«Сочинения»

Сочинения (fb2) - Сочинения 1680K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кристофер Марло

Кристофер Марло Сочинения

Переводы с английского Е. Бируковой, И. Жданова, Ю. Корнеева, Э. Липецкой, Е. Полонской, А. Радловой, В. Рождественского

Редакция переводов А. Смирнова

Вступительная статья и комментарии А. Парфенова

Кристофер Марло, Сочинения, Государственное издательство художественной литературы, М., 1961

OCR Бычков М.Н.

А.Парфенов. Кристофер Марло

"...защищаясь и ради спасения своей жизни, тогда и в том месте вступил в борьбу с названным Кристофером Морли [1], чтобы отобрать у него упомянутый кинжал; в каковой схватке этот Ингрэм не мог уклониться от названного Кристофера Морли; и так случилось в этой схватке, что названный Ингрэм, защищая свою жизнь, нанес тогда и в том месте упомянутым ранее кинжалом, стоимостью в 12 пенсов, названному Кристоферу смертельную рану над правым глазом глубиной в два дюйма и шириной в один дюйм; от каковой смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Морли тогда и в том месте тотчас умер".

Так коронер двора ее величества Елизаветы I излагал в докладе Канцлерскому суду на казенной судебной латыни обстоятельства смерти поэта Марло, происшедшей 30 мая 1593 года в местечке Дептфорд, близ Лондона. Меньше чем через месяц королева подписала помилование убийце.

То, что официально было признано случайностью, по мнению Томаса Бэрда, проповедника и публициста, которому выпало на долю быть школьным учителем Оливера Кромвеля, обнаруживало явственные следы перста божия.

"В атеизме и нечестии не уступая прочим, о ком шла речь, равное с ними всеми понес наказание один из наших соотечественников, на памяти многих, именуемый Марлин, по профессии — ученый, воспитанный с юных лет в университете Кембриджа, но по обычаю своему драмодел и непристойный поэт, который, дав слишком много воли своему уму и жаждая скачки с отпущенными поводьями, впал (поделом) в такую крайность и ожесточение, что отрицал бога и сына его Христа, и не только на словах кощунствовал над троицей, но также (как достоверно сообщают) писал книги противнее, утверждая, что наш спаситель — обманщик, а Моисей — фокусник и совратитель народа, что святая библия — лишь пустые и никчемные сказки, а вся религия — выдумка политиков. Но поглядите, что за кольцо господь вдел в ноздри этого пса лающего..."

Немногие, кто знал подлинную причину гибели Марло, предпочитали молчать. "Бедный покойный Кит Марло!" — вот и все, что мог сказать его товарищ по университету и по неблагодарному призванию писателя Томас Нэш.

За кулисами инсценированной агентами тайной полиции драки в таверне Дептфорда осталась человеческая трагедия, тем более значительная во всех своих эпизодах, что она была зерном трагического искусства великого предшественника Шекспира.

Обстоятельства жизни большинства английских драматургов конца XVI века известны лишь по отрывочным и скудным сведениям. Они нередко затемнены легендой, анекдотом или намеренной ложью. Марло не представляет здесь исключения. Обо многом в истории его жизни можно говорить лишь предположительно, многое неизвестно совсем.

Двадцать девять лет, которые прожил Марло, он провел в городах. Среди них самую важную роль в его жизни сыграли три города: Кентербери, где он провел свое детство, Кембридж, где было закончено его образование, и Лондон, в котором прошли семь последних лет — время его творческой деятельности. Кентербери — город большой старинной славы, в нем находятся собор и дворец архиепископа — главы национальной церкви, обладающего правом короновать английских монархов. В течение многих веков кентерберийская святыня — гробница Томаса Бекета, непокорного архиепископа, убитого в церкви гонцами разъяренного Генриха II, — привлекала паломников со всех концов Англии. К середине XVI века в религиозной жизни Кентербери произошли большие изменения, отразившие перемены во всей Англии. Зависимость от римского папы была уничтожена, власть верховного руководителя церкви перешла к королю; в Кентербери, как и в других местах, были закрыты монастыри, а их имущество и земли конфискованы. Реформация тесно связала церковь с государственным аппаратом, абсолютизм — с христианской догмой. Отныне враг короля был врагом церкви, а враг церкви — врагом короля. Кроме того, Реформация принесла с собой в Кентербери еще одно нововведение: в Королевской грамматической школе за, счет церковных доходов стали обучать пятьдесят мальчиков.

Другая важная черта в облике города — это то, что через Кентербери проходит большая дорога Лондон — порт Дувр. Горожанам легко было увидеть контрасты Англии, почувствовать, нем она живет. В дороге джентльмены, уезжающие в Италию и Францию путешествовать и учиться; солдаты, воевавшие на континенте не столько ради славы, сколько ради хлеба насущного; купцы с грузом из Дувра; тайные агенты правительства с поручениями и письмами — во Францию, Германию, Италию и даже Турцию. На дороге много нищих: в графстве Кент, как и в других областях Англии, в течение многих десятилетий земли, ранее принадлежавшие крестьянским общинам, насильственно "огораживались", то есть переходили в руки крупных земельных собственников, а это лишало множество крестьянских семей средств к существованию. Зато на огороженных полях густо зацвели яблоневые сады: Кент поставлял в Лондон — город с населением около двухсот тысяч человек — огромное количество фруктов.

В Кентербери, в семье мастера цеха сапожников и дубильщиков Джона Марло 26 февраля 1564 года родился сын Кристофер.

Семья Джона Марло не была богата, хотя сам он был мастером и работал вместе с подмастерьями. Средства для того, чтобы нанять учителя для маленького Кристофера, нашлись не сразу. Получив необходимые первоначальные знания, Кристофер поступил в грамматическую школу переростком (четырнадцати лет) и на церковную стипендию.

Среди его детских впечатлений, вероятно, одно из самых ярких — посещение Кентербери королевой Елизаветой, когда Марло еще не было десяти лет. В городе устраивались празднества, торжественные процессии; две недели толпа пышно одетых высокомерных придворных заполняла Кентербери. Позднее в пьесах Марло триумф героев зачастую связывался с пышными процессиями и шествиями.

В его памяти остались и мрачные средневековые "достопримечательности" города: камера смертников в Западных воротах (из окна этой камеры приговоренного выталкивали с петлей на шее, и он повисал на городской стене); рассказы о казни в Кентербери монаха Стоуна (он был брошен живым в котел с кипящей водой, а затем вздернут на виселице). Зато ни в одном из сочинений Марло мы не найдем упоминания о главной "достопримечательности" города — соборе, мимо которого Кристофер в детстве проходил каждый день, направляясь в школу. Герои, созданные его воображением, склонны скорее мечтать о разрушении гордых храмов, нем любоваться ими.

Немногое известно о школьных годах Марло. Быть может, одна реплика в трагедии "Эдуард II" подсказывает, какие воспоминания Марло сохранил о них. Ученый из Оксфорда Болдок, призывая короля к смелым действиям, говорит укоризненно:

Как будто бы король еще школяр И нужно вашу милость как ребенка Держать и в подчинении и в страхе.

В грамматической школе Марло занимался латынью, основами греческого; в школе учили также пению и правилам стихосложения, В 1580 году Марло был среди выпускников школы. Он оказался одним из счастливцев, которым представилась возможность продолжать свое образование в Кембриджском университете. Несколько стипендий для уроженцев Кентербери, окончивших Королевскую грамматическую школу, были недавно учреждены в Кембридже архиепископом Паркером. С марта 1581 года Марло — студент кембриджского колледжа Тела Христова. По традиции, сыновья небогатых родителей готовились в университете к духовной карьере; эта же перспектива была открыта и для Марло.

В 80-е годы XVI века Кембриджский университет представлял собой в значительной мере светское учреждение; черты средневекового богословского центра, каким он был еще в первой трети века, отступили на второй план. Исчезли толпы монахов, в праздности проводящих время в alma mater; схоластическому богословию пришлось потесниться: большинство юношей из богатых и знатных семей готовились к светской деятельности и занимались главным образом латынью, риторикой, изучали античных авторов, знакомились с античной философией и астрономией. Исчезла и ничем не ограничиваемая свобода средневекового студенчества; жизнь 1300 кембриджских студентов была строго регламентирована. Вставали рано, перед началом учебного дня читалась общая молитва, лекции и подготовка к экзаменам продолжались до вечера. Нельзя было носить длинные волосы, одежду модного покроя или из шелка. Стипендия (шиллинг в неделю) выдавалась только при условии посещения занятий и выполнения университетских правил. Впрочем, суровый режим и строгие правила относились только к студентам из небогатых семей — к таким, как Марло.

Но в одном наставники — а вместе с ними и добрая сотня проповедников при университете — ни для кого не делали послаблений: это — чистота веры воспитанников. Ересь и самое страшное зло — католицизм — выслеживались с полицейской зоркостью.

Правда, продуманная система религиозного воспитания иногда "давала осечку"; почти одновременно с Марло в Кембридже учился Френсис Кетт, который еще в университете или несколько позже стал приверженцем секты унитарианцев и был сожжен за ересь в Нориче в 1589 году.

Начиная с марта 1581 года, когда Марло был внесен в списки студентов Кембриджа, его имя стало чаще встречаться в официальных и неофициальных документах; неизмеримо больший след годы, проведенные в университете, оставили и в его произведениях.

Доктор Фауст, персонаж трагедии Марло, изображен воспитанником университета в немецком городке Виттенберг. Однако, присмотревшись внимательнее к Виттенбергу Марло, мы увидим в нем Кембридж с его аудиторией для диспутов (Schooles) и студенческим жаргоном, В "Эдуарде II" Марло, предвосхищая английских эссеистов начала XVII века, рисует иронический и точный в бытовом и психологическом отношении портрет типичного университетского ученого: черная одежда, расчетливая скромность, потупленный взор и никому не нужная тонкость в употреблении вместо propterea quod союза quandoquidem [2].

В диалоге герцога Гиза и Рамуса в пьесе "Парижская резня" Марло обнаруживает осведомленность в основных положениях философии Рамуса и даже в его терминологии; в этом сказывается особенность кембриджской научной жизни: система логики Рамуса и сама личность ученого-протестанта, погибшего от руки католического убийцы, вызывали в университете сочувственный интерес,

В университете Марло основательно изучил классические языки. Если Бен Джонсон мог с чувством превосходства сказать о Шекспире, никогда не учившемся в университете: "Он слабо знал латынь, а греческий еще слабее", — о Марло никто бы этого не сказал.

Античные авторы и среди них любимейший — Овидий — составляли постоянный круг чтения Марло; он приобрел способность использовать миф и античный сюжет для выражения его собственных поэтических переживаний, еще в Кембридже он перевел на английский язык "Любовные элегии" Овидия (после первой же публикации в 1599 году этот перевод был сожжен по приказу архиепископа Кентерберийского за "безнравственность" содержания) и первую книгу эпической поэмы Марка Аннея Лукана "Фарсалия" Сюжет поэмы "Геро и Леандр", трагедии "Дидона, царица Карфагена", частые мифологические ссылки и сравнения, цитаты из "Метаморфоз" Овидия, трагедий Сенеки, из Аристотеля — вот самый беглый перечень классического арсенала творчества Марло. Университет впервые познакомил Марло с глубинами теологии; в них рождалось и знание "священного" текста, и истолкование его, и сомнение в его истинности. В "Тамерлане Великом", "Мальтийском еврее" и в особенности в "Трагической истории доктора Фауста" богословские вопросы — "специальность" Марло — зачастую становятся предметом обсуждения; в этих пьесах находят выход мучавшие Марло религиозные сомнения.

Наиболее глубокое воздействие на молодого поэта университет оказал тем, что приобщил его к могучему и многообразному идейному течению эпохи — гуманизму. В XVI веке образование, культурное самовоспитание в несравненно большей мере, чем в наше время, было делом индивидуальным, предпринимаемым "на свой страх и риск". Трудно сказать поэтому, когда именно и с какого автора началось знакомство Марло с этим общеевропейским культурным движением, которое зародилось в Италии в XIV веке и к концу XVI века прошло уже много стадий развития.

Английский гуманизм, в истории которого Марло принадлежит выдающееся место, именно в XVI веке стал мощной плодоносящей ветвью европейской гуманистической культуры. Процесс разрушения средневекового общественного уклада и созревания новых, буржуазных социально-экономических форм — главный источник развития идеологии гуманизма — в Англии начался позднее, нем в таких странах, как Италия и Нидерланды. Английский гуманизм воспринял идейное богатство и художественный опыт итальянского и французского, нидерландского и испанского Возрождения, пафос борьбы передовых европейских гуманистов против идеологической диктатуры церкви, против кастовости феодального мировоззрения, запиравшего человека в клетку сословия, профессии. Была воспринята новая система ценностей: идеал гармонической, физически и духовно совершенной личности; открытие для искусства красоты реального внешнего мира и сложного мира человеческих переживаний; интерес и доверие к точному знанию в противовес "потусторонней" направленности средневековой философии и ее схоластическому методу; наконец, глубокое освоение различных сторон культуры античного мира.

Но решающую роль в выработке собственной гуманистической культуры в Англии сыграли особенности исторического развития страны.

В XVI веке переживает период расцвета английский абсолютизм, который защищал не только интересы господствовавшего феодального дворянства, но и интересы буржуазных и буржуазно-дворянских кругов. С классической четкостью идет в стране процесс первоначального накопления капитала, затрагивая судьбы масс населения, неся социальным низам множество бедствий. Английское общество начинает осознавать свою национальную общность. Однако даже в самом конце XVI века Англия экономически была в гораздо большей мере феодальной, чем буржуазной страной. Еще одна характерная черта английской действительности XVI века заключается в относительной демократизации общества, в снижении межсословных барьеров. Это было вызвано, главным образом, тем, что капиталистической деятельностью были заняты не только часть горожан, но и многие дворяне, а правительство охотно повышало социальный ранг удачливых предпринимателей.

В связи со спецификой английской истории гуманизм в Англии, являясь реакцией на средневековье, в то же время тесно связан с его традициями. Как и в других странах, английское гуманистическое искусство богато социальными оттенками, но наибольшего расцвета и величайшей художественной силы в Англии достигла драма — искусство, доступное всем. В многообразном единстве ее форм и тем отражалось крепнущее национальное общество, которое сменяло пестрый конгломерат средневековых общин; лучшие произведения гуманистической драмы были близки интересам и художественному мышлению народа.

Интерес и сочувствие к сильной индивидуальности, характерные для гуманизма в целом, разделялись и английскими гуманистами. Их представление о человеке начиналось с отдельной личности, наделенной безграничными, еще не испытанными силами и возможностями, "...эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености" [3], нуждалась также и в искусстве, которому была бы свойственна высокая романтика. Английская драма XVI века в особенности тяготеет к исключительным, острым положениям, страстным, титаническим характерам, к эмоционально напряженному стилю речи. В редких случаях гуманистическая романтика сочетается с отходом от конкретной действительности в фантастический, утопический мир; в тесной связи с общей материалистической тенденцией английского гуманизма в искусстве и прежде всего в драме развиваются реалистические черты, тенденция к многосторонности в изображении человека, к психологической мотивировке действий персонажей, конкретности языка; при этом получают новую жизнь, бесконечно варьируясь, старые — античные и средневековые — формы, рождаются новые.

Рядом с ярко выраженным устремлением к идеалу в английском гуманистическом искусстве живет острое ощущение трагического. Идеалы гуманистов подвергались жестоким испытаниям. Развитие буржуазных отношений раскрывало перед гуманистами не только реакционность средневековых форм жизни, но и противоречия общественного прогресса: кровавые войны, деградация личности в суровом и жестоком мире, утрата гуманистами оптимизма — все это получает художественное воплощение в гуманистической драме.

Марло разделил с гуманистами и любовь к античности, и ненависть к средневековым авторитетам, и титанизм идеала. Он был хорошо знаком с философскими системами, возникшими в эпоху античности, а впоследствии воспринятыми и переработанными гуманистами: платонизмом, учением стоиков, с гедонистическим эпикуреизмом Лоренцо Баллы; в его произведениях ясно различимы следы изучения поэзии итальянских гуманистов школы Петрарки, "Неистового Роланда" Ариосто, поэмы английского гуманиста XVI века Эдмунда Спенсера "Королева фей". Возможно, в пересказе он познакомился с идеями итальянского гуманиста Никколо Макиавелли. Марло в высшей мере было свойственно сознание глубоких, а иногда и неразрешимых противоречий, окружающих человека эпохи Возрождения.

Три года, необходимые для подготовки к получению степени бакалавра, были посвящены наукам — богословию, философии, риторике, логике — и друзьям. Марло близко сошелся со студентом Кембриджа и будущим литератором Томасом Нэшем. Нэш принадлежал к тому же социальному кругу, что и Марло; обладая даром острой наблюдательности и ироническим складом ума, он стал в дальнейшем первоклассным сатириком. Другое знакомство университетских лет сыграло дурную роль в жизни Марло; он сблизился с Томасом Уолсингемом, племянником сэра Френсиса Уолсингема, фаворита королевы, члена важнейшего органа королевской власти — Тайного совета и руководителя английской тайной полиции.

В 1583 году Марло получил первую ученую степень и продолжал занятия, готовясь к экзаменам на степень магистра. Но уже с середины следующего года в университетских ведомостях отмечаются частые и продолжительные отлучки Марло из Кембриджа. В одну из таких отлучек он побывал на родине, в Кентербери. В других случаях цель и место назначения его поездок неизвестны. Постепенно в университете начали распространяться странные слухи: Марло — католик, он намеревается бежать в Реймс, где иезуиты готовят в своей семинарии обращенных в католицизм англичан к деятельности тайных миссионеров, а вернее — обучают ремеслу соглядатаев и заговорщиков против протестантской королевы.

Слухи эти, очевидно, дошли до магистра колледжа, потому; что, когда Марло направил ему прошение о допуске к магистерским экзаменам, оно было отклонено под благовидным предлогом: бакалавр Марло провел слишком много времени в отлучках. Однако спустя некоторое время корпорация колледжа неожиданно получила предписание Тайного совета. В нем строго указывалось, что слухи о переходе Марло в католицизм ложны и распускаются неосведомленными людьми; что Марло оказал услуги ее величеству; и колледж не должен чинить ему препятствий в получении степени. Хотя университет и пользовался самоуправлением, вступать в конфликт с грозным Советом колледж, конечно, не решился.

Возможно, что своими связями с Тайным советом Марло обязан Томасу Уолсингему. Будущий пэр Англии в эти годы сам регулярно выполнял тайные поручения правительства, получая за это вознаграждение, В царствование Елизаветы сеть тайных агентов в стране и за ее пределами непрерывно расширялась. Нельзя сказать с уверенностью, какие именно "услуги" оказывал Марло; возможно, они были связаны с поездками на континент, где Англия поддерживала борьбу протестантов против католиков.

Итак, автономия университета попрана, Марло признан политически благонадежным членом общества. Он магистр искусств.

Но следующий шаг, предпринятый Марло, как бы зачеркивает все предыдущее. Марло не принимает духовного сана, он едет в Лондон, чтобы начать жизнь профессионального драматурга.

До 70-х годов XVI века в Англии не было писателей, для которых литературный труд был бы единственным источником средств к существованию. Словесным искусством занимались на досуге люди, обладавшие известным состоянием или получавшие средства на государственной службе или еще от какого-либо рода деятельности. Среди английских писателей и поэтов XVI века мы встретим богатых дворян, юристов, секретарей знатных лиц, университетских преподавателей и т. д. Эти люди считали для себя зазорным продавать издателям плоды своего вдохновения и хоть в какой-то мере уподобляться безвестным сочинителям уличных баллад — пожалуй, единственным в то время представителям профессионального творчества. Кроме того, плата, которую могли предложить издатели, была ничтожной.

Профессиональный труд литератора стал возможен в ту пору, когда невиданную раньше популярность приобрели светские театральные представления, отличные от отживающих свой век средневековых мистерии и моралите, и в Лондоне стали один за другим строиться постоянные народные, или публичные, театры. В 1576 году первый такой театр был выстроен Джемсом Бербеджем, за ним последовали другие. К началу XVII века в Лондоне насчитывалось около двадцати театров — количество внушительное и для столичного города XX века.

Наиболее популярной фигурой в народном театре стал актер. Драматурги занимали гораздо более скромное место. Когда через сорок лет после открытия первого лондонского театра крупнейший английский комедиограф Бен Джонсон издал свои сочинения, назвав их "Труды", нашлось немало весельчаков, покатывавшихся со смеху над серьезностью этого заглавия. В начале же этого сорокалетия, когда репертуарный запас был беден, а пьесы держались на сцене не дольше недели, труды драматургов были поневоле поспешны, им не хватало опыта, знания сценических возможностей; еще не было крупных мастеров, которые смогли бы выразить многообразные интересы поистине универсальной аудитории театра, где встречались все сословия английского общества. Драматургам приходилось зачастую перелицовывать старые пьесы или работать группой — один создает сюжет, другой разрабатывает интригу, третий пишет диалоги. Оплата их труда была очень скромной: достаточно сказать, что пятиактная трагедия обходилась театру во столько же, а то и дешевле выходного актерского костюма для этой же трагедии. Драматурги-профессионалы жили тяжелой, часто — полуголодной жизнью. Многие из них искали покровителей среди аристократов, писали почтительные посвящения в надежде получить денежный "подарок".

Одновременно с ростом популярности театральных зрелищ росло количество влиятельных врагов театра и его создателей. Сторонники разнообразных протестантских сект, стремившихся очистить английскую церковь от остатков католицизма — пуритане, — видели в театральных зрелищах пагубу для христианских душ. Считалось, это актеры нарушали библейское запрещение носить платье противоположного пола (дело заключалось не только в том, что в пьесах по ходу действия происходили маскарадные переодевания, — все женские роли исполнялись юношами); театральные зрелища обвинялись в непристойности; кроме того, скопление народа в театральных зданиях способствовало распространению эпидемических болезней. При вспышках эпидемий холеры или чумы театры немедленно закрывались по распоряжению городских властей.

Для пуритан — торговцев и предпринимателей, представители которых занимали господствующее положение в лондонском муниципалитете, — одной из самых досадных сторон театрального "соблазна" было то, что театр внушал подмастерьям и наемным рабочим чувства и мысли, неподобающие их сословию,

Театры, пьесы и их сочинители подвергались ожесточенным нападкам в памфлетах пуританских проповедников. Лондонский совет, пользовавшийся в черте города полнотой власти (королевский двор находился в Вестминстере, тогда еще самостоятельном городе), изгнал театры за пределы Лондона, на южный берег Темзы. Театрам удалось закрепиться лишь в нескольких "вольных территориях" внутри города, на которые власть городского совета не распространялась.

У драматического искусства были и свои защитники. Крупнейший авторитет в области эстетики поэт сэр Филипп Сидней выступил с трактатом в защиту поэзии и драмы, но, однако, он высокомерно отозвался о пьесах, идущих на сценах лондонских театров: низкопробное шутовство в неподобающих местах, пестрота и неправдоподобие действия претили вкусу гуманиста-аристократа.

Королевские чиновники подвергали театральный репертуар строгой предварительной цензуре; за литераторами же, как людьми общественного дна, был учрежден особо бдительный надзор. Нашлось немало критиков пьес, о которых саркастически упоминает Бен Джонсон в прологе к комедии "Варфоломеевская ярмарка", — "...присяжных толкователей, действующих в качестве этакой политической отмычки, субъектов, которые с курьезной торжественностью распознают, кого автор разумел под торговкой пряниками... какое "зерцало для правителей" дано в образе судьи, или какая знатная дама изображена под видом торговки свининой, или какой государственный муж — под видом торговца мышеловками, и прочее, и прочее".

Надзор и "критика" упомянутого выше рода велись так серьезно, что редкий из драматургов мог похвастать тем, что не побывал в тюрьме и на допросе, чаще всего — по подозрению в политической или религиозной неблагонадежности.

Судьбы и даже имена английских драматургов 70-х годов остались неизвестными. Что касается группы литераторов, пришедших в народные театры вместе с Марло в конце 80-х годов, то биография большинства из них заканчивается печально, Роберт Кид умер, по преданию, на лондонской улице от истощения, сломленный тюрьмой и пытками; Роберт Грин окончил жизнь в отчаянной нищете, отрекшись от своего творчества и друзей; Томас Нэш был принужден некоторое время скрываться от судебного преследования; трагична судьба самого Марло.

Однако именно эти драматурги, известные под именем "университетских умов" (к их числу относятся также Джон Лили, Томас Лодж и Джордж Пиль), оказали плодотворное воздействие на развитие английского театра XVI века. В пьесах этих драматургов произошло слияние двух культурных традиций, ранее мало соприкасавшихся: традиции средневекового народного театра и ученой гуманистической драмы.

Почти все "университетские умы" действительно учились в Кембриджском или Оксфордском университете; все без исключения были разносторонне образованны и начитанны в античной и современной литературе. Незнатное происхождение облегчило им путь к демократическому зрителю. В народный театр они пришли с опытом школьных постановок комедий Плавта и трагедий Сенеки на латинском языке и английских подражаний этим авторам, основательно изучив образцы красноречия и шедевры европейской гуманистической лирики. Эта традиция определила гуманистическую проблематику, пьес "университетских умов", подсказала формы для создания драматических характеров, несла в себе необходимый "строительный материал" драматических монологов.

Вместе с тем, они восприняли многие особенности средневекового театра, который был рассчитан на массовую аудиторию; в этом театре было свойственно вводить в действие большое количество персонажей, свободно обращаться со сценическим временем и местом действия, чередовать серьезное и смешное в одном и том же спектакле.

Переплетение и слияние этих разнородных элементов в творчестве "университетских умов" сообщило ему гибкость и богатство способов воплощения художественных замыслов. Общенародный характер аудитории и интенсивность развития общества, к которому обращался с подмостков английский гуманистический театр XVI века, определили его необычайный динамизм.

С 1587 года Марло начинает свою театральную деятельность. В Лондоне он поселился в районе Нортон Фольгейт — поближе к театрам. У него завязывается дружба с Робертом Грином — талантливым драматургом и прозаиком, воспитанником Кембриджского университета. В это же время совместно с Томасом Нэшем Марло была написана трагедия "Дидона, царица Карфагена". Сюжет ее следовал одному из самых драматических эпизодов "Энеиды" Вергилия — истории любви карфагенской царицы к Энею, корабля которого буря забросила к берегам Северной Африки. Эней, повинуясь божественному приказу, покинул Карфаген и направился со своими спутниками в Италию; Дидона же в отчаянии покончила с собой. Пьеса не пользовалась большим успехом; диалоги в ней вялы, схематично изображен неверный возлюбленный Дидоны. Лишь в монологах самой Дидоны, в которых использован поэтический материал послания Дидоны из "Героинь" Овидия, угадывается страстный, насыщенный хорошо продуманными гиперболами стиль Марло. Дидона — один из немногих психологически углубленных женских образов в его творчестве. Страсть, охватившая ее целиком, — это вызов богам, трагическая попытка перебороть силой одного чувства сверхчеловеческую волю. В отличие от мягких, уступчивых и несамостоятельных женских характеров, которые создал Марло впоследствии, Дидона обладает чертами сильной, бунтующей личности, она сродни центральным героям его трагедий.

Подлинным дебютом Марло на лондонской сцене была постановка в сезоне 1587-1588 года огромной десятиактной трагедии "Тамерлан Великий". Первую ее часть Марло, возможно, написал еще в Кембридже. "Тамерлан" определил первенство Марло среди современных английских драматургов; эта пьеса имела громкий и продолжительный успех.

Сила воздействия "Тамерлана Великого" на современников и прежде всего на народного зрителя заключалась в силе мечты о сказочно грандиозном возвышении человека, вооруженного лишь верой в свою судьбу и презрением к земным и небесным авторитетам.

Зрелище было одновременно и заманчивым и устрашающим. Мир, изображенный Марло, представал в зареве пожаров, а беспрерывных столкновениях огромных и безликих человеческих масс, залитым кровью невинных жертв. Поток перечислений племен и армий, экзотически звучащих названий областей Азии и Африки создавал почти зрительное впечатление огромных пространств, на которых управляет множествами людей воля полководца Тамерлана.

Пьеса Марло — драматизированная биография великого среднеазиатского завоевателя XIV-XV веков Тимура, прозванного современниками Тимур-ленг, то есть Тимур-хромец (в европейском произношении — Тамерлан). За тридцать с лишним лет Тимур в беспрерывных походах и битвах создал огромную феодальную империю — от границ Китая до берегов Северной Африки, от устья Волги и Северного Кавказа до Индийского океана. Укрепляя и застраивая столицы своей империи Самарканд и Шахрисябз, Тимур безжалостно грабил завоеванные страны и истреблял их население. По его приказу было убито семьдесят тысяч жителей города Исфагана; во время индийского дохода Тимур приказал перебить сто тысяч безоружных пленных индийцев. В судьбах Западной Европы войны Тимура сыграли определенную роль: разгром войск турецкого султана Баязида I при Анкаре в 1402 году отсрочил на полвека падение христианского Константинополя. Поддержание порядка в необъятном государстве-деспотии в огромной мере зависело от личности Тимура. Вскоре после его смерти (1405) империя распалась.

Европейские хронисты XVI века, из сочинений которых Марло почерпнул сюжет трагедии, знали очень немногое о жизни и деятельности Тимура. Скудные фактические сведения, дошедшие до них от византийских историков XV века, они расцветили легендарными и просто вымышленными подробностями. Но и легенда о Тимуре послужила Марло лишь отправной точкой для создания образа, который был наполнен совершенно новым для европейской драмы содержанием и, вместе с тем, связан с традициями, уходящими в глубь времен далеко за рубежи XIV века.

В эпосе многих народов повествуется о судьбе юноши, одаренного умом и необычайной силой, который покидает родной дом, чтобы совершить множество подвигов, один труднее другого, побороть могущественных врагов, завоевать любовь красавицы и царскую власть. Из памятников народного эпоса этот сюжет, видоизменяясь, проник в средневековые рыцарские поэмы и романы, продолжал он жить и в народной сказке.

В "Тамерлане Великом", особенно в первой части, внешний облик героя и его победное шествие по Азии изображены в соответствии с эпической традицией. Исторический Тимур был сухоруким и хромым; как и все представители его расы, он был черноволос, Марло об этом знал из хроник. Но его Тамерлан "высок и прям", "и так широк в плечах, что без труда он мог бы... поднять весь мир", "тугие мышцы длинных, гибких рук в нем выдают избыток грозной силы", он золотоволос, как Ахилл, глаза его — "магические зрительные стекла", в которых отражается вселенная; "свидетельствует мощь его и стать, что миром он рожден повелевать".

Как эпический богатырь, Тамерлан выдерживает все более трудные испытания: с немногими воинами он побеждает тысячу персидских всадников, затем многотысячную армию персидского царя, затем — войско Баязида, в котором воинов "больше, чем в бездонном море капель", он побеждает египетского царя, женится на его красавице дочери Зенократе и увенчивает себя и ее царскими венцами.

Традиция народного художественного творчества в "Тамерлане Великом" сказывается и в некоторых частностях: так, например, фольклорного происхождения "прения" Тамерлана и Баязида перед решающей схваткой, когда противники обмениваются уничижающими насмешливыми репликами.

Но уже в первых сценах трагедии становится очевидным, что характеру Тамерлана недостает таких качеств, без которых немыслим подлинно эпический герой. Мало того, в доспехах эпического богатыря, как оказывается, выступает герой противоположного ему склада. По своему существу эпический герой — представитель коллектива людей, собирательный образ, в котором воплощены надежды и лучшие качества породившей его среды. Но Тамерлан не защищает родину, не побеждает врагов своей страны.

В начале пьесы он — "скиф безвестный", "простой пастух", "свершает беззаконные набеги", "грабит... персепольских купцов", "вор", что верит "предсказаниям пустым, мечтает Азию завоевать", — словом, человек без роду и племени, перекати-поле. Его дальнейшие планы — "грабить города и царства"; грандиозное шествие по Азии предпринято им ради того, чтобы "владеть златым венцом и вместе с ним бесспорным правом награждать, казнить, брать, требовать, не ведая отказа...". С мстительной радостью он говорит, что будет "бичом земных царей". Его товарищи, соратники или, если угодно, сообщники — такие же, как и он;

Весь этот край кишит опасным сбродом, Чье ремесло — разбой и грабежи: Такие люди клад для Тамерлана. Да, Тамерлан ими гордится: Просты по виду эти пастухи, Но день придет, и поведут они В поход столь многочисленное войско, Что горы задрожат под их ногами.

Перед нами — человек, поднявшийся с самого дна общества, опьяненный мечтой о державе, "где никогда не заходит солнце", и о безграничной власти. Было бы неверно искать здесь стремление поэта воссоздать подлинный характер восточного деспота; английская действительность предоставляла ему достаточно психологического "материала" для наблюдений.

Обратная сторона быстрого общественного прогресса в Англии XVI века — появление в стране целых масс деклассированных обнищавших людей. Пестрая по своему социальному происхождению, эта группа была жертвой процесса первоначального капиталистического накопления в деревне, уничтожения некоторых феодальных и церковных привилегий, а также противоречий новой, капиталистической промышленности. Основной состав "дна" елизаветинского общества — обезземеленные вследствие "огораживаний" крестьяне; в начале века бывшие феодальные дружинники и бывшие монахи, а в конце его выброшенные на улицу наемные рабочие вливались в эту массу. Люди без определенных занятий рассматривались правительством Елизаветы как преступника, подлежащие наказанию. Однако ни промышленность, ни поставленные на буржуазную ногу аграрные хозяйства не могли поглотить поток людей, лишенных всего, кроме рук, способных держать ручку плуга и носить оружие.

Эти люди, если они не становились профессиональными преступниками, в поисках какого-либо выхода вербовались в континентальные армии, участвовали в многочисленных пиратских ("каперских", как они тогда назывались) экспедициях под началом крупных авантюристов, каким был, например, Френсис Дрейк, или служили в английских гарнизонах в бунтующей Ирландии. Вырванные из системы средневековых общественных связей, они в то же время видели изнанку новых, буржуазных отношений. Результатом этого были утрата веры во что-либо, кроме своих личных сил и способностей, озлобление против официальных верхов общества. Эгоизм этих деклассированных одиночек резко отличался от буржуазного индивидуализма — хотя бы тем, что он был выражением отчаяния, свойством психологии людей без будущего. Многие из них мечтали о завоеваниях в дальних странах. Восток привлекал их не только потому, что сулил обогащение и славу, — ведь в родной стране для них не находилось; места.

Мечты о военных подвигах и завоеваниях получили особенно мощный стимул в канун 1588 года, когда Англия готовилась к решающей схватке со своим злейшим врагом — могущественной и обширной испанской державой. Бой с "Непобедимой Армадой" — гигантским флотом, снаряженным Филиппом II, — должен был решить, сможет ли Англия разрушить империю, где "никогда не заходит солнце", и заложить основу собственного колониального могущества.

Взгляды и настроения, свойственные среде деклассированных, гонимых людей, и были реальной жизненной основой характера Тамерлана.

Однако содержание образа Тамерлана этим далеко не исчерпывается. Бунтарство и отверженность Тамерлана, подчеркнутые в самом начале трагедия, дозволили Марло придать своему герою ум и волю нового человека, освобожденного от пороков и предрассудков тысячелетнего миропорядка, от преклонения перед феодальной иерархией, от религиозного смирения — словом, высказать устами Тамерлана собственную гуманистическую программу.

В трех монологах Тамерлана — о неукротимом духе человека, о красоте и в предсмертном монологе у карты мира — отражено представление Марло о возможностях, назначении и духовной жизни обновленного человечества и каждого человека в отдельности. Тамерлан говорит, что каждый человек имеет право стремиться к лучшей участи, что сила его разума безгранична. Размышляя о сущности красоты, Тамерлан открывает в ней источник духовного подъема и очищения человека, поэзию он называет зеркалом, в котором "мы видим все высшее, что свершено людьми". "Тревожный и неукротимый дух", который природа вложила в людей, зовет их к преобразованию земли, к овладению ее богатствами. Против христианского тезиса о том, что царство подлинного счастья — лишь на небе, Тамерлан выдвигает тезис о счастье на земле, построенном человеческими руками. Умирая, он говорит о своей мечте прорыть канал, чтобы соединить Красное и Средиземное моря и тем сократить дорогу в Индию. С пафосом завоевания сливается пафос открытия новых земель:

Вот полюс Южный; от него к востоку Лежат еще неведомые страны... . . . . . . . . . . . . . . . И я умру, не покорив все это!

Тамерлан мечтает о том, что не под силу одному человеку; но его сыновья должны впитать частицу "неукротимого духа" и осуществить задуманное им.

Судьба человека простого звания, который по тем или иным причинам отпал от общества и преследуется им, всегда интересовала Марло. Он сам был простолюдином по происхождению, более того, человеком, оказавшимся по доброй воле за пределами уважаемых сословий и профессий. В поэме "Геро и Леандр" он горько упрекает мир за то, что "удел ученого — нужда", что лишь "сынам Мидаса" принадлежат места в "нетленном храме Чести", а потому

...люди светлого ума отныне Начнут искать приюта на чужбине.

Поэт посещает далекие края лишь в мечте, воплотившейся в художественных образах. В пьесе о Тамерлане Великом — своеобразном драматическом мечтании — выразилось глубокое сочувствие Марло к современному ему социально-психологическому типу человека-изгоя, к бунту одинокой сильной личности против враждебного ей мира. В трагедии выразилась и гуманистическая концепция Марло, его задушевные мысли и мечты. Вот почему образ Тамерлана, в котором соединились черты и деклассированного одиночки и гуманиста, выступающего от лица всех, кто ждет освобождения человечества, приобрел сказочный, эпически грандиозный облик.

Но характер Тамерлана в ходе трагедии не остается неизменным. Постепенно раскрываются присущие ему противоречия. Вместе с тем, обнаруживаются и противоречия гуманистических взглядов самого Марло. Шаг за шагом в Тамерлане угасают черты гуманистического идеала, все реже он становится "рупором идей" автора, в нем берут верх черты отталкивающие и страшные. В чем же противоречия Тамерлана? Они заложены уже в его первом "гуманистическом" монологе. В самом деле, если природа наделила всех людей стремлением к лучшей участи и желанием достигнуть "тайной цели — единственного полного блаженства: земной короны на своем челе", то практически это должно привести к борьбе за первенство всех против всех, к подавлению одних людей за счет власти других.

В "Тамерлане" изображен идеальный случай самоутверждения личности. К каким же результатам это приводит? Начиная с картины осады Дамаска, когда по приказу Тамерлана истребляются ни в чем не повинные жители города — старики, девушки, дети, — в пьесе все больше места отводится изображению жестокости завоевателя. Вся вторая часть "Тамерлана Великого" — это история постепенного ожесточения героя, связанного с его полным внутренним одиночеством и безнаказанностью любых его поступков. Как одержимый, он кочует с места на место, разрушает и сжигает города, истязает побежденных. Если раньше он считал себя "бичом земных царей", то теперь его ярость обрушивается на все человечество, начиная с собственного сына. Он именует себя уже "бичом и ужасом Земли". Все больше он утверждается в мысли о своем избранничестве, о том, что он — неуязвимое орудие мстительного бога, посланное покарать людей, сопротивляющихся его воле. Он подавляет волю других людей. "Свой дух ты хочешь в двух несчастных влить, — говорит Амир, его сын, — но лишь в тебе источник наших жизней". "Мы жить не сможем, если ты умрешь", — вторит ему Целебин. Жалкие и трусливые, сыновья Тамерлана впитали только отцовскую жестокость. "Когда бы трои стоял средь моря крови, я б сделал челн, чтобы к нему приплыть..." — говорит Целебин, но когда Тамерлан велит ему убить Баязида, Целебин отвечает: "Пускай его подержат — я ударю". Персу Теридаму Тамерлан обещает: "Мне равный, ты в венце багряном разделишь трон величья с Тамерланом". Но этого не происходит: Теридам в дальнейшем лишь робко пытается выражать свое мнение, он обречен на роль слуги тирана.

Среди фигур, составляющих фон пьесы, наиболее значительна Зенократа. Душевные качества ее противоположны характеру Тамерлана: она противник насилия, ожесточения, чрезмерной гордости, для нее свято то, что чуждо Тамерлану, — родная страна, родственные связи. В речах Зенократы постоянно звучит тема: "Все земное недолговечно" — недолговечны, по ее мнению, и успехи Тамерлана. Любовь к Зенократе вызывает в Тамерлане на некоторое время чувство раздвоенности, сомнение в своей правоте: "Я отдал бы весь мир, чтобы поверить, что истинная слава лишь в добре и лишь она дарит нам благородство". Зенократа — причина того, что Тамерлан в первый и последний раз щадит противника, вступает в "перемирие" с Землей. Но после смерти Зенократы все, это смягчало Тамерлана, отброшено, и он ожесточается. Победа принципов Тамерлана оборачивается его поражением.

В заключительных сценах второй части "Тамерлана Великого" вновь подчеркнуто, что личность, воюющая только за свои права, ожесточается, попирает права других людей, несет в себе семена самоуничтожения. Смерть Тамерлана происходит из-за того, что неутолимая ярость исчерпала его жизненные силы.

Если для Тамерлана вся трагедия заключена в том, что возможности его не безграничны и смерть кладет предел его завоеваниям, то для автора трагическая сущность "Тамерлана Великого" — в неизбежном столкновении интересов людей. Сочувствие к герою — бунтарю и одиночке не скрывает от Марло зловещих черт этого героя. Поэтому Тамерлан одновременно и привлекает и ужасает. Но как совместить интересы "я" и других людей, не знает и сам Марло; в этом — противоречие его гуманистических взглядов. Нового, освобожденного человека он представляет себе только освобожденным от социальных, национальных и прочих связей. Лишь в последующих произведениях Марло, в особенности в "Эдуарде II", намечается попытка решить эту проблему.

Романтика гуманистической концепции человека определила построение "Тамерлана Великого". Действие пьесы сконцентрировано вокруг одной фигуры, в то же время ее борьба за самоутверждение "развертывается на безграничных просторах. Источником, побудительной причиной действия в пьесе всегда выступает воля героя. Обстоятельства создаются Тамерланом. Азия приходит в движение из-за его честолюбивых замыслов.

Обилие действующих лиц в трагедии не нарушает ее "центростремительного" принципа. Внимание драматурга останавливается на них только на то время, когда они нужны для сопоставления с Тамерланом. Теридам, например, обрисован ярко в тот момент, когда изображается сила убеждения и обаяния, свойственные Тамерлану; в дальнейшем образ Теридама обозначен в пьесе лишь "пунктиром". Так, бесследно исчезают из пьесы многие персонажи, чья роль сводится к тому, чтобы оттенить ту или другую сторону образа Тамерлана, создать фон различных этапов его возвышения.

Подчиняя сюжет задаче как можно полнее и ярче осветить центральный образ, Марло расширяет рамки действия до мировых масштабов. Перед зрителем развертывается калейдоскопическая картина событий, происходящих в разных местах и в разное время; картина эта скреплена лишь единством героя.

Романтика гуманизма определила заостренность чувств и страстей героев, патетику их речи. Величавый стиль речи в "Тамерлане Великом" характерен обилием сравнений, гипербол, мифологических параллелей. Нерифмованный пятистопный ямб, которым написан "Тамерлан", на сцене народного театра был новинкой. Ранее он был применен в трагедии "Горбодук", но только Марло сумел преодолеть его сухость и монотонность. Вопреки традиции, требовавшей смысловой законченности каждой строки, Марло заботился о том, чтобы мысль была закончена в каждом периоде, а монологи героев состояли из ряда тщательно отшлифованных периодов. Этот принцип дал ему возможность внутри периода с гораздо большей свободой группировать смысловой материал, сокращать и удлинять фразы и все же не терять четкой стихотворной формы. Белый стих, примененный Марло вместо обычного рифмованного, перенес внимание аудитории на образ, заключенный внутри строки, и на звуковую организацию строки в целом.

Поэтические задачи, поставленные перед собой, Марло разрешил так успешно, что после "Тамерлана Великого" белый стих стал применяться в большинстве английских трагедий.

Мораль "Тамерлана" истолковывалась современниками по-разному. По христианским воззрениям исторический завоеватель Тимур был "бичом бога", то есть испытанием, посланным человечеству свыше в наказание за грехи. В трагедии выражение "бич бога" применительно к Тимуру-Тамерлану употребляется довольно часто, Но идеи пьесы невозможно было совместить с традиционными представлениями. Было очевидно, что автор испытывает симпатию к своему могучему герою. Более того, Тамерлан произносит слова:

Ищите, воины, другого бога, Того, что в небесах — коль там он есть...

И это "коль там он есть" автором убедительно не опровергается. Многие из современников Марло усмотрели в пьесе апофеоз тирании и безбожничества. Четыре года спустя после постановки "Тамерлана Великого" это мнение было подтверждено в послесловии к памфлету; Роберта Грина "На грош ума, купленного за миллион раскаяния". Щадя своего бывшего друга, Грин обращается к нему, не называя имени, как к "славному любимцу трагиков": "не удивляйся тому, что Грин, не раз говоривший с тобой, подобно безумцу в сердце своем, что нет бога, теперь прославляет его величие..." Грин убеждает Марло отказаться от безбожия и от поклонения тиранам, преследующим только свою личную выгоду: "... если бы люди, достигшие власти, держались правила: sic volo, sic jubeo [4], если бы было позволительно и законно, не делая различия между fas и nefas [5], соблюдать только свои выгоды, то одни тираны могли бы господствовать на земле, да и те стремились бы уничтожать друг друга до тех пор, пока из их числа не остался бы один, сильнейший, который, в свою очередь, был бы скошен смертью".

Трудно сказать, насколько Грин был прав, обвиняя Марло в атеизме. В том, что написал сам Марло, высшая точка его безбожия — это сомнение в существовании бога, а не уверенное отрицание его. Но совсем не прав Грин, отождествляя Тамерлана с идеалом Марло. Опасность, о которой говорит Грин, Марло сознавал. Разница между ними заключалась в том, что Грин "сложил оружие", отрекся от свободомыслия, а Марло продолжал поиски, оставаясь верным гуманистическим идеалам.

Вслед за "Тамерланом Великим" Марло пишет "Трагическую историю доктора Фауста" на сюжет популярной немецкой легенды о чернокнижнике, продавшем душу дьяволу. Сохранив в неприкосновенности все важнейшие эпизоды легенды, как они изложены в переводе немецкой народной книги о Фаусте, поэт придал легенде совершенно иной смысл.

Составитель народной книги — ортодоксальный лютеранин; историю Фауста, пожертвовавшего вечным спасением ради мимолетных мирских наслаждений, он рассказывает для того, чтобы предостеречь читателей "от греховного увлечения наукой, от пагубной гордыни, возникающей в людях от чрезмерного ума и недостатка в страхе божием".

В пьесе Марло с таким сочувствием изображено разочарование Фауста в современной ему науке и философии, его стремление овладеть глубочайшими тайнами природы, быть "на земле, как в небесах Юпитер", с такой силой сострадания передано отчаяние человека, вступившего в неравную схватку с несокрушимым божественным авторитетом, что фигура Фауста осветилась обаянием ума, трагической смелости, бескрайней широты помыслов.

Вступительное слово Хора указывает на своеобразие пьесы: в ней "не блеском гордых, дерзостных деяний прославит муза стих небесный свой"; судьба Фауста "добрая и злая" — это история внутреннего конфликта, завершившегося духовной гибелью. С полей битв в далекой Азии действие перенесено в кабинет Фауста. Герой пьесы предстает перед зрителем не сказочным богатырем, а обыкновенным человеком; необычайность его заключена в силе ума и чувствований. Победа свободного и одаренного человека над враждебным миром, изображенная в трагедии о скифском пастухе, в "Трагической истории доктора Фауста" — лишь мечта ученого-гуманиста. Но драматурга занимает не столько сама мечта Фауста, сколько ее воздействие на всю его духовную жизнь. "Фауст" Марло — философско-психологическая драма; наибольших высот художественности автор достигает, изображая героя в моменты напряженных раздумий, в минуты экстаза, отчаяния, сомнений. Гуманистической романтикой пронизано изображение душевного разлада Фауста; в этой сфере фантастические картины общения с дьяволом придают драматическую яркость и значительность внутренней борьбе Фауста, не лишая ее психологической убедительности. Когда же "черная магия" переходит в область реальной жизни, когда показываются "чудеса" Фауста, романтический пафос исчезает, уступая место иронии, фарсовой шутливости, где волшебство только фокус.

Во вступлении четко и кратко очерчена судьба героя при помощи своеобразного мифологического "эпиграфа". Если лейтмотивом "Тамерлана Великого" служит миф о трагической попытке Фаэтона править солнечной колесницей, то Фауст уподоблен легендарному Икару, взлетевшему на крыльях слишком высоко в небо и тем погубившему себя. Дерзкий полет мысли Фауста нарушил неприкосновенность святилища бога, "и небо обрекло его на гибель".

В первом монологе Фауста высказывается уже знакомая нам гуманистическая концепция "неукротимого духа": неограниченная свобода личности, беспредельные возможности познания вселенной, власть человека над землей. Воодушевленный таким идеалом, Фауст с чувством глубокого разочарования подводит итог достижениям современной науки: она служит мелким, ничтожным целям, полна "мертвой шелухи", заражена корыстным духом.

Фауст обращается к священному писанию — и в нем видит несовместимые с гуманистическим идеалом догмы. Оно принижает человека, твердя о первородном грехе. Идея церковной благодати, конечно, чужда Фаусту: она противоречит вере в личную, самодовлеющую ценность человека. Несовместим с гуманистической мечтой о свободе личности и фатализм кальвинистского догмата об абсолютном предопределении.

Характерно для Фауста, человека XVI века, что, резко критикуя библию и христианское богословие, он в то же время мечтает уподобиться богу, рисует свой идеал в библейских красках.

...если б мог ты людям дать бессмертье Или умерших к жизни вновь призвать...

Фауст хочет обладать возможностью повторить библейские чудеса: "чтоб луна упала с небес иль океан всю землю залил". Подписывая договор с дьяволом, Фауст сравнивает себя с Христом, воплощающимся из человека в бога.

Не менее характерно для Фауста — гуманиста эпохи Возрождения, — что его мечты связаны с современными общественными вопросами, "...они (гуманисты. — А. П.) почти все живут всеми интересами своего времени, принимают участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются, кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим" [6].

Фауст хочет изгнать католические армии из восставших Нидерландов, объединить распавшуюся на множество мелких государств Германию, уничтожить дух аскетизма в университетах — все это практические и прогрессивные цели. Но Фауст возлагает все свои надежды на силу знания. При помощи обычных, уже подвластных Фаусту научных средств идеал его не может быть достигнут. В соответствии с легендой Фауст Марло обращается к магии. Это — понятный, исторически обусловленный путь в эпоху, когда естествознание находилось еще в младенческом возрасте и научные представления были полны теологической непоследовательности, соединялись с фантастикой и суевериями. Многие гуманисты пытались преодолеть отсталость науки, "перескочить" через нее, прямо "к абсолютному" знанию, обращаясь к оккультным наукам, увлекаясь алхимией, астрологией. В глазах современников это означало союз с дьяволом, отпадение от бога.

В трагедии путешествие Фауста в область "демонического" — это этапы психологического развития образа, а не подлинная история. Не случайно искусство мага рисуется в красках, скорее подходящих для изображения творческого процесса художника, который создает свой собственный мир — иллюзорный, но подвластный ему:

...Фигуры, буквы, символы, круги. Да, это Фаусту всего желанней! О, что за мир сокровищ и восторгов, Могущества, и почестей, и власти Здесь ревностный искатель обретет!

Заклинания Фауста не имеют подлинной магической силы: демоническое существо появляется по собственной воле. Как уже говорилось, "чудеса", которые Фауст совершает, продав душу дьяволу, изображены с нарочитой иронией: Мефистофель с ловкостью фокусника прикрепляет к голове рыцаря рога, подает из-за сцены виноград; несложен трюк с "оторванной" ногой и т. д. В сценах фаустовских "чудес" сыплются потешные оплеухи и подзатыльники, это — балаган.

Так же как трудно признать или оспорить атеизм Марло, нельзя с определенностью сказать, признавал ли Марло существование таинственных демонических сил или нет. Ясно одно: мировоззрению поэта совершенно чуждо суеверие, наивный демонологизм, объясняющий фокусы, внушение и вообще все непонятные явления, не освященные церковью, вмешательством дьявола. Отказ от традиционного понимания демонизма выразился в самом Мефистофеле Марло. Мефистофель не враг людского рода, уловляющий души из-за извечной злобы; он "скорбный дух", познавший ужасы отверженности, обитатель духовного, не материального ада. "Спутников в горе иметь — утешенье страдальца", — говорит он, объясняя причину — своего прихода за душой Фауста. Он — старший брат Фауста, овладевший колоссальными знаниями и не нашедший в них утешения; с холодной жестокостью и сарказмом он комментирует падение Фауста, повторяющего его собственную судьбу.

Независимо от магии, заклинаний и проклятия, еще до встречи с Мефистофелем Фауст выступил как бунтарь, противник бога. Но он этого отчетливо не сознавал. В аналогичном случае Тамерлан — по существу, противник христианства — тешит себя мыслью о том, что он "бич бога", его орудие.

Заклятия, борьба, доброго и злого ангелов за душу Фауста договор с Люцифером и последующие встречи с Мефистофелем — за всем этим стоит психологическая драма Фауста, постепенное осознание им глубины разрыва своих идеалов с господствующим "божественным" авторитетом, с освященным религией моральным кодексом, а следовательно, и с обществом, где религия считалась основанием государства и глубоко укоренилась в сознании огромного большинства людей.

Вначале Фауст не верит в мрачные предсказания Мефистофеля, не страшится слова "осужденье": ад будет для него раем в обществе единомышленников, да и вообще ад — "басня", Но постепенно нарастает кризис; Фауст утрачивает оптимизм; ему непосильно отречение от бога, сознательное и полное. Непоследовательность и противоречивость душевных состояний, ощущение раздвоенности, все растущее одиночество, отъединение от людей — это ступени интеллектуального ада, по которым он спускается.

Чрезвычайно существенным и органичным элементом драмы о Фаусте являются вставные сценки, прерывающие и пародирующие трагическое действие. Возможно, что некоторые из них не принадлежат перу Марло, а являются позднейшими вставками. Но нет сомнения, что в замысел трагедии эти сцены вошли. Идеальные, психологические противоречия Фауста оттенены здесь картинами быта социального дна. Если Фауст отпадает от общества по идейным причинам, то бедняк-шут, обовшивевший и голодный, готов продать свою душу кому угодно за баранью ногу или горсть монет. Невежественный конюх, наслышавшись о чернокнижниках-ученых, о "мире сокровищ и восторгов", на свой лад толкует гуманистический идеал: его мечта — кухарка Ненси Спит и бесплатная выпивка во всех кабаках Европы.

Фауст ищет утраченное спокойствие и веру в прежние идеалы. Сомнения на время утихают, когда Люцифер показывает ему аллегорическое шествие семи смертных грехов. Как в средневековом моралите, персонифицированные грехи несут свои атрибуты и произносят речи. Исследование пороков человечества удовлетворяет любознательность Фауста и отвлекает от главной проблемы. Но ненадолго. Он делает попытку угасить "сомнения, что раздирают душу", вызвав дух Елены Спартанской.

Образу Фауста Марло присуща особенность, подмеченная у шекспировских героев Пушкиным: Шекспир "...никогда не боится скомпрометировать свое действующее лицо, — он заставляет его говорить со всею жизненной непринужденностью, ибо уверен, что в свое время и в своем месте он заставит это лицо найти язык, соответствующий его характеру" [7]. После подъема первых сцен трагедии Фауст надолго покидает патетические высоты; он выступает в комических эпизодах; речь его стилистически снижена. Но уже в сцене с лошадиным барышником совершенно внезапно — и ненадолго — прерывается бытовая интонация.

"Пошел прочь, негодяй! Коновал я тебе, что ли?"— и в следующей строке:

О, кто ты, Фауст? Осужденный на смерть!

И вот время и место найдены: Фауст произносит монолог, обращенный к духу Елены — духу античной красоты, которая вдохновляла не одно поколение гуманистов:

Так вот краса, что в путь суда подвигла И Трои башни гордые сожгла!..

Не виданный еще в английской поэзии шедевр вложен в уста Фауста. Монолог пронизан двумя противоречивыми ощущениями: восторгом и предчувствием несчастья. Красота Елены и гибель Трои, бессмертие в красоте и смерть от ее пылающего лика, спокойная синева и грозный огонь сплелись воедино. Полный внутреннего движения и контрастов, монолог в то же время обладает безупречной архитектоникой. Торжественность стиля соединена со страстной, нервной, иногда отрывистой интонацией. Фауста не оставляет предчувствие грядущей беды: он хочет биться за Елену, как Парис; но Троя пала.

В последних сценах усиливается мотив одиночества Фауста; он как прокаженный. "Ах, милый мой товарищ... Если б я жил с тобой неразлучно, я здравствовал бы и поныне". Он "...вел чересчур уединенную жизнь". Фауст обречен, на него обращен гнев бога. В предсмертном монологе Фауста поэзия Марло вновь подымается на огромную высоту. Стены кабинета Фауста как бы раздвигаются, он стоит лицом к лицу со всем миром: небом, океаном, землей, звездами. Более чем когда-либо, речь Фауста исполнена волнения, отчаяния, страха. Шестьдесят строк монолога вмещают переживания последнего часа его жизни. Бой часов делает физически ощутимым ход времени. Последние слова Фауста раздаются на фоне похоронных двенадцати ударов. Фауст обращается к Времени, Судьбе (звездам), богу и Люциферу с мольбой пощадить его. Снова он испытывает ощущение раздвоенности: "О, я к богу рвусь! Кто же тянет вниз меня?" Библейские образы смешиваются с образами "Любовных элегий" Овидия; течение стиха прерывается возгласами. Фауст готов отказаться от своих знаний: "Я книги все сожгу!" Но умирает он, не примирившись с богом: его последний крик — "О, Мефистофель!". В этом возгласе слиты укор, ужас и призыв.

По сравнению с "Народной книгой" "Трагическая история доктора Фауста" — апология гуманизма; но изображенный в пьесе гуманистический индивидуализм трагичен, поскольку в поисках личной свободы и личной власти над миром он приводит к бунту против несокрушимого еще авторитета, к одиночеству, утрате целостности сознания, к духовной катастрофе,

"Трагическая история доктора Фауста" — образец синтеза средневековых народных и гуманистических традиций в английской драме. "Фауст" обращен к народной аудитории — и Марло щедро вводит в пьесу элементы средневекового театра: аллегорическое шествие семи смертных грехов, прения доброго и злого ангела и др.; он следует за сюжетом народной легенды, изображая духов, демонов. Все это было привычной, знакомой драматической формой для его аудитории, облегчало понимание идейного замысла пьесы. Марло обрамляет трагедию выступлениями Хора, в которых, говоря как бы от имени массы, разделяющей традиционные религиозные взгляды, он подсказывает своей аудитории сочувствие к судьбе героя.

Важно отметить, что развитие характера Фауста внешне не всегда противоречит религиозному, христианскому истолкованию судьбы чародея. Например, неизбежная гибель Фауста, невозможность его примирения с богом с христианской точки зрения объясняется тем, что Фауст по свободно принятому решению предался душой и телом дьяволу и тем самым совершил неискупимый грех. Однако ход развития характера подчинен не теологическим "законам", а психологической правде; Фауст — не орудие дьявола, не воплощение греха отпадения от бога, он — живой, страдающий человек, представленный главным образом с внутренней, а не внешней стороны, в единстве противоречивых черт. В этом заключено новаторство гуманистической драмы Марло.

Рационалистическое свободомыслие по отношению к церкви и религии было результатом сложного и мучительного процесса для Марло, в течение долгих лет погруженного в атмосферу богословской жизни. Выступая за раскрепощение личности от гнета религиозного авторитета, от освященной церковью сословной морали, Марло отвергает основное в средневековой идеологии. В то же время космология Птоломея, а не Коперника, физиология Гиппократа, а не современных Марло предшественников Гарвея определяют облик вселенной и человека в его ранних пьесах.

В годы первых театральных успехов Марло приобретает новых друзей, общение с которыми углубляет его религиозный скептицизм. Это была группа людей, близких к сэру Уолтеру Роли. Роли — яркая фигура в английской общественной жизни конца XVI века. Он был философом, поэтом, историком, крупным военным деятелем; одно время он пользовался расположением королевы, но подвергся опале. Конец жизни (уже в царствование Якова I) он провел в Тауэре — тюрьме для государственных преступников, был ложно обвинен в заговоре против короля и в возрасте шестидесяти шести лет казнен (1618). Обаяние личности Роли заключалось в широте его взглядов, энциклопедичности (впрочем, иногда поверхностной) знаний, в исследовательском складе его беспокойной натуры. Уолтер Роли был тонким ценителем поэзии и остроумным критиком. Однажды он познакомился с небольшим стихотворением Марло, озаглавленным "Страстный пастух — своей возлюбленной". Тема "приглашения к любви", прозвучавшая с большой эмоциональной силой в "Дидоне", где царица молит Энея о любви, суля ему несметные богатства, всеобщее поклонение, драгоценные доспехи, и в "Тамерлане Великом", где влюбленный Тамерлан рисует перед Зенократой картину ожидающего ее великолепия, в "Страстном пастухе" переложена в совершенно иной ключ. В традициях пасторальной поэзии красноречивый пастух приглашает прекрасную нимфу стать его подругой и узнать радости простой деревенской жизни, позолоченной лишь поэтическим воображением. Однако среди благ, которые обещает условный "пастушок" своей милой, — туфельки с пряжками из чистого золота, плащ с янтарными пуговицами. Изящество и легкость течения стиха, лаконичная изысканность описаний создали известность этому стихотворению. Вскоре Роли написал "Ответ нимфы" и в нем посмеялся над поэтическими условностями пасторального жанра; его "нимфа" гораздо лучше знает, что такое жизнь на лоне природы, чем "пастух" Марло. Она отказывается от его приглашения, так как зимой ручьи замерзают, поля покрываются снегом, а пастухи убегают домой, спасаясь от холода.

В кружке Роли, кроме Марло, наиболее примечателен Томас Хэриот (1560-1621) — выдающийся ученый, которому принадлежат крупные открытия в ряде отраслей знания. Хэриот внес много нового в алгебру, предвосхитил Декарта в разработке некоторых положений аналитической геометрии, одним из первых применил для наблюдения звезд телескоп, обменивался с Кеплером письмами о проблемах оптики. Судя по дошедшим до нас сведениям, Марло чрезвычайно высоко ценил Хэриота. Новаторский подход к естественнонаучным проблемам, характерный для кружка Роли, получил сравнительно небольшой отклик в пьесах Марло. Его привлекла наиболее опасная, тщательно скрываемая от постороннего глаза тема собеседований в кружке — критическое чтение библии. Известно, что Марло во время одной из встреч прочел некий "атеистический" реферат, однако о содержании его можно только гадать. Можно думать, что члены кружка Роли были склонны к рационалистическому объяснению библейских чудес.

Среди людей, с которыми Марло поддерживал отношения, оставался и Томас Уолсингем, после смерти своего старшего брата унаследовавший родовое состояние и обширное поместье. Уже в 1589 году дружеские связи Марло с одним из приближенных Уолсингема поэтом Томасом Уотсоном привели его в Ньюгейт — лондонскую уголовную тюрьму. Томас Уотсон находился в ссоре с неким Уильямом Брэдли и угрожал ему расправой. Брэдли подал в суд жалобу, но расследование не успело начаться: Брэдли был убит Уотсоном на Финсберийском поле близ театра "Куртина". В поединке участвовал и Марло. В Ньюгейте Марло пробыл недолго, так как Уотсона и его оправдали.

Трагедия "Мальтийский еврей" открывает собой второй период творчества Марло, характерный стремлением поэта преодолеть противоречия гуманистического индивидуализма. Поиски шли одновременно в нескольких направлениях. Первое из них — обличительное; оно было связано с так называемым "макиавеллизмом". Крупнейшее произведение Никколо Макиавелли "Государь" в конце XVI столетия все еще не было переведено на английский язык, а было известно, главным образом, по пересказам и памфлетам, в которых учение Макиавелли предавалось анафеме. В "Государе" Макиавелли, выступая с прогрессивной идеей объединения Италии, утверждает, что для достижения этой цели пригодны и достойны любые средства — вплоть до убийства, клятвопреступления и т. д. В Англии политическое учение Макиавелли интерпретировалось как проповедь всеобщего аморализма в политике и в частной жизни. Так, по-видимому, понимал слово "макиавеллизм" и Марло. Его "макиавеллисты" — Варавва ("Мальтийский еврей)", Мортимер Младший (трагедия "Эдуард II"), Гиз (трагедия "Парижская резня") — это уродливо разросшиеся личности, аморальные и антигуманные во всех своих проявлениях: в сфере духовной, семейной, политической. Обличая "макиавеллизм", Марло углубляет социальные характеристики персонажей и ставит в связь хищнический индивидуализм с буржуазным стяжательством (Варавва), с феодально-аристократическим своекорыстием в политике (Мортимер, Гиз). С особенной силой Марло обличает низменность средств, к которым прибегают "макиавеллисты" для достижения своих целей: убийства чужими руками, предательство, бесстыдная лесть и лицемерие. Такой индивидуализм глубоко нужд индивидуализму ранних героев Марло, но именно он является реальной и грозной силой.

Другое направление поисков — это попытки создать положительные образы, которые были бы лишены противоречий Тамерлана и Фауста. В них на первый план выступают человечность, душевное благородство, естественность и чистота чувств, стремление к правде. Таковы Авигея ("Мальтийский еврей"), Кент и юный принц Эдуард ("Эдуард II"), Рамус ("Парижская резня"). Эти герои преодолевают одиночество, им свойственна целостность характера. Но как раз отсутствие противоречий в этих героях придает им пассивность, статичность; они лишены яркости и силы.

Третий путь — это стремление Марло подойти с новой оценкой к сложным, противоречивым характерам, показать их на фоне реальной общественной жизни и мерой личности сделать ее отношение к обществу. На этом пути Марло впервые находит возможности обособить в ранее безликой народной массе отдельные фигуры. Если в "Фаусте" народная оценка героя была вынесена за пределы действия в комментарий Хора, то в "Эдуарде II" эту роль выполняет эпизодический, но колоритный драматический персонаж — косарь. Трагедия "Эдуард II", оставаясь трагедией личности, открывает путь для исторических драм в шекспировском духе.

Эволюция гуманистических взглядов Марло сопровождалась постепенным ослаблением его интереса к собственно богословским вопросам за счет более пристального внимания к социальным аспектам религии. В "Мальтийском еврее" рационалистическая критика христианства соседствует с обличением ханжества христиан. В "Эдуарде II" и "Парижской резне" религия выступает только как фактор общественно-политической борьбы.

"Мальтийский еврей" в том виде, в каком эта трагедия дошла до нас, по всей вероятности, представляет собой руины первоначального текста Марло. Третий, четвертый и пятый акты резко отличаются от двух первых огрублением образов и искусственностью ситуаций. Однако двух актов достаточно, чтобы вызвать интерес читателя к своеобразному замыслу трагедии и ее герою.

Дух Макиавелли, выступающий в прологе, утверждает, что его принципы распространены гораздо шире, чем обычно полагают. И действительно, мир, изображенный в трагедии, пропитан сверху, донизу ядом стяжательства, лицемерия и эгоизма. Герой "Мальтийского еврея" — один из худших представителей этого мира. Природные интеллектуальные его силы обращены во зло, он — враг человечества и своих сородичей. Особенность трагедии заключена в том, что Варавва — аморальный хищник и лицемер — одновременно и разоблачитель себе подобных. В саркастических репликах и монологах Вараввы обнажается своекорыстная подоплека напускного благочестия правителей Мальты — рыцарей монашеского ордена. Ядовитая ирония Вараввы — это голос самого Марло.

Трагедия "Эдуард II", написанная в 1592 году, во многих отношениях отличается от предыдущих пьес Марло. Впервые сюжетом его произведения стал эпизод национальной истории. Марло стремится к тому, чтобы развитие действия соответствовало историческим фактам (как они дошли до него в хронике английского историка Холиншеда) и редко прибегает к домыслу. Исчезли свойственные ранее персонажам Марло гигантские масштабы помыслов и поступков. Образы трагедии, уменьшившись в пропорциях, выиграли в "объемности": почти каждый из них — живая индивидуальность, освещенная с разных сторон.

Но, несмотря на новизну тематики и стиля, "Эдуард II" близок к предыдущей трагедии существом проблем. Король Эдуард II и его политический враг лорд Мортимер Младший — каждый по-своему одержимы эгоистическими желаниями. Безвольный и порывистый король переживает одно за другим увлечения молодыми людьми, поднятыми им из безвестности до высших государственных должностей. Любимцы целиком поглощают его внимание; ради Гевестона и Спенсера он готов принести в жертву интересы страны; это возбуждает против него справедливое негодование. Мортимер Младший, напротив, маскирует свое властолюбие и на словах — поборник интересов Англии и справедливости. Однако, свергнув короля, он снимает личину и ведет себя как тиран. Король, обреченный на скорую гибель, униженный и одинокий, освобождается от эгоистических страстей и стоически принимает смерть. Мортимер, после недолгого триумфа сброшенный с трона на плаху, уходит из жизни, не изменив своей философии ни на йоту.

В "Эдуарде II" обнаруживается знаменательная переоценка ценностей. Личная воля и способности героя, игравшие огромную, — подчас решающую роль в ранних пьесах Марло, в "Эдуарде II" приводят к успеху лишь при условии, еслиаони опираются на реальные общественные силы.

После непоправимых ошибок к такому выводу приходит король. Вся деятельность Мортимера Младшего основана на молчаливом признании этого факта. Используя общественное мнение, военную мощь баронов, льстя народу, макиавеллист Мортимер — овладевает троном. Благородный, честный Кент гибнет, пытаясь в одиночку спасти короля. Беспомощен справедливый принц Эдуард, пока он, взойдя на трон, не получает поддержки страны. Так в разных эпизодах трагедии варьируется основная мысль: мера личности — в ее отношении к обществу.

В последней пьесе Марло "Парижская резня" эта идея получает дальнейшее развитие, приобретает конкретное политическое содержание. Изображая гражданскую войну во Франции, кровавое избиение французских протестантов-гугенотов католиками, победу; короля-гугенота Генриха Наваррского, драматург отчетливее, чем в "Эдуарде II", связывает стремление положительных героев к справедливости с их общественной позицией. С другой стороны, заострилось обличение антигуманности индивидуализма, опирающегося на реакционные социальные силы.

Персонажи "Парижской резни" образуют как бы два групповых портрета: лагеря католиков и лагеря гугенотов. Каждый из персонажей, входящих в ту или иную группу, обрисован скупо, фрагментарно; в нем скрадываются индивидуальные черты за счет свойств, характерных для группы в целом, В "Парижской резне" католикам свойственны аристократическое высокомерие, жестокость, религиозная нетерпимость, преступный "макиавеллизм" в политике. Наиболее значительная и активная фигура в католическом лагере — герцог Гиз, характер которого детально разработан драматургом. Гиз воплощает в себе все отрицательные качества католиков, но главное в нем — безграничный эгоизм и властолюбие. Гугеноты изображены как гонимые жертвы аристократического произвола, как люди, одушевленные идеей общего блага, сильные своей сплоченностью. Положительный герой "Парижской резни" Генрих Наваррский лишен каких-либо индивидуалистических черт; его сила — в справедливом в своих целях общественном движении.

Сочувствие Марло целиком на стороне гугенотов, однако оно не носит религиозного характера. В единственном эпизоде пьесы, где гугенот и католик (Рамус и герцог Гиз) вступают в идейный поединок, спор идет не о существе религиозных догматов. Гиз бросает Рамусу обвинение в том, что тот не подчиняется авторитетам, опровергает "все аксиомы мудрых докторов". Гуманистический рационалистический тезис Рамуса: "Аргумент, основанный на авторитете, не строг", Гиз "опровергает" тем, что приказывает убить оппонента. Аристократ Гиз против сына угольщика Рамуса, насилие против силы разума, хищнический индивидуализм против гуманизма — в этом, а не в религиозных вопросах, заключается существо конфликта "Парижской резни" и здесь Марло делает свой выбор.

По-видимому, в начале 1593 года у Марло возникает замысел большой поэмы на античный сюжет — "Геро и Леандр". К весне были готовы две первые ее части.

На этот раз произведение Марло обращено не к пестрой народной театральной аудитории, а к сравнительно узкому кругу знатоков поэзии и образованной придворно-аристократической среде. Здесь придавалось большое значение "искусству" в поэзии, то есть умению поразить воображение филигранной отделкой стиха, сложным мифологическим сравнением, предполагающим высокую культуру читателя, изяществом выражения. Всеми этими качествами обладает "Геро и Леандр". Поэтическая ткань поэмы, более чем когда-либо у Марло, насыщена мифологическими образами; иногда они образуют целую цепь (например, в описании красоты Леандра); зачастую поэт нарочито усложняет мифологическое сравнение описательным оборотом: кентавров он называет "косматыми существами, порожденными грешным Иксионом", использует мелкие детали античного эпоса ("как жезл Цирцеи, был он станом строен") или даже выдумывает такие детали, чтобы намекнуть на менее известные варианты древних легенд. Искушенному читателю должно было быть понятно, например, что Нептун, подарив Леандру браслет Геллы, совершает как бы обряд обручения.

Плавные периоды поэмы скреплены созвучиями парных рифм; фраза, свободно расположенная а строках, в нужных случаях легко "кристаллизуется" в афористичных, синтаксически законченных двустишиях; четкая, даже жесткая ритмозвуковая основа поэмы усиливает ощущение непринужденности интонации, субъективной, авторской свободы в изложении. Поэтому так легко вплетаются в сюжет авторские отступления, иронические сентенции.

Стиль "Геро и Леандра" несет явственный отпечаток условности. По античной легенде, Геро и Леандр — идиллически наивные существа, любовь их безыскусственна, как проста и естественна окружающая их природа. Геро и Леандр Марло наделены лишь условной простотой, сквозь которую проступают черты совсем иные. "Юная жрица" носит ожерелье из простых камешков — и роскошное одеяние с модными в XVI веке сюжетными вышивками на рукавах, драгоценную обувь с хитроумным механическим приспособлением. Леандр, не обладающий, как предполагается, любовным опытом, обращается к Геро с любовной речью, "как ритор изощренный". До минимума сведен пейзаж; краски живой природы уступают место мифологическим аллегориям и яркому, но мертвенному сиянию хрусталя, золота, алмаза. Марло и не стремится скрыть условности поэмы. Целым рядом деталей он дает почувствовать, что на сюжетной канве легенды выткана история любви современных ему героев. Геро напоминает не жрицу, а аристократку XVI века, Леандр — юношу невысокого социального положения, наделенного, помимо красоты, острым умом и красноречием, "Богиня, увлеченная пастухом" — так иносказательно подчеркивается социальное неравенство героев. Но этот мотив подчинен главному — защите любви, свободной от средневековой аскетической морали. В страстной и вместе с тем чуть-чуть иронической речи Леандра против девства заключена огромная полемическая сила, по достоинству оцененная современниками Марло. Отрицание "божественности" аскетического идеала было вызовом, кощунством с точки зрения религиозного англичанина XVI века.

В "Геро и Леандро" с первых строк звучит и трагическая тема. Леандр должен погибнуть. Как и в "Эдуарде II", падение героя связано с патологической страстью — на этот раз Нептуна к Леандру — значение этого аспекта поэмы нельзя недооценивать: здесь творчество Марло частично соприкасается с литературой эпохи кризиса и упадка гуманизма. Тема патологических страстей и безумия героев то с большей, то с меньшей силой выступает в "Дидоне", "Тамерлане Великом" и "Эдуарде II". Правда, она нигде не занимает ведущего места. Трагизм Марло определяется иными проблемами, он проникнут пафосом борьбы за гуманистический идеал. И все же даже резко отрицательные герои трагедий Марло второго периода — Варавва, Мортимер, Гиз — обладают долей темного обаяния, В "Геро и Леандре" возникает еще одна, ранее несвойственная Марло тема — всевластие судьбы, господство страстей над разумом. Рядом с ясными пластическими образами время от времени появляются образы излишне отвлеченные, поражающие прежде всего выдумкой и неожиданностью.

Поэму "Геро и Лоаидр" Марло закончить не удалось. Этому помешали надвинувшиеся грозные события.

Марло уже в течение некоторого времени находился под наблюдением тайной полиции. В середине мая 1593 года в руки "наблюдателей" попали новые порочащие Марло сведения.

В эти дни лондонская полиция занялась расследованием важного "дела": в городе начались волнения подмастерьев, были обнаружены бунтовщические прокламации. Во время поисков авторов и издателей прокламаций полиция заподозрила драматурга Роберта Кида и произвела обыск у него на квартире. Крамольных листков не было; но среди рукописей Кида был найден трактат, содержащий различные еретические высказывания; эта находка заинтересовала полицию в высшей степени. Кид был арестован и при аресте показал, что трактат является собственностью Марло, с которым он, Кид, жил раньше в одной комнате. При ближайшем рассмотрении рукопись оказалась изложением еретических взглядов унитарианца Джона Эштона, осужденного в 1549 году.

18 мая 1593 года Тайный совет постановил арестовать Марло. В это время поэт находился в Скэдбери, в доме Томаса Уолсингема. Из Скэдбери констебль доставил Марло в Лондон. Однако официального разбирательства не последовало. Марло дал подписку о невыезде: он должен был ежедневно являться в Тайный совет.

В мае в Лондоне началась очередная вспышка эпидемии чумы. Видимо, поэтому Марло направился в Дептфорд — местечко в трех милях от Лондона, на берегу Темзы. Дептфорд был местом загородных прогулок лондонцев; на реке близ Дептфорда стоял на вечном приколе знаменитый корабль "Золотой олень", на котором флотоводец, пират и путешественник Френсис Дрейк совершил кругосветное плавание.

Прошло еще несколько дней — и грянул новый удар, опаснее предыдущего. Тайным советом был получен донос на Марло, подписанный Ричардом Бейнзом. Бейнз передавал о Марло сведения, которые, если бы они подтвердились, привели бы поэта на эшафот. Донос Бейнза напоминает беспорядочный конспект разговора с Марло. Вкратце пункты обвинения сводятся к следующему: Кристофер Марло кощунственно отрицает богодухновенность священного писания; пророк Моисей лишь дурачил своими фокусами невежественных евреев — "Хэриот может сделать то же". Марло отрицает божественность Христа: он-де не родной, но вполне земной сын Иосифа; Христос распутничал с сестрами из Вифании и с Иоанном Богословом, а иудеи знали, что делали, когда предпочли разбойника Варавву Христу; он, Марло, называет протестантов лицемерами и ханжами, и католицизм правится ему больше из-за торжественности службы, красивого пения; более того, он утверждает, что мог бы основать новую религию, лучшую, чем все другие. "Чудовищные" мнения Марло касаются и христианских представлений о сотворении мира: он якобы утверждает, что христианская космогония не согласуется с историей, и есть доказательства, что человек существовал шестнадцать тысяч лет тому назад, в то время как по библии первый человек был создан всего шесть тысяч лет назад. Марло якобы считает, что фальшивомонетчики имеют столько же нрав выпускать деньги, что и сама королева. Важным пунктом доноса Бейнза было обвинение Марло в том, что свой "атеизм" он распространяет среди знакомых и ему удалось "совратить" еще несколько человек.

К доносу Бейнза, разумеется, нельзя относиться как точному документу. Однако, если отбросить оскорбительную для христиан, вызывающую форму насмешек, приписанных Марло, нельзя не заметить, что дух этих высказываний близок идеям, выраженным во многих произведениях Марло. Многое, в чем Бейнз обвиняет Марло, тот мог говорить.

Бейнзу вторит Кид: в письме к лорду-хранителю большой печати Пакерингу он заявляет, что Марло-де известен своим атеизмом и часто открыто говорил о Христе в крайне непочтительных выражениях; возражать не приходилось из-за крутого нрава Марло, скорого на расправу. Но письмо Кида уже не могло повредить Марло; оно было написано после событий, происшедших 30 мая в Дептфорде.

В этот день Марло встретился в одной из таверн Дептфорда с тремя людьми: Ингремом Фрайзером, Николасом Скирсом и Робертом Поули. Все трое пользовались очень дурной славой. Ингрем Фрайзер, доверенное лицо леди Уолсингем, был известен мошенничествами, разорившими не одну жертву; Скирс был его помощником и, вероятно, агентом тайной полиции. Роберт Поули считался крупной фигурой в полицейском мире. Провокатор и осведомитель, он оказал важные услуги короне, сыграв крупную роль в раскрытии католического заговора Бэбингтона; Поули постоянно использовался для заграничных поручений. В Дептфорд он приехал, только что возвратись из очередного секретного вояжа.

В таверне, принадлежащей вдове Элеоноре Булль, лондонцы провели целый день. Уединившись в одной из комнат, они беседовали до обеда. После обеда разговор продолжался в саду, к ужину все вернулись в дом. Когда был подан счет, Марло лежал на постели, остальные сидели на скамье у стола. Возник спор. Пояс Фрайзера с кинжалом (обычная принадлежность туалета англичан XVI века) висел на спинке скамьи. Марло, как впоследствии показали участники этой встречи, якобы нанес кинжалом легкий удар Фрайзеру... Остальное — в докладе коронера, который опирался на показания трех заведомых негодяев, мастеров грязных дел; они знали, что суд поверит любой сказке, которую они придумают, — и не ошиблись.

Мы не знаем, кому именно была нужна "нечаянная" смерть Марло. Быть может, Уолсингемы, связанные тайными отношениями с шотландским королем Яковом Стюартом (будущим королем Англии), опасались нежелательных признаний Марло в застенке; быть может, Тайный совет считал полезным до расследования дела об "атеизме" Марло устранить его. Так или иначе, в Дептфорде или Лондоне жизнь вольнодумца и еретика должна была оборваться. Первого июня 1593 года тело Марло было поспешно похоронено на кладбище Дептфорда.

В историю английской литературы Кристофер Марло вошел как смелый реформатор в искусстве, как революционер. В его первых пьесах — "Тамерлане Великом" и "Трагической истории доктора Фауста" — гуманистический идеал выступил в открытом конфликте с основами средневековой феодальной идеологии и прежде всего с религией и сословной моралью. Ни до, ни после Марло английская гуманистическая литература не знала столь резкого отрицания религиозного авторитета, социальных и моральных запретов, сковывающих разум и волю личности. Вместе с тем, осознание не только внешних, но и внутренних противоречий идеала свободной личности подвело Марло к грани, за которой возможен распад гуманистической идеологии. В этом смысле Марло, являясь хронологически предшественником Шекспира в драме, иногда оказывается ближе его к литературе эпохи кризиса английского гуманизма. Возможность такого индивидуального "перелета" внутри общего литературного процесса не должна удивлять. Английский гуманизм развивался в эпоху позднего Возрождения, поэтому одновременное существование разных по степени зрелости форм гуманизма не было редкостью. Так, например, на рубеже XVII века создаются зрелые гуманистические трагедии Шекспира, талантливые и сложные произведения Джона Донна, чье творчество отмечено чертами кризиса гуманизма, и комедии Бена Джонсона, обозначившие крайнюю точку развития народного гуманистического театра.

Однако на опасной грани Марло колеблется, главным образом, в первый период своего творчества — в пору создания "Тамерлана Великого" и "Фауста". В дальнейшем эволюция взглядов Марло пошла в направлении, близком к основному руслу развития английского демократического гуманизма.

Романтика гуманистического идеала оказала формирующее воздействие на ранние пьесы Марло. Впитав в себя разнородные литературные традиции, стиль этих пьес стал, в свою очередь, источником подражаний и плодотворного развития в английской драме. "Тамерлан Великий" оказал несомненное влияние на пьесы "Альфонс, король Арагона" Роберта Грина, "Битва при Алькасаре" Джорджа Пиля, "Раны гражданской войны" Томаса Лоджа. Во всех этих пьесах взяты за образец стремительное и многоплановое действии, титанизм центрального образа, экзотичность обстановки, величавый декламационный стиль, свойственные "Тамерлану Великому".

Непосредственным откликом на "Фауста" была пьеса Грина "Монах Бэкон и монах Бэнгей", посвященная злоключениям ученого-чародея. Однако пьеса Грина лишена трагизма и, в сущности, неглубока. Философско-психологическая драма, основанная Марло, получила развитие (правда, утратив богоборческую направленность) в творчестве Шекспира и, прежде всего, в "Гамлете".

Произведения второго периода, в особенности "Мальтийский еврей" и "Эдуард II", были использованы в народном театре во всем объеме их проблем и драматических средств. Несомненно, что образ Шейлока в "Венецианском купце" Шекспира многим обязан образу Вараввы. Трагический фарс, где злодей выступает и как разоблачитель и является центральной "пружиной" действия, нашел замечательного интерпретатора в лице Джонсона — автора "Вольпоне" и "Падения Сеяна". Варавва стоит первым в ряду многочисленных "макиавеллистов" английского театра XVI-XVII веков.

"Эдуард II" во многом близок развивающемуся в 90-е годы жанру драматических хроник. Шекспир, который создал все лучшее в этом жанре, обязан также "Эдуарду II" (точнее, образу Мортимера Младшего) и замыслом образа Ричарда III в одноименной трагедии.

В первый период творчества Марло были созданы наиболее значительные его произведения. В них Марло вступил в области, которые и впоследствии были доступны лишь немногим исключительно одаренным художникам. Тамерлан и Фауст — не только открытия колоссальных положительных потенций личности; в этих образах открылись огромные разрушительные силы, заключенные в человеке: перспектива ожесточения, одичания сильной личности, подавления его воли и свободы других людей; открылась перспектива губительного конфликта человека с самим собой под непреодолимой тяжестью враждебных ему сил. Легенда о Фаусте стала "найденной" формой, в которой выразились наиболее сложные внутренние проблемы европейской интеллигенции последующих эпох — через оптимистическое толкование Гете к трагизму "Доктора Фаустуса" Манна. А Тамерлан? Гете, как и Марло, придал восточный облик чертам западного героя. Его Тамерлан — набросок характера наполеоновского склада, в котором Гете видел воплощенное движение истории, сверхличное начало, соразмерное лишь силам природы. Поэтому Тамерлан Гете несет в себе прежде всего идею исторического прогресса, которым оправданы бесчисленные жертвы.

Но не плачь, из их печали Мы веселье извлечем. Разве тысячи не пали Под Тимуровым мечом?

Однако для людей середины XX века в "восточно-западном" комплексе, каким литературная традиция сделала образ Тамерлана, собственный исторический опыт выдвигает на первый план не гетеискую идею, не пафос утверждения личности, а зловещие черты насилия и самоистребления.

Трагическое в пьесах Марло, отражая противоречия эпохи, вместе с тем неразрывно связано с личной судьбой поэта. "Totus mu ad us agit histnonein" ("Весь мир лицедействует") — эта надпись над входом в знаменитый театр "Глобус" передает острое ощущение современниками Шекспира и Марло драматичности эпохи. Марло наравне со своими героями принял участие в этой драме, и его гибель приобрела более широкий и значительный смысл, чем факт личной биографии. Поэтому эпитафией и герою и автору звучат для нас заключительные слова Хора в "Трагической истории доктора Фауста":

Побег, взраставший гордо, отсечен И сожжена ветвь лавра Аполлона...

Тамерлан великий[8]

Трагедия в двух частях

Перевод Э. Линецкой (Часть первая)

Перевод Е. Полонской (Часть вторая)

Часть первая

ПРОЛОГ

От песен плясовых и острословья, От выходок фигляров балаганных Мы уведем вас в скифские шатры; Там перед вами Тамерлан предстанет, Чьи речи шлют надменный вызов миру, Чей меч карает царства и царей. В трагическом зерцале отраженный, Он, может быть, взволнует вам сердца.

Действующие лица

Микет, персидский царь.

Хосров, его брат.

Ортигий, Кеней — придворные персидского царя.

Меандр, Менафон, Теридам — военачальники персидского царя.

Тамерлан, скифский пастух.

Техелл, Узумхазан — его военачальники.

Агид, Магнет — мидийские вельможи.

Каполин, египетский военачальник.

Баязид, турецкий султан.

Аравийский царь.

Фесский царь.

Марокканский царь.

Алжирский царь.

Египетский султан.

Правитель Дамаска.

Филем, гонец.

Зенократа, дочь египетского султана.

Аниппа, ее служанка.

Забина, турецкая султанша.

Эбея, ее служанка.

Дамасские девушки.

АКТ I

СЦЕНА 1

Входят Микет, Хосров, Меандр, Теридам, Ортигий, Кеней, Менафон и другие.

Микет

Мой брат Хосров, меня грызет забота, Но я о ней поведать не сумею: Тут громовые надобны слова. Об этом деле расскажи вельможам: Ведь ты красноречивее, чем я.

Хосров

О Персия, несчастная держава! Тобой когда-то правили герои, Что мудростью лукавой и отвагой Смирили Африку и одолели Окованную холодом Европу[9], Где солнце робко светит сквозь туман. Теперь твой трон достался человеку, Родившемуся в черный день слиянья Сатурна с Цинтией. Убогий мозг Не озарен Юпитером и Марсом[10]. И вот тебе грозится турок саблей, Татарин наступает на тебя!

Микет

Я понимаю, брат, куда ты клонишь: Твои планеты только означают, Что царь Персидский обделен умом. Но ты спроси придворных и узнаешь, Что вовсе я не глуп. За эту дерзость Тебя предать я мог бы лютой казни. Скажи, Меандр, ведь мог бы?

Меандр

Не за такую малость, государь.

Микет

Я не хочу казнить тебя, а мог бы. Но ты живи. Микет велит: живи! Меандр, ты мой испытанный советник: Так расскажи им о заботе царской, Об этом скифском воре Тамерлане, Что нападает на людей торговых, Как лис на птиц, летающих в полях. Меня он замышляет ощипать: Тут надо проявить расчет и мудрость.

Меандр

Ты часто жаловался, государь, Что грабит дерзновенный Тамерлан Персепольских купцов[11], чьи караваны По суше направляются на запад. В твоих владеньях каждодневно он Свершает беззаконные набеги И, веря предсказаниям пустым, Мечтает Азию завоевать И сделаться властителем Востока. Пока в глубь Азии он не проник, Пока не плещет кочевое знамя Над нашими обильными полями, Пусть соберет сейчас же Теридам Отряд тысячеконный, чтоб внезапно Напасть на Тамерлана, в плен забрать И во дворец к тебе живым доставить.

Микет

Ты прав, и речь твоя тебя достойна. Как Питию Дамон, ты верен мне[12]. Так, значит, если с этим все согласны, Пускай немедля выступит отряд И устрашит занесшегося вора. Довольны вы моим решеньем царским? Вам нравится ль оно?

Хосров

Раз ты решил, кто смеет прекословить?

Микет

Внимай же мне, отважный Теридам, Прославленный начальник войск Микета, Надежда Персии и меч ее, Который ей всегда служил опорой И спуску не давал ее врагам: Отряд в сраженье поведешь ты сам, Чтоб яростно стереть на поле брани Воспоминание о Тамерлане. Иди нахмурясь, радуясь вернись, Как с греческой Еленою Парис. Ступай, не мешкай: время быстротечно, Коварна смерть, а жизнь недолговечна.

Теридам

О милостивый царь и повелитель! В полночном небе бледная луна Еще не обновит свой свет заемный, Как Тамерлан со всей ордой татарской Иль припадет к твоим стопам с мольбою, Иль примет смерть от наших рук в бою.

Микет

Моим врагам ты страшен, Теридам. Ты глянешь — и они бегут в смятенье. Так возвести же мне скорей победу! Пусть белые, как пена, скакуны Вернутся черными от вражьей крови И привезут нам драгоценный груз: Мешки с отрубленными головами.

Теридам

Я выступлю сейчас же, государь.

Микет

Иди и в спутницы возьми победу.

Теридам уходит.

Что ж, Менафон, ты прячешься за спины, Когда кругом все жаждут в бой лететь? Иди за Теридамом, Менафон, И храбростью со скифами померься.

Хосров

Пусть остается здесь. У Менафона Есть дело поважней, чем ловля вора. Его немедля следует назначить Правителем всей Африки, чтоб он Опять расположил к нам вавилонян, Иначе против нас они восстанут: Им нужен мудрый государь, не ты.

Микет

"Им нужен мудрый государь, не ты"! Он это вслух сказал. Меандр, запомни!

Хосров

Еще добавь: вся Азия готова Восстать на слабоумного царя.

Микет

Клянусь царей несокрушимым троном...

Хосров

Целуй его, иначе не поверим!

Микет

...обитым драгоценными шелками, Я отомщу за дерзкие слова! Где ныне верность долгу и покорность? Вас Каспий поглотил? Иль океан? Как мне назвать сейчас Хосрова? Братом? Нет, ты мне враг! Чудовище! Да будет Навеки заклеймен позором тот, Кто над своим властителем глумится! Пойдем, Меандр! Я оскорблен, Меандр!

Уходят все, кроме Хосрова и Менафона.

Менафон

Мой господин! Я в страхе и смятенье! Такой обиды не забудет царь!

Хосров

Его угрозы мне смешны — и только! Я знаю, что персидские вельможи И полководцы всех мидийских войск[13] Хотят Микета свергнуть, чтоб меня Возвесть на трон азийского владыки. Нет, я из-за того душою болен, Что больше не дрожат соседи наши При имени персидского царя И нам повиноваться не желают. Готов рыдать я, получая вести О том, что воины из южных стран В Восточной Индии кишат, как черви, И золото на кораблях вывозят, Владенья наши подчинив себе.

Менафон

Ты радоваться должен, господин: Сама судьба тебе дарует случай Завоевателем прослыть в веках, Вернув хиреющей державе силу. Граничат с нами Африка, Европа, Вся Азия тебе подчинена; Став во главе бесчисленного войска, Как новый Кир, ты в Грецию ворвешься[14] И усмиришь гордыню христиан, Сровняв с землей их укрепленный стан.

За сценой труба.

Хосров

Ты слышишь рев трубы? Что это значит?

Менафон

Сюда идут Ортигий и другие Тебя короной царской увенчать.

Входят Ортигий с короной в руках, Кеней и другие.

Ортигий

Прославленный Хосров, тебя мы просим От имени вельмож и горожан Могучей Персии, отчизны нашей, Принять корону, царской власти знак.

Кеней

Воинственные знатные мужи, Чьи толпы наполняли наш Персеполь, И полководцы африканских войск, Что прежде возвращались из походов, Блистая золотым шитьем одежд И самоцветами в серьгах и кольцах, Теперь, томясь бездействием и скукой, В унылых укреплениях живут, Не получая платы, громко ропщут, Грозят восстаньем и царя поносят. Чтобы мятеж в зародыше пресечь, Тебя мы просим взять бразды правленья. При этой вести персы возликуют, Как македоняне возликовали, Узнав, что побежден великий Дарий[15] И полчища его попали в плен.

Хосров

Я знаю, что под управленьем брата Персидская держава захирела, И посему готов принять венец. Клянусь, наветы недругов презрев, Его носить моей стране на благо.

Ортигий

Во исполнение желаний наших Венчаем ныне мы тебя на царство. Будь Азии и Персии царем, Армении и Мидии владыкой, Албанией[16] и Африкою правь. Месопотамия тебе подвластна, И Парфия[17], и Индия, и все Открытые недавно острова, И яростный, неугомонный Каспий, И необъятный голубой Эвксин[18].

Все

Да здравствует могучий царь Хосров!

Хосров

Пусть поразит меня стрелой Юпитер, Коль вам за преданность я не воздам И воинов, меня сейчас избравших, Не поведу топтать поля врагов! По воле тех, кто жаждет бранной славы, Один останусь я на царском троне И, с Теридамом действуя совместно (Его отряд немедля мы догоним), Приспешников Микета истреблю.

Ортигий

Мы, государь, не стали бы на царство Тебя венчать у самого дворца Низложенного брата твоего, Когда б не думали, что нас поддержат Все люди именитые в стране. Но все же десять тысяч скакунов Оседланы на случай, если недруг Посмеет покуситься на тебя.

Хосров

Известно это мне. Друзья, спасибо.

Ортигий

Так пусть же трубы громко затрубят.

Трубы.

Все

Храни царя, о боже!

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Тамерлан, ведущий за руку Зенократу, Техелл, Узумхазан, Агид, Магнет, придворные и воины, нагруженные добычей.

Тамерлан

Ну, ну, не плачь, царевна, успокойся: Мы сохраним сокровища твои — И золото, и яхонты, и перлы. Ты в большей безопасности у нас, Чем в Сирии, под крылышком отца — Египетского грозного султана.

Зенократа

Пастух, коль ты дурное замышляешь, Молю смиренно, сжалься надо мной: Не позволяй сообщникам твоим Себя злодейским делом запятнать, Царевну беззащитную ограбив. Правитель Мидии — родной мой дядя; Я у него всю юность провела, И вот теперь с индийской свитой еду В Мемфис[19] к отцу. Нам дал султан турецкий Бумагу с подписью собственноручной, Чтоб турки не чинили нам препон.

Магнет

Владыке скифов мы везем от хана Не только драгоценные дары, Но и приказ нам помогать в дороге, Коль в помощи окажется нужда.

Тамерлан

Ну что ж, теперь вы сами убедились, Что здесь приказываю только я. Чтоб золото сберечь в моих владеньях, Вам следовало б раньше заручиться Согласием не хана, а моим. Но так как я люблю привольно жить, То легче стать властительным султаном, Чем у меня добычу отобрать, Затем что грабежи мне помогают Младенческую укреплять державу, Пока, царей и царства поглотив, Она не станет властвовать над миром. Есть нареченный у тебя, царевна?

Зенократа

Да, государь... Ведь ты здесь государь?

Тамерлан

Я государь деяньями своими, Хотя и был отец мой пастухом. Твое лицо прекрасно, Зенократа! Должна ты ложе украшать того, Кто завоюет Азию сегодня, А завтра в трепет приведет весь мир, Кто рубежи свои раздвинет так, Что солнце не зайдет в его владеньях. К чему мне пурпур этих одеяний? Шлем, латы, щит и острая секира — Вот Тамерлана праздничный наряд. Не плачь, царевна, о своих утратах: Быть может, их ценою ты взойдешь На гордый трон владычицы Востока. Просты по виду эти пастухи, Но день придет — и поведут они В поход столь многочисленное войско, Что горы задрожат под их шагами, Как будто бурное дыханье ветра На волю хочет вырваться из недр.

Техелл

Восставший ото сна могучий лев, Что члены расправляет и к прыжку Готовится на робкую добычу, — Таков одетый в панцирь Тамерлан. Я знаю, что пред ним цари падут, Что он рукой презрительной и гневной Сорвет венцы с трепещущих владык.

Узумхазан

Техелл, он нас на троны возведет, И мы ему до гроба не изменим.

Тамерлан

Спасибо вам, соратники и други! Я вижу, что, надменные мидяне Считают наши речи похвальбой; Но коль они так мало ценят нас, Чьи замыслы, как небо, необъятны, А копья жаждут покорить весь мир, — Пусть следуют за нами, чтоб воочью На нас увидеть царские венцы.

Зенократа

Нет, боги — покровители невинных — Ни в чем успеха не даруют тем, Кто к беззащитным путникам жесток. Верни моим друзьям и мне свободу — Тогда твои желания исполнит Властительный египетский султан.

Агид

Все достоянье наше и царевны Возьми себе, а нас освободи. Отдай нам только мулов и верблюдов, Чтоб мы могли до Сирии добраться, Где ждет сейчас приезда Зенократы Ее жених — отважный Алкидам.

Магнет

И где бы ни пришлось нам побывать, Мы будем всюду славить Тамерлана.

Тамерлан

Иль не пристало жить со мной царевне? А вам позорно состоять при мне? По-вашему, я золото возьму В обмен на вас? Но Индия и та Не так богата, чтобы откупить Хоть одного из слуг моих. Царевна, Ты ярче серебра родопских недр[20], Прекрасней, чем Юпитера любовь, Белое, чем снега на горных кручах. Я обладать тобой хочу сильней, Чем завладеть персидскою короной, Предсказанной мне сочетаньем звезд. Я дам тебе две сотни слуг-татар, Чьи скакуны поспорят и с Пегасом; Мидийские шелка твоих одежд Каменьями такими разукрашу, Каких ты не видала никогда; Ты сядешь в сани из слоновой кости И, белыми оленями влекома, Среди сверканья вечных ледников Взберешься на вершины грозных гор, Где жар твоей красы снега растопит. Пятьсот рабов, что взяты были с бою Вблизи пятидесятиглавой Волги[21], — Все отдадим прекрасной Зенократе. "Возьми меня", — скажу я Зенократе.

Техелл

Как! Тамерлан влюблен?

Тамерлан

Не подступиться к женщине без лести, А Зенократу я люблю, Техелл.

Входит воин.

Воин

Мой господин, есть новости!

Тамерлан

Ну, что там?

Воин

Персидский царь, решив покончить с нами, Отряд тысячеконный снарядил.

Тамерлан

Что скажете, вельможи и царевна? Вы думаете, вас освободят, А с Тамерланом, что посмел так нагло Торжествовать, покончат навсегда? На это вы надеетесь, глупцы?

Агид

Нет, мы надеемся, что ты захочешь По доброй воле нас освободить.

Тамерлан

Надеетесь вы на отряд персидский, А не на доброту мою. Но знайте: Вас вырвать силой у меня должны! Их тысяча — к тому же верховых, — У нас всего пятьсот, к тому же пеших. Большое превосходство! А скажи, Снаряжены богато эти персы?

Воин

Украшены насечкой золотой Пернатые их шлемы, а мечи Отделаны финифтью. Ярко блещет Литое золото цепей нагрудных. Богаче снаряженья не сыскать.

Тамерлан

Так как же — храбро вступим с ними в бой, Иль вас я должен ободрить словами?

Техелл

Зачем слова? При виде вражьих войск Одни лишь трусы ищут ободренья. Всех слов красноречивее мечи!

Узумхазан

Врагов мы встретим на вершине горной И так нежданно бросимся на них, Что в пропасть полетят их скакуны.

Техелл

Довольно болтовни! Идем!

Тамерлан

Ни с места! Сигнала к бою я не подавал.

Входят воины.

Все сундуки откройте, но приставьте К ним часовых. Пусть золотые слитки На солнце искрясь, персов ослепят. Мы примем их приветливо и мирно, Но если угрожать они начнут, Мы, все пятьсот, живой стеною встанем И золота врагу не отдадим. На их начальника мечи поднимем И в глотку алчную ему вонзим Иль в плен захватим, и его же цепь Рукам его послужит кандалами, Покуда выкупа нам не пришлют.

Техелл

Они идут сюда. Пойти навстречу?

Тамерлан

Нет, оставайся здесь. Их первый натиск, Презрев опасность, отражу я сам.

Входят Теридам и другие.

Теридам

Мне нужно видеть скифского вождя.

Тамерлан

Кого ты ищешь, перс? Я — Тамерлан.

Теридам

Ты — Тамерлан?

(В сторону.)

Простой пастух, а как одет богато! Как величав! Осанкою надменной Богов и небо он зовет на бой! Его суровый взор к земле прикован, Как будто замышляет он пронзить Аверна мрачный свод, чтобы на волю Из ада вырвался трехглавый пес![22]

Тамерлан

(в сторону)

Коль внешность говорит о человеке, Исполнен благородства этот перс.

Теридам

(в сторону)

В нем страсти пылки и неукротимы.

Тамерлан

(в сторону)

Каким бесстрашьем дышит гордый лик!

(Теридаму.)

