«Вид с моста»

Вид с моста (fb2) - Вид с моста (пер. Борис Абрамович Слуцкий,Борис Романович Изаков,Елена Михайловна Голышева) 623K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Артур Ашер Миллер

Артур Миллер Вид с моста

A View from the Bridge by Arthur Miller (1955)

Перевод с английского Е. Голышевой и Б. Изакова.

Стихи в переводе Бориса Слуцкого.

Предисловие

Пьесы Артура Миллера «Все мои сыновья», «Смерть коммивояжера» («Человек, которому так везло»), «Суровое испытание» («Салемский процесс») обошли театры всего мира и принесли ему мировую известность. С присущим А. Миллеру талантом написана и его последняя пьеса «Вид с моста».

В предисловии к американскому изданию «Вида с моста» Артур Миллер изложил свои взгляды на драматургию. Это предисловие озаглавлено: «О социальной драме». Автор противопоставляет пьесе, несущей социальную тему, подавляющее большинство произведений американской драматургии, пафос которых сводится к «разочарованию в жизни». Миллер заявляет, что социальная драма должна давать ответ на вопрос: «Как нам жить?» Драматургия, утверждает он, призвана помогать тому, чтобы люди «освободились от страха голода, безработицы, болезней, трудились всего несколько часов в день, а продолжительность их жизни достигла бы восьмидесяти, девяноста, а может быть, и ста лет». Автор считает, что античная драма носила социальный характер; с этим связана и его попытка использовать в «Виде с моста» некоторые формы древнегреческой трагедии.

А. Миллер не стал делить «Вид с моста» на акты, хотя и отмечает в своем предисловии, что это «пьеса обычного размера по числу страниц». Однако драматизм и напряженность действия в пьесе таковы, что он «просто не знал, где ему опускать занавес».

Пьеса «Вид с моста» затрагивает одну из специфических сторон «американского образа жизни». В США отдельные предприимчивые дельцы и целые организации капиталистического типа занимаются нелегальным ввозом дешевой рабочей силы из стран с особенно низким жизненным уровнем и массовой хронической безработицей (из Италии, Ирландии, Мексики и других). Рабочие, ввезенные нелегально, без оформления необходимых документов, целиком попадают во власть подрядчиков: они обеспечивают их работой в первую очередь, одновременно облагая тяжелой мздой.

Разумеется, это только фон, на котором-развертывается насыщенноё действие пьесы, разыгрывается драма любви и ревности, дружбы и предательства.

Но не только общий фон определяет социальный характер пьесы «Вид с моста». Автор решает в ней вопрос, глубоко волнующий в наши дни общественность США. Как указывала американская прогрессивная печать, этим вопросом является отношение к доносчику и системе доносов, проникшей сегодня во все Лоры общественного организма США. Драматург выносит уничтожающий приговор главному герою пьесы, которого чувство ревности толкнуло на путь предательства. Так, в атмосфере разгула маккартистской реакции Артур Миллер смело поднял свой голос против доносчиков и доносительства.

Прошло немного времени — и политические условия в США практически столкнули Артура Миллера с общественной проблемой, поставленной в пьесе «Вид с моста». «Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности» палаты представителей США предложила ему назвать лиц, участвовавших вместе с ним в собраниях прогрессивных организаций. Миллер отказался стать предателем. За это он отдан под суд. Решение о его предании суду было вынесено палатой представителей большинством в 373 голоса против 9 голосов. Но так же, как американской реакции не удалось сделать из него доносчика, ей не удастся и заглушить талант Артура Миллера, не удастся свести на нет воздействие его пьес, в которых звучит мужественный голос правды.

Действующие лица:

Луис

Майк

Алфиери

Эдди

Кэтрин

Биатрис

Марко

Тони

Родольфо

Первый иммиграционный агент

Второй иммиграционный агент

М-р Липари

М-сс Липари

Два «зайца».

Многоквартирный дом и улица перед ним.

Как и в самой пьесе, в декорациях отсутствуют второстепенные детали, на сцене только самое необходимое. Главное место действия — гостиная (она же столовая) в квартире Эдди Карбоне; в ней — круглый стол, несколько стульев, качалка и патефон.

Комната расположена несколько выше уровня сцены, форма ее и размер должны соответствовать замыслу постановщика. Задняя стена представляет собой перегородку, за которой справа и слева скрыты двери в невидимые зрителю кухню и спальни.

На передней части сцены, в комнате и слева от нее, нечто вроде уходящих ввысь колонн, которые обозначают фасад дома и вход в него. Тут же висит архитектурная деталь; она изображает фронтон, венчающий колонны и весь фасад дома. У входа — лестница; она доходит до уровня пола гостиной, затем сворачивает к задней части сцены и, опоясав ее, поднимается к площадке второго этажа.

В центре передней части сцены — улица. Справа, у просцениума, письменный стол и стул м-ра Алфиери; тут его контора. За стулом вешалка. Рядом с конторой — низкая чугунная решетка, какими огораживают спуск в подвал. Позже слева у просцениума появится будка телефона-автомата.

Цель спектакля — сделать реально ощутимой извечную тему этого повествования в обыденной жизни современного большого города и, столкнув извечное с сегодняшним, создать на сцене свой особый мир.

Когда поднимается занавес, портовые грузчики Луис и Майк играют в орлянку у стены слева.

Издали из порта глухо доносится завывание сирены.

Входит Алфиери — адвокат лет пятидесяти, уже седеющий, грузный; человек он благодушный и наблюдательный. Когда он проходит мимо грузчиков, они ему кивают. Адвокат медленно подходит к своему столу, снимает пальто и шляпу, вешает их и оборачивается лицом к зрителям.

Алфиери.

Я улыбаюсь потому, что мне Не часто улыбаются. Я адвокат, а здесь у нас в округе — Что адвокат, что поп: Обоих вспоминают, Когда стряслась беда. Мы — вестники несчастья.

Добрый вечер. Добро пожаловать к нам в театр. Зовут меня Алфиери. Хоть я и адвокат, но перейду прямо к делу. Я уж не молод. И мне не чужда слабость людей нашей профессии: я убежден, что в моей практике было множество необыкновенно интересных дел.

Когда ты еще молод, необъяснимые капризы и причуды жизни раздражают. В молодости во всем ищешь логику. Но когда ты стареешь, важнее и дороже всего становятся факты — в них поэзия, все чудеса и волшебство весны. А до чего прекрасна весна, когда тебе уже перевалило за пятый десяток! Да, я влюблен в факты: дорого то, что уже произошло, а не то, что могло бы произойти или должно было бы произойти…

Жена постоянно корит меня, друзья тоже; они говорят, что здешним жителям недостает, мол, изящества, обаяния… А ведь правда, с кем мне приходится всю жизнь иметь дело? С портовыми грузчиками, с их женами, отцами и дедами; трудовые увечья, выселения, семейные дрязги — вот мои дела: мелкие невзгоды бедноты… Однако…

В часы прилива, Когда волны морского ветра бьются в стены, Я сижу в моей конторе И думаю о том, что все здесь вечно. Я думаю о Сицилии, откуда пришли эти люди, О древних скалах Калабрии, О Сиракузах, где карфагеняне и греки Бились в кровавых битвах. Я думаю о Ганнибале — Он убивал их предков; о Цезаре — Он понукал их по-латыни. Все это, конечно, смешно. На этой панели учился своему ремеслу Аль Капоне, А Фрэнки Йэла разрезали надвое На углу Юнион и Президент-стрит, Где несправедливые люди Перестреляли стольких, и всех — за дело. Теперь, конечно, все изменилось. Я больше не прячу револьвер в конторке; Мы цивилизовались. Мы теперь настоящие американцы. Дележка теперь идет у нас мирно. По мне — так лучше. И все же, в часы прилива, Когда зеленый запах океана Плывет прямо в окно, И голуби бедняков Кружатся в небе, Я вижу не их, а соколов, Охотничьих соколов древних времен, Парящих над лесами Италии… И все это в Ред Хук — портовой трущобе, Которая видна с Бруклинского моста.

По улице идет Эдди. Он присоединяется к игрокам.

Изредка попадается стоящее дело. И когда стороны рассказывают о своих бедах, Рвется паутина времен; И камни руин Адриатики снова складываются в здания; Калабрия! Глаза истца вдруг кажутся глазами древней статуи, Его голос доносится словно сквозь руины. Посмотрите, его зовут Эдди Карбоне. Грузчик, работающий в доках Между Бруклинским мостом и молом…

Эдди (подбирая с земли монетки). Ладно, встретимся позже, ребята.

Луис. Ты завтра работаешь?

Эдди. Да, еще один день на этой посудине. Ну, пока. До свиданья, Луис.

Входит в дом, поднимается по лестнице. В квартире загорается свет. Эдди лет сорок, это коренастый, слегка отяжелевший грузчик.

Его племянница Кэтрин стоит у окна и машет рукой Луису, который, подняв голову, видит ее и машет ей в ответ. Ей семнадцать лет; в руках у нее тарелки: она собирается накрывать на стол к обеду.

Входит Эдди, и она сразу же отходит от окна к столу.

Огни, освещавшие Алфиери и улицу перед домом, гаснут.

Кэтрин (в ней чувствуется тайное возбуждение). A-а, Эдди, ты уже пришел!

Эдди (чуть желчно). А по какому случаю ты надела эти туфли?

Кэтрин (усмехается). Я никуда не ходила.

Эдди (снимает куртку и шляпу). Ха! Делаешь мне одолжение?

Кэтрин. А почему мне нельзя надеть их хотя бы дома?

Эдди. Сними-ка их, будь добра. Ты и так красивая.

Кэтрин. Мне просто хотелось их немножко разносить.

Эдди. Я пришел домой, а не в кино. И не желаю смотреть, как молоденькие девчонки ковыляют на высоченных шпильках вместо каблуков.

Кэтрин. О, господи!..

Входит жена Эдди Биатрис. Ей столько же лет, сколько ему.

Биатрис. Тебе удалось что-нибудь выяснить?

Эдди (усаживаясь в качалку). Пароход пришел. Они, наверно, скоро сойдут на берег.

Биатрис (тихо, сжав руки не то от радости, не то с мольбою). Боже мой! Ты видел Тони?

Эдди (озабоченно). Ну да, я с ним говорил. Вечером команду отпустят на берег. Тони сказал, что они могут прийти сюда в любую минуту.

Кэтрин. Уж верно у них все поджилки дрожат…

Эдди, Чепуха! Преспокойно сойдут на берег. На них ведь выправлены матросские документы по всей форме; сойдут на берег вместе с командой. (Биатрис.) Надеюсь, они подумали, где им переночевать, а?

Биатрис. Я написала им в письме, что у нас нет места.

Кэтрин. Но ты их не встретил? Сам-то ты их не видел?

Эдди. Нет, они еще там. Я видел на пристани только Тони. А с чего это вы обе так всполошились?

Кэтрин. И вовсе я не всполошилась.

Биатрис (примирительно). А почему ж ей не беспокоиться?

Эдди (Кэтрин). Думаешь, они приехали сюда развлекаться? Они работать приехали.

Кэтрин (смутившись, но будто даже польщенная поддразниванием). А кто думает о развлечениях?

Эдди. Слушай, Кэтти, тебе что — нечего обуть? У тебя же есть хорошие туфли? (Показывая на ее ноги.) Это дрянцо для какой-нибудь актерки. Переобуйся-ка.

Кэтрин. Не смейте ничего рассказывать, пока я не вернусь! (Выбегает из комнаты, на ходу скидывая туфли).

Эдди (Биатрис, когда та подходит к нему). Почему ты ей разрешаешь носить такую гадость? Совсем это ей не идет! (Биатрис, наклонившись, целует его в щеку.) А это еще за что?

Биатрис. За то, что ты такой хороший.

Эдди. Только пускай они знают, что у нас самих ничего нет, Би, — вот что меня сейчас заботит.

Биатрис. Они за все будут платить, я им писала.

Эдди. Нет уж, на этот раз ты не будешь спать на полу, как тогда, когда у твоей матери сгорел дом.

Биатрис. Эдди, я их предупредила в письме, что у нас нет места.

Кэтрин входит в туфлях на низком каблуке.

Эдди. Э, я тебя знаю: стоит только появиться какому-нибудь родственнику, как ты уже спишь на полу.

Биатрис (полушутливо, полусерьезно). Ладно, хватит тебе ворчать. Хочешь пива? Соус еще не готов.

Эдди (Биатрис). Не хочу, и так холодно. (Кэтрин.) У тебя сегодня был урок, Грета Гарбо?

Кэтрин. Ага. Я уже много успела, теперь надо побольше практиковаться.

Биатрис. Она уже умеет записывать почти так же быстро, как ты говоришь. Прямо ужас! Почитай ей что-нибудь, глазам не поверишь!

Эдди. Молодец, Кэти. Вот увидишь, детка, из тебя будет толк.

Кэтрин (гордо). Я хоть сейчас могу поступить на работу. И ни капельки не боюсь.

Эдди. Спешить некуда. Подожди, покуда тебе стукнет восемнадцать. Будем читать объявления, может, попадется солидная фирма, а может, адвокатская контора или еще что в этом роде.

Кэтрин. Господи! Да учительница говорит, что я могу работать хоть сейчас.

Эдди. Пусть тебе сперва стукнет восемнадцать. Я хочу, чтобы ты на ногах крепче стояла. А то тебя еще часто ветром шатает. (Биатрис.) Где дети? Все еще на улице?

Биатрис. Я отвела их к маме. Не то они всю ночь спать не будут. Какой тебе сегодня попался груз?

Эдди. Кофе. Нам повезло!

Биатрис. Вот почему мне целый день казалось, что пахнет кофе!

Эдди. Да, бразильским… Тот редкий случай, когда приятно быть грузчиком. Весь пароход насквозь пропах кофе. Словно цветами. Завтра скажем, что лопнул мешок, и я тебе принесу немножко. Ладно, давай есть.

Биатрис. Еще две минуты. М-не хочется, чтобы овощи протушились как следует-

Эдди подходит к вазе с виноградом.

Кэтрин. А как же это так получилось, Биатрис, что он холостой? Такой старый… Этот младший.

Биатрис (Эдди). Двадцать пять лет для нее уже старость!

Эдди (Кэтрин). Что за чушь у тебя на уме?

Кэтрин (язвительно^ А что, по-твоему, должно быть у меня на уме?

Эдди. Мало ли что.

Кэтрин. Например?

Эдди. Что ты ко мне привязалась? Лучше бы у меня язык отсох в тот день, когда я поклялся твоей матери заботиться о тебе.

Кэтрин. И у меня тоже.

Эдди (смеясь). Господи, ну и язва! Просто ведьма! Тебя бы только по телевидению показывать.

Кэтрин. Ну, и было бы здорово!

Эдди. Да ты бы перепугалась насмерть.

Кэтрин. Я-то? Как же!

Эдди. Кстати, Гарбо, разве я тебе не говорил, что нельзя махать рукой из окна?

Кэтрин. Да ведь я же махала Луису!

Эдди. Знаешь, милая, я мог бы тебе такое порассказать про этого Луиса, что ты не стала бы ему больше махать.

Кэтрин (Биатрис, которая только посмеивается). Хотела бы я посмотреть хоть на одного парня, о котором он не мог бы порассказать бог знает чего!

Эдди (подходит к ней, сжимает своей большой ладонью ее подбородок). Смотри, Кэтрин, ты со мной не шути!

Я отвечаю за тебя, детка. Я обещал твоей матери, когда она умирала. Поэтому не шути со мной. Я говорю серьезно. Не люблю постукивания высоких каблучков по панели, Не люблю я этот тук-тук-тук. Не люблю, когда на тебя пялят глаза.

Биатрис. А разве она виновата, что на нее смотрят?

Эдди. Ходит не так, как надо. (Кэтрин.) Так вся и вихляешься, когда ходишь.

Биатрис выходит на кухню.

Кэтрин. Кто это вихляется?

Эдди. Ты меня, Кэти, не зли! Вихляешься!

Кэтрин. Парни заглядываются на всех девушек без разбору, сам знаешь.

Эдди. У других есть отцы и матери. Тебе надо быть осторожнее.

Входит Биатрис с суповой миской.

Кэтрин. Господи Иисусе! (Выходит на кухню.)

Эдди (кричит ей вдогонку). Ну-ка, попридержи язык, слышишь?

Биатрис (оставшись с ним вдвоем, накладывает еду на тарелки, она старается смягчить эту небольшую размолвку). Ну чего ты все время к ней привязываешься?

Эдди. Как она выросла! Если бы твоя сестра могла ее видеть! Это прямо чудо; кажется, только вчера еще была совсем крошка, не успели оглянуться и… (Входит Кэтрин, неся вилки и ножи.) Знаешь, когда она накрывает на стол, она похожа на Мадонну. (Биатрис убирает со лба Кэтрин выбившуюся прядь волос. Кэтрин.) У тебя, Кэти, лицо Мадонны. Вот почему тебе нельзя крикливо одеваться. Тебе это не идет. И на службе косо посмотрят. Там таких вещей не любят. (Садится к столу.)

Биатрис (принимается за еду). Садись, крошка Кэти. (Кэтрин садится. Они едят.)

Эдди. Как тихо в доме без ребят.

Кэтрин. Как же теперь будет? Как они нас найдут?

Эдди. Тони заберет их с парохода и приведет сюда.

Биатрис. Этот Тони, небось, наживает немалую деньгу.

Эдди. Какое там! Все пенки снимает синдикат.

Кэтрин. А что будет, когда пароход отойдет и обнаружится, что там их нет?

Эдди. Не волнуйся, капитан получает свою долю.

Кэтрин. Даже капитан?

Эдди. А что, капитану есть не надо? И капитан получает, и один из помощников тоже… Кое-что дают тому парню в Италии, который выправил им бумаги… (Биатрис.) Им придется шесть месяцев отрабатывать на синдикат, прежде чем они смогут распоряжаться своим заработком. Надеюсь, они это знают?

Биатрис. Да. Но ведь Тони устроит их на работу, правда?

Эдди. Еще бы! Раз они должны ему деньги, он, конечно, их устроит. Вот после того, как они ему все выплатят, тогда с работой будет туго, как и всем нам. Надеюсь, что они и это знают.

Биатрис. Да, должны бы знать. Господи, они, видно, там подыхали с голоду. Пройти через такие муки, чтобы заработать несколько долларов! Ей-богу, как тут не заплакать!

Эдди. Кстати, что ты собираешься сказать соседям? Если у тебя спросят, что они здесь делают?

Биатрис. Что ж, я им скажу… Да кто станет спрашивать?. Все, наверно, и так знают.

Эдди. То есть, как это знают? Слушай, Биатрис, иммиграционное бюро имеет своих шпиков во всей округе.

Биатрис. Может быть, но не в нашем же доме?..

Эдди. Почем ты знаешь, что их нет в нашем доме? Послушайте, вы, обе. Если вас спросят, скажете, что это ваши двоюродные братья, приехали к вам в гости, ну хотя бы из Филадельфии.

Кэтрин. Ладно, но разве они что-нибудь знают про Филадельфию? Если их самих начнут расспрашивать…

Эдди. Что из этого? Они, мол, не любят трепать языком, вот и все! Вы вот только ни с кем не откровенничайте, слышите? Многие тут что хочешь сделают за парочку долларов, а иммиграционные власти здорово платят за такие новости.

Кэтрип. Я могу рассказать им насчет Филадельфии…

Эдди. Сделай одолжение, детка, не учи ты их и не водись с ними, ладно? С твоим длинным языком, чем меньше ты знаешь, тем нам будет спокойнее. Они начнут работать и будут приходить домой только чтобы поспать. Не желаю я, чтобы ты обращала на них внимание. Тут дело нешуточное, тут замешано правительство Соединенных Штатов. Так что лучше тебе и не знать, живут ли они вообще на белом свете. Будь осторожней, когда болтаешь с подружками. Держи язык за зубами. (Немножко помолчав.) Где соль?

Пауза.

Кэтрин. Уже темнеет.

Эдди. Да, видно, завтра будет снег.

Пауза.

Биатрис (со страхом). Господи, а ты помнишь Винни Бользано? Много лет назад. Помнишь?

Эдди. Этого ненормального? Я как раз недавно о нем вспоминал.

Кэтрин. Кто это?

Биатрис. Ты была еще совсем маленькой. Жил тут поблизости один мальчишка, его звали Винни, лет шестнадцати. На Сэкет-стрит. И накапал про кого-то иммиграционным властям. У него было пятеро братьев и старик-отец. Они схватили парнишку в кухне и поволокли вниз с третьего этажа — голова его билась о ступеньки, как кокосовый орех. Мы жили в соседнем доме. А на улице они плевали ему в лицо — родной отец и братья. Вот ужас!

Кэтрин. А что с ним потом стало?

Биатрис. Кажется, он уехал. (Эдди.) Ты его так и не видел?

Эдди. Его-то? Ну, его больше не увидишь. Такую вещь сотворил! Разве он решился бы взглянуть людям в глаза? Пересолено.

Биатрис. Зачем же ты солил еще?

Эдди кладет ложку, встает из-за стола.

Эдди. Господи, знаешь, я что-то нервничаю…

Биатрис. Ну, что ты? Они ведь будут только спать здесь, ты их и видеть не будешь. Садись, ешь. (Он смотрит на нее с беспокойством.) ~А что мне было делать? Ведь они мои двоюродные братья. (Он возвращается к ней и любовно берет ее лицо в свои ладони.)

Свет над ними меркнет и зажигается над Алфиери.

Алфиери.

Я знаю, он имел двоих детей И в этой жизни жалкой, монотонной Старался быть хорошим мужем. Работал, ежели была работа, А заработок приносил домой. Так он и жил. В тот вечер, часов примерно в десять,— Они уже отужинали, Когда пришли двоюродные братья.

Кэтрин и Биатрис убирают со стола посуду. Эдди садится и принимается читать газету.

Алфиери говорит, а Эдди в это время подходит к окну и выглядывает наружу. На улице показывается Tони в сопровождении Марко и Родольфо, которые несут по чемодану. Тони останавливается, показывает окно квартиры Эдди. Все трое стоят, глядя на дом.

Марко (приземистый крестьянин тридцати двух лет, недоверчивый, говорит негромко). Спасибо вам.

Тони. Ну, теперь действуйте сами. Только поосторожнее, вот и все. Первый этаж.

Марко. Спасибо.,

Тони. Завтра увидимся на пристани. Начнете работать.

Марко кивает. Тони проходит дальше, вниз по улице.

Родольфо — живой парень лет двадцати с небольшим; порой он совсем еще мальчишка, порой — не по летам отягощенный заботами мужчина. Волосы его необычайно светлы.

Родольфо. Это первый дом, в который я войду в Америке.

Марко. Т-с-с! Пойдем. (Они поднимаются на крыльцо.)

Родольфо. Подумай только! Она писала, что они бедные!..

Марко. Т-с-с-с!

Проходят между колоннами. В квартире загорается свет. Эдди, Кэтрин и Биатрис слышат шаги и поворачивают головы к двери. Марко стучит. Биатрис и Кэтрин смотрят на Эдди; тот встает и отворяет дверь. Входят Марко и Родольфо, снимают кепки.

Эдди. Вы Марко?

Марко кивает, смотрит на женщин, пристально вглядывается в лицо Биатрис. Марко. Вы моя двоюродная сестра?

Биатрис (приложив руку к груди). Я Биатрис. А это мой муж, Эдди. (Кланяются.) Дочь моей сестры Нэнси — Кэтрин. (Братья кивают в знак приветствия.)

Марко (показывая на Родольфо). Мой брат. Родольфо. (Родольфо кланяется. Марко держится натянуто, подходит к Эдди.) Я хочу сказать вам сразу: когда вы прикажете нам уйти, мы уйдем.

Эдди. Да нет…

Марко. Я вижу, у вас маленький дом, но скоро, может быть, у нас будет свой дом.

Эдди. Милости просим к нам, Марко, у нас хватит места. Кэти, дай-ка им поужинать.

Кэтрин. Идите сюда, садитесь. Я налью вам супу.

Они подходят к столу.

Марко. Мы поели на пароходе. Спасибо. (Эдди.) Спасибо вам. Биатрис. Выпейте кофе. Мы все выпьем кофе. Давайте садитесь. Кэтрин. Как это, Родольфо: он совсем темный, а вы — такой светлый?

Родольфо. Не знаю. Говорят, что тысячу лет назад как-то раз Сицилией владели датчане… (Смеется.)

Кэтрин (Биатрис.) Он настоящий блондин!

Эдди. Как там насчет кофе?

Кэтрин (смешавшись) Сейчас принесу. (Выбегает из комнаты.) Эдди. Как прошло ваше путешествие?

Марко. Океан зимой всегда неспокойный. Но мы к морю привычные…

Эдди. Когда шли сюда, все было в порядке?

Марко. Да. Этот Тони довел нас до самого дома. Очеиь славный парень.

Родольфо. Сказал, что мы завтра начнем работать. Он человек порядочный?

Эдди. Нет. Но покуда вы должны им деньги, они будут давать вам работу. (Марко.) Вы у себя в Италии работали когда-нибудь в порту? Марко. В порту? (С огорчением прищелкнув языком.) Нет. Родольфо (улыбаясь при воспоминании о том, как мал его родной город.) В нашем городе нет порта. Только песчаная отмель да рыбацкие лодчонки.

Биатрис. Так где же вы там работали?

Марко (сконфуженно пожимает плечами). Где придется, мы не брезгали любой работой.

Родольфо.

Бывало, строят Иль чинят мост. И Марко Шел каменщиком. А я к нему — подносчиком цемента.

Смеется.

А летом мы работали на поле, Когда была работа. Хоть какая.

Эдди. Там так же плохо, как и раньше, да?

Марко. Да, плохо.

Родольфо. Ужасно.

Торчим на площади и день-деньской, Как птицы, слушаем журчание фонтана.

Смеется.

И каждый ждет поезда.

Биатрис. А что на этом поезде?

Родольфо. Да ничего. Но если много пассажиров И если вам к тому же повезет,

То можно заработать пару лир, Подталкивая в гору извозчичью пролетку.

Входит Кэтрин, садится, слушает.

Биатрис. Толкать руками извозчичью пролетку?

Родольфо (со смехом). У нас так заведено.

Ведь лошади у нас тощи, как козы, И если пассажиров много, То мы толкаем экипажи вверх к отелю.

Снова смеется.

А лошади — они только для видимости.

Кэтрин. А почему у вас не заведут такси?

Родольфо. У нас есть одно — мы толкаем и его тоже. В нашем городе не толкнешь — не поедешь!

Все смеются.

Биатрис (Эдди, печально). Как тебе это нравится…

Эдди (Марко). А чего вы хотите — остаться здесь, в этой стране, или вернуться домой?

Марко (с удивлением). Вернуться домой?

Эдди. Но вы ведь женаты, не так ли?

Марко. Да, у меня трое детей.

Биатрис. Трое! А я думала — только один.

Марко. Ну, нет. У меня их теперь трое. Четыре года, пять лет и шесть лет.

Биатрис. Могу поручиться, что все они по вас уже плачут.

Марко.

А что мне оставалось делать? Ведь старшенький в чахотке. А жена Сама не ест, чтоб накормить детей. Я говорю вам правду. Там оставаться я не мог — Моим детишкам ведь тогда не подрасти; Они питаются одним сияньем солнца.

Биатрис. Боже мой! И сколько же вы намерены здесь пробыть?

Марко. С вашего разрешения, мы, пожалуй, остались бы здесь…

Эдди. Она подразумевает не здесь в доме, а в Америке.

Марко. A-а… Года четыре-пять, а может, и шесть.

Родольфо (улыбаясь). Он верит своей жене.

Биатрис. Конечно, но если вы заработаете много денег, то сможете уехать домой побыстрее.

Марко. Надеюсь. Не знаю. (Эдди). Тут у вас, насколько я понимаю, тоже не сладко.

Эдди. Ну, вам-то беспокоиться нечего, во всяком случае, покуда вы им все не выплатите. А потом и вам тоже с работой будет нелегко, придется побегать, как и нам всем. Но вы все равно заработаете здесь больше, чем там.

Родольфо. Сколько? Нам называют самые разные цифры. Сколько здесь можно заработать? Мы готовы работать и день и ночь…

Эдди (он все чаще и чаще обращается только к Марко). В среднем за год? Может быть… видите ли, трудно сказать Порой мы подолгу сидим без дела — бывает три-четыре недели нет ни единого судна.

Марко. Три-четыре недели? (Огорченно вздыхает.)

Эдди. Но я думаю, что вы, наверно, смогли бы получать… монет тридцать или даже сорок в неделю, весь год, на круг.

Марко. Долларов?

Эдди. Конечно, долларов!

Марко (глядя счастливыми глазами на Родольфо) Если бы мы могли пожить здесь хотя бы несколько месяцев, Биатрис…

Биатрис. Милости просим. Марко…

Марко. Если бы я остался у вас, я мог бы посылать им немножко больше денег…

Биатрис. Живите сколько хотите, у нас хватит места…

Марко (в его глазах блестят слезы). Моя жена… Моя жена… Я хочу послать ей сразу хотя бы двадцать долларов.

Эдди. Вы сможете послать им немножко денег уже на будущей неделе.

Марко (чуть не плача). Эдуардо…

Эдди. Не стоит благодарности. Какого черта, разве от меня убудет? (Кэтрин). Как там у тебя насчет кофе?

Кэтрин. Я поставила. (Родольфо.) А вы тоже женаты? Наверно нет.

Родольфо. О нет!

Биатрис. Я ведь говорила тебе, что он…

Кэтрин (Биатрис), Знаю, ну а вдруг он недавно женился…

Родольфо.

Нет денег у меня, чтобы жениться. Лицом-то я, пожалуй, вышел, А денег — ни гроша. (Смеется.)

Кэтрин (Биатрис). Он самый настоящий блондин!

Биатрис (Родольфо). И ты тоже хочешь здесь остаться? И, может быть, навсегда?

Родольфо.

Навсегда?.. Я Хочу пожить в Америке. А потом вернусь в Италию, Когда разбогатею и куплю мотоцикл. (Улыбается.)

Кэтрин. Мотоцикл?

Родольфо. С мотоциклом в Италии с голоду не помрешь!

Биатрис. Сейчас принесу кофе. (Выходит.)

Эдди. А что вы будете делать с мотоциклом?

Марко. Мечты, все пустые мечты.

Родольфо. Почему пустые мечты?

Поручения! Любые! Богачам в отеле Всегда нужен кто-нибудь для поручений. Чтобы быстро! Чтобы с шумом и треском. Я поставлю свой голубой мотоцикл Во дворе отеля, И мне сразу же дадут поручение.

Марко. Когда у человека нет жены, он может мечтать.

Эдди. А почему нельзя выполнять поручения пешком, на автобусе или как-нибудь еще?

Входит Биатрис с кофейником.

Родольфо.

Э, нет, мотоцикл, мотоцикл — вот что нужно. Человек приходит в богатый отель И говорит: «Я посыльный», А кто он такой? Пешеход исчезает бесшумно, бесследно. Пешеход может и не вернуться, Может не выполнить порученье. Но человек с мотоциклом — Это солидный человек. Он не исчезнет. Ему будут давать порученья. Кроме того, я еще и певец.

Эдди. То есть как это певец? В самом деле?..

Родольфо.

О да. В прошлом году Внезапно заболел баритон Андреола. Я заменил его в саду отеля. Спел три арии и не сфальшивил. Со столиков мне бросали тысячные банкноты. Деньги кружились так, словно ураган ворвался в казначейство. Это было грандиозно. Этот вечер кормил нас полгода. Да, Марко?

Марко неуверенно кивает.

Марко. Два месяца.

Биатрис. Неужели у вас там нельзя поступить на работу?

Родольфо.

Андреола выздоровел. Баритон у него могучий, Не то бы я…

Марко (Биатрис). Родольфо пел слишком громко.

Родольфо. Вовсе нет!

Марко. Слишком громко. А посетители отеля — англичане. Они не любят, когда что-нибудь делается слишком громко…

Родольфо. Тогда почему же они бросали так много денег?

Марко. Они платили тебе за храбрость. (Эдди.) Англичанам нравится храбрость, но они не любят, когда ее проявляют больше одного раза.

Родольфо (ко всем, кроме Марко). Никто мне никогда не говорил, что я пел слишком громко.

Кэтрин. Вы когда-нибудь слышали джаз?

Родольфо. Еще бы! Я пою под джаз.

Кэтрин. Вы умеете петь под джаз?

Родольфо. Я пою неаполитанские песни в сопровождении джаза. Я пою «Бумажную куколку». Вам нравится «Бумажная куколка»?

Кэтрин. Еще бы, я просто без ума от «Бумажной куколки»! А ну- ка, спойте!

Родольфо (принимает позу и поет высоким тенором).

Как тяжко одиночество, скажу я вам, друзья, Вот, скажем, любишь куклу, а кукла — не твоя. Я позабыть решил про них, Глядеть я не хочу на них, А что же еще делать мне, друзья? Бумажную куклу Я для себя куплю. Веселые парни с зазывными глазами Хоть смейтесь, хоть плачьте фальшивыми слезами, Бумажная куколка за вами не пойдет, Ту куклу никто у меня не украдет. Вам с куклами живыми придется флиртовать, Бумажная куколка меня лишь будет ждать.

Эдди (нетерпеливо переступая с ноги на ногу в сильном возбуждении). Эй, милый, погоди минутку…

Кэтрин (как зачарованная). Дай ему кончить… Чудно! (Биатрис.) Замечательно! Это просто замечательно, Родольфо!

Эдди. Слушай, парень, ты хочешь, чтобы тебя застукали, да?

Марко. Нет, нет!

Эдди (показывая на соседние квартиры). У нас тут еще никогда не было певунов. И вдруг в доме ни с того ни с сего появился певун… Понимаете, о чем я говорю?

Марко. Да. Конечно. Замолчи, Родольфо.

Эдди (покраснев от возбуждения). У них повсюду свои люди, понимаете, Марко?

Марко. Да. Он будет молчать. (Родольфо.) Молчи.

Эдди (с железной выдержкой, даже улыбаясь). Ты снова надела те туфли, Гарбо?

Кэтрин. Я думала, что сегодня вечером…

Эдди. Сделай одолжение, слышишь? (Тычет пальцем в сторону спальни.) Ступай туда.

Кэтрин, смутившись, но уже злясь, выходит в спальню. Биатрис; следя за ней, встает и, проходя мимо Эдди, бросает на него холодный взгляд, сдерживаясь только в присутствии посторонних. Подходит к столу и разливает в чашки кофе.

Эдди (Марко, однако обращая свои слова и к Биатрис). Все они тут мечтают пойти в актерки! (Идет к окну и опускает штору.)

Родольфо (радостно). И в Италии тоже! Все девушки!

Эдди (испытующе оглядывая Родольфо, с плохо скрываемым подозрением). Вот как?

Родольфо. Ну да! (Смеется, кивком показывая на Кэтрин, вернее> на ее спальню). Особенно, когда они так красивы.

Кэтрин выходит из спальни в туфлях на низком каблуке, подходит к столу.

Родольфо подносит ко рту чашку.

Кэтрин. Вы любите с сахаром?

Родольфо. С сахаром? Да! Я очень люблю сахар.

Эдди стоит в глубине сцены и следит за тем, как она кладет ложку сахару в кофе Родольфо. Эдди отворачивается и опускает еще одну штору. На его лице тревога.

Свет в комнате гаснет и зажигается над Алфиери.

Алфиери.

А кто может знать свою судьбу? Над улицей и домом поднимается солнце. Эдди Карбоне не думал, не гадал о том, Что стерегло его.

Эдди медленно, едва переступая ногами, спускается по лестнице.

Вот человек работает, растит детей, Играет в кегли, ест, Стареет, смерти ждет. Недели шли, и прямо перед ним Маячила угроза — Беда ему покоя не давала.

Появляется Биатрис с сумкой для продуктов. Заметив жену, Эдди поджидает ее у крыльца.

Эдди. Уже пятый час.

Биатрис. В этом кино всегда длинная программа.

Эдди.

Они уж давно пересмотрели все фильмы в Бруклине. Ему бы лучше посидеть дома, когда он не работает, Ему бы лучше не мозолить людям зря глаза.

Биатрис. Что ж ты мне прикажешь делать?

Эдди. Вчера вечером они ходили в парк. Ты об этом знаешь? Луис видел их в парке.

Биатрис. Ей уже скоро восемнадцать. Что тут плохого?

Эдди. Я за нее отвечаю.

Биатрис. Хотела б я, чтобы ты хоть раз в Жизни то же самое сказал обо мне.

Эдди. Чего ты взъелась?

Биатрис. Будто ты не понимаешь? (Он отворачивается, стиснув зубы, делая вид, что оглядывает улицу.) А что тебя гложет? Скоро без зубов останешься, так ты ими во сне скрежещешь! Всю ночь напролет скрипишь, точно жерновами. (Он не отвечает, смотрит исподлобья.) Что с тобой, Эдди?

Эдди. Тебе на все наплевать? Твое дело — сторона.

Биатрис. А ты чего хочешь — весь век держать ее в люльке? Чего ты хочешь, Эдди?

Эдди. Так, значит, вот для кого я ее растил? Для этого типа?

Биатрис. А что? Он славный парень. Работящий и с лица приятный…

Эдди. Хорош, нечего сказать!

Биатрис. Да разве он некрасивый парень, господи боже мой?!

Эдди. Мне от одного его вида душу выворачивает. И повадки его мне не нравятся.

Биатрис (улыбаясь). Ты просто ревнуешь, вот и все!

Эдди. К нему? Ну, милая, не очень-то ты обо мне высокого мнения!

Биатрис (подходя к нему). И чего тебе беспокоиться? Она ведь не маленькая, может за себя постоять.

Эдди. Ничего она еще не понимает. Вот он ее и обкрутил. Разве ты не видишь, как она на него глядит? Кругом нее хоть все огнем гори — ничего не замечает.

Биатрис. Что ж тут удивительного? Раз дружок завелся — ясно, что девочка сама не своя. Как же иначе?

Эдди. Он поет на пароходах, ты это знаешь?

Биатрис (озадаченно). То есть как это поет на пароходах?

Эдди. Очень просто. Стоит себе на палубе и ни с того ни с сего поет. Его сначала прозвали «Бумажной куколкой», а теперь зовут кенарем. Какой-то чудной, ей-богу. Только появится на пристани — и сразу начинается бесплатное представление.

Биатрис. Ну и что ж тут такого? Еще молоденький, не знает, как себя вести.

Эдди. А волосы желтые, как воск? Не то шансонетка, не то еще похуже!

Биатрис. Так ведь он же блондин…

Эдди (не глядя на нее). Надеюсь, у него настоящие волосы, на одно это только и надеюсь!

Биатрис (встревоженно). Ты, видно, совсем спятил!

Эдди (мельком взглянув на нее). А что? Знаешь, как его зовут? Сам слышал, в пятницу. Стою в очереди за жетоном и слышу кто-то кричит: «Белянка!» Оборачиваюсь и вижу — это его зовут! Понимаешь: «белянка»!

Биатрис. Можно подумать, что ты никогда в жизни блондинов не видал! А белобрысый Бальзо?

Эдди. Так Бальзо ведь не пел! Он ведь ничего такого не выкомаривал…

Биатрис. Почем знать, может, у них в Италии так принято.

Эдди. Тогда почему его брат не поет? И ведет себя как человек, и никто над ним не смеется. (Поглядывая на нее, переминается с ноги на ногу.) Мне он не нравится, слышишь, Би. Говорю тебе прямо: я этого терпеть не намерен. Я ее растил не для этого типа!

Биатрис. Ладно, ступай, скажи ей об этом.

Эдди. Что я могу ей сказать? Она меня все равно не послушает, она меня теперь просто не замечает. Прихожу домой, а она точно во сне. Смотри, как похудела, на тень стала похожа…

Биатрис. Ладно, погоди…

Эдди. У меня вся душа изныла. Видеть его не могу! А что с ее стенографией? Она ведь теперь совсем не упражняется.

Биатрис. Ну, хорошо, хорошо. Отвяжись ты от них, понятно? Ты себя не накручивай, слышишь? Это ее дело.

Эдди. Би, пойми, он испортит девчонку!

Биатрис. Ну и бог с ней. Не твоя забота. Пришла пора другому звать ее своей Мадонной. Пойдем домой, у тебя свои дети, о них побеспокойся. (Оглядывается кругом.) Сколько бы ты ни стоял на улице, она от этого скорей не придет. И перед людьми совестно.

Эдди. Сейчас поднимусь. Мне хочется пройтись. (Отходит.)

Биатрис. Идем, хоть разок поглядишь на детей.

Эдди. Говорю тебе, сейчас приду. Ступай.

Биатрис (стараясь не показать обиды) — Не стой ты здесь, пожалуйста. Нехорошо это. Я тебе серьезно говорю.

Входит в дом. Эдди подходит к краю авансцены справа, минуту рассеянно смотрит вдаль, потом, видя, что кто-то приближается, подходит к перилам на переднем краю сцены и садится на них. Входят Луис и Майк, присаживаются рядом с ним.

Луис. Хочешь сыграть в кегли?

Эдди. Устал. Пойду спать.

Луис. Как твои «зайцы»?

Эдди. В порядке.

Луис. Вижу, их не обделяют работой.

Эдди. Да, у них дела идут^неплохо.

Майк. Вот и нам надо бы так же. Уехать что ли отсюда, а потом вернуться «зайцами» в трюме. Тогда и у нас будет работа.

Эдди. Хороши шутки!

Луис. Какие там к черту шутки! Знаешь что?

Эдди. Допустим знаю.

Луис. Ты сделал доброе дело. Тебя за это будут уважать…

Эдди. Ну, эти ребята мне не больно мешают да и не стоят ни гроша.

Майк. Старший — настоящий бык! На днях я видел, как он таскает мешки с кофе. Дай ему волю — он один набьет доверху целый пароход.

Эдди. Да, силен парень, ничего не скажешь. Мой Фрэнки, видно, в него пошел. Их отец, говорят, был настоящий великан.

Луис. Да, оно по Марко и видно. Только он безответный какой-то, словно раб.

Майк. А вот светловолосый… (Эдди быстро переводит на него глаза.) Тот — весельчак.

Эдди (испытующе). Да, смешной…

Майк (не может удержаться от смеха). Да нет, нельзя сказать, чтобы он был смешной, но вот как скажет! Такое, понимаешь, отмочит… Стоит ему появиться, как сразу смех кругом.

Эдди (чувствуя себя неловко). Ну да, конечно… Любит пошутить.

Майк. Ну да, и я говорю: такое отмочит, что… (Луис беззвучно смеется вместе с ним.)

Эдди. Говорят… Но он ведь еще совсем мальчишка, а? Он… просто-напросто еще мальчишка.

Майк. Верно. Стоит хоть раз на него взглянуть — и у тебя уже хорошо на душе. И не у тебя одного. Вон я работал с ним как-то раз на прошлой неделе, возле Мура-Маккормака. Говорю тебе, все со смеху просто катались.

Эдди. Отчего? Что он такое сделал?

Майк. Понятия не имею. Шутил и все. Трудно даже вспомнить, что он говорил. Все дело в том, как он говорит! Взглянет только — и тебе уже смешно-

Эдди. Понятно. (Он обеспокоен.) Шутник!

Майк (смеясь). Это точно.

Луис. Ну, пока, Эдди, до скорого.

Эдди. Носа не вешай!

Луис. Ясно. Пока.

Майк. Если захочешь сразиться в кегли, имей в виду, что мы идем на Флэтбаш-авеню.

Уходят. Эдди, обуреваемый тревожными мыслями, смотрит им вслед; они подходят к левому краю сцены, и их смех, беззаботный и дружеский, становится громче, когда они видят Родольфо, входящего под руку с Кэтрин. Грузчики уходят. Родольфо машет им в знак приветствия.

Кэтрин. Эдди, какую картину мы сегодня видели! Мы так смеялись.

Эдди (не может не улыбнуться при виде ее). Где вы были?

Кэтрин. В «Парамаунте». Там Играли эти два артиста, знаешь? Те, что…

Эдди. В бруклинском «Парамаунте»?

Кэтрин (с чуть приметной злостью, ей неловко перед Родольфо). Конечно, в бруклинском «Парамаунте» где же еще? Я же тебе сказала, что мы не поедем в город.

Эдди (отступая из страха, что она рассердится). Да я ведь только так спросил. (Родольфо.) Мне просто не хочется, чтобы она топталась по Таймс-скверу, там столько хулиганья.

Родольфо.

Хочется пройтись по Бродвею, Эдди, Хочется прогуляться с ней хоть разик. Там, где опера и всякие театры. С детства я видел их огни на картинках.

Эдди (у которого лопается терпение). Я хочу с ней кое о чем поговорить, Родольфо, ступай-ка наверх, Ладно?

Родольфо.

Эдди, мы просто ходим с ней по улицам, Она учит меня…

Кэтрин.

Знаешь, с чем он не может примириться? С тем, что в Бруклине нет фонтанов!

Эдди (невольно улыбаясь Родольфо). Фонтанов?

Родольфо смеется над собственной наивностью.

Кэтрин.

Он говорит, что в Италии повсюду фонтаны. К ним приходят На свидания. А кроме того, Апельсины растут там прямо на деревьях, И лимоны. Поверишь ли? На деревьях! Вот здорово! Но он без ума от Нью-Йорка.

Родольфо (стараясь говорить по-дружески). Послушай, Эдди, а почему бы нам разок и не сходить на Бродвей?

Эдди. Погоди, мне надо ей кое-что сказать…

Родольфо кивает и идет к крыльцу.

Родольфо.

Может, и ты пойдешь с нами. Мне так хочется поглядеть на все эти огни…

Лицо Эдди непроницаемо. Взглянув на Кэтрин, Родольфо входит в дом.

Кэтрин. Почему ты никогда не поговоришь с ним, Эдди? Он так тебе благодарен, он просто боготворит тебя, а ты с ним и словом не обмолвишься.

Эдди (не отрывая от нее глаз). Я боготворю тебя, а ты никогда со мной не поговоришь. (Криво улыбается.)

Кэтрин. Я с тобой не говорю? (Ударяет его по руке.) Что ты хочешь этим сказать?

Эдди. Я тебя теперь совсем не вижу. Прихожу домой, а ты убегаешь неведомо куда…

Кэтрин берет его под руку, и они прогуливаются вдвоем по улице.

Кэтрин. Понимаешь, ему так хочется все посмотреть, вот мы с ним и бродим по городу. Ты на меня сердишься?

Эдди. Нет. (Он улыбается печально, даже мечтательно). Раньше бывало, когда я возвращался с работы, ты всегда была дома. Но не успел я оглянуться, как ты стала совсем большая. Не пойму, как с тобой теперь и разговаривать.

Кэтрин. Почему?

Эдди. Не знаю, Кэти, ты всегда в бегах, всегда в бегах… Мне кажется, что ты меня больше и не слушаешь.

Кэтрин Да что ты, Эдди. Когда же это я тебя не слушала? Что с тобой? Тебе он не нравится?

Небольшая пауза.

Эдди. А тебе, Кэти, он нравится?

Кэтрин (покраснев, но с поднятой головой). Да, нравится.

Эдди (с лица его сходит улыбка). Ага, значит тебе он нравится…

Кэтрин (глядя себе под ноги). Да. (Теперь она подняла глаза и ждет, попадет ли ей, улыбаясь, но готовая принять удар. Он смотрит на нее как потерянный.) Что ты имеешь против него? Не понимаю. А он тебя просто боготворит…

Эдди. Он и не думает меня боготворить, Кэти.

Кэтрин. Неправда! Ты для него все равно что отец.

Эдди. Кэти!

Кэтрин. Что, Эдди?

Эдди. Ты выйдешь за него замуж?

Кэтрин. Не знаю. Мы ведь просто… гуляем вместе, вот и все…

Эдди. Он тебя не уважает, Кэти.

Кэтрин. Почему?

Эдди. Если бы ты не была сиротой, разве он не спросил бы разрешения у твоего отца, прежде чем шататься с тобой по городу?

Кэтрин. Ему и в голову не приходило, что ты можешь рассердиться.

Эдди. Он знает, что я сержусь, но ему на это наплевать. Понимаешь?

Кэтрин. Нет, он меня уважает. И тебя тоже. Когда мы переходим улицу, он всегда берет меня под руку, чуть ли не с поклоном. Ты его просто не понимаешь, ей-богу. Ты…

Эдди. Кэти, он заботится не о тебе, а о своем паспорте!

Кэтрин. Паспорте?!

Эдди. Да, паспорте! Если он на тебе женится, он получит американский паспорт- Вот в чем все дело. (Кэтрин озадачена.) Понимаешь, что я говорю? Парень ищет своей выгоды, вот и все, что ему надо.

Кэтрин (с болью). Нет, я тебе не верю.

Эдди. Не веришь? Ей-богу, мне с тобой хоть плачь! Ну какой он рабочий человек? Что он сделал на свои первые деньги? Купил фасонистый пиджак, остроносые башмаки, пластинки. А детишки брата голодают, мрут от туберкулеза. Девочка, поверь мне, он — шалопай; у него в голове только огни Бродвея; такие молодчики думают только о себе! Выйдешь за него замуж, а потом ищи ветра в поле — увидишь его следующий раз только во время бракоразводного процесса.

Кэтрин. Он мне ни слова не сказал о своих документах, или…

Эдди. Так он тебе и скажет!

Кэтрин. Мне кажется, что он об том даже и не думает.

Эдди. О чем же ему тогда думать? В любую минуту его могут застукать, и тогда пиши-пропало! Придется снова пролетку толкать в гору!

Кэтрин. А я все равно не верю.

Эдди (хватая ее за руку). Кэти, ты разбиваешь мне сердце, послушай…

Кэтрин. Не хочу ничего слушать. Оставь меня в покое.

Эдди (удерживая ее). Кэти, послушай…

Кэтрин. Он любит меня!

Эдди (в глубочайшей тревоге). Не говори мне этого, Христа ради! На такую приманку испокон века и попадаются дурочки вроде тебя!

Кэтрин (с отчаянием, будто слова его осквернили ее душу). Я тебе не верю.

Эдди. Тут таких, как ты, ловят с тех самых пор, как ввели закон об иммигрантах. Обхаживают наивную девчонку, которая еще ничего не смыслит, и…

Кэтрин. Не верю! Замолчи! Черт бы тебя побрал…

Обливаясь слезами, бежит в дом.

Эдди. Кэти!

Он хочет ее догнать, но останавливается, словно понимая, что не имеет над ней никакой власти. Издали доносится музыка — по радио передают джаз. Окинув взглядом улицу, он отходит от дома; грудь его теперь уже вздымается от гнева.

Свет загорается над сидящим у себя за столом Алфиери.

Алфиери.

В тот день он пришел ко мне впервые. Я защищал когда-то его отца — Тот получил увечье на работе — И был слегка знаком со всем семейством. Я узнал его сразу, как только Он переступил мой порог, Глаза его, запавшие глубоко, похожи были на туннели. Сперва я подумал, что он совершил преступление.

Входит Эдди. Держа кепку в руках, он садится у стола и глядит в окно.

Но вскоре понял, что это просто страсть, — Она вошла в него без разрешенья.

Алфиери замолкает, смотрит на свой стол, потом снова поднимает глаза на Эдди, как будто продолжая с ним разговор.

Я не совсем понимаю, что я могу для вас сделать. Есть тут какое- нибудь нарушение закона?

Эдди. Об этом-то я вас и хотел спросить.

Алфиери. Если девушка влюбилась в иммигранта, в этом нет ничего недозволенного.

Эдди. Да, но если здесь только желание получить паспорт?

Алфиери. Вы ведь этого точно не знаете…

Эдди. Вижу по его глазам; он смеется и над нею и надо мной.

Алфиери. Эдди, я адвокат, и могу полагаться только на то, что можно доказать. Понимаете? Можете вы доказать то, что говорите?

Эдди. Мистер Алфиери, я хорошо знаю, что у него на уме!

Алфиери. Даже если бы вы смогли это доказать…

Эдди. Послушайте… Да послушайте же вы меня хоть минуту! Отец всегда говорил, что вы человек толковый. Я хочу, чтобы вы выслушали меня.

Алфиери. Я всего-навсего человек закона, Эдди…

Эдди. Будете вы меня слушать? Я и говорю о законе. Дайте мне только высказать то, что я думаю. Ежели человек нелегально приезжает в страну, разве здравый смысл не требует, чтобы он откладывал каждый заработанный грош? Он-то не знает, что с ним стрясется наутро, так ведь, не правда ли?

Алфиери. Предположим.

Эдди. А он швыряет деньгами. Покупает какие-то пластинки. Туфли. Пиджаки. Понятно? Парень ровно ни о чем не заботится. Думает, что он здесь навечно. Значит он уже пораскинул мозгами, что к чему. Решил, что с ним все в порядке. Не так ли?

Алфиери. Предположим. Ну, а дальше?

Эдди. Ладно. (Оглядывается через плечо, словно боясь, что сюда кто-нибудь ворвется, потом, посмотрев на Алфиери, снова опускает голо- ву, уставившись в пол.) Разговор наш строго между нами?

Алфиери. Безусловно.

Эдди. Я хочу сказать, что не стал бы затевать этого разговора в другом месте. Вовсе на так уж приятно говорить о ком-нибудь подобные вещи! Даже жене, и той не стал бы рассказывать такое про человека.

Алфиери. Что именно?

Эдди (глубоко вздохнув). Парень-то ведь не того, мистер Алфиери…

Алфиери. В каком смысле?

Эдди (снова оглянувшись через плечо). У него не все в порядке…

Алфиери. Не понимаю.

Эдди (беспокойно двигаясь на стуле). Вы его когда-нибудь видели?

Алфиери. Что-то не припомню!

Эдди. Он совсем светлый блондин. Волосы, как… платина. Понимаете?

Алфиери. Нет.

Эдди. И вообще, махнешь газеткой — и его сдует, словно и не бывало.

Алфиери. Да, но это не значит…

Эдди. Погодите минуту, я же говорю вам дело. Он поет, понимаете? Это само собой… Я хочу сказать, что в этом, может, ничего такого и нет, но иногда он вдруг возьмет такую ноту… Понимаете? Прямо закачаешься. Такую высокую ноту. Понимаете?

Алфиери. Ну что ж, значит у него тенор.

Эдди. Знаю я, что такое тенор, мистер Алфиери. Никакой у него не тенор. Говорю вам, если вы войдете в дом и не будете знать, кто поет, вам и в голову не придет, что поет мужчина, а не женщина.

Алфиери. Но это отнюдь не значит…

Эдди. Погодите минутку, мистер Алфиери. Ведь я стараюсь выложить вам все, что у меня на душе. Денька два назад племянница показывает нам платье, которое стало ей мало, — за последний год девочка вымахала вверх, как молодое деревцо. И что же? Он берет это платье, раскладывает на столе, чик-чик ножницами, туда-сюда иголкой — и платье готово. Понимаете? При этом он хорошенький, как ангелочек, ну так бы его и поцеловал!

Алфиери. Слушайте, Эдди…

Эдди. Мистер Алфиери, в порту над ним все потешаются. А мне стыдно. Зовут «Бумажной куклой». А теперь «Беляночкой»! Брат его думает, что люди смеются потому, что он шутник и весельчак, но это неправда. Не потому они смеются. Они же знают, что он мне родня, и, конечно, не станут говорить худого. Им и на самом деле лучше поостеречься таких шуточек. Но я-то знаю, над чем они смеются, и когда я думаю, что этот слизняк ее лапает, я могу… меня просто выворачивает наизнанку, мистер Алфиери. Ведь я из кожи лез ради этой девчонки. А теперь он приходит в мой дом и…

Алфиери. Послушайте, Эдди. Я вас понимаю, у меня тоже есть дети. Но закон определяет все точно. Закон не разрешает…

Эдди (охваченный еще большим негодованием). Вы хотите сказать, будто нет такого закона, чтобы парень, у которого не все в порядке, не имел права работать и жениться, и чтобы…

Алфиери. Закон вам не поможет, Эдди.

Эдди. Даже если у него не все в порядке? Мистер Алфиери, вы хотите сказать…

Алфиери. Поверьте, Эдди, тут ничего не поделаешь.

Эдди. Ничего?

Алфиери. Ровным счетом ничего. Закон тут может заинтересоваться только одним.

Эдди. Чем?

Алфиери. Как он попал в нашу страну. Но мне кажется, что вы вряд ли захотите этим воспользоваться.

Эдди. Вы это о чем?

Алфиери. Ведь они приехали сюда нелегально…

Эдди. О, господи Иисусе, в эти дела я впутываться не буду. То есть…

Алфиери. Ладно, дайте теперь мне вам кое-что сказать.

Эдди. Мистер Алфиери, не могу я поверить тому, что вы говорите! Должен быть какой-нибудь закон, который…

Алфиери. Эдди, я хочу, чтобы вы меня выслушали внимательно.

Пауза.

Бог иногда нам помрачает разум. У каждого из нас своя любовь: Жена, детишки — каждому свое. Но временами — как бы вам сказать — Любовь бывает слишком велика. Вот человек трудами рук своих Растит племянницу, а то и дочь. И человеку вовсе невдомек, Что дочь он слишком сильно полюбил. И что племянница ему мила Не как племянница — куда сильней. Вы понимаете, что говорю я?

Эдди (саркастически). Вы хотите сказать, что мне нечего заботиться о том, чтобы ей было хорошо?

Алфиери. Да, Эдди, только раньше иль поздней

С этим приходится кончать. Ребенок повзрослеет и уйдет, И нужно позабыть свою любовь. Вы, Эдди, это понимать должны. Без этого никак нельзя.

Пауза.

Отпустить ее вам надо. Вот мой совет. Вы сделали все, что могли. Пусть вступит в жизнь она — Уйти ей дайте И пожелайте счастья.

Пауза.

Вы сделаете это? Закона нет такого. Закону это безразлично, ясно?

Эдди. Вы хотите сказать, все равно, даже если он такой ублюдок?.. Даже если он…

Алфиери. Вы ничего не можете сделать.

Эдди сидит, чуть ли не скрежеща зубами от гнева. Встает, трет глаза.

Эдди. Что ж, ладно, благодарствую.

Алфиери. Что ж вы намерены делать?

Эдди (с беспомощным жестом, но и не без иронии). Что мне прикажете делать? Я ведь макаронник, а что макаронник может? Двадцать лет работал как вол ради нее и теперь должен отдать ее этой полубабе? Вот и все, что мне остается! В самые тяжелые, в самые что ни на есть тяжелые времена, когда в гавань не заходило ни единое судно, разве я сидел и ждал пособия? Нет, я бился как рыба об лед. Когда в бруклинской гавани было пусто, я обходил Хоубокен, Стейтен-Айленд, Вест-Сайд, Джерси — все, что только можно. А почему? Потому что я дал клятву ее матери. Я урывал у собственных детей, чтобы ее накормить. Я отказывал себе. Сколько раз бродил я по городу с пустым желудком! (Больше не может сдерживать себя.) А теперь прикажете сидеть сложа руки и смотреть на эту подлость? Откуда он взялся, этот сукин сын? Я пустил его в дом, дал ему кров. Отдал одеяло с собственной постели, а он лапает ее, проклятый ворюга!

Алфиери. Но, Эдди, она уже женщина…

Эдди. Он хочет ее у меня украсть!

Алфиери. Ей пора замуж, Эдди. Ведь она не может выйти замуж за тебя?

Эдди (с бешенством). Что за чертовщину вы несете? Что вы говорите?!

Пауза.

Алфиери. Я дал вам совет, Эдди. Вот и все, что я мог сделать.

Эдди берет себя в руки. Пауза.

Эдди. Ну что ж, спасибо. Большое спасибо. Дело в том… сердце у меня разрывается, вот что. Я…

Алфиери. Понимаю. Выбросьте все это из головы. Постарайтесь!

Эдди. Я… (Чувствуя, что готов разрыдаться, беспомощно машет рукой.) Прощайте. (Уходит.)

Алфиери.

Случается, что хочется кричать И бить тревогу. А причины нет. Я знал, я знал в тот день. В тот самый вечер Я смог бы эту повесть досказать. В ней тайны ни на грош не оставалось. Я видел: словно тень скользящая по залу, Развязка шаг за шагом приближалась. Я знал, куда он клонит И чем он кончит, знал. И часто я сидел здесь вечерами И думал! Я разумный человек, А прекратить все это я не в силах. Однажды даже я пошел к соседке — Умнейшая старуха — и спросил, Как быть? Она лишь покачала головой: — «Молитесь за него». И вот. (Он садится.) Мне оставалось только ждать.

Контора Алфиери погружается в темноту; свет загорается в квартире Эдди, где все сидят за столом; ужин подходит к концу. Молчание. Слышен только звон посуды.

Но вот Кэтрин поднимает голову.

Кэтрин. Знаете, где они уже побывали?

Биатрис. Где?

Кэтрин. Они плавали в Африку. На рыбачьей шхуне. (Эдди, который взглянул на нее.) Это правда, Эдди!

Эдди. Я ничего и не говорю. (Допив кофе, поднимается из-за стола.)

Кэтрин. А мне вот и за городом побывать не довелось.

Эдди (сидя в качалке и читая газету). Ничего не потеряла. (Пауза. Кэтрин выносит тарелки, Биатрис и Родольфо собирают грязную посуду.) И долго, Марко, вы до нее добирались, до этой Африки?

Марко. Дня два. Да, поплавали мы на своем веку немало…

Родольфо. Раз мы даже до Югославии дошли.

Эдди (Марко). А зарабатывали на этих шхунах прилично?

Марко. Когда рыба ловится, тогда платят.

Родольфо. Такие шхуны не каждый имеет. У нашей семьи шхуны не было. Вот мы и рыбачили только тогда, когда в чужой семье кто-нибудь заболевал.

Возвращается Кэтрин.

Биатрис. Вот чего в толк не возьму, Марко: в океане полно рыбы, а вы все голодаете.

Эдди. Надо иметь лодку, сети, а на это нужны деньги.

Биатрис. Хорошо, но разве они не могли бы удить рыбу с берега? На Кони-Айленд видишь столько рыболовов…

Марко. У нас сардины.

Эдди. Ясное дело. Разве сардинку поймаешь на крючок?

Биатрис. А я и не думала, что у них там сардинки. (Кэтрин.) Там у них водятся сардинки!

Кэтрин. Ну да, они гоняются за ними по всему океану… до самой Греции, Югославии, Африки…

Биатрис (Эдди). Правда, смешно? Подумать только — сардинки плавают в океане!

Кэтрин. Ага. А апельсины и лимоны просто растут на деревьях. (Эдди.) Ну, можно ли себе представить, что апельсины и лимоны растут на деревьях?

Эдди. В самом деле. Смешно. (Марко.) Я слыхал, апельсины подкрашивают, чтобы они были оранжевыми.

Марко. Подкрашивают?

Эдди. Ну да, я слыхал, что на самом деле они зеленые…

Марко. Нет, в Италии апельсины оранжевые.

Родольфо. Лимоны бывают зеленые.

Эдди (недовольный тем, что Родольфо вмешался в разговор). Господи, словно я не знаю, что лимоны бывают зеленые, — их и в лавке иногда продают зелеными. Я сказал, что подкрашивают апельсины, а разве я говорил что-нибудь про лимоны?

Биатрис (переводя разговор), Жена твоя теперь аккуратно получает деньги, Марко?

Марко. Да. Она купила мальчику лекарство.

Биатрис. Замечательно. У тебя, небось, на душе полегчало?

Марко. Еще бы! Но я по ним скучаю.

Биатрис. Надеюсь только, ты не будешь вести себя, как другие. Живут здесь лет по двадцать пять, а все никак не скопят денег, чтобы съездить домой.

Марко. Знаю. У нас в городе есть такие семьи, где дети никогда не видели отца. Но я вернусь домой. Года через три-четыре.

Биатрис. А что, если бы тебе больше откладывать здесь? Не то она еще подумает, что денег тут куры не клюют; тогда ты никогда не встанешь на ноги.

Марко. Нет, она у меня бережливая. Я посылаю ей все. Жена очень скучает- (Смущенно улыбается.)

Биатрис. Она, видно, у тебя славная. Хорошенькая? Наверно да!

Марко (краснея). Нет, но она все понимает.

Родольфо. Жена у него умница!

Эдди. Когда ваши парни возвращаются домой, их, небось, там ждут всякие неожиданности?

Марко. Неожиданности?

Эдди. Бывает ведь и так: пересчитают ребятишек и найдут парочку лишних… По сравнению с тем, что было до отъезда.

Марко. Нет… нет. Женщины наши ждут, Эдди. Большинство. Большинство ждет. Неожиданностей очень мало.

Родольфо. У нас в городе живут строже, чем у вас. (Эдди смотрит на него.) У нас не позволяют себе вольностей.

Эдди. Да и здесь не позволяют себе вольностей, ты не думай. Мне не раз приходилось видеть, как новички из-за этого нарывались на неприятности: они думали — раз девушка не покрывает голову шалью, значит она и не скромница. Не обязательно девушке носить черное платье, чтобы соблюдать себя. Понял?

Родольфо. Что вы, я всегда уважал…

Эдди. Да уж знаю, но дома ты не стал бы без спроса волочиться за девушкой. (Поворачивается.) Ты понимаешь меня, Марко? У нас порядки не хуже ваших.

Марко (осторожно). Конечно.

Эдди (Родольфо). Кой у кого из вас бог знает что на уме. Может, у нас и держатся чуть повольнее, но строгости у нас не меньше, чем у вас.

Родольфо. Я ее уважаю, Эдди. Разве я позволяю себе что-нибудь лишнее?

Эдди. Что ж, я ведь ей не отец, я только дядя…

Марко. Нет, Эдди, если он ведет себя не так, как надо, ты должен ему сказать. Что он сделал плохого?

Эдди. Понимаешь, Марко, прежде она не гуляла до полуночи.

Марко (Родольфо). Ты будешь рано приходить домой.

Кэтрин. Так ведь кино кончилось поздно.

Эдди. Я ничего и не говорю… но он, небось, думает, что ты всегда гуляла так поздно. Он же, милая, не понимает.

Марко. Теперь ты будешь приходить домой рано, Родольфо.

Родольфо (в замешательстве). Ну что ж, пожалуйста.

Эдди. Дело не только в ней, Марко. (Кэтрин.) Все дело, детка, в том, что он ведет себя неосторожно. Чем больше он шатается по улицам, тем больше он рискует. (Родольфо.) А вдруг ты попадешь под машину или еще что случится, какие ты предъявишь документы, кто ты такой? Понимаешь, о чем я говорю?

Родольфо. Но не могу же я сидеть все время дома, я…

Биатрис. И верно, надо же ему иногда и погулять…

Эдди. А это как сказать, Би. Если он приехал сюда работать, пусть работает; а если он приехал сюда гулять, пусть валяет дурака. (Марко.) Но я ведь думал, Марко, что оба вы приехали сюда на заработки. Понимаешь, о чем я толкую?

Марко (теперь он и впрямь почти все понял, сдержанно). О чем, Эдди?

Эдди. Я говорю, что прежде про вас думал, будто вы приехали сюда работать.

Марко. Да, мы приехали сюда работать.

Эдди. Вот это я и хотел от тебя услышать.

Неловкая пауза. Кэтрин встает и ставит пластинку. Музыка.

Кэтрин (пылая от негодования). Давай потанцуем, Родольфо?

Родольфо (не желая сердить Эдди). Я… я устал.

Кэтрин. Нет, давай. Этот парень так чудно играет на рояле. Пойдем. (Берет его за руку; он медленно встает, чувствуя на себе взгляд Эдди; они танцуют.)

Эдди (Кэтрин). Что, опять новая пластинка?

Кэтрин. Нет, та же самая. Мы ее на днях купили.

Биатрис (Эдди). Они купили всего три пластинки. (Смотрит, как они танцуют, Эдди отворачивается. Марко сидит в ожидании.)

Биатрис (обращается к Эдди). Должно быть, хорошо поплавать на рыбачьей шхуне. Я бы и сама не отказалась. Повидать свет.

Эдди. Наверно.

Биатрис. Но женщин вы с собой, конечно, не берете?

Марко. На шхуны — нет. Работа слишком тяжелая.

Биатрис. У вас там и кухня настоящая, все как надо?

Марко. Да, на шхуне еда хорошая, особенно если Родольфо едет с нами; тогда впору и растолстеть.

Биатрис. Он и стряпать умеет?

Марко. Еще как! Повар хоть куда. Готовит все: рис, макароны, рыбу.

Эдди. Ах, значит он еще и кухарка! (Смотрит на Родольфо.) Поет, стряпает…

Родольфо благодарно улыбается.

Биатрис. Что ж, это хорошо; всегда на хлеб себе заработает.

Эдди. Да уж прямо замечательно! Поет, стряпает, шьет платья…

Кэтрин. Им, поварам, хорошо платят. Шеф-повары во всех больших гостиницах непременно мужчины. О них даже пишут в газетах.

Эдди. А я что говорю?

Кэтрин и Родольфо танцуют.

Кэтрин. Да, да!

Эдди (Биатрис). Да, уж не парень — просто золото. (Короткая пауза; он смотрит в сторону, потом снова поворачивается к Биатрис.) Вот почему ему не место в порту. Возьми меня — я не умею ни стряпать, ни петь, ни платья шить — вот мне сам бог и велел там работать. Умей я стряпать, петь или шить, ни в жизнь бы не стал мешки таскать. (Теперь все смотрят на него не сводя глаз; он чувствует, что выдает себя с головой, и не может остановиться.) Я бы уж был где-нибудь в другом месте. Например, в модном ателье. (Неожиданно поднимается и подтягивает брюки.) Ну как, Марко, пойдем поглядим на бокс вечерком в субботу? Ты ведь еще никогда бокса не видел?

Марко (с тревогой). Только в кино.

Эдди. Угощаю. А ты что скажешь, датчанин? Пойдешь с нами? За билеты плачу я.

Родольфо. Конечно, пойду. Охотно.

Кэтрин (в радостном возбуждении). Я сварю кофе, ладно?

Эдди. Давай, готовь кофе! (Привлекает ее к себе.) Послаще и покрепче. (Озадаченная, она улыбается и уходит Он странно весел, потирает кулаки ладонями.) Погоди, Марко, ты еще у нас увидишь настоящую драку. А сам когда-нибудь боксом занимался?

Марко. Никогда.

Эдди (Родольфо). А ты-то уж как пить дать занимался.

Родольфо. Нет, никогда.

Эдди. Ну что ж, поди сюда. Вставай, я тебя поучу.

Биатрис. Зачем ему учиться?

Эдди. Как знать, а вдруг ему кто на мозоль наступит? Поди сюда, Родольфо, я научу тебя парочке приемов.

Биатрис (нехотя, настороженно). Иди, Родольфо. Он и в самом деле хороший боксер — он может тебя поучить.

Родольфо (смущенно). Но я ведь не умею…

Эдди. Да подними же руки!.. Видишь, вот так. Правильна. Совсем неплохо, левую держи на весу, ею ты будешь бить, смотри й замечай. (Осторожно дотрагивается левой до лица Родольфо.) Видишь? Теперь ты должен защищаться, и если я сделаю выпад, ты… (Родольфо отбивает его левую.) Скажи пожалуйста, здорово у тебя получается! (Родольфо смеется.) Ладно, теперь нападай. Бей.

Родольфо. Боюсь тебе сделать больно, Эдди.

Эдди. А ты меня не жалей — бей, и все. Я покажу, как защищаться.

(Родольфо, смеясь, делает выпад.) Вот так. Еще разок. Бей в скулу, прямо сюда. (Родольфо бьет увереннее) Отлично!

Биатрис (Марко). Смотри, как у него хорошо получается!

Эдди. Еще бы, он просто молодчина! А ну, парень, бей изо всех сил — больно ты мне все равно не сделаешь. (На этот раз Родольфо бьет решительнее и задевает скулу Эдди.) Парень что надо! Теперь буду бить я, а ты защищайся, понятно?

Кэтрин, возвратившись из кухни, наблюдает за ними.

Кэтрин (с растущей тревогой). Что они делают?

Они обмениваются легкими ударами.

Биатрис (ничего не замечая, кроме дружеской шутки). Эддн его учит. Родольфо очень способный.

Эдди. Еще бы, герой, да и только! Видишь, как бьет! (Родольфо наносит удар.) Так. А теперь берегись, датчанин, пришел мой черед. (Делает ложный выпад левой и бьет правой. Родольфо пошатывается.)

Кэтрин (бросаясь к Родольфо). Эдди!

Эдди. Что? Я ему ничего не сделал. (Поддерживая пошатывающегося Родольфо.) Да ну, разве больно?

Родольфо. Нет, не больно. (Эдди, оживленно, с улыбкой.) Это я от неожиданности.

Биатрис. Хватит, Эдди. Все равно он дрался неплохо.

Эдди. Ну да. (Потирая кулаки.) Из него выйдет толк, Марко. Я поучу его еще.

Марко кивает не очень уверенно.

Родольфо (услышав новый мотив по радио, с неожиданной для него повелительной ноткой в голосе.) Потанцуем, Кэтрин. Идем.

Обнимает ее. Они танцуют. Сидя в качалке, Эдди погрузился в раздумье. Марко встает и идет к стулу, стоящему в глубине сцены. Биатрис и Эдди за ним наблюдают.

Марко. Сможешь поднять этот стул?

Эдди. То есть как?

Марко. Вот так. (Становится на колено, заложив одну руку за спину, берется за самый низ ножки стула, но не поднимает его).

Эдди. Конечно, почему же нет? (Подходит к стулу, становится на колено, берется за ножку, поднимает стул на вершок, но стул сразу же накреняется к полу.) Ишь ты, оказывается это нелегкое дело, а я и не знал. (Делает новую попытку, но снова терпит неудачу.) В чем тут загвоздка? Надо, видно, брать его под каким-то углом.

Марко. Смотри.

Опускается на колено, берется за ножку и с усилием медленно поднимает стул все выше и выше, становясь постепенно на ноги.

Родольфо и Кэтрин перестают танцевать; они смотрят, как Марко поднимает стул высоко над головой.

Марко стоит лицом к лицу с Эдди; его глаза горят, жилистая шея напряжена, он держит стул, как оружие; на лице его предостережение, которое переходит в торжествующую улыбку; поняв его взгляд, Эдди перестает усмехаться. Свет меркнет. Мгновение на сцене темно. Слышны пароходные гудки. Свет загорается в конторе Алфиери; он сидит за письменным столом в глубоком унынии, положив на стол руки и опустив на них голову. Поднимает глаза и смотрит в зал.

Алфиери.

В то двадцать третье декабря Ящик шотландского виски упал при разгрузке На сорок первом причале. У ящиков шотландского виски Есть привычка разбиваться в сочельник. День был холодный, но снега не было. Биатрис ушла за покупками. Марко еще не пришел, А Родольфо в тот день сидел без работы. Кэтрин говорила позднее, Что они впервые остались дома одни.

Свет переносится на Кэтрин; она гладит. Слышна музыка. Откинув голову, Родольфо неподвижно сидит в качалке. Звучит джазовая мелодия, исполняемая на рояле. Блаженствуя, Родольфо поворачивает к Кэтрин голову и ей улыбается; она улыбается в ответ, продолжая гладить. Родольфо подходит к столу и садится рядом с Кэтрин.

Кэтрин. Что ты? Хочешь есть?

Родольфо. Есть — не хочу. (Подперев тыльной стороной руки подбородок, следит за тем, как она гладит.) У меня уже почти триста долларов. (Взглянув ей в лицо.) А, Кэтрин?

Кэтрин. Слышу.

Родольфо берет ее руку, целует, затем отпускает. Кэтрин продолжает гладить. Он снова подпирает голову рукой.

Родольфо. Ты больше не хочешь об этом разговаривать? Кэтрин. Нет, почему же?

Родольфо. Что у тебя на душе, Кэтрин?

Кэтрин продолжает гладить. Он снова берет ее руку — теперь ту, которая держала утюг; она садится, откинувшись на спинку стула, не глядя ему в глаза.

Кэтрин. Я все хочу тебя кой о чем спросить. Можно? Родольфо. Все ответы ты прочтешь у меня в глазах. Но ты перестала смотреть мне в глаза. У тебя завелись тайны. (Она глядит ему в лицо. Он прижимает ее руку к своей щеке. У нее отчужденный вид.) О чем ты хочешь спросить?

Кэтрин. А что, если бы я захотела жить в Италии?

Родольфо (улыбаясь нелепости вопроса). Ты решила выйти замуж за богатого?

Кэтрин. Нет, я спрашиваю: а что, если нам с тобой поехать туда жить?

Родольфо (у него пропадает улыбка.) Когда?

Кэтрин. Ну… когда мы поженимся.

Родольфо (удивленно). Ты хочешь стать итальянкой?

Кэтрин. Нет, но я бы могла там жить и так. Живут же там американцы.

Родольфо. Поехать туда навсегда?

Кэтрин. Да.

Родольфо. Ты шутишь.

Кэтрин. Ничуть.

Родольфо — Что это ты выдумала?

Кэтрин. Да ведь ты сам всегда рассказывал, как там красиво: и горы, и море, и все вообще.

Родольфо. Ты шутишь.

Кэтрин. Да нисколько же!

Родольфо.

Денег нет, работы нет, ничего нет, Кэтрин. Если я привезу тебя домой, Они скажут, что Родольфо сошел с ума, Позовут священника и врача.

Кэтрин. Знаю, а все-таки мне кажется, что мы были бы там счастливее.

Родольфо. Счастливее? А что бы ты ела? Из всей этой красоты супа не сваришь.

Кэтрин. Ты мог бы стать певцом, скажем, в Риме, или… Родольфо. В Риме! В Риме и без меня полно певцов.

Кэтрин. Ну, тогда я нашла бы работу.

Родольфо. Где?

Кэтрин. Господи, есть же там какая-нибудь работа!

Родольфо.

Ничего! Там нет ничего! Ничего. А теперь давай разберемся. Брать ли тебя из богатой страны, Чтобы ты страдала в бедной стране? Ну что ты выдумала?

Он подыскивает слово.

Я украл бы твою красоту. Два года — и ты голодная старуха. Когда дети брата плачут от голода, им дают воду, Воду, в которой варились кости. Ты не веришь мне, что ли?

Кэтрин (тихо). Мне страшно здесь. Я боюсь Эдди.

Небольшая пауза.

Родольфо.

Мы не будем жить с ними. Рано или поздно мне дадут гражданство. Я смогу работать, где захочу. И найду работу получше. У нас будет свой дом, Кэтрин. Если бы я не боялся ареста, Я бы уже пошел очень далеко.

Кэтрин (пересилив себя). Я хочу спросить у тебя одну вещь… А ты отвечай по совести. Ты бы женился на мне, если бы нам пришлось уехать в Италию? Предположим, что так бы случилось.

Родольфо. Это ты спрашиваешь или спрашивает он?

Кэтрин. Я хотела бы знать, Родольфо. Мне нужно это знать. Родольфо. Поехать туда с пустыми руками?

Кэтрин. Да.

Родольфо. Тогда нет. (Она смотрит на него, широко раскрыв глаза.) Нет.

Кэтрин. Ты бы не захотел?

Родольфо.

Нет. Я не хочу жениться и жить в Италии. Я хочу на тебе жениться И стать полноправным гражданином. Скажи ему это, не то я сам скажу.

Сердито ходит по комнате.

А еще скажи ему — и себе, пожалуйста, тоже, Что я не нищий, А ты не лошадь, не вещь. Не подачка бедному иммигранту.

Кэтрин. Ну, не сходи с ума.

Родольфо.

Я взбешен! Ты думаешь, что меня уже приперли к стенке? Брата — да. А меня еще нет. Ты думаешь, я посажу себе на шею  Нелюбимую женщину до конца дней своих, Лишь бы cтaть американцем? Что это так уж прекрасно? Ты думаешь, у нас в Италии нет высоких домов, Электрического света или широких улиц? Или автомобилей? У нас есть все, кроме работы. Я хочу стать американцем из-за работы. Здесь только одно чудо — работа. Почему ты издеваешься надо мной, Кэтрин?

Кэтрин. Я не это хотела сказать.

Родольфо.

Гляжу я на тебя, и сердце разрывается. Почему ты так его боишься?

Кэтрин (чуть не плача). Не знаю!

Родольфо притягивает ее к себе.

Родольфо. А ты? Ты веришь мне, Кэтрин?

Кэтрин.

Дело в том, что я… Что он был добр ко мне, Родольфо. Ты ведь его совсем не знаешь. Он был всегда со мной так ласков И добр. Вот мучит, пилит, Но оскорбить не хочет. Я-то знаю. Мне было б стыдно огорчить его. Ведь я всегда мечтала, чтобы он Радовался, когда я выйду замуж, Чтоб пел и плясал у меня на свадьбе. Ну, а теперь он зол и груб все время.

Плачет.

Скажи ему, что будешь жить в Италии, Быть может, он тебе поверит. Мне хочется, чтоб он был счастлив. Ты пойми. Он дорог мне… Я так измучилась, Родольфо.

Плачет, он ее обнимает.

Родольфо. Кэтрин… девочка моя…

Кэтрин. Родольфо, я люблю тебя, люблю.

Родольфо.

Ну и скажи ему об этом. Неужто ты не сможешь?

Кэтрин. Я боюсь. Я так боюсь.

Родольфо.

Ш-ш-ш. Сегодня вечером, когда он возвратится, Мы оба сядем с ним И все ему расскажем — ты и я.

Он видит, что ее страх стал еще сильнее.

Но ты сама должна мне верить, Кэтрин. Я знаю, ты ведь даришь мне так много — Всю родину свою! Подумать только, С тобой — Америку я обнимаю. Но если бы я не любил тебя И всякий раз на дню не улыбался, Как вспоминал тебя, За тысячу Америк я не смог бы Поцеловать тебя. Сегодня вечером я все ему скажу, И страх пройдет твой. Правда? А через два-три месяца скоплю Достаточно, и мы пойдем С тобою в церковь, а оттуда к себе, в наш…

Он умолкает, видя, как она улыбается, как в ее глазах рождается страсть.

Кэтрин!

Кэтрин. Сейчас. Здесь никого нет.

Родольфо. Девочка моя. Господи!

Кэтрин (целуя его лицо). Сейчас!

Она кладет ему голову на плечо, он ей тихо что-то напевает, они поворачиваются, уходят, обнявшись, в глубь сцены и исчезают в дверях спальни.

Пауза. Вдалеке слышны гудки пароходов. На улице появляется Эдди. Он пьян и нетвердо держится на ногах. Поднимается по лестнице. Все еще слышны гудки. Он входит в квартиру, оглядывается, вынимает из кармана бутылку и ставит ее на стол; из другого кармана вынимает вторую бутылку, из внутреннего кармана — третью. Увидев утюг, подходит к нему, дотрагивается до него и, отдернув руку, поворачивается лицом в глубь сцены.

Эдди. Биатрис? (Идет к кухонной двери и заглядывает в нее. Потом к двери в спальню.) Биатрис? (Из спальни выходит Кэтрин; он смотрит на нее пристально, она поправляет платье.)

Кэтрин. Как рано ты пришел домой.

Эдди (испытывая смутную тревогу и стараясь разгадать ее причину). По случаю сочельника кончили работу пораньше. (Она проходит мимо него к гладильной доске. Он указывает на утюг.) Так недолго устроить и пожар.

Кэтрин. Я вышла на минутку.

Из спальни выходит Родольфо. Увидев его, Эдди делает судорожное движение рукой. Родольфо издали кивает ему, глядя на него испытующе. Эдди смотрит на Кэтрин; она гладит, не поднимая головы.

Родольфо. Биатрис пошла купить ботинки детям.

Эдди. Собирай вещи. Живо! Складывай свои манатки и сматывайся. (Кэтрин ставит утюг и идет в спальню; Эдди хватает ее за руку.) А ты куда?

Кэтрин. Оставь меня в покое, Эдди. Я пойду с ним.

Эдди. Ты пойдешь с ним? Вот как, ты пойдешь с ним? (С силой сжимает ее лицо обеими руками.) Ты пойдешь с ним!

Целует ее в губы, она старается разжать его руки, но он ее не отпускает, прижимаясь лицом к ее лицу. Родольфо подходит к ним.

Родольфо (сперва пытаясь его унять). Эдди! Не надо, Эдди! (Старается разжать руки Эдди.) Не надо! Брось!

Кэтрин вырывается; Родольфо с силой поворачивает Эдди лицом к себе.

Эдди. Тебе чего надо?

Родольфо. Она будет моей женой.

Эдди. А ты-то сам кто будешь? Хотел бы я знать. Ты-то кто будешь?

Родольфо (со слезами бешенства). Не смей так говорить со мной!

Родольфо бросается на Эдди, тот, смеясь, хватает его за руки и вдруг целует.

Кэтрин. Эдди! Пусти его, слышишь! Я тебя убью! Пусти!

Царапает Эдди лицо. Он отпускает Родольфо и стоит неподвижно. По его щекам катятся слезы, но он продолжает с издевкой смеяться над Родольфо. Кэтрин, тяжело дыша, глядит на него в ужасе. Родольфо словно окаменел. Все трое похожи на зверей, которые только что рвали друг друга на части, а теперь разошлись, подстерегая каждое движение противника.

Эдди. Ладно, даю тебе время до завтра. А завтра убирайся. Один. Слышишь? Один.

Кэтрин. Я уйду с ним.

Эдди (кивком показывая на Родольфо). Нет, с ним ты не уйдешь! (Садится, все еще не в силах перевести дыхание; они беспомощно смотрят, как он откидывает голову на спинку стула, закрыв глаза, и прерывисто дышит.) Ты меня не доводи, Кэтрин.

Квартира Эдди погружается в темноту; свет загорается в конторе Алфиери.

Алфиери.

Двадцать седьмого декабря я видел Его еще раз. Задолго до шести обычно я ухожу домой. Но в этот раз я все сидел, сидел, В окно на бухту глядя. Я увидал его в дверях и понял, Чего я ждал. И если я рассказываю вам Об этом, как о сне, то в самом деле Все было, как во сне. Случалось Во время этих двух бесед, Что я как будто застывал, Как будто бы лишался сил.

Входит Эдди, снимает кепку и в раздумье садится на стул.

Смотрел ему в глаза я больше, Чем слушал. И, сказать по правде, Почти не помню того, что говорил он. Но не забыть, как меркнул свет, когда Он на меня глядел. Глаза его — как два туннеля. Мне так хотелось крикнуть полисмена. Но тихо было все, И ничего, по сути, не случилось…

Он обрывает рассказ и опускает глаза. Потом поворачивается к Эдди.

Короче: он не хочет уезжать?

Эдди. Жена собирается снять для них комнату. Этажом выше у одной старухи сдается комната.

Алфиери. А что говорит Марко?

Эдди. Он молчит. Марко не больно-то разговорчив.

Алфиери. Наверно, они ему ничего и не сказали? О том, что случилось?

Эдди. Не знаю. Марко не больно-то разговорчив.

Алфиери. Ну, а что говорит ваша жена?

Эдди (не желая вдаваться в подробности). В доме все больше молчат. Ну, а что вы скажете?

Алфиери. Но ведь вы его не можете ни в чем обвинить?

Эдди. Да говорю же я вам, мистер Алфиери…

Алфиери.

Вы, Эдди, ничего мне так и не сказали И сводите все к тому, что он не смог С вами совладать.

Эдди.

А я вам говорю — он не мужчина. Кто хочет совладать, тот совладает, И даже мышь, малюсенький мышонок — Зажмите вы его в кулак — он будет Бороться до конца. А этот не боролся до конца, Уж я-то знаю. Нет, он не мужчина.

Алфиери. Зачем вы все это затеяли?

Эдди. Чтоб показать ей, чего он стоит! Чтоб она узнала ему цену, раз и навсегда! Ее мать перевернулась бы в гробу! (С трудом овладевая собой.) Что мне теперь делать? Скажите, что мне делать?

Алфиери. Она сказала, что выходит за него замуж?

Эдди. Да, сказала. Что мне теперь делать?

Короткая пауза.

Алфиери.

Я говорю в последний раз вам, А вы уж сами решайте, как вам быть. По совести и по закону вы неправы. И вы не смеете ей помешать.

Эдди (сердито). Вы слышали, что я сказал?

Алфиери (повышая тон).

Я слышал то, что вы сказали. Теперь послушайте, что я скажу. И это больше, чем простой ответ. Хочу предостеречь вас — Закон природе не противоречит. Закон всегда лишь имя для того, Что вправе совершиться. Но если ошибается закон, То значит он пошел против природы. А в данном случае природе верен он. Вы задержать поток хотите, Но поглотит он вас… Ее благословите, и пусть она уходит…

Пока он говорит, на противоположной стороне сцены начинает мерцать слабым, призрачным синим светом телефонная будка. Эдди встает, стиснув зубы.

Ведь рано или поздно, Эдди, Кому-нибудь ее отдать придется.

Эдди поворачивается, собираясь уйти, и Алфиери поднимается в сильной тревоге.

Вы потеряете своих друзей, Все отвернутся — и те, Кто в силах был бы вас понять. Вас будут презирать и те, Кто поступил бы так же, как и вы.

Эдди быстро удаляется.

Забудь, не думай об этом, Эдди!

Контора Алфиери погружается в темноту. Эдди появляется в телефонной будке и снимает трубку.

Эдди. Я хочу кое-что сообщить. Насчет итальянцев, которые приехали без разрешения. Их двое. Точно. Дом номер четыреста сорок один по Сэксон-стрит в Бруклине. Ну да! Нижний этаж. Что? (Пересиливая себя.) Да, я сосед. Что?

Видимо, его о чем-то спрашивают еще, но он медленно вешает трубку. Выходит из телефонной будки как раз тогда, когда на улице появляются Луис и Майк. Они пересмеиваются втихомолку над чем-то, что известно им одним.

Луис. Пойдем, Эдди, сыграем в кегли?

Эдди. Нет, мне пора домой.

Луис. Не вешай носа.

Эдди. До скорого.

Они уходят, и Эдди смотрит им вслед. Луис и Майк возобновляют свой, по-видимому, очень веселый разговор. Оглянувшись по сторонам, Эдди входит в дом, и сразу же в его квартире зажигается свет. Биатрис сидит и шьет детские штанишки.

Биатрис. Где ты так долго пропадал?

Эдди. Пошел прогуляться, я же тебе говорил. (Снимает свою куртку на «молнии», берет лежащую на стуле газету, хочет сесть.) Дети спят?

Биатрис. Да, уже спят.

Пауза. Эдди смотрит в окно.

Эдди. Где Марко?

Биатрис. Они решили переехать наверх к миссис Дондеро.

Эдди (поворачиваясь к ней). Они сейчас наверху?

Биатрис. Уже перенесли туда свои вещи. Кэтрин решила, что так будет лучше. Кэтрин права, Эдди. Они не будут тебе мозолить глаза. Они счастливы, и мы будет счастливы тоже.

Эдди. И Кэтрин наверху?

Биатрис. Она понесла туда наволочки. Сейчас вернется.

Эдди (кивая). Ничего, им там будет лучше; весь дом все равно знал, что они здесь живут, теперь уж не от кого прятаться.

Биатрис. Вот и я так решила. Да и, кроме того, не одни они ведь там живут; можно подумать, что они тоже самые обыкновенные жильцы. Хочешь поесть?

Эдди. А кто там живет еще?

Биатрис. Два парня. Старуха сдала им другую комнату. Она ведь сдает две комнаты. Купила кровати и все что полагается. Я же тебе рассказывала.

Эдди. Когда ты мне рассказывала?

Биатрис. Не помню, кажется, мы с тобой об этом разговаривали на прошлой неделе. Она хочет открыть у себя что-то вроде маленького пансиона. У нее только нет пока наволочек.

Эдди. Ничего я не знал ни про какой пансион.

Биатрис. Что ты! Ведь я еще в начале недели одолжила ей большую сковородку. Я же тебе говорила. (Улыбаясь, подходит к нему.) Пора тебе прийти в себя, родной, ты в последнее время сам не свой. (Он молчит, пристально вглядываясь в пустоту; она дотрагивается до его головы.) Знаешь, Эдди, это я во всем виновата, ты уж меня прости. Кроме шуток. Надо было мне сразу поселить их там наверху.

Эдди. А ты тех парней видала?

Биатрис. Встречаю их на лестнице чуть не каждый день. Парни вроде молодые. А вот ты ужасно выглядишь.

Эдди. Грузчики?

Биатрис. Понятия не имею; от них я слышу только «здравствуйте», а старуха ничего не говорит, я и не расспрашиваю, но на вид они очень симпатичные ребята. (Эдди молча, пристально на нее смотрит.) В чем дело? А я-то думала, что ты будешь доволен.

Эдди. Интересно знать… откуда они взялись? Вывески у нее снаружи нет, знакомств тоже… Откуда старуха ни с того, ни с сего заполучила себе жильцов?

Биатрис. Какая разница? Она…

Эдди. Какая разница? А если это шпики, что тогда?

Биатрис. Ну нет, не думаю.

Эдди. Мне-то, правда, что до этого? Мое дело сторона. Но имей в виду, шпики в форме не ходят. Нечего себя обманывать, эти парни запросто могут оказаться агентами. А Родольфо по своей привычке распустит язык. И крышка.

Биатрис. Вряд ли. Хочешь кофе?

Эдди. Нет. Ничего я не хочу.

Биатрис. Что с тобой? Заболел, что ли?

Эдди. Я… нет, я здоров. (С озадаченным видом.) Когда ты мне говорила, что у нее есть постояльцы?

Биатрис. Да не раз!

Эдди. Господи, а я совсем не помню. Мне казалось, что у нее всего одна комната. (С тревогой дотрагивается до своего лба.)

Биатрис. Помилуй, да мы тут разговаривали об этом на прошлой неделе. Я одолжила ей большую сковородку. Помнишь, я же тебе ска зала!

Эдди. Что-то с головой у меня не ладно.

Биатрис. Ничего, пройдет. Теперь и на душе у тебя станет легче. Мне и вправду с самого начала надо было поселить их наверху. Нельзя пускать к себе в дом посторонних. (Пауза. Они сидят.) Знаешь, что?

Эдди. Что?

Биатрис. Почему бы тебе не пойти к ней и не сказать, что теперь всё в порядке? Скажи Кэти. Уважь ее. Свадьба должна быть веселой.

Эдди. Мне все равно. Пусть делает, что хочет.

Биатрис. Ну почему бы тебе ей не сказать, что ты придешь к ней на свадьбу? Ведь это ужасно, когда на свадьбе нет отца. Она просто в отчаянии.

Эдди. Они уже Назначили день?

Биатрис. Кэти хочет, чтобы он прежде скопил шесть-семь сотен. Я ей сказала: «Ежели ты начнешь на пустом месте, тебе никогда не выбиться из нужды…» Вот они и решили немножко повременить. До осени, что ли. Но если ты им скажешь, что придешь на свадьбу, — это будет им очень приятно понимаешь? Они оба будут просто счастливы. Эдди! Живи сам и дай жить другим, понимаешь?

Эдди (с самым безразличным видом). Ладно. Я приду на свадьбу.

Сверху по лестнице спускается Кэтрин.

Биатрис (слыша ее шаги, бросает взгляд в ту сторону). Я ей сейчас скажу, можно?

Эдди (раздумывает, потом поворачивается к ней с деланным безразличием). Говори, если хочешь.

Входит Кэтрин, видит его и направляется прямо в спальню.

Биатрис. Поди сюда, Кэти. (Кэтрин смотрит на нее с сомнением). Подойди сюда, детка. (Кэтрин подходит к ней, и Биатрис обнимает ее за талию. Эдди смотрит в сторону.) Он все-таки решил прийти на свадьбу.

Кэтрин. А мне все равно, придет он или нет. (Направляется в дальний конец сцены, но Биатрис задерживает ее.)

Биатрис. Слушай, Кэти, не будь такой упрямой! Я хочу, чтобы вы с ним помирились. Подойди сюда. Ты ведь его доченька! (Старается подтащить Кэтрин поближе к Эдди.)

Кэтрин. Нечего мне с ним мириться, пусть он мирится со мной.

Эдди. Оставь ее в покое, она знает, что делает. (Теперь, однако, он на мгновение поворачивается к Кэтрин.) Но на вашем месте я последил бы за этими жильцами наверху.

Биатрис. Он боится, что это шпики.

Кэтрин. Да нет, какие же они шпики? Знаешь мистера Липари из мясной — это его племянники; приехали только на прошлой неделе.

Эдди (вздрогнув). Они тоже «зайцы»?

Кэтрин. Ну да, приехали из какого-то местечка возле Бари. Никакие они не шпики!

Идет к себе в спальню. Эдди с трудом сохраняет молчание, а когда заговаривает, голос его звучит резко от скрытого волнения.

Эдди. Кэтрин! (Она оборачивается к нему. Он поднимается на ноги, обуреваемый страхом, который тщетно силится подавить.) Ты думаешь, решение было правильное?

Кэтрин. Какое?

Эдди. Почем ты знаешь, какие у Липари враги? А что если кто- нибудь из них захочет воткнуть ему нож в спину? Я хочу сказать, Кэтрин, что зря вы делаете такие вещи: селите две незнакомые пары вместе. Выследят одного, схватят всех четверых. Не мое дело давать тебе советы, но вы делаете глупость. Кто хочешь тебе это скажет. Тут двойной риск, понимаешь?

Кэтрин. Хорошо, а что мне теперь делать?

Эдди. В каком смысле? Разве мало по соседству комнат? Неужели от тебя убудет, если он поселится за несколько кварталов отсюда? У Липари большая семья; если его родственников накроют, он будет винить тебя или меня, и вся его семья на нас же и накинется! Это, милая, не шутки! У этих Липари нрав горячий!

Кэтрин. Ну что же, завтра поищу им другое жилье…

Эдди. Я тебе больше не скажу ни слова. Да и разве я что-нибудь понимаю, олух безграмотный? Но на твоем месте я убрал бы их из этого дома еще сегодня ночью…

Кэтрин. Как же я найду им ночью комнату?

Эдди (распаляясь все больше). Кэтрин, не впутывайся в дела чужой семьи, слышишь?

Два человека в пальто и фетровых шляпах появляются на улице и подходят к дому.

Эдди. Хочешь, чтобы все обошлось? Ступай наверх и уведи их.

Кэтрин. Но ведь они так давно здесь живут…

Эдди. Ты думаешь, я дурака валяю? Ты не веришь, что я желаю тебе добра? (Вдруг плачет.) Разве я не работал как вол, чтобы тебя прокормить? Думаешь, я бесчувственный? Разве хоть раз в жизни я сказал тебе что-нибудь во вред? Ни единого слова! Послушай, как ты со мной разговариваешь! Будто я твой враг. Будто я… (Слышен стук в дверь. Голова его резко дергается в сторону. Все словно окаменели. Снова стук. Эдди властно притягивает Кэтрин к себе. Шепотом, показывая в глубину сцены.) Ступай быстрей по пожарной лестнице, выведи их задами, через ограду!

Первый агент (в передней). Откройте! Иммиграционные власти!

Эдди. Иди, иди же. Скорей! (С силой толкает ее в глубь сцены; она мгновение смотрит на него с ужасом, все поняв.) Ну, чего ты уставилась?

Первый агент. Откройте!

Эдди. Кто там?

Первый агент. Насчет иммигрантов. Откройте.

Застонав от ярости и все еще не сводя с Эдди полных ужаса глаз, Кэтрин проскальзывает в спальню. Эдди глядит на Биатрис, которая падает на стул, отвернув от него лицо.

Эдди. Ладно, не вешай носа, не расстраивайся. (Идет к двери, отворяет ее. Агенты переступают порог комнаты.) В чем дело?

Первый агент. Где они?

Эдди. Кто?

Первый агент. Ладно, не прикидывайтесь, где они?

Эдди. Кто? У нас никого нет. (Первый агент отворяет дверь и исчезает в спальне. Второй распахивает дверь другой спальни и входит в нее. Биатрис поворачивает голову, чтобы взглянуть на Эдди. Он идет к ней, протягивает руки, но она инстинктивно отшатывается. Эдди говорит вызывающе, зло.) Что это с тобой?

Первый агент выходит из спальни, негромко окликая Второго.

Первый агент. Доминик!

Из спальни выходит Второй агент.

Второй агент. Может, это не та квартира?

Первый агент. Выше еще два этажа. Я пойду с парадного хода, а ты поднимись по пожарной лестнице. Я тебя впущу. Смотри в оба. Второй агент. Ладно, Чарли.

Снова входит в спальню. Первый агент идет к двери, на ходу поворачиваясь к Эдди.

Первый агент. Это номер четыреста сорок один?

Эдди. Точно.

Агент выходит на площадку, закрывает за собой дверь и поднимается наверх, скрываясь из виду. Биатрис медленно присаживается к столу. Эдди подходит к закрытой двери и прислушивается. Сверху доносятся стук, голоса. Эдди поворачивается к Биатрис. Она теперь на него смотрит и видит его испуг; ослабев от страха, она опускает голову на стол,

Биатрис. О, господи Иисусе!

Эдди. А тебе-то что?

Направляется к ней, но она поспешно встает, прижав ладони к щекам, и отходит от него в угол.

Биатрис. Боже мой, боже мой…

Эдди. Ты что, думаешь я виноват?

Биатрис (вместо того чтобы убежать, поворачивается к нему — словно нанося решающий удар). Господи, что ты наделал!

Его внимание отвлекает шум шагов. Мы видим как спускается Первый агент, ведя Марко, позади идут Родольфо, Кэтрин и двое незнакомцев. Шествие замыкает Второй агент. Биатрис поспешно бежит к двери и отворяет ее.

Кэтрин (появляясь на лестнице). Чего вам от них нужно? Они работают, вот и все. Они снимают наверху комнату и работают в порту.

Биатрис (выходя на площадку, Первому агенту). Ах, господин агент, чего вы от них хотите? Кому они мешают?

Кэтрин (показывая на Родольфо). Можно подумать, что это какие-нибудь «зайцы»! Он родился в Филадельфии.

Первый агент. Отойдите в сторонку, уважаемая.

Кэтрин. Какое вы имеете право? Войти в чужой дом и…

Первый агент. Ладно, не поднимайте шума. (Родольфо.) На какой улице вы родились в Филадельфии?

Кэтрин. Что это значит: «На какой улице»? А вы можете мне сказать, на какой вы родились улице?

Первый агент. Конечно. В четырех кварталах отсюда. На Юнион-стрит, дом сто одиннадцать. Пошли, ребята.

Кэтрин (оттирая его от Родольфо). Вы не имеете права. Убирайтесь отсюда вон!

Первый агент (резко ее отстраняя), Послушайте, девушка, если у них все в порядке, они завтра вернутся домой. Если они живут нелегально, им придется вернуться туда, откуда они приехали. Можете нанять адвоката, хотя говорю вам заранее: не тратьте денег зря. (Возвращается к группе людей, стоящих на площадке.) Сажай их в машину, Доминик. (Остальным.) Пошевеливайтесь!

Все они направляются вниз, на улицу один Марко задерживается, давая им пройти.

Биатрис. Разве они кому-нибудь мешают, скажите вы мне бога ради! Чего вам от них нужно? Ведь они дохнут там с голоду, чего вы к ним привязались?

Марко внезапно вырывается из группы стоящих на площадке, бросается & комнату и оказывается лицом к лицу с Эдди. Биатрис и Первый агент бегут за ним. Марко плюет Эдди в лицо. Кэтрин, которая подходит в это время к двери, видит это. Эдди с воплем ярости кидается на Марко.

Эдди. Ах ты, стерва…

Первый агент спешит их разнять, отталкивает Эдди от Марко, который стоит с грозным видом обличителя.

Первый агент (отталкивая Эдди в сторону). Ты это дело брось!

Эдди (через его плечо Марко). Я тебя убью, сукин ты сын!

Первый агент. Эй, ты! (Трясет Эдди.) Стой здесь. Не смей спускаться вниз. Не приставай к нему. Слышишь? Ты, приятель, лучше вниз не ходи…

На мгновение воцаряется тишина. Потом Первый агент поворачивается, берет Марко за руку, кинув напоследок красноречивый взгляд на Эдди; когда они с Марко выходят на площадку, Эдди взрывается.

Эдди. Я тебе этого не забуду. Слышишь? Не забуду!

Первый агент и Марк о спускаются по лестнице. Кэтрин выбегает из комнаты и, обгоняя их, несется по ступенькам за Родольфо, который вместе со Вторым агентом и двумя незнакомцами выходит на улицу. Вокруг крыльца собирается народ: тут Луис, Майк, кое-кто из соседей и среди них взволнованный мясник Липари — толстый человек средних лет.

Эдди бежит вслед за Кэтрин, догоняя Марко. Биатрис следит за ним из комнаты, сжав руки не то в страхе, не то в мольбе.

Эдди (кричит). Так вот как ты меня отблагодарил? За то, что я отдал тебе свое последнее одеяло? (Бежит вниз по лестнице. Биатрис спускается за ним, тщетно стараясь его удержать.) Ты у меня еще попросишь прощенья! Слышишь? Марко!

Эдди появляется на крыльце и видит молчаливо поднятые к нему лица. Он замолкает В ожидании. Мясник Липари подходит к двум незнакомцам и целует их. Его жена, громко причитая, целует им руки.

Первый агент. Ладно, гражданка, не задерживайте их. Садитесь в машину, ребята, вон она стоит.

Второй агент удаляется с двумя незнакомцами и Родольфо. Кэтрин кидается к Первому агенту, который хочет оттащить Марко.

Кэтрин. Он родился в Филадельфии! Чего вам от него надо? Первый агент. Отойдите-ка, пожалуйста. А ну-ка, пошли… Марко (воспользовавшись тем, что внимание первого агента отвлечено Кэтрин, внезапно вырывается и показывает пальцем на Эдди). Это он! Я знаю. Это он сделал!

Первый агент (хватая его и быстро уводя в сторону). Пойдем!

Марко (в то время как его уводят, показывает рукой на стоящего на крыльце Эдди). Это он! Убийца моих детей! Он украл у них хлеб!

Марко уводят. Толпа оборачивается к Эдди.

Эдди. Сумасшедший. Я отдал ему свое собственное одеяло. Шесть месяцев я их кормил, поил… (Мясник Липари поворачивается и уходит. Жена его идет за ним следом.) Липари! (Эдди спускается с крыльца, хватает Липари и поворачивает его к себе лицом.) Христа ради, послушай! Я их кормил, я отдал им последнее одеяло! (Липари с отвращением отворачивается от него и уходит вместе с женой, которая продолжает причитать. Толпа рассеивается. Эдди кричит.) Луис! (Луис, едва обернувшись, уходит с Майком.) Луис! (Одна Биатрис остается на крыльце. Из- за кулис, где стоит машина, возвращается Кэтрин; у нее пустые, невидящие глаза. Эдди кричит Кэтрин.) Пусть он лучше возьмет свои слова обратно! Он все равно возьмет свои слова обратно. Не то я его убью! (Поворачивается лицом к улице, по которой от него ушли люди.) Вы слышите? Я его убью!

Затемнение.

Перед тем как зажечься огням, на сцене некоторое время царит мрак. Слева — прямо против того места, где стоит письменный стол Алфиери, — деревянная скамья без спинки. На ней сидят Родольфо и Марко. Тут же два простых стула. Это комната в тюрьме. На стульях сидят Кэтрин и Алфиери.

Алфиери. Я жду, Марко. Что вы скажете? (Марко молча бросает на него взгляд, пожимает плечами.) Этого мало, вы мне скажите словами.

Родольфо. Марко никогда никому не делал зла.

Алфиери. Я мог бы взять вас на поруки. До суда.

Но не возьму — подумайте над этим — Пока вы не дадите обещанья. Вы — честный человек. Я вам поверю. Ну, что вы скажете?

Марко.

У нас в стране Он не жил бы так долго.

Алфиери. Ну, что ж. Родольфо, вы пойдете со мной.

Родольфо. Нет! Господин адвокат, я прошу вас! Марко,

Ты должен обещать ему. Ведь я хочу, Чтоб ты плясал у нас на свадьбе. А как жениться, если ты в тюрьме. Прошу тебя, не делай ничего. Ты сам ведь знаешь, что не…

Марко молчит.

Кэтрин. Марко, ну как ты не понимаешь?.. Он не может взять тебя на поруки, если ты задумал совершить что-то дурное. Да пропади он пропадом, этот Эдди! Никто не обмолвится с ним ни словом, проживи он хоть до второго пришествия! Все знают, что ты плюнул ему в лицо. Разве тебе этого мало? Пожалей хоть меня, я так хочу, чтобы ты был у меня на свадьбе. У тебя жена и дети, Марко, ты мог бы работать, пока дело не дойдет до суда, а не валяться на тюремной койке. Он ведь только радуется, что ты сидишь в тюрьме.

Марко (немного помолчав, Алфиери). Сколько времени, вы говорите, осталось до суда?

Алфиери. Я сделаю все, чтобы его оттянуть, но больше чем на пять или на шесть недель вряд ли удастся.

Кэтрин. А за это время ты мог бы заработать немножко денег, понимаешь?

Марко (Алфиери). Для меня нет надежды? Никакой?

Алфиери. Никакой. Вы поедете домой. Судебное заседание — пустая формальность. Все ясно и так.

Марко. А он? Для него есть надежда, да?

Алфиери. Когда она выйдет за него замуж, он со временем сможет стать американцем. Это разрешается, если жена здешняя уроженка.

Марко (глядя на Родольфо). Ну что ж, мы все-таки кое-чего добились. (Кладет ладонь на щеку Родольфо, потом опускает руку.)

Родольфо. Марко, скажи этому человеку то, о чем он просит.

Марко. Что я ему скажу? (Смотрит на Алфиери.) Он знает, что дать такое обещание бесчестно.

Алфиери. Бесчестно дать обещание не убивать?

Марко. А разве честно?

Алфиери. Конечно.

Марко (склоняет голову набок — это новая для него мысль.) А как же тогда поступают с таким человеком, как он?

Алфиери. Никак. Раз он не нарушил закона, он имеет право на жизнь. Вот и все.

Марко. Какого закона? Не все законы записаны в книгу.

Алфиери. Нет, они все записаны в книгу. Других законов нет.

Марко (с нарастающим гневом). Он унизил моего брата… мою кровь. Он ограбил моих детей, надругался над моим трудом. Как я работал, чтобы попасть сюда!

Алфиери. Я знаю, Марко…

Марко. И на это у вас нет закона? У вас нет такого закона?

Алфиери. У нас нет такого закона.

Марко (качая головой). Я не понимаю вашей страны.

Пауза. Он стоит, глаза его полны ярости.

Алфиери. Ну так как же? Что вы мне ответите? Вы могли бы еще поработать пять или шесть недель, а так вам придется сидеть здесь. Что вы мне скажете?

Марко опускает глаза. Ему как будто стыдно.

Марко. Хорошо.

Алфиери. Вы его не тронете? Вы обещали.

Маленькая пауза.

Марко. Может быть, он захочет попросить у меня прощенья.

Алфиери (взяв его руку в свою). Эта рука — не бог, Марко. Слышишь? А только бог может чинить правосудие.

Марко отнимает у него руку и прикрывает ее другой рукой.

Марко. Хорошо.

Алфиери. Ваш дядя придет на свадьбу?

Кэтрин. Нет. Но он ничего не станет затевать. Он ведь просто болтает языком, чтобы люди подумали, будто он прав, вот и все. Болтает и только. Мы сейчас поедем в церковь, и там вы меня подождете.

Алфиери. Почему? А вы куда пойдете?

Кэтрин. Мне надо заехать за Биатрис.

Алфиери. Я бы не советовал вам ездить домой.

Кэтрин. Что вы! Какая же у меня может быть свадьба без Биатрис? Не беспокойтесь, все это одна похвальба. Он ничего дурного не сделает. Я могу спокойно заехать домой.

Алфиери (кивая, но без особой уверенности). Ну что ж, ладно, пойдемте.

Марко встает. Родольфо порывисто обнимает его. Марко похлопывает брата по спине, мысли его где-то далеко Родольфо подходит к Кэтрин, целует ей руку. Она кладет его голову себе на плечо. Они выходят. Марко смотрит в глаза Алфиери.

Алфиери. Один только бог, Марко.

Марко поворачивается и выходит. Алфиери торжественно следует за ним, словно шествуя в какой-то процессии. Свет постепенно меркнет, потом загорается в гостиной. Эдди сидит в качалке, рывками покачиваясь взад-вперед. Пауза. Из спальни выходят сперва Биатрис, потом Кэтрин. Обе они в своих самых нарядных платьях и шляпках.

Биатрис (со страхом). Я вернусь через часок, Эдди, ладно?

Эдди. Ты что, не слышала, что я сказал? Оглохла?

Биатрис. Эдди, побойся бога, ведь это ее свадьба!

Эдди. Ты слышала, что я сказал? Только попробуй выйти из дому. Можешь тогда не возвращаться.

Биатрис. Почему? Чего ты этим добьешься?

Эдди. Уважения к себе. Может, слыхала такое слово? Уважения от собственной жены.

Кэтрин. Уже четвертый час, Биатрис, нам давно надо было быть там, священник не станет ждать.

Биатрис. Эдди, это ее свадьба! Ведь, кроме меня, от нашей семьи никого не будет. Ради моей покойной сестры разреши мне пойти. Я иду туда только ради моей сестры.

Эдди. Послушай, сколько можно спорить? Я грызусь с тобой целый божий день. Ты слышала, что я сказал. Либо он придет сюда просить прощения, либо никто из этого дома не пойдет сегодня в церковь. Если они тебе дороже, чем я, тогда ступай. Но уж не возвращайся. Либо ты на их стороне, либо на моей — вот и все.

Кэтрин (внезапно). Чего ты, черт тебя побери, разошелся?

Биатрис. Т-с-с-с!

Кэтрин. Ты больше не можешь приказывать! Никому! До самой смерти, слышишь?

Биатрис. Замолчи, Кэти!

Кэтрин (тащит Биатрис за руку). Ты должна пойти со мной!

Биатрис. Я не могу, Кэти, не могу…

Кэтрин. Почему ты его слушаешь? Эту гадину!

Эдди встает.

Биатрис. (Кэтрин, в ужасе от того, что она видит в его глазах). Иди, иди… Я не пойду…

Кэтрин. Чего ты боишься? Он же не человек, он — крыса! Ему место в сточной яме! На помойке! (Теперь она обращается прямо к Эдди.) Ты вонючая крыса. Я видела их в порту! Они подкрадываются и кусают людей исподтишка, во сне. Они отравляют честным людям жизнь!

Эдди бросается на нее с поднятыми кулаками, и Биатрис борется, стараясь его удержать. Появляется Родольфо, он торопливо подходит к дому и взбегает по лестнице.

Биатрис (истошно кричит). Уходи отсюда, Кэти! (Эдди.) Не надо, Эдди! Эдди, не надо!

Эдди (вырываясь). Не мешай мне!

В квартиру входит Родольфо. Пауза.

Эдди. Убирайся вон.

Родольфо. Сюда идет Марко, Эдди. (Пауза. Биатрис в ужасе поднимает руки.) Он помолился в церкви. Понимаешь?

Пауза

Биатрис. Эдди, уходи, уходи!

Эдди. То есть как это «уходи»?

Биатрис. Эдди, у тебя дети, уходи отсюда! Уходи из дому!

Эдди. Мне убираться из дому? Мне? Из дому?

А что ж я сделал, чтобы убираться из своего дома? Я не хотел, чтоб из девочки вышла потаскуха. Ведь я дал клятву вывести ее в люди И сдержал ее!

Кэтрин, дрожа, подходит к нему.

Кэтрин. Эдди…

Эдди. Тебе-то что нужно?

Кэтрин. Прошу тебя, Эдди, уйди. Он идет по твою душу.

Эдди. А тебе-то что? Тебе-то что, если он и придет сюда?

Кэтрин (рыдая, обнимает его). Я никогда не желала, тебе зла, Эдди!

Эдди (со слезами на глазах). Тогда кто же хотел сделать зло? Откуда оно взялось?

Кэтрин. Не знаю, не знаю!

Эдди (показывая на Родольфо, но уже с уверенностью, которую вселило в него ее объятие). Вот откуда оно! Они все изгадили. Вот этот и его братец. Они все изгадили. Ограбили нас дочиста! Воры! (Хватает Кэтрин за руку и оттаскивает ее так, что сам оказывается между нею и Родольфо, который стоит у двери.)

Скажи ему, чтоб шел и — побыстрее, Скажи ему, чтоб попросил прощенья За то, что он сказал мне при соседях! Ступай-ка поскорей.

Родольфо (пристально глядит мимо Эдди на Кэтрин). Пойдем, Кэтрин…

Эдди (чуть не вышвырнув Родольфо за дверь). Отойди от нее прочь!

Родольфо (отталкивая его, чтобы войти в комнату). Кэтрин! Эдди (оборачиваясь к Кэтрин). Скажи ему, чтобы он убирался! (Она стоит перед ним, словно окаменев.) Кэти! Я не знаю, что сделаю, если он не уберется отсюда!

Биатрис (бросаясь к нему; ее вытянутые руки сжаты у его груди, как в молитве.) Эдди, он — ее муж, ее муж! Пусти ее, ведь он ее муж!

Кэтрин со стоном бросается к двери, и они с Родольфо начинают спускаться по лестнице; Эдди, рванувшись вперед, хватает ее; он держит ее, а она плачет, глядя ему в лицо. Он целует ее в губы.

Эдди (словно охваченный безумием любовник). Твой муж я! Я! Биатрис (бьет его кулаками). Эдди, побойся бога, Эдди!

Эдди. Кэти, ведь я, правда? Ты ведь знаешь, что я!

Кэтрин. Не надо, Эдди, не надо, пусти! A-а! Пусти!

Делает движение, чтобы уйти. На улице появляется Марко.

Эдди (Родольфо). Ублюдок! Скажи ей, что ты такое! Ты-то ведь знаешь, что ты — ублюдок!

Кэтрин (тащит Родольфо). Пойдем!

Эдди бросается за ними.

Эдди. А ну-ка, заставь его, пусть скажет, что он такое! Скажи ей, ублюдок! (Он выбежал на лестницу и кричит им вниз.) Почему он молчит? Отвечай! (Скатывается вниз по лестнице, Биатрис бежит за ним.) Биатрис. Эдди, вернись!

На улице Родольфо видит Марко и кричит: «Нет, Марко! Уходи, Марко, уходи!» Но Марко приближается к крыльцу, глядя наверх, на спускающегося Эдди.

Эдди (появляясь на крыльце). Ублюдок, какой в тебе прок для девушки? Что ж ты молчишь? Я жду… Отвечай!

Видит Марко. На улице появляются двое соседей, они молча стоят и смотрят. Дорогу Эдди преграждает Биатрис.

Биатрис. Ступай домой, Эдди…

Эдди (оттолкнув ее в сторону, выходит на крыльцо. Угрожающе и злобно смотрит вниз на Марко). С какой же это стати я пойду домой? Может, он пришел ко мне просить прощения. (К людям.)

Пред тем, кто собственное одеяло С постели снял и отдал им, Кто урывал у собственных детей И девочку воспитывал, как дочь… И вот теперь ее уводят от меня, Как лошадь увели б с конюшни, Ни слова не сказав. Еще чернят, бросают обвинение, Как тряпку, имя мажут грязью.

Стоит лицом к лицу с Марко.

Ты возьмешь свои слова обратно?

Биатрис. Эдди! Эдди!

Эдди. Верни мне мое доброе имя, Марко! Ты его у меня отнял!

Биатрис бросается к Марко и пытается оттащить его подальше от Эдди.

Биатрис. Уйди! Уйди!

Марко. Скотина! Стань передо мной на колени!

Он с силой ударяет Эдди по голове, Эдди отшатывается и вытаскивает нож. Марко поспешно принимает оборонительную позу, оба они кружатся друг возле друга. Эдди делает выпад, и Майк, Луис и другие соседи бросаются, чтобы разнять их, но они дерутся, взбираясь по ступенькам крыльца; вдруг раздается отчаянный вопль — это закричала Биатрис, и все присутствующие рассыпаются в стороны. Кое-кто убегает. Марко стоит над Эдди, который припал на колено, с окровавленным ножом в руке. Эдди падает вперед и на четвереньках ползет к Кэтрин. Она поднимает голову, чтобы его не видеть, но не двигается, когда он хватает ее за ноги и глядит на нее снизу вверх с удивлением, словно недоумевая и оскорбленный тем, что его предали.

Эдди. Кэтрин… Почему?

Падает лицом на землю и умирает. Кэтрин закрывает лицо руками и плачет. Опускается рядом с плачущей Биатрис. Свет медленно гаснет и загорается в конторе Алфиери.

Алфиери. Теперь дележ у нас идет без драки.

По мне так — лучше, Но в часы прилива, Когда зеленое дыханье океана Бьет в наши окна, Волны в этой бухте Похожи на волну у Сиракуз. И, словно высеченное из камня, Мне видится лицо С глазами, что похожи на туннели, Проложенные к берегам предков, Где мы когда-то жили. Тогда я думаю о том, Что многие из нас Живут там до сих пор; О том, когда же мы пойдем Вперед и прочь от этой мертвой тьмы, Гнездящейся в развалинах былого. Вот и конец рассказа. Доброй ночи.

Занавес падает.

Оглавление

Предисловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg