«Горошина для принцессы»

Олег Александрович Шушаков Горошина для принцессы

Принцесс-то было вволю, да были ли они настоящие?

Ганс Христиан АНДЕРСЕН

ПРОЛОГ

Минск, начало июня 1933 г.

- Снежка! Ты куда! Стой!

- Ага, сейчас!..

- Подожди!

- А ты догони!..

- И догоню!

- Ага!..

Сначала Владимир хотел ее догнать, а потом махнул рукой. Разве догонишь! Этого сорванца… Он махнул рукой и упал на траву. Бог с ней! Пусть бегает сколько хочет!.. Он упал навзничь, закрыл глаза и раскинул руки.

Как хорошо вот так лежать и не двигаться. Он открыл глаза и посмотрел в небо… И словно задохнулся…

Потому что прямо ему в глаза смотрели льдисто-серые Снежкины глаза… Безумно близко…

Тихонько подкравшись, она наклонилась к нему и всмотрелась…

Что она могла в нем увидеть?.. Смешная, глупая девчонка! Ведь малявка еще совсем! Всего-то четырнадцать с небольшим!.. Почему же у него так сжалось сердце?.. Почему всё сжалось у него внутри в эту долгую-долгую секунду? Почему?..

А, может, взять и повалить её на траву? Пощекотать? Посмеяться?.. Но что-то не позволило ему это сделать. Что-то, сиявшее в ее глубоких, как небо, глазах… Что?..

А тишина звенела, не смолкая…

Наконец это бесконечное мгновение окончилось. Снежана отхлынула от него…

Владимир закрыл глаза и перевёл дыхание. И сразу прорезались звуки окружающего мира. Плеск воды, веселые голоса отдыхающих, смех и громкая музыка…

Боже мой…

- Мы будем сегодня кататься? - спросила Снежка, стоя над ним.

- Конечно! - ответил Владимир, кое-как справившись с сердцебиением.

- Папа, папа! - вдруг закричала она.

- Снежка! Я же тебя предупреждал! Не вопить и не носиться по пляжу, сломя голову! - комбриг Добрич строго посмотрел на дочь… Любимую… Единственную…

- Папа! Хочу кататься! - ее звонкий голос не понизился и на полтона.

- Снежка! - нахмурился Добрич.

- Да, папа! - подбежала она к нему и замерла, невинно хлопая ресницами.

- Сне-жка!! - строго-настрого сказал комбриг, и, не выдержав, улыбнулся.

- Папа, папа! - запрыгала она.

- Беги за лодкой!

- Ура! - опрометью кинулась она к причалу лодочной станции.

- Снежка!

Дочка вернулась к нему, и он погладил ее по белокурой голове. А потом взглянул на лежащего в траве молодого человека…

- Возьми лодку, Снежка! И… - Добрич махнул головой в сторону Владимира. - Покатайтесь…А я посижу, посмотрю.

- Папа!

- Что, папа?

- Хочу с тобой!

- Ну, ладно…

- Нет, хочу с ним!

Господи, какая же ты поперечливая, подумал он, вот кому-то счастье достанется!..

Комбриг повернул голову и посмотрел на Владимира. На память он пока не жаловался… Младший летчик Иволгин Владимир Иванович. Двенадцатого года рождения. Окончил первую военную школу летчиков… Комэска его хвалил. Лихо летает, хорошо стреляет и ничего не боится… Неплохая была бы пара для Снежки…

В будущем…

Потому что она еще так молода!.. Впрочем, молодость с годами проходит… А он все чаще стал замечать, что годы мелькают, как листки на отрывном календаре…

- Ладно, покатайся с ним, - сказал он.

- Ура! - обрадовалась Снежка и закричала. - Володя! Побежали скорей кататься!

- А где же лодка? - спросил он.

- Сейчас!..

Владимир улыбнулся вслед убегающей Снежкиной спине и посмотрел на ее отца.

Комбриг сидел и молча глядел в озеро, обхватив крепкими руками колени. Он полностью ушел в себя. И тяжело вздохнул, глядя прямо перед собой и ничего не видя…

Наталия была такая красивая… И такая непредсказуемая… Самая любимая!.. Господи, почему она так рано их оставила?! Господи, почему дочка так на нее похожа?!

Владимир исподтишка разглядывал командира.

Это произошло совершенно неожиданно. Он даже и не думал, что сможет однажды оказаться вот так вблизи, рядом с ним, настоящим летчиком-асом, героем Гражданской войны, трижды орденоносцем, человеком-легендой… Оказаться вблизи не в служебной обстановке, а просто так.

Владимир был дружен с его дочкой, маленькой озорной белобрысой хулиганкой, и, видимо, поэтому, оказавшись в воскресный день на берегу озера совсем один, тут же попал под ее веселое покровительство.

У Снежки были прекрасные отношения со всем миром. Комбриг овдовел много лет назад, и его дочка выросла на летном поле. И летчики, и техники отцовской авиабригады баловали ее как могли. Наверное, потому что она была такая непоседливая малявка!..

Владимир вздохнул. Жаль, конечно, что ей всего четырнадцать… А вот Тамаре уже двадцать шесть!.. Он встречался с ней тайком. Она была старше его на пять лет, успела три раза сходить замуж и очень многое умела… Он содрогнулся… Эта женщина в прямом смысле слова высасывала из него все силы! Ее губы были такими горячими, а язык таким неутомимым!

Сладкая… Развратная… Ненавистная!

Владимир усилием воли выбросил Тамару из головы. Нельзя о ней думать! Неправильно все это! Он ненавидел себя за то, что таскался к ней через день, но ничего не мог с собой поделать!

- Воло-дя! - услышал он вдруг Снежкин голос.

Смешная девчонка!.. Только маленькая еще совсем… Снежка… Снежана… Снежная… Чистая, как первый снег!.. Такая светлая… Такая хорошая…

Она подскочила к нему и сказала:

- Ты долго будешь здесь валяться? Вон лодка! Не видишь что ли, я привела уже?

Владимир схватил ее за лодыжки и уронил на траву. А Снежка смеялась, отбрыкиваясь. Он отпустил ее, откинулся и остался лежать, закрыв глаза.

Она навалилась на него и спросила:

- О чем ты думаешь?..

- О тебе… - прошептал Владимир.

Снежана отскочила как ошпаренная.

- Ха-ха! - рассмеялся он. - И ты поверила!

- Ха-ха! - рассмеялась она. - Конечно, нет!

А, ведь, поверила…

- Ну что, пойдем кататься?! - поднялся Владимир.

- Пойдем! - улыбнулась Снежка.

- Бежим?

- А догонишь?

- Догоню!..

Минск, начало июня 1936 г.

…Пора бы уже навести порядок в личной жизни, товарищ страшный лейтенант…

Сегодня Владимира вызвали в строевую часть и под роспись ознакомили с приказом, которого он давно уже ждал.

Командир лучшего авиаотряда сто сорок второй истребительной авиабригады Белорусского военного округа, орденоносец, старший лейтенант Иволгин направлялся в Липецк на высшие летно-тактические курсы. Ему выдали проездные, воинское требование и аттестат.

Теперь, как и положено, предстояло устроить отвальную.

Но думал он не об этом.

Помимо прочего, Владимиру надо было объясниться с Тамарой.

Но и это не очень его беспокоило. Насчет Тамары он все уже решил. Просто не было подходящего случая поставить точку.

Он думал о Снежке.

И до сих пор не мог разобраться в своих чувствах…

Он прекрасно помнил, как однажды, между полетами, его подозвал к себе комбриг… Снежкин отец.

- Володя, - сказал он. - Снежана очень дорога мне. У меня никого больше нет. Вы дружите. И я не знаю, что делать…

Внезапно он схватил его за отвороты реглана и, резко дернув, притянул к себе.

- Что ты делаешь?!! - прорычал он. - Я ведь всё знаю про твои отношения с Тамарой!!! Зачем ты морочишь голову моей девочке?!

Владимир не мог вымолвить и слова… Добрич встряхнул его. Приподнял и поставил назад. Смахнул с него невидимые соринки… И отвернулся.

- Товарищ комбриг… - прошептал Владимир. - Георгий Александрович!.. - он сжал кулаки, прижал их к груди и опустил. - Простите… Я не морочу… Но… Простите… Я не могу… Это…

- Смоги! - сказал комбриг и размашисто зашагал вдаль…

Владимир совсем запутался…

Последнее время они со Снежкой действительно сильно сблизились… Она была удивительной девушкой! Красивой, умной и начитанной. Простой и, одновременно, очень гордой. Иногда задорной, смешливой и проказливой, а иногда такой серьезной, что не подступись!.. Владимир проводил с ней почти все свободное время. Они вместе гуляли по вечерам, много и жарко спорили об искусстве, литературе и авиации… Ему было так легко с ней! Так хорошо!

Почему же, проводив Снежку до дома, он плелся к Тамаре?!..

Ведь он не любит эту женщину! И каждый раз, побывав в ее постели, сам себя презирает!.. Сколько раз он давал себе слово больше с ней не встречаться! А потом, проклиная свою слабохарактерность, вновь оказывался у ее дверей…

Комбриг прав! Пора кончать эту бодягу! И дело тут вовсе не в Снежке!

А на самом деле, именно, в ней… И только в ней!

Владимир вышел из штаба и наткнулся на ее взгляд. Она стояла у крылечка и болтала с дневальным. Увидела его и тут же отвернулась…

Он спустился по ступенькам и остановился… Красноармеец вытянулся по стойке «смирно», а Снежка улыбнулась и дерзко спросила:

- Что?.. На повышение пошли, товарищ старший лейтенант?

Владимир покорно склонил голову и тихо сказал:

- Снежка, можно тебя на минутку…

Она замерла, услышав его слова. Махнула своими густыми ресницами. И кивнула:

- Да, конечно…

- Снежка, я уезжаю… - сказал Владимир, отведя ее в сторону.

Ей было уже семнадцать… Она стала такая красивая! Пока он сам себя обманывал, она стала такая… Такая!.. А он!

- Снежка…

- Да…

- Снежана…

Стройная золотоволосая ясноглазая девушка подняла на него свои бездонные льдисто-серые очи.

И Владимир потерял дар речи.

- Что ты хочешь услышать? - спросила она.

- Я уезжаю… - сказал он.

- До свидания… - сказала она.

- Прощай… - Владимир горько улыбнулся, махнул рукой и повернулся, чтобы уйти.

- Стой! - сказала она.

- Стою, - ответил Владимир.

- Ты! - сказала Снежана.

- Я… - ответил Владимир.

Она подошла к нему. Она подошла к нему так близко!.. Безумно близко!.. Она просто обжигала его своим светлым, чистым огнем!

Боже мой!..

- Ты уезжаешь? - тихо спросила Снежана.

- Да… - прошептал Владимир.

- Навсегда? - спросила она еще тише.

- Да… - сжалось все у него в груди. - Нет… Не знаю…

- Так, «да» или «нет»?

- Снежана…

- Что?

- Так надо… Прости… - справился, наконец, с собой Владимир.

- Прощаю… - прошептала она, отвернулась и ушла.

И все вокруг потемнело…

Но так было надо.

Владимир пошел в магазин, набрал водки и закуски…

- За Сталинских соколов!..

- Ур-р-ра!.. - кричали ребята.

Теперь можно было их ненадолго оставить. Он хлопнул стакан водки и пошел в столовую. К той, которая выпила его почти до дна.

- Ну, что, мой сладкий, - ухмыльнулась Тамара. - На повышение?

- Почему ты такая? - спросил он…

- Какая? - она подошла и прижалась к нему своими тугими грудями.

- Почему ты - так? - отодвинулся Владимир.

- Как?..- Тамара скользнула руками вдоль него. - Так?.. Или так?.. - она положила ладони ему на грудь и поиграла пальцами, шаловливо царапая ее сквозь ткань гимнастерки.

И Владимир, сам того не желая, сразу зажегся… Это было невыносимо!

- Нет! - хрипло сказал он.

- Да!.. Да!.. Да!.. - шептала Тамара.

Она знала, что делала! Но на этот раз ошиблась.

- Я уезжаю… - из последних сил оттолкнул ее Владимир.

Тамара всхлипнула… Он взял ее лицо в руки и заглянул в глаза. И ничего в них не увидел… Кроме пустоты.

- Прости, Тамара, но к тебе я больше уже не вернусь, - Владимир закрыл за собой дверь и ушел.

Насовсем.

Барселона, начало августа 1937 г.

…День окончился неудачно…

Впрочем, он все-таки вернулся домой…

Но эти трехмоторные прошли. И сбросили свои бомбы.

Владимир до сих пор так и не смог понять. Как можно убивать детей и женщин!?.. Зачем? Зачем они убивают женщин и детей?!.. Ур-роды!.. Вчера он ездил в город и видел по дороге эти разрушенные улицы, эти обрушившиеся дома, эти потухшие женские лица у водоразборной колонки… Он видел их глаза… И глаза их детей…

Которых каждый день убивают фашисты!

И за это их будет убивать он, старший лейтенант Иволгин! Будет убивать, потому что они - сволочи! Потому что никому никогда нельзя убивать женщин и детей!

Мигуэль, механик его самолета, подскочил к нему сразу после того, как он зарулил свой «чато» на стоянку:

- Муй бьен, ми капитан! Тодос уа сабе! Ту деррибар эн италиано авион!

Владимир молча сбросил парашют. Ему не хотелось ничего говорить…

Да! Он завалил «Фиат». Но «Юнкерсы» прорвались… Пули их не берут, что ли?.. Он всадил в одного почти полбоекомплекта! Фашист задымился, но сумел уйти. Потому что у Владимира вышли патроны… Вот тебе и «но пасаран»… Он скрипнул зубами… Сегодня они прошли. Но это в последний раз! В следующий раз он просто ударит эту сволочь собой! И разобьет об него свой «чато»!.. Лучше умереть… Чтобы больше не видеть этих уже ни во что не верящих женских глаз.

Владимир швырнул свой шлем об землю и зашагал прочь.

Мигуэль грустно посмотрел ему вслед. Эти русские парни каждый день поднимаются в небо, чтобы сражаться за его родину. И каждый день их возвращается все меньше и меньше… Но что он мог поделать… Мигуэль подобрал шлем и подошел к «чато», чтобы протереть тряпкой уставшие цилиндры. На глаза навернулись слезы. Но он сдержался…

Мужчинам плакать нельзя!

Поэтому Владимир просто налил себе вина. Красного как кровь испанского вина. Встал и выпил… Молча… Потому что сегодня из боя не вернулся Сергей…

Хороший парень… Отличный летчик… Настоящий друг…

Владимир вздохнул. Слава Богу, что не ему придется прятать глаза перед Серегиной матерью, сообщая о его гибели. Потом он, конечно, съездит в Оренбург. Потому что обязан рассказать матери, как погиб ее сын. Но, может, еще удастся отвертеться… Может, ему повезет, и его все-таки собьют на хрен…

На счету Владимира было уже семь вражеских самолетов, но сам он до сих пор не имел ни царапины. Впрочем, никому не может везти до бесконечности! Так что шанс еще есть!

Он сидел один в придорожном кафе.

Доложив Анатолию о том, что видел в бою, в столовую он не пошел. Толя Серов - свой парень! В доску! И все понимает. Но Толя - командир! И, ясное дело, никакой самоволки не разрешил бы. Поэтому, никому ничего не сказав, Владимир взял и махнул в город… Это было серьезным нарушением дисциплины. Но ему необходимо было побыть одному… Сегодня он не смог спасти друга. Не успел! Но видел, как он погиб… Поэтому сегодня будет лучше, если он побудет один. Чтобы не сорваться…

Солнце уже давно спряталось за красными черепичными крышами. Длинные тени принесли долгожданную прохладу. День тихо угасал.

Маленькое кафе было почти пустым. Лишь в дальнем углу несколько седых, пожилых испанцев, прихлебывая вино и попыхивая сигаретами, вели неспешную беседу. Может о войне, а может о погоде…

Он сидел у самого выхода. Иногда мимо проезжали машины. Изредка проходили люди. Все время туда-сюда бегали дети. Но он ничего не замечал…

Владимир наполнил бокал до краев и выпил залпом. Может, завтра у него и будет болеть голова. Но это будет завтра… А сегодня он будет пить! Потому что сегодня ему нужно напиться и забыться! А завтра - будь, что будет!.. Даже если придет его черед…

А придет и ладно! Значит, так тому и быть! Но перед этим он загасит еще одну фашистскую сволочь!.. Владимир твердо решил при отражении следующего налета таранить «Юнкерс». Чтобы у остальных трех моторных очко играло при виде «чатос»! Чтобы знали, сволочи, что им не пройти! Он сжал кулаки так, что захрустели пальцы…

В этот момент к его столику подошла девушка и молча села рядом.

Незнакомка была очень красива. Узкая талия. Высокая грудь. Пухлые алые губы. Иссиня-черные волосы. Огромные карие глаза… Чем-то неуловимым она напомнила ему далекую-далекую Снежку… Такая же юная… Такая же милая…

- Как тебя зовут? - спросил Владимир.

Он уже слегка опьянел, и спросил по-русски. Но она его поняла.

- Исабель… Исабель Фуэгос.

- А меня - Володя. Владимир Иволгин.

- Русо? - Исабель подняла руки и грациозно поправила волосы.

- Совьетико пилото… - пояснил Владимир.

- Совьетико! Авиадор! - блеснули ее глаза. - Грасияс! Мучас грасияс!

- За что?

И опять она его поняла. И вместо ответа просто погладила Владимира по щеке…

- А, ты - красивая, Исабель… - грустно улыбнулся он. И наморщил лоб. Как же это сказать по-испански?! - Ту белла, Исабель… Муй белла! Очень красивая!

Она сидела перед ним, сложив руки на коленях. В простом темно-синем платье, с алой ленточкой в черных волосах. На вид лет восемнадцать. Едва ли больше… Стройная… Милая…

- Исабель, - вдруг спросил Владимир. - А как по-испански «любовь»?

Это было удивительно. Но переводчик им не требовался. А, впрочем, за эти долгие полгода Владимир научился немного понимать испанский язык.

- Амор, - сказала она. А потом взяла его ладонь и прижала ее к своей щеке. - Симпатико…

- Милый?.. Эс вердад? Это правда?

- Си…

- Исабель… - сказал Владимир. - Белла морена… Смуглянка…

Она улыбнулась…

- Почему ты здесь? - спросил Владимир, и помотал головой, осознав, что опять говорит по-русски. - Пор ке ту акуи?

Но она его поняла и так.

- Пор ке ту бебе? - Исабель взяла его за руку.

Его встревожил ее внимательный взгляд.

- Почему пью?.. Мой друг… - Владимир опустил голову. - Ми амиго эс муэрто. Погиб в бою… Эн комбате…

- Ах, Володио… - прошептала Исабель, и ее прекрасные глаза наполнились слезами. - Ло сиенто мучо…

- Да… Очень жаль… - тихо сказал Владимир, а потом спросил. - А хочешь, я тебе его покажу? - он вспомнил вдруг, что у него была с собой маленькая, девять на двенадцать, фотография. Он, Толя Серов и Серега возле обломков «Юнкерса».

Владимир достал ее из нагрудного кармана и показал Исабель:

- Ми амигос… Это - я, это - Анатолий, - тыкал он пальцем. - А это, Сергей…

Крепкие парни в кожаных куртках, стояли, улыбаясь и щурясь на солнце, а за их спиной из земли торчал кусок крыла с ненавистным косым крестом на белом фоне. Исабель разглядывала эти веселые лица, и ее сердце переполняли тепло и благодарность. Наконец-то, она увидела тех, кто, не жалея своих молодых жизней, защищал ее от падающей с неба, свистящей и воющей смерти.

- Давай помянем Серегу… - Владимир наполнил сначала ее бокал, а потом свой. И выпил, не чокаясь.

Глядя на него в упор, Исабель медленно осушила бокал, а потом вдруг обвила его шею руками и поцеловала.

Начавшись почти как сестринский, ее поцелуй с каждой секундой становился все крепче, все страстнее. Исабель прижалась к нему, и Владимир даже сквозь свою кожаную куртку, даже сквозь ее платье, почувствовал какая у нее упругая грудь… Фуэгос… То есть, огонь… Она действительно обжигала, как пламя.

Ее тонкие пальчики нырнули и запутались в его шевелюре. У Владимира зазвенело в ушах. Жаркая волна прокатилась по телу…

Но он не посмел ее обнять. Не имел права!.. И держал свои руки на привязи.

Их поцелуй длился целое столетие…

Когда она, наконец, оторвалась от его губ, Владимир инстинктивно огляделся. Но на них никто не обращал внимания. Исабель продолжала обнимать его за шею и смотрела сквозь свои черные ресницы прямо ему в глаза… Она смотрела на него каким-то необычайным, туманным взглядом… И от этого взгляда у Владимира все сильнее кружилась голова.

- Исабель!.. Но! Но эс посибле!.. Нельзя!.. Маньяна ми тамбьен… Завтра меня тоже могут убить… Уо эс посибле эс муэрто эн комбате… - шептал он, утопая в ее глазах.

- О, тонто… Олвиде де муэрте!.. О пор ля тарде соло амор! - шептала она.

- Сегодня вечером только любовь? - переспросил Владимир.

Его не просто штормило. Кафе болталось слева направо, как качели. Но он понимал, что это не от вина. Владимира никогда не штормило так даже от водки. Похоже, все дело было лишь в этой чудесной девушке с алой ленточкой в волосах, которая его сейчас обнимала.

- Си, симпатико… - Исабель встала и, взяв его за руку, потянула за собой. - Бамос, куэридо…

- Куда?.. Адонде бамос, Исабель? - поднялся он из-за столика вслед за ней.

- Бамос а каса дэ ми…

- К тебе домой?

- Си, куэридо…

Владимир достал из кармана несколько песет, уронил их на столик и, увлекаемый девушкой, вышел из кафе…

Любовь с первого взгляда?.. Но, ведь, так не бывает!.. Или бывает?

Владимир ничего не понимал. Впрочем, он и не смог бы… Даже если бы захотел… Потому что не дано это мужчине. Не дано мужчине понять женщину…

Откуда ему понять!.. Что вокруг война… И смерть… Противоположность жизни…

Когда она увидела Его, ее сердце так внезапно распахнулось навстречу любви, что Исабель и сама ничего не успела понять! Потому что никогда с ней такого не было!

Этот широкоплечий рыжий парень с бутылкой вина был так одинок, что она не смогла пройти мимо… А потом, когда увидела его печальные глаза, не смогла оставить одного… А когда поняла, что кроме сегодняшней ночи у него ничего уже не осталось, что завтра его уже не станет, не смогла отпустить…

А когда поняла, что влюбилась, уже было поздно.

Владимир был околдован ее поцелуем. И позабыл обо всем. Кроме ее милых глаз, кроме ее нежных губ, кроме ее высокой груди и стройных ног…

А она вела его за собой по улице, крепко держа за руку. И волна ее иссиня-черных волос тихо плескалась на теплом ветру. Иногда Исабель оборачивалась, бросая на него нежный взгляд. И его сердце под этим взглядом таяло словно воск…

Сопротивляться было бессмысленно.

Он и не сопротивлялся.

Москва, декабрь 1937 г.

…Грамоту Героя Советского Союза и оба ордена майору Иволгину вручил Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин, маленький сухонький старичок в очках, бородка клинышком. Помня предупреждение его секретаря, Владимир осторожно пожал слабую старческую ладошку и вернулся на свое место.

Ванька Лакеев, которому тоже присвоили звание Героя, помог ему привинтить ордена Ленина и Красного Знамени рядом с орденом Красной Звезды, полученным еще в мае тридцать шестого за успехи в боевой и политической подготовке…

Владимир вернулся на родину в начале октября. Написал отчет о командировке и получил законный отпуск и путевку в Сочи, в военный санаторий имени товарища Ворошилова.

В санатории Владимир мало общался с остальными отдыхающими, хотя многих из них хорошо знал по Испании.

Большинство пилотов и штурманов приехало в Сочи вместе с семьями и, глядя на счастливые женские лица, он еще острее ощущал свое одиночество. И словно лелеял его, большую часть времени проводя у бушующего моря совершенно один…

Он молча смотрел на огромные волны, набрасывающиеся на берег с неукротимой силой, и старался вообще ни о чем не думать…

Постепенно холодное, штормящее Черное море остудило его опаленную войной душу. Яркость воспоминаний понемногу потускнела. Но боль утраты никак не уходила.

Владимир все еще не мог забыть Исабель…

Прекрасная каталонка оставила глубокий след в его душе, хотя полюбить друг друга по-настоящему они не успели.

В тот единственный вечер в их жизни она молча привела его к себе, в маленькую комнатку на окраине Барселоны. И как только за ними захлопнулась дверь, все также молча, обвила его шею руками и припала к губам. Поцелуй был таким жарким и глубоким, что у Владимира снова закружилась голова…

А она то отрывалась от его губ, то снова целовала. Целовала то страстно, то нежно… Прижимаясь к нему всем телом… И он всем телом чувствовал ее… А его руки летали по ее спине, груди, бедрам, и голова у него кружилась все сильнее и сильнее.

Вдруг она отодвинула его от себя и посмотрела ему прямо в глаза своими широко раскрытыми глазами. Владимир замер, затаив дыхание. А она, глядя на него в упор и глубоко дыша, опустила руки, развязала поясок на своем платье, а потом одним грациозным, невыразимо прекрасным движением, сняла его через голову.

Словно тысячи тамтамов застучали у Владимира в ушах, когда она предстала перед ним почти нагая.

Почти, потому что на ней еще оставались чулки и туфельки.

Исабель медленно подошла к нему, сняла и уронила на пол его куртку, а затем стала расстегивать рубашку. Она вся трепетала…

Также как и он…

У Владимира все пересохло во рту! Он пылал, как факел в ночи!.. Но вовсе не потому, что уже очень давно не знал женщины! Это было что-то другое… У него были когда-то женщины. Но внезапно он понял, что такой у него не было никогда!

Если бы только он знал! Если бы только он знал то, что понял лишь тогда, когда уже стало поздно… Тогда он был бы в тысячу раз нежнее…

А, может быть, в миллион…

Она тихо лежала в его объятиях, а Владимир не мог себе простить, что потерял голову и так страстно взял ее. Потому что теперь понимал, что оказался ее первым мужчиной…

Мучаясь от острого чувства вины, он целовал заплаканные глаза и соленые губы Исабель. Его руки, лаская и успокаивая, нежно скользили по ее телу… А Исабель обнимала его, прижимая к себе все крепче и крепче, разгораясь от его поцелуев все жарче и жарче.

И они снова принялись страстно ласкать друг друга… А когда, совсем обессилев, затихли, за окнами давно уже стояла ночь.

Владимиру пора было уходить.

Он одевался, а Исабель горько рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Она плакала так безутешно, что у Владимира разрывалось сердце… Он встал на колени перед кроватью и стал гладить ее густые, пахнущие жасмином, волосы…

- Уо волве, Исабель. Я вернусь, - шептал он. - Уо волве, куэрида…

А она мотала головой и рыдала все сильнее:

- Но!.. Но!.. Но!..

Тогда он посадил ее к себе на колени, крепко обнял и стал целовать милое лицо… Губы, щеки, глаза, лоб… Понемногу она успокоилась и притихла, прижавшись к нему…

- Маньяна… - шептал Владимир. - Уо льегар маньяна, куэрида… Я приеду завтра…

И она поверила ему. И отпустила…

Но им не суждено было больше встретиться…

Он шел пешком почти до самого утра. Шел по пустой дороге и считал звезды в черном испанском небе… И вспоминал горячие ласки своей Исабель…

Владимир добрался до аэродрома в самое время. На востоке вовсю алела рассветная заря. Техники прогревали моторы «чатос».

От выпитого не осталось и следа. Ни запаха, ни похмелья. А сил было столько, что он только удивлялся…

Анатолий с укоризной посмотрел на него, но ничего не сказал, и не спросил…

В этот день Владимир сделал три вылета. В двух из них они столкнулись с «Фиатами» и «Хейнкелями». Но в этих коротких стычках никого сбить ему не удалось. Не удалось ему в этот вечер, и съездить в Барселону.

А наследующий день опять был налет трехмоторных…

Звено Владимира, в соответствии с планом боя, отсекло истребителей сопровождения и сбило двоих. «Москас» тоже хорошо поработали, разгоняя «Юнкерсы», но, тем не менее, несколько бомбардировщиков снова прорвались к городу…

Лишь на следующий день вечером Владимиру, под каким-то дурацким предлогом, удалось таки отпроситься в Барселону.

С трепетом приближался он к дому Исабель, мечтая обнять ее и крепко-крепко прижать к груди. И целовать, целовать, целовать до самозабвения…

Но ее дома больше не существовало… Не было его больше… Прямым попаданием тяжелой авиабомбы, дом Исабель был превращен в груду развалин.

Его сердце заныло от ужасного предчувствия.

А потом он увидел алую ленточку, лежащую в пыли у него под ногами…

Владимир медленно опустился на колени, поднял ее и прижал к губам…

Мужчинам плакать нельзя.

А он и не мог.

На следующий день, во время отражения очередного налета, Владимир, сбив один «Юнкерс» и оставшись без патронов, разогнался и ударил второго по хвосту своим «чато». Фашист рухнул и взорвался на собственных бомбах.

Лишь у самой земли, выброшенный сильным ударом из самолета, Владимир пришел в себя на мгновение, дернул за кольцо, и вновь потерял сознание.

Когда он вышел из госпиталя, его отправили на Родину…

Внезапно очнувшись от горьких воспоминаний, Владимир огляделся.

Вручение наград окончилось. Его возбужденные товарищи, сверкая новенькими орденами на темно-синих френчах, поднимались со стульев, шумно переговариваясь и предвкушая большой кремлевский банкет с руководителями партии и правительства.

А у Владимира на душе было пусто…

Весь декабрь он провел в разъездах. Его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета по Солнечногорскому округу, и ему пришлось много времени посвятить предвыборным встречам со своими избирателями.

Владимир рассказывал солнечногорцам о справедливой борьбе испанского народа с фашизмом, о героической обороне Мадрида, боях под Гвадалахарой, Теруэлем и Брунете…

Оставаясь один, он доставал иногда алую шелковую ленточку и долго смотрел на нее. Запах пороха и кирпичной пыли почти уже выветрился. Но, поднося ее к лицу, Владимир по-прежнему чувствовал тонкий и нежный аромат жасмина…

Со временем его боль понемногу притупилась.

Герой Советского Союза майор Иволгин был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва единогласно (явка - девяносто девять и девять, «за» - девяносто девять и девять). Впрочем, иначе, наверное, и быть не могло.

Они встретились в фойе Колонного зала Дома Союзов в одном из перерывов во время первой сессии Верховного Совета. Помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа комдив Добрич тоже был избран депутатом.

- Ну, здравствуй! - сказал он, обнял и похлопал Владимира по спине.

- Здравствуйте, Георгий Александрович! - ответил тот.

- Возмужал, возмужал!.. Вся грудь в орденах!.. Настоящий Герой!..

- Да, что вы, товарищ комдив! - смущенно улыбнулся Владимир в ответ.

- Ладно, ладно, не прибедняйся! Читал я твой отчет о командировке в Испанию. По долгу службы, само собой! И указ читал о твоем награждении. Но отчет - отчетом, а надо как-нибудь посидеть, поговорить поподробнее! Как думаешь, найдем время?

- Очень хотелось бы, товарищ комдив! - сказал Владимир.

Но еще больше ему хотелось встретиться не с комдивом, а с его дочерью.

Снежана… Как она?.. Он вдруг с пронзительной горечью вспомнил их последнюю встречу. И его сердце защемило, как будто это произошло только вчера.

Владимиру очень хотелось спросить комдива, как Снежана. Но заговорить о ней он не решался…

И, все-таки не мог не заговорить.

- А как?.. - неуверенно начал он и вдруг замолчал на полуслове. Потому что у него перехватило горло.

Владимиру очень хотелось расспросить, как дела у Снежки. Есть ли у нее кто-нибудь? Не влюблена ли она? Не вышла ли уже, не дай Бог, замуж?

Добрич не стал ему помогать. Нет, он не собирался мучить этого парня. Просто ему хотелось понять, хотелось почувствовать, не ошибся ли он в нем когда-то, решив про себя, что тот может сгодиться в зятья.

- А как… - с трудом выдавил из себя Владимир. - Как Снежана?.. Как у нее дела?

- Нормально дела, - ответил комдив, немного помолчав для порядка. - Взрослая уже совсем стала. В медицинском институте учится на втором курсе…

Ему незачем было мучить Владимира, но очень уж хотелось убедиться, годится ли он в мужья его дочери на самом деле. Любит ли ее по-настоящему?.. Или это была обычная юношеская влюбленность?.. Памятная, может быть, но давно оставшаяся в прошлом.

- Да… Взрослая… Еще краше, наверное, стала… Наверное, от женихов отбоя нет… - сказал Владимир упавшим голосом.

Добрич пристально посмотрел на молодого человека… А, ведь, кажется, действительно любит.

- А, может, она и замуж уже вышла? - решился, наконец, спросить Владимир.

Комдив вздохнул. Нет, он не забыл, что Владимир путался одно время с Тамарой, заведующей летной столовой, безотказной и совершенно бесстыжей бабенкой. Он тогда по-отечески прочистил ему мозги. Как, впрочем, и было положено командиру и старшему товарищу… Однако, кто старое помянет, тому глаз вон…

- Нет, еще не вышла, - сказал комдив. - И женихов у нее пока не наблюдалось, насколько я знаю… - а затем добавил, прищурившись. - А вот влюблена ли в кого, это тебе, наверно, виднее…

И улыбнулся, заметив, как засияли глаза Владимира…

Ленинград, начало мая 1938 г.

…Почему ей так запомнилось это лицо?..

Оно преследовало ее даже во сне. Одутловатое, нездорового бледного цвета, с мясистым носом и широкими залысинами…

Почему оно так пугало ее?..

Особенно этот пристальный, ощупывающий взгляд из-под пенсне. И еще пальцы. Толстые и постоянно шевелящиеся, как щупальца осьминога, пальцы…

Ее передернуло… Надо отвлечься. Подумать о чем-нибудь другом… Но мысли сами возвращались к этому неприятному незнакомцу в кожаном плаще.

Когда же это началось?..

Он садился вслед за ней на трамвай, а потом всю дорогу до института стоял рядом и смотрел. Снежке был противен этот липкий взгляд. Но, почему-то, она, мгновенно срезавшая любого остряка-однокурсника, способная поддеть за живое своим язычком кого угодно, цепенела под этим взглядом, как кролик…

Снежку никогда не беспокоили ни чьи взгляды. Она не считала себя красавицей, и, заглядывая в зеркальце, находила свое лицо вполне заурядным, хотя и симпатичным. И только пожимала плечами, замечая иногда восхищение в глазах папиных знакомых, молодых и не очень, пилотов и штурманов.

Вот, если бы Володька Иволгин хоть разочек так на нее посмотрел, вздохнула Снежана… Но они до сих пор оставались просто хорошими друзьями. Как и много лет назад, когда она была всего лишь голенастой, хулиганистой девчонкой-подростком, а он младшим летчиком отцовской авиабригады…

Снежка вдруг разозлилась на него! Ей уже девятнадцать, а он почему-то упорно не желает замечать, что она уже давным-давно не ребенок, а абсолютно взрослая девушка! И даже ни разу не попробовал ее поцеловать!

А она, дура такая, все равно думает о нем ночи напролет!.. Дура! Дура!..

А он ни о чем не догадывается!

Ну и ладно, вздернула она подбородок! Пускай тогда на нее смотрят посторонние мужчины! Пусть рассматривают, сколько хотят! Раз он такой дурак!

Ее мысли, сделав круг, вернулись к ужасному незнакомцу…

Его взгляд был совсем не таким, как другие. Так смотрит удав на свою жертву!

Господи, что же делать?!..

А, может, рассказать папе?.. Он был у нее самым лучшим на свете! Снежке было только семь, когда умерла мама… И с тех пор папа стал для нее всем!

Как она им гордилась!.. Высокий, сильный, смелый! Герой Гражданской войны! Красный командир! Пилот!

У нее не было от него никаких тайн! Никогда!.. Но сейчас ей почему-то не хотелось рассказывать папе о страшном незнакомце в черном кожаном плаще. Что-то подсказывало ей, что этого делать не стоит… Во всяком случае, пока.

Она могла бы обратиться за помощью к Володьке и он, конечно, не раздумывая, навалял бы по шее любому, на кого она покажет пальцем!

Потому что Володька вообще никого не боялся! Герой Испании! Комбриг! И кулаки у него были здоровенные, и гирями на спортплощадке он жонглировал легко и непринужденно, как цирковой силач! Снежка сама видела!

Но в последнее время он как-то от нее отдалился. Стал реже бывать у них с папой в гостях… Раньше, бывало, не вытолкаешь, вздохнула она… А сейчас он почему-то стал ее избегать.

Что же делать?!.. Снежке ужасно не хотелось опять ехать в одном трамвае с этим типом, у которого пальцы, как щупальца.

Значит, сегодня она пойдет в институт пешком! Она быстро сунула тетрадки с конспектами в командирскую сумку, подарок отца. Положила туда же, ломоть хлеба с колбасой на обед, и, захлопнув дверь, дробно застучала каблучками по лестнице…

Стояло прекрасное майское утро! Ночью была гроза, и умытый город дышал весенней свежестью. С огромных афиш новой, замечательной и безумно смешной кинокомедии «Волга-Волга», задорно улыбаясь, смотрела Любовь Орлова… Легкий ветерок трепал волосы и наполнял грудь. Снежке хотелось бежать босиком по теплому, все еще мокрому после ночного дождя асфальту и смеяться во весь голос!

»Ах, ты радость молодая, невозможная!..»

Как здорово, когда тебе всего девятнадцать и все-все еще впереди!..

И Снежка бежала, скинув туфельки, смеясь и размахивая своей командирской сумкой, и солнце сквозь прозрачные зеленые кроны тополей слепило ей глаза…

Он стоял, заложив руки за спину. Его толстые губы кривились в усмешке. Прищурившись, он смотрел сквозь пенсне на испуганно замершую перед ним девушку…

- Так можно и простудиться, - услышала она вкрадчивый голос.

Чуть наклонившись, Снежка молча надела туфли.

- Что вам нужно? - неожиданно хрипло прозвучал ее, обычно такой звонкий, голосок.

- Меня зовут Златогорский. Генрих Семенович Златогорский. А что мне от вас нужно, я объясню вам позже и в другом месте. Возьмите, - он протянул ей листок в косую линейку. - Вечером я буду ждать вас по этому адресу.

- Никогда, - отшатнулась она от него.

- Никогда не говори никогда… - покачал головой Златогорский. - Добрич Снежана Георгиевна, русская, родилась пятого февраля девятнадцатого года, член ВЛКСМ, студентка второго курса Ленинградского медицинского института; мать, Добрич Наталия Николаевна, русская, одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года рождения, умерла в двадцать шестом году; отец, комдив Добрич Георгий Александрович, серб, одна тысяча восемьсот девяностого года рождения, член ВКП(б) с двадцатого года, участник Гражданской войны, награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени и медалью «ХХ лет РККА», в настоящее время помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа.

Снежана от ужаса не могла вымолвить и слова.

- Будет лучше, если вы все-таки придете по указанному адресу, - он стер, наконец, с лица свою мерзкую усмешку. - Позвольте представиться еще раз. Майор Государственной безопасности Златогорский. Следователь по особо важным делам.

- Ну и что! - запальчиво крикнула Снежка.

- Ничего, - спокойно сказал Златогорский, откровенно разглядывая ее грудь. - Если вы будете послушной девочкой, то ничего… А если нет, - его глаза зловеще сверкнули из-под пенсне и потухли. - Тоже ничего… Пока ничего… - он снова криво усмехнулся, взял ее ладошку, вложил в нее листок и неторопливо удалился.

Снежка смотрела ему вслед, не в силах пошевелиться…

Очнувшись, она скомкала листок с адресом и отшвырнула подальше. А потом уронила сумку и подбежала к ближайшей луже, чтобы отмыть в чистой дождевой воде гадкое ощущение от прикосновения щупальцев этого чудовища…

Снежку всю трясло, колени подгибались. Она подошла и прислонилась к стройному зеленому тополю.

Вдруг налетел легкий порыв ветра, и весенняя листва прошелестела ей какую-то веселую мелодию. Теплый солнечный луч, проскользнув сквозь тополиную крону, согрел ее своим поцелуем. Прямо перед ней по асфальту запрыгал воробышек. Он подскакал к ней, наклонив свою головку сначала в одну сторону, а потом в другую. Чив-чив! Привет, прочирикал он, и Снежка улыбнулась.

И тьма, распростершая было над ней крылья, испуганно ускользнула…

Никуда она не пойдет! А, если этот тип в плаще, еще хоть раз к ней приблизится, она все расскажет папе, решила Снежка! А еще лучше, скажет Володьке, и он набьет ему морду!

Разобравшись с проблемой и приняв решение, она повеселела. Бегать босиком ей пока расхотелось, но и опаздывать на лекцию не стоило. Ленка Терехина, староста их группы, и так на нее уже косится.

Снежка выкинула из головы все свои неприятности, подхватила сумку и припустила в припрыжку по утреннему проспекту навстречу солнцу…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ФИКТИВНЫЙ БРАК лето 1938 г.

Глава первая

…Светло-серые густые лохмотья облаков раскинулись над Ленинградом и тихо, почти незаметно, плыли по небу. Июньское полуденное солнце, то выскальзывало, то снова пряталось в тучи. И каждый раз, вырываясь на свободу, горячие солнечные лучи словно вспыхивали, отражаясь в червонном золоте волос невысокой, стройной девушки. Но она этого не замечала. Ее глубокие льдисто-серые глаза застыли от невообразимого, невозможного холода…

Снежана Добрич стояла на Аничкином мосту, вглядываясь в свинцово-серые речные волны.

Идти Снежане было некуда…

Нева текла и текла прямо у нее под ногами, она завораживала ее и манила…

А, может, перелезть через перила и дело с концом?! Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем?

Ей было очень плохо!

И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду…

Сегодня Снежану исключили из комсомола и отчислили из института…

И никто! Никто не заступился за нее! Даже Маринка, ее бывшая лучшая подружка… Подружка до первого дождя…

Снежана стояла посредине кабинета секретаря факультетского комитета комсомола, а члены бюро глумились над ней, задавая вопросы о связях с врагами народа.

Она молчала. Впрочем, ее ответы никому и не были нужны…

Разбирательство было недолгим. Потому что вопрос был совершенно ясен…

- Кто за исключение комсомолки Добрич из членов Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи? - спросил Илья Шавкин, секретарь комитета.

Снежана посмотрела на него в упор, и он отвел глаза.

Когда-то, в прошлой жизни, когда она была еще дочкой героя Гражданской войны, Шавкин даже пытался за ней ухаживать… Безуспешно, естественно… Потому что она ничьи ухаживания никогда не принимала всерьез. Потому что для нее всегда существовал только один человек.

Бюро единогласно проголосовало «За!». Даже Маринка… Снежана положила комсомольский билет на стол и, так ничего им не сказав, молча вышла.

А потом ее вызвали в ректорат и дали расписаться на приказе об исключении из института. Она сдала студенческий и зачетку, также молча, как и комсомольский билет. Из документов, которые были у нее на руках, остался только паспорт.

Это было ужасно. В одно мгновение ее практически вычеркнули из жизни и растерли в пыль…

И никто не мог ей помочь!.. Нет! Никто не хотел ей помочь!.. Или боялся?

А, вот, папа ей обязательно помог бы!

Потому что никогда никого не боялся! Он не стал бы ничего спрашивать, а просто обнял бы, потрепал за челку и поцеловал в щеку… Он защитил бы ее! Он показал бы им всем!.. Он… Он…

И тут слезы, наконец-то, покатились по ее щекам…

Папа!..

А, ведь, еще вчера все было так хорошо…

Засидевшись в институтской библиотеке, она прибежала домой поздно вечером, голодная как волк, и заскочила на кухню, что бы что-нибудь перехватить. Большой и вкусный кусок копченой колбасы, уложенный на толстый ломоть свежего хлеба, как всегда ей здорово помог. Жуя на ходу, она заглянула в большую комнату.

Из-под двери отцовского кабинета пробивалась полоска света…

Снежана давно уже привыкла, что он допоздна работает и, ступая на цыпочках, чтобы его не побеспокоить, тихонько прокралась в свою комнату.

Ее кровать громко скрипнула, когда она со вздохом облегчения упала на нее. Раздеваться было лень. Она вытянула ноги и заложила руки за голову.

Послезавтра - последний экзамен. А после этого - целое лето свободы! Папа обещал достать путевку и отправить ее в Грузию, в горы… А, может быть, ему дадут отпуск и они поедут вместе?.. Как это было бы здорово!

Она размечталась…

А, может, и Володьке Иволгину тоже дадут отпуск, и он поедет в Грузию с ними?..

Нет, сказала себе Снежана. Пусть Володьке дадут отпуск, пусть он запросится вместе с ними! А она скажет папе, что бы он ему не разрешил! Потому что в последнее время Володька, весь такой занятой, целый майор, командир авиабригады и Герой Советского Союза, слишком редко стал у них бывать!

А, может, у него кто-то появился?

Похолодев от этой ужасной мысли, Снежана резко села на кровати.

Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!.. Пусть только посмеет!.. Пусть только они посмеют!.. Тогда она его!.. Тогда она их!.. Тогда она!..

Но как?! Как он может?! Как он может с ней так?!.. У нее на глазах выступили слезы. Снежана уткнулась в подушку и немножко поплакала.

Так, самую чуточку!

Но слезы быстро высохли, потому что долго плакать она не умела.

Пускай делает все, что хочет! Пусть гуляет, с кем хочет! Ей абсолютно все равно! Потому что она его вовсе даже не любит!

Снежана прикусила нижнюю губу… Как же! Не любишь! Себе самой-то хотя бы не ври!.. Это он тебя не любит совсем! Он!.. А ты!.. Слезы тут льешь, дура!..

Внезапно Снежана очень разозлилась! Дура! Дура набитая! Неужели непонятно, что не нужна ты ему вовсе! Не нужна!..

Она опять заплакала. Плакала, плакала, и незаметно уснула…

Комдив тихо вошел в комнату дочери, подошел к кровати и вздохнул. Сорванец… Опять уснула одетой… Набегалась за день, и уснула в одежде, как в далеком детстве.

Волосы комдива давно посеребрила седина, но он все еще был очень крепким мужчиной. Высоким и широкоплечим. Холодный стальной взгляд его светло-серых глаз выдерживал не каждый. Горбинка на носу и резкие складки возле рта только подчеркивали силу и несгибаемость характера…

Комдиву было сорок восемь лет. Почти двадцать из них он прослужил в Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Его призвали осенью восемнадцатого. Когда разрозненные мятежи, не без помощи Антанты, переросли в полноценную Гражданскую войну.

Честно говоря, снова браться за оружие Георгий не собирался, так как к этому времени уже навоевался досыта. Тем более, что, судя по всему, стрелять предстояло не в немцев и прочих турок, а в своих же соотечественников.

Однако, деваться было некуда… Опять же паек…

На призывной комиссии Георгий невзначай упомянул о своем знакомстве с авиационными моторами и был незамедлительно направлен для прохождения службы в Красный Воздушный Флот. С легкой руки неведомого канцеляриста он попал в Первый советский дивизион истребителей. Сначала был механиком, а потом стал пилотом… Сражался с Колчаком и Юденичем, Врангелем и Пилсудским… Труса Георгий не праздновал, летал смело, и был награжден двумя орденами Красного Знамени. За беззаветную преданность делу революции и отчаянную храбрость…

А пока он воевал, любимая терпеливо ждала его и баюкала маленькую Снежку. Она родила ее суровой зимой девятнадцатого года… Холодной и многоснежной… И, наверное, поэтому назвала Снежаной…

Георгий и Наталия обвенчались за два года до Германской. Их любовь была взаимна и до скандальности романтична. Влюбившись с первого взгляда, они не могли прожить друг без друга и одного дня! И лишь война сумела их разлучить…

Но, к счастью, не навеки! Судьба хранила их, а они хранили свою любовь! И встретились снова, несмотря ни на что!.. Спустя три года…

Как им хотелось никогда уже больше не расставаться! Но, видимо, не все устали от войны! И вскоре те, кто никогда не сидел в окопах, раздули ее по новой. И опять стали погибать люди. На фронте - от пуль, штыков и сабель, а в тылу - от голода. Впрочем, во время гражданской междоусобицы фронт от тыла отличить не легко…

Георгий вовремя увез беременную жену из Петрограда в деревню, к родственникам своего боевого товарища. Лишь благодаря этому Наталии и малышке удалось выжить.

Они виделись очень редко. И все же Георгию иногда удавалось ненадолго вырваться в Петроград. Он приезжал к жене и дочке и проводил краткие мгновения в светлом раю нежной и верной любви…

Когда окончилась эта бесконечная братоубийственная война, он подумал, что, наконец-то, они заживут счастливо. Все вместе…

Увы, тяготы и бедствия военного времени подкосили и без того хрупкое здоровье его Наталии. Она долго болела и ушла, тихо и печально, оставив его в безутешной тоске, с семилетней Снежкой на руках.

А жизнь продолжалась… В двадцать седьмом его назначили командиром бригады. Через год вручили третий орден, к которому он был представлен еще в Гражданскую. Многие красавицы вздыхали по нему тайком. Но Георгий никогда больше не посмотрел ни на одну женщину, хотя был молод и знаменит…

Шли годы… А он по-прежнему все свободное время посвящал любимой дочери, которая становилась все более и более похожей на свою мать…

Комдив стиснул зубы.

Наталию он уберечь не смог. А теперь и Снежка оказалась в опасности… Из-за него… На что он надеялся?! Ведь, все было ясно с самого начала!

Когда был раскрыт военно-фашистский заговор маршала Тухачевского и после краткого и невразумительного процесса все фигуранты этого дела были немедленно расстреляны, у него в душе зашевелилось недоброе предчувствие. Которое, как обычно, не обмануло… Как ни разу до этого не обманывало в бою.

Добрич никогда не был особенно близок ни к Уборевичу, ни к Тухачевскому, хотя не один год прослужил под их командованием.

Георгий слишком хорошо знал и того, и другого. И не питал никаких иллюзий насчет военного «дарования» обоих! Впрочем, поручик Тухачевский, наверное, мог бы стать неплохим командиром роты. Если бы подольше ей покомандовал, а не просидел всю войну в плену!.. И подпоручик Убаревич-Губаревич роту, вероятно, потянул бы…

Однако, на волне революционного энтузиазма и по причине катастрофической нехватки военных кадров оба в одночасье вышли в командармы. И наломали немало дров, пока усваивали азы стратегического искусства. Залив рабоче-крестьянской красной кровью и Великия, и Малыя, и Белыя. А потом еще и Польское царство, и Кавказ, и Среднюю Азию в придачу…

Впрочем, судили Тухачевского и иже с ним не за печально знаменитый марш-бросок на Варшаву с открытыми флангами и не за перегибы при подавлении народных волнений, Тамбовского восстания и Кронштадтского мятежа. Их судили за измену Родине, шпионаж, вредительство, диверсии и террор!

По поводу барских замашек «красного Бонапарта» Георгий был наслышан. Но в то, что тот являлся немецким шпионом, не верил. Бонапартизм и интриганство - это одно, а шпионаж - совсем другое! Вполне возможно, и Тухачевский, и Уборевич, и Якир с Гамарником, действительно считали Ворошилова дураком и неучем и подсиживали, как могли. Это, само собой, было достаточной причиной для снятия виновных с должностей, понижения их в звании и даже увольнения в отставку…

Но не для судебной расправы, шельмования и расстрела!

Сразу после казни участников заговора начались повальные аресты командного состава и в армии, и во флоте. За год бесследно исчезли многие сослуживцы Георгия. Его боевые товарищи. Его бывшие начальники и подчиненные…

Как и его предшественник в нынешней должности комдив Лопатин.

Добрич понимал, что своей очереди ему тоже долго ждать не придется. Однако время шло, а его не трогали. В феврале за успехи в боевой, политической и технической подготовке он был даже награжден орденом Ленина.

Но уже в конце весны почувствовал, как над ним стали сгущаться тучи. А в последние дни это ощущение стало почти нестерпимым.

И он понял, что вот-вот за ним придут…

Скорее всего, ему предъявят стандартное, высосанное из пальца, обвинение в шпионаже в пользу какой-нибудь европейской державы. Или нескольких держав одновременно.

А вдруг его обвинят в том, что до революции он был…

Комдив нахмурился. Неужели, все-таки, дознались?!.. Нет! Вряд ли… Тогда все было бы иначе. И совершенно безнадежно.

Господи, как же уберечь от всего этого дочь?!..

Надо было бы уже давно отослать ее куда-нибудь… А куда? И как он объяснил бы ей необходимость бросить учебу и срочно уехать неизвестно куда, неизвестно зачем?

Комдив тихонько потрогал ее за плечо:

- Снежка…

- Володя… - нежно прошептала она сквозь сон. И проснулась…

В комнате было темно…

- Снежка, нам надо поговорить, - наклонился к ней отец.

- Да, папа, - заморгала она спросонья глазами.

- Снежка, я хочу, чтобы ты знала… Что бы обо мне ни говорили, это все неправда!

- О чем ты, папа? - она ничего не понимала.

- Обещай мне! Что бы обо мне ни говорили, этому не верить! Обещаешь?..

- Да, конечно! Но почему?.. Что случилось, папа? - Снежана села на кровати, поджав под себя ноги.

Он присел рядом с ней и обнял за плечи. Она посмотрела на него и вдруг заметила, как он сдал за последние дни… Похудел, под глазами мешки…

- Что случилось?

- Сейчас я не могу ничего тебе объяснить. Придет время и ты сама все поймешь… Помнишь наше место?.. В Петергофе?.. В парке?..

- У старого дуба?

- Да! Молодчина!.. Там, в дупле, я оставил кое-что для тебя… Только не ходи туда сразу. Потом, через какое-то время… Хорошо?

- Хорошо… Но скажи, все-таки, что случилось? - она всерьез разволновалась.

- Ничего пока не случилось… - он поцеловал ее в лоб и прошептал. - Милая моя девочка… - и погладил ее по голове. - Но скоро может случиться… - он вздохнул. - Ты у меня самая сильная в мире! Ты справишься!

- Папа! - Снежана по-настоящему испугалась. - Почему ты так со мной разговариваешь?

- Ты его любишь? - вдруг спросил он.

- Кого? - потупилась Снежана.

- Владимира… Ответь мне, для меня это важно.

- Да… - прошептала Снежана, и вдруг всхлипнула. - А он!.. А он!..

Отец погладил ее по голове и сказал:

- Владимир - хороший парень! Если ты выбрала его, то я одобряю твой выбор. Он любит тебя и никогда не покинет в беде… Я в нем уверен…

С какой надеждой Снежана посмотрела на отца!

- Владимир никому не позволит тебя обидеть! - повторил он.

И в этот момент в дверь позвонили…

- Помни! Что бы обо мне ни говорили, не верь! - отец крепко-крепко обнял ее и снова поцеловал в лоб. А потом встал и пошел открывать.

Сердце Снежаны болезненно сжалось…

- Комдив Добрич? - услышала она незнакомый холодный голос в коридоре.

- Да! - твердо ответил ее отец.

- Вы арестованы! Сдайте оружие!

Сразу же после этих слов по квартире загрохотали чужие шаги, а в большой комнате включился свет…

- Предъявите ордер на арест, - спокойным голосом сказал отец.

И добавил, после некоторой паузы:

- Мой пистолет в верхнем ящике письменного стола, в кабинете.

Все остальное было непрерывным кошмаром.

Отца вскоре увели. А в квартире вовсю хозяйничали крепкие молодые люди в синих фуражках с малиновыми околышами…

Снежана стояла у стены в большой комнате, а они рылись в шкафах, перелистывая каждую книгу, встряхивая каждую тряпку, швыряя все просмотренное на пол и топча это сапогами. И, похоже, это доставляло им удовольствие.

Иногда они прохаживались по ней плотоядным взглядом, но тронуть не решались. За связь с дочерью врага народа можно было и самому угодить под раздачу…

А, ну ее! На их век и обычных комсомолочек хватит!

Обыск окончился лишь под утро. Снежане разрешили взять только ее документы. А потом в присутствии понятых, дворника дяди Васи и его жены, опечатали квартиру.

И ей пришлось уйти…

Она дождалась открытия институтской библиотеки и взяла с полки недочитанный учебник. Буквы расплывались у нее перед глазами. Она сидела, глядя на одну и ту же страницу, пока за ней не пришли и не пригласили на заседание комитета ВЛКСМ факультета… И исключили из комсомола.

Наверное, кому-то это было очень нужно, потому что не прошло и пол суток с момента ареста ее отца, а в институт уже сообщили.

Не дожидаясь поступления официального уведомления из НКВД, ректорат Ленинградского медицинского института немедленно принял решительные меры по очищению рядов своих студентов.

И вот теперь дочь разоблаченного врага народа Снежана Добрич стояла на Аничкином мосту… Одна… Без копейки денег… Без маломальского пристанища…

Ей было так плохо!

И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду…

Нева текла и текла прямо у нее под ногами, она завораживала ее и манила.

А, может, перелезть через перила и дело с концом? Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем?

- Снежка… Вот, ты где… - вдруг услышала она за своей спиной.

Она обернулась и увидела Владимира. Он подошел к ней и обнял… И тогда, слезы, до сих пор лишь тихо катившиеся по ее щекам, хлынули огромными градинами… И она затряслась от рыданий, уткнувшись в его плечо.

А Владимир обнимал ее и гладил по голове… Беда. Это действительно беда. Ну, что же… Пусть выплачется.

В то, что ее отец, его боевой командир, герой Гражданской войны, был врагом народа, он не верил и не поверит никогда! Но сделать ничего не мог.

Что же это за время такое!

Владимир скрипнул зубами. Помочь комдиву он ничем уже не мог. Но ее… Ее он может и должен защитить!

О том, что Георгий Александрович арестован, ему сообщили рано утром. У него были друзья в штабе округа. Свои, проверенные в боях, ребята. Зная о дружеских отношениях Владимира с комдивом, они предупредили его… На всякий случай…

Он никогда не забудет этого! А, впрочем, в бою иначе не бывает! Спина к спине! Чужих - бьем! Своих не сдаем!.. Иначе всем каюк…

Когда он узнал о происшедшем, то сразу подумал о Снежане. Что с ней? Где она?..

Он бросил все и помчался в Ленинград…

Квартира Добрича на проспекте 25-го Октября была опечатана. Перепуганный дворник мычал что-то невразумительное. Владимир махнул на него рукой и кинулся в институт. Но и там ее не застал. Разве что узнал о решении ректората и комитета комсомола.

Как-то все слишком быстро провернулось, подумал он! Это было очень странно… И, как подсказывала интуиция, очень, очень опасно…

Где же ты, любимая?..

Владимир метался на машине по городу, обыскивая все места, где хоть раз бывал вместе со Снежкой или знал, что она там любила бывать, одна или с отцом…

И, наконец, нашел ее.

У Владимира защемило сердце, когда он увидел одинокую девичью фигурку посреди моста… Она стояла, опустив голову… Такая беззащитная…

Нет! Он никому не даст ее в обиду!

- Снежка, - шептал он, обнимая ее и гладя по голове. - Снежана… Милая…

Что же делать?..

Легко сказать - никому не дам в обиду! А как это сделать? Как?!..

А может?..

У Владимира даже сердце зашлось от этой смелой мысли…

Но, Боже мой… Разве он может ей это предложить?! А вдруг она согласится только потому, что просто оказалась в этой ужасной, в этой безвыходной ситуации?

Снежана была так холодна с ним все последнее время… Ему даже показалось, что она его избегает…

И Владимир подумал, что она влюбилась в кого-то, и он стал нежеланным гостем! Ведь он старше ее на целых семь лет! Может быть, она влюбилась в кого-нибудь более подходящего ей по возрасту?.. В какого-нибудь однокурсника…

Владимир переживал молча… Ему было очень больно, но он сумел взять себя в руки и незаметно стал все реже и реже бывать в гостях у комдива.

Чтобы не стоять у Снежки на пути. Потому что знал, как к нему относится ее отец, и понимал, что Снежане будет очень трудно пойти против его воли. Но он не имел права использовать свои отношения с Георгием Александровичем для того, чтобы заполучить его дочь! Это было бы подлостью! Это было бы предательством по отношению к ней!

Владимир знал себя очень хорошо. Он иногда даже сам себя боялся! Потому что знал, что порвал бы любого, кто посмел бы встать между ними!.. Но если это был ее собственный выбор?.. Взяла и влюбилась. В другого… Вот с этим он уже ничего не мог поделать. И должен был уйти.

Но только не сейчас! Потому что сейчас он должен ее защитить!

Выплакавшись в объятиях любимого, Снежана успокоилась…

- Ведь, это все неправда!.. - прошептала она.

- Неправда! - твердо сказал Владимир.

- Володя, ведь, ты не оставишь меня одну? - подняла она на него свои заплаканные глаза и опухшие, искусанные губы.

Владимир стиснул зубы, но все-таки удержался, чтобы не исцеловать ее всю, с ног до головы, прямо здесь, на мосту, посреди Невы…

- Никогда! - сказал он. - Не переживай! Скоро все выяснится! Скоро разберутся, что это ошибка!

Владимир говорил, но сам не верил своим словам…

Не потому, что думал, что его командир - враг народа… Нет! Просто он знал, что практически никто не возвращается оттуда, куда увозят ночью на черном вороне…

А еще он знал, что было что-то совсем неправильное во всем происходящем… Он чувствовал какую-то злую волю во всем этом… Но разве мог он ей об этом сказать?!

- Снежана, - сказал он. - Все так сложно…

Она взглянула в его теплые карие глаза своими ясными льдисто-серыми глазами.

- Ты должна меня понять, - он опустил взгляд.

Боже, как трудно сказать об этом!

- Я хочу тебе помочь…

Снежана улыбнулась и доверчиво склонила голову ему на плечо… От запаха ее золотистых волос Владимира просто повело…

Что же делать?!.. Боже мой!.. Как же сказать-то ей об этом?!..

- Будет лучше, если ты выйдешь за меня замуж… - наконец, выдохнул он.

Наверное, это было не самое удачное признание в любви…

Она отшатнулась от него.

Владимир вдруг испугался, что она неправильно его поняла, и заговорил быстро и сбивчиво:

- Снежана, выходи за меня! Ты возьмешь мою фамилию. Пока! Это ненадолго, поверь! Когда все выяснится, мы сразу разведемся. Правда! Это просто фиктивный брак! Поверь! Я не прикоснусь к тебе никогда!!..

И она поверила…

Снежана смотрела на него своими огромными, бескрайними глазами, и Владимир вдруг с ужасом понял, что она его просто ненавидит!

Боже мой!.. А, ведь, он только хотел ее защитить! Он никогда не посмел бы сделать ей предложение, зная, что она влюблена в другого! Но не мог же он бросить ее сейчас одну, на произвол судьбы!

- Ты!.. - она отвесила ему звонкую пощечину и горько-горько заплакала.

Владимир ощутил себя последней сволочью. Он не имел права предлагать ей это!

Но он должен был это сделать! Потому что знал, что другого выхода нет… И в этот миг дал себе слово. Если она согласится выйти за него замуж, никогда ее не трогать!

Она плакала, а он по-прежнему держал ее в объятиях. Но, уже не прижимал к себе, а лишь едва касался руками ее тела…

Господи!.. Снежане хотелось закричать, хотелось избить его до полусмерти! Но она не могла… Он же не виноват, что полюбил другую…

Ее всю сотрясало от рыданий. Если б она могла, то завыла бы во весь голос…

Господи! Она оказалась права! Он ее не любит! Он не любит ее совсем!.. Она была готова не раздумывая пойти за ним хоть на край света… А он!.. Фиктивный брак! Ненадолго! Как все выяснится, сразу разведемся!..

Она плакала над своей несчастной судьбой, над своей разбитой вдребезги жизнью, над своей поруганной, убитой любовью…

Господи! Да, за что же ей все это?!..

Внезапно она перестала плакать, оттолкнула этого, уже чужого теперь человека в чине майора, и отвернулась, вытирая глаза тыльной стороной ладоней. На сегодня слез достаточно! Она выйдет за него замуж, раз он так хочет… Но никогда не позволит себе к нему прикоснуться!.. А как все выяснится, они сразу разведутся!..

- Снежана… - тихо сказал Владимир.

- Снежана Георгиевна… - холодно поправила его она.

- Как?.. - прошептал ошеломленно Владимир. - Снежана Георгиевна?.. Ты что, Снежка?!..

- Обращайтесь ко мне на вы, товарищ майор… - пронзительным ледяным взглядом посмотрела она на него в упор.

Владимир закрыл глаза и помотал головой, отгоняя наваждение… Но когда открыл их, все было по-прежнему.

Рядом с ним стояла совершенно чужая стройная золотоловолосая девушка с гордо поднятым подбородком. Прекрасная и холодная, как снежная королева.

Но ведь, он только хотел ее защитить!

Владимир отступил от Снежаны на шаг и схватился за голову. Неужели он потерял ее?!.. Боже мой!.. Он ее потерял…

Убежать! Нет! Прыгнуть с моста! Нет! Броситься под трамвай! Нет!..

Застрелиться.

Владимир застонал… Нет… И этого он пока не может сделать. Потому что нужно спасти, нужно защитить эту, пускай и ставшую внезапно такой чужой девушку, от беды… А он сердцем чувствовал, что над ней нависла какая-то ужасная, черная тень…

Владимир взял себя в руки…

Ну, что же… Он оказался прав. Она его не любит. И никогда не любила… Это была всего лишь детская привязанность, которая осталась в прошлом… Просто осталась в детстве… Но это ничего не меняет!

- Вы, выйдите за меня замуж, Снежана Георгиевна? - спросил он ровным голосом.

- А если я скажу «нет»? - холодно прищурилась Снежана.

- Тогда я снова спрошу вас. И буду спрашивать до тех пор, пока вы не скажете «да», - сказал он. - Вам необходимо срочно поменять фамилию. Поверьте, так надо! Это не моя прихоть!

- Да, уж верю, - усмехнулась Снежана.

- Я только хочу помочь.

- Какое благородство! - едко сказала она.

- Вы, выйдите за меня замуж, Снежана Георгиевна? - спросил он ровным голосом.

- Да! - крикнула она, и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

Господи, вдруг ужаснулась Снежана!.. Что это? Что же это она делает?!.. Ведь, жениться на дочери врага народа, означает погубить навсегда карьеру! А, может, и жизнь… За что она ему мстит так жестоко?! Ведь, он не виноват, что полюбил другую женщину! Она должна была ему отказать!..

Но, он не примет отказа. Он такой упрямый… Такой хороший…

Зачем, ну зачем она ему нужна?.. Господи, он на самом деле хочет ей помочь! А она!.. Нет, она не может его ненавидеть… Потому что любит и будет любить его всю жизнь, до самой смерти! И, никогда! Никогда ему об этом не скажет!

- Пойдемте в машину, Снежана Георгиевна, - тихо сказал Владимир и предложил ей руку.

Которую она не приняла.

Владимир зажмурился. Его сердце рвалось на части от безнадежности и тоски. Он помотал головой… Хватит!.. Надо просто это пережить! И все! А потом, когда все кончится и они разведутся, у него всегда найдется для себя патрон…

Владимир решительно взял ее под руку и повел к своей «эмке».

Чем скорее они уедут из Ленинграда, тем лучше. Здесь регистрироваться нельзя. Если они распишутся в каком-нибудь из Ленинградских ЗАГСов отыскать ее будет проще простого. Нет, они зарегистрируются в какой-нибудь деревеньке по пути к военному городку, в котором дислоцировался штаб его бригады.

Они заехали в фотоателье, и Снежана сфотографировалась на новый паспорт.

- Давайте перекусим где-нибудь, пока сделают ваше фото, - предложил Владимир.

- Не хочу, - резко сказала Снежана, хотя со вчерашнего дня у нее во рту и маковой росинки не было.

Сказала и тут же пожалела. Но вместо того, чтобы признаться в этом, только еще выше вздернула свой подбородок.

Владимир сжал губы так, что они превратились в тонкую линию. Но сдержался.

- Как хотите, Снежана Георгиевна, а я чего-нибудь перекушу. С утра, знаете ли, в бегах. Кишка кишке протокол пишет!

Вот так брякнул! На счет протокола. Лучше уж промолчал бы!.. Владимир помотал головой. Ну, что он за дурак такой!.. А потом разозлился… На себя… На нее… На весь белый свет!

- Так! - сказал он. - Вот шашлычная! Я возьму две порции. Если хотите, можете, свою выбросить…

Она не стала выбрасывать.

Снежана приняла тарелку из его рук с легким недовольством, как и положено королеве, сморщив свой курносый носик. Но съела с аппетитом.

Впрочем, «спасибо» от нее Владимир так и не дождался.

Ну, и не надо! Он забрал в ателье фотографии, сунул ее паспорт в карман и на полной скорости погнал машину на юг, прочь из Ленинграда…

Не доезжая Пулково, Владимир свернул в сторону. Изрядно попылив по проселочным дорогам, они выскочили к какой-то деревеньке.

Здесь, вдруг решил он!

Владимир притормозил на околице, вылез из «эмки» и снял френч. Чтобы не сверкать на всю деревню своими орденами.

Вывернув френч подкладкой наружу, он кинул его на заднее сиденье вместе с портупеей и фуражкой, а ТТ и документы переложил в бриджи.

А потом заехал в сельпо и запасся сорокоградусной валютой.

- Подождите меня немного. Я быстро, - сказал он своей спутнице и отправился в сельсовет.

Председатель сельсовета, маленький серенький мужичок с хитрецой в глазах, оказался понятливым и к выпивке относился очень даже положительно. Поэтому вопрос был решен решительно и оперативно. Ящик водки и никаких бюрократических проволочек!

- Иволгина Снежана Георгиевна, - высунув от усердия язык, вписал председатель имя молодой в свидетельство о браке.

Затем достал из сейфа чистый бланк паспорта. Заполнив его, он покосился на ящик с бутылками, уже перекочевавший к нему под стол, и подмигнул Владимиру:

- Э-эх! Были когда-то и мы рысаками!.. Поди, умыкнул девку-то? А, паря?.. Чо, папаша с мамашей возражали?

Владимир кивнул.

- Ничо, ничо, теперя никуда не денутся! - председатель дыхнул на печать и от души саданул ей по новенькому паспорту, а затем протянул его Владимиру. - Была девка, стала баба… На!.. Владей!..

Старый паспорт Снежаны Владимир забрал назад.

Председатель почесал в затылке, прищурился, а потом выразительно посмотрел на водочное горлышко, торчащее из кармана необъятных бриджей Владимира.

Намек был ясен. Владимир достал и поставил на стол еще один, припасенный им как раз для этой цели, пузырь, и председатель залихватски махнул рукой. Забирай, дескать, и эту книжицу! А, ну их к лешему бумажки эти! Возись с ними потом! А так - окрутили девку, и концы в воду!

Они ехали молча до самого Пушкина…

Когда Владимир отдал Снежане новый паспорт, она, не глядя, положила его в сумочку и снова отвернулась…

Все было не так. Она мечтала совсем о другом… Мечтала о прозрачной фате, о пышном белом платье, мечтала о море цветов и свадебном марше. Мечтала о том, как в их первую брачную ночь ее суженый будет с ней нежен и страстен. Мечтала уснуть в его объятиях и поутру проснуться рядом с ним…

Она искоса взглянула на мужа. Владимир сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Снежана закусила нижнюю губу… Нет! Все не так!.. Она вышла за него замуж, она теперь его жена, а он сидит как сыч, и даже словечка не вымолвит!

И тут она осознала, наконец, происшедшее. Господи! Теперь она его жена! Что же она наделала!..

Глава вторая

…Командир пятьдесят девятой истребительной авиабригады Ленинградского военного округа Герой Советского Союза майор Иволгин сидел в своем кабинете, ничего не видя и не слыша…

За распахнутыми окнами горел закат. Покачивая высокими кронами, шелестели тополя. Рассыпая звонкие трели, свистели птицы…

Сегодня у него был очень нелегкий день… Самый нелегкий день в его жизни…

Который еще не окончился. Потому что пришла пора возвращаться домой.

Пора идти домой.

А он не может! Потому что дома его ждет Снежка…

Нет!!!

Потому что дома его не ждет, дома его не хочет видеть Снежана Георгиевна!

Почему же все так неудачно вышло? Ведь он хотел как лучше. А теперь она его ненавидит. Владимир сложил руки на столе и уронил на них свою глупую голову… Если бы он мог, то завыл бы как собака над могилой. Над могилой не сбывшейся любви…

Тому, кто полюбит снежную королеву, суждено замерзнуть до смерти.

Иволгина Снежана Георгиевна. Его законная жена. Его любимая…

Которая его не любит!

Потому что любит другого…

Как ему хотелось, чтобы все было не так!

Он воспользовался ситуацией и принудил несчастную девушку выйти за него замуж. А потом купил печать в паспорте за ящик водки у деревенского пропивохи.

Боже мой!..

Как ему хотелось бы при всех поклясться ей в вечной любви… И в радости, и в печали… Как ему хотелось бы, чтобы при всех, при свидетелях, при родных, при друзьях и знакомых, она сказала ему «Да»! Чтобы все это услышали… Как ему хотелось поднять ее на руки! При всех! И чтобы она обхватила его шею руками и приникла своими губами к его губам… При всех!.. Чтобы все знали, что отныне и навеки их никому и никогда не разлучить!

Владимир поднял голову и прижал ладони к лицу, уперевшись локтями в стол. Пытаясь сдержать стон. Или рыдание…

Он привез ее в свою квартиру, но взять на руки и перенести через порог не решился.

Фиктивный брак…

Что же он наделал?!..

Они ехали по пыльной проселочной дороге… Зарегистрированные… Муж и жена…

Отныне настолько далекие друг от друга, как только могут быть далеки две разные Вселенные. Не звезды, не галактики, а Вселенные…

Снежка, не поворачивая головы, незаметно, посмотрела на Владимира.

Он хмуро глядел прямо перед собой, на дорогу. Его мужественный профиль четко вырисовывался на фоне нескошенных хлебов за окошком. Темно-синий френч плотно облегал мощные плечи и выпуклую грудь. Почему-то раньше она не замечала, что он так атлетически сложен. Какая у него крепкая шея и широкие плечи! Летная форма очень шла ему. Отложной воротник с голубыми петлицами, рубиновыми шпалами и золотистыми эмблемами ВВС, белоснежная рубашка и черный галстук лишь подчеркивали его неброскую мужскую красоту. А над левым карманом, словно подтверждая его мужественность, светились алой эмалью и золотом боевые ордена.

Правая рука Владимира лежала на рукоятке коробки передач.

Снежка вдруг представила, как эта большая, крепкая ладонь ложится ей на колено, скользит выше… И еще выше… И… Сладкая истома горячей волной прокатилась по ее телу… Она мотнула головой, отгоняя страстное видение…

Краем глаза Владимир увидел, как вспыхнуло, колыхнувшись в солнечных лучах, золотистое облако Снежкиных волос, когда она резко отвернулась и уставилась в свое окошко.

Наверное, она проклинает его… А, может быть, проклинает себя… Наверное, ей очень и очень плохо.

Что же он наделал?!..

Она отвернулась, и Владимир не мог видеть ее прекрасных льдисто-серых глаз, лакомых розовых губ и слегка вздернутого носа. Не мог видеть ее нежных бархатных щек. Но он их помнил… Потому что никогда их ему не забыть.

Он не видел ее лица. Зато видел грациозный изгиб шеи и покатые плечи. Его взгляд опустился ниже. Тонкий ситец белого платья лишь подчеркивал восхитительные округлые формы высокой девичьей груди. Ее твердые соски дерзко оттопыривали ткань перед собой.

Владимир стиснул зубы и еще крепче сжал рукоятку переключения скоростей. Так, что побелели костяшки пальцев. Иначе его ладонь просто накинулась бы на эту прекрасную грудь. Без спросу… Сама…

Он опустил глаза. А лучше бы этого не делал…

Потому что ее стройные бедра, прикрытые лишь легким белым ситцем, были слегка раздвинуты.

Владимира обдало таким жаром, что он застонал!

Слава Богу, что под колесо попалась рытвина! Машину тряхнуло, и он прикусил язык, которым в этот момент облизывал внезапно пересохшие губы…

Увы, но ему нужно смотреть на дорогу. А ему хотелось смотреть только на нее!

А, может, плюнуть на все, остановить машину, схватить любимую на руки и унести в рощу, которая так вовремя показалась посреди поля?! Унести ее под свежесть высоких берез, положить на зеленую траву и целовать, целовать до умопомрачения?!

Владимир помотал головой, отгоняя страстное видение…

Она тебя не любит, сказал он себе, она любит другого, и ты никогда к ней не прикоснешься! Понял?!.. Никогда! Никогда!! Никогда!!!

Слава Богу, что у него двухкомнатная квартира…

Это значит, что она сможет от него запереться!

Нет! Это значит, что это он сможет запереться! От нее!.. Потому что… Иначе…

Квартира Владимира располагалась в высоком трехэтажном доме в центре Пушкина. Принадлежавший до революции какому-то фабриканту многокомнатный бельэтаж после победы трудового народа был превращен в коммунальную квартиру. Пару лет назад предисполкома, подыскивая жилплощадь для командира Пулковской авиабригады, приказал заложить один из дверных проемов, отделить и отремонтировать несколько комнат со стороны парадного входа. В результате получились роскошные апартаменты с ванной, туалетом и большой кухней.

Владимир остановился у подъезда и заглушил мотор.

- Приехали…

Снежка сама распахнула дверцу со своей стороны и вышла. И потянулась, разминая затекшие от долгой дороги мышцы. А потом взглянула на него.

Владимир отвернулся, пойманный с поличным. Потому что откровенно пялился на жену, наслаждаясь ее кошачьей грацией…

Они поднялись на третий этаж. Владимир повозился с ключом и открыл двери. И нерешительно посмотрел на Снежку…

А надо было не смотреть, а хватать на руки и заносить, запоздало подумал он! Потому что не дожидаясь приглашения, Снежка сама перешагнула через порог…

И быстро огляделась. Удобства были направо. С них осмотр и начнем, решила она!.. Приведя себя в порядок, Снежка прошла на кухню.

Владимир ждал ее, стоя у окна и задумчиво глядя во двор.

Кухня была просторная и видимо из-за этого выглядела пустой. Обеденный стол и пара табуреток. Широкий кухонный стол-тумба. На стене - шкафчик. Украшенная изразцами печь. Примус. Раковина, полная грязной посуды… Снежка усмехнулась. Обычное дело! Женщины моют посуду после еды, а мужчины - перед едой.

- Я сейчас вас оставлю на некоторое время, Снежана Георгиевна, - сказал поворачиваясь Владимир. - Мне нужно в штаб. А вы тут похозяйничайте пока… Если захотите чего-нибудь перекусить, вот хлеб, вот консервы. Есть еще колбаса, - он достал из кухонного стола все перечисленное. - Не обессудьте, чем богаты, как говорится. А вечером я загляну в продмаг, куплю чего-нибудь.

- Не беспокойтесь, товарищ майор, не маленькая, не пропаду, - холодно ответила Снежка.

- Да, - сказал Владимир тихо. - Не сомневаюсь…

Когда дверь за ним закрылась, и щелкнул ключ в замке, Снежка тяжело вздохнула, села на табурет и сложила руки на коленях.

Ну, почему он такой!.. Ярость, охватившая ее тогда на Аничкином мосту, уже улетучилась… Но боль потери не проходила. И никогда уже не пройдет… Сердце щемило. Ей хотелось плакать, но она взяла себя в руки. На сегодня слез достаточно!

Снежка решительно встала и пошла в ванную комнату. Она повернула кран, и с удовлетворением обнаружила, что горячая вода имеется. Она выкрутила оба крана до конца и вода с шумом и брызгами ринулась в ванну.

Пока она наполнялась, Снежка решила пройтись по его квартире. По нашей квартире, поправила себя она! И прижала ладошку ко рту. Она сказала «нашей»! Она уже считала его квартиру их квартирой!

Снежка покачала головой. Не слишком ли быстро? А, впрочем, ерунда! Это еще ничего не означает!

Квартира была большой, но неуютной, с проходными комнатами.

Осматривать особо было нечего. На окнах - занавески на проволочке, как в вагоне. Обстановка - абсолютно холостяцкая.

В большой комнате стояла тахта, пара стульев и двухтумбовый, крытый зеленым сукном, письменный стол с настольной лампой, городским и полевым телефонами. Под ногами валялся какой-то вытертый серо-буро-малиновый половик. На стенке - полка с книгами, черная тарелка репродуктора и, как и положено, портреты Ильича, товарища Сталина и товарища Ворошилова…

В дальней комнате стояла пружинная кровать, застеленная тонким армейским одеялом и явно отбитая по краю табуреткой, стоящей тут же в ногах. В голове - прикроватная тумбочка.

Снежка усмехнулась! Как в казарме! Ох, уж мне эти красные командиры!..

Она прищурилась, а потом прикрыла дверь и примерила, входит ли ножка от табуретки в дверную ручку… Отлично входит!.. Ну, что ж, товарищ майор, в эту дверь вам отныне вход заказан! Она вынула и поставила табурет на место.

Кроме кровати, табуретки и тумбочки, в комнате стоял небольшой стол и трехдверный платяной шкаф с большим зеркалом - единственная гражданская вещь, потому что стол, как наметанным глазом определила Снежка, раньше, скорее всего, обитал в столовой летного состава.

Она распахнула дверки шкафа и обследовала его содержимое.

Сначала Снежка испытала некоторую неловкость, заглянув внутрь и увидев вещи Владимира, но потом сказала себе строго - я имею право, я его жена! И стала решительно перебирать плечики.

Та-а-ак… Посмотрим, что тут у нас…

Ничего особенного.

На полках - несколько смен постельного белья, носки, трусы и майки, кальсоны и нательные рубахи. На перекладине - пяток белых рубашек под френч, суконные и шерстяные гимнастерки, белый летний китель и брюки на выпуск, темно-синие френчи и бриджи. Внизу в углу - пара белых текстильных туфель.

Парадно-выходная, повседневная и полевая форма одежды комначсостава ВВС.

Рубашки были хэбэ. Все кроме одной. Снежка провела рукой по тонкому и прохладному шелку, вынула плечики из шкафа и прикинула рубашку к себе. То, что надо! Полы опускались до середины бедра. А рукава можно и подвернуть, подумала она. Все-таки лучше, чем ничего! Из дома ей пришлось уйти в чем была, поэтому никакой другой одежды, кроме той, что на ней, у нее не было.

Она бросила рубашку на кровать, сняла гольфы, стянула платье и осталась в одних трусиках. А потом махнула рукой, и разделась догола. Сейчас она ополоснется, а потом затеет стирку. Постирает и свое, и его. Наверняка, у бывшего холостяка найдется куча нестиранного белья.

Снежка подошла к зеркалу и повертелась, рассматривая себя. И, как обычно, осталась недовольной…

Ноги длинные. Но можно бы и подлиннее. Талия узкая, но хотелось бы поуже. А бедра пошире. Грудь высокая, но, к сожалению, не такая уж и большая.

Снежка приблизила к зеркалу лицо… Губы у нее были розовые, но какие-то уж слишком пухлые. Она поджала их, пожевала, а потом показала себе язык. Язык тоже был розовый, но к нему у нее претензий не было… Щеки. Снежка покрутила головой. Тоже пухлые. Хотя, впрочем, ничего… Она помахала ресницами. Достаточно густые и черные, были бы еще попушистее чуть-чуть!.. Глаза. Глаза у нее были мамины, серые и глубокие, с темным ободком и маленькими ледяными искорками по всей радужке.

Насчет глаз сомнений не было. Глаза у нее были красивые… Снежка вздохнула. Единственное, что ей в себе хоть немножко нравилось… Нет, еще волосы! Она сдула с высокого лба золотистую челку и поморщилась. Волосы были растрепанные и грязные… Но это дело поправимое, сейчас отмоем и причешем!

Снежка подбежала к кровати и накинула на себя отложенную рубашку, застегнулась и быстро закатала рукава. А потом повернулась к зеркалу.

И ахнула!

Полупрозрачный шелк практически ничего не скрывал!.. Какая жалость! Ей так понравилась эта ласкающая тело, нежная гладкая ткань!.. Увы… Такое при нем носить никак нельзя, подумала она!

А, впрочем… Она приподняла свою широкую каштановую бровь. Ну и что, что все видно! Очень даже кстати!

В ее голове зародился план жестокой мести майору Иволгину. Снежка усмехнулась и расстегнула по пуговице сверху и снизу… Значит, фиктивный брак?! Значит, не прикоснешься никогда?! Ну-ну! Тогда и мучься, раз дурак такой!.. Снежка покрутилась перед зеркалом, сделав несколько оборотов. Полы рубахи приподнялись, раздуваясь воланом, и приоткрыли ее бедра почти докуда надо. Отлично!

Она сбросила рубашку и побежала в ванную комнату.

Ванна уже почти набралась. Снежка закрыла кран и с наслаждением опустилась в горячую воду…

Владимир, уходя, закрыл за собой дверь на ключ и уехал в штаб… Но усидеть в кабинете, за широким, заваленным бумагами и картами столом не мог. Какое-то время он просто мотался из угла в угол, как пойманный зверь по ненавистной клетке… Ему хотелось выть и биться головой об стену, но на шум могли прибежать штабные… В конце концов, он выскочил из штаба, сел в машину и умчался на самолетные стоянки.

Такого пилотажа здесь еще не видели!

Посмотреть на происходящее в небе сбежалась вся авиабаза! Все, кто работал в ангарах и капонирах, все, кто сидел в каптерках, дежурках и курилках! Сбежались все!

Потому что на это действительно стоило посмотреть!

Летал комбриг! Герой Советского Союза!..

Как он летал!!!

Самолет метался по небу, совершая немыслимые пируэты! Фигуры высшего пилотажа, выполненные не просто четко и классически, а по-настоящему искусно, сменялись совершенно невозможными эволюциями. Истребитель преследовал и уничтожал противника!.. Противника-невидимку… Невидимого никому, кроме него.

С крыльев И-15 длинными хлопьями слетала изморозь инверсионных следов. Самолет, то падал почти до земли, выравниваясь в нескольких метрах над летным полем, то взмывал в небо. А потом опять падал с приглушенным, почти заглохшим мотором, снова взревывая у самой травы. Переворачиваясь и сминая воздух. Словно летчик задался целью разломать свои крылья на мелкие кусочки…

А, может, ему просто жизнь надоела?

Владимир гонял свой «чато» по небу с неистовой яростью, словно стараясь зайти самому себе в хвост и сбить, сжечь самого себя к чертовой матери! Мотор ревел, и земля приближалась с огромной скоростью, а он срывал поток и взмывал обратно к сияющему солнцу!.. И снова падал вниз…

Господи, что же ему теперь делать?!

Владимир рычал и творил с машиной что-то невообразимое! От перегрузок у него темнело в глазах… Как он хотел, чтобы в глазах у него потемнело навсегда!

Потому что она его не любит… Потому что она его ненавидит…

Но его опытные, умелые руки сами выводили машину из штопора и пике… Господи, как ему хотелось бы погибнуть тогда, в том самом бою, за который он получил грамоту Героя! Как ему хотелось бы никогда не узнать, никогда не увидеть этой жгучей ненависти в любимых глазах!

Но сделанного не воротишь…

Он сам, собственными руками, погубил, разрушил, уничтожил все! Он сам загробил свою жизнь…

Владимир скрипнул зубами. Нет! Он не может сейчас оставить ее одну! Он не может покинуть ее сейчас!.. Пускай она его ненавидит… Он выдержит! Он выдержит ее ненависть ради нее! И никому не позволит причинить ей зло!..

Твердой рукой Владимир направил истребитель на посадку. И плавно притер самолет на три точки у самого «Т»… Собственно, как и положено асу. Лучшему пилотажнику бригады. И ее командиру…

Солнце еще не село за горизонт. Но уже собиралось…

Владимир вздохнул и потер ладонями лицо.

Пора идти домой.

Он встал и решительно вышел из кабинета…

Нестиранное белье, как она и предполагала, валялось грудой в углу возле ванны, рядом со стиральной доской. Снежка вымылась, а затем перестирала все, что нашла. Она сняла с кровати старое постельное и застелила свежее. А потом, усмехнувшись, бросила пару простыней из шкафа на тахту в его комнате… Так-то милый!..

Снежка постирала снятое постельное, прополоскала все отстиранное в холодной воде, отжала и развесила в коридоре.

Свое платье она повесила рядом с его рубахами и нижним бельем. А трусики разместила так, чтобы они сразу бросились в глаза, как только он откроет двери. И рассмеялась, довольная!.. Я тебе покажу, фиктивный брак! Ты у меня еще получишь «не прикоснусь к тебе никогда»!..

Ее новая рубашка лежала, приготовленная для мгновенного одевания, как только в замочной скважине заскребется ключ.

Снежка налила воды в таз и перемыла полы. Как она и ожидала, во всех углах, под шкафом, под тахтой, под кроватью, валялась сбившаяся в комки пыль… Ничего! С пылью управляться она умела преотлично!

Управившись с полами, она взялась за кухню. Тихонько напевая, она помыла и расставила посуду. А потом осмотрела съестные припасы.

Хлеб, тушенка и твердая, как камень, сырокопченая колбаса… Не густо… Впрочем, он, наверняка, питается в летной столовой. А это так - перекусить, если что… Или закусить, подумала она, повертев в руках бутылку водки. И поставила ее назад… Так, а это что? Снежка вытащила на свет большой газетный кулёк… Макароны! Ура!

Она раскочегарила примус и поставила на огонь кастрюльку. На свадебный ужин у них будут макароны с тушенкой!

Пока закипала вода, Снежка нарезала колбасы, тут же набив мозоль на указательном пальце абсолютно тупым ножиком. Она открыла консервную банку и принюхалась. Ничего, есть можно! Снежка поставила ее рядом с примусом и порезала свежие огурцы, каким-то чудом оказавшиеся в этой забытой Богом и людьми холостяцкой кухне.

С другой стороны, заброшенность Володькиного жилища весьма ее порадовала. И пролила целительный бальзам на исстрадавшееся сердце… Ножи не точены, белье не стирано, посуда не мыта. Пыль и запустение… Одним словом, никаких следов женского присутствия! Даже кратковременного!.. И это вселяло надежду…

Когда макароны сварились, она расставила тарелки и гордо оглядела стол.

Царский пир!

Снежка надела свою, то есть бывшую его, а теперь уже ставшую ее, шелковую рубашку. И стала ждать…

Владимир заехал в продмаг и набрал разных продуктов. Все, что под руку подвернулось. Даже бутылку крепленого красного вина прихватил.

А вдруг пригодится?! Ужин-то свадебный как-никак!

Надежда умирает последней…

Снежка стояла у окна и ждала его почти до заката. А потом ушла в свою комнату.

Ничего, ничего! Ты у меня еще получишь, думала она, кусая подушку от обиды! Все равно придешь домой ночевать, как миленький, вот тогда и посмотрим, кто кого!

Когда Снежка услышала шум двигателя подъезжавшей машины, то сразу поняла, что это он! Она опрометью бросилась на кухню и встала у окна.

Владимир открыл дверь и привычным жестом, пошарив по стене, включил свет.

В коридоре сушилось постиранное белье, а прямо перед его глазами висели девичьи трусики. На несколько долгих секунд он потерял дар речи, застыв в дверях…

Это был первый удар.

Снежка затаила дыхание… План ее мести начал претворяться в жизнь!

Когда Владимир прошел на кухню, он получил второй удар, не менее зубодробительной силы!

В легком полусумраке. У окна. На фоне желто-алого заката. Спиной к нему стояла Снежана. На ней была только его рубаха, спускающаяся до середины бедер. Яркие лучи заходящего солнца пронизывали тонкий шелк, туманным розовым облаком окутывая стройную девичью фигуру…

Он успел в самый последний момент, подумала Снежка. Потому что алый круг неумолимо опускаясь за дома, сначала превратился в полукруг, затем от него остался только маленький краешек, который подмигнул ей на прощание и погас…

Владимир перевел дух, поставил сетку на пол и включил свет.

И получил третий удар. Самый жестокий.

Снежка повернулась к нему и у Владимира разом ослабели колени…

Он медленно опустился на табурет. Так удачно оказавшийся совсем близко. Иначе он сел бы на пол.

- Дела задержали, товарищ майор? - саркастически улыбнулась Снежка, выдержав паузу, необходимую для того, чтобы он увидел все, что она хотела ему показать. - Ну-ну, - Снежка проплыла мимо него, высоко вздернув подбородок, и бросила, даже не обернувшись. - Ужин на столе…

Она заскочила в свою комнату, заперлась, сунув табурет в дверную ручку, и прислонилась к стене. Сердце билось, так, словно хотело пробить грудную клетку… Снежка улыбалась, вспоминая его округлившиеся глаза, его открытый рот, и то, как он рухнул на табуретку, увидев ее… Увидев ее всю… Как сладка была ее месть!

Владимир опустил глаза и посмотрел на стол. Перед ним стояли две пустых тарелки с вилкой, ножом и ложкой возле каждой, и два стакана. Посредине, на подставке - сковорода с макаронами и тушенкой, а рядом - порезанные и красиво разложенные на тарелках хлеб, колбаса и свежие огурцы.

Четвертый удар.

Он застонал бы, если бы мог. Но только хватал ртом воздух, как рыба об лед… А сердце грохотало в груди, как колокола громкого боя… Неужели она его ждала?!

Она его ждала.

Владимир кинулся за Снежкой в дальнюю комнату и дернул ручку. Дверь не поддалась, он дернул снова, ничего не понимая. Ведь, эта комната не запиралась!

Он постучал.

Тишина…

Он постучал снова:

- Снежана, открой!.. Я все тебе объясню!..

- Мне не нужны ваши объяснения, товарищ майор, - услышал он из-за двери холодный Снежкин голос.

- Снежана!..

- Не Снежана, а Снежана Георгиевна!

Делать было нечего. Владимир повернулся, чтобы уйти, и вдруг увидел две небрежно брошенные на тахту простыни.

Еще один удар. Который по счету? А, впрочем, уже не важно…

Владимир сидел на кухне. К еде он даже не притронулся. Ему хотелось напиться, а еще лучше застрелиться на хрен…

Но он не имел права ни на то, ни на другое.

Ему нельзя теперь даже напиться! Не выдержав, он может вынести эту несчастную дверь в ее комнату и возьмет девушку силой… И тогда точно придется стреляться, потому что этого он не переживет…

Снежка тихонько вышла и прокралась на кухню, чтобы насладиться видом поверженного врага.

И вдруг ей стало его жалко. Владимир сидел опустив руки с таким несчастным видом, что Снежке вдруг стало стыдно за свою непомерную жестокость! Ну, зачем, я с ним так, подумала Снежка!.. Неужели она на самом деле такая конченая стерва?!..

Тихо скрипнули половицы.

Он поднял голову.

- Почему вы не спите, Снежана Георгиевна? - спросил Владимир и отвернулся, чтобы не сойти с ума от ее наряда.

Внезапно в его голосе Снежке почудился такой ледяной холод, что от ее минутного раскаяния не осталось и следа.

- А вам-то, что? - снова закусила она удила.

- Снежана Георгиевна, - старательно не смотрел на нее Владимир. - Нам надо поговорить…

- Я слушаю вас очень внимательно!

- Я думаю… - Владимир помялся, подбирая подходящие слова. - Что на людях нам лучше обращаться друг к другу не по имени-отчеству, а только по имени.

- А меня мало интересует, что вы думаете, товарищ майор! - огрызнулась Снежка.

- Это в ваших же интересах, Снежана Георгиевна, - терпеливо сказал Владимир.

- Я сама могу побеспокоиться о своих интересах! - прищурилась она.

- И все-таки, - не глядя на нее, сказал Владимир ровным голосом. - На людях нам лучше обращаться друг к другу на «ты», а не на «вы». Как это обычно делают все мужья и жены. А молодожены в особенности.

- Мы - не молодожены! - отрезала Снежка.

- И тем не менее, чтобы не привлекать излишнего внимания и не вызывать подозрений, я предлагаю снова перейти на «ты», как бы это ни было вам неприятно, Снежана Георгиевна.

Он просто бесил ее своим упрямством!.. И терпением.

Внезапно ей снова стало стыдно. А, может, это она сама - упрямая, глупая, озлобленная на весь мир девчонка! Снежка прикусила нижнюю губу… Ну, зачем я с ним спорю?.. Ведь он прав!

- Хорошо я согласна…

- И еще… У тебя такое редкое имя, - попытался закрепить свой успех Владимир.

- Не такое уж и редкое! - фыркнула Снежка.

Какая же ты у меня поперечливая, вздохнул Владимир… Самая несносная, самая невыносимая, самая любимая на свете!.. Самая желанная…

Как же мне тебя вернуть?!..

- Редкое, Снежана, редкое, - сказал он.

- И что с того? - полыхнули ледяным пламенем ее глаза.

- А то, что, если в лицо тебя здесь, скорее всего, никто и не знает, то имя может быть знакомо, - пожал плечами Владимир. - Моему заму, например, или начальнику особого отдела. А хуже всего то, что оно неминуемо вызовет жгучее любопытство у местных кумушек, жен командного состава, то есть.

- Что же и имя поменять?.. Развестись и снова замуж выйти?.. - невинно заморгала она ресницами. - А за кого теперь?..

Ага! Подействовало!.. Снежка была довольна - стрела попала в цель! Он, наконец, посмотрел прямо на нее! Потемневшими от гнева глазами… Так-то лучше!.. А то весь спокойный такой! Аж, противно!..

Что?! Разводиться и снова замуж?!.. Владимир разозлился не на шутку!.. За кого теперь?!.. В нем закипела бешеная ярость! Я тебе дам замуж!.. Да, я тебе!..

Вдруг он заметил, что Снежана смотрит на него широко распахнутыми от страха глазами. Ее грудь высоко вздымалась под полупрозрачной, ничего не скрывающей шелковой тканью… Он опустил глаза.

А лучше бы этого не делал!..

Потому что там, внизу, притягивая его взгляд словно магнитом, между девичьих ног темнел прекрасный треугольник.

Владимир опомнился и отвернулся. Он несколько раз глубоко вдохнул и взял себя в руки… Бедная девочка… Он не имеет права так пугать ее!

Потому что ее от него защитить некому…

Господи! А кто защитит его от нее?!

- Нет, снова замуж не надо, - сказал он почти спокойно. - Можно поступить проще. Я мог бы на людях обращаться к тебе не полным именем Снежана, а сокращенно - Жанна или Анна, как тебе будет угодно.

- А как тебе будет угодно? - прикинулась паинькой Снежка.

- Меня бы устроило Анна, то есть Аня, - ровным голосом сказал Владимир.

- Ну, и, пожалуйста! - вдруг сверкнула она своими бездонно-серыми глазищами. - Это все?

- Да, Аня…

Ее дверь хлопнула так, что с потолка посыпалась известка.

Он знал, что ему будет с ней нелегко.

Но что это будет настолько нелегко, Владимир даже не предполагал! Однако, делать было нечего…

Он сидел и смотрел на разделяющую их стену. Если бы между ними стояла только она, Владимир разнес бы ее уже по кирпичику. Но, эта межкомнатная перегородка была лишь символом, обрушившегося на него несчастья…

А, может, через какое-то время она все-таки смягчится? Он тяжело вздохнул… Надежды на это, судя по всему, было очень мало… И все же надежда еще оставалась, потому что она, как известно, умирает последней.

Владимир завел будильник и завалился спать от огорчения. Денек выдался нелегкий, и он мгновенно провалился в тяжелый сон без сновидений.

Хлопнув дверью изо всех сил, Снежка воткнула в дверную ручку табуретку и упала на кровать лицом в подушку… Нет, плакать она не собиралась! А вовсе даже наоборот!.. Снежка вскочила, одним быстрым движением стащила через голову рубашку и юркнула под одеяло, натянув его до подбородка. А затем уставилась в белеющий в темноте потолок. По ее лицу гуляла довольная улыбка…

Что же ее так обрадовало? Что?.. Снежка прокручивала в голове свой разговор с Владимиром… Да, она его здорово разозлила! Это стало бы ясно даже слепо-глухо-немому. Ее чуть не захлестнуло волной его ярости, когда она сказала…

Что же она такого сказала?.. Сначала она сказала: «Что, разводиться и снова замуж выйти?»… А потом сказала: «А за кого теперь?»… И тут он взбесился!

Снежка зажмурилась. Так, так, так! Что-то тут не так!.. Ну, во-первых, разводиться он, по-видимому, пока не хочет. А во-вторых, он не хочет… У нее сладко защемило в груди… Он не хочет, чтобы она вышла за другого!

А это значит…

А это значит, что не все еще потеряно! Если бы он так сильно любил ту, другую, то не цеплялся бы так за нее, Снежку!..

А, может, он не так уж сильно ее и любит, ту, другую?

И, вообще, он - ее муж! Пускай и фиктивный! Снежка прищурилась. Нет, не такая уж она и дурочка! Муж, значит, муж! Раньше надо было гулять! Больше никаких подружек! Как он сказал? На людях нам лучше обращаться друг к другу на «ты», как все мужья и жены! Вот, пусть и остережется встречаться с той, другой! И со службы идет домой, как все мужья! К жене!.. Чтобы люди ни о чем не догадались! Раз так печется о приличиях!..

Нет, она сумеет позаботиться, чтобы той, другой, его досталось как можно меньше! Чтобы, вообще, ничего не досталось! Она сумеет позаботиться, чтобы ее муж возвращался со службы прямо домой! И вовремя! Никуда не заворачивая!.. Или она его!.. Или она ему!.. Или она ей!.. Или…

Снежка ворочалась с боку на бок на смятой простыне. Сбросила одеяло. Снова укрылась. Потом села, обхватив руками колени. Снова легла.

Она вся пылала… Ее обуревали непонятные, странные чувства…

Снежка ворочалась до тех пор, пока, окончательно вымотавшись, не окунулась в тревожное забытье.

Увы, увлекшись выяснением отношений, ни Владимир, ни Снежана, так и не вспомнили, что это была их первая брачная ночь…

И, ладно! И, слава Богу! Иначе, ни ему, ни ей, даже разделенным стенкой, в эту ночь уснуть бы не удалось…

Глава третья

…Когда Снежка проснулась, солнце стояло уже довольно высоко. Нахальный солнечный лучик проскочил над задернутой занавеской и прошелся по ее губам.

Она открыла глаза и потянулась…

Эх, размечталась Снежка, вот если бы это был Володя, если бы это он разбудил ее нежным поцелуем!.. Эх, вот если бы это он…

Снежка села на кровати и вдруг увидела табуретку, заткнутую ей вчера в дверь, чтобы Владимир не смог к ней войти в комнату…

Как же он разбудил бы тебя поцелуем, разозлилась на себя Снежка, если ты, дура такая, сама запираешься от него на ночь?!.. Но, ведь он же не хочет ко мне прикасаться, стала она сама перед собой оправдываться!.. Да, ладно тебе! Ты же видела, как он на тебя смотрел, там, на кухне, когда ты стояла перед ним голая в этой прозрачной рубашке! А как он потом старательно отводил взгляд, помнишь?.. Но, ведь, он сам сказал, что не прикоснется ко мне никогда!.. Тем более, не зачем запираться, подумала Снежка! Ты просто капризничаешь, как маленькая, и треплешь ему нервы!

Снежана помотала головой и отогнала ненужные мысли…

Он любит другую женщину, сказала она себе, а на нее просто отреагировал, как любой обычный мужчина отреагировал бы на любую обычную женщину! И нечего тут фантазировать!

Она встала и увидела себя в зеркале.

Вся комната была пронизана солнечным светом, который позолотил ее стройную обнаженную фигурку и превратил растрепанную прическу в волшебную корону сказочной принцессы.

Да, прозвучал у нее внутри тихий шепот, ты - не обычная женщина, ты - самая настоящая принцесса!..

Снежка привстала на цыпочки, приподняла над собой чуть согнутые руки, поджала ногу и сделала фуэте…

А что? Она задрала подбородок. Может, и принцесса!.. И прыснула от смеха… Ага! Нашлась мне тоже тут, принцесса сказочная!

А тихий шепот все повторял и повторял, растворяясь где-то в глубине… Ты - не сказочная, ты - настоящая…

Снежана выкинула эти глупости из головы, вытащила табуретку из дверной ручки и выглянула за дверь.

В квартире было тихо. Похоже, Владимир уже давным-давно ушел на службу.

Ну, вот, проспала до обеда, подумала Снежка.

Она уже без опаски вышла из комнаты и проверила входную дверь. Само собой, заперто… Снежка почему-то даже не удивилась…

А вдруг она, действительно принцесса, а он - разбойник с большой дороги, который похитил ее и спрятал в своем укромном логове, и закрыл на сто железных замков, подумала Снежка, накидывая на себя его шелковую рубашку!..

А воображение услужливо рисовало уже перед ее мысленным взором одну волшебную картину за другой…

Вот, она едет в золотой карете на свой первый бал, вся такая, в пышном платье и диадеме, как у Одетты из Лебединого озера… Вот, ужасный, но почему-то очень красивый и благородный, чем-то неуловимо похожий на Владимира, разбойник пленяет ее, поднимает на руки и уносит в глухой, темный лес… А ей почему-то не страшно. И совсем даже не жалко, что она пропустит такой роскошный бал… Вот, он запирает ее в огромной, мрачной башне, чтобы она не досталась никому, кроме него… А ей почему-то тоже не хочется доставаться никому другому… И башня уже не кажется такой мрачной. А комната, в которой она ждет своего разбойника, вообще вся пропитана солнцем…

Господи, и чего только не придет от скуки в голову, подумала Снежана! Надо чем-то заняться!.. Переглажу-ка я постиранное белье, решила она.

Утюг нашелся еще вчера. Как ему и положено, стоял на шкафу… А где же ему еще и быть-то, усмехнулась Снежана! В холостяцком-то логове… А что, очень даже удобно! И стол свободен, если что, и утюг стоит недалеко, протянул руку и все! Она снова прыснула от смеха!

Отчего это у тебя такое хорошее настроение, вдруг спросила она себя? Не оттого ли, что понавыдумывала себе вчера, что кое-кто с тобой разводиться не собирается, фыркнула Снежана. И вдруг застыла на месте…

Господи, она же совсем забыла! Она, ведь, со вчерашнего дня уже замужем!

Снежка кинулась к своей сумочке, достала паспорт и лихорадочно его открыла…

Точно! Иволгина Снежана Георгиевна!..

Она прижала паспорт к груди, и закружилась по комнате, что-то напевая от радости!.. И вдруг остановилась…

Ну, чему ты радуешься дура?! Ведь, ты же знаешь, что этот брак - фиктивный! Он, ведь, сам это сказал! И еще сказал, что разведется сразу же, как все выяснится! Ты же знаешь, что он любит другую, сказала себе Снежка!..

Ну и пусть!

Снежка гордо выпрямилась и пошла снимать высохшее за ночь белье…

С первого же взгляда она поняла, что ее одежды на веревках нет. Все Володькино висит, а ее платье и трусики исчезли!.. Снежку вдруг охватила бешеная ярость! Она швырнула снятое белье на пол и стала его топтать, пинать, расшвыривать!..

- Ах ты, мерзавец!.. Ах ты, негодяй!.. Ах ты, предатель!.. - кричала она.

Внезапно, она села со всего маху на разбросанные тряпки и разревелась. Ну, почему он с ней так!.. Она для него - все! Она даже замуж за него пошла. А он!.. Не любит ее… Аней обзывается!.. Запирает!.. Одежду спрятал!..

А потом успокоилась, и вытерла нос, все еще всхлипывая потихоньку. И ее заплаканные серые глаза засияли. Словно солнце выглянуло из-за туч после грозы.

Неужели!… Неужели, он хочет, чтобы она все время ходила перед ним в этой рубашке! У Снежки замерло сердце! Она сложила ладошки перед собой и зажмурилась. Неужели она ему нравится?.. Неужели…

Нет, сказала она себе, он просто спрятал ее одежду, чтобы она не убежала! Вот, почему!.. А как же замок, спросила она сама себя?.. А что замок?! Его и расковырять можно проволочкой, а, вот, без одежды никуда не убежишь!

До чего же она стала слезливая, подумала Снежка. Со всеми этими бедами. И вдруг вспомнила об аресте отца.

Как он там!.. Может, уже выяснилось, что это ошибка?.. Может, его уже освободили!..

Папа! Ты так нужен мне! Все так запуталось! Мне одной не разобраться!

И вдруг она вспомнила отцовские слова, сказанные перед самым арестом: «Владимир - хороший парень! Если ты выбрала его, то я одобряю твой выбор… Он любит тебя и никогда не покинет в беде».

Я-то выбрала, пожаловалась Снежка, глотая слезы, а он, оказывается, нет… Да, он не покинул меня, и мы поженились… Но сразу же разведемся, как только все выяснится… А еще он сказал, что никогда, никогда, никогда ко мне не прикоснется! Потому что у нас - фиктивный брак…

Владимир Снежкину одежду не прятал, а просто забрал с собой. Но вовсе не для того, чтобы заставить ее шлындать по квартире голышом. Он себе еще не враг! Один вечер он сумел продержаться, а, вот, сумеет ли продержаться второй, и сам не знает.

Он забрал с собой ее туфли, платье и трусики не потому, что боялся, что она вдруг возьмет и убежит. А потому, что понимал, что девчонка из-за всех этих передряг осталась совсем без одежды! Что надо срочно купить ей новую, а размеров-то он и не знает! Вот и пришлось потихоньку снять ее бельишко с веревки и унести, завернув в газетку.

Прямо, как мелкий воришка, чужое белье с чердака утянул, усмехнулся Владимир!

Он решил сегодня съездить и купить Снежке что-нибудь приличное. И она порадуется, и ему дышать легче станет. А то после вчерашнего у него до сих пор в ушах звенит и во рту сохнет, хотя и не пил спиртного ни капли!

Денег у Владимира к этому времени накопилось более чем достаточно. Зарплата, дай Бог каждому, плюс доплаты за ордена и звание Героя, а тратиться совершенно не на что… На полном обеспечении, ведь…

Теперь есть на что, сказал себе Владимир, выгребая денежные пачки из сейфа.

Разобравшись накоротке с делами в штабе, он набил деньгами свою командирскую сумку, и махнул в Ленинград, в самый большой магазин женской одежды.

- Здравствуйте, - сказал Владимир, подходя к прилавку.

- Здравствуйте, - приветливо ответила рыженькая симпатичная продавщица, окидывая взглядом его крепкую фигуру.

- Я хотел бы купить несколько платьев, юбок, блузок и кофточек, - сказал Владимир. - Э-э-э…

- Меня зовут Татьяна, - поправила волосы продавщица, улыбаясь красавцу-летчику. - Можно просто Таня.

- Да… Таня… Так, вот, - помялся Владимир. - Я хочу сделать сюрприз девушке… Размеров я не знаю, но принес с собой ее платье, - сказал он, протягивая Татьяне пакет.

- Вы его прямо с нее сняли? - лукаво поинтересовалась Таня, разворачивая бумагу.

- А?.. Что?.. Нет, конечно! - смутился Владимир. - Я… - он увидел веселые искорки в глазах продавщицы и улыбнулся. - Вы шутите!

- Вовсе нет! С чего вы взяли? - засмеялась Татьяна и, встряхнув, расправила белое ситцевое платьице. - Так… - протянула она задумчиво. - Сорок шестой размер… Рост… Сто пятьдесят шесть - сто пятьдесят восемь… Как и у меня.

Она приложила Снежкино платье к себе, и Владимир убедился, что она совершенно права. Размеры у них были практически одинаковые.

Татьяна бросила платье на прилавок.

- Теперь, объемы, - она посмотрела на Владимира. - Я полагаю, что и объем груди у вашей девушки тоже, как и у меня. Второй номер.

Он скосил глаза ей на грудь, и Татьяна с готовностью повернулась боком, давая ему возможность, как следует, себя рассмотреть.

- Да, скорее всего, - слегка смутился Владимир.

- Талия? - спросила Татьяна, наслаждаясь его замешательством.

Владимир опустил глаза пониже. И кивнул.

- Обхват бедер? - она погладила себя по бедрам, повернулась к Владимиру спиной и слегка обтянула свои ягодицы юбкой, оглядываясь на него через плечо. - Ну, как?..

- Да, примерно так, - заморгал он.

- Та-а-ак… - удовлетворенно протянула она и потеребила указательным пальчиком нижнюю губу. - С размерами разобрались. Осталось определиться с цветом и фасоном.

- Фасон обычный, - сказал Владимир и отвел глаза от ее рта.

- А цвет? - наклонив голову, посмотрела на него Татьяна.

Владимир пожал плечами.

Ох, уж мне эти мужчины, вздохнула Таня и спросила:

- Какого цвета у нее глаза?

- Льдисто-серые… Цвета ненастного зимнего неба… - сказал он, глядя куда-то вдаль.

Татьяна даже моргнула от неожиданности. Такого ей ни разу еще не доводилось слышать, хотя у нее у самой были серые глаза.

- А волосы?

- Волосы… - мечтательно протянул Владимир. - Поутру - цвета белого золота, а вечерами - червонного…

Ах!.. У Татьяны даже сердце зашлось от таких сравнений. Ясное дело, что блондинка! Но, чтобы так описать цвет волос!.. Везет же некоторым, подумала она с завистью… Летчик! Трижды орденоносец! И, по всему видно, влюблен без памяти.

- А вы, часом, не поэт, товарищ майор?.. - спросила она. - Наверное, стихи пишите?

- Что? - очнулся от своих грез Владимир. - Стихи?.. Нет, - смутился он. - Не пишу.

- А жаль, - покачала Татьяна головой. - У вас очень хорошо получилось бы… Ну, ладно. Если быть точным, то ваша девушка - блондинка с серыми глазами. Так?

- Да, - вынужден был с ней согласиться Владимир.

- Ага… А кожа? Кожа у нее смуглая или светлая? - спросила Татьяна.

Вопрос, само собой, был излишним. Раз блондинка, значит, кожа белая. Но ей хотелось услышать, как этот летчик, который не поэт, ее опишет.

- Кожа?.. - переспросил Владимир и снова уплыл в какую-то даль. - Белоснежная… Как у Снегурочки…

М-да-а!.. Таня прикусила губу… Ее сжигала непонятно откуда взявшаяся ревность. Так тебе и надо, дура, сказала она себе, зачем спрашивала-то!.. Не знаешь сама, что ли, какого цвета кожа у блондинок?!

- Очень хорошо, - взяла себя в руки Татьяна, подошла к вешалке и стала перебирать платья, висевшие на плечиках. - Это… Вот это… Это… Ну, и, вот, это, наверное… - она сняла их, принесла и разложила на прилавке.

- Как вам белое? - посмотрела она на Владимира.

Владимир кивнул… Она расправляла перед ним платья, одно за другим, и он кивал, потому что они нравились ему все… Белоснежное, белое в крупный черный горошек, темно-синее в мелкий белый горошек, нежно-розовое, ярко-алое…

- Какое? - спросила Татьяна.

- Все, - сказал Владимир и посмотрел на вешалку. - А еще есть что-нибудь?

Татьяна посмотрела на него долгим взглядом.

- Вы не беспокойтесь, Таня, - улыбнулся Владимир. - Весь ваш магазин мне, конечно, не скупить, но кое-что приобрести я смогу.

Она только покачала головой и возмущенно сверкнула глазами:

- Я же не об этом!..

Владимир вопросительно поднял брови.

- Да, где вам понять! - махнула она в сердцах рукой и вернулась к вешалке.

Господи, какие же они глупые, эти мужчины, думала она, перебирая плечики… И закусила губу с тоской… Эх, и везет же некоторым!

Выбрав самые лучшие платья она отнесла их, добавив к уже отобранным.

У Владимира разгорелись глаза. Татьяна прикладывала платья к себе, а он только успевал согласно кивать головой. Потому что платья были одно лучше другого…

Особенно ему понравилось белое в широкую темно-синюю полоску с короткими рукавами, отложным воротником и широким, от талии и почти до груди, поясом того же цвета. Сверху полоски шли вертикально, а по широкому подолу сходились от пояса вниз стрелой. Когда Таня приложила его к себе, он просто ахнул…

- Хотите, я его для вас примерю? - спросила она, увидев, как расширились от восхищения глаза Владимира.

Он кивнул, не в силах отказаться…

- Пройдемте, - поманила его Татьяна к примерочной.

Она зашла внутрь, а Владимир топтался снаружи, слыша, как шелестит ткань за шторкой и замирая в предвкушении чуда… И оно случилось.

Несколько мгновений спустя Таня вышла из примерочной и замерла перед ним. Это было действительно великолепное платье! Татьяна крутанулась вокруг себя. Разлетелись каштановые волосы, взметнулся, расправляясь, подол, и у Владимира захватило дух.

- Ну, как?.. - кокетливо улыбнулась ему Татьяна. - Берете?..

Это был абсолютно риторический вопрос!

Она переоделась в своё, и они вернулись к прилавку.

- Девушка, можно вас спросить? - подошла к ним какая-то женщина.

- Вы же видите, я занята! - прищурившись, резко отбрила ее Таня и повернулась к Владимиру, улыбчивая, как весеннее утро. - Я думаю, нужна еще пара вечерних платьев. А вдруг вам захочется сходить в ресторан?..

- Точно! - закивал головой Владимир. - Спасибо, Танечка! Я сам не догадался бы!

Танечка?.. Она посмотрела ему прямо в глаза. Они были карие…

Тепло, внезапно возникшее у нее в груди, разлилось по телу жаркой волной… Она едва справилась с сердцебиением и поторопилась отойти к вешалке. И перебирала плечики, пока не унялась дрожь в руках и не окрепли колени…

- Вот, - сказала она, вернувшись и приподняв перед ним два роскошных платья.

Шелковое, золотистое, приталенное, с низким вырезом на груди, без пояса и рукавов… И бархатное, темно-синее, почти черное, с открытой до пояса спиной, расшитое серебряной нитью…

- Вам завернуть? - спросила Таня.

- Да… Конечно… Это что-то! - не отыскав других слов, сказал Владимир.

- Нравится? - наклонила голову Таня.

- Очень! - кивнул Владимир. - Но… Мне еще нужны юбки и блузки…

- Я помню, - сказала Таня.

Она отошла и через несколько минут вернулась с ворохом одежды. Здесь были юбки всех расцветок…

Они вместе выбрали несколько белых и несколько более практичных, потемнее. Затем Таня подобрала к ним с десяток блузок и кофточек, с таким расчетом, чтобы одну и ту же блузку или кофточку можно было носить с разными юбками. Она выписала чек. Надо отметить весьма и весьма приличный. Но Владимир даже не удосужился взглянуть на сумму, и, совершенно счастливый, пошел в кассу.

Таня вздохнула… Эх, и везет же… Некоторым… Ей хотелось забиться в какой-нибудь темный уголок и выплакаться всласть…

Но плакать было некогда, надо было еще упаковать всю эту груду тряпок. Которые были куплены красавцем-майором не для нее, а для другой девушки. Потому что он любит ту, другую, а не ее, Таню…

А, ведь, всего-то разницы, она - рыжая, а та, другая, - блондинка! Все остальное одинаковое, вплоть до цвета глаз!.. А, вот, поди ж ты. Кому-то все, а кому-то - ничего… Ну, почему такая несправедливость?!

Между прочим, она, ведь, даже не крашеная! Она от природы такая рыжая! От отца с матерью!.. А, может, обесцветиться? И стать, как все, блондинкой?

А толку-то?! Все равно, этот летчик никогда ее уже не полюбит… Потому что уже любит ту, другую… За километр видно!

Таня вздохнула. Ничего, ночью у нее будет достаточно времени, чтобы вдоволь наплакаться в своей одинокой комнатке в коммуналке на Лиговке, под завсегдашний шум и гам пьяных соседских разборок…

Когда Владимир, отстояв небольшую очередь, вернулся с оплаченным чеком, она уже заканчивала упаковывать его покупки. Он отдал чек, улыбнулся на прощание, взял все свои пакеты в охапку и понес в машину.

Татьяна проводила его печальным взглядом…

Уложив все купленное на заднее сиденье, Владимир вернулся в магазин. По сравнению с той задачей, которую ему предстояло решить сейчас, покупка платьев и юбок с блузками, была пустяком. Сейчас ему предстояла покупка трусиков и лифчиков!

Если бы у него была хоть одна знакомая женщина, которой он мог бы поручить эту задачу, он без колебаний попросил бы ее о помощи! Но тех женщин, кого Владимир знал когда-то как мужчина, он никогда не стал бы просить помочь выбрать белье для Снежки. А женщины - друга у него никогда не было… Кроме Снежки, само собой! Которая теперь считает его своим врагом… Так что и говорить тут больше не о чем!

Вперед и с песней!

Когда он подошел к отделу нижнего женского белья и остановился у прилавка, продавщица подняла на него скучающий взгляд и отвернулась. Еще один пришел попялиться на женские панталоны… Боже, как они уже утомили!

- Извините, можно вас на минуточку? - послышалось за ее спиной.

- Да? - повернулась она и обворожительно улыбнулась, отметив про себя мужественный вид и героическую профессию стоящего перед ней мужчины с тремя орденами и медалью на широкой груди. - Я вас слушаю, товарищ летчик!..

- Понимаете, какое дело… - замялся он. - Мне раньше никогда не приходилось выполнять такой боевой задачи…

- Какой? - жеманно поинтересовалась продавщица.

- Мне необходимо приобрести несколько предметов женского туалета, - выдавил, наконец, из себя Владимир. - Я хочу сделать сюрприз. Но не знаю размеров… Зато у меня есть вот что… - он огляделся по сторонам и протянул ей женские трусики.

- Да, да, я вас понимаю, - кивнула продавщица. - Давайте их сюда… Так, так… Ничего страшного, товарищ летчик! Я вам помогу!.. Сколько вам нужно, - усмехнулась она краешком рта, с удовольствием наблюдая, как смущается этот суровый на вид мужчина, и тщательно подбирая слова, чтобы его не спугнуть. - Вот этих… Их, то есть.

- Я не знаю, - промямлил он. - А как часто… Это… Ну… - он не знал куда девать глаза, а продавщица, участливо улыбаясь, дожидалась, когда же он все-таки свяжет слова в предложение. - Когда нужно… - Владимир задрал глаза в потолок, словно там ища подсказки. - Каков расход в месяц? - подобрал, наконец, он нужную формулировку.

- Возьмите десять штук, - сжалилась над ним продавщица. - Этого должно хватить на некоторое время.

- Выписывайте! - Владимир вздохнул с облегчением, а потом забрал у нее Снежкины трусики и запихал в карман.

Продавщица выписала чек и подала ему.

- Но, это еще не все, - Владимир достал платок, снял фуражку, вытер вспотевший лоб и снова ее надел. - Мне нужны еще эти, - он провел у себя рукой на уровне груди. - Лифчики.

- Какой размер у вашей дамы? - поинтересовалась продавщица.

- Второй, - не задумываясь, сказал Владимир. Именно, этот номер ему назвала Татьяна. А у нее грудь была такая же, как у Снежки.

- А объем?

- Нужно еще какой-то объем? - удивился Владимир.

- Да… Малый, средний, или большой?.. И еще, вам с косточками или без?

Владимир растерялся…

То, что бывает виноград с косточками или без, он знал. А, вот, то, что этот интимный предмет женского туалета, тоже бывает с косточками, он слышал впервые…

Он снова снял фуражку и вытер пот…

- Так, - сказал он, соображая, как поступить. - Давайте, я пока оплачу эти… Предметы… А на счет косточек мы сейчас уточним.

Он взял чек и пошел в кассу, оплатил его и заодно отдышался… Да, брат, это тебе не «Юнкерса» завалить, подумал он, это покруче будет!

Татьяна грустно смотрела в никуда, задумавшись о чем-то своем… Вдруг она услышала легкое покашливание и очнулась от невеселых мыслей. И увидела Его!

И покраснела до корней волос…

- Извините, Таня, если я вас напугал… - виновато сказал Владимир.

- Н-н-нет, - сказала она. - Н-ничего…

- Выручайте, Танечка, - улыбнулся Владимир. - Подскажите мне одну вещь…

- Какую? - наконец, справилась с внезапно нахлынувшими эмоциями Татьяна.

- Дело в том, что вы сказали, что у вас такие же размеры, как у моей девушки.

- Да, - кивнула она. - Видимо, мы с ней в чем-то похожи…

Владимир посмотрел на нее очень пристально, и она опять покраснела.

- Мне нужно купить лифчик, - сказал он. - А оказывается, это целая наука, как его выбрать. Нужно знать не только номер. А еще малый он, средний или большой… И на счет косточек тоже… А я ничего в этом не смыслю, - Владимир потер свой большой лоб, сдвинув фуражку на затылок.

Татьяна мягко улыбнулась, видя его в таком волнении… Это было очень странно, но почему-то ей показалось, что они успели с ним подружиться за то время, пока подбирали гардероб для его девушки… Так или иначе, но они уже не были чужими друг другу. И ее сердце таяло от этого ощущения…

- Так, - сказала она. - Ничего тут сложного нет. Косточки вставляются в низ чашечек для того, чтобы поддерживать грудь. Обычно это необходимо для женщин, которые уже имеют детей. Молоденькие девушки вполне могут обойтись и без косточек… Теперь, о размере. Я полагаю, что вы, конечно, помните свои ощущения, когда… м-м-м… обнимали вашу девушку?

- Ну… Да… В общем… - Владимир пожал плечами.

Потому что, на самом деле, он обнимал Снежку едва ли пару раз.

- Давайте, сделаем так, - сказала Таня. - Сейчас вы меня обнимите и скажете, больше или меньше ее объем по сравнению с моим.

Таня сама не понимала, как она осмелилась предложить ему такое… Впрочем, судя по всему, это был ее единственный шанс! Другого случая побывать в его объятиях, скорее всего, ей уже не представится никогда.

- Давайте, пройдем в примерочную, и вы посмотрите, - сказала она, и, не дожидаясь его согласия, пошла вперед.

И это сработало! Он пошел за ней! Таня ликовала, но ничем не показывала этого. Она могла и так сказать ему, какой нужен объем, малый или большой! По платью! Навскидку! Но упускать свой шанс не собиралась!

Ничего не подозревая, Владимир зашел вместе с Таней в примерочную и она задернула шторку, незаметно бросив быстрый взгляд по сторонам.

А потом подняла руки и сказала:

- Обнимите меня.

И Владимир обнял… Ее огромные серые глаза взглянули на него в упор… Он почувствовал нежный аромат ее чистых волос и легкое свежее дыхание.

- Ну, как, - прошептала Таня.

- Почти, - прошептал Владимир.

- Крепче, - шепнула она чуть слышно и опустила руки ему на плечи.

Владимир прижал Татьяну к себе, обхватывая ее тело кольцом крепких рук, и у Тани закружилась голова.

- Еще, - попросила она, едва стоя на ногах.

Он стиснул ее в объятиях, чувствуя, как в его грудь вдавливаются ее упругие груди… Ее губы почти касались его рта.

Она была так похожа на Снежку! Владимир закрыл глаза… И поцеловал ее… Она ответила. Их губы слились, сминая друг друга… И время вдруг остановилось…

- Татья-на! - послышался голос снаружи. - Ты где?

И лишь тогда им удалось оторваться друг от друга.

- Простите! - сказал Владимир, опомнившись.

- Нет, это вы простите меня, - опустила глаза Татьяна. - Я не должна была… - в ее больших серых глазах стояли слезы. Она одернула кофточку и вышла…

Владимир сел на стул и потер ладонями лицо.

Да… Вот и уточнил размеры бюста!..

Танина грудь была такой же по размеру, как у Снежки. И, вообще, у нее все было, как у Снежки!.. Впрочем, теперь о Тане он знал даже больше, чем о собственной жене… Например, то, каковы на вкус ее губы и каковы на ощупь ягодицы…

Когда он вышел из примерочной, Татьяна виновато посмотрела на него из-за прилавка. И он не мог не подойти.

- У вас действительно одинаковые размеры груди, - сказал Владимир, глядя на нее.

- Вам нужно взять второй номер со средним объемом, - тихо сказала она. - И возьмите хотя бы один бюстгальтер без бретелек, для вечернего платья, - Таня подняла на него свои мокрые глаза и попросила. - Скажите мне на прощание, пожалуйста… Как вас зовут?

- Майор Иволгин… - ответил он. - Владимир Иванович…

- Герой Советского Союза… - ахнула Татьяна, широко раскрыв глаза. - Это вы?

- В общем и целом… - пожал он плечами.

- Я не знала, - просто сказала она.

- И слава Богу… А как ваша фамилия? - спросил он.

- У меня очень простая фамилия, - улыбнулась Таня сквозь слезы. - Иванова…

- Спасибо вам, Танечка! За все… И не судите меня строго… Вы такая красивая!.. Поверьте, ни один мужчина на моем месте не устоял бы… - сказал он. И ушел…

А она смотрела Владимиру вслед и в ее душе тонкими колокольчиками, вновь и вновь, звенели его слова: «Вы такая красивая!»…

- Ну, что, посоветовались, товарищ летчик? - улыбнулась продавщица из секции нижнего женского белья.

- Так точно! - бодро ответил Владимир. - Второй номер, средний объем, без косточек, пять обычных, один - без бретелек!

- У вас, наверное, хороший советчик по этим вопросам, - ухмыльнулась продавщица, выписывая чек.

Владимир поправил фуражку и ничего не ответил…

В принципе, все поставленные задачи он выполнил. Осталось только зайти в обувной отдел… И еще кое в какой…

Снежка за один день научилась определять приезд Владимира по звуку мотора его машины… А, может, по усиливающемуся сердцебиению, едко спросила она сама себя. Боишься ты его, что ли, разбойника своего? Или влюблена?..

- Или! - съязвила сама себе Снежка.

А потом залезла под одеяло и укрылась с головой. Она будет сидеть под одеялом до тех пор, пока этот негодяй не вернет ей подло украденную им одежду! И будет так сидеть хоть до самого Нового Года!.. И не вылезет, пока он не вернет ее платье и трусики!

Когда Владимир зашел в квартиру, его встретила глухая, гнетущая тишина… Сначала он ничего не понял, а потом ужасное предчувствие охватило его душу! Швырнув многочисленные пакеты и коробки на пол, он кинулся в Снежкину комнату.

Она лежала, накрывшись одеялом, и не шевелилась.

Владимир упал на колени перед ее кроватью, обнял и почувствовал, что она дышит… Господи!.. Его сердце билось у самого горла, так и норовя выскочить наружу…

- Снежка!.. Не пугай меня так больше никогда… - прошептал он, уткнувшись лицом ей в спину.

- Ты! - гневно крикнула она, сбросила одеяло и оттолкнула его. - Негодяй! Зачем ты украл мою одежду?!

Владимир сидел на полу и смотрел на нее, ничего не понимая…

Снежана привстала на коленях на кровати. Ее золотые волосы были растрепаны. Глаза полыхали бешеным ледяным огнем. Белая шелковая рубашка, расстегнулась на несколько пуговиц…

- Снежка, - сказал Владимир. - Я хотел купить тебе новое платье, но не знал твоих размеров… Вот и пришлось взять старое… Не ругайся… Иди лучше посмотри, что я тебе привез…

- Ты!.. Преда… - она вдруг осеклась на полуслове. - Что?.. Что ты сказал?.. Ты что-то мне привез?..

- А ты иди и посмотри… - сказал Владимир. - Там, в коридоре…

Снежана мгновенно спрыгнула с постели и пулей выскочила из комнаты, шлепая по полу босыми пятками. И через секунду тишину разорвал ее восторженный визг.

Ради одного этого стоило весь день проторчать в очередях, подумал Владимир!

А потом началось феерическое представление…

Снежкина комната превратилась в раздевалку. Она посадила Владимира на тахту в большой комнате, а сама меняла наряды один за другим и вертелась перед ним, смеясь и радуясь обновкам, как ребенок… Совершенно счастливая.

Все эти платья, юбки, блузки и кофточки, так безжизненно лежавшие на прилавке в магазине, оказавшись на ней, вдруг оживали, наполняясь энергией стройного девичьего тела. А Снежка, то кружилась перед ним в одном платье, то скользила, вальсируя, в другом, то выступала, как настоящая пава в третьем…

Платьев было много, а счастья в милых льдисто-серых глазах еще больше…

Внезапно она подскочила к нему, запрыгнув на тахту с ногами, обняла и поцеловала в щеку… А потом заливисто засмеялась и убежала переодеваться дальше.

Владимир ошалел от ее поцелуя… Но ему удалось-таки придти в себя за те несколько минут, которые понадобились Снежке, чтобы скинуть предыдущее платье, надеть следующее и переобуться.

На этот раз она вышла и предстала перед ним, расправив подол, в том самом белом платье в синюю полоску с короткими рукавами, отложным воротником и широким поясом, которое надевала продавщица в магазине…

У них действительно были одинаковые фигуры… Но теперь, когда Владимир увидел это платье на любимой, он вдруг осознал огромную разницу…

Она улыбалась Владимиру и, поворачиваясь чуть-чуть из стороны в сторону, не сводила с него сияющего взгляда. Ее золотистая челка упала на лицо, и она периодически сдувала ее, чтобы она не мешалась…

Вместе с платьем Снежка интуитивно надела белые лакированные туфельки, которые он ей купил специально для этого наряда. Они настолько гармонировали с ним, как будто шли в комплекте.

Владимир встал и подошел к ней. Она смотрела прямо ему в глаза. И столько любви прочитал он вдруг в ее взгляде, что просто остолбенел… Но быстро опомнился… Ведь это было невозможно! Он, ведь, совершенно точно знал, что она любит другого!

Снежана что-то заметила в его глазах. Какую-то мимолетную грусть… О чем он подумал?.. Или о ком?.. Ей стало вдруг холодно.

Но в этот момент Владимир достал из кармана маленькую коробочку и открыл ее. И Снежка завизжала и запрыгала, хлопая в ладоши и позабыв обо всем на свете!

На черном бархате внутри коробочки сверкали и искрились тысячами огней бриллиантовые серьги…

Снежка тут же продела их в свои маленькие ушки, схватила Владимира и потащила к зеркалу, чтобы посмотреться.

И притихла от восхищения…

В зеркале, перед ней, замерла юная стройная девушка в чудесном бело-синем платье с бриллиантовыми сережками в ушах, а рядом стоял крепкий молодой мужчина в бриджах и темно-синем френче с орденами на груди…

Владимир снова полез в карман, и Снежка зажмурилась, не зная чего еще ожидать. Только сердце отчаянно стучало у нее в груди… Он взял ее за руку и она затаила дыхание… И не дышала, пока он не надел ей на палец кольцо.

Она распахнула глаза и подняла руку, чтобы посмотреть. На безымянном пальце правой руки сверкало золотое обручальное кольцо…

Это был последний удар!

Снежка повернулась к Владимиру. В ее глазах стояли слезы. Она ткнулась ему в плечо и разревелась.

Владимир ожидал какой угодно реакции, когда надевал колечко на ее тоненький пальчик. Но только не этой… Он думал, что Снежка швырнет его ему в лицо. Или отвергнет с холодным презрением. А, может, обрадуется и повиснет на шее… А она разревелась.

Он гладил ее по спине, а она всхлипывала, потихоньку успокаиваясь в его крепких объятиях… Как их ей не доставало, оказывается!

- Слушай, Снежка! Совсем забыл! - вдруг вспомнил Владимир. - Я, ведь, еще кое-что купил. В машине осталось. Сейчас принесу…

Владимир посадил ее на, заваленную тряпками кровать и вышел.

К тому времени, когда он вернулся, Снежка уже нарядилась в новое платье.

Вечернее, из темно-синего, почти черного, бархата, расшитое серебряной нитью, с огромным вырезом на спине… К этому платью Владимир купил для нее черные лакированные лодочки на высоком каблуке. Снежка подобрала сзади волосы, зачесала их на одну сторону и закрепила шпильками.

Увидев Владимира, она прошлась перед ним, высоко подняв голову, повернулась к нему спиной и посмотрела через плечо… И он застыл, раскрыв рот…

Кто же эта пленительная красавица?!

Владимир выронил пакеты из рук. И, наклонившись, стал поднимать, не отрывая глаз от нее. А она, довольная произведенным эффектом, засмеялась звонким Снежкиным смехом… И только тогда он поверил, что это она и есть.

- Что это у тебя? - спросила она.

- Так, всякие мелочи, - смутился Владимир. - Сама посмотри…

Снежка развернула один, увидела, что в нем, и побледнела. Развернула второй и побледнела еще сильнее…

У Владимира появилось нехорошее предчувствие. Кажется, опять он сделал что-то не так… А, ведь, хотел как лучше… Господи, когда же он поумнеет!

- Как ты посмел? - сказала Снежана ледяным голосом.

- Снежка…

- Мерзавец, - тихо сказала она. - Значит, ты за этим украл мои трусы. Чтобы показывать их посторонним людям, - она сняла с пальца обручальное кольцо, вытянула руку и уронила его на пол.

Оно зазвенело, ударившись, подпрыгнуло и укатилось куда-то…

Господи, уж лучше бы она кричала на него, била, царапала его, только бы не этот спокойный, бездушный тон, подумал Владимир.

- Эти люди помогли тебе и лифчики для меня выбрать? - спросила Снежана ровным голосом. - Что ты им обо мне сказал?.. А может, опытным путем подобрал, на ощупь?

- Я… - начал было оправдываться Владимир, и смутился…

- Так я и думала. Предатель… - сказала Снежана. - Верни мои трусы…

Он достал ее трусики из кармана и протянул. Она взяла их, а затем вынула из ушей сережки, положила на стол и ушла в свою комнату.

Владимир стоял, как оплеванный.

В мозгу у него бродила по кругу только одна мысль - если ты собираешься стреляться, то лучше случая уже не найти…

Несколько минут спустя Снежана вышла из своей комнаты, уже переодетая в свое старое ситцевое платье. В несколько приемов она перенесла все купленные Владимиром вещи и аккуратно положила их на тахту.

Владимир прошел в ее комнату, достал из шкафа гимнастерку, переоделся и переложил документы… Она, стоя у дверей, молча ждала, когда он выйдет.

- Прости… Я не мерзавец. Я - полный идиот… Я не думал, что… - сказал Владимир.

Она ничего не ответила, а просто тихо притворила за ним дверь.

Владимир достал из кобуры и запер в верхнем ящике стола свой ТТ… От греха… Потом зашел на кухню, оставил на столе ключи от квартиры, сунул в карманы бриджей две бутылки водки и ушел в ночь… Куда глаза глядят…

И в их доме, где еще недавно было так весело и хорошо, стало тихо, как в склепе.

Потому что Снежка рыдала совершенно беззвучно…

Глава четвертая

…Она стояла у широко распахнутого окна и молча смотрела в окрашенное утренней зарей небо. Легкий ветерок играл ее золотистыми локонами… И птицы свиристели на все лады, подпевая шелесту берез и тополей.

Эта бесконечная, бессонная ночь, наконец, миновала…

Снежка горько плакала до тех пор, пока не кончились слезы.

Но и после этого ее плечи еще долго сотрясались от рыданий, хотя слез в зареванных глазах уже давно не осталось…

Он так оскорбил ее!

Когда он привез ей столько новых красивых платьев и блузок, подарил ей эти чудесные сережки, она так обрадовалась, она подумала, что, может быть, он все-таки ее немножко любит. Он так смотрел на нее, когда она меняла эти замечательные наряды один за другим, что все таяло у нее внутри… А когда он надел ей на палец обручальное колечко, рухнули, наконец, все ледяные айсберги, которые сковали холодом ее душу… И она отдала ему свое сердце… И ей показалось, что она счастлива.

Увы, ей это только показалось…

Потому что он предал ее!

Снежане хотелось уйти из этой квартиры, куда глаза глядят… Но идти ей было некуда… И не к кому…

На всем белом свете у нее не было ни одной родной души.

Кроме ее отца.

Но он был арестован несколько дней назад, как враг народа… Она очень надеялась, что вскоре все выяснится. Потому что это ошибка. И его обязательно освободят!

У нее была подруга, но она, не раздумывая, проголосовала за исключение Снежаны из комсомола, когда стало известно об аресте ее отца. И это было предательством. Это было подло…

Она полюбила одного человека, но он так и не сумел об этом догадаться. И полюбил другую женщину. Это не было предательством. Но это было очень больно…

Она все-таки вышла за него замуж, хотя он безжалостно предупредил ее, что их брак будет считаться фиктивным и он никогда, никогда, никогда к ней не прикоснется. Это не было предательством. Но это было очень больно…

Она надеялась, что он однажды все-таки полюбит ее, что их брак однажды все-таки станет настоящим…

Но он подло предал ее!

Он… Он… Нет, она не могла об этом думать!.. Он показывал другой женщине ее трусики! Он обнимался с ней!.. Он сам сознался!.. И, конечно же, он с ней целовался! Он даже, наверное…

И это было предательством!

А, может, вдруг подумала Снежка, она сама виновата?.. Сама же повесила свои трусики у него на виду! Причем, специально! Повесила так, чтобы он не мог их не заметить!.. Но, не для того же, сказала она себе, чтобы он их таскал и показывал своим любовницам! Совсем для другого! Она вовсе не этого хотела!.. А он, все равно, подлый предатель! Он предал ее!.. И оставил одну… И ушел к той, другой…

Снежане было очень плохо!

И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду.

Потому что тот единственный, кто мог бы это сделать, сам оказался предателем…

А, может, перелезть через подоконник и дело с концом? Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем?..

Сначала Владимир хотел уйти, куда глаза глядят. А потом передумал. Потому что, именно здесь, в этом доме находилась та, единственная, за которой он мог и хотел бы пойти без оглядки куда угодно, хоть на край света…

Он поступил, как идиот!

Он очень, очень, очень обидел ее и оскорбил!

И поэтому не мог оставаться с ней под одной крышей, чтобы ей не было еще больнее от его присутствия… Но оставить ее одну, без защиты, Владимир все равно не мог. Он должен был за ней присмотреть! В конце концов, хотя бы за тем, чтобы она сама не убежала, куда глаза глядят…

Потому что она была очень независимой и гордой девушкой. Только еще очень молодой… И не знала по молодости лет, что мир вокруг очень жесток и не делает никому скидок, и никому никогда не дает второго шанса… Или почти никогда.

Поэтому он всю ночь просидел возле дома в машине, беседуя сначала с одной бутылкой, а потом, когда тема иссякла, с другой. Когда и эта тема подошла к концу, он подумал, что не дурно бы смотаться за водкой, но так и не нашел ключи зажигания, махнул рукой и задремал, уткнувшись лицом в рулевую колонку.

Вдруг что-то словно толкнуло его в бок! Вставай и иди!.. Домой!.. И он встал, захлопнул за собой дверку своей «эмки» и пошел.

Это было не так-то просто. Потому что лестница была очень крутая и до невозможности длинная… Но он был настырным парнем и все-таки сумел ее одолеть.

Перед тем, как войти, он попытался протрезветь хоть немного, но не очень в этом преуспел. А, впрочем, отнестись к нему хуже она все равно уже не сможет. Потому что хуже, чем она к нему относится, к нему относиться уже невозможно!

Снежка слышала, как хлопнула дверца его машины. Но она не слышала, как он подъехал. А, может, он просидел здесь, под окном, в машине, всю ночь?

Странно, но от этой мысли ей стало немного легче. Значит, он не был этой ночью с другой женщиной! А, впрочем, это не важно. Он сам вчера признался, что обнимался с ней. И еще он показывал ей Снежкины трусики! И, конечно же, целовался!

Предатель!

Снежка напряженно вслушивалась в каждый шорох… А, может, он идет домой? Но почему так долго? Наконец, она не выдержала, подбежала к двери и открыла ее.

В тот самый момент, когда Владимир собрался-таки с силами, чтобы постучать.

Он забыл, что, уходя, оставил входную дверь открытой. А, может, уже не считал себя вправе переступить этот порог без согласия живущей здесь девушки. Его любимой. Его единственной. Той, которая его не любит. Той, которую он обидел. Той, которая его ненавидит… Потому что она - его жена…

Он поднял голову и мутным взором оглядел ее стройную фигурку.

- Прости меня, - сказал он. - Я - свинья! И нет мне прощения…

Его качнуло. Снежка смотрела на него с ужасом и почему-то с жалостью.

- Если ты меня не простишь, - покачиваясь, пробормотал он. - Мне незачем жить… - он махнул рукой и попытался повернуться, чтобы уйти. - Нет мне прощения!..

Снежка смотрела на него и качала головой. Таким она не видела его никогда в жизни!.. Нет, она, конечно, видела пьяных мужчин. Но, чтобы до такой степени!..

Владимир был совершенно пьян. И его нельзя было никуда отпускать в таком виде! Она подскочила к нему и подхватила под плечо. Он посмотрел на нее, прищурившись и помотал головой.

- Снежка, любимая, - пробормотал он и оперся на нее.

Какой же он тяжелый, оказывается! Слава Богу, идти было недалеко… Интересно, что это он сейчас брякнул? Или ей послышалось?.. Она усадила Владимира на тахту, отодвинула тряпье и присела рядом.

- Что же это ты творишь, товарищ майор Герой Советского Союза? - с укоризной спросила она. - Зачем ты так напился?

- Я?.. Напился?.. Да… Я напился… Потому что никакой я не герой… Я - свинья! - ударил он себя в грудь кулаком. - Я обидел тебя… Но, ведь, я хотел, как лучше. Поверь! - взмолился он, прижимая кулак к груди. - Я просто - идиот, - он махнул рукой и опустил голову на грудь. - Нет мне прощения…

- Ну, и зачем же ты это делал? - спросила она.

- Что я делал? - удивился он.

- Показывал мои трусики посторонним…

- Я никому их не показывал! - замотал он головой, не в силах ее поднять. - Только один ма-а-аленький разочек… Продавщице… На одну минутку. И все!.. Потому что я не знаю, какие у тебя размеры… - он уперся локтями в колени и уронил голову в ладони. - Это ужас какой-то! Я не знаю размеры моей любимой жены! - он схватился за волосы и застонал. - Нет мне прощения!

- Ну, что ты болтаешь? - как с маленьким ребенком разговаривала с ним Снежка. - Ну, какая еще любимая жена?

- У меня только одна любимая жена! - Владимир попытался поднять голову и уронил обратно. - Моя Снежка!

- Я, что ли? - засмеялась она.

- Ты - Снежка?.. - удивился он, не отрывая лица от ладоней.

- А кто же еще?

- Значит, ты и есть моя любимая жена! - стукнул он кулаком по колену. Его голова качнулась, не удержавшись на одной руке, и он снова подпер ее обеими.

- Я - просто твоя жена, а вовсе не любимая… - грустно сказала Снежка.

- Не ври! Врать старшим не хорошо! - погрозил он ей пальцем, не поднимая головы. - Я сказал - любимая, значит - любимая!

- Господи, ну что же ты так напился-то! Тебе же на службу уже скоро…

- Перебьются! Не маленькие! - отмахнулся Владимир. - От меня жена ушла… Любимая… Не до них сейчас!

- Что ты несешь… Никуда я от тебя не ушла…- вздохнула Снежка.

Ну, как, скажите, на такого дурака сердиться!

- Вот! А раз, не ушла, - снова стукнул он кулаком по колену. - Значит, ты - моя жена! А раз жена, значит - любимая!

- Железная логика! - похвалила его Снежка.

- То-то! А ты говорила, что не любимая! Я же говорил - любимая! - бормотал он, не отрывая лица от ладоней. - А ты не верила. Видишь теперь, что я говорю правду! Я всегда говорю правду! Веришь теперь?

Вдруг его локти соскользнули с колен. Он попытался снова их там утвердить, но у него ничего не вышло. Владимир уронил руки на колени, и его склоненная голова уперлась в грудь…

И как еще разговаривать-то умудряется, подумала Снежка.

- Верю, верю! - сказала она. - Сам-то хоть будешь помнить, что сейчас несешь?

- А что я несу?

- Ну, вот, уже и не помнишь…

- Нет, ты скажи! - настаивал Владимир. - Что я несу?

- Ты сказал, что любишь другую женщину, - вздохнула Снежка.

- Я так сказал? - удивился он, не поднимая головы и не открывая глаз.

- Да, и еще ты сказал, что вчера с ней был! - гнула свое Снежка.

- Это неправда! Нет у меня никакой другой женщины! И ни с кем я вчера не был! Это все вранье! Не верь ему! - бормотал Владимир.

- Кому ему? - спросила Снежка.

- Тому, кто тебе все это наврал!!

- Господи, какой же ты смешной! - вздохнула она.

- Я не смешной! - обиделся Владимир.

- Смешной!

- Нет!

- Ну, ладно, - согласилась Снежка. - Не смешной, не смешной. Ответь только, почему же это ты Снежку-то свою не любишь совсем?

- Это он тебе тоже наврал! - сказал Владимир.

- Кто? - не поняла она.

- Тот, кто тебе все время врет! А ты его слушаешь. Я Снежку очень люблю! - он снова попытался поднять голову и открыть глаза, и снова у него ничего не вышло.

- Да-да-да! Так я тебе и поверила! У тебя же есть другая женщина! - задирала его Снежка.

- О-о-о! - застонал Владимир, мотая головой. - Да, как же тебе объяснить-то, пехоте! Нет у меня никакой другой женщины!

- А с кем же это ты целовался вчера! - подначила его она.

- Да ни с кем я не целовался!.. Нет… Вру… Поцеловался один разочек… Всего один небольшой разочек… Она такая несчастная была, одинокая… Мне ее так жалко стало…

У Снежки сразу все внутри похолодело.

- Та-а-ак! - протянула она, наливаясь ледяной яростью. - Значит, сначала ты ей трусики мои показал, а потом лизаться стал!

- Да, нет, - отмахнулся Владимир. - Та совсем другая продавщица была… А эта так на Снежку похожа! Так похожа!.. И фигура, и глаза, и грудь… Вылитая Снежка! Только рыжая… - Владимир вздохнул и пробормотал. - Я ей понравился… А Снежка меня не любит совсем.

Сначала она хотела врезать ему, что есть силы, по его предательской физиономии, и еще, и еще!

Но потом подумала, а вдруг это он ее, Снежку, хотел поцеловать, а не ту, другую! Ведь, он сказал, что эта женщина была очень на нее, Снежку, похожа… А эта змеюка рыжая воспользовалась тем, что мужчина один, без присмотра! А он и попался, как дурак!.. Несчастная она, видите ли! Одинокая!.. И этот, тоже хорош, разозлилась Снежка! Пожалел ее, говорит!.. Да, я тебя!

- Все равно меня Снежка не любит, - Владимир уткнулся лицом в ладони, явно разговаривая сам с собой. - Она другого любит.

- Чего? - еще не остыв, рявкнула на него Снежка. - Ты чего это выдумываешь тут?

- Я, - покачал указательным пальцем Владимир. - Не выдумываю! Я - знаю!

- И откуда же это, ты знаешь, интересно!

- А-а! Испугалась? То-то же! - снова покачал пальцем он. - Я все-е знаю!..

- Ну-ка, ну-ка! Поделись! - не отставала Снежка.

- А чего тут делиться?.. Меня она видеть не хотела? Не хотела. Это раз. Я ее старше? Старше. Это два… Вот она и влюбилась в однокурсника! Это три! Я потому и перестал к ним ходить, что бы на пути у нее не стоять. Это четыре… И вообще она меня ненавидит, за то, что я ее заставил за меня замуж выйти! Это пять!.. Э-эх, ты, пехота, - махнул он рукой и как-то умудрился снова подпереть ей голову.

- Железная логика, - пробормотала Снежка.

- А то, - согласился Владимир, не поднимая головы. - Я же говорю… Я все знаю!

- Ладно, всезнайка, давай-ка ты лучше спи, - сказала она. - А я с тобой завтра поговорю!

- Не надо со мной завтра! - взмолился Владимир. - Я больше не буду! Не надо завтра со мной говорить!

Снежка только вздохнула. Господи, неужели все мужчины до старости, как дети? Она на него уже не злилась. А этой стерве, если попадется, она ее рыжие космы еще повыдергает, чтобы не лезла к чужим мужьям!

Снежка встала. Владимир словно того и ждал. Его качнуло, он упал на бок и забылся… А она еще долго стояла и смотрела на него…

Он все время твердил, что любит ее, Снежку. Неужели, не врет?.. Она закрыла лицо ладошками. Господи, хоть бы это было правдой!..

А, может, это просто пьяный лепет и бред?

Нет! Только не это!.. Ей теперь уже не перенести такого разочарования! Теперь, когда она наслушалась от него столько признаний в любви!.. Пускай и спьяну!.. Ничего, она обязательно дождется, когда он все это повторит ей совершенно трезвый!

Вдруг Снежка увидела, как в углу что-то блеснуло. Она подошла поближе. Да, это лежало ее колечко. Она подняла его и зажала в своем крепком кулачке.

Пока она это кольцо одевать не собирается, но, может быть, потом, чуть позже?..

Все может быть, вздохнула Снежка.

Потому что она любит Владимира, и будет любить всегда…

Из небытия его вырвал назойливый звон полевого телефона, к которому вскоре присоединилось противное дребезжание городского… А, может, позвонят и перестанут, мелькнула у Владимира несбыточная надежда.

Он поднял чугунную голову и посмотрел на оба аппарата одновременно. На полевой - левым глазом, а на городской - правым. Если бы его взгляд обладал испепеляющей силой, они оба уже превратились бы в угольки.

Владимир поднес руку к лицу и попытался рассмотреть циферблат своих командирских часов… И ему это почти удалось.

Около восьми… Или девяти…

Чего им надо?! Сегодня же выходной!.. И, вообще, ему не до них!

А, собственно, почему это не до них?..

Владимир поморщился и попытался вспомнить вчерашний вечер. И застонал от дикой головной боли… Ни хрена он не помнит. А, впрочем… Что-то такое было…

Точно! Он сел так резко, что комната заходила ходуном у него перед глазами. Снежка!.. Он нечаянно обидел Снежку, и она от него ушла!

Владимир вскочил и, не обращая внимания на трезвон, кинулся в ее комнату.

И застыл, умиротворенный…

Отбросив одеяло, она, одетая, крепко спала на своей кровати, свернувшись калачиком и поджав под себя ноги.

Владимир укрыл ее, притворил дверь и бросился к телефонам. И поднял обе трубки сразу. Обеими руками. Только бы они ее не разбудили! Он лично, собственной рукой удавит этих несчастных абонентов, если они разбудят его любимую, которая, оказывается пока еще никуда от него не ушла. И, может быть, ему еще удастся вымолить у нее прощение! Потом… Днем… Когда она выспится.

И будет гораздо добрее чем, если проснется от этого трезвона прямо сейчас!

- У аппарата, - прохрипел он в обе трубки разом, поднеся одну к левому уху, а другую к правому.

- Владимир Иванович, - Владимир скривился…

По городскому телефону звонил его заместитель.

- Товарищ комбриг, - Владимир поморщился…

По полевому звонил дежурный по штабу.

- Что случилось? - спросил он дежурного.

- Все в порядке, товарищ комбриг, но…

- Отставить! - приказал ему Владимир и положил трубку.

- Слушаю, - отозвался он в городской.

- Владимир Иванович, в девять открытие бригадной спартакиады…

Владимир мысленно выругался… О спартакиаде он совсем забыл…

- Николай Петрович! - сказал он. - Мне что-то нездоровится. Начинайте без меня. Во сколько награждение победителей?

- В два. А что случилось? Может, врача прислать?

- Нет, врача не надо. Пришли за мной машину в час. Добро?

- Слушаюсь!

- Конец связи, - сказал Владимир, положил трубку и сел за стол, уперев голову в ладони. Давно он так не нажирался!

Владимир попытался восстановить в памяти события вчерашнего дня.

Его жизнь в последнее время стала такой насыщенной, что в двадцать четыре совершенно объективных часа, успевало вместиться гораздо больше субъективных. Может, даже в два раза… Хотя что-то подсказывало Владимиру, что не в два, а в гораздо больше…

Он привез Снежке кучу новых платьев. Она радовалась и наряжалась… А потом… А потом она рассердилась… Потому что развернула пакеты и увидела нижнее белье, которое он ей купил… И это оскорбило ее до глубины души!

Господи, ну почему он такой идиот! Ему даже не пришло в голову, что Снежку так глубоко заденет то, что он показал ее трусики продавщице, чтобы купить ей смену белья. Он даже предположить не мог, что она так болезненно это воспримет!.. А должен был бы! Если бы не был таким толстокожим самовлюбленным дураком!.. Он, видите ли, сюрприз хотел преподнести!.. При-дурок!.. И вместо этого обидел свою единственную, свою любимую…

Боже! Его несчастная голова не просто разламывалась, она уже растрескалась и начала распадаться на части.

Владимир встал и, пошатываясь и шаря руками по стене, побрел на кухню.

Где-то в тумбе лежала фляга… Его эНЗэ… Если он ее не найдет, врач ему уже не понадобится… Владимир опустился на пол перед тумбой и открыл дверки.

Вот она! Он достал стеклянную фляжку, скрутил ей голову и плеснул чуть-чуть в граненый стакан… Теперь налить в другой стакан воды. Чтобы запить… Потому что в этой фляжке он держал девяностоградусный медицинский спирт…

Владимир посмотрел на стаканы, и его передернуло. Это всего лишь горькое лекарство, сказал он себе. Всего лишь лекарство… Он выдохнул, выпил его залпом и опрокинул в горло стакан воды. И замер, не дыша…

Головная боль чуть-чуть отошла. Сдала свои позиции и с барабанным боем отступила… Надолго ли?.. А, впрочем, хоть насколько, лишь бы сейчас полегчало!

Владимир кое-как добрался до тахты, упал и снова отключился.

Снежка сидела у распахнутого окна и смотрела на улицу, поставив локти на подоконник и подперев ладонями голову…

В час за Владимиром пришла машина. Он второпях побрился, надел френч с орденами и ушел, так и не подняв на Снежку своих виноватых глаз и не сказав ей ни слова. Хотя она достаточно красноречиво стояла на пороге…

День понемногу близился к вечеру. Яркий солнечный диск повис почти над самой крышей дома напротив. На небе не было ни облачка, только где-то очень-очень высоко, на голубом фоне тонким, прозрачным пологом развернулись белесые перья. Слегка покачивая зелеными ветвями, шелестели стройные тополя. По улице ездили машины, шли люди. Шла какая-то жизнь… А она просто сидела и смотрела…

Столько событий, хором навалившись на нее за эти несколько дней, полностью ее вымотали. Арест отца, исключение из института и комсомола, фиктивный брак, ссора с любимым… И слезы, слезы, слезы… Похоже, она выплакалась на целую жизнь вперед. Все нормы перевыполнила… Стахановка…

Слава Богу, хоть смеяться и радоваться еще не разучилась!

Однако правильно говорят, не смейся слишком много - долго плакать будешь…

Ей так хорошо, так радостно было наряжаться и крутиться, и прохаживаться в новых платьях перед восхищенным Владимиром, что она не могла удержаться и смеялась, абсолютно счастливая… А потом проревела всю ночь, несчастная, оскорбленная и униженная… И этот шок от вида пьяного Володьки, раздавленного, растерзанного ею же самóй!.. Они так измучили друг друга за эти дни…

И, вот, теперь она сидит у окна, совершенно опустошенная…

Снежка вздохнула. Пьяный вдребезги Владимир столько наговорил ей слов любви, что она до сих пор еще не пришла в себя.

Он не мог врать… Он был слишком пьян…

Оказывается, он ее любит. Если бы у нее еще оставались хоть какие-то силы, она кружилась бы по комнате и пела… Но она была так измучена, что даже обрадоваться толком не могла.

А, может, он все врал?

Нет… Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Почему же он решил, что она его не любит? Глупый! Какой же он все-таки глупый! Выдумал себе какую-то ерунду… Только слепо-глухо-немой не догадался бы, что она влюблена в него без памяти… Похоже, он сам этот слепо-глухо-немой и есть!

И нет у него никакой другой женщины! Нет, и не было… Снежка тихо улыбнулась… Она сама, как дура, понавыдумывала себе что попало.

Но, ведь, он целовался с этой рыжей продавщицей!

Ну, и ладно, сказала себе Снежка. Подумаешь, разочек поцеловался! Вот, она возьмет и сама его поцелует! И посмотрим тогда, захочет ли он еще с кем-то после этого целоваться!

Снежка зажмурилась. Она его обязательно поцелует… Сама…

Теплая волна прокатилась по ее телу от груди до самых пяток… Она - его жена… Его любимая жена, сказал он и твердил это без перерыва, пока не уснул!

Неужели, это правда?

Владимир вернулся домой на закате. Похоже, это становится традицией, подумала Снежка.

- Снежана, - сказал он, заглядывая в ее комнату, но, не решаясь войти.

По его озабоченному виду Снежка сразу поняла, что что-то случилось.

- Да, - ответила она.

- Я зашел попросить прощения и попрощаться, - виновато смотрел он на нее.

- Попрощаться?.. Ты уезжаешь? - спросила Снежка безразличным тоном, хотя от его слов все сжалось у нее внутри. - Когда? - она едва нашла в себе силы, чтобы не показать виду, насколько расстроена.

- Я должен ехать. Сейчас… Это приказ… В Киев. Командно-штабная игра, разбор полетов, а потом совещание командного и начальствующего состава…

У Снежки немного отлегло от сердца, и она отпустила спинку кровати, за которую инстинктивно ухватилась, чтобы не пошатнуться, когда он сообщил ей о своем отъезде. Ухватилась так, что побелели пальцы!

- Когда ты вернешься?

- Через полторы недели. Вот, деньги, - Владимир положил на табурет несколько денежных пачек. - Этого должно хватить, если что… Я привез паек. Но, может, ты захочешь чего-нибудь купить… Только я очень тебя прошу, не ходи никуда. Вообще, не выходи из дома. Пожалуйста… - почти взмолился он. - Будет лучше, если ты запрешься и не будешь никому открывать. Даже к дверям не подходи! И на телефонные звонки не отвечай! - он заторопился и зачастил, увидев, как сверкнули ее глаза. - Это необходимо для твоей безопасности! И только на время моего отсутствия! Я вернусь и все устроится, все будет хорошо, мы обо всем поговорим, и все наладится!

Снежка опустила глаза… Он так беспокоится о ней, потому что любит ее, подумала она! И на сердце у нее потеплело… Он так неуверенно просит ее… И не настаивает на своем. Потому что не собирается держать ее взаперти насильно.

- Хорошо, - сказала она.

- И еще… - он посмотрел ей прямо в глаза. - Ради Бога, ни за что не езди в Ленинград! Я вернусь и сам, через своих ребят, аккуратно выясню все, что только будет возможно о твоем отце. Ему будет в тысячу раз легче, если ты будешь в безопасности! Если ты будешь недосягаема! Поверь, Снежана! - Владимир крутил и мял в руках свою фуражку, почти выворачивая ее на изнанку. - Будет лучше, если никто не будет знать, где ты сейчас!

- Хорошо, - повторила Снежка. И подумала, что разбойник-то ее, оказывается, сам боится, что ее у него украдут!.. Это ничего! Пусть боится!.. Но мучить его сейчас Снежке не хотелось. Пускай сначала вернется, а то еще наделает каких-нибудь глупостей. А когда вернется, она с ним, наконец, поговорит всерьез!.. Почему он так за нее боится? Неужели так сильно любит?!

- Снежана… - Владимир замялся, и у нее вдруг мелькнула надежда, что вот сейчас он, наконец, скажет ей трезвый то, о чем твердил пьяный этим, уже теперь таким далеким, утром. Что она его любимая жена. Что он ее очень-очень любит…

- Ты меня прости за вчерашнее, - сказал он. - За это… За то, что… Я - просто идиот… Я не подумал… Я не хотел…

- До свиданья, - сказала Снежка и вздохнула. Потому что ждала совсем других слов. - Не будем об этом сейчас… Приезжай скорее. Я буду тебя ждать…

Его глаза так вспыхнули после ее слов, что она едва удержалась, чтобы не отпрыгнуть от него! Или, наоборот, кинуться к нему!

Она будет ждать его! Владимиру вдруг безумно захотелось схватить ее, стиснуть в объятиях и поцеловать!.. Но он заметил, как Снежка вздрогнула, когда его мотнуло к ней. И сдержался… Она испугалась! Она его боится… Потому что…

Владимир стиснул зубы, яростно нахлобучил на голову фуражку и повернулся, чтобы уйти.

- А вещи? - воскликнула Снежана неожиданно для самой себя. - Ты едешь совсем без вещей?

- Тревожный чемодан в машине, - хмуро сказал Владимир, не решаясь поднять на нее глаза.

И только в дверях обернулся.

Снежка стояла на пороге своей комнаты. Вечернее солнце превратило ее волосы в облако червонного золота. В серых глазах сверкали ослепительно яркие льдинки. Нежные губы были чуть-чуть приоткрыты. Она сложила ладошки у груди…

На ней было ее старенькое ситцевое платье.

Владимир закрыл глаза и застонал от боли, внезапно пронзившей его сердце. Она так и не захотела принять его подарки… И он ушел…

Снежка подбежала к окну, и дождалась, когда Владимир выйдет из подъезда.

И долго-долго смотрела вслед машине, увезшей ее любимого… Надолго-надолго… На целую вечность…

Она за эти дни так привыкла, что он все время рядом, за стенкой, только руку протяни. Она так привыкла к его слегка хрипловатому голосу, так привыкла к его темным карим глазам, то восхищенным, то печальным…

Ей вдруг стало безумно одиноко в этой гулкой и пустой квартире. Настолько одиноко, что она еле-еле удержалась, чтобы не кинуться вслед за исчезающей вдали машиной…

Снежка долго еще смотрела на опустевшую улицу. И хотя по ней по-прежнему ездили автомобили и ходили люди, она ничего и никого не видела…

Владимир уехал… И эта улица опустела… И этот город… И эта Вселенная…

Снежка подошла и закрыла входную дверь на замок. А потом отключила телефоны у него на столе… Это было нетрудно. Просто вынуть в одном проводок из зажима, а другой выдернуть из розетки.

Она никуда не будет выходить. Она сядет у окна и будет ждать Владимира… Своего любимого, который обязательно к ней вернется… Надо только немного подождать…

А впредь она никуда и никогда его одного уже не отпустит! Она заставит его брать ее с собой повсюду, куда бы его ни послали! Хоть на Юг, хоть на Север! Хоть в Киев, хоть в Тмутаракань!.. Она его заставит!.. Она ему покажет!.. Она его… Любит…

Снежка выбежала в большую комнату и схватила его гимнастерку, висевшую на стуле. И прижала к лицу. Она пахла Владимиром… Снежка вернулась к себе, упала на кровать. И долго так лежала, пока не заснула, наконец. В обнимку с его гимнастеркой…

Владимир смотрел в окошко и с тоской наблюдал, как мимо один за другим проносятся верстовые столбы, километр за километром отдаляя его от Снежки. Петро, его штатный водитель, без умолку болтал о чем-то, но Владимир ничего не слышал…

Он оставил Снежку одну, без присмотра… И без защиты…

Послушается ли она, усидит ли дома?.. Она такая поперечливая… Владимир скрипнул зубами и помотал головой. Лишь бы только не поехала в Ленинград узнавать о судьбе отца! Этого он боялся больше всего!.. Ему она помочь все равно ничем не сможет. Но, если сама объявится в Управлении НКВД, те, кто сообщил в мединститут об аресте комдива Добрича, смогут добраться и до его дочери!.. Владимир чувствовал, что и арест комдива, и исключение Снежки из института - это звенья одной цепи.

Черная тьма грозовым облаком клубилась над ее золотоволосой головой…

Она стояла такая красивая в лучах заходящего солнца, когда он обернулся, чтобы посмотреть на нее и полюбоваться еще хотя бы мгновение! Владимир зажмурился и неожиданной ясностью снова увидел ее, нежную и сероокую… Так трогательно и беззащитно прижавшую свои маленькие ладошки к груди…

Он должен ее защитить! Он должен что-то придумать!

А может, написать рапорт о переводе на Дальний Восток, в ОКДВА?.. Пока еще не поздно и никто не знает, что Снежана Добрич стала Анной Иволгиной…

На самом деле, имя Аня ему вовсе не нравилось, но Снежана - такое редкое имя!.. Наверное, самое редкое в мире! А девушка, которая его носит, вообще, единственная такая на целом свете!..

Решено! Он напишет рапорт, и они уедут! Он готов перевестись даже с понижением! Хоть комполка, хоть комэска! Лишь бы увезти Снежку, как можно дальше от этой страшной ползучей тьмы, что распростерлась над ней!

Он вернется всего через полторы недели, повторял про себя Владимир снова и снова! Всего через полторы недели! Она будет сидеть дома и никуда не выйдет, и никому не откроет, и не ответит ни на один звонок, повторял он, как молитву!

В бригаде знают о его командировке, и звонить не будут, и сам он, само собой, звонить домой не станет! Значит, позвонить может только Снежкин враг!

Ну, почему он не объяснил ей ничего, почему не рассказал о своих подозрениях?!

Чтобы ее не тревожить, сказал себе Владимир! Она и так пережила столько бед за эти дни! Внезапный арест отца… Холодное и жестокое исключение из комсомола и института… Этот скоропалительный, несчастный брак… И его собственная, непроходимая тупость! Он унизил и оскорбил ее, а потом не придумал ничего лучше, как напиться в стельку!.. Он должен был ее любить, беречь и защищать! А он…

Он вернется из командировки и все исправит!.. И тогда она поверит ему! Может быть, и не полюбит уже никогда, но хотя бы перестанет ненавидеть!..

Глава пятая

…Вообще-то так не бывает…

Владимир вернулся в свое купе и увидел незнакомую красивую женщину. Лет тридцати с небольшим на вид. Она сидела, нога на ногу, на правом сиденье, положив руки на столик. Ее роскошные рыжие волосы рассыпались по плечам и тянулись к тяжелой груди… Ничем не стесненной… Шелковая голубая блузка со спущенными рукавами открывала нескромному взгляду белоснежные плечи и глубокую ложбинку между грудями. А, впрочем, эта блузка вообще мало что скрывала. Как и тесная черная юбка, обтягивающая ее стройные ноги…

Владимир судорожно сглотнул. Пока он ходил на вокзал, чтобы позвонить в штаб бригады от военного коменданта, ему подсадили такую очаровательную соседку!

Но, ведь, так нельзя!

Нет, может быть, и существуют какие-то инструкции на тот счет, чтобы в мягком вагоне не селить в одно купе незнакомых мужчину и женщину. Но он никогда об этом не задумывался. Потому что никогда еще не оказывался в таком соседстве! А, может, это неписанные инструкции? И поэтому не все проводники их знают?.. Так или иначе, но до сих пор, Владимиру ездить наедине с прекрасными незнакомками еще не доводилось. Впрочем, учинять скандал по этому поводу он не собирался. Потому что незнакомка действительно была хороша. И, похоже, была хорошо об этом осведомлена.

Она махнула густыми длинными ресницами и слегка наклонила голову. Рыжие локоны, тихо соскользнув с обнаженного плеча, обласкали ее грудь. Прозрачные синие глаза всмотрелись во Владимира.

Именно, то, что ей и нужно! Среднего роста, но очень крепкий. Грудь как у атлета, ноги как у борца. Темно-синий френч сшит по заказу, иначе не смог бы вместить эти бицепсы и трицепсы. Его ладони могли бы накрыть ее грудь всю… Целиком… Она даже зажмурилась от удовольствия. Еще не испытанного, но неминуемого… Нет!.. Не зря она заплатила проводнику за то, чтобы он переселил ее в купе к этому мужчине! С холодным карим взглядом, двумя рубиновыми шпалами на синих петлицах, тремя орденами и медалью на широкой груди. Когда она увидела его на перроне, то поняла, что должна ему принадлежать. Вся! И сегодня же!.. Ее путешествие, начавшееся так скучно, обещало превратиться в настоящую сказку!

Владимир закрыл дверь, лязгнув ей, наверное, немного сильнее, чем надо бы.

- Меня зовут Тина, - сказала женщина низким, завораживающим голосом. - А вас?

- К-как… - хриплым голосом спросил Владимир. - Как вы здесь оказались?

- Так вышло, - сказала она, удовлетворенно отметив, как он осип, увидев ее. - Я еду в Киев. У меня есть билет… И, все-таки. Может быть, вы представитесь?

- Майор Иволгин, - Владимир помотал головой. - Владимир.

- Владимир… - упоительным шепотом проворковала Тина, пробуя на вкус его имя.

Он овладеет ей сегодня же, решила она. Она сделает для этого всё возможное… И невозможное…

Владимир сел посередине своего сиденья. Сесть напротив Тины он не решился. Чтобы не задеть ненароком ее колени под столиком.

- Я тоже еду в Киев, - сказал он.

- Очень рада, - мурлыкнула Тина.

Тина уже просто изнывала от желания! Как тогда, на перроне, когда он скользнул по ней взглядом и отвернулся, не заметив в толпе.

- На эти двое суток здесь теперь наш дом, - сказала она и опустила ресницы.

Тина пошевелилась, и ее груди колыхнулись. Его взгляд тут же прилип к ним. Она улыбнулась… Сегодня же! Сегодня же ты будешь мой!

- Стоянка уже закончилась? - невинно спросила она и села прямо напротив него.

- Н-нет… - пробормотал Владимир, силой заставляя себя оторвать глаза от ее груди, и посмотрел в окно. - То есть, да… - сказал он, кое-как справившись с собой. - Сейчас мы поедем.

- Мы… - прошептала Тина и облизала розовые губки своим остреньким язычком.

В этот момент, паровоз свистнул и резко дернул состав. Ее качнуло. Она не удержалась на своем сиденье и упала прямо на Владимира. Он обхватил ее руками, не давая соскользнуть на пол, и чуть не задохнулся, окунувшись в рыжее лавандовое облако. Ее слегка приоткрытые губы оказались так близко, а темно-синие глаза так пристально смотрели сквозь полуопущенные ресницы, что Владимиру стоило большого труда удержаться от поцелуя.

Поезд покатился, набирая ход и лениво постукивая колесами на рельсовых стыках… Наконец, Владимиру удалось отодвинуть ее от себя…

Тина наградила его жгучим взглядом, и у него пробежали мурашки по телу. Она встала и подошла к дверному зеркалу, повернувшись к Владимиру спиной.

Ее фигура была великолепна!

Тина подняла руки к затылку и стала заплетать волосы в косу. Эта поза - стройная женщина с поднятыми к голове обнаженными руками и шпильками в губах - обычно действует на мужчин безотказно…

Поезд уже довольно сильно разогнался, и ее слегка пошатывало. Она посмотрела на Владимира из-под руки и увидела его глаза… Никуда ты от меня не денешься, подумала она, и улыбнулась.

Закончив заплетать косу, она подняла ее к затылку и закрепила шпильками, чтобы открыть его взорам свою шею. Потом покрутила головой перед зеркалом, оглядывая, все ли в порядке, и села назад, на свое место.

Владимир перевел дыхание.

А как же Снежка, вдруг полыхнуло у него в голове льдисто-снежным пламенем! Господи, что он делает?! Ведь, дома его ждет Снежка!

Нет, сказал он себе, грустно усмехнувшись, дома его ждет Снежана Георгиевна. Которая любит не его.

А кого?.. Впервые за все это время у него в голове отчетливо прозвучал этот вопрос. А, действительно, кого это она любит? И любит ли?.. А он, тот, о ком речь, любит ли ее? Или уже отступился?.. А, может, она уже поняла, что лишь его, Владимира, защита спасет ее от неминучей беды?

Увы, может, она уже и не любит того, другого. Но, это еще не значит, что она полюбит его. А он никогда к ней не прикоснется, пока она его не полюбит.

- Алё-о… - Тина помахала своей тонкой длинной ладонью у Владимира перед глазами. - Влади-мир?.. Где вы?..

- Что? - спросил он, очнувшись от своих невеселых мыслей.

- Я спросила, не хотите ли вы поужинать. Мы могли бы сходить в вагон-ресторан…

- Мы? Нет!.. То есть да, конечно… Да, - кивнул Владимир. - Давайте лучше сходим в вагон-ресторан!

- Лучше, чем что? - взмахнула ресницами Тина.

- Э-э-э…

А что он мог еще ответить?.. Действительно лучше в вагон-ресторан! Туда, где много людей! Туда, где будет легче удержать себя в руках!..

Потому что эта женщина очень опасна!

- Отвернитесь, пожалуйста, - сказала Тина. - Я переодену блузку.

- Я выйду, - попытался встать Владимир.

- О, нет, это не обязательно, - улыбнулась Тина, положив руку ему на плечо. - Будет достаточно, если вы просто отвернетесь.

И Владимир отвернулся.

Одним движением она сняла блузку через голову и сверкнула роскошной грудью. Грациозный изгиб ее шеи и обнаженной спины могли свести с ума любого, кому посчастливилось бы их увидеть!

Владимир подсматривать не собирался. Но его взгляд нечаянно уперся в зеркало. И он увидел всё… И отвернулся… И опять наткнулся глазами на зеркало, которых в этом купе не было, разве что, на потолке!.. Поэтому он увидел всё и со всех ракурсов!..

Оставалось только зажмуриться! Но это было как-то не серьезно. Поэтому он сидел и смотрел. Пока не столкнулся с ее синим взглядом… И смущенно опустил глаза.

Тина довольно ухмыльнулась. Он еще не всё увидел! Что же произойдет, когда он увидит всё?! Как бы ей хотелось поскорее его узнать!.. Но она не торопилась. Она выпьет этого мужчину по капле! Он не сдавался, и это возбуждало Тину еще сильнее! Она была женщиной… Великолепной женщиной… И знала это. И знала, что сегодня отдастся ему вся… Потому что этот мужчина ее просто опьянял! Если бы он схватил ее прямо сейчас и полюбил, она сошла бы с ума! Но он почему-то медлил…

Владимир вдруг вспомнил о том, как Снежка стояла в его шелковой полупрозрачной рубашке на фоне алого заката в тот первый вечер в его квартире. А потом повернулась к нему, и он увидел почти все!.. А потом она ушла, вздохнул он, и заперлась в своей комнате… Потому что ненавидит его…

Тина разочарованно натянула блузку. Какую-то из общего перечня. А, впрочем, с тем же успехом могла натянуть любую другую. Потому что он опять куда-то уплыл… Господи, как с ним, все-таки, трудно! А, может, он задумался не о своей предыдущей женщине, а о предыдущей войне? Наверняка, о войне. Мужчины такие предсказуемые!

- Влади-мир… - пропела Тина, наклоняясь к его уху.

Он очнулся от грустных мыслей о Снежке и помотал головой.

- Владимир! Мы же хотели пойти в ресторан!.. Или…

- Да! - вскочил он. - В ресторан!

Тина отвернулась и скрипнула зубами. И, слава Богу, что он этого не заметил… Делать нечего… В вагон-ресторан, значит, в вагон-ресторан.

Это была самая роскошная пара в летящем сквозь вечер отдельно взятом вагоне-ресторане. Молодой красавец летчик-майор и зрелая женщина-красавица.

Тина была очень хороша в ярко-синей блузке, внятно обрисовывающей ее грудь, и черной, не менее внятно обрисовывающей бедра, юбке. Она смотрела на него голодными глазами, а он этого не замечал. Или делал вид, что не замечает…

Они сели напротив друг друга. Хотя Тина, конечно, предпочла бы усесться рядышком, чтобы можно было ненароком прижаться к нему плечом или коленкой, или, если повезёт, грудью.

- Шампанского, - сказал Владимир, когда к ним подошла симпатичная молоденькая официантка с небрежно выбившимися из-под заколки белокурыми волосами и серыми глазами… Чем-то похожая на Снежку… Которую лучше позабыть!

- Еще что-нибудь? - улыбнулась она Владимиру и окинула ненавидящим взглядом его спутницу.

- Тина? - спросил он.

- Принесите нам графинчик водки и мясное ассорти, милочка, - мягким, протяжным голосом сказала Тина, отложив меню. - Или вы можете что-то еще?

- Только то, что указано в меню, - поняла девушка ее прозрачный намек.

- Тогда всё, - ответила Тина. - Хотя, - остановила она уже уходящую официантку. - Принесите что-нибудь на десерт… Шоколад… Или мороженое… Нам все равно.

Официантка кивнула, прикусив губу, и ушла. Тина проводила официантку снисходительной улыбкой… Незримая дуэль окончилась…

- Скажите, - спросил Владимир. - Тина - это сокращенно от Валентины?

- Нет, - она слегка смутилась. - Просто, Тина…

- Странное имя, - сказал Владимир.

- Ничего, я привыкла, - улыбнулась она. - И вы привыкнете!

К ним снова подошла официантка, поставила на столик бутылку шампанского и графин водки, а затем ловко раскупорила вино и разлила его по бокалам.

Тина полностью проигнорировала ее появление. Девушка покосилась на нее, сверкнув своими серыми глазами, и молча удалилась…

Владимир налил себе водки и вдруг снова вспомнил о Снежке. Такой непокорной. Такой непонятной… Или непонятой?.. Милая!.. Что ты сейчас делаешь? О ком сейчас думаешь?.. А, может, вспоминаешь о своем нелюбимом муже, тупоголовом и неказистом майоре?

- Влади-мир, - прорвался в его мысли голос Тины. - Алё-о… Опять вы где-то летаете? Скажите, а за что у вас ордена? Вы воевали?

- Что? - спросил он, опрокинул рюмку в рот и налил по новой.

- Да, нет… Это я так, просто, - Тина посмотрела на него и пригубила шампанского.

- Да, - сказал Владимир. - В Испании.

- Значит, вы тот самый Иволгин?

- А? - Владимир снова выпил и налил себе опять.

- Вы и есть Герой Советского Союза Иволгин?

- И что? - пожал он плечами.

- Да, нет, ничего, - сказала она, припушив черными ресницами свои синючие глаза. - Я уже и сама догадалась.

- Да, ну? - удивился Владимир.

- Давайте, лучше выпьем за вас, - Тина повела своими красивыми черными бровями и одним долгим глотком опустошила бокал до донышка. - Но пасаран!

- Ваше ассорти, - незаметно подкравшись, поставила перед ними блюдо официантка. И улыбнулась, обращаясь только к Владимиру. - Вам десерт сразу принести?

Хороша, подумал он, окидывая ее взглядом. Очень даже ничего, если не сказать большего! И на Снежку чем-то похожа.

- Нет, девушка! - резко сказала Тина, заметив, как он на нее посмотрел. - Потом!

Махнув Владимиру своими безнадежно черными ресницами, официантка исчезла. Прикусив губу. Эта рыжая вцепилась в своего спутника всеми когтями! Чтоб ей!..

Владимир поднял рюмку, посмотрел ее на свет и вдруг подумал, а что если он пошлет всё на хрен? Возьмет и пошлет на хрен свою спутницу! Которая так откровенно к нему липнет. А потом, возьмет и пошлет туда же Снежану Георгиевну!.. Раз она любит другого!.. Вот, пусть к нему и идет!

Нет!! Никогда!!! Только не это…

Владимир скрипнул зубами и опрокинул рюмку в рот. И налил снова. Завтра он еще будет ехать… Ехать до следующего утра… Поэтому сегодня напьется!

- Вы женаты, Владимир? - вдруг спросила Тина.

- Да, - хмуро ответил он. - А вы замужем?

- Увы, - вздохнула она.

- А почему так печально? - поинтересовался Владимир.

- Слишком большая разница в возрасте, - снова вздохнула Тина. - Я была совсем девчонка… А он, весь такой орденоносец, начдив, герой Гражданской…

- Начдив? - Владимир выпил свое шампанское и налил еще. А потом долил вина в ее пригубленный бокал.

- Тогда был начдив. А теперь - комкор, - Тина отвернулась и посмотрела в окно на проносящиеся мимо них поля и перелески.

- Вы едете к нему? - спросил Владимир, немного помолчав.

Она была замужем. И, слава Богу!

- Нет, уезжаю… - ответила Тина.

- Почему? - приподнял бровь Владимир.

И ей это понравилось. Она, похоже, сумела все-таки его чуть-чуть заинтриговать. Это было так многообещающе!..

- Вы не подумайте! - засмеялась она низким грудным смехом и окатила его своим бездонно-синим взглядом. От которого у Владимира опять побежали мурашки по телу. - Я не беглянка! Просто решила навестить родителей…

- А почему одна, без сопровождения? - прищурился слегка захмелевший Владимир. - Ваш муж не боится, что вас у него украдут?

Тина снова засмеялась. Он начал говорить ей комплименты! Кажется, у них потихоньку налаживается!.. Это было так романтично!..

- Мы с ним давно уже просто друзья! У него так много дел, что на меня времени совсем не остается, - она притворно вздохнула. - Он уходит на службу, я еще сплю. А приходит, я уже сплю. Впрочем, и в выходные от него никакого толку, - она грустно улыбнулась, опустив лукавые глаза. - Выдумывает всякие отговорки. Возраст, наверное…

Так-так, подумал он, все опаснее и опаснее! И поднял бокал с шампанским. Но выпить не успел.

- Владимир, - пьяненько хохотнула Тина. - А почему мы с вами до сих пор на вы? Может, надо выпить на брудершафт?

- А что, это идея! - брякнул он, не подумав.

Ура, подумала Тина, попался! И тут же вместе со своим бокалом пересела на его сторону. И прижалась к нему бедром… И плечом… И грудью… Незаметно для него.

Они переплели свои руки, и выпили до дна… А потом взяли и поцеловались!

А что? Всё по правилам!.. Брудершафт, он и есть брудершафт, подумал Владимир, сминая ее рот губами…

Наконец-то, подумала Тина, впиваясь в его рот…

- Я не компрометирую вас? - спросил Владимир, оторвавшись, наконец, от ее губ.

- Подумаешь! - пожила голову ему на плечо Тина.

Это было очень опасно!

- Нет! - отодвинулся он.

Она заглянула ему в глаза. Неужели до сих пор еще не влюбился?! Этого не может быть!.. А, впрочем, не беда! У них еще целая ночь впереди!..

Они просидели в ресторане до закрытия и выпили еще две бутылки шампанского и графинчик водки. А потом, держась за руки и пошатываясь в раскачивающихся на быстром ходу вагонных коридорах, вернулись в купе…

Владимир быстро разделся и улегся, укрывшись простыней, а Тина все еще стояла перед зеркалом.

Она заперлась на задвижку и подняла защелку в верхнем углу двери, закрывая купе. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь смог оторвать от нее Владимира. Потом она сняла блузку и повесила ее на плечики. Она знала, что он смотрит на нее, но не была уверена, что в темноте он увидит всё, что нужно.

А, впрочем, разглядит, если захочет!

Поезд летел, стуча колесами, и Тина летела вслед за ним… Она скосила взгляд на Владимира. Он лежал, укрытый простыней, и не шевелился…

В купе было темно из-за опущенной шторы, но у него было хорошо развито ночное зрение. Благодаря которому он даже как-то сбил трехмоторного в ночном небе над Барселоной.

А сейчас он видел не язычки пламени на выхлопных трубках двигателей вражеского самолета, сейчас он видел две жемчужно-белых женских груди. Которые слегка покачивались и периодически вспыхивали во мраке в отблесках проезжаемых фонарей. И ослепляли.

У него перехватило дыхание.

Между тем, она расстегнула и уронила на пол юбку. И тут Владимир вообще перестал дышать. Потому что она сняла трусики и легла на свою постель совсем голая! И не стала укрываться!

И тогда Владимир начал считать про себя…

И раз, и два, и три, и четыре, и пять…

Поезд безбожно болтало и встряхивало, но Владимира трясло не поэтому! Рядом с ним, всего в полуметре от него, лежала абсолютно голая женщина. Которая хотела его! Именно, сейчас!

И двадцать один, и двадцать два, и двадцать три…

Тина заложила руки за голову, а потом подняла и согнула в колене свою стройную ногу, прислонив ее к стенке купе…

И тридцать один, и тридцать два, и тридцать три…

Интересно, а что сейчас делает Снежка, вдруг подумал Владимир.

Спит уже, наверное. Лежит себе под одеялом. И вдруг с поразительной четкостью он увидел Снежку, лежащую под одеялом совсем без ничего…

Он никогда еще не видел ее без ничего! Нет, конечно, он видел ее в купальнике на пляже. Но это было совсем не то! Даже, когда она мокрая выскакивала из воды. А сейчас он вдруг увидел ее полностью обнаженную… Всю целиком!.. Упругие груди, тонкую талию, золотистый треугольник между округлых девичьих бедер…

Владимира окатило жаркой волной желания.

И тут, вдруг, он увидел ее глаза. Серые, огромные и бездонные, словно омут… Он увидел ее нежные губы, которые потянулись к нему, приоткрывшись… И прикоснулись к его губам… Нежно-нежно…

Боже мой!

Владимир вдруг ужаснулся. Господи, а, ведь, он до сих пор еще ни разу ее не поцеловал! Какой же он дурак!!!

Тина повернулась на своей постели и легла на бок. Повернулась так, что если бы он захотел посмотреть, то увидел бы все, что захотел.

Она громко вздохнула… Достаточно громко, чтобы ее услышали!

Но он ее не услышал…

Вагонные колеса настойчиво отстукивали свой ритм. Но она вздохнула достаточно громко, чтобы этот вздох мог быть услышан даже сквозь стук колес!

Тина приподнялась на локте и посмотрела на Владимира. Спит он, что ли?

Какая же она дура! Ну, зачем она заказывала эту водку в ресторане?! Вот, он и напился! И дрыхнет теперь! Вместо того чтобы ласкать ее! Роскошную и совершенно голую женщину! Тина со стоном откинулась на подушку! Ей хотелось кого-нибудь убить!.. Может быть, его! А, может быть, себя… Дуру…

Ладно, подумала она, до Киева еще ехать и ехать! Завтра наверстаем… Тина вздохнула, поворочалась немного и уснула.

Владимир неслышно перевел дыхание.

После того, как он повидал Снежку, ему уже не требовалось считать до ста, чтобы удержаться и не прыгнуть на эту, лежащую совсем рядом, обнаженную красавицу. Так откровенно зовущую к себе. Он закрыл глаза, отвернулся к стенке и вскоре тоже заснул.

Снежка лежала на своей кровати в тихом сумраке пустой квартиры, смотрела в белый потолок и думала о Владимире…

Как остро ощущала она теперь его отсутствие!..

Да, он не сидел дома. Он каждое утро уходил на службу. Но она точно знала, что он недалеко. Что вечером он вернется и войдет в ее двери. Что вечером она, наконец, снова увидит эти карие, эти любимые, эти такие чужие глаза… А она все время грубила ему! Она язвила и к месту, и не к месту! Она постоянно мучила его!.. А он терпел…

А, может, он, действительно любит ее? А, может, он…

Снежка вздохнула и закрыла глаза. И вдруг с поразительной четкостью увидела его. И покраснела… Потому что на нем совсем не было одежды…

Она никогда не видела его без одежды. Нет, конечно, на пляже он ходил в спортивных трусах. И она иногда исподтишка любовалась его широкой, заросшей рыжим волосом грудью. Любовалась его атлетическими плечами…

Она не раз примечала Владимира на спортплощадке, легко подбрасывающего двухпудовые гири под залихватские свистки и поощряющие выкрики товарищей. Однажды, когда никто не видел, она даже попыталась поднять одну из них. Но у нее ничего не получилось. Эта гиря словно приросла к земле! И как ему удавалось так легко подкидывать, ловить и жонглировать такой тяжестью!

Снежка еще никогда не видела обнаженного мужчину. Если не считать мраморных статуй в музее, конечно. Или картинок в учебнике по анатомии человека.

Но это было совсем не то! Сейчас перед ней во всем своем великолепии предстал ее любимый, ее единственный! Самый родной!

Снежка потянулась к Владимиру губами и вдруг с ужасом поняла, что никогда до этого… Что ни разу в жизни!.. Что она до сих пор еще ни разу с ним не целовалась!

Вообще-то говоря, она ни с кем еще ни разу в жизни не целовалась! Но это ее нисколько не оправдывало! И совершенно не утешало…

Снежка положила руки себе на грудь и представила, что это он касается ее. И так сладко ей стало, что она вздохнула со всхлипом и две крохотных слезинки выскользнули из уголков ее крепко сомкнутых глаз.

И тогда Снежка уткнулась лицом в подушку и закричала во весь голос!

»Я люблю тебя!»

Владимир открыл глаза. В купе было темно. Поезд стоял. За окном по громкой связи перекликались голоса дежурной по станции и машиниста маневрового паровоза. Прошел осмотрщик, постукивая своим молотком по вагонным буксам. На перроне о чем-то бубнили проводники.

Какой чудесный сон ему сейчас приснился!.. Снежка! Любимая!.. Она его поцеловала и сказала, что любит!.. Господи! Может быть, однажды этот сон сбудется?!

Нет… Вряд ли… Он даже и мечтать об этом не мог…

Владимир повернул голову. Тина спала, чуть слышно похрапывая, откинув простыню и разметавшись по постели. Ее полные груди тихо приподымались при каждом вдохе.

Он закрыл глаза и снова начал считать.

И раз, и два, и три, и четыре, и пять…

Станция давно уже осталась позади. Вагон поскрипывал, мотаясь из стороны в сторону. Колеса бились и звенели на стыках.

И триста тридцать два, и триста тридцать три…

Владимир вдруг вспомнил Исабель. Она его любила… Но он не смог ее защитить. И она погибла…

Он сделает все возможное и невозможное, но сумеет защитить Снежку!

Хотя она его и не любит…

- Ну и пусть, ну и пусть, ну и пусть… - стучали колеса.

- Влади-мир… - услышал он вдруг мелодичный голос. - Про-сы-пайся…

Тяжелая волна лавандовых волос упала на его лицо. Ее губы были так близко. Но к сожалению, он не мог до них дотянуться. Или к счастью.

Потому что это была не Снежка.

- Владимир, ты будешь вставать или как? - спросила Тина.

- Или как, - пробормотал он.

Она выпрямилась и посмотрелась в зеркало. А потом подняла руки и поправила волосы на затылке. На ней был темно-синий шелковый халат, ниспадающий до самого пола. С разрезами вдоль бедер. Почти от самой талии…

Только халат. И больше ничего! Потому что Тина хотела отомстить Владимиру за эту бестолковую одинокую ночь… И она отомстит!

- Я сейчас, - сказал Владимир, смущенно натягивая бриджи, взял зубную щетку, полотенце и пошел в туалет.

К его возвращению она подготовилась как надо!

Когда Владимир вернулся в купе, ее губки были уже подкрашены ярко-алым, глазки подведены темно-синим, шея, плечи и грудь опрысканы сладким цветочным запахом.

- Может, в картишки перекинемся? - спросила Тина, небрежно тасуя колоду.

- Почему нет? - сказал Владимир. У него было отличное настроение. Потому что до сих пор перед глазами стоял Снежкин образ. Какой она ему сегодня приснилась.

- Але-о…

- Да, - сказал Владимир, очнувшись от грёз.

Тина перебросила ногу на ногу. Ее, расшитый драконами, китайский халат соскользнул, обнажая прекрасные бедра.

- Сыграем? - спросила она.

- А то, - сказал он.

- На раздевание? - невинно поинтересовалась Тина.

Он моргнул, слегка опешив, но быстро нашелся:

- А смысл?

- Ну, не знаю… - протянула Тина и посмотрела ему прямо в глаза.

- Тогда на интерес, - сказал Владимир.

Господи, подумала Тина! Как с ним, все-таки, трудно!

Владимиру жестоко не везло в игре. Он так и не выиграл ни одной партии.

- Значит, повезет в любви! - довольно засмеялась Тина после его очередного проигрыша. - Тасуй, давай!..

Владимир взял карты и начал их перемешивать.

Тина закинула руки за голову, поправляя волосы, и ее халат распахнулся…

Владимир, опустил глаза, с трудом оторвав их от ее обнажившейся груди. И как-то сразу осел на своем сиденье. Вагон слегка покачивало на ходу и ее ноги были немного раздвинуты. Так, что бы он мог увидеть все…

- Да… - приподняла брови Тина.

- Н-н-нет, н-ничего, - сказал он.

Господи, подумала она! Самой на него накинуться, что ли?

- Нет, - повторил Владимир.

Это безнадежно, подумала Тина. Она вздохнула, сдвинула колени и, как бы вдруг заметив некоторый беспорядок в своем одеянии, запахнула халат.

Господи! Вот так поездочка на совещание, подумал Владимир! А, ведь, им предстояла еще одна ночь наедине! Сможет ли он удержаться от Тины на безопасной дистанции? А сможет ли на безопасной дистанции от него удержаться Тина?!..

Вечером они опять ходили в вагон-ресторан. И, хотя, на этот раз обошлось без брудершафта, окружающие видели в них мужа и жену. Точнее, молодоженов, потому что женщина слишком откровенно поедала своего спутника глазами. Жены, прожившие в браке несколько лет, так смотреть на супруга уже не способны.

Когда они вернулись в купе, и Владимир опустил штору, все было почти так же, как и предыдущей ночью. Почти, да не совсем…

На этот раз Тина включила ночник.

Она стояла перед зеркалом, и расчесывала свои густые волосы. Расческа мерно скользила вдоль темно-каштановой волны, подсвеченной тусклым электрическим светом.

Владимир лежал на своей постели, зажмурившись. Он смотрел на Тину сквозь прищуренные ресницы, и сердце его колотилось все сильнее.

На этот раз Тина не стала заказывать в ресторане водку. И шампанского они выпили всего одну бутылку на двоих. Нет, сегодня ему не отвертеться, подумала она!

Тина положила на столик расческу, повернулась к Владимиру и, не выключая ночника, сняла блузку. Затем сбросила юбку. И прочее. Подняла руки и стала поправлять волосы…

Снежка, мысленно звал любимую Владимир!.. Снежка, беззвучно шептал он!.. Снежка!..

Ну, что же ты, смотрела Тина на лежащего перед ней мужчину! Ведь, ты же чувствуешь, как я тебя хочу! Ну! Иди ко мне, мысленно звала она! Но он не слышал…

- Влади-мир… - тихонько пропела она. - Але-о… Ты опять спишь?..

Он не шевелился. Тина чертыхнулась про себя, выключила ночник и легла.

Разогнавшийся поезд безбожно шатало из стороны в сторону…

Тысяча шестьсот одиннадцать, считал про себя Владимир, тысяча шестьсот двенадцать… И, наконец, задремал.

Среди ночи его разбудил женский крик. Он подскочил на своей постели.

- Сволочь!.. Сволочь!.. - кричала во сне Тина. - Сволочь!..

Владимир протянул руку и стал гладить ее по обнаженному плечу:

- Тс-с-с… Тише… Все хорошо… Успокойся, Тина… Успокойся…

Она жалобно всхлипнула во сне. Владимир убрал руку и вздохнул. Кошмарный сон приснился, наверное. Он лег, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию, и незаметно заснул…

А когда проснулся, Тина сидела на своей заправленной постели, уже одетая и причесанная.

- Вставай, - сказала она. - Подъезжаем уже.

За окнами мелькали Киевские пригороды.

Владимир посмотрел на Тину, но спрашивать о том, что ей снилось, не стал. Догадаться было не трудно. Наверное, пожилой противный муж… Ха-ха.

Поезд плавно подъехал к вокзалу, дернулся и остановился.

- Ты не поможешь мне? - спросила Тина.

- Конечно, - сказал Владимир.

У него из вещей был только небольшой тревожный чемоданчик. Он сунул его под мышку, подхватил ее чемоданы, и пошел на выход.

Владимира должны были встретить. Он сразу увидел младшего командира с синими петлицами, и помахал ему рукой.

А, вот, ее не встречал никто. Родители были уже совсем старенькие, а муж, замотавшись, никого из знакомых в штабе Киевского округа о приезде жены не предупредил. Как обычно. Она вздохнула… Ей стало грустно… Почти до слез…

- Тина, давай я тебя подвезу, - сказал Владимир, протягивая ей руку, чтобы помочь спуститься на перрон.

- Мерси, - лучезарно улыбнулась она и пожала его ладонь.

Владимир отвез ее до дома и отнес вещи до самых дверей.

- До свидания, Тина, - тихо сказал он.

- До встречи, - игриво промурлыкала она, и окинула нежным взглядом из-под густых полуопущенных ресниц…

Глава шестая

…Только человек может ощутить течение времени…

Цветы, собаки и кошки не знают, что это такое. Им повезло…

Камни, будь они живые, наверное, многое могли бы поведать о том, что видели, пока превращались в песок под ласками дождей и ветров. Камни - само олицетворение времени. Но им тоже не дано его ощутить…

Как странно, думала Снежка, сидя у окна очередным одиноким утром… Иногда время несется вскачь, и секунды обгоняют друг друга, пихаясь и подталкивая в спину. Дни и ночи пролетают незаметно, как вдох и выдох, и мгновенно слипаются в недели и месяцы… А иногда они тянутся бесконечно, и от заката до заката проходят целые годы…

Особенно, если сидишь дома, в четырех стенах, не смея высунуть нос на улицу! Как в детстве, когда папа, наказывая за очередную шалость, не пускал ее гулять!

Первые дни, после того, как Владимир уехал, Снежка обманывала время, занимаясь домашними делами. Но в городской квартире, даже холостяцкой, не так уж и много дел, чтобы заполнить ими бесконечность. И даже если растягивать удовольствие и делать все, не торопясь, рано или поздно все белье будет перестирано и переглажено, посуда перемыта и вычищена, а от пыли по углам и под мебелью не останется даже воспоминания.

Отгладив и развесив Володькино белье, рубашки, бриджи и гимнастерки, Снежка занялась собственными обновками. Она перемерила по новой все платья, юбки, блузки, кофточки и туфельки, которые ей подарил Владимир, прикидывая, когда, что и с чем можно надеть. И осталась довольна его вкусом. Она даже не знала, что он так тонко чувствует гармонию!..

Наверное, она много чего о нем не знает, подумала Снежка. И вздохнула. Вот, уж чего она точно не знает, так это, как он целуется! Она прикусила нижнюю губу. Это надо срочно исправить! И она обязательно это исправит! Как только он вернется из командировки!

Возню с тряпками удалось растянуть почти на два дня. А потом опять пришлось ломать голову, чем заняться…

От скуки Снежка перемыла окна. Потом, наткнувшись в кладовке на ведро с известкой и кисть, она три дня развлекалась побелкой. И уже подумывала о том, что неплохо бы покрасить полы.

Но за половой краской надо было идти в хозяйственный магазин… Пришлось наступить на горло песне. Потому что нарушить данное Владимиру обещание не выходить из дому эти полторы недели, Снежка не могла. Как говорит папа в таких случаях, дал слово - держись. К этому он приучил ее с малолетства. Снежка считала эту привычку не самой худшей, и менять не собиралась.

Иногда ее подмывало подключить телефон, позвонить Маринке и похвастаться, что она вышла замуж. И не за какого-нибудь пятикурсника или, ах, целого аспиранта, а за самого настоящего Героя Советского Союза! И пусть поскрипит зубами! И сдохнет от зависти! Но, во-первых, этой предательнице Снежка никогда больше и руки не подаст, а во-вторых, звонить опять же нельзя, потому что она обещала Володьке не подходить к телефону.

Никаких разумных объяснений таким предосторожностям она найти не могла. Ну и что, что ее отец был арестован как враг народа! Снежка была совершенно уверена, что он ни в чем не виноват и скоро те, кому положено, во всем разберутся и его отпустят. И никак не могла взять в толк, почему должна сидеть тише воды, ниже травы.

Ничего-ничего, подумала она, вот приедешь обратно, все расскажешь, как миленький! Свои специфические женские возможности Снежка знала преотлично! И с мужчинами управляться умела! Даром что ли выросла на аэродроме! Крутить-вертеть пилотами и штурманами, техниками и мотористами давно уже было для нее самым, что ни на есть, обыденным занятием!

Вот бы сейчас на аэродром, вздохнула Снежка!.. Подставить лицо солнечному ветру, запрокинуть голову в небо и смотреть, как там, в прозрачной синеве, кувыркаются маленькие самолетики, рычат авиационные двигатели и распускаются белые купола парашютов… Когда Володька вернется, она поставит вопрос ребром! И заставит взять ее с собой на полеты!

И, вообще, почему бы ей не завербоваться в армию вольнонаемной? Например, медсестрой в санчасть у него в бригаде? У нее все-таки два курса мединститута! Или в штаб, машинисткой? Она, ведь, не плохо печатает! Между прочим, не одним пальцем, как папа, а всеми десятью! И даже, не глядя на клавиатуру!

В папином кабинете, поблескивая вороненым железом, стоял самый настоящий «Ундервуд», и Снежка, развлекаясь, извела на нем немало бумаги. К тому времени, когда ей это наскучило, она уже весьма сносно выучилась стучать по клавишам.

Нет, подумала Снежка, Володька не разрешит! Он украл ее, как разбойник с большой дороги, спрятал в своем логове, и теперь, ясное дело, этакую драгоценную добычу из рук не выпустит, как и положено разбойнику!

Снежка опять вздохнула. Прошло уже десять дней с момента его отъезда, и она ужасно по нему соскучилась! По его терпкому, мужскому запаху. По его низкому, чуть-чуть хрипловатому, голосу. По его взглядам…

И, правда, он так странно смотрит на нее иногда! Как будто видит впервые. И что-то такое светится у него в глазах, непонятное и волнующее… Снежка представила, что, вот сейчас, он стоит рядом и смотрит на нее именно так… И даже ахнула от того, как сладко вдруг защемило у нее у груди!

Когда же ты ко мне вернешься, разбойник мой любимый?!..

Снежка встала и подошла к полке с книгами. Может, почитать что-нибудь?

Увы, выбор был невелик. На полке стояло от силы десятка два книжек.

Вот, у них дома, на проспекте 25-го Октября… Ну, словом, когда они еще жили с папой на проспекте 25-го Октября… У них в зале стояло несколько книжных шкафов, доверху забитых книгами. Чего там только не было! Роскошные, тисненые золотом дореволюционные издания с чудесными картинками, укрытыми папиросной бумагой! Подшивки журналов «Нева» и «Домострой»… И, конечно же, новые журналы и все-все, что вышло в Госиздате и Детгизе за последние годы!..

Снежка иной раз целый час стояла и гладила корешки ладонью, не зная, что выбрать почитать. Обычно дело заканчивалось тем, что она вытаскивала свою любимую, зачитанную до дыр, книжку про капитана Блада и, забравшись с ногами в папино кресло, погружалась в грезы о пиратах, приключениях и романтической любви.

Ну, и что мы тут имеем? Она прошлась взглядом по полке.

Перво-наперво, само собой, уставы!.. Строевой. Дисциплинарный. Внутренней и гарнизонной службы… А как же без них! Обычная история! Через день - на ремень!.. Наставление по стрелковому делу. Оч-чень увлекательно!.. Та-а-ак! Что тут у нас еще? Русско-испанский словарь, справочник по высшей математике, учебник по метеорологии для ВУЗов, школьный учебник по астрономии… Алгебра… Тригонометрия… Бр-р-р! Даже вспоминать не хочется!.. Смотрим дальше… Устав ВКП(б). Понятно. Сборник трудов В.И. Ленина. Избранные речи товарища Сталина. Ворошилов… Ага! Она потянула одну из книжек. «Господство в воздухе» Джулио Дуэ. У папы тоже такая была. Сначала Снежка думала, что это фантастический роман наподобие Уэлссовской «Войны в воздухе», но быстро разобралась… Она сунула Дуэ назад. Та-ак… Опять скучные академические рассуждения про войну… «Техника и тактика воздушного флота», «Воздушные силы в бою и операции», «Воздушный бой», «Войсковая авиация»… Уф-ф-ф…

Взрослые мужчины любят играть в войну как дети!.. Только маленькие мальчики возятся в песочнице, а большие дяди превращают в поле сражения целые страны и континенты! И стреляют друг в друга уже не из рогаток, а из самых настоящих пушек и пулеметов!

А это что? Люба Бéрлин. «Записки парашютистки». Интересно… Снежка прекрасно помнила эту малюсенькую-премалюсенькую темноглазую евреечку с пухленькими губками. Она не раз видела ее на авиационных праздниках в Тушино, во время которых Люба выполняла показательные прыжки с парашютом. Снежка перелистала книжку и поставила на место. Ну, и ничего особенного! Подумаешь! Если бы она захотела, то тоже стала бы парашютисткой!..

А потом Снежке вдруг стало стыдно за то, что она приревновала Володьку к Любе. Она ведь прекрасно знала, что Люба была замужем. И то, что в прошлом году она погибла, выполняя затяжной прыжок, Снежка тоже знала. И помотала головой. Она, что, ко всем на свете его теперь ревновать будет?.. Этак и свихнуться недолго!

А вот и художественная литература… Горький… Серафимович… Фурманов… Алексей Толстой… И все.

А когда ему было книжки-то собирать, вдруг обидевшись за Владимира сама на себя, сама на себя рассердилась Снежка! Сутками на службе, то война, то маневры!

Ага! Наконец-то! В самом конце книжной полки притулилось несколько поэтических сборников.

Снежка слишком хорошо знала Владимира, что бы сомневаться, что найдется почитать что-нибудь из стихов! Он, само собой, скрывал, что не равнодушен к поэзии, но она догадывалась. Слишком уж хорошо он в ней разбирался, а кое-что иногда даже читал на память… Если удавалось его раскрутить, конечно… И, кстати, неплохо читал!

Та-а-ак!.. Пушкин… Лермонтов… Блок… Ага, вот! Есенин!

Снежка вытащила томик Есенина и, запрыгнув с ним на тахту, открыла посередине. Внезапно ей на колени из книги выпал листок.

Снежка удивленно взяла его и прочла:

»Грустно-светлых северных мелодий

Ветер насвистел седому Григу.

Пели волны, обнимали берег.

Белокрылые метались чайки…

У скалы покинутого фьорда

Льдисто-серые глаза полны печали,

Золотом волос играет ветер,

Руки милые когда-то их ласкали…

Ну, а там, в дали студёно-синей,

Черный драккар мчится за удачей,

Безнадежно в небо смотрит викинг,

Шепчет имя белокурой Сольвейг…»

Что это, подумала Снежка? В смысле, понятно, что это стихи! Но чьи они?.. Снежка таких еще не читала, хотя увлекалась поэзией, а некоторые стихотворения даже переписывала в отдельную тетрадку.

Стихи неизвестного автора ей очень понравились. Хотя и были не рифмованными, а белыми. Впрочем, из-за отсутствия рифмы они звучали еще романтичней!

А вдруг их сочинил Володька, подумала Снежка?.. А что? С него станется! Он все может! И на гитаре умеет играть, и поет неплохо! И, вообще, он у нее не такой как все! Наверное, он и стихи умеет сочинять!.. Она размечталась… А что, если он это стихотворение сочинил про нее?.. Снежка вскочила и подбежала к зеркалу в своей комнате. Она, конечно, не Сольвейг. Но природная блондинка, между прочим! И глаза у нее - серые!.. Жаль, что она не знает, какой у Володьки почерк, и ни одного его письма у нее нету, как на грех! А то сравнила бы и не мучилась от неизвестности!

С другой стороны, почерк был явно мужской. А кто еще, скажите, оставит свои стихи в Володькиной книжке, кроме него самого?! Никаких сомнений, это писал он! Вот, только сам ли он сочинил эти чудесные стихи? Или переписал откуда-нибудь?

Это был вопрос наипервейшей важности!

Потому что, если это были его стихи, то Володька, однозначно, написал их в ее честь!.. Снежка повертелась перед зеркалом… А что? Очень даже симпатичная девушка! И почему это в ее честь нельзя сложить стихов, скажите на милость?!

Ну и что, что стихи про Сольвейг! Это просто поэтический образ! А на самом деле, это стихи про нее!

Снежка снова перечитала волшебные строчки, прижала листок к груди и закружилась по комнате. Он это написал про нее, про нее! Иного и быть не могло!

- Льдисто-серые глаза полны печали… - продекламировала она вслух.

И вдруг замерла. У этой наглой продавщицы, которая липла к Володьке, тоже были серые глаза. А что если это стихи о ней?!

Нет, сказала себе Снежка! Какая же ты дура, ведь, он же сказал, что она рыжая, а тут черным по белому написано - золотом волос! Нет, это про блондинку! А значит про нее, про Снежку!.. Ах!.. Она зажмурилась и снова закружилась по комнате.

Позабытый томик Есенина валялся на тахте…

Полевая командно-штабная игра, в которой принимали участие командиры частей и соединений Киевского военного округа, а также начальники и оперативные работники штабов, завершилась успешно. Красные, как и ожидалось, в ходе ожесточенного приграничного сражения остановили рвущегося вглубь страны агрессора, а затем, перейдя в решительное наступление, наголову разгромили синих на их же территории. После совещания командного и начальствующего состава участники командно-штабной игры разъехались по своим частям…

Владимир участия в игре не принимал. Он прибыл в Киев в качестве наблюдателя. И был этому искренне рад! Одно дело вести в бой звено, отряд или эскадрилью, а совсем другое руководить боевыми действиями целой авиабригады! Здесь нужна не личная смелость, а стратегическое мышление, оперативно-тактическая подготовка, навыки планирования и обеспечения боевой работы соединения!

А откуда им взяться, с горечью думал Владимир, видя, как решительно и умело распоряжаются своими силами его более опытные коллеги! Окажись он сейчас на их месте, Бог ведает, каких дров наломал бы! Потому что самому сбивать врага - это одно, а посылать подчиненных в бой - совсем другое!

Чуть более полугода назад он был простым командиром отряда и носил три кубаря в петлицах! А теперь под началом у Владимира была целая авиабригада!

С хозяйственными делами, руководством полетами и повседневной жизнью, он еще как-то управлялся. А вот штабная работа была для него, как темный лес! Ему бы в академию, ему бы поучиться!

У Владимира был опытный зам и крепкий начштаба. Но комбриг обязан сам, не хуже своих помощников, ориентироваться во всех премудростях управления боевыми действиями вверенного ему соединения! И он дал себе слово, расшибиться в лепешку, но добиться зачисления в Военную Воздушную академию этой же осенью!

На обратном пути Владимир вышел в Москве, чтобы зайти в Управление ВВС РККА и решить вопрос о переводе на Дальний Восток… Он должен был поскорее увезти Снежку, как можно дальше от угрожающей ей опасности! Это была самая важная задача в настоящий момент! И ничего другого ему сейчас и в голову не шло!

А что касается академии, то до осени еще далеко! Если удастся поступить, то, само собой, сначала Владимир поедет в Москву один! Оботрется, разведает обстановку, и только потом вызовет жену. Может быть, к тому времени что-то прояснится и в судьбе ее отца, хотя больших надежд на это он не питал. Одним словом, будем решать проблемы по мере возникновения, решил Владимир…

Однако с ходу попасть к заместителю Начальника ВВС, курирующему кадровые вопросы, он не сумел. Его помощник, моложавый майор, был вежлив, но непреклонен. Товарища комдива нет, будет через несколько дней, запишитесь на прием, товарищ Герой Советского Союза… А может, его и правда не было…

Записываться на прием Владимир не стал. Это означало просидеть в Москве еще почти неделю! Но от намерения перевестись он не отказался. Не получилось в лоб, обойдем сбоку! Он в любом случае собирался навестить своего бывшего комэска, а теперь появилась роскошная возможность попросить боевого друга о помощи!

Потому что Толя Серов после Испании стал оч-чень большим начальником!

Владимира отправили домой в конце сентября, как только он чуть-чуть оклемался после тарана и вышел из госпиталя. А Толян вернулся в Союз лишь в январе. И в одночасье стал почти легендой! Ему вручили три ордена и грамоту Героя! Из старших лейтенантов он шагнул сразу в полковники! В мае был назначен начальником Главной летной инспекции Красной Армии, а совсем недавно стал членом Совета авиации при Совнаркоме.

После крепких объятий и богатырских хлопков по спине и по плечам, посыпались обычные расспросы… Какими судьбами? Кем, да где, да как дела? Кого видал, да что о ком слыхал? А здесь зачем?

- Толя, помоги попасть на прием к Никитину! Хочу перевестись в ОКДВА! А помощник говорит, что его нет, - сказал Владимир.

Анатолий поднял трубку внутреннего телефона и несколько раз крутнул диск:

- Серов… Алексея Васильевича!.. Так. А когда будет?.. Понял! Спасибо, - он посмотрел на Владимира. - В командировке. Но завтра уже будет на месте. Сам на прием пробьешься или проводить?.. Помощничек у него прямо цербер! Мне б такого! - ухмыльнулся он.

- Или проводить, - сказал Владимир. - Времени в обрез! Я тут мотаюсь по совещаниям уже почти две недели, а бригада без командира! Сам понимаешь!

- Слушай, Владимир, а почему Дальний Восток?.. - вдруг спросил Анатолий. - Давай лучше ко мне в инспекцию! Дел невпроворот, а людей не хватает!

- Ты же меня знаешь, Толян!.. - Владимир развел руками. - Какой из меня столоначальник! Мне, ведь, в кабинете и полдня не высидеть! Я же без неба не могу!

- Обижаете, товарищ майор! - покачал головой Анатолий. - С чего ты взял, что мы тут штаны просиживаем! Все мои инспектора без роздыху мотаются с проверками по частям! С утра до вечера из самолетов не вылазят!.. И, вообще, у меня тут грандиозная мысль родилась недавно! - у него загорелись глаза. - Пилотажная пятерка из боевых летчиков! Не просто групповой и одиночный пилотаж на грани возможного, а реальный воздушный бой! Стреляем холостыми, само собой! Но все остальное, как в жизни! До Дня Воздушного Флота осталось всего ничего! Мы уже и тренировки начали!.. Мы - это я, Мишка Якушин, Борька Смирнов и Женька Антонов!.. Пятого пока нет… Кандидатуры имеются, конечно. Но мне нужен свой, проверенный! А ты, как раз, такой и есть! Давай к нам пятым!

Владимир почесал в затылке.

А, ведь, как заманчиво! Как заманчиво-то, а!.. Вместе, как в былые времена, полетать, пострелять! Опять же, зная Анатолия, Владимир был совершенно уверен, что пилотаж действительно будет на грани!.. Э-эх, если бы не Снежка!.. В Москве Герой Советского Союза Иволгин неминуемо окажется на виду. И его жена, само собой, тоже! И неудобных вопросов им не избежать…

Анатолий заметил его колебания. Но давить не стал… Ничего, еще не вечер! Сам дозреет!.. И ребята помогут!

- Так, - сказал он. - Ты подумай! Само собой, с кондачка такие дела не решаются! - Анатолий прищурился. - А пока вы будете думать, товарищ майор, я, как старший по званию, вас к себе прикомандировываю! - сказал он официально и вдруг широко улыбнулся. - Тебе все равно сидеть в гостинице еще как минимум сутки! Ты где остановился? В «Москве» или ЦДКА?

- В «Москве», - сказал Владимир.

- Отлично! Мы с Валей тоже там обосновались, пока квартиру ждем! Значит так!.. - он посмотрел на часы. - Сейчас мы с тобой завалимся куда-нибудь перекусить, а потом махнем в ТРАМ-тарарам, то бишь, в Театр рабочей молодежи! Сегодня там ставят «Бедность - не порок» Островского. Между прочим, моя Валя - в главной роли! - гордо сказал Анатолий. - А после спектакля подхватываем Валентину и сразу ко мне! - он положил руку на телефон. - Ребятам я сейчас команду дам, чтобы к столу чего-нибудь сообразили! Посидим, потолкуем, а потом танцы устроим!.. Борька и Мишка придут с женами, а для тебя и Женьки Валя кого-нибудь с собой притащит!.. Для компании!.. А может, еще кто-нибудь потом подтянется на огонек! Я в Доме писателей с такими хорошими ребятами познакомился! - Анатолий поднял трубку и набрал номер. - Борис!.. Я в театр! А ты хватай Мишку и Женьку, и дуйте в магазин!.. Да! Сегодня у меня!.. Кстати! Будет сюрприз!.. Э, нет, так не пойдет!.. Если я скажу, тогда сюрприза не получится!.. Ничего-ничего, помучаетесь маленько!.. Ну, все! До вечера!..

Владимир подождал прямо в кабинете, пока Анатолий закончит самые неотложные дела. После чего, усевшись в «королеву», роскошный Серовский лимузин - подарок испанских товарищей, они поехали в ресторан, поужинали, как следует, а затем махнули в театр.

Спектакль произвел на обоих огромное впечатление.

Хотя Анатолий смотрел эту постановку уже несколько раз, он снова был до глубины души взволнован развертывающейся драмой. Так, словно все это происходило не с Любовью Гордеевной, а с самой Валентиной!

Владимир видел пьесу впервые, и, не скрывая эмоций, вовсю переживал за главную героиню, сразу же влюбившись в этот цельный и сильный характер.

Как гордо ответила она разбитной, веселой вдове в первом действии: «Девушка девушке рознь!»… Как сверкнули ее глаза!.. У Владимира даже что-то к горлу подступило! Ведь, точно также могла бы сказать и обязательно сказала бы Снежка!

А сцена объяснения в любви! Как искренне и просто Любовь Гордеевна призналась в своих чувствах!.. Она сказала Мите, который прочел ей свое стихотворение: «Я тебе сама напишу… Только стихами я не умею». А потом написала на листке «И я тебя люблю!» и отдала ему…

У Владимира так гулко стучало сердце, что он невольно огляделся, не заметил ли кто!.. Куда там! Все взгляды были устремлены на сцену… Анатолий стиснул кулаки так, что побелели пальцы, и практически не дышал, не отрывая глаз от жены.

Э-эх, вздохнул Владимир, вот если бы Снежка написала ему такое!..

А как проникновенно, глядя в зал, прямо на сидящего в первом ряду Анатолия, Валя, то есть Любовь Гордеевна, сказала, обнимая подругу в одной из сцен:

- Ах, Аннушка, как я его люблю-то, кабы ты знала!..

Когда спектакль окончился Владимир вышел из театра и закурил, стоя на крыльце. Написанная еще в прошлом веке пьеса задела его за живое. Прекрасную молодую девушку против ее воли хотели отдать замуж за мерзко хихикающего старого паука только потому, что он был очень богат!.. А ее любимый был беден…

Это ужасно, подумал Владимир, когда юные девушки так беззащитны!.. И чертыхнулся! А сам-то, что сотворил?! Взял и принудил несчастную Снежку выйти за себя! Конечно, он не какой-нибудь, падкий на молоденьких, слюнявый старикан! Но все равно!.. Нельзя же без любви, насильно, отдавать беззащитных девушек замуж!..

В конце второго действия он уже еле сдерживался! Ему жутко хотелось вылезти на сцену и вмешаться! И прекратить этот кошмар! Потому что папаша главной героини, тиран-самодур, пообещал отдать ее этому старику и уперся на своем, как баран!..

И она тоже хороша! Нет бы, за счастье свое побороться! Что же сдалась-то так быстро! «Твоя воля, батюшка!» - передразнил Владимир покорную дочку Любовь Гордеевну… Просто зла на них не хватает! На девушек этих, беззащитных!.. Ведь, понимает же, что не видать ей счастья со старым да нелюбимым, а туда же, под венец! А потом что? Ублажать в постели противного дряхлого старикашку, слезы лить и чахнуть?! Ах, я другому отдана и буду век ему верна?!

Владимир в сердцах раздавил каблуком окурок! Спасибо автору, отвел беду от глупой, послушной барышни! Спас! Вот только в жизни так не бывает!.. Никто не спасет! Надо самому за свое счастье сражаться!..

Он вздохнул. Все вы правильно излагаете, Владимир свет-Иванович! Надо за счастье сражаться! Но сказать-то легко… А если она не любит, что делать? С ней самой, что ли сражаться?!

А может, и с ней, пришла вдруг в голову шальная мысль!.. Ну и что, что не любит! А может, это она просто в чувствах своих еще не разобралась по молодости лет?

Интересно-интересно, подумал Владимир, оживляясь! А может надо просто быть понастойчивей, да потерпеливей? А может, надо что-нибудь придумать эдакое, поромантичней, и вскружить девчонке голову? А может…

Та-а-ак, решил Владимир, в этом что-то есть! И надо это как следует обдумать!

Анатолий долго ходил по опустевшему вестибюлю, поджидая Валентину. Наконец, она вышла. На ней был голубенький костюмчик, который нравился ему больше всех остальных ее нарядов. Потому что именно в нем она была, когда они познакомились… Два месяца назад… С тех пор он не расставался с ней ни на один день! И каждый из них длился целую вечность! Но пролетал как мгновение…

- Познакомься, Валя, это мой боевой друг Владимир Иволгин! Герой Советского Союза! - сказал Анатолий, глядя на жену влюбленными глазами.

- Валя Серова, - протянула она руку.

- Володя, - аккуратно пожал ее тонкую ладонь Владимир.

На сцене Валентина выглядела значительно взрослее. А вблизи оказалась совсем еще юной девушкой.

Они с Анатолием очень хорошо смотрелись рядом! Они были словно созданы друг для друга! Плотный и коренастый, русоволосый молодой полковник в темно-синем френче, весь в орденах, и крепкая, с прекрасной фигурой и пышной грудью, белокурая красавица в голубом костюме…

Анатолий с такой любовью смотрел на нее, а она на него, что у Владимира перехватило горло от тоски! Ну, почему у него-то все так неудачно в жизни сложилось! Он отвернулся, чтобы не выдать своих чувств…

Впрочем, не стоило особо беспокоиться. Потому что, находясь рядом, эти двое видели только друг друга, отрываясь лишь иногда, и лишь на миг. Когда назойливым окружающим все-таки удавалось привлечь к себе их внимание…

Вечеринка у Серовых удалась на все сто!

Сначала были только свои. Смирновы, Якушины, Женька Антонов, Владимир и две Валиных подружки, Женя и Маша… Молоденькие и очень симпатичные девушки…

Дамы хлопотали вокруг стола, а старые боевые друзья окунулись в расспросы и воспоминания… И в гостиничном номере словно повеяло порохом и зноем бездонно-голубого испанского неба. И пахнуло ароматом апельсиновых рощ с рыжих, выжженных беспощадным солнцем, склонов Сьерра-Гвадаррамы.

Наконец, все сели за стол.

- Выпьем, ребятушки, за наших испанских товарищей, - сказал Анатолий, встав с бокалом в руке. - Они бьются за будущее всех народов. Выпьем за них, за их доблесть, мужество, за нашу вечную дружбу с ними!

- За Долорес!

- За Барселону!

- Она еще не сдается!

- И не сдастся!..

Владимир выпил и налил себе еще. А потом поухаживал за своей соседкой слева, замечательной девушкой по имени Маша, невысокой стройной шатенкой с улыбчивыми зелеными глазами. За Женей Давыдовой, сидевшей справа от Владимира, присматривал Женька Антонов. Он как-то сразу и безоговорочно взял над ней шефство, и все вокруг только ухмылялись, глядя на внезапно обозначившуюся парочку.

Да, за этим столом собрались настоящие боевые друзья, вдруг подумал Владимир и улыбнулся. Давно ему уже не было так хорошо! Звенели бокалы и столовые приборы. Отовсюду раздавался смех и громкий разговор. Валя поставила пластинку на патефон и полились веселые и легкие мелодии…

- Летчики-инспекторы должны не просто проверять летную и боевую подготовку строевых пилотов, они должны их переучивать и толкать вперед! Эту задачу поставил перед нами товарищ Сталин! - хлопнул ладонью по столу Анатолий. - Конечно, есть летчики, которые лучше нас летают, - сказал он. - Прекрасных пилотажников достаточно! И среди испытателей, и в строевых частях! Но у нас преимущество, - Анатолий покосился на тарелку и подцепил вилкой пельмень, свое любимое лакомство. - Опыт непосредственного столкновения с противником! Технику пилотирования мы проверили огнем! Теперь надо разобраться не только в практике, но и в теории этого дела. По-новому решать вопросы организации полетов!

- Минхерц, - перебил его Михаил. - Ты только посмотри, какие красавицы у нас здесь томятся!.. А кавалеры им про организацию полетов и боевую подготовку толкуют! Может, лучше потанцуем!

- Не мешай, Мишка, - отмахнулся от него Борис. - Толя дело говорит!

- Ну, вы как хотите, а я пошел танцевать, - Михаил подмигнул жене. - Милая, ты не возражаешь, если я приглашу на танец хозяйку дома?

- Ой, да, пожалуйста, - усмехнулась та, отлично разгадав маленькую хитрость своего благоверного.

Потому что не успел он еще подойти к Вале и открыть рот, как Анатолий сорвался с места, да так резво, что чуть-чуть не опрокинул стул! Зато подбежал к ней первым! Свидетели этой забавной интермедии так и покатились со смеху!..

Звучала Рио-Рита. Владимир вопросительно посмотрел на Машу. Она улыбнулась и кивнула. Они встали и пошли танцевать вслед за остальными…

- Вы здесь проездом, Владимир? - слегка прижимаясь к нему, спросила Маша. Она прекрасно танцевала, и он почти не ощущал ее тела.

- Да, я служу под Ленинградом, - ответил он.

- И часто бываете в Москве?

- Да не то чтобы, - сказал Владимир. - Мог бы и почаще, конечно!

И прикусил язык, наткнувшись на пристальный Машин взгляд. Потому что его бесхитростный ответ на этот простой, заданный скорее из вежливости, чем из любопытства вопрос, прозвучал как-то по-особенному.

Надо быть поаккуратней со словами, подумал он.

Улучив момент между танцами, Владимир вышел на балкон. Он хотел закурить и вдруг застыл зачарованно, с папиросой в руках…

Ночь была великолепна!

Струясь огнями ярко освещенных улиц и площадей, над Москвой поднималось золотистое марево. Оно погасило и Млечный путь, и все созвездия. И только круглый белый фонарь Луны, да рубиновые кремлевские звезды светились в черном небе совсем рядом. По Манежной площади, шелестя шинами по мокрому после короткого вечернего дождя асфальту, изредка проносились автомобили…

А где-то там далеко-далеко, в своей кровати спит Снежка. Что ей снится?..

- Вот вы где, Володя, - тихо сказала Маша, встала рядом и внимательно посмотрела на него. - А я вас потеряла…

- Как красиво… - задумчиво сказал он.

- Да, очень, - Маша повернулась к нему и откинулась, опираясь спиной на перила.

- В этой суете, - медленно сказал Владимир. - Мы так редко смотрим по сторонам… Всё куда-то торопимся, куда-то опаздываем… И, все равно, никогда и никуда не успеваем… - он вздохнул. - И, что печальнее всего, не успеваем увидеть эту красоту, потому что вспоминаем о ней только тогда, когда настает время уходить…

- Наверное, вам очень грустно сейчас, Володя, - вздохнула Маша. - Только вы не переживайте, все будет хорошо!.. И она обязательно ответит на ваши чувства…

Он посмотрел на нее удивленно. В огромных Машиных глазах затаились слезы.

Она печально улыбнулась. А потом взяла его за руку и с наигранной бодростью сказала:

- Пойдемте, лучше танцевать!

Владимир кивнул, немного озадаченный ее словами, и, увлекаемый Машей, вернулся в шум и гам дружеского веселья.

- Володька, иди сюда! - помахал ему рукой Анатолий. - Ну, как, не надумал еще в нашу компанию? - спросил он, наливая Владимиру шампанского в один из пустых бокалов.

- Очень хотел бы, Толя! - ответил тот. - Но, поверь, не могу пока. Может, позднее.

- Ну, что ж, дело хозяйское, - вздохнул Анатолий. - Придется взять пятым Витьку Рахова. Он, правда, не воевал еще, но я его отлично знаю как испытателя.

Вечеринка затянулась далеко заполночь. Периодически подтягивались новые люди. В знакомых у Серова действительно ходило пол Москвы. Официант из ресторана на первом этаже гостиницы едва успевал таскать закуску, красное вино и шампанское.

Маша не отходила от Владимира. Она оказалась очень занятной собеседницей, и он от души смеялся над ее меткими замечаниями и едкими характеристиками присутствующих. Музыка играла, не переставая, и они много танцевали. И постепенно его грусть развеялась. И ее тоже…

Стояла глубокая ночь, когда Владимир собрался уходить, уговорившись встретиться с Анатолием поутру, чтобы вместе ехать в Управление ВВС. Он попрощался с радушными хозяевами и пожал руку Маше, вышедшей его проводить вместе с Серовыми…

Она смотрела на него с нескрываемой грустью… А потом вдруг порывисто обняла, поцеловала в щеку и убежала в номер.

Валя улыбнулась, Анатолий сделал большие глаза. Но оба промолчали…

На следующий день, с легкой Толиной руки, Владимир попал к комдиву Никитину на прием. Если бы не Анатолий, пришлось бы ему сидеть в Москве значительно дольше! И тогда он точно сошел бы с ума от беспокойства за Снежку!

Владимир обещал ей вернуться через полторы недели, а сам опаздывает уже на трое суток! По приезде он, конечно, все ей объяснит, но сейчас она, наверно, очень волнуется! Только бы не натворила каких-нибудь глупостей!..

- А почему, именно, в ОКДВА, майор? - спросил Никитин.

- Чтобы бить врагов, их надо знать, товарищ комдив! Немцев и итальянцев я знаю по Испании, с белополяками познакомился, когда служил в Белорусском округе, с белофиннами - сейчас, в Ленинградском. А вот с самурайскими повадками пока не знаком. Ребята, кто в Китае повоевал, рассказывали, что драться самураи умеют. Вот и хочется поближе посмотреть на этих «королей неба».

- Ну, так и писал бы рапорт с просьбой направить в Китай! Причем здесь Отдельная Краснознаменная армия? - спросил Никитин.

- Я готов поехать в Китай немедленно, товарищ комдив! - вытянулся, руки по швам Владимир. - Но просил бы направить меня туда немного позднее… А пока в ОКДВА.

- А в чем дело? - посмотрел на него озадаченно Никитин.

- Да, ничего такого, товарищ комдив. - Владимир замялся. - Женился я только что! Две недели всего, как расписались! Надо бы хоть чуть-чуть с молодой женой пожить. Чтобы попривыкла маленько. А то уеду воевать женатый, а вернусь опять холостой.

- Резонно, - усмехнулся комдив. - А на счет женитьбы одобряю. Дело хорошее! Война, как говорится, войной, а жизнь - своим чередом! Ладно, - он махнул рукой. - Пиши рапорт! В штабе округа можешь сослаться на меня…

- Слушаюсь! Спасибо товарищ комдив! - с чувством сказал Владимир.

Стояло теплое июньское утро. В безоблачном голубом небе, не успев еще высоко подняться над крышами, ослепительно сияло солнце. От чисто вымытого асфальта московских улиц веяло свежестью и прохладой…

Владимир вышел из подъезда Управления и остановился, соображая, как лучше поступить… Ехать в Ленинград поездом, значило, потерять еще целые сутки! Этого Владимир себе позволить никак не мог! Сердце совсем уже изнылось от тоски! Как там Снежка? Все ли в порядке?.. Даже один час задержки повергал его в отчаяние!..

Как странно! Еще месяц тому назад, он мог обходиться без нее довольно долго, а сейчас не может и дня!

Значит так! На «Стрелу» он всегда успеет! А пока надо бы смотаться на Центральный аэродром, авось подвернется оказия до какой-нибудь площадки под Ленинградом! А перед вылетом он вызовет туда из бригады связной У-2, и, глядишь, к вечеру уже будет дома! И обнимет, наконец, свою ненаглядную!

Владимир забежал в гостиницу за вещами, взял такси и помчался на аэродром…

Глава седьмая

…Если бы Владимир вернулся через полторы недели, как и обещал, вполне возможно этого ничего не случилось бы…

Вообще говоря, семидневка пополам нацело не делится. Сначала Снежка прибавила к неделе короткую половинку - три дня. Но Владимир не появился… Тогда она прибавила длинную - четыре. Но его по-прежнему не было… Прошел двенадцатый день с тех пор, как он уехал… И двенадцатая ночь… Пришло и ушло тринадцатое утро, а затем четырнадцатое.

Снежка стояла перед его столом и боролась с искушением подключить полевой телефон. Чтобы позвонить дежурному по штабу бригады и узнать, куда, в конце концов, подевался их комбриг, который должен был уже давным-давно приехать!..

Но она понимала, что это не папина бригада, где все ее знали и охотно ответили бы на любые вопросы…

Что же случилось? Почему он задерживается?

Ужасные мысли роились в ее золотоволосой голове. А вдруг он уже давно вернулся!.. Но вернулся не к ней!

Снежка, до сих пор абсолютно уверенная в том, что никого у Владимира нет и не было, вдруг начала в этом сомневаться. А, может, он ее просто-напросто бросил? За то, что она плохо себя вела, огрызалась и грубила!

А что если у него все-таки кто-то есть?

Снежка раньше никогда не имела дурной привычки рыться в чужих вещах. Но Владимир, ведь, ей вовсе не чужой! Она стояла перед его столом, а руки сами тянулись выдвинуть верхний ящик. И посмотреть… Что там…

Но ей было страшно. А вдруг она там найдет подтверждение его неверности?!

Нет, наверное, все-таки лучше ничего не знать! И вроде бы все у них хорошо… И вроде бы все, как у людей… А с другой стороны, у нее уже больше нет сил! Снежка вздохнула. Пусть лучше горькая правда, чем эта мучительная неизвестность! И она решительно выдвинула этот самый ящик.

А лучше бы этого не делала…

В ящике было полно всякого хлама… Пара толстых тетрадей. Какие-то деловые бумаги. Чернильница-непроливайка, двухцветные и химические карандаши, ручки, перья и промокашки. Готовальня, складная металлическая линейка, треугольник, транспортир.

И алая ленточка…

Снежка долго смотрела на нее, не решаясь взять в руки. А потом ухватила за кончик и подняла, брезгливо сморщившись, словно это была не ленточка, а сброшенная ядовитой змеей износившаяся кожа. Ничего особенного, обыкновенная шелковая ленточка. У нее самой были такие же. Когда-то в прошлой жизни. И ничего это еще не значит!

Снежка поднесла ленточку к лицу и принюхалась. Она ощутимо пахла жасмином.

Женский запах, подумала Снежка. Само собой, горько усмехнулась она, не Владимир же ей волосы подвязывал! Снежка на секунду представила его с ленточкой вокруг стриженой под полубокс головы. Нет, эта ленточка явно принадлежала женщине… А может, она случайно оказалась в его столе?

Ну, что ты сама себя обманываешь, сказала себе Снежка! Дура! Неужели не понятно, что Владимир хранит этот «сувенир», потому что он принадлежал когда-то его женщине! Хранит как память о ней! Достает его, смотрит и вспоминает, как они… Как она… Как он с ней…

Нет, беззвучно закричало ее сердце!!!

Да, сказала она ему спокойно и безучастно. Ленточка выскользнула из ее рук и неслышно упала на пол…

В ее несчастной голове ворочалась одна единственная мысль. Все ясно-понятно…

Позабыв про выдвинутый ящик и двигаясь словно сомнамбула, Снежка ушла к себе, легла на кровать и уставилась в стену пустым взглядом.

А шелковая алая ленточка осталась лежать на полу посреди комнаты…

Владимиру повезло. Когда он приехал на Центральный аэродром, оказалось, что через час в Левашово идет военно-транспортный «Дуглас». Он без проблем договорился с командиром экипажа, чтобы его взяли на борт, а потом позвонил в бригаду и вызвал связной самолет к месту посадки.

Пока «Дуглас», ревя двигателями и перемалывая пропеллерами воздух, нес его к Снежке, Владимир обдумывал, что сделать в первую очередь, и, как, вообще, организовать их предстоящий переезд на Дальний Восток.

Сдать-принять бригаду - не проблема! Со сборами никаких сложностей он тоже не ожидал. Неподъемного барахла у них со Снежкой пока еще не накопилось. Не командармы, чай, усмехнулся Владимир! Ни книг, ни ковров, ни мебели. Одно тряпье! Поэтому крытый вагон заказывать не надо. Обойдутся одними чемоданами…

А коли так, то в Москву лучше ехать на его машине прямо из Пушкина! Семьсот километров - не так уж и много! Если выехать пораньше, то к ночи доберутся… Петру, его водителю, само собой, потом придется прокатиться до Москвы поездом, чтобы отогнать машину назад, но это ничего… Свой автомобиль в Москве им очень пригодится! На такси не наездишься, а у товарищей одалживаться не хочется! Потому что не хочется никому представлять молодую жену!

Владимир хотел увезти Снежку тихо. Без пыли и шума. Без банкетов и фанфар.

Поэтому и решил добираться до Москвы своим ходом. Чтобы лишний раз не светиться в Ленинграде на вокзале. Вполне может быть, что Снежку уже разыскивают!

Поэтому воинское требование у себя в бригаде и жэдэ билеты в Москве он оформит на имя Иволгиных Владимира Ивановича и Светланы Григорьевны! А если при посадке возникнут вопросы, скажет проводнику, что это кассир ошибся с инициалами жены. Имя редкое, не мудрено и ошибиться! А будет надо, сходит и начальнику поезда! Впрочем, ерунда! Куда они денутся! Он ведь не просто так, погулять вышел, а целый Герой Советского Союза и депутат Верховного Совета!

Так и сделаем, подумал Владимир, потирая руки! Не видать вам Снежки, как своих ушей, дорогие товарищи, чекисты-особисты! Потому что все ее следы он заметет надежно! И надолго!..

Дорога домой всегда дольше, чем от дома, но, слава Богу, однажды всё кончается! Через несколько томительно долгих часов Владимир оказался, наконец, у родного порога…

Он постучал. И замер в ожидании легкой поступи любимой за дверями.

Тишина…

Владимир хотел постучать снова. Но вдруг вспомнил, что строго-настрого запретил Снежке открывать дверь кому бы то ни было, и достал свои ключи…

Она услышала звук подъехавшей машины и сразу поняла, что это приехал он. Участившееся сердцебиение неопровержимо свидетельствовало об этом. А потом, пройдя прямо сквозь толстые кирпичные стены, ее настигла неслышная вибрация его шагов… По лестнице шел Владимир… Снежка знала это совершенно точно, потому что никогда не перепутала бы его шаги ни с чьими другими.

Ей стало невыносимо больно. Она зажмурилась, из последних сил сдерживая слезы, и уткнулась в подушку, накрывшись с головой одеялом…

Владимир открыл дверь и вошел. Сердце колотилось у него в груди, как сумасшедшее. Он поставил на пол тревожный чемоданчик и прислушался. В квартире висела оглушающая тишина.

Он окликнул негромко:

- Снежка?.. Ты где?..

И не услышал в ответ ни звука.

Неужели ее нет дома? Неужели она его не послушалась и все-таки куда-то ушла? А вдруг ее забрали эти? У которых холодная голова и чистые руки…

Владимир прошел в большую комнату. И сразу заметил выдвинутый верхний ящик своего стола… Та-а-ак, подумал он! Роемся в чужих вещах?

Стоп! Снежка - его жена! И в этой квартире чужих вещей для нее нет по определению, напомнил себе Владимир!..

Но это было уже не важно. Потому что на полу посреди комнаты он увидел алую ленточку Исабель…

И всё вдруг сжалось у него внутри.

Когда он вошел в ее комнату, Снежка даже не пошевелилась. Он присел на краешек кровати и тихо спросил:

- Ну, что опять случилось… Что я опять натворил?

Она не ответила.

- Снежка, - сказал он. - Мне пришлось задержаться в Москве по служебным делам. Так вышло. Я не знал заранее. Не сердись. Служба есть служба…

Она откинула одеяло, села и спросила, глядя прямо ему в глаза:

- Это тоже служба?

- Что? - Владимир сделал вид, что не понял.

- Ты знаешь что, - отвернулась Снежка.

- Ах, ленточка! - наконец, догадался он.

Снежка молчала.

- Ты, что ли ревнуешь? - приподнял бровь Владимир, все еще надеясь шуткой отвести беду.

Она повернула голову, медленно оглядела его с головы до ног и ничего не ответила. Как неуютно стало ему от этого взгляда!

- А, собственно, в чем дело-то?.. Подумаешь, какая-то ленточка? - вдруг захорохорился он. - Что тут такого-то?

- Ты ее любил? - вдруг спросила Снежка.

- Я, - внезапно перехватило у него горло. - Нет!.. Да… - выдавил, наконец, из себя Владимир.

Он не мог ей врать! Но лучше бы соврал!

- Да… - тихо повторила за ним Снежка, словно эхо. - Ты ее любил… - она легла и снова накрылась одеялом с головой.

И тогда он взорвался!

- Да, я любил ее! - вскочил Владимир. - И что?.. Что еще ты хочешь от меня услышать?! - закричал он. - Ты, вообще, слышишь и видишь только то, что хочешь! И больше ничего не хочешь знать! Потому что ты!.. Ты!.. Ты! - Владимир схватился руками за голову. - Господи! Как я уже устал от всего этого!

Снежка не шевелилась. Он застонал и выбежал из ее комнаты. Секунду спустя хлопнула входная дверь, и вскоре его шаги затихли где-то вдали…

Она не плакала. Она вцепилась зубами в подушку и застыла…

Сколько она так пролежала, Снежка и сама не смогла бы сказать. Наконец, она встала и пошла на кухню. Достала из тумбы бутылку крепленого красного вина, которую Владимир принес к свадебному ужину еще тогда… В тот, самый первый день их совместной жизни… Нашла штопор. Со скрипом ввинтила его в пробку, поднатужилась и с легким хлопком раскупорила бутылку.

Снежка никогда в жизни еще не пробовала крепленого вина, но чувствовала, что пришло время. Она налила полную кружку. И выпила, не отрываясь.

Ну, что же. Лучше сделать это сейчас, сразу… И больше не мучить ни его, ни себя.

Снежка вернулась в большую комнату и подошла к столу Владимира. Вырвала из какой-то тетрадки чистый листок. Вставила в ручку новое перо, макнула его в чернила, а потом написала: «В народный суд г. Пушкин от Иволгиной С.Г. Заявление. Разведите меня, пожалуйста, с моим мужем».

Владимир шел по улице, яростно размахивая руками. Он так торопился к ней! Он так мечтал ее увидеть! Ему никто, кроме нее не был нужен! И не будет нужен никогда!

Владимир вдруг остановился, и замер на полном ходу…

Никто и никогда?.. Тогда зачем?! Зачем он это всё ей наговорил?!

Почему он не рассказал ей про Исабель?! Почему не сказал, что эта ленточка, всего лишь горькая и последняя память о прекрасной девушке, которая погибла под фашистскими бомбами в Барселоне еще год назад?! Почему не сказал ей, что всегда, всю жизнь, с тех пор, как увидел ее, любит только одну ее, Снежку?! Почему?!..

Вместо того, чтобы обнять и успокоить бедную девушку, он наговорил ей непонятно чего! И нагрубил! Господи! Что он опять наделал!.. Владимир застонал и обвел взглядом улицу…

И вдруг увидел прямо перед собой целую клумбу огромных белых чайных роз. И это было именно то, что нужно! Не раздумывая ни мгновения, он подошел к клумбе и стал срывать их одну за другой, не замечая ни шипов, ни удивленных взглядов редких прохожих…

Нарвав полную охапку цветов, Владимир кинулся домой.

Когда он подошел к своему подъезду, солнце уже закатилось. В вечернем небе догорал великолепный желто-розовый закат. А в вышине поблескивала первая звезда.

Недвижно застыли тополя. Не было ни ветерка. И птицы примолкли.

Дверь в его квартиру была чуть-чуть приоткрыта и тихо скрипела, покачиваясь на сквозняке. Снежки нигде не было. Ни в ее комнате, ни в ванной, ни на кухне…

На кухонном столе лежал тетрадный листок в клеточку, исписанный неровным почерком. Владимир положил цветы, скользнул по нему взглядом и замер, ошеломленный.

В правом верхнем углу было написано: «В народный суд г. Пушкин от Иволгиной С.Г.» Он весь похолодел, а глаза уже сами мчались по листку, читая и ужасаясь: «Заявление. Разведите меня, пожалуйста, с моим мужем Иволгиным В.И., потому что он все врал, что меня любит, а на самом деле совсем не любит! Он сказал, что наш брак - фиктивный, и, что он никогда ко мне не прикоснется! А еще он сказал, что у него есть другая женщина и он любит ее! И сознался, что целовался с ней вместо меня! Но мне все равно! И не нужны мне его подарки, платья и сережки! Пусть он их забирает и дарит, кому захочет, и целуется с ней, сколько хочет! И колечко свое пусть тоже забирает. Мне все равно! Потому что я его больше не люблю! Пожалуйста, разведите меня с ним поскорее, потому что я больше уже не могу так жить! Я умру! Я лучше выпрыгну из окошка! Потому что я его не люблю! Иволгина С.Г.»

Если бы он мог хоть что-то соображать, то, может быть, заметил бы, что в последних словах частица «не» была явно вставлена потом. Потому что сначала была пропущена. Но он был слишком ошеломлен, чтобы это заметить…

Владимир сидел, тупо глядя на Снежкино заявление о разводе. В голове звенело, не умолкая. Он перечитывал его раз за разом, но никак не мог вникнуть. Строчки то расплывались перед его глазами, то собирались в кучу…

Она хочет с ним развестись… Она его больше не любит…

Владимир смахнул букет со стола, и розы рассыпались по полу. Он скомкал листок с заявлением в руке, а потом схватил бутылку вина, недопитую Снежкой, опрокинул ее в рот и выпил до дна, прямо из горлышка. Как воду. И даже не почувствовал вкуса…

Она хочет с ним развестись… Она его больше не любит…

И вдруг в черной мгле, навалившейся на него, мелькнул просвет. Больше не любит? То есть… Это значит… Она его любила?! Это открытие потрясло Владимира не меньше, чем само заявление!

Она любила его… Она его любила… Господи! А он!.. Боже мой!.. Какой же он был дурак!.. Дурак стоеросовый!

Но, мелькнув на мгновение, спасительный просвет исчез, погрузив Владимира еще в более страшный мрак. Она его больше не любит, потому что разлюбила!

Он схватился руками за голову и застонал. Им надо развестись! Снежка права! Разве можно жить с таким тупоголовым идиотом! Что он ей наговорил! Господи, что он ей наговорил! И опять ее обидел! Он сам разрушил все своими собственными руками!.. И теперь навсегда!

Владимир расправил скомканное заявление. И посмотрел на него отчаявшимся взглядом. Он не будет возражать. Он даст ей развод. Он…

Внезапно его глаза, скользнув по последним строчкам, зацепились за какую-то несуразность. Что-то было не так. Он перечитал эти строчки снова. Потом еще раз.

»Я лучше выпрыгну из окошка! Потому что я его не люблю!»

Да! Точно! Частица «не» еле влезла в промежуток между последними словами! А это значит… А это значит, что сначала Снежка написала: «Потому что я его люблю!»

И только потом исправила!

Господи! В его умирающей душе вспыхнула сумасшедшая надежда! А, может быть, она еще не разлюбила его насовсем?! Может быть, ему еще удастся…

Где-то за окном, внизу, вдруг раздался звонкий Снежкин смех. Владимир вскочил. И медленно опустился назад. Потому что услышал мужской голос…

Его обдало ледяным холодом. Снежка? С другим мужчиной?! Вместе?!!

Владимир вскочил. Жуткая, дикая, звериная ревность пронзила его всего насквозь! Затмевая все вокруг, тугой волной накатила бешеная ярость! Он зарычал и бросился к дверям…

В одно мгновение Владимир слетел вниз по ступеням и остановился у распахнутых дверей подъезда, прислушиваясь. Что там происходит?!..

Вино ударило Снежке в голову. Танцплощадка плыла и качалась… Она вообще до этого никогда еще не пила крепленого вина. А тут выпила сразу целую кружку! Впрочем, ей было легко и весело! Впервые за последние две недели…

Музыканты заиграли Рио-Риту, ее любимый фокстрот, и Снежка стала чуть-чуть пританцовывать, покачивая головой.

Этот мужчина подошел к ней и, не спрашивая согласия, решительно взял за руку, прижал к себе и повел в танце по площадке. Она даже не успела ничего сообразить. Но не стала противиться. В конце концов, она пришла танцевать! И, вообще, она уже почти разведена! И может делать все, что захочет!..

Он прижал ее к себе очень близко. Так, что она почувствовала все его тело. Его ноги в ритме фокстрота терлись у нее между бедер, а что-то твердое уперлось в живот.

Снежка запаниковала и попыталась вырваться. Но он оказался сильнее и притиснул ее к себе еще крепче. Она хотела позвать на помощь и оглянулась. Все вокруг танцевали в облипку. И она смирилась с его объятиями…

Когда кончился этот танец, он схватил ее за руку и удержал рядом. Она хотела отнять руку, но опять заиграла музыка, и он снова повел ее в танце.

Снежка больше не сопротивлялась. Ну и пусть ее обнимает этот мужчина, раз она Владимиру не нужна! Раз у него есть другая женщина! Раз он такой! Ну, и пусть! Тогда она тоже найдет себе другого!.. Может, даже и этого, она посмотрела на своего кавалера… Мужчине было лет тридцать. Не красавец, но и не урод. А, впрочем, какая разница! Не этого, так другого! Ей теперь уже все равно! Она оглянулась по сторонам, вон их тут сколько!..

Они танцевали еще несколько раз. Хмель начал потихоньку выветриваться, и Снежке стало как-то не по себе. Что-то во всем этом было неправильно! Ведь, на самом деле она еще не совсем разведена. Вот, разведется до конца, может, тогда…

В какой-то момент между танцами ей все-таки удалось отнять руку у своего ухажера, и она сказала:

- Мне пора домой!

- Я тебя провожу, цыпа, - сказал он, снова хватая ее за руку. - Тут у нас одной гулять не стоит! Особенно, такой сладенькой, как ты!

Вырываться было как-то неудобно, и Снежка согласилась:

- Хорошо, вы можете меня проводить, но недолго.

- Это мы потом поглядим, цыпа, - хохотнул он. - Когда дойдем!

Они вышли в парк, и он попытался ее обнять. Но здесь чужих глаз было гораздо меньше, и она его оттолкнула. Тогда он взял ее под руку, прижал к себе ее локоть, и так и вел до дома. Не то, чтобы Снежке это было совсем неприятно. Ей это было как-то все равно. Но так или иначе, они под ручку дошли до самого подъезда.

По дороге они познакомились. Ее непрошенного провожатого звали Федя. Он работал помощником механика в гараже местного потребсоюза. Будучи в подпитии Федя вовсю травил анекдоты. И приличные и не очень. И Снежка смеялась над некоторыми из них. А кое от каких краснела.

Когда они подошли к ее подъезду, хмель окончательно выветрился у Снежки из головы. Она поняла, что дело зашло слишком далеко! Она вовсе не этого хотела, когда убежала из дома, куда глаза глядят! А потом случайно забрела на танцплощадку!

Снежка попыталась освободить свою руку, чтобы уйти. Но у Феди в ее отношении, похоже, имелись какие-то другие планы. И он попытался ее удержать.

- Так, - сказала Снежка. - Кажется, вы чего-то не поняли!

- Ты чо ломаешься, цыпа?

- Я же вам сказала - не долго!

- Ничего не знаю…- сказал он, а потом грубо схватил ее за плечи и попытался поцеловать, дохнув перегаром прямо в лицо.

Снежка вывернулась и со всего маху влепила ему затрещину. Рука у нее была маленькая, но тяжелая. Увы, она оказалась недостаточно тяжела, чтобы поставить назойливого ухажера на место.

- Ах, ты, сучонка! - прошипел он и стал на нее надвигаться. - Сейчас ты мне за это ответишь!

Снежка отступала от него шаг за шагом, и за спиной у нее уже разверзся черный зев темного, пустого подъезда. Она хотела позвать кого-нибудь на помощь, но у нее перехватило горло…

- Не хочешь в постельке, так я тебя сейчас прямо на лестнице загну! - сказал Федя и замахнулся.

И Снежка вся сжалась, ожидая удара…

Внезапно из подъезда мимо нее метнулась тень, и крепкий кулак врезался в скулу мерзавца! Он отлетел на несколько метров и упал, приложившись головой об мостовую.

Владимир подошел к бездыханному телу, и его рука заскребла по кобуре, пытаясь достать верный ТТ. Но что-то помешало ему это сделать. Он повернул голову и увидел, что у него на руке повисла Снежка.

- Нет! - крикнула она, когда увидела, что Владимир подошел к упавшему и попытался вынуть пистолет. Но он ее не слышал.

И тогда она кинулась к нему и повисла на руке всем телом. Он повернулся и поднял руку вместе с ней, словно она весила не больше, чем котенок. Его бешеные глаза смотрели на нее, не узнавая.

- Нет! - шептала Снежка, намертво вцепившись в его руку. - Володя, милый! Не убивай его! Он того не стоит! Не надо! Нет!

Владимир, наконец, узнал ее. Это была Снежка. Она вцепилась в его руку, не давая ему застрелить эту падаль! Она защищает эту падаль?!

На самом деле, Снежка испугалась не за своего навязчивого провожатого. Она испугалась, что Владимир его сейчас убьет, и его за это заберут в милицию, а потом за убийство этого мелкого подонка посадят в тюрьму. Она испугалась за своего любимого. Но разве можно было хоть что-то ему сейчас объяснить!

- И-ди до-мой, - процедил сквозь зубы по слогам Владимир. Его мутило от ярости!

- Милый, не надо! Пойдем! Оставь его! - продолжала висеть у него на руке Снежка.

Владимиру хотелось стряхнуть ее с руки и застрелить! Нет!!! Ему хотелось достать ТТ и застрелиться самому! Он зажмурился…

- Володя… - шептала Снежка. - Милый… Не надо… Пойдем…

И любимый голос понемногу стал приводить его в чувство. Он набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул и тихо повторил.

- И-ди до-мой.

- Хорошо, - послушно согласилась Снежка, видя, что он успокаивается, и отпустила его руку. - А ты?

- И-ди.

- Хорошо. Но ты приходи скорей, ладно?

Владимир не ответил. Снежка пошла к подъезду, но перед тем, как зайти, обернулась.

Он стоял и смотрел ей вслед. Она зашла внутрь и замерла, вслушиваясь…

Когда она скрылась в подъезде, он повернулся к этому подонку, который уже очнулся и мотал головой, пытаясь встать на четвереньки. Владимир размахнулся и изо всех сил врезал своим кованым сапогом ему по ребрам…

От страшного удара тот отлетел еще на несколько метров и больше встать уже не пытался. Скрючившись, он спрятал лицо в коленях и, прикрыв руками голову, покорно ждал новых пинков.

Владимиру очень хотелось, как надо, отпинать мерзавца, посмевшего приставать к его Снежке! Но он понимал, что после этого, в лучшем случае, тот проваляется здесь до утра без сознания, а в худшем, просто сдохнет. Нет, Снежка права, он того не стоит!

Владимир взял его за грудки и поднял.

- Сейчас ты уйдешь и позабудешь сюда дорогу, понял?! - ледяным голосом, в котором явственно слышалась смертельная угроза, сказал он. - Если я тебя еще раз здесь увижу, я тебя пристрелю, падаль, ты понял?! - Владимир тряхнул его так, что у того клацнули зубы.

- А-а-а, - проблеял тот и обмочился.

Владимир поставил его на землю. Оказывается, все это время он держал этого подонка на весу.

- Пшёл, прочь, - Владимир сплюнул под ноги. - Падаль вонючая.

Снежка, на всякий случай тихонько подсматривавшая из-за дверей подъезда за происходящим, увидела, как ее случайный провожатый, хватаясь за ребра и шатаясь, побрел по тротуару. Неожиданно Владимир топнул ногой, и бедолага, спотыкаясь, заковылял так быстро, как только мог…

Убедившись, что с Владимиром все в порядке, и он не наделает никаких глупостей, Снежка стрелой взлетела вверх по лестнице и заскочила в квартиру.

Зайдя на кухню, она увидела, что по всему полу рассыпаны белые чайные розы…

Он принес ей цветы!.. Никто и никогда еще не дарил ей цветов! Кроме папы… Но это, конечно, было совсем не то… Собрав все до одной розы, Снежка прижала букет к груди и погрузилась в его благоухание…

Когда Владимир вошел, она стояла с закрытыми глазами, опьяненная цветочным ароматом. А потом распахнула свои огромные льдисто-серые глаза, улыбнулась и посмотрела на него прямо сквозь огромные белоснежные бутоны.

Это чудесное зрелище пронзило его израненное сердце невыносимой болью!

На ней было белое платье в крупный черный горошек. Одно из тех, которые он подарил ей… Она была прекрасна!..

Но нарядилась так не для него, Владимира, а для другого мужчины…

Снежка, Снежка… Что же ты наделала…

Владимир закрыл глаза и заскрипел зубами. Кипящая волна жестокой ревности затопила его душу! Она встречалась с другим мужчиной! Он провожал ее! Обнимал! Владимир глухо застонал…

Снежка подошла к раковине и, наполнив водой двухлитровую банку, поставила туда розы. Расправила букет так, чтобы было красиво, и посмотрела сияющими глазами на Владимира. Она хотела поблагодарить его за цветы, за то, что он ее спас, за то, что он есть, за то что…

А он сидел и смотрел на нее, прищурившись, холодный, словно глыба тысячелетнего арктического льда. И все слова застыли у нее на губах. И взгляд потух. Его потушила черная волна ревности, хлеставшая из глаз Владимира.

Разговор у них не получился. Слишком много боли они причинили друг другу.

- Ты! - кричала она ему.

А он молчал…

- Предатель! - кричала она.

А он молчал…

- Я ненавижу тебя! - кричала она.

А он молчал…

- Убирайся к своим бабам! - кричала она.

Владимир молча встал и вышел из кухни.

И тогда Снежка, рухнув, уселась на пол прямо там, где стояла, и заплакала…

Все, чего она хотела, это только, чтобы он был все время с ней. А он ушел… Она плакала все сильнее и сильнее… Где он был, когда она танцевала с кем попало? Где он был?.. Она уже рыдала… Почему он не пришел и не забрал ее себе? Почему ее обнимал другой?.. Снежка прижала ладошки к лицу, ее плечи ходили ходуном… Он не любит ее! Он не любит ее совсем!.. Она уже просто захлебывалась от рыданий…

Владимир прибежал на кухню, упал перед ней на колени, обнял и прижал к себе:

- Ну, что ты… Что ты… Успокойся…

- Ты-ы-ы… - рыдала Снежка. - Меня-а-а совсе-е-ем не лю-у-бишь…

- Что ты… - шептал он, прижимая к себе. - Что ты, глупая…

- Ты-ы-ы-ы… - рыдала Снежка все горше.

- Что ты…. Что ты… Ну, успокойся… - гладил ее по голове Владимир.

- Меня-а-а-а… - рыдала Снежка все горше и горше. - Не-е-е…

- Милая… - шептал Владимир. - Что ты говоришь… Да, я жить без тебя не могу… Я даже дышать без тебя не могу…

- А-а-а-а… - голосила Снежка и мотала головой.

Он обнял и прижал ее к себе изо всех сил и стал целовать ее соленые щеки и зареванные глаза…

Владимир шептал ей ласковые слова, целовал и гладил. Он целовал ее гладкий лоб и шелковистые брови, он целовал укрытые мокрыми ресницами глаза, целовал ее нос и щеки. Он гладил ее спутанные волосы, ее спину и трясущиеся плечи…

И Снежка потихоньку стала успокаиваться. Она всегда успокаивалась, ощутив его крепкие объятия, единственные в мире объятия, которые ей на самом деле были нужны…

Когда Владимир осушил все ее слезы, Снежка вытянула губки, сложив их бантиком, и подставила для поцелуя. И Владимир вдруг с пронзительной ясностью осознал, что она совсем не умеет целоваться. Господи, да она, наверное, вообще никогда в жизни ни с кем еще не целовалась по-настоящему! У него защемило в груди от бесконечной нежности… Бедная малышка!.. Ну, почему?! Ну, почему он был с ней так жесток?!

Он взял Снежкины губы в рот и согрел их.

И она притихла, и вздохнула, полностью удовлетворенная. Наконец-то, он поцеловал ее в губы… Любимый… Она нежно улыбнулась Владимиру, не открывая глаз. И в его израненной душе посветлело. Будто солнышко вышло из-за черной грозовой тучи, рассеивая мрак и холод, даря свет и тепло…

Владимир приподнял Снежку с пола, посадив ее как в кресло к себе на левую ногу и прислонив к правой, и подложил руку ей под голову. Он поправил ее волосы, погладил по щеке, а потом опять стал целовать…

Сначала он очень нежно коснулся губами ее нижней губки. А затем верхней. Пошевелил кончиком языка в уголках ее рта и провел им по линии ее губ… Снежка тихонько застонала от удовольствия и приоткрыла их… Он поиграл с ними языком. И только ахнул, когда она стала проделывать тоже самое с его губами…

Когда она наигралась, Владимир легонько потыкался языком в ее зубки, и она послушно открыла рот. Его язык прошелся по ее язычку. И понемногу расшевелил на ответные ласки. А пока их языки сражались внутри, их губы слиплись и воевали друг с другом снаружи.

Она словно опьянела от его поцелуя. Это было так вкусно! Так сладко!

Ее запрокинутая голова лежала у него на руке. Владимир целовал Снежку и, сам того не замечая, другой рукой гладил ее грудь…

А Снежка, чистая душа, решила, что именно так, и целуются по-взрослому! Чтобы и губы, и языки, и руки. И она залезла ладонью ему под френч и тоже стала гладить. И каждый раз, когда ее пальцы задевали его сосок, Владимира пронизывала острая волна желания…

Они целовались целую вечность. И только лучи утреннего солнца сумели отвлечь их от этого занятия. Лишь тогда Владимир оторвался, наконец, от Снежкиных губ и всмотрелся в любимое лицо. Золотистые волосы спутались, заплаканные глаза припухли. Опухли и ее розовые губки, зацелованные им до неприличия…

Она сладко потянулась и зевнула. Владимир не удержался и поймал этот милый зевочек губами.

Глаза у Снежки уже вовсе не открывались. Кто-то ей под ресницы песку насыпал, так вдруг спать захотелось. Она поерзала, устраиваясь поудобнее, обняла Владимира и прижалась щекой к его груди. Ей хотелось спать, а это была лучшая в мире подушка.

Он смотрел на засыпающую в его объятиях девушку, и странное тепло наполняло его душу. Он укрыл ее своими руками словно одеялом и стал потихоньку укачивать.

Снежка улыбнулась и нежно прошептала сквозь дрему:

- Володя, любимый…

И вдруг тишина зазвенела у него в ушах… Вдруг небеса свалились ему на плечи… И обрушились и солнце, и луна, и звезды… Весь Млечный путь…

Она любит его!..

Владимир запрокинул голову и зажмурился так сильно, что из глаз у него покатились слезы.

Когда Снежка крепко уснула, он поднялся с ней на руках, чтобы уложить ее на постель. Сначала он хотел унести ее в дальнюю комнату и положить на кровать. Но не смог справиться с искушением, уложил ее на свою тахту и лег рядом. Снежка почмокала губами во сне, прижалась к нему и опять примостила голову на его груди.

У Владимира и так все кружилось перед глазами. А она, вдобавок ко всему, обняла его за талию и забросила ногу, устроив свою коленку у него на бедре.

Владимир перевел дух, а потом махнул простыней, накрывая ее, закрыл глаза и попытался уснуть. И, как ни странно, ему это сразу удалось.

Может быть потому, что это была его любимая, а не какая-нибудь посторонняя красотка, которая просто будоражит кровь, а на самом деле ни уму, ни сердцу…

Он очень сильно хотел Снежку, но еще сильнее ее любил! Тепло и нежность, которые переполняли его сердце, были в тысячу раз сильнее желания, когда шли с ним вразрез. И, в то же время, именно это тепло и нежность в тысячу раз усиливали желание, когда с ним совпадали.

Снежка сладко посапывала у Владимира на груди, и ей снились счастливые сны про любовь. Те же самые, что и ему. Потому что они не могли оторваться друг от друга даже во сне. Не могли и не хотели…

Глава восьмая

…Он парил над бескрайним изумрудно-синим морем…

И это было прекрасно! Но как-то странно, как-то необычно…

Владимир огляделся и вдруг понял, в чем дело. Он плыл в высоком небе сам по себе!.. Не на истребителе, не на планере, не под куполом парашюта… Не ревел мотор, не гудели расчалки крыльев. Лишь светлый ветер шелестел у него в ушах…

Они были вдвоем. Небо и он…

Владимир соскользнул в пике, прижав свои руки-крылья к телу, а потом раскинул их и взмыл свечой навстречу звездам. Поднявшись, он закружил в вираже, и вдруг увидел в сизой дымке на горизонте высокие ажурные башни и фантастические дворцы белоснежного города. И понял, что ему обязательно нужно туда попасть! Потому что там его уже заждались…

Владимир наклонился и, быстро набирая скорость на снижении, стрелой понесся к чудесному городу. Он подлетел к самой высокой башне, затормозил, раскрыв объятия, и плавно опустился на парапет рядом с той, которая его ждала…

Он опустился рядом со Снежкой. Прекрасной принцессой снежного королевства. Она обвила его шею руками и поцеловала… Нежно-нежно…

И тут он проснулся.

Но не стал об этом жалеть.

Потому что явь была прекрасней самого волшебного сна!

Потому что из-под черных ресниц на него смотрели бездонные серые очи…

- Снежка, любимая, - прошептал Владимир, обнимая и прижимая ее к себе. И сомкнул веки, напрашиваясь на поцелуй. И был им награжден.

Когда она оторвалась от его губ, Владимир открыл глаза.

