностью чувства Виктора уже было можно назвать смело. Огорчало и то, что перспективы развития их отношений были туманными.

Мона была нежной ласковой и доверчивой, но при этом слегка взбалмошной и упрямой девчонкой. Впрочем, Виктору нравились все ее противоречивые качества, уживающиеся в маленьком хорошо сложенном спортивном и сильном теле. Утомленные, но довольные друг другом они лежали в своем любовном гнездышке, устроенным в одном из пустых фургонов и, обнявшись, болтали о всяких пустяках.

- Ты меня любишь, Чак? — в который раз спрашивала Мона.

Положительный ответ на этот вопрос она, конечно, знала, но видимо ей, как и многим женщинам было просто необходимо время от времени слышать это еще раз.

- Я определяю любовь, как нежелание убивать, — сострил Сомов, не открывая глаз, — Раз ты жива, значит, Чак Норрис тебя любит.

- Странный ты, — девушка не оценила юмора и, склонив голову на плечо Виктора, нежным пальчиком стала рисовать вензеля у него на груди, — Лицо у тебя всегда как будто железное. Ты точно не из нашего круга. Некоторые верят, что ты и в самом деле благородного происхождения. Если хочешь знать, я тоже так считаю. И еще твои снежные волосы…

- Ты еще Снежком назови, — тихо проворчал Виктор, — Предупреждаю — сразу разлюблю.

Мона была заботливая девушка, каждый день лично брила Виктору голову и конечно знала о цвете его волос. Правда она считала, что волосы у него светлые от природы, а о том, что они седые она и подумать не могла.

- И еще мне кажется, Чак, что ты не совсем человек. Мне кажется, что ты немножко вампир. И целуешься ты по-вампирски.

По-французски, мысленно поправил ее Виктор.

- Все знают, как вампиры относятся к чистоте своей расы. Болезненнее только эльфы. Может быть, потому что ты не полностью похож на вампиров, они тебя и вынудили покинуть их остров? Такое часто бывает, — Мона поцеловала Виктора в ухо и заговорщицки зашептала: — Признайся, я не кому не расскажу. Ты ведь немножко вампир, Чак?

- Угу, — легко согласился Сомов, — На одну восьмую.

Мона даже приподнялась на локте и глаза ее расширились. Ей показалась, что сейчас перед ней раскроется великая тайна ее любовника.

- Только происхождение здесь ни при чем, — лениво продолжал Виктор, — Я просто сожрал чертова вампира.

- Дурной! — обиделась Мона и несильно стукнула Сомова кулачком в грудь, — А я чуть не поверила. Ну и не рассказывай ничего. Не больно то и надо!

Она надула губки и демонстративно отвернулась, лягнув его еще пару раз пятками. Но Виктор уже хорошо знал характер своей подружки. Он обнял ее одной рукой, зарылся носом в приятно пахнущие волосы и поцеловал в макушку. Мона словно только этого и ждала, сразу повернулась к нему лицом и требовательно подставила губы для поцелуя.

- Целуй! По-вампирски!

А насытившись поцелуями и отдышавшись, спросила:

- Чак, а сколько тебе лет?

- Ну, даже и не знаю, как ответить.

- Почему?

Виктор попробовал ответить правдиво, но его слова прозвучали, как очередная ирония:

- Потому что я умер два года назад. Вот только смерть не торопится сказать мне об этом лично.

- Все шутки шутишь. Правильно отец говорит — клоун ты, а не борец, — съязвила Мона, — но я все равно тебя люблю. А ты меня любишь, Чак?

Виктор тихонько вздохнул.

Следующим вечером на вечерних представлениях был аншлаг. Чак Норрис снимал маску. Увидеть настоящее лицо загадочного борца казалось, собрался весь город, а на второй день среди зрителей значительно добавилось особ женского пола. Причем, это были не какие-то там простые крестьянки или горожанки, нет, это были сливки общества. Молодые дочери городской знати вместе с их дородными мамочками, женщины со своими мужьями или кавалерами, все они пришли специально посмотреть на таинственного борца без маски. Первые ряды пестрели яркими цветами роскошной одежды и сверкали бликами десятков гогглов нацеленных на Сомова. Виктор впервые почувствовал себя не совсем комфортно, находясь на арене. На него не смотрели, его откровенно рассматривали. Женские лица красивые или не очень, улыбающиеся или надменные, но всегда с оттенком любопытства взирали на него со всех сторон. Им практически не было никакого дела до борьбы, они хотели видеть только Чака Норриса. Молодого красивого сильного непобедимого и окутанного тайной. По крайне именно таким он рисовался в глазах многих женщин. О своей персоне Виктор был гораздо более скромного мнения.

Вскоре, не заставили себя ждать и посыпались мелкие неприятности. Сначала Мона закатила ему сцену ревности, чего от нее Сомов ну никак не ожидал. Повода для ревности он ей не давал, но разве с женской логикой, а уж тем более с чувствами поспоришь. Чтобы восстановить мир и любовь с разозлившейся девушкой пришлось ночью заглаживать вину по-вампирски. Впрочем, ревность Моны ему даже немного польстила. Потом наступила пора отбиваться от назойливых предложений, посетить тот или иной дом с визитом. Приглашений было чересчур много. Надо было бы полностью бросить работу в цирке, чтобы всех их выполнить. Владелец цирка, через которого передавались все приглашения, это прекрасно понимал и настаивал всего лишь на двух визитах: к графам, один из которых был управляющим городом, а второй главой гильдии городских торговцев. Понятно, что хотя сами приглашения были сделаны от имени графов, инициаторами являлся кто-то из их близкого и влиятельного женского окружения. Сомов от этих визитов отказался категорически. И тут в его поддержку неожиданно вылезла Мона, появившись невесть откуда. Не иначе как подслушивала за дверью. И так же быстро с визгом исчезла, когда рассвирепевший Сугис схватился за кнут, подвернувшийся ему под руку. Он явно не шутил, и Виктор только позавидовал, как хозяин цирка быстро решает проблемы с упрямой дочкой.

- Всякая вошь будет в мужские дела лезть, — грохнул он кулаком по столу и опять обратился к Сомову с уговорами: — Пойми ты, нельзя таким людям отказывать. Мы, скорее всего, ничего и не приобретем от этих визитов, но отказав точно потеряем. Очень много потеряем, Норрис.

- Господин Сугис, вы меня без ножа режете, — сопротивлялся Сомов, — Может мне сразу к начальнику стражи пойти с визитом? Чтобы не мучиться. Вы же прекрасно знаете в каком я нахожусь положении. И потом, я вообще изначально был против вашей идеи «Фантомас снимает плавки».

- Какой Фантомас? О чем ты? А-а-а, — Сугис бешено затряс головой, как от головной боли, — Перестань сбивать меня своими непонятными словами.

Сомов поднялся, намекая, что разговор окончен, и что менять своего мнения он не станет.

- Сядь Норрис! Мы еще не договорили. Ну, в общем, так — или ты делаешь, что я говорю или проваливай ко всем чертям!

- Значит ко всем чертям, — зло согласился Виктор и пошел в свой фургон, слыша за собой рычание владельца цирка.

В фургоне Сомов пересчитал имеющуюся наличность и стал не торопясь собирать свои пожитки. Но в душе он уже пожалел о своей горячности. Покидать цирк ему вовсе не хотелось. Куда теперь идти в незнакомом городе, да еще и без документов он совершенно не представлял. Может все-таки согласиться на эти визиты, запоздало подумал он, будь они неладны. Перспектива остаться одному и начинать все с нуля его пугала.

За неспешными сборами его застала Мона и сразу все поняла без слов.

- Уходишь? — укоризненно и со слезами на глазах она посмотрела на Виктора.

Сомов беспомощно развел руками — ну как ей объяснить? Мона круто развернулась и пулей вылетела из фургона. Не прошло и минуты, как он услышал отдаленную ругань между отцом и дочерью. Слов отсюда разобрать было нельзя, но орали они оба будь здоров. Виктор даже забеспокоился о девушке, зная тяжелый характер Сугиса.

Вскоре дверь распахнулась, и появился сам владелец цирка, злой с багровым лицом и плеткой в руке. Он обвел взглядом сложенные вещи Сомова и смерил его самого свирепым взглядом.

- Ты почему еще здесь? — прорычал Сугис, — Ты почему не на арене, Норрис? Скоро твой выход.

- Так вы же сами сказали, — растерялся Виктор и торопливо добавил во избежание недопонимания: — С визитами я все равно не пойду.

- Марш на арену, мерзавец! — владелец цирка угрожающе затряс поднятой плетью, словно намереваясь ударить.

- Уже бегу, господин Сугис, — улыбнулся Виктор и ужом проскользнул мимо хозяина цирка.

Ночью, обнимая Мону, Сомов обнаружил у нее на ягодицах свежий шрам, и сердце обдало жалостью.

- Девочка моя, — прошептал он, покрывая ее тело поцелуями, — заступница ты моя маленькая.

Счастливая девушка обвила его руками и ногами и изо всех сил сдавила в объятьях.

- Ты меня любишь, Чак? — прошептала она.

На этом конфликт между Сугисом и Сомов был практически исчерпан. К теме визитов они больше не возвращались, но владелец цирка стал заметнее прохладнее относиться к Виктору. В советах Сомова он больше не нуждался и ограничивался лишь короткими распоряжениями в адрес своего работника. На неделю Сомов был отстранен от борьбы и занимался в основном музыкальным сопровождением представлений, а также как и многие другие цирковые артисты был, что называется на подхвате. На арене в это время блистал Мясник из Харбатана. Первых двух цирковых борцов он победил, потом были несколько ничьих и повторы схваток, отложенные на следующие дни, где Мясник окончательно расправился с цирковыми борцами и стал новым кумиром толпы. Правда одну схватку Мясник все же проиграл, но тут же потребовал реванш и еще дважды после этого убедительно уложил своего обидчика спиной на опилки. Виктор смотрел на это с грустью и считал оставшиеся дни до того момента когда ему суждены будет выйти на арену против Мясника. Слабых сторон у противника он не замечал, и как будет бороться, не представлял.

На прощальное вечернее представление и схватку Мясника с Чаком Норрисом пришло такое количество народу, что балаган готов был лопнуть по швам. Сегодня вся знать города была здесь, скамеек не хватало, и многие благородные теснились вперемешку с горожанами на стоячих местах. Около кассы цирка волновалось целое море народа, которое не смогло попасть на представление, но имело доступ к тотализатору. Пока шла первая часть программы, в балагане стоял изрядный шум и его не мог заглушить даже надрывающийся оркестр. Многие уже видели представление, а некоторые так и не по одному разу, поэтому не столько смотрели на арену, сколько вслух обсуждали предстоящую схватку борцов и шансы на победу обоих претендентов. Все зрители находились в предвкушении, и даже среди цирковых артистов стало проявляться нарастающее напряжение. Виктор чувствовал накаляющуюся вокруг себя атмосферу, но неожиданно понял, что сам он спокоен и не боится ни Мясника, ни неминуемого поражения в схватке. Буду сопротивляться, сколько смогу, трезво оценивал он свои силы. Надеюсь Сугис сделает правильные соотношения ставок на тотализаторе и все будут в выигрыше.

Стоило вспомнить владельца цирка, он оказался тут как тут. Виктор в нем не ошибся — Сугис хотя и был слегка озабочен, но в целом держался уверенно, а значит, денежный вопрос был под полным контролем. И тем неожиданней для Сомова прозвучали слова владельца цирка:

- Норрис, ставки двадцать к одному, что ты проиграешь. Но на тебя почти никто не ставит, поэтому ты должен победить.

Виктор поперхнулся. Победить? Как?! Словно отвечая на его немой вопрос Сугис ответил:

- Ну, в общем-то, я договорился с Мясником об изменении правил. Он настолько уверен в своей победе, что готов пойти на допущение в борьбе бросков, подножек и подсечек.

Сомов возмущенно замотал головой:

- Нет, это не дает никакой гарантии на мою победу. Я наблюдал за Мясником…

Владелец цирка поднял кулак к носу Виктора.

- Только попробуй проиграть!

Сомов раздраженно отодвинул пахнувший навозом кулак из под носа. Он был чертовски зол.

- Господин Сугис, а вы головой думали, прежде чем принимать такие ставки?

Владелец цирка в ответ только угрожающе засопел, а усы его затопорщились.

- Чак!

- Нет. Это невозможно, — вплеснул руками Виктор, — Это полное безумие.

- Чак!

- Никакой гарантии, — отрезал Сомов и повторил по слогам, — Ни-ка-кой!

- Чак. Двадцать к одному! У меня больше трех килограмм золота в тотализаторе лежит. Ты представляешь? Больше трех килограмм! Ну, в общем, завтра мы будем купаться в золоте или разоримся подчистую.

Сомов набрал побольше в легкие воздуха, чтобы от души выругаться, но вместо этого осознав всю полноту происходящего обреченно сдулся.

- Хорошо. Я попробую, — безнадежным голосом произнес он, — но если я проиграю, это будет целиком ваша вина, господин Сугис. А я проиграю.

- Вот и славно, вот и славно, — засуетился владелец цирка вокруг Виктора и скороговоркой загудел ему в уши: — Но ты не проиграешь. Ты обязательно победишь. Ты ведь не позволишь нам всем разориться. Приложи все свои силы и умения. Главное не подпускай Мясника вплотную, не давай себя обхватить. Лови на подсечках, как только начнет приближаться. А если он прорвется вплотную, бросай через себя. Через спину. Я знаю, что ты умеешь это делать очень ловко. Запомнил? Бросай через спину.

Сомов уже не слышал Сугиса, у него голова шла кругом от такого поворота событий и свалившейся на него ответственности. Надо собраться, твердил он про себя, надо собраться и настроиться на победу. Но настроится никак не получалось и пораженческие мысли все равно просачивались в голову нагоняя ужас и тоску. Сомов понимал, что с таким настроением не выигрывают, и упорно твердил — надо настроиться на победу, надо настроиться. Он пытался отрешиться от окружающего мира, сосредоточившись внутри себя, но достигнуть нужного состояния никак не получалось.

Оркестр, лишенный дирижера, ужасно фальшивя, заиграл марш выхода гладиаторов. На арене началось представление Мясника из Харбатана под усиливающиеся крики толпы, которая встречала местного, а значит своего героя. Виктор поднялся. Подходило и его время выхода на арену. Вокруг него вплотную держались цирковые борцы, а чуть дальше толпились остальные артисты, пытаясь оказать хотя бы моральную поддержку своим присутствием. Обеспокоенная Мона заглядывала в глаза, тараторила что-то неслышное в общем шуме и поглаживала ему грудь. А сам Сугис лично массировал Виктору плечи и продолжал гудеть в ухо:

- Через спину его бросай, Чак. Не забудь — через спину.

- Уважаемая публика, поприветствуем на арене знаменитого борца, абсолютного победителя всех предыдущих схваток непобедимого Чака Норриса! — услышал Сомов объявление шпрехшталмейстера, форганг перед ним раздвинулся, и он деланно уверенным шагом двинулся на манеж. Оркестр с новой силой грянул марш, и Сомов профессионально подняв руки вверх, пошел по кругу, приветствуя зрителей. Притихшая было публика, взорвалась криками, аплодисментами и топаньем ног. Для немногих Чак Норрис тоже был героем и те кто сделал на него ставки сейчас не жалели ни ладоней ни ног ни глоток встречая своего фаворита.

Проходя мимо Мясника стоявшего в гордой позе выставив одну ногу вперед и скрестив руки на груди, Сомов не мог не заметить скептической ухмылки на его лице. И еще Виктор вблизи смог оценить его размеры, которые впечатляли — Мясник был не меньше любого из орков. Сколько же он весит? Ну что же, придется повозиться, подумал Виктор, отвечая на угрожающую ухмылку Мясника самой лучезарной улыбкой, которая вызвала у публики еще один шквал оваций.

На арене появился владелец цирка и объявил о правилах схватки и о снятии некоторых ограничений в борьбе, чтобы зрелище было еще более увлекательным. Проигравшим признавался тот, кто коснется спиной пола, обеими лопатками. Зрители приняли новые правила благосклонно. Соперники тоже выразили свое понимание и согласие с правилами кивком головы. Вновь заиграла музыка, и соперники пошли по кругу, как предписывал борцовский ритуал.

- На моем счету пятьдесят девять побед, — громко объявил Мясник, обращаясь к Виктору и одновременно играя на публику, — ты будешь шестидесятым.

- На моем счету три орка, — тут же парировал Сомов, — С тобой будет три с половиной.

Зрители отлично слышали их пикировку и отреагировали смехом и одобрительными хлопками.

А ведь при упоминании об орках что-то дрогнуло на лице у Мясника. Еле заметно, но дрогнуло, отметил с удовлетворением Виктор и приободрился. Что ж, если надо победить, значит, будем побеждать.

Смолкла музыка и перед началом схватки притихли даже зрители. Борцы замерли на разных концах арены и по удару гонга пошли друг на друга. Виктор ожидал напористой атаки и готовился в любой момент поймать противника на подсечку. Но Мясник оказался гораздо хитрее и осторожнее, чем он предполагал. Тот не спеша прощупывал технику Виктора, пытаясь издалека поймать его своими длинными руками. Виктор также вытягивал руки, но захватить себя не давал. Несколько раз их пальцы сплетались, но как только Сомов чувствовал угрозу захвата, он тут же резко вырывал руку и увеличивал разрыв. И они снова сходились. В какой-то момент Виктор попытался провести подсечку, но Мясник во время убрал ногу и стал держаться еще осторожнее. Наконец Мяснику удалось ухватить Виктора, но он не пошел на сближение, а рывком дернул Сомова на себя и в сторону. Пришлось Виктору пробежаться по арене и приложить усилия, чтобы не упасть от сильного рывка и частичной потери равновесия. Дальше последовало еще несколько подобных рывков. И каждый такой раз Мясник торжествующе улыбался, заставляя Сомова делать вынужденные пробежки по манежу, а публика взрывалась одобрительными выкриками. Поначалу Виктор не понимал таких действий своего соперника, и вдруг до него дошло — да ведь он играет со мной, как кошка с мышкой. Сомова начала заполнять злость. Гнев плохой советчик и еще несколько неуклюжих попыток провести подсечки, находясь далеко не в лучшей позиции, оказались безрезультатными. Зато теперь Мясник уже точно знал чего ожидать от противника и держал ноги подальше от Виктора. Дело ухудшалось, и каждый следующий рывок Мясника мог быть направлен уже не в сторону, а прямо на себя и тогда произойдет соприкосновенье телами, а Виктор попадет в захват, из которого ему уже точно будет не вырваться. Однако Мясник не торопился, а продолжал играть и заводить публику. Но рано или поздно он пойдет на плотный контакт и тогда… Виктор лихорадочно просчитывал варианты. Бросить через бедро? Нет, не получится, слишком тяжел противник. Скорее при броске через бедро он просто окажется прижатым спиной к противнику и полностью в его руках. Бросить через плечо? Не многим лучше и никакой уверенности, что хватит на это сил. Через спину? А что там твердил Сугис, вспомнил Виктор — бросать через спину? Точно, через спину и обязательно с колен. Конечно, это тоже рискованно, но ведь может и получиться. Других вариантов все равно в голову не приходило, а время таяло. Ну, решился Витя, вперед.

Теперь Сомов не пытался разорвать контакт, а пошел на обострение, давая противнику возможность ухватить его за руку. Однако, при этом и сам, как клещ цеплялся в пальцы противника. Пока пальцы одной руки сплетались с пальцами противника в прочный захват, вторую руку Сомов держал в стороне. Он демонстративно попытался провести подсечки, вынуждая противника отступить ногами и выгибаться в позе плохо уравновешенной буквы «г». Сейчас позиция у Мясника казалась уязвимой и достаточно беспечной для опытного борца. Эх, была, не была!

Сомов метнулся под ноги противника, упав на колени и развернувшись к нему спиной. Руку противника он не отпустил, а схватился в нее уже двумя своим руками и потянул ее себе на грудь через спину, сам наклоняясь вперед все сильнее и сильнее, чтобы окончательно лишить противника равновесия. Мясник навалился на него сверху всей своей огромной тушей и тут же уперся, не давая себя перевернуть. Оба борца налились кровью и захрипели в невероятном напряжении. Весь цирк замер и перестал дышать. Виктору представилось, что он пытается перевернуть бульдозер, настолько силен и тяжел оказался Мясник. Казалось, что усилия напрасны, и он не может сдвинуть соперника ни на миллиметр. Но в какой-то момент Сомов вдруг почувствовал, что Мясник уже не сопротивляется, упираясь ногами в пол, а отчаянно дергает ими в воздухе. В воздухе! Он смог оторвать его от земли! Еще немного. Перегретые мышцы вибрировали и грозили порваться от неимоверного напряжения. Словно в режиме slo-mo его соперник плавно переворачивался все больше и больше и наконец, пройдя точку равновесия, стремительно обрушился спиной на пол, а Виктор увлекаемый инерцией и не разомкнувшимся захватом оказался на нем верхом.

Дальнейшее Сомов воспринимал уже смутно. Звонко ударил победный гонг, и балаган взорвался оглушительным ревом. Орали все. Вопили и молотили ногами вскочившие с мест зрители, кричали высыпавшие на арену борцы, которые подняли Сомова высоко на руки и торжественно понесли по кругу. Размахивал руками злой и весь в опилках Мясник, кажется, он требовал реванша, но его уже никто не слушал, а самого проигравшего борца оттесняли с манежа в сторону. Не надо, хватит, не будет никакого реванша, устало улыбнулся ему Виктор, а не то в другой раз ты меня точно в опилки закатаешь. Не дам я тебе этой возможности и не мечтай. Визжала и прыгала от радости Мона, пытаясь дотянуться до него кончиками пальцев. Рядом вышагивал довольно щурившийся Сугис и показывал большой палец. Поднятый над головами Виктор видел, что двери цирка широко распахнуты и в них полно людей, которые тоже кричат от восторга, но не выходят, а наоборот ломятся внутрь балагана. Видимо это те, кто не смог попасть на представление. Тут спохватились музыканты, и зазвучал победный марш, а Виктора все так же на руках понесли за кулисы.

Отошел от победной эйфории Виктор только за затянувшимся ужином. Он опять был звездой и по праву считал, что своими руками несколько часов назад спас цирк от разорения. По плану уже завтра труппа должна была покинуть город и направиться в столицу, а сейчас вроде как всем полагалось заниматься разбором балагана и укладкой реквизита. Но никто из цирковых и не думал расходиться и заниматься делом. Все собрались вместе и вели оживленные разговоры о только что состоявшейся борьбе, победе Виктора и вообще о том шикарном шоу, которое им удалось устроить в этом городке. Артисты гордились Норрисом, были довольны собой и уже строили грандиозные планы по покорению Маркатана. О деньгах говорили мало, так как все ждали Сугиса, который должен был лично объявить, сколько они смогли сегодня заработать.

Сугис появился поздно, и он пришел не один. С неприязнью Виктор увидел вместе с ним своего бывшего соперника Мясника и невольно напрягся. Происходило нечто не совсем понятное и приятное. К всеобщему удивлению и владелец цирка, и Мясник выглядели вполне удовлетворенными друг другом и вели себя, как старые друзья. Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе Сомова.

Сугис вывел Мясника на середину и даже обнял его дружески за плечи.

- Разрешите всем представить нашего нового борца, — громко объявил он, — Это мой старый друг Мук, хотя всем он более известен, как Мясник. Прошу любить и жаловать. Добро пожаловать Мук в нашу дружную семью.

Со всех сторон вразнобой раздались голоса приветствий в адрес нового борца. Виктор угрюмо промолчал, не желая верить в то, что происходит. Сугис, а за ним и Мук подошли к Сомову и присели рядом. Мук смотрел дружелюбно и совсем не был похож на того Мясника, который требовал реванша. Он даже весело подмигнул Виктору.

И тут Сомов прозрел. Он почувствовал, как его уши буквально запылали от стыда. Вот тебе и спаситель бедных артистов, вот тебе и непобедимый Чак Норрис. Надеюсь, что в темноте никто не видит моих красных ушей, раздосадовано подумал Витя, ладно хоть вслух не стал хвастать победой, которая оказалось липовой. Сейчас бы позора не обобрался. Но каков же Сугис, вот ведь старая хитрая сволочь. Всех заставил поверить, что идет честный бой, всех, даже меня обвел вокруг пальца. И уязвленный Виктор не удержался от упрека:

- А вы оказывается нечестный человек, господин Сугис. Должен вам сказать, что вы лгун и мошенник.

- Ну, в общем-то, да, а как же иначе, — радостно согласился владелец цирка, нисколько не обидевшись, потирая ручищи и расплываясь в широкой улыбке, — Сто двадцать золотых монет за финальное представление по-другому не заработать.

Повисло недолгое молчание. Но тут и до остальных стала доходить полная картина последней борцовской схватки. Раздался один смешок, потом второй, и вскоре весельем была охвачена вся труппа. На Сугиса дождем полились восторженные похвалы. Сумма в сто двадцать золотых за один день потрясла всех и вызвала всеобщее ликование. Зиму уже можно было провести, не утруждая себя опасной работой, а учитывая предстоящие гастроли в столице, зима обещала не только приятное безделье, но и полное финансовое благополучие. Сомова моментально свергли с пьедестала спасителя цирка и усадили туда Сугиса. Владелец цирка наслаждался всеобщим обожанием, благосклонно принимал комплименты и щурил свои хитрые глазки.

Виктор поморщился. Он не винил Сугиса за обман и нечистоплотность цирковой борьбы. О честной борьбе в цирке речь вообще никогда не шла. Сам обман его нисколько не задевал, а вот то, что Сугис не предупредил об этом и использовал Виктора в темную, это его покоробило.

Видимо владелец цирка прочитал эти мысли по выражению лица Сомова, так как наклонился к нему и ободряюще похлопал по плечу.

- Не расстраивайся, Норрис. Так было нужно, чтобы все оставалось в тайне. Заставить поверить всех и тебя в том числе. А то в городе уже поползли слухи, что мы играем нечисто и народ почти перестали делать ставки. К тому же несколько влиятельных людей потеряли деньги на тотализаторе. И деньги немалые. Если бы у власть предержащих возникли подозрения в нечестной игре, то нас запросто могли бы понести лицом вниз, — Сугис намекал на местный похоронный обряд, — Зато когда на арене появился Мясник народ на это купился и вновь понес свои денежки. А уж на финальный поединок с твоим участием мы даже ставки не успевали принимать. Выглядел ты абсолютно убедительно, а схватка прошла просто безупречно. Денег мы заработали немерено, и претензий к нам ни у кого нет. Надеюсь, заслуженная доля в пять золотых монет заменит тебе радость честной победы. Что скажешь, Норрис?

- Скажу, что, утрата веры в честность людей стоит десять золотых монет, господин Сугис.

- Ну, ты наглец, Чак. Шесть.

- Девять.

- Шесть и ни монетой больше.

- Восемь. И за вами останется должок.

Владелец цирка от души рассмеялся, так что аж заколыхалось его пузо.

- Ну, в общем хорошо. Ты меня убедил. Семь.

- Договорились, — позволил себе улыбнуться Виктор.

Сумма в семь золотых для него была совершенно фантастической. Ничего дороже серебряной монеты он в руках никогда еще не держал. Интересно сколько времени можно безбедно прожить на семь золотых? Много это или мало? Единственная печальная ассоциация с подобной суммой была у него по невольничьему рынку. Такова была примерная цена одного раба. От мыслей его отвлек доброжелательный голос Мука:

- Это был хороший бросок приятель. Я до последнего момента не верил, что ты способен меня побороть, хотя Сугис и убеждал, что ты меня удивишь. Признаюсь — удивил.

Виктор покосился на борца, но ничего не ответил.

- А по поводу орков, ты это так сказал, для бравады или на самом деле было?

- Или, — коротко ответил Сомов.

Разговаривать ему не хотелось, но Мука по какой-то причине очень интересовала орская тема, и он продолжал лезть с расспросами.

- Может, расскажешь, где ты с ними сталкивался?

- Нет, — холодно ответил Сомов, — Не расскажу.

Виктор встал, и вслед за ним послушной тенью поднялась со своего места Мона. Сомов посмотрел на владельца цирка. Тот был в отличном расположении духа, и этим нужно было воспользоваться.

- Господин Сугис, раз уж мы сегодня так хорошо заработали, то вы не поскупитесь, приобретите пару хороших магических прожекторов. Я знаю, что бывают такие, с узконаправленным лучом. Желательно, чтобы на арене они выдавали круг света диаметром в полроста или рост. И хорошо бы еще сменные цветные фильтры к ним заказать. Достаточно будет трех — желтый, красный и синий. Пора поднимать наше шоу на более высокий уровень. Все-таки в столицу едем, и надо будет чем-то удивить ее жителей. Я зайду к вам завтра, чтобы пояснить все детали.

Виктор взял Мону под ручку, и они удалились, оставив сидеть Сугиса с раскрытым ртом. Сомов про себя улыбнулся — не спрашиваешь моих советов, так я сам тебе их буду давать. И посмотрим, сможешь ли ты от них отказаться, господин Сугис.

- Гордец, — неодобрительно высказался вслед Сомову Мук, — Видал я таких.

- Ты это, — Сугис поиграл бровями и расправил усы огромным кулаком, — Ты друг, не торопись ярлыки то вешать. И больше не донимай парня дурацкими вопросами. Не надо. Это я тебя по-дружески предупреждаю.

Путь цирковой труппы до Маркатана превратился для Виктора в райское наслаждение. В дороге он опять большую часть времени проводил с лошадьми, которые стали его настоящей любовью, если не считать, конечно, красавицу Мону. Вдвоем, он и девушка частенько отрывались от циркового обоза и уносились верхом сломя голову, куда глаза глядят, а потом, упав где-нибудь на горячий песок на берегу реки или просто завалившись в высокие влажные травы, упивались друг другом. Виктор относился к своей избраннице с лаской и нежностью человека двадцать первого века, а Мона впервые столкнувшись с таким непривычным удивительно бережным к себе отношением, буквально боготворила его. Оба наслаждались жизнью. Иногда дурачась, Виктор ловил кузнечиков и учил девушку их есть. Мона смеялась и, отвернувшись, визжала, когда Сомов на самом деле их проглатывал. Потом они бегали голышом по бескрайним лугам, пугая дикими криками пасущихся лошадей, и вновь падали в объятьях друг друга такие горячие мокрые молодые и счастливые.

Сугис перестал пренебрегать советами Сомова и теперь среди реквизита появились два магических прожектора, для которых Виктор лично смастерил фонари с цветными фильтрами. Управляться с прожекторами приходилось также ему и кому-нибудь из свободных артистов или же нанимали какого-нибудь смышленого местного мальчишку. Когда и куда светить действовало простое правило — делай как я. Ведомый прожектор повторял все действия прожектора, которым управлял Сомов. При необходимости сменить цветовой фильтр Виктор просто подавал знак, поднимая руку. С труппой гастролировали уже шесть постоянных музыкантов, четверо из которых согласились ехать еще в Харбатане, двое увязались в дороге, а недостающих Сомов планировал добрать в столице. Зато те, что были в наличие сейчас, мелодии вызубрили назубок.

В двух днях пути перед Маркатаном, в небольшом городке, по настоянию Виктора устроили генеральную репетицию. Сугис не хотел терять время и деньги и устанавливать шатер, но Сомов приводил довод за доводом для обязательной репетиции. Наконец владелец цирка с большой неохотой, и скверно ругаясь, все же отдал распоряжение строиться, чтобы дать полноценное представление.

В городке сделали покупки новых костюмов, обновили и дополнили реквизит. В течение трех дней отрабатывали и отшлифовали все элементы шоу, начиная от отдельных номеров, их музыкального и светового сопровождения до феерического выхода всей труппы на манеж. Результаты потрясли всех — жителей городка, самих артистов, владельца цирка и даже Виктора.

Сугис чуть не прослезился от гордости за свой цирк, когда перед началом представления шатер погружался в темноту, а затем вспыхивали разноцветные прожектора, выхватывая из темноты только круг манежа, и под гремящие фанфары начинался парад-алле. Многие артисты шли в новых, как правило, белоснежных одеждах с нашитыми сверкающими блестками и ступали они не по опилкам, а выходили на огромный красный войлочный ковер, устилающий всю арену. Все вокруг сверкало блестками, сияли улыбки артистов, а в ярком свете меняющих свой цвет прожекторов были видны даже летающие пылинки похожие на искры. Настоящая сказка.

Три дня в цирке был аншлаг, и они могли бы еще оставаться в этом городе на неделю и стабильно зарабатывать, но приближался праздник урожая, а значит, следовало поспешать в столицу.

За прошедший месяц отношения Сомова и владельца цирка сильно изменились в положительную сторону. Они стали даже лучше, чем были до конфликта, разгоревшегося из-за несостоявшихся визитов в Харбатане. А на генеральной репетиции Виктор вообще стоял рядом с Сугисом указывая на те или иные моменты представления, которые должно было бы, по его мнению, поправить. И ведь не прогонял же его владелец цирка, а слушал, хотя конечно не во всем соглашался и большей частью поступал по-своему. А Сомов буквально сыпал идеями, вспоминая все, что видел за свою жизнь в земных цирках. Правой рукой хозяина цирка он еще не стал, но все шло именно к этому. Это понимал уже и Сугис и Виктор, да и остальные артисты были хорошо осведомлены, чьи идеи все больше и больше превращают их провинциальный балаган в один из самых зрелищных цирков не только в Останде, но и, наверное, во всем мире Осаны.

Наступила ночь. Артисты разбрелись на отдых, а Сугис продолжал сидеть в пустом темном зале, пропитанном непередаваемым запахом цирка. Завтра здесь все разберут, уложат в фургоны и они двинуться покорять Маркатан. За очень короткое время его цирк кардинально преобразился, настолько, что Сугис и представить себе такого раньше не мог. И конечно все это из-за неуемной фантазии Норриса. Давай сделаем то, давай сделаем это. Однако следовало признать, что результат впечатлял и Сугис был доволен, даже несмотря на то, что почти все деньги, заработанные Харбатане, пришлось ухнуть в новые приобретения. С улыбкой вспомнил, как после представления Сомов выскочил на манеж и начал измерять его для будущего ковра, который он загорелся приобрести. Вспомнил, как сам он возражал, что ковров таких размеров здесь никто не сошьет, а если и сошьют, то уж точно не смогут покрасить. Не существует красильных чанов такого размера. Да и вообще чем плох серый ковер? Но вот, пожалуйста — на арене лежит шикарный сочный бардовый ковер, краса и гордость всей труппы. Его, конечно, скатывают и убирают перед некоторыми номерами, например перед выходом крупных животных, но затем так же быстро расстилают на прежнее место. А почему быстро? Да потому, что у ковра по краям пришиты прочные удобные ручки, позволяющие в считаные секунды свернуть и унести его за кулисы. А кто сказал пришить ручки? Чак Норрис и сказал. Причем заявил о ручках сразу, когда еще только шло обсуждение — нужен ли ковер вообще. Заранее он знал что ли об этих ручках? Сугис озадаченно почесал затылок — получается, что знал. А вот откуда он столько знает? Маску Чак Норрис вроде как бы и снял, но тайн у него не убавилось.

Сегодня утром Сугис и Мук наблюдали со стороны, как Чак тренируется с мечом. Тот упражнялся с холодным оружием не менее пяти раз в неделю. Для Сугиса далекого от боев на мечах мелькание клинка ничего не говорило, а вот Муку успевшему поучаствовать в Большой кровавой войне хватило нескольких минут, чтобы разобраться в увиденном.

- Орская техника, — уверенно заявил он, — Причем не рядового бойца. Поразительно. Я даже представить себе не могу, кому могли бы преподавать подобную технику владения мечом. Может быть орскому принцу, а может быть гладиатору, есть там у них такие элитные бойцы. Но ведь Чак же не орк.

- Значит, считаешь что орская, — переспросил друга Сугис, — а не вампирская?

Мук изумленно посмотрел сначала на приятеля, а потом перевел взгляд на Норриса.

- Вон оно что, — протянул борец, — то-то я и смотрю, он голову так тщательно бреет. Но погоди, у него же глаза и зубы вполне нормальные, человеческие. Полукровка что ли?

Сугис пожал плечами, а Сомов в это время убрал меч в ножны и перешел к катам.

Мук глядел на это действо уже совсем широко раскрывшимися глазами.

- Что это? — спросил он удивленно.

- Я думал, ты мне подскажешь, — ответил Сугис.

- Ничего подобного в жизни не видел, — произнес озадаченный Мук, — Слушай друг, а ведь судя по тому, что я сейчас вижу, про трех орков на своем счету он точно не соврал. Очень опасный парень. Ты вообще ему доверяешь? Где ты его нашел?

- Ну, в общем-то, нашел вот, — помрачнел владелец цирка и спохватился: — Ты это, забудь все, о чем мы тут сейчас говорили, друг. Совсем забудь.

Сугис встряхнул головой, гоня прочь воспоминания и свои сомнения.

Он поднялся, прошелся по манежу и погладил тяжелый бархатный форганг. Идея сменить старый форганг серого цвета на новый темно-красный пришла в голову ему самому, без чужих подсказок. Хотя, конечно, это и так было очевидно, что блеклый занавес уже никак не гармонирует с шикарным ковром. Странно, что Норрис даже не заикнулся о замене форганга. Сугис вспомнил ослепительную улыбку и прищуренный взгляд Чака, когда вешали новый занавес. Вот же лысый хитрец, с изумлением понял вдруг владелец цирка, а он ведь знал, что после ковра я буду вынужден заменить и форганг. Да уж. Явно берет пример с меня, польстил самому себе Сугис. Надо кстати сходить посмотреть, как у них там с Моной дела, все ли нормально?

Обычно Сугис беседовал с Норрисом в своем фургоне-кабинете, где на полке стоял кубок его славы и где он чувствовал себя полноправным уверенным хозяином. Но несколько раз он заглядывал в фургон, где обитали Мона и Чак, чтобы посмотреть, как там дочь и опять же поговорить с Норрисом. Он даже и не заметил, в какой момент молодые обзавелись собственным фургоном. Кого и куда для этого пришлось переселить, Сугис не знал, но сделать это можно было только с общего одобрения всей труппы, а значит, цирковые артисты не возражали. Ну, а коли так то и я не буду против, определился Сугис.

Внутри жилища на колесах негромко тренькала гитара и тотчас же смолкла, как только Сугис вошел внутрь. Чак аккуратно убрал музыкальный инструмент в сторону и жестом пригласил за крохотный столик. Несмотря на то, что фургон находился в их личном пользовании, он был забит цирковым реквизитом до самого потолка. Расчищенного места едва хватало на стол с табуретом и узкой лежанки. Глядя на эту лежанку Сугису невольно попытался представить, как же они спят на ней, друг на друге что ли? Но тут же отмахнулся от неуместных мыслей.

- Завтра выезжаем, — объявил он, хотя это ни для кого не было новостью, и грузно умостился на табурет.

Чак согласно кивнул головой, а Мона поставила на стол кружку.

- Отец, выпьешь чего-нибудь?

- Пива у вас конечно нет? Ну, в общем-то, тогда ничего не буду. Спасибо, дочка. Хотел еще раз поговорит с тобой, Чак, по поводу участия в борцовских состязаниях.

Сомов снова молча кивнул головой. Этот разговор у них повторялся время от времени с неизменным итогом. Сугис хотел повторить в Маркатане постановку с неизвестным благородным борцом и Чаком Норрисом в главной роли. Виктор же наотрез отказывался бороться ни в главной роли, ни в какой другой. Оба каждый раз оставались при своем мнении.

- Ну, ты пойми, Чак, ты же идеально для этого подходишь. Почти никто в твои победы не верит, ставить как всегда будут против, а значит и деньги по выигрышам не придется возвращать. Почти каждая ставка прямиком пойдет в наш карман.

- А чем Мясник вас не устраивает в роли неизвестного? Тотализатор же в ваших руках, господин Сугис. Меняйте ставки, исходите из количества поставленных денег на соперников, подстраивайте нужную победу. Не мне вас этому учить.

- Ну, в общем-то, да, но ведь какая разница в прибыли. Сам посчитай. С тобой почти все деньги со ставок, ну или большую часть оставляем себе, а с Мясником при любом раскладе придется делать возврат. Большой возврат. Да и не Мясник он больше. Мук взял себе прозвище «Убийца орков».

- Убийца орков? — Виктор улыбнулся, — Ничего не скажешь. Круто.

- Круто или полого не знаю. Знаю только, что без тебя заработки совсем не те будут. Ты глянь на Мука, ну кто на его рожу то позарится? А ты ведь у нас красавчик. Девкам ты нравишься, они ведь только на тебя и прибегут посмотреть.

- Папа!

Владелец цирка прервался и недовольно посмотрел на негодующую дочь, которая некстати вмешалась в деловой мужской разговор. Впрочем, ее можно понять, тут же смягчился Сугис, любит она Чака без памяти и держится за него двумя руками, а то, что ревнивая так это вся в мать покойницу. Пусть покоятся нетронутыми ее кости. Старый борец вздохнул, мать Моны тоже была гимнасткой и разбилась пятнадцать лет тому назад. Он еще раз шумно вздохнул и уже совсем обреченно спросил:

- Ну, так что, Чак?