О перс, твой повелитель, неразумен, И этому свидетельство — ты сам. Чело твое, твой мужественный взор Мне говорят, что не отряд ничтожный, А войско ты достоин возглавлять! Оставь царя, иди ко мне на службу, И мы с тобою завоюем мир! Подчинены мне жребии людские, Я управляю колесом фортуны, И раньше солнце упадет на землю, Чем Тамерлана победят враги. Могучий муж, попробуй прикоснуться Мечом к моей заговоренной коже, — И сам Юпитер длань с небес прострет И отвратит удар твой от меня. Взгляни: вот эти слитки он мне бросил, Как бы в уплату воинам моим, А в знак того, что станет Тамерлан Единым повелителем Востока, Он дочь султана посылает мне, Чтоб с ней персидский трон я разделил. Клянусь тебе — коль под мое начало Поставишь ты себя и свой отряд, Я поделю с тобой добро египтян. Мы будем грабить города и царства, Пока не переломятся хребты Твоих коней под тяжестью добычи. Мы поведем по горным кряжам войско, И русские купцы, что на ладьях По бурным волнам Каспия стремятся, Склонят покорно флаги перед нами. При нас цари сенаторами станут, Мы ж станем консулами всей земли. Спускался к смертным иногда Юпитер, И мы по вырубленным им ступеням Взойдем к богам в небесный их чертог. Будь другом мне в безвестности моей (А я безвестен, ибо на земле Меня еще не все народы знают); Когда же слава обо мне проникнет Во все края и страны, где Борей На бронзовых своих крылах летает[23], Иль кротко льет сиянье Волопас[24], — Тогда, мне равный, ты в венце багряном Разделишь трон величья с Тамерланом.

Теридам

Гермес, бог-златоуст, и тот едва ли Умеет говорить красноречивей.

Тамерлан

Но станет явью похвальба моя, Как будто я — оракул Аполлона[25].

Техелл

Когда бы царь персидский предложил Нам горы золота, и власть, и земли, Мы б ничего не взяли, ибо знаем, Что много больше даст нам Тамерлан.

Узумхазан

Он даст по царству каждому из нас, К тому же в битвах мы стяжаем славу, Разя царей победными мечами И в изумленье приводя полки. Дрожащими губами люди скажут: "Их подвигами потрясен весь мир!"

Теридам

Моя душа во власти странных чар. Как горделиво-смелы эти скифы! О небо! Государю изменить!

Тамерлан

Нет, стать лишь верным другом Тамерлана.

Теридам

Ты победил меня речами, скиф, Завоевал отвагой и величьем. Сдаюсь тебе с конями и людьми. Победа ждет тебя иль пораженье — С тобой не разлучится Теридам.

Тамерлан

Отважный воин, вот моя рука! Верь ей, мой друг, как страшному обету, Скрепленному свидетельством богов. Мы будем спаяны с тобой сердцами, Пока не обратятся в прах тела И души к небесам не вознесутся. Хазан, Техелл, приветствуйте его!

Техелл

Могучий перс, приветствуем тебя!

Узумхазан

Пускай судьба нас воедино свяжет.

Тамерлан

Мои друзья, я более ценю вас, Чем царь персидский ценит свой венец. О, я клянусь Пиладом и Орестом, Чьи изваянья в Скифии мы чтим[26], Вы будете со мною неразлучны, Пока на троны вас не возведу. Мой Теридам, их преданности вверься — И неизменных обретешь друзей.

Теридам

О трижды благородный Тамерлан! Чтоб их или тебя спасти от смерти, Я с радостью подставлю грудь под меч.

Тамерлан

Благодарю, достойный Теридам, Решайте же, вельможи и царевна: Иль вы по доброй воле согласитесь При мне остаться и в почете жить, Или себя на рабство обречете.

Агид

Покорны мы счастливцу — Тамерлану.

Тамерлан

Ну, а в тебе, царевна, я уверен.

Зенократа

Мне должно сделать вид, что я довольна... О Зенократа, как несчастна ты!

Уходят.

АКТ II

СЦЕНА 1

Входят Хосров, Менафон, Ортигий, Кеней и воины.

Хосров

Мы скоро вступим в лагерь Теридама И Тамерлана, храброго из храбрых, На чьем челе начертаны судьбой Чудесных подвигов и славы знаки. Ты, Менафон, его недавно видел: Скажи, каков собою Тамерлан?

Менафон

Высок и прям, как и его стремленье Возвыситься и стать богоподобным. Так крепко сбит, так в сочлененьях мощен И так широк в плечах, что без труда Он мог бы, как Атлант, поднять весь мир[27]. Лик полководца словно перл бесценный, Глаза — как два магических стекла, Природой столь искусно сотворенных, Что отражается в них небосвод И сонм светил, ведущих Тамерлана К блистающему пышностью престолу, Где восседает царственная власть. Ланиты скифа бледностью покрыты: Как будто честолюбьем сожжены И бранным пылом. Гордое чело То хмурится и угрожает смертью, То, проясняясь, жизнь друзьям дарит. Волос упрямых огненные пряди Как у могучего Ахилла вьются; Дыханье неба, прикасаясь к ним, Колеблет их в величественном танце. Тугие мышцы длинных, гибких рук В нем выдают избыток грозной силы. Свидетельствует мощь его и стать, Что миром он рожден повелевать.

Хосров

Ты словно кистью нам нарисовал Лицо и облик доблестного мужа. Чтобы создать столь дивного героя, Вошла судьба с природою в союз. Он управляет собственною жизнью И жребиями множества людей, Поэтому сильнейшие враги, Узнав о подвигах его отваги, Дань восхищенья отдают ему. Когда, объединившись с Тамерланом, Направим мы свои мечи и копья На жизнь царя, что крепостной стеной Обнесена, как замок неприступный, — Ни крепкие врата, ни ров глубокий От гибели Микета не спасут. Спадет корона с головы глупца, Как спелый плод осеннею порою, И станет в славном государстве персов. Наместником Хосрова Тамерлан.

Ортигий

В счастливый час назвали мы тебя Своим владыкой. Мудро ты решил С избранником богов соединиться, Чтобы победой дело увенчать.

Кеней

Тот, кто возглавив жалких пастухов, Умеет защитить свою свободу От посягательств грозного соседа, — Какие он деянья совершит, Став во главе блистательного войска. Для замыслов своих располагая Казною и поддержкою царя!

Хосров

И это все дадим мы Тамерлану. Когда мы с ним и с храбрым Теридамом Соединимся на реке Аракс, Сорокатысячное наше войско Мы сразу бросим на глупца-монарха, Который через Парфию сейчас Ведет отряды плохо снаряженных И недовольных воинов своих, Чтоб разгромить меня и Тамерлана. Веди нас в лагерь скифа, Менафон.

Менафон

Изволь, мой государь.

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Микет, Меандр, военачальники и воины

Микет

Скорей, скорей, Меандр, не будем мешкать! Распухло сердце у меня от гнева На брата, на предателя Хосрова, Что спелся с гнусным скифским пастухом. И как не гневаться, коль у меня Отряд тысячеконный уведен! Да что отряд! Бессовестные воры Хотят корону у меня отнять! Я так разгневан, что, клянусь богами, Еще Аврора на небо не выйдет, Как я Хосрову голову срублю И меч окрашу кровью Тамерлана. Я все сказал. Закончи ты, Меандр.

Меандр

Армянскую пустыню мы прошли И в Грузии раскинули свой лагерь Под склонами тех гор, где, притаясь, Добычи ждет татарская орда. Мы с ними тотчас в бой должны вступить, Чтоб мир очистить от воров поганых; А если будем медлить, то они Умножатся и станут лишь сильней. Весь этот край кишит опасным сбродом, Чье ремесло — разбой и грабежи... — Такие люди клад для Тамерлана. Тот, кто посулы щедро расточая, Смог даже Теридама сбить с пути, Склонив к измене долгу и царю, Тот быстро улестит себе подобных. Не унывайте и готовьтесь к бою. Кто Тамерлана в плен живым захватит Или убьет — наместником тот станет В Албании; а кто к царю придет С кровавой головою Теридама, Тот все добро изменника получит И Мидию возьмет себе в надел. Но если вы захватите Хосрова (Нам донесли, что с Тамерланом он), Его величество повелевает Не посягать на жизнь царева брата И должный оказать ему почет.

Разведчик

Сто верховых из моего отряда Мне донесли, что видели в полях Полки татар и что они числом Рать государя сильно превосходят.

Меандр

Да будь они бессчетны — все равно! Не ведая военной дисциплины, Ряды расстроив, носятся они За лакомой добычей и, конечно, Любой победе предпочтут барыш. Подобные тем воинам жестоким, Что из зубов дракона смертоносных, Как из семян, вдруг выросли на поле[28], Они друг другу перережут глотки, И мы легко возьмем над ними верх.

Микет

А это быль, что из зубов дракона Когда-то в поле воины взошли?

Меандр

Так говорят поэты, государь.

Микет

Да уж они на басни — мастера! Итак, Меандр, ты все сказал отлично: Я знал всегда, что нет тебе цены. Иди же и разбей врага! Вперед! Твой ум нам всем победу принесет.

Меандр

Чтобы поймать искусно в западню Нестройные отряды этих скифов, Которые до грабежа так падки, Мы нагрузили золотом верблюдов, И этим золотом, мои друзья, Все поле боя вы должны усеять. Татары бросятся его хватать, А вы, что честь свою не продаете, Накинетесь на этих алчных псов. Когда они в испуге побегут Иль трупами безгласными полягут, Вы заберете золото себе И в Персию вернетесь богачами. Так бейте ж в барабаны, храбрецы, И помните: сама Фортуна держит Поводья ваших кровных скакунов!

Микет

Он правильно сказал. Такие речи Под барабанный бой должны звучать.

Уходят под барабанный бой.

СЦЕНА 3

Входят Хосров, Тамерлан, Теридам, Техелл, Узумхазан, Ортигий и другие.

Хосров

Могучий Тамерлан, я возложил На одного тебя свои надежды. Что скажешь ты о замыслах моих? Оракулов мудрейших предсказаньям Я верю меньше, чем твоим словам.

Тамерлан

И в этом не ошибся ты, Хосров, Затем что небеса благословили Высокие деянья Тамерлана И всех, кто жребий с ним соединил. Коль ты мою удачу и отвагу Возьмешь на службу замыслам своим, То знай, что орды воинов бесстрашных Под нашим знаменем придут служить. В сравненье с ними даже войско Ксеркса, Что, по преданью, выпило до дна Парфянскую стремительную реку, Покажется лишь горсточкой людей. Взлетающие к небосводу копья И ядра, в клубах дыма и огня, Что молниям Юпитера подобны, Богов сильнее устрашат, чем встарь Их устрашили грозные титаны. Солнцеподобное сверканье лат Прогонит сонмы звезд с небесных сводов, Испугом затуманив им глаза.

Теридам

Ты слышишь, как его слова прекрасны, Но если б ты узрел его дела, Которые он совершает молча, Ты сам умолк бы или, восхищенный, Воспел бы Тамерлана и одобрил Мой переход на сторону его. Вот эти двое воинов отважных Внушают зависть, ибо их почтил Ненарушимой дружбой вождь могучий.

Техелл

Пускай располагает нашей дружбой Гроза врагов, прославленный Хосров.

Хосров

Она заблещет, словно дивный перл, В моем венце. Техелл, Узумхазан, В тот день, когда по воле Немезиды, Что, в златовратом Рамне восседая, Воинственных героев охраняет[29], Я подчиню всю Азию себе — Тогда заслуги ваши и отвага Достойно будут мной награждены.

Тамерлан

Так подчини ее скорей, Хосров, Чтоб я и все мои друзья узрели Свершенье нам предсказанных судеб. Спешит сюда твой брат, персидский царь: Иди ему навстречу. С плеч широких Одним движением стряхни ярмо, Что тяжелей песков и скал каспийских.

Входит вестник.

Вестник

Подходит вражье войско, государь, И с нами в бой готовится вступить.

Хосров

Так выхвати же меч, о Тамерлан, И подними могучей дланью к небу, Чтоб сбить с персидского царя корону И ею увенчать мою главу.

Тамерлан

Еще ни разу персов не разил Столь острый меч. Его подымут ввысь Вот эти руки, что подобны крыльям, И будет каждый взмах так смертоносен, Как молния разгневанных небес.

Хосров

Твои слова — залог победы верной. Иди и уничтожь царя-глупца С его нестройным и трусливым войском.

Тамерлан

Нас тут довольно, чтоб разбить врага, И более, чем нужно, чтоб на трон Возвесть царя, Хазан, Техелл, за мною!

Уходят.

СЦЕНА 4

Входит Микет; в его руках корона, которую он хочет спрятать.

Микет

Будь проклят тот, кто выдумал войну! Несчастные! Не ведают они, Что человек, услышав грохот пушек, Клонится и дрожит, как лист осины, Когда бушует яростный Борей. Что было бы со мной, когда б меня Природа мудростью не одарила? Ведь царь для всех желанная мишень, И всяк стремится сбить с него корону! Поэтому в укромный уголок Ее припрятать надо. Ловкий ход! Глупцу такого в жизни не придумать! Как без нее узнать меня? Никак! А кто узнает — не найдет короны. Вот в эту яму я ее зарою.

Входит Тамерлан.

Тамерлан

Как, подлый трус! Бежишь ты с поля боя, Где доблестно сражаются цари?

Микет

Ты лжешь!

Тамерлан

Я лгу? Ах ты презренный пес!

Микет

Молчи! Я царь! Прочь руки от меня! Велю тебя казнить, коль на коленях Не взмолишься: "Помилуй, государь!"

Тамерлан

Так, значит, ты — премудрый царь персидский?

Микет

А кто ж еще? Ты с просьбою ко мне?

Тамерлан

Прошу, скажи хоть три разумных слова.

Микет

Придет пора — скажу.

Тамерлан

А это что? Твоя корона?

Микет

Да. Ведь хороша?

Тамерлан

Продай ее!

Микет

За дерзкие слова Смотри поплатишься! Отдай корону!

Тамерлан

Ну нет! Я с боя взял ее.

Микет

О лжец! Ее тебе я отдал сам.

Тамерлан

Так, значит, Она моя.

Микет

Я дал лишь подержать.

Тамерлан

Ты можешь взять ее на время. На! Даю тебе взаймы твою корону: Ее с тебя сорву я лишь тогда, Когда ты сдашься воинам моим, А Тамерлану не пристало биться С таким противником.

(Уходит.)

Микет

Благие боги! Ужели это был сам Тамерлан? И не украл корону! Чудеса!

Рев труб и шум битвы. Микет убегает.

СЦЕНА 5

Входят Хосров, Тамерлан, Теридам, Менафон, Меандр, Ортигий, Техелл, Узумхазан и другие.

Тамерлан

Венчанный мошной дланью Тамерлана, Носи, Хосров, свой царственный венец Так величаво и неколебимо, Как будто на престол ты возведен Могучими царями всей подлунной.

Хосров

О славный воин! Только ты достоин Его над головой моей держать. Отныне в Персии ты — мой наместник И полководец грозных войск моих. Меандр, ты был советником Микета, Поводырем во всех делах царя; Теперь, когда наш брат с престола свергнут, Готовы мы твою вину простить И к нашему двору тебя приблизить.

Меандр

К твоим стопам смиренно припадая, Клянусь, о трижды милостивый царь, Тебе служить и верою и правдой.

Хосров

Благодарю, Меандр. Землей персидской Отныне управляет царь Хосров. К соседям тотчас мы послов отправим: Пускай они поймут, что новый царь — Не тот, кого другие подчиняют, А тот, кто подчиняет всех себе. Но нам пора в Персеполь наш отбыть. Мы двадцать тысяч воинов с собою Возьмем, и все сторонники Микета К нам перейдут, как перешел Меандр. Ортигий, Менафон, друзья мои, За преданность и верность вас обоих Осыплет почестями царь Хосров.

Ортигий

Всем сердцем мы всегда к тому стремились, Чтоб ты, Хосров, достигнуть мог высот, Приличествующих твоим заслугам, И ныне мы не пожалеем жизни Во имя процветанья твоего.

Хосров

Не на словах, Ортигий, а на деле Я отблагодарю своих друзей. Мой Тамерлан! Ты вместе с Теридамом Остатки войск Микета разгромишь, А мне пора в любезный мой Персеполь. Оттуда я пойду на Индостан, Которым при моем ничтожном брате Успели христиане завладеть[30], И в Персию вернусь, покрытый славой, Богатой данью нагрузив коней. Меж тем с врагом покончит Тамерлан И где-нибудь в пути меня догонит. Прощай, наместник мой! Друзья, прощайте! На трон Микета я спешу воссесть.

Меандр

Сбылись твои желанья, государь, И с торжеством ты вступишь в свой Персеполь.

Уходят все, кроме Тамерлана, Техелла, Теридама и Узумхазана.

Тамерлан

"И с торжеством ты вступишь в свой Персеполь"! Не правда ль, сладко быть царем, Техелл? Узумхазан и Теридам, не правда ль, Всего на свете слаще быть царем И с торжеством вступать в свой град Персеполь?

Техелл

Да, господин, и сладко и прекрасно!

Узумхазан

Царь — это все равно что полубог.

Теридам

Нет, быть царем завиднее, чем богом: Я думаю, что царские утехи Неведомы богам на небесах. Владеть златым венцом и вместе с ним Бесспорным правом награждать, казнить, Брать, требовать, не ведая отказа, Движеньем век рождать надежду, страсть, Одним царям дана такая власть.

Тамерлан

Ты хочешь, Теридам, взойти на трон?

Теридам

Хочу, но проживу и без него.

Тамерлан

А вы, друзья, хотите быть царями?

Техелл

О да! Всем сердцем жаждем, господин!

Тамерлан

Отлично сказано! И я хочу, И все мы этого хотим, не так ли?

Узумхазан

Скажи, к чему ты клонишь?

Тамерлан

Но если мы стремимся к дивной цели, Столь трудно достижимой в этом мире, То можно ль нам бездействовать, друзья? Я думаю, что нет. Когда бы страстно Я пожелал царем персидским стать, Мне удалось бы это без труда. Ужель нас не поддержит наше войско, Коль мы решимся встать на этот путь?

Теридам

Пойдут за нами слепо наши люди.

Тамерлан

Тогда, мой Теридам, начнем с того, Что мне корону Персии добудем. Потом тебе мы Парфию дадим, Им Скифию и Мидию подарим. Коль я персидским царством овладею, Мы нашу власть упрочим так, как будто Султан и папа, греки, африканцы Взойти на троны умолили нас.

Техелл

Итак, едва Хосров надел корону, Как мы уже хотим ее сорвать?

Узумхазан

Не ждать же нам, чтоб он с короной сросся!

Тамерлан

Мы славную затеяли игру!

Теридам

Игру? Война с таким врагом — игра? Благоразумней грабить караваны!

Тамерлан

Так Теридам считает, но не я. Техелл, немедля догони Хосрова, Скажи: я на него иду войной, И от меня бежать — излишний труд. Теперь увидят все, как скиф безвестный, Играючи, займет персидский трон. Техелл, возьми отряд тысячеконный И вызов мой Хосрову передай: Пусть он сразится с тем, кто шутки ради Ему корону царскую добыл. Не трусы мы, чтоб нападать врасплох: Нет, мы заране шлем предупрежденье. Спеши, Техелл. Мы выступим вослед. Что скажешь, Теридам?

Теридам

Где ты, там я.

Уходят.

СЦЕНА 6

Входят Хосров, Меандр, Ортигий, Менафон и воины.

Хосров

Да как же смеет этот гнусный пес Мечтать, подобно дерзостным титанам, Что он взойдет на кручи гор и бросит Юпитеру разгневанному вызов? Но как титанов сбросил с гор Юпитер И молнией ударил в их тела, Так в ад я свергну дерзкого строптивца, Чтоб он в огне горел и не сгорал.

Меандр

Кем он зачат — божественным ли духом Иль духом зла, — не знаю. Знаю только — Он не людского семени побег, А воплощенье в образе людском Гордыни, честолюбья, жажды власти, Не знающих ни меры, ни границ.

Ортигий

Бог, или дьявол, или дух земли, Кто б ни был он, откуда б ни пришел И под какой звездою ни родился — Сраженья с ним спокойно будем ждать. Мы лютого врага так ненавидим, Так любим честь и почитаем долг, Что нам свирепый Тамерлан не страшен, Будь он посланцем ада иль небес.

Хосров

Ты доблести исполнен, мой Ортигий! А так как все мы рождены людьми И на одной земле живем и дышим, То, думаю, похожи мы и тем, Что каждый дал в душе святую клятву — Иль победить, иль умереть в бою. Не бойтесь же, друзья, схватиться с ним, С чудовищем, поправшим благодарность И алчущим всем миром овладеть! Пускай его пожрет тот жгучий пламень, Который только кровью иль короной Возможно погасить. Лишь вам одним, — Вам, ратникам простым, вам, полководцам, — Дано царя и родину спасти. Так бейте в барабаны! Пусть созвездья, Что ныне ограничивают круг Моей печальной и недолгой жизни, Мой меч направят прямо в сердце скифа, Дерзнувшего богам противоречить И вызов слать персидскому царю!

Уходят под звуки военного марша.

СЦЕНА 7

Шум битвы за сценой. Входят раненый Хосров, Тамерлан, Теридам, Техелл, Узумхазан и другие.

Хосров

Безжалостный, кровавый Тамерлан! Лишить меня и скипетра и жизни! Клятвопреступный, лживый Теридам! На радостной заре моих побед, Едва лишь я успел взойти на трон, Совлечь с него и подвести к могиле! Мой дух томится несказанной мукой, Железной дланью сжала горло смерть: Она проникла в рану, что секирой Ты мне нанес, и, к сердцу подобравшись, В нем вены и артерии терзает. Кровавый, ненасытный Тамерлан!

Тамерлан

Короны сладость и алканье власти, Из-за которых первенец Сатурна[31] С престола сверг отца и утвердился Властителем единым в Эмпирее[32], Мне повелели на тебя восстать. Примером послужил мне сам Юпитер! Из четырех враждующих стихий Создав людей, природа в них вложила Тревожный и неукротимый дух[33]: Он постигает стройный ход созвездий И дивную гармонию вселенной, Пылает ненасытной жаждой знанья, Мятется, как далекий рой планет; Он нам велит идти, искать, стремиться, Пока мы не достигнем тайной цели — Единственного полного блаженства: Земной короны на своем челе!

Теридам

Поэтому я дружен с Тамерланом: Он, как земля, огромен и устойчив И, не мечтая о небесных высях, Идет к земному счастью напролом.

Техелл

Поэтому мы служим Тамерлану И смерть несем персидскому царю.

Узумхазан

Как некогда Юпитер наградил Коронами Нептуна и Аида, Так Тамерлан, взойдя на трон персидский, Нам уготовит царские венцы.

Хосров

Таких людей еще не видел свет! Не знаю, как назвать мне их жестокость... Я весь дрожу, потоком хлещет кровь, И, вместе с кровью, жизнь оскудевает. Моя душа, готовясь к страшной каре, Повелевает чувствам умереть. Иссякли теплота и влажность тела. Чудовищная смерть, вонзая когти В сочащееся алой кровью сердце, Как гарпия[34], расклевывает жизнь. О Теридам и Тамерлан! Пусть боги Вам за меня жестоко отомстят!

Умирает. Тамерлан снимает с него корону и надевает на себя.

Тамерлан

Хотя б сюда все фурии[35] слетелись — Такой добычи я им не отдам. Скажи мне, Теридам, друзья, скажите, Кто ныне на персидский трон взошел?

Все

Ты, Тамерлан! Ты, Тамерлан!

Тамерлан

Пусть Марс, неукротимый бог воины, Пусть все владыки мира замышляют Отнять корону эту у меня — Я всех сражу и ею увенчаюсь, Коль вы сейчас мне скажете, что должен Повелевать Востоком Тамерлан.

Все

Да здравствует могучий Тамерлан!

Тамерлан

Теперь она моя — и так надежно, Как если бы совет богов бессмертных Торжественно ее мне присудил.

Уходят.

АКТ III

СЦЕНА 1

Торжественно входят Баязид, цари Фесский, Марокканский, Алжирский и другие.

Баязид

Могучие владыки царств полдневных И вы, мои паши, внемлите нам: Дошло до нас, что некий Тамерлан, Возглавив полчища татар и персов, На государя вашего восстал. Он жаждет захватить Константинополь И тщится наш престол поколебать. Вы знаете, как наше войско мощно; Обрезанных избранников пророка И христиан, принявших мусульманство, В нем больше, чем в бездонном море капель, Когда на небе начинает месяц Соединять рога в единый круг. Нет, неприятель нас не устрашит, И мы осады до тех пор не снимем, Пока нам греки город не сдадут.

Фесский царь

Великий государь и полководец! Быть может, соизволишь ты послать Своих пашей гонцами к Тамерлану: Пусть он узнает, что султан турецкий Ему под страхом смерти повелел Пределов Азии не покидать.

Баязид

Паша, тебя послом мы избираем. Ты Тамерлану передашь, что мы, Султан турецкий, грозный повелитель Всей Африки и Азии с Европой, Царь Греции, ее завоеватель[36], Владыка Черного, как уголь, моря И величайший в мире государь, Ему приказываем (ты запомни, Не просим мы, а царский шлем приказ) В границах Греции не появляться И не мечтать об африканских землях, Иль на него обрушится наш гнев. Скажи, что мы, в нем доблесть уважая, Готовы заключить почетный мир, Но если он, безумьем обуянный, Замыслил все же с нами воевать, Останься с ним. Так хочет Баязид. Коль солнце трижды встанет и зайдет, А ты пред наши очи не предстанешь, — Мы на четвертой утренней заре Поймем, что Тамерлан не внял рассудку, И с нашим войском за тобой придем.

Паша

Могучий повелитель всей земли! Я волю и приказ твой передам В таких словах, какие подобают Послу непобедимого султана.

(Уходит.)

Алжирский царь

Пусть Тамерлан царем персидским стал, Но будь он даже в десять раз сильнее, Ему с твоею мощью не сравняться, Затем что ты попрал стопою мир.

Баязид

Ты прав; наш взор испепеляет смертных.

Марокканский царь

Весне — и той к тебе прокрасться трудно: Бесчисленное войско Баязида Раскинулось по всей стране, как плащ, Мешая тучам пасть дождем на землю И благостным лучам — ее согреть.

Баязид

Твои слова правдивы, как коран. Наш вздох деревья долу пригибает.

Фесский царь

Пресветлый царь, что думаешь ты сделать, Чтоб греческой твердыней овладеть?

Баязид

Алжирские рабы должны разрушить Те трубы, по которым день и ночь Вода с горы Карнон стремится в город. Пусть двадцать сотен верховых на суше, А на море бессчетные галеры Кольцом осады жителей сожмут. Пускай во рвы залягут пехотинцы И обстреляют стены из орудий, Чьи жерла — словно вход в подземный мир. Тогда легко мы одолеем греков.

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Зенократа, Агид, Аниппа и другие.

Агид

Дозволено ль узнать, о Зенократа, Чем возмущен привычный твой покой? Что так тебя встревожило сегодня? Как грустно мне, что столь прекрасный лик Прозрачным стал из-за тоски сердечной, Хотя твое тягчайшее несчастье — Насилие, которое свершил Над беззащитной девой Тамерлан, — Уже давно тобою позабыто.

Зенократа

Хотя оно давно забыто мною И Тамерлана жаркая любовь, Которой и богиня бы гордилась, Пренебреженье превратила в страсть. Но эта страсть терзает Зенократу Такой щемящей болью и тревогой, Что на ее щеках увял румянец, И скоро станет горестная дева Живым подобьем смерти на земле.

Агид

Скорей серебряное око Феба Сожжет и землю и небесный свод, Чем сбудется такое предсказанье.

Зенократа

Моя душа и жизнь, живите в нем, Бесчувственную плоть мою покинув, Иль слейтесь воедино с Тамерланом, Чтоб вместе с ним мне жить и умереть!

Входят Тамерлан, Техелл и другие. Зенократа и Агид их не замечают.

Агид

С ним? С Тамерланом? Нет, не может быть, Чтобы твоей любовью удостоен Был этот грубый и ничтожный варвар, Который разлучил тебя с отцом, Который отнял у тебя корону, Наложницей презренной взяв к себе! Могучий твой отец уже узнал, Что ты в плену. Пожди еще немного — И Тамерлана сокрушит султан, И дочери своей вернет свободу.

Зенократа

Не мучь меня, не оскорбляй напрасно И Тамерлану должное воздай: Мы у него живем не как рабы, А как цари — в почете и довольстве.

Агид

Как мог тебя прельстить пастух свирепый, Чьи помыслы лишь войнами полны? Тебя он будет ублажать, царевна, Не ласками, а болтовней хвастливой О битвах, об осадах и резне; Ты будешь жаждать клятв и слов любовных, А он заговорит о море крови, О тысячах убитых им людей, Твой слух не создан для таких рассказов!

Зенократа

Подобен солнцу в светлых струях Нила Или в объятьях утренней зари Мой Тамерлан, мой славный повелитель. Его слова прекрасней пенья Муз[37], Что Пиерид хвастливых посрамили, Звучней, чем величавый гимн Минервы[38], Когда она с Нептуном состязалась. Превыше ставила бы я себя Властительницы всех богов, Юноны, Когда б вступила с Тамерланом в брак.

Агид

Не будь в любви такой непостоянной! Оставь надежду юному арабу, Что ты вознаградишь его желанья, Когда тебя освободит султан. Пока пастух не стал царем персидским, Он обольщал тебя словами страсти, Но нет в нем ныне пламени былого, Он равнодушно-холоден с тобой.

Зенократа

Так лейтесь же, не иссякая, слезы, Коль потеряла я его любовь!

Тамерлан подходит к ней и, нежно взяв за руку, уводит, молча бросив на Агида гневный взгляд. Все уходят, кроме Агида.

Агид

Моя душа в смятении! Я предан Изменчивой судьбой, и мне грозит Ужасной местью яростная ревность. Но более всего меня страшит Угрюмое молчанье Тамерлана И мысли, не излитые в словах. Его чело мне гибель предвещает, В очах горит неукротимый гнев: Они, подобно огненным кометам, Льют мрачный свет на бледный лик царя. Как мореход, узревший, что Гиады Сбирают киммерийских туч полки[39], Спешит в тревоге паруса убрать, Моля богов прийти ему на помощь И от бушующих стихий спасти (Меж тем, коней крылатых оседлав, Среди небес, поток воды струящих, Разят друг друга Австр и Аквилон[40], И стук их копий громом отдается, И высекают молнию щиты), — Так и Агид взывает к небесам, Узрев царя нахмуренные брови И чувствуя той бури приближенье, Которая сметет его с земли.

Входят Узумхазан и Техелл, несущий обнаженный кинжал.

Техелл

Прими, Агид, вот этот дар царя: Ты понимаешь, что он означает?

Агид

Увы, я сразу понял, чем грозит Любви ревнивой смертоносный гнев. Тут не нужны слова. Они излишни, Когда, как воплощенное деянье, В моих руках блестит стальной клинок. Он шепчет мне: "Ты все равно погибнешь, — Так избери кратчайший к смерти путь, Рукою твердой грудь себе пронзить И много легче и куда достойней, Чем в медленных мученьях умереть. Агид, Агид, скорей предотврати Нависшую угрозу страшной казни, Освободись от страха пред тираном, От адских мук, которым он подвергнет Живую плоть, чтобы исторгнуть душу. Не медли: пусть Агид убьет Агида, Пусть вечным сном себя он усыпит.

(Закалывает себя.)

Техелл

Узумхазан, как быстро понял он Желание и волю государя!

Узумхазан

Он мудро и достойно встретил смерть, Как подобает доблестному мужу, Поэтому теперь его останки С почетом мы должны предать земле.

Техелл

Ты прав, Хазан. Почтим Агида прах.

Уходят, унося тело Агида.

СЦЕНА 3

Входят Тамерлан, Техелл, Узумхазан, Теридам, паша, Зенократа, Аниппа и другие.

Тамерлан

Паша, твой господин уже подходит К Вифинии, где встречи с ним я жду. Как он сюда спешит! Хвастливы турки: Спесивец этот громко похвалялся, Что с войском за тобой ко мне придет! Увы, султан, ты слишком слабосилен, Чтоб с мощью Тамерлана в бой вступить! Паша, скажи мне правду: разве ты При виде воинов моих не думал, Что Африкой им овладеть дано?

Паша

Не спорю, воины твои отважны, Но слишком мало их, чтоб устрашить Бесчисленные полчища султана. У моего могучего владыки Не только данников-царей войска, Но под командою триполитанцев Пятнадцать тысяч конных янычар[41] На быстрых мавританских скакунах, А также двести тысяч пехотинцев, В двух войнах с Грецией стяжавших славу. И не забудь: коль нужным он сочтет, Он без труда свои войска удвоит И двинет эту силу на тебя.

Техелл

Для нас чем больше воинов, тем лучше: Когда они падут от наших рук, Мы нашу рать на их коней посадим И янычар спесивых истребим.

Тамерлан

Все ль данники идут с ним на войну?

Паша

Как повелит султан. Но кто-то должен Остаться в завоеванных краях.

Тамерлан

(военачальникам)

Так будьте ж стойки: их короны — ваши. Вас увенчает тот, кто для себя Добыл венец персидского владыки.

Узумхазан

Пусть, Африку в пустыню превратив, Султан мильоны воинов сберет — В победу мы неколебимо верим.

Теридам

Кто сверг шутя с престола двух царей, С которыми султану не равняться, Тот в плен возьмет иль уничтожит турок И Грецию от них освободит.

Тамерлан

Ты предсказал отлично, Теридам: Для Тамерлана, чья звезда заране Ему сулит победу над врагом, Нет разницы меж волей и свершеньем. Я, прозванный бичом и гневом божьим, Я, в страх и трепет приводящий всех, Сперва султана покорю, а после На волю отпущу тех христиан, Которых вы цепями приковали К бортам летящих по морю галер. Когда они, голодные, нагие, Бросают весла на единый миг, Вы их стегаете плетьми нещадно, И вновь они хватаются за весла, И, подавляя стоны, вновь гребут. О гнусные алжирские пираты! О накипь африканских берегов! О яростная стая псов бродячих, Что кровью христиан обагрена! Вы проклянете час, когда победно Вступил на вашу землю Тамерлан.

Входят Баязид в сопровождении царей-данников и своих пашей.

Баязид

Паши и янычары! Будьте зорки И охраняйте вашего владыку, Кому вся Африка подчинена.

Тамерлан

Техелл! Друзья! Скорей мечи острите! Нам предстоит сраженье с Баязидом.

Баязид

Вы слышите, о данники мои, Что этот скиф безродный, этот червь Зовет султана просто Баязидом! Презренный раб! Как ты посмел меня, Кому князья придерживают стремя, По имени так нагло называть?

Тамерлан

А те, что мне придерживают стремя, Тебя в оковах тяжких повлекут По Африке. Так как же ты меня По имени так нагло называешь?

Баязид

Клянусь могилой предка моего, Великого пророка Магомета, Клянусь святым кораном, что тебя Я оскоплю и евнухом приставлю В сераль моим наложницам служить. А дерзкие приспешники твои Ту колесницу повлекут, в которой Моя царица будет восседать!

Тамерлан

Клянусь мечом, добывшим мне корону, Тебя унизив, я себя прославлю. Я не скажу, что сделаю с тобой, Но каждый воин в лагере моем, Увидев Баязида, рассмеется.

Фесский царь

Зачем до разговора с жалким скифом Снисходит мой властительный султан?

Марокканский царь

Как можете вы, доблестные мавры, Такие оскорбления терпеть?

Алжирский царь

Вонзим в них наших копий острия, Не раз пронзавшие утробы греков.

Баязид

Вы правы, данники мои и слуги: Сольем в одно четыре наших войска И разгромим низкорожденных псов.

Техелл

Могучий, славный, грозный Тамерлан, Зачем мы ждем и жизнь их продлеваем?

Теридам

Я жажду с них мечом сшибить короны, Чтоб в Африке царями стали мы.

Узумхазан

Такая цель вселит отвагу в труса.

Тамерлан

Сражайтесь же — и будете царями: Ручается за это Тамерлан.

Баязид

Забина, мать трех мальчиков цветущих, Отважных, как Геракл, что в колыбели Бесстрашно задушил свирепых змей, Трех мальчиков, чьи руки просят копий, Чьи плечи созданы для тяжких лат, Чьи ноги и длиннее и быстрее, Чем ноги грозных отпрысков Тифона[42], Чьи кулаки такой достигнут силы, Что будут стены крепостей крушить, — Забина, сядь в моем венце на трон И жди, чтоб я привел к тебе в оковах Заносчивого скифа Тамерлана И всех военачальников его.

Забина

Пусть счастье не изменит Баязиду.

Тамерлан

О Зенократа, лучшая из дев, Достойная подруга Тамерлана, Твой лик сияет, как алмаз бесценный, А очи блещут, как светила неба; Твой голос так пленительно звучит, Что ты грозу могла бы разогнать, Смирить могла бы ярость громовержца! Сядь рядом с ней, надень мою корону, Как будто ты — царица всех цариц. Не уходи отсюда, Зенократа, Покуда Баязида и царей, Закованных, к твоим стопам не брошу. Тем временем в моем венце красуйся И так срази Забину острым словом, Как Баязида я сражу мечом,

Зенократа

Пусть мой возлюбленный персидский царь С победой невредимым возвратится.

Баязид

Теперь почувствуешь ты мощь султана, Перед которым в страхе вся Европа. Вифиния[43] мала для войск моих — Арабов, турок, мавров и евреев. Пусть тысячи полягут: их тела Другим послужат крепостной стеною. При каждом пораженье, словно гидра, Лишь умножаются мои полки. Когда б они бросались под секиры, У воинов твоих не стало б сил Хотя б их половину уничтожить. О жалкий Тамерлан! Не знаешь ты, Что значит встретиться в открытом поле С неисчислимым воинством моим!

Тамерлан

Победный путь проложат нам мечи, И мы растопчем вражеские трупы Копытами коней неукротимых, Взращенных средь татарских белых скал. Как Юлий Цезарь, даже не сражаясь, Я побеждаю всех моих врагов. Мои полки отважно рвутся в бой, Что будет жарче битвы при Фарсале[44]. Над нами рея, легионы духов Нацелят наши копья на врагов, А вас рубить по воздуху заставят. Когда полотнища знамен кровавых Мы развернем, крылатая Победа Опустится на белый мой шатер. Так в бой, друзья, чтоб захватить скорей Султана, и султаншу, и царей!

(Уходит в сопровождении свиты.)

Баязид

Идемте же, чтобы мечи и копья Трусливой кровью персов напоить!

(Уходит в сопровождении свиты.)

Забина

Презренная наложница! Тебе ль Сидеть с прославленной султаншей рядом?

Зенократа

Спесивая толстуха! Как ты смеешь Наложницею называть меня, Супругу царственного Тамерлана?

Забина

Татарского взбесившегося пса!

Зенократа

Ты пожалеешь о своих словах, Когда и ты, и твой султан великий Валяться будете у ног его, К заступничеству моему взывая.

Забина

К заступничеству твоему? О тварь! Моей служанке будешь ты служить! По вкусу ли она тебе, Эбея?

Эбея

Заносчива не в меру и груба, Но я в лохмотья обряжу красотку И приневолю ручки потрудить.

Зенократа

Аниппа, слышишь речь твоей служанки? А госпожа ее, моя раба, Мне смеет угрожать! За эту дерзость Мы их к своим особам не допустим И к ратникам стряпухами пошлем.

Аниппа

И все ж порой она в работе грязной Моей служанке будет помогать.

Прислушиваются к шуму битвы.

Зенократа

Вы, Персии хранители благие, Вы, что ее корону подарили Тому, кто так достоин быть царем, — О боги, пусть он победит султана И пусть враги, как робкие косули, От взоров Тамерлана побегут.

Забина

О Магомет, у бога испроси, Чтоб молнию он ниспослал на землю И в кучу пепла превратил татар, Оружие поднявших на того, Кто, одолев неверных, дар бесценный Смиренно возложил на твой алтарь.

Снова прислушиваются.

Зенократа

О, счастье! Турки истекают кровью, И Африку завоевал мой царь!

Забина

Ошиблась ты. Когда мой Баязид Взял в плен разгромленное войско греков, Трубили трубы так же, как сейчас. Готовься же, о дерзкая гордячка, И жить и умереть моей рабой!

Зенократа

Когда бы сам пророк поклялся мне, Что Тамерлан убит иль побежден, Я и тогда не перестала б верить, Что жив мой царь, что он одержит верх.

Входят Баязид, преследуемый Тамерланом. Они сражаются, и Баязид побежден.

Тамерлан

Ну, как, султан, кто ныне победитель?

Баязид

Ты. Будь он проклят, этот черный день!

Тамерлан

Где подчиненные тебе цари?

Входят Техелл, Теридам и Узумхазан.

Техелл

Венцы их здесь, тела — на поле битвы.

Тамерлан

У каждого в руке венец! Отлично! В сокровищницу отнесите их.

Зенократа

(снимая с себя, корону)

Пусть мой неустрашимый властелин Вновь увенчается своей короной.

Тамерлан

Нет, на меня наденешь ты сейчас Корону африканского владыки.

Забина

Ты одержал победу, Тамерлан, Но Африка еще твоей не стала.

Теридам

Молчи, не то тебе придется плохо!

(Снимает с нее корону.)

Забина

О изверги! Кощунственные воры! Как смеете вы оскорблять мой сан?

Теридам

(передает корону Зенократе)

Теперь султанша ты, а не она.

Тамерлан

Да, Теридам, прошла ее пора: Моей рукой повергнуты колонны, Поддерживавшие султана трон.

Забина

Он выкупом вернет себе свободу.

Тамерлан

Ему свободы не вернет ничто.

Баязид

Мы проиграли этот бой, Забина, И никогда такого пораженья Владыка правоверных не терпел. Для христиан теперь наступит праздник: Как зазвонят они в колокола, Какие пляски вкруг костров устроят! Но нет, я жив! Им рано ликовать! Из их поганых тел на страх неверным Я возведу невиданный костер! Пусть этот день принес мне униженье, Но у меня еще довольно войск, Чтоб снова стать властителем подлунной.

Тамерлан

Я уничтожу все твои войска И Африку покорствовать заставлю; Восточные и западные земли Моей деснице мощной подчинятся. Пиратские галеры, что по волнам Венецианского залива рыщут И топят парусники христиан, На якорях у Занте[45] мирно станут, Пока наш флот, что бороздит моря От Индии до Мексики далекой, Не выйдет к Гибралтарскому проливу, На португальцев нагоняя страх И в подчинении держа британцев. Так овладеет миром Тамерлан.

Баязид

О Тамерлан, позволь мне откупиться!

Тамерлан

Ты золотом не соблазнишь меня. Я знаю, что индийские цари Дарить мне будут золотые копи, Чтоб я их страны не опустошал. Связать обоих. Турка уведите, А женщину служанка уведет.

Султана и султаншу связывают.

Баязид

Злодеи! Отобрать мой меч священный! О Магомет! Очнись, о Магомет!

Забина

Будь проклят, Магомет! Ты допустил, Чтоб скиф презренный нас поработил!

Тамерлан

Убрать их прочь. Друзья мои, пора: Мы нынче пир устроим до утра.

Уходят.

АКТ IV

СЦЕНА 1

Входят египетский султан, Каполин, вельможи и вестник.

Султан

Довольно спать, о жители Мемфиса! Не умолкает рев татарских труб, Грохочут пушки, и Дамаск дымится. Коварный волжский вор, забравший в плен И сделавший наложницей своею Царевну Зенократу, нашу дочь, Теперь, возглавив нищих и бродяг, Египетскому царству угрожает; Меж тем на тучных нильских берегах Египтяне в безделье дни проводят, Подобные ленивым крокодилам, Что мирно спят, когда стреляют в них.

Вестник

Не гневался бы так мой повелитель, Когда бы он увидел Тамерлана, Чей грозный лик и непреклонный взор Сообщников в повиновенье держат, Священный страх вселяя в их сердца.

Султан

Ничтожный раб! Будь этот Тамерлан Страшнее, чем Горгон, исчадье ада[46], Султан не отступил бы перед ним. Большое войско у него?

Вестник

Владыка, Не менее чем триста тысяч конных На резвых скакунах, что в нетерпенье Под всадниками на дыбы встают. Добавь вооруженных до зубов Полмиллиона ратников отважных, Стеною вставших вкруг знамен военных, Чьи древки в небо, как шипы, впились. А что до снаряженья и орудий, То скиф богаче ими, чем людьми.

Султан

Будь воинов у Тамерлана больше, Чем звезд на полунощных небесах, Чем звонких капель у апрельских ливней, Чем желтых листьев у осенних дней, Султан в своем необоримом гневе Растопчет их, рассеет, уничтожит, И не останется ни одного, Чтобы потом оплакивать погибших.

Вестник

Мой государь, будь время у тебя Собрать и двинуть на него полки, Ты победил бы скифа, но сейчас Ты не готов, а он во всеоружье.

Султан

Мне все равно. Пусть на его защиту Поднимется весь мир; пусть этот скиф Не человек, а дьявол воплощенный — Султан ему неслыханно отмстит За обесчещенную Зенократу И сбросит Тамерлана в мрак Эреба, Чтобы его там поглотила ночь.

Вестник

Но ведомо ли славному султану, Как страшен разъяренный Тамерлан? Когда раскидывает он свой лагерь, Его шатер как снег на скалах бел; Из серебра доспехи, шлем увенчан Пером молочно-белым: это значит, Что местью сыт и хочет мира скиф. Когда ж на небо вновь взойдет Аврора, Багрец и пурпур надевает вождь: Его снедает гнев, он жаждет крови И милосердия тогда не знает К врагам, поднявшим на него мечи. Но коль и тут упорствует противник, На третий день выходит Тамерлан Весь в черном: конь, доспехи, щит, копье И траурные перья смерть вещают, И нет тогда пощады никому — Ни старикам, ни женщинам, ни детям.

Султан

О, изверг! Сын простого пастуха, В закон войны возвел он беззаконье! Насилия, резня, разбой, убийства — Вот подвиги бесславные его! Ты, Каполин, отправишься сейчас же К властителю Аравии. Он прежде Был нареченным дочери моей. Я знаю, он со мной объединится, Отмстит за поругание невесты, И мы сметем презренного раба.

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Тамерлан, Техелл, Теридам, Узумхазан Зенократа, Аниппа, два мавра, несущие клетку с посаженным в нее Баязидом, и следом за ними Забина.

Тамерлан

Пусть подойдет ко мне мое подножье.

Баязида выпускают из клетки.

Баязид

О вы, святые слуги Магомета, Вы, что, себя ножами изувечив, Кропите алой кровью алтари, Молитесь, чтоб немеркнущие звезды, Всосав болотный смертоносный яд, Потом его излили на тирана!

Тамерлан

Бог всех богов, создавший твердь земную И вкруг нее рассыпавший светила, Скорей предаст огню небесный свод, Чем на меня обрушит эту кару. Но ты, червяк, желающий мне смерти, Пади на землю, скрой лицо в пыли И послужи подножьем Тамерлану, Всходящему на свой державный трон.

Баязид

Ты прежде мне мечом пронзишь утробу И душу обречешь на муки ада, Чем пред тобою так унижусь я.

Тамерлан

О жалкое ничтожество, о раб, Ты недостоин прикоснуться к праху, Хранящему печать моих шагов! Склонись, о червь! Так хочет Тамерлан, А он тебя в куски изрезать может Иль расколоть, как молнией Юпитер Раскалывает величавый кедр.

Баязид

О духи тьмы! Я к вам сейчас взываю! О преисподней грозный властелин! Взмахни своим эбеновым жезлом, Чтоб ненавистная земля разверзлась И нас обоих поглотила смерть!

(Падает на землю.)

Тамерлан

(направляется к трону и по пути наступает на Баязида)

Рассейтесь же, воздушные завесы! Пусть небо зрит, как я, господень бич, Земных царей пятою попираю, Моя звезда! Сиянием победным Соседние светила затмевай! Презри луну, затем что скиф могучий, Ярчайшее из всех земных светил, Взошедшее смиренно на востоке, Теперь, достигнув своего зенита, Тебя оденет столь слепящим светом, Что ты лучами солнце одаришь! Когда я в битве победил султана, Мой меч из ножен искры высекал, Подобно тем бурливым испареньям, Что, задыхаясь в льдистом лоне туч, Стремясь на волю, небо разрывают И шлют на землю молний языки. Но прежде чем покинет Тамерлан Дамаск и тучные поля Египта И снова вступит в сладостный Персеполь, Он, жаждой славы равный Фаэтону[47], Который чуть не сжег земную ось, Взмахнет с таким неистовством секиру, Что в воздухе запляшут метеоры, А небо станет красным, словно кровь. И скажут все: он окровавил небо, Чтоб страсть неутолимую к войне В нем разжигал зловещий этот пурпур.

Забина

Бесчеловечный, гнусный похититель Персидского престола! Ты ни разу Не видел настоящего царя, Пока не встретился на поле боя С моим супругом. Как же ты посмел Его унизить, в клетку посадив, Хотя его величия достойно Лишь золото сверкающих дворцов? Презренный! Как ты смел попрать султана, Всю Африку поправшего стопой?

Техелл

Великий царь, предай жестоким пыткам Поганых псов, рычащих на тебя.

Тамерлан

Смири свою рабыню, Зенократа.

Зенократа

Она сейчас раба моей служанки. Аниппа, строго накажи ее За дерзкие слова.

Аниппа

(Забине)

Запомни, если ты хоть раз посмеешь Дать волю языку — тебя разденут И высекут на посмеянье всем.

Баязид

Ты, возвеличенный моим паденьем, В своей гордыне будешь ты унижен За то, что попираешь Баязида, Унизившего четырех царей.

Тамерлан

Отныне титул, власть, почет и слава От Баязида перешли ко мне, И посягнуть на них никто не сможет. Эй, в клетку вновь его!

Баязида сажают в клетку.

Баязид

Ужели в клетке место Баязида? Проклятье силе, что тебя хранит!

Тамерлан

Куда б я ни пошел, за мной вослед Потащат Баязида в этой клетке. Здесь дом его и гроб, Из рук своих, Забина, ты кормить супруга будешь Объедками моими. Если ж кто Другую пищу дать ему посмеет — Сам с голоду у ног его умрет, Я так сказал, и так оно и будет. Когда б цари всех стран мне предложили Свои венцы, как выкуп за султана, Его на волю я б не отпустил. Отныне и вовеки не умолкнет Молва о Тамерлане и о том, Какой он каре предал Баязида. Те мавры, что султана притащили Из Турции, его и впредь потащат, Куда бы я ни направлял свой шаг. Техелл и вы, соратники мои! Пред нами башни гордые Дамаска, Чьи тени точно тени пирамид, Вознесшихся среди полей мемфисских. Вы видите — на городских воротах Простерла крылья золотая птица[48], Но ей от нас Дамаск не оградить! Там жители парчою щеголяют, И каждый дом — хранилище сокровищ: Все это наше — люди и дома.

Техелл

Раскинули мы белые шатры И флаги дружбы всюду водрузили: Коль городские власти не безумны, Они без боя нам сдадут Дамаск.

Тамерлан

И сохранят себе и близким жизнь. Но если будут медлить и дождутся Кровавых флагов на шатрах багряных — Я страшной смерти всех мужчин предам. А если мы на черных скакунах Под траурными стягами помчимся — Пусть миллионы жителей там будут, Не пощажу ни старцев, ни детей.

Зенократа

О господин, молю о снисхожденье К Египту, к милой родине моей!

Тамерлан

Молчи. Я поклялся быть беспощадным. Идемте. Клетку вслед за мной нести.

Уходят.

СЦЕНА 3

Входят султан, Аравийский царь, Каполин и воины, несущие развевающиеся знамена.

Султан

Как Мелеагр, возглавив аргивян, Когда-то шел на вепря в Калидоне[49], Или Кефал[50] с фиванскими мужами На многоглавого злодея-волка, Которого, разгневавшись, Фетида Наслала грабить и опустошать Зеленые долины Аонии — Так ныне с вами я иду на скифа. Людской подонок, гнев и бич господень, Ужасные дела творит в Египте. Он, этот кровожадный Тамерлан, Низкорожденный, вор, бродяга жалкий, Убийством проложивший путь к престолу, На землях наших грабежи творит! Чтоб укротить спесивого раба, Мы силы аравийцев и египтян Соединим немедля и пойдем На помощь осажденному Дамаску, Какой позор для нас, владык всесильных, Что этот гнусный пес корону носит И смеет вызов посылать царям!

Аравийский царь

Ты знаешь ли, прославленный султан, Что близ границ Вифинии недавно Разгромлен был могучий Баязид, Что он и славная его царица Томятся у разбойника в плену?

Султан

Я знаю и о них скорблю душевно. Но пусть, о доблестный аравитянин, Не поколеблется твой гордый дух: Ты должен быть подобен мореходу, Который, мирно к берегу пристав, Взирает с болью, как ладья собрата По воле ветра бьется о скалы. Сочувствуя несчастьям Баязида, Священным ибисом сейчас клянусь, Что горько пожалеет скиф безродный О черном дне, когда он оскорбил Особу венценосца и о том, Что, похотью неистовой объятый, В наложницы он Зенократу взял.

Аравийский царь

Пусть гнев и горе месть мою пришпорят И Тамерлан изведает все пытки, Какие существуют на земле. Я жажду, с ним оружие скрестив, Победоносной длани мощь изведать И в жаркой схватке доказать, что слава Его не по заслугам вознесла.

Султан

Ты счел ли наши силы, Каполин?

Каполин

Да, государь. Коль мы соединим Войска египтян и аравитян, В них будет полтораста тысяч конных И двести тысяч пеших храбрецов, Нетерпеливо рвущихся в сраженье. Я их могу сравнить со сворой гончих, По следу зверя мчащейся в лесу.

Аравийский царь

Мое предчувствие мне говорит, Что нас победа ждет, а Тамерлана — Разгром, пленение, позор и смерть.

Султан

Вперед, о знаменосцы! Наше войско Под барабанный бой пойдет к Дамаску, Скиф, трепещи! Султан Египта грозный И непреклонный Аравийский царь Навек бесславью предадут тебя, Прославленного только грабежами, И уничтожат мерзостную свору Твоих трусливых персов и татар.

Уходят.

СЦЕНА 4

Пир; входит Тамерлан в пурпурном одеянии, Теридам, Техелл, Узумхазан и другие; мавры втаскивают клетку Баязида, за ними следует Забина.

Тамерлан

Пусть плещутся кровавые знамена Над головами жителей Дамаска, Пока они по городской стене Плетутся, полумертвые от страха, Что их настигнет и сразит мой гнев. А мы сегодня будем пировать И бражничать во славу бога сечи, Который нам помог Дамаск осилить И столько золота нам подарил, Что мы теперь богаче аргонавтов. Ты голоден сегодня, Баязид?

Баязид

Да, голоден и утолить хотел бы Твоим кровавым сердцем этот голод.

Тамерлан

Тебе, пожалуй, легче съесть свое: Его ты можешь вырвать из груди И дать кусок Забине. Зенократа, Друзья мой, давайте пировать!

Баязид

О фурии! В ладони зачерпните Воды из водоемов преисподней И в кубок беспощадному злодею Налейте этот смертоносный яд, Чудовище Лернейское[51]! Тирану В еду отравы жгучей напусти!

Забина

Пусть этот пир подобен будет пиру Фракийского бесчестного царя[52], Который съел свое родное чадо.

Зенократа

Как можешь ты терпеть, мой повелитель, Такое поношенье от рабов?

Тамерлан

Их страшные проклятья, Зенократа, Приятны мне: враги грозят словами, А я могу их каждую угрозу На них обрушить, в дело превратив.

Техелл

Не слушай их, госпожа: брань для них вроде освежающего напитка.

Теридам

Но если бы ты, господин, приказал дать им еды, это освежило бы их еще больше.

Тамерлан

Что ж ты не ешь, собака? Иль ты так изнежен, что не можешь есть собственное мясо?

Баязид

Пусть легионы злых духов разорвут тебя на клочья!

Узумхазан

Да знаешь ли ты, гнус, с кем ты говорить?

Тамерлан

Ну, ну, оставь его. На, ешь: возьми мясо с моего меча, или я воткну его тебе в сердце.

Баязид берет мясо и топчет ногами.

Теридам

Господин, он затоптал мясо ногами!

Тамерлан

Подними его, червь, и съешь, или я заставлю тебя срезать мясо с твоих собственных рук, изжарить и сожрать.

Узумхазан

Лучше пусть он заколет свою жену: тогда он сможет наесться до отвала, и у него хватит запасов на целый месяц.

Тамерлан

Вот тебе мой кинжал: разделай ее, пока она жирная, а не то смотри, отощает от горя и станет несъедобной.

Теридам

А Магомет стерпит это?

Техелл

Раз не может помешать, значит, стерпит.

Тамерлан

Ешьте, друзья, ешьте! Как! Баязид не съел ни кусочка? Должно быть, его сегодня не поили. Эй, дать ему воды!

Баязиду подают воду; он выливает ее на землю.

Постись на здоровье, пока голод не приневолит тебя есть. Правда, Зенократа, лучшего развлечения во время пира, чем эти турки, не придумаешь?

Зенократа

Да, господин.

Теридам

Я бы не променял его ни на какую музыку.

Тамерлан

Но музыка развеселила бы Зенократу. Почему ты так печальна, Зенократа? Хочешь, я заставлю турка спеть тебе песню? Скажи мне, что с тобой?

Зенократа

Мой господин, могу ль я быть веселой, Когда страдает мой родной Египет И город моего отца Дамаск? Ах, если ты меня как прежде любишь, Иль если верную мою любовь Хоть сколько-нибудь ценишь, повелитель, Освободи Дамаск, сними осаду И заключи с отцом почетный мир.

Тамерлан

Когда б Египтом правил сам Юпитер, Не отступил бы я и перед ним. Я опровергну тех глупцов ученых, Что нашу землю делят на три части[53]: Ее совсем иначе разделю, И начерчу совсем иную карту Сверкающим отточенным пером

(показывает на свой меч),

И именем своим и Зенократы Я города и страны назову. От этой точки возле стен Дамаска Начну я свой победоносной путь. Так неужели же, о Зенократа, Я откажусь от безраздельной власти Из-за упрямства твоего отца?

Зенократа

Да ниспошлет судьба тебе удачу, Но все ж позволь мне за него молить.

Тамерлан

Спокойна будь: не тронет Тамерлан Отца и всех, кто дорог Зенократе. Но пусть они мою признают власть. Запомни, что Аравия с Египтом Мне одному должны принадлежать.

(Баязиду.)

Ешь, раб, и гордись тем, что Тамерлан дает тебе еду со своего блюда.

Баязид

Горит, пылает мой пустой желудок, Высасывая жадно кровь из сердца: Борясь за жизнь, он приближает смерть. Язык мой сух, суставы онемели... Какая мука! Я сейчас умру!

Забина

Ешь, Баязид! Останемся в живых Наперекор тирану, и, быть может, Благие силы нас освободят.

Тамерлан

На, турок; хочешь чистую миску?

Баязид

Да, тиран; и еще мяса.

Тамерлан

Не жадничай, будь воздержанным, иначе объешься.

Теридам

Обязательно объестся, тем более что он обленился и совсем не двигается.

Слуги вносят на подносах короны.

Тамерлан

Теридам, Техелл, Узумхазан, хотите полакомиться этими кушаньями?

Теридам

Еще бы, господин! Но прикасаться к ним подобает только царям.

Техелл

Пусть услаждают они Тамерлана, а с нас довольно и смотреть на них.

Тамерлан

Итак, не хватает только корон египетского султана, царя Аравии и правителя Дамаска. Возьмите эти венцы, мои данники, и клянитесь мне в верности. Ты, Теридам, будешь царем Алжира, ты, Техелл, царем Фесским, ты, Узумхазан, царем Марокко. Что скажешь на это, турок? Они не твои данники.

Баязид

Но и твоими им недолго быть.

Тамерлан

О Теридам, Техелл, Узумхазан, Вы шли с любимцем неба Тамерланом От ледяных бессолнечных просторов До алого дворца зари росистой И дальше, в этот край, сожженный зноем, И заслужили царские венцы Отвагою и верностью великой, Не ляжет темное происхожденье Пятном на небывалой вашей славе, Затем что доблесть — знатности источник, И лишь она дает права на трон.

Теридам

Ты удостоил нас высокой чести, И если мы ее не оправдаем Деяньями и верной нашей службой, Венцы отняв, нас преврати в рабов.

Тамерлан

Да будет так. Когда судьба благая Меня на трон Египта возведет, Мы с вами завоюем Южный полюс И, покорив народы стран полнощных, Себя прославим до скончанья лет. Сегодня я не стану, Зенократа, Тебя венчать на царство: недостойна Корона эта твоего чела.

Уходят.

АКТ V

СЦЕНА 1

Входят правитель Дамаска, несколько горожан и четыре девушки, несущие лавровые ветви.

Правитель

Не прекращает этот человек Или, вернее, этот бог воины По нашим стенам бить и башни рушить. Коль захотим упорствовать и дальше Или спасенья от султана ждать, Мы добровольно обречем на гибель Дамаск, и горожан, и нас самих. Он новые шатры раскинул ныне: Их цвет вещает ужас, горе, смерть, А черные, как вороны, знамена Уничтоженьем городу грозят. Боюсь, что если мы сдадимся скифу, На милость победителя надеясь, Он, соблюдая свой обычай грозный, Стремясь в повиновенье мир держать Свирепостью, не знающей пощады, Всех жителей Дамаска истребит. Чтобы спасти невинных наших дев, Чья честь и жизнь лишь от него зависят, Пошлем их в лагерь скифа, и, быть может, Их стоны, их заплаканные очи Смягчат его бушующую ярость, И с нами кротко обойдется он.

Первая девушка

О, если бы смиренные моленья И жгучие потоки слез кровавых, Бегущих не из глаз, а из сердец Несчастных ваших жен и дочерей, Проникли в ваши каменные души И позаботились бы вы о нас, Когда враги к Дамаску подходили, — Над нами не нависла бы теперь Смертельная опасность, и не ждали б Вы помощи от нас, бессильных дев.

Правитель

Высокий долг, забота об отчизне И ненависть к ярму порабощенья, Которым чужеземец нам грозит, Не позволяли нам трусливо сдаться, Предав всех вас на произвол врага, Пока надежда на спасенье тлела. И так как мы пеклись о вашей чести Не менее, чем о самих себе, То вы сейчас должны, подобно нам, Достойно встретить ярость Тамерлана И тяжкие превратности судьбы, Иль стать орудьями богов всевышних, Которым неугодна наша гибель, И скифа к милосердию склонить.

Вторая девушка

Коленопреклоненные, мы просим Бессмертных и всеведущих богов, Могучих покровителей Египта, Услышать нас и сжалиться над нами. Пусть наши слезы и слова дойдут До зрения и слуха Тамерлана И сострадание разбудят в нем; Пусть эти лавры — дар от побежденных — Морщины грозного чела сокроют, И тени гнева сменятся лучами Веселья, кротости и доброты. Клянемся вам, о граждане Дамаска, Все сделаем, что будет в наших силах. Идите и оставьте нас одних.

Правитель

Храни вас небо! Ваше возвращенье Нам возвестит, что вы спасли Дамаск.

Правитель и горожане уходят.

Входят Тамерлан, Техелл, Теридам, Узумхазан и другие. Тамерлан весь в черном, очень сумрачен.

Тамерлан

Как, выпали из теплых гнезд голубки? О глупые! Ужель на первых вас Я должен мщение свое обрушить? Обычай мой известен; почему же Правитель ваш не выслал вас ко мне, Когда молочно-белые знамена Сиянье милосердья источали? Благой призыв отвергли вы с презреньем: Зачем же приходить ко мне сейчас, Когда от черных, как смола, шатров Исходят ярость, ненависть и ужас, Твердящие о том, что слишком поздно Решился покориться мне Дамаск?

Первая девушка

Богоподобный царь, земли властитель, Живое воплощенье благородства! Тебе на радость создан был весь мир; Твой трон священный небесам угоден; Могучий, ты светилу дня подобен Величием и дивной красотой! О царь, внемли нам! Сжалься над Дамаском, Над старостью согбенной, чьи седины Как бы венчают честь и благородство; Над брачным ложем, где сейчас мужья, Познавшие святую радость брака, Потоки слез кровавых проливают, Обняв трепещущих от страха жен. Нашептывает им коварный страх, Что мощная десница Тамерлана Тела их разлучит, прервет биенье Любовью переполненных сердец; Они как смерть бледны, их гложут мысли О том, что наш правитель беспощадный Отринул милосердье рук твоих (Любимых ангелами, но ужасных Для фурий, порожденных адской тьмой), Опасности подвергнув их свободу, Семью, возлюбленный очаг и жизнь. О, сжалься, повелитель, и над нами, И над младенцами, и над народом, Что воевать с тобой не замышлял! О, сжалься, сжалься, доблестный владыка, Над городом коленопреклоненным И в знак прощения прими от нас Венец, из листьев золотых сплетенный: Все люди именитые Дамаска, К нему благоговейно прикасаясь, Заветное желанье выражали — Чтоб наравне с египетской короной Он гордо украшал твое чело.

Тамерлан

Напрасны ваши слезные моленья: От клятвы не отступит Тамерлан. Вот мой победоносный меч. Ответьте: Что в этот миг вы видите на нем?

Первая девушка

Я вижу лишь сверканье грозной стали.

Тамерлан

Так, значит, взоры вам туманит страх: Там смерть сидит, властительная смерть С отточенной косой в бесплотной длани, Я рад, что вы не видите ее: Теперь она уже перелетела На копья конной стражи. Эй, Техелл, Пусть воины покажут этим девам Мою служанку-смерть в плаще багряном, Сидящую на копьях слуг моих.

Девушки

О, сжалься, царь!

Тамерлан

Возьмите их и смерть им покажите.

Девушек уводят.

Нет, я не пощажу египтян гордых, Не изменю обычаям своим, Пусть даже мне предложат небеса Богатства златоносных волн Тихона[54] Или любовь Венеры, пожелавшей Покинуть Марса и со мною лечь[55]. Они отвергли флаг пощады, зная, Что так же месть моя неотвратима, Как ход созвездий, смерть или судьба.

Входит Техелл.

Вы показали смерть дамасским девам?

Техелл

Да, господин. На городских стенах Висят их окровавленные трупы.

Тамерлан

Я думаю, что жителям Дамаска Страшнее это зрелище, чем смерть. Идите и предайте всех мечу.

Все, кроме Тамерлана, уходят.

О Зенократа, как ты хороша, — Нет, это слово низменно и слабо! — Как ты божественна, когда, печалясь За родину свою и за отца, Неприбранная, льешь потоки слез И, словно Флора на восходе дня, Льняные кудри по ветру развеяв, Жемчужины роняешь на траву[56], Струишь сапфиры по ланитам светлым, Где матерь муз бессмертных, красота, Пером слоновой кости томы пишет О прелести твоих печальных глаз, Тех дивных глаз, что в косах ночи мглистых Сверкают ярче всех светил лучистых, Тех ангелов, что в латах слез росистых С моей душой неравный бой ведут За родину свою, за жизнь султана. Страх за отца снедает Зенократу, А для меня ее печаль опасней, Чем для Дамаска — все мои войска. Персидский царь и повелитель турок Так не смущали помыслов моих, Как их смущает горе Зенократы. Но что такое красота? — немолчно Мой дух, смятенный скорбью, вопрошает. Когда бы перья всех поэтов мира Прониклись мыслями своих хозяев И нежностью, живущей в их сердцах, В их думах, в их мечтаньях одиноких; Когда б в себя впитали стихотворцы Нектар цветов поэзии нетленной, В которой, словно в зеркале, мы видим Все высшее, что свершено людьми; Когда бы создали они потом Бесценные по совершенству строки, — Их все равно тревожили б всечасно Та мысль, та прелесть, та черта, то чудо, Которые не воплотить в словах. Но совместимо ли со мною, с мужем, С воинственным, суровым полководцем, Чье имя на людей наводит страх, Такие расслабляющие мысли? Как знать? Быть может, мы награду ищем Лишь в благосклонном взоре красоты. И каждый воин, жаждущий величья, И подвигов, и славы, и побед, Склониться должен перед красотою? Я, победитель, побежденный чувством, Которому не мог сопротивляться И царь богов, — когда он покидал Чертог свой звездный, чтоб в ином обличье У очага пастушьего согреться, — Я отдал бы весь мир, чтобы поверить, Что истинная слава лишь в добре И лишь оно дарит нам благородство. Кто там идет?

Входят несколько слуг.

Кормили вы сегодня Баязида?

Слуга

Да, господин.

Тамерлан

Втащите клетку. Пусть мне донесут, Подвергся ль — разграблению Дамаск.

Слуги уходят.

Входят Техелл, Теридам, Узумхазан и другие.

Техелл

Мы овладели городом и взяли Немалую добычу, государь.

Тамерлан

Отлично. Что ты нового узнал?

Техелл

Султан и Алкидам, царь Аравийский, Так яростно стремят на нас войска, Как будто предрешен исход сраженья.

Тамерлан

Он предрешен; ты это должен знать.

Слуги втаскивают клетку с Баязидом; за ними идет Забина.

Теридам

Мы знаем, что победа будет нашей, Но, государь, во имя Зенократы, Позволь нам жизнь султана сохранить.

Тамерлан

Я сам хочу того же, Теридам, Затем что всеми — даже Тамерланом — Достойна Зенократа управлять. Мое подножье, Баязид, признайся; Ты думаешь, я проиграю битву, А ты свободу снова обретешь? Оставьте клетку здесь, пока мы будем Готовиться к сражению с султаном. Молись за Тамерлана, Баязид!

Тамерлан, Техелл, Узумхазан и персы уходят.

Баязид

Иди, и пусть тебя постигнет смерть! Пусть миллионы воинов пронзят Мильонами мечей твою утробу! Пусть под тобою конь падет от ран! Пусть фурии, покинув тьму Коцита[57], Преследуют тебя, пока ты сам Не бросишься на вражеские копья, А в грудь заговоренную твою Пусть тучи стрел отравленных вопьются! Пусть пушки, извергая дым и пламень, На части Тамерлана разнесут!

Забина

Пусть все мечи, все копья, пики, стрелы В его груди найдут себе приют! Пусть кровь по капле выступит из ран, И боль рукой неспешной стиснет сердце, И в ад низринется его душа!

Баязид

Увы, Забина! Мы его клянем, Земля ярится, негодует небо, Но бережет его такая сила, Которая страшней богам всевышним, Чем Парки[58] или киммерийский Стикс[59]. Нам суждено в отрепьях ненавистных Терзаться страхом, голодом, стыдом И, не надеясь на освобожденье, Скорбя, смотреть прошедшему вослед.

Забина

Нет бога, нет судьбы, нет Магомета, Нет злого духа в мраке преисподней, Коль в гнусном рабстве суждено нам сгнить! Земля, разверзнись! Покажи нечистым Такой же мрачный, безнадежный ад, Как берега проклятого Эреба[60], Где сонмы душ, вопя и трепеща, Страшилище — Харона[61] тщетно молят, Чтоб их в Элизий[62] переправил он. Зачем нам жить, червям порабощенным? Зачем нам жить, скажи, о Баязид? Ужели для того, чтоб целый мир Увидел нас в ярме уничиженья, Чтоб он смеялся над былым величьем, Над мощью, превращенной в жалкий прах?

Баязид

О жизнь, ты омерзительнее мне, Чем гнусная блевота змей стигийских, Которая зловоньем полнит ад И нестерпимо грешников терзает! О вы, орудья зренья моего! Вы видите, что имя Баязида, Его венец и честь пятнает вор — Так почему, глаза, вы не ослепли, Не погрузились в тьму моей души? Вы видите мою жену, царицу, Венчанную когда-то гордой славой, Владычицу пятнадцати цариц; Теперь она живет в пучине скорби, Облитая помоями презренья, Раба позора, гнета, нищеты. Проклятый Баязид! Слова участья, Которые Забину поддержали б И, слезы вызвав у обоих нас, Омыли б наши скорбные сердца, Теперь грызет неумолимый голод, И мысль мою объемлет немота. Моя царица! Бедная Забина! Дай мне воды, дай мне напиться вволю И остудить пылающую грудь, Чтоб в краткий срок, оставленный мне жизнью, Я мог перед тобой излить всю душу В словах любви, чей горестный поток Был, как плотиной, остановлен гневом На подлое предательство судьбы.

Забина

Мой Баязид, мой царь, ты не умрешь, Пока во мне еще струится кровь, Огонь терзаний лютых остужая.

(Уходит.)

Баязид

Сбрось, Баязид, ярмо постылых дней И голову о прутья размозжи, Раз не дано тебе пути иного, Чтоб вырваться из ненавистных пут. Юпитера неугасимый светоч, Запятнанный страданием моим, О солнце! скройся в беспредельной ночи, Захлопни окна пламенных небес! Пусть жуткий Мрак на колеснице ржавой, Одетый в плащ смолистых облаков, Туманом землю медленно задушит! Пусть ноздри яростных его коней Шлют на нее грохочущие бури! Пусть Тамерлан влачится в этой тьме, И пусть моя бесплотная душа Терзает изнемогший разум скифа! Стрела бесчувственного забытья! Пронзи мое истерзанное сердце И ненавистной жизни дай исход!

Разбивает голову о прутья клетки. Входит Забина.

Забина

О боги! Баязид себя убил! Пробита голова, разбрызган мозг — Мозг моего владыки Баязида! О Баязид! Мой муж! Моя любовь! О Баязид! О повелитель турок!

Дать ему вина? Нет, ни за что! Принесите молока и огня, и я снова дам ему свою кровь. Разорвите меня на часта, подайте мне молнию на острие меча! Долой его! Долой! Ступай к моему сыну! Убирайся вон! Вон! Вон! О, пощадите этого младенца! Пощадите его! Пощадите! И я, я, Забина, разговариваю с ней! Солнце закатилось, реки побелели, покраснели, почернели — смотрите, смотрите, смотрите! Брось мясо ему в лицо! Тамерлан, Тамерлан, Тамерлан! Пусть воинов похоронят! Ад! Смерть, Тамерлан, ад! Подайте мне носилки, трон, драгоценности! Я иду, иду, иду!

Разбивает голову о прутья клетки. Входят Зенократа и Аниппа.

Зенократа

О, горе мне! Зачем я дожила До дня, когда глаза мои узрели Кровь на стенах Дамаска — кровь египтян, Моих сограждан, подданных отца! На улицах — истерзанные трупы, Разъятые тела еще живых... Но что на свете может быть ужасней, Чем зрелище безгрешных, чистых дев, Чья красота заставила б и Марса Отбросить меч и о любви молить, Пронзенных копьями свирепой стражи И без вины принявших в муках смерть?.. О небо! Даже скакуны татар, Что злобно топчут и живых и мертвых, Отпрянули и встали на дыбы, Когда впились трепещущие копья В прекрасные тела дамасских дев. О Тамерлан, как мог ты это сделать, Ты, Зенократе клявшийся в любви? Она за них пожертвовала б жизнью, Всем, кроме одного: твоей любви... Что вижу я? Здесь тоже кровь и смерть! Мои глаза, вы стали мне врагами! Пресыщенные зрелищем убийств, Вы мне о них твердите непрестанно! Скорей, скорей, Аниппа, посмотри: Быть может, их спасти еще возможно.

Аниппа

В обоих ни дыхания, ни чувства. О госпожа, до этого конца Их довела жестокость Тамерлана!

Зенократа

Земля! Из лона своего извергни Потоки вод, чтоб ныне их оплакать! В знак ужаса и скорби задрожи! О небо! Устыдись! При их рожденье Ты мощь и славу даровало им, Но не спасло от столь жестокой смерти! Пусть тот, кто горд изменчивою властью И видит цель в величии земном, Посмотрит на турецкого султана И на его великую царицу! О мой возлюбленный! О Тамерлан! Ты жаждешь хрупких тронов и венцов — Взгляни же на турецкого султана И на его великую царицу! Счастливая звезда тебя ведет, В ночи твой сон победа охраняет, Но ты не доверяй войне коварной: Страшись, что и тебя она предаст, Как предала турецкого султана И с ним его великую царицу! О, сжалься, Магомет, над Тамерланом, Прости ему жестокость, жажду славы, И пусть победа, страсть его души, Не приведет его к кончине страшной, Как привела турецкого султана И с ним его несчастную царицу! Прости и мне бесчувственность мою К их долгим и невыносимым мукам! О Зенократа, горек твой удел!

Аниппа

Не надо плакать, госпожа. Поверь: Твой царь Фортуну так поработил, Что будет колесо ее недвижно, Пока есть жизнь в его руке могучей, Сражающейся ныне за корону Для твоего прекрасного чела.

Входит Филем, гонец.

Зенократа

Филем, ты вновь пришел гонцом несчастья?

Филем

Родитель твой, египетский султан, И Аравийский царь, жених твой прежний, Идут с огромным войском копьеносцев На моего владыку Тамерлана, Как шел когда-то на Энея Турн[63].

Зенократа

Любовь и чувство долга, стыд и страх, Как стрелы, злобно в грудь мою вонзились! Увы! Кому победы пожелать, Когда в греховном сердце долг высокий Не может победить земную страсть? Отец и Алкидам, жених мой первый, С моим любимым вступят в смертный бой; Кого бы я ни выбрала — мой выбор Меня навек позором заклеймит. Чтобы троянцы обрели отчизну, О боги! вы Энею помогли И отвернулись в грозный час от Турна: Так облегчите и мои страданья: Спасите, боги, и мою страну, И моего любимого! Пусть он Победу над отцом легко одержит, Чтобы потом с ним заключить союз. Тогда, коль соизволят небеса, Я, зная, что отец спасен от смерти, Вступлюсь за Аравийского царя.

Шум битвы, Тамерлан побеждает. Входит раненый Аравийский царь.

Аравийский царь

О воины проклятые тирана! Их словно охраняют силы зла! Своих врагов они везде настигнут, Одержат верх и над самой судьбой! О Алкидам, ты ранен; ляг на землю, И пусть глаза прекрасной Зенократы Увидят меч, увидят эти латы, В которых ты сражался за нее, В которых умираешь, оставляя Кровавый след свидетельством любви.

Зенократа

Не надо, Алкидам, таких свидетельств! Смотри, ты видишь, пред тобой стоит Отверженная небом Зенократа, В чьем сердце скорбь не вытеснена счастьем! Я ранена душой из-за тебя, Как ранен телом ты из-за меня.

Аравийский царь

О, как спокойно я теперь умру, Увидев снова твой прекрасный взор! Он облегчит мне расставанье с жизнью, Как облегчил бы гложущую боль, Когда б возможно было облегченье! О, если б тяжкие мои страданья Утихли хоть на час! Тогда я мог бы Тебе сказать, что в этом бренном мире Сияешь ты, как дивная звезда! Я радовался б и твоей любви, И твоему заслуженному счастью! Я на тебя смотрю, и все печали Отходят от хладеющего сердца... Даруй же мне последнюю отраду: Коснись рукою моего чела, — И смерть ко мне придет, как сон, светла.

(Умирает.)

Входит Тамерлан, ведя за руку султана, Техелл, Теридам, Узумхазан и другие.

Тамерлан

Идем, родитель дивной Зенократы; Поверь мне: быть ее отцом почетней, Чем на престоле царском восседать. Хотя ты в плен моей рукой захвачен, Но дочь твоя тебя освободит: Покорен ей мой меч непобедимый, Тот меч, который пролил реки крови, Глубокие, как Нил или Евфрат.

Зенократа

О, радость! О, благословенный миг! Отец мой уцелел в опасной схватке С возлюбленным избранником моим!

Султан

Я Зенократу милую обрел, Но потерял Египет и корону!

Тамерлан

Победа над тобой досталась мне: Зачем же ты скорбишь о пораженье? Я возвращу тебе твою державу, И станет с помощью моей она Сильнее, чем когда-либо доселе. Сам бог войны мне уступает место И во владенье мир передает; Меня в доспехах боевых увидев, Юпитер и бледнеет и дрожит, Боясь, что я столкну его с престола; Моим победам отдавая дань, Из рук не выпускают ножниц Парки И мечется, изнемогая, Смерть; Не часты в знойной Африке дожди, Но я пришел с победоносным войском, И полился из туч кровавый ливень, И содрогнулась в ужасе земля, Впивая капли этой страшной влаги; Мильоны душ в тоске Харона ждут, Толпясь на берегах безмолвных Стикса; Я душами убитых переполнил Элизий и Аид, чтоб обо мне На небе и в аду гремела слава. Взгляни, султан Египта: никогда Такого зрелища не видел мир. Тела царей у ног моих простерты: Султан турецкий и его царица Нить жизни рабской сами оборвали, Пока на поле боя были мы; Царь Аравийский рядом с ними пал; Они — свидетельства моей победы, Трофеи, подобающие мне; В них, словно в зеркале, отражено Мое величье, жаждущее крови, Когда какой-нибудь безумец смеет Скрестить со мной оружие в бою.

Султан

Всевышний бог и Магомет хранят Тебя, о Тамерлан! Цари земные Должны отдать свои венцы тебе. Твоей победе радовался б я, Когда б ты обошелся с Зенократой, Как подобает мудрому царю.

Тамерлан

Она превыше всех цариц венчанных И, — небо я в свидетели зову, — Чиста и целомудренна, как небо. Но час настал; пора мне возложить На дивное чело венец державный. Так пусть же все сподвижники мои, Которых я за доблестную службу И, мужество в боях возвел на троны, Со мною вместе ныне увенчают Персидскою короной Зенократу. Что скажут Зенократа и султан?

Султан

Безмерна честь, оказанная мне Тобой, великодушный повелитель.

Тамерлан

Коль ты даешь согласье, я уверен, Что Зенократа не откажет мне.

Зенократа

Об этом я не смела б и помыслить.

Теридам

Возложим на прекрасное чело Корону, что давно к нему стремилась.

Техелл

Моя рука готова: этот брак Нам обещает мир и долгий отдых.

Узумхазан

Вот, государь, корона. Помоги нам Твою царицу ею увенчать.

Тамерлан

На царский трон воссядь, о Зенократа: Отныне ты — персидская царица И повелительница многих стран, Оружьем Тамерлана покоренных. Как лик Юноны в час, когда Юпитер Титанов-скаловержцев победил, Иль словно лик воинственной Дианы — Лицо моей любимой; взор ее Мне предвещает новые победы И новой мощью наполняет грудь. В угоду Зенократе пусть отныне Египтяне, арабы, азиаты И племена, что в Индии живут, Султану ежегодно дань приносят, И от пределов Африки до Ганга Могучую десницу он прострет. А ныне, добрые мои друзья, Вы, что венцы себе добыли с боя, Снимите латы, в пурпур облачитесь И, окружив себя толпой вельмож, На тронах величаво восседая, Владеньями своими управляйте. Оружье принесите в дар богам, Затем что перемирье заключает Со всей землей сегодня Тамерлан. Мы с почестями погребем останки Царя Аравии, который был Когда-то нареченным Зенократы, И с ним в одну могилу мы положим Турецкого султана и султаншу. Отдав последний долг врагам своим, Обряд венчальный пышно мы свершим.

Часть вторая

ПРОЛОГ

Успех, каким был встречен "Тамерлан", Когда на сцене появился он, Поэту подсказал вторую часть, Где смерть делам царя предел положит И грозный рок его повергнет в прах, А о судьбе прекрасной Зенократы, О том, как Тамерлан жег города, Чтобы почтить своей царицы память, Подробно вам расскажет автор здесь.

Действующие лица

Тамерлан, царь Персидский.

Халиф, Амир, Целебан — его сыновья.

Теридам, царь Алжирский.

Техелл, царь Фесский.

Оркан, царь Анатолийский.

Узумхазан, царь Марокканский.

Царь Трапезундский.

Царь Сирийский.

Царь Иерусалимский.

Царь Амадийский.

Газелл, наместник Бейрута.

Урибасса.

Сигизмунд, король мадьярский.

Фредерик, Болдуин — правители Буды и Богемии.

Пердик, слуга Халифа.

Правитель Вавилона.

Максим.

Калапин, сын Баязида.

Альмеда, его тюремщик.

Врачи.

Комендант Басеоры.

Его сын.

Военачальник.

Вельможи, горожане, воины и т. д.

Зенократа, супруга Тамерлана.

Олимпия, жена коменданта Бассоры.

Турецкие наложницы.

АКТ I

СЦЕНА 1

Входят Оркан — царь Анатолийский, Газелл — наместник Бейрута и Урибасса, в сопровождении свиты, барабанщиков и трубачей.

Оркан

Мы, повелители восточных стран, Поставленные сыном Баязида, Великим и могучим Калапином, Что ныне пленником живет в Египте, Захваченный низкорожденным скифом, Державшим в клетке и его отца, — Мы, землю Анатолии[64] покинув, Пришли сюда, к дунайским берегам, И вот теперь с могучей ратью ждем Могучего владыку Сигизмунда, Чтоб с ним союз военный заключить. Но стоит ли нам ждать христианина Иль перейти Дунай и в бой вступить?

Газелл

Анатолийский царь! Нам нужен мир. Насытились мы христианской кровью, И есть у нас единый общий враг: Надменный Тамерлан пятой победной Персидские владения попрал И Турцию грозится уничтожить. Ему навстречу, государь, иди!

Урибасса

К тому же возглавляет Сигизмунд Не только рать воинственных мадьяр: Из христианских стран привел он ныне Славян, ганноверцев и алеманов[65]; Их алебарды, пики, топоры Помогут нам рассеять орды скифов.

Оркан

Когда б от самых северных широт Гренландии, всегда одетой льдами, Где властвует воинственное племя[66], Десятки тысяч воинов пришли, Свирепостью подобных Полифему, И принесли с собой Европы мощь — Мы, турки, уничтожили бы их, В кровавое болото превратив Вот эти плодоносные поля. Дунай, что катит волны к Трапезунду, В своих багряных струях повлечет, Как дар военный нашим землякам, Безгласные тела врагов пророка, И море Средиземное, куда Течет Дунай[67], Кровавым морем станет, И моряки Италии надменной Увидят трупы этих христиан, Течением прибитых к их судам. Тогда Европа[68] со спины быка Сойдет, чтобы на вдовье одеянье Сменить богатый праздничный наряд.

Газелл

Известно нам, властительный Оркан, Что Тамерлан собрал свои войска, Каир покинул и спешит на север К Александрии, к рубежам турецким, Надеясь нашей овладеть страной. Как только будет договор подписан С мадьяром Сигизмундом, мы должны Все силы против Тамерлана бросить, Что ныне к Анатолии идет.

Оркан

Ты прав, властитель славного Бейрута: Коль дрогнет Анатолия моя, Вся Турция немедля пошатнется. Итак, даруем христианам мир! Ганноверцам, славянам, алеманам Не я, не Тамерлан великий страшен; Страшна непобедимая Фортуна, Которая его так вознесла. Мы подняли албанцев, сицилийцев, Арабов, греков, иудеев, мавров, Анатолийцев и египтян смуглых, Фракийцев, иллирийцев[69] и вифинцев; Нам с Сигизмундом справиться легко, Но справимся ль мы с мощным Тамерланом? Он воинов собрал со всей земли — От Фракии до берегов восточных Далекой Индии, где Южный океан, Беснуясь, бьется о пустынный берег, Куда еще не приставал корабль. За Тамерланом Азия встает, От тропиков, где зноем пышет Рак, До Амазонии[70] под Козерогом; За Тамерланом Африка встает — Вся Африка, вплоть до Архипелага[71]. Ты прав; даруем христианам мир.

Входят Сигизмунд, Фредерик, Болдуин со свитой, барабанщиками и трубачами.

Сигизмунд

Оркан! Ты извещен через послов, Что мы сегодня перешли Дунай; Решай теперь, вступить ли нам в союз Иль в смертный бой. Как завещал нам Рим, Я обнаженный меч тебе вручаю. Коль выберешь войну, взмахни клинком, Коль мир — верни мне этот меч обратно: Его в ножны вложу я в знак согласья.

Оркан

Стой, Сигизмунд! Ты помнишь ли, кто я? Не я ли крепость Вены обстрелял Так, что ее валы пустились в пляс, Как будто бы заколебалась вдруг Земли и неба вековая ось[72]? Ты помнишь дротиков железный ливень, Гром выстрелов и сталь пернатых стрел, Так густо падавших на горожан, Что ты, тогда еще лишь Пфальцский граф, С Богемским князем, с герцогом Австрийским, Послали мне гонцов, чтоб на коленях Униженно о мире умолять? Ты помнишь, как перед моим шатром Возы поставил золотых монет, Где вычеканен царственный орел, В когтях несущий громовержца стрелы? И, помня это, хочешь ты войны?

Сигизмунд

Да, Вена вам сдалась, и там был я, Тогда — пфальцграф, теперь — король мадьяров. Мы не могли не сдаться вам. Но ныне, Оркан, взгляни на воинство мое, Что на равнине здесь расположилось: Его единым взором не окинешь, Оно как аравийские пески, Когда глядишь с багдадской башни вниз, Как океан пред взорами того, Кто смотрит вдаль со снежных Апеннин! Так неужели я паду так низко, Что ныне заключу с тобой союз?

Газелл

Дозвольте мне прервать ваш спор, владыки: Мы не за тем из Турции пришли, Чтобы вступить с мадьярами в сраженье. Обеим сторонам важнее мир!

Фредерик

Нас из Европы та же цель ведет. Но, если вы желаете войны — Палатки свернуты, полки в строю: Мы выступим, не дав вам сделать шаг.

Оркан

Готовы мы. Но если Сигизмунд Пришел как друг, и слово держит он — Вот меч его: мы подтверждаем мир На тех условиях, что намечали Согласно предложению послов.

Сигизмунд

Я вкладываю меч в ножны. Дай руку; Не обнажу его против тебя, Не трону и союзников твоих; Покуда жив, с тобою я в союзе.

Оркан

Пусть Сигизмунд обет свой подтвердит Пред небесами и своим Христом.

Сигизмунд

Перед творцом, нам даровавшим жизнь, Пред сыном господа и приснодевы, Я, Сигизмунд, торжественно клянусь, Что свой обет вовеки не нарушу.

Оркан

Перед пророком нашим Магометом, Чей глас в святом коране нам звучит, Чье благостное тело вместе с гробом Над Меккою священной воспарило, Клянусь, что не нарушу договор! Его сейчас должны скрепить мы оба Собственноручной подписью и клятвой, И каждый пусть такой получит свиток, В котором наш союз запечатлен. Отныне, Сигизмунд, коль так случится, Что на тебя осмелится напасть Какой-нибудь властитель христианский, Пошли тотчас мне весть, и я, Оркан, Дунайский договор наш подтвержу, И враг, дрожа, велит трубить отход: Так всем народам в мире страшен я!

Сигизмунд

А если на тебя напасть решится Какой-нибудь языческий владыка, Знай: Сигизмунд пошлет тебе на помощь Сто тысяч всадников, в бою отважных, Державы нашей силу и оплот.

Оркан

Благодарю, но в грозный час войны Малоазийцы, африканцы, греки Идут за мной под барабанный бой. Друзья, сейчас давайте пировать! Я в Анатолию и Трапезунд Отборные полки свои пошлю И возвещу поход на Тамерлана. Друг Сигизмунд, мадьярские князья! Сегодня мы повеселимся вместе, А завтра двинемся в обратный путь.

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Калапин и Альмеда — его тюремщик.

Калапин

Почтеннейший Альмеда, пожалей Ты Калапина, сына Баязида: Рожденный стать владыкою Востока, У Тамерлана он живет в плену.

Альмеда

Мне жаль тебя, и я тебе желаю Освобождения, но Тамерлан, Владыка мой, чей смертоносен гнев, Твоей свободе здесь кладет предел.

Калапин

О, если б мог я выразить в словах Хоть часть того, что выполню на деле, Ты согласился бы уйти со мной.

Альмеда

Нет, ни за что! Об этом не проси.

Калапин

Но выслушай, достойнейший Альмеда...

Альмеда

О господин, прошу тебя, молчи!

Калапин

Через Каир бежит...

Альмеда

Ни слова о побеге, господин!

Калапин

Дай досказать мне, добрый мой Альмеда.

Альмеда

Досказывай, хотя все это зря.

Калапин

Через Каир бежит к Александрии Река Дарот. Турецкая галера Из флота моего там ждет меня. Приняв обоих нас к себе на борт, Она немедленно поднимет парус И, моря Средиземного достигнув, Пройдя меж Кипром и скалистым Критом, Нас принесет к моей родной земле. Ты там увидишь, как толпа царей Меня коленопреклоненно встретит, Приветствуя мое освобожденье. Любую из корон их золотых Бери себе, она твоя отныне! Дарю тебе я тысячу галер С рабами христианскими на веслах: От берегов Испании они С той стороны пролива приведут Наполненные золотом суда. Прислуживать тебе гречанки будут, Искусные и в танцах и в любви, Божественно прекрасные, как Ио[73] Иль та, кого любил Пигмалион[74]. Нагие негры повлекут тебя По городу в роскошной колеснице, И лягут на твоем пути ковры, И камни стен украсятся шелками, Чтоб радовать властительный твой взор. Твои паши в пурпурных одеяньях Пред колесницей будут гарцевать, И под ноги тебе они расстелют Златой ковер, весь в дорогих каменьях, Сверкающий, как дивный свод небес В полночные часы, когда от нас Спускается в край антиподов Феб... Всего не в силах перечислить я.

Альмеда

А далеко ль галера, говоришь?

Калапин

Шагов пятьсот, почтеннейший Альмеда.

Альмеда

А если выследят твою галеру?

Калапин

В ущелье, меж береговым холмом И низко нависающей скалою, Она стоит, свернувши паруса, Сокрытая от любопытных взоров.

Альмеда

Отлично. Но скажи, господин, ежели я отпущу тебя, сдержишь ли ты слово? Стану ли я царем в награду за мои старанья?

Калапин

Клянусь тебе турецкою державой, Десницей Магомета я клянусь, Получишь царство, станешь равен мне!

Альмеда

А я, Альмеда, тоже клятву дам: Назначенный великим Тамерланом, Я, тень твоя и неусыпный страж — Так ныне звание мое гласит, — Берусь тебя к галере проводить, И пусть за нами он пошлет погоню, Пусть отрядит хотя бы целый полк — Умру, но Калапина не предам!

Калапин

Благодарю тебя, мой друг Альмеда! Не будем мешкать; время гонит нас.

Альмеда

Когда прикажешь. Твой слуга готов.

Калапин

Вперед! Прощай, проклятый Тамерлан! Я отомщу тебе за смерть отца!

Уходят.

СЦЕНА 3

Входят Тамерлан, Зенократа и три их сына — Халиф, Амир и Целебин — в сопровождении барабанщиков и трубачей.

Тамерлан

Теперь, о Зенократа, око мира, Лучами озаряющая звезды, Ты, чей бодрящий взор пронзает мрак, Хрустальную красу ему даруя, Теперь в Ларисской отдохни долине, Где Турция смыкается с Египтом, Средь сыновей твоих, царей грядущих И повелителей больших держав.

Зенократа

Когда, любимый, ты оставишь меч И подвергать себя не будешь больше Превратностям ожесточенных войн?

Тамерлан

Когда небесный свод прервет вращенье, Когда земля, моих полков оплот, Соприкоснется с месяцем двурогим — Не раньше, дорогая Зенократа. Садись и отдыхай, моя царица. Так. Вот она сидит, полна величья, А сыновья, что драгоценней мне Всех покоренных мной богатых царств, С ней рядом сидя, смотрят ей в лицо. Но нет в них той воинственности грозной, Которая моим сынам пристала. Смесь воздуха с водой! А это значит, Что мало в них отваги и ума[75]. Их кудри белы и легки, как пух, А быть должны как иглы дикобраза, Черней смолы и жестки, словно сталь! Видать, они не годны для войны: Их пальцы словно созданы для лютни, А руки — для любовных ласк на ложе. Я б их считал приблудными щенками, Когда б на свет их родила не ты, Чье лоно знало только Тамерлана,

Зенократа

Не гневайся, они на мать похожи, Но в час ристаний в них душа отца. Вот этот милый мальчик, самый младший, Недавно, сев на скифского коня, Скакал по кругу и ловил перчатку, Ее хватая на свое копье; Он осадил коня с такою силой, Что крика удержать я не могла.

Тамерлан

Отлично, сын! Получишь пику, щит, Секиру, латы добрые и шлем. Я научу тебя, как нападать И смело мчаться среди вражьих копий. И, если будешь ты любить войну, Как я, со мною царствовать ты будешь И в клетках императоров держать. А если старших братьев превзойдешь Ты доблестью, не ведающей страха, Царем ты станешь раньше, чем они, И сыновья твои в венцах родятся.

Целебин

О да, отец! И если буду жив, Как ты, я многих покорю царей И поведу в поход такое войско, Что содрогнется мир, его узрев.

Тамерлан

Теперь я вижу, мальчик, ты — мой сын! Когда состарюсь, не смогу сражаться, Ты стань бичом и ужасом Земли.

Амир

А мне ты не позволишь, государь, Прослыть бичом и ужасом Земли?

Тамерлан

Вам быть бичом и ужасом Земли, Иль Тамерлану вы не сыновья!

Калиф

Отец, коль братья станут воевать, Мне разреши при матери остаться: Они и так весь завоюют свет, А я добычей буду управлять.

Тамерлан

Ублюдок жалкий, плод трусливых чресел! Ты происходишь не от Тамерлана! Из всех земель, что мной покорены, Ты пяди не получишь, если только Не станешь храбрым и непобедимым. Достанется тому венец персидский, Кто больше ран в сраженьях получил, Кто в гневе мечет молнии из глаз, Кто властным взглядом иль движеньем брови На землю шлет Войну, и Месть, и Смерть! Мой царский трон стоит среди долины, Пурпурной влагой щедро орошенной, Покрытой сгустками людских мозгов, И тот, кто хочет сесть со мною рядом, В крови по горло пусть по ней пройдет.

Зенократа

Такая речь, великий государь, Смущает души наших сыновей: Пока еще им, юным, не понять Волнений и тревог войны свирепой.

Целебин

Нет, госпожа, нам эта речь нужна! Когда бы трон стоял средь моря крови, Я б сделал челн, чтобы к нему приплыть, Но не отрекся бы от царской власти.

Тамерлан

Так, молодцы! Обоих царства ждут: Поделите вы Запад и Восток! Но если ты, малыш, к венцу стремишься, Сорви его у турка с головы, А голову секирой с плеч сруби.

Целебин

Пускай его подержат, — я ударю, И голова покатится, как шар!

Тамерлан

Держи, руби, иль зарублю тебя! Теперь на турка мы пойдем в поход. Должны в Ларисской встретиться долине Со мной Техелл, Хазан и Теридам: Мы все пойдем на Турцию в поход, Затем что я поклялся Магометом Ее моей державе подчинить. Чу, Зенократа! Трубы! То они.

Входит Теридам в сопровождении свиты, барабанщиков и трубачей.

Тамерлан

Привет, о Теридам, алжирский царь!

Теридам

Мой господин, могучий Тамерлан, Владыка мира! Я к твоим ногам Кладу с благоговейною любовью И власть свою, и царский свой венец.

Тамерлан

Благодарю, мой добрый Теридам.

Теридам

Десяток тысяч греков здесь со мною, И дважды двадцать тысяч храбрецов, Из Африки, из городов алжирских, Что Анатолию клялись разграбить. Пять сотен бригантин под парусами Тебе служить готовы, господин: Они, Триполитании[76] достигнув, К анатолийским берегам пристанут И крепости прибрежные снесут.

Тамерлан

Благодарю. Оставь себе венец.

Входят Узумхазан и Техелл.

Царь Феса[77], царь Марокко, вам привет.

Узумхазан

Великолепный, дивный Тамерлан! Я и властитель Феса, мой сосед, Тебе в поход турецкий привели Отборное стотысячное войско. От Аземура до брегов Туниса Берберия[78] теперь безлюдной стала Тебе во славу. Воинов ее С моим венцом кладу к твоим ногам.

Тамерлан

Царь Марокканский, сохрани венец.

Техелл

О Тамерлан, земное божество, От взгляда коего трепещет мир! Корону Феса приношу тебе И мавров рать, испытанных в бою. Их лица черные страшны врагам, И те бегут, как если бы Юпитер, Поддерживая твой поход турецкий, Вдруг выпустил из черной бездны ада Всех страшных фурий с факелами в дланях И миллионы демонов свирепых. Так от Тезеллы и до Билледулла Берберия теперь безлюдной стала.

Тамерлан

Царь Фесский, можешь сохранить венец. Друзья мои! Поверьте, ваш приход Меня безмерной радостью насытил. Когда б Юпитер предо мной раскрыл Своих чертогов светлые врата, Чтоб я узрел величье небосвода, Я не был бы счастливей, чем сейчас. Сегодня мы устроим пышный пир, Потом на Турцию обрушим войско, Как ливень дождевой, когда Борей Набухшие дырявит облака: Тогда Оркан, анатолийский царь, И все его вассальные цари Такой необоримый страх узнают, Как будто царь Девкалион воскрес И в воинов он камни превращает[79]. Так много я пролью турецкой крови, Что мне Юпитер вестника пошлет, Приказывая меч вложить в ножны, А солнце, страшный вид не в силах снесть, Склонит свой лик на грудь Фетиды[80] в море И Волопасу поручит коней[81]. Полмира смерть найдет в сраженье этом! А ныне я хочу узнать, друзья, Что вы за это время совершили?

Узумхазан

О господин, мои войска прошли С оружием четыре сотни миль; Пятнадцать лун осаду мы вели, И с той поры, как при дворе султана Расстался я с тобой, мы завладели Испанией, Галатией[82] полдневной; Мы Гибралтарский заняли пролив, Архипелаг Канарский покорили: Ни разу воины не отдыхали, И каждый день они вели бои. Позволь же дать им отдых, господин.

Тамерлан

Пусть отдохнут, Хазан: пора по чести.

Техелл

Я двинулся вдоль нильских берегов На Махда-град, где пастырь христиан, Иоанн Великий, держит свой престол[83]. Его тройную митру отнял я И в верности поклясться приневолил, Отправился оттуда я в Хазат; Здесь, амазонок победив в бою, Как женщин, их союзом удостоил; Потом повел войска на Занзибар; Там, на востоке Африки, я видел Озера эфиопские и реки, Но не нашел там ни живой души. Оттуда я на Манико свернул, Где лагерь беспрепятственно разбил, И берегом Биафры наконец В Кебер нагрянул, средоточье негров; Рассеяв их, на Нубию пошел, Разграбил в Борну[84] царскую столицу, Взял в плен царя и, как раба, привел В Дамаск, где ныне я разбил мой стан.

Тамерлан

Техелл, отлично! Теридам, а ты?

Теридам

Я Африки покинул рубежи, И в глубь Европы совершил поход, И по теченью Тира покорил Кодемию, Подолию и Стоку; Понт перейдя, до Ольвии дошел И Чернолесия[85], где черти пляшут, И, не боясь чертей, спалил его. Я пересек залив, Маре Маджоре[86] — Так у туземцев там зовется он, — Но дали клятву мы не отдыхать, Покуда Анатолию не сломим.

Тамерлан

Давайте ж пировать и веселиться! Награду поварам за щедрый стол! Изысканным пусть нас поят вином: Пусть воинам моим наполнят кубки Лакрима-кристи[87] или калабрийским[88], А мне пусть золотой дадут напиток, В нем жемчуг и кораллы растворив. Друзья, нас ждут веселье и пиры!

Уходят.

АКТ II

СЦЕНА 1

Входят Сигизмунд, Фредерик, Болдуин с приближенными.

Сигизмунд

Правители Богемии[89] и Буды[90], Что так воспламенило вашу доблесть, Вас побуждая взяться за мечи?

Фредерик

Ведь вашему величеству известно, Какое избиенье христиан Бессовестные турки учинили Под Зулою на берегу Дуная! В Болгарии, невдалеке от Варны, Почти у самых римских рубежей, Они на днях наш вырезали лагерь! Сейчас удобный случай, государь, Воспользовавшись нашим превосходством, Неверным беспощадно отомстить. Чтоб справиться с надменным Тамерланом, Нагнавшим ужас на турецкий стан, Оркан, сняв часть анатолийских войск, Расквартированных вблизи от наших У самого Орминьева холма, Отправил это войско в Велгасар, И в Кесарию, и в Антиохию[91], Чтоб Сирии и Иерусалиму В борьбе со скифом помощь оказать. Коль мы на турок нападем сейчас, Мы их легко сумеем победить И навсегда язычников отучим От злобных действий против христиан.