Судя по солнечным зайчикам на противоположной стене, было уже далеко заполдень. Всю ночь напролет они целовались. А потом, как упали, не раздеваясь, на его тахту, так и спали до обеда…

Рядышком… В обнимку… Как молодожены…

- Ты, правда-правда, меня любишь? - спросила чуть слышно Снежка.

- Правда-правда, - улыбнулся Владимир.

Она зажмурилась. А потом распахнула свои необъятные льдисто-серые глазищи во всю ширь и потребовала:

- Нет, ты сам скажи!

- Я люблю тебя… - прошептал он, утопая в ее глазах.

- Еще… - шепнула она, прижавшись своей прохладной бархатистой щекой к его небритой, колючей щеке. - Хочу еще…

- Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя… - шептал Владимир, притрагиваясь губами к ее маленькому ушку. - Я люблю тебя, Снежка! Я люблю тебя уже целую жизнь! Люблю с самого первого мгновения, как увидел!..

- Почему же ты молчал? Почему не сказал мне об этом? - спросила она, приподнимаясь и удивленно хлопая ресницами.

- Сначала я и сам не понимал, - вздохнул Владимир. - А ты была еще совсем маленькая!

- Неправда ваша! - возразила Снежка. - Мне уже тринадцать с половиной было тогда!

- Да-да-да! - улыбнулся он. - Совсем взрослая!

- Совсем! - запальчиво сказала Снежка.

- Детям до шестнадцати! - шутливо потеребил указательным пальцем кончик Снежкиного носа Владимир.

Она рассердилась и попыталась вырваться из его рук, но не сумела.

- Отпусти сейчас же! - стукнула его кулачком по груди Снежка.

- Ага! Сейчас!.. Догоняй тебя потом! - ухмыльнулся Владимир.

Она не выдержала и рассмеялась, а потом сложила руки домиком и устроила на них подбородок.

- А когда ты это понял? - спросила Снежка. - Когда ты понял, что любишь меня?

- Не знаю… - задумчиво сказал Владимир. - Наверное, когда уезжал на курсы в Липецк. И вдруг подумал, что больше никогда тебя не увижу…

- Мне тоже было очень грустно, - сказала Снежка и положила голову ему на грудь.

Владимир вздохнул.

- А ты даже не написал мне ни разу! Ни одной строчечки!.. Уехал и пропал на целых полтора года! - вдруг снова рассердилась Снежка и села, разорвав кольцо его объятий. - Уехал и как в воду канул! Что я должна была думать?

- Прости меня, Снежка! - стал оправдываться Владимир. - Сначала я считал, что уехал ненадолго, что скоро свидимся… А потом меня направили в Испанию. Ну, я и подумал… Может, оно и к лучшему, что я не стал тебе писать… А вдруг убьют. Война, ведь… Вот, и хорошо, что ты ничего не узнаешь. В смысле, что меня убили… Исчез и все! Позлишься маленько, да и позабудешь, как звали…

- Ты! - только и нашлась, что сказать Снежка. - Как ты можешь так говорить!.. - задрожали ее губы. - Да, я сама сейчас тебя убью!.. - ее прекрасные глаза наполнились слезами. - Если ты еще хоть раз!.. - она сжала свои маленькие кулачки. - Если ты!.. Еще хоть раз!.. Так скажешь!.. Я тебя!.. Я!.. Я…

Владимир приподнялся, сел и обнял ее, крепко прижав к себе.

- Ну, что ты… Что ты… - шептал он, целуя ее волосы и гладя вздрагивающие плечи. - Я не буду… Я не буду больше так говорить…

Снежка повсхлипывала чуть-чуть и успокоилась, согревшись в его объятиях. Владимир, не выпуская ее из рук, медленно опустился назад, на подушку.

- Я должен рассказать тебе про Исабель, - вдруг сказал он.

- Про кого? - подняла голову она.

- Эта ленточка… - начал Владимир и почувствовал, как сразу напряглась Снежка, и увидел, как потемнели ее глаза, предвещая грозу, ураган, бурю.

Он очень рисковал.

Но иначе поступить не мог. Потому что, живя во лжи, никогда не построить счастья!

- Мы познакомились прошлым летом в маленьком кафе на окраине Барселоны, - глухо сказал он. - В тот день из боя не вернулся мой друг… Я никому ничего не сказал и уехал в город на какой-то попутке. Потому что хотел напиться… И это мне почти удалось… - он помолчал, собираясь с мыслями. - Неожиданно за мой столик подсела девушка. Ее звали Исабель… Мы пили красное вино и разговаривали. Потом я проводил ее до дома, и мы договорились снова встретиться на следующий день, - Владимир вздохнул. - Но так и не встретились… Потому что на следующий день она погибла во время бомбежки… Я нашел ее ленточку на развалинах… И с тех пор храню… Чтобы однажды посчитаться с теми, кто это сделал!

- Она была красивая? - тихо спросила Снежка.

- Красивая, - тихо ответил он.

- И ты в нее влюбился… - прошептала она

- Не успел… - прошептал Владимир. - Ты, прости меня, Снежка…

- За что? - спросила она.

- За всё… - сказал он.

- А ты меня прощаешь? - виновато посмотрела она на него.

- Тебя-то за что? - вздохнул Владимир.

- За то, что я такая, - вздохнула Снежка. - Сама не знаю, что вдруг на меня находит! Но иногда от ревности готова просто загрызть, растерзать, разорвать тебя на мелкие кусочки! А потом сама себя ругаю за это… Вот такая я… Нехорошая…

- Ты самая хорошая, самая лучшая на всём белом свете!.. - воскликнул Владимир.

А потом перевернул Снежку на спину и страстно поцеловал. Так, что у нее закружилась голова… И она поплыла… Неизвестно куда…

Его губы мяли ее рот. Опьяняя и сводя с ума. Его ладони катились по ее телу. Обжигая, волнуя, приводя в трепет…

А комната все быстрее и быстрее вращалась вокруг них, унося старенькую тахту, на которой они лежали, куда-то в бесконечность, как лодку без руля и весел в туманную океанскую даль…

Владимир опомнился первым. И оторвал от нее свои руки. И оторвал от нее свои губы. И откинулся, тяжело дыша, на подушку.

Не сейчас… Чуть позже… Не так… Всё будет в тысячу раз романтичней!.. Их первая ночь должна стать совершенно незабываемой!..

Снежка совсем обессилела от его жарких ласк. И тихо лежала рядом с ним. Вся измятая его жадными руками. И улыбалась.

Он любит ее… Он и правда любит ее…

Однако она еще не выяснила до конца все, что хотела.

- Володя, - Снежка легла на бок, повернувшись к нему, и подперла голову рукой. - А почему ты сказал тогда, на мосту, что наш брак будет фиктивным, и, что ты никогда-никогда ко мне не прикоснешься?

- Потому что думал, что ты любишь другого, - вздохнул Владимир. - Поэтому ни за что не посмел бы сделать тебе предложение… Но когда, все это случилось с твоим отцом, и ты осталась совсем одна, я просто растерялся… Я не знал, что делать… Я так хотел тебя защитить… И не придумал ничего лучше… - он посмотрел ей прямо в глаза. - Но я не мог и не хотел тебя ни к чему принуждать! Рядом со мной ты была бы в полной безопасности! В том числе и от меня! Раз полюбила другого…

- Глупый! Какой же ты глупый! - вздохнула Снежка и погладила его по стриженой голове. - Понавыдумывал себе всякой ерунды! Ну, какого другого я еще могла полюбить! Неужели ты не видел, что мне никто кроме тебя не нужен?!

- Ты так холодна была со мной все последнее время. Я думал, что ты влюбилась в кого-то. А меня терпишь только из вежливости. По старой памяти… - пробормотал Владимир.

- Господи! Да, я просто злилась на тебя за то, что ты совсем не обращал на меня внимания! - сказала Снежка. - Вот и всё!

- А я думал… - начал, было, Владимир, но не договорил, потому что Снежка закрыла ему рот поцелуем.

- Глупый… - прошептала она спустя долгое-долгое мгновение. - Какой ты у меня все-таки глупый…

А потом села и сверкнула своими белоснежными коленками, расправляя подол платья. Владимир отвел глаза и посмотрел на часы. Было уже полвторого.

- Слушай, Снежка! - вдруг сказал он. - У меня есть предложение…

- Да? - навострила она свои ушки.

- Давай, я сейчас смотаюсь на службу, посмотрю что и как… А потом… - он умолк.

- Да-а-а… - поощряюще протянула Снежка.

- Может, сходим в ресторан? - немного неуверенно закончил Владимир. - Устроим себе романтический ужин?..

- В ресторан! - ахнула она. - Романтический ужин!..

Как это чудесно, подумала Снежка!

Нет, она, конечно, бывала в ресторане. И не раз. С папой… По выходным они часто обедали в «Астории» или в «Неве»… Но никогда! Никто еще ни разу не приглашал ее в ресторан на романтический ужин!

Ой! А что же ей надеть? Обычное платье, само собой, не пойдет… Только вечернее… Но какое? Золотистое или темно-синее?.. Золотистое шелковое с декольте ей очень идёт. Но бархатное темно-синее с открытой спиной так понравилось Володе! Он даже рот открыл и все пакеты разронял, когда ее в нем увидел, улыбнулась Снежка!.. Да, темно-синее! И черные туфельки на высоком каблуке. И сережки… И еще она обязательно наденет…

- Тут недалеко есть неплохой ресторан, - вернул ее к реальности голос Владимира. - «Искра» называется… Ну, как? Сходим?

- Ну, я не знаю… - посмотрела в потолок Снежка. И засмеялась, заметив, как он скис. И кинулась его целовать.

- Да!.. Конечно!.. Еще бы!.. - приговаривала она после каждого поцелуя.

Ресторан «Искра» занимал первый этаж одноименной гостиницы совсем недалеко от их дома. Владимир обедал там иногда.

Перед тем как уехать в штаб, он позвонил администратору и заказал к девятнадцати часам столик на двоих. А еще, пока Снежка возилась на кухне с примусом и не слышала, попросил поставить на столик большой букет белых роз. Очень большой букет.

Потом Владимир позвонил дежурному и приказал подготовить к вылету его самолет. И, не заезжая в штаб, сразу направился в ангар.

Вот уже две недели он не поднимался в небо! Вчерашний полет на У-2 был не в счет! Владимир взял управление и сам вел машину, но полет по маршруту на тихоходном связнике, да еще с пассажиром, его нисколько не удовлетворил! Ему хотелось раскрутить планету вокруг своего «чато» по-настоящему!

От души налетавшись, Владимир засел в кабинете и вплотную занялся ворохом бумаг, накопившимся за время его отсутствия.

И едва не позабыл о ресторане!

Ох, и досталось бы ему от Снежки на орехи, если бы он случайно не посмотрел на часы! Было уже пол седьмого! И времени, чтобы доехать до дома, оставалось в обрез! Владимир бросил все, прыгнул в машину и на полной скорости помчался домой.

Слава Богу, успел, подумал он, припарковавшись у своего подъезда и посмотрев на часы. В запасе оставалась еще почти минута! Бегом взлетев на третий этаж, Владимир перевел дух и постучал в дверь.

И просто ошалел, когда она распахнулась…

Потому что перед ним стояла высокая стройная девушка совершенно неземной красоты!

Вечернее платье из темно-синего, почти черного, бархата, расшитое серебряной нитью, плотно облегая фигуру, эффектно подчеркивало ее идеальные формы. Золотистые волосы были тщательно уложены, открывая шею и маленькие ушки, украшенные бриллиантовыми сережками. Огромные льдисто-серые глаза были чуть-чуть подведены, став от этого еще глубже и выразительнее. Слегка припухшие розовые губки были чуточку подкрашены. И так аппетитно приоткрыты!

- Ты зайдешь? - улыбаясь, спросила Снежка.

- Д-да, конечно, - пролепетал Владимир.

- Я приготовила для тебя белый китель и брюки, - сказала она. - Ну, заходи же! Да, что с тобой такое? - притворно удивилась она и засмеялась, довольная его ошарашенным видом.

Пока Владимир перевинчивал ордена и перекладывал документы, Снежка ходила по комнате туда-сюда, якобы что-то прибирая. А сама краем глаза с удовлетворением наблюдала, как его голова поворачивается вслед за ней словно флюгер, в точности повторяя траекторию ее передвижений.

Вполне насладившись этой процедурой, Снежка встала перед зеркалом и повертелась, подняв руки и как бы поправляя прическу. Это зрелище настолько захватило Владимира, что несчастный китель был позабыт напрочь!

Этак они и в ресторан могут опоздать, спохватилась вдруг Снежка! И решила на некоторое время отложить восхитительную экзекуцию.

Администратор, пожилой импозантный мужчина, встретил их у входа, и как самых почетных гостей усадил за лучший столик. На котором стоял огромный и очень красивый букет чайных роз. Снежка ахнула и, не удержавшись от соблазна, окунула в них лицо. Тем временем, появившийся неизвестно откуда официант уже открыл бутылку, разлил шампанское по бокалам и также незаметно испарился…

Они сели друг напротив друга и подняли бокалы.

И тут он, наконец, увидел! Что у нее на безымянном пальце… То самое колечко, которое он ей когда-то подарил… Которое она выбросила во время их глупой ссоры…

Снежка заметила, как он смотрит на ее руку, и поднесла бокал к губам. Владимир поднял глаза, и ее нежный взгляд сказал ему все…

- Похоже, я задолжал тебе свадебный ужин, - пробормотал он виновато.

- И поэтому, - нарочито сурово сказала Снежка. - Сегодня ты будешь выполнять все мои желания! - она грозно нахмурилась. - Любые!

- Согласен, - вздохнул Владимир.

- Та-а-ак, - оживилась она и торжественно объявила. - Первое желание! - и сделала вид, что задумалась. - Что бы придумать такого поневозможнее? Ага! Придумала! А достань-ка ты мне луну с неба!

Владимир ужаснулся. Но делать было нечего. Он взял фуражку и уже собрался встать, чтобы отправиться на великий подвиг во славу прекрасной дамы. Но прекрасная дама вовремя схватила его за руку и никуда не пустила.

- Да пошутила я, пошутила, - рассмеялась Снежка, а потом попросила. - Лучше прочитай что-нибудь! Мне так нравится, когда ты читаешь стихи…

- А что тебе прочесть? - улыбнулся он, не подозревая никакого подвоха.

- Что-нибудь свое… - сказала она, лукаво прищурившись.

- А-а-а… Э-э-э… - от неожиданности открыл рот Владимир. - Но, почему?.. С чего ты взяла? Что у меня есть что-то свое?

- Но, ведь есть же, Володя! Ведь, есть! - не отставала Снежка. - Я же знаю…

- Но, откуда? - удивленно спросил он. - Откуда ты можешь это знать?

- Ура! - захлопала в ладоши Снежка. - Я знала, я знала!.. Я даже нисколечко не сомневалась, что ты пишешь стихи!

- Но, Снежка! Скажи, почему ты решила, что я… - начал снова Владимир.

- Нет, сначала почитай что-нибудь! - перебила его она. - А потом я скажу!..

- Но, Снежка, - все еще пытался вывернуться он. - Я не знаю…

- Ну, Володечка! Ну, пожалуйста! - почувствовав брешь в его обороне, удвоила усилия Снежка. - Ну, хочешь я тебя прямо сейчас, прямо здесь, прямо при всех поцелую! Крепко-крепко!

- Но, Снежка, - уже почти сдался Владимир. - Ведь, неудобно…

- Я твоя жена! - сказала она, как отрезала. - И могу целовать тебя, когда захочу, где захочу и сколько захочу! И никто мне не указ!

- Да, я не об этом, - вздохнул он. - Я про стихи…

- Ура! - обрадовалась Снежка, поняв, что победила. - Я так хочу послушать твои стихи! Так хочу! Так хочу!.. Ты просто не представляешь!

- Про любовь? - улыбаясь, спросил Владимир.

- Да! Да! Да! - изнемогая от нетерпения, простонала она.

Снежке действительно очень нравилось, как он читает. Никакой позы! Никакой декламации! Никакого носоглоточного завывания!.. Собственно, Владимир даже не читал, а как бы рассказывал стихи… Просто и душевно… Без апломба и амбиций…

- В моей любви бывают времена,

Я то шатаюсь безнадежно пьяный,

А то сижу безмолвно у окна

И плачу о единственно желанной…

…В её глазах то холод, то огонь,

А я то верю, то уже не верю…

Моя любовь, ты - мой чудесный сон,

Моя находка и моя потеря…

…Всё дело в том, что я тебя люблю,

Всё дело в том, что счастлив я, к несчастью…

Я словно песню о тебе пою,

О солнце посреди моих ненастий…

- Господи!.. Как красиво! - прошептала Снежка. - Ну, почему ты никогда не читал мне этих стихов!..

- Потому что написал их совсем недавно, - сказал Владимир.

- Про меня? - распахнула глаза Снежка.

- А как ты думаешь? - ответил он вопросом на вопрос.

- Нет, ты скажи! Скажи! - настаивала она.

- Про тебя, про кого же еще, - улыбнулся Владимир. - Или не похоже получилось?

- Нет! - замотала она головой. - Очень похоже! Очень!

- Хочешь еще? - спросил он.

- Да! Да! Да! - умоляюще сложила ладошки Снежка. - Очень хочу!

- Мой чудесный сон -

Осень у окон…

…Милые глаза,

Словно небеса…

…Золото волос,

Как листва берез…

…Обнимаю стан

И качаюсь, пьян…

…Вкус вишневых губ

На рассвете люб…

…Осень у окон,

Я в тебя влюблен…

Владимир замолчал и загляделся на Снежку. Ее глаза сияли неизъяснимым светом. Заслушавшись, она позабыла обо всем на свете. Ее щеки порозовели, губы приоткрылись, а грудь высоко вздымалась при каждом вдохе…

- Еще… - прошептала она. - Еще…

- Ветви клонит ветер

И в окно стучится.

Месяц светлой тенью

В тучах серебрится…

…Звон струны печальной

Душу растревожил,

В тишине хрустальной

Снова песню слóжу…

…Этой ночью стылой

Сердцу одиноко,

Я спою о милой

И такой далёкой…

…Я спою о милой…

- Я люблю тебя, - вдруг прошептала Снежка…

Сколько раз она кричала эти слова, уткнувшись лицом в мокрую от слез подушку!.. Сколько раз она писала их на заиндевевшем окне, на прибрежном песке, на искристом холодном снегу… И, вот, наконец, сказала их тому, единственному, для кого они были предназначены…

Владимир даже представить себе не мог, насколько будет ошеломлен ее признанием!.. Никто и никогда еще не говорил ему этих слов…

Он и понятия не имел, какая сила в них сокрыта! И вот, сейчас ему их сказала та единственная, ради которой он был готов на все…

В этот момент, разложив, наконец, свои ноты на пюпитрах, заиграли музыканты… Начали духовые и струнные, а потом вступил аккордеон. И нежная мелодия танго полилась в зал, наполняя душу минором…

Владимир встал и протянул Снежке руку, приглашая ее на танец… Она махнула пушистыми ресницами, грациозно вложила свою ладошку в его ладонь и поднялась…

Проигрыш окончился, и на сцену перед оркестром вышел певец, полноватый мужчина лет сорока. Он сделал грустное лицо, сложил перед собой руки и запел…

»Студенточка, вечерняя заря,

Под липою мою одну жду тебя.

Счастливы будем мы, задыхаясь в поцелуях.

И вдыхаю аромат твой,

И упиваюсь я мечтой…»

Они так подходили друг другу! Крепкий молодой мужчина и стройная юная девушка… Он в белой летней форме, она в темно-синем вечернем платье… У него на груди сверкали ордена, у нее в ушах - бриллиантовые серьги…

Владимир и Снежка с самого начала привлекли внимание окружающих, слишком уж счастливыми они выглядели. Он не мог отвести от нее глаз, а она, вообще, не видела никого, кроме него. Однако вскоре прочие посетители ресторана увлеклись болтовней, едой и выпивкой и перестали, наконец, сверлить их взглядами, предоставив самим себе…

»Иль помнишь ты, но помню я,

С тревогою я ожидал тебя.

На берегу пруда твои очи целовал я.

И пленился я навек тобой

Под серебристою луной…»

Снежка замечательно танцевала. Она чувствовала каждое движение Владимира и плыла рядом с ним, невесомая, словно облако в небесах. На высоких каблуках она была лишь немного ниже его, и он мог дышать тонким ароматом ее волос, даже не наклоняя головы…

Когда музыка окончилась, Владимир подвел Снежку к стулу и вдруг поцеловал ей руку. И смутился своего порыва… Но когда посмотрел на нее, увидел столько нежности в любимых глазах, что земля покачнулась у него под ногами…

Это был самый чудесный вечер в ее жизни!

Они танцевали и пили шампанское. Пока им не принесли горячее. Снежка целых две недели сидела на колбасе, картошке и макаронах, а в «Искре» была неплохая кухня, и она с огромным удовольствием отвела, наконец, душу. Плюнув на приличия, Снежка наелась до отвала. Впрочем, это было даже к лучшему, потому что вначале, на пустой желудок, шампанское довольно сильно ударило ей в голову. Зато теперь она чувствовала лишь легкое опьянение и приятную расслабленность…

Потом они опять танцевали…

Почему танго всегда такое печальное, думала Снежка? Ей было настолько хорошо сейчас, что в ее золотоволосой головке просто не укладывалась мысль о том, что кому-то может быть плохо. Но певец по-прежнему грустил…

»Голубые глаза, вы пленили меня,

Средь ночной тишины ярким блеском маня…

Голубые глаза, столько страсти и огня!

Вы влечете к себе, голубые глаза, страсть и нежность тая…»

Прекрасная мелодия проникала в душу. Владимир вел ее, обнимая своими крепкими руками. И Снежка прижималась к нему все сильнее и сильнее…

»Голубые глаза, в вас горит бирюза,

И ваш сон голубой, словно небо весной…

Голубые глаза, столько страсти и огня

В этих чудных глазах! Голубые глаза покорили меня…»

Это было последнее танго. Музыканты спрятали инструменты в футляры и покинули сцену так же незаметно, как и появились на ней в начале вечера.

Владимир позвал официанта и попросил счет.

Почему все хорошее всегда кончается, подумала Снежка. Впрочем, у нее еще целая ночь впереди!.. Она-то уж точно спать сегодня не собирается! И Владимиру не даст! Еще чего! Не каждый же день у них свадьба!.. А, может, вообще, в первый и последний раз!

Оставив щедрые чаевые, они покинули «Искру», прихватив пару бутылок шампанского и конфеты. И цветы, само собой!

Когда они, наконец, оказались дома, Снежка тут же шмыгнула в ванную…

Пока она плескалась, Владимир в темпе, по-военному, застелил тахту, быстро и безжалостно растеребил букет и осыпал простыню лепестками роз.

В качестве столика отлично подойдет табурет из Снежкиной комнаты, подумал он. За неимением салфетки его можно накрыть обычной наволочкой. Владимир сбегал на кухню за тарелкой и стаканами… И свечой…

Поставив на табурет шампанское, и высыпав конфеты на тарелку, он зажег свечку, капнул ей в один из стаканов и утвердил в нем. А потом выключил свет.

То, что надо!.. Хотя…

Владимир метнулся в кухню и за мгновение до того, как в ванной затих шум текущей воды, успел перенести и поставить на письменный стол банку с букетом, который вчера нарвал для Снежки прямо с клумбы…

Он перевел дух и прислонился к стене в ожидании.

Снежка вышла из ванной в своей любимой, когда-то бывшей его, шелковой рубашке и щелкнула выключателем, потушив за собой свет. И подивилась воцарившейся тишине. Вся квартира была погружена в таинственный полумрак… Вся, кроме большой комнаты… Она вошла и замерла в восхищении.

Тахта была застелена белоснежной простыней и вся осыпана благоухающими лепестками. У изголовья на маленьком столике горела свеча. И стояло шампанское. Тонкие золотистые блики играли на темно-зеленом бутылочном стекле и гранях стаканов. Наполняя всю комнату чудесным ароматом на письменном столе светился огромный букет белоснежных роз…

Владимир не шевелился, боясь спугнуть волшебное видение. Мерцающее пламя свечи окутало стройную девичью фигуру прозрачным золотым ореолом.

Снежка медленно повернулась к нему, подняла руки и расстегнула верхнюю пуговку своей рубашки. Потом следующую… И следующую…

У Владимира все пересохло во рту.

Когда пуговки закончились, Снежка повела плечами и тонкий шелк с легким шелестом соскользнул к ее ногам… Он смотрел на нее, а комната плыла, и стены медленно кружились вокруг самой милой, самой сероокой, самой золотоволосой…

Она была прекрасна! И он застыл, околдованный ее красотой, чистотой и свежестью. И даже не дышал по-видимому. Потому что, когда она подошла к нему и поцеловала, воздух внезапно ворвавшись в легкие, едва не разорвал его грудь…

Снежка прижалась к нему всем телом и поцеловала еще раз. Еще нежнее. Хотя нежнее, наверное, было уже невозможно.

А потом чуть-чуть отстранилась и всмотрелась прямо в глаза. Ее руки, действуя совершенно независимо от сознания, принялись расстегивать его китель… Расстегнули ремень… Стянули с него майку…

Внезапно она отступила и, не отрывая от него своего гипнотического взгляда, легла на тахту. И подгребла к себе лепестки.

Все было как во сне. Давнем и совершенно несбыточном…

Владимир сбросил остатки одежды и лег рядом со Снежкой. Голова у него не просто кружилась. Он падал в пропасть. Бездонную…

Почувствовав жар его тела, Снежка затаила дыхание и закрыла глаза. Владимир обнял ее за талию, чуть-чуть подтягивая к себе, и прикоснулся губами к щеке. Но поцеловал совсем легонько, словно солнечный зайчик поутру. А потом отодвинулся, любуясь нежным овалом лица и золотистыми локонами, рассыпавшимися по подушке. Зацепил полную горсть лепестков и осыпал ими ее грудь…

Снежка облизнула жаждущие поцелуев губы и вздохнула. Он поймал этот вздох своим ртом и выпил, словно легкое розовое вино.

Между тем ладонь Владимира переместилась с ее талии на бедро. Прошлась вдоль него несколько раз и примостилась между стройных девичьих ног.

Снежка до сих пор еще немножко стеснялась. Она положила свою ладошку поверх его руки и мягко передвинула ее повыше, на живот. Но Владимир не прислушался к этой немой просьбе и вернул ладонь обратно. Снежка вздохнула и покорилась… Хотя, на самом деле, ей очень нравились его ласки… И уже хотелось большего…

Отпустив на время Снежкины губки, Владимир стал целовать ее шею и потихоньку добрался до упругой груди. Она откинула голову и сладко застонала…

А он сел на кровати. И, мягко преодолев легкое сопротивление, развел ее колени в стороны…

Он имеет право это делать, сказала себе Снежка!

И подчинилась.

Он имеет право делать с ней все, что захочет! Она тихо охнула, почувствовав, как его руки легли ей на грудь. Сладкий озноб пробежал по ее трепещущему телу. Он имеет право, и он должен делать с ней это! Потому что он ее муж, потому что она любит его! Потому что она очень хочет, чтобы он с ней это делал!

Оторвав голову от подушки, Снежка посмотрела на него туманным взором и, смежив веки, со стоном откинулась назад. Необыкновенное, томительное ощущение переполняло ее!

И тогда Владимир склонился к шелковистому треугольнику и поцеловал его…

Она замерла… Что он делает?!.. Разве это можно?!.. Ведь, это нельзя!

Но, ведь, она хочет именно этого, неожиданно поняла Снежка, очень-очень хочет!

Господи, что же это?! Нет!.. О, Господи!.. Снежка ошеломленно прислушивалась к себе… Волны невообразимого наслаждения прокатывались по ее телу… Его губы… Его язык… О, Боже!.. Она мотала головой из стороны в сторону, стонала и шептала его имя… Это было какое-то безумие! Она никогда в жизни ничего такого не испытывала, и даже не предполагала, что способна испытывать такие невыразимые ощущения!

У Владимира кружилась голова от ее трепета, ее горячечного шепота и стонов.

Внезапно Снежка словно взорвалась изнутри! И улетела куда-то… Куда-то непостижимо далеко… На какой-то момент ей отказали все чувства… Она перестала и слышать, и видеть. И закричала, и выгнулась вся… А потом ослабла и рухнула на простыню.

И тогда Владимир приподнялся и лег на Снежку. Ее густые черные ресницы вздрогнули и удивленно распахнулись. Она смотрела на него в упор расширившимися глазами, а он медленно проникал в нее все глубже… А потом наклонился к ее маленькому ушку, куснул его и резко толкнулся вперед. Снежка вскрикнула, и Владимир замер…

Как больно он ее укусил!.. Но, зачем он это сделал, подумала она? А потом прислушалась к своему телу. Болела не только мочка уха… Впрочем… Боль уже ушла.

Владимир вздохнул и подался назад. Но Снежка недовольно заворчав, обхватила его руками и удержала в себе. Он не должен уходить из нее! Он наполнил ее собой, и она не желала с ним расставаться!.. Владимир вернулся, и Снежка тут же успокоилась.

Он накатывался на нее словно волна на берег… Они совершенно слились и стали единым целым!.. Это было упоительно…

Вдруг Снежка задрожала всем телом. И задышала, застонала, закричала… Ее коготки безжалостно впились в спину Владимира. Но он даже не заметил. Потому что в этот миг, запрокинув голову, сам закричал от бесконечного счастья. И оглох, и ослеп на долгое мгновение…

Снежка очнулась первая и стала гладить его, целуя и нежно шепча на ухо:

- Ну, что ты?.. Милый… Что ты?..

- Я люблю тебя, - прошептал Владимир, медленно приходя в себя.

Он лежал рядом со Снежкой, обнимая ее за плечи, и напряжение этих прекрасных мгновений постепенно отпускало его… Наконец-то, подумал он… Теперь она по-настоящему его жена. Отныне и навеки! И он никому и никогда ее не отдаст!

Снежка прижалась к нему и притихла, слушая биение его сердца… Наконец-то, подумала она… Он стал ее мужем. По правде. И теперь у них самый настоящий брак. А никакой не фиктивный! И никому и никогда их не разлучить! Потому что она никому и никогда его не отдаст!

- Хочешь шампанского? - вдруг спросил Владимир.

- Хочу, - сказала она.

Он сел, снял проволочную закрутку и, прижав пробку большим пальцем, шутливо направил бутылку на нее. Снежка взвизгнула и юркнула ему за спину, не преминув, как бы случайно, прижаться обнаженной грудью. Владимир зажмурился… А она, ощутив, как мгновенно он отозвался на ее ласку, наклонила его голову к себе и принялась целовать.

Хитрая девчонка отпустила Владимира, только когда услышала хлопок открытой им бутылки. Он наполнил стаканы шипящим вином и подал ей один из них.

- За нас, - сказала она.

- Хочу, чтоб ты всегда была со мной, - сказал Владимир. - Круглый год, круглые сутки, каждую секунду…

- Я люблю тебя… - прошептала Снежка.

Они выпили, поставили опустевшие стаканы и, не сговариваясь, потянулись к друг другу. За сладкой закуской нежных поцелуев.

Самая волшебная и незабываемая ночь в их жизни еще только начиналась…

Глава девятая

…Он ждал приказа о переводе со дня на день…

Но прошло уже почти две недели, а его все еще не было…

Заместитель Владимира, майор Черевиченко, узнав о скором отъезде командира, вздохнул, но ничего не сказал. Последнее время люди менялись на должностях с калейдоскопической быстротой. Не успеешь сработаться, глядь, а он или на повышение, или… С концами… Или сначала на повышение, а потом… С концами…

Такая, вот, беда.

Владимир через знакомых несколько раз пытался осторожно выяснить хоть что-нибудь о судьбе Снежкиного отца. Но так и не смог ничего толком разузнать. Только то, что следствие еще продолжается. И, стало быть, его еще не расстреляли. За неимением лучшего, это были не такие уж и плохие новости.

С тех пор, как существует армия, жизнью военного человека распоряжается командование. В самом прямом смысле этого слова. И послать его на смерть имеет полное право, а в некоторых случаях даже обязано это сделать.

Впрочем, в военное время человек быстро свыкается с угрозой гибели. Когда вокруг постоянно убивают, волей-неволей становишься философом и приходишь к мысли, что смерть является неотъемлемой и абсолютно неизбежной составляющей бытия. И идешь под пули, когда прикажут. Даже, если приказ кажется совершенно идиотским, а смерть - бессмысленной.

Но это в военное время! А сейчас оно было, как бы, мирное…

Почему же незримая коса безжалостно выкашивала ряды красных командиров и комиссаров, прореживая их круче, чем любая, самая кровавая междоусобица? Ведь, столько лет уже прошло с тех пор, как окончилась Гражданская война!

Или она все еще продолжалась?

Впрочем, в условиях постоянного давления и угрозы со стороны мирового империализма о спокойной жизни можно было только мечтать…

И своевременно проводить регламентные работы на бронепоезде. Который стоит на запасном пути. Под парами. Как ему и положено. На всякий случай.

А пока суд да дело, страна ударными темпами строила светлое будущее, и рекорды били не только стахановцы в синих фуражках с малиновыми околышами…

Шахтеры выдавали тонны угля на гора. Доярки и пастухи, раз за разом, увеличивали надои и привесы. Рабочие выкатывали из цехов трактор за трактором, самолет за самолетом.

А сталинские соколы продолжали штурмовать небо…

В самом конце июня Владимир Коккинаки и Александр Бряндинский совершили беспосадочный перелет по маршруту Москва - Хабаровск - Спасск-Дальний, за сутки одолев на самолете ЦКБ-30 «Москва», модифицированном дальнем бомбардировщике ДБ-3, более семи с половиной тысяч километров.

От Байкала до Хабаровска они летели в непосредственной близости от границы, на которой как обычно было неспокойно. Самураи вовсю бряцали оружием. И этот, казалось бы, вполне мирный перелет, преследовал совершенно определенные цели.

Серийный ДБ-З нес до тонны бомб на внутренней подвеске. И не мешало напомнить кое-кому о том, что рекордные перелеты советских летчиков могли иметь и имели сугубо практическое значение…

Не отставали от мужчин и женщины.

Буквально через несколько дней после перелета Коккинаки и Бряндинского женский экипаж в составе Полины Осипенко, Веры Ломако и Марины Расковой установил сразу три мировых авиационных рекорда, совершив на модифицированном морском ближнем разведчике МП-1бис беспосадочный перелет по маршруту Севастополь - Киев - Новгород - Архангельск. Десять с половиной часов отважные девушки шли над сушей на летающей лодке…

Страна дышала полной грудью, а Владимир жил в каком-то ином измерении.

Он читал газеты. Он, как и все вокруг, радовался успехам социалистического строительства, новым рекордам и достижениям. Он подписывал бумаги, отдавал приказы и руководил полетами. И сам много летал, оттачивая свой, и без того филигранный, пилотаж…

Но вся эта жизнь казалась ему какой-то ненастоящей.

Она была, как декорация… Пейзаж нарисован на заднике сцены, фасад сделан из холста и фанеры, рассветы и закаты льются из-под цветной заслонки прожектора… А люди - всего лишь персонажи. И произносят слова, придуманные за них известным драматургом.

Он выходил из дому и окунался в эту жизнь. Чувствуя себя, как зритель, внезапно очутившийся на сцене прямо посреди спектакля. Шекспировские страсти ошеломляли, но где-то в глубине души сидела непонятная уверенность, что все это просто пьеса. Что вечером, переодевшись и смыв грим, герой со злодеем раскупорят бутылочку красного винца и разопьют ее прямо в гримуборной, выбросив из головы заученные фразы.

Лишь рядом со Снежкой Владимир ощущал жизнь во всей полноте. Только ее глаза, только ее губы, только ее руки наполняли этот мир смыслом…

К этому времени у них уже выработался свой особый язык отношений. И он без всяких слов и пояснений точно знал, в каком настроении любимая…

Если на ней было ее старенькое ситцевое платьице, это означало, что она или недовольна поведением Владимира, или просто чем-то расстроена, и надо быть очень осторожным, чтобы не навлечь на себя грозу, сверкающие молнии льдисто-серых глаз, неожиданные упреки, а иногда и поток, совершенно необъяснимых с точки зрения мужской логики, слез…

Если Снежка была довольна жизнью, то одевала одно из платьев, которые он ей подарил. Она порхала по квартире, напевая что-нибудь веселое, и освещала ее своей улыбкой. А Владимир просто сидел и смотрел на нее, и его душа наполнялась нежностью и теплом…

Если она надевала его любимое бело-синее платье в полоску с широким поясом, это означало, что Владимиру удалось ей чем-то угодить, хотя он часто и сам не знал, чем именно. Тем не менее, пользуясь выпавшей удачей, он мог добиться от нее всего, чего бы ему ни захотелось. Непокорная и поперечливая Снежка, словно по волшебству превращалась в образцово-показательную и послушную командирскую жену. Такое случалось не часто, и Владимир высоко ценил эти мгновения…

Если же в коридоре его встречала прекрасная нимфа, на которой была лишь полупрозрачная шелковая рубашка (наиболее употребительная фраза их необычного языка), он без предисловий подхватывал ее на руки и уносил в дальнюю комнату.

Если у него хватало терпения, конечно…

Если его не хватало, то он успевал добежать только до тахты. Ясное дело, на то, чтобы снять одежду времени уже не оставалось совсем, и они яростно любили друг друга в том, в чем были…

Но, если Владимир все-таки находил в себе силы донести ее до кровати, то все было иначе…

Им нравилось ласкаться на этой старой армейской койке. Которая так звонко подпевала им, поскрипывая своими пружинами во время их нежных любовных игр!

Владимир приносил Снежку в комнату и укладывал на кровать. Она сквозь густые длинные ресницы наблюдала, как он неторопливо снимает с форму и нижнее белье. А он любовался ее красотой, лаская взглядом чудесные изгибы и округлости ее тела, прикрытые нежным белым шелком. А потом опускался перед ней на колени, и начиналось священнодействие.

Верхнюю пуговку Снежка никогда не застегивала, поэтому сначала он расстегивал нижнюю. И распахивал полы ее рубашки. И Снежка, замирая от сладкого томительного ожидания, закрывала глаза… А его ладони, медленно скользя по гладкой ткани, двигались вверх и расстегивали, наконец, вторую пуговку.

После такого трудового подвига, им, конечно, требовался отдых. И они находили успокоение, лаская еще укрытые прохладным шелком груди…

Немного отдохнув и собравшись с мужеством, его руки расстегивали следующую пуговку и распахивали отвороты рубашки.

А мужество требовалось немалое! Потому что перед его глазами появлялось ослепительно прекрасное зрелище… Удержаться от того, чтобы поцеловать это сокровище, было совершенно невозможно!

Снежка трепетала от острых и сладких ощущений. Ее руки недвижно лежали вдоль тела, хотя она едва справлялась с желанием схватить и прижать его голову к своей груди…

После того, как была расстегнута последняя пуговка, Владимир, уже совершенно изнемогая, ложился рядом…

Они наслаждались близостью то медленно, то страстно… Он, то безжалостно мял губами ее рот, то покрывал нежными поцелуями лоб и щеки, брови и глаза…

Снежка сладко стонала, отзываясь на каждое его движение. А он из последних сил сдерживался в ожидании прекрасного мгновения, когда она взлетит до самого неба и закричит, содрогаясь и теряя сознание. И только тогда позволял себе взорваться и, уткнувшись лицом в подушку, накричаться досыта…

И ничто не могло омрачить их счастья!

Точнее, почти ничто…

Владимир не сразу решился сказать Снежке о предстоящем переезде. А вдруг она воспротивится? И не захочет уезжать так далеко от отца, надеясь, что его вот-вот освободят. Владимир не мог, не имел права лишать ее этой призрачной надежды!

С другой стороны, когда придет приказ, так или иначе придется ей все рассказать!

Но должна же она его понять, в конце концов! Ведь, оставаться здесь слишком опасно! И не только для нее! Теперь это опасно и для него тоже!..

Нет, он не жалел о том, что женился! И боялся не за себя! Но, может быть, именно, этот аргумент перевесит в ее глазах все остальные?

- Скоро нам придется отсюда уехать, - сказал Владимир.

- Почему? - удивилась она.

- Вот-вот поступит приказ о моем новом назначении…

- Откуда ты знаешь?

- Я подал рапорт о переводе на Дальний Восток. В Отдельную Краснознаменную Дальневосточную армию. Из-за этого мне и пришлось задержаться в Москве… - Владимир повернулся к Снежке и, обняв, подтянул к себе. - Мы сядем в поезд, запремся в купе, и будем ехать долго-долго… Целых две недели!

- Ты подал рапорт? Но, почему? - недоуменно приподняла она шелковистые брови.

- Что-то очень неправильное было во всей этой истории с арестом твоего отца! - тихо сказал он. - Что-то нехорошее…

- Конечно, неправильное! Конечно, нехорошее! - горячо согласилась Снежка.

- Нет, ты меня не поняла! - Владимир погладил ее по щеке и тихонько поцеловал. - Само собой, в аресте ничего хорошего быть не может! Но я чувствую, что за этим кроется что-то еще!.. Почему об этом так быстро сообщили в твой институт? Обычно проходит какое-то время, прежде чем… Ну, в общем, если членов семьи арестованного не забрали одновременно с ним, обычно проходит сколько-то времени, пока о происшедшем становится известно посторонним. А тут, кто-то едва утра дождался!.. Неспроста все это!.. И я не смогу чувствовать себя спокойно, зная, что кто-то спит и видит, как бы до тебя добраться!

Снежка нахмурилась, и маленькая морщинка пересекла ее лоб. Владимир тут же разгладил ее губами.

- Не беспокойся! Никто тебя здесь не отыщет! Никто даже и представить себе не сможет, что ты вышла замуж и сменила фамилию! - шепнул он ей на ухо.

- Да, уж! - тихо сказала Снежка с неподдельной горечью. - Это точно никому не придет в голову… Что кто-то осмелится взять меня в жены после всего, что случилось!

Владимир принялся целовать ее в шею, чтобы отвлечь от невеселых мыслей. А потом стал водить губами по линии скулы, играя с ней языком.

- Володя, перестань! Щекотно же! - засмеялась Снежка.

Она попыталась прижать щеку к плечу, но Владимир не отставал. Тогда она обхватила его голову руками, притянула к себе и припала к губам.

- Ты поэтому держишь меня взаперти и никому не показываешь? - поинтересовалась она, насытившись поцелуем. - Чтобы меня у тебя не отняли?..

- А как ты догадалась? - заглянул ей в глаза Владимир. - Ведь, я так тщательно это скрывал!.. Что сойду без тебя с ума!.. Если тебя у меня отнимут!

- Ты и, вправду, без меня сойдешь с ума?.. - тихо спросила Снежка.

Но так и не дождалась ответа. Потому что Владимир был слишком занят, осыпая нежными поцелуями ее грудь. Она смежила веки и растаяла, погружаясь в негу…

И время остановилось. Исчезли запахи и звуки. И стрелки на часах замерли.

Чтобы скакнуть потом сразу через несколько делений…

- Так, значит, надо собираться? - спросила Снежка, когда немного пришла в себя, вся измятая, исцелованная, изласканная…

- Надо, - сказал Владимир.

- А у нас даже нет чемоданов, - пробормотала она и зевнула.

- Завтра куплю… Спи, моя хорошая, - погладил он ее золотистые локоны.

И она уснула. Утомленная ласками, успокоенная и счастливая…

Было далеко заполночь. Прохладный воздух, вливаясь в комнату сквозь распахнутое настежь окно, приятно холодил кожу…

Настоящая командирская жена, думал Владимир, глядя на тихо посапывающую в его объятиях Снежку. Он ей говорит - собирайся, все бросаем-уезжаем! А она беспокоится только о том, что нет чемоданов!.. И всё!.. Ни упреков, ни слез, ни сожалений!

Снежка спала, привычно закинув коленку ему на бедро. Матово-белая кожа ее обнаженного, прекрасного тела ослепляла. Золотые волосы рассыпались, а одна прядка промокла от пота и прилипла ко лбу… Он тихонько поправил ее, стараясь не разбудить любимую. Снежка почувствовала его прикосновение, и почмокала губами во сне. Владимир протянул руку и накрыл ее поясницу краешком откинутой простыни…

И вздохнул. Ну, почему, когда человек счастлив, стихи не пишутся?.. Ему так хотелось бы рассказать ей о том, какое это счастье - любить ее и быть ее любимым…

Но в голову лезла одна чепуха. Или поэты от счастья глупеют? И им приходится изъясняться прозой, как обычным людям?

А может, все-таки попробовать?.. Может, получится!..

Владимир знал, что Снежке нравятся его стихи. Она так искренне восхищалась его жалкими попытками выразить невыразимое, что ему было даже неловко. Сам-то он отлично понимал, насколько его корявые вирши слабы по сравнению с настоящими стихами…

И вместе с тем, они были ему очень дороги. Эти наивные строчки… Потому что это были кусочки его души. Маленькие кусочки огромной мозаики, которая называется Любовь… Мозаики, которую он будет складывать всю жизнь…

Его губы беззвучно шевелились. А в голове одна за другой возникали из небытия безыскусные строки. Словно кто-то зачитывал их издали, откуда-то сверху. А он снова и снова повторял услышанное, чтобы не забыть поутру…

И сам не заметил, как уснул.

Их разбудил веселый солнечный зайчик…

Снежка взмахнула ресницами, и солнце заискрилось в бесконечной льдисто-серой глубине ее глаз. Она зевнула и потянулась всем телом… А потом отбросила простыню и, не раздумывая ни секунды, принялась целовать и гладить Владимира. Ее шаловливые ладошки прошлись по нему, ничего не пропустив. И он тут же вспыхнул, как спичка… А мгновение спустя Снежка уже стонала, накрытая волной его горячего тела…

Когда они оторвались друг от друга и отдышались, Владимир неожиданно спросил:

- А хочешь, я тебе новые стихи прочитаю?

- Да! Да! Да! - обрадовалась она, поднялась и села рядом, поджав под себя ноги. - А когда ты их сочинил?

- Ночью, пока ты спала, - улыбнулся он, откровенно любуясь ею.

Снежка сидела перед ним нагая и прекрасная… Как древнегреческая богиня…

Она заметила его взгляд и немедленно подняла руки к затылку, якобы для того, чтобы поправить волосы… Владимир протянул ладонь, и она наполнилась упругой прохладой девичьей груди… Он гладил ее, а Снежка неотрывно смотрела ему в глаза…

- Ты будешь читать или… - она плотоядно облизнулась. - Мне тебя съесть?

- Съесть! - сказал Владимир.

- Ишь, ты, какой хитренький выискался! А кто мне тогда будет стихи читать?! - прищурилась Снежка.

- Ну, Снежка!.. Ну, Снежечка… - стал умолять он. - Съешь меня, пожалуйста!

- Нет! Сначала стихи! - потребовала она и переложила его ладонь на свое округлое, гладкое бедро.

Владимир покорно вздохнул, закрыл глаза и стал читать, тихо и раздумчиво:

- В распахнутые окна ветер шепчет

Берёзовые, белые стихи…

Я обниму любимую покрепче

И мне простятся все мои грехи…

…Ещё чуть-чуть и засверкают звёзды,

И из-за крыши выскользнет луна…

У милых губ дурманный запах розы

И терпкий вкус прохладного вина…

…Ещё чуть-чуть… Любимая простишь ли,

Что я тяну наш вечер как вино?..

Так перед бурей тянется затишье…

Взорвётся бурей нежности оно!..

- И ты это сочинил сегодня ночью?.. - ахнула Снежка, прижав ладошку к губам. - Пока я спала?..

Владимир кивнул.

- У милых губ дурманный запах розы… - мечтательно повторила она. - И откуда у тебя слова такие берутся?..

Он пожал плечами:

- От тебя…

Снежка даже зажмурилась от счастья!

Господи, неужели человеку может быть так хорошо! Ведь, так не бывает!..

Внезапно ей стало страшно… А вдруг всё это только сон?! Который возьмет и закончится!

Она прильнула к Владимиру. Обхватила его руками и прижалась. Нет! Этого не может быть! Они всегда будут вместе! Везде и повсюду!

И тут Снежка вспомнила о предстоящем отъезде. Владимир сказал, что приказ о назначении придет со дня на день. И они сразу же уедут… Но…

- Володя, - посмотрела она на него. - Мы уезжаем… А как же папа?

- Мы, так и так, ничем не сможем ему помочь, - тихо сказал Владимир. - Поверь, твоему отцу будет в тысячу раз легче, если ты будешь в безопасности! Как можно дальше отсюда! Ведь, ты - его единственное слабое место!.. И только из-за тебя он может сдаться и согласиться на сотрудничество со следствием… Иначе говоря, признать предъявленные обвинения… А это - высшая мера!

- Что же делать?.. - прошептала Снежка.

- Твой отец - очень сильный человек! И он обязательно выстоит! - твердо сказал Владимир. - Если только ты не предоставишь следователям решающий козырь! В своем лице… Это - раз…

- Что значит - раз? - глухо спросила Снежка, подавленная его словами.

- Если тебя задержат, - опустил глаза Владимир. - Мне не миновать ареста… И трибунала…

- Нет! - воскликнула она. - Никогда!

- Конечно, нет, - обнял ее Владимир. - Мы скоро уедем, и никто ничего не узнает!

- Да! Мы уедем! И как можно скорее! - Снежка вывернулась из его рук и спрыгнула с тахты. - Надо собираться!

- Постой, - улыбнулся Владимир, ловя ее за талию. - Ведь, приказа еще нет!

- А вдруг он сегодня уже придет! - сказала она, пытаясь вырваться. - А мы еще не собранные! У нас даже чемоданов нет!

- Я сегодня же накуплю тебе столько чемоданов, сколько ты скажешь! - сказал Владимир, не выпуская ее из объятий. - Только успокойся!

- Ага! Его будут арестовывать, а я - успокойся! - возмутилась донельзя рассерженная Снежка.

Владимир наклонился к ней чтобы поцеловать, но она отвернулась, и вместо губ ему досталось ее маленькое ушко. Что, впрочем, его вполне устроило. Снежка тут же поняла, чем это ей грозит, и попробовала исправить свою оплошность, но было уже поздно. Она чуть-чуть потрепыхалась и смирилась… И замерла, млея от поцелуев…

- Ты идешь в ванную? - спросил Владимир немного погодя.

- Да, - кивнула она, когда пришла в себя.

И убежала умываться.

А Владимир убрал постель в шкаф и отправился на кухню, чтобы поставить чайник. Но не дошел… Потому что Снежка второпях забыла запереться в ванной. И он застыл у приоткрытой двери, не в силах оторвать глаз от фантастического зрелища…

Снежка стояла под душем, закрыв глаза и подставив лицо его прозрачным струям. И ловила их губами, подняв руки и перебирая тонкими пальчиками свои потемневшие от воды волосы. А она стекала по ее спине и груди, по ее животу и длинным, стройным ногам.

Владимир сам не понял, как оказался в ванной рядом с ней…

Снежка ощутила его близость, но ничуть не удивилась. Только слегка подвинулась, чтобы и ему досталось немного ласки этих горячих струй. Он прижал ее к себе, и время вновь остановилось для обоих…

Хорошо, что Владимир не успел поставить чайник! Не то он выкипел бы начисто…

Когда он оторвался от ее губ, Снежка закрыла воду и стала сушить волосы полотенцем. А потом тряхнула головой и посмотрела на него.

Пристально и призывно…

И тут же воскликнула, заметив, как быстро стал разгораться Владимир:

- Нет! Нет! Я просто пошутила!

Она вылезла из ванны, смеясь и отбиваясь от его прилипчивых рук. Он попытался ее удержать, но Снежка уже выскочила за дверь, оставив у него в руках лишь влажное полотенце…

Владимир вздохнул, повернул кран холодной воды и, стиснув зубы, встал под обжигающий ледяной поток. Придя в себя, он растерся докрасна полотенцем и стал чистить зубы. А когда вышел из ванной, по квартире уже вовсю разносился запах свежесваренного кофе…

Набросив на плечи свою любимую шелковую рубашку, Снежка сноровисто готовила завтрак. Пока он ополаскивался, она успела поджарить яичницу. Нарезав хлеб и колбасу, Снежка разложила их на тарелке и повернулась к Владимиру, который тихонько сидел на табуретке, любуясь ее грациозными движениями…

- Давай, устроим себе маленький праздник! - сказала она, подходя к нему и обнимая за шею. - Между прочим, ты забыл, а ведь уже ровно месяц, как мы поженились!

- И ничего я не забыл, - сказал Владимир, прижимая ее к себе. - Это просто ты всегда поперед батьки отрапортовать успеваешь!

- Ну, хорошо, хорошо, - потрепала его за чуб Снежка. - И что ты предлагаешь? Какие у нас планы?.. А, может, в виде исключения, возьмешь выходной?

- Ну, я не знаю… - почесал в затылке Владимир. - Сегодня же понедельник…

- Никаких не знаю! - отрезала Снежка, отодвигаясь. - Подумаешь, понедельник!.. Ты и так целыми неделями в бригаде пропадаешь! С утра до ночи! И в будни, и по выходным!.. А у тебя молодая жена, между прочим! И ей нужно внимание!..

- Ну, Снежка! - стал гладить ее по спине Владимир. - Не сердись!.. Я сейчас позвоню дежурному и скажу, что сегодня меня не будет до вечера!

- Не до вечера, а до утра! - разошлась она не на шутку, раздосадовано отталкивая его руки. - И заму своему позвони! Они что, даже дня без тебя обойтись не могут? Хорошо устроились, однако!.. Я бы на твоем месте…

- А ты не хочешь немного проветриться? - перебил ее Владимир. - Мне как раз в штаб округа надо…

Снежка осеклась на полуслове и посмотрела на него широко распахнутыми глазами:

- А ты не шутишь? Ты правда-правда хочешь взять меня с собой в Ленинград?

Он неопределенно пожал плечами. Дескать, а почему бы и нет?.. Что тут такого?

- Ой, как я хочу погулять по набережной, побродить по Летнему саду… - мечтательно закатила она глаза.

- Ты не так меня поняла, Снежка, - сразу дал обратный ход Владимир. - Я имел в виду просто покататься…

- Ах, просто покататься? - она прищурилась. - Подожди, подожди, попробую сама догадаться!.. Мы прокатимся до Ленинграда, а пока ты будешь болтаться по штабу, я должна сидеть в машине?!..

Владимир промычал в ответ что-то неопределенное. И кто его за язык тянул?!.. Он обругал себя последними словами за дурость и приготовился к буре, громам и молниям…

- Ладно! - неожиданно смирилась Снежка. - Посижу немного…

Слава Богу, обошлось! Владимир вздохнул с облегчением…

- Но с одним с условием! - с вызовом посмотрела она на него. - Что после этого мы поедем в Петергоф посмотреть на фонтаны! И погулять в парке!

- Конечно, конечно, - тут же согласился Владимир. - Отличная идея!

Он ожидал гораздо худшего развития событий. В Петергоф, так в Петергоф! Это еще не так страшно!.. Главное, не придется гулять со Снежкой по Ленинграду, рискуя наткнуться на кого-нибудь из ее знакомых!

- Фонтаны - это замечательно! - прихлебывая кофе, вслух рассуждал Владимир. - Тем более, что я до сих пор еще ни разу не был в Петергофе! Какая ты молодчина! Как здорово ты это придумала!..

- И чемоданы купим заодно… - заключила Снежка, окончательно успокоившись.

До Петергофа они добрались лишь к обеду…

На заднем сиденье, поблескивая металлическими уголками, петлями и замками, громоздились четыре новеньких чемодана. Два больших и два поменьше… Довольная Снежка всю дорогу то и дело посматривала на них через плечо. Она успела уже прикинуть что в какой из них уложит, и, если бы могла, тут же взялась бы за дело.

Но они ехали в Петергоф… И не только за тем, чтобы полюбоваться на царские дворцы и фонтаны. До отъезда на Дальний Восток она обязательно должна была заглянуть в дупло старого дуба, которое ей показал когда-то папа. И узнать, что он ей там оставил…

Они припарковались возле Ольгина пруда, у собора святых апостолов Петра и Павла, и направились прямо к Большому дворцу по центральной аллее Верхнего сада.

Снежка много раз бывала с отцом в Петергофе, все здесь знала и с удовольствием изображала экскурсовода:

- Посмотрите направо, - дурачась, картинно повела она рукой. - За деревьями и кустами видны Кавалерские дома. В них жили кавалеры… Немного дальше находятся Фрейлинские дома. В них жили фрейлины… Это очень грустная и романтическая история. Кавалеры, молодые и симпатичные, все как один были влюблены в молоденьких и очень хорошеньких фрейлин. А старый и вредный гофмаршал не разрешал им с ними видеться… Правда, кавалерам иногда удавалось потихоньку от злобного старикашки назначить своим возлюбленным свидание. У фонтана… Когда коварный гофмаршал узнал об этом, то приказал устроить повсюду как можно больше фонтанов… И их построили целых полторы сотни!.. Бедненькие фрейлины совсем запутались и никак не могли найти своих кавалеров! И очень страдали от неразделенной любви! - Снежка не выдержала и прыснула от смеха.

Примерно в таком же духе она комментировала и все остальные местные достопримечательности…

- Прямо перед вами фонтан «Дубовый»… Он так называется, потому что раньше посредине бассейна стоял дуб… - рассказывала Снежка. - Его спилили после того, как на нем повесился противный гофмаршал! - мрачно закончила она.

- Вот те на! - удивился Владимир. - А чего это он повесился?

- А того, что самая красивая фрейлина императорского двора, в которую он был тайно и безнадежно влюблен, встречалась у этого фонтана с одним гусарским поручиком. Встречалась, встречалась, а потом взяла и убежала с ним за границу! Вот гофмаршал от злости и повесился!.. И после этого, что бы больше никто у царя под окнами не вешался, дуб, раз, и спилили!

Владимир недоверчиво посмотрел на нее:

- Что, правда, что ли, повесился?

- Честное пионерское! - побожилась Снежка.

В ее льдисто-серых глазах, серебрились веселые искорки…

- Или ты меня морочишь? - прищурился Владимир.

Снежка крепилась, сколько могла, под его пристальным взглядом, но не удержалась и рассмеялась заливисто:

- Ха-ха-ха!.. А ты и поверил!..

- И вовсе нет! - попытался схватить ее он.

- Поверил, поверил, поверил! - пятясь и уворачиваясь от его рук, дразнилась Снежка.

- Фантазерка… - проворчал, улыбаясь, Владимир.

- Обратите внимание, - снова вернулась она к роли экскурсовода. - Перед вами Большой Петергофский дворец. Это композиционный центр дворцово-паркового ансамбля… Его строительство было начато еще при жизни Петра Первого, а закончено лишь в середине прошлого века… Дворец состоит из трехэтажной центральной части, Гербового и Церковного корпусов. Его северный фасад имеет длину триста метров и обращен к Финскому заливу. - Снежка вдруг перестала придуриваться, схватила Владимира за руку и потащила за собой вокруг здания. - Скорее, скорее! Сейчас ты такое увидишь!.. Такое!..

И он действительно был потрясен!..

С мраморной террасы, раскинувшейся перед дворцом, открывалась совершенно захватывающая картина!..

Аллеи и гроты, фонтаны и водопады… Зелень деревьев, сотни пенных искрящихся струй, сотни золотых и бронзовых статуй… Бюсты и гермы, барельефы и маскароны, вазы и чаши… И фонтаны, фонтаны, фонтаны…

Самый грандиозный каскад фонтанов в мире, струясь и сверкая брызгами на солнце, гигантскими ступенями спускался вниз… Туда, где посредине огромного полукруглого бассейна, упираясь могучими ногами в скалу, золотой гигант разрывал пасть льву. Из которой к небу поднимался двадцатиметровый водяной столб!

Где-то вдали, в просвете широкой аллеи, по всей длине обрамленной круглыми гранитными чашами с высокими струями фонтанов, серебристая лента Морского канала упиралась в море… А вправо и влево от нее, расходясь лучами от балюстрады дворца, тянулись еще два спаренных зеленых коридора с фонтанами в центре…

Снежка притихла и замерла, прижавшись к Владимиру, не в силах отвести взгляд от ошеломительной перспективы…

Он посмотрел на нее украдкой и в который уже раз поразился, какая она красивая… Свежий ветер играл ее золотистыми волосами, в бескрайних глазах светилось небо, нежные розовые губы манили с необыкновенной силой…

Она почувствовала его взгляд и повернулась к нему… Владимира тут же качнуло к ней, но он сумел справиться с собой и удержался от страстного поцелуя…

Никто не должен знать, как он ее любит!..

Только так можно уберечь свое счастье от вмешательства окружающих!.. От человеческой зависти, и черной, и белой… Одинаково опасной, что та, что другая… От скрытого недоброжелательства… И открытого… От мести, за то, что у них есть то, чего нет и никогда не будет у многих других… А, может, вообще, больше ни у кого…

- Хочешь посмотреть, как жили царь с царицей? - спросила вдруг Снежка.

- А нас пустят? - вопросительно поднял брови Владимир.

- Пусть только попробуют не пустить! - грозно сказала Снежка. - Мы им, тогда, как покажем твое удостоверение! Сразу все станут как шелковые!..

И они пошли искать кого-нибудь из местных…

Сторож, маленький седенький старичок в пенсне, сначала только замахал руками. По понедельникам музей закрыт! Но депутатский значок Владимира, его ордена и майорские шпалы, как и предполагала Снежка, оказались решающим аргументом.

- Ну, хорошо, хорошо, товарищ депутат майор Герой Советского Союза!.. - бормотал сторож. - Только, ради Христа, директору ничего не говорите, что я вас пустил! А то меня уволят!.. Или чего похуже… Пожалейте уж старика!

- Мы никому ничего не скажем, дедушка! - успокоила его Снежка. - Мы только посмотрим на царские палаты и все! А то нам уезжать скоро уже!.. На Дальний Восток!.. Когда еще удастся здесь побывать!

- Ну, ладно, ладно! Раз, на Дальний Восток! - покачал головой старичок. - Вы походите, посмотрите, а я тут, у входа, посижу… Не заблудитесь одни-то? Тут и знающему человеку заблудиться пара пустяков!.. Мне бы, наверное, лучше вас проводить, товарищ депутат майор Герой Советского Союза!.. Я бы все вам и рассказал, и показал!..

- Не надо, дедушка! - торопливо сказала Снежка. - Отдыхайте! Мы уж сами как-нибудь!

- Ну, как хотите, - сторож открыл двери и впустил их во дворец.

Они бродили по залам, держась за руки, и восхищались их убранством. Врываясь внутрь сквозь высокие окна, яркое июльское солнце пронизывало все вокруг своими лучами, отражаясь в огромных зеркалах, хрустальных люстрах и золотых канделябрах. Снежка болтала без умолку, а Владимир смотрел на нее, слушал и улыбался…

- Это Чесменский зал морской славы… Все картины, на которых нарисованы сражения русского флота с турками, выполнены на основе рассказов очевидцев, - Снежка повернулась к нему. - Между прочим, для того чтобы художник мог верно изобразить пожары и взрывы на кораблях, по приказу графа Орлова начинили порохом и взорвали настоящий фрегат…

- И откуда ты все знаешь? - спросил Владимир, привлекая ее к себе.

- Папа рассказывал, - сказала Снежка, нетерпеливо высвобождаясь из его объятий. - Идем скорее! Это еще не всё!

О том, что следующий зал - Тронный, он и без Снежки догадался. Потому что у восточной стены огромного помещения под живописным панно, изображающим какой-то парад, на возвышении стоял самый настоящий трон. На который, пока Владимир озирался по сторонам, не долго думая, уселась Снежка…

- Что ты! - ахнул Владимир. - Нельзя же!

- Да ничего ему не сделается! - засмеялась она и повернула руки ладошками вверх, словно держала скипетр и державу. - Ну, как?.. Подходит мне это кресло?..

Она вздернула подбородок и кинула на него такой ясновельможный величественный взгляд, что пораженный Владимир не удержался и преклонил перед ней колено:

- Да, ваше высочество…

- Ну, какое еще высочество!.. - смутилась Снежка, спрыгнула с трона и опустилась рядом с ним. - Я же не принцесса!..

- Самая настоящая принцесса… - прошептал Владимир, поднимаясь и протягивая ей руку, и она робко улыбнулась в ответ…

И они двинулись дальше по бесконечной анфиладе залов…

В одном стоял гигантский стол, покрытый белой скатертью и сервированный роскошным фаянсовым сервизом на несколько десятков персон…

В другом все стены были увешаны портретами прекрасных молодых девушек в национальных костюмах, наверное тех самых влюбленных фрейлин…

В третьем, со стенами, обитыми алым шелком, под темно-красным бархатным балдахином с золотыми кистями стояла большая-пребольшая кровать…

Царская опочивальня…

- Сне-жка! - предупреждающе сказал Владимир, заметив, как сладко она потянулась, увидев кровать, укрытую атласным золотистым покрывалом. Словно специально откинутым в ожидании влюбленной пары. - Не-льзя!..

Ага! Так она его и послушалась!

Подкравшись к замершему в нерешительности Владимиру, Снежка нежно обвила его шею руками и мягко потянула на себя, увлекая к этой необъятной кровати…

- Снежка… - шептал он, не в силах сопротивляться. - Что ты делаешь…

А она молча смотрела ему в глаза, шаг за шагом отступая к балдахину, пока не уперлась в край кровати… И тогда ее колени, неожиданно ослабев, вдруг подогнулись…

Будь, что будет, только и успел подумать Владимир, падая вместе с ней на белоснежную простыню! И утонул в урагане страсти…

Когда он успел ее раздеть и раздеться сам, Снежка не помнила. Она лежала, обнаженная и умиротворенная, нежась на пышной пуховой перине, и ни о чем не думала. Просто смотрела на облака за окном и слушала тишину…

Наверное, поэтому первой услышала далекие шаркающие шаги и покашливание сторожа. Старичок совсем извелся от беспокойства и, решив, что товарищ депутат с супругой заблудились, отправился на их поиски…

Быстро одеваться и заправлять постель Владимир научился еще в военной школе. Поэтому, когда сторож заглянул в спальню, кровать была в полном порядке, Снежка стояла у окна, а Владимир сидел рядом с ней на стуле.

- Что, притомились немного, товарищ депутат майор Герой Советского Союза? - участливо спросил старичок.

- Есть такое дело! - кивнул Владимир абсолютно искренне.

Он посмотрел на Снежку и улыбнулся, заметив, как на ее щеках после этих слов расцвел румянец.

- Ну, как? - поинтересовался у нее сторож. - Всё успели?

- Да, пожалуй, - сказала Снежка, пряча свои хитрющие глаза от старика. - А теперь пойдем, погуляем в парке… На фонтаны посмотрим…

Владимир поднялся.

- Спасибо вам, дедушка, - сказала Снежка, подхватила Владимира под руку и повела к выходу…

Глава десятая

…Регулярные «французские» парки восемнадцатого века, к которым относятся и Верхний сад, и Нижний парк Петергофского дворца, характеризуются строгой геометрической планировкой и симметричным расположением всех элементов. Аллеи в таких парках обычно расходятся веером из нескольких точек. При этом центральные в обязательном порядке пересекаются под прямым углом, деревья и кустарники аккуратно подстрижены, а на перекрестках, в зависимости финансовых возможностей устроителя, разбиваются или огромные клумбы, или бассейны с фонтанами…

Снежка привела Владимира в самый центр Нижнего парка. Туда, где Аллея фонтанов, ведущая от дворца к морю, рассекается Марлинской аллеей, протянувшейся с запада на восток более чем на два километра.

Они стояли на перекинутом через Морской канал ажурном мосту, откуда открывался замечательный вид на все стороны света…

На юге, на холме, величественно возвышался Большой дворец, и сверкал гигантский хрустальный столб «Самсона», как, по словам Снежки, назывался главный фонтан Петергофа…

На севере, в туманной дали Финского залива, виднелись бастионы Кронштадта…

А на западе и на востоке серебрились струи «Адама» и «Евы», двух больших фонтанов, устроенных там, где Марлинская аллея пересекала лучи двойных аллей, расходящихся направо и налево от дворца …

Эти, построенные по одному и тому же проекту, фонтаны отличались друг от друга лишь центральными статуями, установленными в окружении шестнадцати веерообразно вырывающихся из груды туфа струй. В западном, посредине восьмигранного гранитного бассейна стояла мраморная Ева, а в восточном - Адам…

Любуясь красотами Петергофа, Снежка, как истинная дочь праматери нашей, не забывала и об истинной цели предпринятого путешествия - поисках таинственного клада. Странной посылки, оставленной папой для нее в самом глухом углу запущенного и дикого, в отличие от остальных тутошних насаждений, Александрийского парка…

Поэтому, когда Владимир насмотрелся с моста на все четыре стороны, она увлекла, а, точнее, уволокла его, именно, на восток.

Не задерживаясь возле «Адама», Снежка вывела Владимира к дворцу «Монплезир» и, только оказавшись на Морской террасе, притормозила и позволила ему, наконец, перевести дух, постоять и осмотреться…

Невысокая каменная балюстрада ограждала террасу и весь Монплезирский мыс.

- Стоя на этом месте, Петр Первый наблюдал, как его фрегаты под грохот орудийного салюта входят в Кронштадтскую гавань, - сказала Снежка. - А вон та статуя, - она кивнула влево, туда, где у самого берега виднелась позеленевшая от времени фигура владыки морей Нептуна. - Была отлита из меди по рисунку самого Петра! Как символ того, что Россия сумела победить всех своих врагов и пробиться к морю!..

Снежка стояла, вся подавшись вперед, словно птица, готовая взметнуться в небо. Гордая осанка, высоко поднятый подбородок, устремленный в даль взгляд… Она повернулась к Владимиру, взяла его за руки и посмотрела прямо в глаза…

И мир вокруг исчез, внезапно растворившись в необыкновенной тишине. Стих шепот листьев, смолкли птицы и кузнечики, и даже волны сохраняли молчание, беззвучно накатываясь на берег…

Сколько они так простояли, глядя друг другу в глаза и держась за руки, ни Владимир, ни Снежка, не помнили… А когда очнулись, медленно двинулись вдоль берега по извилистой Приморской аллее…

Да так и шли до самой Александрии.

- Володя, - виновато подняла на него свои прекрасные глаза Снежка, - Прости, что я не сказала тебе сразу… - она взмахнула густыми черными ресницами и вздохнула. - Мы сюда не просто так приехали… Не только на фонтаны поглядеть…

- Та-а-ак… - не особенно удивился Владимир. - Рассказывай…

- Понимаешь, Володя, - опустила взгляд Снежка. - Перед тем, как за папой пришли, он успел сказать, что оставил здесь для меня что-то… В дупле одного старого-престарого дуба… Которое показывал мне когда-то очень давно…

- Ну, и… - наклонил голову Владимир.

- Мы почти пришли уже… - тихо сказала Снежка.

- Та-а-ак… - сдвинув пилотку на затылок, потер он лоб.

Что же теперь делать? Пойти и посмотреть, что спрятал комдив в своем тайнике? Или уйти и навсегда позабыть об этом?..

Снежка молча ждала его решения. Конечно, ей очень хотелось узнать, что там лежит, в дупле… Но, если Владимир скажет, что делать этого не стоит, она подчинится.

Он огляделся. Вокруг не было ни души…

А, может, рискнуть?

Владимир посмотрел на Снежку. Она стояла, опустив глаза, и теребила поясок своего платья. Если они сейчас уйдут, так и не узнав, что оставил ей отец, девчонка потом попросту изведется от любопытства, подумал он!.. Но с другой стороны… Меньше знаешь, крепче спишь! Вдруг там лежит что-то опасное? Не зря же комдив это что-то так надежно спрятал!..

А, впрочем, семь бед - один ответ!

- Была, не была! - махнул он рукой. - Бог не выдаст, свинья не съест!

- Ура! - захлопала в ладоши Снежка, а потом кинулась на шею Владимиру. - Я знала, я знала, - повторяла она, целуя его. - Я знала, что ты разрешишь!

Вот так женщины и вьют из мужчин веревки, вздохнул он. Своими нежными пальчиками. При поддержке тяжелой осадной артиллерии серых глаз и алых губ. И прочего арсенала… Это только считается, что мужчины изобрели тактику и стратегию! На самом деле они научились этому искусству у женщин!.. И наступлению, и обороне, и правильной осаде, и решительному штурму, и засадам, и обходным маневрам! И искусству дипломатии они тоже у женщин выучились! И актерскому мастерству!.. Да, что там говорить! Всему на свете, и хорошему, и плохому, мужчин научили женщины!

- Ну, что же, - сказал Владимир. - Показывай что ли… Где этот твой старый-престарый дуб.

- Тут, - Снежка схватила его за руку и потащила в чащу. - Совсем близко!

И действительно, вскоре они вышли на небольшую поляну, на краю которой стоял огромный раскидистый дуб. Лет трехсот от роду на неискушенный взгляд.

- Вот он, - почему-то перешла на шепот Снежка. - Дупло должно быть с другой стороны… Только ты сам посмотри, что там! Ладно?.. Я все равно не достану…

Владимир неторопливо обошел вокруг дерева… Все правильно… Искомое дупло было на месте. Причем, весьма солидное… И, в самом деле, немного высоковато. С земли не заглянешь… Авось, комдив капканов не наставил на родную дочку, подумал он. Поплевал на ладони, уцепился за край и, подтянувшись, сунул руку внутрь…

Снежка следила за ним, затаив дыхание…

Нащупав на дне какой-то предмет, Владимир дернул его наружу и спрыгнул вниз.

В руках у него был небольшой коричневый саквояж из толстой свиной кожи. Он поставил его на торчащий неподалеку широкий черный пень и отошел.

- Володя, ты куда? - спросила Снежка. - Мы же хотели поглядеть, что тут лежит…

- Потом погляжу, - сказал Владимир, доставая из бриджей коробку «Герцеговины Флор» и спички. - Ты давай пока сама… А я подымлю маленько…

Пускай сначала сама посмотрит, что там такое, подумал он. Мало ли что ей отец оставил!.. А вдруг это что-то очень личное?.. Пускай посмотрит и сама решит, что ему стоит видеть, а что нет. Он отвернулся и закурил…

А Снежка устроилась на пне и с трепетом раскрыла саквояж.

Первое, что она заметила, это знакомая с детских лет желтая деревянная кобура отцовского наградного маузера и коробка патронов к нему.

Она расстегнула кобуру и вынула пистолет.

К вороненой стали магазина были прикреплены две серебряные пластинки. Одна побольше, другая поменьше. Надпись на большой гласила: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией от РВС». На маленькой было выгравировано: «Добричу Георгию Александровичу 1921»..

Знакомая тяжесть приятно оттягивала руку.

Маузер был смазан, но не заряжен. Она поднесла его к лицу и с наслаждением вдохнула знакомый запах металла, пороха и оружейного масла.

И словно перенеслась на мгновение далеко в прошлое…

Когда-то Снежка немало времени провела с отцом на стрельбище, пока научилась стрелять, как следует. Она даже сдала норматив на «Ворошиловского стрелка» и с гордостью таскала значок, пока он не задевался куда-то…

Снежка сунула маузер обратно в кобуру и положила рядом.

Кроме маузера в саквояже лежали несколько толстых денежных пачек, резная шкатулка из красного дерева, какое-то удостоверение в синей обложке, стопка писем, перевязанная выцветшей голубой ленточкой и картонный конверт с фотографиями и документами…

А еще - сложенный вчетверо листок.

Снежка развернула его, но не смогла ничего разобрать…

Потому что строчки тут же расплылись у нее перед глазами от слез…

Это было папино письмо…

Наконец, ей удалось взять себя в руки, и она стала читать: «Здравствуй, дочка! Раз ты читаешь это письмо, значит, меня уже арестовали».

Снежка всхлипнула… Он знал! Он всё знал!.. И ждал ареста!.. Вот, почему он так с ней тогда разговаривал!

»Держись! И не верь ничему, что обо мне будут говорить! Никакой я не враг народа, не троцкист и не шпион! Все это неправда!

Возникает закономерный вопрос, почему же меня арестовали? Во-первых, полагаю, что следователи могли добиться показаний от некоторых моих сослуживцев, которые уже арестованы. Есть такие методы воздействия, которым невозможно противостоять. Не говоря уже о том, что люди - существа слабые, и ради спасения собственной жизни способны совершить даже подлость. Во-вторых, меня могли оболгать люди, недовольные моей требовательностью в служебных делах.

Так или иначе, обвинения, которые, скорее всего, будут мне предъявлены, не имеют ничего общего с реальностью! Помни это!

Теперь о том, что лежит в саквояже. Я сохранил эти документы, письма и фотографии лишь для того, чтобы однажды ты узнала, кем были твои отец и мать на самом деле, и кто, на самом деле, ты сама.

Только не пугайся и держи в тайне все, что сейчас узнаешь!

Вступая в Красную Армию, я скрыл свое происхождение и княжеский титул».

Вот это да!..

Снежка уронила руки на колени.

Сказать, что она была ошарашена, недостаточно. Нет!! Она была совершенно ошеломлена! Но, в то же время, не очень удивилась, потому что подсознательно ожидала чего-то, именно, такого… Ужасного… И непоправимо фатального…

Вот и дождалась.

Ее отец, красный командир, герой Гражданской войны и член ВКП(б), оказывается, на самом деле был князем.

Господи, что еще она узнает из этого письма, подумала Снежка?! И принялась читать дальше…

»Твоя мама, в девичестве княжна Лобанова, принадлежала к старинному дворянскому роду. Ее предки верой и правдой служили России со времен Ивана Грозного. Били татар и поляков, шведов и турок, французов и англичан.

Мой отец и твой дедушка Александр Георгиевич принял Российское подданство в середине восьмидесятых годов прошлого века. Вместе с ним переехала из Черногории в Россию и твоя бабушка Ольга Даниловна, в девичестве княжна Гнедич.

В девятьсот седьмом я окончил Пажеский корпус по первому разряду и был зачислен корнетом в лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк».

Вот так!.. Пажеский корпус!.. Лейб-гвардия!.. Не больше и не меньше!

Вот, оказывается, откуда эта образованность и культура, так выделявшие отца на фоне безграмотности и грубости прочего комсостава! Вот, откуда эта внутренняя сила, уверенность в себе и чувство собственного достоинства! Вот, откуда эта ирония и сарказм, с которыми он относился ко всему, что творилось вокруг…

»Вскоре в России началось бурное развитие авиационного спорта. Я поступил частную летную школу «Гамаюн» в Гатчине, выучился летать и получил пилотское удостоверение «Brevet de Pilote Aviateur».

Ты можешь даже подержать его в руках. Я сохранил его на память».

Снежка отложила письмо и вынула из саквояжа небольшую книжечку с золотыми тиснеными буквами «И. В. А. К.» на синей сафьяновой обложке…

С фотографии на нее смотрел удивительно похожий на отца, симпатичный молодой мужчина с залихватски закрученными усами.

Рядом с фото, слева по-русски, а справа по-французски, было написано: «Международная Воздухоплавательная Федерацiя. Императорский Всероссiйскiй Аэро Клубъ - предъставiтель М. В. Ф. для Россiи сiмъ удостоверяетъ, что князь Добрич Георгий Александрович, родившийся в городъ Санктпетербургъ, сербъ, получил званiе пилота-авиатора. ? 189 от 20 мая 1913 года».

Снежка тяжело вздохнула…

До сих пор в ее душе еще теплилась призрачная надежда, что папа все это придумал с какой-то непонятной ей целью. Теперь эта надежда растаяла как дым.

Она положила удостоверение в саквояж, взяла пакет и стала перебирать фотографии…

Некоторые она видела раньше.

Вот папина, совсем недавняя, когда его наградили орденом Ленина…

Это она сама. Сразу после окончания школы. Вся такая взрослая, прическа из парикмахерской, платье из ателье!..

Это они вместе с папой. Он сидит на стуле, а она стоит рядом. С косичками и белыми бантами… Тридцать второй год…

Это они все втроем. Когда мама еще была жива… Папа стоит сзади, а она сидит у мамы на коленях… Снежка перевернула фотографию и грустно улыбнулась, увидев выведенные нетвердой детской рукой большие буквы: «Папа, мамочка и я 1925»…

А вот это фото она еще не видела ни разу! Папа, в странной высокой фуражке с тремя полосками по верхнему краю и множеством крестов на кителе, рядом с каким-то незнакомым молодым человеком. А на обороте надпись: «Capitan prince d»Obrich et suos-lieutenant Guynemer L»octobre 1916»…

Снежка поджала губы.

Вот так! И не иначе… Принц д»Обри… Это надо же! А она, стало быть, натуральная принцесса! Только этого ей и не хватало для полного и окончательного счастья!..

Еще одна папина фотография, где он в той же форме, только один. Стоит на фоне биплана с пулеметом на верхнем крыле и аистом, нарисованным на фюзеляже.

Снова папа. В нормальной фуражке, с золотыми погонами и витыми аксельбантами. С крестами, и на груди, и на шее. А внизу, в виньетке, цифра «1917»…

Снежка помотала головой.

Попробуй, докажи кому-нибудь, что это не белогвардейская форма, а еще дореволюционная! И слушать никто не будет! Тут же арестуют!..

Уже арестовали, поморщилась она!..

А если бы увидели эту фотографию, то уже расстреляли бы!

Снежка спрятала фото в пакет, достала следующее и ахнула. Это была мама… Улыбающаяся и необыкновенно красивая! В роскошном белом платье до пола и шляпке с огромными полями и страусиными перьями… Не мудрено, что папа в нее влюбился!

На другой фотографии мама была уже вместе с ним. Оба молодые и счастливые… Наверное, сразу из-под венца…

А это, судя по всему, бабушка с дедушкой, подумала Снежка. Потому что мужчина с длинными бакенбардами в богато расшитом золотом мундире со звездами и лентами через плечо, был очень похож на папу.

Она не ошиблась. Украшенная завитушками надпись гласила: «Генерал-адъютантъ при особе Его Величества князь Добрич с супругой».

Снежка спрятала фотографии в пакет и стала читать дальше…

»Когда началась Германская война, я находился в Париже по служебной надобности. Мне удалось добиться разрешения и поступить на французскую службу. Сначала я служил в кавалерии, а потом окончил школу высшего пилотажа, воздушного боя и стрельбы в По. Меня зачислили в одну из истребительных эскадрилий, в составе которой под Верденом я сбил двадцать германских самолетов.

Все ордена, которые ты найдешь в саквояже, честно заслужены мной в боях».

Снежка открыла шкатулку и перед ней засверкали эмалью и золотом кресты, подвешенные на разноцветных муаровых лентах. Те самые, что она видела на фотографиях… Только гораздо красивее…

Особенно ей понравился небольшой крестик из белой эмали на колодке с полосатой оранжево-черной ленточкой. Посередине креста в алом кружке с золотой каемкой был изображен маленький всадник с копьем.

И еще один, тоже очень красивый, рубиновый, с золотыми мечами, прицепленный к колодке с большим бантом из красно-черной ленты.

И еще бронзовый, тоже с мечами, на зеленой ленте с тоненькими красными полосками, к которой были приколоты четыре серебряные пальмовые веточки.

Кроме перечисленных, в шкатулке находилось еще несколько золотых крестов разного размера, с колодками и без, и, подвешенная на зеленом веночке к алой ленте с булавкой, не то звезда, не то пятиконечный крест, из белой эмали с надписью «REPUBLIQUE FRANCAISE» и женским профилем в кружке…

Вместе с царскими наградами в шкатулке хранились и советские - три ордена боевого Красного Знамени, два серебряных, немного потертых, и один золотой, поновее, с циферкой «три» внизу, орден Ленина и юбилейная медаль «ХХ лет РККА».

Под ними, на самом дне, лежало несколько документов. Снежка достала и развернула один из них.

На пожелтевшем листе бумаги каллиграфическим почерком было выведено:

»Божiею милостiю Мы, Николай Вторый, Императоръ и Самодержецъ Всероссiйскiй, Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй, и прочая, и прочая, и прочая

Нашему ротмистру лейб-гвардии Кирасiрскаго Его Величества полка князю Георгию Добричу

В воздаянiе отъличiй, оказанныхъ вами в делахъ с германъцами на Западном фронте въ составъ Escadrille «Les Сicognes» Armee de 1»Air союзной Намъ Французской армии Всемилостивъйше пожаловали Мы васъ Указомъ въ 18 день Августа 1916 года Капитулу даннымъ Кавалеромъ Императорскаго и Царского Ордена Нашего Святаго Велiкомученнiка и Победоносца Георгия четвертой степени

Грамоту сiю во свидътельство подписать Орденскою печатью укръпить и знаки Орденскiе препроводить къ вамъ Повелъли Мы Капитулу Россiскихъ Императорскихъ и Царскихъ Орденовъ

Дана въ Петроградъ въ 20 день Сентября 1916 года»

Кроме этой грамоты, имелись такие же к орденам Владимира, Анны и Станислава разных степеней. Более чем достаточно для высшей меры социальной защиты, подумала Снежка… Она закрыла шкатулку и поставила ее рядом с маузером.

»Пока я воевал, твоя мама ждала меня в Петрограде. В декабре семнадцатого я испросил отпуск и приехал за ней, чтобы увезти с собой во Францию.

Чего я до сих пор не могу себе простить, так это легкомыслия, с которым мы оттягивали отъезд, до тех пор, пока он стал невозможен! Мы были молоды, безумно счастливы, встретившись после долгой разлуки, и словно дети верили в безоблачное завтра! Я надеялся, что, навоевавшись по горло, Россия не скоро вновь возьмется за оружие. А Наталия не хотела ехать, понимая, что во Франции меня снова ждет фронт.

Когда началась Гражданская война, наши иллюзии исчезли, но было уже поздно.

Твоя мама была самой прекрасной женщиной на свете! И я никогда не прощу себе, что не смог ее сберечь!

Несмотря на все переезды и передряги, мне удалось сохранить несколько писем».

Снежка взяла в руки перевязанную голубой ленточкой пачку, а потом положила назад. Нет, сначала она дочитает это… А уж потом… Если еще будет способна…

»Когда все посмотришь, положи саквояж обратно. Или перепрячь понадежнее. Надеюсь, тебе не надо объяснять, почему его нельзя хранить дома».

Да, уж! Этого объяснять, действительно, было не нужно! Она еще не сошла с ума, чтобы держать в доме пороховую бочку с зажженным фитилем!

»Если станет совсем тяжко, обратись к Владимиру. Он никогда не бросит тебя в беде. Я в этом совершенно уверен! Владимир - смелый и надежный парень! А самое главное, он тебя любит!»

Боже мой, а, ведь, она о нем совсем забыла!.. Как же ей теперь быть-то?! Разве может она обо всем этом рассказать Володе?!

А разве может не рассказать?!

Господи, что же ей теперь делать?! А вдруг он отвернется от нее?! А вдруг он станет ее презирать за то, что она из княжеского рода, за то, что она аристократка старорежимная?!.. И уйдет…

Нет!! Этого не может быть!

А если все-таки уйдет?! Если бросит ее такую?! Принцессу несчастную…

Папа, за что?! За что, ты меня так?!.. Снежка застонала и в отчаянии закрыла лицо руками…

Услышав этот горестный стон, стоявший до сих пор поодаль Владимир отбросил папиросу и кинулся к ней:

- Что с тобой? Что случилось?..

- Ничего! - вскрикнула она в испуге. - Все хорошо! Ты, подожди, Володя! Я сейчас! - бормотала она, не понимая, что говорит. - Еще чуть-чуть… Подожди, пожалуйста…

Владимир хмуро покосился на кобуру, на шкатулку, на письмо. Но больше ни о чем не стал спрашивать… Дома разберемся, решил он…

Ему с самого начала не понравилась вся эта история со спрятанной в дупле посылкой. Всем своим существом он чувствовал опасность, исходящую от оставленного Снежкиным отцом саквояжа. И, судя по всему, интуиция его не подвела…

Господи! Ну, зачем я его открыла, думала Снежка! Ведь, все было так хорошо!..

Нет, сказала она себе, все было очень и очень плохо!.. А теперь стало просто ужасно!.. И совершенно безнадежно…

»За меня не беспокойся! Если, не дай Бог, мне сейчас не удастся отстоять свое честное имя, не печалься! Время все расставит по местам! Впрочем, сдаваться я не собираюсь! И ты тоже не вешай носа! Я уверен, что все будет хорошо!

Целую, папа».

Все будет хорошо… Кого ты обманываешь, папа?! Меня или себя?!

Боже мой! Что же теперь делать?..

Снежка посмотрела на Владимира и внезапно решилась. Будь, что будет, но она обязана всё ему рассказать! Он всё поймет! Если любит ее… А если не любит, она просто уйдет из его жизни… И из своей…

- Володя, - негромко позвала она.

- Да? - подошел он.

- Нам надо поговорить, - сказала Снежка.

- Что ты нашла в саквояже? - спросил он, усаживаясь рядом.

- Вот, - протянула ему пистолет она, а потом взяла в руки шкатулку. - И вот…

- Хорошая машинка! - Владимир достал маузер из кобуры и взвесил на ладони, оттянул затвор, вынул и вставил назад обойму. - Пистолет-карабин, Ка девяносто шесть, модель двенадцатого года, десять патронов, калибр семь шестьдесят три, - он вытянул руку, прицеливаясь. - Дальность стрельбы с прикладом до тысячи метров… Всю жизнь о таком мечтал!.. - с завистью сказал Владимир и прочитал надпись на табличке. - Добричу Георгию Александровичу. За беспощадную борьбу с контрреволюцией от РВС!.. Ух, ты!..

Он вложил маузер обратно в кобуру. Снежка подала ему шкатулку и отвернулась, закусив нижнюю губу.

- Что это? - увидев царские кресты, пораженно спросил Владимир. - Откуда?

- А ты прочти… - не поворачиваясь, отдала ему отцовское письмо Снежка.

Ну, вот и все, подумала она, уставившись в никуда. Птица счастья, обогрев и растравив ей душу несбыточной мечтой, встрепенулась и взмахнула крыльями.

Улетит? Или останется?.. А, может, вцепиться в нее когтями?!

Нет! Пусть все идет, как идет! Снежка гордо вздернула подбородок, из последних сил сдерживая слезы…

Владимир читал молча. И с каждой прочитанной строчкой хмурился все сильнее. А, когда дочитал до конца, молча поднялся и достал папиросу. И даже не посмотрел в Снежкину сторону…

Как пусто, холодно и одиноко вдруг сразу стало вокруг!

Она опустила голову. И слезы покатились по ее щекам…

Владимир был в шоке. Обрывки мыслей кружились в голове, неотвратимо складываясь в строки обвинительного заключения… Вот тебе и орденоносец, вот тебе и герой Гражданской войны!

Князь!.. Ротмистр лейб-гвардии!.. Капитан французской армии!..

Если до этого, арестованный комдив был в его глазах всего лишь оклеветанной и невинной жертвой, то теперь состав преступления имелся налицо! Скрыть от партии свое происхождение! Да, за одно это уже полагалась расстрельная статья!

Зачем? Ну, зачем он это сделал?!

А что ему еще оставалось, затянулся сизым дымом Владимир, не самому же к стенке становиться?!.. С князьями тогда не церемонились!.. Впрочем, как и сейчас…

Новая Россия отреклась не только от своего прошлого, но и от всех, кто его олицетворял. Поэтому советская власть ликвидировала не только царские ордена, титулы и звания, но и всех, кто их носил…

Диктатура пролетариата - это не просто словосочетание, это жестокая и кровавая реальность! Абсолютно необходимая и обусловленная самим ходом классовой борьбы… Обострившейся в последнее время до невозможности!.. И, если партия без колебаний и по малейшему подозрению выкорчевывает из своих рядов собственных членов, то что говорить о представителях враждебного класса, аристократах и золотопогонниках!

А Снежка-то здесь причем?!

Ну, ладно, подумал Владимир, прикуривая новую папиросу от окурка, ну, совершил ты преступление перед партией и народом, скрыл свое прошлое, но зачем вешать все это на девчонку?! Зачем ей-то об этом рассказывать?! Она, ведь, вообще, ни в чем не виновата! Родилась уже при советской власти, и ведать ни о чем таком не ведала, и знать ничего не знала, что ее отец - затаившийся враг!

Стоп! А разве он враг?

Владимир вспомнил мужественное лицо комдива, его открытый и честный взгляд. И не смог представить своего командира, исподтишка подсыпающим песок в цилиндры авиамотора или мышьяк в красноармейскую кашу…

Нет! Снежкин отец быть врагом не мог! И никогда им не был!

Князь Добрич во Франции сражался за Россию! В кустах не отсиживался! Бил немцев! Поэтому и вся грудь в крестах!

А красвоенлет Добрич, не жалея жизни, честно дрался за рабочее дело! Три ордена Красного Знамени и наградной маузер за беспощадную борьбу с контрреволюцией - лучшее тому доказательство!

Что же касается титулов, золотых погон и прочих аксельбантов, так это было еще при царе Горохе! И к делу не относится!

Хотя, с другой стороны, очень даже интересно получается!..

Выходит, взяв Снежку в жены, он женился на настоящей княжне! Простой паренек с рабочей окраины, без роду, без племени, взял, да и женился на самой, что ни на есть взаправдашней принцессе! Владимир невольно улыбнулся, вспомнив, как совсем недавно в шутку назвал ее высочеством… Вот и накаркал!

Поаккуратнее надо бы со словами, товарищ майор, подумал он, бросил папиросу и раздавил ее каблуком. А затем повернулся к Снежке и только теперь заметил, что она сидит, повесив голову, и тихонько плачет. И даже слез не вытирает…

- Ну, что же ты у меня ревёшь-то все время, а? - присел рядом с ней Владимир.

А потом достал из кармана носовой платок и принялся промакивать заплаканные Снежкины глаза.

- А ты меня не бросишь? - прошептала она чуть слышно. - Такую… Принцессу…

- О чем ты говоришь… - прошептал он с укором. - Я жить без тебя не могу!

- Прости меня, - со всхлипом уткнулась ему в плечо Снежка.

- За что, моя хорошая? - обняв, стал гладить ее по голове Владимир.

- За все… - вздохнула она, понемногу отогреваясь в его объятиях.

И вдруг услышала, как шелестят кроны деревьев и щебечут птицы, как стучит по гулкому стволу дятел. Где-то в отдалении закуковала кукушка, и Снежка, подняв голову, принялась считать, сколько им с Володей вместе жить… Солнечный луч скользнул сквозь ветви старого дуба, пробежался по ее лицу и засветился в глубоких серых глазах… Она досчитала до ста и засмеялась от радости.

Владимир поцеловал ее смеющиеся губы, и у него привычно закружилась голова…

- А что делать с этим? - спросила Снежка, когда, нацеловавшись, опустила взгляд и увидела злополучный саквояж в траве у своих ног.

- Твой отец прав! Дома это хранить нельзя! - сказал Владимир. - Но и здесь оставлять тоже опасно! А вдруг какой-нибудь любопытный пацан залезет в дупло и найдет!.. А в саквояже маузер с патронами!.. И кресты, и фотографии, и письма! - он покачал головой. - Нет, лучше перепрятать! Закопать где-нибудь в неприметном месте.

Так они и сделали.

На обратном пути Владимир съехал на обочину напротив маленькой березовой рощицы, зеленеющей посреди пшеничного поля метрах в ста от дороги, сунул саквояж в один из чемоданов и, прихватив саперную лопатку из багажника, направился туда вместе со Снежкой. Пока она караулила, окидывая зорким взглядом бескрайние поля, Владимир, аккуратно разрезав, приподнял и отложил в сторону дерн, а потом выкопал глубокую узкую яму, ссыпая вынутую землю на газету, предусмотрительно расстеленную рядом. Уложив в яму чемодан с саквояжем внутри, он засыпал его землей, накрыл дерном и щедро полил водой из фляжки. Оставшуюся землю, завернутую в газетные листы, он прихватил с собой и разбросал в канаве у обочины.

Теперь все было шито-крыто.

Снежка ничего не взяла из саквояжа. Ни писем, ни фотографий. Однажды она, возможно, вернется за ними. Но это будет очень и очень не скоро…

Пока Владимир прикидывал, где остановиться, чтобы закопать опасную посылку, Снежка успела прочесть родительские письма…

Некоторые из них были написаны по-французски. И, судя по датам, еще до революции… Снежка, учившая этот язык и в школе, и в институте, тем не менее, так им и не овладела… Но все-таки сумела понять, что аккуратные, явно выведенные женской рукой, строчки повествовали о любви и ожидании, о печали, разлуке и одиночестве… L»amour et l»attente, la tristesse, la separation et la solitude…

Несколько писем было написано твердым мужским почерком, в котором она без труда узнала отцовскую руку. Эти письма, тоже наполненные любовью и ожиданием, были пропитаны порохом и войной. А такие слова, как la bombe и la canonnade, la guerre, le militaire и la cavalerie, l»avion, le battalion и la fortification, и, конечно, la mort, можно было понять и без словаря…

На русском языке было всего три письма. И все три от папы. Коротенькие, написанные карандашом на кусках оберточной бумаги… Люблю-целую, жив-здоров, а как у вас дела… А что он мог еще написать, зная, что эти письма по долгу службы и, само собой, из любопытства, обязательно прочтет какой-нибудь тщедушный чернявый комиссар в пенсне, бородка клинышком?

Снежка грустно улыбнулась, представив, как папа, сидя под крылом «Ньюпора» торопливо писал эти письма, подсунув под листок кобуру своего маузера…

Мама, наверное, тоже ему писала. Но ее письма в пекле гражданской войны, передислокаций, отступлений и наступлений, конечно же, не сохранились…

Урча мотором и подпрыгивая на рытвинах, «эмка» все дальше уносила Владимира и Снежку от маленькой березовой рощи, в которой они схоронили прошлое Снежкиного отца, а она все оглядывалась назад, впечатывая ее в память. Чтобы вернуться однажды, когда наступят лучшие времена…

Владимир отвез ее домой, а сам отправился в штаб. И, надо сказать, появился там очень вовремя! Потому что дежурный уже оборвал телефон, разыскивая командира.

Снежка оказалась права, когда сказала, что приказ о переводе может придти прямо сегодня. Сразу после обеда позвонили из штаба округа и передали срочную телефонограмму.

Майору Иволгину предписывалось сдать бригаду заместителю и немедленно убыть во Владивосток к новому месту службы. Он был назначен командиром шестьдесят девятой истребительной авиационной бригады Краснознаменного Дальневосточного Краснознаменного фронта…

Владимир достал из сейфа заготовленный загодя приемо-сдаточный акт, поставил подпись и дату, и передал Черевиченко.

Тот, не глядя, подмахнул его и протянул руку:

- Ну, что ж, бывай Владимир Иванович!

- Бывай, Николай Петрович! - крепко пожал ее Владимир.

Он снялся с партийного учета, забежал в строевую часть за проездными документами и аттестатом, а потом к финансисту - за деньгами. Разделавшись со всеми формальностями и тепло попрощавшись с работниками штаба, которых собрал в актовом зале комиссар, Владимир заехал на склад ГСМ. Залив полный бак, он сунул еще пару двадцатилитровых канистр с бензином в багажник. До Москвы должно было хватить. А, если что, имелись и талоны…

Ну, вот и все, подумал Владимир, выехав за КПП.

Он гнал машину по шоссе и во все горло распевал «Авиамарш»:

- Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор!..

Завтра утром он, наконец, увезет Снежку отсюда! За девять с лишним тысяч верст! И понадобятся оч-чень длинные руки, чтобы дотянуться до нее на другом конце Союза!

Владимир даже представить себе не мог тогда, насколько он ошибается…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ИСПЫТАНИЕ ВЕРНОСТИ осень 1939 г.

Глава первая

…Это было словно дежавю…

Владимир сидел на огромном гранитном валуне у самой воды и молча смотрел, как пенные штормовые валы с бешенством бросаются на берег и откатываются назад, шипя в бессильной ярости…

Когда-то с ним такое уже было… Когда-то он уже сидел на этом безлюдном берегу, пытаясь справиться с мучительными воспоминаниями… Пытаясь вытравить из памяти то, что из нее вытравить невозможно.

Все совпадало даже в мелочах. Ранение в воздушном бою, госпиталь, путевка в военный санаторий имени товарища Ворошилова…

И потеря любимой… Безвозвратная…

Не думать об этом!!

Владимир скрипнул зубами. Ну, зачем он сюда приехал?! Он понял, что совершил непоправимую ошибку, согласившись воспользоваться предложенной путевкой, только когда за окном вагона показались пригороды Сочи. Но было уже поздно…

Владимир оставил чемодан в номере и ушел на берег. По сто раз уже исхоженной им когда-то, круто спускающейся к морю, лестнице.

И притупившаяся за год боль скрутила его с новой силой…

Ненастное небо… Холодное море… Пустынный пляж… Одиночество и отчаяние…

Резкий ледяной ветер острыми солеными брызгами хлестал Владимира по лицу, но он его почти не замечал.

Как же это все произошло?! Почему?! Ведь, они так любили друг друга!..

Или это только казалось?

В начале июля тридцать восьмого года он получил новое назначение. На Дальний Восток… Сборы были недолгими, а дорога короткой.

По крайней мере, для них со Снежкой эти две недели пролетели словно миг!

Они выходили из своего двухместного купе только для того, чтобы поужинать в вагоне-ресторане, или размяться во время длинной стоянки в каком-нибудь крупном населенном пункте. А все остальное время сидели, запершись…

Точнее лежали… Потому что Снежка, добравшись, наконец, до Владимира, сумела компенсировать и себе, и ему, все, что отняла у них его служба. Она едва не свела его с ума своей ненасытностью. А он наслаждался ее нежностью и страстью, и сам никак не мог насытиться…

Наверное, это и есть рай, думал Владимир! Или, как минимум, его преддверие!.. Шампанское, шоколад и фрукты. Зашторенное окно и крепко-накрепко запертая дверь. Любимая девушка, обнаженная и жаждущая ласки!.. И никаких телефонных звонков!

Не жизнь, а мечта!..

Владимир стиснул виски ладонями и закрыл глаза.

Боже мой!.. Побывать в раю, а потом опять оказаться в аду! Только теперь уже навечно! Что может быть ужаснее?!..

Они приехали во Владивосток в воскресенье, двадцать третьего. Устроив Снежку в гостинице, Владимир отправился в штаб Приморской группы Краснознаменного Дальневосточного фронта. И попал, что называется, с корабля на бал!

Несмотря на выходной, штаб сильно смахивал на растревоженный улей.

На дальневосточных рубежах СССР последние двадцать лет всегда было тревожно.

Сначала дремать не давали белогвардейцы и белоказаки - колчаковцы, дутовцы, семеновцы и прочие белобандиты. Китайские милитаристы прикормили всю эту шваль и периодически натравливали на Советский Союз…

А потом недобитых царских генералов и атаманов перекупили и приспособили к своим нуждам самураи. Захватив Северо-Восточный Китай и создав на оккупированной территории буферное государство Маньчжоу-Го, они расквартировали там целую армию, нацеленную на Советский Союз. И провокации участились, становясь все ожесточеннее и ожесточеннее…

В поезде Владимиру читать газеты было некогда. Закрывшись в купе, они со Снежкой начисто отгородились от всего окружающего мира! И даже если бы Луна свалилась с неба, вряд ли заметили бы ее пропажу…

Но в штабе группы его очень быстро ввели в курс дела.

К этому времени обстановка в Приморье была уже накалена до крайности. Около недели назад, поверенный в делах Японии в Москве в ультимативной форме потребовал вывести советские войска с высот Заозерная и Безымянная в излучине реки Туманная у озера Хасан. Во вторник, девятнадцатого июля, фашистские молодчики напали на полпредство СССР в Токио. А на следующий день японский поверенный вручил наркому иностранных дел новую ноту с требованием передать Маньчжоу-Го весь спорный район. Советское правительство, естественно, отвергло эти наглые притязания и немедленно привело в повышенную боевую готовность войска Дальневосточного фронта.

Владимир потолкался в штабе, представился командующему и его замам, и получил приказ немедленно вылететь в бригаду.

По пути на аэродром он заскочил в гостиницу, чтобы предупредить жену…

Владимир ожидал упреков, но Снежка только вздохнула. Дело привычное. Он улетает, она остается. Ну, что ж, придется немного побыть одной… Пару дней…

Но не больше!

Добившись от Владимира клятвенного обещания забрать ее, как только он определится на месте, что и как, Снежка сунула ему в руки тревожный чемодан и чмокнула в щеку. Он обнял ее, поцеловал и прошелся руками, не оставив без внимания ни одной выпуклости или вогнутости в пределах досягаемости своих крепких ладоней…

На остальное времени уже не оставалось. Оба прекрасно это понимали и только вздохнули. Печально. И совершенно в унисон. И рассмеялись от радостного осознания такого совпадения и мыслей, и желаний.

Тогда они у них еще совпадали…

Владимир поежился и поднял воротник своего кожаного реглана. Сырость и холод пробрали его уже до костей… Это ничего, напьется горячего чаю и отогреется… А как согреться, если холод сковал самую душу?!..

Ему не удалось забрать Снежку к себе ни через пару дней, ни через неделю, ни через две…

Потому что на Хасане к этому времени разгорелась настоящая война! За десять дней только его истребительная авиабригада сделала более пятисот боевых вылетов на штурмовку самурайских позиций!

А тогда он едва успел принять дела, как поступил приказ командующего воздушными силами фронта о передислокации к месту боев.

Пятнадцать истребителей И-15 из сорокового полка сразу же перелетели на временную площадку в Августовке. Еще тридцать «чатос», из сорок восьмого, были переброшены в Заимку Филипповского, рядом с Барабашем.

Вместе с ними в Заимку улетел и Владимир…

Вообще говоря, это решение было довольно спорным. Потому что на передовом аэродроме под его командованием оказалась лишь треть боевых машин из имевшихся в наличии. Телефонная связь со штабом отсутствовала, а радиостанциями пользоваться было строжайше запрещено из соображений секретности. Так что управлять оставшейся частью бригады с этой площадки он не мог.

В то же время, на месте основной дислокации остался штаб во главе с майором Ракитиным, временно исполнявшим обязанности комбрига до его прибытия.

В сложившейся ситуации, не успев познакомиться ни с театром военных действий, ни с людьми, Владимир был вынужден во всем полагаться на его мнение… И невольно очутился в роли «свадебного генерала»… Но, ясное дело, оставаться в этой роли не пожелал! Поэтому и предпочел возглавить передовую авиагруппу, дабы вплотную заняться организацией боевой работы на новом месте.

Интуитивно принятое решение, как всегда, оказалось единственно верным…

Помимо двух его эскадрилий, в Заимке посадили еще одиннадцать истребителей из состава ВВС Тихоокеанского флота.

Наспех приспособленная площадка, как этого и следовало ожидать, была совершенно не готова для приема такого количества самолетов. Не хватало ни грузовиков, ни спецмашин. Некому было обслуживать технику и нести караульную службу. Даже набивать патронные ленты приходилось самим пилотам!..

Впрочем, через несколько дней, к началу решающих боев, основные проблемы удалось разрулить. Подоспели наземные службы и летчики приступили к своим прямым обязанностям - воздушной войне…

Собственно, не столько воздушной, сколько наземной, то бишь штурмовой, хотя по данным агентурной разведки в непосредственной близости от границы и сидело около семидесяти японских самолетов. Однако хваленые «короли неба», высунувшись разок, больше в этом самом небе не появлялись. Так что переведаться с самураями в воздушном бою Владимиру тогда так и не удалось…

Ничего, этим летом наверстал, подумал он, глядя в темную даль штормового моря.

Причем, наверстал от души! И, если два года назад в Испании смерть его обошла, лишь обмахнув крылом, то в Монголии зацепила довольно крепко…

Жить без Снежки ему было незачем. Поэтому жизни он не жалел. Только, видимо, не зря говорят, что смелого ни штык, ни пуля не берет. Дырок в шкуре узкоглазые ему понаделали, но угробить все-таки не смогли…

Сейчас он уже не был уверен, что поступил правильно, оставив Снежку тогда во Владивостоке. С другой стороны, что бы она делала одна, без него, в военном городке? Сидела в четырех стенах? А в городе она могла хоть чем-то себя занять! Пройтись по магазинам, например. Сходить в кино или в театр. В конец концов, просто прогуляться по набережной или позагорать на пляже…

Организуя деятельность авиагруппы, Владимир настолько замотался, что даже спал без сновидений, когда удавалось урвать несколько часов для сна.

А маховик вооруженного конфликта раскручивался все сильнее…

Двадцать девятого июля рота самураев сбила с гребня Безымянной наш пограничный наряд. Советское командование подтянуло стрелковую роту на помощь пограничникам и к вечеру вышибло японцев обратно… Через два дня силами пехотного полка при поддержке артиллерии самураи нанесли новый удар и опять заняли Безымянную, а следом за ней и Заозерную. Продвинувшись на несколько километров вглубь советской территории, они опомнились и отошли назад, закрепившись на захваченных высотах.

Узнав об этом, комфронта маршал Блюхер дал указание перебросить к месту боев стрелковую дивизию и нанести бомбоштурмовой удар по обнаглевшим агрессорам.

Из-за обычной армейской неразберихи приказ командующего попал в Заимку Филипповского только следующим утром. Его привез посыльный на У-2. Для начала сделав здоровенный крюк и свозив его в штаб бригады.

Владимир приказал немедленно подготовить к вылету все исправные самолеты и подвесить бомбы.

В час пополудни тридцать шесть И-15 и восемь присоединившихся к ним по дороге штурмовиков Р-Z появились, наконец, над Заозерной. Особого целеуказания не требовалось. Успевшие неплохо окопаться за прошедшие сутки самураи палили в них из всех видов оружия. Владимир покачал крыльями, подав команду «Делай как я!», и перевел свой истребитель в пике.

Сбросив бомбы, «чатос» и «наташи» сделали еще несколько заходов, обстреливая вражеские позиции из пулеметов. Закончив штурмовку Владимир собрал группу и, довольный проделанной работой и отсутствием потерь, увел ее обратно…

К сожалению, не все последующие вылеты прошли так же гладко, как первый.

Рано утром второго августа с аэродрома в Заимке Филипповского поднялось тринадцать истребителей с Владимиром во главе. Под крыльями у каждого висели четыре десятикилограммовые осколочные авиабомбы.

Тогда, во всяком случае, он был в этом абсолютно уверен…

К семи утра они вышли в район Заозерной. Однако от бомбардировки пришлось отказаться. Густая пелена белесого тумана, поднявшегося с реки, которая не зря звалась Туманной, накрыла округу, что называется, с головой. С ручками-ножками.

Разобрать, где свои, где противник, было практически невозможно, и Владимир, выругавшись в сердцах, подал команду об отмене атаки.

От бомб они избавились над озером Талым, одним из заранее предусмотренных для этой цели полигонов. И лишь значительно позже, во время допросов, узнали, что едва не казались виновниками международного скандала, чреватого большими осложнениями. Потому что бомбы, которые они свозили туда-сюда, до Хасана и обратно, были не простыми, а химическими. То есть снаряженными ОВ… А, проще говоря, отравляющим газом…

Внешне осколочно-химические авиабомбы АОХ-10 ничем не отличались от обычных осколочных АО-10, а старший лейтенант, который получал их на складе, не удосужился проверить маркировку. Впрочем, он все равно мало, что в ней смыслил, потому что был не оружейником, а пилотом. Вооруженец, ясное дело, такой ошибки не допустил бы.

Владимир, осматривая свой самолет перед этим злополучным вылетом, тоже ничего не заподозрил. Бомбы как бомбы. Висят, как положено. Осталось только довезти до места, да угостить непрошенных гостей!

Уже после боев на одну такую бомбу, случайно забытую на аэродроме, наткнулись армейские разведчики и решили подорвать там же, где нашли. Ядовитое облако понесло на автомобильную трассу, и только чудом никто не пострадал…

Об этой нелепой истории с отравленными бомбами Владимиру позднее еще напомнят. Усилиями чекистов обычная безалаберность превратится в злой умысел. И обвинения, выдвинутые против него, будут уже не такими безобидными…

Но это произойдет немного позднее…

А пока Владимир по нескольку раз на день водил своих орлов на штурмовку и ни о чем другом не думал.

Кроме предстоящего рано или поздно объяснения со Снежкой по поводу своего затянувшегося отсутствия! И лишь скрипел зубами от бессилия… Потому что никакой возможности связаться с ней, и объяснить ситуацию не было.

Он давно уже изругал себя последними словами за то, что сразу не увез ее с собой в бригаду. Там, в военном городке, она хоть что-то могла о нем узнать! Хотя бы то, что он жив-здоров, не убит, не ранен, летает и бьет самурайскую нечисть… И вообще… Сарафанное радио никто еще не отменял, и женсовет был в курсе всех событий не хуже начальника особого отдела! Если не лучше!..

Будь Снежка в городке, Владимир мог бы даже передать ей письмецо со связным У-2, как это делали другие летчики, время от времени отправляя весточки своим боевым подругам… Одна ма-аленькая записочка могла бы избавить его от оч-чень больших неприятностей!

Однако хуже всего было то, что, на самом деле, Снежка была совсем рядом! Всего в полусотне километров! Только перелететь через Уссурийский залив и всё!..

Казалось бы, о чем речь?! Взять тот же У-2 и махнуть на ночь во Владивосток!.. Был бы простым лейтенантом, наверное, так и сделал бы! Плюнул на всё и удрал тайком в самоволку!..

Увы! Владимир был не лейтенантом, а целым майором! И тэдэ, и тэпэ! Что называется, пионер - всем ребятам пример!.. Поэтому, хоть и смотрел с тоской на восток, никаких глупых выходок себе не позволял… А всю накопившуюся злость вымещал на самураях!

К этому времени для удара по озверевшему врагу советское командование стянуло в район боев три стрелковых дивизии с частями усиления и механизированную бригаду, почти триста танков и двести пятьдесят самолетов!

Генеральная атака была назначена на девять утра шестого августа.

Собственно говоря, сосредоточение войск на исходных рубежах было полностью завершено еще второго, и особой нужды растягивать удовольствие не было. Но, во-первых, уже двое суток шли проливные дожди, и авиация не летала. А во-вторых, и в главных, шестого числа Отдельная Краснознаменная Дальневосточная Армия отмечала девятую годовщину со дня формирования, и маршал Блюхер решил приурочить к этой знаменательной дате разгром зарвавшихся японских милитаристов.

Тогда эта оттяжка наступления казалась вполне оправданной, но впоследствии, наряду с другими промашками и недочетами, была поставлена маршалу в вину…

В соответствии с планом операции, две дивизии, одна с севера, а другая с юга, при поддержке танков и артиллерии должны были одним молодецким ударом выбить самураев с захваченных ими высот. Перед началом атаки предполагалось нанести два массированных бомбоштурмовых удара с воздуха и провести сорока пяти минутную артподготовку. Третья дивизия находилась в резерве и прикрывала правый фланг ударной группировки.

Ясное дело, в приказе, который Владимир получил пятого числа, всех этих подробностей не было. Но начальник ВВС фронта комбриг Рычагов, прилетевший на собственном истребителе следом за нáрочным из штаба армии, добавил кое-что от себя лично, и картина происходящего стала яснее.

- Твоя задача, - сказал Рычагов. - Заткнуть пасть зениткам!.. В непосредственном прикрытии ТБ пойдут «ишаки». Впрочем, появления самураев в воздухе не ожидается. Сидят себе в Хуньчуне, прижались, и нос боятся высунуть! - усмехнулся он. - Но мало ли что! Поэтому, на всякий случай, я даю бомберам двадцать пять «ишаков». А ты пойдешь в нижнем эшелоне, с бомбами. - Рычагов пустил в ход руки, наглядно объясняя диспозицию. - А перед тем как ТБ встанут на боевой, оторвешься и в пике всей группой ударишь по зениткам! Сначала бомбами, а потом пулеметами! Пройдись по ним, как следует! Что бы ни одна тварь не тявкнула, когда ТБ подойдут!

- Сделаем! - кивнул Владимир, а потом не удержался и спросил. - А если самураи все-таки появятся?..

- Вряд ли… - сказал Рычагов и прищурился. - Ну, а если появятся, можешь с ними развлечься, возражать не буду. Но, только после того, как разделаешься с зенитками! Понял?

- Понял, - улыбнулся Владимир. - Спасибо, Павел!..

А на рассвете он зачитал перед строем приказ командующего фронтом:

- Нанести сокрушительный удар по коварному врагу, уничтожить его до конца - таков священный долг перед Родиной каждого бойца, командира и политработника!..

Однако вылет пришлось отложить из-за тумана, и все тщательно расписанные по минутам планы полетели в тартарары!..

Немного развиднелось лишь после обеда…

Вскоре над Заимкой в сторону Посьета на высоте полторы тысячи метров прошла первая волна бомбардировщиков - восемьдесят СБ. А еще через полчаса показалась вторая - сорок четырехмоторных гигантов в окружении двух с половиной десятков маленьких, юрких истребителей.

Владимир поднял свою группу «по-зрячему», собрал ее над аэродромом и пристроился к ТБ.

В начале четвертого первые колонны скоростных бомбардировщиков показались над Безымянной и Заозерной, и на головы самураев посыпались фугасные авиабомбы. Помимо окопов и блиндажей, отрытых японцами на гребнях захваченных сопок, бомбардировке подверглись артиллерийские батареи на маньчжурской стороне границы.

Приближаясь, Владимир видел, как в озеро прямо под ними упал горящий СБ. Еще один, оставляя за собой дымный след и снижаясь, тянул на север…

Вражеских истребителей в воздухе не было, зато вовсю свирепствовали зенитки! В небе тут и там мелькали черные шапки разрывов, а с земли раскаленным пунктиром навстречу приближающейся армаде тянулись нити трассирующих снарядов.

Такого плотного заградительного огня Владимиру видеть еще не приходилось!

Он стиснул зубы, покачал крыльями и толкнул ручку от себя, переходя в пике. И тридцать «чатос», со снижением устремились навстречу сверкающим трассам…

Сбросив бомбы, И-пятнадцатые ударили по расчетам зенитных орудий из пулеметов. И успели сделать еще два захода, прежде чем над ними распластали свои широкие крылья ТБ. К этому времени самураи вняли увещеваниям «чатос», зенитный огонь заметно ослаб, и небо очистилось от черных пятен и ослепительно белых трасс.

Тяжелые бомбардировщики, идя как на параде, неторопливо высыпали на врага более тысячи стокилограммовых фугасных авиабомб. А напоследок добавили еще и тысячекилограммовых!..

Земля содрогнулась от удара неимоверной силы и огромные облака пыли окутали гребни сопок…

А потом заговорила корпусная и дивизионная артиллерия!

Уводя домой свою группу, Владимир видел, как в пыли сверкают разрывы снарядов и поднимаются в воздух султаны развороченной земли. Уцелеть в этом аду было попросту невозможно!

Но самураи оказались очень живучими! И за три дня, которые понадобились, чтобы окончательно с ними расправиться, провели двадцать бешеных контратак!

Десятого числа, в последний день боев, группа Владимира участвовала в контрбатарейной борьбе, выявляя артиллерийские позиции противника и обозначая их место разрывами авиабомб. И понесла свою первую и, к счастью, единственную, потерю… Зенитным огнем был сбит один самолет… Пилот погиб…

Лишь к полудню одиннадцатого августа над щедро политыми кровью советских бойцов высотами, наконец, снова воцарилась тишина.

Воспользовавшись установившимся затишьем, Владимир немедленно вылетел в штаб бригады. Набрав над заливом полторы тысячи метров, он прошел над Владивостоком и повернул на север.

Ему очень хотелось завернуть ненадолго в город, но он сумел удержаться от соблазна! Сначала в бригаду! Час туда, час там, прикинул он. Посмотреть, проверить, как и что! А потом назад! Каких-то три часа и всё!..

Владимир уже три недели не видел Снежку. И очень хорошо представлял себе громы и молнии, которые обрушатся на его бедную голову, когда он вернется.

В бригаде, слава Богу, все было в ажуре! За исключением привычных и совершенно обыденных мелких неприятностей, вроде двух разбитых по не боевым причинам истребителей (один при посадке на незнакомом аэродроме угодил в канаву, а на другой, выруливая, наехал тяжелый бомбардировщик).

Владимир приказал подготовить У-2 к вылету, наскоро просмотрел накопившиеся бумаги и, отдав необходимые распоряжения, умчался во Владивосток.

Уже давно стемнело… Он совершенно продрог, сидя на холодном ветру…

Солнце, так и не вынырнув из-за низких грязно-серых туч, ушло за горизонт, утопившись в черном, ледяном море. Которое совсем слилось с таким же черным небом. Лишь пенистые белые гребни тяжелых волн отделяли их друг от друга…

Начальник воздушных сил фронта высоко оценил действия шестьдесят девятой авиабригады в ходе боев и представил ее командира к ордену Ленина и очередному воинскому званию полковника.

Владимир тоже был доволен действиями подчиненных. Да, и своими, если честно.

Однако к эйфории от победы над сильным и опасным врагом, как ложка дегтя к бочке с медом, примешивалась горечь. Слишком уж много бардака творилось вокруг в эти жаркие летние дни! Поэтому он нисколько не удивился, когда в начале сентября его под роспись ознакомили с секретным приказом наркома обороны «два ноля сорок» от четвертого девятого тридцать восьмого.

Который позднее сыграл такую роковую роль и в его жизни…

Жесткие, чеканные фразы этого приказа навсегда врезались в его память: «Боевые операции у озера Хасан обнаружили огромные недочеты в состоянии КДфронта… Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава оказались на недопустимо низком уровне… Снабжение войсковых частей не организовано… Из-за расхлябанности, неорганизованности и растерянности командно-политического состава, начиная с фронта и кончая полковым, мы имеем сотни убитых и тысячи раненых».

Потери действительно были тяжелыми. Владимир видел сводку. За четыре дня наступления самураи сожгли двадцать четыре танка, а еще пятьдесят шесть подбили! Погибло более семисот человек, три тысячи было ранено…

»Японцы были разбиты и выброшены за пределы нашей границы только благодаря боевому энтузиазму бойцов, готовых жертвовать собой, защищая честь и неприкосновенность территории своей великой социалистической Родины, а также благодаря умелому руководству операциями против японцев тов. Штерна и правильному руководству тов. Рычагова действиями нашей авиации…

Все рода войск, в особенности пехота, обнаружили неумение действовать на поле боя, маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к местности, вследствие чего понесли большие потери».

Приказ не оставлял никаких сомнений и в том, кто во всем этом виноват: «Виновными в понесенных нами чрезмерных потерях являются командиры, комиссары и начальники всех степеней… И в первую очередь маршал Блюхер.

Вместо того чтобы честно отдать все свои силы делу ликвидации последствий вредительства и боевой подготовке КДфронта и правдиво информировать наркома и Главный военный совет о недочетах, Блюхер систематически, из года в год, прикрывал свою заведомо плохую работу и бездеятельность донесениями об успехах…

Сидевшие рядом с Блюхером многочисленные враги народа умело скрывались за его спиной, ведя свою преступную работу по дезорганизации и разложению войск КДфронта… Все его поведение за время, предшествующее боевым действиям, и во время самих боев явилось сочетанием двуличия, недисциплинированности и саботирования вооруженного отпора японским войскам».

В дебри высокой политики Владимир не лез, но о конфликте маршала Блюхера с комкором Фриновским, первым заместителем наркома внутренних дел, слышал.

Фриновский прибыл на Дальний Восток еще в начале июля. И прибыл не один. А с группой следователей по особо важным делам. Которые немедленно к расследованию этих самых дел и приступили…

Когда разгорелся дипломатический конфликт с Японией по поводу Хасана, Блюхер, опасаясь вооруженного столкновения, поспешил обвинить в обострении обстановки командование Посьетского погранотряда. И послал в Москву телеграмму о том, что это наши пограничники, самочинно заняв Заозерную, на три метра нарушили советско-маньчжурскую границу!.. Мало того, пытаясь убедить в своем миролюбии самураев, маршал приказал отвести с Заозерной взвод поддержки, фактически оставив пограничный наряд в одиночку перед лицом готового напасть противника…

Который тут же и напал. Как нападает пес, почуявший, что его боятся…

Комкор Фриновский, до этого много лет подряд возглавлявший Главное управление пограничной и внутренней охраны НКВД, ясное дело, горячо вступился за своих. Приехавший вместе с ним замнаркома обороны начальник Главного управления политпропаганды Красной Армии Мехлис целиком и полностью поддержал Фриновского в борьбе с потерявшим нюх маршалом…

Заканчивался разгромный приказ весьма сурово: «В целях скорейшей замены негодного и дискредитировавшего себя в военном и политическом отношении командования и улучшения условий руководства управление Краснознаменного Дальневосточного фронта расформировать… Маршала Блюхера от должности командующего отстранить».

Однако отстранением дело не окончилось, и вскоре опальный маршал был арестован. Впрочем, не только он…

В конце сентября было возобновлено расследование дела о химических бомбах. Были взяты под стражу и начальник склада, их выдавший, и старший лейтенант, их получивший, и даже комэска, который подписал накладную… Хотя комэска вообще был ни при чем, потому что злосчастная накладная была оформлена, как положено!

Следствие разберется, ответили Владимиру, когда он попытался заступиться за комэска. Вы лучше о себе побеспокойтесь, товарищ майор, сказали ему…

И Владимиру снова пришлось давать объяснения…

А как это так получилось, что никто не обратил внимания на несоответствие маркировки на подвешенных бомбах? И кто в этом виноват? И не усматриваете ли вы злого умысла в действиях своих подчиненных?..

Владимир ничего такого, само собой, не усматривал. Неорганизованность и халатность - да! Расхлябанность и безалаберность - однозначно! Но не злой умысел! Хотя злой умысел в отношении врага в ходе боевых действий даже приветствуется!

Этот аргумент вызвал живой интерес у следователя, и Владимир прикусил язык, сообразив, наконец, что любое сказанное им слово может быть и, скорее всего, обязательно будет, истолковано превратно.

А мог бы сообразить и пораньше.

Как только увидел это одутловатое, нездорового бледного цвета лицо с мясистым носом и широкими залысинами. Как только заглянул в эти маленькие, спрятавшиеся под пенсне, свиные глазки…

Почему же его сразу не насторожило то, что ничем не примечательным происшествием занимается следователь по особо важным делам, целый майор Государственной безопасности, ромб в петлице? А, ведь, должно было! Обязательно должно было его насторожить! Но не насторожило…

Майор не торопился, но копал глубоко… И дело, казавшееся вначале таким незначительным, день за днем росло, как снежный ком, затягивая в омут все больше и больше людей. Вызывая Владимира на беседу (пока еще только на беседу!), следователь раз от разу становился все наглее. К этому времени один за другим были арестованы заместитель Владимира, помощник по воздушно-стрелковой службе, начальник штаба и начальник политотдела бригады…

Задавая свои хитрые вопросы, следователь все время шевелил пальцами. Почему-то именно это непрерывное пошевеливание раздражало Владимира сильнее всего. Но следователей не выбирают. И он сдерживался…

На берег опустилась ночь. Владимир поднялся и, припадая на раненую ногу, медленно зашагал назад, в санаторий…

Он придёт сюда завтра… И послезавтра… И будет приходить снова и снова до тех пор, пока не вспомнит всё…

Чтобы всё позабыть.

В конце октября вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями участников боев у озера Хасан.

Таких массовых награждений до сих пор еще не было! Двадцать шесть человек были удостоены звания Герой Советского Союза, более четырех тысяч бойцов и командиров награждены орденами, а еще две с половиной тысячи - медалями!

Но фамилия Владимира в списках награжденных отсутствовала…

Потому что его представление было отозвано назад.

В дни, когда вся страна чествовала героев Хасана, арестованный за контрреволюционную деятельность, вредительство, диверсии и террор бывший командир шестьдесят девятой истребительной авиационной бригады Герой Советского Союза майор Иволгин сидел в одной из камер Управления НКВД по Дальневосточному краю…

Глава вторая

…Первое время после того, как Владимир уехал, Снежка ни о чем не беспокоилась…

Устроившись в гостинице, она достала кое-что из чемоданов, но по-настоящему распаковываться не стала, ожидая, что Владимир, как и обещал, вот-вот пришлет за ней машину или приедет сам.

Но шли дни, а он все не появлялся и не появлялся…

В номере ей сидеть не хотелось, и она много гуляла. Изучив центр города и обследовав близлежащие магазины, Снежка быстро потеряла к ним интерес и большую часть времени проводила на пляже. Загорала и ела мороженое. А по вечерам ходила в кино или валялась на кровати с книжкой…

Пока в субботу, тридцатого июля, по городу не пронеслись слухи о нападении самураев на наших пограничников недалеко от Посьета.

Знакомых во Владивостоке у Снежки не было, но, тем не менее, она недолго оставалась в неведении. О ходе кровопролитных боев с японцами со всеми подробностями ей доложила горничная Марья Ивановна, которая приходила убираться в номере.

Когда она ушла, Снежка сначала кинулась укладывать вещи, чтобы немедленно ехать к Владимиру. А потом села на кровать и застыла, уронив руки от отчаяния…

Куда? Куда ехать-то?..

Она даже не знала, где дислоцируется, эта его чертова шестьдесят девятая авиабригада! Может совсем рядом, а может за пятьсот верст!

Если бы она могла, то придушила бы Владимира собственными руками! За то, что он бросил ее одну, уехал и даже не сказал куда!

И сама она тоже хороша! Расслабилась, как дура, за две недели в дороге, и позабыла обо всем!.. А ведь, знает же! Отлично знает, что такое армия! Что в любой момент может придти приказ, заревут моторы, и полетят родные на юг или на север, на запад или на восток!.. Куда начальство укажет!

А ты сиди и жди мужа, пока это самое начальство соизволит дать отбой!

Господи, вот влипла-то, подумала Снежка!.. И даже спросить не у кого, где он и что он!.. Господи, хоть бы в Посьете, или как там его, все поскорее закончилось!

Но шел день за днем, бои продолжались, а слухи множились…

Снежка, всерьез обеспокоенная отсутствием вестей от Владимира, уже подумывала сходить в штаб армии и попроситься на прием к члену военного совета или начальнику политуправления, чтобы разузнать о муже хоть что-нибудь. Но пока еще ждала, понимая, что Владимир был бы очень не доволен такой самодеятельностью.

Горничная регулярно снабжала ее последними новостями, но даже она не знала, когда самураям, наконец, надают по сусалам и выпроводят вон!

Долго ли, коротко ли, но прошло уже две недели с момента отъезда Владимира, а от него не было ни слуху, ни духу…

По словам Марьи Ивановны, получавшей информацию из самых достоверных и заслуживающих доверия источников, сталинские соколы давали самураям прикурить по полной программе. И что-то подсказывало Снежке, что Владимир никак не мог оказаться в стороне от этой процедуры…

Когда в понедельник, восьмого августа, «Известия» опубликовали сообщение штаба первой Приморской армии Краснознаменного Дальневосточного фронта, в котором утверждалось, что «Советские части очистили нашу территорию от остатков японских войск, заняв прочно наши пограничные пункты», Снежка вздохнула с облегчением. Но через два дня «Известия» сообщили: «Японские войска вновь предприняли ряд атак на высоту Заозерную, занимаемую нашими войсками. Японские войска были отброшены с большими для них потерями»…

Господи, подумала Снежка, да, когда же вы уйметесь-то?! И крепко зажмурилась… Всё! Кончилось ее терпение!.. Если завтра к вечеру от Владимира не поступит известий, она пойдет к члену военного совета и сама все узнает!

Снежка зарычала и изо всех сил врезала по морде ни в чем не повинной подушке! И еще, и еще!.. Ей так хотелось что-нибудь разбить!.. И желательно об чью-то стриженую под полубокс рыжую башку!.. Пусть только вернется!.. Она ему!.. Она его!..

Снежка всхлипнула, уткнулась лицом в избитую подушку и разревелась…

Господи, только бы он вернулся! Только бы вернулся живой и невредимый! А уж она ему!.. А уж она его!.. Зацелует до смерти!..

Весь следующий день она просидела в номере. И даже не пошла за этой противной газетой! А вдруг там опять сообщение о новых атаках японских войск! Но под вечер все-таки не выдержала и решила прогуляться до киоска «Союзпечати». Надела туфельки, взялась за дверную ручку…

И замерла…

Потому что сердце вдруг заколотилось у нее в груди, как сумасшедшее!.. Пройдя сквозь толстые кирпичные стены, ее настигла неслышная вибрация знакомых шагов… По лестнице поднимался Владимир… Снежка знала это совершенно точно!

Странная слабость вдруг охватила ее. Она закрыла глаза… Скрипнула, открываясь, дверь и вошел он… Снежка покачнулась и угодила в крепкие объятия.

- Володя, - прошептала она и склонила голову на родное плечо.

- Снежка, - прошептал он, подхватывая ее на руки.

- Как ты долго…- судорожно вздохнула она, обняла его за шею и заплакала.

- Ну, что ты… Что ты… - принялся целовать ее Владимир. - Все хорошо…

Он притворил за собой ногой дверь, а потом отнес всхлипывающую Снежку в комнату и сел на кровать, усадив ее к себе на колени. И стал укачивать, как маленькую, приговаривая потихоньку:

- Жил да был один сверчок-чок, он скрипел, как старичок-чок, а потом сказал «Молчок-чок!» и улегся на бочок-чок…

- А ты не будешь больше меня одну оставлять? - улыбнулась сквозь слезы Снежка.

- Ни-ко-гда… - сказал Владимир.

И она поверила…

И ответила на его поцелуй. Который из нежного и легкого мгновенно превратился в страстный и глубокий…

Одна рука Владимира обнимала Снежку за талию, а вторая скользила по тонкому ситцу ее платья, невероятным образом оказываясь везде и всюду одновременно… Господи, как она соскучилась по его ласкам, промелькнуло в Снежкиной голове!.. Ее словно током било от его прикосновений!

Владимир уронил ее на постель и, отшатнувшись, стал лихорадочно срывать с себя одежду… Пока он раздевался, Снежка сдернула через голову и отшвырнула прочь платье, а потом откинулась на спину… И позабыла обо всем на свете, слившись с ним воедино…

Когда они пришли в себя, стояла глубокая ночь…

Их освещенный ярким лунным светом номер очень походил на поле боя. Сбитая простыня свисала с кровати, одеяло и подушки упали на пол, по всей комнате валялась разбросанная одежда…

Владимир лежал, совершенно обессиленный, а Снежка, устроившись у него на плече, тихонько гладила его грудь, перебирая густые рыжие волосы… А потом нашла пальчиком сосок… Ей вдруг так захотелось поцеловать этот кружок, что она не удержалась и поцеловала…

А лучше бы этого не делала!

- Воло-дя! - прошептала она предостерегающе, увидев, как он разгорается прямо на глазах. - Тебе надо выспаться… Нет!.. Володя… Нет…

Но все увещевания были бесполезны. Он подмял ее под себя и снова принялся ласкать. А она лежала, отдавшись ему вся, целиком и полностью, и даже не шевелилась, наслаждаясь его неистощимой силой и любовью.

Владимир не успокоился до тех пор, пока Снежка, вспыхнув от его огня, не загорелась с той же страстью. И вновь довел ее до самого пика. И рухнул в пропасть сладкого безумия вместе с ней…

Неудивительно, что они проспали до обеда…

Перекусив на скорую руку, Владимир отправился в штаб армии.

И Снежка вместе с ним. Наученная горьким опытом, она теперь ни на шаг не отпускала его от себя. И сидела на лавочке в сквере до тех пор, пока Владимир не разобрался, наконец, со своими делами.

Само собой, ему нужно было срочно лететь в бригаду! Ничего иного Снежка и не ожидала! Но на этот раз провести себя не дала. И сказала, как отрезала:

- Без меня ты никуда не полетишь!

Владимир почесал в затылке, но промолчал.

Наверное, увидел что-то такое в ее рассерженных глазах, раз не посмел возражать, подумала Снежка! Надо будет посмотреться в зеркало и запомнить!

- Ну, ладно, - вздохнул Владимир. - Завтра утром полетим вместе. У меня тут как раз У-2 стоит. Собирай свои чемоданы.

- Ура! - взвизгнула Снежка и повисла у него на шее.

Сборы были недолгими, потому что она так и не удосужилась разобрать вещи.

Поскидав как попало тряпки в чемодан, Снежка щелкнула замками и прыгнула на колени к Владимиру. Который, сидя в уголке на стуле, с улыбкой наблюдал за ее хлопотами…

Нацеловавшись вдосталь, они отправились в ресторан поужинать, а потом опять до самого утра занимались любовью, не обращая внимания на жалобный скрип вконец замученной кровати…

В командирском доме в военном городке комбригу полагалась двухкомнатная квартира. От которой Владимир сразу же отказался, отдав ее помпотылу, у которого было трое детей и теща. А себе взял его, однокомнатную.

С уборкой будет меньше возни, согласилась с ним Снежка…

В остальном их новая квартира была очень похожа на ту, в которой они до этого жили в Пушкине. Все то же самое. Занавески на веревочках и мебель с инвентарными номерами. Только без ванны. И туалет на улице.

В качестве некоторой компенсации на кухне имелся большой оцинкованный чан, в котором можно было постираться. И даже ополоснуться, при желании. А в коридоре за шторкой на всякий «пожарный» случай стояло поганое ведро.

Одним словом, обычные тяготы и лишения армейской жизни. На которые Снежка, изрядно помотавшись с отцом по гарнизонам, давно уже не обращала внимания.

Зато они были вместе!

И, уходя на службу на рассвете, на закате Владимир возвращался домой! Каждый день! А по воскресеньям всецело принадлежал только ей одной!

Ну, почти всецело!.. Насколько это было возможно при его должности!

Слава Богу, думала Снежка, что он у нее не отличался особой тягой ни к рыбалке, ни к охоте, как другие мужчины! Иначе все свободное время, как и они, пропадал бы с ружьем да удочкой!

Иные жены, особенно те, у которых были дети, сами поощряли своих благоверных на охотничьи подвиги. Когда семеро по лавкам, да по люлькам, любой приварок ко двору! Поэтому степень радушия, с которым они встречали возвращающихся мужей, зависела от количества добытых ими гусей и уток!

Снежке командирского пайка вполне хватало, и мужа она предпочитала держать при себе. И вообще по выходным позволяла ему вставать с кровати только для того, чтобы пообедать или поужинать!

А потом загоняла обратно в постель и вновь набрасывалась на него!..

Впрочем, время от времени Снежка разрешала Владимиру побродить по тайге. Но, ясное дело, лишь в ее сопровождении!

Они запасались бутербродами и квасом, и уходили в сопки на весь день. Дежурный по штабу бригады, само собой, ставился в известность, где искать командира, если что. Но получал при этом жесткие и недвусмысленные инструкции приступать к поискам лишь в самом крайнем и совершенно неотложном случае!

А места вокруг были замечательные! Заросшие соснами и кедрачом сопки, небольшие речки с прозрачной ледяной водой, огромное количество непуганого зверья и птиц! Которые могли резвиться на свободе, сколько им вздумается, потому что ни Владимиру, ни Снежке, не было до них никакого дела!

Они собирали грибы и ягоды, а потом загорали, расстелив прихваченную из дома простыню. И, конечно же, любили друг друга! Укрываясь лишь небом…

Ну, а в будние дни, проводив Владимира на службу и расправившись с домашними делами, которых было не очень много, Снежка садилась за учебу…

Восстанавливаться в медицинском она покуда не собиралась… Может быть, позднее… А пока решила подготовиться и сдать экстерном все необходимые зачеты и экзамены, чтобы аттестоваться на фельдшера, и даже уговорила Владимира свозить ее во Владивосток в книжный магазин за учебниками…

Если бы она знала, сколько бед и горя принесет ей эта поездка!..

А тогда, набрав полную сетку книжек и оставив их в машине, они отправились на набережную… Честно отстояв длиннющую очередь, Владимир купил мороженое. Играла музыка, они гуляли, держась за руки, ели эскимо и не сводили глаз друг с друга.

На нем была белоснежная форма, китель и брюки на выпуск, а на Снежке - его любимое, белое с синим, платье. Такими их навсегда и запечатлел уличный фотограф. Влюбленными, молодыми и красивыми…

Стоял прекрасный сентябрьский день. Солнечный и яркий. Словно лето еще не окончилось. Словно не пришла еще осень. Словно зима, холодная и стылая, была еще далеко-далеко…

Внезапно Снежка почувствовала чей-то пристальный взгляд и оглянулась. Но никого не увидела… Какое-то неприятное воспоминание скользнуло тенью по краю ее сознания, но растаяло, так и не оформившись. Она пожала плечами и тут же позабыла об этом мимолетном ощущении.

Владимир травил очередную байку из жизни летчиков. Злоключения глупого пилота достигли кульминации, и Снежка смеялась над бедолагой до слез…

Это был один из самых лучших дней в ее жизни!

Нагуляв зверский аппетит, они завернули в ближайший ресторан. А оттуда в гостиницу. Потому что, натанцевавшись и захмелев от шампанского и объятий Владимира, Снежка наотрез отказалась ехать куда-то, на ночь глядя!

Утром спокойненько доедут!.. А сейчас!..

И она посмотрела на Владимира таким взглядом, что он, осекшись на полуслове, перестал возражать, подхватил ее на руки и закружил, целуя…

Это была одна из самых лучших ночей в ее жизни!

Которую она никогда не забудет!

Потому, что больше в ее жизни таких ночей уже никогда не было…

Вскоре после их возвращения из Владивостока у Владимира начались неприятности по службе.

Он ей ничего не рассказывал. Но она сама видела по его нахмуренным бровям и потемневшему лицу, что дела идут не очень хорошо. Что они идут плохо. И день ото дня становятся все хуже и хуже…

Пришел октябрь. Теплый и ласковый.

Природа словно пыталась компенсировать собой ту тяжесть, которой наполнили Снежкину жизнь люди…

Но в сопки они больше не ходили.

Владимир находился словно под домашним арестом. Неофициальным, но от этого не менее жестким. Даже для поездок на беседы со следователем (слава Богу, пока еще только на беседы!) в находящийся всего в двух километрах от их военного городка Никольск-Уссурийский, за ним присылали машину из районного отделения НКВД.

Тем временем в бригаде начались аресты…

И поселился страх…

Люди не спали до самого рассвета, прислушиваясь, не заурчит ли во дворе длинный черный автомобиль, и гадая, к чьим дверям сегодня направятся уверенные шаги приезжих татей. А утром прятали друг от друга красные не выспавшиеся глаза, делая вид, что нисколько не удивлены исчезновением еще одного боевого товарища.

Песни из черных тарелок репродукторов звучали громче, строевые команды на плацу резче. А кумачовые транспаранты с лозунгами об усилении бдительности не просто лезли в глаза. От них уже некуда было деться…

Снежка тоже боялась. Очень боялась…

И провожая Владимира по утрам в штаб, никак не могла отделаться от мысли, что больше его не увидит.

Сначала она переживала, что всё это началось из-за неё. В смысле, из-за ее отца… Из-за того, что он был арестован… Но Владимир только покачал головой, обнял ее и сказал, что в этом случае его уже давно взяли бы. Нет, она тут ни при чем! И он в двух словах рассказал ей о глупой истории с бомбами.

Снежка немного успокоилась, а потом испугалась еще сильнее!

Если его так задергали не из-за нее, а по такой незначительной причине, то, что будет, когда следователь дознается о том, что он женат на дочери врага народа?!

И все же, вопреки всему, она верила, что ее Владимира, Героя, депутата и трижды орденоносца, представленного к четвертому ордену за Хасан, арестовать не посмеют…

Погода испортилась. Пошли дожди. С деревьев облетели последнее листья… А следствие всё длилось и длилось, выматывая жилы и у него, и у нее.

И Снежка уже не знала о чем молиться… Чтобы оно, наконец, окончилось, и наступила хоть какая-то ясность… Или, чтобы оно никогда не кончалось, потому что тогда Владимира заберут… Заберут у нее навсегда…

Его арестовали ночью семнадцатого октября.

Это был какой-то кошмарный сон! Который повторяется до тех пор, пока человек не сойдет с ума.

Полночный стук в двери… Синие фуражки с малиновыми околышами…

- Майор Иволгин?.. Вы арестованы!

- Нет! - крикнула Снежка, кинулась к Владимиру и прижалась изо всех сил.

- Уезжай! Куда угодно! Немедленно! - успел шепнуть он, прежде чем дюжие руки оторвали их друг от друга.

Снежка посмотрела на него и сквозь закипающие жгучие слезы прочитала по беззвучно шевелящимся губам: «У-ез-жай! Не-мед-лен-но!»…

Пошарившись в платяном шкафу и ничего, подлежащего немедленному изъятию, не обнаружив, чекисты ушли и увели Владимира. Они ничего не взяли, кроме его пистолета, документов и боевых наград, но квартира, еще недавно переполненная любовью, опустела…

Потому что у Снежки отняли самое главное. Потому что у нее отняли всё!

Она совершенно механически закрыла входную дверь, собрала разбросанные по полу тряпки, подняла и поставила обратно на полку книги…

А потом села на кровать и обхватила себя за плечи руками.

Что же делать, что же делать, что же делать, пульсировала в ее голове одна единственная мысль…

Разобранная постель еще хранила очертания тел, но уже успела остыть. Снежка провела рукой по подушке Владимира и слезы, наконец, покатились по ее щекам… Только теперь она до конца поняла, что для нее значила его любовь!

Такая сильная… Такая глубокая… Такая настоящая…

Он обязательно вернется! Он обязательно уцелеет и вернется! Потому что он везучий, потому что он самый везучий в мире, повторяла себе Снежка снова и снова. А она все сделает, как он сказал! Она…

Господи, ведь, он сказал, чтобы она немедленно уезжала, вдруг спохватилась Снежка! Она вскочила, вытащила из-под кровати чемодан и стала швырять в него вещи, собираясь в дорогу. А потом замерла и медленно опустилась на пол рядом с ним.

Разве она может уехать?! Не зная ничего о том, что с Володей… А вдруг это ошибка? А вдруг его подержат немного и отпустят?..

Хотя, она уже и не была такой наивной дурочкой, как полгода назад, в ее душе все еще теплилась надежда на справедливость…

Снежка решительно задвинула чемодан назад, под кровать. Она никуда не уедет, пока еще есть надежда, что Владимира освободят!

И она никуда не поехала.

Господи, ну почему она его не послушалась?!

Если бы она тогда уехала, все могло сложиться совсем иначе…

Первый раз ее вызвали для дачи показаний лишь через две недели.

К этому времени Снежка уже совершенно измучилась от неизвестности. Подруг в городке она себе так и не завела. А те штабные работники, которых она знала, и кто еще не был арестован, едва завидев Снежку, шарахались от нее, как от зачумленной…

Поэтому она даже обрадовалась, когда за ней приехали! Наконец-то, она хоть что-нибудь узнает о Володе!.. А, может, ей даже удастся убедить тех, от кого зависит его судьба, что он ни в чем не виноват!

Все ее надежды рассыпались в прах, едва она вошла в кабинет следователя…

- Здравствуйте, Снежана Георгиевна, - сказал он с удовлетворением удава, взирающего на свою беспомощную жертву. - Гора с горой не сходится, а человек с человеком обязательно сойдётся! Если таки очень этого захочет…

Господи! Ну, почему она не послушалась Владимира! Ведь, говорил же он ей, уезжай немедленно!

Это был тот самый незнакомец, который преследовал ее всю минувшую весну! Следователь по особо важным делам майор Государственной безопасности Златогорский. Снежка о нем уже давным-давно позабыла. А он о ней, оказывается, нет.

- Присаживайтесь, Снежана Георгиевна, - сказал Златогорский. - Полагаю, теперь вы более благосклонно меня выслушаете…

В форме он выглядел как-то иначе… Еще опаснее что ли.

Форма вообще сильно меняет человека. И внешне, и внутренне. Особенно ромбы на петлицах и широкие шевроны из золотого галуна. И нарукавный знак высшего начсостава Главного управления госбезопасности НКВД СССР…

Снежка села на стул, стоящий посреди кабинета, и инстинктивно одернула подол, заметив пристальный взгляд Златогорского… Он усмехнулся.

- За что… - спросила Снежка прерывающимся голосом. - За что вы арестовали моего мужа?..

- За то же, за что и остальных, - сказал Златогорский, лениво рассматривая сквозь пенсне свои ухоженные ногти. - Вредительство, диверсии и террор.

- Нет! - ужаснулась Снежка. - Этого не может быть!

- Мне очень жаль, Снежана Георгиевна, - Златогорский достал из ящика стола и положил перед собой пухлую папку. - Но, обвинения против вашего мужа выдвинуты очень серьезные. И свидетельские показания их подтверждают.

- Но, он ни в чем не виноват! - воскликнула Снежка.

- Следствие во всем разберется, не беспокойтесь, - поднял он на нее глаза.

Его взгляд жадно ощупывал ее фигуру… Плечи, грудь, бедра… Она почти физически ощущала это.

- Но как… Как долго это будет длиться? - с отчаянием спросила Снежка.

- Ваш муж пока еще не разоружился перед партией. И не признал ничего из того, что ему инкриминировано, - Златогорский откинулся на стуле. - Поэтому к нему применяются специальные методы убеждения.

У Снежки все похолодело внутри. Это прозвучало так зловеще…

- К-какие м-методы?

- Специальные, - повторил Златогорский, глядя на нее в упор. - В условиях враждебного империалистического окружения государство рабочих и крестьян имеет право на самозащиту, - он откинулся на стуле. - В целях предупреждения контрреволюционной деятельности, в отношении явных врагов народа разрешено и даже рекомендовано применение метода физического воздействия.

Он сказал это таким спокойным и безразличным тоном, что Снежка побледнела.

- Что делают с моим мужем? - с дрожью в голосе спросила она.

- Бьют,- следователь повертел в руках папиросу и, не торопясь, прикурил.

Снежка ахнула и прижала ладошку к губам.

- А что вы хотите? - сказал Златогорский и затянулся. - С врагами иначе нельзя.

- Но ведь он не враг! - прошептала Снежка.

- Следствие разберется, - дым попал Златогорскому в глаза, и он помахал рукой, разгоняя его перед собой. - А пока не разберется, его будут бить. Сначала ему разобьют лицо, сломают нос и выбьют зубы. Затем отобьют все внутренние органы…

- Перестаньте! - крикнула Снежка.

- Он или признает свою вину, или…

- Что? - прошептала, обессилев Снежка.

- Впрочем, это уже не важно, - Златогорский потушил папиросу. - К этому времени таки уже будет не важно, расстреляют его по приговору трибунала, или он сам умрет в тюремном лазарете.

Из глаз Снежки неудержимо потекли слезы. На нее навалилось бесконечное отчаяние… Володя… Любимый… Боже мой!..

Златогорский снял пенсне и положил его на стол. Он потер двумя пальцами переносицу, а потом встал, подошел к ней и присел рядом на корточки.

- Но вы можете ему помочь, Снежана… - прошептал он. - Пока еще не поздно…

- Как? - в заплаканных глазах Снежки мелькнула надежда.

- Я могу отменить применение физического воздействия, - наклонился он к ней.

- Отмените, пожалуйста! - взмолилась она. - Он ни в чем не виноват!..

- Я мог бы даже добиться его освобождения, - прошептал он еще тише. - И даже уничтожить его дело…

- О… - простонала Снежка.

- Но это очень рискованно… - Златогорский как бы невзначай положил руку ей на колено, но она даже не заметила, вся, превратившись в слух. - Я очень рискую, - приблизил он губы к ее уху. - Это не просто должностное преступление… Меня могут расстрелять… - провел он ладонью по ее бедру.

Снежка вздрогнула и отвела его руку.

- Помогите моему мужу, пожалуйста!.. Товарищ следователь!.. - глотая слезы, прошептала она. - Я вас очень прошу!..

- Зовите меня просто Генрих, - Златогорский снова положил ладонь на ее колено. - Я все для вас сделаю… Но я должен знать, за что рискую жизнью…

- Что, в-вы хотите?.. - с трудом выдавила из себя Снежка.

Рука Златогорского, скользнув по ее ноге, нырнула под юбку. Снежка ничего не успела сообразить, а ее рука уже хлестанула его по лицу наотмашь со всей силы!..

Златогорский не удержался на корточках, отлетел от нее и, падая, крепко приложился затылком об стену. Он помотал головой и с трудом поднялся…

Снежка вскочила со стула. Господи! Что она наделала!..

- Товарищ следователь, - сказала она. - Мне надо идти…

Златогорский одернул гимнастерку, поправляя заправку, и подошел к столу.

Он быстро пришел в себя. Это ничего! Ему даже понравилось, что она такая… Необъезженная… Это ничего, подумал он, никуда она от него не денется!

Снежка повернулась и хотела уйти.

- Стоять! - рявкнул он.

Она вздрогнула и замерла испуганно.

- Сядьте, Снежана Георгиевна, - тихо попросил Златогорский. - Пожалуйста.

Неожиданная мягкость его голоса напугала ее еще сильнее, чем окрик. Снежка медленно опустилась на стул…

- Впервые я увидел вас двадцать третьего февраля. На праздничном вечере в Доме Красной Армии. И полюбил с первого взгляда… - вдруг сказал Златогорский. - Меня поразила ваша юность и красота, Снежана! - он налил в стакан воды и выпил его большими глотками. - Я тогда еще ничего не знал о вас. Но очень скоро узнал всё! Потому что следил за вами, - Златогорский встал из-за стола и подошел к окну, а потом резко повернулся к ней. - Да, я следил за вами! Все свободное время! А у меня его немного, поверьте!.. Только не сердитесь, пожалуйста, - он взъерошил свои редкие волосы и близоруко прищурился, глядя на нее. - Я караулил вас у подъезда, как влюбленный юноша, который поджидает предмет своей страсти, а потом плетется в отдалении, не решаясь подойти и заговорить! Я следил за вами каждый день! Потому, что и дня не мог прожить без вашего звонкого смеха, без ваших прекрасных глаз, Снежана! И ничего не мог с собой поделать, - Златогорский вздохнул. - Мне уже почти пятьдесят… И я отлично знаю, что не красавец, - он отвернулся и глухо спросил. - Ответьте! Только честно! Был ли у меня хоть один шанс добиться вашей любви?

- Н-нет… - тихо прошептала, шокированная его неожиданным признанием Снежка.

- Вот, видите, - сказал Златогорский и повернулся к ней. - Что же мне было делать?.. Но я все-таки надеялся, что моя власть, мой авторитет помогут мне завоевать ваше уважение. Меня устроило бы даже это! Лишь бы вы были со мной, лишь бы вы были рядом!.. Если не ваша любовь, то хотя бы ваше уважение. А я любил бы за нас обоих. Но вы, - его голос пресекся. - Вы отвергли мою любовь…

- Это не любовь! - воскликнула она. - Вы преследовали меня! Вы напугали меня!

- Я не хотел вас пугать, Снежана, - вздохнул Златогорский. - Я только хотел продемонстрировать свои возможности, свою власть, свою силу. Но вы не поняли меня и отвергли… Я был в отчаянии и совершил ужасный поступок. Простите меня, Снежана! Я только хотел, чтобы вы пришли ко мне! Чтобы вы попросили меня о помощи! И я сделал бы для вас невозможное…

- Это вы оклеветали моего отца! - ахнула Снежка в ужасе.

- Я немедленно освободил бы его! - шагнул к ней Златогорский. - Если бы меня об этом умоляли вы!..

- Мой отец жив? - глухо спросила она.

- Его дело передали другому следователю, - поджал губы Златогорский. - Но он жив! И следствие еще не закончено! Ваш отец ни в чем не признался и с ним продолжают работать.

- Работать… Вы называете это работой… - прошептала Снежка. - К нему тоже применяют специальные методы?

Златогорский кивнул.

- Я только хотел, чтобы вы поняли, насколько я могущественен! Чтобы вы уважали меня! - сказал он, прижимая руки к груди.

- Чтобы я боялась вас и ненавидела еще сильнее?! А разве это возможно?! - крикнула Снежка.

- Ну, зачем вы так? - покачал головой Златогорский, отошел и прислонился к стене. - Если бы вы пришли ко мне… Если бы вы попросили меня о помощи, я сделал бы все, чтобы с вашего отца сняли обвинения! Но вы не пришли… Тогда я решил сам вызвать вас на допрос! Но вы бесследно исчезли… - он потер лицо ладонями. - Я немного не рассчитал, сразу сообщив в ректорат об аресте вашего отца. А они отреагировали немедленно… Ну, кто же мог подумать, что от вас сразу же отшатнутся все ваши подруги, друзья и знакомые! - всплеснул он руками. - Ведь, вы вообще были ни в чем не виноваты!.. Впрочем, как и ваш отец…

- Значит, это все сделали вы! - побледнела Снежка.

- Простите меня, Снежана!.. Я не хотел, чтобы все так вышло! - сказал Златогорский, подошел к своему столу и тяжело оперся на него обеими руками. - Но я ошибся и вы исчезли. И дело вашего отца у меня забрали. И теперь помочь ему будет очень и очень сложно… Я искал вас по всему Ленинграду, по всей Ленинградской области! Я разослал запросы по всем больницам и моргам! Я чуть не сошел с ума, думая, что по моей вине вы могли наложить на себя руки!

Снежка молчала, глядя в одну точку.

Этот человек был повинен во всех ее бедах. Именно он был виновен в аресте ее отца, в аресте ее мужа… Как смел он называть любовью это свое, вывернутое наизнанку, извращенное и мерзкое чувство!

- И все-таки мне повезло! - повернулся он. - В конце июня меня включили в состав комиссии наркомата внутренних дел и направили сюда, во Владивосток, для проведения чистки руководящего состава Дальневосточного фронта. Я даже предположить не мог, что встречу здесь вас!! - белесые свиные глазки Златогорского вспыхнули сумасшедшим пламенем. - Но мне повезло! Просто фантастически повезло!.. И я понял - это судьба!!.. Я увидел вас, когда вы прогуливались по набережной! И стал за вами следить… Вы вышли замуж, Снежана! - вдруг сорвался на визг его голос, а потом так же резко понизился до шепота. - Вы вышли замуж и спите с ним… Каждую ночь он касается вас… Раздевает вас… И делает с вами все, что захочет…

Его руки потянулись к Снежке, и она отшатнулась…

- Но знали бы вы, - прошептал Златогорский и вдруг снова завизжал. - За кого вы вышли замуж!.. Этот человек не достоин вас! - кричал он, брызгая слюной и неистово потрясая кулаками. - Это негодяй!

- Как вы смеете так говорить! - вспыхнула от возмущения Снежка.

Он подскочил к ней в бешенстве, склонился, вцепившись в спинку стула, и просипел:

- Смею…

Снежка зажмурилась, чтобы только не видеть его побелевшего лица…

Златогорский выпрямился, тяжело дыша. А потом подошел к столу и достал из папки какой-то листок.

- Вот письмо вашего мужа, Снежана Георгиевна… - сказал он уже совершенно спокойно. - Одного из задержанных на днях должны были освободить за отсутствием состава преступления, и ваш муж попросил его передать вам это письмо, - Златогорский криво усмехнулся. - Оно было обнаружено при досмотре. И бедняга был опять арестован… Знал бы этот несчастный, из-за чего рискнул своей свободой… Прочтите! - он протянул листок Снежке.

Она взяла его дрожащей рукой и попыталась сосредоточиться…

Неровно оторванный по краю тетрадный листок в клеточку был исписан химическим карандашом: «Привет, подруга! Как твои дела не спрашиваю, потому что они мне теперь поровну! Как и ты сама, в общем-то! Сказал бы тебе пару ласковых, да бумаги жалко! Потому что парюсь я тут, на киче, только из-за тебя! И сам себя костерю за то, что с тобой связался! Польстился на тебя, паскуду, как будто других девок вокруг не было! Вот и вляпался по самое никуда! Ты меня не жди! Я когда из этого дерьма вылезу, в которое ты меня втравила, все равно к тебе не вернусь! Порезвился бы с тобой в коечке еще немного, да понял теперь, что надо жить успевать! Пока молодой, хочу побольше девок в баб переделать! А ты можешь катиться на все четыре стороны, куда захочешь!»

- Нет! - прошептала Снежка. - Нет…

- Если хотите, я могу устроить вам очную ставку с этим человеком, - пожал плечами Златогорский. - Прямо сейчас…

Снежка только помотала головой. Нежданная беда навалилась на нее как неподъемная глыба…

Она не могла говорить. И никого не хотела видеть… В особенности его…

Письмо выскользнуло из ее пальцев и упало на пол.

Златогорский поднял отлетевший в сторону листок, и положил его в сумочку, лежащую у Снежки на коленях. Вернувшись к столу, он расписался в ее пропуске и чиркнул несколько слов на клочке бумаги.

- Вот ваш пропуск, Снежана Георгиевна, - он подошел к ней и протянул бланк. - А это адрес, по которому вы придете завтра вечером. Или я уже ни за что не ручаюсь…

Снежка сунула бумажки в сумочку, а потом с трудом поднялась со стула и, пошатываясь, пошла к двери…

Что же делать, Господи?!

А разве у нее есть выбор?!

Господи, за что ей все это?..

Глава третья

…Владимир сразу должен был догадаться, что дело тут нечисто!..

Но майор Государственной безопасности Златогорский очень ловко задурил ему голову расследованием этой истории с осколочно-химическими бомбами!..

Которая, если разобраться, яйца выеденного не стоила! Подумаешь, получили по ошибке не те бомбы! Никто же не пострадал! Даже самураи! Хотя они-то, как раз, ничего другого и не заслуживали за все свои злодеяния в Китае! Не говоря уже о том, что эти бомбы именно на них и запасали в свое время!..

Так или иначе, все необходимые меры по недопущению повторения подобного уже были приняты. Недостатки в организации службы устранены. Конкретные виновники происшедшего выявлены и получили дисциплинарные взыскания за халатность. И делать так больше не будут!

С себя ответственности он также не снимает и, как комбриг, готов понести соответствующее наказание. Но просил бы учесть некоторые смягчающие обстоятельства. Во-первых, отсутствие каких-либо последствий (вообще никаких последствий!), во-вторых, малый срок командования соединением (менее недели со дня вступления в должность!), и, в-третьих, предыдущую безупречную службу и всяческие боевые заслуги…

Следователь по особо важным делам Златогорский в своем деле был не новичок, имел знак «Почетный чекист», а осенью прошлого года за беззаветный труд на ниве борьбы с внутренним врагом в честь двадцатилетия создания органов ВЧК-ОГПУ-НКВД был награжден орденом «Знак Почета».

Златогорский продумал и учел все.

Поэтому Владимир был арестован в последнюю очередь. Только после того, как его подчиненные были взяты под стражу, должным образом допрошены и дали нужные следствию показания…

О том, что в шестьдесят девятой авиабригаде активно действовала тайная контрреволюционная организация, имевшая своей целью проведение террористических актов против руководителей партии и правительства путем сброса на них снаряженных отравляющим газом авиабомб во время воздушного парада на Красной площади…

Сначала Владимир просто опешил. И подумал, что это розыгрыш. Но следователь был вполне серьезен. И предъявил пачку признаний, собственноручно написанных его «соучастниками». Где черным по белому указывалось, что создателем и вдохновителем упомянутой контрреволюционной организации является майор Иволгин…

Его взяли в ночь с шестнадцатого на семнадцатое…

Это была их последняя ночь со Снежкой!

За окнами моросил холодный октябрьский дождь. Военный городок затих, погрузившись в зыбкую тьму. И в командирском доме одно за другим погасли окна. Дети и взрослые, наконец, угомонились и улеглись. И всё вокруг окутала глухая вязкая тишина. Лишь в соседней деревне лениво перелаивались дворовые псы…

Владимир лежал, отрешенно глядя в потолок, а Снежка спала рядом. Или делала вид, что спит… Чтобы ни о чем не говорить.

Со всеми этими неприятностями они так редко стали любиться друг с другом!

Однако на этот раз ей удалось раскочегарить его по полной программе! Он яростно и пылко, словно в последний раз, ласкал ее тело, а ей было все мало и мало! Позабыв обо всем на свете, Снежка билась и кричала в его объятиях! А когда он, совсем обессилев, откинулся на подушку, тут же принялась покрывать жаркими поцелуями его плечи, грудь, живот. Спускаясь все ниже и ниже. Целуя его все исступленнее и исступленнее… Она словно сошла с ума!..

До этого мгновения она еще никогда так не делала! Потому что Владимир еще ни разу не просил ее об этом! Даже не заикался! И не учил ничему такому! Она сама, интуитивно, поняла, что надо делать… И как…

Снежка ласкала Владимира страстно, самоотреченно, самозабвенно!.. И отталкивала его руки, пресекая все попытки ее отодвинуть. И не отпустила даже когда он застонал, содрогаясь от невообразимого наслаждения…

Когда Владимир накричался всласть, Снежка легла рядом. Он обнял ее, прижал к себе и тихонько поцеловал. Она что-то промурлыкала в ответ, и уснула…

Или сделала вид, что уснула.

Потому что ни о чем другом, кроме волны арестов, внезапно обрушившейся на его бригаду, они говорить уже не могли. А говорить об этом не хотелось…

Собаки в деревне залаяли громче, и вскоре послышалось низкое урчание автомобильного двигателя.

Владимир откинул одеяло и сел на кровати.

- Что ты… - сказала Снежка, приподнимаясь и обнимая его. - Это не к нам…

Возможно, она была права. А, может, и нет… Он поцеловал ее в нос и стал быстро одеваться. Застегнул бриджи, намотал портянки и сунул ноги в сапоги.

Судя по звуку, автомобиль был уже совсем близко от их дома.

Снежка сидела на кровати, обхватив руками коленки, и молча смотрела, как Владимир натягивает гимнастерку…

- Оденься! - сказал он, заметив, что она совсем голая.

Снежка вскочила, подбежала к нему и обняла. Он окунулся в душистое облако ее волос и замер, прислушиваясь к происходящему за окном.

Машина остановилась возле их подъезда, и водитель заглушил мотор. В ночной тишине гулко и неожиданно громко хлопнули автомобильные дверцы.

И зазвучали неторопливые шаги…

Снежка метнулась к своему белью, небрежно сброшенному ей на пол во время любовной прелюдии. Быстро надела трусики и лифчик, а потом закуталась в длинный фланелевый халат.

И вздрогнула, когда в их дверь постучали.

Владимир открыл. Один чекист решительно прошел в квартиру, а двое других прижали его к стене.

- Майор Иволгин?.. - спросил один из них.

Это был совершенно идиотский вопрос. Вошедшие отлично знали, кто он такой. Потому что вот уже почти три недели, через день, да каждый день, по очереди возили его на своем автомобиле в районное отделение НКВД и обратно.

- Вы арестованы!

- Нет! - крикнула Снежка, кинулась к Владимиру и прижалась изо всех сил.

- Уезжай! Куда угодно! Немедленно! - успел шепнуть он, прежде чем ее оттащили.

Первым делом чекисты забрали его пистолет и документы. Партийный билет, удостоверение личности, удостоверения Героя СССР и депутата Верховного Совета. Затем свинтили с френча ордена, медаль «ХХ лет РККА» и депутатский значок. Срезали знаки различия с надетой на нем гимнастерки и с шинели. А потом приступили к обыску. Который, к счастью, оказался недолгим. Потому что обжиться на новом месте они со Снежкой не успели. А тряпок и книг у них было совсем немного…

Когда всё это оказалось на полу, его увели. Даже не дав попрощаться с женой.

Владимир навсегда запомнил ее огромные льдисто-серые глаза, полные еще невыплаканных слез. Полные неизбывной боли. И невысказанной любви…

С тех пор Снежку он больше уже не видел…

Его привезли в отделение и отвели в камеру. Тесную, сырую и вонючую. В которой уже сидели два человека. Точнее, спали. Потому что до рассвета было еще далеко. Охранник снял с него наручники. Громыхнула, закрываясь, дверь, скрежетнул ключ в замке, и наступила тишина.

Владимир лег на свободную койку. Закрыл глаза. И внезапно отключился.

Огромное напряжение, под властью которого он находился все эти долгие недели, вдруг ушло. Словно кто-то повернул рубильник. И Владимир рухнул в черное забытьё…

Со своими товарищами по несчастью он познакомился поутру.

- Полковник Сидоров, - представился пожилой мужчина в грязной гимнастерке со споротыми петлицами. - Иван Петрович. Бывший начальник штаба дивизии. В Германскую имел неосторожность дослужиться до офицерского чина. Поэтому записан в члены контрреволюционного Российского Общевоинского Союза. И, само собой, в японо-маньчжурские шпионы и диверсанты…

- Интендант второго ранга Цесарский. Ефим Давидович, - назвался другой арестант, маленький и суетливый. - Троцкист. А также англо-немецко-французский шпион. Папа говорил мне в детстве: «Учи языки, Фима! Они таки всегда пригодятся!» Вот и пригодились! Выучил на свою голову! Следователь меня спрашивает: «Зачем тебе буржуазные языки, Цесарский? Чтобы Родину продать империалистам за ихние серебренники?!» А что я ему скажу? Что учить языки мне посоветовал папа? - развел руками интендант. - Хорошо, что папы уже нет! А то его тоже арестовали бы! За то, что он англо-немецко-французский шпион! А по совместительству еще и древнегреческо-латинский!

Такое откровенное ерничанье сокамерников слегка шокировало Владимира.

- Вы, товарищ майор, вероятно, думаете: «Сам-то я ни в чем не виноват, а попал в компанию преступников! Шпионов, диверсантов и троцкистов!» - покачал головой Цесарский, заметив его реакцию. - Если вы так думаете, то напрасно! Мы такие же, как вы. Просто раньше вас попали в эту мясорубку. Лучше расскажите нам, что делается на белом свете, а то мы давно уже от него оторваны и таки ничего не знаем.

Полковник Сидоров был арестован в середине июля, когда с подачи Фриновского и Мехлиса началась очередная чистка в рядах комначсостава бывшей ОКДВА. А Цесарского взяли в начале августа.

Владимир рассказал им о Мюнхенском кризисе и сговоре Гитлера с Чемберленом.

- Это Бенешу за Тухачевского прилетело, - прокомментировал оккупацию немцами Судетской области полковник, напомнив присутствующим о меморандуме президента Чехословакии, после которого все и началось в прошлом году.

Потом Владимир рассказал о дальнем беспосадочном перелете Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко и Марины Расковой на рекордном самолете ДБ-2 «Родина». О том, как они потерялись уже через пол суток после взлета. О том, как их искали по всему Дальнему Востоку десятки самолетов, пешие и конные отряды, охотники и рыбаки. И о том, как их нашли…

- Прямо над «Родиной» столкнулись два самолета. «Дуглас» с журналистами на борту и ТБ с парашютным десантом, - сказал Владимир. - Погибло пятнадцать человек, в том числе Герой Советского Союза Бряндинский…

- Бардак! - покачал головой Сидоров и возразить на это было нечего.

О расформировании фронта и снятии Блюхера сокамерники Владимира уже слыхали. От следователей.

- Фриновский постарался! Если бы Блюхер не валил все на пограничников, может, и обошлось бы! Хотя, вряд ли, - сказал интендант. - Когда в июне начальник НКВД края за кордон ушел, органы в такую лужу сели, что у них другого выхода не осталось! Чтобы отмыться! Только новый заговор раскрыть! С маршалом во главе! Не меньше!

И Цесарский, и Сидоров, уже смирились с неизбежностью и подписали все, что от них потребовали. Полковник - после побоев. А интендант сразу же после ареста.

Ефим Давидович придерживался какой-то странной теории. Чем больше посадят, утверждал Цесарский, тем лучше! Потому что там, говорил он, многозначительно тыкая пальцем в потолок, скорее поймут, что все это вреднейший для партии вздор! Потому что столько врагов просто не может быть!..

У полковника никаких теорий не было.

- Что скажут, то и подпишете, - вздыхал он. - Как говорится, битие определяет сознание. Как станут вас кулаками по ребрам да по физиономии охаживать, сразу все и подпишете!.. Вы, голубчик, не спешите зачислять нас в негодяи. Вот, схóдите на допрос, пройдёте через «конвейер», тогда и поговорим…

Однако Владимира на допрос почему-то не вызывали.

Он сидел на койке, стараясь не слушать болтовню Цесарского, которая день ото дня раздражала его все больше. Так же как и бесконечные вздохи Сидорова…

Обоих периодически вызывали по ночам к следователю. Вернувшись, они начинали со слезами исповедоваться, сколько еще соседей, товарищей по работе и просто знакомых им пришлось сегодня оговорить.

Сначала Владимиру было жалко этих несчастных. А потом его стала разбирать злость! Ведь, своими клеветническими показаниями они обрекали на страдания множество ни в чем не повинных людей!

И их семьи…

Страшнее всего для Владимира были ночные часы. Днем от ужасных мыслей о Снежкиной участи его отвлекали своим нытьем и жалобами полковник с интендантом. А ночью, когда их уводили на допрос, деваться от мыслей о Снежке было некуда…

Где она?.. Что она?..

Хоть бы она послушалась его и уехала!..

Владимир скрипнул зубами. Снежка была такая поперечливая!..

Сильная! Гордая! Независимая!.. И такая ранимая!..

Он так хотел ее защитить! Так старался! Он украл ее, он спрятал ее! Он увез ее за десять тысяч верст! На самый край земли!

И все-таки не смог уберечь от беды…

Льдисто-серые Снежкины очи, полные слез, полные тоски и горя, неотрывно стояли у него перед глазами. Ее отчаянное «Нет!» звенело у него в ушах…

Почему его арестовали на квартире, а не взяли под стражу в кабинете у следователя во время их очередной «беседы»? Зачем было отвозить его домой, а потом, несколько часов спустя, снова отправлять за ним машину?

Чтобы арестовать на глазах у испуганной полуодетой жены?

К чему эта бессмысленная жестокость?!

На самом деле Владимир знал ответ на этот вопрос… Только боялся себе в этом признаться… Потому что уже понял, что к чему.

Увы, слишком поздно, чтобы хоть что-то предпринять…

На самом деле весь этот непрекращающийся кошмар, все эти «беседы» и аресты были тщательно спланированной акцией! Разыгранной Златогорским, как по нотам!

Не случись этой истории с бомбами, он придрался бы к чему-нибудь другому. Или сам организовал провокацию. Или сфабриковал донос. Или попросту выбил из кого-нибудь нужные показания. Чем, в конце концов, все и закончилось…

Владимира не только не насторожило, его поначалу даже обрадовало, что расследование ведет приезжий следователь. Еще бы! Не кто попало, сержант - два кубаря, три класса образования, четвертый - коридор! А целый майор госбезопасности! Уж, он-то вникнет, он-то разберется! Что вся эта история выеденного яйца не стоит!

Вот и разобрался…

На самом деле, он сам ее и раздул! Разнюхал как-то и раздул! Владимир в этом теперь уже не сомневался! Как не сомневался теперь и в том, что Златогорский раздул всю эту историю с одной только целью - добраться до него! Чтобы убрать с дороги!

Потому что, лишь убрав с дороги Владимира, он мог добраться до его жены!..

Добраться до Снежки!!

Владимиру хотелось кричать и биться головой об стенку! Но на шум мог прибежать охранник. И он лежал, закрыв глаза, и только судорожно сжимал кулаки да стискивал зубы… Он собственными руками, сам, вырыл себе яму! И сам в нее залез!

И погубил Снежку!

Он думал, что увез ее от опасности! Думал, что он самый умный, самый хитрый!.. Как он посмеивался над этими глупыми, недалекими особистами!.. И сам! Сам сунул Снежку им в пасть!

Его вызвали на первый допрос лишь на седьмую ночь…

К этому времени блестящий и щеголеватый сталинский сокол превратился в задрипанную ободранную курицу. Он постарел на десять лет, осунулся и зарос щетиной. Бриджи вспучились на коленях, а гимнастерка со срезанными пуговицами и петлицами измялась и провоняла потом. И прочими арестантскими запахами…

Владимир задумался о том, как выглядит, лишь увидев перед собой отглаженного, выбритого и благоухающего дорогим одеколоном следователя. И почувствовал себя еще хуже. Во-первых, потому что еще острее ощутил свою неопрятность, а, во-вторых, потому что понял, что именно этого Златогорский и добивался.

Сполна насладившись его унижением, майор радушно улыбнулся и махнул рукой, приглашая дорогого гостя присесть… На стул, стоящий посреди кабинета.

Он уточнил анкетные данные Владимира, а потом вынул из папки исписанный лист и сказал:

- Перепишите и поставьте подпись. И можете пока быть свободны.

- Что это? - спросил Владимир, даже не шелохнувшись.

- Заявление о чистосердечном признании в вашем участии в военно-фашистском заговоре, - ответил Златогорский. - И тайной контрреволюционной организации, планировавшей теракты против руководителей партии и правительства. Путем сброса химических бомб во время воздушного парада.

Владимир был ошеломлен дикостью этих обвинений! Однако быстро взял себя в руки… А чего собственно еще он должен был ожидать?

- Ни в каких заговорах и тайных организациях я не участвовал, - твердо сказал он. - И ничего такого подписывать не буду.

- Так я и думал, - Златогорский положил листок обратно. - Что вы откажетесь. Но обязан был предложить. Для порядка, - он вздохнул. - Поймите, Иволгин, у меня все подписывают. Рано или поздно. Для вас же будет лучше, если вы это сделаете до того, как с вами поработают мои помощники, - Златогорский кивнул в сторону двух чекистов, скучающих у стены. - И искалечат вас.

- Ни в каких заговорах я не участвовал, - повторил Владимир. - И ничего не подпишу.

- Ну-ну, - скептически усмехнулся Златогорский. - Все сначала так говорят… А потом, когда с ними поработают, как следует, перестают запираться и подписывают! И вы подпишите. Никуда не денетесь…

- Никогда! - повторил Владимир.

- Никогда не говори никогда, - покачал головой Златогорский. - Нате, лучше почитайте, что о вашей контрреволюционной деятельности и террористических замыслах пишут ваши соучастники.

Пока Владимир читал, Златогорский молча сидел, сложив руки на груди и откинувшись на стуле.

- Бред!.. Чушь!.. - бормотал Владимир, перелистывая страницу за страницей, не в силах поверить, что это писали его товарищи. - Чушь собачья!.. Быть этого не может!

Не удержавшись, он даже рассмеялся в одном особо забавном месте.

- Летчик никогда такого не напишет! - сказал Владимир, возвращая папку следователю. - Сплошные выдумки! Какой дурак все это сочинил?

- Смейтесь, смейтесь, - скривился Златогорский, задетый Владимиром за живое, ибо сам составлял эти протоколы. - Посмотрим, как вы потом посмеетесь! Возможно, изобличая вас, ваши подельники что-то и присочинили. Не спорю. Но их можно таки понять! - майору удалось, наконец, справиться с досадой. - Люди вообще склонны к сочинительству! А тут сразу столько дополнительных стимулов! Следователь строгий. В камере тесно. Параша воняет. Одним словом, полный аффект! Люди привыкли к чистому белью, привыкли вкусно кушать! А у нас, знаете ли, баланда! Не санаторий, знаете ли! Санатории, они для передовиков производства! Для стахановцев! А у нас таки тюрьма! Для врагов народа! - описывая прелести арестантской жизни, Златогорский понемногу вновь обрел равновесие. - Значит, не желаете разоружаться, - констатировал он. - Ну, что ж, пеняйте на себя. Я вас предупреждал.

Майор кивнул своим помощникам, и Владимир вдруг оказался на полу. Сбитый со стула сильным ударом в ухо, который нанес один из них. Сзади. Без предупреждения.

Владимир попытался встать. По старой боксерской привычке. Потому что словил нокдаун. А не нокаут. Но он был не на ринге. А в кабинете следователя по особо важным делам. Рефери рядом не было. Поэтому подняться ему не дали. А ударили снова. Он опять попытался встать. И получил еще один удар. И еще…

Упав в очередной раз, после неизвестно какого по счету удара, Владимир оставил свои безуспешные попытки. И его принялись пинать. Коваными сапогами. По ребрам.

Он подставлял руки… Если успевал… Но это мало помогало.

- Пре-кра-тить! - вдруг скомандовал майор.

Сержанты отошли, оставив Владимира лежать на полу. Он чуть-чуть отдышался, а потом кое-как поднялся и сел на стул. Вытер кровь с подбородка. И посмотрел исподлобья на следователя.

- Ну, как, Иволгин, подумали над моим предложением? - спросил Златогорский.

- Каким предложением? - еле шевеля распухшими губами, переспросил Владимир.

- Не прикидывайтесь дурачком, вы прекрасно меня поняли! - резко сказал майор. - Подпишите чистосердечное признание? Или хотите добавки?

- Мне не в чем признаваться! - упрямо прошептал Владимир.

- Значит, хотите еще… Ну, что ж, хозяин - барин! - Златогорский повернулся к своим подручным и отрывисто приказал. - На «конвейер»!

Майор убрал папку с делом в стол и запер его на ключ. А потом оделся и ушел. Вслед за ним ушел и один из сержантов.

- Встать! - приказал оставшийся. - Лицом к стене!

Владимир подчинился. А что ему еще оставалось?!

Так он и стоял у стены… Всю ночь… Час за часом…

Это было настолько унизительно!.. Комбрига, депутата, трижды орденоносца поставили в угол, как провинившегося школьника!..

Даже избитый в кровь, он никак не мог поверить, что все его звания и должности, все его заслуги остались в прошлом! Далеком и безвозвратном!.. Что теперь он никто! И даже хуже, чем никто! Для этих людей он просто ничто! Пыль под сапогами…

Охранник скрипел стулом, шелестел газетой, время от времени булькал водой из графина. Не забывая при этом зорко смотреть, чтобы его подопечный стоял, как положено, не переминался с ноги на ногу и не прислонялся к стене. И при необходимости одергивал его резким окриком.

У Владимира кружилась голова, саднило разбитое лицо, ныли ребра. Очень хотелось пить. Стоять становилось все труднее. Через какое-то время у него начали отекать ноги. Под утро о своем существовании напомнил мочевой пузырь. Причем весьма настоятельно. Владимир терпел, сколько мог, а потом не выдержал и попросился до ветру.

Охранник обругал его матом и оставил просьбу без внимания. Но потом, видимо, сообразил, что, если не выведет Владимира по нужде, то она, эта нужда, прольется на пол сама. Без его высочайшего соизволения!

Оправившись, Владимир ополоснул руки и лицо, успев при этом напиться.

Прогулка по коридору и холодная вода немного взбодрили его. Но этот бесконечный день еще только начинался…

В девять утра сержанты поменялись…

Следующая смена состоялась в пять вечера. Они и в дальнейшем придерживались этого графика. И караулили по очереди, меняясь каждые восемь часов.

А Владимир продолжал стоять.

Это и называлось «конвейер».

Иногда появлялся Златогорский. Майор без слов выгонял сержанта из-за своего стола, молча шуршал какими-то бумагами, писал что-то, а потом также молча уходил…

Пошли вторые сутки этой изуверской пытки.

Владимир находился в каком-то сомнамбулическом состоянии… В курсантские времена ему часто приходилось бодрствовать и двое, и даже трое суток подряд! Но это было совсем не то! Тупое, монотонное, бессмысленное стояние у стены не просто усыпляло, оно убивало разум!

И тогда Владимир принялся читать про себя стихи. Он увлекался поэзией и знал немало стихотворений. Так что хватило почти до вечера. Потом он попробовал перечесть устав внутренней службы. Но вовремя опомнился. Потому что это было его любимое средство от бессонницы! А не наоборот! Тогда он взялся за наставление по производству полетов. Затем - по штурманскому делу. И так далее…

В какой-то момент он поймал себя на мысли, что повторяет одну и ту же фразу, наверное, уже в сотый раз, и помотал головой, разгоняя туман.

А лучше бы этого не делал!

Потому что голова у него закружилась, и он едва не упал… Ухватившись за стену руками, Владимир с трудом удержался на ногах.

- Замри! - заорал сержант, подскочил к нему и с размаху ударил по почкам.

Владимир охнул… И еле-еле подавил жуткое желание въехать сержанту в челюсть! С разворотом снизу справа! Так чтобы голова мотнулась. И улетела в дальний угол. Утащив за собой бесчувственное тело…

Прошла вторая ночь, и настало утро… А потом вечер… И снова утро.

Владимир не спал. И не бодрствовал… Земля медленно плыла под ним справа налево… По кругу… Кто-то когда-то сказал, что она вертится. Земля, то есть… И этот кто-то был совершенно прав! Вертится! И еще как!

- Садитесь, Иволгин, - вдруг услышал Владимир у себя за спиной и вяло подумал, что этот Иволгин - просто счастливчик, потому что ему можно сесть…

- Посадите его! - приказал Златогорский сержантам, налил в стакан воды и подал Владимиру, когда его усадили. - Пейте, Иволгин! Это вода. Пейте!

Он поднял на майора мутный взгляд, а потом вдруг схватил стакан обеими руками и жадно припал к нему пересохшими губами. Осушил в два глотка и снова протянул Златогорскому. Второй стакан он пил медленно, маленькими глоточками. Закрыв глаза.

- Вы признаётесь в том, что состояли в тайной контрреволюционной организации? - спросил Златогорский. - Вы признаётесь, что планировали теракты против руководителей партии и правительства?

- Ничего не было. Никакой организации. Никаких терактов. - пробормотал Владимир. - Не было ничего.

- Может, и не было, - неожиданно согласился Златогорский. - Но, ведь, могло быть, Иволгин! Могло!

- Но, ведь, не было! - воскликнул Владимир. - Зачем вы выдумываете эту организацию? Зачем вы изобретаете эти теракты? Ведь ничего этого не было!

- А вы хотите, чтобы вас судили за то, что было? - наклонился к нему Златогорский. - Хорошо! - прошептал он, отошел к столу, а потом резко обернулся. - Назовите девичью фамилию вашей жены!

Владимира обдало холодом…

- Отвечать! - рявкнул майор.

Владимир вздрогнул.

- Или вы уже забыли ее прежнюю фамилию? - с издевкой спросил Златогорский.

Владимир молчал.

Внезапно майор подскочил к нему и завизжал прямо в лицо:

- Или приволочь ее сюда! И пусть она сама! Здесь! Назовет! Свою! Фамилию! - брызгал слюной следователь. - Вы этого хотите?! Да?! Этого?! Устроить вам это?!

Владимир молчал… А что он мог сделать?! Что он мог?!!

Златогорский выпрямился и сказал совершенно спокойным голосом:

- Я даю вам два дня на размышление, Иволгин. Или вы подпишете, все, что я скажу… Или… Сами знаете, что будет…

Когда Владимира привели в камеру, он упал на койку и потерял сознание…

- Вот! - вздохнул Сидоров, когда Владимир очнулся. - И это только начало.

Полковник оказался абсолютно прав. Его невеселое пророчество сбылось уже на следующем допросе. С которого Владимира принесли назад в камеру на носилках.

Потому что он опять ничего не подписал. И его опять били.

- Подпишешь, подпишешь, подпишешь… - шипел Златогорский, наклонившись к валяющемуся на полу Владимиру. - Ты у меня все подпишешь! Как миленький!

И это было последнее, что он помнил…

- Неужели вы еще не поняли, что ваше положение безвыходно? - спросил Цесарский, когда Владимир пришел в себя и смог говорить.

- Понял, - ответил он. - И все равно не сдамся! Умирать буду, а не сдамся!

- И умрете… - грустно сказал полковник. - Они забьют вас до смерти, майор. Им не привыкать стать. И ничего за это не будет. Потому что мы враги.

- А если враг не сдается… - сказал Цесарский.

- То его уничтожают… - закончил за бывшего интенданта знаменитый горьковский афоризм бывший полковник.

Владимир отвернулся к стене.

Он не хотел ни о чем говорить с этими сломленными, сдавшимися людьми. Бывшими красными командирами. Которые, даже если и выйдут из этих застенков, служить в вооруженных силах и защищать Родину уже не способны. И не должны! Потому что их сломали. И превратили из бойцов в забитых и трусливых подонков. Которые бросят оружие и сдадутся врагу, чтобы спасти свои никчемные жизни…

А они продолжали без конца крутить свою шарманку. О том, что упорствовать бессмысленно, что станешь калекой, а все равно ничего не докажешь, что лучше подписать все, что скажет следователь, и сохранить силы для трибунала.

Где и выяснится вся абсурдность предъявленных им обвинений. И их освободят. Прямо в зале суда. Вернут награды, восстановят в должностях и выплатят зарплату за вынужденный прогул.

И ни тот, ни другой, даже не понимали, что давно уже стали настоящими преступниками! И заслуживают самого сурового приговора! За то, что оклеветали столько людей! И обрекли их на страдания и смерть…

А, может, они подсадные, подумал он? Может, его нарочно поместили с ними в одной камере? Может, это просто ловкий ход Златогорского? Майор ломает его с помощью физического воздействия. А интендант с полковником - с помощью психологического.

Он был весьма недалёк от истины… И все-таки ошибся.

Бывший полковник Сидоров и бывший интендант Цесарский не были подсадными. Точнее, не были таковыми в полном смысле этого слова. Да, они оказались в одной камере с Владимиром с подачи Златогорского. Но майор использовал их втёмную. Поэтому Владимир ошибся, зачислив их в сексоты.

Ошибся он и в другом.

Следователь по особо важным делам Златогорский метод физического воздействия считал вспомогательным. Важным и нужным. Но только вспомогательным.

Майор не за красивые глаза получил знак «Почетный чекист» и орден. А за раскрытие особо важных дел. Потому что, добиваясь чистосердечных признаний, искусно сочетал все способы воздействия. И физическое, и психологическое, и моральное. И к партийной дисциплине мог воззвать, и к интернационализму, и к патриотизму. Ничем не брезговал…

Но главным, неизменно приносящим успех, методом Златогорский считал психологическое воздействие…

- А у вас красивая жена, Иволгин! - сказал он на очередном допросе.

- Это не ваше дело! - сузил глаза Владимир.

- Теперь и мое тоже! - ухмыльнулся майор. - Чтобы облегчить вашу участь, она согласилась со мной посотрудничать. Во внеслужебной обстановке!

- Только посмейте ее тронуть!.. - напрягся Владимир.

- Ну! Договаривайте, Иволгин!.. И что будет? Если я ее посмею? - прищурился Златогорский. - А я, кстати, уже посмел! И не раз!

У Владимира потемнело в глазах после этих слов.

- Что вы сделаете? Задушите меня?.. Или забодаете? - издевательски засмеялся Златогорский. - Своими ветвистыми рогами!

Его подручные переглянулись и громко заржали.

Владимир не выдержал и в бешенстве бросился на майора. Но мастера заплечных дел были настороже. Они мгновенно сбили Владимира с ног и принялись топтать сапогами.

- Отставить! - сказал Златогорский.

Сержанты нехотя подчинились. Они усадили избитого в кровь Владимира обратно и прижали к спинке стула так, что он не мог даже пошевелиться.

- Генрих Златогорский - человек слова! - сказал майор. - Я обещал вашей жене, что к вам перестанут применять физическое воздействие, если она согласится стать моей любовницей. И таки сдержу свое обещание! Больше вас бить не будут! Скажите ей спасибо за это! Потому что она таки очень старалась!

- Это неправда! Вы все лжете! - прохрипел Владимир.

- Где вы откопали такую роскошную женщину, Иволгин? - Златогорский присел на краешек стола. - И мужчину знает, как ублажить, и о себе не забывает! Просто ненасытная какая-то!

- Это все неправда! Неправда! - повторял Владимир, как заведенный. - Вы лжете!

- Господь с вами! Зачем мне лгать?! - сказал Златогорский. - Впрочем, если хотите, я могу устроить вам свидание. И пусть Снежана таки сама скажет, с кем ей было слаще в постели! Я, по ее словам, хотя и старше вас, зато знаю гораздо больше способов доставить женщине удовольствие!

Владимир рванулся. Но его держали очень крепко.

- Завидую я вам, Иволгин! Вот, вы сейчас отдыхать пойдете. В камеру. - Златогорский зевнул. - Спать ляжете. А мне еще с вашей супругой «сотрудничать»! - он потянулся. - Какой уж тут сон! Рядом с такой женщиной разве заснешь! - притворно вздохнул майор. - Да, вы же сами знаете!

Владимир прорычал что-то нечленораздельное…

- Ах, вот как!.. Не хотите, значит, в камеру?! - покачал головой Златогорский, словно заботливый родитель, сожалеющий о глупой выходке неразумного дитяти. - Тогда в карцер, - сказал он почти ласково. - Посидите немножко на холодке. Остынете. И подумаете на досуге о том, о сем… Пока мы с вашей женой в коечке побарахтаемся, - он повернулся к своим держимордам и отрывисто приказал. - Увести подследственного!

Психологическое воздействие Златогорский применять умел.

И применял его мастерски…

Глава четвертая

…Жестокое письмо не выходило у Снежаны из головы…

»Ты меня не жди! Я когда из этого дерьма вылезу, в которое ты меня втравила, все равно к тебе не вернусь!..»

Ее отвезли назад те же сотрудники НКВД, что и забирали. Она автоматически вышла из машины и зашла в дом. Поднялась по лестнице. Достала ключи и открыла дверь. Не раздеваясь, прошла на кухню и села на табурет. И сидела, не шевелясь, до глубокой ночи…

»Парюсь я тут, на киче, только из-за тебя! И сам себя костерю за то, что с тобой связался!..»

Мертвенный лунный свет отражался в ее потухших, безжизненных глазах. Слез не было. Не было мыслей и чувств. Не было ничего. Только это страшное письмо…

»Польстился на тебя, паскуду, как будто других девок вокруг не было! Вот и вляпался по самое никуда!..»

Снежана встала и, зачерпнув из ведра, выпила полную кружку ледяной воды, а потом, шаркая ногами, как старуха, вышла из кухни. Сняла пальто. Не глядя, повесила его на крючок в коридоре. И даже не заметила, что оно упало. Легла на кровать и свернулась калачиком…

»Польстился на тебя, паскуду!.. Вот и вляпался!..»

В пустой, нетопленной квартире было холодно и тихо, как в могиле. Снежану пробрало ознобом так, что зуб на зуб не попадал. Дрожащими, непослушными руками она кое-как натянула на себя одеяло и снова затихла…

»Польстился на тебя, паскуду!..»

Она закрыла глаза. Или открыла. Ночной мрак окутывал комнату непроглядной тьмой, и она ничего не видела. И не слышала. Кроме этих безжалостных, свистящих, как витая плеть, слов…

»Польстился на тебя, паскуду!..»

Снежана закрыла глаза и словно провалилась куда-то. Какая-то необоримая враждебная сила замутила, закрутила и понесла ее неведомо куда. Она летела в черную бездну, а в ушах звенели, словно эхо, злые, бессердечные слова…

»Я все равно к тебе не вернусь!.. Можешь катиться на все четыре стороны!.. Я все равно к тебе не вернусь!.. Можешь катиться!.. Не вернусь!.. Можешь катиться!.. Можешь катиться!.. Можешь катиться!..»

Она очнулась только к вечеру…

Из последних сил поднялась с кровати и, еле волоча ноги и перебирая руками по стене, с трудом дотащилась до кухни. Стуча зубами, Снежана выпила две кружки холодной воды, набрала трясущимися руками еще одну, про запас, и тем же манером, вдоль стеночки, вернулась назад. Поставила кружку на пол и легла. Укрылась одеялом и снова провалилась в спасительное небытие…

Следующие несколько дней Снежана помнила плохо…

День сменяла ночь. В комнате то брезжило, то вновь сгущался мрак. А она, то приходила в себя и лежала уставясь в стену, то снова теряла сознание…

К счастью, в забытьи, в котором ее измученная душа нашла спасение от ужасной действительности, не было никаких видений… Ни радужных снов, ни кошмаров…

Когда за ней пришли, чтобы отвезти к следователю на очередную «беседу», Снежана посмотрела на вошедших мутным взглядом и медленно села, свесив ноги с кровати. Ей что-то сказали. Она не поняла, но переспрашивать не стала. Снежане было все равно.

Она поднялась. Одернула помятое платье. Взяла поданное пальто и хотела его одеть. Но не смогла. У нее закружилась голова, колени предательски подогнулись, и она упала бы на пол, не подхвати ее стоящий рядом особист.

Соседские дети, игравшие во дворе в лапту, замерли. И молча смотрели, как два крепких парня в форме с малиновыми петлицами и в фуражках с синим верхом вывели Снежану из дверей под руки, да так и шли с ней до самой машины.

Но смотрели не только они.

Не одна пара переполненных слезами и страхом женских глаз, спрятавшись за занавеской, проводила чужаков долгим взглядом. И все без исключения, кто наблюдал за происходящим, вздохнули с облегчением, когда страшные гости, засунув свою добычу в автомобиль, убрались, наконец, восвояси… Сегодня они приезжали не за ними… А завтра?

- Что с вами? - подскочил к Снежане Златогорский, когда его подручные привели и усадили ее на стул у него в кабинете. И испарились куда-то.

Он метался туда-сюда, а она с безразличием смотрела, как он бегает по кабинету. Наливает из графина воды в стакан. Как он поит ее.

На душе у Снежаны было пусто и холодно.

Златогорский заглядывал ей в глаза, что-то непрерывно бормотал и гладил по голове, пытаясь расправить спутанные пряди ее волос. Снежане были неприятны прикосновения этого чудовища, но сил, чтобы оттолкнуть его мерзкие щупальца, уже не было…

- Отстаньте… - брезгливо поморщилась она.

Златогорский оставил, наконец, в покое ее волосы и сел за свой стол.

И, слава Богу, подумала Снежана.

- Прошло уже три дня, а вы так и не пришли ко мне, Снежана Георгиевна, - сказал он, поправляя пенсне. - И мне опять пришлось послать за вами своих сотрудников. Но я вас прощаю. И даю вам еще один шанс…

- Что вам от меня нужно? - спросила она слабым голосом.

- Вы не понимаете моего положения, Снежана Георгиевна! - вскочил и снова заметался по кабинету Златогорский. - Вы просто не понимаете!.. - он остановился прямо перед ней. - Ваш отец - враг народа! И ваш муж тоже! Я обязан вас арестовать!

- Арестовывайте, - сказала Снежана. - Мне все равно…

- Это вам сейчас все равно! - закричал Златогорский. - А когда вас посадят в переполненную вонючую камеру, вам станет не все равно! Когда вас осудят, дадут десять лет без права переписки и отправят в лагерь, где любой охранник сможет делать с вами все, что захочет, когда захочет, вам станет не все равно!.. Господи! - он схватился за голову. - Да, опомнитесь же!

- О чем вы? - спросила Снежана.

- Поймите! Это единственная возможность уцелеть! - опустился рядом с ней на колени Златогорский. - И помочь своим близким!

Снежана молчала.

- Завтра вечером вы придете ко мне, Снежана! По адресу, который я вам дал, - Златогорский понизил голос. - Я оформлю вас задним числом, как своего секретного сотрудника. И тогда вы останетесь на свободе.

- Нет, - прошептала она.

- Вы должны это сделать! - Златогорский положил руку ей на колено. - Вы должны стать моей!.. - горячо прошептал он и тут же поправился. - То есть, моим! Секретным сотрудником!.. Только так вы спасете своего отца и мужа!.. И себя!

- Нет… - сказала Снежана и попыталась столкнуть его руку с колена, но не смогла.

- У вас нет иного выхода, Снежана! - приблизил к ней свое ненавистное лицо Златогорский и схватил за плечи. - Вы станете моей… Вы станете… Моей…

- Нет! - собрав последние силы, Снежана уперлась обеими руками ему в грудь, вырвалась и отскочила. - Никогда! - сказала она, тяжело дыша. - Я лучше умру!

- Никогда не говори никогда, - покачал головой Златогорский, поднимаясь. - Ну, что же… Я предоставлю вам еще немного времени, Снежана Георгиевна… Генрих Златогорский таки умеет ждать!.. А вы подумайте. Взвесьте все, как следует, - он сел за стол и положил перед собой какой-то бланк. - Чтобы вы не наделали глупостей, за вами присмотрят, - макнув ручку в чернильницу, прищурился Златогорский. - Это ордер на ваш арест. У нас не очень уютные камеры, Снежана Георгиевна. И немного тесновато. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде! - он криво усмехнулся. - Посидите немного взаперти и подумайте о моем предложении! Только, умоляю вас, не думайте слишком долго! Иначе, даже я ничем не смогу вам помочь…

Снежана не успела ничего ему ответить.

Внезапно распахнулась дверь, и вошли три человека в чекистской форме. Сильным движением руки один из них отодвинул Снежану к стене.

- Гражданин Гольдберг? - спросил второй. - Гершель Соломонович?..

- Д-д-да… - промямлил Златогорский. - Эт-т-то я…

- Встать! - рявкнул чекист. - Руки перед собой, сука!

Златогорский вздрогнул и медленно поднялся…

Третий вошедший ловким движением надел на него наручники, а потом вынул из его кобуры пистолет.

- Вы арестованы, гражданин Гольдберг! - сказал второй чекист, судя по всему, главный, повернулся и вышел из кабинета.

Третий сноровисто расстегнул и сдернул с арестованного ремень и портупею, а потом взял его за шиворот и резко дернул по направлению к двери.

Златогорский споткнулся, растерянно оглянулся и покорно поплелся за ним. На бриджах у него между ног быстро расплывалось большое мокрое пятно…

Снежана все это время так и стояла, прижатая к стене рукой первого чекиста.

- А вы, гражданка, кто такая и по какому вопросу встречались с арестованным Гольдбергом? - повернулся он к ней.

- Мой муж задержан… И меня вызывали на беседу… Мой паспорт там, - показала она на оставшуюся лежать возле стула сумочку.

Он поднял ее, достал и перелистал паспорт.

- А этот… Гольдберг… За что его? - набралась смелости и спросила Снежана.

- Этого вам знать не положено, гражданка Иволгина, - сказал чекист, возвращая ей сумочку и паспорт. - Можете быть пока свободны, - взяв Снежану за локоть, он подвел ее к двери. - И никому не рассказывайте о том, что сейчас видели!

- Но, - в душе у нее вдруг шевельнулась безумная надежда. - Товарищ капитан!..

- Не товарищ капитан, а товарищ лейтенант Государственной безопасности, - поправил он ее.

На петлицах у него было по шпале, но Снежана не стала спорить.

- Товарищ лейтенант Государственной безопасности, - горячо заговорила она. - Мой муж был задержан по вредительскому навету этого самого… Гольдберга! Он не виновен! Он - летчик! Герой Советского Союза!

Снежана никогда не простит Владимиру этого письма!.. Но, сделает все, чтобы его освободили!.. Потому что его арестовали только из-за нее! Она его в это втравила, она и вытравит! Она добьется, чтобы с него сняли несправедливые обвинения! Но никогда! Никогда его не простит!.. И уедет! На все четыре стороны!.. Чтобы никогда больше его не видеть!.. Как он мог?! Господи! Как он мог?!..

- Летчик? Герой Советского Союза? - удивился лейтенант. - Подождите! Пройдите! - он усадил ее на стул, а сам сел на место Гольдберга.

- Он оболгал моего мужа, чтобы… - губы Снежаны задрожали, на глазах выступили слезы. - Он хотел… Он…

- Да, вы успокойтесь, гражданочка, - вскочил чекист, налил воды в стакан и подал ей. - Выпейте и успокойтесь… Враг народа Гольдберг арестован. Он будет предан суду за свою вредительскую деятельность и расстрелян.

Снежана пила воду большими глотками, пытаясь унять дрожь… Она должна все рассказать этому лейтенанту-капитану, чтобы Владимира освободили, как можно быстрее!.. Чтобы все закончилось, как можно быстрее!.. Чтобы она как можно быстрее могла куда-нибудь скрыться, убежать, спрятаться! Чтобы никогда больше! Чтобы никогда больше Владимира не видеть!..

Когда стакан опустел, лейтенант забрал его, снова сел за стол и мягко сказал:

- Расскажите подробнее, чего от вас хотел арестованный!

- Вот! - Снежана достала из сумочки адрес, который сунул ей в прошлый раз Гольдберг. - Он дал мне вот это… Он домогался меня… - Снежку передернуло от омерзения. - Он требовал, чтобы я пришла к нему по этому адресу, и… - она опустила глаза. - Чтобы я…

Чекист взял бумажку, прочитал и поднял трубку внутреннего телефона:

- Дежурную опергруппу на выезд! - отрывисто приказал он. - Советская, семнадцать, квартира два! Обыск и засада!

- Товарищ лейтенант Государственной безопасности, - Снежана смотрела на него с нескрываемой надеждой. - Мой муж - Герой Советского Союза майор Иволгин! Командир авиабригады! Пожалуйста, освободите его! Он ни в чем не виноват! Это все из-за меня!.. Сначала этот Гольдберг подстроил арест моего отца, а теперь оклеветал мужа… Он шантажировал меня, чтобы… - ее голос прервался. - Чтобы добиться от меня близости… - наконец, с трудом выговорила Снежана. - Они ни в чем не виноваты! Он оболгал их!

- Когда и где был арестован ваш отец? - спросил ее чекист. - Его фамилия, должность, звание?

- Его арестовали второго июня. В Ленинграде. Комдив Добрич. Помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа, - сказала Снежана. - Помогите, пожалуйста!

- Не беспокойтесь, гражданка Иволгина! - положил обе ладони на стол чекист. - Что касается вашего мужа, то его дело будет пересмотрено немедленно! Я лично за этим прослежу. Если он не виновен, его сразу же освободят!.. А вот делом вашего отца займутся следователи Управления НКВД по Ленинградской области. Мы сообщим в Ленинград об аресте Гольдберга. И направим запрос по делу вашего отца, - он поджал губы. - Увы, но это единственное, чем я могу вам помочь.

- Большое спасибо, - прошептала Снежана, с трудом сдерживая слезы. - Я все понимаю…

- Благодарю вас за помощь!.. - лейтенант встал, подошел к Снежане, тоже поднявшейся со стула, и взял ее за руку. - Сегодня одним негодяем в наших рядах стало меньше! Теперь он обезврежен и понесет заслуженное наказание, - чекист вздохнул. - Много еще врагов затаилось и подло вредит исподтишка нашей Родине!.. Но мы их передушим всех без исключения! - твердо сказал он. - Это я вам обещаю…

Она вернулась домой поздним вечером. Пешком. Если кто-то из соседей и удивился ее возвращению, то оставил свои мысли при себе. Снежана сварила манной каши, немного поела и легла спать.

Утро вечера мудренее…

Она спала почти до полудня, а, проснувшись, долго лежала, глядя в потолок… Этот лейтенант-капитан пообещал, что Владимира скоро освободят. А больше она ничем помочь ему не может… И не хочет.

Ничего она больше не хочет…

Что-то сломалось у нее внутри. Как у куклы наследника Тутти. Что-то очень важное. Какая-то незаменимая деталь. Маленькая серебряная шестереночка… Самая незаменимая.

Снежана встала. Накинула свой фланелевый халат и пошла на кухню. Погремела посудой. Заглянула в кастрюльку с недоеденной вчерашней кашей.

Внезапно ее затошнило так, что она еле-еле успела добежать до поганого ведра!

Ее вывернуло практически наизнанку. До самого донышка. Хотя тошнить было абсолютно нечем. Ведь она ничего не ела уже несколько дней… Кроме тарелки манной каши вчера вечером.

Отдышавшись, она попила водички, а потом решительно вывалила кашу из кастрюли в ведро. От греха. Ничем иным отравиться она не могла.

Снежана вернулась в комнату. Она поест потом, когда оклемается. Потому что сейчас есть не хотелось вовсе. Более того, ее мутило не то, что от запахов, а от одной только мысли о еде!

Она села на кровать…

Значит, не вернешься… Значит, хочешь, пока молодой, побольше девок в баб переделать… Значит, советуешь катиться на все четыре стороны…

Снежана достала из-под кровати чемодан и стала укладывать вещи.

Сначала она ничего не хотела брать. А потом подумала, что это будет выглядеть слишком нарочито. Как будто она обижена или оскорблена… А она не была обижена! И не была оскорблена! Ей было поровну!.. И, вообще, она - паскуда! Стерва, одним словом! Поэтому и вещички свои заберет, и денежками не побрезгует! Жить-то надо на что-то! Хотя бы первое время, пока она на работу устроится где-нибудь!.. Где-нибудь подальше отсюда!.. А это значит, что надо купить билет на поезд! И чего-нибудь съестного в дорогу…

Хотя, вообще-то, на еде можно и сэкономить! Потому что о ней лучше даже и не вспоминать, мелькнуло у нее в голове, пока она бежала в коридор к ведру…

Чемодан получился тяжелым… А, может, это ей только показалось из-за слабости, подумала Снежана?.. Так или иначе, пришлось укладывать его по новой. Она оставила лишь самое необходимое, а потом снова попробовала поднять и поморщилась. Все равно было тяжеловато. Снежана сняла бельевую веревку на кухне, обвязала ей чемодан и смастерила петлю, чтобы можно было тащить его, повесив через плечо.

Потом она прибралась в доме, перестелила постель и вынесла ведро на помойку.

Наведя идеальный порядок, она закрыла форточки, надела пальто, обулась и присела на чемодан перед дорогой…

Осталось только написать прощальную записку Владимиру.

»Сказал бы тебе пару ласковых, да бумаги жалко…»

Ну, и сам тогда без записки обойдешься, подумала Снежана! И не стала ничего писать… Выйдя на лестничную площадку, она заперла за собой дверь на два оборота и положила ключи под коврик.

Вот и все…

Она сделала это! Она смогла! Она решительная и сильная!.. А не комнатная собачка! Которую можно взять за шкирку и выкинуть вон! На все четыре стороны!.. Она никому не позволит так с собой обращаться! И оскорблять! Никому! Даже ему!..

В особенности, ему…

Она уедет… И как можно дальше…

Снежана шла по пустынной дороге, выставив плечо навстречу холодному, пронизывающему ветру. Рассерженные деревья недовольно качали облетевшими кронами. И облака, нахмурившись, плыли в противоположную сторону. Какая-то назойливая ворона, размахивая крыльями и каркая, то ковыляла рядом, то прыгала, путаясь у Снежаны под ногами. Но она никого не желала слушать.

Она уедет как можно дальше…

Смеркалось. Короткий ноябрьский день подходил к концу…

Никто не видел, как она ушла. Никому до нее не было дела.

За толстыми стенами домов царила предпраздничная суета. Хозяйки строгали салаты, расстилали скатерти и расставляли тарелки. А дети и мужчины отирались рядом, норовя стащить что-нибудь и получая за это по рукам. Скоро совсем стемнеет, и тогда все усядутся за стол и поднимут стаканы и кружки. Сначала за товарища Сталина, потом за двадцать первую годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции, потом за товарища Ворошилова и Сталинских соколов…

Снежана поставила чемодан и присела передохнуть. Торопиться ей было некуда… И не к кому… На всем белом свете у нее не было ни одной родной души…

Проторчав почти сутки на суматошном и неуютном вокзале, она забралась, наконец, в вагон, сунула свой баул под сиденье и вздохнула с облегчением.

И даже представить себе не могла, какие еще мытарства ожидают ее впереди!

Поезд дальнего следования «Владивосток-Москва» был тот же самый, в котором всего каких-то три месяца назад, не замечая часов и путая день с ночью, ехала на Дальний Восток глупая, счастливая Снежка…

Поезд был тот же самый… Тот, да не совсем. И дело было не в том, что теперь он назывался шиворот-навыворот «Владивосток-Москва», а не «Москва-Владивосток», как тогда. И даже не в том, что теперь она ехала не в двухместном купе в мягком вагоне, а на боковой полке в жестком. Брошенная и несчастная…

Дело было в запахах.

Ее место располагалось прямо возле туалета, ароматов которого не могли заглушить даже облака густого табачного дыма, втягиваемого в вагон из насквозь прокуренного тамбура. Но это было только полбеды…

А вот запах сала, копченой колбасы, вареных яиц и прочей снеди, на которую навалились оголодавшие пассажиры, был просто убийственным!

Когда Снежана, бледная и совершенно измученная, в очередной раз вернулась из туалета, соседка, полная пожилая женщина, посочувствовала ей:

- Терпи, девонька! Терпи, хорошая. Это ничего. Все через это проходят…

- О чем вы? - не поняла ее Снежана. - Через что проходят?

- Да, через хворь эту, - покачала участливо головой соседка. - А ты терпи, девонька, терпи. Женская доля наша такая… Уж, я то знаю, каково тебе. Сама шестерых выносила. Намаялась…

- Да, о чем вы? - удивленно распахнула глаза Снежана. - Я не понимаю ничего!

- А что тут понимать? - пожала плечами женщина. - Нечего тут и понимать! Тяжелая ты. Вот тебя и полоскает…

- Да, что вы такое говорите! - еще нашла в себе силы возмутиться Снежана. - Как вы можете такое говорить!

- А что я такого сказала? - удивилась соседка. - Ничего я такого не сказала, - и вдруг прикрыла рот ладонью. - Ах ты, Господи! А ты, поди, и не знала, девонька?!.. Дура я старая, как же сразу-то не догадалась! Ты ж еще молоденькая совсем!.. Поди, в первый раз, да?!..

Снежана молчала, оглушенная ее словами. Сраженная ими наповал.

Боже мой! Только этого ей и не хватало…

Женщина говорила что-то утешительное, но она ничего не слышала.

У них будет маленький!!

Нет, поправила себя Снежана! Не у них, а у неё!

К Владимиру она ни за что не вернется! Никогда! Пускай себе переделывает, кого хочет, в кого захочет! Пока молодой! А она как-нибудь и без него обойдется! Сама ребенка вырастит! Справится как-нибудь!.. А потом, когда-нибудь, через десять лет, нет, лучше через двадцать, когда он будет уже старый, а она еще молодая и красивая, они случайно встретятся, и тогда он поймет, какую совершил ошибку и что потерял!

- Что вы сказали?.. - посмотрела она на соседку.

- Да, ты не переживай, девонька! Это только в первый раз страшно! А потом привыкнешь!.. На-ка, лучше съешь огурчик, - женщина достала из крынки и протянула ей соленый огурец.

Сначала Снежана хотела отказаться, но вдруг поняла, что это именно то, что ей сейчас требуется.

- Спасибо, - взяла она огурец и с удовольствием им захрустела.

- Тебя как звать-то? - спросила соседка.

- Снежана…

- А меня - Глафира Прокофьевна. Можно просто - тетя Глаша…

- Очень приятно, - сказала Снежана и улыбнулась.

Впервые за несколько последних недель…

Снежане действительно было очень приятно, что рядом оказалась эта простая и добрая женщина, которая по возрасту годилась ей в матери. И даже лучше, что в матери, а не в подруги! Потому что сейчас, когда она нежданно-негаданно оказалась в интересном положении, совет взрослой и опытной женщины был ей во много раз нужнее, чем пустопорожняя болтовня и охи-ахи ее ровесниц.

Вообще-то говоря, настоящих подруг у нее никогда и не было. В детстве, вместо того, чтобы играть с другими девочками в куклы, она предпочитала ошиваться возле самолетов. Институтские подруги испарились сразу же после ареста отца. А завести новых во время своего короткого замужества Снежана не успела. Да, собственно, и не стремилась к этому, с головой окунувшись в любовь…

Наконец-то, ей хоть чуточку повезло!

Тетя Глаша провела лето в гостях у старшего сына, который жил во Владивостоке, и возвращалась домой в Ярославль… Вырастив шестерых сыновей, она, оказывается, всю жизнь мечтала о дочке! Наверное, поэтому, познакомившись со Снежкой, немедленно взяла ее под свое крыло и иначе, как доченькой, уже не называла.

И, вообще, если бы не она, Снежка скорее всего сошла бы с поезда на каком-нибудь полустанке, не выдержав бесконечной мучительной дороги!..

Увидев, как она задыхается от табачного дыма, Глафира Прокофьевна в два счета прекратила курение в тамбуре на этом конце вагона. Небольшого росточка, кругленькая и седая, она была очень даже боевой! И мужчины, все, как один, отчего-то безоговорочно признавали ее верховенство, называли мамашей и вели себя в ее присутствии смирно, как овечки. А тетя Глаша только посмеивалась!

Оттаяв рядом с ней, Снежка сама не заметила, как, слово за слово, обо всем ей рассказала. Что забеременела от мужа, а он ее прогнал, чтобы не мешала других девок в баб переделывать. Что мама у нее умерла, когда ей было всего семь лет, а папа находится под следствием. Что едет она в Ленинград, чтобы начать жизнь заново. А то, что было, стереть из памяти и позабыть, как дурной сон…

Узнав о судьбе ее отца, тетя Глаша только вздохнула. Всяко в жизни бывает! Не зря в народе говорят - от сумы да от тюрьмы не зарекайся! Выросшая в Сибири, где испокон веку не переводились каторжники, она не считала наличие судимости чем-то зазорным. И, вообще, дочь за отца не ответчица!

А вот насчет бывшего Снежкиного мужа тетя Глаша высказалась откровенно. Как же это можно так поступать?! И откуда они только такие берутся?! Расстреливать надо таких без суда и следствия! По два раза в день!

Она могла бы долго развивать эту мысль, но Снежка, не проронившая до сих пор ни слезинки, вдруг разревелась, да так, что пришлось ее отпаивать. Перепуганная тетя Глаша суетилась вокруг нее, на чем свет стоит, проклиная свою неосторожность. И дала себе слово больше этой темы не касаться.

Пока бедная девочка не успокоится… Пока время не залечит ее раны…

Разведав Снежкины планы, тетя Глаша принялась уговаривать ее остаться в Ярославле. Ну, какая ей разница, где новую жизнь начинать! Ленинград - город столичный, спору нет! Колыбель пролетарской революции и все такое! Но какой-то уж очень большой и бесприютный! И зимы там, говорят, сырые и промозглые, а это вредно для беременной! То ли дело Ярославль! Летом - жара, зимой - мороз! Все как у людей! Красота! Между прочим, будет кому за ребеночком приглядеть, когда мамка на работу выйдет! Тетя Глаша и присмотрит! Потому как пенсионерка и свободного времени у нее полным полно! А вот внучат до сих пор нету! Сынки все никак не сподобятся! Все никак не наженихаются, лоботрясы этакие!

- Так что выкинь, доченька, свой Ленинград из головы, не глупи и оставайся у нас! - повторяла она ей снова и снова. - Это ты сейчас, на втором месяце, резвая да бойкая! А как сроки начнут подходить, станешь вдвое шире, ни согнуться, ни разогнуться! И кто тебе тогда поможет? В чужом-то городе?..

Возразить на это было нечего.

Снежка и не возражала. Но и не соглашалась…

В первую очередь потому, что не хотела навлечь беду на семью тети Глаши. Что бы она ни говорила насчет сумы, тюрьмы и не ответчиц, расплата за связь с врагами народа была скорой и суровой. А насчет никто не узнает и так далее, Снежка очень даже сомневалась. Кругом люди. Глаза и уши. И языки. Начнутся расспросы всякие. И участковый по долгу службы поинтересуется. Что да кто, да откуда родом? Одним словом, шила в мешке не утаишь! И пробовать не стоит! Только хуже будет!

С другой стороны, Снежке ужас как не хотелось идти в приживалки! Неужели она такая неприспособленная, что сама себя не сможет прокормить! Ну и что, что беременная! Это еще не скоро! И, вообще, не она первая, не она последняя! Справится как-нибудь!..

Все эти соображения казались ей достаточно вескими. Но лишь до тех пор, пока Ярославль не скрылся в морозной дымке за окном. Вместе с тетей Глашей. К которой она, оказывается, очень привязалась за две недели…

Обе ревели, как белуги, прощаясь на перроне.

Снежка пообещала написать, как устроится, и дала слово, все бросить и приехать к тете Глаше вместе с дитём, если что-то, не дай Бог, пойдет не так.

- А мы уж тебя тут примем, как родную, и никому не дадим в обиду! - сказала та и строго посмотрела на сыновей, здоровенных парней один выше другого, которые сразу же закивали головами, дескать, обязательно, само собой, ясное дело, пусть только кто-нибудь попробует хоть слово сказать!..

Снова оставшись одна, Снежана вдруг почувствовала себя настолько одинокой и всеми покинутой, что не выразить словами… А колеса звенели на рельсовых стыках, унося ее все дальше и дальше…

И ничего уже нельзя было исправить!..

В Москве она задерживаться не стала. И даже в город не выходила. Поскольку Ленинградский вокзал находится прямо под боком у Ярославского.

Взяв билет на вечерний поезд, Снежана так и просидела на чемодане до самого его отправления.

А на следующий день была уже в Ленинграде.

Ей очень хотелось пройтись по знакомым улицам, постоять на набережной, спуститься по гранитной лестнице и опустить ладони в ледяную невскую волну. Но она удержалась от соблазна… Потому что ее могли узнать.

Конечно, Ленинград - город большой, да только и знакомых у нее здесь осталось немало! Здороваться с ней, может, и побоятся, но непременно узнают! Ведь, еще и полугода не прошло, как она отсюда уехала!

Господи, сколько всего случилось за это время, вздохнула Снежана. Иному человеку на целую жизнь хватит!.. Встречи-расставания… Любовь… Замужество… Война… Аресты и переезды… Ни много, ни мало, а двадцать тысяч верст пришлось отмахать туда-сюда от моря до моря! Пол земного шара!

Но это было еще не все! Потому что надо было ехать дальше.

В Ленинграде ей оставаться никак нельзя. В деревне она будет слишком заметна. Так что лучше всего устроиться на работу в каком-нибудь райцентре.

Но только не здесь! Тут на каждом шагу аэродромы!.. ВВС Ленинградского военного округа, ПВО Ленинграда, ВВС Краснознаменного Балтийского флота… И везде куча знакомых! Пилоты и штурманы, техники и мотористы…

Всю дорогу от Москвы Снежана ломала голову, что делать. И, в конце концов, решила ехать в Петрозаводск. Во-первых, она ни разу в нем еще не была. А, значит, никто ее здесь не знает. Во-вторых, он был расположен всего в четырехстах километрах от Ленинграда. То есть, не далеко. Но и не близко. И, в-третьих, это был не какой-нибудь захолустный «гэ Мелководск» из «Волги-Волги», а целая столица Карельской Автономной ССР, важный промышленный и культурный центр!

Короче говоря, не очень удаленный и вполне цивилизованный город. Достаточно большой, чтобы в нем затеряться.

Во всяком случае, тогда Снежана считала именно так…

На самом деле Петрозаводск оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Никакая это была не столица, а так, уездный городок, не многим больше Пушкина. А, может, и меньше. Большинство домов были деревянные. Каменные двухэтажные здания, явно дореволюционной постройки, украшали только несколько центральных улиц и площадей…

В единственной гостинице, как этого и следовало ожидать, мест не было. Только бронь. Для совпартработников, орденоносцев и передовиков.

Господи, и о чем она думала?! На что надеялась?!

Лишь теперь Снежана по-настоящему оценила волшебные свойства депутатского удостоверения Владимира. Которое без труда открывало все двери и превращало в ручных котят любых, даже самых отпетых бюрократов…

Она тяжело вздохнула, села на чемодан и уткнулась лицом в ладони…

Господи, ну, почему она не оставила вещи в камере хранения, когда сошла с поезда?! Теперь придется тащиться с ними обратно на вокзал! Через весь город…

Но не ночевать же на улице!.. Здесь тебе не Приморье! Не субтропики, одним словом! А самый настоящий Север! И зима здесь тоже… Самая настоящая…

Завтра она что-нибудь придумает. Найдет себе работу и устроится в общежитие. Или снимет комнату. А сейчас надо взять себя в руки…

Слезами горю не поможешь! Всё! Встали и пошли!

Ждать автобуса было бессмысленно. В это время он, само собой, уже не ходит. Снежана подняла чемодан и поплелась на вокзал…

Резкий ледяной ветер с Онеги свистел вдоль бесконечного, прямого, как стрела, проспекта и продувал ее тоненькое демисезонное пальто насквозь.

Идти одной по пустынным, темным улицам заснеженного города было страшновато… А куда денешься! Хорошо еще, что ночь стояла лунная, и звезд на небе высыпало, не перечесть! Они дорогу и освещали…

Редкие прохожие почти не обращали на Снежану внимания. Идет человек на вокзал. С чемоданом. Ну, и пусть себе идет. Наверное, куда-то ехать собрался… Непонятно, правда, почему среди ночи?.. Поезд на Ленинград только рано утром будет. А на Мурманск давным-давно уже прошел…

Когда впереди показалось длинное одноэтажное деревянное здание, больше похожее на барак, чем на вокзал, сил у нее уже вовсе не осталось. Спотыкаясь на каждом шагу, она кое-как дотащилась до дверей, вошла внутрь и поставила, попросту уронив наземь, ненавистный чемодан…

А все-таки дошла, подумала Снежана!

Завтра она оставит этот противный чемодан на вокзале, приведет себя в порядочек и налегке пройдется по городу. И устроится на работу. Машинисткой в какой-нибудь конторе или медсестрой в больнице. Или работницей на кирзаводе. Или кем угодно, где угодно! Лишь бы дали койку в общежитии!.. А если не дадут, не беда, пойдет и снимет комнату в частном доме!

Разобравшись с проблемой и приняв решение, Снежана повеселела. Подумаешь, еще одна бесприютная ночь! Сколько их уже было! Одной больше, одной меньше!..

И никуда она больше не поедет! Петрозаводск, так Петрозаводск! Действительно, какая ей разница, где жизнь заново начинать! Ну и что, что город чужой и нет у нее здесь ни родных, ни знакомых! Ведь, именно этого она и добивалась!

Она приехала сюда именно потому, что никто ее здесь не знает. Для того чтобы никто ее не нашел! Даже Владимир…

В особенности, он…

Глава пятая

…Владимир не помнил, как его вели по гулким коридорам. Не помнил, как оказался в карцере… Железная дверь лязгнула, захлопнувшись у него за спиной. Но он ничего не слышал.

Кроме ужасных слов, грохочущих в его воспаленном мозгу.

»Больше вас бить не будут!.. Скажите ей спасибо за это!..»

Майор лжет! Это неправда! Снежка никогда на это не пойдёт, думал Владимир!

»К вам перестанут применять физическое воздействие, если она согласится!..»

Златогорский сказал Снежке, что Владимира бьют. И могут забить до смерти… Он шантажировал ее!.. И тогда… Чтобы облегчить его участь… Она согласилась…

Нет!! Она никогда на это не согласится, с отчаянием думал Владимир! Никогда!

»Никогда не говори никогда!..»

А, ведь, его и на самом деле перестали бить!.. Неужели она согласилась?!

Боже мой! Только не это!

- Не-е-е-ет!.. - простонал он.

»Скажите ей спасибо!.. Потому что она таки очень старалась!..»

Владимир стоял, уткнувшись раскаленным лбом в холодную сырую стену карцера, а растравленное воображение, словно сорвавшись с цепи, рисовало яркие, живые картины, одна страшнее другой…

»Скажите ей спасибо!.. Она старалась!..»

Обнаженная Снежка и Златогорский… Она сидит у него на коленях и смеется…

»Просто ненасытная какая-то!..»

Обнаженная Снежка и Златогорский… Она лежит под ним и сладострастно стонет…

»И мужчину знает, как ублажить!..»

Обнаженная Снежка и Златогорский… Он лежит, а она склонилась над ним и…

»Да вы же сами знаете!..»

Боже мой!..

Владимира выпустили из карцера лишь через неделю. В канун годовщины Октябрьской революции. Смягчили режим содержания в честь праздника, так сказать.

Он совершенно безучастно принял поздравления сокамерников с возвращением из ада. И ни слова не говоря, лег на койку. И отвернулся к стене…

Они ошибаются. Из ада он не вернулся. И никогда уже не вернется. Потому что теперь у него есть свой собственный…

За эти дни он многое передумал.

Он никогда не поверит в то, что Снежка отдалась Златогорскому по своей воле! Златогорский - лжец и негодяй! Снежка никогда не согласится стать его любовницей! Ему никогда ее не добиться!.. Только силой…

И если он посмел это сделать, то умрет!

Сначала Владимир решил убить его во время следующего же допроса. Но потом отказался от этой мысли… Потому что слишком ослаб. Особенно за эту неделю на хлебе и воде в ледяном каменном мешке. И уже не сможет убить эту тварь одним ударом. А на второй времени не будет… И задушить его Владимир тоже не успеет. Подручные не позволят. Оттащат. А потом запинают. Или пристрелят… А Златогорский уцелеет…

Нет! Он поступит иначе. Он продержится до окончания следствия! Ненависть поможет! Он выдержит все! И ничего не подпишет! И докажет свою невиновность!

Рано или поздно его дело направят в суд. Во время судебного заседания Владимира обязаны будут выслушать! И тогда он камня на камне не оставит от всех этих нелепых обвинений! А когда его освободят, обязательно убьет Златогорского!.. За то, что этот подонок сделал со Снежкой!.. Не будет ни пить, ни есть, не будет спать, пока не дотянется до него! И прикончит гада! А потом будь, что будет! Пускай расстреливают!..

Так он думал, сидя на бетонном полу в карцере. Так он думал, лежа на койке в камере. Так он думал, шагая на очередной допрос…

Однако судьба решила иначе.

Его не трогали дней десять, а когда снова привели в кабинет следователя, за столом Златогорского сидел другой человек.

- Лейтенант Государственной безопасности Барабанщиков, - представился чекист. - Мне поручено вести ваше дело.

Владимир не стал спрашивать, почему его дело передали другому следователю. Хотя, само собой, ему было далеко не безразлично, кто будет решать его судьбу. Но кто бы это ни был, лучше уж этот кто-то, чем Златогорский.

Которого он теперь ненавидел лютой ненавистью! И мог не удержаться. И кинуться на него с голыми руками! И тогда его пристрелили бы тут же, на месте. Прямо в кабинете. А Златогорский мог уцелеть…

- Прошу принять мое заявление, гражданин следователь, - негромко, но твердо сказал Владимир. - Все это «дело» целиком вымышлено. Это провокация. Меня оговорили. Ко мне применяли физическое воздействие, но я не подписал ни одного протокола… И не подпишу… Прошу разрешить мне, как депутату Верховного Совета Союза ССР, подать заявление на имя Председателя Президиума Верховного Совета Калинина Михаила Ивановича. А также подать заявление на имя Наркома обороны Маршала Советского Союза Ворошилова Климента Ефремовича и Генерального секретаря Центрального Комитета ВКП(б) Сталина Иосифа Виссарионовича…

Лейтенант, прищурившись, некоторое время молча рассматривал Владимира. Потом, видимо, сделав для себя какие-то выводы, откинулся на стуле и сказал:

- Значит, вы отрицаете существование тайной террористической организации в штабе вашей бригады.

Это прозвучало не как вопрос, а, скорее, как утверждение.

- Отрицаю, - глядя следователю прямо в глаза, сказал Владимир.

- А как же показания ваших подчиненных? - спросил Барабанщиков.

- Ложь и клевета, - ответил Владимир. - Никакой террористической организации не было. Это все выдумки. Меня оговорили. Я ни в чем не виноват.

- Неужели совсем ни в чем? - лейтенант открыл папку и стал ее листать. - И авиабомбы химические в вашей бригаде, - он сделал ударение на слове «вашей». - Никто не выдавал, не получал и не подвешивал?

- Я уже объяснял предыдущему следователю, - устало вздохнул Владимир. - Действительно, отдельные должностные лица проявили вопиющую халатность. И никаких оправданий тут быть не может. Особенно в боевой обстановке! Однако, учитывая отсутствие каких-либо вредных последствий и дальнейшую самоотверженную боевую работу всех провинившихся товарищей, командование ограничилось применением к ним мер дисциплинарного характера. И я в этом вопросе с командованием совершенно согласен.

- Ну, что ж, - сказал Барабанщиков, закрывая папку. - Органы государственной безопасности с вашим командованием тоже согласны. Проступок довольно серьезный, но непредумышленный. А поскольку признаки контрреволюционной или иной вражеской деятельности отсутствуют, нашей юрисдикции он не подлежит.

Владимир удивленно посмотрел на него, не веря своим ушам.

- Изучив материалы дела, я убедился в вашей невиновности, - лейтенант встал и одернул гимнастерку. - А вот следователь, который вел ваше дело, оказался врагом. Он арестован и будет предан суду.

Владимир медленно поднялся со стула, совершенно ошеломленный его словами.

- Мне поручено, официально уведомить вас о прекращении вашего дела за отсутствием состава преступления, - лейтенант поморщился. - И принести извинения за допущенные в отношении вас злоупотребления.

В горле у Владимира застрял комок, на глазах выступили слезы. Неужели все кончилось?! Он не мог в это поверить!

- Вот ваши документы… Ордена… Медаль… Депутатский значок, - Барабанщиков достал и положил их на край стола. - За новой формой и снаряжением к вам домой уже отправлен сотрудник. Но придется немного подождать, пока ее привезут.

У Владимира дрожали пальцы, когда он раскрыл партийный билет. Строчки расплывались у него перед глазами, но он сумел разобрать хорошо знакомую каллиграфическую надпись на первой странице «Иволгин Владимир Иванович». Он положил партбилет в карман, а потом сунул туда же остальные удостоверения. Сгреб награды. Вернулся на свой стул и принялся привинчивать их к своей грязной, замызганной гимнастерке.

Владимир понимал, что когда привезут чистую форму, и значок, и ордена с медалью, придется снять и перевинтить. Но не мог удержаться и не надеть их немедленно! Потому что это был зримый знак его нового положения! Он теперь не подследственный, не арестованный, не подозреваемый! Он теперь обратно депутат Верховного Совета и орденоносец! А когда наденет форму со знаками различия и портупею, станет обратно майором Рабоче-Крестьянской Красной Армии!

Лейтенант как-то странно посмотрел на него, но промолчал.

- Вам надо побриться, - сказал он, когда Владимир закончил возиться с орденами.

Барабанщиков достал из ящика стола безопасную бритву, кусок мыла и помазок, налил в кружку воды из графина, а потом прислонил к нему маленькое зеркало. И старательно делал вид, что читает какие-то бумаги, пока Владимир соскребал со щек многодневную рыжую щетину.

- Сейчас вас осмотрит врач, товарищ депутат Верховного Совета, - сообщил Барабанщиков, убирая бритвенный прибор назад. - А пока, - он вынул из папки листок с машинописным текстом. - Подпишите вот это.

Это была подписка о молчании.

- Все, что происходит в этих стенах, является государственной тайной, разглашение которой влечет за собой уголовное наказание, вплоть до высшей меры социальной защиты, - сказал лейтенант.

Владимир внимательно прочитал бумагу, и только потом макнул ручку в чернильницу и расписался.

Лейтенант подшил листок в дело, а затем вышел и позвал врача…

- Что скажете, доктор? - спросил Барабанщиков, когда тот закончил выслушивать и выстукивать Владимира.

- Общее физическое и нервное истощение, сотрясение мозга, множественные ушибы, ссадины и гематомы, - ответил чекист в белом халате. - Серьезных повреждений внутренних органов первичный осмотр не показал, но, само собой необходимо дополнительное обследование. Поэтому я настоятельно рекомендую поместить в госпиталь гражданина… - он покосился на депутатский значок Владимира и поправился. - Товарища… Депутата.

- Подготовьте направление и предупредите начальника госпиталя, чтобы ждали, - сказал Барабанщиков и взглянул на часы. - К восемнадцати.

- Мне нужно заехать домой, - вмешался Владимир.

- Зачем? - удивленно поднял брови лейтенант.

- Я должен повидаться с женой.

Барабанщиков пожал плечами и сказал доктору:

- Сообщите начальнику госпиталя, что пациент поступит к двадцати часам.

Врач кивнул и ушел…

- При аресте у меня забрали пистолет, - сказал Владимир.

- Ваше личное оружие сдано по акту, - поджал губы Барабанщиков. - В госпитале оно вам все равно не понадобится. Получите, когда выпишетесь…

В кабинете повисла тишина. И довольно надолго. Лейтенант возился со своими бумагами, а Владимир сидел и молча смотрел в окно. Ждать он умел… Теперь умел.

Наконец, привезли его парадную форму, снаряжение, хромовые сапоги и шинель.

- Почему так долго? - недовольно спросил лейтенант.

- Дома никого не было, - ответил сержант. - После опроса соседей выяснилось, что жена гражданина… То есть… Жена товарища Иволгина. Уехала. Седьмого числа ее видели, идущую с чемоданом по направлению к станции.

- А это все откуда? - сделал удивленное лицо Барабанщиков.

- Ключ под ковриком лежал. Соседи подсказали. Ну, я и заглянул, - сержант покосился на Владимира. - В присутствии понятых, само собой.

- Правильно поступили, - похвалил сообразительного сержанта лейтенант, а потом спросил, заметив немой вопрос в глазах у Владимира. - Письмо или записка какая-нибудь были в квартире?

- Никак нет, - сказал сержант. - Не было. Ни письма, ни записки.

- Вы хорошо смотрели? - нахмурился Барабанщиков. - На кухне смотрели? А в комнате?

- Везде смотрел. Не было никакой записки, - стоял на своем сержант. - Ни на кухне, ни в комнате, ни в коридоре. Ни в дверях, ни на столе, ни на кровати.

- А в книгах смотрели?

- И в книгах смотрел, товарищ лейтенант, - сержант опять покосился на Владимира. - И в шкафу тоже. На всякий случай. Что, я не понимаю что ли? Не первый день в органах! Не оставила она ни письма, ни записки. Так уехала. И никому ничего не сказала. Я всех опросил. Даже дежурного, который на КПП в тот день стоял. Поэтому и задержался так.

- Хорошо, - кивнул лейтенант. - Идите и ждите в машине. Повезете товарища депутата Верховного Совета во Владивосток, в госпиталь.

Сержант козырнул и вышел.

Владимир не знал, что и думать. Снежка уехала седьмого! Он ничего не понимал…

- Товарищ лейтенант госбезопасности, скажите, а какого числа был арестован Златогорский? - вдруг спросил он. - Если это не секретная информация, конечно.

- Златогорский? - Барабанщиков наморщил лоб. - Ах, да… Гольдберг… Его настоящая фамилия Гольдберг, - пояснил он. - Информация секретная… У нас все секретно, - лейтенант потер подбородок. - А, впрочем, подписку вы уже дали… Его арестовали шестого ноября. А зачем вам? - поинтересовался он. - Ах, да… Жена… - лейтенант отвел глаза. - Она была у Гольдберга, когда его арестовали.

У Владимира расширились глаза. Но Барабанщиков смотрел в сторону и ничего не заметил.

- Ваша жена сообщила нам адрес его конспиративной квартиры, - сказал он.

Владимир окаменел.

- Скажите ей спасибо! Это она попросила нас разобраться с вашим делом!

»Скажите ей спасибо!»

Владимира качнуло.

- Что с вами? - спросил Барабанщиков. - Вам нехорошо?

- Нет, все в порядке, - взял себя в руки Владимир. - Голова немного кружится. Дайте воды, пожалуйста.

- Да, конечно! Я понимаю… - засуетился лейтенант, наливая в стакан воды из графина…

Владимир снял грязную гимнастерку и неторопливо перевинтил ордена на парадный френч. Из головы у него не выходили слова Барабанщикова.

»Она была у Гольдберга, когда его арестовали…»

Значит, майор не врал… Снежка у него была…

»Ваша жена сообщила нам адрес его конспиративной квартиры…»

Значит, майор не врал… Снежка с ним была…

Не-е-ет!!!

Владимир помотал головой. Но это не помогло… Только хуже стало…

Он скрипнул зубами и отбросил ужасные мысли! Не сейчас! Поразмышляем об этом позже!.. Завтра!.. На свежую голову… Не сейчас!

Владимир застегнул френч. Висевший теперь на нем, как на вешалке. А когда-то сидевший, как влитой… Потом спохватился и переодел бриджи. Присел, обулся. Взял в руки портупею и поправил пустую кобуру на ремне…

Это хорошо, что пистолет в оружейке, а не в кобуре, мелькнула у него странная мысль… Это хо-ро-шо…

Стоп! Всё! Встали и пошли!

Владимир надел шинель и застегнул портупею. Пора выбираться отсюда!

Тащиться домой уже не имело смысла… Снежка уехала… Вряд ли он найдет что-нибудь, раз даже особистам это не удалось.

Снежка уехала…

Что же делать?

В любом случае, в бригаде ему пока показываться не стоит. Сначала надо уточнить свой статус. Вполне возможно, что его сняли с должности комбрига после ареста… А, может, и не сняли. Такое тоже бывает…

Ничего сверхъестественного. Обычный армейский бардак.

Так или иначе, раз его отвезут во Владивосток, не помешает заехать в штаб армии. И все выяснить на месте. А там видно будет.

Сначала Барабанщиков отнесся скептически к этой идее Владимира, но потом согласился, что в сложившейся ситуации его появление в штабе армии сразу прекратит все кривотолки.

- А как вы объясните свои синяки? - показал лейтенант на живописные желто-черно-фиолетовые пятна у Владимира на лице.

- Как все объясняют, - невесело улыбнулся Владимир. - Поскользнулся, упал, очнулся в лазарете!

- И вы думаете, вам поверят? - с сомнением протянул Барабанщиков.

- А почему нет? - сказал Владимир. - Типичная картина при капотаже. Если, конечно, летчик остался жив.

- А что?! - оживился лейтенант. - Это вполне правдоподобно! Это вы здорово придумали, товарищ майор! В таком случае я снимаю свои возражения, - он надел фуражку. - Пойдемте, я провожу вас до машины и уточню задачу для водителя…

До Владивостока они доехали без приключений.

Начальник ВВС первой Отдельной Краснознаменной армии комбриг Рычагов был на месте. И немедленно принял Владимира, когда ему доложили о его прибытии.

- Ну, здравствуй! - вышел он из-за стола и протянул руку.

- Здравствуйте, товарищ комбриг! - пожал его широкую ладонь Владимир.

- Эк, тебя разукрасили! - поцокал языком Рычагов. - Словно из-под обломков извлекли! Тьфу-ты, пропасть, чтоб не сглазить! - он вернулся за стол и показал на стул. - Садись, рассказывай!

- А нечего рассказывать, товарищ комбриг, - пожал плечами Владимир. - Не выдержал направление взлета, попал шасси в канаву и скапотировал. Чудом уцелел!

Рычагов непонимающе посмотрел на него.

- По сути всё так и было, - тихо сказал Владимир. - Фигурально выражаясь. А все подробности в личном деле, товарищ комбриг.

- Да, что ты заладил, комбриг да комбриг! - хлопнул ладонью по столу Рычагов. - Не на разборе! - он достал из коробки папиросу и закурил. - Обижаешься, поди, на меня? Думаешь, Рычагов - сволочь! Сначала ордер на арест визирует, а потом дурачком прикидывается, здоровьем интересуется!.. Кури! - толкнул он папиросную коробку по столу в сторону Владимира. - Так вот! Не визировал я на тебя ордер! Понял?! Не было меня здесь! В Москве я был! - он затянулся. - Врать не буду! Рад, что не было меня, когда тебя арестовали! Потому что не хочу душу рвать, гадая, враг ты или нет! Тут такие справки особый отдел приносит, что волосы дыбом встают! Шпионы, диверсанты, террористы! И японские, и эстонские, и немецкие, и турецкие, и американские, и марокканские! - он снова затянулся, а потом яростно затушил папиросу в пепельнице. - Ничего не понимаю! Там в Испании все было ясно! Вот - они, а вот - мы! Бей всех, у кого кресты на плоскостях! А тут… Голова кругом! Сегодня - свой, наш, а завтра - враг народа! А если завтра в бой?! Кому спину свою доверить?!

- Там… - Владимир прикурил папиросу и, помахав, потушил спичку. - За все время я видел только одного настоящего врага. Но не в камере… В камере сидели разные люди. Слабые люди. Глупые люди. Трусы, оклеветавшие и себя, и других. Были и другие, сильные. Которые не соглашались писать под диктовку всякую чепуху, - он посмотрел в глаза Рычагову. - Ни те, ни другие врагами не были! Единственный настоящий враг, которого я там видел, был мой следователь! Матерый враг! Умный и подлый! И я дал себе слово. Выжить! Только ради того, чтобы потом вывести его на чистую воду!.. Но его и без меня раскусили. И взяли.

- Да-а-а… - протянул Рычагов. - Ну, ты и попал!

- Ничего! - усмехнулся Владимир. - Нас бьют, а мы крепчаем! Не красна девица! Или до этого ни разу по морде не получал?!

- Вот, это дело! - слегка поникший было Рычагов оживился. - Ты давай сейчас в госпиталь! Подлечись. Понятно, что не красна девица! Но пугать молодых пилотов такой физией тоже не стоит! Сам понимаешь! А на бригаде твоей мы пока врио кого-нибудь поставим. Добро?..

Владимир не возражал… А смысл?

К полетам медицина его все равно сейчас не допустит. И будет права! Надо сначала отлежаться. В таком состоянии в самолет садиться, только гробиться!

Он, конечно, мог бы и дома полежать. Под бочком у Снежки… Вместо госпиталя. Но Снежка уехала неизвестно куда. Еще десять дней назад. И возвращаться, судя по всему, пока не собирается… Потому что ей пришлось…

Стоп!! Не думать об этом!.. Не сейчас!.. Завтра!

Владимир затянулся сигаретой так, что она чуть не вспыхнула.

- Ты это… Насчет ордена, - Рычагов помялся. - Поторопились тут некоторые… Когда тебя взяли… Одним словом, представление, которое я на тебя подавал, отозвали обратно, пока меня не было. Я, конечно, вопрос поставлю, где надо, но, сам понимаешь, поезд уже ушел!

- Бог с ним, с этим представлением, - махнул рукой Владимир. - Не за ордена воевали! Да у меня, их и без того…

- И то верно, - с облегчением вздохнул Рычагов. - Зачем гусей дразнить! Эта контора и так, поди, зубами скрежетала, когда извинялась!

- Было дело, - усмехнулся Владимир.

- И все равно! - запустил руку в свой чуб Рычагов. - Это неправильно! У тебя же два десятка вылетов на штурмовку! И бригада отлично отвоевалась! Я, ведь, тебя на орден Ленина подавал… - он встал и отошел к окну.

В кабинете повисла тишина.

- Ты знаешь, - глухо сказал Рычагов немного погодя. - Я по-настоящему рад, что им не удалось тебя сломать!.. Если, не дай Бог… Я лучше сдохну! Но не сдамся!

Когда Владимир, выйдя из штаба, сел в машину, дремавший положив голову на баранку, сержант госбезопасности поморгал спросонья глазами, молча завел мотор и лихо вырулил со двора…

Доставив Владимира в армейский госпиталь, он также молча проводил его в приемный покой. Сдал дежурному врачу с рук на руки. Дождался, пока Владимир переоденется в больничную пижаму, и только потом уехал.

Так и не сказав ни слова за все время их поездки…

За что Владимир был ему искренне благодарен. Потому что это был один из тех, кто возил его когда-то на «беседы» к Златогорскому. Один из тех, кто его арестовывал, а потом пересчитывал ребра на допросах… Владимир так и не увидел никаких эмоций по поводу своего неожиданного освобождения на его конопатом, не очень умном, деревенском лице. Которое не скоро теперь забудет… Если, вообще, сможет забыть когда-нибудь.

Его поместили в отдельную палату. Владимир подошел к окну, прислонился лбом к стеклу и долго-долго стоял, глядя на багряный закат…

Он сказал Снежке, чтобы она немедленно уезжала. А она его не послушалась… И осталась… И встречалась со Златогорским!

И была с ним, когда его арестовали!!

Она… Была со Златогорским… Пока Владимир сидел в карцере.

»Посидите немножко на холодке! Пока мы с вашей женой в коечке побарахтаемся!..»

Владимир не мог поверить, что Снежка отдавалась этому подонку!

И никогда не поверит!

Потому что это ложь! Подлая и мерзкая ложь!!

Но, почему?.. Почему не уехав сразу, Снежка уехала потом, после ареста этого негодяя?.. И почему уехала, не оставив Владимиру ни строчки?!.. Ни единого намека, где ее искать!.. Словно не хотела, чтобы он ее искал.

Словно боялась, что он ее найдет…

И посмотрит ей в глаза.

Ну, что же… Все ясно-понятно, вздохнул он… И нечего себя обманывать!.. Судя по всему, Снежка убежала и спряталась не от чекистов, а от него самого! От Владимира!.. Просто взяла и бросила его… Ушла.

Просто взяла и ушла. От него.

Ну, что же… Мужья бросают жен. Жены уходят от мужей.

Обычное дело! С кем не бывает! Не он - первый, не он - последний… Поженились сгоряча. А потом остыли… Или не сошлись характерами… Или жизненными планами.

Ну, и ладно! Ну, и скатертью дорога!.. Подумаешь!..

Она не хочет, чтобы он ее искал? Ну, и пожалуйста!

И вообще! Чего он хотел-то?! На что рассчитывал?!.. Орёлик!.. Принудил девушку вступить с ним в брак! А, может, она и не любила его вовсе! Просто деваться было некуда! А как только подвернулась возможность куда-нибудь деваться, собрала чемоданчик и тю-тю!.. На волю! В пампасы! В светлое завтра!..

Без него…

А, что! Найдет себе какого-нибудь мужичка! Счетовода или фельдшера! И будет с ним жить! Долго и счастливо!.. Каждый день!.. И каждую ночь!..

Владимир упал с размаху на кровать и уткнулся лицом в подушку. Если бы только он мог заплакать!.. Может быть, ему стало бы легче.

Рыдания рвались из его груди! Но он держался…

Он выдержит! Он сильный! Он сможет! Сможет!! Сможет!!!

Ее позабыть…

Владимира выписали из госпиталя в середине января.

Медкомиссия признала его годным без ограничений. Но в бригаду он уже не вернулся. То есть вернулся, но лишь для того, чтобы собрать свои вещички.

И Снежкины… Те, что остались.

Несколько платьев. Несколько кофточек и юбок. Туфли. Книжки…

Все ее вещи он сложил в один чемодан. Перевязал его веревкой крест-накрест, затянул узлы намертво и поклялся никогда не открывать!

Чтобы не рвать душу.

Которую, пока этот чемодан укладывал, надорвал так, что не помогла и бутылка водки! И вторая тоже не помогла! А потом он вырубился.

И, слава Богу! Потому что иначе так и не заснул бы…

На следующий день Владимир сел в скорый поезд и уехал в Москву…

Приказом Начальника ВВС Красной Армии майор Иволгин был направлен на оперативно-тактические курсы усовершенствования командного состава ВВС при Военной Воздушной академии имени Жуковского…

И уехал. Без сожаления. А даже наоборот.

Во-первых, Владимир, еще до ареста, сам обращался с рапортом по команде с просьбой направить его на учебу.

Во-вторых, пришло время поменять обстановку, а, проще говоря, убраться отсюда подальше. Особый отдел всегда с большой неохотой выпускал добычу из своих когтей. И, ясное дело, за теми, кого выпустить пришлось, смотрел в четыре глаза! Так что лучше всего было эти глаза не мозолить!

А главное, ему давно уже пора получать третью шпалу. Его представление к званию полковника за участие в Хасанских событиях благополучно легло под сукно. Так что теперь приходилось расти обычным порядком. Как все! А для этого перво-наперво окончить академические курсы…

Кроме того, хотя он и сам себе в этом не признавался, в душе у Владимира теплилась несбыточная надежда…

Встретить в Москве Снежку…

И посмотреть ей в глаза.

Воспользовавшись своими депутатскими полномочиями, ему удалось выяснить в Управлении железной дороги во Владивостоке, что гражданка Иволгина Снежана Георгиевна восьмого ноября минувшего года действительно приобрела жэдэ билет и плацкарту от Никольска-Уссурийского до Москвы. Причем, судя по рапорту начальника поезда, в Москву и прибыла, так как это место было занято до самого конца и снова в продажу не поступало.

Одним словом, Владимира здесь больше ничего не держало… А даже наоборот.

За полгода, которые он здесь прослужил, с ним произошло так много всего, что другому вполне хватило бы на целую пятилетку! А то и на две!.. Или на три…

И любовь, и война… И любовь, и тюрьма… И любовь… И предательство…

Полгода назад у Владимира имелся свой собственный персональный рай.

Который он потерял навеки…

Теперь у него был свой собственный персональный ад!

Который отныне будет при нем всегда…

Лениво стуча колесами, поезд «Владивосток-Москва» медленно продирался сквозь заснеженную тайгу, горы и степи. Паровоз пыхтел изо всех сил, но тащился еле-еле. Как старая кляча. И эти бесконечные пятнадцать суток обратной дороги до Москвы показались Владимиру пятнадцатью годами. К которым он сам себя приговорил, когда купил билет на этот треклятый, так называемый «скорый» поезд!

Днем он спал. Или тупо пялился в окно. А потом шел в вагон-ресторан. И пил…

От тоски… И отчаяния.

Обычно он сидел в ресторане до самого закрытия. А потом возвращался в купе и добирал дозу уже без свидетелей. Благо ехал один. Без попутчиков. Заселенность вагона была не выше средней, и проводник никого к нему не подсаживал.

Иногда он доставал из кобуры свой ТТ и подолгу смотрел в ствол…

Пятого февраля, в двадцатый Снежкин День рожденья, Владимир напился сильнее обычного…

Он пил водку, молча смотрел в непроглядную черную тьму за оконным стеклом и, беззвучно шевеля губами, читал про себя стихи. О любви и разлуке… И пел грустные песни. О любви и разлуке… Также беззвучно.

»Помнишь, осенней порой

Мы повстречались с тобой…

Ты мне сказала: «Прости!»

Лишний стоял на пути.

Сердце разбила моё!

Счастье с тобой не дано…

Голубые глаза, вы пленили меня,

Средь ночной тишины ярким блеском маня…

Голубые глаза, столько страсти и огня!

Вы влечёте к себе, голубые глаза, страсть и нежность тая…»

Владимир закрыл лицо руками.

Это печальное танго они танцевали когда-то со Снежкой. В ресторане в Пушкине. На своей свадьбе… Ее руки лежали у него на плечах. Она прижалась к нему. Он окунулся в золотистую волну ее душистых волос. И уплыл куда-то далеко-далеко…

»Голубые глаза, в вас горит бирюза,

И ваш сон голубой, словно небо весной…

Голубые глаза, столько страсти и огня

В этих чудных глазах! Голубые глаза покорили меня…»

Ему было невыносимо больно! Невыносимо одиноко!..

Он достал пистолет из кобуры. Приставил к виску. Зажмурился и нажал на курок…

Раздался сухой щелчок.

Осечка.

Он нажал снова. И еще. И еще… Но все было бéстолку. Пистолет щелкал, но стрелять не хотел… Ни в какую.

Владимир чертыхнулся и вынул обойму. Так и есть. Она была пустой. Он забыл, что еще днем достал патроны и убрал подальше. На всякий случай…

Вот и пригодилось.

А, может, вставить назад, вяло подумал он… И повторить процедуру?

Нет… На сегодня, пожалуй, хватит…

Как-нибудь в другой раз!

Утром, со стыдом вспоминая о своей минутной слабости, Владимир отыскал припрятанные патроны и запасную обойму. И дал себе слово больше так не напиваться!.. А еще лучше, не напиваться вообще!

Приехав в Москву, он явился в академию и узнал, что его набор приступил к занятиям еще в конце ноября. Так что ему предстояло серьезно напрячься, чтобы догнать товарищей.

Впрочем, это было даже к лучшему! С головой погрузившись в учебу, он сумеет, наконец, выкинуть Снежку из сердца…

И позабыть!

Девятого февраля было обнародовано Постановление Совнаркома СССР о присвоении воинских званий высшему начальствующему составу Красной Армии.

Увидев фамилию Серова в списке новоиспеченных комбригов, Владимир тут же ему позвонил. И по какой-то счастливой случайности сумел дозвониться.

Анатолий искренне обрадовался его звонку и в приказном порядке обязал прибыть в девятнадцать ноль-ноль к нему. На новую квартиру по адресу Лубянский проезд, семнадцать. Адрес точный! Для участия в торжественном обмывании новеньких ромбов! Кто будет?.. Будут все! Само собой, с боевыми подругами! Кстати о нем тут кое-кто спрашивал! Кто?.. Военная тайна! Повторите приказание, товарищ майор!

Владимир улыбнулся и повторил.

А потом повесил трубку и вытер повлажневшие глаза.

И так хорошо, так легко стало у него на сердце от бодрого, веселого голоса друга, что горечь, измотавшая его уже до предела, внезапно взяла и растаяла. И он перестал ощущать себя одиноким, забытым и брошенным!

Потому что у него были друзья! Настоящие!

Которые никогда его не бросят!

Не то, что некоторые…

Глава шестая

…День за днем по утрам вставало солнце. А по вечерам садилось.

И просыпались звезды, вспыхивая одна за другой. Чтобы потом всю ночь водить свой бесконечный хоровод вокруг Луны. Которая месяц за месяцем, то тихо угасала, то росла, возрождаясь вновь. До боли одинокая посреди бескрайнего звездного неба…

Приехав в Петрозаводск, Снежана переночевала на вокзале, а на следующий день устроилась работать санитаркой в глазную больницу. Это был не самый лучший вариант. Зато здесь хотя бы никто не лез к ней под юбку!

В поисках работы Снежана зашла сначала в «Кареллес». Главный инженер треста, полный, лысеющий мужчина не первой молодости, не стал даже проверять, как она печатает, а с ходу предложил ей место своей секретарши, хороший оклад и отдельную жилплощадь. Однако при этом окатил таким откровенным взглядом, что Снежана едва удержалась от того, чтобы влепить ему пощечину. И отказалась, не раздумывая.

Обойдя еще несколько мест и наткнувшись на аналогичный прием, она забрела в глазную больницу. Поговорила с главным врачом. И осталась.

Главврач ей понравился. Потому что ничего не обещал. И не смотрел на Снежану, как на самку. И, вообще, был очень смешной. И добрый.

Вениамину Абрамовичу Левину было двадцать девять лет. Он родился в Петрозаводске, позапрошлой весной окончил Ленинградский мединститут, вернулся назад и сразу был назначен главврачом.

Чтобы скрыть свою молодость Вениамин Абрамович носил большие роговые очки. И говорил басом. Во всяком случае, сам так думал. Что говорит басом. Однако бас из него был никудышный. Невысокого роста, щупленький и тщедушный, он с трудом тянул даже на тенора. А, кроме того, очень забавно картавил.

Узнав о том, что Снежана училась в его родной альма-матер и даже закончила два курса, Вениамин Абрамович искренне обрадовался. А потом ужасно расстроился. Потому что без документов принять ее медсестрой не мог.

- Ну, хоть какую-нибудь спгавочку дайте! - умолял он. - Что вы учились! Ну, вспомните хогошенько! Должно же у вас быть хоть что-нибудь! Сойдет любая бумажка из деканата!

Снежана покачала головой. Ничего у нее не было. Никаких бумажек… Ничего у нее не осталось от той, первой, жизни. И от второй осталось только пепелище…

- Стойте! - воскликнул Вениамин Абрамович, когда она поднялась, чтобы уйти. - Я пгидумал! Вы устгоитесь к нам сантитагкой, а потом мы вас аттестуем на медсестгу в погядке должностного госта! Согласны? - он подбежал и схватил ее за руку. - Соглашайтесь! Ну, Снежана Геоггиевна! Я вас пгошу! Соглашайтесь!..

Она подумала немножко. И согласилась.

С жильем ей тоже, можно сказать, повезло. Пройдясь по округе и постучавшись в несколько частных домов, Снежане удалось договориться и снять комнату в нижней Слободке. Совсем недорого и буквально в двух шагах от работы.

Хозяйкой завалившейся хибары, в которой она поселилась, была бабка Лукерья, шебутная, но довольно безобидная старушка.

Когда-то, давным-давно, бабка Лукерья была ядреной бабой, но годы ее не пожалели. Мужа отняла русско-японская война, дочерей Бог не дал, а сыновья все сгинули. Кто в Германскую, кто в Гражданскую. Жила она одна-одинешенька. Поэтому с радостью согласилась пустить жиличку и цену ломить не стала.

Был, правда, у нее один недостаток (а кто без греха!). Любила бабка выпить. И гнала самогонку. Но не на продажу, а, так сказать, для унутреннего употребления.

Оставшись одна с малыми детьми, Лукерья вскоре приноровилась гнать сивуху да приторговывать ей из-под полы. Полицейский пристав, об этом знал, конечно, но, жалел вдовицу, и не трогал.

При Советской власти с частной торговлей пришлось завязать. Советская власть частных торговцев не любила и в конце двадцатых годов всех вывела под корень.

Участковый побеседовал с Лукерьей, ознакомил её с соответствующей статьей УК РСФСР и предупредил на первый раз. Что второго раза не будет. Бабка осознала и торговлю прикрыла. И с тех пор гнала только для себя.

Соседям Лукерья, само собой, не отказывала, когда те к ней обращались за первачом на праздники. Но денег не брала. А меняла на дрова или на продукты. Участковый не стал придираться и махнул на нее рукой…

Хозяйство у бабки было небольшое. Кошка, коза да пяток куриц с петухом, которых она по зимнему времени держала прямо в избе. Управившись с немногочисленными делами, Лукерья доставала крынку с самогонкой и, опрокинув стопку-другую, затягивала дребезжащим голоском слезливую песню о Муромской дорожке да трех соснах. Или о Маньчжурских сопках. И долго еще хлюпала носом, жалуясь кошке на свою горькую судьбу.

Снежане она особо не докучала. А даже наоборот. Приметив, что жиличка в тягости, помогала, чем могла. И жалела… Дурочку… Молодую и глупую…

И зря!

Потому что у Снежаны все было очень даже хорошо!

Работа в больнице ей нравилась. Тошнота практически прошла. Никаких видимых перемен она в себе тоже не замечала. Во всяком случае, все юбки, кофточки и платья по-прежнему были ей впору.

Солнце светило ярко-ярко, а снег был белый-белый! И даже ветер с озера казался ей уже не ледяным и резким, а свежим и бодрящим!

Она чаще стала улыбаться. И почти не плакала.

Потому что перестала постоянно думать о Владимире. Думать о плохом ей не хотелось… И она перестала думать о Владимире вообще!

Ну, почти перестала…

Потому что он ей очень часто снился.

И во сне они снова безумно любили друг друга. И ласкались ночи напролет! То ехали в поезде, то ходили в сопки, то гуляли по набережной… То в Минске, то во Владивостоке… То в Ленинграде, то в Петергофе… Они танцевали и пили шампанское… Владимир целовал ее, дарил огромные букеты белых роз и читал стихи…

Утром Снежана просыпалась вся в слезах.

Но никогда! Ни за что! Ни на что! Эти сны не променяла бы!..

Она даже спать теперь стала ложиться раньше. И вовсе не потому, что бабка Лукерья приучила ее к своему деревенскому распорядку - вставать затемно, укладываться засветло. И не потому, что в быстро выстывающей бабкиной избушке было тепло и уютно лишь на печи под тулупом… А из-за этих самых снов. Хотя никогда не призналась бы в этом даже себе самой…

Впрочем, рано ложась и рано вставая в будние дни, по выходным сидеть в четырех стенах и слушать бабкины песни Снежана не собиралась. И уходила в кино или в театр. А иногда - даже на танцы во Дворец Труда.

А почему бы и нет, собственно!

Ей, в конце концов, еще не тридцать лет, а всего-навсего девятнадцать с хвостиком! Вот состарится, тогда и будет дома сидеть! А пока молодая, будет ходить на танцы, и радоваться жизни!

Во Дворце Труда всегда было людно, шумно и весело!

Снежана делала завивку, надевала темно-синее платье в мелкий белый горошек. Или ярко-алое. И брала с собой черные туфли на высоком каблуке.

И от кавалеров не было отбоя!

Один из них, невысокий кареглазый шатен по имени Алексей, как заметила Снежана, вообще ни с кем, кроме нее, больше не танцевал. Не то, чтобы она этим специально интересовалась. Просто, танцуя с кем-нибудь другим, Снежана всегда ощущала на себе его пристальный взгляд. И наблюдала за Алексеем краешком глаза. А он стоял у стены, как приклеенный, и даже не пытался кого-нибудь пригласить…

К этому времени она уже успела узнать, что ему двадцать пять, что он не женат, имеет комнату в малонаселенной квартире, окончил финансовый техникум и работает старшим счетоводом на «Онегзаводе».

Для новогоднего вечера Снежана приберегла нежно-розовое платье и белые лодочки. И с удовлетворением отметила восхищение у него в глазах…

Это был замечательный вечер! Решив вознаградить своего верного паладина, Снежана танцевала с ним чаще обычного. Неизвестно отчего, но ей было удивительно весело. И она много и задорно смеялась. Игриво поглядывая на Алексея…

И он, наконец, решился. Под самый занавес. И попросил разрешения проводить ее до дома. Так робко и неуверенно, что Снежане стало его жалко. И она разрешила…

С этого времени они стали встречаться почти каждый день.

Алексей покупал билеты на последний киносеанс в Дом народного творчества. И ждал ее после работы. Они смотрели картину, а потом он провожал ее до дома. Иногда для разнообразия они ходили в КарГосТеатр или просто гуляли.

Снежане было легко и приятно с ним общаться. Он был образованным и очень культурным молодым человеком, подавал ей пальто в гардеробе и никогда не садился в присутствии Снежаны первым. Не лапал ее и вообще ничего такого себе не позволял. И даже под руку взять не решался, когда они шли рядом по улице.

Снежана была с ним достаточно откровенна и не стала скрывать, что была замужем и до сих пор не разведена, хотя ушла от мужа еще осенью. Однако о причинах своего ухода, рассказывать не стала. И позабыла упомянуть о беременности…

На самом деле позабыла! По правде!

А в конце января вдруг обнаружила, что ее любимые платья стали ей совсем малы. Сначала Снежана подумала, что просто располнела за зиму. Как это иногда бывает, если есть много конфет. А потом сообразила, в чем дело…

И впервые всерьез задумалась о том, что происходит с ней сейчас и что ожидает ее впереди. О новой жизни, которая зародилась у нее внутри, и потихоньку растет, и набирает силу…

И вдруг с удивлением и восторгом поняла, что больше не одинока!

Это раньше у нее не было ни одной родной души на всем белом свете! Кроме отца, который был арестован. Да был ли жив?.. И Владимира, который… Стал чужой…

А теперь все изменилось!

Но Снежана даже не представляла, насколько!

Это произошло девятого февраля… Вскоре после Дня ее рождения.

Она, кстати, никому о нем не говорила. Даже бабке Лукерье. Но у главврача Левина, оказывается, была очень хорошая память. Он подписывал приказ о приеме Снежаны на работу. И запомнил дату ее рождения…

Пятого числа, сразу после утреннего обхода Вениамин Абрамович зашел в сестринскую. И при всех поздравил ее с двадцатилетием! А потом пожал руку и подарил духи «Красная Москва»!

Снежана была настолько тронута этим неожиданным поздравлением и подарком, что едва не расплакалась… Так защемило вдруг у нее в груди!

А через несколько дней случилось это!

В тот вечер Алексей после кино, как всегда, проводил ее до самого дома.

В окошках бабкиной хибары было темно. Похоже, Лукерья, приняв обычную дозу и выплакав кошке свою горемычную судьбу, уже спала.

Он вошел в дом вслед за Снежаной. Хотя раньше провожал только до калитки. А на этот раз зашел в сени. Она пожала плечами и решила, что Алексей хочет погреться. На улице было не очень холодно, но они гуляли довольно долго.

Дверь, скрипнув, закрылась, и их окутали тишина и полумрак. И тогда он приблизился и взял ее за плечи.

Снежана подняла глаза и удивленно посмотрела на него. Это было что-то новое!

Внезапно Алексей наклонился и припал к губам Снежаны в страстном поцелуе. Его ладони соскользнули с ее плеч, прошлись по спине, опустились к ягодицам.

Она ничего не успела понять, как вдруг что-то шевельнулось у нее в животе! И толкнуло ее изнутри!

Господи! Это же…

Да! Это был ее малыш!

Который пошевелился! У нее внутри! Первый раз! Господи!..

Снежана стояла ошеломленная своим открытием, широко раскрыв глаза.

Тем временем, Алексей, ободренный ее покорностью, осмелел еще больше. И его руки легли ей на грудь.

- Нет! - воскликнула она и изо всех сил отпихнула его.

- Нет? - ошеломленно пробормотал он, отлетев к стене. - Но, почему?

- Нельзя! - сбивчиво проговорила Снежана. - Так нельзя!.. Это неправильно!

- Прости меня, - виновато посмотрел на нее Алексей. - Я не хотел тебя обидеть…

- Нам нельзя больше встречаться, - сказала она, помолчав. - Это было ошибкой.

- Но, как же так?.. - растерялся он. - Снежана!

- Прости!.. Мне показалось… - она отвернулась. - Что мы можем быть друзьями… Но я ошиблась…

- Какими друзьями?! - воскликнул он и схватил ее за плечи. - Нет!.. Я хочу, чтобы ты стала моей женой!

- Прости, Алёша, но я никогда не стану твоей, - сказала Снежана и высвободилась из его рук. - Женой! - она подошла к двери и распахнула ее. - Тебе лучше уйти!.. И никогда больше сюда не приходить…

Алексей молча смотрел на нее. Ничего не понимая. Не зная, что делать…

- Снежана! - воскликнул он с отчаянием. - Но я не могу!.. Я люблю тебя!

- Прощай, Алёша, - сказала она.

- Но, почему? - тихо спросил он.

- Я ушла от мужа, - ответила она. - Но я с ним не разведена…

- Ты можешь подать на развод, - прошептал Алексей. - Ты можешь развестись…

- Не могу, - посмотрела ему прямо в глаза Снежана. - Я ношу его ребенка. Уже четыре месяца.

Алексей совершенно опешил от неожиданности… Его глаза расширились… Но он быстро взял в себя в руки.

- Если ты выйдешь за меня, никто ни о чем не узнает! Я никогда ни в чем тебя не упрекну! - он протянул руки к Снежане. - Это будет мой ребенок!

- Нет, - твердо сказала она, отстраняясь. - Никогда!

- Но, почему? - простонал Алексей.

- Потому что это наш ребенок!.. Моего мужа и мой, - ответила Снежана. - И больше ни чей!

Он опустил голову и вышел вон.

Снежана притворила за ним дверь и набросила щеколду.

И больше с ним не встречалась…

Хотя еще долгое время, уходя с работы, замечала Алексея, стоящего у забора возле дома напротив… Он маячил в отдалении, но подойти не решался.

И, слава Богу!

На танцы во Дворец Труда она больше не ходила.

Отчего-то ей расхотелось вдруг слушать громкую музыку, толкаться в толпе и топтаться на одном месте в обнимку с посторонними, почти незнакомыми мужчинами…

Пришла весна, а Снежана вместо прогулок под луной предпочитала сидеть в горнице за шитьем.

В том числе и потому, что носить ей стало совершенно нечего! Кое-что из одежды еще можно было подогнать под новые объемы. Например, скроить из двух юбок одну. Но с платьями ничего поделать было уже нельзя.

Снежана купила ситца и сшила себе пару новых. Хотя на платья эти балахоны были похожи не больше, чем чехлы от авиамоторов!

Она вздохнула и подумала, что было бы, если бы Владимир увидел ее сейчас… Такую… Толстую и непривлекательную!.. С большущим животом и тяжелыми грудями, с тонкой сеткой синеньких жилок поверхностного варикоза на бедрах и отекшими лодыжками. Откидывающуюся назад и переваливающуюся при ходьбе как утка…

Увидел бы ее такую некрасивую и сразу разлюбил бы!.. Снова!.. Еще раз!

Снежана вытерла слезы и подышала глубоко, пытаясь успокоиться. Потому что малыш, почувствовав, что мама чем-то расстроена, тут же заерзал у нее внутри.

Теперь ей надо было думать не только о себе! И не кукситься! И не хныкать! Чтобы не беспокоить ребенка! Потому что ему нужно расти здоровым и сильным! А не плаксой, как мамка!

Снежана улыбнулась сквозь слезы, положила ладони на живот и стала напевать малышу веселую песенку. А потом рассказала ему свою любимую сказку. Про стойкого оловянного солдатика и прекрасную балерину. Только конец у этой сказки был переделанный. И очень счастливый. Не то, что у Андерсена!..

Сны про любовь Снежану больше не преследовали.

Она вообще стала плохо спать и долго-долго ворочалась, устраивая живот поудобнее. А когда все-таки удавалось уснуть, часто просыпалась, чтобы сбегать на ведро по маленькому. Бабка Лукерья, видя, как мучается Снежана, посоветовала ей меньше пить на ночь и спать без матраса, на жестком. А под живот и между ног подгладывать подушки. Это немного помогло. Но все равно по утрам она чувствовала себя разбитой.

На работе к ней относились бережно. С пониманием. Особенно главврач Левин. И, глядя на него, все остальные…

В начале марта, опять же с подачи Вениамина Абрамовича, ее аттестовали в медсестры. И сразу перевели на легкий труд.

Незаметно подошли майские праздники…

Снежана регулярно наблюдалась в женской консультации. Сейчас ей ставили срок беременности в тридцать недель. То есть семь месяцев. А это означало, что ее малыш уже совсем большой и, если, не дай Бог, случатся преждевременные роды, сможет выжить! Что он не только чувствует все, что чувствует Снежана, а уже может видеть и слышать! Собственными глазками и ушками!

А вокруг было просто изумительно хорошо! Природа окончательно очнулась после долгой и холодной зимы. И весь мир словно обновился! Зазеленела молодая трава. Распустились листья на деревьях. На тополях и березках, рябине и черемухе. А на огородах, готовясь к предстоящим посадкам, закопошились хозяйки.

Снежана дышала полной грудью свежим, весенним ветром. Никогда еще до этого она не чувствовала такого подъема! Такой беспричинной и светлой радости!

Нет, конечно, она задумывалась иногда о предстоящих родах. И, ясное дело, побаивалась немного. Но немедленно отгоняла все неприятные мысли, как только они всплывали в голове.

Ну и что, что будет больно! Потерпим! Не она первая, не она последняя! И, вообще, ее малыш имеет право на всю эту красоту! И должен ее увидеть! Жить и радоваться этой красоте вместе со всеми людьми!..

Между прочим, подумала Снежана, женщины детей с незапамятных времен рожают! С тех пор, как праматерь наша Ева соблазнила Адама и увела его из райского сада. Рожают себе, как миленькие, и ничего! Справляются как-то!

И она справится!

Вениамин Абрамович специально для нее где-то раздобыл «Курс акушерства И.П. Лазаревича». Еще дореволюционного издания. И там все очень подробно и доходчиво было написано. Когда, как и что.

Папа говорил ей когда-то, когда Снежана была еще совсем маленькая, что страх, если посмотреть ему прямо в глаза, сам испугается! И убежит! Так она и поступала до сих пор. И сейчас поступит!..

На первомайскую демонстрацию Снежана не ходила.

Она пошла бы, конечно, и никуда не делась бы! Если бы не Вениамин Абрамович. Который пожалел ее и отпустил домой.

А лучше бы этого не делал!

Потому что тогда все могло сложиться совсем иначе…

Если бы Снежана вернулась после обеда, как и предполагала, бабка Лукерья скорее всего уже давно отключилась бы, хлопнув самогонки в честь пролетарского праздника. И спала, уронив голову на стол и мирно похрапывая.

Но Снежана вернулась немного раньше… И нарвалась.

Какая муха укусила Лукерью неизвестно. Но бабка наговорила ей столько и таким отборным старославянским, что Снежана просто оторопела!

Слава Богу, несмотря на свое аристократическое происхождение, она росла не в пансионате для благородных девиц, а на летном поле! И много чего наслушалась ненароком. Однако заковыристые выражения Лукерьи поразили даже ее!

Самым невинным из бабкиных ругательств было «сучка подзаборная»!

Старушка разошлась не на шутку! Брызгала слюнями во все стороны, трясла башкой и размахивала руками. А под конец посоветовала Снежане проваливать под тот самый забор к тем самым кобелям, с которыми она своего пащенка и нагуляла!

И откуда у бабки взялось столько ненависти к молоденькой беременной женщине, которая никогда в жизни ничего плохого никому не сделала?!..

Впрочем, особо ломать голову над этим Снежана не стала, а молча собрала свои вещи и ушла…

Хотя идти ей, в общем-то, было некуда.

Но и оставаться здесь после всего этого тоже было нельзя! Даже под забором для Снежаны и ее малыша было теперь безопаснее! Чем рядом с этой черной злобой!

Для начала она отнесла свой чемодан на работу. Благо идти было всего два шага. Поставила его в сестринской и вернулась в Лукерьину хибару за оставшимися вещами (что она дура, что ли, надрываться и тащить все сразу!).

В избе было тихо. Бабка валялась на половике и храпела на всю Слободку.

Снежана осторожно прокралась мимо нее со своим узелком и тихонько прикрыла за собой дверь…

Ну что же, подумала она, выйдя за калитку, спасибо этому дому, пойдем к другому! Мир не без добрых людей! Что она не найдет, что ли, где голову преклонить?!

Не пропадем как-нибудь, сказала Снежана своему малышу! А к этой Лукерье больше не вернемся! Никогда и ни за что!!

Пока бабка саму Снежану костерила, ей было все равно. Однако стоило Лукерье пройтись погаными словами по адресу Владимира, как все закипело у нее внутри от бешенства! А уж когда эта пьянь посмела обозвать ее малыша «пащенком», поднялась просто ледяная ярость! Бабкино счастье, что Снежана беременная сейчас! А не то пришибла бы ее одним ударом!

И, слава Богу, что не пришибла! Не стоит она того! И, вообще, пускай идет лесом!

Снежана выбросила из головы все свои неприятности и запрокинула голову.

Где-то высоко-высоко в небе плыли белые прозрачные облака. Солнце припекало почти по-летнему. А с озера тянуло свежестью и прохладой. Из тарелки репродуктора на столбе возле больницы громко звучали бодрые и веселые песни. А воробьи, рассевшись на проводах, изо всех сил старались их перечирикать…

Малыш у нее в животе не мог пока еще видеть все это своими собственными глазками, поэтому Снежана погладила его прямо через пальто и стала рассказывать, как вокруг красиво и хорошо. И он сразу успокоился. И она улыбнулась. Потому что на душе у нее стало опять светло и безмятежно!

Все равно, всё как-нибудь образуется! Самое главное, что врач сказал, что никаких патологий у них нет, что беременность протекает нормально, что совсем скоро, всего через два месяца, они увидят друг друга, и всегда-всегда будут вместе и никогда-никогда не расстанутся!..

Однако шли дни, а найти новое жилье у Снежаны не получалось.

Честно говоря, это ее не удивляло. Ну, кому, скажите, захочется круглые сутки слушать визги-писки чужого младенца?! Кому это нужно, ходить и нюхать чужие пеленки-распашонки, развешанные повсюду для просушки?!

И, вообще, проще отказаться сдать комнату беременной женщине, сославшись на какую-нибудь выдуманную причину, чем потом выгонять ее на улицу с ребеночком!

Снежана сходила в райисполком и написала заявление с просьбой предоставить общежитие. Но ей сказали, что надо подождать, что пока мест нет, хотя позднее, может быть, что-нибудь и найдется…

Она крепилась и не плакала… Хотя иногда очень хотелось.

А пока держала свой чемодан на работе, в кладовке. Выпрашивала ночные дежурства у старшей медсестры и подменялась, с кем только могла.

Потому что днем и вечером еще можно было походить по городу или посидеть где-нибудь на лавочке. А по ночам бродить одна по темным улицам Снежана теперь побаивалась. Да и холодно было еще по ночам!..

Проспавшись и протрезвев, бабка Лукерья опомнилась, прибежала в больницу и слезно просила прощения.

Снежана ее простила, само собой. Но вернуться назад отказалась наотрез!

Нет, уж! Сейчас, она еще на ногах. А через месяц будет на сносях! И что тогда прикажете делать, если у бабки опять мозги переклинит от самогонки?!..

Отказаться-то, она отказалась. Да так и мыкалась, бездомная и неприкаянная. Днем гуляла в парке или по набережной. А ночами спала урывками на кушетке в сестринской. Пока однажды под вечер ее не вызвал к себе в кабинет главный врач…

- Снежана Геоггиевна, может, вы объясните мне, что пгоисходит? - нахмурившись, посмотрел на нее поверх очков Вениамин Абрамович. - У вас уже шесть ночных дежугств! И все подгяд!

Снежана сидела, опустив глаза, и молча теребила край своего халата.

- Вы что, хотите, чтобы меня отдали под суд за нагушение тгудового законодательства? - строго спросил Левин. - Вы же на восьмом месяце уже! У вас же легкий тгуд! Вам вообще нельзя по ночам дежугить!

А, ведь, его действительно могут из-за нее наказать, подумала Снежана! Что же делать?! Господи, ну почему она такая нескладная! Только проблемы для людей создает!.. На глаза у нее навернулись слезы. Снежана шмыгнула носом…

- Снежана Геоггиевна, - вздохнул Вениамин Абрамович. - Вам что, отказала ваша квагтигная хозяйка?.. Вам спать совсем негде?..

Она молча кивнула. Вытерла ладошками глаза и полезла в карман за носовым платком.

Вениамин Абрамович встал из-за стола и стал ходить по кабинету из угла в угол.

- А в гайисполкоме вы были? - остановился он. - Что они вам сказали?

- Что свободных коек в общежитии пока нет, - прошептала Снежана. - А когда появятся, мне сразу дадут… Скоро… - она высморкалась. - Летом…

- Та-а-ак… - протянул Вениамин Абрамович. - А комнату снять, значит, не получается…

Она опять кивнула… Молча… Потому что все и так было ясно. Кому она нужна такая! Беременная…

Левин снова стал ходить по кабинету.

А она сидела, опустив голову. Чтобы не было видно, как она плачет.

- Пегестаньте, Снежана Геоггиевна… - пододвинул стул и сел рядом с ней Вениамин Абрамович. - Пожалуйста!.. Ну, не плачьте!.. Это вгедно для вашего малыша… Давайте лучше вместе подумаем, что делать! Ну почему, вы сгазу не пгишли и не гассказали мне обо всем?!

Снежана посмотрела на Левина полными слез глазами… Он-то тут при чем?! Ну, чем он может ей помочь?!.. Она сама во всем виновата! И сама теперь за все расплачивается!..

- Вот что мы сделаем, Снежана Геоггиевна! - Вениамин Абрамович поправил очки. - Где ваши вещи?.. Здесь в больнице, навегное?.. Понятно, - поджал он губы, когда она кивнула. - Где им еще быть!.. Ну, и ладно! Это даже хогошо! Значит так! - решительно сказал Левин. - Сейчас мы бегем ваши вещи и идем ко мне домой! И не смейте возгажать! - нахмурился он, когда Снежана попыталась открыть рот. - У меня большая тгехкомнатная квагтига! Мне и двух комнат хватит! А одну я вам сдам! Вот так! И никаких газговогов! - неожиданно раскипятился он. - Летом у них места появятся!.. Бюгокгаты пагшивые!

Вот так и получилось, что Снежана стала жить у Левина…

Кривотолков это, конечно, вызвало немало… И косых взглядов тоже.

Впрочем, Вениамин Абрамович на них не обращал внимания. А Снежана просто не замечала… Не до того ей было! Потому что все ее мысли и чаяния были о малыше…

Снежана даже и подумать не могла, что о ней говорят люди! О чем они шепчутся у нее за спиной! И правильно делала! Потому что шептали они всякую гадость. Кто-то просто любил посплетничать. А кто-то Снежане откровенно завидовал.

Тому, что она чистая и светлая. И никакая грязь к ней не липнет!

Тому, что она молодая и красивая. Несмотря на беременность. Или благодаря ей. Потому что, на самом деле, ожидание ребенка даже некрасивую женщину делает красавицей, а красивая становится еще краше!

На зависть некоторым…

Долго ли, коротко ли, наступило лето.

В дородовый отпуск Снежана ушла еще десятого мая. На очередном осмотре в женской консультации ей сказали, что все у нее в порядке. Плод лежит, как надо, головкой вниз. И уже прижался ею ко входу в малый таз, как оно и положено перед родами. Так что осталось потерпеть совсем немного. Ориентировочно десятого июля, но, в любом случае, не позднее семнадцатого, ее малыш появится на свет!

И, вообще, оказывается, она очень-очень везучая!

Потому что у Вениамина Абрамовича по сравнению с Лукерьиной хибарой были просто королевские палаты! И теперь Снежана, как и положено настоящей принцессе, жила в роскошной светлой комнате с видом на озеро! В красивом двухэтажном каменном доме! Большом и белом, как настоящий дворец!.. И со всеми удобствами! С телефоном, водопроводом и даже канализацией!

Эта квартира принадлежала когда-то родителям Вениамина Абрамовича… Его отец тоже был врачом. И, между прочим, очень уважаемым! Но это его не спасло во время одного из погромов. Столь частых и при царском режиме, и в годы Гражданской войны. Его жена Рахиль погибла вместе с ним. А маленького Веню спрятала одна добрая женщина. И он уцелел. Потом, когда всё успокоилось, из Петрограда приехала его тетя и забрала к себе…

Когда Вениамин Абрамович вернулся в Петрозаводск после окончания института, ему как дипломированному специалисту и руководящему работнику выдали ордер на отдельную жилплощадь. По счастливой случайности бывшая квартира врача Левина, числившаяся за горисполкомом, стояла свободной, и Вениамину Абрамовичу предоставили именно ее.

Ну, не совсем ее, вообще-то говоря.

Потому что до семнадцатого года в ней было гораздо больше комнат, парадный вход и черный ход. Но затем она превратилась в коммуналку. В конце двадцатых городские власти провели инвентаризацию жилого фонда, спохватились и расселили ее, а потом перегородили и бронировали (в смысле, перевели в спецфонд).

И вот теперь в бывшей квартире врача Левина снова жил врач Левин…

Предоставляя ему именно эту жилплощадь, никто в горисполкоме даже не задумался о том, сколько тяжелых воспоминаний она может разбудить в душе Вениамина Абрамовича. Но он ничем этого не показал. Хотя однажды, когда они пили со Снежаной чай с сушками на кухне, рассказал ей печальную историю своего сиротского детства.

Снежана сама выросла без матери. И прекрасно его понимала. И сочувствовала.

Потому что он был очень хороший! И очень внимательный! И так заботился о ней! Хотя она была ему совершенно никем!

Татьяна Ивановна, женщина, спасшая когда-то Вениамина Абрамовича от разъяренной толпы погромщиков, часто бывала у них в гостях и тоже очень хорошо относилась к Снежане.

До революции Татьяна Ивановна была повивальной бабкой, акушеркой, то есть. И, кстати говоря, именно она принимала роды, когда на свет появился маленький мальчик Веня. И очень весело представляла в лицах, как беспокоился и волновался его папа.

Ей было уже под семьдесят, но называть «бабкой» эту крепкую энергичную женщину язык как-то не поворачивался.

Татьяна Ивановна давно уже не практиковала, но ничего не забыла. Она осмотрела Снежану и подтвердила, что в консультации ей все сказали правильно. Хотя эти бестолочи, проворчала она, которые сами еще ни разу не рожали, а уже в акушеры позаписались, ничегошеньки ни в беременных, ни в родильницах не понимают!..

В полдень двадцать второго июня у Снежаны начались родовые схватки.

Недели за полторы до этого схватки у нее уже были. Правда, нечастые и не очень болезненные. Татьяна Ивановна тогда успокоила ее и сказала, что это всего лишь «репетиция». И оказалась права. Матка немножко порепетировала и успокоилась.

Но сейчас все было иначе. По срокам рожать ей было рановато. Но Снежана вдруг поняла, что это уже не «учебная тревога»! Схватки были гораздо сильнее и длительнее. И регулярно повторялись. Становясь всё сильнее. И чаще. Пока ее не стало скручивать каждые пять минут.

В промежутке между схватками Снежана сумела дойти до соседки и попросила позвать Татьяну Ивановну. А потом позвонила Вениамину Абрамовичу.

Он сразу всполошился, приказал ей немедленно лечь и сказал, что сейчас будет.

Снежана послушалась его и легла. Однако боли в пояснице вскоре согнали ее с кровати. Она встала на четвереньки и опустила голову на руки. Да так и стояла, раскачивая тазом. И ей немного полегчало.

И тогда Снежана порадовалась, что еще вчера догадалась сделать генеральную уборку и помыла полы. Когда ее отпустило, она расстелила на полу одеяло, а поверх него - чистую простыню. И стала ждать следующих схваток…

Когда прибежала Татьяна Ивановна, околоплодные воды у нее уже отошли.

А та первым делом выгнала из комнаты, превратившейся в филиал родильного отделения, взволнованного и перепуганного стонами Снежаны Вениамина Абрамовича. И безапелляционно заявила ему, что ни в какую больницу ее везти не позволит!

- Еще чего! - сказала она ему. - Ты что, хочешь, чтобы она прямо посреди дороги родила?!.. Сама справлюсь! Я у твоей мамки, между прочим, тебя в этом самом доме принимала! Или забыл?!.. Бабе, когда она рожать собралась, любая суета только помеха. Ей, как кошке, лишь бы уголок был потемнее да поукромнее! А все остальное она сама сделает! - Татьяна Ивановна вытолкала его взашей и пошла мыть руки. - Ты, Веня, иди лучше валерьянки прими! И успокойся! - сказала она. - Да смотри, чтобы носа сюда никто не показывал! И сам в том числе! Пока я не позову!

Вернувшись, Татьяна Ивановна задернула шторы на окнах, а потом зажгла свечи. И в комнате воцарился уютный полумрак…

Между схватками Снежана лежала на боку, отдыхая. А когда ее прихватывало, опять вставала на четвереньки.

- Молодец! Умничка моя! - нахваливала Снежану Татьяна Ивановна, разминая ей поясницу. - Все правильно делаешь! Ты только дыши, милая, не забывай! Дыши! Помедленнее да поглубже!

Снежана старалась не пускать в голову мысли о том, что схватки никогда не прекратятся. Убеждала себя не бояться очередного приступа, не зажиматься, иначе боль может усилиться многократно! А когда опять накатывало, словно становилась другим человеком. И хотела только одного - чтобы схватки поскорее окончились!

- Дыши, милая, дыши! - повторяла Татьяна Ивановна. - Ребеночку твоему это сейчас нужнее всего! Ему, ведь, ой как трудно сейчас! Тебе трудно, а ему во сто раз труднее! А ты помогай ему! И не думай ни о чем! Для родов мозги не требуются! Тело само все сделает! Ты только ему не мешай!

Снежана цеплялась за ее голос, как утопающий за соломинку! А тело само все делало. То тряслось от напряжения, то раскачивалось. То дышало, то кричало, то тужилось. И еще много чего делало. По нужде. И, слава Богу, что никто, кроме Татьяны Ивановны этого не видел. А, впрочем, ей было уже все равно! Только бы схватки поскорее окончились!..

А они слились с такими ошеломляющими потугами, что Снежана даже не поняла, что кричит изо всех сил. Между тем, всё происходило так стремительно, что уже на следующей схватке она почувствовала сильное жжение в промежности.

- А вот и мы! - воскликнула Татьяна Ивановна, увидев, как прорезывается головка младенца, и, помогая ему. - Здравствуй, миленький! А мы тебя уже заждались совсем с твоей мамочкой!..

Оставаясь на коленях Снежана, приподнялась на руках, переводя дух… Выпрямилась. Привстала. И тут же почувствовала новую потугу.

Р-р-раз!

Невероятное облегчение!!!

Малыш выскользнул из нее прямо в ладони к Татьяне Ивановне!

Снежана обернулась и увидела, что он лежит у нее на руках и шевелит ручками.

- Мальчик! - сказала Татьяна Ивановна и принялась очищать ротик и носик новорожденного. - Имя-то придумала, аль нет еще? - спросила она.

- Георгий, - ответила Снежана слабым голосом не в силах оторвать взгляда от маленького розового тельца сынишки.

- Егорий, значит! - улыбнулась Татьяна Ивановна. - Хорошее имя! Победоносное!

- Моего папу так зовут… - осторожно прилегла на кровать Снежана.

- А Егоркиного отца как кличут? - спросила Татьяна Ивановна. - Как по батюшке величать нашего богатыря?..

- Владимирович… - тихо сказала Снежана.

- Ну что же, Георгий Владимирович, пожалуйте к мамке своей! - сказала Татьяна Ивановна и подала малыша Снежане. - На-ка, покорми его грудью, дочка! Это лучшее средство для родильницы, чтобы в себя придти после родов! А уж для мальчонки-то, вообще, сейчас самое главное!..

Снежана взяла сына и приложила его к груди. Егорка похлопал глазками и поймал ее взгляд. И она утонула в его бездонных карих глазах, позабыв обо всем на свете…

На часах было семь вечера. Двадцать второго июня тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Глава седьмая

…Это произошло совершенно незаметно. Во всяком случае, для Владимира. Хотя со стороны, скорее всего, выглядело иначе.

Как бы то ни было, все свободное время он теперь проводил с Машей.

Они встретились в начале февраля на вечеринке у Серовых по случаю досрочного присвоения Анатолию очередного воинского звания комбриг…

Долго искать Серовский дом Владимиру не пришлось. Восьмиэтажное здание на Лубянском проезде, с арками и колоннадой вдоль верхнего этажа, как-то сразу бросилось ему в глаза, когда он вышел из автобуса. Именно так, солидно и даже шикарно, и должно было выглядеть новое жилище Анатолия Серова! Героя Советского Союза! Любимца всей страны!

Дверями тоже ошибиться было невозможно. Потому что они были распахнуты настежь. А на лестничной площадке дымили папиросами боевые друзья Владимира. Он вышел из сетчатой кабины лифта, и тут же попал в их крепкие объятия.

Посыпались приветствия, хлопки по плечам и веселый смех. Улыбающийся Владимир не успевал пожимать руки и отвечать на вопросы.

Вот, оказывается, чего ему не хватало все это время!.. Дружной боевой семьи!

Вскоре на шум выглянул и сам виновник торжества.

- Володька!.. Молодец, что приехал! - Анатолий обнял Владимира и стиснул так, что у того захрустели косточки.

А потом ослабил хватку и поволок в дом, здороваться с Валентиной.

- Лапа!.. Смотри, кто приехал, Лапа! - кричал он на всю квартиру, стаскивая реглан с Владимира. - Это ж Володька Иволгин! Собственной персоной! Прямо из Владивостока!

Валентина вышла в прихожую и улыбнулась:

- Привет!

- Да, ты проходи, проходи, давай! - подталкивал его в спину Анатолий. - Только тебя и дожидаемся! Все остальные уже на месте!..

И тут Владимир увидел Машу.

Она пряталась за Валиной спиной и, улыбаясь, что-то шептала ей на ухо.

Наверное, что-то очень смешное. Потому что обе звонко рассмеялись. Валентина лукаво посмотрела на Владимира и, подхватив Анатолия под руку, увела мужа в залу. Видимо, посоветоваться о чем-то насчет праздничного стола, подумал Владимир.

- Здравствуйте, Маша, - сказал он.

- Здравствуйте, Володя, - сказала Маша.

За эти полгода она еще больше похорошела. Так, что Владимир невольно ею залюбовался… Улыбчивая, милая, в красивом шелковом платье, мягко облегающем ее стройную фигуру… А она смотрела ему прямо в глаза своими ясными зелеными глазами. И вся словно светилась изнутри…

Пауза немного затянулась, но они этого не заметили.

В это время в прихожую гурьбой ввалились курильщики. И вокруг сразу стало шумно и весело. В поднявшейся сутолоке Владимира и Машу нечаянно прижали друг к другу, и он взял ее за плечи, заслоняя спиной от протискивающихся мимо ребят.

- А вы надолго в Москву, Володя? - внезапно зардевшись, спросила Маша.

- До лета точно, а там не знаю, - ответил Владимир, отпихивая локтями особо неловких товарищей. - Зачислен на курсы при академии Жуковского… Выпуск в начале мая… А потом, как начальство распорядится!

- До лета! - воскликнула она. - Как хорошо!

Владимир удивленно посмотрел на нее.

- Я хотела сказать, что это, наверное, нелегко… - смутилась Маша. - Вот так, мотаться туда-сюда… То на Дальний Восток, то на юг, то на север… Наверное, нелегко жить вдали от дома…

- Да, нет, не очень… - сказал Владимир. - У меня и дома-то никакого нет… Я, ведь, человек военный. Привык уже давно и к казармам, и к общежитиям.

- Алё, гараж! - высунулся в двери Анатолий. - Вы скоро?.. Все уже за столом!

Только теперь Владимир заметил, что в прихожей никого нет. Кроме них с Машей.

А он по-прежнему держит ее за плечи… Очень близко…

Слишком близко!

Владимир спохватился и отдернул руки. И отодвинулся.

Но было уже поздно. Потому что Толян все видел. А теперь настырно стоял и ждал их у дверей… Ухмыляясь во всю ширь своей необъятной уральской хари.

Маша прошмыгнула внутрь, не глядя на Анатолия.

А Владимир яростно сверкнул глазами в его сторону! Что это еще за ухмылочки?! И вообще!.. Что тут такого?! Просто они с Машей давно не виделись! И всё!.. Непонятно, что ли?!.. Они просто поздоровались! И всё!!

Анатолий ухмыльнулся еще шире… Дескать, какой разговор! Всё ясно-понятно! Просто поздоровались! И всё!..

А теперь за стол!

- Кстати, - сказал он, пропуская Владимира вперед. - Женек Антоновых не забудь поздравить с бракосочетанием! Расписались на ноябрьские! Помнишь Женю Давыдову? Вы с Женькой одновременно с ней познакомились! И с Машей, кстати, тоже! Когда ты у нас крайний раз в гостях был!.. Помнишь?..

Владимир помнил! Только не понял, с какой стати, это «кстати»! Но уточнять не стал! Потому что рассердился!.. Что за намеки?! «Кстати» какое-то!

А потом махнул рукой. Ну, чего он вскинулся? Или Толян в самую точку попал?..

Праздник удался на славу! А народу собралось столько, что новые пятикомнатные хоромы Серовых едва вместили всех гостей!

В основном это были пилоты и штурманы. Все, как один, молодые, веселые парни. И все, как один, при орденах и шпалах. А кое-кто, включая Анатолия, уже с ромбами на петлицах! И боевые подруги у них были такие же молодые и задорные. И все сплошь красавицы, как на подбор!

Играла музыка. Шампанское и красное вино лилось рекой. Один за другим поднимались тосты.

За товарища Сталина! За ВКП(б)! За товарища Ворошилова! За Сталинских соколов! За Героев Советского Союза! За героев Испании! И Китая! За испытателей! И полярников! За свежеиспеченных комбригов! И полковников! И майоров!..

И, само собой! А как же иначе! Обязательно! В первую очередь! За их верных боевых подруг!..

Как-то так вышло, что Маша и Владимир за столом оказались рядом.

Это, наверное, Валя приглядела за стульями, почему-то подумал он.

Ну, и ладно! А он и не возражал. А даже наоборот! Владимиру было очень даже приятно сидеть рядом с такой красивой девушкой! Которая ухаживала за ним, подкладывая на тарелку то салат, то заливное. И улыбалась так тепло, что на душе у него стало светло и радостно…

Владимир поймал ехидный взгляд Толяна, что-то шепчущего своей Лапе на ушко. И сразу догадался, что их с Машей сдают прямо с потрохами. Валя подняла брови. Посмотрела на них. И зашептала что-то супругу. Похоже, что-то смешное. Потому что рот у Анатолия тут же расплылся во все стороны, хоть завязочки пришивай!

Ну, и ладно, поморщился Владимир! Ну, и пусть себе смеются! Подумаешь! Они-то с Машей знают, что всё было не так!

А как?

Владимир взглянул на Машу. И снова подивился, как она хороша.

Каштановые локоны, тщательно уложенные в замысловатую прическу, слегка растрепались, сделав свою хозяйку еще милее. Нежные розовые губы были чуть-чуть приоткрыты. Бархатистые щеки порозовели от шампанского. А в зеленых глазах сверкали веселые искорки.

Маша заметила, что Владимир смотрит на нее, и вопросительно подняла широкие шелковистые брови.

Он наклонился к ней, вдохнул легкий цветочный запах ее волос и вдруг, неожиданно для самого себя, спросил:

- Вы вспоминали обо мне, Маша?.. Хоть иногда?..

- Иногда, - сказала она. - А вы?..

- Иногда, - сказал Владимир, и сам себе поверил.

Тем временем начались танцы…

Давно уже пора, подумал он! И пригласил Машу.

Они танцевали Рио-Риту. Как тогда… Прошлым летом… Правда, на этот раз вокруг было как-то теснее, и Маша прижалась к нему очень близко. И сердце у Владимира тут же забилось через раз. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза…

Так они и танцевали… Глаза в глаза… Прижавшись, друг к другу…

Музыка играла без перерыва. Одна мелодия заканчивалась и начиналась другая. Владимир с Машей танцевали всё подряд, лишь изредка возвращаясь к столу выпить бокал шампанского.

Приметив сидящую девушку, к Маше тут же подкатывались кавалеры. И галантно приглашали на танец. А она всем отказывала. Мило улыбаясь и ссылаясь на усталость. Однако стоило Владимиру посмотреть на нее искоса и качнуть головой в сторону танцующих парочек, тут же с легкостью вспархивала и шла с ним танцевать.

И все было хорошо…

Пока не зазвучало это печальное танго.

»Скажите, почему нас с вами разлучили?

Зачем навек ушли вы от меня?

Ведь, знаю я, что вы меня любили!

Но вы ушли! Скажите, почему?..»

Владимира словно ударили!.. Он пошатнулся…

- Что с вами, Володя? - забеспокоилась Маша.

- Душно, - только и нашелся, что ответить он.

- Вам надо проветриться! Давайте выйдем, - сказала Маша и, взяв его за руку, решительно повела за собой на балкон.

На открытом воздухе было свежо. И холодно.

- Вы идите, Маша! Не стойте здесь, - сказал Владимир, вспомнив, что на ней только вечернее платье. - Идите!..

- Нет, - помотала она головой. - Мне тоже стало душно. Я тоже хочу подышать.

- Идите, Маша! А то простынете, - Владимир взял ее за плечи, повернул и легонько подтолкнул к дверям. - Пожалуйста! Я себе не прощу, если вы заболеете!

Маша вздохнула и послушно вышла.

Оставшись, наконец, один, Владимир вцепился руками в перила, опустил голову и застонал… Потому что эта песня ударила его прямо в сердце!

»Скажите, почему нас с вами разлучили?»

Да! Его разлучили со Снежкой!.. Разлучили с ней навсегда!

»Ведь, знаю я, что вы меня любили!»

Она любила его! Он знает! Он уверен в этом!..

»Но вы ушли! Скажите, почему?..»

- Почему?! Почему?! Почему?! - бил кулаком по перилам Владимир. - По-че-му?!..

Отбив кулак, он пришел в себя и несколько раз глубоко вдохнул морозный московский воздух… Надо взять себя в руки! Так жить нельзя! Если он не справится с этим, то просто сойдет с ума… Он должен ее забыть!

Он! Должен! Ее! Забыть!

Скрипнула, открываясь, балконная дверь. Это вернулась Маша. И принесла чью-то шинель. Для Владимира… Смешная…

- Спасибо, Маша, - грустно улыбнулся он. - Вы настоящий друг…

Владимир набросил шинель ей на плечи. Укутал. Прижал к себе. Да так и остался стоять, обнимая ее… Уставившись куда-то вдаль…

Где-то там… Далеко-далеко… Живет его любовь…

- Володя, - прошептала Маша, всматриваясь в него. - Вам плохо?..

- Нет, - сказал он. - Мне хорошо… А это… Пройдет.

Она положила голову ему на грудь и замерла, пригревшись.

Ну, что же, вздохнул Владимир… Похоже, у него остался только один выход.

Клин клином вышибают! Чтобы позабыть Снежку, ему придется влюбиться в другую девушку!.. Вон, сколько их вокруг!.. Достойных любви! Милых и нежных!

Завтра же! Нет! Сегодня же! Нет! Прямо сейчас! Немедленно!

Он сейчас же пойдет и найдет себе какую-нибудь симпатичную, хорошую девушку! И полюбит ее! И тогда позабудет Снежку!.. Которая бросила его… Потому что разлюбила… И он тоже ее разлюбит! Обязательно!

Иначе сойдет с ума…

- Пойдемте в дом, Маша, - сказал Владимир. - Вы, наверное, уже замерзли.

Она помотала головой, и ее замечательная прическа рассыпалась окончательно.

Владимир посмотрел на нее. И вдруг подумал… Что, на самом деле, ему никого искать уже и не надо… Потому что, кажется, он уже нашел.

Они вернулись в залу.

Владимир налил себе и Маше шампанского и поднял бокал:

- За вас, Маша!

- Нет, лучше за вас, - сказала она. - Чтобы у вас всё было хорошо!

- Тогда, за нас! - улыбнулся Владимир. - И пусть всё будет хорошо у нас с вами!

Маша кивнула. Тост получился отличный! И даже более того… Они выпили и пошли танцевать.

Когда вечеринка подошла к концу, гости стали потихоньку расходиться.

Смирновы, Якушины и Антоновы жили в одном доме с Серовыми и честно поделили между собой всех, кому было далеко добираться. Или нелегко. Потому что кое-кто приналег на вино. А в таком виде гулять по Москве, даже ночной, не стоило…

Маша заночевала у Анатолия и Валентины… Владимир тоже.

Само собой, спали они в разных комнатах. Хотя свою долю дружеских подначек огребли оба. Потому что все без исключения присутствующие заметили, что Владимир весь вечер не отходил от Маши… Или она от него.

Как бы то ни было, с этих пор он проводил с ней все свободное время. Хотя его, вообще-то говоря, было совсем немного.

С утра - занятия в академии. По вечерам - самоподготовка. По ночам тоже. А куда денешься! Облич-ноблич, как говорят французы! Положение обязывает! Стыдно неуды хватать - Герой Советского Союза, как никак!

А днем он летал. Потому что Толян сразу же включил его в состав своей пилотажной группы.

Владимир, естественно, рассказал ему об истории с химическими бомбами, аресте и допросах с пристрастием в НКВД. Но это не повлияло на решение Анатолия. Узнав о том, как Владимира прессовали в органах, Серов лишь нецензурно выругался.

Нормальная реакция нормального человека на не нормальную ситуацию!

Первомайский воздушный парад был не за горами, и подготовка к нему шла полным ходом. Поэтому ребята тренировались каждый день…

Владимир с осени не садился в самолет и поднимался в небо с особым удовольствием! Он быстро восстановил летные навыки и приступил к групповым полетам…

А летали они в оч-чень плотном строю! В метре от крыла до крыла! И не просто летали, а еще и выполняли весьма сложные фигуры высшего пилотажа!

Слухи о том, что выделывающие чудеса во время воздушных праздников летчики красной Серовской пятерки тренируются на самолетах, связанных за крылья шпагатом, на самом деле оказались правдой!

Владимир прошелся вдоль истребителей, выстроенных на земле в том же порядке, в котором они должны были вскоре подняться в воздух. Посмотрел на этот самый шпагат… И все равно не поверил.

Пока сам не убедился в его целости после приземления ребят.

А потом почесал затылок. Да-а-а… Групповой пилотаж и без того штука серьезная. Весь мокрый из кабины вылезаешь. И вообще… Но такое!

Поэтому они и тренировались каждый божий день!..

Одним словом, свободного времени у Владимира не было вовсе! Опять же депутатские обязанности, участие в различных мероприятиях, посещение рабочих коллективов. И тэдэ, и тэпэ…

Маша училась на третьем курсе в авиационном институте, и у нее тоже было много дел… Лекции, семинары, лабораторные работы, курсовой проект… Поэтому она с утра до вечера сидела в библиотеке или торчала у кульмана.

Но тут же все бросала и убегала на свидание к Владимиру, когда ему удавалось выкроить вечер, чтобы сходить с ней в театр, на концерт или в кино. Или просто побродить вдвоем по тихим и пустынным дорожкам Александровского сада.

Они гуляли, держась за руки, а деревья вздыхали и качали им вслед своими кронами. Уже начавшими зеленеть, но пока еще почти прозрачными.

Весенняя свежесть кружила голову, щемила душу и навевала грусть…

В конце концов, Владимиру удалось выяснить, где прячется Снежка.

Для начала он обратился в Мосгорсправку. И просто поразился, узнав, сколько, оказывается, у него в Москве однофамильцев! Вполне возможно, кто-то из них даже приходился ему дальним родственником! Однако среди сотен гражданок Иволгиных, проживающих в столице, ни одной Снежаны не было.

Стало быть, в Москве она не осталась, а поехала дальше.

Вообще-то, Снежка могла и поменять фамилию. Скажем, развестись и снова выйти замуж. Но проверкой этой версии Владимир решил заняться в последнюю очередь…

Не мудрствуя лукаво, он, как и во Владивостоке, начал поиски с Управления железной дороги. И вскоре обнаружил, что его принцесса, не проведя в Москве и дня, сразу уехала в Ленинград, попросту пересев с поезда на поезд.

В Ленинграде Иволгиных было не многим меньше, чем в Москве… Но ни одной Снежаны… Зато в Управлении Октябрьской жэдэ, ему назвали, наконец, остановочный пункт тысячеверстного Снежкиного марафона.

Город Петрозаводск.

Сгоряча Владимир тут же кинулся в кассу за билетом. Чтобы немедленно ехать в этот самый Петрозаводск. И разобраться прямо на месте, какого рожна… Словом, зачем она туда уехала! Но передумал… Пока ждал поезда… И сдал билет обратно.

Во-первых, он отпросился лишь на три дня. Которые уже истекли. А, во-вторых… Снежка не хотела, чтобы он ее нашел.

Вот, он и не стал ее находить…

Владимир посмотрел на Машу и вдруг спросил:

- А хочешь, я тебе стихи прочитаю?

- Стихи?!.. - удивилась она. - Конечно, хочу!..

- Ты ушла,

И погасло солнце,

Звезды спрятались в облака.

В замороженное оконце

Веткой стукается тоска.

…Мне теперь

Ничего не надо.

Все потеряно навсегда…

Счастье было со мною рядом.

Не вернуть его никогда…

- Это твои стихи, - прошептала Маша.

- Почему ты так решила? - посмотрел на нее Владимир.

- Я угадала? - спросила она.

И отвернулась. В ее огромных, глубоких, как вечернее небо, глазах сверкнули звезды… Или слезы?.. Или ему показалось?

- Да, - сказал он. - Это мои стихи…

- Почитай еще, - попросила Маша.

- По небу - осень.

За дверью - печаль.

…Это - разлука,

Безмолвная даль.

…Крик не домчится.

Рукой не достать.

…Бедная птица

Разбилась опять.

…Бедную птицу,

Что звали Любовь,

…Счастье манило

В рассветную новь.

…Бедная птица

Летела на свет.

…Бедная птица!

Ее больше нет…

- Хорошие стихи, - тихо сказала Маша. - Только очень грустные…

Владимир молчал.

А что он мог ответить?! Веселых стихов о любви не пишут… Почему-то.

Он не знал, что делать… Он очень старался! Но так и не смог позабыть Снежку…

Думает ли она о нем?.. Вспоминает ли?

А, может, уже нашла себе кого-нибудь и гуляет с ним по вечерам. Ходит в кино и на танцплощадку… Позволяет себя обнимать… И целовать… А, может, даже…

Нет!!

Владимир скрипнул зубами… Умом он понимал, что потерял ее навсегда. Но сердце не хотело в это верить…

Внезапно у него перед глазами возникла страшная картина… Снежка с мужчиной…

У этого мужчины не было лица. Но это было не важно! Снежка с ним целовалась! Она любилась с ним! Их обнаженные тела сплелись в тугой узел…

Не-е-ет!!

Владимир помотал головой…

- Володя, - робко погладила его по щеке Маша. - Что с тобой?..

Он посмотрел на нее горящим полубезумным взглядом. А потом вдруг порывисто обнял и припал к прохладным губам девушки своими пересохшими пылающими губами.

Она не сопротивлялась…

Владимир стиснул ее в объятиях, и Маша охнула. И запрокинула голову, приоткрыв губы. Он тут же завладел ее ртом. А она обвила его за шею руками и ответила на поцелуй…

Неумело, но горячо.

Владимир опомнился и отпустил ее. И отвернулся, тяжело дыша.

Что он делает!

Ведь, это все неправильно! Он не имеет права так поступать с Машей! Прекрасной и милой девушкой! Такой чистой! Такой хорошей! Такой искренней! Заслуживающей настоящей, большой и светлой любви!

Он не достоин ее!.. Он должен уйти!..

Владимир молча проводил Машу до дома. Кивнул на прощание. И ушел…

Не поднимая глаз. И не оборачиваясь…

Он не имеет права морочить ей голову!

И не будет!

С этой секунды он будет ее избегать! Всеми правдами и неправдами! А потом закончит курсы и уедет! С глаз долой, из сердца вон! Он уедет, и Маша сразу его позабудет!

И, так ему и надо!.. Потому что он заслужил!

А пока Владимир будет ее избегать! Всеми правдами и неправдами!

Впрочем, сильно ловчить ему не пришлось…

До праздников оставалась всего неделя. До окончания курсов - две. Поэтому каждый день у него был расписан по минутам. Пилотаж, занятия, зубрежка. Зубрежка, занятия, пилотаж… И никакой личной жизни!

И, слава Богу!..

Первомайский парад прошел на «Ура!». Все отлетались без сучка, без задоринки! И бомбёры, и ястребки, и их пилотажная семерка!

После посадки, как только начальство дало отбой, Владимир незаметно улизнул с аэродрома. Втихую от товарищей. По-английски.

И на вечеринку к Анатолию тоже не пошел.

Потому что знал, что там обязательно будет Маша. А он должен ее избегать!

Сначала Владимир хотел посидеть над учебниками. А потом плюнул и завалился спать. Положив подушку на ухо…

Но это мало помогло.

Народ за стенкой вовсю праздновал Первомай. И за окнами тоже… А ему было муторно. И одиноко… И, как назло, совершенно не спалось!

Он ворочался и думал о том, что все его друзья сидят сейчас за одним большим столом. Смеются. Поднимают тост за тостом. Танцуют под патефон. А он, как дурак, лежит тут один и мучается!

Интересно, с кем танцует Маша?.. Ванька Лакеев, наверное, воспользовался случаем… Нет! Скорее всего, Кравченко… Ну, и ладно! Это даже хорошо! Григорий - отличный парень! Тоже Герой и трижды орденоносец! Только холостой!.. Вот, пускай он и женится на Маше! Прекрасная будет пара! Маша и Гриша! Гриша и Маша!

Владимир отшвырнул подушку и сел на кровати. За стенкой уже пели.

Ну, все! Хватит дурака валять! Один хрен, спать ему сегодня не дадут!

А, может, прогуляться? Заглянуть в ресторан?.. Скажем, в «Метрополь»? Или в «Москву»?.. Праздник, всё-таки!.. Ну, чего он выёживается! Все вокруг веселятся, а он сидит тут один, как сыч!

Владимир звякнул орденами, надевая парадный френч, спустился на улицу и поехал в центр.

И как-то, совершенно случайно, оказался на Лубянке. Всего в двух шагах от Серовской штаб-квартиры… Покружил, покружил. Походил вокруг да около… А потом сдался. И завернул в знакомый подъезд.

У Серовых, как всегда, стоял дым коромыслом. Впрочем, появление Владимира не осталось незамеченным и его тут же потащили к столу, на ходу засыпая вопросами.

- Володька, ты, куда подевался?..

- Почему задержался?..

- Штрафную ему! - вынес приговор Анатолий.

Владимир пробормотал что-то невразумительное насчет предстоящих вскоре зачетов и принял из рук хозяина здоровенный, чуть не в пол литра, фужер красного вина. И приложился к нему под одобрительные выклики друзей. И осушил.

Когда воспитательный процесс благополучно завершился, ребята вернулись к прерванным занятиям… Вину и дамам… Кто от чего оторвался.

Владимир незаметно огляделся. Маши нигде не было видно. Он вздохнул с облегчением (или с разочарованием?), сел на свободный стул и потянулся за бутербродом с икрой.

- Что случилось? - спросил Анатолий, садясь с ним рядом. - Почему так поздно? Только давай без вранья про самоподготовку!

- Маша здесь? - спросил, жуя, Владимир.

- Вы что, поссорились? - Анатолий пододвинул пару пустых бокалов и налил вина.

- Да, нет, - пожал плечами Владимир.

- Ой, ли? - прищурился Анатолий. - А чего это она, сначала пришла, а потом убежала?.. Спрашивала о тебе. Что, да как, да почему? Все на дверь смотрела. Ждала, ждала… А потом, раз, и убежала! С мокрыми глазами!

Владимир взял свой бокал, стукнул краешком по Серовскому и выпил.

- Володька, не крути, а объясни толком, что случилось, - сказал Анатолий и тоже выпил. - Лапа за вас так переживает! А ей нельзя! Ты же знаешь! Она же на пятом месяце у меня!

Владимир налил вина в опустевшие бокалы. И снова выпил. И опять налил.

- Ничего, если я сегодня малость напьюсь, а? - спросил он.

- Не дури, Володька! - положил Анатолий свою широкую ладонь на бокал. - В чем дело?.. Она же любит тебя! Это же невооруженным глазом видно!..

- Она?! Меня?! Любит?! - удивленно посмотрел на него Владимир. - Быть того не может! Не шути так!

- Да, ты что слепой, что ли совсем?! - воскликнул Анатолий. - Дурачина! Мне не веришь, Вальку спроси!.. Да, ведь, Маша с прошлого лета никого, кроме тебя, в упор не видит!.. Ты, что! Все разговоры только о тебе да про тебя! А ты… Вот, дурачина!

Господи, подумал Владимир, только этого и не хватало! А он-то надеялся, что все еще обойдется как-нибудь! Что же делать-то теперь?!

Он посмотрел на друга. Анатолий широко улыбался. Владимир взял бокал и выпил. И снова налил.

Маша его любит… Теперь ему все было понятно… На самом деле он не очень-то и удивился. На самом деле он это знал. Только не хотел верить… Или боялся.

Она его любит… Такая хорошая. Такая красивая… Умная. Добрая. Нежная. Милая…

А он?

А он, как дурак, до сих пор думает о Снежке! Которая его бросила. Потому что его не любит. Совсем!.. А, может, вообще никогда его не любила…

А он. Постоянно. Все время! Думает только о ней…

А она! Может, в этот самый момент! С кем-то целуется!.. А, может, даже…

- Алё, гараж! - хлопнул его по плечу Анатолий. - Ты где?

- А?.. - повернулся к нему Владимир. - Ты что-то сказал?

- Я сказал?.. Идем, давай! Сам скажешь! - потащил его из-за стола Анатолий. - Давай, звони Маше немедленно!.. Нет! - вдруг передумал он и посадил Владимира назад. - Пусть лучше Лапа ей позвонит! От тебя сейчас толку мало!

Он оставил его в покое и убежал искать Валентину. Владимир посмотрел ему вслед, а потом взял бокал и выпил… В голове у него уже шумело…

А, ведь, он дал себе слово больше не напиваться…

Ага!.. А еще дал слово избегать встреч с Машей!

Что он делает?! Господи, что он делает?!

Клин клином вышибают…

Владимир осмотрел стол. Который ломился от закусок, как ему и было положено. Вина тоже было достаточное количество!

Ну, и пусть себе звонят Маше, сколько хотят, подумал он. Пока еще дозвонятся! Пока еще уговорят ее вернуться!.. Так что, времени у него - вагон и маленькая тележка!.. Можно спокойно посидеть. И выпить! И подумать…

А чего тут думать?!

- Привет, - кивнул он, увидев Машу. - Что-то ты задержалась!

- Привет, - села она рядом с ним. - Что-то ты совсем пьяный!

- Я не совсем пьяный, - сказал Владимир. - То есть, совсем не я пьяный! То есть, - он помотал головой. - Не так!.. Я. Совсем. Не. Пьяный!

- Ага, - покачала головой Маша. - Совсем!.. Не!..

Ну, и пусть, подумал Владимир! Так оно, между прочим, даже лучше! Что пьяный… Гораздо проще!.. И нечего тут думать!..

Снежка его не любит. Она его бросила. И ушла…

А Маша его любит. Она его простила. И пришла!

И пусть все идет, как идет!..

- Володя, проводи меня домой, пожалуйста… - попросила Маша.

И увела его. Незаметно ото всех. Кроме Вали и Толи, само собой…

Они бродили по кумачовой, праздничной Москве до рассвета. Останавливаясь в каждом темном закоулке… Чтобы поцеловаться.

Уже давно рассвело, когда Владимир, в конце концов, довел Машу до ее подъезда. А потом еще долго-долго сидел один на скамейке в парке.

Хмель уже выветрился у него из головы. Которая жутко трещала с перепоя.

Он сидел, закрыв глаза и уткнувшись лицом в ладони… Думать ни о чем не хотелось. Да, и не моглось… Ему бы остограмиться. Придти в себя…

Что он наделал! Господи, что он наделал!

Теперь, после всех этих страстных поцелуев и объятий, он просто обязан был объясниться с Машей! Признаться в любви и попросить ее руки… Как честный человек.

А для начала рассказать ей о том, что уже давным-давно женат!

Хотя это надо было сделать еще вчера! До того как! А не после!

Они договорились с Машей встретиться через полторы недели. У Серовых. Которые одиннадцатого мая отмечали первую годовщину свадьбы.

Вообще-то, Анатолий сразу после праздников убывал на учебно-тренировочные сборы в Рязань. Вместе со всеми своими инспекторами. Но обещал прилететь на денек в Москву и устроить грандиозное чаепитие. С танцами и морем шампанского…

К этому времени Владимир должен был, наконец, окончить свои курсы. Чтоб им! Хотя причем тут были курсы?!..

Ну, что же… Он встретится с Машей у Серовых, пойдет ее провожать и все ей расскажет. И пусть все идет, как идет!

Но все пошло не так… И пошло, и поехало, и полетело кувырком.

- Серов разбился!.. Насмерть!.. Вместе с Полиной Осипенко! - пронеслось по академии. По Москве. По всей стране…

Подробности Владимир узнал от Ивана Лакеева, когда тела погибших привезли в Москву для кремации. Чтобы затем похоронить в Кремлевской стене…

Они отрабатывали слепой полет на спарке. Обычная тренировка. Но почему-то на высоте всего пятьсот метров. Вместо тысячи, как положено по инструкции. Анатолий сидел в закрытой кабине, а Полина должна была его подстраховывать. Но не смогла. И на вираже они сорвались в штопор. Анатолий сбросил колпак и вывел машину из штопора. Но перевести в горизонтальный полет не успел… Высоты не хватило…

Это было словно поветрие какое-то! Страна теряла Героев одного за другим!.. Сначала пропал без вести Сигизмунд Леваневский. Потом, во время его поисков, погиб Михаил Бабушкин. Осенью разбился Александр Бряндинский. В декабре - Валерий Чкалов. Два месяца назад - Антон Губенко… А теперь, вот, Анатолий и Полина…

Урны с прахом были выставлены в Колонном зале Дома Союзов. Два дня и две ночи по Пушкинской улице шли люди. Казалось, что попрощаться с погибшими пришла вся Москва. У подножия двух постаментов поднялся высокий холм из тысяч букетов, повязанных алыми лентами. Два оркестра, симфонический и духовой, играли без перерыва. Печальные мелодии Бетховена, Шопена, Чайковского рвали душу на части. Даже мужчины едва сдерживали слезы.

Не плакала только Валентина…

Ее мать и самые близкие подруги, Женя Антонова и Маша, не отходили от нее ни на шаг. Они держали ее под руки, а она стояла, отрешенно глядя прямо перед собой сухими, ничего не видящими глазами и молчала.

Владимир стоял в траурном карауле вместе с остальными ребятами…

Стоял и думал. О том, сколько отличных парней ему уже пришлось похоронить. Пилотов и штурманов. Молодых и веселых… И о том, сколько они оставили после себя безутешных вдов…

А еще он думал о том, что жизнь у них (в том числе и у него), конечно, очень яркая, но слишком уж короткая. Поэтому нельзя ничего откладывать на потом… Особенно, Любовь.

На следующий день Владимир сел в поезд и уехал.

После окончания оперативно-тактических курсов он был оставлен в распоряжении Начальника ВВС Красной Армии и получил отпуск. Ему предложили путевку в Сочи, но он отказался. И поехал не на Черное море, а на Онежское озеро. В Петрозаводск.

А лучше бы этого не делал…

Найти Снежкин адрес большого труда не составило. Иволгина Снежана Георгиевна была прописана в частном доме по улице Малая Слободская, девять. Дом принадлежал гражданке Дударевой Лукерье Антиповне, а Снежка, судя по всему, снимала у нее комнату.

Гораздо больших усилий от Владимира потребовало свертывание до минимума обширной программы торжественных мероприятий по случаю празднования прибытия в город Петрозаводск целого Товарища Депутата Верховного Совета СССР Героя Советского Союза Иволгина.

В гостиницу он заселился вечером. А уже поутру его навестили председатель горсовета и предгорисполкома, а также сопровождающие их лица, числом достаточным, чтобы в гостиничном номере яблоку упасть стало негде. Они и доложили план работы Товарища Депутата (и прочая, и прочая) на ближайшие семь дней, в том числе список семидесяти семи организаций, намеченных для посещения в первую очередь.

После весьма эмоциональных призывов к партийной дисциплине и сознательности, с одной стороны, и к милосердию и человечности, с другой, был согласован сокращенный вариант пребывания Товарища Депутата в Петрозаводске - один день на акклиматизацию и три дня на торжественную часть. Акклиматизация, само собой, предусматривала максимальную секретность. Никакого эскорта, одним словом! Иначе, отрезал Владимир, никакой торжественной части!

Городское начальство вздохнуло и согласилось.

А он отправился на Малую Слободскую… В гражданке. Для секретности.

- Дык, это… Съехала она, милок! Сразу после майских праздников и съехала, - развела руками бабка Лукерья.

Владимир прищурился… Бабка заерзала…

- Забрала свой чемоданчик и ушла. А куда, не сказала! Я, ведь, к ней со всей душой! - забегали бабкины глаза. - Берегла ее, как родную. Даже в горнице у нее сама убиралась, когда она совсем отяжелела…

После этих слов в доме повисла такая гнетущая тишина, что бабка, наконец, перепугалась по-настоящему!

- Ой, не серчай, милок, на дуру старую! Не со зла я! Ой, не серчай, Христа ради! - запричитала Лукерья. - Напилася и спьяну брякнула, чтобы съезжала она, значит, да рожала там, где нагуляла! Не со зла я! Что ли креста на мне нету, брюхатую бабу, да на сносях, на улицу выгонять!

Владимир медленно поднялся… Оч-чень медленно…

- Ой, не серчай! Ой, не убивай! - заверещала бабка, отскочила и забилась в угол, увидев, как побелело его лицо. - Ой, пожалей! Ой, не убивай!

- Где она? - прохрипел Владимир, медленно опускаясь назад на скамью.

- Я, ведь, и прощения у нее просила за слова свои дурные! Так, ведь, и слушать не стала! Собрала чемоданчик и ушла! - бормотала Лукерья.

- Где? - рявкнул Владимир так, что бабка подпрыгнула.

- Где ей и быть-то? У дохтура она, у своёго! Где же еще! К дохтуру и ушла жить! - затараторила она. - Пока гладкая была, все по закуткам с ним ховалась да миловалась! А как пузо-то поперло, куда деваться! К нему и пошла!

Владимир поднялся, подошел к ведру с колодезной водой и, зачерпнув, выпил полный ковш. А потом уронил его, поднял ведро обеими руками и вылил на себя.

- Ой, не серчай, милок! Кого хошь, спроси, - причитала бабка. - Не обижала я ее!

- Значит, от доктора забеременела? - повернулся к ней Владимир.

- От него, как Бог свят, от него! - перекрестилась Лукерья. - От кого же еще! К нему и пошла!

- Кто такой? Что за человек?.. - глухо спросил Владимир.

- Левин. Вениамин Абрамыч. Главврач из глазной больницы. Хороший мужчина! Хотя и обрезанный! А, вот, поди, ж ты! Другой послал бы бабу куда подальше, а он пустил! - сипятила бабка Лукерья, бочком-бочком пробираясь к двери, чтобы сбежать.

Но Владимир так посмотрел на нее, что она застыла, заткнувшись на полуслове…

Итак, он узнал все, что хотел.

И в Петрозаводске ему теперь делать было больше нечего…

Вечером следующего дня, добравшись до Ленинграда, Владимир поселился в гостинице «Астория». В роскошном номере с окнами на Исаакиевский собор.

И внезапно запил… И беспробудно пил дней десять. Не меньше… То сутками не выходя из номера. То сутками в нем не появляясь…

А потом также внезапно бросил пить и вернулся в Москву.

В понедельник, двадцать девятого мая, майор Иволгин явился в Управление ВВС. Чисто выбритый и отутюженный. При всех регалиях. Отдавая холодным мужским одеколоном. И записался на прием к Начальнику ВВС командарму второго ранга Локтионову. По вопросу дальнейшего прохождения службы…

Суровый вид Владимира произвел благоприятное впечатление на помощника командарма. Он доложил о его просьбе. И получил указание включить майора Иволгина в список летчиков, приглашенных на беседу к наркому обороны перед отправкой в Монгольскую Народную Республику.

Спустя несколько часов три «Дугласа» с группой специалистов, имеющих боевой опыт, во главе с заместителем Начальника ВВС комкором Смушкевичем, оторвались от взлетной полосы Центрального аэродрома имени товарища Фрунзе и взяли курс на восток. Японо-маньчжурские агрессоры, забыв прошлогодний урок, вероломно напали на Монголию. И их предстояло проучить, как следует! Чтобы помнили…

Владимир смотрел сквозь иллюминатор на исчезающую в сизой дымке столицу и думал о том, как вовремя он вернулся в Москву. Вот это и называется - оказаться в нужное время в нужном месте!

Теперь самураи ответят ему за все! Теперь они ему за все заплатят!

В Испании и на Хасане он дрался за Родину, за Жизнь и за Любовь!

Теперь он будет драться за Родину не на жизнь, а на смéрть!

Потому что жизнь ему больше не нужна…

Глава восьмая

…Сначала все было очень хорошо!

А потом понемногу стало как-то не очень…

Нет, с Егоркой все было в порядке! Он прекрасно себя чувствовал, и аппетит имел отменный! Настоящий богатырский, как сказала Татьяна Ивановна!

А это означало, что его постоянно приходилось держать у груди. По ночам Снежана даже не укладывала его в коляску, которую Вениамин Абрамович на радостях подарил им с Егоркой. Она так и дремала с ним на руках, полулежа на подушках, а он сосал грудь, не просыпаясь. И все никак не мог наесться!

Стул у Егорки тоже был богатырский! Соответственно аппетиту! Так что пеленок еле-еле хватало, и первое время это было едва ли не основной заботой для Снежаны. Все их перестирать, просушить и перегладить на два раза!

Одним словом, весь день ни минуты покоя!

Покормить, а потом перепеленать Егорку. Погулять. И снова покормить. А потом перепеленать. Постирать пеленки и распашонки. Высушить и погладить. И опять. Покормить и перепеленать. А вечером искупать.

Ну, и все прочее по дому, само собой. В магазин за хлебом сбегать. В квартире прибраться. На ужин что-нибудь приготовить себе и Вениамину Абрамовичу. Посуду помыть. Белье постирать. И его, и свое. Да мало ли что еще!

К ночи Снежана просто валилась с ног!

Хотя и Вениамин Абрамович, и Татьяна Ивановна помогали ей, как могли…

Баба Таня, как мало-помалу, к великому удовольствию Татьяны Ивановны, стала к ней обращаться Снежана, овдовела много лет тому назад. Все ее дочери давным-давно жили отдельно и сами уже собственных внуков нянчили.

Хозяйство у бабы Тани было не ахти какое, домик на окраине да маленький огород, и присмотра почти не требовало. Девки и бабы, которые бегали к ней со своими женскими хворями да насчет ребятни, обычно рассчитывались продуктами. Кто молоком, кто маслом, кто яйцами куриными. Поэтому ни скотины, ни птицы она не держала. Так что, помотавшись немного туда-сюда, собрала узелок, да и перебралась к Вениамину Абрамовичу на жительство.

Временно, конечно! Пока Снежана от родов не оправится…

Нежданно-негаданно оказавшись в роли «отца семейства», Вениамин Абрамович, как это ни странно, нисколько этой ролью не тяготился. А даже наоборот! Вернувшись с работы, он сразу же с энтузиазмом включался в процесс ухода за ребенком и принимал деятельное участие во всех процедурах! От стирки и глажки пеленок до купания и укачивания малыша! И даже его кормления!

Вениамина Абрамовича так умиляло это зрелище, что он замирал от восторга, любуясь, как Снежана кормит Егорку сначала одной грудью, а потом другой.

Татьяна Ивановна, наблюдая эту картину, лишь качала головой и усмехалась втихомолку, не узнавая своего любимца. Но помалкивала и событий не торопила…

Вениамин Абрамович до сих пор был не женат, на службе романов не крутил и с посторонними женщинами не встречался. Ссылаясь на сильную занятость в больнице и по общественной линии. Хотя, на самом деле, просто был очень стеснительным.

С молоденькими медсестрами и фельдшерицами главврач Левин обращался строго официально и за разные места не хватал. Хотя эти вертихвостки, как считала баба Таня, были бы не против! Потому что, несмотря, на некоторую худощавость и очки, Вениамин Абрамович был довольно привлекательным мужчиной. И весьма завидным женихом! С отдельной жилплощадью и телефоном! Так что на него поглядывали и молодые красотки, и зрелые. Строили глазки и томно вздыхали…

А он ни на кого не обращал внимания! Не до того ему было!

Особенно теперь…

Переехав к Вениамину Абрамовичу, Татьяна Ивановна сразу взяла на себя все домашние обязанности. И Снежане стало чуть-чуть полегче.

Каждый день приносил ей новые хлопоты и заботы. И, слава Богу, что баба Таня была рядом! Потому что без нее Снежана, наверное, совсем пропала бы!

Вот, если бы она выросла в многодетной семье и имела младших братьев и сестер, то, само собой, с детства знала бы, как управляться с младенцами! Как их пеленать. Как их подмывать. И прочее, и прочее, и прочее…

Увы, младших братьев и сестер у Снежаны не было. Так что всю эту премудрость приходилось теперь осваивать на ходу!

Но дело было вовсе не в том, что она ничего не умела и очень боялась сделать что-нибудь не так. И не в том, что она очень уставала и совсем не высыпалась.

Хотя и в этом, наверное, тоже…

По правде говоря, Снежана сама не знала, что с ней происходит.

Временами ей овладевала ужасная апатия. И ничего не хотелось. Точнее, хотелось закрыть глаза. И больше их не открывать. Ни-ко-гда!

Или накатывала тревога. Необъяснимая и от этого еще более сильная!

Или поднималось раздражение. И она, обычно такая веселая и спокойная, начинала огрызаться и нервничать по всяким пустякам. А потом лить слезы. Точнее, молча их глотать. Потому что маленький чутко реагировал на любое изменение ее настроения и тоже начинал плакать.

Иногда ей начинало казаться, что она плохая мать, и не любит своего Егорку так, как должна была бы любить, если бы была хорошая! И она кидалась к нему и носила на руках по комнате, укачивая и напевая его любимые песенки, пытаясь хоть как-то компенсировать малышу свою нелюбовь!

Потому что он ни в чем не виноват!

Потому что он не виноват, что она такая плохая!

Потому что он не виноват, что у него нет папы!..

Который даже не знает, что у него родился сын!

И знать не хочет!.. Потому что тогда давно уже нашел бы их и забрал к себе! И им не пришлось бы скитаться по чужим домам! И не было бы так плохо и одиноко!

А если бы он и нашел их, то сразу убежал бы, куда глаза глядят, подумала Снежана! Потому что она стала такая некрасивая, что даже в зеркало не хочет на себя смотреть! Волосы, как пакля! Живот висит! Талии нет! На груди потеки молока! Вечно ходит в этом блеклом бесформенном халате!

Да, и как бы он их нашел?! Когда она сама, как дура, от него спряталась!

Потому что она дура! Дура! Дура набитая!!.. Уехала неизвестно куда, и даже записку ему не оставила!

А, может, Владимир все еще в тюрьме, подумала она?! И его мучают там! А, может, его уже нет в живых…

Нет!!!

Этого не может быть!! Его, конечно, уже выпустили! Давным-давно выпустили! Потому что он ни в чем не виноват!

Это она! Она одна во всем виновата!..

Это из-за нее арестовали папу! Майор Златогорский сам признался, что оклеветал его только из-за нее!.. Это из-за нее арестовали Владимира!.. И еще несколько человек!.. Может даже десять! Или еще больше!.. И все они страдают только из-за нее! Все до одного!.. Господи!

Все это время Снежана старалась не думать о том, что случилось с ее отцом, что произошло с Владимиром и его сослуживцами. Она выкинула эти мысли из головы, она амнезировала память…

Иначе просто наложила бы на себя руки…

Почему?! Господи, ну, почему она не утопилась тогда в Неве?!.. Еще до того, как забеременела! Еще до того, как вышла замуж!

Снежана закрыла лицо руками и судорожно всхлипнула. И тут же оглянулась посмотреть на Егорку. Малыш завозился в своей колясочке, но не проснулся.

Ей нельзя плакать! Снежана зажала рот ладошкой, сдерживая рыдания.

Теперь ей даже плакать нельзя!.. И топиться тоже! Потому что у Егорки кроме нее теперь никого нет!.. Ни-ко-го!

Нет!!! Владимир жив! Его уже выпустили!

Потому что он совсем ни в чем не виноват!

Снежана зажмурилась… Она все поняла! Она все-все теперь поняла!.. Вот почему Владимир написал ей это ужасное письмо! Вот почему он прогнал ее!

И правильно сделал!

Потому что она это заслужила!

Потому что это она во всем виновата!..

Но, ведь, это неправильно, подумала Снежана! Разве она это заслужила?! Она же никогда в жизни ничего плохого никому не сделала!..

Нет, Владимир не мог написать ей такое письмо!.. Он любил ее! По правде! Она это знает! Она уверена в этом! Он никогда не написал бы ей такое!

Но, ведь, написал…

А, может, его заставили?!

Конечно, ахнула Снежана!.. Как же она сразу-то не догадалась!..

Его арестовали! Его били и мучили! И, в конце концов, заставили!

И он написал…

И она ушла. Уехала. Убежала… Как дура! И ничего уже нельзя исправить…

Татьяна Ивановна видела, что со Снежаной творится что-то неладное. Но не суетилась и не лезла с утешениями. А терпеливо переносила частые перепады ее настроения, горючие слезы и непонятные капризы. На своем веку она видела множество родильниц и ничему уже не удивлялась.

- Не переживай ты так, Веня, за свою красавицу, - говорила она Вениамину Абрамовичу. - И не бери в голову! Это завсегда так бывает у молодых мамок после родов! Не она первая, не она последняя! И ничего ей от этого не сделается! Поплачет немножко и успокоится! Покапризничает маленько и перестанет! Ты подожди еще чуть-чуть и все пройдет!..

Однако шло время, а Снежане не становилось лучше. И лишь Егорка радовал ее и отвлекал от печальных мыслей!

Но сейчас он тихо спал в своей колясочке. А она стояла у окна и смотрела на озеро, голубовато-зеленая гладь которого сливалась с горизонтом, как настоящее море.

Снежане было невыносимо грустно…

Потому что сегодня было пятнадцатое августа. День рождения Владимира…

Ей вдруг вспомнилось, как весело они отпраздновали его в прошлом году!

Ранним утром прямо на квартиру позвонил комбриг Рычагов, начальник ВВС Дальневосточного фронта, напомнил Владимиру о том, что у него сегодня День рождения, поздравил и объявил благодарность с занесением в личное дело. Потом именинника поздравили в штабе бригады и подарили красивый серебряный портсигар с гравировкой. Потом пришла телеграмма-молния из Москвы. От Анатолия Серова.

Лишь после обеда Снежане удалось, наконец, завладеть мужем целиком и полностью! И она немедленно увела его далеко в сопки. Чтобы опять не отняли…

Вовсю припекало солнце, сияя посреди огромного синего неба. Перекатываясь по камням, журчала безымянная таежная речка. Ветер раскачивал верхушки сосен над головой. И на все голоса звонко пели птицы.

Снежана разложила на простыне прихваченную с собой еду - пирожки с картошкой и капустой, красную икру, копченую колбасу, хлеб, зеленый лук, огурцы и помидоры. Владимир открыл бутылку легкого вина…

Они выпили по чуть-чуть, поцелуй на закуску.

И вдруг, позабыв обо всем на свете, накинулись друг на друга! И долго-долго любились… Сначала страстно и яростно, изголодавшись за бесконечные пол дня разлуки… Потом медленно и нежно, растягивая каждую секунду на целую вечность…

А потом взялись за руки и прыгнули в речку!

Ледяная вода обожгла их, мгновенно освежила и зарядила своей силой!

Когда они выскочили обратно, Владимир растер Снежану жестким полотенцем, разогревая. Посмотрел в глаза и поцеловал. Так горячо, что она не удержалась от соблазна, повалила его навзничь и снова отдалась!

А потом они ели икру и пирожки. Пили вино. Целовались и смеялись… Смеялись и целовались… И опять любились…

Она подарила Владимиру на День рожденья шелковую белую рубашку, хороший черный галстук и одеколон с замечательным, холодным и мужественным, запахом!

Это было так давно…

Ровно год назад.

Послеродовый декретный отпуск Снежаны тянулся очень долго, но пролетел незаметно. Ей, как медицинской сестре, наравне с женщинами-работницами полагалось целых пятьдесят шесть календарных дней отпуска по родам. Которые, наконец, остались позади.

Снежана с нетерпением ждала выхода на работу. Потому что уже устала сидеть дома. И рассчитывала хоть немного отдохнуть от свалившихся на нее забот.

Посоветовавшись с бабой Таней и Вениамином Абрамовичем, в ясли Егорку она решила не отдавать. Баба Таня об этом даже слышать не хотела! И заявила, что сама будет с ним сидеть! А Вениамин Абрамович, ни слова не говоря, поднял обе руки и проголосовал «За!».

Лучше няньки, чем баба Таня, и отыскать было нельзя! Учитывая, кстати, и такой немаловажный при малюсенькой зарплате Снежаны факт, что она наотрез отказалась от какой-либо оплаты. И разобиделась так, что Снежане потом пришлось просить у нее прощения и целый вечер подлизываться!

В больнице ее встретили хорошо. И уже через несколько дней она втянулась в привычный трудовой ритм. Который, правда, весьма разнообразили регулярные пробежки до дома, чтобы покормить Егорку.

Во время одной из которых Снежана совершенно случайно столкнулась со своей бывшей квартирной хозяйкой бабкой Лукерьей. Нос к носу…

- Здравствуйте, Лукерья Антиповна! - сказала Снежана.

- Ой, кто это?!.. Ах, это ты, Снежаночка! - всплеснула бабка руками, сделав вид, что только сейчас заметила Снежану, хотя караулила ее почти полчаса. - Здравствуй, моя хорошая! Не признала я тебя сослепу! Столько не виделись! С самой весны! - она оглядела ее со всех сторон. - А ты, никак, опросталась! Ну, слава Богу! А красавица-то, красавица какая обратно стала! Живота будто и не было вовсе! Скажи на милость!.. - покачала она головой. - Давно родила-то? А кого? Пацана али девку?

- Мальчик, - ответила Снежана. - Пятьдесят семь сантиметров, четыре килограмма триста граммов. Два месяца ему уже.

- Ты смотри, какой здоровяк! - всплеснула руками Лукерья. - А живешь все там же? - забегали бабкины глаза. - У дохтура?

- Да, - ответила Снежана ровным голосом.

- Да, уж!.. У дохтура фатера, как у барина! - вздохнула с завистью Лукерья. - Люди гуторят, и тилифон у него есть, и ляктрическая лампочка! И кипяток на кухне прямо из трубы течет!.. Верно гуторят али брешут?

- Верно, - кивнула Снежана. - И электричество есть, и водопровод, и канализация.

- Канава… - попробовала выговорить незнакомое слово бабка. - Лизацция… Это что ж за канава такая?.. А лижут-то ее зачем?

- Не канава это! - усмехнулась Снежана. - Ка-на-ли-за-ция! Трубы такие в стене. Чтобы на улицу до ветру не бегать!

- Ух, ты! - восхитилась бабка Лукерья. - И чего только люди не выдумают!

- Давно уже выдумали! Неужто вы не знали? - поморщилась Снежана. - Скоро во всех домах проведут!

- Ты уж не серчай на меня, дочка, что вышло так нескладно все тогда! - поджала тонкие бесцветные губы Лукерья. - Ты, дочка, прости уже дуру старую! - взяла она ее за руку. - Я, ведь, не со зла! Спьяну тогда сбрехнула! Это все язык мой окаянный! Оторвать бы его да собакам выбросить!

- Да, забыла я уже все, Лукерья Антиповна! Сколько воды утекло! - сказала Снежана. - И вы забудьте!

- И то верно! - обрадовалась бабка. - Кто старое помянет, тому глаз вон!.. Сыночка-то как назвала?

- Георгий, - ответила Снежана.

Лукерье явно хотелось поболтать со своей бывшей жиличкой. Неожиданно для всех взлетевшей так высоко! Да поднабраться новостей для сплетен. Чтобы потом разнести их на хвосте по всей Слободке.

Но Снежане болтать было недосуг.

- Пора мне, Лукерья Антиповна! - сказала она решительно. - Егорку надо кормить! Сами понимаете!.. До свиданья!

И повернулась, чтобы уйти, но не успела.

- Ой, забыла совсем! - схватила вдруг ее за рукав Лукерья. - Постой, дочка, не спеши, послушай!.. Мужчина какой-то тебя искал!

Снежана посмотрела на бабку и недоуменно приподняла бровь.

- Знаешь его, аль нет? Невысокий такой, рыжеватый, стриженый! - невинно захлопала глазами Лукерья. - Молодой… Но сурьезный!

Алёша, подумала Снежана…

Ей стало немного жаль своего бывшего кавалера… Значит, все-таки решился зайти, грустно улыбнулась она… Он был такой хороший! Только очень робкий. Зато интеллигентный! И, кажется, действительно был в нее влюблен! Даже замуж звал…

- А когда он заходил? - спросила она у бабки.

- В мае! Недели через две, как ты ушла!.. Ох, и сурьезный мужчина! - покачала головой Лукерья. - Суровый! Даром, что молодой! А взгляд такой, что до сих пор мороз по коже дерет!.. Как узнал, что ты в тягости, аж побелел весь!

Снежану от этих слов будто холодом окатило!.. А потом словно жаром обдало!.. Она охнула и прижала ладошку ко рту.

Это был не Алёша! Который суровым быть не мог! По определению! И знал о ее беременности! Потому что она сама ему об этом сказала!

Неужели… Нет!.. Этого не может быть!..

- Я грешным делом подумала, что конец мой настал! Убьет, не иначе! Не поглядит, что совсем старушка! Со страху все молитвы позабыла, прости, Господи!.. Отче наш, иже еси на небеси… - засипятила бабка и несколько раз перекрестилась. - А он ведро с водой, что в сенях стоит, хвать и на себя! Сверху! Как в бане из ушата! И даже пиджак не снял! - Лукерья сделала большие глаза. - А пиджак-то дорогой! И галстук! А рубаха шелковая! - поцокала она языком. - А водица-то колодезная! Только-только принесла! Леденючая! Хлебнешь, аж зубы ноют! А он даже не отряхнулся! И спрашивает дальше! К кому, мол, она ушла?! Ты, то есть!

У Снежаны подкосились ноги. Она пошатнулась и ухватилась за забор рукой.

- Ты уж прости меня, старую! Помирать-то раньше времени никому не охота! - всхлипнула бабка Лукерья, а потом затараторила взахлеб. - Вот, я со страху и брякнула, как на духу! Дескать, ясное дело, к кому ушла! К дохтуру своёму и ушла! Куда ж еще! Тут он, вообще, в лице переменился!

Снежана вся обмерла…

Этим мужчиной мог быть только Владимир! Только он! И больше никто другой!

- Как узнал, что ты с дохтуром живешь, совсем лютый стал! - бабка нервно огляделась по сторонам. - Как прищурится на меня! Я чуть не обмочилась со страху, прости, Господи! Ну, всё, думаю! Теперь точно убьет! Ни собороваться, ни исповедаться не даст! А он ни слова не сказал, повернулся и ушел! - Лукерья перевела дух и перекрестилась. - Он за поворот, а я на огород! И к Федорковне задами! У нее и заночевала! Упаси, Господи, не дай Бог, еще вернется!

Снежана немного пришла в себя и спросила слабым голосом:

- А он не представился? Фамилию не назвал свою?

- Нет, - помотала головой Лукерья. - А у меня так поджилки тряслись, что я и не спрашивала. А ты его не признала часом?.. Кто таков?..

Снежана покачала головой, молча повернулась и пошла домой. Ничего не видя перед собой. И совершенно автоматически переставляя ноги. Хотя со стороны это было почти незаметно. Лукерья окликнула ее, но Снежана не услышала…

Бабка крякнула в сердцах. Вытянуть из девки удалось совсем немного! И на хорошую сплетню это не тянуло… А, впрочем, если немного пораскинуть мозгами. И кое-что предположить…

В эту ночь сон к Снежане так и не пришел. Егорка крепко спал, а она лежала, уставившись в потолок, и никак не могла уснуть.

»Ох, и сурьезный мужчина!.. Суровый! Даром, что молодой! А взгляд такой, что до сих пор мороз по коже дерет!..»

Конечно, это был Владимир!.. Суровый! Сильный и решительный! И настойчивый…

Она думала, что навсегда вычеркнула его из своей жизни! Думала, что никогда его больше не увидит! Думала, что надежно спряталась от него! А он, оказывается, ее нашел! И уже давно…

Значит, он жив, с облегчением вздохнула она! Значит, этот лейтенант-капитан НКВД ее тогда не обманул! Значит, они и, правда, разобрались и отпустили его!

Слава Богу!! Лишь сейчас Снежана поняла, как сильно боялась за Владимира! Так сильно, что даже думать себе запретила о любом ином исходе! Ее сердце, сжавшееся в комок еще тогда, год назад, когда его арестовали, наконец, отпустило…

Владимир жив! Он искал ее!.. Он ее нашел!

А, может, он все еще любит ее?!

А она?

Снежана боялась отвечать на этот вопрос даже себе!.. Потому что знала ответ.

Любит!!

И нечего себя обманывать! Она любит его!.. И будет любить до самой смерти!..

Но, если он тоже все еще любит ее, если он еще в мае узнал, где она живет, то почему до сих пор за ней не пришел?! Почему не забрал их с Егоркой к себе?!

»Как узнал, что ты в тягости, аж побелел весь!..»

Господи, охнула Снежана, внезапно осознав весь ужас происшедшего! Лукерья сказала Владимиру, что она беременная! А, ведь, он не знал! Она сама тогда еще не знала… И он решил… Что она…

»Как узнал, что ты с дохтуром живешь, совсем лютый стал!..»

Господи, зажмурилась Снежана и вцепилась зубами в кулак, чтобы не застонать в отчаянии! Лукерья сказала ему, что она ушла к Вениамину Абрамовичу!.. Что она живет с Вениамином Абрамовичем!.. И он поверил!

»Как узнал, что ты с дохтуром живешь, совсем лютый стал!..»

Господи! Он поверил… Что она… Живет… С Вениамином Абрамовичем…

Как он мог! Как он мог даже подумать такое!

Снежана не могла больше лежать! Она вскочила с кровати, подбежала к окну и прижалась к прохладному стеклу пылающим лицом.

Что же делать, что же делать, что же делать, пульсировала в ее голове одна единственная мысль…

»А он ни слова не сказал, повернулся и ушел!»

Снежана прислонилась спиной к стене, медленно сползла вдоль нее и опустилась на пол… Он поверил, что она живет с другим мужчиной… И ушел…

Как он мог…

»А он ни слова не сказал, повернулся и ушел!»

Он ушел… И ничего уже нельзя исправить…

Снежана вцепилась зубами в кулак, чтобы удержать рыдания. И удержала их… Но слез остановить не смогла. И они тихо текли по ее щекам и капали на грудь…

Через пару дней в одной из газет она увидела большой Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями командиров, политработников, инженеров, врачей, техников, младших командиров и красноармейцев Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

За образцовое выполнение боевых заданий и геройство, проявленное при выполнении боевых заданий, полковник Иволгин Владимир Иванович был награжден орденом Красное Знамя…

Снежана слыхала краем уха, что в Монголии все лето шли бои с самураями… Значит, Владимир в них участвовал. А она не знала.

Он участвовал в боях и его наградили! Значит, он жив!

Ничего это еще не значит, подумала Снежана. Иногда награждают посмертно…

Нет!!

Владимир везучий! Он должен был уцелеть! И он уцелел! Обязательно уцелел!

Но бои в Монголии все еще идут! И, значит, он участвует в них до сих пор! Господи, хоть бы его не убили, закрыла глаза Снежана!

Он везучий! Он обязательно уцелеет!..

»А он ни слова не сказал, повернулся и ушел!»

Пускай он ушел! Пускай они никогда больше не встретятся! Пускай она его никогда больше уже не увидит! Она готова на все!

Только бы его не убили!

С этого дня Снежана жила, как в тумане…

Она ходила на работу, кормила Егорку (слава Богу, хоть молоко не пропало!), что-то делала по дому, что-то отвечала, когда ее спрашивали. А сама все время думала только о нем… О Владимире… Думала только о том, чтобы он выжил.

В середине сентября «Правда» сообщила о завершении боев у реки Халхин-Гол в Монголии, полном разгроме самураев и заключении перемирия. Но о Владимире по-прежнему ничего не было известно.

И это само по себе уже было хорошее известие! Потому что на гибель Героя Советского Союза обязательно откликнулись бы центральные газеты! И напечатали некролог. В «Правде», «Известиях» или «Красной Звезде».

Снежана немного успокоилась.

И затосковала…

Потому что вдруг подумала, что у Владимира, конечно же, есть другая женщина! Потому что она, Снежана, ушла от него еще год назад! Потому что бабка Лукерья сказала ему, что она, Снежана, ушла от него к Вениамину Абрамовичу! И забеременела от него! А он и поверил! И, конечно, уже давно нашел себе другую! И полюбил ее, вместо Снежаны!

Теперь она постоянно ходила с покрасневшими глазами. Благо на работе всегда могла закрыться в туалете и выреветься.

В больнице ее не узнавали. Куда подевалась эта смешливая, задорная и никогда не унывающая медсестра по прозвищу Снежок?!..

Даже Татьяна Ивановна забеспокоилась! А Вениамин Абрамович просто места себе не находил! Они делали все, что могли, чтобы хоть как-то отвлечь ее, хоть как-то развеселить. Но у них это очень редко получалось.

Вениамин Абрамович совсем похудел. И так смотрел на Снежану, что не только Татьяна Ивановна, а все вокруг обо всем уже догадались!

Кроме Снежаны, ясное дело.

А он смотрел на нее такими грустными глазами и так вздыхал, что все его жалели.

Кроме Снежаны, само собой. Которая ничего не замечала.

Она была очень благодарна Вениамину Абрамовичу и бабе Тане за помощь и поддержку. Хотя сказать, что она была благодарна, значит, ничего не сказать! Иногда ее обуревали такие приступы благодарности, что она в отчаянии металась по комнате, заламывая руки и понимая, что никогда и ничем не сможет отплатить им за их доброту и участие, за их внимание и заботу!

А потом на них же за это и злилась! За то, что они такие хорошие!

А потом злилась на себя за то, что такая плохая и неблагодарная!

А потом, совсем запутавшись в собственных чувствах, падала лицом в подушку и беззвучно плакала. Ну, почему, почему она такая несчастная!..

Господи, ну, зачем она согласилась на предложение Вениамина Абрамовича! Зачем она сняла у него эту проклятую комнату!

Господи, ну, почему она не вернулась к Лукерье, когда та звала ее обратно!

Какая же она дура!

Если бы она жила у Лукерьи, то сама все объяснила бы Владимиру! Объяснила бы, что Егорка его сын! И тогда он ни за что не ушел бы от них к другой женщине!..

Скрипнула дверь и Снежана подняла голову. В дверном проеме темнела нескладная худая фигура.

- Снежана… - прошептал Вениамин Абрамович, закрывая дверь. - Можно к вам?

Она села на кровати, прикрывшись одеялом. И посмотрела с беспокойством на Егоркину коляску. Малыш спал, тихо посапывая во сне.

- Не бойтесь, Снежана… - Вениамин Абрамович подошел и присел на ее постель.

Он был в одних трусах, босой и мелко дрожал от ночной прохлады.

- Зачем вы здесь? - чуть слышно спросила она.

- Я не могу уснуть… - он взял ее за руку. - Я давно хотел вам сказать, Снежана…

- Не надо, Вениамин Абрамович, - освободила ладонь она.

- Надо! - прошептал он и опять завладел ее рукой. - Надо…

- Нет! - попыталась отнять руку Снежана, но добилась только того, что одеяло сползло вниз. Тонкий сатин ночной рубашки натянулся, ясно обрисовывая влажные соски и тяжелые полушария ее полной молока груди.

- Снежана… Я не могу больше без вас, - зашептал Вениамин Абрамович, теряя голову, и принялся целовать ее пальцы, запястье, предплечье. - Я люблю вас…

- Нет! - ошеломленно вскрикнула она, отталкивая его. - Это нельзя!

- Но, почему? - поднял он непонимающие глаза. - Почему? Ведь вам уже можно… Уже пгошло почти тги месяца после годов!

- Не поэтому! - снова подтянула одеяло к подбородку Снежана. - Я замужем!

- Ну и что, что замужем! - не сдавался он. - Вы ушли от мужа! Вы его не любите!

- Ну и что, что ушла! - сказала Снежана. - Я все еще с ним не разведена! - она вырвала, наконец, свою руку из его цепких пальцев. - Уходите!

- Но, Снежана!.. - растерянно пробормотал Вениамин Абрамович.

- Если сейчас не уйдете вы, уйду я! - сверкнула она глазами. - Немедленно!

- Но куда?.. Куда вы пойдете? - воскликнул он. - Ночью! Одна! С малышом!.. Вам некуда идти!

- Это не важно! - отрезала Снежана. - Уходите! Сейчас же! Или уйду я!

Вениамин Абрамович поднялся и, повесив голову, направился к двери.

- Завтра же я от вас съеду, - сказала ему в спину Снежана.

- Нет! - метнулся он назад к ее кровати. - Пгостите меня, Снежана! Только не уходите! Подумайте о сыне!.. - умолял он. - Пгостите меня!..

- Вы обещаете больше не приставать ко мне? - спросила Снежана. - Вы обещаете больше этого не делать?

- Обещаю! - прошептал он. - Только не уходите!

- Хорошо, - сказала Снежана.

И осталась.

А лучше бы этого не делала…

- А, ведь, он на самом деле очень любит тебя, - сказала баба Таня как бы между прочим, когда наутро они со Снежаной развешивали пеленки в кухне над печью. - Веня - очень хороший мальчик! Умный, добрый, отзывчивый!

- Я знаю… - прошептала Снежана, отвернувшись.

- И Егорку любит, как родного… - вздохнула баба Таня. - Не каждый отец так собственного сына любит, как он твоего Егорку! Можешь мне поверить! Уж я-то знаю! Столько папаш повидала! Столько слез бабьих вытерла! - вздохнула баба Таня. - Обычно как бывает? Она дитя носит, а он со шлюхами матросит! И до, и после!.. А Веня у меня не такой! - посмотрела она на Снежану. - Он, ежели хочешь знать, сразу тебя приметил! С первого дня! И с тех пор ни на кого больше не глядит!

- Я знаю… - прошептала Снежана.

- А, ежели знаешь, чего парня мурыжишь? - спросила баба Таня. - Он, ведь, не просто так! Он жениться на тебе хочет! А Егорку усыновить! Негоже мальчонке без отца расти! И тебе ни к чему одной маяться! Пора замуж выходить!

- Я не могу… - тихо сказала Снежана. - Я уже замужем…

- Ага! Оно и видно! - рассердилась баба Таня. - Замужем она! Да, откуда же вы беретесь, дуры такие, а?! - в сердцах сказала она. - Мужики вас бросают! Гуляют, где попало! Спят, с кем попало! А вы терпите!.. Замужем она!..

С этого дня отношения с бабой Таней у Снежаны как-то разладились. Нет, она по-прежнему гостила у Вениамина Абрамовича, следила за домом и приглядывала за Егоркой. Но смотрела на нее так неодобрительно! И только сердито фыркала, когда Снежана пыталась заговорить с ней о чем-нибудь кроме ребенка.

Вениамин Абрамович стойко переносил ее отказ. Но совсем сник. И ходил как в воду опущенный. И смотрел на Снежану так печально, что у нее сердце кровью обливалось.

А она по ночам, покормив и уложив Егорку, еще долго лежала без сна. И плакала, не вытирая слез и даже не всхлипывая, чтобы не разбудить малыша.

Жизнь ее была погублена и разбита. На мелкие-мелкие осколки…

Вениамин Абрамович старался бывать дома как можно реже, допоздна задерживаясь на работе. А однажды, когда баба Таня гуляла с малышом во дворе, а Снежана готовила ужин, пришел еще засветло и сказал, что был в военкомате. Потому что решил уйти в армию.

И тогда она не выдержала, разревелась и убежала в свою комнату.

Господи, да что же она за стерва-то такая, думала Снежана! Вениамин Абрамович так из-за нее страдает! В армию собрался уходить! Так любит ее! А она! Думает о том, который ушел от нее к другой женщине! Бросил ее с ребенком! И целуется с той, другой! Ласкает ее по всякому! И давно уже думать о Снежане забыл! А она сама мучается, и такого хорошего человека до ручки уже довела!..

- Снежана, - неслышно подошел к ней Вениамин Абрамович и робко положил руку на ее плечо. - Не плачьте, пожалуйста. Я не могу смотгеть, как вы плачете… Ну, пожалуйста. Не плачьте…

Она всхлипнула еще несколько раз и притихла. Тепло его ладони медленно растекалось по ее телу…

- Бедная, вы моя, - сказал он и погладил Снежану по щеке.

И у нее тут же побежали мурашки по спине. А он уже вел кончиками пальцев вниз по ее шее… Медленно и нежно…

Снежана закрыла глаза. Вениамин Абрамович мягко привлек ее к себе и притронулся губами к ее губам…

Он тихонько трогал ее губы своими. А она, замерев, стояла перед ним, охваченная жгучей, почти позабытой истомой…

Господи, как давно к ней не прикасался мужчина!

Испугавшись этой мысли, Снежана уперлась ладонями в грудь Вениамину Абрамовичу. Чтобы отодвинуться. И ощутила, как он весь затрепетал от ее прикосновения…

Внезапно у нее закружилась голова. Она покачнулась и прислонилась к Вениамину Абрамовичу. Он обнял Снежану и прижал к себе. И она почувствовала, как ей в живот уперлась твердая мужская плоть.

Снежана резко отстранилась от Вениамина Абрамовича и отошла к окну.

- Пгостите меня, - прошептал он.

- Не надо! - не глядя, заслонилась она ладонью.

- Пгостите меня… - опустил голову Вениамин Абрамович.

- Ах, оставьте! Я сама виновата! - сказала она и закрыла лицо руками.

- Снежана, я пгошу вас! Я умоляю! - неожиданно рухнул перед ней на колени Вениамин Абрамович. - Станьте моей женой! Я так люблю вас!

Что же делать, думала Снежана?.. Что же теперь делать?

Он такой добрый! Такой внимательный! Такой заботливый!.. Баба Таня права… Он действительно очень любит ее! Так сильно, что готов взять даже с Егоркой!

Давно уже взял! Не взирая на все сплетни и кривотолки!

А она совсем не любит его! Уважает, ценит, дорожит… Но не любит ни капельки…

- Снежана, я пгошу вас! - Вениамин Абрамович обхватил руками ее бедра и ткнулся лицом между ног. - Я так люблю вас! Станьте моей женой!

Что же ему ответить?.. Ведь, это из-за нее он уходит в армию!

Нет, она не может ему сейчас отказать! Это слишком жестоко!

Вениамин Абрамович приютил ее беременную, помог ей… Он так много сделал для них с Егоркой!.. Нет, она не может быть такой неблагодарной!

Что же делать, Господи?! А, может, пусть все идет, как идет?.. И будь, что будет…

В конце концов, ее малышу на самом деле нужен отец! А Вениамин Абрамович так хорошо относится к Егорке! И, оказывается, даже хочет его усыновить!

- Хорошо, - вздохнула Снежана. - Я согласна. Я стану вашей женой.

Вениамин Абрамович вскинул к ней лицо, и она увидела такой лихорадочный блеск в его глазах, что ей стало жалко этого мужчину. Который так сильно желает ее.

А, может, и, в самом деле, хватит уже хранить верность человеку, который предал и растоптал ее любовь?!.. А, может, и, в самом деле, снова выйти замуж?!

И разом отомстить за все!

Вениамин Абрамович поднялся с колен. И притянул Снежану к себе. И впился губами ей в рот. А его руки покатились по ее телу, жадно ощупывая бедра и ягодицы…

Господи, что я делаю, ужаснулась вдруг она, что я делаю?!..

- Нет! - оттолкнула его Снежана. - Не сейчас!

- А когда? - спросил он, задыхаясь. - Когда?..

- Потом! - сказала она. - Когда вы вернетесь!

- Но почему? - простонал Вениамин Абрамович. - Я так хочу вас!.. И вы! Вы тоже хотите меня, Снежана!.. Я знаю! Я это чувствую!

- Нет! - сказала она. - Поймите!.. Я так не могу! И… И… Мы еще не женаты!

- Так, давайте поженимся сегодня же! - в его глазах загорелась сумасшедшая надежда. - Сейчас же! Немедленно!

- Нет! - вскрикнула Снежана. - Нет! Это нельзя!.. Разве вы забыли?.. Ведь, я до сих пор еще не разведена!

- Когда же вы, наконец, газведетесь?! - горестно простонал Вениамин Абрамович.

- Скоро, - сказала она. - Когда вы вернетесь.

- Вы обещаете?.. - всмотрелся он в ее глаза.

- Да, - сказала Снежана.

Может быть, подумала она… А, может, и нет.

Потому что она не любит его! Потому что она не любит его совсем!

А, впрочем, сколько женщин выходит замуж без любви! Живет с нелюбимыми мужчинами, спит с ними и рожает от них детей…

Наверное, женская доля такая, вздохнула Снежана.

Она была очень благодарна Вениамину Абрамовичу. Но не любила его. И точно знала, что никогда его не полюбит!

Потому что никого и никогда больше не полюбит!

Потому что тот, кого она полюбила… И которого до сих пор не может забыть… Жестоко и подло бросил ее! И Егорку! И ушел к другой женщине!

Никого она больше не полюбит! Раз он такой! Раз он с ней так!! Раз он…

Но это еще не означает, что она никогда ни за кого больше не выйдет замуж, прищурилась Снежана!.. А вовсе даже наоборот!

И это будет настоящая месть!

Глава девятая

…Странное существо человек!..

Ночью, во время дежурства или в карауле, когда по уставу положено бодрствовать, бдительно охранять и стойко оборонять порученный пост, часового, не говоря уже о дневальном, неудержимо тянет в сон.

И люди засыпают… Да так и спят, стоя, как лошади!

Другое дело, когда никто и ничто, ни устав, ни начальство, бодрствования не требуют. А даже наоборот, предписывают спать. Скажем, врачи в госпитале. Или в военном санатории имени товарища Ворошилова…

Тут то и наступает бессонница. Человек может лежать с закрытыми глазами. Или ворочаться. Но так и не заснет. А только измучается…

Было далеко заполночь.

Вахту, которая приходится на эти часы, моряки называют «собакой». И, кстати, вполне заслуженно. За время службы Владимир отстоял несчетное количество этих «собак». И часовым, и начкаром. И дневальным, и дежурным по части. Как он мечтал тогда, отоспаться однажды по-настоящему! Когда дослужится до шпал и широких шевронов из красного басона.

Вот и дослужился…

Полковник Иволгин. Старший комсостав… В царские времена титуловался бы вашим высокородием и носил эполеты. И, вполне возможно, женился бы на какой-нибудь княжне или принцессе. Симпатичной и не очень избалованной. Если повезет.

Что же вам не спится, товарищ полковник? Или мечты свои курсантские позабыли?.. А ведь и семи лет еще не прошло со дня выпуска!

Он повернулся на другой бок, и койка проскрипела что-то неодобрительное.

А было время, когда она скрипела совсем иное…

Когда-то давным-давно. Когда он был еще женат.

А теперь, вот, холост… Хотя так и не разведен до сих пор. Но это уже не важно! Ничего теперь уже не важно!

Потому что Снежка ушла от него насовсем! Ушла от него к другому!

И живет с ним! С этим другим! И забеременела от него! От этого другого! Которого, как выяснилось, зовут Вениамин Абрамович Левин…

Когда Владимир узнал от Снежкиной квартирной хозяйки об этом, то едва не свихнулся!

Конечно, он осознавал, что, уйдя от него и почувствовав себя свободной, Снежка может взять и познакомиться с кем-нибудь другим. Назло ему. Как это уже произошло однажды в Пушкине… И начнет с этим другим встречаться. Ходить на танцы или в кино… Обниматься и целоваться.

Владимир стиснул зубы и зажмурился… Потому что даже думать о том, что Снежку может обнимать другой мужчина, было невыносимо больно! Не говоря уже о поцелуях…

Но он ничего не мог с собой поделать и без конца рисовал в своем воображении чудовищные картины ее предполагаемых измен!

И медленно, но верно сходил с ума…

Однако до сих пор в глубине души все еще не мог поверить, что Снежка изменяет ему по-настоящему… Все еще не верил в это…

Зато теперь совершенно точно это знал!

Она была беременна. От Левина. И никаких других доказательств измены уже не требовалось. Потому что этого было более чем достаточно!

Тогда, полгода тому назад, Владимир не стал искать встречи ни с ней, ни с ее сожителем.

Потому что, увидев их вместе, тут же застрелил бы обоих!

Собственно говоря, он еле-еле от этого удержался! И даже ни капли спиртного в тот день не принял. От греха… А так и просидел в номере до самого утра. Схватившись за голову руками и тупо глядя в пол. И уехал поскорее. Чтобы не сорваться и ничего не натворить…

Владимир скрипнул зубами. Теперь ему все было ясно.

Вот, оказывается, к кому через всю страну, пересаживаясь с поезда на поезд и нигде не останавливаясь, неслась Снежка. Вот, оказывается, кого Снежка любила на самом деле…

Когда арестовали ее отца, она вышла замуж за Владимира лишь потому, что попала в безвыходную ситуацию. И только! А на самом деле, оказывается, мечтала о Левине! А Владимиру отдавалась лишь потому, что была его женой! Просто выполняла свои супружеские обязанности! И все! А на самом деле любила другого…

Вполне возможно, что Снежка и дальше жила бы с Владимиром. И даже верность ему блюла. Если бы он был достаточно сильный, чтобы удержать ее возле себя! И отстоять! А он не сумел…

И Златогорский отнял ее у него. И забрал себе.

А когда этого мерзавца взяли, и Снежка вырвалась, наконец, на свободу, то сразу умчалась к своему ненаглядному Вениамину Абрамовичу! В Петрозаводск…

Вот это и есть настоящая романтическая любовь! Как в книжках! Когда, преодолев всяческие препятствия и козни всевозможных злодеев и мужей, любящие души и тела соединяются, наконец, в любовном экстазе и живут долго и счастливо!..

Вот так-то, Владимир свет-Иванович! Вот так, товарищ полковник!

Он отвернулся к стене и накрылся одеялом с головой.

Жить без Снежки ему было незачем.

Но стреляться Владимир больше не собирался! Одного раза ему вполне хватило! Еще тогда, в Снежкин День рождения, в поезде «Владивосток-Москва»!..

Нет, это не для него! Лучше погибнуть в какой-нибудь авиакатастрофе! Как Чкалов! Как Анатолий с Полиной!

А лучше, как Серега! В бою!..

С этой мыслью он и прибыл в Монголию в начале июня. Чтобы сражаться и умереть, сражаясь!

Но еще почти три недели и в воздухе, и на земле стояло затишье…

Владимир был назначен советником в одну из эскадрилий семидесятого истребительного авиаполка и с утра до ночи не вылезал из кабины, натаскивая необстрелянных пилотов и передавая им свой богатый боевой опыт…

В двух воздушных боях, состоявшихся в конце мая и прошедших крайне неудачно для советской стороны, ВВС пятьдесят седьмого особого корпуса, дислоцированного в МНР, потеряли пятнадцать самолетов сбитыми. Двенадцать летчиков погибло. А самураи оба раза ушли безнаказанными и как рассказывают, совершенно обнаглев, устроили напоследок представление. Этакий воздушный парад! И долго кувыркались над линией фронта, демонстрируя фигуры высшего пилотажа…

Зря они так поступили! Не стоило им так поступать, стиснув кулаки, думал Владимир! Потому что теперь никакой пощады им уже не будет!..

Советское командование отреагировало быстро и адекватно.

В район боевых действий были переброшены свежие части и срочно отправлена группа специалистов, пилотов и штурманов, инженеров и техников, имеющих опыт войны в Испании и Китае. В том числе одиннадцать (!) Героев Советского Союза, во главе с комкором Смушкевичем. Которые должны были не просто поднять боевой дух у строевых летчиков, а научить их побеждать!

Владимир до седьмого пота гонял своих подопечных по небу! Без продыху! Никого не жалея! Ни их, ни себя!

Потому что не умел ничего делать наполовину! И если брался за что-то, то выкладывался на все сто!

А еще потому, что это был единственный способ отвлечься от мучительных мыслей о Снежке… И ее измене…

К счастью, затишье в монгольском небе надолго не затянулось.

И буря грянула!

Двадцать второго июня тысяча девятьсот тридцать девятого года в небе над Халхин-Голом состоялось крупнейшее за всю историю воздушное сражение. В котором с обеих сторон приняло участие до двухсот истребителей! Оно началось в три пополудни и продолжалось два с половиной часа.

Семидесятый полк, в составе которого, Владимир вылетел на перехват двадцати самураев, появившихся над рекой в районе горы Хамар-Даба, прибыл на место, когда бой был уже в самом разгаре.

Владимир дал газ до упора… Там впереди, в безоблачном и высоком монгольском небе, повсюду сверкали зеленоватые и иссиня-белые пулеметные трассы. Поблескивали, отражаясь на солнце, плоскости и остекление машин. Тут и там поднимались столбы густого, черного как смоль, дыма от сбитых самолетов…

Групповой бой давно рассыпался на отдельные схватки и превратился в обычную свалку. Противники метались по небу, стреляя во всё, что движется и отличается по форме и цвету! «Москас» и «чатос», маленькие и юркие советские истребители И-16 и И-15бис, были выкрашены в зеленый цвет, а И-97, самурайские монопланы с большими лаптями-обтекателями неубирающихся шасси, в серебристый. Благодаря чему в этой толчее и удавалось еще разобрать, кто есть кто.

Последние два года Владимир участвовал лишь в учебных воздушных боях. И теперь с азартом наверстывал упущенное…

Однако сегодня в небе было слишком тесно! Только головой успевай вертеть да от случайных очередей уворачиваться! Владимир и вертел! И уворачивался, как мог! И все равно поймал таки пару пробоин от пронесшегося мимо серебристого истребителя с красными кругами на длинных крыльях.

Разозлившись, он дал ручку вперед и, уцепившись самураю в хвост, выбил из него пыль несколькими короткими очередями! А потом врезал одну длинную. И, судя по всему, попал прямо в бензобак.

Перед носом у Владимира внезапно вспыхнул яркий огненный шар, и он резко взял ручку на себя, лишь чудом не угодив под разлетающиеся обломки…

Вечером, лежа в юрте на кошме, он долго не мог уснуть.

Нудно гудели комары. Его боевые товарищи спали, накрывшись с головой регланами. Хотя это и не спасало от вездесущих кровососов…

Владимир встал и, стараясь никого не разбудить, вышел наружу. Поднял голову и замер, пораженный бесконечностью неба… Оно было такое огромное, а звезды такими большими и яркими!

Светлая лента Млечного пути манила, словно дорога в степи! И звала вдаль…

Туда, где Снежка… Туда, где счастье…

Владимир посмотрел на свои командирские часы. Двадцать три ноль-ноль. Минус четыре. Это значит, что в Петрозаводске сейчас всего лишь девятнадцать… Красивый июньский вечер.

Где ты любимая?! С кем ты? Помнишь ли обо мне?

Сегодня он был на грани гибели… На самой грани!

Пулевые пробоины в кабине его «моски» неопровержимо свидетельствовали о том, что Бог есть! И что он целиком на стороне Владимира!

Ну, если и не сам Господь, то, как минимум, его порученец! В смысле ангел-хранитель…

Потому что если просунуть во входное и выходное отверстия кусок шпагата и натянуть, а техник, осматривая самолет после боя, не поленился это сделать, было видно, что пуля прошла всего лишь в сантиметре от Владимира. На уровне сердца.

Внезапно Млечный путь перечеркнул быстрый высверк падающей звезды.

Слишком внезапно! Слишком быстро! Опять он не успел загадать желание!

Только собрался. Только подумал. И прошептал:

- Снежка!..

А звезда уже погасла…

Ну и ладно, вздохнул Владимир! Это уже все равно! Потому что ничего уже нельзя исправить. Потому что Снежка уже сделала свой выбор. И выбрала не его. А другого. Этого. Вениамина Абрамовича. И забеременела от него. А, может, уже и родила…

Снежка, Снежка…Что же ты наделала…

Заснуть никак не удавалось. Владимир поднялся со своей скрипучей койки, подошел к окну и закурил, глядя в непогоду…

Ночь выдалась ветреная и холодная. Как и положено в ноябре. Низкие черные тучи неслись вдоль штормового моря, пригибая к земле кроны деревьев…

К середине августа советские части в районе реки Халхин-Гол были полностью готовы к наступлению и ждали только приказа.

К этому времени Владимир сбил еще трех самураев лично и столько же в группе. Хотя по-прежнему не имел ни одной царапины.

Однажды вечером, после полетов, его с заговорщицким видом отозвал в сторонку Борис Смирнов. Он прибыл в Монголию вместе с Владимиром и служил советником в том же семидесятом полку.

Днем на площадку привозили свежие газеты и почту, и в руках у Бориса было письмо. Видимо, от жены.

Когда-то у Владимира тоже была жена… Но писем от нее он не ждал.

Смирнов подмигнул ему и с хитрой улыбочкой передал привет от одной общей знакомой. По имени Маша.

А потом протянул сложенную вчетверо записку:

»Здравствуй, Володя!

Узнала, где ты служишь, набралась смелости и решила написать.

У меня все хорошо. Экзамены сдала, хотя было совсем не до них.

Валя понемногу приходит в себя. Когда все это случилось, она словно окаменела. Это было ужасно! Но время идет, и я надеюсь, что она сумеет оправиться. Потому что скоро у нее будет ребенок. И надо жить дальше.

А как у тебя дела? Мне сказали, что там, где ты сейчас, очень жарко.

Я знаю, это звучит глупо, но все равно, береги себя! Теперь я понимаю, почему ты ничего не сказал мне, когда уезжал. И очень за тебя беспокоюсь! И жду!

Потому что люблю тебя!

Маша»

Милая, милая Маша, вздохнул Владимир… Он перечитал записку еще раз. Свернул и положил в партбилет.

»Надо жить дальше».

Она права, подумал он. И поднял голову… И посмотрел в небо…

Надо жить дальше!

Пройдясь по самому краю, Владимир немного успокоился. Если, конечно, можно назвать спокойствием пустоту и безмолвие, воцарившиеся в его душе.

Так или иначе, но геройской смерти в бою он больше не искал. А просто бил врага. Не жалея жизни. И не загадывал далеко вперед…

Сначала надо проучить самураев, думал Владимир…

А потом, если он уцелеет, то обязательно съездит в Петрозаводск и оформит развод. И тогда Снежка сможет выйти замуж за отца своего ребенка. И жить с ним долго и счастливо. Сколько захочет!

А если Владимир не уцелеет, то, вообще, никаких проблем! Она станет вдовой Героя, и будет получать пенсию. Как и положено в случае потери кормильца. И опять же сможет выйти замуж за своего Вениамина Абрамовича. И любить его, сколько влезет! Потому что тогда Владимиру это будет уже все равно!

Между тем, бои над Халхин-Голом шли нешуточные…

Таких Владимир еще не видел. Да и никто не видел! Потому что не было еще такого, чтобы по нескольку раз на день на небольшом участке фронта одновременно сражалось по сотне с лишним истребителей с каждой стороны!

Кто знает, может все еще обойдется, и ему не придется ехать в Петрозаводск! Может, ему еще повезет, и какая-нибудь шальная пуля сама поставит точку во всей этой печальной истории.

А как же Маша, вдруг подумал он!..

Значит, заморочил девчонке голову, целовал-миловал, а теперь в кусты?!.. Нехорошо, Владимир свет-Иванович!.. Ой, нехорошо!

Ладно, вздохнул он, встретимся с Машей! Но сначала надо развестись со Снежкой!

А потом видно будет! Если Маша его не разлюбит, когда все узнает, какой он двуличный, если простит его, то тогда…

Тогда делать нечего! Придется на ней жениться!

И сделать все, чтобы она была счастлива! Потому что она очень хорошая девушка! И заслуживает счастья!.. Не то, что он…

Владимир несколько раз принимался писать ответ на Машино письмо. Чтобы поблагодарить за теплые слова. За доброту и заботу. Однако дальше слов «Здравствуй, Маша!» дело не шло… Это у него-то! Который насочинял столько стихов, что перезабыл уже половину! Он злился на себя, комкал листки один за другим и выбрасывал.

А может, отправить ей какое-нибудь из своих старых стихотворений? Просто взять и поменять золотые волосы на каштановые, а льдисто-серые глаза на зеленые?!..

Но рука на такое святотатство не поднялась.

Это были Снежкины стихи! И больше ни чьи!

К счастью через неделю началось генеральное наступление. И стало не до писем…

А потом Владимир получил пулю. Ту самую. Которая должна была поставить точку. И едва не поставила.

В тот день все было как всегда. Взлет на рассвете. Недолгий полет к линии фронта. Бой. Рев мотора и грохот пулеметных очередей. Запах пороха и бензина.

Владимир атаковал и завалил еще одного самурая. Который крутанулся вокруг своей оси пару раз и посыпался вниз.

Вдруг он почувствовал сильный удар по правой ноге. Будто ломом в драке навернули. Ступня слетела с педали. Владимир посмотрел вниз и увидел, как из разорванной штанины фонтанчиками бьет кровь…

Никакой боли он не чувствовал. Только нарастающую слабость. Поле зрения резко сузилось. Все звуки отдалились куда-то, словно у него заложило уши. Как это бывает во время пикирования…

Но он не пикировал. И не падал. А летел по прямой.

Владимир пошевелил ручкой управления. Самолет по-прежнему слушался рулей. Он посмотрел за борт. Высоты не было. Зато до своих рукой подать… Он развернулся блинчиком. Медленно и аккуратно… Перетянул через реку в пологом снижении. Убрал газ и посадил свою «моску» на брюхо, не выпуская шасси. И потерял сознание…

Вообще-то, ему сильно повезло.

Во-первых, потому что он приземлился вблизи от КП командующего армейской группой комкора Жукова, который тут же отправил санитаров к его самолету на собственной «эмке». Это Владимира и спасло, поскольку счет шел уже не на минуты, а на секунды! Ему наложили жгут, остановили кровотечение и немедленно доставили в развернутый неподалеку полевой подвижный госпиталь.

А во-вторых, потому что именно при этом госпитале действовал Хирургический отряд Военно-медицинской академии имени Сергея Мироновича Кирова.

Не попади он тогда в руки настоящих профессионалов, не смотреть бы ему сейчас в это ненастное окно, подумал Владимир…

Его срочно прооперировали, а потом эвакуировали самолетом в Читу. В окружной военный госпиталь. Впрочем, сам он ничего этого не помнил. Потому что был в бессознательном состоянии. И очнулся еще очень не скоро…

Но все-таки очнулся.

А вот Витька Рахов, пару дней спустя поймавший разрывную пулю в живот, выкарабкаться так и не сумел. И умер, не приходя в сознание. В тот самый день, когда был опубликован Указ Президиума Верховного Совета о присвоении ему звания Героя Советского Союза…

Владимир этим же Указом был награжден орденом Красного Знамени. Но узнал об этом только через две недели. В начале сентября. Когда старуха с косой, терпеливо караулившая его у дверей госпитальной палаты, наконец, отступила.

Из этого же Указа он узнал и о присвоении ему очередного воинского звания полковника, к которому был представлен еще в конце июля. По последней, занимаемой до откомандирования на академические курсы, должности.

В Чите Владимир пробыл почти полтора месяца. А когда немного подлечился, его перевели в Москву, в Центральный военный госпиталь.

Если учесть, что самураи провертели в нем столько дырок (четыре сквозных ранения и пуля), то чувствовал он себя вполне сносно. Хотя заметно хромал и пока не мог обойтись без тросточки. Впрочем, врачи утверждали, что это ненадолго. И списанием с летной службы не пугали. А все остальное было ерунда!

Ну, скажем, почти ерунда…

Приехав в Москву, Владимир долго не решался позвонить Маше.

Потому что понимал, что обязан объясниться и все ей рассказать.

А рассказывать не хотелось…

А что делать?!

Вскружил голову невинной девушке, заварил всю эту кашу, так давай теперь и расхлебывай!.. Дон Жуан хренов!

Делать было нечего…

Надо было звонить Маше и сдаваться на милость… Владимир махнул рукой. Позвонил. И сдался.

Услышав его голос, Маша расплакалась прямо в трубку. А когда узнала, что он находится в Москве и лежит в Центральном госпитале, тотчас примчалась к нему.

Владимир считался выздоравливающим, и ее пропустили без каких-либо помех. Они стояли у окна в коридоре и молча смотрели друг на друга. Владимир виновато, а Маша со слезами радости на глазах.

Прошло почти полгода с тех пор, как они виделись в последний раз на похоронах Анатолия и Полины в Колонном зале Дома Союзов.

Маша сильно изменилась за это время. Она похудела. И как-то повзрослела. От девической припухлости не осталось и следа. А в глубине зеленых глаз затаилась грусть. И понимание того, что жизнь - это не веселый пикник. А очень трудная штука. Жестокая и трагическая.

Владимир потерял много друзей. Но он был мужчина! Воин! И мог отомстить врагу за гибель своих товарищей. И забыться в бою… А самое главное, ему не надо было смотреть в глаза их матерям и вдовам!.. А Маше пришлось каждый день искать слова утешения и поддерживать подругу, которая еще вчера была молодой женой и готовилась стать матерью. А стала вдовой. В двадцать лет…

Маша смотрела на него с такой любовью, с такой надеждой! А потом обняла и прижалась. Так доверчиво!

А он должен был нанести ей такой жестокий удар!

Владимир ненавидел и проклинал себя! А заодно дурацкую пулю, которая могла поставить точку в этой истории, но так и не поставила!

Ну, почему он уцелел?! Зачем?!.. Чтобы сломать жизнь этой несчастной девушке?!

- Прости меня, Маша… - сказал он. - Если сможешь…

Она подняла на него огромные ничего непонимающие глаза.

- Я женат, - сказал Владимир. - Уже давно. С прошлого лета.

Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.

- Я должен был сказать тебе раньше… Я собирался, - вздохнул он. - Но не успел…

- Не успел??.. - прошептала она.

- Если бы меня убили, ты ничего не узнала бы, - тихо сказал Владимир. - И все было бы хорошо… В смысле, тогда ты не страдала бы…

- Хорошо??.. - распахнула она глаза. - Не страдала бы??.. Если бы тебя убили??..

- Прости, я не это хотел сказать… - помотал он головой.

- А что?.. - она посмотрела ему прямо в глаза. - Что ты хотел сказать?..

- Я не знаю… - простонал Владимир и отвернулся.

- Ты обманывал ее, - прошептала Маша и опустила голову. - Со мной…

- Нет. Мы расстались еще год назад, - глухо сказал он. - Она ушла к другому…

- Но, тогда, - встрепенулась Маша. - Если она ушла и вы больше не живете вместе… Если у нее есть другой мужчина… Почему же ты ничего не сказал мне?

- Так вышло, - вздохнул Владимир. - Я хотел… Но все время откладывал…

- Ты встречался со мной, чтобы забыть ее? - спросила Маша.

- Да, - кивнул он с отчаянием. - Прости. Я не должен был этого делать…

- Ты говоришь, что у нее есть другой мужчина, - прикусила губу Маша.

- Да, - сказал Владимир. - Есть. Он отец ее ребенка.

- Даже так! - приподняла она брови.

- Да… - уставился он в никуда.

- Но тогда, - Маша взяла его лицо руками и повернула к себе. - Ты - свободен!

- Нет, - посмотрел он на нее. - Не свободен… Мы до сих пор еще не разведены…

- Это не важно, - сказала Маша и положила голову ему на грудь. - Уже не важно.

Владимир ошарашено посмотрел на нее.

Он ничего не понимал! Маша должна была накричать на него! Заплакать! Дать ему пощечину! Много пощечин! И уйти! Убежать! Бросить его!

А она!

Осталась с ним. Обнимает его. И даже не сердится…

Неужели она действительно так сильно любит его?!

Маша подняла на него свои ясные зеленые глаза, взяла его лицо в ладони, притянула к себе и поцеловала в губы. А потом зажмурилась и потыкалась язычком, просясь внутрь. Владимир сам учил Машу целоваться… Еще тогда, в Первомай… Он приоткрыл губы и ответил на ее поцелуй. Нежный и страстный одновременно…

Как только его выпишут, он поедет в Петрозаводск и разведется со Снежкой. Раз она выбрала другого! И живет с ним! С этим другим! И даже родила от него ребенка…

А когда разведется с ней, то сразу женится на Маше!

Если она согласится, конечно! Потому что он! Больше никогда! Ни одну девушку! Не станет принуждать к замужеству насильно!

Одного раза достаточно!..

Четвертого ноября в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца состоялось вручение медалей «Золотая Звезда», которые были учреждены этим летом специально для награждения Героев Советского Союза.

Теперь их стало уже шестьдесят пять!

Семья героев рекордных перелетов и полярных маршрутов, героев Испании, Китая и Хасана пополнилась героями Халхин-Гола.

Не все дожили до этого дня.

Владимир вспомнил широкую улыбку Анатолия.

Он до сих пор не мог поверить, что никогда больше не ощутит его крепкого рукопожатия! Не услышит его веселого смеха и добродушных товарищеских подначек…

Никогда не наденет этой медали и Валерий Чкалов.

Владимир не был близко знаком с этим великим летчиком. Так, несколько встреч на сессиях Верховного Совета и на банкетах в Кремле. Но ему никогда не забыть мощный поток силы, бьющей во все стороны от этого человека!..

Первым вызвали Кравченко.

Григорию выдали сразу две медали! За Китай и за Халхин-Гол! Потому что он стал первым Дважды Героем Советского Союза!

Сергей Грицевец, получивший это звание одновременно с ним, погиб в начале сентября… Глупо и бессмысленно…

А, впрочем, подумал Владимир, когда это авиакатастрофы имели смысл?!

Его медаль была за номером пятьдесят восемь. Ванька Лакеев помог ему привинтить ее на френч рядом с остальными наградами. Которых накопился уже целый иконостас! Орден Ленина, два Красных Знамени, Красная Звезда, медаль «ХХ лет РККА», монгольский орден «За воинскую доблесть». И знак участника Хасанских боев…

И за каждый из них заплачено кровью.

В Петрозаводск он не поехал…

Ему предложили подлечиться в военном санатории имени товарища Ворошилова. И он согласился…

А лучше бы этого не делал!

Хотя с другой стороны… Все, что ни делается, к лучшему!

Потому что нужно жить дальше!

А перед этим все позабыть!.. А перед этим все вспомнить!

Владимир задернул шторы, вернулся в койку и накрылся одеялом.

Там за окном стояла глухая ночь, ни звезд, ни луны. Там за окном свистел ледяной ветер. Там за окном пустынный берег хлестали волны…

Он поднимался по длинной лестнице, спускающейся к морю от санатория. Поднимался очень долго… Уже целую вечность.

Владимир поднял голову и посмотрел вверх. У лестницы не было ни конца, ни края… Он оглянулся назад. Начала у этой лестницы не было тоже… Внезапно у него закружилась голова. И он прижался к вздыбившимся ступеням, чтобы не скатиться вниз. И пополз вверх. Потому что вниз не хотел…

И вдруг увидел Снежку.

Она стояла чуть выше. И улыбалась. На ней было его любимое, белое с синим, платье. И белые туфельки. Ее льдисто-серые глаза лучились неизъяснимым светом. А золотые волосы трепал ветер.

Снежка держала на руках маленького мальчика.

Их сына!.. Его и ее!

Почему-то он совершенно не сомневался в этом!

Снежка поставила сынишку на ступеньку рядом с собой и сказала:

- Иди к своему папе, Егорка!

И Владимир выпрямился! И рванулся вверх! И вытянул руки, чтобы успеть подхватить малыша, когда тот шагнет к нему навстречу!

И в этот момент проснулся…

Владимир не верил ни в сны, ни в сонники. Что он, бабка старорежимная, что ли! Но этот сон был таким ярким! Таким красочным!.. И, ясное дело, что-то означал… Вот, только что именно?..

- Иволгин! - окликнули его, когда он выходил из столовой после завтрака.

Владимир оглянулся и увидел комкора Таращенко.

Комкор, полный лысоватый мужчина лет пятидесяти, когда-то служил в Первой конной, а теперь был заместителем командующего войсками Архангельского военного округа. Они познакомились во время весенней сессии Верховного Совета.

- Здравствуйте, товарищ комкор! - пожал его руку Владимир.

- Поздравляю с очередным званием, товарищ полковник! - сказал Таращенко. - И заслуженной наградой, - кивнул он на новенькую Золотую Звезду, поблескивающую у Владимира на груди.

- Спасибо, - сдержанно улыбнулся Владимир.

- Какими судьбами? - поинтересовался комкор.

- Да, вот, отлеживаюсь после ранения, - показал на свою тросточку Владимир.

- Понятно, - сказал Таращенко и помахал рукой кому-то у него за спиной. - Хочу представить тебя супруге, - пояснил он, беря Владимира за локоть и поворачивая. - Познакомься, дорогая! Иволгин Владимир Иванович! Помнишь, я о нем рассказывал?

- Очень приятно! Таращенко Алевтина Марковна, - подала свою узкую ладонь жена комкора и улыбнулась. - Можно просто Тина.

Владимир был ошеломлен, но быстро взял себя в руки:

- Полковник Иволгин… Очень приятно…

На Тине было надето темно-синее платье, выгодно подчеркивающее цвет глаз и все достоинства ее великолепной фигуры. Которую Владимир и так хорошо помнил! Наверное, даже слишком хорошо…

Тина поняла, о чем он думает. И ее щеки порозовели… От удовольствия.

- Владимир Иванович! Выручай! - сказал комкор. - Не в службу, а в дружбу!

- Да, - посмотрел на него Владимир. - А что случилось?

- Ты понимаешь, какая штука, - замялся Таращенко. - Мы здесь уже третью неделю отдыхаем, и Тиночка заскучала у меня совсем! Погода, сам видишь, какая! Дождь да слякоть! В театре мы уже были. В ресторан каждый день не находишься. А больше никаких развлечений!

- Чем же я-то могу помочь? - удивился Владимир.

- Тут по вечерам танцы в актовом зале устраивают для отдыхающих, так я разок сходил вместе с Тиночкой. Да только какой из меня танцор! - виновато посмотрел на жену Таращенко. - Владимир Иванович, ты у нас помоложе будешь! Сходил бы ты с ней как-нибудь на танцы, а? Сам понимаешь, такую красавицу одну отпускать никак нельзя! А с тобой совсем другое дело!

Такого поворота Владимир никак не ожидал. Он посмотрел на Тину. Которая стояла, скромно опустив долу свои синючие глаза, и ждала, что он скажет.

- Так, ведь, и я сейчас в танцоры не гожусь, - наконец, нашелся, что ответить Владимир, и предъявил тросточку в качестве оправдательного документа.

- Это ничего, - успокоил его Таращенко. - Танцевать и не надо! Танцоров тут и без нас с тобой хватает! Ты просто проводи ее и все! А она пусть сама развлекается! А ты посиди, музыку послушай, на девушек посмотри! Ну, и Тиночке компания!

Владимир не знал, что делать.

- Выручай, брат, а! - взмолился Таращенко. - Только на тебя надежда и осталась!

- Ладно, - вздохнул он. - Если танцевать не надо…

- Не надо! Не надо! - закивал обрадованно комкор. - Ну, что, договорились? - протянул он руку Владимиру.

- Договорились, - сказал он. - Если Алевтина Марковна не возражает.

Тина улыбнулась так плотоядно, что у него побежали мурашки по коже. Владимир посмотрел на комкора, но тот, ничего не замечая, тряс его за руку. С нескрываемым облегчением.

- Значит, до после ужина? - спросил Таращенко.

- Я зайду к вам в семь тридцать, - сказала Тина.

Так, подумал Владимир, все опаснее и опаснее!

- Нет, уж! Лучше я сам к вам зайду, - сказал он.

Как же с ним, все-таки, трудно, подумала Тина!

- Правильно, - одобрил комкор. - Кавалер всегда сам заходит за дамой!

Ничего, ничего, прикусила свою пухленькую губку Тина! Глядя на Владимира голодными глазами. Это тебе не поезд! Никуда ты от меня уже не денешься!

После ужина он при полном параде явился в номер Таращенко.

Увидел Тину и обомлел!

Времени у нее было маловато, но она заставила мужа выпросить машину у начальника санатория на весь день. В свое распоряжение. И превзошла себя!

Роскошная прическа (три часа в парикмахерской!), маникюр и педикюр (два часа!), легкий, но очень чувственный макияж (еще час!), сделали ее совершенно неотразимой!

Образ роковой женщины довершали дорогие духи и золотые украшения, туфли на высоком каблуке и шелковое вечернее платье с вызывающе откровенным декольте и вырезом на спине до пояса!

Они неплохо смотрелись рядом! Обворожительная томная красавица и суровый молодой полковник с Золотой Звездой Героя и множеством орденов на груди.

И словно магнитом притягивали к себе взгляды.

Впрочем, Владимира это нисколько не смущало.

Во всяком случае, до тех пор, пока он не наткнулся на Снежкины глаза…

Она стояла одна в уголке… И смотрела на него.

На ней было белоснежное платье, которое он подарил ей когда-то. И белые лакированные лодочки.

За год Снежка очень изменилась. Но это была она.

Такая же стройная. Только грудь потяжелела и налилась, а линии фигуры стали глаже и женственнее. То же золото волос. Только прическа другая. Не короткая мальчишеская стрижка, а мягкие волны почти до плеч.

Глаза цвета ненастного зимнего неба смотрели на него в упор…

С трудом справившись с предательской слабостью в коленях, Владимир подошел к Снежке и протянул ей руку, приглашая на танец. Молча. Потому что в самый последний момент у него внезапно перехватило горло.

Она посмотрела расширившимися глазами прямо ему в глаза, сама не в силах вымолвить ни слова, и также молча вложила дрожащие пальцы в его широкую ладонь. И пошла за ним…

Владимир вывел ее в круг и тихонько привлек к себе.

Не отрывая взгляда от его глаз, Снежка медленно опустила руки ему на плечи и позволила себя обнять… И повести в танце…

»Забыть тебя не так уже легко мне!

Забыть твой взгляд, забыть твой смех, обман!

Жить одному без тебя невозможно!

Нé верю я тебе, твоим слезам!..»

Владимир не слышал музыки. Не понимал слов. Ни о чем не думал…

Он смотрел в любимые льдисто-серые глаза и тонул в них. Тонул без конца и края… Все глубже и глубже уходя в их прохладную светлую бесконечность.

У него безудержно кружилась голова. От невесомого прикосновения ее рук. От тепла и близости ее тела. От нежного, уже позабытого им, запаха ее волос.

Владимир словно плыл над полом, не чуя его под собой, не понимая, что делает. И не желая ничего понимать. Мечтая лишь о том, чтобы это танго не кончалось никогда…

»Признайся мне! В твоей слепой измене!

Признайся мне! За правду все прощу!

Ты и я в слезах любви найдем забвенье!

Их запить хочу, измену, грусть свою…»

Снежка тихо таяла в объятиях Владимира, как тает снег под лучами весеннего солнца. И плыла в танце. Не думая ни о чем…

Она смотрела в любимые карие глаза, завороженная их бездонной теплой глубиной… Она чувствовала под ладонями упругие бугры атлетических плеч Владимира… Она ощущала, как ее груди иногда касаются его твердой усыпанной орденами груди. И от каждого прикосновения внутри нее пробегали звонкие огненные волны, а голова кружилась все сильнее и сильнее.

»Признайся мне! Пока еще не поздно!

Признайся мне! Но не жалей меня!

Ты провинилась! Поправить все возможно!

Я твой! Признайся мне! Прощу тебя!..»

Музыка окончилась…

Они стояли посреди танцплощадки совершенно одни… Глаза в глаза…

Владимир с трудом разжал руки. Собрав все свои силы, Снежка отняла ладони от его плеч. Разрыв между их телами, отсутствовавший еще миг назад, со световой скоростью превращался в бескрайнюю бездну. Безнадежно и неотвратимо…

Они одновременно медленно отступили друг от друга.

Музыка окончилась…

Владимир проводил Снежку в уголок, где она стояла перед этим.

- Нам нужно поговорить, - тихо сказал он.

- Да, - согласилась она и опустила глаза.

- Может быть, завтра? - спросил Владимир.

- Хорошо, - не поднимая глаз, сказала Снежка. - В десять часов я кормлю Егорку, и он потом спит до обеда…

Егорку? Владимир вдруг вспомнил свой сон… Такой яркий и красочный.

- Я приду, - кивнул он.

- Приходи, - прошептала она. - Мы остановились в четыреста десятом.

Мы?? У Владимира внезапно потемнело в глазах… Она здесь со своим доктором?!

- Если хочешь, мы прямо завтра можем оформить развод, - сказал он.

Развод?? Снежка не верила своим ушам!.. Он хочет с ней развестись?!.. Завтра?!

- Да, - сказала она.

А что еще она могла сказать?!

Владимир вернулся к своей спутнице, фантастически красивой женщине, которая все это время ревниво поглядывала в их сторону. А когда он подошел, по-хозяйски вцепилась ему в рукав и зашептала что-то прямо на ухо. И он улыбнулся ей.

Он. Ей. Улыбнулся.

Снежкины глаза наполнились слезами.

Она резко повернулась и пошла на выход. Из последних сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Из последних сил сдерживаясь, чтобы не побежать! Из последних сил сдерживаясь… Пока не дошла, наконец, до дверей и не закрыла их за собой.

А он не догнал ее, не остановил!

И остался с этой…

С другой…

Глава десятая

…Снежка плакала всю ночь.

Плакала до тех пор, пока не кончились слезы. Но и после этого ее плечи еще долго сотрясались от беззвучных рыданий…

Сначала она плакала, забившись в какой-то темный закуток. Не то кладовку, не то бытовку… Вообще-то это была гладилка. Но это было не важно…

Ничего уже было не важно!

Потому что она видела всё! И сама убедилась в его предательстве. Воочию!

Она сама видела, как он шел под руку с этой женщиной! Такой красивой! Словно заграничная королева! Или герцогиня… Которая смотрела на него так… Так… Словно хотела его проглотить! А он! Улыбался ей!.. Предатель!

Снежка просто заливалась слезами.

Она знала! Она знала!! Она знала…

Что не надо было ходить на эти дурацкие танцы! Что не надо было приезжать в эти Сочи! Что не надо было…

Уходить от Владимира…

А он! Сошелся с этой! Герцогиней. И улыбается ей! Обнимает ее! И, конечно, целуется! И ходит под ручку.

Словно она его жена!

А она никакая ему не жена! А всего лишь любовница! Потому что это она, Снежка, его жена! Он сам говорил ей, что она его любимая жена!

А сам! Взял и бросил ее! И ушел к этой! Предатель!

Снежка сжалась еще сильнее и заплакала еще горше, сидя на полу и уткнувшись лицом в коленки…

Она так любит его! Все время думает о нем! Жить без него не может!

А он! Танцует сейчас с этой! Другой!.. А может, уже увел ее к себе… И обнимается! И целуется! И… И…

Внезапно у нее перед глазами возникла страшная картина… Владимир и эта женщина! Вместе! В кровати! Их обнаженные тела сплелись в тугой узел…

Снежка помотала головой, отгоняя ужасное видение!

Нет! Он не может так поступить! Ведь, это все неправильно! Ведь, это она, Снежка, любит его! Ведь, это она - его жена! Она! А не эта…

»Если хочешь, мы прямо завтра можем оформить развод».

Господи, она совсем забыла! Они же договорились завтра встретиться, потому что Владимир хочет с ней развестись! Чтобы жениться на другой!

Ну, уж нет! Не бывать этому!

Снежка вскочила… А потом медленно опустилась назад.

Что?! Ну, что она может сделать?! Если он решил с ней развестись!.. Не дать ему развода?!.. Ведь, она сама ушла от него! Сама!.. Как дура…

Но, ведь, она не этого хотела! Вовсе не этого!..

А чего?

Это не важно. Ничего уже не важно… Потому что ничего уже нельзя исправить…

Снежка встала, подошла к раковине и умылась.

Зато у нее есть Егорка!

И папа…

Она пришла в номер. Покормила малыша. Спела ему песенку. А когда он заснул в своей колясочке, разделась и легла.

В холодную, одинокую постель.

Она накрылась одеялом. Сунула голову под подушку. И снова заплакала. Беззвучно. Чтобы не услышал Егорка…

Чтобы никто не услышал…

За этот год, такой тяжелый и трудный, Снежка научилась плакать так, чтобы никто не видел ее слез… Чтобы никто не догадался о том, как ей плохо.

Владимир долго стоял у двери четыреста десятого номера. Он стучал несколько раз. Но дверь так и не открылась…

Наверное, никого не было дома. Наверное, счастливое семейство прогуливается сейчас по парку. А разводы и свадьбы могут подождать. Не это главное!

Что же делать?!

Когда они танцевали вчера со Снежкой, в какой-то момент он напрочь позабыл о том, что она от него ушла. Ему даже показалось, что она по-прежнему любит его… Что она по-прежнему его жена. Его любимая… Его единственная…

И Владимир на мгновение вернулся в свой навсегда потерянный рай.

А когда она сказала, что приехала в Сочи вместе с Левиным и живет здесь с ним, все рухнуло!

И он вернулся в свой персональный ад. Который навсегда.

Владимир постучался еще раз и ушел…

Снежка почувствовала его еще тогда, когда он только поднимался по лестнице. А потом долго шел по мягкой ковровой дорожке по коридору.

Он остановился возле ее номера. И постучал.

И все замерло у нее внутри!

Владимир постучал еще раз. И еще. И снова…

Но она не открыла. Даже не пошевелилась. А так и стояла у самой двери. Закрыв ладошками лицо.

А когда он повернулся и ушел, упала на кровать и горько-горько заплакала.

Как он мог?! Как он мог так с ней поступить?!

Сначала это ужасное письмо… Которое Снежка носила в кармашке, хотя никогда больше не перечитывала.

Потому что и так помнила наизусть!

А теперь эта женщина!.. Такая красивая! Такая хищная! Как акула!.. Нет, как ядовитая змея!.. Отняла у нее Владимира, вцепилась когтями и никак не может им насытиться! Даже слепо-глухо-немой бы догадался, что она его безумно хочет! Аж слюнки текут! А он еще ей улыбается!.. И, конечно же, целуется! И ласкает по всякому!.. Вместо Снежки!

Потому что она дура! Дура набитая!.. Сама отдала мужа другой женщине! На блюдечке поднесла!

А он и обрадовался! Развестись решил! Чтобы жениться на этой хищнице!

Господи, ну, зачем она только согласилась ехать в Сочи!..

В двадцатых числах сентября Вениамина Абрамовича призвали в армию. И он уехал. А Снежка пообещала его ждать. И выйти за него замуж. Когда он вернется.

А что еще она могла ему сказать?! Ведь, он не на пикник отправился! А в армию! Может, даже на войну!

Потому что эти войны никак не кончались! То Испания, то Хасан, то Халхин-Гол! Одна не успеет закончиться, как тут же начинается другая! Теперь, вот, освободительный поход на Западную Украину начался. Нет, все понятно и, ясное дело, надо помочь братскому народу и освободить его от белополяцкого ярма и панской неволи! Но на войне стреляют не из рогаток, а из винтовок и пулеметов! И пули всегда находят в кого вонзиться…

Когда баба Таня узнала, что Снежка согласилась стать женой ее любимого Венечки, то сразу же подобрела. И целыми днями разливалась соловьем, расписывая, как славно они заживут, когда Венечка отслужит и вернется обратно. И какую веселую свадебку они сыграют!

А у Снежки в животе холодело при одной только мысли о том, что придется лечь с Вениамином Абрамовичем в постель! И отдаваться ему каждую ночь!

Слава Богу, вскоре приехала его тетя из Ленинграда и устроила грандиозный скандал! Она обозвала Снежку интриганкой и обвинила в том, что та прописалась в квартире ее Венечки и хочет женить глупого мальчика на себе, чтобы заполучить его жилплощадь! С телефоном, водопроводом и канализацией!

Снежка сначала обиделась, а потом обрадовалась! Только виду не показала. И решила немедленно воспользоваться представившейся счастливой возможностью выйти из игры, сохранив лицо.

Она действовала умело и решительно.

Пока тетя Сара и баба Таня орали друг на друга и полоскали всякое грязное белье, припоминая старые обиды, Снежка сходила в больницу и написала заявление об уходе.

Ее сразу же отпустили. Потому что очень любили.

А может, не очень, подумала Снежка, и поэтому отпустили так охотно. Но ей это было уже все равно! И даже на руку!

Затем она побывала в паспортном столе и выписалась из квартиры Вениамина Абрамовича…

И зря она так разоряется, сказала тете Саре Снежка, собирая вещи. Не нужна ей вовсе эта их квартира!

Тетя Сара поняла, что сгоряча наломала слишком много дров! Но было уже поздно. И Снежка ничего не желала слушать. Пускай тетя Сара теперь сама объясняет дорогому племяннику, почему она выгнала его невесту из его же квартиры. Которую, кстати, теперь обратно забирают в спецфонд. Потому что она служебная!

Баба Таня тоже перепугалась. И принялась на пару с тетей Сарой уговаривать Снежку остаться. А она показала им паспорт со штампом о выписке, уложила Егорку в коляску, подхватила свой чемодан и отправилась на вокзал.

Баба Таня и тетя Сара плелись за ней всю дорогу, слезно упрашивая одуматься. Но Снежка была непреклонна.

Она купила билет до Ленинграда и устроилась на ночь в комнате матери и ребенка. И только тогда несчастные женщины поняли, что сделанного не воротишь и заплакали уже по-настоящему.

В конце концов, Снежка сжалилась над ними. И постаралась успокоить. И пообещала написать, как устроится. Но возвращаться отказалась наотрез!

На том они и расстались…

Спасибо этому дому!

Тетя Глаша в последнем письме опять звала ее в гости. И Снежка решила съездить и навестить ее. Для начала. А там видно будет! Может, она, вообще, насовсем в Ярославле останется!.. А может, и нет.

Приехав в Ленинград, Снежка оставила чемодан в камере хранения, а сама вместе с Егоркой отправилась гулять по городу.

Она еще не решила, ехать ли ей в Ярославль сразу или же побыть маленько в Ленинграде, который очень любила и по которому сильно скучала и во Владивостоке, и в Петрозаводске…

Ничего, попозже решит, что дальше делать. А пока погуляет.

То, что ее может кто-нибудь узнать, Снежку не беспокоило. Златогорский был арестован и, скорее всего, уже давно расстрелян. А больше она никого не боялась.

Стояло бабье лето. Теплое и ласковое. Сентябрьское нежаркое солнце сияло посреди высокого безоблачного неба. Кроны тополей, уже позолоченные, но еще не облетевшие, тихо шелестели, переговариваясь о чем-то хорошем.

Они шли по проспекту 25-го Октября. Егорка гугукал, лежа в своей коляске, и пытался дотянуться до погремушки. А Снежка смотрела по сторонам и вспоминала, как бегала когда-то босиком по этому асфальту. Когда-то давным-давно. Когда еще была полна надежд, верила в дружбу и любовь. И мир казался ей светлым и прекрасным…

Дойдя до дома, в котором жила в той, прошлой, жизни, Снежка вдруг решила зайти во двор, посидеть в тенечке и отдохнуть немного.

Ничего не изменилось за год. Из под арки доносился шум проспекта, но здесь, внутри, было тихо и уютно. Играли дети. Бродили голуби. Прыгали воробьи. Дворник дядя Вася лениво шоркал метлой, дымя своей противной самокруткой.

Все было по-прежнему… Словно ничего и не было.

Ни ареста папы. Ни ее фиктивного брака. Ставшего настоящим. Чтобы потом превратиться в воспоминание. Которое она все еще не могла стереть…

Дядя Вася сразу узнал Снежку. Подошел. Поздоровался. Спросил, как зовут малыша и сколько ему. Подивился, как быстро летит время… Там. За стенами дома. За аркой, которая выходит на проспект.

А потом сказал, что может прислать супружницу помочь Георгию Александровичу и Снежке прибраться в квартире. Окна помыть. Пыль протереть. И вообще. Потому как «эти» (дядя Вася не уточнил, кто) беспорядку в ней много тогда понаделали перед тем, как опечатать.

Пути Господни неисповедимы…

Если бы она приехала неделей раньше, то, посидев на знакомой скамеечке, вернулась бы на вокзал и уехала в Ярославль к тете Глаше. А если бы появилась здесь неделей позже, обратно уехала бы туда же.

Так и не узнав, что ее отец на свободе…

Дело комдива Добрича было отправлено на пересмотр еще весной. Новый нарком внутренних дел Берия, расчистив авгиевы конюшни в своем ведомстве и перестреляв ежовцев, приказал пересмотреть дела оклеветанных ими красных командиров и освободить невиновных. Тех, кто еще жив-здоров, само собой.

Комдив Добрич был жив, хотя после применения метода физического воздействия едва ли можно было назвать его здоровым.

Так или иначе, дело его было пересмотрено. Поскольку он так и не признал своей вины и не подписал ни одного протокола, а инициатор его ареста сам был осужден, как враг народа, никаких затруднений с этим не возникло.

В конце сентября он вышел, наконец, на волю.

Его восстановили в партии и вернули квартиру, которая до сих пор так и стояла опечатанная… Пыльная и затхлая…

Когда Георгий Александрович увидел разгром, учиненный сотрудниками НКВД во время обыска, у него болезненно сжалось сердце.

Усилием воли он загнал тяжелые воспоминания в самые дальние тайники памяти. Туда же, куда загонял горькие мысли о судьбе Снежки, о которой ничего не знал с июня прошлого года…

Комдив попытался ее найти, но успеха не имел. Ленгорсправка ответила, что Добрич Снежана Георгиевна в Ленинграде не проживает. А в мединституте сказали, что она была отчислена еще в прошлом году и заявления о восстановлении пока не подавала. Ее ближайшая подруга, чей номер был нацарапан карандашом на стене возле телефонного аппарата в коридоре, была очень смущена его звонком, но, к сожалению, тоже ничего не знала.

Оставалась надежда, что о Снежке что-то может знать Владимир Иволгин. Он дружил с ней. И даже был влюблен. Но, как сообщили Георгию Александровичу в отделе кадров Управления ВВС Красной Армии, полковник Иволгин был тяжело ранен в конце августа и в данный момент находился на излечении в Читинском окружном военном госпитале. Так что встречу с Владимиром пришлось отложить.

А пока заняться самим собой.

После освобождения комдив Добрич числился в распоряжении Начальника ВВС. Для поправки здоровья ему выделили путевку в военный санаторий имени товарища Ворошилова в Сочи. Оставалось только сложить вещички в чемодан и отправиться на Московский вокзал.

Что он, собственно, и собирался сделать, когда позвонили в дверь. Несколько раз.

Георгий Александрович удивился. Кто бы это мог быть?.. Неужели опять до боли знакомые ребята с чистыми руками и холодным сердцем?

В дверь уже стучали. Громко и нетерпеливо! Ногой!

Комдив пожал плечами, подошел и открыл дверь.

На пороге стояла Снежка. С ребенком на руках.

Они проговорили до самой ночи…

Георгий Александрович стоял у окна на кухне и курил. Егорка давно уже спал. И Снежка тоже. Ей очень много пришлось пережить! Но теперь они вместе! Завтра же он пойдет в политуправление и возьмет еще одну путевку. Для дочери и внука.

Господи, у него теперь есть внук!

Теплая волна необыкновенной нежности окатила Георгия Александровича при мысли о Егорке. У него замечательный внук! И не просто замечательный, а самый-самый замечательный внук в мире!

Какая же она молодец, его девочка! Все прошла, все выдержала!..

И Владимир тоже!.. Георгий Александрович так верил в него! Сидя в камере и думая о судьбе дочери, он надеялся и верил, что Владимир сумеет ее защитить!.. И он в нем не ошибся! И теперь жизнью ему обязан! Егоркиной и Снежкиной.

Пойти на такое! Поступить так!..

Глаза у Георгия Александровича повлажнели. Потому что он понимал, чем рисковал Владимир… И что потом перенес…

Это ничего, что ранен и лежит сейчас в госпитале! Главное, живой!

Снежка явно не все ему рассказала. Что-то между ними произошло!

Георгий Александрович прекрасно знал свою дочь и видел, что она далеко не в таком порядке, как пытается показать! В том, что она любит Владимира, он не сомневался ни на секунду! Невооруженным глазом было видно, что она с ума по нему сходит! Почему же они разбежались?..

Снежка молчала… И он не стал ни о чем допытываться.

Георгий Александрович слишком хорошо знал свою дочь! Расскажет, когда сама захочет! И, вообще, милые ругаются, только тешатся! Одним словом, сами разберутся, решил он и выбросил все из головы!

Зато у него теперь есть внук! Самый замечательный внук в мире!..

Владимир, как потерянный, бродил вокруг санатория… С утра до вечера… Зайти к Снежке снова, не договорившись об этом заранее, он не решался. А вдруг он застанет ее сожителя вместе с ней! И убьет его на месте! А она потом будет страдать! Потому что любит своего доктора. Так сильно, что даже сына ему родила! Ему, а не Владимиру! Которого никогда не любила… А просто сходила за него замуж…

Он должен с ней развестись! Неужели она не понимает, что это совершенно необходимо сделать! Срочно! Немедленно! Иначе он окончательно сойдет с ума!

Пока он был в Монголии или в Чите, а она в Петрозаводске, это было еще не так страшно. А теперь, когда она жила со своим Вениамином Абрамовичем всего лишь за стенкой, он совершенно извелся! Не спал и не ел. А с вечера до утра, опустив голову, бродил и бродил по безлюдному берегу, по пустынному парку, по холодному унылому городу Сочи…

Шел дождь со снегом… Ненастным утром. Или вечером… Владимир этого не знал. Ему было все равно. Он брел по сумрачному парку неизвестно куда, неизвестно зачем… Не отдавая себе отчета, что ищет встречи со Снежкой. Которая, конечно, в такую погоду никуда не пойдет! А вдруг?!..

- Здравствуй, Владимир! - услышал он и оглянулся.

Перед ним стоял Снежкин отец. И широко улыбался. Распахнув объятия.

- Георгий Александрович!.. - прошептал Владимир.

Они обнялись. Крепко. По мужски…

Зашли в беседку и сели на скамью…

- С тех пор, как вы встретились здесь, я ее просто не узнаю, - сказал Георгий Александрович. - Она то плачет, то кричит. А чаще всего просто сидит молча, уставившись в одну точку. Только когда с Егоркой возится и оттаивает, - он вздохнул. - Чем-то ты ее сильно обидел, Владимир… - внимательно посмотрел на него комдив. - Очень сильно…

- Не знаю, Георгий Александрович. До ареста все так прекрасно было, что даже больно вспоминать… - сказал Владимир. - А после того, как меня освободили, мы с ней уже не виделись…

Они не виделись со Снежкой целый год… Владимир гнал от себя ужасные мысли о ее измене. И вконец измучился, сражаясь сам с собой…

Холодный внутренний голос, не умолкая, твердил ему, что Снежка могла уйти, потому что обиделась на него за что-то. И поэтому отдалась другому. Чтобы отомстить!

Нет, она не могла, кричала его душа!

Но безжалостный голос повторял вновь и вновь, что она могла, что она - женщина. А женщина, чтобы отомстить одному мужчине, обычно просто отдается другому…

Нет! Она не такая! Она не обычная, кричала его душа!!

Даже не обычные женщины отдаются мужчинам, гнул свое ненавистный внутренний голос… Потому что они - женщины! Хотя и не обычные.

Нет!! Нет! Нет!.. Кричала его душа!

Но Владимир уже ей не верил…

Ведь так не бывает. Одинокая красивая женщина никогда не останется без внимания! А разве сможет она устоять перед настойчивым и галантным ухажером?!

Сам-то он, за все это время, так и не смог заставить себя с кем-нибудь переспать. Женщины вовсю заглядывались на него. И он иногда ощущал то плотское влечение, которое любой нормальный молодой мужчина испытывает при виде флиртующей симпатичной женщины…

Но его хранили Снежкины глаза! Которые стояли перед ним, напоминая о прекрасной и чистой любви… О невозможном, немыслимом наслаждении… О счастье, которое у них было и которое Владимир все еще, несмотря ни на что, надеялся вновь обрести…

А, может, он зря себя так мучает? Ее ребенку едва ли больше месяца-двух, а кормящей матери не до плотских утех! Собственно, как и беременной. Во всяком случае, при больших сроках.

Но, ведь, есть лишь один способ забеременеть!

Да, сказал себе Владимир, это так! Но он не имеет права ее осуждать! Он должен был защитить Снежку от всего, что ей пришлось пережить! Но не смог. И, если она вернется к нему, не имеет права ни в чем ее упрекать! И будет любить Егорку также сильно, как ее саму! Потому что это ее сын! Который станет для него не «как родной», а по-настоящему родной!

А, ведь, он мог стать его родным гораздо раньше и на самом деле, с отчаянием подумал Владимир! Но не стал…

- Не виделись, говоришь? Интересно у вас получается! Жили-жили, душа в душу, а потом взяли да и разбежались ни с того, ни с сего! - прищурился Добрич. - Когда Егорке время приспело на свет народиться!

- Это не мой сын… - опустил голову Владимир.

- Да, ну? - иронически усмехнулся комдив. - Точно?

- Георгий Александрович!.. - воскликнул Владимир.

- Уже полста лет, как Георгий Александрович! - отрезал Добрич.

- Но, ведь, она, - отвернулся Владимир. - Ушла от меня год назад!

- Да, ушла! Год назад. А теперь давай посчитаем! Арифметику еще не забыл? - спросил Георгий Александрович. - Тебя какого числа арестовали?

- В ночь на семнадцатое октября.

- Так!.. Снежка доносила Егорку нормально, а это значит, что мы имеем девять месяцев плюс-минус неделю!.. Акушерство, это, брат, наука точная! Сплошная математика! - Добрич вдруг оживился. - Вот у меня случай был в Гражданскую…

- Георгий Александрович! - взмолился Владимир.

- Ладно, ладно… Это я так, чтобы подразнить тебя маленько! - засмеялся комдив. - А то ты такой уверенный!..

Он достал коробку «Казбека», вынул папиросу, дунул в мундштук и сунул ее в рот. И пошарился по карманам… Владимир протянул тестю свой коробок со спичками. Тот, не спеша, открыл его. Почиркал, прикуривая. Затянулся.

Владимир молча сидел и ждал. Ждать он умел. Научили.

Георгий Александрович посмотрел на него одобрительно. Молодец, парень, подумал он! Крепкий!

- Егорку она родила двадцать второго июня, - начал обратный отсчет комдив, загибая пальцы один за другим. - Май, апрель, март, февраль…

Георгий Александрович замолк, что-то соображая про себя и шевеля губами.

Сердце у Владимира стучало в груди гулко и часто. Если бы он мог, то сосчитал бы сам. Но он не мог… Потому что… Потому что попросту боялся…

- Январь, декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь, - Добрич загнул девять пальцев и показал Владимиру последний - оттопыренный большой палец правой руки. - Выходит, заделали вы его в конце сентября!.. Не припоминаешь часом? - комдив отвернулся, посмеиваясь.

Владимир вспомнил их последнюю со Снежкой поездку во Владивосток за учебниками… Стоял удивительно теплый сентябрьский день! Они гуляли по набережной и ели мороженое. А потом сфотографировались.

На нем был белоснежный китель, а на Снежке - его любимое, белое с синим, платье. Такими их и запечатлел фотограф. Влюбленными, молодыми и красивыми…

С этой фотографией, бережно завернутой в целлофан, он никогда не расставался… Она и сейчас лежала у него во внутреннем кармане.

Они тогда поужинали в ресторане, а потом Снежка уговорила его остаться во Владивостоке, в гостинице…

Это была волшебная ночь!.. Как и все остальные ночи со Снежкой! Которые он помнил от первого до последнего мгновения! Лишь память о них, давала ему силы выдержать допросы, побои и унижения. Он и потом, лежа на койке в командирском общежитии, или в юрте после боя, или в госпитальной палате, перебирал их одну за другой… Заново выпивая по капле… Каждую секунду…

Той ночью во Владивостоке они так и не сомкнули глаз до самого утра, не в силах оторваться друг от друга… Потеряв голову, как молодожены!

Это было в конце сентября… В воскресенье… Двадцать пятого…

Владимир посмотрел на Георгия Александровича широко раскрытыми глазами.

Господи, неужели?! Но, ведь, тогда… Может, даже той самой ночью!

- Это мой сын! - выдохнул он.

- Врезать бы тебе, как следует, за то, что сомневался! - сказал с улыбкой комдив.

- Это мой сын! - вскочил Владимир, раскинув руки и запрокинув голову в небо. - Это!.. Мой!.. Сын!..

Сами со Снежкой еще как дети, а уже ляльку народили, подумал Георгий Александрович, глядя на Владимира с доброй отцовской улыбкой. Надо их как-то помирить, решил он! Чтобы Егорка больше при живом отце в сиротках не ходил! Да и Снежке хватит в соломенных вдовах сидеть!.. И этот совсем дошел без заботливой женской руки! Видно за версту, что не таскается по бабам!

Сам, прожив бобылем столько лет, комдив не мог этого не заметить. И мысленно, в который раз уже, пообещал себе снять ремень и выпороть Снежку, наконец, как следует!

- Георгий Александрович, простите меня, что я такой дурак! - опустился на скамью Владимир. - Но, я знаю, что вы скажете правду, даже если она будет ужасной!

Господи, ну, что ему еще надо-то, подумал Добрич!

- Только не сердитесь! Пожалуйста! Скажите, а сейчас у нее есть кто-нибудь? Она встречается с кем-нибудь? Скажите мне, я вас очень прошу! - взмолился Владимир.

- Неужели ты так плохо знаешь свою жену, что задаешь мне такие дурацкие вопросы, Володя? - с укоризной покачал головой комдив. - Эх, ты! А я, признаться, думал о тебе лучше…

Владимир молчал, закрыв глаза, и ждал ответа, как подсудимый приговора…

- Снежка - однолюбка, как и я, - сказал, наконец, Добрич. - Вся в меня пошла. Если полюбит, то на всю жизнь!.. И если не с любимым, то, значит, ни с кем!.. Поэтому нет у нее никого, и никогда не было!.. Кроме тебя. Дурака…

Владимир уткнулся лицом в ладони…

- Ну, когда же вы разберетесь друг с другом, наконец, а?!.. - спросил комдив, качая головой. - Я ответил на этот вопрос, Володя, только потому, что вижу, как ты ее любишь… И вижу, что никто, кроме нее тебе не нужен… Так?

Владимир кивнул.

- Ну, ладно, - хлопнул себя по коленям комдив и поднялся. - Пора мне уже, - он посмотрел на часы. - Через полчаса у Егорки по графику прогулка… Мы с ним любим вдвоем гулять, без помех. Он дрыхнет без задних ног на свежем воздухе, а я сижу на лавочке и думаю о своем. И гуляем мы с ним не меньше двух часов! - Добрич протянул руку, прощаясь. - До встречи, Володя! Ты сам знаешь, что делать!

- Спасибо, Георгий Александрович! - пожал его ладонь Владимир. - Я знаю!

Он-то знал… Только делу это не помогло.

Разговор у них со Снежкой не получился. Слишком много боли они причинили друг другу!.. А еще между ними стояли Тина и Вениамин Абрамович. И майор госбезопасности Златогорский…

- Снежана! Я знаю, что ты дома! Нам надо поговорить, - постучался Владимир в двери ее номера. - Открой, Снежана…

Она открыла и сказала:

- Я согласна на развод!

- Я могу войти, Снежана? - посмотрел ей в глаза Владимир.

- Зачем? - полыхнуло на него ледяным пламенем.

- Нам надо поговорить.

- О чем. Мне. С тобой. Говорить, - прищурилась она. - Ты…

- Я… - сказал он.

- Уходи! - тихо сказала Снежка.

- Сначала нам надо развестись! - стиснул зубы Владимир.

- Хорошо! - сказала она, отошла к письменному столу, вырвала листок из тетрадки и положила рядом карандаш. - Пиши!

- Что?

- Я, Иволгин Владимир Иванович, согласен на развод через ЗАГС!

Владимир написал.

- Подпишись! - приказала Снежка.

Он подписался…

- А теперь уходи!

- Снежана, - стоя в дверях, повернулся Владимир. - Скажи, Егорка - это мой сын?

- Нет! Не твой! - отрезала Снежка. - Мой!

Пропади оно все пропадом!.. Владимир врезал кулаком по косяку, хлопнул дверью и ушел… Неизвестно куда…

Известно, куда, вцепилась зубами в полотенце Снежка! Потащился к этой змеюке подколодной! Утешаться!

Снежка глухо застонала. Из глаз у нее брызнули слезы. От бешеной ревности! Ярости и злости! И отчаяния…

Если. Она. Еще хоть раз. Увидит его с ней. То убьет!

Нет, зарычала Снежка и рванула полотенце так, что оно затрещало! Она сейчас же пойдет и убьет его! Немедленно! Она убьет их обоих! На месте! Голыми руками! И эту змею и этого предателя!

В таком состоянии Георгий Александрович еще никогда не видел ее.

И с этим надо было что-то срочно делать! Безотлагательно!..

- Почему ты его всегда защищаешь! - воскликнула Снежка.

- А почему ты на него нападаешь? - спокойно спросил ее Георгий Александрович. - И давай потише. Егорку перепугаешь!

Он откатил коляску в спальню и плотно прикрыл дверь.

- Ты ничего не знаешь! - шепотом закричала Снежка.

У нее тряслись губы от ненависти…

- Ты не знаешь ничего!

- Так расскажи, - Георгий Александрович сел на диван и похлопал ладонью, приглашая ее сесть рядом.

Но Снежка не в силах была сидеть на одном месте. Она металась по гостиной, ломая руки…

- Я никогда его не прощу! Никогда, никогда, никогда!!

- Никогда не говори никогда, как говаривал один наш общий знакомый… - прошептал комдив и вздохнул. - И все-таки, что между вами произошло? По словам Владимира, а я ему верю, он ничего не может понять…

- Ах, ты ему веришь! Ты веришь человеку, который мог так со мной поступить?! - до глубины души возмутилась Снежка. - Ты ничего не знаешь!

- Чего я не знаю? - ровным голосом переспросил Георгий Александрович. - Может, я и не знаю всего, но зато знаю, что Владимир - единственный человек, который не бросил тебя в тяжелую минуту! Я знаю, - прищурился он. - Что, он предложил тебе свою фамилию, потому что носить мою в сложившейся ситуации было смертельно опасно! Я знаю, что он рискнул своей карьерой и самой жизнью, чтобы тебе помочь! - в его голосе уже явственно слышался гнев, сдерживаемый с большим трудом. - И ты знаешь не хуже меня, что он лишь чудом уцелел там, откуда мало кому удается вырваться!.. Я знаю, что там делают с людьми!.. Хватит истерить! - рявкнул комдив. - Сядь и объясни толком, что я должен знать о нем еще!

Он поднялся и заглянул в спальню. Егорка спал. Георгий Александрович вернулся на диван. И пристально посмотрел на дочь.

Снежка послушно села рядом. А потом достала из кармашка и протянула ему то самое письмо:

- Вот это мне передал следователь.

- Ах, следователь… - сказал комдив, разворачивая неровно оторванный по краю и уже изрядно потертый на сгибах, тетрадный листок в клеточку. - Ну-ка, ну-ка, - он пошарился по карманам френча в поисках очков.

Снежка встала, взяла со стола и подала отцу его очки. Почему-то она сразу успокоилась, как только отдала ему это ужасное письмо. И что-то сжалось у нее в груди от несбыточной надежды… А вдруг?!.. А вдруг папа, как это не раз бывало и в детстве, и в юности, улыбнется и одним махом решит все ее неразрешимые проблемы!

- Спасибо, - пробормотал он и водрузил очки на переносицу. - Так, так… - бормотал комдив, читая. А, закончив, снял очки и посмотрел на Снежку…

У нее все замерло внутри… Что?! Что он сейчас скажет?!

- Ну, и что? - спросил он. - Зачем ты дала мне это?

Снежка опешила.

- К-как з-зачем? - неуверенно спросила она. - Разве, ты не понял, как подло и жестоко он со мной поступил?

- Кто? - спросил Георгий Александрович.

- К-как кто? - распахнула глаза Снежка. - Владимир, конечно!

- А причем тут Владимир? - поинтересовался он.

- Но, ведь это его письмо! - сказала Снежка.

Отец молча посмотрел на нее. И она прижала ладошку ко рту, ахнув от ужасной догадки…

- Это написал не Владимир!

- Конечно, не Владимир! Я прекрасно помню его почерк. И по отчету об испанской командировке, и по рапортам. И слог совершенно не его… Так изъясняются маргиналы, а Владимир достаточно культурный и образованный молодой человек!

Снежка вдруг подскочила к столу и схватила оставленное Владимиром письменное согласие на развод. Она приложила его к листку с письмом… И уронила оба. Разница была видна без всяких экспертиз…

- Боже, что я натворила?! - прошептала Снежка.

- А что еще ты натворила? - спросил Георгий Александрович и поднял заявление Владимира с пола.

- Я заставила его дать согласие на развод! И прогнала! - слезы огромными градинами покатились по ее щекам.

- Да! - только и нашелся, что сказать отец. - Час от часу не легче, - он поднялся с дивана и отошел к окну. - Из-за подложного письма, которое тебе всучил какой-то подонок, ты смешала с грязью своего мужа, человека, который рискнул всем, чтобы тебя защитить! И, что самое интересное, какому-то мерзавцу ты поверила сразу и безоговорочно! Не то, что Владимиру!.. А, впрочем, о чем это я? Ты, ведь, даже и разговаривать с ним не захотела! Да, и о чем с ним разговаривать? И так все ясно! Раз кто-то сказал, что он мерзавец, да еще бумажку показал, значит, так оно и есть! Чего тут еще выяснять, правда?! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

- Папа! - прошептала Снежка, бледная, как полотно.

Но отец на нее даже не глянул.

- Нет, это ты все правильно решила! Ясное дело, нельзя жить с таким мерзавцем! И для того, чтобы добиться развода ты бесстыдно лжешь Владимиру, что родила Егорку не от него! - неумолимо продолжал он. - Ты так обрадовалась, что его оболгали, так ухватилась за эту ложь, что даже не попыталась выяснить, почему он написал и писал ли он вообще это письмо!

- Папа, не надо… - покачнулась она. Ее лицо было уже белее снега…

Но отец смотрел в окно и ничего не видел.

- Конечно, не надо! - горько сказал он. - А что надо?! Угробить хорошего парня?! А Егорку оставить без отца?!.. Конечно, зачем ему такой оболганный, оклеветанный отец?! Даже, если он ни в чем не виноват!

- Папа… - прошептала она и рухнула на пол в глубоком обмороке.

- Снежка! - вскрикнул Георгий Александрович и кинулся к дочери…

Владимир собирал вещи.

Потому что решил уехать. Немедленно! Сейчас же! Сию же минуту!

Потому что с него хватит!

Приедет в Москву и добьется назначения куда-нибудь в тайгу! Или в Каракумы. А лучше на остров Рудольфа. За Полярный круг! Подальше ото всех! От Снежки! Раз она его так ненавидит! И прогнала! И от Тины! Которая проходу ему не дает! И от Маши! Которая, вообще-то, ни в чем не виновата… Но это теперь уже все равно!

В дверь постучали. Громко.

Горничная пришла принять номер, подумал Владимир. Вот и славно!

Но это была не горничная.

Это была его Снежка…

Которая стояла и смотрела на него своими огромными несчастными глазами. Полными слез. Полными раскаяния. Полными любви.

И надежды.

- Прости меня, - прошептала Снежка, шагнула к нему, обвила руками за шею и прижалась всем телом. - Я умираю без тебя…

У него закружилась голова. И зазвенело в ушах. И потемнело в глазах…

Он обнял ее и выдохнул:

- Любимая…

Снежка запрокинула голову, притянула Владимира к себе и принялась целовать.

Жадно. Страстно. Яростно.

Не отрываясь от его губ, она притворила за собой дверь. Не глядя, повернула ключ в замке. Сбросила с себя юбку. И все остальное. И прислонилась к двери спиной. И застонала, почувствовав в себе Владимира. И затрепетала, вскрикивая при каждом его движении:

- Да… Да… Да…

А он, совсем потеряв голову, прижал ее к дверям и ласкал прямо в одежде!

- Еще… Еще… Еще… - вскрикивала она. - Хочу… Еще…

А потом застонала во весь голос и повисла на нем, содрогаясь и всхлипывая… Владимир перестал сдерживаться и тоже закричал, сходя с ума от бесконечной сладости ее тела…

Немного погодя, Снежка пришла в себя и стащила с него френч, сдернула и уронила галстук.

Владимир поднял ее на руки и унес в комнату. Скинул остатки одежды и снова стал ласкать. А она неотрывно смотрела ему в глаза своими льдисто-серыми глазищами. Занавесив их густыми черными ресницами. То закрывая их, то снова открывая.

- Ты… Была… С кем… Нибудь… - тяжело дыша, внезапно спросил он, стиснув ее в объятиях и ни на секунду не останавливаясь.

- Нет… Нет… Нет… - шептала Снежка. - Ни… С кем… А… Ты…

- Не-е-ет! - простонал Владимир.

И закричал, не выдержав. Впервые не дождавшись Снежки…

Но это было не важно! Потому что она закричала одновременно с ним! Не помня себя от невыразимого наслаждения!

А потом внезапно расплакалась…

Он целовал ее, осушая соленые дорожки на щеках. А она отвечала на его поцелуи, то и дело перехватывая губы Владимира, гладила жесткий ежик его волос и нежно улыбалась ему сквозь слезы…

Наконец, они снова вместе! Несмотря ни на что!

И отныне! Ни за что! И никогда!

Их никому не разлучить!

Эпилог

Москва, 21 июня 1941 г.

…Скорый поезд дальнего следования «Баку-Москва» мягко подкатил к перрону Киевского вокзала.

Генерал-майор авиации Добрич улыбнулся.

У окна подплывшего вагона стояла Снежка.

Она держала на руках Настёну и показывала ей дедушку. Настёна хлопала глазками и пыталась схватить маму за нос. За спиной у Снежки мелькнул Владимир и помахал рукой.

Приехали!

Генерал не видел дочь с зятем уже больше года. С тех пор, как приезжал в крайний раз к ним в гости. В Баку, где Владимир служил командиром истребительной авиадивизии. Месяц назад он получил, наконец, давно заслуженное им генеральское звание и догнал тестя по числу звездочек на петлицах.

Бог даст, и обгонит в скором времени, с теплом подумал Георгий Александрович о зяте, которому был обязан жизнью! Снежкиной и Егоркиной! И Настёнкиной!

Владимира он любил также сильно, как и Снежку! И Егорку! И Настёну!

Время летит, не остановишь!

Подумать только! Завтра его внуку стукнет уже два года! Совсем большой уже стал! Снежка писала, что Егорка вовсю болтает, а Настёна начала ходить!

Настёну Георгий Александрович пока еще не видел ни разу. На днях внучке исполнилось десять месяцев. Владимир получил долгожданный отпуск и привез все свое семейство в Москву. На строевой смотр к деду. Который сильно по ним скучал и не в шутку подумывал сам явиться с инспекцией!

К счастью, после заявления ТАСС от четырнадцатого, Владимиру, как и многим другим, дали, наконец, отпуск. И поезда, до отказа набитые красными командирами и их счастливыми домочадцами покатили на юга! В Сочи и Гагры, Хосту и Адлер! В Сухуми и Батуми! В Севастополь и вольный портовый город Одессу!

Генерал-майор авиации Иволгин с семьей ехал в противоположную сторону. И, слава Богу! Иначе даже депутату Верховного Совета и Герою Советского Союза пришлось бы постоять в очередях, чтобы достать билеты на поезд!..

Снежка была абсолютно счастлива!

Совершенно!

Наконец-то, все эти бесконечные войны и разлуки позади! Любимый рядом! Дети здоровы! И папа! И они все вместе!

Что еще нужно для счастья?!

Ни-че-го!

Остановись, мгновенье!

Владимир говорит, что, когда хорошо, стихи не пишутся! Снежка была согласная! И пусть себе не пишутся! И ничего страшного! В другой раз! Без которого, ясное дело, не обойдется! Но это потом!

А сейчас! Стоять, мгновение! Равняйсь! Смирно! И только попробуй, как говорит Владимир! Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте рассматриваются, как попытка к бегству! И пресекаются соответствующим образом!

Снежка улыбнулась. И вздохнула. Совсем уже стала мать-командирша!

А куда деваться! Гарнизон растет. И требует жесткой руки. Ну и ладно!..

Владимир вынес на перрон коляску и обнялся с тестем. Которого не просто уважал и любил. Георгию Александровичу он был обязан жизнью! Снежкиной! И Егоркиной! И Настёнкиной!

Если бы Георгий Александрович не объяснил Снежке тогда, в Сочи, все, чего не смог объяснить он сам, его бы уже не было! И Настёны не было бы! И не было бы жизни на Земле! Во всяком случае, для него, для Владимира.

Поганое империалистическое окружение хотело воевать! И все время лезло на рожон! Поэтому приходилось идти под огонь! Сплошь да каждый день! А пуля, как говорится, дура! Особенно, если жизнь не дорога…

Дело прошлое, но из песни слов не выкинешь. Было.

За финскую войну Владимиру дали орден Ленина.

Который он, увы, не заслужил. Потому что был заместителем командующего ВВС девятой армии и сделал от силы десяток боевых вылетов. А большую часть времени (день и ночь без продыху!) занимался снабжением и организацией наземной службы! И ни одного финна так и не сбил!

Честно говоря, их вообще не летало. Финнов этих.

Но это ничего не меняло!

Одним словом, орден он не заслужил. О чем Павлу и заявил сразу же после Указа. Но Рычагов только посмотрел на него, этак, прищурившись, и ответил, что начальству виднее! Когда дослужитесь, товарищ полковник, до широких золотых шевронов, тогда поймете! А пока, кругом-марш! И займитесь организацией процедуры! В смысле накрывания стола. Потому как народ желает поздравить награжденного. Против чего он, комдив Рычагов, как его прямой начальник, не возражает. А даже настаивает!..

Георгий Александрович зашел в купе, поцеловал Снежку и подхватил внука на руки. Егорка тут же захныкал и потянулся к мамке.

Снежка чмокнула сынишку в щечку, погладила по голове и прижалась к папе вместе с ним. И Настёной, которую держала на руках.

Егорка успокоился, посмотрел на деда и дернул его за ус.

- Узнал, - сказал Георгий Александрович. - Узнал, пострелёнок!

Господи! Снежке было так хорошо, что даже не верилось!

Она шла рядом с папой по перрону, жмурясь на солнце. Которое било прямо в глаза. Снежка прикрыла рукой Настёнкину мордашку от горячих солнечных лучей и оглянулась на мужа. Который катил коляски, взгромоздив на них чемоданы…

Владимир поднял взгляд и посмотрел на жену. Которая шла рядом с отцом. И так тепло ему стало от ее льдисто-снежного взгляда, что даже в груди занялось!

Стоять, мгновение!

И будь, что будет!..

- Жил да был один принц. И пришло однажды время ему жениться. Объездил он весь свет, а подходящей принцессы так и не нашел, - Георгий Александрович посмотрел на внука. - Принцесс-то было вволю, да были ли они настоящие?

Снежка покормила Настёну, уложила спать и вернулась в гостиную.

Егорка и Владимир сидели и, раскрыв рот, слушали любимую папину сказку. Про принцессу на горошине. Егорка на коленях у деда. А Владимир напротив.

Снежка слышала эту сказку много-много раз и она ей тоже очень нравилась. Но сейчас как-то по-другому. Потому что теперь Снежка понимала ее иначе. Не так, как в детстве. Тогда принцесса казалась ей сказочной привередой и капризулей. А теперь - нет! Ну, скажем, не совсем «да».

- Однажды вечером разыгралась жуткая непогода! - Георгий Александрович нахмурился, и Егорка широко распахнул свои карие глазки. - Молния так и сверкала, гром гремел, а дождь лил как из ведра! Вдруг в городские ворота постучали. Тук-тук-тук! - Георгий Александрович постучал по столу и Егорка вздрогнул. - Старый король надел галоши и пошел отворять… У ворот стояла принцесса. Боже мой, на что она была похожа! Вода бежала с ее волос и платья прямо в носки башмаков и вытекала из пяток, а принцесса все-таки уверяла, что она настоящая!

Снежка грустно улыбнулась. Принцессам тоже иногда приходится не сладко.

- Старый король, конечно, ей поверил. И принц тоже. Потому что принцесса была очень симпатичная. Хотя и мокрая с головы до ног, - сказал Георгий Александрович. - А старая королева была не так доверчива! И на ком попало, сына женить не собиралась, - улыбнулся он. - Она не сказала ни слова и пошла в спальню. Сняла с постели все матрасы и подушки и положила на доски горошину. А поверх горошины постлала двадцать тюфяков и тридцать пуховиков.

Да, подумала Снежка, ей бы такое испытание!

Интересно, вынесла бы сказочная принцесса то, что выпало на ее долю? Снежка была принцессой самой, что ни на есть, настоящей. То бишь, княжной. И много чего перенесла! Но, сказать, что это было нелегко, значит, не сказать ничего!

- Утром принцессу спросили, как она почивала. Ах, очень дурно, ответила принцесса, я лежала на чем-то таком твердом, что вся теперь в синяках! Тут-то все и увидали, что она настоящая! Потому что почувствовала горошину через полсотни тюфяков и пуховиков! Такой чувствительной особой могла быть только настоящая принцесса!

Будь она такая чувствительная, вздохнула Снежка, пропала бы уже давно!

- И принц женился на ней. Потому что теперь был уверен, что она настоящая! А горошину отправили в музей. Там она и лежит, если только никто ее не украл. Чтобы еще какую-нибудь принцессу на вшивость проверить. Настоящая она или только прикидывается, оттого что замуж за принца хочет.

А может она вовсе не настоящая принцесса, подумала Снежка? Настоящие, вон, даже на тюфяках да пуховиках спать не могут, если снизу горошина! Поспали бы разочек на скамейке в зале ожидания, вздохнула она! Или на боковой полке в общем вагоне. Возле туалета.

Никакая принцесса такого не выдержит!

Так что, никакая ты не принцесса, сказала себе Снежка.

Нет, прозвучал у нее внутри тихий шепот, ты - принцесса! Самая, что ни на есть! Настоящая-пренастоящая! Просто сказочная!

Снежка посмотрела на Владимира и вдруг поняла, что это шептал не ее внутренний голос. Это шептал он. Владимир…

Она посмотрела на отца.

Георгий Александрович кивнул согласно.

Настоящая, настоящая, и не сомневайся!..

- А не пойти ли нам бай-бай? - спросил он.

Потому что они явно засиделись, и Егорка уже не зевал, а громко сопел, привалившись к широкой груди деда. Георгий Александрович посмотрел на ходики, тикающие на комоде. Стрелки сошлись в верхней точке. Ноль часов одна минута.

Двадцать второе июня. Сорок первого года. Второй Егоркин День рождения.

Именинник крепко спал. И им тоже пора…

Владимир лежал, обнимая свою принцессу и глядя в потолок.

Снежка тихонько посапывала, примостив голову у него на плече, как всегда, забросив на Владимира коленку. Исцелованная, изласканная им до умопомрачения. Самая любимая! Лучшая на свете! Единственная! На все времена…

Один философ сказал когда-то, что ничто не вечно под луной.

И, конечно, был прав. Но не во всем…

Да, все проходит. И печаль, и радость.

Но любовь остается с нами навсегда… Если уж пришла однажды.

Оглавление

ПРОЛОГ

  Минск, начало июня 1933 г.

  Минск, начало июня 1936 г.

  Барселона, начало августа 1937 г.

  Москва, декабрь 1937 г.

  Ленинград, начало мая 1938 г.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ФИКТИВНЫЙ БРАК лето 1938 г.

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ИСПЫТАНИЕ ВЕРНОСТИ осень 1939 г.

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

Эпилог

Реклама на сайте