- Нет, господин Сугис. Мне хватает забот с музыкантами и освещением. А заработки не упадут, не волнуйтесь. Как планировали, поставим семь или даже восемь рядов лавок, поднимем цены на билеты. Прибыль будет хорошая. Ну и обязательно поищите неизвестного благородного среди своих знакомых борцов в Маркатане. Согласен я с вами в том, что это роль не для Мука. А Убийцу орков лучше использовать против любителей побороться из публики.

Понимая, что уговорить Норриса и в этот раз не удастся, Сугис поднялся из-за стола. Хотел было спросить дочь, не обижает ли ее Чак. Потом увидел, как она прижимается к своему любому, обвив руками его шею и положив голову на плечо и промолчал. Что тут спрашивать и так все ясно.

- Ну, в общем, пойду я тогда.

Сугис вышел из фургона. Ночь была теплая. Небо звездное. Где-то в темноте носились и коротко посвистывали летучие мыши. Послышалась тихая возня в фургоне, смех Моны, а затем вновь заиграла гитара и глухой хриплый голос запел:

- Здесь лапы у елей дрожат на ветру, здесь птицы щебечут тревожно…

Надеюсь, девочка у тебя с ним все будет хорошо, подумал Сугис, прогоняя смутное предчувствие беды, появившееся у него в последнее время. Владелец цирка втянул голову в плечи и зашагал к себе.

Маркатан. Самый огромный город Останда. Еще не доехав до столицы по всем приметам, было заметно, что они приближаются к чему-то грандиозному. Грунтовые дороги сменились каменными, о чем известил грохот окованных колес по булыжникам. Сами дороги расширились до двух полос и наполнились многочисленным транспортом: разнообразными фургонами, перегруженными крестьянскими телегами, омнибусами на конной тяге в окнах которых виднелись затылки пассажиров. И с каждым километром дороги становились все оживленнее. Они пересекли железную полосу и пока окончательно от нее не отдалились, успели несколько раз полюбоваться, как по ней прокатились парки — гигантские паровозы, тянущие за собой вереницы вагонов и оставляющие после себя длинный шлейф черного плотного дыма. Виктор смотрел на паровозы с особым чувством — в нем проснулась не только ностальгия по технике, но он еще и не забыл насколько комфортно парки устроены внутри, если конечно ты достаточно обеспечен, чтобы ехать первым классом на нижнем этаже.

- Я никогда не ездила на парке, а так хочется, — с грустью сказала Мона, — А ты когда-нибудь ездил, Чак?

Виктор невольно улыбнулся:

- Эх, в свое время, на чем я только не ездил.

«И не летал» — чуть не добавил он, но вовремя прикусил язык. Сомов обнял девушку и прошептал ей на ухо:

- Однажды мы прокатимся с тобой на парке от Маркатана до самого побережья теплого моря в Кассиусе. Там всегда стоит солнечная погода, а в чистых красивых городах живут смуглые безбородые эльфы.

Мона не ответила. Она просто смотрела на Виктора своими наивными детскими глазами и верила каждому его слову.

Окрестности Маркатана отличались высокой плотностью населения и застроек. По обеим сторонам дороги раскинулись сплошные поля, на которых суетились сотни фигурок крестьян или рабов и где полным ходом шла уборка урожая. В пределах видимости показались сразу два далеких замка по разным сторонам от дороги. Небольшие, но часто расположенные замки кольцом окружали столицу, являясь своего рода охранным периметром. Об этом Сомов читал еще в библиотеке Преана, а сейчас увидел это воочию. Крепостной стены у Маркатана не было, слишком огромным был этот город, чтобы обносить его стеной. А начинался он, как и везде невзрачными облезлыми лачугами, дымными фабриками и заводами на окраинах. Однако уже отсюда были различимы высокие башни и шпили центра города, теряющиеся в мареве и дрожащие в струях горячего воздуха поднимающегося от раскаленной земли. Фантастическое зрелище.

Полуденное солнце припекало. Хрипели и фыркали лошади — им тоже было жарко. Виктор смахнул капельки пота со лба и, прикрыл ладонью глаза от яркого солнца, вглядываясь в приближающийся город. Мимолетом подумал, что сейчас не помешала бы кепка с козырьком типа бейсболки и что неплохо было заняться их производством. Пожалуй, бейсболка в этом мире могла бы стать популярным головным убором, особенно у жителей южных регионов. С другой стороны у него уже имелось дело, которое было ему по душе — его цирк и возиться с какими-то кепками было совершенно излишним занятием.

Маркатан приближался. Казалось, будто это не они въезжают в город, а город наваливается на них. Тяжелым запахом нечистот, удушливыми дымами фабрик, низким гулом заводов и давящей высотой мрачных многоэтажных зданий. Но Сомов взирал на все вокруг с жадным любопытством. К запаху городов он давно научился быстро принюхиваться и не замечать его. А в своеобразном стиле архитектуры зданий при желании можно было найти даже определенное изящество. Но главное со столицей Виктор связывал большие надежды.

Огромный город всегда предоставлял предприимчивым людям огромные возможности. А Виктор считал себя именно таким человеком. Здесь Сомом планировал не только сам осесть надолго, но и убедить Сугиса в том, что необходимо остаться в столице всей труппой и строить капитальный цирк. Хватит скитаться по городам и весям. Жителей здесь столько, что зрителями цирк может быть обеспечен не на один год. Кроме того столица всегда полна гостями, ротация которых также даст постоянный приток новых зрителей. Не дергаясь, на одном месте можно будет довести и здание цирка, и само представление до ума. Это будет то еще шоу. Весь мир ахнет. В этом Сомов нисколько не сомневался. Из безусловных плюсов был и постоянный штат сотрудников, которые со временем станут профессионалами своего дела. В первую очередь Виктор думал о музыкантах и осветителях, с которыми он лично работал и испытывал головную боль каждый раз, когда в очередном городе набирали неопытных работников. Со временем можно будет обзавестись и нормальным человеческим жильем для всех артистов, да и ему с Моной не помешали бы свой дом или для начала хотя бы своя комната. Жизнь в фургоне полна романтики, но лишена элементарных удобств и это порой раздражает. В общем, постоянная работа и жизнь в столице это было именно то, что нужно. Оставалось только убедить в этом владельца цирка.

Место, где им предложили установить шатер цирка, трудно было назвать идеальным. Обширный пустырь уже занимали как торговцы сельхозпродукцией, так и конкуренты в области развлечений. Больших балаганов насчитывался не один десяток, не считая мелких, и они уже вовсю работали, зазывая себе посетителей. Сомов потолкался среди народа, присмотрелся к местным игрищам, кулачным боям и прочей ерунде с кривляньем гаеров и понял, что поторопился назвать балаганщиков конкурентами. Их собственное цирковое представление по сравнению с тем, что он успел увидеть у прочих, должно было не просто затмить всех остальных, их шоу было совершенно иного уровня, словно попавшее на этот средневековый немудренный праздник из другого мира. Впрочем, отчасти оно и было из другого мира.

На этот раз строились дольше обычного. Возникли проблемы с трехъярусными местами для зрителей. Удалось разместить всего лишь шесть рядов скамеек возвышающихся уступами. Пришлось поднять и сам купол шатра выше обычного, из-за чего он не касался земли и теперь его по окружности обшивали высокими досками и тут же красили их в ярко-желтый цвет под стать самому шатру. Сугис всех подгонял и рычал на каждого, кто попадался ему под руку или плеть. Днем артисты совместно с нанятыми рабочими помогали в установке шатра и реквизита, а с утра многие из них уже приступали к репетициям. Виктор, скрипя зубами, занялся наполовину обновленным оркестром. Необычные звуки музыки не могли не привлечь любопытных, которые сразу же полезли в балаган и стали мешать рабочим и артистам. Сугис страшно ругался, гонял их плетью и был удивительно похож на сказочного персонажа Карабаса-Барабаса.

Премьера состоялась на четвертый день. Начало было не слишком удачным в части продажи билетов, на которые поставили высокую цену. Дорогие билеты на сидячие места расходились тяжело и в итоге свободные скамьи занимали те хитрецы, кто прошли по дешевым билетам без мест. Поздно ночью подводя итоги, владелец цирка даже склонялся к тому, что цену надо снижать. От этого опрометчивого шага его опять же удерживал, как мог Виктор и в итоге оказался прав. С каждым днем публики становилось все больше и больше, а среди зрителей росло количество хорошо одетых и явно безбедных горожан с гогглами на глазах. Дела внезапно и резко пошли в гору, артисты повеселели, а Сугис уже планировал не снижать, а поднимать цену на билеты. На этот раз отговаривать его Виктор не стал. Никто не мог предложить в Маркатане зрелище лучше, чем их цирк.

Было предсказуемо, что через две недели их цирковое представление стало самым популярным развлечением в городе. Неожиданно их шоу посетил давний знакомый Сугиса и хозяин другого цирка, расположившегося на рынке в другом конце города. Надо было видеть его лицо с открытым ртом, когда он смотрел на парад-алле в лучах прожекторов быстро сменяющих синие, красные и желтые фильтры и оглушенный цирковым маршем Дунаевского. Рядом с коллегой искоса на него поглядывая, с напыщенным гордым видом восседал Сугис, впервые находясь на скамье зрителей, а не за кулисами. Ну не смог он удержаться, чтобы не похвастать своим грандиозным шоу перед старым приятелем, с которым они вместе начинали цирковую карьеру еще простыми артистами.

У касс опять стали образовываться очереди, и начал набирать обороты тотализатор подстегнутый неизвестным борцом в маске. Где этого нового борца нашел Сугис, Виктор не интересовался. Ему достаточно было и того, что владелец цирка оставил его в покое и больше не пытался уговорить на эту чреватую опасностью роль. Хотя, если признаться, то самую малость, но он все же позавидовал новому борцу. Забыть то упоительное ощущение победы на арене и рев восторженной публики несущей тебя на руках было невозможно.

Об их цирке вышла хвалебная статья в газете. Сугис ликовал. Статью он зачитывал вслух ночью после окончания представлений на общем собрании-ужине артистов, которое стало уже традицией. Впоследствии сама статья, вырезанная из газеты, была заключена в рамку и теперь покоилась на полочке рядом с серебряным кубком.

Цирк вышел на стабильный рабочий режим. Среди оркестровых музыкантов Сомов выбрал самого опытного и назначил его сменным дирижером, выкроив для себя немного свободного времени. Теперь у него появилась возможность поближе познакомиться с городом.

Первым в списке посещений шли всевозможные лавки. Как только у Виктора завелись в карманах деньги, он перестал себе отказывать в дорогих и добротных вещах.

Во-первых, качественная одежда и обувь считались таковыми только местным меркам, а для бывшего землянина из двадцать первого века все они выглядели жутко безобразными и совершенно непрактичными. Ему, привыкшему к воздушным и мягким материалам, невесомой удобной обуви приходилось выискивать из средневекового ассортимента лучшее из лучшего, чтобы хоть как-то компенсировать грубость материала и тяжесть изделий от местных умельцев. Надо признать, что подобные вещи находились, но за них и платить приходилось соответственно. Среди таких походов по лавкам Сомов обратил внимание на интересную деталь — отсутствие шелковой одежды. Виктор не стал строить догадок, почему в мире Осаны отсутствовал шелк, но взял это на заметку.

Во-вторых, у него была и другая причина одеваться с роскошью. Сомов по-прежнему оставался беглым рабом, носил на плече клеймо и не имел документов. А богато одетый человек одним только видом формирует непроизвольное к себе уважение и не вызывает никаких подозрений. К такому ни один стражник не рискнет подойти и не заикнется о документах. Поэтому Сомов тщательно выбирал себе одежду и даже прикупил гогглы. Конечно, это были не магические гогглы, в них были установлены простые стекла синего цвета и Виктор использовал их как обычные солнечные очки или носил, опустив на грудь. Главное что они имелись в наличии и говорили окружающим, что их владелец знаком с магией. Гогглы были позолоченными и прилично стоили, но куда деваться? Как говорится, хороший понт всегда дороже. Зато в таком виде он чувствовал себя в городе абсолютно уверенно и спокойно. Еще одной удачной находкой оказалась золотая фольга, за которую Виктор не торгуясь, отдал две золотых монеты, когда продавец подтвердил его догадку, что фольга предназначена для скрытия клятвы верности и защищала лучше любого другого металла. Давно надо было сменить вредный для здоровья свинец на нечто более безопасное.

В походах по лавкам Сомов не забывал о своей возлюбленной и никогда не оставляя ее без элегантных подарков. Правда, как-то раз ему взбрело в голову сделать не совсем обычный подарок и приобрести Моне красивое нижнее белье. Ибо Мона, да и все женщины, с которыми у него были близкие отношения, надевали под низ нечто такое, что у Виктора язык не поворачивался назвать это нижним бельем или вообще ничего не надевали. Однако белья ни в лавках, ни у портных Сомову найти не удалось. А когда он попытался представить Мону в земном современном эротическом белье, то вдруг неожиданно понял, что его девушке это вовсе и не требуется. Мона была прекрасна своей молодостью, свежестью и наивностью. Эротическое белье скорее бы разрушило образ юной неиспорченной девушки, чем улучшило бы его. Может быть, подобные вещи красили лишь земных женщин, особенно тех, кому за тридцать? В результате он купил Моне золотое колечко и попросил ювелира сделать гравировку на внутренней стороне — «половинке моей души». Старый ювелир похожий на еврея свозь специальные гогглы долго рассматривал необычные буквы начертанные Виктором на листе бумаги, и недоуменно жевал губами. А Сомов уже совершенно обнаглел — фразу он написал на русском языке.

Не остались без внимания и остальные представительницы слабого пола, выступающие в цирке. Делал это Виктор не только из шалости свойственной молодости, но и из трезвого расчета. Так уж повелось, что возле гримерных девушек часто крутились назойливые поклонники. Многие артистки принимали такие ухаживания благосклонно не строя далеко идущих серьезных планов, однако, имея вполне конкретный меркантильный интерес. Обвинять девушек в непристойном поведении зная, что Сугис не раз фактически продавал их на ночь знатным господам, у Сомова язык бы не повернулся. В защиту владельца цирка можно было сказать лишь то, что сутенером он не был и поступал так в исключительных случаях, когда у него не было возможности отказать влиятельным господам. А нескольким совсем молоденьким девчонкам он даже нос не позволял высовывать, когда цирк давал представление в замках перед магистрами. Именно магистры могли позволять себе беспредел на собственной земле, но благо это происходило не так часто и далеко не все из магистров были законченными подонками. И хотя сами артистки относились к таки «продажам» по-философски спокойно, дескать чему быть того не миновать, Виктору все равно было их жаль и по мере возможности он помогал им чем мог. Стоило ему заметить очередного воздыхателя у фургонов с девушками, как он тут же посылал мальчишку, который демонстративно нес в гримерку большой букет цветов и какую-нибудь коробочку в цветастой обертке, обычно с конфетами или просто фруктами. Видя это воздыхатель соображал, что с пустыми руками к артисткам нечего соваться и, как правило, тоже раскошеливался на подарки, в надежде на внимание к его персоне. Мона на эти шалости Виктора смотрела положительно и на удивление нисколько не ревновала к своим подругам. Девушки, получавшие цветы, принимали игру Виктора, при встрече целовали и, смеясь, делились рассказами о своих незадачливых ухажерах. А торговка цветами, бойкая старушка, прописавшаяся непосредственно рядом с цирком, обращалась к Сомову всегда с низким поклоном и называла его благодетелем.

За неполные полгода Виктор приобрел хорошую репутацию в цирке и наладил отличные отношения с коллективом и хозяином. У него был высокий заработок, который он сразу же спускал на дорогие вещи, подарки или даже приобретал реквизит для цирка за свой счет. Он стал уверенным в своих силах и мало походил на того паренька, который пришел рано утром с плохо выбритой и порезанной головой. Теперь, когда встречались Сомов и Сугис, можно было легко перепутать кто из них хозяин, а кто его работник. Сомов выглядел настоящим господином в дорогой одежде, с прямой осанкой и изысканными манерами. Сугис же по-прежнему ходил в простой рубахе, кажется все в той же самой, что была на нем еще при знакомстве и растоптанных сапогах, за голенищем одного из которых неизменно торчала рукоять плетки, когда ей не находилось дело. Образ ленивого работника завершали вислые усы и пивное пузо.

Вот и сейчас они стояли напротив друг друга. Со стороны казалось, что спокойный молодой господин что-то внушает своему работнику, а тот нервничает и сердито оправдывается. На самом деле это Сугис выговаривал Виктору, а тот на все претензии приводил контраргументы.

- Вчера я тебя почти не видел на работе, сегодня тебя до обеда не было, — ругался владелец цирка, — Ты взялся руководить музыкантами и освещением. Хорошо. Я не возражал. Но ты же не работаешь. За что я плачу тебе деньги? Может быть, тебе опять вернуться в клоуны? А, Чак?

- Ничего не имею против работы клоуном. Клоунада всегда была мне по душе. Клоун дарит людям смех, радость и от этого сам испытывает положительные эмоции, — невозмутимо отвечал Виктор, — Однако, господин Сугис, вы очень грамотно используете мои способности не на месте клоуна или борца, а там где они приносят максимальную выгоду для нашего цирка.

- Ну, в общем-то, да. Но ты меня не путай. Я спрашиваю, почему ты устранился от руководства оркестром и сейчас там заправляет какой-то старикан с палочкой? А ты в это время где-то прохлаждаешься.

- Господин Сугис, руководить это значит организовать работу так, чтобы коллектив работал слаженно и эффективно без излишнего вмешательства руководства. Это не значит, что начальник должен делать работу вместе с работниками или вместо работников. Разве есть претензии к музыкантам? Работу они выполняют? Играют хорошо?

- Играют они конечно отлично.

- Ну, насчет отлично это вы преувеличиваете, — улыбнулся Виктор, — На самом деле играют они ужасно, но увы, это максимально на что они способны, а значит, работу свою выполняют. А осветители? У них все нормально?

- Да нормально, нормально все у твоих осветителей, — огрызнулся Сугис, — Но это не означает, что ты должен прохлаждаться.

- Прохлаждаться? Ну и слово вы подобрали. Прохлаждаться это полеживать в теньке и почесывать пузо. А я к вашему сведению ходил получать заказ, который сделал неделю назад и нес его к вам, чтобы показать униформу. Уверен, что вам она понравится. Кстати, у меня совсем закончились деньги. Заплатите, пожалуйста, носильщику. Я должен ему одну серебряную монетку.

Владелец цирка обратил, наконец, внимание, что за спиной Сомова стоит потный носильщик с большим тюком в руках, ожидая, когда закончится перебранка и с ним рассчитаются.

- Ну, в общем-то, пошли тогда ко мне что ли? Поговорим в теньке, да и горло не мешало бы промочить, — пробурчал Сугис, — Униформу какую-то выдумал. Вот удивляюсь я тебе Норрис. Молодой ты, а языком чешешь хуже старого деда. Слушаешь тебя, слушаешь и вроде выходит, что ты прав кругом, но я-то точно знаю, что ты не прав. Надо тебя шпрехшталмейстером назначить раз такой говорливый.

- Я полностью с вами согласен. Только шпрехшталмейстер незаслуженное для меня повышение. Неужели вы позволите мне вместо вас открывать представление, и объявлять номера? Не верю. А учитывая небольшой сюрприз как раз для шпрехшталмейстера, боюсь этого места мне еще долго не видать.

Когда Сомов развернул сверток, взору предстали шесть одинаковых халатов с широкими и короткими по локоть рукавами. Халаты были неброского синего цвета отороченные зелеными полосками и с зеленым же полупришитым поясом.

- Ну и зачем это? — скривился Сугис.

- Униформа для работников манежа, которые меняют реквизит, расстилают ковер и прочее, — пояснил Сомов, — Выбегают они на манеж часто, а одеты кто, во что горазд, словно банда какая. Теперь же все будут выглядеть одинаково, не станут особо бросаться в глаза, а главное смотреться будут гармонично. Работают у нас на подхвате, все кто свободен, поэтому халаты безразмерные и запахнуться в него сможет любой. Время надевания минимальное — накинул, завязал простой узел, готово.

Сомов продемонстрировал, как это делается.

- Ну, в общем-то, да, придумано толково, но нужно ли? — засомневался владелец цирка, а потом хитро прищурился: — Впрочем, если ты сам заплатил…

Виктор укоризненно покачал головой и тяжело вдохнул.

- А там что? — спросил Сугис, указывая на еще один нераспечатанный пакет.

- А это как раз униформа для шпрехшталмейстера. Изначально предназначалась для вас.

Сомов развернул пакет и достал совершенно фантастический мундир. Встряхнул его, разглаживая складки, и выложил на стол перед владельцем цирка. Эта униформа была плодом компиляции из армейской одежды различных времен придуманная Виктором и фантазии портного сумевшего воплотить все это в материале. За основу был взят парадный советский китель генерала изумрудного цвета с красными обшлагами рукавов. Частично к нему был добавлен гусарский доломан с красным воротником стойкой и золотым шитьем на нем. Грудь была расшита золотыми шнурами с двумя рядами медных пуговиц начищенных до зеркального блеска. От офицерских мундиров наполеоновских войн были взяты золотые эполеты с бахромой. А завершали все это великолепие штаны-шаровары с красными лампасами.

Похоже, у Сугиса пропал дар речи.

- Нравится? — нарушил затянувшееся молчание Виктор и еще раз встряхнул мундир.

- Это… — Сугис поперхнулся и прокашлялся, — мне?

- Шпрехшталмейстеру, — язвительно ответил Сомов, — Надеюсь, вы не всерьез собирались меня им назначить. А то портной шил по размеру вашей рубашки, которую незаметно стащила Мона. Сюрприз хотели сделать.

Владелец цирка осторожно погладил мундир рукой.

- Роскошно выглядит, — произнес он, — Это ж надо такое выдумать. От шитья аж в глазах рябит.

- Может, померяете? — подначил его Виктор, — А то вдруг с размером не угадали? Придется портному обратно возвращать.

После этих слов Сугис решительно отобрал у Сомова мундир, но все еще не решался надеть его и вертел в руках рассматривая каждую деталь. Глаза у него горели.

- Смелее, господин Сугис, смелее, — подбодрил его Виктор, — давайте-ка я вам помогу одеться, а то пуговиц здесь довольно много.

Стоило владельцу цирка облачиться в униформу, как в фургон заглянула Мона. Заглянула, да так и замерла на пороге.

- Папа? — неуверенно спросила она.

Сугис смущенно посмотрел на дочь.

- Э-э, ну как тебе, дочка?

- Обалдеть! — выдала Мона, нахватавшаяся земного сленга от Виктора.

- Обалдеть? — недоуменно переспросил Сугис, — Это что значит — хорошо или плохо?

- Это значит великолепно, папочка, — Мона подскочила и поцеловала отца в небритую щеку, — Ты выглядишь, словно король.

Сугис, как не пытался сдержать эмоции, но все же расплылся в улыбке.

- Скажешь тоже, король.

- Вы и есть король, — поддержал девушку Виктор, — Настоящий король цирка и должны выглядеть соответственно этому званию.

- Ну, в общем, раз вы оба так считаете, — Сугис помялся, — Наверное, пришлось изрядно заплатить портному. Да, Чак?

- Изрядно. Но это подарок от меня и от Моны, — ответил Сомов и добавил, — А вот за униформу для артистов желательно было бы заплатить. Вы же знаете, господин Сугис, у меня не осталось денег даже на то, чтобы рассчитаться с носильщиком.

- Ладно, вижу теперь, что одежа нужная, так и быть заплачу.

- И еще, господин Сугис, завтра я хотел бы взять выходной.

Владелец цирка возмущенно уставился на Виктора.

- Для себя и для Моны, — не давая ему возразить, быстро продолжил Сомов, — Девушке необходим отдых. Мы в столице уже столько времени, а ни разу не выходили в город вместе. Только работа и работа. Усталость постоянно накапливается, рассеивается внимание и концентрация, а у гимнасток очень опасная профессия, связанная с риском для жизни. Вы же не хотите, чтобы с ней что-нибудь случилось. Я тоже не хочу. Поэтому завтра у нас выходной. Договорились? Замечательно. Ну, так мы пойдем, а за деньгами я к вам позже вечерком загляну.

Не дожидаясь ответа владельца цирка, Виктор и Мона, которую пришлось подтолкнуть к выходу, быстро выскочили из фургона.

- Нет, ну каков наглец, — пробормотал вслед Сугис, — Опять меня заговорил.

А потом раскопал среди реквизита зеркало, и еще долго крутился перед ним, разглядывая себя со всех сторон и гордо разглаживая усы.

- А ведь и впрямь король.

С утра Виктор и Мона катались на экологически чистом омнибусе, который неспешно тянула пара лошадей. Сомов хотел забраться по винтовой железной лестнице на крышу, где пассажиры сидели спиной к спине, и открывался отличный обзор, но Моне любопытнее показалось внутри салона и пришлось уступить любимой женщине. Они очутились в маленьком домике с закрывающейся дверью, стеклянными окошками и относительно жесткими сиденьями обтянутыми грубой материей и расположенными друг напротив друга. Пассажиры поглядывали на них снисходительно, а иногда и презрительно, безошибочно угадывая в девушке и молодом человеке приезжих провинциалов. В отличие от сонных горожан влюбленные сидели, как на иголках, вертели головами по сторонам и перешептывались, делясь впечатлениями от картины, проплывающей за окном. Да и в самом салоне омнибуса было немало любопытного. Одна табличка с правилами проезда чего стоила. Из нее Виктор узнал, что нельзя ставить ноги на сиденья, а нужно вытягивать их прямо перед собой, и не так, чтобы между ними был угол в сорок пять градусов, иначе это заняло бы два пассажирских места. Если кто-то желал сойти, то должен был держать деньги наготове и платить так, чтобы кондуктору не пришлось искать сдачу — он не банкир. Предлагалось вести себя вежливо, громко о политике и религии не говорить и не заставлять краснеть беззащитных девиц. Прямо так было и написано — «беззащитных девиц». Сомов с интересом огляделся в поисках беззащитных девиц, но все присутствующие дамы были с кавалерами и не выглядели ни беззащитными, ни даже девицами. Запрещалось провозить крупный багаж и собак. Также запрещалось плевать на солому. Ну да, под ногами в омнибусе была солома, предназначенная для сбора влаги и грязи. Окна были небольшого размера и, конечно же, не открывались, из-за чего в салоне было душно и мрачновато, несмотря на дневное время. В целом Сомов был весьма разочарован общественным транспортом Маркатана. В памяти Виктора неожиданно всплыл образ маршрутки, на которой он обычно добирался до университета. Однако, какое поразительное сходство.

Выбрались молодые люди из омнибуса в центре города, заранее приготовив деньги без сдачи, чтобы не нарушать правила проезда. Кондуктор-кучер принял их монеты, одновременно покрикивая на лошадей, прохожих и водителей встречных экипажей. Экологически чистый транспорт двинулся дальше, оставляя за собой след из цепочки экскрементов. Впрочем, навоз достаточно быстро убрали рабочие с метлами и ручными тележками. За чистотой в центральных районах города следили особо тщательно.

Виктор и Мона стояли в самом сердце столицы на королевской площади перед огромными дворцами правителя всего Останда. Дворцов было целых три, и они были отделены от площади высокой оградой и рядами аккуратно подстриженных деревьев. В ограде имелись громадные кованые двустворчатые ворота с богатым позолоченным орнаментом. На воротах замер караул из стражников в блестящих металлических латах и глухих шлемах, напоминающий внешним видом и неподвижностью роботов. В руках они сжимали вертикально поставленные пики с треугольными цветными флажками у наконечников. На площади было много народа, но к караулу никто не приближался. Не стали этого делать и Виктор с Моной. Уж больно грозно выглядела стража. Кроме пеших стражников и вдоль ограды дворцов и по самой площади иногда неторопливо проезжали парами вооруженные всадники.

Слева от дворцов на площади стоял высоченный собор Авра и Уры. Чтобы посмотреть на его вершину приходилось запрокидывать голову. Собор был великолепен и захватывал дух. Своим размером и архитектурным решением он нисколько не уступал земным соборам, а многие из них превосходил. Широкая лестница полная верующих людей вела к узорчатым бронзовым дверям. Собор опоясывали гранитные колоны сверху и снизу окольцованные бронзой. В многочисленных нишах прятались мраморные скульптурные группы. Венчал собор золоченый купол, идеально смотрящийся на фоне голубого неба. С самого верха собора сорвалась стайка белых голубей превращая все в идеальную религиозную картинку.

- Ох, как красиво-то, — не удержался от комментария Сомов, — Прямо так и хочется сказать — верую.

Богобоязненная Мона испугано толкнула его локтем в бок. Она знала о легкомысленном отношении своего избранника к религии и, наверное, это было единственное, в чем их мнения расходились.

- Не говорит так рядом с храмом. Авр может рассердиться. Уйдем отсюда.

Она потянула Сомова в сторону.

- Ой, смотри. Там кого-то казнили. Как интересно. Пойдем, ближе посмотрим.

Виктор досадливо поморщился. Уж лучше было бы посетить храм и ознакомиться с его внутренним убранством, чем разглядывать чьи-то части тела. Но его уже тянули за руку к помосту, установленному здесь же на площади. Помост оказался не наспех собранным сооружением, а постоянным местом развлечений сколоченным из старых потемневших от времени досок. Судя по отвратительному запаху около помоста, казнь свершили явно не сегодня. Как было заведено на длинном шесте торчала отрубленная голова казненного, а надпись на пояснительной дощечке гласила, что при жизни негодяй промышлял воровством. Не слишком ли суровое наказание для простого вора, удивился Сомов, или это был не совсем простой вор? Несмотря на ужасную трупную вонь, вокруг шеста с насаженной головой околачивалось много праздного народа. Среди взрослых были и дети. Им тоже было любопытно. Мона, как и другие с жадным интересом рассматривала отсеченную голову. Виктора это покоробило, а потом ему стало жаль девушку. Несмотря на все его влияние, Мона продолжала оставаться всего лишь дитем своего времени. Времени грубого и жестокого с неприкрытыми худшими человеческими страстями и пороками.

Сомов посмотрел на отрубленную голову с тусклыми стеклянными глазами, по которым ползали жирные зеленые мухи, а потом на сверкающий золотом купол храма в лазурном небе. Эмоции куда-то ушли и теперь он как-то по-новому увидел мир Осаны. И сверкающая золотом мишура храмов и выставленные напоказ протухшие человеческие останки не были противоположностями, они были единым целым этого мира. И это новое понимание что-то в очередной раз изменило внутри Сомова.

Вик обнял Мону одной рукой за плечи.

- Ну, насмотрелась? Тогда пойдем, поищем харчевню. Я проголодался.

- Пошли, — согласилась девушка, — Жаль только, что саму казнь не удалось посмотреть.

- Действительно, — насмешливо согласился с ней Сомов, — но ты не расстраивайся, насмотришься еще. Я так полагаю, что головы здесь рубят регулярно.

После весьма недурного обеда они продолжили экскурсию по Маркатану. Прогулялись по набережной до порта, где было тесно от кораблей и лодок, и где вода в реке пахла рыбой и нечистотами. Посетили железнодорожный вокзал к неописуемой радости Моны. У нее обнаружилась болезненная слабость к гигантским паровым машинам. Впрочем, и Виктора парка не оставляла равнодушным. Специально дождались отправления парки с вокзала и проводили уходящий поезд завистливыми взглядами. Не обошлось, конечно, и без женского шопинга по всевозможным и многочисленным лавкам. До самого вечера они гуляли по городу и вернулись в цирк очень усталые, но довольные и полные впечатлений и покупок.

Сомов блаженно вытянул гудящие ноги и разлегся на узкой лежанке в своем фургоне, а Мона умчалась хвастать обновками перед своими подругами. Оставшись один, Виктор предался своим мыслям и планам на будущее.

Можно было считать, что он нашел для себя место в этом мире. За безмятежные последние месяцы он полностью успокоился и настолько расслабился, что даже стал позволять себе земные привычки и земной сленг, не заботясь о том, что подумают окружающие. Ему нравилась работа, в которой он уже смог себя проявить, используя земные знания. И это было только начало карьеры. Ему нравились люди, которые его окружали — дружные веселые и открытые артисты. С ними было всегда легко общаться и работать. Его работодатель Сугис несмотря на напускную грубость и суровость, на деле оказался добрейшим человеком и что немаловажно для руководителя был весьма справедлив и в меру честен. Кроме того, Сугис часто шел навстречу Сомову, когда дело касалась предлагаемых новшеств в цирке, и вообще воспринимал Виктора в последнее время не как наемного работника, а как своего помощника. Возможно, дело здесь было в том, что идеи Сомова приносили реальные деньги. А считать деньги хозяин цирка умел хорошо. Виктор впервые зашел в этот цирк за пятьдесят медяков, а сейчас билет на вечернее представление доходил до десяти серебряных монет. Как же это не оценить? А может, дело было в любимой дочке владельца цирка Моне? Когда-то Сугис был категорически против их отношений и даже угрожал Сомову физической расправой, а сейчас вроде как даже и поощряет то, что они живут вместе.

В общем, хороший оказался у него работодатель. Виктор улыбнулся. Вчера вечером владелец цирка появился перед публикой в униформе шпрехшталмейстера. Не только зрители, но вся труппа была сражена наповал. Вот только штаны Сугис заправил в сапоги, чем слегка подпортил внешний вид, да и сами стоптанные сапоги требовали уже замены. Мало того он еще и плетку в них засунул. Купить ему сапоги что ли новые? А то ведь сам ни в жизнь не додумается. Придется купить, вздохнул Виктор и улыбнулся новой мысли. Он проталкивал владельцу цирка идею розыгрыша призов для зрителей и сейчас представил Сугиса в роли Якубовича из поля чудес, который объявляет басом нараспев:

- А теперь главный приз — жеребе-е-е-ц!

Сомов не выдержал и тихонько рассмеялся.

Кстати, а ведь у старика очень хорошие связи в его родном городе Харбатане, вспомнил вдруг Виктор, в том числе и с начальником стражи. Вполне можно было бы попросить, чтобы он посодействовал и через начальника стражи выправил для Сомова документы. Возможно такое? Конечно. Дружеские отношения и деньги могут решить любую проблему. Тогда бы он смог бы полностью легализоваться, законным образом жениться на Моне и считаться полноправным наследником Сугиса. Самому стать владельцем цирка, в который он уже вложил столько сил, об этом можно было только мечтать. И эта мечта в отдаленном будущем вполне могла стать реальностью.

Настроение у Виктора совсем стало радужным, когда дверь внезапно распахнулся и в фургон влетел Сугис. Увидев его багровое перекошенное лицо Сомов сразу понял, что случилось что-то непоправимое и страшное. Виктор поднялся с лежанки и развернулся к владельцу цирка.

- Что? — напряженно спросил он, — Мона?!

- Нет. Уходить тебе надо, Чак. Срочно, — прошептал запыхавшийся Сугис, — Ищут тебя.

Фраза прозвучала ударом грома среди ясного неба, разом обрушивая все только что построенные планы, надежды и мечты. Виктор зажмурился и чуть не закричал от отчаяния и бешенства, захлестнувших его с головой словно цунами, но через секунду он уже вновь контролировал себя. Впрыск адреналина наполнил тело энергией и очистил мозг от лишних мыслей.

- Кто? — вновь спросил он, как выстрелил, а руки уже сами натягивали обувь и завязывали шнурки.

- Ищейка из тайной стражи, — продолжал негромко объяснять Сугис, — Прикинулся репортером из журнала, вроде как написать о тебе хочет. Но я их сучью породу насквозь вижу. Точно ищейка. Ждет он тебя там, в цирке, за кулисами крутится, вынюхивает. Я как увидел Мону, понял, что вы вернулись из города и сразу к тебе. Уходи, Чак. Уходи прямо сейчас. Богиней Урой тебя заклинаю — уходи. Если тайная стража схватит тебя в цирке, у всех артистов, а у меня первую очередь будут огромные проблемы.

- Ошибки быть не может? — спросил Виктор, не оборачиваясь и быстро собирая свои вещи в дорожный мешок.

- Нет, Чак. Это ищейка, вне всякого сомнения. Голову даю на отсечение. Но если все окончится благополучно, я дам тебе знак — вывешу на фургоне твой старый плакат. Тогда сможешь вернуться. Ты приходи через три дня, Чак, не раньше. А сейчас уходи. Уходи скорее.

- Спокойнее, господин Сугис, спокойнее. Я уже ухожу.

Хотя он и успокаивал владельца цирка, сам Сомов, несмотря на невозмутимый внешний вид, был весь на нервах и с трудом сдерживался, чтобы не побежать немедленно и без всяких сборов. Кончики пальцев подрагивали, сердце колотилось, и легкие усилено качали кислород в кровь.

Виктор забросил за спину меч, осторожно выглянул в окно фургона, проверяя обстановку. Снаружи посторонних вроде бы не было. Слышна была приглушенная музыка, доносившаяся из шатра цирка, там же суетились не занятые в представлении артисты. От знакомой картины и от того, что приходится все это бросать душу на части разрывало отчаяние.

Сомов вытряхнул из кошелька на ладонь имеющуюся наличность. Денег у него практически не осталось. Эх, как не вовремя потратился, пожалел он.

- Господин Сугис, не хотите со мной окончательно рассчитаться? — с надеждой просил Виктор.

- Нет, Норрис. Достаточно того, что я пришел тебя предупредить, а не сдал страже.

Виктор криво усмехнулся и понимающе покачал головой. Накинул на себя дорогой недавно купленный кожаный плащ, взял гитару. Посмотрел, прищурившись на Сугиса в упор, хотел было что-то сказать, но вместо этого еще раз усмехнулся и по-тихому выскользнул из фургона.

Сугис без сил опустился на скамью. Ноги его не держали. Он был уверен, что беглого раба он больше не увидит, а вот неприятности из-за него только начинаются. Однако нужно было успеть еще кое-что сделать.

Ночью владелец цирка сидел в своем фургоне и корявыми буквами записывал все, что успел запомнить из планов, которыми делился с ним Чак Норрис. О хорошо поддающихся дрессировке слонах, которые водятся в стране орков, специальной униформе для дрессировщиков, воздушных гимнастах, страховочных тросах и сетках, бордюре вокруг манежа, нумерации мест и призах для зрителей и многом другом.

Время от времени он отрывал скрипучее перо от бумаги и огорченно шептал:

- Эх, жалость-то какая. Вот же голова у парня светлая была.

А потом вытирал мокрый лоб рукавом рубахи, прислушивался, страдальчески морщился и брался за бутылку. В соседнем фургоне, уже который час подряд, не переставая ревела Мона.

Глава 3. Романтик с большой дороги

Было холодно, темно, скучно и беспонтово.

Эти слова из рэперской песни, как нельзя точно отражали положение, в котором оказался Виктор Сомов. Он нашел себе пристанище где-то на окраине Маркатана, на заброшенном старом кладбище, внутри узкого полуразрушенного склепа с обвалившейся стеной. Единственное достоинство этого унылого места было в том, что здесь было тихо и совсем не было людей. Живых по крайне мере.

Воздух, переполненный пьяным запахом полыни, был неспокоен, и иногда раздражался короткими порывами ветра, поднимая пыль. Наверное, приближался дождь. Виктор сидел на грязном полу, прислонившись спиной к прохладной каменной стене склепа, и отрешенно смотрел на низкие черные тучи, плывущие по фиолетовому небу и на багровый горизонт в том месте, где скрылось солнце. Когда ветер швырял ему в глаза колючую пыль, он непроизвольно щурился, и это было единственное движение, которое выдавало в нем жизнь. Лицо его посерело, а скулы чуть серебрились трехдневной щетиной. Дорогая одежда утратила былой лоск, выглядела помятой и запачканной. Сомов практически не шевелился и пребывал в глубочайшей апатии.

Планов не было. Денег не осталось. Обратиться за помощью было не к кому. Ни карт, ни компаса в наличие не имелось, и в какую сторону идти было непизвестно. Да и далеко ли уйдешь пешком, без документов и находясь в розыске. Да и куда идти?

Как только он покинул цирк то попробовал опрометчиво сунуться на постоялый двор, и столкнулся с неприятным фактом, когда хозяин гостиницы открыл амбарную книгу и попросил у него личную грамоту, чтобы записать данные постояльца. Пришлось на ходу придумывать, что бумаги остались в багаже на улице и конфузливо покинуть заведение. Он еще долго оглядывался, быстрым шагом удаляясь от постоялого двора и боясь преследования.

К наступлению темноты он успел выбраться за пределы города и первую ночь провел под открытым небом, а днем набрел на развалины старого кладбища, где и устроил временное убежище. На остатки денег купил провизии и воды. Так Сомов перекантовался пару суток, а потом рискнул выбраться в город и посмотреть все ли спокойно в цирке. Жила в нем надежда, что все обошлось, и Сугис ошибся насчет сыщика, разыскивающего беглого раба.

В городской толпе было несложно затеряться, и Виктор успокоился. Слишком много людей перемещалось по улицам, и редкие отряды стражников были не в состоянии обращать внимание на каждого прохожего. А дорогая одежда исключала Сомова из круга лиц, на которых стража смотрела с подозрением. Даже если у стражи и было описание беглого раба, то гогглы скрывающие глаза и почти треть лица делали Виктора неотличимым от тысяч других таких же горожан. Он доехал на омнибусе до рыночной площади, неспешно прошелся по торговым рядам и осторожно приблизился к цирку. Вокруг шатра было непривычно тихо. Оркестр не играл, артистов не было видно, афиши были сорваны, а на пологе над входом свежей краской было наспех написано «цирк не работает». Это была полная катастрофа. Сомов не стал выяснять, что именно случилось с труппой, хотя и переживал о судьбе артистов и сознавал, что именно он причина происходящего. Не позволив совести толкнуть себя на благородные, но необдуманные поступки и имея все основания опасаться засады в цирке, он сразу же покинул рынок, выбрался из города и забился в свое убежище. И вот тогда у него опустились руки. Что делать дальше Виктор не представлял.

Единственное что ему оставалось так это выйти на большую дорогу. Меч у него есть, управляться им, слава Лексору и Хэку, он умеет. Если вдруг нарвется на более ловкого противника чем он сам, то на этом его мучения и закончатся. А если повезет, то удастся разжиться деньгами, а возможно даже и лошадью. Верхом можно далеко уйти. Вот только куда и зачем?

Упали первые капли дождя, и сразу похолодало. Сомов вяло передвинулся вглубь гробницы под крышу и закутался в плащ. Он слушал, как редкий дождь еле слышно шелестит листвой деревьев и почти без звука разбивается о камни гробниц. Небо на мгновение осветила вспышка света, и почти следом раздался оглушающий удар грома. Неподалеку кто-то испугано вскрикнул и выругался. Эму ответило несколько грубых мужских голосов.

Сомов сразу весь подобрался, отодвинулся еще дальше вглубь гробницы и нащупал рукоять меча. Вот черт, неужели выследили? Он весь обратился вслух. Послышались приближающиеся шаги и возглас:

- Смотри-ка, вон там можно укрыться от дождя.

У Виктора похолодело в груди. В проломе показалась фигура человека и замерла, всматриваясь в темноту гробницы. На стражника он был мало похож.

- Опаньки! — радостно воскликнул пришелец, разглядев Сомова, — Эй, Лютый, кажется, я нашел твой кожаный плащ. Только в нем кто-то есть.

Снаружи радостно заржали и в поле зрения появились еще несколько личностей. Один из них властно растолкал своих приятелей, протиснулся вперед и внимательно осмотрел Виктора. Видимо это и был Лютый. Широкоплечий мужчина с тяжелым квадратным подбородком и наглыми узкими глазами.

- Благородный, — презрительно определил Лютый социальный статус Виктора, — Вот что благородный, если тебе дорога жизнь, то живо снимай плащ, отдавай вещи и деньги и проваливай отсюда пока я добрый. И шевелись пока мои парни не раздели тебя сами, но уже мертвого.

Разбойники Лютого сгрудились около своего предводителя предвкушая веселую потеху. Громыхнуло, и очередная вспышка молнии проявила из темноты злобные небритые и хищно оскалившиеся рожи. Черта с два они отпустят меня живым, понял вдруг Виктор и вместо ответа красноречиво выставил перед собой меч.

Атаман на всякий случай сделал шаг назад и оскорбительно захохотал.

- Ух, ты какой грозный. А ну-ка парни порежьте эту благородной свинью на кусочки. Тесак! Мосол!

Ушлый вожак не торопился лично вступать в бой и пропустил вперед своих подручных. В узком склепе с трудом помещались даже двое бойцов, и это было единственным плюсом в той ловушке, в которой оказался Сомов. Минусом было то, что разбойников насчитывалось никак не менее десятка, и перебить их всех даже по очереди было невыполнимой задачей. Во вспышках молний засверкали мечи, и зазвенели удары остро отточенной стали заглушаемые раскатами грома. Тяжело дышал Сомов, сопели его противники и раздавались крики остальных разбойников подбадривающих своих приятелей. С первых же секунд Виктор почувствовал, что с двумя противниками ему не справится, не учили его такому бою ни орк, ни гном. Он начал пропускать удары, пока еще не смертельные, но уже ясно предвещающие печальный финал. Ну, вот и все. Красиво умираю, мелькнула у него мысль. Подсвеченный молниями и под аккомпанементы грома он исполнял смертельную пляску с клинком и просто старался подороже продать свою жизнь.

Нападающие наседали, но им было тесно, и они мешали друг другу. Сомов решил акцентировать основное внимание на том разбойнике, что сражался ближе и правее и сам стал жаться к правой стене. Теперь второму приходилось атаковать и на более дальнее расстояние и из неудобной позиции из-за плеча товарища. Изменение рисунка боя дало результат. Сомов переиграл первого бойца и нанес ему колющий удар в бицепс. Разбойник выронил меч и, вопя от боли и скверно ругаясь, попятился назад. Не давая опомниться оставшемуся в одиночестве другому бойцу, Виктор пошел в яростную атаку. Его меч замелькал с удвоенной скоростью и уже через пару секунд закончил свое движение в горле разбойника. Разбойник схватился за шею, из которой клокоча хлестанула кровь и попытался зажать рану ладонями, но почти сразу же его руки безвольно опустились, ноги подогнулись и он упал на спину замертво.

- Следующие, — безумно рассмеялся Виктор и крутанул меч в руке, стряхивая с него капли крови прямо в лица злодеев.

Адреналин бурлил у него в крови. Умереть в бою сейчас казалось не страшным, а даже упоительным. Он словно опьянел от внутреннего избытка гормонов и внешних запахов крови и озона.

- Добровольцы есть? Шаг вперед! — рыкнул он и опять рассмеялся сумасшедшим смехом.

Лиходеи вопросительно посмотрели друг на друга и стало ясно, что с добровольцами в их рядах возникли проблемы.

- Ну ты, волченок, — злобно процедил Лютый, — прощайся с жизнью.

Вожак вроде как бы потер руки, и у него на пальце засветилось неоновым огоньком кольцо.

- Умри! — выкрикнул Лютый и выкинул руку с огоньком в направлении Виктора.

Сомов моментально сообразил, что раз светится что-то, что светиться не должно, то ничем иным кроме магического амулета это быть не может. Вряд ли это был «воздушный удар», если конечно главарь не был полным идиотом, решившись использовать напор воздуха в глухом ограниченном пространстве склепа, из которого отдача разметала бы всех разбойников стоящих перед входом. Значит, это был не воздушный удар, а что-то иное. Но размышлять, какой именно магией хотят его угробить, у Виктора не было времени, и он прыгнул вперед на опережение, стараясь достать мечом противника. Но не успел. Впрочем, его внезапный прыжок сыграл свою роль, и магический удар, что-то вроде металлической спицы брызнувшей ему в лицо пришелся не точно в цель, а по касательной. Он почувствовал боль в левом ухе, из которого сразу же полилась кровь, и отпрянул обратно в нишу склепа. Боевой амулет видимо требовал времени для подзарядки, потому что магический огонек погас и теперь атаман вытащил меч, собираясь расправиться с Виктором древним проверенным способом. Ну, здесь мы будем на равных, удовлетворенно подумал Сомов и ошибся. Лютый оказался умелым и опытным бойцом. Несмотря на переполнявшую его злобу, действовал он расчетливо и хладнокровно, все теснее и теснее зажимая Виктора в самый дальний угол и лишая маневра. Сомов как мог, контратаковал и даже пару раз почти доставал противника, но его удары на пределе досягаемости были не столь сильны, чтобы пробить броню Лютого. Защита на теле разбойника оказалась неприятным сюрпризом и не оставляла надежды на победу.

Неожиданно снаружи послышалось множество воинственных криков, и там тоже зазвенели мечи. За стенами склепа явно началась какая-то массовка. Лютый прервал свою атаку, предусмотрительно отступил два шага назад и повернул голову боком, чтобы посмотреть на происходящее снаружи.

- Что там? — раздраженно выкрикнул он и на какое-то мгновение упустил из поля зрения Сомова.

Другого такого шанса не будет. Виктор сделал глубокий молниеносный выпад, практически распластавшись на полу в шпагате, и ударил мечом в низ живота разбойника, где по его расчетам не должно было быть брони. Клинок легко вошел в незащищенное тело в районе паховой области и видимо перерезал крупные артерии, так как из образовавшейся раны кровь хлынула с напором, будто из крана.

И все-таки главарь разбойников умудрился среагировать на движение Сомова и успел рубануть мечом в ответ. Ответный удар вышел не слишком правильным и уверенным, хотя получился достаточно сильным и пришелся точно по голове Виктора. Из глаз Сомова брызнули искры, а лицо стало заливать липкой кровью заструившейся откуда-то с макушки, и первое о чем он подумал это то, что ему разрубили-таки череп. Он со страхом потрогал голову ожидая наткнуться на собственные мозги. Но на удивление голова была цела, лишь только лопнула кожа от удара меча пришедшегося плашмя. Виктор, пошатываясь от нокдауна, подобрал с пола берет и плотно натянул его на голову, чтобы хоть так приостановить кровь. Протер кулаками глаза и произвел беглый осмотр своего тела. Обнаружилось, что кроме травмы головы он весь понемногу сочится кровью из многочисленных порезов по всему телу. Однако на перевязку времени не оставалось. Снаружи шум битвы уже затих, и сейчас перекрикивалось много мужских голосов. Судя по доносившимся разговорам, выходило, что одна банда сменила другую, и начинался второй раунд кровавой сечи. Сомов медленно поднялся, широко расставив нетвердые ноги и боясь поскользнуться на луже крови, упер меч в пол и сложил на нем руки. Хоть немного бы отдышаться перед следующим боем.

Вновь прибывшие бандиты не заставили себя долго ждать. Новые разбойники деловито осматривали и обыскивали трупы и не сразу заметили Виктора в сгустившейся темноте, да еще и залитого с головы до ног черной кровью. Вспышка молнии осветила его мрачную фигуру, которая словно грозный часовой, застыла над мертвецами у его ног.

- О, дьявол! — мужики испуганно шарахнулись в сторону.

Но надо отдать им должное они быстро пришли в себя и снова приблизились, держа мечи наготове и напряженно всматриваясь в неподвижный силуэт сверкающий белками глаз.

- Ты кто такой? — спросил один из них бритоголовый, огромного роста и широкий в плечах разбойник не иначе как очередной главарь.

У Сомова имелись сомнения по поводу необходимости вступать в разговор в подобной ситуации, но эти разбойники хотя бы сначала спрашивали, а не начинали с угроз как предыдущие и он решил ответить. Почему бы и не попробовать договориться на этот раз? В конце концов, в языке Останда имелось подходящее слово, объединяющее всех, у кого были нелады со стражами порядка.

- Беззаконник, — прохрипел Виктор и смачно сплюнул под ноги кровью попавшей в рот.

Его фраза озадачила разбойников.

- Ты один из людей Лютого?

- Лютого? — переспросил Сомов, хмыкнул и небрежным тычком меча повернул голову мертвого вожака так, чтобы стало видно лицо убитого, — Этого что ли?

- Этого, — пробормотал главарь и спросил уже не столько с опаской, сколько с удивлением: — Твоя работа?

- Моя, — подтвердил Виктор и снова сплюнул.

Соленая кровь постоянно попадала в рот.

- Отчаянный ты парень, как я погляжу, — с уважением произнес бритоголовый.

- Нам не стоит оставлять здесь свидетелей, — встрял в разговор один из разбойников обращаясь к главарю и зло глядя на Сомова исподлобья.

- Помолчи Бешенный, — грубо остановил его вожак и обратился к Виктору: — Мы тоже беззаконники. Выходит, ты оказал нам немалую услугу, разобравшись с Лютым. Покойный был нам враг. И тебе, как я понимаю тоже враг. Враг врага это вроде как друг. Не так ли? Не хочешь ли к нам присоединиться беззаконник? Меня зовут Орк. А как твое имя?

Виктор немного помолчал, соображая, а не разводят ли его. Да нет, вроде не похоже на обман. Главарь выглядел искренним, разговаривал дружелюбно, оружие расслаблено опустил вниз. Но присоединяться к разбойникам? И тут Виктор вспомнил, как он буквально час назад сам строил планы по выходу на большую дорогу. Он горько усмехнулся. Значит это судьба. Ну, будь что будет. Драться все равно уже не осталось сил. Он вернул меч за спину в ножны.

- Элвис. Зовите меня Элвис.

Вышел из тесного склепа на открытый воздух, раскинув руки в стороны, подняв лицо к небу и ловя широко открытым ртом капли дождя. И как по заказу сверху обрушился настоящий ливень. Разбойники засуетились, заканчивая собирать трофеи и обыскивать тела, валяющиеся по всему кладбищу. А Сомов все продолжал стоять под дождем, с наслаждением ощущая, как холодная небесная вода смывает с него кровь. Ему до сих пор не верилось, что все закончилось, и он выбрался из этой кошмарной переделки живым. Чудом выбрался. Не иначе как местные боги явили ему сегодня свое расположение, подумал он глядя в черное громыхающее небо испещренное зигзагами молний. Не хватало еще только впасть в религиозный маразм. Виктор встряхнул головой и пошел в склеп за гитарой.

Собрав все ценное и бросив труппы, в том числе и двух своих мертвых товарищей, банда разбилась на небольшие группы и закоулками потянулась в город, в притон разбойников. Предосторожность оказалась излишней — дождь лил как из ведра и на их пути не встретился ни один прохожий.

Вскоре насквозь промокшие бандиты и Виктор в их числе сушились и грелись у грубо сложенного камина. От мокрых одежд шел пар. В полутемном помещении воняло затхлым, было чересчур влажно, дымно и тяжело дышалось. В центре, за столом несколько разбойников обсуждали недавнее сражение, часто прикладывались к бутылкам и лениво играли в кости. В одном из углов, где света было гораздо больше от канделябра утыканного свечами, оказывал помощь молодой лекарь, резко выделяясь среди присутствующих гладко выбритым интеллигентным лицом. Кровотечение ран у Сомова до сих пор не прекратилось и, хотя было не таким сильным, как раньше, но Виктор чувствовал, что слабеет с каждой минутой. Он не очень-то доверял местной медицине, но наблюдая за профессиональными действиями эскулапа, решил ему довериться, пока окончательно не истек кровью. Когда очередь дошла до Сомова, он разделся до пояса и сел на скамью так, чтобы его татуировка раба не была видна остальным. Вряд ли бы статус раба добавил ему популярности в той компании, в которой он оказался.

Лекарь, увидев обнаженный торс Сомова, на некоторое время забыл о своей работе и замер внимательно его разглядывал, даже гогглы сдвинул на лоб, а затем не без восхищения произнес:

- Великолепная работа. Кто вам сделал такое тело? Я знаю этого мастера?

Видимо он посчитал атлетически развитую фигуру Виктора следствием магического вмешательства.

- Знаете, — устало ответил Сомов, — Этого мастера зовут природа.

- Невероятно, — пробормотал лекарь, — Такое идеальное тело и слепая природа. Невероятно.

Он взял в руки то ли хирургический инструмент из полированного металла, то ли магический амулет и прежде чем приступить к работе спросил:

- Вам как? Чтобы после заживления все выглядело незаметно или сделать хорошо различимые шрамы?

- Это еще зачем? — удивился Виктор.

- Как это зачем? — в свою очередь удивился лекарь, — Шрамы это красота и гордость мужчины. Я даже не уверен чего в моей практике больше — зашитых ран или искусственно нанесенных порезов.

- Предпочитаю незаметные, — ответил Сомов, — Я не тщеславен.

- Как будет угодно, — несколько разочарованно протянул лекарь, — Но должен заметить, что на вашей фигуре шрамы смотрелись бы особо эффектно.

Работал он быстро ловко и вместе с тем аккуратно. На мгновение прикасался блестящим инструментом (все-таки это оказался магический обезболивающий амулет) к пораженным участкам, после чего минут на десять эти места теряли чувствительность. Промывал раны дезинфицирующим раствором, сводил разрезанные края вместе и скреплял их маленькими скобками из серебряной проволоки. Поверх швов наносил густую пахучую мазь и накладывал повязки из нескольких полосок материи белого цвета, которые были если и не стерильными, то уж наверняка чистыми. Небольшие порезы он просто заклеивал чем-то похожим на лейкопластырь. С точки зрения земной медицины придраться было не к чему.

Когда эскулап закончил свою работу, его взгляд задержался на татуировке Виктора и тот напрягся.

- Господин лекарь, вам знакомо понятие врачебной тайны? — Сомов добавил в голос капельку угрозы и выразительно посмотрел на целителя.

- Врачебная тайна? Ах, вот вы о чем. Не беспокойтесь. Вы я так понимаю здесь человек новый, а я оказываю услуги Старому и его людям уже много лет и предпочитаю держать язык за зубами, чем за кинжалами, — целитель усмехнулся, — Вот что, давайте-ка я сделаю вам еще одну повязку.

И лекарь, хотя в этом не было никакой необходимости, наложил на предплечье Виктора повязку, полностью скрыв под ней татуировку.

- Так хорошо? — хитро улыбнулся эскулап.

- Отлично. Мне понравился ваш профессиональный подход к делу. Обещаю, что загляну к вам попозже, как только поправлюсь, чтобы лично поблагодарить за проделанную работу.

- Обязательно загляните. Лицо у вас несколько неподвижное, возможно повреждены отдельные мимические мышцы. К тому же с вашим ухом здесь и сейчас ничего сделать нельзя. Кровь я остановил, а для морфаллаксиса необходимы специальные амулеты, которых у меня с собой нет. Если вас заботит внешность, то позже я восстановлю вам лицо и ухо в наилучшем первозданном виде, — и добавил после короткой паузы, — Конечно, за дополнительную плату.

Упоминание о деньгах встревожило Виктора, поскольку за душой у него не было ни гроша.

- Благодарю. Сколько я вам должен?

- О, нет, не беспокойтесь, — лекарь успокаивающе поднял руки, — За сегодняшнюю работу мне уже заплачено.

В этот момент к ним вразвалочку подошел Орк.

- Ну что тут? Пациент жить будет? — он вопросительно посмотрел на лекаря, а потом на Виктора, — Ты как, Элвис, в порядке? Тогда поднимайся, с тобой хочет поговорить Старый.

Сомов потрогал свою сырую одежду, выбрал более-менее просохший и еще горячий от жара камина плащ и набросил его на плечи.

В доме, кроме огромного общего зала, оказалось еще одно помещение, в которое вел широкий проем без дверей. Видимо это был своего рода штабной кабинет, где собирались избранные разбойники и их главарь по кличке Старый. Центр комнаты традиционно занимал видавший виды огромный дубовый стол пропитанный вином и изрезанный ножами. На нем стояли различные яства, кувшины с напитками и горели десятки свечей в медных канделябрах, от которых здесь было гораздо светлее, чем в общем зале. Вокруг стола сидели разбойники, а во главе сам вожак и немолодая, но красивая женщина, видимо его подруга, так как она оказывала знаки внимания исключительно Старому, поднося тому еду, а иногда и обнимая его за шею.

- Садись, — главарь указал на место за столом и жестом же предложил подкрепиться, — Ешь.

Сомов не заставил себя упрашивать. После трех дней питаясь всухомятку, мясо еще горячей жареной птицы, приправленное вином показалось необычайно вкусным. И хотя Сомов алкоголь старался не употреблять, сейчас он налегал на красное вино, вспомнив, что это неплохое средство для восполнения потери крови. В голове быстро зашумело и потянуло в сон, но никто из-за стола отпускать его не собирался. Разбойники не спеша трапезничали и искоса разглядывали Виктора. Причем их взгляды ощупывали не только его лицо, но и тело, едва прикрытое плащом. Взгляды были разные. Кто-то, как например Орк смотрел одобряюще, кто-то настороженно, а кто-то и с откровенной опаской. Очевидно, что его развитая мускулатура произвела на разбойников должное впечатление, как и многочисленные повязки уже пропитанные кровью и красноречиво указывающие на тяжелейшее сражение, из которого он вышел победителем.

Сомов в свою очередь равнодушно поглядывал на бандитов. В мире Осаны нелепая теория Ламброзо неожиданно нашла свое полное подтверждение, отпечатавшись на зловещих лицах разбойников. Из всех присутствующих только главарь и двое его подручных Орк и Бешенный имели более или менее нормальные человеческие лица. Остальных же не нужно было и спрашивать, а хватало всего лишь одного взгляда на их рожи, как становилось предельно ясно, что перед тобой находятся отъявленные бандиты. Наверное, сказывалось действие алкоголя, но Сомов был абсолютно спокоен в кругу этих явно опасных людей. Впрочем, он и сам мог быть опасным, что подтвердил не далее как час тому назад.

Старый, главарь разбойников, закончил визуально изучать Виктора и раскурил трубку с сильным приторным запахом марихуаны.

- Значит, говоришь беззаконник? — спросил Старый, прищурившись, — Как звать?

- Элвис Пресли, — нахально усмехнулся Сомов.

- Редкое имя. Первый раз такое слышу. Сам только что придумал?

- Слышал где-то. Сейчас решил воспользоваться.

- Что ж, значит, есть на то причина, — понял его вожак, — А чем по жизни занимаешься Элвис?

- Ничем. Раньше разными делами занимался, — Сомов задумался, как бы ответить так, чтобы и правду не говорить и не врать особо, — В основном вел праздный образ жизни. Развлекался, пел, играл на гитаре.

- Развлекался и играл? Интересно. И с мечами тоже любил поиграть? Мне тут шепнули, что это ты убил Лютого и обе его руки. Верно?

- Верно. Он мне не оставили другого выбора.

- Пусть так. А как ты оказался на кладбище в том месте, где у нас была оговорена встреча с Лютым?

- О встрече я не знал. Нечаянно совпало, что я прятался на кладбище в то время, когда туда пришла банда Лютого. Мы не смогли мирно разойтись, и завязалась драка, а потом в сражение вмещались ваши люди. Очень вовремя вмешались, за что я был весьма признателен и выразил желание и готовность к вам присоединиться.

Старый согласно покачал головой, видимо ему уже подробно донесли, как развивались события на бандитской стрелке.

- Лютый был один из лучших воинов в нашем кругу, с трудом верится, что его можно было вот так взять и запросто зарезать. Да и правая его рука Тесак и левая Мосол были ему под стать.

- А это и было непросто, — согласился Виктор и осторожно прикоснулся рукой к уху, демонстрируя зиявшую в нем дырку с запекшейся кровью.

- Ну, это не страшно, — улыбнулся вожак и пошутил: — Серьгу туда вставишь.

Несколько бандитов заржали.

- Там такая дыра, что впору амбарный замок вешать, — ехидно добавил один из разбойников и тут уже грохнули от смеха все, кто был за столом.

Виктору не было смешно, но он тоже оскалился в улыбке, адресовав ее персонально шутнику.

Вожак накурился и передал трубку дальше по кругу. Прямо как индейцы с трубкой мира, отметил Сомов и поразился еще одной невероятной детали. У главаря на тыльной стороне ладони была простенькая татуировка — полукруг восходящего солнца с лучами. Такие татуировки были популярны среди моряков в середине прошлого века на земле. Под татуированным солнцем прямо таки напрашивалось имя — «Вася». Но нет, там синели какие-то неразборчивые цифры. Интересно, может у Старого на плече и якорь наколотый есть? И вдруг Сомова, как током ударило — такая же татуировка была у разноглазого мага из самолета следующего рейсом Петербург-Сочи. Вот это новость! Надо будет обязательно выяснить, что означает этот нательный знак.

- Значит, хочешь присоединиться к нам? — спросил Старый, выдыхая струю сизого дыма.

- Рассчитываю на это, — твердо сказал Сомов, хотя до конца не был уверен, что с разбойниками ему по пути.

Когда ароматная трубка дошла до Виктора, он после недолгого колебания отрицательно качнул головой, надеясь, что не нарушает своим отказом неизвестную ему разбойничью традицию.

- Спасибо, я пропущу если можно.

Нарушил он что-либо или нет, Сомов не понял, но взгляд Старого стал более пристальным и подозрительным.

- И что же нам с тобой теперь делать? — вкрадчиво спросил атаман.

Вопрос прозвучал настолько двусмысленно, что Сомов невольно оглянулся назад в поисках своего меча. Его оружия поблизости не наблюдалось, зато на столе было полно разнокалиберных ножей. Виктор не был специалистом по ножевому бою, но хоть что-то.

- Смотри, как заозирался, — тут же подметил его беспокойство Бешенный, — Чужой он нам. Точно вам говорю. Может он вообще сыщик из тайной стражи.

- Да ты что несешь? — возразил Орк, — Из какой тайной стражи? Да кто бы из тайной стражи позволил себя так порезать? И потом он вообще был бы уже мертв, кабы мы не подоспели вовремя. Не будет тайный себя в жертву приносить. Да и зачем? Им на наши разборки всегда было плевать, никогда не вмешивались. Страже только на руку, когда мы друг друга режем. Им работы меньше.

- Все равно, не верю я ему, — продолжал гнуть свою линию Бешенный, — Врет он все. Чужой он нам.

- Да хоть какой, — повысил голос Орк, — Он Лютого завалил? Завалил. Нам только слух пустить, что у нас боец сильнее Лютого появился, уже только этим у многих желание связываться с нами отобьем. А если он реально на нашу сторону станет в разборках, то мы и центральный рынок себе заберем. А без разборок там точно не обойтись. Лютого нет и теперь на центральный рынок много желающих найдется. Старый ты чего молчишь? Правильно я говорю?

- Успокойтесь вы оба. И ты Элвис тоже сиди ровно, не дергайся. Боец, может, ты и впрямь хороший, раз Лютого смог уложить, но против нас всех ты и секунды не продержишься. Поэтому веди себя тихо. Это всех касается. Мне подумать надо.

И тут вмешалась женщина, льстящаяся к атаману:

- Чего думать, Старый? Проверить его надо — не врет ли в чем?

- Не лезь, Вира. Сам знаю. Проверим в деле позже.

- Кое-что можно и сейчас проверить, — туманно произнесла женщина и пригубила чашу с вином.

Вожак недовольно и вопросительно на нее посмотрел, но та продолжала медленно потягивать вино. Старый не выдержал:

- Вот вечно ты лезешь. Ну, говори уж, раз начала.

Вира не торопясь допила вино, и намекнула:

- Говорил, что поет и играет. С гитарой пришел.

Атаман несколько секунд соображал над ее словами, а потом произнес:

- Ага, — и повернулся к Виктору с хитрой улыбкой, — Ну-ка, сыграй нам что-нибудь, Элвис.

Ловят на всяких мелочах, ну прямо как в фильме «Место встречи изменить нельзя», поразился Сомов невероятному совпадению. И лицо у него в шрамах, как у Шарапова. Эх, надо было бы Володей назваться. Ситуация, в которой он оказался, не оставляла выбора что исполнять для разбойников, кроме одного единственного варианта. Удачно, что эту песню, как одну из самых популярных на земле он давно уже перевел на остандский.

Виктор взял в руки гитару, размял пальцы и грубовато прошелся по струнам. Пальцы после меча слушались неохотно, но для нетребовательной разбойничьей публики даже такое неуклюжее исполнение должно было казаться верхом мастерства. Сомов не торопился петь, он удлинил проигрыш и настраивался на песню. Надо было исполнить ее качественно, с душой. Разбойники все как один притихли, вслушиваясь в необычные мелодичные звуки «Мурки». Ну, теперь держитесь, господа бандиты, пообещал им про себя Виктор и начал своим хриплым голосом:

 Прибыла в столицу воровская банда.  В банде были урки, шулера…

Краем глаза он видел, как в проем вскоре стали набиваться один за другим разбойники из основного помещения. Некоторые в прямом смысле слова стояли и слушали, разинув рты. Это выглядело нелепо и комично, но Виктор не позволил и тени улыбки на своем лице и закончил исполнение абсолютно серьезно и с небольшой долей трагизма необходимого для песни.

- О! Наш человек, — восхищенно произнес главарь, — Слушайте все. Элвиса больше нет. Отныне он Музыкант. Всем ясно? А теперь — кинжал.

Орк достал откуда-то черный от засохшей крови кинжал. Все притихли и смотрели на холодное оружие с благоговением, как на реликвию.

- Клятва. Повторяй за мной.

Деваться было некуда, и Сомов послушно повторил:

- Клянусь быть верным братству отныне и до самой смерти. Клянусь быть честным с товарищами, не утаивать добычу и выполнять приказы вожака. Клянусь не обнажать клинка против своих товарищей и ценить их выше отца и матери. Клянусь не проявлять трусость и прийти на помощь товарищам даже под угрозой смерти. Под пытками или перед смертью клянусь хранить тайну братства. Если же я нарушу эту клятву, то пусть мне пронзят сердце кинжалом, тело бросят гнить, а имя мое забудут. Клянусь.

- Руку!

Виктор послушно протянул ладонь, по которой полоснули кинжалом, и свежая кровь пролилась на клинок. Все молча ждали пока кровь окончательно не свернулась и только после этого оживились и загомонили, поздравляя Сомова.

- Брат, брат, брат, — слышалось со всех сторон.

Усталость накатывала все сильнее, и Виктора начало неудержимо клонить в сон. Мало что ли ему сегодня крови пустили? Но возбужденные разбойники не желали успокаиваться и потребовали еще песен.

Виктор показал ладонь, пытаясь объяснить, что с таким порезом он сейчас не игрок, но к его удивлению рана от кинжала полностью затянулась. Чудеса, да и только. Однако, интересный у них ножичек.

- Спой, Музыкант, для меня, — подключилась к общим просьбам Вира.

Сомов хлебнул вина, чтобы избавиться от сухости в горле и встряхнулся, прогоняя сонливость.

- Ну, разве что для дамы, — через силу улыбнулся он.

 И запел, не сводя глаз с Виры:  В тот вечер я не пил, не пел,  Я на нее вовсю глядел,  Как смотрят дети, как смотрят дети…

Реакция слушателей в большинстве была прежней — молчаливо-восхищенной. Сама Вира прямо таки засияла от удовольствия. Но кое-кто уже начал смущенно поглядывать на нее и вожака. Виктор запоздало вспомнил, что смысл песен здесь зачастую понимают буквально и как бы ему не нарваться на неприятности. Однако Старый довольно спокойно дослушал песню, лишь только крякнул и покачал головой.

- Рисковый ты парень, Музыкант, но ты мне нравишься, — он повернулся к одному из своих подручных, — Где трофеи с Лютого?

На столе появился кошель и массивное золотое кольцо с рубином и бриллиантом. Старый придвинул предметы к Сомову.

- Держи, Музыкант. Твоя законная добыча. Деньжат на пару золотых наберется и боевой амулет. Вещь ценная.

Разбойники одобрительно зашумели — справедливо.

Деньги были, как нельзя, кстати, а вот кольцо вызвало у Виктора опасение. Это был явно тот самый магический амулет, которым ему продырявили ухо. Как с ним обращаться он понятия не имел. Наденешь такое на палец, сунешь руку под подушку во сне, а оно как возьмет да и сработает и сквозь подушку и свозь голову. Не имея знаний и опыта лучше было с магическими штуками пока не связываться. Ценная вещь? Сейчас это и узнаем, решил Виктор.

- Вместо амулета я бы взял деньги, — предложил он.

- Зря отказываешься, Музыкант, амулет хороший. Но дело твое, — Старый задумчиво почесал затылок, — Могу предложить за него три золотых.

- Дам четыре, — сразу же повысил цену Бешенный.

Других предложений не поступило, и Сомов избавился от опасного предмета став богаче на четыре золотые монеты. Впрочем, у Бешенного не нашлось под рукой всей суммы, и Виктор поверил ему на слово.

Вернувшись, наконец, в общий зал, Сомов собрал просохшую у камина одежду и опустился на лавку. Навалился на деревянную стену спиной, прикрыл глаза и, расслабившись, вытянул ноги. Разбойники, видя его состояние, не беспокоили и вернулись к своим собственным делам. Ели, пили, курили, кидали кости и хвастались своим геройством во время недавнего сражения с людьми Лютого. Среди бандитов крутился мальчишка, который чем-то провинился и ему под общий хохот навешали оплеух, а потом начали выкручивать ухо. Парнишка завизжал, вырвался и, спасаясь, ринулся в угол, при этом споткнувшись о вытянутые ноги Сомова и заставив его недовольно приоткрыть глаз. Один из бандитов со светлой рыжей бородой направился следом за мальчишкой с явным намерением продолжить экзекуцию.

Виктор покосился на затравленного пацаненка и нехотя поднялся на ноги.

- Достаточно, — произнес он, встав на пути бандита.

- Не лезь не в свое дело, Музыкант, — бросил разбойник и попытался обойти Виктора.

Сомов ухватил его за плечо и крепко сжал пальцы. Рыжий разбойник дернулся, но вырваться из железной хватки бывшего циркового борца у него не вышло.

- Достаточно, — многозначительно повторил Виктор и разжал пальцы, демонстрируя миролюбие, но, не уступая дороги.

Разбойник подвигал плечом и болезненно поморщился.

- Зря ты заступаешься за этого проныру, — проворчал рыжебородый, — Зря, Музыкант.

Но ощутив непреодолимую силу, которая встала у него на пути, бандит не стал обострять конфликт и вернулся за стол, к своим товарищам искоса поглядывая в сторону Сомова. Поглядывал с досадой, но без злобы. И то ладно. Не хватало еще врагов здесь завести в первый же день. Виктор опустился обратно на лавку и повернулся к мальчишке:

- Как звать?

- Кропалик, — ответил паренек, шмыгая носом.

- Что натворил?

- Ничего я не натворил. Ржавый ругается, что я на стреме не справляюсь и вовремя сигнал опасности не подаю. А я-то здесь при чем, если он сам свист не слышит? Он глухой, а я виноват. Всегда так. Всегда у него я во всем виноват.

- Ладно, с этим потом сами разберетесь, — прервал его причитания Виктор, — Город хорошо знаешь?

- А то! Как свою ладонь.

Сомов с сомнением посмотрел на грязные руки мальчишки.

- Вот что. Мне остановиться на постой где-нибудь надо. Желательно чтобы место было спокойное и вопросов лишних про документы не задавали. Знаешь такое?

- Так можно к тетке моей, — сразу же нашелся мальчишка, — Тут недалеко. Место хорошее тихое, стража там никогда не появляется. Дом у тетки Нурши добротный. Два этажа она занимает с дочерями, а мансарда почти всегда пустует.

Тут их беседу прервал подошедший Орк:

- Музыкант, я ухожу. Если хочешь, идем вместе. Ночлег для тебя подыщем.

- Спасибо, но у меня вроде как уже есть вариант, — ответил Виктор и покосился на Кропалика.

- А, ясно. К Нурше собрался, — сообразил Орк и посоветовал: — Баба она нормальная, сговорчивая, но если вдруг заартачится, скажи, что Орк за тебя ручается. Она у нас частенько краденые вещи перекупает и в моей просьбе не откажет. Ну, бывай, Музыкант, завтра увидимся.

Вскоре покинули разбойничий вертеп и Виктор с Кропаликом. На улице было свежо прохладно и по-прежнему моросило. На дорогах было полно луж, почти невидимых в ночной темноте, так что Сомов даже и не пытался их обходить. Средневековая обувь давно уже промокла насквозь и хлюпала при ходьбе. По пути бойкий пацан не закрывал рот ни на секунду. Сомов узнал, что Кропаликом зовут его за малый рост, что он сирота и что родители его толи убиты, толи попали в рабство. Пока родители были живы, они все вместе проживали в Роанде, а потом, оставшись один, мальчишка почти два года добирался в Маркатан к тетке. Нурша хотя и была единственная родственница, племянника не привечала, держала подальше и от себя и своих дочек.

- Боится, что попорчу их, — гордо произнес Кропалик, — Вот и сплавила меня в подручные к Старому.

- А сам-то ты, где живешь? — удивился таким родственным отношениям Сомов, — Не у тетки разве?

- Нет. Я ж говорю, тетка за дочек трясется. А живу, где придется. В городе таких беспризорников как я хватает, да и мест полно, где можно перекантоваться. Бывает, что и в вертепе остаюсь, когда он пустует. Я у Старого вроде как при деле, но пока только на подхвате. Вот когда выросту обещает принять в братство. Стану полноправным членом банды и смогу получать равную долю при дележе добычи.

- Да уж, — не нашелся, что ответить на это Виктор.

Так беседуя, вскоре они оказались у ворот дома Нурши. Дом был огорожен высоким забором-частоколом из устрашающе заостренных сверху бревен. Кропалик нетерпеливо заколотил в ворота железным кольцом, приделанным вместо ручки. Во дворе злобным лаем зашлась собака. Долго никто не открывал, а затем лай смолк, послышались шаги, и раздался недовольный женский голос:

- Кого там принесло посреди ночи?

- Тетя Нурша это я, — отозвался Кропалик, — Постояльца привел.

Небольшая дверь в воротах отворилась и показалась сердитая заспанная хозяйка, подняв руку со свечным фонарем, чтобы лучше рассмотреть пришельцев. За ее спиной стоял такой же сонный невысокий мужичок с топором в руке. Телохранитель типа, усмехнулся про себя Сомов и сразу перешел к делу.

- Ночь добрая. Меня зовут Элвис. Ищу временное жилье. Орк рекомендовал обратиться к вам.

Нурша придирчиво его осмотрела, отметила дорогую одежду в порезах и пятнах крови, которую так и не смог до конца смыть дождь и скорее осталась недовольна тем, что увидела, чем наоборот. Секунду другую она сомневалась, а затем проворчала:

- Ладно уж, проходите в дом, там переговорим.

Женщина пропустила гостей во двор и прежде чем запереть ворота, выглянула на улицу и осмотрелась по сторонам — не наблюдает ли кто?

В доме хозяйка сразу провела Сомова по крутой скрипучей лестнице на мансарду и зажгла несколько свечей, чтобы лучше осветить помещение. Невысокий скошенный потолок из неотесанных досок поддерживаемый вертикальными балками, на торцевой стене маленькое мутное слюдяное оконце и деревянные полы с щелями. Одна часть мансарды у окна была аккуратно прибрана, и там были поставлены стол с табуретом и кровать. Другая часть была завалена старой мебелью, скамейками, ящиками и корзинами набитыми каким-то тряпьем. Несмотря на то, что половина помещения была заставлена хламом, места в нем было больше чем достаточно. С грустью Сомов вспомнил тесный цирковой фургончик. А затем и Мону. Сердце тихонько кольнуло.

- За постой серебряный в день, белье и питание за отдельную плату, удобства на заднем дворе, — затараторила хозяйка.

Виктор достал кошель и выудил одну золотую монету.

- Меня устраивает, — прервал он Нуршу и протянул деньги, — Скажешь, когда закончатся. Я добавлю.

Хозяйка жадно схватила монету и моментально подобрела.

- Если что надобно обращайтесь к работнику моему или к старшей дочке, когда меня нет. Еды принести, одежу постирать, заштопать али еще что. А пока отдыхайте господин Элвис.

Она поклонилась и стала спускаться по лестнице, подталкивая перед собой Кропалика.

- Э-э, уважаемая, — остановил ее Сомов непререкаемым тоном, — пацан останется со мной.

Лицо Нурши стало растерянным.

- Поживет пока здесь. Под мою ответственность, — добавил Виктор и, не ожидая возражений, отвернулся спиной и снял плащ, открыв взору ножны с мечом, — Кропалик, чего ждешь? Помоги снять амуницию.

Радостный мальчишка ловко вывернулся из-под руки Нурши и засуетился вокруг Сомова, расстегивая пряжки ремней. Хозяйка чуть помедлила, но не осмелилась возражать и спустилась вниз, бормоча что-то себе под нос.

- Музыкант, а мне правда можно будет остаться с тобой?

- Правда, — ответил Виктор, снимая обувь, одежду и сразу же с блаженством падая на кровать.

- А, правда говорили, что ты Лютого положил и еще его двоих людей?

- Правда.

- А ты меня научишь драться на мечах?

- Лучше я тебя на гитаре научу играть.

- Честно?

- Честно, — ответил Виктор.

И почти проваливаясь в сон, пробормотал:

- Только ты это… Если к дочкам тетки полезешь, я тебе яйца оторву, — он протяжно зевнул и уже совсем неразборчиво закончил: — и жонглировать… заставлю…

- Да нужны они мне больно, — возмутился Кропалик, — Других, что ли нет и краше и сговорчивее.

Парень еще долго что-то объяснял, но Сомов его уже не слушал. Он крепко спал.

Виктор провалялся в постели почти до обеда и когда поднялся, обнаружил, что в комнате кроме него никого нет. В помещении появилась импровизированная кровать из составленных лавок и накрытая серым одеялом. К своему стыду Виктор осознал, что предложив вчера Кропалику кров, он позабыл обо всем остальном и позорно уснул. Хорошо, что мальчишка не растерялся и смог позаботиться о себе самостоятельно.

Сомов спустился вниз на звучащие голоса и обнаружил Нуршу и племянника беседующих на кухне.

Хозяйка при его появлении кинулась накрывать на стол и проявила чрезмерное уважение, которого вчера не было и в помине. Не иначе, как племянник ей наплел лишнего. Обращаясь к Сомову, она называла его то господин Пресли, то господин Музыкант. Стало ясно, что Кропалик выложил ей все, что знал про нового постояльца. Выждав минуту, кода он остался с мальчишкой наедине Виктор сделал страшное лицо и предупредил:

- Будешь много болтать — язык отрежу. Понял?