Сигизмунд

Но, Фредерик, подумай, ведь у нас С царем Орканом заключен союз: Он договором подтвержден и клятвой, И мы Христа в свидетели призвали. Не значит ли, что, нарушая слово, Мы христианской вере изменяем?

Болдуин

Нисколько, государь. Ведь эти турки Не веруют в Христа, не знают чести, И к выполнению клятвы, данной им, Нас вовсе не обязывает церковь. Богопротивные их обещанья Не можем мы гарантией считать Того, что нам ничто не угрожает! Нет, наши клятвы нам мешать не могут Пустить оружье в ход и победить.

Сигизмунд

Хотя вы правы, что на клятвы турок Спокойно положиться мы не можем, Но те пороки, что чернят безмерно Их веру, доблесть, рыцарскую честь, Примером не должны служить для нас, И, клятву дав, мы выполнить должны Ее, как христиане, честно, свято.

Фредерик

Поверьте, государь, что неразумно Держаться клятвы, данной нечестивцам. Ведь если, как Саул и Валаам, Что слову божию не покорились[92], Осмелимся мы упустить возможность, Которую дает нам сам господь, Отмстить за убиенье христиан И наказать язычников поганых, Тогда и нас постигнет гнев господень, И грозная десница покарает Нас, грешных, нерадивых слуг Христа.

Сигизмунд

Пусть так! К оружию, о графы! Быстро Отдайте нашим воинам приказ На стан язычников напасть внезапно И победить, как повелел господь!

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Оркан, Газелл и Урибасса с приближенными.

Оркан

Газелл и вы, все прочие вельможи! Мы от Орминьева холма пойдем На Анатолию, где встретят нас Цари соседних стран, что с нами вместе Хотят идти навстречу Тамерлану, Стянувшему свои войска в Лариссе, Где гром его воинственных орудий И небо потрясает и сердца.

Газелл

Мы явимся, и сам он задрожит И тем сильней, чем прежде был спесивей. Пусть сто царей ему покорно служат И пусть у каждого из ста царей Стотысячное войско за спиною; Пусть миллионы смертоносных стрел, Прорезав лоно поднебесных туч, На наши головы, как град, падут, Чтобы помочь неистовому скифу, — Все ж наша храбрость, и стальная воля, И воинов бесчисленная рать Нам устоять и победить помогут.

Урибасса

А как был христианский царь доволен, Когда мы заключили с ним союз! Он, видно, был глубоко устрашен Неизмеримой силой наших полчищ.

Вбегает вестник.

Вестник

Вооружайся, грозный властелин! Предательское войско христиан, Надеясь, что немного сил у нас, На лагерь наш идет неудержимо, Задумав с нами в смертный бой вступить.

Оркан

Предатель! Негодяй христианин! Ведь у меня в руках наш договор, Скрепленный обоюдной нашей клятвой; Я Магометом клялся, он — Христом!

Газелл

Пусть стрелы ада их сердца пронзят! Они в предательстве победу ищут, Не уважая своего Христа.

Оркан

Ужель нас христиане обманули? Возможно ли предательство в сердцах Тех, кто по образу господню создан? Коль есть Христос, как учат христиане — Хоть их дела его и отрицают, — И если он Юпитером рожден И простирает властную десницу, Ревнуя слову своему и вере, Как наш пророк великий Магомет, Ему я жертвую пергамент этот — Свидетельство измены христиан.

(Разрывает договор.)

О Цинтии сверкающий покров, Спади, и пусть сойдет с небесной тверди Тот, кто над нами бодрствует всечасно, Тот, кто в себе объемлет целый мир И все священной силой оживляет! Пусть в бесконечной правоте своей Он отомстит за подлую измену! Христос, кого считают всемогущим! Коль хочешь доказать нам, что ты — бог, Достойный уваженья чистых сердцем, Изменникам растленным отомсти И сделай так, чтоб малый наш отряд Не отступил перед врагом сильнейшим, А уничтожил бы, разбил бы в прах Зловредные войска лжехристиан! К мечам, соратники! Христа зовите! Коль есть Христос, врагов вы победите!

Уходят.

СЦЕНА 3

За сценой шум битвы. Входит раненый Сигизмунд.

Сигизмунд

Разгромлено все войско христиан! Господь нас пораженьем наказал За подлое предательство мое! О справедливый судия-каратель! Дай, чтобы мой позор, мои страданья От мной заслуженных смертельных ран Эпитимией мне предсмертной стали, И разреши, чтоб, умерев в грехе, Я милостью твоей встал к новой жизни.

(Умирает.)

Входят Оркан, Газелл, Урибасса и другие.

Оркан

Мы утопили христиан в крови! Нам помогли Христос иль Магомет!

Газелл

Здесь тот мадьяр, что клятву преступил. Он поплатился жизнью за злодейство.

Оркан

Пусть будет тело варвара добычей Зверей и хищных птиц, пусть буйный ветер, Бесчувственными листьями играя, Свистит и воет о его грехе. В потоках Тартара теперь кипит Изменника кровавая душа, И пищей служит ей лишь Древо ада — Зоак[93], чей плод губителен и горек, Чей ствол из сердца пламени растет И зацветает по веленью Флоры, Но колдовские яблоки приносит! Там дьяволы потащат эту душу В цепях пылающих к пучине Орка[94] От пытки к новой пытке, без конца! Газелл, о гибели его что скажешь? Христа молили мы судить его; Не очевидна ль власть Христа, как свет Луны, когда она всего полнее?

Газелл

Все это лишь случайности войны: Их власть порой нам кажется чудесной.

Оркан

А я считаю: надо чтить Христа, Не оскорбляя этим Магомета, Который тоже нам помог в бою. Поскольку нечестивец предал веру, Он ныне мертв для неба и земли, И мы следить должны, чтоб труп его Стервятникам был отдан на поживу. Распорядись немедля, Урибасса.

Урибасса

Иду, мой господин.

(Уходит.)

Оркан

Газелл, нам надобно спешить навстречу Владыкам Сирии, Иерусалима, Амасии[95], а также Трапезунда. Анатолийские наполнив кубки, Мы греческим отпразднуем вином Веселую победу над врагом.

Уходят.

СЦЕНА 4

Откидывается полог: на парадном ложе лежит Зенократа; подле нее сидит Тамерлан; три врача около ее ложа смешивают лекарства; сыновья — Халиф, Амир и Целебин, а также Теридам, Техелл и Узумхазан.

Тамерлан

Одела темнота сверканье дня! У золотого шара в небесах, Танцующего по сребристым волнам, Нет более огня, чтоб лить лучи, И, ощущая собственный позор, Он хмурой тучей повязал виски И хочет погрузить всю землю в мрак: Ведь та, что жизнь и свет ему давала, Чьи очи из-под золотых ресниц Все сущее живым теплом дарили — Ведь Зенократа, злобной волей неба, Разящего соперников ревниво, Лежит, вкушая свой последний вздох, Ослеплена смертельной темнотою, И ангелы, что держат караул У врат небес, велят бессмертным душам Божественную встретить Зенократу; И Цинтия, и Аполлон, и звезды, Сиявшие безрадостной земле, Теперь спешат неугасимым блеском Божественную встретить Зенократу; Хрустальные ручьи, что красотой Изысканным очам давали радость, Сверкая серебром, бегут по раю Божественную встретить Зенократу; Все серафимы и все херувимы, Поющие перед господним ликом, Торопятся напевом арф и лир Божественную встретить Зенократу; И бог, что строй их музыке дарует, Готов, с приветом простирая длань, Божественную встретить Зенократу; Так пусть и я, влеком чудесной силой, Перенесусь в заоблачный чертог, Чтоб жизнь моя не продолжалась дольше, Чем дни моей любимой Зенократы! Помогут ли ей снадобья, врачи?

Врачи

Великий царь, все будет хорошо, Коль этот приступ не убьет царицу.

Тамерлан

Ну, как цветешь, цвет жизни, Зенократа?

Зенократа

Цвету, мой друг, как все царицы мира, Когда их бренная, земная плоть, Вкусив всю меру жизненного сока, Что телу нашему дает здоровье, Бессильно увядает день за днем.

Тамерлан

Пусть эти измененья не коснутся Моей любви — той, что дает мне жизнь, Той, что своей красою и здоровьем Нужна и Фебу и недвижным звездам[96] И чей уход мрачит луну и солнце, Как в дни прямого противостоянья, Когда они над головой Дракона Висят или к хвосту его уходят[97]. Живи, моя любовь, храня мне жизнь, Иль, умирая, принеси мне смерть!

Зенократа

Нет, нет, живи, владыка мой, живи! О, лучше огнедышащей стихией Наполни небо и создай там царство, Но не давай прикрыть себя землей! Коль смерть моя приблизит твой конец, Знай, чаянье грядущего блаженства, Надежда в небе встретиться с тобою Мне мукой стали б, грудь мою разбили б, Нарушили б отчаяньем покой. Любовь моя, позволь мне умереть! Будь терпелив и дай мне умереть! Ты будущую жизнь мою смущаешь: Позволь, мой друг, тебя поцеловать, И с этим поцелуем я умру. Но если жизнь еще хоть миг продлится, Позволь мне попрощаться с сыновьями И с приближенными, что заслужили Признательность последнюю мою. Сыны, прощайте! Как бы я хотела, Чтоб вам всегда примерами служили Кончина матери и жизнь отца. Немного музыки, и боль пройдет.

Слуги идут за музыкантами.

Тамерлан

О ярость! О мучительный недуг! Как смеешь ты терзать мою любовь, Как смеешь бичевать господень бич? О, в тех местах, где правил Купидон, Который лишь любовь рождает в людях, Теперь царит чудовищная смерть, Сразившая меня ударом в сердце. О, Зенократа мир красой дивила! Живи она перед осадой Трои, Гомер не стал бы воспевать Елену, Чья красота в войну ахеян ввергла И целый флот собрала в Тенедос[98], — Нет, он лишь Зенократу воспевал бы. О, если бы поэты, кем гордился Когда-то Рим, хоть раз ее видали, Не Лесбия и даже не Коринна, А Зенократа стала бы предметом Всех эпиграмм и всех элегий сладких!

Играет музыка. Зенократа умирает.

Как! Умерла? Возьми свой меч, Техелл, И землю на две части разруби, — Тогда и мы сойдем в земные недра, И, роковых сестер схватив за космы, Я в ров, что трижды опоясал ад, Их погружу[99] за гибель Зенократы! К оружию, Хазан и Теридам! Пусть всадники под тучи мчат полет, И пушки разбивают твердь небес, Пусть Солнце в пламенном дворце трепещет И содрогается небесный свод! Мою любимую Юпитер выкрал, Чтобы на трон богини возвести! Но кто б из небожителей влюбленных Тебя нектаром ни поил сейчас, Взгляни, божественная Зенократа, Взгляни, как я безумствую, тоскуя, Как в храме Януса стальным клинком Заржавленную дверь я разбиваю[100] И выпускаю Смерть, Войну, Резню, Чтоб шли со мною под кровавым стягом. О, если ты жалеешь Тамерлана, Сойди с небес и вновь со мной живи!

Теридам

Мой добрый господин, она мертва, И яростью ее не воскресить. Будь власть у слов, мы разорвали б воздух, Будь власть у слез, мы залили бы землю, Будь власть у сердца, кровь бы потекла! Напрасно все, о вождь, она мертва.

Тамерлан

Мертва? Твои слова пронзают душу. Мой добрый Теридам, не говори! Позволь мне верить, что она жива: Ведь эта мысль мне сохраняет жизнь. Где б ни была душа, но ты

(обращаясь к телу)

со мною! Благоухая амброю и мирром, Окутанная тканью золотой, Ты ляжешь в землю лишь со мною рядом! Тогда вдвоем, в богатом мавзолее, Мы будем спать под надписью одной, Начертанной на языках бессчетных Всех царств, что я завоевал мечом! А этот город я предам огню За то, что в нем любимой я лишился: Пусть трауром дома его чернеют! Я статую ее поставлю здесь И с погребальным шествием пойду, Вздыхая и томясь по Зенократе.

Полог опускается.

АКТ III

СЦЕНА 1

Входят цари Трапезундский и Сирийский; первый несет меч, второй — скипетр. За ними идут цари Анатолийский к Иерусалимский, несущие царский венец. За ними следует Калапин в сопровождении царедворцев и Альмеды. Оркан и царь Иерусалимский надевают на Калапина венец, другие вручают ему скипетр.

Оркан

Калапин Кирикелиб, иначе Кибелий, сын и наследник покойного могучего султана Баязида, волей бога и пророка его Магомета царь Анатолийский и Иерусалимский, Трапезундский и Сирийский, Амадийский, Фракийский, Иллирийский, Карманийский[101] и ста тридцати других царств, подвластных его могущественному родителю! Да здравствует Калапин, повелитель Турции!

Калапин

О трижды досточтимые владыки Земель анатолийских и других! Ценю я ваше царское усердье И награжу всем лучшим в наших землях! Когда бы власть турецкого султана Была всесильной, как при Баязиде, Когда мой повелитель и отец Еще настигнут не был злобным роком, Вы увидали бы тогда, что мы, Желая за родителя отмстить, Почли б за честь вступить в единоборство Со всей ордою скифского вождя, Захватчика персидского престола, И навсегда лишить высоких званий Безжалостного, гнусного раба. Я знаю, вы, властители земли, Столь щедро снарядили наш поход, Что в час, когда наследник Баязида, Прославленного мужеством монарха, Турецкую вновь вдохновляет доблесть Желаньем страстным за отца отмстить — Всех окрыляет светлая надежда, Что счастие, которое так долго Служило Тамерланову мечу, Вновь обретет свое непостоянство И нашу честь достойно возвеличит В день новой, трудной, но счастливой битвы. Хоть много перенес я бед ужасных, Но небеса меня вернули к вам Рукою стража моего Альмеды: Должно быть, нашу горькую обиду Узрел Юпитер, и теперь на скифа Обрушит он свой смертоносный гнев.

Оркан

Есть у меня стотысячное войско, И в нем отряд, что христиан побил, Хоть был он горстью по сравненью с ними! Он Нил осушит, выпьет он Евфрат И целый мир способен покорить.

Царь Иерусалимский

Не меньше у меня из Иудеи, Склавонии, Иерусалима, Газы. Они стоят там, где гора Синай, Многообразны, словно облака, Что предвещают добрую погоду.

Царь Трапезундский

Не меньше у меня из Трапезунда, Амадии, Фамастро и Хиоса, Пришедших с берегов Маре Маджоре, Из Ризо и прибрежных городов, Что жмутся к устью славного Евфрата. Их мужество горит, не угасая, И жаждет бросить в пламя сердце скифа — Ведь этот изверг сжег их города.

Царь Сирийский

В моих владениях — Алеппо[102] — Я тысяч семьдесят могу собрать. Сейчас спешу в Дамаск, в мою столицу, Чтоб, встретившись с соседними царями, Совместно двинуться на Тамерлана И, взяв его, швырнуть к твоим ногам.

Оркан

Обычай соблюдая старины, Сраженья план изобразим мы так: Построив полумесяцем войска, Его рогами мы врага охватим И скифу наглому мозги проткнем.

Калапин

Прекрасно, государи! Вот мой друг: Из плена вражьего он спас меня. Я думаю, что честь повелевает Его короной царской наградить. К тому ж он знатного происхожденья.

Альмеда

Этого не требуется, государь, чтобы стать царем: ведь Тамерлан был сыном пастуха.

Царь Иерусалимский

Его величество назначит время, Чтоб обещание свое исполнить. Ведь царство дать не стоит ничего.

Калапин

Ты скоро на престол взойдешь, Альмеда.

Альмеда

Ну, что ж, благодарю ваше величество.

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Тамерлан, его три сына, Узумхазан, четверо слуг, несущих гроб с телом Зенократы; барабаны отбивают траурный марш; виден горящий город.

Тамерлан

Пылайте, башни в городе проклятом, Рвись к небесам, безжалостный огонь, Взметая кверху груды щеп горящих, Что, словно метеоры, предвещают Всему живому смерть и разрушенье. Сверкает надо мной моя звезда: Она на землю шлет войну и голод; Ей не угаснуть до скончанья света, Затем что трупы служат пищей ей! Гром, молния и пламенные змеи Так опалили этих мест красу, Что превратили их в жилище фурий, Где Лета, Стикс и Флегетон[103] струятся: Ведь здесь рассталась с жизнью Зенократа!

Халиф

Тут на столпе начертаны слова По-гречески, арабски и еврейски: "Сей город сжег Великий Тамерлан И запретил отстраивать вовеки".

Амир

Тут водрузят вот этот черный флаг С персидским и египетским гербами: Знак, что ее отец был фараон, А муж — могучий властелин Востока.

Целебин

Вот свиток — в нем дано перечисленье Всех дивных добродетелей ее.

Тамерлан

А вот изображенье Зенократы, Чтоб видеть все могли ее красу. О Зенократы сладостной портрет! Оставшись здесь, богов привлек бы ты, И звезды полушария другого, Чье дивное сиянье зрел лишь тот, Кто хоть однажды пересек экватор, Сюда, как пилигримы, поспешили б, Чтоб только посмотреть на Зенократу! Но ты долин Лариссы не украсишь — Со мною рядом будешь ты всегда! Где б я ни взял селенье, город, крепость, Блистать ты будешь над моим шатром, А там, где встречусь я в бою с врагами, Очами будешь вдохновлять наш стан, Как если бы могучая Беллона[104] Стальные копья и шары огня Метала в неприятелей моих! Друзья мои, беритесь за мечи! Хазан мои добрый, полно горевать! Не плачьте, мальчики! Пусть плачет город, За Зенократу мертвую сожженный.

Халиф

Хоть море слез я пролил бы по ней, Печаль моя утихнуть не могла бы.

Амир

Как этот город, сердце у меня Горит, о мертвой матери тоскуя.

Целебин

Смерть матери одела мраком душу, И горе не дает мне говорить!

Тамерлан

Довольно, мальчики! Внимайте мне. Я научу вас воинскому делу, Уменью спать в походах на земле, С оружием переходить болота, Переносить палящий зной, и стужу, И жажду, голод — спутников войны, — Карабкаться на городские стены, Твердыни брать, вести тайком подкопы, Чтоб крепости взлетали к небесам. Должны вы знать, как дух вселять в бойцов, Как строить укрепленья нужных форм, Из коих лучше нет пятиугольной, Причем тупей быть должен угол тот, Где может враг отважиться на приступ, Острее там, где штурм едва ли мыслим. Пусть будут рвы глубоки, контрэскарпы Узки и круты, стены же высоки И нерушимы, бастионы мощны И контрфорсами защищены. Внутри должно свободно размещаться Шесть тысяч человек по меньшей мере. Подумать надо о подземных ходах, О запасных, врагу невидных, рвах, Постах для наблюденья, о прикрытьях, Чтоб защитить от ядер пушкарей, О брустверах, где прятаться стрелкам, О казематах для тяжелых пушек. Располагайте амбразуры так, Чтобы легко прикрыть подход к куртинам[105], Чужие пушки выбивать из строя И не позволить брешь пробить в стене. Когда на ясных и простых примерах Вы это все усвоите глубоко, Я научу вас строить переправы, Чтобы помехой не были для вас Потоки, заводи, озера, бухты, И укрепленья возводить у рек, Воспользовавшись впадиной в утесе, И делать это место неприступным. И лишь тогда, о мальчики мои, Вы воинами станете, а значит, Достойными сынами Тамерлана!

Халиф

Но, государь мой, это все опасно: Пока научимся, нас могут ранить.

Тамерлан

Бесчестный! Ты не Тамерланов сын! Боишься умереть или, секирой Себя поранив, кровь пролить на землю? Видал ли ты, как по отрядам конным Бьют пушки, наших всадников кроша, И части тел, подкинутые вверх, Кружатся в воздухе, как пыль на солнце? И ты боишься смерти, жалкий трус? Видал ли ратников моих в бою, Когда они руками в страшных ранах Сжимают смертоносные мечи, Окрашенные их горячей кровью? Видал, как вместе мы потом пируем, Вином пустые вены наполняя, Затем что кровью станет в них вино? И ты страшишься кровь пролить в бою! Я, твой отец, что побеждал царей, Что с войском обошел вокруг земли И не был ранен ни в одном сраженье, Нигде не потерял ни капли крови, Я, чтоб урок вам дать, себя пораню!

(Наносит себе рану.)

О, рана пустяки, — пусть глубока! Кровь — алая богиня ярой сечи! Я — воин, мальчики, и эта рана Награда мне, такая же награда, Как этот золотой, бесценный трон В рубинах, бриллиантах и сапфирах, Стоящий здесь под пышным балдахином, Где величаво восседаю я В тяжелом златотканом одеянье, Владыке Африки принадлежавшем, Которого я в клетку посадил. Дотроньтесь, мальчики, до этой раны, И в кровь мою вы обмакните руки, А я, на вас взирая, улыбнусь. Ну, сыновья, так что такое рана?

Халиф

Не знаю, что и думать. Мне кажется, что горестное зрелище.

Целебин

Пустяк! Ударь меня мечом, отец!

Амир

И меня, государь!

Тамерлан

Так подойди, малыш, и дай мне руку.

Целебин

Ударь, отец, как ты себя ударил!

Тамерлан

Достаточно того, что ты готов. Нет, ты ни капли крови не прольешь, Пока не встретишься с войсками турок. А там, сыны, бросайтесь прямо в бой, Ни тяжких ран, ни смерти не страшась! Пусть стены обгорелые Лариссы, Рассказ мой о войне и эта рана Научат вас сражаться так бесстрашно, Как подобает детям Тамерлана, Узумхазан, теперь веди войска Вослед за Теридамом и Техеллом, Которых я послал вперед, чтоб жечь Все города и укрепленья турок И гнать, как зайца, беглого царька, Ушедшего с предателем Альмедой, Покуда к морю не прижмется трус.

Узумхазан

Хочу мечом проткнуть ему кишки — Проклятому изменнику Альмеде: Он подло обманул тебя, владыка.

Тамерлан

Посмотрим же, как жалкий Калапин На нашу мощь пойти войной посмеет: Мы в плен его возьмем и, в рог согнув, Унизим втрое больше, чем отца.

Уходят.

СЦЕНА 3

Входят Техелл, Теридам и свита.

Теридам

Мы шли на север от стоянки нашей И подошли к сирийским рубежам; И вот Бассора[106], эта их твердыня, Где все сокровища страны хранятся.

Техелл

Так двинем пушки легкие вперед; Мортиры, фальконеты[107] приготовьте: Мы сбросим стены в крепостные рвы, И в брешь войдем, и завладеем всем! Что, воины, вы скажете на это?

Воины

Не медли, дай приказ, все будет наше!

Теридам

Стой! Барабан, сигналь к переговорам! Быть может, крепость мирно сдастся нам, Узнав, что два посланца Тамерлана С огромным войском окружили город.

Барабанщик играет сигнал. На крепостной стене появляются комендант Бассоры, его жена Олимпия и их сын.

Комендант

Что вы сказать хотите мне, вельможи?

Теридам

Чтоб ты нам сдал сокровища свои.

Комендант

Вам? Вы решили, что они мне в тягость?

Техелл

Нет, видно, в тягость стала жизнь тебе, Коль ты друзьям перечишь Тамерлана!

Теридам

Искусные алжирские саперы Под пушечным огнем воздвигнут холм, Превосходящий вышиной твой форт, И по твоим хваленым укрепленьям Мы будем бить из пушек до тех пор, Покуда брешь не сделаем в стене; Когда ж обломки этот ров засыпят, Ворвемся в город, и тогда никто Тебя, жену и сына не спасет.

Техелл

Вот эти мавры перережут трубы, Ведущие к вам воду, а потом Залягут перед крепостью в укрытьях И ни один обоз к вам не пропустят. Умрете все. Смерть — все, что вам осталось. Итак, скорей сдавайся, комендант.

Комендант

Будь вы и не друзьями Тамерлана, А братьями пророка Магомета, Я вам не сдамся. Делайте свое: Подкапывайтесь, ройте, возводите, Нас без воды оставьте... Будь что будет — Я непреклонен. А теперь прощайте.

Комендант, Олимпия и их сын уходят со стены.

Теридам

Вперед, саперы! Колышек воткну я, А вы согласно указанью ройте И в сторону врага бросайте землю; Работайте согнувшись, и она Защитой вам от выстрелов послужит,

Саперы

Приказ твой мы исполним, господин.

Уходят.

Техелл

Пусть сотня всадников несет дозор, Следя, не шлют ли городу подмогу. Мы, Теридам, людей в траншеи скроем И точно астролябией измерим И высоту стены и расстоянье Меж ней и нами, чтобы наши пушки Огнем прицельным бить могли по ней.

Теридам

Следить за тем, чтоб ядра и заряды Носили к пушкам только по траншеям. Для пушкарей укрытия построить, Чтоб их от пуль мушкетных защитить. Орудия должны палить все время: Гром рушащихся стен, огонь и дым, Пыль, эхо выстрелов, людей стенанья Пусть оглушат весь мир и свет затмят!

Техелл

Играйте наступленье, трубачи! Вперед, друзья, за мною! Крепость — наша!

СЦЕНА 4

За сценой сигнал боевой тревоги. Входят комендант, Олимпия и их сын.

Олимпия

Мой добрый друг, идем, идем скорее В подземный ход, ведущий прочь отсюда; Ты побежденный город не спасешь.

Комендант

Меня пронзила роковая пуля. Нет сил дышать, окончен жизни путь, Пробита печень, жизненные вены, Что от нее идут, неся с собой Питанье телу, порваны и смяты, И внутренности все мои в крови. Жена и сын, прощайте! Умираю.

(Умирает.)

Олимпия

Что ж ты уходишь, Смерть, а мы живем? Вернись, желанная, убей и нас! В одно мгновенье вместе нас возьми В одну могилу, Смерть! Что ж ты ушла? Но у меня остался твой посол!

(Выхватывает кинжал.)

О злая Смерть, раскинь свои крыла — И наши души отнеси к нему! Мой мальчик, хочешь ли ты умереть? Ведь скифы, варвары с жестоким сердцем, И эти мавры, в ком пощады нет, Нас на куски изрежут, колесуют, Страшнейшим в мире пыткам предадут! Умри, мой сын, от любящей руки! Мать ласково твое проколет горло, Избавив и от жизни и от мук.

Сын

Убей меня, иль сам с собой покончу. Как жить мне, зная, что отец мой мертв? Мать, дай мне нож, или убей сама, Чтоб скифы надо мной не издевались, Убей, и встречусь я тогда с отцом!

Олимпия закалывает его, он умирает.

Олимпия

О Магомет! Коль я свершила грех, Моли Аллаха, чтоб меня простил, И перед смертью душу мне очисти.

Она сжигает тела мужа и сына и потом пытается заколоть себя.

Входят Теридам, Техелл и их приближенные.

Теридам

Стой! Боги! Что замыслила ты сделать?

Олимпия

Убить себя, как я убила сына И с телом мужа моего сожгла, Чтоб скиф жестокий их не растерзал.

Техелл

Ты поступила как жена героя. Тебя мы к Тамерлану отведем, И он характер твердый твой оценит И выдаст за могучего царя.

Олимпия

Покойный муж был для меня дороже Любой победы и любых царей. Он умер — для чего ж мне жить на свете?

Теридам

Но если взглянешь ты на Тамерлана — Увидишь: он сильнее Магомета, И величавее его лицо, Чем лик Юпитера, когда с небес Из своего дворца взирает он На Цинтию в окне чудесной башни, Иль на Фетиду в мантии хрустальной; Фортуну попирает Тамерлан, Могучий Марс стал у него рабом, А Смерть и Парки, обнажив мечи, За ним идут в багряных одеяньях, А Немезида едет перед ним Верхом на льве и с шлемом, полным крови; С ним рядом фурии толпой бегут И, по его веленью, мир терзают, А в высоте, в плащ вихревой одета, Летает Слава на крылах орлиных И громко в золоченый рог трубит, Чтоб от конца и до конца небес, От полюса до полюса звучало Прославленное имя Тамерлана! И ты его увидишь, госпожа! Пойдем!

Олимпия

О, сжальтесь над слезами безутешной! Я на коленях умоляю вас, Позвольте броситься в огонь костра, Где дотлевают мой супруг и сын.

Техелл

Нет, госпожа. Скорей сгорим мы оба, Чем опалить твое лицо позволим, Природой созданное так искусно, Как в дни, когда из Хаоса она Сияющие извлекала звезды.

Теридам

Я так тобой пленился, госпожа, Что ты пойдешь, должна пойти за нами!

Олимпия

Ведите же меня, куда хотите, И пусть концом печального пути Конец моей ненужной жизни будет.

Техелл

Нет, госпожа! Он — радости начало. Иди же и не бойся ничего.

Теридам

Друзья! Теперь вернемся к Тамерлану, Который у анатолийских стен Готовится напасть на войско турок. Все золото, и серебро, и жемчуг, Что в крепости вы взяли, разделите Между собой, а госпоже дадим Из войсковой казны двойную долю.

Уходят.

СЦЕНА 5

Входят Калапин, Оркан, цари Иерусалимский, Трапезундский и Сирийский со свитой, Альмеда и гонец.

Гонец

Великий император Калапин, Опора величайшая Аллаха, Я доношу, что около Алеппо Царь персов Тамерлан раскинул лагерь. Людей привел он больше, чем листов В дубравах Иды[108], где твои собаки Оленя раненого гонят с лаем; Он Анатолию поклялся взять, И город сжечь, и завладеть страной.

Калапин

У нас не меньше войск, чем у него: От самой Фригии[109] до бурных вод, Что моют Кипр солеными волнами, Они холмы покрыли и равнины. Точите же кинжалы, полководцы: Вы скоро их вонзите в Тамерлана, В его сподвижников и сыновей. Клянусь аллахом, мы их уничтожим! А поле, где жестокий грянет бой, Получит прозвище "Могила персов" На память людям о победе нашей.

Оркан

Назвавший сам себя бичом господним, Владыкой мира, божеством земным, Увидит здесь конец своих побед И опрометью будет сброшен в ад, Где миллионы бесов (им известно, Что грозный Калапин покончит с ним), Средь отблесков огней неугасимых, Оскаля зубы, выпустивши когти, Толпясь у входа, ждут его души.

Калапин

Мои вассалы! Сколько привели Вы воинов под знамя Калапина?

Царь Иерусалимский

Из Палестины и Иерусалима Евреев ровно трижды двадцать тысяч Пришли с тех пор, как произвел ты смотр.

Оркан

От рубежей пустыни Аравийской И той страны прекрасной, где свой град Семирамида превратила в чудо[110], К нам сорок тысяч всадников и пеших Пришли с тех пор, как произвел ты смотр.

Царь Трапезундский

Из Малой Азии и Трапезунда Нам верных турок и вифинцев смелых, Не знающих, что значит отступать, Одерживающих всегда победу, Под наше знамя тысяч пятьдесят Пришло с тех пор, как произвел ты смотр.

Царь Сирийский

Из Сирии, где в Галле был набор, И прочих городов, тебе подвластных, На конях десять, пеших тридцать тысяч, Пришло с тех пор, как произвел ты смотр. Всего считаем в армии турецкой Шесть сотен тысяч славных храбрецов.

Калапин

Смерть шлет тебе привет, о Тамерлан! Идемте же, цари, на поле битвы, К Могиле персов, где потоки крови Прольются в честь и славу Магомета, Что ныне распахнет окно небес, Чтоб видеть, как врагов мы избиваем,

Входят Тамерлан, Халиф, Амир, Целебин, Узумхазан и другие.

Тамерлан

Ну что, Хазан! Здесь сборище царей, И вид у них не очень-то веселый!

Узумхазан

Владыка, твой приход пугает их: Бедняги думают, что смерть близка.

Тамерлан

Да, так оно и есть, Хазан, я здесь; Но Тамерлан их не убьет; он только В рабов безгласных всех их превратит. Турецкие царьки, я к вам пришел, Как Гектор в греческий явился стан[111], Чтоб смелостью ахеян испугать И показать воинственный свой лик Сопернику по подвигам, Ахиллу, Для вас мое сравнение почетно: Ведь если бы, как Гектор встарь Ахилла — Храбрейшего из рыцарей на свете, — Кого-нибудь из вас на бой я вызвал, Вы, знаю, отказались бы в испуге: Мой меч пугает вас, как скорпион.

Оркан

Нет, слабость войск твоих тебя пугает: Предпочитаешь ты единоборство. Сын пастуха, ничтожный Тамерлан, Жди смерти! Мой клинок тебя зарежет!

Тамерлан

Молчи! Сын пастуха, при чьем рожденье Чудесный знак явили небеса, Соединив светила, что враждебны Всегда друг другу от начала века, Могучий Тамерлан, завоеватель, Которому нет равных на земле, Расправится с тобой и с Калапином, Что как преступник, как подонок жалкий Турецкую собаку подкупил, Вовлек раба в измену государю! Мой день рожденья проклянете вы!

Калапин

Кичливый скиф, я отомщу жестоко За смерть отца и за свою неволю.

Царь Иерусалимский

Клянусь пророком! Прикуют тебя Средь христиан-гребцов на бригантине, Что будет плавать по Архипелагу И нападать на встречные суда: Рабу пристало воровать и грабить,

Калапин

Нет, бой окончив, соберемся вместе И пытку мы изобретем такую, Чтоб несказанно истерзать тебя.

Тамерлан

Эй, Калапин, я надену тебе ярмо на шею, чтобы ты не убежал снова. Больше мне не придется тебя ловить.

А вас, цари, всех вместе запрягу, Чтоб вы мою тащили колесницу, Да побыстрей, иначе вас отхлещут. Я научу вас также сено жрать И спать в конюшне на земле холодной.

Оркан

Но раньше, Тамерлан, встав на колена, Помилованья будешь ты просить.

Царь Трапезундский

Веревкою связав, приволокут Тебя в шатер турецкого султана.

Царь Сирийский

Мы поклялись, что будешь ты казнен Иль осужден на вечные мученья.

Тамерлан

Ну хорошо, царьки, пока что поститесь. Скоро мне представится случай угостить вас.

Целебин

Смотри, отец, как этот раб — Альмеда На нас глаза таращит.

Тамерлан

Предатель, негодяй, беглец проклятый! Желать ты будешь, чтоб земля разверзлась! Ты видишь смерть свою в моих глазах? Ступай, подлец, и спрыгни со скалы И вырви у себя кишки и сердце, Чтоб гнев мой усмирить, не то я буду Железом раскаленным жечь тебя И поливать расплавленным свищом, Меж тем как ты, под колесом стеная, Услышишь собственных суставов хруст. Покуда ты живешь, ничто на свете Тебя от Тамерлана не спасет!

Калапин

И все ж назло тебе царем он будет. Сюда, Альмеда! Получай венец! Цари отныне над Ариаданом У моря Красного, вблизи от Мекки.

Оркан

Что ж, принимай венец.

Альмеда

(к Тамерлану)

Господин, позволь принять его.

Калапин

Ты спрашиваешь у него дозволения? Вот венец! Бери его!

Тамерлан

Эй ты, бери хоть полдюжины. Ну вот, теперь ты царь, и тебе необходим герб.

Оркан

(Тамерлану)

Он и получит его; на нем будет твоя голова.

Тамерлан

Нет, лучше пусть на его знамени будет связка ключей, чтобы он помнил, что был тюремщиком, и чтобы я, поймав его, мог вышибить этими ключами мозги из его головы, а вас запереть в конюшне после того, как вы вернетесь, обливаясь потом под бременем моей колесницы!

Царь Трапезундский

Довольно! Скорее в бой, чтобы покончить с негодяем!

Тамерлан

Эй, приготовить бичи и подать колесницу к моему шатру, ибо сразу, как окончится сражение, я, победитель, торжественно объеду всю нашу стоянку.

Входят Теридам, Техелл и их приближенные.

Что скажете, царьки? Драконы эти Заставят вас оледенеть от страха: Вы, как рабы, к ногам их припадете. Техелл и Теридам, привет обоим! Известен вам вот этот новый царь?

Теридам

Да, владыка: это тюремщик Калапина.

Тамерлан

Что ж, теперь он царь. Следи за ним, Теридам, во время боя, а не то, по примеру безумного персидского царя, он спрячет свой венец.

Царь Сирийский

Нет, Тамерлан, ему не придется этого делать, ручаюсь тебе.

Тамерлан

Не торопись ручаться. Теперь мои сподвижники, друзья, Сражайтесь, как всегда, и побеждайте! Вам этот славный день принадлежит: Победа, глядя на мой строгий лик, Паря над нашим войском, светит мне, Лавровые венки для нас готовя.

Техелл

Я радуюсь тому, что, кончив бой, Взяв Анатолию, все наши люди Сокровища, потея, понесут.

Тамерлан

Я награжу вас княжествами тут же. Сражайтесь, турки, иль сдавайтесь мне!

Оркан

Нет, подлый Тамерлан! Скрестим мечи.

Уходят.

АКТ IV

СЦЕНА 1

Шум битвы за сценой. Амир и Целебин выходят из шатра, где сидя спит Халиф.

Амир

Сверкая золотом, блестят венцы Кичливых турок, наподобье солнц Величие небес затмить стараясь. Брат, поспешим вослед мечу отца! Быстрее он летит, чем наши мысли, И косит армии крылом победным.

Целебин

Зови ленивца-брата из шатра: Ведь наш отец, его в бою не видя, Вознегодует, и державный гнев, Как молния, виновного пронзит.

Амир

Эй, брат! Что столько времени ты спишь Без просыпа? А вражьи барабаны И пушки, в уши стрекоча, пророчат Погибель нам и неуспех отцу!

Халиф

Прочь, дурачье! Отцу ненужен я, И вы ненужны. Для чего же вам Смешить людей ребячливой отвагой? Дремли здесь половина наших войск, Отец и то расправится с врагами, Вы нашего порочите отца, Вообразив, что мы ему поможем.

Амир

Как! Ты дерзнешь не быть на поле боя? Ведь батюшке твоя противна трусость! Тебе не раз приказывал он драться, Когда он сам, кидаясь в гущу сечи, С врагами бился, вдохновляя нас.

Халиф

Известно мне, что значит убивать: Я совести испытываю муки, В убийствах удовольствия мне нет. Вином, не кровью утоляю жажду!

Целебин

Мальчишка! Жалкий трус! Идем скорее! Позоришь ты всех нас, весь род мужской!

Халиф

Хвастун! Ступай, дерись за нас обоих, Второго братца прихвати с собой — Пускай себя вторым он явит Марсом. Приятней будет мне узнать, что вы Снискали почести на поле брани И там свои оставили тела, Чем вместе с вами лечь костьми в сраженье.

Амир

Так, значит, не пойдешь?

Халиф

Ты угадал.

Амир

Когда бы все вершины Крыши Мира[112], Среди равнин Татарии стоящей, Вдруг превратились в жемчуга, то я Там все равно остаться не решился б, Коль не было б согласия отца: Ведь он, с высокой возвратясь победой, Найдет, что мы отнюдь не заслужили Тех почестей, что нам готовит он.

Халиф

Всех почестей дороже мне покой! Халиф умен, ему простится трусость: Он в бой идет, когда велит нужда.

Шум битвы за сценой. Амир и Целебин убегают.

Повсюду пули наугад летают, И пусть я тысячу людей убью, В награду все же смерть найдет меня, А не того, кто драться не желает. Коль я, не сделав ни добра, ни зла, Паду, мне это зло не возместят Добро, и слава, и венец отца. Сыграем в карты. Эй, Пердик, сюда.

Входит Пердик.

Пердик

Я здесь, господин.

Халиф

Сыграем в карты, чтобы убить время.

Пердик

Как повелишь, господин; а на что мы будем играть?

Халиф

Кто выиграет, тот первый поцелует самую красивую из турецких султанш, когда мой отец возьмет их в плен.

Пердик

Согласен, клянусь!

Играют.

Халиф

Они говорят, Пердик, что я трус, а меня так же мало пугает их трескотня, их мечи и пушки, как голая женщина в золотой сетке, когда она, боясь напугать меня, снимает эту сетку и ложится со мной.

Пердик

Подобный страх, господин, никогда не обратил бы тебя в бегство.

Халиф

Хотел бы я, чтобы отец как-нибудь испытал мои достоинства в таком сражении.

Шум битвы за сценой.

Что там за суматоха? Должно быть, кто-нибудь из них ранен.

Уходят в шатер.

СЦЕНА 2

Входят Тамерлан, Теридам, Техелл, Узумхазан; Амир и Целебин ведут Оркана и царей Иерусалимского, Трапезундского и Сирийского, За ними — воины.

Тамерлан

Ну что, рабы, теперь с вас сбили спесь? Сыны мои ведут вас, как овец Под нож. Что, мальчики, не правда ль, Война достойна развлекать богов? Я думаю, горите вы желаньем И впредь искусству бранному учиться?

Амир

Не лучше ль нам царей освободить, Чтоб, войск побольше против нас собрав, Они потом признали: "То не случай, А мощь, которой равных в мире нет!"?

Тамерлан

Не надо, сын, испытывать судьбу. Отваге пищу свежую давай, А не корми протухшими врагами. Но где бесчестный трус? Он мне не сын, Он опозорил имя Тамерлана.

(Входит в шатер и вытаскивает Халифа.)

Ты, воплощенье лени, сонный раб, Пятнающий величие мое! Пылает сердце, глядя на тебя, Оно полно стыда и отвращенья. Как удержу карающую руку От правого суда над гнусной тварью?

Теридам

Прости его, прошу тебя, владыка!

Техелл и Узумхазан

Мы умоляем все: прости его!

Тамерлан

Встать, воины, забывшие о чести! Иль воинский вам незнаком устав?

Амир

О государь, на первый раз прости: Клянемся, он с врагами будет драться!

Тамерлан

Встать, мальчики! Я правилам войны Вас научу и мужеству в сраженьях. О, Самарканд, где я познал впервые Вот этой плоти огненную доблесть! Красней, прекрасный город, от стыда: Ты опозорен так, что Зеравшан, Тебя в своих объятиях держащий, Клейма не смоет с твоего чела. Юпитер, душу слабую прими, Сей бренный прах, в себя не воспринявший Того, в чем скрыта сущность Тамерлана; По твоему подобию я создан: Мной бестелесный управляет дух; Меня он сделал гордым, дерзновенным, Готовым меч поднять и на тебя, Чтоб самому повелевать вселенной, Затем что вся земля и даже воздух Вместить не могут царства Тамерлана! Клянусь твоим пророком Магометом! Дав сыну моему пустую душу, Составленную из земных отбросов, Из пенных брызг и накипи нечистой, Без храбрости, без силы, без ума, Наполненную глупостью и ленью, — Себе ты создал большего врага, Чем тот, кто глыбы гор в тебя швырял И ношу Атласа потряс бесстрашно[113], Меж тем как ты, дрожа, скрывался в небе За непроглядной толщей черных туч. А вы, о азиатская проказа, Не видящие мощи Тамерлана, Хотя она сияет словно солнце, Вы ощутите Тамерлана мощь, Его почувствуете превосходство,

(закалывает Халифа)

Меж ним и вами разницу узнав!

Оркан

Ты доказал различие меж нами Твоею варварскою тиранией.

Царь Иерусалимский

Твоих успехов так неистов рост, Что свод небесный, полный метеоров Из сгустков крови, пролитой тобой, Их вскоре на твои обрушит плечи, И град кровавый череп твой пробьет. Так наша кровь за нашу кровь отмстит!

Тамерлан

Так знайте, псы, что эта тирания — Коль тиранией вы войну зовете — Мне свыше послана: я здесь бичую Гордыню, ненавистную богам. Не потому я стал владыкой мира, Не потому венчал меня Юпитер, Что добрые дела я совершил. Нет, у меня есть звание грозней: Я, бич господень и гроза земли, Свое исполнить должен назначенье Жестокостью, и кровью, и войной; Я должен уничтожить всех, кто смеет В моем лице перечить воле неба. Техелл, и Теридам, и ты, Хазан, Отдайте все шатры кичливых турок На разграбленье, а султанш заставьте Трусливого щенка похоронить: Пусть ни один из воинов моих Руки об этот труп не замарает. Потом ко мне турецких шлюх тащите; Я ими, как хочу, распоряжусь. Убрать его!

Воины

Как повелишь, владыка!

Уходят, унося тело Халифа.

Царь Иерусалимский

Чудовище! Сам повелитель ада Не ведает жестокости такой, Такою горькой злобой не пылает.

Оркан

Отмсти за нас, Эак иль Радамант[114], И с яростью такой его терзайте, С какою даже он нас не терзал.

Царь Трапезундский

Пускай глаза неистового скифа, Вливающие в яростное сердце Змеиной злобы яд, навек ослепнут.

Царь Сирийский

Пусть не питают это злое сердце Ни чувства, ни артерии, ни вены! Пусть угрызенья совести и жажда Его иссушат и спалят огнем!

Тамерлан

Брешите, псы! А я взнуздаю вас, Каленой сталью вам закрою рты, До ваших злобных глоток доберусь: От боли той, что я вам причиню, Вы зарычите так, что отголосок Мучений ваших эхо разнесет, Как если б стадо мощное быков Металось, вожделением томимо, И, распаленное, искало самок, Дубравы наполняя громким ревом. Невиданными пушками хочу Я победить, и сжечь, и уничтожить Все ваши города и все дворцы И пламенем, летящим в облака, Спалить все небо, растопить светила: Пускай текут, как слезы Магомета О том, что я спалил его страну! И до тех пор, покуда сам Юпитер Не скажет мне: "Довольно, Тамерлан!" — Пребуду я грозою всей земли, И окровавленные метеоры, Что, словно воины, штурмуют небо, Носиться будут в мировых просторах, В него вонзая огненные копья Во славу вящую моих побед! Теперь ведите всех ко мне в шатер.

Уходят.

СЦЕНА 3

Входит Олимпия.

Олимпия

Несчастная Олимпия! Сквозь слезы Не видишь солнца ты; бледней свинца Твое лицо под пологом шатра: Оно теперь подобно лику смерти. Ты эту жизнь должна сама прервать И гнусного избегнуть сватовства, Что принесет тебе одно бесчестье. И если на земле от слез твоих Не вырастает ядовитый злак, И если воздух, вздохами твоими Пронизанный, тебя не убивает, И нет меча, чтоб эту грудь пронзить, Пускай твоим оружьем станет мысль.

Входит Теридам.

Теридам

Олимпия! А я в моем шатре Искал тебя и, увидав, что пуст Шатер, где ты блистала красотой, Я в гневе бросился тебя искать, Подумав, что Юпитер, полный страсти, Гермеса за тобой гонцом послал. Но я нашел тебя, и вновь спокоен. О, снизойди, Олимпия, ко мне!

Олимпия

Утрата мужа моего и сына, С которыми похоронила я Все чувства, кроме горести и скорби, Мне ныне запрещает даже мысль О нежной страсти и зовет лишь к смерти: Она теперь близка моей душе.

Теридам

Олимпия! О, пожалей того, Кого твои глаза влекут сильнее, Чем взор луны влечет морскую ширь. Ты лишь войдешь — и радость приливает. Исчезнешь — и она уходит прочь.

Олимпия

О господин! Из жалости ко мне Взмахни мечом и рассеки мне грудь, Где сердце как в тюрьму заключено И жаждет встречи с сыном и супругом.

Теридам

Супруг и сын! Всегда одно и то же! Забудь о них, любовь моя, и слушай: Царицею законною Алжира Ты станешь, и в одеждах золотых, Подобная Венере в колеснице Ты будешь восседать в моем дворце, И что захочет око — все твое. А я из-за тебя оставлю меч, Жизнь проводя в беседах о любви.

Олимпия

Нет, мне сейчас понравились бы речи О том, что в жизни все кончает смерть, И в смерти все начало вновь берет. Я не могу платить за трон любовью.

Теридам

Но если убедить тебя нельзя, Я способом другим тебя возьму! К тебе я воспылал внезапной страстью, Хочу тебя, и сдаться ты должна! Вернись в шатер.

Олимпия

Стой, государь! Коль сохранишь мне честь, Ты от меня получишь дар бесценный, Какого никогда не видел свет.

Теридам

Какой же это дар?

Олимпия

Мазь чудную, которую алхимик Составил из чистейшего бальзама, Простые минералы с ним смешав. Она все свойства мрамора хранит, Смягченные наукою высокой, И колдовскою силой обладает: Лишь в кожу нежную ее вотрешь, Как станут безопасны для тебя Мечи и копья, стрелы и секиры.

Теридам

Зачем смеешься надо мной так явно?

Олимпия

Для доказательства намажу шею: Кольни, и ты увидишь, как согнется Иль затупится острый твой клинок.

Теридам

Зачем ту мазь ты не дала супругу, Его любя, — такой подарок ценный?

Олимпия

Я эту мазь ему хотела дать, Но не успела, — он внезапно умер. Прошу тебя, на мне ты сделай пробу — Тогда моим словам поверишь ты.

Теридам

Олимпия, я верю и считаю Твой дар ценнее всех богатств Востока.

Олимпия

Коли скорей! Смотри, как острие От сильного удара затупится.

Теридам

Ну вот, Олимпия.

(Закалывает ее.)

Убил ее? Убей себя, злодей! Прочь руку, что любовь мою убила! Мудрейшие раввины наших дней[115] Дивились бы Олимпии не меньше, Чем сокровенным тайнам мирозданья. Отныне ад прекрасней, чем Элизий: В нем заблистала яркая звезда, Затмив сияньем даже око неба, Дарящее светилам свой огонь; Мучений ныне грешники не знают, Затем что фурии отвесть не могут Восторженные взоры от нее. Сам Дис[116] моей любимой угождает: Он зрелища готовит в честь ее; Своих сокровищниц открыл он двери, Чтобы развлечь царицу чистоты. Я всех своих богатств не пожалею, Чтоб с честью прах ее предать земле.

(Уходит, унося тело Олимпии.)

СЦЕНА 4

Появляется Тамерлан в колеснице, влекомой царями Трапезундским и Сирийским. Они взнузданы. Держа в левой руке поводья, в правой бич, Тамерлан хлещет их. Амир, Целебин, Техелл, Теридам и Узумхазан. Царя Анатолийского и Иерусалимского ведут несколько воинов.

Тамерлан

Азийские балованные клячи! Запряжены в такую колесницу И кучером имея Тамерлана, За день вы двадцать миль всего прошли — От Асфальтиды[117], где я взял вас в плен, И до Бейрута, где конюшни ваши. Тот конь, что мчит златое око неба, Блеск утра испуская из ноздрей, По облакам свой гордый бег стремя, Подобного возничего не знал, Как вы, рабы, узнали в Тамерлане! Алкид кобыл фракийских укротил, — Их человеческим кормили мясом[118], И не было спесивей их на свете, — Но и они такой не знали чести — Идти, куда приказываю я. Чтобы ретивость вашу распалить, Я буду вас кормить кровавым мясом, Поить вином крепчайшим из ведра: Питаясь так, живите и тащите, Как облако по ветру, колесницу. А если нет, бездельники, умрите, Как звери, станьте пищей воронью! Ведь я поистине господень бич: Я вижу образ своего величья И тем свою поддерживаю славу,

Амир

И мне дай колесницу, государь! Пусть эти два царя ее влекут.

Тамерлан

Ну нет, для этого ты слишком молод, Сынок. Они меня потащат завтра, Пока цари другие отдыхают.

Оркан

О повелитель мрачной преисподней, Юпитеру во всем по власти равный, Как некогда в Сицилию пришел ты[119], Чтоб увидать богатства той страны, И светлую познал там Прозерпину, Сбиравшую цветы в саду Цереры, И, полюбив ее, царицей сделал, — Приди и к нам, стыдом и злобой вспыхни, Отмсти тому, кто власть твою презрел, Разгневайся, и спесь его уйми, И унеси его в глубины ада!

Теридам

Надень на них узду, о государь, Чтоб злые языки их удержать, Которые, как наглые кобылы, На волю рвутся из бесстыдных глоток И преступают дерзко все границы!

Техелл

Как видно, зубы им придется выбить; Пусть с голоду подохнут подлецы!

Узумхазан

Ты, государь, уже давно придумал Отличный способ, чтобы удержать Язык подобных кляч от богохульства.

Целебин

Что скажешь ты, царек? Что ж ты молчишь?

Царь Иерусалимский

О гнусный плод жестокого тирана! Ты начинаешь, как и твой отец, В издевках бессердечных упражняться.

Тамерлан

Эй, турок! Знаешь ли, что этот мальчик, Достигнув высочайшего величья, Захватит и разрушит все, что я Еще разрушить в мире не успею, Когда Юпитер, восхищенный мной, Возьмет меня на небо, чтоб сияньем Я затмевал звезду Альдебаран[120] — Там, высоко, на самом третьем небе. Теперь доставьте мне султанш турецких. Я должен наградить их: ведь они Похоронили моего ублюдка.

Приводят султанш.

Где воины мои, что, словно львы, Дрались с врагом в долине Асфальтиды?

Воины

Здесь, господин!

Тамерлан

Вот этих царских шлюх себе возьмите — Я думаю, их хватит тут на всех. Делите их, и все их украшенья; Пусть вам они поочередно служат.

Воины

Благодарим, о государь!

Тамерлан

Не вздумайте браниться из-за них: Предупреждаю, карой будет смерть.

Оркан

О чудище! Ужели так унизишь Ты ненавистную свою победу? Как смеешь знатных женщин ты бесчестить, Их отдавая воинам простым?

Тамерлан

Впредь будете воздержанней, собаки: Зачем со сворой шлюх меня встречать? Наложницы О государь, спасите нашу честь!

Тамерлан

Прочь, негодяи, с глаз моих немедля!

Воины убегают вместе с наложницами.

Царь Иерусалимский

Безжалостная, адская жестокость!

Тамерлан

Спасти им честь? Она давно погибла. Они забыли, что такое честь!

Теридам

Я думаю, что эти псы мечтали Побить нас и потом, смеясь, отдать Для похотливых игр бесстыжим шлюхам.

Тамерлан

Не вышло. Наши воины, смеясь, С их шлюхами в своих шатрах играют. Пусть славно позабавятся они, Пока в поход мы будем собираться: Теперь наш путь лежит на Вавилон.

Техелл

Не позволяй лениться нам, владыка: Вели в поход тотчас же выступать.

Тамерлан

Согласен, мой Техелл. Вперед вы, клячи! Склоняйтесь, азиатские цари, Дрожите, услыхав, что близок бич, Сметающий столицы и венцы! О, как умножу я свои богатства! Моря — Эвксин, что к северу отсюда, Тирренское, что к западу, и Каспий, Что к северо-востоку, — понесут Суда, груженные добычей нашей, Которую мы в Персию свезем. Тогда родной мой город Самарканд И Зеравшана светлые струи — Краса и гордость царственной столицы — Прославятся до дальних стран земли, Затем что там я выстрою дворец. Чьи башни вознесутся до небес, Затмив навеки славу Илиона[121]. Толпой царей плененных окруженный, Проеду улицей, в броне как солнце; Над шлемом будут гордо развеваться Огромных три пера с алмазной пряжкой, Как знак того, что трижды был увенчан Короною могучий Тамерлан, Во всем подобный древу миндаля, Что на чудесной возросло вершине Зеленого Селина, где белеют Цветы, нежнее лика Эризины[122], Чьи лепестки прозрачные трепещут При каждом слабом вздохе ветерка. Я в колеснице, как Сатурна сын, Величьем восхищающий богов, Летящий в золотой своей упряжке, Орлами царственными вдаль влекомой По звездному хрустальному пути, — Я буду разъезжать по Самарканду, Пока мой дух, отбросив эту плоть И крыльями взмахнув, не прянет ввысь, На Млечный Путь для встречи с громовержцем, На Вавилон, вожди, на Вавилон!

Уходят.

АКТ V

СЦЕНА 1

На стенах Вавилона появляются правитель города, Максим и другие.

Правитель

Что скажешь мне, Максим?

Максим

О ваша светлость, эта брешь в стене Нам говорит о нашем пораженье, О том, что жизнь едва ли мы спасем: Вторжения врагов нам не избегнуть. Так возвести же флагами о сдаче, Пойди навстречу чаяньям народа, И Тамерлан, быть может, грозный гнев Смягчит, узнав о том, что мы сдаемся.

Правитель

Презренный трус! Ты смеешь жизнь свою Поставить выше родины и чести? Я тоже жизнь и звание ценю, Но благо Вавилона мне важнее Всего, чем ты, бесчестный, дорожишь. И разве мы за сломанной стеной Не держимся, не сохраняем силы? И разве нет у нас Лимпасфальтиды, Прославленного озера, чье свойство — Любую стену быстро обновлять Божественной струи прикосновеньем?

Входит горожанин и преклоняет колени перед правителем.

Горожанин

Правитель! Коль тебе доступна жалость И хочешь ты спасти своих сограждан, Вели подать сигнал, что мы сдаемся, Чтоб сжалился над нами Тамерлан И, победитель, милосерден был. Хотя в последний раз, взяв город с бою, Он всех убил, от мала до велика, Но беженцы с Кавказа, христиане, Которым милость он дарил не раз, Взялись просить за нас, коль ты дозволишь.

Правитель

О, как меня теснят со всех сторон! Наш Вавилон, наш несравненный город, Набит толпою беженцев трусливых, Молящих о позоре и о рабстве!

Входит второй горожанин.

2-й горожанин

Правитель, все сердца к тебе взывают: Сдай город, чтоб спасти детей и женщин, А сам я брошусь со стены высокой Иль смерть иную выберу тотчас же, Чтоб Тамерлана гнев не испытать.

Правитель

Изменники! Бессовестные трусы! Со стен бросайтесь, прямо в ад летите! Пусть сотни страшных демонов когтями Терзают ваши рабские сердца! Мне все равно, и Вавилон не сдастся, Пока дыханье есть в моей груди.

Входят Теридам, Техелл и воины.

Теридам

Отчаянный правитель Вавилона! Жизнь сбереги свою и наши силы: Сложи оружие и город сдай, Иль страшную, неслыханную кару Ты очень скоро понесешь, предатель!

Правитель

О изверг! Подавись ты этим словом! Я города не сдам, пока я жив! Зови же воинов и защищайся!

Техелл

Сдай, полоумный, город! Предлагаем Мы то, чего не предлагали прежде Таким спесивцам в третий день осады. Коль мы пошлем свои войска на приступ, Ты милости тогда не жди от нас.

Правитель

Штурмуй нас, не жалея. Не сдадимся.

Тревога. Осаждающие штурмуют стены с помощью лестниц. Выезжает Тамерлан на колеснице, как прежде влекомой царями Трапезундским и Сирийским. Царя Анатолийского, Оркана и царя Иерусалимского ведут воины.

Тамерлан

Дворцы прославленного Вавилона, Колонны, что вздымались выше туч И маяками морякам служили, Повергнутые силой наших пушек Заполнили Лимнасфальтиды устье И к стенам города ведут, как мост. Где Бэл, и Нин, и Александр прошли[123], Торжественно проходит Тамерлан! Колеса триумфальной колесницы, В которую цари запряжены, Сломают кости гордым ассирийцам. Там, где прекрасная Семирамида В сопровождении владык Востока Ступала плавно, — воины промчатся; На улицы, где ассирийских женщин В носилках пышных медленно несли, Прискачут всадники мои, бранясь, Размахивая гордыми клинками.

Возвращаются Теридам и Техелл, ведя с собою правителя Вавилона.

Кого вы привели?

Теридам

Владыка, то правитель Вавилона: Он вынудил нас город силой взять И ни во что не ставит Тамерлана.

Тамерлан

Сковать злодея. Пусть висит в цепях И смотрит на испепеленный город. Что, негодяй, знать, алые, как кровь, Мои шатры тебя не испугали? А ведь они грозней летящих с неба Горящих метеоров и комет, Чье пламя к нам на землю упадает! Ни их ты не страшился, ни меня, Юпитера зловещего посланца, Чей меч косил властителей земных. Тебя он не заставил подчиниться, Ты все еще не отпер нам ворот! Дойди я до ограды преисподней, И трехголовый Цербер стал бы выть, И сам Плутон к моим ногам упал бы; А я стрелял по крепости твоей, Но смог войти, лишь сделав брешь в стене.

Правитель

Когда б я телом мог заткнуть ту брешь, Ты не вошел бы, злобный Тамерлан! Ни красный цвет шатров мне не был страшен, Ни даже ты, господень гнев и бич. Хоть пушки сотрясали эти стены, Не дрогнул сердцем я, душой был тверд.

Тамерлан

Ты дрогнешь у меня. Схватить его, В цепях над городом его повесить, И пусть по нем палят, пока не сдохнет.

Правитель

Чудовище! Отродье преисподней! Ты, адом посланный людей тиранить, Твори бесчинства, но мой дух не сломят Ни пытки, ни страдания, ни смерть!

Тамерлан

Эй, вздернуть пса. Труп разрубить на части.

Правитель

Но, Тамерлан, на дне Лимнасфальтиды Сокровища лежат — им нет цены. Знай: я укрыл их там перед осадой; Оставь мне жизнь, — тебе я их отдам.

Тамерлан

Как ты ни горд, а все же хочешь жить? Где все сокровища?

Правитель

Близ берега они в песок зарыты — Как раз напротив западных ворот.

Тамерлан

Пусть кто-нибудь за золотом пойдет.

Несколько воинов уходят.

А прочие пускай казнят его: Он надоел мне глупой болтовнею. Исполнив это, Вавилон покинем И в Персию с поспешностью пойдем.

Воины подвешивают закованного в цепи правителя.

А эти клячи выдохлись, как видно: Их выпрягите и давайте свежих.

Воины снимают упряжь с царей Трапезундского и Сирийского.

Теперь, когда я оказал им честь, Возьмите и повесьте их обоих.

Царь Трапезундский

Тиран! Злодей! Убийца Тамерлан!

Тамерлан

Возьми их, Теридам. Пусть их казнят.

Теридам

Исполню, государь.

(Уходит с царями, Трапезундским и Сирийским.)

Тамерлан

За дело, азиатские владыки! Пришел и ваш черед, вслед за другими.

Оркан

Пусть лучше нас твой скифский конь растопчет, Чем мы твою потащим колесницу И, как невольники, забыв свой сан, Себя унизим до такого рабства!

Царь Иерусалимский

Дай мне на миг твой меч, о Тамерлан, Чтоб мог его я в грудь свою вонзить: Не может злая смерть нас так унизить, Как мысль о том, что нас унизишь ты!

Амир

Они тогда лишь языки прикусят, Когда их в колесницу запрягут.

Тамерлан

Взнуздать их и подать мне колесницу.

Слуги надевают узду на Оркана, царя Анатолийского и на царя Иерусалимского и впрягают их в колесницу.

Возвращается Теридам.

Амир

Как вавилонянин висит отлично!

Тамерлан

Отличная работа, сын, ты прав. Стреляйте, Теридам и все вельможи!

Теридам

Итак, мой выстрел открывает счет.

Теридам стреляет в правителя Вавилона.

Правитель Вавилона

Оставь мне жизнь, и пусть моею раной Я утолю ужасный гнев владыки.

Тамерлан

Будь в этом озере златые воды И мне за жизнь твою даны, как выкуп, Ты б умер все равно. Стреляйте все.

Все стреляют.

Вот он висит, как комендант Багдада, И в шкуре у него не меньше ран, Чем брешей в крепостной его стене. Теперь всех граждан города связать И утопить в их озере хваленом. Здесь будут жить лишь персы да татары, А чтобы править городом, построю Я крепость мощную, и африканцы, Подвластные персидскому царю, Мне в Вавилоне будут дань платить.

Техелл

Что делать с женщинами и детьми?

Тамерлан

Всех утопить — мужчин, детей и женщин. Пускай в живых никто не остается.

Техелл

Сейчас исполню. Воины, за мной.

(Уходит вместе с воинами.)

Тамерлан

Узум, а где турецкий Алькоран И груды полных суеверья книг, Что мы забрали в храмах Магомета, Которого считал я богом? Сжечь их.

Хазан

Все здесь, властитель.

Тамерлан

Отлично. Прикажи зажечь костер.

Зажигают костер.

Напрасно люди верят в Магомета: Послал я в ад мильоны этих турок, Убил их мулл, и всех родных, и присных, И вот живу, не тронут Магометом, Есть бог, он полон мстительного гнева, Он посылает молнии и гром, И, бич его, я лишь ему покорен: Узумхазан, брось эти книги в пламя.

Сжигают книги.

Что ж, Магомет, коль у тебя есть власть, Сойди на землю, чудо сотвори: Ты будешь недостоин преклоненья, Коль стерпишь, чтоб дотла сгорели книги, В которых смысл религии твоей. Зачем ты с неба не пошлешь к нам вихрь, Чтоб Алькоран поднять к подножью трона, Где рядом с богом будто ты сидишь? Иль месть не обратишь на Тамерлана, Который на тебя занес свой меч И на твои законы наплевал? Как видно, Магомет сидит в аду — Он голоса не слышит Тамерлана! Ищите, воины, другого бога, Того, что в небесах — коль там он есть, — Затем что бог един и неделим.

Возвращается Техелл.

Техелл

Я твой приказ исполнил, государь. От многих тысяч человек, которых Мы утопили, поднялась вода На озере, и рыбы жрут их трупы, И мечутся по волнам вверх и вниз, И, словно проглотив асафетиду[124], Рты раскрывают и глотают воздух.

Тамерлан

Прекрасно. Нужно напоследок нам Достаточный оставить гарнизон: Мы в Персию отправимся немедля, Чтоб нашу там отпраздновать победу.

Теридам

Скорее в Персию, о государь! Правителя мы снимем со стены И вновь повесим на холме высоком.

Тамерлан

Быть по сему. Ну, воины, за дело. Нет, погодите! Что-то помрачилось...

Техелл

Что омрачить посмело Тамерлана?

Тамерлан

Техелл, со мною... сам не знаю что... Что б ни было, нельзя нам медлить боле: Недуг и смерть моей сдадутся воле.

Уходят.

СЦЕНА 2

Входят Калапин, царь Амадийский. Военачальники и свита. Барабанщики и трубачи.

Калапин

Царь Амадийскнй, ныне наша рать В Месопотамию вошла, где реки Евфрат и Тигр стремительно текут, И вскоре мы увидим Вавилон, Лимнасфальтидским озером прикрытый. Тот город занят войском Тамерлана. Оно теперь ослаблено осадой — Так приготовимся же к встрече с ним, Покуда не ушло из Вавилона, И отомстим за тяжкий наш разгром, Коль бог и Магомет пошлют нам помощь.

Царь Амадийский

О государь, мы победим его! Злодея, выпившего море крови И вечно жаждущего крови вновь, Турецкие клинки отправят в ад, А труп его мы скормим воронью: Пусть никогда в гробнице не лежит Сын пастуха, убийца Тамерлан!

Калапин

Как вспомню я отца и мать в неволе, Их злую смерть и собственный мой плен, Моих вассалов у злодея в рабстве, Я сто смертей готов перенести, Чтоб за его злодейства отомстить! О Магомет! Ты, видящий, что турок Без счета Тамерлан уничтожает, Что царства он крушит и города И что одно лишь войско остается, Где чтут тебя, — дай помощь Калапину, Покорному тебе, и сделай так, Чтоб он, разгром ужасный перенесший, Победно Тамерлана сокрушил!

Царь Амадийский

Спокоен будь. Я вижу Магомета В багряных тучах; на его челе Гирлянда блещет, как корона Феба; Он воинов по воздуху ведет, Чтоб с нами двинуться на Тамерлана.

Военачальник

О славный полководец Калапин! Пускай сам бог, а с ним и Магомет Сойдут на землю и помогут скифу — Их встретив, наша преданная рать Поставит Тамерлана на колени, Чтоб он у ног твоих просил пощады.

Калапин

Нет, сила Тамерлана велика, Верна ему Фортуна, а побед, Которыми он мир привел в смятенье, Довольно, чтоб надежды нас лишить. Но если полнолуние пришло, Луна спадает. Так и с ним, я верю. Мы воинов объединили лучших Из двадцати различных стран и царств. Купец, крестьянин и служитель бога — Вся Турция пошла за Калапином, И до тех пор мы не распустим рать, Покуда Тамерлана не повергнем. Пришел мой час прославиться навеки Победой над тираном всей земли! О воины! К сражению готовьтесь! Увел ли Тамерлан часть войск в поход Иль здесь стоит со всей своею ратью — Бросайтесь на врага, победа наша!

Уходят.

СЦЕНА 3

Входят Теридам, Техелл и Узумхазан.

Теридам

Рыдай, о небо, изойди слезами! Счастливая его звезда, сокройся И призови небесные светила Ненужные огни на землю сбросить, Бессильное сиянье потушить! Звезда, оденься в траурные тучи: Ведь ад и мрак чернят свои шатры, И смерть, собрав всех духов киммерийских[125], Берет в осаду сердце Тамерлана! Звезда, за то, что он тобой любим, За то, что наделен чудесной силой, За то, что возвеличен до небес, Решили эти трусы отомстить Внезапным нападеньем на владыку. Но коли он умрет — тебя затмят; Земля, нахмурясь, скажет: небо — ад!

Техелл

Вы, силы, правящие всем, что вечно, Вы, указующие путь земле! Бессмертные! Коль вам присущ тот разум, Которым люди наделяют вас — Нельзя отречься вам от вашей славы И примириться с торжеством врагов, Того разящих, кто был вами избран! Его рожденье, жизнь, здоровье, славу Всегда благословляли небеса: Так пусть хранят, как честь своей державы, Его рожденье, жизнь, здоровье, славу!

Узумхазан

Красней, о небо! Ты теряешь честь! Ты видишь, низость попирает славу, И все же не рождает эта гнусность Стыда в твоей груди высокомерной! Забрались черти в ангельский чертог, И ангелы нырнули в волны Стикса И, думая, что их беда минула И что они Юпитера сильней, Оружие против него подъемлют. Дай им изведать силу Тамерлана! В нем власть твоя, величие твое, И подчинить его они не могут. Коль он умрет, то и тебя затмят, Земля, нахмурясь, скажет; небо — ад!

Появляется Тамерлан в колеснице, влекомой, как прежде, Орканом, царем Анатолийским и царем Иерусалимским, Амир, Целебин, врачи.

Тамерлан

Какой мучитель-бог меня терзает, Тщась грозного осилить Тамерлана? Докажет ли болезнь, что я — лишь смертный И перестал быть ужасом земли? Техелл и вы, друзья! Мечи схватите, Чтоб устрашить того, кто рвет мне душу! В поход на небо двинемся скорей, Поднимем к небу черные знамена И в битве страшной истребим богов! Друзья, что делать? Силы иссякают. Меня в поход ведите на богов, Завидующих мощи Тамерлана!

Теридам

Не надо слов таких, о повелитель: Они беду накличут на тебя.

Тамерлан

Что ж, мне сидеть и в муках изнывать? Нет, бейте в барабаны! Пусть копье Отмстит за боль мою, проколет грудь Того, чьи плечи держат ось земли[126]! Коль я погибну, пусть погибнет мир! О Теридам! К Юпитеру спеши, Вели, чтоб он послал мне Аполлона — Целителя, иль я его убью!

Техелл

Владыка, успокойся. Эта боль Не может длиться, так она сильна.

Тамерлан

Не может, потому что я умру! Взгляни, взгляни туда: там притаилась Моя рабыня, мерзостная смерть, — Она, дрожа и трепеща от страха, Прицелилась в меня стрелою острой; Чуть погляжу — и след ее простыл, Но если отвернусь, крадется снова. Зловредная, ступай на поле брани! Я и мои войска тебе на спину Десятки тысяч трупов нагрузим. Смотри, она ушла! Нет, возвратилась, Затем что я стою на месте! В путь! Доставим смерть с ее поклажей в ад.

1-й врач

Угодно ли принять вам, государь, Питье, что уничтожит этот приступ И добрые влияния вернет?

Тамерлан

Что думаешь ты о моей болезни?

1-й врач

Урины вашей осмотрев осадок[127], Его нашел я темным и густым: Враждебный жар наполнил ваши вены, Всю влагу вашей крови иссушив. Тепло и влага у иных людей Отнюдь не часть первичных элементов; Божественная сила скрыта в них. Они у вас истрачены, угасли, И потому вам угрожает смерть. Сегодня, государь, произойдет В недуге вашем важный перелом: Артерии и вены, что несут Живительный поток, рожденный сердцем, Засохли и пусты, в них нет флюидов, Потребных организму для движенья, И он бессилен, — говорит наука. Но если этот день вы проживете, Сомнений нет, вы будете здоровы.

Тамерлан

Что ж, если так, я соберу все силы И, смерти вопреки, день проживу.

За сценой сигнал тревоги. Входит гонец.

Гонец

Государь! Юный Калапин, недавно разбитый вашим величеством, ныне собрал свежее войско и, узнав, что вас нет в лагере, собирается напасть на нас.

Тамерлан

Смотрите же, врачи, как мне Юпитер Лекарство шлет, чтоб излечить меня! Мой взгляд их в бегство обратит, и если Я погонюсь за ними, ни один Не будет жить, не вступит в новый бой.

Узумхазан

Я счастлив, государь, что вы сильны И примете участие в сраженье: Один ваш вид ряды врагов расстроит.

Тамерлан

Ты прав, Хазан! Эй, вы, рабы, тяните! Я, смерти вопреки, им покажусь!

Шум битвы. Все уходят, но вскоре возвращаются.

Тамерлан

Все трусы подлые бежали в страхе, Как утренний туман с восходом солнца, А если б я на миг в бою остался, Вновь стал бы Калапин моим рабом. Но, видно, бодрость духа я утратил; Напрасно с теми силами борюсь, Что вознести меня желают ввысь, На трон небесный, вне земных пределов, Подать мне карту. Посмотрю я, сколько Осталось мне, чтоб землю покорить; Так, мальчики, я с жизнью счет сведу.

Приносят карту.

Здесь я на Персию свой начал путь, Прошел Армению, каспийский берег, Оттуда на Вифинию, где взял Султана и его султаншу в плен, Потом в Аравию и на Египет, Вот в этом месте, близ Александрии, Где Красное со Средиземным морем Едва лишь разделяет сотня миль, Я собирался проложить канал, Чтоб в Индию укоротить дорогу. Достигнув Нубии, где воды Ворну, Вдоль моря эфиопского прошел, И тропик Козерога пересек, И вплоть до Занзибара все забрал. Затем на север я свой путь направил, До Греции добрался, а оттуда Войска ввел в Азию, где занедужил. Итак, из Скифии, где начал путь, Пять тысяч миль я сделал в два конца! Смотрите, мальчики: вот тропик Рака; Как много от него пространств на запад, Где выгибается земной наш шар, И солнце, спрятавшись от наших взоров, У антиподов начинает день. И я умру, не покорив все это! Смотрите же! Там золотые копи, Там пряности и камни дорогие, Ценнее азиатских всех богатств; Вот полюс Южный; от него к востоку Лежат еще неведомые страны: Жемчужные утесы там горят, Как звезды, украшение небес. И я умру, не покорив все это! Так вот, сыны: что смерть мне запретила, То вы возьмите, смерти вопреки.

Амир

О государь! В сердцах кровоточащих И обессиленных твоим недугом Нет мысли радостной, нет искры жизни! Свой дух ты хочешь в двух несчастных влить, Но лишь в тебе — источник наших жизней.

Целебин

Отец, твои мученья нас терзают! Мы жить не сможем, если ты умрешь.

Тамерлан

Но, сыновья, ведь я уже не властен Поддерживать в себе огонь души: Простившись с ним, его оставлю вам, Обоих поровну вас наделю, И плоть моя в двух драгоценных формах Хранить мой будет дух, когда умру, И ваше семя сделает бессмертным. Так дайте мне уйти и отстраниться, Чтоб сан и место сыну передать, Возьми мой бич и царскую корону И в колесницу сядь вместо меня, Чтоб, увенчав тебя, я принял смерть. Друзья, ко мне! Последний переход!

Они помогают Тамерлану сойти с колесницы.

Теридам

Печальный переход! Он нас страшит Сильнее, чем погибель наших душ!

Тамерлан

Взойди, Амир. Величие отца, Я знаю, сыну по плечу придется.

Амир

В груди окаменевшей совмещу ли Дыханье жизни с бременем души, Которое не разрешилось скорбью? Все существо мое еще разбито И слушается лишь веленья сердца; Величье это тяжко для него. Отец мой, коль бесчувственная смерть Останется глухой к моим молитвам, Коль небеса, исполненные злобой, Отрады не дадут моей душе — Как мне ступить, как ногу мне поднять Наперекор глубоким чувствам сердца, Когда оно мне умереть велит И не желает царского престола?

Тамерлан

Не ставь любовь превыше чести, сын, И пусть она твой взор не ослепляет: Ты должен неизбежное принять. Садись, мой сын, и, вожжи натянув, Стяни стальной уздою глотки кляч!

Теридам

Царевич, слушайся отцовской воли И не перечь решению судьбы.

Амир

Свидетель небо, я с разбитым сердцем

(поднимается на колесницу)

С проклятьем на устах всхожу сюда: Пока отец мой жив, я всей душой Делю его страдания и муки.

На Амира надевают венец.

Тамерлан

Сюда несите Зенократы гроб, Поставьте рядом с этим скорбным троном: Я вместе с нею в землю лечь хочу.

Узумхазан

О государь, ужель тебе не легче? Сердца друзей в слезах кровавых тонут! Иль нет надежды на выздоровленье?

Тамерлан

О нет, Хазан. Властитель всей земли, Урод безглавый, что меня терзает, Не хочет ваших слез; при виде их Усиливает он свою жестокость.

Техелл

Так пусть какой-нибудь восстанет бог Всей силой против тирании смерти, Чтоб на себе чудовище узнало, Что значит лютой ненависти власть.

Приносят гроб с телом Зенократы.

Тамерлан

В последний раз вы радуетесь, очи! Моя душа, будь зрячей; как они, Сквозь гроб и золотую ткань проникни, Блаженством бесконечным насладись! Ты царь, мой сын. Бичуй рабов впряженных, Правь колесницей так, как правил я; Знай, драгоценна эта колесница, Как та, которой правил сын Климены[128], Когда обжег он щеки Артемиде, И в Этну превратилась вся земля. Не забывай о Фаэтоне; мудро Ты должен править страшной колесницей. Ведь если мысль твоя не будет ясной И неуклонной, словно Феба луч, Свирепые, заносчивые кони Используют малейшую случайность, Чтоб выбросить тебя, как Ипполита, На кручи[129], что острей каспийских скал, Да, колесницей может управлять Возничий только моего закала; Другого не потерпят небеса. Прощайте, сыновья. Друзья, прощайте. Я чувствую, что должен бы заплакать — Так тяжко вам со мною расставаться, Но Тамерлан, господень бич, умрет.

(Умирает.)

Амир

Столкнитесь, небо и земля! Конец! Земля утратила все, чем гордилась, А небо дух свой избранный сожгло! Земле и небесам над ним рыдать, Но лучшего вовек им не создать.

Уходят.

Трагическая история доктора Фауста[130]

Перевод Е. Бируковой

Действующие лица

Хор.

Доктор Фауст.

Папа.

Кардинал Лотарингский.

Император.

Герцог Ангальтский.

Герцогиня Ангальтская.

Вальдес, Корнелий — друзья Фауста.

Вагнер, слуга Фауста.

Робин.

Ралф.

Шут.

Трактирщик.

Лошадиный барышник.

Рыцарь, Старик — из свиты императора.

1-й студент.

2-й студент.

3-й студент.

Монахи, свита и пр.

Люцифер.

Вельзевул.

Мефистофель.

Добрый ангел.

Злой ангел.

Семь смертных грехов.

Дьяволы.

Духи, принявшие образ Александра Великого, его супруги и Елены Троянской.тельство художе

АКТ I

Входит Хор.[131]

Хор

Не шествуя равниной Тразименской, Где с Марсом силой мерялись пунийцы[132], Не забавляясь играми любви В дворце, где позабыл монарх величье, Не блеском гордых, дерзостных деяний Прославит муза стих небесный свой. На суд ваш Фауста судьбу представим, И добрую и злую. Господа! У вас вниманья просим и терпенья, О детстве Фауста расскажем вам, Он был рожден незнатными людьми В германском городке названьем Рода[133]; Позднее перебрался в Виттенберг[134], Там возмужал, семьей родных воспитан, И так он преуспел в священном знанье, Так вертоград[135] схоластики украсил, Что званьем Доктора украшен был; Всех превзошел мужей, что любят страстно Предметы богословья обсуждать. Потом, исполнен дерзким самомненьем, Он ринулся в запретные высоты На крыльях восковых; но тает воск — И небо обрекло его на гибель[136], Занятьям дьявольским предался он, Плоды златые знанья поглощает И бредит некромантией[137] проклятой; Превыше рая магию вознес; Она ему милей всего на свете, — И вот он сам в рабочем кабинете.

(Уходит.)

СЦЕНА 1

Кабинет Фауста. Входит Фауст.

Фауст

В свои занятья, Фауст, углубись, Исследуй все, чтоб укрепиться в знанье. По-прежнему будь с виду богословом, Но корень всех наук стремись постигнуть, Твореньям Аристотеля будь верен. Ты, "Аналитика"[138], меня пленила! Bene disserere est finis logices?[139] Цель логики быть сильным в рассужденье? Она не явит нам иного чуда? Так больше не читай, — ты мастер в этом! Предмет важнейший Фаусту подходит. On kai me on, прощай![140] Приди, Гален[141]! Ubi desinit Philosophus ibi incipit Medicus[142], Врачом будь, Фауст, деньги загребай, Прославь себя чудесным излеченьем. Summum bonum medicinae sanitas[143]. Цель медицины высшая — здоровье. Так разве не достиг ты этой цели? Не повторяют ли твои слова, Как Изреченья[144] мудрости высокой? Иль не хранят, как памятники славы, Твои рецепты, что чуму изгнали Из городов и тысячи других Недугов безнадежных побороли? И все же, Фауст, ты лишь человек! Вот если б мог ты людям дать бессмертье Или умерших к жизни вновь призвать, Тогда была б в почете медицина. Так прочь ее! Где ты, Юстиниан[145]?

(Заглядывая в книгу.)

"Si una eadcmque res legatur duobus, alter rem, alter vatorem rei" etc[146] — Пример прекрасный завещаний вздорных!

(Снова читает.)

"Ex haereditare filium non potest pater nisi" etc[147] — Таков предмет обычный институций И основных законов. Вот наука, Достойная наемников презренных, Что век корпят над мертвой шелухой. Претит мне рабский дух науки этой! Отвергнув все, приходим к богословью. Вот библия, — ее исследуй, Фауст.

(Берет библию и раскрывает ее.)

"Stipendium peccati mors est". Ха! "Stipendium peccati mors est"[148] — "За грех возмездье — смерть!" О, как жестоко!

"Si peccasse negamus fallimur et nulla est in nobis veritas"[149] —

"Если мы говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас".

Так, значит, мы должны грешить и, следовательно, умереть.

Да, вечной смерти мы обречены!.. Что за учение! "Che sera, sera"![150] — Так будь что будет! Богословье, прочь!

(Закрывает библию и обращается к магическим книгам.)

Божественна премудрость этих магов И книги некромантии могучей: Фигуры, буквы, символы, круги. Да, это Фаусту всего желанней! О, что за мир сокровищ и восторгов, Могущества, и почестей, и власти Здесь ревностный искатель обретет! Отныне будет мне подвластно все, Что движется меж полюсов спокойных[151]. Цари и короли повелевают В пределах стран своих; они не в силах Прорвать завесу туч иль вызвать бурю; Но тот, кто магом совершенным стал, Имеет власть во всем подлунном мире. Могущественный маг подобен богу. Итак, свой разум, Фауст, изощряй, Стремясь божественной достигнуть власти.

Входит Вагнер.

Привет мой, Вагнер, передай друзьям. Скажи: пускай придут ко мне скорее Корнелий и любимый мною Вальдес.

Вагнер

Исполню, господин.

(Уходит.)

Фауст

Беседа с ними будет плодотворней, Чем все мои занятия наукой.

Входят добрый ангел и злой ангел.

Добрый ангел

О Фауст, не читай проклятой книги. Прочь, прочь ее! Ты встретишь в ней соблазн И навлечешь суровый гнев господень! Кощунство здесь! Писанье лишь читай!

Злой ангел

В искусстве славном, Фауст, подвизайся, В нем все сокровища природы скрыты. Будь на земле, как в небесах Юпитер[152] — Владыкой, повелителем стихий!

Ангелы уходят.

Фауст

Как завладела мною эта мысль! Смогу ль заставить духов мне служить, Все разрешать мои недоуменья, Желанья дерзостные исполнять? Их в Индию за золотом пошлю, Велю в морях искать восточный жемчуг, Все уголки обшарить в новом мире[153], Достать редчайших лакомств и плодов; Велю поведать чуждую мне мудрость, Открыть мне тайны королей заморских. Велю стеною медной окружить Германию и быстрый Рейн принудить, Чтоб лентой опоясал Виттенберг. Наполнить школы прикажу шелками И всех студентов нарядить богато. На деньги, что мне духи принесут, Найму я многочисленное войско И, князя Пармского изгнав из края[154], Над всеми областями воцарюсь! Велю изобрести орудья битвы Чудеснее, чем огненный корабль, Что вспыхнул у Антверпенского моста[155].

Входят Вальдес и Корнелий.

Привет мой вам, Корнелий мой и Вальдес! Меня беседой мудрой усладите! Корнелий мой любезный, друг мой Вальдес, Узнайте: ваша речь меня склонила Заняться магией, наукой тайной. Склоняет к этому меня и разум, Он ни о чем другом не хочет ведать — Лишь некромантию познать стремится. Несносна философия, темна. Лишь для глупцов — закон и медицина; Но богословие ничтожней всех: Оно презренно, грубо, низко, лживо. Лишь магия, лишь магия желанна! Скорей мне в этом помощь окажите, — И я, искусством сжатых силлогизмов Смутивший пастырей германской церкви, Своим ученьем, смелыми речами Привлекший цвет и гордость Виттенберга, Как души в царстве тьмы привлек Мусей[156], С Агриппою сравняюсь, что стяжал В Европе славу властью над тенями[157].

Вальдес

Фауст! Твой разум, опыт наш и эти книги Людей заставят чтить нас как святых. Как мавры Индии испанцам служат[158], Так духи — обитатели стихий — Служить готовы будут нам троим: Как львы, стеречь нас будут; коль прикажем, Как рейтары[159], в бой с копьями помчатся; Предстанут, как лапландские гиганты[160]; То примут облик жен, то юных дев, Таящих больше чар в чертах воздушных, Чем груди белые самой Венеры; К нам из Венеции суда примчат, А из Америки — руно златое[161], Что в сундуки Филиппа щедро льется. Так будет, если ты в решенье тверд.

Фауст

Я, Вальдес, в этом столь же тверд, как ты В своем желанье жить: скорей за дело!

Корнелий

Те чудеса, что магия свершит, Тебя от прочих знаний отвратят. Кто астрологии постиг основы, — Обогащен познаньем языков, Уразумел природу минералов, Тот всем владеет, что потребно магу. Достигнешь славы ты и тайным знаньем, Поверь мне, больше привлечешь народа, Чем древле привлекал оракул в Дельфах. Ведь духи властны осушить моря, Достать сокровища судов погибших И все богатства, что похоронили В земных обильных недрах наши предки. Чего же будет нам недоставать?

Фауст

Мы все, Корнелий, обретем. О, радость! Так покажи мне, друг, свое уменье, Чтоб мог я духов заклинать в дубраве И всеми наслажденьями владеть.

Вальдес

Ступай скорей в безлюдную дубраву; Возьми с собою Бекона творенья, Псалтырь, евангелье, труды Альбана[162], А что еще понадобится, скажем Пред тем, как кончить наше совещанье.

Корнелий

Ему поведай, Вальдес, наши тайны. Когда ж все ритуалы — он постигнет, Пусть сам свое уменье испытает.

Вальдес

Я сообщу тебе начатки знанья, — Со временем ты превзойдешь меня.

Фауст

Пора, друзья, за трапезу; мы после Обсудим все. Сегодня перед сном Себя я должен испытать, и духов Я вызову, хотя б ценою жизни!

Уходят.

СЦЕНА 2

Площадка около дома Фауста.

Входят два студента.

Первый студент

Хотел бы я знать, что сталось с Фаустом. Ведь еще недавно его "Sic probo!"[163] гремели в наших аудиториях.

Второй студент

Сейчас узнаем: смотри, вот идет его слуга.

Входит Вагнер с бутылками вина.

Первый студент

Ну, что, любезный, где твой хозяин?

Вагнер

Это одному богу известно.

Второй студент

Как! Ты не знаешь?

Вагнер

Как же, знаю. Но такое следствие не вытекает.

Первый студент

Ну, полно тебе, любезный, брось свои шутки и скажи нам, где он.

Вагнер

Из ваших аргументов отнюдь не вытекает, что вам как лиценциату[164] надлежит на этом настаивать. Итак, признайте свою ошибку и впредь будьте осмотрительней,

Второй студент

Да разве ты нам не сказал, что знаешь?

Вагнер

А есть тому свидетели?

Первый студент

Да, любезный, я сам слышал, как ты это говорил.

Вагнер

Спросите у моего сообщника, вор я или нет.

Второй студент

Так ты не хочешь нам сказать?

Вагнер

Скажу, сударь, скажу. Но не будь вы ослами, вы никогда не задали бы мне подобного вопроса. Разве хозяин мой не есть corpus naturale[165], а следовательно, mobile?[166] Так зачем же было задавать мне такой вопрос? Не будь я по природе флегматик, которого трудновато разозлить, но легко склонить к распутству, то есть, я хотел сказать, к любви, — не подойти бы вам сейчас и на сорок шагов к месту казни, хоть я и не сомневаюсь, что вы оба будете повешены в одну из ближайших сессий[167]. Теперь, разбив вас наголову, я напущу на себя вид пуританина и заговорю вот так

(ханжеским тоном)

поистине, мои дорогие братья, мой хозяин сейчас дома за трапезой в обществе Вальдеса и Корнелия, и если бы вино обладало даром речи, оно сообщило бы об этом вам, милостивые государи. Итак, да благословит вас господь и да соблюдет и да сохранит вас, мои дорогие братья, мои дражайшие братья.

(Уходит.)

Первый студент

Вот оно как! Боюсь, что он предался проклятой науке, из-за которой оба его друга стяжали дурную славу во всем мире.

Второй студент

Даже будь он чужеземцем или посторонним человеком, я и то бы сокрушался о нем. Пойдем-ка расскажем об этом ректору; быть может, он своими мудрыми увещаниями образумит Фауста.

Первый студент

Боюсь, его ничто не образумит.

Второй студент

Попытку все же сделать надлежит.

Уходят.

СЦЕНА 3

Роща. Входит Фауст, собираясь вызывать духов.

Фауст

Теперь, когда унылый взгляд земли, В тоске по влажным взорам Ориона[168], Бежит из антарктического мира И тьмою застилает небеса, К заклятьям, Фауст, приступи. Испробуй, Заставишь ли повиноваться бесов, К ним устремив мольбы и приношенья.

(Чертит жезлом на земле магический круг.)

Здесь в этом круге имя Иеговы Начертано в двух разных анаграммах[169]. Вот в сокращенье имена святых, Обозначенья всех светил небесных, Бродячих звезд и знаков Зодиака[170]; Они принудят духов мне предстать. Так будь же твердым, Фауст, и познай, Что может совершить искусство мага.

"Sint mihi Dei Acherontis propitii[171]! Valeat numen triplex Jehovae! Ignei, aerii, aquatani spiritus, salvete! Orientis princeps Belzebub[172], inferni ardentis monarcha, et Demogorgon, propitiamusvos, ut appareat et surgat Mephistophilis. Quid tu moraris? Per Jehovam, Gehennam et consecratam aquam quam nunc spargo, signumque crucis quod nunc facio, et per vota nostra, ipse nunc surgat nobis dicatus Mephistophilis"[173].

Входит дьявол.

Исчезни, бес, и облик измени: Чтоб мне служить, ты слишком безобразен; Вернись ко мне монахом-францисканцем: Священный облик подобает бесу.

Дьявол уходит.

Я вижу: речи посвященных властны. Кто б не желал владеть искусством мага? Как мне покорен этот Мефистофель, Уступчив и смиренен! Такова Власть чар моих и магии. Да, Фауст, Ты овладел искусством заклинаний! Прислужник твой — великий Мефистофель, Quin regis Mephistophilis trains imagine[174].

Входит Мефистофель (в одежде францисканца).

Мефистофель

Чего же Фауст от меня желает?

Фауст

Ты должен мне служить всю жизнь мою, Все делать, что тебе прикажет Фауст, Хотя б желал он, чтоб луна упала С небес иль океан всю землю залил.

Мефистофель

Мой господин — великий Люцифер[175], Пока не повелит он, не могу я Тебе служить, — ему лишь мы подвластны.

Фауст

Не он ли приказал тебе явиться?

Мефистофель

Нет, я пришел по собственной охоте.

Фауст

Так не заклятьем призван ты? Скажи!

Мефистофель

Оно — причина, но per accidens[176]. Услышав, как хулят господне имя, Священное писанье отвергают И самого спасителя клянут, Летим, чтоб дерзкой завладеть душою. Мы не придем, коль не прибегнешь к средствам, Что вечным осуждением грозят. А посему, кто хочет заклинать, Вернейший путь — от бога отреченье И жаркая молитва князю тьмы.

Фауст

Все это Исполнил Фауст. Он уверен твердо, Что нет владыки, кроме Вельзевула; Ему отныне предается Фауст И не страшится слова "осужденье". В Элизиум он превращает ад[177], Там встретит он всех древних мудрецов! Но этот вздор и суету оставим. Скажи, кто властелин твой Люцифер?

Мефистофель

Владыка тьмы и повелитель духов.

Фауст

Но не был ли он ангелом когда-то?

Мефистофель

Да, Фауст, и у господа любимым.

Фауст

Так почему же стал он князем тьмы?

Мефистофель

Через гордыню и дерзанье злое, За что господь его низринул с неба.

Фауст

Кто вы, пошедшие за Люцифером?

Мефистофель

Мы те, что пали вместе с Люцифером, На господа восстали с Люцифером И осужденье терпим с Люцифером.

Фауст

Где осужденье терпите?

Мефистофель

В аду.

Фауст

Но как же ты сейчас вне сферы ада?

Мефистофель

О нет, здесь ад, и я всегда в аду. Иль думаешь, я, зревший лик господень, Вкушавший радость вечную в раю, Тысячекратным адом не терзаюсь, Блаженство безвозвратно потеряв? О Фауст, брось бесплодные вопросы, Что ужасом гнетут мой скорбный дух.

Фауст

Как! Мефистофель страждет оттого, Что он лишился радостей небесных? У Фауста заимствуй твердость духа. И презирай утраченную радость! Ступай, скажи владыке Люциферу, Что Фауст вечной смерти обречен, На божество Юпитера восстав. Скажи: ему я душу продаю, С тем чтобы двадцать и четыре года Он дал мне жить, вкушая все блаженства; Хочу тебя иметь всегда слугою, Чтоб ты давал мне все, что прикажу, Чтоб отвечал на все мои вопросы, Чтоб помогал друзьям, сражал врагов И был всегда моей покорен воле, Ступай, вернись к владыке Люциферу, А в полночь в кабинет ко мне приди И сообщи решенье властелина.

Мефистофель

Исполню, Фауст.

(Уходит.)

Фауст

Имей я столько душ, как в небе звезд, Их все за Мефистофеля б я отдал! Он даст мне власть; царем великим стану, Воздушный мост построю над простором И перейду с войсками океан. Солью холмистый берег африканский С Испанией в единую страну, Которая подвластна будет мне; Во всем мне покорится император[178] И прочие германские монархи. Теперь, желанного добившись, буду, Об избранном искусстве размышлять, Доколе не вернется Мефистофель.

(Уходит.)

СЦЕНА 4

Улица. Входят Вагнер и шут.

Вагнер

Эй, молодчик, пойди-ка сюда.

Шут

Что это еще за молодчик! Черт побери! Много вы встречали молодчиков с бородкой клинышком вроде моей? Хорош молодчик!

Вагнер

Скажи, любезный, ты вхож сюда?

Шут

Вхожу и выхожу. Можете удостовериться.

Вагнер

Ах ты жалкая тварь! Посмотрите, как этот оборвыш веселится в своей наготе! Мошенник гол, без работы и так голоден, что охотно отдал бы душу черту за баранью ногу, хотя бы и сырую!

Шут

Что? Отдать душу черту за баранью ногу, хотя бы и сырую? Ну нет, милый друг, клянусь святой девой, уж если так дорого за нее платить, то она должна быть хорошо поджарена и под вкусным соусом.

Вагнер

Ладно, хочешь поступить ко мне на службу? Ты будешь у меня ходить, как qui mihi discipulus[179].

Шут

Как! В стихах?

Вагнер

Нет, любезный, в истрепанных шелках и в шляпе на вшивой башке.

Шут

Как! Как! Во вшивой шляпе? А я думал, что вам ее оставил в наследство ваш отец. Слышите? Мне жалко лишать вас вашего добра.

Вагнер

Дурень! Я сказал: в шляпе на вшивой башке!

Шут

Ох! Ох! Вшивая башка! Уж не значит ли это, что, если я поступлю к вам в слуги, меня будут жрать вши?

Вагнер

Конечно, будут, все равно, поступишь ты ко мне или нет. Однако, любезный, перестань зубоскалить и сейчас же поступай в мое распоряжение на семь лет, а не то я превращу всех твоих вшей в домовых, и они растерзают тебя на клочки.

Шут

Скажите пожалуйста! Но можете не трудиться, сударь: они и без того у меня как дома. Черт подери! Они так на мне хозяйничают, словно платят за обед и выпивку.

Вагнер

Слушай, любезный, бери-ка эти флорины.

Шут

Хлорины? Это что еще за штука?

Вагнер

Как что? Французские кроны.

Шут

Провалиться мне, если во французских кронах больше толку, чем в английских жетонах! На что мне они?

Вагнер

Как на что, плут? Тебе дается час на размышленья, а потом тебя отыщет дьявол, куда бы ты ни спрятался.

Шут

Нет, нет, берите назад ваши хлорины.

Вагнер

Клянусь, ни за что не возьму!

Шут

Клянусь, вы их возьмете!

Вагнер

Будьте свидетелями, что я дал их ему.

Шут

Будьте свидетелями, что я возвратил их ему.

Вагнер

Прекрасно, я сейчас позову двух дьяволов, и они живо утащат тебя. Балиол! Белчер!

Шут

Пусть только придут ваш Балиол и ваш Белчер, я их так отлуплю, как никто еще не лупил с тех пор, как они ходят в дьяволах. Знаете, что обо мне будут говорить, если я убью одного из них? "Посмотри вон на того рослого молодца в шароварах. Он убил дьявола!" Пожалуй, во всем приходе меня будут величать дьяволоубийцей.

Входят два дьявола.

Шут с криком мечется по сцене.

Вагнер

Балиол, Белчер! Духи, прочь!

Уходят дьяволы.

Шут

Ну, что, ушли они? Пропади они пропадом! У них чертовски длинные когти. Это были дьявол и дьяволица. Я научу вас, как их распознавать: у дьявола рога, а у дьяволицы раздвоенные копытца на ногах.

Вагнер

Ну, плут, иди за мной.

Шут

Послушайте-ка: если я стану вашим слугой, вы меня научите вызывать Баниоса и Белчеоса?

Вагнер

Я научу тебя превращаться во всякую всячину; в собаку, в кота, в мышь или крысу, во все что угодно.

Шут

Как! Христианина — в собаку или в кота, в мышь или в крысу! Ну, нет, сударь. Если уж вам угодно превратить меня во что-нибудь, пусть я стану маленькой хорошенькой резвой блошкой, чтобы мог я прыгать здесь и там по всяким местам. О, я таки пощекочу смазливых бабенок под юбками, ей-богу, не отвяжусь от них.

Вагнер

Ладно, любезный; идем.

Шут

Но, послушайте, Вагнер...

Вагнер

Опять? Балиол, Белчер!

Шут

О господи! Прошу вас, сударь, оставьте вы в покое этих Балиола и Белчера.

Вагнер

Дурень! Зови меня: мейстер Вагнер, и чтоб твой левый глаз был диаметрально устремлен на мою правую пятку, quasi vestigiis nostris insistere[180].

(Уходит.)

Шут

Прости, господи, он мелет трескучий вздор по-голландски. Ладно, последую за ним. Уж буду служить ему — ничего не поделаешь.

(Уходит.)

АКТ II

СЦЕНА 1

Кабинет Фауста. Входит Фауст.

Фауст

Теперь, о друг мой Фауст, Ты осужден, и нет тебе спасенья! К чему мне размышлять о небесах? Прочь, вздорные мечты и безнадежность! Отчайся в боге, Вельзевулу верь. Назад ни шагу, Фауст! Будь же твердым! Зачем колеблешься? О, кто-то шепчет: "Брось магию и к богу возвратись". Да, Фауст снова к богу возвратится... Как, к богу? Он тебя не любит. Ты служишь прихоти своей, как богу, — Таков закон владыки Вельзевула. Ему построю храм, и на алтарь Кровь теплую пролью новорожденных[181]!

Входят добрый ангел и злой ангел.

Добрый ангел

Брось, милый Фауст, мерзкое искусство.

Фауст

Раскаянье, молитва, скорбь? Что в них?

Добрый ангел

Они тебе пути откроют к небу.

Злой ангел

Одни иллюзии! Плоды обмана! Они дурачат тех, кто верит им.

Добрый ангел

О небе думай, Фауст, о небесном.

Злой ангел

Нет, Фауст, думай о богатстве, славе!

Уходят.

Фауст

Да, о богатстве! И Эмден[182] будет мне принадлежать. Когда служить мне станет Мефистофель, Мне бог не страшен, — буду защищен, Сомненья прочь! Приди, о Мефистофель, От Люцифера с добрыми вестями. Уж полночь! Так приди же, Мефистофель! Veni, veni, Mephistophile![183]

Входит Мефистофель.

Что говорит владыка Люцифер?

Мефистофель

Что буду я служить тебе до гроба, Коль за услуги ты душой заплатишь.

Фауст

Уж Фауст для тебя рискнул душой.

Мефистофель

Но должно, Фауст, сделать завещанье и кровью дарственную написать: Уверенным быть хочет мой владыка. Коль не согласен ты, я в ад вернусь.

Фауст

Останься и поведай мне, зачем Ему моя душа.

Мефистофель

Он хочет этим Свое расширить царство.

Фауст

Так с этой целью нас он искушает?

Мефистофель

Solamen miseris socios habuisse doloris[184].

Фауст

Как! Разве вас терзает боль, как смертных?

Мефистофель

Такая ж боль, как и у душ людских, Ну, Фауст, отдаешь свою мне душу? Как раб тебе служить тогда я стану И больше дам, чем можешь пожелать.

Фауст

Да, Мефистофель, я ее отдам.

Мефистофель

Тогда надрежь ножом ты руку смело И клятву принеси, что в некий день Отдашь навеки Люциферу душу, — И будь тогда велик, как Люцифер!

Фауст

(вонзая нож в свою руку)

Вот, Мефистофель, из любви к тебе Я ранил руку и своею кровью Свидетельствую, что душа отходит К владыке вечной ночи, Люциферу. Кровь брызжет! Пусть она залогом будет Свершения желанья моего!

Мефистофель

Но, Фауст, должен ты Мне дарственную запись написать.

Фауст

Что ж, я согласен.

(Берет свиток и пишет.)

Однако, Мефистофель, Кровь застывает — не могу писать.

Мефистофель

Я принесу огня — растает кровь.

(Уходит.)

Фауст

Застыла кровь, — что это означает? Не хочет, чтоб я грамоту писал? Зачем не бьет она живой струею? "Я душу отдаю..." Здесь остановка! Зачем? Иль не хозяин ты души? Так повтори: "Я душу отдаю..."

Входит Мефистофель с жаровней.

Мефистофель

Вот и огонь. Поди сюда, дай руку.

Фауст

Опять течет свободно кровь моя. Немедленно закончу это дело.

(Пишет.)

Мефистофель

(в сторону)

О, лишь бы завладеть его душой!

Фауст

Так. Consummatum est[185]. Готова запись, Я душу Люциферу завещал. Но что за надпись на руке я вижу: "Homo, fuge!"[186] Куда же мне бежать? К всевышнему? Он в ад меня низринет. Солгали чувства: надписи здесь нет. Нет, вижу я отчетливую надпись: "Homo, fuge!" Но я бежать не должен...

Мефистофель

(в сторону)

Мне надо чем-нибудь его развлечь.

(Уходит.)

Мефистофель возвращается с дьяволами, которые дают Фаусту короны, богатые одежды, танцуют и затем удаляются.

Фауст

Скажи, что это значит, Мефистофель?

Мефистофель

Да ничего; развлечь тебя хотел я И показать магические действа.

Фауст

Коль захочу, смогу я вызвать духов?

Мефистофель

Да, и свершать деянья поважнее.

Фауст

Тогда и тысячу бы душ я отдал! Вот, Мефистофель, дарственная запись На тело и на душу; свиток — твой, Но при условье, что исполнишь свято Все, что я в списке этом обозначил.

Мефистофель

Геенною клянусь и Люцифером, Что все твои условия исполню!

Фауст

Так выслушай меня. "На следующих условиях:

Во-первых, Фауст может быть духом по образу и сущности.

Во-вторых, Мефистофель будет его слугой и будет полностью подчинен ему.

В-третьих, Мефистофель будет ему служить и доставать все, что он пожелает.

В-четвертых, Мефистофель будет незримо пребывать в его комнате или в доме.

И, наконец, он будет являться названному Иоганну Фаусту в любое время и во всяком образе и подобии, какие последнему будут угодны.

Я, Иоганн Фауст из Виттенберга, доктор, на вышеозначенных условиях отдаю свою душу, и тело Люциферу, князю Востока, и слуге его Мефистофелю, и засим по истечении двадцати четырех лет, при соблюдении вышеупомянутых условий, предоставляю им полное право послать за означенным Иоганном Фаустом и забрать его душу и тело, плоть и кровь, а также его имущество в свое обиталище, где бы оно ни находилось.

Подписано мною:

Иоганн Фауст".

Мефистофель

Ты отдаешь мне этот документ?

Фауст

Бери его, да будет дьявол в помощь!

Мефистофель

Теперь скажи, чего ты хочешь?

Фауст

Сперва хочу спросить тебя про ад. Где место, называемое адом?

Мефистофель

Под небесами.

Фауст

Но где же именно?

Мефистофель

Он, Фауст, в недрах тех стихий вселенских, Где вечно мы в терзаньях пребываем. Единым местом ад не ограничен, Пределов нет ему; где мы, там ад; И там, где ад, должны мы вечно быть. А потому, когда весь мир погибнет И каждое очистится творенье, Все, кроме неба, превратится в ад.

Фауст

Ну, полно, ад, мне думается, басня.

Мефистофель

Что ж, думай так, но переменишь мненье.

Фауст

Как! Значит, Фауст будет осужден?

Мефистофель

Да, не избегнуть этого. Вот свиток, Где душу Люциферу продаешь.

Фауст

В придачу к ней и тело. Что же дальше? Иль думаешь, что Фауст так безумен, Что после смерти ожидает мук? Вздор! Это все — лишь бредни старых баб!

Мефистофель

Но, Фауст, пред тобой пример зловещий: Я осужден и, видишь, я в аду.

Фауст

Как! Ты в аду? Ну, если ад таков, он мне не страшен. Как! Говорить, расхаживать и спорить, Все это — ад? Но, впрочем, бросим это. Прошу тебя, в супруги мне достань Германии прекраснейшую деву. Распутен я и похотлив, — не в силах Жить без жены.

Мефистофель

Как! Хочешь ты жениться? Не говори мне, Фауст, про жену!

Фауст

Нет, раздобудь жену мне, Мефистофель; Она мне так нужна!

Мефистофель

Во имя дьявола, ее достану. Побудь один, я скоро вновь предстану.

(Уходит.)

Мефистофель возвращается с дьяволом, одетым как женщина. Фейерверк.

Мефистофель

Что, Фауст, нравится ль тебе жена?

Фауст

Смерть адской потаскушке!

Мефистофель

Тише, Фауст! Брак — только церемония смешная; Коль ты мне друг, забудь об этом думать. Я соберу прекрасных куртизанок И буду к ложу твоему поутру Их приводить: любую выбирай, Хотя б чиста была, как Пенелопа, И, как царица Савская, умна[187], Как до паденья Люцифер, прекрасна. Вот книга, изучи ее подробно.

(Кладет перед Фаустом раскрытую книгу.)

От сочетания вот этих линий Родится золото; начертишь круг — Возникнут вихри, бури, гром и молньи; А это трижды про себя скажи Благоговейно — воины предстанут И все свершат, что пожелаешь ты.

Фауст

Благодарю тебя, но я хотел бы Иметь такую книгу, где б я мог Все заклинания найти и чары, Чтоб вызвать духов, если пожелаю.

Мефистофель

Они вот в этой книге.

(Переворачивает страницу и показывает.)

Фауст

Мне хотелось бы еще иметь книгу, где я мог бы найти все знаки и планеты небесные и познать их движения и расположенье.

Мефистофель

Они вот здесь.

(Переворачивает страницу и показывает.)

Фауст

Нет, ты дай мне еще одну книгу, и с меня будет достаточно, книгу, где я мог бы найти все растения, травы и деревья, какие только есть на земле.

Мефистофель

Вот они.

Фауст

Ты ошибаешься!

Мефистофель

Да нет же! Я тебе ручаюсь.

(Переворачивает страницу и показывает.)

Уходят.

СЦЕНА 2

Кабинет Фауста.

Входят Фауст и Мефистофель.

Фауст

Едва взгляну на небо, горько каюсь; Будь проклят ты, презренный Мефистофель, Меня лишивший радостей небесных.

Мефистофель

Да что ты, Фауст! Иль думаешь, полно величья небо? Поверь мне, Фауст, ты его прекрасней, И всякий, кто родится на земле.

Фауст

Как мне докажешь это?

Мефистофель

Сотворено для человека небо, И потому он лучше всех небес.

Фауст

Для человека — значит, для меня. Я магию отвергну и раскаюсь!

Входят добрый ангел и злой ангел.

Добрый ангел

Раскайся, Фауст, сжалится господь.

Злой ангел

Ты дух; не может сжалиться господь.

Фауст

Кто это в уши мне жужжит: "Ты дух"? Снискать прощенье может даже дьявол. Бог сжалится, коль от души покаюсь.

Злой ангел

Пусть так; но не покаешься вовек.

Ангелы уходят.

Фауст

Окаменело сердце у меня, К раскаянию сил недостает. Едва скажу: "спасенье", "вера", "небо", — В раскатах грома ловит слух слова: "Ты проклят, Фауст!" Предо мною меч, Петля, ружье, отравленная сталь, — Чтоб от себя я мог освободиться; И я давно покончил бы с собой, Когда бы сладость чувственных отрад Отчаянье во мне не побеждала. Не предо мною ли слепец Гомер Страсть Александра пел, конец Эноны[188]? И он, воздвигший стены древних Фив Пленительными звуками кифары[189], Не услаждал ли нас, мой Мефистофель? Зачем же смерть иль злая безнадежность? Нет, Фауст не раскается вовек! Давай опять вести с тобой беседы, Об астрологии священной спорить. Скажи мне, много ль над луной небес? Не образуют ли светила шар, Подобный формою земле центральной?

Мефистофель

Узнай: подобно мировым стихиям, Заключены одна в другую сферы, И, Фауст, Все вкруг одной вращаются оси, Конец которой — полюс мирозданья[190]. Не басня — Марс, Юпитер и Сатурн; Они — блуждающие звезды.

Фауст

Но не одно ли, скажи, у них у всех движение — situ et tempora?[191]

Мефистофель

Все совокупно совершают движение с востока на запад в двадцать четыре часа вокруг полюсов мира, но движутся с различной скоростью вокруг полюсов Зодиака[192].

Фауст

Молчи! В подобных пустяках судья и Вагнер. Иль Мефистофель большего не знает? Кто не знаком с двойным планет движеньем?

Одно свершается в теченье суток. Другое таково: Сатурн совершает его в тридцать лет, Юпитер — в двенадцать, Марс — в четыре года[193], Солнце, Венера и Меркурий — в год, Луна — в двадцать восемь дней. Э, да это мудрость для новичков! Скажи мне, присуща ли каждой сфере своя власть или intelligentia?[194]

Мефистофель

Да.

Фауст

Сколько же всего небес или сфер?

Мефистофель

Девять: сферы семи планет, твердь и эмпирей.

Фауст

Так. Ответь теперь на следующий мой вопрос: почему соединения и противостояния планет, аспекты[195], а также затмения не происходят все одновременно: в некоторые годы их бывает больше, в другие — меньше?

Мефистофель

Per inaequalem motum respectu totius[196].

Фауст

Так. А теперь скажи, кто создал мир?

Мефистофель

Я не скажу.

Фауст

Скажи мне, милый Мефистофель.

Мефистофель

Не приставай, я не скажу тебе.

Фауст

Плут! Клялся ты на все мои вопросы Давать ответы!

Мефистофель

Коль нашу власть они не подрывают. Об аде думай, Фауст. Проклят ты!

Фауст

О боге думай, Фауст, мир создавшем.

Мефистофель

Так помни же!

(Уходит.)

Фауст

Ступай, проклятый дух, в свой мерзкий ад! Ты на мученья Фауста обрек. Не поздно ли теперь?..

Входят добрый ангел и злой ангел.

Злой ангел

Уж поздно.

Добрый ангел

Нет, никогда не поздно, лишь раскайся.

Злой ангел

Раскайся — бесы разорвут тебя!

Добрый ангел

Раскайся — и к тебе не прикоснутся!

Ангелы уходят.

Фауст

Христос, мой искупитель! Спаси мою страдающую душу!

Входят Люцифер, Вельзевул и Мефистофель.

Люцифер

Христос твоей души спасти не может, — Он справедлив; лишь я пекусь о ней.

Фауст

О, кто ты, столь чудовищный на вид?

Люцифер

Я Люцифер, А это мой сподвижник — князь геенны.

Фауст

О Фауст, за твоей пришли душой!

Люцифер

Явились мы сказать, что ты вредишь нам Толкуешь о Христе, нарушив слово. Забудь о нем, о дьяволе лишь думай.

Фауст

Прости меня. Тебе клянется Фауст, Что больше не поднимет взора к небу, Забудет бога и молитвы, станет Писанье жечь, монахов убивать И духам повелит разрушить храмы.

Люцифер

Поступай так — и мы щедро наградим тебя. Фауст, мы пришли из ада, чтобы тебя развлечь. Садись. Сейчас ты увидишь все семь смертных грехов в их подлинном облике.

Фауст

Картина эта будет мне отрадна, Как рай Адаму в день его созданья.

Люцифер

Не говори о рае, о сотворении мира, но смотри внимательно. Говори, о дьяволе и больше ни о чем. Отойди в сторону!

Входят семь смертных грехов.

Ну, Фауст, спроси, как их зовут и каковы их наклонности.

Фауст

Ты, первая, кто будешь?

Гордость

Я — Гордость. Гнушаюсь мыслью, что у меня могли быть родители. Я подобна Овидиевой блохе[197]: могу забраться в любую складочку тела девки. Иной раз, как парик, я восседаю у нее на лбу или подобно вееру из перьев целую ее в губы. Право же, я это делаю... Да чего только я не делаю?.. Фу, фу! Как здесь воняет! Я не скажу больше ни слова, пока пол не польют духами и не устелют драгоценными коврами.

Фауст

Ты, вторая, кто будешь?

Алчность

Я — Алчность; родилась я от старого скряги в ветхой кожаной мошне; и мне так хотелось бы, чтобы этот дом со всеми его обитателями превратился в золото, — тут я и упрятала бы вас в свой сундук! О, любезное мое золото!

Фауст

Ты, третья, кто будешь?

Ярость

Я — Ярость. Нет у меня ни отца, ни матери. Я выскочила из львиной пасти, когда мне было всего полчаса от роду, и с той поры ношусь по всему свету с этими рапирами и сама себя поражаю, когда мне не с кем драться. Я родилась в аду, и, думается, один из вас должен быть мне отцом.

Фауст

Ты, четвертая, кто будешь?

Зависть

Я — Зависть. Отец мой трубочист, а мать торговка устрицами. Я не умею читать и потому хотела бы, чтоб сожгли все книги на свете! Я худею, когда вижу, как другие едят. О, если бы на весь мир напал голод и уморил всех людей, а я одна осталась бы в живых! Вот тогда бы я разжирела! Но почему ты сидишь, а я должна стоять? Проклятье на твою голову!

Фауст

Прочь, завистливая гадина! Ты, пятая, кто будешь?

Чревоугодие

Кто я? Я, сударь, Чревоугодие. Все мои родные умерли, не оставив мне ни гроша, черт возьми! И вот я получаю только скудное содержание: всего каких-нибудь тридцать обедов в день да десяток прохладительных, но это сущие пустяки, — еле-еле перебиваюсь. О, ведь я царского рода. Мой дедушка — свиной окорок; моя бабушка — бочка кларета; мои крестные отцы — Питер Маринованная Селедка и Мартин Вяленая Солонина[198]. Ну, а моя крестная была веселой особой, и по всем городам и селам ее крепко любили. Она звалась миссис Марджери Мартовское пиво. Теперь, Фауст, ты знаешь весь мой род. Не угостишь ли меня ужином?

Фауст

Ну, нет. Пусть тебя скорей повесят, а не то ты сожрешь все мои припасы.

Чревоугодие

Чтоб тебя удавил дьявол!

Фауст

Сама удавись, обжора! Ты, шестая, кто будешь?

Леность

Я — Леность. Родилась я на солнечном побережье и всю жизнь только и делаю, что там валяюсь. Вы причинили мне изрядную неприятность, заставив прийти сюда. Пусть Чревоугодие и Распутство доставят меня обратно. Больше не скажу ни слова, хоть бы вы меня озолотили.

Фауст

А вы кто будете, госпожа жеманница, седьмая и последняя?

Распутство

Кто я, сударь? Я та, кому дюймовый кусочек сырой баранины милей, чем аршинный кусище жареной трески, и мое имя — Распутство — прямо на лбу у меня написано.

Люцифер

Прочь, прочь отсюда! В ад!

Грехи уходят.

Что, Фауст, нравится тебе все это?

Фауст

О, это пища для души моей!

Люцифер

Да, Фауст, все услады есть в аду.

Фауст

О, увидать бы ад и вновь вернуться! Вот было б счастье!

Люцифер

Ты его увидишь, Я за тобой пришлю сегодня в полночь. Вот книга, с ней покамест ознакомься — И сможешь принимать какой угодно образ.

Фауст

Благодарю, могучий Люцифер! Как жизнь свою, ее хранить я стану.

Люцифер

Прощай! О дьяволе лишь думай, Фауст.

Фауст

Прощай! Идем со мною, Мефистофель.

Уходят.

АКТ III

Пролог

Входит Хор.

Хор[199]

Премудрый Фауст, Чтобы тайны астрономии познать, Начертанные в книге горней тверди, Вознесся на Олимпа высоту В сверкающей, как солнце, колеснице, Могучими драконами влекомой. Он географию решил познать, Должно быть, в Рим отправится сначала, Чтобы увидеть папу и прелатов И в торжествах участие принять, Что празднуются в честь Петра святого[200].

(Уходит.)

СЦЕНА 1

Рим. Дворец папы.

Входят Фауст и Мефистофель.

Фауст

Мы осмотрели, милый Мефистофель, С восторгом величавый город Трир, Грядами гор туманных окруженный, Стеной кремнистой и глубоким рвом[201] — В защиту от враждебных государей. Париж покинув, обогнули мы Пределы Франции вдоль побережий И видели, как Майн впадает в Рейн, Где на брегах лоза златая зреет; Оттуда мы направили свой путь В Кампанью изобильную, в Неаполь, Где зданья пышностью пленяют взор, И улицы мощеные, прямые Весь город делят на четыре части. Там видели Марона золотую Гробницу; к ней ведет длиною в милю Проход в скалах, что за ночь сделал он[202]. Позднее мы Венеции достигли, И Падуи, и прочих городов. В одном из них стоит роскошный храм, Грозящий звездам дерзкою главою[203]. Так Фауст время проводил доныне. Теперь скажи, что это за чертоги? Привел ли ты меня покорно, Как я тебе велел, в ограду Рима?

Мефистофель

Да, Фауст, и чтобы нам ни в чем не терпеть недостатка, я занял покои его святейшества.

Фауст

Надеюсь, папа встретит нас радушно.

Мефистофель

Э! Какое нам дело, друг! Обойдемся и без его гостеприимства. Теперь я расскажу тебе, мой Фауст, Чем может Рим тебя очаровать. Стоит сей город на семи холмах, Что твердою ему основой служат. Посередине плавно Тибр струится И рассекает город пополам. Четыре моста над рекой висят, Связуя меж собою части Рима. Один из них — мост Ангела Святого: Могучий замок высится над ним, В его стенах орудий много скрыто, А близ ворот немало грозных пушек, С двойными дулами, с резьбою медной; Не меньше в замке их, чем дней в году. Увидишь и громады пирамид, — Из Африки привез их Юлий Цезарь[204].

Фауст

Клянусь державой мощной адских сил, Теченьем Ахерона, влагой Стикса, Горящей вечно бездной Флегетона, Я жажду памятники увидать Блистающего гордой славой Рима. Итак, идем скорей!

Мефистофель

Стой, Фауст! Покажу тебе я папу И праздник в честь апостола Петра. Там ты увидишь полк монахов лысых[205], Чье summum bonum[206] — брюхо услаждать.

Фауст

Охотно я сыграю с ними шутку, Их глупостью натешимся мы вволю, Так зачаруй меня, чтоб, невидим, Мог в Риме все я делать, что угодно.

Мефистофель зачаровывает его.

Мефистофель

Теперь, мой Фауст, Что хочешь делай, — будешь ты незрим.

Трубные звуки. В трапезную входят папа и кардинал Лотарингский; их сопровождают монахи.

Папа

Монсеньер Лотарингский, благоволите приблизиться.

Фауст

Приступайте, и удави вас дьявол, если вам что-нибудь достанется.

Папа

Что такое? Кто это сказал? Братья, осмотритесь по сторонам.

Монахи

(осматривая все кругом)

С разрешения вашего святейшества, здесь никого нет.

Папа

Монсеньер, вот изысканное блюдо; его прислал мне Миланский епископ.

Фауст

Благодарю покорно.

(Выхватывает блюдо.)

Папа

Что это? Кто у меня вдруг похитил яство? Вы ослепли? Монсеньер, это блюдо мне прислал Флорентийский кардинал.

Фауст

Вы сказали правду. Я его съем!

(Выхватывает блюдо.)

Папа

Опять? Монсеньер, я пью за вашу милость.

Фауст

За вашу милость!

(Выхватывает бокал.)

Кардинал Лотарингский

Святой отец, это, верно, какая-нибудь душа только что ускользнула из чистилища и пришла просить отпущения грехов у вашего святейшества.

Папа

Возможно, что это так. Отслужим панихиду, чтобы усмирить ее неистовство. Монсеньер, еще раз прошу вас, кушайте.

(Крестится.)

Фауст

Вот как! Перекрестились вы? Но я Советую вам, бросить эти шутки.

Папа снова крестится.

Опять? Но в третий раз вы не креститесь! Предупреждаю вас.

Папа снова крестится. Фауст дает ему пощечину. Все разбегаются.

Ну, Мефистофель, что ж мы будем делать?

Мефистофель

Право, не знаю. Нас предадут проклятью с колокольным звоном, пением и свечами.[207]

Фауст

Как! Звон, молитвы, пенье, свечи, свечи! На Фауста падут проклятий речи! Ослиный крик, мычание коровы И хрюканье свиньи — все в честь святого!

Возвращаются монахи, чтобы отслужить панихиду.

Первый монах

Братия, приступим с благоговением к священному обряду.

Поют.

Maledicat Dominus![208]

Будь проклят тот, кто похитил пищу со Стола святого отца. Maledicat Dominus!

Будь проклят тот, кто ударил святого отца по ланите! Maledicat Dominus!

Будь проклят тот, кто ударил брата Сандело по тонзуре! Maledicat Dominus!

Будь проклят тот, кто нарушил святую сию панихиду! Maledicat Domimis!

Будь проклят тот, кто унес вино у святого отца! Maledicat Dominus! Et omnes sancti! Amen![209]

Мефистофель и Фауст бьют монахов, бросают в них шутихи и уходят.

СЦЕНА 2

Постоялый двор.

Входит Робин, конюх постоялого двора, с книгой в руках.

Робин

Вот здорово! Я стянул у доктора Фауста одну волшебную книгу и, ей-богу, поищу там каких-нибудь этаких кругов себе по вкусу. Теперь я заставлю всех девушек нашего прихода плясать для моего увеселения в чем мать родила. Уж насмотрюсь я всякой всячины, — мне раньше и во сне такое не снилось!

Входит Ралф и зовет Робина.

Ралф

Робин, иди же скорей! Там один господин ждет не дождется лошади и требует, чтобы вычистили ему платье и сапоги. Он из-за этого сцепился с хозяйкой, и она послала меня за тобой. Ступай-ка поживей.

Робин

Прочь, прочь, Ралф! А не то взлетишь на воздух, и тебя разорвет на клочки! Прочь! Я занят чертовски страшным делом.

Ралф

Ну, полно, чего ты там возишься с этой книгой? Ведь ты не умеешь читать.

Робин

А вот умею! И хозяин с хозяйкой в том сами убедятся; он почувствует это у себя на лбу, а она у себя на кровати. Она затем и родилась, чтоб выдержать меня — иначе ни к черту не годно все мое искусство.

Ралф

Скажи, Робин, что это за книга?

Робин

Что за книга? Это самая зловредная из всех колдовских книг, какие только выдумал бурый дьявол.

Ралф

И ты можешь заклинать по ней?

Робин

Могу вытворять с ее помощью все что угодно. Во-первых, могу сделать так, что ты даром напьешься допьяна иппокрасом[210] в любом кабаке Европы. Вот тебе образец моего колдовства.

Ралф

Господин пастор сказывал, что все это, мол, чепуха.

Робин

Верно говорю, Ралф. И мало того, Ралф: ежели тебе по сердцу наша судомойка Нен Спит, — ты сможешь в полночь вертеть ее и так и этак, — она и не пикнет.

Ралф

О славный Робин! Нен Спит будет моей, и я буду вертеть ею, как захочу? В таком случае я готов по гроб жизни даром кормить твоего дьявола лошадиным хлебом[211].

Робин

Ни слова больше, любезный Ралф. Пойдем и вычистим сапоги, чтобы они не висели у нас над душой, а потом за дело — начнем заклинать во имя дьявола.

Уходят.

СЦЕНА 3

Входят Робин и Ралф с серебряным кубком.

Робин

Ну, Ралф, не говорил ли я тебе, что эта книга доктора Фауста раз навсегда уладит наши с тобой дела? Ecce signum[212], для конюхов это прямо клад: лошади наши не будут есть сена, покуда будет так продолжаться.

Ралф

Смотри, Робин, вот идет трактирщик.

Робин

Тсс! Я его обморочу самым сверхъестественным манером.

Входит трактирщик.

Хозяин, надеюсь, вы получили по счету сполна? Да хранит вас господь! Идем, Ралф.

Трактирщик

Стойте, сударь. Послушайте, что я вам скажу. Мне надобно получить с вас за кубок, пока вы еще не уехали.

Робин

Мне — платить за кубок? Ралф! Мне — за кубок? Плюю вам в глаза! Вы самый настоящий... Мне — за кубок? Обыщите меня.

Трактирщик

С вашего позволения, я это сделаю, сударь.

(Обыскивает Робина.)

Робин

Ну, что вы теперь скажете?

Трактирщик

Мне надобно шепнуть два словечка вашему товарищу. За вами очередь, сударь.

Ралф

За мной, сударь, за мной! Ищите себе на здоровье.

Трактирщик обыскивает его.

Ну, сударь, стыд вам и срам, что вы возводите напраслину на честных людей.

Трактирщик

Что ни говорите, а кубок у одного из вас.

Робин

(в сторону)

Врешь, малый, он передо мной.

(Трактирщику.)

Я вам покажу, любезный, как клеветать на честных людей. Посторонитесь! Я проучу вас за этот кубок! Посторонитесь, говорю вам! Заклинаю вас именем Вельзевула!

(Ралфу.)

Береги кубок, Ралф!

Трактирщик

Что это значит, любезный?

Робин

Сейчас узнаете, что это значит.

(Читает по книге.)

"Sanc tobulorum Periphrasticon"[213] Попляшете вы у меня, господин трактирщик.

(Ралфу.)

Береги кубок, Ралф!

(Читает.)

"Polypragmos Belseborams framanto pacostiphos tostu, Mephistophilis", etc[214].

Входит Мефистофель, бросает им в спину шутихи и уходит.

Они мечутся по сцене.

Трактирщик

О nomine Domine[215]. Что это значит, Робин? У тебя нет кубка?

Робин

Peccatum peccatorum[216]. Вот твой кубок, добрый трактирщик. (Отдает кубок трактирщику, тот уходит.) Misericordia pro nobis![217] Что мне делать? Милый черт, прости меня, — я больше никогда не буду обкрадывать твою библиотеку.

Входит Мефистофель.

Мефистофель

Князь ада, перед чьим величьем черным Склоняются монахи, полны страха, На чей алтарь приносят сотни душ! Как смеют заклинать меня мерзавцы? Константинополь я покинул ради Забавы этих дерзостных рабов.

Робин

Как! Из Константинополя? Вы проделали немалый путь! Вот вам шесть пенсов, можете заплатить за свой ужин; а затем — марш отсюда!

Мефистофель

Хорошо же, негодяи, за вашу наглость я превращаю тебя в обезьяну, а тебя в собаку, и затем — марш отсюда!

(Уходит.)

Робин

Как! В обезьяну? Вот здорово! То-то я позабавлюсь с мальчишками! У меня будет вдосталь и орехов и яблок.

Ралф

А мне так быть собакой!

Робин

Клянусь, не оторвать тебе башки от суповой миски.

Уходят.

АКТ IV

Пролог.

Входит Хор.

Хор

Увидев много редкостных явлений И посетив дворы монархов, Фауст Скитанья кончил и домой вернулся. И все, кто о его скорбел отъезде (Я разумею близких и друзей), Приветствуют его словами ласки, Подробно обсуждая, что случилось С ним в странствиях по небу и земле. Об астрологии вопросы ставят. Такую проявляет он ученость, Что все дивятся мудрости его. Во всех краях о нем гремит молва. О нем проведал также император Карл Пятый[218], в чьем блистательном дворце Средь знатных окружен почетом Фауст. Что он свершил, явив свое искусство, Я не скажу; сейчас узрите вы.

(Уходит.)

СЦЕНА 1

Дворец императора в Инсбруке.

Входят император, Фауст, рыцарь и свита.

Император

Мейстер доктор Фауст, я наслышался диковинных рассказов о твоих познаниях в чернокнижии: говорят, будто нет человека в моей державе и даже в целом мире, который сравнился бы с тобой в искусстве высокой магии. Говорят, при тебе состоит некий дух, с помощью которого ты можешь совершать все что угодно. И я очень тебя прошу, покажи мне свое искусство, — мне хочется увидать собственными глазами чудеса, о которых все толкуют. Клянусь моею честью венценосца, что бы ты ни сделал, никто не посмеет тебя в чем-либо упрекнуть или оскорбить.

Рыцарь

(в сторону)

Честное слово, у него вид заправского заклинателя.

Фауст

Мой милостивый повелитель, хотя я далеко не так могуществен, как обо мне вещает молва, и отнюдь не достоин внимания вашего императорского величества, однако любовь и долг обязывают меня, и я охотно исполню все, что вы прикажете мне, государь.

Император

Так выслушай меня, почтенный Фауст. Когда порой в рабочем кабинете Сижу один, меня волнуют мысли О доблести и славе наших предков. Такие подвиги они свершили, Завоевали столько стран богатых, Что нам, наследие от них принявшим, И тем, что нам наследуют, боюсь, Век не достичь могущества такого, Такой высокой не стяжать хвалы. Средь тех царей был Александр Великий, Величия достойный образец, Чьих дивных дел пресветлое сиянье Лучами славы озаряет мир, Едва о муже дивном упомянут. Скорблю душой, что не видал его. И если ты своим искусством можешь Поднять его из сводчатого склепа, Где погребен завоеватель грозный, И с ним его прекрасную подругу[219], Призвать обоих в подлинном их виде, В одежде, их при жизни облекавшей, — Прошу, мое желание исполни И дай мне повод век тебя хвалить.

Фауст

Мой милостивый повелитель, я готов исполнить вашу просьбу и сделаю все, что в моих силах, с помощью подвластного мне духа.

Рыцарь

(в сторону)

Уверен, что все это вздор.

Фауст

С разрешения вашего величества, не в моей власти показать вам тела этих двух усопших монарших особ, ибо они давно уже превратились в прах.

Рыцарь

(в сторону)

Черт побери, мейстер доктор, это признание делает вам честь.

Фауст

Но перед вашим величеством предстанут духи, которые примут образы Александра Великого и его подруги, и вы увидите их обоих в цвете лет. Я не сомневаюсь, что ваше величество будете вполне удовлетворены.

Император

Приступайте, мейстер доктор, покажите мне их немедленно.

Рыцарь

Послушайте, мейстер доктор! Это вы вызовете Александра и его подругу и покажете их императору?

Фауст

Ну, и что из того, сударь?

Рыцарь

Ей-богу, это так же верно, как то, что Диана превратила меня в оленя[220].

Фауст

Нет, сударь, но когда Актеон умер, он завещал вам свои рога. Мефистофель, ступай!

Уходит Мефистофель.

Рыцарь

Ну, если вы приступаете к заклинаниям, то я удаляюсь. (Уходит.)

Фауст

Я сейчас расквитаюсь с вами — покажу вам, как меня прерывать! Вот они, мой милостивый повелитель.

Входит Мефистофель с духами, принявшими образ Александра и его подруги.

Император

Мейстер доктор, я слышал, что у этой дамы было что-то вроде бородавки или родинки на шее. Могу ли я удостовериться в этом?

Фауст

Ваше величество можете смело подойти и посмотреть.

Император подходит ближе.

Император

Готов поклясться, что это не духи, а настоящие тела усопших монарших особ.

Духи уходят.

Фауст

Не угодно ли теперь вашему величеству послать за рыцарем, который был так любезен со мной?

Император

Позовите его.

Уходит один из свиты.

Входит рыцарь с рогами на голове.

Император

Как же это так, господин рыцарь? Я считал тебя холостяком, но теперь вижу, что у тебя есть жена, которая не только наставляет тебе рога, но и заставляет их носить. Пощупай-ка свою голову.

Рыцарь

(Фаусту)

Ах ты проклятый изверг, мерзкий пес, Рожденный в недрах скал, в пещере темной! Как смеешь ты вельможу оскорблять? Наглец! Скорей исправь, что натворил!

Фауст

Потише, сударь: спешить некуда! Но, может быть, вы помните, как вмешались в мою беседу с императором? Мне кажется, теперь я с вами расквитался.

Император

Добрый мейстер доктор, прошу тебя, — освободи его от рогов: он уже достаточно наказан.

Фауст

Мой милостивый повелитель, я расквитался достойным образом с этим наглым рыцарем не столько потому, что он оскорбил меня в вашем присутствии, сколько из желания вас позабавить. Мне только этого и надо было, и теперь я охотно избавлю его от рогов. Впредь, господин рыцарь, отзывайтесь почтительнее об ученых. Мефистофель, преобрази его скорей.

Мефистофель уничтожает рога.

Теперь, мой добрый повелитель, я исполнил свой долг и почтительно откланиваюсь.

Император

Прощайте, мейстер доктор. До отъезда Награды щедрой ждите от меня,

Император уходит.

Фауст

Да, Мефистофель, молча и бесстрастно Свершает бег безжалостное время, Нить дней моих цветущих сокращая, — И близится расплаты грозный час. Поэтому, любезный Мефистофель, Скорее в Виттенберг!

Мефистофель

Верхом поедем иль пешком пойдем?

Фауст

Вот этот луг зеленый и цветущий Я перейду пешком.

Уходят.

СЦЕНА 2

Дом Фауста.

Входит лошадиный барышник.

Лошадиный барышник

Битый день ищу я некоего мейстера Фустиана[221].

Входят Фауст и Мефистофель.

Черт возьми, вот и он! Да благословит вас бог, мейстер доктор!

Фауст

А, лошадиный барышник! Добро пожаловать!

Лошадиный барышник

Слушайте, сударь. Я принес вам сорок долларов за вашу лошадь.

Фауст

Я не отдам ее за такую цену. Если дашь пятьдесят, тогда по рукам.

Лошадиный барышник

Увы, сударь, у меня больше нет ни гроша. Прошу вас, замолвите за меня словечко.

Мефистофель

Прошу вас, отдайте ему коня. Он — честный малый, и у него большие расходы: ни жены, ни детей.

Фауст

Хорошо, давай деньги.

Лошадиный барышник вручает Фаусту деньги.

Мой слуга передаст тебе коня. Но я должен предупредить тебя об одном, пока ты еще не взял его: ни под каким видом не въезжай на нем в воду.

Лошадиный барышник

Как, сударь, он вовсе не пьет воды?

Фауст

Пить-то он пьет, но только не въезжай на нем в воду: скачи на нем через изгороди и рвы, всюду, где тебе вздумается, но смотри не въезжай в воду.

Лошадиный барышник

Ладно, сударь.

(В сторону.)

Ну, теперь я обеспечен до гробовой доски и за дважды сорок долларов[222] не отдам эту лошадь, ежели у нее все статьи в порядке. Здорово я заживу с ней! Зад у нее гладкий, все равно как шелк. Ну, счастливо оставаться, сударь. Пускай ваш слуга передаст мне лошадь. Только послушайте, сударь: если моя лошадь прихворнет либо занеможет, вы скажете мне, в чем дело, ежели я принесу вам ее мочу[223]?

Фауст

Пошел прочь, негодяй! Коновал я тебе, что ли?

Лошадиный барышник уходит.

О, кто ты, Фауст? Осужденный на смерть! К концу подходят роковые сроки. Отчаянье мою терзает душу. Спокойным сном я заглушу страданья. Христом спасен разбойник на кресте[224], Так почивай невозмутимо, Фауст.

Вбегает лошадиный барышник, весь мокрый, крича.

Лошадиный барышник

Беда! Беда! Доктор Фустиан! Эй, вы! Черт подери! Доктор Лопус и тот никогда не был таким доктором[225]! Дал мне слабительного и ослабил мою мошну на сорок долларов: только я их и видал! Да и я-то, осел этакий, не послушался его — ведь он мне не велел въезжать в воду. А мне взбрело на ум: уж, верно, у моей лошади есть какое-нибудь редкостное качество, которое он хочет от меня утаить, и, как желторотый мальчишка, я возьми да и поскачи на ней на окраину города, в глубокий пруд. Не успел я доплыть и до середины пруда, глядь, — лошади нет как нет, а я сижу на охапке сена: чуть-чуть не утоп! Но я отыщу этого доктора и заставлю его вернуть мне мои сорок долларов! А не то ему дорого обойдется эта лошадь! А, да вот и его прихвостень. Эй, вы! Фокусник! Где ваш хозяин?

Мефистофель

Что вам угодно, сударь? Вам не удастся поговорить с ним.

Лошадиный барышник

Но мне до зарезу нужно поговорить с ним?

Мефистофель

Что делать! Он спит как убитый. Зайдите в другой раз.

Лошадиный барышник

Мне надобно поговорить с ним сейчас же, а не то я разобью окно у него над головой.

Мефистофель

Говорю тебе: он не спал целую неделю.

Лошадиный барышник

Хоть бы он не спал целых семь недель, все равно мне надобно поговорить с ним!

Мефистофель

Посмотри, как он крепко спит.

Лошадиный барышник

Ну да, это он! Да благословит вас бог, мейстер доктор, мейстер доктор, мейстер доктор Фустиан! Сорок долларов, сорок долларов за охапку сена!

Мефистофель

Ты же видишь, что он тебя не слышит?

Лошадиный барышник

Эй, го-го! Эй, го-го!

(Кричит ему на ухо.)

Приснитесь же наконец! Не уйду, пока не разбужу вас.

(Тащит Фауста за ногу и, отрывает ее.)

Беда! Я пропал! Что мне теперь делать!

Фауст

О нога моя, нога! Помоги, Мефистофель! Беги за полицией! Нога моя, нога!

Мефистофель

Ну, негодяй, идем к констеблю.

Лошадиный барышник

Господи боже мой! Отпустите меня, сударь! Я вам дам еще сорок долларов.

Мефистофель

Где они?

Лошадиный барышник

Да у меня их нет с собой. Пойдемте со мной в харчевню, и я вам их отдам.

Мефистофель

Пошел, живо!

Лошадиный барышник убегает.

Фауст

Что, ушел? Счастливого пути! У Фауста нога опять на месте, а лошадиному барышнику полагается охапка сена за хлопоты. Превосходно! За эту проделку он заплатит еще сорок долларов.

Входит Вагнер.

Ну что, Вагнер, какие у тебя новости?

Вагнер

Сударь, герцог Ангальтский[226] убедительно просит вас посетить его.

Фауст

Герцог Ангальтский! Это достойный человек — и я охотно покажу ему свое искусство. Идем к нему, Мефистофель.

Уходят.

СЦЕНА 3

Дворец герцога Ангальтского.

Входят Фауст и Мефистофель. К ним выходят навстречу герцог и герцогиня.

Герцог

Честное слово, мейстер доктор, вы доставили мне изрядное удовольствие.

Фауст

Мой милостивый повелитель, я счастлив, что так вам угодил. Но, быть может, вам, ваша светлость, это ничуть не по вкусу? Я слышал, будто беременным женщинам всегда хочется лакомств или каких-нибудь изысканных блюд. Чего бы вам хотелось, ваша светлость? Скажите только, и ваше желание будет сразу же исполнено.

Герцогиня

Благодарю вас, добрый мейстер доктор. Если уж вы так любезны и хотите меня порадовать, я открою вам свое желание: будь сейчас лето, а не январь — самая глухая пора зимы, — мне ничего бы так не хотелось, как спелого винограда.

Фауст

Ах, ваша светлость, да это сущий пустяк.

(В сторону.)

Мефистофель, ступай!

Мефистофель уходит.

Даже если бы вашу просьбу оказалось куда труднее выполнить, я раздобыл бы для вас все что угодно, лишь бы доставить вам удовольствие.

Входит Мефистофель с виноградом.

Вот вам и виноград, ваша светлость. Не угодно ли отведать?

Герцог

Честное слово, мейстер доктор, больше всего меня удивляет, как вам удалось в самую глухую зимнюю пору, в январе месяце раздобыть этот виноград.

Фауст

С разрешения вашей светлости, в отношении времен года весь мир земной делится на два круга, и когда у нас зима, в противоположном круге — лето, например в Индии, в стране Савской и дальше на восток[227]; и вот, с помощью проворного духа я, как видите, доставил вам виноград. Как вы его находите, ваша светлость? Хорош ли он?

Герцогиня

Уверяю вас, мейстер доктор, никогда в жизни мне не приходилось пробовать такого превосходного винограда.

Фауст

Я рад, ваша светлость, что он вам так нравится.

Герцог

Пойдемте, сударыня, во внутренние покои, и там вы должны достойно наградить этого ученого мужа за его великую к вам доброту.

Герцогиня

Извольте, повелитель мой. Всю жизнь Любезность доктора я буду помнить.

Фауст

Благодарю покорно вашу светлость.

Герцог

Итак, мейстер доктор, следуйте за нами и получите заслуженную награду.

Уходят.

АКТ V

СЦЕНА 1

Кабинет Фауста. Входит Вагнер.

Вагнер

Готовится хозяин, верно, к смерти: Ведь он мне отдал все свое добро. И все ж мне кажется: будь смерть близка, Не стал бы Фауст бражничать так шумно В кругу студентов. Вот они сейчас За ужином и так распировались, Как Вагнеру не приходилось видеть. Смотри, идут. Наверно, кончен пир.

(Уходит.)

Входит Фауст с двумя или тремя студентами и Мефистофель.

Первый студент

Мейстер доктор Фауст, мы беседовали с вами о красавицах — о том, которая из них всех прекрасней, и пришли к заключению, что Елена греческая превосходила красотой всех женщин на свете. Итак, мейстер доктор, если вы соблаговолите показать нам эту несравненную дочь Эллады, величию которой дивится весь мир, — мы будем вам весьма признательны.

Фауст

Я знаю, господа, Что чувства дружбы вашей не притворны. Я не привык друзьям в разумных просьбах Отказывать, — сейчас узрите вы Красой прославленную дочь Эллады В величии, каким она сияла, Когда Парис переплывал моря, В Дарданию[228] везя свою добычу. Теперь — ни слова: говорить опасно.

Раздается музыка, и Елена проходит по сцене.

Второй студент

Я слишком прост, — воздам ли той хвалу, Чьей гордой красоте весь мир дивится?

Третий студент

Не мудрено, что греки в яром гневе Вели сраженья десять лет за эту Царицу, превзошедшую всех жен.

Первый студент

Увидев гордость матери-природы, Высокий совершенства образец, Уйдем. За это славное деянье Благословен вовек пусть будет Фауст!

Фауст

И вам, друзья мои, всех благ. Прощайте.

Уходят студенты.

Входит старик.

Старик

О доктор Фауст, если бы я мог Вернуть твои стопы на путь спасенья, Чтоб, шествуя стезею благодатной, Небесного покоя ты достиг! Свое разбей ты сердце, кровь пролей, Смешай ее с горючими слезами Раскаянья и скорби о пороках, Которых смрад наполнил дух заразой, Таких злодейств и несказанных скверн, Что никакое в мире милосердье Их не изгонит, лишь любовь Христа, — Твой тяжкий грех своей он смоет кровью.

Фауст

О Фауст, где ты? Что соделал ты? Ты, Фауст, осужден! Ты осужден! Отчайся и умри! Громовым гласом Взывает ад: "Приди! Твой час настал! Приди!" И Фауст свой исполнит долг!

Мефистофель подает ему кинжал.

Старик

Стой, Фауст, стой! Замедли шаг безумный! Над головой твоей, я вижу, ангел Парит, вздымая чашу благодати, Ее готов он на тебя излить. Беги отчаянья, моли пощады!

Фауст

Ах, добрый друг, словами Ты облегчаешь мой скорбящий дух! Дай время мне — подумать о грехах.

Старик

Я ухожу, но с тяжким сердцем, Фауст, Скорбя о гибнущей твоей душе.

(Уходит.)

Фауст

Проклятый Фауст, где найдешь прощенье? Я каюсь, — но отчаиваюсь вновь. Ад с благодатью борется в груди. Что делать, чтоб избегнуть сети смертной?

Мефистофель

Изменник, душу в плен твою беру За ослушанье моему владыке! Коль возмутишься, разорву тебя!

Фауст

Нет, Мефистофель, умоли владыку Простить самонадеянность мою; Готов я снова кровью подтвердить Обет свой прежний, данный Люциферу.

Мефистофель

Опять ему предайся — всей душою, Не то накличешь на себя напасть.

Фауст

Мой друг, какие только есть мученья, Их все на старца дряхлого обрушь, Что с Люцифером разлучил меня!

Мефистофель

Я не могу души его коснуться, — Он в вере тверд; но тело истерзаю Жестоко, хоть и мало в этом толку.

Фауст

Слуга мой добрый, об одном прошу: Пыл сердца моего ты утоли; Пускай моей возлюбленною станет Елена в блеске красоты небесной, Чтоб угасил я в сладостных объятьях Сомнения, что раздирают душу, И Люциферу свой сдержал обет.

Мефистофель

Чего бы ты ни захотел, мой Фауст, Исполню вмиг желание твое.

Появляется Елена.

Фауст

Так вот краса, что в путь суда подвигла И Трои башни гордые сожгла! Елена! Дай бессмертье поцелуем!

(Целует ее.)

Ее уста мою исторгли душу. Смотри, она летит. Верни ее, Елена! Жить хочу в устах твоих. В них — небо! Все, что не Елена, — прах! Я — твой Парис! Пусть за любовь твою Разграбят вместо Трои Виттенберг, Сражаясь с жалким Менелаем, шлем Я перьями твоих цветов украшу[229]. Я снова поражу в пяту Ахилла[230] И вновь к тебе вернусь за поцелуем. О, ты прекраснее небес вечерних, Одетых красотой несчетных звезд, Светлее, чем блистающий Юпитер, Представший пред злосчастною Семелой[231], Пленительней, чем властелин небес В объятиях лазурных Аретузы[232]. Лишь ты моей возлюбленною будешь!

Уходят. Входит старик.

Старик

Проклятый Фауст, жалкий человек, Небесное отвергший милосердье, Бежавший прочь от высшего суда!

Входят дьяволы.

Меня гордыней искушает демон. Пусть бог мою испытывает веру В горниле этом! Знай, зловредный ад, Восторжествует вера над тобой!

(Угрожает дьяволам, они шарахаются от него.)

Смотрите, демоны: с презреньем небо Над вашим поражением смеется. Прочь, ад! Отсюда к богу воспарю!

Уходят дьяволы в одну сторону, старик — в другую.

СЦЕНА 2

Кабинет Фауста. Входит Фауст со студентами.

Фауст

Ах, господа!

Первый студент

Что это с Фаустом?

Фауст

Ах, милый мой товарищ по комнате! Если б я жил с тобой неразлучно, я здравствовал бы и поныне. А теперь я погибну навеки!

(В ужасе.)

Смотрите: ведь это он идет! он идет!

Второй студент

О чем это Фауст говорит?

Третий студент

Вероятно, он занемог оттого, что вел чересчур уединенную жизнь.

Первый студент

Если так, то мы раздобудем врачей, и они его вылечат. Это просто-напросто пресыщенье. Мужайся, друг!

Фауст

Да, пресыщенье смертными грехами, которые погубили и тело и душу.

Второй студент

И все же, Фауст, устреми взор к небу и вспомни: милосердье божие безгранично.

Фауст

Но преступления Фауста никогда не будут прощены. Змий, искусивший Еву, может спастись, но не Фауст[233]. Ах, друзья, выслушайте меня терпеливо и не содрогайтесь от слов моих, хотя сердце мое замирает и трепещет при мысли о том, что я изучал здесь науки целых тридцать лет! О, если бы мне никогда не видеть Виттенберга, не читать ни одной книги! А какие чудеса я совершал, — это может подтвердить не только вся Германия, но и весь мир. Но за эти чудеса Фауст лишился и Германии, и всего мира, и даже самого неба, неба, где престол господень, обитель благословенных, царство радости, — и я должен вечно пребывать в аду! В аду! Ах, навеки в аду! Милые друзья, каково будет Фаусту вечно гореть в аду!

Третий студент

И все же, Фауст, взывай к богу.

Фауст

К богу, от которого Фауст отрекся? К богу, на которого Фауст изрекал хулу? О господи, рыдания рвутся из сердца, но дьявол сушит мои слезы. Пусть вместо слез хлынет кровь, пусть покинет меня жизнь и дух мой! Ах! Он сковывает мне язык! Мне хочется воздеть руки... Но смотрите, они держат меня за руки, за руки!

Все

Кто, Фауст?

Фауст

Люцифер и Мефистофель! Ах, друзья мои, я продал им душу за эту премудрость.

Все

Не допусти, господи!

Фауст

Господь не велит, я знаю, но Фауст совершил это. За двадцать четыре года суетных наслаждений Фауст утратил вечную радость и блаженство. Я написал договор с Люцифером собственной кровью; срок истекает; близится час, когда он должен явиться за мной.

Первый студент

Почему же ты, Фауст, раньше не сказал нам об этом, — ведь священники могли бы помолиться за тебя!

Фауст

Не раз думал я об этом, но дьявол грозил, что растерзает меня в клочья, если я произнесу имя божие, грозил, что явится за моим телом и душой, если я хоть раз преклоню ухо свое к слову божию. А теперь слишком поздно. Уходите, друзья, не то и вы погибнете со мной.

Второй студент

О, что нам сделать, чтобы спасти Фауста?

Фауст

Не говорите обо мне: спасайте самих себя и уходите.

Третий студент

Господь укрепит меня. Я не покину Фауста!

Первый студент

Не искушай бога, милый друг. Уйдем в другие комнаты и там будем молиться за него.

Фауст

О, помолитесь за меня! Помолитесь за меня! Что бы вы ни услышали, не входите, ибо уже ничто не может меня спасти.

Второй студент

Молись, Фауст, а мы будем молить бога, чтобы он смилостивился над тобой.

Фауст

Прощайте, друзья мои. Если я доживу до утра, я приду к вам; если же нет, значит, Фауст в аду!

Все

Прощай, Фауст!

Студенты уходят. Часы бьют одиннадцать.

Фауст

Ах, Фауст! Один лишь час тебе осталось жить, — И будешь ты навеки осужден! Свой бег остановите, сферы неба, Чтоб время прекратилось, чтоб вовек Не наступала полночь роковая! Природы око, воссияй! Пусть вечный Настанет день, иль этот час продлится Год, месяц иль неделю — хоть бы день, Чтоб Фауст мог, раскаявшись, спастись. О, lente, lente currite, noctis equi![234] Светила движутся, несется время; Пробьют часы, придет за мною дьявол, И я погибну. О, я к богу рвусь! Кто ж тянет вниз меня? Смотри, смотри! Вот кровь Христа по небесам струится. Одной лишь каплей был бы я спасен. Христос!.. Не рвите грудь за то, что звал Христа! Услышь мой зов! Пощады, Люцифер! Где кровь Христа? Исчезла. Вижу: бог Простер десницу, гневный лик склоняя! Громады гор, скорей, скорей обрушьтесь И скройте вы меня от гнева божья! Нет, нет! Мне лучше в бездну ринуться стремглав! Земля, разверзнись! Нет, меня не примет! Вы, звезды, зревшие мое рожденье, Вы, чье влиянье смерть несло и ад[235], Умчите Фауста, как легкий дым, В набухшие утробы грузных туч, Чтоб их дымящаяся пасть извергла Мои раздробленные члены в воздух, Душа же вознеслась бы к небесам!

Часы бьют половину.

Вот полчаса прошло! И скоро все пройдет! О боже! Пусть нет спасенья мне, но ради крови, Что за меня мой искупитель пролил, Моим терзаньям положи предел! Пусть Фауст много, много тысяч лет Живет в аду, но под конец спасется. О, нет конца для осужденных душ! Зачем ты не бездушное созданье? Иль почему душа твоя бессмертна? Ах, Пифагор, когда б метемпсихоз Был правдою, Моя душа покинула б меня И стал бы я скотом[236]; скоты счастливы: Едва умрут — Их души тотчас в воздухе растают, Моя же будет жить для адских мук. Проклятье вам, родившие меня! Нет, проклинай себя и Люцифера, Что горнего тебя лишил блаженства!

Часы бьют полночь.

О, бьют, бьют! Тело, в воздух превратись, Иль в ад тебя утащит Люцифер.

Гром и молния.

Душа моя, стань каплями дождя И в океан пади, будь там незримой!

Входят дьяволы.

О боже! Боже! Не взирай так гневно! Ехидны! Змеи! Дайте мне вздохнуть! Ад мерзкий, не зияй! Прочь, Люцифер! Я книги все сожгу! А! Мефистофель!..

Уходят дьяволы с Фаустом.

Входит Хор.

Хор

Побег, взраставший гордо, отсечен, И сожжена ветвь лавра Аполлона[237] — Пал в бездну ада сей ученый муж! На гибель Фауста взирайте все! Его судьба да отвратит разумных От области познанья заповедной, Чья глубина отважные умы Введет в соблазн — творить деянья тьмы.

(Уходит.)

Terminat hora diem, terminat auctor opus.[238]

КОММЕНТАРИИ

А. Парфенов

Мальтийский еврей[239]

Перевод В. Рождественского

Действующие лица

Фарнезе — правитель Мальты.

Лодовико — его сын.

Селим Калимат — сын турецкого султана.

Мартин дель Боско — вице-адмирал Испании.

Матиас — дворянин.

Джакомоб Бернардин — монахи.

Варавва — богатый еврей.

Итамор — невольник.

Пилья Борсо — слуга Белламиры.

Два купца.

Три еврея.

Дворяне, послы, должностные лица,

стража, рабы, гонцы, плотники.

Катарина — мать Матиаса.

Авигея — дочь Вараввы.

Белламира — куртизанка.

Настоятельница монастыря.

Монахини.

Макиавелли — в качестве читающего пролог.

Место действия — Мальта.

Пролог

Входит Макиавелли.

Макиавелли

Пусть думают — Макиавелли мертв; Душа его перелетела Альпы. По смерти Гиза[240] Францию покинув, Сюда явился он, к своим друзьям. Возможно, кой-кому я ненавистен, Но у друзей я обрету защиту. Пускай все знают: я — Макиавелли. Что люди мне и что мне их слова? Мной восхищаются и ненавидят. Напрасно отвергать мои писанья — Они читаются, чтобы достичь Престола папского; а если нет — Я передам свой яд ученикам. Религию считаю я игрушкой И утверждаю: нет греха, есть глупость. Иль птицы в небе обличат убийство[241]? Подобный вздор мне было б стыдно слушать. Что говорить о праве на корону? И Цезарь сам на власть имел ли право? Трон силой утверждается, закон, Как у Дракона, крепок только кровью[242]. Кто крепко держит власть, тот дольше правит, Чем то указано условьем грамот. Фаларис[243] сам таких держался мнений... Он в раскаленном не вопил "быке" — Завистников он в нем вопить заставил. Пусть мне завидуют, и к черту жалость! Куда ж мне путь держать? Ведь я приехал Не для того, чтоб поучать британцев, А чтоб играть трагедию еврея, Который счастлив тем, что стал богат, Мои же принципы пуская в ход. Так пусть его оценят по заслугам И порицать не станут потому, Что на меня похож он...

(Уходит.)

АКТ I

Варавва

(в своей конторе перед грудой золота)

Вот все, что удалось мне получить. Да, третья часть персидских кораблей С лихвой вернула вложенную сумму. Не то самниты[244] или люди Уца[245] С испанским маслом, с греческим вином! Тут мне грошовая досталась прибыль. Тьфу! И считать противно этот сор! Спасибо хоть арабам, что так щедро Оплачивают золотом счета! Да, я, отсчитывающий за сутки То, что другим на всю бы жизнь хватило, Не жалкий презираемый бедняк, Стремящийся добыть такую сумму! Нет, тот, чьи сундуки всегда набиты И кто всю жизнь лишь только то и делал, Что пересчитывал свои богатства, На старости трудиться так не станет, До смерти доводить себя за грош... Он, как купец индийских рудников, Торгующий металлом чистой плавки, Богатый мавр, что в недрах скал восточных Свое богатство может добывать, Сгребать алмазы, как простой булыжник, — Бесплатно брать их, продавать по весу Мешки опалов, голубых сапфиров, Топазов, аметистов, изумрудов, Рубинов алых, светлых бриллиантов И дорогих камней такой цены, Что одного из них — и небольшого, В какой-нибудь карат[246], — довольно будет, Чтобы в несчастье выкупить из плена Прославленного даже короля. Да, вот он, мой товар, мое богатство! Так люди здравого рассудка множат Презренною торговлей достоянье И постепенно в тесной конуре Несметные богатства собирают. Но как, однако, обстоят дела? Куда свой клюв поставит альциона[247]? Эй! На восток! Да, флюгер на восток Повернут через юг. О корабли, К египетским летите берегам! Достигли вы извилистого Нила, Уже покинули Александрию, Под парусами, с грузом шелка, специй Вдоль Кандии[248] скользите по волнам Все ближе к Мальте Средиземным морем, Но кто идет сюда?

Входит купец.

Ну, как дела?

Купец

Все корабли твои пришли, Варавва, И якорь бросили на рейде Мальты. Товар твой прибыл к нам благополучно. Меня купцы прислали, чтоб узнать, Пойдешь ли сам ты уплатить в таможню.

Варавва

Так прибыл без потери весь товар?

Купец

Да.

Варавва

Ну иди и попроси купцов, Чтоб сами они пошлину платили; Достаточно высок там мой кредит, И моего присутствия не нужно. Дай шестьдесят верблюдов, тридцать мулов И двадцать фур, чтоб привезти товар. Не ты ль доверенный на корабле, Не ты ли облечен моей властью?

Купец

Но пошлина одна намного больше, Чем вся казна у городских купцов, И потому превысит мой кредит.

Варавва

Ты скажешь — это я тебя послал. В таможне всем мое известно имя.

Купец

Иду!

Варавва

Итак, приходит кое-что, С какого ты явился корабля?

Купец

Я со "Сперанцы".

Варавва

Не видал ли ты Других моих судов в Александрии? Ведь, из Египта уходя, не мог Ты миновать тех самых мест, где морю Нил платит дань покорною волной, И, значит, шел в виду Александрии.

Купец

Я их не видел, не спросил о них. Но все же удивлялись моряки, Что ты рискнул такой богатый груз Суденышку подобному доверить.

Варавва

Глупцы! Я знаю, что оно надежно. Иди и разгружай скорей корабль, Чтоб груз доставить вовремя на место.

Купец уходит.

Что ж все-таки с другими кораблями?

Входит второй купец.

Второй купец

Корабль, покинувший Александрию, Сейчас свой якорь бросил здесь, у Мальты. Несметные на нем пришли богатства: Персидский шелк, и золото, и жемчуг.

Варавва

Но как же ты пришел без кораблей, Отставших в Африке?

Второй купец

Я их не видел.

Варавва

Быть может, к Кандии они пошли За маслом иль другим каким товаром? Неосторожно было одному Тебе в такой опасный путь пускаться.

Второй купец

Но нас сопровождал испанский флот, Не отходя все время ни на лигу[249]. За ним гнались турецкие галеры.

Варавва

Они к Сицилии держали путь. Иди и попроси моих людей Сойти на берег, поспешить с разгрузкой.

Второй купец

Иду!

(Уходит.)

Варавва

Вот так теперь на суше и на море Богатство сундуки мне наполняет — Блаженство, что обещано евреям, И счастье, что изведал Авраам[250], Чем может большим одарить нас небо, Нас осыпая изобильем благ, Для нас земные разрывая недра, Моря рабами делая, а ветры Заставив груз под парусом нести? Меня все ненавидят за удачу, А за богатство чтут. Так пусть уж лучше Все ненавидят богача-еврея, Чем жалкого еврея-бедняка! Я в вере христиан не вижу проку, В ней все — лишь злоба, ложь или гордыня, Что плохо вяжется с ученьем их. У некоторых есть, конечно, совесть, Но их та совесть держит в нищете. Как нация, рассеяны евреи По странам мира. Но мы захватили Богатств гораздо больше, чем они. Есть Киррия Хайрим, еврей в Афинах, Овед в Вирсавии[251], Нонс в Лиссабоне, Я сам на Мальте, кое-кто и в Риме, В Париже — крупные все богачи, Крупнее, чем любой из христиан. Но не становимся мы королями Не по своей вине. Увы, нас мало! Короны же приходят по наследству Иль силой добываются. А сила, Как слышал я, весьма непостоянна. Хотим мы мирной власти. Возводите На трон честолюбивых христиан, Мне ни к чему он — нет детей и внуков. Единственная дочь мне дорога, Как Ифигения ее отцу[252]. Она моя наследница. Но кто там?

Входят три еврея.

Первый еврей

Не спорь со мною. Это только хитрость.

Второй еврей

Вот потому мы и идем к Варавве: Он может дать совет в подобном деле. А вот и он!

Варавва

В чем дело, земляки? Зачем же вас ко мне пришло так много? Постигло ли несчастье иудеев?

Первый еврей

Военные турецкие галеры Сейчас находятся на нашем рейде, И государственный совет решает, Как следовало б встретить их посольство.

Варавва

Ну, пусть приходят — ведь не для войны... А коль начнут войну, мы их побьем.

(В сторону.)

Да пусть сражаются и убивают, Лишь уцелели б я, богатство, дочь!

Первый еврей

Когда б союза жаждали они, То не пришли бы с воинскою силой.

Второй еврей

Боюсь, приход их горе нам несет.

Варавва

Глупцы! Боитесь вы их многолюдства. Зачем союзникам мир нарушать? Ведь турки с нашей Мальтою в союзе. Я вижу — дело здесь совсем в другом.

Первый еврей

Они пришли для мира иль войны.

Варавва

Ни для того, ни для другого. Просто К Венеции они свой держат путь. Они ее давно забрать хотели, Да в хитростях военных не везло.

Третий еврей

Пожалуй, так и есть на самом деле.

Второй еврей

Но все ж идет в сенате заседанье. Там все евреи Мальты быть должны.

Варавва

Там все евреи Мальты быть должны? Возможно! Что ж, пусть каждый человек Придет туда, чтоб соблюсти обычай.

(В сторону.)

Уж если речь зайдет о государстве, Я позабочусь о самом себе.

Первый еврей

Я знаю, ты придешь. Пойдемте, братья.

Второй еврей

Пойдемте! До свидания, Варавва.

Варавва

Прощай, Заарет; до свиданья, Темент.

Евреи уходят.

Теперь, Варавва, тайну ты раскрой. Сбери все чувства, призови свой ум. Глупцы все перепутали, конечно. Давно уж Мальта платит туркам дань, И я боюсь, что турки из корысти Так увеличили ее, что Мальте Богатств не хватит заплатить свой долг, Воспользовавшись этим, помышляют Теперь весь город турки захватить. Но что б там ни было, я позабочусь Предотвратить все худшее для нас И сохранить все то, что я имею. Ego mihimet sum semper proximus:[253] Так пусть приходят, город пусть берут!

Входят с одной стороны Фарнезе — губернатор Мальты, рыцари и должностные лица; с другой — Калимат и турецкие паши.

Фарнезе

Что требуете вы, паши, от нас?

Первый паша

Вам, рыцари, знать надлежит, что мы Приехали к вам с Кипра, С Родоса, Кандии и островов, Что разметались в Средиземном море.

Фарнезе

До этих островов какое дело Нам или Мальте? Что же вы хотите?

Калимат

Уплаты дани за десятилетье.

Фарнезе

Но эта сумма слишком велика! Надеюсь, вы пойдете на уступки.

Калимат

Хотел бы я помочь вам, губернатор, Но это дело моего отца, И я ослушаться его не властен.

Фарнезе

Дай нам посовещаться, Калимат.

Калимат

Ну, хорошо, пусть рыцари решают. Галеры — эй! — держать под парусами! Быть может, к счастью, скоро нам и в путь. Ну, губернатор, как же вы решили?

Фарнезе

Решили так: вот, выслушайте нас. Чтоб выплатить вам дань за десять лет, Нам нужно время: сделать сбор должны Мы между всеми жителями Мальты.

Первый паша

Но это превышает полномочья!

Калимат

Будь вежливее с ними, Каллапин! Узнаем сроки. Может, и недолго. По-царски было б — все устроить миром, Не добиваясь исполненья силой. Какой отсрочки просишь, губернатор?

Фарнезе

Один лишь месяц.

Калимат

Согласен. Но смотри не обмани. Пусть отойдут галеры наши в море! Там ожидать мы будем нашей дани. А за деньгами мы пришлем гонца. Прощайте, рыцари и губернатор!

Фарнезе

Тебе желаю счастья, Калимат!

Калимат и паши уходят.

Зовите же сюда евреев Мальты! Сегодня разве их не приглашали?

Первый сановник

Их вызывали. Вот они идут.

Входит Варавва и три еврея.

Первый рыцарь

А ты решил, что надо им сказать?

Фарнезе

Да. Иудеи, подойдите ближе! Султан турецкий к нам прислал посла, — То сын его, великий Калимат. Он дань с нас требует за десять лет, А это нам немалая забота.

Варавва

Чтоб обрести покой, необходимо Весь этот долг им выплатить сполна.

Фарнезе

Но сделать это вовсе не так просто. Десятилетний долг — мы подсчитали — Нам невозможно выплатить. Казну Вконец на Мальте истощили войны. Должны мы вашей помощи, просить.

Варавва

Но, господин, мы не солдаты. Как же Мы против турок можем вам помочь?

Первый рыцарь

Что не солдат ты, знаем мы, еврей. Но ты купец, богатый человек, И нам нужна казна твоя, Варавва!

Варавва

Моя казна?

Фарнезе

Твоя и остальных. Короче — вы нам соберете дань!

Первый еврей

Увы, но большинство из нас бедны.

Фарнезе

Пусть ваши богачи внесут за бедных.

Варавва

Касается налог ваш чужестранцев?

Второй рыцарь

Коль им разрешено здесь торговать, То вместе с нами пусть несут расходы.

Варавва

И в равной мере?

Фарнезе

Нет, как иудеи. Мы долго потакали вашей вере, Что проклята перед лицом небес, И пало потому на нас несчастье. Пришлось нам вынести постановленье. Читай, что мы решили на совете!

Писец

(читает)

"Первое: деньги на уплату налога туркам должны быть полностью собраны среди евреев. Каждый из них вносит половину своего имущества".

Варавва

Что? Половину?

(В сторону.)

Как я полагаю, Он не меня имеет здесь в виду!

Писец

(читает)

"Второе: тот, кто откажется заплатить, будет немедленно окрещен".

Варавва

Что? Окрещен?

(В сторону.)

Не знаю я, что делать...

Писец

(читает)

"И, наконец, тот, кто откажется от крещения, полностью потеряет все, что имеет".

Три еврея

Охотно отдадим мы половину.

Варавва

О трусы, мразь! Ужель вы иудеи? Насилью вы так подло подчинились И отдаете все свое добро.

Фарнезе

Ну, как, Варавва, будешь ты креститься?

Варавва

Я, губернатор, не вероотступник.

Фарнезе

Тогда плати свою нам половину.

Варавва

К чему же приведет твой злой приказ? Такая сумма стоит целой Мальты. Ее я добывал большим трудом, И сразу я легко с ней не расстанусь.

Фарнезе

Решили мы, что дашь ты половину. Или плати, иль заберем мы все!

Варавва

Стой! Ты мою получишь половину, Но пусть со мной поступят, как с другими.

Фарнезе

Ну, нет, еврей! Презрел ты наш указ. А от него нельзя нам отказаться.

По знаку Фарнезе должностные лица уходят.

Варавва

Ты, значит, хочешь обокрасть меня? Иль воровство твоей основа веры?

Фарнезе

Нет, мы берем имущество твое, Чтоб многих оградить от разоренья, Уж лучше пусть нуждается один, Чем многие из-за него погибнут. Однако мы тебя не изгоняем, У нас на Мальте, где копил ты деньги, Живи спокойно, вновь копя богатство.

Варавва

Но как же богатеть мне, христиане? Из ничего и выйдет ничего.

Первый рыцарь

Из ничего сперва создашь немного, Потом побольше, а затем и много. Коль ваше первородное проклятье[254] Тебе несет и бедность и презренье — Виной тому твой первородный грех.

Варавва

Зло оправдать хотите вы писаньем И с проповедью грабите меня? Мы плохи, как и все вы, христиане, Но если племя избранных, евреев, Осуждено за первородный грех, Зачем же я один за всех в ответе? Я, честно торговавший, должен жить, А кто же скажет, что я был бесчестен?

Фарнезе

Вон, гнусный! Тебе твоих не стыдно оправданий? Иль мы не знаем, чем ты промышляешь? Коль ты себя считаешь справедливым, Будь терпелив — и все себе вернешь. Казны излишек к жадности приводит, А жадность, как известно, страшный грех!

Варавва

Но воровство, тьфу, хуже во сто крат. Ведь ты грабительством меня принудишь Красть самому, чтоб взятое вернуть.

Первый рыцарь

Не слушай этих воплей, губернатор! Мы дом его под женский монастырь Возьмем, чтоб поселить святых монахинь.

Фарнезе

Да будет так!

Должностные лица возвращаются,

Ну, с чем вернулись вы?

Первый

Забрали мы имущество Вараввы И все товары, стоимость которых Превысила все, чем владеет Мальта. И у других мы взяли половину.

Фарнезе

Приказ возьмем мы и на остальное.

Варавва

Ну, господин, скажи — доволен ты? Ты взял мое имущество и деньги, Все склады, корабли, все, чем владел я. Что можешь ты потребовать еще? Бесчувственные, как кремень, сердца В груди у вас всю жалость подавили, Чтоб скоро у меня и жизнь отнять.

Фарнезе

О нет, Варавва, пачкать руки кровью Мы не хотим. Нам запрещает вера.

Варавва

А я считаю, что гораздо лучше Жизнь у несчастного отнять, чем быть Прямым виновником его несчастья. Ты отнял деньги у меня — труд жизни, Отраду старости, детей надежду, И все ж не понял ты, что ты — жесток!

Фарнезе

С тобою поступили по закону.

Варавва

Но ваш закон есть худшее из зол! Пусть пропадет он! Черт его возьми!

Фарнезе

Пойдемте в дом его и заберем Все, что нам нужно для уплаты туркам!

Первый рыцарь

Пора нам позаботиться об этом. Нарушив срок, союз мы б разорвали. А нам в таких делах потребна хитрость.

Все уходят, кроме Вараввы и трех евреев.

Варавва

На хитрости и держится их вера, Не простота, а хитрость — их слова. Египетские казни[255], громы неба, Земли бесплодье, ненависть людей На них пошли, великий Primus Motor![256] Здесь на коленях, грудь себе терзая, Я проклинаю их мученьем вечным. И пламени геенны предаю Тех, кто так подло поступил со мною!

Первый еврей

И все же терпеливым будь, Варавва!

Варавва

О глупые собратья, почему Вы не растроганы моим стенаньем, Не плачете о всех моих обидах? И почему не умер я от горя?

Первый еврей

Мы тоже можем вынести с трудом Жестокое такое обращенье. Они у нас забрали половину.

Варавва

Что ж согласились вы на их грабеж? Вас было много, я же был один, И все забрали только у меня.

Первый еврей

Варавва, брат, ты Иова[257] забыл?

Варавва

Да что мне Иов, что его богатства! В писанье сказано: овец семь тысяч, Верблюдов триста, двести пар волов, Ярмо влекущих, и ослиц пятьсот. Когда бы оценить всех беспристрастно, Легко бы мог я заплатить за них Тем, что есть дома, и на корабле, И на судах, пришедших из Египта. Весь скот купил бы — и с владельцем вместе, И мне еще осталось бы на жизнь. Не Иову, а мне бы надо было Клясть роковой день своего рожденья! И вот теперь я жду лишь вечной ночи, Чтоб тьмой она мое покрыла тело И скрыла горе от очей моих. Мой тяжкий труд в наследье мне принес Одну тщету; я потерял лишь время И только ночи в муках приобрел.

Второй еврей

Будь терпелив, почтеннейший Варавва.

Варавва

Молчите о терпенье. Вы богатства Не знали, бедностью своей довольны. Оставьте же теперь скорбеть Варавву О том, что в битве потерял он войско, Что сам он навсегда обезоружен И что ему былого не вернуть. Погоревать мне дайте о несчастье — Об этом я с волненьем говорю, Больших обид ведь скоро не забудешь.

Первый еврей

Пойдемте. Он сейчас в тревоге, в гневе И лишь расстроится от наших слов.

Второй еврей

Пойдемте же, друзья. Ужасно видеть, Как стонет человек в таких мученьях. Прощай, Варавва! Мы идем.

Варавва

Прощайте.

Три еврея уходят.

Какие простодушные глупцы! Они, пустоголовые, считают, Что глины я бесчувственный комок, Который будет в грязь размыт водою. Ну, нет! Для лучшего рожден Варавва, И слеплен по-другому я, чем те, Что целиком живут одним сегодня. Я был предусмотрителен всегда И хитрости разгадывал заране. Беда случиться может каждый день.

Входит Авигея[258].

Куда сейчас идешь ты, Авигея? Что, милая, в печаль тебя повергло? Не так уж велика потеря наша. Моих запасов хватит для тебя.

Авигея

Не по себе одной я слезы лью, Отца сейчас жалеет Авигея, Но научусь удерживать я слезы. В них проку нет. Своим гонима горем, Я с жалобами поспешу в сенат И на советников свой гнев обрушу. Терзаясь, разорву я сердце им За горе, причиненное отцу.

Варавва

Нет, дочь моя, едва ль поправить можно Слезами зло, что причинили нам. Смирись, о дочь! Страданья скорбь умерит, А время может предоставить случай, Который в нашу пользу все решит. Нет, не считай меня столь безрассудным, Чтоб от богатств легко я отказался, Не обеспечив будущее наше. Я десять тысяч золотом и жемчуг, Каменья драгоценные и кольца Про черный день пред этою бедою Успел надежно спрятать.

Авигея

Где, отец?

Варавва

Укрыл в моем же доме, Авигея.

Авигея

Тогда уж больше их ты не увидишь: Все вынесли из комнат и подвалов.

Варавва

Но мне дадут, надеюсь, разрешенье Еще хоть раз войти в свой дом...

Авигея

Не знаю. В нем губернатор поместит монахинь. Он выселил меня. Там решено Устроить женский монастырь, куда Мужчинам запрещен строжайше доступ.

Варавва

Все золото, все золото пропало! О небо, заслужил ли это я? Иль до отчаянья вы доведете Несчастного, зловещие светила? Вы, зная что нетерпелив я в горе, Считаете, что я как сумасшедший Повеситься готов, с земли исчезнуть, Чтоб даже памяти не оставалось. Ну нет, я буду жить! Я жизнь люблю. А так как вы меня столкнули в море, Чтоб утонул я — вас перехитрю я, Сам позабочусь о своем спасенье. Дочь, я придумал! Видишь ты сама, Как христианами я угнетен. Будь мне послушна. Сами мы должны В такой тяжелый час идти на хитрость.

Авигея

Отец, чтоб христианам отомстить За их невыносимые обиды, Готова я на все.

Варавва

Ну, хорошо! Ты говорила: дом мой — монастырь, Где скоро поселить должны монахинь?

Авигея

Да, говорила.

Варавва

Аббатису ты Принять тебя в монахини попросишь.

Авигея

Как? Мне монахинею стать?

Варавва

Да, дочь! Притворством отведешь ты подозренья.

Авигея

Боюсь я, что не сразу мне поверят.

Варавва

Пускай! Но ты веди себя хитро, И все подумают: вот благочестье! Проси учтиво, чтоб казалось всем, Что тяжкие грехи тебя гнетут. Проси, пока не примут.

Авигея

И мне придется притворяться?

Варавва

Да! Все ж это много легче, чем, сказав Сначала правду, после скрыть ее. Ведь набожность притворная достойней, Чем нескрываемое лицемерье веры.

Авигея

Допустим, примут в монастырь меня, А что же будет дальше?

Варавва

Вот что, дочь. Там, в доме, мною скрыты под настилом, Который служит полом верхней залы, Твое наследство: золото, алмазы. Но вот они идут. Так будь же хитрой.

Авигея

Тогда, отец, иди со мной.

Варавва

О нет! Не нужно, чтобы видели меня. Пусть думают, что мы с тобою в ссоре. Хитри, чтоб золото мое спасти.

Она уходят. Появляются монах Джакомо, монах Бернардин, аббатиса и монахиня.

Джакомо

О сестры, Почти готов ваш женский монастырь.

Аббатиса

Тем лучше. Нужно нам уединенье — Уж тридцать лет приходится бродить Нам средь толпы.

Джакомо

Богатый этот дом С его источником и водоемом Вам всем понравится.

Аббатиса

Да. Кто идет?

Входит Авигея.

Авигея

Святая мать и пастырь дев невинных, Молю вас, сжальтесь над несчастной девой!

Аббатиса

Но кто ты?

Авигея

Дочь несчастного еврея, Торговца с Мальты, жалкого Вараввы, Владевшего недавно этим домом, Что ныне женским стал монастырем.

Аббатиса

Чего ж у нас ты просишь, дочь моя?

Авигея

Спасая душу моего отца, Чей тяжкий грех — незнанье правой веры, Я жажду покаянья и хотела б Смиренной послушницей быть у вас, Чтоб обрести в страданьях искупленье.

Джакомо

Брат, без сомненья, это от души.

Бернардин

От искренней притом. Давай попросим, Чтоб приняли в монахини ее.

Аббатиса

Да, дочь моя, тебя мы принимаем.

Авигея

Позвольте мне, как новообращенной, Сперва привыкнуть к строгостям устава И жить в моем обычном помещенье. Но сомневаюсь — соблюденьем правил, Молясь усердно, получу я пользу...

Варавва

(в сторону)

Большую, равную моим богатствам!

Аббатиса

Пойдем!

Варавва

(выступая вперед)

Что это значит, Авигея? Зачем ты средь проклятых христиан?

Джакомо

Эй, не мешай ей лучше, маловер! Она уж отреклась...

Варавва

Что? Отреклась?

Джакомо

И принята в священную обитель.

Варавва

Проклятье и позор моим сединам! Что будешь делать ты среди злодеев? Оставить ты, бесчестная, должна И этих дьяволов, и эту ересь!

Авигея

Отец, прости меня!

Варавва

Прочь, Авигея!

(Шепотом, в сторону дочери.)

О золоте, сокровищах подумай. Отмечена, их скрывшая доска!

(Громко.)

Прочь с глаз отца, мной проклятая дочь!

Джакомо

Варавва, погружен ты в заблужденья, И собственных несчастий ты не видишь, Но пусть хоть дочь не будет так слепа.

Варавва

Ты сам слепец. Напрасен спор со мною.

(В сторону дочери, шепотом.)

Отмечена все скрывшая доска.

(Громко.)

Уж лучше смерть, чем видеть дочь такой, Меня покинувшей в моем несчастье И совращенной! Уходи, но помни: Евреям легковерье не пристало.

(В сторону, шепотом, ей.)

У двери завтра утром буду я.

(Громко.)

Нет, нет, не подходи, иль прокляну. Забудь меня! Не навещай! Иди! Прощай!

(В сторону, ей.)

Но только помни: завтра утром! Прочь, прочь, несчастная!..

В одну сторону уходит Варавва, в другую — монахи, аббатиса. Авигея, а когда

они скрылись, появляется Матиас.

Матиас

Дочь богача Вараввы, Авигея, Становится монахиней? Виною Тому несчастия ее отца. Ах! Больше бы пристала ей любовь, Чем скука надоедливых молитв, И больше бы пристало быть в постели, В объятиях того, кто сердцу мил, Чем в полночь покидать ее для мессы!

Входит Лодовико.

Лодовико

В чем дело, Матиас? Ты раздражен?

Матиас

Поверь мне, Лодовико, я увидел Такое зрелище, какого мне И видеть-то вовек не приходилось.

Лодовико

Что ж это было, расскажи, мой друг.

Матиас

Прекрасная девица — ей пятнадцать! — Цветок душистый острова Цитеры[259], Возросший из такой богатой почвы, Монахинею сделалась сейчас.

Лодовико

Но кто она?

Матиас

Дочь богача еврея.

Лодовико

Вараввы дочь, что потерял все деньги? И хороша?

Матиас

Не только. Бесподобна! Она твое растрогала бы сердце, Не будь своим бесстыдством огражден Ты и от жалости и от любви.

Лодовико

А если так уж хороша она, Недурно было б навестить ее. Ну, как?

Матиас

Пойду я сам. Да, только так!

Лодовико

Пойду и я — не то придется плохо. Прощай, мой друг!

Матиас

Прощай, до скорой встречи!

Уходят.

АКТ II

Входит Варавва с огнем.

Варавва

Как ворон, предвещающий несчастье, Постукивающий голодным клювом, Заразу стряхивая с черных крыльев, Не видимый никем во мраке ночи, Измученный во тьме Варавва бродит, Проклятья посылая христианам. Быстролетящей жизни наслажденья Ушли, отчаянье мне завещав, И от моих былых богатств осталось Одно воспоминанье, словно шрам У воина, забытого в несчастьях. О ты, что огненным столпом провел Израиля сынов сквозь тени ночи[260], Свети и мне и руку Авигеи Направь сегодня ночью! Или день В тьму вечную отныне обрати! Сон не сомкнет мне бдительные очи, Ничто мои не успокоит мысли, Пока мне дочь моя не даст ответа.

Наверху появляется Авигея.

Авигея

Да, удалось поднять мне половицы, Которые указаны отцом, И вот они, здесь найденные мною, И золото, и жемчуг, и каменья.

Варавва

Теперь я вспоминаю тех старух, Которые, когда я был богат, Со мною речь вели о привиденьях, Что бродят ночью у сокрытых кладов. Мне кажется, что я — одно из них. Пока живу — живет моя надежда, Умру — здесь будет мой скитаться дух.

Авигея

Итак, богатства моего отца Я обрела в счастливом этом мире. Счастливом ли? Когда мы расставались, Он мне сказал, что встретимся мы утром. О, где б сейчас ни отдыхал он, пусть Морфей ему пошлет чудесный сон, Сон золотой, чтоб мог отец, проснувшись, Прийти и получить свое богатство.

Варавва

Bueno para todos mi ganado no era:[261] Движенье — благо, неподвижность — скорбь, Что за звезда там светит, на востоке? Коль движется, то это Авигея, Кто там?

Авигея

Кто это?

Варавва

Это твой отец.

Авигея

Получишь вновь из рук моих ты счастье.

Варавва

Как? Ты его нашла?

Авигея

Да, вот оно!

(Сбрасывает вниз мешки.)

В твоих оно руках. Здесь есть еще. И вот еще, еще...

Варавва

О дочь моя!.. О золото мое, о жизнь, о счастье, Души величье, смерть моих врагов! Привет тебе, о вестница блаженства! О Авигея, будь ты вновь со мною, Я видел бы — предел своих желаний. Не знаю даже, как тебя назвать! Дочь! Золото мое! Блаженство! Счастье!

(Крепко обнимает свои мешки.)

Авигея

Отец, отец, уж полночь недалеко. Сейчас монахини должны проснуться. Иди, чтоб не возникло подозренье.

Варавва

Прощай же, радость. Поцелуй воздушный Я шлю тебе от сердца, дочь моя!

Авигея наверху уходит.

Феб, разомкни скорее веки дня, Для ворона ты птичку разбуди, Чтоб мог парить я с нею, напевая Над золотом моим, как над гнездом. Hermoso placer de los dineros.[262]

Уходит.

Входят Фарнезе, Мартин дель Боско, рыцари и должностные лица.

Фарнезе

Куда ты держишь путь, мой капитан? Откуда твой корабль, что стал на рейде? Зачем без спроса ты сошел на берег?

Боско

Я из Испании, сеньор мой, родом. Зовется мой корабль: "Дракон летучий". Меня же все зовут Мартин дель Боско, Я королевский вице-адмирал.

Первый рыцарь

Все правда. И достоин он почтенья.

Боско

Везем мы пленных турок, греков, мавров, Захваченных у Корсики в бою. Мы не склонились пред турецким флотом, Когда галеры погнались за нами. Внезапно стал усиливаться ветер, И мы с другого галса[263] дали бой, Одних сожгли, других мы потопили, Один корабль мы захватили в плен. Мертв капитан. Рабы — все остальные, И здесь, на Мальте, мы их продадим.

Фарнезе

Мартин дель Боско, о тебе я слышал. Добро пожаловать на остров Мальту. Но допустить продажу этих турок Не можем мы, не смеем дать согласье, В союзе мы.

Первый рыцарь

Коль уважаешь нас, Уговори Фарнезе встать на турок. Мы с ними в мире только потому, Что нету денег, чтоб вести войну.

Боско

Как, держат рыцари союз с султаном? За золото бесчестье покупают! Но как могли забыть вы, что Родос, Откуда вы пришли, к стыду Европы Недавно пал[264]? А вас тогда послали, Чтоб были вы оплотом против турок!

Фарнезе

Все это так, но сил у нас немного...

Боско

А сколько требует с вас Калимат?

Фарнезе

Сто тысяч.

Боско

Имеет мой король права на Мальту[265], И может он вас всех изгнать отсюда. Признайте это, не платите туркам. Его величеству я сообщу И не уйду, вам не добыв свободу.

Фарнезе

Коль так, рабов продажу разрешаю. Эй, выставить скорей их там, на рынке!

Должностные лица уходят.

Ты будешь, Боско, генералом Мальты. И я и рыцари пойдем с тобою На нехристей, на полчища неверных.

Боско

И ты продолжишь дело тех, кто стойко Родос от войск турецких защищал. И в меньшинстве они сражались так, Что весть о том весь мир наш облетела.

Фарнезе

Сражаться будем до конца. Идем! Ну, Калимат, не золото тебе Пошлем, а ядра с пламенем и дымом! Ищи где хочешь дань, а мы решили: Не золотом, а кровью купим честь.

Уходят.

Входят должностные лица и воины с Итамором и другими невольниками.

Первый из воинов

Здесь рыночная площадь. Ставь рабов, Я думаю, что их раскупят быстро.

Второй

У каждого цена есть на спине. Возьмем ее — иль смысла нет в продаже.

Первый

Вот и еврей! Не будь он разорен, За всех наличными мы б получили.

Входит Варавва.

Варавва

Едящие свинину христиане, Народ, вовек не знавший обрезанья, О ком никто б на свете не услышал, Когда бы не Веспасиан и Тит[266], Да я ведь стал богаче, чем я был. Монахинею стала дочь? Ну нет, Она со мной, я дом себе купил, Что может с губернаторским сравниться. Назло всей Мальте в нем я буду жить И губернатора держать в руках С повесой сыном — иль им будет плохо. О нет, я не из племени Леви[267], И я обид своих не забываю. Как пес, ласкаются к друзьям евреи, А разозлят их — станут и кусаться, Хоть с виду, как ягнята, все добры. Меня Флоренция учила лести; Склоняться, если назовут собакой, И приседать смиренно, как монах. По мне такие люди хуже нищих У стен собора или синагоги, И мне б хотелось, коль протянут чашку За подаяньем — плюнуть бы в нее! А вот и губернаторский сынок, Как и его отец, любви достойный!

Входит Лодовико.

Лодовико

Я слышал, что еврей пришел сюда. Я поищу его, с ним буду ласков, Чтоб только повидать мне Авигею. Мне говорили, что она прекрасна.

Варавва

Ну, теперь я покажу, что у меня больше от змеи, чем от голубя[268], что я больше хитрец, чем глупец!

Лодовико

Вот и еврей. Увижу ль Авигею?

Варавва

(в сторону)

Ну, от меня едва ль ее дождешься.

Лодовико

Ты знаешь, губернатора я сын.

Варавва

(в сторону)

Я хотел бы, чтобы ты так же был его отцом, милый мой! Большего зла я тебе и не могу пожелать!

(Громко.)

Вот этот раб Лицом похож на окорок свиной.

Лодовико

Куда ж ты от меня бежишь, Варавва?

Варавва

Да никуда. Таков у нас обычай: Коль не с евреями мы говорим, Готовы раствориться мы, как воздух, Быть чистым должен избранный народ.

Лодовико

Не можешь ли ты мне продать алмаз?

Варавва

У вашего отца мои алмазы. Один остался, подходящий вам.

(В сторону.)

То дочь моя. Но ты ее получишь Не раньше, чем я сам сожгу ее. А для него всегда найдется яд И белая проказа...

Лодовико

А твой алмаз играет при огне?

Варавва

(в сторону)

Он никогда не знал еще огня.

(Вслух.)

Да, при огне играть он жарко станет. Блестит всегда он честно и красиво.

Лодовико

Квадратный или заостренный он?

Варавва

Он заострен.

(В сторону.)

Совсем не для тебя.

Лодовико

Такой мне больше нравится.

Варавва

Мне тоже.

Лодовико

Как выглядит он ночью?

Варавва

Превосходно,

(В сторону.)

Он больше ночью нравится, чем днем.

Лодовико

Цена?

Варавва

(в сторону)

Вся жизнь твоя, коль будешь жив.

(Вслух.)

Договоримся, в дом мой приходите — И я отдам его.

(в сторону.)

Со мщеньем вместе.

Лодовико

Хочу я быть сперва его достойным.

Варавва

О господин! Отец ваш захватил мое добро Из милосердия и состраданья, Чтоб привести меня к блаженной вере И, как предписывает катехизис, Заставить в смертных каяться грехах. Хотел ли сам я этого иль нет, Все взяли у меня, из дома выгнав, И сделали мой дом монастырем,

Лодовико

Но добрая душа пожнет плоды.

Варавва

Да, только урожай еще не скоро. Я знаю, что моления монахинь, Как и монахов, если им платить, Чудесны. Но от них мне пользы мало.

(В сторону.)

Но для себя стараются они И день и ночь; молитвой собирая, Как вижу я, высокий урожай.

Лодовико

Варавва, не смотри так на монахинь.

Варавва

На них смотрю я с пламенным почтеньем,

(В сторону.)

Столь пламенным, что сжечь хочу свой дом, Где так они доход свой умножают. Найдется у меня, что им сказать!

(Громко.)

Сеньор мой, что касается алмаза, Пойдем ко мне, и мы в цене сойдемся, Хотя бы ради вашего отца.

(В сторону.)

Надеюсь, я твою увижу смерть!

(Громко.)

Но мне пора. Купить раба мне надо.

Лодовико

Варавва, я готов идти с тобой.

Варавва

Ну, идемте. Вот и рыночная площадь. Сколько стоит этот раб? Триста? Разве турки продаются по такой высокой цене?

Первый воин

Как видишь, такова его цена.

Варавва

Вор, что ли, он, что просишь ты так много? Иль в этом деле он большой ловкач? Коль это так, он стоит все три сотни. Его купив, большое нужно рвенье, Чтоб удалось от виселицы скрыть. Да, Судный день для всех воров опасен, Любой из них поплатится сполна.

Лодовико

А этот мавр всего две сотни стоит?

Первый воин

Не больше...

Варавва

Так почему же мавр дешевле турка?

Первый воин

Он молод, у того достоинств больше.

Варавва

Ты что же, обладаешь философским камнем[269]? Если он у тебя есть, разбей им мою голову. Я прошу тебя.

Раб

Нет, господин. Могу я стричь и брить.

Варавва

Постой. Ты разве старый брадобрей?

Раб

К несчастью, господин, я очень молод.

Варавва

Молод! Я куплю тебя и женю на госпоже Тщеславие[270]. Если ты будешь хорошо мне служить.

Раб

Я буду хорошо служить вам, господин.

Варавва

Здесь таится какая-то хитрость. А вдруг под видом бритья ты перережешь мне горло, чтобы завладеть моим имуществом? Скажи, ты здоров?

Раб

Вполне здоров.

Варавва

Тем хуже. Мне нужен раб, у которого плохое здоровье и который довольствуется скудной пищей. А для таких челюстей, как у тебя, в день потребуется не один фунт мяса. Дайте-ка мне посмотреть кого-нибудь более тощего.

Первый воин

Вот тощий! Как понравится он вам?

Варавва

Где ты родился?

Итамор

Во Франции; в Аравии я вырос.

Варавва

Тем лучше. Ты вполне годишься мне. Сто только? Покупаю. Вот и деньги.

(Дает деньги.)

Первый воин

Клеймо поставьте и с собой ведите.

Варавва

Ты сам поставь.

(В сторону.)

Удачная покупка! Быть подлым научить его легко.

(Вслух.)

Прощайте, сударь. Эй, пойдем! Ты мой! Что до алмаза, то он будет вашим. Ко мне почаще заходите в дом. Всем, что имею, рад вам услужить.

Входят Матиас и Катарина.

Матиас

О чем с евреем речь вел, Лодовико? Боюсь, что о прекрасной Авигее.

Варавва

(Лодовико)

Идет дон Матиас. Прервем беседу. Он любит дочь мою, она — его. Но я поклялся их лишить надежды

(в сторону)

И губернатору за все отмстить.

Лодовико уходит.

Катарина

Вот этот мавр хорош! Не правда ль, сын мой?

Матиас

Нет, этот лучше. Осмотри его.

Варавва

При матери меня не узнавай, А то твой брак внушит ей подозренье. Расставшись с нею, приходи в мой дом. Считай меня родным отцом. Я жду.

Матиас

О чем с тобою речь вел Лодовико?

Варавва

Да об алмазах. Не об Авигее.

Катарина

Скажи мне, Матиас, — то не еврей?

Варавва

Да, комментарии о Макавеях[271] Есть у меня. Рад вам их предоставить.

Матиас

Мать, мы беседовали с ним о том, Чтоб получить мне две или три книги.

Катарина

Что говорить с тем, кто отвержен небом! Вот деньги за раба! Идем отсюда.

Матиас

Прощай, еврей! Не забывай о книге!

Варавва

О ней я буду помнить, господин.

Катарина и Матиас уходят.

Первый воин

Неплохо торговал я, Ну, идем!

Воины с рабами уходят.

Варавва

Раб, как зовут тебя? Где ты рожден? Твое происхожденье и занятье?

Итамор

Мой род незнатен. Имя — Итамор. Моя профессия — что вам угодно.

Варавва

Ты ремесла не знаешь? Ну, так слушай. Я научу тебя — тебе ж на пользу. Во-первых, откажись от всяких чувств — Любви, надежды, жалости иль страха. Забудь о состраданье, улыбайся — Но про себя, — коль христиан терзают.

Итамор

Хозяин превосходный! Как вы чутки...

Варавва

Что до меня, брожу я по ночам, Больных я убиваю возле стен И отравляю иногда колодцы. Чтоб порадеть о христианах-ворах, Подбрасываю несколько монет, Потом любуюсь с галереи дома, Как их ведут закованными в цепи. Я пробовал сперва на итальянцах. Священникам дарил я отпеванья И занимал пономарей работой — Рытьем могил и колокольным звоном. А после был механиком искусным В войне французов с полчищем германцев, Притворно Карлу Пятому служа, И друга и врага беря на хитрость; Затем жестоким был ростовщиком И вымогательством, обманом, штрафом, Всей хитростью торговца старым хламом, Банкротов направлять любил в тюрьму И сиротами заселять больницы. До сумасшествия я доводил, И кое-кто кончал с собою с горя, На грудь — длиннейший список приколов Моих счетов с безбожным начисленьем. Я стал богат, купить бы мог весь город. А ты, скажи, как время проводил?

Итамор

Сказать по чести, Сжигал я христианские селенья, Заковывал рабов я на галерах. Хозяином гостиницы я был И ночью тайно крался к постояльцам, Чтоб перерезать горло им в постели. В Иерусалиме на ступеньки храма Просыпал порох я, чтоб пилигримы До язв себе изранили колени, И наблюдал с усмешкой, как они Домой шли, подпираясь костылями.

Варавва

Вот это дело! И меня собратом Ты называй: мы оба негодяи, Обрезаны и христиан клянем. Будь верным, скрытным — награжу тебя, Но отойди! Подходит Лодовико.

Входит Лодовико.

Лодовико

Варавва? Очень рад! Но где алмаз, обещанный тобою?

Варавва

Он там. Извольте в дом войти со мной. Открой мне, Авигея. Это я.

Выходит Авигея с письмами.

Авигея

Отец, не торопись. Вот это письма, Все из Ормуза[272]. Почта дома ждет.

Варавва

Дай письма! Губернаторского сына Ты, дочь моя, поласковей прими, Со всей учтивостью, как только можешь.

(Тихо.)

Но сохрани притом и непорочность. Он, помни, — филистимлянин для нас[273], Притворно поклянись ему в любви — Ведь не от семени он Авраама.

(Громко.)

А сам я занят. Извинить прошу. Прошу, приветствуй гостя, Авигея.

Авигея

Ради него и вас — он будет гостем.

Варавва

Ты поцелуй его, любезной будь,

(Тихо.)

С еврейской хитростью все так устрой, Чтобы пришли вы оба к соглашенью.

Авигея

Отец, дон Матиас — моя любовь!

Варавва

(тихо)

Я знаю это. Но необходимо Ухаживать за ним, о дочь моя.

(Громко.)

Да, несомненно, это пишет фактор[274]. Ступайте в дом. А я займусь отчетом.

Авигея и Лодовико уходят в дом.

Все решено. Погибнет Лодовико. Мне сообщают, что сбежал купец, Который должен мне вина сто бочек. Какой пустяк!

(Щелкает пальцами.)

Достаточно богат я. Сейчас поцеловал он Авигею, И поклялись они в любви друг другу. Как правда, что с небес шел дождь из манны, Так правда, что погибнет Лодовико. Его отец — мой самый первый враг.

Входит Матиас.

Куда ты, Матиас? Постой немного.

Матиас

Куда, как не к прекрасной Авигее.

Варавва

Я обещаю — небо в том свидетель! — Что дочь моя твоею скоро будет.

Матиас

Иначе ты обидел бы меня!

Варавва

О, боже упаси о том подумать! Прости, что плачу. Губернатор хочет Чтоб сын его взял в жены Авигею. Сын шлет ей письма, жемчуга и кольца.

Матиас

Она их принимает?

Варавва

Нет, Матиас, она их шлет обратно, Придет он — в комнате своей запрется, Он через дверь ей что-то говорит, Она ж бежит к окну, вас ожидая, Чтоб вы его от двери оттащили.

Матиас

О, вероломный Лодовико!

Варавва

Вот и сейчас, когда я шел домой, Он в двери прошмыгнул — должно быть, к ней.

Матиас

Я вытряхну его сейчас оттуда!

Варавва

Не делай шума! Меч вложи в ножны, И ссор в моем не начинай ты доме. Так прокрадись, чтоб он тебя не видел. А я ему такое дам внушенье, Что позабудет он об Авигее. И уходи. Они сюда идут.

Входят Лодовико и Авигея.

Матиас

Рука с рукой! Я вынести не в силах!

Варавва

Из уважения ко мне — ни слова!

Матиас

Ну, хорошо! Дождусь другого раза.

(Уходит в дом.)

Лодовико

Варавва, уж не сын ли то вдовы?

Варавва

Да. Знай, что хочет он тебя убить.

Лодовико

Меня убить? Он разве сумасшедший?

Варавва

Нет, нет! Но он, по счастию, боится Того, что никогда тебе не снилось, Что дочь моя, что дурочка моя...

Лодовико

Как? Полюбить успела Матиаса?

Варавва

Она ж улыбкой встретила тебя.

Авигея

(в сторону)

Другой мне мил. Улыбка — принужденье.

Лодовико

Я дочь твою, еврей, люблю давно.

Варавва

Да и она тебя любила с детства.

Лодовико

Но я уже не в силах больше ждать.

Варавва

И полон я к тебе расположенья.

Лодовико

Вот твой алмаз! Когда ж он будет мой?

Варавва

Бери, носи его. Он незапятнан. Но ваша светлость может низким счесть Брак с дочерью презренного еврея. За ней даю я много золотых С крестом, с молитвою вкруг ободка.

Лодовико

Не золото твое — ее люблю. Я умоляю о твоем согласье.

Варавва

Согласен я, но что мне скажет дочь?

(Тихо дочери.)

Отродье Каина, пес христианский, Ни разу не вкусивший нашей пасхи, Не узрит он земли обетованной[275], Грядущего Мессии[276] не дождется. Его, червя, ввести в обман не грех, Пусть, дочка, он твою получит руку, Но сердце сохрани для Матиаса.

Авигея

И все же обручиться с Лодовико?

Варавва

Не грех христианина обмануть — Они ведь ложь за правило считают, С еретиками невозможна честность, А тот, кто не еврей, тот еретик. Выходит так по логике, не бойся!

(Громко.)

Я упросил ее, она согласна.

Лодовико

Тогда и ты дай слово, Авигея!

Авигея

Нет выбора. Меня отец мой просит. Любимому да буду я верна!

Лодовико

Теперь имею то, о чем мечтал.

Варавва

Я нет еще, но я иметь надеюсь.

Авигея

(в сторону)

Несчастная, на что сейчас идешь!

Лодовико

Но почему ты вдруг так побледнела?

Авигея

Не знаю. Но, прощай. Ведь мне пора.

Варавва

Стой! Не давай ей говорить ни слова.

Лодовико

Но почему ж она немою стала?

Варавва

У нас, евреев, давний есть обычай, Чтоб девушка-невеста лила слезы. Не беспокой ее и уходи. Она — твоя жена, ты — мой наследник.

Лодовико

Обычай? Ну, тогда спокоен я. Скорей померкнут небеса над нами, Померкнет в тучах красота природы, Чем дочь твоя мной будет недовольна!

Приближается Матиас.

А, негодяй? Я буду мстить тебе!

Варавва

(тихо)

Тсс! Лодовико! Ничего не бойся. Ты в Авигее можешь быть уверен.

Лодовико

Отлично... Пусть тогда идет он.

(Уходит.)

Варавва

Когда б не я, ты был бы на пороге Сейчас заколот. Но о том ни слова! Здесь не должно быть ссор и поединка.

Матиас

Позволь, Варавва, мне его догнать.

Варавва

О нет, я не хочу, чтобы меня Считали соучастником твоим. В другой раз можешь отомстить ему.

Матиас

Нет, от меня теперь он не уйдет.

Варавва

Да, сделай так. Получишь Авигею.

Матиас

О большем я не мог бы и мечтать! Твой дар отнять не сможет Лодовико, Ведь Авигея жизни мне дороже.

Варавва

Предчувствую беду. Сейчас пошел Он к матери твоей. Беги за ним!

Матиас

Он, говоришь, у матери моей?

Варавва

Так жди, пока она сама придет.

Матиас

Иду. Коль мать моя придет сюда, Она умрет от горя.

(Уходит.)

Авигея

Проститься с ним мешают слезы мне. Отец, зачем ты ссоришь их обоих? Тебе какое дело? Я сделаю друзьями их опять.

Варавва

Ты сделаешь их друзьями? Разве недостаточно евреев на Мальте, чтобы тебе еще заботиться о христианах?

Авигея

Но Матиас мой муж. Его люблю я.

Варавва

Твоим он будет.

Входит Итамор.

Уведи ее!

Итамор

Я повинуюсь...

(Провожает Авигею в дом и возвращается.)

Варавва

Что думаешь об этом, Итамор?

Итамор

Я думаю, что жизнь обоих вы Приобрели, хозяин. Прав ли я?

Варавва

Ты прав. Я выполню свой хитрый план.

Итамор

О, если бы я мог вам в нем помочь!

Варавва

Что ж, помогай. Вот мой тебе приказ — Ты отнесешь вот это Матиасу.

(Дает ему письмо.)

Скажи ему — письмо от Лодовико.

Итамор

Он написал его?

Варавва

Нет, мог бы написать В нем вымышленный вызов Лодовико.

Итамор

Не беспокойся. Так я разожгу В нем ярость, что поверит он вполне.

Варавва

Хвалю твою готовность мне служить. Но будь и осторожен и хитер.

Итамор

Отныне ты во всем мне можешь верить.

Варавва

Ступай!

Итамор уходит.

Теперь пойду сам к Лодовико И, словно дьявол, ложь изобрету, Чтоб возбудить у них вражду друг к другу.

(Уходит.)

АКТ III

Входит Белламира.

Белламира

С времен осады мой доход упал. А было время — за одну лишь ночь Могла я сотню получить дукатов. Невольно целомудренной я стала. Но не поблекла красота моя. Купцы Венеции и падуанцы Сюда обычно приезжали, даже Мужи науки, щедрые на деньги. Теперь один приходит Пилья Борсо, Да, кстати молвить, и не так уж часто. Вот он идет!

Входит Пилья Борсо.

Пилья Борсо

Подожди, красотка! Тут есть кое-что тебе на расходы.

(Показывает мешок с серебром.)

Белламира

Да это серебро! Что мне оно?

Пилья

И золото есть тоже у еврея. Его добуду, или будь он проклят!

Белламира

Скажи мне, как достал ты серебро?

Пилья

Клянусь честью, я гулял по глухим дорожкам в саду и случайно заглянул через окно в контору еврея. Там лежали мешки с золотом. Ночью я вскарабкался туда с помощью крюков. Но пока я пользовался благоприятным случаем, в доме послышался какой-то шум. Пришлось схватить только вот это и бежать... Но вот идет слуга еврея.

Белламира

Спрячь мешочек.

Входит Итамор.

Пилья

Не смотри на него, идем отсюда, черт тебя подери! Какой у тебя вид! Ты сразу же можешь нас выдать!

Белламира и Пилья уходят.

Итамор

Да, это самое прекрасное лицо, какое я когда-либо видел! Судя по наряду, она куртизанка. Я дал бы сотню крон из кошелька еврея, чтобы иметь такую наложницу.

Я вызов им в таком представлю виде, Что оба в бешенстве падут, сцепившись.

Уходит. Входит Матиас.

Матиас

Вот место поединка. Авигея Сейчас увидит, как ее люблю я.

Входит Лодовико.

Так это ты мне написал так подло?

(Бросает взгляд на письмо.)

Лодовико

Да, я, и, коль ты смеешь, отомсти!

Дерутся. Наверху появляется Варавва.

Варавва

Дерутся храбро, но пока без толку. Ну, Лодовико!.. Матиас!.. Смелей!

Оба падают.

Теперь я вижу — оба смельчаки.

(Кричит в дом.)

Эй, разнимите их! Да, как разнимешь, коль они мертвы! Прощайте же, прощайте!

Уходит. Входят Фарнезе, Катарина и слуга.

Фарнезе

Что вижу я? Убит мой Лодовико? В моих объятьях он найдет гробницу.

Катарина

Что ж это? Сын мой, Матиас, убит!

Фарнезе

О милый сын, погибни ты от турок, Отец несчастный мог бы отомстить!

Катарина

Твой моего убил. Я буду мстить.

Фарнезе

Твой сын нанес раненье моему.

Катарина

Довольно! Я и так огорчена.

Фарнезе

О, если б вздох мой дал тебе дыханье, А слезы кровь твою бы оживили!

Катарина

Кто сделал их врагами?

Фарнезе

Не знаю, и от этого мне горько.

Катарина

Они друзьями были...

Фарнезе

Да, друзьями.

Катарина

Дай шпагу мне, которой сын убит, Чтоб ею я могла убить себя!

Фарнезе

Нет, это шпага сына моего, Она и для моей годится смерти.

Катарина

Узнаем, кто же их на смерть толкнул, Чтоб наша месть упала на виновных!

Фарнезе

Поднимем павших и схороним их В одной гробнице, под плитою общей. На их алтарь я ежедневно буду Дань слез и мук жестоких приносить. Молитвами растрогаю я небо, Чтоб обличило тех, кто руки их Принудил так разъединить сердца, Идем! Потери наши равноценны, Мы тяжесть горя равную несем.

Уходят, унося тела сыновей.

Входит Итамор.

Итамор

Кто видеть мог подобное злодейство! Искусны замысел и выполнение. Тот и другой обмануты — и тайно.

Входит Авигея.

Авигея

В чем дело, Итамор? Чему смеешься?

Итамор

Хозяйка? Ха-ха-ха!

Авигея

Не понимаю...

Итамор

О, мой хозяин!..

Авигея

Что?

Итамор

Хозяйка! Я могу рекомендовать вам слугу, наихрабрейшего, серьезнейшего, хитрейшего, с бутылкообразным носом, самого скрытного, какой только был когда-либо у господина.

Авигея

Зачем бранишь ты моего отца?

Итамор

Хозяйка, то политика.

Авигея

Какая?

Итамор

Как? Разве ты не знаешь?

Авигея

Нет.

Итамор

Ты не знаешь, что случилось с несчастными Матиасом и Лодовико?

Авигея

Нет. Что же?

Итамор

Дело в том, что дьявол изобрел вызов, мой хозяин написал его, а я отнес — сначала Лодовико, а затем Матиасу.

Как водится, они скрестили шпаги, И жизни их окончились печально.

Авигея

И мой отец способствовал их смерти?

Итамор

Являюсь ли я Итамором?

Авигея

Да.

Итамор

Вот так же верно то, что я сказал.

Авигея

Ну, хорошо, ты в новый монастырь Сходи и попроси прийти ко мне Кого-нибудь из братьев якобитов[277], Скажи, хочу я с ним поговорить.

Итамор

Ты мне ответишь на один вопрос?

Авигея

Какой же?

Итамор

Весьма чувствительный. Скажи, не развлекаются ли монахи с монахинями время от времени?

Авигея

Уходи, наглец! И ты об этом хотел спрашивать? Уходи!

Итамор

Я и уйду, почтенная хозяйка!

(Уходит.)

Авигея

Отец жестокосердый, злой Варавва! Иль было то политикой твоей, Чтоб к ним я проявляла благосклонность? Чтоб я была причиною их смерти? Был Лодовико нелюбим тобою Из-за его отца. А Матиас?.. Решился ты на крайнюю жестокость, Врагу, тебя лишившему добра, Ты мстишь теперь на невиновном сыне. Его убил ты шпагой Матиаса, Коль Матиас убит, умру и я. Ах, вижу я — нет на земле любви, У турок — веры, у евреев — сердца С монахом к нам подходит Итамор.

Входит Итамор с монахом Джакомо.

Джакомо

Virgo, salve![278]

Итамор

Ответствуй на привет!

Авигея

Добро пожаловать! Ты, Итамор, уйди!

Итамор уходит.

Святой отец, хочу просить тебя...

Джакомо

О чем же?

Авигея

Чтоб в монастырь вновь приняли меня.

Джакомо

Но ведь еще недавно, Авигея, Я для тебя добился разрешенья. Святую жизнь сама отвергла ты.

Авигея

Тогда я неустойчивой душою Была покорна безрассудствам света. Теперь же опыт, обретенный горем, Заставил увидать вещей различье. Греховная душа блуждала долго По злому лабиринту заблуждений, Вдали от солнца, что дает нам силы.

Джакомо

Кто просветил тебя?

Авигея

Мать-аббатиса, Что на дому со мной ведет беседы. Позволь же, Джакомо, мне быть одной Из тех сестер, хотя и недостойной!

Джакомо

Ну, хорошо. Не передумай только, А то свою отяготишь ты душу.

Авигея

Не я была виновна, а отец.

(В сторону.)

О мой отец, Варавва, Хоть ты и заслужил мою суровость, Мои уста тебя не предадут!

Джакомо

Тогда пойдем.

Авигея

Мой долг — повиноваться.

Уходят. Входит Варавва, читая письмо.

Варавва

Что? Дочь моя монахиней вновь стала? О, вероломная! Отца не жалко? Опять ты тайно, по своей же воле Вновь поступаешь в этот монастырь? Вот пишет, чтоб раскаялся я сам... Раскаянье? Что это означает? Иль поняла она, что это я Убийца Матиаса, Лодовико? Коль это так, мне поразмыслить надо: Ведь та, что веру изменять готова, Внушает веру в то, что я ей чужд. Или, любя, меня же осуждает. Кто там?

Входит Итамор.

Ах, Итамор. Иди поближе, Слуга любимый, сердце господина, Мой верный друг, мое второе "я", Лишь на тебя я одного надеюсь И на надежде этой строю счастье. Когда и где ты видел Авигею?

Итамор

Сегодня, здесь.

Варавва

И с кем, скажи?

Итамор

С монахом.

Варавва

С монахом? Негодяй! Ее он сделал...

Итамор

Кем, господин?

Варавва

Монахиней опять.

Итамор

Да, это так. Был послан я за ним.

Варавва

О, день несчастья! О, вероломство и непостоянство! Пускай уходят! Но отныне дочь Меня уже не отягчит позором... И от меня наследства не дождется! Вернуться ей домой я не позволю. Да будет проклята она, как проклят? Адамом Каин за убийство брата!

Итамор

Хозяин...

Варавва

Ты за нее? Я ею возмущен, Она теперь мне стала ненавистна. Коль просьбу ты мою сейчас отвергнешь, Я буду думать, что тобой я предан.

Итамор

Кто? Я? Да на скалу я поднимусь, Чтоб броситься вниз головою в море, Все для тебя я сделаю, хозяин!

Варавва

О верный Итамор! Друг, не слуга! Ты будешь мой единственный наследник. Мое добро — твое, когда умру. Пока я жив, возьми хоть половину, Возьми ключи! Я дам тебе их тотчас. Купи одежду — ты теперь богат. Но знай — за все потребую отплаты. Подай горшок мне с рисовой похлебкой, Что на огонь для ужина поставлен.

Итамор

(в сторону)

Клянусь, хозяин мой проголодался,

(Громко.)

Иду!

(Уходит.)

Варавва

Так каждый негодяй готов бежать За золотом, хоть и богат не будет. Но тише!..

Итамор возвращается с горшком.

Итамор

Вот и рис.

Варавва

Благодарю. Да захватил ли ты с собою ложку?

Итамор

Да, господин! Как говорит пословица, тот, кто ужинает с дьяволом, тот нуждается в длинной ложке. Я и принес ее тебе.

Варавва

Прекрасно, Итамор! Храни лишь в тайне То, что скажу. Любимый мой слуга, Увидишь ты смерть Авигеи, чтобы С душой спокойной ожидать наследства.

Итамор

Что ты, хозяин! Да разве удастся тебе отравить ее рисовой похлебкой? Это не только сохранит ей жизнь, но и сделает ее круглой и полной, еще жирнее, чем ты можешь себе представить.

Варавва

Ты был бы прав, но посмотри на это! Купил я драгоценный порошок У итальянца некогда в Анконе[279]. Его принять — и через двое суток Приходит смерть, но так, что догадаться Никто не может о ее причине.

Итамор

Так просто?

Варавва

Да! На Мальте есть обычай. Называют Его "Канун святого Жака[280]". День, Когда дары приносят в монастырь. Снеси вот этот рис к потайной двери, Как дар, что предназначен для монахинь, Принесшего никто из них не видит И не пытается узнать, кто он.

Итамор

Но почему?

Варавва

Таков у них обычай, очевидно. Итак, иди и отнеси им рис. Постой, дай положить в него приправу.

Итамор

Все выполню. Позволь тебе помочь. Но дай сперва попробовать и мне.

Варавва

Прошу, попробуй.

Итамор пробует.

Что теперь ты скажешь?

Итамор

Клянусь честью, хозяин, даже не хочется, чтобы такая похлебка была чем-нибудь испорчена.

Варавва

Так лучше, Итамор, чем пощадить.

(Всыпает порошок.)

Такой похлебки будешь есть ты вдоволь. Мой кошелек, сундук, я сам — твое.

Итамор

Ну, хорошо, хозяин, я иду.

Варавва

Постой, дай мне еще раз размешать. Пусть это будет, как питье, что выпил Великий Александр в предсмертный час[281], Иль Борджиа[282] вино, которым он Отца святого, папу, отравил. Кровь гидры, злейшая отрава Лерны, Эбена сок[283], дыхание Коцита Или миазмы омутов стигийских[284], Покиньте жаркий ад и изрыгните Свой страшный яд и отравите ту, Что, словно дьявол, бросила отца!

Итамор

(в сторону)

Так вот какое благословение он ей дает! Была ли когда-нибудь у рисовой похлебки подобная приправа? Что же мне делать?

Варавва

Мой милый Итамор, иди туда И приходи обратно, потому что Есть и другое дело для тебя.

Итамор

Да здесь всыпана такая доля лекарства, которая способна отравить целую конюшню фландрских кобыл! Я снесу монахиням этот горшок вместе с порошком.

Варавва

И лошадиную чуму в придачу!

Итамор

Ну, я пошел. Но ты заплатишь за мою работу!

Уходит, унося горшок.

Варавва

Я заплачу отмщеньем, Итамор!

Уходит. Входят Фарнезе, Мартин дель Боско, рыцари и посол.

Фарнезе

(послу)

Добро пожаловать. Что Калимат? Каким ты ветром занесен на Мальту?

Посол

Тем ветром, что отныне правит миром, — Желаньем золота.

Губернатор

Его теперь В Вест-Индии вам надо добывать. Руд золотых на нашей Мальте нет.

Посол

На Мальте сказано вам Калиматом: Окончилось отсрочки вашей время, И срок пришел исполнить обещанье. Я к вам сюда явился за деньгами.

Фарнезе

Здесь денег не получишь ты, посол. Не жить на нашем острове неверным! Мы сроем сами городские стены, Разрушим храмы, разорим весь остров, Имущество в Сицилию отправим, Откроем доступ яростному морю, Чей вал, на беззащитный рушась берег, Его приливом грозным захлестнет.

Посол

Но так как ты нарушил наш союз Тем, что платить долги нам отказался, Не говори о разрушенье стен. Мы с вас готовы эту снять заботу. Сам Калимат готов прийти сюда И ядрами разрушить ваши башни. Из гордой Мальты сделают пустыню За все невыносимые обиды, Прощай!

Фарнезе

Прощай!

Посол уходит.

Ну, люди Мальты, будьте наготове, Чтобы достойно встретить Калимата. Закрыть ворота, зарядить все пушки, И, раз уж за оружье вы взялись, С отвагою вам надобно сражаться. Своим ответом мы союз порвали И ожидать теперь должны войны. Приходится нам быть готовым к битве.

Уходят. Входят монахи Джакомо и Бернардин.

Джакомо

Весь женский монастырь постигла хворь. Врачи бессильны. Смерть уж на пороге.

Бернардин

На исповедь я позван к аббатисе. Каким печальным будет тот обряд!

Джакомо

Меня за тем же позвала Мария. Иду к ней в келью. Там она лежит.

Уходит. Входит Авигея.

Бернардин

Что? Все мертвы, жива лишь Авигея!

Авигея

И я умру. Мне жить уже недолго. А где монах, что говорил со мной?

Бернардин

Ушел он посетить других монахинь.

Авигея

За ним послала я. Но раз вы здесь. Прошу вас быть моим духовником. Живу я под святою этой кровлей Благочестиво, строго, о грехах Печалясь, но пред этим...

Бернардин

Что ж пред этим?

Авигея

Я оскорбила небеса так тяжко, Что в полном я отчаянье сейчас. Есть грех тягчайший на душе моей. Вы знали Матиаса, Лодовико?

Бернардин

И что же?

Авигея

Отец обоих прочил мне в мужья. Сначала Лодовико. Чужд он сердцу. Затем другого — я его любила. Из-за него пошла я в монастырь.

Бернардин

А что считать причиною их смерти?

Авигея

Любовь ко мне и зависть их друг к другу, К тому ж интригу моего отца.

(Подает письмо.)

Записано здесь все об их убийстве.

Бернардин

Чудовищная подлость!

Авигея

Призналась я, чтоб облегчить мне душу, Но ты молчи — не то отец умрет.

Бернардин

Знай, исповедь всегда хранится в тайне. Так церковь требует. И тот священник, Что тайну разгласит, лишенный сана, Немедля присуждается к сожженью.

Авигея

Я знаю — и поэтому будь скромен. Ох, смерть моя близка! Прошу, монах, Наставь отца в единой правой вере, Скажи, что умерла я христианкой!

(Умирает.)

Бернардин

И девственницей тоже. Это жаль... Иду к еврею обвинить его, Заставить трепетать передо мною.

Снова входит монах Джакомо.

Джакомо

Монахини мертвы. Схороним их!

Бернардин

Сперва схороним эту, а затем Пойдем еврея обвинить в злодействе.

Джакомо

А что он сделал?

Бернардин

То, что меня сейчас приводит в ужас.

Джакомо

Уж не посмел ли он убить ребенка?

Бернардин

Нет, хуже. Это исповеди тайна. А разглашенье тайны — это смерть. Идем отсюда.

Уходят.

АКТ IV

Варавва

Звон христианских похорон мне сладок, Как музыка. Монахини мертвы. В другое время это — звон кастрюли. Боялся я, что яд безвреден будет Иль слишком слаб, чтоб привести к концу. Монахиням в привычку распухать Из года в год. Теперь погибли все.

Итамор

Прекрасно, хозяин! Но ты думаешь, что об этом никто не узнает?

Варавва

Но ведь хранить мы оба будем тайну.

Итамор

Уж я-то сохраню ее, не бойся!

Варавва

Тебя б зарезал я, когда б боялся.

Итамор

Мой разум тоже? Но есть и королевский монастырь. Позволь же отравить мне всех монахов.

Варавва

В том нет нужды. Монахини мертвы, С тем и монахи все умрут от горя.

Итамор

И дочери своей тебе не жаль?

Варавва

О том жалею, что жила так долго. Дочь иудея стала христианкой! О, дьявол!

Итамор

Смотри, смотри, хозяин, вон идут два христианских вымогателя.

Входят монахи Джакомо и Бернардин.

Варавва

Заране их по запаху узнал я.

Итамор

Ну и чутье! Давай скорей уйдем!

Бернардин

Стой, злой еврей! Раскайся и останься!

Джакомо

Ты согрешил, и потому ты проклят.

Варавва

Боюсь, узнали, кто послал похлебку!

Итамор

Боюсь и я. Поласковей будь с ними.

Бернардин

Варавва, ты имеешь...

Джакомо

Да, имеешь...

Варавва

Имею деньги. Что ж еще имею?

Бернардин

Ведь ты...

Джакомо

Да, ты...

Варавва

К чему все это? Да, я — иудей.

Бернардин

И дочь твоя...

Джакомо

Да, дочь твоя...

Варавва

О, замолчите! Я умру от горя.

Бернардин

И помни, что...

Джакомо

Да, помни, что...

Варавва

Что был богатым я ростовщиком?

Бернардин

Ты совершил...

Варавва

Прелюбодеяние? Но это было в другой стране. К тому же девка умерла.

Бернардин

Да... Но, Варавва, А Лодовико, Матиас?

Варавва

И что же?..

Бернардин

Я не хочу сказать, что они встретились на поединке из-за выдуманного вызова.

Варавва

(в сторону, Итамору)

Погибли оба мы. Она созналась В исповедальне. Но я притворюсь.

(Монахам.)

Отцы святые! Тяжесть прегрешений Легла мне на душу. Прошу, скажите — Еще не поздно стать христианином? Я был усерден в иудейской вере, Был бессердечным, алчным негодяем, Что ради денег мог предать и душу. Сто на сто брал всегда, как ростовщик, В своем богатстве превзошел я всех Евреев Мальты. Но к чему богатство? Ведь я еврей и, значит, я погиб. Для искупления грехов моих Я дал бы до смерти себя засечь!

Итамор

Я тоже. Но придет ли искупленье?

Варавва

Молитва, пост, ношенье власяницы И на коленях путь в Иерусалим. Вино, подвалы, полные пшеницы, Склад пряностей, лечебных трав, лекарств, Все золото — и в слитках, и в монете, Бессчетный жемчуг, круглый и блестящий — Все это достояние — со мной. Есть и товар в порту Александрии. Вчера два корабля ушли оттуда И принесут мне десять тысяч крон. Флоренция, Антверпен, Любек, Лондон, Венеция, Севилья и Москва — Повсюду мне должны большие суммы, Что я сберег в руках моих банкиров. Все это я отдам монастырю, Чтобы креститься, чтобы стать монахом.

Джакомо

Община наша ждет тебя, Варавва!

Бернардин

Нет, в наш иди, Варавва, монастырь! Ты знаешь...

Варавва

Я знаю то, что много я грешил. Крещенный, вам отдам я все богатства.

Джакомо

Но в их общине так жесток устав!

Варавва

Я знаю. Предпочту твой монастырь.

Бернардин

Они рубах не носят, все босые.

Варавва

Мне это не подходит. Я решил. Ты духовник мой, все отдам тебе.

Джакомо

Иди ко мне, Варавва!

Варавва

Ты слышал мой ответ? Так постарайся Свести с ним счеты и иди ко мне.

Джакомо

Жди вечером меня...

Варавва

Придешь после полуночи в мой дом.

Джакомо

Ты слышал, брат? Ты можешь уходить.

Бернардин

Нет, убирайся ты.

Джакомо

Я не уйду!

Бернардин

Но я тебя заставлю, дерзкий плут!

Джакомо

Я? Сам ты плут!

Дерутся.

Итамор

Хозяин! Разними их!

Варавва

Как вы еще слабы душою, братья! Пусть Бернардин уходит с Итамором. Вы слышите? Я с Джакомо останусь.

Джакомо

Он в дом к тебе? Да пусть он лучше сгинет!

Варавва

Подачкою я рот ему заткну.

Итамор уходит вместе с Бернардином.

Лишь от него приходится и слышать Мне клевету на орден якобитов, Но разве верю я его словам? Брат, обратил ты к вере Авигею, И должен я тебя благодарить, Что я и сделаю. Я жду тебя.

Джакомо

Кого ж возьмешь ты в крестные отцы? Сейчас я отпущу тебе грехи.

Варавва

Другой мой восприемник — это турок. Ни слова никому в монастыре!

Джакомо

За это поручусь тебе, Варавва.

Уходит.

Варавва

Мой страх прошел, и я теперь спасен. В моей он власти — дочки исповедник! Убить, покуда Джакомо здесь нет? Убить обоих? Замысла такого Христианин и иудей не знали. Один заставил дочь мою креститься, Другой же знает более, чем надо, И потому он должен умереть. Не полагают ли отцы святые, Что я оставлю дом, свое богатство Для плети, для поста? Да никогда! Теперь я, Бернардин, иду к тебе: Я угощу тебя, любезным буду, А после — я и преданный мне турок... Но я молчу. Свершись, что суждено!

Входит Итамор.

Ну, как, мой Итамор, монах заснул?

Итамор

Да. И не знаю, что тому причиной, Но, спать ложась, он не хотел раздеться И лег, как был, в монашеской одежде. Не стал ли он уж нас подозревать?

Варавва

Так требует устав монастыря. Но, все предвидя, мог бы он спастись?

Итамор

На крик его никто б не отозвался.

Варавва

Такая комната дана ему. В другой — на улицу открыты окна.

Итамор

Хозяин, медлишь ты. Зачем мы ждем? Увидеть бы, как дрыгнут эти пятки!

Варавва

Пойдем! Сними свой пояс. Завяжи петлю.

Итамор снимает пояс и завязывает петлю.

Монах, проснись!..

Набрасывают петлю на шею спящего монаха.

Бернардин

Что? Вы хотите задушить меня?

Итамор

Да, ты ведь и монах и исповедник!

Варавва

Вини не нас, а пословицу: "Покайся, и пусть тебя повесят". Тяни сильней!

Бернардин

Вы жизнь отнять хотите у меня?

Варавва

Тяни сильней! Мое добро ты взял бы!

Итамор

И наши жизни. Ну, тяни сильней!

Они душат монаха.

Прекрасно, господин! Нет и следов.

Варавва

Вот так и нужно. Подними его.

Итамор

Нет, хозяин, позволь уж мне сейчас тебе приказывать.

(Берет тело, ставит его прямо, прислоняя к стене, кладет монаху в руку его посох.)

Вот так! Пусть он опирается на посох. Превосходно! Вид у него такой, словно он клянчит кусок свинины.

Варавва

И кто бы мог подумать, что он мертв? Который час, мой милый Итамор?

Итамор

Наверно за полночь...

Варавва

Сейчас к нам Джакомо вернуться должен.

Уходят. Входит Джакомо.

Джакомо

Мой час настал, когда свершится дело. Счастливый час, когда я обращу Неверного и золото возьму. Но тише... Бернардин? Да, это он. Он знал, что должен я прийти сюда. Нарочно стал здесь, чем-то угрожая. Он хочет преградить мне путь к еврею. Эй, Бернардин!.. Молчишь? Ты думаешь, что я не вижу? С дороги прочь! Дай мне пройти туда. Нет? Сам тогда я проложу дорогу. Вот палка у меня для этой цели. Попробуй-ка меня остановить!

(Ударяет палкой труп, который падает.)

Входят Варавва и Итамор.

Варавва

Да как же так! Что, Джакомо, ты сделал?

Джакомо

Того ударил, кто меня б ударил.

Варавва

Кто ж это? Бернардин? Да он убит!

Итамор

Да, хозяин, он убит. Посмотри — мозги вытекают у него из носа.

Джакомо

Добрые господа, да, это сделал я. Но этого никто не знает, кроме вас. Я еще могу спастись.

Варавва

За такие дела и меня и моего слугу могли бы повесить с тобою за компанию.

Итамор

Нет, лучше отведем его к судье.

Джакомо

Варавва, милый, отпусти меня!

Варавва

Нет, извини, пусть говорит закон! Давать и мне придется показанья О том, что Бернардин меня просил Креститься, я же не впустил его, И он остался там. А я, чтоб слово Свое сдержать — отдать тебе все деньги, — Встал на заре с намереньем идти В твой монастырь. Тебя я не дождался.

Итамор

Как им не стыдно! Да разве ты можешь стать христианином, хозяин, когда святые отцы обращаются в дьяволов и убивают друг друга?

Варавва

Нет, лучше уж останусь иудеем. О боже, боже! Стал монах убийцей! Да может ли еврей свершить такое?

Итамор

И турок бы на это не пошел!

Варавва

Есть правый суд, и ты пред ним предстанешь. Ну, Итамор, возьми его отсюда.

Джакомо

О, негодяй! Я неприкосновенен.

Варавва

Закон рассудит, Мы лишь отведем. Могу я только плакать над тобой. Возьмем и палку. И покажем судьям. Закону все подробности нужны.

Уходят. Входят Белламира и Пилья Борсо.

Белламира

Встречался ли ты, Пилья, с Итамором?

Пилья

Да.

Белламира

И передал ему мое письмо?

Пилья

Да.

Белламира

И как ты думаешь, ко мне придет он?

Пилья

Думаю, что придет. Однако не могу сказать наверно. Пока он читал, у него было такое лицо, точно он с луны свалился.

Белламира

А почему?

Пилья

Такому низкому рабу, как он, передает привет такой высокопоставленный человек, как я, и от такой прекрасной дамы, как ты.

Белламира

И что же он сказал?

Пилья

Ни одного разумного слова. Он только кивнул мне, как будто желал сказать: "Ах вот как?" Так я и оставил его приведенным в замешательство моим угрожающим видом.

Белламира

А где его ты встретил?

Пилья

На моей собственной земле, на расстоянии сорока футов от виселицы. Он твердил наизусть шейной стих, глядя на казнь монаха[285], смерть которого я приветствовал старой, пеньковой поговоркой: "Hodie tibi, eras mihi"[286]. И так я его оставил во власти палача. Церемония окончилась — вот он уже идет.

Входит Итамор.

Итамор

Никогда не встречал человека, который принял бы свою смерть так нетерпеливо, как этот монах! Он готов был спрыгнуть до того, как петля оказалась у него на шее. Когда палач накинул петлю, он так заторопился молиться, как будто ему надо было обслужить целый приход. Ну пусть идет куда хочет, я совсем не собираюсь подражать ему в такой спешке.

Да, вспоминаю, — когда я шел смотреть на эту казнь, меня встретил человек с усами цвета вороньего крыла — и с кинжалом, рукоятка которого напоминала грелку. И он вручил мне письмо от некой сеньоры Белламиры, приветствуя меня таким образом, как будто имел в виду облизать мои сапоги. По содержанию письма видно, что она приглашает меня к себе в дом. Не могу понять, какая тому причина. Может быть, она видит во мне нечто большее, чем я сам в себе нахожу? Пишет, что полюбила меня с тех пор, как увидела. А кто же не ответит на такую любовь? Вот ее дом. А вот и она сама. Не уйти ли мне? Я недостоин смотреть на нее.

Пилья

Вот господин, кому ты написала!

Итамор

Господин? Он надсмехается надо мной. Какое же звание может быть у несчастного грошового турка? Нет, я уйду.

Белламира

Не правда ли, он миловиден, Пилья?

Итамор

Миловиден? Не вы ли, господин, принесли этому миловидному юноше письмо?

Пилья

Да, господин, — и от этой дамы, которая, как и я сам и как все остальные из всего семейства, готовы пасть к вашим стопам.

Белламира

Хоть скромность женская велит молчать, Я не могу. Возлюбленный, привет!

Итамор

Теперь я начисто стал заурядным человеком — и притом отвратительно грязным.

Белламира

Куда же ты?

Итамор

(в сторону)

Пойду стащить немного денег у моего хозяина, чтобы сделать себя красивым.

Пожалуйста, простите меня. Я должен пойти присмотреть за разгрузкой корабля.

Белламира

Недобрый, ты готов меня покинуть?

Пилья

И ты, господин, это делаешь, зная, какова тебя любит?

Итамор

Меня не интересует, насколько сильно она меня любит.

Милая Белламира, если бы у меня было для тебя богатство моего хозяина!

Пилья

Но что мешает вам иметь его?

Итамор

Если бы оно было на поверхности земли, я бы еще мог добыть его. Но он прячет его, зарывает в землю, как куропатка свои яйца.

Пилья

И невозможно отыскать его?

Итамор

Нет, невозможно...

Белламира

(в сторону, Пилье)

Что ж делать с этим подлым негодяем?

Пилья

(тихо, Белламире)

Сама поговори с ним — и учтивей.

(Итамору.)

Тебе известны ведь еврея тайны. Вреда не будет, коль ты их откроешь.

Итамор

Знаю, да еще такие... Ну, хватит. Ни слова больше. Я заставлю его прислать половину того, что он имеет. И пусть еще радуется, что так дешево отделался. Я напишу ему, и мы будем иметь деньги тотчас.

Пилья

Пошли за сотней крон по крайней мере.

Итамор

Не сто — сто тысяч!

(Пишет.)

"Господин Варавва..."

Пилья

Не так почтительно! Пиши с угрозой.

Итамор

"Варавва, шли немедля мне сто крон..."

Пилья

Пускай пришлет по меньшей мере двести.

Итамор

(пишет)

"Я требую, чтоб ты прислал мне триста крон с подателем сего письма. И это будет твоим залогом. А если ты не сделаешь этого..." Нет, больше ни слова!

Пилья

Скажи ему, что ты готов сознаться.

Итамор

(пишет)

"...то я сознаюсь во всем". Иди же и возвращайся как можно скорее!

Пилья

Оставь! Я знаю, как с ним говорить.

(Уходит с письмом.)

Итамор

Черт подери проклятого еврея!

Белламира

Теперь, мой милый, ляг к моим коленям. Эй, где служанки? Приготовьте пир. К купцу пошлите, чтоб прислал шелка. Возлюбленному ль быть в таких лохмотьях?

Итамор

Скажите, чтоб пришел и ювелир.

Белламира

Нет мужа у меня, будь мне супругом.

Итамор

Да, мы покинем жалкую страну Для Греции, для Греции прекрасной. Я — твой Ясон, а ты мое Руно, Там на лугах ковры цветущих трав И лозы Вакха затянули землю, Леса и рощи зеленью шумят. Адонис я, а ты любви богиня, Там есть сады, там заросли фиалок, И не осока — сахарный тростник. Ты в этих рощах будешь жить со мной, И нам любовь сплетет венок живой.

Белламира

Поеду всюду с милым Итамором.

Возвращается Пилья Борсо.

Итамор

Ну как? Принес ты золото еврея?

Пилья

Да.

Итамор

И без труда оно тебе досталось? Корова дала обильный удой?

Пилья

Прочитав письмо, он вытаращил глаза, топнул ногой и отвернулся. Я взял его за бороду и посмотрел на него вот так. И сказал, что лучше будет, если он пошлет тебе деньги. Тогда он бросился обнимать меня.

Итамор

От страха, но не из любви, конечно.

Пилья

Затем, как и подобает еврею, он рассмеялся и стал надсмехаться надо мной. Сказал, что он любит меня ради тебя, начал убеждать меня в том, каким ты был преданным слугой.

Итамор

Ну, значит, он был отменным негодяем, если обращался со мной так хорошо. Отличный маскарад, не правда ли?

Пилья

В конце концов он дал мне десять крон.

(Передает деньги Итамору.)

Итамор

Как? Только десять? Я не оставлю ему даже одной мелкой серебряной монетки. Дайте мне стопу бумаги, и я крепкой стопой наступлю на его богатства.

Пилья

Пиши теперь, что требуешь пятьсот.

Итамор

(пишет)

"Если ты, еврей, дорожишь своею жизнью, пришли мне пятьсот крон, а сто вручи подателю..." Скажи ему, что я должен иметь эти деньги.

Пилья

Вы будете иметь их, ваша милость.

Итамор

А если он спросит, почему я требую так много, скажи ему, что для меня унизительно просить менее ста крон.

Пилья

Тебе бы быть поэтом! Я иду.

(Уходит с письмом.)

Итамор

Возьми же деньги. Трать их на здоровье.

Белламира

Не золото твое — тебя ценю я. Так с золотом поступит Белламира

(швыряет деньги в сторону),

А так с тобой!

(Целует его.)

Итамор

(в сторону)

Какой поцелуй! Она отбивает такт на моих губах. Какой взгляд она бросила на меня! Ее глаза мерцают подобно звездам.

Белламира

Войдем в мой дом и будем спать там вместе.

Итамор

О, если б десять тысяч ночей сложились в одну, если б мы могли спать семь лет подряд, прежде чем проснемся!

Белламира

Идем! Сначала пир, потом постель.

Уходят. Входит Варавва, читая письмо.

Варавва

"...Пришли мне триста крон, Варавва". Простак Варавва! Злая куртизанка!.. А он не называл меня Вараввой. "...Иль я сознаюсь..." Да, к тому идет. Ну, попадись он мне — схвачу за горло! Прислал слугу, лохматого, с глазами Навыкат, губошлепа, с бородой, Которую он замотал за ухо. Лицо его — солдатское точило, А два-три пальца — жалкие культяпки. Не говорит, а хрюкает свиньей. Он выглядит как негодяй, мошенник И гнусный вымогатель. Этот плут — Муж не единой сотни потаскух. И мне через него слать триста крон! Надеюсь, Итамор там не застрянет. Когда ж придет!.. О, если б был он здесь!

Входит Пилья Борсо.

Пилья

Опять нам нужно золото, еврей!

Варавва

Ты снова хочешь получить со счета?

Пилья

Три сотни слишком мало для него.

Варавва

Как, недостаточно ему трех сотен?

Пилья

Нет, недостаточно. Пятьсот мне дайте.

Варавва

Да я бы лучше...

Пилья

Хорошие слова, ваша милость. Пошлите ему деньги, как подобает достойному человеку. Вот его письмо!

(Передает письмо.)

Варавва

Разве не мог он прийти сам, вместо того чтобы посылать тебя? Пожалуйста, попроси его прийти и снеси ему вот это. А то, что он просит для тебя, ты получишь сразу же.

Пилья

И остальное также. А не то...

Варавва

(в сторону)

Я должен заставить этого негодяя убраться.

(К Пилье.)

Быть может, вы пообедаете со мной, ваша милость?

(В сторону.)

И при этом будете любезно мною отравлены.

Пилья

Нет, боже упаси! А где же деньги?

Варавва

Как быть? Я потерял свои ключи.

Пилья

Коль так, замок открою я отмычкой.

Варавва

Иль заберешься в окно моей конторы? Ты понимаешь, что я имею в виду?

Пилья

Прекрасно все понимаю, и ты мне можешь не говорить о своей конторе. Давай золото, или... Ты знаешь, в моей власти тебя повесить.

Варавва

(в сторону)

Меня выдали... Не с пятьюстами крон мне жаль расстаться. Что мне они? Но вот что злит меня: То, что обласканный, любимый мною Мне пишет повелительно и дерзко. Вы знаете, детей я не имею. Кто ж мой наследник? Только Итамор.

Пилья

Слишком много слов — и ни одной кроны! Где кроны?

Варавва

Снеси покорнейший привет ему И госпоже твоей, мне неизвестной.

Пилья

Так будут эти кроны?

Варавва

Вот они.

(Дает деньги. В сторону.)

Чтоб я расстался с золотом своим!

(К Пилье.)

Возьми же деньги с добрым пожеланьем...

(В сторону.)

Увидеть, как ты вертишься в петле!

(Громко.)

Любовь, останови мое дыханье! Кто своего слугу любил, как я?

Пилья

Я знаю, господин.

Варавва

Скажи, когда моим ты будешь гостем?

Пилья

Эх, скоро, чтоб в расход ввести. Прощай.

(Уходит.)

Варавва

Сам понесешь расход ты, негодяй! Ох, мучили ли так когда еврея? Пришел косматый грязный оборванец... Сначала триста крон, потом пятьсот. Ну, хорошо! Отделаться от всех, Да поскорей! Ведь подлый Итамор Расскажет все и подведет под петлю. А, знаю... Пойду взглянуть в переодетом виде На то, как тратит золото мой раб.

(Уходит.)

Входят Белламира, Итамор и Пилья Борсо.

Белламира

Твое здоровье, милый. Выпей это.

Итамор

Что слышу? На, возьми! Но я прошу

(шепчет ей на ухо).

Белламира

Иди ты к черту! Впрочем, будет так...

Итамор

Ну, при таком условии я выпью. Твое здоровье!

Белламира

Все иль ничего!

Итамор

Коль любишь ты меня, то пей до дна.

Белламира

Люблю ли я? Наполни три бокала.

Итамор

И три, и пятьдесят — все за тебя!

Пилья

Так говорит слуга или разбойник.

Итамор

Что ж, черт возьми! Мужчина есть мужчина.

Белламира

Теперь и за еврея!

Итамор

Га, за еврея! И за присланные деньги! Он оказался на высоте.

Пилья

А что, когда б он денег не прислал?

Итамор

Ничего бы не сделал. Но я знаю то, что знаю. Он — убийца!

Белламира

Никогда не думала, что он такой храбрец.

Итамор

Ты знала Матиаса и сына губернатора? Так вот: еврей и я убили их обоих. Да так, что даже к ним и не прикоснулись.

Пилья

Вот ловко!

Итамор

Я снес похлебку, отравил монахинь, Монаха задушили мы вдвоем.

Белламира

Как? Лишь вдвоем?

Итамор

Да, вдвоем. И об этом никто не знает и никогда не узнает, потому что я буду молчать.

Пилья

(в сторону, Белламире)

Через меня узнает губернатор.

Белламира

(в сторону, Пилье)

Да. Но сперва сдерем побольше денег, О Итамор, иди скорей ко мне!

Итамор

Полюби меня, хоть немного, но люби подольше[287]. Пусть играет музыка, пока я лежу здесь, на твоих коленях.

Входит Варавва, переодетый французским музыкантом, с лютней. На нем шляпа, украшенная цветами.

Белламира

Француз! Послушаем твое искусство!

Варавва

(ломаным языком)

Сперва настрой я эта лютня... дзинь...

Итамор

Будешь пить, француз? За твое здоровье! Французскую болезнь на этого пьяницу!

Варавва

Гранмерси, мосье!

Белламира

А ну-ка, Пилья Борсо, попроси у этого музыканта те цветы, что у него на шляпе.

Пилья

Дай госпоже моей букет со шляпы.

Варавва

Цветы к услугам вашим, ма... мадам.

(Дает букет.)

Белламира

Какой чудесный запах, Итамор!

Итамор

Подобный твоему дыханию, возлюбленная: никаким фиалкам с ним не сравниться.

Пилья

По мне, они воняют, словно мальва.

Варавва

(в сторону)

Теперь я всем им отомстил жестоко. Тот запах — смерть. Я отравил цветы.

Итамор

Играй, играй, музыкант, — иль я изрублю твои кошачьи кишки на требуху!

Варавва

Прошу пардон, еще я не настроиль. Ну, так. Теперь совсем порядка.

Итамор

Брось крону старику. Налей вина!

Пилья

Вот не одна, а две тебе! Играй!

Варавва

(в сторону)

Какая щедрость! На мои же деньги!

(Играет.)

Пилья

Он ловко пальцами перебирает.

Варавва

(в сторону)

Совсем как ты, меня обворовавший.

Пилья

Как быстро он играет!..

Варавва

(в сторону)

Быстрей, чем ты, когда бежал с деньгами.

Белламира

Эй, музыкант! Давно ты здесь, на Мальте?

Варавва

Два, три... четыре месяца, мадам.

Итамор

Не знаешь ли еврея ты, Варавву?

Варавва

Да. Вы, мосье, не есть его слуга?

Пилья

Его слуга!

Итамор

Скажи ему, что чернь я презираю.

Варавва

Он знает это...

Итамор

У этого еврея есть странности. Богач, а питается лишь просоленными кузнечиками да грибами в соусе.

Варавва

(в сторону)

Вздор! Губернатор так не ест, как я!

Итамор

Он ни разу не надевал чистой рубашки, с тех пор как его подвергли обрезанью.

Варавва

(в сторону)

Мошенник! Надеваю дважды в день!

Итамор

А шляпу, которую он носит, Иуда оставил под смоковницей, когда повесился.

Варавва

(в сторону)

Великий Хан[288] прислал ее в подарок.

Пилья

Он раб гнуснейший. Ты куда, француз?

Варавва

Пардон, мосье, но мне нехорошо.

Пилья

Тогда прощай.

Варавва уходит.

Еще письмо еврею.

Белламира

Прошу тебя, еще одно, порезче!

Итамор

Нет, теперь поручение мое будет на словах. Попроси его передать тебе тысячу крон под тем предлогом, что монахини любят рисовую похлебку, а монах Бернардин спал, не сняв своего одеяния. Любой из этих доводов пригодится.

Пилья

Предоставь мне заботу убедить его, раз теперь мне уже понятно, что все это значит.

Итамор

Смысл — это смысл. Еврея погубить Благое дело, а совсем не грех.

Уходят.

АКТ V

Входят Фарнезе, рыцари, Мартин дель Боско, военные власти, стража.

Фарнезе

Ну, господа, беритесь за оружье, Должны надежно укрепить вы Мальту. Вам следует решительными быть, Ведь Калимат, пресытясь ожиданьем, Нас победит иль сам у стен падет.

Первый рыцарь

Погибнет он. Мы город не сдадим!

Входят Белламира и Пилья Борсо.

Белламира

Мы к губернатору...

Фарнезе

Прочь, куртизанка!

Белламира

Кем ни была бы я, меня послушай. Тебе скажу я, кем твой сын убит. Не Матиас виновник, а еврей.

Пилья

И он убил не только тех, двоих, А отравил и дочку и монахинь, Монаха задушил, и что еще Он сделал бы — кто знает...

Фарнезе

Если б мы О том все доказательства имели!

Белламира

Есть доказательства. Его слуга — Его сообщник — может все сказать.

Фарнезе

Ввести!

Стража уходит.

Всегда боялся я еврея!

Стража возвращается с Вараввой и Итамором.

Варавва

Я сам иду. Не трогайте, собаки!

Итамор

И меня тоже. Ведь я не убегу от тебя, начальник! Ох, мой живот!

Варавва

(в сторону)

Крупицы яда мне бы тут хватило. Эх, жалкий раб!

Фарнезе

Разжечь огонь! Где кандалы? Где дыба?

Первый рыцарь

Но, может быть, сознается он прежде?

Варавва

Сознаться? В чем? И кто сознаться должен?

Фарнезе

Ты и твой турок. Вы убили сына.

Итамор

Я виноват, ваша милость, сознаюсь. Твой сын и Матиас оба были обручены с Авигеей. Это он придумал ложный вызов.

Варавва

А кто же снес его?

Итамор

Снес этот вызов им я. Сознаюсь в этом. Но кто этот вызов написал? Подумать только — тот самый, кто задушил Бернардина, отравил монахинь и собственную дочь.

Фарнезе

Прочь! Видеть мне его противней смерти!

Варавва

За что, мальтийцы? Вот что вам скажу: Она — лишь куртизанка, он — лишь вор. И он — мой раб. И мне его судить. Не из-за них же рисковать мне жизнью!

Фарнезе

Прочь, прочь его! Он привлечен к суду.

Варавва

(в сторону)

Нет, черти, вопреки вам жить я буду. Пусть те же муки им падут на долю! Я не напрасно отравил цветы.

Стража уводит Варавву и Итамора. Белламира и Пилья Борсо уходят. Входит Катарина.

Катарина

Но разве Матиас убит евреем? Не твой ли сын убил его, Фарнезе?

Фарнезе

Будь сдержаннее. Их убил еврей. Он их поссорил и заставил драться.

Катарина

Где тот еврей? Где дерзостный убийца?

Фарнезе

В тюрьме, где будет ждать он приговора.

Возвращается начальник стражи.

Начальник стражи

И куртизанка и слуга мертвы. А также турок и еврей Варавва.

Фарнезе

Варавва мертв?

Начальник стражи

Да, вот его несут.

Боско

Не странно ль, что он умер так внезапно?

Стража возвращается, неся Варавву, как мертвого.

Фарнезе

Не удивляйтесь. Небо справедливо. Их смерть во всем подобие их жизни. Они мертвы? Так пусть их похоронят. А труп еврея сбросьте со стены, Чтоб стал добычей он зверей и птиц. Идите же и укрепляйте город!

Все уходят, оставив Варавву на полу.

Варавва

(вставая)

Что? Я один? Напиток чудотворный! Я отомщу тебе, проклятый город, В тебя открою доступ Калимату, С ним буду убивать детей и женщин, Жечь храмы христиан, сносить дома, Верну имущество свое и земли, Увижу губернатора рабом, Гребцом галеры, засеченным насмерть.

Входит Калимат, его паши, турки.

Калимат

Кого здесь видим мы? Врага? Шпиона?

Варавва

Я, ваша милость, тот, кто указать Вам может, где верней проникнуть в город. Зовут меня Варавва. Я — еврей.

Калимат

Ты тот еврей, чье продано добро В уплату за налоги?

Варавва

Да, тот самый. И был подкуплен ими мой слуга, Чтоб обвинить меня в злодействах подлых, Я был в тюрьме. Но я от них бежал.

Калимат

Сломал замки?

Варавва

О нет!.. Настой из мака выпил с мандрагорой, Заснул, они же думали: я мертв, И бросили за городской стеной. Но жив еврей и вам готов служить.

Калимат

Вот ловко сделано! Скажи, Варавва, Ты нам поможешь Мальтой овладеть?

Варавва

Охотно, ибо здесь, напротив рва, Скала пробита, чтобы дать проход Сбегающим из города ручьям И вообще всем загрязненным водам. Пока ты атакуешь эти стены, Я проведу в проход пятьсот солдат И выйду с ними к центру городскому. Открыть мы сможем главные ворота, И неприступный город будет ваш.

Калимат

Тебя в нем губернатором поставлю.

Варавва

Коль не удастся, пусть приму я смерть.

Калимат

Судьбу свою ты выбрал. Все на приступ!

Уходят. Внутри города тревога. Входят Калимат, его приближенные, турки и Варавва.

Вводят пленных: Фарнезе и рыцарей.

Калимат

Смирите вашу гордость, христиане, И станьте на колени пред врагом, Прося пощады! Где ж испанцев помощь? Ну, говори, Фарнезе! Лучше было б Дань заплатить, чем гибнуть так, врасплох.

Фарнезе

Что мне сказать? Мы пленники. Сдаемся.

Калимат

О трусы, под луной турецкой власти Несите гнева нашего ярмо, Тебе, Варавва, за твои заслуги Власть губернатора передаем. А с пленными поступишь как угодно.

Варавва

Благодарю...

Фарнезе

О, день несчастий! Мне попасться в руки Изменника, проклятого еврея! Да есть ли участь горше на земле!

Калимат

Таков приказ наш. Мы тебе, Варавва, Даем в охрану этих янычар. Будь с ними добр, как мы добры с тобой. Теперь, соратники, пойдем посмотрим, Насколько город нами был разрушен. Прощай, Варавва, храбрый иудей!

Варавва

Пускай тебе сопутствует удача!

Калимат и его приближенные уходят.

Теперь, чтоб нам спокойней быть, ведите И губернатора и приближенных — Его сообщников, друзей — в тюрьму!

Фарнезе

О негодяй, тебя накажет небо!

Варавва

Прочь! Пусть не докучает больше мне!

Турки уводят Фарнезе и рыцарей.

Добился я лишь хитростью своей Не просто места с незавидной властью, Я губернатор Мальты — это правда. Но ведь меня вся Мальта ненавидит, И жизнь моя в опасности. Что пользы В том губернаторстве тебе, Варавва, Покуда жизнь твоя в чужих руках? Нет, надобно об этом поразмыслить. Путями зла достиг ты этой власти. Храни ж ее хитро, умно и твердо, По крайней мере выгоду возьми. Тот, кто, высокой властью обладая, Друзей не приобрел, добра не нажил, — Осел, о ком рассказывал Эзоп. Осел тот сбросил груз вина и хлеба, Чтобы щипать в пути чертополох. О нет, не так уж будет прост Варавва. Начни в свой срок, коль случай подвернулся, Не упусти его, пока не поздно, Всего достичь старайся, что задумал. Кто там?

Стража вводит Фарнезе.

Фарнезе

Я, господин.

Варавва

Теперь ты раб. Сюда, поближе.

(К страже.)

Там вы подождите.

Стража уходит.

Я не случайно за тобой послал: И жизнь твоя, и счастие всей Мальты Зависят от меня. Теперь Варавва То и другое может уничтожить, Скажи мне откровенно, как ты мыслишь: Что станется и с нею и с тобой?

Фарнезе

Да, все теперь в твоей, Варавва, власти. Уже я видел разрушенье Мальты И от тебя жестокостей лишь жду. Смерть не страшна мне. Мстить тебе не стану.

Варавва

Хорошие слова! Но будь спокоен. И жизнь твоя мне может пригодиться. Живешь и будешь жить ты для меня. А что касается расправы с Мальтой, Признай, что тонкой хитростью Варавва Достиг такого выгодного места. Ты правильно сказал однажды мне, Что здесь, на Мальте, нажил я богатство И в этом городе имел успех. Отныне я на Мальте губернатор И слов твоих — как видишь — не забыл. Друг познается в бедствиях. Я город Из всех его развалин подниму.

Фарнезе

Но восстановишь ли потери Мальты? Окажешь ли ты милость христианам?

Варавва

А что ты дашь мне, если уничтожу Я шайки турок, взявших в плен тебя, Разграбивших все то, чем ты владеешь? Что дашь ты мне, коль я тебе отдам Жизнь Калимата, захвачу врасплох Его солдат, их заперев в казармах, Чтоб после уничтожить всех огнем? Что дашь ты мне, коль выполню я это?

Фарнезе

О, только сделай то, на что решился, Будь верен нам, как ныне обещал, И разошлю я письма горожанам. С их помощью, конечно, я добуду Огромное тебе вознагражденье. И губернаторство ты сохранишь.

Варавва

Так сделай это. Ты теперь свободен. Нет больше плена. Ты живешь со мной. Гуляй по городу, ходи к друзьям, Спроси их сам — а писем слать не надо, — Какую сумму можешь ты собрать. Клянусь тебе — освобожу я Мальту. Составим заговор: на пышный пир, Где будешь ты, Селима Калимата Я позову. Одна нужна лишь хитрость, Которую я сообщу тебе. Когда тебе грозить ничто не будет, Свободной станет Мальта навсегда.

Фарнезе

Верь мне, Варавва, — вот моя рука! — Я буду там и все свершу, как нужно. В какое время?

Варавва

Тотчас же, Фарнезе; Как только Калимат осмотрит город, Он, попрощавшись, в Турцию отбудет.

Фарнезе

Тогда пойду немедля за деньгами И принесу их вечером тебе.

Варавва

Не обмани меня. Теперь прощай!

Фарнезе уходит.

Ну, до сих пор дела идут прекрасно, С тем и с другим я буду в мире жить, И выгоду мне обеспечит хитрость. А тот, кто больше пользы принесет, Мне будет другом. Вот жизнь, привычная для иудея, А впрочем, также и для христиан! Теперь подумаем, как все устроить. Сперва застать врасплох солдат Селима, Затем скорей все приготовить к пиру, Чтоб не было задержки никакой. Всегда мне ненавистно промедленье. Сознательно стремлюсь я к тайной цели, И жизнью будут мне они платить!

(Уходит.)

Входят Калимат и его приближенные.

Калимат

Мы осмотрели город, приказали Восстановить все эти разрушенья, Что причинили пушки и бомбарды[289], Когда с их помощью мы шли на приступ. Могли мы видеть, до чего надежно Был охраняем побежденный остров. Он Средиземным морем окружен И укреплен другими островами, Сицилией он с тыла подкреплен, Где сиракузский правил Дионисий[290]. Еще высокие две башни целы, И я дивлюсь тому, что город пал.

Входит гонец.

Гонец

Прислал Варавва, губернатор Мальты, Меня к прославленному Калимату. Узнав о том, что хочет повелитель Плыть в Турцию, к великому султану, Сейчас он умоляет вашу светлость Прийти к нему в жилище городское И на прощанье разделить с ним пир.

Калимат

С ним пировать средь городских развалин! Боюсь, гонец, — принять меня и свиту Здесь, в городе, разрушенном так сильно, И слишком дорого, и слишком трудно. Но я охотно навещу Варавву, Затем что он награду заслужил.

Гонец

На это губернатор возразит, Что у него такой в запасе жемчуг, Который, если оценить его, Даст столько денег, что способен он Кормить вас с воинами целый месяц. И он смиренно просит вашу светлость Не отплывать, не побывав на пире.

Калимат

Кормить солдат в домах я не позволю, — Пусть ставит им на улицах столы.

Гонец

Знай, Калимат, у нас есть монастырь, Он расположен в городском предместье. Там пир он даст солдатам. А тебя В своем он доме хочет угостить.

Калимат

Ну, хорошо. Пусть знает губернатор! Мы вечером придем к нему на пир.

Гонец

Исполню, ваша светлость.

(Уходит.)

Калимат

Теперь, друзья, отправимся к шатрам И поразмыслим, как нам нарядиться Для пира в губернаторском дому.

Уходят. Входят Фарнезе, рыцари и Мартин дель Боско.

Фарнезе

Итак, друзья, все подчиняйтесь мне. Никто не должен действовать, пока Мы не услышим выстрел кулеврины[291], Произведенный тем, кто с фитилем. Услышав выстрел, вы меня спасайте — Ведь в ту минуту буду я в беде. Лишь так мы все спастись от рабства сможем.

Первый рыцарь

Несносно жить нам под турецким игом. Готовы мы пойти на всякий риск.

Фарнезе

Тогда скорей за дело!

Рыцари

Мы готовы.

Уходят: в одну сторону рыцари и Мартин дель Боско, в другую — Фарнезе.

Наверху входит озабоченный Варавва с молотком. Его сопровождают плотники.

Варавва

Как держатся веревки? Прочны ль петли? Надежны ваши блоки?

Старший плотник

Все надежно.

Варавва

Необходимо крепко все приладить. Ну, так! По-моему, теперь все ровно. Я вижу, знаете свое вы дело. Вот золото. Делите меж собой.

(Дает деньги.)

Идите пить и херес и мускат — Там, в погребе, попробуйте все вина.

Старший плотник

Попробуем. За все вам благодарны.

Плотники уходят.

Варавва

Напейтесь досыта. До самой смерти! Пока я жив, пусть гибнет целый мир! Ну, Калимат, пришли мне свой ответ, Что ты придешь — и я доволен буду.

Входит гонец.

Ну, что ты скажешь? Он придет?

Гонец

Придет. Он приказал всем воинам своим Сойти на берег и гулять по Мальте, Ты в городе их можешь угостить.

Гонец уходит.

Варавва

Ну вот, сложилось все, как я желал. Нет лишь пока обещанных мне денег. Но вот и он!

Входит Фарнезе.

Как, губернатор, деньги?

Фарнезе

Собрал сто тысяч. Дали все охотно.

Варавва

Сто тысяч? Если больше нет, то этих Мне хватит. Нет, держи их у себя — Коль слова не сдержу, не верь мне больше. Ты мне поможешь план осуществить: В тот монастырь, куда придут войска, Принесены, чтоб спрятать их заране, Бомбарды, пушки и немало бочек, Что порохом наполнены для взрыва. В свой час весь монастырь взлетит на воздух, Обрушив камни на головы турок, И уж никто живым из них не выйдет. Теперь о Калимате и о свите: Когда взойдут они на галерею, То пол ее, лишь разрубить канат, Обрушится, и все они в подвалы Провалятся — и смерть себе найдут. Вот нож тебе. Как только Калимат Усядется со свитою за стол, Ты тотчас же, услышав выстрел с башни, Своим ножом переруби канат И дом зажги. Не правда ль, это смело?

Фарнезе

Отлично! Верю я тебе, Варавва, Бери же все, обещанное мной.

Варавва

Нет, губернатор! Прежде сладим дело. Но ты во мне не должен сомневаться. Стань в стороне. Они идут.

Фарнезе удаляется.

Ну, разве По-королевски — город покупать Предательством и продавать обманом? Скажите, люди добрые, под солнцем Свершался ли когда обман подобный?

Входит Калимат со свитой.

Калимат

Входите, я прошу вас, посмотрите, Как там хлопочет наверху еврей, Чтобы принять нас всех на галерее. Приветствуйте его! Привет, Варавва!

Варавва

Привет тебе, великий Калимат!

Фарнезе

(в сторону)

Как дерзко этот раб над ним глумится!

Варавва

Угодно ли, могучий Калимат, Сюда по лестнице подняться?

Калимат

Да. Пойдемте же наверх.

Фарнезе

(выходя вперед)

Нет, подождите. Я окажу вам большую услугу, Чем мог бы оказать и сам Варавва.

Рыцари

(в глубине сцены)

Давай сигнал!

Выстрел пушки. Фарнезе разрубает канат. Варавва падает в котел, стоящий внизу, в подполье. Входят рыцари и Мартин дель Боско.

Калимат

Что это значит? Что это такое?

Варавва

О, помогите, христиане, мне!..

Фарнезе

Здесь, Калимат, тебе была ловушка.

Калимат

Предательство! Скорей, спасайтесь бегством!

Фарнезе

Нет, Калимат, постой... Смотри, как гибнет он, потом беги!

Варавва

О Калимат, спаси!.. О христиане!.. Ты так безжалостен, о губернатор!

Фарнезе

Не думаешь ли ты, что пожалею Тебя я, гнусный иудей Варавва? Предательство наказано твое, Но должен ты вести себя иначе.

Варавва

Так, значит, ты мне не поможешь?

Фарнезе

Нет!

Варавва

О негодяи, что мне ваша помощь! Встречай, Варавва, твой последний час, Но в страшных муках все же попытайся Закончить мужественно жизнь свою. Знай, губернатор, мной убит твой сын, Подстроил вызов я на поединок. Знай, Калимат, твою я близил гибель, И если б спасся сам от западни, Погибли б все: и христиане-псы, И вы, язычники турецкой веры! Но вот уж слишком сильно жжет огонь, Неся неодолимые страданья... Жизнь, умирай! Лети, душа! Конец.

(Умирает.)

Калимат

Скажите, христиане, в чем тут дело?

Фарнезе

Он замышлял тебя поймать в капкан. Ты видишь подлый замысел еврея, Готовившего гибель для тебя. Я ж предпочел спасти тебя от смерти.

Калимат

Вот что за пир готовил он для нас! Уйдем оттуда, где грозит опасность.

Фарнезе

Нет, Калимат! Уж раз ты здесь сейчас, Уйти мы не позволим так внезапно. Да если б и позволили, то как Ушел бы на галерах ты отсюда Без помощи лихих своих матросов?

Калимат

К чему тебе заботиться об этом? Мои матросы на борту сейчас И ждут лишь моего к ним возвращенья.

Фарнезе

Да разве ты не слышишь звуки труб?

Калимат

И что же?

Фарнезе

То, что монастырь сгорел. Он взорван, а солдаты перебиты.

Калимат

Предательство!

Фарнезе

Благодари еврея! Изменой вызвал наше он паденье, Изменой и тебя нам в руки предал. Покуда твой отец не возместит Всех разрушений, причиненных Мальте, Ты не уедешь. Или ей свобода, Иль Турции тебе уж не видать!

Калимат

Нет, лучше вы уехать дайте мне, Чтоб мог я лично мира добиваться. Нет выгоды вам здесь держать меня.

Фарнезе

Довольствуйся и этим, Калимат. Ты — пленник Мальты. Если б целый свет Вступился — мы тебя не отдадим. Скорее море осушат до дна, Чем Мальту покорят и нас низвергнут! Иди же прочь! Так вознесем хвалу Не року иль удаче — небесам!

Уходят.

Эдуард II[292]

Перевод А. Радловой

Действующие лица

Король Эдуард II.

Принц Эдуард, его сын, впоследствии король Эдуард III.

Граф Кент, сводный брат короля Эдуарда II.

Пьер Гевестон, фаворит короля Эдуарда II.

Граф Уорик.

Граф Ланкастер.

Граф Пембрук.

Граф Эрендел.

Граф Лестер.

Сэр Томас Баркли.

Мортимер Старший.

Мортимер Младший, его племянник.

Спенсер Старший.

Спенсер Младший, его сын, фаворит короля Эдуарда II после смерти

Гевестона.

Архиепископ Кентерберйиский.

Епископ Ковентрийский.

Епископ Винчестерский,

Болдок, учитель дочери герцога Глостера.

Джемс, Бомонт, Трессел, Герни, Матревис — приверженцы Мортимера Младшего.

Лайтборн, убийца.

Сэр Джон Эно.

Левюн.

Райс-ап-Гоуэл.

Королева Изабелла, жена короля Эдуарда II.

Племянница короля Эдуарда II, дочь герцога Глостера.

Аббат, герольд, монахи, трое бедняков-просителей,

гонцы, солдаты, телохранители, лорды, придворные дамы, слуги.

Место действия — Англия.

АКТ I

СЦЕНА 1

Улица в Лондоне.

Входит Гевестон, читая письмо. Он одет очень изысканно, у него вычурные манеры.

Гевестон

"Отец мой умер! Гевестон, приди И раздели с любимым другом власть". Я упоен блаженством этих слов! Возможно ль счастье большее, чем то, Что выпало на долю Гевестона? Он жив, и он любимец короля? Спешу, мой нежный принц! Вот эти строки Любовные заставили меня Приплыть из Франции. И, как Леандра, Что на песчаном берегу вздыхает[293], Ты улыбнешься и меня обнимешь. Вид Лондона изгнанника очам Отраден, как Элизиума рощи Милы душе, впервые в них вступившей. Не потому, чтоб город или люди В нем были любы мне, а оттого, Что здесь живет возлюбленный король, На чьей груди я умереть готов — Пусть даже миру буду ненавистен. Зачем любить арктическим народам Свет звездный, если им сияет солнце И днем и ночью? Навсегда прощайте, Поклоны низкие светлейшим пэрам, Пред королем лишь преклоню колени; Что ж до толпы, в которой только искры, Что пеплом нищеты своей покрыты, — Долой! Скорее льстить я буду ветру, Что губ моих коснулся и летит. Но что это за люди?

Входят трое просителей, бедно одетых.

Трое просителей

(вместе)

Люди, желающие служить вашей милости.

Гевестон

Что ты умеешь делать?

Первый проситель

Ездить верхом.

Гевестон

Я не держу коней. А ты кто?

Второй проситель

Путешественник.

Гевестон

Дай мне подумать... Можешь пригодиться! Ты будешь у стола служить и враки Рассказывать мне, стоя за обедом. Понравится мне болтовня твоя — Возьму тебя. А ты?

Третий проситель

Солдат, служивший Против шотландцев.

Гевестон

Для таких, как вы, Больницы есть. Я не веду войны, А потому, сэр, уходите прочь.

Третий проситель

Прощай. Погибни от руки солдат, Которым хочешь заплатить больницей!

Гевестон

(в сторону)

Кой черт! Его слова меня смущают Не более того, как если б гусь Решил, приняв себя за дикобраза, Меня пронзить, мне тыча перья в грудь. Но все ж нетрудно быть с людьми любезным. Я им польщу; пускай живут в надежде.

(Громко.)

Вы знаете, недавно я вернулся Из Франции и короля не видел. Но если преуспею я, то вас Возьму всех в услуженье.

Трое просителей

(вместе)

Вашу милость Благодарим.

Гевестон

Теперь меня оставьте, Есть дело у меня.

Трое просителей

(вместе)

Мы подождем Здесь во дворе.

Гевестон

Идите.

Просители уходят.

Эти люди Не для меня. Беспечные поэты Нужны мне, и игривые умы, И музыканты, что, струны касаясь, Послушное мне сердце короля Искусством завлекут. Ведь для него Поэзия и музыка — отрада. И потому по вечерам здесь маски[294] Я заведу на итальянский лад, Комедии, занятные спектакли И сладострастный шепот в темноте; А днем, гуляя, будет он встречать Пажей, одетых нимфами лесными, И на лугах резвящихся сатиров, И юноши, подобно козлоногим, Закружатся в старинном хороводе. И нежный мальчик в облике Дианы С кудрями золотистыми до плеч, С жемчужными браслетами на голых Его руках и с маслиничной ветвью, Которой будет прикрывать он то, Что видеть — наслажденье для людей. Порой сойдет к ручью, чтоб искупаться, И тут же рядом некий Актеон Подглядывать за ним из чащи будет, Но, превращенный грозною богиней, Оленем побежит он, а за ним Помчатся с лаем псы, его настигнут, И смерть он разыграет. Королю Особенно милы такие игры. Но вот его величество. С ним лорды, Все из парламента. Поодаль встану.

(Отходит в глубину.)

Входят король Эдуард, Ланкастер, Мортимер Старший, Мортимер Младший, Кент, Уорик, Пембрук и свита.

Король Эдуард

Ланкастер!

Ланкастер

Что угодно государю?

Гевестон

(в сторону)

Мне больше всех Ланкастер ненавистен!

Король Эдуард

Вы не согласны? Несмотря на это, Я на своем поставлю. Мортимеры Пусть видят, что перечить мне опасно.

Мортимер Старший

Когда нас любите вы, государь, Должны вы ненавидеть Гевестона.

Гевестон

(в сторону)

О, подлый Мортимер! Я — смерть твоя!

Мортимер Младший

Пред смертью вашего отца ему Мы поклялись, мой дядя-граф и я, Что в Лондон не вернется Гевестон. Так знай, король английский: не нарушу Я этой клятвы, и скорей мой меч, Что должен поражать твоих врагов, Уснет в ножнах. И пусть идет кто хочет Под знаменем твоим, а Мортимер Свое оружье на стену повесит.

Гевестон

(в сторону)

Mort Dieu![295]

Король Эдуард

Ну, Мортимер, тебя заставлю я Раскаяться в твоих словах. Ты смеешь Противоречить королю? Грозить мне Вслед за Ланкастером? На лбу твоем Мой меч разгладит складки и согнет Колени, что сгибаться разучились. Хочу я Гевестона! Знайте ж все — Опасно восставать на короля!

Гевестон

(в сторону)

Отлично, милый Нед!

Ланкастер

Король, зачем вам пэров раздражать, Чья верность и любовь к вам несомненны? Ужель бродяга жалкий Гевестон Достоин этого? Пятью владею Я графствами: Ланкастер, Дарби, Лестер, Линкольн и Солсбери — все это мне Принадлежит. Но все готов продать я, Чтоб жалованье уплатить солдатам,- Лишь только б не было здесь Гевестона. Поэтому, коль явится сюда, Гоните прочь его!

Кент

Бароны, графы, От вашей спеси стал я нем. Теперь же Заговорю, чтоб дело вам сказать. При жизни моего отца, я помню, Лорд Перси Северный, разгорячась, Себе позволил оскорбить Моубрея При короле, за что он головы Лишился бы, когда б не так любил Его король. Неукротимый Перси Был усмирен лишь взглядом короля, И тут же он с Моубреем помирился. А вы здесь дерзки с королем самим! Брат, покарай их! Пусть с высоких кольев Их головы болтают языками.

Уорик

О наших головах идет здесь речь?

Король Эдуард

Да-да, о ваших. Потому должны вы...

Уорик

Тебя прошу я, обуздай свой гнев, Мой славный Мортимер.

Мортимер Младший

Нет, не могу И не хочу. Я должен говорить. Надеюсь я, что нашим головам Защита — наши руки, и они Снесут ту голову, из-за которой Нам угрожают здесь. — Оставим, дядя, Помешанного короля, и впредь Лишь обнаженными мечами будем Вести переговоры мы.

Мортимер Старший

В Уилтшире, Чтоб головы спасти нам, хватит сил[296].

Уорик

Весь Уорикшир поддержит Мортимера, Любя меня.

Ланкастер

На севере вы тоже Друзей найдете. — Государь, прощай! Ты должен изменить свое решенье, — Или случится, что твой трон в крови Утонет и что в голову твою Распутную мы головою подлой Любимца, людям мерзкого, швырнем.

Уходят все, кроме короля Эдуарда, Кента, Гевестона и свиты.

Король Эдуард

(Кенту)

Я не хочу терпеть угроз их наглых! Ведь я король! Кто править может мной? Брат, разверни мои знамена в поле! С баронами и графами сражусь я. Умру иль жив я буду с Гевестоном.

Гевестон

Уж не могу от короля скрываться!

(Выходит вперед и склоняет колени перед королем, который поднимает его и целует.)

Король Эдуард

Как! Здравствуй, Гевестон! Нет, не целуй Мне руку. Обними, как я — тебя. Ты — на коленях! Иль забыл, кто я? Твой друг, твой брат! Второй я Гевестон! Геракл по Гилу так не тосковал[297], Как тосковал я по тебе в разлуке.

Гевестон

С тех пор как я уехал, ни одна Душа в аду не мучилась так сильно, Как бедный Гевестон.

Король Эдуард

Я это знаю.

(Кенту.)

Брат, друга моего приветствуй дома. Теперь пусть вероломный Мортимер, Ланкастер дерзкий, все злоумышляют: Исполнилось желание мое — Тебя я вижу и тобою счастлив. Скорее море край затопит мой, Чем понесет корабль с тобой отсюда. Тебя моим верховным камергером Я назначаю, и секретарем Главнейшим королевства и моим[298], Правителем и господином Мена[299], И графом Корнуэльским.

Гевестон

Государь, Я этих титулов совсем не стою!

Кент

(изумленный и растерянный)

Довольно было б меньшего из них Для тех, кто познатнее Гевестона.

Король Эдуард

Брат, этих слов я не могу терпеть. Молчи! О нежный друг, ты стоишь больше, Чем все мои дары, и потому, Чтоб ровно было, сердце ты возьми; А если зависть почести возбудят, Я больше дам. Мне власть моя нужна Лишь для того, чтоб возвышать тебя. Ты за себя боишься? Дам я стражу. Ты хочешь золота? Вот тут казна. Любовь и страх ты хочешь возбуждать? Возьми мою печать — казни и милуй И нашим именем повелевай По разуму иль прихоти своей.

Гевестон

Довольно вашей мне любви. Я верю, Велик я с ней, как Цезарь, что несется По римским улицам на триумфальной Победной колеснице, а за нею Прикованные пленные цари.

Входит епископ Ковентрийский.

Король Эдуард

Куда милорд епископ так спешит?

Епископ Ковентрийский

На похороны вашего отца.

(Заметив Гевестона.)

Как! Нечестивый Гевестон вернулся?

Король Эдуард

Да, поп, и жив он, чтоб тебе отмстить: Один виновен ты в его изгнанье.

Гевестон

Да, правда! Сан твой почитаю я, Но больше ты не ступишь здесь ни шагу.

Епископ Ковентрийский

Я делал то, что делать был обязан. И, Гевестон, хоть ты и снова призван, — Как прежде я парламент возбуждал, Так и теперь я поступлю, и ты Во Францию вернешься.

Гевестон

Вам придется, — Угодно это вам иль неугодно, — Меня простить.

Король Эдуард

Прочь золотую митру! Сорвать с него священную одежду! И снова окрестить его в канаве!

Кент

Не налагай насильственной руки, Брат, на него! Перед святым престолом Пожалуется на тебя он в Риме.

Гевестон

Пусть к адскому престолу припадет; Но буду отомщен я за изгнанье!

Король Эдуард

Но жизнь ему оставь. Возьми именья. Стань сам епископом и получай Его доходы и заставь его Быть капелланом при тебе. Его Тебе даю — что хочешь делай с ним,

Гевестон

В тюрьму его! Пусть там умрет в оковах.

Король Эдуард

Да, в Тауэр иль Флит[300], — куда захочешь.

Епископ Ковентрийский

Будь за обиду эту проклят богом!

Король Эдуард

Эй, стража! Этого попа скорее Ведите в Тауэр!

Епископ Ковентрийский

Что ж, пусть будет так!

Король Эдуард

Ты, Гевестон, тем временем пойди И овладей имуществом его И домом. Следуй же за мной. Тебе — Я стражу дам, чтоб наблюдать за делом И охранять тебя в пути все время.

Гевестон

Зачем попу такой роскошный дом? Приличней святости его тюрьма.

Уходят.

СЦЕНА 2

Вестминстер.

Входят с одной стороны оба Мортимера, с другой — Уорик и Ланкастер.

Уорик

Да, это правда, в Тауэре епископ И Гевестону отданы во власть Жизнь и имущество его.

Ланкастер

Вот как! Они тиранить церковь захотели! Ах, злой король! Проклятый Гевестон! Земля, загнившая под их шагами, Могилой ранней будет им иль мне.

Мортимер Младший

Пусть бережется мерзостный французик, И, если уязвима грудь его, Умрет он от меча.

Мортимер Старший

Что это значит? Чем опечален; добрый граф Ланкастер?

Мортимер Младший

И почему так недоволен Уорик?

Ланкастер

Раб Гевестон стал графом!

Мортимер Старший

Графом? Он?

Уорик

Да, и вдобавок лордом-камергером, И статс-секретарем и лордом Мена.

Мортимер Старший

Не можем это мы терпеть, не станем!

Мортимер Младший

Сейчас же едем набирать солдат!

Ланкастер

При каждом слове там "граф Корнуэльский". Удачлив тот, кого он за поклон Одним любезным взглядом осчастливит. Он под руку гуляет с королем, И стража охраняет проходимца, И всякий льстит ему наперебой.

Уорик

Так, опираясь на плечо монарха, Кивнет он, или поглядит с презреньем, Иль улыбнется проходящим мимо.

Мортимер Старший

Ужели этому рабу все льстят Без исключенья?

Ланкастер

Всем противен он, Но вымолвить никто не смеет слова.

Мортимер Младший

Они свою лишь низость подтверждают. Когда бы графы и бароны были Со мной согласны, мы бы оторвали Его от сердца короля. Мужлана, Опухшего от яда гордой спеси, Мы вздернули б на воротах дворцовых. Для нас он гибель и для государства.

Уорик

Кентерберийский к нам идет владыка.

Ланкастер

Архиепископ сильно раздражен.

Входит архиепископ Кентерберийский со свитой.

Архиепископ Кентерберийский

(гонцу)

Сначала было сорвано с него Святое одеяние, затем Насильственной рукой его коснулись И, наконец, в темницу ввергнут он, И взято все имущество его. Все папе сообщи — скачи скорее!

Гонец уходит.

Ланкастер

Милорд, поднимете ль на короля Оружье вы?

Архиепископ Кентерберийский

Что нужды в этом мне? Сам бог вооружается, когда Насилие над церковью творится.

Мортимер Младший

И вы соединитесь с нами, чтобы Насильника изгнать иль обезглавить?

Архиепископ Кентерберийский

Конечно же, милорды, — ведь меня Коснулось это близко. Ковентрийским Епископством владеть желает он!

Входит королева Изабелла в слезах.

Мортимер Младший

Куда вы, государыня, спешите?

Королева Изабелла

В лес, благородный Мортимер, чтоб жить В печали там и горестной тоске. Король, супруг мой, на меня не смотрит; Он страстно обожает Гевестона; Ему он треплет щеки, и на шее Его он виснет, на ушко он шепчет И улыбается ему в лицо. Когда же я приду, он хмурит брови Как будто говоря: "Иди отсюда; Ты видишь, у меня здесь Гевестон".

Мортимер Старший

Не странно ли, что так он околдован?

Мортимер Младший

Вернитесь, королева, во дворец! Лукавого француза мы изгоним[301] Иль жизнь мы отдадим, но до того Король отдаст корону. Мы сильны, И мы посмеем отомстить за все.

Архиепископ Кентерберийский

Над королем мечом не потрясайте.

Ланкастер

Мы только Гевестона растрясем.

Уорик

Один исход — война; иначе он Останется.

Королева Изабелла

Так пусть же остается! Чтоб не страдал король от мятежей, Согласна я уныло жизнь влачить, А он пусть развлекается как хочет И веселится со своим любимцем.

Архиепископ Кентерберийский

Послушайте! Чтобы помочь беде, Все члены королевского совета, Включая нас, пусть соберутся вместе И постановят сообща, что должен Быть изгнан Гевестон. Составим акт И руку и печать к нему приложим.

Ланкастер

Что постановим мы — король разрушит.

Мортимер Младший

Тогда по праву на него восстанем.

Уорик

Скажите нам, милорд: где будет встреча?

Архиепископ Кентерберийский

В Нью-Темпле[302].

Мортимер Младший

Хорошо.

Архиепископ Кентерберийский

Теперь прошу вас Поехать в Ламбет[303]: там я буду с вами.

Ланкастер

Согласны!

Мортимер Младший

Государыня, прощайте.

Королева Изабелла

Прощайте, милый Мортимер. Не дайте Ради меня восстать на короля.

Мортимер Младший

Да, если убедят его слова... А если нет — я должен!

Уходят.

СЦЕНА 3

Зал во дворце.

Входят Гевестон и Кент.

Гевестон

Представь, могущественный лорд Ланкастер, Владелец стольких графств, что и ослу Их не снести, и оба Мортимера, Изрядные буяны, и Гай Уорик, Отважный рыцарь, в Ламбет удалились...

Кент

Что ж, в добрый час! Пусть там и остаются.

СЦЕНА 4

Нью-Темпл.

Входят Ланкастер, Уорик, Пембрук, Мортимер Старший, Мортимер Младший, архиепископ Кентерберийский и свита.

Ланкастер

Декрет составлен об его изгнанье. Угодно ли, милорд, вам подписать?

Архиепископ Кентерберийский

Бумагу дайте мне.

(Подписывает, за ним другие.)

Ланкастер

Скорей, милорд! Не терпится мне имя подписать.

Уорик

А мне не терпится еще сильнее, Чтоб поскорей он был отсюда выслан.

Мортимер Младший

Угрозой будет имя Мортимера Для короля, пока наглец не пал.

Входят король Эдуард, Гевестон и Кент; король садится на трон и усаживает Гевестона рядом с собой. Лорды ропщут.

Король Эдуард

Вас злит, что Гевестон со мною рядом? Но так угодно нам. То наша воля.

Ланкастер

Вы мудро поступили, государь, Его с собою рядом посадив: Здесь графу новому всего надежней.

Мортимер Старший

Как может благородный человек Вид этот вынести? Quam male conveniunt![304] Смотри, наглец глядит с каким презреньем!

Пембрук

Львы царственные не должны ласкать Ползущих муравьев!

Уорик

Вассал презренный! Как Фаэтон, ты жаждешь править солнцем?

Мортимер Младший

Паденье близко; их войска разбиты. Мы не потерпим, чтобы так надменно, Так дерзко сверху вниз на нас глядели.

Король Эдуард

Изменника хватайте Мортимера!

Мортимер Старший

Изменника хватайте Гевестона!

Хватают Гевестона, чтобы его увести.

Кент

Так долг вы воздаете королю?

Уорик

Долг знаем — пусть себе он равных знает.

Король Эдуард

Куда его хотите увести? Остановитесь, или вы умрете!

Мортимер Старший

Мы не изменники — нам не грози!

Гевестон

Нет, не грозите им, а укротите. Когда бы я был королем...

Мортимер Младший

Ты — раб! Едва ли по рожденью дворянин. Что там толкуешь ты о короле?

Король Эдуард

Будь даже он мужик, он мой любимец! И я склониться перед ним заставлю Высокомернейшего из всех вас.

Ланкастер

Милорд, не смеете вы нас бесчестить. Ну, Гевестона подлого долой!

Мортимер Старший

И Кента, что к нему так благосклонен.

Стража уводит Кента и Гевестона.

Король Эдуард

Нет, вы теперь уж и на короля Насильственную поднимите руку. Ты, Мортимер, садись на трон Эдуарда. Ланкастер, Уорик, вы венец наденьте. Бывал ли так, как я, король унижен?

Ланкастер

Учись, король, учись вперед и нами И государством лучше управлять.

Мортимер Младший

За наш поступок наша кровь — ответчик.

Уорик

Спесь выскочки не можем мы стерпеть!

Король Эдуард

Я онемел от бешенства и злобы.

Архиепископ Кентерберийский

Не гневайтесь. Терпенье, государь! Взгляните лишь на то, что решено Советниками вашими здесь было.

Мортимер Младший

Милорды, мы сейчас должны быть стойки. Добьемся своего или умрем.

Король Эдуард

Так вот что, пэры дерзкие, вам нужно? Но прежде, чем мой милый Гевестон Со мною разлучится, этот остров Всплывет над океаном и, блуждая, К неведомым материкам пристанет.

Архиепископ Кентерберийский

Вы знаете, что папский я легат[305]. В знак верности святейшему престолу Изгнанье, как и мы, здесь подпишите.

Мортимер Младший

(архиепископу)

А если не согласен он, его Ты прокляни — тогда его мы свергнем И можем короля избрать другого.

Король Эдуард

Ах так? Но все же я не уступлю. Кляни меня, свергай, что хочешь делай!

Ланкастер

Тогда не медлите, скорее к делу!

Архиепископ Кентерберийский

Припомни, как был оскорблен епископ. Иль изгони того, кто это сделал, Или всех лордов я освобожу От верности тебе и от присяги.

Король Эдуард

(в сторону)

Не выгодно грозить — я буду ласков.

(Громко.)

Я повинуюсь папскому легату И канцлером его я назначаю; Ланкастера — великим адмиралом Над нашим флотом; оба Мортимера Получат графский сан. Лорд Уорик Север Получит в управленье.

(Обращаясь к одному из мятежных лордов.)

Ты же — Уэльс. Но если даже этого всего Вам мало, королевство разделите Между собой на много королевств, И мне лишь уголок иль закоулок Оставьте, чтобы в нем свободно мог Я жить счастливо с милым Гевестоном.

Архиепископ Кентерберийский

Нет, нет. Решенье наше неизменно.

Ланкастер

Скорей подписывайте.

Мортимер Младший

Но за что Вы любите того, кто всем противен?

Король Эдуард

За то, что больше всех меня он любит. Ах, гибели желают Гевестона Лишь грубые и дикие сердца. Вы благородны — сжальтесь же над ним!

Уорик

Вы царственны — так сбросьте же его! Во избежанье срама подпишите, И пусть скорей уедет негодяй.

Мортимер Старший

Поторопите же его, милорд.

Архиепископ Кентерберийский

Согласны ль из страны его изгнать вы?

Король Эдуард

Я вижу — должен, потому — согласен. Вместо чернил слезами подпишу.

(Подписывает.)

Мортимер Младший

Король любовью к Гевестону болен.

Король Эдуард

Ну вот, все сделано. Теперь отсохни, Проклятая рука!

Ланкастер

Сюда давайте. Велю на улицах я огласить.

Мортимер Младший

Я послежу, чтоб он скорей уехал.

Архиепископ Кентерберийский

Теперь я успокоился.

Уорик

Я тоже.

Пембрук

Народу это будет доброй вестью.

Ланкастер

Ну, доброй или нет, а здесь наверно Уж не замешкается Гевестон.

Все уходят, кроме короля Эдуарда.

Король Эдуард

Как быстро побежали все они, Чтобы изгнать того, кого люблю я! Для блага б моего не шевельнулись! Как подчиниться мог король попу? Спесивый Рим, ты наплодил вот этих Холопов суеверных и надменных! Они блистают, залитые светом Свечей твоих антихристовых храмов. Спалю я зданья ветхие твои, И в прах падут твердыни папских замков, И от поповских трупов Тибр распухнет; И берег вырастет от их гробов. А что до пэров, ладящих с попами, Не буду королем я, если только Всех до последнего не истреблю!

Входит Гевестон.

Гевестон

Милорд, повсюду шепчутся. Я слышу, Что изгнан я и должен удалиться.

Король Эдуард

Все это правда, милый Гевестон... О, если б это было ложью! Папский Легат решил, что должен ты уехать — Иль буду свергнут я. Царить хочу я, Чтоб отомстить им; потому, друг нежный, Будь терпелив. Живи где хочешь. Вдоволь Я золота тебе пришлю. Недолго Ты будешь там, иль я к тебе приеду, — Ведь дружба не угаснет никогда.

Гевестон

Так вся моя надежда обратилась В ад горести?

Король Эдуард

Не разрывай мне сердце Своими слишком острыми словами: Коль изгнан ты, сам от себя я изгнан.

Гевестон

Нет, не изгнанье ранит Гевестона — Разлука с вами, в чьем любовном взоре Заключено все счастье Гевестона; Ни в чем другом блаженства нет ему.

Король Эдуард

Одно гнетет истерзанную душу — Что едешь ты, хочу того иль нет. В Ирландию наместником моим Тебя я назначаю. Там и жди, Пока судьба домой не призовет. Возьми портрет мой; твой носить я буду...

Они обмениваются портретами.

О, если б мог тебя я скрыть, как это! Как был бы счастлив! А теперь — увы!..

Гевестон

Не так уж мало — жалость короля!

Король Эдуард

Отсюда не уйдешь — тебя я спрячу.

Гевестон

Меня найдут — и станет боль больней.

Король Эдуард

Боль от бесед и нежных слов растет, Поэтому с объятием немым Расстанемся. Нет, Гевестон, постой! Так я тебя покинуть не могу.

Гевестон

В ответ на каждый взгляд вам я слезу Роняю. Видите, я должен ехать — Не растравляйте же печаль мою.

Король Эдуард

Немного быть тебе осталось здесь, — Дай на тебя мне вдоволь наглядеться. Пойдем, друг милый; провожу тебя.

Гевестон

Разгневаются пэры.

Король Эдуард

Не считаюсь Я с гневом их. Пойдем же. Если б мы Могли вернуться вместе, как идем!

Входит королева Изабелла.

Королева Изабелла

(королю Эдуарду)

Куда идете вы?

Король Эдуард

Ко мне не ластись, Французская ты шлюха! Убирайся!

Королева Изабелла

К кому ж мне ластиться, как не к супругу?

Гевестон

А к Мортимеру, с кем вы, королева Бесчестная... Я дальше не скажу... Об остальном вы, государь, судите.

Королева Изабелла

Мне горько это слушать, Гевестон! Ты, развратитель мужа моего, Пособник всем его страстям, — вдобавок На честь мою набросить хочешь тень!..

Гевестон

Я не хотел... простите, королева...

Король Эдуард

Близка ты слишком с этим Мортимером, Твоими происками друг мой изгнан. Но я хочу, чтобы со мною лордов Ты помирила, или я с тобой Уж никогда не помирюсь.

Королева Изабелла

Супруг мой, Вы знаете — над этим я не властна.

Король Эдуард

Так прочь тогда! Ко мне не прикасайся. Пойдем, мой Гевестон.

Королева Изабелла

Подлец, супруга Ты у меня крадешь!

Гевестон

Нет, у меня Вы короля украли, госпожа.

Король Эдуард

Не говори с ней; пусть грустит и чахнет.

Королева Изабелла

Чем заслужила я слова такие? Как бедной Изабелле дорог ты, Свидетель — эти слезы Изабеллы, Свидетель — сердце, что тобой разбито.

Король Эдуард

Свидетель небо, как ты мне мила, Так плачь! Но до тех пор, пока не будет Мой друг мне снова возвращен, знай твердо, Что на глаза тебя я не пущу!

Король Эдуард и Гевестон уходят.

Королева Изабелла

О, горе бедной, жалкой королеве! О, если бы в тот час, что на корабль Взошла я, с милой Францией расставшись, Волшебница, идущая по волнам, Цирцея[306] бы мой образ подменила, Или в день свадьбы кубок Гименея[307] Наполнен был бы ядом, или руки, Что обняли, меня бы задушили, И я бы не жила, чтоб не видать, Как милый мой король меня бросает! Я, как безумная Юнона[308], землю Наполню рокотом стенаний, криков. Ведь никогда Юпитер не любил Так Ганимеда[309] бешено, как ныне Проклятого он любит Гевестона. Но это гнев его еще усилит... Должна я умолять его, быть нежной, Стать средством к возвращенью Гевестона. Увы, навек его он полюбил; Увы, навек несчастною я буду.

Входят Ланкастер, Уорик, Пембрук, Мортимер Старший и Мортимер Младший.

Ланкастер

Сестра владыки Франции... Глядите, Она бьет в грудь себя, ломает руки!

Уорик

Боюсь, король с ней дурно обошелся.

Пембрук

Бездушен, кто святую оскорбляет.

Мортимер Младший

Я знаю, из-за Гевестона много Уж плакала она.

Мортимер Старший

Но он уехал.

Мортимер Младший

(королеве Изабелле)

Что королева Англии прикажет?

Королева Изабелла

Ах, Мортимер, уж вырвалась наружу Вся ненависть его! Король признался, Что он меня не любит.

Мортимер Младший

Отплатите Ему за то, лишив своей любви.

Королева Изабелла

Нет, лучше тысячу смертей стерплю я, — Хоть тщетно я люблю: он не полюбит.

Ланкастер

Не бойтесь, государыня. Уехал Его любимец, и он скоро бросит Все прихоти беспутные свои.

Королева Изабелла

О, никогда, Ланкастер! Мне велел он Молить вас всех вернуть его любимца. Так хочет мой супруг, и я должна Исполнить это или навсегда От взора короля быть отлученной.

Ланкастер

Вернуть его? Нет, никогда! Вернуться Он может только трупом, что волна Прибьет к нам после кораблекрушенья.

Уорик

Чтоб зрелищем таким полюбоваться, Охотно насмерть мы коней загоним.

Мортимер Младший

Но неужели вправду вы хотите, Чтоб мы его вернули?

Королева Изабелла

Мортимер, Покуда он не будет возвращен, Разгневанный король мне приказал Уйти и во дворце не появляться. Так если дорожишь мной, если любишь, Будь за меня ходатаем у пэров.

Мортимер Старший

Что б ты ни говорила, я решил.

Ланкастер

И я. Разубедите королеву.

Королева Изабелла

Нет, пусть разубедит он короля: Ведь я прошу не по своей охоте.

Уорик

Тогда не защищай его; пусть едет.

Королева Изабелла

Себя я защищаю, не его.

Пембрук

Бесцелен спор; вы нас не убедите.

Мортимер Младший

О королева, не щади ту рыбу, Что, пойманная, умертвит того, Кто выловил ее: я говорю О мерзостной акуле Гевестоне, Что уж плывет сейчас в Ирландских водах.

Королева Изабелла

Присядем, милый Мортимер; тебе я Такие основанья приведу, Что ты согласье дашь вернуть его.

Мортимер Младший

Нет, нет! Однако выскажите все.

Королева Изабелла

Но только чтоб никто нас не услышал.

(Отходит с Мортимером Младшим в сторону и тихо с ним говорит.)

Ланкастер

Хотя бы королева Мортимера И убедила, вы тверды, милорды, И будете со мной?

Мортимер Старший

Я не пойду Против племянника.

Пембрук

Не бойтесь, он От слов ее решенья не изменит.

Уорик

Нет? Посмотри, как королева просит.

Ланкастер

Да, но в глазах его — отказ холодный.

Уорик

Вот улыбнулась... Нет, клянусь я жизнью Что изменилось мнение его.

Ланкастер

Чем уступить, скорей лишусь я друга.

Мортимер Младший

(подходит к ним)

Да, это сделать нам необходимо. Вы, лорды, знаете, что ненавижу Я Гевестона подлого; надеюсь, Что в этом вы уверены, — и все же Прошу его вернуть: не для него, Для нашей пользы и для государства, Для блага короля.

Ланкастер

Фу, Мортимер! Себя ты не позорь. Ведь как же может Быть правильным, что мы его изгнали, И то, что возвращаем мы его? Так белое мы черным сделать можем, В ночь темную день ясный превратить.

Мортимер Младший

Милорд Ланкастер, взвесьте основанья.

Ланкастер

Нет основанья честного, чтоб были Два противоположные решенья.

Королева Изабелла

А все ж, милорд, его соображенья Вы выслушать должны.

Уорик

Все, что он скажет, Ничто, и мы решились.

Мортимер Младший

Не хотите, Чтоб умер Гевестон?

Пембрук

Когда б он умер!

Мортимер Младший

Тогда, милорд, я должен слово взять.

Мортимер Старший

Софиста не разыгрывай, племянник.

Мортимер Младший

Все это делаю я из усердья Горячего, чтоб короля исправить И пользу государству принести. Иль не известно вам, что Гевестон Успел собрать немалую казну? С ней множество друзей добудет он В Ирландии и сможет побороться С могущественнейшим из нас. Пока Он жить там будет, окружен любовью, Нам будет трудно одолеть его.

Уорик

Милорд Ланкастер, тут подумать надо.

Мортимер Младший

А если жить он будет среди нас, У всех лишь вызывая отвращенье, — Как просто будет подкупить раба, Чтоб лорда он приветствовал кинжалом! И нам придется не карать убийцу, А похвалить за смелое деянье И в хрониках навек его прославить, Как очистителя страны от язвы.

Пембрук

Он правду говорит.

Ланкастер

Но почему же Не сделано все это было раньше?

Мортимер Младший

Никто об этом раньше не подумал, Добавлю я; когда он будет знать, Что в нашей власти и изгнать его И возвратить домой, опустит он Флаг гордости своей и побоится Скромнейшего обидеть дворянина.

Мортимер Старший

А если не смирится он, племянник?

Мортимер Младший

Тогда найдем какой-нибудь предлог, Чтобы поднять восстанье. Без причины Его начать — то было бы изменой. Ведь, помня о покойном короле, Народ и сыну верность сохраняет. Но он не стерпит, чтобы гриб поганый, Внезапно выросший в одну лишь ночь, Граф Корнуэльский, уничтожил все Дворянство наше. Если же народ С дворянством будет заодно, злодея Уж сам король не сможет оберечь, И из берлоги самой защищенной Его мы вытащим. Когда не в силах Я буду это выполнить, милорды, Меня таким же низменным рабом, Как Гевестон, считайте.

Ланкастер

На таких Условиях уступит и Ланкастер.

Пембрук

Согласен Пембрук.

Уорик

Также я.

Мортимер Старший

И я.

Мортимер Младший

Такой ответ — мне лучшая награда. К услугам вашим будет Мортимер.

Королева Изабелла

И если Изабелла эту милость Забудет, пусть останется всю жизнь Потерянной и брошенной. Смотрите, Вот, кстати, и король. Он проводил В путь графа Корнуэльского. Теперь Он возвращается; и эта новость Порадует его. Но все ж не больше, Чем радует меня. Его люблю я Ведь больше, чем он любит Гевестона. Когда бы он меня хоть вполовину Любил так сильно, как его люблю я, Тогда счастливой я была б втройне!

Входит король Эдуард в печальном раздумье.

Король Эдуард

Ушел он, и в разлуке я тоскую. Ах, никогда печаль так близко к сердцу Не подступала, как теперь тоска О милом Гевестоне! О, когда бы Ценой венца я мог его вернуть, Врагам охотно отдал бы венец — И выигравшим я себя считал бы, Что дешево такого дорогого Купил я друга.

Королева Изабелла

(тихо Мортимеру)

Слушайте, как он Вздыхает томно о своем любимце.

Король Эдуард

По наковальне сердца бьет печаль, Как тяжкий молот в кузнице циклопов[310]; От грохота ее мой ум мутится. И я объят тоской по Гевестоиу. Ах, если б фурия из ада вышла Бескровная[311], чтоб поразить меня Моим же царским скипетром в тот час, Когда пришлось мне бросить Гевестона!

Ланкастер

Diablo![312] Как эти страсти нам назвать?

Королева Изабелла

Супруг любезный, я с вестями к вам.

Король Эдуард

О чем вы с Мортимером толковали?

Королева Изабелла

О том, что Гевестон обратно вызван.

Король Эдуард

Что? Как? Обратно вызван Гевестон? — Весть слишком сладкая, чтоб правдой быть!

Королева Изабелла

А если правда — мне любовь вернете?

Король Эдуард

Чего б не сделал я, чтоб было так!

Королева Изабелла

Для Гевестона — не для Изабеллы...

Король Эдуард

Нет, для тебя, прекрасной королевы!.. Когда любить ты стала Гевостона, Тебе на шею золотую цепь Надену я, ценя твою защиту.

(Заключает ее в свои объятия.)

Королева Изабелла

Мне драгоценностей иных не надо, Супруг мой милый. Только те, что шею Сейчас мне обхватили, я ценю. Я этим лишь сокровищем богата. О, бедной Изабелле поцелуй Жизнь возвратит.

Король Эдуард

Пожмем друг другу руки — То будет нашим новым обрученьем.

Королева Изабелла

Счастливей первого оно пусть будет! Теперь приветливо поговорите С собравшимися лордами: они, Чтоб вам служить, ждут ласкового взгляда И на коленях воздают вам честь.

Король Эдуард

Ланкастер смелый, обними меня, И так же, как от солнца тучи тают, Пусть от улыбки короля растает Вся ненависть. Живи со мною в дружбе!

Ланкастер

Такой привет наполнил счастьем сердце.

Король Эдуард

А Уорик будет первый наш советник, Пусть эти кудри белые украсят Пышнее кружев и шелков мой двор; И если в чем я ошибусь, мой Уорик, То пожури меня.

Уорик

Мой государь, Меня убейте, если оскорблю вас.

Король Эдуард

При церемониях, на торжествах Пусть меч несет пред королем мой Пембрук.

Пембрук

И этот меч за вас сражаться будет.

Король Эдуард

Но почему наш юный Мортимер Сторонится? Над королевским флотом Прими начальство. Если ж эта должность Высокая тебе не по душе, Я лордом-маршалом[313] тебя назначу.

Мортимер Младший

Король мой, в бой я поведу солдат, Чтоб Англии дать мир, а вам покой.

Король Эдуард

(Мортимеру Старшему)

Что ж вас касается, лорд Мортимер, То нелегко достойную награду Найти для вас за славные победы, Что за морем одерживали вы: Тут должности обычной слишком мало. Примите же начальство над войсками, Что на шотландцев ринуться готовы.

Мортимер Старший

Мой добрый государь, меня высоко Почтили вы; мне по сердцу война.

Королева Изабелла

Силен король английский и богат Теперь любовью наших знатных пэров.

Король Эдуард

Да, Изабелла, никогда еще На сердце не бывало у меня Так весело и так легко. Немедля Пусть наш приказ отправит к Гевестону В Ирландию коронный секретарь[314].

Входит Бомонт с приказом.

Лети же, Бомонт, как Ирида[315] быстро Иль как гонец Юпитера Меркурий[316].

Бомонт

Исполнено все будет, государь.

(Уходит.)

Король Эдуард

Лорд Мортимер, примите должность вашу. Теперь пойдем на королевский пир, Когда же Корнуэльский граф, наш друг, Приедет, общий мы турнир назначим И свадьбу мы отпразднуем его, Известно ль вам, что я ему сосватал Дочь Глостера, племянницу мою?

Ланкастер

Мы слышали об этом, государь.

Король Эдуард

В тот день, — не для него, так для меня, — Кто первый там отпразднует победу, Пусть не щадит издержек. За любовь Я всех вознагражу.

Уорик

Пусть ваша милость И в этом и в другом повелевает.

Король Эдуард

Благодарю вас, Уорик благородный. Пойдемте же и будем пировать.

Все уходят, кроме обоих Мортимеров.

Мортимер Старший

В Шотландию мне надо. Ты, племянник, Уж больше не противься королю. Он от природы ласков и спокоен. И, видя, как он любит Гевестона, Ты в этом царской воле не препятствуй. Любимцы были у владык могучих: Великий Александр Гефестиона[317] Любил, и Геркулес скорбел о Гиле, Ахилл жестокий плакал о Патрокле[318]. Не только у владык любимцы были, Но также у людей умнейших: Туллий Любил Октавия[319], мудрец Сократ Безумного любил Алкивиада[320]... Оставь же короля. Он юн, уступчив. Он больше даст, чем пожелать мы можем. Ты смело забавляй того пустого И ветреного графа. А король От этих игр, поверь, и сам отстанет, Когда года созреют.

Мортимер Младший

Нет, меня Его беспутный дух не огорчает. Мне мерзко то, что столь рожденьем низкий, По королевской милости возросший, Так обнаглел, что кутит и пирует На деньги государственной казны. В то время как солдаты из-за платы Задержанной бунтуют, на плечах Он носит лорда годовой доход; Он при дворе Мидасом[321] гордым ходит, И подлецы заморские за ним Толпятся сотнями. Ливреи их Так пышны, будто сам Протей[322] явился, Бог превращений. Никогда мужлана Столь дерзкого я не видал. На нем Короткий итальянский плащ, обшитый Весь жемчугом, и на тосканской шляпе[323] Алмаз ценней короны королевской. Когда под окнами дворца проходим, Они смеются вместе с королем И издеваются над нашей свитой И шутят над одеждой нашей. Дядя, Вот этого снести я не могу!

Мортимер Старший

Но изменился же король, ты видишь.

Мортимер Младший

Тогда я изменюсь и буду жить, Чтобы служить ему. Но до тех пор, Пока есть у меня рука и сердце И меч, я выскочке не подчинюсь. Вы знаете мой нрав. Идем же, дядя.

Уходят.

АКТ II

СЦЕНА 1

Зал в доме Глостера.

Входят Спенсер Младший и Болдок.

Болдок

Увы, граф Глостер, господин наш умер. Кому же из дворян теперь служить Намерен ты?

Спенсер Младший

Не Мортимеру только И никому, кто с ним: ведь королю Они враги, Знай, что мятежный лорд Немного пользы принесет себе, А нам еще поменьше. Только тот, Кто в милости у короля, лишь словом Единым может на всю жизнь возвысить. Великодушный Корнуэльский граф — Тот, на чье счастье возлагает Спенсер Свои надежды.

Болдок

Что ж ты хочешь быть Его слугой?

Спенсер Младший

Ну нет: скорее — другом. Ко мне он расположен и, пожалуй, Меня бы предпочел и королю.

Болдок

Он изгнан; на него надежды плохи.

Спенсер Младший

Терпенье! Надо подождать немного. Мне сообщил сейчас один мой друг, Что призван он опять; за ним послали. И только что придворная пришла К нам почта — к нашей госпоже письмо От короля. Когда она читала, Все улыбалась — потому, наверно, Что там о Гевестоне речь идет, Ее любимом.

Болдок

Да, на то похоже. С тех пор как изгнан Гевестон, она И не гуляет, не выходит вовсе. Казалось мне, что брак не состоится И что его изгнанье изменило Ее намеренья.

Спенсер Младший

Нет, госпожи Упорна первая любовь. Поставлю Я жизнь мою против твоей, она Добьется Гевестона.

Болдок

Я надеюсь, Тогда через нее и я возвышусь, Ее ребенком я читать учил.

Спенсер Младший

Учительство свое должны вы бросить, Как дворянин вести себя должны. Не черною одеждой с узкой лентой, Не бархатным плащом, подбитым шерстью, Не нюхая цветочек и держа Платок в руке, не длинными речами В конце обеда, не поклоном низким Перед дворянами, не жалким взглядом Из-под ресниц, не повторяя: "Право, Как вашей светлости угодно будет", — Заслужите вы милость сильных мира. Должны быть дерзким вы, развязным, гордым, Решительным, а иногда ударить, Когда представится удобный случай.

Болдок

Ты знаешь, Спенсер, что я ненавижу Все эти церемонные безделки И лишь из ханжества их применяю. Но мой покойный господин был строг, — За пуговицы осуждал большие, Хоть у меня они всегда бывали Не более булавочной головки. Я даже стал похож на капеллана, Хотя в душе достаточно беспутен И к шалостям разнообразным склонен. Я не из тех педантов-простаков, Что без propterea quod[324] не скажут слова.

Спенсер Младший

Но вы из тех, кто quandoquidem[325] скажет И дар имеет, чтоб спрягать глагол.

Болдок

Довольно шуток. Госпожа идет.

Входит племянница короля Эдуарда.

Племянница короля Эдуарда

(не замечая Болдока и Спенсера)

Не так была я сражена известьем, Что изгнан он, как радуюсь теперь, Узнав, что он вернется. Он мне пишет! Зачем, любимый, просишь ты прощенья? Я знаю, ты не мог ко мне приехать.

(Читает.)

"С тобою жить в разлуке я не в силах". Вот доказательство его любви.

(Читает.)

"Пусть смерть возьмет меня, когда забуду". Побудь же там, где Гевестон уснет,

(Прячет письмо на груди у себя.)

Теперь прочту письмо от короля.

(Распечатывает письмо от короля и читает его.)

Он хочет, чтобы ко двору сейчас Я ехала — встречать там Гевестона. К чему же медлить мне, когда он пишет О дне, назначенном для нашей свадьбы?

(Замечает Болдока и Спенсера.)

Кто там? Эй, Болдок! Прикажи сейчас же, Чтоб подали карету[326]. Еду я.

Болдок

Исполнено все будет, госпожа.

Племянница короля Эдуарда

И встреть меня у парковой ограды.

Болдок уходит.

А вы поедете со мною, Спенсер. Есть радостные вести у меня: Граф Корнуэльский едет ко двору И будет там одновременно с нами.

Спенсер Младший

Я знал, что государь его вернет!

Племянница короля Эдуарда

И если все случится, как надеюсь, Твоя не будет позабыта служба.

Спенсер Младший

Благодарю покорно вашу светлость.

Племянница короля Эдуарда

Идем же. Мне не терпится там быть.

Уходят.

СЦЕНА 2

Тайнмутский замок[327].

Входят король Эдуард, королева Изабелла, Кент, Ланкестор, Мортимер Младший, Уорик, Пембрук и свита.

Король Эдуард

Попутный ветер... Что ж не едет он? Боюсь, неласково с ним было море.

Королева Изабелла

Смотри, Ланкастер, как король взволнован. К любимцу мысли все устремлены...

Ланкастер

Мой государь...

Король Эдуард

Что? Вести есть? Что? Гевестон приехал?

Мортимер Младший

Все Гевестон! Внемлите, государь: У вас дела найдутся посерьезней — Вступил в Нормандию король французский[328].

Король Эдуард

Ах, пустяки! Мы выгоним его Когда угодно. Мортимер, скажи; Для празднеств государственных, что мы Назначили, какой девиз ты выбрал[329]?

Мортимер Младший

Простой. Не стоит даже говорить.

Король Эдуард

Прошу тебя, скажи.

Мортимер Младший

Ну, если так Желаете, вот он: высокий кедр, Цветущий пышно, и на верхних ветках Там королевские орлы сидят, Но точит червь кору и проползает Он в высочайшую из всех ветвей. Девиз же: "Aeque tandem" [330].

Король Эдуард

А ваш, милорд Ланкастерский, каков?

Ланкастер

А мой девиз темней, чем Мортимера. Рассказывает Плиний[331], что есть рыба Летающая; все другие рыбы Ее за то смертельно ненавидят. Когда ее преследуют, она Взлетает в воздух, но ее хватает Там птица. Я велел нарисовать Ту рыбу. А девиз: "Ubique mors est"[332].

Кент

Ланкастер наглый! Подлый Мортимер! Вот какова любовь к монарху ваша? Вот плод, что примиренье принесло? Словами выражаете вы дружбу, А на щитах рисуете вражду? Иначе это не назвать, как тайным И королю и графу оскорбленьем.

Королева Изабелла

Супруг любезный, будьте же спокойны: Они все любят вас.

Король Эдуард

Меня не любят Все те, кто Гевестона ненавидит.

(Мортимеру Младшему.)

Я кедр — не пробуйте меня свалить, А вы — орлы. Как ни парили б вы, Есть путы у меня, чтоб вас унизить. И будет "Aeque tandem" червь кричать Надменнейшему из британских пэров.

(Ланкастеру.)

Его с летающей сравнил ты рыбой. Но нет чудовища такого в море, Нет гарпии, чтоб проглотить его.

Мортимер Младший

(тихо Ланкастеру)

Когда к нему так милостив теперь он, В присутствии его что будет делать?

Ланкастер

(тихо, Мортимеру Младшему)

Увидим это. Вот светлейший лорд.

Входит Гевестон.

Король Эдуард

Мой Гевестон, приветствует тебя И замок Тайнмутский и в нем — твой друг. Я изнемог, исчах в разлуке. Если Данаю, запертую в медной башне[333], Сильней желали женихи, и гнев В них рос сильней, так и со мной случилось; Но увидать тебя — сильнее радость, Чем было горе при твоем отъезде Для моего рыдающего сердца.

Гевестон

Король мой дорогой и повелитель, Хоть ваша речь мою опередила; Все ж есть слова, чтоб высказать мне радость. Пастух, измученный морозом лютым, Не так резвится, увидав весну, Как я, ваше величество увидя.

Король Эдуард

Никто из вас не хочет Гевестона Приветствовать?

Ланкастер

Приветствовать? О да! Привет, лорд-камергер, от нас примите!

Мортимер Младший

Привет вам, добрый Корнуэльский граф.

Уорик

Привет, милейший лорд, правитель Мена!

Пембрук

Привет вам, господин наш секретарь!

Кент

Брат, слышите вы их?

Король Эдуард

При мне бароны И графы снова так вот говорят?

Гевестон

Король, таких обид мне не снести!

Королева Изабелла

(в сторону)

Увы мне! Здесь опять раздор начнется.

Король Эдуард

(Гевестону)

Обиды эти в глотки им верни! Я дозволяю; я твой поручитель.

Гевестон

Вы, низкие, тупые и своей Породою гордящиеся графы, Сидите в ваших замках, обжираясь Говядиной, которого вассалы Снабжают вас; сюда же не являйтесь И не дерзайте нагло насмехаться Над Гевестоном, чей высокий разум Так низко никогда не опускался, Чтоб взглядом удостоить подлецов.

Ланкастер

Но я вот этим удостою вас.

(Вынимает меч, намереваясь заколоть Гевестона.)

Общее смятение.

Король Эдуард

Предательство! Измена! Где изменник?

Пембрук

Любой из нас!

Король Эдуард

Скорее Гевестону Охрану дать и увести отсюда! Они его убьют.

Гевестон

Пусть жизнь твоя Расплатой будет за твою измену!

Мортимер Младший

Нет, сам ты жизнью нам заплатишь, раб! Когда б мне только меч не изменил...

(Ранит Гевестона.)

Королева Изабелла

О Мортимер безумный! Что ты сделал?

Мортимер Младший

Не более того, за что ответить Готов я, если был бы он убит.

Свита обступает Гевестона и уводит его.

Король Эдуард

Но более того, за что ты сможешь Ответить, хоть он жив. За этот бунт Мне дорого заплатите вы оба. Прочь с глаз моих! Для вас закрыт дворец.

Мортимер Младший

Мне из-за Гевестона во дворец Не будет заперт вход.

Ланкастер

Его мы стащим На плаху за уши.

Король Эдуард

Поберегите Свои вы головы. Его — надежна.

Уорик

Венец свой берегите, если вы Его поддерживаете упорно.

Кент

Твои слова срамят твой возраст, Уорик.

Король Эдуард

Против меня они все в заговоре, Но, если буду жив, я растопчу Те головы, что думают меня Презрением сегодня растоптать. Пойдем же, Эдмунд, собирай войска. Война должна сбить спесь с баронов этих.

Король Эдуард, королева Изабелла и Кент уходят.

Уорик

Скорее в наши замки! Государь Разгневан.

Мортимер Младший

Пусть он в гневе и погибнет.

Ланкастер

Переговоры с ним уж невозможны: Он хочет нас оружием смирить. Поэтому совместно здесь должны мы Решить: добьемся смерти Гевестона.

Мортимер Младший

Клянусь, проклятый раб не будет жить!

Уорик

Погибнуть должен он, иль пусть умру я.

Пембрук

Такую же приносит клятву Пембрук.

Ланкастер

А также и Ланкастер. Пусть герольды Передадут наш вызов королю, И пусть народ английский поклянется, Что он низвергнет Эдуарда с трона.

Входит гонец.

Мортимер Младший

Откуда письма?

Гонец

Из Шотландии.

(Вручает Мортимеру письма.)

Ланкастер

Как там живут наши друзья, кузен?

Мортимер Младший

Шотландцами захвачен в плен мой дядя.

Ланкастер

Мы выкупим его, не беспокойся!

Мортимер Младший

В пять тысяч фунтов выкуп тот назначен, И должен уплатить его король. Ведь за него сражаясь, взят он в плен, Иду я к королю.

Ланкастер

Пойдем же вместе.

Уорик

Мы с лордом Пембруком одновременно В Ньюкасл поедем войско собирать.

Мортимер Младший

За дело! Мы последуем за вами.

Ланкастер

Решительно вы действуйте и тайно.

Уорик

Ручаюсь в этом вам; уж постараюсь.

(Уходит с Пембруком.)

Мортимер Младший

А если он не выкупит его, Его таким я громом оглушу, Которого еще король не слышал От подданного.

Ланкастер

Хорошо. И в этом Приму участье я. Эй-эй, кто там?

Входит один из телохранителей короля.

Мортимер Младший

Вот, кстати, здесь из стражи человек.

Ланкастер

Показывай дорогу.

Телохранитель

Но куда Желают ваши светлости идти?

Мортимер Младший

Куда же, как не к королю, идти нам?

Телохранитель

Но государь желает быть один.

Ланкастер

Что ж, пусть желает. Говорить с ним будем.

Телохранитель

Милорд, вы не войдете.

Мортимер Младший

Не войдем?

Входят король Эдуард и Кент.

Король Эдуард

В чем дело? Что за шум? Ах, это вы!

(Хочет уйти.)

Мортимер Младший

Король, постойте; я с вестями к вам. Шотландцами захвачен в плен мой дядя.

Король Эдуард

Внесите выкуп.

Ланкастер

Нет, внесите вы. На службе вашей Мортимер взят в плен.

Мортимер Младший

И выкуп вы внесете, или вам...

Кент

Как, Мортимер, грозите вы ему?

Король Эдуард

Спокойно! Будет разрешенье вам Сбор сделать для него по всей стране.

Ланкастер

Любимец Гевестон внушил вам это?

Мортимер Младший

Не так бедно семейство Мортимеров. Но, если б земли нам пришлось продать, Мы подняли б достаточно людей, Чтоб вам хлопот наделать, государь. Мы не просить, а требовать привыкли.

Король Эдуард

Вы долго будете мне досаждать?

Мортимер Младший

Раз мы теперь одни, я все скажу.

Ланкастер

Я тоже. А затем простимся с вами.

Мортимер Младший

Пустые празднества и маскарады, Развратные спектакли и подарки, Которыми осыпан Гевестон, Твою казну и силы исчерпали, И ропщущий, измученный народ Впал в нищету.

Ланкастер

Жди мятежей, сверженья. Из Франции уж выбиты твои Израненные нищие солдаты И стонут у ворот. О'Нейль свирепый С толпой ирландских кернов[334] на земле Живет английской, нам не повинуясь. Шотландцы подступают к стенам Йорка И без сопротивления добычу Богатую назад к себе уносят.

Мортимер Младший

Датчанин гордый властвует над морем[335], Затем что безоружные твои Суда стоят в порту на якорях.

Ланкастер

Из королей кто шлет к тебе послов?

Мортимер Младший

А кто, кроме льстецов, тебя здесь любит?

Ланкастер

И жалуется наша королева, Сестра единственная Валуа[336], Что ты ее совсем одну оставил.

Мортимер Младший

И наг твой двор; лишен он тех, кто славу Пред миром государю придает. О пэрах говорю, которых ты Любить был должен; за тобою пасквиль Бежит по улице; стихи, баллады Слагают о падении твоем.

Ланкастер

И жители на северной границе, Чьи сожжены дома, а жены, дети Убиты, — мечутся и имена Твое и Гевестона проклинают.

Мортимер Младший

Ты с знаменем распущенным лишь раз Был в поле. И твои солдаты шли, Будто актеры в блещущих одеждах, Без лат, а сам ты, золотом залитый, Верхом, смеясь над всеми, проезжал. Кивая и тряся султаном ярким, И с шлема женские свисали ленты.

Ланкастер

И потому насмешливый шотландец[337] Про нас такую песенку сложил: "Английская дева, где суженый твой? Уж он никогда не вернется домой. Они все полегли. Король ваш собрал превеликую рать — Пришлось ему пятки свои показать. Алали, алали!"[338]

Мортимер Младший

Чтоб дядю моего освободить, Уитмор[339] продам.

Ланкастер

Что б мы ни потеряли, Мечами все себе вернем с избытком. Вы в гневе, государь? Так отомстите! Увидите знамена наши скоро.

(Уходит с Мортимером Младшим.)

Король Эдуард

Кровь прилила... От гнева рвется сердце. Меня травили часто эти пэры, Но мстить не смел я, — велика их сила. Ужели крик вот этих петухов Льва ужаснет? Монарх, расправь же когти, Чтоб кровь их жизней утолила голод Всей ярости твоей. Теперь жестоким Тираном стану я: пускай себя Благодарят и каются, хоть поздно.

Кент

Я вижу, государь; страсть к Гевестону Для государства и для вас — погибель. Дворяне злобные теперь войной Грозят вам. Брат мой, лучше навсегда Отсюда изгоните Гевестона.

Король Эдуард

Ты Гевестону моему враждебен?

Кент

Да, и печалюсь, что был ласков с ним.

Король Эдуард

Изменник, прочь! Пой песни с Мортимером.

Кент

Пусть так, но только бы не с Гевестоном.

Король Эдуард

Прочь с глаз моих! И больше не являйся.

Кент

Не чудо, что своих ты пэров презрел, Когда я, брат твой, так тобой отвергнут.

Король Эдуард

Прочь!

Кент уходит.

Бедный Гевестон! Кроме меня, Нет у тебя друзей. Но пусть творят, Что могут, — в Тайнмуте мы будем жить. По стенам будем вместе с ним гулять. А то, что графы город окружат, Что до того мне? Вот идет сюда Она, причина этих потрясений.

Входят королева Изабелла с племянницей короля Эдуарда, две дамы, Гевестон, Болдок и Спенсер Младший.

Королева Изабелла

Есть слух, что подняли оружье графы.

Король Эдуард

Есть слух, что вы сочувствуете им.

Королева Изабелла

Всегда подозреваете меня Вы без причины...

Племянница короля Эдуарда

Дядя дорогой мой, Любезней говорите с королевой.

Гевестон

(тихо, королю Эдуарду)

Ну, притворяйтесь, говорите нежно.

Король Эдуард

Прости мне, милая: забылся я.

Королева Изабелла

Охотно Изабелла вас прощает.

Король Эдуард

Таким стал храбрым Мортимер, что мне Грозит в лицо войной междоусобной.

Гевестон

Что ж в Тауэр вы его не заключите?

Король Эдуард

Я не решаюсь. Он любим народом.

Гевестон

Тогда мы тайно устраним его.

Король Эдуард

Когда б они с Ланкастером, пируя, За здравие друг друга осушили Отравленных два кубка!.. Но довольно,

(Заметив Спенсера Младшего и Болдока.)

Кто эти люди — я хотел бы знать?

Племянница короля Эдуарда

Покойного здесь дяди двое слуг, Что просятся на службу к вам, милорд.

Король Эдуард

Скажи, кто родом ты, и герб каков твой?

Болдок

Мне имя Болдок, и мое дворянство Не из геральдики, а из Оксфорда[340].

Король Эдуард

Для дел моих тем боле ты пригоден. Служи мне — и не будешь ты нуждаться.

Болдок

Благодарю покорно, государь.

Король Эдуард

А этого ты знаешь, Гевестон?

Гевестон

Да, знаю. Спенсером зовут его, И у него хорошее родство. Пусть вашему величеству он служит Ради меня. Едва ли человека Найдете вы достойнее его.

Король Эдуард

Что ж, послужи ради него мне, Спенсер. Недолго возвышенья ждать тебе.

Спенсер Младший

Все титулы не так мне драгоценны. Как милость государя моего.

Король Эдуард

Племянница, сегодня свадьбу вашу Отпразднуем. Вот видишь, Гевестон, Как ты мне мил: тебе даю я в жены Племянницу, которая единой Наследницею Глостера осталась.

Гевестон

Я знаю, через это очень многим Я стану ненавистен. Мне, однако, И злоба и любовь их безразличны.

Король Эдуард

Упрямые бароны власть мою Не ограничат. Будет тот возвышен, Кого я жаловать хочу. Пойдемте. А после свадьбы на бунтовщиков И их друзей мы двинемся войною.

Уходят.

СЦЕНА 3

Близ Тайнмутского замка.

Входят Ланкастер, Мортимер Младший, Уорик, Пембрук и другие. К ним подходит только что вышедший из замка Кент.

Кент

Милорды, из любви к отчизне нашей Пришел я к вам и короля покинул. И в вашей распре ради государства Я первый жизнью жертвовать хочу.

Ланкастер

Боюсь, подосланы вы к нам нарочно, Чтоб ложною любовью обмануть.

Уорик

Ведь он ваш брат, и вправе сомневаться Мы в том, что вы восстали на него.

Кент

Порукою пусть будет честь моя; Когда вам мало этого — прощайте.

Мортимер Младший

Останься, Эдмунд. Никогда не лгали Плантагенеты[341]; верим мы тебе.

Пембрук

Но в чем причина, что теперь его Вы бросили?

Кент

Ланкастеру сказал я.

Ланкастер

И этого довольно. Знайте, лорды, Что тайно прибыл Гевестон, что здесь Он в замке веселится с королем. С союзниками нашими взберемся На стены и захватим их врасплох.

Мортимер Младший

Пойду на приступ я.

Уорик

Я за тобой.

Мортимер Младший

Трепещущее знамя наших предков, Что было на пустынном берегу У моря Мертвого водружено, Откуда наше имя — Мортимеры[342], Я подниму на замковую стену. И барабан, военная тревога Их оторвут от пира, прозвучав, Как похоронный звон по Гевестону.

Ланкастер

Пусть не коснется короля никто. Но Гевестону и его друзьям Рассчитывать на жалость не придется.

Уходят.

СЦЕНА 4

Тайнмутский замок.

Вбегает король Эдуард, встречая входящего с другой стороны Спенсера Младшего.

Король Эдуард

О Спенсер, где мой Гевестон, скажи?

Спенсер Младший

Боюсь, что он убит, мой государь.

Король Эдуард

Нет, вот он. Ну, теперь пускай они Кого угодно убивают, грабят...

Входят королева Изабелла, племянница короля Эдуарда, Гевестон и дворяне.

Бегите, лорды, взяты укрепленья! Скорей на корабли и в Скарборо[343]! Мы с Спенсером сухим путем бежим.

Гевестон

Мой государь, останьтесь: вас не тронут.

Король Эдуард

Я им не верю. Гевестон, беги!

Гевестон

Прощай, король!

Король Эдуард

Племянница, прощай.

Племянница короля Эдуарда

Прощайте, милый дядя. До свиданья.

Король Эдуард

Прощай, мой милый Гевестон. Прощай же, Племянница.

Королева Изабелла

Для бедной Изабеллы, Для королевы — нет у вас прощанья?

Король Эдуард

Да-да, но только ради Мортимера, Любовника ее.

Королева Изабелла

Свидетель небо, Что только вас я одного люблю.

Уходят все, кроме королевы Изабеллы.

Так из моих объятий он бежит! О, если бы весь остров эти руки Могли обнять, чтоб притянуть его, Иль слезы, что текут из глаз моих, Смягчили это каменное сердце И больше б мы вовек не расставались!

Входят Ланкастер, Уорик, Мортимер Младший и другие. Снаружи звуки труб.

Ланкастер

Как мог сбежать он?

Мортимер Младший

Кто здесь? Королева?

Королева Изабелла

Да, Мортимер, та горе-королева, Чье сердце еле живо и чьи вздохи Всю иссушили внутренность, чье тело Изнурено от безысходной скорби. Устали эти руки короля От Гевестона отвлекать, от злого, Порочного. Все тщетно. Если я Была с ним ласкова, он убегал И улыбался своему любимцу.

Мортимер Младший

Довольно жалоб. Где король, скажите?

Королева Изабелла

Зачем король вам? Ищете его?

Ланкастер

Нет, госпожа, мы ищем Гевестона Проклятого. Ланкастер не способен Насилию подвергнуть государя. Но государство мы хотим избавить От Гевестона. Где он, нам скажите, И где бы ни был он, тотчас умрет.

Королева Изабелла

Он в Скарборо морским путем поехал. Гонитесь же за ним, он не уйдет. Король не с ним, невелика и свита.

Уорик

Ланкастер, не теряйте время! В путь!

Мортимер Младший

Как вышло, что король расстался с ним?

Королева Изабелла

Он сделал это, чтобы ваше войско, Разбившись для погони на две части, Себя ослабило, и он, собрав Свои полки, мог уничтожить вас.

Мортимер Младший

Здесь на реке фламандский есть корабль[344]. Скорее на борт! Кинемся в погоню!

Ланкастер

Тот ветер, что несет его, наполнит Наш парус. На борт! Здесь лишь час пути.

Мортимер Младший

Останетесь вы в замке, госпожа?

Королева Изабелла

Нет, Мортимер, к супругу я поеду.

Мортимер Младший

Уж лучше с нами в Скарборо — водой!

Королева Изабелла

Вы знаете, как мнителен король, Узнай он, что я с вами говорила, Он честь мою поставит под сомненье. Поэтому идите, Мортимер.

Мортимер Младший

Я не могу остаться, чтоб ответить. Но, госпожа, судите Мортимера, Как заслужил он.

Уходят все, кроме королевы Изабеллы.

Королева Изабелла

Так ты заслужил, О милый Мортимер, что Изабелла Хотела б навсегда с тобой остаться, — Напрасно жду любви от Эдуарда: Лишь к Гевестону взор его прикован. И все ж еще раз докучать решусь Ему мольбой. Но, если равнодушен Он будет, мне ни слова не ответит, Во Францию я с сыном отплыву. Пожалуюсь там брату-королю, Что Гевестон украл любовь супруга. Но все ж надеюсь, что конец печали, Что наступил благословенный день И нынче будет Гевестон убит.

(Уходит.)

СЦЕНА 5

Открытое поле.

Входит Гевестон, спасаясь от преследования.

Гевестон

Все ж, лорды алчные, от вас ушел я, От вашей травли, криков и угроз; И, хоть и разлученный с королем, Жив и не схвачен Питер Гевестон, Он дышит. Несмотря на то что вы И подняли мятеж на государя, Он верит, что увидит короля.

Входят Уорик, Ланкастер, Пембрук, Мортимер Младший, солдаты, Джемс и другие из свиты Пембрука.

Уорик

Схватить его! Оружье отобрать!

Мортимер Младший

Ты, нарушитель мира всей страны, Ты, наглый развратитель короля, Причина этих смут и низкий льстец, Сдавайся! Если б не было стыдом Для воина и униженьем это, Сейчас бы я пронзил тебя мечом И ты бы утонул в своей крови.

Ланкастер

Чудовище среди людей! Ты гонишь, Подобно шлюхе греческой, на гибель[345], В бой смертный столько рыцарей отважных! Не жди другой судьбы, чем смерть, о подлый! Уж сам король тебя не защитит.

Уорик

Зачем с рабом ты говоришь, Ланкастер? Солдаты, увести его! Клянусь Мечом, что голова твоя слетит И без предупреждений дальних ты Получишь по заслугам, Гевестон. В твоем лице наказываем строго Мы преступленье против всей страны. Повесить на суку его!

Гевестон

Милорд!

Уорик

Солдаты, уведите прочь его... Но раз ты был любимцем короля, То наши руки честь тебе окажут...

Гевестон

Благодарю вас всех. Я сознаю: Топор — одно, веревка же — другое[346], А в общем — смерть.

Входит граф Эрендел.

Ланкастер

Лорд Эрендел! В чем дело?

Эрендел

Король наш Эдуард вам шлет привет.

Уорик

В чем ваше порученье?

Эрендел

Государь, Узнав, что вами схвачен Гевестон, Через меня вас просит дать возможность Ему проститься с осужденным. Знает Король, что будет друг его казнен. Когда б вы согласились, Эдуард Не позабыл бы об услуге вашей.

Уорик

Вот как?

Гевестон

Одно лишь имя Эдуарда Способно Гевестону жизнь вернуть!

Уорик

Нет, этого не будет. Короля Иначе мы почтим, — пусть нас простит он. Солдаты, увести его!

Гевестон

Но разве же, лорд Уорик, породит Надежду эта новая отсрочка! Я знаю, что нужна вам жизнь моя, Хоть в этом уступите королю.

Мортимер Младший

В чем уступить нам, ты определяешь? Солдаты, увести его! Почтим Мы короля.

(Эренделу.)

Через тебя пошлем Мы голову его: пусть одарит Ее слезами. Это лишь получит От Гевестона он или еще Бесчувственный и безголовый труп.

Ланкастер

Нет, лорды, нет, а то истратит он На похороны Гевестона больше, Чем тот когда-нибудь мог заслужить.

Эрендел

Милорды, это просьба короля. Он честью королевской вам клянется, Поговорив, прислать его обратно.

Уорик

Когда? На это вряд ли ты ответишь! Мы знаем: тот, кто ради Гевестона Заботы государственные бросил И кто дворян до крайности довел, Его увидев, клятвы все нарушит, Чтоб только обладать им.

Эрендел

Если вы Не верите поруке государя, Заложником я буду за него!

Мортимер Младший

Ты это благородно предложил! Но знаем мы — ты дворянин достойный; Не станем оскорблять тебя, убив Такого человека вместо вора.

Гевестон

Что, Мортимер, сказал ты? Это низость!

Мортимер Младший

Прочь, подлый раб, вор королевской славы! Толкуй с такой же мразью, как ты сам.

Пембрук

Лорд Мортимер и прочие все лорды! Чтобы исполнить просьбу короля О том, чтоб Гевестон к нему был прислан — Раз сильно так желает государь Пред тем, как он умрет, его увидеть, — Я на себя беру и отвечаю Своею честью, что его отправлю И что его обратно привезу, Но только с тем, чтоб вы, лорд Эрендел, Со мною ехали.

Уорик

Чего ты хочешь? Кровопролитья нового? Довольно, Что мы его схватили. А теперь Должны мы отпустить его на волю, Не зная, возвратится ли он к нам?

Пембрук

Милорды, умолять я вас не буду, Но, если пленника мне отдадите, Клянусь, что Пембрук вам его вернет.

Эрендел

Ланкастер, что вы скажете на это?

Ланкастер

Скажу, что надо отпустить его Под слово лорда Пембрука.

Пембрук

А вы, Лорд Мортимер?

Мортимер Младший

Что скажете, лорд Уорик?

Уорик

Как вам угодно поступайте.

(В сторону.)

Знаю, Чем это кончится.

Пембрук

Тогда его Отдайте мне.

Гевестон

Мой милый Эдуард, Все ж перед смертью я тебя увижу!

Уорик

(в сторону)

А может быть, и нет, когда и ум И хитрость Уорика здесь одолеют.

Мортимер Младший

Лорд Пембрук, пленника мы вам вверяем. По чести нам его верните, В путь!

Уходят все, кроме Пембрука, Эрендела, Гевестона, Джемса и других из свиты Пембрука.

Пембрук

(Эренделу)

Милорд, со мной поедем. Недалеко Отсюда дом мой; в сторону немного Он от дороги нашей. Свита может Вперед поехать. Если есть у нас Хорошенькие жены, не должны Мы долго поцелуев их лишать.

Эрендел

Отлично сказано, лорд Пембрук. Вы Могучи, как магнит, который может Хоть принца вытянуть.

Пембрук

О да, милорд. Джемс, Гевестона этого тебе Я поручаю. Сторожем его Будь этой ночью. Утром от обузы Тебя освободим мы. Ну, иди.

Гевестон

Несчастный Гевестон, что ждет тебя?

(Уходит вместе с Джемсом и другими из свиты Пембрука.)

Конюх

Мы будем скоро в Кобеме, милорд.

Уходят.

АКТ III

СЦЕНА 1

Проезжая дорога в Йоркшире.

Входят Джемс и другие из свиты Пембрука, ведя с собой Гевестона. Последний замечает издали идущего им навстречу Уорика с солдатами.

Гевестон

Предатель Уорик, друга обманул ты!

Джемс

Солдатам этим ваша жизнь нужна.

Гевестон

Я должен безоружным пасть? В оковах Я должен умереть? Ужели будет Вот этот день последним днем моим? Где средоточье моего блаженства? О, если люди вы, то поспешимте Скорее к королю!

Входит Уорик с солдатами.

Уорик

(Джемсу)

Вы дворянин Из свиты Пембрука? Так не пытайтесь Противиться. Мне нужен Гевестон.

Джемс

Зачем вам, славный лорд, себя бесчестить И друга господина моего?

Уорик

Нет, Джемс, я делу родины служу. Эй, взять мерзавца! В путь за мной, солдаты! Мы быстро дело сладим. Передай Привет ты господину своему; Скажи, как изловил я Гевестона.

(Гевестону.)

Пусть тень твоя целует Эдуарда.

Гевестон

Предатель! Короля я не увижу?

Уорик

Небесного, быть может, — не земного. Вперед!

Джемс

(другим из свиты Пембрука)

Друзья, не стоит нам бороться, Скорее господина известим.

Уходят.

СЦЕНА 2

Близ Борроубриджа в Йоркшире.

Входят король Эдуард, Спенсер Младший, Болдок, дворяне — приверженцы короля и солдаты с барабанами и флейтами.

Король Эдуард

Томлюсь я без известий от баронов О друге, Гевестоне дорогом. Ах, Спенсер, все сокровища короны Его не выкупят! Ждет смерть его! Я знаю, злобен младший Мортимер; Жесток, я знаю, Уорик, и Ланкастер Безжалостен. Я не увижу больше Тебя, мой нежный Питер Гевестон! Сломили нас спесивые бароны.

Спенсер Младший

Будь, Англии я королем Эдвардом, Испанской нежной Леоноры сыном И отпрыском Великого Эдварда[347], Я не стерпел бы хвастовства и буйства Баронов, что со мной в борьбу вступили В моем же королевстве. Речь мою Простите, государь. Но если вы Хотите сохранить отца величье И честью имени вы дорожите, Вы не должны терпеть, чтобы дворяне Дерзали королю давать отпор. Долой им головы! Пусть держат речь С шестов. Полезным будет то уроком Для остальных, чтоб научить баронов Покорности законному монарху.

Король Эдуард

Да, милый Спенсер, слишком кроток был я И ласков к ним. Теперь вперед, мой меч! И, если Гевестона не вернут мне, Меч шлемы им и головы снесет.

Болдок

Решенье смелое пристало вам — Не быть на привязи у их желаний, Как будто бы король еще школяр И нужно вашу милость, как ребенка, Держать и в подчинении и в страхе.

Входят Спенсер Старший с жезлом полководца и солдаты.

Спенсер Старший

Да здравствует монарх мой благородный! Разно будь счастлив в мире и в войне.

Король Эдуард

Старик, на помощь к королю пришел ты? Привет тебе. Скажи, кто ты? Откуда?

Спенсер Старший

Пришли со мной стрелки и копьеносцы, И алебардщики и щитоносцы — Всего отряд в четыреста солдат. Поклялся я законные права Отстаивать монарха моего И к вашему величеству явился. Я Спенсер, вашего слуги, отец, Что к вам навек привязан, ибо милость К нему — всем нам оказанная милость.

Король Эдуард

Отец твой это, Спенсер?

Спенсер Младший

Да, король. И он в ответ на ваши к нам щедроты Жизнь к вашим царственным ногам принес.

Король Эдуард

Приветствую тебя сто раз, старик. Любовь и ласка к королю, мой Спенсер, Твой благородный дух мне доказали. Я жалую тебя Уилтширским графом, И милости я каждый день умножу, Чтоб засияли солнцем над тобой. А в знак моей любви тебе дам денег, Чтоб ты баронов чванных посрамил. Мы слышали, что земли продает Лорд Брюс, а с ним и оба Мортимера[348]. Ты этих денег не жалей, мой Спенсер. Я щедр с солдатами, с друзьями ласков.

Спенсер Младший

Мой государь, идет к нам королева.

Входят королева Изабелла, принц Эдуард и Левюн.

Король Эдуард

Какие вести, королева?

Королева Изабелла

Вести О наших неудачах и стыде. Левюн, наш преданный и верный друг, Привез нам письма и живую весть, Что брат мой Валуа, король французский, За то, что вы ему не присягнули, Нормандию решил у вас отнять[349]. Здесь эти письма, а вот здесь и вестник.

Король Эдуард

Привет тебе, Левюн!

(Королеве Изабелле.)

И это все? Ну, с Валуа мы скоро помиримся! Но как же с Гевестоном? Неужели Его уж никогда я не увижу? Французские дела мы поручаем Тебе и сыну нашему. Ведите С французским королем переговоры. Ты, мальчик, будь решителен и смел; С достоинством исполни порученье.

Принц Эдуард

Прошу, не поручайте мне того, Что не под силу юности моей. Но знайте, мой отец и повелитель, Что выполню доверенное вами Не менее надежно, чем Атлант На верных плечах держит свод небесный.

Королева Изабелла

Твой ум меня пугает, милый мальчик. Такие дети долго не живут.

Король Эдуард

Желаем мы, чтоб вы скорей отплыли, И с вами сын наш. Также и Левюн Последует за вами очень быстро. Средь наших лордов выберите свиту. Идите с миром, нам войну оставив.

Королева Изабелла

Чудовищна война, когда, увы, На короля идет его народ. Не допусти, господь! Мой государь, Я ухожу готовиться к отъезду.

(Уходит с принцем Эдуардом.)

Входит граф Эрендел.

Король Эдуард

Как, Эрендел, ты к нам один вернулся?

Эрендел

Король! Ваш Гевестон окончил жизнь.

Король Эдуард

Изменники! Они его убили. До твоего прихода умер он? Иль при тебе мой друг расстался с жизнью?

Эрендел

Не то и не другое, государь. Когда врагами был он окружен И схвачен, передал я им посланье От вашего величества. Просил я И даже умолял его нам выдать И слово честное давал, что после Свиданья с вами возвращу его.

Король Эдуард

И что ж, мятежники мне отказали?

Спенсер Младший

О, наглые изменники!

Король Эдуард

Да, Спенсер, Предатели все, все.

Эрендел

Сначала были Они неумолимы; не хотел Граф Уорик слушать, Мортимер был резок; Другие, правда, меньше говорили. Когда же все упрямо отказались Его мне на поруки выдать, мягко Сказал граф Пембрук: "Государь прислал За ним и обещал, что он вернется. Я на свою ответственность беру Его отправить и вернуть обратно".

Король Эдуард

Так почему же не приехал он?

Спенсер Младший

Причина, верно, подлость и измена.

Эрендел

Лорд Уорик на пути его схватил! Домой заехал Пембрук, поручив Вассалам пленника доставить честно; Но на пути засел в засаду Уорик Коварный. Голову он Гевестону Срубил во рву и в лагерь возвратился.

Спенсер Младший

Кровавое, бесчестное деянье!

Король Эдуард

О, говорить ли мне иль умереть?

Спенсер Младший

Мечу доверьте месть, мой государь! Ободрите солдат, не оставляйте Неотомщенной смерть своих друзей! В поход знамена ваши разверните, Чтоб выкурить баронов из их нор.

Король Эдуард

(становясь на колени)

Землею, общей матерью людей, И небом, и всей движущейся сферой, Моей десницей и мечом отца, И честью, что принадлежит короне, Клянусь, что столько жизней и голов Возьму за друга, сколько у меня Есть замков, городов и крепостей.

(Поднимается.)

Изменник Мортимер, предатель Уорик, Как правда то, что я король английский, Так правда, что в озера крови ввергну Я ваши безголовые тела, Чтоб ваши трупы собственною желчью И кровью допьяна бы напились, Чтоб той же кровью запятнали знамя Вы королевское, чтоб цвет кровавый Моих знамен напоминал навеки О мести окаянному потомству Предателей, убивших Гевестона! А здесь, где честь и верность поселились, Тебя усыновлю я; милый Спенсер, И в знак любви моей к тебе безмерной Отныне ты — лорд-канцлер[350] и граф Глостер, Назло врагам и времени назло.

Спенсер Младший

Король, гонец явился от баронов. Он просит разрешенья...

Король Эдуард

Пусть войдет.

Входит вооруженный герольд.

Герольд

Да здравствует король наш Эдуард, Родной страны законный повелитель.

Король Эдуард

Те, кем ты послан, думают иначе. От Мортимера ты, от всей их шайки? Мятежников гнуснее не бывало. Ну, говори, с чем послан?

Герольд

Государь, Восставшие бароны шлют со мною Вам пожеланье счастья, долголетья И просят передать вам откровенно, Что, если вы хотите, чтоб восстанье Закончилось бескровно и легко, Должны от царственной особы вашей Вы Спенсера тотчас же удалить. Как ветвь гнилая, отравляет он Ту царскую лозу, что окружает Листами золотыми ваш венец[351]; И блеск его тускнеет от таких Зловредных выскочек. Вот речь баронов; И с нею вашей милости совет Любезный шлют — беречь дворянство, доблесть И старых слуг достойно почитать, Но выгнать прочь льстецов сладкоречивых; И если согласитесь вы, то честь И жизнь свою вам посвятят они.

Спенсер Младший

Изменники! Их наглость беспредельна.

Король Эдуард

Прочь, и не жди ответа! Уходи! Мятежники друзей и развлеченья Хотят монарху назначать? Смотри, Пока ты здесь, как Спенсера гоню Я от себя.

(Обнимает Спенсера Младшего.)

Теперь иди к баронам. Скажи им, что приду их покарать За Гевестона. Убирайся прочь! Вслед за тобой явлюсь и я с мечом.

Герольд уходит.

Вы видите, как обнаглел мятеж! — Солдаты, честные сердца, готовы ль Вы защищать монаршие права? Теперь, сегодня же врагов мы сломим. Вперед!

Уходят. Барабаны. Шум большой битвы. Потом сигнал к отступлению.

СЦЕНА 3

Поле сражения при Борроубридже. Шум битвы, затем отбой.

Входят король Эдуард, Спенсер Старший, Спенсер Младший и дворяне — приверженцы короля.

Король Эдуард

Зачем нам бить отбой? Вперед, милорды! Сегодня меч мой мщение прольет На наглецов, что подняли восстанье И борются здесь с королем своим.

Спенсер Младший

Король, я верю — правый победит!

Спенсер Старший

Дела неплохи, государь; но все же Солдатам нужен отдых. Ведь они В поту, в пыли едва не задохнулись И падают от зноя. Отступленье Даст отдых нужный лошадям и людям.

Спенсер Младший

Мятежники идут!

Входят Мортимер Младший, Ланкастер, Уорик, Пембрук и другие.

Мортимер Младший

Смотри, Ланкастер, вон стоит король Среди льстецов.

Ланкастер

Пусть с ними остается, Покуда не расплатится за все.

Уорик

Да, или меч мой бился понапрасну.

Король Эдуард

Ну что, мятежники, отбой вы бьете?

Мортимер Младший

Нет, Эдуард, бегут твои льстецы.

Ланкастер

Ах, лучше б раньше с ними ты расстался! Предатели тебя же предадут.

Спенсер Младший

Ланкастер дерзкий, ты изменник явный!

Пембрук

Прочь, выскочка! Ты так дворян честишь?

Спенсер Старший

А честное ли дело для дворян Призвать народ на помощь и оружье На короля законного поднять?

Король Эдуард

Вам всем за оскорбленье короля Придется головами расплатиться.

Мортимер Младший

Так, значит, до конца ты будешь биться И кровью подданных свой меч пятнать, Раз подлецов изгнать ты не желаешь?

Король Эдуард

Да, да, изменники! Чем мне терпеть Такие поношенья, пусть уж станут Все города английские высокой Горой камней и плуг пройдется там, Где высились дворцовые ворота.

Уорик

Чудовищно, отчаянно решенье! — Бей, барабан! Вперед! Святой Георг[352], За Англию и за права баронов!

Король Эдуард

За Англию, за славу Эдуарда! За право короля! Святой Георг!

Барабаны. Король Эдуард со своими приверженцами и бароны расходятся в разные стороны. Снова шум яростной битвы, постепенно затихающий. Входят король Эдуард и его приверженцы с пленными баронами и Кентом.

Король Эдуард

Теперь, милорды, не военным счастьем, А дела правого победой сбита Вся ваша спесь. Пред нами вы стоите, Уныло головы к земле склонив. Но мы их вам, предатели, возвысим. Пришла пора вам отомстить за дерзость И за убийство друга моего, К которому я сердцем был привязан, — О чем вы твердо знали, — за любимца, За Пьера Гевестона. Вы его, Трусливые изменники, убили!

Кент

О брат, лишь для тебя и для страны Льстеца они от трона удалили.

Король Эдуард

Так думаете вы? Прочь с глаз моих!

Кент уходит.

Проклятие! Когда послал я к вам Посла, чтоб Гевестона пощадили И дали бы нам с ним поговорить, И Пембрук за возврат его ручался, — Почтенье ль было к нам, о наглый Уорик, Когда, ты Пьера бедного схватил И обезглавил против всех законов? Но будет голова твоя всех выше, Как выше всех ты в злобе был всегда.

Уорик

Тиран, смеюсь я над твоей угрозой. Все временно, что мне ты сделать можешь.

Ланкастер

Смерть — наихудшее, но лучше смерть, Чем жизнь в бесчестье под такою властью.

Король Эдуард

Долой их, лорд Уинчестер! Уберите Ланкастера и Уорика сейчас же! Вам головы обоих поручаю. Долой их, прочь!

Уорик

Прощай же навсегда, Ничтожный мир!

Ланкастер

Друг Мортимер, прощай!

Мортимер Младший

О Англия, к дворянству своему Немилостива ты. Над этим горем Рыдай; смотри, как здесь тебя калечат.

Король Эдуард

Надменного отправить Мортимера Тотчас же в Тауэр и стеречь его. Всех остальных немедленно казнить. Ну, уходите!

Мортимер Младший

О Мортимер, ужели за стеной Шершавой, каменной возможно спрятать Твою всю доблесть, что стремится к небу? Так, Эдуард, бич Англии, не будет! Судьбу мою надежда победит.

Солдаты уводят пленных баронов.

Король Эдуард

Бей, барабан! Вперед со мной, друзья! Вновь Эдуард сегодня коронован.

Уходят все, кроме Спенсера Младшего, Левюна и Болдока.

Спенсер Младший

Левюн, зависит счастье всей страны От дела, что тебе мы доверяем, Поэтому скорее поезжай С дарами для французского дворянства, Чтоб золотом его заворожить, Как стражу у Данаи, что дала Юпитеру к ней золотым дождем Проникнуть. В помощи тогда дворянство Откажет Изабелле, что теперь Во Франции друзей себе вербует, И ей придется плыть обратно с сыном И снова власть его отца признать.

Левюн

Бароны эти с хитрой королевой Давно стремились властью завладеть.

Болдок

Но ты, Левюн, увидишь, как бароны На плахе сложат головы свои И как палач их планы похоронит.

Левюн

Не сомневайтесь, лорды. Тайно я Английским золотом куплю французов, И тщетны будут слезы Изабеллы, А Франция — к ее мольбам глуха.

Спенсер Младший

Смелей же в путь! Им расскажи подробно О битвах и победах Эдуарда.

Уходят.

АКТ IV

СЦЕНА 1

Близ Тауэра в Лондоне.

Входит Кент.

Кент

Во Францию попутный дует ветер. Дуй, славный вихрь, пока не бросит якорь Для блага Англии сын Эдуарда. Природа, делу родины служи! Он — брат мой? Нет, палач своих друзей, Меня прогнал ты, Эдуард надменный, Во Францию скорей, чтоб королеву Я там утешил и твое распутство Всем подтвердил. О выродок-король! Дворян казнишь ты, а льстецов ласкаешь! Я Мортимеру помогу бежать, Ночь темная, ты милостиво скрой Наш замысел!

Входит Мортимер Младший, переодетый.

Мортимер Младший

Эй, кто там ходит? Вы, Милорд?

Кент

Да, Мортимер, здесь я. Питье Твое подействовало так удачно?

Мортимер Младший

О да, милорд, спят крепко сторожа, И потому я мог спокойно выйти. Наш переезд во Францию, милорд, Наладить вы успели?

Кент

О да, не бойся.

Уходят.

СЦЕНА 2

Париж.

Входят королева Изабелла и принц Эдуард.

Королева Изабелла

Ах, милый сын мой, все без исключенья Во Франции друзья нам изменили. Немилостив король, жестоки лорды, Что делать нам?

Принц Эдуард

Плыть в Англию обратно И угождать отцу. Нам не нужны Все дядины французские друзья, И короля я отвоюю скоро У Спенсеров, хоть тысячи их было б. Меня отец мой любит все же больше.

Королева Изабелла

Ошибся ты, мой мальчик. Мы не можем Быть снова с ним в ладу. Уж слишком долго Мы ссоримся. Бездушный Валуа! О Изабелла бедная, тебя Из Франции уж гонят! Но куда, Куда идти тебе?

Входит сэр Джон Эно[353].

Сэр Джон

Счастливый день Вам, госпожа!

Королева Изабелла

Ах, добрый мой сэр Джон, Я никогда несчастней не была.

Сэр Джон

Слыхал я, как суров был государь. Не плачьте, госпожа. Высокий дух В беде бывает стоек. Не угодно ль Поехать вашей милости в Эно Со мной и с сыном вашим, чтоб пробыть До лучших там времен? — Милорд, скажите, Желаете ль с друзьями ехать вы, Чтоб вместе с ними грусть свою развеять?

Принц Эдуард

Угодно то же мне, что королеве. Ни Англии король, ни двор французский От матери меня не оторвут, Пока достаточно силен не буду, Чтоб жезл сломать[354] и голову срубить Надменнейшему Спенсеру.

Сэр Джон

Отлично!

Королева Изабелла

О мой любимец, о твоих обидах Скорбела я. Но, вижу, торжествует Надежда на тебя, моя отрада! О милый мой сэр Джон, на край Европы, — На берег Танаиса иль в Эно[355], — С тобой поедем: Примет нас, я знаю, Маркиз. Он благородный дворянин. Но кто здесь?

Входят Кент и Мортимер Младший.

Кент

Госпожа, живите долго, Счастливее друзей английских ваших!

Королева Изабелла

Лорд Эдмунд и лорд Мортимер! Вы живы? Приветствую вас здесь! А были слухи, Что смерть взяла вас или вам грозила.

Мортимер Младший

Последнее о нас обоих — правда. Но Мортимер, что ждет судьбы иной, Оковы сбросил Тауэра и жив, Чтоб знамя ваше, государь, поднять.

Принц Эдуард

Еще при жизни моего отца? Нет, Мортимер! Нет, это невозможно!

Королева Изабелла

Но почему же нет, мой сын? Иначе Совсем нам будет плохо. Без друзей Мы здесь, милорды.

Мортимер Младший

Сразу по приезде Нам господин Легран, ваш честный друг, Сказал, как жестки были к вам дворяне, Как был немилостив король. Но право Там победит, где и оружья нет. И хоть погибли Уорик и Ланкастер И много заговорщиков других, Есть в Англии друзья у нас, поверьте, Что, снявши шляпы, будут бить в ладоши От радости, увидя нас, готовых С врагами встретиться.

Кент

Какое счастье Для чести и спокойствия страны То было бы, когда бы Эдуард Исправился и все пришло в порядок!

Мортимер Младший

Но этого мечом добиться надо. Сам Эдуард своих льстецов не бросит!

Сэр Джон

Милорды Англии, король французский Жестокий, отказал помочь оружьем Сестре своей, несчастной королеве. Поэтому в Эно с ней поезжайте. Не сомневайтесь, скоро мы найдем Солдат и помощь, деньги и друзей, Чтоб с Эдуардом-королем сразиться, Что думает об этом юный принц?

Принц Эдуард

Что всех нас разобьет король, отец мой.

Королева Изабелла

Не должно, сын, вам мужества лишать Друзей, что поспешили вам на помощь.

Кент

Сэр Джон Эно, примите благодарность! За помощь бедной королеве нашей Охотно под начало к вам идем.

Королева Изабелла

Да, милый брат. Пусть бог дошлет успех, Сэр Джон мой добрый, славным вашим планам.

Мортимер Младший

Да, благородный, смелый дворянин Рожден, чтоб быть нам якорем спасенья, Сэр Джон Эно, прославишься ты тем, Что королеву и дворян английских Утешил ты и к жизни возвратил.

Сэр Джон

Идем же, госпожа и вы, милорды, Чтоб пэры Англии могли увидеть, Как принимаем мы в Эно гостей.

Уходят.

СЦЕНА 3

Вестминстер. Зал в королевском дворце.

Входят король Эдуард, граф Эрендел, Спенсер Старший, Спенсер Младший и другие.

Король Эдуард

Теперь, после угроз войны жестокой, С друзьями торжествует Эдуард. И нет того, кто королевской власти Дерзнул бы положить предел. Лорд Глостер, Слыхали новости?

Спенсер Младший

Что, государь?

Король Эдуард

По всей стране большие казни будут. Лорд Эрендел, при вас тот список?

Эрендел

Да, Смотритель Тауэра мне дал его.

Король Эдуард

Так покажите нам.

Эрендел вручает список королю.

Что там такое? Прочтите, Спенсер.

(Передает список Спенсеру, который читает имена про себя.)

Месяц лишь, прошел, Как лаяли они. Теперь, клянусь, Ни лаять, ни кусать уже не будут! Из Франции какие вести? Глостер, Я думаю, что золотом английским Французские дворяне так пленились, Что помощь Изабелла не получит. Что ж дальше? Обещали ль вы награду Тому, кто Мортимера приведет?

Спенсер Младший

Да. Если в Англии он, государь, То скоро будет здесь, не сомневаюсь.

Король Эдуард

Как "если" говоришь? Да так же верно, Как смерть верна, он на земле английской. Начальники портов не так беспечны, Чтоб пренебречь приказом короля.

Входит гонец.

Какие вести ты принес? Откуда?

Гонец

Из Франции все новости и письма. И вам, лорд Глостер, также от Левюна.

(Отдает письмо Спенсеру Младшему.)

Король Эдуард

Читай!

Спенсер Младший

(читает)

"Предпосылая сему мое почтение вашей милости, извещаю вас, что я, согласно полученным на этот счет указаниям, вошел в сношения с королем Франции и его дворянами, вследствие чего королева, весьма опечаленная и недовольная, удалилась. И если вам угодно знать куда, сообщаю, что в сопровождении сэра Джона Эно, брата маркиза, она отбыла во Фландрию. С ними вместе туда же уехали лорд Эдмунд и лорд Мортимер с некоторыми вашими соотечественниками и прочими; и, как сообщают из верных источников, они собираются дать бой королю Эдуарду в Англии много раньше, чем он ожидает. Вот и все важные известия. Слуга вашей милости Левюн".

Король Эдуард

Ах, негодяи! Мортимер бежал? И с ним соединился Эдмунд Кент? А вожаком всей шайки — Джон Эно? Пожалуйте же к нам, супруга с сыном! Клянусь, король вас встретит здесь достойно. Быстрей скачи, блестящий Феб, по небу, Сквозь сумрачную ночь на колеснице Железной, ржавой. Сократись, о тень, Когда изменников в бою мы встретим. Мне только больно, что обманут мальчик, Мой бедный сын, и стал поддержкой злобе. В Бристоль[356], друзья! Там войско соберем. Вы правы были, ветры, их примчав; Но, унося их, были вы виновны.

(Уходит.)

СЦЕНА 4

Под Гарвичем[357].

Входят королева Изабелла, принц Эдуард, Кент, Мортимер Младший и сэр Джон Эно.

Королева Изабелла

Приветствую, друзья и земляки, Вас в Англии и при ветрах попутных. Оставили бельгийских мы друзей, Чтобы со здешними объединиться. Как тяжело, когда войска сплетутся, Когда в войне гражданской меч и нож Вонзаются в родню и земляков, Когда в другом себя же убиваешь И собственною кровью меч пятнишь! Но как помочь? Причины этих бед — Те короли, что под дурною властью. Таков ты, Эдуард. Твою страну Твое распутство в гибель вовлекло. От крови твоего народа вышли Из берегов все реки. Должен ты Защитой быть, а ты...

Мортимер Младший

Когда хотите Вы, госпожа, быть воином, не надо Вам быть такою страстною в речах. Придя сюда соизволеньем неба, Во имя принца мы вооружились, И ради родины мы обещали Ему усердье, преданность и верность; А за обиды явные, за зло, Что нам, и королеве, и стране Нанес король, мы отомстим мечами, Чтоб королеве Англии вернуть Достоинство и почести, должны мы Прогнать сейчас от короля льстецов, Что Англии казну и земли грабят.

Сэр Джон

Трубите сбор! Идем в поход скорее! Пусть Эдуард нас примет за льстецов.

Кент

Хотел бы я, чтоб он не знал их больше!

Уходят под звуки барабанов и труб.

СЦЕНА 5

Под Бристолем.

Шум битвы. Затем входят король Эдуард, Болдок и Спенсер Младший, спасаясь от погони.

Спенсер Младший

Скорее, повелитель! Королева Намного оказалась нас сильнее, Растут ее отряды, между тем Как наши тают. Надо нам бежать В Ирландию, чтоб там передохнуть.

Король Эдуард

Рожден ли я, чтоб убегать, спасаясь, И уступать победу Мортимерам? Дай мне коня! Сберем все наше войско, Чтоб лечь со славой здесь на поле чести!

Болдок

Нет, государь, не время для таких Решений царственных. Близка погоня!

Поспешно уходят.

Входит Кент с мечом и шитом.

Кент

Бежал он той дорогой. Опоздал я... Ах, Эдуард, мое смягчилось сердце. Изменник дерзкий Мортимер, ты гонишь Законного монарха своего И королю грозишь мечом! А я, Тварь жалкая, природы враг, я поднял Оружие на короля и брата! Господь, кому принадлежит по праву Возмездье за чудовищный мятеж, На голову проклятую мою Лей ливни мести! Этот Мортимер Твоей, брат Эдуард мой, жаждет смерти. Но, Эдмунд, чувства скрой свои на время. Таись, иль ты умрешь. Ведь Мортимер — Любовник королевы: это значит — Здесь заговор, хотя и носит маску Любви она. Позор такой любви, Что порождает ненависть и смерть! Беги, Эдмунд! Для отпрысков Лонгшанка[358] Бристоль опасен. Повода не дай Для подозрений. Мортимер надменный На всех путях тебя подстерегает.

Входят королева Изабелла, принц Эдуард, Мортимер Младший и сэр Джон Эно.

Королева Изабелла

Победу посылает бог царей Тому, кто чтит его и любит правду. Благодаренье зодчему небес! — И вам я благодарна за победу, Друзья мои! Но прежде, чем заняться Делами государства из заботы О нашем милом сыне, мы его Блюстителем престола назначаем; И так как волею судеб отец Его несчастлив был, прошу вас, лорды? Любезные нам лорды, помогайте И наставляйте сына моего, Как вам укажет разум ваш и опыт.

Кент

Могу ли, госпожа, я без обиды Спросить вас, как хотите поступить Вы с Эдуардом?

Принц Эдуард

Вы о ком спросили, Мой добрый дядя?

Кент

Об отце спросил Я вашем, королем назвать не смея.

Мортимер Младший

Лорд Кент, к чему такой ответ, скажите? Ведь это ни в ее, ни в нашей власти. Как с вашим братом быть, решат парламент И государство. Это дело их.

(Королеве Изабелле.)

Не нравятся мне эти колебанья. За Эдмундом следить необходимо.

Королева Изабелла

Бристольский мэр все наши мысли знает.

Мортимер Младший

Да, госпожа, и нелегко спастись Тому, кто с поля убежал.

Королева Изабелла

С ним Болдок — Не правда ли, советник хоть куда?

Сэр Джон

Не хуже Спенсеров — отца и сына.

Мортимер Младший

Да, Эдуард вел к гибели страну.

Входит Райс-ап-Гоуэл[359] с воинами своей дружины, которые ведут захваченного ими Спенсера Старшего.

Райс

Бог да хранит и королеву нашу И царственного сына Изабеллы! Мэр с гражданами города Бристоля В знак долга и любви к вам, — госпожа, Вам отдают изменника. Вот Спенсер, Отец того развратнейшего сына, Что пировал на деньги государства, Как Катилина[360], римский беззаконник.

Королева Изабелла

Благодарим вас всех.

Мортимер Младший

Заботы ваши Заслуживают царственных наград. Куда ж король и Спенсер-сын бежали?

Райс

Граф Глостер, — как тот Спенсер величался, — И враль ученый Болдок с королем Бежали и в Ирландию отплыли.

Мортимер Младший

(в сторону)

Подул бы вихрь и всех их утопил!

(Громко.)

Уверен я, оттуда мы их выбьем.

Принц Эдуард

О, неужели не увижу я Отца вовеки?

Кент

(в сторону)

Эдуард несчастный, Из Англии пределов изгнан ты!

Сэр Джон

О чем задумались вы, госпожа?

Королева Изабелла

Скорблю о горестной судьбе супруга... Но ради родины пошла я в бой!

Мортимер Младший

Довольно, госпожа, забот и вздохов, Себя и родину король обидел. Посильно все исправить мы должны. Мятежника на плаху отвести!

Спенсер Старший

Мятежник — тот, кто против короля. Кто верен Эдуарду — не мятежник!

Мортимер Младший

Долой! Он мелет вздор!

Стража уводит Спенсера Старшего.

Вы, Райс-ап-Гоуэл, Окажете услугу королеве, — Ведь вы влиятельное здесь лицо, — Преследуя мятежных беглецов. Мы ж, госпожа, должны решить теперь, Как Болдока, и Спенсера, и прочих Сообщников нам до конца добить.

Уходят.

СЦЕНА 6

Нитский монастырь[361].

Входят аббат, монахи, король Эдуард, Спенсер Младший, Болдок; последние три — переодетые.

Аббат

Не бойтесь, государь, не сомневайтесь: Мы будем осторожны, молчаливы, Чтоб охранить особу короля От подозрений и вторжений наглых Тех, кто преследует вас, государь, И свиту ваших верных приближенных. Так поступить приказывает нам Опасность этих смертоносных дней.

Король Эдуард

Отец, обмана не таит твой взор. О, если б королем ты раньше был, Твое пронзенное печалью сердце Невольно к горестной моей судьбе Прониклось бы глубоким состраданьем. Когда-то был я горд, высокомерен, Богат и пышен, всеми чтим, могуч. Но есть ли человек, кому господство И власть не отравили б жизнь иль смерть? Сядь, Спенсер; Болдок, сядь и ты со мной. Что ж, философию мы испытаем, Которую ты в знаменитых наших Питомниках наук извлечь старался Из Аристотеля и из Платона. Жизнь созерцательная — это небо. Отец, когда б я мог так мирно жить! Но на меня охотятся враги, Да и на вас, друзья: необходимы Им ваши жизни и мое бесчестье. Но, добрые монахи, все же вы За золото, сокровища иль земли Не выдавайте нас и свиту нашу.

Монах

Спокойна ваша милость может быть, Когда лишь мы жилище ваше знаем.

Спенсер Младший

Никто не знает, да. Но там, за речкой, Я видел парня хмурого, который Сильнейшие внушил мне подозренья. Он долго вслед смотрел нам. Мне известно, Что край вооружен, что против нас Направлено оружие со злобой.

Болдок

В Ирландию хотели мы отплыть, Но встречный вихрь заставил нас, несчастных, Здесь высадясь, изнемогать от страха Пред Мортимером и его войсками.

Король Эдуард

Что? Мортимер? О Мортимере кто Здесь говорит? Кто имя Мортимера Кровавого в мое вонзает тело? Отец мой добрый, голову мою, Измученную горем, на колени К тебе кладу. О, если б никогда Не открывать мне глаз! И никогда Не поднимать поникшей головы! И пусть бы сердце перестало биться!

Спенсер Младший

Бодрее будьте! — Болдок, не к добру Сонливость эта. Преданы и здесь мы!

Входят Райс-ап-Гоуэл с вооруженными валлийцами, косарь и Лестер.

Косарь

Клянусь, вот те, кого искали вы!

Райс

Тут нет сомнений.

(Лестеру.)

Действуйте, милорд! Мы выполняем в точности приказ.

Лестер

Приказ хоть королевою подписан, Но он идет от Мортимера. Ах, Чего не сможет Мортимер прекрасный Добыть любезностью от королевы! Вот Эдуард. Увы! Хотел он скрыться От рук, что ищут жизнь его похитить. Да, слишком верно: кто всесилен утром, Того бессильным вечер застает[362]. Но все же, Лестер, овладей собою! Спенсер и Болдок, — без иных имен[363] — Я арестую вас по обвиненью В измене государственной. Не спорьте О титулах, но подчиняйтесь. Здесь Все королевы именем вершится.

(Королю Эдуарду.)

Милорд, не надо слишком падать духом.

Король Эдуард

О день последний радостей моих! Вершина всех страданий! Звезды, звезды! Зачем вы так жестоки к королю? Здесь по приказу Изабеллы Лестер, Чтоб жизнь мою отнять и всех мне близких! Что ж, подойди ко мне, и грудь разрежь, И сердце унеси взамен друзей.

Райс

Прочь их ведите!

Спенсер Младший

Все же мог бы ты Нам дать с его величеством проститься!

Аббат

(в сторону)

Скорблю я, видя, что король обязан Такое обращенье с ним терпеть.

Король Эдуард

Как, милый Спенсер! Мы должны расстаться?

Спенсер Младший

Должны, мой государь. То воля неба!

Король Эдуард

Нет, воля ада, воля Мортимера! И ни при чем здесь ласковое небо.

Болдок

Король, напрасны скорбь и возмущенье. Смиренно здесь прощаемся мы с вами. Наш жребий вынут. Твой, боюсь я, тоже.

Король Эдуард

На небе свидимся, быть может, мы, Но на земле нам больше не встречаться. Что будет с нами, Лестер?

Лестер

Государь, Должны мы ехать в Киллингуорт[364].

Король Эдуард

Я — должен? Как тяжко, если короли "должны"!

Лестер

Для вашего величества носилки Ждут вашего приказа. Уж темнеет.

Райс

Идти не хуже, чем в ночи остаться.

Король Эдуард

Носилки есть? В гроб положи меня И проводи меня к воротам ада! Пусть колокол Плутона прозвонит Мне погребальный звон! Про смерть мою Пускай Харону фурии провоют, У Эдуарда эти лишь друзья

(указывает на Спенсера и Болдока),

И этих меч тирана убивает.

Райс

Милорд, вперед! Не думайте об этих, А то увидим их и без голов.

Король Эдуард

Да, будет это. Мы должны расстаться! О милый Спенсер, благородный Болдок, Расстаться мы должны! Прочь, прочь, одежда Поддельная; ведь неподдельно горе!

(Срывает с себя платье, в которое был переодет.)

Прощай, отец! Ты, Лестер, ждешь меня? Идем. Прощай, о жизнь! Друзья, прощайте!

Король Эдуард и Лестер уходят.

Спенсер Младший

Ушел наш благородный Эдуард! Ушел он! Больше не увидит нас! Рвись, свод небес! Покинь орбиту, солнце! Земля, расплавься в воздухе! Ушел Мой властелин, ушел он без возврата!

Болдок

Я вижу, как отсюда ускользают Уж наши души, Спенсер. Лишены Мы солнечного света нашей жизни. Готовься к новой жизни, человек! К небесному бессмертному престолу Глаза и сердце, руки подними, Природе долг плати с веселым видом. Все сводится лишь к одному уроку: Должны мы умереть, о милый Спенсер, Лишь потому что мы живем. О Спенсер, Так и другие все: они живут, Чтоб умереть, возносятся, чтоб падать.

Райс

Ну ладно, ладно, отложите эти проповеди, пока не дойдем до назначенного места. Вы и подобные вам неплохо поработали для Англии. Не угодно ли вашим светлостям двинуться в путь?

Косарь

Ваша милость, надеюсь, вспомнит обо мне?

Райс

Вспомнить о тебе, парень? Ну конечно. Иди за мной до города.

Уходят.

АКТ V

СЦЕНА 1

Киллингуортский замок.

Входят король Эдуард, Лестер, епископ Уинчестерский и сэр Уильям Трессел.

Лестер

Терпенье, государь! К чему стенанья? Вообразите: Киллингуорт — ваш двор, И здесь остановились вы на время Лишь для забавы, не по принуждению,

Король Эдуард

О Лестер, если б ласковое слово Могло меня утешить, то давно Твои слова мне облегчили б горе. Ты любящим и добрым был всегда. Легко утешить боль простых людей; У королей не так. Лесной олень, Когда он ранен, за травой бежит, Что рану заживит. Когда ж стрела Пронзает царственное тело льва, Он рвет его неистовою лапой, Терзает и, пренебрегая тем, Что кровь его пьет низкая земля, Ввысь делает прыжки. Вот так и я. Тщеславный Мортимер мой дух отважный Согнуть хотел бы. Вместе с королевой, Чудовищной и лживой Изабеллой, Меня он заточил. Душа моя Пресыщена печалью и обидой. На крыльях ненависти и презренья Лечу я часто к небу, чтоб богам На них пожаловаться. Но когда Я вспоминаю, что король я, мстить Хочу ему и ей за всю ту боль, Которую они мне причинили. Но что такое короли без власти? Лишь тени в ясный день. И я — король По имени: мои дворяне правят; Венец ношу я, но подвластен им, Подвластен Мортимеру, королеве Моей неверной, что постель мою Бесчестьем осквернила. Я же — здесь, Вот в этом погребе печали. Горе Тут за плечами сторожит моими И жалобой тоскливой вторит сердцу, Что кровью истекает от обмана Такого странного. Скажите мне — Я должен снять венец, чтоб королем Стал узурпатор Мортимер?

Епископ Уинчестерский

Ошиблись Вы, государь. Мы требуем венца Для блага Англии и в пользу принца.

Король Эдуард

Для Мортимера, не для Эдуарда! Ягненок он, волками окруженный, Что сразу жизнь отнимут у него. Но если наглый Мортимер наденет На голову свою венец, — пусть, боже, Он станет пламенем неугасимым[365] Иль, как венок змеиный Тизифоны[366], Виски проклятой головы он сдавит. Путь не погибнет Англии лоза, Пусть имя Эдуарда сохранится, Хотя б он сам был мертв.

Лестер

Милорд, зачем Вы время расточаете? Они Ответа ждут. Венец вы отдадите?

Король Эдуард

Подумай, Лестер, как мне тяжело Терять безвинно и венец и власть И честолюбцу Мортимеру право Свое отдать, которое являлось Вершиною блаженства моего. Тоска по нем мне душу убивает. Ну вот, возьми венец, с ним — жизнь мою.

(Снимает с себя корону.)

Одновременно в Англии не могут Царить два короля. Но подождите И дайте мне быть королем до ночи, Чтоб мог налюбоваться я венцом Своим сверкающим. Глазам моим — Последняя здесь радость, голове — Последняя присущая ей честь. Свои права они уступят вместе. Небесное светило, пребывай Навеки здесь и молчаливой ночи Не дай ты этим краем завладеть: Вы, стражи неба, стойте неподвижно! Ты, время, на стоянке отдохни, Чтоб Эдуард остался королем Прекрасной Англии! Но яркий луч Дневной уж угасает, вынуждая Отказ мой от желанного венца. О вы, бесчеловечные созданья, Вы, вскормленные молоком тигрицы, Зачем вы государя своего Стремитесь погубить? Я о короне И о невинной жизни говорю. Смотрите же, чудовища, смотрите, На голове моей опять венец!

(Надевает на голову корону.)

Вы не страшитесь гнева короля? Но, бедный Эдуард, уж ты бессилен! На гнев твой не глядят они, как прежде, И короля избрать хотят другого. И это мозг мой наполняет странной, Отчаянною мыслью; эта мысль Несет мне бесконечное терзанье, В котором только то мне утешенье, Что чувствую венец я на себе. И потому оставьте мне его Хоть ненадолго!

Трессел

Государь, парламент Ответа ждет; и потому скажите — Вы отрекаетесь ли от престола?

Король Эдуард

(в бешенстве)

Не отрекусь, пока я жив! Уйдите, Предатели! Идите к Мортимеру, Плетите заговоры, избирайте, Сажайте не престол кого хотите. Измене этой пусть печатью будет Кровь ваша и его.

Епископ Уинчестерский

Передадим Мы этот ваш ответ. Затем прощайте.

(Направляется с Тресселем к выходу.)

Лестер

Милорд, обратно позовите их И вежливо поговорите. Если Они уйдут, утратит принц права.

Король Эдуард

Зови их сам. Сил больше нет для слов.

Лестер

Милорд, король отречься согласился.

Епископ Уинчестерский

Пусть нам откажет, если не согласен.

Король Эдуард

О, если б мог я! Но чтоб обездолить Меня, земля и небо в заговоре. Примите мой венец! Примите? Нет! Таким позорным преступленьем рук Своих невинных я не оскверню. Пусть тот, кто всех жадней на кровь мою И будет наречен цареубийцей, Возьмет венец. Как! Жаль меня вам стало? Тогда пошлите вы за Мортимером Неумолимым и за Изабеллой. Ее глаза уж превратились в сталь. Скорей огонь из них блеснет, чем слезы. Нет, подождите, лучше, чем их видеть, — Вот, вот венец!

(Отдает им корону.)

Теперь, небесный боже, Дай мне презреть весь преходящий блеск, Воссев навеки на небесном троне. Приди, о смерть, рукой сомкни мне веки Иль, если выживу, дай мне забыться!

Епископ Уинчестерский

О государь...

Король Эдуард

Нет, государем не зови... Исчезни! Ах нет, прости! От горя я свихнулся, Вы Мортимеру этому не дайте Регентом быть при мальчике моем. Не так опасно в челюстях быть тигра, Как на груди его. Ты королеве Отдай платок; от слез моих он влажен И высушен он вздохами моими.

(Дает епископу платок.)

И если этот вид ее не тронет, Верни его обратно и в моей Крови смочи. А сыну моему Привет мой передай и повеленье Правителем быть лучшим, чем я был. Хотя когда закон я преступал, То не было ль избытком милосердья?

Трессел

Почтительно прощаемся мы с вами.

Епископ Уинчестерский и Трессел уходят.

Король Эдуард

Прощайте. Следующей вестью будет Смерть для меня. И эта весть желанна. Блаженство для людей несчастных — смерть,

Входит Баркли[367]; он подает Лестеру бумагу.

Лестер

Другой гонец! Какую весть несет он?

Король Эдуард

Ту, что я жду. Ну говори же, Баркли, И сердце обнаженное мое Пронзи своею новостью.

Баркли

Милорд, Не может в благородном человеке Такая подлая гнездиться мысль. Чтоб верою и правдой послужить вам И от врагов спасти, я жизнь отдам.

Лестер

Милорд, приказ совета королевы — Чтоб сдал свою я должность.

Король Эдуард

Кто ж назначен, Чтобы стеречь меня?

(К Баркли.)

Не вы ль, милорд?

Баркли

Да, государь любезный. Вот приказ.

Король Эдуард

(беря бумагу)

Подписано здесь имя Мортимера! О, если б мог я имя разорвать Того, кто сердце разорвал мое!

(Рвет бумагу.)

От этой скудной мести стало легче. Как этот лист, пусть будет он на части Растерзан. О, услышь меня, Юпитер, И подтверди проклятие мое.

Баркли

Милорд, вам скоро в Баркли надо ехать Со мной.

Король Эдуард

Куда хотите. Все места На свете схожи. Всякая земля Годится для могилы.

Лестер

Будьте с ним, Милорд, приветливы, как только можно.

Баркли

Пускай с моей душой поступит небо, Как с ним я буду поступать.

Король Эдуард

Мой враг О положенье пожалел моем, И вот причина, что меня увозят.

Баркли

И ваша милость думает, что будет Жестоким с вами Баркли?

Король Эдуард

Я не знаю, В одном уверен — смерть венчает все, И умереть один лишь раз могу я. Прощайте, Лестер!

Лестер

Нет еще, милорд; Я провожу вас до большой дороги.

Уходят.

СЦЕНА 2

Королевский дворец в Вестминстере.

Входят королева Изабелла и Мортимер Младший.

Мортимер Младший

Свершилась наша воля, Изабелла, И наглый развратитель короля Беспечного с сообщником своим Высокой виселице поклонились; А сам король сидит уж под запором Надежным. Слушайтесь моих советов, И будем королевством править мы. А главное, отбросьте детский страх: Теперь мы волка старого схватили И держим крепко за уши; но если Он выскользнет, то бросится на нас И будет тем больней терзать, что сам Истерзан он. Подумайте об этом. Нам важно сына вашего так спешно, Как только можем, возвести на трон, А мне стать регентом. На пользу нам Пойдет, когда, при нашем управленье, Подписано все будет королем.

Королева Изабелла

О милый Мортимер, ты жизнь моя! Ведь знаешь ты, как мною ты любим, И потому, чтоб невредим был принц, Мой сын, что, как глаза мои, мне дорог, Свершай против отца его что хочешь, А я всегда охотно подпишу.

Мортимер Младший

Сначала надо знать мне, что он свергнут, А там уж я один расправлюсь с ним.

Входит гонец.

Откуда письма?

Гонец

Сэр, из Киллингуорта.

Королева Изабелла

Как чувствует себя король, супруг мой?

Гонец

Здоров он, но печален, госпожа.

Королева Изабелла

Ах, бедный! Если б только я утешить Могла его!

Входит епископ Уинчестерский с короной в руках.

Благодарим, почтеннейший епископ.

(Гонцу.)

А ты, любезный, можешь уходить.

Гонец уходит.

Епископ Уинчестерский

Король венец свой добровольно отдал.

Королева Изабелла

О, радостная весть! Послать за принцем!

Епископ Уинчестерский

(передавая Мортимеру письмо)

Еще до запечатанья письма Вот этого лорд Баркли появился, И с ним король немедленно уехал. Мы слышали, задумал Эдмунд брата Освободить, не больше и не меньше, Лорд Баркли так же жалостлив, как Лестер, Что Эдуарда раньше охранял.

Королева Изабелла

Тогда кого-нибудь другого надо Назначить сторожем его.

Мортимер Младший

(держа письмо в руках)

Теперь Меня оставьте — тайное есть дело.

Епископ Уинчестерский уходит.

(За сцену.)

Скорей Матревиса позвать и Герни! Чтоб Эдмунда упрямого затеи Пресечь, сместим мы Баркли, короля же Перевезем, чтоб, кроме нас, никто Не знал, где он упрятан.

Королева Изабелла

Мортимер! Пока он жив, великая опасность И нам и сыну моему грозит...

Мортимер Младший

Скажите, умереть он сразу должен?

Королева Изабелла

Хотела б я... Но я тут ни при чем.

Входят Матревис и Герни.

Мортимер Младший

Довольно. Напиши письмо, Матревис, От нас ты лорду Баркли, чтоб тебе И Герни короля он передал. Когда напишешь, подпись я поставлю.

Матревис

Все будет сделано, милорд.

(Пишет.)

Мортимер Младший

Эй, Герни!

Герни

Милорд?

Мортимер Младший

Когда через меня ты хочешь Возвыситься, — а колесом Фортуны Теперь уж я свободно управляю, — На все лады старайся Эдуарда Терзать и, как сумеешь, изводить. И словом ласковым иль добрым взглядом Не вздумай поддержать его.

Герни

Ручаюсь, Что все это исполню я, милорд.

Мортимер Младший

А главное, слыхали мы, что Эдмунд Задумал план — его освободить, Поэтому вы по ночам его Перевозите с места и на место, Чтоб очутился в Киллингуорте он И был бы в Баркли отвезен обратно. Тем временем его вы раздражайте Жестокими речами. Если ж он Заплачет, никому не дайте вы Его утешить и печаль его Вы растравляйте горькими словами.

Матревис

Милорд, не бойтесь — выполним приказ ваш.

Мортимер Младший

Ну, в путь! Туда вы поезжайте морем.

Королева Изабелла

Кому письмо? Супругу моему? Вы передайте королю смиренный Привет мой. И скажите, что я тщетно Стараюсь облегчить его страданья И о свободе хлопочу его. И это в знак любви ему отдайте.

(Дает кольцо.)

Матревис

Все, госпожа, исполню.

(Уходит вместе с Герни.)

Мортимер Младший

Очень тонко Разыграно. И впредь такой же будьте. Вот юный принц подходит с графом Кентом.

Королева Изабелла

Он на ухо ребенку что-то шепчет.

Мортимер Младший

Когда так близок к принцу он, то скоро Развалится наш замысел и план.

Королева Изабелла

Вы будьте с Эдмундом любезны, будто В порядке все.

Входят принц Эдуард и Кент, разговаривая между собой.

Мортимер Младший

Как чувствует себя Граф Кент достойный?

Кент

Очень хорошо, Любезный Мортимер.

(Королеве Изабелле.)

А ваша милость Как поживает?

Королева Изабелла

Все бы хорошо, Когда бы мой супруг и брат ваш был Освобожден.

Кент

Недавно слышал я — Отрекся от престола он?

Королева Изабелла

Тем больше Моя печаль.

Мортимер Младший

А также и моя.

Кент

(в сторону)

Как притворяются они!

Королева Изабелла

Мой сын, Пойди, поговорить с тобой мне надо.

Мортимер Младший

Вы дядя и по крови самый близкий, И принца регентом вы стать должны.

Кент

Не я, милорд. Быть регентом должна Жизнь давшая ему. Я говорю О королеве.

Принц Эдуард

Мать, не убеждайте Меня надеть венец. Пусть королем Отец останется: я слишком молод, Чтоб царствовать.

Королева Изабелла

Ты исполняешь волю Его величества — так будь доволен.

Принц Эдуард

Увидеть прежде дайте мне его.

Кент

Да, так и сделай, мой племянник милый.

Королева Изабелла

(Кенту)

Вы знаете, что это невозможно.

Принц Эдуард

Что ж, умер он?

Королева Изабелла

Нет, боже сохрани!

Кент

О, если б вы от сердца говорили!

Мортимер Младший

Непостоянный Эдмунд, ты, причина Того, что заключен он, стал о нем Заботиться?

Кент

Тем более причин Есть у меня, чтоб то, в чем я повинен, Теперь исправить.

Мортимер Младший

(тихо, королеве Изабелле)

Я вам говорил, Что столь неверный человек не может Быть при особе принца,

(Громко, принцу Эдуарду.)

Ведь брата своего он обманул, А потому, милорд, ему не верьте.

Принц Эдуард

Но кается он в этом и жалеет.

Королева Изабелла

Пойдем, мой сын, со мной и с этим лордом.

(Показывает на Мортимера.)

Принц Эдуард

Пойду я с вами, но не с Мортимером.

Мортимер Младший

Ты что же? Презираешь Мортимера, Мальчишка? Силой вытащу тебя!

Принц Эдуард

На помощь, дядя! Мортимер меня Обидеть хочет.

Королева Изабелла

Я прошу, не ссорьтесь. Мы мальчику друзья. И Изабелла Ему гораздо ближе, чем граф Кент.

Кент

Я опекун ему — пусти его!

Королева Изабелла

Я мать его — так он со мной и будет.

Кент

Лорд Мортимер, меня вы оскорбили!

(В сторону.)

Отсюда в Киллингуорт я поспешу, Чтоб короля освободить из плена. И отомщу и ей и Мортимеру.

Уходят в одну сторону королева Изабелла, принц Эдуард и Мортимер Младший, в другую — Кент.

СЦЕНА 3

У стен Киллингуортского замка.

Входят Матревис, Герни и солдаты с королем Эдуардом.

Матревис

Милорд, не будьте так унылы; мы Ведь вам друзья. Всем людям суждено В печали жить, — поэтому пойдемте. Для нашей жизни промедленье — гибель.

Король Эдуард

Куда пойдет несчастный Эдуард? Мне Мортимер нигде не даст покоя, И должен я ночною птицей стать, Чей ненавистен вид для всех крылатых. Когда ж души его утихнет ярость? Когда же сердце утолит он кровью? Ах, если кровь моя годится, грудь Скорее распорите мне и сердце Ему и Изабелле дайте. Это Мишень главнейшая для их ударов.

Герни

Нет, государь, такое приказанье Дала нам королева, чтобы лучше Вас охранять. А ваш горячий нрав Лишь вашу боль растит.

Король Эдуард

Растит мне горе Такое обращение со мной. Дыханье жизни может ли продлиться, Когда осквернены все чувства вонью? Король английский в подземелье брошен. И с голоду он умирает. Пища Моя дневная — вздохи, что на клочья Рвут оболочку сердца моего, Так я живу без слова утешенья, Но многими оплаканный умру. О добрые друзья, воды мне дайте, Чтоб мог напиться я и с тела смыть Налипшие и грязь и нечистоты.

Матревис

Вам предоставлена вода в канаве. Садитесь. Будем вашу милость брить.

Король Эдуард

Предатели! Убить меня хотите? Иль государя вашего водой Зловонной задушить?

Герни

Нет, только вымыть Лицо и бороду вам сбрить долой, Чтоб не могли узнать вас и похитить.

Они хватают его, он пытается вырваться.

Матревис

Зачем вы боретесь? Ваш труд напрасен!

Король Эдуард

И птица может против льва бороться, Но тщетно. Так же тщетно силюсь я Найти в руках тирана милосердье.

Они моют его грязной водой и бреют ему бороду.

О силы неба, знаете вы горе И тяготы, что на душу мою Несчастную и жалкую легли! Так бросьте же на этих дерзких взор, Что оскорбляют своего монарха И короля английского терзают! О Гевестон, из-за тебя все это! И ты из-за меня погиб и оба Погибли Спенсера. И ради вас Я тысячи обид претерпеваю. Где духи Спенсеров бы ни витали, Они желают блага мне. И вот За них я умираю.

Матревис

Между их И вашим духом тут вражды не будет. Ну-ну, вперед! Эй, факел погасите. Мы в замок в полной темноте войдем.

Входит Кент.

Герни

Кто там идет?

Матревис

Покрепче короля Ты охраняй: сюда идет граф Кент.

Король Эдуард

О брат мой, помоги, спаси меня!

Матревис

Эй, разделить их! Короля втолкните!

Кент

Солдаты, дайте мне сказать ему Одно лишь слово.

Герни

Ну, хватайте графа За это нападение.

Матревис

Сдавайся, Граф Кент, иль ты умрешь!

Кент

Зачем меня Хватаете вы, подлые злодеи?

Герни

Вяжи его! Так ко двору веди!

Кент

Где двор? Он только здесь — ведь здесь король. Хочу к нему пойти; мне не мешайте.

Матревис

Двор — где находится лорд Мортимер. Туда отправится и ваша милость, Поэтому прощайте.

Кент

О, как жалко То государство, где дворы — у лордов, А короли — в тюрьме!

Солдаты

Что ж мы стоим? Идемте ко двору.

Кент

Куда хотите, Ведите вы меня, хотя б на смерть, Когда уж не могу спасти я брата.

Уходят.

СЦЕНА 4

Зал в королевском дворце.

Входит Мортимер Младший.

Мортимер Младший

Король умрет иль Мортимер погибнет, Народ жалеть уж начал Эдуарда. И, раз виновник смерти короля Окажется в ответе, без сомненья, Как только подрастет его наследник. Здесь надо действовать весьма искусно. Вот как один наш друг приказ составил О смерти и охране Эдуарда:

(Читает.)

"Edwardum occidere nolite timere, bonum est".[368] А можно прочитать совсем иначе, И смысл получится как раз обратный: "Edwardum occidere nolite, timere bonum est"[369] Написано без запятых. Когда Он будет мертв и наш приказ найдут, Матревис будет осужден с другими, А мы, что были этому причиной, Оправданы. Гонец здесь рядом заперт, Что повезет письмо и все исполнит. По знаку тайному, что сам предъявит, Убит он будет, лишь свершит то дело. Лайтборн, иди сюда!

Входит Лайтборн[370].

Ты так же тверд в решенье, как и прежде?

Лайтборн

Милорд, не бойтесь! Тверже я, чем был.

Мортимер Младший

И рассчитал, как выполнишь ты дело?

Лайтборн

Еще бы! Так, что знать никто не будет Причину этой смерти.

Мортимер Младший

Но, Лайтборн, От взгляда ты его, боюсь, растаешь.

Лайтборн

Растаю? Ха-ха-ха! Привык я таять!

Мортимер Младший

Ну, ладно, твердо действуй и будь скромен.

Лайтборн

Не надо вам давать мне наставлений: Ведь не впервой людей мне убивать. Как отравлять цветы, учился я В Неаполе; и как, засунув в глотку Платок, им удавить; и как проткнуть Иголкою дыхательное горло; Иль, если кто заснул, пером гусиным Немного порошку насыпать в уши; Или, открывши рот ему, влить ртуть. А все ж есть у меня почище способ.

Мортимер Младший

Какой же?

Лайтборн

Нет, уж вы меня простите, Никто моих уловок знать не должен.

Мортимер Младший

Мне способ безразличен. Но никто Подсматривать не должен за тобой. Отдай Матревису и Герни это.

(Дает ему письмо.)

Конь свежий будет ждать тебя на каждой Десятой миле. Вот возьми!

(Дает деньги.)

И прочь! Мне на глаза не появляйся.

Лайтборн

Как!

Мортимер Младший

Да, до тех пор пока не принесешь Мне весть о смерти Эдуарда.

Лайтборн

Скоро Ее получите. Милорд, прощайте.

(Уходит.)

Мортимер Младший

Над принцем властвую и королевой Повелеваю я, и до земли Надменные мне кланяются лорды. Все утвердить, все вычеркнуть могу. Все, что хочу, я делаю. Внушаю Страх больший, чем любовь... Пусть будет страх! Когда я хмурюсь, весь бледнеет двор, На принца я смотрю, как Аристарх[371], Чьи взоры были для детей как плетка. Они навязывают мне регентство И молят взять, что сам я взять хочу. Так за столом совета с постным видом, — Ни дать ни взять скромнейший пуританин[372], — Сначала сетую я на бессилье, Потом я говорю: "Onus gravissimum" [373], Затем я, прерванный друзьями, эту Provinciam suscepi [374], как сказали, И в заключенье я теперь — регент. Все твердо: королева с Мортимером И королем и королевством правят, А нами управлять никто не будет. Врагов я раздавлю, друзей возвышу, — И кто дерзнет оспаривать решенья? Major sum quam cui possit fortuna nocere.[375] И нынче день коронованья будет — Угодно так и мне и королеве.

За сценой трубы.

Трубят! Занять свое я должен место.

Входят король Эдуард III, королева Изабелла, архиепископ Кентерберийский, боец и дворяне.

Архиепископ Кентерберийский

Да здравствует король наш Эдуард! Да будет с ним благословенье божье!

Боец

Когда христианин, язычник, турок Или еврей посмеет утверждать, Что Эдуард — король наш незаконный, И это подтвердить готов мечом, Я — тот боец, что будет с ним сражаться.

Мортимер Младший

Никто нейдет. Трубите!

Трубы.

Король Эдуард III

На, боец!

(Дает ему кошелек.)

Королева Изабелла

Лорд Мортимер, теперь его примите На попечение свое.

Входят солдаты с пленным Кентом.

Мортимер Младший

Кто этот Изменник меж мечей и алебард?

Солдат

Эдмунд, граф Кент.

Король Эдуард III

Но что он совершил?

Солдат

Хотел он силой короля отбить, Когда мы в Киллингуорт его вели.

Мортимер Младший

Его освободить из заточенья Задумали вы, Эдмунд? Говорите!

Кент

Да, Мортимер, задумал. Он — король, А ты венец надеть принудил принца.

Мортимер Младший

Прочь голову его! Под суд военный!

Кент

Прочь голову мою? Посмей, изменник!

Король Эдуард III

Милорд, он дядя мой и будет жить.

Мортимер Младший

Но он ваш враг, король, и он умрет.

Кент

Остановитесь, негодяи!

Король Эдуард III

Мама, Когда его простить я не могу, Милорда регента вы умолите Оставить жизнь ему.

Королева Изабелла

Сын, не ропщите, И слова вымолвить не смею я.

Король Эдуард III

Ни я. Меж тем повелевать мне надо, Но не могу я, потому молю. Милорд, оставьте дяде жизнь, и я, Как вырасту, вас награжу за это.

Мортимер Младший

Но, государь, на благо это вам И государству. Сколько раз я должен Приказывать вам вывести его?

Кент

Ты что — король? По твоему приказу Мне умирать?

Мортимер Младший

По нашему приказу, Еще раз, прочь его!

Кент

Нет, я останусь И буду говорить. Я не уйду! Иль брат мой, или сын его — король, И ни один моей не жаждет крови. Куда ж вы тащите меня, солдаты?

Солдаты силой уводят Кента на казнь.

Король Эдуард III

Какой защиты ждать мне от него, Когда мой дядя так зарезан?

Королева Изабелла

Мальчик, Не бойся, от врагов твоих тебя Я охраню. Когда бы Эдмунд жил, Твоей он смерти стал бы домогаться, Пойдем, мой сын: у нас охота в парке.

Король Эдуард III

И дядя с нами на охоту едет?

Королева Изабелла

Изменник он, о нем не думай. Едем.

Уходят.

СЦЕНА 5

Замок Баркли.

Входят Матревис и Герни.

Матревис

Я удивляюсь, Герни, что король Еще не умер, стоя по колено В воде, куда идут все стоки замка, Откуда поднимаются все время Зловонные пары, что отравили б Любого человека, а не то что Воспитанного в неге короля.

Герни

Я тоже удивлен. Вчера под вечер Я дверь его открыл, чтоб бросить пищу, И от зловонья чуть не задохнулся.

Матревис

Способно тело короля стерпеть Гораздо больше зла, чем мы — нанесть. Поэтому попробуем иначе Ему помучить душу.

Герни

Приведи Его сюда, а я уж постараюсь!

Матревис

Постой! Кто там?

Входит Лайтборн.

Лайтборн

Регент вам шлет привет.

(Передает письмо.)

Герни

(вскрывает его и читает)

Что здесь? Не знаю, как прочесть мне это.

Матревис

Тут с целью знаков препинанья нет. "Edwardum occidere nolite timere". Таков, как видно, смысл[376].

Лайтборн

Знаком вам этот знак? Король мне нужен.

(Дает знак.)

Матревис

Да, подожди; ответ получишь скоро.

(Тихо, к Герни.)

Чтоб короля убрать, мерзавец прислан.

Герни

(тихо, Матревису)

И я так думаю.

Матревис

(тихо)

А в заключенье Вот как за труд с ним надо поступить: "Pereat iste" [377]. Выдай короля,

(Лайтборну.)

Отлично. Вот вам ключ, а вот замок; И делайте, что приказали вам.

Лайтборн

Что делать, знаю я. Не уходите Далеко — мне понадобится помощь. В соседней комнате чтоб был огонь, И докрасна мне вертел раскалите[378].

Матревис

Отлично.

Герни

Что-нибудь еще вам нужно?

Лайтборн

Еще — кровать с периной, стол...

Герни

Отлично.

Лайтборн

Как только позову, вы все внесите.

Матревис

Не бойтесь, все исполним.

Герни

Вот вам факел, Чтобы в темницу вы могли проникнуть.

(Дает факел, затем уходит с Матревисом.)

Лайтборн уходит тоже.

СЦЕНА 6

Темница в замке Баркли.

Входит Лайтборн с факелом, освещающим короля Эдуарда II, около которого поставлена кровать с периной.

Лайтборн

Приступим же к работе. Никогда Ни с кем так вежливо не обходились, Как с этим королем я обойдусь. Тьфу! Черт возьми, вот славное местечко!

Король Эдуард

Кто там? Что за огонь? Зачем пришел ты?

Лайтборн

Чтоб вам помочь. Я с радостною вестью.

Король Эдуард

Немного помощи в твоих глазах Несчастный видит Эдуард. Я знаю, Подлец, пришел ты, чтоб меня убить.

Лайтборн

Чтоб вас убить, король мой благородный? От сердца моего мысль далека Вам сделать зло. Я прислан королевой, Чтоб посмотреть, как тут живется вам. И чьи глаза сдержать могли бы слезы, Увидев короля в столь жалком виде?

Король Эдуард

Уже ты плачешь? Так меня послушай — М, если сердце у тебя такое ж, Как у Матревиса и как у Герни, Что высечено из скалы кавказской[379], Все ж до конца рассказа моего Оно расплавится. Ведь подземелье, В котором заточен я, — это яма, Куда стекают нечистоты замка.

Лайтборн

О, подлецы!

Король Эдуард

И в этой луже и грязи стою я Уж десять дней. И, чтоб не мог я спать, Они бьют непрерывно в барабан. Мне, королю, лишь хлеб дают да воду. Увы, от недостатка сна и пищи Мой ум расстроен, тело онемело, И есть ли ноги у меня, не знаю. О, пусть бы кровь моя из каждой вены По капле вытекла, как из одежды Моей разодранной вода сочится! Скажи же королеве Изабелле, Что вид другой был у меня в тот день, Как в честь нее я на турнире бился Во Франции и герцога Клермона Я выбил из седла.

Лайтборн

О, замолчите, Милорд! Мне это сердце разрывает. Прилягте на кровать и отдохните.

Король Эдуард

Твой взор таить одну лишь может смерть. Моя трагедия на лбу твоем Написана, я вижу. Все ж останься И на минуту руку удержи Свою кровавую. Дай мне увидеть Удар пред тем, как будет нанесен, Чтобы в минуту расставанья с жизнью Пред богом стойкою была душа.

Лайтборн

Зачем мне так не верите, милорд?

Король Эдуард

Зачем так притворяешься со мною?

Лайтборн

Невинной кровью рук я не пятнал И королевской их не запятнаю.

Король Эдуард

Прости мне эту мысль. Но у меня Остался перстень. Вот, возьми его.

(Дает ему перстень.)

Не знаю почему, но все боюсь, И каждый содрогается сустав, Когда тебе дарю я это. Если Таишь убийство в сердце, пусть мой дар Намеренье твое изменит, душу Твою спасет! О, знай, что я король! При этом слове скорбь меня терзает. Где мой венец? Исчез! А я живу!

Лайтборн

От бдения устали вы, милорд, Прилягте, отдохните.

Король Эдуард

Я заснул бы, Но будит эта скорбь меня. Ведь веки Мои уж десять суток не смыкались. Я говорю — и падают они И тотчас открываются от страха. О, для чего сидишь ты здесь?

Лайтборн

Милорд, Не верите вы мне? Готов уйти я.

Король Эдуард

Нет, если ты убить меня задумал, Вернешься ты. А потому останься.

(Засыпает.)

Лайтборн

Он спит.

Король Эдуард

(пробуждаясь)

О, подожди, не убивай! Немного подожди!

Лайтборн

Милорд, что с вами?

Король Эдуард

Ах, что-то в ухо мне жужжит все время, Что я, заснув, уж больше не проснусь. От страха этого я так дрожу. Ответь, зачем ты здесь?

Лайтборн

Чтобы от жизни Тебя освободить. Сюда, Матревис!

Входят Матревис и Герни.

Король Эдуард

Я слишком слаб, чтобы с тобой бороться, О боже, помоги! Прими мой дух.

Лайтборн

Скорее стол сюда!

Король Эдуард

О, пощади иль сразу убивай!

Матревис приносит стол.

Лайтборн

Переверните стол доскою вниз И пленника накройте им. Топчите Его ногами! Все ж не слишком сильно, Чтобы не искалечить труп. Вот так!

Они давят указанным образом короля Эдуарда, который испускает душераздирающие крики и умирает.

Матревис

Боюсь, что крик его подымет город. Скорее на коней и прочь отсюда!

Лайтборн

Скажите, ловко это сделал я?

Герни

Великолепно! Вот тебе награда!

(Ударяет кинжалом Лайтборна, который падает мертвым.)

Ну, бросим тело в ров, а короля Мы к господину нашему свезем, Милорду Мортимеру. Ну, вперед!

Уходят, унося с собой тела убитых.

СЦЕНА 7

Королевский дворец.

Входят Мортимер Младший и Матревис.

Мортимер Младший

Все сделано как надо? Мертв убийца?

Матревис

Все сделано. Но я бы предпочел, Чтоб этого не делалось, милорд.

Мортимер Младший

Матревис, если каяться ты вздумал, То буду я твоим духовником. Так выбирай: иль тайну сохрани, Иль от моей руки погибнешь сразу.

Матревис

Герни бежал, милорд, и я боюсь, Что он обоих выдаст нас. Позвольте И мне бежать.

Мортимер Младший

Беги, подальше только!

Матревис

Благодарю покорно вашу милость.

(Уходит.)

Мортимер Младший

А я как дуб Юпитера стою[380]. Все как кусты в сравнении со мною. При имени моем трепещут все, А мне никто не страшен. Кто посмеет За смерть его здесь осудить меня?

Входит королева Изабелла.

Королева Изабелла

Ах, Мортимер, король, мой сын, узнал, Что мертв его отец и мы убийцы.

Мортимер Младший

Что ж он узнал? Ведь он еще ребенок.

Королева Изабелла

Но волосы он рвет, ломает руки, Клянется нам обоим отомстить. Пошел он в зал совета, чтобы пэров Молить о помощи и о поддержке. Увы мне! Он идет, и пэры с ним. Любимый, начинается здесь наша Трагедия.

Входят король Эдуард III, лорды и свита.

Первый лорд

(королю Эдуарду III)

Не бойтесь, государь, И помните: король вы.

Король Эдуард III

(Мортимеру Младшему)

Негодяй!

Мортимер Младший

Милорд, вы что-то мне сказать хотите?

Король Эдуард III

Не думай, что я слов твоих боюсь! Твоим предательством убит отец мой. И ты умрешь, и голову твою Проклятую на гроб его положат, Чтоб мир узнал: причина ты, что рано Хоронят это царственное тело.

Королева Изабелла

Не плачь, мой милый сын!

Король Эдуард III

Не запрещайте плакать — он отец мой. И если б вполовину так, как я, Его любили вы, так терпеливо Не приняли бы смерть его. Боюсь, Вы были в заговоре с Мортимером.

Первый лорд

(Мортимеру Младшему)

Вы королю не можете ответить?

Мортимер Младший

Я презираю эти обвиненья. Кто смеет говорить, что я убил?

Король Эдуард III

Предатель! Говорит во мне отец мой. Сказал он ясно: ты убил его.

Мортимер Младший

У вашего величества других Нет доказательств?

Король Эдуард III

Есть! Гляди, рука Здесь Мортимера.

(Показывает письмо.)

Мортимер Младший

(в сторону)

Подлый Герни выдал Меня и самого себя.

Королева Изабелла

(в сторону)

Боялась Я этого. Нельзя убийство скрыть.

Мортимер Младший

Да, здесь моя рука. Но что же вы Из этого выводите?

Король Эдуард III

Что ты Туда послал убийцу.

Мортимер Младший

Я? Убийцу? Так обнаружьте моего посланца.

Король Эдуард III

Ах, Мортимер, ты знаешь, что убит он, Как будешь ты убит. Эй, взять его! Скорее на телегу[381]! Прочь его! Повесьте, говорю, и четвертуйте, Но голову его мне принесите.

Королева Изабелла

Над Мортимером сжалься, милый сын, Ради меня.

Мортимер Младший

Не надо, королева, Вам за меня просить. Скорей умру, Чем жалкого мальчишку стану я О жизни умолять.

Король Эдуард III

Убийцу прочь! Прочь, прочь предателя!

Мортимер Младший

Теперь я вижу, О подлая Фортуна, что есть точка На колесе твоем, к которой люди Стремятся до тех пор, пока стремглав Не упадут. Я прикоснулся к ней — И вижу, что уж выше не подняться. Что ж горевать мне о моем паденье? Прощайте, королева, и не плачьте О Мортимере! Мир он презрел. Ныне, Как путешественник, край неизвестный Идет он открывать.

Король Эдуард III

Как! Медлит здесь Предатель, и вы терпите?

Первый лорд и слуги уводят Мортимера Младшего.

Королева Изабелла

Тебе Я жизнь дала. Не лей кровь Мортимера!

Король Эдуард III

Вот и улика! Моего отца Вы лили кровь, а то о Мортимере Вы б не молили.

Королева Изабелла

Кровь лила я? Нет!

Король Эдуард III

Да, мать моя. Так говорит молва.

Королева Изабелла

Но это ложь. Клянусь моей любовью К тебе — оклеветали Изабеллу!

Король Эдуард III

Не думаю, чтобы она была Таким чудовищем.

Второй лорд

Боюсь, король, Что все окажется здесь слишком верным.

Король Эдуард III

Вы, мать, подозреваетесь в убийстве, И потому вас в Тауэр заключим, Покуда суд всего не разберет. И если вы виновны — хоть я сын ваш, Ни слабости, ни жалости не ждите.

Королева Изабелла

Пусть смерть придет! Жила я слишком долго, Раз сын мой хочет сократить мой век.

Король Эдуард III

Ведите прочь ее! Слова такие Невольно слезы заставляют литься, И, если будет говорить она, Ее я пожалею.

Королева Изабелла

Разве мне Нельзя супруга милого оплакать И до могилы проводить с другими?

Второй лорд

Король желает, госпожа, чтоб вас Отсюда увели.

Королева Изабелла

Забыл меня он. Нет, подождите! Я ведь мать его.

Второй лорд

Напрасно это. Госпожа, идите.

Королева Изабелла

Тогда, смерть милая, приди ко мне, Избавь от этой жизни, слишком тяжкой!

Второй лорд уводит королеву Изабеллу. Входит первый лорд с головой Мортимера Младшего.

Первый лорд

Король, вот Мортимера голова.

Король Эдуард III

На гроб отца пускай ее возложат. Мне — траурное платье. Голова Проклятая, когда бы раньше я Тобой вот так владел, то не созрело б Жестокое предательство твое!

Слуги приносят гроб короля Эдуарда II и траурную мантию, в которую король Эдуард III облачается.

Вот, все готово. В скорбный путь, милорды! — Отец мой, в дар тебе сюда кладу Я голову коварного злодея, А эти слезы пусть порукой будут Печали и невинности моей. Все уходят под звуки траурного марша.

Парижская резня[382]

Перевод Ю. Корнеева

Действующие лица

Карл Девятый, король французский.

Герцог Анжуйский, его брат, затем король Генрих Третий.

Король Наваррский.

Принц Конде, двоюродный брат короля Наваррского.

Герцог Гиз, Кардинал Лотарингский, Герцог Дюмен — братья.

Сын герцога Гиза, мальчик.

Верховный адмирал.

Герцог Жуайез.

Дю Плесси.

Дю Бартас.

Двое польских вельмож.

Гонзаго.

Рец.

Монсоро.

Можирон.

Эпернон.

Лоран, проповедник.

Рамус.

Тале.

Купец-протестант.

Монах.

Врач.

Английский посланник.

Аптекарь.

Карманный вор.

Капитан королевских телохранителей.

Протестанты, наставники, солдаты, убийцы, приближенные и пр.

Екатерина, французская королева-мать.

Маргарита, ее дочь, супруга короля Наваррского.

Вдовствующая королева Наваррская.

Герцогиня Гиз.

Жена купца-протестанта.

Камеристка герцогини Гиз.

АКТ I

СЦЕНА 1

Зал в Лувре.

Входят Карл — король французский, королева-мать Екатерина, Маргарита — королева Наваррская, принц Конде, верховный адмирал, вдовствующая королева Наваррская и свита.

Карл

Король Наваррский, мой достойный брат, Вы, принц Конде, и адмирал мой добрый, Желаем мы, чтоб наш союз и дружба, Скрепленные супружеским обетом, До нашей смерти были неразрывны И чтобы никогда огонь любви, Занявшийся в сердцах у нас, монархов, Не угасал в душе потомков наших.

Король Наваррский

Так милостями вашими я взыскан И раньше и сегодня, государь, Что мой священный долг — во всем покорным Быть королеве-матери и вам.

Екатерина

Благодарю, мой сын. Мы вас так любим, Что отдали вам в жены нашу дочь, Хотя, как знают все, различье в вере Препятствовало вашим брачным планам...

Карл

Об этом — после, матушка. Теперь, С венчальными обрядами покончив, Мы, господа, пойдем и в божьем храме[383] Наш праздник завершим святою мессой. Сестра, ты с нами?

Маргарита

Да, мой государь.

Карл

Пусть те, кто не идут, нас ожидают. Вы, матушка, присутствием своим Почтите также это торжество...

Екатерина

(в сторону)

Чтоб утопить потом в крови его.

Уходят все, кроме короля Наваррского, Конде и адмирала.

Король Наваррский

Теперь, Конде и адмирал мой добрый, Король и королева-мать за нас И больше не опасна ярость Гиза, Коварного завистника, который Всех протестантов извести замыслил. Известно ль вам, что он на днях грозился (Коль даст на то король соизволенье) В теченье ночи перерезать всех В Париж прибывших ныне протестантов.

Адмирал

Не верю я, чтоб Гиз честолюбивый, Не получив согласья короля, Ввязался в столь опасную затею.

Конде

Поверьте мне, способен Гиз на все: Какое б ни свершил он злодеянье, Оно найдет у папы оправданье.

Король Наваррский

Но тот, чей горний трон превыше туч, Вонмет слезам невинно убиенных И отомстит за праведную кровь Всех тех, кого безвременной кончине Злокозненно обрек предатель Гиз.

Адмирал

Вы обратили, государь, вниманье На ярость братьев Гиза — кардинала И герцога Дюмена? Нестерпимо Им знать, что на французскую корону Теперь имеет право дом Бурбонов.

Король Наваррский

Вот почему, на нас взирая злобно, Гиз ищет способ нас поймать в силок, Который смазал он смолой убийства. Пойдемте в церковь, вознесем молитву: Да пощадит господь французский край И просветит его своим глаголом.

Уходят.

СЦЕНА 2

Комната в доме неподалеку от Лувра.

Входит Гиз.

Гиз

Коль одевал когда-нибудь Гимен При виде свадьбы в траур свой алтарь; Коль солнцу приходилось мир пугать, Кровавой тучей небо затянув; Коль дню случалось превратиться в ночь, А ночи стать чернее адской бездны, — То пусть вся истребительная ярость Мгновений этих повторится ныне. Аптекарь, где ты?

Входит аптекарь.

Аптекарь

Здесь, мой господин.

Гиз

Тебя хочу я испытать сегодня И наградить за верность дому Гизов. Не вижу я надушенных перчаток, Которые послал тебе, чтоб ты Их отравил. Готовы ли они И смертоносно ль их благоуханье?

Аптекарь

Они пред вами. Кто вдохнет их запах, Погибнет.

Гиз

Тверд ли ты в своем решенье?

Аптекарь

Во всем я вашей милости покорен, За вас я жизнь отдам.

Гиз

Спасибо, друг. Я отблагодарю тебя за службу. Ступай теперь к Наваррской королеве И этому бельму в глазу у нас, Оплоту всех еретиков французских, Перчатки поднеси. Ступай, мой друг.

Уходит аптекарь.

Солдат!

Входит солдат.

Солдат

Что ваша милость мне прикажет?

Гиз

Пришел и твой черед на сцену выйти, Стань у окна, за улицей следи И, если адмирал поедет мимо, Убей его из своего мушкета, А я тебя озолочу.

Солдат

Иду.

(Уходит.)

Гиз

Ну, Гиз, дай волю вихрю тайных мыслей. Пусть вздует он огонь неугасимый, Который можно потушить лишь кровью. Всегда предполагал я, ныне знаю, Что дерзость — путь наикратчайший к счастью И что решимость — оправданье цели. Я не хочу тех заурядных благ, Каких любой мужлан добиться может, Гонясь за ними, славы не стяжаешь. Но знай я, что французскую корону Найду на высочайшей пирамиде, Туда б я иль дополз, срывая ногти, Или взлетел на крыльях честолюбья, Хотя бы рисковал свалиться в ад. Затем я и не знаю сна ночами, Хоть все кругом меня считают спящим; Затем себя мараю низкой лестью; Затем служу, обуздывая гордость, Как родственник покорный, королю; Затем рассудком, сердцем и мечом Ищу, приемлю и осуществляю Решенья, задевающие всех И не понятные ни для кого; Затем из персти был я создан небом; Затем земля меня покорно носит, Меня, который иль венец добудет Иль погрузит ее в пучину смут; Затем король испанский шлет мне груды Индийских слитков золотых, а я Французские экю из них чеканю; Затем так щедро сыплет на меня Дождь отпущений и субсидий папа, Чем веру помогает сделать он Оружием в моей борьбе за трон. О, diabole! При чем здесь вера? Тьфу! Мне стыдно, хоть в притворстве я искусен, Что может быть порукой и основой Великих планов столь пустое слово. Король бессилен. Жажда наслаждений, Которыми себя он истощает, Погубит королевство, если я Не починю того, что он разрушил. Я, как ребенком малым, им верчу, Страной он лишь по видимости правит: Зло я творю, молва его бесславит. Чтоб угодить мне, королева-мать Пожертвовать всей Францией согласна. Она опустошит казну тайком, Чтоб недостатка я не знал ни в чем. За мной — пятьсот парижских конгрегаций: Монастырей, коллегий и аббатств[384], И тридцать тысяч их сочленов буйных, Да тысяча католиков-студентов, — А может быть, и больше; мне известно, Что есть одна обитель, где живет Пять сотен жирных францисканцев сразу, — И замыслам моим вся эта сила Служить покорно будет до конца. Итак, раз у тебя все карты, Гиз, Раз ты их можешь тасовать, как хочешь, Не сомневайся, что займешь престол, Каким бы ты путем к нему ни шел. Хотя еще в наваррском захолустье И правит дерзкий маленький король, Главарь еретиков, чья шайка вводит Европу в заблужденье и в стране Раздоры сеет, но его мы с нею...

(Указывает на свою шпагу.)

Нет, прежде мы сметем с дороги к трону Всех тех, кто мне во Франции мешает. Клянусь, как Цезарь воинам своим, Что я врагам воздать враждой сумею; Что смерть они, увидя взгляд мой хмурый, В морщинах моего чела прочтут; Что злобный шепот их мой слух уловит; Что стисну я весь мир в руке железной; Что овладею троном королевским И блеск моей короны, словно солнце, Зажмуриться заставит все глаза. Мой умысел созрел. Победа ждет Того, кто безоглядно к ней идет.

(Уходит.)

СЦЕНА 3

Улица.

Входят король Наваррский, королева Маргарита, вдовствующая королева Наваррскяя, принц Конде и адмирал; им навстречу выходит аптекарь, который подносит перчатки вдовствующей королеве Наваррской.

Аптекарь

Принять да соизволит ваша милость Подарок скромный.

Вдовствующая королева

(протягивая ему кошелек) Друг, благодарю. Возьми вот этот кошелек в награду.

Аптекарь

Премного благодарен, ваша милость.

(Уходит.)

Вдовствующая королева

Перчатки эти слишком сильно пахнут. Я чувствую, что голова болит.

Король Наваррский

Известен ли вам тот, кто их поднес?

Вдовствующая королева

Мне кажется, что я его встречала.

Адмирал

Зря ваша милость приняла подарок: Опасностью чреваты наши дни.

Вдовствующая королева

На помощь! Я отравлена, мой сын!

Маргарита

Спаси нас небо от такой беды!

Король Наваррский

Ах, почему, о кознях Гиза зная, Вы все же опрометчиво решились Коснуться столь опасного подарка?

Маргарита

Мой государь, упреки запоздали, Коль это вправду яд, но я надеюсь, Что дело здесь в простом недомоганье.

Вдовствующая королева

Нет, Маргарита! Смертоносный яд Проник в мой мозг, раскалывает череп И сердце мне сжигает. Я погибла!

(Умирает.)

Король Наваррский

Мать отравляют на глазах у сына! О милостивый боже, что за время! О господи, дай умереть мне с ней, Чтоб к вечной жизни вместе мы воскресли!

Маргарита

Остерегись, мой дорогой супруг, Чья боль и скорбь мне сердце разрывают, Мольбу такую к небу воссылать, Чтоб горе не постигло нас опять.

Адмирал

Идемте, унесем отсюда тело И с почестями предадим земле.

Процессия трогается. Солдат стреляет из мушкета и попадает в адмирала.

Принц Конде

Вы ранены, наш добрый адмирал?

Адмирал

Да, принц, мне прострелили пулей руку.

Король Наваррский

Нас предали. Идемте, господа, И обо всем расскажем королю.

Адмирал

Проклятый Гиз! Он ищет нашей смерти. О, этот брак был роковым для нас!

Уходят, унося тело вдовствующей королевы Наваррской.

СЦЕНА 4

Зал в Лувре.

Входят король Карл, королева-мать Екатерина, герцог Анжуйский, Гиз и Дюмен.

Екатерина

Мой благородный сын и герцог Гиз, Теперь, когда мы хитростью в ловушку Загнали недоверчивого зверя, Наш замысел пора осуществить.

Карл

Но, матушка, весь мир такую меру Сочтет деяньем гнусным и кровавым, Тем более что неприкосновенность Мы сами протестантам обещали. К тому ж моя душа скорбит при мысли, Что стольких рыцарей, дворян и дам, Вина которых лишь в их ложной вере, За это предадут столь страшной смерти.

Герцог Анжуйский

Хоть жалость — свойство всех, кто благороден, Но мудрый должен печься о себе И для врагов стремиться стать бичом, А не сгибать под их плетями спину.

Гиз

Я полагаю, государь, что прав Анжуйский герцог, вам совет давая Не сострадать еретикам мятежным, А думать лишь о благе государства.

Екатерина

Надеюсь, этих доводов довольно, Чтоб сын мой дать решил врагам острастку?

Карл

Ну, что ж, тогда решите дело сами Вы, матушка, и наш племянник Гиз, А я со всем заранее согласен.

Екатерина

Благодарю, мой сын. Скажите, Гиз, Как вы резню намерены готовить?

Гиз

А вот как, государыня. Все те, Кто примет в ней участие, прикрепят К навершьям шлемов белые кресты И к рукавам — такие же повязки. Кто не наденет их, тот еретик И, будь хоть императором, погибнет. Затем из пушки выстрелю я с башни. По этому сигналу наши люди Дома покинут, улицы займут И, услыхав набат, начнут резню, Которая продлится до рассвета И стихнет лишь тогда, когда умолкнут Колокола.

Входит приближенный адмирала.

Карл

Что нового, приятель?

Приближенный

Дозвольте сообщить вам, государь, Что, идучи по улице, был ранен Предательски верховный адмирал. Он слег в постель и навестить его Всеподданнейше просит вас.

Карл

Посланец, Ответь, что я приду к нему немедля.

Уходит приближенный.

Как мы теперь поступим с адмиралом?

Екатерина

Вам лучше посетить его, мой сын, И убедить, что нет причин к тревоге.

Карл

Отлично. Я отправлюсь к адмиралу.

Гиз

А я отдам приказ его убить.

Уходят.

СЦЕНА 5

Комната в доме адмирала.

Адмирал лежит в постели. Входят король Карл и король Наваррский.

Карл

Кто ранил вас, мой адмирал верховный? Не уличный ли сброд на вас напал? Даю вам клятву, как король французский, Преступника найти и уготовить Ему еще неслыханные пытки И медленную смерть, чтобы никто Не покусился впредь, наживы ради, На дворянина, близкого к монарху.

Адмирал

Ах, государь, то были люди Гиза. Он истребить задумал нас, безвинных.

Карл

Мой добрый адмирал, я опечален Коварно нанесенной вам обидой. Поверьте мне, что ваша безопасность Дороже для меня, чем жизнь моя.

(Королю Наваррскому.)

Кузен, возьмите двадцать самых храбрых Моих телохранителей и с ними Оберегайте друга моего И всех, кто руку на него поднимет, На месте убивайте, как смутьянов. Вы ж, адмирал мой добрый, поправляйтесь, А я вас часто буду навещать.

Адмирал

Мой государь, благодарю смиренно.

Уходит Карл. Слуги уносят постель.

СЦЕНА 6

Улица.

Входят Гиз, герцог Анжуйский, Дюмен, Гонзаго, Рец, Монсоро и солдаты, готовые начать резню.

Гиз

Анжу, Дюмен, Гонзаго, Рец, клянитесь Серебряным крестом на ваших шлемах Всех к ереси причастных истреблять.

Дюмен

Клянусь, что никому не дам пощады.

Герцог Анжуйский

Переодет я и неузнаваем, Поэтому готов убить любого.

Гонзаго

И я.

Рец

И я.

Гиз

Тогда смелей вперед! Ломайте двери в доме адмирала.

Рец

Да, с ним покончить нужно первым делом.

Гиз

Как начинать подобную резню, Не умертвив в постели адмирала, Главу и знаменосца лютеран? Гонзаго, пусть солдаты дом обложат, Чтоб не ушел живым никто оттуда.

Герцог Анжуйский

Я это на себя беру. Швейцарцы[385], Займите улицу. Пускай повсюду Стоят солдаты короля.

Гонзаго

За мной!

Уходит Гонзаго с солдатами.

Герцог Анжуйский

Кузен мой Гиз, нам выдаст адмирала Тот капитан, которого мой брат Назначил охранять покой больного. Католики теперь восторжествуют: Без головы не выстоять и телу.

Рец

Смотрите, в доме что-то происходит.

Гонзаго и солдаты врываются в дом адмирала, который лежит в постели.

Герцог Анжуйский

Ну, в добрый час! А мы у двери будем Стрелять в бегущих слуг.

Гонзаго

Где адмирал?

Адмирал

О, дай мне перед смертью помолиться!

Гонзаго

Молись владычице небесной нашей И мой кинжал взамен креста целуй.

(Закалывает его.)

Адмирал

О господи, прости мои грехи!

(Умирает.)

Гиз

Гонзаго, он убит?

Гонзаго

Да, ваша светлость.

Гиз

Так вышвырни его через окно.

Труп адмирала падает на мостовую.

Герцог Анжуйский

Кузен, взгляните, адмирал ли это: Вдруг был убит другой, а он сбежал?

Гиз

Нет, это он. Вот рана на руке, Пробитой пулей моего солдата. Промазал тот, но мы не промахнулись. О подлое отродье Шатильонов, Глава и знаменосец протестантов, Не спас тебя твой бог, и попираю Я, герцог Гиз, твой охладелый труп!

Герцог Анжуйский

Пусть голову и руки мертвеца Отрубят и пошлют в подарок папе. Когда ж свершится праведная месть, На Монфокон велю стащить я тело, Чтоб тот, кто ненавидел крест при жизни, По смерти на кресте в цепях повис[386].

Гиз

Анжу, Гонзаго, Рец, коль мне с Дюменом Решимостью вы станете равны, Во Франции исчезнут гугеноты.

Герцог Анжуйский

Клянусь крестом, что буду без разбора Всех встреченных еретиков разить.

Гиз

Вели дать выстрел с башни, Монсоро. Пусть, услыхав условленный сигнал, На улицу выходят наши люди, Затем ударь в набат, и пусть резня Начнется.

Монсоро

Повинуюсь, ваша светлость.

(Уходит.)

Гиз

Итак, приступим к делу, господа.

Герцог Анжуйский

Анжу — с тобою.

Дюмен

А Дюмен — подавно. Раздается пушечный выстрел и вслед за ним набат.

Гиз

Идемте. Пробил час!

Уходят.

СЦЕНА 7

Улица.

Входят с обнаженными шпагами Гиз и прочие, преследуя протестантов.

Гиз

Tuez! Tuez! Tuez! [387] Хватайте всех, чтоб ни один не спасся! Смерть гугенотам!

Герцог Анжуйский

Бейте, бейте их!

Уходят.

Вбегает Лоран, преследуемый Гизом и прочими.

Гиз

Ого! Лоран? Держи его! Приятель, Ты проповедник ереси, не так ли?

Лоран

Я проповедник божьего глагола, А ты своей душе и богу враг.

Гиз

Писанье учит нас: "Любите ближних"!

(Закалывает Лорана.)

Герцог Анжуйский

Кузен, постойте. Я спою псалом.

Гиз

Идем-ка лучше бросим труп в канаву.

Уходят, волоча труп Лорана.

СЦЕНА 8

Улица перед домом купца-протестанта.

Входит Монсоро и стучится. В окне показывается жена купца.

Жена купца

Кто это там стучится?

Монсоро

Монсоро. Меня сюда направил герцог Гиз.

Жена купца

Открой-ка, муженек. Посланец Гиза С тобою хочет переговорить.

Из дома выходит купец.

Купец

Со мной? Посланец Гиза? Быть не может!

Монсоро

Да, да, с тобой. И вот что он принес.

(Показывает купцу кинжал.)

Купец

Ох, дай хоть помолиться перед смертью!

Монсоро

Молись, да поживей.

Купец

Отец небесный...

Монсоро

Как, негодяй? Ты смел воззвать к Христу, Минуя всех угодников господних[388]? Чем плох святой Иаков, мой патрон? Ему молись!

Купец

Нет, богу моему Я помолюсь.

Монсоро

Ступай с ним вместе в ад!

(Закалывает купца и уходит.)

СЦЕНА 9

Кабинет Рамуса.

Рамус сидит за столом.

Рамус

Какие крики оглашают Сену! Как этим шумом дьявольским испуган За книгою сидящий бедный Рамус. Неужто люди Гиза через мост Перебрались и вновь мне угрожают?

Входит Тале[389].

Тале

Спасайся, Рамус, если хочешь жить!

Рамус

Тале, зачем спасаться мне? В чем дело?

Тале

Ты слышишь? Дверь ломают люди Гиза, Чтоб нас убить. Я выпрыгну в окно.

Рамус

Тале, постой...

Входят Гонзаго и Рец.

Гонзаго

Кто это убегает?

Рец

Да это же друг Рамуса, Тале.

Гонзаго

(к Тале)

Ты кто такой?

Тале

Христианин, как Рамус.

Рец

Давай его отпустим: он — католик.

Уходит Тале.

Гонзаго

Ну, Рамус, или золото, иль смерть!

Рамус

Ах, где его возьмет бедняк-ученый? Живу я лишь пособьем королевским, Которое, чуть получу, истрачу.

Входят Гиз, герцог Анжуйский, Дюмен, Монсоро и солдаты.

Герцог Анжуйский

Кто это вам попался?

Рец

Королевский Профессор логики философ Рамус.

Гиз

Убить его.

Рамус

О боже милосердный! Чем досадил вам Рамус, ваша светлость?

Гиз

Да тем, что по верхам наук скользил И ни одной не изучил глубоко. Не ты ли поднял на смех "Органон"[390], Назвав его собраньем заблуждений? Любого плоского дихотомиста[391], Который к эпитомам[392] сводит все, Не ты ль считал ученым человеком И утверждал на этом основанье, Что вправе он, в Германию уехав, Казуистически ниспровергать Все аксиомы мудрых докторов, Поскольку, ipse dixi, argumentum Testimonii est inartificiale?[393] А я отвечу на посылку эту Тем, что тебя убью, и доказать Противное твой nego argumentum[394] Не сможет. Заколоть его!

Рамус

Постойте! Позвольте слово молвить...

Герцог Анжуйский

Говори.

Рамус

Не для того я попросил отсрочки, Чтобы прожить еще хотя б минуту, Но только для того, чтоб защитить Мои труды от ложных обвинений, Которые на них возводит Шекий[395] За то, что в трех коротких положеньях Сказал я больше, чем в трактатах он[396]. Нашел я искаженья в "Органоне" И от ошибок текст его очистил. А что до Аристотеля, то я Всегда считал, что стать, его не зная, Философом и логиком нельзя. Вот почему тупые сорбоннисты[397] И мнят, что в их писаниях копаться — Куда важнее, чем служить творцу.

Гиз

Как! Мужику вы рассуждать даете, Вместо того чтоб в ад его спровадить?

Герцог Анжуйский

Подумайте, как много в нем гордыни, Хоть он простого угольщика сын!

(Закалывает Рамуса.)

Гиз

Кузен Анжу, с полсотни протестантов, Которых мы загнали в воду Сены, Плывут по ней, спасаясь. Как нам быть? Боюсь я, чтоб они не уцелели.

Дюмен

Людей расставить нужно на мосту — Пускай плывущих гугенотов топят, Расстреливая их из арбалетов.

Гиз

Ты прав, Дюмен. Ступай распорядись.

Уходит Дюмен.

А мы, кузен, тем временем обсудим, Как лучше устранить нам двух педантов — Наставников наваррца и Конде.

Герцог Анжуйский

Я сам, кузен, об этом позабочусь, Иди за мной и наготове будь.

Уходят.

СЦЕНА 10

Покои короля Наваррского в Лувре.

Входит герцог Анжуйский и стучит в дверь. Появляются король Наваррский и Конде со своими наставниками.

Герцог Анжуйский

Что слышно? Все ль в порядке?

Король Наваррский

Говорят, Что парижане режут протестантов.

Герцог Анжуйский

Да, это так. А что поделать с чернью? Не мог я бунт унять, как ни старался.

Король Наваррский

Но ходит слух, что ваша светлость тоже К резне простонародье подстрекала.

Герцог Анжуйский

Кто? Я? Вам лгут. Я только что проснулся.

Из глубины сцены появляются Гиз и прочие.

Гиз

Бей гугенотов! Буквоедов взять!

Король Наваррский

Прочь лапы, Гиз, кровавая собака!

Конде

Идем и все расскажем королю.

Уходят король Наваррский и Конде.

Гиз

Сюда, ученые мужи. Я вас Попотчую не розгой, а кинжалом.

(Закалывает наставников.)

Герцог Анжуйский

Убрать тела!

Уходит герцог Анжуйский; солдаты уносят трупы.

Гиз

Довольно. До рассвета Умерьте вашу ярость, господа. Но мы резню не прекратим на этом. Пусть Монсоро отправится в Руан, Рец едет в Дьепп, Гонзаго в Орлеан И всех, кто там как еретик известен, Нещадно истребят. А мы покуда Велим, чтоб перестал сзывать набат К заутрене бесовской духов зла И чтоб к себе домой, сняв шлем и латы, Вернулись горожане и солдаты.

Уходят.

СЦЕНА 11

Зал в Лувре.

Входят герцог Анжуйский и двое польских вельмож.

Герцог Анжуйский

Признаюсь вам, почтенные поляки: На то, что предлагает мне ваш сейм, Мои заслуги не дают мне права. Я слышал, что народ отважен в Польше. Достоин он такого короля, Чья мудрость может спор любой решить И в замысел любых врагов проникнуть, Чей бранный опыт пригодится в войнах (А вам вести их нужно много чаще Всех прочих христианских государств) Как на востоке против московитов[398], Так против турок, а равно и многих Монархов сильных и князей богатых. К тому же брат мой Карл, король французский, И весь совет коронный полагают, Что, добиваясь польского престола, Я этим разрушаю их надежду Меня увидеть на французском троне, Который унаследовать я должен, Коль брата призовет к себе творец. Поэтому условимся мы с вами, Что если Карл умрет и завещает Мне свой престол, то отпустить меня На родину обязаны поляки. Коль это обещать вы полномочны, Венец я с благодарностью приму И буду рук не покладая печься О безопасности и благе Польши.

1-й вельможа

Пойдем мы и на большее, чтоб только Вы не отвергли польскую корону.

Герцог Анжуйский

Тогда прошу вас следовать за мной.

Уходят.

СЦЕНА 12

Лес в окрестностях Парижа.

Входят двое оборванцев, несущих тело адмирала.

1-й оборванец

Скажи, приятель, что же нам делать с адмиралом?

2-й оборванец

Как что? Сжечь его, еретика, — и все.

1-й оборванец

Ну, нет! Труп заразит огонь, огонь — воздух, а с ним и нас самих.

2-й оборванец

Куда же нам его деть?

1-й оборванец

Давай-ка швырнем его в реку.

2-й оборванец

Вот еще придумал! Он же отравит воду, из-за этого заболеют рыбы, а от рыб — мы, потому что их едим.

1-й оборванец

Тогда бросим его в канаву.

2-й оборванец

Нет, нет, ты уж предоставь мне это дело решить. Мы его повесим на дереве.

1-й оборванец

Идет.

Вешают труп на дереве и уходят.

Входят Гиз, королева-мать Екатерина, кардинал Лотарингский и приближенные.

Гиз

Не правда ль, государыня, висит Наш адмирал в весьма изящной позе?

Екатерина

Поверьте, Гиз, он очутился там, Где я давно его желала видеть. Пойдем отсюда. Здесь тяжелый воздух.

Гиз

Напротив, здесь мне дышится легко. Швырните труп в канаву, господа.

Приближенные снимают и уносят труп адмирала.

Мне стало, государыня, известно, Что сотня протестантов этот лес Своею синагогою избрала[399]. У них здесь место ежедневных сходок, И здесь я их решил предать мечу.

Екатерина

Идите, милый Гиз, не надо медлить. Ведь если уцелеет этот сброд И вновь рассеется по королевству, Нам будет трудно истребить его. Не мешкайте, идите, милый Гиз.

Гиз

Я буду быстр, как смерч, предтеча бури.

(Уходит.)

Екатерина

Пришлось ли вам заметить, кардинал, Как удручен король, мой сын, судьбой, Которой Гиз обрек минувшей ночью В Париже пребывавших протестантов.

Кардинал

Я слышал, как торжественно он клялся В присутствии мятежного наваррца Всем нам отмстить за истребленье их.

Екатерина

Нет, кардинал, за все лишь я в ответе, Раз Францией лишь я повелеваю, Я жизнью вам ручаюсь: Карл умрет И Генриху достанется престол. А если и второй мой сын посмеет Противоречить матери своей, Он также будет мной лишен наследства. Пускай корону носят сыновья — Власть у меня. Строптивца свергну я. Идемте, кардинал.

Уходят.

СЦЕНА 13

Лес в окрестностях Парижа.

Входят пять или шесть протестантов с библиями в руках и преклоняют колени. Вслед за ними входят Гиз и прочие.

Гиз

Смерть гугенотам! Перебить их всех!

1-й протестант

О, выслушайте, господин де Гиз!

Гиз

Нет, негодяй! Не внемлет ухо Гиза Речам того, кто дерзко поносил Святую католическую церковь. Смягчить мой гнев мольбами не надейся. Хватайте их! Tuez! Tuez! Tuez!

Спутники Гиза убивают протестантов.

Тела подальше оттащите в лес.

Уходят, унося трупы.

СЦЕНА 14

Зал в Венсенском замке.

Входят король Карл, поддерживаемый королем Наваррским и Эперноном, королева-мать Екатерина, кардинал Лотарингский, дю Плесси и свита.

Карл

Постойте. Должен я передохнуть. Предвестница кончины недалекой, Безжалостная боль когтит мне сердце.

Екатерина

О, замолчи, мой сын! Твои слова Льют в душу матери смертельный яд.

Карл

Я не могу молчать: мне слишком больно.

Король Наваррский

Мужайтесь, государь, и вседержитель Вас от недуга вашего избавит.

Карл

О нет, я обречен, мой брат Наваррский, И эту кару заслужил, хоть те, Кто вправе божий приговор свершить, На короля не стали б покушаться. Дай господи, чтоб ближние мои Моих врагов не оказались злее! Брат, поддержи меня. Мой ум мутится. Все мускулы сжимаются. Я слепну. Готово сердце выпрыгнуть. Конец!

(Умирает.)

Екатерина

Ужель ты мертв, мой сын? Ответь же мне! Нет, поздно: дух уже расстался с телом. Карл больше нас не видит и не слышит! Итак, нам остается, господа, Лишь снарядить немедленно посольство, Призвать обратно Генриха из Польши И братний передать ему венец. В дорогу собирайтесь, Эпернон, И с Генрихом вернитесь поскорее.

Эпернон

Охотно повинуюсь.

(Уходит.)

Екатерина

А теперь, Похоронив усопшего монарха, Мы станем с быстротой наивозможной Коронованье Генриха готовить, Идемте, унесем отсюда тело.

Тело короля Карла уносят; уходят все, кроме короля Наваррского и дю Плесси.

Король Наваррский

Мой дю Плесси, смятенье при дворе — Удобный случай нам домой в Наварру Из Франции бежать, затем что смерть Мне угрожает в этом королевстве, Которое наследовать по праву За Генрихом отныне должен я. Поэтому, не мешкая, придется Нам войско собирать. Я опасаюсь, Что Гиз в союзе с королем испанским Намерены помехи мне чинить. Но будем верить, что защитник правых, Создатель милосердный нас спасет.

Дю Плесси

Не сомневайтесь, государь, что нам Поможет наша истинная вера Победоносно разгромить врагов И наконец короновать в Памплоне[400] (Назло папистским прихвостням — испанцам, Самоуправно захватившим город) Вас, как ее законного монарха.

Король Наваррский

Ты прав, мой дю Плесси. Всевышний будет Споспешествовать мне в трудах моих На благо истинной господней веры. Бежим, пока за нами не следят.

Уходят.

СЦЕНА 15

Зал в Лувре.

Звуки труб и крики "Vive le roi!" [401]. Входит герцог Анжуйский, только что коронованный как король Генрих III, королева-мать Екатерина, кардинал Лотарингский, Гиз, Эпернон, Можирон и толпа придворных, между которыми прячется карманный вор.

Все

Vive le roi! Vive le roi!

Трубы.

Екатерина

Привет тебе, мой Генрих. Ты вернулся Из дальней Польши в отчину свою, От долгих смут избавленную ныне, Где ты найдешь воинственный народ, Готовый охранять твои права, Сенат, законы ревностно блюдущий[402], Тебе всем сердцем преданную мать, Опору государства твоего, И все, чего ты только пожелаешь. Получит Генрих все, надев корону.

Кардинал

И пусть ее он носит много лет!

Все

Vive le roi! Vive le roi!

Трубы.

Генрих

Благодарю вас. Да поможет мне Царь всех царей вам за любовь воздать; Да ниспошлет он мне в делах удачу, Чтоб оправдал я упованья ваши! Но почему молчат мои миньоны[403]? Иль думают, что Генрих, став монархом, Для дружбы места в сердце не найдет? Гоните опасения пустые: Ни люди, ни события, ни время Не могут вас моей любви лишить. К вам ваш король, как ныне, так и впредь Пребудет неизменно благосклонен.

Можирон

Кто благороден, тот от старой дружбы Не отречется и надев венец, Хотя б, как вы, его носил он дважды: Сначала польский, а потом французский.

Генрих

Мы сохраним ей верность, Можирон, Какие бури нам ни угрожали б.

Можирон

Тогда позвольте наказать того, Кто осквернил наш праздник.

Генрих

Ты о чем?

Можирон отрубает ухо карманному вору, который срезал золотые пуговицы с его камзола.

Карманный вор

О боже мой, меня лишили уха!

Можирон

Верни мне пуговицы, и обратно Его получишь.

Гиз

Стража, вора взять!

Генрих

Нет, я беру беднягу на поруки. Ступай-ка, друг, и больше не работай Во время коронации моей. Теперь, свершив торжественный обряд, Попировать мы с вами можем вволю И посвятить дней пять иль шесть турнирам И прочим славным рыцарским забавам. Идемте, господа. Нас ждет обед.

Уходят все, кроме королевы-матери Екатерины и кардинала Лотарингского.

Екатерина

Скажите, кардинал, вы не нашли, Что слишком уж король, мой сын, беспечен? Он думает лишь о своих миньонах. Одна забота у него — забавы. Поэтому, пока он веселится, Я, вы и брат ваш Гиз должны всю власть Прибрать к рукам, чтобы никто в стране Не смел дохнуть без нашего согласья, — Не то что дерзко изрыгать хулу На римско-католическую церковь.

Кардинал

Сказал мне по секрету брат мой Гиз, Что он уже собрал большое войско, Готовое на протестантов грянуть, И дом Бурбонов извести намерен. Теперь осталось королю внушить, Что мы поход предпринимаем только Для блага Франции и нашей веры.

Екатерина

Об этом позабочусь я сама И все сумею сделать так, как надо. А если он мне вздумает перечить, Я и его пошлю вдогонку брату, И станет королем мой сын меньшой. Все те, кто мне противится, умрут; Пока живу, не уступлю я власти. Пойдемте к Гизу, кардинал, и с ним Все предусмотрим, взвесим и решим.

Уходят.

СЦЕНА 16

Комната во дворце Гизов.

Входят герцогиня Гиз и ее камеристка.

Герцогиня

Подай чернила и перо...

Камеристка

Сейчас.

Герцогиня

Я напишу тому, кто мне так дорог.

Уходит камеристка.

В моей душе царишь ты, Можирон, Хоть Гиз, мой муж, моим владеет телом. Как я хочу поговорить с тобою, Но не могу и потому пишу. Чтоб ты пришел на тайное свиданье, Где на тебя я вдоволь нагляжусь.

Возвращается камеристка с чернилами, пером и бумагой.

На стол поставь все это и ступай.

Уходит камеристка; герцогиня пишет.

О, если бы из крыльев Купидона Могла перо я вырвать, чтоб навеки Запечатлелись в сердце, мной любимом, Моей рукой написанные строки!

Входит Гиз.

Гиз

Как! Ты одна, любовь моя? И пишешь? Признайся мне — кому?

Герцогиня

Одной подруге, Которая, прочтя мое посланье, Над этими строками посмеется.

Гиз

Дай мне письмо прочесть.

Герцогиня

Нет, мой супруг, Я тайны сердца своего открою Лишь женщине.

Гиз

Я все-таки прочту.

(Выхватывает письмо.)

Так вот чего не должен знать мужчина!

Герцогиня

Прости меня, супруг!

Гиз

Вот что ты пишешь! Бесстыдница! Иль стал я стариком? Иль похоть вновь в тебе помолодела? Иль так уж стерлись тексты чувств моих, Что стал теперь к ним нужен комментатор? Иль позабыла ты, что мне была Дороже, чем очей моих зеницы? Иль кажется твоим глазам распутным Честь дома Гизов призраком пустым? Mordieu![404] Когда б ты в чреве не носила Столь мне желанный плод, тебе я в сердце Вонзил бы сталь своей рукою гневной. Закрой лицо от срама, потаскуха, И, если хочешь жить, прочь с глаз моих!

Уходит герцогиня.

О, пол клятвопреступный и порочный! Как я не видел раньше, что измена В ее глазах гнездилась с самой свадьбы! Но тот подлец, кому она писала, Заплатит кровью за ее любовь.

(Уходит.)

СЦЕНА 17

Лагерь короля Наваррского.

Трубы и барабаны. Входят король Наваррский, дю Плесси, дю Бартас и свита.

Король Наваррский

Раз, праведное дело защищая, Сочли за благо мы начать войну С надменными гонителями веры, Раз папа римский, Гиз, король испанский Решили нас стереть с лица земли И уничтожить истинную церковь, Раз мы вступаем в битву для того, Чтоб не позволить к идолопоклонству Принудить нас кострами и мечом, Должны сражаться мы неустрашимо Во славу господа и к нашей чести. В Испании всесилен папа римский, В Испании он вяжет и решит, Испании в угоду короля Принудил Гиз пойти на нас походом.

Дю Бартас

Так пусть в кровавой сече их усилья Не сломят вашу царственную волю Еретикам-испанцам доказать Законность ваших прав на трон французский.

Король Наваррский

Разбило мщенье лагерь на высотах Непримиримой гордости моей И развернуло свой штандарт багряный, Который я, как дуб, покров листвы Роняющий лишь осенью глубокой, До дня победы нашей не спущу.

Входит гонец.

Какие вести, друг мой?

Гонец

Государь, Разведчики доносят, что подходит Из Франции большое войско маршем И занимает боевой порядок, Намереваясь в поле встретить вас.

Король Наваррский

Ну, что ж. Во имя божье примем вызов, И пусть вина за все падет на Гиза, Который короля втравил в войну! Известно ль, кто начальствует над войском?

Гонец

Лишь перед битвой выяснится это, Но ходит слух, что герцог Жуайез Просил ему командованье вверить.

Король Наваррский

Даст бог, король ему откажет в этом: Я б предпочел, чтоб Гиз был полководцем, Но ведь ему милей сидеть в засаде, Чем к славе восходить тропою риска. Он бережет себя, и нет ему До короля и государства дела. Идемте, господа, и поспешим Свои места занять перед сраженьем.

Уходят.

СЦЕНА 18

Зал в Лувре.

Входят король Генрих, Гиз, Эпернон и Жуайез.

Генрих

Мы, Жуайез, тебе вверяем войско, Которое уже готово в бой Вступить с мятежным королем Наваррским, Мы вняли настояниям твоим, Хоть трудно сердцу нашему смириться С тем, что тебе грозить опасность может.

Жуайез

Благодарю вас, государь. Позвольте Отбыть. Прощайте, Гиз и Эпернон.

Гиз

Я всей душой желаю вам удачи.

Уходит Жуайез.

Генрих

Кузен мой Гиз, как вы и герцогиня К моим миньонам милым благосклонны! Вы помните, каким письмом почтила Супруга ваша моего миньона И своего сердечного дружка?

(Показывает Гизу рожки.)

Гиз

Знать надо, государь, и в шутках меру, Иль я из тех, над кем глумиться можно? Нет, я ведь не спущу и королю, И если все монархи мира вместе Мне нанесут такое ж оскорбленье, Не побоюсь презреньем им ответить. Мне ль благосклонным быть к миньонам вашими Вы сами их любите. Я — им враг И всех святых в свидетели зову, Что тот меня обидевший мерзавец, Чье имя вы мне кинули в лицо, Заплатит кровью за успех у шлюхи. Успел меня иль нет он опозорить, Mordieu, il doit mourir et il mourra![405]

(Уходит.)

Генрих

Смотри-ка, шутка оказалась меткой!

Эпернон

Вам с ним быть лучше в дружбе, государь: На ветер клятвы редко Гиз бросает.

Входит Можирон.

Генрих

Не встретил ли ты Гиза, Можирон?

Можирон

Нет. Ну, а что мне было б, если б встретил?

Генрих

Да то, что ты отведал бы кинжала: Гиз только что тебя убить поклялся.

Можирон

Пустое. И его переживу. За что, однако, он меня не любит?

Генрих

За то, что ты любим его женой.

Можирон

О, если лишь за это, излечу Я от любви ее при первой встрече. Куда же делся Гиз? Я прогуляюсь И посмотрю, не встретится ль он мне.

(Уходит.)

Генрих

Не нравится мне это, Эпернон. Пойдем-ка лучше с герцогом мириться.

Уходят.

СЦЕНА 19

Поле битвы при Кутра.

Шум боя и крики: "Герцог Жуайез убит!" Входят король Наваррский, дю Бартас и свита.

Король Наваррский

Пал Жуайез, и рать его бежит, А нас победа лаврами венчает, Затем что праведника царь небесный Еще при жизни взыскивает славой.

Дю Бартас

Надеюсь я, что в короле потушит Сегодняшний разгром былую злобу, И перестанет он войска сбирать Иль их служить заставит лучшим целям.

Король Наваррский

Смертельно горько вспоминать, как много Мужей и благородных и отважных Жестокое сраженье унесло! Но, веря, что унизит всемогущий Того, кто дерзко попирает правду, Я жизни за нее не пожалею И с королевой Англии в союзе Страну очищу от наймитов папских, Закрыв им доступ к нашим берегам. Идемте, господа. Минула буря. С триумфом возвратимся в лагерь наш.

Уходят.

СЦЕНА 20

У ворот Лувра.

Входит солдат.

Солдат

(похлопывает по мушкету)

Сударь, эту штучку я для вас приготовил. Вы ведь не побоялись разукрасить герцога рогами и подобрать ключ к его спальне. Ключ, конечно, ваш, да скважина-то в чужом замке. Вот герцогу и не по нраву, что вы со своим товаром лезете в его лавку и располагаетесь там, где не следует. Вам желательно отобрать у герцога землю, а она ему самому нравится, даром что залежная. Эх, в том вся и беда, что чересчур залежалась. Хоть угодье мне и не достанется (жаль: я б туда не прочь забраться!), придется мне все-таки вас из него вытурить, если эта игрушка не подведет.

Входит Можирон.

Да он уж тут как тут! На, получай!

(Стреляет в Можирона и убивает его.)

Входит Гиз со свитой.

Гиз

(дает солдату кошелек)

Храбрец, возьми вот это и беги.

Уходит солдат.

Вот и лежишь ты предо мной в пыли, Любимчик короля и недруг Гиза! Теперь попробуй отомстить мне, Генрих, За то, что я свершил тебе назло!

Приближенные Гиза уносят труп Можирона.

Входят король Генрих и Эпернон.

Генрих

До нас доходят слухи, герцог Гиз, Что войско вы немалое набрали Для целей тайных, только вам известных, Но, видимо, недружественных нам.

Гиз

Я Франции не изменял и сделал Все это лишь господней веры ради.

Эпернон

Нет, ради самого себя и папы. Кто из французских пэров, кроме Гиза, Дерзнет начать к войне приготовленья, Не получив согласья короля? Я, Гиз, тебя в измене обвиняю.

Гиз

О низкий Эпернон! Будь мы одни, Гнев Гиза ты сполна б уже изведал.

Генрих

Гиз, Эпернону угрожать не смей, Не то изведать можешь гнев монарший.

Гиз

Я — принц из дома Валуа и, значит, Исконный и заклятый враг Бурбонов; Я — лиги католической глава И, значит, ненавистен протестантам. Вот почему и содержу я войско, Тем более что это мне по средствам.

Эпернон

Тебе ль по средствам войско содержать? Ты сам живешь на деньги иностранцев. Когда б не папа и король испанский, Вся Франция тебя считала б нищим.

Генрих

Да, золото они ему дают, Чтоб он чинил помехи нашей воле И тех, кто нам угоден, притеснял.

Гиз

Его у них беру я, государь, Лишь потому, что долгом почитаю, Радея о святой господней церкви, Любым путем пресечь мятеж и ересь. И знайте; если мне то будет нужно, Заложит папа свой тройной венец[406]; Опустошить Америку прикажет Индейцам для меня Филипп Испанский. Пусть с Лотарингским домом и не мыслит Вступать в борьбу наваррец, как наседка, Под крылышком пригревший протестантов. Не вам, а вашим недругам опасно Мной набранное войско, государь.

Генрих

Я вижу, Гиз, ты заришься на трон Иль хочешь стать диктатором и ждешь, Чтоб, как сенатор, я воскликнул: placet![407] Несносно мне твое высокомерье! Запомни: если войско не распустишь, Изменником тебя я объявлю!

Гиз

(в сторону)

К стене приперт я. Будем притворяться.

(Громко.)

Мой государь, дозвольте в знак смиренья И верности французскому престолу Облобызать вам руку и отбыть, Чтобы мои отряды распустить.

Генрих

Ступай. Мы вновь друзья с тобою, Гиз.

Уходит Гиз.

Эпернон

Мой государь, не доверяйте Гизу. Ах, если б только вам пришлось увидеть, Как он вступал в Париж под гром приветствий Сбегавшихся навстречу горожан... К тому же чернь на улицах галдела, Что вправе Гиз восстать на короля, Который воле папы непослушен.

Генрих

Вот, значит, как Париж его встречал? Тут пахнет государственной изменой. Оставь меня. Нет, погоди. Эй, свита!

Входит приближенный с пером и чернилами.

Пиши эдикт о роспуске совета, А я поставлю подпись и печать.

Приближенный пишет.

Не нужно мне советников продажных. Мы проживем с тобою, Эпернон, Своим умом.

Эпернон

Не худо б, государь, Для ограждения особы вашей От всяких происков и покушений Негласно Гиза устранить.

Генрих

Сначала Эдикт я подпишу, скреплю печатью, А после изложу тебе свой план,

(Подписывает эдикт и возвращает приближенному.)

Ступай, вели совету разойтись.

Уходит приближенный.

Я с виду лишь спокоен, Эпернон, Но в глубине души тревоги полон, В Блуа решил я тайно переехать[408]: Без риска для себя король французский Не может больше пребывать в Париже, Где руку Гиза держит весь народ. Но жизнью я клянусь, что Гиз умрет.

(Уходит.)

СЦЕНА 21

Лагерь короля Наваррского.

Входят король Наваррский с письмом в руке и дю Бартас.

Король Наваррский

Я получил из Франции известье, Что отложился Гиз от короля И что Париж восстанием охвачен.

Дю Бартас

Вот вам удобный случай доказать, Что королю вы преданны глубоко, Ему должны вы помощь предложить, А он ее с признательностью примет.

Король Наваррский

Ты прав. Скачи во Францию скорей И короля почтительно приветствуй. Заверь его, что мы любую помощь Ему окажем против шайки Гиза И что к нему я вскорости явлюсь. Ну, дю Бартас, не медли.

Дю Бартас

Повинуюсь.

(Уходит.)

Король Наваррский

Эй, дю Плесси!

Входит дю Плесси.

Дю Плесси

Вы звали, государь?

Король Наваррский

Иди и войско поднимай поспешно. На Францию поход мы начинаем, Чтоб короля от Гиза защитить. Не мешкай: время дорого.

Дю Плесси

Лечу.

(Уходит.)

Король Наваррский

Я опасаюсь, что преступный Гиз Французское погубит королевство. Короны алчет он честолюбиво И, прикрываясь именем господним, Надеется, что Францию сумеет Покорною служанкой папы сделать. Но если не покинет нас всевышний И мы придем туда не слишком поздно, То разгромим и предадим мечу Того, кто погубить страну замыслил.

(Уходит.)

СЦЕНА 22

Покои королевского дворца в Блуа.

Входят капитан королевских телохранителей и трое убийц.

Капитан

Эй, подойдите. Тверды ль вы в решенье? Достаточно ли Гиз вам ненавистен? Не струсите ли вы, его увидев?

1-й убийца

Вы спрашиваете: не струсим ли мы? Вот еще выдумали. Будь он здесь, мы бы его враз прикончили.

2-й убийца

Да я ему руками сердце вырву!

3-й убийца

А долго нам его придется ждать?

Капитан

Ого! Я вижу: рвенья в вас довольно.

1-й убийца

Оставьте нас: мы сами сладим все.

Капитан

Ну что ж. Тогда за этой дверью спрячьтесь. Он скоро явится.

Убийцы

(хором)

А кто заплатит?

Капитан

Я, я — не бойтесь. Будьте под рукой.

Уходят убийцы.

Итак, звезда, чьим роковым влияньем Определялись судьбы всей страны, Чей свет смертелен был для протестантов, Зайдет и рухнет с высоты сегодня.

Входят король Генрих и Эпернон.

Генрих

Расставлены ль убийцы, капитан?

Капитан

Да, государь.

Генрих

Решительны ль они? Достаточно ли Гиз им ненавистен?

Капитан

Я вам за них ручаюсь, государь.

(Уходит.)

Генрих

Гиз, ты сейчас испустишь дух надменный, Пропитанный отравой честолюбья, И смерть твоя, мне жизнь вернув, положит Конец твоим изменам бесконечным.

В дверь стучат.

Гиз

(за дверью)

Hola, varlet, he![409] Эпернон, а где Король?

Эпернон

В своем рабочем кабинете.

Гиз

Прошу ему о Гизе доложить.

Эпернон

Мой государь, у вас приема просит Всеподданнейше герцог Гиз.

Генрих

Впусти. Гиз, твой обман раскрыт. Ты попадешь В капкан, который на меня поставил.

Входит Гиз.

Гиз

Привет вам, наш король и повелитель.

Генрих

Привет вам, Гиз, наш дорогой кузен. Как ваша светлость чувствует себя?

Гиз

Я слышал, государь, вы недовольны, Что прибыл я в Блуа с большою свитой.

Генрих

Да будет стыдно сплетникам досужим И вам, который выдумкам их верит! Как вы могли прийти к нелепой мысли, Что в ближних и друзьях я усомнился? Отбрось все опасения, кузен: Что б о тебе мне в ухо ни шептали, В измене я тебя не заподозрю, Прощай покуда, милый мой кузен.

Уходят король Генрих и Эпернон.

Гиз

Итак, король вновь ищет дружбы Гиза. Склонились предо мной его миньоны. Недаром, значит, войско я набрал. Клянусь писаньем, что восторжествую Над королем распутным, что пойдет Он за моей победной колесницей, Как пленный царь за римским полководцем, Теперь, когда мои глаза раскрылись, Увидел я, что время зря терял. Из ножен вон, мой меч — надежда Гиза!

Входит 3-й убийца.

Ты почему так хмуришься, мерзавец?

3-й убийца

Ах, простите меня, ваша светлость!

Гиз

Простить тебя? А в чем же ты виноват?

3-й убийца

А в том, ваша светлость, что я один из тех, кому велено вас убить.

Гиз

Как, негодяй! Убить меня?

3-й убийца

Да, ваша светлость, вас. Наши дожидаются за дверью. Поэтому умоляю вашу светлость: не ходите через нее.

Гиз

Нет, Цезарь ни пред кем не отступает: Лишь тех, кто низок, смерть приводит в трепет. Вы — мужичье, я ж — герцог Гиз и взглядом Привык в таких, как вы, вселять испуг.

1-й убийца

(за дверью)

Ну, пошли. Это он, я его по голосу узнал.

Гиз

Я, кажется, бледнею? Не пора ли Подумать о защите?

Врываются 1-й и 2-й убийцы.

1-й и 2-й убийцы

Бей его!

(Закалывают Гиза.)

Гиз

О, я убит! Эй вы, мне дайте слово Пред смертью молвить.

2-й убийца

Попроси-ка лучше Прощения у короля и бога.

Гиз

Прочь! Перед богом я не виноват, А короля просить мне не пристало. Ах, почему я не могу воскреснуть Иль стать бессмертным, чтобы отомстить! Как горько умереть от рук мужлана! О Сикст, отмсти за это королю[410]! Я пал за вас, Филипп и герцог Пармский! Пусть папа отлучит, Филипп отрубит Гнилой отросток древа Валуа! Да сгинут гугеноты! Vive la messe! [411] Не отступил и умирает Цезарь!

(Умирает.)

Входит капитан телохранителей.

Капитан

Ну, что? Готов? Побудьте здесь, а я За королем схожу. Да вот и он.

Входят король Генрих, Эпернон и свита.

Пред вами тело Гиза, государь.

Генрих

О, этот вид мне всех лекарств целебней! Пусть сын его придет взглянуть на труп.

Уходит один из приближенных.

Ступай же в ад, владетель лотарингский, И груз своих злодейств неси с собой! Не позабыл я смут кровопролитных, В которые ты втягивал меня. Поэтому пред всем двором клянусь, Что стал монархом лишь с минуты этой. Изменником был Гиз. Он расточал Мою казну в междоусобных войнах И ссорил меж собою государей. Не он ли в семинарию близ Реймса Навез попов английских из Дуэ[412] И против государыни законной Их возмущал? Не по его ль совету Король испанский снарядил армаду[413], Чтоб Англию сломить и нас пугать? Не им ли был жестоко оскорблен Покойный брат наш младший и наследник? Не под его ль давленьем поступился Я ради папы золотом, в котором Страна нуждалась для борьбы с Наваррой? Короче, стать хотел он королем, Меня ж убить или постричь в монахи. Все государи христианских стран, Узнав о смерти Гиза (ибо всюду О ней известно станет), возликуют. А я клянусь, что был до этих пор Скорей рабом, чем королем французским.

Эпернон

Сын Гиза к вам доставлен, государь.

Входит сын Гиза.

Генрих

На труп отцовский полюбуйся, мальчик.

Сын Гиза

Отец мой! Ты убит! Кто это сделал?

Генрих

Я, милый мой. С тобою будет то же, Коль ты изменишь мне, как твой отец.

Сын Гиза

Как! Вы — король, и сделались убийцей? Я отомщу!

(Выхватывает кинжал.)

Генрих

В тюрьму его! Подрежу Ему я крылья, или будет поздно.

Приближенные короля уводят сына Гиза.

Изменник пал, но что мне толку в том, Раз у него два брата остаются — Дюмен и кардинал высокомерный.

(Капитану телохранителей.)

Отправься к орлеанскому бальи[414] И прикажи ему казнить Дюмена.

(Убийцам.)

Ступайте, задушите кардинала.

Уходят капитан и убийцы.

Два эти братца вместе стоят Гиза, Тем паче что им мать моя поможет.

Эпернон

Смотрите, государь, она идет, От горя полумертвая.

Генрих

Так что же? Зато я сам теперь душой воскрес.

Входит королева-мать Екатерина.

Гиз мной убит, и стал я королем. Что, матушка, вы скажете на это?

Екатерина

Сын, королем до этого ты был. Сумей им после этого остаться.

Генрих

Нет, королем был Гиз, ослушник дерзкий. Но я теперь возьму бразды правленья И всех его сторонников сломлю.

Екатерина

От скорби я немею. Лучше б я Тебя, мой сын, в пеленках задушила. Мой сын? Нет, ты не сын мне, ты — подкидыш! Будь проклят, нечестивец! Объявляю, Что ты изменник Франции и вере!

Генрих

Бранись себе, покуда не охрипнешь! Но Гиз убит, и этому я рад! Пора отбыть мне к войску. Эпернон, Оставь ее. Идем. Пускай горюет.

Уходят Генрих и Эпернон.

Екатерина

(свите)

Уйдите. Дайте мне побыть одной.

Уходит свита.

О Гиз, зачем погиб не он, а ты, С кем тайнами своими я делилась, Кто помогал мне веру защищать? Теперь возобладают протестанты, Наваррец станет королем французским, Власть папы рухнет, и пойдет все прахом, И все из-за твоей кончины, Гиз. А я бессильна. Горе сжало сердце: К чему мне жизнь, раз Гиза больше нет.

(Уходит.)

СЦЕНА 23

Тюрьма в Блуа.

Входят двое убийц, волоча за собой кардинала Лотарингского.

Кардинал

Не трогайте меня: я — кардинал.

1-й убийца

Будь ты хоть папой, мы тебя прикончим.

Кардинал

Как! Вы решитесь руки обагрить В крови того, кто носит сан духовный?

2-й убийца

Избави бог! Мы просто вас удавим.

Кардинал

Так, значит, нет от смерти мне спасенья?

1-й убийца

Спасенья нет; поэтому — готовься.

Кардинал

Но жив мой брат Дюмен и наши люди, И мести их не избежит король, Пусть фурии его когтями схватят И в ад летят с его душою черной!

1-й убийца

Верней сказать, с твоею, кардинал.

1-й и 2-й убийцы душат кардинала.

Дави сильнее: сердцем он не слаб, — Ты только посмотри, как тело бьется. Теперь конец. Пойдем, оттащим труп.

Уходят убийцы, унося труп.

СЦЕНА 24

Париж, комната в доме Дюмена.

Входит Дюмен с письмом в руках и свита.

Дюмен

Мой брат, ты подло королем убит! Как отомстить мне за твою кончину? Одной лишь жизни короля мне мало, Мой милый Гиз, ты был оплотом нашим: Мы без тебя лишаемся опоры. Но я — твой брат и за тебя отмщу Так, что навеки Франция забудет О старшей ветви дома Валуа. Я в Пиренеи прогоню Бурбона, Идущего на помощь королю, Который за злодейства будет свергнут. Велел он орлеанскому бальи Тайком казнить меня без промедленья, Но я успел спастись и погублю Его и всех, кто жизнь отнять у Гиза И римской церкви изменить посмел.

Входит монах.

Монах

Ваша светлость, я пришел сообщить вам, что по приказу короля только что задушен брат ваш, кардинал Лотарингский.

Дюмен

Пал брат мой кардинал, а я живу! О, если б мог я убивать словами! Идем со мною войско набирать: Лишь силой можно обуздать тирана.

Монах

Постойте, ваша светлость. Я — монах Из ордена Доминика святого И короля убить почту за счастье.

Дюмен

Но тебя-то что на такой поступок толкает?

Монах

А то, ваша светлость, что был я в молодости изрядным грешником, а такой поступок угоден господу.

Дюмен

Но как возможность ты к тому найдешь?

Монах

А это уж пускай вас не заботит.

Дюмен

Идем и все обсудим по пути.

Уходят.

СЦЕНА 25

Сен-Клу.

Трубы и барабаны. Входят король Генрих, король Наваррский, Эпернон, дю Бартас, дю Плесси, свита и солдаты,

Генрих

Король Наваррский, брат мой, я жалею, Что с вами был так долго во вражде И что война мешала мне увидеть Все дружелюбие и честность вашу. Но я, король французский, вам клянусь, Что ожидают вас за вашу верность Все почести, отличия, вниманье, Какими друга я могу взыскать.

Король Наваррский

Довольно и того, что оценил Король французский преданность наваррца, В котором он всегда найдет слугу.

Генрих

Благодарю, мой царственный собрат. Теперь обложим мы кольцом осады Лютецию, спесивую блудницу[415], Пока она перед оружьем нашим Тугую выю не склонит во прах.

Входит приближенный.

Приближенный

С позволения вашего величества осмелюсь доложить, что от президента парламента из Парижа прибыл монах-якобит, который жаждет предстать перед вашим величеством.

Генрих

Введи его.

Уходит приближенный.

Входит монах с письмом в руке.

Эпернон

Не нравится монах мне, государь. Быть может, обыскать его сначала?

Генрих

Нет, Эпернон. Монахи — люди божьи И ни за что на свете посягать Не станут на особу государя, Монах, ты признаешь, что я король?

Монах

Да, признаю, и жизнь отдам за это.

Генрих

Тогда иди сюда и расскажи, Зачем ко мне ты прибыл.

Монах

Государь, Приветствует вас президент парижский[416], Шлет вам вот это спешное посланье И ждет смиренно на него ответа.

Генрих

Монах, я не замедлю дать его.

Монах

Будь милостив ко мне, святой Иаков!

(Наносит удар ножом королю, в то время как тот читает письмо.)

Король выхватывает нож у монаха и убивает его.

Эпернон

Постойте, мы его живым возьмем!..

Генрих

Нет, пусть умрет злодей и в ад идет, Где ждут его заслуженные муки.

Король Наваррский

Мой государь, не ранены ли вы?

Генрих

Да, брат мой, но, надеюсь, не смертельно.

Король Наваррский

Храни вас бог от столь внезапной смерти! Эй, кто там есть? Скорее за врачом!

Уходит один из приближенных.

Генрих

Каких, однако, гнусных нечестивцев Порой встречаешь в лоне нашей церкви! Убрать цареубийцу с глаз моих!

Приближенные уносят труп монаха.

Эпернон

Ах, не убей вы, государь, монаха, Мы б должной каре предали его.

Генрих

Пусть, Эпернон, послужит он примером, Чтоб знали все мятежники на свете, Как руку поднимать на государя! Английского посланника позвать.

Уходит один из приближенных.

Я сообщу моей сестре английской Об этом покушенье, чтоб она Своих врагов остерегалась тоже.

Входит врач.

Король Наваррский

Мой государь, пусть врач осмотрит рану.

Генрих

Я ранен тяжело, ручаюсь в этом, За дело, врач. Скажи мне, что со мной.

Врач исследует рану.

Входит английский посланник.

Посланник, государыне своей Дай знать о злодеянье якобита. Ей сообщи, что я надеюсь выжить И папе отомстить, с лица земли Стерев его антихристово царство. Вот этой окровавленной рукой С его главы тройной венец сорву я И Рим горящий на нее обрушу. Я пламени предам его дворцы, А башни землю целовать заставлю. Наваррец, брат мой, руку дай. Клянусь Покончить с римской церковью прогнившей, Способной на такие преступленья, И в вечной дружбе пребывать с тобой И с королевой Англии, угодной Создателю за ненависть к папизму.

Король Наваррский

Душой я ожил: слышать мне отрадно, Что вы полны столь достохвальных чувств.

Генрих

Скажи мне, врач, останусь ли я жив?

Врач

Увы, мой государь, опасна рана: Вы пронзены отравленным ножом.

Генрих

Как! Неужель умрет король французский От яда и ножа одновременно?

Эпернон

Ах, если б вы злодея не убили, Изведал бы он все земные пытки.

Дю Бартас

Да, умер он чрезмерно легкой смертью. Пусть хоть в аду его терзает дьявол!

Генрих

Довольно проклинать того, кто мертв. Ах, яд уже мне обжигает сердце! Ответь по правде, врач: я буду жить?

Врач

Нет, государь, боюсь, что вам не жить.

Король Наваррский

Врач, что ты говоришь! Он должен жить!

Генрих

Теперь ты, брат, займешь престол французский.

Король Наваррский

Живите долго и владейте троном!

Эпернон

Иль с королем и Эпернон умрет.

Генрих

Нет, Эпернон, я отхожу. Сражайтесь На стороне наваррца, господа: Он мой наследник и король законный. Дом Валуа окончился со мной. Пусть перейдет теперь престол к Бурбонам И пусть их род вовеки не угаснет! Не плачь, мой брат Наваррский: лучше — мсти. Ах, Эпернон, вот как меня ты любишь? Прошу тебя, не лей ребячьих слез, Но навостри свой меч о кости Сикста, Чтоб легче сталь католиков разила. Не тот мне друг, кто обо мне горюет, Но тот, кто кровью за меня воздаст. Париж, гнездо мятежников, спалите. Мой брат Наваррский, погреби мой прах И напиши английской королеве, Что умер я, питая дружбу к ней.

(Умирает.)

Король Наваррский

Труп короля берите, господа, И предадим его земле с почетом. А после за него я так отмщу, Что папа и прелаты проклянут Тот день, когда взведен на трон французский Нежданной смертью Генриха я был.

Четверо приближенных поднимают на плечи труп короля Генриха. Похоронный марш. Оружие склоняется к земле. Все уходят, унося тело.

Геро и Леандр[417]

Перевод Ю. Корнеева

СЕСТИАДА[418] ПЕРВАЯ

На берегах, Нептуном разделенных, Где жизнь вернейшего из всех влюбленных Неукротимый Геллеспонт[419] унес, Стояли древле Сест и Абидос. Блистала в Сесте Геро красотою, Та Геро, чьей косою золотою Однажды так пленился Аполлон, Что был готов с ней разделить свой трон. Подбитый синим шелком в ярких звездах, Ее наряд был легок, словно воздух, А вышивка зеленых рукавов Глазам являла лес, где меж дубов Прельстить Венера силится напрасно Адониса, уснувшего бесстрастно. Ее хитон был выкрашен в крови Тех, кто на смерть пошел из-за любви[420]. Лоб Геро ветви мирты обвивали[421], С него до пят покровы ниспадали, И дивные цветы на ткани их Не отличали от цветов живых Ни люди, уловив благоуханье Ее, как утро, свежего дыханья, Ни пчелы, чей до меда жадный рой Слетался дерзко к ней на грудь порой. Простая цепь из горного кристалла На шее Геро, как алмаз, блистала. Перчатки деве были не нужны, Затем что даже солнце с вышины Ее прелестных рук касалось нежно, Чтоб не обжечь их кожи белоснежной. На башмачках красавицы сверкал Застежек пламенеющий коралл, Где восседали птицы золотые, До клюва сладкой влагой налитые, И стоило со стула Геро встать, Как хор их принимался щебетать[422]. Хоть лгут, что Купидон по ней томился И зренья, увидав ее, лишился, Но верно то, что различить не мог Ее и мать свою малютка бог, И часто головою утомленной Ребячливо склонялся к ней на лоно, И засыпал, впадая в забытье, Под ровное дыхание ее. Так хороша была собою Геро, Служительница юная Венеры, Что вся природа плакала о ней, Когда она ушла в страну теней, И мир, утратив лучший перл творенья, Мрачнее вдвое стал от огорченья. Взрастил Леандра город Абидос. Там ни о ком не лили столько слез, С тех пор как он погиб в проливе пенном И был воспет Мусеем несравненным. Так пышно кудри юноши вились, Что их, будь колхом[423] он и остригись, А не руна, как солнце, золотого Искали б греки у Ээта[424] злого. К нему в объятья, если бы смогла, С небесной сферы Цинтия б сошла[425]. Как жезл Цирцеи, был он станом строен И кравчим громовержца стать достоин. Нежна, как мясо козочки лесной, Превосходила шея белизной Плечо Пелопа[426], но еще нежнее Казалась кожа на груди под нею, А формы членов и спины его Могло измыслить только божество, Но так как воспевать любовь земную (А петь богов и вовсе не дерзну я) Боится муза робкая моя, Не опишу очей Леандра я. Багрянцем уст навряд ли бы сравнился С ним тот, кто тенью собственной пленился[427] И, чтоб ее изведать поцелуй, Нырнув в поток, погиб в объятьях струй. Увидь Леандра Ипполит бесстрастный[428], И тот влюбился б в лик его прекрасный. Смягчался, на него бросая взор, Жестокосердый житель диких гор. Фракийский воин, варвар, к зверству склонный, Склонялся пред Леандром, умиленный. Казался девой он мужам иным: В нем было все, что страсть внушает им, — Ланит румянец, красноречье взгляда, Густых бровей победная аркада. А тот, кто знал, что был мужчиной он, Твердил: "Леандр, ты для любви рожден. Что ж не полюбишь ты, любимый всеми? Нельзя же лишь себе служить все время". Весною у сестийцев праздник был В честь дня, когда в Венере страстный пыл Адонис пробудил румянощекий; И путники стекались в Сест высокий, Чтоб встретить тех, кто дорог их сердцам; А те, кто не любил, влюблялись там, Затем что, где б они ни проходили, Им всюду сонмы звезд живых светили, Как если б рухнул, запылав, с высот На горестную землю небосвод, Воспламенен квадригой Аполлона, Попавшей снова в руки Фаэтона. Но, превзойдя всех дев красой своей, Лишь Геро привлекала взор гостей, Сильней, чем нимфа юная речная, Гармониею форм его пленяя. Властней, чем правит влажный лунный луч, — Когда Диану с Латма в толщу туч Взнесут драконы[429] и на колеснице Она по мрачным небесам помчится, — Приливом и отливом на морях, Царила Геро у мужей в сердцах, Быстрее нимф, охотой распаленных, Иль грешным Иксионом порожденных Существ косматых[430] в час, когда с горы Они бегут, зверея от жары, Народ навстречу Геро устремлялся, И каждый, на нее взглянув, влюблялся. Как в воинах, когда их враг теснит, Смертельный ужас вызывает вид Соратников, бегущих или павших, Так в трепет всех, вокруг нее стоявших, Ввергали взоры девы молодой: В них жизнь читал один, и смерть — другой. Те от тоски вздыхали, эти злились, А третьи утешались тем, что тщились Сатиры сочинять. Напрасный труд! Любовь и злоба вместе не живут. Иной придет и тут же мертвым ляжет, Поняв, что дева и царям откажет. В тот день — проклятый трижды день! — сошла Из древней башни, где она жила, На празднество в святилище Венеры Ведомая своей судьбою Геро. Был чудом совершенства этот храм: По многоцветным яшмовым стенам Ваятель высек образы Протея; На фресках потолка, где, зеленея, Сплетались лозы пышные в клубок, Вакх выжимал из гроздий алый сок. Хрустальный пол огнем переливался. Он "зеркалом Венеры" в Сесте звался, И сквозь его сверкающий покров Глазам являла роспись блуд богов, Насилья их, разврат, кровосмешенье. Там было все: Даная в заточенье, Окутанная золотым дождем; Европа, уносимая быком; Юпитер, к Ганимеду ускользнувший, Чтоб тайно изменить сестре уснувшей[431]; Марс кровожадный, бьющийся в сети, Которую Вулкан сумел сплести[432]; Любовь, чье пламя Трою погубило. Сильван, который слезы льет уныло Пред кипарисом, что когда-то был Тем отроком, кого он так любил[433]. И Геро перед алтарем в том храме Склонялась ниц с закрытыми глазами, Пролив голубок жертвенную кровь, И поднимала взор, вставая вновь. Там деву увидал Леандр, пронзенный Стрелою Купидона золоченой. Окаменев, стоял он и смотрел, Пока огонь, которым он горел, Не запылал и в юной жрице вскоре: Так много силы во влюбленном взоре. Мы чувству не вольны отдать приказ. Судьба сама решает все за нас. Где нам два человека незнакомы, — Предпочитаем тотчас одного мы. Где есть два схожих слитка золотых, Нам все-таки милей один из них. Хотя причин к тому не видит разум, Мы зову сердца уступаем разом. Любовь и размышленье не дружны; Лишь те, чья страсть внезапна, — влюблены, Леандр пал ниц, но не богини ради. И шепчет Геро с нежностью во взгляде: "Вняла б ему я, будь я божеством", — И делает к Леандру шаг потом. Встал на ноги Леандр. Она краснеет, И тот еще сильнее пламенеет. К ней прикоснулся он. Дрожит она: Не скрыть любви, когда любовь сильна. Им заменило речь прикосновенье: Любя, немеем мы от восхищенья. Без слов беседа их сердец велась, И мнилось им, что твердь огнем зажглась И ночь глухая (день для Купидона!), Восстав из черной бездны Ахерона, Мгновенно погрузила мир во тьму. Леандр дал выход чувству своему В слезах и вздохах, девушке прелестной Казавшихся мелодией небесной, Хоть Геро и старалась дать понять, Что им она не пожелает внять. Тогда Леандр, надеждой окрыленный, Заговорил, как ритор изощренный: "О, внемли мне, чистейшая меж дев! Пусть победят мои слова твой гнев, Как ты мой разум взором победила. Стань пленницей того, кого пленила. Нет, нет, не можешь быть жестокой ты: Ужасна красота без доброты. О, выслушай меня, пока мы рядом: Ведь я, как ты, не изъясняюсь взглядом. Знай, будет речь моя честна, проста, Как молодая жизнь моя, чиста. Той жертвою, чей сладкий дым клубится И стелется у ног твоих, о жрица, Чью кровь на алтаре ты пролила, Клянусь, что ты Венеру превзошла. Тебе ли быть ее рабой смиренной? Она — стекло, а ты — алмаз бесценный. Он блещет, хоть оправь его свинцом. Богине, увлеченной пастухом, Ее любовь лишь славы прибавляет. Надежду эта мысль в меня вселяет, Сколь мало ни достоин я тебя. Мы женщине должны служить, любя, И как Венеру ты красой затмила, Так превзойду я всех в служенье милой. Сияет солнце нам не для того, Чтоб только любоваться на него. Корабль, покинув порт и волны роя, Нам кажется величественней втрое. Забудь же Сест и гордо отплыви В необозримый океан любви! Без дела лежа, лира хриплой станет. Мужчин чуждаясь, женщина увянет. Тем ярче медь, чем чаще служит нам, Кто предпочел бы золото камням, Не будь оно в таком употребленье? Клад, скрягою хранимый без движенья, Не возрастет, тогда как, дав взаймы, Порой сто на сто получаем мы. Удвоить могут красоту наряды, Но их носить для этой цели надо, Дворец, в который заколочен вход, Плачевно обветшает и падет, Ах, Геро, не губи себя бесцельно! Для женщин одиночество — смертельно. Перед самой собою ты грешней, Чем тот, кто из-за скупости своей Себя недоеданьем истощает: Он хоть богатство детям завещает, А ты уйдешь с сокровищем своим, Не разделив его ни с кем другим И вполовину обесценив этим; Иль боги пожелают завладеть им И ссориться из-за него начнут, Чем всю природу ввергнут в бездну смут. Уж так судьбою решено от века: К любви стремиться — участь человека. Не более, чем ноль, число один: Вы, женщины, ничто без нас, мужчин. Зачем же ты Гимену непокорна И в одиночку жизнь влачишь упорно? Дикарь глотает воду из ручья И думает, что лучше нет питья. Но тот, кто пьет вино, воды не хочет. Хоть девушку невинность не порочит, Но брак сравнить с безбрачьем все равно, Что с ключевой водой сравнить вино. Чеканом превращают слитки в чаши, А мы граним любовью души ваши. Все совершенства в женщине — от нас, Как мне твердили старики не раз. Поверь, что девство — это идол мнимый, Лишенный бытия, нигде не чтимый, Не зримый ни во сне, ни наяву, Уму чужой, противный естеству, Равно земле и небу неизвестный, Без_о_бразный, бездушный, бестелесный. Поэтому хранить его не след: Нельзя утратить вещь, которой нет. Хоть добродетель видят беспричинно В девичьем целомудрии мужчины, Но можно ли своей заслугой счесть То, что у женщин от рожденья есть? Мы сами честь себе стяжаем, Геро: В деяньях честных — дести нашей мера, Ты мнишь, что девством славу обрела, Но и Диану не щадит хула. Чем женщина красивей и скромнее, Тем клевета язвит ее сильнее, А ты ведь так прекрасна, так юна, Что если долго будешь жить одна, Вся Греция сочтет тебя виновной В связи внебрачной, тайной и греховной. Не запрещай же мне тебя любить, Не дай себя злоречью погубить. Иль ты блюдешь безбрачье по обету? Кому же ты приносишь жертву эту?" "Венере", — Геро молвила с тоской, И заструились жемчуга рекой Из двух кристаллов, словно небо, ясных По млечному пути ланит атласных. Он возразил: "Ждет от своих рабов Владычица любви иных даров: Веселых игрищ, пиршеств, масок, пенья — Всего, в чем старость видит преступленье. Тебя богиня станет презирать За то, что, дав обет мужчин не знать, В ее глазах ты больший грех свершила, Чем если б против клятвы погрешила; За то, что целомудрие твое Кощунственно роняет честь ее. Смягчи свою вину, меня лобзая. Венере жертва радостна такая". Тут жрицей был влюбленный отстранен, Но с кротостью такой, что, укреплен Улыбкой Геро в дерзостной надежде, Он стал молить настойчивей, чем прежде: "Хоть меж богов — не то что меж людей — Никто не стоит красоты твоей, Блюсти, уж раз ты чтишь Венеру свято, Враждебное ей девство не должна ты. Воздай Киприде[434] сладостную дань И этим ей во всем подобна стань. Любовь чужда лишь девственной Афине, Но с ней ведь не в ладах твоя богиня[435]. Так полюби меня, чтоб жизнь вдохнуть В мою тобою раненную грудь! Трать юность щедро и неосторожно; Где нет безумья, счастье невозможно. Краса, которой слишком дорожат, Умрет, как колос, если он не сжат". Леандра Геро слушала бесстрастно, Хотя на все была в душе согласна. Ведь уступает женщина всегда, Твердя устами "нет!", а взором "да!", В силке любви металась тщетно жрица, Тем туже он, чем больше рвется птица. И вот она, стараясь что есть сил Не показать, как юноша ей мил, Воскликнула в притворном возмущенье; "Где ты постиг искусство обольщенья? О, горе мне! Хоть ты бесстыдно лжешь, В твоих устах прекрасна даже ложь!" Леандра упоенье ослепило, Он к ней шагнул, но Геро отступила И молвила: "Красавец молодой, Не оскверняй наряд священный мой. Вдали от Сеста на скале прибрежной, Где все безлюдно так и безмятежно, Что на песчаных отмелях слышны Лишь всплески набегающей волны И шум прибоя мерностью своею Нас помогает усыплять Морфею, Блюду я в древней башне с юных дней Венере посвященных лебедей. Живет со мной кормилица седая, Чью воркотню выслушивать должна я И в полдень, и в тиши часов ночных, Хоть лучше б не на это тратить их. В той башне жду тебя". Едва несмело Признанье это с уст ее слетело, Затрепетало сердце девы вдруг, В растерянных глазах застыл испуг, Зарделись от смущения ланиты, И столь же безуспешно, как с орбиты Планета бы пыталась соскочить, Она любовь, любя, хотела скрыть: Простерла руки к алтарю богини И вновь обет безбрачья у святыни Перед лицом небес произнесла, Но эта клятва Геро не спасла. Ее молитву, гневно деве внемля, Отбросил Купидон крылом на землю. За лук он взялся, тетиву напряг, Метнул стрелу и жрицу ранил так, Что к Геро, увидав, как той досталось, Почувствовал и сам немедля жалость. Он слезы девы в жемчуг превратил И с ними огорченно в небо взмыл, Отнес прозрачный груз ее печали К дворцу, в котором Судьбы восседали[436], И стал богинь суровых убеждать Двум молодым влюбленным счастье дать. Но только взгляд, столь яростный, что, мнилось, В нем сразу тысяча смертей таилась, В ответ на речь свою увидел он: Был сестрам ненавистен Купидон. Причину их вражды я вам открою. В тот самый день, когда своей игрою Навеял сон на Аргуса Гермес[437], Пастушку повстречал гонец небес. Роса в ее кудрях, густых и черных, Сверкала ярче жемчугов отборных. Она была прекрасна, лжи чужда, Чиста душой и телом, но горда, — Ведь гордость может быть равно уместной И во дворце и в хижине безвестной, — Тем, что любого пастуха пленит Серебряными розами ланит. Влюбился небожитель быстрокрылый, Сковал ее шаги волшебной силой И юную пастушку задержал У холмика, где меж кустов лежал, Он начал ей играть на флейте сладкой И нежные слова шептать украдкой, Потом привстал, к ее устам прильнул, В свои объятья деву притянул, На землю опустился с нею снова И стал срывать стыдливые покровы, Бросая дерзновенный взгляд на то, Чего не должен видеть был никто, И без стесненья, как супруг законный, Ища пути в Элизий потаенный. Но тут пастушка, помня, что одна Невинность ей в приданое дана, И чувствуя, что от борьбы устала, Звать пастухов на помощь громко стала. Пришлось ему объятия разжать И выпустить ее. Она — бежать, Но хитрый бог посредством клятв и лести Сумел беглянку удержать на месте. (Ведь помогает девушку увлечь Не сила мышц, но пламенная речь.) Узнав, кого ее краса прельстила, Восторг в душе пастушка ощутила И, выслушав признания его, Потребовала только одного: Ни отложить минуту упоенья (Как сделала б другая без сомненья), Ни дать бессмертье ей взамен любви (Тщеславье ведь у женщины в крови), Но совершить деяние, о коем Не думать вовсе лучше бы обоим: Похитить для нее небесный мед — Нектар, который громовержец пьет. Гермес украл глоток его у Гебы[438], Поящей им царя земли и неба, И юной поселянке снес тайком. Всеведущий Кронид узнал о том, Вспылил и эту наглую затею Почел преступней кражи Прометея. Был вору вход на небо воспрещен. Но тут Гермеса встретил Купидон И, тронутый его печальным видом, Решил, что рассчитается с Кронидом. Стрелою меткой удалось ему Пронзить сердца богинь судьбы, кому Земля, и ад, и небеса подвластны. Гермеса сестры полюбили страстно И поклялись сложить к его ногам То, чем они и смертным и богам Должны в предвечных безднах мирозданья Прясть, мерить, резать нить существованья. Гермес не взял даров, но пожелал, Чтоб свергнувший отца Юпитер пал, Чтоб возвратил права на трон небесный, Сатурну с Опой отпрыск их бесчестный. Сатурну Судьбы отдали престол. Век золотой[439] на землю вновь пришел, Ибо унес Юпитер в ад с собою Измены, войны, деньги и разбои. Но мир и счастье длились только миг, Едва Гермес, чего хотел, достиг, Как он, забыв все обещанья разом, Ответил на любовь сестер отказом, И стал им ненавистен Купидон. Юпитеру они вернули трон, А богу красноречья и ученья За то, что он посмел в повиновенье Юпитеру столь дерзко отказать, Пришлось себе в супруги Глупость взять. И по решенью Судеб Бедность тоже Должна была делить с Гермесом ложе. (С тех пор удел ученого — нужда, А у невежд карман набит всегда.) Решили сестры, сверх того, из мести, Что восседать в нетленном храме Чести, Где детям Муз места отведены, Одни сыны Мидаса впредь должны; Что люди светлого ума отныне Начнут искать приюта на чужбине Что скоморохи, а не мудрецы Толпою будут заполнять дворцы И с помощью кривляний недостойных Философов лишать наград пристойных. Вот по какой причине Судьбам был Их оскорбивший Купидон немил.

СЕСТИАДА ВТОРАЯ

Так мало страсть была знакома жрице, Что той пришлось на время чувств лишиться. Тогда Леандр к устам ее прильнул И жизнь ей в грудь лобзанием вдохнул. Она очнулась и бежать хотела, Но взор назад бросала то и дело И не ушла бы, если бы не страх Упасть, оставшись с ним, в его глазах. В конце концов, прикинувшись сердитой И удаляясь, жрица нарочито У двери обронила веер свой, Чтобы увлечь Леандра за собой. Неопытный Леандр не понял жеста, Но деве вслед послал письмо из Сеста, Пришел в восторг, прочтя ответ ее, И крепость, где сокровище свое Три Грации сокрыли, взять собрался. Влюбленный к башне в ту же ночь прокрался, Но брать твердыню штурмом не пришлось: Распахнутую дверь увидел гость, Услышал всюду роз благоуханье — Красавица сама ждала свиданья. И вот Леандр пришел. В словах земных Не рассказать о первой встрече их! Он был настойчив, Геро уступила, И первое объятие скрепило Их искренний и пламенный обет. Леандр молил и слышал "да!" в ответ. (Объятие! Какое это счастье Там, где столкнулась страсть с такой же страстью! Влюбленным, если чувство их равно, При жизни к небу вознестись дано.) Внезапно Геро принялась с тоскою Корить себя поспешностью такою, Как будто честь свою втоптала в грязь Тем, что с желанным другом обнялась, И требовать с решительностью мнимой, Чтоб удалился прочь ее любимый. Крылатый бог утех, смеясь, взирал На то, как гнев ее Леандр смирял, А он, чтоб Геро распалить сильнее, Стал холоднее обращаться с нею. Та испугалась, что любовный пыл В душе его от слов ее остыл, Как Салмакида[440], к юноше прижалась И, чтобы пробудить в Леандре шалость, Любовнику сказала блеском глаз, Что за обидный для него отказ Склонить ее к желанной жертве мог он. Леандр порывом Геро был растроган, Но, полагая, что достиг всего; Не обратил вниманья на него, Как на жемчужину эзопов петел, И только братской лаской ей ответил. Однако внятен чувства властный зов Глупейшим из бессмысленных скотов. Не может даже в них прикосновенье Не породить ответного влеченья, Которое во много раз сильней У наделенных разумом людей. Хотя Леандр, в любви неискушенный, Не знал того, что должен знать влюбленный, Он больше сердцем, чем умом решил, Что далеко не все еще свершил. Он обнял Геро. Жрица увернулась, Едва на камышах не поскользнулась[441] И начала сопротивляться вновь. Воспламенила юношу любовь. Ее науку он постиг мгновенно, Искусно, нежно и проникновенно Свои желанья девушке открыв: Кто полюбил, тот стал красноречив, Она же то Леандра целовала, То, как ручей волну от губ Тантала, Уста опять спешила отдалить, Когда свои хотел он с ними слить, И охраняла клад свой непорочный Ревнивей, чем корону царь восточный. Привязан каждый к другу своему, Но если шлет богатый дар ему, То о даримом сожалеет втайне И на гонца глядит со злобой крайней. Поэтому и Геро не могла Легко расстаться с тем, что берегла; Потерянный алмаз опять найдется, Но чистоту вернуть не удается. Но вот проснулась юная Заря, Коней супруга издали узря, И, так как медлил тот предстать пред нею, Взошла из туч, от гнева багровея. Тогда Леандр, боясь досужих глаз, Со жрицей обнялся в последний раз, Но все никак не мог прервать лобзанье; Для тех, кто любит, тяжек миг прощанья. Сказала Геро, зарыдав, ему: "Не измени обету своему!" И долго-долго, стоя на пороге, Смотрела вслед любимому в тревоге. Но солнце, хоть уже восток зажгло, Из жалости к влюбленным вновь зашло, И под покровом тьмы, на землю павшей, Вернулся в Сест любовник запоздавший. Однако то, что скрыла ночь во мгле, Читалось у счастливца на челе. Надел на кудри миртовый венок он, К груди пришпилил золотистый локон, Спадавший прежде жрице на лицо, На пальце стал носить ее кольцо, Врученное ей в день, когда Венера Обет безбрачья приняла от Геро. Так Сест узнал, что юноша влюблен, И не доплыл до Абидоса он, Как было все уже и там известно, Затем что за Молвою бестелесной Ветра, с чьих крыльев капает вода, И те не поспевают никогда. В свой отчий дом Леандр не возвратился, А на прибрежный камень опустился Грустя, как дух, низверженный с небес, И стал мечтать, что, будь он Геркулес, Отхлынуть прочь принудил бы он силой Пролив, его отрезавший от милой. Как засуху и смерть, войдя в зенит, Светило дня с небес на мир струит, Но жизнь в него, клонясь к земле, вселяет, Так красота мужчину вдохновляет, Покуда от него она близка, И губит, если стала далека. А раз огонь под спудом не таится, Раз зеркало страстей — людские лица, Раз чувство скрыть способен только бог, То по глазам Леандра каждый мог Прочесть его душевные движенья, Как содержанье книги — в оглавленье. Проведал обо всем его отец И отыскал Леандра наконец, Надеясь, что отцовские укоры Потушат искру увлеченья скоро. Но страсть тем жарче, чем запрет грозней, И поученья ненавистны ей. Как конь горячий, взнузданный впервые, Грызет поводья, выгибает выю, Копытом роет землю и храпит, Так и любовник яростью кипит, Когда его любви чинят препоны. Леандр, отцовской речью оскорбленный, Покинул в исступленье Абидос, Взглянул на Сест, взобравшись на утес, Заметил башню Геро в дымке синей И пенный вал, бегущий по теснине, Стал умолять, чтоб расступился тот, Но Геллеспонт все тек и тек вперед. Тогда Леандр сорвал одежды с тела, Вскричал: "Иду!" — и в бездну прыгнул смело. Нептун сапфирноликий возомнил, Что Ганимед Крониду изменил, Избрав себе приютом хлябь морскую, И юношу в объятьях сжал, ликуя. Тот не успел пошевельнуть рукой, Как бог увлек его на дно с собой, Где меж жемчужных раковин, налипших На груды злата с кораблей погибших, Прильнув к груди возлюбленных своих, Сирены пеньем услаждали их И где стоял дворец, огнем залитый, В котором проживал Нептун со свитой. Стал бог лобзать пловца и слово дал Не расставаться с ним, но увидал, Что тот уже без чувств, и догадался, Что в плен к нему не Ганимед попался. Тогда со дна он вынес гостя сам, Трезубцем гневно погрозил волнам, И, не сумев поцеловать красавца, Те с плачем побежали от державца, Леандр опять поплыл путем своим, Но, видя, что Нептун спешит за ним, Вскричал, тоской и ужасом томимый; "Убей, но дай сперва побыть с любимой!" Поклялся бог, что на воде беда Леандра не постигнет никогда, И, одарив его браслетом Геллы[442], Стал в нем любовный пыл будить умело, Едва руками тот взмахнет на миг, Как бог уже к его устам приник, Чтоб, поцелуй сорвав, назад отпрянуть И на Леандра с восхищеньем глянуть. Бросая пеной в гостя своего, Нептун нырял, любуясь на него, Опять всплывал и, очутившись рядом, Окидывал пловца столь страстным взглядом, Что тот вскричал, досады не тая: "Оставь напрасный труд. Не дева я!" Бог, не смутясь отпором столь нелестным, Повел рассказ о мальчике прелестном, Чья редкостная, дивная краса Собой пленяла даже небеса. Когда тот шел к ручью, палимый жаждой, Его схватить хотелось нимфе каждой; Когда в лесу ложился отдохнуть, Пытались фавны отрока умкнуть. Но юноша, прервав повествованье, Воскликнул: "Гаснет дневное сиянье Над зеркалом Фетиде милых вод, И башню ночь окутает вот-вот. О, если б вместо рук имел я крылья!" И вновь поплыл, учетверив усилья. Вскипел Нептун от дерзости такой И в юношу метнул трезубец свой, Но, умягчен любовью, спохватился, И на Леандра тот не опустился, А повернул и, злом воздав за зло, Слегка рассек Нептуново чело. При виде раны стал Леандр печален, Как если б сам трезубцем был ужален! Тот, чья натура низости чужда, Чужой беде сочувствует всегда. Лишь тем вовеки жалость недоступна, Чье сердце подло, алчно и преступно. Нептун вообразил, что он любим, Раз юноша страдает вместе с ним, — Любовь слепа, доверчива, беспечна И нас пустой надеждой тешит вечно, Дары Леандру поднести решил И в океан за ними поспешил: Быстрее, чем мольбы и настоянья Приводят к цели щедрые даянья. Меж тем Леандр, который изнемог, К земле подплыл и рухнул на песок, Но встать себя немедленно заставил И к одинокой башне путь направил. Когда донесся к Геро тихий стук, Ей показался слаще этот звук, Чем для наяды плеск ручья лесного Иль для дельфина — песня рулевого[443]. Она вскочила с ложа в чем была И дверь, в душе ликуя, отперла. Но, видя, что пред ней нагой мужчина (Для нежной девы — редкая картина !) Метнулась от него во тьму назад (Во мгле ночной искать и надо клад). Он побежал за нею, ослепленный Сверканьем груди полуобнаженной, И тут она, спасения ища, К себе в постель забилась трепеща. Тогда Леандр, иззябший и дрожащий, Сказал с упреком девушке молчащей: "Пригрей хотя б из жалости меня, Раз нет в тебе любовного огня. О берег головой пришлось мне биться — Дай на твою подушку ей склониться. Позволь обвить тебя моим рукам, Меня к тебе донесшим по волнам". Она, в испуге слыша эту речь, Ему к себе позволила прилечь, И пыл, как в персти дух огнем небесным, В Леандре был зажжен теплом телесным, Бросающим того, кто молод, в жар Сильней, чем Марса пьяного — нектар. Он Геро сжал в силке, из рук сплетенном, Но, как Диана перед Актеоном, От страха побелев, стыдом полна, Рванулась от любовника она, Под покрывало с головой нырнула, Концы его покрепче натянула И, спрятавшись под ним, как под шатром, Сочла, что ей опасность нипочем. Меж тем Леандр шептал ей в упоенье Обеты, похвалы и уверенья, Но Геро, чуть он прикасался к ней, Оборонялась гарпии злобней И, стойкая, как смелый воин в деле, Врага не подпускала к цитадели. А он, хоть и взошел под кровом тьмы На круглые, как глобусы, холмы (Я сравнивать их вправе с этим словом: По ним плывет любовь к восторгам новым), Но, крепость к сдаче все ж не согласив, Трудился бесполезно, как Сизиф. По счастью, Геро перестала биться В его руках, как пойманная птица. Уже ее глазам Леандров пыл Мир незнакомых радостей открыл, И сдаться под предлогом благовидным Ей не казалось более постыдным: Ведь женщина, вступив в подобный бой. Взять верх дает охотно над собой. Тогда Леандр, сочтя себя Алкидом[444], Проник в сады к блаженным Гесперидам, Чей плод сумеет описать лишь тот, Кто с дерева их сам его сорвет, И дрожь двух тел слилась в единый трепет, И вздохом изошел любовный лепет. Но только миновал блаженный миг, Как вновь Леандр к ее устам приник, И каждый поцелуй, для Геро сладкий, Был для него сигналом к новой схватке, Тем более что Геро с этих пор Уже не смела дать ему отпор, Увы! Любовь не знает состраданья: У ней один закон — ее желанья. Теперь хотелось Геро, чтобы прочь Вовеки утро не прогнало ночь. При мысли, что когда рассвет проглянет, Он их вдвоем на ложе нег застанет, Как Марса с Эрициною в сетях, Ее терзал непобедимый страх. Она боялась встретить взгляд нескромный Того, кому под сенью ночи темной Заветный клад должна была отдать. И вот она тайком решила встать, Чтоб скрыться где-нибудь в каморке дальней, Оставив одного Леандра в спальне. Но не пришлось и шагу ей ступить, Как он успел ее рукой обвить, И, полунаготой с сиреной схожа, Остановилась девушка у ложа Так, чтоб заметить юноша не мог Ее одной лишь тьмой прикрытых ног. Однако краска залила ей щеки, И отступил, редея, мрак глубокий: Они сияли, от стыда горя, Как до зари взошедшая заря. Румянец выдал Геро, ибо стало Леандру видно все, что та скрывала И чем залюбовался он, как Дит, Который на сокровища глядит. В тот миг над океаном с небосклона Раздались звуки лиры Аполлона, И неусыпный Геспер[445], внемля ей, В квадригу стреловержца впряг коней. Он побежал по тучам перед ними, Пугая ночь лучами золотыми, И взор ее от ужаса померк, И вестник света в ад ее низверг.

Страстный пастух — своей возлюбленной[446]

Перевод И. Жданова

Приди, — любимая моя! С тобой вкушу блаженство я. Открыты нам полей простор, Леса, долины, кручи гор. Мы сядем у прибрежных скал, Где птицы дивный мадригал Слагают в честь уснувших вод И где пастух стада пасет. Приди! Я плащ украшу твой Зеленой миртовой листвой, Цветы вплету я в шелк волос И ложе сделаю из роз. Тончайший я сотку наряд Из шерсти маленьких ягнят. Зажгу на башмаках твоих Огонь застежек золотых. Дам пояс мягкий из плюща, Янтарь для пуговиц плаща. С тобой познаю счастье я, Приди, любимая моя! Для нас весною у реки Споют и спляшут пастушки. Волненье сердца не тая, Приди, любимая моя!

Примечания

1

Фамилия Марло писалась его современниками не менее чем в 6 вариантах: транскрипция фамилий в Англии конца XVI в. вообще была крайне неустойчивой.

(обратно)

2

Вследствие чего... учитывая сие (лат.).

(обратно)

3

"К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", М. 1957, т. 15 стр. 346.

(обратно)

4

так хочу, так велю (лат.).

(обратно)

5

дозволено и не дозволено (лат.).

(обратно)

6

"К. Маркс и Ф, Энгельс об искусстве", М. 1957, т, I, стр. 347.

(обратно)

7

А. С. Пушкин, Письма, т. I, M.-Л. 1926, стр.478.

(обратно)

8

Первая часть трагедии "Тамерлан Великий" была написана около 1587 г. и поставлена на сцене в течение театрального сезона 1587/1588 гг.; вторая часть была доставлена в 1588 г. Впервые обе части были изданы в 1590 г.

Исторические и псевдоисторические сведения о жизни Тимура Марло нашел, главным образом, в латинских трактатах флорентинца Пьетро Перондини "Жизнь Тамерлана Великого, императора скифов" (1553), генуэзца Баптисты Фрегозо "О достопамятных изречениях и деяниях" (1518), а также в английском переводе 1576 г. "Сборника различных наставлений" испанца Педро Мехиа (1544).

Источником географических названий, в изобилии встречающихся в трагедии, послужил атлас известного картографа XVI века Абрахама Вортельса, или Ортелия — "Обозрение земного круга". Географические несуразности, вымышленные города и области, упоминаемые в трагедии, — не плод фантазии Марло; таков был уровень географических знаний XVI века.

В сюжете первой части трагедии Марло, в основном, следует упомянутым выше источникам. Важнейшие отклонения от них — целиком вымышленные Марло эпизоды завоевания Персии, смерти Баязида и образ Зенократы.

В сюжете второй части "Тамерлана Великого" гораздо больше авторского вымысла. В частности, эпизод битвы царя Анатолии Оркана с войсками христиан под водительством короля Сигизмунда представляет собой контаминацию двух исторических событий. В 1396 г. в битве при Никополе венгерский король Сигизмуд безуспешно пытался заставить Баязида I снять осаду Константинополя; осада была прекращена только после вторжения в Турцию войск Тимура, битва же Сигизмунда и Оркана, как она изображена Марло, ссответствует исторической битве при Варне (1444), в которой турецкий султан Мурад II разбил войска Владислава III, короля Польши и Венгрии, нарушившего перемирие по требованию папского легата. Описание битвы при Варне Марло нашел в "Турецких хрониках" Филиппа Лонитцера (т. II, 1556, на латинском языке).

Наставления Тамерлана сыновьям об искусстве строить крепости почти дословно взяты из французского трактата Поля Ива "Практика фортификации" (на английском языке эта книга была издана лишь в 1589 г.; Марло, очевидно, был знаком с рукописью перевода). Сцена гибели Олимпии восходит к XXVIII и XXIX песням "Неистового Роланда" Ариосто, где красавица Изабелла таким же способом избавляется от домогательств Родомонта. Сведения о пребывании в плену у Тимура сына Баязида I Марло мог почерпнуть только из французского перевода (около 1501 г.) сочинений путешественника и историка Хетума Армянина. Дальнейшая же судьба сына Баязида I целиком вымышлена Марло.

Обе части трагедии "Тамерлан Великий" впервые публикуются на русском языке.

(обратно)

9

Тобой когда-то правили герои, || Что мудростью лукавой и отвагой || Смирили Африку и одолели || Окованную холодом Европу. — Персидские цари из династии Ахеменидов, в частности Дарий I Гистасп (522-486 гг. до н. э.), предпринимали завоевательные походы в Египет, Киренаику и в юго-восточную Европу. Держава Ахеменидов в период расцвета простиралась от реки Инда на востоке до Эгейского моря на западе и от Кавказа на севере до первого нильского порога на юге.

(обратно)

10

...черный день слиянья || Сатурна с Цинтией. Убогий мозг || Не озарен Юпитером и Марсом. — В средние века с астрономией была тесно связана псевдонаука о влиянии небесных тел на человеческие судьбы (астрология). Особенно важным для судьбы человека считалось взаимное расположение светил в момент его рождения. "Астрологическая" характеристика Микета пародийна, но основывается на распространенных в XVI в. представлениях. Так, например, считалось, что Сатурн приносит болезни, слабость, тупость ума; Цинтия (Луна) — непостоянство, неуверенность, меланхолию; Юпитер считался покровителем мудрецов, великих философов; Марс — покровителем воинов.

(обратно)

11

Персепольские купцы. — Персеполь — греческое название города в древней Персии на реке Араке, столицы государства Ахеменидов.

(обратно)

12

Как Питию Дамон, ты верен мне. — Сиракузяне Дамон и Питий — образец истинной дружбы. По преданию, приговоренный к смерти Питий попросил отсрочить казнь для устройства своих семейных дел и уехал из города, оставив заложником Дамона. Однако в условленный срок Питий не вернулся, и Дамон был отведен на место казни. В последний момент Питий успел заменить Дамона. Правитель Сиракуз, изумленный примером подобной верности, помиловал Пития.

(обратно)

13

...полководцы всех мидийских войск ... — то есть войск, размещенных на территории исторической области Мидия (северо-западная часть Иранского нагорья и южная часть Азербайджана).

(обратно)

14

Как новый Кир, ты в Грецию ворвешься... — Основатель персидской империи Кир покорил малоазийские города, принадлежавшие Греции. В собственно Грецию вторгались Дарий I (490 г. до н. э.) и его преемник Ксеркс (480 г. до н. э.), когда персидские войска заняли и опустошили Аттику, разрушили Афины.

(обратно)

15

Как македоняне возликовали, || Узнав, что побежден великий Дарий... — Александр Македонский (356-323 гг. до н. э.) разбил войска персидского царя Дария III при городе Иссе в Малой Азии (333 г. до н. э.); окончательную победу над персами он одержал при Гавгамелах в Месопотамии (331 г. до н. э.); Дарий был убит во время бегства.

(обратно)

16

Албания (Кавказская) — древнее название горного района в Восточном Закавказье.

(обратно)

17

Парфия — древнее название области в северо-восточной части Иранского нагорья.

(обратно)

18

Эвксин (Понт Эвксинский) — греческое название Черного моря.

(обратно)

19

Мемфис — древняя столица Египетского царства.

(обратно)

20

...ярче серебра родопских недр... — Родопские горы в Северной Греции и Болгарии славились богатыми залежами серебра.

(обратно)

21

Вблизи пятидесятиглавой Волги... — Возможно, имеются в виду многочисленные притоки Волги.

(обратно)

22

...замышляет он пронзить || Аверна мрачный свод, чтобы на волю || Из ада вырвался трехглавый пес! — По античным представлениям, один из входов в царство мертвых находился в пещере у озера Аверн в Кампаньи (Италия); здесь Аверн — синоним царства мертвых. Трехглавый пес — Цербер.

(обратно)

23

Во все края и страны, где Борей || На бронзовых своих крылах летает... — Борей (греч. миф.) — бог северного ветра. Страной, где обитал Борей, считалась Фракия; здесь же говорится вообще о северных странах.

(обратно)

24

Волопас — северное созвездие, расположенное вблизи созвездия Большой Медведицы.

(обратно)

25

Но станет явью похвальба моя, || Как будто я — оракул Аполлона. — В Греции и во всем античном мире наибольшим авторитетом пользовался оракул святилища Аполлона в г. Дельфы.

(обратно)

26

...клянусь Пиладом и Орестом, || Чьи изваянья в Скифии мы чтим... — В древнегреческом мифе об Оресте рассказывается о путешествии Ореста и его друга Пилада в Скифию к таврам для того, чтобы доставить оттуда в Афины священное изображение богини Артемиды. По скифским обычаям Орест и Пидад как иноземцы были приговорены к смерти. Но когда, в виде милости, одному из друзей было разрешено покинуть Скифию невредимым, ни один не захотел спасти свою жизнь ценой гибели другого. О почитании скифами Ореста и Пилада упоминается во фрагменте Овидия "Рассказ старого скифа".

(обратно)

27

...как Атлант, поднять весь мир. — Атлант (Атлас) — титан, который держит на своих плечах небесный свод (греч. миф.).

(обратно)

28

... тем воинам жестоким, || Что из зубов дракона смертоносных, || Как из семян, вдруг выросли на поле. — По древнегреческому мифу, предводитель искателей золотого руна Ясон засеял поле, посвященное богу войны Аресу, зубами дракона. Из этих зубов выросло множество воинов, готовых ринуться на Ясона. По совету волшебницы Медеи Ясон бросил в толпу воинов камень; они начали сражаться друг с другом и почти все погибли; уцелевших добил Ясон.

(обратно)

29

...по воле Немезиды, || Что в златовратом Рамне восседая || Воинственных героев охраняет... — Немезида (греч. миф.) — богиня возмездия и судьбы. Наиболее известный храм Немезиды находился в Рамне (Аттика); Немезида особенно почиталась римскими воинами.

(обратно)

30

...я пойду на Индостан, || Которым... || Успели христиане завладеть... — Дарий I присоединил к персидской империи ряд территорий по среднему и нижнему течению реки Инд. Хотя распространение христианства в Индии относится еще к первым векам н. э., завоевание Индии европейцами-христианами началось значительно позже эпохи, к которой относится действие пьесы.

(обратно)

31

Первенец Сатурна — Зевс (римск. Юпитер), сын бога Крона (римск. Сатурн) и богини Реи (римск. Опа), восстал против Крона и низвергнул его в подземное царство. Став верховным богом, Зевс разделил различные области мироздания между своими братьями. Аид (римск. Дит) получил в удел подземное царство, Посейдон (римск. Нептун) — океан.

(обратно)

32

Эмпиреи (Эмпирей) — по средневековым представлениям — наиболее отдаленная от Земли часть неба, наполненная светом, местопребывание бога.

(обратно)

33

Из четырех враждующих стихий || Создав людей, природа в них вложила || Тревожный и неукротимый дух... — По представлениям античных и средневековых ученых, природа состоит из четырех элементов: влаги, сухости, жара, холода. Сочетания этих элементов образуют четыре сока (гумора) в теле человека, определяющие его жизнедеятельность: кровь, слизь, желтая желчь и черная желчь. "Враждебные" друг другу по качествам гуморы взаимно уравновешиваются в здоровом организме.

(обратно)

34

Гарпия (греч. миф.) — чудовище с телом птицы и головой женщины. В мифе об аргонавтах рассказывается о том, как гарпии похищают еду у слепца Финея.

(обратно)

35

Фурии (римск. миф.) — богини мщения, обитающие в царстве мертвых.

(обратно)

36

Султан турецкий, грозный повелитель всей Африки и Азии с Европой, || Царь Греции... — Баязид I "Молниеносный" (1360-1403) завоевал почти всю Малую Азию; в Европе под его властью находились Болгария, Македония, Фракия; Северная Сербия платила ему дань. Однако Африкой Баязид не владел.

(обратно)

37

...прекрасней пенья Муз, || Что Пиерид хвастливых посрамили... — По древнегреческому мифу, девять дочерей царя Пиера вызвали на певческое состязание богинь искусства — муз. Нимфы, судившие состязание, отдали предпочтение музам. Пиериды за дерзость были превращены в сорок.

(обратно)

38

...величавый гимн Минервы, || Когда она с Нептуном состязалась... — Греческая богиня мудрости Афина (римск. Минерва) вступила в спор с Посейдоном (Нептуном) из-за обладания Аттикой; в состязании, в котором оба божества демонстрировали свое могущество, Афина одержала верх.

(обратно)

39

...Гиады || Сбирают киммерийских туч полки... — Гиады — звездное скопление в созвездии Тельца; астрономический восход Гиад в Греции совпадает с началом периода дождей. Киммерийский — черный; считалось, что племя киммерийцев живет в местности, где царит полный мрак.

(обратно)

40

Австр, Аквилон (лат.) — названия южного и северного ветров.

(обратно)

41

Янычары — регулярные пехотные части в Турции, возникли в XIV в. Представляли собой профессиональную военную касту.

(обратно)

42

...грозных отпрысков Тифона... — Тифон (греч. миф.) — чудовище со множеством змеиных голов, извергающих пламя. От его союза с демоническим существом Ехидной произошли гигантские чудовища: Цербер, двухголовый пес Ортр, многоголовая змея — Лернейская гидра.

(обратно)

43

Вифиния — древнее название области в северо-западной части Малой Азии.

(обратно)

44

...жарче битвы при Фарсале. — При г. Фарсале в 48 г. до н. э. произошло решающее сражение между войсками Юлия Цезаря и Помпея.

(обратно)

45

Занте — большой остров у побережья Ахайи (Греция).

(обратно)

46

Страшнее, чем Горгон, исчадье ада. — Горгон — то же, что Демогоргон — таинственный и страшный подземный дух.

(обратно)

47

...жаждой славы равный Фаэтону... — Фаэтон (греч. миф.) — сын бога Солнца Гелиоса (также Феба Аполлона) и океаниды Климены. Фаэтон потребовал у отца разрешения управлять один день солнечной колесницей. Неумелый возница не справился с конями, колесница сбилась с пути и стала приближаться к Земле. Загорелись леса, стали пересыхать реки. Чтобы спасти Землю от гибели, Зевс был вынужден поразить Фаэтона молнией.

(обратно)

48

Золотая птица — ибис, священная птица в древнем Египте, символ Тота — бога мудрости и правосудия.

(обратно)

49

Как Мелеагр, возглавив аргивян, || Когда-то шел на вепря в Калидоне... — Мелеагр (греч. миф.) — сын царя города Калидона Ойнея, участник похода аргонавтов. Богиня Артемида, разгневанная тем, что Ойней забыл, принести ей жертвы, послала огромного вепря, опустошавшего калидонские поля. В охоте на вепря приняли участие величайшие герои Греции, товарищи Мелеагра; аргивяне — здесь: греки.

(обратно)

50

Кефал (греч. миф.) — охотник, обладавший быстрой, как ветер, собакой и копьем, бьющим без промаха. Кефал освободил Аошпо (Греция) от чудовищного волка, посланного богиней Фемидой.

(обратно)

51

Чудовище Лернейское — см. коммент. к стр. 88.

(обратно)

52

Пусть этот пир подобен будет пиру || Фракийского бесчестного царя... — Терей (греч. миф.) — царь Фракии, совершил насилие над сестрой своей жены Прокны Филомелой и вырезал ей язык, чтобы преступление осталось в тайне. Однако Филомела выткала на одежде то, что не могла рассказать. Прокна, мстя за сестру, убила сына Итиса и мясом его накормила Терея.

(обратно)

53

Я опровергну тех глупцов-ученых, || Что нашу землю делят на три части... — До эпохи Великих географических открытий были известны три континента: Европа, Азия и Африка.

(обратно)

54

Богатства златоносных волн Тихона... — Тихон — одна из упоминаемых в библии рек, орошающих Эдем. В библии золотоносным называется не Тихон, а другая райская река — Фисон.

(обратно)

55

...любовь Венеры, пожелавшей || Покинуть Марса... — В греческих мифах Афродита (римск. Венера) — жена Ареса (римск. Марса) или его возлюбленная.

(обратно)

56

...словно Флора на восходе дня, || Льняные кудри по ветру развеяв, || Жемчужины роняешь на траву... — Флора — древнеиталийская богиня юности и цветов. Жемчужины — утренняя роса.

(обратно)

57

Коцит (греч. миф.) — одна из рек подземного царства.

(обратно)

58

Парки (римск. миф.) — богини судьбы.

(обратно)

59

Киммерийский Стикс. — Стикс (греч. миф.) — главная река Аида; киммерийский — черный, мрачный; см. коммент. к стр. 83.

(обратно)

60

Эреб (греч. миф.) — бог первичного мрака.

(обратно)

61

Харон (греч. миф.) — сын Эреба и Ночи, перевозчик душ умерших через реки подземного мира.

(обратно)

62

Элизий (Элизиум, Елисейские поля — греч. миф.) — область на крайнем западе земного круга, где обитают люди, удостоенные бессмертия за свои подвиги и добродетель.

(обратно)

63

Как шел когда-то на Энея Турн. — Эней — легендарный троянский герой. Бежав из горящей Трои, Эней после долгих странствий прибыл в Лаций (Италия), где его радушно встретил царь Латин и обещал дать ему в жены свою дочь Лавинию. Царь племени рутулов Турн, которому прежде была обещана Лавиния, пошел войной на троянских пришельцев. В единоборстве Эней убил Турна.

(обратно)

64

Анатолия — здесь: Малая Азия. Это слово иногда употребляется в пьесе также для обозначения северо-западной части Малой Азии.

(обратно)

65

Аллеманы — здесь: немецкие кавалеристы.

(обратно)

66

Гренландии... || Где властвует воинственное племя... — Неясно, из какого источника Марло почерпнул это фантастическое представление. Возможно, оно является отзвуком древних скандинавских сказаний или связано с греческим мифом о гиперборейцах — племени сильных и бессмертных существ, обитающих на Крайнем Севере.

(обратно)

67

Дунай, что катит волны к Трапезунду... || И море Средиземное, || Куда течет Дунай... — Марло, вслед за некоторыми европейскими географами XVI века, по-видимому, считал, что в среднем течении Дуная от него отходит рукав, соединенный с Адриатическим морем, и что Дунай, таким образом, имеет прямой выход в Черное и Средиземное моря.

(обратно)

68

Европа (греч. миф.) — дочь финикийского царя Агенора. Зевс, влюбившийся в Европу, принял вид быка и, похитив девушку, перенес ее по морю на о. Крит.

(обратно)

69

Иллирийцы — племена, населявшие область между Дунаем, Адриатическим морем и Фракией.

(обратно)

70

Амазония — в атласе Ортелия — страна в юго-западном районе Африки.

(обратно)

71

Архипелаг — Греческий Архипелаг в Эгейском море.

(обратно)

72

Земли и неба вековая ось ... — Средневековые астрономы считали, что окружающие Землю небесные сферы оборачиваются вокруг оси, проходящей сквозь всю вселенную.

(обратно)

73

Ио (греч. миф.) — возлюбленная Зевса.

(обратно)

74

...та, кого любил Пигмалион. — Пигмалион — легендарный кипрский скульптор, который изваял из слоновой кости статую прекрасной девушки и влюбился в собственное творение. Афродита, вняв мольбам Пигмалиона, оживила статую.

(обратно)

75

Смесь воздуха с водой! А это значит, || Что мало в них отваги и ума. — По античным и средневековым представлениям, воздуху присущи влажность и теплота; эти же субстанции образуют сангвинический гумор (от лат. sanguis — кровь). Вода состоит из влажной и холодной субстанций, что соответствует флегматическому гумору (от греч. phlegma — слизь). Темперамент, в котором преобладают эти субстанции, считался неуравновешенным; ему недоставало стойкости и воинственности, которые свойственны желчным гуморам.

(обратно)

76

Триполитания — область на северо-западе Ливии.

(обратно)

77

Фес — город в Марокко.

(обратно)

78

От Аземура до берегов Туниса || Берберия... от Тезеллы и до Билледулла || Берберия... — В атласе Ортелия Аземур (Азамор) — город на крайнем северо-западе Африки. Тезелла — город к югу от Орана (Алжир), Билледулл (Билледулгерид) — обширная область, простирающаяся вдоль северной границы Сахары. Берберия — район на северо-западе Африки.

(обратно)

79

Как будто царь Девкалион воскрес || И в воинов он камни превращает. — По греческому мифу, Девкалион, когда на земле разразился потоп, построил корабль и вместе со своей женой Пиррой спасся от гибели. На вершине горы Парнас, где остановился корабль, Девкалион обратился к богине справедливости и предсказаний Фемиде с просьбой указать ему, как возродить человечество. Получив ответ, что для этого ему и Пирре нужно бросить через плечо кости матери, Девкалион понял, что имеются в виду камни. Брошенные Девкалионом камни превращались в мужчин, Пиррой — в женщин.

(обратно)

80

Фетида (греч. миф.) — старшая из дочерей морского бога Нерея, здесь — олицетворение моря.

(обратно)

81

...Волопасу поручит коней. — По античным представлениям, колесница и кони бога Солнца, совершив дневной путь по небу, опускаются в Океан на западе. Созвездие Волопаса символически изображается в виде человека с пастушеским посохом.

(обратно)

82

Галатия — древнее название области в центре Малой Азии.

(обратно)

83

На Махда-град, где пастырь христиан, || Иоанн Великий, держит свой престол. — В атласе Ортелия Махда — абиссинский город на одном из притоков Нила. Рядом с этим пунктом на карте надпись: "Здесь... властвует великий первосвященник Иоанн, повелитель всей Африки". Легенда о христианском царе Иоанне была широко распространена в Европе XVI в. Царство Иоанна находилось, по мнению одних, в Азии, по мнению других — в Абиссинии.

(обратно)

84

Хазат, Занзибар, Манико, Биафра, Кебер, Борну. — В атласе Ортелия Хазат — город в Амазонии на берегу большого безымянного озера, Занзибар — область на западном побережье Африки севернее тропика Козерога, Манико — (Машшонго) — область севернее Занзибара, Биафра (Биафар) — область между верхним течением р. Нигер и Гвинейским заливом, Кебер (Губер) — область и город на среднем течении р. Нигер, Борну — город на одном из северных притоков Нигера.

(обратно)

85

Тир, Кодемия, Стока, Ольвия, Чернолесия — Тир (Тирас) — древнее название р. Днестр, Кодемия — латинизированное название города Кодыма на притоке южного Буга, Стока — в атласе Ортелия — город на р. Тир, Ольвия — древнегреческая колония на правом берегу Днепро-Бугского лимана. Следуя античной традиции, Ортелий указывает на существование огромного непроходимого лесного массива Silva Nigra (лат.) (Черный Лес) между Днестром и Бугом.

(обратно)

86

Маре Маджоре (итал.) — Черное море.

(обратно)

87

Лакрима-кристи — сорт сладкого виноградного вина из Южной Италии.

(обратно)

88

Калабрийское — сорт вина из Калабрии — области на юге Италии.

(обратно)

89

Богемия — Чехия.

(обратно)

90

Буда — в средние века столица венгерского королевства.

(обратно)

91

Зула, Орминьев холм, Белгасар, Кесария, Антиохия. — В атласе Ортелия город Зула расположен к северу от среднего течения Дуная, Орминьев холм — южнее современного Скутари (Турция). Белгасар — город на юго-востоке Малой Азии; Кесария — город на восточном побережье Средиземного моря; Антиохия — город на северо-западе Сирии,

(обратно)

92

...как Саул и Валаам, || Что слову божию не покорились... — По библейскому преданию, Саул, царь Израиля, во время войны против амаликитян не исполнил повеление бога истребить весь этот народ и его имущество. За это Саул был лишен царской власти (Первая книга Царств, 9, 31). Магу Валааму из племени мадианитян бог запретил противодействовать еврейскому народу, поселившемуся на землях соседнего племени. Однако впоследствии Валаам нарушил запрет и был за это убит (Числа, 22-24; 31 : 8, 16).

(обратно)

93

Древо ада — Зоак... — Сведения об этом фантастическом дереве Марло почерпнул из хроники Лонитцера: "Считают достоверным... что посреди ада цветет дерево, называемое Зоак, то есть древо горечи; оно как бы охвачено пламенем, а плоды его подобны головам дьяволов". Лонитцер, в свою очередь, заимствовал представление об адском дереве из корана (сура 35).

(обратно)

94

Пучина Орка. — Орк (римск. миф.) — одно из имен, которым римляне называли бога подземного царства и само это царство.

(обратно)

95

Амасия — город в северо-восточной части Малой Азии.

(обратно)

96

...недвижным звездам... — Средневековые астрономы считали, что в отличие от "блуждающих" звезд (планет, Солнца и Луны), обладающих способностью к самостоятельному движению, остальные небесные светила неподвижно прикреплены к равномерно вращающейся сфере.

(обратно)

97

Как в дни прямого противостоянья, || Когда они над головой Дракона || Висят, или к хвосту его уходят. — то есть во время затмений. В астрологии "Драконом" называлась та часть видимого пути Луны, которая находится южнее плоскости эклиптики; одна из точек пересечения эклиптики линией движения Луны называлась "головой", а другая — "хвостом Дракона". Лунные и солнечные затмения происходят тогда, когда Луна находится в одной из этих точек.

(обратно)

98

Тенедос — остров вблизи Трои. Лесбия, Коринна. — Под этими именами воспевались возлюбленные римских поэтов. К Лесбии обращены многие стихотворения Катулла, к Коринне — большинство "Любовных элегий" Овидия.

(обратно)

99

...роковых сестер схватив за космы, || Я в ров, что трижды опоясал ад, || Их погружу... — Представление о тройном рве, окружающем ад, возникло, возможно, в связи с упоминанием о трех стенах ада в "Энеиде" Вергилия (VI, 548 и след.).

(обратно)

100

...в храме Януса стальным клинком || Заржавленную дверь я разбиваю... — Янус (римск. миф.) — бог света, создатель человека, покровитель Рима. В Риме храм Януса был заперт во время мира; при объявлении войны двери храма открывались.

(обратно)

101

Кармания. — Область на юго-востоке Малой Азии.

(обратно)

102

Склавония, Газа, Фамастро, Хиос, Ризо, Алеппо. — Склавония (Аскалон) и Газа — города на юго-восточном побережье Средиземного моря. В атласе Ортелия Фамастро, Хиос (Хио), Ризо — города на черноморском побережье Малой Азии; Сольдино, Алеппо — города в Сирии.

(обратно)

103

Лета, Флегетон (греч. миф.) — реки царства мертвых.

(обратно)

104

Беллона (римск. миф.) — богиня войны, супруга или сестра Марса.

(обратно)

105

Контрэскарпы, контрфорсы, куртины. — Контрэскарп — передний откос внешнего рва укрепления; контрфорс — массивный устой с внешней стороны стены; куртины — стены, соединяющие бастионы или крепостные башни.

(обратно)

106

Бассора — В атласе Ортелия Пассера (Бассора?) — незначительный пограничный пункт между Анатолией и Сирией. В пьесе, возможно, смешана с Басрой (Ирак).

(обратно)

107

Мортиры, фальконеты — легкие осадные орудия XV-XVI вв.

(обратно)

108

Дубравы Иды. — Ида — горная цепь в Малой Азии, близ Дарданелльского пролива.

(обратно)

109

Фригия — древнее название области в северо-западной части Малой Азии.

(обратно)

110

...той страны прекрасной, где свой град || Семирамида превратила в чудо... — Вавилон, столица Вавилонской империи, по преданию, был заново отстроен Семирамидой, женой царя Нина. Висячие сады Семирамиды в Вавилоне считались одним из "семи чудес света".

(обратно)

111

Как Гектор в греческий явился стан... — Этого эпизода нет в "Илиаде". Марло мог опираться на средневековые переработки троянского цикла, в частности на "Книгу о Трое" английского поэта Лидгейта (кн. III, песнь II, 3755 и след.)

(обратно)

112

Крыша Мира. — В атласе Ортелия "Крышей Мира" назван Урал.

(обратно)

113

...тот, кто глыбы гор в тебя швырял || И ношу Атласа потряс бесстрашно... — По древнегреческому мифу, воинственное племя гигантов попыталось свергнуть олимпийских богов. Гиганты бросали на Олимп обломки скал и горящие деревья. Ноша Атласа — см. коммент. к стр. 61.

(обратно)

114

Эак, Радамант (греч. миф.) — судьи над душами в царстве мертвых.

(обратно)

115

Мудрейшие раввины наших дней... — В XVI веке раввинами зачастую называли не только еврейских богословов, но и вообще ученых людей.

(обратно)

116

Дис (римск. миф.) — Дис Патер, или Дит — одно из имен бога смерти и преисподней.

(обратно)

117

Асфальтида. — Средневековые путешественники сообщали, что в окрестностях древнего Вавилона расположены нефтеносные земли. По-видимому, опираясь на эти сведения, Марло говорит о целом нефтяном озере.

(обратно)

118

Алкид кобыл фракийских укротил, || Их человеческим кормили мясом... — Одним из подвигов Геракла (Алкида) было единоборство с фракийским царем Диомедом, который отдавал попадавшихся ему в руки путников на съедение свирепым лошадям-людоедам. Победив Диомеда, Геракл затем укротил лошадей.

(обратно)

119

О повелитель мрачной преисподней, || Юпитеру во всем по власти равный, || Как некогда в Сицилию пришел ты... — По греческому мифу, Аид (римск. Плутон) похитил дочь богини земледелия Деметры (римск. Церера) Персефону (римск. Прозерпина). Культ Прозерпины был заимствован римлянами у греков южной Италии и Сицилии, поэтому место действия мифа относилось ими иногда к этим областям. В подземном царстве Аид пользовался неограниченной властью. В "Энеиде" он, например, называется "Юпитером Стигийским" (IV, 638).

(обратно)

120

Звезду Альдебаран... на самом третьем небе. — Альдебаран — яркая звезда в созвездии Тельца, которое, по средневековым представлениям, вместе с одиннадцатью другими созвездиями Зодиака расположено на последней небесной сфере.

(обратно)

121

Илион — Троя.

(обратно)

122

...подобный древу миндаля, || Что на чудесной выросло вершине || Зеленого Селина, где белеют || Цветы, нежнее лика Эризины... — Селин — город и гора в Сицилии; Эризина — одно из имен Афродиты, возникло в связи с тем, что в Сицилии на горе Эрике был воздвигнут храм Афродиты.

(обратно)

123

Где Бэл, и Нин, и Александр прошли... — Бэл — мифический основатель Вавилона, сын Посейдона; Нин — легендарный вавилонский царь; Александр Македонский в 331 г. до н. э. завоевал Вавилонскую империю, а затем разрушил город.

(обратно)

124

Асафетида — смолистое вещество с чесночным запахом; употреблялось как пряность.

(обратно)

125

...духов киммерийских... — то есть подземных духов. См. коммент. к стр. 83.

(обратно)

126

... проколет грудь || Того, чьи плечи держат ось земли! — Имеется в виду Атлант (см. коммент. к стр. 61). Однако Атлант поддерживает не ось земли, а небосвод.

(обратно)

127

Урины вашей осмотрев осадок... — В средние века врачебный диагноз основывался, главным образом, на осмотре мочи больного. Врач Тамерлана, очевидно, и астролог, так как он упоминает о "критическом дне", то есть дне, когда сочетание звезд является наиболее опасным для течения болезни. Смысл диагноза врача заключается в том, что влага и жар, составляющие кровь Тамерлана, истощены. То и другое — не обычного, природного происхождения, а божественного. Вместо них в жилах Тамерлана — лихорадочный жар, грозящий смертью.

(обратно)

128

Сын Климены — Фаэтон (см. коммент. к стр. 99).

(обратно)

129

Чтоб выбросить тебя, как Ипполита, || На кручи... — Ипполит (греч. миф.) — сын афинского царя Тесея. В него влюбилась мачеха Федра; когда Ипполит отверг ее, Федра оклеветала пасынка перед Тесеем. Ипполит был проклят отцом; призванный Тесеем Посейдон послал огромную волну на берег, вдоль которого ехал на колеснице Ипполит. Кони понесли и разбили колесницу вместе с возничим об острые прибрежные скалы.

(обратно)

130

Литературным источником пьесы Марло послужила народная книга о Фаусте, вышедшая в 1587 г. в издании Иоганна Шписа (Франкфурт-на-Майне), Она, в свою очередь, опиралась на устные предания и записи отдельных эпизодов легенды о "знаменитом чародее и чернокнижнике" докторе Фаусте, жившем в первой половине XVI в. в различных немецких городах. Народная книга вскоре была переведена на многие языки; в Англии не позднее 1592 г. появилась

"История достойной осуждения жизни и заслуженной смерти доктора Джона Фауста" — вольный и обладающий хорошими литературными качествами перевод народной книги. Марло пользовался текстом этого перевода; в пьесе есть почти дословные заимствования из него, в том числе и таких деталей, каких нет в немецком оригинале.

Датировка "Трагической истории доктора Фауста" спорна. Традиционное мнение относит время ее создания к 1589 г., что подкрепляется некоторыми внутренними основаниями, а также тем, что пьеса Роберта Грина "Монах Бэкон и монах Бэнгей", в которой он подражал "Фаусту", была написана около 1589 г. Однако целый ряд исследователей считает, что пьеса Марло была создана в 1592 или даже в 1593 г., главным образом потому, что найти более раннее издание перевода народной книги, чем издание 1592 г., не удалось.

Впервые упоминание о постановке "Трагической истории доктора Фауста" встречается в дневнике театрального антрепренера Хенсло за 1594 г.

Первое из известных изданий "Фауста" относится к 1604 г. (так наз. текст А). Уже в нем присутствуют добавления и, возможно, целые сцены, не принадлежащие Марло. Гораздо больше инородных наслоений в издании 1616 г. (так наз. текст В): в нем добавлено 550 строк, внесены изменения в прежний текст. В тексте В заметно стремление сгладить "кощунственные" высказывания героев и усилить комические элементы пьесы. Настоящий перевод опирается на текст А, наиболее близкий авторскому замыслу.

Первые переводы из "Трагической истории доктора Фауста" на русский язык имеют столетнюю давность. В декабре 1859 г. в журнале "Современник" был опубликован отрывок из трагедии в переводе Д. Минаева. В следующем году журнал "Русское слово" (февраль) напечатал перевод заключительной сцены трагедии, принадлежащий М. Михайлову. Первый полный перевод трагедии был сделан Д. Минаевым (журнал "Дело", 1871, май). К. Бальмонту принадлежит второй перевод ("Жизнь", 1899, кн. 7 и 8). В переводе Е. Бируковой трагедия была издана в 1949 г. (Гослитиздат) и в 1959 г. ("Искусство"); в сборнике "Легенда о докторе Фаусте" (изд-во АН СССР, 1958, стр. 258-314) был опубликован перевод трагедии, выполненный Н. Амосовой.

(обратно)

131

Входит Хор. — В английском театре эпохи Возрождения Хором назывался персонаж, произносящий пролог к пьесе, а иногда и комментирующий действие.

(обратно)

132

Не шествуя равниной Тразименской, || Где с Марсом силой мерились пунийцы... — При Тразименском озере в Италии карфагенские войска во главе с Ганнибалом нанесли в 217 г. до н. э. поражение римским войскам, Пунийцами древние римляне называли жителей Карфагена и других городов на побережье Северной Африки. Марс считался отцом основателей Рима и покровителем римлян.

(обратно)

133

Рода — город в Тюрингии, близ Веймара.

(обратно)

134

Виттенберг — город в Саксонии; университет в Виттенберге был основан в 1502 г.

(обратно)

135

Вертоград (церковнослав.) — сад.

(обратно)

136

Он ринулся в запретные высоты || На крыльях восковых; но тает воск || И небо обрекло его на гибель. — Хор сравнивает Фауста с персонажем древнегреческого мифа Икаром. На крыльях, изготовленных из перьев, воска и льняных нитей, скульптор и зодчий Дедал и его сын Икар спаслись из неволи. Во время полета Икар неосторожно приблизился к солнцу, воск растаял от жары, и юноша упал в море.

(обратно)

137

Некромантия — одна из магических "наук": умение вызывать души умерших, главным образом для предсказания будущего.

(обратно)

138

"Аналитика". — Два основных труда по логике древнегреческого ученого и философа Аристотеля (384-322 гг. до н. э.) — "Первая аналитика" и "Вторая аналитика". В первом из этих трактатов содержится теория умозаключения, или силлогизма, во втором — теория научного доказательства. В средневековых университетах по "Аналитикам" изучалась логика.

(обратно)

139

Bene disserere est finis logices (лат.) (Цель логики — уменье хорошо рассуждать) — фраза из трактата "Диалектика" французского философа и филолога Рамуса (Пьера де ла Раме, 1515-1572), который сближал задачи риторики и логики.

(обратно)

140

On kai me on (греч.) (Сущий и не сущий) — выражение Аристотеля в трактате "Метафизика", относящееся к определению общих принципов доказательства.

(обратно)

141

Гален Клавдий (ок. 130 — ок. 200) — римский врач и естествоиспытатель, автор сочинений по философии, логике и, в особенности, по медицине. В средние века Гален считался одним из величайших авторитетов в медицине, его труды, в частности "Об искусстве врачевания", изучались в университетах.

(обратно)

142

Ubi desinit Philosophus ibi incipit Medicus (лат.) (Там, где кончается философ, начинается врач) — перевод фразы из сочинения Аристотеля "Об ощущении".

(обратно)

143

Summum bonum medicinae sanitas (лат.) Высшая цель медицины — здоровье) — перевод изречения Аристотеля в так называемой "Никомаховой этике".

(обратно)

144

Изреченья. — Имеются в виду медицинские советы и изречения; так назывался знаменитый трактат древнегреческого врана Гиппократа (ок. 460 — ок. 357 гг. до н. э.).

(обратно)

145

Где ты, Юстиниан? — Имеется в виду свод гражданского права, регулировавшего имущественные отношения римского рабовладельческого общества (так наз. "Корпус юрис цивилис"), который был составлен в царствование Юстиниана I (527-565), императора Восточной Римской империи. В этот свод входят сборник императорских указов ("Юстинианов кодекс"), институции — очерки применяемого права с историческими введениями к отдельным юридическим институтам, дигесты — извлечения из трудов классических римских юристов, а также новеллы — сборник законов, изданных Юстинианом после завершения основного свода. В средневековых университетах материалы, входящие в "Корпус юрис цивилис", служили основой юридического образования.

(обратно)

146

Если одна и та же вещь завещана двоим, то одному достается сама вещь, а другому стоимость вещи (лат.).

(обратно)

147

Отец не может лишить сына наследства, если только не... (лат.).

(обратно)

148

Stipendium peccati mors est (лат.) (Возмездие за грех — смерть) — новозаветный текст (Послание к римлянам, VI, 23). Здесь и в дальнейшем Фауст цитирует библию по латинскому переводу Иеронима (ок. 340-420). С середины XVI в. этот перевод получил официальное признание католической церкви как имеющий силу оригинала.

(обратно)

149

Sipeccasse negamus fallimur etnulla est in nobis veritas (лат.) (Если говорим, что не имеем греха — обманываем самих себя, и истины нет в нас) — фраза из Первого послания Иоанна (I, 8).

(обратно)

150

Che sera, sera (итал). (Будь что будет) — итальянская пословица; sera — старая форма sara (будет).

(обратно)

151

Отныне будет мне подвластно все, || Что движется меж полюсов спокойных — то есть небесные тела. Полюсы — здесь конечные точки оси мира. См. коммент. к стр. 132.

(обратно)

152

...как в небесах Юпитер. — В английской литературе эпохи Возрождения обычно употребление имени Юпитера для обозначения христианского бога.

(обратно)

153

Велю... || Все уголки обшарить в новом мире... — Имеется в виду американский континент, открытый в конце XV в.

(обратно)

154

...князя Пармского изгнав из края... — Александр Фарнезе (1545-1592), герцог Лармский, полководец и государственный деятель испанской монархии. С 1578 г. став наместником испанского короля Филиппа II в Нидерландах, Александр Фарнезе возглавил кровавую борьбу против нидерландской буржуазной революции. Нидерланды до 1648 г. считались частью Священной Римской империи, в которую входили и немецкие земли; этим объясняется употребление Фаустом слова "край". С 1590 г. Фарнезе вел военные действия во Франции; эта фраза свидетельствует, что пьеса была написана Марло не позднее 1589 г.

(обратно)

155

...огненный корабль, || Что вспыхнул у Антверпенского моста. — Марло упоминает об одном из эпизодов войны, которую вели испанцы, чтобы задушить нидерландскую буржуазную революцию. Во время осады Антверпена (1584-1585) Александр Фарнезе, желая отрезать город от моря, приказал возвести ниже по течению реки Шельды береговые укрепления и мост через реку. Осажденным удалось сделать брешь в мосте при помощи брандера — корабля, груженного бочками с порохом, камнями и снабженного взрывателем замедленного действия. "Огненный корабль" считался современниками чудом военной техники.

(обратно)

156

Как души в царстве тьмы привлек Мусей... — Мусей — легендарный древнегреческий поэт и прорицатель, сын или ученик мифического поэта и певца Орфея. В VI песни поэмы "Энеида" римского поэта Вергилия рассказывается о том, как Эней и сопровождавшая его пророчица Сибилла встретили в подземном царстве Мусея, окруженного толпой душ умерших.

(обратно)

157

С Агриппою сравняюсь, что стяжал || В Европе славу властью над тенями. — Генрих Корнелий Агриппа Неттесгеймский (1486-1535) — ученый, близкий к гуманистам, автор ряда сочинений, в том числе трактата "О тайной философии", где излагаются способы вызывать души умерших. Агриппа прожил полную приключений жизнь, скитаясь по городам Западной Европы. Современники считали его чернокнижником; вокруг его имени сложилось немало легенд.

(обратно)

158

Как мавры Индии испанцам служат... — Слово "мавр" во времена Марло употреблялось англичанами в очень широком смысле: им обозначали всех людей с темной кожей. Здесь имеется в виду население испанских колоний в Америке. "Индией" Америку называли в XVI в. очень часто; существовало выражение "обе Индии", то есть страна, в которую Колумб искал морского пути, и новооткрытый континент.

(обратно)

159

Рейтары — наемники-кавалеристы немецкого происхождения.

(обратно)

160

Лапландские гиганты. — Лапландия — название северной части Скандинавского и западной части Кольского полуостровов. Гиганты — см. коммент. к стр. 130.

(обратно)

161

А из Америки — руно златое, || Что в сундуки Филиппа щедро льется. — Имеется в виду испанский король Филипп II (1527-1598). Испанская казна ежегодно получала из Америки большое количество драгоценных металлов.

(обратно)

162

Возьми с собою Бэкона творенья, || Псалтырь, евангелье, труды Альбана... — Бэкон Роджер (ок. 1214 — 1294) — английский ученый и философ, монах францисканского ордена, подвергся преследованиям церкви и много лет провел в заключении. Бэкон был приверженцем опытного знания и боролся против отвлеченного схоластического метода в науке. Опыты, которые производил Бэкон в своей лаборатории, породили суеверную легенду о том, что он якобы пытался с помощью дьявола заставить говорить голову, изготовленную из бронзы. Псалтырь, евангелье. — Средневековые чернокнижники пользовались для заклинаний псалмами царя Давида, этой же цели служили первые строки евангелия от Иоанна. Альбан. — Марло мог иметь в виду Пьетро д'Абано (1250-1316) — итальянского врача и алхимика, который считался автором трактата о магии "Гептамерон". В ряде изданий "Трагической истории доктора Фауста" текстологи восстанавливают употребленное в тексте А имя Альбертус, которое могло относиться к Альберту Великому (Альберт фон Больштадт, 1193-1280), немецкому философу и теологу; благодаря занятиям естественными науками он приобрел репутацию мага.

(обратно)

163

Sic probo! (лат.) (Так доказываю!) — выражение, обычное в схоластических диспутах.

(обратно)

164

Лиценциат — в средневековых университетах — звание, дающее право готовиться к получению степени магистра или доктора и преподавать в университете.

(обратно)

165

Corpus naturale... mobile (лат.) (Тело, входящее в состав природы... подвижное) — схоластическое определение предмета физики.

(обратно)

166

Подвижное, имеющее способность передвижения (лат.).

(обратно)

167

Сессия. — Здесь имеется в виду очередное заседание уголовного суда.

(обратно)

168

В тоске по влажным взорам Ориона... — Орион (греч. миф.) — охотник, возлюбленный богини зари Эос; после смерти он был превращен в созвездие. Астрономический восход и заход Ориона совпадал в Греции с периодами дождей.

(обратно)

169

Здесь в этом круге имя Иеговы || Начертано в двух разных анаграммах. — Иегова — одно из имен бога. Анаграмма — перестановка букв в слове, образующая новое слово. Анаграмма слова 'god' (бог) — слово 'dog' (собака) (англ.).

(обратно)

170

...светил небесных, || Бродячих звезд и знаков Зодиака. — Хотя в Англии конца XVI в. уже было известно учение Коперника, астрономические представления Марло — целиком средневековые и основаны на геоцентрической системе Птоломея (II в.). По этой системе мироздание состоит из восьми расположенных друг в друге сфер; вокруг неподвижного центрального шара — Земли — движутся с востока на запад прозрачные сферы семи планет (Марса, Венеры, Сатурна, Меркурия, Юпитера, а также Солнца и Луны, считавшихся планетами). Сферы планет приводятся в движение сферой Primum Mobile (Первого Двигателя) или "твердью". На ее непрозрачной внутренней поверхности прикреплены неподвижные звезды. Бродячими, или блуждающими, звездами планеты назывались потому, что в отличие от неподвижных звезд, каждая из них якобы совершает движение не только с востока на запад, но и с запада на восток по одному из семи концентрических кругов с различной скоростью. За твердью находится Эмпирей (см. коммент. к стр. 26). Знаки Зодиака — символические изображения двенадцати созвездий, расположенных вдоль круга, по которому совершается видимое годичное движение Солнца.

(обратно)

171

Боги Ахерона — боги подземного мира. В греческой мифологии Ахерон — одна из рек подземного царства мертвых.

(обратно)

172

Князь Востока Вельзевул — сиро-финикийское по происхождению божество Ваалзевув в христианской демонологии стало отождествляться с главой злых духов. См. также коммент. к слову Люцифер.

(обратно)

173

Да будут боги Ахерона ко мне благосклонны! Да восторжествует тройственное имя Иеговы! Духи огня, воздуха, земли и воды, привет вам! Князь Востока Вельзевул, пылающего ада властелин, и ты, Демогоргон, заклинаю вас: пусть явится и встанет предо мною Мефистофель. Зачем ты медлишь? Заклинаю Иеговой, и геенной, и святой водой, которую сейчас кроплю, и крестным знамением, которое сейчас творю, и нашими обетами, — пусть предстанет сейчас пред нами названный Мефистофель! (лат.).

(обратно)

174

Ибо властвуешь ты в образе брата твоего Мефистофеля (лат.).

(обратно)

175

Люцифер — имя сатаны, предводителя дьяволов. По преданию, Люцифер до своего отпадения от бога был одним из четырех ангелов, поставленных Иеговой управлять миром. Областью, над которой властвовал Люцифер, был Восток (отсюда частое наименование его как "князя Востока").

(обратно)

176

Per accidens (лат.) — схоластический термин, обозначающий причину, производящую эффект благодаря сопутствующему действию.

(обратно)

177

В Элизиум он превращает ад, || Там встретит он всех древних мудрецов! — Элизиум — см. коммент. к стр. 118. По христианскому учению, души всех язычников обречены на пребывание в аду. Поэтому Фауст полагает, что в аду должен находиться и Элизиум. Смешение античных мифологических и христианских представлений — нередкое явление в искусстве эпохи Возрождения,

(обратно)

178

Во всем мне покорится император. — Имеется в виду глава Священной Римской империи.

(обратно)

179

Qui mihi discipulus — Тот, кто мой ученик (лат.). — первые слова латинского стихотворения английского гуманиста-педагога Уильяма Лили (1468-1522) "Песнь ученикам о благонравии",

(обратно)

180

Как будто ходишь за мною по пятам (лат.).

(обратно)

181

Кровь теплую пролью новорожденных. — В средние века чернокнижникам приписывались убийства детей с магической целью.

(обратно)

182

Эмден — богатый торговый город на реке Эмс, в XVI в. — центр Восточной Фрисландии. В эпоху нидерландской буржуазной революции Эмден бурно развивался, так как в него стекались богатые голландские эмигранты-протестанты, а английские торговые компании перевели в него из Антверпена свои склады.

(обратно)

183

Приди, приди, Мефистофель! (лат.).

(обратно)

184

Спутников в горе иметь — утешенье страдальца (лат.). (Строка неизвестного поэта.).

(обратно)

185

Consummatum est! (лат.) (Свершилось!) — по евангелию от Иоанна (XIX, 30) — предсмертный возглас Христа.

(обратно)

186

Человек, спасайся! (лат.).

(обратно)

187

И как царица Савская умна... — По библейскому преданию, царица Савы — страны, находившейся в южной части Аравийского полуострова, — отличалась острым умом. Услышав о необычайной мудрости царя иудеев Соломона, она решила проверить достоверность слухов и явилась к нему, чтобы испытать его мудрость (3 книга Царств, гл. X),

(обратно)

188

...слепец Гомер || Страсть Александра пел, конец Эноны... — По преданию, сын троянского царя Приама Парис провел свою юность среди пастухов; от них он получил прозвище Александр (защитник мужей) за то, что храбро защищал пастухов и стада от обидчиков. Парис был обручен с нимфой Эноной, но затем покинул ее. Во время Троянской войны Парис был тяжело ранен. Зная, что Энона обладает даром исцелять раны, он обратился к ней за помощью. Оскорбленная изменой Париса, Энона ответила отказом. Парис умер от раны, а Энона терзаемая раскаянием, покончила с собой.

(обратно)

189

И он, воздвигший стены древних Фив || Пленительными звуками кифары... — По греческому мифу, сын Зевса Амфион обладал талантами певца и музыканта. Когда Амфион вместе со своим братом стал царем Фив, он предпринял постройку стен вокруг нижнего города; при этом камни сами слагались в стены под звуки лиры (здесь — кифары) Амфиона.

(обратно)

190

Полюс мироздания — см. коммент. к стр. 216.

(обратно)

191

По своему направлению и во времени (лат.).

(обратно)

192

...вокруг полюсов Зодиака... — см. коммент. к стр. 222.

(обратно)

193

...Марс — в четыре года ... — Цифра ошибочная; период обращения Марса, в астрономических трактатах XVI в, указывается равным двум годам.

(обратно)

194

Скажи мне, присуща ли каждой сфере своя власть или intelligentia? — Некоторые средневековые ученые полагали, опираясь на Платона и Аристотеля, что в небесных телах и их сферах заключены частицы божественного разума, которые оказывают воздействие на земную жизнь.

(обратно)

195

Соединения, противостояния, аспекты — астрологические термины для различных положений звезд по отношению друг к другу.

(обратно)

196

Из-за неравномерного движения по отношению к целому (лат.).

(обратно)

197

Я подобна Овидиевой блохе... — Имеется в виду "Песнь о блохе" — анонимное средневековое латинское стихотворение эротического содержания. Оно приписывалось Овидию, автору "Метаморфоз", главным образом по той причине, что в нем использован мотив превращения (человека в блоху). На эту способность превращения намекает Гордость.

(обратно)

198

...мои крестные отцы — Питер Маринованная Селедка и Мартин Вяленая Солонина. — Чревоугодие кощунственно выбирает себе в крестные отцы тех святых, с которыми так или иначе были связаны представления о пище. Так, по евангельскому преданию, апостол Петр был рыбаком; он иногда изображался с рыбой в руках. Праздник св. Мартина — 11 ноября — был связан с некоторыми обрядами языческого происхождения: в этот день устраивались пиры, жарили гусей. В Англии XVI в. в день св. Мартина начинали заготовку мяса на зиму.

(обратно)

199

Хор. — В тексте А этот монолог произносит Вагнер, в тексте В — Хор, что, вероятно, более правильно. Причиной ошибки первых изданий могло послужить то обстоятельство, что роли Хора и Вагнера поручались одному и тому же исполнителю.

(обратно)

200

...в торжествах участие принять, || Что празднуются в честь Петра святого. — По католическим верованиям, римские первосвященники — папы — являются преемниками апостола Петра, основавшего якобы епископство в Риме. Поэтому день св. Петра (29 июня) празднуется в Риме особенно торжественно.

(обратно)

201

... величавый город Трир, || Грядами гор туманных окруженный, || Стеной кремнистой и глубоким рвом... — Трир, расположенный на р. Мозель, был в древности центром римской провинции Бельгики. От времени римского владычества в городе остались обширные крепостные укрепления (в частности, знаменитые "Черные ворота"), множество памятников архитектуры.

(обратно)

202

Там видели Марона золотую || Гробницу; к ней ведет длиною в милю || Проход в скалах, что за ночь сделал он. — Гробница римского поэта Публия Вергилия Марона (70-19 гг. до н. э.) находится вблизи Неаполя на холме Позилиппо. В основании холма еще в незапамятные времена был пробит широкий сквозной ход, который служит до сих пор путем между Неаполем и городом Поццуоли. В средние века было широко распространено мнение о Вергилии как о чародее и прорицателе, была составлена его биография, полная самых фантастических эпизодов. В частности, считалось, что ход в Позиллипо был прорыт Вергилием с помощью магических заклинаний.

(обратно)

203

...роскошный храм, || Грозящий звездам дерзкою главою. — Возможно, имеется в виду собор св. Марка в Венеции, колокольня которого достигает 98 м в высоту.

(обратно)

204

Увидишь и громады пирамид — || Из Африки привез их Юлий Цезарь. — В 1586-1589 гг. в Риме по приказу папы Сикста V были реконструированы и воздвигнуты перед собором св. Петра четыре обелиска, привезенные в Рим из Египта еще в эпоху цезарей. Англичане XVI в. называли их "пирамидами", желая подчеркнуть величину обелисков и трудность их постройки, Юлий Цезарь в 48-46 гг. до н. э. вел военные действия в Африке; из Африки Цезарь вывез множество ценностей.

(обратно)

205

...монахов лысых... — При посвящении в монашество католики выбривают на макушке кружок (тонзуру).

(обратно)

206

Высшее благо (лат.).

(обратно)

207

Нас предадут проклятью с колокольным звоном, пением и свечами. — Католический обряд "большого" отлучения от церкви, или "анафемы", совершался в театральной обстановке. В конце обряда гасились три свечи, что означало погружение души грешника в тьму.

(обратно)

208

Да проклянет господь! (лат.).

(обратно)

209

И все святые! Аминь! (лат.).

(обратно)

210

Иппокрас — напиток, приготовлявшийся из вина, сахара и пряностей.

(обратно)

211

Лошадиный хлеб — хлеб из муки грубого помола с добавкой отрубей и бобов, употреблявшийся как корм для лошадей.

(обратно)

212

Вот знамение (лат.).

(обратно)

213

Набор бессмысленных слов.

(обратно)

214

То же.

(обратно)

215

Имя божие (искаж. лат.).

(обратно)

216

Грех грешников (искаж. лат.).

(обратно)

217

Милосердие над нами! (лат.).

(обратно)

218

Император Карл Пятый (1500-1558) — король Испании с 1517 г. и император Священной Римской империи с 1519 г.

(обратно)

219

И с ним его прекрасную подругу... — Имеется в виду жена Александра Македонского Роксана.

(обратно)

220

Диана превратила меня в оленя, — По античному мифу, охотник Актеон увидел, богиню целомудрия и охоты Артемиду (Диану), когда она купалась в источнике. Разгневанная богиня превратила Актеона в оленя, а псы Актеона растерзали его.

(обратно)

221

Мейстера Фустиана. — Игра слов: fustian (англ.) — надутый, напыщенный, никчемный; напыщенная белиберда.

(обратно)

222

Доллар — английское название талера — серебряной монеты, имевшей хождение в Германии с начала XVI в.

(обратно)

223

... вы скажете мне, в чем дело, ежели я принесу вам ее мочу? — См. коммент. к стр. 205.

(обратно)

224

Христом спасен разбойник на кресте — то есть грешник может раскаяться и спастись в самый последний момент жизни. По евангельскому преданию (от Луки, XIII, 39-43), рядом с Христом на крестах были распяты два разбойника. Один из них, умирая, уверовал в Христа; за это ему было обещано вечное спасение.

(обратно)

225

Доктор Лопус и тот никогда не был таким доктором! — Имеется в виду придворный врач королевы Елизаветы доктор Родриго Лопес, казненный в 1594 г. как испанский шпион. Ему было предъявлено обвинение в попытке отравить королеву. Эта фраза является позднейшей вставкой, так как в то время, когда создавалась трагедия, Лопес был еще жив.

(обратно)

226

Герцог Ангальтский. — Ангальт — немецкое герцогство.

(обратно)

227

...когда у нас зима, в противоположном круге — лето, например, в Индии, в стране Савской и дальше на восток. — Марло следует здесь за английским переводом "Истории о докторе Фаусте", где Сава считается областью, граничащей с Индией.

(обратно)

228

Дардания — троянская земля, по имени легендарного родоначальника царей Трои Дардана.

(обратно)

229

Сражаясь с жалким Менелаем, шлем || Я перьями твоих цветов украшу. — Фауст описывает Троянскую войну в духе средневековых романов о Трое.

(обратно)

230

Я снова поражу в пяту Ахилла... — По "Илиаде", Ахилл должен погибнуть от руки Париса, направленной Аполлоном. Однако в "Иллиаде" ничего но говорится о "пяте Ахилла" и о неуязвимости его тела, это предание более архичесное.

(обратно)

231

Светлее, чем блистающий Юпитер, || Представший пред злосчастною Семелой... — По греческому мифу, Зевс (Юпитер) поклялся своей земной возлюбленной Семеле исполнить любое ее желание. Семела пожелала, чтобы бог явился ей во всем своем величии. Зевс, связанный клятвой, появился в сиянии молний и грохоте громов; Семела была испепелена небесным огнем.

(обратно)

232

...властелин небес || В объятиях лазурных Аретузы. — В древнегреческой мифологии Аретуза — нимфа, которую Артемида, спасая от преследования речного бога Алфея, превратила в источник. Елена сравнивается с солнцем, отраженным вместе с голубизной неба в воде ручья.

(обратно)

233

Змий, искусивший Еву, может спастись, но не Фауст... — По библейскому преданию, змий был инициатором "первородного греха": он соблазнил Еву преступить повеление бога не вкушать плоды от райского древа познания добра и зла и был проклят за это богом.

(обратно)

234

О lente, lente currite, noctis equi — О, тише, тише бегите вы, кони ночи! (лат.) — несколько измененная строка из "Любовных элегий" Овидия (1. 13. 40)..

(обратно)

235

Вы, звезды, зревшие мое рожденье, || Вы, чье влиянье смерть несло и ад... — см. коммент. к стр. 45.

(обратно)

236

Ах, Пифагор, когда б метемпсихоз || Был правдою, || Моя душа покинула б меня || И стал бы я скотом... — Учение о многократном возрождении души (метемпсихоз), возникшее в глубокой древности, разделялось греческим философом Пифагором из Самоса (около 580-500 гг. до н. э.). По его воззрениям, душа человека — частица божественного огня — в зависимости от добрых или дурных его поступков, после смерти или воссоединялась о центральным огнем, или переселялась в низшие сферы животной жизни.

(обратно)

237

...сожжена ветвь лавра Аполлона... — В древней Греции лавр считался деревом, посвященным Аполлону. Лавровая ветвь была наградой выдающимся людям.

(обратно)

238

Полночь закончила день, автор закончил свой труд (лат.).

(обратно)

239

Время создания "Мальтийского еврея" — 1589-1590 гг. На сцене трагедия была представлена не позднее, а, вероятнее всего, раньше 1592 г. Наиболее раннее из известных изданий датируется 1633 г.

Сюжет трагедии не связан с каким-либо литературным источником; отправной точкой для создания сюжета послужили некоторые исторические факты, В 1565 г. турецкий флот и армия безуспешно осаждали о. Мальту, обороняемый рыцарским орденом госпитальеров, или иоаннитов (Мальтийский орден). Среди турецких военачальников, участвовавших в войне против Мальты, был паша Селим — впоследствии султан Селим II. Еще в 1555 г. в Константинополь из Италии переселилась группа евреев (около 500 человек), возглавленная португальским евреем Микесом. При Селиме II (известном под кличкой Селим Болван) авантюрист Микес возвысился, получил в управление остров Наксос и Кикладские острова и присвоил себе европейский титул герцога. Как и Варавва у Марло, Микес вел обширную торговлю в разных странах, поддерживал тайные связи с дворами Франции и Германии и, как оказалось впоследствии, вел двойную и тройную игру. Микес был чрезвычайно богатым человеком; французское правительство заняло однажды у него сто пятьдесят тысяч дукатов. Честолюбие Микеса постепенно разгоралось: он не только вел себя как самодержавный властелин на Наксосе, но подготовлял почву для того, чтобы провозгласить себя королем Кипра и даже приготовил для этой цели корону и королевский штандарт. Микес умер в 1579 г.

Возможно, что одним из прототипов образа Вараввы послужил другой авантюрист XVI в. — Давид Пасси. Будучи приближенным султана Селима II, он информировал его о политических тайнах европейских государств и в то же время был связан с разведкой Венецианской республики и, возможно, Англии. Перед нападением турок на Мальту Пасси приготовил для них подробный макет острова и крепости.

В книге Джованни Пьетро Контарини "История событий вслед за началом войны Селима Оттоманского против венецианцев" (латинский перевод этой книги был издан в 1573 г. в Базеле) содержится биография Микеса. Сведения о Давиде Пасси Марло мог получить в круге приближенных сэра Томаса Уолсингема.

Первый перевод трагедии на русский язык (М. Шелгунова) был опубликован в 1882 г.

(обратно)

240

Гиз Генрих (1550-1588) — лидер феодально-католической группировки во Франции в 70-80-е гг. XVI в. Гиз был убит по приказу короля Генриха III, опасавшегося его притязаний на престол. Протестантская Англия ненавидела Гиза, считая его олицетворением всех пороков, распространяемых католицизмом.

(обратно)

241

Иль птицы в небе обличат убийство? — По преданию, древнегреческий поэт Ивик (VI в. до н, э.) подвергся нападению разбойников недалеко от Коринфа, и был ими смертельно ранен. Увидев в небе пролетающих журавлей, Ивнк обратился к ним — единственным свидетелям его смерти — с мольбой отомстить за убийство. Вскоре после этого один из убийц, сидя в коринфском театре" увидел журавлей и в шутку или в испуге воскликнул: "Вот мстители за Ивика", — и тем самым раскрыл тайну преступления. "Журавли Ивика" вошли в поговорку как пример неизбежного возмездия за совершенное, казалось бы, в полной тайне злое дело.

(обратно)

242

... закон, || Как у Дракона, крепок только кровью. — Дракон (VII в. до н. э.) — государственный деятель, создавший первый кодекс законов афинского государства. Законы, введенные Драконом, отличались необычайной суровостью.

(обратно)

243

Фаларис — сицилийский правитель VI в. до н. э., получивший особую известность своей жестокостью. По преданию, жертвы Фалариса сжигались заживо в раскаленном быке из меди. Фаларис был свергнут восставшим народом и сам был сожжен в медном быке.

(обратно)

244

Самниты — древнее название племени, населявшего горную часть Южной Италии. Возможно, что в оригинале было не "самниты", а другое слово.

(обратно)

245

Люди Уца. — Страна Уц — библейское название одного из районов на восточном побережье Средиземного моря.

(обратно)

246

Карат — единица веса драгоценных камней, равна 0,2 г.

(обратно)

247

Куда свой клюв поставит альциона? — Существовало поверье, что подвешенный на нити зимородок (альциона) неизменно поворачивает клюв в сторону, откуда дует ветер.

(обратно)

248

Кандия — итальянское название острова Крит.

(обратно)

249

Лига (морская) — мера длины, равна 22,26 км.

(обратно)

250

Блаженство, что обещано евреям, || И счастье, что изведал Авраам. — По библейской легенде, родоначальнику древнееврейского народа Аврааму бог предсказал, что его потомки будут обладать богатствами; сам Авраам "был очень богат скотом, и серебром, и золотом".

(обратно)

251

Вирсавия — (Беершеба) древний город между Мертвым морем и побережьем Средиземного моря.

(обратно)

252

Единственная дочь мне дорога, || Как Ифигения ее отцу. — Ифигения (греч. миф.) — дочь аргосского царя Агамемнона, предводителя греков в Троянской войне. Агамемнон вынужден был принести Ифигению в жертву Артемиде, чтобы умилостивить богиню, задержавшую греческие корабли на пути в Трою. В античном мире широкую известность получила картина на этот сюжет; на ней Агамемнон изображен прячущим скорбное лицо в складки одежды. Сравнение Авигеи с Ифигенией имеет особый смысл, так как Варавве также предстоит пожертвовать жизнью дочери.

(обратно)

253

Ego mihimet sum semper proximns (лат.) (Я себе всегда самый ближний) — неточная цитата из комедии римского драматурга Теренция "Девушка с Андроса" (IV.1.12).

(обратно)

254

...ваше первородное проклятье. — Здесь имеется в виду распространенное среди христиан представление о том, что евреи якобы навлекли на себя проклятие, не признав Христа сыном бога и требуя его казни.

(обратно)

255

Египетские казни — по библейскому преданию, десять бедствий, которые были обрушены на египетскую землю за то, что фараон не пожелал отпустить из Египта древнееврейский народ; вода превратилась в кровь, расплодились жабы, мошки, "песьи мухи"; пал скот, разразилась эпидемия, выпал град, налетела саранча, опустилась тьма, погибли первенцы египтян.

(обратно)

256

Первый двигатель (творец земли и неба) (лат.).

(обратно)

257

Иов — библейский персонаж, благочестивый богач, подвергнутый богом испытанию: он впал в нищету, лишился детей. Впоследствии к Иову вернулось благополучие.

(обратно)

258

Авигея — это имя на древнееврейском языке означает "радость отца".

(обратно)

259

Цветок душистый острова Цитеры... — Остров Кифера (Цитера) был одним из основных центров культа Афродиты, отсюда остров Цитера в переносном смысле — царство любви.

(обратно)

260

О ты, что огненным столпом провел || Израиля сынов сквозь тени ночи... — По библейскому преданию, во время исхода древнееврейского народа из Египта бог указывал ему путь, идя по ночам впереди в огненном столбе.

(обратно)

261

Не всем была моя нажива впрок (исп.).

(обратно)

262

Приятная красота денег (лат.).

(обратно)

263

Галс — курс судна относительно ветра.

(обратно)

264

...Родос, || Откуда вы пришли... Недавно пал. — Остров Родос, на котором с 1309 г. обосновался орден рыцарей-госпитальеров, был завоеван в 1522 г. Турцией.

(обратно)

265

Имеет мой король права на Мальту... — Остров Мальта издавна находился в зависимости от Сицилии. В XV в. вследствие династических браков Мальта и Сицилия перешли во владение испанских королей. В 1530 г. король Испании Карл I передал Мальту во владение ордену госпитальеров (иоаннитов), но сохранил права сюзерена на остров.

(обратно)

266

Народ... О ком никто б на свете не услышал, || Когда бы не Веспасиан и Тит... — Веспасиан Тит Флавий (9-79) руководил военными действиями римских войск в Иудее; после того, как Веспасиан в 69 г. был избран императором, войну закончил его сын Тит Флавий Сабин (40-81); он разгромил войска иудеев и приказал разрушить иерусалимский храм. Варавва хочет сказать, что, не будь проиграна война, христианство было бы задушено в зародыше.

(обратно)

267

...я не из племени Леви (Левия), — Левиты — одно из двенадцати древнееврейских племен (колен), на которое были возложены обязанности культового характера.

(обратно)

268

Я покажу, что у меня больше от змеи, чем от голубя... — По евангельской легенде, Христос, посылая апостолов проповедовать свое учение, наставлял их быть мудрыми, как змеи, и простыми, как голуби.

(обратно)

269

Философский камень — фантастическое вещество, способное превращать в золото простые металлы, а также излечивать все раны и болезни. Поэтому Варавва предлагает разбить свою голову философским камнем.

(обратно)

270

Госпожа Тщеславие — аллегорический персонаж в средневековых английских моралите.

(обратно)

271

Комментарии о Маккавеях, — Маккавейские книги — раздел Ветхого завета. Маккавеи — род, возглавивший борьбу за освобождение иудеев от сирийского владычества (II в. до н. э.).

(обратно)

272

Ормуз (Хормоз) — город и остров у входа в Персидский залив, известный торговлей пряностями, шелком, жемчугом.

(обратно)

273

Он... — филистимлянин для нас... || Ведь не от семени он Авраама. — Филистимляне — народ, населявший с VII в. до н. э. ряд городов в южной части восточного побережья Средиземного моря. Филистимляне вели ожесточенные войны с Израилем.

(обратно)

274

Мелкий посредник.

(обратно)

275

Не узрит он земли обетованной... — По библейским "пророчествам", еврейский народ должен вновь собраться в Ханаане (древнее название территории к западу от реки Иордан), и тогда наступит время всеобщего счастья и благополучия.

(обратно)

276

Мессия — по иудаистическим представлениям — избранник божий, который будет послан на землю, чтобы осуществить божественное правосудие и водворить на ней "царство небесное".

(обратно)

277

Братья якобиты — монахи доминиканского ордена. Якобитами они назывались потому, что центральная резиденция ордена помещалась в приходе церкви св. Иакова в Париже.

(обратно)

278

Девушка, здравствуй! (лат.).

(обратно)

279

Анкона — итальянский город на побережье Адриатического моря.

(обратно)

280

Канун святого Жака — см. коммент. к стр. 335.

(обратно)

281

...питье, что выпил || Великий Александр в предсмертный час. — Смерть Александра Македонского от лихорадки была ускорена выпитым на пиру вином.

(обратно)

282

Борджиа Чезаре (1476-1507) — итальянский политический и военный деятель, побочный сын Родриго Борджиа, вступившего на папский престол под именем Александра VI. Современники неосновательно считали Чезаре Борджиа, повинного во многих действительных преступлениях, отравителем отца.

(обратно)

283

Эбена сок... — Существовало поверье, что сок черного дерева (эбена) ядовит.

(обратно)

284

Коцит, Стикс (греч. миф.) — реки в подземном царстве; считалось, что воды их ядовиты.

(обратно)

285

Он твердил наизусть шейной стих, глядя на казнь монаха... — В английской судебной практике до 1827 г. существовала "привилегия духовенства", что исторически означало неподсудность духовных лиц светским судам. Для того чтобы прибегнуть к "привилегии духовенства", подсудимый должен был прочесть по-латыни 50 псалом "Miserere mei". В эпоху Марло "привилегией духовенства" пользовались не только клирики; она предоставлялась и некоторым другим категориям лиц, совершивших, например, непредумышленное убийство. В народе 50 псалом получил название "шейного стиха", так как избавлял от смертной казни (повешения).

(обратно)

286

"Сегодня тебе, завтра мне" (лат.).

(обратно)

287

Полюби меня хоть немного, но люби подольше — английская поговорка.

(обратно)

288

Великий Хан — под этим титулом в Европе были известны потомки монгольского завоевателя Чингис-хана.

(обратно)

289

Бомбарда — один из наиболее ранних типов осадных артиллерийских орудий, с калибром до 100 см. Применялась европейскими армиями в XIV-XVII вв.

(обратно)

290

...где сиракузский правил Дионисий. — Дионисий Старший (430-367 гг. до н. э.) — тиран Сиракуз с 405 г.

(обратно)

291

Кулеврина — длинноствольное артиллерийское орудие прицельного огня. Применялось в Европе в XV-XVII вв.

(обратно)

292

Трагедия "Эдуард II" была создана в конце 1591 г. или в 1592 г. Летом 1593 г. она была поставлена на театре. Наиболее раннее из известных изданий датируется 1594 г.

Сюжет "Эдуарда II" взят Марло из "Хроник Англии, Шотландии и Ирландии" Ральфа Холиншеда (издания 1586 г.); кроме того, некоторые детали пьесы заимствованы из "Новых хроник Англии и Франции" Роберга Фабиана и хроники, составленной или написанной Томасом де ла Мором. Из хроники Фабиана — насмешливая песенка шотландцев о поражении Эдуарда II в битве при Баннокберне; сцена, в которой тюремщики заставляют короля бриться, употребляя воду из лужи, опирается на сведения из хроники Томаса де ла Мора.

Наиболее существенные отступления пьесы от Холиншеда — в хронологии. Ради компактности действия Марло сближает во времени падение Гевестона и возвышение Спенсера Младшего, в то время как по хроникам между этими событиями прошло семь-десять лет. В пьесе Эдуард II умирает в пожилом возрасте, по хроникам — сорока трех лет (1327 г.). Принц Эдуард (будущий Эдуард III) родился спустя пять месяцев после смерти Гевестона. Марло делает его взрослее, чтобы не пострадало психологическое правдоподобие этого важного для идейного замысла пьесы образа.

На русский язык отдельные сцены из "Эдуарда II" переводились Н. Гербелем ("Русское слово", 1860 г., февраль; "Современник", 1864 г., август). В 1884 г. журнал "Искусство" (ээ 56-62) печатал "Эдуарда II" в переводе Родиславской; однако публикация не была закончена, В переводе А. Радловой трагедия была издана впервые в 1957 г. ("Искусство").

(обратно)

293

И как Леандра, || Что на песчаном берегу вздыхает... — Герой древнегреческой легенды Леандр каждую ночь переплывая Геллеспонт (современный Дарданелльский пролив), чтобы встретиться со своей возлюбленной Геро. См. поэму "Геро и Леандр" и комментарии к ней.

(обратно)

294

Маски — маскарадные представления, обычно на какой-либо мифологический сюжет, с пением и балетными номерами. Возникнув еще в конце XIV в., маски стали излюбленным придворным развлечением в Англии лишь в XVI в., поэтому упоминание Гевестона о масках — анахронизм. Музыка английских масок XVI в. находилась под сильным итальянским влиянием.

(обратно)

295

Клянусь богом! (франц.).

(обратно)

296

В Уилтшире, || Чтоб головы спасти нам, хватит сил. — Уилтшир — графство на юге Англии. Неясно, почему Мортимер Старший говорит об Уилтшире; его владения находились в Корке, а его племянника — в Херефорде.

(обратно)

297

Геракл по Гилу так не тосковал... — Гил (Гилас) (греч. миф.) — прекрасный юноша, любимец и оруженосец Геракла, вместе с ним участвовал в плавании за золотым руном на корабле "Арго". Во время стоянки корабля у берегов Мизии Гил утонул. Геракл, тоскуя о Гиле, отказался продолжать плавание с аргонавтами.

(обратно)

298

Тебя моим верховным камергером || Я назначаю, и секретарем || Главнейшим королевства и моим... — Верховный камергер — одна из высших английских придворных должностей; обязанности верховного камергера сводятся к участию в коронации монарха, надзору за зданиями парламента и суда в Вестминстере. Государственными секретарями стали называть лиц, ведающих королевской перепиской, лишь в царствование королевы Елизаветы I. В эпоху Эдуарда II такого титула не было, а королевской корреспонденцией ведал один человек.

(обратно)

299

Мен — остров в Ирландском море, с конца XII в. находился под протекторатом то английских, то шотландских королей.

(обратно)

300

В Тауэр иль Флит... — Тауэр — лондонская крепость на берегу Темзы, до XVI в, служила резиденцией английских королей; при этом в некоторые периоды в Тауэре содержались важнейшие государственные преступники. Но постоянной политической тюрьмой Тауэр стал лишь с XVI в. Флит — одна из крупнейших лондонских тюрем.

(обратно)

301

Лукавого француза мы изгоним... — Гевестон был сыном гасконского дворянина.

(обратно)

302

Нью-Темпл — группа зданий в Лондоне, принадлежавших до 1313 г. монашескому ордену тамплиеров, или храмовников.

(обратно)

303

Ламбет — дворец на южном берегу Темзы, лондонская резиденция архиепископа Кентерберийского.

(обратно)

304

Quam male conveniunt! — Как плохо они друг к другу подходят! (лат.) — измененное начало фразы из "Метаморфоз" Овидия (II, 846). "Nan bene conveniunt nec in una sede morantur, || Mafestas et amor" ("Между собой не дружат и всегда уживаются плохо || Вместе величье и страсть". Перев. С. В. Шервинского в книге: П. Овидий Назон, "Метаморфозы", Academia, 1937).

(обратно)

305

Папский легат. — Архиепископ Кентерберийский до Реформации XVI в. был главой английской церкви и подчинялся только римскому папе. Легатом, то есть папским послом, он не являлся; здесь речь идет о том, что архиепископ был представителем папы в широком смысле слова.

(обратно)

306

Цирцея (греч. миф.). — В "Одиссее" рассказывается о злой волшебнице Цирцее, которая живет на острове Эя. Всех людей, попадающих на остров, она обращает в животных при помощи магического жезла, Овидий в "Метаморфозах" упоминает о способности Цирцеи ходить по волнам (XIV, 48 и след.).

(обратно)

307

Гименей (греч. миф.) — бог брака у греков и римлян.

(обратно)

308

Юнона (греч. Гера) — супруга Юпитера (Зевса); частые измены мужа с земными женщинами вызывали ревность у Юноны.

(обратно)

309

Ганимед (греч. миф.) — сын дарданского царя Троя, наделенный необыкновенной красотой. Ганимеда полюбил Зевс и похитил его, приняв вид орла. На небе Ганимед стал виночерпием Зевса.

(обратно)

310

Как тяжкий молот в кузнице циклопов... — Циклопы (греч. миф.) — одноглазые великаны; в кузнице бога огня Гефеста они помогают ему ковать молнии для Зевса — громовержца.

(обратно)

311

Ах, если б фурия из ада вышла || Бескровная... — то есть бестелесная, лишенная человеческих качеств.

(обратно)

312

Черт побери! (исп.).

(обратно)

313

Лорд-маршал — в эпоху Эдуарда II — начальник рыцарских турниров и судья по делам геральдики.

(обратно)

314

Коронный секретарь — то же, что и государственный секретарь; см. коммент. к стр. 398.

(обратно)

315

Ирида (греч. миф.) — божество радуги; по представлениям древних, радуга соединяла небо и землю, поэтому Ирида считалась вестником, с быстротой ветра передающим людям волю богов. Ирида изображалась в виде крылатой девушки.

(обратно)

316

...гонец Юпитера Меркурий (миф.) — бог торговли, вестник олимпийских богов, глашатай Юпитера (Зевса).

(обратно)

317

Гефестион — товарищ детства и близкий друг Александра Македонского; принимал участие во всех его доходах. Был похоронен в Вавилоне с царскими почестями и по приказу Александра Македонского причислен к полубогам.

(обратно)

318

Патрокл — легендарный сверстник и друг греческого героя Ахилла, участвовал в Троянской войне. После того как Патрокл пал от руки Гектора, Ахилл жестоко отомстил троянцам, а тело Патрокла предал торжественному погребению.

(обратно)

319

Туллий, Октавий — Марк Туллий Цицерон (106-43 гг. до н. э.) — римский оратор, философ, государственный деятель. Гай Октавий, впоследствии Цезарь Август (63 г. до н. э.-44 г. н. э.) — первый римский император. Цицерон оказал политическую поддержку молодому Октавию; однако нет сведений о личной дружбе между ними.

(обратно)

320

Алкивиад — афинский политический деятель и полководец (V в. до н. э.), был любимым учеником Сократа.

(обратно)

321

Мидас (греч. миф.) — фригийский царь, известный своим богатством. За гостеприимство, оказанное Мидасом Силену (наставнику бога Диониса), ему было предложено выбрать любую награду. Мидас захотел, чтобы все, к чему он ни прикоснется, обращалось в золото. Желание его было удовлетворено, но так как даже пища Мидаса становилась золотом, он отказался от дара Диониса.

(обратно)

322

Протей (греч. миф.) — морское божество, подчиненное богу Посейдону (Нептуну), вещий и бессмертный старец, обладающий способностью принимать различные образы.

(обратно)

323

Тосканская шляпа. — Тоскана — область в Италии, главный город ее — Флоренция, крупнейший культурный центр в эпоху Возрождения. Итальянские моды служили образцом для английских щеголей XVI в.

(обратно)

324

Вследствие чего (лат.).

(обратно)

325

Учитывая сие (лат.).

(обратно)

326

Прикажи сейчас же, || Чтоб подали карету. — Упоминание о карете — анахронизм для эпохи Эдуарда II. В конце XVI в. кареты были еще в новинку в Англии.

(обратно)

327

Тайнмутский замок. — Тайнмут — город в Северной Англии, расположенный на реке Тайн, близ морского побережья.

(обратно)

328

Вступил в Нормандию король французский. — Это событие вымышлено Марло.

(обратно)

329

...какой девиз ты выбрал? — Девизом в средние века назывался символический рисунок на дворянском щите и подпись под ним — какое-нибудь изречение или лозунг, провозглашаемый владельцем девиза. Впоследствии "девизом" стали называть только подпись.

(обратно)

330

Равны в конечном итоге (лат.) — то есть червь доберется до самого верха дерева.

(обратно)

331

Рассказывает Плиний... — Плиний Старший (23-79) — римский политический и военный деятель, историк и натуралист. В своем труде "Естественная история" Плиний сообщает ряд сведений по астрономии, географии, зоологии, минералогии.

(обратно)

332

Всюду смерть (лат.).

(обратно)

333

Данаю, запертую в медной башне... — По греческому мифу, аргосскому царю Акрисию было предсказано, что его свергнет и убьет внук, который родится у его дочери Данаи. Чтобы предсказание не сбылось, Акрисий заточил Данаю в башню из меди. Однако Зевс проник в башню в виде золотого дождя и овладел Данаей. От этого союза родился Персей, который исполнил пророчество. О женихах Данаи в мифе нет упоминаний.

(обратно)

334

О'Нейль свирепый || С толпой ирландских кернов... — О'Нейль — имя старинного ирландского рода, к которому принадлежало много поколений ирландских вождей. В XVI в. одно из крупных ирландских восстаний против англичан было возглавлено О'Нейлем. Керн — ирландский легковооруженный пехотинец. В XIV в. Ирландия лишь номинально считалась владением английских королей. Реальной властью они обладали в юго-восточном районе Ирландии, вокруг Дублина (так называемая "Огороженная земля"). Здесь действовали английские законы и земли частично принадлежали английским помещикам. Остальная часть острова находилась под властью ирландских вождей и их дружин. Иногда английские колонисты подвергались нападениям со стороны ирландских вождей, оставшихся в пределах "Огороженной земли". Об этом и говорит Ланкастер.

(обратно)

335

Датчанин гордый властвует над морем. — Фраза Мортимера не имеет ничего общего с реальными историческими событиями.

(обратно)

336

Валуа. — Граф Карл Валуа был дядей королевы Изабеллы.

(обратно)

337

...насмешливый шотландец || Про нас такую песенку сложил... — Песенка эта подлинная; Марло нашел ее вместе с описанием пышного выезда Эдуарда II перед английскими войсками в хронике Фабиана. В песенке говорится о событиях 1314 г., когда при Баннокберне шотландские войска во главе с королем Шотландии Робертом Брюсом разгромили войска Эдуарда II, стремившегося поработить Шотландию.

(обратно)

338

Алали, алали — клич охотников, травящих зверя.

(обратно)

339

Уитмор — родовой замок Мортимера Младшего в графстве Херефорд.

(обратно)

340

...мое дворянство || Не из геральдики, а из Оксфорда. — Университетское образование, разумеется, не приносило с собой дворянства; однако оксфордские ученые пользовались большим почетом.

(обратно)

341

Плантагенеты — династия английских королей, правившая с XII по XV в.

(обратно)

342

...знамя наших предков, || Что было на пустынном берегу || У моря Мертвого водружено, || Откуда наше имя — Мортимеры... — В XVI в. было широко распространено этимологическое толкование фамилии Мортимеров как происходящей от франц. Morte mer — Мертвое море (в Палестине), берегов которого Мортимеры якобы достигли во время одного из крестовых походов. Однако подлинное происхождение этой фамилии иное. Как и большинство основателей знатных английских родов, Мортимеры пришли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем из Франции в XI в.; фамилия их ведет свое начало от деревни Мортмер (Mortmer) в Нормандии.

(обратно)

343

Скарборо — город на северо-восточном побережье Англии (Йоркшир).

(обратно)

344

Здесь на реке фламандский есть корабль. — Фламандские корабли славились своими мореходными качествами. Здесь идет речь об английском судне, построенном по фламандскому образцу.

(обратно)

345

Ты гонишь || Подобно шлюхе греческой, на гибель... — то есть подобно Елене Спартанской, чье бегство с Парисом из Греции послужило поводом для долгой и кровопролитной Троянской войны. В эпоху средневековья в христианской литературе образ Елены постоянно использовался как пример воплощенного разврата, греха прелюбодеяния.

(обратно)

346

Топор — одно, веревка же — другое... — "Честь", которую бароны оказывают Гевестону, заключается в том, что он должен будет умереть как дворянин, то есть будет обезглавлен.

(обратно)

347

...отпрыском Великого Эдварда — то есть Эдуарда I (1239-1307).

(обратно)

348

Мы слышали, что земли продает || Лорд Брюс, а с ним и оба Мортимера, — В хронике Холиншеда упоминается о том, что лорд Уильям Брюс намеревался продать часть своих земель в Уэльсе соседям — графу Херфорду и обоим Мортимерам, но что Спенсер Младший сумел с помощью короля купить эти земли, к великой досаде баронов.

(обратно)

349

...Валуа, король французский, || За то, что вы ему не присягнули, || Нормандию решил у вас отнять. — В результате наследований и брачных союзов английским королям в XIV в. принадлежали во Франции обширные владения. Французские короли считали, что верховная, "сюзеренная" власть над этими землями и городами принадлежит им, а английские короли являются лишь "держателями" и выступают в данном случае как вассалы французской короны. Поэтому от английских королей требовалась вассальная присяга, означающая обязательство оказывать сюзерену, в случае необходимости, военную помощь, а также соблюдать некоторые правила феодального этикета. Так как английские короли считали себя независимыми владетелями перешедших к ним областей, они отказывались приносить присягу. На этой почве происходили политические осложнения. Эдуард II потерял из-за отказа от вассальной присяги Карлу IV не Нормандию, а Аквитанию (область на западе Франции). Правление династии Валуа началось лишь с 1328 г.

(обратно)

350

Отныне ты лорд-канцлер... — В XIV в. лорд-канцлер был вторым после короля государственным лицом в Англии; он решал большинство судебных и финансовых дел, был наиболее влиятельным советником короля.

(обратно)

351

Ту царскую лозу, что окружает || Листами золотыми ваш венец. — Имеются в виду золотые листья на английских коронах эпохи средневековья; однако по форме они напоминают не виноградные, а земляничные листья.

(обратно)

352

Святой Георг — считался покровителем Англии, но с несколько более позднего времени.

(обратно)

353

Сэр Джон Эно. — Эно (немецкая форма — Геннегау) — графство во Фландрии, находившееся в различные эпохи в полувассальных отношениях к Франции или Бургундии, но, в сущности, независимое до XIX в., когда оно вошло в состав Бельгии. Время действия пьесы — период расцвета графства Эно. Имена его властителей вымышлены.

(обратно)

354

...чтоб жезл сломать... Спенсеру. — Речь идет о лорд-канцлерском жезле.

(обратно)

355

...на край Европы — || На берег Танаиса иль в Эно... — Танаис — греческое название Дона. В XVI в., географы считали, что Дон отделяет Европу от Азии.

(обратно)

356

Бристоль — крупный порт на западном побережье Англии.

(обратно)

357

Гарвич — порт на восточном побережье Англии.

(обратно)

358

Лонгшанк — прозвище Эдуарда I, которое он получил за свой высокий рост (long длинный, a shank голень, нога — англ.).

(обратно)

359

Райс-ап-Гоуэл — (то есть, по-уэльски, сын Гоуэла). В хронике Холиншеда упоминается о некоем Райс-ап-Гоувле, уэльском землевладельце, который незадолго до высадки королевы Изабеллы в Англии был освобожден из Тауэра.

(обратно)

360

Катилина — римский аристократ (I в. до н. э.), организовавший заговор против Римской республики с целью установить в Риме личную диктатуру. Сходство между Катилиной и Спенсером очень натянутое.

(обратно)

361

Нитский монастырь — монастырь цистерцианцев (католический монашеский орден) в г. Нит, расположенном на юге Уэльса, в графстве Гламорган.

(обратно)

362

...кто всесилен утром, || Того бессильным вечер застает. — Цитата из трагедии римского драматурга Сенеки "Тиэст" (строки. 4613-1614): Quern dies vidit veniens superbum || Hunc dies vidit fugiens jacentem. В оригинале "Эдуарда II" — латинский текст.

(обратно)

363

...Спенсер и Болдок — без других имен... — то есть без перечисления полностью их имен и титулов, как полагалось, делать в официальном приказе об аресте.

(обратно)

364

Киллингуорт — старинная форма названия города и замка Кенильуорт, в Уорикшире. Замок Киллингуорт был родовым имением графов Лестеров.

(обратно)

365

...если наглый Мортимер наденет || На голову свою венец, — пусть, боже, || Он станет пламенем неугасимым... — Здесь намек на один из эпизодов мифа об аргонавтах. Волшебница Медея, которую оставил Ясон, намереваясь жениться на Креузе, послала сопернице в подарок корону. Когда Креуза надела ее на голову, корона стала испускать языки пламени, который невозможно было потушить, и Креуза погибла.

(обратно)

366

...венок змеиный Тизифоны... — Тизифона (греч. миф.) — одна из трех фурий, божество мести; на голове ее вместо волос извивались змеи.

(обратно)

367

Баркли — название замка, от которого происходит — как это обычно бывало в эпоху феодализма — и имя его владельца, сэра Томаса Баркли.

(обратно)

368

Не надо бояться убить Эдуарда, это правильно (лат.).

(обратно)

369

Эдуарда не убивать, нужно бояться (лат.).

(обратно)

370

Лайтборн. — Фамилия убийцы Эдуарда II вымышлена Марло; она означает буквально "светоносный", или, в латинской форме, Люцифер, то есть сатана.

(обратно)

371

Аристарх — знаменитый древнегреческий грамматик (II в. до н. э.), по преданию, очень строгий со своими учениками.

(обратно)

372

Пуританин — здесь, разумеется, анахронизм.

(обратно)

373

Тягчайшее бремя (лат.).

(обратно)

374

Я принял на себя управление страной (лат.).

(обратно)

375

Major sum guam cui possit fortuna nocere — Я выше тех, кого судьба могла бы обидеть (лат.). — слова Ниобы из VI книги "Метаморфоз" Овидия (стих 195).

(обратно)

376

Таков, как видно, смысл. — Матревис читает фразу по первому способу. См. сноску на стр. 508.

(обратно)

377

Пусть тот человек погибнет (лат.).

(обратно)

378

И докрасна мне вертел раскалите. — В дальнейшем о вертеле в пьесе больше не говорится ни слова. Упоминание о нем связано с хроникой Холиншеда, где рассказывается, что убийцы Эдуарда II сначала придавили его крышкой стола, а затем проткнули ему внутренности раскаленным вертелом. Возможно, что отталкивающий характер этой детали убийства побудил Марло опустить все с ней связанное; однако упоминание о вертеле случайно осталось.

(обратно)

379

Что высечено из скалы Кавказской... — По греческому мифу, Прометей, обреченный Зевсом на вечные муки, был прикован к скале на Кавказе. Отсюда "кавказская скала" — символ твердости и жестокости.

(обратно)

380

...я как дуб Юпитера стою. — Священный дуб в Додоне (Северная Греция) считался оракулом Зевса (Юпитера). Предсказания и волеизъявления бога жрецы толковали по шелесту его листьев. Додонский дуб считался несокрушимым.

(обратно)

381

Скорее на телегу! — На телеге везли преступников к месту казни.

(обратно)

382

"Парижская резня" была написана Марло между 1590 и 1593 гг.; возможно, это его последнее драматическое произведение. Постановка пьесы состоялась в театре "Роза" в 1593 г.; единственное современное издание ее вышло без даты между 1594 и 1596 гг. Текст издания чрезвычайно испорчен: он представляет собой перепечатку не авторской рукописи, а, вероятно, небрежной записи на слух или плохого экземпляра, принадлежащего одному из театров.

Первая сцена "Парижской резни", такие эпизоды, как отравление королевы Наварры, покушение на Колиньи, подготовка к избиению гугенотов, соответствуют изложению этих событий в книге "Три части комментариев, содержащих полное и исчерпывающее рассуждение о гражданских войнах во Франции", изданной в Лондоне в 1574 г. Марло мог использовать также книгу де Серре "Жизнь Гаспара Колиньи", переведенную с французского Голдингом в 1576 г. Однако материал для пьесы он мог черпать и из других многочисленных памфлетов о французских "религиозных войнах"; возможно также, что в пьесе нашли отражение личные впечатления Марло во время поездок на континент.

Чтобы читатель мог ознакомиться с ролью исторических лиц, изображенных в пьесе, в политической борьбе 70-90-х гг. XVI в. во Франции, прилагаем краткую историческую справку. В сравнении с текстом пьесы она даст также представление о том, как драматург использовал исторический материал.

Начиная с 60-х гг. XVI столетия, в царствование последних королей из династии Валуа (Карла IX, 1560-1574; Генриха III, 1574-1588), Франция переживала эпоху глубокого внутреннего конфликта, получившего название "религиозных войн". На поверхности сложной борьбы феодально-сепаратистских групп и сторонников абсолютной монархии, на фоне антифеодальных движений народных масс происходили столкновения лагеря французских протестантов, сторонников учения Жана Кальвина, или гугенотов, и лагеря католиков, приверженцев господствующей религии. Одним из важнейших событий "религиозных войн" было массовое истребление гугенотов в Париже и других французских городах в ночь на 24 августа 1572 г., накануне дня св. Варфоломея — попытка обезглавить гугенотское движение.

Летом 1572 г. в Париж — оплот католиков — были приглажены видные деятели гугенотов: адмирал Франции Гаспар де Колиньи, королева Наварры Жанна д'Альбре, ее сын Генрих, принц Веарнский; сын выдающегося военачальника гугенотов Генрих Конде, дю Плесси, прозванный "папой гугенотов", и другие. Гугеноты должны были присутствовать на свадьбе Маргариты Валуа, сестры Карла IX, и принца Беарнского. Этот брак католички и гугенота должен был скрепить мир, заключенный враждующими сторонами в 1570 г. 9 июня Жанна д'Альбре скоропостижно умерла, по мнению современников отравленная католиками, хотя впоследствии это предположение оспаривалось. Вожди католической партии — герцог Генрих Гиз, его дядя Карл, кардинал Лотарингский и брат Карл, герцог Майенский, при полной поддержке матери короля Екатерины Медичи и ее окружения, решили привести в исполнение тайный план: вместо примирения нанести решающий удар гугенотам. Было осуществлено покушение на Колиньи. Наемный убийца Моревель, ранив адмирала, сумел скрыться. Через шесть дней после бракосочетания Генриха и Маргариты, в ночь на 24 августа, по сигналу Гизов началась жестокая резня, известная в истории под названием "Варфоломеевской ночи". В ней принимали участие, наряду с преданными лично Гизам солдатами, и часть парижан, настроенная против дворян-гугенотов, приближенные королевы: Луи де Гонзаго, герцог Неверский, Альберт де Гонди, герцог Ретский — фаворит Карла IX, а впоследствии и Генриха III, фанатичный католик Монсоро и другие. Только в Париже в эту ночь было убито около двух тысяч человек. Колиньи был убит одним из первых; Генрих Конде и принц Генрих, ставший после смерти матери королем Наварры, спаслись от смерти, перейдя в католичество. Генрих Наваррский остался заложником при дворе и вынужден был провести в плену около трех лет. Одной из жертв резни стал виднейший французский гуманист XVI в. Петр Рамус (Пьер де ла Раме, род. в 1515 г.) — филолог и философ, преследуемый католическими учеными-схоластами. После Варфоломеевской ночи война между католиками и гугенотами разразилась с новой силой.

В 1572 г. умер польский король Сигизмунд-Август, последний представитель дома Ягелло; польский престол стал вакантным. В 1573 г. сейм выбрал королем сына Екатерины Медичи Генриха Валуа, герцога Анжуйского, брата Карла IX. Депутация от польской шляхты прибыла в Париж и получила согласие на царствование от герцога. Однако, когда в следующем году Карл IX умер, Генрих Валуа, наследник французского престола, тайно бежал из Польши и вернулся в Париж, чтобы вступить на французский трон под именем Генриха III.

В борьбе против военно-религиозной организации гугенотов Гизы создали в 1576 г. Католическую лигу, стремясь вместе с тем сделать ее орудием для достижения королевской власти. В том же году Генрих Наваррский бежал из Парижа, принял вновь протестантизм и вступил в борьбу с оккупировавшими его королевство и столицу Памллону испанскими войсками. В 1580 г, между гугенотами и католиками был заключен мир, однако он длился недолго, Генрих III был бездетен, а ближайший наследник — брат короля — умер в 1585 г.; Генрих Наваррский заявил о своем праве наследовать французский престол. Война разгорелась снова. В битве при Кутра 20 октября 1587 г. католическое войско было разгромлено, командовавший им герцог Жуайез убит.

Тем временем в стане католиков начались раздоры. Генрих III, желая ослабить влияние Гизов, провозгласил себя главой Католической лиги, которая стала называться Королевской лигой. Гизы перенесли центр своей деятельности в Париж и создали в 1585 г. Парижскую лигу, направленную против короля. Когда Генрих III попытался разогнать лигу, в Париже поднялось восстание, и ему пришлось бежать из города. В декабре 1588 г. Генрих Гиз был убит по приказу короля. Это вызвало в Париже бурное возмущение, королевские войска терпели поражения от войск Парижской лиги, — в то же время с юга к Парижу двигалась армия Генриха Наваррского. В 1589 г. Генрих III заключил союз с Генрихом Наваррским; военные силы союзников двинулись на мятежный Париж. Фанатичный католик, монах доминиканского ордена Жак Клеман, подстрекаемый лигистами, пробрался в резиденцию Генриха III в Сен-Клу, предъявив подлинные и фальшивые рекомендательные письма; во время аудиенции он нанес Генриху смертельные удары отравленным кинжалом.

"Парижская резня" на русском языке публикуется впервые.

(обратно)

383

С венчальными обрядами покончив, || Мы, господа, пойдем и в божьем храме || Наш праздник завершим святою мессой. — Генрих Наваррский после венчания отказался присутствовать на католической мессе и вместе со своими приближенными покинул собор Нотр-Дам.

(обратно)

384

Конгрегации, коллегии. — Конгрегацией называлось религиозное общество, члены которого не были связаны монашеским обетом. Во главе конгрегации стояли, как правило, духовные лица. Коллегия — объединение священнослужителей, обычно при каком-либо храме.

(обратно)

385

Швейцарцы. — Королевская охрана в Париже состояла из наемных солдат-швейцарцев.

(обратно)

386

На Монфокон велю стащить я тело, || Чтоб тот, кто ненавидел крест при жизни, || По смерти на кресте в цепях повис. — Монфокон — холм в предместье Парижа Сен-Мартен, на котором возвышалась огромная виселица. Она состояла из шестнадцати каменных столбов, расположенных П-образно на каменной платформе; между собой столбы были соединены деревянными балками, с которых свисали цепи. В проемах крестообразного переплета виселицы Монфокона могли находиться одновременно до пятидесяти казненных. Особенности постройки парижской виселицы и вызывают у Марло ассоциации с крестом.

(обратно)

387

Убивайте! Убивайте! Убивайте! (франц.).

(обратно)

388

Ты смел воззвать к Христу, || Минуя всех угодников господних? — Протестанты отвергают католический культ святых и не обращаются к ним с молитвами, считая Христа единственным посредником между богом и людьми. Однако католическое вероучение не запрещает молитв, обращенных непосредственно к Христу.

(обратно)

389

Тале, Аудомар (Омер Талон, ок. 1510-1562) — французский ученый, друг и единомышленник Рамуса. Введя Тале в число действующих лиц пьесы, Марло допустил анахронизм.

(обратно)

390

Не ты ли поднял на смех "Органон"... — Труды Аристотеля по логике были собраны в византийскую эпоху в книгу под названием "Органон" (орудие, инструмент) (греч.). Рамус защищал диссертацию на тему: "Все, чему учил Аристотель, ложно". В книге "Замечания об Аристотеле" (1543) Рамус подверг критическому анализу "Органон".

(обратно)

391

Дихотомист — от дихотомия (греч.) — прием последовательного деления понятия; дихотомия широко применяется в логике Рамуса.

(обратно)

392

Эпитома (греч.). — краткое извлечение из какого-либо труда, сочинений. Здесь — в уничижительном смысле, как нечто сведенное к незначительным итогам, пустякам.

(обратно)

393

...argumentum || Testimonii est inartificiale — Основание доказательства не искусно (лат.) — В терминологии Рамуса argumentum testimonii означает основание доказательства, опирающееся на авторитет, а не на объективно истинное положение. Такое основание Рамус считает "неискусным" (мы бы сказали: "не строгим").

(обратно)

394

Я отрицаю твое доказательство (лат.)

(обратно)

395

Шекий — латинское имя немецкого профессора философии и медицины Якоба Дегена, научного противника Рамуса.

(обратно)

396

...в трех коротких положеньях || Сказал я больше, нем в трактатах он. — Имеются в виду три закона метода рассуждения, предложенные Рамусом; Шекий посвятил проблеме метода большое сочинение, в котором в очень запутанной форме излагается целых девятнадцать законов метода.

(обратно)

397

...тупые сорбоннисты... — Сорбонна — часть Парижского университета; в XVI в. была крупным католическим богословским центром крайне реакционного направления.

(обратно)

398

Московиты, — В XVI в. так называли в Западной Европе жителей Московского государства.

(обратно)

399

...сотня протестантов этот лес || Своею синагогою избрала, — По Сен-Жерменскому эдикту 1570 г. протестантам было разрешено богослужение по всему государству, кроме Парижа и его окрестностей. Место тайного богослужения протестантов называлось ими синагогой.

(обратно)

400

Памплона — столица королевства Наварра.

(обратно)

401

Да здравствует король! (франц.).

(обратно)

402

...сенат, законы ревностно блюдущий... — Речь идет о королевском совете, состоящем из принцев крови и назначаемых королем лиц.

(обратно)

403

Миньоны — личные друзья короля, фавориты. Генриха III окружала целая группа любимцев, пользовавшихся его особым расположением.

(обратно)

404

Французское ругательство.

(обратно)

405

Проклятие, он должен умереть, и он умрет (франц.).

(обратно)

406

Заложит папа свой тройной венец... — Папская корона — тиара — состоит из трех корон, символизирующих судебную, законодательную и религиозную власть пап.

(обратно)

407

Чтоб, как сенатор, я воскликнул: placet! — Здесь: угодно, полагает! (лат.) — Генрих сравнивает себя с римским сенатором эпохи цезарей, когда сенат, будучи номинально высшим государственным органом, в действительности раболепно одобрял все действия цезарей — диктаторов. Формула постановления сената была Senatui placet — сенату угодно, сенат полагает.

(обратно)

408

В Блуа решил я тайно переехать... — Блуа — город и замок на р. Луаре, к юго-западу от Парижа. В течение долгого времени замок Блуа служил королевской резиденцией.

(обратно)

409

Эй, дворянчик, эй! (франц.)

(обратно)

410

О Сикст, отмсти за это королю! — Папа Сикст V (1585-1590).

(обратно)

411

Да здравствует месса! (франц.)

(обратно)

412

Не он ли в семинарию близ Реймса || Навез попов английских из Дуэ... — В этой иезуитской семинарии обучались обращенные в католичество англичане, чтобы затем проводить на родине тайную миссионерскую и шпионскую работу. В Дуэ (Фландрия) английские католики-эмигранты основали семинарию еще в 1568 г.

(обратно)

413

Армада (испанск.) — флот. Имеется в виду попытка Филиппа II (в 1588 г.) нанести решающее поражение Англии с помощью огромного по тем временам флота (430 больших и малых судов), на котором размещался десант.

(обратно)

414

Бальи — королевский чиновник во Франции. Каждый бальи заведовал округом (бальяжем), в пределах округа в его руках сосредоточивались административные, финансовые, военные, судебные и полицейские функции. Бальи находился под непосредственным контролем короля.

(обратно)

415

Теперь обложим мы кольцом осады || Лютецию, спесивую блудницу... — Лютеция — древнее название Парижа.

(обратно)

416

Приветствует вас президент парижский... — Президент парижского парламента Ахилл де Арлей, сочувствовавший Генриху III, был в это время заключен в Бастилию. Клеман привез в Сен-Клу, подложное письмо де Арлея.

(обратно)

417

Удовлетворительной датировки фрагмента поэмы "Геро и Леандр" не существует. Можно предполагать, что он был создан или в последние годы пребывания Марло в Кембридже (ок. 1587 г.), или в 1592-1593 гг. В пользу первой точки зрения говорит то, что в тексте "Геро и Леандра" содержится много отголосков "Любовных элегий" Овидия, переведенных Марло в Кембридже, есть и заимствования из "Героинь" Овидия. Однако зрелость поэтического мастерства в "Геро и Леандре", сама незаконченность поэмы делают более убедительной датировку ее последними годами жизни Марло.

Источником сюжета "Геро и Леандра" послужила одноименная небольшая поэма, приписываемая александрийскому поэту Мусею Грамматику (V в.). Марло использовал также XVIII и XIX послания "Героинь" Овидия, которые посвящены этой легенде.

Марло чрезвычайно расширил повествование по сравнению с источниками, введя описания героев, храма Венеры, плавания Леандра через пролив и др.

В двух частях поэмы, которые были написаны Марло, античный сюжет не был доведен до конца. Выдающийся английский драматург, поэт и переводчик Джордж Чапмен, выполняя, по его словам, волю покойного Марло, завершил поэму, написав еще четыре части. Первое издание поэмы "Геро и Леандр" было осуществлено в 1598 г. На русском языке поэма публикуется впервые.

(обратно)

418

Сестиада — от Сеста (город, где жила героиня поэмы), Сестиадой здесь называется каждая из частей произведения.

(обратно)

419

Геллеспонт — древнегреческое название Дарданелльского пролива, связано с одним из эпизодов мифа о золотом руне. Дочь богини облаков Нефелы Гелла во время бегства со своим братом Фриксом на златорунном баране от мачехи Ино упала в пролив и утонула. По другому преданию, Гелла была спасена Посейдоном (Нептуном) и стала его женой.

(обратно)

420

Ее хитон был выкрашен в крови || Тех, кто на смерть пошел из-за любви. — Вероятно, речь идет о красном цвете, символизирующем кровь несчастных влюбленных.

(обратно)

421

Лоб Геро ветви мирты обвивали. — В древней Греции миртовое дерево было посвящено Афродите (Венере), поэтому Геро — жрица Афродиты — носит миртовый венок.

(обратно)

422

...хор их принимался щебетать. — Марло описывает искусно сделанную механическую игрушку, в которой при движении воды в клювах золотых птиц возникают звуки, похожие на щебет.

(обратно)

423

Колх — житель Колхиды; греки называли Колхидой юг черноморского побережья Закавказья.

(обратно)

424

Ээт — по античному мифу царь Колхиды, чародей, пытавшийся погубить греков, приплывших в Колхиду на корабле "Арго" за "золотым руном.

(обратно)

425

К нему в объятья, если бы смогла, || С небесной сферы Цинтия б сошла. — Цинтия — одно из имен Артемиды (Дианы) — богини луны, охоты и девичьего целомудрия. Леандр сравнивается с Эндимионом — погруженным в вечный сон прекрасным юношей, любоваться на которого богиня спускалась с неба каждую ночь.

(обратно)

426

...Превосходила шея белизной || Плечо Пелопа... — В греческой мифологии Пелоп — сын царя Тантала. Усомнясь во всеведении богов, отец убил его, разрезал на куски и подал богам как кушанье. Боги не прикоснулись к мясу, распознав обман, кроме богини Деметры, которая съела плечо. Боги оживили Пелопа, а бог огня Гефест изготовил Пелопу плечо из слоновой кости,

(обратно)

427

...тот, кто тенью собственной пленился... — По греческому мифу, лесная нимфа Эхо влюбилась в красивого охотника Нарцисса, но была им отвергнута. Нарцисс за свое жестокосердие должен был влюбиться в собственное изображение. Любуясь в ручье на себя, Нарцисс в конце концов превратился в цветок. Самоубийство Нарцисса, о котором говорит Марло, не соответствует мифу.

(обратно)

428

Ипполит бесстрастный... — По преданию, Ипполит, сын афинского царя Тесея, презирал женщин и предпочитал любви охоту и ристание.

(обратно)

429

Когда Диану с Латма в толщу туч || Взнесут драконы... — см. коммент. к стр. 590. Артемида, по преданию, посещала Эндимиона в гроте Латма — горного хребта в Малой Азии.

(обратно)

430

...грешным Иксионом порожденных || Существ косматых... — Иксион (греч. миф.) — царь племени лапифов и флегиев. Зевс приблизил его к богам, но Иксион вознамерился соблазнить Геру, жену Зевса. За это он был брошен в подземное царство и обречен на пытку огненным колесом. С созданной Зевсом из облака Нефелой, которой были приданы черты Геры, Иксион породил кентавров — существ с туловищем коней и человеческими грудью, руками и головой.

(обратно)

431

Юпитер, к Ганимеду ускользнувший, || Чтоб тайно изменить сестре уснувшей. — Жена Зевса (Юпитера) Гера была его сестрой.

(обратно)

432

...Марс кровожадный, бьющийся в сети, || Которую Вулкан сумел сплести... — В "Одиссее" Афродита, жена бога огня Гефеста (римск. Вулкана) изменяет ему с Аресом (римск. Марсом). Гефест изготовил тончайшую прочную сеть и набросил ее на супружеское ложе. Любовники запутались в этой сети и оказались во власти разгневанного мужа.

(обратно)

433

Сильван, который слезы льет уныло || Пред кипарисом, что когда-то был || Тем отроком, кого он так любил. — Возлюбленным Сильвана — римского лесного божества — был юноша Кипарис, который, тоскуя о любимом олене, нечаянно им убитом, превратился в дерево.

(обратно)

434

Киприда — одно из имен Афродиты. По преданию, Афродита родилась из морской пены и вышла на сушу на острове Кипр.

(обратно)

435

Любовь чужда лишь девственной Афине, || Но с ней ведь не в ладах твоя богиня. — В "Илиаде" Афродита пытается оказать помощь Аресу в борьбе против воинственной Афины. Однако Афина одним ударом повергает на землю богиню любви.

(обратно)

436

К дворцу, в котором Судьбы восседали,.. — По греческой мифологии, судьбу людей определяют мойры — богини-сестры, живущие на Олимпе. Мойра Клото прядет жизненную нить людей, Лахезис вынимает жребий, который выпадает на долю человека, а Атропос заносит в свиток то, что назначили людям ее сестры.

(обратно)

437

...В тот самый день, когда своей игрою || Навеял сон на Аргуса Гермес... — Аргус (греч. миф.) — всевидящий силач, тело которого усеяно глазами. Он стерег Ио, которую полюбил Зевс, а ревнивая Гера превратила в белоснежную корову. Гермес, сын Зевса, по повелению отца усыпил Аргуса и отрубил ему голову.

(обратно)

438

Геба (греч. миф.) — олицетворенная вечная юность, дочь Зевса и Геры, служительница богов.

(обратно)

439

Золотой век — по преданию, был на земле в царствование Крона. Люди жили в непосредственной близости к богам, не знали ни печалей, ни болезней, ни старости. Легкая смерть, похожая на сон, наступала после долгой счастливой жизни. Земля сама приносила все необходимое, без обработки.

(обратно)

440

Салмакида (греч. миф.). — Нимфа источника Салмакиса, в котором купался сын Гермеса и Афродиты Гермафродит, тщетно пыталась привлечь его любовь, Когда она обратилась с мольбой к богам, прося соединить ее с возлюбленным, они исполнили ее просьбу, — соединив их тела в одно — полумужское, полуженское.

(обратно)

441

Едва на камышах не поскользнулась... — Деталь английского быта XVI в.; пол в английских жилищах обычно устилался тростником.

(обратно)

442

...одарив его браслетом Геллы... — см. коммент. к стр. 589.

(обратно)

443

Ей показался слаще этот звук || Чем... для дельфина — песня рулевого, — В античную эпоху было распространено мнение, что дельфины приближаются к кораблю при звуках музыки.

(обратно)

444

Алкид — Геркулес, внук царя Алкея. Одним из подвигов Геркулеса было похищение золотых яблок из садов Гесперид.

(обратно)

445

Геспер (миф.) — одно из названий планеты Велеры у древних греков.

(обратно)

446

В сокращенном виде это стихотворение было опубликовано в 1599 г. (сборник "Страстный пилигрим"). Полностью оно было напечатано в следующем году в сборнике "Геликон Англии". На русском языке публикуется впервые.

(обратно)

Оглавление

А.Парфенов. Кристофер Марло

Тамерлан великий[8]

  Часть первая

    ПРОЛОГ

    Действующие лица

    АКТ I

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

    АКТ II

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

      СЦЕНА 4

      СЦЕНА 5

      СЦЕНА 6

      СЦЕНА 7

    АКТ III

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

    АКТ IV

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

      СЦЕНА 4

    АКТ V

      СЦЕНА 1

  Часть вторая

    ПРОЛОГ

    Действующие лица

    АКТ I

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

    АКТ II

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

      СЦЕНА 4

    АКТ III

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

      СЦЕНА 4

      СЦЕНА 5

    АКТ IV

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

      СЦЕНА 4

    АКТ V

      СЦЕНА 1

      СЦЕНА 2

      СЦЕНА 3

Трагическая история доктора Фауста[130]

  Действующие лица

  АКТ I

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

    СЦЕНА 4

  АКТ II

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

  АКТ III

    Пролог

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

  АКТ IV

    Пролог.

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

  АКТ V

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

  КОММЕНТАРИИ

Мальтийский еврей[239]

  Действующие лица

  Пролог

  АКТ I

  АКТ II

  АКТ III

  АКТ IV

  АКТ V

Эдуард II[292]

  Действующие лица

  АКТ I

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

    СЦЕНА 4

  АКТ II

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

    СЦЕНА 4

    СЦЕНА 5

  АКТ III

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

  АКТ IV

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

    СЦЕНА 4

    СЦЕНА 5

    СЦЕНА 6

  АКТ V

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

    СЦЕНА 4

    СЦЕНА 5

    СЦЕНА 6

    СЦЕНА 7

Парижская резня[382]

  Действующие лица

  АКТ I

    СЦЕНА 1

    СЦЕНА 2

    СЦЕНА 3

    СЦЕНА 4

    СЦЕНА 5

    СЦЕНА 6

    СЦЕНА 7

    СЦЕНА 8

    СЦЕНА 9

    СЦЕНА 10

    СЦЕНА 11

    СЦЕНА 12

    СЦЕНА 13

    СЦЕНА 14

    СЦЕНА 15

    СЦЕНА 16

    СЦЕНА 17

    СЦЕНА 18

    СЦЕНА 19

    СЦЕНА 20

    СЦЕНА 21

    СЦЕНА 22

    СЦЕНА 23

    СЦЕНА 24

    СЦЕНА 25

Геро и Леандр[417]

  СЕСТИАДА[418] ПЕРВАЯ

  СЕСТИАДА ВТОРАЯ

Страстный пастух — своей возлюбленной[446] Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg