«Ретроспектива»

Я — мертвец — сижу в живом лоне церковной скамьи.

Скамья радует глаз, но не задницу. Ветви древней ольхи изогнулись в подобие сиденья с узловатыми наростами; подлокотники вытягиваются вверх, навстречу хрупким аркам и куполам тончайшего плетения, неспособного выдержать более семнадцати процентов земной гравитации.

Окна часовни тоже непомерно велики, немыслимы на Земле. Не витражи, но остекленевший реголит, выращенный в ленивых ледниках кратера тен Брюггенкате. Мне нравится складывать извивы древесных членов в письмена, говорящие со мной языком одного из наших святых: «и отрешенно сверху наблюдать движенье вод в их миссии святой».

И это внутреннее движенье вод подымает меня со скамьи. Вокруг меня шелестит церковная утварь, и алтарь, и купель — сухая и хрупкая. Алхимический мусор религии, отсылающий наблюдателя к опусу Джеймса Хэмптона, американского представителя аутсайдеров с их арт брют — к его «Трону Третьего Неба Генеральной Ассамблеи Наций Грядущего Тысячелетия». Передо мной стоит безумное нагромождение золотой проволоки, тростинок и жемчугов, скрученных в трубочку страниц «Бхагават-Гиты», банок из-под солений, картона, изумрудов, глины из термитника…

Как и все прочее в этой церкви, на Земле это творение тоже обрушилось бы под собственной тяжестью — и даже здесь его хрупкость ставит в тупик инженеров, хотя что они знают о силах, под воздействием которых даже пейзажи Ван-Гога начинают выгибаться и ерзать?

Мне представляется над алтарем Христос изогнувшейся ветвью, или фигурка Вишну из древесных письмен ольхи.

Но нет. Здесь нет ни Христа, ни Вишну. И откуда им здесь быть? В том-то и соль, что религия больше не соль земли. В том-то и фокус, что мы отказались от ее фокусов. Бог есть ничто, и это ничто я славлю.

Я иду, и лунная пыль, оседающая на реголит, пахнет веками и звездами (астронавты «Аполлона» сообщили, что она пахнет порохом… как же! Бараны в военной форме, новорожденные завоеватели, делающие первые шаги по Морю Спокойствия в своих тефлоновых распашонках!)

У двери я останавливаюсь и поворачиваюсь назад; медленно оседающая пыль в лучах восходящей Земли…

Такой я запомнил часовню.

Меня зовут Навин Джа-Мритак, но при рождении меня назвали иначе. «Мритак» на хинди означает «покойный». Родился я в Уттар-Прадеш, и умер там же.