Пацан так испуганно закивал головой, не раскрывая рта, что Виктору даже стало неловко. Как-то он слишком быстро вжился в роль крутого плохого парня. «Оторву», «отрежу» эти слова вырывались у него сами собой. Вчера он убил двух человек, впервые в своей жизни, а никаких переживаний по этому поводу не испытывал. Что с ним происходит? Когда он успел очерстветь настолько, что даже убийство не вызвало в нем никаких мук совести и ничуть не помешало ему прекрасно выспаться. Неужели суровый мир Осаны так сильно деформировал его личность, что зло и жестокость воспринимается им уже как норма? Почему я веду себя, как грубый безжалостный бандит, задумался Сомов, может потому, что я теперь и есть самый настоящий бандит? Из раздумий его вывел голос Нурши:

- Господин Элвис, а кто же сейчас на центральном рынке заправлять будет, раз Лютого не стало? — она посмотрела на него хитрыми глазками и, не дождавшись ответа продолжила: — Место там уж больно хорошее, доходное. Я так мыслю, что этот рынок теперь Старый к своим рукам приберет с таким-то сильным воином.

Виктор грозно покосился на Кропалика. Тот опустил глаза и вжал голову в плечи.

- Вы бы замолвили за меня словечко перед Старым, чтобы людишек моих на рынке не трогали. Я в долгу не останусь.

- Там видно будет, — не стал ничего обещать Сомов.

Было у него недоброе предчувствие, что раз место доходное то никто его просто так не отдаст. И Орк об этом уже упоминал. Не одна же банда Старого в городе заправляет, а значит, найдутся и другие желающие побороться за лакомый кусок. А там и опять до поножовщины не далеко. Дурные предчувствия его не обманули.

Через неделю у бандитов наметилась очередная стрелка, на которой в обязательном порядке должен был присутствовать Сомов. В общем-то, его роль в банде и сводилась к силовому обеспечению. Никакими преступными навыками Виктор не владел и за все время нахождения среди разбойников он лишь пару раз поучаствовал в темных делах стоя на стреме и прикрывая других более опытных в воровских делах товарищей. Ни на что более серьезное он годился. Но на предстоящих разборках с конкурирующей бандой Старый делал ставку именно на Сомова. Однако такое доверие и уверенность главаря в силах Виктора оптимизма последнему не добавила. Работа разбойником на поверку оказывалась весьма опасным для жизни промыслом.

Оставшись с Орком, с которым у него сложились наиболее дружеские отношения с глазу на глаз, Виктор решил поделиться с ним своими сомнениями. Он честно предупредил, что расчет на его мастерское владение мечом может не оправдаться. Сомов не стал скрывать, что слава о нем, как о непревзойденном бойце основана лишь на том обстоятельстве, что ему удалось убить Лютого, и репутация эта слишком преувеличена. Фактически прошлая победа была следствием везения и удачного вмешательства разбойников Старого.

Орк внимательно выслушал и весьма серьезно отнесся к словам Виктора. Этот разбойник был хотя и безжалостный, но человек трезво мыслящий, всегда принимающий взвешенные решения и этим выгодно отличался от остальных бандитов, которые предпочитали действовать спонтанно. Особенно таким безрассудным поведением и излишней горячностью страдал Бешенный, за что и получил свое прозвище. Впрочем, его несдержанность в схватке с бандой Лютого принесла неожиданные положительные плоды. Ведь изначально на встрече двух банд предполагалось провести бескровные переговоры с Лютым и по возможности избежать открытой драки. Перевес в силе был на стороне Лютого и в случае сражения шансы у людей Старого были невелики. Бешенный же увидев, что конкуренты отвлечены, а Лютого среди них не видно, с ходу бросился в атаку и вынудил остальных своих товарищей ввязаться в сражение. Несдерживаемая ярость разбойника принесла победу людям Старого, а Виктору сохранила жизнь. Но этот удачный случай был скорее исключением, чем правилом в жизни неуравновешенного разбойника.

Вот такие разные по характеру и темпераменту люди, как Орк и Бешенный были правой и левой руками Старого и возглавляли две основные группировки разбойников. Главным из помощников считался Орк, поскольку именно он контролировал всех воров и жуликов на портовом рынке Маркатана. Но теперь с учетом гибели Лютого Бешенный надеялся получить должность смотрящего над центральным рынком и повысить свой статус. Проблема заключалась в том, что на центральный рынок начала претендовать банда Рыбака. Старый уже провел личную встречу с Рыбаком, но они так не до чего и не договорились, хотя Рыбак осторожничал, не притязал на весь рынок, а предлагал разделить его между двумя бандами. Слух о том, что у Старого появился боец опаснее Лютого, удерживал других бандитов от того, чтобы лезть на рожон, а самого Старого наоборот подталкивал к тому, чтобы расправится с конкурентами с помощью грубой силы. Половина рынка его не устраивала.

Орк внимательно выслушал опасения Виктора и после некоторого размышления сказал:

- Ну, может ты и не лучший в мире воин, но все таки Лютого зарезал именно ты. Это факт. Так что от заслуженной славы отказываться не стоит. И потом, если дело дойдет до драки, ты ведь будешь не один, а мои парни работать ножами и мечами тоже умеют. Ну и главное. Банда Рыбака не самая сильная и многочисленная и я рассчитываю, что обойдемся без крови. Припугнем, надавим, глядишь и отступятся. В открытой схватке мы с ними справились бы и без тебя, а с тобой и подавно справимся. А вообще я удивлен, что Рыбак на центральный рынок позарился, а не Бирюк, например. Вот кого бы следовало всерьез опасаться. У Бирюка и отношения с Лютым были приятельские и людей в его банде много, но он почему-то держится в стороне. Странно все это. Не понятно. Думаю, а нет ли здесь какого подвоха?

И Орк надолго погрузился в свои мысли, уперев локти в стол и обхватив пальцами огромную лысую голову.

Уверенность Орка в легкой, а возможно и бескровной победе над бандой Рыбака приободрила Виктора. Накануне бандитских разборок он решил провести день в свое удовольствие и выбраться в город. В сопровождении Кропалика посетил лекаря, с которым расплатился по прежним долгам, обсудил стоимость лечения уха, объяснил, что с мимикой лица у него все в порядке и с трудом отбился от настойчивого желания эскулапа показать Виктора, как образец знакомым художникам и скульпторам. В лавке обновил свой гардероб, а потом не стал жадничать и купил нормальную одежду для мальчишки вместо рванья, которое тот таскал. А уж когда они пошли заказывать детскую обувь по мерке с ноги, парнишка был на седьмом небе от счастья. До этого Кропалик шлепал исключительно босиком в силу теплого времени года, а то, что ему приходилось надевать на ноги в холода, лучше было не видеть. Потом они вместе прокатились на омнибусе к цирку. В предвкушении циркового представления Кропалик весь извертелся на месте, под осуждающими взглядами других пассажиров. Сомов также оказался во власти нетерпеливого ожидания, но на то у него были свои причины.

Стиснув зубы, Виктор смотрел свозь гогглы на пустое место, где раньше стоял купол шатра и где сейчас это пространство потихоньку застраивали приезжие торговцы.

- Цирк уехал, а клоун остался, — грустно произнес Сомов, — Поехали-ка, Кропалик, домой. Что-то настроение у меня испортилось.

За всю обратную дорогу Виктор не произнес ни одного слова.

Полная луна взошла над Маркатаном. Добропорядочные граждане укладывались спать, а у разбойников работа только начиналась. Встреча двух бандитских группировок Старого и Рыбака происходила на безлюдном в этот поздний час центральном рынке. Естественно, что сами главари на ней не присутствовали. Между собой они уже переговорили, к консенсусу не пришли, и дальнейшее решение спорных вопросов переложили на плечи своих помощников. Старого представлял Орк и Бешенный, явившиеся со всеми людьми, которых смогли собрать. Орк надеялся таким образом напугать конкурентов и заставить их отступится от притязаний на рынок в виду явного численного превосходства. Однако затея не удалась.

От имени Рыбака выступал явно неадекватный бандит по кличке Рваный, который был правой рукой главаря. Здоровенный бородатый мужик с рваной верхней губой, он был то ли уверен в своих силах, то ли находился под воздействием каких-то стимуляторов, то ли просто был дурак, но на испуг не поддался и не собирался уступать в переговорах. Ситуация стала накаляться и вскоре разговор пошел на уже повышенных тонах. Вокруг Рванного стали собираться его люди, стараясь держаться плотной единой толпой. Разбойники Старого наоборот, рассредоточившись, начали обступать противника со всех сторон. Орк еще пытался перевести диалог в мирное русло, как неожиданно вмешался Бешенный.

- Режь их ребята! — иступлено заорал разбойник и, выскочив из-за спины Орка, попытался ударить ножом Рванного.

Крик Бешенного послужил спусковым механизмом, и через секунду уже вся толпа разбойников с обеих сторон выплескивала сдерживаемую до этого агрессию, орала матом, лязгала металлом и разваливалась на отдельно дерущиеся группы. С первых же минут боя стало ясно, что численный перевес не оставляет никаких шансов бандитам Рыбака. Половина из них буквально сразу разбежалась и за ними по всему рынку носились в погоне люди Старого. Но основная группа и Рваный в их числе обороняясь и огрызаясь, стала отступать по длинной каменной лестнице оказавшегося поблизости здания. Честно говоря, на грамотный бой все это походило мало. Разбойники сгрудились на лестнице напротив друг друга, размахивали перед собой мечами и поливали противника отборной бранью.

Сомов во всей кутерьме оказался не удел, оставшись стоять на месте с обнаженным мечом. Бегать за удравшими трусами казалось ему глупым и бессмысленным, а лезть на лестницу к ощетинившимся клинками разбойникам слишком опасным. Орк, находившийся у подножья лестницы, предпринял еще одну попытку вразумить противника словами, но в ответ получил лишь усилившиеся потоки ругани и плевки в свою сторону. Орк повернулся и нашел глазами Виктора.

- Музыкант!

Это прозвучало, как предупреждающий выстрел. Даже брань, на какое то время стихла, и на Сомова обратили свои взоры и враги и друзья. О нем были явно наслышаны и возможно Орк, называя его имя, хотел всего лишь еще больше припугнуть Рваного и тем самым принудить сдаться без боя. Но ничего подобного не произошло. Рваный видимо совсем утратил способность соображать и лишь харкнул в сторону Виктора. Пришло время отрабатывать свою репутацию и надеяться, что его не подведут уроки гнома и орка и конечно не покинет удача. Сомов быстрым шагом подошел к лестнице, видя, как перед ним расступаются его товарищи, образуя живой коридор. А затем, ускоряясь, вбежал вверх по ступенькам, сходу врезаясь в несколько выставленных мечей. Его сразу достали — он почувствовал несколько уколов в руку и отпрыгнул обратно. А следом за ним с предсмертным стоном покатился вниз Рванный, гремя выроненным мечом и заливая ступени кровью.

- Вместе! — скомандовал Сомов и, перешагнув труп Рванного снова пошел в атаку.

Его поддержал сначала Орк, а затем и другие разбойники. Плечом к плечу они оттеснили оставшихся врагов на самый верх и прижали к запертым дверям.

- Бросайте оружие, суки, — хрипел Орк, продолжая рубиться, — пощажу.

Но в запале боя его уже никто не слушал ни свои, ни чужие и совершенно озверев, рубили друг друга в капусту. Для разбойников Рыбака все было предрешено, и жить им оставалось не дольше минуты. Сомов отступил на шаг, чтобы перевести дух и тут его пронзила острая боль. Поначалу он даже не понял что произошло. Виктор опустил глаза и увидел, как из его живота выскочило длинное металлическое жало и тут же испарилось, словно его и не было вовсе, а из образовавшейся дырки в животе зажурчала черная кровь.

Как же так? Быть такого не может, изумился Виктор, чувствуя, как быстро холодеют и немеют конечности. Вот уже звякнул выпущенный из негнущихся пальцев меч, мир вокруг неестественно накренился, и его потянула к себе все возрастающая сила гравитации. Из последних сил, он повернулся, чтобы увидеть своего убийцу, но разглядел лишь размытый в ночи силуэт, прежде чем тяжелая тьма навалилась на веки и погасила сознание. Сомов упал, скатился по лестнице к самому ее подножью и неподвижно замер, уткнувшись лицом в грязные сапоги Рванного.

Говорили, что нынешняя зима была снежной и необычайно холодной. Даже старожилы не могли припомнить таких сильных и долгих морозов, что стояли в этом году. Город замело, но Виктор знал об этом лишь понаслышке. Всю зиму он не выходил из дому и провалялся до самой весны чуть ли не прикованным к постели.

После злополучной бандитской стрелки, Орк распорядился отнести полутруп Сомова к лекарю. Поступок надо отметить не рядовой, ибо бросить тяжелораненного умирать, у разбойников было обычным делом, невзирая на клятву братства. Рана у Виктора оказалась слишком серьезной, а точнее сказать смертельной, но местные эскулапы вооруженные магическими амулетами были способны творить и не такие чудеса. Однако возможности знакомого лекаря оказались не безграничны, что он и сам вынужденно признал и рекомендовал для полноценного и быстрого выздоровления поискать другого более сильного мага-целителя. Однако обращаться за помощью к посторонним непроверенным лекарям разбойники остерегались. Сомов разделял подобные опасения и решил просто отлежаться, тем более что лекарь обещал ему со временем полное восстановление здоровья. Требовался только покой, постельный режим и время, которое лечит не хуже докторов. К тому же Виктору давно была пора взять паузу в той сумасшедшей гонке, в которую превратилась его жизнь с момента появления в мире Осаны. Впервые в жизни Сомов несколько месяцев подряд бездельничал и не выходил из дома, хотя состояние здоровья это уже позволяло. Именно в эти долгие зимние вечера Сомов увлекся чтением, утоляя информационный голод, присущий человеку двадцать первого века. Читал он все подряд: историю мира, научные издания, сборники законов, дуэльные кодексы, книги по магии и прочее. В прочитанной литературе многое было интересным, порой полезным, но далеко не все. Например, в местные научные издания без риска привить себе антинаучное мировоззрение углубляться не стоило. Разве что задачник по математике увлек его на целую неделю, заставив разбираться в непривычных глазу математических символах и пробудив давно забытые студенческие воспоминания. А в книгах по магии, не смотря на сильное желание, он так толком и не разобрался. Все труды по магии, попавшие ему в руки, были слишком узкоспециализированные. Все, кроме руководства по боевым и защитным амулетам, которое он тщательно проштудировал. Амулетов, как выяснилось, существовало огромное количество. Защитные магические устройства носили на груди, боевые надевали на запястье или пальцы, но особый интерес у Виктора вызвал «железный луч», которым его уже дважды чуть было, не отправили на тот свет.

Книгами Виктора снабжал лекарь, который спас ему жизнь и ставший частым гостем в доме Нурши. Сначала он приходил по своим прямым медицинским обязанностям проконтролировать состояние больного, а затем и просто, чтобы провести вместе вечер в беседах на разные темы. Оба были молоды, независимы и имели бунтарский характер. Оба были интересны друг другу и контакты доктора и пациента незаметно переросли если не в дружбу, то более чем в теплые приятельские отношения. Лекаря звали Авик Лакис, он был ровесником Виктора, а поскольку практику он только еще нарабатывал, то никому не гнушался оказывать помощь, в том числе и бандитам. Целитель умел хранить молчание, а разбойники хорошо платили, и всех устраивало такое взаимовыгодное сотрудничество.

Кроме книг Авик представил возможность Сомову посмотреть на мир сквозь настоящие магические гогглы. Удивительные стекла гогглов изменили действительность до неузнаваемости. Все окружающие предметы поменяли свой цвет и стали полупрозрачными, какие-то больше, какие-то меньше. Стены дома, например, почти не просвечивали, а многие предметы в комнате наоборот стали сделанными, будто бы из мутного стекла. Глянув на свое собственное тело, Виктор с некоторым ужасом смог разглядеть кости, вены, мышцы и внутренние органы. При этом одежда почти не мешала такому просмотру, так как тоже стала практически прозрачной. Все пространство вокруг оказалось наполненное мерцающей пылью, которую можно было легко разогнать перед собой рукой, и которая оседала на ту же руку и даже проникала сквозь нее. Было похоже на то, что мир, видимый через гогглы, полностью состоит из этих вездесущих искрящихся пылинок, где-то хаотично беснующихся, а где-то застывших и образовавших из себя саму реальность. Разум Сомова пасовал перед увиденным и невольно подсовывал компьютерную аналогию. Магический мир больше всего походил на трехмерную векторную графику без наложения текстур. Но что это было на самом деле?

Если Виктора этот вопрос терзал и мучал, то лекарь относился к нему абсолютно безразлично. Он с рождения привык, что этот другой мир был всегда, и он не отделял его от обычной реальности или естества, как он это называл. Для него все это было одним неделимым целым, как две стороны одной медали. Планы Сомова на то чтобы самостоятельно овладеть магией и научиться влиять на этот другой мир, а вместе с ним и на существующую реальность лекарь разрушил, не оставив никакой надежды. Оказалось, что магия построена на определенных символах, жестах и мысленных проекциях вместе составляющих своеобразный магический алфавит, который насчитывал нескольких десятков тысяч единиц. Запомнить их без соответствующего амулета было абсолютно невозможно, а подобные амулеты имелись только в распоряжении магической академии.

Авик, как мог, объяснил принцип работы магии. Для того чтобы сотворить даже самое простенькое волшебство требовалось связать сотни символов и для этого пришлось бы произносить заклинания и махать руками не одну минуту. И еще нужна была бездна энергии, а в теле человека больше чем на одну спичку энергии никогда не накапливалось. Поэтому и создавались амулеты, в которые можно было поместить многоэтажные заклинания, запас энергии, а затем высвободить все это по одному мановению руки. Идеальным материалом для амулетов служили алмазы, но они были слишком дороги и использовались только как аккумуляторы энергии. Для записи заклинаний подходили менее ценные рубины, в которых магическая запись хранилась около пяти лет, после чего в ней начинали теряться элементы и она фактически разрушалась. Теоретически заклинание можно было поместить и в кусок деревяшки, но оно испарилось бы оттуда в считаные минуты. Поэтому традиционно все амулеты делались двусоставными из алмазов и рубинов и продавались с гарантией на пять лет. Гогглы во всем этом играли лишь роль инструмента, помогающего работать с амулетом.

Однако существовал один уникальный жест, который мог сразу вызвать магическое действие — вспышку огня. Это была своеобразная буква «азъ» в алфавите магии и она имела почти религиозное значение для магов.

- Тысячелетия назад именно с нее началась магия руками Первого Зрячего, да пусть покоятся его кости нетронутыми, — с благоговением произнес Авик, называя имя первого мага с большой буквы и трижды касаясь лба и сердца.

Виктор не испытывал никакого пиетета к Первому Зрячему и упросил целителя показать ему хотя бы эту магическую букву. Уж очень хотелось ему одним небрежным щелчком научиться зажигать свечи, как это делала Ийсма. Лекарь неоднократно, со всеми подробностями продемонстрировал, как следует правильно производить жест. Несколько дней Сомов безуспешно щелкал пальцами, от усердия натер мозоли, перешел на другие пальцы и наконец, плюнул на это дело. Впрочем, не совсем. Привычка пощелкивать пальцами у него сохранилась, и когда он ничем не был занят, читал или просто задумывался, пальцы автоматически производили заученное движение.

Изредка к вечерним разговорам в доме Нурши присоединялся Орк. При первой же возможности Сомов от души поблагодарил своего спасителя, что не оставил его умирать той проклятой ночь. Ответ Орка его удивил своей неприятной меркантильностью и неожиданной прозорливостью.

- Думаю, Музыкант, что от тебя живого много пользы еще можно будет поиметь. И боец ты хороший и человек непростой. Я ведь вижу, что ты какой-то другой, не такой, как мы. Не бандит, не простолюдин, но и на благородного не похож, а я людишек всяких повидал. Ты главное не забудь потом, кому своей жизнью обязан.

Ох, не прост был этот разбойник, ох не прост. Орк высоко взлетел после стычки с бандитами Рыбака и стал единственным заместителем главаря. Теперь он фактически сам заправлял портовым рынком, а на центральном прочно обосновался Старый. А вот левая рука главаря Бешенный попал под подозрение и впал в немилость. После ночных событий, когда выяснилось, что Музыканта ударили сзади, стало очевидно, что этот подлый поступок совершил кто-то из своих. А когда лекарь довел до сведения остальных разбойников, что удар был нанесен магическим амулетом железный луч, который за несколько дней до этого приобрел Бешенный, к последнему возникло много вопросов. Однако хотя все вроде бы и сходилось на Бешенном — и амулет у него имелся и Музыканта он недолюбливал, но прямых свидетелей нападения не было. Бешенный обвинения рьяно отвергал и демонстрировал амулет с полной зарядкой, утверждая, что тот не использовался. Впрочем, к тому времени амулет мог уже и зарядиться, но вот один из разбойников по кличке Клоп категорически подтвердил алиби Бешенного. Сражались они вместе и далеко от той злополучной лестницы, где произошло покушение на Музыканта. По всему выходило, что если это дело и не рук Бешенного, то значит, кто-то очень постарался чтобы его подставить. В итоге обвинения с Бешенного сняли, но подозрение осталось и с надеждами разбойника на руководящее место на центральном рынке ему пришлось распрощаться. Бешенный был в бешенстве.

Сам Виктор, размышляя над причинами попытки его убить тоже не до чего не додумался. Предположения у него были самые разные, иногда совершенно нелепые, вплоть до того, что к нему мог подослать убийцу бывший хозяин Преан. В конце концов, Сомов перестал ломать голову над этим вопросом и отложил поиски виновного до тех пор, пока полностью не встанет на ноги. Со стороны могло показаться, что он забыл об этом инциденте, но на самом деле Сомов лишь задавил и упрятал свои чувства и мысли о мести на самое дно души, где и без того хранилось много неоплаченных долгов. Последствия покушения сказались на его поведении, и теперь находясь в обществе, он держался всегда настороженно, взял за правило часто оглядываться и не выносил, когда кто-нибудь оказывался у него за спиной.

Хорошей новостью было то, что Орк достал Виктору настоящие неподдельные документы. Личная грамота на имя Итона Уоса, торговца из Платана была украдена вместе с кошельком у вышеупомянутого ротозея ловкими карманниками из банды Орка и теперь позволяла Сомову безбоязненно перемещаться в пределах империи.

У Виктора отросли волосы, которые он больше не стриг и их цвет многих поверг в шок. Его седина была отнесена всеми, как последствия несчастного случая связанного с попыткой убийства и Сомов естественно не стал никого переубеждать. Особенно его седине расстроилась Нурша, которая на поверку оказалась не такой уж и бессердечной женщиной. Ее негативное отношение к племяннику видимо и на самом деле было продиктовано лишь заботой о своих дочках, старшую из которых она ненавязчиво сватала за Виктора. Сватала безуспешно, но, несмотря на все неудачи попыток не прекращала. Добрая сторона Нурши неожиданно приоткрылась холодным зимним вечером, когда Виктор давал уроки игры на гитаре Кропалику, а затем решил развлечь домочадцев своими песнями. Развлечение закончилось исполнением песни из фильма «Генералы песчаных карьеров». Тут Кропалика прорвало, и он заревел в три ручья на объемной груди у своей тетки, которая сама захлюпала носом и затерла глаза. А по бокам обняв ее, вскоре завыли и обе дочки. В общем, то еще развлечение получилось. А на утро Нурша принесла и подарила племяннику гитару, не новую и скорее всего краденную, но ведь подарила. Теперь Кропалик постигал науку игры на собственном музыкальном инструменте. Нотной грамотой Сомов его не обременял, справедливо рассудив, что сам он здешней грамоты не знает, а незнание нот вовсе не мешает стать гениальным гитаристом, как тому же Хендриксу.

Волосы Виктор больше не стриг, но выходя на улицу, благоразумно прятал их под огромным бархатным беретом. Теперь его фигура часто появлялась на улицах Маркатана с глубоко надвинутым фиолетовым беретом, все в тех же позолоченных гогглах на глазах, с гитарой и мечом за спиной расположенными крест-накрест.

Выбраться из дома Виктора заставил Авик Лакис. Случилось это ранней весной, когда снег еще не полностью растаял и прятался в тени от солнца, но улицы уже были полностью расчищены и по ним весело бежали первые ручьи. Авик открыл Сомову другой совершенно незнакомый ранее Маркатан. У лекаря оказалось огромное количество знакомых, среди которых были художники, скульпторы, артисты театров, известные и малоизвестные танцоры, певцы и музыканты.

Театральные актеры в быту открытые и веселые ребята в профессиональном плане ничего путного не представляли. До системы Станиславского здесь было далеко, как до луны и непросвещенные артисты на сцене не столько играли роли, сколько кривлялись и изгалялись кто во что горазд. Они безбожно переигрывали, реплики произносили ненатуральными визгливыми голосами и выражали эмоции ужимками, гримасами, судорогами и что самое ужасное подпрыгиванием. Причем чем ярче требовалось изобразить эмоцию, тем сильнее подпрыгивал на сцене актер. Самые «талантливые» разве что из штанов не выпрыгивали. Совершенно убогое и жалкое зрелище. В театре Сомов с трудом удерживался, чтобы не крикнуть во время представления: — «Не верю!»

Хватало в Маркатане и разношерстых музыкантов, от самоучек кое-как извлекающих звуки из инструментов до настоящих профессионалов. Среди местных композиторов уже появились выдающиеся личности, которые сочиняли на уровне если и не выше Вольфганга Амадея Моцарта, то уж точно никак не ниже Сальери. Именно их мелодии, очень похожие на земную классику весьма недурно исполнялись большими симфоническими оркестрами и только их музыка стоила того чтобы сходить в театр. Как правило, эти же популярные мелодии переигрывали музыканты-одиночки в тавернах, трактирах, на улицах и базарах, перевирая их в меру своих способностей и возможностей некачественных расстроенных инструментов. Или же уличные музыканты исполняли немудренные баллады собственного сочинения и соответствующего качества. Но попадались среди одиночек и уникумы. Однажды Виктора потряс старый скрипач, настоящий виртуоз своего дела у которого скрипка буквально рыдала в руках. Старик, как и все крайне талантливые люди был со странностями и чрезвычайно высокомерен. Звали его Обост и в компании друзей Лакиса он по праву считался непревзойденным мастером. На Виктора он произвел своей игрой настолько сильное впечатление, что Сомов даже не рискнул с ним соперничать и отказался прикасаться к гитаре к великому огорчению своего приятеля лекаря. Однако, вернувшись домой и, находясь все еще под эффектом от игры старого музыканта, Виктор взялся за перо и одним духом перевел песню «Скрипач», которую когда-то исполнял в другой жизни, будучи еще пацаном, учеником десятого класса, перед девчонками во дворе. Перевод вышел отличным, и оставалось только дождаться новой встречи с маэстро.

Случай представился довольно скоро. Намечалась гулянка у художников, которые пропивали и прокуривали гонорар за очередную картину для храма. Неважно, что картину еще только предстояло нарисовать, художникам нужно было срочно избавиться от излишков денег, чтобы презренный металл не мешал им работать. Среди множества гостей заглянувших на веселье оказались Лакис с Сомовым и маэстро Обост. Вино уже лилось рекой, а дым стоял столбом, когда изрядно захмелевшие и одурманенные гости обратились с просьбами к Обосту насладить их слух звуками скрипки. Тот не заставил себя долго упрашивать, а Виктор еще раз поразился, насколько великолепно владеет инструментом старый скрипач, даже несмотря на изрядное количество выкуренного и выпитого. Ему даже стало несколько неловко за то, что должно было произойти дальше. Когда скрипка смолкла и Обост со снисходительной улыбкой принимал благодарности от слушателей, Сомов поднялся, взял гитару и подошел к маэстро. Авик увидев это, аж заерзал на месте от нетерпения.

- Я хотел бы присоединиться к словам благодарности в ваш адрес, господин Обост, — почтительно начал Сомов, на которого скрипач среди общего шума не сразу обратил внимание, — Ваша музыка настолько великолепна, что вдохновила меня написать песню в вашу честь. Если позволите, то я исполню ее прямо сейчас.

Обост наконец заметил Виктора и с благосклонной улыбкой дозволил исполнить посвященную ему оду. Приосанился и даже задрал подбородок.

Гости еще шумели и смеялись, когда зазвучали первые аккорды гитары. А когда раздался проникающий в самые души хриплый голос Сомова, моментально притихли и удивленно раскрыли глаза и уши. Виктор начал петь почти без проигрыша:

 В каждом сердце есть больная рана,  В каждом сердце не стихает плачь.  Вышел на арену ресторана  Наглухо обкуренный скрипач…

Краем глаза Сомов наблюдал, как с лица Обоста медленно сползает улыбка, и легкое недоумение переходит в полнейшее изумление и смущение. Как братья художники замирают в самых неудобных позах, повернув головы в его сторону. Как проливается вино из переполненной чащи, как недолго дымят трубки, оставленные на столе, и незаметно гаснут без присмотра. Как кто-то застыл с надкушенным яблоком перед открытым ртом или замер с ножом, занесенным чтобы нарезать мясо, а кто-то наоборот выронил из рук столовый прибор, не замечая этого. И как горят глаза Авика полные восхищения. Слушатели попали в плен странного хриплого голоса и необычной музыки Виктора. Оставалось допеть последний куплет:

 Скрипка, что оборванные нити,  Обмотала с головы до ног.  В зале кто-то крикнул: — Повторите!  Но скрипач играть уже не мог…

Виктор закончил петь и мягко накрыл ладонью резонаторное отверстие гитары, словно выключая звук. В полной тишине он с достоинством поклонился Обосту, который пребывал в полной растерянности и не смог отыскать подходящих ответных слов. Старик был повержен. Зато слова нашлись у веселого Авика.

- Повторите! — громко и торжествующе завопил он.

И тут же его просьбу со всех сторон эхом подхватили присутствующие.

Сомов поднял руки, призывая возбужденных художников к тишине.

- Я с удовольствием сыграю и спою еще раз друзья, но только при одном условии, — он повернулся к Обосту, — если маэстро окажет честь и поддержит меня своей неподражаемой игрой на скрипке.

Старик нерешительно посмотрел по сторонам. Он презирал остальную музыкальную братию, принципиально играл только единолично и этим кичился. Но игра молодого седого гитариста ему неожиданно понравилась, вот только признаваться в этом даже самому себе он не хотел. И пока Обост пытался сообразить, как ему вести себя в этой неординарной ситуации доброжелатели уже сунули ему смычок и скрипку в руки.

Виктор взял несколько аккордов, но видя, что старый скрипач его не проявляет инициативы, вновь повел мелодию сам. Он пропел всю песню, но упрямый старик так и не притронулся к скрипке, хотя и не сводил с Виктора расширенных красных глаз, словно чего-то ждал. А когда Сомов не прекращая играть, сделал ему приглашающий жест, маэстро вскинул-таки скрипку к подбородку и повел свою партию, идеально вписывая ее в мелодию и придавая ей пронзительную грусть. Виктор еще раз перепел последний куплет и дал возможность маэстро в полной мере продемонстрировать свое виртуозное владение скрипкой. Их выступление дуэтом было признано уникальным. Практически все слушатели были люди творческие и смогли оценить игру музыкантов по достоинству. Сомова и Обоста засыпали комплиментами и облепили со всех сторон на долгое время. Виктору пьяные и щедрые художники предложили нарисовать его портрет и даже готовы были сделать это бесплатно от чего он вежливо, но категорично отказался. Отбился он и от слишком откровенных намеков на сексуальные отношения от нескольких актрис, но уже не так уверенно. Гости не обошли вниманием и радостного Лакиса, который теперь выкручивался под градом неудобных вопросов — где ему удалось отыскать этого удивительного гитариста с таким неподражаемым голосом. Говорить правду, что это, дескать, мой приятель бандит, лекарь не мог и врал напропалую. С большим трудом Авик и Виктор вырвались из распаленной хмельной компании, которая ни за что не хотела их отпускать. Нельзя было сказать, что Обост и Сомов расстались друзьями, но с уважением друг к другу и в заверениях, что для каждого было большой честью играть вместе.

Само знакомство с веселыми художниками состоялось задолго до этого случая, а причиной послужило посещение Сомовым центрального храма богов Авра и Уры. Виктор был не просто удивлен художественной отделкой главного храма, над которым работали лучшие мастера кисти и резца Маркатана, он был абсолютно раздавлен глядя, как гармонично переплетались скульптуры, картины и архитектурные решения внутри здания. Трудно было отследить, где заканчивалось одно произведение искусства и где начиналось другое, терялись стены, таял купол храма, а все вместе воспринималось единым всплеском необычайной красоты и божественного величия. Только закоренелый атеизм Сомова не позволил ему склонить голову перед местными богами, имеющими такие нереальные и потрясающие храмы. А вот посмотреть на мастеров, создающих подобные чудеса, ему стало любопытно, и он не стал отказываться от предложения Лакиса заглянуть в их мастерские. То, что писали на своих полотнах и ваяли из камня неприхотливые люди в убогих тесных мастерских, можно было смело называть шедеврами мирового искусства. Художники работали в классическом и академическом стиле, где главенствовал антропоцентризм. Они воспевали образ человека и его деятельность, перенося светскую жизнь даже в религиозные мотивы. Боги в их работах были больше похожи на обычных смертных, чем на небожителей, а вот в изображениях слуг зла явно просвечивали черты вампиров, орков и гномов. Кроме религиозных картин особой популярностью пользовались портреты, которые обожали и заказывали в огромных количествах состоятельные граждане Маркатана. Не были обойдены вниманием и пейзажи, хотя чаще они использовались фоном для портретов, а не как самостоятельные произведения. Изображения всегда были живые реалистичные без каких-либо условностей. Никакого тебе авангардизма, импрессионизма, кубизма и прочих контркультурных измов, которые сам Виктор никогда не понимал и боялся в этом признаться.

Впрочем, будучи пытливым юношей, он как-то честно попытался найти тайный смысл и невидимую ему красоту в Черном квадрате Малевича. Но сколько не вглядывался так ничего и не увидел. Он даже обращался к различным источникам и выяснил, что Черный квадрат задумывался, как часть триптиха, где присутствовали еще Черный круг и Черный крест. Но эта информация только еще больше запутала молодого человека. Почему квадрат всемирно известен и обсуждаем, тогда как о круге и кресте, известно лишь специалистам? А ведь и круг, и крест несколько сложнее, чем квадрат. Хотя, какое уж тут сложнее? Подобного рода квадрат способен нарисовать абсолютно любой школьник. И займет это у него, даже у самого нерадивого, от силы полчаса. А вот ты попробуй повторить Джоконду Леонардо да Винчи. Не получится? То-то и оно. Конечно, дело не в возможности повторить работу мастера и не во времени потраченном на работу, а в чем-то другом. Но в чем именно? Оказаться первым? Так Малевич и не был первым, даже несмотря на то, что на обороте холста он указал дату создания на два года раньше, чем это было в действительности. По большому счету его картина вообще являлась плагиатом, так как самый первый черный квадрат был создан еще в далеком семнадцатом веке английским художником Фладом. И опять же, еще до Малевича, в девятнадцатом веке, другой художник Пол Билхолд нарисовал свой черный квадрат с совершенно замечательным названием «Ночная драка негров в подвале». Но разве кто слышал об этих более ранних работах? И как же это понять, что по замыслу Малевича, черный квадрат символизирует чистую форму и бесконечное пространство, а по замыслу Билхолда драку негров в подвале. Картины то у обоих одинаковые.

Кстати, подумал Виктор, а не поразить ли мне художественную местную братию «своим» Черным квадратом? Дел-то всего на пять минут. Но потом глядя на серьезные сосредоточенные лица художников, выводящие кистью очередные линии на холсте, наносящие тысячи мазков света и тени, которые предавали картине глубину и буквально физически ощущаемый реализм, передумал. Нет, не поймут меня братья художники. Хорошо если просто посмеются, а то ведь могут и в морду дать за такое искусство и выйдет у нас тогда самая настоящая драка в подвале.

Однако главное что вынес Сомов из прогулок с Лакисом по его творческим друзьям, это то, что не такое уж мрачное и безнадежное царило здесь средневековье. На самом деле повсюду пробивались ростки новой еще не окрепшей эпохи возрождения. Народ стремился уже не только глазеть на ужасы казни, но и покупал картины, чтобы любоваться прекрасными образами и шел в театры, чтобы слушать классическую музыку. Пока еще не везде и далеко не всеми, но искусство уже было востребовано обществом. И Виктора это не могло не радовать.

Кроме экскурсий по достопримечательностям Маркатана Сомов начал регулярно посещать вертеп разбойников. Не очень-то и хотелось, но возникла крайняя необходимость — кончались деньги, а взять их кроме как у бандитов было негде. Несмотря на то, что воровских талантов у Виктора так и не обнаружилось, дело ему почти всегда находилось — постоять на стреме пока более опытные товарищи обделывали свои дела, прикрыть отход в случае преследования или помочь доставить контрабанду. Именно контрабандный товар являлся самым стабильным источником доходов у разбойников. Выходили за ним, что называется под покровом ночной темноты, на одной-двух лодках к стоящему в укромном месте транспортному кораблю или перегружали товар сразу на телеги, если кораблю удавалось пристать близко к берегу и установить сходни. Уклонение от непомерных торговых сборов на некоторые ввозимые в город товары, такие как опиум, гашиш, чай, драгоценные камни позволял разбойникам получать высокую прибыль за эти незаконные операции. Днем эти товары успешно распродавались на портовом и центральном рынках торговцами тесно связанными с людьми Старого.

Из этих рискованных ночных походов Сомов выяснил две вещи. Первое, что стража свирепствовала только непосредственно в самой гавани, делала это редко и явно по принуждению начальства, больше демонстрируя активность, чем реально занимаясь поиском контрабандистов. Для безопасности бандитам достаточно было держаться подальше от порта и самим не лезть на рожон. Случались ситуации, когда разбойники чуть ли не натыкались на лодки стражников, укрывшиеся в зарослях камыша, однако те не таились в засаде, а банально храпели подальше от глаз начальства. Однажды разбойники проскользили мимо таких спящих стражников буквально в десяти метрах и лишь один стражник, приоткрыв глаз, проводил их недобрым взглядом и погрозил кулаком.

Второе, оказалось, что контрабандой промышляло огромное количество народу. Если в самой гавани по ночам и появлялась какая-либо редкая лодка, то чаще всего со светильником на носу и битком набитая сердитыми стражниками. Но стоило отплыть чуть дальше от порта, то в безлунную ночь река покрывалась десятками, если не сотнями лодок, тихо снующими между сушей и кораблями, а от берегов поскрипывая, отъезжали тайными тропами перегруженные телеги. Иногда контрабандисты сталкивались друг с другом на узких дорожках и тогда со знакомыми негромко здоровались, а с незнакомцами молча и настороженно разъезжались. Складывалось впечатление, что весь товар попадает на рынки города, минуя таможню. Объемы контрабандной торговли поражали, но самое удивительное, что доля банды Старого в этом процессе была ничтожно малой. Это навело на определенные мысли Сомова, который давно тяготился своим положением рядового разбойника. Играть в вертепе на гитаре и быть на подхвате у бандитов получая за это не бог весть какую мелочь было Виктору не понутру. В идеале следовало бы вообще уйти из банды и найти себе занятие не связанное с криминалом. К сожалению, у Сомова хотя и имелись планы для легального бизнеса, но отсутствовал даже маломальский стартовый капитал. Зимой он уже предпринял несколько безуспешных попыток продать свои фантастические проекты, но то ли голые идеи здесь не принято было покупать, то ли не воспринимали всерьез молодость «изобретателя», но те несколько предпринимателей, к которым он чудом сумел-таки пробиться на прием, лишь посмеялись в ответ, а к большинству владельцев фабрик, заводов и пароходов его даже не пропустили. Не помогла в убеждении местных финансовых воротил и хитрая книга. Оставался единственный вариант — сколотить собственный стартовый капитал вместе с бандитами, а уже потом приниматься за свое дело. И сейчас глядя на почти неорганизованную преступность решение напрашивалось само собой — надо было ее, эту преступность организовать.

Виктор родился в лихие девяностые, сам это период в сознательном возрасте не застал и знал о его ужасах лишь по рассказам родителей да по фильмам тех лет, но принцип рэкета был прост для понимания любого человека. А уж почва для распространения рэкета на рынках Маркатана сложилась самая, что ни на есть благоприятная. Беспокоила ли Сомова моральная сторона этого дела? Да. Но и только.

Удачный случай поговорить с Орком выдался, когда они разгрузили телегу с очередным контрабандным товаром на рынке. Партия была крупная, все естественно устали и, пробившись сквозь галдящую толпу покупателей и продавцов к ближайшей таверне, упали на лавки, чтобы отдохнуть и основательно перекусить. На сегодня кроме как есть, пить вино и слушать заунывные баллады певца в таверне, других дел не предвиделось. Заметив хорошее расположение духа своего главаря, Виктор присел с ним рядом и начал издалека:

- Неплохо поработали. Судя по весу партии каждому не меньше чем по пятьдесят серебряных причитается.

- Ну, пятьдесят не пятьдесят, а по двадцать монет точно получим, — отозвался Орк, — Эй, подавальщик! Тащи сюда вина! Да поживее!

- Почему так мало? — ненавязчиво поинтересовался Виктор, — Позавчера тоже было двадцать монет, хотя товара привезли вдвое меньше.

- Так позавчера чай возили, а сегодня мануфактура. На тряпье торговый сбор невелик и много на нем не заработаешь. Вот кабы опиум или камешки мимо таможни переправить, — мечтательно произнес Орк, — На них торговый сбор вдвое, а в иные годы и втрое бывает. И весу то всего ничего. Доставишь, даже не вспотеешь.

Подали вино, а затем горячие блюда, и беседа вынужденно прервалась. Когда насытившийся и посоловевший главарь откинулся на стенку и раскурил трубку, Сомов вкрадчиво продолжил:

- Сегодня кроме нас контрабанду несколько десятков лодок перевозили. Мы-то понятно на рынок поставляем своим торговцам, а они куда?

Орк рассмеялся весь окутанный клубами пахучего дыма:

- Так и они на рынок, кто на наш, кто еще на какой, но большинство конечно сюда везет. Сюда и доставлять ближе и торговля здесь в основном оптовая. На нашем рынке товар не залеживается, быстро уходит.

- И много здесь таких хитрых торговцев, что в обход портовой таможни действует?

- Да почитай добрая треть рынка будет, — немного подумав, ответил Орк, — Только тебе-то что за интерес до этого?

- Считаю, что непорядок это. Рынок вроде как наш, кровь за него проливали, а наших продавцов на нем от силы пару десятков человек наберется. Остальные несколько сотен торговцев ни с кем не делятся, работают себе в карман. Непорядок.

- А чего бы им с кем-то делиться? — неподдельно удивился Орк, — Люди честно зарабатывают на жизнь. Но те, кому положено делиться, те исправно делятся. Знаешь, сколько здесь работает сборщиков, кидал, насмешников, совратителей, чистых и гуляк? Это все наши люди.

Орк перешел на воровской жаргон, имея в виду тех, кто срезает кошельки, продает фальшивое золото, людей которые заманивают простофиль играть в азартные игры, тех, кто их обыгрывает, а также воров и мошенников. А вот слово «работа» произнесенное им следовало понимать буквально. Воровская братия воспринимала свою деятельность именно как работу ничем не хуже любой другой. Но Сомова интересовали только контрабандисты.

- Значит, по-твоему, торговцы контрабандой честно зарабатывают на жизнь? — переспросил Виктор и усмехнулся, — И что, таможня тоже так считает?

Орк расхохотался.

- Это ты верно подметил. Таможня так не считает, — главарь отсмеялся и посерьезнел, — Но ты ведь не просто так этот разговор затеял? Что-то удумал, Музыкант? Рассказывай.

Виктор наклонился и понизил голос:

- Если торговцы не платят в казну, то значит должны платить кому-то другому. Рынок наш, значит, большую часть утаенного сбора торговцы должны отдавать нам «за крышу», а меньшую оставлять себе, чтобы стимул заниматься контрабандой у них полностью не пропал.

Орк замотал головой:

- Подожди. Что-то я совсем запутался, — он повернулся к стойке и гаркнул: — Подавальщик! Еще вина!

Приняв чашу для просветления в мозгах главарь посмотрел на Сомова покрасневшими глазами:

- Ну-ка давай еще раз, Музыкант. Медленно и подробно. Что там насчет крыши?

Виктор отмахнулся:

- Крыша это так, иносказательно. Типа нечистых на руку торговцев прикроют сверху, словно крышей, если на них кто-нибудь наедет.

- Кто наедет? — не понял разбойник, — Как наедет?

- Да кто угодно и как угодно. Наши конкуренты, например. Или вообще никто. Здесь главное психологический момент, что мы их не просто грабим, а якобы защищаем от других разбойников и они платят за эту мифическую защиту.

Орк пригубил еще вина и с сомнением покачал огромной головой.

- Нет. Не будут они нам платить. Они и так время от времени то начальству, то страже отстегивают. Кроме того у некоторых и без нас своих защитников хватает. Разве что… — Главарь, прищурившись, глянул на Сомова, — Ты же не предлагаешь резать строптивых торговцев?

Виктор возмущенно посмотрел в ответ.

- Ни в коем случае! Толку от мертвых никакого. Торговцы нужны нам живые, работоспособные и сговорчивые.

- И как ты их уговоришь делиться?

- Паяльником и утюгом, — пробормотал про себя Сомов, а вслух сказал: — Существует много способов убедить человека. Помехи торговле, шантаж, запугивание, угрозы и наконец, прямое насилие.

- Насилие? — переспросил Орк, — Это можно. Хотя братья у нас больше привыкли по карманам шарить, но при необходимости знают за какой конец меч нужно хватать. Кроме того, есть парочка непревзойденных специалистов по красному делу — ты да Бешенный.

- Повторяю, убивать и терять потенциальных плательщиков нецелесообразно. А вот слегка побить без особого членовредительства какого-нибудь упрямца это будет в самый раз. И для такого дела банде нужны новые люди, сильные здоровые и без лишних моральных принципов. Думаю, на эту роль отлично подойдут безработные цирковые борцы или, например портовые грузчики те, что комплекцией покрупнее и умеющие работать кулаками.

- Борцы говоришь? — переспросил Орк, — Интересная мысль. Пойдем-ка Музыкант во двор, воздухом подышим. И бутылку прихвати с собой. Пригодится.

Вечерело. Сидя на улице, на лавочке они некоторое время молча наблюдали, как постепенно пустеет рынок, как покидают его последние продавцы кто, укатывая тележки с поклажей собственными силами, кто, увозя целые горы товара на телегах запряженных ломовыми лошадьми. Появились унылые уборщики мусора, сметая в кучи обрывки грязных бумаг и тряпок, соломенную труху и остатки ящиков, просыпанное зерно, растоптанные вперемешку фрукты и конский навоз.

Из соседнего здания тянуло характерным запахом. В нем всегда было тихо и сумрачно. Там располагалась курильня опиума. При императоре Марке курильни закрыли, а при его наследнике Лучезарном открыли вновь. Виктор поморщился — отвратительное заведение.

Мимо них прошел, с трудом толкая впереди себя тележку с тюками тщедушный человечек, на которого указал пальцем Орк.

- Торговец Опас, — пояснил он, — Сам контрабанду не возит, но на реализацию берет охотно. Жадный, осторожный, денег с собой никогда не носит. Мои ребята его щупали пару раз, но снять смогли одну мелочь. Такого хоть режь — денег не отдаст. Умирать будет, а не скажет, где хранит золото.

- Денег не даст, товар можно отобрать. Продадим — те же деньги.

- Хитро, — вынужден был признать Орк и спросил: — А ну как он к стражникам за помощью побежит?

- А он побежит? — вопросом ответил Сомов.

Орк задумчиво потер плохо выбритый подбородок.

- А, пожалуй, что и не побежит, — удивленно согласился он, — Товар то у него контрабандный. Начнет жаловаться его же самого в солнечную башню и загребут.

Солнечной башней в Маркатане называлась тюрьма, устроенная в мрачном высоком здании на окраине города. Это название было прямо связано с татуировками у Старого и у некоторых других разбойников. Виктор уже постиг тонкости воровской символики Виктор и знал что, не побывав в солнечной башне татуировку заходящего солнца на кисти руки лучше не делать. Отрубят вместе с рукой. И еще это означало, что таинственный разноглазый маг в самолете точно был родом из мира Осаны и более того когда-то был узником солнечной башни. Вот такой любопытный факт.

К действительности Сомова вернул голос Орка.

- А вон идет Вилис, — главарь кивнул на шествующего пожилого уверенного в себе человека, — Тоже контрабандой торгует. Много торгует. Три сына у него и пятеро помощников. Бывает, что и больше работников нанимает. Все парни крепкие. У такого не отберешь товар и не скажешь — плати. Вытолкают взашей, а то и ребра поломают.

- У него склад для товара имеется?

- Есть склад. Как же торговцу без склада?

- А если сгорит его склад вместе с товаром? Может в следующий раз он уже захочет поговорить с тобой, а не ребра ломать? Склады-то и не один раз могут гореть. А начнет нам платить, пожары сразу прекратятся. И платить желательно понемногу, но регулярно, например, еженедельно или ежемесячно. Да и сумма платежей то по сравнению с убытками от сгоревшего товара будет выглядеть чисто символически. Скажем м-м-м… Какая прибыль у этого Вилиса за месяц выходит?

- Да кто ж его знает. Разве об этом кто постороннему скажет. Но думаю, только на уклонении от торговых сборов он до пяти золотых в месяц точно имеет. А может и больше. Скорее всего, больше.

- Значит, ежемесячно заплатить два-три золотых за крышу такому торговцу будет не слишком обременительно.

Солнце нырнуло за городскую стену, и на город упала прохладная вечерняя тень. Шум рынка почти стих и стали слышны крики чаек над гаванью. Орк молчал и Сомов выложил последний аргумент:

- Ты говоришь, что на рынке несколько сотен человек торгует контрабандой. Пускай даже сто. Это от ста до трехсот золотых в месяц набегает. Только успевай собирать.

Орк словно очнулся и глаза его лихорадочно заблестели:

- Сто золотых в месяц? Триста?! А ты не шутишь, Музыкант? Это же огромные деньги! Это просто какая-то золотая крыша получается.

- Сам посчитай, — ответил Виктор, — хотя тут и считать то особо нечего.

- Да, уж, — согласился Орк, — Только почему раньше никто до этого не додумался?

- А вот это и будет серьезной проблемой в будущем. Как только начнем мы крышевать торговцев, начнут и другие. Обязательно появятся конкуренты.

- Конкуренты? Ну, это мы решим. Не в первой, — беззаботно отмахнулся Орк и, улыбаясь, доверительно положил руку на плечо Сомова: — К тому же у нас есть очень сильный мечник, если дело дойдет до разборок с другими бандами.

Сомову не оставалось ничего иного, как положить в ответ свою руку на плечо предводителя. На том и порешили.

Ложась спать и вспоминая разговор с Орком, Виктор вдруг сам себе стал омерзителен. Докатился до рэкета. Он скрипнул зубами от досады. Узнали бы об этом его законопослушные родители — со стыда бы сгорели. А ведь мама так гордилась своим примерным мальчиком. Мысль о родственниках отозвались слабой далекой болью. В последнее время он вспоминал о своих близких крайне редко. Далеко от дома завела его судьба и совсем не туда куда хотелось. Однако уснул Сомов сразу, как только закрыл глаза и спал спокойно без запоминающихся сновидений.

А утром протрезвевший хмурый Орк при встрече сказал, как отрезал:

- Нет, Музыкант. Не нравится мне эта затея с крышей. Трогать честных торговцев контрабандой это против воровских правил.

Ну и ладно, может оно и к лучшему, вздохнул с облегчением Виктор. Что ж, раз это дело не задалось, не заняться ли тем, что так долго откладывал. Он поймал пробегавшего мимо Кропалика и, отведя его в сторону, выдал строго секретное поручение. Найти пару глазастых мальчишек и устроить слежку за определенными людьми из банды Старого. Тайно проследить и выяснить, куда эти разбойники ходят, с кем и когда встречаются, у кого и где ночуют и прочее. Из всех членов банды Виктор выделил трех человек, с которыми у него сложились, мягко говоря, не слишком доброжелательные отношения, и настала пора присмотреться к этим индивидам поближе. Жить, постоянно оглядываясь, дабы не получить еще один предательский удар в спину Сомов уже устал.

После полудня, Виктор вновь заглянул в вертеп разбойников и застал жаркое обсуждение какого-то дела. Вокруг стола сгрудились Орк со своими подручными и еще пара незнакомых человек. На столе был разложен грязный потрепанный лист бумаги, весь разрисованный каракулями — не иначе как хитроумный злодейский план. Когда Сомов вошел все разом замолчали и насторожились. Виктор хотел было развернуться и уйти, но Орк после некоторого колебания сделал приглашающий жест рукой.

- Заходи, — и представил его незнакомцам: — Это Музыкант. Он участвует с нами.

Судя по тому, как изменился взгляд новых участников банды, о Музыканте они были наслышаны. Виктору это даже слегка польстило.

Прерванное обсуждение продолжилось, и разбойники снова склонились над планом. Сомов не стал вникать в тонкости обсуждаемого дела, в котором он только что стал участником, а расположился в сторонке. Надо будет — сами позовут и пояснят, что нужно делать. Впрочем, и без пояснений понятно, что придется, как обычно стоять на стреме и прикрывать остальных. Скукота. Он снял меч, прислонив его к лавке, а сам негромко, чтобы не мешать обсуждению, стал настраивать гитару. Но волей-неволей до него долетали обрывки разговоров за столом, и постепенно сложилось полная картина готовящегося преступления. Один из незнакомцев оказался специально приглашенным для этого дела мастером по вскрытию разного рода хранилищ или если пользоваться земным сленгом то высококлассным медвежатником. Второй человек к разбойникам до недавнего времени вообще никакого отношения не имел и еще неделю назад был законопослушным работником богатого чиновника из таможни. Чем-то он там не потрафил любовнице своего господина, за что был выставлен на улицу без гроша в кармане и теперь яростно хотел отомстить своим прежним хозяевам. Проработав у чиновника более пяти лет, он был в курсе планировки дома, количества людей находящихся в здании, их графика работы и знал, где расположены потайные места для хранения ценностей. Именно его неумелой рукой был начерчен внутренний план дома, который давал некоторый шанс на успех предприятия. В общих чертах предстоящий план ограбления был уже составлен. Сейчас споры шли о времени его осуществления — или ночью, когда все уснут или днем, в момент, когда хозяева отлучатся. Сложность заключалась еще и в том, что тайников было несколько, и в каком конкретно хранятся ценности, было неизвестно. Но с этой проблемой решили разбираться уже на месте по ходу дела. С точки зрения Сомова план был рассчитан в большой степени на авось и участвовать в нем было достаточно глупо и опасно. Время от времени разговор бандитов съезжал на излюбленную тему — на примерный подсчет денег, которые могли бы находиться в тайнике. Все сходились на том, что золота там должно храниться огромное количество, так как чиновник, занимая высокий пост в таможне, по полной программе использовал свое служебное положение в целях личного обогащения. Это обстоятельство так заинтересовало Сомова, что он отложил гитару и подсел к остальным.

- И что, действительно много ворует? — задал вопрос Виктор.

- А то! Его любовница Типи почитай каждую неделю в новые золотые побрякушки наряжается, — зло скрипнул зубами бывший работник, — Одних только ее украшений на несколько килограммов золота наберется. Жены у барона нет, вот он эту суку и балует. Ни в чем она отказа не знает. Эх, все беды мои из-за этой заразы. Авр ее порази!

- Барон Орбон Скарс один из главных чиновников таможни, — добавил информации Орк, и кисло усмехнулся, — Кстати, Музыкант, вот он-то и есть настоящая «крыша» на портовом рынке. Все торговцы левым товаром ему платят, чтоб лишний раз стража с проверкой не нагрянула. Дерет много и все себе в карман мимо казны.

- Наверное, очень беспокойная жизнь у этого человека, — продолжил Сомов словно в раздумьях, — Постоянно нарушать закон, значит пребывать в напряжении, в тревожных мыслях, что не дай бог поймают, а все нажитое отберут в пользу короля. Насколько я знаю, по законам Останда казнокрадов полностью лишают состояния. Правильно я излагаю?

- Так-то оно так. Да только кто ж его поймает? Сидит он на своем месте крепко. Торговцы его боятся и молчат. Жаловаться не побегут. Нет, такого не поймаешь.

- А если все же поймают? — настаивал Сомов.

- Ну, ежели каким-то чудом и поймают, то тогда конечно король все отберет до последнего медяка, — согласился Орк, — Но нам-то что за радость от этого?

Виктор проигнорировал вопрос и продолжал гнуть свою линию:

- А если успеть предупредить его любовницу, мол, барона за казнокрадство арестовали и через час в дом явится стража. Как она поступит?

- Испугается сначала, а потом, если конечно не дура, соберет все золотишко в охапку и метнется к родственникам или знакомым, туда, где искать не станут, — предположил один из бандитов, — там и сама отсидится и деньги от королевского дознания утаит. Я бы так поступил.

- Вот именно! — Виктор торжествующе поднял указательный палец и выразительно посмотрел на всех присутствующих.

Ответом ему были напрягшиеся в непривычном мыслительном процессе лица разбойников. Они понимали, что Сомов к чему-то клонит, но догадаться к чему именно оказалось выше их сил. Первым не выдержал Орк:

- Ну, говори уже дальше, Музыкант! Ты же явно нам не все еще сказал.

Виктор горестно вздохнул.

- Объясняю, — сказал он, — Когда этот чиновник отбудет на службу, направим от его имени к любовнице посыльного, например, Кропалика. Тот скажет, что господина арестовали за хищения, но барон успел передать, чтобы ненаглядная срочно собирала все ценности и скорее уносила их из дома, пока не явилась стража. Останется только подождать ее у выхода и госпожа Типи сама вынесет все золото прямо нам в руки.

Разбойники закряхтели и закачали головами, обмозговывая новый план.

- А что, толково придумано.

- Хитро.

- Рисково. Баба выйдет однозначно не одна, а с охраной. А устраивать налет в центре города среди бела дня… Рисково.

- Да, без резни не обойтись.

Виктор дал всем выговориться и уже привычно поднял палец вверх, призывая к тишине и вниманию.

- Никакой резни не потребуется, — уверенно заявил он.

- Это как же без резни? — не удержался от недоверчивого восклицания один из разбойников.

Виктор укоризненно посмотрел на перебившего его бандита, а Орк добавил еще и локтем в бок от себя.

- Помолчи, когда умные люди говорят. Продолжай, Музыкант.

- Продолжаю. Встречаем клиентов на выходе, переодевшись стражниками, — он сделал паузу, дав всем осознать важность сказанного, — После чего: «Именем короля, всем стоять, бояться, деньги не прятать!» Ценности конфискуем, а клиентов загоняем обратно в дом якобы ожидать прибытия королевского дознавателя. Клиенты растеряны, напуганы, соображают плохо, да и не посмеют сопротивляться представителям власти. Мы же не торопясь забираем золото и спокойно удаляемся. Дело сделано! Занавес.

Минуту другую все переваривали сказанное и, с нарастающим изумлением переглядываясь друг с другом.

- Ну, Музыкант, — ошарашенно произнес Орк, — нет слов! Это ж надо такое удумать.

- Сильно, — поддержал его другой разбойник, — Это может сработать.

- Ну, Музыкант ты и выдал! Лихо!

- Я бы на такое точно купился.

- Бесспорно сработает. Это как солнцу встать.

- Что ж ты раньше молчал, Музыкант? Светлая твоя голова.

Все галдели одновременно, и каждый старался выразить свое уважение криминальному таланту Сомова, который в ответ лишь сдержано улыбался. Вот так потихоньку и зарабатывается преступный авторитет.

И тут совершенно некстати встрял унылый бывший работник:

- Нет. Не выйдет. Не поверит Типи этой истории.

- Почему это не поверит? — раздраженно спросил Орк.

- У хозяев есть пара магических разговорных амулетов, и они по нескольку раз на дню общаются между собой. Воркуют любовнички: «Капризка то, Капризка се». Случись что, эта мерзавка Типи первым делом начнет связываться с Орбоном по амулету. Тут-то весь обман наружу и выплывет.

- Вот дьявол, — скривился Орк, — Амулеты откуда-то еще взялись.

Виктор с досадой понял, что его гениальный план (почерпнутый им из дешевого бестселлера, прочитанного между делом в туалете) разваливается прямо на глазах.

- Может эти амулеты можно как-нибудь сломать или заблокировать, ну хотя бы один из них, — предложил он несколько растеряно, — или украсть, например?

- Украсть? — ухватился за эту мысль главарь, — Украсть. Да. Что скажешь Вампир?

Старый беззубый разбойник за этот возрастной дефект и прозванный Вампиром задрал подбородок и поскреб свою жиденькую бороденку.

- Украсть трудно, — произнес он, недолго подумав, — но если барон амулет носит с собой, то украсть можно.

- Носит, носит, — заверил его бывший работник, — всегда держит в левом кармане на брюхе. Сколько раз своими глазами видел.

Главарь вопросительно посмотрел на вора-карманника:

- Сделаешь, Вампир?

Вампир опять подергал бороденку и с достоинством ответил:

- Сделаю. Но потребуется время. Сколько не скажу. Тут случай подходящий нужен.

- Вот и славно, — Орк довольно потер руки, — Значит так. Сначала маршруты клиента выяснит Пузырь. Потом Вампир сработает амулет. После этого сразу идем на дело пока господа новыми говорилками не обзавелись. Потребуется человек десять на роли стражников. Людей подберу я. Амуницией займется Хлыст. Во главе стражи Музыкант. Морда у него для этого самая подходящая, сойдет за благородного. На этом пока все. Детали обговорю с каждым отдельно. И напоминаю — языки или за зубами или за кинжалами. Ели дело выгорит, каждый получит свою долю, и думаю, мало никому не покажется.

Расходились, когда начало смеркаться и предусмотрительно по одному человеку. Вик добрался до дому уже затемно, и здесь его у ворот поджидала стайка мальчишек во главе с Кропаликом. Велел к неудовольствию Нурши пропустить всех в дом и накормить. Выслушал доклад каждого, вручил по десять медяков и отпустил. Ценной информации пацаны не принесли, но Сомов и не рассчитывал на быстрый результат. Пусть наблюдают дальше, а там поглядим.

Следующие дни полетели в подготовке к изощренной афере.

Виктор с Орком сходили на разведку и прогулялись мимо дома предполагаемой жертвы. Дом был вызывающе хорош и всем своим видом говорил о финансовом благополучии владельца. Двор вокруг дома в силу городской застройки, был хотя и не велик, но в нем умудрились разместить конюшню, сад и даже маленький пруд с лебедями. Вопиющая роскошь.

- Сам Авр велел такого домовладельца наказать, — мрачно изрек Вик.

- Это точно. Здорово сказал, — хохотнул Орк, — Авр велел, а мы накажем.

Разбойники внимательно осмотрели все подъезды, подходы, и увиденным остались довольны. Парадный вход был один, черный выход отсутствовал, так что незамеченной жертва никак не могла бы выйти. Далее любопытство приятелей завело их в магазин магических амулетов, где они поинтересовались разговорными амулетами. Хозяин магазина продемонстрировал им единственную имеющуюся в наличие пару дорогих амулетов. Тут же попутно выяснилось, что переговорные амулеты работают исключительно парами. Своими размерами амулет напомнил Сомову лопатник Samsung Galaxy, но на этом сходство сразу же и закончилось. Внешне это было просто чудовище, сделанное из дерева и обтянутое красной кожей, с гигантской мембраной из рыбьего пузыря в центре, которую предохраняла тонкая серебряная сетка. Серебряный же орнамент опоясывал сие устройство по ребру, а венцом творения местной инженерной мысли был огромный тумблер включения на лицевой стороне. Амулет по замыслу дизайнера должен был поражать покупателя роскошью, но Виктора он поразил лишь примитивными материалами, которые использовались в его изготовлении и своим несуразным видом.

- Нет, я просто обязан опробовать это в действии, — еле сдерживая улыбку, попросил он продавца.

Демонстрационный разговор с Орком через магический амулет подтвердил самые худшие подозрения. Разобрать, что говорит собеседник, можно было с большим трудом. А жутко и смешно искаженный голос собеседника вызвал невольный смех.

- Ну и барахло, — не выдержал развеселившийся Сомов.

Рассерженный продавец, поняв, что товар покупать не собираются, выхватил амулеты и не без гордости произнес:

- Много вы понимаете в этом, молодой человек. Я могу дать гарантию, что вы не найдете ничего качественнее и лучше ни у одного торговца во всем Маркатане. Это работа мастерских самого Тесса Сафара. Но судя по вашему невежеству это имя мало о чем вам говорит.

После такого заявления приятели сочли благоразумным раскланяться и покинуть магазин.

- А ты обратил внимание, что голоса абсолютно не узнаваемы, — чуть погодя спросил Сомов, — Если Вампир украдет баронский телефон, то есть разговорный амулет, можно будет запросто позвонить этой госпоже Типи от имени ее супруга. Вряд ли она заменит разницу, а если еще использовать принятое между ними обращение, то точно не заметит. Как там ее называет любовно барон? Капризка? Вот этим именем и воспользуемся. Тогда и Кропаликом рисковать не придется.

- Что ж, пожалуй, так и сделаем, — подумав, согласился главарь, — Разговор по амулету будет выглядеть гораздо достовернее, чем посыльный мальчишка.

А на загородной ферме подальше от посторонних глаз постепенно формировалось подразделение липовых стражников. Наставником взяли бывшего капитана городской стражи, а ныне горького и беспробудного пьяницу, потерявшего на службе правую руку, а в отставке остатки своего человеческого достоинства. Он не был в курсе темных дел банды и просто работал за алкоголь. Несмотря на то, что к концу каждого дня бывший капитан напивался до состояния невменяемости, он все же успел натаскать своих новобранцев и дал всем прочувствовать, что такое настоящая муштра. Виктор с товарищами научились строиться, маршировать в ногу, брать оружие на изготовку и на караул. Отрепетировали движение на местности, изобразив в реальном размере ворота, ограду и саму улицу колышками в земле перетянутыми бечевкой. Вскоре у разбойников стали получались довольно слаженные действия, и они худо-бедно стали походить на воинское подразделение. Теперь их было десять, не считая Сомова и среди них любопытная неожиданность — два брата близнеца, коренастые, с бычьими шеями, оба бывшие борцы и три силача из портовых грузчиков. Вот и понимай после этого Орка как хочешь. Хотя возможно он нанял их лишь для того, чтобы разбавить слишком уж разбойничьи рожи остальных подельников, мало похожих на настоящих стражников.

Виктор снова стал брить голову наголо, избавившись от особой приметы и посчитав, что это не будет излишней предосторожностью в предстоящем деле. Близнецы-борцы также имели короткую профессиональную стрижку. И однажды, когда они все вместе, да еще и Орк в придачу собрались за одним столом, то последний, проведя рукой по своей лысой голове и оглядев остальных, выдал пророческие слова:

- Ну, просто банда бритоголовых у нас получается.

Через неделю доставили амуницию: латы, шлемы, мечи и короткие копья. Снаряжение отыскали бывшее в употреблении, невзрачное, потертое, местами мятое, но зато настоящее, а не бутафорское. Латы у всех были однотипные, кроме Сомова, для которого подобрали заметно дороже и новее, как и должно быть у начальника стражи. Однако даже подержанное воинское железо не было дешевым и влетело в звонкую монету. Орк загрустил — если дело не выгорит, Старый будет в гневе.

Время шло, а Вампиру, вышедшему на охоту за разговорным амулетом, не удалось даже пересечься с клиентом. Барон Орбон Скарс предпочитал передвигаться в карете и застать его пешим еще ни разу не случилось. Не теряющий надежды Вампир в очередной раз собирался на охоту в город.

- Музыкант, пошли по набережной побродим. Может, кошелек кто потерял? — старик хитро прищурился.

Виктор рассмеялся и поднялся вслед за старым вором прогуляться да и посмотреть, как работает лучший карманник в банде Старого. Вампира всегда в работе прикрывал кто-нибудь из своих. Они не спеша прогулялись вдоль всей набережной, приглядываясь к прохожим, и остановились у портового управления. Здесь они разделились. Неугомонный вор полез в толпу просителей перед входом в управление, а Сомов от нечего делать принялся разглядывать серое трехэтажное здание, за стенами которого скрывался их клиент.

Виктор, что называется, зазевался и упустил тот момент, когда Вампир влип в серьезные неприятности. Вор сам нарвался на крупный скандал с шикарно одетым человеком, который не выдержал наглости простолюдина и настолько разъярился, что принялся не на шутку избивать бедного старика. А затем несчастному вору уже лежащему без движения добавили еще несколько пинков стражники, дежурящие у входа. Виктор, ругая на себя, что не уследил за стариком, заторопился к месту конфликта. Но Вампир сам уже отполз в сторону, кое-как поднялся на ноги и, сгорбившись и прижимая руки к животу, тяжело прихрамывая, заковылял ему навстречу.

- Ну, как же ты так неосторожно, старик? — с жалостью упрекнул его Сомов и бережно подхватил старого вора под руки, — Терпи, сейчас мы тебя к лекарю доставим.

В ответ Вампир утерся рукавом, сплюнул кровь и улыбнулся разбитыми губами:

- Погодь с лекарем, Музыкант. Ты знаешь, кто это был? Барон Орбон Скарс собственной персоной. Учись, пока я живой. Вот, погляди-ка.

С этими словами он отнял руки от живота, раздвинул лохмотья одежды и показал краешек разговорного амулета.

- Ну, ты старик даешь! Ну, ты мастер! Извозчик! — заорал он так, что от него испугано шарахнулись в сторону прохожие, — Подай сюда!

Два часа спустя огромный черный фургон запряженный парой лошадей остановился неподалеку от дома чиновника таможни Орбона Скарса. Фургон был тюремный, целиком из дерева с решетками на маленьких окошках и предназначался для перевозки арестантов, а не стражников, но другого, подходящего по размерам просто не нашлось. На козлах развалился Орк, глубоко надвинув шляпу на глаза и делая вид что дремлет. Внутри фургона позвякивая железом, потели облаченные в латы десять лжестражников во главе с лжекапитаном Сомовым. Еще несколько разбойников заняли позиции по обеим сторонам улицы. В их задачу входило любой ценой не пропустить к дому настоящих стражей порядка, если такие вдруг объявятся, даже ценой вступления в потасовку с ними и увода погони за собой в противоположном направлении. На крыше соседнего здания еще один бандит вел наблюдение с высоты. Отсюда он хорошо просматривал внутренний двор баронского дома и должен был подать сигнал к началу операции. А в вертепе бывший работник чиновника Скарса, имитируя его голос и интонации, уже произнес по телефону тщательно отрепетированную фразу ненавидимой ему госпоже Типи. С минуты на минуту должно было решиться — поверили в их аферу или нет.

Сначала наблюдатель на крыше поднял руку верх. Орк встрепенулся и ударил один раз локтем в стену фургона.

- Всем приготовиться, — шепотом произнес Виктор, и десяток людей завозились, толкаясь в тесноте и поднимаясь на ноги.

Наблюдатель отчаянно замахал рукой, а Орк забарабанил в стену фургона.

- Ну, с богом, — выдохнул Сомов, опустил гогглы на глаза, поправил шлем и распахнул двери.

С шумом и лязганьем лжестражники посыпались на мостовую.

- Построение в два ряда! За мной марш! Быстрее, быстрее, — командовал Виктор и сам почти бегом направился к воротам, которые уже начали раскрываться.

Они успели как раз к тому моменту, когда добротная карета запряженная четверкой породистых лошадей выворачивала из ворот. Сомов встал прямо на их пути и поднял руку вверх:

- Именем короля, всем оставаться на местах!

Кучер резко осадил зафыркавших лошадей и карета затормозила. Рядом уже выстраивались стражники, окончательно перекрывая выезд. Братья близнецы проявили инициативу и взяли лошадей под уздцы. Молодцы, это они во время сообразили.

- В чем дело? — раздался властный женский голос, и из кареты показалась сначала прелестная женская головка, а затем, самостоятельно распахнув дверцу, выскочила и сама госпожа Типи.

Красивая стройная женщина в очень богатом наряде, легкомысленной шляпке и с изящными золотыми гогглами на глазах. Она остановилась перед Виктором, окутав его облаком приторно пахнущих духов.

- Какое вы имеете право меня задерживать, капитан? — недовольно воскликнула она и разве что ножкой не топнула, — Я баронесса Типи Ароса! Немедленно меня пропустите!

- Извините госпожа, но у меня приказ никакого не выпускать из дома барона Скарса до прибытия королевского дознавателя. Прошу вас и вашу прислугу незамедлительно вернуться в дом.

Баронесса заметно занервничала, окинула взглядом выстроившихся стражников и сменила тон:

- Послушайте, капитан, — она сняла гогглы и оказалась весьма привлекательной особой с большими зелеными глазами, — как вас зовут?

- Володя Шарапов, госпожа, — нагло улыбнулся ей Сомов, — к вашим услугам.

- Как мило. Так вот Володя, можно мне вас так называть? — хитрая женщина использовала доверительно-просительную интонацию, — Мне нужно срочно, ну просто очень срочно уехать по одному делу, не терпящему отлагательств. Вы не могли бы меня пропустить в виде исключения?

- Это невозможно. У меня приказ никого не выпускать, — не поддался на уговоры Сомов, придерживаясь образа бравого служаки, — Я еще раз настоятельно советую вам вернуться в дом.

- Ну, я очень прошу, Володя. Ну, мне очень-очень надо уехать. Я умею быть благодарной. Вы не пожалеете. Вы меня понимаете?

Типи Ароса многозначительно улыбнулась и нежно взяла Виктора за руку, слегка поигрывая при этом пальчиками. Она была настолько обворожительна, что Сомов на какое-то мгновение даже дрогнул.

- Это абсолютно невозможно. Вернитесь в дом баронесса. Не вынуждайте меня применять силу, — хрипло ответил он и повысил голос: — Стража, на изготовку!

Лжестражники пришли в короткое движение и замерли, угрожающе наклонив пики вперед. Это произвело соответствующее впечатление и лишило баронессу последней надежды, как-то договорится с неуступчивым капитаном стражи.

- Ах так! — воскликнула разозленная женщина, краснея, раздувая в гневе ноздри и сразу теряя все свое очарование, — Вы мне за это заплатите, капитан Шарапов. У меня много влиятельных друзей, способных заступится. И я запомню имя моего обидчика.

- Уверен, что вы его никогда не забудете, — ослепительно улыбнулся Сомов.

Типи повернулась было уйти, но вдруг заметалась на месте.

- Капитан, но у меня там, в карете кое-какие ценности…

- Не волнуйтесь баронесса, вы и ваши ценности под надежной охранной. Стража, проводить всех задержанных в дом! Именем короля, выполнять!

Баронессу и нескольких ее слуг чуть ли не силком отогнали от кареты и отконвоировали в дом. Стоило закрыться дверям особняка, как стражники заторопились обратно к воротам. К этому времени из карету уже обыскали и выгрузили роскошный ларец.

- Заперт, — сказал один из разбойников.

- Тяжелый, — уважительно добавил другой.

- Отставить разговоры!

Сомов быстро осмотрелся по сторонам. Вокруг вроде было спокойно, но любопытные горожане уже начинали скапливаться неподалеку, хотя и не смели приближаться. Все лжестражники были в сборе, и пора было уносить ноги.

- Построились. Ларец взяли и за мной марш, — прошипел Виктор.

Зеваки с недоумением наблюдали, как отряд стражников спешно загрузился в большой тюремный фургон и тот сразу же тронулся в путь, стремительно набирая скорость. Из произошедшего удивленная публика практически ничего не поняла и вскоре разошлась по своим делам.

Орк гнал, не обращая внимания на надрывный хрип лошадей и глухой мат, доносившийся изнутри фургона. Сомова подбрасывало, кидало из стороны в сторону и переворачивало, словно он оказался в барабане стиральной машины. Фургон пронесся по улицам, вероятно поставив рекорд скорости перемещения по городу. Когда добрались до вертепа, вскрыли ларец, высыпали наличность на стол и прикинули стоимость золота и драгоценностей у всех наступил легкий шок.

- Невероятно, — выдавил из себя Орк, не в силах оторвать глаз от груды золота, — никогда не видел такой кучи денег.

Вокруг него напирали разбойники, толкались и чуть ли не подпрыгивали от восторга.

- Дайте, дайте и мне глянуть.

- Великая Ура услышала мои молитвы.

- Вот это да! Этого же на всю жизнь хватит.

- Но-но! — пришел в себя Орк, вспомнив, что главный здесь он и спуская на землю размечтавшихся бандитов, — Вы пальцы не растопыривайте. Половина пойдет на общее дело, часть уйдет Старому, нужным людям тоже придется отстегнуть, а вот остальное уже поделим по-братски.

Но его слова не смогли унять ликование разбойников.

Сомов не принимал участие в общей давке вокруг ларца, а присел в стороне рядом с Вампиром, который также был далек от суеты и смотрел на происходящее с болезненной улыбкой.

- Это была отличная работа, старик, — похвалил его Виктор, — У тебя просто золотые руки.

- Это был отличный был план, — тихо отозвался Вампир, и почти по-отечески посмотрел на Сомова, — Ты сумел удивить старого вора, а я много хитростей повидал на своем веку, но такую… С твоей головой, Музыкант, ты далеко пойдешь. Только береги ее, смотри, чтобы не отрезали. Лихих и завистливых людей хватает. Сейчас ты высоко взлетишь, и это точно кому-то не понравится.

- Я смотрю, старик, — помрачнев, ответил Сомов, — я очень внимательно смотрю.

А потом был праздник. Сначала накачались вином в притоне, а под вечер большая разгульная компания направилась в портовую таверну продолжать веселье и пугая на своем пути одиноких прохожих. Выбранное заведение «Трюм» было самым большим в порту и достаточно дорогим для разбойников, но сегодня они могли себе позволить многое. Заказывали коллекционные вина и самые эксклюзивные блюда в огромных количествах. Шумная компания быстро распугала остальных посетителей и к ночи они остались практически одни в таверне. Хозяин таверны быстро сообразил, с кем имеет дело и ни в чем не перечил гостям, тем более что они платили не скупясь. К пирующим разбойникам вскоре присоединился Старый вместе с Вирой и своей ближайшей свитой. Как Виктор не старался пить поменьше, поучалось это плохо, и постоянно находился кто-то желающий выпить с ним вместе еще раз. В голове уже порядком шумело, и он не слишком отчетливо соображал, что происходит вокруг.

- Слово! — заорал Орк, требуя внимания, — Выпьем за моего друг Музыканта! Потому что он такой… Он один такой!

- За музыканта! — хором поддержали разбойники и, опрокинув в глотки кружки, заколотили ими по столу.

- Слово! — не унимался Орк, — Музыканту дадим две доли!

- Справедливо! — подхватывали разбойники, — За Музыканта!

- Слово! — встрепенулся Сомов, — Вампиру тоже две доли!

- Справедливо, — кивнул головой Орк, — Вампиру полторы доли.

- Справедливо! — восклицали разбойники.

- Слово! — Орка несло вовсю, — Музыкант отныне моя правая рука.

- За Музыканта, — подхватывали радостные бандиты.

Один лишь Старый слыша все это, не кричал и каменел лицом. Распределять доли и назначать заместителей без его согласия, было нарушение воровской субординации. Молчал и тогда, когда захмелевшая Вира полезла целовать Сомова.

В таверне была небольшая сцена с хорошей акустикой, где пела и аккомпанировала себе на расстроенном клавесине симпатичная, но почему-то грустная певица. У нее и репертуар состоял сплошь из грустных и жалостливых песен, за которые ее вскоре грубо прогнали со сцены и стали требовать на ее место Музыканта.

Виктор не застал себя долго упрашивать. Он исполнил несколько популярных среди бандитов песен под восторженный аккомпанемент ударов кружек по столу. Привлеченный необычными звуками гитары и удивительным голосом вышел посмотреть на исполнителя сам хозяин таверны. Он настолько оказался впечатлен оригинальными песнями, что пробился к Виктору и представился:

- Рук Карс, владелец этого скромного заведения. Вот моя визитная карточка, — он с достоинством поклонился, — Восхищен вашим виртуозным исполнением и готов предложить десять серебряных в день, если вы будете выступать у меня постоянно.

Разбойники услышавшее это предложение встретили его оглушительным хохотом. Карс недоуменно посмотрел на развеселившихся разбойников и поспешно добавил:

- Это не считая того, что вы сможете получать от посетителей, а это в разы увеличит заработок. Ваша игра, песни и голос феноменальны. Вы определенно будете иметь успех.

- Благодарю за столь щедрое предложение, — ответил Виктор, слегка поклонившись и с трудом удерживая равновесие, — Я его непременно обдумаю, когда у меня кончатся деньги.

Шутка Сомова вызвала очередной взрыв хохота за столами.

А потом разбойники опять пили выдержанное вино и гоняли по кругу ароматные трубки, от которых Сомов уже не отказывался, и дальнейшие события представляли собой калейдоскоп отрывочных фраз и событий.

- Шлем на глаза сполз. Иду ничего не вижу, на пятки наступаю. Думаю: «Ну, сейчас грохнусь».

- Веду баронессу, а меня так и подмывает ее в задницу пикой кольнуть.

- А я ей: «Уверен, что вы меня никогда не забудете».

- Наконец-то сниму себе комнату с видом на бордель.

- Вампиру то говорят, два ребра сломали.

- Уеду завтра. К мамке уеду. Она моих пятерых братьев и сестренок одна тянет. Прямо завтра и уеду. Отпустишь меня Орк?

- Капризка, все пропало! Меня идут арестовывать! Ха-ха-ха…

- А я ей: «Именем короля!»

- Слово! Слово! Ну почему меня никто не слушает?

- Дай-ка я тебя еще раз поцелую, красавчик. Споешь для дамы?

- Вира уймись уже, отстань от парня. Дождешься ты у меня сегодня.

- Не стой за спиной! Не люблю!

- А спой-ка, Музыкант, нашу любимую.

Сомов не понимал почему «наша любимая» — песня из детского мультфильма, так понравилась разбойникам. Но именно эту немудренную песенку просили исполнить чаще всего и знали наизусть все разбойники. Он нетвердой походкой опять взобрался на сцену и взялся за гитару. Можно было даже и не петь самому. Виктор знал, что песню сейчас подхватит хором вся таверна и таверна грянула:

 Пусть нету ни кола и не двора,  Зато не платят королю налоги  Работники ножа и топора,  Романтики с большой дороги.

Глава 4. Средневековый паркур

Похмелье было ужасное. Он лежал на не расправленной постели в верхней одежде. Хорошо, что хоть обувь снял, впрочем, он не был уверен, что сделал это сам, а не кто-то другой. Сразу пришло сравнение с господином Преаном и от этого стало еще муторнее.

Что бы еще раз я так напился, больше никогда в жизни, поклялся он самому себе и, повернув тяжелую, как чугунное ядро голову, натолкнулся на укоризненный взгляд Кропалика.

- Э-э… доброе утро, — с трудом ворочая сухим наждачным языком, произнес Сомов.

- Добрый день, — язвительно поправил мальчик, — День давно уже на дворе, Музыкант. Ты в окно-то глянь.

- Да? А который час? — Виктор попытался собраться с мыслями.

В голове было пусто. Из вчерашних событий он практически ничего не помнил, кроме отдельных расплывчатых кадров. Он сжал ладонями раскалывающуюся голову и вопросительно посмотрел на Кропалика.

- Я это… Во сколько вчера домой пришел?

- Не пришел, а принесли тебя на руках. Под утро принесли.

- Ладно, не ерничай, мне и без того плохо. Лучше попроси тетку, чтобы приготовила попить чего-нибудь холодного. Да побольше.

Через пару часов и нескольких литров соленого ледяного рассола Сомов пришел в себя, привел внешний вид в порядок и отправился в логово разбойников. По пути он купил несколько свежих газет у чумазого уличного мальчишки-торговца. Притон встретил необычайной тишиной и пустотой. Вход вполглаза караулил Пузырь, а за столом сгорбившись, сидел Орк, от усердия высунув кончик языка, испачканный чернилами, и старательно выводил длинный список имен на листе бумаге. Было очевидно, что занятие это для него непривычное и трудное.

- Где все? — поинтересовался Виктор, присаживаясь напротив.

- Приказал забраться в норы и не высовываться пару недель. Пока шум не утихнет, — пояснил главарь и выложил на стол пузатый кожаный мешочек звякнувший металлом, — Держи. Твоя доля. Двести золотых монет.

Виктор взвесил на руке золото, отозвавшееся неожиданной приятной тяжестью в два килограмма. Для него это были не просто деньги, это был долгожданный стартовый капитал. В голове сразу же закружились десятки давно обдумываемых прожектов.

- Вот что, Орк, — начал осторожно Сомов прокашлявшись, — Ухожу я от вас. Совсем ухожу. Хочу дело свое открыть. Легальное. Я, в общем-то, попрощаться пришел.

- Это как же так, Музыкант? — вскинулся главарь, — Да ты что? Я тебя вчера своей правой рукой назначил, а сегодня ты сбежать решил? Нет, так не пойдет. Даже и не думай. Я уже и список богачей составил, чтобы отработать их по твоему плану. Отныне ты моя правая рука и настоящая большая работа у нас только начинается.

Виктор слегка смутился. О том, что его сделали заместителем главаря он, хоть убей, не помнил, пока об этом сейчас не сказал Орк. Но повышение в бандитской иерархии не смогло поколебать новые планы Сомова.

- Остынь, Орк. Большой работы у нас не предвидится, — начал он разочаровывать своего шефа, — Номер, который мы исполнили с бароном Скарсом с другими не пройдет. О нашей афере знает и судачит весь город. Полюбуйся вот, — Виктор выложил на стол прессу, — На первый странице, огромные заголовки и так в каждой газете. Если ты не любитель чтения, то уж поверь мне, состоятельные горожане читают много и ежедневно. Мы теперь настолько известны, что второй раз на нашу наживку с мнимым арестом никто не клюнет. Дотошные газетчики во всех подробностях описали вчерашнее ограбление.

Орк уткнулся в передовицы газет, непроизвольно повторяя движениями губ текст, который читал и, судя по этим движениям, читал он его по слогам. Изначальное сожаление на его лице после отрезвляющих слов Виктора под конец чтения сменилось на довольную улыбку.

- Мы и правда, стали знамениты, — радостно заключил он.

Виктор мог только поразиться такому наивному тщеславию.

- Мне такая слава не по нутру, Орк, — произнес он, — И я на самом деле ухожу из банды. Ухожу окончательно и бесповоротно.

- Из братства так просто никто не уходит, — отрезал главарь, — Если ты в банде, то это навсегда.

Приехали, сильно раздражаясь, подумал Сомов, что же мне теперь всех бандитов перебить надо? Или достаточно убрать главаря, чтобы оставили в покое? Внутри колыхнулось нечто темное и стало подниматься из глубин души. Наклонив голову, он покосился на дремавшего Пузыря, а потом медленно поднял глаза на Орка. Видимо в его потемневших глазах отразилось это безжалостное нечто, потому как Орк даже отшатнулся и выставил одну руку перед собой, словно защищаясь, а другой зашарил на поясе в поисках ножа.

- Погоди, погоди, Музыкант, — Орк тряхнул головой, избавляясь от наваждения черных глаз, и выдохнул: — Фух… Чего это на тебя нашло, приятель? Может ты меня не так понял? Уходишь — уходи. Но ты же клятву давал на крови, и теперь мы навсегда повязаны вместе. Клятва кинжала тебя не отпустит. И не забывай, что бывших членов банды не бывает. Где бы, когда бы и кем бы ты ни был, иногда может понадобиться именно твоя помощь, и в этой помощи ты не сможешь отказать. Ты же не откажешь своим братьям?

Орк произнес все это сбивчивой скороговоркой и резко замолчал, ожидая ответа.

- Нет. Не откажу, — Виктор позволил себе натянуто улыбнуться, — А если вдруг мне понадобится помощь?

- Само собой. Ты за братство, а братство всегда за тебя, — заверил Орк и, нахмурившись, предостерег: — Только ты больше на меня так не зыркай, а то Авр знает, что я могу подумать и сделать. И не посмотрю, что ты мастер меча.

Орк недовольно посопел и продолжил:

- Ну а то, что ты однажды уйдешь, это с самого начала было ясно, как солнцу встать. Не думал только, что это произойдет так скоро. Жаль. Я понимаю, что причина это огромные деньги, свалившиеся в руки. Сейчас не только ты, но и другие разбегутся их тратить. Однако через неделю, а многие даже раньше спустят все до последнего медяка и приползут обратно. А однажды золото кончится и у тебя, Музыкант. И что тогда станешь делать? Куда подашься? Так что ты не бросайся такими словами, как «окончательно» и «бесповоротно». Обдумай все спокойно, не торопясь и возвращайся. А я подожду. Мы с тобой таких дел еще натворим — Маркатан вздрогнет.

- Я обдумаю, — кивнул головой Виктор.

Орк проводил Сомова до самого выхода, где они остановились, и некоторое время помолчали перед расставанием.

- Прощай, Орк, — сказал, наконец, Виктор и, не оглядываясь, пошел прочь.

- До встречи, — бросил главарь ему вслед и неожиданно дал выход своим негативным эмоциям, отвесив хорошего пинка сомлевшему Пузырю: — Спишь зараза! Так и зарежут тебя однажды дурака сонного.

Дома Виктора ждал сюрприз. У дверей его гурьбой встречали пацаны, которых он подряжал на слежку за бандитами. Они явились на доклад вторично, потому как вчера он был не в состоянии их принять и выслушать. А информацию они принесли крайне любопытную. Оказывается вчера, один из объектов слежки Клоп встречался в трактире «Пьяный бык» с неким разбойником по кличке Одноглазый, который являлся не каким-то там рядовым бандитом, а левой рукой самого Бирюка. Сомов внимательно выслушал мальчишек, поблагодарил их, а затем отпустил, щедро отсыпав им напоследок серебра. Полученная информация была ценной, но ее не хватало для составления полной картины и первое, что следовало сделать, так это откровенно потолковать с самим Клопом. Виктор нутром чувствовал, что тому есть, что интересного рассказать, а возможно даже и вывести на след неизвестного убийцы с железным лучом любителем ударов в спину. Сомова аж затрясло от нетерпения узнать все и прямо сейчас, поэтому он быстро собрался и направился в ближайшую «нору». Несмотря на жару, он шел, потея в накинутом на плечи плаще, под которым притаился меч в ножнах для скрытого ношения. Его уход из банды Старого откладывался до полного выяснения подозрительных отношений Клопа и Одноглазого.

В «норе» — полуподвальном помещении Хлыст и близнецы азартно играли в кости. Игра шла по-крупному, на золотые монеты из недавней добычи. Игроки были на взводе, особенно бывшие борцы, которые кляли всех и вся и видимо проигрывали ушлому Хлысту. Сомов сел за стол и по-хозяйски сгреб кубики в кулак.

- Брэк! Заканчиваем игру, — охладил он пыл разбойников, — Кто последний раз видел Клопа и где его сейчас можно найти?

Братья недоуменно посмотрели друг на друга, а Хлыст наиболее сведущий из всех бандитов лишь беспомощно пожал плечами:

- Даже и не вспомню. Давно его что-то не видно.

- Не видно говоришь, — возразил Сомов, — Однако вчера кое-кто его все же видел мирно беседующим с Одноглазым. Что скажешь?

- Быть такого не может, — усомнился Хлыст, — Не станут наши братья с людьми Бирюка знаться. И Клоп не станет. Впрочем, может, кто из старших ему поручил встретиться.

- Вот сейчас мы и выясним, кто и что ему поручил. Где он живет, знаешь?

- Знаю, конечно. Далеко живет, на северной окраине, — кисло ответил Хлыст.

- Далеко не далеко, поехали, покажешь дорогу. И вы тоже собирайтесь, — приказал он обоим борцам, — Мало ли как там оно повернется.

Вид у разбойников был недовольный, но подчинились они беспрекословно, а значит, в отличие от него помнили, кто сейчас правая рука Орка. Выехали на фургоне с парусиновым тентом, окрашенным слегка уже выцветшей красной краской. Виктор хотел было высказаться по поводу слишком приметного цвета, но промолчал — время было дороже, а шустрый Хлыст нашел этот транспорт всего за пять минут. Он же и правил повозкой запряженной флегматичными лошадьми, которых регулярно будил кнутом, оправдывая свою кличку. Добираться пришлось действительно далеко и долго, но зато подъехали они очень удачно. Клоп как раз вышел из своего дома, и некоторое время лениво переругивался со своими соседями, высунувшимися из раскрытых окон, а потом вразвалочку двинулся по мало оживленной улице.

- Держись за ним шагах в сорока, — приказал Сомов Хлысту, — Я сейчас выйду пообщаться. Как только с ним поравняюсь, сразу подъезжай и становись рядом.

Клоп шел неторопливо и беззаботно, пугая по пути одиноких женщин, и видимо пребывал в прекрасном расположении духа, поскольку даже насвистывал какой-то незатейливый мотивчик, когда его болезненно хлопнули по плечу и хриплый голос за спиной с веселой злостью воскликнул:

- Здорово, брат!

Разбойник подскочил, словно ужаленный и резко обернулся, а его хорошее настроение моментально улетучилось. На какое-то мгновение он не справился с эмоциями и в его глазах метнулся неподдельный ужас, прежде чем он снова сумел взять себя в руки. Но и этого мгновения хватило Сомову, чтобы сделать вывод — виновен и он сразу, без раздумий и колебаний нанес сокрушительный удар кулаком в челюсть разбойника. Потеряв сознания, Клоп отлетел на несколько метров и покатился прямо под копыта лошадей в самый последний момент остановленных Хлыстом.

- В фургон урода, — скомандовал Виктор братьям и отдельно Хлысту: — Гони.

Запрыгнув в повозку, он подождал, пока случайные свидетели скрылись из виду и добавил:

- Сворачивай. Найди тихое место, где нам никто не помешает.

Когда Клоп пришел в себя, то обнаружил, что находится внутри душного наглухо закрытого фургона. Солнечные лучи плохо проникали сквозь плотный парусиновый тент, и поэтому все внутри было темно-багрового зловещего цвета. Слева и справа бандита придерживали под локти здоровенные братья близнецы, не давая вырваться, а напротив него, в упор, хищно прищурившись, смотрел Музыкант.

- Вы что это, братцы? — успел спросить разбойник, прежде чем получил мощнейший удар в печень, который сложил его по пополам, перехватил дыхание и заставил зажмурить глаза, быстро налившиеся слезами.

Минуту после этого он не мог ни разогнуться, ни говорить, ни дышать, ни смотреть.

- Я тебя еще не о чем не спрашивал, — равнодушным тоном произнес Сомов, — Говорить ты будешь только тогда, когда я начну задавать вопросы.

Хлыст за стеной притих, наблюдая за окружающей обстановкой, братья не вмешивались, но жестокие действия Виктора они явно не одобряли и не понимали, в чем провинился их товарищ. Сомов, конечно, взял слишком круто, но даже с таким началом он не был уверен в том, что банальное избиение развяжет бандиту язык. А если тот ничего не расскажет, то, как тогда расценит поступок Виктора воровское братство? Никто не учил его правильно и эффективно вести допросы, но надо было как-то продолжать. Он попытаться припомнить подходящие для данной ситуации методы допроса пленных из военного кино, но в голове почему-то вертелась только пара фраз из фильма «Убить Билла».

Клоп, наконец, со стоном разогнулся и с трудом поднял косматую давно не мытую голову. Взгляд у него был затравленный, глаза бегали, на серых грязных щеках слезы проторили две светлые дорожки, и дышал он широко открытым ртом, обнажив желтые кривые зубы. Изо рта у него неприятно несло смесью лука, перегара и еще какой-то дряни. Однако жалкий страдальческий вид разбойника не вызвал у Сомова ни сочувствия ни даже презрения. Пробудившиеся демоны внутри бывшего раба орков были способны только на гнев и ненависть. Виктор аккуратно, не торопясь закатал рукава по локоть и, не теряя зрительного контакта с Клопом, начал говорить тихо и не спеша, чтобы каждое слово дошло до сознания разбойника:

- Сейчас я буду задавать тебе вопросы и каждый раз, когда я не услышу ответа, я буду отрезать у тебя части тела. Обещаю, тебе их будет очень не хватать, этих ценных частей.

Достав нож, он чуть придержал его перед лицом Клопа, чтобы тот окончательно проникся серьезностью момента, а затем рыкнул:

- Спустите с него портки!

Физическое воздействие и психологическое давление произвели должный эффект. Как только Клоп оказался голым, а холодное острое железо коснулось его яичек, он сразу же сломался. Информация потекла из него непрерывным потоком. Виктор слушал, не перебивая, и чем больше он узнавал, тем темнее и уже становились его глаза. А чем мрачнее становился Сомов, тем быстрее и больше говорил Клоп, выкладывая все, что только знал. Самое важное он рассказал в первые минуты, а сейчас заикаясь и брызгая слюной, пересказывал слухи, сплетни, и все, что слышал из уст Бешенного и не мог остановиться. Это был уже просто словесный понос вызванный страхом за свою жизнь.

Переборов сильнейшее желание покончить с предателем прямо здесь на месте, Сомов еще одним ударом в печень прервал поток его словоизвержений и, распахнув передний полог, выбрался из фургона на свежий воздух. С перекошенным лицом он уселся на козлы кучера рядом с Хлыстом и задумался. Виктор был в страшном гневе. Многое, что поведал Клоп, касалось лично его, а разбушевавшиеся демоны требовали немедленного мщения.

- Вот ведь сука продажная, — высказал свое мнение о предателе Хлыст, — Надо его к Орку доставить. Пусть ему все повторит. Едем, Музыкант?

Но Сомов его не слышал, он лихорадочно размышлял, что делать дальше, беззвучно пощелкивая пальцами. Со слов Клопа выходило, что примерно через час-два должна была состояться встреча Одноглазого с Бешенным. А может быть она и уже происходила. Жаль, что никто из разбойников не имел часов, чтобы точно определить время. Обязательно купить часы, сделал себе зарубку на память Виктор.

- Давай к «Пьяному быку», — принял он, как ему казалось, самое верное решение, — Повезет, перехватим Бешенного прямо на выходе.

- Музыкант, не пори горячку, — попытался возразить Хлыст, — Давай сначала поедем к Орку, а еще лучше сразу к Старому.

Но стоило Сомову молча перевести тяжелый взгляд, не сулящий ничего хорошего на Хлыста, как тот торопливо отвернулся, зло прикрикнул на лошадей и вытянул их кнутом. Красный фургон дернулся и, раскачиваясь и гремя колесами по булыжникам мостовой, покатился к трактиру.

«Пьяный бык» был излюбленным местом времяпровождения банды Бирюка и располагался на площади рядом с рынком, который они контролировали. Под вечер «после работы» в нем могло собраться более десятка бандитов и не удивительно, что главари банды чувствовали себя там в безопасности. Сюда Клоп предварительно приходил договариваться о предстоящей встрече, а затем здесь же тайно встречались Бешенный с Одноглазым или Лютым в одном из номеров, предназначенных для постояльцев на втором этаже. Встречи проходили с регулярностью раз в месяц или чаще и начались еще задолго до появления Музыканта в банде Старого. Бирюк и Лютый давно мечтали вытеснить Старого с территории портового рынка. Год назад на заброшенном кладбище планировалось устранить Орка, как наиболее опасного человека в банде Старого и по возможности уменьшить количество его людей пользуясь преимуществом в боевом мастерстве Лютого и его головорезов. Бешенный должен был спровоцировать резню, а в нужный момент перейти на сторону Лютого, за что ему было гарантированно место правой руки. Но получилось все в точности наоборот после непредвиденного появления Музыканта. Вместо Орка погиб Лютый вместе со своими лучшими людьми и его банда, лишенная руководства фактически перестала существовать. Из-за этого Сомова возненавидел Бешенный, а Одноглазый разделяя его чувства, дал добро на устранение нового опасного бойца у конкурентов и придумал, как это сделать под шумок, натравив Рыбака на Старого. Рыбаку обещали поддержку бойцами, но в последний момент обманули и оставили одного. Этим коварным замыслом они ослабляли Старого, окончательно выбивали из борьбы за портовый рынок Рыбака и одновременно избавлялись от Музыканта. Клоп, будучи послушной шестеркой Бешенного должен был в случае чего подтвердить его алиби. Все прошло почти, как задумывалось, за исключением того, что Орк не бросил Музыканта умирать, а последний оказался слишком живучим.

Виктор и Хлыст полчаса как рассматривали огромный трактир с многочисленными внешними пристройками и огороженный высоким кованым забором с заостренными пиками по верхнему краю. Ворота были заперты, но в них имелась дополнительная дверь, через которую и ходили посетители. Однако Бешенного среди них они не наблюдалось и вполне возможно, что его не было уже и в самом трактире. Сомову надоело ждать и, хотя он выглядел абсолютно спокойным, внутри него все по-прежнему клокотало и требовало незамедлительных действий.

- Надо бы пойти посмотреть, там он или нет, — Виктор обернулся к Хлысту, — Как думаешь?

- Да ты что, Музыкант? — занервничал Хлыст, — Если зайти назад уже не выбраться. Вход узкий через него и вдесятером не пробиться. Меня там многие в лицо знают, а среди них пара злейших врагов. Увидят — хорошо если просто побьют, но скорее всего зарежут.

- Не бойся. Никто тебя туда не гонит. Но я там точно никого не знаю и меня никто знать не должен. Что скажешь?

- Это безумие, — прошипел Хлыст, — Лучше поехали к нашим пока местные меня не узнали или в наш тарантас не сунулись.

Перед походом к трактиру красный фургон они оставили за квартал отсюда на соседней улице. Клоп находился внутри него под конвоем близнецов крепко связанный, с кляпом во рту и слегка припорошенный сеном, но больше для виду, чем для маскировки.

- Говоришь безумие. Значит, бандиты тоже так думают и подобной наглости от нас точно не ожидают. Вид у меня вроде не подозрительный, цивильный, сойду за приезжего коммерсанта. Ну-ка проверь, у меня меч нигде не выглядывает?

Виктор повернулся спиной, и пока Хлыст поправлял плащ, опустил на глаза гогглы.

- Наверное, ты прав и это действительно безумие. Но хуже всего то, что я с этим безумием ничего не могу поделать, — пробормотал Сомов, тяжело вздохнул, а затем в его голосе лязгнул металл: — Все, марш к телеге! Мотор не глушить. Быть готовым к немедленному отбытию. Возможно, придется очень быстро отступать, а точнее драпать.

Хлыст некоторое время горестно смотрел на удаляющегося Музыканта так, словно видел его последний раз в жизни, а затем бегом припустил закоулками к своим товарищам.

В трактире царил полумрак, а гогглы сгущали его еще сильнее, поэтому Виктор на пару секунд замер у входа пока не адаптировалось зрение. Он окинул взглядом зал, но Бешенного среди посетителей не заметил и тогда неспешным уверенным шагом прошел к прилавку за которым, навалившись на него локтями, скучал полный флегматичный мужик, по виду управляющий.

- Я приехал из Харбатана по торговым делам на несколько дней и ищу приличное место, где мог бы остановиться, — лениво озвучил Сомов свою легенду, — У вас есть свободные номера, уважаемый?

- Десять серебряных в день. За питание плата отдельно, господин, — в тон ему вяло отозвался управляющий.

- Меня это устраивает, — равнодушно произнес Виктор, демонстративно зевнул и честно пояснил: — Чертовски сегодня устал.

- Прошу ваши документы, господин, и плату за сутки вперед, — управляющий достал из-под прилавка потрепанную амбарную книгу и перо с чернильницей.

Виктор выложил на стол личную грамоту Итона Уоса, отсчитал десять серебряных монет и добавил к ним еще одну на чай. Пока записывали данные, он более внимательно осмотрел посетителей. Народу было много, но Бешенного среди них точно не было. Несколько человек с ярко выраженными бандитскими физиономиями бросали на визитера любопытные и настороженные взгляды, но вскоре удовлетворенные осмотром потеряли всякий интерес. Управляющий пересчитал деньги, после чего выразил некое подобие улыбки и передал ключ с прицепленной к нему деревянной грушей.

- Ваш номер восьмой, господин Уос. Юшка, проводи!

Из подсобки показался туповатый увалень и не найдя багажа постояльца пробасил:

- Прошу следовать за мной, господин.

Они прошли в глубину зала, поднялись по крутой скрипучей лестнице на второй этаж и попали в широкий коридор, по обеим сторонам которого располагались деревянные резные двери. Идти до восьмого номера не было никакого смысла. По словам Клопа, Виктору был нужен номер второй. Если в нем никого не окажется, подумал Сомов, то просто сразу выйду на улицу, и поищем Бешенного в другом месте. Топающий впереди болван никак не отреагировал на звук вынимаемого из ножен меча вследствие чего лишился сознания от удара тяжелой рукоятки по затылку. Теперь действовать нужно было быстро, пока кто-нибудь не увидел лежащего работника, и Сомов не теряя времени, постучал в дверь, на которой красовалась медная в завитушках цифра два.

- Кто там? — спросил приглушенный недовольный голос.

Виктор вдруг понял, что он оказался не готов к тому, что делать дальше, если ему ответят. Он почему-то убедил себя, что Бешенного здесь уже нет, и номер окажется пустым.

- Обслуживание в номерах, — ляпнул он первое, что пришло на ум.

- Какое к черту еще обслуживание? — спросил раздраженный голос, и дверь, щелкнув замком отворилась.

Трудно было не узнать Одноглазого по особой примете и Виктор понял, что столкнулся лицом к лицу с одним из своих врагов. Одноглазый оказался невысоким щуплым человеком совсем не похожим на бандита. Виктор даже засомневался, что это то кто ему нужен даже несмотря на характерный физический недостаток, но тут из-за спины Одноглазого показался Бешенный. Лицо разбойника выразило сильнейшее изумление, сменившееся яростной злобой.

- Это Музыкант! — воскликнул Бешенный, и первым оценил ситуацию: — Берегись!

Одноглазый не успел внять предупреждению, как удар рукояткой меча прямо в лоб сбил его с ног и закатил вглубь комнаты. Сомов стремительно шагнул вперед и, захлопнув дверь, зашарил рукой за спиной, на ощупь закрывая засов. Поворачиваться к Бешенному спиной, даже на мгновение, было слишком опасным для жизни.

- Убью тебя! — зарычал разбойник, брызгая слюной и потрясая кулаками, — Убью!

Его пальцы пришли в движение и на одном из них зажегся знакомый до боли неоновый огонек. Но на этот раз меч в натренированных руках оказался куда быстрее магии. Смертоносная сталь сверкнула в круговом движении, с шумом рассекая воздух, а также все, что попадалось ей на пути. Из обезглавленного тела ударил фонтан крови, заливая все вокруг, а по полу запрыгала кошмарным мячиком из ада отрубленная голова.

- На помощь! Ко мне! — заорал, сверкая единственным глазом очнувшийся Одноглазый, — На…

Его крик оборвался и перешел в короткий хрип, когда безжалостная сталь, пробила ему грудь насквозь и глубоко вошла в доски, пришпилив тело к полу, будто жука булавка. Но зов о помощи был услышан, и уже раздались ответные крики и приближающийся топот множества сапог. Сомов кинулся подпирать дверь всем, что попадалось под руку и создавая завал из перевернутых стульев, стола, комода, секретера, небольшого шкафа и придвинутой тяжелой кровати. Под его ногами шуршали рассыпавшиеся бумаги, хрустели черепки от посуды, и хлюпала кровь, а это время в дверь раздавались глухие безуспешные толчки плечом, сменившиеся звонкими ударами топоров и в комнату полетели щепки. Стало ясно, что долго ни дверь, ни баррикада не продержатся.

Виктор огляделся. Наступив на мертвое тело, он выдернул меч из пола, а затем, заметив все еще светящийся огонек, зачем-то сорвал амулет с пальца, погасил его активность, сунул в карман и наткнулся на разъяренные взгляды бандитов сквозь быстро увеличивающуюся дыру в двери. В коридоре выкрикивали смертельные угрозы в его адрес и матерились десятки глоток. Сколько же их там? Судя по голосам такого количества бандитов ему никак не одолеть. Настало время запасного плана. Виктор шагнул к маленькому оконцу и со всей силы ударил ногой в раму. Окно, звеня стеклами, вылетело вместе с рамой, образовав отверстие размером с двадцатичетырехдюймовый монитор. Не пролезу, ужаснулся Виктор, но все равно сунул в дыру сначала ногу, а затем стал упорно протискивать и все тело. Увидев его действия, бандиты взвыли еще громче.

- Он пытается выпрыгнуть во двор! Ворота! Перекройте ворота!

Сомов, наконец, потеряв берет и ободрав кожу на макушке, высунул голову наружу и посмотрел вниз. Черт, как высоко. Вот будет потеха, если я сломаю ногу, успел подумать он, падая с пятиметровой высоты в грязь. Но ноги он всего лишь отбил и сразу вскочил в поисках пути дальнейшего отступления. Виктор оказался во внутреннем дворе трактира. Впереди за углом метрах в пятидесяти должны были находиться ворота, выходящие на площадь, но оттуда уже доносились крики разбойников. Сзади имелись несколько тесно расположенных навесов и сараев, примыкающих к внешнему забору, а вдоль них стояли бочки и корыта. Теоретически, если встать на бочку, то до края забора можно было дотянуться, но перелезть через него без риска напороться на острые пики, из которых состоял забор, было невозможно. Можно было наставить бочки друг на друга и по ним забраться на крышу сарая, но он не успевал этого сделать. Из-за угла трактира уже выбежала толпа разбойников и остановилась, понимая, что беглецу теперь некуда деться. Несколько секунд они смотрели друг на друга и тяжело дышали. Идея пришла внезапно из игры Dying Light. Конечно, компьютерная игра не делает из геймера настоящего трейсера, но у Виктора за плечами был еще и цирк Сугиса, который развил навыки владения телом, силу и способность верно ее приложить. И тут Виктора разобрала веселая злость.

- Внимание! Средневековый паркур! — выкрикнул он, — Исполняется впервые!

Разбежавшись, он прыгнул на бочку, а с нее оттолкнувшись от стены сарая, метнул свое тело, разворачиваясь в воздухе в противоположную сторону, на крышу навеса. Он почти допрыгнул, ударившись животом о край крыши, подтянул болтающиеся ноги, быстро взобрался на саму крышу, прошел несколько метров до места, где навес упирался во внешний забор, и который здесь был не выше полуметра. Последний прыжок вниз и он оказался на улице. Находясь с внешней стороны решетчатого забора, он посмотрел на остолбеневших разбойников, которые не могли поверить тому, что жертва от них ускользнула. А непостижимый способ, которым это было проделано, ввел всех в состояние полной растерянности.

- Магия, — пробормотал один из разбойников пытаясь найти объяснение тому, что произошло на его глазах.

Виктор это расслышал и неестественно расхохотался. Его еще здорово адреналинило. Он нагло помахал на прощанье бандитам ручкой и изо всех сил рванул к месту стоянки фургона.

- Гони, Хлыст! Гони! — выпалил он еще издали и, запрыгивая уже на ходу.

Хлыст безжалостно стал наяривать кнутом и заставил лошадей перейти в галоп, которого до этого момента бедные животные не знали. Но это было лишним, их никто не преследовал.

А потом был неприятный разбор полетов. Сначала пришлось отчитываться перед Орком, а потом повторять всю историю Старому. Сомов не ожидал геройских почестей, но рассчитывал хотя бы на какую-то благодарность. Но не услышать ни одного хорошего слова в свой адрес от Старого было чудовищно не справедливым. Такая реакция главаря его сильно покоробила и только утвердила в правильности выбора расстаться с разбойниками.

Последним кого уже не слушали, а допрашивали с пристрастием, был Клоп. Главарь остался крайне недоволен всем, что узнал. Он был напуган перспективой начала войны с бандой Бирюка из-за убийства его левой руки. То обстоятельство, что тайная война против них и так уже вовсю идет, причем давно, Старый игнорировал. Заверения Виктора, что его лица под гогглами никто не разглядел и не сможет опознать, а использованные документы были краденными и не выведут на их след, Старого не успокаивали. Досталось всем, Орку пытавшемуся спорить со Старым и защищавшему Виктора, Хлысту, понуро склонившему голову, братьям близнецам, не понимавшим в чем их вина и Сомову единственному, которому, в общем-то, было плевать на все страхи и проблемы Старого, поскольку он покидал банду. Главарь долго разорялся и уехал далеко за полночь совершенно расстроенный. Укатили в ночную тьму Хлыст и братья увозя с собой связанного Клопа и прихватив пару лопат. В притоне остались только Орк и Сомов. Орк достал бутылку хорошего вина, и они устроились у камина, в котором догорал тент красного цвета.

- Да, ненадолго ты ушел из банды, — удовлетворенно констатировал Орк, — Зато дел каких успел натворить. Зарезать Одноглазого и Бешанного в логове Бирюка это ж надо на такое решиться. Отчаянный ты парень, Музыкант.

- У меня были на то личные причины, — угрюмо ответил Сомов, отправляя в огонь документы Итона Уоса, — Заодно я считал, что своими действиями оказываю братству услугу. А теперь не понимаю, что я сделал не так и чем недоволен Старый. Ему бы следовало мне премию выдать за раскрытие заговора, а вместо этого он только и делал, что орал. Не понимаю. Чего это на него нашло?

- А не надо было вчера к Вире лезть целоваться, — ощерился Орк.

- Я лез целоваться? — неподдельно удивился Виктор.

- Ну не ты. Она сама лезла. Но какая разница? — с иронией ответил Орк, а дальше продолжил с неожиданной злобой: — Стареет Старый. Осторожным стал, спокойствия хочет, рисковать боится. Дом в три этажа купил в престижном месте, где вокруг живут приличные законопослушные граждане и все у него в друзьях. Никто из них и не догадывается, чем на самом деле занимается их новый сосед. Приемы пышные у себя устраивает. Вот ты когда-нибудь у него в доме бывал? То-то и оно. И я нет.

- А разве спокойствие это плохо? Кто же не хочет спокойствия и благополучия?

- Ну, нет, спокойствие это не по мне, — возразил Орк, — Я бунтарь. Беззаконник. Для меня жизнь без риска, как вино без дурмана. А ты сам, Музыкант? Ты-то чего от жизни хочешь?

- Я? — Виктор замолчал и надолго задумался.

Действительно чего он хочет? Стать богатым? Деньги у него уже есть и немалые, но они никогда не были самоцелью. Стать сильным? Можно считать, что и этого он достиг. Даже чересчур. Скоро впору будет открывать собственное кладбище. Совсем не это ему представлялось в детстве, когда он мечтал о том, чтобы стать сильным. Тогда что? Может семья и дом? Эти два простых слова неожиданно вызвали такие далекие и такие болезненные воспоминания, что Виктор опустил глаза, которые наполнились безнадежной тоской.

- Я просто хотел бы вернуться домой, — неслышно прошептал он.

Глава 5. Элвис жив

Новая жизнь началась с прекрасного солнечного утра. Виктор в белоснежной рубахе нараспашку сидел во дворе дома Нурши, гладил свирепого пса, доверчиво положившего ему лобастую голову на колени, и наблюдал, как наглые воробьи воруют зерно из кормушки для кур. С мансарды доносились вполне приемлемые для слуха аккорды, исполняемые на гитаре Кропаликом. Сторож неторопливо рубил дрова на колоде, складывал их в аккуратную поленницу вдоль сарая и тоже прислушивался к звукам гитары. На веревках, протянутых между домом и сараем, покачивалась на легком ветерке постиранная одежда Сомова. На синем небе ни облачка. Безмятежная картинка умиротворяла душу.

Появилась незаметно подталкиваемая матерью старшая дочка Нурши и поднесла Виктору стакан молока на серебряном подносе, сделав неловкий книксен.

- Доброе утро, господин Элвис, — краснея, пропищала она, — Не желаете ли выпить свежего молока?

Сомов с улыбкой и благодарностью принял холодную чашку — не иначе, как из ледника только вынесли и с удовольствием выпил. Красота.

- Никуда не годная одежа стала, — сердито сообщила Виктору Нурша, — Не отстирывается никак, теперь так в пятнах и останется. Не к лицу господам такую надевать.

- Так выбрось ее, — беззаботно ответил Сомов.

- Да разве можно такую одежу выбрасывать? — вплеснула руками Нурша, — Ей цена-то какая!

- Тогда сторожу вон отдай.

- Благодарствую, господин, — откликнулся сторож с поклоном.

- Ага! Как же! — возразила хозяйка, — Ты или пропьешь или снимут с тебя пьяного. Дам тебе из моих товаров, что попроще, а эту найду, кому продать.

- Благодарствую, матушка, — безропотно согласился сторож.

- Вот в карманах нашла, — сообщила Нурша снова обращаясь к Виктору, — Я перед стиркой проверила и прибрала, чтоб не потерялись.

Она протянула Сомову магический амулет-перстень и чью-то визитную карточку. Перстень он сразу надел на средний палец и тут же испытал его в действии на поленнице. Теорию он уже знал, да и на практике управление амулетом не вызвало затруднений. Железный луч беззвучно ударил на метр в сторону от того места куда он целил, только поленница подпрыгнула. Огонек алмаза на амулете погас, сигнализируя, что разряжен. Осмотрев узкое, меньше мелкашки, но очень глубокое отверстие в полене, Виктор остался доволен убойным эффектом, а точность со временем можно улучшить тренировками. На визитку и имя на ней он сначала смотрел с непониманием, но прочитав название таверны «Трюм», вспомнил, как она к нему попала.

Некоторое время он задумчиво крутил визитку в руках. Без документов начинать легальное дело было немыслимо. Орк пообещал достать новую личную грамоту, но когда это произойдет, только Авр знает. А владелец таверны Рук Карс предложил работу, не интересуясь никакими бумагами. Конечно, стать лабухом это значительное понижение после должности правой руки Орка, но зато это абсолютно законный бизнес. По земным меркам работа популярного музыканта была денежной и престижной, а главное не пыльной. Играть и петь Виктору нравилось, публика принимала его здесь благосклонно, а порой и восторженно. Он просто обязан был стать самым широко востребованным музыкантом Маркатана. Да и песен переведенных на остандский язык у него скопилось на полноценный сборник, не пропадать же добру. Ну, а для серьезного бизнеса настанет время, когда появятся документы. Решено.

Сомов хорошо выучил город, отлично знал места постоянной дислокации стражников и, сейчас передвигаясь по улицам, выбирал наиболее безопасный маршрут. Как говорится, береженного бог бережет. По пути посетил несколько лавок, где купил себе карманные часы — большую серебряную луковицу с откидывающейся крышкой. Стекло покрывающее циферблат отсутствовало, поэтому только крышка предохраняла стрелки от неосторожного обращения, а механизм от попадания пыли. К корпусу крепились две цепочки, одна для пристегивания к специальному карману для ношения часов, на второй висел ключ для завода. За эту далеко не самую дорогую модель пришлось выложить полтора золотых. Конечно, в продаже имелись и более дешевые часы, но их огромный размер предполагал ношение на шее, что Виктор с негодованием отверг. Приобретенные им часы напоминали старинные земные экземпляры, разве что циферблат был поделен не на двенадцать, а на десять часов. Отсчет времени здесь начинался с восхода солнца фиксируемого в день весеннего равноденствия, соответственно и на циферблате сутки начинались не сверху и снизу, с цифры один, расположенной примерно там, где на земных часах стояла цифра семь. Сутки в Осане состояли из двадцати часов по десять дневных и десять ночных часов. Это прямо было связано с числом пальцев на теле человека и шло из далекой древности. Радовало, что в денежных отношениях ограничились только пальцами на руках, а не приняли вигезимальную систему исчисления.

Сомов вышел на портовую набережную с чугунным парапетом, сплетенным из витиеватых узоров и очень широкой мостовой, предоставляющей свободу транспорту и безопасность пешеходам. До тротуаров в Маркатане еще не додумались. Здесь было не так оживленно, как с другой стороны порта, где располагался рынок, откуда шел основной грузопоток и где привык бывать Виктор. С этой стороны дорогой пользовались в основном для доставки пассажиров на пристань, поэтому по ней колесили только кареты и омнибусы. Дома вдоль набережной относились к разряду элитных и возводились исключительно из камня и по индивидуальным архитектурным проектам. Магазины, часто устраиваемые на первых этажах зданий, были рассчитаны на богатых клиентов и пестрели яркими рекламными надписями и рисунками над стеклянными витринами с дорогими престижными товарами.

Сомов остановился у деревянной вывески с лаконичной надписью «Трюм» и подвешенным к ней настоящим штурвалом. Ступеньки под вывеской вели вниз. Оказавшись внутри таверны, где пахло приятно и вкусно, у Виктора сразу разыгрался аппетит и он, не удержавшись, заказал себе обед. Пока готовили заказ, он осмотрелся. Зал таверны размещался в подвале, поэтому не имел окон и был настолько огромным, что дальние стены таяли в темноте, создавая оптическую иллюзию бесконечного пространства. Было это задумано специально или получилось случайно в силу того, что магические лампы на столиках просто не светили дальше пары десятков метров, но в любом случае выглядело это сногсшибательно. Небольшая сцена в глубине зала освещалась парой огромных напольных канделябров каждый на двенадцать свечей. Сейчас оплывшие свечи не горели, а сцена была пуста. Посетителей было немного но, судя по их внешнему виду, люди которые заглядывали сюда, относились далеко не к бедным слоям общества. За столиками также расположились несколько морских офицеров, что было не удивительным, учитывая близость порта. В таверне было чисто, уютно и очень комфортно сиделось на стульях с наклонными спинками. На столах белоснежные салфетки, серебро и даже меню в кожаной обложке. Чем больше Виктор осматривался, тем сильнее ему здесь нравилось. Кроме того, это было первое и пока единственное место в Маркатане, обнаруженное Сомовым, где пахло, а не воняло. Ну, почти не воняло.

Он быстро покончил с вкусным и сытным обедом, который обошелся в восемь серебряных монет, удивился высокой цене, но решил, что богатые клиенты, которые могут позволить себе посещение этого заведения только плюс для работающего здесь музыканта. Виктор достал визитную карточку и продемонстрировал ее гарсону, молодому и веселому парню в белом накрахмаленном фартуке.

- Я бы хотел увидеть господина Карса. Передайте, что его ожидает Музыкант.

По тому, как гарсон расплылся в понимающей улыбке, выступление Сомова здесь, похоже, запомнили.

Через минуту гарсон провожал Виктора в кабинет хозяина мимо барной стойки, через предбанник кухни и наверх по высокой винтовой лестнице. Кабинет оказался небольшой комнатой на втором этаже, с окнами, из которых открывался великолепный вид на гавань. Сам хозяин встретил Сомова за рабочим столом, но стоя и с церемонным поклоном.

- Рук Карс. Рад видеть вас снова.

Виктору не оставалось ничего другого, как тоже мотнуть головой и представиться:

- Элвис Прэсли. Однако знакомые чаще зовут меня Музыкантом.

- О, да, я обратил на это внимание. Хотя должен заметить, что знакомые у вас э-э… — он поискал подходящее слово, — специфические. Подобная публика редко посещает мое заведение, но их золото не легче, чем у остальных. А кто откажется от золота? Кто угодно, только не я. Однако, я вас заговорил. Прошу присаживаться.

Некоторое время мужчины изучали друг друга. Виктору открытое лицо Карса импонировало и давало надежду, что дела он ведет честно. Шатен, гладко выбрит, на щеках легкий румянец, полноват, что естественно для работника общественного питания, одежда хлопковая или льняная не разобрать и никакой кожи и ремней с пряжками.

- Итак, полагаю, что ваше появление означает то, что вы решили принять мое предложение, — повел разговор хозяин таверны.

- Да. Захотелось сменить род деятельности, — признался Сомов, — А ваши условия показались мне весьма заманчивыми.

- Ты раньше играл в тавернах или где-нибудь еще? — спросил Рук, переходя на неформальное обращение.

- Я играл в… — начал говорить Виктор и тут же прикусил язык.

Расслабившись, он чуть не стал рассказывать о студенческой рок-группе.

- Нет, в тавернах я не играл.

- Значит так: работу начинать после обеда и заканчивать ночью, пока не разойдутся посетители. Можешь делать небольшие перерывы, чтобы поесть, ну или по другим надобностям. Поесть можно бесплатно на кухне или в зале, но уже за свой счет. Один день в неделю свободный на твой выбор кроме праздников и выходных.

- Примерно так я себе это и представлял, — произнес Сомов, малость скривившись.

Становится наемным работником и ходить ежедневно на работу по часам, был далеко не лучший вариант, но успокаивало, что это временно, пока не появятся документы. Карс заметил сомнения Виктора.

- Мое предложение более чем щедрое, Элвис. Я готов платить тебе по десять серебренных в день, а это втрое больше того что я плачу моей нынешней певичке Маке. И не забывай, что довольные посетители иногда благодарят музыкантов монетой и за плату заказывают понравившиеся песни. Эти деньги по праву только твои. Предположу, что их наберется даже больше, чем буду платить тебе я. Черт возьми, да я сам готов отдать серебряный, чтобы еще раз услышать твою песню о гавани, кораблях и смертельной дуэли в таверне из-за женщины.

Виктор не удержавшись, заулыбался и пообещал:

- Исполню ее специально для вас, господин Карс. При первом же удобном случае и совершенно бесплатно.

- Замечательно. Договор с Макой я расторгаю, — Рук заворошил бумаги на столе, — а с тобой давай приступим к оформлению, чтобы было все как положено.

Он взялся за перо и выжидательно посмотрел на музыканта. Виктор, не предвидя такого поворота событий, растерялся, и улыбка сползла с его лица. А ведь так все чудесно складывалось.

- Э-э… Может не стоит пока увольнять певицу? — попытался выкрутиться Сомов, — Я никогда еще не работал в подобных заведениях. Вдруг работа окажется не по мне, и вы останетесь тогда и без певца и без певицы.

- Но какой мне резон содержать двух исполнителей? Это пустая трата денег.

- Если вопрос только в деньгах, то я готов поделиться своей частью. Пусть Маке будет три серебряных, а мне семь. Итого десять, — Виктор перевел дыхание, — И предлагаю установить испытательный срок на один месяц. Если за это время меня устроит работа, а вас мое исполнение, то тогда и заключим официальный договор.

- Испытательный срок? — удивленно переспросил Карс, и словно пробуя на вкус незнакомое словосочетание, повторил: — Испытательный срок. Хорошо. Отложим договор на месяц. Но устные условия я озвучил и их следует выполнять. Когда ты сможешь приступить?

- Сегодня, — ответил Виктор.

- Замечательно, — довольно потер руки хозяин таверны, — Обязательно приду вечером тебя послушать. А сейчас может быть, пропустим по маленькой рюмочке? Ты когда-нибудь пробовал выдержанное эльфийское вино, Элвис?

Первый рабочий день Сомова начался с нелегкого разговора с Макой, которая не сомневалась, что через месяц ее окончательно уволят, и не забыла, как ее со сцены прогоняли разбойники. У Виктора на нее были конкретные планы, но певица его не слушала. А между тем женщина обладала красивым сильным голосом, и он собирался использовать ее в бэк-вокале, а позже и в сольном исполнении. Кроме того она могла аккомпанировать на клавесине. Нечего было разбрасываться уже подготовленными кадрами. Следующая проблема возникла с клавесином. Сказать, что Виктор умел играть на клавишных инструментах, можно было только с большой натяжкой. Мака играть умела, но звучание ее клавесина абсолютно не устраивало Виктора, так как совместная игра гитары и клавесина не создавала гармонии. Стали разбираться, в чем причина. Насколько же проще было с цирковым оркестром, вспомнил он, когда музыканты духового оркестра просто выдували мелодию похожую на ту, которую он напевал. Дудели они, конечно, ужасно, но тогда и фальшивое исполнение шло на ура. Сомов попросил певицу рассказать все, что она знает о музыке. Мака рассказывала долго и путано, но успокаивало главное — на Осане так же как и на земле в основе лежал двенадцатизвуковой равномерно-темперированный строй музыки, о чем Виктор и сам уже давно догадался, как только первый раз увидел гриф гитары. Уж кому, как не гитаристу знать, что октава делится на двенадцать звуков, фактически двенадцать нот, а вовсе не на семь, как принято считать. Значит, следовало просто перенастроить старый клавесин, который был или настроен не в той тональности или у него со временем растянулись струны. Идеальной настройки струнного инструмента не существует, а с точки зрения физики этого вообще быть не может, но можно было попытаться настроить инструмент так, чтобы даже самый придирчивый слушатель счел его звучание благозвучным. Виктор полез настраивать клавесин, и они поругались с Макой во второй раз.

В общем, первое выступление Виктора было практически единоличным. Он исполнил репертуар, зарекомендовавший себя среди бандитской братии и состоящий большей частью из песен Высоцкого. Публика приняла его неоднозначно. Может репертуар подкачал и выбивался из того что было принято слушать среди состоятельных граждан, может не всегда были понятны песни «без начала и конца», а может, богатые люди не проявляли свои эмоции так открыто, как простой люд. Но денег ему надавали — кучу меди и одну серебряную монету за повтор песни «В нашу гавань заходили корабли». Виктор подозревал, что этот единственный серебряный принадлежал Руку Карсу. Как бы то ни было за вечер он заработал больше четырех серебряных монет медяками.

Половину этих денег он отдал Маке, несказанно удивив ее таким поступком и сразу повысив доверие к себе. А когда на другой день он принес пару текстов группы Мельница, подходящих к ее имиджу, велел выучить и готовиться к сольному выступлению, женщина из тихого врага превратилась в ярого сторонника.

Дело потихоньку пошло. Виктор анализировал реакцию слушателей, отмечая наиболее популярные песни, корректируя репертуар и каждый день добавляя по одной новой. «Плот» Юрия Лозы мгновенно стал шлягером, и без него теперь не обходилось ни одно выступление. Постепенно появились поклонники его творчества, а вечерами в таверне стало значительно многолюднее. Сначала Виктор обедал, садясь за свободный столик в зале, затем просил гарсона подыскать ему столик со свободным местом и не возражающими посетителями, а потом настало время, когда за право обедать с ним за одним столом гарсону начали предлагать деньги. Следует отметить, что все гарсоны были на удивление добросовестными работниками. Кассовых чеков в Маркатане отродясь не видали и все монеты шли через гарсонов под честное слово, в том числе и деньги предназначенные музыкантам. Никто не швырял монеты на сцену и не лез лично к Виктору, чтобы заказать песню. Просто подбегал гарсон и тихо передавал Сомову, номер столика такой-то, просит исполнить песню такую-то, заплатил столько-то, а посетителям вежливо поясняли:

- Конечно, вы можете заказать песню. Две серебряных монеты, уважаемый.

Честность гарсонов восхищала Виктора, пока спустя месяц, он не зашел к работодателю оформлять договор и был шокирован его откровением.

- Разве можно доверять человеку имеющему дело с деньгами? Конечно, нет. Все гарсоны связаны клятвой верности, — самодовольно пояснил Рук, — А при необходимости я могу даже следить за действиями своих работников через гогглы с помощью зрительного амулета. Жаль только, что без звука. Вот, полюбуйся.

И он выложил на стол жуткое устройство в центре, которого находился настоящий человеческий глаз. Виктора передернуло от отвращения. Амулет был ужасен, но еще ужаснее было осознание того, что честность гарсонов была обусловлена магией. Впрочем, глядя на молодых и веселых парней, работающих гарсонами, нельзя было сказать, что они тяготились этой клятвой верности. Виктор достал документы, недавно добытые ему Орком, и протянул владельцу таверны.

- Пупел Лунус? — опешил работодатель, прочитав имя указанное в личной грамоте.

- Да. Пупел Лунус, — подтвердил Сомов и, не удержавшись, усмехнулся, — То еще имечко, верно? Именно поэтому для сцены я использую псевдоним Элвис Прэсли. И прошу обращаться ко мне только так. И еще, господин Карс, желательно, чтобы в договоре вы закрепили за мной право на два выходных дня в неделю. Понимаете, это очень давняя привычка, от которой мне трудно отвыкнуть.

Пока составлялся договор, Сомов от нечего делать принялся разглядывать кабинет хозяина таверны и его взгляд наткнулся на журнал с наполовину разгаданным кроссвордом.

- Любите поломать голову над разгадыванием слов, господин Рук? И как вы находите преаноллу?

- О, да. Признаюсь, меня эта игра покорила с момента своего появления. Великолепная тренировка ума облеченная в форму игры. Я не пропускаю не одного номера с тех пор как преаноллу стали печатать в «Королевском вестнике». Не побоюсь назвать ее самой гениальной головоломкой нашего времени.

- Ну что вы… — скромно потупился Виктор.

Формальности были соблюдены, и договаривающиеся стороны отметили это бутылочкой замечательного старого вина из специального запаса владельца таверны. С этого момента работа Сомова стала официальной. Расщедрившийся Рук обязался платить Виктору первоначально оговоренные десять серебряных монет без вычетов, и даже сохранил за Макой ее прежнюю плату. Два выходных дня также нашли отражение в договоре. Хозяин был очень доволен игрой музыканта, привлекающей все больше посетителей, не хотел его терять и был готов идти на уступки. А вот Сомов начинал испытывать неудовлетворенность. Нет, сама работа музыкантом захватывала его целиком и полностью. Настолько, что, даже имея на руках документы, он уже и не помышлял ни о каком другом роде деятельности, кроме музыки. Однако его не устраивали жалкие возможности их совместного с певицей дуэта. Появилась мечта создать полноценную музыкальную группу, и он с энтузиазмом взялся за дело, получив добро от владельца таверны. Деньги, заработанные лихим путем, начали стремительно таять в соответствии с поговоркой легко пришли — легко ушли.

Первым делом он арендовал помещение для репетиций, которое располагалось рядом с кухней и имело отдельный выход во двор. Туда перенесли старый клавесин, а для зала приобрели новый, сверкающий свежим лаком и с гораздо лучшим звучанием. Обойдя все лавки в городе, Сомов раскопал-таки две гитары с металлическими струнами и, не торгуясь, забрал оба имеющихся в наличие экземпляра. Гитары были альтарийского производства и стоили баснословно дорого, но громкий звонкий чистый звук, издаваемый ими, стоил каждого потраченного золотого. Единственный недостаток заключался в том, что струны были подвержены ржавлению и требовали чистых рук и внимательного ухода. Виктор берег их как зеницу ока. Самым непростым делом оказалось найти ударные инструменты. Барабаны в лавках имелись, но нужны были не просто барабаны, Сомову нужна была ударная установка с полным набором барабанов и тарелок и приспособленная для удобной игры барабанщика. В итоге он обратился к нескольким мастерам, которые взялись изготовить его странный заказ по эскизам. Когда ударную установку доставили в репетиционный зал, на нее сбежались посмотреть все работники таверны, включая хозяина. Собранная ударная установка выглядела совершенно футуристически на фоне средневекового свечного освещения. После ее тестирования выявились многочисленные мелкие недостатки, как например тугость педалей для бас-барабана и хай-хэта. Недостатки мастера изготовители взялись устранить бесплатно, подстегнутые заказом на еще одну ударную установку. Таскать громоздкие музыкальные инструменты из репетиционной студии на сцену и обратно не годилось и закончилось бы для инструментов плачевно.

Затем пришла пора подыскивать кандидатов для пополнения состава. И конечно первый взор упал на Кропалика. Однако мало того, что тот был сам музыкант-недоучка, так он привел еще трех своих друзей беспризорников. Оказалось, что обучаясь игре на гитаре, он заразил этим и своих приятелей, с которыми делился не только знаниями, полученными от Виктора, но и своей гитарой. Играли они кошмарно, но пальцы у них уже переболели, а желание играть только усилилось и это уже само по себе чего-то стоило. Но если Кропалика Сомов учил играть с главного, с постановки рук, то эти ребята сразу взялись за аккорды и уже возомнили себя музыкантами. А самый шустрый из них решил привести неотразимый, по его мнению, аргумент:

- Опасные люди рыскают по городу, расспрашивают всех про Одноглазого и Бешенного. Интересуются, кто что видел или слышал. К нам тоже подходили. Мы за Бешенным следили по твоему указанию, но им про это ничего не сказали. Возьми нас Музыкант, мы и дальше будем молчать.

Так. Сомов нахмурился, и взгляд его потяжелел. Подобное поведение юных шантажистов нужно было пресекать в самом зародыше раз и навсегда.

- Еще раз услышу об этом, утоплю как котят.

Побелели и перестали дышать все четверо, в том числе и Кропалик. Глаза стали как блюдца от страха, а по комнате поплыл неприятный запашок. Черт возьми, выругал себя Сомов, перестарался дурак, это же все-таки дети.

- Ладно, буду учить вас играть, — смягчил он тон, — Но слушаться меня беспрекословно, занятия посещать без пропусков. Всем ясно? А сейчас проветрить помещение.

Словно заглаживая вину, взял всех беспризорников на содержание и купил им гитары, а самого шустрого посадил за барабаны. На ударную установку подростки смотрели такими восхищенно-удивленными глазами, как он сам когда-то на BMW пятой серии и безумно завидовали шустрому. Впрочем, попробовать постучать по барабанам Виктор позволил всем, а выбор на шустрого пал лишь потому, что у него это получалось лучше, чем у остальных. Репетиции проводили ежедневно, и ребята очень старались, буквально из кожи вон лезли, чтобы быстрее научиться играть, но на сцену их пока не пускали.

- Нечего вам перед почтенной публикой позориться, — остудил пыл юных гитаристов Сомов, а персонально шустрому сказал: — Ты, дружок, пока обычный колошматник, а мне нужен ударник.

Неоценимую помощь в подборе музыкантов оказал Авик Лакис, что было неудивительно при его обширных знакомствах в творческой среде. Из десятка представленных им кандидатов прижилось всего двое, остальных по тем или иным причинам отбраковал Виктор, но зато эти два флейтист и контрабасист были музыкантами, что называется от бога. Не хватало только хорошего скрипача, и Виктор знал одного такого, самого лучшего в Маркатане. Отказ спесивого Обоста был ожидаем, но все равно расстроил Сомова и он долго размышлял, как поступить дальше. Признаться, своим высокомерным поведением старик его крепко разозлил. Можно было поискать другого музыканта или вообще отказаться от скрипача в группе, но Виктор принял третье решение, когда увидел в таверне Орка.

Орк сильно изменился внешне, начал вести себя степенно и уверенно, стал одеваться в дорогую кожу утянутую ремнями, и теперь больше походил на дворянина средней руки, чем на разбойника. И только колючий прежний взгляд выдавал в нем лихого беззаконника, всего лишь маскирующего под добропорядочного гражданина. Он принялся понемногу трясти контрабандистов на рынке, а без проблем в этом новом деле не обошлось и ему потребовались советы Сомова. Договорились встретиться этой же ночью у разбойников. В притоне кроме главаря находились незнакомый крепкий мужик с головой обритой наголо по новой бандитской моде, Хлыст и братья близнецы, которых теперь невозможно было спутать, так как у одного из них появился ужасный шрам на лице. Братья, к которым раньше обращались просто — близнецы, к настоящему времени обзавелись прозвищами. Одного в соответствии с внешностью теперь звали Харей, а другого почему-то Лопатой. Орк и Виктор общались с глазу на глаз, без посторонних, в отдельной комнате. Сначала о проблемах бандита, потом о щекотливом деле Музыканта, а затем, окончательно обсудив все нюансы, пригласили остальных разбойников, исполнителей задуманных планов. Задачу ставил им Орк, а последнее слово взял Сомов:

- Дочь Обоста совсем молодая, ей всего шестнадцать лет, поэтому постарайтесь с ней обращаться аккуратно, без грубости и пошлости. Если вдруг с ней что-нибудь случится, я себе этого не прощу, — он сказал и покривился, как от зубной боли, а потом обвел всех тяжелым взглядом, — Но для вас важнее запомнить то, что я не прощу этого вам! Не дай бог с головы девушки упадет хоть один волос.

- Да поняли мы, не с мальчиками разговариваешь, — самоуверенно произнес незнакомый мужик, — И не пугай нас, мы сами кого хочешь, напугаем. Это тебе говорю я, Кот, правая рука Орка.

- Правая рука говоришь, — хмыкнул Виктор, — Я сейчас уйду, а ты тут поспрашивай у братьев, сколько я правых рук отрубил. Это я не пугаю, а предупреждаю по-братски, чтобы ты ненароком не наделал глупостей, и Орку не пришлось искать себе новую руку.

Главарь слушал этот диалог молча, лишь едва заметно улыбаясь, и вышел лично проводить Сомова.

- Ты на Кота не сердись. Он хотя и заносчив слегка, но мужик с головой, сделает все как надо.

- Я не сержусь. Беспокоюсь немного, это да. Дело уж больно деликатное и надо обойтись без лишнего фанатизма.

- Все сделают как надо, — повторил Орк, — Люди проверенные. А Кот еще и повинится, если я разбираюсь в людях. А я в них разбираюсь.

Примерно через неделю, возвращаясь поздно ночью с работы, Виктор заметил темную фигуру, бесшумно вынырнувшую из подворотни. Он рванул меч из-за спины и прежде чем незнакомец успел приблизиться, ему в грудь уже упирался клинок, тускло поблескивающий в свете луны.

- Погоди, Музыкант, — прошипела фигура, — Это я, Кот.

- Кот? А чего подкрадываешься так тихо? — с подозрением спросил Сомов.

- Так за это Котом и прозвали, — самодовольно пояснил разбойник, — Я по делу пришел.

Виктор, чуть помедлив, убрал меч в ножны.

- Ну, рассказывай, раз пришел.

- Сработали сегодня. Все сделали чисто. Девчонка в надежном месте, обращаются с ней хорошо. Ни один волос головы не упал, как велено, — разбойник слегка помялся, — И ты это, Музыкант, зла на меня не держи. Погорячился я тогда малость.

- Ладно, проехали, — отмахнулся от извинений Кота Сомов, — Расходы?

- Парням за работу три золотых обещано. Пять золотых пришлось заплатить хозяину таверны, чтобы тот прогнал скрипача. Ну и для девчонки там поесть, то да се, одна монета с запасом. А проехать-то куда? Я чет не понял.

- Забудь, — ответил Сомов, отсчитывая девять золотых монет, — На этом пока все. Впредь докладывать, если только произойдет что-нибудь непредвиденное. Орку передашь, что в нужный момент я сам к нему приеду.

Теперь оставалось только ждать. Старый скрипач явился к Виктору через две недели под вечер. Обост выглядел разбитым и постаревшим. Глаза красные, опухшие, под ними мешки от постоянной бессонницы.

- Господин Прэсли, вы моя последняя надежда, — начал старик убитым голосом, — У меня похитили дочь и я в полном отчаянье. Я уже обращался к кому только мог, в стражу, в городской совет, к влиятельным людям, но мне так никто и не помог, никто не может найти мою бедную девочку.

- Да вы присаживайтесь, господин Обост, присаживайтесь, — чуть ли не насильно усадил его Сомов, — Я, конечно, окажу вам помощь, если это будет в моих силах. Успокойтесь и расскажите подробно, что с вами стряслось.

- Вымогатели, — простонал скрипач, раскачиваясь из стороны в сторону, словно у него все болело внутри, — Проклятые вымогатели угрожали мне и требовали денег. Какая неслыханная наглость. Я отказался платить по золотому в неделю всего лишь за то, что просто работаю в таверне. Тогда они похитили мою дочь, единственную мою надежду и теперь требуют уже сто золотых. Я собрал все, что у меня было, занял, сколько мог у друзей, но мне все равно не хватает сорока монет. Авик Алкис подсказал, что вы можете мне помочь, что у вас есть связи с нужными людьми. Умоляю вас, помогите мне или дайте взаймы недостающие деньги. Я отдам, отработаю все до последнего медяка, клянусь вам, только помогите. Вчера бандиты прислали письмо и предупредили, что если я не найду деньги к завтрашнему утру то будут присылать мне каждый день по одному отрезанному пальчику моей бедной девочки. Мне страшно от мысли, что может быть, ее уже нет в живых. Я схожу с ума от горя и безысходности.

Старик не сдержал чувств и, уронив голову на колени зарыдал. Сомов смотрел на него с жалостью и уже раскаивался в том, что затеял это дело. Пусть дочке Обоста на самом деле ничего не угрожало, и в случае провала плана ее просто бы вернули отцу в целости и сохранности, но для старого скрипача все происходящее было абсолютно серьезным и горе его было неподдельным. Однако отступать Виктору от задуманного было уже поздно. Он проводил Обоста в репетиционную студию, которая сейчас была пуста, и велел ждать там. Пусть пока посидит, успокоится, заодно посмотрит на уникальные музыкальные инструменты, да и выступление краем уха послушает. Может, дойдет до упрямца от чего он отказался.

К вертепу разбойников подъехали в закрытой карете с зашторенными окнами. Знать дорогу в логово бандитов Обосту не следовало, а вот посмотреть на разбойников ему было бы поучительно. Их лица лучше всяких слов сказали бы о том, с какими опасными и безжалостными людьми столкнулся скрипач. Поэтому Сомов провел его внутрь и оставил трястись от страха среди лиходеев пока сам в это время непринужденно общался с Орком.

Глубокой ночью карета с тремя пассажирами продолжила путь, выехала за город, попетляла по ухабистым проселочным дорогам и остановилась у одинокого крестьянского домика. В черном безлунном небе низко над головой висели огромные звезды, а необычайную тишину вокруг подчеркивал далекий одинокий стрекот сверчка. Пахло скощенной травой, коровьим навозом и чем-то еще непередаваемо деревенским. После городского смрада пахло здесь даже хорошо и необычайно легко дышалось. Орк ушел в дом, Обост стоял у кареты с отрешенным лицом, а Виктор внимательно прислушивался к пению сверчка. Удивительное дело, но в голову ему почему-то лезли мысли об этом невидимом, но судя по издаваемому звуку большом, толстом и, наверное, вкусном насекомом. Вот так неожиданно давала о себе знать гастрономическая привычка гномов.

Скрипнула дверь дома, и появился главарь разбойников с девушкой. Обост вскрикнул и бросился к дочери. Встреча родственников не обошлась без слез и Виктор с Орком дали им время, чтобы прийти в себя, тактично ожидая в стороне. Скрипач убедился, что с дочкой все в порядке, немного успокоился, затем спохватился и подошел к приятелям.

- Я не знаю, как мне выразить благодарность вам, господин Пресли, и вашему незнакомому другу, — сбивчиво начал Обост и протянул маленький кошелек с деньгами, — Прошу вас, возьмите господа, это все что у меня есть в данную минуту. Но я обещаю, что потом…

- Оставьте деньги себе, господин Обост, они вам еще понадобятся, — бесцеремонно прервал его Сомов холодным тоном, — Сейчас садитесь в карету и отправляйтесь домой. Вам требуется время, чтобы оправиться. Поэтому завтра отдохните, проведите время с семьей, а послезавтра я жду вас у себя в студии. Теперь вы работаете у меня. Репетиции мы начинаем рано утром, постарайтесь не опаздывать.

- Да, да, конечно, господин Пресли, — кланяясь, ответил Обост.

- Красивая работа, — одобрительно произнес Орк глядя вслед удаляющейся и тающей в темноте карете.

- Полное дерьмо, — поморщился Виктор.

В его голове план по принуждению Обоста выглядел быстрым и изящным решением проблемы, а в реальности превратился в долгое страдание абсолютно невинных людей.

- Ну, это с какой стороны посмотреть, — не согласился Орк, — По мне так сработано все чисто, тонко и красиво. Я бы даже сказал сыграно, как по нотам, Музыкант. Было чему поучиться. Но потратить столько усилий и денег ради простого скрипача. Вот этого я не понимаю. Он действительно тебе так нужен?

- Даже и не знаю, — честно ответил Сомов, — Скрипач он, конечно, не простой, а лучший в Маркатане, но стоил ли таких усилий? Пожалуй, что не стоил, но дело уже сделано.

- Ну, тогда не выпить ли нам вина по случаю удачного завершения дела? В доме полным-полно запасов еды приготовленной для девчонки и есть бочонок вина у охранников.

- А, давай, — махнул рукой Виктор.

В эту ночь он не прочь был напиться, чтобы избавиться от гадливого чувства, появившегося у него после истории с Обостом и его дочкой. И напился. В хлам.

- Ты пойми, — втолковывал он, обняв Орка за плечи, — Не мое это все. Чужое. Я физик, а не бандит. Физик-ядерщик. Ты это понимаешь?

Орк смотрел осоловевшими глазами, улыбался и утвердительно кивал огромной лысой головой. В какой-то момент Сомов рассердился, перевернул стол с закусками и заявил, что желает нормальной здоровой пищи. Последнее, что он запомнил, как они с Орком, поддерживая друг друга, бродят по полю в поисках сверчка, который будто бы почувствовал неладное и притих.

Обост явился в таверну ровно через день, как было велено, однако пришел не один, а с дочкой. После случившегося старик не только растерял всю свою спесь, но и не отпускал от себя дочь ни на шаг. Он принялся упрашивать Сомова, чтобы девушку взяли на работу в таверну в любом качестве, хоть уборщицей, хоть посудомойкой, лишь бы она была постоянно под его присмотром. Скрипач уверился в безграничных возможностях Виктора и не сомневался, что тот без усилий способен утрясти этот незначительный вопрос с хозяином «Трюма». Сомов выслушал его, посмотрел на застенчивую, но очень миловидную юную особу и сделал встречное предложение:

- Почему же сразу посудомойкой? Неужели у такой красивой девушки и дочери столь талантливого отца нет других способностей? Играть или петь она умеет?

Играть на музыкальных инструментах дочь Обоста, увы, не умела, а вот петь худо-бедно у нее получалось, со слухом и голосом все было в порядке. Но чтобы петь правильно, ей необходимо было еще учиться и учиться.

- Пусть занимается с Макой, — посомневавшись, определился Виктор, — Еще одна девушка на подпевках нам не помешает. Когда-нибудь.

После такого неожиданного и удачного устройства дочери в музыкальный коллектив старик стал считать себя в неоплатном долгу перед Сомовым. Скрипач вышел на сцену в первый же день и был в ударе. Маэстро не требовались долгие репетиции, поскольку мелодию он схватывал на лету. Виктору даже пришлось ограничивать энергию Обоста, чтобы тот своей скрипкой не затмевал игру других исполнителей. В тот же вечер в таверну заглянул лекарь Авик Лакис и Сомов, когда выпала свободная минутка от работы присел за его столик поболтать с другом, а заодно и подкрепиться. Лакис в некоторой степени был посвящен в события, произошедшие с Обостом, так как именно лекаря Виктор направлял к скрипачу с просьбой ненавязчиво намекнуть ему, кто может помочь в решении проблем с исчезновением дочки. Авик был достаточно умен, чтобы сделать соответствующие выводы и эти выводы его напугали.

- А ты оказывается очень страшный человек, Элвис, — с опаской произнес Лакис, увидев скрипача на сцене, — Не хотел бы я стать твоим врагом.

- Так не становись им, — просто ответил Виктор, не отрываясь от тарелки.

- Я постараюсь, — совершенно серьезно ответил лекарь.

Сомов почувствовал напряжение в его голосе, и поднял удивленные глаза.

- Брось, Авик. Ты что это? Я тебе жизнью обязан. Ты мой спаситель и мой друг. Разве не так?

- Смею на это надеяться, — натянуто улыбнулся лекарь.

- Ну, вот опять, — расстроился Виктор, — И как мне тебя убедить? Ну, хочешь я спою для тебя? Для своего друга.

- Хочу, — смутился Авик.

Виктор вытер руки, бросил салфетку в недоеденный ужин и поднялся на сцену.

- Все свободы, — бросил он музыкантам и громко объявил в зал: — Эту песню я исполняю в честь моего друга Авика Лакиса!

«Песня о друге» группы Любэ, если и не развеяла опасения лекаря полностью, то заставила его растрогаться и на время забыть обо всем, кроме голоса Виктора и таких душещипательных слов:

Ну а случится, что он влюблен, а я на его пути -

Уйду с дороги, таков закон: «Третий должен уйти».

Наступил момент, когда владелец таверны Рук Карс был приглашен в репетиционную студию, чтобы оценить новый репертуар. Сомов не считал свою группу полностью готовой предстать перед публикой, но на следующий день мастера должны были доставить вторую ударную установку, грозя превратить репетиционную в склад музыкальных инструментов. Обстоятельства заставляли представить музыкальный коллектив широкой аудитории, и первым слушателем стал хозяин таверны «Трюм». Три удара барабанной палочкой по ободу малого барабана стали сигналом к началу музыки, которой еще не слышал мир Осаны.

Спустя два часа Виктор и Рук сидели в кабинете за составлением нового договора между владельцем таверны и руководителем музыкальной группы «Ваnda». Карс все еще находился под впечатлением услышанного и пошел на все условия, что выставил Сомов: тридцать серебряных в день, репертуар, исполнители и график их работы на усмотрение руководителя группы. Но вместе с тем владелец таверны сохранил трезвость мышления и решил подстраховаться.

- Знаешь, Элвис, хотя я и сторонник прогресса, но боюсь, что такую необычную музыку сложно будет принять консервативным людям, особенно старшему поколению и я потеряю часть очень состоятельных клиентов, — поделился своими опасениями Рук, — Я не хочу рисковать, поэтому предлагаю считать договор предварительным, с испытательным сроком на один месяц. Договорились? Вот и отлично. С тобой очень приятно иметь дело. Как насчет рюмочки светлого эльфийского?

Кое в чем Карс оказался прав и в последующие дни возраст посетителей таверны начал заметно молодеть. Однако в финансовом плане это пошло только на пользу и владельцу таверны и музыкантам. Оказалось, что среди молодежи Маркатана более чем достаточно богатых граждан, которые к тому же отличались щедростью и неиссякаемым интересом к творчеству уникального музыкального коллектива. Так у музыкантов, в первую очередь у Сомова появились новые постоянные поклонники и их число медленно, но верно увеличивалось. Многих из поклонников Виктор уже знал в лицо и в перерывах между песнями перебрасывался с ними приветствиями или даже шутками. Среди почитателей его таланта нашлась и совсем старая баронесса, которая посещала таверну раз или два в неделю в обязательном сопровождении угрюмого сухопарого мужчины. Баронесса старалась занять столик ближе к сцене, всегда смотрела на Виктора с благожелательной улыбкой, и каждый раз после ее посещения гарсон приносил один золотой с одним и тем же пояснением:

- Элвису Пресли от баронессы Рунар за доставленное удовольствие.

Сомов при появлении баронессы тепло и вежливо ее приветствовал и обязательно исполнял персонально для нее одну из любимых ее песен. Однако, несмотря на расположенность баронессы, она никогда не приглашала его за свой стол, и они ни разу не поговорили. В чем была причина неслыханной щедрости баронессы, так и осталось загадкой. В отличие от старой баронессы молодежь напротив жаждала общения со своим кумиром. Стоило Виктору спуститься со сцены в зал на обеденный перерыв, как зал взрывался криками со всех сторон и каждый требовал его к себе за столик. Иногда приходилось менять по нескольку столов подряд, так что ему и поесть толком не удавалось. Он выслушивал комплименты, которые принимал искренне, с удовольствием, но без тщеславия. Его засыпали вопросами, на которые чаще всего он отвечал фразой — «это коммерческая тайна», даже если такой ответ порой и звучал совершенно не к месту. Ему делались интересные и заманчивые предложения, от которых он непреклонно отказывался. Впрочем, от просьб одного настойчивого молодого барона с фанатичными и грустными глазами он так и не смог отбиться. Барон горел желанием научиться играть на гитаре и не жалел денег для осуществления своей мечты. Сомов несколько раз ему отказывал, но барон был невероятно упрям и на сумме в десять золотых ежемесячно уговорил. А когда к ученикам игры на гитаре добавилась еще пара щедрых дворян, над входом в студию появилась и вывеска — «Музыкальная школа Элвиса Пресли».

Карс узнав об этом, поймал Виктора в свободную минуту и обратился к нему с робкой просьбой — не согласится ли он давать уроки музыки и его десятилетней дочке на дому.

- Конечно, господин Рук, — согласился Сомов, — Только не на дому, а в школе вместе с остальными учениками. Обучение стоит десять золотых в месяц.

У Карса пропал дар речи, а и без того румяное лицо пошло пунцовым пятнами.

Виктор понял, что шутка не удалась, и постарался исправить положение:

- Прошу прощения, господин Рук. Я назвал вам стоимость обучения в моей школе для посторонних лиц. Для вас же я готов сделать скидку скажем до одного золотого в месяц. Но условие обучения только в школе остается. Извините, но у меня абсолютно нет времени на частные занятия.

- Один золотой меня устроит, — выдохнул Карс, — Но надеюсь, у вас там занимаются порядочные люди?

- Как вы могли подумать иначе? — притворно возмутился Сомов, — Среди моих учеников минимум три барона. А что касаемо их благовоспитанности, то я сам беру у них уроки дворянского этикета.

- Что же, тогда я полностью спокоен. Предлагаю подняться ко мне в кабинет и отметить нашу договоренность бутылочкой прекрасного вина из Ольефа. Доставили только сегодня утром. Уверен, ты никогда ничего подобного не пробовал.

Так в студии появилась бойкая рыжая непоседа Еала, с которой большую часть времени занималась Мака, обучая вокалу и игре на клавесине. К занятиям с учениками Сомов привлек и других своих музыкантов. Нотную грамоту преподавал отлично разбирающийся в ней флейтист, а заместителем руководителя школы был назначен Обост. Старик легко справлялся не только с музыкальной школой, но и с выступлениями в таверне во время отсутствия Виктора.

Распределение доходов в группе привязали к прямому участию каждого музыканта в выступлениях. Стоишь на сцене, получай равную долю. Отдыхаешь, отдыхай дальше и не претендуй на то, что зарабатывают другие. Между Сомовым, как руководителем и всеми музыкантами были заключены соответствующие договоры, которые помог составить опытный в этих вопросах Карс. И уже вне договора, а по давней традиции сложившейся в музыкальных кругах, никто не покушался на деньги, переданные персонально какому-либо из музыкантов. Это было святое. Больше всех, конечно, зарабатывал Виктор с недосягаемым отрывом от своих коллег. Одни только золотые старой баронессы чего стоили. Когда гарсон доставал золотую монету все уже заранее знали, кому она предназначена. На втором месте по чаевым к всеобщему удивлению оказалась дочь Обоста. Здесь видимо сказались ее молодость и красота, ибо иными достоинствами она не отличалась. Ее отец был рад этому обстоятельству и одновременно огорчен, опасаясь слишком ярых поклонников, поэтому девушку в зал никогда не отпускал, и питалась бедняжка исключительно на кухне. Меньше всех за выступления приходилось на долю флейтиста, но он свое добирал на занятиях в музыкальной школе. Здесь, в музыкальной школе Виктор являлся полновластным хозяином, и ни о каких вольностях с долями речь уже не шла, он платил работающим там музыкантам, как своим наемным работникам столько, сколько считал нужным. Школа приносила неплохой доход, но прежде чем считать прибыль сначала пришлось потратиться. Чтобы официально стать владельцем музыкальной школы необходимо было оформить бумаги в городской управе. Финансовая и налоговая системы Маркатана оказались настолько сложны и запутаны, что Сомов не смог обойтись без помощи хорошего стряпчего, которого ему порекомендовал лекарь Лакис. Все это повлекло немалые расходы на сами бумаги, на стряпчего и на взятки должностным лицам, но зато теперь у него на руках имелись две грамоты разрешающие держать школу по обучению музыке и заниматься увеселительной деятельностью. Возникли расходы на аренду помещения и на музыкальные инструменты, но в целом после огромных первоначальных трат финансовое положение выправилось, и сейчас Сомов и компания работали в плюс. Виктор даже позволил себе снять квартиру на набережной с видом на гавань и совсем недалеко от места работы. Когда он съезжал, Нурша с дочкой были безутешны. Сменил место жительства и Кропалик, который делил недорогое нанятое жилье вместе с бывшими беспризорниками, а ныне музыкантами набирающей популярность группы «Banda». Все музыканты связавшие свою судьбу с Виктором были довольны, нужды в деньгах не испытывали и безоговорочно признавали своего работодателя не просто хозяином, а реальным лидером их коллектива.

Лидерство Сомова проявлялось почти во всем. Он не имел ни минуты свободного времени, занимаясь репетициями, выступлениями, обучением других игре на гитаре и сам, обучаясь местной нотной грамоте и игре на клавесине. Но ярче всего его лидерство проявлялось в неиссякаемом и разностороннем творчестве. Свой коллектив он иногда сражал наповал, выдавая мелодии приводящие музыкантов в состояние божественного экстаза, а потом, шутя, спускал их на грешную землю. Так случилось с очень известной на земле мелодией «Воздушная кукуруза», которую он наиграл на клавесине, после чего выслушал речь потрясенного Обоста, в которой тот назвал Виктора одним из самых великих музыкантов Маркатана.

- Вы так думаете? — с непроницаемым лицом сказал Сомов, — Ошибаетесь. Я «не один из», а самый величайший из всех ныне живущих музыкантов, композиторов, певцов и таковым останусь на Осане в ближайшие лет сто.

Никто не посмел возразить. После чего Сомов заставил подключиться к исполнению «Воздушной кукурузы» скрипача, ударника и флейтиста, а когда мелодия приобрела полную гармонию и музыканты вошли в раж, неожиданно запел:

 Мама сшила мне штаны из березовой коры,  Чтобы попа не потела, не кусали комары.

Игра расстроилась, молодежь хихикала, музыканты постарше пребывали в шоке, а Обост обиделся и дулся на Виктора весь оставшийся день. Но такие легкомысленные выходки с гениальными музыкальными произведениями только подчеркивали превосходство Сомова над остальными. А огромное количество его поклонников являлось еще одним тому подтверждением. Конечно, были почитатели творчества виртуозной игры и у скрипача, были поклонники у Маки, которых она почему-то тщательно скрывала, а что до дочери Обоста так ее воздыхателей больше интересовало то, что у девушки находилось под юбкой, чем ее музыкальные способности. Сомов же привлекал публику своим талантом — неподражаемым хриплым голосом и удивительными песнями, которых у него было немереное количество. И пусть эти произведения были не его, а большей частью переводами стихов Высоцкого, но когда он брался за их исполнение, то вкладывал в каждую песню всю свою душу. Из того, что исполнялось на сцене «Трюма» наиболее тепло слушатели принимали именно песни Владимира Семеновича. Скорее всего, потому, что они хоть немного, но походили на те баллады, к которым была привычна местная публика. Оставалось только благодарить отца, который обожал песни Высоцкого, и Виктор невольно с самого раннего детства слышал их столько раз, что сейчас без труда мог вспомнить большинство песен. Произведения других авторов воспринимались публикой пока с трудом, ну не понимали жители Маркатана, как песня может быть без начала, конца, а иногда и без смысла. Даже повторяющийся припев вызывал у многих удивление. Сомов учитывал этот нюанс и тщательно подходил к выбору репертуара. Например, «Яблоки на снегу» изначально были обречены на провал, и тратить время на их перевод было бессмысленно.

Популярность таверны росла с каждым днем и по вечерам она уже не вмещала всех желающих. Не без подсказки Сомова Карс ввел в заведении предварительную запись и забронировал пару столиков на всякий случай, чтобы не оскорбить отказом какую-нибудь важную персону. Испытательный срок истек и закончился подписанием постоянного договора. Виктор пошел еще дальше и предложил Карсу проводить по ночам персональные творческие встречи с Элвисом Пресли, где был бы минимум еды и напитков, но максимум мест и платный вход. Одну такую ночь в неделю он мог себе позволить. Более того, ему очень хотелось петь для тех, кто приходил специально его послушать, а не набить себе брюхо. Рук, когда речь зашла о платном входе, идею горячо поддержал, поспорив лишь о процентах причитающихся ему как владельцу помещения.

Ночные встречи проходили в дружеской атмосфере, где Виктор больше общался с жителями Маркатана, чем пел. Ему кричали с мест, обращались по имени, обменивались шутками и почтительно затихали, когда он брался за гитару.

Одновременно Сомов продолжал экспериментировать со своей группой, пробуя различные комбинации музыкальных инструментов и меняя исполнителей песен. Все чаще солисткой становилась Мака, несколько раз выступили бывшие беспризорники с песнями «Ласкового мая», а однажды на сцене появилась озорная девчонка Еала с песней «Пропала собака». Публика неоднозначно принимала все эти эксперименты, а вот Рук, увидев свою маленькую девочку в качестве солистки, растрогался до слез и до бутылки самого дорого элитного вина, которую они распили ночью после закрытия таверны вместе с Сомовым.

Каждый вечер Виктор ужинал с кем-либо из посетителей таверны по их приглашению, где порою звучали весьма соблазнительные приглашения выступить перед влиятельными и состоятельными господами у них дома или даже за городом в замке. Деньги за это сулили немалые, и Сомов начал подумывать о выездных концертах. Когда же Виктор уставал и не хотел общаться с незнакомыми людьми, то присаживался за дальний столик в углу. Это место было специально забронировано за ним, но так сложилось, что чаще всего здесь располагались парни из банды Орка. Связи с разбойниками Виктор не терял, чувствовал среди них себя спокойно и мог рассчитывать на их помощь в случае непредвиденной ситуации. Банда Орка быстро набирала силу, увеличивался ее состав, росли финансовые поступления от крепко прижатых контрабандистов. На Орка было совершено неудачное покушение, он был ранен, после чего по совету Сомова обзавелся постоянными телохранителями. Давая этот совет, Виктор преследовал и свою цель — свободные от работы телохранители Орка, часто проводили время в таверне, поэтому могли обеспечить безопасность и музыканту. Несмотря на то, что Сомов занимался легальным бизнесом, и с документами у него все было в порядке, об осторожности ему постоянно напоминала легким покалыванием магическая татуировка раба на левом плече, прикрытая от посторонних гогглов золотой фольгой. Садясь за столик в углу, Виктор уже заметно выделялся среди бритоголовых разбойников своей седой шевелюрой отросшей почти до плеч. А ведь когда-то он был одним из тех, кто породил эту моду, от которой пошло название банды. Банда бритоголовых, именно так теперь называли в городе людей Орка с оглядкой и только шепотом.

Подбежал гарсон и пригласил Виктора за другой столик.

- Пять серебряных, — вполголоса доложил гарсон, — двадцатый столик. Морской офицер.

Сомов нехотя поднялся. Деньги так себе, но пообщаться с офицерами морского флота всегда было интересно и познавательно. Он прошелся по залу и опустился на стул за указанным столиком с каменным лицом.

- Вик! — воскликнул, улыбаясь, капитан Креон, — Я так и знал, что это ты!

Ни один мускул не дрогнул на лице Сомова.

- Вы ошиблись, господин офицер. Меня зовут Элвис Пресли, — спокойным тоном поправил он офицера.

- Ага, — произнес Креон, соображая, и понизил голос: — Понимаю. Ну что же, рад нашей встречи, Элвис. Помнишь, а я ведь тебя предупреждал, что Преан та еще скотина. Впрочем, меня твои личные дела не касаются. Я просто действительно рад видеть тебя живым здоровым и кажется вполне преуспевающим. Ты изменился. Сильно изменился. Возмужал и словно вырос еще на голову.

- Жизнь меняет людей, капитан Креон, — произнес Сомов, — и если не убивает, то делает только сильнее.

- Замечательно сказано, — согласился капитан и откинулся на стуле, как-то уже по-новому глядя на Виктора, — Да, ты очень изменился. Но знаешь, когда мои офицеры на корабле сказали, что в портовой таверне поет вампир и поет удивительные непохожие ни на что песни, я сразу подумал что это ты.

- Хотите послушать песню, господин капитан? Какую-нибудь конкретную?

- Да, конечно, — в голосе Креона появилась нотка грусти, — Я бы хотел…

- Я понял, — прервал его Сомов и подозвал жестом гарсона, — Передай Маке пусть исполнит для господина капитана «Девушку из Олгафа». Надеюсь, господин Креон, вы не откажетесь услышать старую песню в новой обработке и в женском исполнении.

Песню они выслушали в полном молчании, после чего капитан заказал коньяк и взглянул на Виктора:

- Выпьешь со мной?

- Выпью, — в тон ему ответил Сомов.

Они выпили, а потом налили еще по одной и еще.

- Все, это будет последняя, — предупредил Креон, — Мне пора на судно. Утром уходим в Эдес.

Он помолчал, вертя в руках чашу с ароматным янтарным напитком.

- А все-таки ты пел лучше. Намного лучше, — произнес Креон и после паузы доверительно наклонившись, добавил: — О том, что я тебя узнал, можешь не переживать. Распространяться об этом не стану. Даю слово офицера. Видит Авр, я никогда не желал тебе зла. Прощай, Элвис Пресли, и удачи тебе.

- Удачи и вам, капитан Креон, — искренне пожелал Виктор.

Он верил словам этого сурового благородного моряка. Очень хотел верить. Сомов вернулся за столик к разбойникам.

- Кот! Из таверны только что вышел морской офицер, с которым я беседовал. Видел его? — Сомов бросил на стол золотую монету, — Проследи. Он должен сесть сейчас на корабль. Но если вдруг направится в другое место или заговорит со стражниками… Убей.

Разбойник сгреб монету и быстрым шагом покинул таверну.

- Налейте-ка мне еще, братцы, — попросил Виктор, — Тошно мне что-то.

В последнее время Сомов злоупотреблял алкоголем, коего в таверне было в избытке, как и причин, чтобы выпить. То с посетителями, то с разбойниками, то с владельцем таверны, который часто приглашал к себе в кабинет продегустировать новый сорт вина, но Виктор никогда не позволял себе превысить допустимый предел. А сегодня он почувствовал, что основательно перебрал и, оставив музыкантов на руководство Обоста, побрел домой.

В полной темноте не зажигая свеч, он упал в кресло за столом и стал слепо смотреть в окно на ночную гавань. Призрачный свет луны, падал на рабочий стол с рассыпанными по нему серыми листами бумаги и чернильницу с криво торчащим гусиным пером. Обычно Виктор здесь работал над переводами стихов, глядя на голубое небо, темно-синюю реку и белоснежные паруса судов. Сейчас небо и река были черными, а паруса кораблей спущены и поглощены ночною тьмой.

Послышался скрип половиц на лестнице и тихий стук в дверь — вернулся Кот.

- Все в порядке, Музыкант, — доложил он, — Капитан ни с кем не общался, прямиком отправился на пристань, где сел в шлюпку с матросами и отплыл куда-то вглубь гавани. На реке уже ни черта не видно, но кроме корабля на рейде плыть вроде некуда.

- Спасибо, Кот, — поблагодарил Сомов разбойника и жестом показал, что тот может быть свободен.

Виктор расслабился и облегченно выдохнул. Это было замечательно, что капитан Креон остался верен своему слову и благополучно отбыл на корабль. А ведь я чуть было не убил этого достойного человека, ужаснулся Виктор. Эмоциональный всплеск в душе Сомова требовал выхода и заставил взяться за перо. Он обмакнул перо в чернильницу, занес его над девственно чистым листом бумаги и задумался, по привычке пощелкивая пальцами. Подумалось, что света луны маловато и надобно зажечь свечи. И словно потакая его мысленному желанию с очередным щелчком между пальцами вдруг вспыхнул дрожащий огонек и несколько секунд горел желтым ярким пламенем, разгоняя мрак.

Глава 6. Гениальный сыщик

День выдался пасмурный, но удивительно светлый. В полном безветрии с неба, словно пуховые перья, планировали невиданного размера снежинки, превращая грязный черный Маркатан в незнакомый белый и чистый город. Зима явилась неожиданно и захваченные врасплох деревья, не успев сбросить листву, болезненно гнулись под тяжестью мокрого липкого снега, а некоторые, избавляясь от гнета, ломали себе ветви. Бородатый дворник расчистил дорогу около таверны и смахнул налипший снег с афиши, набранной крупным шрифтом: «Каждый выходной, всю ночь для вас поет Элвис Пресли».

Несмотря на холод на улице в таверне было тепло, а местами возле каминов даже жарко — Карс не жалел угля для обогрева помещения. Посетители понемногу подтягивались и к вечеру зал, как обычно был полон. Сомов исполнял давно отшлифованный репертуар, легко отзывался на просьбы клиентов, благодарно раскланивался и приветствовал постоянных посетителей. Кивнул неразлучной троице — Хлысту и братьям-близнецам, пробирающимся за его персональный столик в углу. Надо будет с ними пообщаться, подумал Виктор, и узнать как здоровье у раненного Орка. На главаря разбойников было совершенно еще одно покушение, которое только благодаря телохранителям не было доведено до смертельного финала.

К Сомову подошел хозяин таверны Карс красным и влажным лицом.

- Элвис, — произнес он, заметно волнуясь, — тебя просят за столик для особых гостей.

Ого, надо же, удивился Виктор, сам господин Рук примчался меня приглашать и даже перегрелся от натуги. Интересно, что это за персоны, у которых владелец таверны на побегушках? Музыкант еще ни разу не получал приглашения за VIP-столики и ему стало любопытно. Беспокойства он не испытывал, все документы у него были в полном порядке, да и приятели из банды бритоголовых, присутствовавшие в зале, вселяли уверенность. Сомов не заставил себя ждать и сразу двинулся вслед за хозяином таверны. Разговор с влиятельными людьми мира сего мог бы открыть новые перспективы для него самого и его музыкального коллектива.

Столик, к которому ему провел Рук Карс, был расположен в дальней темной зоне. За столом сидел спиной к камину ничем не примечательный человек, который с явным удовольствием поглощал свой ужин.

- Элвис Пресли? — незнакомец поднял глаза и мельком глянул на Виктора, — Рад знакомству. Я Крон Гросс. Присаживайтесь. Закажите себе что-нибудь? Рекомендую взять серебряную рыбу. Это что-то необыкновенное.

И он опять принялся орудовать ножом и вилкой, отдавая предпочтение еде, а не беседе. Сомову не оставалось ничего другого, как сесть за стол и заказать себе рыбу. Рыбные блюда он не любил с детства, но выразить согласие с мнением собеседника, а уж тем более последовать его совету это хороший способ для установления доброжелательного контакта. А то, что сидящий напротив него невзрачный человек далеко не так прост, как это могло показаться с первого взгляда, Виктор убеждался с каждой секундой. Лет сорок, выбрит гладко, волосы с проседью и аккуратно подстрижены, что являлось редкостью среди жителей Маркатана. Неброская, но явно дорогая одежда, гогглы на шее прикрыты платком, причудливые перстни поблескивают бриллиантами чуть ли не на каждом пальце. Да и не перстни это вовсе, понял, приглядевшись Сомов, а магические амулеты. А дядька-то, похоже, маг, если не целый магистр. Не упустить бы такое важное знакомство.

Маг наконец-то закончил с ужином, вытер губы и руки салфеткой и небрежно скомкав, бросил ее на стол. После чего он откинулся на спинку стула и с довольным видом принялся рассматривать Виктора. И взгляд этот был холодный цепкий, как у энтомолога разглядывающего редкую бабочку сквозь лупу. Сомову совсем не понравился этот пристальный взгляд и странно затянувшееся молчание.

- Чем могу быть полезным? — спросил он как можно более доброжелательно, — Господин желает послушать какую-нибудь песню? Буду рад исполнить для вас, все что угодно из моего скромного репертуара.

- О, да, — словно спохватился маг, — я бы с удовольствием послушал песню. Вы как-то ее уже исполняли недавно. Там есть такие замечательные слова: «У меня было сорок фамилий, у меня было семь паспортов».

Сердце Виктору бухнуло, замерло и заколотилось, набирая обороты. Он закашлялся и переспросил:

- Простите, я не расслышал вашего имени?

- Герцог Крон Гросс. Начальник тайной стражи Останда, — собеседник хищно улыбнулся, наслаждаясь моментом, а затем шутливо приложил два пальца к губам, — Только прошу тише, я здесь так сказать инкогнито. Не люблю, знаете ли, огласки. Впрочем, она и вам ни к чему. Правда, Вик?

- Извините, но вы, наверное, ошиблись. Меня зовут не Вик, — предпринял жалкую попытку выкрутиться Сомов, — Для сцены я взял псевдоним Элвис Пресли, а на самом деле меня зовут Пупел Лунус. Если позволите, я сейчас принесу личную грамоту.

- Не позволю, — негромко, но резко сказал начальник тайной стражи и неожиданно рассмеялся, — Пупел Лунус? Какой кошмар! Вик, зачем ты поменяли свое красивое имя на идиотское Пупел?

Сомов смотрел на развеселившегося герцога, но ему самому было совсем не смешно. Мозг лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации, и у него уже вырисовывалась пара вариантов дальнейших действий. Герцог тем временем успокоился и перешел к делу.

- Итак, Вик, слушай меня внимательно. В силу своей профессиональной деятельности мне приходится узнавать много самых различных секретов: больших и маленьких, государственных и личных, важных и не очень. И только я определяю, представляют они опасность и интерес для государства или не представляют. В любом случае мне необходимо о них знать, чтобы сделать соответствующие выводы. А сейчас у меня есть все основания полагать, что ты обладаешь каким-то секретом. Поэтому я задам тебе один очень важный вопрос. Если ты на него ответишь прямо и честно, то возможно на этом наше знакомство закончится, и мы с тобой расстанемся. Беглый раб это частное дело собственника и не представляет интереса для государства. Но для начала факты. Первый, некто Эргис Преан нанял частного сыщика для того чтобы отыскать своего беглого раба. Второй, за поиски раба заплачено пятьдесят золотых монет, а это огромная сумма, которой ни один раб не стоит. Третий, заказчик не требовал вернуть раба, а намекнул, что лучше было бы его найти и тихо прикончить.

Начальник тайной стражи сделал паузу, давая возможность Виктору переварить шокирующую информацию и продолжил:

- Интересно, если этот скряга Преан во всем кроме того что касается выпивки вдруг готов расстается с полусотней золотых только на поиски раба, то какова же тогда реальная цена его тайны? А теперь собственно вопрос. Почему Преан готов заплатить немыслимые деньги, чтобы его бывший раб замолчал навечно?

Гросс уставился на Сомова ожидая ответа, но Виктор молчал.

- Подумай хорошо, Вик. Ты открываешь мне тайну Преана, я взамен оставляю тебе свободу. Все сыщики, даже частные подчиняются тайной страже и без моего приказа никто тебя не тронет. Это я гарантирую. Ты можешь не волноваться за свою дальнейшую судьбу, если, конечно, будешь со мной откровенен. Признаюсь, мне понравились твои песни, и будет жаль прерывать карьеру такого талантливого музыканта. Итак, в чем заключается тайна Преана?

Сомов молчал. Он уже не слушал герцога, он вспоминал землю и брата своего отца. Дядя Витя, в честь которого его назвали, был жизнерадостным неугомонным, но не слишком везучим человеком. Дважды был неудачно женат, а один раз ухитрился угодить в тюрьму, где провел долгие шесть лет. Об этом периоде он вспоминал с юмором и многие из его рассказов Виктор запомнил. Например, как опера разводили неопытных подозреваемых — «рассказывай все, признавай вину и сразу пойдешь домой», как сулили золотые горы — «пристроим в теплое местечко, по зоне на велосипеде будешь ездить» и прочее. Даже первый допрос старались проводить не в отделе полиции, а в привычной для человека обстановке, когда человек вроде был еще свободен, и оставалась надежда, что все так и останется в его жизни. Уловки эти были примитивным обманом, но многие верили, а иногда даже и наговаривали на себя лишь бы остаться на свободе. Поверил и дядя Витя. Домой его не отпустили, а велосипед на зоне если и был, то только в виде горящих спичек между пальцев ног у спящего осужденного.

Сомов смотрел на начальника тайной стражи и с содроганием понимал, что все, о чем когда-то рассказывал его дядя, сейчас происходит с ним. И доверительная беседа в таверне, а не в солнечной башне и обещание свободы, если все рассказать. Виктор прекрасно осознавал, что обещания герцога это пустой звук, но какой был непреодолимый соблазн во всем признаться, лишь бы его оставили в покое. Ведь только-только его жизнь наладилась, нашлись друзья, появилась любимая работа, обзавелся хорошей квартирой, и завелись в кармане деньги. Но какой-то злой рок настигал Виктора каждый раз, стоило ему лишь чего-то добиться в мире Осаны, и обрушивал снова на самое дно. В холодных бесцветных глазах Гросса легко угадывалось, что тот не удовлетворится одним ответом. Стоит только заикнуться о кроссворде, как неминуемо последуют другие вопросы и из него вытянут все. Что сделает с пришельцем из другого мира любитель тайн облеченный властью, страшно было представить.

Виктор вздохнул и виновато развел руками:

- Увы, о секретах господина Преана я не имею ни малейшего понятия. Знаю только, что он алкоголик, но вам это и без меня известно.

- Значит, ты не хочешь быть откровенным, — спокойно констатировал Гросс, которого нисколько не расстроил ответ Виктора, — Наверное, рассчитываешь, что тебя отправят прежнему хозяину, а там ты опять сбежишь?

- И в мыслях такого не было, — почти не лукавя ответил Сомов.

Он обратил внимание, что когда герцог вел речь о тайне, то мерил ее деньгами. Может, стоило использовать этот аргумент? Выкупить самого себя у Преана или попытаться дать взятку начальнику тайной стражи? Взятки в Маркатане обычное дело, но чиновник такого ранга размениваться по мелочам не будет, а значит нужно предложить максимально возможную сумму в надежде на финансовую помощь Орка.

- Господин Гросс, я действительно не знаю секретов Преана, но и возвращаться к нему не хочу, — Виктор собрался с духом, — И я готов пожертвовать пятьсот золотых, чтобы вы мне поверили.

Все-таки ему удалось вызвать легкое удивление на лице герцога, которое тот быстро сменил скептическим выражением.

- У тебя есть пятьсот золотых?

- Сейчас нет, но завтра…

- Значит, денег у тебя нет, — не стал дальше слушать Крон, — А правды говорить ты не хочешь. Жаль. Тогда вернемся к фактам. Тебе знакомо имя Итон Уос?

- Первый раз слышу, — Сомов постарался, чтобы его голос прозвучал равнодушно, но внутри у него все похолодело.

- Летом в городе произошло двойное убийство, — продолжал рассказывать начальник тайной стражи, — и убийца представился Итоном Уосом. Позже выяснилось, что болван с этим именем просто потерял свою личную грамоту, которой впоследствии воспользовался убийца. Преступник оказался необычайно ловок и хитер, не оставил практически никаких зацепок и дознание в итоге зашло в тупик. Дело собирались уже отправить в архив, но неделю назад оно попало ко мне. Я просмотрел собранный материал и внимательно исследовал единственную улику, найденную на месте преступления — берет убийцы. Очевидцы показали, что преступник имел гладко выбритую голову, но, тем не менее, в складках головного убора все же нашелся один единственный маленький волосок, который проглядели дознаватели. Видимо он сохранился там с тех пор, когда владелец берета еще не брил, а носил волосы. И этот волосок меня поразил. Хочешь знать, какого он был цвета?

- Рыжий? — через силу нагло усмехнулся Сомов.

- Не угадал. Нет. Волос был абсолютно седой. А еще свидетели утверждали, что убийца был молод и имел хорошо развитую атлетическую фигуру, — Крон демонстративно посмотрел на широкие плечи Виктора и остановил взгляд на его белых волосах, — Я знаю только одного человека с такими приметами.

- Меня казнят? — Сомов вспомнил пики с насаженными головами, по которым ползают зеленые жирные мухи.

Начальник тайной стражи торжествующе ухмыльнулся.

- Сначала я предполагал отправить тебя твоему хозяину господину Преану, поскольку ты его собственность, но учитывая, что за тобой числятся два убийства, то теперь ты в моей юрисдикции. И да, за это тебя могут казнить, если я передам дело в суд. Впрочем, я вправе убить тебя прямо сейчас, если ты дашь мне повод. Так что перестань крутить свой магический перстень на пальце и не делай глупостей. Он тебе не может. У меня стоит защита от железного луча. Кроме того, и в зале и на всех выходах находятся мои агенты, вооруженные парализующими амулетами на случай твоего непредсказуемого поведения. Ты или ведешь себя тихо, и мы продолжаем мирно беседовать или очнешься от действия парализатора через несколько часов в солнечной башне, и разговор продолжится уже там. Поэтому прояви благоразумие и для начала успокойся. Я не настолько кровожадный, как это предписывают мне слухи. И все еще надеюсь на откровенный разговор.

Переиграли меня, чуть ли не застонал Виктор от безысходности, со всех сторон переиграли. Ему было не столько страшно, сколько досадно и обидно до слез. На соседних столиках посетители уже начинали поглядывать в их сторону с недоумением, а может даже и услышали обрывки беседы, несмотря на то, что Виктор и Крон разговаривали вполголоса. А тут еще некстати Хлыст проявил беспокойство и направился в их сторону.

- Какие-то проблемы? — вызывающе произнес он еще издали и, не доходя вдруг замер как вкопанный.

На лице разбойника отразилась сложная гама чувств, удивление, страх, растерянность и паника, сменившаяся отчаянной решимостью. Видимо он узнал начальника тайной стражи и сейчас от страха был готов на совершенно безумные поступки. Гросс же смотрел на разбойника абсолютно спокойно и даже с некоторым любопытством. А за спиной бандита моментально возник человек в черной одежде и готовый пресечь любые его действия. Хлыст затравленно оглянулся и недобро ощерился. Надо было срочно вмешаться, пока он не наломал дров и не составил Виктору компанию в солнечной башне.

- Все нормально, Хлыст. У меня небольшие проблемы, но я решу их сам, — Сомов сделал ударение на слове «сам», — Уходи отсюда немедленно.

Разбойник, получив распоряжение с явным облегчением повернулся, чтобы уйти, но его пригвоздил к месту голос начальника тайной стражи:

- Стоять! Я тебя еще не отпускал. Подойди-ка сюда, удалец.

Деревянной походкой бандит приблизился к столу.

- Имя? — нацелился ему в лицо указательным пальцем герцог, а в голосе его отчетливо звякнула сталь.

- Хлыст.

- Я тебя не про собачью кличку спрашиваю.

Бандит послушно назвал настоящее имя год рождения и место жительства.

- За тобой вроде бы ничего не числится, — слегка смягчился Крон, — но судя по прическе, ты явно из банды бритоголовых. Ну да ладно, можешь быть пока свободным, — герцог развернулся к Виктору, — Интересные у тебя друзья, Вик, и это многое объясняет. Поговорить откровенно еще не надумал? Жаль. Ну, тогда спой, как обещал последнюю песню.

Сомов сходил за гитарой на сцену и перекинулся парой слов с музыкантами.

- Нет времени объяснять. Обост, ты остаешься вместо меня старшим, на… неопределенный срок. Постарайтесь дальше работать и играть так, как это делали вместе со мной. Кропалик, присмотришь и сохранишь мои гитары. Вернусь, лично с тебя спрошу. Если вернусь. Ну, вроде все. На всякий случай, прощайте друзья.

Одной рукой сжав гитару за гриф, а другой, прихватив огромный напольный канделябр, он вернулся за стол к Крону Гроссу. Яркий свет двенадцати свечей заставил недовольно поморщиться герцога. Будет тебе песня, мстительно подумал Виктор, будет тебе инкогнито и громогласно объявил:

- Эту песню я посвящаю достопочтимому господину начальнику тайной стражи герцогу Крону Гроссу!

Сомов присел на краешек стула, прошелся рукой по струнам и запел рублеными фразами и невыносимо язвительным голосом:

 О, да!  Я гениальный Сыщик,  Мне помощь не нужна,  Найду я даже прыщик  На теле у слона…

Народ в таверне тихо и испугано перешептывался, у входа на кухню виновато мялся Рук Карс, пришедший в себя Хлыст, издали подавал непонятные знаки и строил зверские рожи, а на сцене сгрудились все без исключения музыканты и с несчастным видом смотрели на последнее выступление музыканта.

 Бывал я в разных странах  И если захочу,  То поздно или рано  Я всех разоблачу.  Как мышь, крадусь во мраке,  Плыву, как камбала,  А нюх, как у собаки,  А глаз, как у орла.  О, да!

Закончив выступление, Сомов тщательно протер струны салфеткой и бережно передал гитару подбежавшему Кропалику. Начальник тайной стражи, сидевший до этого с неподвижным лицом, чуть оживился:

- Кропалик? Ба! Какая неожиданная встреча. Так значит ты теперь тоже музыкант? Кто бы мог подумать!

Юноша под его взглядом замер и стал белее полотна, но герцог небрежным жестом велел ему убираться:

- Ступай прочь, мерзавец. Займусь тобой позже.

Начальник тайной стражи переключился на Сомова.

- Итак, пришла пора произнести мою любимую фразу, — сыщик взял театральную паузу и цинично осклабился: — Именем короля, вы арестованы!

На улице музыканта сразу перехватили несколько неразговорчивых человек. Профессионально обыскали, сняли магический амулет с пальца, и надели наручники.

- Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, — с грустной улыбкой произнес Виктор, — Куда прикажете проследовать на цугундер?

Поскрипывая свежим снегом, его подвели к карете и затолкали внутрь. По бокам крепко придерживая за локти, устроились агенты, а напротив вальяжно развалился Крон Гросс и экипаж сразу тронулся в путь.

В карете герцог нарушил молчание всего один раз, когда спросил:

- Как твое настоящее имя?

- Вы же сами его прекрасно знаете, — ответил Сомов, — Вик Сангин.

- Ну да, — произнес сыщик со странной интонацией и, судя по тону, которым это было сказано, Виктору он не поверил.

Тюрьма встречала неласково. Сомова провели через несколько ворот с охраной и злобными огромными собаками к высокому кирпичному зданию без окон, на стене которого висела чугунная табличка с рельефом восходящего солнца. Прежде чем попасть внутрь Виктора еще раз обыскали, заглянув во все полости тела, отобрали все вещи, а взамен выдали серый бесформенный балахон. Потом добрых полчаса водили по узким коридорам и лестницам, клацая многочисленными решетчатыми дверями, прежде чем втолкнули в темную камеру.

- Ну, наконец-то, — произнес чей-то глумливый голос, — давно тебя мы ждали!

Наверное, эта фраза была рассчитана на то, чтобы напугать новичка, но Виктору было сейчас плевать и на нее и на фигуры сокамерников потянувшиеся со всех сторон. И по росту и по силе он заметно превосходил других арестантов. Если не отобьюсь, то хотя бы согреюсь, с иронией подумал он. Видимо его ледяное спокойствие и поза, принятая для боя слегка поумерила пыл сокамерников.

- Как звать?

- Вик.

- За что попал?

- За двойное убийство.

- Из братства что ли?

- Из бритоголовых.

- А кличут как?

- Музыкант.

С каждым коротким ответом воинственность бандитов падала, а после последней фразы и вовсе испарилась. Все уголовники быстро рассосались по углам, и рядом с Виктором остался только один человек.

- Наслышан, — уважительно произнес он, — А я Кабан из братства Бирюка. Мы здесь между собой разборок не ведем, так что располагайся спокойно, лучше рядом со мной у отдушины, там и нары мягче и воздух чище. Эй, Носатый, быстро освободил место Музыканту.

Так Сомов обошелся без прописки, о которой рассказывал дядя Витя и влился в новый коллектив без проблем. Утром ему сделали передачу с воли, в которой, кроме продуктов оказалась и гитара с жильными струнами. Кто-то беспокоился о нем, и это вселяло надежду. Виктор взял гитару и выдал:

«Я парнишка седой, я совсем молодой мне семнадцать… Есть хотел — хлеб украл, а закон покарал так жестоко».

Этим он окончательно покорил сокамерников, но от предложения сделать наколку восходящего солнца на руке, которую он заслужил, попав в солнечную башню, вежливо отказался. Пару дней его никто не тревожил, кроме клопов, а затем его повели на первый допрос. И это был не просто вывод, а целая экскурсия. Конвоир провел Виктора по подземным казематам, где подробно и со знанием дела показал и рассказал о десятках пыточных устройств и механизмов устрашающего вида для причинения невыносимой боли и изощренного членовредительства. У одной камеры, где палачи в кожаных фартуках пытали какого-то несчастного, конвоир остановился и заставил Виктора смотреть на этот кровавый кошмар бесконечные десять минут. Только после этого Сомова доставили в кабинет для допроса. Кабинет был достаточно просторный, обставленный хорошей мебелью и лишь решетка на окне выдавала принадлежность помещения к тюрьме. В нем находились трое. Человек за столом, на котором стояло устройство, напоминающее пишущую машинку, господин начальник тайной стражи в кресле за другим столом и невероятного исполинского размера пес, дремавший у его ног. Виктора усадили на железный табурет, привинченный к полу в центре комнаты, и пристегнули за лодыжку к ножке табурета.

- Устраивайся удобнее, Вик, — усмехнулся Крон, — Разговор у нас предстоит долгий. Как тебе понравилось в нашем заведении?

- Бывало и хуже, — не стал жаловаться Сомов, хотя в ушах его до сих пор звучали крики истязаемого в каземате бедолаги, — Замечу только, что пытки не лучший способ узнать правду и под их воздействием любой человек признается в чем угодно.

- Это ты правильно говоришь, но ошибаешься в главном, — заулыбался герцог, — В пыточных камерах не выясняют правду, а наказывают за ложь и упрямое молчание. Впрочем, я рад, что тебя это впечатлило, и, следовательно, должно уберечь от неправильных ответов.

- Мне нечего скрывать, господин начальник тайной стражи, — тут же солгал Виктор.

Крон поморщился, а затем резко подался вперед и вперил указательный палец в лоб Сомова.

- Смотреть сюда! Отвечать быстро! Твое настоящее имя?

Виктор даже отшатнулся от такого напора и растерянно повторил прежний ответ:

- Вик Сангин.

Гросс сразу поскучнел, откинулся обратно на спинку кресла и проворчал:

- Я предполагал, что на тебя не действует внушение, но попробовать стоило.

- Почему вы мне не верите? — Виктор добавил в голосе обиды, — Смотрите сами.

Он закатал рукав балахона, открывая магическое клеймо.

- Раб Вик Седой, хозяин Эргис Преан, город Макабр, — без особого интереса прочитал начальник тайной стражи, — Это я и так знаю. Наверное, несладко быть рабом у орков. А скажи, Вик, как долго ты пробыл у них в рабстве?

- Около двух лет, — нахмурившись, ответил Сомов.

За соседним столиком после каждого вопроса и ответа печатная машинка взрывалась сериями хлестких щелчков, видимо фиксируя ход допроса.

- А до этого, где ты жил? Кто твои родители?

Сомов помрачнел, и это не скрылось от внимательных глаз сыщика.

- Родителей я не помню. Совсем. Где жил до того, как попал к оркам, тоже не помню. Знакомый лекарь сказал, что это последствия от удара копьем по голове. Называется амнезия. Я после травмы головы забыл абсолютно все, что знал, даже язык пришлось учить заново.

- Странная история. Здесь помнишь, там не помнишь.

- Плохо у меня с головой, — притворно вздохнул Виктор.

- Ты уже совсем-то не завирайся, — пожурил его Крон, который сменил тактику и теперь вел беседу в непринужденной манере и даже проявлял толику сочувствия, — С головой у тебя наоборот все хорошо и для человека потерявшего память ты слишком много знаешь. Вчера мои люди провели у тебя в квартире обыск, и обнаружили в тайнике любопытную записную книжку.

Он выдвинул ящик, достал из него пухлый блокнот и положил его на стол. Сомов молча выругался, следовало бы предусмотреть, что даже хорошо спрятанную вещь легко найти, если искать с помощью просвечивающих гогглов. Герцог раскрыл блокнот и перелистнул несколько страниц.

- Замечательные стихи. Честно признаюсь, я прочитал их все, благо они написаны на остандском. Ты определенно талантлив. Но кроме стихов здесь есть несколько странных рисунков с текстом на неизвестном мне языке. Признаюсь, до этого времени я считал, что знаю языки всех народов Осаны. Что это за странный язык?

Пока Виктор, захваченный врасплох, спешно пытался придумать вразумительное объяснение, Гросс рассмеялся:

- Не напрягайся так, Вик, и можешь уже не отвечать. Я вижу, что ты опять намереваешься солгать и делаешь это совершенно напрасно. Я неоднократно говорил, что не желаю тебе зла, а хочу всего лишь доверительной беседы. И уверен, что не пройдет и часа, как мы найдем взаимопонимание, и ты правдиво расскажешь мне все что знаешь. А пока предлагаю сделать небольшой перерыв. К сожалению, в наших тюрьмах отвратительно кормят. Может, ты хочешь поесть или выпить кофе? У меня есть замечательный кофе, который специально доставляют из Макабра.

Виктор непроизвольно сглотнул слюну.

- От кофе не откажусь, — хрипло произнес он, — спасибо, господин начальник тайной стражи.

- Можно обращаться господин Гросс или господин герцог, — позволил сыщик, — так это займет меньше времени.

Сомов не понимал, что за странную игру ведет с ним начальник тайной стражи, но было очевидно, что его интересует уже больше сам Виктор, чем секреты Преана. Корн нажал на кнопку, вмонтированную в стол. Звонка не раздалось, но почти сразу открылась дверь и появилась прислуга.

- Две чашечки кофе, пожалуйста. А знаешь, Вик, почему мы тебя так долго не могли найти? Потому что по отсутствию данных следовало, что ты покинул Маркатан и в столице тебя просто перестали искать. Самое неприятное, что в банде Старого у меня был осведомитель, и он обязан был донести о твоем появлении. Но не донес. Сейчас я могу даже раскрыть имя этого осведомителя. Тебе интересно кто это? Это твой юный друг Кропалик, — герцог с нескрываемым удовольствием наблюдал за реакцией Сомова, — Не ожидал? Я признаюсь тоже не ожидал, что этот маленький мерзавец осмелиться пойти против тайной стражи. Интересно, чем это ты его так приворожил?

- Может быть тем, что я по-человечески отношусь к людям? — предположил Виктор.

- По-человечески? — хохотнул герцог, — А как же два убийства, Вик?

- Я бы назвал это скорее самообороной, — осторожно, подбирая слова, произнес Сомов, — Эти два бандита пытались меня убить и у них это почти получилось. Если бы на этом все закончилось, я бы не стал мстить, но и в дальнейшие планы негодяев не входило оставлять меня в живых. Разве у меня был выбор, господин Гросс?

- Ну, к этому спорному вопросу мы еще вернемся.

Их разговор прервала прислуга, которая принесла серебряный поднос, где дымились две фарфоровые чашечки с кофе и безмолвно удалилась. По комнате распространился умопомрачительный запах.

- Угощайся, — предложил герцог.

Корн взял одну из чашек, добавил в нее ложку сахара и стал неторопливо помешивать. Незаметно он наблюдал за Виктором, который закрыв глаза, с наслаждением вдыхал аромат, поднеся чашку двумя руками к самому носу.

- Ну, и как тебе кофе?

- Великолепный, я бы сказал, что это настоящий напиток богов, — ответил Сомов, смакуя каждый глоток, — Даже в таверне у Карса такого не нейдешь. Признаться ничего подобного я не пил уже несколько лет. Мама у меня хорошо варила кофе. Сначала обжаривала зерна на сковороде, а потом молола их на ручной мельнице. С детства обожаю запах жаренных кофейных зерен. Я столько раз видел, как мама варит кофе, но сам так и не научился его правильно готовить. А может просто времени не хватало, все бегом, бегом. Схватишь пакетик три в одном, зальешь кипятком и дальше бежать.

Виктор вдруг наморщил лоб и попытался собраться с мыслями. Бог мой, подумал он, что я такое несу? Но одновременно с этим он чувствовал себя совершенно расслаблено и даже весело. Хотелось болтать без умолку и даже петь. Он наткнулся на прищуренный взгляд начальника тайной стражи.

- Что же ты замолчал, Вик? — ласково спросил Корн, — Продолжай, я тебя очень внимательно слушаю.

- Со мной происходит что-то странное. Какие-то изменения внутри и вокруг меня. Даже цвет и звуки стали другими, — удивленно, но вместе с тем беззаботно заметил Сомов, с любопытством оглядываясь по сторонам, — Мне кажется, господин Гросс, что вы меня чем-то опоили. Это был не кофе?

- Уверяю тебя, это самый настоящий кофе из Макабра, — хитро улыбнулся герцог, — Ну и несколько капель эликсира истины в твоей чашке. Я же обещал, что мы скоро найдем общий язык.

- Ловко вы меня провели. Понимаю, что я должен вас остерегаться, но сейчас вы кажетесь таким добрым умным и я бы сказал милым.

- Сержант, вы свободны, — обратился начальник тайной стражи к человеку за печатной машинкой.

- Господин герцог, но ваша безопасность, — попытался возразить сержант, — Преступник может быть опасен.

- Вы свободны, — повторил Крон, — О моей безопасности позаботится Малыш.

Пес, услышав свое имя, моментально вскинул лобастую голову и преданно глянул на хозяина, вильнув хвостом. Не получив команды зверь широко зевнул раскрыв внушительную розовую пасть с острыми клыками и уронил голову обратно на могучие лапы. Сомов посмотрел на собаку с умилением, ему очень захотелось ее погладить.

- Никогда еще так хорошо себя не чувствовал, — пробормотал Виктор, — Ваш эликсир истины это что, наркотик?

- Нет. Это разработка наших магов для нужд тайной стражи. Безвредная для организма и, кстати, ужасно дорогостоящая. Мы редко используем это драгоценное средство, буквально по каплям и только по делам особой важности. Но у меня есть предчувствие, что сегодня эликсир израсходован не напрасно и ты сумеешь меня порадовать интересной информацией.

- Предчувствие вас не обманывает, господин Гросс, — рассмеялся Виктор, — Я вас не просто порадую, я вас так удивлю, как вы еще никогда не удивлялись.

- Ну что ж, приступим, — Крон радостно потер руки, — Итак, как тебя зовут?

- Виктор Владимирович Сомов, — родное имя позвучало непривычно даже для его владельца.

- Первое имя у тебя явно орское, — не удержался от комментария герцог, — Но глядя на тебя скорее поверишь, что ты вампир, чем высокородный орк.

- Увы, я не вампир и не орк, а обычный человек. Впрочем, не совсем обычный, — Виктора несло, и он не мог остановиться, — Я вероятно единственный такой человек в мире Осаны.

- В самомнении тебе не откажешь, Виктор Сомов, — иронически усмехнулся герцог, — Но мы отвлеклись. Давай вернемся к основному вопросу. За твою голову Преан обещал огромное вознаграждение. Почему?

- Не знаю, — честно ответил Виктор, — Скорее всего, боится, что я проговорюсь и выдам его тайну.

- Итак, — насторожился сыщик, — В чем же его тайна?

- Эргис Преан обещал мне дать вольную, если я сделаю его знаменитым. Я рассказал ему принцип кроссворда и даже нарисовал несколько готовых образцов. Господин Преан стал знаменит, но слово свое не сдержал.

- Значит, ты утверждаешь, что автор преаноллы ты, а не Преан?

- Ну, не совсем я, но господин Преан точно не имеет никакого отношения к авторству этой головоломки. А идею кроссворда подсказал ему я.

Сыщик задумался. Он и раньше удивлялся как писатель-неудачник и горький пьяница вдруг сумел придумать преаноллу, но поверить, что автор его любимого времяпровождения в последнее время, сидит сейчас перед ним, и что это не умудренный сединами магистр, а совсем еще молодой парень, было гораздо труднее. Конечно Вик необычный и талантливый музыкант, но интеллектуальная игра это совсем из другой области деятельности и знаний. Проще было считать автором кроссворда пьяницу писателя.

- Ты получил образование? Какое?

- Незаконченное высшие. Учился в Санкт-Петербургском государственном университете на физическом факультете. Мечтал заниматься численным и аналитическим анализом физических процессов в различных областях физики, включая расчёты с использованием компьютерных систем в задачах ядерной, атомной и молекулярной физики. А также параллельными вычислениями на кластерных системах и суперкомпьютерах, GRID технологиями, использованием систем символьных вычислений в задачах математической физики.

Сомов с удовлетворением посмотрел на лицо сыщика, который видимо ничего не понял из сказанного и сидел со стеклянными глазами.

- Э-э, математика это хорошо. Это чудесно, — ухватился герцог за единственное понятное слово, — И ты значит, в ней разбираешься?

Виктор пожал плечами:

- Разбирался когда-то. Еще помню, что производная константы равна нулю, — он улыбнулся воспоминаниям, — Или вас, господин Крон, интересует что-то конкретное, например, линейная алгебра, многомерный анализ, кратные интегралы и теория поля, дифференциальные уравнения, теория функций комплексной переменной или теория вероятностей?

- Кто ты? — выдавил из себя ошарашенный герцог.

- Как? Разве я этого еще не сказал? — удивленно спросил Сомов и произнес шепотом: — Я пришелец из другого мира.

Оглавление

Часть 1. Раб

  Глава 1. Странные встречи

  Глава 2. Ужас на крыльях

  Глава 3. Мертвые не потеют

  Глава 4. Добро пожаловать в рабство

  Глава 5. Попытка к бегству

  Глава 6. Попытка номер два

  Глава 7. Мальчик для битья

  Глава 8. Добрый хозяин

Часть 2. Музыкант

  Глава 1. Подлый хозяин

  Глава 2. На арене Чак Норрис

  Глава 3. Романтик с большой дороги

  Глава 4. Средневековый паркур

  Глава 5. Элвис жив

  Глава 6. Гениальный сыщик Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg