«Серебряный бумеранг»

Андрей Бондаренко «Серебряный бумеранг»

Предисловие

Роман «Серебряный бумеранг» создавался на основе воспоминаний непосредственных участников и свидетелей событий, описанных в этой книге.

Старики — очень интересные собеседники, только вот, всегда очень трудно оценить степень достоверности их долгих рассказов. Это и понятно: коварное Время иногда смешивает в сознании пожилых людей реально произошедшие факты — с легендами, домыслами, откровенными выдумками и анекдотами — в единое целое…

Лет пятнадцать назад одна очень старая норвежка рассказала мне о «серебристых дисках» летавших над Шпицбергеном в апреле 1944 года.

Она же поведала и о «разлапистом уродливом грибе на длинной тонкой ножке: как будто у него все три шляпки срослись в одну», который неожиданно «вырос» над одним из безымянных северных островков архипелага в первых числах мая того же года…

А поздней осенью 1997 года в Буэнос-Айресе (осень в тех краях начинается в конце марта месяца), уважаемый и донельзя правдивый сеньор Аугусто Романо-и-Гарсия, родившийся в 1930 году в почтенной семье русских эмигрантов, целый вечер рассказывал мне о сказочной бело-голубой стране — под гордым названьем «Аргентина».

Отдельный раздел этого повествования был посвящён 1955 году: в этом памятном году свергли классического диктатора Перрона, а ещё через месяц после этого знаменательного события — в Аргентине и Парагвае — неизвестные диверсанты уничтожили нескольких высокопоставленных наци, сбежавших в 1945-46 годах из поверженной фашисткой Германии в страны Южной Америки.

Дон Аугусто уверял, что лично видел, как по центральной улице одного провинциального аргентинского городка проносили закрытый гроб с останками Мартина Бормана. Закрытый, потому что бывший рейхсканцлер НСДАП был подло взорван русскими шпионами в доме собственной любовницы — с применением целой тонны динамита…

Внесли свою лепту в этот цветистый калейдоскоп завлекательных историй и отечественные пожилые люди обоих полов, имевшие некогда отношения к серьёзным играм рыцарей плаща и кинжала…

Автор

Юлиану Семёнову, Юрию Слепухину, Э-М. Ремарку,

а также непревзойдённому Александру Бушкову, эсквайру,

(уточняю — «раннему» Бушкову!),

с уважением и сентиментальным восторгом…

Странный сон (июнь 1943 года, Северное море, в ста километрах восточнее архипелага Шпицберген)

Послав внутренний голос далеко и надолго, он смело поплыл по направлению к острову. Поплыл ленивым и неторопливым кролем, сильно выдыхая воздух в воду через свой свисток после каждого второго гребка. Чувствовалось, что кайманы где-то рядом, окружили со всех сторон, образовав круг чистой воды с диаметром метров десять-двенадцать.

Он размеренно плыл, стараясь ни о чём не думать, время тянулось медленно и вязко, словно молочно-фруктовая ириска из далёкого босоногого детства…

Неожиданно ноги коснулись твёрдого дна, он торопливо выбрался на берег.

— Здорово это у вас получилось! — сообщил восторженный девичий голос. — Прямо как в крутых американских боевиках!

Он поднял голову и понял, что попал в беду, в Беду безысходную и неотвратимую, в ту, которая — «с большой буквы»…

Сердце провалилось в холодную бездонную пропасть. Мир изменился и засверкал новыми, абсолютно неизвестными красками. В его заледеневшей душе снова закапала звонкая весенняя капель…

Девчонка, стоящая в трёх метрах от него, казалось бы, совсем не походила на прекрасную Небесную Принцессу: худенькая, невысокая — метр шестьдесят с кепкой, короткие растрёпанные светлы волосы, когда-то голубая футболка, покрытая буро-серыми пятнами во всех местах, заправленная в такие же грязные штаны непонятного цвета.

Босая, чумазая, милая…

А глаза — огромные, тёмно-зелёные, пронзительные.

Как бы там ни было, но его сердце плавилось, истекая горячими каплями неизвестного металла, а душа звенела — в предчувствии чего-то светлого и…

И — ? Наверное, печального — до полной и нескончаемой бесконечности…

Глава первая Архипелаг белых медведей

Качка усиливалась. Денис проснулся, помотал головой, отгоняя прочь наваждения странного сна, сел на койке, вставил ступни босых ног в кирзовые сапоги, набросил на плечи старенький бушлат, встал, распахнул дверь и, слегка пошатываясь, побрёл в направлении кают-компании. Каждый удар волны в борт «Стрелы» отдавался неприятной колкостью в кобчике. Тихонько надавив на медную дверную ручку, он вошёл в просторный салон, изысканно отделанный панелями сандалового дерева.

Гранёный стакан, стоящий на боковом откидном столике вдруг качнулся и поехал в сторону.

— Держи его! — истошно завопил Галкин, перегнулся через спинку кресла, вытянул вперёд длинную руку.

Ничего, естественно, не получилось: стакан, неожиданно развернувшись, устремился, всё ускоряясь, к другому краю стола, секунда — полёт — звон разбитого стекла:

— Дзынь!!!

— Хансен — сволочь старая! — незлобиво констатировал капитан Галкин, беря в руки метлу и совок. — Знал ведь, дурилка шведская, что надвигается сильный шторм, а стакан так не прибрал. Морда…. Ладно, мужик-то он хороший. Пусть живёт…

Громко заскрипел открываемый люк, послышался голос (на английском языке) вышеозначенного Хансена:

— Капитан! Нас догоняет неизвестный сторожевик без опознавательных знаков. Подняли международный сигнал: — «Немедленно лечь в дрейф!».

— Возвращайся к рулю. Сейчас мы поднимемся на палубу, — без малейшей тени волнения сообщил Галкин, после чего кивнул Денису: — Что ж, давай посмотрим на этих непонятных ухарей.

Волны явственно заматерели, обзавелись белыми пенными барашками, ветер — тревожно и нудно — завывал в снастях. Словно пел песню — о безысходности всего сущего…

Серый сторожевик — длинный, красивый какой-то хищной красотой — неотвратимо надвигался с норд-веста, медленно сокращая расстояние, отделяющее его от беззащитной яхты. Никаких флагов и вымпелов, по которым можно было бы судить об его национальной принадлежности, не наблюдалось.

Прозвучала пулемётная очередь: скупо, трескуче, с раздробленной верхушки мачты полетели мелкие щепки.

— Объясняют, что имеют самые серьёзные намерения, — вяло предположил Хансен.

— Ладно, я пошёл в боевую рубку, — капитан зевнул — лениво, с чувством и расстановкой. — Имею на такой случай непреложные и чёткие инструкции. Поднять на клотике белый флаг! Потом разворачивайтесь, чтобы встать бортом к этим чудикам.

— Белый флаг? — искренне изумился Хансен. — У нас, кэп, нет на борту белого флага. Да и быть не может. Любые другие: полосатые, пятнистые, в крапинку — сколько угодно. Но, белый? «Стрела» трусостью никогда не могла похвастаться. Опять же, законы чести…

— Отставить пустые разговоры! — Галкин ещё раз зевнул и небрежно поправил очки с затененными стёклами, которые нервно качнулись на кончике его длинного носа. — Нет белого флага? Воспользуйтесь наволочкой! А ещё лучше — простынёю…. Выполнять! Моржову мать…

Дизель «Стрелы» сбавил обороты, громко зачихал, яхта начала разворачиваться, остановилась, неуклюже качаясь на крутых волнах надвигающегося шторма. Невесть откуда появилась туманная дымка. До борта неизвестного преследователя оставалось метро сто пятьдесят — сто семьдесят. На мостике сторожевика началась какая-то суматоха, послышался скрип работающей лебёдки, с высокого борта начали спускать баркас.

— Стоять спокойно! — оповестил мегафон на английском языке и тут же перешёл на немецкий: — Хальт, штеен ауф!

Раздался лёгкий шорох. Это из подводных люков «Стрелы» стартовали две торпеды, устремляясь по направлению к борту сторожевика. Буро-зелёные волны — с белыми барашками на своих вершинах — надёжно скрыли следы торпедной атаки. Даже Денис, зная, что торпеды ушли, сколько не вглядывался в волны, держась за угол распахнутой двери рулевой рубки яхты, так и не заметил характерных белых следов.

Заметили или нет эти следы на борту сторожевика — уже не имело никакого значения. Прошло около минуты, и — с секундным интервалом — прогремело два громких взрыва, заставив на короткое время умолкнуть все остальные звуки. Сторожевик тут же разломился на три составные части, превратившись за какие-то полминуты в бесполезные и беззащитные кучи металла.

«Страшное это зрелище — тонущий корабль!» — решил для себя Денис.

Снова уверенно заворчал дизель, яхта легла на прежний курс, неуклонно отдаляясь от места гибели так и неопознанного сторожевика.

— Что это было? — поинтересовался Денис.

— Бывает. В море всякое бывает. А у капитана имеются строгие и однозначные «Инструкции», — коротко и ёмко ответил Хансен и вежливо обратился к поднявшемуся на палубу Галкину:

— Кэп, там за кормой виден ещё один дымок. Судя по цвету, это эсминец следует за нами. Что будем делать?

— А ничего делать не будем, — флегматично пожал плечами капитан. — Шторм надвигается. А он, как известно, прячет все следы…. Пойдём строго по ветру, на запад. Потом по широкой дуге обогнём остров Медвежий и отыщем нужный залив.

«Стрела» вошла в узкий и извилистый фьорд, берега которого представляли собой сплошные скалы — чёрные, причудливо изрезанные, неприступные, издали напоминавшие башни классического средневекового замка. Впрочем, вдоволь полюбоваться этой изысканной «архитектурой» не довелось: из глубины фьорда неторопливо и уверенно выплыл нескончаемый поток плотного тумана, окутав собой всё вокруг…

— Стоп, машина! Отдать якорь! Не спать, ленивые мазуты! — громко прокричал, как показалось, прямо в густой туман, капитан Галкин.

Пожилой моторист Хансен резко сбавил обороты двигателя, бодрая барабанная дробь сбилась с устойчивого ритма, усталый дизель недовольно и простужено зачихал, поперхнулся и затих.

Денис резко дёрнул за короткий рычаг механической лебёдки, в клюзе противно загрохотала ржавая якорная цепь. Он дождался, когда якорь ляжет на дно, медленно досчитал до десяти и, плавно повернув рычаг в другую сторону, намертво зафиксировал цепь.

Яхта, проплыв по инерции несколько метров, чуть-чуть дёрнулась, и, словно бы окончательно подчиняясь поступившему строгому приказу, послушно закачалась на мелких зеленоватых волнах…

— Вот же местечко, не приведи Господь! Тупое сверло Морскому Дьяволу в печень! — невежливо сплюнул за борт Галкин. — Здесь туманы случаются чаще, чем где бы то ни было. Даже знаменитый город Лондон — колыбель Серых Дождей, так его, плотно отдыхает. На Шпицбергене — в среднем за месяц — случается до двадцати туманных дней. Представляешь? Как ходить по морю в таких занюханных условиях? Сейчас будем тупо стоять и ждать. Тут такое общее правило давно уже установили: сильный туман опустился — тут же бросай якорь и дожидайся, пока он уйдёт. Нормальное правило, без него совсем было бы плохо. Хреново совсем было бы. Потопили бы все друг друга, к милой моржовой маме…. Сколько будем стоять на якоре? Да недолго, часа три-четыре. К вечеру обязательно распогодится, пришвартуемся — как белые люди — в цивильном порту, с положенными почестями…

Со времени их последней встречи тогда, в 1940 году, в славных водах благословенного Средиземного моря, капитан Галкин изменился совсем и несильно, разве что поседел окончательно и бесповоротно. А ещё стал гораздо более молчаливым и скрытным: за время отплытия из Архангельска так и не обмолвился ни единым словечком о том, чем занимался в течение трёх последних лет. Только многозначительно поднял вверх пять растопыренных пальцев правой руки, что, очевидно, обозначало количество потопленных им судов противника. Впрочем, Денис тоже об этих своих годах рассказал весьма скупо, мол: — «Воевал, как и полагается. Как все. Выполнял приказы командования…».

Только от одного вопроса он не смог удержаться, задал его сразу — на второй минуте их встречи — на молу Архангельского порта:

— Сергей Сергеевич, а что там с Марией и Крестом? Мне говорили, что ты был должен к ним наведаться, детей — Ивана и Марту — доставить в Аргентину.

— Почему в Аргентину? — удивился Галкин. — Я их отвёз в Монтевидео, следовательно, в Уругвай. В мае сорок первого года. Хорошо, что успел — до начала войны…. Саня Крестовский лично нас тогда встретил: настоящий кабальеро, ковбой натуральный. Гаучо, чёрт меня побери! Кроме детей я ему и денег немного передал от наших добрых и щедрых генералов, так что, теперь он, наверное, знатный уругвайский скотопромышленник. Обратно с собой прихватил ребят из «Альфы» — Лёху Сизого и его жену Айну.

— А Машу видел?

— Видел, конечно. Полностью поправилась, ещё красивей стала. Глаз не оторвать…

А вот яхте (она по-прежнему называлась «Стрела», только на этот раз надпись на борту была сделана уже на испанском языке), безусловно, досталось: давно уже некрашеные борта были покрыты многочисленными неаккуратными заплатами и уродливыми вмятинами — явно следами от пуль и осколков, мачта же была очень низкой и непропорционально толстой, видимо, при последнем ремонте выбор у команды был небогатый. Ничего не поделаешь, война.… Да и сибирский пёс по кличке Аркаша как-то сдал за эти годы: стал совсем маленьким и худым, словно бы усох, шерсть ещё посветлела, наверно, тоже поседела — окончательно и бесповоротно…

Денис негромко попросил:

— Сергей Сергеевич, будь другом, расскажи мне немного про этот самый Шпицберген. Мне там придётся кантоваться ни один месяц, а времени-то и не было — книжек почитать умных, разжиться полезными знаниями. Так что, друг, выручай!

Галкин покладисто согласился, но выразил настойчивое желание спуститься вниз, на тёплый камбуз:

— Местные туманы, они очень промозглые и коварные, оглянуться не успеешь, как подхватишь сильнейшую простуду. А то и натуральное воспаление лёгких. Давай, Дэн, лучше в тепле посидим, кофейку попьём!

Предложение было очень своевременным: за краткое время пребывания в этом белёсом тумане сопливость у Дениса резко и недвусмысленно повысилась…

Они выпили по три фарфоровых чашечки огненного ароматного кофе, приготовленного капитаном по старинному арабскому рецепту: с помощью крохотной спиртовки и кубической жестяной коробочки, наполненной на три четверти мельчайшим кварцевым песком.

После этого Галкин раскурил свою знаменитую чёрную трубку и, пуская к потолку камбуза идеально круглые кольца ароматного дыма, прочитал маленькую просветительскую лекцию:

— Шпицберген — это архипелаг в западной части Северного Ледовитого океана, в него входит более тысячи больших и маленьких островов. Общая площадь? А Бог её знает! Может, пятьдесят тысяч квадратных километров, а может, и все семьдесят пять тысяч. Лично я не считал…. Да и как можно точно сосчитать, если больше половины архипелага покрыто тысячелетним льдом? Сколько не считай, всё равно ошибёшься, право слово…

— Гав! — как и всегда согласился с хозяином старенький сибирский пёс, свернувшийся калачиком рядом с худыми капитанскими коленями.

— Молодец, друг Аркаша, всё правильно понимаешь! — Галкин ласково погладил собаку и продолжил: — Считается, что первым нанёс архипелаг на карту в конце шестнадцатого века знаменитый Витуус Баренц. Да, тот самый, который потом около Чукотки и Камчатки ходил кругами, открывая всякие новые острова и земли…. А вообще, о существовании этих островов (это я уже про Шпицберген), русские и норвежские мореходы знали еще в Средние века. Долгое время эта территория считалась «ничейной». И только в феврале 1920 года над Шпицбергеном был установлен достаточно ограниченный суверенитет Норвегии…. Правда, последние несколько лет, начиная с сорокового года, тут только немцы «правят бал». Львиная доля местного угля (просто отличного по качеству и основным полезным свойствам!) потребляется немецким военным флотом, что-то редкими транспортами уходит в Германию, немного норвежцам достаётся, испанцам…. Ты ведь, Дэн, нынче опять — Оскар Рамос? Личный представитель испанского генерала Франко? Да, скользковатая легенда, однако. Впрочем, руководству виднее…. Местная столица — Longyearbyen. По крайней мере, так пишется это название. А называют этот посёлок — кто во что горазд: Лонгьир, Лонгйир, Лонгербюйн, Лонгербин, Лонгербен…. А как правильно — неизвестно. Сейчас тут обитает больше тысячи человек, половина — разные немецкие военные, остальные с углём работают: шахтёры, докеры, канцелярские крысы, куда же без них. Климат в этих местах достаточно дружелюбный и мягкий. Есть на свете острова и похолоднее. Шпицберген же архипелаг очень и очень тёплый. В относительном понимании, конечно же, ясен пень…. Среднегодовая температура составляет около плюс пяти градусов по Цельсию. Зимой редко, когда столбик термометра опускается ниже отметки минус пятнадцать-шестнадцать градусов, а летом плюс десять-двенадцать — абсолютно нормальная температура. Поэтому побережье всех этих островов и островков летом покрывает зеленая трава, везде расцветают яркие полярные цветы. Очень красивое зрелище, могу доложить! Видов животных на архипелаге насчитывается не очень много: тюлени, белые медведи, песцы, горные бараны, лемминги и овцебыки. Но главное украшение Шпицбергена — это его замечательные птичьи базары. Миллионы разных птиц, клянусь честью, миллионы…

По прошествии трёх часов Денис знал о Шпицбергене гораздо больше, чем о городах Москве и Нью-Йорке — вместе взятых.

— Эй, кончайте трепаться! — раздался (на английском языке) с палубы сердитый голос Хансена. — Туман уходит. Минут пять осталось. Пора сниматься с якоря. Да, вот и цветные картинки начинаются, можете полюбоваться. Очень красиво!

— Бездельник и лентяй! — в шутку ругнулся в адрес шведа Галкин. — Столько лет плаваем вместе, а он так и не соизволил выучить русский язык. Даже обидно бывает. Иногда…. Ладно, Бог с ним. Пошли-ка, Дэн, наверх, сейчас я тебе «глорию» покажу. Никогда про неё не слышал? Завлекательное зрелище! Бывает только на островах Шпицбергена, и только поздней весной. Потом, долгими зимними русскими вечерами, будешь детям и внукам своим рассказывать…

Денис следом за капитаном выбрался на палубу судна.

Лучи весеннего солнышка робко пробивались сквозь лёгкую невесомую дымку, плотная стена тумана, плавно изгибаясь, медленно уходила от яхты прочь, в сторону сурового Северного моря. И на фасаде этой молочно-белой стены — словно в большом старинном зеркале — Денис, совершенно неожиданно для себя, увидел отражение «Стрелы», окружённое разноцветным радужным ореолом. Вот лиловый капитан Галкин раскуривает свою трубку, отливающую в этом тумане-зеркале всеми оттенками фиолетового и сиреневого, а вот светло-зелёный пёс Аркаша бодро нарезает круги вокруг алой рулевой рубки…

— Не может такого быть! — опешил Денис. — Что происходит, капитан?

Галкин, довольный произведённым эффектом, охотно пояснил:

— Впервые это явление, известное нам сейчас как «глория», описал великий Амундсен. Очень похоже, что он самолично и название придумал: — «Солнечные лучи падают под таким редким углом, что вокруг теней, которые отбрасывают предметы, раскладываются по краям цвета спектра…. Архипелаг Шпицберген одно из немногих мест на Земле, где можно воочию увидеть цветную тень. Особенно впечатляющие картины получаются тогда, когда огромные тени от скал или морских судов падают на туман или низкие перистые облака…».

Неторопливо пройдя рядом со сторожевыми немецкими судами, «Стрела» элегантно пришвартовалась около старенького причала Лонгьира. На мачте яхты развивался целый набор различных флагов: испанский, флаг «Тысячелетнего Рейха», ещё какие-то длинные разноцветные вымпелы. У Дениса сложилось стойкое впечатление, что немецкие моряки — судя по количеству бездельников, столпившихся вдоль бортов — были немало удивлены появлению в этих суровых водах такой экзотики.

Через десять минут после того, как яхта замерла около низенького пирса, а Хансен перебросил на берег и тщательно закрепил неказистые сходни, к «Стреле» подошёл пожилой, достаточно упитанный немецкий морской офицер в звании фрегаттенкапитана — в сопровождении подтянутого оберштурмбанфюрер СС и двух бравых широкоплечих автоматчиков.

Пожилого моряка звали Франк Шварц, и он временно исполнял обязанности начальника местного морского порта. Оберштурмбанфюрер СС звался несколько неожиданно для такого высокого звания — Лукаш Пушениг (словенская фамилия), и он отвечал за общую безопасность — в том числе, идеологическую — местного немецкого военного гарнизона. Господа офицеры были предельно вежливы и корректны. Что, впрочем, не помешало им самым тщательным образом ознакомиться со всеми верительными документами Дениса и всеми судовыми бумагами Галкина (по документам капитан значился как Сержио Кубрик, обладатель двойного гражданства — испанского и аргентинского).

— Рады приветствовать вас, уважаемые сеньоры, на берегу сурового Шпицбергена! — ознакомившись с документами, пафосно заявил фрегаттенкапитан Шварц. — Наш Офицерский клуб всегда к вашим услугам! Он, кстати, находится совсем недалеко от гостиницы, где зарезервирован номер для сеньора Рамоса…. Я искренне рад, что наши края посетил личный представитель знаменитого генерала Франко. Мы высоко ценим его действенную помощь Великому Рейху. Гибель вашей «Голубой дивизии» под русским Новгородом заслуживает самых тёплых слов. Умирать с таким мужеством, практически в полном составе — дорогого стоит! Надеюсь, господа, что на днях, за рюмкой хорошего шнапса, вы порадуете нас своими рассказами о благословенной Испании и других экзотических тёплых краях?

Денис, естественно, выразил свою полную готовность — поразить доблестных офицеров Вермахта своими способностями в жанре «разговорного творчества». Галкин же, скорчив расстроенную мину, принялся бормотать неуклюжие извинения:

— Извините, господа! Но я не смогу удовлетворить ваше любопытство, ибо уже через час вынужден покинуть сей гостеприимный порт…. Служба. Ещё раз, извините!

— Ну что вы, что вы, сеньор Кубрик! — успокаивающе замахал руками толстый Шварц. — Мы всё понимаем! Судя по многочисленным отметкам пуль и осколков на бортах, ваша великолепная «Стрела» является отнюдь не мирным прогулочным судном?

— Отнюдь, — польщено заверил Галкин.

«Да, знал бы ты, фрегаттенкапитан, сколько немецких посудин потопил этот непрезентабельный седой господин в чёрных очках, совсем бы по-другому заговорил», — насмешливо улыбнулся про себя Денис…

Поздним вечером, уже распрощавшись с Галкиным, Денис устроился в местной гостинице. Заведение оказалось вполне пристойным, особенно если учитывать тот факт, что Лонгьир располагался на восьмидесятом градусе северной широты, и до Северного Полюса было рукой подать. Простыни, правда, оказались слегка сероватыми. Да, чего уж там, бывало и хуже…. В том смысле, что иногда о любых простынях оставалось только мечтать — многие недели напролёт.

Денис лежал на узкой неудобной койке, подложив руки под голову, и вспоминал недавние события, предшествующие его появлению на архипелаге Шпицберген…

Это случилось в первой декаде мая 1943 года, чуть больше месяца назад.

Пришёл строгий приказ из самой Москвы — прибыть незамедлительно. На военный аэродром под Колтушами приземлился старенький АНТ-4, за штурвалом которого находился совершенно незнакомый молодой лётчик.

— А где же мой друг Иннокентий Громов? — недовольно поинтересовался Денис.

— Иннокентий Иванович сейчас работает в Главном Управлении ВВС ВМФ, отдел возглавляет, — немного смущённо доложил лётчик. — Он мне про вас, Денис Евгеньевич, очень много рассказывал. Не волнуйтесь, я вас в лучшем виде доставлю! Даже не укачает!

Денис и не волновался — в самолётах его никогда не укачивало…

На подмосковном аэродроме его встретили два молчаливых и неприметных капитана на светло-серой «эмке». Порядком потряслись по плохеньким просёлочным дорогам, уже ближе к вечеру приехали в Завидово, на одну из Правительственных дач-резиденций.

В комнате, отделанной и обставленной в русском деревенском стиле — бревенчатые, почерневшие по границе с потолком стены, две русские печки, занавески с вышитыми петушками на узких окнах — кроме Дениса находились Лаврентий Павлович Берия, Вольф Мессинг и полковник Ануфриев — один из руководителей внешней разведки СССР.

— Здравствуйте, Денис Евгеньевич! — Берия протянул вялую ладошку.

— Здравия желаю, товарищ Народный Комиссар! — громко ответил Денис.

Берия недовольно поморщился:

— Говорите потише, товарищ Леонов, глухих здесь нет. Посмотрите, товарищи, какого молодца — общими усилиями — мы вырастили! — обернулся к Мессингу и Ануфриеву. — Одно слово, орёл!

— Орёл с майорскими погонами, — как всегда неуклюже пошутил Мессинг.

— Жива ещё группа «Омега», жива, — подытожил Берия.

«Ничего не понимаю», — засомневался про себя Денис. — «От всей группы-то и остались — я да моя жена Татьяна. Гарик Третьяков погиб в 1939 на Филипинах, Эдит Гражар ещё в 1940 году была командирована в неизвестном направлении, с тех пор о ней ничего не известно. Есть ещё, правда, супруги Крестовские: Крест (Саня, Санька, Санёк) и Маша, да они зависли где-то в Южной Америке. О чём же это Лаврентий Павлович тогда говорит?».

После традиционно неторопливого распития кофе (вернее, кофейного напитка, сильно отдающего желудями и незрелым овсом) — под традиционные же каменные фигурные пряники — Берия перешёл к делу:

— В Ленинграде, майор Леонов, вы себя очень хорошо проявили. Организация Дороги Жизни через Ладожское озеро была очень своевременной и эффективной…. Если не секрет, откуда вы узнали, что зима будет такой ранней и суровой? Ладно, можете не отвечать, двигаемся дальше…. Сейчас, дорогой Денис Евгеньевич, перед вами будет поставлена очередная задача, как всегда очень сложная и трудновыполнимая. Вы когда-нибудь слушали о так называемом немецком «Оружии возмездия»?

— Конечно, Лаврентий Павлович, я ознакомлен с соответствующими секретными документами, — заверил Наркома Денис. — Фау-1 — это элементарный самолёт-снаряд, управляемый автопилотом, Фау-2 — это баллистическая ракета с жидкостным реактивным двигателем, а Фау-3 — это летающие на очень больших скоростях плоские серебристые диски…

— Остановитесь, майор, здесь же не экзамен! — нетерпеливо прервал его Берия. — Так вот, вам предстоит проследовать на архипелаг Шпицберген, крепко вжиться — согласно вашей легенде — в местную атмосферу, перезнакомится с тамошними высокопоставленными представителями Вермахта. Кроме того, необходимо самым тщательным образом, конечно же, под благовидным предлогом, обследовать территорию острова Медвежий, расположенную севернее городка Лонгьира…. По нашим сведениям ранней весной 1944 года именно в этом районе немецкие военные планируют проведение широкомасштабных испытаний нового, совершенно засекреченного вида оружия массового поражения. Впрочем, сейчас для вас это абсолютно неважно. Внедряйтесь, вживайтесь, знакомьтесь, тщательно изучайте окружающую местность. Дальнейшие инструкции получите уже на месте, ближе к означенным мной событиям. Полковник Ануфриев! Ознакомьте майора Леонова с его легендой.

Полковник Ануфриев — дородный, медлительный и вальяжный тип — неторопливо поднялся со стула, солидно откашлялся и известил:

— Мы решили не придумывать новой модели велосипеда. Вы, майор, отправитесь на архипелаг Шпицберген под уже привычным для вас именем. То есть, Оскара Рамоса, жителя испанского города Малаги. Только теперь вы уже не пошлый частный бизнесмен, а заслуженный государственный чиновник, торгово-политический представитель генерала Франко в этом северном регионе Европы…. На дальнем столе лежит папка с досье генерала, прочтите. Некоторые вещи советую выучить наизусть, например, полное имя сеньора, основные вехи на его интересном жизненном пути. Вдруг, кто-то из немецких офицеров поинтересуется? Официальная ваша миссия: после победоносного завершения немецкими войсками Второй Мировой Войны наладить полномасштабную и взаимовыгодную торговлю между Испанией и Шпицбергеном, имеющим статус свободной экономической зоны под флагом Норвегии. Вас интересуют тамошние природные ископаемые: высококалорийный каменный уголь, высококачественная железная и марганцевая руды, графит, слюда, фосфорит, асбест…. Вы же, если не ошибаюсь, геолог в прошлом? Вот и будет у вас прекрасный повод обследовать северные территории Медвежьего острова — на предмет поиска новых месторождений данных ископаемых. Оборудованием, каким сами скажите, вас оснастим, прочими научными причиндалами. Последнее…. Ведите себя на Шпицбергене спокойно и естественно. Все верительные бумаги — за подписью господина Франко — самые что ни есть настоящие. Сомневаетесь? — густые брови генерала удивлённо взлетели вверх.

— Да как-то немного неожиданно, — пожал плечами Денис. — Все же знают, что генерал Франко — тиран и душитель свободы, откровенно поддерживающий фашистов. С чего бы ему нам помогать?

— Всё очень просто, товарищ Леонов, — мягко и ненавязчиво вмешался в разговор Мессинг. — Если человек тиран, то это ещё не значит, что он является законченным дураком. И, вообще, сугубо между нами…. Тиран тирану — рознь. Вот, взять того же Муссолини: между ним и Франко запросто можно найти куда как много похожего. Только вот я почему-то уверен, что Муссолини закончит свою жизнь очень и очень плохо, и, главное, совсем скоро. А вот господин Франко доживёт до глубокой старости, в почёте и неге…. И всё потому, что один из них умён и нос держит по ветру, а вот другой — обычная коричневато-серая посредственность. Теперь-то понимаете меня?

— Ну да, ну да, — закивал головой Денис. — Теперь понимаю. Может быть…

Мессинг прошёл в дальний угол комнаты, где одиноко застыл старый низенький рояль, сел на хлипкий крутящийся стульчик, негромко запел, чуть картавя и явно подражая Александру Вертинскому:

Прохладных струн — касаясь — тоненькими пальчиками,

Она негромко пела — о любви….

И замер ветер, что гулял над мачтами,

В далёкой роще смолкли соловьи…

Прохладный ветер, тоненькие пальчики…

Она негромко пела — о любви…

— Это ещё что такое? — неожиданно рассердился Берия. — Прекратите немедленно, Вольф Григорьевич! А вы, майор Леонов, его не слушайте! Лирика в наших с вами делах — совершенно неуместна…

Прижился Денис в Лонгьире. Немцы, впрочем, этот городок дружно именовали Лонгербеном. Прижился, оброс многочисленными и легкомысленными приятелями, стал завсегдатаем Офицерского клуба, активно поигрывал в бридж и шестикарточный покер. Естественно, только тогда, когда отдыхал от своих неустанных геологических поисков.

Лукаш Пушениг, оберштурмбанфюрер СС, первое время выделял Денису в его регулярные экспедиции двух дюжих унтер-офицеров — и охранять дорогого испанского гостя от всевозможных опасностей, да и присматривать за ним, любезным. Впрочем, очень скоро герр Пушениг понял, что подопечный является опытным путешественником и в няньках не нуждается. Да и Денис ничего от оберштурмбанфюрера и не скрывал: после каждого завершённого похода заходил в Офицерский клуб, показывал образцы найденных горных пород, демонстрировал расчёты по ёмкостным характеристикам предполагаемых месторождений. Поэтому бравые унтер-офицеры стали сопровождать Дениса, что называется, через раз…

А потом началась суровая полярная зима, выпал глубокий снег, задули настырные метели, желающие — составить ему компанию — сразу же и перевелись…

Денис арендовал у местного норвежского фермера, с которым успел подружиться, двух молодых оленей, нарты, шестёрку лохматых псов и специальные сани для езды на собаках. Когда снега было ещё совсем мало, он передвигался на медлительных оленях, потом, ближе к середине зимы, больше стал пользоваться собачьей тягловой силой.

Всё бы и ничего, но больно уж много белых медведей было вокруг, неправдоподобно много. Постоянно несколько зрелых особей находились в прямой видимости. Из поселка никто никогда не выходил без надёжной винтовки. Причём, медведей было принято только слегка пугать, стреляли на поражение лишь в самых-самых крайних случаях.

Очень нравилась Денису такая жизнь. Всё происходило прямо по Джеку Лондону: дней пять-семь хорошенько помёрзнешь, устанешь до полной потери пульса, вернёшься, накормишь голодных собак, примешь горяченную ванну, выспишься на чистых простынях — как белый человек, а потом — в салун, офицерский клуб, то бишь…

Там в старом камине горит жаркий огонь, вежливый официант ставит перед тобой большую тарелку с огромной оленьей отбивной, ещё пузырящейся капельками янтарного жира, рядом с тарелкой — высокий бокал и початую бутылку первоклассного шотландского виски (год назад два немецких эсминца привели в порт Лонгьира английское торговое судно), фарфоровое блюдечко, наполненное кусочками голубоватого льда…

Не жизнь, а спелая и сладкая малина. Живи и радуйся. Чего тебе ещё не хватает, хороняка, для полного счастья?

Как — чего не хватает?

Её, естественно, и не хватает.

Женской горячей ласки…

Женщины в Лонгьире, конечно же, были.

Самые разные женщины, и нормального поведения, и слегка облегчённого. Да вот не настроен был Денис изменять любимой жене Татьяне.

Не настроен, и всё тут…

Хотя, если совсем по-честному, то во сне изменил, всё же, несколько раз, грешен. Но только во сне…. С белокурой докторшей и изменил, которая объявилась в городке где-то с месяц назад — сразу после 23-го февраля, ежегодного праздника победоносной Красной Армии.

Симпатичная такая докторша по имени Анхен, с многоговорящей знающему человеку фамилией — Мюллер. Миниатюрная, улыбчивая, со стройными и полными ногами — аппетитными до полной невозможности.

Анхен даже немного походила на Таню: только ростом чуть пониже, да у Татьяны светлые волосы были прямыми, а у этой молоденькой немки кучерявились — будто она их каждую ночь завивала на водяные бигуди…

А ещё следует заметить, что и Денис докторше определённо нравился. При случайных встречах улыбалась ему Анхен широко и призывно, даже подмигивала недвусмысленно, когда никто не смотрел в их сторону.

Один раз она даже пришла к нему в гостиницу.

Хорошо ещё, что Денис докторшу случайно увидел в окошке, сразу затаился, спрятался за дверным косяком. Девушка тихонько постучалась в дверь, подождала с минутку, ещё раз постучалась.

— Откройте, дорогой сеньор Оскар! — попросила негромко, но очень настойчиво. — Мне надо вам показать одну вещицу…. Очень интересную для вас вещицу! Откройте, я же знаю, что вы дома! Вот уже никогда не думала, что испанские мужчины — такие законченные трусы!

Ну, и ещё добавила пару слов, позабористей да пообидней.

Стыдно Денису было это выслушивать (хоть и не был он испанцем), но сдержался, уши пальцами заткнул, глаза зажмурил, дверь так и не открыл…

Наступила самая настоящая весна, с цветных низеньких крыш уже вовсю капало, по узким улочкам городка журчали крохотные звонкие ручейки.

Денис — в весьма грустном расположении духа — медленно шёл к Офицерскому клубу, ловко перепрыгивая через многочисленные лужи. Только что он вернул фермеру своих ездовых собак: снег начал активно таять, на собаках уже не поездишь. Привязался Денис к этим лохматым псам за долгую полярную зиму: столько вместе прошли трудных дорог, столько он рассказал всего своим четвероногим друзьям — за время долгих совместных ночёвок у жарких северных костров…

С людьми-то было не поговорить толком, только вот собаки и оставались, теперь и их не стало…. Были ещё, конечно, олени, они и весной и летом здорово могли пригодиться. Да какие, собственно, собеседники — из глупых северных оленей? Насмешка одна такая, насмешливая до слёз. Вот собаки, это — да! Так умеют слушать, словами не передать…

«Как жалко пёсиков!», — грустно вздохнул Денис. — «Впрочем, может это всё и к лучшему: некому теперь жаловаться на горькую судьбу, не перед кем душу вывёртывать наизнанку, глядишь, хандра и пройдёт — сама по себе…».

А еще его очень сильно беспокоило молчание Москвы.

Приближалось время предполагаемых испытаний неизвестного оружия, а долгожданного связного всё не было. Что делать дальше? Действовать на свой страх и риск? Дров бы не наломать…

Впереди мелькнул знакомый беличий капор навязчивой до неприличия докторши.

— А, чтоб тебя, шалаву кучерявую! — коротко ругнулся он себе под нос, резко повернул назад, по короткому переулку перебежал на параллельную улицу и двинулся к Офицерскому клубу длинной дорогой, в обход.

Смешное это, должно быть, выглядело со стороны: здоровый взрослый мужик — как испуганный заяц — со всех ног убегает от симпатичной белокурой дамочки.

Кому-то смешно, а кому-то и не очень…

Денис сидел в столовом зале Офицерского клуба, стены которого были густо завешены разнообразной фашисткой атрибутикой, и вяло ковырялся вилкой в тарелке, наполненной неаппетитными тресково-свиными тефтелями. Отодвинул тарелку в сторону, взялся за высокий стакан с шотландским виски, сделал несколько маленьких глотков. Ничего не помогало, настроение неуклонно и планомерно портилось.

— Вот вы и попались, мой милый боязливый испанец! — сообщил за спиной насмешливый женский голосок. — Теперь уже никуда не денетесь…

Он резко обернулся. Так и есть, настырная медичка — собственной персоной. Ну, надо же так вляпаться!

Стараясь максимально соблюдать приличия и не делать резких движений, Денис неторопливо поднялся на ноги, деланно и устало зевнул, старательно изобразил на лице некое подобие приветливой улыбки:

— А, это вы, милая Анхен! Очень хотелось бы откровенно поболтать с вами, но не могу, извините…. Уже договорился с герром фрегаттенкапитаном на дружескую партию в шотландский бридж. В два круга, по маленькой, не всерьёз…. Так что простите, прекрасная фройляйн, вынужден откланяться!

— Да сидите, сидите! — надула пухлые губки докторша. — Очень мне надо! Сидите, кому говорю! Допивайте свой виски! Ой, а что это за птица? Там, на подоконнике? — ткнула тоненьким пальчиком в наполовину замёршее окно.

Денис посмотрел в указанном направлении.

— Это же обыкновенный полярный воробей, милая Анхен. Вы что же, воробьёв никогда не видели? Обыкновенный воробей, только белого цвета.

Девушка возмущённо нахмурилась:

— Всё издеваетесь надо мной, сеньор? За последнюю дурочку принимаете? Ну, и ладно! Всего хорошего, господин испанский гранд! Счастливо оставаться! — рассерженным движением накинула на белокурые волосы беличий капор и, громко хлопнув дверью, выбежала на улицу.

Он допил свой виски. Хотел заказать ещё одну порцию, но раздумал в самый последний момент, почувствовав лёгкое головокружение. Бросил на стол несколько мятых купюр, да и тоже отправился домой, то есть, в гостиницу, надеясь хорошенько выспаться…

Ночью ему неожиданно стало очень плохо: беспрестанно кружилась голова, нестерпимо тошнило, от сильной рези из глаз потекли крупные слёзы…

«А ведь это меня добрая и милая девочка Анхен отравила», — неожиданно понял Денис. — «Пока я пялился на старого полярного воробья, она мне что-то незаметно подсыпала в бокал. За что вот только? Неужели за то, что я отверг её притязание? Или…?».

Шатаясь из стороны в сторону, он выбрался в слабоосвещённый коридор.

— Что с вами, герр офицер? — бросился навстречу ночной портье.

Ответить ему Денис уже не смог, на глаза опустилась чёрная непрозрачная шторка, последние силы закончились…

Глава вторая Неожиданная напарница

Сквозь вязкий тёмно-лиловый сумрак послышались голоса.

— Что же случилось с уважаемым сеньором? — по-немецки вопрошал строгий мужской голос.

— Очень сильное пищевое отравление! Причём, явно, по вашей милости! — взволнованно, и где-то даже гневно, отвечал ему женский. — Разве можно так много времени проводить в этих дурацких походах по острову? Питаться

непонятно чем? Спать у костра в объятиях блохастых ездовых собак? Там же царит полная антисанитария! Как в таких условиях осуществляются туалетные процедуры? Нет, вы мне ответьте, герр оберштурмбанфюрер! Как? Что, молчите? Стесняетесь, словно юная и непорочная гимназистка? Так я отвечу. Это вы — виноваты во всём! Вы — лично! Разве можно было сеньору Рамосу разрешать вести такой легкомысленный образ жизни? Особенно в условиях здешней Полярной Ночи? Надо же и отдыхать иногда! Вы знаете, что у сеньора просматриваются все признаки, характерные для ранней цинги? Нет, я определённо буду жаловаться на вас! Вот только решу — кому конкретно — и сразу пожалуюсь…

Лукаш Пушениг бубнил что-то извинительное, стараясь хоть как-то оправдаться в глазах настырной докторши, но Денис его уже не слушал.

«Что же произошло?» — он тщетно пытался выстроить в голове хотя бы какую-то мало-мальски логическую цепочку. — «Отравить меня до смерти она не хотела. Это ясно, как Божий день. Тогда — что? В смысле, зачем? И что ещё такое: — „Просматриваются все признаки, характерные для ранней цинги“? Откуда у меня цинга? Такого, просто-напросто, не может быть! Или, всё же, может?»…

— Всё, господин Пушениг, немедленно покидайте палату! — решительно заявила Анхен. — Тут вам не Кунсткамера, познавательные экскурсии не проводятся. Убедились, что личный посланник генерала Франко жив? Всё, попрошу на выход! Попрошу, попрошу…

Послышались чьи-то размеренные шаги, негромко хлопнула входная дверь.

— Эй, друг мой, открывайте-ка ваши красивые глазки! — неожиданно велела по-испански докторша. — Я, всё же, врач. Сразу вижу, когда пациент проснулся и только усиленно притворяется спящим. Не надо обманывать доверчивую девушку. Открывайте, открывайте глаза, не бойтесь! Я, честное слово, не кусаюсь…

Тяжело вздохнув, Денис мысленно отдал соответствующий приказ своим ресницам. Так и есть, милая Анхен вольготно расположилась в удобном кресле, игриво перебросив одну свою стройную ножку через другую, не менее стройную, глядя на него весело и чуть насмешливо.

— Чем обязан, милая сеньора? — хмуро поинтересовался Денис.

— Сеньорита, — так же лучезарно улыбаясь, уточнила юная блондинка, многозначительно подмигнула и размеренно произнесла условный пароль: — Японцы обожают голубые гвоздики!

После этого Анхен достала из кармана белоснежного медицинского халата часть старинного золотого дублона и положила этот предмет на крохотный столик, придвинутый вплотную к кровати, на которой лежал Денис.

— Убедитесь, что я действительно та, за кого себя выдаю, — настойчиво попросила симпатичная врачиха, сверля своего пациента холодным пристальным взглядом.

Денис осторожно взял со стола половинку антикварной монеты, совместил с другой половинкой, висящей на его груди на толстой и короткой цепочке. Части дублона совпали идеально, последние сомнения улетучились: перед ним находился долгожданный связной (вернее, связная) из Москвы.

Было нестерпимо стыдно: проявить такой вопиющий непрофессионализм, позволить смешным комплексам возобладать над элементарной логикой и наблюдательностью! Связная ему сигнализировала, что надо срочно уединиться для решения насущных шпионских вопросов, а он не весть что себе нафантазировал. Вот и пришлось бедной девушке в его бокал с виски подсыпать какой-то хитрой химии, чтобы пообщаться без лишних глаз…. Эх, позорище-то какое! Моралист хренов, мальчишка!

— Да ладно вам, милый сеньор Рамос, так переживать и расстраиваться. Даже покраснели, — совершенно нейтрально, без какого-либо намёка на насмешку посоветовала Анхен. — Со всяким может случиться. Всё равно вы для меня — живая легенда и образец для подражания. Как же, командир легендарной «Омеги»! Ладно, давайте позабудем об этом незначительном казусе и перейдём к делу…

Центр оповещал, что в самом начале мая месяца в северной части острова Медвежий будут проводиться испытания последней модели летательного аппарата по секретному проекту «ФАУ-3». В присутствии инженера-конструктора Рудольфа Шривера испытываемый аппарат должен был подняться в воздух, произвести бомбометания по нескольким учебным объектам, расположенным на необитаемых островах архипелага, после чего осуществить беспосадочный перелёт до одного из секретных аэродромов, расположенного в Баварских Альпах…. Командование настаивало на уничтожении этого «летающего диска» любой ценой. Желательно таким образом, чтобы всё выглядело как естественная катастрофа, связанная с несовершенством конструкции аппарата. Кроме того, было бы совсем неплохо, чтобы все эти действа заснять на киноплёнку….

«Да, аппетиты у руководства скромней не стали!», — печально отметил про себя Денис. — «Впрочем, и не такие головоломки приходилось решать …».

Анхен ловко расстелила на столе подробную карту острова Медвежий.

— Вы, Оскар, уже девять месяцев изучаете эти места. Вот и подумайте, где сподручней и удобней всего проводить такие испытания? Требования к такой площадке должны быть следующие. Во-первых, близость к морю и наличие глубокой неприметной бухты, чтобы морской транспорт мог подойти к берегу вплотную. Во-вторых, обязательно наличие достаточно обширной и ровной горизонтальной стартовой площадки. В-третьих, эта площадка должна быть скрыта от случайных посторонних взглядов высокими скалами. Так как, уже есть предположения?

Денис подумал минуты две-три, после чего уверенно ткнул указательным пальцем в светло-коричневое пятно на карте.

— Вот здесь, в Синей долине. Идеальнейшее место.

— Вы уверены? Какие существуют аргументы для такого выбора?

Он был искренне поражён произошедшей в девушке перемене. Куда только девалась легкомысленная и весёлая докторша? Сейчас перед ним сидела настоящая профессионалка, хладнокровная и рассудительная, заинтересованная только вопросами, связанными с успешным выполнением конкретной поставленной задачи.

«Впрочем, так и должно быть. Со своими лицедейством заниматься не стоит, можно показать и истинную сущность», — понимающе вздохнул Денис, и доходчиво объяснил:

— Раньше, очень много лет назад, по этой узкой долине протекала Синяя река. Ну, не совсем река — в нашем обычном понимании. Здесь, на Шпицбергене, реками называют ледники. Медленно двигается такой ледник по горной долине, практически — течёт…. Зимой может остановиться, «уснуть», весной снова «проснуться», а летом опять потечь вперёд — со скоростью несколько метров в сутки. Вот такие «ледяные черепахи» и ползают по здешним островам…. Понятное дело, что летом, когда лёд активно тает, по ледяной поверхности и потоки настоящей воды устремляются к морю. Только и талая вода очень лениво стекает вдоль тел ледников, совершенно бесшумно, безо всякого хрустального звона и иных звуков…. Очень уж они молчаливые — эти ледяные реки. Пока я всё понятно излагаю?

— Очень доходчиво, — коротко и серьёзно кивнула головой девушка. — Можно даже чуть покороче, без излишних лирических отступлений.

«Вот бы Лаврентий Павлович порадовался такому ответу!», — некстати умилился Денис.

— Так вот, Синяя река приказала долго жить много лет тому назад. То есть, «скончался» ледник, весь лёд — без остатка — скатился в море. А последний километр Синий долины, он строго горизонтальный…. Теперь представьте себе идеально ровную площадку со следующими размерами: девятьсот метров в длину, девяносто метров в ширину. Лучшего места не найти: с двух сторон площадку окружают высокие неприступные скалы, с третьей — море, где военный (или — транспортный) корабль будет стоять вплотную к берегу (там невысокий обрыв и глубина — метров семьдесят), с четвёртой стороны — резкий поворот Синей долины. С охраной также нет никаких проблем: вдоль долины расставляются часовые, с высоких скал они всю округу на много километров будут чётко просматривать, никому туда не подойти незамеченным.

— Да, действительно, идеальное место, — согласилась Анхен и тут же забеспокоилась: — А как же вы туда проберётесь? Это что же, получается, что задание невыполнимо? Ничего сделать нельзя?

Вот он и получил прекрасную возможность реабилитироваться в глазах своей юной напарницы — за прокол с ханжескими взглядами на взаимоотношения полов.

— Для опытного человека — абсолютно все задания выполнимы, — глубокомысленно изрёк Денис, надевая на физиономию высокомерную маску графа Монтекристо. — Я поступлю очень просто: прибуду в Синюю долину раньше этих испытателей на неделю-полторы, тщательно спрячусь в укромной пещере, заложу вход, замаскируюсь, оборудую место для скрытой съёмки, ну, и так далее…. Извините, но не хочу раскрывать все свои профессиональные секреты…

— Конечно, конечно, — потерянно проговорила Анхен.

Он с удовольствием отметил, что щёки девушки слегка порозовели, а взгляд стал гораздо менее уверенным.

— Знаете что, милая Анхен, — Денис решил проявить благородство. — Мне очень нужна ваша помощь.

— Всё, что угодно! — горячо заверила девушка, преданно заглядывая ему в глаза.

«А ведь, похоже, что она действительно в меня втюрилась!», — недовольно (или — довольно?) усмехнулся про себя Денис…

Представление было разыграно как по нотам: с чувством, толком и расстановкой. Через два дня после своего внезапного заболевания Денис был выписан из больницы, ходил по Лонгьиру стариковской шаркающей походкой, весь бледный и несчастный из себя, жалуясь каждому встречному и поперечному на головокружение и общую слабость.

А ещё через недельку, во время празднования в Офицерском клубе дня рождения герра фрегаттенкапитана, он незаметно для окружающих проглотил круглую розовую таблетку, вручённую ему накануне напарницей.

Последствия не заставили себя долго ждать: обильная рвота — прямо за праздничным столом, несимпатичные судороги, сдёрнутая на пол скатерть, разбитые фужеры и тарелки, опрокинутые бутылки с дорогими коллекционными винами, и, в качестве достойного финала, глубокий обморок, сопровождаемый разбитой до крови головой.

Неприятны были Денису такие дешёвые фокусы, да ничего не попишешь: интересы дела, как известно, превыше всего…

На следующий день дверь его палаты приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась физиономия Лукаша Пушенига.

— Входите, дорогой оберштурмбанфюрер, входите! — усталым и недовольным голосом попросила Анхен, изображая из себя усердную сиделку, честно продежурившую у постели больного всю долгую ночь.

Скрипя кожаными ремнями, вошёл Лукаш — в чёрной эсэсовской форме, слегка смущённый и неуверенный, будто готовый к очередной показательной выволочке, которая и не заставила себя долго ждать.

— Как же так, герр Пушениг? — горестно воскликнула девушка. — Вы же обещали мне — внимательно присматривать за сеньором Рамосом, заботиться о его пошатнувшемся здоровье. Ведь обещали?

— Да я… Я ведь и присматривал…, - испуганно забубнил оберштурмбанфюрер, приветственно подмигивая Денису, игравшему роль недавно ожившей египетской мумии — с узенькими щёлками-глазами и длинным носом, сиротливо торчащим из белоснежного кокона бинтов.

Анхен, вне себя от праведного гнева, вскочила со стула, и, картинно уперев руки в бока, перешла в незамедлительное наступление:

— Присматривали? Безобразная попойка — это, называется, «присматривали»? У дона Оскара организм ослаблен сильным пищевым отравлением, на лицо первые явственные признаки цинги. А вы? Чем его кормили на вчерашней вечеринке? Недожаренной жирной оленятиной? Жирнющей тресковой печенью? А, алкоголь? Ему же сейчас нельзя пить ничего крепче светлого пива! Да и то, не больше одной кружки в сутки! Что это вы отвернулись в сторону? Стыдно стало? Всё, беру судьбу и здоровье сеньора Рамоса в свои руки! Говорят, у вас здесь есть небольшой природный «санаторий»? На острове под милым названием «Змеиный»? Расскажите мне про это место!

Лукаш Пушениг был откровенно рад представившейся возможности заработать у строгой врачихи прощение, поэтому стал докладывать очень подробно и доходчиво, будто бы отвечая на вопросы важного и заслуженного генерала:

— Змеиный — самый южный остров архипелага. Там установился свой собственный микроклимат. Из земли повсеместно бьют серные горячие гейзеры, есть и целебные минеральные источники самого различного состава. До войны там располагалась английская научная база, с тех пор там осталось несколько сборно-щитовых домиков — со всеми элементарными удобствами. Вот. Иногда, чаще всего летом, мы отправляем туда для поправки здоровья команды слабосильных солдат, заболевших офицеров. Но сейчас там никого нет. Не сезон.

— Далеко от Лонгьира до этого острова?

— Совсем нет, четыре часа хода на моторной лодке. Если, конечно, нет сильного тумана.

— На лодке — по морю? А это не опасно?

Пушениг смущённо почесал в затылке:

— Извините, доктор, я ведь человек сухопутный — до мозга костей. Это не просто лодки, а очень большие лодки…. Морские ребята их иногда баркасами называют, иногда — мотоботами. Попробуй, разберись…

Анхен, словно о чём-то усиленно раздумывая, заходила по палате туда сюда, а оберштурмбанфюрер обеспокоено наблюдал за этими её манёврами, ожидая очередной неприятности. Денис же продолжал безвольно пялиться в белый потолок.

— Вот что мы сделаем! — объявила, наконец, юная красавица, облачённая в медицинский халат, плотно обтягивающий её ладную фигурку. — Через некоторое время дон Оскар пойдёт на поправку и сможет самостоятельно ходить. Вот тогда, герр оберштурмбанфюрер, вы и выделите нам с сеньором — представителем доблестного генерала Франко — такую «моторную лодку». Я заранее соберу всё необходимое, доставлю больного в этот ваш «санаторий» с серными гейзерами и минеральными источниками, лично за три недели подниму больного на ноги. Ради такого случая возьму в Управлении очередной отпуск, уже два года не отдыхала толком…. Дадите вы нам хорошую, очень большую лодку — с надёжным, очень большим мотором?

— Конечно же, дам, дорогая фройляйн! — горячо заверил Пушениг девушку. — И со сборами помогу, продовольствие необходимое выделю, и двух надёжных охранников предоставлю…

— А вот последнего — не надо! — неожиданно заволновалась Анхен.

— Почему же?

Бойкая докторша неожиданно засмущалась, густо покраснела и уставилась в пол, нервно крутя верхнюю пуговицу своего халата.

— Видите ли, герр оберштурмбанфюрер.… Даже не знаю, как вам объяснить… Дело в том, что сеньор Оскар Рамос сделал мне предложение, — продемонстрировала Пушенигу свою изящную правую ладошку с тоненьким золотым колечком на безымянном пальце. — И я, тщательно взвесив все «за» и все «против», данное предложение приняла…. С сегодняшнего дня мы с сеньором помолвлены!

От неожиданности Денис даже закашлялся, мысленно возмущаясь: — «Ну, надо же предупреждать, чёрт побери! Тоже мне, артистка больших и малых сцен! И колечко, комедиантка, припасла…».

Дождавшись, когда Денис откашляется, оберштурмбанфюрер встал, браво щёлкнул каблуками и склонился в церемонном полупоклоне:

— Примите мои самые искренние поздравления, сеньор Рамос! И вы, фройляйн Мюллер! Очень рад за вас и всё такое…. Офицеры гарнизона, без сомнения, незамедлительно подготовят свои скромные подарки. Но, всё же, мне будет спокойнее, если двое моих людей будут сопровождать вас в этом романтическом путешествии…

— Милый, милый Лукаш! — на прекрасных глазах девушки навернулись крупные слёзы. — Как же вы не понимаете? Ведь это будет не просто — романтический вояж…. Это будет наше с сеньором свадебное путешествие. Понимаете? Свадебное путешествие! Мы не намерены ждать окончания всех этих глупых и формальных процедур…. Зачем же нам эти два любопытных дуболома? Избавьте, право…

Все последующие за этим шесть дней Денис без устали принимал десятки поздравлений и сотни дружеских шутливых советов, а уважаемая фройляйн Анхен была завалена цветами, правда, сугубо геранью и фикусами в горшках. Где же на Шпицбергене во второй декаде апреля достать розы, тюльпаны и гвоздики?

Их отплытие также сопровождалось приличным ажиотажем: порядка сорока офицеров гарнизона — в сопровождении своих серьёзных жён и легкомысленных подруг — столпились ранним апрельским утром на узком молу причала, крича всякую поздравительную чушь. Пришлось даже — для полной достоверности происходящего — несколько раз крепко поцеловать предполагаемую невесту на глазах почтеннейшей публики. Целовалась Анхен совершенно неумело, но очень самозабвенно, Денис даже разволновался немного…

Отзвучали выстрелы из бутылок с французским шампанским, были сказаны все тосты и напутствия, уверенно затарахтел мощный двадцатисильный подвесной мотор, приземистый одномачтовый баркас, щедро нагруженный разнообразным грузом, шустро побежал по спокойным серым водам фьорда.

Естественно, остров Змеиный с его горячими гейзерами и целебной минеральной водой был здесь совершенно не причём. Через два с половиной часа они вышли из фьорда в открытое море, и пошли на север — вдоль низкого берега острова Медвежий. Идти здесь было уже гораздо труднее: боковые злобные волны настойчиво бились в правый борт, пытаясь направить баркас прямо на чёрные береговые скалы, рука, держащая руль, немела через каждые десять минут, требуя отдыха и замены…

Уже под вечер, использовав треть запаса бензина, они пристали к берегу в устье бывшей Синей «реки». Денис тщательно закрепил лодку к прибрежным камням и метнул вверх стальной якорь-кошку с привязанным к кольцу прочным тросом. Якорь с первой же попытки прочно зацепился наверху за что-то невидимое.

Денис за полторы минуты ловко вскарабкался на крутой пятиметровый обрыв, достал из кармана верёвочную лестницу, придавил её верхнюю планку двумя надёжными валунами, сбросил основное тело лестницы вниз. Со звонким треском лестница развернулась, вскоре запыхавшаяся Анхен, одетая на этот раз в штаны спортивного покроя, походную брезентовую куртку и высокие армейские ботинки на толстой подошве, показалась из-за края обрыва.

— Как красиво! — восторженно известила напарница, оглядываясь по сторонам, и тут же громко взвизгнула: — Ой, Оскар! Тут же белые медведи! Они же нас сейчас слопают!

Действительно, метрах в пятидесяти-шестидесяти от них расположились два молодых белых медведя, похожих друг на друга — как две капли воды. Впрочем, животные вели себя очень мирно и дружелюбно: смешно и приветливо поводили чёрными кожаными носами из стороны в сторону, негромко урчали что-то мягкое и успокаивающее.

У Дениса с белыми медведями за девять месяцев его странствий по горам и долинам Шпицбергена сложились очень странные отношения: он с первой встречи сразу понял, что эти звери ему совершенно не опасны, медведи же, со своей стороны, всегда демонстративно выражали своё дружелюбие, а, иногда, и подобострастие. Денис знал — на уровне шестого чувства — что происходит всё это благодаря маленькой халцедоновой фигурке медвежонка, которую он всегда носил с собой. Непростая такая фигурка, вырезанная очень много лет назад алтайским шаманом Агафоном…

Только один раз произошёл неприятный сбой. Сразу стало понятно, что бредущий ему навстречу белый медведь был другим: какой-то очень уж длинный и худой, шерсть — почти жёлтая, голова — непривычно маленькая, зверь рычал утробно и как-то «не так». Что ж, бывает, что и среди людей индивидуумы встречаются — не приведи Бог. Не признающие никаких законов и правил…. Денис тогда без колебаний и раздумий вытащил из другого кармана своей куртки чёрный базальтовый свисток, подаренный ему несколько лет назад сослуживцем Ником Ивановым (Никита нашёл эту необычную штуковину в каком-то древнем карибском подземелье), дунул. Сложилось устойчивое впечатление, что странный медведь словно бы «пришёл в себя»: встал на задние лапы, начал кланяться, словно извиняясь за что-то, потом развернулся на сто восемьдесят градусов и поспешно затрусил прочь.

Вот и эти медведи были совершенно не опасны. Но Денис знал, что до конца ему Анхен не поверит и будет сильно нервничать. Поэтому он достал из кармана чёрный свисток и с неохотой дунул в него — совсем и несильно. Приветливые мишки тут же заметно вздрогнули, будто бы получили по хорошей затрещине, и, постоянно оглядываясь и обиженно ворча, ушли вверх по Синей долине.

Денис несколько раз по верёвочной лестнице спустился-поднялся в лодку и обратно, вытащил на берег необходимые для ночёвки вещи, из сухого кустарника и мха развёл яркий костёр, и, поручив Анхен приготовить ужин, разбил под замшелым выступом древней скалы просторную брезентовую палатку.

Он молчал, размышляя о деталях предстоящей операции, Анхен тоже была непривычно тиха и задумчива.

Только в самом конце скромного ужина, прихлёбывая из белой эмалированной кружки, украшенной чёрной свастикой, крепкий чай, девушка очнулась от своих дум и нерешительно спросила:

— Мы что же, будем спать в одной палатке?

— В одной, — невозмутимо подтвердил Денис. — Только в разных спальных мешках. А ещё между нами будут лежать раскалённые камни.

— Это как? — недоверчиво поинтересовалась Анхен.

Денис, молча, пододвинул к догорающему костру ведёрко из матовой нержавейки, специальной железной лопаткой вынул из загадочно мерцавших углей несколько разогретых до красна камней, сложил их в ведро. После этого он — на пол палатки, между двумя спальными мешками — положил большой плоский камень, на который водрузил пышущую жаром посудину и объявил:

— Приглашаю вас ко сну, милая фройляйн Мюллер!

Уже сквозь сон Анхен едва слышно проворковала:

— Спокойной ночи, дорогой жених!

Показалось, или в её голосе действительно прозвучали нотки сожаления?

После завтрака они пошли на разведку. Середина Синей долины, через которую многие века протекал могучий ледник, была идеально гладкой и ровной. Пройдя по долине метров пятьсот, Денис достал из кармана рюкзака уровень, приложил его к горизонтальной поверхности. Вскоре крохотный пузырёк воздуха в приборе замер ровно на середине шкалы. Денис удовлетворённо кивнул головой и указал рукой на правый скалистый склон долины:

— А вот и наши карстовые пещеры. Подземные воды растворили горные породы, содержащие гипс, вот и образовались всякие выемки и ниши.

В склоне насчитывалось порядка двадцати нешироких рваных дыр. Денис зажёг специальный армейский факел, негаснущий на ветру, протиснулся в крайнее отверстие. Нормальное помещение: метров пятнадцать квадратных, не считая узких боковых ответвлений, непригодных для движения, да и высота была комфортной — больше двух с половиной метров.

— Подойдёт! — решил он.

— А почему именно эта пещера? — поинтересовалась Анхен.

— Потому, что крайняя. Её исчезновение не будет глаз резать, да и маскировать заложенный выход легче…. Ладно, отставить все разговоры! Сейчас всё необходимое притащим сюда и будем меня старательно замуровывать…

За три часа они перетащили и сложили в выбранной каверне двадцатидневный запас продовольствия, канистры с водой и сладким чаем, кинокамеру, фотоаппарат, оружие (браунинг и карабин), патроны, несколько гранат, прочее — по мелочам.

— До трёх четвертей по высоте вход заложим вместе, замаскируем. Потом я перелезу внутрь, а вы, Анхен, всё до конца доделаете сами, замаскируете, приберётесь, — сообщил Денис.

— Как, прямо сейчас? — опешила девушка. — Я думала…

— Что же вы думали?

— Ну, не знаю.… А почему — сегодня? Почему — не завтра?

— Анхен, мы же с вами уже говорили про это, — он старался быть максимально мягким и терпеливым. — Если интересующий транспорт прибудет сюда через неделю, то разведчики могут объявиться в любой момент…. По логике — дня через три, но могут и раньше. Поэтому, давайте покончим с лирическими отступлениями, как вы сами любите выражаться, и приступим непосредственно к делу…

Денис из соседней каверны натащил целую гору обломков гипса, стал умело выкладывать из них ровную стену, замуровывая проём. Анхен внимательно наблюдала за его действиями.

— Выбираем наиболее ровные и крупные куски гипса, — дотошно инструктировал он свою напарницу. — Из этой бутыли на очередной камень наносим маленькую каплю специального клея, вставляем в кладку. Будьте очень внимательны и аккуратны, клей схватывается намертво всего за две с половиной секунды…

Работа спорилась, через два часа вход в каверну был заложен на три четверти. Денис надёргал мха и лишайника со склона долины, с помощью того же клея дотошно закрепил части этих растений на свежевыложенной стене.

— А теперь, Анхен, я перелезу внутрь, дальше вам придётся поработать самостоятельно. Будьте внимательны: правую половину оставшегося проёма закладывайте без клея, я для этого сложил в эту отдельную кучку наиболее ровные камни…. Как зачем? Мне же из этого убежища ещё и выбраться предстоит, я же не экстрасенс какой, чтобы на расстоянии организовывать катастрофы летательных аппаратов…. Да, вот ещё. Здесь и здесь плитки гипса также кладите без клея, это будут мои смотровые окошки. Потом всю стену обклейте мхом и лишайниками. Только не абы как, а с максимальным натуралистическим эффектом…. Потом приберитесь тут тщательно. Только, прошу, очень тщательно, без халтуры. Всё понятно?

— Всё, — заверила его Анхен тусклым и бесцветным голосом и вдруг неожиданно перешла на «ты»: — Оскар, а ты хорошо всё продумал? Ты точно останешься в живых? Это же очень опасно!

— Опасно, конечно, — он легкомысленно передёрнул плечами. — Жизнь, вообще, очень опасная штука…. Ладно, бросаем заниматься ерундой! Действуем строго по плану: сейчас ты меня замуровываешь, садишься в лодку и отчаливаешь на Змеиный остров. Верёвочную лестницу и шнур с якорем-кошкой придётся заранее убрать, так что спускаться в лодку будешь по обрыву. Если не получится спуститься — прыгай в воду, пять метров не такая уж страшная высота…. Ага, вот ещё. Возьми этот свисток. Если появятся белые медведи, то подуй в него, мишки и убегут…. Ну, вот и всё, я полез. Ровно через девятнадцать суток жду тебя на берегу. Если кто-нибудь из немцев за это время пожалует на Змеиный, то объяснишь им, мол, я ушёл на охоту…

В кладку был уложен последний камень, ещё минут тридцать пять девушка потратила на маскировку и уборку местности. Вот в смотровом отверстии показался печальный карий глаз, в уголке которого блестела крохотная слезинка.

— Удачи тебе, Оскар! — чуть слышно прошептала Анхен. — До встречи, ауффидерзейн…

Время ползло дряхлой, очень усталой черепахой. Ночь. День. Тишина. Снова — ночь…. Только на третьи сутки после своего добровольного заточения в подземной каверне Денис уловил еле слышный шум снаружи и осторожно вытащил из кладки нужный камень, открывая смотровое окошко.

По ущелья двигалось порядка тридцати немецких солдат, одетых в тёмно зелёную полевую форму, с короткими автоматами наперевес. Следом за солдатами, отстав от них метров на семьдесят, неторопливо вышагали три офицера в чёрной эсэсовской форме.

— Вот оно и начинается, театральное представление, — шепнул себе под нос Денис…

На следующее утро Синее ущелье заполнилось военными саперами, бодро засновали туда сюда грузовики, перевозя к будущей стартовой площадке различные грузы: пузатые бочки с горючим, различные железные конструкции, ящики с крепежом, большие катушки с разноцветными проводами разных сечений…

Денис уже слегка подустал от долгого сидения в замкнутом пространстве, да и мёрз сильно по ночам, но смотреть на всё это было очень интересно: не каждый день становишься свидетелем таких эпохальных событий.

Его укрытие располагалось очень удобно — почти напротив предполагаемой стартовой площадки. Хотя, это было и достаточно опасным: в первый же день автоматчики самым тщательным образом обследовали все подземные каверны, двое из них прошли совсем рядом, для поддержки равновесия опираясь руками на искусственную стену. Денис замер, вжавшись в шершавый камень, и на две минуты задержал дыхание. Ничего, пронесло на этот раз…

На четвёртые сутки после начала строительства военные сапёры закончили возведение узкоколейки: от моря — к месту предполагаемого старта. Где же она — летающая «тарелка»?

Вдали показался небольшой механизм (неужели — тепловоз?), тащивший за собой по рельсам платформу со светлым плоским диском, диаметр которого превышал десять метров. Проехав чуть дальше укрытия Дениса, состав остановился, сапёры засуетились вокруг, готовясь с помощью различных лебёдок и тяг опустить летательный аппарат на заранее смонтированную низенькую металлическую площадку. Теперь чудо-технику, до которой было не более пятидесяти метров, можно было осмотреть подробно.

Тускло-серебристая «тарелка» представляла собой широкое кольцо, которое, очевидно, должно было вращаться вокруг неподвижной куполообразной кабины. Ему хорошо было видно, что кольцо состояло из дискообразных лопастей, расположенных по спирали.

До самого заката вокруг аппарата суетились люди: рядовые сапёры и хмурые автоматчики, бравые офицеры СС и несколько штатских личностей, одетых как буржуа средней руки. Вокруг стоял такой шум, что Денис успел вволю пожужжать кинокамерой и от души пощёлкать фотоаппаратом.

Часам к одиннадцати вечера заметно стемнело: Полярный День не успел ещё окончательно вступить в свои права, да и высокие скалы, нависающие над ущельем, очень хорошо способствовали светомаскировке. Все многочисленные военные и штатские личности, снующие весь день напролёт вокруг летающего диска, удалились в сторону моря, оставив около секретного аппарата четверых часовых, выставленных по квадрату.

«Пора действовать», — решил Денис. — «Не иначе, у них на рассвете намечен старт, можно и опоздать…».

Он вставил в отверстие своего смотрового окошка дуло «газового миномёта» (изобретение капитана НКВД Леоновой Татьяны, его собственной жены), расположил механизм под нужным углом, выставил на шкале силу необходимого пневматического толчка.

Этот вид оружия практически бесшумно стрелял тонкими стеклянными капсулами, заполненными разными хитрыми газами, а по всем бумагам проходил как газовый анализатор для определения наличия метана в подземных выработках. У людей оберштурмбанфюрера Лукаша Пушенига данный прибор никаких подозрений не вызвал и был беспрепятственно пропущен на славную землю Шпицбергена.

На этот раз Денис выбрал капсулы с усыпляющим газом достаточно слабой концентрации, вдохнув его, человек засыпал всего лишь на пятнадцать минут. Больший срок был уже опасен: не дай Бог, кто-нибудь из бдительных офицеров решит проверить порядок несения караульной службы…

Чуть слышно клацнул пневматический затвор, капсула встала на донце поршня, Денис мягко потянул за спусковой курок. Бесцветный цилиндрик взметнулся вверх, бесшумно пролетел по крутой параболе и коснулся поверхности куполообразной кабины летающей «тарелки».

Раздался тоненький звон, будто кто-то сильно щёлкнул ногтем пальца по фужеру богемского стекла, от кабины аппарата во все стороны побежали белёсые волны, ближайший часовой тут же обернулся на непонятный звук и вскинул дуло автомата вверх…

Глава третья Тарелка над Шпицбергеном и дочка Берии

Если бы испуганный солдатик начал стрелять, то всё полетело бы в тартарары: незамедлительно поднялась бы тревога, набежало бы немыслимое количество старательных автоматчиков, палящих на каждый шорох в низеньких кустах. Тогда пришлось бы открывать по летательному аппарату прицельный огонь из карабина, пользуясь всё тем же узким смотровым окошком. Разобрать правый верхний угол стены и воспользоваться гранатами уже, просто-напросто, не дали бы…

Слава Богу, сонный газ не подвёл и, действительно, оказался мгновенного действия: двое часовых, видимые Денису, тут же плавно присели на корточки и смешно соскользнули на землю, используя свои грозные автоматы в качестве мягких подушек. Судя по характерным звукам, и их коллег, несших вахту по другую сторону «тарелки», постигла та же участь.

Денис за две минуты разобрал правый верхний угол кладки, аккуратно складывая вынутые камни внутри каверны, ловко выбрался наружу и, что было сил, припустил к серебристому диску, тускло отсвечивающему в лиловых сумерках…

План был простой до очевидности: закрепить на невидимых глазом поверхностях «тарелки» термовзрывчатку. Эта такая хитрая штука, внешне напоминающая обычный пластилин, изобретённая несколько лет тому назад ушлыми американцами. Щедрый капитан Галкин оставил Денису целых два вида этого полезного продукта. «Пластилин» первого вида производил мощный взрыв, когда температура окружающего воздуха менялась на пять градуса по Цельсию менее чем за минуту. Второй же вид взрывался только тогда, когда температура за три минуты менялась больше, чем на десять-одиннадцать градусов.

Казалось, что ничего хитрого здесь и нет: прикрепляй взрывчатку к внутренним поверхностям широких дискообразных лопастей, из которых состояло наружное кольцо летательного аппарата. Даже Денису, который по физике всегда получал только трояки с минусами, было понятно, что при взлёте диска из-под этих лопастей пойдёт очень горячий воздух, образуемый при сгорании топлива.

Но этот вариант не являлся безупречным и козырным: во-первых, взрыв летательного аппарата на земле гораздо менее эффектен, чем, врыв аналогичного объекта высоко в небе, а во-вторых, ещё хотелось и немного пожить.…По сведениям из Москвы, озвученных Анхен, на борту «тарелки» должно было находиться несколько мощных бомб, предназначенных для сброса на северные необитаемые острова архипелага. Следовательно, при взрыве этого симпатичного тускло-серебристого диска — рванёт и весь боекомплект, имеющийся на борту…. А расстояние между «тарелкой» и каверной, где он прятался, не превышало пятидесяти метров. Опасное это дело, а искусственно возведённая стена из гипса, явно, не являлась надёжной защитой…

Денис в потёмках старательно и планомерно ощупывал руками странный немецкий агрегат: он хотел найти трубы, по которым должен был перемещаться воздух, захватываемый из атмосферы. Не могло быть такого, чтобы у этой сложной конструкции не было предусмотрено надёжной системы охлаждения.

«Так, этот тонкий патрубок — вход для засасывания холодного воздуха из окружающей атмосферы. А это что? Тоже патрубок, только гораздо большего диаметра, более толстый, армированный с двух сторон частым проволочным покрытием…. Если строить логическую цепочку, то вырисовывается следующая картинка: при штатной работе двигателя аппарата функционирует обычная система охлаждения, при форсированных режимах — усиленная. Всё это достаточно логично…. Только вот, что для этого аппарата является штатным режимом, а что — форсажем? Допустим, что „тарелка“ взлетает при режиме форсажа, зависает на секунду-другую над землёй и отправляется по намеченному маршруту…. Ага, тут уже начинает работать штатная система охлаждения, то есть, из её „выходных“ труб начинает выбрасываться горячий воздух…».

Он присел на корточки, наугад провёл правой рукой по дну наружного колеса. Так и есть, вот они — ответные патрубки, откуда и должен был выводиться горячий отработанный воздух.

«Одна труба — малого диаметра и тонкая в сечении, другая — большего диаметра, тщательно армированная. Ну, а теория-то — правильная? Или как? Кто бы знал ответ на данный каверзный вопрос…», — Денис задумчиво почесал правое ухо.

Времени на дальнейшие раздумья и логические построения уже не было. Он щедро размазал взрывчатку обоих видов по внутренностям тонкого патрубка. Прошёл немного вдоль борта «тарелки», нащупал рукой ещё два аналогичных патрубка, снова «пропластилинил» только тонкий, прошёл дальше…

Один из спящих автоматчиков, лежащий у северо-восточного угла стартовой площадки, нетерпеливо заворочался и несколько раз громко и нетактично испортил воздух. Надо было торопиться…

Перед тем, как метнуться к укрытию, Денис, не глядя, сорвал с ближайшего гранитного валуна пучок лишайника и запихал его под ближайшую лопасть наружного кольца аппарата. Зачем? Да так, чисто русский вариант…

Он за шесть-семь секунд — несколькими широченными прыжками — преодолел расстояние, отделяющее его от тайной ниши, напряг мускулы, чтобы красиво и эффектно нырнуть «щучкой» в разобранный верхний проём, но в последний момент остановился: — «Понты, конечно, вещь полезная и достойная во всех отношениях, но и взрослеть, всё же, пора…».

Денис спокойно перелез через гипсовую кладку, сбросил куртку и футболку, принялся быстро, но, максимально соблюдая при этом внимательность и аккуратность, закладывать проём в стене. Необходимо было, чтобы вся приклеенная к камням маскировочная «ботаника» не повредилась и выглядела естественно — даже при дневном свете…

Сколько эта завершающая фаза операции заняла времени? Две минуты, три, пять? Он не знал, да и знать не хотел. Главное было — просто успеть…. Или — не успеть? Похоже, всё-таки умудрился не опозориться: последний камень, чуть слышно клацнув, чётко встал на нужное место, а снаружи всё было тихо…

Тихо, это в том смысле, что не стреляли. А так-то было очень даже и шумно: громкий «чих» разносился на всю Синюю долину. Ничего не поделаешь, побочный эффект воздействия сонного газа на человеческий организм, Таня предупреждала…

«Вот он и наступил — хренов Момент Истины!», — тревожной чередой потекли в голове обрывочные мысли. — «Сейчас сбежится целая куча народу, устроят настоящее светопреставление…. В том плане, что зажгут все осветительные приборы, имеющиеся в наличие, прочешут всю округу в радиусе двух-трёх километров, и только потом допросят громко чихавших в течение пяти минут автоматчиков — на предмет выявления причины их „чиха“. Азбука охранных служб: причина поднятой тревоги неважна, важно, что есть веский повод для проведения дополнительных мероприятий, многократно отработанных на ученьях и тренингах…».

Всё произошло, как он и предполагал: где-то на берегу тоненько и надсадно завыла сирена, раздался громкий перестук спешащих куда-то каучуковых каблуков, подбитых стальными подковками, кто-то нервный сдуру даже запустил куда-то вверх пару коротких очередей. А вот это было совсем кстати! Вверху-то — скалы, а на скалах разгуливали бдительные патрули, оберегающие летательный аппарат от внешнего врага…. Тут такая заварушка с перестрелкой могла начаться — мама не горюй!

Однако нужного продолжения не последовало. Размеренно и уверенно забубнил громкоговоритель, отдававший скупые краткие приказы, буквально через три минуты паника была ликвидирована, процесс вошёл в правильное рабочее русло. Аппарат был тщательно освещён со всех сторон, несколько заспанных техников принялись изучать сохранность проводов и клемм, два офицера в чёрной эсэсовской форме принялись жёстко допрашивать неожиданно зачихавших часовых.

Денису, безбоязненно закурившему — по случаю такого шумного циркового представления — крепчайшую сигарету «Каро», было далеко не всё слышно. Но главное он понял: часовые утверждали, что бдили неустанно, а чихать начали потому, что ветер неожиданно принёс с моря сильный запах гниющих водорослей….

Всё складывалось совсем неплохо. Через час основная масса служивого народа опять проследовала к морскому транспорту, только около летательного диска осталось около пятнадцати автоматчиков — в сопровождении пяти офицеров в чёрной форме. Да и светло стало вокруг — словно днём: более ста долгоиграющих армейских факелов ярко освещали всю Синюю долину. Было очень похоже, что после недавней тревоги немцы решили про конспирацию забыть напрочь.

«Оно и правильно!», — искренне одобрил Денис эти действия противника, уплетая за обе щёки толстую консервированную баварскую колбаску, уложенную поверх жёсткой соевой галеты. — «Только вот, ребятишки, оно поздновато будет. Скорый поезд — „Шпицберген — Неизвестность“ — уже отходит от дальнего перрона…».

Это странное ночное происшествие, по-видимому, внесло свои коррективы в график проведения испытаний. С самого раннего утра техники ещё несколько часов усердно провозились возле аппарата, проверяя и перепроверяя правильность и надёжной соединений всевозможных разъёмов, осторожно дергая за оплетённые блестящей проволокой толстые провода и за разноцветные тоненькие проводки.

Наконец, на обычной дрезине подвезли три бомбы.

Солидные такие бомбы, визуально — килограмм по сорок-сорок пять каждая, выкрашенные в светло-болотный цвет, с чёрной свастикой в коричневых кружках. Двое штатских скинули пижонские чёрные сюртуки, закатали рукава белоснежных рубашек и аккуратно, двигаясь медленно и плавно, словно стараясь совсем не дышать, закрепили бомбы — одну за другой — под днищем «тарелки».

Солдаты подкатили три светло-зелёных бочки с топливом, чёрными шлангами, проходящими через ручные поршневые насосы, соединили бочки с испытуемым диском, дружно задёргали за длинные рычаги насосов, сильно запахло какой-то неаппетитной химией…

Похоже, всё уже было готово к началу проведения испытаний: военные и штатские скрылись из поля зрения Дениса, рассредоточившись по Синей долине в ту и другую стороны. Перед тускло-серебристым диском остался стоять только два представительных господина.

Один из них — одетый в полувоенный френч — невысокий, плотный, с кривым шрамом на щеке, показался смутно знакомым.

«Кто же это, кто?» — недоумевал Денис, торопливо роясь в закромах своей памяти. — «Господи, это же Мартин Борман, рейхсканцлер НСДАП! Вот оно даже как!».

Второй человек был гораздо моложе — высокий, худой, белобрысый, в шляпе, на ладони правой руки незнакомца не хватало мизинца. Но удивительнее было другое: в левой руке белобрысый сжимал древко маленького аргентинского флага.

«Совершенно ничего не понимаю!», — подумалось. — «Причём здесь, спрашивается, Аргентина?».

Борман достал из внутреннего кармана пиджака крохотную чёрную коробочку, навёл непонятный прибор на «тарелку», нажал на невидимую кнопку. Медленно откинулась в сторону полусфера кабины аппарата, рейхсканцлер нетерпеливо замахал рукой.

«Ага, пилота зовёт!» — догадался Денис.

К летательному аппарату торопливо подбежал низенький и очень худой человечек в серебристом комбинезоне, вытянулся в струнку. Борман по-отечески потрепал его по щеке, сказал несколько напутственных слов, повелительно кивнул головой в сторону «тарелки». Человечек надел на лицо нечто, очень сильно напоминавшее кислородную маску, подбежал к диску, ловко забрался в кабину, вскинул вверх правую руку — в фашистском приветствии.

Рейхсканцлер снова нажал на кнопку, полусфера кабины вернулась на прежнее место. Ещё одна манипуляция с чёрной коробочкой, едва слышимые щелчки, и вот…

Раздалось сильное шипение. Диск приподнялся на полтора метра над землёй, словно бы опираясь на три огненных столба, вырывающихся из отверстий в дне аппарата. Наружное кольцо «тарелки» начало быстро вращаться вокруг центральной оси, постоянно ускоряясь и разбрасывая во все стороны яркие светло-голубые искры. Незнакомый резкий запах распространился по всей округе, Денис даже был вынужден спрятать нос в рукав брезентовой куртки. Аппарат начал медленно подниматься. На высоте около ста пятидесяти метров он — на бесконечно-долгие тридцать секунд — завис над пусковой площадкой, после чего резко устремился вверх и в сторону, исчезнув из вида…

Синие долина мгновенно ожила, со всех сторон послышались восторженные крики, раздались громкие аплодисменты. Мимо укрытия Дениса засновали в противоположных направлениях радостные люди: рядовые сапёры в тёмно-зелёной форме, техники, скупо улыбающиеся офицеры СС. Штатские же господа дружной группкой собрались рядом с пусковой площадкой, открыли одну бутылку с шампанским, вторую…

Денис замер у смотрового окошка, внимательно и напряжённо вглядываясь в происходящее.

Получится или нет? Всё ли он рассчитал правильно?

Время приостановило свой неумолимый бег, каждая секунда казалась бесконечной…

Вдруг, что-то незримо изменилось: один из штатских резко задрал голову вверх, словно прислушиваясь к чему-то важному, второй господин аккуратно поставил бокал с шампанским на землю и припустил куда-то бодрой трусцой, Синяя долина снова наполнилась тревожными звуками громкой сирены.

Вон он и прилетел, долгожданный, едва слышимый раскат грома. Через минуту гром повторился, но уже гораздо громче, с долгими и изысканными переливами, тут же подхваченными чутким северным эхом…

«Вот и всё», — отрешённо подумал Денис. — «Игра сыграна до конца…. Впрочем, сильно расслабляться не стоит: по завершению этой партии неминуемо начнётся следующая…».

Надо отдать немцам должное, во фрустрацию: — «Всё пропало! Всё пропало!», — никто из них не впал, особой паники также не наблюдалось, все дружно приступили к уничтожению следов проведения этого неудачно завершившегося испытания. Очевидно, план эвакуации был един для любого полученного результата: работы велись размеренно, слаженно, без суеты и спешки.

«Да, в хладнокровии и любви к порядку немцам не откажешь», — резюмировал Денис. — «У нас так никогда не получится, эмоции всё равно будут выплёскиваться наружу, бить через край, влияя на качество работ. Русскому человеку при плохом настроении напортачить где-нибудь — раз плюнуть. А эти — как будто ничего и не произошло. Только металла добавилось в офицерские голоса, команды стали резче и чётче отдаваться, не более…».

Через сутки всё окончательно завершилось, немцы в полном составе покинули Синее ущелье, а предзакатную тишину нарушил хриплый пароходный гудок.

Ушли?

На всякий случай он решил отложить до утра своё возвращение в Большой Мир: бережёного, как известно, Бог бережёт…

Пришёл долгожданный рассвет, скупые солнечные лучи осветили буро-пегие камни Синей долины, весело зачирикали неугомонные полярные воробьи.

«Похоже, всё спокойно. Можно выбираться», — решил Денис и ребром ладони сильно ударил по правому верхнему углу гипсовой кладки. Часть стены послушно, с громким грохотом, обрушилась наружу. Свежий воздух, нестерпимо пахнущий морем, заполнил собой всё вокруг, окончательно вытесняя из горной каверны противную затхлость.

— Свобода! Да здравствует — свобода!

Из сухих веток кустарника он развёл невысокий жаркий костёр, вскипятил воды в походном котелке, заварил крепкий свежий чай. Жизнь снова казалась прекрасной и удивительной — вопреки суровой и неприветливой действительности.

А вот что делать дальше? Денис занялся математическими расчётами: — «Милая Анхен должна приплыть на двадцатые сутки после моего добровольного заключения в каверну. Сколько уже прошло времени? Первые сапёры появились на третьи сутки. Ещё четверо суток они строили железную дорогу. Или — пять? Вот же, чёрт побери, уже и не вспомнить! Потом собственно испытание — ещё сутки. Что там у нас получается?».

Хоть так, хоть сяк, но непреложно получалось, что ему ещё около десяти суток предстояло провести в этой уже достаточно поднадоевшей долине. Хотя, и совсем необязательно — в самой Синей долине. Можно было немного полазить и по ближайшим окрестностям, поохотится, рыбку половить, вволю отдохнуть на природе…

Основную часть вещей и припасов Денис оставил в каверне, тщательно восстановил гипсовую стену — в качестве надёжной защиты от песцов, леммингов и белых медведей. В рюкзак он сложил пятидневный запас продовольствия, котелок, крохотную палатку, спальный мешок, несколько картонных коробочек с патронами, две гранаты, браунинг, тщательно завёрнутый во фланелевую тряпицу, эмалированную кружку, ложку, перочинный швейцарский универсальный нож. Забросил рюкзак за спину, через шею перебросил ремешок карабина и широкими шагами направился по Синей долине к морскому побережью…

Следов недавнего пребывания немецкой экспедиции в долине с первого взгляда не наблюдалось. Впрочем, если искать тщательно и целенаправленно, то всегда можно что-нибудь отыскать, хотя бы по мелочам. Вон несколько чётких отпечатков стандартных армейских сапог со смешными подковками на каблуках, а вот пуговица от офицерского мундира закатилась за кустик голубики…. Да и на морском берегу — на мягкой бурой земле — остались глубокие выбоины от брусков сходней, переброшенных с борта большого судна. Но это — сущие пустяки. Через месяц с небольшим начнутся регулярные скучные дожди, которые, как известно, смывают все — даже самые крохотные — следы и следочки…

Вдоль кромки морского берега Денис забрался на рваные скалы, нависавшие с запада над Синей долиной, огляделся по сторонам.

Вид открывался просто сказочный: морская безграничная голубоватая даль, местами тонущая в плотной туманной дымке, многочисленные фьорды, прихотливо взрезающие побережье Медвежьего острова, птичьи базары, светлыми и пёстрыми островками густо покрывающие чёрные скалы…

На минуту-другую Денис задумался, выбирая направление предстоящего маршрута. Для начала он хотел разжиться полноценным куском свежего мяса: уже до чёртиков надоело питаться консервированными продуктами.

Можно было, конечно же, выйти по скалам на широкое горное плато, покрытое зелёными мхами, и подстрелить там северного оленя. Или, если немного повезёт, горного барана, седло которого на Шпицбергене считалось изысканным деликатесом…. Но губить взрослое животное ради одного-двух кусков мяса? Сколько он один сможет съесть? Нечестно это, если вдуматься…. Поэтому Денис решил ограничиться обычным белым гусём. В это время года полярные гуси очень вкусны, это по осени они разжиреют до неприличия, а их мясо станет жёстким, будет неаппетитно отдавать рыбой и водорослями. Он осторожно спустился со скал и прогулочным шагом пошёл вдоль берега — к ближайшему птичьему базару, меланхолично вслушиваясь в светлую мелодию морского прибоя…

Сзади раздался негромкий щелчок, в котором любое опытное ухо сразу же распознает звук, сопровождаемый перевод пистолетного предохранителя в боевое положение, и знакомый мужской голос жёстко скомандовал:

— Хальт! Стоять на месте! Обе руки поднять вверх! Резких движений не делать, сразу буду стрелять! Медленно опуститься на колени! Лечь на живот, конечности вытянуть в стороны!

Ничего было не сделать, приходилось безвольно подчиняться. Денис лёг на холодную, мокрую от утреннего тумана землю, вытянув руки и ноги в стороны, прислушался: секунд через двадцать явственно обозначился звук осторожных шагов. Враг приближался.

«Если он настоящий профессионал, то обязательно сейчас саданёт чем-нибудь серьёзным по голове», — любезно подсказал заботливый внутренний голос.

Враг оказался настоящим профессионалом: резкая тупая боль в затылке, угольная беспросветная чернота, провал в неизвестность…

Денис постепенно пришёл в себя. Руки были крепко связаны за спиной, а ноги свободны. Свежий прохладный ветерок, словно заботливая медсестра, ласково и осторожно, едва касаясь, гладил его по голове, заставляя медленно отступать злую колючую боль…. Он медленно открыл глаза.

— Приветствую вас, уважаемый сеньор! — жизнерадостно и не очень членораздельно заявил Лукаш Пушениг, жадно впиваясь белоснежными зубами в гигантский бутерброд. Оберштурмбанфюрер СС явно хотел ещё что-то добавить, но не смог — по причине плотно забитого рта.

«Венская подкопченная ветчина на тминном чёрном хлебе», — автоматически отметил Денис.

Только через пять минут герр Пушениг покончил с бутербродом, отряхнув с ладоней хлебные крошки, достал из внутреннего карманы пятнистого бушлата фляжку из нержавейки, отвинтил крышку, жадно приник к её горлышку, сделав при этом не менее четырёх крупных глотков.

«Французский „Бурбон“, настоящий, двадцатилетней выдержки!», — с завистью определил Денис и громко сглотнул слюну, непроизвольно заполнившую ротовую полость.

Слух у оберштурмбанфюрера оказался отменным.

— Шпионам коньяк не полагается, — широко и добродушно улыбнулся Пушениг. — Им вообще ничего не полагается, разве что раскалённый до красна прут в задницу…. Это, кстати, мой друг, от вас никуда не уйдёт! Вот доберёмся до Лонгьира и тут же приступим к этому приятному процессу. Для кого-то — приятному, для кого-то — не очень…. Вы, к слову, шпионом какой страны являетесь? Соединённые Штаты Америки? Великобритания? Молчите? Не говорите мне только, что это коварный генерал Франко вам приказал уничтожить новейший образец ФАУ-3. Наши-то бонзы до сих пор уверены, что испытания завершились неудачно — сугубо по причине несовершенной конструкции летательного аппарата…. Наверное, некоторые умники уже всерьёз предлагают свернуть всю программу. А тут сюрприз: живой диверсант, пойманный на месте преступления, готовый к целевым многоуровневым допросам…. Что молчите, любезный? Сегодня я имел честь наблюдать со скал, нависающих над Синей долиной, как вы выбирались из своего укрытия, заложенного кусками гипса. Недооценили вы старину Лукаша, недооценили…

А что тут было, собственно, говорить? Всё было предельно ясно: полный и оглушительный провал — со всеми вытекающими из этого факта последствиями…. Оставалось только одно: усиленно думать о том, что врать на предстоящих допросах. Да и бедную Анхен надо было как-то выгораживать, замучают ведь до смерти молоденькую девчонку сатрапы дешёвые…

— А какие у нас, уважаемый герр оберштурмбанфюрер, ближайшие совместные планы? — вежливо поинтересовался Денис.

Лукаш Пушениг не стал напускать на себя излишнюю таинственность и покладисто пояснил:

— Сейчас я приберу за собой следы прошедшего завтрака, ибо природу необходимо беречь и охранять. Потом соберу свой рюкзак. Ваш, извините, придётся тут бросить: арестанту все эти вещи, сложенные в него, уже никогда не пригодятся, а мне таскать на плечах лишнюю тяжесть что-то не хочется…. Карабин, гранаты, браунинг и патроны прихватим с собой, а всё остальное я сейчас закопаю. Потом пойдем вдоль берега. Там, примерно в тридцати километрах от этого места, на берегу фьорда есть маленькое охотничье зимовье, в подполе которого имеется надёжный тайник, а в тайнике спрятана отличная рация. Выйду на связь с Лонгьиром, вызову паровой катер…. Через часиков пять-шесть помчимся с ветерком на встречу с заслуженными наградами. Меня, очевидно, ждёт очередной крест. Вас, идальго, как уже было сказано выше, раскалённый железный прут и старая тупая пила, предназначенная для нежных гениталий…

Лукаш отошёл метров на десять-двенадцать в сторону, выдернул с корневищем молоденький куст вереска, обильно цветущий сиреневыми шишечками, взял в руки сапёрную лопатку и принялся старательно углублять образовавшуюся ямку.

«Чтобы такого учудить?» — задумался Денис. — «Что, если поступить так…».

Додумать эту мысль до конца он не успел, где-то рядом раздался едва слышный «вжик», и оберштурмбанфюрер СС Лукаш Пушениг, издав жалобный гортанный стон, начал медленно заваливаться на спину, крепко держась ладонью правой рукой за наконечник стрелы арбалета, пробившей его толстую шею насквозь…

Денис воспринял произошедшее достаточно спокойно, а, именно, как непреложную реальность, однозначно подтвержденную органами зрения и слуха. А вот радоваться он что-то не спешил. Кто его знает, а вдруг этот неизвестный арбалетчик ничем не лучше, чем покойный оберштурмбанфюрер? У русского разведчика врагов всегда и везде хватает…

Даже когда из-за серой треугольной скалы показалась милая Анхен Мюллер, верная и симпатичная напарница, облачённая в ту же походную одежду, что и десять дней назад, он не перестал тревожиться. Анхен сейчас должна была находиться за много километров от этих мест, на загадочном острове Змеином. Следовательно, она самовольно нарушила приказ, а, значит, вполне возможны и разнообразные неожиданности, на которые так щедра жизнь профессионального диверсанта. Приходилось терпеливо и хладнокровно ждать дальнейшего развития событий.

Не сдержавшись, Денис негромко пробормотал себе под нос несколько солёных фраз на языке родимых осин.

— Нехорошо это — так выражаться в присутствие юной и непорочной девушки, — сообщила на чистейшем русском языке подошедшая Анхен и укоризненно покачала головой. После этого девушка аккуратно положила на ближайший плоский камень боевой арбалет незнакомой конструкции, ловко сбросила на землю тяжёлый брезентовый рюкзак, достала из ножен острый охотничий нож.

«А ведь она русская», — решил для себя Денис. — «Говор-то природный, характерный…».

— Вы, Денис Евгеньевич, не думайте про меня чего плохого. Я, действительно, своя…. Просто у меня было ещё одно задание, о котором не велено было вам говорить, — примирительно пробормотала Анхен, разрезая толстые верёвки, связывающие руки напарника. — Сами же всё понимаете, приказ — дело святое…

Он поднялся на ноги, медленно подошёл к телу незадачливого оберштурмбанфюрера, разминая по дороге затёкшие кисти рук. С Лукашем всё было кончено: из рваной раны в шее вытекло уже примерно пол-литра крови, глаза закатились, нос заострился, лицо приобрело бледно-синеватый оттенок.

— Ну, так как? — равнодушно спросил Денис.

— Что — как?

— Выполнила приказ? — он резко перешёл на «ты», демонстрируя тем самым своё недовольство тем, что часть информации была утаена. — Кстати, а где наша славная «лодочка с подвесным моторчиком»? И откуда у тебя взялся этот шикарный боевой арбалет? Никогда такого не видел.

Помолчав с минуту, Анхен ответила — чётко и внятно — словно признавая, тем самым, бесспорное старшинство Дениса:

— Баркас спрятан во фьорде, в десяти километрах отсюда. Только в противоположной стороне от зимовья, где у немцев опорная точка. Их точка — направо, наша — налево…. Это сейчас — «наша точка», а раньше, до войны, там располагалась американская научная станция по изучению местных ледников. В одном из брошенных домиков наши — года два с половиной назад — оборудовали небольшой тайник, где и был спрятан арбалет, другое оружие, консервы, профессиональная кинокамера…. Одно плохо, — девушка с грустью посмотрела на свои ладони, покрытые белыми пузырями мозолей, — мачту на баркасе пришлось спилить. Так было надо…. Ничего, потом соврём, что её штормом сломало до половины, вот мы и спилили огрызок, чтобы не мешался под ногами. А моё персональное задание заключалось в следующем: с заданной точки заснять запуск и полёт испытуемого объекта…

— Подожди, подожди, соратница! — сердито прервал её Денис. — Вы что же, заранее знали, что испытание объекта будет производиться в Синей долине?

— Не совсем так, командир. Наши аналитики очень внимательно изучили карту Медвежьего острова, наметили шесть перспективных площадок…. Ваше мнение, Денис Евгеньевич, в данном случае являлось определяющем.

— Какой я тебе — Денис Евгеньевич? — поморщился Денис, словно бы только что лизнул дольку испанского зелёного лайма. — Давай вернёмся к прежнему имени — сеньор Оскар Рамос. Да и на русском языке общаться не стоит…. На русском — в России когда-нибудь поговорим. Потом, если в живых останемся и случайно встретимся…. Это — приказ!

— Так точно, герр майор, слушаюсь! — тут же дисциплинированно перешла на немецкий язык Анхен.

Он в несколько глубоких затяжек прикончил мятую сигарету, сильным щелчком отправил окурок на добрые десять метров в сторону.

— Лихо это у вас получилось! — восторженно объявила Анхен. — Только, всё же, придётся подобрать. Полученные инструкции предписывают соблюдать строгую конспирацию.

Девушка вытащила из кармана своего рюкзака бурый бумажный пакет и отправилась на поиски окурка. Денис только извинительно и смущённо пожал плечами…

Когда девушка вернулась обратно, он не удержался от дурацкого вопроса:

— Если не секрет, милая фройляйн, а каково твоё настоящее имя? Да нет, ничего такого, просто очень интересно…. Ведь там, в Лонгьире, я был на сто процентов уверен, что ты природная немка и истинная арийка. Так — как?

Девушка посмотрела на Дениса каким-то странным взглядом.

— Меня зовут Катерина, Катя. А отчество — Лаврентьевна.

— Надеюсь, твоя фамилия — не Берия? — широко и глупо улыбнулся Денис.

— Моя фамилия — Никонова, по маме, — очень серьёзно ответила юная напарница. — Лаврентий Павлович Берия — мой папа. А я, соответственно, его любимая дочка. Правда, так пока и непризнанная им официально, внебрачная…

Глава четвёртая Воскресший из мёртвых

На некоторое время Денис буквально потерял дар речи. Сидел на круглом валуне и тупо молчал, пытаясь хоть как-то определить своё отношение к услышанному. Казалось бы, что здесь такого? Ну, любимая дочка, ну, Берии…. Подумаешь! Нет, не так-то всё и просто…

Во-первых, Лаврентий Павлович Берия — на данном конкретном этапе — являлся его прямым и непосредственным руководителем. Любимая дочка непосредственного начальника? Причём, всемогущего и лишенного всяческих сантиментов? Это, знаете ли, «не есть хорошо». Даже неуютно как-то становилось на душе…

Во-вторых, Анхен-Катерина продолжала посматривать на него с ярко выраженным пиететом и нескрываемой симпатией…. Кто её знает: откажешь в скупой мужской ласке, так свяжется по рации с папашей, обратится с ерундовой просьбой — трансформировать Дениса в однозначного вдовца, свободного для серьёзных отношений. Сошлют тогда бедную Татьяну на вечные времена в какой-нибудь там Туруханск, или просто расстреляют — для пущей надёжности…. Он прекрасно понимал, что это уже явный перебор и полная глупость, но всё же. Всё же…

Анхен, похоже, сразу же догадалась об этих его терзаниях, присела на корточки напротив, смущённо заглянула ему в глаза.

— Командир, наверное, напрасно я вам сказала про это? Ну, извините дурочку! Забудьте! Давайте исходить из того, что я — младший лейтенант, а вы — майор? Приказывайте!

Девушка гибко выпрямилась и вытянулась в струнку, демонстративно приняв положение «смирно».

Денис поднялся на ноги, ласково дотронулся до молочно-белых волос Анхен, достал из серебряного портсигара очередную сигарету «Каро», прикурил, снова опустился на большой камень, густо поросший пышным зелёным мхом.

— Вольно, младший лейтенант! Что же, тогда расскажи мне подробно, своими словами — без всех условностей, предусмотренных Уставом — о выполнение поставленной перед тобой задачи. Что конкретно тебе удалась заснять на камеру? Давай присядем, в ногах правды нет. Только предварительно постели на камень что-нибудь тёплое, чтобы не застудиться.

Анхен послушно достала из своего рюкзака клетчатое байковое одеяло, постелила его поверх камня, расположенного в полутора метрах от валуна, на который восседал Денис, грациозно присела и робко спросила:

— Командир, можно я тоже закурю?

— Закуривай, — равнодушно пожал он плечами. — Обещаю твоему отцу об этом не докладывать. Только поторопись с рассказом. Интуиция мне подсказывает, что очень скоро у нас будет дефицит со свободным временем.

Девушка достала из изящного кожаного футляра длинную и очень тонкую дамскую сигарету, вставила в элегантный чёрный мундштук, прикурила от горящей спички, галантно поднесённой Денисом, глубоко затянулась, выпустила изо рта ароматное облако табачного дыма. Запахло спелыми грушами и лесными орехами.

— Я с самого рассвета сидела в укрытии с камерой наготове, наблюдала за предполагаемым местом появления объекта. Какой он из себя — совершенно не представляла…. Время шло — час за часом, а ничего не происходило. Я даже подумала, что вы уже успели полностью испортить эту штуковину и всё отменяется. И, вдруг…, - глаза Анхен возбуждённо заблестели и расширились. — И, вдруг…. Он появился совершенно внезапно. Такой красивый.… Как кто? Не кто, а что…. Диск светлый, серебристый такой, блестящий! Хорошо ещё, что он секунд на двадцать завис на одном месте, я успела запустить кинокамеру и поймать его в объектив. А потом он плавно полетел. Сделал очень широкий круг, диаметром километров в десять-двенадцать, остановился на несколько секунд.…И полетел уже строго по прямой линии, на север. Потом диск задрожал, чуть заметно вильнул в сторону, раздался взрыв…, - девушка замолчала, прикрыв глаза, словно ещё раз просматривая в уме эту завораживающую картинку.

— Получается, что «тарелка» развалилась в воздухе?

— Тарелка? А, ну да, очень похоже на тарелку…. Нет, после взрыва над диском образовалось желтоватое облако дыма, он ещё немного, видимо по инерции, пролетел вперёд, а потом резко, градусов под сорок пять по отношению к линии горизонта, пошёл вниз и упал на один из северных островов.…Раздался ещё один взрыв. После этого над островком, словно из-под земли, поднялось облако: разлапистый гриб на тонкой ножке, очень странный и нелепый, как будто у него три шляпки срослись в одну…. Уродство сплошное! — девушка брезгливо поморщилась. — Почему так получилось, командир?

— Так ведь и бомб было три, — принялся объяснять это странное явление Денис, но тут же опомнился: — Какие ещё грибы? Где всё случилось? Отсюда видно это место? Покажи пальцем!

— У вас лицо стало совершенно белым, — вставая со своего камня, негромко проговорила Анхен. — Вон там, на северо-востоке, из тумана выступает чёрная точка…. Видите? Вот над этим островом и «вырос» трёхголовый «гриб». Отсюда до этого островка километров двадцать пять будет, может, немного больше…. Что-то серьёзное произошло, командир?

— Произошло, — машинально подтвердил Денис. — Как высоко над поверхностью острова поднялось это грибообразное облако? Диаметр самого «гриба» можешь определить?

Девушка, смущённо и виновато улыбнувшись, принялась показывать руками:

— Вот на такую высоту он поднялся, а общий диаметр «гриба» был вот таким…. Как же это пересчитать в километры? Не знаю я, командир, честное слово, извините.…А хотите, я вам покажу фотографии этого интересного феномена?

— Фотографии? Откуда они у тебя?

Заметив удивление и заинтересованность начальника, напарница заметно повеселела и оживилась:

— Появился уродливый «гриб», я его снимала, снимала, а потом меня будто кто-то сильно толкнул в грудь, и я упала…. Может, это была ударная волна от взрыва? Вот и я не знаю…. Во время падения камера сильно повредилась о камни, надо было менять наружный объектив, а это дело долгое. Тогда я достала обычный фотоаппарат и оперативно нащёлкала пару кассет. А уже ночью на точке (там маленькая фотолаборатория ещё от американцев осталась) несколько кадров проявила и напечатала…. Вот посмотрите! — достала из рюкзака неприметный бумажный конверт, протянула Денису.

Он молча вглядывался вдаль, пытаясь соотнести размеры грибовидного облака, показанные Анхен и видимые на снимке, с истинными расстояниями между природными объектами, видимыми невооружённым взглядом.

Сделанные выводы не утешали.

«Похоже, что облако поднялось на высоту не менее пяти километров, а общий диаметр „гриба“ превышал полтора километра», — рассуждал про себя Денис, стараясь оставаться максимально спокойным и невозмутимым. — «Неужели нацисты смогли изготовить атомную бомбу? Понятно, что это какой-то её „грязный“ вариант. Тут дело совсем в другом…».

— Командир, это что, какой-то новый вид оружия? Очнитесь, сеньор Рамос! — прервала его размышления Анхен.

— А, что? Да, младший лейтенант, это принципиально новый вид оружия: обогащённый уран, обогащённый плутоний, ядерная цепная реакция…. Впрочем, не забивай себе голову этими ненужными деталями. Уясни для себя одно: монопольный обладатель (в должном объёме) такого оружия — практически непобедим…. Необходимо срочно выяснить, где был изготовлен сам летательный аппарат, а также установить точный маршрут морского транспорта, пристававшего к берегу напротив Синей долины. Где конкретно на его борт были подняты эти три злосчастные бомбы? Необходимо по этому поводу подготовить запрос в Москву, ещё было бы неплохо узнать…

Анхен, явно изображая из себя прилежную школьницу, подняла вверх правую руку, подперев её локоть ладошкой левой.

— Докладывай, младший лейтенант! — скупо кивнул головой Денис, справедливо предчувствуя очередной, заранее подготовленный подвох.

— Во-первых, сеньор Рамос, вы сами настаивали на возвращение к прежним именам и званиям…. Какая я вам — младший лейтенант? Меня зовут — Анхен Мюллер. Я доктор немецкого госпиталя в военном гарнизоне города Лонгьира, архипелаг Шпицберген…. А, во-вторых, существует и вторая часть порученной нам с вами операции. Разрешите доложить по существу?

— Докладывай, доктор! — он снова потянулся за своим портсигаром.

— Сама «тарелка», как вы называете этот летательный аппарат, была изготовлена на секретном заводе, расположенном под Потсдамом. Это был единственный работоспособный экземпляр. Вероятность того, что в ближайшее время фашистам удастся изготовить что-то аналогичное, ничтожна мала: в ближайшее время по этому квадрату начнут активно работать наши дальние бомбардировщики. Что касается этих трёх бомб…. Они были подняты на борт неустановленного немецкого крейсера в гавани острова Узедом. Существует большая вероятность того, что бомбы были изготовлены в одной из подземных лабораторий, расположенных на этом острове. Все подробности можно будет узнать при личной встрече с нашим резидентом, курирующим данный район Германии…. Если вы считаете, что эти бомбы представляют серьёзную опасность, то вам предписано срочно передислоцироваться в немецкий город Вольгаст и незамедлительно войти в контакт с резидентом. Я должна помочь вам в максимальной легализации этого перемещения…. У меня всё.

Денис задумчиво почесал в затылке и уточнил:

— Что имеется в виду под термином «максимальная легализация»?

Девушка лукаво улыбнулась и слегка покраснела.

— Вас ведь, правда, немного удивляло, что я всем встречным и поперечным рассказывала об обнаруженных у вас симптомах классической цинги? Так вот, это было составной частью заранее сформированной легенды…. Не понимаете? Прямо сейчас мы возвращаемся в скучный и провинциальный Лонгьир. Да, на десять дней раньше запланированного срока. Ну и что? Всё это объясняется просто: у вас, как всем известно, была цинга в её начальной стадии, а тут десять дней горячего и страстного «медового месяца»…. Не рассчитали свои скудные силы, болезнь начала стремительно прогрессировать, — Анхен залилась краской уже до самых кончиков ушей и не отрывала взгляда от земли. — Поэтому пришлось срочно вернуться…. Когда дойдём до этого заброшенного американского лагеря, где спрятан наш баркас, я вам дам хитрую таблетку, проглотите. Она уже через час с небольшим подействуют. Ещё доплыть до Лонгьира не успеем, а у вас уже волосы начнут клочьями выпадать, изо рта такой натуральной гнилью запахнет, что никто не усомнится в вашей болезни…

— А это обязательно? Ну, выпадающие волосы, вонь изо рта? — хмуро спросил Денис, стараясь не смотреть на девушку.

— При создании по-настоящему серьёзной легенды важна каждая мелочь, — очень грустно вздохнула Анхен. — Для полной достоверности таблетку, всё же, придётся принять…. Я подниму стандартную панику, сопровождаемую слезливой истерикой. После этого соберу расширенный врачебный консилиум. И поедите вы, как миленький, на излечение в симпатичный городишко Вольгаст — в сопровождении важных и авторитетных бумаг…. В тех местах, на морском побережье, располагается множество ведомственных санаториев и авторитетных частных клиник, так что всё будет выглядеть максимально достоверно. Заселитесь в самом шикарном санатории, процедуры лечебные попринимаете, встретитесь с резидентом…. Что дальше? Это вам решать…

После минутной паузы Денис усмехнулся:

— Судя по всему, эта легенда разрабатывалась давно и вдумчиво. Способные нынче в Москве сценаристы, талантливые такие…. Искренне преклоняюсь!

Анхен с вызовом посмотрела ему прямо в глаза:

— Я, вообще, очень способная девушка. А ещё — крайне симпатичная и морально устойчивая…

Перед отплытием в Лонгьир предстояло сделать ещё несколько дел.

Одно из наиважнейших — разобраться с телом несчастного Лукаша Пушенига.

Было понятно, что оберштурмбанфюрера СС очень скоро хватятся и начнут усиленно искать. Причём, кто-нибудь из его подчинённых наверняка в курсе, куда означенный оберштурмбанфюрер намеривался отправиться. Если найдут труп со следами насильственной смерти, то могут связать их наличие с фактом недавних неудачных испытаний суперсекретного летательного аппарата. Потом могут засомневаться и в естественной причине данной катастрофы. А этого не хотелось бы…. Если причина аварии связана с конструктивными недостатками, то всегда найдутся рачительные чиновники, призывающие к полному свёртыванию проекта. Если же будет установлено, что имела место коварная диверсия, то, наоборот, работы по ФАУ-3 могут быть активизированы…

Анхен предложила следующее решение вопроса:

— Неплохо было бы обставить смерть герра Пушенига — как банальный несчастный случай. Например, как падение с большой высоты…. Затаскиваем труп оберштурмбанфюрера на ближайшие скалы, надеваем на его (трупа) плечи рюкзак, карабин вешаем на шею, сильно раскачиваем за руки и за ноги, сбрасываем вниз. Высота там вполне приличная — метров двести пятьдесят — поэтому при падении мёртвое тело будет очень сильно изуродовано: попробуй, разгляди на шее отверстия от тонкой арбалетной стрелы…. А вот ещё такой интересный вариант, — глаза девушки азартно заблестели. — Вы, командир, убиваете белого медведя: они же вас не бояться, совсем близко подпускают…. Вот, значит, вы берёте карабин бедного Лукаша, осторожно подходите к зверю поближе, стреляете прямо в сердце. Потом мы тело незадачливого герра Пушенига подносим к убитому медведю, кладём прямо на тушу. Вместе поднимаем лапу медведя — она, наверное, очень тяжёлая — и раз, раз, раз! Лапой по лицу и шее покойника…. У белых медведей когти острые — словно двусторонние кинжалы: одно сплошное месиво получиться, никаких следов от стрелы не останется. Так всё и бросим…. Перед теми, кто придёт после нас на это место, предстанет однозначная картина: злой белый медведь напал на храброго оберштурмбанфюрера, завязалась кровавая схватка, оба её участника погибли. Несчастный случай на охоте, так сказать! Как вам, командир, мой план?

Денис только поморщился: к белым медведям он всегда испытывал тёплые — где-то даже братские — чувства, и перспектива застрелить одного из своих «братьев» ему совершенно не улыбалась.

«Да, а Катерина-то — настоящая дочь своего отца: совершенно не боится крови! Лаврентий Павлович должен быть доволен…», — подумалось — почему-то — с сожалением…

Судьбу тела герра Пушенига Денис решил просто: подтащили его к самому краю высокого обрыва, нависающего над морской ангельской гладью, на широкие плечи покойнику повесили брезентовый рюкзак, плотно набитый круглыми булыжниками, лямки рюкзака, на всякий случай, толстыми верёвками крепко привязали к мёртвому телу, и — совместными усилиями — столкнули труп с обрыва. Громкий «бульк», широкие круги по воде…

Карабин оберштурмбанфюрера и холщовый мешок с прочими его вещами, также утяжелённый прибрежными камнями, последовал за телом хозяина.

— Вариант, конечно же, далеко не идеальный, да Бог с ним, и так сойдёт, — резюмировал Денис.

После этого они отправились в Синюю долину. Денис забрал из тайной каверны нужные ему вещи: оружие, боеприпасы, кинокамеру и киноплёнку с заснятым на ней взлётом летающей «тарелки». Всё ненужное он сложили в каверне, и с помощью остатков специального клея окончательно замуровал вход в тайник, навёл снаружи должный маскировочный макияж.

К вечеру они вышли на «опорную точку»: несколько однотипных, слегка обшарпанных сборно-щитовых домиков под тёмно-синими крышами, крохотная прямоугольная бухта с низенькой искусственной подземной выработкой в торце, где и было спрятано их славное судно — уже без мачты, естественно.

— Жалко, конечно. Чем-то на кастрацию похоже, — прокомментировала прямолинейная Анхен, тем не менее, чуть покраснев при этом. — Зато с самолёта не разглядят…

Они собрали и сложили в рюкзаки вещи, тщательно уничтожили все следы недавнего пребывания человека в этом «Богом забытом уголке», легли спать. В разных домиках, естественно, легли.

Утором загрузились в свой «кастрированный» баркас. Перед тем, как завести мотор, Денис негромко пробормотал, обращаясь неизвестно к кому:

— Эх, лишь бы до Лонгьира по-тихому добраться, без всяких лишних происшествий…

Не получилось — по-тихому.

Только вышли из тиши фьорда на морские просторы, глядь, вдоль низкого берега, метрах в трёхстах, идёт большой мотобот, стоящая на носу неясная чёрная фигурка рукой машет призывно.

Поздно уже было прятаться, да и вариант с пошлым бегством сразу же отпадал: неизвестная посудина визуально шла с очень приличной скоростью, заметно превосходящей их собственную. Он резко повернул рулевой рычаг мотора, меняя направление движения, другой рукой достал из кармана куртки браунинг, положил рядом с собой на сиденье, щёлкнул предохранителем.

— Стрелять только после меня! — отдал Денис короткое приказание.

Других инструкций у него не было, но он был почему-то уверен — девушка и сама прекрасно знает, что надо делать. Очень способная такая — девушка…

Вот уже до мотобота, идущего навстречу, осталось метров семьдесят.

Сбывались самые худшие предчувствия: из рулевой рубки высовывался упитанный унтер-офицер, одетый в шинель из зелёного толстого сукна, посредине посудины, уперев ногу в невысокий коричневый борт и удобно пристроив короткий автомат на колене, располагался второй унтер — точная копия первого, на носу, широко расставив длинные ноги, возвышался молодцеватый обер-лейтенант в чёрной эсэсовской форме.

Плавсредства заранее сбавили ход, потом полностью застопорили моторы и поравнялись, плавно качаясь на мелких волнах. Теперь друг от друга их отделяла только узкая трёхметровая полоса тёмной воды.

— О, лейтенант Крюгер! Какая неожиданная и приятная встреча! А мы как раз вас и ищем! — радостно и непринуждённо сообщила Анхен.

— Фройляйн Мюллер? Сеньор Рамос? — искренне удивился обер-лейтенант. — Как вы оказались в этих суровых местах? Вы же должны были отдыхать на Змеином острове! И почему вы ищите — именно меня?

— Ах, милый мой Отто! — продолжала лицедействовать внебрачная дочь Лаврентия Павловича. — Двое суток назад у дона Оскара началась цинга — в очень неприятной форме — и мы решили вернуться в Лонгьир, но попали в сильный туман и сбились с курса. Потом течение вынесло наше утлое судёнышко к этим неприветливым берегам, где мы и встретились с герром Пушенигом…

Денис зашёлся в приступе непритворного кашля: где-то с час назад он проглотил большую белую таблетку («цинговку», как доходчиво выразилась Анхен), теперь у него поднялась высокая температура, нестерпимо ломили коренные зубы, в лёгких и бронхах что-то противно булькало.

— Что? Вы виделись с господином оберштурмбанфюрером? — изумился Крюгер, кинув на Дениса сочувственный взгляд.

Анхен возмущённо передёрнула плечами:

— А я вам о чём толкую последние десять минут? Конечно же, виделись! Более того, мы сейчас для того и следуем в Лонгьир, чтобы передать вам, обер-лейтенант, и герру фрегаттенкапитану Франку Шварцу секретные поручения от оберштурмбанфюрера Пушенига.

— Какие секретные поручения?

— Секретные! Очень секретные! Очень-очень секретные! — холодно и строго заявила девушка, многозначительно кивнув головой в сторону унтер-офицеров.

— А ну-ка, бездельники, заткнули уши! — рявкнул доверчивый Крюгер.

Чтобы выполнить эту команду второму унтеру пришлось положить свой автомат на палубу мотобота. Не теряя времени, Денис схватил — обеими ладонями — браунинг и надавил на спусковой курок, через мгновение и его подчинённая открыла огонь на поражение…

Всё было кончено за считанные секунды, оставалось только «немного прибраться» — как скаламбурила милая фройляйн Мюллер. Трупы, их личные вещи и оружие по уже проторённой дорожке последовали в тайную морскую пучину.

А что было делать с мотоботом? Денис хотел и его просто-напросто потопить, предварительно продырявив дно во многих местах, но Анхен была категорически против:

— Не торопитесь, командир! Давайте эту лоханку прихватим с собой, крепко привязав верёвкой к корме. У меня есть план: иногда лучше всего действовать — вопреки всякой логики…

Баркас медленно приближалась к Лонгьиру. Уже из-за поворота показался чёрный бетонный причал, рядом с которым лениво покачивались на зеленоватых волнах два немецких сторожевых катера — серых и каких-то неуклюжих, издали очень похожих на спящих маленьких котят.

На корме баркаса, положив правую руку на рулевой рычаг мотора, вольготно восседала Анхен Мюллер, а Денис находился в рулевой рубке мотобота, держась из последних сил за ручки штурвала. Он совсем не претворялся, ему было плохо по-настоящему: всё тело била крупная дрожь, нижнее бельё насквозь промокло от пота — и горячего и холодного, дёсны некрасиво распухли и едва помещались во рту, а ещё нестерпимо хотелось спать…

«Очень даже хорошие таблетки придумали наши отечественные эскулапы, такие действенные…. Вот же, суки злые, садисты законченные!», — неприязненно поморщился Денис.

— Командир! — донёсся до него звонкий голосок. — Дёрните-ка себя за волосы!

Он послушно дёрнул, поднёс кулак к глазам, разжал: на ладони лежал большой клок пегих, русо-седых волос.

— Вот же, чёрт меня дери! — смачно сплюнул в сторону.

— Действует таблетка, действует! — радостно заявила Анхен. — И волосы отлично выпадают, и слюна розовая…. Значит, дёсны уже начали вовсю кровоточить!

На причале к лодке подбежало несколько военных. Их званий и лиц Денис уже не смог разобрать — из-за густой серо-зелёной пелены, застилавшей глаза…

— Помогите пришвартовать посудины, выгрузить на берег больного офицера и все наши вещи! — строго скомандовала напарница. — И срочно пошлите человека за господином фрегаттенкапитаном! Я сказала — срочно! Выполнять, если не хотите прямо завтра отправиться на Восточный фронт! Шевелите помидорами, засранцы! Чтоб вас английской бомбой шмякнуло — по одному известному месту…

Больше он ничего не видел и не слышал — провалился в мягкую и глубокую яму крепкого и сладкого сна…

В ушах настойчиво и требовательно зазвенело, Денис проснулся и приоткрыл ресницы. Перед глазами был белый потолок, покрытый густой сетью мельчайших трещин. Он осторожно повернул голову в сторону: белый пододеяльник, белая простынь, белая стена…

«Это, наверное, больница», — осторожно предположил Денис и повернул голову в другую сторону: прямо перед ним оказалась улыбающаяся мордашка Анхен Мюллер — в обрамлении таких же весёлых, молочно-белых кудряшек.

— Привет, командир! Ну, вы и спать горазды! Больше тридцати часов уже дрыхните…. Пришлось будильник применять. Как там ваше драгоценное самочувствие? — непринуждённо поинтересовалась мордашка.

Он прислушался к ощущениям организма: температуры, вроде, не было, голова не кружилась, зубы совершенно не болели, опухоль на дёснах немного спала.

— Это очень плохо, — искренне огорчилась добрая Анхен. — Вам выздоравливать сейчас нельзя, ни в коем случае! Придётся обязательно проглотить ещё одну таблетку…

— Да, проглочу я, проглочу! Обязательно! — горячо заверил девушку Денис. — Но только немного позже…. Ты, дорогая, давай, докладывай о текущих делах, не тяни.

— Есть, докладывать! Есть, не тянуть! — шутливо козырнула белокурая соратница. — Всё идёт согласно разработанному плану. По поводу мотобота обер-лейтенанта Крюгера: я объяснила, что мы нашли его на траверзе южного мыса безымянного островка, на полпути к Лонгьиру. Мол, проплывали мимо и совершенно случайно обнаружили…. Плывёт себе по течению: без людей и вещей, только с обильными лужицами свежей крови на палубе. Мол, кто-то попиратствовал немного, не иначе…. На нас, конечно же, никто и не подумал. Даже благодарили от души. А к тому островку уже сторожевой катер вышел — с отрядом морских пехотинцев на борту. Здесь всё нормально, удалось псов глупых направить по ложному следу…. Вчера состоялся и консилиум местных медицинских светил. Всё прошло — как по маслу: единодушно было признано, что у вас, мон шер, опасная для здоровья форма цинги. Необходимо серьёзное лечение и резкая смена климата…. Никто и не удивился. Это немцы — железная нация, которой любые передряги нестрашны. Арии, так сказать. Избранный народ! А чего же ждать от испанца, изнеженного в своём тёплом климате? Не выдержал, сломался! Данный факт был встречен с полным понимаем и, даже, с лёгким злорадством…. Так что, командир, собирайтесь на курорт! Угольный транспорт отходит завтра в двенадцать ноль-ноль по местному времени. Здесь у меня направление в санаторий, который обслуживает офицеров нашего гарнизона. Хороший санаторий, там вас быстро подлечат. Только вот, таблеточку-то проглотите, не побрезгуйте! Достоверность легенды надо соблюдать скрупулезно…. А за два часа до прибытия в этот санаторий — ещё одну пилюлю, последнюю, скушаете…

За сорок минут до отплытия из Лонгьира Анхен вручила Денису обычный незапечатанный голубой конверт средних размеров.

— Руководство предлагает вам ознакомиться с содержанием этого письма. Возьмите его с собой, в дороге прочтёте. Есть будет такая необходимость, то можете направить данный документ адресату. Но только в том случае, когда это будет способствовать получению требуемого результата…. Все киноплёнки и фотографии я переправлю в Москву самостоятельно, по отдельному каналу. Вот вам ещё отдельная плёнка и несколько негативов для резидента: летающий диск во всех ракурсах, «гриб», образовавшийся на месте взрыва.

— Где я встречусь с нашим резидентом? Как его узнаю? Встречные пароли?

— Он будет вас ждать в ресторанчике «Бир унд Бир» по нечётным числам, с семнадцати до восемнадцати часов. На третьи сутки вашего пребывания в санатории болезнь отступит: кончится действие таблеток, что совершенно нормально. Врачи решат, что это резкая смена климата так чудотворно подействовала на ваш организм. Ещё через сутки, скорее всего, вам разрешат прогулки по городку и его окрестностям…. Никаких паролей нет. Вы обязательно узнаете резидента, а он узнает вас. Извините, но подробностей я и сама не знаю…

Расставание с Лонгьиром прошло в абсолютно спокойном и «штатном» режиме: кроме Анхен на причал пришло всего несколько сухопутных офицеров и фрегаттенкапитан Франк Шварц. Все знали, что цинга совершенно незаразна, но, как говорится, бережёного — Бог бережёт…

Сама процедура прощания получилась скомканной и молчаливой.

Денис тяжело опирался на чёрную трость и — время от времени — начинал содрогаться в приступах сухого «гавкающего» кашля, часто сплёвывая в сторону розовую слюну. В редких перерывах между приступами распили две бутылки «Шампанского», обменялись крепкими рукопожатиями.

С Анхен тоже простились без слёз и долгих поцелуев, ограничились только несколькими взаимными «чмоками» в щёки: ничего не поделаешь, изо рта человека, болеющего цингой, воняет, как из хорошей выгребной ямы…

Морской приземистый сухогруз, гружёный под самую завязку островным высококачественным углём, медленно шёл по широкому фьорду, из иллюминатора каюты хорошо были видны скалы — чёрные, причудливо изрезанные, неприступные, издали напоминавшие башни массивного средневекового замка.

Денис, с трудом превозмогая головокружение и предательскую слабость, вытащил из голубого конверта плотный лист бумаги, щедро покрытый водяными знаками, углубился в чтение, с трудом понимая смысл прочитанного.

Это было письмо от генерала Франсиско Франко к канцлеру НСДАП Мартину Борману. В данном документе сеньор Франко рекомендовал сеньора Оскара Рамоса — как человека, безусловно преданного идеалам национал-социализма, а также как очень опытного геолога, способного решать самые сложные профильные задачи. Кроме того, генерал просил у Бормана личной аудиенции для сеньора Рамоса, ибо на этой встрече вышеупомянутый сеньор должен был сообщить рейхсканцлеру некую «важную эксклюзивную информацию, способную в будущем вывести экономические отношения между Испанией и Великой Германией на иной качественный уровень…».

Он отчаянно затряс головой и недовольно пробурчал себе под нос:

— Совершенно ничего не понимаю…. Какая — в задницу белому медведю — «важная эксклюзивная информация»? Ладно, над этим потом подумаем, когда пройдёт искусственная цинга, а в голове хоть немного проясниться…. Но зачем все эти непонятки нужны достопочтимому диктатору Франко? Ему-то здесь — какая выгода?

Денис начал вспоминать всё, что знал об этом человеке (почерпнул из папки генерала Ануфриева):

«Франсиско-Паулино-Эрменгильдо-Теодуло Франко-и-Баамондэ родился в 1892 году в маленьком приморском городе на северо-западе Испании, но его родители были чистокровными кастильцами. Отец будущего диктатора, так же как и дед, и прадед, и прапрадед, был офицером испанского королевского военно-морского флота. Юный Франциско с трехлетнего возраста был уверен, что единственно возможное для него будущее — это карьера морского офицера…. Кроме того, он, начиная с детского возраста, отличался от ровесников серьезностью, исключительной дисциплинированностью и настойчивостью. Уже в четырнадцать лет Франциско Франко получил аттестат о среднем образовании. Но так сложилось, что путь в Военно-морскую академию оказался для него закрыт, и юноша был вынужден поступить в Пехотную академию в Толедо, которую и закончил в звании младшего лейтенанта…. Свою блестящую карьеру он сделал во время марокканской войны: в 1915 году стал самым молодым майором в испанской армии, в 1923 году он возглавил Испанский Иностранный Легион, а в 1926 году стал самым молодым испанским генералом…. Франко всегда был ревностным католиком и образцовым семьянином, никогда не принимал участия в традиционных офицерских гулянках, был способен убить интенданта, если солдатская пайка хлеба оказывалась на несколько грамм легче, чем должна. Его авторитет в испанской армии среди нижних чинов был непререкаем…. До 1936 года генерал Франко абсолютно не интересовался ни политикой, ни экономикой, ни социальной жизнью, ни международными отношениями. Все его интересы были сосредоточены сугубо на военной службе. Потом началась кровавая гражданская бойня…. Именно бойня, а не война. Кровавая — с обеих сторон. Например, в Мадриде — только за одни сутки — разгневанные пролетарии линчевали более тридцати католических священников…. И завертелась кровавая мельница, в которой уже не было ни правых, ни виноватых.… Вот тут-то Франсиско Франко не выдержал. Такое впечатление, что генералу было всё равно, как остановить кровавую бойню, но остановить было надо. Причём, чем быстрее, тем лучше.…Будучи католиком, он возглавил правых, что выглядело совершенно естественным (ну, не коммунистов-безбожников же, в конце концов, возглавлять!). „Хунта национальной обороны“ в 1936 году присвоила ему звание генералиссимуса и назначила временным Главой государства. В 1939 году Гражданская война в Испании была завершена, но на пороге уже стояла другая война, Мировая.… Как же повёл себя Франко в этих условиях? А, очень просто: он делал всё возможное и невозможное, чтобы его любимая Испания пострадала во время Второй Мировой Войны как можно меньше. Да, формально он поддержал Гитлера и даже направил на Восточный фронт элитную „Голубую дивизию“, которая храбро дралась, но была полностью разбита под Новгородом. На этом и всё. Формально отметился, так сказать, и хватит…. Но и англичане ему многим были обязаны: именно Франко — путём хитрых дипломатических увёрток в переговорах с Гитлером в 1940 и 41 годах — не позволил немцам занять Гибралтар. А это очень даже существенно! Если резюмировать», — рассуждал про себя Денис, — «то можно сделать только один вывод: дон Франсиско — законченный эгоист. Но эгоист — в национальном масштабе…. Пусть весь остальной мир летит в тартарары со всеми его проблемами! Пусть летит, лишь бы его любимая Испания вышла изо всех передряг с наименьшими потерями…. Какие там ещё другие ценности — в одно известное место? А что, не самая худшая идеология. По крайней мере, честная! Благодаря такому мировоззрению, каудильо Франко непременно продержится у Власти гораздо дольше всех других своих коллег по цеху, правящих самыми различными странами в этот временной отрезок…. Вот, очевидно, чётко понимая, кто победит в этой войне, рассудительный генерал решил и товарищу Сталину оказать несколько значимых услуг. Вдруг, да зачтётся в дальнейшем…. Предусмотрительный, сукин кот, ничего не скажешь!».

В порту города Штеттина, где докеры переговаривались между собой на польском языке, его встретила неуклюжая машина: выкрашенная в неприятный грязно-зелёный цвет, непонятной марки, с белым крестом на борту. Расторопный и вежливый оберартц помог забраться в просторный салон автомобиля, погрузил туда же нехитрые пожитки встречаемого.

До санатория они доехали часа за два с половиной. Дорога под колёсами была вполне приличная, пейзажи за окнами — вполне мирные, о войне говорили только многочисленные патрули и полосатые шлагбаумы, у которых приходилось останавливаться для тщательной проверки документов.

За поездку пришлось преодолеть восемь таких пропускных пунктов, но всё прошло без малейших эксцессов, документы Дениса у проверяющих никаких сомнений не вызвали.

Санаторий оказался — как санаторий, только с наличием глубоких подземных бомбоубежищ. Врачи — как врачи. Только в тёмно-зелёных брюках, торчащих из под белых халатов и заправленных в чёрные армейские сапоги. В меру занудные доктора, в меру — равнодушные.

Медосмотры, таблетки, лечебные процедуры, снова — медосмотры, таблетки и процедуры…

Как и предсказывала всезнающая Анхен, через трое суток он стремительно пошёл на поправку, а вскоре ему разрешили и прогулки по свежему воздуху.

До центра городка Вольгаст Денис бодро дошагал минут за пятьдесят. Обычный немецкий городок: белые домики под красно-коричневыми черепичными крышами, низенькие фигурные заборчики, аккуратные палисадники, цветущие вишнёвые и яблоневые сады.

Ресторанчик «Бир унд Бир» нашёлся сразу — по ароматному запаху жареного мяса: это худенький немецкий подросток — в белом фартуке и белом же колпаке на голове — колдовал над некой разновидностью мангала, расположив над малиновыми углями металлическую решётку с выложенными на ней большими кусками жирной свинины. С мяса послушно стекали жёлтые капельки жира и, падая на жаркие угли, с громким шипением превращались в чудесный ароматный пар, разносимый тёплым ветерком по всей округе…

Он поднялся по низеньким ступеням, облицованным красно-розовыми каменными плитками, толкнул чёрную скрипучую дверь. В просторном зале среднестатистического немецкого кабачка было пустынно: только за круглым центральным столом пересмеивалась — под пиво и непристойные анекдоты — дружная четвёрка армейских офицеров, да за дальним столиком возле узкого стрельчатого окна виднелась чья-то широкая спина в штатском чёрном пальто.

Пройдя вперёд несколько метров, Денис непроизвольно отметил про себя, что эта широкая спина ему определённо знакома. Неизвестный штатский, заслышав за своей спиной осторожные шаги, медленно поднялся со своего места и повернулся навстречу.

«Господи, Боже мой!», — вихрем пронеслась в голове тревожная мысль. — «Этого же не может быть!»…

Перед Денисом стоял — живой труп, выходец — с Того света…

Глава пятая Верные друзья и застенки гестапо

Внешне всё выглядело вполне благопристойно: молодые и симпатичные мужчины «слегка за тридцать», одетые в неброскую штатскую одежду, неподвижно стояли друг напротив друга и дружелюбно молчали. Чего тут, казалось бы, необычного?

Если с одной стороны посмотреть, то ровным счётом ничего. А с другой стороны, благопристойно — это если минуту молчать, ну, две, три, четыре….

А когда — десять, двенадцать? Это уже странно, по меньшей мере: внимание нездоровое привлекает, подозрения разные — навевает…

Вот и в тогда наметилось определённое общественное недопонимание: официанты едва слышно зацокали, подавая друг другу сигналы тревоги, шумная четвёрка армейских офицеров внезапно замолкла и затаилась, балуя установившуюся чуткую тишину лишь едва слышным, подозрительным и тревожным шёпотом…

Третьяков первым пришёл в себя (или же, всё давно знал и просто играл по заранее выученному сценарию?), и громко заорал, нарочито привлекая всеобщее внимание:

— Оскар, старый вонючий павиан, сто чертей тебе в рваные штаны! Тебя же убили тогда, на поганых Филиппинах…. Мне так и сказали в Маниле, мол, утонула твоя яхта. Взорвалась — и сразу — утонула! Чтоб мне всю оставшуюся жизнь питаться сырой акульей печенью! Кальмара восьмиглазого — через узкий клюв! Так ты живой, братишка?!

Денис бросился (искренне — бросился!) в крепкие объятия Гарика, и заорал, сразу же смекнув, что все старые легенды до сих пор живы и действенны:

— Пошёл к китовым метровым глистам, старый ты перец! Это я-то — погиб? Конечно же, жив! А ты-то? Это же тебя тогда английская подводная лодка покрошила из пулемёта в труху полную! Штафирка штатская, неполовозрелая…

Свидетелей этой знаменитой встречи было и не сосчитать. И большинство из них — откровенные агенты той, или иной специальной службы. Что-что, а в расходах на всякие там службы Тысячелетний Рейх никогда не скупился…. Чем громче они с Третьяковым орали, тем больше разных неприметных серых личностей просачивалось в скромный кабачок.

«Бывает», — подумал Денис. — «Бывает — всякое. Только к этой непреложной истине ещё надо привыкнуть…».

Постепенно праздник встречи двух старинных друзей превратился во всеобщий: военные, штатские, непонятно-подозрительные личности безостановочным потоком подходили к ним, громко восторгались, слушали байки о таинственных и загадочных Филиппинах, желали всего хорошего, сочувствовали, высоко поднимая бокалы, завидовали…

О, эти бесконечные воспоминания — о вчерашних и позавчерашних совместных подвигах! Особенно, если эти подвиги касаются насквозь экзотических мест: никогда не засыпающие шумные джунгли, прохладные подземные пещеры, юные и грациозные туземки — на белоснежном песке заброшенного пляжа, зелёно-синие моря, отливающие серебром — на закате трудного дня…. Тосты, тосты, тосты…

В какой-то момент всеобщего братания Третьяков горячо зашептал Денису в ухо:

— Теперь можно и к дому двигать…. Только ты, командир, притворись мертвецки пьяным, шатайся посильней. Свороти чего-нибудь там из мебели…. Всё, давние друзья следуют на стационарную базу. Тупо и тихо следуют, на автопилотах…. Никого не трогают…. Ну, командир, готов? Тогда — полный вперёд. Но, с оглядкой…

— Герр Шумахер! — нечаянно и громко вспомнил Денис, безжалостно опрокидывая на пол журнальный столик розового дерева со всем, что на нём располагалось. — А что у тебя с личной жизнью? Нет, ты ответь! Как это — женат? Где же она, твоя дорогая женушка? Желаю незамедлительно познакомиться с женой моего лучшего друга! Да и заночую у вас, если что…. В санаторий пошлём кого-нибудь…. Халдея дешёвого, что первым подвернётся под руку…

Третьяков тут же подхватил эстафету:

— Кто у меня жена, спрашиваешь? Скажу, от зависти сдохнешь, гнида испанская, недоперчёная! Австралийка настоящая, в третьем поколении! Зовут — Эдит Гражар. В Германии возглавляет «Австралийский Фашистский Союз»…. Вот оно как! Правда, редко видимся: Эдит всё в Берлине пропадает, партийные дела, всё такое.… Но сейчас она в Вольгасте. Повезло тебе, дон Оскар! Сейчас ещё чуть-чуть выпьем с господами офицерами, и поедем знакомиться…. Официант, ещё две бутылки шампанского! Быстро у меня!

Всё было абсолютно нормально. Легально напились, так что — и права имеются…. Подумаешь — всякие разные, вместе с их речами…

— В жопу, господа!!!

— Человек, такси!!! Жду тридцать секунд, потом стреляю…

Подошло такси: за рулём — морда. Хитрая такая морда, якобы простая и добродушная. Гарик пихнул локтём в бок, мол, дерьмо подсовывают, бди, соответствуй…

Так и ехали, перебивая друг друга рассказами о филиппинских делах давно минувших дней: богатые клады, таинственные подземелья, морские бои и сражения и, понятное дело, девчонки. Белые, розовые, жёлтые, коричневые, чёрные, доступные.…И, наоборот, совершенно неприступные, опять — доступные…

Подъехали к среднестатистическому немецкому коттеджу: светло-бежевая пупырчатая штукатурка, тёмно-красная черепичная крыша, высокий — в полтора человеческих роста — кованый забор, увитый до половины ярко-зелёным весенним плющом.

Радостно хлопнула входная дверь, по садовой дорожке, выложенной красно-кремовой испанской (в этом Денис разбирался) керамической плиткой, прошелестели быстрые лёгкие шаги.

- Фриц, это ты? — взволнованно и радостно спросила женщина, чьи полные белые колени смутно угадывались в густых вечерних сумерках. — Ты немного выпил, дорогой? Ты с гостем приехал? Тогда проходите в дом сами…. Мне нужно переодеться, я то думала, что ты, дорогой, вернёшься один…

Шатаясь и усиленно поддерживая друг друга, Денис и Гарик выбрались из машины, и, одарив мордатого шофёра щедрыми чаевыми, направились к гостеприимно распахнутой калитке.

— Чёрные дразнящие глаза, в упор смотрящие на меня. Гибкий тонкий стан — на фоне белоснежного заброшенного пляжа…, - громко и душевно выводил Третьяков. — Эдит, моя яркая звезда! Угадай, кого я привёз к тебе, девочка?

Эдит выглядела просто бесподобно: рыжая грива, ниспадающая до самой попы, длинное чёрное японское кимоно, расшитое разноцветными жар-птицами. У крыльца коттеджа они немного поорали нестройным хором: о верной дружбе, о незабываемых временах юности, о сказочных далёких краях, расположенных где-то там, в немыслимой дали…

Вошли в дом, громко хлопнула одна дверь, потом — вторая, отделяющая основное помещение от небольшой, метров в семь квадратных, тесной прихожей.

«Прямо как в русской деревне, самые натуральные сени», — машинально отметил Денис. — «Не удивлюсь, если Гарик сам и спроектировал данное строение».

В холле — в семирожковой люстре — тускло горела единственная лампочка, зато расставленных по всем углам и поверхностям подсвечников — с зажженными толстыми свечами — насчитывалось полтора десятка. Светло было в комнате: по центру — большой полукруглый камин, сложенный из зеленоватых ребристых камней, справа располагалась аккуратная кухонька, слева — столовая с овальным обеденным столом и десятком деревянных массивных стульев, обитых красной и бордовой кожей.

Эдит, демонстративно приложив палец к губам, достала из кармана кимоно плоскую чёрную коробочку с узким экраном посередине. Внимательно всмотрелась:

— Всё нормально. Можно спокойно и вдумчиво поговорить.

Тут уже обнялись по-настоящему, сбросили верхнюю уличную одёжку, скупыми слезами, что называется, плотно переплелись…

— А дети? — немного осмотревшись, спросил Денис.

— Дочка, — Третьяков с гордостью кивнул на висевший над обеденным столом поясной портрет — полтора метра на метр. На холсте был изображён натуральный ангел: в пышных кружевах и мелких тёмно-рыжих кудряшках, со щербатой широкой улыбкой, возрастом — года в два с половиной, не старше.

— Сейчас, — Гарик заговорщицки переглянулся с женой, — мы её в Австралию отправили, к тётке. Типа — в Австралию. Типа — к тётке, — зачем-то уточнил.

Денис коротко рассказал о своих делах последних лет, попросил ответить тем же.

— Рассказ будет совсем коротким, — сразу же предупредил Третьяков. — Тогда, в филиппинской тропической бухте, меня действительно очень сильно зацепило, шесть раз, — покосился на чёрную перчатку, выглядывающую из правого рукава своего серого в ёлочку пиджака. — Когда вы подплыли на «Стреле», я, очевидно, был без сознания. Автоматически держался за сиденье внутри перевёрнутой и полузатонувшей лодки. Так бывает, как выяснилось…. Потом лодку сильным течением вынесло к ближайшему берегу, до которого всего-то с километр и было. Туземцы племени менго её выловили, ну, и меня вместе с ней. Раны залечили местными лекарствами, правую руку, правда, пришлось отрезать. Без наркоза, естественно…. Удовольствие, доложу тебе, командир, гораздо ниже среднего. Да ладно, лучше уж так, чем в аду прыгать по раскалённым скользким сковородкам. Диверсантам, понятное дело, рай не светит.… А ещё через два месяца меня нашёл тамошний советский резидент: подробно объяснил некоторые важные детали, задачи поставил чёткие…. В Пенемюнде я прибыл в марте сорок первого года, за три с половиной месяца до начала войны. Пенемюнде — это такой компактный район в Северной Германии (хотя и городок одноимённый существует), куда входят: материковое побережье с устьем несерьёзной реки Пене, большой остров Узедом и куча мелких островов — и безымянных, и имеющих официальные названия…. Тогда тут всё было совершенно спокойно и безобидно. Обычная глухая и беспросветная провинция. Какое такое — «Оружие возмездия»? И не пахло им. Но наши, похоже, что-то такое уже ощущали, к чему-то нехорошему готовились…. Так вот, по легенде я был очень опытным и известным геологом (имя прежнее — Фриц Шумахер) с шикарным американским дипломом, доктором геолого-минералогических наук — с защитой диссертации в Австралии. Через месяц меня тут же назначили местным «главным землемером», а чуть позже — Главой Комитета «по разработке подземных научных коммуникаций». Поэтому в сорок первом году, когда полигон в Куммерсдорфе (это в тридцати километрах от Берлина) стал «тесен», и на самом Верху было принято решение о создании полномасштабной площадки на севере Германии, все эти вещи проходили сугубо через меня. В той или в иной степени и форме, понятное дело…

Хотя все были и так сыты, но — кофе. Приличная бюргерская немецкая семья просто обязана напоить хорошим кофе даже абсолютно случайного гостя…

— Переходим к делу, — ненавязчиво предложил Денис, ставя на блюдце пустую чашку саксонского фарфора. — Мне очень хочется, что бы вы внимательно посмотрели одну киноплёнку, плюсом — некоторые чёрно-белые фотографии. Можно будет преобразовать негативы в слайды?

— Без вопросов, командир, — Эдит забрала у Дениса маленький бумажный свёрток. — Подождёте минут сорок-сорок пять? Кофе пейте, настоящий английский чай. Алкоголя не советую, вы и так уже знатно поднабрались.

Эдит чуть заметно — практически невинно и целомудренно — покачивая полными бёдрами, переместилась вместе с подносом, заполненным грязной посудой, в кухонную половину холла, поставив поднос на никелированную мойку, по узенькой лестнице спустилась в подвальное помещение.

— Слушай, Дэн, — негромко спросил Третьяков. — Тут про генерала Бессонова хочу узнать…. Говорят, что он — подлый предатель. Мол, переметнулся к немцам…. Верная информация?

Денис взял минутную паузу, закурил:

— Не знаю я, Гарик, точно, как оно было на самом деле. Говорят, мол, взяли немцы Ивана Георгиевича в плен, дальше — полная непонятка. То ли была такая операция запланирована, то ли…. Короче говоря, Бессонов немцам сразу же заявил, что, мол, давно уже хочет с ними сотрудничать. Предложил очень нестандартный и оригинальный план: высаживается немецкий парашютный десант в Коми ССР, уничтожает охрану нескольких лагерей, освобождает зэков. Начинается народное восстание против Сталина, и всё такое…

— Ну, и? — всерьёз заинтересовался Третьяков.

— Реально был сброшен на парашютах отряд диверсантов. Два лагеря освободили, но абсолютно ничего не произошло…. Большинство освобождённых даже не дёрнулись, остались в своих бараках, остальные разбежались по окрестным деревушкам — грабить и насиловать. Всех их потом отловили, через неделю другую…. Что там Бессонов думал себе — мне неизвестно. Расстреляли его потом, понятное дело…

Вернулась улыбчивая Эдит, неся под мышкой маленький кинопроектор, развесила на стене белую простынь, поставила на журнальный столик коробочку со слайдами, вставленными в аккуратные белые рамочки.

— Посмотрим, командир?

Что же не посмотреть? Серебристый диск на земле, он же — в воздухе.

Трёхглавый «гриб», вставший над дальним северным островком полярного архипелага Шпицберген…

— Я вам сейчас расскажу немного об увиденном, — предложил Денис. — Большую часть этого рассказа вы, наверное, не поймёте. Но, вдруг, что-нибудь и останется — на уровне подсознания? Тут главное — понять всю серьёзность сложившейся ситуации…

Он, стараясь быть максимально доходчивым и понятным, рассказал всё, что знал о принципах работы атомной бомбы: о процессах обогащения урана и плутония, о воздействии радиации на хрупкий человеческий организм…

После окончания этой лекции, сопровождаемой повторным просмотром вспомогательных материалом (слайдов и киноплёнки), сделали десятиминутный перерыв, перекурили, ещё попили свежего кофейку.

— Ну, так как? — нетерпеливо спросил Денис.

Третьяков снова переглянулся с Эдит, пожал плечами, повертел головой из стороны в сторону и тяжело вздохнул:

— Главное я понял: с помощью этого ядерного оружия Гитлер — без особых трудов — может поработить весь наш мир…. Верно? То есть, необходимо сделать всё возможное, чтобы предотвратить, так сказать, этот нехороший процесс.… Есть у тебя, командир, конкретный план? Что мы с Эдит должны делать?

— Первым делом, надо найти лабораторию (или, даже, фабрику?), где происходит обогащение радиоактивной руды. Наверняка, там же оборудовано и хранилище для уже обогащённого материала…. Вторым делом, необходимо тщательно и жёстко, не считаясь с потерями, уничтожить данный объект. Вот такой не хитрый план, — невесело усмехнулся Денис.

— Совсем обычный план, — согласилась Эдит. — Только вот, где искать эту таинственную лабораторию?

— Где искать? Обязательно — глубоко под землёй, — он потянулся за очередной сигаретой. — Это должно быть достаточно просторное помещение, в несколько тысяч квадратных метров, тщательно охраняемое…. Существует очень большая вероятность того, что искомый объект располагается на острове Узедом, или на одном из близлежащих к нему малых островов. Что ещё? В этом помещении должны находиться несколько десятков центрифуг…. Ну, таких блестящих штуковин, вращающихся с очень большой скоростью вокруг собственной оси…. Не встречалось тебе, Гарик, под землёй что-нибудь похожее?

Третьяков отрицательно мотнул головой:

— Ты, дон Оскар, просто не представляешь, о чём говоришь. На острове Узедоме настроено столько подземных помещений, в несколько полноценных ярусов…. Общей площадью — в несколько миллионов метров квадратных. Понимаешь, миллионов? И на каждом объекте действует собственный строгий регламент посещения, своя особая система допусков…. Я посетил, дай Бог, процентов пять-шесть всех подземных камер, не больше.

Денис призадумался: всё оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал.

— Есть один проходной вариант, — неожиданно заявил Гарик. — У тебя письмо от генерала Франко к Мартину Борману с собой?

Денис вытащил из внутреннего кармана пиджака незапечатанный голубой конверт, протянул Третьякову.

Гарик достал из конверта лист плотной бумаги, украшенной многочисленными водяными знаками, внимательно прочёл текст, довольно улыбнулся:

— То, что доктор прописал! И составлен документ просто отлично, такой стиль герру Мартину, безусловно, понравиться…. Тут такое дело: всё, что касается проекта «Оружие возмездия» негласно курирует лично партайгеноссе Борман. Существуют, конечно, и официальные руководители направлений: «такой-то» отвечает за все работы по ФАУ-1, «такой-то» — за ФАУ-2…. Но, на самом деле, всем Проектом в целом руководит непосредственно рейхсканцлер: в последнее время Гитлер безгранично доверяет только Борману, только с ним он советуется по наиболее важным вопросам. А я лично знаком с рейхсканцлером: в 1942 году он приезжал в Пенемюнде с плановой инспекцией, я три дня водил его по подземным залам, рассказывал о технологиях проходки различных горных выработок, о крепеже кровли, о системах принудительной и естественной вентиляций. Похоже, что рейхсканцлер остался очень доволен экскурсией и меня запомнил…. Так вот, три недели тому назад я направил в Берлин докладную служебную записку на имя Бормана. У Эдит в столице налажены неплохие связи, так что бумага попала адресату лично в руки. В докладной я указывал на необходимость усиления охраны секретных объектов…. Суть записки заключается в следующем: обычная охрана — системы доступа, внутренняя служба часовых, всё это находиться на должном уровне, но есть ещё системы принудительной и естественной вентиляции. Именно эти системы, по моему мнению, являются самым слабыми звеньями всего подземного комплекса: теоретически возможны диверсионные акты со стороны противника с использованием ядовитых газов, да и доставка обычной взрывчатки через наружные вентиляционные колодцы — дело абсолютно реальное. Позавчера пришёл официальный ответ: через неделю партайгеноссе Борман посетит район Пенемюнде с очередной инспекцией и обязательно примет меня в рабочем порядке…. Понимаешь, командир?

— Не совсем, — признался Денис.

— Ну, как же! Есть реальный шанс — и тебе и мне — получить доступ на посещение всех секретных объектов Пенемюнде. Абсолютно — всех! У Бормана в Вольгасте имеется постоянный полномочный представитель, отвечающий за «связи с общественностью», принимающий всю входящую корреспонденцию, направляемую рейхсканцлеру: отчёты специальных агентов, пошлые доносы, просто — письма от соратников по партии…. Завтра же я вручу этому представителю письмо от сеньора генерала Франко, где он просит у Бормана аудиенции для тебя. И ещё одно подробное письмо добавлю от себя, в котором также замолвлю в твой адрес, командир, несколько добрых словечек, рекомендую — как очень опытного геолога, выражу желание поработать вместе с тобой над решением проблем, уже известных рейхсканцлеру.…У тебя, кстати, есть мысли по поводу «важной эксклюзивной информации, способной в будущем вывести экономические отношения между Испанией и Великой Германией на иной качественный уровень»?

— Вот этого — сколько угодно! — широко улыбнулся Денис. — Я же, считай, полгода — практически по-пластунски — ползал по Медвежьему острову, всерьёз проводил геологическую разведку. Есть все предпосылки, свидетельствующие о наличие на острове богатейших месторождений вольфрама и графита, встречаются ярко-выраженные признаки залежей урановой руды. Подчёркиваю, урановой…. У меня выполнены и первичные планы всех этих объектов, и предварительный ёмкостной расчёт сделан, правда, на скорую руку…

Гарик просиял:

— Просто отлично, командир! Всё один к одному! Предлагаю выпить ещё по рюмашке шнапса — за нашу Удачу, и ложиться спать …

На следующее утро Третьяков на своём сером «мерседесе», специально переоборудованном для управления людьми только с одной рукой, подвёз Дениса до самых ворот санатория, тепло попрощался:

— Ну, дон Оскар, я поехал! Вручу письма представителю рейхсканцлера, после этого — прямым ходом — отбуду на остров Узедом…. Извини, дела! Эдит тоже сегодня вечером уезжает в Берлин. Так что, теперь встретимся только дней через пять, уже перед самым приездом Бормана.… До скорого, удачи тебе!

Что же, можно было и подождать немного. Снова началась рутина: медосмотры, таблетки, лечебные процедуры, снова — процедуры, таблетки и медосмотры…

Поздним вечером второго дня после расставания с Третьяковым, когда Денис вернулся из планового похода в финскую сауну, в дверь номера уверенно постучали, и металлический голос непреклонно объявил:

— Немедленно откройте, гестапо!

Деваться некуда, открыл.

Уверенной походкой вошёл пожилой упитанный господин в чёрной форме, с погонами штурмбанфюрера СС на плечах. За господином в комнату ловко просочились два обер-лейтенанта с пистолетами в руках.

— Франц Шульц, криминалдиректор Службы охраны и предотвращения покушений, четвёртое Управление РСХА, — представился вошедший штурмбанфюрер. — Вы арестованы, сеньор Рамос, прошу пройти с нами!

То, что за ним лично явился криминалдиректор Службы охраны четвёртого Управления, говорило о многом: похоже, любой желающий получить аудиенцию у рейхсканцлера тут же попадал под самое пристальное внимание со стороны соответствующих охранных структур.

«Что же, ничего странного, обычное дело», — спокойно подумал про себя Денис, а вслух задал глупый вопрос:

— Извините, но на каком основании?

Франц Шульц ответил очень вежливо, сохраняя на лице маску полного равнодушия и серой скуки:

— Чтобы вы знали, любезный сеньор. Гестапо, то бишь, Тайная полиция, обладает правом превентивного ареста. То есть, заключения кого бы то ни было в тюрьму, или в концентрационный лагерь, без всяких судебных решений. Наша организация выведена из-под надзора административных судов, в которых обжалуются действия государственных органов…

А один из двух обер-лейтенантов, тот, что пониже и поплотней, не стал тратить времени на долгие разговоры, подошёл к Денису вплотную и по-простому звезданул рукояткой пистолета по голове…

Очнулся Денис уже в тесной камере: кто-то достаточно активно и невежливо хлопал его по щекам, по затылку и шее текла холодная вода.

— Приветствую, сеньор — испанский гадёныш! — радостно заявил низенький обер-лейтенант. — Моя фамилия Лемм, если тебе это о чём-то говорит. Ни о чём не говорит? Да ты, идальго, счастливчик! Я главный специалист Службы А-4 по проведению жёстких допросов с пристрастием. Сейчас я тебе ногти рук-ног буду вырывать с корнем, всякие нежные органы прижигать раскалёнными медными гвоздями…

Обер-лейтенант ещё что-то говорил, гадко и глумливо улыбаясь, но Денис его не слушал, пытаясь осознать происходящее. Руки его были скованы наручниками за спиной и специальным ремешком прикреплены к спинке массивного деревянного стула. Сам стул был, судя по всему, крепко привинчен к деревянным доскам полу. А вот голова, разбитая рукояткой пистолета, была туго и профессионально перевязана, что внушало некоторый оптимизм: никто в ближайшее время не собирался превращать его тело в кровавое месиво. Следовательно, ещё побарахтаемся…

С противным скрипом приоткрылась низенькая дверь, и в камеру вошёл Франц Шульц. Упитанный штурмбанфюрер недвусмысленно указал грозному обер-лейтенанту на дверь:

— Выйдите, Лемм, и подождите снаружи! Если понадобятся ваши профессиональные услуги, то я об этом незамедлительно и недвусмысленно извещу…

Обер-лейтенант, отвесив короткий церемонный поклон, исчез за закрывшейся дверью. Штурмбанфюрер взял за спинку хлипкий стул, стоящий у двери, поставил его напротив, метрах в трёх, медленно уселся, непринуждённо закинул ногу на ногу и уставился на Дениса холодными и водянистыми — как у болотной жабы — глазами.

— Молчите? — через минуту спросил Шульц. — Не протестуете? Не возмущаетесь? Почему это вдруг?

— У вас же — Служба, — неопределённо пожал плечами Денис. — Свои подробные инструкции, свои конкретные цели и задачи. Чего же тут обижаться?

— Правильно всё излагаете, — похвалил криминалдиректор. — Но и меня поймите правильно…. Подразделение, которое я имею честь возглавлять, полностью называется: «Служба охраны, предотвращения покушений, наружного наблюдения, спецзаданий, управления отрядами розыска и преследования преступников». Понимаете, что в данном конкретном случае — для нас с вами — важна только одна фраза, а именно — «предотвращения покушений»? Как же может быть иначе? Некто непонятный, чья биография полностью неизвестна, просит аудиенции у самого канцлера НСДАП…. Должен я вас тщательно проверить? Вот видите, должен! Но с проверкой-то и не вытанцовывается…. Да, вместе с герром Шумахером вы в 1940 году засветились на Филиппинах, даже уничтожили половину одной из секретных служб Великобритании. Да, целенаправленно представляли интересы доблестного генерала Франко — нашего верного союзника — на архипелаге Шпицберген…. Но ведь был ещё один неприятный эпизод в Сербии, в городе Белграде? Если не ошибаюсь, вас тогда подозревали в причастности к убийству известного коммерсанта Семёна Петроффа? Ладно, это дело прошлое. Поговорим о главном…. При обыске в вашем номере были найдены некие геологические карты и планы. Что это такое?

— Как раз по этому поводу я и хотел встретиться с партайгеноссе Борманом, — взбодрился Денис. — Дело в том, что за время своего пребывания на архипелаге, я сделал несколько важнейших открытий: обнаружил богатые месторождения вольфрама, железа, графита, асбеста, урановой руды. Я думал, что…

— Не продолжайте, любезный, — устало махнул рукой Шульц. — Здесь, как раз, всё и ясно: «информация, способная в будущем вывести экономические отношения между Испанией и Великой Германией на иной качественный уровень…». Как же, читал…. Только вот, как же мне это проверить? На основании чего я должен вам доверять?

— Но, позвольте! — взволнованно зачастил Денис, будто вспомнив нечто важное. — Мне на Шпицбергене оберштурмбанфюрер Лукаш Пушениг рассказывал, что в гестапо недавно появился аппарат, способный распознавать ложь. Кажется, он так и называется — «детектор лжи»?

О «детекторе» ему рассказывал вовсе не покойный Лукаш, а генерал Ануфриев, ещё в Москве. Но, как говориться: — «Сегодня все ненужные мелочи мы целенаправленно пропускаем…».

Криминалдиректор согласно кивнул головой:

— Именно такой выбор я, собственно, и хотел вам предложить: либо откровенный разговор с милягой Леммом, либо «беседа» с нашим умным аппаратом. Правда, это только опытный экземпляр, возможны локальные сбои в его работе…

Комната напоминала настоящую научную лабораторию: высоченные стеллажи, полки которых были заставлены какими-то приборами неизвестного предназначения, письменные столы, заваленные научными журналами и бумажными листами, густо исписанными математическими формулами, большая чёрная доска, покрытая графиками и диаграммами, нанесёнными при помощи цветных мелков…

Его усадили в широкое кожаное кресло, руки специальными браслетами приковали к толстым подлокотникам, на голый торс прилепили — с помощью обычного медицинского пластыря — множество датчиков, от которых тоненькие разноцветные проводки протянулись к большому квадратному ящику. В прорезях ящика лукаво подмигивали яркие жёлтые лампочки, широкая перфолента медленно переползала с одного барабана на другой…. Денис совсем не волновался, скорее, ему даже был по-настоящему интересен предстоящий поединок с умной и хитрой вражеской техникой.

Напротив него расположилась «высокая комиссия» в составе: криминалдиректор Шульц, высокий вежливый обер-лейтенант и пожилой господин с ярко-выраженной профессорской внешностью.

— Вы готовы, сеньор Рамос? — равнодушно спросил Шульц. — Хорошо, тогда начинаем!

«Профессор» нажал на плоскую красную кнопку, по перфоленте шустро забегал тонкий стерженёк, наносящий на бумагу график течения процесса…

Откашлявшись, штурмбанфюрер задал первый вопрос:

— Вы иностранный разведчик?

— Нет, — очень спокойно ответил Денис.

Он, действительно, не считал себя разведчиком. «Рыцарем плаща и кинжала»? Пожалуй…. «Диверсантом», «упрямым охотником»? Конечно же, да! А вот — «разведчиком»? Однозначное «нет»!

— Вы состоите, или, состояли, в какой-нибудь политической партии?

— Нет! — и это тоже было чистой правдой.

— Вы бывали на территории Соединённых Штатов Америки?

— Никогда не бывал!

— Где вы познакомились с господином Фрицом Шумахером?

— Точно не помню, виделись с ним и в Малаге и в португальском Лиссабоне. Но близко сошлись только на Филиппинах, в сороковом году.

— Что вы там делали?

— Искали настоящую могилу великого Магеллана. Вернее, Зеркало Святой Бригитты, которое было зарыто в землю вместе с телом этого известного путешественника.

— Нашли?

— Да.

— Где сейчас находится Зеркало?

— У нашего третьего друга, Алекса Сервантеса. В настоящий момент он проживает в одной из стран Южной Америки.

— Вы хотите убить рейхсканцлера Мартина Бормана?

— Нет.

— Здесь вы выполняете поручение генерала Франко?

— Да.

— Когда и где вы родились?

— Теперь уже и не знаю точно, существует, по крайней мере, два варианта…

— Письмо от генерала Франко к рейхсканцлеру — настоящее?

— Да.

— Вы иностранный разведчик?

— Нет.

— Вы бывали в Лондоне?

— Нет.

— Это вы убили в1940 году герра Семёна Петроффа, город Белград, Сербия?

— Нет, не я.

— Вы любите пить русскую водку?

— Нет, предпочитаю хорошее светлое пиво.

— Вы сочувствуете коммунистическим идеалам?

— Нет, абсолютно, нет…

Через полтора часа криминалдиректор службы А-4 переглянулся с «профессором», после чего высокий обер-лейтенант объявил:

— Всё, на сегодня допрос закончен! Вас, сеньор Рамос, сейчас отконвоируют в камеру, а наши специалисты пока обработают полученные результаты. По мере необходимости вас ознакомят со сделанными выводами.

Камера была вполне даже приличной: метров двенадцать квадратных, с тусклой жёлтой лампочкой под потолком, кроватью со стареньким матрацем и тощей подушкой, и, даже, с настоящим унитазом в углу.

«Прямо курорт натуральный, даже наручников не одели!», — усмехнулся про себя Денис, завалился на матрац и — неожиданно для самого себя — крепко уснул…

— Подразделение, подъём! Боевая тревога! — раздался противный трескучий голос. — Выходи строиться! Приготовить противогазы!

Денис открыл глаза. В дверном проёме стоял обер-лейтенант Лемм и нахально корчил ехидные рожи.

— Что-то случилось? — хладнокровно поинтересовался Денис.

— Случилось! — весело подтвердил Лемм. — Провалил ты, парень, все тесты, разоблачил тебя наш приборчик…. Поэтому, добро пожаловать на расстрел! С каким же удовольствием я сейчас влеплю тебе, морда испанская, пулю между наглых глаз…

Глава шестая Встреча с Мартином Борманом

Он едва заметно сгруппировался на своей койке, готовясь к молниеносному прыжку.

— Эй, эй! — обер-лейтенант мгновенно выхватил из кобуры «вальтер» последней модели. — Совсем шуток не понимаешь, дурик штатский? Сейчас тебя, морду испанскую, вернут обратно в санаторий. Помоешься, побреешься, приведёшь себя в порядок…. А через двое суток, в двенадцать ноль-ноль, машина заедет за тобой, отвезёт куда надо. Всё понял? А на меня, штатский, не обижайся. Должность у меня такая — душу из вас, сволочей, вынимать…

Вечером следующего дня к нему в санаторий заскочил Третьяков, только что вернувшийся с острова Узедом.

— Как дела, командир? Что нового? Не соскучился? — широко улыбаясь, поинтересовался Гарик.

— Да, ничего особенного, — невозмутимо ответил Денис, прихлёбывая из высокого запотевшего бокала светлое баварское пиво. — Только вот сутки с небольшим продержали в застенках гестапо, а так — всё ништяк…

— Да ну? — удивился Третьяков. — И как оно там, в застенках? В смысле, чего было?

— Сперва пытать хотели: ногти рук-ног вырывать с корнями, разные нежные места прижигать раскалённым железом…. А потом резко передумали, устроили допрос с применением «детектора лжи». Слышал про такую штуку?

— Конечно, слышал, даже статью — в толстом журнале — читал. В ней заслуженный и уважаемый академик уверял, что этот умный прибор невозможно обмануть, он, мол, сразу чувствует, когда ему говорят неправду. О чём тебя спрашивали-то?

— Нохальмаль, битте! — допив пиво, громко обратился Денис к пробегающему мимо официанту. — О чём спрашивали? Да обо всём: где и когда я родился, иностранный разведчик я, или нет, где мы с тобой познакомились, люблю ли я русскую водку, поддерживаю ли основные коммунистические идеалы и постулаты, ну, и так далее…

— А ты?

— Что — я? Честно ответил на все двести семьдесят два вопроса. Во всех случаях умный прибор подтвердил, что я говорю чистую правду. Вот так-то…. Один пожилой тип с профессорской бородкой потом всё удивлялся, мол: — «Первый раз сталкиваюсь с таким редким случаем, когда испытуемый ни разу не соврал…». Отпустили, понятное дело. Франц Шульц — штурмбанфюрер СС, криминалдиректор Службы охраны и предотвращения покушений четвёртого Управление РСХА — даже лично, минут пять-шесть, извинялся передо мной…

— Как же это, командир? — не поверил рассудительный Третьяков. — Ты им всю правду рассказал?

— Как говаривал один занятный паренёк: — «Правду говорить, оно легко и приято!»…

В назначенное время к высокому крыльцу санатория подъехал ухоженный чёрный «мерседес», из которого вылезли три высоких и широкоплечих молодых человека, одетых в штатскую одежду: длинные — до пят — кожаные чёрные плащи, широкополые чёрные шляпы, белые шарфы, небрежно накинутые на толстые бычьи шеи.

— Сеньор Рамос? — небрежно спросил паренёк, поднявшийся с переднего сидения автомобиля. — Очень приятно. Садитесь на заднее сиденье, идальго, по середине.

Денис влез в автомобильный салон, пахнущий хорошим табаком и дорогим мужским одеколоном. Двое других молодых людей тут же крепко стиснули его своими кожаными боками.

Машина, негромко чихнув, тронулась и медленно покатила в сторону моря.

— Сейчас вам завяжут глаза. Не обижайтесь, кабальеро, но так надо! — не оборачиваясь, солидно сообщил с переднего сиденья главный «кожаный плащ».

Его товарищ достал из кармана плотную чёрную повязку, крепко завязал Денису глаза, пошарил рукой вдоль повязки, проверяя надёжность и действенность этого ограничителя зрения.

«Да, во все времена и у всех народов Власть Предержащие обожали, обожают, и будут обожать — колотить дешёвые понты!», — с философской грустинкой подумал Денис…

Первые десять минут машина ехала по отличному асфальту, потом, судя по участившимся колебаниям рессор, свернула на второстепенный просёлок.

Он решил ещё раз разложить в своей голове «по полочкам» информацию о человеке, с которым ему предстояло встретиться. Впрочем, достоверной информации было до обидного мало.

«Итак, начнём!», — мысленно потёр Денис ладонью о ладонь. — «Борман появился на „Олимпе“ Рейха внезапно, словно бы — из неоткуда…. Точно известно, что весь 1924 год он провёл в тюрьме за участия в кровавых уличных беспорядках, где и заработал свой знаменитый кривой шрам на щеке. А потом он стал канцлером НСДАП…. Как? Никто толком не знает. Гитлер вдруг за что-то всерьёз рассердился на Гесса. На своего ближайшего друга и старого соратника, которому разрешал называть себя по имени и на „ты“. Гесс — канцлер НСДАП, старая, видавшая виды лиса — это сразу почувствовал. Что произошло дальше — общеизвестно…. Пришлось думать, кого вместо Гесса посадить в кресло рейхсканцлера. Неожиданно для большинства, выбор фюрера пал именно на Бормана — серую незаметную мышку, который не терпел публичности и, даже, от фотографов постоянно прятался за спинами соседей. Небольшого росточка, полноватый, непрезентабельный, круглоголовый, неразговорчивый, неуклюжий, недоверчивый.… Став рейхсканцлером, Мартин Борман совершенно не изменился: в быту, такое впечатление, стал ещё скромней, в поведении — ещё молчаливее, подозрительнее, мрачнее. Этого никто не понимал, Бормана стали всерьёз бояться…. Только один Гитлер довольно ухмылялся в усы и был с рейхсканцлером приветлив и любезен, но — очень даже в меру, без перебора и видимой теплоты…. Борман же служил своему фюреру как старый верный пёс, ничего не требуя взамен. Рассказывают, что фанатизм рейхсканцлера иногда даже переходил все границы разумного: по его приказу в места, где Гитлер планировал выступать перед народными массами с приветственными речами, пересаживали взрослые деревья — чтобы фюреру, часом, не напекло голову…. Всё это происходило совершенно незаметно, само собой. Рейхсканцлер тщательно и скрупулёзно вел повседневные бумаги, готовил тезисы к программным речам, когда его просили, то, смущаясь и краснея, давал краткие, но дельные советы. Он всегда был при деле, работая по пятнадцать часов в сутки, без всяких выходных и праздников…. Но однажды Борман заболел и слёг на три дня. „Я остался без рук! Встала вся работа! Борман болен, а все остальные — абсолютно бесполезны!“ — публично заявил Гитлер…. Только после этого случая элита Рейха начала осознавать, кто имеет на фюрера реальное влияние. Гитлер, скорее всего, это тоже понимал, но данная ситуация его полностью устраивала.… Вот, собственно, и вся информация. Не густо…».

Прошёл час, другой…. Вдруг, в приоткрытое боковое окошко автомобиля ворвался свежий запах моря, становясь с каждой минутой всё острее, острее…

Машина остановилась, невидимые «кожаные плащи» подхватили Дениса под локти, повели куда-то. Высокие, выщербленные местами ступени, ведущие по крутой спирали неизменно вверх…. Сопровождающие, наконец, остановились, вежливо усадили его на табурет, аккуратно сняли с глаз повязку, старательно застучали каблуками по ступеням, спускаясь вниз.

Постепенно вернулось зрение: полутёмный круглый зал с высоким потолком, неаккуратный громадный камин, пылающий по середине помещения, возле камина застыла невысокая фигура в мешковатой чёрной одежде. У высокого стрельчатого окошка угадывался силуэт второго человека, сидящего за большим письменным столом и что-то увлечённо отмечавшего карандашом на большом листе белого ватмана. В зале главенствовала зыбкая тишина, нарушаемая только редким выстрелами угольков в камине и странным глухим шипением.

«Похоже, что это какой-то очень старинный маяк на берегу моря», — решил про себя Денис.

Человек в чёрном задумчиво поворошил кованой кочергой аметистовые угли в каминной топке, потом аккуратно поставил кочергу на специальную подставку, обернулся…

«Ну, и нечего особенного», — хмыкнул про себя Денис. — «Круглое добродушное лицо пожилого дядюшки-бюргера из заштатной немецкой провинции. Шрам на щеке? Да, мало ли что, может, это его норовистая лошадка лягнула, когда он ей специальным гребешком расчёсывал густую гриву. Или злой домашний белый гусь ущипнул несчастного дядюшку за щеку — во время насильственного кормления грецкими орехами…».

Борман был одет в мешковатые, явно старые, чёрные мятые брюки и чёрный ношеный флотский бушлат, застёгнутый на все пуговицы. На ногах всемогущего рейхсканцлера красовались разношенные армейские ботинки, оснащённые почему-то белыми шнурками.

«Смотритель маяка» подошёл ближе, остановился, не дойдя несколько шагов, вскользь улыбнулся и протянул руку:

— Здравствуйте, сеньор Рамос!

Денис торопливо вскочил с табурета, крепко пожал руку «доброго дядюшки».

— Хайль, партайгеноссе!

— Да полноте, вы же беспартийный, — ехидно усмехнулся Борман. — Я же читал протоколы вашего допроса с применением детектора…. Хвалю за правдивость! Такая искренность — по нынешним непростым временам — большая редкость! Именно это качество оказалось определяющим и решающим — при принятии непростого решения о вашем подключении к работам по возникшей проблеме…. Пройдёмте, поможете мне управиться с дичью. Герр Шумахер! — рейхсканцлер обернулся в сторону стрельчатого окна. — Сворачивайте все ваши чертежи, доставайте из шкафчика скатерть, столовые приборы, бутылки, фужеры. Перед началом серьёзных разговоров предлагаю слегка перекусить…

Следом за «дядюшкой» Денис подошёл к камину. Тут же обнаружился и источник странных звуков: над углями, мерцавшими всеми оттенками бордового, розового и сиреневого цветов, размещалась чугунная подставка, в прорезях которой были закреплены три толстых стальных прута, на каждый из которых была насажена увесистая птичья тушка. Большие янтарные капли жира медленно стекали по птичьим бокам, покрытым приятной золотистой корочкой, и, соприкасаясь с жаркими углями, с громким шипением испарялись, наполняя помещение чудесным ароматом…

Борман осторожно, по очереди, потыкал в тушки острым длинным стилетом, удовлетворённо крякнул:

— Похоже, всё уже готово! Это, видите ли, уважаемый сеньор Рамос, дикие утки. Сегодня на рассвете они ещё беззаботно жировали в местных прибрежных камышах. Лично застрелил, одним удачным дуплетом…. Пенемюнде, к вашему сведению, это старинные охотничьи угодья: на протяжении нескольких веков немецкие аристократы, включая принцев и принцесс крови, регулярно наезжали в эти края — на утиную охоту. Вы, дон Оскар, уважаете утиную охоту?

— О, да!

— А раз так, то берите это старинное блюдо и сгружайте на него дичь!

Денис осторожно, один за другим, снял прутья с чугунной подставки, с помощью маленькой никелированной кочерги «сгрузил» подрумяненных уток на большое фарфоровое блюдо, украшенное цветными рисунками — на тему утиной охоты, естественно.

— Перемещаемся к столу, перемещаемся! — нетерпеливо скомандовал рейхсканцлер, явственно сглатывая голодную слюну…

«Интересное дело!» — рассуждал про себя Денис, не уставая удивляться сюрреализму происходящего: — «Два опытных русских диверсанта остались наедине с одним из руководителей фашистского Рейха…. Более того, с „тенью“ самого Адольфа Гитлера! Ну, надо же! Может, придушить его, добродушную гниду, да и все дела? Нельзя, к сожалению: сейчас главное — уничтожить лабораторию, где обогащается урановая руда. Ничего, и до этого „дядюшки“ дойдёт очередь. Каждому овощу — своё время…».

Письменный стол уже был покрыт серой льняной скатертью, Третьяков, как и Денис, облачённый в строгий чёрный костюм, расставлял по периметру стола овальные тарелки, высокие бокалы и пузатые стаканчики, раскладывал совершенно обычные вилки и ножи.

— О, дон Оскар! — искренне обрадовался Гарик, водружая по середине стола две бутылки: пузатую чёрную — непрозрачную, покрытую лёгкими изысканными узорами нежно-голубой плесени, и другую — зелёную, высокую, наполненную подозрительной мутно-коричневой жидкостью. — А мы с партайгеноссе Борманом уже вкратце поговорили, обсудили, так сказать, некоторые аспекты нашего общего дела…

— Вот именно, что — вкратце! — мягко перебил Третьякова рейхсканцлер. — Успеем ещё поболтать о насущных делах…. Дон Оскар, разложите, пожалуйста, уточек по тарелкам! Сейчас, господа мои, я вам покажу, как надо правильно разделывать дичь…

И, показал, пользуясь большим острым тесаком и массивной серебряной двузубой вилкой. Ловко это у него получалось, надо признать: несколько скупых, выверенных движений, и вот уже утка расчленена на восемь составных частей, причём, золотистая кожа аппетитной горкой возвышалась отдельно — на краю тарелки…

Борман любезно поколдовал над всеми тремя тушками, после чего, сложив разделочный инструмент на сервировочный столик на колёсиках, стоящий чуть в стороне, скупо махнул короткой рукой, приглашая гостей к столу.

— Из какой бутылки прикажите налить, экселенц? — любезно поинтересовался Третьяков.

— Давайте-ка, герр Шумахер, налейте всем из чёрной, в те маленькие серебряные стаканчики. Это, друзья мои, коньяк — страшно сказать, какой выдержки! Его, то есть, из других бутылок, стоящих в дубовом ящике рядом с этой, сам Наполеон Бонапарт потреблял — во время своего долгого заточения на острове Святой Елены…

Гарик ловко разлил по предложенным емкостям янтарную жидкость.

— Предлагаю выпить — за нашу победу! — рейхсканцлер, многозначительно подмигнув, чуть приподнял вверх свой стаканчик,

— За нашу победу! — хором поддержали его Денис и Третьяков.

Выпили. Коньяк был по-настоящему хорош: ароматный, очень мягкий, с ярко выраженным цветочно-медовым привкусом. А вот дичь своими вкусовыми качествами на Дениса особого впечатления не произвела: жестковатое тёмное мясо, немного пахнущее варёной рыбой, не более того…

«Надо было этих уток часов пять повымачивать в слегка подкисшем молоке, или, на худой случай, минут сорок-пятьдесят подержать в самом обычном маринаде…», — недовольно ворчал он про себя. — «А то застрелил, и сразу же на вертел! Впрочем, у немцев всегда с фантазией было достаточно напряжённо…».

Борман дочиста обглодал утиное бедро, негромко рыгнул, воспитанно прикрыв рот розовой ладошкой, тщательно вытер белым хлопковым полотенцем жирные пальцы рук и вежливо сообщил:

— Сеньор Рамос, я внимательно просмотрел ваши бумаги: геологические карты и планы, описание месторождений, расчёты величин запасов полезных ископаемых, экономические выкладки…. Скажу одно — весьма недурственно! Всё это очень и очень интересно: вольфрам, графит, железные руды, некоторые другие, достаточно интригующие вещи.… Но зачем вы обо всём этом рассказываете мне? Формально, Шпицберген является свободной экономической зоной. Испания и сама может — при должном оформлении необходимых бумаг, и, естественно, после успешного завершения нашей общей войны — заняться разработкой всех этих богатых месторождений…. Не так ли?

— Извините, но я полностью не согласен с вами, экселенц! — тут же откликнулся Денис. — Испания не располагает необходимыми людскими и финансовыми ресурсами. Только в плотном и всестороннем взаимодействии с Великой Германией мы, испанцы, видим наше будущее. Тесное взаимодействие — по всем фронтам — вот надёжный залог нашего грядущего общего успеха!

Рейхсканцлер понимающе усмехнулся:

— Вчера вечером я уже слышал эти слова. От вашего патрона, генералиссимуса Франко, с которым имел честь разговаривать по телефону…

Внутренне Денис напрягся и заледенел, стараясь изо всех сил внешне выглядеть максимально беззаботно, улыбаясь лучезарно и приветливо.

Борман сделал маленький глоток коньяка из своего серебряного стаканчика, на секунду довольно прикрыл глаза, жадно облизал тонкие губы и непринуждённо продолжил:

— Да-да, дон Франсиско именно так мне всё и объяснил…. Что же, в этих умозаключениях есть здоровое зерно и стройная логика. Думаю, что в скором времени мы обсудим эти проекты более подробно, с привлечением учёных экспертов и опытных экономистов…. Кстати, генерал Франко очень тепло отзывался о вас лично, дон Оскар, о ваших профессиональных качествах и недюжинных талантах. И, даже, любезно согласился, чтобы вы приняли участие в некоторых важных геологических изысканиях на нашем острове Узедом. Правда, выделил на это всего две недели, собирается, видите ли, в скором времени отозвать вас обратно в Испанию…

«Что ещё за бред?», — искренне недоумевал Денис. — «Как мог генерал Франко тепло отзываться о моих профессиональных качествах и недюжинных талантах? Что значит — „выделил на это всего две недели“? А ещё перл — „собирается в скором времени отозвать вас обратно в Испанию“? Может, обычная пошлая провокация? Непохоже. Нет, надо завтра срочно связываться с Москвой, запрашивать объяснения и чёткие инструкции…».

Судя по удивлённым круглым глазам Третьякова, он также мало что понимал.

Борман вяло покусал тощее утиное крылышко и предложил:

— А теперь, давайте-ка попробуем напиток из второй бутылки. Ну-ка, сеньор Оскар, откройте пробку, понюхайте…. Что это такое, как вы думаете?

Денис, сильно упираясь пальцами, с трудом выдавил пробку из узкого горлышка бутылки, старательно принюхался.

— Знаете, экселенц, честно говоря, теряюсь в догадках. И пивной аромат, без сомненья, присутствует, и фруктовой неочищенной водкой, определённо, пахнет…

— Браво, браво! — рейхсканцлер несколько раз вяло похлопал одной пухлой ладошкой о другую. — Это ни что иное, как классический немецкий пивной шнапс, мой любимый напиток. Знаете, как он приготовляется? Не знаете? Хорошо, коротко расскажу…. На первом этапе берётся хорошее, выдержанное светлое пиво и заливается в обычный перегонный аппарат. Вот именно, в обычный самогонный аппарат! Пиво перегоняется, получается пивная самогонка. А потом этой самогонкой укрепляют обычное свежее пиво, каждый — на свой вкус…. В этой бутылки содержится немецкая классика: литр пивного самогона двойной перегонки и литр светлого баварского пива. Разливайте, сеньор Рамос, вон в те высокие бокалы, смело лейте!

Опытный рейхсканцлер предсказуемо оказался прав: всё содержимое зелёной бутылки тютелька в тютельку поместилось в рекомендованных бокалах.

— Пить данный напиток надо только крупными глотками, желательно до половины за один раз, — скупо пояснил Борман. — Ну, за нашу победу…

Вкус пивного шнапса показался Денису знакомым: явственно напоминал о существовании русского народного напитка под ёмким названием «ёрш», разве что в этом случае вкусовые рецепторы явственно ощущали некую приятную «бархатинку». Он поставил наполовину опустевший бокал на стол и немного расслабился: в голове приятно шумело, внезапно проснувшийся аппетит выражал настойчивое желание ещё раз отведать тёмного мяса дикой утки, вкус которого уже представлялся почти приятным…

Рейхсканцлер неожиданно перевёл разговор в серьёзное русло:

— Господин Шумахер, доложите ещё раз суть вашего беспокойства. Только кратко, чётко, без сантиментов и лишней «воды»! — голос Бормана был совершенно трезв и холоден, в нём явственно ощущалась непреклонная требовательность и канцелярская сухость.

— Слушаюсь, экселенц! — Третьяков резко вскочил со стула, чуть не опрокинув свой бокал с остатками пивного шнапса.

В последнюю секунду он — ладонью правой руки — подхватил зашатавшийся бокал, двумя глотком допил его содержимое, поставил на стол, вытер губы рукавом пиджака и принялся бодро докладывать:

— Существуют подробные планы и схемы всех подземных помещений, с отмеченными на них вентиляционными входными и выходными отверстиями. Однако аналогичного наземного плана не существует…. То есть, никто точно не знает, где на поверхности земли находятся конкретные вентиляционные колодцы и выходы соответствующих труб. Ситуация осложнена тем, что при строительстве объектов все наземные сооружения и их отдельные элементы были тщательно замаскированы — из соображений конспирации. А ведь с тех пор прошло уже несколько лет…. Далее, у каждой крупной подземной лаборатории существует собственное мобильное охранное подразделение. Но это подразделение функционирует только под землёй, не осуществляя никаких регулярных охранных мероприятий на поверхности земли. Таким образом, все наземные элементы вентиляционных систем целевым образом не охраняются…. Нет персональной ответственности, а это очень плохо. Только персональная ответственность — стопроцентный залог полной безопасности. Следовательно, лазутчики неприятеля — пусть и сугубо теоретически — могут беспрепятственно осуществлять успешные акты диверсий с использованием наземных вентиляционных колодцев и труб…. Во-первых, с применением отравляющих и иных газов. Во-вторых, даже обычная граната, умело брошенная в вентиляционный колодец, может привести к непоправимым последствиям.

— Согласен со всем вышеизложенным…. Персональная ответственность — это краеугольный камень всего устройства нашего Тысячелетнего Рейха! Без неё нельзя! Ваши предложения? — подал ответную реплику Борман.

— Мы с сеньором Рамосом получаем доступ на посещение всех особо важных подземных объектов. Спускаемся под землю. Я внимательно и дотошно описываю все вентиляционные входы-выходы: диаметры, сечения, материалы основные и материалы армирующие, типы оплётки и так далее…. Дон Оскар, тем временем, делает привязку этих же элементов к видимым выходам горных пород. Если возникнет необходимость, то всякие облицовочные конструкции можно будет частично демонтировать на время осмотра…. Кстати, подробная наземная геологическая карта у меня есть, к ней и будем привязываться. После этого поднимаемся на поверхность и проводим там комплекс соответствующих мероприятий…. На конечном этапе данного мероприятия за охранными службами — каждого подземного объекта — закрепляются конкретные наземные элементы вентиляционных систем, обозначается мера ответственности. После этого выпускаются соответствующие регламенты и положения, пишутся подробные должностные инструкции, определяется порядок несения наземной караульной службы. Не исключаю, что в отдельных случаях речь может идти даже о выставлении стационарных, тщательно скрытых наземных постов…. На этом у меня всё!

— Молодцом, одобряю! — скупо похвалил докладчика рейхсканцлер, после чего обратился к Денису: — Сеньор Рамос, успеете справиться за отпущенные вашим генералом две недели? Конечно же, я могу вас здесь задержать — своей волей — на неопределённый срок. Но, большая политика…. Чёрт бы её побрал! Так как?

— Постараемся справиться в отведённые две недели, экселенц! Приложим все силы! — искренне заверил Денис…

Борман прикрыл ладонью глаза, о чём-то усиленно размышляя, тихонько пробормотал:

— Как же всё это мне надоело! Как надоело, кто бы знал…

Денис внимательно посмотрел на собеседника: перед ним сидел пожилой, издёрганный и смертельно усталый человек, пытающийся хоть как-то встряхнуться и привести себя в порядок: утиная охота — на сером холодном рассвете, дружеские посиделки под пивной шнапс — в башне старинного маяка…

Рейхсканцлер отнял ладонь от глаз, недовольно заморгал, словно пытаясь сбросить с ресниц нежданную слезу, попросил — неожиданно мягко:

— Разлейте, герр Шумахер это наполеоновский коньяк по ёмкостям…. Нет, не в рюмки! Прямо в бокалы из-под шнапса лейте, крепче будет…. Всё до конца разливайте! За нашу победу, в её философском понимании….

Допив коньяк, собутыльники закурили толстые чёрно-коричневые сигары, ароматный серо-белый дым медленно поплыл над чёрным полом круглого зала, неуклонно устремляясь к поддувалу старого неуклюжего камина.

Выждав минут пять, Гарик вкрадчиво спросил:

— А где и когда мы с доном Оскаром сможем получить оформленные пропуска? И, опять же, на каждом объёкте — своя служба охраны, свои требования к оформлению документов…. Тут одной бумажкой не обойдёшься!

— Верно подмечено, — покладисто согласился рейхсканцлер, поразмышляв с минуту, сообщил: — Все разрешительные документы вы получите завтра у герра Шульца. Он только на вид — рохля рохлей, а на самом деле — специалист высочайшего уровня…. На каждого из вас будет выдано по четыре пропуска — по количеству особо секретных направлений. Вопросы?

— Вопросов нет, экселенц! — отчеканил Третьяков.

Денис же подумал про себя: — «Неужели она, Госпожа Удача? Борман же чётко сказал, мол, „четыре секретных направления“. Надо так понимать: ФАУ-1, ФАУ-2, ФАУ-3…. А, четвёртое? Похоже, это оно и есть — то, что искали…».

Рейхсканцлер сильно запьянел, отчего загрустил и наполнился мягкой сентиментальностью — до самых краёв.

— Вот ещё, господа филиппинские авантюристы, вы там вскользь упоминали о Зеркале Святой Бригитты, которое якобы нашли…. А можно рассказать поподробней?

— Конечно, партайгеноссе! — живо откликнулся Гарик. — Только прошу уточнить: надо рассказать о том, как мы нашли это Зеркало, или о некоторых его свойствах?

Борман недовольно нахмурился:

— Конечно же, о свойствах, разных возможностях, реальных полезностях…. Всеми этими историями — о небывалых подвигах, о погибших друзьях и подругах, о жестоко наказанных недругах — я уже сыт по горло. Даже нездоровая отрыжка наблюдается…. Правду ли говорят, что с помощью этого бытового предмета можно увидеть будущее, заглянуть в прошлое, постичь тайные знания?

— Всё врут, герр Борман, не верьте мерзавцам! — на одном дыхании доложил Денис. — Зеркало, конечно, вещь волшебная, но и преувеличивать его возможностей не стоит…. Во-первых, каждый человек может воспользоваться услугой Зеркала только один раз. Во-вторых, с его помощь можно увидеть — на очень короткое время — только настоящее. Вернее, конкретного человека, или определённое место…. Только надо — очень-очень сильно захотеть!

— Да, совсем не густо, — разочарованно протянул рейхсканцлер. — Впрочем, из этого тоже можно извлечь определённую пользу. Допустим, есть один человек…. Нет, не так…. Допустим, уважаемые свидетели утверждают, что некий человек безвозвратно погиб. Определённо и бесповоротно…. Но меня терзают смутные сомнения: больно уж данный погибший индивидуум был — при жизни — хитёр, коварен и живуч. По крайней мере, всегда ранее являлся таковым…. Так вот, может ваше Зеркало помочь в этой непростой ситуации?

— Бесспорно, экселенц! — подтвердил Денис. — Только надо, что бы ваше желание было очень сильным, так сказать, заветным…

— Эх, не успел я тогда — позабавится с этой игрушкой! — всерьёз загрустил Третьяков.

— Да брось, Фриц, ты абсолютно ничего не потерял! — принялся утешать друга Денис. — Наверняка, увидел бы в очередной раз свою драгоценную Эдит, не более того…

— И то, правда, — покладисто согласился Гарик. — Конечно же, Эдит. Кого же ещё?

По лестнице звонко застучали торопливые шаги, в зал вбежал один из «кожаных плащей».

— Партайгеноссе, английские бомбардировщики прорвались! Восемь штук зенитчики сбили, а два — прорвались через грозу! Летят прямо сюда! Видимо, прав был штурмбанфюрер Шульц: кругом вражеские агенты, кругом…

Глава седьмая Дороги, которые выбирают не нас

Рейхсканцлер неожиданно побледнел и несолидно засуетился:

— Извините, дорогие друзья, но мне надо срочно спуститься в подземное укрытие! Я не могу позволить себе — погибнуть в такое трудное для Великого Рейха время…. Фюреру без меня будет очень тяжело…. Извините, ещё раз!

Борман невежливо отодвинул Третьякова в сторону и устремился к лестнице.

— И вам, господа, я настоятельно рекомендую спуститься вниз, — обратился к Денису и Гарику «чёрный плащ». — Скорее всего, именно этот маяк и является конечной целью англичан. Больно уж целенаправленно идут, собаки, строго по прямой…

Денис спускался следом за Третьяковым, перед которым маячила чёрная спина телохранителя Бормана. В нижнем холле маяка охранник резко остановился и поднял руку вверх:

— Извините, господа, но вас я не могу пропустить в подземное укрытие. Инструкции строго запрещают!

Рейхсканцлер тем временем уже скрылся за массивной железной дверью, судя по звуку его шагов, там была ещё одна лестница, ведущая глубоко под землю.

— И куда нам теперь? — недоумённо спросил Третьяков.

«Чёрный плащ» равнодушно пожал кожаными плечами:

— Не знаю, честное слово. Попробуйте спрятаться где-нибудь снаружи, только от маяка отойдите подальше. Там, недалеко от берега, имеется небольшой сосновый лесок, дюны…

За дверью старого маяка стоял тихий июньский вечер: солнце робко выглядывало из-за сиреневых туч, обещавших весёлый летний ливень, над жёлтой песчаной косой чёрными молниями мелькали шустрые стрижи, на море властвовал полный штиль, тёмная вода разлилась до самого горизонта огромным нескончаемым зеркалом…

— Чёрт, скоро начнётся нешуточная гроза, могли хотя бы выделить по паршивому плащу. Вот же жадные морды, засранцы натуральные! — всерьёз обиделся Гарик. — Если под английскими бомбами не умрём, так до последней нитки под дождём промокнем. Не понос, так золотуха…. Вот же, несправедливость какая!

Денис слегка хлопнул Третьякова по плечу.

— Кончай, любезный Фриц, ерундой заниматься! Надо быстро спрятаться куда-нибудь. В любой момент из этих сиреневых туч могут вынырнуть бомбардировщики, с ними долго не поговоришь, мокрого места не останется…

Они побежали в сторону ближайшего соснового леса, видневшегося в полукилометре на севере, за низкими сероватыми дюнами. Когда до спасительных деревьев оставалось метров тридцать, над головами угрожающе и зловеще загудело.

Добежав до леса, Денис крепко ухватился руками за тёплый ствол высокой сосны, задрал голову вверх: два тёмно-тёмно-зелёных самолёта грузно заходили со стороны моря, оставляя мрачные сиреневые тучи чуть в стороне.

— Вот же, блин горелый! — Третьяков перешёл на язык рязанских берёзок. — А как же хвалёные немецкие асы, а? Где эти непроходимые кольца Генриха Геринга? Бардак полнейший! Нет, надо же: столько дешёвого трёпа, а как доходит до дела, так только полный пшик! Я бы на месте Гитлера — вешал бы всех этих хвастунов на Центральной площади Берлина. Причём, сугубо за интимные места…

Денис, ловко упав в невысокие кустики вереска, сильно дёрнул Гарика за брючину:

— Капитан Третьяков, немедленно замаскироваться! Перейти на немецкий язык! На гауптвахте сгною — при первом же удобном случае!

— Я воль, герр майор! — падая на землю, пообещал Гарик. — Просто стало обидно…. Как пивной шнапс жрать под дикую утятину, так все равны. А как прятаться от английских бомб, так пожалуйте на улицу, ибо мордой и экстерьером не вышли…. Вот же, лицемерные уроды! Ничего, сейчас вам английские джентльмены подбросят красного молотого перца — под ваши трусливые хвосты…

Но английские бомбардировщики повели себя более чем странно: сперва разошлись в разные стороны, синхронно ложась на боевые развороты, (Денису даже на секунду показалось, что крошечные чёрные точки — тяжёлые авиабомбы, закреплённые под фюзеляжами самолётов — слегка задрожали, готовясь сорваться вниз, прямо на здание старого маяка…), и вдруг…

Вдруг, самолёты одновременно начали резко набирать высоту, разворачиваясь при этом в сторону моря. И минуты не прошло, как их тёмные силуэты навсегда растаяли в таинственном сумраке сиреневых грозовых туч…

Денис не мог поверить своим глазам:

— Что, собственно, произошло? Почему они ушли, так и не сбросив ни одной бомбы? Старались, старались, потеряли восемь самолётов, а в последний момент — ушли? Такое впечатление, что в самый последний момент они по рации услышали строгий приказ: — «Отбой! Всем следовать на базу!».

— Не так всё просто, командир, — Третьяков стал до неприличия серьёзен. — Очень даже возможно, что всё именно так и было. В том смысле, что им пришла однозначная и строгая команда, мол, бомбы не сбрасывать ни в коем случае…

— Это что же, английская королева, вдруг, ни с того, ни с сего, решила, что Мартина Бормана необходимо оставить в живых? Решила и срочно отозвала бомбардировщики назад?

Гарик заметно смутился, но быстро взял себя в руки:

— Не могу я тебе, Дэн, всего рассказать. Извини! Конечно, ты — командир «Омеги», и это обсуждению не подлежит.…Но эта операция (она называется «Северный остров», ничего хитрого), имеет международный статус. Сейчас мы впервые с англичанами и американцами работаем бок о бок. Наша с тобой задача — вычислить эту секретную лабораторию, не более.

Денис чего-то подобного и ждал, поэтому особо возмущаться не стал, только желчно уточнил:

— Следовательно, эти слова рейхсканцлера — о желании генерала Франко отозвать меня через две недели в Испанию — совсем не шутка? За этим стоит что-то серьёзное?

Третьяков нахмурился:

— Я сразу предупреждал, что ты будешь против. Но они, которые в погонах с большими звёздами, ничего не хотели слушать…. Тут, насколько я понимаю, дело даже не в тебе. Генералиссимуса Франко надо от этих дел отмазать — во что бы то ни стало…. Большая политика, чтоб её! Как выражается наш общий знакомый Мартин Борман.

— Это означает, что я должен пальцем показать на эти долбанные центрифуги, после чего незамедлительно отбыть в Испанию, чтобы создать сеньору Франсиско Франко безупречное алиби?

— Точно так, — Гарик упорно смотрел в сторону. — Ты отбываешь, лучше — с каким-нибудь заметным скандалом…. Проходит недели три-четыре, и только тогда на нужном объекте происходит эффективная диверсия. Только так и не иначе…

— Да пошёл ты!

Третьяков совершенно не обиделся:

— Я же их, козлов важных, предупреждал. Не подействовало…. Сразу же ответ: мол, у майора Леонова любимая жена в Союзе осталась, куда же он, красавец писанный, денется — с этой подводной лодки? Суки…

Дождь пошёл неожиданно и сразу: тяжёлыми косыми струями, в полной тишине, действенно остужая разгорячённые головы. Потом из сиреневых туч ударила одинокая молния, солидно зарокотал гром…

— Ладно, будет официальный приказ, вот тогда и подумаем, — высказался через минуту Денис. — А пока будем решать текущие задачи: лаборатория пока даже и не найдена. Вот найдём, дождёмся однозначного чёткого приказа, вот уже тогда…

Одновременно сверкнуло сразу несколько молний — непривычно тонких и длинных, долгий и низкий гул грома — сразу на несколько минут — тяжело завис над морским берегом.

Вечером следующего дня они без всяких проблем получили у миляги Шульца комплект необходимых пропусков — в сопровождении цветистого букета наставлений и пожеланий:

— Рейхсканцлер лично просил меня передать в ваш адрес, господа, наилучшие пожелания и искренние уверения в его безграничной дружбе. Партайгеноссе Борман был вынужден срочно отбыть в Берлин: срочные дела, личный звонок фюрера, вы же понимаете…. У меня остались подробные письменные инструкции. Письменные! — Шульц демонстративно помахал в воздухе мятым листком бумаги, густо исписанным убористым почерком. — Итак, командиром вашей временной группы назначается…, - Шульц выдержал классическую театральную паузу: — Штандартенфюрер СС, герр Бернд фон Готфрид!

Левая дверь, ведущая из кабинета криминалдиректора в полную неизвестность, абсолютно бесшумно распахнулась, и в помещение проник (возник, просочился, нарисовался прямо из воздуха…) субъект в чёрной форме, с погонами штандартенфюрера СС на плечах. Весьма элегантный субъект: высокий, стройный, худой, но с ощущением некой скрытой силы, подтянутый, тщательно выбритый, лет сорока пяти — сорока семи.

— Фон Готфрид, — аристократически-небрежно щёлкнул каблуками чёрных, тщательно начищенных сапог вошедший.

— Рекомендую, господа! — невозмутимо продолжил Шульц. — Истинный ариец. Характер нордический, выдержанный, спокойный. С товарищами по работе поддерживает хорошие, дружеские отношения. Безукоризненно выполняет свой служебный долг. Беспощаден к врагам Великого Рейха. Отличный спортсмен: призёр чемпионатов Берлина по теннису и боксу. Вдовец, на сегодняшний день холост, в связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера СС…

Если говорить коротко, то такой поворот дела был совершенно неожиданным. С одной стороны…. А, с другой, насквозь прогнозируемым: пусть Мартин Борман и притворялся белой невинной овечкой, любящей пивной шнапс и тёплые дружеские посиделки, но его волчья натура, время от времени, проступала достаточно явственно…

Штандартенфюрер СС посмотрел Денису в глаза — долго, пристально, спокойно.

«Хороший мужик, этот фон Готфрид», — сразу же решил Денис. — «Настоящий такой, крепкий…. И на Максима Максимыча Исаева здорово похож. Нет, не лицом. А общим поведением, осанкой, породой…. Интересно, а вдруг?».

Он незаметно подмигнул штандартенфюреру, бровями изобразил стандартный энкавэдешный сигнал — ещё из давнего, 1939 года.

Фон Готфрид не подвёл, ответил тут же — сигналом, с которым Денис и сам ознакомился совсем недавно, года полтора назад, незадолго до своего отплытия на архипелаг Шпицберген…

На острове Узедом все подземные помещения, где базировались секретные учреждения и лаборатории, располагались в двух треугольниках: большом, расположенном между крохотными городами Пенемюнде, Зиновиц и Козеров, и в маленьком — между городками Банзин, Козеров, Шинновице. Достаточно интересная геометрия: так и подмывало — всё вдумчиво сопоставить и сделать далеко идущие выводы.

Паровой катер, натужно пыхтя и извергая в небеса клубы чёрного дыма (не иначе — шпицбергенский уголёк!) медленно подходил к знаменитому пирсу деревушки Альбрук. Успешно (в густом тумане!) прошли заливом Ахтервассер (водная восьмёрка), преодолели воды пролива Пенештром. Что же, посмотрим, что это за Узедом такой…

Прямо по курсу, над туманными низинами возвышалась наивысшая точка острова — яйцевидная гора Штекельберг.

— Высокая! — прокомментировал Третьяков.

— Ага, целых шестьдесят метров над уровнем моря! — насмешливо подтвердил нетактичный фон Готфрид.

Видимая картинка производила впечатление: серые песчаные дюны, идеально-горизонтальные пляжи, чистейшее голубое море, серебристые озера, загадочно мерцающие между густыми буковыми и сосновыми лесами, зеленые луга и цветущие сады…

— На Узедоме даже черешня и абрикос вызревают! — неожиданно похвастался пожилой матрос, стоящий на руле.

Вахтенный сбросил сходни на пирс Альбрука. Гарик зашагал по настилу первым, вдруг резко остановился, опустился на колени, начал ладонями ощупывать доски пирса, через две минуты громко объявил:

— Господа, да это же пятисотлетний английский дуб! Гадом буду! Под это древесиной сам Робин Гуд, может быть, винишко попивал, натягивая на свой лук новую тетиву — из вяленых кишок убитой косули…

С пирса просматривались весьма милые домики: бело-кремовые стены, чёрная «оплётка», чёрные и бордовые крыши. В стометровом отдалении наблюдалась и «комиссия по встрече»: чёрный «мерседес» и тупорылый неуклюжий автобус для перевозки багажа. Загрузились, поехали, никуда не торопясь. Причём, фон Готфрид сам сел за руль «мерседеса», а штатного водителя отправил в автобус, приглядывать за вещами.

Взрослые леса, совсем молоденькие лесопосадки и шикарные сады: яблочные, вишнёвые, сливовые, грушевые… Цветущие буйно, непреклонно, самозабвенно…

«И это 1944 год, когда большая часть Европы лежит в руинах?» — сам у себя мысленно спросил Денис. — «Здесь же располагаются самые секретные немецкие лаборатории. Самые страшные…. Но почему-то Узедом не бомбят. Интересное дело…».

Впрочем, отдельные, явно старые воронки от бомб встречались.

— Это в сорок третьем году произошло, когда был широкомасштабный английский налёт, — со знанием дела пояснил фон Готфрид. — Тогда ещё не было чётких договорённостей, да и правильного взаимопонимания не было…, - если штандартенфюрер был железобетонно уверен, что кругом только «свои», то в его немецком языке тут же непроизвольно прорезался устойчивый английский акцент.

— Дурь это! — уверенно заявил Третьяков. — Это вам, это нам…. Нам — опытные образцы, вам — документацию. Или всё наоборот…. Уничтожить всё — к чертям свинячим и без малейших сомнений! Разбомбить, взорвать и забыть на вечные времена…

— Ну, и взрывайте! Но только в рамках дозволенного и разрешённого нашим общим руководством…. Кто вам мешает? — тут же отреагировал штандартенфюрер. — Только аккуратно всё делайте, без излишнего фанатизма…

В городке Пенемюнде их команда остановились в гостинице «Швабес-отель». Даже Дениса проняло, когда вечером они собрались на поздний ужин в ресторане отеля: такой идеальный сервис во время войны, да ещё в непосредственной близости от секретных подземных лабораторий, где пытаются произвести самое страшное оружие на свете? Это было уже на уровне изощрённого издевательства.

Сервис и кухня, действительно, были без малейшего изъяна, даже аналогичные заведения Парижа однозначно отдыхали. Молчаливые вежливые официанты, повара в белоснежных колпаках, предупредительно выглядывающие из широких кухонных дверей на каждый «чих» клиента, симпатичные и смешливые девицы из вечернего варьете…

Одноместные номера также были обставлены с королевским размахом и элементами серьёзной роскоши: антикварные стулья и столики с позолоченными гнутыми ножками, огромные кровати под шикарными шёлковыми балдахинами, мягкие и пушистые персидские ковры, в которых нога утопала по самую щиколотку…

А ещё можно было перед сном посетить настоящую турецкую баню, воспользоваться услугами массажиста, сделать маникюр, сходить в гимнастический зал, оснащённый шведской стенкой, гимнастическими брусьями, турником…

Утром следующего дня за ними заехал всё тот же чёрный «мерседес» с молчаливым унтер-офицером за рулём. Фон Готфрид по-прежнему красовался в своей чёрной эсэсовской форме, Денис и Третьяков облачились в походную одежду европейской аристократии: твидовые бриджи, заправленные в высокие гетры, массивные ботинки на толстой подошве, пиджаки в серебряную звёздочку, пижонские кепи на головах.

— Пожалуй, начнём с объекта номер один, это немного к северу от населённого пункта Шинновице, — решил за всех фон Готфрид, усаживаясь рядом с водителем. — Унтер-офицер, едем строго на северо-восток, по дороге М-2/1, на первом перекрёстке поворачиваем налево…

Машина остановилась перед длинным полосатым шлагбаумом.

Часовой, располагавшийся в застеклённой «беседке», тут же сорвав с рычага телефонную трубку, принялся что-то возбуждённо докладывать, двое других бдительно застыли возле шлагбаума, наведя короткие автоматы на прибывших.

Неожиданно, словно из-под земли (вернее, именно что, из-под земли!), появился молоденький и шустрый обер-лейтенант, подбежав к «мерседесу», предупредительно вытянулся в струнку.

Фон Готфрид демонстративно медленно и лениво вылез из машины, оглядев обер-лейтенанта со всех сторон, брезгливо поинтересовался:

— А почему это вы, милейший, приняли положение «смирно»? Отвечайте, когда вас спрашивает старший по званию!

— Я предупреждён, штандартенфюрер, о вашем визите! А также о двух сопровождающих вас штатских! Мне приказано оказывать вам максимальное содействие!

— Погоны, что ли, содрать с тебя, разгильдяя? — засомневался фон Готфрид. — Сорвать и рядовым отправить на Восточный фронт?

— За что, экселенц?

— Молчать! А кто будет документы проверять? Тщательно — проверять? Я тебя спрашиваю?

— Виноват, экселенц!

Штандартенфюрер достал из планшета три чёрные книжечки, украшенные белой разлапистой свастикой, протянул обер-лейтенанту:

— На, проверяй! Не забудь фотографии тщательно сверить с лицами оригиналов. Охранник хренов, тоже мне…

В лифте фон Готфрид уверенно нажал указательным пальцем на красную кнопку с чёрной цифрой «три». Просторная кабина, противно скрипя и беспрерывно цокая, медленно поехала вниз и остановилась только через две с половиной минуты.

«Метров на сто опустились, не меньше!», — вычислил про себя Денис.

Обер-лейтенант предупредительно распахнул двустворчатые двери лифта и посторонился, пропуская строгих «ревизоров» вперёд.

— Герр Шумахер, возьмите на себя этого обер-лейтенанта и отстаньте от нас под любым предлогом метров на пятьдесят-семьдесят. Мне нужно немного пообщаться с сеньором Рамосом, — шёпотом попросил фон Готфрид.

Гарик ловко подхватил юного обер-лейтенанта под ручку и принялся задавать дотошные вопросы об устройстве лифтовых механизмов:

— Лифтовая шахта ведь одновременно служит и вентиляционным ходом, если я правильно понимаю? Тогда объясните мне, голубчик, следующее…

Пройдя с минуту по широкому подземному коридору, скупо освящённому одиночными лампочками, фон Готфрид перешёл на французский язык:

— Ваша задача, дон Оскар, проста — как два умножить на два: обнаружить искомый объект и незамедлительно доложить об этом. Мне сообщили, что это сделать можете только вы. Потому что вы знаете, что конкретно надо искать…. Подробности меня не интересуют. Прошу об одном: тщательно вспомните все нюансы, по которым можно чётко определить искомое…

С воспоминаниями у Дениса было откровенно негусто. В начале 1942 года, в самом обычном закрытом подмосковном санатории, один странный бородатый чудак — по фамилии Курчатов — очень долго рассказывал группе заинтересованных лиц (Денис также был — секретным приказом — откомандирован на данное мероприятие) об особенностях обогащения урана и плутония. Кроме того, тогда Курчатов спрогнозировал, какие знаки из серии «Осторожно, радиация!» могут висеть на дверях профильных учреждений и соответствующих лабораторий иностранных государств. Знаки могли быть: квадратными, треугольными, круглыми. Запросто и кардинально мог меняться цвет фона. Но общая идея была единой: чёрный (в отдельных случаях красный) трёхлопастной «пропеллер»…

Они вошли в первый подземный зал: несколько десятков тысяч квадратных метров, высоченный потолок, яркие лучи прожекторов, грохот работающих дизелей, металлообрабатывающие станки, стальные конструкции, вдоль которых рабочие в коричневых спецовках с помощью кнопочных тельферов перемещали различные металлические детали, свинцовые чушки, медные пруты…

— Осматриваться по сторонам аккуратно, словно бы невзначай, — сердито прошипел фон Готфрид и громко добавил: — Начнём осматривать вентиляционные системы. Предлагаю сразу пройти к работающим дизелям. Там-то, наверняка, имеются воздуховодные колодцы и всё такое прочее…

Три с половиной часа они слонялись по подземному залу. Третьяков большой линейкой измерял сечения вентиляционных отверстий, что-то усердно записывал в толстую тетрадь, ловко придерживая её на коленке своей второй, «искусственной» рукой в чёрной перчатке. Денис геологическим молотком откалывал от неровных стенок подземелья образцы горных пород, делал черновые наброски геологических планов. Фон Готфрид устраивал жёсткие выволочки каждому встречному и тоже что-то усердно чиркал в маленьком ярко-красном блокноте…

В этой подземной лаборатории собирали ракеты, на серебристых цилиндрах которых чёрной краской было крупно написано: «А-3». Цилиндры были высотой примерно пять с половиной метров, диаметром — сантиметров шестьдесят. Носовой отсек каждой ракеты заполнялся длинными батареями, под батареями размещались различные приборы, в том числе барограф и термограф, опознанные внимательным Гариком. К термографу крепилась миниатюрная автоматическая кинокамера. Ниже отсека с приборами были расположены баки с кислородом и жидким азотом. Затем шел отсек с парашютом, потом бак с горючим и, наконец, непосредственно ракетный двигатель. Четыре пера хвостового стабилизатора крепились своими нижними концами к кольцу из пластмассы.

— Солидная штука, весит килограмм восемьсот, а то и поболее! — уважительно констатировал фон Готфрид. — Ну что, тут закончили? Следуем дальше?

В следующем зале производили ракеты А-4, о чём свидетельствовали соответствующие надписи на корпусах. Эти изделия по всем параметрам значительно превосходили ракеты А-3: длина — более девяти метров, диаметр — около метра, вес — тонны четыре.

Начальником этой подземной лаборатории являлся тихий и застенчивый человек средних лет в больших очках с толстыми линзами, звали его — Вальтер Ридель. Герр Ридель был очень любезен и не скупился на подробные объяснения:

— Ракета А-4 состоит из четырех отсеков. Носовая часть представляет собой боевую головку весом около одной тонны, сделанную из мягкой стали толщиной шесть миллиметров и наполненную аматолом…

— Аматолом? — переспросил Третьяков и вопросительно посмотрел на Дениса.

Денис отрицательно помотал головой, а Ридель пояснил:

— Это очень удачное взрывчатое вещество, у него удивительно малая чувствительность к теплу и ударам…. Ниже боевой головки размещается приборный отсек, в котором — наряду с аппаратурой — помещается несколько стальных цилиндров со сжатым азотом. Азот применяется главным образом для повышения давления в баке с горючим. Ниже приборного располагается, как вы видите, топливный отсек. Это самая объемистая и тяжелая часть ракеты. При полной заправке на топливный отсек приходилось три четверти веса ракеты…. Бак со спиртом помещается наверху, из него через центр бака с кислородом проходил трубопровод, подававший горючее в камеру сгорания. Пространство между топливными баками и внешней обшивкой ракеты, а также полости между обоими баками заполняются стекловолокном. Заправка ракеты жидким кислородом производится перед самым пуском, после этого…

Проходил день за днём, одно гигантское помещение сменялось другим.

И было, право слово, было на что здесь посмотреть!

В мрачноватой кубической камере изготовляли самолёты-снаряды Fi-103.

Эти, так называемые крылатые снаряды, отличались от маленьких самолётов только тем, что были беспилотным.

На втором ярусе сотрудники в серых комбинезонах с надписью «Рейнметалл-Борзиг» колдовали над ракетой «Рейнботе». Это уже была настоящая многоступенчатая ракета, состоящая из трёх ступеней и стартового ускорителя.

— Такие штуковины вовсю применялись при штурме города Антверпен, — сообщил всезнающий фон Готфрид.

Здесь же производили зенитные радиоуправляемые ракеты «Вассерфаль», двигатели которых работали на топливной смеси, компоненты которой назывались «сальбай» и «визоль». «Сальбай» представлял собой азотную кислоту, используемую в качестве окислителя. «Визоль» же служил горючим, он относился к разработанной немцами группе ракетных топлив с виниловым основанием…. В носовой части ракеты «Вассерфаль» помещался хитрый взрыватель, срабатывавший по радиосигналу, передаваемому с земли. Затем шла боевая головка, наполненная всё тем же аматолом. Далее располагался сферический баллон со сжатым воздухом, которым приводились в действие регулировочные механизмы — сервомоторы…

Команда «ревизоров» переехала на следующий объект, расположенный между городами Зиновиц и Козеров. Здесь уже насчитывалось целых пять подземных горизонтов.

Первый и второй горизонты были временно заморожены, раньше там производили зенитные снаряды «Шметтерлинг» и «Энциан», конструктивно напоминавшие самолеты. Для взлета в обоих снарядах использовались ракетные ускорители на твердом топливе, которые после выгорания всего топлива автоматически сбрасывались. Осмотрев несколько таких снарядов, брошенных в подземелье, Гарик даже присвистнул от удивления:

— Смотри, дон Оскар, а корпус этого «Энциана» наполовину сделан из дерева! Вот же, умельцы!

На третьем горизонте сотрудники авиационной фирмы «Хеншель» производили «крылатые бомбы» Hs-293. Увязавшийся за «ревизорами» Вальтер Ридель охотно давал пояснения:

— «Крылатая бомба» имеет длину три с половиной метра и весит порядка восьмиста килограмм. Размах крыльев составляет три метра. В хвостовой части корпуса снаряда находится ракетный двигатель…. Снаряд Hs-293 был применен как боевое оружие в конце 1943 — начале 1944 года против морских конвоев американцев и англичан. Пуск осуществлялся с бомбардировщиков дальнего действия: «Дорнье», «Хейнкель», «Юнкерс» и «Фокке-Вульф». Каждый такой бомбардировщик мог нести только одну ракету помимо своего обычного бомбового груза. Когда бомбардировщик выходил в зону видимости конвоя союзников, «крылатая бомба» сбрасывалась, и ее ракетный двигатель начинал работать. Пилот самолета-носителя управлял полетом ракеты по радио. Такими «крылатыми бомбами» было потоплено большое количество торговых судов союзников, кроме того…

Всё это было очень занятно и достаточно интересно, но ни на миллиметр не приближало к конечной цели. Дни летели, настроение неуклонно ухудшалось, надежды таяли…

Десятое утро с момента начала «ревизии» выдалось просто превосходным: на небе ни единого облачка, тепло, сухо, полное отсутствие ветра.

— Сегодня посетим четвёртую секретную зону в районе озера Кёльпин, — залезая в салон «мерседеса», равнодушно сообщил фон Готфрид.

Машина уверенно двигалась вдоль берега спокойного моря, мотор гудел сыто и солидно, белые чайки лениво кружили над не менее ленивыми зелёными волнами. Неожиданно дорогу перегородил шлагбаум.

— Извините, но сегодня проезд по этой дороге закрыт! — весело прокричал из-за полосатого бруска низенький унтер-офицер.

— Отставить, Лемке! — из-за зелёного вагончика вышел улыбающийся Вальтер Ридель. — Приветствую вас, господа! Сегодня у нас важное испытание — пробный запуск новой ракеты А-8…. Хотите посмотреть? Не волнуйтесь, это не займёт много времени, запуск уже через двадцать минут. Посмотрите и поедете дальше…. Хорошо? Лемке, ленивый трутень, поднимай шлагбаум!

Ракета уверенно летела над спокойным, словно бы дремлющим морем, параллельно береговой линии. Голос из громкоговорителя мерно отсчитывал секунды после старта:

— Восемнадцать, девятнадцать, двадцать…

— Ура! Она превысила скорость звука! У нас всё получилось! — как мальчишка запрыгал на месте Вальтер Ридель.

Ракета — на фоне голубого неба — была хорошо видна даже невооруженным глазом. После сороковой секунды за ней появился белый инверсионный след, оставляемый конденсированными парами воды. Через некоторое время этот след стал зигзагообразным. А потом неожиданно прогремел взрыв…

— Эх, что-то я не додумал, — запечалился Ридель. — Где же я ошибся? Может, система охлаждения недостаточно эффективна, или…

Пора было ехать дальше. Через тридцать минут машина свернула вглубь острова, ещё через час проехали деревню Карлсхаген, вскоре справа показались свинцовые воды озера Кёльпин…

На этом объекте всё было гораздо серьёзней: пять молчаливых охранников в странной песочно-бежевой форме долго и тщательно проверяли представленные им документы, куда-то по очереди звонили по телефону, находившемуся в закрытой полосатой будке.

Странными были эти охранниками: с безразличными холодными глазами на бледных лицах, с движеньями дёрганными и угловатыми. На их форме полностью отсутствовали погоны и прочие знаки различия, только на правом рукаве куртки у каждого был пришит чёрный ромб с изображёнными на нём белым черепом и скрещёнными, белыми же, костями.

Наконец, к пропускному пункту на мощном мотоцикле подъехал ещё один «песочно-бежевый» субъект: чуть за пятьдесят, высокий, худой, костистый. Погон на форме незнакомца тоже не было, но почему-то сразу угадывалось, что именно он здесь самый главный.

— Генерал Вольф, — сердито представился «главный». — Попрошу ваши пропуска!

Внимательно изучив предоставленные ему документы, генерал Вольф кивнул головой в сторону:

— Отойдёмте, господа! Я должен сказать вам несколько слов…

Отошли.

— Мы вас слушаем, герр Вольф! — почтительно щёлкнул каблуками фон Готфрид.

Генерал задумчиво молчал, пристально изучая кустик черники, цветущий мелкими розовыми корзинками. Только через три минуты он снова заговорил:

— Не нравится мне это всё, уважаемые господа! Не нравится…. Наш объект охраняется должным образом — как под землёй, так и на её поверхности. Наземных регламентов действительно нет, тут вы формально правы. Я бы мог, конечно же, лично позвонить фюреру и договорится об отмене этого вашего визита.… Впрочем, раз партайгеноссе Борман решил, что это мероприятие необходимо, что ж.… Только одно условие, господа! Осматривайте ваши вентиляционные системы, изучайте — сколь угодно долго — горные породы стен…. Только не надо рассматривать «внутренности»! «Начинку», так сказать…. Понимаете, о чём это я? Вот и хорошо. Тогда, следуйте за моим мотоциклом!

Лифт на этот раз оказался полностью бесшумным, поэтому его скорость визуально не определялась. Спускались не более минуты, но глубину шахты лифта определить было невозможно.

— Прошу за мной, господа! — неприветливо пробурчал Вольф, указывая рукой на широкий подземный коридор. — Только помните о полученных инструкциях. Вы мне обещали — не проявлять излишнего любопытства!

В коридоре было достаточно светло: через каждые пять метров в стены — на высоте двух с половиной метров — были вмонтированы стоваттные лампочки.

А вот и то, что они так долго искали! Широкая металлическая дверь, на поверхность которой был нанесён нужный знак: тёмно-фиолетовый трёхлопастной «пропеллер» в жёлтом треугольнике, обведённом широкой красной полосой…. Сомнений не было: именно этот объект подлежал уничтожению. Осталось только срочно придумать — как это сделать…

Генерал Вольф приглашающее махнул рукой и стал подниматься наверх по металлической лестнице. Теперь они находились на широкой галерее, огибающей по периметру огромный подземный зал. Внизу что-то негромко шелестело и слегка посвистывало.

— Господа, не надо смотреть вниз! Изучайте ваши стены! — тоном, не терпящим возражений, приказал генерал.

Денис не стал возражать, одного брошенного вскользь взгляда хватило, чтобы понять: внизу работало около ста искомых центрифуг, без устали обогащавших урановую руду. Он незаметно подмигнул фон Готфриду, мол, это оно и есть…

Пошли вдоль галереи, осматривая широкие и узкие вентиляционные отверстия и изучая горные породы стен. Вольф шёл замыкающим и внимательно следил за тем, чтобы его спутники не смотрели вниз.

— Кстати, герр генерал! — громко произнёс Денис. — Этот песчаник вызывает у меня определённую тревогу: частые трещины, большие вкрапления мелкофракционного кварцевого песка…. А это ещё что такое?

Стена галереи из каменной неожиданно «превратилась» в бетонную.

— А вы, сеньор Рамос, действительно неплохой геолог, — скупо похвалил генерал Вольф. — Про песчаник вы всё правильно сказали: пришлось дополнительно укреплять стены, чтобы не произошло обрушения. Там, — генерал постучал костяшками пальцев по жёлто-серому бетону, — совсем рядом протекает подземная река.

— Подземная река? — удивился фон Готфрид.

— Может, и не река, а просто воды озера под землёй выходят за пределы видимой с поверхности чаши. Это уже детали…. Главное, что поздней осенью и ранней весной стена подземного зала с этой стороны немного «гуляла», а из трещин усиленно сочилась вода. Вот и пришлось всё тщательно забетонировать.

— Какова толщина бетонного перекрытия? — уточнил Денис.

— Восемьдесят пять сантиметров. А что, этого недостаточно? — забеспокоился Вольф.

Денис тут же надел на лицо маску нешуточной озабоченности:

— Всё это очень и очень серьёзно…. Вы же, генерал, знаете, насколько данный объект важен для Великого Рейха? Для победоносного завершения войны? Необходимы тщательные и взвешенные исследования. Надо в бетоне просверлить несколько отверстий, куда мы разместим специальные датчики. Это реально?

— Не вопрос, сделаем, — Вольф гордо передёрнул плечами. — Какой у отверстий должен быть диаметр? Глубина? Их количество?

Денис отобрал у Третьякова тетрадь, на чистом листе принялся что-то высчитывать — с видом серьёзным и глубокомысленным. Через десять минут сообщил:

— Необходимо пробурить не менее двадцати таких горизонтальных скважин, конкретные точки я отмечу. Найдётся у вас краска и кисточка? Так…. Диаметр отверстий — от сорока пяти до пятидесяти миллиметров. Глубина бурения — два метра: восемьдесят пять сантиметров по бетону, остальное — по коренной породе…. Сколько времени, генерал, вам потребуется?

— За три недели управимся, — уверенно сообщил Вольф.

Денис недовольно покачал головой:

— Желательно бы побыстрей, экселенц! Надо ускориться, очень надо…

Юноша в песочно-бежевой форме принёс банку с чёрной краской и широкую кисть. Денис старательно нарисовал на бетонной стене двадцать чёрных кругов…

Когда до гостиницы оставалось километра два, фон Готфрид приказал шофёру:

— Остановите здесь. Дальше мы пешком прогуляемся, свежим воздухом подышим.

Воздух, действительно, был просто чудесным: свежим, морским, звенящим. В предзакатном небе кружили ласточки, в густых зарослях вереска звонко чирикали воробьи…

Фон Готфрид посмотрел на Дениса с нескрываемым уважением:

— Как вам в голову пришла эта замечательная мысль — о горизонтальных скважинах? Просто блестящая идея! Гениальная! Заметьте, никого из нас на входе не обыскивали!

Денис только чуть заметно улыбнулся в ответ: он и сам не знал, как всё это получилось, как-то само собой, по наитию…

Во время ужина портье передал почтовый конверт, предназначенный «для сеньора Рамоса», украшенный множеством солидных печатей и штемпелей. Предчувствуя подвох, Денис вскрыл конверт.

Генерал Франко приказывал ему незамедлительно прибыть по неотложным делам в испанский город Бильбао. Более того, за ним посылался специальный самолёт, который должен был приземлиться на аэродроме города Штеттина уже менее чем через сутки.

— Что же это такое делается? А? Я вас спрашиваю! — от досады Денис заскрипел зубами. — В самый ответственный момент! Ну, надо же…. Да пошёл этот генерал — куда подальше! Подождёт! Завершим дело, вот тогда — пожалуйста, со всем нашим удовольствием…

— Ничего не получится, командир, — извинительно прошептал Третьяков. — Не хотел тебя расстраивать, но мне сорок минут назад передали шифровку из Центра. Там для тебя содержится точно такой же приказ: следовать в Бильбао, самолёт из Штеттина вылетает завтра…. Инструкции простые: сидеть неотлучно в Бильбао и ждать прихода «Стрелы».

— Официант, шампанского! — напыщенно провозгласил фон Готфрид. — И пивного шнапса…. У нас сегодня отвальная, уважаемый дон Оскар Рамос покидает сей славный курорт!

Велено было — уезжать с приметным скандалом? Велено! Поэтому в конце отвальной Денис — с большим удовольствием и со знанием дела — набил морды трём немецким офицерам сапёрной службы, и ещё кому-то, подвернувшемуся под горячую руку…

Уже два месяца Денис прохлаждался в Бильбао: осматривал местные архитектурные достопримечательности, купался в тёплых водах Бискайского залива, слонялся без дела по всей округе. Было тревожно и неуютно: никто не выходил с ним на связь, складывалось устойчивое впечатление, что про него просто-напросто забыли…

Это утро ничем не отличалось от череды других: приветливое солнышко, звонкий птичий щебет, долетающий из открытых настежь окон, лёгкий яично-молочный завтрак. Пока не началась дневная жара, Денис сходил на городской пляж, немного поплескался в морских ласковых волнах….

Потом купил билет на маленький паровой катер: по воскресеньям в двадцати километрах дальше по побережью баски проводили свои национальные спортивные игры. Он понаблюдал за соревнованиями силачей, поднимавших тяжеленные валуны, за лучниками и арбалетчиками. Даже сам принял участие в весёлой игре, смутно напоминавшей ему русскую лапту….

На том же катере Денис вернулся обратно в Бильбао. Пообедал в знакомом ресторанчике, над входом в который красовалась гордая вывеска — «Без названия». Хамон, оливки, козий сыр, креветки в кляре, паэлья, два бокала молодого виноградного вина. Начиналась всеобщая послеобеденная сиеста, Денис отправился в гостиницу — традиции для того и существуют, чтобы их свято соблюдать…

Он уже начал подниматься по лестнице на второй этаж, где располагался его номер, когда пожилой портье негромко окликнул:

— Сеньор Рамос! Вас спрашивали…. Такой странный господин в чёрных очках, с очень неопределённым акцентом. Велел передать, что будет вас ждать в порту…

«Стрела» встретила Дениса свежевыкрашенными лимонно-жёлтыми бортами. Галкин меланхолично покуривал чёрную трубку, прислонившись спиной к рулевой рубке, нагретой за день жарким испанским солнцем. Вдоль борта яхты независимо и гордо прогуливался маленький, ярко-пёстрый котёнок.

— Привет, капитан! — радостно прокричал Денис. — Вижу, у тебя новый член экипажа?

— Так получилось, — лениво откликнулся Галкин. — Аркашу — по старости лет — пришлось списать на берег. Больно уж сильно начала его донимать «морская болезнь»…. Вот, юнгу взял. Его Тимофеем зовут. Тима! — позвал Сергей Сергеевич.

— Мяу! — тут же звонко откликнулся котёнок.

— А как же конспирация? «Тимофей» — это звучит как-то уж совершенно по-русски…

— Да пошла она, эта конспирация! Ты заходи, дон Оскар, заходи…. Будь как дома!

Что-то было не так: Галкин явно мялся, будто не решаясь начать серьёзный разговор.

— Что случилось? — напрямую спросил Денис. — Ты говори. Я же тебе не юная гимназистка, чёрт побери! Говори — всё как есть!

— Операция «Северный остров» успешно завершена, — опустив голову вниз, мёртвым голосом сообщил капитан. — Руководство благодарит тебя за проделанную работу. Награды вручат уже в Москве.

— Ну, а остальное? Что с ребятами?

— Погибли все ребята: Третьяков, фон Готфрид, два поляка, которые были на подхвате…. Заминировали они подземелье: в три приёма незаметно пронесли и напихали разной взрывчатки в эти горизонтальные скважины. Что дальше произошло — никто не знает. Был очень сильный взрыв, весь подземный городок сразу и очень качественно затопило…. Никто оттуда не выбрался, двести с чем-то человек там потонуло, наших пацанов включая. Да всё это было известно с самого начала. Ребята знали — на что шли…. Объект восстановлению не подлежит. Немцы попробовали воду мощными насосами откачать, да где там: круговорот воды в сообщающихся сосудах…. Как любят выражаться наши генералы: — «Задание полностью выполнено, потери минимальные…».

— А что с Эдит? — Денис не отрывал глаз от шустрого котёнка, гоняющегося за ловкими испанскими мухами.

— Не успела уйти, забрали в гестапо. Подробностей не знаю…

— Когда это всё произошло?

— Две недели тому назад…. Так что, и ты, и генерал Франко остались вне всяких подозрений, — тяжело вздохнул Галкин. — Знаешь, что? Если хочешь выпить, то я там, на камбузе, собрал всякого на стол. Ты спускайся…. Я потом подойду, извини, но через пятнадцать минут отчаливаем. Идём на Канарские острова, там тебя наша подводная лодка заберёт…

Порт Бильбао остался далеко за кормой — растаял в печальной лиловой дымке. «Стрела» — под всеми парусами — бодро шла на северо-запад, огибая Пиренейский полуостров, чтобы потом резко повернуть на юг…

Денис, слегка пошатываясь и крепко держась за бортовые поручни, негромко пел — чуть хмельным голосом, обращаясь непосредственно к задумчивым морским волнам:

Рассвет опять — застанет нас в дороге. Камни и скалы. Да чьего-то коня — жалобный хрип…. Солнце взошло. На Небесах — проснулись Боги. Они не дождутся — наших раболепных молитв…

Короткая вставка-зарисовка между главами

Пригород аргентинского города Мендоса, пятнадцать километров до

чилийской границы, 1955 год

Чавес — умный индеец, он носит одежду белых людей, говорит на их языке, пьёт виски и пиво. Чавес многое умеет, многое знает. Высокородный сеньор Алекс Сервантес, хозяин Чавеса, очень хороший человек: он дал Чавесу работу, дал денег, чтобы Родриго, сыну Чавеса, в большом городе сделали операцию — вырезали опухоль в горле, мешавшую парнишке дышать. Теперь Родриго здоров. Даже играет с другими ребятами в футбол — игру белого человека…. Прекрасная сеньора Мария Сервантес, жена сеньора Алекса, тоже очень добрая женщина: она научила Аурику, дочь Чавеса, читать толстые книги белых людей.

Чавес — правильный индеец, он помнит добро. Если высокородный сеньор Сервантес что-то поручает ему, то Чавес всё выполняет — хорошо и старательно…. Если даже хозяин попросит Чавеса убить кого-нибудь, то Чавес обязательно убьёт, дело нехитрое. Только сеньор до сих пор не просил об этом, ни разу. Сеньор сам прекрасно умеет — убивать всяких подонков…. Зато хозяин научил Чавеса пользоваться маленькой коробочкой — называется «фотоаппарат»: смотришь в крохотное окошко и нажимаешь на кнопку. У Чавеса получается, сеньор Алекс доволен…

Сегодня надо незаметно пробраться на зелёное поле, где живут железные птицы белого человека, дождаться, когда прилетит самая большая птица, навести фотоаппарат на людей, которые вылезут из живота птицы, и понажимать на кнопку. Чавес всё сделает, он помнит добро.

Зелёное поле охраняют люди в чёрных одеждах, у них в руках автоматы. Рядом с людьми бегают большие серые собаки, похожие на степных койотов.

Это очень плохо…. Но Чавес — хитрый индеец. Он снял с себя одежду, натёр всё тело голубой травой «номби», теперь собаки ему не страшны. Сейчас Чавес змеёй проползёт между людьми и собаками к нужному месту, куда медленно направляется большая железная птица, только что упавшая с неба…

В брюхе железной птицы образовалась дырка, из которой появилась лестница. Белые люди начали спускаться по лестнице. Чавес внимательно смотрел в окошко и нажимал на маленькую кнопку. Вот кнопка перестала нажиматься…. Теперь, как учил хозяин, надо отползти в сторону и спрятать фотоаппарат вот под тем большим, приметным камнем. Зачем? Чавес не знает, но так велел хозяин.

Всё, теперь можно отступать назад, к дому. Зелёное поле с железными птицами отдаляется…. Но что это? Собаки неожиданно громко залаяли и дружно побежали в сторону Чавеса. Неужели аромат голубой травы «номби» выветрился и больше не действует? Что теперь делать?

Чавес — быстрый индеец, он хорошо умеет бегать. Свежий ветер в лицо, спасительная сельва всё ближе, уже рукой подать…. Зазвучали автоматные очереди, начали больно жалить дикие пчёлы: в поясницу, в ноги, в голову…

Мягкая влажная трава под затылком, голубое бездонно небо перед глазами.

«А мой хозяин — очень умный человек!», — это было последнее, о чём подумал правильный индеец Чавес перед своей смертью. — «Завтра люди в чёрном и их собаки уйдут. Охраны не будет. Хозяин спокойно придёт на зелёное поле и заберёт фотоаппарат из-под камня…».

Глава восьмая Неприветливая бело-голубая страна

Узкие пологие волны лениво разбегались к далёким берегам, едва различимым в белёсой туманной дымке. Волны имели цвет старинного столового серебра, недавно впопыхах начищенного очень ленивой и безалаберной горничной. Но данный факт нисколько не удивлял многочисленных зрителей, столпившихся вдоль широких бортов судна: на много миль вокруг перед ними простиралась водная гладь, называвшаяся Рио де ла Плата — Серебряная Река, самая широкая река этого бренного мира…

— Серебряный бумеранг! — неожиданно проговорил седоусый господин, внимательно всматриваясь в загадочную даль.

— Простите? — не понял Денис.

— Ну, как же…. Серебряная вода испаряется, превращаясь в белые облака. Белые облака — со временем — становятся чёрными тучами. Чёрные тучи низвергаются над Кордильерами серебряными дождями, которые, в свою очередь, превращаются в воды великой Ла-Платы. Далее — строго по кругу…

Белоснежный многоярусный красавец «Конте Гранде» — знаменитый на весь мир океанский лайнер — медленно и величественно вошёл в широкую гавань Буэнос-Айреса. Бордово-красное предзакатное солнце равнодушно висело над горбатыми портовыми кранами, резкий холодный осенний ветер настойчиво и неучтиво пытался забраться за воротник тонкого плаща.

«Май месяц на дворе, а ветер-то — осенний…», — непроизвольно отметил про себя Денис. — «И это правильно: в южных широтах май месяц — это поздняя осень, а его последняя декада и, вовсе, уже ранняя и суровая зима. Вот такие пироги-перевёртыши, сюрпризы южного полушария. Давненько я здесь не бывал…».

Весна 1955 года — очень странное время, время крутых и действенных перемен: уже умер Сталин, расстрелян Берия, Мессинг, чем-то не понравившийся Хрущёву, был отлучён от Кремля. Впрочем, не смотря на все эти изменения, группа «Омега» — по всем документам — числилась действующим подразделением, более того, имеющим особый статус и напрямую подчиняющимся (в конечной инстанции) Политбюро ЦК КПСС.

В Москве «Омегу» представлял только он — подполковник военной разведки Леонов Денис Евгеньевич, беспартийный, орденоносец, вдовец.

Таня умерла во время тяжёлых родов, полтора года назад. Родилась здоровая девочка, три килограмма шестьсот грамм, Денис назвал малышку Настей. В ведомственный интернат отдавать ребёнка он не стал, нанял пожилую няню — из отставников службы НКВД, да и зажил себе невесёлой жизнью сорокатрёхлетнего бобыля в казённой трёхкомнатной квартире, расположенной на улице со смешным названием — Третья Ямская.

Крест и Мария по-прежнему пребывали в Южной Америке, только перебрались из Уругвая в Аргентину. Эдит Гражар, как было установлено в 1945 году при изучении уцелевшей части архивов гестапо, покончила в камере следственного изолятора жизнь самоубийством, преднамеренно ударившись виском об угол стены. Капитан Галкин плавал где-то в Юго-Восточных тёплых морях…

Сразу после Нового года Дениса вызвал к себе Ворошилов.

В огромном полупустом кабинете было холодно и промозгло, из рассохшихся оконных рам сильно дуло, Климент Ефремович изредка простужено покашливал в кулак, зябко кутаясь в наброшенный на плечи овчинный тулуп.

— Здравствуй, Дэн, проходи, присаживайся, — поприветствовал Дениса Ворошилов. — Что будешь? Чай? Кофе? — нажал на кнопку звонка, кивнул головой заглянувшему в дверь моложавому капитану: — Стакан крепкого сладкого чая для подполковника, пожалуйста!

Во время чаепития Ворошилов молчал, отрешенно посматривая на карниз за окном, где, сильно нахохлившись, сидела старая ворона. Птица, не мигая, смотрела на людей, изредка недовольно пощёлкивая клювом.

— Пошла вон, старая! — неожиданно рассердился маршал и бросил в стекло огрызок синего карандаша.

Раздался глухой звук — от соприкосновения карандаша с оконной рамой. Ворона, недовольно каркнув, сорвалась вниз, и, неуклюже взмахнув крыльями, заложила широкий вираж в сторону покрытой зимним толстым льдом Москвы-реки…

Ворошилов снова раскашлялся, встал из-за стола, разминая затёкшие ноги в светло-бежевых валенках на «резиновом ходу», медленно прошёлся по кабинету, придерживая руками тулуп за кольца желтоватой шерсти.

— Видишь в чём дело, Дэн…. Да ты сиди, сиди. От твоего подчинённого, капитана Александра Крестовского, на днях пришла любопытная шифровка. Мол, в странах Южной Америки наблюдается активизация немецких колонистов, то есть, фашистских недобитков, укрывшихся в тех краях после войны…. Скупают землю в массовом порядке, строят закрытые, хорошо укреплённые посёлки. Мало того, в одном из аргентинских населённых пунктов был замечен сам Мартин Борман, — маршал замолчал, словно ожидая от собеседника ответной адекватной реакции.

— Это проверенная информация? Не очередная журналистская утка? — взвешенно спросил Денис.

Климент Ефремович нервно передёрнул плечами:

— Судя по всему, информация полностью достоверная. Понимаешь, что это значит? Сам Борман! «Тень фюрера», человек, которому Гитлер доверял — как самому себе…. Это особенно важно в свете событий весны сорок пятого года. Только к мнению Мартина Бормана прислушивался Гитлер в последние месяцы войны, только с ним проводил многочасовые тайные беседы один на один…. Не нравится мне всё это. Не нравится…. А кроме рейхсканцлера там же был зафиксирован и ещё один интересный человечек. Помнишь, на Шпицбергене, во время испытания ФАУ-3, рядом с летающим аппаратом стоял господин с аргентинским флагом в руках? У него ещё не было мизинца на правой руке…. Или — на левой? Так вот, он опять вертится вокруг Бормана…. Что это может означать? Поэтому ставлю перед тобой, подполковник, следующую задачу: незамедлительно выехать в Аргентину и жёстко разобраться со всеми этими делами на месте…. Задача минимум — ликвидировать «тень Гитлера». Задача максимум — доставить этого недобитого нациста на территорию СССР…. На максимальном выполнении я не настаиваю. Всё понимаю. Конечно же, синица в руках лучше, чем журавль в небе…. Но, всё же, вдруг ситуация будет способствовать? Тебе ясна эта часть задания?

— Так точно, ясна! — доложил Денис, вставая со стула и вытягиваясь в струнку.

— Садись! — недовольно поморщился Ворошилов, резко сбросил тулуп на пол, уселся на краешек письменного стола, с минуту помолчал, изучая носок своего светло-бежевого валенка. Отхлебнул уже остывшего чая из гранёного стакана, вставленного в старинный серебряный подстаканник, он снова внимательно посмотрел на Дениса: — Вообще-то предполагалось, что этим делом займётся группа «Азимут», они же в нашей иерархии — номер один. Ладно, не обижайся, это же правда…. Но ты лично общался с Борманом. Так что, тебе и карты в руки, как говорится…. Да, вот ещё: покойный Иосиф Виссарионович доверял тебе, Денис Евгеньевич, разрешал высокую степень самостоятельности. Что же, я тоже пойду этим путём. Можешь действовать по обстановке и импровизировать, сколько твоей душе будет угодно. Захочешь пошуметь, шуми…. Только помни, что главное — уничтожить Мартина Бормана. Любой ценой — уничтожить! Всё остальное — на твоё полное усмотрение…

Помолчали, прихлёбывая чуть тёплый чай, обменялись понимающими улыбками.

— Вот ещё что, подполковник, — вспомнил маршал. — К группе «Омега» прикомандируется новый сотрудник. Вернее, сотрудница…. Ты её должен помнить, Анхен Мюллер, она работала с тобой на архипелаге Шпицберген, по объекту ФАУ-3. Почему ты вздрогнул? Почему молчишь? Полноте, мой друг, Центральный Комитет в курсе — чьей дочерью является данная сотрудница. Поверь, это к делу не относится. В конкретном случае важны только профессиональные навыки исполнителя и общая целесообразность…. Если у тебя нет ко мне вопросов, то пройди в кабинет к генералу Ануфриеву, он тебя ознакомит с мелкими деталями этой важнейшей операции. Обо всех этапах её проведения я буду докладывать лично товарищу Хрущёву…

Денис снова превратился в Оскара Рамоса, бывшего торгового представителя генерала Франко на Шпицбергене, ныне покинувшего государственную службу и направляющегося в страны Южной Америки — на предмет уточнения страны для окончательной и бесповоротной эмиграции. Обычное дело для этих лет: поток эмигрантов из стран послевоенной Европы казался просто нескончаемым.

Для полной достоверности картины пришлось даже на несколько дней заехать в Мадрид, где в канцелярии диктатора ему вручили пару испанских орденов и большое рекомендательное письмо за подписью самого генерала.

Ознакомившись с текстом полученного документа, Денис проникся гордостью за самого себя: с такой безупречной характеристикой впору было свататься к какой-нибудь герцогине или, даже, к юной и непорочной принцессе крови…

Из Барселоны он отплыл, как это и ни странно, на советском пароходе «Сухона», а уже в Боготе пересел на комфортабельный туристический «Конте Гранде».

Лайнер медленно и важно, словно надуваясь пузырём от собственной значимости, подошёл к причалу. Солнце, заставляя западную часть неба нестерпимо пылать алым, осторожно коснулось своим краем линии горизонта. С противоположной стороны над портом нависали силуэты небоскрёбов, знакомых Денису по красочным туристским проспектам, беспорядочно разбросанных по всем многочисленным помещениям «Конте Гранде». Каванаг, неуклюжая башня министерства общественных работ, так и недостроенный Атлас…

Корабль пришвартовался к причалу на много раньше расписания, поэтому нужной машины он около сходней не обнаружил. Пришлось ещё три часа провести в порту: Денис неторопливо ходил от причала к причалу, внимательно рассматривая спящие океанские суда, полной грудью дышал солёным морским ветром. Было тревожно и почему-то немного грустно…

Вообще-то, строгие «Инструкции» предписывали: во время пребывания в незнакомой стране — во избежание всяких неприятных и пакостных сюрпризов — прогуливаться сугубо в людных местах. Но он считал себя достаточно опытным диверсантом, да и не любил все эти циркуляры и предписания — до полного отвращения…. На всякий случай Денис достал из баула верный браунинг и засунул в карман плаща.

Разноцветные контейнера — пяти и десятитонные, платформы с самой разной техникой и хитрыми механизмами, громоздкие тюки на деревянных поддонах.

— Что может находиться в таких необъятных тюках? Наверное, что-то очень и очень лёгкое? — пробормотал Денис себе под нос, пытаясь прочитать неразборчивую надпись на цветной этикетке. — Ага, «эвкалиптовая лиственная целлюлоза», дело знакомое…

Краем глаза он зафиксировал какое-то движение справа, инстинктивно качнулся в сторону, прячась за ближайший тёмно-красный контейнер.

Надсадно гудел старенький, местами покрытый ржавчиной портовый кран, солидно пыхтел невидимый трудяга-буксир, поэтому звуки выстрелов на этом фоне показались ему безобидными щелчками, но от угла контейнера, по которому чиркнула одна из пуль, во все стороны полетели голубые и зелёные искры.

«Доигрался, господин опытный диверсант!», — ехидно подытожил внутренний голос. — «Инструкции, видите ли, не для него писаны! Опытный он — сверх всякой меры. Дрянь самоуверенная! Интересно, это просто грабители, или…. Да нет, на ограбление совсем непохоже. Зачем пошлым „гоп-стопщикам“ сразу же палить по заинтересовавшему их объекту? Здесь совсем другой почерк, так поступают только наёмные убийцы…. Это они именно тебя, брат, караулили. Не иначе, опять из Кремля произошла очередная утечка информации. Гниды сытые, продажные…».

Денис достал пистолет из кармана плаща, снял с предохранителя, побежал вдоль контейнерного ряда, свернул в первый же коридор транспортной развязки, снова побежал, опять свернул…. Пули свистели прямо над головой, судя по отдельным слышимым выкрикам, преследователей было несколько. Несколько раз Денис, не оборачиваясь, выстрелил в ответ.

Минут десять-двенадцать пришлось побегать по бесконечной складской территории. Он полностью расстрелял пистолетную обойму, судя по болезненному вскрику кого-то из преследователей, один из его выстрелов достиг цели. Но и одна из пуль неизвестного противника пробила насквозь его высокую «аргентинскую» шляпу, нежно погладив по волосам.

«Вот же гады!», — возмутился про себя Денис. — «Совсем же новая была шляпа! Дорогая, в Мадриде купленная…».

Наконец, удалось оторваться от погони, затерявшись в портовых «джунглях». Но это ничего не меняло: выходить к оговорённому месту, куда должна была подъехать машина, было нельзя — новые выстрелы могли раздать в любой момент.

Денис подпол к знакомому тюку, дулом пистолета проковырял в обёрточном слое дырку, засунул туда палец, рванул. Бурая бумага с трудом, но поддалась, из образовавшейся прорехи вылез клок вещества, внешне очень напоминавшего обычную вату. Он щёлкнул зажигалкой, поднёс язычок пламени к «вате»: весело затрещало, полоса белого дыма уверенно заструилась вверх — на встречу с вечерним аргентинским небом…

«Будет дело!» — обрадовано подумал Денис, пробежал по складскому лабиринту ещё метров двести пятьдесят, нырнул под низкую металлическую платформу, на которой был закреплён новенький американский зерновой комбайн, затаился. Оставалось только одно — терпеливо ждать дальнейшего развития событий.

Послышались приближающиеся шаги, Денис непроизвольно напрягся, переложил пистолет из левой руки в правую. Три человека (судя по количеству ног) остановились в нескольких шагах от платформы с комбайном.

— Мы его потеряли, мистер! — смущённо доложил на ломанном английском языке хриплый голос. — Что делать дальше?

— Уже ничего не исправить! — у второго человека явственно прослеживался диалект жителя города Нью-Йорка. — Скоро здесь будут пожарные и полиция. Надо уходить. Ничего, достанем этого ублюдка в следующий раз…. Что у тебя, Хуан, с рукой?

— Зацепил он меня, шеф, пуля сидит в кости, — болезненно постанывая, сообщил третий преследователь. — Придётся наведаться в больницу. В другом районе города, понятное дело…

— Всё, уходим! Вот тебе платок, зажми рану, чтобы кровь не капала. А то ещё полиция пойдёт по следу…. Бежим!

Ноги, замелькав перед глазами, исчезли из поля зрения, где-то послышалось истеричное завывание сирены.

— А за «ублюдка» ты мне непременно ответишь, морда американская, — зло прошептал Денис.

Выждав несколько минут, он выбрался из укрытия, выбросил испорченную шляпу в сторону и побежал навстречу пожарной машине, размахивая руками и крича по-испански:

— Сюда, сюда! Я вам покажу, где находится очаг возгорания! Я и поджигателей видел! Их было двое: один высокий, в коричневом плаще, а другой — низенький и толстый…

Через полчаса полицейский инспектор, лениво позёвывая, попросил Дениса подписать «протокол происшествия» и отпустил на все четыре стороны, скороговоркой пробормотал дежурные слова благодарности — за оказанную помощь аргентинским органам правопорядка.

Наконец, негромко тарахтя, подъехал старенький светло-лимонный «линкольн» с нужными номерами, шофёр-метис внимательно посмотрел на значок с профилем генерала Франко, прикрепленный к лацкану плаща Дениса, скупо кивнул лохматой головой, помог уложить два новеньких чемодана кремовой кожи в багажник. Дорожный баул с документами, парочкой браунингов и другими полезными вещами, Денис, расположившись на переднем пассажирском сиденье, поставил себе на колени.

— Сначала заедем в ближайший шляпный магазин. Есть тут такой? — спросил он у водителя: из полученных в Москве инструкций следовало, что в Аргентине мужчина без головного убора — верх неприличия.

Метис недовольно поморщился, подумав с минуту, всё же согласно кивнул головой и повернул ключ в замке зажигания, машина плавно тронулась с места.

Примерно через два километра автомобиль остановился возле какой-то лачуги, метис небрежно махнул рукой, мол, прошу, вылезайте, дорогой сеньор, прибыли на запрашиваемый объект.

Толкнув некрашеную фанерную дверь, покрытую тёмными пятнами неизвестного происхождения, Денис вошёл внутрь лавочки. Мелодично зазвенел колокольчик, хозяин магазина, стоящий за низеньким дощатым прилавком, незамедлительно повернулся лицом к посетителю.

Тонкий породистый нос с лёгкой горбинкой, волевой, выдающийся вперёд подбородок, седой ёжик волос, аккуратные усы, благородные короткие бакенбарды.

«По внешним признакам — натуральный граф, или, даже, князь!», — подумал Денис, а вслух произнёс по-испански:

— Добрый вечер, любезный! Можно ли в вашем славном заведении приобрести приличную шляпу?

Торговец пристально осмотрел потенциального клиента — с ног до головы — и ответил на чистейшем русском языке:

— Безусловно! Шляпный ассортимент в магазине князя Василия Голицына, то есть, в моём, — печально улыбнулся, — один из самых богатых в Буэнос-Айресе. Всегда к вашим услугам, дорогой мой соотечественник! Кстати, вы давно прибыли из Москвы? — многозначительно указал пальцем на ботинки посетителя.

— Извините, но я совсем не понимаю по-польски! — вежливо и учтиво улыбнулся Денис. — Вы, наверное, меня перепутали с кем-то…. Так могу я приобрести у вас головной убор, или следует поискать другую лавку?

— Конечно, сеньор, конечно! Извините меня за досадную ошибку! Давайте пройдём вот к тому стеллажу, выберем достойную вас вещь, — на безупречном испанском языке ответил князь, а вполголоса по-русски добавил: — Сколько же шпионов развелось в Аргентине, плюнуть некуда!

Когда покупка шляпы состоялась, хозяин магазина небрежно предложил, лукаво улыбаясь:

— Может, приобретёте и пару обуви? Ко мне вчера завезли партию великолепных ковбойских сапог последней модели: голенища из шкур горных лам, низкий удобный каблук, посеребрённые коротенькие шпоры…. Так как, посмотрите?

Неопределённо пожав плечами, Денис согласился…

Покинув гостеприимный магазин славного князя Голицына, они ехали без остановок почти три часа. Московские генералы решили, что первую встречу с резидентами лучше всего провести в укромном загородном месте, подальше от внимательных взглядов праздных зевак. Одно только немного огорчало Дениса — непроглядная темень за автомобильными стёклами, хотелось, всё же, и посмотреть на пейзажи новой для него страны. Шофёр всю дорогу невозмутимо молчал, на что Денис отвечал аналогичным молчанием и совершенно не обижался: может, у метиса были такие инструкции, а, может, он просто был немым — от самого рождения….

Только когда машина резко притормозила у слабо освещённого крыльца приземистого трёхэтажного здания, и водитель сделал знак рукой, однозначно свидетельствующий об окончании маршрута, Денис поинтересовался названием данного населённого пункта, куда они изволили прибыть.

— Талар, сеньор, — вылезая из машины, трескучим фальцетом неохотно ответил метис.

Хозяин гостиницы, длинный и худой старик с седыми моржовыми усами и лиловыми глазами молодой горной ламы, также оказался молчуном. Чуть слышно пожелав новому постояльцу доброй ночи, он выложил на деревянную стойку массивный бронзовый ключ и сообщил, что «комната сеньора — на третьем этаже, направо по коридору, крайняя дверь у окна», после чего развернулся и, громко шаркая подошвами сандалий по каменным плитам холла, скрылся за чёрной потрескавшейся дверью.

Гостиничный номер оказался очень уютным: пять метров на четыре, светлая мебель, пахнущая свежими сосновыми досками, ванная комната, выложенная светло-бежевой керамической плиткой, тёплая вода, текущая тоненькой струйкой из никелированной трубы, прохладное, в меру накрахмаленное постельное бельё.

Только вот заснуть быстро не получалось: по металлической крыше что-то громко шуршало и звенело, по стеклу скреблись своими коготками невидимые слуги чёрной аргентинской ночи…

Проснулся Денис на удивление бодрым, мельком бросил взгляд на наручные часы — было семь утра по-местному. Соскочив с широкой кровати, он сделал несколько приседаний и наклонов, раз пятьдесят отжался от пола, перекувырнулся через голову, вскочил на ноги, распахнул двухстворчатое окно…

Воздух…. Чем же он пах, этот воздух? Чуть-чуть горчинкой, совсем немного вчерашней дождевой водой. И ещё — чем-то незнакомым, неопределяемым так сразу…

«Наверное, Аргентиной», — решил про себя Денис.

Сразу же выяснилась и причина ночного скрежета-шуршания. Это лёгкий утренний ветерок гнал по тротуарам и крышам домов плотные стаи сухих листьев платанов. Сотни тысяч, а может, и миллионы миллионов жёлто-бурых и лимонных листьев летали повсюду, закручиваясь, порой, в самые невероятные спирали. Листья были везде, всё пространство за окном было заполнено ими.

Предместья Буэнос-Айреса в первых числах мая — это один сплошной листопад…

Завтрак был чем-то созвучен этому печальному листопаду: свежайшие пшеничные булочки с белым укропным маслом и яичница-глазунья с бело-розовым беконом, причём, «глаза» у этой яичницы были непривычно нежно-алого цвета, цвета весенней утренний зари…

Кофе. Да, это был настоящий кофе…

— Очень редкий сорт, — любезно пояснил хозяин гостиницы, заметив, что напиток произвёл на постояльца неизгладимое впечатление. — Называется «Оуро Верде». Это бразильский кофе, контрабандный, конечно же…

До условленного времени оставалось ещё целых два часа, Денис решил немного погулять, осмотреться. По узкой улочке, мощенной неровными булыжниками, он прошёл два квартала мимо разномастных двухэтажных домов под красно-коричневыми черепичными крышами и оказался в пампе…

Пампасы? Нет, это название совершенно не подходило для увиденного.

Именно — пампа.

Именно — она, женского рода, как у русских — степь…

Только русская степь, она ровная, с отдельно стоящими курганами, осенью жёлтая, пахнущая полынью.

А пампа — сплошные холмы и холмики, заросли полузасохшего чертополоха, кусты колючего кустарника, пыль, летающие тут и там разноцветные стайки сухих листьев, и незнакомый тревожный запах…

Чем пахнет в пампе? Какой глупый вопрос!

В пампе пахнет — пампой…

Он подошёл к небольшой рощице, смотрящейся на фоне бескрайней равнины крохотным островком. Под пышным кустом, смутно напоминавшим русский жасмин, Денис неожиданно обнаружил спящего босоногого бродягу, одетого в живописные лохмотья. Неизвестный громко похрапывал, прикрыв лицо грязной широкополой шляпой с неэстетичной бахромой по краю.

— Как можно ходить в такой рванине? — негромко спросил сам у себя Денис, брезгливо крутя носом. — Лично я — ни за какие деньги — не согласился бы надеть на себя такие вонючие обноски…

Он долго сидел на ближайшем пологом холме, подставив лицо под порывы прохладного свежего ветра и до рези в глазах вглядываясь в даль.

Голубое и светлое, почти — белое. Голубое небо, белые облака, светлая даль…

Бело-голубая страна. Аргентина…

Неожиданно вдали появились два всадника. Денис обернулся: с другой стороны подъезжали ещё трое, уже можно было разглядеть ружья в руках незнакомцев.

«А если это — по мою душу?», — он вдруг засомневался. — «Надо срочно и старательно прятаться. Какая-то она неприветливая, эта Аргентина. Очень и очень красивая, но — такая неприветливая…».

Глава девятая Спектакль начался, занавес поднят

Денис бросился обратно к крохотной рощице, прятаться было больше негде. Впрочем, было чётко и однозначно понятно, что именно рощу поисковая команда и обыщет в первую очередь. Конечно, только в том случае, если эти всадники, действительно, кого-то искали, а не просто так выехали в пампу — ради обычного променада, чтобы нагулять знатный аппетит перед обедом.

Бродяга продолжал беззаботно посапывать, его безобразная шляпа ритмично колыхалась — словно была живой. Тихонько обойдя оборванца стороной, Денис забрался в самую середину рощи — до спящего бродяги было метров двенадцать-тринадцать — залёг в зарослях какого-то хвойного растения, сильно и приятно пахнущего мятой.

Холм из укрытия просматривался достаточно хорошо: вот два всадника показались на вершине, загарцевали, крутясь на месте, призывно замахали руками. Скоро к ним присоединилась и отставшая троица. После короткого, но жаркого совещания всадники целенаправленно поскакали к роще, огибая её с разных сторон.

Всё стало окончательно понятно: Аргентина продолжала упрямо демонстрировать свою недоброжелательность и неприветливость.

Денис тяжело вздохнул и снял пистолет с предохранителя, необходимо было готовиться к очередной жаркой схватке. Пятеро — это, конечно, многовато, но и не из таких переделок доводилось выбираться…

Раздался топот конских копыт, послушались удивлённые крики-междометия.

— Не стрелять, это кто-то другой! — прозвучал властный приказ на немецком языке, впрочем, говорящий тут же перешёл на испанский: — Кто ты такой, морда пропитая? Что ты здесь делаешь? Быстро отвечай, олух царя небесного, если жить хочешь!

— Меня зовут — Педро Сальватор, я просто прохожий, спал здесь, — слёзно заканючил невидимый бродяга. — Я ничего не делал плохого, клянусь непорочной Мадонной! Не убивайте меня, добрые сеньоры!

— Посмотри на эту фотографию, очень внимательно посмотри. Ты видел этого человека? Если скажешь, куда он пошёл, то будешь жить. Ну, смотри! Куда он пошёл?

— Я его узнал! — уверенно заявил бродяга, у Дениса похолодело под сердцем, а рука ещё крепче сжала рукоятку пистолета. — Он пошёл вон в ту сторону, совсем недавно прошагал мимо меня…. Видите, чуть правее холма петляет просёлочная дорога? Так вот, к этому господину подъехала машина — жёлтый «шевроле», старая такая, потрёпанная. Он сёл в неё и уехал в направлении Буэнос-Айреса…. Так всё и было, клянусь непорочной Мадонной!

— Ладно, живи пока!

Вновь послышался конский храп, свист нагаек, конский топот стал удаляться и вскоре полностью затих.

Через пять минут раздался весёлый голос бродяги:

— Всё, мой добрый сеньор, они ускакали! Можете смело выходить из своего укрытия…. А на фотографии были вы. Я вас сразу узнал!

Поняв, что обращаются к нему, Денис вылез из хвойных зарослей и пошёл прямо на голос. Возле «жасмина», держа в руках свою гадкую широченную шляпу и добродушно улыбаясь, стоил занятный типчик: пожилой, худой и высокий, рыжий, коротко стриженый, обладатель хитрющих серых глаз.

— Спасибо, конечно, приятель! — поблагодарил Денис типчика. — Но почему же, уважаемый, ты не выдал меня этим…, м-м-м, следопытам?

Бродяга презрительно ухмыльнулся:

— Так это же были немецкие колонисты! До неприличия жадная братия: у них даже осенью не выпросить опавших жёлтых листьев…. А сеньор — добрый! Я это вижу по его глазам. Сеньор не пожалеет для старого Педро несколько серебряных монеток! Или пару разноцветных бумажек с портретами нашего славного Президента…. Правда ведь, добрый сеньор?

Щедро одарив наблюдательного старика денежным вспоможением, Денис осторожно, постоянно приседая, взобрался на холм, посмотрел в сторону Талара: везде наблюдались всадники, снующие по пампе в разных направлениях. До назначенной долгожданной встречи оставалось всё меньше времени, а опаздывать он ужасно не любил.

— Что же делать? Что же делать? — Денис нервно забарабанил подушечками пальцев по лбу.

Не придумав ничего лучшего, он вернулся к рощице и разбудил вновь уснувшего бродягу.

— Вот что, любезный! А не хочешь ли ты заработать ещё деньжат? Тогда давай меняться одеждой…

Денис — в идиотских лохмотьях, полных вшей, надвинув шляпу на самые глаза и слегка подволакивая левую ногу — заковылял по направлению к городку.

«А говорил, мол, ни за какие деньги не согласишься надеть на себя такие вонючие обноски!» — насмехался вредный внутренний голос. — «Сглазил, парнишка! Вот теперь — за бесплатно — таскай эту гадкую рвань…».

Не доходя до первого из немецких поисковиков метров пятнадцать, он остановился и громко затянул старинную каталонскую балладу — о легкомысленной и ветряной красотке, жестоко разбившей доверчивое сердце несчастного идальго.

— Заткнись, старый маразматик! — невежливо приказал всадник — белобрысый малый среднего возраста с чёрной фашисткой свастикой на голубом шейном платке. — Проваливай быстрей отсюда, пока пулю не получил!

— Тороплюсь, мой добрый сеньор, тороплюсь! — жалко забормотал Денис, непрерывно кланяясь. — Ухожу, ухожу! Меня уже и нет вовсе…

Когда он вошёл в холл отеля, хозяин гостиницы тут же схватил со стойки бейсбольную биту и твёрдо заявил:

— Пошёл вон, Педро, грязный пропойца! Даю ровно одну минуту, потом так отхожу палкой, что родная мать тебя, негодяя, не узнает…

Денис снял шляпу, и хозяин гостиницы сразу же заткнулся, склоняясь в почтительном полупоклоне, сообщил:

— Извините, сеньор, сразу не узнал! Вас уже ждут на веранде летнего кафе.

— Передайте этим господам, что я буду через пятнадцать минут, только приму лёгкий душ и переоденусь.

— Как будет угодно сеньору!

Отряхивая на ходу ладонью капельки воды с мокрой головы, Денис торопливо обошёл круглую площадку возле фасада гостиницы, где неизвестная ему элегантная шатенка — в ковбойской одежде — уверенно объезжала норовистую лошадку, вошёл на летнюю пустынную веранду гостиничного кафе, нетерпеливо огляделся по сторонам. Подтянутый и серьёзный бармен молча кивнул в сторону самого дальнего столика, расположенного возле высоких перил, за которыми симпатичная незнакомка демонстрировала всему окружающему её миру высокое искусство конной выездки.

За указанным столиком сидел Эрнст Хемингуэй….

То есть, так Денису показалось в первый момент. У него в кухне московской квартиры, над обеденным столом, за которым так любили собираться разношёрстные компании — с потугами на интеллектуальность — висел портрет Хемингуэя: до коричневы загорелого, мужественного, с аккуратной бородкой и короткой полуседой шевелюрой.

Сидящий за дальним столиком кабальеро был точной копией того портрета, разве что волосы были несколько длиннее — чуть-чуть не доходили до плеч. Кабальеро — в том смысле, что в ковбойских штанах и сапогах, в бархатной куртке с длинной бахромой по низу, рукавам и карманам, в коричневой широкополой шляпе, с пистолетной кобурой на широком поясе, вышитом разноцветным бисером, и здоровенным охотничьим ножом в ножнах — на другом бедре. А лицо — загорело-коричневое, крепко накрепко продубленное всеми местными ветрами. Из-за голенища жёлтого сапога незнакомца торчала чёрная массивная рукоятка ковбойского кнута.

Классический такой кабальеро, одним словом, коренной житель пампы, родившийся прямо в жёстком походном седле, взращённый молоком диких степных кобылиц…

— Вас ко мне послал сеньор Алекс Сервантес? — подойдя к незнакомцу, вежливо спросил Денис.

Коренной житель пампы с минуту внимательно разглядывал Дениса холодными светло-голубыми глазами, после чего невежливо выплюнул далеко в сторону табачную жвачку, вытер рот тыльной стороной ладони и разразился оглушительным смехом…

Денис спиной прислонился к толстому деревянному столбу,

поддерживающему веранду, хладнокровно скрестил руки на груди и принялся терпеливо ждать, пока двойник Хемингуэя отсмеётся.

Ждать пришлось минуты две с половиной. Достославный кабальеро, наконец, успокоился и негромко сообщил — на чистом русском языке, с едва заметным акцентом:

— Ты, командир, и раньше всегда меня удивлял — своим тонким чувством юмора. Но сегодня ты самого себя превзошёл…. Просто козырной получилась последняя шутка! Или и дальше будешь дурочку ломать и уверять слёзно, что не узнаёшь Саньку Крестовского, своего верного подельника? Да, ладно тебе, прекращай народным массам ездить по ушам! Не вежливо это совсем, не интеллигентно даже как-то…

Да, Крест всегда был горазд на всякие издевательские штуки и ядрёные подколы.

«Ничего не поделаешь, опять попал впросак!», — подумал — впрочем, безо всякого сожаления — Денис, и крепко пожал руку старинного друга.

По-хорошему, стоило бы крепко обняться и вволю постучать друг друга по плечам, но приходилось думать и о конспирации. Не стоило привлекать к себе избыточного внимания местного населения: запомнит какая-нибудь старая сплетница подробности жаркой встречи, языком начнёт трепать направо и налево, до ненужных ушей информация доберётся…

Саня ответил не менее крепким рукопожатием и благоразумно перешёл на португальский язык:

— Сколько же мы с тобой не виделись, лет шестнадцать? Чуть меньше?

— Пятнадцать лет и девять месяцев, — уточнил Денис.

— Да, летит подлое время, летит, — горько усмехнулся Санёк в шикарную бороду. — Ну, кто первый начнёт? Давай-ка ты, сеньор Рамос. В том смысле, что я Мари хочу дождаться, у неё с разговорным жанром гораздо лучше получается, чем у твоего покорного слуги.

Первым делом Денис поведал Кресту о вчерашнем происшествии в порту и о сегодняшнем — в пампе. На Саниных скулах вздулись крупные злые желваки, он недовольно помотал головой, встал из-за стола, подошёл к бармену, что-то пошептал на ухо. Бармен шустро выскочил в неприметную дверь, Крест вернулся на место и заверил:

— Сейчас с этими немцами разберутся по полной программе. Тут вопросов нет. Но странно это всё как-то…. Не успел ты, командир, сойти на аргентинскую землю, а тут уже ждут. Даже твои фотографии розданы — всем желающим…

Дробь конских копыт по мостовой прервала разговор на полуслове: это по улице Талара, ведущей к пампе, проскакало с десяток очень хорошо вооружённых всадников.

— Гаучо! — непонятно пояснил Саня. — Они страсть как не любят бошей, зато на всё готовы — ради прекрасных глаз одной небезызвестной тебе небесной сеньоры…

Денис ровным счётом ничего не понял, но переспрашивать не стал, решил не тратить время понапрасну. Он рассказал Кресту о войне, о последних боевых операциях, в которых ему довелось участвовать, о горькой судьбе Третьякова и Эдит Гражар, о смерти Татьяны и о своей маленькой дочери Насте…

Санька слушал очень внимательно, временами хмурился и качал головой, изредка посматривая в сторону симпатичной шатенки, продолжавшей свои изысканные конные экзерсисы.

Действительно, картинка была красивой: каурая, крепко сбитая, в редких белых пятнышках лошадка то шла аллюром, то резко переходила на медленный плавный галоп, иногда ловкая наездница поднимала лошадь на дыбы, после чего заставляла её несколько раз крутануться на месте…

Крест несколько раз щёлкнул пальцами поднятой вверх правой руки:

— Эй, мучачо, два крепких кофе и две больших рюмки граппы!

Через минуту шустрый мальчуган доставил на овальном подносе всё просимое, ловко расставил на столе и, пятясь, удалился, пожелав уважаемым сеньорам «доброй беседы».

— Давай, командир, помянем наших павших товарищей! — предложил Крест и одним глотком опрокинул в себя рюмку виноградной водки.

Денис последовал его примеру и чуть не поперхнулся: напиток оказался очень крепким, прямо-таки огненным, да и сивушное послевкусие усердно напоминало о существовании в природе рвотных позывов.

— Кофе-то отхлебни, Дэн! — заботливо посоветовал добрый Сашка. — Граппа без кофе — грубое издевательство над человеческим организмом.

Совет оказался дельным, после глотка ароматного кофе виноградная самогонка покладисто согласилась остаться в желудке у Дениса, по всему телу распространилась приятная горячая волна…

Крест неторопливо закурил длинную чёрную сигарету, предложил такую же Денису. Сигарета оказалась очень ароматной и непривычно крепкой.

— Чёрный табак, от него по утрам не бывает кашля, — пояснил Саня, после чего громко обратился к прекрасной всаднице: — Дорогая сеньора! Не соблаговолите ли прекратить мучить бедное животное? Вас уже двадцать минут ожидают для приятной беседы два записных мачо. Будьте же снисходительны, жестокая!

— Это что же — Мария? — неожиданно прозрел Денис.

Крестовский самодовольно усмехнулся, откровенно гордясь женой:

— Кто же ещё! Она, родимая! Такой наездницей стала — впору показывать в столичном цирке. У нас с ней сейчас на севере страны два ранчо: коровы и быки самых разных пород, австралийские овцы, горные ламы, немного племенных лошадей, в том числе, и орловских рысаков. Так вот, я, в основном, занимаюсь финансовыми делами, разной бухгалтерией, пошлой коммерцией. А Мари находится непосредственно на пастбищах: руководит гуртовщиками и скотниками, наблюдает за отёлами, лично животным делает прививки, ну, и тому подобное…

— А ты, значит, простой бухгалтер при ней? — недоверчиво протянул Денис и глазами указал на рукоятку кнута, торчащую из-за голенища Санькиного сапога.

— Ты про это? — Крест вытащил чёрный кнут, небрежно размахнулся и тонким кончиком плети ловко сбил с молодого куста розы маленький бордовый цветок. До куста было метров семь-восемь. — Эта штуковина предназначается не для лошадей и коров, а для всяких прохвостов и подонков. Места тут весёлые и неспокойные, знаешь ли, всякое случается…. А кнут — в умелых руках — любым японским нунчакам даст стопроцентную фору. Будет потом свободное время — покажу пару действенных финтов…

Мария ловко спрыгнула с лошади, передала уздечку подбежавшему смуглому парнишке, приветственно помахала рукой, но на веранду не пошла, скрылась за центральной дверью гостиницы.

— Переодеваться пошла, — улыбаясь, пояснил Крест. — Перед командиром полагается появляться при полном параде…. Извини, я тебя покину буквально на пару минут!

«Решил рассказать жене о смерти Тани, чтобы не было лишних нетактичных вопросов», — понял Денис.

Крест вернулся минут через десять, в одной руке принёс двухлитровый кувшин с белым сухим вином, в другой — три высоких бокала.

— Эх, забыл совсем! Видимо, подкрался старческий склероз…, - вспомнил о чём-то важном Саня, ставя кувшин и бокалы на стол. — Эй, чико! Принеси плитку шоколада для сеньоры, а нам — солёных орешков кешью! А, чуть погодя, ещё три бокала пива…

— Он, что же, знает, какой шоколад нравится Мари? И твои пивные предпочтения официанту хорошо знакомы? Наверное, часто останавливаетесь в этой гостинице? — спросил Денис.

— Нет, совсем нечасто, раза три-четыре за год, — Крест задумчиво подёргал за мочку уха. — Понимаешь, Талар — совершенно особое место, нейтральное, так сказать, здесь ничто не отвлекает от разговоров…. Как бы это тебе объяснить? Все другие города и городки Аргентины очень сильно и безнадёжно политизированы. В одних коммунисты и социалисты преобладают, в других хустисиалисты мазу держат, в третьих — правые ультра и наци, в четвёртых — военизированные католики…. Поэтому все приезжие — без всяких исключений — тут же попадают под пристальный и всеобъемлющий контроль…. Вдруг у них другая политическая ориентация? Враг не дремлет, необходимо неустанно бдить и следить за всеми чужаками! И только в Таларе (единственном — на всю страну!) живут одни аморфные и сонные бюргеры. Только здесь можно спокойно поговорить, не опасаясь чужих чутких ушей. Вот так оно…. Что же до пива и шоколада. Аргентинцы, они же очень консервативны в своих пристрастиях и вкусах. Тут любимые марки и сорта — у большинства населения — одни и те же. Когда ты просишь принести плитку шоколада, не уточняя при этом марки, то тебе обязательно принесут «Ноэль», а если закажешь «просто пива», то обязательно притащат пол-литровый бокал «Кильмес-Кристаль»…

— Надо же! — восхищённо покрутил головой Денис. — А ещё что характерно для местного населения?

— Что ещё? Свободолюбие, наверное. Причём, во всех его многочисленных проявлениях…. Не терпят аргентинцы узды, даже обоснованной и полезной во всех отношениях. Например, в Буэнос-Айресе до сих пор нет ни одного светофора. Представляешь?

— Не может такого быть! В крупнейшем городе Южного Полушария — нет светофоров?

— Может, может! — улыбаясь, заверил Крест. — Скоро сам убедишься…. Тут простая логика: — «Чтобы мне, свободному кабальеро, всякие огоньки указывали, когда мне ехать, а когда стоять? Не бывать такого! Ущемление прав, к оружию, братья! Свобода — превыше всего!». Вот так и живём….

На плечи Дениса опустились тёплые женские руки, и знакомый глубокий голос негромко произнёс:

— Ну, здравствуй, командир! Ужасно рада тебя видеть!

Он обернулся и встретился взглядом с чёрными глазами потомственной алтайской колдуньи. Только сейчас эти глаза были добрыми, ласковыми и немного грустными, а бывало.… Бывало, что без значительной доли страха в них невозможно было смотреть: бездонные жуткие колодцы, в которых тонуло само Время…

Мария звонко чмокнула его в нос, подставила для ответного поцелуя свою смуглую щёку, нежно провела ладонью по волосам Дениса.

— Седой весь.…Впрочем, — лукаво посмотрела на мужа, — и другие от тебя не отстают. Доблестные идальго, тоже мне!

— А у тебя — ни одного седого волоса! Красишься, наверное?

— Ничуть не бывало! — широко улыбнулась Мари. — Сама не понимаю, что происходит с моими волосами?! Ты же помнишь, что они были чернее антрацита? Чернее — безлунной южной ночи? А, сейчас? — встряхнула густой каштановой гривой. — Три года здесь с Сашей пожили, после того как переехали из Уругвая, я родила ему ещё одну двойню, а через неделю после родов волосы — сами собой — поменяли цвет…. Как такое может быть? У тебя, дон Оскар, есть какие-нибудь знакомые учёные, могущие объяснить данный казус?

Денис откровенно любовался своей давней подчинённой. Мари ни за что было не дать её сорока лет, так, тридцать, тридцать один, не больше. Стройная точёная фигурка, высокая полная грудь за белой кружевной блузкой, тонкая талия, длинные ноги, скрытые до колен тесной светло-синей юбкой…. А, лицо? С каштановыми волосами, да в таком ярком макияже — он никогда бы её не узнал. Встретил на улице и прошёл бы мимо, хотя, про себя отметил бы, что, мол, не перевелись ещё на этой планете красивые женщины.…Только кривой шрам на левой щеке, полученный почти шестнадцать лет назад в быстротечной схватке с филиппинскими туземцами, вот и всё, что осталось от былого облика прежней Марии. Шрам, впрочем, женщину совершенно не портил, наоборот, придавал её красоте дополнительную диковатую пикантность…

— Ты же раньше не пользовалась косметикой! — воскликнул Денис. — Никогда и ни за что! А тут какой-то парижский облик…. Да нет, ты не подумай чего. Тебе очень даже идёт! Просто непривычно немного…

Мари снова улыбнулась:

— Думаешь, мне самой нравится — мазаться всякой сомнительной гадостью? Совсем не нравится! А маникюр с педикюром, вообще, полный бред, на мой вкус…. Но ничего не поделаешь, местные незыблемые обычаи и традиции. Приличная аргентинская женщина никогда не выйдет из дома без яркого макияжа. Никогда! Лучше уж — полностью голой!

Денис сильно хлопнул ладонью по лбу:

— Совсем забыл! Извините своего пожилого командира! А дети-то как? Иван с Мартой? Малыши? Как их, кстати, зовут?

Мария мимолётно, и, как ему показалось, тревожно, переглянулась с Крестом, заговорила плавно и вдумчиво:

— С маленькими всё нормально, они сейчас с няней на асьенде, им через три месяца исполнится по пять лет. Мальчика зовут Володя, девочку — Клара. Надеюсь, догадываешься, командир, в честь кого они названы, не надо напоминать? А вот старшие…, - нахмурилась и на секунду замолчала. — Им уже по девятнадцать лет, в этом году закончили школу. Здесь всё гораздо сложнее…. Понимаешь, Дэн, Аргентина — страшная страна, очень уж привязчивая. В католических школах очень хорошо умеют промывать сознание ребёнка, «лепить» из него «настоящего аргентинца»…. Всё очень просто: в школе каждый день начинается с церемонии подъема национального флага. Бело-синего. И все дружно хором поют гимн: «Оид морталес эль грито саградо…». Каждое утро поют, месяц за месяцем, год за годом. Плюсом к этому — католическое воспитание…. Марта и Иван стопроцентные аргентинцы, настоящие портеньо! Портеньо — это коренные жители Буэнос-Айреса. Дети даже не догадываются о своём русском происхождении, мы им ни о чём не рассказывали…. А теперь, если и узнают, то, такое впечатление, это абсолютно ничего не изменит. Они — аргентинцы, эта страна — их настоящая Родина! Даже не знаю, что и делать, если Центр вдруг прикажет возвращаться в Союз. Не знаю…

Крест печально подтвердил:

— Маша полностью права. И Иван и Мартина настоящие аргентинцы…. Политикой интересуются — до полной потери рассудка. Сынок у нас — ярый перонист, даже с местными ультрас якшается. А у дочери, наоборот, все друзья — социалисты, коммунисты и троцкисты…. Ненавидят Иван и Марта друг друга, чуть до драк дело не доходит. Не знаю, что с ними дальше делать…. Да и личная жизнь у обоих очень уж бурно развивается, друзей и подружек меняют, как английские аристократы — перчатки. Под Южным Крестом подростки очень рано созревают для взрослой жизни…

Денис недоумённо пожал плечами:

— Вот ты, подруга, ругаешь эту страну. А посмотри — во что сама одета, в какие цвета!?

Мари бросила быстрый взгляд на свою светло-синюю юбку, белую блузку, мужской бело-голубой галстук в полоску, свободно висевший на её стройной шее, грустно улыбнулась.

— Вот видишь, командир, я тебе правду говорю: привязчивая эта ужасная Аргентина, хочешь, не хочешь, а всё равно полюбишь её…

Сухое вино в кувшине уже заканчивалось, юный официант принёс запотевшие бокалы с «Кильмес-Кристаль».

— Ладно, друзья, — решил Денис. — Давайте позабудем на время о личных проблемах и перейдём к нашим глобальным делам…

Снова раздался топот копыт, послышался громкий свист, это вернулись всадники, которых Саня назвал «гаучо».

— Всё в порядке, сеньор Алекс! — прокричал один из них, видимо старший, одетый в классическую ковбойскую куртку с многочисленной бахромой во всех местах, на плечи же остальных кавалеристов были наброшены свободные пёстрые накидки, напоминающие покроем пончо.

Поперёк лошади одного из гаучо было переброшено тело, наездник резко дёрнул рукой, и тело безвольно упало на утоптанный песок площадки для конной выездки.

Всадники вновь куда-то ускакали, только их «старший» соскочил на землю, накинул уздечку коня на столбик изгороди, неторопливо, соблюдая чувство собственного достоинства, подошёл к столику, за которым сидели Денис и его друзья, небрежно отсалютовал указательным пальцем правой руки:

— Ещё раз приветствую вас, доблестные кабальерос! Донна Мария, вам наше отдельное и безграничное почтение! Докладываю. Мофы потеряли трёх человек убитыми, после чего незамедлительно отошли к своему поселению. У нас только один легкораненый, пуля слегка задела бедро…. Но я бы не советовал успокаиваться и расслабляться, фридолины, они жутко упрямые, куда там ослам и мулам. Боши могут запросто устроить засаду, когда вы будите возвращаться в столицу…. Предлагаю вам здесь бросить машины, за ними найдётся, кому присмотреть, и поехать в Буэнос-Айрес на лошадях, естественно, в нашем сопровождении. Мы будем только рады — оказать вам такую пустяковую услугу…

— Большое тебе спасибо, Гарри, — грациозно кивнула головой Мари. — Мы подумаем над твоим предложением. Пока расскажи, чей это труп вы привезли с собой?

— Господи Боже, да это же старик Педро! — громко известил хозяин гостиницы, склоняясь над телом. — Кто его убил и за что? Педро же был совсем безобидным, выпивал вот только сверх меры, а так — и мухи никогда не обидит…

Гарри многозначительно хмыкнул:

— Не знаю, за что боши кончили беднягу, но то, что он им чем-то очень сильно насолил, это точно: десятка полтора дырок в нём насчитали мои ребята.

Денис смущенно опустил глаза: получалось, что он — хотя и косвенно — виноват в гибели старика.

— Не хочешь ли выпить, Гарри? — любезно полюбопытствовал Крест. — Тебе как всегда? Чико! Тащи сюда бутылку «Белой лошади», стаканы и кровяную колбасу!

— Донна Мария! — громко позвал от стойки бармен. — Вам звонят по телефону, подойдите, пожалуйста!

Мари, негромко пробормотав традиционное «пор фавор», грациозно встала из-за стола и скрылась за барной стройкой.

Вернулась она через две минуты — официант даже не успел принести заказанное виски — озабоченная и сильно встревоженная.

— У нас неприятности, кабальерос! Сегодня утром проклятые мофы сбили из зенитки наш гидроплан. В последний момент Мартина сообщила по рации, что они постараются сесть на какое-то большое болото, после чего связь прервалась…

Глава десятая Бок о бок с пираньями

Крест негромко ругнулся на неизвестном Денису языке, вытащил из внутреннего кармана куртки потрёпанную крупномасштабную географическую карту, ловко расстелил её на столе и о чём-то крепко задумался. Гарри-гаучо, сразу смекнув, что он здесь лишний, вежливо извинился и чопорно откланялся, не забыв забрать из рук официанта пузатую бутыль с виски.

— Если самолёт сел на болоте, то связь с ними по рации маловероятна, — успокаивающе и твёрдо заявил Санька. — Передатчик-то у Мартины ерундовый, маломощный, аргентинского производства. Вот если бы голландский удалось тогда достать…

Мари, готовая заплакать в любой момент, неловко присела на краюшек стула, не спуская с мужа круглых испуганных глаз.

— Товарищи офицеры! — не выдержал, наконец, Денис. — Извольте подробнейшим образом доложить, что у вас здесь происходит! Капитан Крестовский, это, в первую очередь, к вам относится! Может, мне стоит напомнить о воинской субординации? Озвучить фамилию командира группы «Омега», если вы её слегка подзабыли?

— Извините, сеньор Рамос! — неловко вытянулся на своём стуле Крест и бдительно огляделся по сторонам. — Докладываю. Борман был замечен и сфотографирован нашими людьми в Мендосе. Это такой аргентинский город, расположенный недалеко от чилийской границы, в одной тысячи километров от Буэнос-Айреса. Тщательная экспертиза фотографии однозначно подтвердила — это, действительно, Мартин Борман, начальник партийной канцелярии НСДАП. Удалось выяснить, что он приезжал в Мендосу на встречу с женщиной, очевидно, со своей постоянной любовницей. Однако имени этой женщины установить пока не удалось, а сфотографирована она была только со спины…. Не буду нагружать тебя ненужными подробностями, но было точно и однозначно установлено, что бывший рейхсканцлер прибыл в Аргентину на самолёте с территории Парагвая, куда и вернулся через двенадцать часов. После чего мы провели определённую аналитическую работу: были выявлены районы Парагвая, где точно нет немецких поселений…

— Я не ослышался? Именно районы, где немецких поселений нет? — дотошно уточнил Денис.

— Так точно! Дело в том, что Парагвай буквально наводнён немецкими колониями. Именно эту страну — по крайней мере, на первом этапе — сбежавшие из Германии нацисты рассматривают как базовую…. Здешние штатные юмористы шутят, что на парагвайский флаг дано уже пора добавить нацистскую свастику, а над гербом начертать девиз: — «Только для немцев!». Высоколобые эксперты, правда, предсказывают, что в ближайшие годы, по целому ряду объективных причин, многие нацисты переселятся в Чили. Но об этом, если ты, командир, не возражаешь, поговорим в другой раз…. Так вот, мы посчитали, что убежище Бормана должно быть «тайным».

Понимаешь? То есть, располагаться в таком месте, где немцами и не пахнет…. Логично?

— Логично, — подтвердил Денис.

— Были выделено несколько перспективных районов Парагвая: Пуэрто Пинаско, Пуэрто Гуарани, Куругуати, область севернее форта Генераль Диас, заброшенные каменоломни восточнее города Каакупе…. Мы подготовили крепкую и достоверную легенду. Мол, одно очень крупное и богатое американское издательство (там давно уже работает наш проверенный человек), решило выпустить подарочный красочный атлас — с красивейшими природными видами Южной Америки…. Под это дело наша Марта и её дружок Игнасио получили парагвайские визы. Этот Игнасио происходит из очень богатой аргентинской семьи, любящий дедушка недавно подарил ему гидросамолёт — двухмоторную «Каталину» — вполне приличную летающую этажерку. Для дочери и её дружка мы разработали отдельную легенду. Мол, в Парагвае обижают местных индейцев, строят на их землях дома и коттеджи для всяких разных богатых сволочей, безжалостно вырубают реликтовую сельву, незаконно разрабатывают месторождения полезных ископаемых…. Необходимо, мол, всё это заснять с самолёта, плюсом неплохие деньги можно заработать, заказчик — одна очень известная правозащитная европейская организация. Социалисты, они ребята очень доверчивые и наивные, причём, все немного помешанные на борьбе за права коренного населения…. Кроме того, аргентинская молодёжь ужасно не любит сидеть на шеях у родителей. Гордые они все очень, спят и видят, как начнут жить на самостоятельно заработанные деньги. Что совсем и неплохо, если немного подумать…. Вот мы с Марией и решили — совместить все эти факторы. Кто же знал, что всё так получится?

— Известно, где именно был сбит самолёт, и кто таки — мофы?

— Мофы, они же — фридолины, они же — боши. Короче говоря, немецкие поселенцы, — Крест склонился над картой, ткнул буковой зубочисткой в маленькое рыжее пятнышко. — На вчерашний день оставался всего один необработанный район: несколько заброшенных каменоломен и лесопилок восточнее Кааупе. Позавчера я разговаривал с Мартиной по телефону, она сообщила, что все остальные интересующие нас объекты уже тщательно засняты. Вчера они должны были разобраться с этими каменоломнями, а послезавтра уже прибыть в Буэнос-Айрес, — Санька потерянно замолчал и нервно закурил очередную чёрную сигарету.

— Ты хочешь что-нибудь добавить? — поинтересовался Денис у Мари.

— Только одно! — глаза сеньоры Сервантес превратились в чёрные бездонные колодцы. — Если с моей дочерью случилось что-нибудь плохое, я от этого поганого Парагвая камня на камне не оставлю. Каждой тамошней мартышке лично голову отрежу — тупым ржавым ножом, и скормлю голодным кайманам, с которых потом живьём сдеру шкуры и отправлю на обувную фабрику, где шьют модные ковбойские сапоги…

В том, что Мария говорит абсолютно серьёзно, Денис не усомнился даже на долю секунды.

Крест подошёл к бармену, что-то долго ему рассказывал, что-то рисовал карандашом на белой салфетке.

— Это Саша объясняет, где нас должна ждать вторая машина. Мы поедем на одной, а потом, в укромном месте, пересядем на другую, — коротко объяснила Мария. — Может, это и собьёт противника со следа. Метод простой, но действенный.

Бармен снова куда-то убежал, Крест, погружённый в процесс раздумий, вернулся обратно, грузно опустился на свой стул, который тут же жалобно заскрипел и чуть наклонился в сторону.

— Алекс, очнись! — ласково тронула Мари мужа за руку. — О чём ты задумался, дорогой? Всё так плохо?

Крест задумчиво подёргал себя за бороду.

— Понимаешь, от Талара к столице ведут всего две дороги. Есть ещё один вариант — проехать по пампе километров сорок и выехать на третью. Но это абсолютно ничего не меняет: на всех трёх дорогах можно разместить засады, опытных снайперов спрятать в замаскированных точках, или просто обычных гранатомётчиков посадить на обочинах, загримировав их под местных придорожных торговцев. Марки и номера наших машин противнику, наверняка, известны.

— Можно купить новую машину, — предложил Денис. — У меня с собой денег достаточно. В смысле, не обязательно новую, просто — другую…

— Можно, — покладисто согласился Крест. — Только я на их месте поступил бы следующим образом: впереди боевых постов — километрах в десяти-пятнадцати — спрятал бы наблюдателей с биноклями и рацией. Понимаешь? Наблюдатель в бинокль определяет, что это мы, тут же сообщает на точку марку и номер нашей новой машины.

— Давайте тогда загримируемся, — не сдавался Денис.

— Неплохая идея. Только вот, чем загримировываться? Театров в Таларе нет, с собой мы тоже не захватили ничего такого, соответствующего…

— Поехали тогда с гаучо, как Гарри и предлагал, — вмешалась Мари.

— Возможен и такой вариант, только это достаточно долго. А нам необходимо торопится: дочку надо вытаскивать из парагвайских болот, если ты не забыла.

— Я не забыла! — нахмурилась Мария. — Давай подумаем о таком варианте: нашу одежду надевают другие люди, и подходящая девушка найдётся…. Гаучо и «подмена» выезжают по одной дороге, о чем противник достаточно быстро узнает. А мы, выждав часа три, отправляемся на автомобиле по другой…

Теперь Денис непреклонно возразил:

— Из-за этого дурацкого переодевания сегодня уже погиб один человек. Не хватало ещё, чтобы эта история повторилась, и погибли другие безвинные люди…. Нет, этот вариант отпадает! Давайте думать дальше.

— А что, если воспользоваться водным путём? — посветлел лицом Крест. — До Рио-Рохо, притока Ла-Платы, от Талара — всего ничего — километров пятьдесят пять. Правда, ехать придётся без дорог, прямо по пампе….

Доезжаем, прячем машину, а, вернее, просто топим её в реке. Покупаем лодку с надёжным мотором, идём по одной реке, потом по другой, доплываем до самого Буэнос-Айреса…. Как вам такой план?

— Гениально! — объявила Мари и нежно поцеловала мужа в щёку.

Саня неожиданно замялся:

— Дэн, ты не будешь возражать, если на время этой нашей эвакуации в Буэнос-Айрес, я возьму командование на себя? Я же, считай, местный, лучше тебя знаю здешние реалии и всё такое…

— Без вопросов! — понятливо улыбнулся Денис. — Действуй брат, не тушуйся!

Следующим утром они переоделись в удобную и тёплую походную одежду, расселись в просторном тёмно-бордовом «форде» ещё довоенного выпуска: Мари за рулём, Денис и Крест на заднем сиденье — необходимо было ещё оговорить некоторые насущные вопросы. У них в ногах разместился отличный портативный гранатомёт английского производства, а в багажнике — ящик с гранатами и пару автоматов.

Машина тронулась с места, проехав по узкой улочке, свернула на другую, выехала в пампу, двинулась, переваливаясь с бока на бок, в нужном направлении. Солнце своими косыми лучами слепило глаза, шустрые стрижи кружили над автомобилем.

— Мы сняли для тебя, командир, двухкомнатную квартиру-студию на улице Виамонте. Очень респектабельное и удобное во всех отношениях место: тихий буржуазный район, приятная архитектура, много разной зелени, свежий воздух, совсем рядом станция метро «Кальяо», — Крест протянул Денису тоненькую папку с договором аренды и два латунных ключа на брелке. — У нас с Машей апартаменты находятся совсем в другом районе, в Бельграно. Да это и к лучшему, не стоит нам часто отсвечивать вместе…. Встречаться будем через день, от девяти часов вечера, в баре «Милонга». Это такое злачное местечко на Пласа Италия, рядом с бронзовым памятником Гарибальди…. Когда идёшь в «Милонгу», всегда бери с собой какое-нибудь оружие, хотя бы обычный кастет. Этот район очень неспокойный, там любит собираться всякая шушера: наци, анархисты, троцкисты, прочие всякие — озабоченные и настроенные немного воинственно. Так что, будь крайне внимателен и не расслабляйся…

— Подожди, — прервал друга Денис. — А разве мы не выезжаем в срочном порядке в Парагвай?

— Выезжаем, причём, очень срочно, — недовольно скривился Крест. — Только ведь это Южная Америка, если ты забыл. Тут понятие «срочно» — весьма и весьма относительное…. Все документы, необходимые для получения парагвайских виз, подадим уже сегодня. Только небыстрое это дело…. Местные чиновники — сущие уроды. Их любимейшее слово — «маньяна». Всегда «маньяна»…. В том смысле, что завтра. Всё решаемо, но только завтра. Да и завтра то же самое будет…. Ничего, денег кому надо подбросим, решим проблему! А пока наши парагвайские друзья направят в район посадки самолёта разведчиков, подготовят всё к нашему приезду…

Мари немного сбавила скорость и полуобернулась со своего водительского места:

— Саша, расскажи командиру про всякие бытовые мелочи и нюансы, а ещё про наших соотечественников-иммигрантов.

— Спасибо, дорогая, я понял…. Ты рули, рули, не отвлекайся от процесса! — тепло улыбнулся Крест. — У тебя, командир, деньги, конечно же, в наличном виде? Советую половину разместить на короткие банковские депозиты. Открой один счёт в «Банко Насьональ», это самый надёжный аргентинский банк. А второй счёт — в «Фёрст Нэйшнл», этот банк имеет отделения и в Буэнос-Айресе, и в Асунсьоне, столице Парагвая. Отделения обоих банков найдёшь на улице Сан-Мартин…. Чёрный хлеб и хорошую водку можно купить только в магазине Брусиловского. Местная газета на русском языке — «Новое русское слово». Но читать её не советую: совершенно ничего интересного и правдивого, только одни жёлтые сплетни. Советские газеты — месячной давности — можно купить в книжном магазине братьев Лашкевич, на проспекте Леандро Алеем…. В Новый порт не ходи, там, в большом павильоне сейчас развёрнута выставка «Достижения СССР». Запросто можешь неожиданно нарваться на знакомого по Союзу, приехавшего обслуживать это мероприятие. Там и ленинградцев полно, и москвичей…. Иммигранты наши — отдельный неприятный вопрос: они соотечественника чуют за версту, узнают по глазам. Те ещё гаврики, ненадёжные, лучше с ними вообще не общаться.

— И много их здесь? — спросил Денис.

— Хватает! — Крест достал из под сиденья бутылку с содовой, одним движением отвернул крышку, глотнул, протянул Денису. — Много русских сюда переехало сразу после революции, их так и называют — «белые русские». Среди них и князья с генералами имеются, и графини натуральные, патентованные. Вот эти — ребята безобидные…. Но и другие есть, те, которые активно сотрудничали с фашисткой Германией. Некоторые из них даже служили в СС и СД…. Вот с этими типами знакомиться не стоит: они всё вынюхивают, выслушивают, во всех видят потенциальных сторонников коммунистических идей. Запросто могут поделиться своими подозрениями с властями. Даже собственную военизированную организацию, фашистские недобитки, создали. Под громким и авантажным названием — «Суворовский Союз»…. И вообще, в Буэнос-Айресе очень много русских иммигрантских организаций, — Саня, вспоминая, крепко прикрыл глаза: — «Русский клуб», «Общество колонистов», «Русский морской клуб», «Скаутский клуб», «Русский инвалид»…

— Ещё при православных церквях существуют влиятельные общины, — дополнила Мари рассказ мужа.

Километров через пятнадцать вдали показалось гигантское дерево: высоченное, разлапистое, многоярусное.

— Это кебрачо, — доложил Крест. — Местная достопримечательность такая. В верхних «этажах» кебрачо обитают разные птицы. На серединных живут всякие мелкие животные: грызуны, обезьянки, ящерицы…. Нижние, как рассказывают, вотчина ягуаров. Врут, наверное, или преувеличивают…. Данному конкретному дереву — лет восемьсот, оно помнит царство кечуа, приход первых конкистадоров…. Кебрачо растут только в тех местах, где грунтовые воды подходят очень близко к поверхности земли. Поэтому рядом с этими деревьями всегда можно найти родники с чистой водой, или, даже, колодцы, выкопанные сотни лет назад древними индейцами…

В толстенном стволе кебрачо обнаружилось широкое дупло, идущее от самой земли, из которого торчал капот знакомого светло-лимонного «линкольна». Мария остановила свой «форд» в нескольких метрах от ствола дерева, из дупла — на дневной свет — вышел гостиничный бармен, следом за ним появился вчерашний шофёр-метис.

— Как дела, Серхио? Что нового? — строго спросил Крест.

Бармен выглядел очень озабоченным:

— Сеньор Алекс! За тем холмом, в пяти километрах отсюда, фридолины разбили базовый лагерь: несколько брезентовых палаток, полевая кухня, повозка с фуражом для лошадей. Я с холма наблюдал за ними, через бинокль. Вечером они все ночуют в лагере, а утром устраивают совещание и разъезжаются по пампе — в разные стороны.

— Сколько их там?

— Всего двенадцать конных бойцов, один джип. Трое постоянно дежурят в лагере. У них есть рация, которую задействуют один раз за два часа. Значит, существуют и другие лагеря, есть, наверняка, и общий координатор…

— Ладно, может всё это и к лучшему, — произнёс Крест после минутного молчания. — Давай, Серхио, меняемся машинами, переносим вещи, и вы с Хуаном уезжаете. Здесь мы разберёмся сами.

— Хозяин, разреши мне остаться! — взмолился молчаливый метис. — Чавес был моим названым братом. Боши убили Чавеса. Я хочу отомстить. Позволь мне остаться!

— Оставайся, — кивнул головой Крест. — Лишний боец нам не помешает.

Когда Серхио уехал, Санька предложил Денису:

— Командир, давай сползаем на верхушку кебрачо, думаю, что оттуда немецкий лагерь должен очень хорошо просматриваться. Сориентируемся на местности, примем решение. Только будь осторожен, на этих деревьях кто только не живёт…

Уже через минуту Денис попал в другой мир: таинственная тишина, прерываемая резкими криками неизвестных и невидимых животных и птиц.

Подъем продолжался бесконечно долго. Многочисленные «жильцы» кебрачо беспорядочно разбегались в стороны. Вот среди жёлто-красной листвы (осень, как-никак!) мелькнули ярко-зелёные глаза камышового кота. Светло-бурый грызун, похожий на тушканчика — только с длинными заячьими ушами — испуганно шарахнулись в сторону. Толстая пятнисто-коричневая змея шустро скрылась в узком дупле. Стая самых настоящих диких уток, оглушительно и недовольно крякая, встала на крыло…

Ветки, отходящие от центрального ствола, стали тоньше, листва заметно поредела. Воздух неожиданно сгустился, навалилась духота, по спине потекли тонкие струйки пота.

— Всё, пожалуй, хватит! — прохрипел Крест. — Давай, обходи с правой стороны этот сук, там, я вижу, есть очень удобная развилка.

Это была не просто развилка, а очень даже удобная смотровая площадка: от центрального ствола — почти горизонтально, одновременно, с минимальными зазорами — отходили три ветки, каждая диаметром сантиметров пятнадцать. Крест, облегчённо вздохнув, уселся, свесив ноги вниз, на эту природную скамейку, поднёс к глазам бинокль. Денис опустился на корточки рядом с другом, посмотрел вниз. Неожиданно закружилась голова, он пошатнулся и только в последний момент, чтобы не свалиться в бездну, успел схватиться за Санино плечо: высота была — метров двести, не меньше…

— Эй, осторожней там! — автоматически возмутился Крест и передал Денису бинокль. — Посмотри-ка, Дэн. Ничего особенного. Видишь большой валун, почти кубический? Вот за ним я и залягу — в обнимку с гранатомётом…. Ты расположишься правее. Видишь, там есть островок высокой травы? Хуан спрячется вон в том кустарнике. Отличная позиция для внезапного нападения…

Закат был — словами не описать: неправдоподобно большое, рубиновое солнце надолго замерло у дальних голубоватых холмов, словно бы уснуло, создавая идеальные условия для развёрнутых философских раздумий….

А потом небесное светило внезапно, одним неуловимым движением, «нырнуло» за горизонт, и на пампу опустилась тропическая ночь: миллионы и миллионы ярких звёзд и звёздочек, падающие вниз яркие астероиды, шуршание крыльев летучих мышей над головами…

Денис почувствовал, как кто-то дёргает его за ногу.

— Командир, просыпайся, пора! До рассвета осталось всего два часа. Труба зовёт, пора на дело…

Недовольно зевнув, он встал на ноги, потянулся, передёрнул плечами: было достаточно зябко, только на несколько градусов выше нуля.

Крест обернулся к Мари:

— Как только начнутся выстрелы и взрывы, сразу же заводи мотор. Увидишь красную ракету — выезжай нам на встречу. Всё ясно?

— А если ракеты не будет?

— Обязательно будет! Быстро сплюнь три раза через левое плечо и постучи по дереву…

Фонариками они не пользовались: звёзды и Луна достаточно неплохо освещали путь, а в предутреннем небе изредка полыхали яркие зеленоватые зарницы.

На вершине холма тлел крохотный костёр, у которого дремал, опираясь на карабин, одинокий часовой. Денис поднял вверх указательный палец, Крест согласно кивнул головой. Короткая бесшумная перебежка, прыжок, одна рука обхватывает у горла голову незадачливого охранника, другая ложится на темечко, резкий рывок, противный хруст, путь свободен…

Когда они подползли к большому валуну, Крест, облегчённо вздохнув, снял с плеча тяжёлый гранатомёт и зашептал:

— Хуан, вон туда поставь ящик с гранатами. Ага, молодец…. Значится так, братцы. Сейчас занимайте исходные позиции и будьте настороже. Как только я выпущу первую гранату, так и начинайте поливать из автоматов всё живое…

Денис выглянул из-за камня, до лагеря было метров сто восемьдесят: четыре брезентовые палатки, силуэт джипа — в свете костра, несколько грузных мулов, прикорнувших невдалеке.

— Могу дать совет, — предложил Денис. — Первую гранату надо зафитилить между палаток, вторую — в джип, третью — сугубо по обстановке….

— Я так и сделаю, — очень серьёзно ответил Санька. — Да поможет нам Бог!

Неожиданно послышался шум работающего мотора, судя по звуку, легковой автомобиль огибал холм, на котором остался лежать труп часового.

— Так, перемещение на исходные позиции временно откладывается, — напрягся Крест. — Подождём немного…

В небо неожиданно — со стороны едущей легковушки — взвилась зелёная ракета, из лагеря бошей ей ответили такой же, костёр возле палаток загорелся ярче, очевидно, в него плеснули бензина. К тёмно-зелёным палаткам подъехала машина — жёлтая — в свете костра. Крест поднёс к глазам бинокль и глухо застонал.

— Что случилось?

— Это наш «линкольн». Мы к ним в гости отправились, а они — к нам…. Вот что значит недооценить противника, чёрт побери…

— А, Мария?

— Пока не видно, но она может связанной лежать на заднем сиденье. Я сейчас подползу туда, посмотрю — что да как.

— Я подползу! — возразил Денис. — Ты уже пятнадцать лет с коня не слезаешь, толком и ползать разучился. Опять же — в конкретной ситуации — ты лицо заинтересованное, можешь запросто наломать дров…

Из темноты прилетел чуть слышный условный свист, послышался шорох, через тридцать секунд показалось улыбающееся женское лицо.

— Не надо никуда ползти, — довольно зашептала Мари. — Плохо же вы обо мне думаете. Чтобы Мария Сервантес — попала в плен? Не дождётесь никогда…. Я вовремя услышала странный шорох, тут же забралась на кебрачо, мофы и не заметили ничего. Обшарили всё вокруг, долго ничего понять не могли, спорили…. Потом решили, что мы раздумали менять машину и уехали на восток: там проходит дорога, по которой можно выбраться на шоссе до Буэнос-Айреса. Подумали боши, посовещались, и решили конфисковать «линкольн» — для нужд своего немецкого поселения.

— Молодец ты у меня! — скупо похвалил жену Крест. — Но как мы теперь будем добираться до реки?

— Там, в лощине, — Мари махнула рукой, — лошади пасутся, даже не рассёдланные. До реки осталось километров тридцать пять, доедем без остановок…. Пошли?

Хуан неожиданно что-то залопотал на незнакомом языке, время от времени постукивая себя кулаком в грудь. Крест слушал очень внимательно, не перебивая, задумчиво морщился, наконец, ответил метису — несколькими короткими фразами, посмотрел на Дениса и Мари, подмигнул:

— Ладно, пошли. Веди, небесная сеньора, к своим лошадям…

Метров сто проползли, потом побежали.

— Стойте, — приказала Мария, заслышав взволнованное лошадиное похрапывание. — Я к лошадям пойду одна, нашепчу им на уши всякого, чтобы были послушными. А вы подходите минут через пять, — плавно зашагала дальше.

— А почему Хуан остался? — хрипло дыша, спросил Денис.

— Очень уж ему хочется — отомстить бошам за смерть своего названого брата. Мы с ним так договорились: получив от нас сигнал, он выпускает с пяток гранат по лагерю противника, первым делом стараясь вывести из строя автомобили. Потом со всех ног бежит к кебрачо, лезет наверх…. В ветвях этого дерева можно спрятать целый взвод. И ему хорошо — мофам отомстил, и нам неплохо — после такого обстрела бошам будет не до погони…

Лошади были на удивление смирными и покладистыми, Мари всегда умела общаться с животными, добиваясь при этом феноменальных результатов. Отъехав метров сто пятьдесят, Крест остановился, достал ракетницу и запустил в небо красную ракету. Ещё через минуту загремели — один за другим — взрывы, над пампой встало огненное облако. Очевидно, рванули бензобаки машин. После небольшой паузы зазвучали беспорядочные автоматные и пистолетные выстрелы.

Скакали часа три. Денис очень давно уже не сидел на лошади, поэтому быстро стёр себе задницу до крови, и большую часть пути проделал, стоя на стременах. Удовольствие ниже среднего: сводило икроножные мышцы, нестерпимо ломило поясницу, хотелось пошло и безвозвратно умереть…

Но всё когда-то заканчивается: вот впереди, за краем высокого обрыва, показались чуть розоватые воды, полностью соответствующие своим цветом названию реки — Рио-Рохо. Пока Денис, болезненно постанывая, наклонами и приседаниями приводил в порядок измученное тело, Крест и Мария расседлали измученных коней и отпустили их в пампу — на волю.

— По крайней правой тропе мы спустимся к реке, — пояснил Саня. — Там посёлок итальянских переселенцев: рыбу ловят, занимаются коммерцией с речными индейцами, дают напрокат лодки с мощными моторами.

Итальянская деревушка оказалась непрезентабельной донельзя: обычные глинобитные хижины, крытые красной черепицей, высокие кучи мусора и объедков тут и там, снующие под ногами облезлые собаки. Наблюдалось единственное национальное отличие от других аналогичных поселений — возле каждой лачуги росли молодые оливковые деревья.

Крест громко постучал в фанерную дверь нужного домика, прокричал несколько длинных фраз на итальянском языке. Ответом же ему была мёртвая тишина. Ещё минут пять Алексу пришлось стучать и ругаться, прежде чем последовала ответная реакция: послышались звонкие шлепки босых ног по деревянному полу, загремел отворяемый засов, дверь распахнулась, наружу высунулась заспанная морда, украшенная чёрными густыми усами. Усач, одетый в одни несвежие портки, вывалился на улицу, недовольно почёсывая волосатую грудь, и незамедлительно вступил с Крестом в жаркую словесную перепалку. Через десять минут Саня расстроено махнул рукой, сигнализируя об отходе.

Они присели на дно перевёрнутой дырявой лодки, в трёх метрах от пологого берега реки.

— Странные дела творятся нынче! — печально объявил Крест, в сердцах сплёвывая в сторону. — Представляете, вчера с утра у этого итальяшки было три моторки, которые он сдавал в аренду заезжим туристам. К вечеру не было уже ни одной. И так по всей деревне…. Восемь лодок вчера скупили, не торгуясь, приезжие. Причём, как утверждает наш усатый дружок, у всех этих приезжих росли «немецкие уши». Улавливаете мысль?

— Ничего себе! — присвистнула Мари. — Получается, что мысль об отходе по реке пришла в голову ни тебе одному…

— Получается, что так. Ситуация слегка осложняется…. Эй! Не смей заходить в воду! — истошно завопил Саня, заметив, что Денис сбросил сапоги и закатал штаны до колен, намериваясь охладить в реке уставшие ноги.

— Почему это — «не смей»? — слегка обиделся Денис.

— Потому, что тут водятся пираньи! Слыхал про таких кровожадных рыбок?

— Ну, слыхал…. А что, они набрасываются всегда и на всех?

— Если чувствуют, что в воду попала кровь, то всегда набрасываются. А у тебя на одной ноге имеется свежая ссадина, да на другой — кровавый мозоль…. Просекаешь, чудило?

В ста метрах ниже по течению реки к берегу были причалены длинные плоты, связанные из толстых деревьев. На плотах были выстроены крохотные шалаши, горели маленькие костерки, над которыми висели разномастные котелки и кастрюльки.

— Что это такое? — спросил Денис, указывая на плоты.

— Деревья ценных пород: палисандр, розовое дерево, красное дерево, другие всякие, — объяснила Мари. — Они растут в сельве, а там нет дорог. Поэтому ценная древесина вырубается по берегам рек, по ним же сплавляется к портам, где загружается в корабельные трюмы и вывозится в Европу, в Штаты…. Эти же плоты двигаются к Буэнос-Айресу. Ух, ты! Это же идея! Саша…

— Я всё понял! Я сейчас! — вскочил с лодочного дна Крест и со всех ног рванул к плотам.

Вернулся Саня достаточно быстро — довольный и весёлый, с большим тюком в руках. Радостно оповестил:

— Я договорился с их «главным», нас берут с собой! Денег, правда, содрали немеренно, да и поработать придётся…. Зато боши на плотах нас не найдут ни за что, особенно в одежде плотовщиков. Вот, господа и дамы, — начал развязывать свой узел, — извольте переодеться!

«Странная эта Аргентина…», — рассуждал про себя Денис. — «Каждый день приходится кардинально переодеваться…».

Мари, одетая в длинное и мешковатое цветастое платье, с голубым платком на голове, смотрелась какой-то неприметной замарашкой. Денис и Крест были облачены в короткие холщовые штаны и длинные рубахи светло-серого цвета, на головах у них красовались широченные джутовые шляпы. Все трое, естественно, были босыми.

— Вы, новенькие, ступайте на второй плот, — велел «главный»: толстый и вальяжный мужчина с сильной примесью индейской крови. — Пойдёте прямо за моим плотом. Куда он, туда и вы…. Всё понятно?

Денису даже нравился такой способ передвижения: плыви себе, никуда не торопясь, любуйся местными экзотическими красотами, строй планы на будущее…. Иногда плоты долгое время шли вдоль одного берега, а порой начинали совершать сложные манёвры, видимо, следуя за извилистым судоходным руслом Рио-Рохо. Временами мимо проносились моторные лодки с хмурыми личностями на борту. Личности внимательно изучали водную гладь реки и её низкие берега, не обращая на плоты никакого внимания.

После скучнейшей ночёвки плоты подошли к месту впадения Рио-Рохо в великую Ла-Плату, пристали к правому берегу. Очевидно, «главный» выбирал подходящий момент для вхождения в Серебряную Реку, чтобы не столкнуться с каким-нибудь серьёзным судном.

Со стороны Ла-Платы показался красный катерок. Один человек в камуфляже сидел у мотора, сжимая рулевой рычаг. Другой, одетый в жёлтый дождевик, широко распахнутый на груди, стоял на носу, сжимая в руках короткоствольный винчестер. Красное плавсредство, описав широкий полукруг, направилось прямо к плотам.

— Ведём себя спокойно и естественно, — пробурчал Крест. — Маша, занимайся обедом и не отходи от костра. Может, они следуют к передовому плоту, где традиционно обитает начальство…

Рулевой вовремя заглушил мотор, и катер плавно причалил к брёвнам второго плота.

— Иди сюда! — на очень некачественном испанском языке позвал тип с винчестером.

— Что угодно сеньору? — Денис склонился в низком поклоне, пряча лицо за широкими полями шляпы.

— Вот, уродина, посмотри на эти фото. Видел кого-нибудь из них?

— Нет, сеньор, впервые вижу этих важных господ! — горячо заверил незнакомца Денис, старательно пялясь на фотографии Креста, Марии и на свою собственную.

— Позови-ка других уродов! — велел «жёлтый дождевик».

— Эй, а где я уже видел эту девицу? — спросил второй человек, сидящий у мотора, внимательно глядя на подходящую Мари.

Времени на раздумья не оставалось. Денис одной рукой схватил за ствол винчестера «дождевика», отводя его в сторону человека у мотора, второй рукой нанёс удар в горло — стилетом, до этого момента спрятанным в широком рукаве.

Прозвучал выстрел, просвистел нож, брошенный Крестом. Человек у мотора жалобно ойкнул, вскочил на ноги, и тут же завалился в сторону, выпадая за борт. Через мгновение и «дождевик» последовал его примеру, подняв целую кучу брызг.

— Все в лодку! — скомандовал Денис, перелезая через борт и устраиваясь на сиденье у мотора, Крест и Мария дисциплинированно устроились на носу.

В речных водах творилось что-то невообразимое: рядом с катером «кипели» два водяных котла, во все стороны летели ярко-красные брызги.

— Это пираньи обедают, — невозмутимо подсказал Крест. — Давай, командир, поехали отсюда! Следующая остановка — славный город Буэнос-Айрес…

Глава одиннадцатая Буэнос-Айрес — во всех его проявлениях

Он проснулся от громких звуков клаксонов. За окном безостановочно, невежливо перебивая друг друга, сигналили машины. Сигналили на разные голоса: вот вздорная легковушка заголосила тоненьким старческим фальцетом, а это какой-нибудь солидный «кадиллак» заявил о своих правах на беспрепятственный проезд по столичной улице, и тут же всех остальных участников дорожной драмы прервал могучий бас наглого американского грузовика…

Третье утро подряд начиналось одинаково, как под копирку, на часы можно было не смотреть: шесть-сорок утра, ну, может быть, шесть-пятьдесят…

«Оно и понятно», — широко и лениво зевнул Денис. — «Светофоров-то нет, вот вам и результат. Тяга к безграничной свободе — палка о двух концах…».

Завтрак в ближайшем ресторанчике предложили стандартный: свежие пшеничные булочки, коровьи и козьи сыры в ассортименте, ветчина и разнообразные копчёности, тонко нарезанное варёное мясо вчерашней варки, на десерт — кофе двадцати сортов на выбор. Спиртных напитков — по аргентинским понятиям — утром не полагалось, но Денис, сугубо из своей устойчивой нелюбви к строгим и незыблемым правилам, заказал «два пива».

Пожилой официант, посматривая строго и неодобрительно, принёс на крохотном подносе две бутылки «Кильмес-Кристаль», покрытые тончайшим светло-голубым слоем инея, и с сердитым стуком поставил их на стол перед «неправильным испанцем».

«Пошли вы, с вашими традициями куда подальше!», — мысленно ответил консервативному официанту Денис и весело подмигнул Хуану Перрону, пристально смотрящему на него с большого поясного портрета, висевшего на неаккуратной кирпичной стене. — «Лучше бы светофоры установили и дали человеку нормально выспаться! А господин Перрон — тот ещё субчик: сразу видно, что среди его ближайших родственников и тощие степные волки числятся…».

После неторопливого завтрака он отправился прогуляться по городу, до запланированной встречи с Крестом оставалось порядка двенадцати часов.

Буэнос-Айрес Денису определённо нравился. Не Барселона, конечно же, но было в облике города что-то, безусловно, симпатичное и неповторимое. Аура какая-то ощущалась.

«Эх, жалко, что зима на дворе!», — огорчался Денис. — «Летом бы здесь побродить, посмотреть…».

Он спустился в непрезентабельное и душное аргентинское метро, с трудом втиснулся в давно некрашеный вагон, проехал несколько станций. По противно дребезжащему, местами откровенно ржавому эскалатору, поднялся на поверхность, с удовольствием вдохнул полной грудью воздух, наполненный уже знакомыми запахами: сухими листьями платанов, жареными каштанами, горечью поздней майской осени…

Сегодня Денис решил передвигаться по городу сугубо пешком, пользуясь наземным транспортом только для кратковременной передышки. Вот и знаменитая площадь Сан-Мартин, от которой отходит одноимённая улица, где он уже побывал вчера — открывал счета в рекомендованных Крестом банках. Денис купил у уличного торговца большую говяжью сосиску, запеченную в тесте, и бумажный стаканчик с лимонадом, перекусил. В сосиску, похоже, щедро добавили эвкалиптовой целлюлозы, а лимонад своим вкусом, определённо, напоминал русский народный напиток с гордым названьем «ситро».

Куда направиться дальше? Классический квадратный сквер, полный скромными осенними цветами, шикарный ярко-зелёный газон, проспект Леандро Алеем, книжный магазин достославных братьев Лашкевич. Денис прошёл мимо: советская пресса месячной давности его совершенно не интересовала.

За Британской башней показались горбатые краны Нового порта, ещё немного и уже стал ясно различим серебряный параллелепипед с маленьким красным квадратом в правом верхнем углу — выставочный павильон «Достижения СССР» с красным флагом на фасаде.

Помня Санины наставления, он резко повернул на сто восемьдесят градусов и зашагал к парку Ретиро, откуда доносились звуки красивой музыки: нечто среднее между томным аргентинским танго и классическим русским романсом. Приятный, немного хриплый мужской голос пел — с лёгким надрывом:

Такая — милая, на краюшке — постели…

А в небе снова — теплится заря….

Быть может, мне вернуться — в самом деле?

О, господа, рубите ж — якоря!

Такая милая…. На краюшке постели…

Такая милая…. Вновь теплится заря…

Такая милая…. Да что я — в самом деле…

Такая милая…. Рубите ж — якоря…

Грустная такая песенка, очень правильная: сразу вспомнились Танины добрые глаза, её тихая и застенчивая улыбка…. Только вот, никто его больше не ждал — там, в древней Москве, на краюшке постели…

Подошёл полупустой неуклюжий троллейбус, в его плохо вымытых окошках замелькали местные достопримечательности: площадь Конституции, низенькая православная церковь на углу авенида Облигадо, Дворец трибуналов…

Чтобы убить ещё пару часов времени, Денис взял такси до аэропорта Пистарини. Чисто на всякий случай ознакомился с расписанием прилётов-вылетов, от души поглазел на взлетающие и садящиеся самолёты…

На Пласа Италия шёл мелкий частый дождик, город ощетинился большими чёрными зонтами, пахло затхлыми тропическими болотами и нежданной тревогой…

Круглые уличные часы показывали восемь тридцать вечера, до назначенной встречи оставалось ещё полчаса. Денис уселся на тёмно-синюю скамейку под пластиковой крышей, распечатал тощую пачку сигарет «Bolivar», купленную в киоске аэропорта, прикурил. Табак был совершенно сырым и пах свежими дубовыми опилками. Дождь перестал, тут же, как по мановению волшебной палочки невидимой феи, по лужам заплясали весёлые лучи предзакатного солнца, куда-то мгновенно спрятались многочисленные зонты.

Мимо Дениса проходила маленькая группа молодых людей: два паренька и две девицы. Юноши были одеты в чёрные джинсы и широченные чёрные рубахи навыпуск. Девицы же предпочитали аргентинскую классику: голубые обтягивающие юбки до колен и белые блузки свободного покроя. На груди у каждой был закреплён большой значок с профилем Эвы Перрон, юные прелестницы небрежно и изящно поигрывали чёрными кавалерийскими хлыстами.

— Бог и Родина! — замедлив шаг, звонко провозгласил прыщавый длинноволосый юнец.

Что надо отвечать в таких случаях, Денис не знал, поэтому ляпнул первое, что пришло в голову:

— Абсолютно не возражаю, уважаемый идальго!

Молодые люди резко остановились и неприязненно уставились на него.

— Гляди-ка, юморист какой выискался! — задумчиво и неприветливо процедил длинноволосый.

— А что это у него за значок на лацкане? — громко поинтересовался у своих спутниц другой юнец, такой же прыщавый, но бритый налысо. — Может, это портрет какого-нибудь одиозного коммунистического вождя?

— На вас, дамы и господа, сейчас смотрит генерал Франсиско-Паулино-Эрменгильдо-Теодуло Франко-и-Баамондэ. Великий каудильо Испании! — вежливо, с чувством собственного достоинства, ответил Денис.

Длинноволосый юнец задумчиво взлохматил сальную гриву, словно вспоминая что-то:

— А, генерал, который называет себя фашистом, а на самом деле является приспешником католицизма? Как же, наслышаны! Подлый и наглый предатель! Иуда! Какой из него — фашист? Да он самый натуральный социалист! Двурушник! Ну-ка, дяденька, снимай свой поганый значок!

— Не хамите, молодой человек, не стоит, право, — Денис широко улыбнулся, изо всех сил демонстрируя миролюбие.

— Пожалуй, необходимо срочно проучить этого престарелого испанского фазана! — высказал своё мнение бритый подросток, оглянулся по сторонам, и, убедившись, что рядом нет нежелательных свидетелей, громко щелкнул пальцами правой руки.

Девицы, для которых этот щелчок, очевидно, являлся условным сигналом, дружно вскинули вверх руки с зажатыми в ладонях хлыстами, юнцы достали из карманов джинсов массивные кастеты.

Всё это произошло достаточно неожиданно, но он успел среагировать: держась руками за спинку скамьи, резко выбросил ноги вперёд и вверх и ловко отвёл удары хлыстов в разные стороны. Скамейка предсказуемо перевернулась, Денис, совершив нехитрый кувырок назад, вскочил на ноги и принял оборонительную стойку. Четвёрка нападавших дружно устремилась в атаку…

Бить женщин? Денису совершенно не хотелось этого делать. Но вот один из хлыстов вскользь угодил ему по руке. Волна острой боли прокатилась по всему телу, кровь тоненькими струйками устремилась во все стороны: оказалось, что в кавалерийский стек было вставлено лезвие бритвы.

Пришлось позабыть про кодексы чести благородных мушкетёров и трепетных гусар, да и про основные принципы человеколюбия — также.

Через минуту четыре юных тела неподвижно застыли безвольными тряпичными куклами, образовав небольшой холмик.

Нет, Денис был на сто процентов уверен, что все агрессивно настроенные молодые люди живы, но он не сомневался и в том, что некоторое время им придётся провести на больничных койках. Совершенно невежливо оторвав рукав блузки одной из поверженных амазонок, он наспех перевязал кровоточащую рану на своей правой руке…

Денис уже собрался ретироваться по направлению к бару «Милонга», когда сзади раздался сухой щелчок предохранителя и спокойный голос властно произнёс:

— Стой на месте, тварь! Руки за голову! Медленно обернулся!

Он последовательно выполнил все команды: в десяти метрах, рядом со стволом молодого платана, стоял ещё один юнец в чёрной одежде, уверенно сжимающий в руках многозарядную винтовку с коротким прикладом.

«Десятизарядный полуавтомат „Алькон“ аргентинского производства», — уверенно опознал оружие Денис.

Этот юноша выглядел куда как серьёзно: тонкое породистое лицо в обрамлении угольных волос средней длины, гибкая фигура, словно бы наполненная звериной силой, а, главное, глаза: холодные, уверенные, опасные…

— Если ты веруешь, то помолись на прощанье своему Богу, — любезно предложил серьёзный юноша. — У тебя, бродяга, есть ровно тридцать секунд.

Тридцать секунд — это очень даже немало, за это время можно сделать много чего полезного. Денис уже приготовился уйти отточенным пируэтом направо, чтобы временно укрыться за телами поверженных противников, выхватить из внутреннего кармана плаща браунинг и продырявить молодого наглеца во многих местах, как вдруг…

Неожиданно раздался тоненький свист, сопровождаемый громким щелчком, и обладатель холодных и уверенных глаз непонимающе уставился на свои пустые руки, из которых только что самым непостижимым образом исчез грозный «Алькон».

Из-за толстого дерева омбу показался Крест, держащий в одной руке чёрный кнут с длиннющей плетью, а в другой — неожиданно исчезнувший автомат.

— Искренне приветствуя вас, кабальерос! — как ни в чём не бывало, обратился Саня к присутствующим. — Как вам сегодняшняя погода? На мой взгляд, прохладно как-то: год назад в это время температура воздуха поднималась до плюс пятнадцати, а сейчас — плюс десять, не больше…. А барышни-то, -

непринуждённо ткнул стволом автомата в сторону девиц, «успокоенных» Денисом, — в одних блузках разгуливают! Окончательно сошли с ума …

— Добрый вечер, папа! — неожиданно прервал Креста юноша. — Всё шпионишь за мной? Свяжешь сейчас, наверное? На асьенду отвезёшь, запрёшь в тесном чулане, как всегда? Кстати, в автомате патронов-то нет…

— Ничуть не бывало, не свяжу, — криво усмехнулся Крест. — Ты мне нужен, очень хорошо, что встретились…. У нас, сынок, большие проблемы.

— Что-то с мамой? — взволнованно спросил парень, непроизвольно обхватив руками черноволосую головы.

— Типун тебе на язык! — Саня мелко перекрестился и трижды сплюнул в сторону. — С мамой ничего плохого случиться не может. Никогда. Она же у нас — кремень…. С Мартиной приключилась беда. Их самолёт боши подбили, пришлось садиться где-то на топких болотах, в джунглях. Потом связь прервалась…. Послезавтра мы вылетаем в Парагвай. На тебя, чисто на всякий случай — вдруг объявишься — тоже выправили визу. Ты с нами?

— А что, были какие-то сомнения? — глаза юноши вспыхнули от нешуточной обиды. — У нас с Мартиной есть, конечно же, определённые политические разногласия, но она — моя родная сестра. Если надо, я за неё и жизнь отдам! Без всяких колебаний и сомнений…

Крест довольно ухмыльнулся:

— Да, ладно тебе пыжится, сынок, я же просто так, типа — пошутил. Никто и не сомневался в твоём благородстве…. Кстати, познакомься: это сеньор Оскар Рамос, ты про него уже слышал, да и не один раз. Дон Оскар, рекомендую: мой сын Иван Сервантес, весьма достойный юноша — во многих отношениях, но шалопай и вертопрах — каких поискать…

Иван тут же подошёл к Денису, крепко пожал протянутую руку.

— Извините, уважаемый дон Оскар, что сразу не узнал вас! Потёмки проклятые виноваты во всём…. Ещё раз — прошу принять мои искренние извинения!

— Извинения принимаются, — Денис скупо улыбнулся. — Но, что значит — «не узнал»? В последний раз, молодой человек, мы виделись, когда вам было немногим больше двух с половиной лет. У вас такая феноменальная память?

— Я просто видел несколько ваших портретов, сеньор.

— Моих портретов? Где же?

— Сеньора Мария Сервантес, да будет тебе, командир, известно, дама талантливая во многих профессиях, — объяснил Крест. — Помимо того, что умеет лучше всех в Аргентине объезжать диких мустангов, она ещё и великолепная художница. Будешь у нас на асьенде, сам в этом убедишься.

Зашевелился и застонал кто-то из недавних противников Дениса.

— Ладно, придётся нам на короткое время прервать эту познавательную беседу, — озаботился Крест и внимательно посмотрел на сына. — Тебе, наверное, нужно позаботиться о своих соратниках? Давай, занимайся…. А мы с доном Оскаром часик-другой посидим в «Милонге», поболтаем о том и о сём, обсудим некоторые важные вопросы.

— Мне потом тоже подойти в этот бар? — дисциплинированно спросил юноша.

Крест отрицательно мотнул головой:

— Мы с сеньором чуть позже сами заскочим в ваш гадюшник — на углу авениды Коррьентес и улицы Сан-Мартин. А ты уж придумай там что-нибудь — достоверное и успокаивающее…

В «Милонге» было очень прохладно и относительно безлюдно, подавляющее большинство столиков было не занято, за роялем седой тапёр лениво перебирал чёрно-белые клавиши. Дочь хозяина заведения, симпатичная и улыбчивая студентка-медичка, не задавая лишних вопросов, ловко и аккуратно перевязала Денису его раненную руку.

— Любезный, принесите-ка нам прямо сейчас лёгких закусок и бутылочку каньи, а минут через сорок подайте две порции асадо и пиво. Только пусть пиво, обязательно, будет тёплым, чтобы не замёрзнуть окончательно, — громко обратился Крест к седому официанту, непринуждённо усаживаясь за самый просторный стол.

— А что это такое: канья и асадо? — спросил Денис, зябко передёргивая плечами.

Саня сдвинул в сторону салфетницу, стаканчик с зубочистками из кебрачо и керамические ёмкости с солью и молотым перцем, расстелил на столе географическую карту.

— Канья — это такая парагвайская водка. Чтобы составить общее впечатление о стране, где ещё не приходилось бывать, достаточно попробовать самый популярный тамошний алкогольный напиток. А асадо, м-м, считай, что это просто разновидность русского шашлыка.

Денис понятливо кивнул головой и обернулся к сцене, прислушиваясь к печальной мелодии.

— Теперь, Дэн, смотри сюда, — вместо указки Крест воспользовался зубочисткой. — Прилетаем в Асунсьон, это, как ты знаешь, столица Парагвая. Дальше действуем совершенно легально: цель нашего приезда — поиск пропавшего самолёта…. Покупаем два внедорожника, желательно джипа, вещи и припасы, необходимые в серьёзной экспедиции. Двигаемся строго на юго-восток…. У этого рядового притока Рио-Парагвая останавливаемся, обустраиваем стационарную базу. Параллельно пытаемся провести тщательную воздушную разведку: Маша останется в Асунсьоне и попробует арендовать гидроплан с опытным пилотом…. Хотя, после того, как подбили самолёт Мартины, смельчаков может и не обнаружится. Ну, и Бог с ними! Мы же на месте определяемся: идти вдоль берега реки, или плыть вверх по течению на индейских лодках. Есть принципиальные возражения? Тогда переходим к обсуждению деталей…

Через десять минут официант разместил на поверхности стола, свободной от топографической карты, маленькие блюдечки с ярко-рубиновой подкопченной ветчиной, козьим и овечьим сыром, маринованными оливками, фаршированными красным мексиканским перцем, поставил перед Денисом и Крестом пузатые рюмки синего стекла, наполнил их дурно-пахнущей мутной жидкостью из бутылки, украшенной целым букетом ярких цветных этикеток.

— Спасибо, приятель! Поставьте бутылку на стол, можно прямо на карту, дальше мы и сами справимся, — холодно кивнул официанту Алекс и обратился к Денису: — Давай, командир, как любят говорить в одной далёкой северной стране, вздрогнули! Только ты для страховки сперва одну оливку раскуси, а другую держи наготове, чтобы тут же закусить…

Вздрогнули…. Эта канья — тот ещё напиток: крепкий, очень резкий, с ядрёным сивушным запахом. Бр-р-р!

«Чтобы его совсем и надолго!», — решил про себя Денис. — «Лучше уж самогонку нижегородскую потреблять, или, на худой конец, магаданскую ханку, изготовленную из опилок лиственницы…».

— Как оно тебе? — вежливо и тактично поинтересовался Крест. — Родились ли в твоей умной башке какие-нибудь ассоциации?

Денис отчаянно замотал головой и ладонью смахнул с глаз непрошенные крупные слёзы:

— Во-первых, как показывает практика, чем красочней этикетки на бутылке, тем хуже её содержимое.

— А, во-вторых?

— Во-вторых, судя по всему, этот твой Парагвай — дыра дырой…

— Очень верно подмечено! — непонятно чему обрадовался Саня. — Совершенно жуткая дыра! Жутчайшая дырища…

В назначенное время принесли асадо: на каждой из тарелок лежало по два больших куска мяса, покрытых бурой, с редкими золотистыми прожилками, корочкой.

— Прошу любить и жаловать! — торжественно объявил Крест. — Отборнейшая говядина от супругов Сервантес! Мы с Марией во все крупные столичные рестораны и бары поставляем свежее мясо…. Как асадо готовиться? Да, элементарно: десять часов говядина вымачивается в прокисшем козьем молоке, после режется очень крупными кубиками, насаживается на бронзовый вертел и запекается на открытом огне, в процессе готовки мясо изредка поливают луковым маринадом.

Мясо прямо-таки таяло во рту, даже противная и гадкая канья не могла испортить это неземное удовольствие…

Уже после полуночи они подошли к пересечению улиц Коррьентес и Сан-Мартин. Крест негромко, но уверенно постучал в массивную дверь, щедро обитую толстыми железными листами. В правом верхнем углу двери была закреплена латунная табличка с пафосной надписью: «Командо Насиональ Антикоммуниста».

— Национальное антикоммунистическое командование, — еле слышно перевёл на русский язык Денис. — А это что ещё за хрень?

— Общественная организация такая, — также тихо ответил Крест. — Девочки и мальчики, а также взрослые дяденьки и тётеньки, играют в природных фашистов. С одной стороны, полная лабуда и жуткая лажа. А, с другой, именно с таких вот игр и начинаются серьёзные дела, порой перерастающие в кровавое и неуправляемое скотство…

— А нам чего здесь потребовалось, на ночь глядя?

Саня весело подмигнул:

— Надо принести официальные извинения за покалеченных тобой юношей и девушек. Зачем нам сейчас лишние злобные враги? Кроме того, тебе будет небезынтересно познакомиться с одной прекрасной сеньоритой…. А уж как она мечтает с тобой увидеться! Как мечтает…

За толстой дверью послышался лёгкий шорох, и густой бас — с легко читаемыми угрожающими нотками — угрюмо поинтересовался:

— Кого там черти принесли?

— Бог и Родина! — бодро откликнулся Крест. — Сеньор Иван Сервантес должен был предупредить о нашем визите…

Раздался шум многочисленных отодвигаемых запоров, противный скрежет ключа в замочной скважине, дверь бесшумно отворилась вовнутрь.

— Проходите, сеньоры, вас уже ждут! — приветственно пророкотал бас.

По длинному узкому коридору, скупо освещённому тусклыми маломощными лампочками, прошли в просторный холл. Здесь уже было гораздо светлее, вдоль кремовых стен стояли кожаные светлые диваны, рядом с ними — журнальные столики на колёсиках, с разложенной на них цветной полиграфической продукцией, явно пропагандистской направленности. В противоположной стене холла располагались две двери с табличками, украшенными непонятными готическими значками и символами.

Обладатель могучего баса — упитанный мужчина лет тридцати пяти, одетый в потрёпанные синие джинсы и кожаную жилетку на голое тело, осторожно приоткрыл одну из дверей и уважительно засунул лохматую голову внутрь.

— Соратники, к вам пришли два сеньора, о которых вы предупреждали!

Ему что-то ответили, после чего толстяк широко распахнул дверь, громко и приветливо предложил:

— Заходите, кабальерос! Вождь готов вас принять!

«Вождь так вождь!», — усмехнулся про себя Денис, входя вслед за Крестом в комнату.

Помещение было достаточно тесным и скромно обставленным: площадью метров пятнадцать-шестнадцать квадратных, маленький письменный стол, старинное деревянное кресло, низенький длинный диван, несколько книжных шкафов, плотно заставленных толстыми книгами вперемешку с картонными папками, три колченогих, видавших виды стула.

На стене висели портреты Гитлера, Геринга, Хуана Перрона, Римского Папы и парагвайского диктатора Стресснера.

В кресле обнаружился пожилой, бритый налысо тип с наглыми глазами записного картёжного шулера. На спинке кресла притулилась, выставив на всеобщее обозрение полное загорелое колено, ослепительная брюнетка лет семнадцати, облачённая в умопомрачительное чёрное платье — с не менее умопомрачительным декольте. А на диване, плотно прижавшись друг к другу, расположились Иван Сервантес и весьма пикантная блондинка средних лет, одетая в лучших аргентинских традициях: в белые полотняные брюки и голубую блузку свободного покроя. Впрочем, увидев вошедшего отца, Иван немного отодвинулся от светловолосой симпатяшки.

— Меня зовут Карлитос, — представился «карточный шулер», нежно и трепетно поглаживая коленку юной брюнетки. — Ваши имена, сеньоры, мне уже известны. Соратник Иван вкратце рассказал о произошедшем неприятном инциденте. Надеюсь, речь идёт только о случайном и досадном недоразумении?

— Именно так, каудильо, именно так! — важно объявил Саня. — Недоразуменье, недопонимание, не более того! Мой друг, сеньор Оскар Рамос, верный соратник генерала Франко, приехал в Аргентину только несколько дней назад, и ещё не знает, м-м, некоторых тонкостей нашей сегодняшней действительности. Он просто защищался…. Надеюсь, что все, м-м, юные соратники, живы? Сеньор Оскар, передайте, пожалуйста, каудильо Карлитосу верительные письма от дона Франко!

Денис подошёл к письменному столу, вынул из-за пазухи плотный коричневый конверт, положил его перед «шулером», вернулся на своё место.

Карлитос, явно польщённый термином «каудильо», открыл конверт, небрежно достал несколько листов мелованной бумаги, углубился в чтение…

Женский голос, дрожащий и звонкий, прозвучал среди установившейся тишины совершенно неожиданно, заставив непроизвольно вздрогнуть всех присутствующих:

— Оскар! Моё сердце! Бог ты мой, сколько лет прошло! Это же я, Анхен Мюллер! Вспомнил? Шпицберген, вечные голубые льды, белые медведи.… Сколько же этих белых монстров мы тогда застрелили с тобой! А русского диверсанта помнишь? Помнишь, как мы его пытали — раскалённым железом? Как же он кричал! О Боже, как он кричал, я всё помню…

Глава двенадцатая Старинная боевая подруга

Внешне Денис остался абсолютно спокойным, а вот внутри…

Внутри у него всё кипело от праведного и справедливого гнева, внутренний голос неустанно, но абсолютно неслышно для окружающих, громко выкрикивал одну за другой изощрённые ругательные тирады — на всех известных Денису языках…

Нет, ну надо же! Многочисленные убитые ими белые медведи? Белые монстры? Запытанный до смерти раскалённым железом пойманный русский диверсант???

Он всегда и с должным уважением относился к людям, наделённым буйной и раскованной фантазией…. Но всему же должны существовать разумные пределы! Нельзя же вот так, без всяких предупреждений, выдавать такие необъяснимые перлы, лишенные даже малейших следов элементарной логики!

Денис, словно вспомнив что-то очень важное, сильно хлопнул ладонью по лбу, широко улыбнулся и незамедлительно распахнул свои объятия:

— Милая Анхен! Как же вас можно забыть? Ваши ноги — сплошное совершенство! Давайте я вас крепко-крепко обниму! Как же, как же, белые медведи…. Вы так любили завтракать их парной печенью, обмакивая маленькие кусочки в таз с ещё дымящейся кровью…. А этот несносный русский! Конечно же, помню: вы же тогда, кажется, выковыряли бедняге ржавым медицинским пинцетом правый глаз и скормили его своей любимой кошечке?

Последовала сцена бурных объятий, многочисленных взаимных поцелуев в щёки, звонких восклицаний на испанском и немецком языках…

Почтенная публика, наблюдавшая за этой дурацкой импровизацией, пребывала в лёгком шоке. Вождь Карлитос застыл с широко открытым ртом, напрочь позабыв о важных письмах уважаемого генерала Франко. Черноволосая красавица принялась громко икать, часто-часто моргая длиннющими ресницами. А Иван грозно нахмурился и стал очень похож на одного кровожадного мавра — по имени Отелло. Только один Крест сохранял полную внешнюю невозмутимость, нещадно трясясь про себя от приступа гомерического смеха…

Анхен первой надоело заниматься таким низкопробным лицедейством, она, сильно упершись Денису острыми кулачками в грудь, ловко выбралась из его объятий и нежно обратилась к Ивану, спеша пресечь наметившуюся вспышку бурной ревности:

— Чико, перестань так грозно хмурить свои шикарные чёрные брови, тебе это совершенно не идёт! Мы с доном Оскаром только давнишние боевые друзья, не более того…. Честное благородное слово! Он же у нас ревностный поклонник каудильо Франко, а генерал — весьма известный поборник крепких моральных устоев и нетленных семейных ценностей…. Так что, успокойся и спрячь глупую ревность в одно всем нам, взрослым людям, хорошо известное место. Вождь Карлитос, я полностью ручаюсь за этого человека! Сеньор Оскар Рамос — очень достойный кабальеро, настоящий идальго, потомственный гаучо и всё такое прочее…

Карлитос, старая недоверчивая сука, всё же дочитал до конца верительные грамоты Дениса, после чего скупо улыбнулся и ударился в долгий и нудный инструктаж:

— Ваше прошлое, уважаемый сеньор Рамос, безупречно. Это надо прямо и откровенно признать! Но, настоящее? Вы, как я понимаю, решили стать новым гражданином нашей прекрасной Аргентины? А это накладывает особый отпечаток, так сказать, выдвигает дополнительные требования — к моральным качествам кандидата…. Поэтому позволю себе несколько важных советов. Перво-наперво, если к вам на улице подходят некие милые молодые люди и обращаются с искренним приветствием: — «Бог и Родина!», то вы должны также проникновенно ответить: — «Родина и Бог!». Тогда эти молодые люди будут знать, что перед ними находится настоящий патриот, а ни какой-нибудь там вшивый безбожник-социалист…. И, второе, генерал Франсиско Франко — человек, заслуживающий определённое уважение. Но только для знающих, мыслящих, взрослых людей. Горячая же молодёжь относится к нему несколько прохладно, что тут поделаешь…. Вы не хотите расставаться со значком, на котором изображён ваш любимый кумир? Что же, это ваше право! Приверженность своим давним идеалам — дело, безусловно, почётное и правильное…. Но надо иногда задумываться и об элементарной личной безопасности. Не так ли? Поэтому, вот мой вам совет: рядом со своим значком разместите на лацкане плаща ещё один — с изображением уважаемых в Аргентине людей. Например, дона Хуана Перрона, или его покойной жены Эвиты, подойдёт и портрет Римского Папы, достославного Пия Двенадцатого…. Главное, чтобы знаки с изображением этих особ были бы визуально раза в два больше, чем знак с профилем вашего любимца. Это просто дружеский совет…. Но, если вы им воспользуетесь, то убережётесь от многих значительных неприятностей!

— Не совсем так! — непочтительно встрял Крест. — Молодых коммунистов, социалистов, троцкистов и анархистов рекомендуемые вами, уважаемый вождь Карлитос, значки, могут также спровоцировать на необдуманные действия — с весьма печальными последствиями…

— Тут уж ничего не поделаешь! — местечковый фюрер широко развёл руки в стороны. — Это Аргентина, мой милый дон Оскар, Аргентина, привыкайте…

Разговоры на общие темы, связанные, так или иначе, с политическими мировоззрениями, продолжались ещё минут десять-пятнадцать, после чего началась самая заурядная попойка.

Солидным бронзовым ключом вождь Карлитос отомкнул не менее солидный сейф, до половины заполненный разнообразными стеклянными и керамическими ёмкостями. Девицы, исчезнув из комнаты на несколько минут, вернулись с блюдечками, на которых располагалась нехитрая аргентинская закуска: различные орешки, тоненькие ломтики сыра и вяленого мяса, оливки, фаршированные всякой экзотической разностью, дольки жёлтого лимона и зелёного лайма…

Оно и понеслось: яблочный и грушевый сидр, полноценно заменяющий в Аргентине французское шампанское, текила, граппа, канья, чёрный ямайский ром, встречные тосты, посвящённые величью и единству аргентинской нации…

Часа в четыре утра, в самый кульминационный момент торжества, когда юный Иван и молоденькая брюнетка прогнозируемо отправились в страну коварного Морфея, а вождь Карлитос и несгибаемый Крест со всей страстью переключились на техасский семикарточный покер, Анхен чуть заметно кивнула Денису в сторону входной двери. Что же, действительно, надо было поговорить. Поговорить серьёзно и вдумчиво…

Толстый охранник сладко похрапывал, обхватив могучими ручищами лохматую голову, пристроенную на толстой кипе журналов, посвящённых эффективной воспитательной работе с подрастающим поколением. Анхен, приложив палец к губам, на цыпочках проскользнула мимо спящего стража, бесшумно приоткрыла дверь во вторую комнату, призывно махнула Денису рукой.

Втора комната мало, чем отличалась от первой, разве что здесь было тщательно прибрано, ощущался определённый уют, а на стене висел большой поясной портрет прекрасной Эвы Перрон. На портрете покойная жена диктатора была похожа на одну из многочисленных мадонн Рафаэля: тонкие черты лица, изящные белоснежные руки, сплетённые пальцами перед грудью, и глаза…. Огромные печальные глаза.… До чего же печальные, Господи…

Анхен уверенно прошла в глубь помещения, привычно расположилась за столом в массивном деревянном кресле, спинка которого была щедро украшенном искусной резьбой — с сюжетами фашисткой направленности.

— Проходи, командир, будь как дома, — негромко на французском языке предложила старинная боевая подруга. — Это ведь мой личный кабинет, я нынче — заместитель вождя Карлитоса по всем идеологическим вопросам. Также отвечаю за общение с прессой и всем остальным внешним миром…

Денис, очень тихо насвистывая мелодию, услышанную несколько часов назад в «Милонге», вошёл в комнату, огляделся по сторонам, уселся на старенький стул, закурил, перевёл взгляд на Анхен.

— Рассматривай меня, дон Оскар, внимательно рассматривай, не стесняйся! Ничего, что я на «ты»? Имидж у меня нынче такой: грубоватая и отвязанная стервочка, фанатичка с ярко выраженными фашистскими взглядами…. Совсем не по образу мне «выкать». Ну, так как я тебе?

Фройляйн Мюллер (о том, что она до сих пор не замужем, Денис узнал из её личного дела, тщательно изученного ещё в Москве) за эти одиннадцать лет, прошедших с момента их расставания на Шпицбергене, разительно изменилась. Куда только подевалась та милая молоденькая девчушка, строящая из себя эмансипированную и независимую особу, но краснеющая по любому поводу и даже без такового? Сейчас перед ним сидела симпатичная зрелая женщина с холодным циничным взглядом красивых голубых глаз, прекрасно знающая себе цену и относящаяся к окружающему её миру с нотками печального пессимизма и лёгкого презрения.

— Хорошо выглядишь, — подбадривающее подмигнул Денис. — Только вот морщинка нехорошая прорезалась на лбу, вертикальная такая, грустная…. Это очень плохо. Тяжело пришлось?

Анхен улыбнулась в ответ: от таких улыбок сердце собеседника тут же леденеет — в приступе острой и нежной жалости к улыбающейся…

— Я ведь, командир, тогда, на Шпицбергене, влюблена была в тебя. Без памяти влюблена…. Всё понимала: что любимая жена у тебя, что мне ничего не светит, но ничего не могла с собой поделать. Потом ты уплыл.… Нет, лучше не буду вспоминать, а то заплачу ещё, а мне не полагается — по стервозному имиджу.… А сейчас вот знаю, что ты овдовел.… Извини, прими мои соболезнования! Так вот, знаю, но уже поздно: слишком много я накуролесила за эти годы…. Моральный облик уже не тот, не гожусь я тебе в верные жёны.… Не достойна, так сказать.… Опять же, дочка расстрелянного Лаврентия Берии, злейшего врага народа, законченного монстра и супостата.… Налей-ка мне рома, а то точно зареву, как натуральная белуга…. Бутылка, стаканы и рюмки стоят вон в том навесном шкафчике…

Денис торопливо поднялся со стула, достал из шкафчика бутылку с синей этикеткой, украшенной чёрными солидными якорями, набулькал янтарной жидкости в пузатые рюмашки, одну поставил перед девушкой (пардон, молодой и симпатичной женщиной!), другую зажал в своей ладони.

— Ну, чтобы сука-грусть быстро ушла и никогда уже не вернулась! — Анхен одним глотком опрокинула в себя огненную жидкость крепостью в пятьдесят шесть алкогольных градусов (судя по надписи на этикетке), чуть поморщилась, зажмурилась, посидела так с минутку и снова открыла глаза.

— Извини, командир! Вот увидела тебя и разнюнилась — как последняя баба…. Хотя, чего тут странного? Баба и есть! Ладно, проехали…. Как любил говаривать мой покойный папенька: — «Лирика в наших делах — совершенно неуместна!». Перехожу к делу…. Была переброшена в Аргентину в июле 1945 года. Легенда прежняя: врач госпиталя в военном гарнизоне городка Лонгьир, архипелаг Шпицберген, член НСДАП с 1942 года. Задание: внедрится в местную фашисткою организацию, собирать информацию, держать руку на пульсе, неустанно бдить…. Отдельное задание: поддерживать контакты (под эгидой этого долбанного «Национального антикоммунистического командования») со всевозможными фашистскими недобитками, переехавшими сюда из Европы, составлять на них, гнид позорных, подробное досье, сортировать по степени гадливости и странам, вести развёрнутую картотеку. Я и веду, причём, совершенно легально, типа — для укрепления связей «Командования» с идеологическими братьями и сёстрами, встречи провожу, всякие семинары и конференции…. Не знаю только вот: нашим-то это надо? За прошедшее время никто моими сведениями не воспользовался, так все эти фашистские гады и разгуливают по Южной Америке — словно по родимому Фатерлянду, никого ещё не шлёпнули. Вот, дон Оскар, ты же считаешься серьёзным диверсантом…. Может, тебе эта писанина пригодится? Если что — забирай, у меня, на всякий случай, всё в трёх экземплярах оформлено.

— Почему бы и нет? — Денис ненадолго задумался. — У тебя же эти гадёныши и по странам рассортированы? Вот по Парагваю мне и подготовь информацию…. Только не по всем тамошним наци, я слышал, что их в Парагвае — как собак нерезаных. Только выборочно: адреса всех крупных поселений, адреса самых одиозных персоналий…. Не торопись, я сегодня вечером часов в девять заскочу и заберу. Легально заберу, мол, генерал Франко просил отыскать кое-кого из идейных соратников, вот и ищу всякие следы и следочки…

Анхен заметно оживилась:

— Командир, раз по-настоящему горячее дело намечается, может, возьмёшь меня с собой в Парагвай? Засиделась я здесь на этой бумажной работе, скучно, хоть волком вой…. Встряхнуться хочется, пострелять немного, бурную молодость вспомнить. А? Возьмешь?

— Извини, не получится! — Денис чуть поморщился. — И не спеши огорчаться, тут для тебя будет одно важное задание, так что, скучать не придётся. Какое? А вот вечером всё и объясню, в подробностях…. Давай, пока поговорим на общие темы. Вот, например, по поводу Ивана Сервантеса: он что, действительно, идейный фашист, или как? И вот эти твои отношения с ним.… Извини, конечно, но мне надо всё это знать чисто для дела, не более…

Анхен понимающе кивнула головой, достала из ящика письменного стола тонкую, очень длинную сигарету, вставила в чёрный мундштук, прикурила.

— Да, какой из нашего Вани — фашист? Это он так, сугубо от серой скуки…. Некуда силы недюжинные приложить, нет дела настоящего, вот и мается молодой сеньор откровенной дурью. А вот эти мои интимные отношения с ним.… Во-первых, для Аргентины это совершенно нормально, когда опытная незамужняя женщина берёт под свою опеку — во всех смыслах — многообещающего горячего юнца. Это, если хочешь знать, даже считается хорошим тоном. Дело, безусловно, полезное для обеих сторон. Вот…. А во-вторых, меня донна Мария Сервантес сама об этом попросила.

— Мари? Сама попросила? — Денис не поверил своим ушам.

— А, что такого? — в свою очередь удивилась Анхен. — Мария у нас очень мудрая и рассудительная женщина. Настоящая — «Мать Семейства»…. Узнала, что сын всерьёз увлёкся фашистскими идеями, заволновалась. Но в лобовую атаку не ринулась, потому как знала, что это бесполезно: упрямство у Ваньки фамильное, чем больше на него давишь, тем только хуже делаешь. Вот она ко мне и обратилась…. А я что? Паренька пригрела, глаза открыла ему на некоторые вещи, познакомила с нужными людьми…. Тут до Ивана у меня был один молодой человек, — боевая подруга мечтательно прикрыла глаза, — Эрнесто Гевара, по прозвищу «Че». Такой конкретный молодой человек, с правильными и железобетонными понятиями…. Так вот, я нашего юного Сервантеса и познакомила с этим Че. Так что, Ваня теперь вроде меня, агент Эрнесто Гевары в этом фашистском гадюшнике. Понятно, что я делаю вид, будто ничего не знаю…. Иван мне тут недавно сказал — под большим секретом — что весной, то есть, в октябре месяце, собирается в Мексику, мол, захотел посмотреть на какие-то древние пирамиды, конспиратор хренов. Я то знаю — по своим каналам — что Че сейчас находится в Мехико и вместе с компанией отвязанных кубинцев готовит какую-то серьёзную революцию…. Оно и правильно: пусть мальчишка свою кипучую энергию направляет в верное русло. И Мария этот шаг сына полностью одобряет, хотя, тоже делает вид, что совершенно не в курсе…. Так что, командир, здесь всё нормально, не переживай!

— А сеньор Алекс знает об этих ваших женских интригах?

— Нет, конечно же! И ты, дон Оскар, пожалуйста, ему ничего не говори про эти дела! — Анхен разволновалась не на шутку. — Точно, не скажешь? Алекс Сервантес, он же — Александр Крестовский, теперь у нас настоящий аргентинский кабальеро, идальго — по понятиям…. Гордый весь из себя, строгих католических правил. Он не поймёт этой маленькой женской хитрости, обидеться…. Так мало того, что обидится, так ещё захочет вместе с сынком в Мексику прокатиться, тряхнуть стариной, вдоволь сатрапам всяким глотки безжалостно порезать. А вот этого мне Мари вовек не простит! А с ней ссорится — себе дороже…. Знаешь, как тут её называют? «Сеньора-гаучо»! Она одна — на всю Аргентину — «сеньора-гаучо», представляешь!? Э, да я смотрю, ты совершенно не проникся! Ты хоть знаешь, кто такие гаучо?

— Пастухи какие-то, кажется, что-то вроде северо-американских ковбоев…

— Пастухи? — Анхен чуть не задохнулась от ненаигранного приступа возмущения. — Ну, ты даёшь, командир, ляпнуть такое! Пастухи?! Хорошо ещё, что тебя не слышал никто из местных патриотов! Ладно, просвещу тебя, неуча, а то попадёшь ещё в неловкую ситуацию, засмеют, а то и на дуэль вызовут…. Слушай. Пампа на языке индейцев кечуа обозначает — «ровная земля». Но это — полное враньё! Пампа — это бескрайние равнины, густо усеянные множеством невысоких холмов, покрытых лесом и кустарником, есть здесь и пустынные районы с соляными озерами, и классические степи с высокими травами. Пришли жестокие испанцы, за несколько веков уничтожили всех местных индейцев — и кечуа и керанди, перестреляли всех гуанако и страусов-нанду, потом завезли из Европы и выпустили в пампу всякий домашний скот.…Но Аргентина, где не оказалось богатых залежей золота и серебра, испанцев совершенно не интересовала, они стали весело и дружно переселяться в Перу и Парагвай. Одичавший рогатый скот и лошади очень быстро размножались и чувствовали себя в пампе просто превосходно. Для парнокопытных здесь идеальная среда и климат, так сказать…. И тогда в пампу пришли бродяги самых разных национальностей, бедные — как худые церковные крысы. Чтобы не умереть с голода, они отлавливали всех этих диких лошадей, буйволов и коров, загоняли их на наспех огороженные территории…. Так в Аргентине появились ранчо и гаучо — вольная и свободолюбивая разновидность людей, не признающая общепринятых устоев. Мораль у гаучо проста: — «Мы были никому не нужны. Когда наши дети пухли от голода, то никто не помог, все презрительно отвернулись в сторону. Мы всего добились сами, собственными руками, безо всякой помощи со стороны…. Поэтому теперь мы ничего никому не должны! Пошли вы все в грязную задницу — с вашими законами, конституциями и прочим уродством! Мы живём, как хотим, и никто не имеет права вмешиваться в нашу жизнь…». Гаучо — страшные гордецы. Даже с современными мужчинами-иммигрантами они почти не общаются, считая это ниже своего достоинства. Что тут говорить про женщин-иностранок? Так вот, Мария — самая желанная гостья в любом поселении гаучо! Чем она их всех взяла? Неизвестно…. Но это — непреложный факт, известный на всю страну. Об этом и в газетах много раз писали!

— Да, интересные пирожки с котятами, — вздохнул Денис. — Судя по всему, Мари и Крест крепко прикипели к этой странной бело-голубой стране…. А, вы, уважаемая фройляйн Мюллер? У вас как складываются отношения с Аргентиной?

Анхен нервно передёрнула плечами, нахмурилась, а потом улыбнулась — широко и по-доброму:

— Знаешь, дон Оскар, здесь очень трудно только первый год, ну, первые два года: всё внове, всё непривычно. А потом привыкаешь, втягиваешься…. Права Мария: Аргентина очень и очень привязчивая страна, берёт людские сердца в плен — надолго и всерьёз…. Хочешь, я тебе расскажу про свою Аргентину? Как я её понимаю и ощущаю? Тогда слушай внимательно…. У Аргентины — три символа: танго, мате и великая Эвита Перрон. Танго это…, - Анхен зажмурила глаза. — Это…. Танго больше, чем простой танец, танго — это маленькая жизнь. Для тех, конечно, у кого сердце не изо льда…. Откуда взялось танго, где его корни? Мне про это так рассказывали. Десятки тысяч европейских эмигрантов в начале века прибывали в Буэнос-Айрес в поисках удачи, богатства и счастья. Одинокие мужчины скучали по оставленным дома женщинам и, в поисках утешения, проводили долгие вечера в здешних публичных домах. Ожидая своей очереди, а с проститутками, как это и ни странно, наблюдался определённый дефицит, они танцевали друг с другом своеобразный танец, полный страсти и желания, танец, напоминающий состязание за обладание женщиной. Ну, как аналогичные танцы у некоторых птиц и животных. Глухари там, благородные олени…. Позднее танго стали исполнять в сопровождении испанских и итальянских мелодий, смешанных с африканскими ритмами кандомбе. Постепенно его начали танцевать с женщинами, и танец стал более сексуально-демонстративным и менее меланхоличным. Затем появились песни танго, повествующие о глубоких и печальных чувствах: о тоске по родине и любимым, о любовных страданиях, о ревности и о предательствах вероломных женщин…. Мате…. Аргентинцы говорят, что мате объединяет семью. Когда готовят мате, все бросают свои дела и семья спешит к обеденному столу…. Мате — национальный аргентинский напиток, настой из листьев «йерба мате» — высокого вечнозеленого куста. Его листья содержат тонизирующее вещество матеин, по действию схожее с кофеином. По вкусу мате больше всего похож на обычный зеленый чай. Хотя, конечно, местным знатокам такое сравнение покажется кощунством…. Для приготовления мате в испанском языке есть специальный глагол «севар», а человека, который готовит мате, называют «севадор». Готовят мате в специальной посуде — калабасе, изготовленной из маленьких тыквочек — плодов местного растения лагенарии. Коренные памперо, жители пампы, считают, что мате обнаруживает свой настоящий вкус, только если пьется из калабасы, а не из стеклянного стакана…. Калабасу до краев заливают нагретой до восьмидесяти градусов водой. Знатоки утверждают, что, если залить крутым кипятком, то вкус напитка испортится, а если залить недостаточно нагретой водой, то возможно расстройство желудка. Индейцы-гуарани пьют мате, настоянное на холодной воде. Такой напиток называется «терере», но он годится только для индейских желудков…. Мате первой заварки, как говорят у нас в Аргентине — «первое мате», самое крепкое и ароматное, обычно достается или главе семьи, или севадору. Потом калабасу доливают горячей водой, и она идет по кругу, каждый пьет не торопясь, через бомбилью — сосательную трубку с фильтром на конце…. Но главный символ Аргентины, по крайней мере, сейчас, в 1955 году, это великая и непревзойдённая Эвита Перрон, жена диктатора Хуана Перрона. Она умерла в возрасте Христа, в тридцать три года, и была, по приказу своего супруга, мумифицирована. Ее огромные портреты до сих пор висят на стенах едва ли не каждого дома в бедных кварталах всех аргентинских городов…. Эвита говорила: — «Управлять страной — все равно, что снимать фильм о любви, где в главных ролях заняты один мужчина и одна женщина. Все остальные — всего лишь статисты». Она родилась в бедной семье и с самого детства мечтала о карьере актрисы. Ей удалось вскружить голову бедняге Перрона, а потом наша Эвита вознеслась к Власти…. Она раздавала беднякам деньги и вещи. Аристократия ее ненавидела — до желудочных колик. А Эвита все делала им назло: рано по утрам она проносилась мимо богатых кварталов на автомобиле, гудя в клаксон, чтобы богатые матроны дрожали от страха. Ненависть к ней со стороны аристократии была безмерна…. Когда Эва мучительно умирала от рака желудка, в богатых кварталах пили за ее скорейшую кончину, а на стене дома, что стоял напротив президентского дворца, появилась надпись: — «Да здравствует рак!»…. Известие о том, что Эвита умирает, породило в народе настроения, близкие к массовому психозу. В надежде спасти ее, люди мучили себя до полусмерти, чуть ли не ежедневно устанавливая посвящённые ей самые невероятные рекорды. Один танцор сто двадцать семь часов, не останавливаясь, танцевал танго, пока не упал без сознания. Знаменитый бильярдист сделал подряд полторы тысячи ударов кием. Две пожилые женщины ползали на коленях вокруг центральной площади Буэнос-Айреса в течение пяти часов до тех пор, пока одна них не раздробила себе колено.… По всей стране люди воздвигали алтари, на которых беспрерывно горели восковые свечи и стояли портреты Эвиты. Люди сутками простаивали перед ними, молясь за выздоровление своей любимицы.…С наступлением сумерек ее портреты выносили из домов на свежий воздух, чтобы «она могла подышать» прохладой, и тогда то в одной, то в другой деревне люди то и дело видели вокруг ее головы сияющий нимб…. Эвита умирала очень долго…. В последние месяцы она весила всего тридцать три килограмма. Опять эта мистическая цифра! По распоряжению Хуана Перрона от Эвиты до конца скрывали, что ее болезнь неизлечима. Чтобы она не замечала ужасной потери веса, весы, которыми она пользовалась, были переделаны так, что показывали всегда один и тот же вес, близкий к нормальному…. Радиоприемники во дворце были отключены. По всей стране люди больше знали о болезни Эвиты, чем она сама…. Когда 26 июля 1952 года Эвита скончалась, население Аргентины ожидало неминуемого конца света…. На ее похороны пришли миллионы. Люди теряли сознание от усталости, сутками простаивая в очереди к ее гробу. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь не попытался покончить с собой у ее тела. Наемные рабочие и крестьяне в разных концах страны видели ее лицо в небе…. Тысячи бедных людей по призыву Перрона писали ей письма на адрес дворца и получали в ответ надушенные конверты с надписью: «Я целую тебя с неба»…. Тринадцать дней ее тело лежало в стеклянном гробу, и аргентинская нация прощалась со своей «Небесной Принцессой»…. Если, командир, завтра утром, после восьми часов, ты включишь радио, то вскоре услышишь, как глубокий мужской голос произнесёт: «Сейчас восемь часов двадцать пять минут. Время, когда великая Эвита Перрон стала бессмертной…».

Когда рассказ о смерти Эвы Перрон пересёк свой экватор, из глаз Анхен закапали неправдоподобно крупные, словно искусственные японские жемчужины, изготовленные из чешуи уклейки, слёзы. Голубая блузка верной соратницы насквозь промокла, по её щекам текли чёрные ручейки французской контрабандной туши для ресниц, губы мелко и жалобно дрожали…

Неожиданно сильно запахло чем-то горелым, из-под запертой двери просочились тонкие струйки желтоватого дыма.

— Пожар! Пожар! — громко объявил густой бас проснувшегося охранника.

Денис повернул ключ в замке, распахнул настежь дверь и тут же присел на корточки, прикрыв голову полой плаща: весь холл был заполнен клубами густого и вонючего дыма.

— Надо пробираться к выходу! — Анхен схватила его за руку и сильно потянула за собой.

На корточках, кашляя и отплёвываясь, ориентируясь на глухой стук впереди, они, наконец-то, добрались до двери, ведущей на улицу. Из густой дымной пелены показалось испуганное лицо Карлитоса.

— Вождь, что происходит? Что это за дым? — глухо и озабоченно спросила Анхен, пряча лицо в подол своей мокрой от слёз блузки.

Карлитос чуть не плакал:

— Чёрт его знает, откуда взялся этот дурацкий дым! Похоже, нам всем приходит конец: вентиляция не работает, входная дверь заперта…

— Как заперта?

— Очень крепко! — подтвердил от двери невидимый Крест, скрытый густой дымовой завесой…

Глава тринадцатая Дыра дырой

Противно это до омерзения — ощущать себя пойманным в мышеловку, тем более, когда эта мышеловка тебе совершенно «чужая». Ну, не был ознакомлен Денис с планом этих помещений, поэтому и картинка дальнейших действий в голове совершенно не вырисовывалась. Куда бежать? Что предпринимать? Он чётко знал (филиппинский опыт!) только одно: когда от угарного газа некуда скрыться, необходимо тупо лечь на землю, или просто — на пол, и тщательно обвернуть голову мокрой тряпкой, желательно хлопчатобумажной.

— Где у вас здесь вода? — натужно прохрипел Денис, обращаясь к Анхен.

— Сейчас, командир, сейчас я тебя отведу, сейчас…

Её слова были заглушены громким стуком в дверь снаружи.

— Никак помощь образовалась? — изумился Крест.

Стук прекратился, снова повисла мёртвая тишина.

— Всё, они ушли, это полный конец! — секунд через сорок принялся причитать Карлитос. — О, непорочная Мадонна, прости мне мои прегрешения чёрные и бесстыжие, прости меня, грешника закоренелого…

Взрыв!!! Сильно заложило уши, в висках мерзко и часто застучало, из носа весело закапала красная солёная жидкость…

Входная дверь широко распахнулась, и глубокий женский голос спокойно поинтересовался:

— Как вы там, ребятишки? Все живы?

Свежий живительный воздух наполнил лёгкие — до самых их невидимых краёв, жизнь опять стала казаться чем-то желанным, обещающим новые неповторимые и приятные мгновения…

Денис открыл глаза: шустрые бело-жёлтые полосы дыма, невежливо обгоняя друг друга, торопились вырваться на улицу, прямо перед своим носом он обнаружил две очень стройные женские ножки, облачённые в шикарные чёрные туфли на десятисантиметровых шпильках. Он перевернулся на живот, встал на четвереньки, вскинул голову вверх: перед ним, широко и приветливо улыбаясь, стояла сеньора Мария Сервантес — собственной персоной…

Санитары, надсадно кряхтя и морщась, вынесли на носилках труп незадачливого толстого охранника, задохнувшегося в дыму, Скорая помощь (так Денис окрестил про себя голубой фургончик с красным крестом на борту) увезла в больницу потерявшую сознание молоденькую симпатичную брюнетку, а все остальные снова расположились в кабинете вождя Карлитоса. Все остальные — плюсом донна Мария Сервантес, их спасительница, известная художница, «сеньора-гаучо», ну, и тому подобное…

Анхен нашла недопитую бутылку с виноградной граппой, дрожащей рукой набулькала огненной жидкости в крохотную рюмку, но поднести ёмкость ко рту не успела. Мари неуловимым движением подтолкнула подружку своего сына под локоть, содержимое рюмки послушно выплеснулось на пол.

— После отравления угарным газом алкоголь полностью запрещён в течение трёх суток, — строго и невозмутимо объяснила свой поступок сеньора Сервантес и внимательно посмотрела на Анхен: — Мы с вами, случайно, не знакомы? Лицо ваше мне напоминает кого-то. А, впрочем, извините! Я, кажется, ошиблась…

— Ничего страшного, бывает! — проворковала блондинка в ответ. — Разрешите познакомиться, меня зовут — Анхен Мюллер.

— Мария Сервантес, — церемонно кивнула Мари.

«Конспираторши, тоже мне!», — невесело усмехнулся про себя Денис.

Судя по недоверчивым глазам Ивана, он тоже заподозрил какой-то подвох.

— О, сама Мария Сервантес, знаменитая «сеньора-гаучо»! — приветливо заюлил Карлитос. — Разрешите поцеловать вашу ручку, прекрасная донна!

— Осторожней на поворотах, дорогой каудильо, — веско произнёс Крест. — Заранее ставлю вас в известность, что эта ослепительная красавица — моя законная супруга, мать моих четверых детей, включая вот этого шустрого шалопая, — небрежно кивнул головой в сторону Ивана.

— Даже так? — Карлитос искренне удивился. — Вы, донна Мария, выглядите лет на пятнадцать моложе своего природного возраста. Ещё раз примите мои искренние уверения в безграничном почтении…

— А каким образом, мама, ты оказалась в этих краях? — перебил вождя нетерпеливый Иван. — Конечно, ты нас спасла и всё такое…. В смысле, большое спасибо. Но откуда ты появилась?

— Да, обычное совсем дело, — деланно рассмеялась Мари и чуть смущённо покосилась на Креста. — Старею, наверное…. Вот и решила проверить, куда это мой мужинёк повёл, на ночь глядя, дона Оскара. Не в злачные ли места, полные доступных и дешёвых шлюх? Потом наши мужички нырнули за эту железную дверь, а я решила немного покараулить, вдруг — что…. Через несколько часов смотрю, появились два молодых человека. Один из них навесил на двери амбарный замок (благо и петли там имелись, очень удобная вещь, знаете ли), зашёл в парадную, надо думать — полез на крышу, вентиляционные окошки затыкать. А второй достал из-за пазухи ворох старых газет, давай их поджигать и швырять в открытую форточку…

— Там же у нас архив! — схватился за голову Карлитос. — Иван, быстро за мной! Посмотрим, что там осталось…

Мари выглянула в коридор, убедилась, что вождь и его юный соратник действительно направились в другое помещение, и кратко пояснила:

— Ревность здесь, понятное дело, совершенно не при чём. Я ведь не последняя дура. Просто предчувствия одолели нехорошие, вот и решила

перестраховаться…. Вижу, что дело серьёзное наметилось, вырубила нижнего юнца и помощникам сдала на руки. Как же в таком деле — без надёжных помощников? Загрузили молодчика в машину, переправили тело в надёжное место, вечером допрошу…. Второй, видимо, ушёл по крышам. Но за ним тоже идут, думаю, что выследят…. Ну вот, я давай свистеть! Подбежали полицейские, а толку от них? Стоят, замок осматриваю, дёргают туда сюда. Умора. Хорошо, что у меня граната завалялась в сумочке. Привычка многолетняя, знаете ли…. Ладно, господа и дамы, пора разбегаться в разные стороны, самолёт завтра утром, а дел ещё осталось — невпроворот…

Они сердечно распрощались с сотрудниками «Командо Насиональ Антикоммуниста». С новыми фашистскими друзьями, как выразился Крест… — Сейчас мы тебе, командир, вызовем такси, — заявил Саня, а завтра встретимся в…

— Отставить! — голос Мари позвучал вроде бы совершенно спокойно и нейтрально, но, вместе с тем, и жёстко, и, даже, властно. — Выследили мои ребятки этого шустрика, который ушёл по крышам. Известен точный адрес, можно идти и брать — пока тёплый.

— Ого! — присвистнул Крест. — Адрес?

— Новый порт, гостиница для моряков, корпус «С», что самое странное.

— Почему — странное? — не понял Денис.

— Потому, что этот корпус отведён сейчас под жительство морякам с советского парохода «Сибиряков», который две недели назад встал на ремонт в тутошний док.

— Ого! — привычно отреагировал дон Алекс. Надо срочно ехать!

В машине Мари спросила, крутя баранку и не отрывая глаз от дороги:

— Что это значит, командир? Я имею в виду, причём здесь наши, советские моряки? Разве такое может быть?

Денис меланхолично пожал плечами:

— Да, запросто! Например, наш морячок — комсомолец, идейный борец с фашизмом. А как называлась общественная организация, где мы изволили гостить? «Национальное антикоммунистическое командование»! Понимаешь теперь? Кто-то очень хитрый и коварный нашептал матросику, мол: — «Это обычные фашистские твари, отморозки полные…. Таких только и надо, что убивать!». А наш-то, телок доверчивый, и пошёл подвиг совершать — во имя светлых идеалов…

Опоздали, конечно. У дверей гостиницы стояли две полицейские машины и «скорая помощь», по лестнице санитары выносили носилки, на которых лежало неподвижное тело, покрытое простынёй…

Поздним вечером этого же дня Денис — в полупустом и прохладном зале «Милонги» — повстречался с Анхен.

— Чико! — Денис уже чувствовал себя записным кабальеро. — Два пива и две порции асадо!

— А что, у тебя неплохо получается, — похвалила боевая подруга. — Только вот, надо ещё научиться — громко щёлкать пальцами при этом, да и тон должен быть более властным, холодным таким, полностью равнодушным и спесивым…

После завершения ужина перешли к делам.

— Твоё задание будет состоять из двух частей, — терпеливо и доходчиво объяснял Денис. — Первое, срочно — в разумных рамках — выезжаешь (вылетаешь?) в город Мендосу. Сможешь как-то достойно замотивировать эту неожиданную поездку, чтобы не привлекать излишнего нездорового внимания?

— Запросто, — пожала прелестными плечами Анхен. — Места там курортные, здоровье поправить — дело святое. У меня и врач есть знакомый, напишет умные бумажки, рекомендует приличный пансионат…. Не вопрос, всё обставим в лучшем виде. Что я там должна делать?

— Да, ничего особенного. Познакомишься с тамошней элитой, послушаешь слухи и сплетни. Кто да с кем, да как часто…. Необходимо собрать тщательные досье на всех незамужних местных красавиц. Возрастом, — он на несколько секунд задумался, — от восемнадцати до сорока пяти лет.

— Понятно, — Анхен кивнула головой. — Необходимо попытаться вычислить эту тайную пассию партайгеноссе Бормана. Попробуем. Приложим все силы. Используем личный опыт.

— Только никак лобовых вопросов и дешёвых провокаций! Необходимо соблюдать максимальную осторожность! — Денис подпустил в голос стальных командирских ноток.

— Так точно! Обязуюсь — неукоснительно соблюдать! А вторая часть поручения?

— Вторая часть заключается в следующем…

На объяснение этого аспекта задания Денис потратил минут двадцать пять.

— Всё понятно и логично, командир. Будем работать! — уверенно заверила соратница.

С утра на аэродроме было прохладно и мерзко: плюс шесть градусов по Цельсию, пронизывающий до костей подлый ветерок, лёгкая туманная дымка, оседающая на одежде мелкими жемчужными каплями.

— Как, не помешает нам этот туман? Взлетим? — строго спросил Денис у пожилого усатого лётчика, затянутого с ног до головы в чёрную кожу.

— Это разве туман? — презрительно хохотнул усач, чем-то неуловимо похожий на славного русского лётчика Ивана Заикина. — Ерунда это полная, а не туман! Взлетим как миленькие…. Проходите, господа и дамы в салон, рассаживайтесь. Сейчас заправимся и полетим — как элегантные небесные ласточки…

Одномоторный «Бичкрафт-бонанса» выглядел несколько хлипковато, старая металлическая лесенка угрожающе прогибалась под ногами.

В салоне было тесновато, самолёт оказался четырёхместным — как раз по числу пассажиров.

— Ну, сеньора Сервантес, допросили вы своего пленного? — небрежно поинтересовался Денис.

— Да, командир. Этот молокосос из местных идейных троцкистов, познакомился с нашим матросиком на выставке «Достижения СССР». Но не это главное. Задание устроить пожар им выдал американец: заплатил сто двадцать долларов, вручил чертёж вентиляции, объяснил, куда чего пихать…

— Американец? — презрительно присвистнул Крест. — Неужто, командир, эти уроды что-то пронюхали? Что, опять — как и всегда — произошла утечка информации?

Денис нахмурился:

— Не думаю, что это они по наши души пожар устраивали. Откуда этим пацанам было знать, что мы с тобой именно этим вечером пойдём в «Национальное командование»?

— Полностью поддерживаю мнение командира, — печально вздохнула Мари. — Похоже, что это милая фройляйн Анхен Мюллер где-то пошло прокололась и неосторожно засветилась.

— Анхен — пошло прокололась и неосторожно засветилась? — не понял Иван. — О чём это вы?

— После, сынок, как-нибудь объясним, — нетерпеливо махнул рукой Крест. — Всё, заканчиваем пустые разговоры, лётчик уже идёт к кабине.

Предосторожность была напрасной: двигатель «Бичкрафта» гудел с такой силой, что все разговоры были теоретически невозможны…

Через два часа самолёт успешно приземлился в неказистом аэропорту города Асунсьон, столицы Парагвая. Вернее, на очень кочковатом поле, по которому преспокойно разгуливало стадо обычных бело-пёстрых коз.

Денис выбрался из салона самолёта, резко потряс головой, дожидаясь, когда вернётся слух, огляделся вокруг. Ощущения были, прямо скажем, несколько странноватыми. Остро и однозначно пахло Урюпинском…. Ему довелось один раз, в 1949 году, побывать в этом заштатном русском городке: пять крутых холмов, на четырёх из которых располагались элементарные зоны для уголовников и осуждённых по пятьдесят восьмой Статье.…В Асунсьоне холмов не наблюдалось: лётное поле со всех сторон было окружено пыльной зелёной стеной тропического леса, прорезанной местами крышами каких-то неказистых строений. Но пахло совершенно так же, как и в русском городе Урюпинске: затхлостью, пылью, тоской, полной безнадёжностью…

«Наверное, все глухие провинции этого мира пахнут одинаково», — лениво и печально подумал Денис.

— Асунсьон — единственная в мире столица, где нет ни канализации, ни водопровода, — добавила пессимизма Мария.

«Это она преувеличивает», — Денис незлобиво усмехнулся про себя. — «Таких столиц — без действующей канализации — ещё ни на одну сотню лет хватит…».

Вещей с собой у них было совсем немного, поэтому без всяких проблем пересекли кочковатое лётное поле, отыскали маленькую гостиницу с облупленными стенами, располагавшуюся в тени развесистой сейбы, заняли номера, позавтракали. Еда, надо отметить, была совершенно обычной: белый хлеб с жёлтым маслом, плоские кукурузные лепёшки, омлет из утиных яиц с мелко нарубленной зеленью и кусочками копчёного мяса, яблочный и апельсиновый сок, неплохой контрабандный кофе.

Не обошлось и без мелкого происшествия: Мари была одета в светло-голубые джинсы — обычную повседневную одежду аргентинских женщин, но, похоже, в Парагвае нравы были гораздо более патриархальными. Хозяин гостиницы, без конца извиняясь, отвёл Креста в сторону и минут десять что-то вежливо объяснял, постоянно кланяясь и лебезя. Саня, в свою очередь, неторопливо подойдя к столу, шепнул жене несколько слов на ухо. Мария немного удивилась, но спорить не стала, покладисто встала из-за стола и торопливо ушла в их с Крестом общий номер. Вернулась она минут через десять — уже в скромном платье из цветастого ситца, длиной до самых щиколоток.

— Уродство, конечно, сплошное, — прокомментировала Мари, поворачиваясь во все стороны перед большим узким зеркалом, висящим рядом со стойкой портье. — А, с другой стороны, в нашей ситуации не стоит выделяться из общей серой массы…

После завтрака все занялись неотложными текущими делами. Мари пошла к лётным ангарам, намериваясь договориться об аренде гидроплана — вместе с опытным и бесстрашным пилотом за штурвалом. Крест, как опытный знаток тропической походной жизни, двинулся по разным лавочкам — закупать необходимое снаряжение и продовольствие. Денис и Иван, по наводке хозяина гостиницы, отправились в местное автохозяйство — приобретать средства передвижения.

С автомобилями в Асунсьоне было совсем неважно: попадались какие-то сплошные развалюхи, каждая из которых уже прошла по местным просёлкам не одну сотню тысяч километров, и состояла из деталей автомобилей самых разных марок. Путь предстоял дальний, поэтому хотелось обзавестись хотя бы мало-мальски надёжной техникой. Уже под вечер удалось приобрести по сходной цене послевоенный «форд» девятой модели в очень приличном состоянии, на непривычно широких, явно, не родных колёсах, и потрёпанный, но ещё очень даже крепкий армейский джип. По идее, требовалось два джипа, но что тут поделаешь…

«Ничего, основные вещи загрузим во внедорожник, а „форд“ следом пойдёт, налегке…», — успокаивал себя Денис.

Крест же справился со своей миссией на отлично: всё необходимое в долгом путешествии было закуплено, доставлено и даже упаковано — по непромокаемым брезентовым мешкам.

— Одно плохо, — печалился Саня. — С мясными консервами у них тут плоховато, пришлось накупить паштетов из баранины, а я их, командир, ещё с тех филиппинских времён терпеть не могу…

У Марии дела пока не задались: гидроплан-то она арендовала, а вот никто из пилотов не соглашался на полёт над нужным районом.

— Вот же подлые трусы! — всерьёз сердилась Мари. — Подумаешь, мофы постреливают немного! Через трое суток здесь должен объявиться один настоящий орёл, говорят, полная и окончательная оторва: за большие деньги готов абсолютно на всё…. Поэтому, вы прямо завтра выезжайте, не теряя времени, я потом догоню. В городишке Марискаль Эстигарривиа вас будет ждать наш разведчик. Он индеец-гуарани, зовут Симоном, сразу узнаете. Он в том населённом пункте единственный ростом под два метра, а на лбу у Симона имеется приметный рваный шрам…. Вот, покажите это кольцо, скажите, что от меня, он вам расскажет все последние свежие новости. Только кольцо потом не забудьте вернуть, шалопаи…

Заканчивались вторые сутки пути: жёлтая пыль, красно-коричневая неровная дорога, ямы и рытвины, нестерпимая жара, совершенно отвесный дождь, неправдоподобно крупный град…

С одной стороны, дождь — это очень даже хорошо: пыль прибивалась и исчезала. А, с другой стороны, дорожные колеи тут же заполнялись красно-коричневой грязью, скорость передвижения по маршруту резко падала.

Джип-то ещё бодрился, весело и неустанно катил вперёд, оптимистически похрюкивая, а вот «форду» приходилось очень туго: мотор надсадно кашлял, над капотом — через каждые десять минут — поднималось молочно-белое облако горячего пара.

Денис резко надавил на клаксон, замахал рукой, сигнализируя о необходимости очередной остановки. Высмотрел подходящее место, съехал на обочину. Через пять минут задним ходом подъехал джип, уверенно припарковался рядом.

— Что, опять закипел? — поинтересовался Крест. — Да, ну вы с Иваном и купили машину! Сколько, дон Оскар, ты уже залил воды в радиатор этого монстра?

— Восемьдесят литров, — Денис постучал костяшками правой руки по пустой полиэтиленовой канистре. — А вода-то и заканчивается. Только семь-восемь литров осталось. Что дальше будем делать?

— Что делать, что делать…, - проворчал Санёк. — Не из канавы же грязную воду заливать…. Придётся в джунгли идти, то бишь, в сельву, вдоль этого бурого ручейка. Он там, наверняка, где-нибудь разливается, найдём чистую воду…. Давай, командир, надевай резиновые сапоги, застёгивайся на все пуговицы, сходим с тобой за водичкой, а Иван-бездельник пока здесь подежурит, толку от него…

— Если что, и я могу сходить, — хмуро заявил юноша.

— Сиди уж! — криво ухмыльнулся Крест. — Ты же змей боишься до полной потери памяти. Или, уже забыл? А их там — просто немерено….

Денис ещё раз проверил герметичность своей одежды: не торопясь, ощупал ладонями все пуговицы и завязки, натянул брюки с резинками поверх сапог. Забросил на плечи сорокалитровую пластиковую ёмкость, крепко зажал в правой руке рукоять мачете.

— Готов? — спросил Саня. — Тогда, без лишних раздумий, пошли! Только чётко помни, что змей здесь гораздо больше, чем в филиппинских джунглях. В разы, так его, больше…. Те джунгли — полная одноразовая фигня, в них и обычный школьник выживет преспокойно, если он, конечно, не полный придурок по жизни…. А тут — сельва! Это, доложу я тебе…. Хотя, чего это я распинаюсь? Скоро сам всё поймёшь. Запомни: мачете в сельве предназначены, в первую очередь, для уничтожения змей, и, только во вторую очередь, для расчистки дороги от лиан и кустарника…

Парагвайские мачете, и, правда, очень здорово отличались от филиппинских: гораздо более длинные, широкие и тяжёлые, с дополнительной режущей кромкой.

Небо, полностью затянутое низкими серыми тучами, частая капель, безостановочно падающая с мохнатых веток деревьев, душный воздух — вперемешку с водяными испарениями и характерными миазмами…

В густом подлеске очень здорово мешали передвигаться толстенные лианы: их ведь не обойдёшь, не перелезешь, приходилось рубить, размахиваясь от души, не жалея сил, снова — рубить…

Пот застилал глаза, дыхание вырывалось из груди с надсадным и несимпатичным хрипом, сердце стучало бешенным индейским тамтамом…

— Справа сверху! — истошно заорал Крест.

Денис резко взмахнул правой рукой и ловко отпрыгнул в сторону: тоненькая светло-зелёная змея, рассеченная острым лезвием напополам, упала ему под ноги двумя безвольными проводками, дергающимися в конвульсиях предсмертной агонии. Саня каблуком сапога впечатал в землю останки пресмыкающегося и невозмутимо поинтересовался:

— Это какая у тебя по счёту?

— Четвёртая! — прохрипел Денис.

— Невнимателен ты, командир. Надо тщательней оберегаться. Я уже с восьмью разделался…

Из-за тёмно-синих туч выглянуло лукавое солнце, и всё вокруг изменилось самым волшебным образом: мокрые листья и травы ослепительно засверкали, переливаясь всеми оттенками зелёного, сиреневый туман, закручиваясь в крутые спирали, устремился вверх, прочь от влажной и чёрной земли…

Крест неожиданно оживился:

— О, это нам повезло с тобой, Дэн, не надо идти до разлива ручья. Видишь эту тёмно-зелёную, почти чёрную лиану? Это анава, «вечная вода», давай, снимай с плеч канистру!

Санёк крепко зажал в ладони левой руки ствол анавы, сильно и резко ударил мачете по толстой лиане — чуть ниже места зажима. Прозрачная струя ударила наружу, Денис ловко подставил под неё полиэтиленовую ёмкость.

— Вот, из одной лианы получается двадцать литров воды, — радостно объявил Крест. — Сейчас мы за десять минут справимся и пойдём обратно! Больно уж тут тоскливо и неуютно…

Вокруг царствовала полная тишина. Тишина Великой Сельвы, нарушаемая только звуком воды, вытекавшей из очередной лианы в пластиковую канистру…

Вечером следующего погожего дня путники въехали в парагвайский городишко Марискаль. Обычная дыра, каких в Парагвае множество: несколько десятков откровенных лачуг, перемешанных с таким же количеством хибар и хижин, в центре посёлка — круглая площадь с единственным приличным двухэтажным зданием, где размещались все гражданские, полицейские и судебные органы власти. Чуть в стороне от площади виднелся чёрный крест католического собора.

— Сдаётся мне, что здесь и приличной гостиницы-то нет! — всерьёз запечалился Крест. — Хорошо, хоть упитанные свиньи здесь присутствуют, — кивнул головой на двух бурых хрюшек, бодро пересекавших площадь. — Будем надеяться, что какая-нибудь добрая бабушка согласится — за несколько американских долларов — зажарить на вертеле для усталых путников одну из них. Если, конечно, согласится…

— А где же нам искать этого Симона? — спросил Денис.

Санька легкомысленно зевнул:

— Как где? Спросим у местного «полисиаля», то бишь, у главного полицейского.

Путники остановили машины прямо около входа в полицейский участок, о чём свидетельствовала большая табличка, занимавшая верхнюю половину широкой двери. Иван, тяжело вздохнув, открыл капот и принялся внимательно изучать внутренности многострадального «форда», Крест и Денис прошли внутрь помещения.

— Странно как-то, полная тишина, народа совсем не видно, — удивлённо поморщился Саня. — Обычно полицейские участки в таких городках — самые оживлённые места, естественно, не считая рынков…

Дверь в кабинет полицейского начальника оказалась широко распахнутой. За хлипким письменным столом восседал рыжеватый щекастый человечек — обладатель шикарных чёрных усов с залихватски закрученными вверх кончиками — и что-то старательно записывал в толстую тетрадь, высунув от усердия на сторону розовый язык.

«Как же на таракана похож!», — восхитился про себя Денис. — «А усы, наверное, регулярно красит, мерзавец…».

— Приветствую вас, дон полисиаль! — Крест отвесил почтительный полупоклон, Денис ограничился коротким кивком.

Человечек грустно посмотрел на вошедших посетителей водянистыми светло-зелёными глазами, недовольно дёрнул длинным правым усом.

— Аргентинцы? — спросил «дон полисиаль» густым басом.

Со двора донёсся какой-то неясный шум, человечек шустро вскочил на ноги, продемонстрировав окружающим все свои полтора метра — от пяток до макушки — на цыпочках пробежал через всю комнату, плотно прикрыл ранее широко распахнутое окно, обернулся:

— Аргентинцы, я спрашиваю? — состроил сердитую гримасу, отчего кончики его усов угрожающе задрожали, многозначительно положил крохотную ладошку на большую чёрную кобуру, подвешенную к широкому брючному ремню, щедро расшитому цветным бисером.

— Да, мы прибыли из Аргентины, — покладисто согласился Саня и полез в нагрудный карман за паспортом.

— Стоять! Руки по швам! — «таракан» ловко выхватил из кобуры «Смит-Вессон» сорок пятого калибра. — Чётко отвечать на мои вопросы! Что надо в Марискале? Кого-то ищете?

— Нам бы с индейцем одним повидаться, он из племени гуарани, зовут Симоном, двухметрового роста, кривой шрам на лбу, — миролюбиво пояснил Денис. — Не подскажите, уважаемый сеньор, где мы его можем найти?

— Подскажу, конечно, — довольно улыбнулся «дон полисиаль» и громко постучал каблуком сапога в стену. Судя по звуку, стена была фанерной…

Через десять секунд в кабинет ворвались три дюжих молодчика, вооружённых короткими автоматами неизвестного производства, причём стволы оружия были недвусмысленно направлены на приезжих.

— Руки за голову! Ноги расставить! — громко скомандовал один из молодчиков.

Процедура обыска была короткой: у Дениса были изъяты браунинг и перочинный швейцарский нож, у Креста — шестизарядный кольт и ковбойский кнут.

— Сеньоры, вы арестованы! Предъявите документы! — пафосно объявил «таракан». — Только не делайте резких движений, иначе мои люди продырявят вас во всех местах…. Будьте же благоразумны!

— В чём причина нашего ареста? — недовольно поинтересовался Санёк.

— Вы искали индейца-гуарани Симона? Искали. А данный субъект обвиняется в убийстве сеньора… Э-э… Неважно кого.… Значит, вы его сообщники! Всё понятно? Попрошу документы, кабальерос!

Денис бросил на столешницу свой паспорт, Крест последовал его примеру. Из Саниного паспорта выскользнул белый картонный прямоугольник.

«Дон полисиаль» — неторопливо и важно, с чётким осознанием собственной значимости — вернулся за стол, лениво полистал паспорта, взял в руки кусочек картона, брезгливо поинтересовался:

— А это ещё что такое?

— Телефонный номер, — спокойно ответил Крест и тут же перешёл в атаку: — Я имею право на один телефонный звонок! Вот как раз по этому номеру и хочу позвонить!

— Не смеши меня, красавчик! — в очередной раз дёрнул своими усами «таракан». — Все твои права остались в твоей Аргентине!

Саня не сдавался:

— Уважаемый сеньор! Вы внимательно посмотрите на этот номер. Неужели первые четыре цифры вам ни о чём не говорят?

«Уважаемый сеньор» ещё раз всмотрелся в картонный прямоугольник, суетливо выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда потрёпанный блокнот, открыл на нужной странице, снова уставился в кусочек картона.

— Это что же получается? — спросил «таракан», недоумённо и недовольно подёргивая левым усом. — Вы собрались звонить в Асунсьон? В Главное Управление Полиции?

— Конечно же! — Крест был просто неподражаем. — Одному тамошнему знакомому. Обещал ему рассказать о здешней погоде — на предмет клёва крупной рыбы…. Да я ровно десять слов скажу, не больше! Честью клянусь! Извините, дон полисиаль, не знаю вашего славного имени…

— Умберто Ортега-и-Пабло.

— Я, дон Умберто, эти десять слов — при вас скажу. Позволите?

Сеньор Ортега неохотно пододвинул к Кресту неуклюжий тёмно-вишнёвый телефонный аппарат. Саня, насвистывая какую-то печальную мелодию, немного пошуршал телефонным диском.

— Алло, здесь Алекс Сервантес. Я в Марискале. Здесь очень мрачно, — коротко доложил Крест и повесил трубку.

— Это всё? — удивился Ортега.

— Всё, ровно десять слов, — добродушно подтвердил Санёк. — Может, мы пройдём в камеру? Дело-то уже к ночи продвигается, спать охота — до мелких чёртиков в глазах…

Камера была откровенно неуютной: длинная узкая комнатушка, маленькое зарешёченное окошко напротив двери, трехъярусные нары вдоль боковых стен — человек пятьдесят можно единовременно разместить, справа от двери обнаружилось эмалированное дурно-пахнущее ведро. Нары, впрочем, были пусты, только около крохотного окошка на нижней «полке» возлежал Иван: свободолюбиво закинув руки за голову, с большим фиолетовым фингалом под глазом и непререкаемой гордостью во взоре.

Не внушающая оптимизма картина…

Крест жалостливо присвистнул:

— Кто же так тебя, сынок?

Иван скрипнул зубами, но ответил достаточно спокойно:

— Их, гнусов, было трое, напали сзади, без предупреждения. Оружие отобрали, сюда вот поместили…. Впрочем, смотрю, и с вами аналогичный казус произошёл? Искренне сочувствую вам, доблестные кабальерос!

Разместились, спокойно перекурили, благо сигареты и спички тюремщики любезно оставили: то ли, забыли конфисковать, то ли, вследствие устоявшейся местной традиции…

Иван прошёлся туда-сюда по камере, присел несколько раз, разминая поясницу, с минуту поделал махи ногами, после чего с подозрением уставился на Креста:

— А почему это, папа, ты так спокоен? Не нервничаешь совсем, в дверь кулаками не колотишь?

Саня недовольно усмехнулся, но промолчал.

— А вот ещё один вопрос имеется, — не сдавался настырный отрок. — Что мама имела в виду, когда говорила, мол: — «Похоже, это милая фройляйн Анхен где-то прокололась и засветилась…»? Анхен, она не та, за кого себя выдаёт?

Крест только громко крякнул и беспомощно покосился на Дениса.

Иван упрямо продолжал:

— Почему, наконец, и ты, и мама называете сеньора Рамоса — «командиром»? Может вы тоже — не те? Тоже — с двойным, или, даже, с тройным дном?

Денис разрешающе махнул рукой, мол, чего уже там, рассказывай! Когда же ещё, если не сейчас?

Крест с минуту покашлял в крепкий кулак, видимо, собираясь с духом, внимательно посмотрел на сына:

— Хочешь узнать правду? Всю-всю? Ну, тогда садись напротив меня и слушай. Только терпения наберись: это очень долгая история, проговорим до самого утра…

Денису было неловко присутствовать при этом разговоре, да и спать сильно хотелось, поэтому он вскарабкался на третий, верхний этаж нар, и предложил:

— Вы, ребята, откровенничайте себе на здоровье, видимо, время пришло. Я же подремлю немного…. Ты, Иван, одно только помни: всё, о чём тебе сейчас отец расскажет, чистая правда. Чистейшая! Вот, из этого и исходи — в своих умозаключениях…. Всё, спокойной ночи, амигос!

Он попытался по-честному уснуть: калачиком свернулся, голову футболкой обмотал, прикрыл руками…. Где там! Больно уж громко Крест рассказывал свою историю. Да и любопытно было, всё же…

— Хочу я тебе, сынок, сразу же сообщить: ты по рождению — русский. Вы с Мартиной родились в славном российском городе Москве…

— Как это — русский?

— А вот так это. Я — чистокровный русак. А мать твоя, в смысле, моя жена, она же — прекрасная сеньора Мария Сервантес, по национальности — тувинка…. Это такой малый народ, который обитает на южном побережье озера Байкал. Ты в школе изучал географию? Так вот, Байкал — это самое глубокое пресноводное озеро на нашей планете, располагается в Сибири….

Представляешь, где это? Молодец! Так вот, я до тридцати пяти лет был простым сапожником в одном провинциальном сибирском городке, а твоя мать пасла в Саянских горах одомашненных яков, охотилась на соболей, лосей и медведей.

— Ты — сапожник? А мама — яков пасла?

— Так всё и было, мальчик. А потом мы с мамой повстречали командира и стали… М-м…

— Русскими шпионами?

— Нет, плохое это слово, неправильное, совсем мне не нравится. Лучше уж сказать — диверсантами…. Конкистадоры, вот тоже неплохое понятие. Флибустьеры, записные авантюристы, русские гаучо, просто — охотники…

— А в Аргентине, вы, стало быть, выполняете некое важное задание?

— Выполняем. Надо, понимаешь, найти и убить одного подлого гада…

Сон пришёл неожиданно, как яркие звёзды — после мрачного заката…

Проснулся он от какого-то неясного гула: складывалось впечатление, что над их тюрьмой нарезал круги маленький самолёт.

Нарезал, нарезал, нарезал…

Денис мягко соскочил на пол, подошёл к окошку.

Так и есть: маленький двухместный геликоптер приземлялся прямо на круглую площадь перед их узилищем. Вот он коснулся своими чёрными колёсами слегка красноватой земли и скрылся из вида, очевидно, покатился по одной из городских улиц. Через минуту гул неожиданно вернулся, это самолётик, развернувшись на площадке, расположенной перед католическим собором, возвращался к административно-тюремному зданию…

Гул мотора смолк, пропеллер послушно замер, из кабины самолёта выбрался дородный дядечка — вылитый Портос из «Трёх мушкетёров» отца Дюма, только в тёмно-коричневом лётном шлемофоне.

Заскрипела невидимая дверь, и на встречу к лётчику засеменил достославный сеньор Умберто Ортега-и-Пабло.

— Мой женераль! — радостно объявил «дон полисиаль». — Какая радость! Почему же вы не предупредили о вашем прилёте? Мы бы подготовились, мы что-нибудь особенное соорудили бы…

«Женераль» без лишних слов, ловким хуком справа, отправил доблестного сеньора Ортегу в глубокий нокаут. После чего нагнулся, громадными ручищами схватил несчастного за его тонкую шею, приподнял над землёй и принялся трясти как грушу.

— За что, хефе? — хрипел несчастный Ортега. — Пощадите, хефе…. Ради нашего Бога, хефе…

— Где сеньор Алекс Сервантес? — грозно рычал ужасный «Портос». — Где этот подлый полосатый змей? Душу выну и скормлю паршивым койотам…

Глава четырнадцатая Восемь ящиков с тротилом и гранатами

Денис отвернулся от окна и отправился на поиски товарищей.

Крест и его сын крепко спали на нижних нарах, совсем рядом с входной дверью. Иван свернулся калачиком и совершенно по щенячьи уткнулся лицом в отцовскую подмышку — видна была только растрёпанная грива угольно-чёрных волос. Крест же спал на спине, удобно подложив сцеплённые ладони рук под седую и крупную голову. Судя по его умиротворённому и спокойному лицу, долгий ночной разговор завершился полным взаимопониманием.

«Семейная идиллия просто, завидую, чёрт его…», — вздохнул Денис и несильно потянул Санька за правую ногу.

— Что-то серьёзное случилось, командир? — моментально открыв глаза, шёпотом, чтобы не разбудить сына, спросил Крест.

Впрочем, сон у Ивана оказался чутким, юноша тут же сел на нарах и принялся усиленно тереть глаза:

— Нужна моя помощь, командир?

«Кажется, списочный состав вверенного мне подразделения вырос за эту ночь ещё на одну человеческую единицу», — довольно отметил про себя Денис, и доходчиво обрисовал обстановку:

— Там, на площади приземлился крохотный самолёт. Некто большой и вальяжный красиво настучал по физии нашему «таракану», а теперь требует подать ему сеньора Алекса Сервантеса — на блюдечке с голубой каёмочкой, даже грозится «душу вынуть».

— Даже так? — непритворно изумился Крест. — Интересное дело, обязательно надо взглянуть на такое славное безобразие!

Они дружно переместились к окошку и, отталкивая друг друга головами, осмотрели видимую часть городской площади. Но брутальный «Портос» уже куда-то бесследно испарился, только одинокий маленький геликоптер задумчиво скучал на самой середине круга, да избитый сеньор Ортега-и-Пабло ворочался ленивым дождевым червяком в густой жёлтой пыли.

— Ну, и где же этот грозный и наглый тип, выниматель нежных человеческих душ? — весело спросил Саня. — Кто это может быть? Хотя, кажется, я догадался. Есть у меня один добрый приятель, обожающий летать на разных этажерках…

В старом замке противно заскрипел ключ, дверь тюремной камеры распахнулась настежь.

— Алекс, старый ты павиан! — громко и жизнерадостно заорал высокий и упитанный пятидесятилетний мужчина в лётном шлемофоне, тот самый, что недавно так ловко отправил в нокаут бедного «дона полисиаля».

— Дон Мануэль! — обрадовался Крест и тут же полез обниматься с дородным лётчиком.

Минут пять-шесть они дружно стучали друг друга по плечам, оглашая всё окружающее пространство взаимными приветственными воплями.

— Рекомендую, кабальерос! — наконец, Саня решил представить своим соратникам парагвайского «Портоса»: — Генерал Мануэль Орлан, прошу любить и жаловать! Мой старинный и добрый приятель!

— Местный «Главный Кровавый Сатрап», — скромно отрекомендовался генерал. — В том смысле, что Начальник Полицейского Управления — в этой Богом забытой стране…. Друзья моего друга — мои друзья! Поэтому, если вам, сеньоры, надо кого-нибудь упечь в тюрьму, или, наоборот, вытащить из каталажки, то это только ко мне.… Завсегда обращайтесь, попросту, без лишних слов. Помогу, сделаю всё, что от меня зависит. В разумных пределах, конечно…. Алекс, старый мерин! — опять обратился к Кресту. — Я не сильно задержался? Адъютант, сволочь трусливая, получив от тебя телефонограмму, видите ли, не решался меня будить…. На каторге сгною трусливого мерзавца! Сын старой потомственной шлюхи! Рогоносец! Трижды — рогоносец! А с другой стороны, — сеньор Орлан задумчиво подёргал себя за толстый и длинный нос, — правильно он, шалопай, опасался. Терпеть не могу, когда меня будят в неурочное время, даже и прибить до смерти могу запросто…

— Ты, дон Мануэль, совсем не меняешься! — восхитился Крест. — Кстати, ты сюда один прилетел?

— Почему один? — удивился генерал. — Вместе с твоей женой, небесной и неповторимой донной Марией Сервантес, которая с собой прихватила ещё и восемь больших ящиков, плотно набитых гранатами и тротилом. Ещё и две рации — плюсом к этим ящикам. Зачем вам — две рации? Одной недостаточно? Как взлетели с таким тяжёлым грузом? Как умудрились приземлиться? Не знаю, честное слово! Повезло, наверное…. А вы, сеньоры…. Извините, не знаю ваших имён…

— Оскар Рамос, пока ещё испанский подданный, — коротко кивнул Денис.

— Иван Сервантес! — усмехнулся юноша. — Ты что же, дядя Мануэль, не узнаёшь своего любимого крестника?

— Иван? Не может быть! Сто злобных мартышек мне в нежную и непорочную задницу! — взревел генерал и заключил молодого человека в свои медвежьи объятия. — Сколько же лет мы с тобой не виделись? Всего три года? Не верю! Ты же тогда был — прыщавым поросёнком с тоненькой куриной шеей. А сейчас — настоящий патентованный мачо! Небось, не одной смуглой красотке уже разбил сердце? Да ты не смущайся, братец…. Женщины для того и созданы, чтобы рыдать в три ручья от нашего брата. Не все, конечно…. Вот, например, твоя мать — совершенно особенный и неординарный случай, — «Портос» внимательно посмотрел на Дениса. — Вы, сеньор Рамос, уже знаете, чем семейство Орлан обязано небесной донне Марии? Нет? Вам никто не рассказал? Подлые мерзавцы! Тогда слушайте…. Шесть лет назад мы с женой приехали на асьенду к уважаемым господам Сервантесам. Не помню, что тогда был за повод, да и не важно это совсем…. Так вот, детей у нас тогда не было, не хотела Мадонна сделать этого подарка. Я, наверное, всему был виной, грешил много в розовой молодости…. Донна Мария, она талантливая художница, захотела написать портрет моей дорогой супруги. Почему бы и нет? За три дня нарисовала…. Только очень уж странной получилась эта картина: жена моя была изображена сильно пополневшей, с огромными лучистыми глазами — как у самой Мадонны, на коленях у неё сидела крошечная девочка ангельской красоты, а рядом с креслом стоял пятилетний мальчуган, очень похожий на меня. Рассердился я тогда сильно, даже разгневался: зачем так насмехаться над нашим горем? А донна Мария и говорит: — «Это я так вижу ваше будущее. Надо верить в чудо, и всё тогда сбудется!»…. И что же вы думаете, мой добрый дон Оскар? Всё так и произошло! Через год у нас с супругой сын родился, ещё через два — доченька. И похожи они лицами — на свои те изображения — как две капли воды! Сейчас никто и не верит, что портрет был нарисован «заранее», ещё до рождения детей, — на глазах сеньора Орлана от полноты чувств навернулись крупные слёзы. — Так что, донна Мария — настоящая сказочная фея, добрая волшебница! Да я — ради неё — весь мир раком поставлю и такое с этим миров сотворю…

Сзади раздалось негромкое покашливание, это Крест решил вмешаться в ситуацию: было похоже, что генерал родился очень разговорчивым человеком, способным болтать на интересующие его темы часы и сутки напролёт.

— Дон Мануэль! — непреклонно заявил Саня. — Может, для начала мы покинем это гнусное узилище? Да и своей любимой жены я нигде не вижу, надо бы её отыскать.

— Конечно, конечно! — тут же согласился генерал, промокая глаза уголком белоснежного носового платка. — Пройдёмте, господа, в кабинет этого мерзавца Ортеги. Надо бы задать этому противному недомерку парочку конкретных вопросов, если, конечно, он ещё не отдал Создателю свою чёрную душу…

В кабинете полностью и безраздельно царствовала Мари. «Дон полисиаль» был крепко прикован стандартными наручниками к ручке большого сейфа. Двое его помощников безвольно лежали на грязном полу, вытянув руки и ноги в стороны. А сама «сеньора-гаучо» сидела в кресле, непочтительно закинув стройные ноги, обутые в низкие кожаные сапоги, на письменный стол и внимательно изучала какие-то бумаги. На подлокотнике старинного кресла чутко дремал изящный чёрный браунинг. Впрочем, увидев вошедшего генерала, Мари дисциплинированно убрала ноги со стола и чуть смущённо улыбнулась:

— Ничего, дон Мануэль, что я здесь немного похозяйничала?

Генерал успокаивающе замахал рукам:

— Да какие вопросы, небесная донна? Можете делать с этими ублюдками всё, что вам угодно! Если сочтёте нужным, то можете порезать их на мелкие кусочки, всё спишем на локальное восстание проклятых индейцев-гуарани. Кстати, они — в смысле «эти ублюдки» — уже рассказали что-нибудь интересное?

Мария деланно рассмеялась:

— Как я могла, сеньор Орлан, решить вас этого удовольствия? Всем же известно, что это именно вы — непревзойденный мастер ведения допросов! Вам и карты в руки, как говорится….. А я только бумажки полистала, но ничего интересного не обнаружила.

Генерал польщено запыхтел и принялся закатывать рукава своей лётной куртки…

Надо по-честному отдать должное — дон Мануэль действительно оказался мастером своего дела: от его грозного голоса дрожали не только допрашиваемые персоналии, но и стёкла во всех оконных рамах. Чтобы не мешать генералу, все остальные — по мимолётному знаку Креста — торопливо вышли из кабинета, плотно прикрыв за собой двери.

— Может, на улицу пойдём, перекурим это дело? — предложил Денис.

Расположились на древней узкой каменной скамье, густо испещрённой непонятными письменами и замысловатыми узорами.

— На такой древности сидим, — печально вздохнула Мари. — Если по-хорошему, то надо бы эту скамейку в музей переправить…

— Генералу скажи об этом. Он, дорогая, ради тебя — в лепёшку расшибётся, — улыбнулся Крест. — Кстати, почему это ты прилетела с ним? Где наш гидроплан?

Сеньора Сервантес поморщилась:

— На некоторое время о гидроплане придётся забыть…. Во-первых, кто-то жестоко избил нашего лётчика, ну того, который «полная оторва и за большие деньги на всё готов». Сегодня рано утром мы с ним должны были вылететь на первую разведку, осмотреть несколько безымянных притоков Рио-Парагвай. На розовом рассвете прихожу на аэродром — уже полностью готовая к путешествию — по такому случаю даже сменила то гадкое платье на нормальный походный костюм — а наш доблестный ас лежит у входной двери самолётного ангара и еле дышит. Здорово ему, надо признать, досталось: оба глаза заплыли, несколько зубов не хватает, на затылке образовалась большая и пухлая гематома. Хорошо ещё, что переломов и вывихов нет…. Кто избил? Неизвестно, ему сперва по голове крепко приложили чем-то тяжёлым, а уже потом отметелили ногами. Так что, недели на полторы, как минимум, наш лётчик выбыл из строя…. Во-вторых, досталось и самому гидроплану: нападавшие предварительно перерезали все топливные шланги, качественно попортили проводку. Требуется серьёзный ремонт дней на десять…. Стою это я на лётном поле — такая вся из себя грустная и печальная — а тут и наш генерал появился. Выяснилось, что он летит к вам в Марискаль! Есть Бог на Свете! Ну, я и напросилась к нему в верные напарницы. Адъютант генеральский — противный напомаженный хлыщ — начал возражать, вспомнил про некие незыблемые «Инструкции», так дон Мануэль ему все зубы выбил — в назидание…. У ангара наш генерал тут же выставил усиленную охрану, техников и ремонтников нагнал — целую толпу. Так что, может быть и полетаем ещё на нашем гидроплане, только немного попозже…

— Что же, воздушная разведка переносится на неопределённое время, — невозмутимо подытожил Санёк. — Одна теперь надежда на этого индейца Симона, может, он хоть что-нибудь успел прояснить. Только вот, где его искать?

Мари хмуро покосилась в сторону:

— Я знаю, где его икать. На местном городском кладбище. В ряду самых свежих могил…. Из бумаг, которые я успела прочесть в кабинете вашего Ортеги, следует, что гуарани по имени Симон ещё позавчера был застрелен — «при оказании активного вооружённого сопротивления представителям власти во время штатной проверки документов». Вот так оно, кабальерос! Да, верните-ка мне моё колечко…

Крест, протягивая кольцо, уже явно готовился впадать в пошлую панику, но в последний момент, заглянув жене в глаза, неожиданно успокоился:

— Кого ты, плутовка, хочешь обмануть? Мы же с тобой женаты — почти двадцать лет. Я же тебя вижу насквозь! Если бы всё было так плохо, у тебя глаза смотрелись бы чёрными колодцами, провалами бездонными…. А сейчас — абсолютно нормальные, без всякой чертовщины…. Что-то важное узнала?

— Узнала, — согласно кивнул головой Мари. — Я же предусмотрительная и мудрая, как пишут в газетах, вот и решила подстраховаться: захватила из дома в это наше путешествие Зеркало Святой Бригитты.

— А вы, что же, до сих пор так и не воспользовались услугами Зеркала? — удивился Денис. — Ну, у вас и выдержка! Я бы так не смог!

— Только я использовал свою попытку, — пояснил Крест. — В конце февраля сорок первого года. Очень уж хотелось знать, что там происходит с детьми, — коротко кивнул головой в сторону сына. — Не выдержал я тогда, взял Зеркало, всё сделал, как ты, командир, учил. Увидел, что хотел увидеть…

— Что увидел-то? Можно поподробней с этого места? — вмешался Иван.

— Тебя увидел, твою сестру Мартину. Яхту увидел, которая медленно выплывает из акватории севастопольского порта…

— Алекс, ты с ума сошёл? Какой ещё — «севастопольский порт»? — забеспокоилась Мари.

— Успокойся, милая мама! — довольно усмехнулся Иван. — Мне отец уже всё рассказал. Во всех подробностях.

— Всё?

— Абсолютно всё! О суровой Сибири и добрых снежных яках, которых ты пасла в Саянских горах, о злых бурых медведях и боевой группе «Омега»…

Бесстрашная «сеньора-гаучо», явно не зная, как вести себя дальше, обернулась и беспомощно посмотрела на своего командира.

— Да нормально всё, сестрёнка! — подбадривающее подмигнул Денис. — Отличного сына вы воспитали, с правильными понятиями. Подумаешь, папа с мамой оказались русскими диверсантами…. И не такое бывает на этом свете…. Ладно, обо всех этих тонких тонкостях мы потом поговорим, в свободное от боевых действий время. Что ты увидала в Зеркале? Где Марту искать? Докладывай, не тяни время.

Мари облегчённо прикрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула-выдохнула:

— Докладываю. Долго смотрела в Зеркало, бормотала полагающиеся заклинанья, ничего не происходило. Потом всплакнула от досады и бессилия, слеза упала на талисман Святой Бригитты. И сразу я словно бы попала в Зазеркалье: будто моя Мартина смотрится в зеркало, а я нахожусь — «по его другую сторону». Я Марту отчётливо вижу и слышу, а она меня нет…. Короче говоря, их самолёт приземлился в одном из разливов реки Грязнухи, это я определила по характерному цвету воды. Сама река впадает в Рио-Парагвай. Хотя, запросто может быть, что разлив относится к одному из притоков Грязнухи. Точнее определить было невозможно: тёмно-коричневая вода, в которой плавали буро-зелёные водоросли, частые пузыри воздуха, поднимающиеся со дна, гигантские кувшинки, разноцветные водяные лилии, тучи москитов, множество различных водоплавающих птиц, и, самое главное, глухие кайманы.…Тысячи и тысячи этих тварей плавали повсюду, и грызли всех и всё подряд…. Хорошо ещё, что самолёт, скорее всего, приземлился на мелкой пологой косе маленького островка и по инерции прокатился чуть «в берег». Поэтому Марта успела раненого Игнасио вытащить из кабины, выбросить на сухое место вещи, оружие, съестные припасы, которые они догадались прихватить с собой…. Очевидно, кайманы попытались потом самолёт стащить в воду. Ничего у них не получилось, но хвост, мерзавцы, у гидроплана, всё же, отгрызли. Так что, данный аппарат уже больше не годится к воздушным полётам…. Игнасио, похоже, ранен очень серьёзно: сломавшийся при посадке рычаг набора высоты ему бедро повредил, да и с позвоночником случилось что-то нехорошее…. Вчера вечером я «общалась» с Зеркалом, оставила его в Асунсьоне, в банковском сейфе. На тот момент продовольствие у ребят заканчивалось, но дочка умудрилась подстрелить одного небольшого каймана и вытащить за хвост на берег его половинку. Другая половинка, естественно, досталась родственникам покойного…. Воду Марта тщательно кипятит, но дров на острове осталось очень мало, поэтому она уже за деревянные части самолёта принялась…. Собственно, у меня всё. Больше ничего не успела разглядеть, неожиданно помутнела поверхность волшебного Зеркала…

Крест задумчиво побарабанил подушечками пальцев по каменной скамье:

— Что ж, всё достаточно понятно.

— А мне нет! — недовольно сообщил Иван.

— И мне тоже, — поддержал юношу Денис. — Что ещё за глухие кайманы, в чём тут фишка? И почему Марта не пошла за помощью? Какой толк — сиднем сидеть на этом островке?

Мария посмотрела на него с лёгким недоумением, вздохнула и принялась терпеливо объяснять:

— С острова Мартине не уйти. Эти глухие кайманы — твари страшные. Может, они и не совсем кайманы? Внешне очень похожи на обычных, но чуть помельче и покороче, да и цветом отличаются: чешуя гораздо более светлая, с зелёным отливом, а хребет весь оброс голубыми короткими иглами. Глухими же их прозвали за полное бесстрашие: не обращают они ни малейшего внимания на всякие крики, вопли, выстрелы, взрывы. Такое впечатление, что они ничего не слышат…. А, может, всё слышат, просто бояться совсем не умеют? Отвязанные такие…. А ещё они очень упорные: до конца будут преследовать добычу, никогда не отступятся от своего. Поэтому Марте и не уйти с островка, он же со всех сторон окружён этими настойчивыми и злобными тварями.

— Так они же могут залезть на остров! — забеспокоился за сестру Иван. — Надо торопиться!

— Не могут глухие кайманы выбраться на остров, — успокоил сына Крест. — У них очень нежная кожа на брюхе, от соприкосновения с воздухом начинает гореть. Гореть в буквальном смысле: сворачиваться длинными лоскутьями, покрываться большими белыми пузырями — словно бы от ожогов…. Глухой кайман, вытащенный на сушу, умирает в страшных мучениях уже через две-три минуты. Но торопиться надо, это правильно. Некипячёная вода из этой Грязнухи — верная смерть: либо от пищевого отравления, либо от обычной болотной лихорадки…

Широко распахнулась двухстворчатая дверь полицейского участка, на улицу, утирая ладонью крупные капли пота со лба, вывалился генерал Орлан, грузно подошёл к каменной скамье, отвесил Ивану лёгкий шутливый подзатыльник:

— Двигайся, дорогой крестник!

От предложенной сигареты генерал уверенно отказался:

— Спасибо, но очень жарко. Не до табака. Пивка бы сейчас холодного, да

побольше…. Впрочем, нет у меня на это времени, пора вылетать обратно, в Асунсьон. Денёчки намечаются жаркие: в вашей Аргентине готовятся сеньора Перрона свергать, под нашим Стресснером шатается кресло…. Кругом одни фанатичные революционеры и тупые записные бунтовщики. Очень хотелось бы принять участие в поисках пропавшей сеньориты Мартины, но — Служба. Поэтому кратко докладываю и спешно отбываю…. Итак, трое суток назад здесь появился гринго: средних лет, высокий, худой, белобрысый, в шляпе, на ладони правой руки не хватает мизинца. Заплатил мерзавцу Ортеге пятьдесят американских долларов за индейца гуарани по имени Симон, — сеньор Орлан небрежно коснулся указательным пальцем правого кармана своей лётной куртки. — И сто пятьдесят долларов за ваш арест, — генерал указал на свой левый карман. — Если бы Ортега продержал вас в каталажке не меньше, чем две недели, то гринго ещё сто пятьдесят долларов обещал. Врал, наверное…

Совместными усилиями они выгрузили из салона самолёта восемь тяжёлых ящиков с взрывчаткой и два чёрных чемоданчика с рациями. Геликоптер коротко разбежался и элегантно взмыл в воздух, унося доблестного «главного сатрапа» Парагвая к месту его постоянной дислокации.

Выехать из Марискаля сразу не удалось: предсказуемо выяснилось, что мародёры Умберто Ортеги дано уже растащили всю поклажу экспедиции по домам. Пришлось проводить внеочередное всеобщее построение — с локальным мордобитием, уговаривая наглых аборигенов незамедлительно вернуть всё украденное. За это время Иван привёл оба автомобиля в относительный порядок, залил в баки бензина под завязку, в системы охлаждения — свежей холодной воды из колодца, разобрал и тщательно продул карбюраторы.

В два тридцать пополудни всё было готово для продолжения маршрута.

Мари откуда-то приволокла тяжёлый холщовый мешок, испачканный подозрительными крупными бордовыми пятнами.

— Это что, отрезанная голова «дона полисиаля» Ортеги? — неуклюже пошутил юный Сервантес.

— Ничуть не бывало, сынок, — очень серьёзно ответила Мария. — Просто я у одной милой и древней бабушки купила одну очень милую и упитанную свинку…. Я по лицу твоего отца, товарища Александра Крестовского, сразу догадалась, что он смертельно и безнадёжно голоден.

— Надо успеть до наступления ночи добраться вот сюда, — Крест уверенно ткнул пальцем в странный красный овал на топографической карте, утыканный короткими чёрными чёрточками. — Здесь заночевать — самое милое дело.

— Что это за место? — заинтересовался Денис.

— Когда-то, лет двадцать назад, здесь упал большой метеорит. Нет, конечно же, не такой большой, как на Подкаменной Тунгуске, в десятки раз меньше. Но тоже натворил больших дел: ударной волной весь тропический лес выворотило с корнями, поубивало всякую живность…. За прошедшие годы все эти упавшие деревья превратились в идеальное топливо для костра, а животные, птицы, змеи и, даже, насекомые, с тех самых пор эту долину обходят, оползают и облетают стороной. Чем не козырное место для дружеского пикника — под аппетитный свиной шашлычок? Вы пока загружайтесь, а я сбегаю ещё в одну лавочку, винишком разживусь…. Какие же настоящие шашлыки могут быть — без хороших алкогольных напитков?

Бурая, местами терракотовая просёлочная дорога без устали петляла между зелёными зарослями тропического леса. Временами деревья, растущие по разные стороны просёлка, так сильно переплетались своими ветвями, что у Дениса создавалось впечатление, что они несутся по тёмному тоннелю — с мерцающим светлым пятнышком в немыслимой дали…. А ещё из зелёных ветвей деревьев на голову постоянно падали, так и норовя проскочить за шиворот, различные пауки, ящерицы, лягушки, разноцветные змейки…

Ближе к вечеру, когда солнце совсем уже собралось нежно прикоснуться к неровной линии горизонта, лес неожиданно отступил в стороны. Увиденная картина была ожидаемой, но всё равно произвела неизгладимое впечатление: на земле, сколько хватало взгляда, лежали толстые, абсолютно белые стволы деревьев, размещённые по гигантским окружностям и своими вывороченными корневищами направленные в сторону единого, невидимого невооружённому глазу, центра.

— Ни фига себе, картинка! — Иван резко ударил по тормозам, выскочил из машины и застыл с широко открытым ртом, восторженно озирая открывшуюся перспективу.

— Зачем вы здесь остановились? — недовольно спросил подошедший Крест, управлявший «фордом», замыкающим колонну. — Это очень плохое место для стоянки. Ты, сынок, направо рули, вон на тот разлапистый выворотень. Как увидишь следы старого лагеря, так и тормози. Там очень удобно, да и родник хороший имеется.

— Папа! — не сдержался Иван, — А, давай, сходим к этому центру? Ну, непосредственно на место падение метеорита…. Может, найдём его осколки. Говорят, что они стоят бешеных денег. Разбогатеем…

Крест положил руку на плечо сына:

— Опоздал ты, мальчик, лет на пятнадцать. Всё уже нашли без тебя, да и без меня…. Как ты думаешь, откуда я могу знать, что рядом со старым лагерем бьёт родник? Мы с доном Мануэлем посещали эти места лет десять тому назад, но уже и тогда было поздно: ушлые американцы давно всё ценное из земли выкопали и увезли в неизвестном направлении. Хотя, что тут неизвестного? В свои Штаты всё и утащили, в тайные закрома, понятное дело, жадины противные, бесстыжие и наглые…

Саня, первым делом, нарезал парную свинину на крупные порционные куски, сложил их в большую кастрюлю из нержавейки, щедро залил сухим виноградным вином.

— Лучше бы замариновать в молодом кефире из козьего молока, — вздохнул недовольно.

Денис и Иван поставили палатки, разожгли два костра: большой — для ночных дружеских посиделок, маленький — на угли, для приготовления шашлыков. Мария, тем временем, из толстой металлической проволоки — с помощью грубых кусачек и молотка — соорудила некое подобие шампуров.

— Надо ещё подождать с часик, — непреклонно заявил Крест. — Пусть мясо пропитается вином как следует. Давайте пока перекурим — кто курит, естественно — поболтаем немного. Вот, командир, что ты думаешь про этого американца? Ну, того, который «дону полисиалю» отвалил целую кучу долларов?

— Опять всё те же старые песни, — брезгливо передёрнулся Денис. — Москва получила фотографии с запечатлённой на них личностью Мартина Бормана, рейхсканцлера НСДАП. «Крот», сидящий в Кремле, тут же переправил эту информацию в Вашингтон. А, заодно, и сообщил, кто конкретно от русских спецслужб будет принимать участие в операции по уничтожению бывшего рейхсканцлера. Вы, кстати, в курсе, что наша «Омега» нынче структурно входит в состав ГРУ, военной разведки, то бишь? Впрочем, это ничего не меняет, в конечном итоге мы всё равно подчиняемся напрямую ЦК…. Итак, теперь американцы тоже ищут Бормана, а заодно, по своей давней и многолетней привычке, нам в колёса усердно пихают толстые палки. Ничего страшного, прорвёмся, не привыкать…

После минутного молчания высказался и Иван:

— Совершенно ничего не понимаю! Почему этого Бормана нельзя искать совместно? Вместе с американцами, англичанами, французами, другими заинтересованными странами? Вместе же гораздо проще и эффективней! Поймали, устроили открытый судебный процесс, повесили, или расстреляли, к примеру…. Зачем вся эта нездоровая конкуренция? Дон Оскар, растолкуйте молодому бойцу славной «Омеги» эту хитрую шараду!

— Придётся начать издалека, — Денис задумался на минуту. — В самом конце войны Мартин Борман лично курировал проект «Оружие возмездия». Это всякие ракеты среднего и дальнего радиусов действия, летающие диски различных размеров, «грязная» атомная бомба…. Могли интересные «кончики» остаться — из тех времён…

Мари недоверчиво покачала головой:

— Столько воды утекло с тех пор. Да, и вряд ли, что уцелело от этого оружия, больно уж сильно бомбили территорию Германии в самом конце войны…

— Не скажи, — не согласился с женой Крест. — Мне надёжные люди недавно рассказывали, что над одним, ничем неприметным чилийским городком непонятные серебристые диски летают почти каждый день, и поодиночке, и группами.

— И я такое слышал! — поддержал отца Иван.

Денис успокаивающе помахал рукой:

— Тихо, господа! Прекращайте спорить! Я вам сейчас кое-что расскажу…. Вы слышали что-нибудь об американском проекте «Высокий прыжок»? Нет? Тогда слушайте внимательно. Операция «Высокий прыжок» (High Jump) была замаскирована под обычную научно-исследовательскую экспедицию. На самом деле в начале 1947 года к берегам Антарктиды направилась мощная американская военно-морская эскадра. Авианосец, тринадцать кораблей различных типов, двадцать пять самолетов и вертолетов, более четырех тысяч человек, полугодовой запас продуктов. Впечатляет? Вот то-то же.… Сперва всё шло по разработанному плану: за месяц с небольшим было сделано сорок девять тысяч фотоснимков. И, вдруг, случилось нечто, о чем официальные власти США молчат до сих пор…. Третьего марта того же года экспедицию срочно свернули, и корабли поспешно взяли курс домой. Только через год «всплыли» некоторые детали. Удалось выяснить, что экспедиция встретила жесткое сопротивление неизвестного противника. В районе Земли Королевы Мод были потеряны: как минимум один корабль, десятки людей, четыре боевых самолета, еще девять самолетов пришлось бросить во льдах как непригодные к дальнейшему использованию…. Мы не располагаем подлинными документами, однако наши люди провели частные беседы с несколькими членами экипажей судов, принимавших участие в этом походе. Все они говорили о «выныривавших из-под воды летающих серебристых дисках», которые и атаковали корабли экспедиции. Одной из наших успешных агентес удалось даже разговорить самого адмирала Берда, руководителя операции «Высокий прыжок». Адмирал рассказал, что пятнадцатого февраля 1947 года самолет, на котором он вылетел на ледовую разведку, принудили приземлиться странные летательные аппараты, «похожие на британские солдатские каски». К адмиралу, якобы, подошел высокий голубоглазый блондин, который на ломаном английском языке передал обращение к американскому правительству с требованием прекратить все ядерные испытания. Некоторые высокопоставленные источники утверждают, что после этой знаменательной встречи между нацистской колонией в Антарктиде и американским Правительством было подписано соглашение об обмене немецких передовых технологий на американское сырьё. Существует даже смелая версия, согласно которой под коренными льдами Антарктиды существует целый подземный город под названием «Новый Берлин», с населением в несколько сотен тысяч человек…. Впечатляет?

— Ещё бы! — восхищённо выдохнул Иван. — Обязательно про это Че Геваре расскажу, он-то точно заинтересуется…

Денис продолжил:

— А теперь предположим, что нацистская база в Антарктиде действительно существует. Но ведь у такой базы должны быть конкретные Руководители, не так ли? Мартин Борман может быть одним из них…. Очень заманчивая перспектива вырисовывается: захватить партайгеноссе Бормана в плен и допросить — с применением новейших технологий. Дальше возможны уже любые, даже самые смелые и невероятные, варианты…

Шашлык получился просто отменным: нежным и в меру сочным, куски розовато-золотистого мяса, покрытые тонкими прослойками жира, прямо-таки таяли во рту. Парагвайское сухое вино также оказалось вполне сносным.

Изредка постреливая разноцветными угольками, жарко пылал большой костёр. Над головами — в безоблачном небе — висели неправдоподобно яркие звёзды: Сириус, Канопус, Ригель, главный символ тропиков — великолепный и неповторимый Южный Крест….

Денис снова наполнил вином свою походную кружку, поинтересовался у Ивана:

— Как вам, молодой человек, «русское асадо»? Нравится?

— Даже очень!

— Это что, полная ерунда! — оживилась Мари. — Обычная свинина. А вот один раз на Алтае меня твой отец — Александр Крестовский — угощал шашлыком из седла снежного архара, вот это — настоящая вкуснятина…

— Всё это, дорогая, очень интересно, — прервал жену Крест. — Но ты лучше расскажи — зачем нам столько тротиловых шашек и гранат?

— Как это — зачем? — непритворно удивилась Мари. — Глухих кайманов, как всем известно, нельзя испугать, их можно только уничтожить…. Поэтому, когда доберётесь до разлива (меня с вами не будет, я останусь в лагере дожидаться гидроплан, для этого и понадобилась вторая рация), то отнеситесь к этому процессу серьёзно. Не тратьте боеприпасы без толку. Каждая граната должна разрывать на мелкие части как минимум трёх кайманов, каждая тротиловая шашка — как минимум пять! Действуйте не торопясь, слаженно, чётко, без спешки и суеты. Вообще-то, у меня ещё шесть ящиков было приготовлено, да только этот трус — Мануэль Орлан — заявил, что, мол, хватит и восьми, иначе можем разбиться.…Тоже мне, храбрец! Не генерал, а ошибка природы…. Ничего, мне дополнительные ящики доставят на гидроплане. Эти твари с синими иголками ещё пожалеют, что обижали мою любимую дочку! Они у меня умоются — своей холодной кровью…

Глава пятнадцатая Царство глухих кайманов

В полдень следующего дня караван выехал на высокий берег Грязнухи.

Да, та ещё была речка, не широкая, метров шестьдесят-семьдесят всего, вода цвета крепкого кофе, ленивое течение вяло транспортировало куда-то самый разнообразный мусор: большие ветки деревьев, ещё покрытые зелёными листьями, лохматые кусты, вырванные с корнем, раздувшиеся от жары трупы животных и птиц…. Знатно пованивало. Даже более чем, знатно…

— Не иначе, где-то выше по течению промчался тропический ураган, — предположил Иван.

Денису же речка показалась знакомой: определённо напоминала Протоку, один из крупнейших рукавов реки Кубани, протекавшей через станицу Гривенскую, где он в своём детстве проводил школьные летние каникулы — пока дед с бабушкой ещё был живы.

На берегу Грязнухи располагалась небольшая деревушка индейцев-гуарани: два десятка низеньких глинобитных хижин, крытых свежими пальмовыми листьями, на глинистую речную косу было вытащено десятка полтора длинных деревянных лодок. Каждая такая лодка была старательно выдолблена из цельного ствола дерева онтобэ.

— Это очень хорошо, что у индейцев есть пироги, — радостно заметил Крест. — Иначе пришлось бы пешком идти вдоль берега. По густой прибрежной сельве. А это удовольствие — гораздо ниже среднего уровня…

От индейской деревушки им навстречу вышел вождь в сопровождении двух молодых воинов. Вождь был хил, стар и слаб, всё его низенькое и морщинистое тело было покрыто красными, синими и светло-зелёными татуировками, и безжалостно истыкано деревянными и костяными палочками — длинными и короткими, толстыми и тонкими, особенно досталось старческим носу и ушам, где, похоже, не оставалось ни единого живого места.

«Тропический садомазохизм, чтоб его!», — внутренне поморщился Денис.

Молодые гуарани, состроив хмурые и однозначно-воинственные гримасы, крепко сжимали в руках американские винчестеры последней модели.

Мари вышла вперёд, низко — до самой земли — поклонилась престарелому вождю, плавно вытянула вперёд левую руку, демонстрируя широкое кольцо, одетое на средний палец. Вождь сразу же проникся, молитвенно и покорно сложив руки на груди, залопотал что-то уважительное

на незнакомом, непривычно гортанном языке. Мария спокойно и важно ответила ему, сопровождая речь скупыми и незатейливыми жестами.

— Она что же у тебя, и язык гуарани освоила? — шёпотом спросил Денис у Креста. — А что это за волшебное кольцо?

— У моей любимой жены, как ты, наверное, уже успел убедиться, множество всяческих талантов, — также тихо ответил Саня. — А кольцо…. Это отдельная история, Дэн. Длинная очень. Очень — длинная. Была у нас, знаешь ли, несколько лет назад одна славная эскапада…. Вот и кольцо это — оттуда. Древнее очень кольцо, принадлежало какому-то знаменитому ацтекскому вождю. Ладно, будет время, обязательно подробно расскажу…

Индейцы, синхронно поклонившись на прощание, неторопливо вернулись в деревню.

— Всё нормально, — довольным голосом сообщила Мари. — Место для лагеря нам отвели под тем старым платаном, — показала рукой. — Две новые и большие пироги продадут прямо сейчас. Так что, завтра — на нежном рассвете — можете отправляться в путь…. До разлива Грязнухи, где цветут белые и розовые лотосы, совсем недалеко — километров пятьдесят с небольшим. Индейцы гуарани туда давно не ходят, говорят, что там расплодилось очень много ягуаров. Не испугались? Молодцы, храбрые вы мужчины у меня…. Я же останусь в лагере, буду ждать прилёта гидроплана.

Путешественники разбили нехитрый походный лагерь, перегнали к нему приобретённые пироги, попутно потренировались в искусстве гребли, с часик проплавав наперегонки. Победила, как ей и полагается, гордая молодость. То бишь, Иван Сервантес. Вполне приличными оказались эти внешне хлипкие посудины, только вот очень уж неустойчивые.

— Ничего, когда они будут хорошенько загружены, то сразу же и устойчивости добавится, — успокаивал Крест.

Разожгли небольшой, но весёлый костёрок, на массивной чугунной сковороде разогрели вчерашнюю свинину, с аппетитом поужинали.

— Может, нам стоит нанять в качестве проводников двух-трёх опытных индейцев-гуарани? — попивая ароматный кофе, небрежно спросил Иван. — А что такого? На отдельной пироге, понятное дело. Оплатим, чего уж там! Мне кажется, что они бы нам здорово помогли…. А? Кучу времени сэкономили бы. Я неправ?

— Идея, сама по себе, неплоха, — тяжело вздохнула Мария. — Время сэкономить было бы совсем неплохо. Это я про нашу бедную Мартину…. Но ничего не получится. Для гуарани эти глухие кайманы — священные животные. Ну, как для индусов — коровы и мартышки…. А вам придётся этих кайманов безжалостно убивать. Так что, ничего не получится, сынок…

Они выплыли на самом рассвете. Отец и сын Сервантесы вместе, Денис на второй пироге.

— Здесь, кстати, пиранья водится? — деланно небрежно поинтересовался Денис.

Крест успокоил, беря в руки короткое и мощное весло:

— Бог миловал! Больно уж вода в Грязнухе мутная и вонючая…. А уже вот в Рио-Парагвай этой кровожадной гадости — не сосчитать, сколько не старайся. Что, дон Оскар, поплыли?

— Удачи вам, доблестные кабальерос! — громко прокричала с берега Мари…

Пирога стала гораздо более устойчива: в кормовую часть Денис загрузил пять тяжеленных ящиков с взрывчаткой и гранатами, на носу разместились два рюкзака с продовольствием, палаткой и прочими вещами, так необходимыми в серьёзном походе. Правда, при этом лодка очень сильно осела: до кромки воды оставалось сантиметров пять-шесть, не больше. Рацию благородно забрал с собой Саня. Течение было откровенно слабым, поэтому пироги продвигались вверх по реке достаточно бодро и весело.

«Километров семь-восемь в час», — на глаз прикинул Денис. — «Как раз к обеду и доберёмся до нужного места». Естественно, сглазил…

Через два километра путешественники неожиданно упёрлись в крепкий завал: с противоположных берегов реки в воду упали несколько мощных стволов, верхние ветви деревьев крепко переплелись между собой, завязавшись в натуральные морские узлы, и полностью перегородили узкое русло реки.

— Придётся берегом обносить. И лодки и всё прочее, — печально констатировал Крест.

Непростое это было дело: берега реки были покрыты густым тропическим лесом, в зарослях ветвей высоких деревьев копошились воинственные павианы, с нижнего яруса веток кто-то — явно, хищный — негромко порыкивал грозным басом.

— У меня же с собой карибский свисток! — вспомнил Денис.

Сделав несколько мощных гребков, он подплыл поближе к низкому болотистому берегу, достал из внутреннего кармана куртки маленький чёрный базальтовый свисток, сильно дунул. Послышался негромкий сухой шелест, но на животных этот нехитрый звук произвёл неизгладимое впечатление: павианы, словно по грозной команде, дружно запрыгали по ветвям деревьев прочь от берега, в низеньких кустах мелькнуло пятнистое тело удиравшего «со всех лап» взрослого ягуара.

— Что это за волшебный прибор, командир? — поинтересовался из своей пироги Иван.

— Да так, подарил один старинный друг, тоже — русский диверсант. А сам он его нашёл много лет назад, в одном загадочном подземелье. От звука, издаваемого этим свистком, животные и птицы улепётывают во все стороны, позабыв обо всём на свете…

Пристав к берегу, путники принялись прорубать в сельве узкую обходную дорогу. Денис, усердно работая мачете, каждую минуту дул в свой свисток: бережёного, как известно, Бог бережёт, если, конечно, сочтёт это нужным…

За два часа совместными усилиями проложили обходную тропу — общей протяжённостью метров в двести пятьдесят. Потом столько же времени потратили на переноску лодок и поклажи. Устали качественно: каждая пирога весила килограмм восемьдесят-восемьдесят пять, да и остального груза набралось прилично. Отдышались, перекурили.

— Однако, дела, — глубокомысленно сообщил Крест. — Если так и дальше пойдёт, то до нужного места мы будем добираться ни одни сутки. Ночевать в парагвайской сельве — занятие насквозь неблагодарное. Хорошо, что у нас имеется в наличие «волшебный» свисток: двое будут спать, а один костёр поддерживать и без устали «шипеть». Глядишь, и живыми выйдем из этой переделки.

— Гораздо более интересно другое, — высказался в свою очередь Денис: — Будут ли глухие кайманы реагировать на эти звуки? От этого очень многое зависит…

Только на третьи сутки они достигли разлива реки. Здесь Грязнуха разливалась на добрые двадцать-двадцать пять квадратных километров.

Весь день пересекали воды этого озера в самых разных направлениях. Нашли двенадцать островков, подходящих по размерам, но никаких следов приземлившегося на них гидроплана не обнаружили. Два раза Крест запускал в небо условленную хитрую ракету — зелёную, которая в воздухе, уже при падении вниз, неожиданно распадалась на две красные. Ответного сигнала так и не последовало.

Глухих кайманов также нигде не наблюдалось. Обычных — серых, невзрачных, пугливых, быстро уплывающих от двигающейся лодки в разные стороны — было в избытке. Десятки тысяч самых разнообразных птиц без устали кружили над головами, миллионы москитов жужжали грозным бесконечным роем. Белые кувшинки — диаметром больше метра, розовые лотосы, овальные островки разноцветного камыша…. А вот зелёных кайманов — с короткими синими иглами на спинах — нигде не было видно.

Ближе к вечеру они причалили к ближайшему болотистому берегу, вытащили носы пирог на низкую косу, поросшую ярко-зелёной травой, внешне здорово напоминавшей обычную русскую осоку, развели костёр.

Иван занялся приготовлением нехитрого ужина. Денис и Крест, постоянно сталкиваясь головами, склонились над подробной картой, разложенной на плоском валуне.

— Получается, что это не тот разлив, который мы искали, — раздумчиво сообщил Санёк. — Надо дальше подниматься вверх по реке. Грязнуха образуется при слиянии двух других рек — с очень простыми и обычными для этих мест названьями: одна именуется — Уна, вторая насквозь противоположно — Дос. Отсюда до места их слияния всего километров семь с половиной. На обеих реках на карте показаны разливы. Видишь? Здесь и здесь, — ткнул в точки на карте остриём охотничьего ножа. — Они, конечно же, по площади гораздо меньше этого, но и их необходимо также тщательно осмотреть. Поэтому утром придётся разделиться: ты пойдёшь по одной реке, пусть по той, которая — Уна, а мы с сыном, соответственно, по другой, которая — Дос.

— Где потом встретимся?

— Это очень просто. Уна и Дос — до места своего слияния — текут почти параллельно друг другу, между их руслами всего-то километров десять-двенадцать, они и вытекают из одного и того же горного озера, только из его разных заливов. Получается такое своеобразное «Междуречье»…. А вот этот коричневый квадратик в «Междуречье» обозначает старинные заброшенные каменоломни, при фотографировании которых и был сбит гидроплан Мартины. Поэтому диспозиция простая: встречаемся у заброшенных каменоломен, при этом кто-то из нас, естественно, сперва должен отыскать Марту и Игнасио…. Как тебе, командир, такой несложный план? Или ты что-то альтернативное хочешь предложить?

Альтернативного плана у Дениса не было, поэтому на следующий день они расплывались «по разным речкам».

Крест протянул чёрную ракетницу:

— Вот, дон Оскар, как доплывёшь до своего разлива, так сразу же и запускай ракету. Марта должна тебе ответить точно такой же…. Запомни главное: как только увидишь первого глухого каймана — тут же приставай к берегу, вытаскивай пирогу и дальше иди вдоль него пешком. Эти непонятные твари запросто могут напасть и на движущуюся лодку. Если навалятся скопом, то можно и к нашим праотцам отправиться — гораздо раньше положенного времени…

Саня расстелил топографическую карту на большом рюкзаке с продовольствием, оторвал от крышки ящика с взрывчаткой тонкую ровную дощечку, приложил её к карте, провёл вдоль дощечки лезвие своего ножа.

— Держи, Дэн, свою половинку карты, я «линию раздела» как раз и провёл через заброшенные каменоломни. Поделил, так сказать, «Междуречье» пополам, по-честному.

Вода в Уне оказалась гораздо более светлой, чем в Грязнухе, а встречное течение более быстрым. За пять часов он проплыл километра восемь, не больше. Только пристал к пологому берегу, покрытому крупной чёрной галькой — отдохнуть, перекурить, размяться — как со стороны «Междуречья» послышались далёкие отзвуки частых выстрелов. Это было неправильно, а, следовательно…. Следовательно — что?

После непродолжительных раздумий Денис решил отправиться на разведку, тем более что сельва, растущая вдоль берегов Уны, уже не выглядела так угрожающе: расстояния между отдельными деревьями значимо увеличились, кустарник был уже не сплошным, а разбросанным по нижнему ярусу сельвы небольшими островками, трава визуально стала гораздо ниже. Очевидно, что выше по течению реки начиналась гористая местность, поэтому сельва начала постепенно сдавать свои позиции, чтобы в дальнейшем, километров через двадцать-тридцать, полностью сойти на нет.

С собой Денис взял: винчестер, браунинг, охотничий нож, запасные патроны в геологическом планшете, где так же размещалась и походная аптечка, в карманы брезентовых штанов запихал по гранате. Ещё к брючному поясу прикрепил вместительную флягу с сухим вином, на половину разбавленным кипячёной водой, а в боковой карман куртки отправил пачку сигарет и американскую бензиновую зажигалку.

Он не планировал тратить на разведку много времени: часа два-три, максимум — четыре-пять.

Несильно «шипя» — один раз в две минуты — Денис двинулся перпендикулярно устью Уны, вдоль крохотного безымянного ручья. Вокруг было тихо, больше не стреляли, только однообразно и усыпляюще звенел ручеёк, перекатывая в своих водах тёмную мелкую гальку. Животных и птиц тоже не было видно, только один раз, видимо испуганный звуком, исходящим из хитрого базальтового свистка, сквозь невысокие кусты с громким треском пронёсся молодой тапир.

Минут через сорок послышались резкие птичьи вскрики, ветерок принёс неприятный, чуть сладковатый запах. Денис, соблюдая максимальную осторожность, пошёл дальше, внимательно вслушиваясь в тишину сельвы и держа указательный палец на спусковом курке винчестера. Впереди заметно посветлело, странный запах, усилился. Дальше угадывался высокий обрыв, когда до него оставалось метров десять, Денис опустился на влажную землю и дальше пополз по-пластунски.

Дополз, осторожно выглянул из-за гранитного, красно-белого валуна.

Всё было предельно понятно: деля низкое, покрытое густой тропической растительностью плато на две части, с севера на юг змеилась горная расщелина. Достаточно широкая, до её противоположного края было метров сто пятьдесят. А, глубина?

Денис посмотрел вниз. Лучше бы он этого не делал. Во-первых, в нос ударил нестерпимо-острый запах. А, во-вторых, он увидел, что дно лощины плотно завалено человеческими трупами. Старыми и совсем свежими…. Ему даже показалось, что одно из тел, до которого было порядка двухсот метров, чуть шевельнулось. Над расщелиной кружилась стая упитанных и наглых чаек.

«А где же знаменитые кондоры, тонкошеие грифы?», — подумалось вяло. — «Почему, именно, чайки? Откуда они здесь взялись?».

Эта находка меняла абсолютно всё, и заброшенные каменоломни его больше не интересовали: не мог Мартин Борман скрываться в местах, где под открытым небом лежало сотни две трупов, которые никто и прятать-то не собирался. Не мог — по определению…. Наоборот, по всем законам конспирации, рейхсканцлер должен был находиться в краях, где всё спокойно и благостно, в местах, которые не должны привлекать к себе внимание разных специальных служб, журналистов и прочих любопытствующих субъектов.

Оставалось одно: срочно найти Марту и её незадачливого спутника и выбираться в цивилизованные края, после чего снова напрягать извилины мозга и искать другие перспективные варианты.

Можно было возвращаться назад к пироге, но Денис решил задержаться. Не то, чтобы предчувствия какие-то одолевали, просто так было принято у серьёзных людей: не торопиться со скоропалительными выводами и, если была такая возможность, ещё немного подкопить информации, присмотреться внимательно и насторожённо — к окружающей действительности, данной нам в реальных ощущениях…

Через час с небольшим с противоположной стороны расщелины донеслись неясные звуки. Он прислушался. Звуки можно было чётко разделить на два типа: тоскливый вой-плач и громкая неразборчивая речь, сопровождаемая глумливым смехом. Немецкая речь? А что, очень даже похоже…. Точно — немецкая!

Вот на противоположном краю обрыва показались отчётливые фигуры: шесть измождённых пленников, связанных толстой верёвкой в одну цепочку, и трое конвоиров с винтовками в руках. Пленники, явно, были индейцами. Гуарани? Кечуа? Денис совсем недавно прибыл в Южную Америку, поэтому так и не смог точно определить с такого расстояния. Четыре женщины и двое мужчин: страшно изможденные, в лохмотьях, пропитанных кровью, непонятного возраста, с многочисленными следами побоев на худых телах. А вот конвоиры были, что называется, кровь с молоком: высокие, широкоплечие, мордатые, одеты в светлые куртки с короткими рукавами и штаны песочного цвета, на ногах — ботинки с высокой шнуровкой, на головах — классические колониальные пробковые шлемы. Чайки заметно оживились, бестолково заметались вдоль расщелины, оглашая всю округу резкими криками.

Неожиданно один из мордоворотов резко толкнул прикладом винтовки в бок женщину, идущую в цепочке замыкающей. Несчастная пошатнулась, зашаталась, подняла вверх связанные руки, пытаясь сохранить равновесие, и с громким криком сорвалась в пропасть….

Шедший впереди неё мужчина успел резко обернуться и в последний момент уцепиться пальцами рук за каменную кромку обрыва. Второй охранник, громко обругал первого, достал из широких ножен, висящих на поясном ремне, устрашающего вида тесак. Широкий взмах, светлый клинок, ярко сверкнув в лучах заходящего солнца, тоненько просвистел-пропел о чём-то нездешнем….

Громкий, полный предсмертного ужаса крик, отрубленные пальцы, веером полетевшие в глубокую пропасть….

Секунда-другая, и все шесть пленников — единой цепочкой — проследовали на встречу с трупами соплеменников, чьи Души уже давно и безропотно ушли в печальную Долину Теней…

Двое охранников (палачей?) встали на самом краю обрыва и принялись вяло постреливать вниз из винтовок. Третий же со скучающим видом прислонил винчестер к стволу дикого апельсинового дерева, увешанного маленькими оранжевыми шариками, уселся на гладкий и плоский валун, достал из-за пазухи серебристую губную гармошку и, как ни в чём небывало, принялся музицировать.

Палец Дениса задёргался на спусковом курке: если бы не Мартина, которую ещё только предстояло найти, он положил бы этих уродов за три-четыре секунды, не задумываясь, чисто на эмоциях. А сейчас это было невозможно, хватятся этих деятелей через час-другой, местность начнут прочёсывать…

«Ладно, может быть потом, когда появится свободное время…. Живите пока, ребятишки!», — невесело усмехнулся он про себя.

Из-за этого происшествия было потеряно несколько часов, так что в данный световой день доплыть до разлива реки Денис не успел, чему совсем и не огорчился: какой смысл в потёмках шастать между гигантскими кувшинками и разноцветными камышами, особенно если рядом плавают злобные и полностью отвязанные кайманы?

Переночевал он относительно спокойно — под разлапистым кустом, смутно напоминавшим банан. Разбил лагерь. Пока совсем не стемнело, решил немного порыбачить: когда ещё доведётся половить рыбки в самой настоящей тропической реке? Достал из рюкзака классическую донку, насадил на крючок № 12 большую цветную лягушку, ту, что первой подвернулась под руку. Помня о наставлениях Креста — относительно местных ядовитых тварей — на ладони рук Денис предварительно надел толстые брезентовые рукавицы. Закрепив наживку на крючке, он раскрутил снасть над головой, забросил в воды Уны метров на сорок, свой конец лески крепко привязал к неизвестному кусту, нависающему над берегом уже дремлющей реки.

Через полчаса куст задёргался, словно бы собирался вырваться из земли на свободу и убежать в неведомую даль. Понимая, что клюнуло что-то серьёзное, Денис торопливо натянул на ладони те же брезентовые рукавицы: любой опытный рыбак прекрасно знает, что рыболовная леска — на конце которой «сидит» крупная рыбина — может порезать руки ничуть не хуже, чем опасная бритва…

После отчаянной борьбы он вытащил на берег двадцатикилограммового сома: натурального сома, только с очень длинными и толстыми многоярусными усами и крупными жёлто-оранжевыми пятнами на боках. Или эти пятна просто так выглядели — в черноте тропической ночи и отблесках яркого походного костра? Как бы там ни было, но пойманная рыба и на вкус оказалась сомом. Обычным сомом, запечённым в обычных углях обычного, остывающего тропического костра…

Утром Денис отправился в путь очень рано: ещё и семи часов не было, краюшек жёлтого солнца только чуть-чуть выглянул из-за кромки сельвы. Над тёмной водой Уны — отдельными замысловатыми гиперболами — поднималась молочная дымка, на востоке разливалось розово-алое полотнище тропической зари, в прибрежных зарослях сельвы о чём-то тревожном и важном громко кричали беспокойные разноцветные попугаи.

Через полтора часа берега реки широко раздвинулись в стороны, узкая пирога мягко вплыла в заросли розовых корзинок лотоса. Он внимательно оглянулся по сторонам, высматривая кровожадных кайманов.

Бурые воды разлива Уны были обманчиво спокойны, только возле тонкой и длинной полоски розово-лиловых камышей во все стороны расходились широкие круги, это жировала местная рыба, слегка напоминавшая зеркального карпа. Ещё когда плавали по разливу Грязнухи, Денис успел, между делом, отловить пару достойных экземпляров: характерная серебристая чешуя, только плавники были очень большие и янтарно жёлтые. Крест потом из этой добычи приготовил шикарное и вкуснейшее «рыбное асадо». Судя по громким всплескам, «карпы» в разливе Уны водились весьма приличных размеров.

Неожиданно перед носом пироги всплыло толстое полутораметровое бревно — слегка зеленоватое от старости, с голубыми наростами игольчатой плесени.

«Бревно? Разве у брёвен бывают янтарно-жёлтые, хищные глаза? Очень маловероятно!», — осторожно высказался внутренний голос.

«Да это же он и есть, хвалёный глухой кайман!» — опомнился Денис и усиленно заработал широким веслом, направляя пирогу к ближайшему берегу, смутно видневшемуся сквозь загадочную туманную дымку.

Вдруг ход лодки резко замедлился: так и есть, наглый кайман ухватился зубами за корму пироги и буквально повис на ней. Денис в десятые доли секунды выхватил из «подмышечной» кобуры браунинг и несколько раз выстрелил, целясь противному холоднокровному существу в наглый жёлтый глаз. По словам Мари, у глухих кайманов было всего два уязвимых места: брюхо, покрытое тонкой и бледной кожей и глаза — маленькие, янтарно-радужные, недобро мерцающие, практически волчьи…

Попал, конечно. Кайман «отвалился» в коричневую воду, зажав в своих острых жёлтых зубах большой кусок древесины, безжалостно вырванный из тела лодки.

«Вот же — сука злая!», — возмутился про себя Денис и выпустил вслед нежданному мародёру ещё пару пуль.

Оглянулся: со всех сторон к пироге быстро и целенаправленно подплывало десять-двенадцать других зеленоватых «бревнышек», густо утыканных вдоль комля короткими синими и фиолетовыми иголками.

Денис изо всех сил заработал веслом…

Когда до каменистого берега оставалось метра два с половиной, пирога окончательно «встала». Сделав последний сильный гребок, он соскочил в воду, и, не оборачиваясь, по колено в воде, добрёл до носа лодки, крепко ухватился, потянул её к берегу. Преодолев сопротивление противника, Денис вытащил пирогу на мелкую гальку косы, протянул вперёд — сколько хватило сил. Упал рядом с лодкой, пытаясь привести дыхание в норму. Руки неприлично дрожали, по спине ползли частые капельки холодного пота.

Сзади раздавались громкие всплески, это хвосты глухих кайманов в бессильной злобе колотили по бурым водам разлива заштатной парагвайской реки Уны…

«Да, это достойный противник!» — признал Денис. — «Здесь не стоит ждать лёгкой победы…».

Перекурив, он сильным щелчком отправил окурок сигареты в сторону, поднялся на ноги, подошёл ближе к кромке воды. Увиденное совсем не вдохновляло: в непосредственной близости от берега плавали многие десятки светло-зелёных кайманов, воинственно ощетинившихся короткими сине-фиолетовыми иглами. Мерзкие твари время от времени рассерженно пофыркивали, от чего во все стороны разлетались кофейные брызги.

Но главная неприятность заключалась в другом: кайманы «разорвали» корму пироги в клочья, ящики с гранатами и тротилом бесследно исчезли, видимо, утонули. Это усложняло всё до невозможности: из винчестера (путём меткого попадания в глаза) всех кайманов было не уничтожить. По крайней мере, в течение ближайших десяти лет…. Хотя, применение взрывчатки в местах, где бродят хладнокровные убийцы в пробковых шлемах, говорящие на немецком языке, тоже было делом опасным: на грохот взрывов могли незамедлительно нагрянуть незваные и очень недружелюбные гости…

Неожиданно раздался глухой хлопок, и над разливом Уны взвилась яркая зелёная ракета. Зависла на несколько секунд на одном месте и резво пошла вниз, разделившись при этом на две красные.

«Очевидно, Марта где-то совсем рядом», — понял Денис. — «Услышала близкие выстрелы, теперь вот пытается выяснить, кто это бродит поблизости. Злые и коварные враги, или верные и добрые друзья?».

Он достал из своего рюкзака ракетницу, вскинул вверх, нажал на спусковой курок. Ответная ракета бодро и весело улетела в голубое небо…

Денис за час с небольшим обошёл стороной широкую полукруглую бухту, сильно заросшую буро-лиловыми водорослями и белыми гигантскими кувшинками, с помощью острого мачете пробился через стену зелёного камыша и вышел на слегка заболоченный берег разлива реки. Небольшой остров, на краюшке которого застыл бесхвостый гидроплан, находился от него в двухстах метрах, на фоне самолёта виднелась светлая фигурка, приветливо машущая рукой. Он помахал в ответ и громко закричал:

— Марта!

— Арта-арта-арта…, — тут же откликнулось звонкое тропическое эхо.

— Я, я, я, я…, - прилетел ожидаемый ответ.

Вот долгожданная пропажа, с Божьей помощью, и отыскалась….

Только вот возникал назойливый вопрос: — «Что делать дальше?».

Вопрос был совершенно непраздным, бессчётное количество глухих кайманов заполняло собой всё пространство между берегом и островом. Одни из них мирно дремали, высунув на поверхность воды длинные заострённые морды, другие, наоборот, безостановочно нарезали петли и восьмёрки между разноцветными розетками лотосов и кувшинок.

Он достал из кармана базальтовый свисток, дунул в него изо всех сил, предварительно набрав полную грудь воздуха. Результат оказался нулевым, кайманы на «шипение» никак не отреагировали.

«Очень похоже, что они, и в правду, полностью глухие», — огорчился внутренний голос. — «Что, пришла пора рвать волосы на голове и впадать в полную и безысходную фрустрацию? А если попробовать по другому?».

Денис разделся до трусов, метра на два вошёл в воды озера. Глубина здесь была уже выше колен, до ближайшего зеленоватого каймана, посматривающего на него с плотоядным интересом, оставалось метров семь-восемь. Эх, где наша не пропадала! Денис крепко зажал свисток зубами, нагнулся, закрыл глаза, погрузил голову в воду и сильно дунул. Пузырьки воздуха с громким бульканьем устремились к поверхности…

Он резко выпрямился, распахнул глаза, ожидая увидеть рядом кровожадный оскал холоднокровного хищника…. Пронесло, Бог миловал! Более того, ближайшие к нему кайманы отплыли на несколько метров в стороны. Неужели? А ну-ка, ещё раз! Сделав ещё несколько шагов по илистому дну водоёма, Денис погрузился в воду уже по грудь, немного присел, так чтобы рот и нос оказались под водой, снова сильно дунул в свисток, выпрямился…. Действует, чёрт побери! Ближние кайманы снова немного отплыли. Павианы, правда, в такой ситуации улепётывали без оглядки, а эти только отплыли на несколько метров и остановились, не собираясь безоглядно давать дёру, но, всё жё, хоть что-то…

«А вдруг, это они тебя просто заманивают?» — глумливо зашелестел в голове внутренний голос. — «Вдруг, просто притворяются? Ты сейчас поплывёшь, как последний слюнявый идиот, тут они на тебя и набросятся — всей своей нехилой стаей. Как — прыгнут! Как — порвут на мелкие кусочки! То-то смеху будет…».

Послав внутренний голос далеко и надолго, Денис смело поплыл по направлению к острову. Поплыл ленивым и неторопливым кролем, сильно выдыхая воздух в воду через свой свисток после каждого второго гребка. Чувствовалось, что кайманы где-то рядом, окружили со всех сторон, образовав круг чистой воды с диаметром метров десять-двенадцать.

Он размеренно плыл, стараясь ни о чём не думать, время тянулось медленно и вязко, словно молочно-фруктовая ириска из далёкого босоногого детства…

Неожиданно ноги коснулись твёрдого дна, Денис торопливо выбрался на берег.

— Здорово это у вас получилось! — сообщил восторженный девичий голос. — Прямо как в крутых американских боевиках!

Денис поднял голову и понял, что попал в беду, в Беду безысходную и неотвратимую, в ту, которая — «с большой буквы»…

Глава шестнадцатая У беды — глаза зелёные…

Сердце провалилось в холодную бездонную пропасть. Мир изменился и засверкал новыми, абсолютно неизвестными красками. В душе Дениса, заледеневшей после смерти Тани, закапала звонкая весенняя капель…

Девчонка, стоящая в трёх метрах от него, казалось бы, совсем не походила на прекрасную Небесную Принцессу: худенькая, невысокая — метр шестьдесят с кепкой, короткие, растрёпанные светлы волосы, когда-то голубая футболка, покрытая буро-серыми пятнами во всех местах, заправленная в такие же грязные штаны непонятного цвета.

Босая, чумазая, милая…

А глаза — огромные, тёмно-зелёные, пронзительные.

Как бы там ни было, но его сердце плавилось, истекая горячими каплями неизвестного металла, а душа звенела — в предчувствии чего-то светлого и…

И — ? Наверное, печального — до полной и нескончаемой бесконечности…

Марта смотрела на него с совершенно детским восторгом:

— Это было…. Это было — просто великолепно! Браво, идальго! Как эти подлые твари трусливо разбегались перед вами! Наверно, это всё из-за волшебного свистка?

— Да, конечно, — пробубнил Денис, предварительно вынув базальтовое изделие изо рта.

— Я так сразу и подумала! Вас же — мои родители попросили — спасти меня? Правильно? А я вас сразу узнала, видела на маминых картинах. Или — портретах? В смысле, на ваших портретах, которые рисовала моя мама. Вы Оскар Рамос. Вы же — Денис Леонов, командир легендарной «Омеги».

— ??? — он только смог промычать в ответ что-то нечленораздельное.

Девчонка весело рассмеялась, демонстрируя всему окружающему миру ровные и белоснежные зубы:

— Правда, на маминых картинах вы были несколько моложе и гораздо более сексапильней, — многозначительно усмехнулась. — Так вы просто пошло испугались? Да мы же с мамой лучшие друзья! Опять же, она имеет устойчивую многолетнюю привычку — всюду забывать свои дневники с подробными мемуарами…. Я лет с четырнадцати уже всё знаю. Всё — в мельчайших подробностях! Когда я была маленькой девочкой, мне мама эти истории — о ваших совместных подвигах — перед сном рассказывала, вместо сказок…. Конечно, имена главным героям она давала другие. Настоящие имена я уже потом узнала, прочитав мамины дневники. Говорите, что это очень нехорошо — читать чужие дневники? Может, и так…. А я вот прочла — от корки до корки — и ничуть не жалею об этом. Это бедненький Иван у нас ничего не знает…

— Знает, милая сеньорита, — механически поправил девушку Денис. — Уже знает, несколько суток тому назад ваш отец ему всё рассказал.

Марта гордо тряхнула своими светлыми волосами:

— Это хорошо. Даже, очень хорошо! Будем надеяться, что данное прозрение ему поможет. Дай Бог! А то очень уж неприятно сознавать, что твой родной брат является идейным фашистом!

— Никакой он не фашист, сеньорита, — он вдруг понял, что готов выложить перед этой девушкой всё. Всё что знал, и даже то, что составляло страшную Государственную тайну. Абсолютно — всё! — Ваш брат уже давно работает на Че Гевару…

Мартина смешно наморщила симпатичный носик:

— Даже так? Совсем неплохо! Эрнесто Гевара — очень достойный малый. Жаль, что мне не удалось затащить его в свою постель…. Вы покраснели и нахмурились? Я же просто пошутила! Как мило…. Ну да, мама мне когда-то давно рассказывала, что вы — примерный и образцовый семьянин. Вашу жену, если я не ошибаюсь, зовут красивым русским именем «Татьяна»?

— Звали, — Денис ответил машинально, стараясь ни о чём не думать, — Она умерла полтора года назад, во время тяжёлых родов. У меня сейчас растёт дочь, её зовут Анастасией.

— Ох, извините меня ради Бога! — голос Марты невольно задрожал. — Я ничего не знала. Клянусь! Поверьте! Мне так жалко…

— Ничего, не надо лишних слов…

— Тем не менее, — голос девушки неожиданно обрёл непреклонную силу: — Это не означает, что я тут же брошусь вам на шею! А, может, и брошусь? Ещё не знаю.… Да и не сеньорита я уже давно, если честно. И разговоров, что, мол, вы у меня только второй, не дождётесь…. Такая вот я, какая есть! Вам что же, мой отец — доблестный кабальеро Алекс Сервантес — ещё не жаловался на лёгкие нравы современной аргентинской молодёжи? Жаловался? Вот видите! А если я вам не нравлюсь, то можете уплывать обратно — вместе со своим изумительным свистком! К чёртовой матери! Сама разберусь, без вашей дурацкой помощи, не маленькая…

Денис молчал, абсолютно не зная, что надо делать дальше.

Глупое сердце подсказывало: — «Кончай говорить ерунду! Сгреби её в охапку и поцелуй! Так поцелуй, что бы всё остальное она сделала сама!»…

«Чтобы такое сделала …», — нашептывал ехидный внутренний голос…

«Пошли вы куда подальше, умники хреновы!» — неожиданно он разозлился и на сердце и на голос. — «Если надо будет поцеловать, то и поцелую! А разрешения спрашивать — ни у кого не буду!»…

Тишина. Тёплое нежное солнышко. Недовольное фырканье голодных глухих кайманов.

Странно это всё, странно…

Марта первой заговорила о реальных делах:

— Дон Оскар, мы что же, так и будем тут в «гляделки» играть? Глаза у вас, безусловно, красивые. Да и у меня — также. «Гляделки» можно, безусловно, и на «бутылочку» заменить. Почему бы и нет? Но может, стоит задуматься и о серьёзных вещах? Какие у нас с вами ближайшие планы?

Денис неопределённо пожал плечами:

— Совершенно обычные планы: возвращаемся — тем же путём — к берегу. После чего идём к старым заброшенным каменоломням. Там мы должны встретиться с вашим отцом и братом, они вас ищут на Досе, другом притоке Грязнухи, у них и рация имеется…

— А где моя мама?

— Она осталась в базовом лагере, ждёт прилёта гидроплана. Да, а вы плавать-то умеете? — забеспокоился Денис. — Неужели не умеете?

— Во-первых, переходим на «ты», — непреклонно объявила Марта. — Я так хочу. Сколько можно играть в родовитых аристократов? Ещё раз «выкнешь», или назовёшь меня «сеньоритой» — серьёзно обижусь и вызову на дуэль. Понятна доблестному идальго такая нехитрая сентенция? Во-вторых, с чего это ты решил, будто я не умею плавать?

— Сеньора Мария Сервантес, твоя мать, умеет практически всё: объезжать диких мустангов, рисовать картины, метко стрелять — из всех видов оружия, болтать без умолку — на ста языках…. Только вот воды она панически боится и падает в обморок, если входит в водоём по грудь. Вдруг, ты в неё пошла?

— Есть такое дело, — согласилась Марта. — Мама, действительно, не умеет плавать. Но — по данной конкретной позиции — я пошла в отца и плаваю, как натуральная рыба…. Только вот не как ты, — руками изобразила кроль, — а вот так, — продемонстрировала технику браса. — Так, конечно, получается гораздо медленнее, зато я могу без остановок плыть сколь угодно долго. Два года назад я даже Ла-Плату — на спор — переплыла. Представляешь?

Денис уважительно покивал головой: переплыть Серебряную Реку — дело крайне непростое и, безусловно, очень даже почётное.

— Да, а как же Игнасио? — вспомнил запоздало. — Сеньора Мария говорила, что у него сильно повреждён позвоночник. Придётся для его транспортировки плот мастерить. Из чего вот только? Ты же все деревянные части самолёта уже сожгла…

— Не придётся ничего мастерить, не нужен плот, — печально вздохнула девушка и показала рукой на невысокий холмик, сложенный из прибрежных камней. — Игнасио умер вчера на рассвете…. Долго мучился, кричал страшно. Даже эти глухие кайманы, такое впечатление, прониклись и немного отплыли от острова. Я его похоронила…. Кстати, откуда это мама узнала, что у него было плохо с позвоночником?

— Зеркало Святой Бригитты, — коротко ответил Денис.

— Ах, да. Эта волшебная штука. Я недавно тоже общалась с ней, три недели назад, когда папа с мамой уехали в Буэнос-Айрес, а я одна осталась на асьенде.

— И, как? Кого видела?

Марта посмотрела ему прямо в глаза, так посмотрела…

— Я попросила у Зеркала показать лицо человека, от которого у меня родится сын, — загадочно и многозначительно замолчала.

— И, что?

— Тебя и увидела, понятное дело! Ты как раз в Боготе поднимался на борт «Конте Гранде». Понимаешь теперь? Это — Судьба…

Денис прошёлся по островку, осмотрел погрызенный кайманами гидроплан. Да, самолёт восстановлению не подлежал, жалко. А вот из чего же его сбили? Пробоин, следов осколков, иных механических повреждений не наблюдалось.

— Оскар, я готова! — долетел до него звонкий голосок.

Марта сняла свои штаны, забросила их за спину, крепко связала между собой штанины у себя под грудью, закрепила на талии полиэтиленовый пакет с документами, фотоаппаратом, отщёлканными кассетами с плёнкой и маленьким чёрным пистолетом.

— Расскажи, как вас сбили, — попросил Денис, стараясь не смотреть на её голые, безумно красивые и стройные ноги.

Девушка задумалась.

— Я и сама ничего толком не понимаю. Вдруг, откуда-то со стороны гор, где находится озеро, из которого вытекают Уна и Дос, показался непонятный серебристый цилиндр. За цилиндром от самой земли тянулся широкий белёсый след. Эта штуковина летела очень и очень быстро, не долетев до гидроплана метров сорок, она неожиданно взорвалась…. Ударной волной, как потом сказал Игнасио, повредило тяги рулей высоты. Это где-то в самом хвосте самолёта…. А ещё какие-то лонжероны помяло. Вот и пришлось срочно идти на посадку…

«Реактивная ракета „земля-воздух?“, — удивился Денис. — „Следовательно, в этой глухой сельве есть какой-то жутко секретный и важный объект, который эта ракетная зенитная батарея и охраняет. Интересное дело…“.

— У тебя там мыло имеется? — уточнила Мартина, отвлекая его от раздумий. — А-то мне помыться надо срочно, постираться. Изгваздалась вся — как последний поросенок…

— Очень симпатичный поросёнок! — горячо заверил он девушку. — У меня в пироге всё имеется: мыло туалетное, хозяйственное и, даже, маленький полиэтиленовый тазик.

— Тогда поплыли?

— Хорошо, — согласно кивнул головой Денис.

— Можно, я буду дуть в свисток? А? Отдай, не жадничай! — Марта говорила так, как будто они были знакомы уже не одну тысячу лет. — Ну, что тебе стоит? Не вредничай!

Через двадцать секунд он безропотно протянул ей свисток:

— Бери, дорогая, пользуйся!

— Ого, уже — дорогая? Да ладно, не красней. Это я просто так, из природной вредности…

— Послушай, — замялся Денис. — А это — правда?

— Что — это?

— Ну, что в Зеркале ты увидела меня?

— Святая правда! Клянусь всеми Святыми и здоровьем нашего будущего мальчика! Кстати, я решила его „Денисом“ назвать, в твою честь…

Они поплыли медленно, изредка касаясь друг друга локтями и ступнями ног. Марта лукаво и довольно улыбалась, следовательно, эти касания были совсем не случайными.

Глухие кайманы плескались где-то в непосредственной близости, впрочем, так и не решаясь пересечь границы магического круга.

Когда до берега оставалось метров двенадцать-пятнадцать, Марта неожиданно остановилась, и, весело глядя Денису в глаза, вынула изо рта базальтовый свисток и крепко зажала его в своём маленьком смуглом кулачке.

— Сумасшедшая! — гневно закричал Денис. — Прекращай немедленно! Порвут ведь сейчас, опомниться не успеешь!

Он почувствовал — спинным мозгом — как глухие кайманы встрепенулись и неудержимо рванулись вперёд…

Марта вставила свисток в рот и погрузилась в воду по самую макушку, на поверхности воды заплясали крупные пузырьки выдуваемого девушкой воздуха. Кайманы, до которых оставалось метра три-четыре, незамедлительно шарахнулись в разные стороны…

Выбрались на берег.

„Вот я сейчас задам тебе, чертовка!“ — подумал Денис. — „Таких пощёчин надаю, век не забудешь!“.

Поднялся на ноги, посмотрел на Марту. Мокрая футболка плотно облепила стройное тело девушки, наглядно демонстрируя полное отсутствие на нём такой важной детали женского туалета — как лифчик.

„Бог ты мой!“, — испуганно произнёс внутренний голос. — „За что? Дай мне силы сопротивляться!“…

— Поцелуй меня, Оскар, — негромко попросила Мартина. — Или — Денис? Всё равно, поцелуй…

Наваждение прошло только часа через два.

— Тебе было хорошо? — шёпотом спросила девушка, ласково поглаживая шрам на его правом плече.

— Хорошо, — согласился Денис. — Очень хорошо…. Только вот, как я теперь буду смотреть в глаза твоим родителям? Командир подразделения нагло совратил молоденькую дочку своих подчинённых…. Нехорошо это, право. Нечестно и подло…

— Ну, кто кого соблазнил, это ещё большой вопрос, — коротко хохотнула Марта. — А родители…. Мама — по моим глазам — обо всём догадается сразу, всё правильно поймёт и осуждать не будет. Она у меня мировая…. Отец? Да, тут всё сложнее. Придётся тебе, командир, сделать мне официальное предложение — по всем аргентинским правилам. А я, естественно, сделаю вид, что его с радостью принимаю. После этого мы сможем спать вместе вполне легально, в качестве жениха и невесты…. В Аргентине это само собой разумеющееся действо. Устоявшаяся традиция, так сказать…. Можешь даже мне подарить скромное колечко — с маленьким алмазиком. Да, ладно, это я пошутила — про алмаз. И простое кольцо сгодится, только — золотое…

— Подожди, подожди…. Как это — „сделаешь вид, что принимаешь моё предложение“? — нахмурился Денис.

— Достоверно сделаю, так, что все поверят — Мартина легко коснулась губами его щеки. — А ты, что же, действительно хочешь на мне жениться?

— Ну, в общем, да. Имею такое устойчивое намерение…

— Глупый, какой глупый! — звонко рассмеялась девушка. — Я же аргентинка. Здесь — моя Родина, моя прекрасная бело-голубая Аргентина. Я никогда не уеду отсюда. Никогда и ни за что…. Ты хочешь жениться на мне? Без вопросов, дорогой, я согласна…. Только для этого тебе придётся оставить свою Службу, принять аргентинское гражданство и поселиться здесь навсегда. Понимаешь — навсегда! Свою маленькую Анастасию сюда перевезёшь, я постараюсь стать ей хорошей и любящей матерью…. Молчишь? То-то же! Впрочем, надеюсь, что у нас с тобой будет ещё много времени, чтобы хорошенько подумать обо всём. Мы же прямо завтра не расстаёмся? Верно?

— Поцелуй меня! — попросил Денис…

Собираться в дорогу они начали только утром следующего дня.

Денис проснулся от странных звуков: „Хлюп-хлюп, хлюп-хлюп!“.

— Что ты там делаешь? — спросил, не открывая глаз.

— Стираюсь! — весело ответила Марта. — Только ты не оборачивайся, я голая!

— Совсем — голая?

— Совсем.

Он незамедлительно открыл глаза и обернулся….

Через час Марта спросила — голосом ленивой и довольной кошки:

— Дорогой, а где нас будут ждать отец и Иван?

Денис разложил в невысокой траве свою половину топографической карты:

— Мы сейчас находимся здесь, — показал пальцем. — А вот этот коричневый квадратик и есть заброшенные старые каменоломни, условленное место встречи.

— До этих каменоломен километров сорок будет? — уточнила Марта. — Тогда до вечера дойдём!

— Вряд ли, тут кроме нас ещё какие-то вооружённые немцы шастают по всей округе. Так что, идти будем очень медленно, максимально соблюдая осторожность…

Он рассказал Марте о том, что наблюдал на краю глубокой горной расщелины.

— Больше, чем двести убитых индейцев? — потрясённо переспросила девушка.

— Ну, я же не пересчитывал. Но много, очень много…

— И ты не застрелил тех мерзавцев, которые в пробковых шлемах? Как же так? Почему?

Денис ласково погладил девушку по маленькой симпатичной родинке на загорелой щеке.

— Дорогая, но я же тогда искал тебя. Нельзя было поднимать шум. Могла бы завязаться серьёзная заварушка. Это заняло бы, наверняка, много времени. Ты же на своём острове могла запросто помереть от голода. Не мог я такого допустить!

— А, сейчас?

— Что, сейчас?

— Ну, ты же уже меня нашёл?

— Нашёл.

— Так что же нам теперь мешает — вставить этим негодяям — по самое не могу?

— Можно и вставить, — пожал плечами Денис. — Вот встретимся с твоими отцом и братом. Нарастим, так сказать, воинский потенциал. Тогда и вставим…

Денис остановился, выйдя на большую травянистую поляну, сбросил рюкзак рядом с толстым стволом поваленного дерева. Несколько раз бдительно провёл лезвием мачете вдоль упавшего ствола, для страховки сильно дунул в заветный свисток. Змеи — главная опасность сельвы. Тем более, он не был уверен, что змеи реагируют на звуки карибского свистка. А может, реагируют, но не все?

— В чём причина внеплановой остановки? — ехидно и насмешливо поинтересовалась Марта. — Опять в животе крутит?

— Крутит, — хмуро согласился Денис. — Обидно даже. Пьём только кипячёную воду, едим только консервы.

— Ой, ли? Только консервы? — негромко засмеялась девушка. — А кто вчера в ручье поймал неизвестную рыбу, зажарил на углях и всю слопал — без остатка? Форель, форель! А я тебе говорила, что это подозрительная рыба: у неё жабры были странные, очень тёмные. А всё жадность твоя…. Тоже мне, опытный диверсант!

Денис смущённо запыхтел, всё это было чистой правдой.

— Ладно тебе, девочка. Ворчишь, как старая жена. Посиди здесь, помечтай, а я быстро, даже соскучиться не успеешь…

Порывшись в рюкзаке, он запихал в карман куртки пачку цветных бумажных салфеток, тихонько дуя в свисток, направился к густым зарослям дикого апельсина. Пока справлял нужду, очистил один из красно-оранжевых плодов. Кожура оказалась непривычно толстой — сантиметра два, а мякоть — жёсткой и горьковатой. Дрянь полная!

Показалось? Нет, со стороны поляны, где осталась Мартина, действительно, долетел звук мужского голоса. Денис торопливо застегнул пряжку ремня, сбросил с плеч куртку, выхватил из „подмышечной“ кобуры верный браунинг, по-пластунски двинул на незнакомый голос.

Осторожно выглянул из-за ствола омбу.

На противоположном краю поляны обнаружился белокурый амбал в защитной форме, с американским винчестером в руках. До Марты Денису оставалось метров двенадцать, от неё до незнакомца — ещё порядка двадцати пяти. Итого, тридцать семь. Он неплохо стрелял из пистолета, но для браунинга тридцать семь метров — далековато. В том смысле, что без всякой гарантии. Выстрел на поражение может не получиться, амбал успеет пальнуть в ответ, может Марту зацепить…. Что делать?

— Повторяю свой вопрос, — белокурый субъект говорил по-испански медленно, с чудовищным акцентом: — Кто ты такая? Что здесь делаешь?

— Меня Розаной зовут, — весело и непринуждённо сообщила Марта. — Я ищу Манфреда. Ну, он такой симпатичный, очень высокий…

— Манфреда Груббера?

— Его самого. А что, у вас много Манфредов?

— Это — военная тайна! — через минуту очень строго ответил белобрысый. — Зачем тебе Груббер?

Марта глупо захихикала, старательно изображая девичье смущение:

— Зачем молодая девушка может искать молодого мужчину? За тем самым, о чём ты сам и подумал…. Мы с Манфредом встречались ещё в Марискале, я оттуда родом. Знаешь такой городок?

— Знаю, конечно.

— Так вот, — продолжала Марта. — Встречались, а потом он сюда уехал, к заброшенным каменоломням. А я очень соскучилась…. Понимаешь? Молодой здоровой девушке очень трудно — без регулярной мужской ласки….

Проводишь меня к Манфреду?

Амбал прогнозируемо оживился:

— Можно и проводить. Здесь недалеко. Только мне-то какая выгода с того?

— Ну, можем договориться…. Понимаешь, глупый? Ты тоже очень симпатичный и мне нравишься…

— Нравлюсь? — белобрысый чуть приопустил свой винчестер. — Тогда раздевайся и иди ко мне, мучача!

„Стой на месте!“, — молил про себя Денис. — „Кокетничай дальше и зови придурка к себе. Пусть он сам подходит — прямо под мои выстрелы!“…

Марта грациозно стащила с плеч футболку, отбросила её далеко в сторону, и, призывно покачивая бёдрами и непринуждённо заложив руки за спину, медленно пошла по направлению к верзиле, который уже плотоядно облизывал узкие губы, направив ствол винтовки в землю.

„Вот же, чертовка! — ругнулся про себя Денис и осторожно пополз вперёд, готовясь к молниеносному прыжку. — „Пусть только этот блондинистый козёл положит винчестер на землю, пусть только положит…“.

Когда до амбала оставалось метров восемь-десять, Марта резко взмахнула правой рукой. Бесшумно мелькнула светлая точка, винтовка выпала из рук блондина. Денис тут же — гигантскими прыжками — рванул вперёд. Добежал за пару-тройку секунд, но правки уже не требовалось: из горла немца торчала чёрная рукоять ножа, ноги верзилы — в сапогах сорок седьмого размера — мелко подрагивали в предсмертной агонии…

— А вот здесь я в мамочку пошла, — устало сообщила Марта. — Она ножи метает — лучше всех на этом свете! Дорогой, ты, кстати, забыл застегнуть ширинку…

Денис смущённо засопел, возясь с непослушными пуговицами:

— Как это у тебя натурально получалось! Чёрт побери!

— Что — это? — невинным голосом поинтересовалась Мартина.

— Да — мужчин соблазнять!

— Ревнуем? — неожиданно обрадовалась девушка, натягивая подобранную футболку. — Это же просто замечательно! Наблюдаются первые признаки безумной влюблённости…

Они оттащили мёртвое тело до ближайшей естественной выемки в земной поверхности, уложили, предварительно обыскав. В нагрудном кармане куртки амбала обнаружился тяжёлый холщовый мешочек. Денис потянул за тесёмки, ему на ладонь посыпались странные жёлтовато-серые „капли и лепёшечки“.

— Это что же, золото? — сделала большие глаза Марта.

— Золото. Настоящее самородное золото, — подтвердил Денис. — Теперь с этими каменоломнями всё окончательно понятно. Немецкие поселенцы обнаружили в заброшенном подземелье богатое золоторудное месторождение и разрабатывают его в спешном порядке. Индейцев-гуарани используют в качестве бесплатной рабочей силы, тех, кто уже не может полноценно трудиться в руднике, убивают…. Действительно, натуральное скотство! Надо закрыть эту лавочку…

— А я тебе про это и говорю! — воинственно подхватила Марта. — Вставить и закрыть! А вот ещё непонятка: зачем наш покойник таскал в кармане золотые самородки?

Денис неопределённо пожал плечами:

— Немцы — нация очень аккуратная и щепетильная. Для них понятие „своевременная выдача заработной платы“ — свято. Скорее всего, наш бедолага недавно зарплату этими самородками и получил — месячную, например, или двухнедельную…

Когда труп немца был завален травой и ветками кустарника, Денис в очередной раз развернул свою карту.

— Куда направимся дальше? — по-деловому поинтересовалась Марта.

— Думаю, пойдём в прежнем направлении. Очевидно, это был стационарный пост, так что дальше неожиданностей не будет…. До того момента, пока на пост смена не заявится. Тогда могут поднять тревогу, прочесать местность. Ничего, время у нас ещё есть…. Как мне подсказывает мой долгий военный опыт, смена караула в тропиках происходит часа за два за три до обеда. А сегодняшний обед завершился совсем недавно. Следовательно, этого твоего несостоявшегося любовника будут менять только завтра, и у нас есть часов двадцать, как минимум.

— А почему — часа за два за три до обеда? — уточнила девушка, проигнорировав шпильку про „несостоявшегося любовника“.

— Сама подумай, — Денис закурил сигарету. — Меняться на рассвете? В тропиках ночи тёмные. Смене в тёмноте идти по сельве, полной ядовитых змей? Нереально. Меняться на закате? Тоже нехорошо: тот, кого сменили, будет добираться на базу в полной темноте…. Поэтому, самое удобное время — десять-одиннадцать часов дня: смена ещё по утреннему холодку выходит в путь, а те, кого сменили, на базу возвращаются как раз к обеду. Пообедали, а тут и сиеста наступила…. Всё удобно и логично. Согласна?

Предательскую поляну, на всякий случай, они обошли стороной.

Часа два шагали по сельве, непрерывно махая мачете и усердно обливаясь потом. Повсеместно стали попадаться трупы: животных, птиц, ящериц, змей, крупных насекомых, умерших, как минимум, неделю назад. Окружающий воздух превратился в сплошную зловонную клоаку. Мартина прятала лицо в полах куртки, Денис усиленно принюхивался, внимательно осматривал некоторые останки.

— Ну, что ты там высмотрел? — спросила на привале девушка.

Он задумчиво подёргал за мочку правого уха:

— Химия какая-то, которую разбросали с самолёта. Похоже, кто-то хотел сделать „мёртвое поле“ вокруг секретного объекта. Смотри внимательно себе под ноги, высматривай всё, что похоже на „натянутые проводки“….

Отмахали ещё километров семь-восемь.

— Ну-ка, остановимся на минутку! — скомандовал Денис. Сбросил тяжёлый рюкзак на землю, смахнул рукавом пот со лба, отдышался, поднёс ко рту руки, сложенные рупором, громко прокричал-проухал белой сибирской совой: тоскливо, жалостливо, загадочно.

— Что это было? — опешила Марта.

Денис чутко вслушивался в звуки окружавшей его сельвы.

— Это такой условный сигнал. Обозначает: — „Я здесь! Ищу встречи!“. Он у нас с твоим отцом сохранился ещё со старых времён, с Алтая. Тогда же никто не знал, что нам в сельве придётся искать друг друга. Вот новым сигналом и не обзавелись. Белые совы в парагвайской сельве, понятное дело, не водятся. Но делать нечего, приходится рисковать…

— А, с другой стороны, — утешила Мартина, — уже друг друга ни с кем не перепутаете.

Не дождавшись ответного сигнала, они пошли дальше.

Через десять минут Марта вскинула руку вверх, подавая знак тревоги.

— Что такое? — прошептал Денис в ухо девушки, — Что-то слышишь?

— Какой-то шорох и редкий треск, — она указала направление рукой. — Вон там. И такое впечатление, что звук идёт не от земли, а откуда-то сверху…

Дальше поползли уже по-пластунски, бдительно посматривая вверх и держа указательные пальцы на спусковых курках. Шелест и треск слышались уже отчётливо. Впереди явственно обозначилась новая просторная поляна.

Вот ещё десяток-другой метров позади.

— Осторожно, проволоку не задень! — громко прошипел Денис.

Мартина, немного опережавшая его, понятливо кивнула головой, поднырнула под неприметно-серую, туго натянутую проволоку, осторожно выглянула из-за ствола платана и тут же спрятала голову обратно:

— Оскар, там натуральная высоковольтная линия электропередач, трансформаторы всякие, охранники! Этого просто не может быть! Откуда в дикой сельве — высоковольтная линия?

— Спокойно, не волнуйся и говори потише! — он продвинулся вперёд, также успешно миновав серую „нить“, приподнял голову.

Марта оказалась абсолютно права, это действительно была подстанция высоковольтной линии: тихонько гудели ящики трансформаторов, белые и зеленоватые керамические „чашечки“ выстроились высокими столбиками, толстые чёрные провода на высоких деревянных столбах тянулись по широким просекам в противоположные стороны. Вот и наблюдательная вышка с вооружённым вертухаем на верхней площадке, две фигурки в песочной форме торопятся куда-то со всех ног. Опаньки, да впереди них — собака на поводке…

Поднырнув под проволоку, они отползли метров на семьдесят в сельву и провели короткое совещание.

— Что же это получается? — негромко рассуждал Денис, в очередной раз расстелив на земле свою карту и сориентировав её по сторонам света. — На карте ничего похожего нет: ни линии электропередач, ни этих просек. Следовательно, всё это появилось здесь совсем недавно. Кто же эти таинственные строители? Ответ только один: мофы, боши, они же — фридолины…. Зачем? Ведь для того, чтобы куда-то перемещать электроэнергию, её предварительно необходимо сперва выработать. Правильно? Но поблизости — на сотни километров — нет электростанций! Я ничего не путаю?

— Всё верно, дорогой! — покладисто согласилась Марта, с нежностью посматривая на него своими зелёными глазищами. — Считается, что в этом районе электростанций нет. Но трансформаторы-то гудят. Провода-то шелестят и постреливают. Следовательно, по ним течёт электричество…. А раз так, то есть и электростанция! Логично я рассуждаю?

— Более чем, — Денис посмотрел на свою юную напарницу (или, правильней говорить, любовницу?) с уважением. — А ты у меня, оказывается, ещё и умница, плюсом ко всем другим достоинствам.

— А то! — лукаво улыбнулась Марта. — Я самая красивая, сексуальная и умная женщина этого мира! Скажешь, что это не так? — грозно нахмурила брови.

— Так, безусловно, так! Не казните, грозная царица! А вот не подскажите ли, любезная моя невеста, — он перешёл на более серьёзный тон, — где же эта электростанция находится? Может, и нужную точку — вашим изящным пальчиком — укажите на карте?

— Во-первых, перестань сейчас же „выкать“! Во-вторых, спасибо за „невесту“. По-настоящему — спасибо! Давай, я тебя в щёку звонку чмокну…. А, в-третьих, дай-ка мне карандаш, я тебе сейчас всё подробно нарисую.

Он развязал рюкзак, достал из него полевой геологический планшет, расстегнул, взял из специального отделения остро отточенный синий карандаш, протянул Марте.

— Давай, Пикассо в юбке, продемонстрируй свои наследственные таланты!

— В штанах я сегодня, — грустно ответила девушка. — Уже и забыла, что это такое — юбка. А знаешь, — улыбнулась интригующе, откровенно дразня, — я ведь очень люблю носить короткие и обтягивающие юбки…. О, я уже представляю, как ты будешь безумно ревновать! Как будешь зубами скрипеть! Лицом почернеешь — как тот мавр по имени Отелло! Уж я постараюсь, можешь не сомневаться!

Денис чуть поморщился:

— Я и не сомневаюсь…. Уже догадываюсь — какая доля мне уготована. Ты рисуй давай, рисуй…

Марта на секунду задумалась, чиркнула, словно расписывая, карандашом по белой рамке карты:

— Вот, смотри. Мы здесь, ставлю точку. Вот этот синий прямоугольник — наша загадочная подстанция. Эти линии обозначают просеки. Одна из них ведёт к старым каменоломням. Другая — к горному озеру, откуда вытекают речки Уна и Дос. Если ты заметил, то эта вторая просека дальше раздваивается…. Не обратил внимания? Стыдно, товарищ опытный диверсант! Я и то заметила! Ладно, делаю окончательные выводы: в тех местах, где реки вытекают из горного озера, мофы выстроили две гидроэлектростанции…. Вот, посмотри на топографические отметки: с трёх сторон озеро ограничено высокими горами, откуда и поступают талые воды ледников. Дальше всё просто: с четвёртой короткой стороны возводится высокая бетонная плотина с двумя затворами. Там, где истоки Уны и Дос, устанавливается необходимое оборудование: гидротурбины, всякие роторы, статоры и щётки…. Да, вот ещё, только сейчас вспомнила…. Год назад газеты писали, что Рио-Парагвай обмелела, суда стали часто садиться на мели. А Грязнуха, и вовсе, почти пересохла. Пять месяцев длилось это безобразие, а потом вода вернулась на прежний уровень, судоходство полностью восстановилось…. Вот, эти пять месяцев мофы и строили плотину, наполняли новую — всего-то на четверть искусственную — чашу озера водой. Всё сходится…. И этот серебристый цилиндрик, который сбил наш гидроплан, прилетел как раз из этого района. Может, с этого холма? Наверно, там располагаются зенитные пушки, оснащённые какими-нибудь хитрыми снарядами. И задача у этих зениток — не подпускать к гидростанции всякие летающие объекты, сбивать их ещё на подлёте. А раз так, — Марта важно подняла вверх указательный палец, — значит, где-то рядом с пушками располагается мощный радар! Ну, такой, какие англичане применяли во время войны, я про это читала в одной книжке…. Чёрт побери! Так это был непростой снаряд, а самая настоящая ракета! ФАУ-1, или, даже, ФАУ-2. Такие у немцев были, они ими Лондон забрасывали, как писали в наших газетах. Как тебе, любимый, моя версия?

— Надо признать, весьма элегантно! — согласился Денис. — Свежо и нестандартно…. Ты в очередной раз непреложно доказала, что являешься девушкой продвинутой, не обделённой интеллектом. Ответь мне только, умная сеньора, зачем в дикой сельве — столько электричества?

Марта развела руки в стороны:

— Откуда же мне знать! Понятно, что это как-то связано с каменоломнями…. Сам же говоришь, что боши там нашли богатое месторождение золота. Вот и добывают там его, обогащают, а потом переплавляют в большие слитки. Запросто может быть!

— Может, — ещё раз согласился Денис и тут же поймал себя на мысли, что ему безумно нравится — во всём соглашаться с этой необычной девушкой, так быстро похитившей его бедное сердце. — Хотя, золото может оказаться всего лишь отвлекающим манёвром. Борман — старая хитрая лисица…

— Какой ещё Борман? Тот, который в фашистском рейхе занимал какую-то важную должность? Его ещё звали Мартином, почти как меня? Он-то здесь причём?

Денис внимательно посмотрел на девушку:

— Скажи, свет моих очей, а зачем ты, собственно, летала на самолёте над парагвайской сельвой, фотоаппаратом щёлкала?

— Ну, как же! Мы с Игнасио должны были заснять всякие объекты, незаконно построенные на индейских землях, а потом передать эти снимки в одну правозащитную организацию, которая…, - Марта запнулась. — Стоп! Ты что же, намекаешь, что папа и мама мне всё наврали? Что у этой воздушной экспедиции была совершенно другая цель? Нет, ты прямо всё говори, ничего не утаивая…

Он ей всё и рассказал: про немецкое „Оружие возмездия“, о роли Бормана в этом проекте, про американскую экспедицию „Высокий прыжок“, и о том, что рейхсканцлера недавно видели в одном из аргентинских городов, откуда он улетел на частном самолёте в Парагвай…

— Да, это очень серьёзные дела! — задумчиво кивнула головой Мартина. — Можешь мной полностью располагать, командир. Во всех смыслах…, — многообещающе стрельнула зелёными глазищами.

Где-то в отдалении тоненько и тревожно взвыла сирена.

Через минуту прозвучало несколько хлопков, в небо взмыли красные и жёлтые сигнальные ракеты…

Глава семнадцатая Волк, капуста и козёл

Марта вопросительно и тревожено посмотрела на Дениса.

— Что это значит? Общая тревога?

— Тревога, но, думаю, обычная, штатная. Скорее всего, просто кто-то задел "тревожную проволоку", натянутую по границам подстанции. Причём, этот "кто-то" не обязательно человек, а, например, молодой и глупый тапир…

Рядом громко и тревожно заухала полярная сова, Денис тут же ответил.

— Наши где-то рядом? — взволновано спросила Марта.

— Рядом. До них метров двести — двести пятьдесят. Пойдём, встретимся с твоими родственниками.

— Вполне возможно, они очень скоро станут и твоими родственниками. Официальными…. Неофициальными-то уже стали! — не удержалась девушка от лёгкого укола.

Времени на тёплые объятия и на обмен пространными цветистыми речами совершенно не было. Словно подтверждая это предположение, в воздухе тоненько просвистело, и метрах в ста от них прогремел взрыв.

— Рад видеть тебя живой, дочка! — Крест неловко чмокнул Марту в щёку, Денису крепко пожал руку: — Привет, командир! Рад, что ты её нашёл. А где Игнасио?

— Умер, — коротко ответил Денис.

Ещё раз просвистело, взрыв раздался с другой стороны, метрах в семидесяти пяти.

— Понятно. Надо срочно уходить…. А всё этот молокосос! — погрозил Крест пальцем смущённому Ивану. — Задел-таки проволоку, шалопай! Давайте за мной — галопом на северо-восток — пока мофы не достали…

Остановились они только минут через двадцать, на каменистом берегу крохотного ручья. Саня молниеносно выхватил из-за голенища сапога свой чёрный кнут, взмахнул. Раздался громкий щелчок: голова большой бурой змеи отлетела в одну сторону, её обезглавленная часть — в другую.

— Отбой! — выдохнул Крест, — Дон Оскар, ничего, что я немного покомандовал вместо тебя? Просто времени совсем не было на соблюдение субординации…. Не обиделся?

— Ни капли, — Денис благодушно улыбнулся, и устало опустился на круглый валун. — А ты уверен, что погони не будет? У них и собаки имеются, я лично видел.

Саня отрицательно помотал головой:

— Не будет погони, я там, рядом с потревоженной проволокой подбросил двух мёртвых зайцев. Представляешь, с утра подбил из пращи, в десяти километрах отсюда, там ещё встречается живность. Так эти консервы надоели — слов нет! Вот, думал к вечеру, если вас не встретим, отойти подальше в сельву и на "бездымном" костерке зажарить честно-добытую дичь, поесть от пуза…. Так нет же! — сердито посмотрел на сына. — Из-за некоторых неуклюжих молодых людей пришлось бросить зайчишек! Да ещё и тушки их слегка поуродовал: пусть охранники теперь думают, что это длинноухие задели проволоку, а потом их посекло осколками мин…. Эх! А от собак я наши следы специальным американским порошком присыпал, так что, можно спокойно отдыхать.

— Да, ладно тебе, папа, ругаться! — принялся оправдываться Иван. — Я же не нарочно. Больно уж тонкая эта проволока, незаметная такая…

Крест только рукой махнул:

— Ладно, проехали! Ну, Мартина, рассказывай, как там у вас всё сложилось…

Марта и рассказала — почти всё. А закончила своё короткое повествование такими словами, хитро косясь при этом на Дениса:

— А ещё, папа, мне сеньор Рамос предложение сделал!

— Какое предложение?

— Самое обычное. Предложил мне выйти за него замуж.

— Это правда, командир? — Санёк недоверчиво захлопал ресницами.

Иван сперва принялся весело посмеиваться, но потом передумал и разумно замолчал.

Денис тяжело вздохнул, негромко крякнув, поднялся на ноги, зачем-то ладонями отряхнул свои штаны.

— Тут такое дело, — посмотрел Кресту прямо в глаза. — Уважаемый сеньор Алекс Сервантес! Я прошу руки вашей прекрасной дочери Мартины! Отнеситесь к моим словам серьёзно и, пожалуйста, дайте ваш однозначный ответ. Вот, — он беспомощно развёл руки в стороны.

— Однако, дела! — Саня взволновано запустил пятерню в свою густую шевелюру. — Не знаю, что и думать. Как-то это всё неожиданно…. А ты, дочка, что скажешь?

— Я уже сообщила дону Оскару о своём согласии, — церемонно ответила Марта, стыдливо потупив глаза.

— Что ж, раз такое дело…, - неуверенно забубнил Крест. — Я очень рад, и не буду чинить препятствий вашему счастью. Для нашего семейства породниться с вами, дон Оскар, большая честь. Просто это очень неожиданно, и вы так мало знакомы…

— Ура! — радостно завопил Иван. — Жених и невеста, целуйтесь!

Марта демонстративно повернулась к Денису щекой:

— Можете поцеловать меня, доблестный идальго! Только, прошу, не увлекаться. До свадьбы необходимо соблюдать целомудрие…

Иван, оценив юмор сестры, бесшумно содрогался в конвульсиях едва сдерживаемого смеха, Крест продолжал задумчиво чесать в затылке…

Саня, наконец, справился со своей растерянностью и спросил у Дениса:

— Что будем делать дальше, командир? Как я понимаю, эти старые каменоломни нас больше не интересуют.

— Почему это? — вмешалась Марта. — Может, этот противный Борман в них и прячется. Почём мы знаем?

Крест от неожиданности даже закашлялся:

— Ты что же, дон Оскар, всё рассказал этой вертихвостке?

Денис только головой кивнул, а Марта с гордостью подтвердила:

— Вот именно, абсолютно всё! Я теперь полноправный боец группы "Омега", и вхожу в состав славной команды охотников за головой рейхсканцлера Мартина Бормана.

— Она, между прочим, очень большая умница, — чуть смущённо высказался Денис. — Мартина, расскажи, пожалуйста, нашим соратникам о своей догадке относительно охраняемых гидростанций.

Девушка не заставила просить себя дважды, коротко и доходчиво изложила суть своей смелой версии.

— Молодец, сестрёнка! — тут же откликнулся Иван. — Недаром ты в школе училась на одни пятёрки!

Марта довольно усмехнулась:

— Ну, не всем же двоечниками быть! Кто-то же должен отстаивать честь семьи…

Крест был настроен менее оптимистично:

— Допускаю, что у бошей в этой старой каменоломни располагается какой-то секретный объект. Может, действительно они там золотую руду переплавляют в слитки…. Это ничего не меняет. Главное, что Бормана здесь быть не может. Ему не с руки находиться в таком подозрительном и людном месте. Как считаешь, командир?

— Всё верно, — согласился Денис. — Эти места нашему фигуранту полностью противопоказаны. Может быть, если под землёй и находится нечто архиважное, то он раз в полгода с инспекцией и посещает эту местность. А может, и нет…. Тем не менее, — покосился на Марту, — считаю, что данный объект необходимо уничтожить. В этом подземелье фашисты могут чёрт те чем заниматься: изготовлять свои летающие диски, ставить опыты над людьми, разрабатывать новые виды оружия массового уничтожения. Так что, как говорится, будем беспощадно мочить уродов…

— Ура! — закричала Мартина. — Обхватила жениха за шею и крепко поцеловала в губы, никого уже не стесняясь…

Первым делом вышли по рации на связь с Марией, сообщили о спасении дочери.

— Как я рада, Мартина, что с тобой всё хорошо! — прорывался сквозь треск помех низкий радостный голос, говорящий на французском языке. — Гидроплан прилетает в Марискаль завтра вечером, сядет на местном водохранилище. Значит, послезавтра утром я вылетаю за вами, идите к разливу реки и ждите меня…

Денис отобрал у Марты микрофон, поднёс ко рту:

— Мадмуазель, слышишь меня?

— Да, шевалье!

— Вынужден тебя огорчить, ваша встреча с дочерью откладывается примерно на неделю, у нас здесь образовались неотложные дела.

— Что лично я должна делать? — Мари всегда отличалась высокой дисциплинированностью.

— Постоянно быть на связи, это раз. Гидроплан всегда должен быть готов к вылету в наш район и обратно, это два. В его салон должно быть загружено не менее ста пятидесяти килограммов тротила и аммонала, а также метров пятьсот-семьсот специального "сапёрного" шнура и взрывная машинка, работающая по принципу "динамо". Если есть возможность, то пусть "сапёрного" шнура будет больше. Сколько сможешь достать. На этом пока и всё.

— Тебя поняла, командир. Всё будет выполнено, я постараюсь.

— Тогда, конец связи…

Вторым делом, решили очень аккуратно, страхуясь и перестраховываясь, дойти до горного озера, где предположительно располагался гидроузел, осмотреться на местности. Версия Марты очень походила на правду, но необходимо было всё это увидеть своими глазами.

Крест предложил идти вдоль русла реки Дос, только по противоположному от "Междуречья" берегу, так как, по его словам, там было меньше ядовитых змей. Кроме того, судя по карте, километрах в тридцати по маршруту, на небольшом удалении от реки, должен был находиться высокий холм, с которого можно было тщательно осмотреть округу. Рассматривался вариант воспользоваться пирогой, на которой приплыли сын и отец Сервантесы, но для четверых пассажиров эта посудина была откровенно хлипковатой, а разделять отряд на части Денису не хотелось. Да и с вершины этого холма, отмеченного на карте, русло реки должно было хорошо просматриваться.

До конца дня путники прошли вверх по течению Доса километров десять-двенадцать, расположились на ночлег. Из соображений осторожности решили вовсе отказаться от костра, выставляемые по очереди часовые ограничивались только частым "шипением" из карибского свистка.

Утром двинулись дальше — цепочкой по одному.

Крест тронул Дениса, идущего первым, за плечо:

— Командир, давай я первым пойду. Предчувствия мучают нехорошие, нутром чую, что впереди поджидает какая-то пакость…

Денис всегда уважительно относился к предчувствиям и прочим душевным тревогам, поэтому без споров отправился в хвост колонны, благо перед ним теперь шла Марта. Во-первых, просто приятно было смотреть на её узкую сильную спину и на то, что располагалось немного ниже спины. А, во-вторых, на поворотах маршрута всегда можно было чуть приотстать и немного поцеловаться…

За этим увлекательным занятием их и застал врасплох вернувшийся назад Иван.

— Кых-ххх! — вежливо кашлянул юноша. — Я ужасно извиняюсь, дон Оскар, но мой отец просит вас срочно подойти. Извините ещё раз, что появился не во время! — добавил уже с явной ехидцей в голосе.

Крест показал рукой вперёд:

— Видишь, впереди — гигантским полукругом — выстроились зелёные кочки? Сучья валяются всюду, а вон там, такое впечатление, что сапогами натоптано. На что это, по-твоему, похоже?

Денис внимательно присмотрелся, прикинул направление этого "полукруга", вспомнил в уме топографическую карту.

— Такое впечатление, что это элементарное минное заграждение: ширина "боевой полосы" метров двадцать-тридцать, функционально отсекает от реки тот высокий холм, куда мы намеривались взобраться.

— И я того же мнения, — довольно кивнул Саня. — Причём, сразу видно, что ставили это заграждение приезжие, не знакомые с местными природными особенностями. В тропиках на взрыхлённой земле трава растёт гораздо быстрее, поэтому и получилась такая ясная картинка: каждое зелёное пятно — это мина и есть…. Тоже мне, деятели! Надо же было…

— Да Бог с ними, — прервал друга Денис. — Нам это только на руку. Предлагаю пойти вдоль этого полукруга, максимально приблизиться к холму, потом я схожу на разведку, осмотрюсь. Пройти через эти мины-кочки — раз плюнуть.

— Почему ты? Я тоже хочу! — заныл Крест. Давай жребий бросим — по-честному…

По жребию идти выпало Кресту. Вечернее солнце лениво дремало на нижнем секторе голубого неба, в ветвях деревьев приветливо перекрикивались птицы, словно желаю друг другу доброй ночи. Идеальное время для действенной разведки: давно уже было замечено, что красивые и яркие закаты действуют на часовых успокаивающе…

Санёк вернулся обратно уже в полной темноте, освещая минное заграждение карманным фонариком. Марта и Иван уже сладко посапывали на подстилке из широких пальмовых листьев, завернувшись в брезентовые плащ-палатки.

— Там, на самой вершине холма, у бошей расположена зенитная установка: такая длинная штуковина, сваренная из стальных прутьев и полос, направленная в небо градусов под пятьдесят по отношению к горизонту, — доложил Крест. — В этой штуковине закреплена серебристая ракета: метра три длинной, диаметром сантиметров пятьдесят-шестьдесят…. Рядом расположен радар. Такая вогнутая сетка, которая медленно вертится вокруг своей оси…. Около радара, метрах в десяти, построена маленькая "будка" — два метра на три. Двое часовых бродят по площадке, бородатые анекдоты без устали травят друг другу. Автоматы за плечами, видимо, дисциплина притупилась окончательно. Таких молодчиков снять бесшумно — одно сплошное удовольствие…. Метрах в ста пятидесяти от радара — две хижины средних размеров. Одна, я думаю, жилое помещение, другая — склад. Сколько человек там может находиться? Да, шесть-восемь бойцов, не больше…. В отношении горного озера Мартина оказалась права: там действительно высокая бетонная плотина и две гидростанции. До них от холма — километров десять-двенадцать всего…

Денис задумчиво взъерошил волосы на затылке.

— Придётся мне на рассвете самому сползать туда.

— Зачем? — обиделся Крест. — Думаешь, что я что-то упустил, типа — не доглядел?

— Не в этом дело. Просто нужно понять, смогу ли я самостоятельно запустить эту ракету. Вернее, не просто запустить, а чётко попасть в намеченную цель…

Солнышко медленно выползало из-за линии горизонта, в небе разливалась приветливая розовая заря, над землёй клубилась лёгкая дымка, оседая на лице мелкими капельками холодной росы. Поднявшись вверх по холму на три четверти, Денис решил немного схитрить. Он залез на высокий платан, возвышавшийся над другими деревьями, уже привычно смахнув мачете со своего пути парочку светло-зелёных змей, всмотрелся в нужном направлении. Бетонная, светло-серая плотина находилась в прямой видимости. Два серебристых потока воды, между которыми было всего-то метров четыреста, низвергались вниз со стометровой высоты. Что же, было над чем подумать…

Один из часовых мирно спал, свернувшись калачиком возле чуть дымящихся углей небольшого костра, другой сидел на просторной деревянной скамье, уставившись в толстую книгу. Денис чуть подкрутил регулировочное колёсико бинокля, выяснилось, что бодрствующий моф был большим поклонником Шиллера.

Денис перевёл бинокль на ракетную установку, минут через пять понял, что ничего хитрого в её устройстве не было: колесо перемещение платформы в горизонтальной плоскости, такое же, но с другой стороны, отвечающие за перемещение рамы с ракетой по вертикали, пусковой механизм, окуляры прицелов…

Необходимо ещё было ознакомиться со складскими запасами этого зенитного подразделения. Денис осторожно подполз к дверям склада, с помощью отмычки открыл нехитрый замок. Ящики — большие и маленькие, длинные и кубические, картонные коробки, предусмотрительно снабжённые белыми квадратными бумажками с поясняющими надписями. Тушёная кенгурятина, компот из абрикосов, гвозди — сотка…

На узких, трёхметровых по длине ящиках тоже присутствовали "этикетки". На десяти из них значилось: "MG — 132, аммонал", на трёх других — "MG –132F, зажигательная".

"Всё же, немецкая аккуратность, безусловно, заслуживает большого пиетета!", — отметил про себя Денис.

Разработать план эффективной диверсионной операции — дело куда как непростое. Уничтожить намеченный объект — это только половина дела.

Желательно ещё и живыми выйти из рискованной передряги, с минимальными людскими потерями.

Сперва сложили две половинки карты в единое целое, ещё раз внимательно изучили местность, где должна была проходить будущая операция.

— Можно я выскажу свои соображения? Можно? Можно? Можно? — зачастила Марта, на манер первоклассницы вытягивая одну руку вверх.

Крест поморщился и неодобрительно хмыкнул, Денис же только разрешающе кивнул, мол, предлагай, чего уж там…

Марта принялась излагать посетившую её идею ясно, чётко, доходчиво, как будто всю свою жизнь только и делала, что разрабатывала планы боевых акций, направленных на уничтожение серьёзных промышленных объектов противника:

— Предлагаю этот подземный гадюшник — затопить путём взрыва бетонной плотины. Этим манёвром мы — одним выстрелом — убьём сразу двух зайцев. Если даже мофы потом и откачают насосами воду из подземелья, то всё равно останутся без электричества. После завершения операции возвращаемся в Асунсьон и рассказываем сеньору Орлану обо всех этих безобразиях, творимых мофами. Я думаю, что ни генералу, ни диктатору Стресснеру не понравится, что боши втайне добывают золото и сотнями убивают местных индейцев.

— Может, парагвайская верхушка — в доле с фридолинами? — засомневался Иван.

— А мы тогда подстрахуемся! — ничуть не смутилась девушка. — Подключим ушлых репортёров, раздуем до небес скандал в прессе…. Впрочем, всё это уже частности. Возвращаемся к нашим немецким баранам…. Итак, первым делом, мы уничтожаем это зенитное подразделение, чтобы отрыть воздушный коридор для маминого самолёта. После этого (или — параллельно с этим?) берём под свой контроль обе гидростанции. На озере приземляется гидроплан с взрывчаткой, и мы минируем бетонную плотину. Там, в самом её основании, я знаю, в бетоне предусмотрены пустоты, чтобы персонал мог обслуживать и ремонтировать турбины. Протягиваем очень длинный провод, с помощью "динамо-взрывателя" подрываем заряд, плотина обрушается…. Происходит локальный Всемирный Потоп! Мы, тем временем, преспокойно садимся в гидроплан и улетаем — искать вашего Бормана в другом месте…

Крест недоверчиво прищурился и покачал головой:

— Как-то, дочка, всё у тебя просто и легко получается. Раз-два, и готово…. А так не бывает — в реальной жизни. Базу и гидростанции надо захватывать одновременно и после этого сразу же взрывать плотину, пока факт захвата не обнаружился, и мофы не подняли тревогу. А на минирование уйдёт достаточно много времени: разгрузить самолёт, спустить взрывчатку к основанию дамбы, грамотно разместить все эти ящики в бетонных пустотах. На это уйдёт ни один час…. Далее, провода. Ты куда их предлагаешь тянуть?

— Конечно же, вверх! — не задумываясь, уверенно ответила Марта. — А потом — по воде — к самолёту. Крутим машинку, происходит взрыв…

— Плотина обрушается, гидроплан — вместе со всем водяным потоком — устремляется вниз, — закончил за девушку Денис. — Для того чтобы гидроплан разбежался и взлетел, нужно время. А его, в этом случае, нет совершенно.

— Действительно, нехорошо получается! — искренне огорчилась Марта. — Хорошо, тогда мы поступим так…

Через два часа, проведённых в жарких дискуссиях, решили связаться с Мари.

— Самолёт к вылету готов! — бодро доложила сеньора Сервантес. — Загружен взрывчаткой под завязку. Только, командир, я так и не смогла достать "сапёрного" провода, ни одного метра. Да и самой взрывательной машинки нет нигде…

— Ладно, я всё понял, — вздохнул Денис. — Не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем. Всё, конец связи!

Он по очереди оглядел "соратников по оружию":

— Ну, все слышали? Усложняется наша с вами задача. Так что, амигос, придётся ещё поломать головы, найти другой, более приемлемый вариант…

Минут через десять Крест, криво улыбаясь, произнёс:

— Получается, как в той старинной русской головоломке — про волка, козла и капусту. Я, кстати, так до сих пор и не нашёл её верного решения…

— Папа, расскажи! — тут же заныла Марта, изображая из себя маленькую девочку. — Я страсть как обожаю — разгадывать разные головоломки.

— Расскажи, чего уж там! — попросил Денис. Он то знал правильное решение. Просто было интересно — справится ли с этой головоломкой Марта? Даже загадал: если Мартина, всё же, найдёт правильное решение, то тогда и он придумает — как взорвать плотину и остаться при этом в живых.

— Значит, такое дело, — принялся неторопливо излагать Саня: — На берегу реки стоит мужик. У него имеется следующее имущество: кочан капусты, волк и козёл. Ему нужно переправить всё это на другой берег реки. Есть и лодка с вёслами. Только очень маленькая, в неё помещается только один предмет из вышеназванных…. Теперь смотрите, в чём соль загадки. Допусти, мужик погрузил в лодку кочан капусты и поплыл, следовательно, оставшийся на берегу волк, тут же съест козла. Улавливаете? Если же мужик возьмёт с собой волка, то козёл слопает капусту. Вот как бы так…. Короче говоря, надо перевести на противоположный берег реки все три предмета в целости и сохранности. Думайте, господа. Я вот уже тридцать лет думаю, но так ничего путного и не надумал…

Через пятнадцать минут Иван Сервантес решительно объявил:

— У этой головоломки нет решения, над тобой, отец, просто посмеялись. Я все варианты прокачал. Лучше пройдусь по сельве, вдруг, что-нибудь съедобное подвернётся под руку…

— Подожди, двоечник, — остановила его Марта. — Я знаю правильное решение!

— Разыгрываешь, как всегда?

— Вот слушай. Первым на противоположный берег мужик перевозит волка. Возвращается и забирает козла. Высаживает на том берегу козла, а волка сажает в лодку. Высаживает волка на первоначальном берегу, забирает капусту. Капусту выгружает, а козла берёт на борт. Козла высаживает, волка забирает. Волка доставляет на противоположный берег, где уже находится кочан капусты. Возвращается за козлом…. Всё, операция завершена!

— Повтори ещё раз! — попросил Крест.

Марта повторила, помогая себе жестами, изображая из себя то злого волка, то рогатого козла, то большой и толстый кочан капусты…

Денис смеялся от души, даже икота пробрала.

— Да, доча, умна ты у меня! — уважительно объявил Крест. — Видимо, в мать пошла…

А Иван надулся, словно мальчишка, которого обманули родители, подарившие на День Рождения вместо вожделенного велосипеда заводного цыплёнка:

— Это нечестно, никто же не говорил, что этих животных можно и обратно перевозить! Жульничество!

— Никто и не запрещал этого делать! — парировала девушка. — Некоторые задачи, изначально, можно решить только путём нестандартного подхода…

"Вот именно, только путём нестандартного подхода!", — мысленно согласился Денис со своей названной невестой. — "Да здравствует нестандартное мышление!"…

Он опять уселся за рацию, настроился на нужную волну.

— Я на связи! — откликнулся сонный голос Мари.

— Здесь командир. Сколько времени у тебя займёт перелёт от Марискаля до горного озера?

— Чуть больше часа.

— Мне нужен более чёткий и точный ответ!

Треск в эфире, видимо, "сеньора-гаучо" отошла от рации, чтобы посоветоваться с лётчиком.

— Один час двадцать пять минут, — прорезался сквозь помехи голос.

— Тогда слушай и запоминай! — Денис старался говорить максимально чётко и внятно. — Начиная с восьми часов утра завтрашнего дня вы должны быть готовы взлететь по моему первому сигналу. Взлететь и долететь до озера за один час двадцать пять минут…. В салоне, кроме тебя и летчика, должен находиться ещё один здоровый мужчина, способный ловко управляться с тяжестями. Ваша задача…

Подробный инструктаж по предстоящей операции занял почти двадцать минут, да дело того стоило.

В четыре тридцать утра он неторопливо прошёлся вдоль короткого строя, состоявшего сугубо из представителей славного семейства Сервантес.

Яркий костёр, с переменным успехом борясь с чернотой тропической ночи, лишь слегка освещал лица бойцов вверенного ему подразделения. Но глаза у всех блестели, что было просто прекрасно.

— Ставлю перед вами, товарищи, боевую задачу, — размеренно начал Денис. — Образуются две боевые группы. Первая состоит из сеньоров Алекса и Ивана Сервантесов. Старший — дон Алекс. Приказываю: к восьми часам утра сегодняшнего дня полностью взять под свой контроль обе гидроэлектростанции, расположенные в местах истоков рек Уна и Дос из безымянного горного озера. Охрану и обслуживающий персонал уничтожить. Пленных не брать! В технологических помещениях подконтрольного объекта должны находиться бочки с горючим, машинным маслом. Необходимо все эти пожароопасные материала расположить между водными потоками станций, непосредственно у фундамента плотины.

Задача ясна? По выполнению задачи, в восемь ноль-ноль, выпустить в небо условленную сигнальную ракету. После этого максимально быстро следовать на вершину холма, где сейчас располагается зенитная батарея противника…. Вторая группа, которую возглавлю непосредственно я, к этому времени уже нейтрализует данный объект. Отдельно обращаюсь к новичкам "Омеги". Приказываю неукоснительно соблюдать воинскую субординацию и беспрекословно выполнять приказы старших групп. В случае нарушения этого приказа — незамедлительное отчисление из подразделения, со всеми вытекающими последствиями…. Есть вопросы?

— Никак нет! — браво откликнулся Крест, предварительно незаметно пнув по ноге сына, у которого, явно, вопросы имелись.

— На этом всё. Первой группе — приступить к выполнению задания! — скомандовал Денис.

Чуть слышный звук быстрых, удаляющихся шагов затих через считанные секунды.

— А мы прямо сейчас двинемся на вершину холма? В полной темноте? — негромко спросила Мартина.

Денис довольно и загадочно улыбнулся:

— Что такое? Мне показалось, или, действительно, в голосе храброй воительницы слышны неуверенные нотки? Нет, мы выдвинемся на боевой маршрут чуть попозже, когда рассветёт. У нас в запасе больше часа времени…. И мы его проведём с пользой и удовольствием. Давай, сбрасывай свой рюкзак. С ним на плечах заниматься любовью — крайне несподручно. Это я тебе как опытный мачо заявляю…. А теперь иди ко мне, чертовка! Я очень соскучился…

К семи тридцати они выдвинулись непосредственно к зенитной батарее, залегли в низеньких кустиках неизвестного растения, ветки которых были увешаны крупными продолговатыми плодами ярко-красного цвета. Денис сорвал с ветки одну ягоду, понюхал, надкусил.

"Обыкновенный кизил", — подумалось. — "Только крупней нашего, кавказского, раз в пятнадцать".

С неба закапали редкие капли дождя. Один из часовых тут же забрался под брезентовый навес, уселся на деревянную скамью, открыл толстую книжку. Сегодня, как любезно подсказал бинокль, любитель классической немецкой поэзии отдал своё предпочтение творчеству великого Гёте. Второй часовой, спрятавшись под длинный плащ с капюшоном, меланхолично прогуливался около вращающейся сетки радара.

— Значится так, милая моя Мартина, — Денис передал девушки бинокль. — Твоя задача — неустанно бдить за этой будкой, расположенной возле радара. Там, наверняка, сидит оператор и наблюдает за "небесной картинкой", которую ему рисует радар. Судя по размерам, в это помещение второму человеку уже не втиснуться. Диспозиция следующая: я без шума снимаю часовых, потом открываю дверь в жилое помещение, бросаю внутрь парочку гранат, после чего осуществляю необходимую правку…. Естественно, что после взрывов оператор из будки выбегает наружу, тут ты его и убираешь. Для карабина сто пятьдесят метров — очень комфортное расстояние. Если вопросов нет, то я пошёл.

— И это всё? Так просто? — в голосе Марты послышалось лёгкое разочарование.

— Да, всё очень просто. Ну, начинаем…

Эта фаза операции прошла практически гладко — за исключением одной маленькой шероховатости. Если с первым часовым всё было просто: Денис, подкравшись сзади, банально свернул ему шею — как в рядовом голливудском боевике, то со вторым получилась лёгкая нестыковка. Вернее, досадная неправильность, оставляющая на виртуальном теле души саднящую царапину…

Поклонник немецкой классической литературы обладал, как выяснилось, отменным слухом. Или это Денис постарел и слегка растерял профессиональные навыки? Но, когда до часового оставалось метров пять, немец неожиданно вскинул голову. Денис встретился с ним взглядами. Пожилой субъект, с лёгкими залысинами, а за толстыми линзами очков — беззащитные глаза большого ребёнка, добрые и наивные…. Он ударил немца "орлиным клювом" по сонной артерии, а тот даже не дёрнулся, не попытался поставить защитного блока. Так и умер, даже его взгляд не изменил своего выражения, полного безграничной любви к окружающему миру…

Недовольно поморщившись, Денис снял с покойника очки, ладонью прикрыл глаза…

Дальше всё было просто: короткая перебежка к жилому бараку, приоткрытая дверь, парочка заброшенных — одна за другой — гранат, трёх секундная пауза, контрольные выстрелы в головы.

"Семь штук", — машинально отметил он про себя и выбежал на улицу.

Там также всё было "чисто": Марта безукоризненно срезала запаниковавшего оператора радара. На часах было семь часов тридцать семь минут…

Подошла Мартина, поинтересовалась — нарочито небрежно:

— Как всё прошло, без накладок?

— По времени уложились в норму, — пожал он плечами.

Чуткое тропическое эхо принесло от серой бетонной плотины, хорошо видимой с вершины холма, отголоски нескольких сильных взрывов.

— Папа воюет, — тихонько вздохнула девушка. — Наши дальнейшие действия, командир?

— Да, ничего особенного, сейчас мы займёмся грубым физическим трудом. А, именно, переноской тяжестей. Ты, кстати, на часы посматривай, в восемь ноль-ноль должна быть ракета…

Работа, действительно, оказалась тяжёлой.

Первым делом, они выкатили со склада тяжёлую шестиколёсную тележку, оборудованную гидравлическими домкратами, дотащили до ракетной платформы, установили в требуемое положение. Второй ходкой Денис доставил к месту работ два тяжёлых лома, положил их на землю, щёлкнул нужным рычажком, и трёхметровый серебристый цилиндр мягко сполз вниз, коснувшись своим основанием специального скоса на торце тележки.

Несколько манипуляций с гидравлическими механизмами, страховка ломами, подсунутыми снизу под тело цилиндра, и вот длинная ракета уже заняла горизонтальное положение на плоскости тележки.

— А зачем мы её вытащили оттуда? — тяжело отдуваясь, разочарованно спросила Марта. — Я думала, что мы немного постреляем.

— Обязательно постреляем, — утешил её Денис. — И не один раз. И по плотине, и по этим загадочным катакомбам. А эта ракета не годится для первого выстрела, потому что она осколочного действия. Нам же нужна зажигательная…. Улавливаешь разницу?

— Не-а, — смешно покрутила головой Мартина, посматривая на жениха преданно и восхищённо.

— Потом всё сама поймёшь: где здесь капуста, где — козёл, и кто у нас волк…

— Умный и храбрый волк, это, безусловно, ты! — заявила девушка, недвусмысленно подставляя губы для поцелуя. — А я — твоя верная и преданная волчица…

Они сгрузили ракету прямо на землю, в пяти метрах от установки.

Откатили тележку к складу. Денис при помощи топора и гвоздодёра освободил ракету с зажигательной головкой жёлтого цвета (ракеты же с аммоналом были оснащены тёмно-красными боевыми головками) от досок, подкатил к ней тележку.

— Интересно, сколько весит эта серебристая красавица? — спросила Марта через пять минут, когда они протащили тележку метров на двадцать. — У меня уже руки занемели, ноги дрожат, пропотела вся…

— Килограмм восемьсот, может, и немного больше…. Хорошо ещё, что конструкцией тележки предусмотрена гидравлика, — усмехнулся Денис и поинтересовался. — А что у нас со временем, милая сеньорита-диверсантка?

Девушка посмотрела на наручные часы.

— Без двух минут восемь, мой повелитель!

— Тогда объявляется перерыв! — торжественно объявил Денис. — Будем высматривать ракету.

Прошла минута, другая, третья, пятая.

Условленной ракеты всё не было, у него под сердцем поселился тревожный холодок…

Глава восемнадцатая Всемирный Потоп регионального масштаба

Только через полчаса над серой плотиной взвилась вверх зелёная ракета, повисела секунд пять — на вершине крутой параболы — и стала медленно падать вниз, разделившись в какой-то неуловимый момент на две красных…

— Вот же деятели! Так и натуральный инфаркт можно заработать, — с облегчением вздохнул Денис и скомандовал Марте: — Давай, родная, настраивай рацию на нужную волну, вызывай на связь свою ненаглядную матушку, мою потенциальную тещу!

В этот момент в крохотной будке, где ранее располагался оператор радара, громко и противно зазвонил телефон. Денис, раздражённо сплюнув сквозь зубы, неторопливо направился к хлипкому строению, негромко бормоча себе под нос:

— Эх, почему я не умею подражать голосам других людей? Сейчас бы выдал что-нибудь эдакое — голосом Гитлера или Гимлера! Такой разнос бы устроил, что на том конце провода в штаны бы понаделали…

Но чего не умел — того не умел, поэтому просто взял чёрную трубку в руку, приложил к уху.

— Кто у аппарата? Немедленно доложите текущую обстановку! — по-немецки потребовал строгий голос.

Не придумав ничего лучшего, Денис принялся пьяным голосом усердно читать в трубку стихи Гёте — громко, с выражением и надрывом.

— Фогель, ты опять нажрался, очкастая скотина? — удивился неизвестный собеседник и грозно пообещал: — Всё, завтра утром буду у вас на объекте, все зубы тебе, горькому пьянице, выбью! Отправлю с голым задом в сельву, на корм злым москитам!

Добавив напоследок четверостишие из Шиллера — о непроходимой тупости земных владык — Денис аккуратно положил трубку на медные рычажки и вышел на свежий воздух.

Мартина уже призывно и нетерпеливо махала правой рукой, мол, кончай заниматься ерундой и срочно беги сюда. Бегать он не стал, ещё не хватало: возомнит юная невеста о своих чарах не весть что, возгордиться, начнёт верёвки вить и всё такое…. Впрочем, дошагал Денис до развёрнутой на краю ракетной установке рации достаточно быстро, широкими шагами.

Марта, неодобрительно покачав головой, протянула ему наушники, но нотаций читать не стала, что внушало определённые надежды — на будущую спокойную совместную жизнь.

Да, именно так: Денис уже стал всерьез задумываться о свадьбе, планировать будущее. От сеньориты Сервантес он был без ума. Да что там "без ума", влюблён он в неё был по самые уши, как последний сопливый мальчишка…. Только две вещи его немного смущали: разница в возрасте и неуёмный темперамент Мартины. Ладно, ещё здесь, во время проведения боевой операции…. Всегда было можно воспользоваться преимуществом своей командирской должности…. А как будет в быту, в насквозь мирной обстановке? Ещё предстояло как-то разобраться с этим её дурацким желанием — не покидать благословенной Аргентины…

Лёгкий удар в солнечное сплетение вернул Дениса к действительности.

— Ты, что уснул? — большие зелёные глаза Марты выражали безграничное удивление. — Нашёл время расслабляться! Или ты о нашем совместном счастливом будущем так задумался? — прищурилась загадочно.

— Да нет, я просто так, — смущённо забормотал Денис, поражённый такой прозорливостью.

Надел наушники, придвинулся к микрофону:

— Здесь Оскар, вызываю Марию!

— Слушаю командир, — прошелестел тёплый голос. — Что, она тебя уже строит? Ничего, притрётесь ещё, подстроитесь друг под друга…

"Ещё одна провидица выискалась!", — возмутился про себя Денис.

Он прогнал все посторонние мысли, настроился на рабочий лад:

— Значится так, Мари. Вы готовы прямо сейчас подняться на крыло?

— Готовы, командир!

— Тогда стартуйте, через полтора часа ждём вас здесь. Диспозицию помнишь?

— Так точно!

— Тогда удачи! Смотри, не подведи!

— Не подведу, дон Оскар!

— Коней связи…

Денис выключил рацию, дождавшись, когда прочно погаснут все цветные огоньки на панели, аккуратно закрыл чёрную крышку, встал, отнёс чемоданчик метров на пятьдесят в сторону, пристроил за большим камнем, вернулся.

— Жду приказаний, мой женераль! — Марта приняла положение "смирно", преданно заглядывая ему в глаза.

"Чертовка!" — уже привычно восхитился Денис и нежно поцеловал девушку в милый, слегка вздёрнутый носик, скупо покрытый бледными веснушками…

Они с трудом дотащили ракету с жёлтой зажигательной головкой до пусковой установки, с помощью хитрой гидравлики и двух ломов разместили в направляющих полозьях, которые предварительно были приведены в горизонтальное положение.

— Давай отдохнём! — взмолилась девушка. — Не каждый же день мне доводится с ломом управляться, устала очень…

Денис не спорил, действительно, было необходимо отдохнуть: привести дыхание в норму, унять мелкую дрожь в руках. Для меткого прицеливания это было очень важно.

Денис сидел на скамье, где раньше располагался любитель немецкой классической словесности (труп предварительно оттащили в ближайшие кусты), и с удовольствием выпускал в голубые небеса кольца табачного дыма. Марта расположилась рядом, пристроив голову на его колени.

— А где мы теперь будем искать этого гадкого Бормана? — заинтересованно спросила девушка.

— Для начала надо здесь устроить Всемирный Потоп — регионального масштаба, потом добраться до Асунсьона. Там мы проявим фотографии, которые вы нащёлкали с Игнасио. Рассмотрим их внимательно и скрупулёзно. Вдруг и найдём какой-нибудь объект, достойный нашего посещения…. Кроме того, на главпочтамте меня может ждать интересная информация от одной симпатичной особы женского пола.

— От этой престарелой немецкой курицы Анхен Мюллер, пассии моего доверчивого братца? — откровенно фыркнула Марта. — Тоже мне, нашёл "симпатичную"! — неожиданно сбросила ноги со скамейки, села и пристально посмотрела жениху в глаза — У тебя с ней что-то было? Она тебе до сих пор нравиться? Не отводи глаз, отвечай! Смотри мне в глаза!

Неожиданно успокоилась, заняла прежнее положение и довольно проворковала:

— Вижу, что ничего не было. Вижу, что не нравится…

Настало время наводить ракету на объект.

— Ты занимаешь место второго номера боевого расчёта, по правую сторону от ракеты, — объяснял Денис. — Задача: совместить перекрестие твоего прицела на объекте. Объект — это нижняя линия фундамента плотины, ровно по середине между двумя водными потоками. Там ты должна увидеть точки…

— Бочки с горючим и маслом, которые туда должны были выставить мои храбрые брат и отец! — перебила его девушка.

Денис тяжело замолчал, тщательно взвешивая в уме: наорать на неё, или просто прогнать — к свинячьим чертям — и всё сделать самому?

— Не сердись, дорогой! — тут же зачастила Мартина, видимо, почувствовав всю тяжесть своей провинности. — Я не буду больше тебя перебивать! Честное слово! Никогда не буду!

Он недоверчиво прищурился:

— Никогда?

— Во время боевых действий — никогда! — уточнила Марта, лукаво "стреляя" в него глазами из-под длинных и густых ресниц.

Денис скупо помотал головой, погонял желваки по скулам, мысленно сосчитал до десяти и продолжил:

— Чтобы навести перекрестие прицела на объект, ты крутишь этот штурвал, он водит платформу "влево — вправо". Понятно?

— Нет! — честно призналась Марта. — А как же "вверх — вниз"? Угол наклона ведь тоже очень важен…

— Молодец, всё верно понимаешь! Штурвал "вверх — вниз" находится с моей стороны, соответственно, я его и буду крутить…. Начинаем вращать штурвалы одновременно и плавно. Когда и у тебя, и у меня перекрестия прицелов выйдут на искомую точку, тогда процесс прицеливания можно прекращать. Теперь — всё ясно?

— Так точно, мой женераль!

Минут через десять их совместные усилия увенчались успехом: объект был "накрыт". Подумав немного, Денис ещё чуть повернул свой штурвал, задирая нос ракеты на половину градуса вверх, внося тем самым поправку на дальность, точнее, на силу притяжения ядра планеты: ракета, в данном случае, должна была лететь к объекту под небольшим отрицательным углом относительно линии горизонта.

— Рядовая Сервантес! — Денис обратился к невесте хорошо поставленным командным голосом. — Доложите, сколько времени у нас осталось до подлёта ожидаемого самолёта!

— Тридцать пять минут, экселенц! — браво откликнулась Мартина. — Мы вполне успеем!

— Что, собственно, успеем?

— То самое, экселенц, о чём вы подумали!

Денис печально усмехнулся:

— Вынужден отказать, рядовая Сервантес, хотя и сам этим чрезвычайно расстроен. Нам с вами необходимо срочно доставить к ракетной установке ещё парочку зажигательных ракет, да и ракета с аммоналовой начинкой не помешает…

Управились за пять минут до условленного времени.

Отдышались, замерли возле платформы, напряжённо всматриваясь и вслушиваясь в небо.

— А за что надо дёргать, чтобы ракета улетела? — небрежно спросила Мартина.

Он показал пальцем, заранее зная, что за этим последует.

— Можно я? Можно я? — тут же заныла Марта. — Ну, что тебе стоит? Не будь таким противным и жадным!

— Хорошо, разрешаю! — рявкнул Денис, понимая, что времени на споры уже не осталось. — Только строго по моей команде и без всяких фокусов: дёрнула за рычажок, спрыгнула с платформы, отбежала в сторону на пятнадцать метров, упала на землю…. Всё ясно? Только сперва рацию приготовь к работе…

Мари, как всегда, не подвела: в назначенное время в небе раздался характерный гул, Денис задрал голову вверх — с северо-запада медленно приближалась крохотная точка. Он бросился к рации, уже настроенной на нужную волну, нацепил наушники, начал на зелёную кнопку.

Через десять секунд через треск эфира прорвался уверенный женский голос:

— Здесь Мария!

— Здесь Оскар! Делай, как договаривались: широкий круг, и тут же ложитесь на боевой разворот. Далее — строго по плану…

— Тебя поняла.

— Роджер!

Самолёт отклонился к востоку, Денис подбежал к ракетной установке.

Марта замерла на платформе, уверенно положив узкую ладонь на рычаг пускового механизма. Посмотрела в глаза — холодно и отрешённо, ожидая сигнала.

"Чертовка!" — он восхитился в сто первый раз.

Звук в небе изменился: вместо размеренного гула шмеля теперь в ушах звучала грозная симфония Шостаковича.

— Давай! — махнул Денис рукой.

Щёлчок, трёхсекундное шипение, гул, клубы белого вонючего дыма, громкий — по нарастающей — противный свист, тишина…. Всё, ракета ушла.

Он вскочил на ноги, всмотрелся, за плечом возбуждённо сопела Мартина. Ракета, оставляя за собой молочно белый след, неслась к плотине, над которой уже завис гидроплан, от которого отделились — одна за другой — пять еле видимых точек.

— Ящики с тротилом, — пояснил Денис, — Сейчас…

Договорить он не успел: ракета встретилась с основанием плотины, через мгновение вверх поднялись высокие языки пламени, в которые падали ящики, сброшенные с гидроплана…. Рвануло более чем качественно: даже на таком расстоянии заложило уши.

— Всё, хватит любоваться! — Денис похлопал Марту по плечу. — Устанавливаем вторую ракету.

Выставили направляющую платформу в горизонтальное положение, сгрузили на неё вторую ракету с жёлтой головкой. За спиной разрыв звучал за разрывом, это самолёт успел уже развернуться и произвести "тротилометание" по второму разу.

— Примерно выставляй прицел, времени нет! — скомандовал Денис.

Да точно было и не прицелится — сколько не старайся — весь окуляр прицела занимало яркое жёлто-оранжевое пламя…

Самолёт лёг на третий боевой разворот.

"Да, а лётчик-то за штурвалом — оторва полная! Чтобы так в наглую пикировать над пламенем — надо быть либо отчаянным храбрецом, либо обыкновенным сумасшедшим!", — восхитился про себя Денис и надавил на рычаг пускового механизма. Щёлчок, трёхсекундное шипение, гул, клубы белого вонючего дыма, громкий — по нарастающей — противный свист, тишина, серия громких взрывов…

Самолёт пошёл на очередной разворот, Мартина кинулась к гидравлической тележке — загружать третью зажигательную ракету.

— Отставить! — он нежно постучал девушку по спине подушечками пальцев.

— А, что такое? — заполошно выпрямилась Марта.

— Да, ничего особенного, просто пришло время — полюбоваться на плоды трудов своих…

Зрелище было — просто шикарное, глаз не оторвать.

Плотина, не выдержав многократных ударных нагрузок, принялась разваливаться на отдельные составные части: вот из её тела выпал большой кусок в самом основании, потом задрожала срединная часть, в верхней бровке появились заметные "щербинки"…. Пять-шесть секунд и бетонная дамба рухнула — окончательно и бесповоротно — в едином порыве…

Воды горного озера, как показалось, на какое-то время застыли, словно бы не веря в происходящее, но вот серо-чёрная могучая масса устремилась вниз — к полной и безграничной свободе, сметая всё на своём пути…

Марта наблюдала за этой "картинной" абсолютно восторженно, совершенно по-детски приоткрыв рот и крепко держа Дениса за руку.

— Настоящий Всемирный Потоп! — заворожено шептали её карминные маленькие губы.

И это было правдой: сельва между реками Уна и Дос затоплялась прямо-таки на глазах, причём, мощный поток воды целенаправленно и однозначно выходил за пределы "Междуречья", грозя обернуться катаклизмом серьёзного масштаба. Холм, где они находились, постепенно превращался в настоящий остров.

Мартина, наконец, очнулась:

— А как же мои папа и брат?

— А ты разве ничего не слышишь? — он указал рукой в сторону ближайшего склона.

— Похоже, там пыхтит паровоз! — через две секунды объявила девушка.

— Два паровоза! — засмеялся Денис. — Один старый, другой — совсем молоденький…

Из густых кустов дикого орешника на вершину холма, тяжело дыша и обливаясь потом, выбрались Крест и Иван. Бросив взгляд в строну, где ещё совсем недавно находилась платина, юный Сервантес обиженно заголосил:

— Как же так? Не могли нас подождать? Это же нечестно! Мартина, расскажи немедленно — как было дело!

Марта взяла брата за рукав куртки, подвела к ракетной установке и стала увлечённо рассказывать, сопровождая своё повествование безостановочным размахиванием рук.

— Какие же они ещё дети, — высказался Денис.

— А в некоторых вопросах — совсем даже и не дети! — угрюмо и недовольно вздохнул Крест. — Никак не могу, командир, привыкнуть к тому факту, что моя любимая дочка является твоей любовницей. Любого другого давно уже вызвал бы на дуэль и продырявил в десяти местах…

Денис недоумённо пожал плечами:

— Но ты же сам говорил, что в Аргентине нравы достаточно свободные — в плане взаимоотношения полов, а молодёжь очень рано созревает для взрослой жизни.

— Говорил, не буду отрицать! — кивнул головой Саня. — Только это касается тех случав, когда оба прелюбодея одинакового возраста, или, если зрелая женщина берёт под свою опеку зелёного юнца…. Когда же пожилой мужчина, или мужчина среднего возраста, соблазняет молоденькую девушку, то к таким случаям отношение — крайне тяжёлое и негативное.

— Извини, дружище! — Денис неотрывно смотрел в землю. — Но как только выберемся в цивилизованные места, мы с Мартой сразу же официально оформим наши отношения…

— Не получится — сразу, — по-доброму улыбнулся Крест. — Это же Аргентина…. Сперва будет помолвка. Жених и невеста должны некоторое время повращаться в обществе.…И только месяца через четыре можно играть свадьбу — с тщательным соблюдением прочих местных традиций…

В небе продолжал надсадно гудеть самолёт. Денис опомнился и бросился к рации.

— Приём, здесь Оскар.

— Вы что, там уснули? — возмутилась Мари сквозь треск эфира.

— Извини, были заняты созерцанием результатов наших совместных дел.

— Какое там у вас созерцание! — прозвучал звонкий насмешливый смех. — Вот с самолёта, это да, впечатляет! Картина маслом! Вы в курсе, что находитесь уже на острове?

— В курсе.

— А мои — все живы здоровы?

— Все, даже раненых нет.

— Это хорошо, — вздохнула Мари. — Какие будут указания, командир?

— Следуйте на базу, отдыхайте!

— А когда вас забирать?

— Вам же не приземлиться на затопленную сельву. Вот вода сойдёт, тогда и заберёшь. На разливе Доса. "Созвонимся", как говориться…

— У нас ещё два ящика тротила осталось, — грустно сообщила после паузы Мари. — Не успели сбросить.

— Хватит засорять глупостями эфир, — посоветовал Денис. — Следуйте на базу, отдыхайте.

— Следуем, передавай всем моим пламенный привет.

— Передам. Счастливого полёта. Конец связи.

— Есть, конец связи!

Денис снял наушники, одобрительно посмотрел на остальных членов "Омеги", стоящих рядом.

— Вам всем — пламенный привет! Кстати, господа Сервантес, представляющие мужскую половину этого гордого семейства, а почему сигнальная ракета была запущена вами с получасовым опозданием?

Отец и сын смущённо переглянулись.

— Ну, это…, так получилось…, - начал Крест.

— Не надо, папа, я сам, — перебил его Иван. — Дело в том, командир, что я потерял ракетницу. Ну, когда трупы сносили в одно место, чтобы не мешались под ногами: нам же ещё надо было бочки с горючим катить в условленное место…. Вот и выпала, зараза, из заднего кармана. Потом нашли, конечно…. Только потеряли при этом минут сорок, — вытянулся в струнку: — Готов понести заслуженное наказание! Хотя, уже был наказан старшим по званию…, - неодобрительно покосился на Креста и осторожно потрогал своё левое ухо, которое по размерам существенно превосходило правое…

— Вольно, рядовой! — разрешил Денис. — От лица командования, выражаю всему личному составу скупую, но горячую благодарность — за проявленные мужество и героизм при уничтожении вражеского стратегического объекта. А теперь вопрос: кто хочет немного пострелять из этой штуковины? — ткнул указательным пальцем в направлении ракетной установки…

Отбоя от желающих пострелять не наблюдалось.

Древние заброшенные каменоломни были уже, конечно, затоплены, но над водной гладью торчали их отдельные составные части: наземные скальные образования с редкими чёрными отверстиями пещер, что и было выявлено при помощи мощного армейского дальномера, обнаруженного на складе противника. Просто отличная мишень, если кратко резюмировать.

За трое суток, проедённых на этом холме-острове, они с успехом использовали все одиннадцать оставшихся ракет: одну зажигательную и десять — с аммоналовой начинкой. Так что, от этих таинственных катакомб мало, что и осталось…

Потом, когда воды "Всемирного Потопа" отступили, и все близлежащие водоёмы опять вошли в свои старые берега, отряд отправился к разливу на реке Дос. Непростое это было дело — преодолеть несколько десятков "постпотопных" километров: мягкая почва сельвы превратилась в сплошное топкое болото, самые низкие места всё ещё были по колено залиты бурой водой, тучи голодных и злых москитов набросились на несчастных путников…

Преодолели, добрели, доползли.

На мягком и нежном рассвете связались по рации с Марией, вызвали самолёт. Гидроплан ловко приводнился через два часа, раздвигая лыжами-балонами разбухшие трупы самых различных животных и птиц, ловко подрулил к западному высокому берегу, где его и ждали.

Мари — в чёрных болотных сапогах — добрела до низенького обрыва, с помощью Креста вскарабкалась наверх.

— Привет, бродяги! Все живы и здоровы? Давайте я вас по очереди обниму и крепко поцелую…

Через минуту после Мари на берег выбрался и пилот гидроплана, тот, который "полная оторва"…. Совсем ещё молоденький парнишка, года двадцать два — двадцать три, симпатичный такой сукин сын, если коротко.

Скупо поприветствовав присутствующих на берегу мужчин, "красавчик" взглянул на Марту и застыл, словно громом поражённый.

— Что с вами, дорогой сеньор? Уж не паралич ли вас хватил? — притворно забеспокоилась девушка, лукаво посматривая на Дениса.

— Небесная донна! — очнулся лётчик и тут же опустился перед Мартой на одно колено. — Клянусь Святым Франциском, но вы — самая прекрасная девушка на свете! Разрешите представиться, Диего Бурручага, лучший лётчик Парагвая…. Могу ли я узнать ваше прекрасное имя?

— Мою невесту зовут Мартина, — хмуро сообщил Денис, отодвигая Марту в сторону. — Пока ещё — Сервантес…. Но я думаю, что в скором времени она присоединит к своей прекрасной фамилии не менее славную приставку — "Рамос"…. Оскар Рамос, идальго, всегда к вашим услугам!

— Вот так всегда! — печально заявил Бурручага, поднимаясь на ноги и вытирая грязь с колена своего болотного сапога. — Стоит встретить на краю Света девушку своей мечты, как тут же выясняется, что она уже помолвлена…. Где же справедливость, Боги мои? — "красавчик" картинно воздел руки над головой. — Сеньор Рамос! Сеньорита Сервантес! Примите мои искренние поздравления и бесконечные уверения — в моём безграничном почтении…

Они долетели до Асунсьона без происшествий, приняли душ, переоделись. Денис и Марта — под неодобрительные взгляды Креста и понимающую улыбку Мари — заселились в одном номере.

— Надо проявить все плёнки, которые вы нащёлкали с Игнасио, напечатать фотографии. Давай, вместе пойдём в город, поищем фотоателье, — предложил Денис.

Впрочем, назвать Асунсьон "городом" можно было только с очень большой натяжкой, этому населённому пункту гораздо больше подходил термин "очень большая и неухоженная деревня": низенькие дома-развалюхи, кривые грязные улочки, заваленные гниющим мусором и беспросветная нищета. Но нищета эта, надо признаться, была какой-то симпатичной и весёлой, не было в глазах встречных оборванцев даже малейшего намёка на тоску и обречённость…. Казалось бы, люди еле-еле сводят концы с концами, и никакого просвета не видно впереди, а глаза у людей — добрые и весёлые, улыбки на лицах — широкие и искренние…

Через час с небольшим они нашли, всё-таки, небольшое фотоателье, сделали заказ.

— Приходите часов через пять, — сообщил им нелюдимый рыжий ирландец, от которого за версту несло устойчивым недельным перегаром.

— Купите, сеньор, для молодой нья цветочек! — попросила чумазая пятилетняя оборвашка на одной из узких улочек.

Денис купил три бело-розовых орхидеи, которых в парагвайской сельве, откуда они только что выбрались, было — несчитанные миллионы…

— Спасибо! — Марта спрятала своё счастливое лицо в цветах, черенки которых были размещены в узкой медицинской пробирке.

— Не желает ли "молодая нья" зайти в местную ювелирную лавку?

"Нья желает!" — без слов ответили ему огромные зелёные глаза…

Сперва пришлось заглянуть в отделение банка "Фёрст Нэйшнл", где Денис снял со своего счёта приличную сумму наличных денег в парагвайских гуарани (так называлась местная валюта). Там же пожилой банковский клерк сообщил адрес магазинчика, где продавались различные ювелирные безделушки парагвайского производства.

За прилавком лавочки стояла низенькая, совсем древняя индианка-гуарани, глядя на вошедших строго и загадочно.

— Бабушка, нам бы разные кольца посмотреть, — попросил на испанском языке Денис. — Мы хотели бы…

Старуха прервала его нетерпеливым жестом, и требовательно указала коротким коричневым пальцем на правый карман его куртки.

В этом кармане у Дениса лежало: пачка сигарет, американская бензиновая зажигалка, несколько серебряных монет и маленькая фигурка медвежонка из светло-сиреневого халцедона, вырезанная много лет назад старым сибирским шаманом по имени Агафон.

Что-то тепло и нежно стукнуло прямо в сердце, он по наитию вытащил из кармана крохотную фигурку медведя, разжал ладонь, протянул её по направлению к индианке. Медвежонок с видимым комфортом сидел на человеческой ладони и…, как бы это поточнее выразиться? И, широко улыбался.

— Ой, какой миленький! — чуть слышно вздохнула Марта. — Какой … родной!

Старуха улыбнулась — загадочной щербатой улыбкой, со страшным скрипом выдвинула ящик стола, достала маленькую чёрную коробочку-шкатулку, обшитую кожей неизвестного животного. Сняла со своей тоненькой морщинистой шеи массивную золотую цепь, на которой висел — вместо ладанки или креста — маленький ржавый ключик, вставила ключик в замочную скважинку, еле различимую в теле шкатулки, повернула.

Раздался тоненький хрустальный звон, верхняя крышка коробочки — сама по себе — раскрылась…

На тёмно-синем бархате (а может, совсем и не "бархате"?) лежало колечко жёлтого металла, в оправе которого ярко сиял крупный, нежно-голубоватый самоцвет. Старая индианка — своими тёмными пальцами, изрезанными не одним миллионом морщин — достала кольцо из шкатулки и положила его на ладонь Дениса рядом с халцедоновой фигуркой медведя, дружелюбно кивнула седой головой.

Он осторожно взял кольцо, поднёс к глазам, посмотрел камень на просвет, обернувшись к крохотному окошку, полностью заполненному яркими солнечными лучами.

— Это сапфир? — негромко спросила Мартина.

Денис отрицательно покачал головой:

— Нет, это голубой сферический алмаз, очень чистой воды. Такому камню нет цены…

— Как это — нет цены? — засомневалась девушка.

— А вот так, он — бесценен. В том смысле, как его не оцени сегодня, он через год уже в несколько раз дороже будет стоить. Бабушка, мы не сможем купить у вас это чудо, у нас столько денег не будет, извините…

Индианка презрительно пожала плесами:

— Это кольцо не продаётся. Ты, северный человек, сказал правильно: оно — бесценно. Я вам его просто дарю. Возьмите — и живите.

Марта радостно подпрыгнула на месте:

— Вы дарите это кольцо нам на свадьбу?

— На свадьбу? — удивилась индианка. — Нет, просто так, в честь того, что вы двое встретились — на этом Пути…

На обратной дороге они забрали из ателье проявленные негативы и напечатанные снимки. Мартина была непривычно тиха и молчалива.

— Что с тобой, моя нежная донна? — забеспокоился Денис.

— Ничего, дорогой! — тихо ответила девушка, неотрывно глядя на колечко со сферическим голубым камнем, украшающее её безымянный палец правой рук. — Просто я очень рада, что мы с тобой встретились, не смотря ни на что, на этом Пути…

В гостинице все искренне поздравили их с состоявшейся помолвкой.

Только Крест немного поворчал, мол: — "Вручать кольцо надо было в Буэнос-Айресе, в присутствии уважаемых свидетелей и представителей прессы: семейство крупных скотопромышленников Сервантесов — не последнее в Аргентине…", за что и получил от Мари лёгкий подзатыльник.

После ужина Иван отправился "немного развеяться", Марта ушла спать, сославшись на головную боль и общую усталость.

За столом остались только "взрослые".

— Пришло сообщение из Мендосы от нашей милой фройляйн Мюллер, — доложила Мария. — Пишет, что "нащупала дорожку", через несколько дней должна прислать очередное донесение, где обещается "порадовать чёткой конкретикой".

— Будем надеяться, что Анхен удастся накопать что-нибудь серьёзное, — кивнул головой Денис, бросая на столешницу три пухлых конверта с фотографиями. — Давайте, мои будущие тесть и тёща, посмотрим внимательно на эти снимки, вдруг, что и обнаружится — занятного и любопытного…

Любопытного было много, Марта и Игнасио поработали просто отлично: безжалостно вырубленная сельва, специальные лесовозы, гружённые древесиной ценных пород, отвалы нелегальных карьеров, посёлки, состоящие из длинных неказистых бараков, огороженные колючей проволокой, шахтные копры…

А вот совсем другие фотографии: аккуратные коттеджи, бассейны, теннисные корты, шикарные поля для игры в поло…

Интересно это всё, но с первого взгляда нужного не уловить, сколько не старайся.

"Стоп, стоп!", — Денис снова потянулся за уже отброшенным в сторону снимком. — "Что же так "режет" глаз?".

Обычная вилла: приземистая, с массивными мраморными колоннами вдоль парадного фасада, покатая крыша, два флигелька по бокам, высокая круглая башенка посередине — с флюгером в виде "кота в сапогах" на коротком шпиле.

"Ух ты, блин! Да это же…".

— Это вам, господа знатные скотопромышленники, ничего не напоминает? — он бросил фотографию перед супругами Сервантес. — Только хорошенько подумайте. Вспомните славный 1939 год!

Первой, как всегда, отреагировала Мария:

— Командир, это же точная копия того особняка Мартина Бормана, что был расположен в Баварских Альпах. По нему тогда работал ленинградский "Азимут"…

— Точно! — поддержал жену Крест.

— Следовательно — что? Нашли, что искали?

Супруги Сервантес согласно закивали головами.

Денис взволнованно прошёлся по комнате:

— Если это — берлога Бормана, то там должна быть усиленная охрана…

— Ерунда! — заявил Крест. — Я до сих пор помню наизусть все детали операции "Корзина с яйцами" (мы же тогда должны были дублировать "Азимут"), в том числе — подробные планы этого домика…. Незаметно просочимся, заминируем, отойдём, взорвём. Главное, чтобы хватило взрывчатки, тротила там, динамита…

— Я не об этом, — прервал друга Денис. — Операция будет очень опасной. Стоит ли брать с собой нашу "молодёжь"?

Они понимающе переглянулись…

Глава девятнадцатая Таинственная вилла

Они понимающе переглянулись между собой.

Да, Ивана и Марту брать на операцию не стоило, риск был велик…

С Иваном вопрос решился очень просто. Мария левой рукой написала — от имени Эрнесто Гевары — пространное письмо, в котором юноше рекомендовалось срочно прибыть в Буэнос-Айрес, так как там в самое ближайшее время планировалось свержение диктатора Перрона.

— А его действительно будут свергать? — поинтересовался Денис.

Мари утвердительно прикрыла глаза:

— Непременно будут. При чём, уже через несколько дней и всерьёз. Кто конкретно? Конечно же, военные. В Южной Америке всегда, в конечном раскладе, побеждают военные. Традиция такая, знаешь ли…

"А как же быть с Мартиной?", — крепко задумался Денис. — "Больно уж умна и прозорлива, любое враньё чует за версту…".

На следующее утро, во время общего завтрака, гостиничный портье передал Ивану запечатанный конверт, украшенный красочными почтовыми марками и целым веером цветных печатей и штемпелей. Вскрыв конверт и ознакомившись с содержанием послания, юноша нахмурился и вопросительно посмотрел на Дениса.

— Командир, меня тут товарищи срочно просят прибыть в Буэнос-Айрес. Там намечаются очень интересные дела. Очень — интересные и важные. Ты как, отпускаешь?

Денис нахмурился и сильно наморщил лоб, изображая усиленную работу головного мозга:

— Действительно, важные дела?

— Очень. Там генерала Перрона будут свергать, — оглядываясь по сторонам круглыми от возбужденья глазами, объявил громким шёпотом Иван. — Только никому, ради Бога, ни единого слова. Это страшная тайна, причём, даже не моя…

— Если так, как ты говоришь, то это действительно очень серьёзно, — глубокомысленно и важно изрёк Денис. — Поезжай, конечно…. Молодость для того и нужна, чтобы участвовать во всяких разных весёлых заварушках. Потом расскажешь нам — как, да что было…

— Спасибо, дон Оскар! — юный Сервантес вскочил из-за стола, на прощанье крепко пожал руку командира "Омеги", чмокнул в щёки мать, отца и сестру, после чего умчался к себе в номер — собирать вещи.

Денис задумчиво нахмурился:

— Это всё меняет, придётся переигрывать наработанную схему.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересованно уточнила Марта.

— Что имею, что имею…. То и имею. Планировалось, что Иван сегодня вечером вылетает в Мендосу, на помощь фройляйн Мюллер. Вот, и билеты уже куплены, — он вытащил из кармана и бросил на стол два картонных квадратика: — До Кордобы, а там пересадка на самолёт до Мендосы…. Что теперь делать? Может, кто-нибудь из вас заменит сына? — по очереди вопросительно посмотрел на Креста и Мари.

"Сеньора-гаучо" только неопределённо пожала плечами, а Саня взволнованно замахал руками:

— Ты что, командир? Мы же все завтра приглашены на вечеринку к дону Мануэлю! Там будут все главные парагвайские боши и мофы. Тебе просто необходимо там побывать, вдруг, да увидишь знакомую рожу из окружения Бормана…. Да и нам с Машей там надо быть в обязательном порядке: иначе генерал Орлан обидится смертельно, на всю оставшуюся жизнь…. Вон, пусть она летит в Мендосу! — кивнул головой в сторону дочери.

Денис вопросительно и заинтересованно посмотрел на Марту — как будто эта идея была для него бесконечно нова.

— Почему именно я? — непритворно возмутилась девушка.

— А, кто тогда? — мягко и нежно спросил Денис, улыбаясь вопросительно и строго.

— Ну, не знаю…. Я, конечно, могу, если это надо для дела…

— Надо. Очень надо, — однозначно подтвердил Денис "стальным" голосом.

Вылетали на рассвете, на двух новеньких военных самолётах итальянского производства, взятых "взаймы" у щедрого генерала Орлана — главного парагвайского сатрапа. Дон Мануэль оказался настоящим другом и лишних вопросов не задавал:

— Моим лучшим друзьям нужны две летающие этажерки? Да, без вопросов, дорогие мои, забирайте!

Марта и Афоньо отбыли по своим делам ещё сутки назад, так что можно было приступать к осуществлению операции, что называется, с лёгким сердцем…

В салоне первого самолёта, кроме двух пилотов, находились: Денис, Крест, Мари, пятнадцать ящиков с взрывчаткой, "сапёрные" провода и взрывательная динамо-машинка. Во втором самолёте вольготно расположилась бравая шестёрка вооружённых до самых зубов парагвайских гаучо, приглашённые сеньорой Сервантес чисто на всякий случай, в качестве боевого охранения и прикрытия.

Приземлились на заброшенном фермерском поле, в двенадцати километрах от загадочной виллы. В четыре приёма перебросили к объекту (на крохотную полянку в густой сельве, не доходя до нужного строения метров восемьсот) взрывчатые вещества, оружие и боеприпасы, встали временным лагерем, переночевали, не разводя костра. Ночью дежурили по очереди, регулярно выдувая тропический воздух из хитрого базальтового свистка.

Пришёл серый и мутный рассвет — в сопровождении ленивого и тёплого дождика. Денис и Крест выдвинулись на разведку. Прошли примерно половину пути и остановились: с той стороны, где располагалась вилла, доносились резкие гортанные звуки.

— Это павианы голосят, — уверенно определил Саня. — Дальше продвигаемся очень осторожно: не люблю я, Дэн, этих гадких и подлых тварей.

Впереди определённо посветлело, крики павианов стали громче, послышались и человеческие голоса, вопящие на каком-то индейском наречии.

— Жаль, что мы Мари не взяли с собой, — недовольно проворчал Денис. — Она в момент бы перевела, о чём эти гуарани вещают. Ладно, поползли дальше, посмотрим, что там творится…

На краю маисового поля, в трёхстах метрах от массивной виллы, два пожилых индейца палками отбивались от стаи наглых павианов, состоящей, как минимум, из тридцати взрослых особей. Силы были заведомо не равны, переспелые кукурузные початки весело хрустели на жёлтых обезьяньих клыках.

— Ничего не понимаю, — удивлённо сообщил Крест. — У них что, даже ружей нет? Или им запретили стрелять, чтобы не привлекать внимание к этому тайному району? А где же остальная охрана, ёлочки зелёные?

Денис ничего не ответил, прополз вперёд ещё метров сто пятьдесят по маисовому полю, приподнял голову, сильно подул в свой свисток. Павианы, недовольно и рассерженно заверещав, послушно ретировались в родную сельву. Гуарани облегчённо вздохнули и, о чём-то возбуждённо и удивлённо переговариваясь, неторопливо пошли по направлению к вилле.

Вернувшись к Кресту, Денис непонимающе покачал головой и предложил:

— Я здесь немного понаблюдаю, а ты чеши-ка за своей женой, без неё не будет толку, только время потеряем. Встречаемся на краю кукурузной плантации, рядом с той проплешиной, что осталась после этого обезьяньего нашествия. Санёк послушно уполз по направлению к базовому лагерю.

Кроме двух престарелых гуарани, так до конца и не отошедших от недавней схватки, других людей возле виллы не наблюдалось. А вот в окнах ему удалось, с помощью мощного бинокля, разглядеть за плохо задёрнутыми грязными занавесками несколько фигур в чёрной и тёмно-зелёной форме. Судя по всему, противник осторожничал и был, что называется, начеку…

"Может, они слышали звук наших подлетающих самолётов? Вот и насторожились?", — предположил Денис.

Вскоре появились супруги Сервантес.

— Что нового, командир? — спросил Крест.

— Сейчас всё и узнаем. Вы прибыли очень во время, — Денис показал пальцем на площадку перед таинственным строением.

Там один из гуарани кормил мелких коричневых куриц, зачёрпывая непонятные зёрна из широкой алюминиевой миски, а другой индеец, держа в одной руке пустой холщовый мешок, а в другой — старенькое мачете, шёл в их сторону.

— Поздней кукурузы хочет набрать, — высказался Крест. — Пока павианы всё не сожрали. Будем брать, командир?

Денис молча кивнул головой.

Спеленали пожилого индейца на раз-два, кляп вставили в рот — он и опомниться не успел. Мари поднесла к глазам пленника своё кольцо, сказала несколько фраз на гуарани. Старик глухо замычал и часто-часто закивал головой.

— Саша, вытащи кляп. Он обещает не шуметь, — попросила у мужа "сеньора-гаучо".

Старик действительно вёл себя очень прилично, не безобразил, только тихо отвечал на вопросы Марии, испуганно посматривая на её перстень.

Через десять минут Мари беспомощно развела руки в стороны.

— Лично я — ничего не понимаю, храбрые кабальерос. Этому гуарани недавно исполнилось восемьдесят лет, его зовут Парпаво. Куриц у виллы кормит его брат-близнец по имени Сарпаво…. Два месяца назад их нанял один бош среднего возраста: присматривать за имением, кормить животных — куриц, свиней, лошадей. На заднем дворе дома имеется хлев, конюшня и амбар с овсом и другими припасами…. Вот и всё, за прошедшие два месяца из виллы никто не выходил, никто туда не заходил.

— Странные дела, — помотал Крест седой головой. — Получается, что этот дом совершенно необитаем?

— Не совсем так, — Мари задумчиво прищурилась. — В доме явно кто-то есть. Ходит, чем-то хлопает, кашляет, громко ругается…. Парпаво и его брат уже работали в услужении в одном поместье мофов, поэтому несколько слов по-немецки выучили. Так вот, старик утверждает, что этот некто ругается именно по-немецки. Более того, судя по голосу, этот неизвестный уже в возрасте. Понимаете?

— Там заперт сам Борман? — недоверчиво выдохнул Саня, нервно поглаживая бороду. — Да не может быть! Хотя, почему бы и нет? Бывший рейхсканцлер человек пожилой. Может, немного приболел? А, может, он там и не один…. Остальные просто тихо себя ведут, не кашляют и не ругаются. Надо проникнуть в дом и всё внимательно осмотреть…. Только вот, что теперь делать с этими старыми индейцами? А, Дэн? В расход, что ли? Так ведь жалко как-то…

— Жалко, — подтвердил Денис, вопросительно посматривая на Мари.

— Предлагаю отпустить, я за них ручаюсь! — бесшабашно мотнула та своей шикарной каштановой гривой. — Я им заплачу оговорённую сумму, увеличив её вдвое, они сразу же и уйдут…. А мы, пока не начало темнеть, и начнём, благословясь. Только вот надо сбегать за моими гаучо. Ты как, Саша?

— Нашли мальчика на побегушках! — заворчал Крест, отступая по направлению к сельве. — Человеку через несколько лет стукнет шестьдесят, а всё по-прежнему, чуть что: — "Саша, сбегай…".

Парпаво медленно подошёл к своему брату, что-то зашептал ему на ухо, шелестя ассигнациями, спрятанными за пазухой. Через десять минут оба индейца как-то совершенно незаметно затерялись в ближайших зарослях маиса.

Денис в бинокль ещё раз внимательно осмотрел виллу, после чего передал оптический прибор Кресту:

— Предлагаю следующий план. Гаучо располагаем в сельве, с трёх сторон от дома. Пусть держат дом под прицелом, и если кто-то похожий на мофа, или там фридолина, появится в их прямой видимости, то пусть стреляют на поражение. Мы же втроём заходим со стороны конюшен, там по плану (ещё тому, старому, из 1939 года), должен располагаться вход в подземный туннель…

Солнце погрузилось в вечернюю дрёму, спрятавшись в пышные бело-серые облака, обосновавшиеся в западной части небесного купола.

Мари достала из кармана куртки пузырёк с машинным маслом, щедро капнула на заржавевшие петли низенькой тёмной двери. Денис слегка пошевелил кончиком отмычки во внутренностях солидного врезного замка, раздался еле слышный щелчок, дверь немного приоткрылась.

Денис подмигнул подчинённым:

— Всё, я пошёл…. Саня идёт вторым через пять минут, если всё будет тихо. Взрывчатки на первый случай много с собой не бери, вполне килограмм семь-восемь тротила хватит…. Мари — замыкающей, ещё через семь-восемь минут. Всё.

— Ни пуха, ни пера.

— К чёрту.

Хорошо, всё-таки, их тогда учили на энкавэдэшной базе, в безымянном подмосковном посёлке, в 1938-39 годах. Столько лет прошло, а Денис наизусть помнил план этой (в смысле, той!) виллы. Семьдесят семь шагов в полной темноте, остановка. Рука нащупывает ещё одну дверь, петли обрабатываются машинным маслом, замочная скважина, работа другой отмычкой…. Теперь ход должен разделиться: правое ответвление ведёт к продовольственному складу, левое — в подвальный этаж дома.

"Так, аккуратнее!", — мысленно приказал себе Денис. — "Света пока зажигать не будем…".

Свет вспыхнул сам, словно бы по мановению волшебной палочки.

Краем глаза он заметил фигуру в чёрной форме с коротким немецким автоматом в руках, застывшую у стены правого коридора, тут же аккуратно ушёл влево, перекувырнулся, успев при этом метнуть специальную японскую звёздочку, затаился в тёмном коридоре.

Тишина…

"Звёздочка только "вжикнула", а где же звук от её соприкосновения с хрупким человеческим телом? Такой характерный "чмок"?", — недоумевал Денис. — "Хорошо, допусти, что я промахнулся, что маловероятно…. Тогда, во-первых, должно было зазвенеть — от соприкосновения металла с камнем. А, во-вторых, часовой в этом случае уже давно бы открыл беспорядочную стрельбу…".

Он осторожно выглянул в правый узкий коридор, уже заранее зная, что там увидит: неуклюжая фигура в чёрной форме стояла на прежнем месте, из желтоватой шеи манекена торчал одинокий светлый кончик метательной звёздочки…

Денис подошёл поближе, восхищённо покрутил головой, вернулся, негромко пощёлкал по филёнке приоткрытой двери, подавая Кресту условный сигнал. Через минуту появился Санёк с рюкзаком на плечах, прикрыв глаза ладонью от яркого света, недоумённо уставился на статичного автоматчика.

— Что, никогда не слышал о восковых фигурах мадам Тюссо? — Денис несильно ткнул друга пальцем в бок.

Крест немного засмущался:

— Слышал, конечно…. А вот своими глазами видеть не доводилось. Классно сработано, как живой!

Денис кончиками пальцев ухватился за лучик японской звезды, торчавшей из шеи "немца", сильно потянул на себя. Хитрый азиатский метательный снаряд послушно двинулся в нужном направлении, а восковая голова неожиданно оторвалась от тела, упала на пол и с громким стуком покатилась по каменным плитам подземного хода…

— Гадость какая! — болезненно поморщился Саня. — Кстати, командир, а почему свет загорелся?

— Аккумуляторы, — доходчиво объяснил Денис. — Плюсом фотоэлементы, реагирующие на теплоту человеческого тела…

— А какой в этом смысл? — не сдавался упорный Крест.

Продолжить этот содержательный разговор не получилось, где-то вдалеке послышался низкий мужской голос, объявивший на классическом немецком языке:

— Выходите, подлые партизаны, я знаю, что вы здесь! Выходите и сдавайтесь! Всех отправлю на виселицу! Кэх-кэх-х-х-х!

В приоткрытую дверь протиснулась Мария с винчестером в руках, огляделась по сторонам, задумчиво покатала подошвой ковбойского сапога по полу голову из воска, недоумённо пожала плечами. Денис махнул рукой в правый коридор, приказывая подразделению двигаться вперёд, навстречу голосу, который, откашлявшись, нагло заявил:

— А Гимлер — вор, вор, вор! Я всегда об этом предупреждал фюрера! Вор, каких поискать!

Денис совершенно бесшумно продвигался первым по правому коридору, Крест и Мари двигались следом, держа положенную для таких случаев дистанцию. Ещё одна дверь, на этот раз незапертая, за которой располагалась очередная восковая фигура в чёрной форме с настоящим пистолетом в руках, узкие ступени наверх, усыпанные какой-то шелухой и непонятными белыми комочками.

— А Ева Браун — уродина! — неожиданно заявил высокий женский голос. — Она, вообще, парик носит, чтобы ты знал, дорогой мой Мартин! И ноги у неё — кривые, кривые, кривые…

От неожиданности отряд остановился и двинулся дальше только через две-три минуты.

Лестница предсказуемо оборвалась, короткий тёмный коридор, просторный холл, холщовые мешки, покрытые многочисленными дырками, из которых на пол сыпались подсолнечные семечки и различные орешки.

Поворот: на широком обеденном столе, друг напротив друга, сидели два красно-зелёных попугая и непринуждённо поддерживали светскую беседу…

Выйдя на свежий воздух, Денис в сердцах пнул ногой по старенькому срубу колодца:

— Так попасться, вот же чёрт! Стыдно! Провели — как последних мальчишек…. Впрочем, я никогда не понимал немецкого юмора…

— Это, что, шутка? — всерьёз заволновался Крест. — Это — юмор?

— Шутка, — подтвердил Денис. — Классический немецкий юмор.

Мария была настроена не так категорически:

— Знаешь, Дэн, боши, может быть, тут и не при чём. Вполне возможно, что это американцы решили пустить нас по ложному следу, выиграть немного времени. Да и английская МИ-6 горазда на разные гадости…

Крест предлагал взорвать виллу со всеми потрохами, предварительно выпустив говорящих попугаев на волю:

— Что, теперь взрывчатку обратно переть на своём горбу? Давайте подорвём этот тропический цирк, чтобы всяким разным впредь неповадно было так шутить…

Денис, после некоторых раздумий, решил всё оставить как есть, только двери конюшни, птичьего двора и свинарника широко раскрыть.

— А, попугаи? Может, тоже выпустить? — предложила Мари.

— Не стоит! — скупо улыбнулся Денис. — В доме такой запас семечек и орешков: нашим разговорчивым пернатым друзьям хватит года на два на три…

Взрывчатку они закопали в сельве, в километре от поместья, ещё через несколько часов успешно приземлились в Асунсьоне.

В гостинице их ждала телеграмма от Анхен.

— Фигурантка обнаружена. Срочно прилетайте. Ожидаемое мероприятие состоится через полторы недели, — громко прочёл Денис. — Вылетаем?

— Вылетаем! — синхронно согласились с ним супруги Сервантес.

А вот быстро вылететь в Мендосу не получилось.

— Вчера, шестнадцатого июня 1955 года, в Буэнос-Айресе была произведена попытка государственного переворота, — через два часа мрачно сообщил Крест, ходивший в аэропорт за билетами. — Несколько самолетов морской авиации сбросили тяжёлые бомбы на президентский дворец и здание военного министерства. Имеются человеческие жертвы. Связь Аргентины с внешним миром непреложно прервана, отменены все вылеты и прилёты гражданской авиации…. Что будем делать, Дэн? Как показывает практика, такая заварушка может продлиться недели две-три, а то и поболее…

Сложившаяся ситуация была крайне неприятной: оперативно добраться из Парагвая до аргентинского городка Мендосы, расположенного рядом с чилийской границей, можно было только на самолёте.

Вечером следующего дня бойцы группы "Омега" вяло ужинали на втором этаже ресторанчика под уже привычным названием "Гуарани", который считался одним из лучших среди аналогичных заведений Асунсьона. Впрочем, это абсолютно ничего не меняло, аппетит отсутствовал, настроение было препакостным: никаких действенных вариантов оперативно покинуть Парагвай не вытанцовывалось.

— Придётся ехать на джипе, — отхлёбывая из высокого бокала местный яблочно-ананасовый сидр, хмуро сообщил Саня. — Времени это, правда, займёт до неприличия много. Да не вижу что-то я реальной альтернативы…

Внизу гулко стукнула входная дверь, небрежно распахнутая сильной рукой, раздались громкие приветливые возгласы, чей-то густой смех, ступени лестницы, ведущей на второй этаж, заскрипели и зашатались под уверенными грузными шагами. Через минуту перед их взорами предстал никто иной, как сеньор Мануэль Орлан — в сопровождении красивой и сексапильной черноволосой женщины средних лет.

— Друзья мои! Какой приятный сюрприз! — тут же громко объявил достославный генерал. — Великолепное совпадение! Сеньор Рамос, познакомьтесь, моя дорогая супруга — Изольда Орлан-и-Пуэрто. Изольда — сеньор Оскар Рамос, доблестный испанский кабальеро…. Алекс, гадкий аллигатор, дай я тебя обниму! Небесная донна Мария…

Только через десять минут сеньор Орлан успокоился, позвал метрдотеля, и не терпящим возражений тоном велел:

— Быстро приставить к столикам сеньоров ещё один стол, который должен быть заставлен наилучшими закусками и бутылками с самым изысканным вином!

Метрдотель покорно вздохнул и расторопно удалился.

— У меня, друзья, сегодня великий праздник! — пафосно и проникновенно заявил дон Мануэль. — И я просто счастлив, что эту великую радость со мной разделят такие достойные люди!

— Что же случилось такого знаменательного, уважаемый сеньор генерал? — вкрадчиво поинтересовалась Мари.

— В том-то всё и дело, господа, что мой муж больше — не генерал! — чувственно сверкая своими влажными, сиренево-голубыми глазами, доходчиво объяснила Изольда Орлан. — Мой Мануэль, наконец-то, сегодня вышел в полную отставку! Более того, мы с ним решили незамедлительно отправиться в какое-нибудь необычное путешествие…

— Да, непременно и незамедлительно отправиться! — твёрдо подтвердил экс-генерал. — В какое-нибудь симпатичное местечко, где мы с супругой смогли бы провести повторный "медовый месяц"…. Официант, немедленно налить всем господам и дамам вина в бокалы! Я хочу выпить за неземную любовь…

Через полчаса Денис поинтересовался у сеньора Орлана:

— А в чём же причина вашей неожиданной отставки, экселенц?

Дон Мануэль нахмурился:

— Представляете, этот недоумок Стресснер решил предоставить генералу Перрону политическое убежище. Того ещё и не свергли толком, а ему уже предлагают убежище! Сейчас тут такое начнётся, лучше и не представлять…. Крови прибавиться — в несколько раз — а мне она давно уже надоела. Вот и подал в отставку…. А теперь — путешествовать! Дети сейчас гостят у моей любимой тёщи в Монтевидео, так что мы с Изольдой склонны немного отдохнуть и развеяться…. Правда, маршрута ещё не выбрали. Хотя, что нам маршрут? Самолёт-то у меня собственный: куда хотим, туда и полетим…

— А как вам, любезный Орлан, аргентинская провинция Мендоса, "земля солнца и хорошего вина"? — как бы между прочим, поинтересовалась Мари.

Дон Мануэль пожал могучими плечами:

— Мало, что знаю об этом месте. Может, расскажите, небесная донна? Вы же у нас — непревзойдённая рассказчица…

Мария довольно улыбнулась:

— Старый вы льстец! Впрочем, слушайте…. Представьте себе сплошные виноградники, простирающиеся до самого горизонта, где с каждой ветки свисают виноградные гроздья, усыпанные рубиновыми и фиолетовыми ягодами — величиной со зрелый грецкий орех. Представили? Это и есть, Мендоса…. Эта провинция лежит в тени горных хребтов Анд и здесь мало осадков. Однако на восточных склонах гор выпадает достаточно много снега, который при таянии наполняет реки, так необходимые для орошения гордости этой земли — виноградников…. Столица провинции — город с одноимённым названием. Жизнь в Мендосе течет медленно и размеренно. Каждое утро хозяева магазинчиков и частных домов натирают тротуары около своих домов до блеска…. Мендоса производит восемьдесят процентов вина, продаваемого в Аргентине. В черте города находятся две самые известные винодельни: Бодега Ескориуела и Бодега Санта Анна. Недалеко от города расположен природный парк Аконкагуа, на его территории находится самая высокая в восточном полушарии гора Аконкагуа. Только опытные альпинисты могут подняться на нее без сопровождения проводников. Эту гору часто называют "крышей Америки". На Аконкагуа проложены специальные тропинки и разработаны маршруты для любителей горных походов и прогулок. До уровня снеговой линии в сезон разбиты базовые лагеря…

— Достаточно, небесная донна! — остановил рассказчицу сеньор Орлан. — Всё, что вы рассказали, просто замёчательно! Правда, дорогая? — нежно посмотрел на жену. — Вино, горный воздух, тишина…. Что ещё надо — для полноценного "медового месяца"? Я готов вылететь в этот райский уголок прямо завтра! Вы все составите нам компанию? Просто превосходно, клянусь моей чистой любовью к непорочной Мадонне…

Когда до Мендосы оставалась минут пять лёта, дон Мануэль, сидящий за штурвалом самолёта, разразился потоком отборной ругани, слышимой даже из-за закрытой двери кабины. Денис, обеспокоено переглянувшись с Крестом, поднялся со своего кресла и пошёл выяснять причину недовольства "экс-сатрапа".

— Они все в этой Мендосе сошли с ума! — продолжал буйствовать сеньор Орлан. — Аэропорт, видите ли, закрыт! Так их всех растак! На лётном поле — для страховки — пасётся коровье стадо. Тоже мне, шутники! А горючего у нас осталось — кот наплакал…

— Что же будем делать?

— Остаётся одно: лететь до чилийской столицы Сантьяго, а там уже думать — как добираться до Мендосы…

Глава двадцатая Пленники заснеженных гор

В аэропорту Сантьяго самолёт приземлился без всяких проблем, плавно и уверенно, следуя взмахам флажков в руках встречающих их сотрудников аэропорта, вырулил на свободное "парковочное место" и остановился.

— Вы, камрады, пока пообщайтесь с представителями местных властей, устройтесь в ближайшей гостинице, — бодро предложил Крест. — А я быстро смотаюсь в город, узнаю, как нам теперь добираться до Мендосы. Насколько я знаю, от Сантьяго все дороги ведут только в сторону океана, потом — вдоль береговой линии — на север и на юг. А нам надо на восток…

Чилийские таможенники сперва надумали взять в оборот неизвестных летунов и вытрясти денег по максимуму, но потом, узнав в доне Мануэле "главного парагвайского сатрапа", тут же скисли и, пожелав хорошей прогулки и замечательного отдыха, скрылись в неизвестном направлении.

Гостиницу они нашли в километре от лётного поля, заняли номера, приняли душ, после чего собрались в местном ресторанчике. Есть, впрочем, совершенно не хотелось, сказывался тот факт, что Сантьяго находился на трёхкилометровой высоте над уровнем моря. Даже неплохое местное вино не способствовало улучшению аппетита.

Ещё через час на такси — смешном коротком жёлтом автомобиле местной марки — вернулся Крест, весёлый и довольный:

— Всё оказалось просто — как годовалого бычка зарезать и освежевать! Я нашёл отличную, просто замечательную туристскую фирму, называется "Горная романтика". Эта компания организует для богатых туристов лёгкие прогулки и серьёзные путешествия по местным горам и прочим природным ландшафтам…. Мы ведь — богатые туристы? Так вот, угадайте: какой маршрут является самым популярным? Правильно, Сантьяго — Мендоса! По прямой линии между этими населёнными пунктами — двести тридцать километров. Учитывая, что придётся отклониться к югу — там располагается самый низкий горный перевал — получается порядка трёхсот двадцати. Из них двести — по горам и взгорьям, сто двадцать — по родной аргентинской пампе…. Вообще-то, это летний маршрут, но и сейчас дорога абсолютно безопасна, как меня заверили. Правда, добавили, мол: — "Если не случится землетрясения…". Впрочем, землетрясений бояться — в горы не ходить! А фирма выделяет выносливых мулов специальной породы, опытных проводников, тёплую походную одежду, провиант, прочее.…Весь маршрут занимает восемь-десять суток, наличествуют красивейшие экзотические виды: горы, покрытые вечными снегами, цветущие долины, быстрые реки и весёлые ручьи, полные крупной пятнистой форели, действующие вулканы, прекрасная охота на трофейную дичь, незабываемые ночёвки в палатках и горных хижинах.…Как вам, дамы и господа?

— Просто замечательно! — громко взвизгнула впечатлительная и изящная Изольда Орлан. — Я уже сто лет не была в таких романтических путешествиях! Особенно в зимних условиях: чтобы белый снег ярко сверкал на солнце, а на привалах угощали горячим глинтвейном и свежим ароматным асадо…. Ура! Выступаем прямо завтра!

Фирма "Горная романтика" располагалась на восточной, "бедной" окраине Сантьяго. Из-за высокого, давно некрашеного забора высовывались покатые, почерневшие крыши двух длинных бараков, доносились недовольные вопли голодных мулов, громкое ржанье лошадей, мычание коров, утиный гомон…. Всё это отчётливо напоминало обыкновенную заштатную ферму — средней руки.

— Чего это вы вдруг скисли, господа аристократы? Ухмыляетесь — с пошлыми и пессимистическими намёками? — возмутился Крест. — Вы же ещё не видали директора фирмы! Вот, познакомитесь, поболтаете с ним минут пять, сразу настроитесь на серьёзный и оптимистический лад…

Директор фирмы был итальянцем по национальности. Этакий весёлый малый средних лет: шумный и не в меру разговорчивый, с давно немытой тощей шеей, но с такими ясными, "детскими" голубыми глазами…

Не поверить таким глазам — то же самое, что плюнуть в собственную душу…

Обладатель "детских" глаз минут десять фанатично нацеловывал ручки женской части отряда авантюристов, раздавая — на всех языках этого мира — цветистые и напыщенные комплименты, после чего перешёл к делу:

— Всё очень просто, мои храбрые сеньоры и их небесные спутницы! Ваш отряд возглавит опытный проводник — "катапасе" — по-нашему. Самый опытный проводник в этих местах, его зовут Карра, он индеец из славного племени каукалу, вон он стоит — рядом с зелёными воротами в загон для лошадей и лам…

В указанном направлении стоял пожилой, достаточно высокий индеец. У проводника были широкие плечи, длинные седые волосы, схваченные узким кожаным ремешком, очень длинный и горбатый нос. Одет он был в лучших чилийских традициях (судя по многочисленным рекламным стендам табачных компаний, встреченных по дороге): на нем был великолепный, новехонький плащ до колен из шкуры молодого гуанако, из-под плаща виднелась нижняя одежда из меха агуара — красного койота.

— Огой! — громко провозгласил заслуженный индеец и постучал кулаком себя по широкой груди. — Айм — Карра!

Глава фирмы (кстати, звали его — Сильвио Пануччи) тут же перешёл к представлению других персоналий:

— При катапасе — по стандартному договору — присутствуют: мандрина и три пеона — индейцы племени мелуче — помощника катапасе, они, как правило, кроме знания испанского языка ещё обладают и навыками английского или французского языков, ну и, конечно, итальянского, — радостно улыбнулся сеньор Пануччи.

— Лично мне нет никакого дела до таких мелочей! — высокомерно провозгласила донна Изабелла. — Со всеми этими условностями прекрасно разберётся мой дражайший супруг. Скажите-ка лучше, милый Сильвио, это путешествие — абсолютно безопасно? Мне будут подавать на привалах горячий глинтвейн и свежее асадо? И кто такая эта "мандрина"? Сколько ей лет? Она молода? Красива? Передайте этой сеньоре, что я очень ревнива и готова — для сохранения семейного благополучия — пойти на самые крайние и решительные меры…

Наступило обычное утро — хмурое, неприглядное, худосочное, на улице было всего плюс пять-шесть градусов.

"Хотя, какая разница?", — подумал Денис. — "Все самые важные дела, они именно поутру и начинаются. Проверено временем. Не нами придумано, не нам и переиначивать…".

Горы — высокие, остроконечные, неприветливые, начались сразу, едва остались за крутым поворотом последние лачуги Сантьяго. Через десять минут отряд вошёл в узкую и извилистую горную долину: лёгкая белёсая дымка, влажные чёрные камни, сырость, глухое угрожающее эхо…. Впрочем, густая и разнообразная растительность здесь также присутствовала, склоны долины были покрыты амариллисами, фиалковыми деревьями, кустами дурмана, и различными кактусами — всех форм, фасонов и размеров.

Первой выступала мандрина — низкорослая лошадка особой породы, увешанная многочисленными бубенчиками и колокольчиками, которую держал под уздцы один из пеонов — низенький седой старикашка с неправдоподобно кривыми и морщинистыми ногами.

— Лошади этой породы очень полезны и, даже, незаменимы при передвижении по горам: издали чуют пропасти и горные расщелины, о чём тут же и сигнализируют — мотаньем головы, — сообщила Мари, немного пообщавшись с катапасе Каррой на причудливой смеси различных индейских наречий и испанского языка.

— А зачем на ней подвешено так много колокольчиков? — спросила сеньора Орлан.

— Это для тех случаев, когда предстоит передвигаться в густом тумане. Мулы идут на звук колокольчиков мандрины, а если звуки становятся громче и чаще, то это означает, что лошадь трясёт головой, предупреждая об опасности, мулы тут же и останавливаются — как вкопанные.

Караван состоял из мандрины и восьми мулов: на шести передних ехали Денис, его товарищи и катапасе, за ними шёл ещё один пеон, подгоняя мулов длинной хворостиной, потом следовали два молодых мула, гружённые продовольствием, палатками и прочим походным снаряжением, замыкал колонну третий пеон — с длинным ружьём на плече. Все путешественники были облачены в местную походную одежду: штаны из мягких, хорошо выделанных шкур гуанако, на плечах — чилийские пёстрые пончо — широкие плащи с отверстием для головы посредине, на ногах красовались высокие кожаные сапоги, на головах — плотные широкополые шляпы, сплетённые из волокон неизвестного растения.

Перед обеденным привалом они обогнули крохотное горное озеро, наполненное прозрачной, чуть голубоватой водой. Денис обернулся назад: от озера к предгорьям спускались широкие лощины, заросшие кустами дикого орешника, плавно вливаясь в обширные льяносы — плоские бесконечные равнины, на которых беззаботно паслись бескрайние стада домашних животных.

За световой день путники преодолели почти сорок пять километров (по подсчётам Креста), переходя из одной узкой горной долины в другую, преодолевая невысокие перевалы, и неуклонно поднимаясь вверх. К вечеру заметно похолодало — температура воздуха упала вплоть до нулевой отметки, задул противный северный ветер, что, впрочем, ничуть не сказалось на отличном настроении путешественников: все без устали любовались великолепными природными пейзажами и ландшафтами, обменивались впечатлениями от увиденного. За полчаса до остановки дону Диего удалось метким выстрелом подстрелить молодого горного барана.

— Вот вам и ужин! — как мальчишка радовался генерал в отставке. — Седло горного барашка, запеченное над углями походного костра — изысканный деликатес, честное благородное слово! Со мной — не пропадёшь!

Лагерь разбили на берегу узкого и весёлого ручейка, собрали три брезентовые палатки, причём палатка, предназначенная для супругов Орлан, была отнесена вверх по течению ручья метров на семьдесят — от двух других.

— Нам с женой нужно обсудить некоторые неотложные и важные дела, — многозначительно пояснил во время ужина дон Диего.

Сеньора Орлан скромно промолчала, грея озябшие ладони рук о кружку, до краёв наполненную горячим глинтвейном, и задумчиво вглядываясь в даль: на горизонте простиралась высоченная горная цепь Анд, покрытая белыми шапками вечных снегов, над седловиной далёкого перевала к небу величественно поднимался столб белого дыма.

— Это что — стоянка дикого индейского племени? — донна Изабелла, капризно вскинула вверх свою густую чёрную бровь. — Это не очень опасно? Они не нападут на нас?

Мари немного поговорила с катапасе, невозмутимо курившим свою длинную трубку, вырезанную из корневища дерева омбу. Итальянец Пануччи всё же обманул, видимо, по устоявшейся итальянской традиции: Карра говорил на испанском языке более чем плохо, ещё знал с десяток английских и французских слов, а пеоны, вообще, говорили только на своём языке. Поэтому с "обслуживающим персоналом" могла общаться только Мария, владеющая несколькими индейскими наречиями племён аргентинских равнин и парагвайской сельвы, а, как известно, языки всех племён юга Американского континента имеют единую корневую основу.

— Это дымит проснувшийся "огненный язык"! — после общения с катапасе объявила Мари. — Судя по всему, имеется в виду обычный действующий вулкан.

— Вулкан! — радостно захлопала в ладоши впечатлительная донна Изабелла. — Никогда не видела действующего вулкана! Давайте подъедем и посмотрим! Диего! Хочу посмотреть на вулкан! Хочу…

Поток капризных восклицаний сеньоры Орлан был прерван громким тоскливым воем.

— Что это? — запаниковала супруга "экс-сатрапа". — Волки? Сильвио ничего не говорил о волках! Противный итальяшка! Диего, сделай же что-нибудь!

Отставной генерал послушно вскочил со своего места и завертелся на месте, водя стволом своей винтовки из стороны в сторону.

Мари незамедлительно обратилась за объяснениями к Карре, который тоже выглядел слегка озадаченным, но быстро взял себя в руки и снова надел на лицо маску невозмутимости, отвечая на вопросы "сеньоры-гаучо" короткими рублеными фразами и указывая рукой на юг.

— Он говорит, что степных волков и агуаров — красных койотов, здесь быть не может, слишком высоко. А эти звуки очень похожи на боевой клич индейцев-теульче. Только вот это племя обитает далеко к югу, чуть ли не в двухстах пятидесяти километрах отсюда, и в этих местах теульче никогда раньше не появлялись. Он сам очень удивлён и ничего не понимает.

— А кто они такие, эти теульче? — спросил Денис.

— Это очень воинственное и кровожадное племя, — перевела Мария ответ катапасе. — В последние годы промышляют тем, что берут в плен белых людей и освобождают их только за большой выкуп.

— Ну вот, я так и знала! — пафосно заявила донна Изабелла, недовольно встряхнув густой угольно-чёрной гривой волос. — Неприятности в этом мире являются в самый неподходящий момент! Все так и норовят — помешать двум любящим сердцам!

Сиреневые сумерки сменились чёрной бархатной ночью. Высокое небо незамедлительно покрылось неправдоподобно яркими и крупными звездами, возглавляемыми непревзойдённым и великолепным созвездием

Южного Креста. До самого рассвета путешественники по очереди дежурили около жаркого костра, но ничего неожиданного не случилось, угрожающий вой больше не звучал.

На следующий день дорога стала гораздо тяжелей и намного опасней. Приходилось часто преодолевать крутые длинные подъёмы, идти по узким извилистым тропинкам — вдоль бездонных широких пропастей. Мулы — друг за другом — осторожно продвигались вперёд, опустив свои ушастые головы к каменистой земле.

Иногда со снежных вершин спускалась туманная дымка, и мадрина исчезала из поля зрения остальных путников, тогда приходилось двигаться вперёд на звук колокольчиков, закреплённых на лошадиной сбруе. Всё чаще под копытами мулов хрустели буро-красные осколки застывшей вулканической лавы, покрытые разноцветными игольчатыми кристаллами. Вокруг беспорядочно громоздились мраморные утёсы, как будто стремясь вытеснить и оттолкнуть друг друга…

Четвёртый день этого похода сперва ничем не отличался от дней предыдущих: ясное безоблачное утро, крутой часовой подъём, переход через широкую бездонную пропасть по узенькому подвесному мосту, который угрожающе раскачивался под ногами и копытами, долгий переход через гранитное плоскогорье, густо покрытое разноцветными мохнатыми лишайниками, краткий обеденный привал, продолжение маршрута вдоль остроконечного узкого гребня…

Где-то за час до очередной ночной остановки откуда-то сверху снова донёсся громкий, явно угрожающий вой. Денис поднял голову: на плоской площадке гребня, в четырехстах метрах от их каравана, были отчётливо видны три всадника в индейских одеждах. Всадники угрожающе размахивали короткими ружьями и что-то громко кричали, горное эхо любезно разносило их речи по всей округе.

— Ничего не понимаю! — недовольно передёрнула плечами Мари, ехавшая впереди Ника. — Совершенно незнакомое мне наречие, нет ни одного понятного слова, надо спросить у катапасе.

Подошедший Карра был гораздо мрачнее, чем обычно, на его лбу появилась тревожная вертикальная морщинка, в глазах плескался откровенный чёрный страх. Заговорил катапасе, впрочем, подчёркнуто спокойно и где-то даже равнодушно.

— Он говорит, что нет ничего страшного, — перевела Мария. — Теульче просто охотятся на вигоней. Вигонь, она же альпака, безрогая коза с очень длинной и тёплой шерстью. Они, мол, просят, чтобы мы не ходили по северному проходу, не распугивали вигоней. Вот и всё, собственно. Тем более что северный проход нас совсем и не интересует, завтра мы пойдём по тропинке через восточный коридор.

Катапасе опять заговорил, сопровождая слова скупыми жестами.

— Он предлагает остановиться сегодня на ночлег вон на том широком плато, — поведала Мари. — Теульче — очень подлое и злобное племя. Они могут со скал сбросить на нас большие камни. Просто так сбросить. Вследствие природной склонности — к разным гадостям…

Путники разбили лагерь на каменистом плоскогорье, в отдалении от опасных скал. Поужинали варёным рисом, перемешанным с мелкими кусочками форели холодного копчения. Белые путешественники заварили крепкого байхового чая, индейцы же довольствовались традиционным мате, настоянном в тыквенной калабасе с узким серебряным ободом. Рубиновое солнце угрожающе плавилось на горизонте, прячась, время от времени, в свинцово-чёрные тучи.

— Завтра будет очень сильный ветер, возможно, даже со снегом, — предположил Крест.

В полночь Дениса разбудил Диего Орлан:

— Вставайте, мой дорогой сеньор Оскар! Прошу покорно извинить, но сейчас ваша очередь — заступать на дежурство!

Денис вылез из спального мешка, торопливо оделся и обулся, для утепления обмотал вокруг шеи длинный серый шарф, связанный из шерсти одомашненной ламы, набросил на плечо широкий ремень семизарядного винчестера, выбрался из палатки.

Вокруг было черным-черно: луна и звёзды были скрыты за плотной завесой низких облаков, у костра неподвижно застыл его напарник — катапасе Карра. Денис приветливо кивнул пожилому индейцу, зажёг от пламени костра стандартный армейский факел, совершил получасовой обход окрестностей. Ничего подозрительного он не обнаружил, слегка замёрз и, когда факел начал медленно гаснуть, вернулся обратно к костру. Широко и добродушно улыбаясь, катапасе протянул пузатую кожаную флягу с заранее отвинченной крышкой, поднял вверх большой палец левой руки, смешно передёрнул плечами, изображая замёрзшего человека.

"Вообще-то, знающие люди не рекомендуют в горах употреблять алкогольные напитки", — подумал Денис. — "Но, если чуть-чуть, сугубо чтобы согреться…", — он улыбнулся в ответ, взял в руки предложенную ёмкость, поднёс горлышком к губам, сделал несколько маленьких глотков. Напиток оказался очень духовитым, вязким, с лёгкой пикантной кислинкой.

— Спасибо, друг! — искренне поблагодарил Денис старого катапасе и неожиданно почувствовал, что засыпает…

Он проснулся, когда солнышко поднялось над горизонтом на добрых два своих диаметра, а костёр уже догорел, дымясь последними серо-розовыми углями. Денис поднялся на ноги, машинально отряхнулся, удивлённо оглядываясь по сторонам: всё вокруг было покрыто двухсантиметровым слоем белоснежного, свежевыпавшего снега. От их лагеря в направлении, где осталась покинутая ими чилийская столица, тянулись беспорядочные следы, объединяясь метров через семьдесят в единую тропу. Он прошёлся вокруг палаток и понял, что состав их отряда значительно сократился: исчезли катапасе, пионы, мадрина и три мула.

Крест, которого Денис разбудил первым, нахмурился и ворчливо высказал своё мнение о произошедшем:

— Что ж, чего-то такого я и ожидал…. Этот старый мерзавец Карра вчера был явно испуган и откровенно врал, когда рассказывал, что индейцев-теульче интересуют только вигони. Эти ребята тогда кричали, наверное, совсем о другом…. Приказали теульче нашему Карре убраться по-хорошему, он и убрался. Стареем мы с тобой, Дэн, однако, совсем разучились — ловить мышей…

Параллельно с завтраком они провели совещание, которое, впрочем, продлилось совсем недолго.

— Когда вернёмся в Сантьяго, первым делом сдеру всю кожу с задницы этого Пануччи, а поместье его поганое — спалю до самого фундамента! — плотоядно облизываясь, объявил Диего Орлан.

— А, зачем нам возвращаться? — удивился Крест. — Мы сейчас находимся на середине маршрута, предлагаю пойти вперёд. Направление нам известно, через сутки пройдём последний перевал, начнётся спуск, дальше уже родная пампа. Ерунда, а не задача! Лёгкая прогулка…. Только вперёд, господа! Только — вперёд!

Денис подытожил, прихлёбывая горячий чай:

— Итак, друзья, существует всего два варианта: либо возвращаемся в Сантьяго, либо пробиваемся к Мендосе. Кто как думает?

— Почему же — только два варианта? — непонятно усмехнулась Мари. Существует и третий. Вы оглянитесь по сторонам, дорогие кабальерос…

Со всех сторон к их лагерю неторопливо приближались вооружённые всадники, испуганные мулы начали топтаться на месте, оглашая округу утробным "мычанием".

— Плотно окружили, засранцы, со знанием дела! — зло сплюнул в костёр Крест. — Да и бой сейчас принимать — дело зряшное: укрытий здесь никаких, а этих гавриков — больше сотни. Делать нечего, будем ждать, и надеяться на лучший исход…

Денис с интересом разглядывал людей, окруживших их лагерь плотным кольцом. Это были рослые мужчины: с плоскими блинообразными лицами красно-коричневого цвета, покрытыми очень редкими рыжими волосками на подбородках и щеках, большеголовые, с сальными длинными волосами чёрного цвета и откровенно волчьими глазами. Одеты теульче были в пончо ярко-бирюзового цвета, за широкие головные ремни мужчин были засунуты множество ярких птичьих перьев. Сидели индейцы верхом на низкорослых лохматых лошадках, изредка всхрапывающих — хрипло и зло.

Теульче наставили на путешественников свои ружья и загадочно молчали. Наконец, ряды конников расступились, и вперёд выехал невероятно широкоплечий мужчина средних лет — с невероятно злым и неприятным лицом, покрытым неровными красными и синими линиями.

— Меня зовут Ульче, — уверенно и важно, делая многозначительные паузы — словно Иосиф Виссарионыч Сталин — заговорил на ломанном испанском языке широкоплечий. — Бросили на землю всё своё оружие! И ножи бросили! Хорошо…. Я великий вождь племени теульче. Теульче — храбрые воины. Они не любят белых людей и берут их в плен…. За кого заплатят большой выкуп, того теульче отпускают. Других — убивают…. Вы понимаете меня, белые? Вот ещё…. Один гринго пообещал за вас семьсот американских долларов. Большие деньги. Очень — большие…. Мы торопились. Скакали сюда почти без остановок. Только ночами отдыхали…. Но если ваши родственники и друзья соберут больше денег…. То есть, семьсот и ещё семьсот, то тогда мы вас отпустим. Понятно?

Денис переглянулся с товарищами: у него с собой было долларов триста пятьдесят — в разной валюте, наверняка что-то было и у других, можно было попробовать набрать требуемую сумму.

Ульче сразу же расшифровал смысл этих взглядов и решительно затряс лохматой головой:

— Нет, те деньги и золотые вещи, которые у вас с собой, они уже наши! Военная добыча…. Отдаете это всё моему сыну. Ульчет! — махнул вождь рукой высокому юноше, сидящему на голенастой гнедой кобыле.

"Всё, операция сорвана!" — объявил внутренний голос. — "Сперва индейцы отвезут вас в своё стойбище, до которого, по словам Карры, чёрт те сколько километров, потом начнётся процедура выкупа…. Да, до вашего освобождения пройдёт не одна неделя и, даже, не три! За это время Борман, конечно же, завершит в Мендосе все свои дела и исчезнет, затеряется в полной неизвестности. Нет, подполковник, сорвут с тебя в Москве погоны. Точно, сорвут…".

Юнец по имени Ульчет слез с лошади, отвязал от седла пустой кожаный мешок, ехидно и насмешливо улыбаясь, подошёл к пленникам, ослабил тесёмки на мешке, широко распахнул его зев, подмигнул. Мол, давайте, белые придурки, складывайте сюда ваши несметные сокровища, просим!

Денис первым достал из заднего кармана штанов свой кошелёк, небрежно бросил в мешок, остальные спутники последовали его примеру. Донна Изабелла, бормоча себе под нос страшные проклятия в адрес бесстыжих грабителей, сняла со своих рук несколько золотых браслетов, вынула из ушей золотые серёжки с ярко-кровавыми рубинами, уронив несколько злых слезинок и презрительно улыбнувшись, швырнула свои украшения в бандитские закрома.

— Дорогой! — обратилась Мария к Кресту. — Помоги мне стащить кольцо с пальца. Что-то у меня не получается.

Саня посопел над её рукой пару минут, после чего Мари подошла к сыну вождя и протянула заветный талисман, лежащий на своей узкой ладони. Ульчет недоверчиво нагнулся, внимательно рассматривая кольцо, вдруг изменился в лице, побледнел, резко развернулся и бросился к своему отцу. Вождь нагнулся со своего коня, сын что-то взволнованно зашептал ему в ухо.

Ульче грузно спрыгнул на землю и торопливо подошёл к Марии, которая так и осталась стоять — вытянув вперёд ладонь с дремлющим на нём странным предметом. Вождь долго смотрел на золотую вещицу, потом робко попросил осмотреть внутреннюю поверхность кольца, ещё через минуту обернулся к своим воинам и, воздев руки к небу, громко и торжественно прокричал несколько фраз.

Все теульче соскочили со своих коней и дружно повалились на колени, вытянув вперёд руки и уткнувшись носами в землю.

"Ну что, умник хренов?" — обратился про себя Денис к внутреннему голосу. — "Сколько раз можно говорить, что никогда не стоит преждевременно впадать в панику? Человек не побеждён до тех пор, пока его не победили! Как нас учил незабвенный Джек Лондон. Вот так-то — оно…".

Индейский вождь склонился перед Марией в низком поклоне:

— Теульче ждут твоих приказаний, Госпожа! Любое твоё желание будет выполнено!

— Нам надо срочно добраться до Мендосы! — скрестив руки на груди, незамедлительно сообщила "сеньора-гаучо".

Вождь выпрямился:

— Мы поможем тебе, Великая! С твоим отрядом пойдёт мой сын и десять лучших воинов. Они проводят вас до самой Мендосы. А я с остальными вернусь в стойбище, — указал рукой на юг. — Вернусь и убью того подлого гринго и его слуг. Если, конечно, госпожа не против…

— Я не против, — милостиво кивнула головой Мари. — Вернитесь и убейте!

Основная часть индейской ватаги, возглавляемая вождём, устремилась на юг, старательно настёгивая короткими плетями лохматых лошадок.

Путешественники завершили прерванный завтрак, обмениваясь понимающими улыбками и лёгкими короткими шутками. Ульчет со своими индейцами расположились метрах в пятидесяти от палаток, развели отдельный костёрок, переговариваясь между собой сугубо шёпотом, уважительно и испуганно поглядывая в сторону Марии.

Когда лагерь был полностью свёрнут, а мулы засёдланы, Денис ободряюще подмигнул знатной заводчице парнокопытного скота сеньоре Сервантес:

— Давай, верная соратница, бери командование на себя! А то наши индейские друзья ещё начнут сомневаться, подумают — чего-нибудь не того…

Мари повелительным жестом подозвала к себе Ульчета, дала краткие и ёмкие указания, и уже через минуту отряд вышел на маршрут, устремляясь к очередному перевалу.

Он ехал впереди каравана бок о бок с Ульчетом. Подъем становился всё круче, окружающие их скалы — всё выше и неприветливей, круглые разноцветные камни с шумом скатывались из-под копыт мулов и лошадей и исчезали в чёрных провалах бездонных расщелин.

Неожиданно впереди — на величественном утёсе из тёмного порфира — возникли полуразрушенные стены древней крепости. Денис обернулся к своему спутнику и вопросительно указал пальцем в сторону утёса. Ульчет владел испанским языком ещё хуже своего отца, но, в целом, его ответ был понятен:

— Очень давно построили. Теульче ещё не родились…. Крепкие стены. Но теульче туда не ходят…. Крепость Кельчуа. Там живут Духи.

Утром, в предрассветный час, когда Денис дежурил у костра, с востока донёсся странный гул. Через десять минуть в долине, которая располагалась метров на сто пятьдесят ниже их ночного лагеря, замелькали неясные тени, послышался дробный перестук копыт. К костру, почёсываясь со сна, с разных сторон подошли Ульчет и Крест.

— Это ламы и гуанако. Два стада…. Бегут куда-то. Очень быстро, — взволнованно сообщил Ульчет, внимательно вглядываясь в тени, скачущие по склонам долины. — А вон, горные бараны и альпаки, — указал рукой на высокие скалы. — Тоже торопятся. Это очень плохо. К большой беде…

В небе послышался тревожный клёкот, Денис задрал голову вверх: прямо над их палатками пролетала большая стая диких горных голубей, чуть сбоку пронеслись два кречета, несколько ушастых сов, громко хлопая крыльями, устремились на запад.

Сын вождя обречённо покрутил головой:

— Мыши и крысы тоже уходят.

Действительно, по камням плато — в западном направлении — передвигались многочисленные бурые и серые комочки.

— Просыпаются Боги! — испуганно зашептал Ульчет. — Страшные Боги. Они будут трясти землю…. Убивать одни горы. Строить другие…

Словно подтверждая слова юного индейца, с востока прилетел новый гул, гораздо более громкий, чем десять минут назад, земля под ногами явственно вздрогнула.

— Что происходит? — из палатки показалась растрепанная голова Мари.

Крест задумчиво подёргал себя за седую бороду:

— Судя по всему, намечается сильное землетрясение. Необходимо со всех ног удирать на запад.

— Вам не успеть! — утешил добрый и человечный Ульчет. — У теульче быстрые кони. Теульче успеют убежать…. Ваши мулы очень медленные. Госпожа! — обратился к Марии. — Уходите в крепость Кельчуа. Ту, что на утёсе. Вчера проходили мимо…. Она не боится, когда трясутся горы. Белым людям туда можно ходит, теульче — нет. Когда Боги уснут, Ульчет вернётся. Вместе пойдём дальше, к Мендосе…

Поредевший отряд (индейцы — что было мочи — ускакали на запад) поднялся на утёс из тёмного порфира. Гремело уже почти безостановочно: один раскат — после короткой паузы — тут же перерастал в другой. Почва под ногами мелко дрожала, со скал срывались и прыгали вниз большие камни…

— Быстрей! — торопил друзей Денис. — Быстрей же! Вот же они, ворота…

Ворота были не заперты, вернее, они просто лежали на земле, сдёрнутые когда-то давно неведомой силой с петель. Когда все путники оказались внутри крепости, Денис оглянулся: тропа, по которой они передвигались ещё несколько минут назад, была покрыта сетью длинных, постоянно расширяющихся трещин.

Он облегчённо вздохнул и расслабился, присел на одинокий прямоугольный каменный блок, прислонившись спиной к тёплой крепостной стене, достал из кармана пачку сигарет, чиркнул зажигалкой, с удовольствием закурил.

— Помогите! Помогите! Они сейчас меня убьют! — раздался истошный женский вопль.

Забежав за странное полукруглое здание, выложенное из жёлтого кирпича, Денис увидел достаточно нестандартную картинку. Около небольшого фонтанчика (причём, работающего!) лежала, потеряв сознание, прекрасная сеньора Ортега. Рядом с ней на корточках неподвижно застыл её муж дон Мануэль, широко открыв рот и прикрыв голову руками. А от дальней стены медленно надвигались, отчаянно пуча белые немигающие глаза и угрожающе подвывая, две странные фигуры: трёхметрового роста, в рваных одеждах, лохматые и босые…

Глава двадцать первая Дуэль на навахах

Не раздумывая ни секунды, Денис вскинул вверх винчестер и нажал на курок. Нет, он не целился в приближающиеся фигуры, просто стрелял в их сторону, высоко над "головами". Общеизвестно, что от звуков выстрелов призраки исчезают. Однако знающие люди не советуют — стрелять конкретно в привидения, мол, так можно накликать беду. Как бы там не было, но два "незнакомца" предсказуемо исчезли, словно растворяясь в воздухе.

— Что случилось? — хором спросили Мари и Крест, появляясь с другой стороны полукруглого строения.

Денис забросил винчестер за плечо, устало усмехнулся:

— Ничего особенного. Два обычных призрака. Вы помогите нашим друзьям Орланам, а я посмотрю, что там творится снаружи…

По каменной лестнице он поднялся на широкую галерею, идущую вдоль крепостных стен на высоте десяти-двенадцати метров, подошел к ближайшей узкой бойнице, выглянул и тут же застыл, поражённый открывшейся взору картине.

Высокая горная гряда, расположенная в нескольких километрах от крепости Кельчуа, меняла свой внешний вид прямо на его глазах: отрывались и с грохотом падали вниз остроконечные пики, седла перевалов медленно выгибались в обратную сторону, сама гряда явственно оседала — словно бы проваливалась в невидимую бездну. Зато там, где ещё вчера располагалось плоское горизонтальное плато, начинал подниматься, устремляясь к самому небу, новый могучий хребет…. Странно, но внутри крепости абсолютно ничего не ощущалось: ни единого толчка, ни малейшей дрожи земной поверхности.

— Бывает! — поделился своими наблюдениями Денис с окружающим его миром. — Чего только не бывает на этом свете! Бывает даже то, чего и быть не может никогда…

К уже привычному бесконечному гулу добавился новый странный звук, как будто где-то рядом, с большой высоты, падал водопад. Он лёг животом на горизонтальную плоскость бойницы, отталкиваясь руками от стенок, продвинулся вперёд на полтора метра, посмотрел вниз: там, где ещё вчера их караван продвигался к Мендосе по узкой тропе, теперь бушевал, образуя цепочку приличных взрослых водопадов, широкий и бесноватый водный поток.

"Ну что ж, дело простое: кардинально поменялся рельеф местности, вот некоторые реки и сменили своё русло", — подумал Денис. — "Другое плохо: теперь совершенно непонятно каким маршрутом идти вперёд, к Мендосе. Впрочем, так же непонятен и путь назад, к Сантьяго".

Около фонтанчика горел яркий костёр, над которым на бронзовой треноге висел очень даже вместительный котёл.

"Следовательно, я отсутствовал, наблюдая за "Сотворением Мира", не меньше, чем двадцать минут", — понял Денис. — "А может, несколько часов? Завлекательное зрелище, всё-таки…".

Вокруг костра расположились остальные члены отряда, беззаботно переговариваясь между собой и с аппетитом хлебая из широких серебряных мисок (серебряных!) какое-то вязкое варево большими (серебряными же!) ложками.

— Приветствую вас, дорогие первопроходцы! — Денис слегка приподнял над головой шляпу. — Докладываю, снаружи всё спокойно и предсказуемо: горы превращаются в долины, на месте мирных плато вырастают заострённые хребты, реки безвозвратно меняют свои русла…. А так, всё без изменений: небо, солнце, ветер…. Кстати, вы вот едите — с использованием серебряной столовой посуды. Богатый клад, наверное, нашли? И что это такое вязкое стекает с ваших антикварных ложечек? По запаху — обычная манная каша. Вернее, детсадовская манная каша, с детства узнаю её запах!

Впрочем, извините! Термин "детсадовская" для вас, очевидно, полностью непонятен…

— Конечно, понятен! — радостно прочавкал Санёк, не переставая ловко орудовать ложкой. — В Аргентине тоже много детских садов. Времена тяжёлые, матерям надо на работу…. Но причём здесь, манная каша? У нас детей с двухлетнего возраста — вскармливают парной телятиной…

Денис подошёл к костру, взял из высокой стопки посуды изящную серебряную тарелку, половником на длинной ручке начерпал себе из котла белёсой клейкой массы, присел на корточки, взял из пустой посудины Креста ложку, наполнил, поднёс ко рту, глотнул.

— Чёрт! Настоящая манка! Где это вы её раздобыли? Да, и это серебро?

— Сам два часа где-то слонялся, как бы наблюдал за местными катаклизмами. А нам — нельзя? — не выдержала сеньора Орлан, уже достаточно хмельная. — Обшарили мы тут всё, нашли всякого: посуду, крупу, бочонок с вином. Да, эти противные приведения так больше и не появлялись…. А то, я бы им…

Через полчаса землетрясение прекратилось, ещё через сутки вернулся Ульчет со своими воинами, и весь остальной путь до конечной точки маршрута прошёл без происшествий.

По прибытию в Мендосу они поселились в первой попавшейся гостинице. Денис, предчувствуя, что здесь может встретить своих знакомых по Германии 1944 года, тщательно загримировался: на голову нахлобучил длинноволосый чёрный парик, над верхней губой наклеил густые и длинные чёрные усы.

— Отлично получилось! — одобрила Мари: — Природный аргентинский кабальеро с западных территорий. Нечто среднее между гаучо и благородным идальго — из нежданно обнищавшей арагонской семьи третьей переселенческой волны…

Для дона Мануэля и его благонравной супруги придумали вполне правдоподобное объяснение, мол, сеньор Буэнвентура хочет немного подшутить над своей невестой — юной и непорочной сеньоритой Мартиной Сервантес…

Денис сбросил дорожную одежду, быстро принял душ, переоделся в цивильный костюм — "джентльмен на курортном отдыхе". Надо было торопиться: предстояло срочно отыскать в Мендосе Марту и Анхен Мюллер.

Он как раз застыл перед зеркалом, расчёсывая гребешком свои густые "усы", когда в дверь негромко постучали. Приоткрыв дверь, пожилой портье вежливо склонил седую голову в поклоне:

— Извините, благородный сеньор, но в холле вас ожидает молодая дама…

За низким журнальным столиком обнаружилась Мартина: в очень миленьком сиреневом платье с открытыми голыми плечами, и в элегантной сиреневой шляпке с тёмно-фиолетовой вуалью.

— Сеньорита Сервантес? — Денис вежливо щёлкнул каблуками. — Портье передал, что вы меня искали. Я весь в вашем полном распоряжении!

— Я — искала вас, сеньор? — зелёные глаза девушки стали круглыми от удивления. — Извините, но это какая-то ошибка. Мы с вами даже не знакомы…. Хотя, я что-то припоминая такое…

Губы Дениса расплылись в широкой улыбке:

— Как же, нас с вами любезно познакомили подлые глухие кайманы, на берегу парагвайской реки Уны, причём, совсем недавно.

Марта проворно вскочила со стула, резко откинула вуаль, обняла Дениса за шею, надолго и всерьёз приникла к его губам…

— Вы, идальго, так похорошели с момента нашей последней встречи, что я вас не сразу и узнала, — насмешливо проворковала девушка, смущённо пряча свои глаза. — Может, немного погуляем?

Крепко взявшись за руки, они шли по пустынным улочкам Мендосы: совсем недавно наступила сиеста — традиция, свято почитаемая в провинциальных городках Аргентины.

Денис обеспокоено спросил:

— Как ты меня узнала? Я так плохо загримировался?

— Ты просто отлично загримировался! Я тебя, мой любимый, узнала не глазами, а сердцем! — негромко рассмеялась девушка. Но уже через несколько секунд, став непривычно серьёзной, непреклонно заявила, бросая на Дениса гневные взгляды из-под вуали: — А ты, женишок, приличный свин! Анхен Мюллер, конечно, настоящая профессионалка и всё такое, но даже ей не удалось скрыть удивления, когда я предстала перед её карими очами, мол: — "Я срочно прибыла к вам на помощь — по первому свистку!". Сразу стало ясно, что вы, господа пожилые диверсанты, просто нас с Иваном сплавили, куда подальше, чтобы уберечь от опасности…. Рассказывай быстро, что там, в Парагвае, у вас образовалось за опасное дело!

Он и рассказал всё в мельчайших подробностях, ничего не скрывая.

Мартина смеялась от души — светло и искренне.

— Какие же попугаи молодцы! Это надо же…

Через двадцать минут они присели на широкую лавочку под раскидистым деревом омбу. Марта лукаво прищурилась:

— Пока ты отсутствовал, у меня образовалось два новых ухажёра.

— И как же зовут этих бедолаг?

— Ну, первого ты знаешь. Это Диего Бурручага, ну, тот лётчик, что нас на гидроплане покатал немного…. Он меня в Асунсьоне провожал, когда я улетала в Кордобу. Так вот, он пообещал в самом скором времени перебраться в Аргентину, "чтобы быть ближе к моим прекрасным глазам". Представляешь?

— Кто же у нас второй? — улыбнулся Денис и нежно погладил голое плечо невесты.

Мартина состроила "игривые глазки":

— Второй? О, это такой красивый мужчина…. Американец. Мне Анхен велела за ним присматривать. Сама она не может: постоянно находится рядом с этой Идой Матьё. Ну, той девицей, которая является пассией вашего Бормана…

— Американец? — нахмурился Денис. — Средних лет, высокий, белобрысый, голубоглазый, в шляпе? На левой руке не хватает мизинца?

— Откуда ты знаешь? — удивилась девушка. — Да, это его приметы. Том Хэнкс, инженер-гидротехник, родился в Нью-Йорке. Он, пройдоха, тоже интересуется Идой Матьё.

— Даже так? А за тобой он — почему ухаживает? Извини, дорогая, глупость сморозил. Я имею в виду: просто потому, что ты очень красивая молодая барышня, или у него имеется и другой, скрытый интерес?

— Знаешь, мне кажется, он считает, что я младшая сестра Анхен. Мы, действительно, немного похожи. Наверное, он хочет через меня выйти на "сестру", а через Анхен — на Иду…. Том мне сегодня вечером, в девятнадцать ноль-ноль, письмом назначил свидание — в одном итальянском кабачке. Не пойду, конечно, больно надо…

Денис задумчиво подёргал мочку правого уха:

— Придётся тебе, моя любовь, принять предложение этого американского воздыхателя.

— Зачем? — Марта откинула вуаль и недоумённо уставилась на жениха.

— Этот ресторан находится в людном месте? Есть ли рядом с ним, м-м, уединённая территория, где любят бродить влюблённые пары?

Мартина непонимающе пожала голыми плечами:

— Пожалуй, что и есть. Рядом расположен небольшой парк — с ручьём и симпатичной беседкой. И, что дальше?

— Мы сделаем так, мой ангел…. Ты идёшь на свидание, ведёшь себя непринуждённо и раскованно, строишь американцу глазки, но в меру…. Колечко, что тебе старая индианка подарила, заранее сними и спрячь. А ровно в девять вечера предложишь ему погулять по парку, подышать свежим воздухом, а, дальше, мы сделаем так…

В двадцать ноль-ноль он постучал в дверь номера супругов Орлан.

— Сеньор Рамос! — искренне обрадовался экс-генерал. — Чем могу служить? Может, по бокалу хорошего виски?

Денис заговорщицки улыбнулся:

— Дон Мануэль, ведь вы — человек чести?

— Безусловно, прах меня побери!

— Я, видите ли, хочу вызвать на дуэль одного наглого американца, который оказывает моей невесте Мартине непозволительные, на мой взгляд, знаки внимания…. Не согласитесь ли быть свидетелем вызова? Дабы этот подлый субъект не смог улизнуть, отказавшись от дуэли под каким-нибудь надуманным предлогом.

— Дон Оскар, в таких делах вы можете безраздельно полагаться на меня! Подождите, пожалуйста, пару минут. Я только наброшу сюртук на плечи…

Старый парк встретил их темнотой и сыростью, в ветвях печально перекликались тропические ночные птицы.

— Двигаемся к беседке, вон она, кажется, — прошептал Денис. — Сеньор Орлан, возьмите у меня фонарик, зажжёте его по моей команде.

Через десять минут раздались голоса.

— Милая моя Мартина, давайте войдём в эту замечательную беседку, посидим на лавочке, я вам почитаю свои стихи, — настойчиво уговаривал с сильным английским акцентом приятный мужской голос.

— Я, право, не знаю, — неуверенно отвечал ему женский, знакомый до боли в сердце. — Это так неудобно, мы с вами ещё так мало знакомы…

Денис несильно ущипнул Орлана за локоть, мол, приготовься, женераль!

От входа в беседку внезапно послышались звуки какой-то возни, женский голос откровенно запаниковал:

— Что вы делаете? Остановитесь, пожалуйста! Вдруг, кто-нибудь увидит…

— Вперёд! — тихо скомандовал Денис.

Когда до неясных тёмных фигур осталось метров пять, дон Мануэль нажал на кнопку карманного фонарика. В ярком свете бело-жёлтого луча из темноты "проявилась" весьма пикантная картина: Марта, отводя в сторону своё лицо, искажённое брезгливой гримасой, упиралась руками своему кавалеру в грудь, американец же, крепко обхватив девушку за бёдра, тянулся к её шее тонкими губами, сложенными трубочкой.

"Вот же, похотливый сукин сын!", — весело возмутился про себя Денис, прыгнул вперёд и влепил наглецу крепкую оплеуху.

Американец тут же выпустил девушку из объятий, ловко отпрыгнул назад, принял боевую защитную стойку и хладнокровно заявил:

— Вы просчитались, господа грабители! Лёгкой поживы сегодня не будет. Уносите-ка свои ноги — подобру-поздорову!

— Мистер Хэнкс? — искренне удивился Орлан. — Вот, уж не думал, что вы можете себя так непочтительно вести — по отношению к юным и беззащитным девушкам. Вы меня помните? Мы же с вами неоднократно встречались в Асунсьоне.

— Генерал Орлан? — американец был ошарашен. — Что вы здесь делаете, любезный?

— Экс-генерал, — поправил собеседника дон Мануэль. — Спрашиваете, что я здесь делаю? Наблюдаю, как некий иностранец, ранее носивший маску истинного джентльмена, пытается подло совратить непорочную невесту моего друга, доблестного идальго Оскара Рамоса. Надеюсь, мистер Хэнкс, вы понимаете, что нанесённая вам пощёчина, означает вызов на дуэль?

— Полноте, генерал, — американец был явно сбит с толку, переводя свой взгляд с Дениса на сеньора Орлана и обратно. — Какая дуэль? Мы живём в совсем другие времена…. Так, лёгкое недоразумение. Просто девушка забыла сообщить мне, что у неё имеется жених. Я готов принести свои искренние…

— Дуэль! — жёстко, словно — "припечатал", заявил экс-генерал. — В противном случае весь мир узнает, уже сегодня, что вы, мистер Хэнкс, подлый и низкий трус! Так как?

Американец неожиданно успокоился и картинным движением развёл руки в стороны:

— Хорошо, пусть будет — как угодно храбрым кабальерос! Дуэль, так дуэль…. Вас, сеньор жених, устроит завтрашнее утро? Скажем десять часов, на лужайке за теннисными кортами?

— Безусловно, — коротко кивнул головой Денис. — Мой друг — сеньор Мануэль Орлан — сообщит местному обществу о данном мероприятии. Я не хотел бы убивать вас без должного количества благородных зрителей.

Американец коротко засмеялся:

— Просто прекрасно! Я в диком восторге! Кстати, — недобро улыбнулся, — я же, как лицо, получившее оскорбительную пощечину, выбираю вид оружия? Замечательно! Тогда, сеньор Рамос, ставлю вас в известность, что наш завтрашний поединок будет проходить на испанских навахах. На "первоначальных" испанских навахах…

Глава двадцать вторая Финальная точка

Как и предполагалось, Мартина осталась ночевать у него в номере.

— Вот, возьми, — Денис протянул девушке ключ. — Постой пока в коридоре, дождись, пока я зайду в номер твоих родителей, и только после этого выходи и отмыкай дверь. Хорошо? Понимаешь, мне как-то неудобно перед ними: наши номера рядом, не хочу, чтобы они знали, что мы проводим эту ночь вдвоём…. Неудобно как-то.

Марта ничего не ответила, молча взяла ключ, улыбнулась и принялась демонстративно любоваться своим колечком — с голубым сферическим алмазом в скромной оправе…

Дверь Денису открыл взлохмаченный и сонный Крест.

— Командир? Что-то случилось? Заходи!

Он коротко рассказал о происшествиях последних часов.

— Ничего не понимаю! — заявил Саня. — Американец — это как раз понятно. Явно, это тот тип, который нам гадил — и в Буэнос-Айресе, и в Марискале. Тут вопросов нет…. И то, что его необходимо нейтрализовать, это совершенно ясно. Но, причём здесь — дуэль? Убили бы по-тихому, без всяких красивостей…. Делов-то — на рыбью ногу!

— А ты что думаешь по этому поводу? — обернулся Денис к Мари.

Сеньора Сервантес понятливо улыбнулась:

— Ты, как всегда, прав, командир. Если его по пошлому застрелить — сильный шум поднимется. Шум поднимется — Борман насторожиться, и, даже, может вообще отменить свой визит в Мендосу. А так — честная и благородная дуэль, дело для современной Аргентины насквозь обычное…. Меня, если честно, только одно смущает в данной ситуации: а, именно, то, что поединок будет проводиться на навахах. Тебе бы надо с Мартиной посоветоваться, она у нас дока в таких делах, реально поможет, подскажет.…Только вот где её сейчас искать, на ночь глядя?

Марта ждала его с двумя высокими бокалами, наполненными вином, в руках.

— И где тебя, идальго, черти носят? Его ждёт молодая и нетерпеливая невеста, а он там политесы разводит…. Давай, выпьем — за блестящее завершение твоей завтрашней дуэли!

Выпили.

Поставив пустой бокал на стол, девушка очень серьёзно спросила:

— Дорогой, а ты наваху-то видел когда-нибудь вблизи?

— Нет, никогда, — помотав головой, сознался Денис. — Знаю только, что это такой испанский ножик. Ещё знаю, что именно при помощи навахи была зарезана одна ветреная цыганка — по имени Кармен.

— Верно, — скупо улыбнулась Марта. — Давай, для начала, я тебе более подробно расскажу об этом виде холодного оружия…. Наваха — это длинный складной нож. Возникла наваха из-за запрета для испанских простолюдинов на ношения длинных ножей. Этот же нож имеет фиксатор в виде пружины со стороны обуха, которую отжимают с помощью кольца или рычага. Форма клинка, который в мирной обстановке спрятан в рукоять, обязательно, со скосом обуха. Рукоятка у навахи всегда имеет характерный изгиб на конце…. Потом, понятное дело, глупый запрет отменили, и мужчины навахами стали пользоваться гораздо реже. А ещё через некоторое время навахи, сильно уменьшившись при этом в размерах, стали неотъемлемой частью дамского туалета…. Уж слишком тяжела была женская доля в тогдашнем "мачистском" испанском обществе (то есть, в обществе, где господствует так называемый "мужской шовинизм"!). А наваха являлась последним орудием борьбы с мужским произволом и, соответственно, последним средством защиты женского достоинства…. Теперь это — просто милая традиция, прижившаяся во всех испаноговорящих странах, — Марта элегантно приподняла подол своего платья и продемонстрировала Нику свою стройную ножку в бесцветном чулке, за подвязку которого был помещён некий продолговатый предмет.

— Не одна уважающая себя аргентинка не ходит на свидание с мужчиной без навахи, — гордо объявила Марта. — Даже, если этот мужчина — любимый. Традиция, мой дорогой друг, опять же, понятия хорошего тона…

— Дай посмотреть, если не жалко, — улыбаясь, попросил Денис.

Мартина с шутовским поклоном протянула ему складной нож:

— Пожалуйста, мой господин, возьмите! Теперь я стою перед вами — полностью беззащитная! Какой позор…

"Обычный нож-выкидуха", — подумал Денис, сдвигая в сторону медный рычажок. — "У нас в России с такими штуками блатные уркаганы ходят. Только у этого ножа остриё непривычно вверх задрано…".

— Ты напрасно хмыкаешь так легкомысленно, — заявила Марта. — Сейчас ты держишь в руках "дамскую" наваху, а завтра будешь драться на настоящей, "взрослой". У неё клинок раза в три длиннее, шире и многократно тяжелее. Ладно, отдавай мою игрушку, я тебе покажу элементы техники боя на навахах.

Девушка одним движением сбросила платье на пол, зажала наваху в правой руке, опущенной вниз, чуть согнула ноги в коленях, задвигалась по комнате, поочерёдно меняя опорные ноги и демонстрируя отточенные пируэты.

— При работе с навахой надо сразу уяснить: колющая техника в этом случае носит вторичный и отвлекающий характер, — не прерывая движения, поучала Марта. — Укол, разворот, взмах! Укол, пируэт, взмах! Схватку надо выигрывать именно рубящим ударом. Рубящим! Понятно тебе? Высший шик — рубящим ударом прямо по лицу подлого противника…

Денис схватил невесту в охапку, звонко поцеловал в воинственно вздёрнутый нос.

— Остановись, моя амазонка! Большое тебе спасибо за показанную технику, но думаю, что завтра она мне не пригодится.

— Почему — не пригодится? — Мартина приготовилась всерьёз обидеться.

— Видишь ли, для американца завтрашнее мероприятие — дуэль. В гриме он меня, явно, не узнал, хотя фотографию, наверняка, видел неоднократно. В этом и заключается моё решающее преимущество. Понимаешь?

— Нет, мой господин! — девушка преданно засопела ему в плечо.

— Ну, это же так просто! Для меня это — вовсе и не дуэль. Мне просто надо убить его, чтобы не мешался под ногами…. Поэтому я его просто убью. Сразу, без всяких изысков. Я понятно объясняю?

— Теперь понятно. Только, моя радость, потуши, пожалуйста, свет. Эти твои дурацкие усы…. Я немного стесняюсь…

Рано утром, собираясь на поединок, Денис неожиданно вспомнил:

— Мартина, душа моя, за всеми этими важными и приятными делами, я забыл о главном. Что у нас с Борманом? Когда я смогу встретиться с Анхен?

Марта посмотрела на него непонимающим взглядом и громко расхохоталась:

— А разве я тебе ничего не рассказывала? Вот это да…. Тогда слушай. Во-первых, Анхен попросила, чтобы ты проехал мимо дома Иды Матьё и внимательно посмотрел на швейцара, который там постоянно дежурит у крыльца. Она сказала, что ты его непременно узнаешь…. Во-вторых, встретиться с ней самой ты сможешь только через четверо суток, во время празднования дня рождения этой самой Иды. В Парке Свободы будут разбиты шатры, состоится крутая вечеринка, на которую будут приглашены все сливки местного общества и наиболее значимые курортники…. Ты, понятное дело, приглашаешься как жених одной из самых престижных аргентинских невест. То бишь, мой…. Не обиделся? Ты просто великолепен, иди скорей ко мне и поцелуй…. Да, а Мартин Борман появится здесь ровно через неделю. Как и что? Извини, подробности тебе Анхен сообщит при встрече…

Они разместились на заднем сиденье подошедшего такси, Крест и Мари уехали на пятнадцать минут раньше.

— Может, проедем мимо дома Иды Матьё, взглянем на этого швейцара? — шёпотом спросил Денис.

Марта мельком посмотрела на наручные часы и отрицательно покачала головой:

— Не стоит, милый. Это достаточно приличный крюк, можем опоздать, а это — очень неудобно. Могут не так понять. Заподозрить в трусости, ну, и тому подобное…. На обратном пути полюбуемся, после твоей безоговорочной победы.

Собственно сам поединок получился скоротечным, а вот прелюдия к нему откровенно затянулась. Многочисленные зрители (сеньор Орлан постарался), не смотря на ранний час, расположились по периметру поляны, где должна была состояться баталия, секунданты, обменивающиеся любезностями (интересы Дениса здесь представлял богатый аргентинский скотопромышленник Алекс Сервантес), проверка исправности оружия, предназначенного для данной схватки, честный жребий, проводимый с помощью старинного золотого дублона, подброшенного высоко вверх…

Дамы откровенно скучали, обмахиваясь шикарными японскими веерами, кавалеры нервно перешептывались, дымя сигарами.

Наконец, Крест подошёл к Денису и протянул большую, явно, старинную наваху, ручка которой была украшена перламутровой инкрустацией и круглыми серебряными нашлёпками.

— Держи, командир, крепкая вещь, работоспособная, лично проверял.

Денис примерился к ножу, оказавшемуся неожиданно тяжёлым, несколько раз покрутил в руке из стороны в сторону, приноравливаясь, успокаивающе кивнул Сане, мол, нормальная штуковина, справлюсь.

Том Хэнкс обнажился до пояса, стащил со своих ног брюки, оставшись в одних спортивных трико. Надо признать, что сложен американец был идеально: поджарый, жилистый, с пропорционально развитыми длинными мышцами. Совсем даже не подарок.

Денис непонимающе уставился на Креста.

Тот только слегка пожал плечами:

— Надо, командир, ничего не поделаешь, традиция! Или ты переживаешь из-за своих татуировок?

Денис задумчиво поморщился: профиль Сталина специалисты вывели с его правого плеча ещё в сорок четвёртом году, перед поездкой на Шпицберген, хорошо сошла картинка — за пять минут. Сбросил пиджак, рубашку, немного подумав, брюки оставил на месте.

Прозвучали — один за другим — условленные выстрелы из пистолетов секундантов, схватка началась. Тот Хэнкс встал в классическую позицию (продемонстрированную накануне Мартой): рука с навахой чуть вытянута вперед, лезвие клинка располагается горизонтально, ноги слегка согнуты в коленях, то одна, то другая нога попеременно выставляется вперёд.

Денис совершено расслабленно, держа нож в опущенной руке — остриём к земле — медленно пошёл на встречу американцу. Тот, почувствовав какой-то подвох, отскочил назад, часто делая клинком угрожающие колющие движения. Денис неторопливо приближался, Том Хэнкс отскакивал назад и беспорядочно кружил, публика начала свистеть и улюлюкать…

Не совладав со своими нервами, американец, наконец, бросился вперёд, выбросил навстречу противнику правую руку с зажатой в ней навахой, целя в живот. Денис с разворотом ушёл в сторону, нанеся одновременно пяткой ноги сильный удар по почкам оппонента: обычная маваша-гири, она же — "вертушка". От резкой боли Том Хэнкс опустился на колени, выпрямив при этом торс и, даже, слегка прогнувшись в позвоночнике. Через секунду Денис нанёс рубящий удар по лицу противника (высший шик, будь он неладен!). Лезвие навахи врезалось американцу глубоко в переносицу, разрубив при этом его оба голубых глаза…

"Безусловно, труп", — высказал своё веское мнение внутренний голос.

Секунд десять над поляной висела мёртвая тишина, потом раздались достаточно жидкие аплодисменты. Зрители, явно, ожидали увидеть другое зрелище. Во-первых, более длительное, динамичное и эстетичное.

Во-вторых, менее жестокое и кровавое…

— А ты у меня, не смотря на свои сорок пять лет, ещё очень даже ничего! — обнимая, горячо прошептала ему в ухо Мартина.

— А то! — покладисто согласился с ней Денис.

На обратной дороге в гостиницу они сделали приличный крюк и медленно проехали мимо дома Иды Матьё. Ничего себе домик, настоящий особняк: с мраморными колоннами, высоким кованым забором, с важным швейцаром на входе. Солидный такой дядечка — в раззолочённом зелёном сюртуке с галунами и позументами, длинные седые баки на скулах, в лице, определённо, что-то знакомое…

"Кто же это? Кто?", — ломал голову Денис на протяжении без малого двух часов. — "Где я уже видел эту мерзкую физиономию? И всё эти густые бакенбарды.…Сбрить бы их, вот тогда бы точно вспомнил…".

По приезду в отель он принял душ, переоделся в светлый полотняный костюм, дождался Мартину, которая решила переехать к нему из своего пансиона со всеми вещами.

— Дорогой, — непреклонно сообщила ему невеста. — Всему же существуют разумные пределы! Я всё понимаю, тебе очень неудобно перед моими родителями…. Но здесь же Аргентина: мы с тобой помолвлены по всем правилам, формальности все соблюдены, так что, смотри на эти вещи проще, не бери в голову лишнего…".

Уже вместе — чинно, под ручку — они спустились в гостиничный ресторан.

— О, сеньор, Рамос! — громогласно известил из-за своего столика на весь зал экс-генерал Орлан. — Наши поздравления доблестному кабальеро! Сегодня вы доказали всему свету, и в частности вшивым штатникам, что в Аргентине ещё не перевелись настоящие рыцари, для которых слово "честь" — не пустой звук!

Обед прошёл в праздничной и дружеской обстановке, дамы посматривали на Дениса с нескрываемым восхищением, мужчины — с уважением и некоей долей зависти…

В самом конце трапезы, отхлебнув из литровой кружки светлого пива, сваренного, явно, по немецкому рецепту, Денис вспомнил, кого ему напомнило лицо пожилого швейцара:

"Это же Франк Шульц, директор департамента охраны четвёртого Управления РСХА! Права Анхен, как говорят в одной детской игре: — "Очень тепло!"…

В четверг состоялся бал, даваемый местным "Клубом любителей театральных Искусств", в честь дня рождения "великой и непревзойденно мадемуазель Иды Матьё" — как было сказано в пригласительном билете.

Как выяснилось, на такие мероприятия в Мендосе было принято приезжать только на открытых конных экипажах. Пришлось арендовать для бойцов "Омеги" дорогущую четырёхместную повозку с солидным кучером на облучке, в которую были запряжены два породистых гнедых жеребца.

— А чем же данная мадемуазель Ида — "велика"? И в чём она так — "непревзойденна"? — поинтересовался Денис на французском языке, когда все расселись по местам, и экипаж неторопливо покатил по тихим улочкам Мендосы. — Сколько ей лет? Откуда она родом?

— Это достаточно банальная история, — высокомерно усмехнулась гордая и высокородная сеньора Мария Сервантес, в девичестве — чумазая тохарская девушка Маша. — Ида у нас наполовину полька, наполовину француженка…

— Гремучая смесь, страшное дело! — прокомментировал Крест.

— А ты что в этом понимаешь? — с подозрением уставилась на него жена. — Смотри у меня! Вот-вот, лучше уж сиди и молчи в тряпочку! Так вот, продолжаю…. Сегодня ей исполняется тридцать семь лет. В начале сороковых годов она была звездой европейских кабаре. В основном, выступала на сценах Вены и Берлина. Но посещала с гастролями и Париж, и Мадрид. Говорят, что в числе её многочисленных любовников числились все — без исключения — значимые бонзы Рейха…. После войны Ида перебралась в Южную Америку, где её толком никто не знал. Пела в заштатных заведениях Буэнос-Айреса и Монтевидео. Потом неожиданно разбогатела, оставила сцену и перебралась сюда, в Мендосу…. Купила все местные газеты, драматический театр, открыла шикарное кабаре, куда выписывает молодые таланты из Европы, основала "Клуб любителей театральных Искусств". Короче говоря, ведёт откровенно богемный образ жизни, немного меценатствует. Построила себе шикарный особняк, завела личный самолёт…. Что ещё? Говорят, что весьма неразборчива в постельных утехах. В том смысле, что не делает больших различий — между мужским и женским полами…

Крест громко закашлял в кулак, делая "страшные глаза" и чуть заметно кивая головой в сторону Мартины, с которой сидел рядом — напротив Дениса и Мари.

— Ой, Алекс, не смеши меня! — мило и по-доброму поморщилась сеньора Сервантес. — Дочь уже совсем взрослая, скоро нас с тобой превратит в бабушку с дедушкой, а ты до сих пор относишься к ней как к маленькой девочке…. На чём я остановилась? Ах да, на постельной неразборчивости! Так вот, наша милая Анхен умудрилась очаровать мадмуазель Иду и стать её "компаньонкой", как принято выражаться в Аргентине в таких случаях. Та, в свою очередь, оказалась очень ревнивой и не отпускает от себя фройляйн Мюллер ни на шаг. Надеюсь, что сегодня, под шумок праздника, Анхен удастся более подробно пообщаться с нами. Вот, примерно, такие пироги с отборной аргентинской говядиной, командир…

Он никогда не понимал этих зарубежных вечеринок: сотни женщин и мужчин, разодетых в пух и прах, ходят парами от столика к столику с бокалами в руках, обмениваясь банальными любезностями и ведя скучные дежурные разговоры. Причём, многие из этих людей совершенно не знакомы между собой. Все такие манерные, искусственные, главное для них — соответствовать, выглядеть, быть не хуже других на общем фоне… Бред полный, скука смертная!

"То ли дело у нас в России! — ударился Денис в воспоминания. — "Собираются за одним столом родные и близкие, насквозь знакомые друг другу и понятные. Едят от пуза, никого не стесняясь, пьют в охотку. Потом спорят о смысле жизни и прочих разных высоких материях, ругаются, ссорятся, мирятся, братаются, дерутся, целуются…. Вот это — да, вот это — жизнь!".

Но, как известно, мысли и воспоминания — это одно, а суровая действительность — это совсем другое. Часа полтора, прибывая в роли жениха великолепной Мартины Сервантес, ему пришлось перемещаться по необозримой зелёной поляне, знакомиться с великим множеством самых разных людей, отвечать на глупые дежурные вопросы, выслушивать лицемерные и цветистые комплименты, отвечать на них такими же…

Пожилые матроны наперебой выспрашивали о подробностях личной жизни достославного генерала Франсиско Франко и, вообще, о моральном градусе состояния испанского общества в целом, молодые идальго интересовались элементами техники поединков на "взрослых" навахах, и все — без исключения — восхищались красотой его юной невесты и голубым сферическим алмазом, сверкавшем на её тонком пальчике. Марте всё это безумно нравилось. Она сияла, расточала обворожительные улыбки, мило кокетничала и очаровывала, очаровывала, очаровывала….

А потом началась официально-торжественная часть: под громкие аплодисменты присутствующих на сцену летнего театра вышла сама виновница торжества, разодетая как новогодняя ёлка, сверкая многочисленными бриллиантами, грациозно уселась в широком кожаном кресле, заранее водружённом на сцене. Анхен Мюллер, одетая гораздо скромнее, пряча кари глаза за тёмной вуалью шляпки, встала за спинкой кресла, изредка что-то нашептывая на ухо своей пассии. На сцену стали, один за другим, подниматься мужчины — старые, средних лет, молодые и совсем юные — и произносить в честь "великолепной и ослепительной Иды Матьё" поздравительные речи, полные обожания, восхищения и откровенной лести.

Последний из выступавших ораторов — седобородый красавец, грудь которого украшали многочисленные непонятные ордена и медали — закончил свою речь следующими словами:

— А теперь мы попросим нашу волшебную наяду подарить всем нам неземное наслаждение! Песни в исполнении небесной Иды Матьё — вот высшая награда на этом свете! Спой, прелестница! Просим!

— Просим, просим! — начала дружно скандировать почтеннейшая публика.

Марта легонько пихнула Дениса локтем в бок:

— Иди потихоньку к тем боковым скамейкам около клумбы с гладиолусами. Там самые неудобные места, практически ничего не видно и не слышно, поэтому задние скамьи будут свободны. Садись на последний ряд, с правой стороны…. Когда начнётся представление, Анхен подойдёт к тебе, пообщаетесь. А я, извини, повращаюсь немного в обществе, пофлиртую с молодыми людьми, чтобы совсем не забыть, как это делается…

На сцене, в сопровождении кордебалета, пела Ида Матьё.

"Похоже, ария главной героини из оперетты "Летучая мышь". Автор? Какой-нибудь Кальман?", — гадал Денис, слабо разбиравшийся в этом непростом жанре.

— Привет, командир! — раздался за спиной знакомый голос. — Не оборачивайся. Ни к чему это. Просто слушай…. Я всё сделала, как мы с тобой договаривались. Сперва прошлась по всем архитектурным бюро Буэнос-Айреса. Но никто из столичных архитекторов строительными объектами в Мендосе не занимался…. Полетела в Кордобу, там провентилировала этот вопрос. Мол, хочу переехать в Мендосу, прикупить там землицы, построить шикарную виллу. По этому поводу ищу солидного проектировщика и подрядчика, уже работавших в тех краях…. Нашла. Фирма "Крюгер и Майер". За последние пять лет работали в данной провинции по четырём серьёзным объектам. Попросила ознакомиться с проектной документацией, мол, хочу оценить вашу серьёзность и профессиональную состоятельность. Поломались немного для приличия, ссылаясь на конфиденциальность, но уболтала, очаровала, ознакомилась…. Только один из проектов предусматривал наличие запасного выхода через длинный подземный ход. Естественно, это особняк нашей Иды Матьё…. Дальше всё просто. Приехала в Мендосу, осмотрелась. Ба, а у нужного особнячка стоит швейцар с приметным лицом. Я же много лет работала с картотекой по фашистским бонзам средней руки, сразу его узнала. Франц Шульц, начальник службы А-4…. Ну, думаю, горячо! Познакомилась с мадмуазель Идой, приглянулась ей. Ты же знаешь, командир, в этом плане я мужчин предпочитаю. Но, ради пользы дела, пришлось наступить на горло своей песне и принять Идины ухаживания. Переехала к ней, стала "компаньонкой", как тут выражаются. Ладно, заканчиваю с лирикой…. На её прикроватной тумбочке обнаружилась фотография нашего любезного партайгеноссе Бормана. Вот так. Короче говоря, этот день рождения Иды — "не настоящий". Настоящий будет только через два дня. Вот тогда, уже ближе к вечеру, и намечается появление нашего немецкого героя…. Более того, мне известно, что Борман сомневался относительно целесообразности этого визита. Но когда он узнал (не без моей помощи, естественно), что в Мендосе будет находиться семейство Сервантес, которое являются, на сегодняшний день, полноправными владельцами Зеркала Святой Бригитты, он резко передумал. Зеркало в этом деле играет свою, отведенную ему роль…. Смекаешь, командир?

— Понятное дело, смекаю, — не оборачиваясь, ответил Денис. — Вот только чёткого плана действий у нас ещё нет, поэтому…

— Помолчи, командир, — жёстко перебила его Анхен. — У меня есть отличный план. Ты же не забыл, как блистательно я спланировала в сорок четвёртом году легализацию твоего перемещения со Шпицбергена в район Пенемюнде? Вот, то-то же! Делаем так…. Подземный ход я уже посетила: он достаточно длинный, метров пятьсот будет, выходит прямо к реке, где, очевидно, на время пребывания в особняке рейхсканцлера будет дежурить катер с охраной. Уже сейчас около входа выставлены двое часовых, значит, в означенный вечер их там будет гораздо больше…. Каменные стены подземного коридора неровные, все в широких и узких трещинах. Так вот, около двери, за которой уже река, я в трещины напихала десятка полтора ампул с нитроглицерином. Потом эти трещины замазала глиной, замаскировала мхом…. Не оборачивайся, командир. Ида уже посматривает в нашу сторону, мне уже скоро надо уходить. Слушай внимательно и ничего не спрашивай…. Этого нитроглицерина хватит, чтобы от тех, кто будет находиться в подземном коридоре, остались только мелкие кусочки. Итак, в доме Иды появляется Борман. Я под благовидным предлогом иду в свою комнату на втором этаже и фонарём подаю сигнал Кресту и Марии: на платане, что растёт напротив моего окна, в ветках закреплено зеркальце, луч, который от него отразится, попадёт прямо в окошко одного маленького дома, который расположен в квартале от особняка. Этот дом я уже давно арендовала, ключи от входной двери двадцать минут назад передала сеньоре Сервантес…. Как только они получают сигнал, то тут же начинают стрелять по окнам особняка Иды. Поднимается паника, Борман, в соответствии с планом эвакуации на такой экстренный случай, бросается в подземный ход…. Не перебивай меня. Ты в этот момент сидишь на холме, в трёхстах метрах от выхода подземного хода к реке. С противотанковым ружьём, или с миномётом. Или с боевым арбалетом, к стреле которого примотана изолентой ещё одна ампула с нитроглицерином. На твоё усмотрение, не мне тебя учить…. Этот холм находится уже на "чужой" земле и отгорожен от владения сеньоры Матьё забором с колючей проволокой, так что охрана рейхсканцлера туда с проверкой не сунется. В Аргентине к частной собственности все относятся с большим почтением…. Когда дверь подземного хода открывается, то под козырьком над дверью зажигается электрическая лампочка. Твоя задача наипростейшая: началась стрельба — приготовился, зажглась лампочка — стреляешь. Происходит первый взрыв, от сотрясения почвы и стен подземного хода взрывается нитроглицерин…. Всё, хана толстому Борману. Извини, но я побежала. Надо помочь моей Иде сменить костюм. До встречи…

Наступил решающий день. С Анхен повидаться больше не удалось, поэтому корректировки в её план не вносили.

Рано утром вернулся смертельно усталый Крест, ездивший на джипе, взятом напрокат, на чилийскую территорию — за противотанковыми ружьями и лёгким армейским миномётом.

— Всё просимое — в прицепе, — вяло пробормотал Саня. — Мины и гранаты найдёте в корзине, я их сеном переложил. Корзина — в кабине. А мне поспать надо хотя бы часа три-четыре, чтобы вечером жидко не облажаться.

— Задержись на минуту! — остановил его Денис. — Следов-то не оставил? Не заподозрят потом тебя?

— Да, ну! — небрежно махнул Крест рукой. — О чём ты, командир? Там места неспокойные. Каждый уважающий себя владелец чилийского ранчо вооружает своих людей с ног до головы. Армейский майор, у которого я всё это покупал, сказал, что за последнюю неделю я уже пятый такой…

Диспозиция предстоящей операции была следующая: Крест и Мари — по сигналу Анхен — открывали по окнам особняка Иды Матьё шквальный огонь, после чего отходили в безопасное место по заранее разработанному маршруту, а Денис и Мартина должны были накрыть противотанковыми гранатами и минами подземный ход. Подразумевалось, что после взрывов пробирок с нитроглицерином, проблем с отходом у них не возникнет.

Разъезжаться по боевым точкам решили заранее, в двенадцать тридцать дня.

— А где же мы будем обедать? — недоумённо спросила Марта. — Надо тогда с собой прихватить что-нибудь: бутерброды, разные напитки…. Я ведь права?

Денис отрицательно покачал головой:

— Абсолютно неправа. Диверсант на быстротекущие задания должен выходить голодным и злым, с минимальным количеством жидкости при себе. Аптечка — на случай ранения, одна фляжка с водой. И вообще, до окончательного завершения операции мы с тобой, начиная с этого момента, больше не едим, а пьём только в очень ограниченных количествах, по чуть-чуть.

— Шутка такая? — недоверчиво прищурилась Марта. — Бывалый старослужащий изволит глумиться над доверчивым новобранцем?

Он откровенно рассмеялся:

— Ну, сама подумай. Мы заляжем в засаду часов в пять вечера. Сколько предстоит ждать — абсолютно неизвестно. Лежим, ждём, нервы на пределе…. От этих переживаний начинает сильно хотеться в туалет. Чем больше ждёшь, тем больше хочется…. Представляешь картинку? Не вытерпели, решили справить нужду. Справили. А Борман — как раз в этот момент — и убежал!

— Ну, это ты палку перегибаешь! — возмутилась девушка. — По нужде можно и по очереди отходить.

— Ни чуть! — Денис заговорил жёстким командирским голосом: — Не бывает мелочей в нашем деле. "Давящий" мочевой пузырь, живот, в котором "крутит", могут стать причиной неточного выстрела, какой-нибудь другой существенной промашки…. Так что, отставить пустые разговоры! Кушаем только по завершению операции! Хотя, в коляску мотоцикла я некий провиант загружу, да и о напитках не позабуду…. Но всё это — сугубо на обратный путь!

В четырёх километрах от холма Денис остановил мотоцикл, помог Мартине вытащить из коляски оружие и рюкзаки с боеприпасами. После чего загнал своего "железного коня" в высокие кусты, тщательно замаскировал ветками и травой. С этой стороны к Мендосе подступал густой лес, поэтому близлежащие окрестности были относительно безлюдны. Переоделись в комбинезоны защитного цвета, вышли на маршрут.

Армейский миномёт, два противотанковых ружья, плюсом — боеприпасы и стрелковое оружие…. Это совсем, знаете ли, не шутка! Килограмм восемьдесят пять всё вместе потянет, да и лесные заросли путь совершенно не облегчали. Поэтому к вершине холма они вышли только через два часа с маленьким хвостиком — усталые до полусмерти.

— Стоп, рядовая Сервантес! — хрипло дыша, шёпотом скомандовал Денис. — Оставайся здесь, сторожи вещи. На разведку я один сползаю.

Он прополз метров двести, достиг вершины холма, осторожно раздвинул густые кусты самого натурального шиповника. Ага, вот она, вожделенная дверь, метров двести семьдесят до неё, немного ошиблась Анхен. Четверо часовых, вооружённых традиционными короткими немецкими автоматами, прогуливались рядышком, бдительно зыркая по сторонам.

"Ну что ж, позиция, как позиция", — прикинул Денис, — "Обойдёмся без армейского миномета, хорошо, что Санёк догадался прихватить два противотанковых ружья…. Жалко только, что эту армейскую бандуру пришлось на себе в гору волочь. Да ладно, крепче буду…".

До выхода на позицию оставалось ещё минут пятьдесят. Из них сорок минут он потратил на ознакомление Марты с принципами работы противотанкового ружья:

— Пойми, твой выстрел первый, по сути — пробный. Выстрелила, и тут же зажмурила глаза в обязательном порядке. Как зачем? А вдруг, попала? Там Анхен столько нитроглицерина заложила — мама не горюй! Рванёт — только глаза и уши береги…. Ладно, начинаю заново: мы стреляем сверху вниз, под отрицательным углом двадцать пять градусов — по отношению к горизонтали. Следовательно, что? Следовательно, полностью непонятно — какую поправку вводить в прицел. Поэтому в твой прицельный механизм поправку вводим "на глазок"…. Ты выстрелила и зажмурила глаза. Запомнила? Стрельнула и зажмурила! Если не попала, то я смотрю за результатом, и ввожу в свой прицел новую поправку…. Всё ясно? Тогда продолжаем…

Когда до выхода осталось десять минут, Денис достал из планшета две пары чёрных очков, вату, плотные тёмно-зелёные шапочки.

— Вот, душа моя, необходимо немного обезопаситься. Ты ведь не хочешь остаться навсегда глухой и слепой?

— Н-нет, не хочу, — начала заикаться Марта.

— Тогда запихиваем в уши ваты — сколько влезет, надеваем чёрные очки. Писаем — на посошок…. Да, кстати, может так случиться, что ждать нам придётся долго. Так что — если что, не терпи — писай прямо в штаны. Договорились? Да, ладно, просто шутка такая — армейская насквозь…

Солнце скрылось за линией горизонта, наступила чёрная тропическая ночь. Звёзды были частично скрыты за плотными серыми облаками, луна отсутствовала. Только со стороны Мендосы сияли многочисленные весёлые огоньки, слегка разгоняя непроглядную черноту.

От особняка Иды Матьё изредка долетали отдельные неясные возгласы, со стороны реки слышались обрывки разговоров моряков с дежурного парового катера, у дверей подземного хода мелькали тонкие лучи карманных фонариков.

Время текло нестерпимо медленно: час, два, три, три с половиной…

Время от времени Марта начинала нетерпеливо ворочаться и недовольно вздыхать. Благодаря вате, плотно окутавшей уши, вокруг царила абсолютная тишина…

Вообще-то Денис схитрил: левое ухо у него было плотно заткнуто, а правое только так — формально. Да и шапочку он с этого уха немного сдвинул. Как же иначе: выстрелы-то надо будет услышать, как без этого?

Выстрелы раздались совершенно неожиданно, когда он уже и перестал их ждать: сперва одиночные, редкие, потом началась сплошная и нескончаемая канонада…

Денис аккуратно поправил шапку и пихнул Мартину в бок, глазами изобразил команду: — "Приготовиться к бою!", убедившись, что команда понята правильно, сам прижал приклад противотанкового ружья к плечу, сориентировал едва видимую мушку в направлении лучей карманных фонариков.

Последние минуту и секунды — они самые трудные, неприятные, нестерпимые…. Но вот и они завершились: там, где ещё совсем недавно бродили по земле тонкие лучи и тусклые окружности карманных фонариков, неожиданно зажёгся яркий огонёк — лампочка под козырьком, нависающим над распахнутой дверью.

"Ну, давай, Марта, стреляй!", — молил он про себя. — "Стреляй же!".

Вспышка!!! Волна острой боли ударила по глазам, правое ухо мгновенно оглохло.

"Надо же, попала!", — успел удивиться Денис и потерял сознание.

Удары по щекам, жаркие поцелуи, опять — удары, снова — поцелуи…

— Да живой я, живой! — оповестил Денис. — Кончай заниматься рукоприкладством, лучше вату вытащи мне из ушей, а на глаза положи мокрую тряпку.

Слух и зрение полностью восстановились только часов через пять.

Внизу, там, где некогда был подземный ход, что-то ещё догорало, звучали мерзкие полицейские сирены, суетились какие-то люди.

Денис и Мартина потихоньку отошли к мотоциклу, дожидаясь рассвета, поели, запивая еду хорошим чилийским вином.

— Вот и всё, — неожиданно загрустила Марта. — А что дальше?

В семь тридцать утра они въехали в город, в трёх кварталах от гостиницы Денис остановил усталый верный "Харлей", ключи оставил в гнезде зажигания. Дальше уже пошли пешком.

У входа в гостиницу нервно курил Крест.

— Командир, тут такое дело…, - замялся на пару секунд Саня. — Анхен кто-то подстрелил. Совсем плоха. Ещё ночью увезли в больницу…

Глава двадцать третья Друзья уходят — как-то невзначай

До больницы Святой Марии Магдалины он добрался за пятнадцать минут. Пожилой шофёр такси сразу понял по лицу Дениса, что дело очень серьёзное, поэтому гнал по улицам Мендосы как сумасшедший, не дожидаясь просьб и понуканий.

Молоденькая медсестра-послушница — в коричневой сутане и с белым капюшоном на голове, из-под которого выбивались угольные пряди длинных кучерявых волос — проводила его в кабинет главного врача, располагавшийся на втором этаже старинного особняка, построенного в колониальном стиле.

Доктор — старенький и седенький — был одет в обычный потёртый чёрный костюм, поверх которого был наброшен белоснежный медицинский халат.

— Оскар Рамос, — представился Денис. — Я бы хотел узнать, как себя чувствует Анхен Мюллер, доставленная к вам этой ночью.

— Кем вам доводится, э-э, пострадавшая? — спросил, слегка картавя, врач, что-то неторопливо записывая в толстую тетрадь в коленкоровом переплёте.

— Она моя названная сестра. Сестра — по духу, по многочисленным совместным делам, — ответил он неживым голосом. — У неё есть шансы, док?

Врач внимательно посмотрел в глаза посетителю, едва заметно пошевелил головой — из стороны в сторону:

— Семь пуль тридцать восьмого калибра в грудной полости, две из которых задели сердце? После таких ран не выживают, молодой человек. Я, вообще, удивлён, что она до сих пор жива…. Всё зовёт какого-то мужчину — со странным именем "Дэн" — с которым ей надо срочно встретиться. Временами начинает говорить на каком-то незнакомом мне языке, а ещё…

— Извините, но "Дэн" — это я, — прервал Денис доктора. — Честное благородное слово, это я! Пойдёмте скорей к ней, док, я вас прошу!

— Ну, если так, тогда пойдёмте…. Я вам почему-то верю, — старик захлопнул толстую тетрадку, торопливо поднялся на ноги, вышел из-за стола.

Они долго шли по узкому гулкому коридору, потом спустились на один лестничный пролёт вниз, прошли мимо обшарпанных дверей с маленькой табличкой, на которой было очень доходчиво написано: — "Морг".

Острый специфический запах подтверждал, что табличка не обманывала.

Повернули за угол, вошли в светлую просторную комнату.

"Очевидно, здесь принято реанимационную палату размещать в непосредственной близости от морга", — ни с того, ни с сего вяло подумал Денис и посмотрел в правый угол комнаты, где стояла широкая кровать.

Пожилая медсестра-монахиня, повинуясь повелительному жесту врача, поднялась со стула, стоящего в изголовье постели, низко поклонившись и держа ладони рук сомкнутыми у груди, вышла из помещения, тихонько притворив за собой дверь.

— Прошу, присаживайтесь! — врач сделал приглашающее движение рукой в направлении стула. Судя по всему, старик не собирался покидать палаты.

"Ну, и хрен на тебя, любопытный старый перец!", — грустно усмехнулся про себя Денис. — "Всё равно ничего не поймёшь, даже и не надейся…".

Анхен лежала на спине, головой на очень высокой подушке, поэтому создавалось впечатление, что она почти сидит…. Бледное, более чем бледное, полностью белое лицо. Огромные, глубоко запавшие карие глаза. Густые растрёпанные светлые волосы, которые сейчас, рядом с абсолютно белым лицом женщины, казались достаточно "тёмными"…

— Оскар! — тихо прошептала Анхен на испанском языке. — Как хорошо, что ты пришёл! Мне надо тебе столько сказать…

Денис присел на краюшек стула, взял руку умирающей в свою ладонь и перешёл на русский язык:

— Говори, Катя, по-нашему, чего уж теперь…. Ну их, все эти нудные инструкции и строгие предписания…. Ты, родная, главное не волнуйся. Вон, и доктор говорит, что всё ничего, скоро пойдёшь на поправку…

Анхен вздохнула тихо и светло:

— Не говори лишнего, командир. Я уже давно бы умерла, сейчас в райских кущах всяких павнов соблазняла бы…. Да вот, ты ещё есть, — дыхание женщины участилось, тоненькая струйка крови потекла по подбородку. — Ты обязательно должен знать: всё получилось, как мы планировали…. Мартин Борман первым побежал к подземному ходу, неуклюже так, трусливо, расталкивая своих охранников…. А потом рвануло — там никто не мог остаться в живых…. Стальную дверь взрывом снесло, только жёлтый горьковатый дым пополз оттуда…

— Тебя — кто? Кто стрелял в тебя? — Денис не узнавал своего голоса, он не мог так говорить — холодно, равнодушно, "ни как".

Но он именно так и говорил:

— Кто? Кто? Имя — назови! Назови, прошу…

— Это швейцар Шульц. Он только притворялся старым. Такие лисы — не уходят в халдеи. Он, на самом деле, возглавлял Службу безопасности рейхсканцлера…. Я как раз открыла окно, луч фонаря через зеркало направила в оговорённое место, оборачиваюсь, а он рядом стоит…. Сперва ничего, только правую руку сломал в кисти и бросил меня на пол. Вопросы стал задавать, мол, кто, что? А потом вы стрелять начали, паника образовалась…. Он тогда достал из внутреннего кармана пиджака "вальтер" и разрядил в меня всю обойму…. Видимо, инструкции такие существуют — на случай нештатной ситуации…. Я на него не обижаюсь: у каждого своя работа…. Шульц ушёл, я выбралась из комнаты, подползла к лестнице, увидела в проёме, как Борман побежал к подземному ходу…. Там, под подушкой, ключи лежат…. От квартиры в Буэнос-Айресе, от сейфа…. В сейфе — картотека на всех наци, проживающих в Южной Америки…. Может, пригодится вам…. Вот и всё…

Через сутки с небольшим Денис получил в местном крематории маленькую фарфоровую урну, положил её в кожаную сумку, висящую на плече, никуда не торопясь, зашагал по улице Гроба Господнего, центральной магистрали Мендосы.

Через десять минут из-за угла показалась странная процессия: сотни мужчин, облачённые в чёрную эсесовскую форму, с отличительными знаками и наградами, женщины — молодые и старые, в траурных чёрных и коричневых платьях. Люди негромко переговаривались между собой на немецком языке, над толпой медленно и величественно плыл закрытый дубовый гроб.

— Мартина Бормана хоронят, — со знанием дела прокомментировал седой господин, торопливо сдёргивая с головы широкополую шляпу. — Его русские диверсанты взорвали. Говорят, использовав при этом целую тонну динамита…. Так что, от рейхсканцлера остались только ошмётки.

— Так уж и русские, — невесело усомнился Денис.

— Русские, точно говорю, русские! — уверенно подтвердил господин. — Мне об этом рассказала одна старая мудрая цыганка. Цыгане, они всё знают…

Вечером он зашёл в знаменитый немецкий пивной ресторанчик под названием "Фатерланд". Боши, одетые в чёрную эсэсовскую форму, хмуро попивали светлое пиво из высоких литровых кружек, закусывая сочными, истекающими противным жёлтым жиром, баварскими сосисками. Франц Шульц, по-прежнему одетый в свой швейцарский сюртук с позолоченными галунами, одиноко скучал за дальним столиком, напротив открытого окна.

Денис заказал стограммовый стаканчик с пивным шнапсом, выцедил в два глотка, вытер салфеткой рот, бросил на стойку мятую купюру, вышел на улицу, подошёл к открытому окну.

— Эй, привет, старина Шульц! — негромко окликнул "швейцара".

— Разве мы с вами знакомы? — близоруко прищурился бывший криминалдиректор Службы охраны четвёртого Управление РСХА.

— Какая, собственно, разница, — пожал плечами Денис, достал из кармана пиджака браунинг и два раза выстрелил Францу Шульцу в сердце.

После этого вытащил из брючного кармана американскую мощную гранату, оторвал кольцо, ловко зашвырнул гранату в открытое окно ресторана, пригнулся…

На пороге гостиничного номера его встретила Мартина.

— Тут недавно где-то прогремел взрыв, — грустно улыбнулась девушка, — Не ты, часом, долги раздавал?

— Я, — согласно кивнул Денис головой.

— Раздал? Тогда давай собираться, самолёт в Буэнос-Айрес вылетает через три часа. Это первый рейс после свержения Перрона. А когда будет второй — неизвестно…

В Буэнос-Айресе Денис и Марта поселились всё в той же двухкомнатной квартире-студии на улице Виамонте, рядом со станцией метро "Кальяо".

Иван уехал в далёкий Мехико — на встречу с Эрнесто Геварой и его кубинскими друзьями, Мария отбыла на ранчо — приближалось время зимнего отёла, в городе задержался только Крест.

— Хочу в "Банко Насьональ" кредит взять на покупку австрийских племенных бурёнок, — пояснил Санёк. — Опять же, надо подумать и о предстоящей свадьбе. По аргентинским понятиям именно на отца невесты ложатся основные хлопоты. Так что, придётся побегать, посуетиться…

Марта, на удивление, оказалась очень хорошей хозяйкой: кормила Дениса всякими аргентинскими разносолами, пополнила его одежный гардероб разными модными вещами.

— Ничего, скоро ты у меня станешь настоящим щёголем! — весело смеялась девушка, надевая на его голову высокий чёрный цилиндр. — Все женщины Аргентины будут оборачиваться тебе в след, а я буду жутко ревновать, и закатывать тебе безобразные сцены необузданной дикой ревности…

Денис ждал приказа из Москвы и продолжал уговаривать Мартину уехать вместе с ним.

— Москва — очень красивый город, она тебе понравиться. Потом в Ленинград съездим, я тебя повожу по музеям и театрам. А потом там начнутся "белые" ночи, будем гулять по городу, мосты "разводить"…

— Как это — "белые" ночи?

— Так это. Можно всю ночь напролёт читать книги, вовсе не зажигая света…. Поехали? Тебе понравиться в России. Я тебя научу осенью грибы собирать, зимой — кататься на лыжах. Поступишь в специальную школу при ГРУ, научишься всяким полезным штукам. По миру поездим…. А потом я уговорю руководство, чтобы нас с тобой отправили в Аргентину на стационарную работу…. Конечно, не получится — отвечать только за Аргентину. Придётся курировать всю Южную и Центральную Америки. Работать бок о бок с кубинскими товарищами, Чили посещать, Колумбию. Тебе понравится, моя небесная сеньора, втянешься, детей мне нарожаешь — сколько захочешь…

Марта хмурилась, то, соглашаясь уехать в СССР, то наотрез отказывалась. И настроение у девушки менялось очень резко и кардинально: то она беззаботно и радостно смеялась, то надолго замолкала, хмуро размышляя о чём-то…. Денис не торопил невесту, понимая, как трудно даются такие глобальные решения, переворачивающие всю устоявшуюся жизнь.

Они много гуляли по Буэнос-Айресу, посещали музеи и театры, ходили по ресторанчикам и крохотным кафе, пили местные сухие вина, танцевали медленное и тягучее танго, потом возвращались в свою крохотную квартирку-студию и до самого рассвета занимались любовью.

На душе было светло и радостно, но, одновременно с этим, и безумно тревожно. Он чувствовал — каким-то шестым чувством — что в самое ближайшее время случится что-то очень важное, могущее безвозвратно всё и навсегда изменить…

Этот зимний июльский день ничем не отличался от череды других.

Голубое безоблачное небо, холодный южный ветер, с утра на градуснике было всего плюс восемь градусов по Цельсию.

— Поедем за город, — сонно предложила Мартина, нажимая на кнопку будильника. — Погуляем по тихой зимней пампе, подышим свежим воздухом, позапускаем воздушного змея…. Когда мы с Иваном были маленькими, то с отцом часто ходили в пампу, запускали в небо змеев — каждый раз нового…

В пункте проката Денис взял в аренду нежно-голубой, почти новый "линкольн". Наскоро перекусив в ближайшем кафе, они выехали из города.

На заправочной станции он залил полный бак бензина, купил большую картонную коробку со сборным воздушным змеем. Через два с половиной часа они проехали городок Талар, ещё минут сорок медленно колесили по ухабистому жёлтому просёлку. Когда машина забралась на очередной высокий холм, Денис нажал на тормоз и заглушил мотор.

Пампа встретила их чистой и звенящей тишиной. Марта вытащила из багажника толстый шерстяной плед, расстелила его на пожухлой бурой траве, позвала:

— Иди ко мне, ложись рядом, будем смотреть в небо.

Целый час они пролежали, обнявшись, нежно поглаживая друг друга. Просто лежали, смотрели в голубое бездонное небо, вздыхали горьковатый и тревожный воздух пампы, молчали…

Высоко над их головами крохотными точками кружили орланы.

— Мы же совсем забыли о воздушном змее! — оживилась Мартина. — Давай-ка, записной лентяй, поднимайся! Будем заниматься делом!

В картонной коробке, кроме отдельных деталей, обнаружились вспомогательные инструменты и материалы: клей для деревянных и бумажных частей, ножницы, короткое ножовочное полотно.

— Отдай, неумёха! — понаблюдав три минуты за неуклюжими действиями Дениса, Марта отобрала у него деревянные бруски и рулон тонкой, но прочной разноцветной кальки. Похоже, уроки, полученные в детстве, не прошли для девушки даром, уже через двадцать минут воздушный змей был готов к полёту: большой трёхцветный ромб со смешной мальчишеской рожицей посередине.

— У нашего сына будет такая же добрая улыбка, — уверенно заявила девушка, поглаживая рукой свой плоский живот.

— Ты что, хочешь сказать, что уже…, - начал заикаться Денис.

— Вот именно, уже! — радостно сообщила Мартина. — Через семь с половиной месяцев ты, идальго, умеющий драться на навахах, станешь счастливым отцом.

Денис, держа змея в высоко поднятой правой руке, побежал по гребню холма — навстречу сильному южному ветру. Отпустив конструкцию, принялся потихоньку стравливать верёвку, змей начал уверенно набирать высоту…

Подошла Марта, положила ему на плечо свою сильную и тёплую руку.

Воздушный змей уверенно парил на пятидесятиметровой высоте.

— Какой красивый! — восхищённо вздохнула Мартина. — Как наша любовь…

Неожиданно один из орланов заинтересовался новым летающим объектом. Гигантская птица несколько раз неторопливо облетела вокруг змея, поднялась вверх, после чего резко спикировала вниз, бросаясь в решительную атаку. Последовал безжалостный удар мощными лапами, и обломки воздушного змея разлетелись по сторонам…

— За что? — Марта спрятала заплаканное лицо на груди у Дениса. — И с нами так будет. Кто-нибудь чёрный и злой — подкрадётся сзади — и ударит…

Настроение было безнадёжно испорчено.

Несмотря на все усилия Дениса, Мартина откровенно захандрила и запечалилась, а ещё через полчаса попросила:

— Поехали домой, любимый! Сегодня пампа какая-то неприветливая, неуютная, злая….

По дороге домой они заехали на Пласа Италия, пообедали в баре "Милонга".

Седой тапёр неторопливо поглаживал кончиками старческих пальцев чёрно-белые клавиши рояля, и, чуть грассируя, негромко напевал:

Дождик, хрупкие плечи Дрожат под моими ладонями, Тихий сиреневый вечер. Помню… Синий колючий ветер Ломает ветки шиповника. Наша давняя встреча. Помню…

— Пойдём домой, — тихо прошептала Марта. — Пойдём быстрей, а то я опять заплачу…

Доехали до пункта проката машин, припарковались в общем ряду, Денис вернул неприметному служителю ключи и документы.

Неожиданно пошёл аргентинский дождик — мелкий, противный, хмурый.

К дому они шли под одним чёрным зонтом, крепко обнявшись. Часто останавливались и исступленно целовались…

В Буэнос-Айресе не было парового отопления: зачем, собственно, если даже в самые холодные месяца года среднесуточная температура редко когда опускается ниже плюс восьми градусов по Цельсию? Денис затопил маленький камин, потом прошёл в ванную комнату, открутил до упора кран, рукоятка которого была выкрашена в ярко-красный цвет.

Через пятнадцать минут из крана потекла относительно тёплая вода.

— Эй! Ты первая будешь мыться? — прокричал Денис в полутёмный коридор, ведущий на крохотную кухню.

— Мойся, дорогой! — тут же откликнулась Марта. — Я приму душ после тебя. Пока приготовлю омлет по-парагвайски — с мелко нарезанными бараньими почками, чесноком и диким базиликом…

Он бодро вышел из ванной, обмотав на бёдра одно полотенце, вторым беспрерывно растирая слегка замёрзшие грудь и плечи — вода была, всё же, прохладной. Неторопливо прошёл на кухню, незаметно взял с широкого блюда — за тоненькую пластмассовую "шпажку" — крохотное симпатичное канопе, состоящее из прослоек разных сыров, подкопчённой ветчины и тонких долек сладкого помидора, губами стащил всё нанизанное со "шпажки" в рот.

Мартина с кем-то возбуждённо разговаривала по телефону.

"Ага, похоже, Крест, наконец, нашёлся! Пора бы, уже почти трое суток не общались!" — мысленно обрадовался Денис.

Марта стояла к нему спиной, облачённой в пёстрый полупрозрачный шёлковый халат, не доходящий ей до колен. Она что-то бестолково мешала столовой ложкой в чугунной сковородке и, рассерженно топая босой ступнёй правой ноги по буковому паркету, сердито говорила в бордовую телефонную трубку, прижимая её худеньким плечом к маленькому уху, спрятанному в копне растрепанных светлых волос:

— Папа, да что ты такое говоришь? Какой ещё — Гитлер? Все знают, что он покончил жизнь самоубийством ещё в сорок пятом году, в Берлине. Он и его верная подруга Ева Браун. Они оба отравились неизвестным, очень сильным ядом…. Были найдены трупы, медики всё подтвердили! Что ты говоришь? Да, слышу…. Папа, я не знаю…. Конечно, я запоминаю адрес…. Точно, я его запомнила…. Ладно, мы с Оскаром прямо сейчас подъедем…. Но, папа, это всё похоже на плохую и несмешную шутку…

Мартина выключила электрическую плиту, переставила сковородку на вторую холодную каморку, вытерла руки о светлое льняное полотенце, бросила его на кухонную столешницу, обернулась и беспомощно посмотрела Денису в глаза:

— Знаешь, моё сердечко, я абсолютно ничего не понимаю…. Папа сказал, что полчаса назад, в двух шагах от своего съёмного дома в Бельграно, он видел самого Гитлера.

— Что?

— Что слышал! Гитлера! Там такая ситуация…. Бельграно — ещё совсем недавно — был заштатным районом нашей столицы, но несколько лет назад там некий инвестор построил три респектабельных посёлка закрытого типа: с крепкими заборами, надёжной охраной, собственными магазинами и прачечными.… Так вот, родители сняли коттедж в одном из таких посёлков: по мясному бизнесу им часто приходиться приезжать в Буэнос-Айрес. Коттедж четырёхэтажный, крайний около забора, который ограничивает весь посёлок от окружающей "пролетарской" среды. Из окошка отцовского кабинета, который расположен на последнем этаже, весь рабочий район — как на ладони. Папа иногда, сугубо для познавательных целей, наблюдает, как он выражается, "за жизнью простых, обездоленных людей", из сильного армейского бинокля. Вот и сегодня — обозревал…, - девушка нерешительно замолчала.

— Продолжай, дорогая, — попросил Денис.

— Он увидел, как в заброшенный дом заходит — в сопровождении трёх охранников — Адольф Гитлер. Улица Боливара, дом под номером двадцать пять. Вот и всё. Папа пошёл на разведку, велел и нам с тобой приехать туда…

Они взяли с собой пистолеты, несколько запасных обойм, парочку гранат, мощный карманный фонарик. Шофёр такси, узнав, куда предстояло ехать, тут же запросил оплату по двойному тарифу:

— Сеньор, это очень плохой район! Опасный! Там постоянно происходят всякие пакости, на улицах часто находят трупы. Когда мы туда приедем, то уже совсем стемнеет…

Денис остановил машину, не доезжая до нужного дома два квартала, рассчитался с шофёром. Дождавшись, пока такси скроется из вида, осторожно, постоянно оглядываясь по сторонам, они пошли по улице имени Симона Боливара. Вокруг было очень тихо, абсолютно безлюдно и темно.

Впереди послышались торопливые шаги: несколько неясных человеческих фигур быстро свернули в одну из боковых улочек…

Уличные фонари не работали, только из единичных окон на мостовую падал скупой свет.

— В этом районе уже два года нет электричества, — пояснила девушка. — Да и жителей совсем мало. А те, кто остались, жгут свечи и керосиновые лампы…

В фасаде кирпичного двухэтажного дома под номером двадцать пять обнаружилась всего одна, широко распахнутая дверь. Денис прислушался — в доме царила полная тишина. Жестом велев Марте оставаться снаружи, он снял браунинг с предохранителя и вошёл в дом.

Тишина, он включил фонарик. Жёлтый луч выхватил из темноты старенькую мебель, густую паутину под потолком. Судя по всему, дом уже несколько лет был необитаем. Не обнаружив на первом этаже ничего интересного, Денис по скрипучей лесенке поднялся наверх. На втором этаже было всё то же: паутина, запустение, какие-то старые тряпки, беспорядочно разбросанные по полу.

А это — что такое?

Неподвижная широкая спина человека, лежащего лицом вниз.

Из спины, чуть ниже левой лопатки, торчала наборная рукоятка ножа.

Денис вытащил нож из спины, отбросил его в сторону, перевернул человека на спину, направил луч фонаря на лицо…

Крест. Неподвижные глаза широко раскрыты.

"Мёртвый. Минут двенадцать-пятнадцать уже", — определил Денис. — Как же так, Саня? Как же так, брат?"…

Он вышел на улицу.

— Что там, дорогой? — взволнованно спросила Мартина.

— Мы должны их догнать! — сквозь зубы зло проговорил Денис. — Мы успеем, они не могли далеко уйти…

Побежали по узкой боковой улочке, где недавно скрылись неясные фигуры. Через пять минут впереди показалось призрачное жёлтое пятно.

— Дальше — только на цыпочках, — шепнул Денис. — Идём вперёд совершенно бесшумно, прижимаясь к стенам домов…

Улица выходила на круглую площадь, посередине которой в пустой столитровой бочке горел яркий костёр. Около костра о чём-то жарко спорили несколько человек, чуть дальше угадывались силуэты двух легковых машин непонятных марок.

— Бросаем по гранате: ты целишься прямо в бочку, я — в машины. Потом добиваем всех из пистолетов…. Всё, начинаем на счёт три. Раз, два, три…

Два взрыва прозвучали практически одновременно.

Денис выскочил на улицу и начал стрелять, заметив краем глаза, как рядом с ним Мартина ведёт огонь сразу из двух пистолетов — по-македонски…

Всё было кончено. Денис подошёл к трупам, внимательно всмотрелся в лицо одному из них.

"Может, и в правду, Гитлер?", — подумалось.

Он нагнулся и крепко дёрнул мертвеца за характерные усы. Усы не отклеивались.

Пожав плечами, Денис вставил в рукоятку браунинга новую обойму, и полностью разрядил её в мёртвое лицо.

Незачем было ставить перед аргентинской полицией такие неразрешимые загадки…

Полиция приехала через пятнадцать минут.

Денис скупо отвечал на вопросы заспанного инспектора.

— Мой друг, сеньор Алекс Сервантес, попросил меня приехать по адресу — улица Симона Боливара, дом номер двадцать пять. Зачем? Он мне не говорил…. Мы вместе с моей невестой приехали сюда на такси. Нет, номера я, к сожалению, не запомнил. Я поднялся на второй этаж и обнаружил мёртвое тело своего друга…. Потом на площади послышались взрывы и пистолетная стрельба. Нет, туда мы подошли только после приезда полиции. Оружие? Нет, мы с невестой не носим с собой оружия…

Марта тоскливо молчала, прикрыв глаза ладонью и раскачиваясь из стороны в сторону…

Креста похоронили через трое суток на старинном городском кладбище.

Неожиданно к похоронной процессии присоединился хмурый капитан Галкин.

— Здравствуй, Денис Евгеньевич! Вот оно как получилось…. Жалко Санька…. А я за тобой прибыл, руководство послало. Велено срочно возвращаться домой….

Мари полностью "ушла в себя": молчала, в глаза не смотрела, ни с кем не разговаривала.

— Что нам делать, Марта? — спросил Денис у невесты. — Москва прислала за мной яхту.

— Что же, плыви, дорогой, — слабо улыбнулась девушка. — Плыви, моё сердечко…

— А ты?

— Ты же всё понимаешь…. Я сейчас не могу. Надо маму поддержать. Очень скоро, я знаю, она отойдёт, начнёт мстить. Тогда и картотека Анхен пригодиться…. А у меня, если ты ещё не забыл, есть младшие братишка и сестрёнка. Кроме меня за ними некому присматривать. А ты — плыви…

Денис посмотрел девушке в глаза.

— Я попрошу генералов, чтобы меня направили в Аргентину — на смену твоему погибшему отцу. Ты жди меня, дорогая!

— Хорошо, я буду ждать! Но только года два. Больше у меня не получится, извини…. Не смогу я больше — без крепкого мужского плеча рядом. Я такая, какая есть, совсем даже и не Святая Мадонна…

Эпилог

"Стрела" уверенно скользила по тускло-серебряным волнам Ла-Платы, великой Серебряной Реки.

Буэнос-Айрес уже давно растаял за кормой, впереди — на сколько хватало взгляда — была только грязно-серебристая вода, изрезанная причудливыми морщинами волн.

"Вот и всё, — подумал Денис. — "До свидания, Аргентина, странная и призрачная бело-голубая страна! Я очень надеюсь, что мы ещё увидимся с тобой…".

Ла-Плата — река, где не видны берега. Незнакомые звёзды — играются с полночью. Волны — цвета старинного, давно нечищеного столового серебра… Лентяйка — местная горничная. Ночью — не уснуть — в гостиничном номере: Что-то постоянно — шуршит по крыше. Шуршит — по стеклу и по подоконникам. Всё шуршит и шуршит… Что это? Темно, ничего не вижу. А утром, распахнув окошко, понимаешь: Может это — вам покажется странным, Но везде и всюду летают — Миллионы лимонных листьев, опавших с платанов. И тогда многое — понимаешь… Танго — звучит из каждого раскрытого окошка. На улицах — нищие играют на скрипках. Сосиски в тесте, виноградная граппа, упитанные уличные кошки, Молоденькие девушки, одетые только в улыбки… Везде — портреты Эвиты Перрон. Она умерла — много лет назад. Ну и что из того? Каждый трамвайный и троллейбусный вагон Демонстрирует вам — её незабываемый взгляд, Её милое — лицо… Она умерла в возрасте Христа, И весила при этом — ровно тридцать три килограмма. Аргентина тогда застыла и ждала: Когда же она воскреснет? Великая Дама… В золотистой луковой корочке — аппетитные кусочки асадо. Лукавые чёрные глаза — за столиком напротив. Извините, милая сеньорита, но я срочно уезжаю: Больно уж она грустна — ваша аргентинская осень… Вы никогда не бывали в Аргентине? Не бродили по ночным улочкам Буэнос-Айреса? Мне вас жаль, господа и товарищи: Ни об этой планете, ни о настоящей жизни, в частности, Вы, собственно, ничего и не знаете…

"А, если генералы не отпустят тебя обратно в Аргентину?" — вкрадчиво зашептал внутренний голос. — "Отправят, к примеру, на несколько лет в Корею, мол, Родина приказала…. Тогда — что? Ты потеряешь Марту навсегда?".

— Эй, капитан! — громко прокричал Денис.

— Чего тебе? — высунулась из рубки лохматая голова Галкина.

— Прощай, капитан! Я решил остаться, генералам — привет!

Денис сбросил сапоги, сиганул за борт, и поплыл короткими саженками в направлении едва различимого в туманной дымке берега, на встречу со своей Небесной Принцессой….

Конец книги

Буэнос-Айрес — Санкт-Петербург, 1997–2008 г.г.

Оглавление

Предисловие

Глава первая . Архипелаг белых медведей

Глава вторая . Неожиданная напарница

Глава третья . Тарелка над Шпицбергеном и дочка Берии

Глава четвёртая . Воскресший из мёртвых

Глава пятая . Верные друзья и застенки гестапо

Глава шестая . Встреча с Мартином Борманом

Глава седьмая . Дороги, которые выбирают не нас

Глава восьмая . Неприветливая бело-голубая страна

Глава девятая . Спектакль начался, занавес поднят

Глава десятая . Бок о бок с пираньями

Глава одиннадцатая . Буэнос-Айрес — во всех его проявлениях

Глава двенадцатая . Старинная боевая подруга

Глава тринадцатая . Дыра дырой

Глава четырнадцатая . Восемь ящиков с тротилом и гранатами

Глава пятнадцатая . Царство глухих кайманов

Глава шестнадцатая . У беды — глаза зелёные…

Глава семнадцатая . Волк, капуста и козёл

Глава восемнадцатая . Всемирный Потоп регионального масштаба

Глава девятнадцатая . Таинственная вилла

Глава двадцатая . Пленники заснеженных гор

Глава двадцать первая . Дуэль на навахах

Глава двадцать вторая . Финальная точка

Глава двадцать третья . Друзья уходят — как-то невзначай

Эпилог

Реклама на сайте