«Пьесы»

Пьесы (fb2) - Пьесы 1846K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Иванович Мирошниченко

Пьесы

НЕПОКЛОНОВ Драма в трех частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С т е п а н  Р о м а н о в и ч  Н е п о к л о н о в — начальник Н-ского комплекса разведки и освоения новых месторождений тяжелых руд. Высок, статен, даже молодцеват, ему за сорок.

С т е л л а — его жена, талантливая художница, ей едва за тридцать.

Е г о р  А л е к с а н д р о в и ч  С а в и н с к и й — известный журналист, человек тонкий, наблюдательный, ему за сорок.

А н д р е й  К у з ь м и ч  З а с у х и н — главный инженер комплекса, человек сам в себе, высок, сухощав, ему сорок.

В а л е н т и н а — его жена, помощница Непоклонова, ей далеко за тридцать.

А н т о н  М а р т ы н о в и ч  Ч и р в а — начальник поисковой партии, среднего роста, бритоголов, ему тридцать семь.

В а с и л и с а — его жена, врач, тридцать лет.

Н и к а н о р  И в а н о в и ч  О х л о п и н — лесничий, человек философского склада ума, ему за шестьдесят.

А н н а — его дочь и помощница, натура сильная, заядлая охотница, ей двадцать семь.

Ш е в е л е в  — главный редактор еженедельника «Человек и природа», ему за пятьдесят.

П о с п е ш а е в — сотрудник еженедельника, ему за сорок.

В эпизодах

К а ш и р с к и й — профессор, учитель Непоклонова.

С т у д е н т — участник первой экспедиции.

Г л а ф и р а  П а в л о в н а — тетка Стеллы.

С в е т л а н а — подруга Стеллы.

Ж е н и х.

Х у д о ж н и к — отец жениха.

К р и т и к.

П е р в а я  с т а р у ш к а.

В т о р а я  с т а р у ш к а.

Наши дни.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Сцена еще затемнена. Раздумчиво-усталый голос режиссера-постановщика как бы предваряет сценический рассказ эпиграфом:

«Боги переносятся в человеческий пафос, а пафос конкретной деятельности представляет собой человеческий характер».

Гегель

Вспыхивает свет. Небольшой кабинет главного редактора еженедельника «Человек и природа». Спор между  Ш е в е л е в ы м  и  П о с п е ш а е в ы м  достиг критического накала.

Ш е в е л е в (мечется по кабинету). Я тебя уволю, Лев Валентинович! Нет, не уволю! Я вышибу тебя из редакции!

П о с п е ш а е в (виновато). Яков Михайлович!

Ш е в е л е в. Молчи! Ты подвел коллектив, угробил тему. И какую тему! (Садится за стол.)

П о с п е ш а е в (подсаживаясь к столу, вкрадчиво). Материал, считай, был в кармане…

Ш е в е л е в (зло). Шиш без соли у тебя в кармане! (Берет телеграмму.) А это что? (Читает.) «Все написанное Поспешаевым вынужден опровергнуть. Непоклонов». (Многозначительно.) Не-по-кло-нов! Величина. Лауреат двух Государственных!

П о с п е ш а е в. И еще одну скоро получит!

Ш е в е л е в (сбавляя тон). За что?

П о с п е ш а е в (бахвалясь осведомленностью). За новый метод разведки тяжелых руд. Ему бы уже наверняка дали, если бы…

Ш е в е л е в (нетерпеливо). Что «если бы»?

П о с п е ш а е в (кивнув на телеграмму). Такой же фортель выкинул. Отгрохал молнию в высшие инстанции. (Цитирует на память.) «Первыми в списке соискателей должны стоять фамилии Охлопина, подавшего идею поиска, и главного инженера Засухина. Мою кандидатуру прошу снять. Непоклонов».

Ш е в е л е в (мягче). А кто такой Охлопин?

П о с п е ш а е в. Старый забулдыга. Новоявленный Лука…

Входит  С а в и н с к и й. Он хмур, чем-то расстроен, в руках — верстка очередного номера.

Ш е в е л е в (выходя из-за стола). Поздравляю, Егор Александрович! (Лобызает в щеки.) Поздравляю, дружище! (Поспешаеву.) Вот на кого надо равняться.

С а в и н с к и й (угрюмо). Экая честь. (Бросает на стол верстку.) Ты лучше скажи, кому я обязан косноязычными вставками?

Ш е в е л е в (не сразу). Секретариату.

С а в и н с к и й. А в секретариате сказали, будто ты наследил.

Ш е в е л е в (надевая очки, ворчливо). Мой стиль, конечно, отличается от твоего, но…

С а в и н с к и й (твердо). Или пусть все восстановят по оригиналу, или снимай!

Ш е в е л е в (косясь на присмиревшего Поспешаева). Вот хватка! Борьба за каждое слово. За каждую запятую. Молодец. (Снимает трубку.) Секретариат? Восстановите очерк Савинского по оригиналу. Что? Да, переверстать!

С а в и н с к и й (облегченно). Спасибо, Лев Михайлович.

Ш е в е л е в. Тебе, Егор, спасибо! Слышал бы ты, что говорил сегодня на писательском пленуме первый секретарь. Давненько такого праздника не бывало на нашей улице. Твои очерки в защиту природы он цитировал несколько раз кряду.

П о с п е ш а е в. Его очерки, между прочим, цитировал и Непоклонов.

С а в и н с к и й (удивленно). Кто такой?

Ш е в е л е в. Фигура! Вот бы о ком очеркишку накатать. (И вдруг, за что-то зацепившись, Поспешаеву.) Значит, говоришь, Непоклонов почитывает наш еженедельник?

П о с п е ш а е в (вздохнув). За весь не ручаюсь. А очерки Савинского он знает.

Ш е в е л е в (с гордостью). Почитывают наш еженедельник, почитывают. (Тычет пальцем в потолок.) И там почитывают. (Савинскому.) А представь себе такую картину: разворачивает высокопоставленный товарищ свежий номер, а в нем на целую полосу очерк. Да что там на полосу. На две полосы! И не очерк, а документальная повесть о современнейшем современнике. Каково?

С а в и н с к и й (иронично). Верти дырку на лацкане и жди Указа. (Берет верстку.) Извините за бесцеремонное вторжение.

Ш е в е л е в. А ты, Егор, посиди, послушай. У меня к тебе дельце неотложное, можно сказать. (Поспешаеву.) Чего замолк? Давай, не тяни кота за хвост. Скорописью!

П о с п е ш а е в (сбитый с толку). Я что, я могу, конечно. Но о чем, собственно?

Ш е в е л е в (удивленно). Как о чем, Лева? О Непоклонове! Бегло, начерно, так сказать. Для Егора Александровича.

С а в и н с к и й (пятясь к двери). Для меня-то зачем?

Ш е в е л е в (Поспешаеву). Гони галопом по Европам. Без художественных завитушек. Но суть, соль выдай!

П о с п е ш а е в (с готовностью). Я вас понял. Перехожу сразу к соли, если позволите.

Ш е в е л е в. Присаживайся, Егор.

П о с п е ш а е в (расхаживая по кабинету). Итак, Степан Романович Непоклонов. Наш современник. Личность масштабная. И внешне и по содержанию. Большой жизнелюб. Сказать, что он эрудит, значит ничего не сказать. По призванию старатель. По образованию геолог. Третий год руководит Н-ским комплексом…

С а в и н с к и й (перебивая). Зачем мне эта информация? (Шевелеву.) Ты же знаешь: я по чужому следу не ходок.

Ш е в е л е в. Знаю. Но на сбор информации Лева угробил два с лишком месяца. При его-то пронырливости. (Поспешаеву.) Две-три зарисовки. И закругляйся.

П о с п е ш а е в (с готовностью). Усек. Зарисовка первая. (Заглядывает в блокнот.) Год одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмой. Непоклонов — студент-дипломник. Исследователь вечной пустыни, членкор Академии наук Каширский организует очередную экспедицию. В ее состав он включает и своего лучшего ученика Непоклонова. Цель экспедиции — проверить легенду о золотоносных песках. Большая часть трудного пути пройдена. По всему маршруту ведутся исследования, но увы. Каширский нервничает. Затем он внезапно занемог и умер. Не выдержало сердце. Экспедиция повернула назад. А несколько смельчаков во главе с Непоклоновым решили продолжить поиск. Много дней они двигались по карте Каширского. На одном из перепадов, очищая заброшенный колодец, Непоклонов случайно обнаружил мельчайшие крупицы рассыпного золота…

Ш е в е л е в. Позволь, Лева, тебя малость подсократить. (Савинскому.) Короче говоря, в повторную экспедицию Непоклонов подтвердил свое открытие. Вскоре ему была присвоена ученая степень. А после первых же промышленных разработок вчерашний студент стал лауреатом Государственной премии. Все деньги он ухлопал на памятник Каширскому. Сейчас бронзовый старец гордо возвышается над песками пустыни.

С а в и н с к и й. Почему бы тебе, Лева, не написать о нем?

П о с п е ш а е в (угрюмо). Я, кажется, задал нашему герою пару лишних вопросов.

С а в и н с к и й. Каких?

П о с п е ш а е в. Почему, например, он не вступает в партию?

С а в и н с к и й. И что же он ответил?

П о с п е ш а е в (вздохнув). Во всяком случае, впервые взглянул на меня внимательно. А затем в свою очередь спросил: «Вы, должно быть, очень увлекаетесь формальной логикой?» На прощанье спросил: «Почему ваш еженедельник называется «Человек и природа»? В этом названии две существенные ошибки. Первая: нарушен эволюционный цикл развития. Природа, породившая человека, должна стоять на первом месте. И вторая: слова, обозначающие вечно созидающие величины, я бы узаконил писать с большой буквы. Их не так уж много: «Природа, Мать, Земля, Любовь…» (После вздоха.) На сем мы и расстались.

С а в и н с к и й (с восторгом). Спасибо, Лева! (Шевелеву.) Больше ни слова, Яков Михайлович. Одна эта деталь стоит многого! (Взволнованно.) «Слова, обозначающие вечно созидающие величины, я бы узаконил писать с большой буквы…» (Оглядываясь на Шевелева.) И среди вечных величин Мать и Любовь… Я не дал еще согласия. Но я подумаю. Очень даже крепко подумаю. (Задержавшись у двери.) А второй твой вопрос?

П о с п е ш а е в (с сожалением). Второй вопрос был первым. Он-то и испортил все дело.

Ш е в е л е в (негодуя). Лева, как всегда, сунул нос куда заказано. Поинтересовался промышленными запасами руды. Вот и схлопотал по загривку.

П о с п е ш а е в (осторожно). Мне показалось, что Непоклонов умышленно тянет с уточнением запасов.

Ш е в е л е в. А какая ему с этого выгода?

П о с п е ш а е в. Не знаю. Игрок он крупный. И ставку всегда делал на золото. А тут руда. (После паузы.) И еще. Поиском руды занимается одно министерство. Добычей — другое. Непоклонов ухитрился взять под свое начало и добычу и разведку. Как ему это удалось — не знаю. Оба министерства пока довольны экспериментом. А вот зачем на него пошел сам Непоклонов — загадка.

С а в и н с к и й (заинтересованно). Любопытная интрижка. Я пошел думать. (Уходит.)

Ш е в е л е в (потирая руки). Кажется, он на крючке.

П о с п е ш а е в. Я про запас кое-что утаил. (Хитровато смотрит на Шевелева.) Ты помнишь статью Савинского про выставку художницы Полежаевой?

Ш е в е л е в. Ну как же. (Вспоминает.) «Песнь прекрасная, песнь раздольная» называлась.

П о с п е ш а е в (доверительно). Так вот, художница Полежаева и есть жена «современнейшего современника».

Ш е в е л е в (пораженный). Ух ты! (Хлопает себя по лбу.) А что, если?.. (Нажимает на кнопку, в микрофон.) Секретариат?! Занесите-ка мне статью Савинского о выставке художницы Полежаевой. (Подмигнув Поспешаеву.) Медведя надо обкладывать по всем правилам.

Огромный с высоким, под цвет неба, потолком кабинет Непоклонова. Справа и слева во всю стену — книжные шкафы. На первом плане — массивный, из красного дерева письменный стол, на нем — куски породы, книги, папки. Рядом со столом — большой селектор. Слева у стены — длинный стол для заседаний. В правом углу — бюст Толстого, в левом — бюст профессора Каширского. Все здесь крупно, выпукло, броско. Но даже на этом фоне высокая, статная фигура  Н е п о к л о н о в а  выглядит впечатляюще. На нем яркая, с расстегнутым воротом рубаха, рукава завернуты, вид почти домашний  С а в и н с к и й  одет официально. По усталому липу, вяловатым движениям заметно, что попал он сюда прямо с дороги. Непоклонов, сидя на подлокотнике вращающегося кресла, громко разговаривает по телефону. Савинский от нечего делать разглядывает книги, невольно прислушивается к разговору, иногда заинтересованно оглядывается.

Н е п о к л о н о в (заканчивая разговор). Воздушный мост ужасно дорог. Согласен. Но вкладывать миллионы в строительство чугунки… Что? Шоссе обойдется не дешевле. Не спеши, Вася. Запасы определим, тогда и решим, что строить. Подожди, подожди. Потому и не спешу… Боюсь ошибиться… Хорошо… Что?.. Ты опять о премии? Никакая не блажь, Вася. Премию я все равно передам Охлопину. Как за что? За открытие. И деньги и медаль тоже. Нагорит, говоришь? Турнут? А я чего добиваюсь? Геолог я, Вася. Старатель. Ты знаешь меня не один год. Закусил Непоклонов удила, лучше выпрячь его из телеги. Чего доброго, разнесет… Я не запугиваю. Дай поисковую партию. Поверь мне в последний раз. Что?.. А Каширский сколько заходов делал? То-то и оно. Он тоже отталкивался от древней легенды… Как кто возглавит? Во главе комплекса уже давно стоит Засухин… Что?.. Он такой же гигант-добытчик, как я разведчик. Теперь ты узнаешь меня?.. Вот и хорошо. Подумай, Вася. Прошу тебя и как зама министра и как друга. Будь здоров. (Кладет трубку, выходит из-за стола, весело.) Ну и как моя библиотека?

С а в и н с к и й (листая очередную книгу). У вас тут многие новинки собраны. (После паузы.) А эти карандашные пометки на полях — ваши?

Н е п о к л о н о в. Такая уж манера. Спорю, размышляю, восторгаюсь — и все на полях. (Заглядывает в книгу.) Вас, наверно, смутили крепкие выражения?

С а в и н с к и й. Нет. Поразила меткость оценок.

Н е п о к л о н о в (польщенный). К слову я неравнодушен.

Требовательный зуммер, на шкале селектора замигала лампочка.

Извините. (Наклонился к микрофону.) Слушаю тебя, Потапыч.

Г о л о с. Опять ты не подписал приказ на Чирву. Выговоряку-то он заслужил с лихвой.

Н е п о к л о н о в (притворно нежно). Дорогой мой Потапыч, а ты припомни, кому вообще я объявлял выговор?

Г о л о с. Твой принцип мне известен. Руководителя нельзя унижать взысканиями. Ну, а если к Чирве он не подходит? Я ему утверждаю район поиска согласно научной гипотезе. А его все время заносит к черту на кулички. Там не то чтобы руды, там…

Н е п о к л о н о в (перебивая строго). Тайга велика, Потапыч. И богата. Тут кроме руды есть и еще кое-что.

Г о л о с. Но деньги-то нам отпущены на поиск руды.

Н е п о к л о н о в. Я эту руду открывал на деньги, которые были отпущены на поиск золота. И, как видишь, государство не в убытке.

Г о л о с. Если нагрянет комиссия, на меня не рассчитывай.

Лампочка гаснет.

Н е п о к л о н о в (нажимая на кнопку). Валя!

П р и я т н ы й  ж е н с к и й  г о л о с. Слушаю.

Н е п о к л о н о в (подумав). Не в службу, а в дружбу, Борисовна. (Оглянулся.) Занеси-ка пару бутылочек. (Снимает с полки несколько книжек.) А автор Савинский вам знаком?

С а в и н с к и й (узнав свои книги, признательно). Польщен. (Раскрывает одну из них.) Да тут на полях целые трактаты.

Входит  В а л е н т и н а. Одета она подчеркнуто строго. Пышные волосы, большие глаза, стройная фигура, походка мягкая, вкрадчивая. Непоклонов наблюдает за Савинским. Тот ничего не замечает, увлеченно листает страницы, читает пометки на полях.

В а л е н т и н а (поставив на стол воду, Савинскому). Здравствуйте.

С а в и н с к и й (не отрываясь от книги). Здравствуйте. (Непоклонову.) А вот с этим я категорически не согласен! (Читает.) «Талантливый писатель чем-то схож с кокетливой женщиной». Ерунда. Эта ремарка тут не к месту. Да и по существу она спорна. Настоящий талант скромен. Даже, если хотите, застенчив. Ему нет нужды кривляться.

В а л е н т и н а (пытаясь обратить на себя внимание). Кокетничать и кривляться — далеко не одно и то же.

С а в и н с к и й (взглянув на нее и удивившись ее красоте, смущенно). Я имел в виду жеманство…

Н е п о к л о н о в. Простите. Я не успел вас представить. Валентина Борисовна Засухина. Моя помощница.

С а в и н с к и й (коротко). Савинский, Егор Александрович. Журналист.

В а л е н т и н а (с улыбкой). Наслышана о вас предостаточно. И очень рада, что вы такой…

С а в и н с к и й. Какой?

В а л е н т и н а (подумав). Ну, земной, что ли.

Н е п о к л о н о в (смеясь). Хорошо сказано!

Мигают сразу несколько лампочек.

В а л е н т и н а (подойдя к столу, в микрофон, тихо). Степан Романович занят. Я же вам сказала: он занят.

Г о л о с. Валь, милая! Дай-ка мне Степана.

В а л е н т и н а (строго). Не злоупотребляйте семейными связями. Он занят. (Выключает.)

Н е п о к л о н о в (смеясь). Вот так она с собственным мужем. (Деловито.) Потом соедини нас. (Савинскому.) Значит, вы за талант застенчивый? (Расхаживая по кабинету.) Мы с Борисовной знаем одного застенчивого гения. Я без иронии. Он действительно застенчив. Несколько лет протирал штаны в министерстве. Засыхал на корню, губил талант. И загубил бы. Не возьми его под свое начало пробивной человек… (И, вдруг что-то вспомнив, Валентине, требовательно.) Соедини меня с Андреем! (Савинскому.) Хорош же я хозяин. Вы-то прямо с самолета. Вот что. О талантах мы доспорим позже. А сейчас садитесь в мой драндулет и поезжайте отдыхать.

В а л е н т и н а (в микрофон). Засухин!

Г о л о с (радостно). Поздравь меня! Я, кажется, сейчас удивлю самого Непоклонова.

Н е п о к л о н о в (подходя к микрофону). Ну, давай, Андрей, удивляй.

Г о л о с. Я с группой удальцов изучил русло Быстринки. Охлопин прав. Когда-то по ней действительно сплавляли лес. Мы нашли старые примитивные запруды. Если в этих местах соорудить простейшие шлюзы, то Быстринка вплоть до Большого озера становится плотогонной. По скромным прикидкам, это в десятки раз быстрее и дешевле железнодорожной колеи. Представляешь?

Савинский, собравшись было уходить, заинтересовался разговором, присел на стул. Валентина исподволь любуется монументальной фигурой Непоклонова.

Ты чего молчишь? Не слышу непоклоновского хохота.

Н е п о к л о н о в (взволнованно). Ты помнишь пушкинского «Моцарта и Сальери»?

Г о л о с (смеясь). В наше время ядом не травят. Увольняют по собственному желанию — и баста.

Н е п о к л о н о в (Валентине, резковато). Карту!

Г о л о с (ликуя). Хочешь проверить? Проверяй, Степа, проверяй. Все расчеты государственной комиссии козе под хвост. Да здравствует местная инициатива! Перехожу на прием…

Н е п о к л о н о в. Сейчас у тебя будет вертолет. Запомни: выход из кабины до приземления запрещается. Жду.

Выключив селектор, Непоклонов некоторое время сидит неподвижно. Валентина, развернув карту на длинном столе, выжидательно смотрит на него. К карте подходит Савинский. В приоткрытую дверь боком просовывается  Н и к а н о р  О х л о п и н. Это еще крепкий старик, в выгоревшей форменной фуражке, в вылинявшей зеленоватой робе, в высоких резиновых сапогах. Кашлянув в окладистую бороду, он зыркнул на Савинского маленькими хитрыми глазками, как бы спрашивая — а это кто такой?

О х л о п и н (Непоклонову). Я могу и обождать, ежели у тебя гость поосанистей завелся.

В а л е н т и н а (осуждающе). Опять бесцеремонничаете?

О х л о п и н (добродушно). Уж так повелось у нас. Ночь аль день — один хрен. Входи не робей, и никаких гвоздей.

Н е п о к л о н о в (подходя к карте). Он действительно нашел выход. Берега тут высокие, каменистые.

О х л о п и н. Быстринка — водяниста. Силу берет от горных ключей. По весне шибко норов крут.

Н е п о к л о н о в (оглядываясь и только сейчас замечая Охлопина). Здорово, Иваныч! (Встряхивает его за плечи.) Соблазнил все-таки главного? Ну и хитер ты, ну и хитер. Чего это, думаю, матерый охотник в рыбака-недоучку обернулся? (Савинскому, смеясь.) А он, оказывается, русло реки изучал. (Смеясь.) Быть тебе лауреатом, Иваныч.

О х л о п и н (довольный похвалой). Не из корысти я, Романыч. Прижимист от природы. Оттого небось и изворотлив. Услыхал от заезжих гоголей про чугунку. Оторопь и хватила. По нашим-то хребтинам шибко не разбежишься. Строить ее будут не один год. А на вертолетах доставка руды в копеечку обходится. Ну, думаю, ежели природа-матка клад свой тут схоронила, то и тропку, чай, рядышком проторила. От естества к любой разгадке идти надобно. Тому меня дед учил, а деда — прадед.

Н е п о к л о н о в (смеясь). Мудрец ты, Иваныч! (Савинскому.) Вы еще с ним пофилософствуете. (Валентине.) Гостю отдохнуть надо. (Савинскому.) Отдыхайте. А вечером отметим приезд. Таков у нас тут обычай.

Савинский и Валентина уходят.

О х л о п и н (в сторону двери). Видать, высокого полету гусь-то. Больно ты обходителен с ним. Опять же квартировать взял к себе. За женку не боишься?

Н е п о к л о н о в. Гостиница на ремонте. (Снова вглядывается в карту.) Реки в здешних местах встают с ноября. А вскрываются в конце апреля. Если отказаться от воздушного моста…

О х л о п и н (пыхтя козьей ножкой). Я к тебе по делу. Скоро охота открывается. А хозяйка тайги будто дурману объелась. Аннушку пасет. Боюсь, подстережет где-нибудь.

Н е п о к л о н о в (думая о своем). Анна за себя постоит.

О х л о п и н (посасывая козью ножку). Мать в тоске далече заходит. (После паузы.) Может, вернем медвежонка-то?

Н е п о к л о н о в (прикидывая что-то в уме, водит карандашом по карте). Стелла к нему крепко привязалась.

О х л о п и н (рассудительно). Ребеночка ей надобно.

Н е п о к л о н о в (вскинувшись словно ужаленный, резко). Не суй свой нос куда не след! Какой раз говорю тебе?

О х л о п и н (выпустив облако дыма, спокойно). Ежели медвежонка не вернем, другое место для охоты выбирать надобно.

Н е п о к л о н о в. В Тигровой балке всегда охотились. А теперь менять? Лучшего места по всей округе не сыскать.

О х л о п и н (собираясь уходить). Что верно, то верно. Но хозяйка шибко зла. Аннушка взяла медвежонка, с нее и спрос. Дочка-то у меня одна, Романыч.

Н е п о к л о н о в. Ладно, я поговорю с женой.

О х л о п и н (с облегчением). Ну, теперь пойду. (Идет к двери, останавливается.) На пирушку-то приходить али как?

Н е п о к л о н о в. Как всегда, Иваныч.

В дверях появляется  В а л е н т и н а. Пропустив Охлопина, она плотно притворяет дверь, подходит к Непоклонову.

В а л е н т и н а (заглядывая в глаза, участливо). Ты чем-то расстроен?

Н е п о к л о н о в (с досадой). Медвежонка, видимо, придется вернуть. Представляю, как расстроится Стелла.

В а л е н т и н а (многозначительно). Будь я твоей женой… У тебя бы от мишек-малышек давно волосы поредели.

Н е п о к л о н о в (с подковыркой). Засухин, по-моему, тоже не прочь обзавестись медвежатами. Или ты щадишь его волосы?

В а л е н т и н а (со вздохом). По любви, говорят, рожать легче.

Н е п о к л о н о в (грубовато). Не знаю, не рожал.

В а л е н т и н а. А тебе никогда не вспоминается Москва? Твой любимый номер в «Метрополе»?..

Н е п о к л о н о в (сухо). Тогда я был холост. Свободен. И не знал твоего мужа. Теперь мы каждый день встречаемся. Смотрим в глаза. Нас сроднило дело. Крупное дело. Мы стали друзьями. А там, где дружба, бабе нет места. Постарайся это понять.

В а л е н т и н а (просительно). Я ведь на многое не претендую.

Н е п о к л о н о в (резко). А мне подавай или все или ничего! Твой муж чертовски талантлив. Ему улыбается Ленинская премия.

В а л е н т и н а (перебивая). Какая жестокая щедрость! А если я признаюсь, что сманила его сюда из-за тебя?

Н е п о к л о н о в (жестко). Ты сломаешь ему хребет. И на всю жизнь останешься женой заурядного инженера. Взвесь эту перспективу.

В а л е н т и н а (ревниво). Между нами стоит не он, а она…

В кабинет порывисто входит  З а с у х и н. Он высок, сутул, в простой робе, кирзовых сапогах, видимо, давно не брит, но на усталом лице торжественная улыбка.

Квартира Непоклоновых. Большая гостиная. На первом плане журнальный столик, на нем лежат газеты, журналы, вокруг столика — четыре разноцветных полукресла. У дальней стены справа — поблескивающий лаком рояль, над ним на стене висят гитара и скрипка. На торцовой стене распята огромная медвежья шкура. По обе стороны от нее висят два дорогих охотничьих ружья. Напротив стоит большой полированный стол. Во всю левую стену под небольшим углом вытянулась деревянная лестница, она упирается в небольшой балкончик, за которым видна открытая дверь, ведущая в мастерскую Стеллы. Под лестницей расположены двери комнат, кабинета и кухни. Дверь на кухню приоткрыта, хорошо слышен голос хозяйки.

Г о л о с  С т е л л ы. Мишка, перестань! Я кому сказала? Что ты делаешь с передником? Ох, какой же ты нахал.

Появляется  С т е л л а. Это невысокая, совсем еще молодая женщина. Она заметно возбуждена, хлопочет, накрывая на стол.

С т е л л а (оглядываясь на дверь, грозит кому-то бутылкой). Не ходи за мной! (Топает ногой.) Сейчас же вернись! (Совсем другим тоном, улыбаясь.) Вот умница. Я тебя сахарком премирую. (Явно волнуясь, привстает на цыпочки, заглядывает в мастерскую.)

На кухне раздается звон посуды.

Ваза! (Убегает, голос из кухни.) Мишка! Сукин ты сын. Терпенье мое кончилось. Ступай под арест.

На балкончике появляется  С а в и н с к и й. На нем белая рубаха, модный галстук, лицо чисто выбрито, от прежней усталости не осталось и следа. Опершись на перила, он задумчиво смотрит в одну точку, видимо все еще находясь под впечатлением того, что увидел в мастерской.

Ах, так ты еще сопротивляться вздумал?! Вот тебе, вот тебе!..

Возня стихает, слышны всхлипы. Из кухни появляется заплаканная Стелла.

С а в и н с к и й (спускаясь по лестнице). Что с вами? (Догадавшись.) Опять что-нибудь разбил?

С т е л л а. Хрустальную вазу. Но я сама виновата. Насыпала в нее ягод и позабыла убрать.

С а в и н с к и й (с нарочитой строгостью). Ах, проказник. Хрусталь сейчас в такой цене, а он вазы колотит.

Звонит телефон. Аппарат стоит на рояле.

С т е л л а (радостно). Степанушка! (Снимает трубку.) Ну где вы там запропастились? Все давно готово. Что?.. Отдохнул ли наш гость? (Скосившись на Савинского.) Не знаю. Сперва я донимала его расспросами о Москве. Потом он разглядывал мою мазню… Какое впечатление? Об этом я еще не успела спросить. Хорошо, ждем. (Кладет трубку, стоит не поворачиваясь.)

С а в и н с к и й (улыбаясь, присаживается к журнальному столику, перебирает журналы). Оказывается, я имею дело с подписчиками нашего еженедельника?

С т е л л а (засунув руки в карманы передника, медленно подходит к столику, садится). Я читала ваши статьи о художниках, чье творчество связано с природой. Суждения ваши бывают жестоки. Вы человек суровый. И я с робостью жду приговора.

С а в и н с к и й (улыбаясь). Мой приговор может показаться вам банальным комплиментом. (После паузы.) Скажите, картины «Геолог» и «Женщина, смотрящаяся в зеркало» написаны с реальных лиц?

С т е л л а. А вы хитрый! (Спохватившись.) Но этих картин нет в мастерской.

С а в и н с к и й. Я видел их на выставке в Москве. (Подумав.) А сегодня, кажется, встретил прототипов.

С т е л л а. И прототипы вам показались интереснее?

С а в и н с к и й (уклончиво). Как вам сказать. Один мудрый старик изрек: «От естества, к любой разгадке идти надобно».

С т е л л а. Какую же разгадку вы ищете в моих картинах?

С а в и н с к и й (не сразу). Разгадать хочется многое. Хотя палитра художника — шифр сложный.

С т е л л а. Значит, из всех картин вам запомнились две?

С а в и н с к и й. Запомнилось гораздо больше. (Подумав.) Но в «Геолога» вложено много души. В его позе, взгляде, повороте головы чувствуется большая эмоциональная сила. А какая одухотворенность в улыбке! Мне кажется, подобные полотна пишутся на высоком взлете.

С т е л л а. Ваша проницательность настораживает. (После паузы.) А на каком взлете написана «Женщина»?

С а в и н с к и й. Эта картина другого плана. Я боюсь дать ей ложное толкование. Но если женщина-художник говорит другой женщине, что она уже не так молода и не так красива, какой пытается увидеть себя в зеркале, то…

С т е л л а (нервно). То женщина-художник находится в экстазе ревности? (Оглядывается на дверь кухни, прислушивается.) Извините. Кажется, Мишутка скулит. (Быстро уходит.)

С а в и н с к и й. Почему здесь все так знакомо? (Снимает со стены гитару, пробует струны, тихонько напевает.)

Соколовский хор у Яра Был когда-то знаменит, Соколовская гитара До сих пор в ушах звенит…

С т е л л а (внося пирог). А у вас хороший голос. (Водворив пирог в центре стола.) Как там у Есенина: «Гитара милая, звени, звени!»

С а в и н с к и й. Вы любите Есенина?

С т е л л а (накрывая на стол). Степанушка заразил.

С а в и н с к и й (указывая на рояль). А на сем инструменте кто из вас солирует?

С т е л л а. Все понемножку. Я на клавиатуре каждое утро разминаю пальцы. Папа так обычно делал. И еще он любил отдыхать за роялем. Кто-то из критиков писал: живопись Полежаева музыкальна.

С а в и н с к и й (радостно). Вспомнил! (Еще раз окидывает взглядом комнату.) Все точно. И лестница такая же. И мастерская. Несколько лет назад я был в загородном доме-музее академика Полежаева. Там в одной из комнат есть и ваши ранние работы…

С т е л л а (поспешно). Были. Я давным-давно их уничтожила. (Отошла от стола, окинула его взглядом, со вздохом.) Многие из нас в те годы увлекались всякого рода «измами». Мне льстило, когда кое-кто из критиков говорил: дочь убежденного реалиста ищет свой собственный путь. (Глядя Савинскому в глаза, с вызовом.) И, видимо, я зашла бы далеко по «собственному» пути, не повстречайся мне однажды Степанушка.

С а в и н с к и й (заинтересованно). Который уже раз мы упираемся в исходную точку: Степанушка.

С т е л л а (подойдя к роялю, открывает крышку). Хотите, я что-нибудь сыграю? Хотя бы вот это. (Наигрывает романс Глинки, тихо поет, сознательно перевирая слова.)

Я помню страшное мгновенье, Передо мной явился ты…

(Взволнованно.) Видимо, у Пушкина и у Глинки тоже были свои исходные точки. И вот вам результат — бессмертное творение. (Снова наигрывает мелодию романса, неожиданно гасит звуки.) Скажите, Егор Александрович, а вы когда-нибудь любили? Сильно, страстно, до самозабвения!

С а в и н с к и й (застигнутый врасплох, неуверенно). В мои годы, естественно, каждый человек…

С т е л л а (с озорством девчонки). И вовсе не каждый! Вот вы, к примеру, не любили. Не отпирайтесь. Всяк, кто любит или любил, должен отвечать однозначно! Так отвечайте же?

С а в и н с к и й (смущаясь). В том высоком смысле, какой вы придаете этому слову, — нет, не любил.

С т е л л а (с грустью). Откуда же у вас берутся силы? Вы так неистово защищаете красоту. И вдруг… (Пристально вглядываясь в Савинского.) Тогда я расскажу вам о нашей исходной точке. Вы не против?

С а в и н с к и й. Буду признателен. (Облокотившись на крышку рояля, приготовился слушать.)

С т е л л а (теребя передник, заметно волнуется). С детства я была окружена богемой. У отца часто гостили всякого рода знаменитости. И многие пытались открыть у меня какой-нибудь талант. Отец рано овдовел. Меня воспитывала тетка, сестра отца. К самостоятельной жизни я была почти не приспособлена. А когда не стало отца, тетка превратилась в душеприказчицу. По ее твердому убеждению, я должна была выйти замуж за будущее светило. В учет бралась, естественно, и родословная. Вскоре она познакомила меня с сыном известного художника. Все как-то сразу завертелось, закружилось. И через месяц была назначена помолвка. Тетка упрямо придерживалась светских манер. В гостиной на церемонию собрался узкий круг друзей. Я, боясь скуки, пригласила самую веселую подругу. Явилась она не одна, вместе с Валентиной и ее другом. Тогда он был отрекомендован матерым таежным волком Степаном Романовичем Непоклоновым.

Где-то в середине монолога свет начинает медленно гаснуть, сосредоточиваясь только на лицах Стеллы и Савинского. Затем наступает полное затемнение. Вскоре мы слышим звон гитары, веселый, переполненный радостью голос Валентины:

Любовь — дитя, дитя свободы, Законов всех она сильней!

Когда сцена вновь освещается, то на торцовой стене, где только что красовалась медвежья шкура, висит огромная, в позолоченной богатой раме картина. Ее название «Русское раздолье» полностью соответствует содержанию. Ниже, в небольшой темной рамке, — ее копия. Напротив — все тот же полуовальный стол, заставленный бутылками, но уже в хаотичном состоянии. Пиршество временно прервано. За журнальным столиком, в одном из кресел, полулежит  В а л е н т и н а. У нее в руках гитара, она продолжает напевать арию из «Кармен». Рядом, в такой же позе, ее подруга  С в е т л а н а, яркая блондинка. У рояля о чем-то шепчутся три старушки. Одеты они в наряды эпохи нэпа. Та, которая сидит за роялем, и есть  Г л а ф и р а  П а в л о в н а, тетя Стеллы. За столом вовсю пируют два старичка. Один из них — отец жениха, известный  х у д о ж н и к, человек веселый и покладистый. Другой — к р и т и к, худосочный, желчный, пропагандист модернизма. Все присутствующие в гостиной поглядывают на открытую дверь мастерской, откуда то и дело доносится громкий саркастический хохот Непоклонова.

С в е т л а н а (прислушиваясь к хохоту, злорадно). Точно так он и над моей мазней хохотал.

В а л е н т и н а (смеясь). И ты решила подсунуть свинью подружке.

С в е т л а н а (с завистью). А что? Пусть хоть один человек скажет ей правду. А то все лебезят, чирикают, пророчат.

Слышен раскатистый хохот Непоклонова.

В а л е н т и н а (прислушиваясь). Боже мой! (С восторгом.) У меня от его смеха кровь закипает. (Обнимает гитару.) Какое счастье попасть однажды в объятия необузданной стихии.

С в е т л а н а (оглядываясь на старушек). Тише. (Прислушивается к хохоту.) Видимо, над ее последним «шедевром» смеется. «Явление в тумане». От одного названия обхохочешься.

В а л е н т и н а (с досадой). Все это, конечно, экзотично. Но скучно. Он завтра улетает. Дорога каждая минута. (Ударяя по струнам гитары.) «Эх, раз, еще раз! Еще много, много раз!»

Х у д о ж н и к (с бокалом вина, пошатываясь, подходит к картине). За тебя, Матвеюшка! За твой великий талант! (Привстает на цыпочки, целует раму.)

К р и т и к (брезгливо). Как я ненавижу наше русское чванство! До каких пор мы будем раболепствовать перед традициями, перед талантами, перед… (Машет рукой, пьет.)

Х у д о ж н и к (пьяно, ощетинясь). Не раболепствуем, сударь! Мы свято чтим наши традиции. (Указывая на картину.) Мы преклоняемся перед талантами. И потому пьем за них стоя! (Выпивает бокал.)

Слышен громкий хохот Непоклонова.

Г л а ф и р а  П а в л о в н а (поглядывая на дверь мастерской). Какая бесцеремонность.

П е р в а я  с т а р у ш к а. Светка сказала, будто он ученый. И даже государственный лауреат.

Г л а ф и р а  П а в л о в н а (Светлане). Свет, а Свет! Твой сибирский медведь и впрямь ученый?

С в е т л а н а. Ученый. Недавно докторскую защитил.

Г л а ф и р а  П а в л о в н а. Докторскую защитил, а смеяться прилично не научился.

С в е т л а н а. Он же из тайги, теть Глафир. А там у них и смеются и плачут в полный голос.

В а л е н т и н а (перебирая струны). Так смеялся после каждой победы Геракл!

В т о р а я  с т а р у ш к а (не расслышав). С меня один грек «Венеру» лепил. Тоже посмеяться был горазд.

Из мастерской выходит  С т е л л а. В глазах слезы. Вслед за ней по лестнице спускаются  Н е п о к л о н о в  и  Ж е н и х. Это совсем еще молодой человек, но держится подчеркнуто солидно. Как и его невеста, он бледен, растерян, сконфужен. Один Непоклонов весел, даже вызывающе весел. Он в новом светлом костюме, ворот рубахи расстегнут, галстук сбился куда-то в сторону, копна волос в хаотичном состоянии.

С т е л л а (сквозь слезы). Я хочу, чтобы ваш убийственный смех слышали все! Смейтесь же… (Задыхаясь.) Я никогда не просила, сейчас прошу… Смейтесь!

Г л а ф и р а  П а в л о в н а (всполошившись). Стелла! Что с тобой, детка? На тебе лица нет.

В т о р а я  с т а р у ш к а (невпопад). Ей вредно пить вино. (Игриво.) Любовь и вино в больших дозах опасны.

Н е п о к л о н о в (смеясь). Критика вреднее вина, бабушка.

В т о р а я  с т а р у ш к а (снова невпопад). В жены небось собралась — привыкай, красавица. Муж побьет, муж и пожалеет.

П е р в а я  с т а р у ш к а (ахая). Никак таежный Мефистофель довел беднягу до слез!

В а л е н т и н а (Непоклонову). Кажется, нам пора откланяться.

С т е л л а (Критику). Где же ваша шпага? Сразитесь с ним, сразитесь! Защищайте «свежее дыхание молодости».

Н е п о к л о н о в (Критику). Так это вы назвали «Геолога» «свежим дыханием молодости»?

К р и т и к (небрежно). Допустим. Что из этого следует?

Н е п о к л о н о в (подходя к столу, Критику). А то, что вы антипод Сусанина. В какое болото вы тащите живопись?

Х у д о ж н и к (с восторгом). Браво!

Ж е н и х (панически). Папа! (Непоклонову.) Сейчас же извинитесь перед Карлом Карловичем!

Н е п о к л о н о в (входя в раж, Жениху). Мой пращур был выслан на вечное поселение в Сибирь. И знаете за что? Не желал никому кланяться. И его прозвали Непоклоновым.

Ж е н и х (нервно дергая головой). Все равно нельзя оскорблять достойнейшего человека!

Н е п о к л о н о в (будто не поняв). Вы имеете в виду академика Полежаева?

С т е л л а (Непоклонову). Оставьте в покое имя отца.

Н е п о к л о н о в (впервые серьезно, страстно). Тогда зачем вы кощунствуете над ним?! Его имя — наша общая слава! Наша национальная гордость! (Указывая на дверь мастерской.) Там создавались мировые шедевры: «Восстание», «Коммуна», «Вечная весна», «Пожилой рабочий», «Русская мадонна». И, наконец, там был написан «Автопортрет». Вглядитесь в его глаза. Какая в них пронзительная сила! Какая страсть! Сколько выстраданной мудрости. И в той же мастерской малюются «Явление в тумане», «Геолог». Груда камней, именуемая «Геологом». А почему бы не назвать этот патологический выверт, к примеру, «Возлюбленный», «Карл Карлыч», «Тетя»?

Х у д о ж н и к (явно любуясь Непоклоновым, сыну). Каков, а?

Г л а ф и р а  П а в л о в н а. Однако, молодой человек, вы зарываетесь! Перед вами люди почтенного возраста.

В т о р а я  с т а р у ш к а (демонстрируя свой наряд). В этом платье я всегда на двадцать лет моложе.

С в е т л а н а (смеясь). Если бы нафталином не шибало, то можно еще десяток лет скинуть.

Ж е н и х (Светлане, в сердцах). А вам смешно?!

С в е т л а н а (Стелле). Не принимай близко к сердцу.

Х у д о ж н и к (протягивая Непоклонову бокал вина). Милостивый государь! Вы хорошо сказали о моем друге. Я рад! Вы знаете лучшие его работы. (Указывая на картину.) Полюбуйтесь. Это полотно он никогда не выставлял. Оно принадлежит законной наследнице.

Н е п о к л о н о в (вглядываясь в копию). А кому при надлежит копия?

Х у д о ж н и к (указывая на Стеллу). Тогда она была совсем еще дитя. Семиклашка…

Н е п о к л о н о в (Стелле). Злую шутку сыграла с вами академия. (Решительно.) Вернитесь снова в седьмой класс!

К р и т и к (едко). А вы не хотите вернуться в каменный век?

Ж е н и х (вне себя). Послушайте, мистер оракул! Вам давно надо указать на дверь!

В а л е н т и н а (ударяя по струнам, смеется). Скандал в благородном семействе.

Г л а ф и р а  П а в л о в н а. Какая наглость!

С в е т л а н а (смеясь). Степан Романович, пересол!

К р и т и к (иронично). У вас высоко развито чувство меры.

Х у д о ж н и к (чокаясь с Непоклоновым). За искусство, мил государь! (Восторженно.) Какой напор, какая страсть!

На протяжении всей сцены за Непоклоновым внимательно, с пристрастием наблюдают Валентина и Стелла. Первая откровенно любуется им, восторгается его темпераментом, напором, выражая свое чувство через гитару. Вторая вглядывается в него исподволь, придирчиво, через враждебное любопытство. С нею что-то происходит, но она, видимо, еще сама не понимает, что именно.

Н е п о к л о н о в (чокаясь с Художником, Стелле). За ваше возвращение! (Выпив, пожимает руку Художнику.) Как-нибудь побываю в вашей мастерской. (Всем.) Сюда я тоже загляну. Когда здесь откроют дом-музей академика Полежаева. (Стелле.) Надеюсь, вы к тому времени будете носить другую фамилию. (Уходит.)

Вслед за ним спешит Валентина. Слышен громкий хохот Непоклонова. Все разом оглядываются на дверь.

С в е т л а н а (неподвижно застывшей Стелле). Извини, но мне тоже пора. Я тебе позвоню. (Уходит.)

Г л а ф и р а  П а в л о в н а (обнимая Стеллу). Боже мой! Да ты вся дрожишь, детка.

П е р в а я  с т а р у ш к а (участливо). Выпей чего покрепче, и дрожь уймется.

В т о р а я  с т а р у ш к а (кивая на дверь). Такой не уймется. (С завистью.) А с виду форсистый, куда там.

Ж е н и х (подавая Стелле бокал). И надо же было в такой день пригласить сына мамонта.

К р и т и к (смакуя вино). Не обижайте мамонтов.

С т е л л а (выпив вино, тихо). Перестаньте… (После паузы.) Уходите. Слышите, уходите все.

Ж е н и х (растерянно). Стелла, милая. Ты, конечно, потрясена… Но здесь же вот и Карл Карлыч. И папа тоже…

С т е л л а (твердо). Я сказала — все! (И вдруг, уставясь на дверь мастерской.) Снова кто-то смеется. Какой ужасный, уничтожающий хохот… (Закрыв руками уши, убегает в первую попавшуюся дверь.)

Все словно застывают в немых позах. Свет медленно гаснет.

С наступлением полной темноты кто-то в глубоком раздумье играет на рояле. В паузах отчетливо слышны всхлипы. Луч света выхватывает заплаканное лицо Стеллы. Затем сцена постепенно освещается. Звонит телефон. Стелла нехотя берет трубку.

С т е л л а (всхлипнув, осевшим голосом). Слушаю…

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (громко). Знаете, какая шальная мысль пришла мне в голову! А что, если нам вместе махнуть в Восточную Сибирь? Туда отправляется поисковая партия. Как вам моя идейка? (После паузы.) Молчание — знак согласия. Я заказываю билеты.

С т е л л а (придя в себя, в трубку). Послушайте, Непоклонов…

В трубке короткие гудки.

Вы слышите меня. Алло! Алло! (Кладет трубку, со вздохом.) Ненормальный какой-то. (Снова перебирает клавиши, тихо поет)

Я встретил вас — и все былое В отжившем сердце ожило; Я вспомнил время золотое — И сердцу стало так…

Звонит телефон.

(Берет трубку, с тревогой.) Слушаю.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (смеясь). Вот что значит блат. Билеты — в кассе Аэрофлота. Самолет через два часа. Такси уже дежурит у подъезда. От вас до аэропорта сорок минут езды. Таким образом, времени в обрез.

С т е л л а. Вы или чудак, или…

Г о л о с (смеясь). Скорее всего второе. Но без нас, как сказал поэт, человечество впало бы в беспробудную спячку. (И без всякого перехода.) Прихватите джинсы. Практичная штука. Свитер и кеды — тоже. А спецодежду получите на месте.

С т е л л а (все еще не веря). Спасибо за советы. Но потрудитесь объяснить: чего, собственно, я не видела в вашей Сибири?

Г о л о с (решительно). Всего! Простора, от которого дух захватывает. Тишины, от которой ломит в ушах. Красоты, которая потрясает даже самые черствые души. А главное — настоящих геологов. Какие это люди, Стелла!

С т е л л а (с иронией). Могу себе представить.

Г о л о с (как о деле решенном). Итак, я буду у вас через час. Собирайтесь. Рвите со всем решительно! И с комфортом, и с нафталинными бабушками, и… (После паузы.) Впрочем, что касается жениха, тут я не советчик.

С т е л л а (прислушиваясь к коротким гудкам, в смятении). Значит, он не шутит? Он зовет меня в Сибирь. Но зачем? А потом, что скажут друзья, знакомые? (Взглянув на часы.) И тетя Глафира ушла… Как же я без нее соберусь? Что? Соберусь? Неужели я решила ехать? И с кем? (Снова смотрит на часы.) Где мой чемодан? Кажется, он в мастерской. Но чего я там не видела? (Медленно поднимается по лестнице, повторяя слова Непоклонова.) «Всего! Простора, от которого дух захватывает. Тишины… А главное — настоящих геологов».

В темноте снова слышен голос Непоклонова. Он произносит тост за талант. Застолья пока не видно, но присутствие людей, для которых говорится тост, чувствуется.

Н е п о к л о н о в (в темноте, как бы продолжая спор с Савинским, прерванный в кабинете). Нет, дорогой Егор Александрович! Ваше поклонение таланту скромному, застенчивому я не приемлю. Космические скорости не позволяют. Ждать, когда из куриного яйца проклюнется застенчивый гений, преступно! Талант должен заявлять о себе сразу и во весь голос!

С а в и н с к и й (с иронией). Находясь еще в яйце?

Н е п о к л о н о в (решительно). Если мыслить образными категориями, то именно так! И я поднимаю тост за талант смелый, дерзкий, напористый!

Яркий свет заливает сцену. В застолье сидят принаряженные люди. Они веселы, слегка хмельны, но почти все внимательно слушают  Н е п о к л о н о в а. Он в ударе, его переполняет чувство нерастраченной удали. Это чувство невольно передается и другим. Непоклонов говорит стоя, за спиной у него все та же распятая медвежья шкура, на фоне которой особенно контрастно смотрится его расшитая рубаха. По правую руку от хозяина сидит  А н т о н  М а р т ы н о в и ч  Ч и р в а. Это крепко сбитый, бритоголовый, средних лет мужчина. Рядом с ним круглолицая, бойкая на язык, непоседливая жена — В а с и л и с а. По левую руку  С т е л л а, рядом — З а с у х и н. Теперь он побрит, в светлом костюме, держится несколько скованно, все его внимание устремлено на жену. В а л е н т и н а  в ярко-оранжевом платье, ладно облегающем ее стройную фигуру. Слушая Непоклонова, она ревниво косится в сторону дочери Охлопина — А н н ы. Это скромно одетая женщина, у нее скуластое, покрытое густым загаром лицо, черные с косинкой глаза, смолистые, заплетенные в тугую косу волосы. Она почти не смотрит в сторону Непоклонова, но остро чувствует его взгляд, тонко улавливает оттенки его голоса. Савинский сидит рядом с уже успевшим захмелеть  О х л о п и н ы м: он откровенно любуется Непоклоновым.

О х л о п и н (своеобразно реагируя на тост Непоклонова). За тебя, Романыч! (Всем.) Подымем за настоящего жизнелюба!

Н е п о к л о н о в (одергивая). Спешишь, Иваныч! (Савинскому.) Свой тост я хотел бы закончить стихами поэта, мыслящего масштабами века. (Декламирует.)

Я сам иду девятым валом, И мне планеты очень мало! Вселенная мне дарит взгляды, Мне моей жизни цель ясна.

(Обняв жену за плечи.)

Всю жизнь пройдет со мною рядом В меня влюбленная весна!

(Целует ее.)

В а с и л и с а (вскакивая, тянется к нему с бокалом). Планеты нам мало, Романыч! Нам подавай Вселенную! (Пьет.) За таланты! (Передергивая плечами, выходит из-за стола.) У кого талант в ногах — выходи на круг!

О х л о п и н (молодецки подбоченясь, Стелле). Включай свою бандуру, Матвеевна! Кедровая стать против ели хочет встать! (Выходит на круг.)

В а с и л и с а (смеясь). Держись, дед! Я на поворотах резвая. (Пройдясь павой, приговаривает.)

Кедр высок, а ель кудрява, Он умен, она — лукава!

С т е л л а (включив магнитофон, отошла к роялю). Не подкачай, Иваныч!

Играет музыка. Василиса и Охлопин лихо пляшут. Тем временем Непоклонов, обойдя вокруг стола, встал перед Анной, расстегнул ворот, поправил поясок, одернул рубаху, подбоченился.

Н е п о к л о н о в (делая выпад в сторону Анны). Тряхнем охотничьей удалью, Анка!

А н н а (с вызовом). Чур потом в кусты не прятаться.

Теперь уже в перепляс вступили две пары. Но пляшут они будто не один и тот же танец. Если Василиса и Охлопин выделывают коленца просто ради забавы, то между Непоклоновым и Анной на замысловатом языке ритма, жестов, взглядов идет какой-то только им понятный разговор. Смутно догадывается о его содержании, видимо, одна Валентина. Вскоре Охлопин, подняв руки, выходит из круга. Василиса, описав круг победы, почти насильно вовлекает в танец Засухина. После быстрого кружения Анна вдруг остановилась, пошатнулась и, едва удержавшись на ногах, повисла на руке Непоклонова.

Н е п о к л о н о в (усадив Анну в кресло, с тревогой). Что с тобой?

С т е л л а (испуганно). Аня, милая! Ты так бледна.

В а л е н т и н а (поднося стакан воды). Тошнит?

А н н а (ценою большого усилия, с улыбкой). Выпила лишнее. Вот и закружилась…

В а л е н т и н а. Лишнее всегда кружит нам голову.

В а с и л и с а (весело). Мы с ней еще что-нибудь отмочим. (Валентине.) Удиви, Борисовна, московского гостя цыганщиной.

Н е п о к л о н о в (отходя от Анны, Стелле). Давай выдадим что-нибудь такое-этакое.

В а л е н т и н а (Непоклонову, тихо). И отчего это у нее голова закружилась?

Непоклонов сделал вид, что не расслышал.

С т е л л а (оставляя Анну на попечение Василисы, Непоклонову). Надо развеселить гостей.

Непоклонов, обняв жену, что-то шепчет ей на ухо. Стелла смеется, заговорщицки оглядывается на Засухина. Валентина, окинув их ревнивым взглядом, удаляется на кухню.

В а с и л и с а (Анне, тихо). Сколько месяцев?

А н н а (испуганно). Ты что?! (Пытаясь шутить.) Да и от кого тут? От медведя разве…

В а с и л и с а. Была бы охота. А понести можно и от кедра.

А н н а (смеясь). Каким манером?

В а с и л и с а. Дедовским. (Оглядев Анну, со вздохом.) Не забывай, Анка, я врач.

Пока Непоклонов и Стелла, о чем-то переговариваясь, налаживают инструменты, в застолье идет оживленный разговор.

Ч и р в а. Руду мы добываем тяжелую. Этим все сказано.

О х л о п и н (вмешиваясь). Все, да не все. (Савинскому.) Ты про себя отметь. Руду Романыч открыл случайно. Шарил он в здешних местах золотую жилу, а напал…

З а с у х и н (деликатно перебивая). Извини, Никанор Иванович. (Савинскому.) Вы интересовались историей назначения Непоклонова на должность начальника комплекса. Так вот, в случае с его назначением есть нечто прямо-таки анекдотичное. Он вел разведку на Крайнем Севере. И вдруг ему сообщают: открытое вами месторождение пускает пузыри. Он без всякого на то разрешения оставляет поисковую партию и мчится сюда. А здесь авторитетная комиссия уже успела сделать вывод: промышленные запасы руды исчерпаны. Непоклонов мечет громы и молнии. Но комиссия стоит на своем. Тогда он решил выйти на прямую связь с министром.

О х л о п и н (нетерпеливо). Погодь малость. (Савинскому.) Ты пометь себе: плакал Романыч. Такой с виду молодец, а плакал. До крайности довели его супостаты. Чую нутром, говорит, есть тут руда. А доказать не могу. Шибко убивался. Много ли, мало ли, говорю, но руда, говорю, и впрямь тут водится. Я даже секрет знаю, где ее, голубушку, искать надобно. Но сперва, говорю, клятву дай, что тайгу зазря рубить не станешь. По-хозяйски, с расчетом возьмешь все, что природа припасла, и спасибо ей скажешь. Встал тут Романыч в натуральном виде на колени, молвит: «Всем родом непоклоновским клянусь!» Поверил я. Повел его на Матвеев пупок. Так деды наши прозвали макушку одной горы. С той макушки, ежели хорошенько приглядеть наметанным глазом, многое чего можно увидеть. Твои, говорю, последователи ковыряют землю в котловине. А клад зарыт за каменным поясом. Видишь, говорю, высоченные сосны? Так вот промеж них и шарь. Не только рост, говорю, но и кора у тех сосен какая-то особенная.

С а в и н с к и й (с явной заинтересованностью). А почему же вы другим не подсказали?

О х л о п и н (отпив вина, хитровато прищурился). А другие меня не спрашивали. Каждый сам с усам. Не подступись. (Со вздохом.) И тайгу шибко жалко было. Сколько леса зазря в дым обернули.

З а с у х и н. Короче говоря, вышел он на прямую связь…

Ч и р в а (что-то вспомнив, Засухину). Прости, Андрей Кузьмич. Чтобы не нарушать последовательности. (Савинскому.) Я в то время был начальником одной из разведгрупп. Вместе со мной в вагончике жил командир авиаотряда. Мы уже сидели на чемоданах. И вдруг чуть свет врывается Непоклонов. Срывает с руки золотые часы и бац их на стол. Эти часики, говорит, вместе с браслетом потянут на полторы тысячи. Взнос за работу и за горючее. Не уложишься, рассчитаемся позже. Наличные отдал бригаде изыскателей. У них все на мази. Мне, говорит, надо сразу три вертолета. Чтобы одним махом перебросить оборудование изыскателей за каменный пояс. Мы спросонья ничего не понимаем. А Романыч волчьей хваткой берет. Командир авиаотряда взбеленился. Ты, говорит, хочешь, чтобы меня под суд отдали? Тут Романыч и расхохотался. У нас у обоих сперва волосы дыбом. А потом тоже стали нервно подхихикивать. Кончилось дело миром. Через несколько часов все мы были уже за каменным поясом. Там нас действительно ждал прямо-таки сказочный клад. Удачливый наш Романыч. По крупному счету удачливый. С таким можно на любой риск пойти…

З а с у х и н (перебивая). Ультиматум министру был в духе Непоклонова: немедленно отозвать представителей комиссии. Прекратить демонтаж оборудования. За варварские методы добычи руды освободить начальника. Объявить взыскание главному инженеру. Министр, естественно, поинтересовался, кто может возглавить дело? «Я, — сказал Непоклонов. — Но при одном условии: вся власть должна быть сосредоточена в моих руках». Министр, конечно, был озадачен. И пока он думал, Романыч отстучал сверхсрочную телеграмму заместителю Председателя Совета Министров.

Н е п о к л о н о в (смеясь, громко). Гимн во славу первопроходца Андрея Кузьмича! Слова и музыка народные. (Присев к роялю, Стелле.) И, начали!..

С т е л л а (играя на гитаре, весело напевает только что придуманные Непоклоновым куплеты).

Как по речке по Быстринке путешествовал Кузьмич! Слева звери, справа звери, впереди хохочет сыч. Слева берег, справа берег, впереди одна вода. Но Кузьмич не растерялся, смелый парень, хоть куда!

Н е п о к л о н о в (поет).

Смелый парень, бравый парень, Он открыл в Европу путь! И до озера Большого все ж добрался как-нибудь!

С т е л л а (поет).

Похудел, истосковался, даже бородой оброс.

Н е п о к л о н о в (поет).

Но комиссии из Госплана показал большущий нос!

З а с у х и н (Савинскому). Обычный непоклоновский экспромт.

Все смеются, хлопают. Из кухни появляется  В а л е н т и н а. Она, видимо, слушала куплеты, но улыбка на ее лице какая-то вымученная. Заразительнее всех хохочет Василиса.

Анна тоже улыбается, но чему-то своему, только ей понятному.

В а с и л и с а (Стелле). Эх, сейчас вальсок бы. Тот, который «смеется над всеми модами века».

С т е л л а (Непоклонову). Давай вместе.

Непоклоновы играют и слаженно поют известный романс «Вальс о вальсе».

В а с и л и с а (подходя к Савинскому). Хватит тайны выуживать из наших мужиков.

С а в и н с к и й (выходя с Василисой на круг). Я такой же танцор, как петух — молотобоец.

Медленно вальсируют.

В а л е н т и н а (Чирве, лукаво). А вы танцуете?

Ч и р в а (польщенный). С превеликим удовольствием.

Медленно кружатся.

З а с у х и н (Анне). Позвольте, Анна Никаноровна.

Теперь танцуют все, кроме Охлопина. Он изрядно захмелел, но, что-то вспомнив, встает и тихо, словно крадучись, уходит на кухню.

В а с и л и с а (танцуя с Савинским на авансцене). Правда, хорошо поют?

С а в и н с к и й. И играют — тоже.

В а с и л и с а. У них всегда весело. (Заглядывая ему в глаза.) А вы не завистливый?

С а в и н с к и й. Вроде бы нет. А что?

В а с и л и с а (доверительно). Боюсь, кто-нибудь сглазит их любовь. Семь лет живут. И никакого тебе морального износа.

С а в и н с к и й. А дети у них есть?

В а с и л и с а (оглядываясь). Тише! О детях тут не говорят.

С а в и н с к и й (недоумевая). Просветите?

В а с и л и с а (шепотом). В такие тонкости лучше не вдаваться. (Мнется.) Хотя, собственно, болезни мы не выбираем. В общем, у некоторых женщин материнство связано с большим риском для их жизни. Иногда риск почти стопроцентный.

С а в и н с к и й (потрясенный). И Стелла Матвеевна…

Продолжая разговор, они удаляются. На их место, вальсируя, выходят  А н н а  и  З а с у х и н.

А н н а (увлеченно танцуя). Почему вы забросили охоту?

З а с у х и н. Я как-то увязался за Романычем. Посмотрел, как он из ружья, словно из пистолета, одной рукой палит. Ну и, конечно, устыдился.

А н н а (с затаенной гордостью). Романыч лихой стрелок.

З а с у х и н. А он утверждает, будто вы стреляете лучше.

А н н а (принимая как должное). Я с детства небось с ружьем. Из мелкашки белку в глаз кладу. Зато Романыч в лет меня обходит. Тут ему равных нет.

З а с у х и н. Ваш отец похваляется, что в этом году охота будет особенно удачная.

А н н а. Нынешний год на зверя урожайный.

Удаляются. На их месте танцуют  В а л е н т и н а  и  Ч и р в а.

В а л е н т и н а. Стелла так любит возиться с вашими детьми. Но в последнее время они почему-то здесь не бывают. (После паузы.) Или картину написала — и с глаз долой?

Ч и р в а. С ее-то сердцем? Она вон в медвежонке и то души не чает.

В а л е н т и н а (притворно вздыхая). Бедняжка… С таким любвеобильным сердцем, наверно, жить не легко.

Из кухни доносится звон разбитой посуды. Все враз смолкают. Первой в кухню бросается Анна. Слышится возня, пьяный голос Охлопина.

Г о л о с  О х л о п и н а (видимо, медвежонку). Ты что озоруешь? Медвежий характер, он и есть медвежий. К матке кровной хочу снести. А ты горшки колотишь…

Г о л о с  А н н ы. Зачем ты прячешь его в мешок?

Г о л о с  О х л о п и н а. Хозяйка шибко зла, Аннушка. След в след ходит. Подстережет, гляди.

Г о л о с  А н н ы. Я взяла, я и ответ держать буду.

Г о л о с  О х л о п и н а (уступая). Обиженная мать — шибко злющий зверь, Аннушка.

Г о л о с  А н н ы (твердо). Посади его в клетку.

Г о л о с  О х л о п и н а. А я чо? Я с дозволения самого Романыча. Ему жизнь твоя тоже небось не ломаный пятак.

Г о л о с  А н н ы (успокаивая отца). Перед четвероногими медведицами мы устоим, батя. (Вздыхая.) А вот перед двуногими…

Г о л о с  О х л о п и н а. Само собой. Двуногий зверь — коварный зверь, Аннушка.

Свет гаснет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Тайга. Небольшая поляна. Она, видимо, расположена на вершине одного из холмов. Отсюда во все стороны открывается необъятный простор, то самое, подернутое сизой дымкой, лесистое раздолье, от которого обычно у человека дух захватывает. Перед вечерней зорькой вовсю поют птицы. На поляне пока еще никого нет, но откуда-то издали уже доносится смех Непоклонова.

Н е п о к л о н о в (появляясь на сцене, радостно). Ну, здравствуй, поляна! Как там у Кольцова? «В гости я к тебе не один пришел…» (Оглядывается, смеется).

Одет он в зеленую робу, талию туго перехватывает патронташ, утыканный гильзами, ниже болтается охотничий нож.

(Скинув с плеча несколько зайцев, по-хозяйски деловито огляделся, положил рядом с добычей ружье, нетерпеливо крикнул.) Где ты там, Егор Александрович?

С а в и н с к и й (устало передвигая ноги). Наконец-то взобрался. Аж ноги подрагивают. (Отдуваясь.) Фу-у-у!

Он тоже в новенькой зеленой робе, с ружьем, патронташ перекинут через плечо, к нему привязан чирок — вся охотничья добыча.

И все же мы первыми покорили упрямую высоту. (Валится на землю, переворачивается на спину.) Какая тут благодать.

Н е п о к л о н о в (с нотками тревоги). Боюсь, уже в третьем от нас колене человеку такой радости не испытать. (После паузы.) Один пророк сказал: «Леса предшествуют человеку, пустыни следуют за ним».

С а в и н с к и й. До самоубийства человечество не докатится. Во всяком случае, хочется в это верить.

Н е п о к л о н о в (присаживаясь рядом). Верь не верь, а Европа свои леса, считай, слопала. Америка тоже скоро прикончит. Соседи здешних мест уже давненько на голодном пайке прозябают.

Издали доносится выстрел, затем второй.

Анка палит. (Смотрит в небо, азартно.) Дикий голубок! (Становится на колени, вскидывает в одной руке ружье и, почти не целясь, стреляет.) Смотри, смотри! (Смеется.) Отлетался! (Шлет воздушный поцелуй.) До встречи в райских кущах.

С а в и н с к и й (вскочив на колени, провожает взглядом падающую птицу). Да, глаз у тебя… (Прислушиваясь, печально.) Только что тут была многоголосая жизнь. Все смолкло. (Вглядывается в Непоклонова, словно пытаясь что-то очень важное разгадать в нем.) Пятая или шестая жертва твоей безукоризненной сноровки.

Снова слышатся два выстрела кряду, затем раздается одинокий выстрел.

Н е п о к л о н о в (прислушиваясь). Вот тебе еще одна жертва.

С а в и н с к и й. Выстрелов-то было три.

Н е п о к л о н о в (со знанием дела). Дуплетом палил Антон. Дал маху. А расчетливый Никанор влепил в точку. Он зазря даже глазом не поведет. (Взглянув испытующе на Савинского.) Вот с кого бы роман настрочить.

С а в и н с к и й. Неистощимого таланта человек.

Н е п о к л о н о в (что-то вспомнив). Ты так и не ответил, почему не вступаешь в Союз писателей. Книг-то у тебя вон сколько.

С а в и н с к и й (шутя). Жду приглашения. (Подумав, серьезно.) А вообще-то писать заявление и напрашиваться в писатели не в моем характере. Долг свой многотрудный я исполняю честно. Насколько талантливо — судить не мне.

Н е п о к л о н о в (встряхнув Савинского за плечи). Опять в точку! (Ответ Савинского, видимо, задел в душе Непоклонова, что-то очень сокровенное.) Нравишься ты, Егор Александрович, мне. И знаешь чем? (Подумав.) Есть в тебе этакое осознанное человеческое достоинство. Не просто достоинство, нет. А именно осознанное. Великая это сила, Егор Александрович!

Слышится негромкий одинокий выстрел.

(Прислушивается.) Анка из мелкашки пальнула.

С а в и н с к и й (оглядываясь). Где-то совсем близко. (Переводя разговор на другую тему.) Чего она вздумала переходить в соседнее лесничество? Тут отец, обжитый угол.

Н е п о к л о н о в (высматривая что-то в небе). Временно. Пока подберут там лесничего. Старый помер. (Вскидывает ружье, прицеливается.) Нет, не достать. А красив, черт.

С а в и н с к и й (запрокинув голову). Орел.

Н е п о к л о н о в (следя за полетом). Давнишний мой соперник. Несколько раз я встречался с ним в горах. Сидит себе на скале и в ус не дует. Но у меня принцип: в сидячую птицу не стреляю. Охота — состязание в удали. У каждого должен быть шанс. На взлете тоже не бью. Сперва встань на крыло, очнись от испуга, набери скорость. Последнее мгновение должно быть прекрасно. (После паузы.) В охотничьей удали я тут одной Анке уступаю.

С а в и н с к и й (восхищаясь). Да, смелая женщина. И все же Никанор Иванович опасается, как бы хозяйка тайги ее не перехитрила.

Н е п о к л о н о в. Анку-то? (Смеется.) Эта баба трех медведиц за пояс заткнет. Отчаянная голова… (Перехватив взгляд, ответно прищурился, словно прицелился.) Что это ты в меня так вглядываешься? Вот уже две недели ты словно норовишь заглянуть в мое нутро.

С а в и н с к и й. Хочу постигнуть суть твоей натуры.

Н е п о к л о н о в (настороженно). Ну и как?

С а в и н с к и й (уклончиво). Уж шибко ты большой и разный.

Н е п о к л о н о в (парируя). Ты тоже, между прочим, не на одной пресной воде замешан.

С а в и н с к и й. Выходит, мы с тобой два сапога пара.

Н е п о к л о н о в (будто в шутку). В здешних местах говорят: не спеши пароваться, разгляди сперва, с кем будешь целоваться.

С а в и н с к и й (тоже как бы шутя, но с прицелом). Что ж, я не погребую. А тебе вроде к чужим губам не привыкать.

Н е п о к л о н о в (запрокинув голову). Не с той стороны… (Заметив в небе орла, азартно.) Дразнить вздумал?! (Вскинув ружье, стреляет.) Эх, черт, промазал!

С а в и н с к и й (глядя в небо). А ведь без него небо стало бы ниже. (Возвращаясь к прерванному разговору.) Ты начал было про какую-то сторону.

Н е п о к л о н о в (хмурясь). На мой взгляд, к постижению натуры ты делаешь заход не с той стороны.

С а в и н с к и й. Натура человеческая — предмет многосторонний.

Н е п о к л о н о в. Согласен! Но у человека моих лет заглавная сторона видна сразу. По ней обычно и определяют значимость личности в обществе.

С а в и н с к и й. Смотря в каком. В нашем, например, любая доминанта личности сводится к нулю, если она злоупотребляет своей значимостью.

Н е п о к л о н о в. Лихо. (Пройдясь по поляне, с вызовом.) Я разведчик, Егор Александрович! Бродяга, старатель! Я уже двадцать лет кочую. Мой дом — пустыни, болота, тайга. Гнус и комар знаешь сколько кровищи высосали из меня? Ее с избытком хватило бы еще на пяток Непоклоновых. Говорят, человеческая жизнь, как радуга, имеет семь цветов. Богатая палитра. Но для моей жизни этого мало. Мне подавай такую радугу бытия, чтобы глаз не оторвать. Я ненасытен. Я хочу открывать новые краски, новые чувства. «…И вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость». Так, кажется, сказал великий жизнелюб Толстой.

С а в и н с к и й (приоткрывая что-то новое в собеседнике). Может быть, и так. Но при чем здесь…

Н е п о к л о н о в (на той же ноте). А при том! Моя натура, в которую ты так придирчиво вглядываешься, почти не поддается законам нивелирующей эволюции. (Иронично.) И знаешь почему? Всеобщая эволюция, на мой взгляд, скоро преобразует человеческую сущность в квасную окрошку. В нечто приглаженное, прилизанное. Добропорядочное до тошноты.

С а в и н с к и й. Ты призываешь вернуться в пещеры?

Н е п о к л о н о в (не сбавляя тона). Я призываю вернуть человеку естественное состояние. Право на яркую индивидуальность! Даже если она в чем-то выходит за рамки общепринятых канонов. Надуманными условностями мы взнуздали физические, умственные да и духовные возможности личности. Сплошные нравственно-этические нормы не дают ей ни охнуть, ни вздохнуть. Человеку тесно в уезде, Егор Александрович!

С а в и н с к и й. Ого, куда хватил! По-латыни твой призыв, кажется, именуется имморализмом! Ты же только что убивался о варварском уничтожении лесов. А не есть ли это результат той самой разнузданности, за которую ты так страстно ратуешь?

Непоклонов собрался что-то возразить, но в это время на поляне появляется Анна. Она в спортивном костюме, в кепке, талию перехватывает патронташ, через плечо перекинута мелкокалиберка, в правой руке ружье.

А н н а (бодро, словно только что вышла на прогулку). Не слышу запаха жареной зайчатины.

Н е п о к л о н о в (радуясь ее появлению). А где же твоя добыча?

А н н а (смеясь, оглядывается). У носильщика-добровольца. (Кричит.) Андрей Кузьмич! Вам выслать подмогу?

Г о л о с (усталый). Обойдусь. Дайте немножко полюбоваться природой.

А н н а (весело, Савинскому). Вот видите, к чему приводит воспитание.

Гремит выстрел.

(Прислушивается.) Батя на подходе.

З а с у х и н (появляясь на сцене, снимает фуражку, вытирает лоб). Сконфужен, растоптан, уничтожен!

Он тоже в зеленой робе, к патронташу привязаны кряквы, несколько белок, через плечо перекинут заяц.

Н е п о к л о н о в (с подначкой). А ты, Андрей, неплохой добытчик.

З а с у х и н (присаживаясь). Я на пальму первенства не претендую. Но вот Анна Никаноровна подтвердит, как превосходно я пальнул в зайца. (Испуганно оглядывается.) Тихо! (Прислушивается, Анне.) И все же за нами кто-то следил.

На сцене появляется весь обвешанный дичью  О х л о п и н. Вслед за ним — Ч и р в а, тоже с хорошей добычей.

О х л о п и н (Чирве). Гляди-ка, Мартыныч, а молодежь-то спорее на ногу.

Ч и р в а (расстегивая патронташ). Тише бродишь, с большой добычей приходишь.

Н е п о к л о н о в (сравнивая добычу Чирвы со своей). Есть и другая присказка: стреляй раз, но непременно в глаз.

О х л о п и н (располагаясь на поляне). Тот охотник с сытым брюхом, кто с глазом и с ухом.

А н н а (направляясь в сторону, откуда только что появилась). Пойду цветов наберу.

О х л о п и н (насторожившись). Ты далече, дочка?

А н н а (скорей Непоклонову, чем отцу). Тут у подножия поздние колокольчики доцветают.

З а с у х и н (Охлопину). Там такая чащоба, там…

Н е п о к л о н о в (на что-то намекая). Ты на природу глядел? Глядел. Вот и предоставь человеку возможность цветов набрать.

З а с у х и н (смутившись). Я в том смысле…

А н н а (озорно подмигнув). И я в том же смысле. (Уходит.)

О х л о п и н (неодобрительно качая головой). Ошалела девка. Без ружья пошла.

С а в и н с к и й (Засухину). Так я и не дослушал историю открытия русского золота.

З а с у х и н (массируя икры ног). При Степане Романыче я не рассказчик. Кстати, он сам является частицей истории. (Непоклонову.) Сколько на счету твоего рода открытых месторождений?

Непоклонов, словно не слыша вопроса, медленно расхаживает по поляне, нетерпеливо поглядывает в ту сторону, куда ушла Анна. Затем, вынув из чехла охотничий нож, срезал ветку, взглянул на Засухина.

Н е п о к л о н о в (со вздохом). Главное месторождение еще не открыто. (Махнув веткой в сторону синеющих гор.) Но оно где-то там. (Охлопину.) Правильно говорю, Никанор Иваныч?

О х л о п и н (раскуривая козью ножку, не спеша). Ежели давним слухам верить, то должно быть правильно. (Савинскому.) Мой прадед от досужих людей прознал про усохшую реку. Самородки будто с гусиное яйцо там встречались. Ну, и пошел по их указке. Видать, та дорожка прямохенько в царствие божие его и привела. Дед тоже заболел золотой горячкой. (Крестится.) Царствие ему небесное. Батька на приманку желтого дьявола не клюнул. К тайге-матушке прикипел душой. И меня к ней на всю жизнь приручил. А я вот дочке заветы нашего рода-племени передаю. (Со вздохом.) Боюсь, на том и оборвется родовая нить Охлопиных. Внучка бы мне, внучка….

Н е п о к л о н о в (грубовато). Хватит вздыхать, Иваныч. (Савинскому.) История русского золота парадоксально-загадочна. Как, собственно, и вся история государства Российского. Тут такие крутые виражи, такие зигзаги, что голову можно сломать. (После паузы.) Ты древнегреческого историка Геродота читал?

С а в и н с к и й. Не помню.

Н е п о к л о н о в. Так вот, сей грек, живший в пятом веке до нашей эры, в своей знаменитой «Истории греко-персидских войн» писал о русском золоте. Мол, есть за степями русской равнины Рифейские горы, где «золото в огромных количествах». Геродот утверждал, будто «бывалые люди» своими глазами видели у туземцев-скифов уйму изделий из чистого золота. Потом на целые века о рифейском золоте забыли. Царь Иван Третий жаловался венгерскому королю: «В моей земле руда золотая и серебряная есть, да не умеют ее разделить с землей». Не смогли этого сделать русские рудознатцы вплоть до царствования династии Романовых.

З а с у х и н (оглядываясь в сторону, куда ушла Анна). Опять какой-то подозрительный треск.

О х л о п и н (озабоченно). Темнота наседает.

Н е п о к л о н о в (взглянув на часы). Анка вернется, и тронем. (Савинскому.) Петр был неистов во всем. В отечественном рудоискательстве он тоже оставил след. В тысяча семьсот девятнадцатом году был издан указ, объявивший «горную свободу». Всем и каждому было разрешено «искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь — злато, серебро, медь, олово, свинец, железо також и минералов…».

О х л о п и н (явно волнуясь за дочь, Савинскому). Петрова «горная свобода» и увела моего прадеда на тот свет. (Непоклонову.) Однако Анка долго цветы берет.

Н е п о к л о н о в (снова взглянув на часы, прошелся по поляне, резко смахнул ножом ветку, как бы в раздумье). Жертвы всегда были, есть и еще будут. Природа даром свои тайны не уступает. Петр понимал это. Понимал и не щадил живота. Ни своего, ни слуг своих. Значительных месторождений золота при нем не было открыто. Но как далеко он продвинул горнорудное дело! Михайло Ломоносов откровенно восхищался преобразователем кондовой России: «Отверсты внутренности гор сильной и трудолюбивой его рукой. Проливаются из них металлы, и не токмо внутрь отечества обильно распространяются, но и обратным образом, яко бы заемные внешним народом отдаются».

Все внимательно слушают Непоклонова, но каждый нет-нет да оглянется в сторону, куда ушла Анна. Особенно откровенно волнуется Засухин.

В начале восемнадцатого века Россия все еще прозябала без собственного золота. Хотя, если верить Геродоту, земля Рифейская когда-то родила золото, как пшеницу. Что же произошло? Особых катаклизмов за два тысячелетия земля вроде бы не претерпела. Грек, конечно, мог придумать легенду о рифейском золоте. Мог. Но вот кто-то из досужих людей вскрыл могилу туземцев-скифов. Вскрыл — и диву дался. Рудознатцы из-за крупицы золота тонны руды перетирают. А тут оказался целый клад готовых изделий. Так появились люди «тайного промысла». Или, как их еще прозвали, — «бугорщики». (Оглянулся, помолчал, к чему-то прислушался.) Вскоре древними курганами заинтересовались и служилые люди царя. Раскопки подтвердили легенду Геродота. Золото на Руси водилось, и в больших количествах…

Слышится явный треск, злой рык, а за ним раздирающий душу крик Анны.

Г о л о с  А н н ы (видимо, она застигнута врасплох). Ой! Ба-атя! Ружье, ба-атя!..

Первым, схватив ружье, метнулся на зов Непоклонов. Вслед за ним — Засухин. Другие словно окаменели. Тишина и неподвижность оставшихся на сцене длятся одно мгновение.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (властный). За дерево, Анка! Пригнись!

Звучат два щелчка. Зловещая тишина.

Фу ты, черт! (Видимо, Засухину.) Не стрелять!

С а в и н с к и й (очнувшись). Он забыл перезарядить… В орла пальнул и забыл…

Грозный, устрашающий рык.

О х л о п и н (перезаряжая ружье, Чирве). Пуля надобна! (На ходу, Непоклонову.) Романыч, стой! (Убегает.)

Савинский и Чирва, схватив ружья, тоже убегают.

Г о л о с  А н н ы (испуганно-умоляющий). Стой! Куда ты?! Зашибет!.. (Всем.) Не стрелять!..

Но выстрел все же прогремел. Слышен все нарастающий рык, возня.

(Кричит.) Нож! Она подминает…

Снова возня. Рычание зверя внезапно обрывается, словно захлебывается. Неопределенная тишина.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (прерывистый, задыхающийся). Снимите с меня лапищу чертовой бабы…

Г о л о с  А н н ы (взволнованно-тревожный). Жив!

Г о л о с  О х л о п и н а (деловой). Шевельни плечом, Романыч. Больно? Кость, кажется, цела.

Г о л о с  З а с у х и н а (виноватый). Я не задел тебя случайно?..

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (еще усталый, но уже с нотками иронии). Бекасиной дробью бьют блох, а не медведей.

Г о л о с  Ч и р в ы (о туше медведицы). Матерая.

Г о л о с  О х л о п и н а. В самое сердце пырнул. А чуток дрогни рука — справляй поминки.

Г о л о с  А н н ы (озабоченный). Роба спасла. А то бы… Ой, чего у тебя со щекой? Кровищи сколько. Пойдем перевяжу.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (смеющийся). Темпераментная особа. Как ни увертывался, лобызнула-таки.

А н н а  выводит  Н е п о к л о н о в а  на поляну. Правая щека у него окровавлена, волосы растрепаны, роба в нескольких местах разорвана. Анна не в состоянии скрыть вдруг вспыхнувшего в ней чувства. Вынув из сумки походную аптечку, она достала вату, осторожно врачует рану.

А н н а (улучив минутку, оглянулась, прижалась губами к его щеке). Не сносить тебе буйной головушки.

Н е п о к л о н о в (шевельнув плечом, скривился). Ух ты. Кажется, малость того. (Смеясь.) Какой теперь из меня мужик?

А н н а (накладывая пластырь, заметила Засухина). Жена небось внакладе не будет.

Н е п о к л о н о в (Засухину). А вот и мой спаситель.

З а с у х и н (потрясенный). Кошмар какой-то. Но ты действительно жив…

Н е п о к л о н о в (ощупывая себя, смеется). Твоими заботами. (Появившемуся Савинскому.) Кузьмич-то наш все время мазилой прикидывался. А тут взял и влепил в ноздрю горяченькую горошину. Пока хозяйка чихала, я и доконал ее. (Окончательно придя в себя, смеется.) После таких объятий надо уходить в монастырь.

Г о л о с  О х л о п и н а (Чирве). Давай свежевать, пока не остыла. Шкура шибко хорошая.

Н е п о к л о н о в (Охлопину). Раздевай ее. Иваныч! И крови нацеди в фляжку. Я люблю горячую кровь! (Савинскому.) Что это ты будто поломанный? Не вмещаюсь в рамки? Так ты раздвинь их. (Хохочет.)

Свет гаснет. Но и в наступающей темноте слышен смех Непоклонова, переходящий в торжествующий хохот.

Рубленая изба — зимовье. Просторная комната слабо освещена керосиновой лампой. В правом углу, у печки колдуют  О х л о п и н  и  Ч и р в а. У левой стены, напротив небольшого оконца, за грубо, но добротно сработанным столом сидят  С а в и н с к и й  и  З а с у х и н. На фоне торцовой стены видна массивная дверь, ведущая в комнату, где находятся Анна и захворавший Непоклонов.

З а с у х и н (продолжая разговор, Савинскому, возбужденно). Лично для меня работа с ним дала многое. Больше, чем годы прозябания в министерстве. И не только в смысле практического опыта. Нет. Человеку нужна Архимедова точка опоры. С ее помощью он может скорее достигнуть заветной цели. Непоклонов любит повторять: чем смелее, масштабнее человек мыслит, тем размашистее его практические дела. И он прав.

С а в и н с к и й. Как всегда?

З а с у х и н. Вас смущают постоянные ссылки на его авторитет?

С а в и н с к и й. А вас?

З а с у х и н (после паузы). Честно говоря, не задумывался. Но личность он, конечно, гипнотизирующая.

С а в и н с к и й. Гипнозом не только лечат, но и калечат. (После паузы.) Давно ли ваша жена произведена в ранг помощницы?

З а с у х и н (тоже тихо). Год с небольшим. По образованию она инженер-изыскатель. Но профессия, сами понимаете, не для избалованной женщины. (Доверительно.) Мне долго пришлось уламывать Непоклонова, чтобы он взял ее к себе.

С а в и н с к и й (внимательно взглянув на собеседника). Она довольна должностью?

З а с у х и н (не сразу). Вполне. На работу каждый раз собирается словно бы на праздник…

О х л о п и н (от печки, Савинскому). Егор Александрович! А ты в заморских странах бывал?

С а в и н с к и й. Случалось.

О х л о п и н. Чего ты там едал?

С а в и н с к и й. Всякую всячину.

О х л о п и н. Шашлыком из свежей медвежатины, случаем, не потчевали?

С а в и н с к и й (улыбаясь). Живыми устрицами угощали. Дождевых червей и прочих каракатиц тоже подсовывали.

О х л о п и н (подкладывая в печь дрова). Тьфу! Хреново, значит, у них насчет жратвы-то? В другой раз, ежели на устриц будут подбивать, ты к нам заворачивай. (Чирве, поучая.) Потроха-то из утки вынь. А перо не тронь. Тушку в глину заверни, пущай она мал-мала обсохнет. Опосля всего мы на горячих углях ее закалим. Про соль и лавруху не забудь.

Из соседней комнаты выходит  А н н а, у нее в руках мокрое полотенце. Она быстро, ни на кого не глядя, проходит в сени. Ее лицо, как маковый цвет в росное утро, светится радостью. Охлопин, скосившись на дочь, хотел было справиться о здоровье Непоклонова, но не успел, неопределенно покачал головой.

Ч и р в а (шутя). При такой няньке я тоже не прочь поболеть.

О х л о п и н (в приоткрытую дверь, Непоклонову). Ну что, легчает, Романыч?

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а. Жар вроде спал.

О х л о п и н. Ты зельем-то не гребуй. В травах вся сила. (Оглядываясь, заговорщицки.) А хошь, для запивочки стограммовочку налью?

А н н а (выкручивая на ходу полотенце). Никаких стограммовочек! (Плотно притворяет дверь.)

О х л о п и н (Чирве). Видал?

Ч и р в а (возясь с уткой). Хороша у тебя дочь, Никанор.

Свет смещается на Савинского и Засухина.

З а с у х и н (продолжая все тот же разговор о Непоклонове). Я еще и еще раз подтверждаю: его разговор с заместителем министра не вельможное позерство. Он действительно хочет возглавить поисковую партию. Поиск этого месторождения — не прихоть, не тоска по острым ощущениям. А святейший долг. Он дал слово матери отыскать древнее месторождение. И тем самым реабилитировать доброе имя отца…

С а в и н с к и й (удивленно). Простите, но вы обозначили совершенно неожиданный поворот.

З а с у х и н (спохватившись). Я, кажется, сболтнул лишнее. Про отца я случайно узнал от Стеллы. И, естественно, дал ей честное слово…

С а в и н с к и й. Считайте, что я ничего не слышал.

З а с у х и н (не сразу, но доверительно). Уж если проговорился, то слушайте. (Нерешительно.) Отец у Степана Романыча был известный геолог. Летом тысяча девятьсот сорок третьего года под его началом здесь неподалеку была высажена поисковая партия. Разведка велась до глубокой осени. Но результатов не дала. Больше того: трагически погибли два геолога. Поисковая группа вернулась на базу ни с чем. Кто-то настрочил донос, обвинив во всех грехах руководителя. В дело вмешались следственные органы. На квартире у Непоклоновых хранились образцы породы. В коллекции оказалось и несколько небольших самородков, найденных еще прадедом. Прадед, к сожалению, от долгого скитания по тайге остаток жизни провел в полубреду. Родного сына принимал то за тигра, то за медведя. Но когда наступало малейшее просветление, он снова собирался в поход за золотом. Видимо, пересказ семейной трагедии не возымел должного действия на строгих судей. Непоклонов-старший был исключен из партии. А затем отправлен в штрафной батальон. В сорок третьем зимой он погиб. Вот, собственно, все, что я знаю.

С а в и н с к и й (признательно). Спасибо вам. Эта история многое меняет. (Подумав.) Очень даже многое, Андрей Кузьмич.

Небольшая комнатушка, где находятся захворавший Непоклонов и Анна. Тускло горит керосиновая лампа. Н е п о к л о н о в  лежит на невысоком, но довольно широком настиле. На правой щеке у него пластырь, левое плечо и часть руки обернуты мокрым полотенцем. А н н а, все такая же светящаяся, взволнованная, сидит на краю настила. Прижав правую руку Непоклонова к своему животу, она к чему-то прислушивается.

А н н а (радостно). Ну, теперь слышишь?

Н е п о к л о н о в (привлекая ее к себе, взволнованно). Спасибо тебе… Анка. Я заподозрил еще там, у нас… Когда тебе вдруг дурно стало.

А н н а. Ты заподозрил. А Василиса тут как тут. Ее не проведешь. (С сожалением, но решительно.) Теперь я могу спокойно переходить в соседнее лесничество.

Н е п о к л о н о в. А отчего именно теперь?

А н н а. За жену твою боялась. Хозяйка поблизости шастала. (После паузы.) Я не раз ее на мушке держала. (Вздохнув.) Больно ласкова она к детенышу. Сперва медвежонка сиротить жалко было. Ну, а потом и во мне другая жизнь зародилась….

Н е п о к л о н о в (неистово целуя ее лицо, губы, глаза). Умница ты моя! Дикая, ненаглядная амазонка!

А н н а (освобождаясь из его объятий, с грустью). Запомни мое слово, Степан Романыч. Крепко запомни. Лучше Стеллы тебе не сыскать жены. Потому что лучше не бывает. Она моя соперница. Не вздумай ты ее бросить… (После паузы.) В общем, ты знаешь мой глаз.

Н е п о к л о н о в (ошарашен). Ты поднимешь руку? На медведицу, на зверя не подняла…

А н н а (продолжая). Она любит в тебе что-то такое, чего другим, наверно, и не разглядеть. Ты для нее муж и несмышленый ребеночек. Потому-то она и прощает тебе все. А другая не простит. Будь твоей женой, к примеру, Валентина. Ты к Анке, а она к Ваньке. Сейчас ты вон как высоко несешь буйную головушку. А Валентина такие ветвистые рога прицепит…

Н е п о к л о н о в (перебивая, недовольно). Я жениться на ней не собираюсь.

А н н а. Мужики редко женятся. Чаще их женят.

Н е п о к л о н о в (после паузы, серьезно). Кого же ты больше любишь: меня или Стеллу?

А н н а. Больше всего, наверно, я люблю вашу любовь. Она чем-то схожа с тайгой. Такая же большая, загадочная. В ней и радость и страх. Доброму сердцу она в радость, а завистливому…

Н е п о к л о н о в (сконфуженно). Странно. Ты же знаешь, я…

А н н а (решительно). Не ты, а я! Я дикая хищница, Степан Романыч. Мой промысел не только медвежата. Но и чужая любовь на мушку попалась. В ту ночь, когда ты был пьян, когда после удачной охоты в тебе кипела кровь, я и подстерегла ее. Ты на взлете не бьешь, а я ударила. Ты думаешь, я всегда люблю твою Стеллу? Как бы не так! Бывало, прознаю, что она в тайгу на этюды собирается. И давай придумывать, как бы на нее хозяйку навести. Однажды присоветовала взять с собой медвежонка. И поляну указала… А она, глупенькая, обрадовалась. Смотрю — и взаправду с медвежонком по тайге бродит. Разговоры с ним будто с малым дитем ведет. А я след в след черной кошкой крадусь. Залюбовалась она кедром. И говорит медвежонку: «Ты посмотри, малыш! Великан-то на нашего Степанушку похож. Такой же могучий, гордый. И щедрый тоже». Обняла дерево, прижалась к нему щекой, задумалась. Я тоже пригорюнилась. И такая невыносимость душу сдавила, хоть плачь. Я и разревелась. Очнулась, промокнула глаза, а она кедрач с натуры рисует. И тоже плачет. Дрогнуло мое сердце. Подошла к дереву, жду, пока заметит. Собралась в ноги кинуться, прощения просить. Увидела она меня, несказанно обрадовалась. Кричит сквозь слезы: «Стой там! Не двигайся! Думай о чем-нибудь самом, самом радостном». Тут я не знаю с чего, но вспомнила нашу лунную ночь, зимовье, свою клятву… (Закрыв лицо, плачет.)

Н е п о к л о н о в (потрясенный). Ты думала о той ночи… А она писала свою лучшую картину. (Забыв о больном плече, встает.) Савинский считает, что она принесет Стелле славу. Ценитель он строгий.

А н н а (вытирая глаза). Не знаю. Меня мучает другое. Зачем она изобразила меня такой неправдоподобно красивой? Я не такая! Я совсем, совсем другая… Я… (Плачет.)

Н е п о к л о н о в (освободив плечо от полотенца, надел рубаху). Не надо, Анка. Ты же сама говоришь: она видит в человеке то, чего другим не разглядеть.

А н н а (искренно, сквозь слезы). Береги ее, Степан Романыч. Пуще гордости своей береги.

Н е п о к л о н о в (после паузы). От моей гордости скоро останется один шпик. Василиса подраспустит язык…

А н н а (перебивая, резко). Ты небось не один в штанах ходишь! Да и догадка еще не разгадка. Завтра я уезжаю. Кончилась моя песня. (Грустно.) Вроде еще и не начиналась. А уже кончилась…

Н е п о к л о н о в (стараясь утешить). Двести с гаком верст не расстояние. Вертолет опять же всегда под рукой.

А н н а (через сомнение). Я не приму тебя, Степан Романыч. (Уверенно.) Нет, не приму!

Н е п о к л о н о в (не веря). Так уж не примешь?

А н н а (твердо). Я — дочь тайги! (После паузы.) Лучше слушай, чего хочу сказать напоследок. Все дни я охраняла Стеллу. Тенью за ней по тайге бродила. И с хозяйки глаз не спускала. В обувке и одежде, в какой медвежонка унесла, все время ходила. Чуть она носом поведет в сторону Стеллы, а я тут как тут. Мой запах ей еще памятен. Она по следу, а я, будто заяц по раннему снегу, кружева плету. Так и играем в прятки. Ну, а когда приспела пора уходить, я крепко задумалась. Оставить их один на один я не могла. И убить рука не поднималась. (После паузы.) Вырядилась я сегодня в последний раз в ту самую одежонку…

Н е п о к л о н о в (потрясенный). Значит, Андрею Кузьмичу не мерещилось?

А н н а (виновато). Хозяйка пасла нас, считай, от Тигровой балки. Я про запас пульку в одном стволе держала. Но при такой кучной охоте зверь проявляет выдержку. У подножия она затаилась. Вот я и решила проверить. Думала, ты следом пойдешь, ружье прихватишь. Чуток зазевалась, она и насела.

Н е п о к л о н о в (смотрит на Анну так, словно видит ее впервые). Ты же могла…

А н н а (со вздохом). Могла. Ты тоже мог. Но мы живы. И Стелла жить будет. Долгая жизнь ей, видать, на роду написана.

Н е п о к л о н о в (опустившись на колени, целует ее руки, колени, прерывистым голосом). Анка! Ты! Никто тебя не знает. Одна только Стелла… За что же вы?.. Я беру, беру, беру. А вы… И ты, и Стелла… (У него в глазах слезы.) Ну почему мы бездетны, Анка? Кто имел право лишить меня отцовской радости?

А н н а (запустив руки в его волосы, целует их). У тебя еще будет радость. Помяни мое слово, Степан Романыч.

Н е п о к л о н о в (уткнув голову в ее колени). Я хочу кровной радости, Анка. Такой, чтобы… Сына, наследника хочу. На мне обрывается ветвь потомственных старателей. А вдруг я споткнусь. Кто отыщет клад? Кто постоит за честь прадеда, деда и отца? Есть тут золото, Анка. Но мне не верят. Каширскому тоже не верили. Над ним смеялась пустыня. Надо мной смеются горы. Я слышу их хохот. Они и над моей бесплодной любовью смеются. Они мстят моему роду за раскрытие тайны. Вот и норовят под самый корень рубануть его.

А н н а (уверенно). Твой род не извести. И любовь твоя не бесплодна. Будет у вас наследник. Сын будет.

Н е п о к л о н о в (резко вскинув голову, изумленно). Ты о чем, Анка? (Поняв, задыхаясь.) Неужто ты и в самом деле решила исполнить свою клятву? (С испугом.) Ты отдашь нам… Нет, я не понуждаю тебя. Те слова унес ветер. Я забыл их…

А н н а (сурово). Дочь тайги слов на ветер не бросает. (После паузы.) Дать людям радость никогда не в тягость. Такая поговорка живет в народе…

Снова перед нами большая комната. Стол уже накрыт. Ждут Непоклонова и Анну. Разговор, как и прежде, идет о Непоклонове.

О х л о п и н (заканчивая, видимо, длинный рассказ, Савинскому). Нас тут супротив тебя трое. Чего знали про Романыча — все выложили. Теперь сам кумекай, что к чему. Мужик ты вроде башковитый. Но про запас пометь. Найдет Романыч ту давнюю речку с золотыми берегами. Как пить дать найдет.

С а в и н с к и й. Да, человечище он могутный. (Чирве.) И все же почему он не вступает в партию?

Ч и р в а (Охлопину). Кликнул бы ты болящего к столу.

О х л о п и н (вставая из-за стола). Я мигом. Сам небось слюной изошел. (Уходит.)

Ч и р в а (Савинскому). Степан Романыч упрям. Я к нему не один раз подъезжал. Стоит на своем. Сперва, говорит, я должен восстановить в партии настоящего коммуниста.

З а с у х и н. Я тоже не однажды заводил с ним разговор. (После паузы.) Он во всем не похож на ординарную личность.

С а в и н с к и й (устало, с раздумьем). Значит, мы имеем дело с редким характером. Геологи, кажется, неожиданные открытия именуют словом «аномалия». Не знаю, можно ли его применить не к самой природе, а к порожденному ею индивидууму. Личность-аномалия. Звучит. (Подумав, Засухину.) Скажите, а алмаз сам по себе может превратиться в бриллиант?

З а с у х и н. Я вас понимаю. Он, конечно, не типичен. Он выпадает из логического, ряда. Его надо или принимать на веру, или не принимать вовсе. Вы же знаете: качественные преобразования всегда рождаются в муках. Мы тяготеем к вечному, незыблемому. Посягательства на наши привычки, каноны вызывают естественную реакцию неприятия. (После паузы.) Но чей-то талант должен способствовать утверждению новой типизации. Тормозить этот процесс нельзя. Иначе наступит морально-этический застой общественного развития.

С а в и н с к и й. Не слишком ли глобальные обобщения?

Ч и р в а. Вы все еще боитесь в нем обмануться?

С а в и н с к и й (с особым акцентом на каждом слове). Скорее, обмануть других. (Пройдясь по комнате.) Однажды я уже обманул своих читателей. Простить себе не могу. (Чирве.) Я вам верю. (Засухину.) И вам и Никанору Ивановичу. А вот себе, пока через душевный фильтр не пропущу, не поверю. (После паузы.) Талант — это не привилегия. Скорее наоборот. Талант — это возведенные в степень совесть, честь, долг. И еще ответственность. Без этих компонентов талант — явление стихийное, неуправляемое. И, если хотите, антигуманное.

Гостиная Непоклоновых. Поздний вечер. На журнальном столике множество газет. Н е п о к л о н о в  сидит в одном из кресел, удивленно листает журнал. С т е л л а  стоит рядом, бережно, с любовью водит щеткой по его волосам, видимо, это очень ему нравится. На правой щеке у него пластырь.

Н е п о к л о н о в (продолжая разговор). И действительно вырвал. Такая великолепная была статья, а он уничтожил.

С т е л л а (любуясь его прической). Я никогда не думала, что Егор Александрович способен так раздражаться. Как непочтительно он разговаривал с редактором. Я была как раз в мастерской. И невольно все слышала. (Обняв его за плечи.) В гневе он чем-то похож на тебя. Такой же одержимый.

Н е п о к л о н о в. Есть в нем что-то нашенское, есть.

С т е л л а. Редактор, видимо, его успокаивает, а он бранится. Ты, говорит, знаешь, что такое медвежья услуга? Статья морально устарела. Ей место в корзине. Потом бросил трубку, заметался по комнате. Слышу, что-то рвет. Я не вытерпела. Вхожу и глазам не верю: кромсает статью. Увидел меня, смутился. Извините, говорит, я, кажется, несколько увлекся. Я напишу другую статью. Вы, говорит, художник значительно глубже, серьезнее. Чтобы написать о вашей «Женщине», надо изучить все те варианты, которые пылятся в мастерской.

Н е п о к л о н о в. Чего он привязался к «Женщине»?

С т е л л а. Не знаю. И еще ему нравится «Дочь тайги». Он хочет, чтобы я закончила ее к выставке.

Н е п о к л о н о в (будто ревнуя). «Он хочет, он сказал, он…»

С т е л л а (запрокидывая его голову, целует). Степанушка!

Н е п о к л о н о в. Обидно, Стелла. Сколько времени я прошу тебя написать автопортрет.

С т е л л а (сев к нему на колени, припала к груди). Автопортрет пишут на склоне лет. Как итог творческого пути. А я только-только начинаю. К тому же помирать не собираюсь. (Заглядывая ему в глаза.) Нет, я сразу же умру, если ты разлюбишь меня.

Н е п о к л о н о в (не сразу). Тогда жить тебе придется очень долго. Вот считай. Каждый поцелуй — десять лет. (Целуя, считает.) Раз, два, три, четыре, пять, шесть…

С т е л л а (отбиваясь, радостно и громко смеется). Степанушка! Ой, какой же ты колючий! Мне ужасно щекотно.

Н е п о к л о н о в (заметив на шее царапину, вдруг остановился). А это еще что?

С т е л л а (продолжая смеяться). Наш малыш, кажется, становится мужчиной. Пытался обнять. (Заглядывает ему в глаза.) Ревнуешь?

Н е п о к л о н о в (пересадив жену в кресло, встал, резковато). Ревную!

С т е л л а (удивленно). Ты серьезно?

Н е п о к л о н о в (кинув на стол журнал). А ты думаешь, я святой? Я выше мелких подозрений? Ошибаешься, дорогая. Моих пороков хватило бы на дюжину мужиков. И ты об этом знаешь! Другие тоже. Знаете, но делаете вид, будто я ангел. Крылатый серафим…

Звонит телефон.

(Берет трубку.) Слушаю… Что?.. Некогда мне! Завтра!.. Кто интересовался?.. Ну, и какую ты нарисовал перспективу?.. Хреновый ты дипломат, Кузьмич. А ты ему сказал, что мы будем сплавлять руду на плотах? И что каждый плот — это сотни кубометров первосортного строительного леса?.. Как ты не знал? Так вот знай. И бригаду лесорубов я запросил именно для этой цели. Дошло?.. Что? А ты за мою штанину не держись. Ходи сам! Самостоятельно! Все! (Бросив трубку, оглядывается на Стеллу.) Хоть бы раз схватился со мной! Встал на дыбы, возмутился. Сплошные восторги.

С т е л л а (робко). Но Андрей Кузьмич искренне уважает твой талант…

Н е п о к л о н о в (резко). Уважает. Один уважает. Другой ублажает. Третий льстит. Сплошной сироп. А у меня зубы ломит. Дайте мне хрену! Перца! Горчицы! Спорьте со мной. Ревнуйте… (Устало опустился в кресло.) Ты вот так ни разу меня и не приревновала. Хотя было за что. Да и сейчас…

С т е л л а (перебивая, почти сквозь слезы). Перестань себя оговаривать! Я верю тебе. Только не подумай, что я слепая. Тебя любят многие. Знаю. Вижу. Но ведь и не любить тебя тоже нельзя. Соперничать со всеми красотой я не могу. Трудно мне, Степанушка. Вот если силой чувства. Преданностью, верой… Я люблю впервые. Может, еще чистотой чувства… Не знаю, родной. Я не могу дать тебе того, чего не дала мне природа. Чего у меня нет. Все остальное во мне — твое. (Очень доверчиво.) Знаешь, я начинаю верить: настоящая любовь сильнее природы. А если очень сильно верить…

Н е п о к л о н о в (взволнованно). Прости меня! Я в последние дни сам себя не узнаю. И все он! Роется в человеческой душе будто в сундуке. (И вдруг резко.) К черту! Хватит. Скоро все кончится. (Нежно.) Давай о нас. (И снова о своем.) Помнишь, ты интересовалась, какой подарок сделать ко дню моего рождения? Так вот я наконец-то придумал.

С т е л л а. Только, пожалуйста, в пределах моих возможностей.

Н е п о к л о н о в (решительно). Твой автопортрет! И в натуральный рост, если можно.

С т е л л а (как всегда уступая). Хорошо, Степанушка. Только мне неудобно писать свою физиономию при Егоре Александровиче.

Н е п о к л о н о в. Он завтра уезжает.

С т е л л а (искренне огорчаясь). Жаль. Он такой милый. Ты знаешь, как трагично сложилась его личная жизнь?

Н е п о к л о н о в (с оттенком ревности). Со мной он почему-то так далеко не заходит.

С т е л л а. Его жена преподавала английский. Поехала для усовершенствования языка за границу. И не вернулась. Какой-то старый русский эмигрант соблазнил ее графским титулом. Представляешь?

Н е п о к л о н о в (о чем-то своем). Теперь понимаю. (Встает, подхватывает на руки жену, идет на кухню.) Охлопин без ужина его не отпустит. А я страсть как проголодался.

Стелла, обхватив мужа за шею, брыкается, громко и радостно смеется.

Свет гаснет.

Приглушенно звучит грустная мелодия. Полумрак. На столе горит зеленая лампа. С а в и н с к и й  склонился над бумагами. С т е л л а  сидит за роялем.

С т е л л а (перебирая клавиши). Я не мешаю?

С а в и н с к и й (не отрываясь от бумаг). Под такой аккомпанемент я готов работать до утра.

С т е л л а. Степанушка тоже любит работать под музыку. Особенно читать. Иногда он читает, а я музицирую.

С а в и н с к и й (закончив писать). Кажется, все. Что-то память стала сдавать. Записывать во время беседы вроде бы не с руки. И передерживать в памяти боюсь.

С т е л л а. Вы, никак, влюбились в нашего Охлопина?

С а в и н с к и й (вставая из-за стола). Мудрец. Послушайте его мысли о природе. (Берет со стола листок, читает.) «Про дерево говорят, будто оно без души. Нету, мол, у него глаз, ушей. Боли оно не чувствует. На ласку не отзывается. Брехня пресная, скажу тебе. Подойди к дереву с топором. Вглядись в него. Ты на него двумя глазами, а оно на тебя каждым листочком. Прислушайся, голос его до самого сердца достанет. Ежели, конечно, сердце твое не оглохло». (Смотрит на Стеллу, берет еще одну страницу.) Или вот это: «Природа завсегда невеста. Оттого, видать, по веснам и выряжается в белый наряд. И невестится скромнехонько. Будто чего стесняется. А возьми, к примеру, какую расторопную бабенку. Она на твоих глазах и губы красит. И брови ваксит. И исподние штуковины поправляет. Прихорашивается, значит. А природа нет. Она свои наряды тайком от глаз меняет. Потому как в той тайне и есть загадка вечной любви». (Кладет листки.) Если бы такое уважение к природе можно было привить всему людскому роду. Утопия, конечно. Но всемирное очеловечивание могло бы избавить нашу планету от самой страшной катастрофы — самоуничтожения человечества.

С т е л л а (вглядываясь в него, неопределенно). Гуманный утопизм — болезнь не новая. Но весьма редкая в наше время.

С а в и н с к и й (взглянув на стену, где висит скрипка). Завтра уезжаю, а ее звуков так и не довелось услышать.

С т е л л а. На скрипке играет в основном Степанушка. Играет так себе. При людях он вообще стесняется брать ее в руки. Правда, когда в одной из экспедиций погиб его друг, я думала, что он порвет струны. Страдает он всегда скрытно. Выдает его только одно: совершенно перестает смеяться.

С а в и н с к и й. Мне трудно представить его без смеха.

С т е л л а (вздохнув). Бывает и такое.

С а в и н с к и й (поборов в себе неловкость, нерешительно). Скажите, Стелла, вам трудно с ним?

С т е л л а (не сразу). Разно. Легко и трудно. И даже очень трудно. Но всегда радостно. Я благодарна судьбе за многотрудную любовь. Через нее я как бы прозрела. Я не только вижу, но даже порой осязаю бесконечное множество оттенков жизни. Мне кажется, что художник без подобной проницательности — дальтоник. Ему недостает чего-то очень главного. Я затрудняюсь дать этому точное определение.

Входит  Н е п о к л о н о в. Он в красном халате, видимо только что проснулся.

Н е п о к л о н о в (с умыслом перевирая Лермонтова). Так некогда меня чужие жены развлекали. Теперь же этим занята жена моя.

С т е л л а. А мне показалось, ты уснул.

Н е п о к л о н о в (смеясь). Я и сейчас сплю. Пред вами, господа, лишь бдительность в моем обличье. (Обняв жену за плечи, Савинскому.) Можешь поздравить меня. Через пару-тройку недель я отправляюсь на разведку.

С т е л л а (вздрогнув). Почему же ты скрыл от меня?

Н е п о к л о н о в (целуя ее в щеку). Тогда бы мое известие не было сюрпризом для Егора Александровича.

С а в и н с к и й (заметив состояние Стеллы). А стоит ли на зиму глядя отправляться в экспедицию?

Н е п о к л о н о в (азартно). Время — золото! До первого снега я успею кое-что проверить. (Что-то вспомнив.) Знаете, как теперь будет именоваться здешнее месторождение? (Смеясь.) Имени Никанора Охлопина!

С т е л л а (радостно). Ой, как я рада за Никанора Ивановича.

Н е п о к л о н о в. Первое мое открытие носит имя профессора Каширского. Потом были и другие имена. (Ласково глядя на жену.) Но главное открытие я назову самым дорогим именем.

Свет гаснет.

Утро следующего дня. Кабинет Непоклонова. С а в и н с к и й  стоит перед бюстом профессора Каширского, внимательно в него вглядывается. Н е п о к л о н о в  говорит с кем-то по селектору.

Н е п о к л о н о в (заканчивая разговор). Нет, дорогой. Так дело не пойдет. Что?.. Открытая разработка пятой жилы никакой экономии тебе не даст… Ерунда. В том-то весь и смысл: корни деревьев являются естественным крепежным барьером. В погоне за мелкой копейкой можно потерять золотой рубль. И заруби себе на носу: пока я тут хозяйничаю, портить тайгу никому не позволю. Будь здоров… (Савинскому.) Что ты так в них вглядываешься?

С а в и н с к и й (в сторону бюстов). В каждом из них есть что-то от тебя. У Толстого твой нос!

Н е п о к л о н о в (смеясь). Видимо, и во мне есть что-то от них.

С а в и н с к и й. Кто автор?

Н е п о к л о н о в (с гордостью). Стелла. На этих камнях — следы ее слез. Трудно подвигалась работа.

С а в и н с к и й (отходя от бюста). Ты обещал вручить журнал.

Н е п о к л о н о в. А может, начнем с твоей просьбы?

С а в и н с к и й (с некоторой заминкой). Не тащи за собой Стеллу. Она обязана закончить работу над картиной. Приглашение на всемирный вернисаж выпадает не каждому.

Н е п о к л о н о в (взяв со стола журнал). Я никогда ее не неволю. Никогда. (После паузы.) Историю открытия русского золота я рассказывал тебе с пятого на десятое. Мне показалось, тебя заинтересовала судьба Льва Брусницына. (Открывает журнал.) Вот что пишет о нем автор: «Разработка золотой целины пошла так успешно, что 1845 год принес России 22 тонны золота — половину всей мировой добычи. В этом же самом году Лев Брусницын «вследствие просьбы его, по слабому здоровью» был уволен в отставку как заурядный рядовой служащий. Ни почестей, ни славы, ни личного богатства первооткрыватель русского россыпного золота, человек, обогативший свою страну, не получил». (Передает журнал Савинскому, многозначительно.) К сожалению, и сто лет спустя повторилась почти аналогичная история с другим золотоискателем. Но об этом как-нибудь в другой раз.

С а в и н с к и й. Черкани, пожалуйста, телефоны твоих сотоварищей по первому открытию.

Н е п о к л о н о в (морща лоб). Вроде на память и не жалуюсь, а забыл. Оба протирают штаны в министерстве. Я запишу тебе справочный. (Записав, передает блокнот, прищурился, словно прицелился.) Хочешь по моему следу пройтись? (Смеется.) Пожалей время. Я следов на земле оставил ого-го сколько.

С а в и н с к и й (выдержав взгляд, спокойно). А вдруг понадобится кое-что уточнить.

Н е п о к л о н о в (протягивая руку). Знаешь, Егор Александрович, я, кажется, понял, что нас с тобой роднит. (Смеется.) Профессия! Ты ведь тоже старатель. Только клады отыскиваешь не в земле, а в тайниках человеческих душ. С виду работа у тебя вроде не пыльная. А вот кому из нас легче, не берусь судить.

С а в и н с к и й (признательно). Спасибо. Встать с тобой вровень — честь великая. Но я постараюсь оправдать ее.

Н е п о к л о н о в (смеясь). Теперь буду заглядывать в каждый номер. (Не отпуская руки.) А чего ты за жену мою хлопочешь? За искусство радеешь? Или, может быть, под ложечкой засосало?

С а в и н с к и й (не отводя глаз). Засосало!

Н е п о к л о н о в (пытаясь шутить). Выходит: пусти козла в огород…

С а в и н с к и й (строго). Не опошляй. Ты предлагаешь писать вечно созидающие величины с заглавной буквы. Так вот и думай о них так же. И уважай тоже с заглавной. (После паузы.) Есть клады, которые открывают один раз в жизни. Постарайся как можно глубже постигнуть эту простейшую истину.

Н е п о к л о н о в (сжимая ему руку). Постараюсь, Егор, постараюсь…

Свет постепенно гаснет.

Савинский и Непоклонов, пожимая руки, вглядываются друг в друга, словно каждый пытается запомнить в другом что-то очень важное.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Кабинет Шевелева. Та же обстановка, что и в первой картине. Разница только в том, что  Ш е в е л е в  почти с обожанием смотрит на  П о с п е ш а е в а. Беседа бурно финиширует.

Ш е в е л е в (подписывая материал). В досыл! Срочно! (Выходя из-за стола.) Ну, Лева! Ну, шельмец! Пока кое-кто будет с ушей пыль сдувать, а у нас уже материалец!

П о с п е ш а е в (тоном этакого баловня). Кое-где за сверхоперативность полагаются сверхгонорары.

Ш е в е л е в (покладисто). Не будем мелочиться, Лева. Лихо у тебя вышло! Так когда-то писал только Савинский.

П о с п е ш а е в (с завистью). Рановато вы напялили бронзовый скафандр на него. Затяжелел. Почти год тужится, а толку…

Ш е в е л е в (озабоченно). Боюсь, он так и не разродится. Хотя про старика Охлопина выдал материалец добротный.

П о с п е ш а е в (ревниво). Балуешь ты классика. Он рыщет по следу Непоклонова. Копается в архивах, собирает сведения об его отце. А «современнейший современник» тем временем открывает новое месторождение. И о прииске с красивым именем «Стелла» читатель узнает не из нашего журнала.

Ш е в е л е в (в сердцах). Не трави душу, Лева!

П о с п е ш а е в (оглядываясь на дверь). Сейчас он заявится к тебе с какой-то телеграммой. Кажется, от Непоклонова. Там всего два-три слова. А он уже больше часа вчитывается в них.

Ш е в е л е в (раздумчиво). Сперва мне показалось, что он втрескался в художницу. Потому, из ревности, и не хочет писать про ее мужа. Ждал, когда запросит командировку в те края. Но его понесло зачем-то в пустыню…

Входит  С а в и н с к и й. Он чем-то сильно угнетен, хмур, резковат.

С а в и н с к и й (Шевелеву). Я сейчас улетаю к Непоклонову. Ему худо. Дежурным по номеру назначь кого-нибудь другого. Потом я за него отдежурю. (Идет к двери.)

Ш е в е л е в (подрастерявшись). Ты подожди, Егор. Командировочный фонд почти исчерпан, а ты…

С а в и н с к и й. Моя поездка на командировочных фондах не скажется. (Смотрит на часы.) Самолет, наверно, уже подогревает моторы. Постараюсь обернуться в три-четыре дня. (Уходит.)

П о с п е ш а е в. Меня бы ты заставил писать заявление. А этот сделал папе ручкой и был таков.

Ш е в е л е в (недоуменно). Непоклонову худо. С чего бы? За последнее месторождение ему наверняка дадут Звезду. (С надеждой.) Может, поездка за наличные подтолкнет Егора к запоздалым родам. Как ты думаешь, Лева?

П о с п е ш а е в (с горькой иронией). Хочешь, я организую срочное интервью с какой-нибудь бабой-повитухой?

На сцене полумрак. Едва различим силуэт сидящего на табурете человека. В рваных звуках скрипки слышится стон, рыдания, бередящая душу печаль. Луч света выхватывает задумчивое лицо Стеллы, оно неподвижно. Затем высвечивается вся фигура. Перед нами ее автопортрет. Написан он в натуральный рост. Чуть поодаль, шагах в пяти от портрета, склонив набок голову, сидит  Н е п о к л о н о в. Он сильно сдал, похудел, зарос, волосы на голове взъерошены, на щеке глубокий шрам, в глазах слезы. Видимо, он очень давно вглядывается в портрет, порой ему чудятся наваждения: портрет оживает, и перед ним стоит живая, улыбающаяся  С т е л л а.

Н е п о к л о н о в (обхватывая голову руками, вглядывается в портрет, тихо). Стелла!..

Видение исчезает. Кто-то звонит в дверь. Непоклонов не слышит. Снова является живой образ  С т е л л ы.

(Нерешительно, боясь вспугнуть.) Стелла…

В комнату входит  В а л е н т и н а. Она в вызывающе ярком наряде, красива, решительна. Но, увидев разговаривающего с портретом Непоклонова, недоуменно пожала плечами, задержалась у двери.

В а л е н т и н а (от самого порога, робко). К тебе можно?

Н е п о к л о н о в (молча смотрит на нее, осевшим голосом). Тут траур, а не бал-маскарад. (Идет к столу, наливает фужер водки, пьет.) Что означает твое яркое оперенье?

В а л е н т и н а (виновато). Прости. Я через час улетаю. Засухин согласился дооформить развод в Москве. (Подходя к портрету, придирчиво вглядывается в него.) Зашла в последний раз взглянуть на тебя. Поздравить с открытием… И с сыном…

Н е п о к л о н о в (резко махнув рукой). Молчи, знаю! Ты зашла не взглянуть. А показать. Показать свою расчетливую, искушающую красоту.

В а л е н т и н а. Я не повинна в ее смерти. Стелла была моей подругой. Ее фанатизм раздражал не только меня. Но я уважала ее чувство…

Н е п о к л о н о в (резко). Не кощунствуй! После того как она написала «Женщину», ты возненавидела ее. И мстила, чем только могла.

В а л е н т и н а. Неправда! Мы немножко повздорили, когда она выставила картину в Москве.

Н е п о к л о н о в. Испугалась, что поклонники увидят преждевременные морщины?

В а л е н т и н а. О тех, кого уже нет, обычно стараются помнить только хорошее… Но ты же знаешь, как ее злила моя красота.

Н е п о к л о н о в. Паразитирующие виды всегда цветут ярче.

В а л е н т и н а (зло). Я могла бы одним словом убить тебя. Сорвать все лавры. Но не стану. Живи, искушай, люби! (После паузы.) Кажется, я впервые искренне завидую смерти. (Сквозь слезы.) Но у меня нет сил возненавидеть того, кто… (Перехватила его взгляд, запнулась).

Входит  О х л о п и н. Он принаряжен. На лацкане темного сюртука поблескивает медаль лауреата Государственной премии. В нем борются чувства радости, гордости и печали.

О х л о п и н (в сторону Валентины, но не глядя на нее). Шофер машину на тормозах держит. Время, говорит, ехать.

В а л е н т и н а (отступая к порогу, с сожалением). Не вышло у нас последнего разговора. Жаль. (Нерешительно.) Будешь в Москве, звони. До свидания.

Н е п о к л о н о в (жестко). Прощай. (Отвернулся, подошел к столу, налил два фужера водки.)

О х л о п и н (выпроваживая Валентину, в тон Непоклонову). Прощевайте, прощевайте, Борисовна.

В а л е н т и н а (желая что-то сказать Непоклонову, долго смотрит ему в спину, затем резко поворачивается, Охлопину). Дочери вашей Анне передайте, что медвежонок тоже способен убить человека. (Еще раз оглянувшись на Непоклонова, уходит.)

О х л о п и н (прикрыв дверь). Видишь, лютует. Язва, она и есть язва. Такого мужика кинула. Он теперь в лауреатах ходит. И начальствует над всей округой. Чего ей не хватает?

Н е п о к л о н о в (зло). Шпагоглотателя.

О х л о п и н (принимая фужер). И то верно.

Чокнулись.

За продолжателя рода. (Выпил, оглянулся на дверь мастерской.) Все сидит, горемыка?

Н е п о к л о н о в (тоже посмотрев на дверь, со вздохом). Сидит. Выстроил в ряд ее работы и разглядывает. Глаза вроде сухие, а плечи дергаются.

О х л о п и н (озабоченно). Сухая икота — плохая примета. Душу надобно мало-мало отогреть. (Кричит.) Эй, Егор Александрович! Подь сюда! Опрокинь с нами рюмахоньку за жизнь многоликую.

Н е п о к л о н о в (перебирая на столе пустые бутылки). Принеси-ка еще чего-нибудь. И кликни Засухина. У него душа тоже, наверно, одеревенела. Отогревать, так отогревать всех разом.

О х л о п и н. Я мигом спроворю. (Идет к двери.) А ты пока Александрыча спускай на грешную землю. (Уходит.)

Непоклонов молча прохаживается по комнате. Затем подходит к портрету, вглядывается в него. Из мастерской выходит бледный, заметно осунувшийся  С а в и н с к и й. Медленно спускаясь по лестнице, он прислушивается к едва уловимым звукам скрипки. По мере того как на сцене гаснет свет, звуки скрипки усиливаются, достигая апогея уже в полной темноте.

Музыка внезапно обрывается. Когда вспыхивает свет, мы видим на авансцене усталых, удрученных, сидящих в разных позах вокруг журнального столика: З а с у х и н а, Ч и р в у, С а в и н с к о г о, О х л о п и н а. Портрет Стеллы отодвинут в глубину сцены, она как бы издали вглядывается в каждого из них. Между портретом и сидящими в креслах друзьями нервно прохаживается  Н е п о к л о н о в. Он заканчивает, видимо, очень длинную тираду.

Н е п о к л о н о в (Савинскому). Ты думаешь, мне давалось все само собой? Ерунда! В каждое открытие я вкладывал душу, сердце, мозг! Приобретая, я всегда терял. О приобретениях знали многие. О потерях — только самые близкие. (Взглянув на портрет, устало.) Так случилось и на этот раз. Воскресив честное имя отца, старателя… я потерял любовь. Потерял то, во имя чего вершил свое правое дело. Есть сын. Есть прииск с ее именем. Но нет матери, жены, друга. Души нет. Пустота. За что же я так жестоко наказан? Ты ходил по моим следам. Ты знаешь обо мне почти все. Вот и дай мне ответ: за что?

С а в и н с к и й. Ты обещал нам рассказать про последнее письмо отца.

Н е п о к л о н о в (нахмурясь, не сразу). Случилось это уже после войны. Я учился в восьмом классе. Помню, написав заявление в комсомол, я показал его матери. Она почему-то расплакалась. Целую ночь мучилась, а утром дала мне прочесть письмо отца. Я запомнил его на всю жизнь. (После паузы, взволнованно.) «Дорогая Маша! Вот и пробил мой звездный час. Я имею возможность восстановить репутацию своего имени. Клевета будет смыта. Теперь и ты и сын мой сможете открыто смотреть в глаза всему человечеству! Милая Маша! Как много я не успел тебе сказать. И потому тысячекратно повторяю: люблю! Люблю! Люблю сына! Люблю жизнь! Через несколько минут ухожу на трудное задание. Если я смогу достойно его выполнить, то знай и скажи сыну: совершить такое мог только человек, любящий свое Отечество. Маша! Не хочу произносить страшных слов. Но если на земле одним старателем станет меньше, то пусть его место займет сын. Таковы традиции Непоклоновых. Я завещаю ему разгадать тайну древнего сибирского месторождения. Слишком дорого заплатил мой род за эту легенду. Но кто-то обязан ее разгадать. Очень хочется, чтобы этим счастливцем оказался мой сын. Ухожу, Маша. Ухожу добровольно. Ухожу коммунистом! Так и скажи сыну. Вечно любящий вас Роман Непоклонов.

P. S. Ключи к той разгадке он найдет у моего учителя профессора Каширского».

У Непоклонова на глазах слезы. Все подавленно молчат. Савинский, встав с кресла, молча прошелся по сцене.

С а в и н с к и й (Непоклонову). Значит, профессор Каширский был учителем и твоего отца?

Н е п о к л о н о в (глухим, осевшим голосом). У него учились многие.

С а в и н с к и й (неожиданно). А ты никогда не задумывался над причиной смерти Каширского?

Н е п о к л о н о в (думая о своем). Сердце.

С а в и н с к и й (в раздумье). Видимо, ты действительно редко оглядываешься назад.

Н е п о к л о н о в (глухо). Все некогда было. А вчера, после схватки с тобой, оглянулся. Прошелся по заросшим тропкам. (После паузы.) Вспомнились мне и вечная пустыня, и профессор Каширский…

Сцена погружается в полумрак. Слышен нарастающий ветер пустыни, шелест перемещающегося песка. В середине сцены высвечивается палатка. Там маячат две фигуры, сутулая профессора  К а ш и р с к о г о  и статная, высокая — Н е п о к л о н о в а. У входа в палатку стоит  с т у д е н т. Он, защищаясь от ветра, припал к палатке, подслушивает разговор.

Г о л о с  К а ш и р с к о г о (старческий, рваный, сомневающийся). Я завел вас, кажется, слишком далеко. Как ни печально, но моя гипотеза о золотоносных песках терпит крах. Я говорю тебе весьма доверительно. Надо морально подготовить членов экспедиции к капитуляции перед суровой действительностью.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (молодой, негодующий). Максим Валерьянович! Я повторяю вам: группа готова следовать за вами хоть на край света. Мы верим вам! Отступать поздно. Нельзя, невозможно отступать! Вы потратили десятки лет…

Г о л о с  К а ш и р с к о г о (перебивая). Я понял тебя, батенька. Это не первая моя экспедиция.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (резко). Но теперь уж наверняка последняя!

Г о л о с  К а ш и р с к о г о (после вздоха). А ты, батенька, жесток. (После паузы.) Каждая экспедиция обходится государству в немалую сумму. Я обязан с этим считаться.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (нетерпеливо). Если мы найдем золотоносные пески, все расходы окупятся тысячекратно.

Г о л о с  К а ш и р с к о г о. Неумолимый бег времени острее всех чувствуют мечтатели. Совсем недавно я был молод, дерзок, нетерпелив. Мне тоже казалось, что золотой клад где-то совсем рядом. Каждая экспедиция сулила исследователю славу, а его отечеству несметные богатства. Но увы. Пустыня, поглотившая не одну цивилизацию, умеет хранить тайны.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (дерзко). Вы ли это, профессор? Вы выбрасываете белый флаг? Вы предаете свою мечту? Вы хотите похоронить в песках авторитет ученого? И это тогда, когда один-два марш-броска могут подвести черту всей жизни?

Г о л о с  К а ш и р с к о г о (сурово). Даже для одного марш-броска, как ты выражаешься, у нас нет ни времени, ни запасов продовольствия. (После паузы.) И запомни, батенька: прервать наступление и отступить — это не равнозначные понятия.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (на той же ноте). Для вас, профессор, они, к сожалению, равнозначны.

Г о л о с  К а ш и р с к о г о (обиженно). Хотя ты и подающий надежды ученик, но уважай мои седины.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (напористо). Предлагаю втрое сократить поисковую группу! Если вы меня не поддержите, я взбунтую всех! Вы знаете мой характер. Я отберу добровольцев и двину дальше.

Г о л о с  К а ш и р с к о г о (взволнованно-прерывистый). Безумец! Ты не посмеешь посягнуть на мой авторитет!

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (вызывающе-упрямо). Посмею, профессор! Я восстану против вас сиюминутного, за вас вчерашнего. И меня поддержат все. Не шутите с огнем, профессор. Вы мой кумир! Я ваша надежда. Эти слова сказали вы. Так не превращайте их в пустой звук.

Г о л о с  К а ш и р с к о г о (растерянно). Однако какого страшного джинна я выпустил из бутылки. (После паузы.) Вот тебе, батенька, мой приказ: готовь группу в обратный путь.

Г о л о с  Н е п о к л о н о в а (с угрозой). Я передам ваш приказ. Но если он будет высмеян, пеняйте на себя, профессор.

Непоклонов уходит. Теперь в палатке маячит фигура Каширского. Студент боязливо озирается. Вскоре мы слышим дружный смех. К а ш и р с к и й  выходит из палатки, прислушивается. Он стар, тощ, в очках. Смех повторяется. Каширский вздрагивает, пятится за палатку, словно хочет от кого-то спрятаться. Столкнувшись со студентом, он близоруко вглядывается в его лицо.

К а ш и р с к и й. Вы ко мне?

С т у д е н т. Нет. Дышу вот, звездами любуюсь…

К а ш и р с к и й (взглянув на небо). Вы всё слышали? (Прислушивается.) Снова хохочут?..

С т у д е н т (испуганно). Что с вами, профессор?

К а ш и р с к и й (схватившись за сердце, покачнулся). А что же ты, батенька, не смеешься? (Делает несколько неуверенных шагов в темноту.) Как убийственно весело смеются мои ученики…

Новая волна хохота, словно порыв ветра, гнет к земле. Особенно громко смеется Непоклонов.

И тут он самый громкий… самый первый… самый…

С т у д е н т. Нет, нет, я ничего не слышал. Они просто так… Вам плохо, профессор? Я сейчас позову врача. (В сторону, откуда доносится смех.) Эй, вы! Прекратите! Максиму Валерьяновичу плохо! Тише!

Голос Студента тонет в дружном хохоте. Эхо пустыни тоже хохочет. Темнота поглощает все. Мертвящая душу тишина. Слышны размеренные шаги Савинского. Вспыхивает свет. Все молча смотрят на Непоклонова.

О х л о п и н. Мал-мала зябко. Согреть бы душу-то? (Встает, направляясь к столу, задерживается у портрета.) Ты не суди нас, Матвеевна. Жизнь по кругу идет. Ее не остановишь.

Ч и р в а (с сомнением). Ну и картину ты нарисовал.

Непоклонов молчит.

З а с у х и н (Непоклонову). Ты, Степан Романыч, и без того удручен. Хватит оглядываться.

Н е п о к л о н о в (резко). В защите я не нуждаюсь. (Савинскому.) Все было примерно так. Мы взбунтовались. Мы восстали против авторитета. Но покорись мы ему, и страна не имела бы одного из богатейших приисков. Жаль, что смерть опередила славу. Еще хуже, если бы слава умерла вместе с Каширским.

Ч и р в а (успокаивая). Трагическое совпадение.

Н е п о к л о н о в (с запалом). Нет, к сожалению! Смерть учителя и на моей совести… Я спешил приобщиться к славе. Встать на ноги. Отомстить за отца. (После паузы.) И началось все с неточного прочтения его письма. Тогда я не понял, что отец ушел в бессмертие коммунистом. Что своим подвигом он презрел клевету. Обида, будто матерая медведица, подмяла меня. И на долгие годы я стал ее рабом.

Ч и р в а. Ты только не передергивай.

Н е п о к л о н о в (на той же ноте). Я не передергиваю! С восьмого класса я вышел в отличники. Затем с золотой медалью закончил школу. Я брал одну высоту за другой. С каким удовольствием я обгонял сверстников.

З а с у х и н. Что же тут предосудительного?

Н е п о к л о н о в (резко). Удовольствие! (Развивая мысль, Савинскому.) Самосовершенствованием я занялся рано. И опять же в пику всем. Смотрите на меня! Злитесь, завидуйте, ревнуйте. К цели я всегда шел самой короткой дорогой. Помнится, в девятом классный руководитель здорово поощрял боксеров. Прощал им все. Чтобы войти к нему в доверие, я подружился с мастером спорта. Стал брать у него уроки. А потом, на традиционных показательных выступлениях, я вышел против чемпиона школы. И уже в середине второго раунда его унесли в медпункт. (После паузы, как бы оправдываясь.) Хотя у него был первый разряд, бойцовский опыт. И кулаки не легче моих.

С а в и н с к и й. Но до решающего удара ты сознательно скрывал от него свою сноровку.

Н е п о к л о н о в. Ты журналист или следователь? Вчера выворачивал наизнанку. И сегодня шпильки вставляешь.

С а в и н с к и й. Старатель я, Степан Романыч!

О х л о п и н (поднося на тарелке наполненные рюмки). Ссора на поминках — двойной грех.

Ч и р в а (берет рюмку, пытается пригасить вспышку). Каждый из нас в молодости узелков понавязывал ого-го сколько. Если начать их развязывать…

С а в и н с к и й (с вызовом). Нарушится удобно выстроенная жизненная коллизия?

Ч и р в а (настороженно). Да ты, никак, и супротив меня замахиваешься?

С а в и н с к и й (сурово). Я замахиваюсь против всех! И против себя тоже.

Н е п о к л о н о в (ревниво). А против себя по какому праву?

С а в и н с к и й (горячась). По праву вечно созидающей величины!

Ч и р в а (опорожнив рюмку). Тогда и суд надо вершить по крупному счету.

Н е п о к л о н о в (тоже опрокинув рюмку, ершисто). Хорошо! Перепрыгнем сразу на второй курс. Студент Н. замечает страсть профессора к живописи. Маститый ученый с увлечением мальчишки всю жизнь собирал уникальные книги о художниках. Вскоре той же страстью заболел и его ученик. В то время, когда сокурсники помогали первым целинникам, он целое лето провел в музеях. Познакомился с некоторыми знаменитостями. Побывал в мастерских. Приобрел редчайшие книги. И, придя на первый же зачет, наш студент, будто бы случайно, выложил перед профессором именно ту книгу, за которой тот давно охотился.

З а с у х и н (искренне негодуя). Однако наш разговор действительно похож на самосуд.

Ч и р в а (едва сдерживая себя). Ты, Романыч, начал с того, что обвинил себя в трусости, в эгоизме. А теперь куда клонишь?

С а в и н с к и й (резко). От эгоизма мелкого, рожденного трусостью! К эгоизму масштабному, ставшему неотделимой частью натуры!

Ч и р в а (с обидой). Выходит, мы все слепые, а ты, Егор Александрович, один зрячий?

С а в и н с к и й (упрямо). Вы не слепые. Вы ослепленные.

О х л о п и н (сворачивая козью ножку, предостерегающе). Суди, ряди, да правду не прогляди.

Ч и р в а (подхватывая). Вот именно! (Непоклонову.) Искрошить тебя в капусту проще всего. (Савинскому.) И зрячим казаться со стороны не трудно. Но правду так не разглядишь. Правда — вот она где. (Стучит в грудь. Непоклонову.) Меня твои школьные шалости не интересуют. Ты для меня возник тут. И я в тебя втюрился. Как распоследняя баба. Я не один такой. Все мы тебе по голенище. А ты с нами пирог славы делишь. И каждому ломоть поувесистее отваливаешь. (Ко всем.) Кто в обиде? Нету таких. И у государства карман не прохудился. (Савинскому.) Не ослепленные мы, Егор Александрович. Мы верующие. В его звезду верующие. Приказал он золото искать…

З а с у х и н (перебивая). Никто никому не приказывал.

Ч и р в а (бунтуя). Чего теперь осторожничать? Пускай пишет. Но знает, по какому острию мы ходили. Чем рисковали.

Н е п о к л о н о в (Чирве, осуждающе). Прорвало?

Ч и р в а (с вызовом). Прорвало! Душа из окон вырвалась. Я три года молчал. Ждал своего часа. Теперь про меня в газетах пишут. К высокой награде представляют. А кто бы я был без тебя? Нуль. Вот и Никанор в лауреаты вышел. Андрей Кузьмич комплексом заворачивает. Кому мы обязаны?

Н е п о к л о н о в (грубо). Хватит. Хочешь покаяться, так не виляй хвостом. (Савинскому.) Запасы здешнего месторождения я определил давно. Запасы не велики. Они едва бы покрыли строительство дороги. Потому мы и искали самый дешевый способ доставки руды. Вгонять государство в миллионные расходы я не рискнул. Ну, кое-какую сумму все же взял из общего кармана. Два года поисковая партия Чирвы занималась внеплановой разведкой. И люди и техника оплачивались за счет рудника. Я сидел, считай, на пороховой бочке. И фитиль уже горел…

С а в и н с к и й (резковато). Знаю! Я понял это еще тогда. А потом, пройдясь по твоему следу, укрепился в своем мнении. Ты почти всегда рисковал.

Ч и р в а (удивленно). И не настрочил в газету?

С а в и н с к и й. Я не думал, что ваша затея обернется так трагично.

Ч и р в а (возмущаясь). Трагично?! Мы открыли богатейший прииск! Ты знаешь, какой пробы золото там будут добывать?

С а в и н с к и й. Я знаю одно: даже самая высокая проба золота не может заменить человека. (После паузы, Непоклонову.) Мы прервали твои воспоминания.

О х л о п и н (наполняя рюмки). Чего уж теперь ковыряться в отжитом. Давайте тяпнем, за прииск! За славу. За пути-дороги непройденные!

Ч и р в а (поднимая рюмку). За увековеченное имя Стеллы!

Н е п о к л о н о в (выпив, устало). Душа омертвела. Вот вы рядом. А будто вас нет. Будто нет никого во всем мире. (Савинскому.) Ты жаждешь моей исповеди? Хочешь проследить путь от мелкого зазнайки до суперэгоиста?

Ч и р в а (восторженно). Дай бог, чтобы каждый из нас прошел такой путь.

Н е п о к л о н о в (Савинскому). Слыхал? Он искренен. Мне всегда везло вот на такую искренность. Но она появилась потом. А сперва были щедрые прогнозы. (После паузы.) Я вспомнил про классного руководителя не случайно. Именно с его легкой руки Степа Непоклонов стал мерилом совершенства. Антиподом плохих учеников. Меня превозносили. Ставили в пример. Прочили незаурядное будущее. И я действительно поверил в свою исключительность. Особенно когда близко сошелся с Каширским. Он не скрывал своих симпатий. Говорил о них с кафедры. На ученых советах. Ученый наставник пошел дальше классного руководителя. Мою общественную пассивность он объяснял как «своеобразную черту характера сверходаренной индивидуальности». С этой удобной репутацией я прожил значительную часть жизни. И с нею все считались. Даже недруги. (Савинскому.) Все, кроме тебя.

З а с у х и н. Право на исключительность ты завоевывал своими открытиями, талантом. А в нашей стране, как нигде, общество поощряет одаренную личность. Талант имеет право на определенные льготы.

Н е п о к л о н о в. Да, я верил в свой талант. И считал его высокогражданственным. Даже партийным. Партийным не формально, а по существу. Я всегда боялся опекунства. Мне проще было рисковать честью чисто профессиональной. Тут я был свободен, почти недосягаем. Я разрешал себе любой риск. Меня можно было лишить всех должностей и званий. Судить. Но нельзя было исключить из клана старателей. По письму отца я понял, как это страшно быть исключенным…

С а в и н с к и й. А Стелла считала тебя рыцарем духа, человеком…

Н е п о к л о н о в (перебивая, грозно). Ее не трогай! Перед ней я чист!

С а в и н с к и й (срываясь на крик). Нет! Перед ней мы все виноваты. Все! Но, как и в той истории с Каширским, кто-то из нас смеялся громче всех.

Н е п о к л о н о в (шагнув к Савинскому, грозно). Егор Александрович!

О х л о п и н (встав между ними). Глядите! Она ж глаз с вас не спускает.

З а с у х и н (оглянувшись испуганно на портрет). Она действительно словно живая.

С а в и н с к и й (перехватив его взгляд). И смотрит в основном на вас. Вы один из хранителей тайны.

Н е п о к л о н о в (Засухину, с недоумением). Ты, ты знаешь тайну? Какую?

Ч и р в а (после тяжелого вздоха). Выкладывай, Кузьмич.

О х л о п и н (Засухину). Лучше в потемках с лучиной, чем на свету с кручиной.

З а с у х и н (Савинскому). Вы понуждаете меня пересказать вздор. Характер моей жены известен. Она посвятила меня в эту историю с каким-то злым умыслом. И потому заранее прошу извинить, если мой пересказ причинит кому-нибудь душевную боль…

Сцена погружается в полумрак. Кто-то тихо играет на гитаре. Там, где только что стоял портрет, мы видим живую  С т е л л у. Она читает письмо, радостно улыбается. Прислонясь к лестнице, стоит  В а л е н т и н а. Она внимательно наблюдает за Стеллой.

С т е л л а (дочитав письмо, радостно). Спасибо за весточку. Каким образом оно попало к тебе?

В а л е н т и н а (лениво перебирая струны). Какой-то геолог передал Засухину. Тот мне. Ну, а я — тебе.

С т е л л а (целуя письмо). Совсем свежее. Пахнет его руками.

В а л е н т и н а (ревниво). А ты все еще помнишь его запах?

С т е л л а (опьяненная радостью). Чем бы тебя отблагодарить? (Подходит к роялю.) Хочешь, я сыграю что-нибудь из Моцарта?

В а л е н т и н а (повесив гитару). Если ты такая добрая, то разреши взглянуть на твой автопортрет.

С т е л л а (смутившись). Он совсем еще сырой.

В а л е н т и н а. Василиса не сглазила. Значит, и мне можно.

С т е л л а (пытаясь отговорить). И была тебе охота на всякую мазню тратить время.

В а л е н т и н а (поднимаясь по лестнице). А ты прочти еще раз письмо. (Язвительно.) Пока запах из него не испарился. (Скрывается в мастерской.)

Стелла, присев к роялю, пробежала пальцами по клавишам, оглянулась на дверь мастерской, снова принялась читать письмо. Кто-то несколько раз кряду звонит в дверь.

С т е л л а (не сразу). Входите, кто там?..

Входит  А н н а.

(Обернувшись.) Аня?! Вот так сюрприз! Проходи.

А н н а (воровато озираясь, делает несколько шагов). Здравствуй, Стелла… Я к тебе на минутку. Отца попутно навестила. И вот…

С т е л л а. Боже мой, Анка! (Метнулась к Анне, осторожно.) Говорят, у тебя появилась крохотуля?

А н н а (оглядываясь на дверь). Ты одна?

С т е л л а. Я давно одна… Степанушка вот письмо прислал.

А н н а (сдержанно). Батя сказывал, будто дела у него продвигаются с трудом… (Прикусив губу, прислушивается.) За мной Василиса увязалась. На ребеночка ей взглянуть охота.

С т е л л а. Значит, свершилось?.. Ну, поздравляю тебя. (Обнимает Анну.) Когда ты только успела?

А н н а (глухо). Подкидыш… Какая-то кукушка в зимовье оставила. Вот я и приютила. Да, видать, кровно привязалась…

С т е л л а (заглядывая Анне в глаза, с сомнением). Кукушка, говоришь? Мальчика?..

А н н а (сквозь невидимые слезы). Девчонку… Батя огорчился. Ему подавай наследника. Хотела было вам… А потом вспомнила: Романыч тоже о продолжателе рода мечтает…

С т е л л а (совсем потерявшись). Мечтает… А можно мне на нее взглянуть? (Заметив в глазах Анны слезы.) Ты плачешь? (Вдруг в чем-то убедившись.) Уместно ли об этом говорить. Не знаю. Мне кажется, у Степанушки будет продолжатель рода…

А н н а (рыдая, опускается на колени). Стелла!.. Ты такая… Ты не осуждай меня…

С т е л л а (прижав ее голову, почти плача). Я не осуждаю, Анка. Любовь неподсудна. Она выше нас. И ты чиста перед…

А н н а (срываясь на крик). Нет! (Вскакивает.) Порви ту картину! Я не такая… Порви, Стелла! Освободи душу!

С т е л л а (услышав чьи-то шаги). Сюда кто-то идет.

А н н а (птицей метнувшись из комнаты). Я не хочу ее видеть…

Стелла потрясена, она неподвижно стоит посередине комнаты. На все происходящее украдкой поглядывает  В а л е н т и н а. Стелла, прижав руки к животу, вдруг просветленно улыбается.

С т е л л а (сама с собой). Я подарю ему счастье. Чего бы мне это ни стоило. Оно уже живет во мне… (Подходит к роялю, перебирает клавиши.)

В комнату врывается  В а с и л и с а. Она, видимо, очень спешила: волосы растрепаны, дышит часто, глаза подозрительно шарят по комнате.

В а с и л и с а (заметив слезы). Опоздала? Где Анна?

С т е л л а (стараясь не выдать своего состояния). Ушла.

В а с и л и с а (подступая к Стелле). Объяснились?

С т е л л а (пряча глаза). Подкидыша она приютила.

В а с и л и с а (удивленно). Что? (Устало.) Ну и слава богу. (Сварливо.) Тоже мне благодетельница выискалась. Ребеночка передам, а сама в прорубь. Нет уж. Нашла, так доводи до ума.

С т е л л а (сквозь слезы). Святая у нее душа.

В а с и л и с а (со вздохом). Все вы какие-то блаженные.

С т е л л а (все еще находясь под сильным впечатлением). Спасибо ей. Теперь я окончательно укрепилась в своем решении.

В а с и л и с а (строго). Не дури, Стелка.

С т е л л а (решительно). Спасибо тебе, дочь тайги! Решено, Васютка!

В а с и л и с а (встав, жестко). Но только не ценою жизни.

С т е л л а (упрямо). А что стоит жизнь, если отнять у нее любовь? Заурядный биологический факт. Меня не страшит никакой исход. Кроме одного: потерять его любовь. Ты думаешь, я не понимаю, почему он перестал смеяться? Его угнетает моя бесплодность. Человек большого таланта обязан иметь наследника. Это еще больше окрылит его. Укрепит его гордую независимость.

В а с и л и с а (почти со страхом). Какую ядовитую занозу она вонзила в твою душу. Я ведь ее уговаривала. Умоляла. Даже угрожала. Зайдешь к Стелле — выведу на чистую воду…

С т е л л а (ласково). Не переживай, Васютка. Все обойдется. Никанор Иванович обещал знатную повитушу раздобыть. Она будет наблюдать за мной. Врачевать травами…

В а с и л и с а (сопротивляясь). Травки не помогут. Ты хоть бы со своим-то посоветовалась.

С т е л л а (разворачивая письмо). Вот письменное разрешение, дающее мне право на риск. (Читает.) «Я тут было снова тебе медвежонка отловил. А потом взял и выпустил. Сколько можно воспитывать зверят…» (После паузы, твердо.) Он прав.

В а с и л и с а (решительно). Его правота подталкивает тебя к пропасти. Я дам ему радиограмму. Молнию. Дорог каждый день.

С т е л л а (обнимая Василису, умоляюще). Нет, нет, Васютка! Я умоляю! Заклинаю тебя! Со мной ничего не случится. Сильно любящий человек никогда не умрет. Любовь спасет.

Валентина, наблюдающая за происходящим, не выдерживает, медленно, словно обреченная, спускается по лестнице. Стелла и Василиса смотрят на нее, как на злое видение.

В а л е н т и н а (подойдя к Стелле, тихо). Я оказалась невольной свидетельницей. (После паузы.) Но я ничего не поняла… А твой автопортрет очень мил. (Грустная, надломленная, идет к двери, оборачивается.) Счастливая ты, Стелка. (Уходит.)

С т е л л а (вслед Валентине, с грустью). Мне жаль ее. Красота, Васютка, тоже нелегкая ноша. Особенно если она бесплодна.

Постепенно сцена погружается в полумрак. Луч света сосредоточивается только на задумчивом лице Стеллы. Освещение постепенно увеличивается, и перед нами уже не Стелла, а ее портрет. Перед ним стоит Непоклонов. Остальные поодаль.

Н е п о к л о н о в (к портрету). Прости… Виноват… Тяжелая ноша. И на всю жизнь… Плечи гнутся.

Ч и р в а (протягивая бокал). Ты не один. Мы тоже плечо подставим.

Н е п о к л о н о в (шагнув к Савинскому, с надрывом). Чего казнишь глазищами? Я сам себе судья! Сам! (После паузы.) Была радиограмма. Сверхсрочная! И вертолет под рукой. А я вызвал ее на переговоры. Что говорил ей — не помню. Она целовала микрофон. И все повторяла: люблю, люблю, люблю… Потом все завертелось. Гонцы. Радиограммы. Образцы пород. Первые крупицы золота. Дни и ночи, дни и ночи. Круговерть страшная. Надо было все бросить и лететь к ней. А я не мог. Я собирал сведения. И все итожил, итожил, итожил. Меня лихорадило. Люди были в мыле. А километраж месторождения все рос и рос. Самые скромные прикидки кружили голову. Мне, Непоклонову, кружили голову. Но рапортовать в Москву я не спешил. Я собирал тучи над головами тех, кто не верил в проекты моего отца. Кто считал, что я ищу иголку в стоге сена. Моя радиограмма должна была высечь вспышку молнии. Ослепить, оглушить всех! Во имя этого я и торчал неотлучно на поле битвы…

О х л о п и н (перебивая). Вона с чего зашелся. Покаянием ее не воротишь. Впрок зарубку сделай. И баста.

Н е п о к л о н о в (переводя дух). Жестокий ты философ, Никанор. (Савинскому.) Я не каюсь. Нет. Случись пройти все сызнова — прошел бы. Тем же курсом! С открытым забралом! Напролом, напрямки! (Взглянув на портрет, тихо.) А вот такого… Хребтину волчью сломал бы, но обошел…

С а в и н с к и й (жестко). Так не бывает. Железная логика твоих же поступков против тебя. Ты повторил бы или все, или — ничего.

Свет гаснет.

Откуда-то издали доносится птичье разноголосье. Оно усиливается, перенося нас в тайгу. На приволье, видимо после продолжительной охоты, мы видим сидящего на пне угрюмого  Н е п о к л о н о в а, рядом, как всегда словоохотливого, Н и к а н о р а  О х л о п и н а  и задумчивого  С а в и н с к о г о. Засухин и Чирва где-то на подходе, их ждут.

О х л о п и н (собирая поленья для костра, Непоклонову). Пальнуть бы надобно. Чего доброго, проскочат.

Где-то неподалеку гремит выстрел. Птицы смолкают, затем снова робко пробуют голоса.

С а в и н с к и й. Чирва и Кузьмич идут прямо на нас.

Н е п о к л о н о в (вскинув ружье, прицелился, но не выстрелил, с грустью). Перед отлетом паруются.

С а в и н с к и й (провожая взглядом птиц). На такой высоте и я бы, наверно, достал.

О х л о п и н (Савинскому). А ты, Егор Александрович, не задумывался, отчего человек в небо стал редко поглядывать?

С а в и н с к и й. В голову как-то не приходило.

О х л о п и н. Сам летать научился. Раньше птицей любовался. Завидовал ей. И уважал, конечно. Теперь птица для него не диво.

С а в и н с к и й. Птица не диво. Небо не высота. А Луна не загадка. Да, удивляться мы подразучились.

О х л о п и н (в сторону Непоклонова). Недаром, видать, раньше говорили: сперва удивись, затем влюбись. По моему стариковскому разумению, любовь завсегда диво.

Н е п о к л о н о в (снова вскинул ружье, прицелился, но не выстрелил). Молодожены, наверное. Идут крыло к крылу.

С а в и н с к и й (Непоклонову). Чего ж ты не пальнул?

Н е п о к л о н о в (устало). Рука былую крепость потеряла. Сразу двух не снять. А одинокому путнику дорога в три раза длиннее кажется.

О х л о п и н (разжигая костер, Савинскому). Ты все-таки попробовал бы написать про диво дивное.

Н е п о к л о н о в (с вызовом). Прежде чем писать, надо сперва самому удивиться. Да так, чтобы на всю жизнь! Чтобы на сердце зазубрина осталась…

О х л о п и н (любуясь разгорающимся костром). Веселый огонек, с виду будто всем светит одинаково. И греет всем в радость. Но теплее других тому, кто поленья в него подкидывает. С чего бы?

Н е п о к л о н о в (подойдя к костру, присел напротив Савинского). Извечный закон равновесия: сперва отдай, а потом уж и возьми. Казалось бы просто и понятно. Но человек чаще норовит сперва взять. А с отдачей не спешит. Запаздывает. (После паузы.) Иногда трагически запаздывает. (Задумывается и, глядя на костер, тихо читает чьи-то стихи.)

Когда умру, а я, как все, умру, Не плачьте ради бога, не рыдайте! Сырой землей могилу закидайте И дайте волю яркому костру!

(После паузы, Савинскому.) Что он хотел сказать?

С а в и н с к и й. Огонь — самый древний символ бытия. В нем переплелись жизнь и смерть. И тут, видимо, каждый человек должен находить ответ самостоятельно.

О х л о п и н (подхватывая). И то верно. До всего доходить своим умом надобно. Словами, к примеру, мы сорим почем зря. А все отчего? Спешим. В душу слова не заглядываем. Некогда. Про иного человека говорят: влюбленный в жизнь. Значит, и звезду в небе видит. И муравья на земле замечает. Любовь всевидяща. В радость она дана человеку. Кто понимает, а кому невдомек. Так и живет себе. А мы, не подумавши, жизнелюбом его величаем. Вроде бы и то, и совсем наоборот. Жизнелюб муравья раздавит. Да что там муравья. (Вздохнув, Савинскому.) Ты про диво дивное все ж напиши. Гляди, кто и задумается. А думающий человек завсегда к природе тянется. Природа мудра. Извечно мудра и терпелива. Наставит всякого, кто ненароком с ноги сбился. Наставит и простит, если сможет…

Свет постепенно гаснет. И в наступающей темноте все ярче и ярче разгорается костер, озаряя задумчивые лица. Медленно опускается занавес.

БЕРЕГИТЕ БЕЛУЮ ПТИЦУ Пьеса в двух частях с эпилогом

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А н д р е й  К о л о б о в — первый секретарь горкома комсомола.

М а р к  Д р у ж и н с к и й — заведующий отделом пропаганды.

И н г а  Д е н и с о в а — заведующая школьным отделом.

С е р г е й  П о л и т о в — инструктор.

А л л а — секретарь-машинистка.

С е м е н  Н и к о л а е в и ч  П я т у н и н — первый секретарь горкома партии.

И в а н  Г р и г о р ь е в и ч  К р о х и н — второй секретарь горкома партии.

Е в г е н и й  В и к т о р о в и ч  С а м а р и н — инструктор горкома партии.

Б е л к и н а — медсестра.

П е т ь к а — матрос-спасатель, затем таксист.

Ц и н и к — семинарист.

С а ш а  Н и к и ф о р о в а — секретарь комитета комсомола строй-треста.

Д е м и к о  А б д у л а д з е — секретарь комитета комсомола таксомоторного парка.

А н а т о л и й  С к о р о х о д о в — секретарь комитета комсомола медучилища.

Н и к и т и н — бывший секретарь горкома комсомола.

Т е р е н т и й  З а х а р о в и ч  П е в ч и й — председатель Совета старейших большевиков.

К л и м  Е л и з а р о в и ч  С о р о к и н — заместитель председателя.

Ш и л о в а }

Б о б а с а д ы к о в }

С а п у н о в с к и й } — старые большевики.

И н о с т р а н н ы е  ж у р н а л и с т ы, м о л о д е ж ь, ч л е н ы  С о в е т а  с т а р е й ш и х  б о л ь ш е в и к о в.

Небольшой приморский город. Примерно 1964 год.

Эпилог — спустя несколько лет.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Кабинет первого секретаря горкома партии. За массивным столом — С е м е н  Н и к о л а е в и ч  П я т у н и н. Ему за пятьдесят, грузный, в очках, говорит негромко, медленно, но властно. По другую сторону стола, в глубоких креслах, — И в а н  Г р и г о р ь е в и ч  К р о х и н  и  К л и м  Е л и з а р о в и ч  С о р о к и н. Крохин еще моложавый, ему за сорок, подтянут, подвижен, сидит как-то напряженно, то и дело оглядывается на дверь. Сорокину больше шестидесяти, толстый, седой, в поношенном старомодном кителе, на шее пионерский галстук. Он небрежно-барственно полулежит в кресле, курит.

С о р о к и н (громко). Опять в почетные пионеры выбран. Трогательно все это, Семен Николаевич. Я вот прямо в галстуке к тебе… Отбою нет от пионеров. А здоровье пошатнулось. И супружница хромает на обе. Можно бы иногда пригласить детвору домой, да квартирка у меня тесноватая…

К р о х и н (осторожно). Таких людей у нас в городе раз-два и обчелся. Нагрузка большая, не по годам. А квартира из двух комнат…

Пятунин хмурится, Сорокин замечает это.

С о р о к и н (вздохнув). Ладно, перебьюсь… О квартире я просто так… к слову пришлось. (Смотрит на Пятунина.) Инга сказала, будто Никитин уходит на учебу?

П я т у н и н. Да, он в комсомоле свое отработал.

С о р о к и н (заинтересованно). А кто же его заменит?

П я т у н и н. Посмотрим, кого будут рекомендовать. Бюро сейчас заседает.

С о р о к и н. Поверь моему партийному чутью… Кроме Инги, не сыскать лучшей кандидатуры. Ты бы посмотрел, как она держится с активом. Загляденье! Остра и бойка на язык. Перед ней все робеют.

П я т у н и н (с иронией). Значит, говоришь, все робеют? А если робеют, то вряд ли проголосуют. Это во-первых. (Смотрит на Крохина.) Во-вторых, и это главное, Инга руководит школьным комсомолом. А тон в молодежных делах задает рабочая смена. Из рабочей среды и надобно выбирать вожака.

К р о х и н (с готовностью). Ты прав, Семен Николаевич. Городскую организацию должен возглавить опытный человек. Не обязательно, чтобы из рабочих, хотя…

Входит  Н и к и т и н. Все выжидательно смотрят на него.

Н и к и т и н (устало). Битых два часа прозаседали. (Присаживается к столу.) Большинство высказалось за Колобова… (Крохину.) Я, Иван Григорьевич, все сделал, чтобы убедить бюро, но кандидатура Самарина сразу как-то отпала…

П я т у н и н (строго). Выходит, ты не только мне навязывал Самарина?

К р о х и н (виновато). Я высказал Никитину личное мнение. Запасной вариант, так сказать.

С о р о к и н (возбужденно). И правильно сделал! Тебе, Иван Григорьевич, надо было самому пойти на бюро и провести свою линию.

К р о х и н (осторожно). Боюсь, что вы правы. Излишнее послабление разлагает дисциплину.

П я т у н и н (со вздохом). Руководить молодым беспокойным племенем в наше время хлопотно. (Сорокину.) Жизнь частенько обгоняет нас. Понукание, мелочная опека, политика кнута и уздечки давно прошли. Так можно было на корню засушить молодую поросль. (Раздумчиво.) Партийное руководство — дело весьма деликатное. Тонкое, я бы сказал, дело. Тут на первый план надо выставить мудрость, опыт, партийное чутье, а власть отложить на крайний случай. Главное — помочь молодежи сделать верный шаг, выбрать стоящего вожака.

С о р о к и н (обиженно). Ловко ты отбрил нас. Тонкостей, выходит, мы не понимаем.

П я т у н и н. Зачем же так, Клим Елизарович? Давай лучше послушаем Никитина.

Н и к и т и н. Я рассказал членам бюро, что ухожу на учебу, а Лида Миронова, второй секретарь, — в декретном отпуске. Вот мы и стали судить-рядить, кого рекомендовать первым. Восемь человек из одиннадцати высказались за Колобова. Против были только Инга, Дружинский и сам Колобов…

К р о х и н (раздраженно). На завтра назначен пленум, а мы толчемся у разбитого корыта. Если Колобов заявит самоотвод…

Н и к и т и н (Пятунину). Колобов в приемной. Хочет потолковать с нами.

П я т у н и н (весело). Что ж, я готов! (Выходит из-за стола.) Ты уж меня извини, Клим Елизарович.

С о р о к и н (поднимаясь). Балуешь ты, Семен Николаевич, комсомол. Заигрываешь, можно сказать, с молодым поколением. Захотелось Колобову блажь перед тобой выказать, а ты и рад. К чему это приведет?

П я т у н и н (улыбаясь). К чему-нибудь да приведет. За совет тебе спасибо. Но мнение бюро я обязан учесть. Молодежь нынче пошла зубастая. Это хороший признак, Клим Елизарович.

С о р о к и н (ершисто). Ты меня не ублажай. Вот приду завтра на пленум и выступлю за Ингу. А что? Молодежь меня поддержит.

П я т у н и н. Зачем же утруждать себя? Только что жаловался на здоровье. Ты уж с женкой отдохни, а мы тут сами как-нибудь управимся. (Провожает всех к двери.) Я потолкую с Колобовым и, может быть, уважу его самоотвод. (Расхаживая по кабинету, останавливается возле стола, смотрит на дверь.)

Входит  К о л о б о в. Он молод, поджар, подвижен. Волосы взъерошены, заметно волнуется.

К о л о б о в. Здравствуйте, Семен Николаевич!

П я т у н и н. Здравствуй, Андрей! (Протягивает руку.) Проходи, садись и выкладывай свои соображения.

К о л о б о в. Спасибо. (Садится.) Никитин, наверно, кое-что уже рассказал?

П я т у н и н (улыбаясь). Кое-что он действительно рассказал. (Усаживается напротив.) Начинай с главного. Почему отказываешься от секретарской работы?

К о л о б о в (возбужденно). Я, Семен Николаевич, до мозга костей строитель! Народ у нас на стройке грубоватый, но честный и добрый. Мне и в роли секретаря комитета нелегко… И все же там я свой. Был и звеньевым, и бригадиром, и мастером, а теперь вот второй год секретарствую. Там меня, кажется, уважают, а главное — верят. Без доверия на комсомольской работе дальше печки не распляшешься. Да и ребята в комитете стоящие…

П я т у н и н (с улыбкой). Ловлю на слове. Раз в комитете хорошие ребята, значит, есть кем заменить тебя.

К о л о б о в. Меня-то есть кем заменить… (Вглядываясь в Пятунина.) Но я заговорил о доверии не случайно. В аппарате горкома я такого расположения к себе сразу завоевать не смогу. И причин тут много. Я, как член бюро, часто спорил с некоторыми работниками. Не нравится мне эстетствующий душок, чистоплюйство, верхоглядство отдельных товарищей… А на предпоследнем бюро кинул камешек даже в огород вашему…

П я т у н и н. Самарину?

К о л о б о в (горячась). Да, Самарину! Он так опекает первого секретаря, что тому ни охнуть, ни вздохнуть. Каждое решение надо согласовывать. Постепенно бюро превратилось в совещательный орган при товарище Самарине…

П я т у н и н (по-отечески). Ты не распаляйся. А то, чего доброго, перейдешь в рукопашную.

К о л о б о в (смущаясь). До этого не дойдет… (Решительно.) Короче говоря, я от строителей никуда!

П я т у н и н (хмурясь). Кого же ты предлагаешь в секретари?

К о л о б о в. Наверно, Самарина…

П я т у н и н (строго). Почему?

К о л о б о в. Он второй год работает у вас инструктором. И все время курирует комсомол. По возрасту — в самом соку. И опять же товарищ Крохин, кажется, к нему неравнодушен.

П я т у н и н (щуря глаза). Ну, а ты к нему как относишься?

К о л о б о в (подумав). Мое отношение не скажется на деле. Мы сработаемся, Семен Николаевич…

П я т у н и н. Вот что, Андрей Колобов. Я приглядываюсь к тебе давно. К Самарину тоже… (Пытается раскурить трубку.) Вы с ним ровесники.

К о л о б о в. Самарин чуток постарше.

П я т у н и н (строго). Не перебивай. (Встает, ходит по кабинету.) Я к вам приглядываюсь, чтобы самому кое в чем разобраться. Ваши биографии, характеры, мировоззрение складывались в сложное время. Война, разруха, голод. Потом крушение, казалось бы, незыблемых авторитетов… Реформы и перетасовки. А между тем живете вы, грядущее за нами поколение. Вы пристально вглядываетесь в наши дела и мотаете себе на ус. Через десять — пятнадцать лет многие из вас встанут на капитанских мостиках. Все, чему вы учитесь у нас и у нашего времени, скажется потом, в будущем. (Смотрит на Колобова.) А у нас и у нашего времени есть чему поучиться… (После паузы.) Но есть и такое, чему бы я не стал учить вас, наших детей. Нельзя допустить, чтобы вы повторяли ошибки отцов. (Ходит по кабинету.) К сожалению, в последнее время мы свои ошибки замечаем почему-то задним числом. А до того, пока заметим, пока осознаем, выдаем их чуть ли не за норму жизни, за образец для подражания. Все это уже сказалось и, видимо, еще скажется на становлении многих личностей… (После паузы.) Подвергаются этому облучению люди разных возрастов: и я, и Крохин, и Самарин, и ты, Андрей Колобов. Но ты, кажется, меньше других. И не потому, что ты мудрее или прозорливее нас. Нет. От соблазнительных крайностей тебя оберегала самая устойчивая среда, в которой ты рос. Ей, этой среде, ты обязан всем, и чего уже достиг и чего достигнешь впредь. У тебя за плечами ремесленное училище, две крупные стройки, армия. Будь достоин этой школы. (Останавливается.) Тебя, видимо, удивляют мои рассуждения?

К о л о б о в. Как-то неожиданно все это…

П я т у н и н (отечески). Учись думать, Андрей. Завтра тебя могут избрать первым секретарем. Дело трудное, и думать придется много.

К о л о б о в (вставая). Но я уже сказал вам…

П я т у н и н (повышая голос). И что это произойдет, я почти не сомневаюсь! Настроение комсомольского актива мне известно.

Колобов встает.

Хорошенько все обдумай. Двенадцать тысяч штыков под свое начало берешь. И добрая половина из них — твои собратья по классу. Дело не шуточное — идти впереди тех, с кем еще вчера шел рядом. Знаменосцу всегда, труднее.

К о л о б о в (растерянно). Вы так со мной… будто я уже секретарь…

П я т у н и н (улыбаясь). Пока ты еще один из кандидатов.

К о л о б о в. Что же я скажу ребятам?..

П я т у н и н (серьезно). Старайся всегда говорить правду. Нелегко это, конечно. Но ты не обременяй совесть лишней тяжестью.

Небольшая комната, два стола, стулья, у самого входа — диван. Столы стоят один против другого, за одним из них сидит  С а м а р и н. Это худой, строго одетый молодой человек. Он что-то пишет. На столе разбросаны какие-то книги, бумага. Входит  И н г а. Она высокая, стройная, ярко накрашены губы, заметно подведены глаза, белые локоны собраны в тугой узел. Инга садится на краешек дивана, смотрит на занятого Самарина.

И н г а (с иронией). Обкрадываем классиков?

С а м а р и н. Стилизуем их под наш партийный лексикон!

И н г а. Для Крохина стараешься?

С а м а р и н (отрываясь от бумаг). А вы, никак, желаете пригласить меня на очередной пионерский костерчик?

И н г а (с досадой). Дай папиросу.

С а м а р и н (притворно). Чем вы, госпожа пионерша, так расстроены?

И н г а. Перестань. (Заговорщически.) Он прорвался к шефу. Боюсь, что в ранг первого секретаря возведут Колобова, а не твоего загадочного мистера Икс.

С а м а р и н (нараспев). Не печалься, друг мой, не печалься… (Садится на диван.) Я хорошо знаю этого упрямца. Если он сказал «нет», то его легче задушить, повесить, утопить, чем заставить сказать «да». (Многозначительно.) Первым секретарем, видимо, будет избран мистер Икс.

И н г а (с раздражением). Я не меньше твоего Икса работаю в комсомоле! На моей памяти сменилось два первых секретаря. Где же логика? Почему на первую роль всегда выдвигают человека со стороны? Придет какой-нибудь варяг с рабочей закваской и начнет изобретать велосипед. (Зло.) Тебе не претит от традиционной примитивщины? В век космоса сохранять привилегию за работягой. Парадокс!

С а м а р и н. Не за работягой, а за производителем материальных благ. (Иронично.) За кормильцем, так сказать.

И н г а. А я голосую за создателя духовных ценностей!

С а м а р и н. С этим вызовом адресуйся к Пятунину. Но учти, что он в своих убеждениях традиционен. Диктатура рабочего класса — и никаких гвоздей. (Озабоченно.) И Крохина он недолюбливает только потому, что тот больше симпатизирует нашему брату.

И н г а. Крохин прошел путь от рядового учителя до заведующего гороно. Разве это не подвиг?

С а м а р и н (в пику). А товарищ Пятунин — от рядового строителя до управляющего крупнейшим стройтрестом. Тоже подвиг. А когда там (тычет в потолок) положили их на весы, то один потянул на первого секретаря, а другой… Ты, кажется, тоже начала свой трудовой путь с рядового учителя?

И н г а. Ты не гений, я не гений, так сказал один Евгений… (Гасит папиросу, задумчиво смотрит на окурок.) Хочешь, я обнажу твой тайный замысел?

С а м а р и н (с улыбкой). Изобрази. Срывай с меня одежды, но только не увлекайся. Я застенчив.

И н г а (нервно). Я догадываюсь, чья физия скрывается под маской Икса. Сейчас модно выдвигать комсомольские кадры на руководящие посты, и мистер Твистер торопится пересесть в свободное кресло. Оно необходимо ему, как трамплин…

С а м а р и н (улыбаясь). Ты, как и большинство представительниц слабого пола, плохой дипломат. (Встает.) Я вижу, что наше рандеву не состоится. Тебе надо подштопать нервишки.

И н г а (не глядя на Самарина). У меня и правда разболелась голова. Я пойду домой. (Уходит.)

С а м а р и н. «Ты не гений, я не гений…» Смешно. (Задумывается.)

Приемная горкома комсомола. Довольно просторная, но неуютная комната, у окна — стол секретаря-машинистки, рядом — старый диван, вдоль серых стен — стулья. Утро. А л л а, миловидная девушка, стучит на машинке, затем вынимает из сумочки зеркальце, прихорашивается. В приемную порывисто входит  И н г а.

И н г а (с иронией). Перышки чистишь?

А л л а (пряча зеркальце). Здравствуй, Инга! (Берет под козырек.) За время твоей болезни никаких происшествий не произошло.

И н г а. С новым шефом тебя, пташка!

А л л а (бойко). Тебя тем же обушком и по тому же месту.

И н г а. Планерка сегодня будет?

А л л а. Обязательно… Неделя прошла в страшной сутолоке. (Оглядывает стройную фигуру Инги.) Как тебе идет это платье. Обворожительно!

И н г а (высокомерно). Ты сегодня тоже довольно пестренькая. (Вынимает из сумочки сигареты.) Подымим?

А л л а. Заграничные?

И н г а. «Сильва». (Выпускает струйку дыма.) Как тебе показался Колобов?

А л л а (подлаживаясь). Варяг, конечно. И из диктаторов опять же. Но если судить по речам, которые он частенько произносит на бюро, то вроде умный. Задиристый, правда. А внешне привлекательный, даже красивый…

И н г а (с досадой). Оболочка не всегда соответствует содержанию… (После паузы.) Строители прозвали его «Колобком в ежовой шкуре». Значит, иголочки у него острые…

Входит  М а р к  Д р у ж и н с к и й. Это невысокий плечистый парень.

М а р к (весело). Пионерский салют!

А л л а. Здравствуй, Марк!

И н г а. Мое почтение пропаганде и примкнувшей к ней агитации.

М а р к. В вашем приветствии, мадам, историческая неточность. Древнейшая из книг, Библия, утверждает первородство агитации. Ибо только при помощи сего мощнейшего воздействия Ева могла совратить Адама.

И н г а. А я думала, что ты, как всегда, будешь отбиваться цитатой. (С подвохом.) Слышал новость? Марк. Какую?

И н г а (трагично). Один из твоих лекторов-атеистов покушался на самоутопство.

М а р к (подыгрывая). Но досужие октябрята, как всегда, были начеку.

И н г а (притворно вздыхая). Подвел беднягу язык. Целых полметра выглядывало из воды.

А л л а (смеясь). Традиционный поединок острословия закончился боевой ничьей. (Оглядываясь на дверь.) А вот и Саша!

Входит скромно одетая  д е в у ш к а. В ее угловатой фигуре, скупых и резковатых жестах, в манере держаться угадывается сильный характер.

М а р к (идя навстречу). Сашок, милая! Дай я тебя облобызаю.

И н г а (отвешивая поклон). Наследнице комсомольского престола строителей мое искреннее соболезнование.

А л л а (протягивая Саше руку). От всего сердца, Саша!

С а ш а (смущенно, но с достоинством). Спасибо. И за поздравления и за соболезнование. (Инге.) После Колобова мне будет трудно. В комитете одиннадцать человек, все мужики. Колобова они обожали…

И н г а (с вызовом). Не обожали, а прямо-таки обожествляли! После пленума его, как китайского божка, на руках качали.

С а ш а (Марку). Считай, что вам повезло.

Входит высокий, стройный  Д е м и к о  А б д у л а д з е, вслед за ним сутулый и весь какой-то нескладный  А н а т о л и й  С к о р о х о д о в.

А б д у л а д з е (ко всем). От имени гармонично развивающегося коллектива таксоджигитов физкультпривет!

И н г а (к Абдуладзе). Сегодня, видимо, внекалендарный праздник, князь? Вы в новом фраке?

С к о р о х о д о в (обнимая Сашу). Поздравляю!

А б д у л а д з е (Инге). Ты угадала, дорогая. Колобов сегодня произнесет тронную речь. Я человек чувствительный и с утра нахожусь во взволнованно-приподнятом состоянии.

И н г а (вынимая из сумочки платочек). Возьмите, князь.

А б д у л а д з е (не уловив подвоха). Зачем?

И н г а. Слезы вытирать.

А л л а (смеясь). Один ноль! (Ко всем.) Планерка назначена здесь, в приемной.

И н г а (удивленно). Здесь?

А б д у л а д з е. Такой хороший человек, а грузинских обычаев не знает…

М а р к. Место происшествия иногда проливает свет на его тайный умысел. Давайте искать умысел…

Все внимательно разглядывают приемную, словно что-то ищут. Входят  н о в ы е  р а б о т н и к и  и тоже недоуменно оглядываются. В дверях появляются  К о л о б о в  и  С а м а р и н.

А л л а (неожиданно громко). А вот и Андрей Иванович!

Колобов здоровается со всеми за руку, усаживается за стол секретаря-машинистки. Самарин сдержанно поклонился, присел рядом с Колобовым.

К о л о б о в. Все в сборе?

А л л а (вставая). Отсутствуют четыре человека. Второй секретарь горкома Миронова в декретном отпуске… Заворг Степашин болен. Редактор «Солнечного удара» Кийко в командировке…

К о л о б о в. Он-то мне и нужен. (Алле.) Спасибо. (Ко всем.) Ваши рабочие планы на эту неделю я просмотрел. Планы толковые, конкретные, а главное, деловые. Есть одно замечание: работникам аппарата и освобожденным секретарям комитетов комсомола надо почаще бывать в первичных организациях.

И н г а (с подвохом). Ваш революционный девиз, как я его понимаю, — массовое хождение в трудовой народ.

К о л о б о в (с некоторым нажимом). Свой девиз, с вашего позволения, я обнародую несколько позже.

И н г а (притворно потупясь). Пардон. Рядовую точку в конце фразы я ошибочно приняла за восклицательный знак.

К о л о б о в (Марку). Отдел пропаганды запланировал выпуск сатирической газеты. Я прочитал материалы и считаю, что газету выпускать пока нельзя.

М а р к (удивленно). Почему?

К о л о б о в. Во многих материалах мы бичуем не сам порок, пустивший корни среди определенной категории молодежи. А в издевательски-оскорбительном тоне, зло высмеиваем конкретную личность. Хотя личностям-то этим всего-навсего по семнадцать лет.

И н г а. Если ты имеешь в виду Белкину, то ей девятнадцать.

М а р к (Колобову). Кстати, как тебе показался материал на Белкину?

К о л о б о в. Кто готовил?

И н г а. Я. Аргументы, кажется, выстроены убедительно.

К о л о б о в. Слишком убедительно. (Скороходову.) Между прочим, бывшая воспитанница медицинского училища. Ты ее помнишь?

С к о р о х о д о в (мрачно). Ослепительная особа. (Спохватившись.) Но она не комсомолка…

К о л о б о в. А ты допускаешь, Анатолий, чтобы человек, проживший без малого двадцать лет, не совершил ни одного порядочного поступка?

С к о р о х о д о в (отрицательно качая головой). Белкина играла в самодеятельности в основном положительных героинь.

С а ш а (Скороходову). И комсомолок?

С к о р о х о д о в. Не помню… А за исполнение Дездемоны ей, кажется, даже Почетную грамоту вручили.

А б д у л а д з е. А кто выступал в роли Отелло?

С к о р о х о д о в (смущаясь). Я…

А б д у л а д з е. Не справился ты с ролью ревнивца-душителя, товарищ Отелло. Редактору сатирической газеты приходится поправлять твою оплошность.

Все улыбаются. Самарин, положив на колено блокнот, что-то все время записывает или делает вид, что записывает.

С а м а р и н (Колобову, сухо). Мы, кажется, уклоняемся.

К о л о б о в (Алле). Попробуй-ка пригласить Белкину в горком.

И н г а (будто бы Марку). Кто начал с недоверия, тот кончит обвинением.

С а м а р и н (строго). Инга Александровна!

И н г а (поднимая руки). Я буду изображать глухонемую статую свободы.

К о л о б о в (пригасив вспышку). Теперь хочу объяснить, почему мы собрались здесь, в приемной. Молодежь величает ее по-разному: одни — предбанником, другие — выжидаловкой, а третьи такое словечко вворачивают, что уши вянут. Но лично я считаю, что приемная — это так сказать, сфокусированное лицо нашей организации. Именно здесь, в приемной, перед самым решительным шагом в жизни парня или девушки надо убедительно показать историю комсомола, его созидательную деятельность, романтику и героику его будней. Пусть каждый прочувствует, от имени какого авторитетного союза мы говорим с ним, поощряем его, да и наказываем тоже.

И н г а (Марку). В каком кружке изучают Гегеля?

М а р к (тихо). Все рациональные зерна из его учения давно повыдергивали.

И н г а (шепотом). Значит, эту ценнейшую мысль наш оратор позаимствовал у кого-то другого.

К о л о б о в (продолжая). У нас почему-то принято считать, что в приемной сидит технический работник. Я в корне с этим не согласен.

Алла удивленно смотрит на Колобова, она как бы не верит его словам.

Непозволительная роскошь в таком маленьком коллективе, как аппарат горкома, иметь технического работника. По возрасту мы все почти равны, по образованию тоже, да и по опыту работы разница не так уж велика. Ранговая кастовость нам не подходит. И если говорить о такой приемной, какой я себе ее представляю, то техническому работнику там делать нечего. Только ответственному, только творческому человеку но плечу работа в приемной.

И н г а (не выдержав). А как относительно финансовой стороны?

А б д у л а д з е (Алле). Она хочет отнять у тебя это место.

А л л а (Колобову). Ой, как здорово! Если бы и на деле так.

К о л о б о в (уверенно). И на деле будет так.

С а м а р и н (сухо). У тебя, Андрей Иванович, все?

К о л о б о в (глядя на Ингу). Нет, я кое-кому обещал обнародовать свой девиз. Текстуально он выглядит так: взаимодоверие, поиск, увлеченность!

И н г а. Красиво. А кто будет определять степень увлеченности?

К о л о б о в. Совесть. (Ко всем.) На этом разрешите закончить. У кого есть ко мне вопросы, прошу в кабинет.

Первым уходит Самарин. Колобов берет Сашу под руку и уводит ее в кабинет.

И н г а (кивая им вслед). Так, видимо, расшифровывается третий пункт его девиза, то бишь увлеченность!

С к о р о х о д о в (потирая лоб). У меня, между прочим, тоже есть к нему вопрос. (Направляется в кабинет.)

И н г а. Товарищ Отелло пошел решать гамлетовский вопрос.

А б д у л а д з е (беря Марка под руку). А насчет приемной он здорово сказал. Лихач! Рвет сразу с третьей.

М а р к. У меня, кажется, проклюнулась идея. (Оглядывает комнату.) Сию угрюмую келью действительно можно преобразить. Давай-ка заглянем к Колобову.

Уходят.

А л л а. Ты веришь в его прожекты?

И н г а (закуривая). Мелко пашет. (Направляясь в свой кабинет, декламирует.) «Ты от волка ушел, от медведя ушел, а от меня — ножки коротки…»

А л л а (заглядывая в зеркальце). Что будет, что будет! (Спохватившись.) Надо послать открытку этой Белкиной. Она, конечно, не придет, но депешу мы отправим. (Стучит на машинке.)

Приемная. В дальнем от двери углу — небольшой новый стол, на нем два телефона. Стены выкрашены в сине-голубой цвет, в красном углу развернутое знамя городской организации, на стенах портреты. На правой стене — огромный стенд, где на красном фоне — ордена комсомола. Ниже — плакат: «Строительство оздоровительного комплекса «Энергетик» объявлено ударным!»

Входит высокий белокурый  ю н о ш а, одет подчеркнуто небрежно. Держится вначале развязно, но незнакомая обстановка, приподнято-торжественный вид комнаты его смущают.

А л л а (выйдя из кабинета Колобова). А, старый знакомый.

П е т ь к а (ухмыляясь). Здрасьте, мисс Привратница! А у вас тут перемены.

А л л а (официально). Здравствуй, Горохов. Все еще бездельничаешь?

П е т ь к а (присаживаясь на стул). Человек имеет право на отдых. Это, между прочим, записано в самой гуманной Конституции.

А л л а. Но там сказано, что сперва на труд, а уж потом на отдых.

П е т ь к а. Эх, Алла… Скучный вы человек. (Оживляясь.) Хотите, я познакомлю вас с Циником?

А л л а (удивленно). С кем?!

П е т ь к а (направляясь к двери). С Циником. Такое у него прозвище. Оригинал. (Тихо.) Даю краткую справку: ему в принципе лет двадцать, ученик духовной семинарии, сейчас на вольных хлебах, лечится. Ни в бога, ни в черта он, кажется, не верит. И еще: от заумных книжек у него иногда припадки случаются. Поимейте в виду.

Петька скрывается за дверью и тут же вталкивает  Ц и н и к а. Это худой бледнолицый паренек, длинные темные волосы спадают на плечи, одет во все черное.

Гляди не поскользнись, сын божий. (Алле.) Святой инок! Будущий пастырь стада господня. Звучит?

Ц и н и к (робко). Здравствуйте…

А л л а (разглядывая Циника). Добрый день. Садитесь, пожалуйста…

Ц и н и к. Спасибо. (Садится.) Я впервые попал в предбанник. (Осматривается, кивает на портреты.) Многоликость всегда вносила смуту в ряды верующих.

П е т ь к а. А вон за той дверью знаешь кто сидит?

Ц и н и к. Там, наверно, геенна огненная. (Смотрит на Аллу.) И ее вечный хозяин — Сатана.

П е т ь к а (весело). Почти отгадал! С виду безрогий, а забодает кого хочешь.

А л л а (Цинику). Почему одежда на вас такая траурная?

Ц и н и к (угрюмо). Скоро все провидцы облачатся в подобное одеяние. (Патетически.) Всемирная скорбь по обреченному человечеству.

А л л а (Петьке). Ну и дружок у тебя. Люди в космос летают, а он скорбит по человечеству.

Ц и н и к. Чем выше взлетит человек, тем трагичнее будет его падение.

П е т ь к а (покровительственно). Демон! Он сегодня еще не в форме. Доложи шефу, что Петька Бант прибыл на эту самую, на аудиенцию.

А л л а. Он скоро освободится. (Цинику.) Может, вы тоже зайдете? С ним, кстати, можно поговорить и насчет обреченного человечества.

П е т ь к а (весело). А это идея! (Цинику.) Давай заглянем. Мужик он горячий. Если заведется — держись! Ну, чего молчишь? Струсил?

Ц и н и к (угрюмо). Мне страх неведом…

Входит  Б е л к и н а. Она в белом платье, в белых туфлях, с красивой модной прической.

Б е л к и н а (показывая открытку). Меня вызвали к секретарю…

А л л а (строго). Я посылала вам две открытки. Вас что, все это время не было в городе?

Б е л к и н а (потупясь). Я боялась… И вот решилась.

А л л а. Почти месяц спустя? Подождите теперь несколько минут. (Ревниво рассматривает ее туалет.) Присядьте пока. (Уходит.)

Белкина осторожно опускается на стул, осматривается. Петька подвигается к Цинику, шепчет ему на ухо.

П е т ь к а (тихо). Ценный кадр! А?

Ц и н и к (угрюмо). Всякая красота порочна. А женская — вдвойне. Приманка дьявола.

П е т ь к а (пройдясь по комнате, подсаживается к Белкиной. Вкрадчиво). Вы по какому вопросу к секретарю?

Б е л к и н а. Я к нему без вопросов…

П е т ь к а (заносчиво). Он мужик идейный. С ним ухо надо держать торчком. Давно уламывает меня на ответственный пост.

Б е л к и н а. А вы?

П е т ь к а. Я предпочитаю свободу. (Доверительно.) Мне надо закончить картину. (Заглядывая в лицо.) Хотите, я напишу ваш портрет?

Б е л к и н а (удивленно). Вы художник?

П е т ь к а (с достоинством). Я свободный художник!..

Из кабинета выходят  И н г а  и  С о р о к и н. Белкина испуганно отворачивается. Сорокин задерживается в приемной, смотрит на Ингу.

С о р о к и н (кивая на дверь). Что он такое про меня знает? К чему эти вопросы? Когда я встречался с Лениным? Как звали старшего брата?

И н г а (тихо). У него был старый большевик из Ленинграда. Кажется, из какого-то музея.

С о р о к и н (подозрительно). Ну и чего он там попа плел?

И н г а. Не знаю. Но после его визита Колобов уперся как бык. (С сожалением.) Видимо, с домашним музеем придется повременить.

С о р о к и н (раздраженно). Без году неделя в секретарском кресле, а уже вон на кого замахивается.

И н г а. Зайдите к Крохину. А я загляну к Самарину. Вечером созвонимся.

Они выходят. Алла приглашает Петьку и Циника к секретарю.

П е т ь к а (Цинику). Ну, пойдем. Ты только не робей. Побольше пыли, а я тебя поддержу. (Подталкивает Циника к кабинету.)

Петька и Циник заходят в кабинет.

А л л а (усевшись за стол). Циник… И придумают же прозвище.

Б е л к и н а (смущаясь). Скажите, а он молодой?

А л л а. Кто?

Б е л к и н а. Секретарь…

А л л а. В комсомоле все молодые.

Б е л к и н а. Строгий?

А л л а (подумав). Всякий.

Звонит телефон.

Горком. Здравствуйте. Воскресник общегородской, — значит, и ваша организация должна участвовать. Что? А несоюзная молодежь где живет? То-то и оно, что в нашем городе. (Смотрит на Белкину.) Чем по ресторанам шляться, пусть лучше на воскресник выходят. (Кладет трубку.) А вы хоть в одном воскреснике участвовали?

Б е л к и н а (растерянно). Нет… Меня не приглашали.

А л л а (вставая). Так вот, я приглашаю… (Выходит.)

Б е л к и н а. Спасибо… (Встает, подходит к стенду, рассматривает фотографии, вынимает из сумочки зеркало, прихорашивается.)

Небольшой кабинет Колобова. Слева от двери — длинный стол, в правом углу возле окна — письменный стол, на котором лежат книги, какие-то папки. В торце стола — два кресла, в них сидят  П е т ь к а  и  Ц и н и к. К о л о б о в ходит по кабинету, разговор уже заканчивается.

Ц и н и к (возбужденно). Я отказываюсь назвать свое имя!.. Я опасаюсь вашего насилия!

К о л о б о в (удивленно). Насилия?

Ц и н и к. Да, насилия! Такого же, какое вы только что совершили.

К о л о б о в (Петьке). Значит, я, устроив тебя на работу и на вечерние курсы шоферов, совершил насилие?

П е т ь к а. Да как вам сказать… Работать матросом-спасателем не очень-то почетно. А за курсы спасибо. Тут никакого насилия, можно сказать, нет…

К о л о б о в (Цинику). Коль вы не хотите назвать своего имени, то разрешите дать вам дружеский совет. Сорвите с себя эту черную маску. Сорвите, иначе задохнетесь. Вы, по всему видать, человек пытливого ума. Но ваши прогнозы о будущем человечества стары как мир. Любой сектант может наговорить куда больше мрачных предсказаний. Так что вы не оригинальны. Цинизм — худшее качество мыслящего существа. Гордиться таким прозвищем — значит добровольно отнести себя к разряду духовных разрушителей. Опасная болезнь, особенно в ваши годы.

Ц и н и к (порывисто). Можете не продолжать! Вы отказываетесь от спора потому, что вам трудно возразить мне по существу. (Петьке.) Пойдем, Петр, на свежий воздух. (Хлопает дверью.)

К о л о б о в (грустно улыбаясь). У него никудышные нервы. Ты устрой нам встречу где-нибудь в другом месте. Этого парня, видимо, сильно поломали. (Протягивает руку.) В последний раз хлопочу за тебя. Если попрут и с матросов, пеняй на себя.

П е т ь к а (ухмыляясь). Даю честное пионерское. План по утопленникам будет перевыполнен! (Скрывается за дверью.)

Тихо приоткрывается дверь, в кабинет осторожно, словно крадучись, входит  Б е л к и н а.

Б е л к и н а (смущенно). Я по вызову. (Показывает открытку.) Вот. Моя фамилия Белкина…

К о л о б о в. Странно… Здравствуйте, Рената Белкина… (Спохватившись.) Садитесь вот сюда.

Б е л к и н а (мельком взглянув на Колобова). Спасибо…

К о л о б о в (вглядываясь). Странно… Скажи, Рената, у тебя есть сестра?

Б е л к и н а. Нет, я одна…

К о л о б о в. Ты поразительно похожа на одну девушку. (После паузы.) Догадываешься, зачем тебя пригласили в горком?

Б е л к и н а (волнуясь). Наверно, затем же, что и в милицию. Там один капитан долго меня обрабатывал. Чем только не грозил. Даже выслать из города… А потом назначил свидание…

К о л о б о в (в замешательстве). И… ты согласилась?..

Б е л к и н а (опуская голову). Сперва отказалась… Он рябой и в годах уже… (И вдруг с вызовом.) Сам ко мне пришел! С бутылкой… Обещал подыскать легкую работу…

К о л о б о в. Как же ты могла? Сама говоришь, что он рябой…

Б е л к и н а (искренне). Так у нас все обошлось без поцелуев… Ой, что я говорю? Ну, я в том смысле, что мы распили бутылку и он окосел. У меня ни в одном глазу, а он вдрызг. Стал жаловаться на свою жену. Раскис. Я и выпроводила его.

К о л о б о в (взяв со стола фотографии). Сколько же ты выпила, когда попала в вытрезвитель?

Б е л к и н а. Меня сыны Кавказа коктейлем угощали.

К о л о б о в. Вот возьми, полюбуйся. Узнаешь?

Б е л к и н а (взглянув на фотографии). Я их уже видела. Ко мне приходил редактор «Солнечного удара»…

К о л о б о в (строго). Надеюсь, он не набивался в поклонники?

Б е л к и н а (сквозь слезы). Что вы! Он строгий. Я умоляла его не выставлять меня перед всем городом. (Достает из сумочки платочек.) Он бы, может, и уступил, да с ним была его заместитель. Такая крашеная вся и злая. Я видела, как она вышла только что из вашего кабинета.

К о л о б о в (после паузы). Скажи, Рената, что ты о себе думаешь?

Б е л к и н а (с недоумением). Я?.. Я о себе? (Вытирая платочком глаза.) Всякое. Но больше плохое. Бывает так тяжело, что утопиться хочется. Взгляну в зеркало и разревусь. Вам этого не понять. (Закрыв лицо, тихо плачет.)

Колобов протягивает руку, но прикоснуться не решается, отходит.

К о л о б о в (глухо). Успокойся, Рената.

Б е л к и н а (всхлипывая). Извините… Вы лучше меня ругайте. Я к этому уже привыкла. А в душу не заглядывайте. Можете выставлять меня перед всем городом, можете выселять… Мне теперь все равно…

К о л о б о в (после паузы). Думать о человеке что-то определенное можно, когда знаешь о нем все. Я же знаю про тебя самую малость. И, наверное, не лучшую… Где твоя мать?

Б е л к и н а (успокаиваясь). На Дальнем Востоке. Выскочила замуж. Ловила женихов мне, а поймала…

К о л о б о в. Значит, ты живешь одна?

Б е л к и н а. Одна.

К о л о б о в. Ясно. (Осторожно.) А кем тебе доводится майор Белкин?

Б е л к и н а (в смятении). Вы и про это знаете?

К о л о б о в. Это ты приносишь цветы на его могилу?

Б е л к и н а (тихо). Значит, вы всё видели, всё знаете?..

К о л о б о в (взволнованно ходит по кабинету). А теперь вот что, Рената Белкина! Уходи! Иначе я скажу тебе что-нибудь такое… Возьми фотокарточки и уходи! (Отдает фотокарточки.) Для нашего города память о майоре Белкине свята! Запомни это. На работе тебя восстановят. Все. Будь здорова.

Б е л к и н а (пятясь к двери). Снова в больницу?..

К о л о б о в (записывая). Если мне удастся уговорить главного врача. Передай привет сынам Кавказа! Надеюсь, сегодня обойдется без коктейля.

Б е л к и н а (потерянно). Не знаю… А как же с «Солнечным ударом»?

К о л о б о в (резко). Поменьше торчи на солнцепеке!

Белкина в недоумении покидает кабинет.

(Снимает трубку, набирает номер. В трубку.) Инга? Передай редактору «Солнечного удара», пусть он материал на Белкину сдаст в архив… Что? Да, это мое указание. И в очередной номер не пойдет… Фотографии? Я их вручил Белкиной на добрую память… Ах, так? Ты настаиваешь? Заходи. (Хмурясь и постукивая пальцами по столу, смотрит на дверь.)

Входит  И н г а.

И н г а (категорически). Я требую немедленно собрать бюро!

К о л о б о в (спокойно). Белкина от этого лучше не станет.

И н г а. А от твоего покровительства, думаешь, она переродится?

К о л о б о в. Не уверен, но хочется надеяться.

И н г а. Твои узурпаторские замашки обойдутся дорого.

К о л о б о в. Демагогия обходится не дешевле.

И н г а. Если ты не соберешь бюро, я пойду в горком партии.

К о л о б о в (твердо). Бюро будет заседать в плановом порядке. А в своих действиях ты вольна как птица. Кстати, раз ты собираешься в горком партии, то не забудь и про разговор с Сорокиным.

И н г а. Клим Елизарович в адвокатах не нуждается.

К о л о б о в. Тогда зачем же ты так назойливо его опекаешь? Мне порой кажется, что ты умышленно подогреваешь в нем страсть к почестям. И эти чуть ли не каждодневные приемы в почетные пионеры, и грамоты, и галстуки, и затея с домашним музеем. Мелко все это, Инга. Если старому заслуженному человеку изменяет чувство меры, то ты обязана поостеречь его.

И н г а. Это совет или руководящая указивка?

К о л о б о в. Пока дружеский совет.

И н г а. А ты, Колобов, большой мастак переводить стрелки. Ехали к Белкиной, а выехали к Сорокину. Не смею утруждать «назойливым», как ты выражаешься, присутствием. Тем более что в приемной скучает толпа жаждущих перевоспитания. (Уходит.)

Затемнение. Кабинет Колобова. А л л а  ищет в шкафу нужную книжку. Входит  М а р к.

М а р к. А где Андрей?

А л л а. Представляет в горкоме партии нового инструктора.

М а р к. Политова? (Берет у Аллы книгу.) К читательской конференции готовишься?.

А л л а. Андрей Иванович заставил.

М а р к. Трудно тебе с ним?

А л л а. Трудновато. Беспокойный и требовательный. Вам тоже от него достается. Всех измочалил.

М а р к. Достается. Но с ним интересно.

Входит  К о л о б о в.

К о л о б о в (Алле). Нашла?

А л л а. Нашла, спасибо… (Уходит.)

К о л о б о в (улыбаясь). А из нее вырастет хороший комсомольский работник. Видишь, как ответственно готовится к конференции.

М а р к. Вижу. А ты готов?

К о л о б о в. Пока нет. Работа меня засасывает, Марк.

М а р к. За тобой обзор трех номеров «Нового мира».

К о л о б о в. Вычеркни меня из списков обозревателей.

М а р к. И не подумаю.

К о л о б о в (вспылив). Тогда я вообще отказываюсь от участия!

М а р к. И этот номер не пройдет.

К о л о б о в. Почему же?

М а р к. Хотя бы потому, что на заседании бюро, когда утверждали план проведения конференций, один руководящий товарищ разразился примерно такой тирадой: «Конференции помогут нам убить сразу трех медведей: с одной стороны, привьют многим из нас навыки постоянного чтения, с другой — помогут точнее ориентироваться в массовом потоке периодических изданий и главное — научат отличать настоящую литературу от всякого рода вывертов, модных поделок и крикливых измов…»

К о л о б о в. У тебя, Марк, отличная память, как я погляжу. Цитатчик ты отменный.

М а р к. Цитирование великих мыслителей — хлеб пропагандиста.

К о л о б о в. Значит, сам себя породи, а меч вложив руку товарища?

М а р к. Не совсем так. Хорошо сказал — посеял надежду, достойно исполнил — собрал урожай.

К о л о б о в. Луций Сенека Младший?

М а р к. На сей раз Марк Дружинский Старший, с вашего позволения.

К о л о б о в. Где же мне взять время, чтобы собрать урожай?

М а р к. У тебя в запасе ночи.

К о л о б о в (со вздохом). И все-таки гуманизм — понятие абстрактное. (Махнув рукой.) Подкинь мне еще довесочек.

М а р к. Какой?

К о л о б о в. Святое писание.

М а р к. Хочешь проштудировать методу вознесения на небеси?

К о л о б о в. В пределах наших владений объявился мрачный пророк. Он не без гордости величает себя Циником. Видимо, в ближайшее время состоится рыцарский поединок.

М а р к. Возьми в секунданты мою прабабушку.

К о л о б о в. Я серьезно, Марк. И еще раздобудь мне материалы о гибели летчика майора Белкина.

Комната Самарина. Возле окна стоит  И н г а, она жадно курит. С а м а р и н, откладывая в сторону исписанный листок, закуривает, продолжает разговор.

С а м а р и н. У меня создается впечатление, что ты боишься курить при Колобове. Прячешься, как школьница, и губки красить стала реже. И язычок вроде поприкусила. С чего бы это.

И н г а. Не хочется собак дразнить. Он недавно провел со мной душеспасительную беседу. Оказывается, комсомольскому работнику надо умереннее использовать возможности косметики. Серьезный хлопчик. Прямо-таки духовный наставник из института благородных девиц.

С а м а р и н (встает, подходит к Инге). Ты учти: этот парень далеко пойдет.

И н г а. То-то ты перед ним на цыпочках. По имени и отчеству величаешь. Ни гордости в тебе, ни самолюбия.

С а м а р и н (зло). Он, кстати, тоже не гнушается меня по имени и отчеству величать. И ты мою гордость не топчи своей прелестной ножкой. Смотри на события трезво. Колобов уже столько наворочал, сколько его предшественнику и не снилось. Многие вчерашние хулиганы нацепили красные повязки и сами наводят порядок. Добрая половина хронических тунеядцев приобщена или приобщается к делу. Ведущие строительные объекты объявлены ударными. Завтра под его началом снова состоится общегородской воскресник. Я не называю многое другое, что также надо зачесть в его пользу. Его уже заметили в крае. С этим надо считаться. Если ты, конечно, хочешь удержаться в седле.

И н г а. Вам желательно, чтобы я продолжила патетическую речь во славу новоявленного комсомольского Бонапарта? От меня этого не дождешься. Я, в отличие от некоторых, не умею перестраивать свои убеждения на марше. Город наш курортный, глубоко тыловой, со своим ритмом жизни. Большая часть молодежи работает в санаториях, медицинских учреждениях, в сфере обслуживания. Большинству и должно принадлежать право законодательного голоса. А ты посмотри, кого Колобов привлекает в актив. Парень от станка учит медицинскую сестру высоким нравам. Смехота. В экстазе этой воспитательной деятельности он зашел слишком далеко. В душах хулиганов и потаскушек выискивает человеческое достоинство, а заслуженных людей обвиняет в славомании. (Переведя дух.) Он, считай, окончательно поссорился с Сорокиным. Пионеры третьей школы давно просят присвоить дружине имя Сорокина. Старик, конечно, растрогался, когда я показала ему письмо. Сорокину неймется, а Колобов ни мычит, ни телится. Вот я их и свела. Разговорчик получился остренький.

С а м а р и н (патетически). Кто-то из великих полководцев говорил, что он готов один сражаться против войска рыцарей, лишь бы среди них не было бестии в юбке. Разрешите, дражайшая Инга Александровна, пригласить вас на скромный ужин. Надеюсь, твой шеф еще не запретил сотрудникам посещать вечерние кафе.

И н г а (улыбаясь). Комендантский час кончился. Снова можно прибегнуть к «возможностям косметики». Собирайся, а я пойду захвачу сумочку. (Уходит.)

Кабинет Колобова. А л л а  стоит возле стола. К о л о б о в  с кем-то ругается по телефону.

К о л о б о в (в трубку). Вы, конечно, правы, что от этого никто не умрет. Но обманывать молодежь нельзя!.. Как — не считали?! По нашим данным, в воскреснике приняло участие около пяти с половиной тысяч. А ваша газета завысила на целую тысячу. Дальше. (Водит карандашом по газете.) Вот это место. Послушайте, что вы пишете: «…тон на оздоровительном комплексе «Энергетик» задавали комсомольцы во главе с первым секретарем…» Зачем же вы меня выставляете на посмеяние?.. Что? Да от вашей похвалы у меня уши вянут. (Бросает трубку, смотрит на Аллу.) Я задавал тон в воскреснике. Черт знает что.

А л л а (сочувственно). Не расстраивайся.

К о л о б о в. Я король! Слава королю! (Устало.) Эх, писаки, писаки. Им лишь бы позаковыристее.

А л л а (стараясь отвлечь). А к нам сегодня гости пожалуют. Три зарубежных журналиста. (Вырывает из блокнота листок.) Я вот их фамилии записала.

К о л о б о в. Спасибо, родная. Утешила. Был у человека аппетит — и враз не стало. Кто из наших в горкоме?

А л л а. Сегодня же понедельник. Рабочий день все начинают в первичных организациях…

К о л о б о в. Придется нам с тобой разделить обязанности. (Смотрит на листок.) Судя по фамилиям, тут две дамы и мужчина.

А л л а (отступая к двери). Я лучше на помощь кого-нибудь позову. Марка и Политова. Они на комбинате стройматериалов. (Листает блокнот.) Тут, Андрей Иванович, было еще несколько звонков. Завтра в медицинской школе торжественный прием в комсомол.

К о л о б о в (записывая). С сестрами милосердия надо повстречаться. Там небось девчата на подбор. А? (Смеется.)

А л л а (с запинкой). И еще звонила эта… Ну, которую хотели поместить в «Солнечный удар».

К о л о б о в. Белкина?

А л л а. Она самая.

К о л о б о в. Опять что-нибудь на работе?

А л л а. Не знаю. (После паузы.) Она хочет поговорить лично с товарищем Колобовым.

К о л о б о в. Чего же ты краснеешь, будто на смотринах? (Хватается за голову.) Ах, вот в чем дело. Я, кажется, влип, Алла. Ей, видимо, взбрело в голову пригласить меня в кино. (После паузы.) Осуждаешь?

А л л а (грустно). Тебе, Андрей Иванович, виднее. Пересудов потом не оберешься.

К о л о б о в (озабоченно). Знаю. Обыватель на пересуды горазд. (Горячась.) Но почему мы должны оглядываться на его ухмылочку? Почему я, комсомольский работник, не имею права пойти в кино с девушкой?

А л л а (рассудительно). Хотя бы потому, что ты секретарь, выборная личность. И женат к тому же… Сплетнями оплетут, и будешь биться, как муха в паутине.

К о л о б о в (с досадой). Ерунда. Мне надо как-то проникнуть в душу этой девушки. Нужен хотя бы один задушевный разговор. В кабинете его затевать почти бесполезно. Ты же видишь: в кабинете люди почему-то похожи на ежей… куда ни сунься — кругом иголки.

А л л а (упрямо). И все же ходить в кино нельзя.

К о л о б о в. Вот тебе и на… Значит, я не волен в своих поступках?

А л л а (со вздохом). Не волен, Андрей Иванович… Тебя просто не поймут.

К о л о б о в. Не поймут, говоришь? А ты-то меня понимаешь?

А л л а (наклоняя голову). Стараюсь, Андрей Иванович…

К о л о б о в (оживленно). Вот и отлично! Старайся, Алла, старайся. Может, и другие твоему примеру последуют. (Задумывается.) На воскреснике она подошла ко мне и спрашивает: почему вы так быстро выпроводили меня из кабинета? Вы, говорит, боялись, что нас увидят вместе. Тут я возьми и вверни, что, мол, никого не боюсь и готов пойти, куда она захочет. Даже в самое людное место, в кино например.

А л л а. У тебя с языка сорвалась, наверное, шутка, а она уцепилась за нее всерьез.

К о л о б о в (потирая лоб). Да, шутник из меня, прямо скажем, никудышный.

А л л а. Я сама поговорю с Белкиной. Она поймет.

К о л о б о в (решительно). Если и поймет, то совсем не то, что она должна понять. Белкину обманывали многие: и родная мать, и ее мальчики. Она потеряла веру в людей. Ты думаешь, она верит в мое благородство? Дудки! Белкиной нужен лишний аргумент для подтверждения пошлой истины: все мужики одним миром мазаны. А мы с тобой должны противопоставить наш девиз — веру в человека! Согласна?

А л л а (отступая к двери). Не знаю, Андрей Иванович. Мне спорить с тобой трудно. Вон ты как распалился.

К о л о б о в (успокаиваясь). Я спорю не с тобой, Алла. Раз меня избрали, доверили, то не подглядывайте в замочную скважину, не выслеживайте, с кем и куда я хожу.

А л л а (нерешительно). И все же в твоем положении осторожность не последнее дело. Мы ведь кого хочешь проведем. Если червячок вот тут (прикладывает руку к сердцу) завелся, то берегись.

К о л о б о в (улыбаясь). С тобой-то я всегда начеку.

А л л а (наставительно). Вот и живи так со всеми. (Немножко сутулясь, направляется к двери.)

К о л о б о в. Послушай, Алла! Я давно хочу задать тебе деликатный вопрос. Ты присматривалась, как ходят влюбленные в себя женщины?

А л л а (смущаясь). Как же они ходят?

К о л о б о в. Эффектно, Алла. Они даже не ходят, а как бы носят себя. И так искусно, что невольно залюбуешься. (Привстав на носки, вскинув голову, идет к столу.) Я, конечно, неуклюж, но что-то в этом роде.

А л л а. Браво, Андрей Иванович! (Заливается громким смехом.) Здорово у тебя это получается. Умора.

На пороге  С а м а р и н. Он стоит в дверях и наблюдает.

(Обрывая смех.) А к чему ты, Андрей Иванович, спросил меня…

К о л о б о в (заметив Самарина). Как-нибудь в другой раз объясню. Скоро нагрянут гости. Крутись-поворачивайся, хозяйка.

А л л а (спохватившись). Ой, что же это я. (Сталкивается с Самариным.) Здравствуйте, Евгений Викторович.

Самарин кланяется и, пропустив Аллу, закрывает дверь.

С а м а р и н. Не помешал?

К о л о б о в (весело). Проходи. Ты ко мне по делу? Или просто так, на огонек заглянул?

С а м а р и н (садясь в кресло). Захотелось вместе с вами посмеяться. Весело, как я погляжу, работается. Со стороны глядя, можно подумать, что тебе все дается легко, само собой.

К о л о б о в (улыбаясь). С молодежью работаем. Да и сами не старики. (Серьезно.) Лишь бы кому-нибудь «со стороны» наша работа не показалась легкомысленной.

С а м а р и н (с подвохом). Здорово преобразилась твоя секретарша. Была такая пестрая фифочка, а сейчас… Говорят, ты доверяешь ей проверку первичных организаций?

К о л о б о в (ершисто). Ну, во-первых, как ты знаешь, у меня нет секретарши. В горкоме работает секретарь-машинистка. Во-вторых, будь она все той же фифочкой, я бы никогда не послал ее в первичные организации.

С а м а р и н (с ухмылочкой). Растишь в собственных пенатах ответственного работника. Экспериментируешь, так сказать?

К о л о б о в (резковато). Пытаюсь!

С а м а р и н (на той же ноте). Насколько я успел заметить, у тебя большая страсть к экспериментам. Тот же слет хулиганов в музее Павки Корчагина с его блестящим финалом — кровавым побоищем.

К о л о б о в (глядя на Самарина в упор). И когда ты успел так постареть? Для тебя драка — аморальный поступок. А может, в этом поступке и заключен высший смысл нашей работы?

С а м а р и н. Особенно если учесть, что мордобой затеян в музее.

К о л о б о в (горячась). Вот именно! Ты, конечно, иронизируешь, а я утверждаю, что мордобой был вызван проснувшейся совестью. (Садится на подлокотник кресла.) Представь на минуту такую ситуацию: человек, лично знавший Островского, встретился с отпетыми хулиганами. Полтора часа он водит их по комнатам музея, рассказывает о жизни Островского, показывает зачитанные до дыр книги, письма солдат. Пораженные силой человеческого духа, подростки как-то очень внимательно вглядываются в портрет писателя. Напряжение достигает апогея. И в эту минуту раздается циничная реплика: «А я бы не хотел подражать паралитику, даже если он гений…» А через мгновение все смешалось. (Нервно ходит по кабинету.) Видел бы ты этих ребят после драки. Многие подходили ко мне и извинялись за своих узколобых дружков. И извинялись, видимо, первый раз в жизни.

С а м а р и н. Не слишком ли расточительно тратишь силы? Сколько ты возишься с Гороховым, а толку?

К о л о б о в (усаживаясь за стол). Бабки будем подбивать на отчетно-выборной конференции. Но я убежден, если каждый из нас наставит на путь истинный хотя бы одну заблудшую овцу — игра стоит свеч.

С а м а р и н (оживляясь). Согласен. Однако в наставники надо брать подготовленных товарищей, а не вчерашних школьников.

К о л о б о в. Ты намекаешь на Серегу Политова? (Хмурится.) Знаешь, Евгений Викторович, из него вырастет настоящий комсомольский работник. За такими парнями будущее.

С а м а р и н (строго). Вот когда вырастет, тогда и бери. Честно говоря, его выступление на пленуме меня озадачило. Слишком развязно держался на трибуне. Ведь он отстегал не только Ингу, но и тебя задел.

К о л о б о в (резко). Не согласен! Политов меньше, чем мы с тобой, скован условностями субординации. Потому и кажется нам развязным.

С а м а р и н (сухо). Однако существует партийная этика и, наконец, партийная дисциплина.

К о л о б о в (накаляясь). Странный разговор у нас получается. Политов не первый день работает в горкоме, а ты почему-то только сегодня заговорил о нем. И заговорил, как мне кажется, с чужого голоса.

С а м а р и н (перебивая). Ты меня с Ингой не паруй. Если у вас не клеится работа, то давай выдвинем ее куда-нибудь.

К о л о б о в (рассудительно). Инга — опытный работник. Она, пожалуй, самая яркая личность в аппарате. И прежде чем она уйдет на другую работу, надо, чтобы кто-то перенял ее опыт.

С а м а р и н. Не Политова ли ты хочешь сделать ее преемником?

К о л о б о в. А почему бы и нет? Политов два года возглавлял лучшую комсомольскую организацию школы.

С а м а р и н (после паузы). Ладно, пусть будет по-твоему. Хотя, честно говоря, я не очень-то верю в звезду Политова. Для высокой карьеры на нашем поприще нужна биография.

К о л о б о в. На любом поприще, а на нашем прежде всего, человеку необходимо призвание. И у Политова оно есть!

С а м а р и н (удивленно). Призвание?..

В кабинет заглядывает  А л л а.

А л л а (Колобову). Они уже пришли.

С а м а р и н (оглядываясь на Аллу). Кто пришел?

К о л о б о в. Иностранные журналисты. Может, поддержишь комсомол в трудную минуту?

С а м а р и н (колеблясь). Журналисты — народец еще тот…

К о л о б о в (Алле). Кто из наших в горкоме?

А л л а. Только что пришла Инга. Политов и Дружинский тоже скоро будут.

К о л о б о в. Ладно, сойдет. Зови наших и приглашай гостей. Переводчик-то у них есть?

А л л а. Они, кажется, понимают по-русски. (Уходит.)

С а м а р и н (серьезно). Будь с ними поосторожней. (Идет к двери.) У меня, честно говоря, дел по самую завязку.

Входит  И н г а.

И н г а (сухо). Здравия желаю, товарищи начальнички!

К о л о б о в. Здравствуй, Инга. Присаживайся.

С а м а р и н (глядя на Ингу). Так и быть — я тоже остаюсь.

Приемная. Новый плакат: «Сооружение плотины — ударное дело комсомола!» А л л а  увлеченно что-то печатает. То и дело звонит телефон. Алла однозначно отвечает: «Занят»; «Андрей Иванович занят». Телефон звонит долго, но Алла продолжает печатать.

А л л а (взяв трубку, с досадой). Да, горком… Андрей Иванович занят. У него делегация. (Выжидательно смотрит на телефон. Не успевает отпечатать несколько слов, и снова звонок.) Горком… Занят. Позвоните завтра. (Вздыхает.) Не дадут отпечатать бумагу. Пожалуй, лучше его отключить. (Отключает.)

Входит  П е т ь к а. В одной руке — бескозырка, в другой — огромная папка, ворот темной рубахи расстегнут, видна полосатая тельняшка.

П е т ь к а (с улыбкой). Здрасьте, мисс Привратница!

А л л а. Здравствуй, Горохов… Что это ты такой сегодня?

П е т ь к а (надевая бескозырку). Смею представиться: матрос-утопленник… Пардон. Матрос-спаситель!

А л л а (смеясь). А ты чудак, Горохов. Матрос-спаситель. Про святых спасителей слышала, а вот про матросов — впервые.

П е т ь к а (снимая бескозырку). Да ради вашей улыбки я готов стать хоть папой римским. (Отступает, вглядывается, будто в картину.) Если вас чуток подрисовать, то…

А л л а (строго). Вы не зарывайтесь, Горохов…

П е т ь к а (с обидой). Эх, Алла, вы еще поплачете над моими картинами.

А л л а. От тоски, может быть. (Улыбается.) А что это ты сегодня без черного монаха?

П е т ь к а (присаживаясь). Приглянулся?

А л л а (с вызовом). Заинтриговал!

П е т ь к а (заговорщически). А хотите — завтра он будет у ваших ног?

А л л а (категорически). Нет, Горохов, не хочу!

П е т ь к а (со вздохом). Жаль. Редкий, скажу вам, экземпляр. Чудаковатый, правда, малость и алкоголик.

А л л а. Он пьет?

П е т ь к а. Какой там пьет. Читательским запоем страдает. За ночь толстенный роман заглатывает. Готовится к схватке с Колобовым. Уж я сведу их. (Кивает на дверь.) У себя?

А л л а. У себя. (Смотрит на часы.) Ты к нему по делу?

П е т ь к а (вертя головой). Нет, я к вам, графиня. От вас зависит жизнь матроса-спасителя и всех кандидатов в утопленники. (С пафосом.) Помните, у Пушкина…

А л л а (смотрит на телефонный аппарат). Чего это он молчит? Ах, да я же его выключила. (Включает.)

Звонок.

(Берет трубку, официально.) Еще не освободился… Что? Хорошо, передам. (Кладет трубку. Петьке.) Так с чего это мы ударились в поэзию?

П е т ь к а (восторженно). А с того, что я тоже помню чудное мгновенье! Сидим мы, значит, с монахом, в этом предбаннике, и вдруг входит она… (Закрывает глаза.) Дева, как выразился Циник, порочной красоты. (Вскакивает.) Вся в белом. Глаза — марсианки, фигура (рисует в воздухе воображаемую фигуру) — Афродиты, шея — Нефертити. Пришла, взглянула — и кинжал в сердце… (Быстро развязывает папку.)

А л л а (наблюдая за ним). Смешной ты, Горохов… (С грустью.) Афродита. А мужчины все-таки странный народ. Один восторгается походкой, другой помешался на глазах…

П е т ь к а (подавшись к Алле). Кто зарится на ее походку? (Ревниво.) Имя этого человека — и можете считать его утопленником!

А л л а (строго). Не шуми, Горохов.

П е т ь к а (требовательно). Адрес Нефертити — и я испаряюсь.

А л л а (с подвохом). Кажется, она родилась где-то в Африке.

П е т ь к а (умоляюще). Дайте мне ее адрес, Алла.

А л л а (с издевкой). Чей? Афродиты, Нефертити? Или этой, как ее, марсианки?

П е т ь к а (разочарованно). Эх вы, марсианка. Вот, взгляните! (Подает Алле несколько листов.) Это я по памяти. Наброски, так сказать…

А л л а (удивленно). Здорово схвачено! (Встает.) Честное слово — здорово! И все это по памяти? Удивительно. А этот кто? Циник? Похож, очень похож. Только уж что-то слишком демоническое в его лице. (Смотрит на Петьку.) Так ты и в самом деле художник?

П е т ь к а (с надеждой). Значит, ее адрес у меня в кармане?

А л л а (искренне). К сожалению, у меня его нет. Попробуй через адресное бюро.

П е т ь к а (вырвав у Аллы рисунки, забыв на стуле бескозырку, направляется к двери). Прощайте, черствая душа.

А л л а. Вы, кажется, забыли голову.

П е т ь к а (хватается за голову). Я и без вас найду ее. (Берет бескозырку.) Найду!

А л л а (с улыбкой). Голову?

П е т ь к а (с вызовом). Марсианку! (Уходит.)

А л л а (вздыхает). А талант у него все же есть. И кто бы мог подумать? Талантливые люди, наверное, все с этим… (Щелкает пальцами у виска.)

Звонит телефон.

(Нехотя берет трубку.) Слушаю. Кто?! Белкина? Послушайте, Белкина, вы очень нужны одному человеку… Нет, не Колобову. Художнику. Подождите у телефона. (Кладет трубку, спешит к двери, разочарованно.) Вы меня слушаете?.. Он ушел… Кто, Колобов? (Сухо.) Он занят. Что ему передать?.. (Сердито хмурится.) Нет, этого я передавать не буду. Звоните ему лично и приглашайте куда хотите. (Резко опускает трубку.)

Из кабинета выходят иностранные журналисты. Они возбуждены, видимо делятся впечатлениями. Алла любезно раскланивается с ними. Звонит телефон.

(С досадой.) Опять вы… Соединяю. (С возмущением.) Ну и настырная особа.

Вскоре после звонка из кабинета торопливо выходит  К о л о б о в, за ним  И н г а, С а м а р и н, М а р к  и  С е р г е й  П о л и т о в. Это совсем еще молодой человек, он возбужден, подвижен, при разговоре краснеет. Колобов, сделав Алле прощальный жест, уходит.

М а р к (устало). Вот, кажется, и отстрелялись.

С а м а р и н. Жаль, что не все пули попали в цель. А некоторые так и вообще пошли рикошетом.

И н г а (с раздражением). Да и стоило ли так бездумно палить?

М а р к. Это почему же?

С а м а р и н (строго). А потому, что Колобова поймали на крючок. Мадам в очках подкинула ему заковыристый вопросик.

И н г а. Насчет аполитичной молодежи?

М а р к. Ну и что?

С а м а р и н (поучительно). Он должен был отвести этот провокационный вопрос. У нас нет и не может быть такой категории молодежи.

М а р к. Страусиная политика: закрыл глаза и ничего не вижу.

И н г а. Сам факт разговора на эту тему дает им право писать, будто у нас есть такая молодежь.

П о л и т о в (краснея). Чего вы всполошились? Андрей дал правильный ответ. Что, мол, в семье не без урода. А у нас вон какая семья. Да они и сами всё видят. Вчера на танцах эта дама дарила стилягам жевательную резинку и тут же засыпала вопросами. (Подражая даме.) «Довольни ви своим правительством?» «Какой демократия лучше: ваш или наш?» А один разбитной парень и говорит: «Конечно, ваша. У вас хочешь работать, а тебе не дают, а у нас не хочешь, а тебя заставляют».

И н г а (зло). Тебя, Политов, никто в адвокаты не нанимал.

М а р к (с улыбкой). А вы, никак, судить кого-то собрались? Я готов выступить в качестве свидетеля.

И н г а. Глубоко скорблю, но Цицерон из твоего кумира не получился.

М а р к (цитируя). «Только в одном случае нам нечего бояться оскорбить друга — это когда дело идет о том, чтобы высказать ему правду и таким образом доказать ему свою верность». Марк Туллий Цицерон, обличительная речь против друзей-лицемеров, пятьдесят седьмой год до нашей эры.

И н г а (недоуменно). Что ты этим хочешь сказать?

М а р к (грустно). Только то, что сказал древнеримский оратор две тысячи лет назад. (Уходит.)

И н г а (Алле). Кто это так срочно затребовал нашего рыцаря?

А л л а. Не знаю… У него много разных подшефных…

И н г а. А на сей раз, кажется, звонила Белкина?

А л л а (смущаясь). Может, и Белкина…

П о л и т о в (возмущенно). Алла! (Идет к двери.) Какие вы все…

А л л а (растерянно). Я телефонных разговоров не подслушиваю. Ему за день кто только не звонит. (Быстро собирает со стола бумаги и уходит.)

И н г а. Все идет, как я и предполагала.

С а м а р и н. Рано справляешь победу. (Закуривает.) Честно говоря, он нравится мне. Есть в нем что-то подкупающее. Смел, дерзок, влюблен до самозабвения в дело.

И н г а. И не только в дело. Хорошеньких девочек он тоже не обделяет вниманием…

С а м а р и н. Мелко, Инга. (Смотрит на Ингу.) Он одержим идеей перевоспитания. И удивительное дело: самые отъявленные хулиганы тянутся к нему, принимают его условия, идут за ним.

И н г а. А ларчик открывается просто: отпетая шпана узнает в нашем герое бывшего бродягу.

С а м а р и н (рассудительно). Прошлое — не его вина. Светским манерам он, конечно, не обучен. Он противник условностей. Я бы, прежде чем сделать такой рискованный шаг… А он — напропалую! И это не детдомовская бравада. Нет! Это вера в себя, в свою порядочность и в нашу, кстати, тоже…

И н г а. Я польщена его доверием. (Повышая голос.) На твоих глазах коммунист, вожак молодежи бежит на свидание с какой-то смазливой девицей, а ты!.. А ты вместо того, чтобы одернуть его, поешь дифирамбы, восторгаешься его дерзостью. Да, он дерзок! Но ты еще увидишь, чем обернется его дерзость.

С а м а р и н (настороженно). Против кого?

И н г а. Вольно или нет, но ты тоже причастен к сегодняшней беседе.

С а м а р и н (с сожалением). Да, ты, кажется, права.

И н г а (решительно). Пойдем к Крохину.

С а м а р и н (притворяясь). Зачем?..

И н г а. Я зачитаю стенограмму, а ты выдашь свой принципиальный комментарий.

С а м а р и н (заглядывая ей в глаза). Скажи мне, Инга, ты так преданно ненавидишь Колобова за то, что он из диктаторов?

И н г а (с вызовом). А тебе никогда не приходила в голову шальная мысль, что я люблю его? И, любя, оберегаю от загадочного мистера Икс.

С а м а р и н. Любишь? Ты любишь Колобова?

И н г а (со вздохом). Любовь и ненависть — извечные соперницы.

С а м а р и н. Я, конечно, не ревную, но…

И н г а. Шекспировские страсти вам чужды, Евгений Викторович. Тут между тобой и Колобовым — пропасть. (Тянет его к двери.)

Самарин, пожимая плечами, будто нехотя идет за Ингой.

Вечер. Скамейка в сквере. Сидят  К о л о б о в  и  Б е л к и н а. Где-то далеко играет музыка. Белкина одета подчеркнуто нарядно, в белом платье, в белых модных туфлях. Она, опустив голову, улыбается.

Б е л к и н а. Вам, наверно, смешно? Привязалась, как муха, и жужжит каждый день по телефону. И вот добилась своего. (Улыбается.) Только кто мне поверит, что я самого секретаря сманила в кино…

К о л о б о в (перебивая). Ты еще в кинотеатре хотела меня спросить о чем-то?

Б е л к и н а. Про красоту… (Косится на Колобова.) Отчего это и в кино и в книжках красивые люди почти всегда выставляются подлецами?

К о л о б о в. Вопрос, прямо скажем, не из легких. (Потирает лоб.) Красота и подлость. Зачем их так часто ставят рядом? В кино и театрах, видимо, для контраста. А в жизни… (Задумывается.) Красоту, как самый яркий цветок на клумбе, замечают все. И многие норовят сорвать его. А если не удастся сорвать, то хотя бы вдоволь наглядеться, потрогать, сорвать лепесток.

Б е л к и н а. Ой, как правильно вы говорите. Я по себе знаю… Так и липнут, так и липнут. Противно. (Помолчав.) Или вот еще: идешь по улице, а тебе вслед… словечки отпускают. Разве я виновата, что у меня фигура такая, волосы такие, глаза, что я люблю все белое, чистое, красивое? (Мечтательно.) И еще люблю синее небо. Когда оно высокое, высокое. Я могу часами смотреть в эту синь. Мне порой кажется, что оно зовет меня… Голова начинает кружиться, и я будто отрываюсь от земли… (Сквозь слезы.) А эти ваши, из горкома, думают, что я для приманки так выряжаюсь… С трибун говорят про коммунизм, а опошляют в человеке самое святое.

К о л о б о в. Но ты тоже не передергивай. (После паузы.) Вот ты заговорила о коммунизме. Значит, ты думаешь о нем?

Б е л к и н а. Думать-то думаю, но не верю. (С вызовом.) Не верю, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме! Треп это. А куда, к примеру, деваться таким, как я? Или тем, кто топчет нашу красоту, ворует нашу честь?

К о л о б о в (задумываясь). «Топчет красоту, ворует честь…» (После паузы.) Я почему-то убежден, что чем красивее человек, тем выше его ответственность перед нашим обществом. Обществом, которое, как ни одно другое, стремится к совершенству. Может, я ошибаюсь, но мне думается, что красота разбудила в диком человеке мысль и совесть. Ни голод, ни холод, ни даже животный страх, а именно красота. Ну это, так сказать, лирическое отступление.

Б е л к и н а. Я впервые слышу такое про красоту… Красота разбудила в человеке совесть… Хорошее это слово — красота.

К о л о б о в (увлекаясь). А мы, порой сами того не замечая, безжалостно обкрадываем его. Тот же пример с коммунизмом. В публичных выступлениях мы заискивающе-любезно приглашаем обывателя заглянуть в будущее. Погляди, мол, как там уютно, сытно, а значит, и красиво. Вот он и постигает красоту будущего на свой манер: через сытое довольство и набитое брюхо. У обывателя, Рената, свой мирок, своя красота, по-обывательски пошленькая, захватанная, урезанная. (Встает.) Ты любишь все белое. Но что ему твой целомудренный наряд? Он не пробудит в его зажиревшей душе ничего, кроме похоти. Ему нужна любительница злачных мест, без «предрассудков», сломанная и покорная.

Б е л к и н а (потупясь). Не надо! Прошу вас… (Сквозь слезы.) Мне больно это слушать… стыдно.

К о л о б о в (запальчиво). Больно, стыдно!.. А мне, думаешь, приятно говорить с тобой об этом? Упрашивать главврача, чтобы тебя восстановили на работе, спорить с товарищами, чтобы твои фотокарточки не помещали в сатирической газете. У них факты, а у меня только зыбкая надежда на то, что ты станешь лучше.

Б е л к и н а (признательно). Спасибо вам… (Плачет.) Со мной еще никто так не говорил. (Тихо, с надеждой.) Значит, вы и в самом деле верите, что я могу быть лучше?

К о л о б о в (присаживаясь рядом). Верю, Рената.

Б е л к и н а (смущаясь). Вы тогда здорово меня выручили. (Доверительно.) Я ведь хотела отравиться… И вдруг ваша открытка. (После паузы.) А тут вы еще про отца напомнили. Хоть и строго вы со мной обошлись, но я не в обиде.

К о л о б о в. У тебя квартира большая?

Б е л к и н а (растерянно). Две комнаты… Мать еще не выписалась. А что?

К о л о б о в. Собери-ка однажды всех своих знакомых.

Б е л к и н а (недоуменно). Зачем они вам?

К о л о б о в. Ты натолкнула меня на заманчивую мысль.

Б е л к и н а (все еще недоумевая). Вы… хотите говорить и с ними… о красоте?

К о л о б о в (весело). А почему бы и нет?

Б е л к и н а. Но они ведь без вина не собираются. А когда выпьют, то вытворяют такое… Под гитару знаете какие песенки поют? Обалдеть можно.

К о л о б о в. Все должно быть как обычно. Я нагряну неожиданно.

Б е л к и н а (заговорщически). С дружинниками?

К о л о б о в (подражая ей). Один. (Улыбаясь.) Авось не съедят.

Б е л к и н а. Про вас же могут всякое подумать!

К о л о б о в (удивленно). Да ты, никак, тоже боишься за мою репутацию?

Б е л к и н а. Раньше не боялась, а теперь… Я видела, как поглядывали на нас в кинотеатре. Сперва, дура, радовалась: вот вам, вот вам! Я же только о себе думала. Глядите, мол, с кем водится Белкина… Вы таких, как я, не очень-то к себе подпускайте…

К о л о б о в. Спасибо за совет. (Хмурится.) Хотя от всевидящего обывателя не спрячешься.

Б е л к и н а (вздыхая). Может, вы и правы… Только обыватель все равно не поверит…

К о л о б о в. Чему?

Б е л к и н а (смущаясь). А тому, что мы с вами не целовались.

К о л о б о в (в некотором замешательстве). Да, брат, дела… Недаром, видать, говорят, что устами младенца глаголет истина. (Решительно.) Ну, черт с ним, пускай не верит. Главное, чтобы поверили друзья.

Б е л к и н а (с грустью). У меня их нет.

К о л о б о в. Они еще будут, Рената. Ты только не разменивай себя на медные пятаки. Живи уверенней. Разбуди в себе гордость, самолюбие. Упрямствуй почаще.

Б е л к и н а (согласно кивает). А можно… Да уж ладно, спрошу… А жена у вас красивая?

К о л о б о в (подумав). Как тебе сказать… Она хороший человек. Преданный и верный друг. Все это, видимо, больше, чем просто красивая.

Б е л к и н а. А что вы скажете ей про сегодняшний вечер?

К о л о б о в. Как всегда — правду. (После паузы.) Скажу, что была у меня задушевная беседа с дочерью майора Белкина. Того самого майора, который летом сорок второго года таранил фашистский бомбардировщик. Спас наш город, а значит, подарил ей жизнь, а мне жену.

Б е л к и н а. Мать говорила, что папа во всем подражал Чкалову.

К о л о б о в. Не знаю. Но в том бою у твоего отца другого выхода не было. Вернее, выход был: он имел право покинуть машину, его «ястребок» горел. Боеприпасы были израсходованы. А фашист уже заходил на город. В войну Южноморск был превращен в город-госпиталь. Тысячи раненых, искалеченных солдат. И среди них твоя мать, тогда рядовая санитарка. Она еще не была матерью, но, видимо, он очень хотел, чтобы это случилось…

Б е л к и н а (растроганно). Спасибо вам… За светлую память о папе, спасибо. (Помолчав.) Только вы хитрый. В хорошем смысле хитрый.

К о л о б о в (хмурясь). Ты хочешь знать, как отреагирует моя жена на нашу встречу? (После паузы.) Если мои доводы покажутся ей убедительными — промолчит. Вздохнет и промолчит. А если нет, то будет сказана самая обидная фраза: «У тебя есть время для всех, кроме собственной семьи».

Б е л к и н а (заглядывая ему в глаза). Ну а вы?

К о л о б о в. Я? Я, конечно, промолчу. Против правды, Рената не попрешь. (Грустно улыбаясь.) Я вот многим стараюсь подсказать, как содержательнее жизнь прожить. И кое-кому мои советы вроде помогают. А сам жить не умею. (Задумывается.) Казалось бы, чего проще: приходи вовремя домой, загляни хотя бы раз в неделю вместе с женой в театр, не пропусти новый фильм. И ты — порядочный семьянин. Но как выкроить эти три-четыре часа? Сегодня у меня непредвиденное свидание… Завтра — собрание, послезавтра слет, затем актив, бюро. Так вся неделя.

Б е л к и н а. Значит, вы недовольны своей работой?

К о л о б о в. В том-то и парадокс, что присох я к ней, как говорится, душой и телом. И чем дальше в лес, тем крепче я люблю свою беспокойную работу. Но этой любовью нельзя подменять, а вернее, заслонять другую любовь, любовь к конкретному человеку. Вот и не сходятся концы с концами.

Б е л к и н а (потрясенная его откровенностью). Странный вы человек… Честное слово — странный. (После паузы.) С одной стороны, сильный, уверенный и даже строгий. А с другой… А знаете (смотрит на Колобова), из вашего положения есть выход. Концы с концами сводятся просто. Надо, чтобы она любила вас не отдельно от работы, а вместе с нею. Как бы это объяснить попроще…

К о л о б о в (улыбаясь). Куда уж проще. (Смеется.) Видишь, как дело обернулось. Встретились, чтобы найти выход для тебя, а ищем для меня. Премного благодарен тебе, Рената.

Б е л к и н а (обиженно). Я ведь искренно.

К о л о б о в (серьезно). Я тоже. В твою искренность я верю. (Вглядывается в глубь аллеи.) Искренние люди — самые обидчивые.

На аллее появляется  П о л и т о в. Увидев Колобова и Белкину, останавливается, растерянно оглядывается.

А вот и наш Сергей. (Политову.) Тебя можно на минутку?

П о л и т о в (направляясь к скамейке). Можно…

К о л о б о в (Белкиной). Сейчас я тебя познакомлю с хорошим парнем.

Б е л к и н а (разочарованно). Мы с ним знакомы…

К о л о б о в (удивленно). Знакомы? (Политову.) Когда же вы успели?

П о л и т о в (холодно кивая Белкиной). В одной школе учились.

Б е л к и н а (Колобову). Он, этот самый «хороший парень», в комсомол меня не принял, за бортом оставил.

П о л и т о в (ершисто). Сама за борт выкинулась. Мы подавали тебе руку, а ты за своей мамочкой… по ресторанам…

К о л о б о в (перебивая). Не горячись, Сергей! К чему поминать старое? Рената решила покончить с прошлым.

П о л и т о в. Знаю я цену этим обещаниям.

Б е л к и н а (с обидой). И ничего ты не знаешь. Я, если захочу… Ты, Политов, сухарь…

К о л о б о в (улыбаясь). Здорово она тебя, Серега, а? (Смотрит на часы.) Однако я, кажется, засиделся с вами. Влетит мне дома. Вы тут поспорьте, а я пойду.

Политов встает, но Колобов удерживает его.

Будь здоров, Серега. Надеюсь, ты проводишь Ренату. (Белкиной.) Как только компания будет в сборе — звони. (Уходит.)

Белкина и Политов остаются на скамейке. Белкина, опустив голову, рассматривает сумочку.

П о л и т о в (строго). Ты вот что, Белкина, ты эти штучки брось! Искушай своими прелестями других. А его не тронь! Понятно?

Б е л к и н а (не глядя на Политова). А я и не собираюсь его искушать. Просто так — позвонила, а он взял и пришел…

П о л и т о в (возбужденно). Он человек слова. Сказал, — значит, сделал. На этом-то некоторые типы его и подлавливают.

Б е л к и н а (со вздохом). Красивый…

П о л и т о в. Эх ты — красивый. Будто это главное в человеке. Красивых вон сколько расплодилось. Ну и что? А он благородный, честный… И ты со своими звонками на него тень не наводи. Понятно? После сегодняшней твоей выходки про него и так черт знает что подумают.

Б е л к и н а (резко). Замолчи!.. (Плачет.)

Политов, оглядываясь, придвигается поближе, несмело дотрагивается до ее плеча.

П о л и т о в. Ну вот что, Белкина, ты перестань. Я, кажется, того, перестарался. Ты извини меня, Рената. Давай-ка лучше я провожу тебя домой…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Приемная горкома. Вечер. Комната ярко освещена. У стендов как-то совсем по-молодому спорят члены Совета старейших большевиков. Их здесь человек десять — двенадцать. На первом плане стенд со множеством фотографий, и над ними плакат: «Комсомолец, делай жизнь свою с товарищей…» — и несколько фамилий.

С о р о к и н (кивая на плакат). Будь я моложе, начал бы делать жизнь свою с Авдотьи Шиловой.

Ш и л о в а (улыбаясь). Тогда пришлось бы тебе, Климушка, щеголять в юбке.

С а п у н о в с к и й (смеясь). Не скажи, Авдотья. Слушай, что тут про тебя написано. (Читает.) «…Маленькая, с короткой стрижкой седых волос, с резкими движениями, внешне она своей сухой, угловатой фигурой похожа на мальчишку-подростка. Трудно поверить, что эта женщина разменивает седьмой десяток, что она мать пяти дочерей, бабушка одиннадцати внуков, что ее партийному стажу без малого полвека и что свыше сорока лет отданы работе в органах государственной безопасности…»

Ш и л о в а (перебивая). Хватит! Молодежь озорует, а ты читаешь их писанину.

С о р о к и н. Биография Сапуновского тоже лихо разрисована. (Читает.) «…Он прошел путь от рабкора до редактора городской газеты…»

С а п у н о в с к и й (перебивая). Не то читаешь, Клим. Жизнь надо делать на манер Терентия Певчего. Слушайте. (Читает.) «Он был первым организатором комсомольских ячеек в Южноморске, в двадцатые годы его избрали секретарем городской партийной организации, затем долгие годы он руководил партийной организацией края, а уйдя на пенсию, возглавил Совет старейших большевиков…»

В приемную входят  П е в ч и й  и  К о л о б о в.

С о р о к и н (Певчему). А мы вот изучаем твою биографию.

П е в ч и й (ко всем). Приветствую, кого не видел. (Оглядывая приемную.) Содержательно. Вся деятельность комсомола как на ладони. Тут и позаседаем. (Колобову.) Ты не возражаешь, Андрей Иванович?

К о л о б о в. Кабинет тоже свободен. Я ухожу на собрание.

П е в ч и й (ко всем). А ну, молодежь, бери стулья и подсаживайся к столу. Обсудим наши дела и планы.

Ш и л о в а. Курить только с разрешения дам.

С а п у н о в с к и й (пряча трубку). Пардон, мадам.

В приемную входит тучный  Б о б а с а д ы к о в.

Б о б а с а д ы к о в (с одышкой, удивленно). Вай, вай, что тут натворила молодежь! (Сорокину.) Я, кажется, опоздал?

С о р о к и н. Авиация всегда опаздывает. Бери стул и присаживайся.

П е в ч и й. Вот что, Клим, давай-ка помолчим. (Ко всем.) Вы не возражаете, если мы сейчас послушаем Андрея Ивановича, а затем приступим к обсуждению плана?

Ш и л о в а (за всех). Говори, Андрюша.

К о л о б о в (вставая). Я начну с приятного. Вчера бюро приняло решение занести в книгу Почета городской комсомольской организации имена старейших коммунистов-ленинцев: Авдотьи Поликарповны Шиловой, Софьи Яковлевны Злобиной, Бобасадыка Бобасадыковича Бобасадыкова! Разрешите мне поздравить вас…

Ш и л о в а (растроганно). Спасибо, Андрюша… Передай членам бюро, что комсомольцы двадцатых годов не подведут.

Старые большевики поддерживают ее аплодисментами.

К о л о б о в. А теперь просьба и пожелание. В первичных организациях сейчас проходят отчеты и выборы. Помогите нам провести эту кампанию как можно лучше. Соображения горкома я передал Терентию Захаровичу. Это просьба. (После паузы.) К ней же и пожелание. В своих выступлениях на собраниях не умаляйте, пожалуйста, роль нынешней молодежи в созидательном процессе. Не противопоставляйте свое время нашим скромным будням. Вольно или невольно, но такие противопоставления ущемляют самолюбие молодежи. Ведь в основе своей она у нас замечательная. И я уверен, что ваша помощь, ваш опыт, ваша высокопартийная педагогика помогут нам сделать ее еще лучше…

С о р о к и н (вскакивая). Видали, куда гнет? Не троньте маменькиных сынков, а то они расплачутся. К уравниловке нас призывает. И тех, кто завоевывал Советскую власть, и тех, кто от фашистской гидры ее спас, и нынешних безусых хлюпиков — всех под одну гребенку.

К о л о б о в. Я призываю не к уравниловке, а к уважению…

С о р о к и н. К уважению? А за что, за какие такие ратные подвиги прикажете вас уважать?

К о л о б о в. Хотя бы за то, что мы ваши внуки, наследники ваших идей и всех завоеваний, ваше будущее.

С о р о к и н. Значит, в наследники рядитесь? К нашей славе примазываетесь? А чем вы эту честь заслужили? Короткими штанишками, длинными волосами, плясками обезумевших паралитиков? Нет, не о таком будущем мечталось нам, Колобов. Не очень-то хочется доверять наше будущее Белкиным, Гороховым и прочим трясунам, которых ты так заботливо опекаешь.

Ш и л о в а. Ты не обобщай, Клим.

К о л о б о в. Не доверять будущему — значит сознательно умалять прошлое, да и недооценивать настоящее.

С а п у н о в с к и й. Климушка, присядь. Ты застишь будущее.

П е в ч и й (Сорокину и Сапуновскому). Я, кажется, вам слова не давал.

С о р о к и н (возбужденно). Я твой зам. И за их нынешнюю закваску отвечаю наравне с тобой. (Колобову.) А закваска у вас, Колобов, все же пресная.

Осень. Набережная. П е т ь к а  и  Ц и н и к  сидят на скамейке. Моря не видно, но слышен шум прибоя. Циник в темном свитере, темных брюках, Петька в клетчатом пиджаке.

П е т ь к а. А в прошлый раз Колобов все же здорово тебе хвост прищемил. (Смеется.) Ты изворачивался, будто уж на сковородке.

Ц и н и к (степенно). Ты, Петр, далек от истины. Он достаточно начитан… И вообще твой Колобов — человек любопытный.

П е т ь к а (серьезно). Цепкий мужик, куда там. Вон уже сколько панькается со мной. В люди выводит. А таких, как я, знаешь сколько у него? Тьма!

Ц и н и к (рассудительно). Любопытен. Однако меня в люди ему не вывести. (Задумывается.) Я много размышлял над смыслом бытия. Прочитаны мудрейшие книги. Они так же противоречивы, как сама жизнь. (После паузы.) Не верю я в радужные перспективы человечества.

П е т ь к а. А на кой черт тебе человечество? Думай о себе. Полюби кого-нибудь. (Мечтательно.) Любовь похожа на солнце. Чем выше поднимается, тем жарче припекает.

Ц и н и к (поучительно). Любовь — болезнь воображения, обман.

П е т ь к а (весело). Ну, ты даешь! Любовь, может, и болезнь. Но только от нее человек вроде человечнее делается. Я по себе знаю… Влопался я, кажется, в Белкину…

Ц и н и к (со вздохом). Ты уже болен, Петр. Тлетворное дыхание любви опалило тебя. Теперь ты будешь медленно и неумолимо разлагаться.

П е т ь к а. Чокнутый ты какой-то. А еще с Колобовым вздумал сражаться.

Ц и н и к (оглядываясь). Не шуми, Петр. Сюда кто-то идет.

П е т ь к а. Я же тебе говорил, что он придет. Этот от своего слова не отступается. Знай держись!

Появляется  К о л о б о в, он одет по-осеннему.

К о л о б о в. Привет честной компании! (Цинику.) Как здоровье, отец Константин?

Петька и Циник встают, здороваются с Колобовым.

Ц и н и к. Здоровье так себе… Однако отпуск мой истек. Завтра тронусь в дорогу, возвращаюсь в семинарию.

К о л о б о в (садясь). Усваивать науку, как поприбыльней пасти стадо господне?

Ц и н и к (спокойно). Я не намерен сегодня отвечать на ваши колкости. Копий сломано много, а толку? Каждый остался при своем мнении.

К о л о б о в. Жаль. (Смотрит на Циника.) А в прошлый раз вы крепко поднамяли мне бока. В теософии я слабак.

Ц и н и к (признательно). Искренность ваша вынуждает меня на взаимность. Я ведь тоже после каждой встречи чувствую себя побитым. (Раздумчиво.) Если бы мы встретились годом раньше, может, все повернулось бы по-другому. Не знаю. Я единственный внук верующей бабушки. И ее семя упало, как говорится, на взрыхленную и подготовленную почву.

К о л о б о в (с сожалением). Да, вашу душу вспахали основательно. Но я очень верю, что время, сама жизнь, окружающие вас люди помогут…

Ц и н и к (с вызовом). Люди? Я бросил им перчатку. Своим поступком я хотел потрясти равнодушных людей… (Пауза.) Глупо, конечно. Человека потрясти невозможно. Это мыслящее существо, венец природы, надежда высшего разума, одержимо звериной алчностью и вселенским эгоизмом. Я знаю, что вы никогда не согласитесь со мной. Вы скажете, что человек покорил природу, что он устремился к звездам… А я вам на это отвечу: тем ближе его духовная и физическая кончина.

К о л о б о в (с досадой). Это плод вашего болезненного воображения.

Ц и н и к. Нет, это логический вывод из всех человеческих деяний. Чем больше он осознает себя властителем природы, тем сильнее разгорается в нем страсть разрушителя и самоубийцы. И теперь уже нет силы, которая могла бы противостоять этой роковой страсти. Человечество обречено! (Встает.) Я знаю: вам противны мои рассуждения. Но я обещал быть взаимно искренним. А теперь прощайте.

П е т ь к а. Прокричал «караул» — и в кусты?

К о л о б о в (спокойно). Не упрекай его, Петр. (Цинику.) У меня к вам только один вопрос. Кто из святых сказал: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч…»

Ц и н и к (передернув плечами). Сам господь…

П е т ь к а (удивленно). Ого! Значит, это он заварил кашу?

Ц и н и к. Меч его уже занесен над грешными головами…

К о л о б о в (протягивая руку). До свидания, отец Константин. И все же, если вас когда-нибудь потянет к свету, возвращайтесь в Южноморск.

Ц и н и к (кланяясь). Благодарствую. (Уходит.) Петька. Надо было ему накостылять. Вон чего понаплел.

К о л о б о в (вздыхая). Лежачих не бьют, Петр.

П е т ь к а. И то верно. (После паузы.) Я все боялся, как бы его кондрашка не хватила. Дюже нервный.

К о л о б о в. Ты проводи его завтра. Если он раздумает ехать — поддержи. (Задумывается.) В нем сейчас великая ломка происходит. После такой ломки, как после тяжелой болезни: или встают на ноги, или… (Машет рукой.) Останется в городе — дай знать.

П е т ь к а (хитровато щурясь). А ты, Андрей Иванович, мужик с крючком. Недаром, видно, на тебя так девчата клюют.

К о л о б о в (с досадой). И ты туда же?

П е т ь к а (ревниво). Белкина из-за тебя голову потеряла. Все «Андрей Иванович» да «Андрей Иванович»… В гостях, мол, у меня был, про красоту человеческую говорил… И прочее, и прочее…

К о л о б о в (хмурясь). А что «прочее»?

П е т ь к а (запальчиво). А то, что ты один против целой оравы устоял. Ободрал каждого как липку. И нагишом выставил. Городская шпана сейчас только про это и говорит…

К о л о б о в (строго). Только про это?

П е т ь к а (зло). И еще кое про что… Будто ты спутался с Белкиной…

К о л о б о в. Сволочи! (Беря Петьку за ворот.) А ты в это веришь?

П е т ь к а (с нервным тиком). Я, Андрей Иванович… Если я в это поверю, то… то… В общем, я тебя… Не жить тогда ни мне, ни тебе, Андрей Иванович…

Кабинет Самарина. На столе разложены бумаги. В окно стучит дождь. С а м а р и н  говорит по телефону.

С а м а р и н (в трубку). Хорошо, Семен Николаевич! Характеристику на Колобова я напишу. Только как быть с его, так сказать, моральным обликом? Чего не понимаете? Письма в горком партии поступили… Что? Уличают Колобова в сожительстве… Может быть, и чушь… Я встречался с его женой и попытался ее успокоить… Почему медвежья услуга?.. Мы хотим его оградить. Не утопить, а оградить… (Промокает платком лоб.) Алло! Алло! Семен Николаевич! (Смотрит на трубку.) Я, кажется, влип. Дернул же черт за язык.

Входит  И н г а. У нее в руках газета, она возбуждена и не замечает, что Самарин не в духе.

И н г а (потрясая газетой). Вот она, бомба замедленного действия! Долго рожал свой опус этот итальяшка. И наконец-то! Статья называется «Проблема стыковки поколений». (Шлепается на диван.) Статья, в общем-то, мутная, но есть тут одно место. (Ищет.) Послушай: «В городе Южноморске нас принял лидер коммунистической молодежи синьор Колобов. Молодой, энергичный, он смело отвечал на вопросы моих коллег. Я спросил его, одобряет ли он практику правления огромной страной, когда одно лицо занимает несколько высших государственных постов. Хитровато улыбнувшись, как это умеют делать русские, он уверенно заверил: «У нас есть опыт борьбы с культами».

С а м а р и н (возмущенно). Но это же брехня! Грубая подтасовка.

И н г а (с улыбочкой). Что написано пером, не вырубишь топором. Теперь надо ждать звоночка сверху.

С а м а р и н (сдержанно). Звоночек уже был.

И н г а (удивленно). Откуда?

С а м а р и н (вставая из-за стола). Крайком партии затребовал характеристику на Колобова.

И н г а. Если перед конференцией требуют характеристику, значит, в чем-то сомневаются.

С а м а р и н (закуривая). Ошибаешься. Колобова хотят перебросить в край. С повышением, естественно.

И н г а (нервно, с раздражением). За какие заслуги? Он позволяет себе безответственные заявления, а его…

С а м а р и н (резко). У тебя же есть стенограмма той беседы.

И н г а (спокойно). Я могла ее потерять.

С а м а р и н. А про Марка и Политова ты забыла? Они тоже принимали участие в беседе. И память у них цепкая. (Поучительно.) Не о том болит у тебя голова, Инга Александровна. Через несколько дней отчетно-выборная конференция. И мы должны сделать все, чтобы она прошла хорошо…

И н г а. Тебе за это обещано повышение в чине?

Неожиданно в комнату входит  К о л о б о в, вслед за ним — мокрый  П о л и т о в. Инга растерянно смотрит то на Колобова, то на Политова. Самарин тоже смущен, но продолжает спокойно курить.

К о л о б о в (Инге). Хорошо, что ты еще здесь! Надо срочно обзвонить весь актив.

П о л и т о в (вытирая платком лицо). Всех на набережную!

И н г а. Сам искупался и других хочешь окатить холодным душем?

С а м а р и н. Что стряслось? Зачем объявляешь аврал?

К о л о б о в. Тропический ливень вызвал таяние снега в горах. Вода в речке поднялась до критической точки. Серега только что вернулся с плотины. Там паника.

П о л и т о в (запальчиво). Все запоры открыли, а толку почти никакого. Еще немножко — и хлынет через дамбу.

К о л о б о в. Времянки строителей в опасности. А там детворы полно. Надо подстраховать спасательные службы. (Инге.) Садись за телефон.

И н г а (нехотя). Я-то сяду. Только кого сейчас уговоришь. Вон какой ливень. И рабочий день давно закончился.

К о л о б о в (строго). Звони домой! Действуй! Дорога каждая минута. (Политову.) А ты, Серега, жми в студенческие общежития и формируй спасательные отряды.

Инга и Политов уходят.

С а м а р и н. А ты с кем-нибудь согласовал?

К о л о б о в (озабоченно). Некогда согласовывать. (Снимает трубку и подает ее Самарину.) Позвони в автобусный парк.

С а м а р и н (беря трубку). Зачем?

К о л о б о в. Пусть подгонят пяток автобусов. Надо собрать по городу добровольцев.

С а м а р и н (набирая номер). Прежде чем устраивать переполох, я позвоню Крохину.

К о л о б о в (с досадой). Ладно, согласовывай. А я все же попытаюсь вызвать автобусы. (Уходит.)

С а м а р и н (кладет трубку). Ситуация… (Подходит к окну.) Ну и погодка. Тропический ливень глубокой осенью. (Возвращается к столу.) Надо все спокойно обмозговать. С одной стороны, был звонок Пятунина, а с другой — статья этого итальянца… (Набирает номер.) Добрый вечер, Иван Григорьевич. Извините за беспокойство. Звонил Пятунин… Да, прямо из больницы. Требует немедленно написать характеристику на Колобова… Да, видимо, собираются выдвигать. Хотя, честно говоря, моя партийная совесть протестует… А тут еще итальянский журналист… Помните, мы с Ингой докладывали?.. Хорошо, газету я обязательно вам покажу. И еще, Иван Григорьевич. Я располагаю сведениями, что в горах началось таяние снега. Вода в реке поднялась до критической отметки. Плотина еще не достроена, может не выдержать… Что? Вы едете в горком?.. Комсомол я уже подключил… (Косится на дверь.) Колобов? Кажется, в горкоме… Меры кое-какие приняты. Поднимаем добровольцев, формируем отряды. Что? Меня благодарить не стоит, Иван Григорьевич. Я исполняю свой долг… Жду вас, жду. (Кладет трубку, счастливо улыбается.)

В окно громко стучит дождь.

(Испуганно оглядывается.) Ну и погодка.

Кабинет Колобова. А л л а  и  П о л и т о в  раскладывают на длинном столе бумагу, карандаши. У Политова перевязана левая рука.

А л л а (читая повестку дня). Сегодня бюро заседать будет недолго. Всего два вопроса.

П о л и т о в (со вздохом). И один из них о потере комсомольского билета.

А л л а (с участием). Ты его потерял на пирушке. Мог и жизнь потерять… А правда, что тебя выручил Горохов?

П о л и т о в. Не выручил, а спас. Когда меня треснуло бревном, я потерял сознание и топориком на дно. Если бы не Петька, то как знать…

А л л а. А с виду он какой-то легкомысленный.

П о л и т о в. Белкину я тоже считал легкомысленной, а она вон как развернулась: и в институт поступила, и в больнице на хорошем счету, и…

А л л а (ревниво). Белкина, кажется… влюбилась.

П о л и т о в (удивленно). В кого?

А л л а (оглядываясь на дверь). В Андрея Ивановича…

П о л и т о в. Тогда — да здравствует любовь! А ты будто ревнуешь?

А л л а (смущенно). Глупости. Я просто боюсь за него. Из-за этой Белки у Андрея Ивановича сплошные неприятности. Против него что-то замышляют. Певчий заболел, и Сорокин, кажется, будет выступать на конференции.

П о л и т о в. Не будет же он с трибуны пересказывать дурацкую сплетню.

А л л а. Не знаю… Только чую я своим бабьим сердцем: быть грозе.

П о л и т о в. После грозы всегда легче дышится. (Доверительно.) Знаешь, Алла, я ведь тоже в него влюблен. Беспокойный он, наш Колобов. (Возвышенно.) Он все время идет против ветра. Он и любит и ненавидит открыто. С ним и легко и трудно. Он не терпит рутины, застоя. Он верит людям и хочет, чтобы ему тоже верили…

Важно, по-хозяйски, входит  С о р о к и н. На шее у него пионерский галстук, в руке ученический портфель.

С о р о к и н (с одышкой). Пионерский салют! (Алле.) А где хозяин?

А л л а (официально). Андрей Иванович в горкоме партии.

С о р о к и н. Фу ты, как умаялся. (Алле.) Позови, дорогуша, Ингу Александровну.

Алла и Политов уходят. Сорокин берет со стола повестку дня, читает. Входит  И н г а.

И н г а (радостно). Хорошо, что вы успели.

С о р о к и н. Умаяла ты меня, Инга Александровна. Сегодня едва отбился от твоих пионеров.

И н г а (заискивающе). Виновата не я, а ваша популярность.

С о р о к и н (ворчливо). Популярность. Некоторым моя популярность поперек горла встала. Сдается мне, что это проделки Колобова.

И н г а (язвительно). Последовательный товарищ. Между прочим, он уже высказал сомнение насчет вашего выступления на конференции.

С о р о к и н (запальчиво). Что?! Да я его и спрашивать не буду. (Возмущенно.) Комсомольская конференция — и без моего слова.

И н г а. Не упрощайте, Клим Елизарович. У Колобова авторитет, конечно, не чета вашему, но все же имеется.

С о р о к и н (горячась). Я знаю красную цену этому зарвавшемуся лидеру…

И н г а. Знать-то знаете, но учтите: каждый третий делегат конференции — строитель.

С о р о к и н. После моего выступления строители тоже кое-что поймут. Фактики у меня, как говорится, перченые.

И н г а (оглядываясь на дверь). Думаю, что сегодняшнее бюро — еще одна перчинка. (Прикладывает палец к губам.) Сюда, кажется, идут.

Входят  К о л о б о в, С а м а р и н, П о л и т о в, А л л а, ч л е н ы  б ю р о, п р и г л а ш е н н ы е. Всего человек двенадцать — пятнадцать. Колобов садится у торца стола, члены бюро тоже занимают свои места. Алла готовится вести протокол.

К о л о б о в (оглядев присутствующих). Ну что, товарищи, начнем? Повестка у вас есть. Какие будут дополнения, замечания?

И н г а. Предлагаю утвердить!

М а р к. Категорически поддерживаю.

К о л о б о в (членам бюро). Нет возражений? Тогда по первому вопросу слово имеет Саша Никифорова.

С а ш а (встав). Товарищи!.. Вы знаете о стихийном бедствии. Вода унесла в море почти все времянки строителей. Склады, расположенные вдоль берега, тоже сильно пострадали. Убытки пока еще не подсчитаны. Но они могли быть во много раз больше, если бы нас не выручили комсомольцы города. Благодаря общим усилиям мы не имеем ни одной человеческой жертвы. Партком, комитет комсомола и руководство стройки поручили мне выразить самую горячую благодарность всем первичным организациям и работникам горкома за помощь. Многие ребята во время наводнения проявили настоящий героизм. Я как член бюро предлагаю наградить грамотой всех участников борьбы со стихией. А таких, как Сергей Политов, представить к награждению грамотой ЦК ВЛКСМ.

К о л о б о в (улыбаясь). Слово члену бюро Демико Абдуладзе.

А б д у л а д з е (возбужденно). Саша хорошо сказала! Я передам твою благодарность нашим таксоджигитам. Настоящие у нас ребята. Целую ночь под дождем мокли, людей спасали, а утром все как один заступили на смену. (Саше.) Двумя руками голосую за твое предложение, дорогая. (Садится и снова вскакивает.) О нашем младшем товарище хочу сказать отдельно. (Смотрит на Политова.) Ты настоящий джигит, Серго!

И н г а (вставая). Я тоже поддерживаю предложение Никифоровой. Многие ребята проявили себя героями. А что касается Политова, то сперва надо разобраться, при каких обстоятельствах он потерял комсомольский билет…

Неловкая пауза, все смотрят на потерянного, смущенного Политова.

С а м а р и н (Колобову). Инга, к сожалению, права. Прежде чем венчать лаврами, надо разобраться по существу.

К о л о б о в (резко). Хорошо! Если члены бюро не возражают, давайте голосовать за первую часть. (Поднимает руку.) Значит, единогласно. (Алле.) Так и отметь в протоколе. (Политову.) Что ж, давайте перейдем ко второму вопросу. Начнем, пожалуй, с именинника. Тебе слово, Сергей.

П о л и т о в (подходя к столу). В тот вечер на ударной стройке намечалось комсомольское собрание. Вот я и поехал… А на плотине уже стала подниматься вода. Мы попытались ее сбросить, но она все прибывала и прибывала… Я — на попутный самосвал и в горком комсомола. Рассказал Андрею Ивановичу… Потом вместе со всеми помогал строителям. Времянки очистили, а вода уже к лесоскладу добралась. Пришлось вручную ловить бревна. Таксисты молодцы! Включили на полную катушку фары, и речка как на ладошке. Пока я тащил бревно к берегу, другое сбило с ног. Что было дальше, не помню. Очнулся уже в такси… Петр Горохов возле меня колдовал. Я сразу же схватился: где пиджак? Мы кинулись на берег, но там уже ничего не было…

К о л о б о в (Алле). Ты пригласила на бюро Горохова?

А л л а. Он в приемной.

К о л о б о в (Политову). Позови.

Входит  П е т ь к а. Он в новенькой спецовке.

П е т ь к а (ко всем). Здравствуйте!..

К о л о б о в (весело). Здорово, Петр. Поздравляю тебя с новой работой. Справляешься?

П е т ь к а (смущенно). Спасибо… Я стараюсь.

А б д у л а д з е (ко всем). План перевыполняет, замечаний на линии не имеет. Настоящий таксоджигит! (Петьке.) Зачем скрыл от меня свой подвиг?

П е т ь к а (удивленно). Какой подвиг?

А б д у л а д з е (ко всем). Видали? Человека спас и скромничает. Рекомендацию в комсомол напишу лично!

С а м а р и н (к Абдуладзе). Восторгаться будем позже. (Петьке.) Как вы оказались на набережной?

П е т ь к а. Как все. Знакомый таксист подкинул.

К о л о б о в. Расскажи нам, как Политова спас?

П е т ь к а. Все так и было… Политов точь-в-точь обрисовал. Чего тут добавишь? (Оглядывается на Политова.) Голову я ему перевязал, и он снова в воду. Я за ним…

И н г а. А ты разве слышал, что говорил Политов?

П е т ь к а. Слышал… Я тут возле двери стоял.

И н г а (к Абдуладзе). Вот тебе и «таксоджигит».

С а м а р и н (хмурясь). Зачем вы сняли с Политова пиджак?

П е т ь к а (не понимая). Как зачем? Он же концы отдавал… Я ему по всем правилам искусственное дыхание делал. А в пиджаке разве сделаешь? Зашевелился чуток, я скорей его в машину. А про пиджак забыл… Человек же главнее…

А б д у л а д з е (радостно). Правильно, дорогой! (Инге.) Слышала?

С а ш а (торжественно). Предлагаю от имени бюро объявить Горохову благодарность!

К о л о б о в (ко всем). Голосовать будем?

А б д у л а д з е (косясь на Ингу). Зачем голосовать? У кого может подняться рука против? (Любуясь Петькой.) Настоящий таксоджигит!

К о л о б о в (Алле). Запиши: единогласно. (Встает, подходит к Петьке.) Поздравляю тебя, герой! Спасибо, что не подвел. Так и держи. Ну а теперь ступай. Машина небось простаивает.

П е т ь к а (пятясь к двери). Я что, я стараюсь… До свиданья.

К о л о б о в. У кого есть вопросы к Политову?

И н г а. У меня. (Политову.) Почему ты не оставил комсомольский билет в сейфе секретаря?

П о л и т о в (растерянно). Мне как-то и в голову не пришло… Можно, конечно, было. Но задание срочное…

С а ш а (Инге). Он же не собирался тонуть.

И н г а (резко). Комсомолец обязан предвидеть все!

М а р к. Живем у моря — ходи каждый со спасательным кругом.

К о л о б о в (Самарину и Инге). Не знаю, как вы, а я ведь в ту минуту тоже не подумал о комсомольском билете.

С а м а р и н. Ты, Андрей Иванович, не выгораживай Политова. Он ведь не просто комсомолец. А если бы, к к примеру, в пиджаке лежал партийный билет?

М а р к. Зачем же утруждать воображение? У меня в кармане был партийный билет.

И н г а (с вызовом). Но ты, надеюсь, не потерял его?

М а р к. К вашему огорчению, нет.

С о р о к и н. Разрешите мне. (Оглядывает всех.) Молоды вы еще, товарищи. Не хватает вам, так сказать, настоящей большевистской зрелости. Партийности тоже маловато. Что же получается? Вчера, можно сказать, парень в бандитах числился, а сегодня его выставляют героем, лобызают в темечко. И кто лобызает? Сам первый секретарь! Торопитесь вы, товарищи. Комсомолец потерял билет, а его к награде собираются представить. Сомнительная тенденция, можно сказать, прослеживается в работе вашего бюро, товарищи.

Члены бюро недоуменно переглядываются.

С к о р о х о д о в (волнуясь). Я, конечно, уважаю ваше мнение, Клим Елизарович. Но согласиться с вами, к сожалению, не могу. (После паузы.) Вы оцениваете нашу деятельность предвзято, субъективно. Тенденция у нас воспитательная… Я бы сказал, гуманная тенденция…

С о р о к и н (ворчливо). Как бы вы, молодой человек, своим слюнявым гуманизмом комсомол не развалили. (Машет рукой.) Ладно, мели, Емеля…

С к о р о х о д о в (упрямо). И буду молоть! Сергей Политов — настоящий комсомолец! (Запальчиво.) Героические поступки, конечно, бывают продуманными и стихийными. Но я уверен, что на такие поступки способны только благородные люди. Поэтому вношу предложение: выдать Сергею новый комсомольский билет.

И н г а (вскакивая). Я не согласна. Меня удивляет сам подход к проступку Политова. Мелодрама, да и только. К чему тут вздохи и ахи. Спасал Политова, если этому верить на слово, человек с известной репутацией. И я не совсем убеждена, что пиджак с комсомольским билетом смыло водой…

П о л и т о в (привставая с места). Инга Александровна!..

И н г а. Что — «Инга Александровна»?! Не постеснялся же твой «спаситель» подслушивать.

П о л и т о в (краснея). Я бы на вашем месте…

И н г а (перебивая). Сперва дорасти до моего места.

К о л о б о в. Твое предложение?

И н г а (резко). Я считаю, что за утерю билета Политову надо объявить строгий выговор!

С о р о к и н. Вот это принципиальный подход!

И н г а. И если нам быть принципиальными до конца, то человек, получивший строгое взыскание, не имеет морального права работать в горкоме комсомола…

К о л о б о в (удрученно). А что скажешь ты, Евгений Викторович?

С а м а р и н (опустив голову). У Политова, конечно, есть смягчающее вину обстоятельство. Он проявил немалое мужество. И с этим нельзя не считаться. Но перед строгой партийной дисциплиной все мы равны.

К о л о б о в (оглядывая всех). Кто еще хочет высказаться? (Встает.) Тогда разрешите мне подвести черту. (Политову.) А ты, Сергей, подними голову. Учись смотреть людям в глаза, что бы они тебе ни говорили. (Самарину.) Дисциплина, Евгений Викторович, действительно играет важную роль в нашей сплоченности. Но не главную.

М а р к (с вызовом). Мы сильны единством убеждений, а не количеством учреждений!

С а м а р и н. Это само собой разумеется.

К о л о б о в. Не всегда и не всеми. Инга, на мой взгляд, печется только о дисциплине. Да и ты, Евгений Викторович, весьма узко толкуешь проступок Политова. Сознательно или нет, но вы отделяете факт потери билета от обстоятельств, в которых все это произошло. Слушая вас, невольно начинаешь сомневаться: а было ли вообще стихийное бедствие и массовый героизм молодежи? (Сорокину.) Именно массовый, Клим Елизарович. По нему бы и следовало определять нашу тенденцию.

И н г а (с вызовом). Массовый героизм, может, и был!

К о л о б о в (Инге). Тогда зачем мы умаляем подвиг нашего товарища? Сотни комсомольцев видели, как ревущая вода уносила в море строительный лес. Видели, но не решались вступить в ледяную воду. А Сергей вступил.

С а ш а (взволнованно). Первым бросился в воду и, считай, последним выбрался…

С к о р о х о д о в (Колобову). Ставь на голосование.

М а р к (возбужденно). Кого мы убеждаем? Если мы не верим друг другу, то кому же мы верим? Так нельзя. Я — за выдачу комсомольского билета!

С а ш а. И без всяких строгачей!

К о л о б о в. Что ж, давайте голосовать.

И н г а. К чему эта формальность? И так все ясно. Остается только подхватить Политова на руки и с криком «ура» внести на заседание конференции.

С к о р о х о д о в. А ты без ложки дегтя и часу прожить не можешь.

И н г а. Гляди, чтоб у тебя от меда зубы не повыпадали.

К о л о б о в (ко всем). Кто за то, чтобы выдать Сергею Политову новый комсомольский билет? (Поднимает руку.) Прошу голосовать.

И н г а (Алле). Прошу записать мое особое мнение.

С о р о к и н (Алле). А мою реплику записала?

А л л а (со вздохом). Я все записываю, Клим Елизарович.

К о л о б о в (ко всем). А теперь ставлю на голосование предложение Никифоровой о представлении Политова к грамоте ЦК ВЛКСМ.

А б д у л а д з е (поднимая руку). Очень правильно!

С а ш а (поднимая руку). А я думала, что ты забыл.

С к о р о х о д о в (глядя на Сорокина). С партийной ответственностью!

М а р к. И с марксистско-ленинской принципиальностью!

С о р о к и н (вставая). Партийной ответственностью тут и не пахло, молодые люди. (Идет к выходу.) С такой легкостью к награде представляют, будто блины пекут. (Уходит.)

К о л о б о в (Алле). «За» — семь. «Против» — один. Три члена отсутствуют. Поздравляю тебя, Сергей!

Члены бюро поздравляют Политова. Инга спешит вслед за Сорокиным, за ней — Самарин. Колобов встряхивает Политова за плечи, Саша и Абдуладзе обнимают его.

С а м а р и н (Колобову). Давай-ка зайдем к Крохину. Туда, кажется, потопал и Сорокин. (Вздыхает.) Ну и ну…

К о л о б о в (Алле и Политову). Пока я буду у Крохина, наведите тут порядок. (Политову.) Держи нос по ветру.

Все уходят. В кабинете остаются Алла и Политов.

Поздний осенний вечер. Моросит дождь. Видна часть стены. В одном из окон горит свет, он падает на скамейку, где сидит  Б е л к и н а. Она одета в легкий плащ с капюшоном, нетерпеливо поглядывает на окно, часто озирается по сторонам, прислушивается.

Б е л к и н а (вздыхая). Скоро моя смена. А он все сидит. Завтра конференция. Как бы из-за меня его не оговорили. Недаром же этот старый лис нюхал да вынюхивал: «Ходит к вам Колобов, не ходит Колобов…» (Смотрит на окно.) Куда ему ходить, если он до такого часа на работе торчит. Чем же Колобов досадил ему? (Копирует Сорокина.) «А скажите, милейшая, у вас отношения с Колобовым просто приятельские?» (Вздыхает.) Чего я только сгоряча не наплела. Ой дура, ой какая дура… (Встает, ходит взад-вперед.) Он же мою глупую болтовню против Андрея Ивановича обернет…

В темноте раздаются шаги. Белкина испуганно оглядывается. Слегка пошатываясь, из темноты выходит  П е т ь к а.

П е т ь к а (заплетающимся языком). Так вот ты где… А я, как последний фраер… торчу возле больницы. Значит, в окошечко заглядываем?

Б е л к и н а (растерянно). Понимаешь, Петя… мне надо ему…

П е т ь к а (зло вскрикивая). Знаю! В кустиках шуры-муры…

Б е л к и н а (умоляюще). Петя, ты, кажется, пьян.

П е т ь к а (перебивая). Мешаю, значит, да? Боишься Андрея Ивановича, да? Недотрогу из себя корчишь. А сама к нему на свиданьице бегаешь. Эх ты, Белка… (Смотрит на окно.) Я, конечно, не он… я — таксоджигит… третьего класса… А тебя под начальство клонит…

Б е л к и н а (срываясь на крик). Петя! Как тебе не стыдно!

П е т ь к а (с угрозой). Я дождусь этого воспитателя… А ты катись в свою больницу. Не мешай мужскому разговору.

Б е л к и н а (смотрит на часы). Ой, я и в самом деле опоздала. (Петьке.) Завтра мы с тобой поговорим… (Убегает.)

П е т ь к а (споткнувшись о булыжник, падает). Рената! Постой, Ренатка. Убежала… (Встает, поднимает булыжник.) Здорово я застукал ее. (Смотрит на окно.) Хитер бобер. Меня, значит, в комсомол рекомендует, грамотами одаривает. (Угрожает булыжником.) Не пройдет, Колобов! Петька Бант не даст себя одурачить…

Свет в окне гаснет, в темноте слышатся шаги.

А свет, кажется, того… Кто-то идет. (Прячет булыжник за спину.) Я тебе не хилый монах, я тебе не Циник…

К о л о б о в (появляясь из темноты). Здорово, Петр! Ты кого тут поджидаешь? (Смеется.) Что такой неразговорчивый? Может, я помешал?

П е т ь к а (пьяно кривляясь). Нет, мой благодетель… Я знаю, что вы назначили свиданьице на этой скамеечке с кем-то другим. Но увы. (Ухмыляется.) Ее сегодня не будет. Она тю-тю! (Машет рукой.)

К о л о б о в (удивленно). Да ты, никак, хватанул горячего до слез?

П е т ь к а (зло). Хватанул! На радостях… В комсомол меня рекомендуют, а я вот раздумываю… За рекомендацию-то, оказывается, натурой платить надо… Сдается мне, дороговато запрашиваешь, Андрей Иванович… Я попервости думал, что вы все это от щедрого сердца. А ты в сторожа меня приставил и радуешься. Товар цел, и Петька Бант у дела.

К о л о б о в (подходя к Петьке). Не мути воду, Петр. Ступай домой и хорошенько проспись.

П е т ь к а (повышая голос). Гонишь, да? Мешаю, значит? Ты из меня человека сделать хотел, Андрей Иванович… Я в тебя поверил, а ты!.. Меня учил уважать Белкину. Красоту ее от дурного глаза беречь. А сам? Конокрад ты распоследний!..

К о л о б о в (встряхивая Петьку за плечи). Уймись, дурень! Какая муха тебя укусила?

П е т ь к а. Ты мне рот не затыкай! Крутишь, значит, с Белкиной? Да?!

К о л о б о в (усаживая Петьку на скамейку). Посиди, Петр! Я вызову дежурную машину. Иначе не миновать тебе вытрезвителя. (Оставив Петьку, делает несколько шагов в темноту.)

П е т ь к а (вскакивая). Смыться хочешь?! От Петьки не уйдешь… (Кидает булыжник.)

Колобов хватается за голову, медленно поворачивается, пошатываясь идет к Петьке.

К о л о б о в (тихо). Пьяный дурило… У меня же завтра… конферен… (Не договорив, падает.)

П е т ь к а (испуганно склоняется над Колобовым). Андрей Иванович!.. (Встает, озирается.) Откуда взялся булыжник?.. Чего я стою? Он же может… (Поднимает Колобова на руки.) Скорее в больницу… (Идет в темноту.) В больницу, в больницу… Такси! Эй, браток, подкинь в больницу… Такси! Эй, браток…

Приемная. На первом плане плакат: «Ударный труд и отличная учеба — лучший подарок городской комсомольской конференции!» Возле окна стоят  И н г а  и  С о р о к и н. В приемную то и дело заходят  д е л е г а т ы, рассматривают стенды, возбужденно гомонят, за дверью слышатся песни.

С о р о к и н. Что ни говори, Инга Александровна, а доклад у Колобова ершистый. Смелый, я бы сказал, доклад. Будто никого над ним нет, будто все ему нипочем. Режет правду-матку — и хоть трава не расти.

И н г а. Герой. Забинтованная голова впечатляет.

С о р о к и н. Хлопков было много. У делегатов небось ладони вспухли. Я и то несколько раз срывался в перепляс. (Раздумчиво.) Мда… Высоко парит. Сокол! Сразить такого можно только дуплетом…

Входит  С а м а р и н. Он возбужден, расстроен.

С а м а р и н (в сердцах). Я тебя предупреждал насчет вчерашней драки. Зачем ты распустила слух среди делегатов?

И н г а (с заминкой). Я… не распускала никаких слухов. Я рассказала только Климу Елизаровичу…

Входит  А л л а.

А л л а (ко всем). Уже дали три звонка.

С а м а р и н ( А л л е ). Пятунин приехал?

А л л а. Не знаю.

С а м а р и н (Инге и Сорокину). Идите, я сейчас. (Алле.) Куда девался Политов?

А л л а (растерянно). Я… не знаю…

С а м а р и н (грозя пальцем). Смотрите у меня. (Уходит.)

А л л а. Мы-то смотрим. А вот вы, кажется, ослепли. Всё шушукаетесь, всё сплетничаете. (Включает приемник.) Чего это в зале такая тишина? (Настраивает.)

Слышатся голоса, песни.

Скоро начнется. Андрей Иванович, наверное, волнуется. Еще бы. Доклад у него вон какой острый получился. Кто теперь усидит?

Песни и гомон враз затихают. Спокойный голос Колобова: «Товарищи делегаты! Разрешите продолжить работу конференции. Слово предоставляется бригадиру комплексной комсомольско-молодежной бригады строителей, ударнику коммунистического труда Николаю Звягину…» Аплодисменты. «Подготовиться к выступлению товарищу Сорокину».

Начинается. Сорокину прямо невтерпеж. (Выключает приемник.) Ну где же Сергей? Если он не поспеет до выступления Сорокина, то вся наша затея полетит в тартарары.

В приемную робко входит  Б е л к и н а.

Б е л к и н а (смущенно). Здравствуйте… Меня пригласил Политов…

А л л а (с неприязнью). Проходите… Халат все-таки надо было снять.

Б е л к и н а (спохватившись). Я прямо с работы. (Снимает халат.) А Горохов не приходил?

А л л а (сухо). Мы его тоже ждем.

Б е л к и н а (с тревогой). Скажите, что с ним будет?

А л л а (строго). С ним — не знаю, а вас, Рената Белкина, я бы судила…

Б е л к и н а. За что?

А л л а (срываясь). За все! Что у него под окнами торчите… Что в кино приглашаете, с компанией своей сводите!

Б е л к и н а (сквозь слезы). Может быть, вы и правы…

В приемную быстро входит  П е т ь к а.

П е т ь к а (снимая фуражку). Здравствуйте вам…

А л л а (оглядывая Петьку). Мне, Горохов, с таким типом, как вы, даже здороваться противно. (Что-то пишет на листочке.) Я сейчас вернусь. (Уходит.)

П е т ь к а (подходя к Белкиной). И тебя, значит, на ковер? Хорошее свиданьице, а? (Садится рядом.) Может, нас собираются пригласить в президиум?

Б е л к и н а (сквозь слезы). Смотри, Петя, как бы тебя в тюрьму не пригласили.

П е т ь к а. Суши сухари, Рената… (Смеется.) Чудачка! Колобов не такой человек. Он судит нашего брата на свой манер.

Б е л к и н а. Строго?

П е т ь к а (серьезно). Строже некуда. (Вздыхает.) Вчера после твоей перевязки я его на такси домой доставил. Сижу рядом и жду, когда он мне в рожу двинет, крепким словом обложит. А он молчит. Подкатили к подъезду, я и спрашиваю: «Может, мне прямо в милицию с повинной?» А он мне: «Не любишь ты, Петр, Белкину…» Я, конечно, на дыбы. Как, мол, не люблю, если я из-за нее в драку кинулся. Не из-за нее, говорит, а из-за себя, из-за недоверия к ней. Любовь, говорит, без веры — не любовь, а заразная болезнь. И пошел, и пошел… Отбрил меня и даже руки не подал… Так я и прослонялся до утра возле его дома.

Входит  А л л а, вслед за ней — П о л и т о в. Алла включает приемник: кто-то откашливается, в зале шум, потом раздаются аплодисменты.

А л л а (Политову). Он, кажется, уже на трибуне.

П о л и т о в. А как же твоя записка?

А л л а. Наверное, не получил. Я просила его выйти на минутку. Хотела свести вот с этими.

П о л и т о в (Белкиной и Петьке). Вам бы лучше пока…

А л л а (резко). Нет, Сережа! Пускай сидят и слушают. Они еще нам пригодятся.

Шум и аплодисменты затихают, из приемника отчетливо слышен бодрый голос Сорокина: «Я хорошо понимаю, что ваши аплодисменты адресованы не только мне. Я — один из тех счастливых людей планеты, кому довелось видеть Ленина, беседовать с ним, выполнять его личные поручения и навсегда встать в ряды бессмертной партии…» Бурные аплодисменты. Звонит телефон.

(В трубку, выключив приемник.) Идет комсомольская конференция. В горкоме никого нет… Я? Я — секретарь-машинистка… Телефонограмму? Диктуйте! (Берет бумагу и быстро записывает.) Говорите громче! Кто приветствует нашу конференцию? Кто?!.. Ответорг ЦК ВЛКСМ по нашему краю? Дубровин? Спасибо!.. Я обязательно передам… (Кладет трубку, смотрит на всех.) Слышали? Из ЦК!

П о л и т о в (радостно). Вот здорово! Давай я отнесу Колобову.

А л л а (включая приемник). Надо сперва дослушать Сорокина.

Голос Сорокина: «…заслуги, повторяю, у городской организации немалые. Но Ленин учил нас сосредоточивать внимание на недостатках. А недостатки у вас, к сожалению, имеются. Взять, к примеру, работу бюро. Заседания проходят вяло, вопросы обсуждаются без должной остроты и принципиальности. Недавно я присутствовал на таком заседании…» Пока Сорокин откашливается, в приемную входит  П я т у н и н. Ребята, сгрудившись у приемника, не замечают его. Пятунин тоже старается не выдать себя. «…Обсуждалось персональное дело комсомольца, потерявшего билет. Правильную оценку этому поступку дала только Денисова. Она требовала сурового наказания… Но ее голос, как говорится, остался гласом вопиющего в пустыне. Бюро дружным хором проголосовало за представление безбилетника к грамоте ЦК…» В зале шум, неразборчивые голоса. «И дирижировал этим хором конечно же сам первый секретарь товарищ Колобов…»

(Возмущенно.) Вон какую карикатуру нарисовал!

П е т ь к а (Политову). Это он про тебя?

П о л и т о в. Ничего, Андрей Иванович в долгу не останется…

Голос Сорокина: «В последние годы в нашем городе появляется все больше стиляг и девиц легкого поведения. Общественность ведет с ними непримиримую борьбу. Сатирическая газета «Солнечный удар» часто помещает их фотографии, обличает острым словом. Обличает, но не всех… Некоторых девиц товарищ Колобов берет под свою опеку. Будто бы в целях перевоспитания ходит с ними в кино, назначает свидания. А иногда после работы не чурается, так сказать, заглянуть к своим подопечным и домой…» В зале шум, кто-то кричит: «Регламент!», «Пусть говорит!», «Назовите фамилию…»

П е т ь к а (Алле и Политову). И охота вам слушать его трепню…

Б е л к и н а (сквозь слезы). Он же оговаривает Андрея Ивановича. Все его слова — ложь! (Закрывает лицо.)

А л л а (резко). Перестаньте хныкать!

Голос Сорокина: «Некоторые делегаты не доверяют моим словам. Я умышленно не называл фамилии, но, чтобы развеять сомнения, вынужден назвать. Девица, о которой шла речь, — некая Рената Белкина…» В зале шум. «Видимо, товарищ Колобов, перевоспитывая Белкину, развил слишком бурную активность. А ее очередному поклоннику эта активность показалась подозрительной, и он вынужден был студить пыл воспитателя недозволенным приемом». Слышен смех, оживленный гомон.

(Возмущенно.) Это же не его слова… Он говорит с чужого голоса.

П о л и т о в (нервно). Читает по бумажке. Но язвительный стиль выдает соавтора с головой.

П е т ь к а (Политову). Проводи меня в зал! Я при народе хочу высказаться. Они, дурни, не знают, над кем смеются. Да я за Колобова…

Б е л к и н а (плача). Мы отсюда так не уйдем… На меня пусть клевещет, пусть… А на Андрея Ивановича…

А л л а (припадая к приемнику). Тише! Слышите, что там творится?..

П я т у н и н (подходя к столу). Ну, здравствуйте, молодежь!

А л л а (вскакивая). Здравствуйте, Семен Николаевич…

Петька и Политов тоже встают. Все смущены его появлением. Белкина, закрыв лицо, плачет. Алла незаметно выключает приемник.

П я т у н и н. А ты, красавица, чего плачешь?

Б е л к и н а (сквозь слезы, резко). Никакая я вам не красавица!.. Я… человек! И никому не позволю обзывать меня всякими словами…

П я т у н и н (улыбаясь). Успокойтесь, девушка. Я вовсе не хотел вас обидеть.

П е т ь к а. Пойдем, Рената. (Шепчет ей что-то на ухо.)

Б е л к и н а. Так вы, значит, самый главный секретарь?

П я т у н и н (улыбаясь). Пока просто первый секретарь.

Б е л к и н а (возбужденно). Я понимаю… Я в том смысле, что вы главнее старого большевика?

П я т у н и н (пожимая плечами). В общем-то — да.

Б е л к и н а (беря Петьку за руку). У нас к вам срочный разговор. (Показывает на приемник.) Там совершается преступление. Там оговаривают самого честного человека… Он ни капельки не виноват. Это мы его подвели… Понимаете?

П я т у н и н (строго). Я слышал, что говорилось там. И что говорилось тут, тоже слышал.

А л л а (удивленно). Как?

П я т у н и н (Алле). Секрет. Я все понял, Рената. Усвоил, как говорят бюрократы, суть. А о деталях поговорим в другой раз.

Б е л к и н а (Петьке). Пойдем, Петя, пойдем…

П е т ь к а (Пятунину). Если что, мы хоть к самому прокурору…

П о л и т о в. Я провожу вас.

Белкина, Петька и Политов уходят.

П я т у н и н (Алле). Включи.

А л л а (включая). Наверно, уже кто-нибудь другой выступает.

Голос Сорокина: «Я уверен, что конференция даст принципиальную оценку всем недостаткам, которые имели место и в работе бюро и в деятельности некоторых руководящих товарищей. На ошибках мы учимся. Поэтому хочу пожелать вам: выбирайте в руководящие органы людей достойных, проверенных, чтобы никому из нас не пришлось потом за них краснеть… Успехов вам! Да здравствует вечно юный комсомол, помощник и резерв нашей партии!» Аплодисменты.

П я т у н и н (присаживаясь к столу). Да, брат, задача… (Выключает приемник.) Жарковато будет Колобову. (Щурится на Аллу.) Позови-ка Ивана Григорьевича. Шепни, чтобы не слышал Колобов. (Смотрит на часы.) Я ведь в самоволке.

А л л а. Может, вам лучше в кабинет пройти?

П я т у н и н (оглядывая приемную). Тут просторнее.

А л л а (идет к двери, потом возвращается). Я только вот что хотела вам сказать. Мы все переживаем за Андрея Ивановича. Он такой… Ну, в общем, он не такой… Он совсем другой. Даю вам честное слово! Вы верьте ему, Семен Николаевич…

П я т у н и н (заметно волнуясь). Ладно, ладно. Тоже мне заступница.

А л л а. Я позову, а сама побуду за дверью. Если понадоблюсь…

П я т у н и н (с улыбкой). Догадливая, стрекоза. Ступай.

Алла уходит. Пятунин встает и медленно прохаживается по комнате, внимательно рассматривает стенды.

Обставил он тут все здорово. Прямо-таки со вкусом… (Потирает грудь.) Вроде и не волновался, а мотор уж того… На пенсию пойду. Хватит, я свое отвоевал. Буду, как Сорокин, с воспоминаниями выступать. К пионерам подамся. Весело и опять же — всегда при галстуке…

Входит  К р о х и н. Он возбужден, растерян.

К р о х и н (пожимая руку). Хорошо, что ты приехал. Надо срочно что-то предпринимать. Сорокин все испортил. А сейчас выступает Денисова и цитирует статью итальянца. В зале творится… черт знает что. Представитель крайкома уже созванивается с краем…

П я т у н и н (садясь на место Аллы). Успокойся, Иван Григорьевич. Я слышал выступление Сорокина… И реакцию зала тоже слышал.

К р о х и н (удивленно). Когда ты успел?

П я т у н и н. И еще я успел пообщаться с Ренатой Белкиной и ее «очередным», как выразился Сорокин, поклонником.

К р о х и н (разводя руками). Ну, знаешь… Ты меня разыгрываешь?

П я т у н и н (глядя на часы). В больнице скоро меня хватятся. Ближе к делу. Что ты думаешь о выступлении Сорокина?

К р о х и н (подумав). Оно, конечно, с некоторым перекосом. Но от фактов, сам знаешь, не открестишься.

П я т у н и н (щурясь на Крохина). Факты-то липовые.

К р о х и н. Черное белым сразу не закрасишь. При голосовании его, очевидно, прокатят.

П я т у н и н. У тебя небось созрел запасной вариант?

К р о х и н (неуверенно). Думаю, что лучшей кандидатуры, чем Самарин, нам не сыскать…

П я т у н и н (раздраженно). Опять двадцать пять. А мнение делегатов ты учел?

К р о х и н. Молодежь, кажется, его уважает. Самарин более сдержан, более терпим, более гибок…

П я т у н и н (перебивая). Слишком гибок! А на секретарском посту нужен парень с крепким хребтом.

К р о х и н. Согласен, Семен Николаевич…

П я т у н и н (резко). А ты со мной не соглашайся! Ты спорь, доказывай, убеждай. Меня не сегодня завтра спишут на пенсию. Тебе править кораблем. Но за его курс я тоже в ответе… Из партии, как ты понимаешь, на пенсию не уходят…

К р о х и н (поддакивая). Понимаю… Но его провал поставит под сомнение и наш авторитет… На него были виды в крае…

П я т у н и н (резко). Ты, Иван Григорьевич, поминки не справляй! Виды на него есть и, надеюсь, после конференции останутся.

К р о х и н. Ты думаешь, он выплывет? (Оглядывается на дверь.) Колобова, конечно, можно спасти. Соберу партийную группу. Поприжму кого следует…

П я т у н и н (перебивая). Прижимать никого не надо. (Твердо.) Я верю не только Колобову, но и тем, кому дано право судить его. Крепко верю, Иван Григорьевич. (Вздыхает.) Жаль мне отпускать его в край, да, видно, придется. Такого секретаря не сразу найдешь. Талант общественника так же редок, как талант художника, писателя, музыканта. Может, даже реже.

К р о х и н (недовольно). Не слишком ли ты с ним цацкаешься?

П я т у н и н (беря Крохина под руку). Во времена оны с Колобовым бы, конечно, не цацкались. Достаточно одной-двух анонимок — и к человеку навсегда потеряно доверие. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Анонимщик и демагог обычно целят в того, кто им больше всего досаждает.

К р о х и н (осторожно). Но старейшего большевика в демагогии не заподозришь. А потом, если сравнить авторитет Сорокина и Колобова, то ты сам понимаешь…

П я т у н и н (перебивая). Я-то, кажется, начинаю понимать. Думаю, и ты скоро кое-что поймешь. (Смотрит на часы.) Ну, я побежал. А ты давай руководи тут. Сегодня у нас с тобой тоже экзамен. Экзамен, так сказать, на прозрение.

Оба уходят.

Квартира Сорокина. Довольно просторная комната, залитая ярким электрическим светом, у окна — стол, на нем — закуска, бутылка, самовар. С о р о к и н, потирая руки, ходит по комнате, нетерпеливо поглядывает на телефон. Стены, как в музее, увешаны грамотами, сувенирами, на видном месте висят тельняшка и бескозырка. Звонит телефон.

С о р о к и н (поднимая трубку). Квартира Сорокина. А… Это ты, женушка моя драгоценная. Гостей пока нет… Что? Тебе не нравится моя затея? А трехкомнатная квартира тебе нравится?!.. Что?.. Инга обещала заглянуть после конференции с новым секретарем. (Оглядывается на стол.) Я тут с ними чайку попью… И про житье-бытье потолкую… Что? Засиделась? Неудобно? Ерунда, побалагурь еще часика два… (Подходит к столу. Наливает стопку водки, молча чокается с самоваром, выпивает.)

Кто-то звонит в дверь. Сорокин радостно улыбается, потирает руки и, напевая «Наш паровоз, вперед лети…», идет открывать. Входит  К о л о б о в, голова у него забинтована. Сорокин шарахается от него, как от привидения.

К о л о б о в. Я к вам по весьма важному делу. (Смотрит на стол.) Прошу извинить за столь бесцеремонное вторжение, но разговор неотложный. И желательно с глазу на глаз.

С о р о к и н (растерянно). В такой час?

К о л о б о в (разводя руками). Только что закончился пленум. Я, к сожалению, завтра улетаю. А разговор, повторяю, неотложный.

С о р о к и н (приходя в себя). В крайком небось с жалобой летишь?

К о л о б о в (разглядывая стены). На беседу вызывают.

С о р о к и н (покровительственно). Жалобами ничего не поправишь. Молодежь нынче пошла зубастая. Не пришелся ты ей чем-то. Вот она тебя на лихой тройке и того самого… Но ты, Колобов, крепись. В крае тебя куда-нибудь пристроят.

К о л о б о в (кивая на стены). А у вас настоящий музей. Грамот одних, наверно, десятка три наберется.

С о р о к и н (с подвохом). Была бы халупа поболе, можно и еще кое-что выставить. Жалко, что ты не успел ни одной грамотки мне подписать. Все дружков своих ублажал, а они вон как с тобой обошлись.

К о л о б о в (глядя в упор на Сорокина). Разговор будем вести стоя или, может, присядем?

С о р о к и н. Ты уж извиняй, Колобов, гостей я жду. Стоя оно всегда вроде короче получается. Если ты пришел высказать свою обиду за мое выступление, то, как говорится, не обессудь. Что заслужил, то и получил. Я человек простой и рублю сплеча.

К о л о б о в (вынимая из кармана конверт). Пускай ваше выступление, Клим Елизарович, останется на вашей совести. (Подходит к стене, внимательно рассматривает тельняшку.) Эта форма ваша или вашего родного брата Кирилла Елизаровича Сорокина?

С о р о к и н (растерянно). Что? Какого такого брата?

К о л о б о в (твердо). Матроса с крейсера «Вихрь». Члена партии большевиков с 1915 года. (Поворачивается к Сорокину.) А вы, Клим Елизарович, в каком году вступили в партию?

С о р о к и н (оглядываясь на дверь). То есть как это в каком? В том самом, какой проставлен в билете… (Спохватившись.) Да и чего это я перед тобой отчитываюсь?

К о л о б о в (подходя к противоположной стене). Вот тот документ, ради которого вы… (Читает вслух.) «Товарищи! Порядок в городе надо восстановить во что бы то ни стало. Хаос и неразбериха на руку врагам революции. Комиссаром дружины назначается тов. Сорокин К. Е. Человек он проверенный, член партии с 1915 года.

С ком. приветом (В. Ульянов) Ленин».

С о р о к и н (раздраженно). Проглотил?! То-то и оно. Может, документу не доверяешь?

К о л о б о в (глядя на Сорокина). Вы, Клим Елизарович, вступили в партию в 1919 году. А следовательно, сей документ принадлежит не вам…

С о р о к и н (резко перебивая). Ах, вон ты куда гнешь. Решил оклеветать старого большевика! Не то время, Колобов! Под меня уже не раз копали. И в тридцатые и во времена культа. Слава богу, выжил.

К о л о б о в (перебивая). В девятнадцатом году вы жили в одном из уездов Вологодской губернии?

С о р о к и н (в замешательстве). Допустим, что жил…

К о л о б о в (вынимая из конверта лист бумаги). А то, Клим Елизарович, что в уезде в те далекие времена выходил агитлисток под названием «Светлый путь».

С о р о к и н (потерянно). Я не помню… (Старается что-то прочесть на конверте.) Выкладывай, чего там? (С напускной строгостью.) Только предупреждаю, Колобов: тебе за эту авантюру не поздоровится. Я… ты меня знаешь…

К о л о б о в (резко). Знаю, Клим Елизарович! (Разворачивает листок.) Это фотокопия того самого агитлистка.

С о р о к и н (недоверчиво). Фотокопия, говоришь? (Близоруко разглядывает.) А где оригинал? Небось корова языком слизала?..

К о л о б о в. Оригинал находится в районном музее революционной славы. Захочется взглянуть — я дам вам адрес. Но сперва разрешите мне прочитать коротенькую заметку. Называется она так: «Хочу быть похожим на брата».

Сорокин испуганно отступает, затравленно оглядывается.

Слушайте, Клим Елизарович! «Третьего дня перестало биться сердце верного сына партии большевиков, моего кровного брата Кирилла Елизаровича Сорокина…»

С о р о к и н (пятясь, хватается за грудь). Хватит, Колобов… Двигатель у меня, сам знаешь… Того и гляди заглохнет…

К о л о б о в (подавая Сорокину стакан воды). А вы, Клим Елизарович, жидковаты в коленях. Минуту назад гоголем передо мной — и вдруг…

С о р о к и н (отечески). А ты, сынок, поживи с мое… Брат на моих руках помер… Лучше бы меня бандиты на кресте распяли. Мученической смертью, скажу тебе, умирал, а от нашей веры не отрекся. Герой. Да ты присядь, присядь….

К о л о б о в. Спасибо. (Вглядывается в Сорокина.) Зачем же вы предали его веру?

С о р о к и н (закрывая глаза, стонет). Ох… ох… Старуха слегла, в больницу свез… Теперь, кажется, моя очередь настала…

Звонит телефон.

Пускай тявкает, пускай. И кому это так неймется?

К о л о б о в. Может, это гости? Я подниму трубку…

С о р о к и н (вскакивая). Что? Я сейчас. (Берет трубку.) Квартира старого большевика Сорокина! Слушаю… Ах, это ты… (Оглядывается на Колобова.) Что?! (Потерянно.) Избрали, говоришь?.. Так-так… Понятно, будь здорова… Что? Некогда, некогда мне с тобой распатякивать. (Кладет трубку, вспоминает о сердце.) Что мне с ним делать? Горе какое свалится — задыхаюсь… Нечаянная радость выпадет — тоже трепыхается как телячий хвост. (Протягивает к Колобову руку.) Выдюжил, значит? Поздравляю! От всего сердца поздравляю! Я знал, что ты устоишь. Потому и высек по-отечески. Не взыщи, Андрей Иванович. Я всяким тонкостям в обхождении не обучен… (Наливает две рюмки.) Давай-ка по русскому стародавнему обычаю выпьем за твой успех. (Влюбленно и преданно.) Выдюжил-таки… За тебя, Андрей Иванович!

К о л о б о в (смущаясь). Спасибо, Клим Елизарович… Но выпить с вами не могу. Неискренно это будем с моей стороны. Да и с вашей — тоже.

С о р о к и н (деланно бодрится). За меня не расписывайся. Я человек старой закваски. Обиду за пазухой не держу. И раз поднял за тебя чарку, то хоть плюй в глаза, а я выпью. (Выпивает.) С надеждой я гляжу на таких вот соколов. Старая гвардия уходит. Вам править державой, Андрей Иванович. И чем лучше мы вас обстреляем, тем крепче будете стоять на ногах. За битого, говорят, двух небитых дают…

К о л о б о в (настойчиво). И все же зачем вы предали брата?

С о р о к и н (съежившись, будто от удара). Слова у тебя какие-то: «предал»… Заладил одно и то же! Сперва разберись, а потом уж и словами сори… Вот где у меня кровный мой братан… (Стучит в грудь.) А ты — «предал». С партийным стажем кой-какая закавыка вышла — признаю… (Выпивает.) Тут и вины моей с гулькин нос. В конце двадцатого года кто-то документы у меня цапанул. Вместе с партийным билетом, конечно… Я струхнул малость. А тут первичную ячейку беляки в расход пустили… Ну и вспомнил, значит, про бумагу, что от брата мне досталась… Показал ее в партийных инстанциях по новому месту работы, там все так и ахнули… Время было, сам понимаешь, горячее, не до формальностей разных. Такая вот история, Андрей Иванович…

К о л о б о в (глухо). Подлая история! Вы присвоили себе чужую славу! Вы вычеркнули из истории настоящего героя!

С о р о к и н (выставляя вперед руки). Постой, постой! Не горячись, Андрей… Я вместе с братом служил на флоте. У нас с ним почти все сходится… Он чуток раньше в партию вступил? Зато я больше сорока лет в ее рядах. Он — четыре, а я — сорок!

К о л о б о в (порывисто). Эх вы! (Ходит по комнате.) Бухгалтер вы, Клим Елизарович. Равнодушный бухгалтер. Предав брата, вы предали свою совесть. И с той поры самые благородные ваши поступки носят клеймо фальши. Да-да, именно клеймо. Вы думали, что предательство возвысит, а оно унизило, согнуло, раздавило вас.

С о р о к и н (наполняя рюмку). Может, и бухгалтер, может, и с клеймом… (Пьет.) Кто тебе эту бумагу подсунул?

К о л о б о в (с досадой). Какая разница? Просто честный человек, ленинградец. Он отдыхал в одном из наших санаториев. Заподозрил вас в бахвальстве про встречу с Лениным. Вот и докопался до истины.

С о р о к и н (угрюмо). И давно она у тебя?

К о л о б о в (с оттенком безразличия). Позавчера, кажется, получил…

С о р о к и н. Позавчера?! (Разглядывая штемпель.) И в самом деле… Чего же ты на конференции не зачитал? Разоблачать, так разоблачать с треском. Неужто пожалел?..

К о л о б о в (с вызовом). Пожалел! Но не вас, Клим Елизарович. А тех ребят, что сидели в зале. Для них свято имя, к которому вы так бессовестно присосались. Из неокрепшей души вынуть занозу обмана не так-то просто. Тут нужна деликатность. Вас разоблачишь — и на честных большевиков бросишь тень. (Устало.) Циников и так расплодилось немало.

С о р о к и н (цепляясь за мысль). Вот именно, Андрей Иванович! В корень, можно сказать, смотришь. Ну, разоблачишь ты старика, а какой тебе с этого навар? Случись со мной что, ноги, к примеру, откину… С кого спрос?

К о л о б о в (возмущенно). Ну и мастак вы, Клим Елизарович! То будто паутиной обволакиваете, то жало показываете.

Звонит телефон.

С о р о к и н. Пускай тарахтит. Гостей мне не надо. (Наполняет рюмку.) Я сам себе сегодня гость. Ты выпить со мной брезгуешь… (Качает головой.) Нюх у тебя, Колобов… Ингу небось тоже турнешь?.. (Выпивает.) Она штучка еще та… Гусыня самого раннего выводка. Оттого, видать, и строптива. Будь ты поласковее, я бы кое-что порассказал… (Тоном заговорщика.) Про того же Самарина. С двойным дном хлопчик, учти.

К о л о б о в (отдавая письмо). Я думаю, у вас достанет мужества рассказать обо всем на совете старейших. Они выдвинули вас в совет, им и решать вашу судьбу.

С о р о к и н (растерянно). Как?.. Такую бумагу и без всякой расписки? А если я ее того?

К о л о б о в (сурово). Как бы вы теперь ни поступили, имя революционера-ленинца Кирилла Елизаровича Сорокина будет восстановлено! Прощайте. (Уходит.)

Сорокин смотрит на дверь, молча обходит коллекцию грамот, останавливается напротив тельняшки.

С о р о к и н (сокрушенно). Все пошло прахом… Нету больше старейшего большевика. И слава, и почести, и квартира…

Звонит телефон.

Растоптал, как навозного жука. (Внимательно вглядывается в конверт.) Сорок четыре года минуло… И на тебе: всплыла правда-матка… Кому она нужна? Кириллу? Ему все равно… Я ж и про его дела рассказывал. А что себе их приписывал… ну так вышло… Живым больше веры. Кто-то должен вспоминать про революцию… Я не щадил живота. Инга подтвердит. (Хватается за голову.) А это мысль! Хорошо, что я про нее ничего такого не сказал… Соберем со всех дружин, а еще лучше со всех отрядов отзывы пионеров… (Смотрит на грамоты.) И эти регалии приложим к делу. Пока Колобов будет загорать в крае, я тут кое-что проверну… (Наполняет рюмку.) За воскрешение Кирилла Елизаровича и за спасение его кровного братца! (Пьет.)

ЭПИЛОГ

Минуло несколько лет.

Просторный кабинет первого секретаря крайкома комсомола. Настенные часы бьют одиннадцать. В кабинете накурено. С а м а р и н  сидит в кресле. На подлокотнике — пепельница, полная окурков. К о л о б о в  медленно ходит по кабинету, слушает Самарина. Оба заметно изменились…

С а м а р и н (заискивающе). Я не хотел отнимать у тебя столько времени. Ты первый секретарь краевой организации, под твоим началом четыреста тысяч. Дел, конечно, невпроворот. Но я тоже твой, так сказать, подопечный. Положение у нас разное. Тебя за эти годы вознесло, а я… (Спохватившись.) Видимо, каждому свое. (После паузы.) Политов был к тебе ближе, но ведь и я не враг. Ты растил его, я тоже… Мы с ним не один год проработали вместе. Случались иногда крутые разговоры. Я, как первый секретарь горкома, обязан был поправлять молодого секретаря райкома. Все было бы хорошо… Не спутайся он…

Телефонный звонок. Колобов, обойдя стол, поднимает трубку.

К о л о б о в (в трубку). Да-да! Заказывал. Девушка, соедините меня с Васенковским роддомом… Что? С главврачом, пожалуйста… Уже поздно? Тогда с кем-нибудь, кто может дать справку. (Прикрывая трубку, Самарину.) У нас там секретарь райкома комсомола никак не разродится. Огонь дивчина, а в этом деле пасует. (В трубку.) Опять крайком комсомола беспокоит… Родила?! Пацана?! Сколько? Почти четыре? Молодец Соломенцева! Как она себя чувствует? Нормально? Поздравьте ее от всей души. Скажите, что мы к грамоте ее представим. (Смеется.) Спасибо!.. Как кто говорит? Простите, я забыл представиться. Скажите, что Колобов звонил. До свиданья. (Самарину.) Продолжим, я тебя слушаю.

С а м а р и н (раздумчиво). А ты постарел. Недавно за тридцать перевалило, а на висках седина. Не щадят нас годы, Андрей. С женой отношения наладились?

К о л о б о в (сдержанно). Все перетерлось. Мало я ей внимания уделяю. Все работа, работа… (Смотрит на часы.) Однако мы, кажется, от главной темы уклонились.

С а м а р и н (вздыхая). Из Сереги мог бы со временем вырасти хороший работник. Хваткий был паренек…

К о л о б о в (перебивая). Твоя версия, что Серега спутался с Черновой, — мыльный пузырь! Чернова работала инструктором. У нее плохо складывались семейные дела. Она собиралась уехать. А Серега ее не отпускал. Не хотел терять хорошего работника. И тут вмешался ты, Самарин. Искусственно все запутал. Довел парня до бюро. Я не хочу вдаваться в детали, но твердо убежден, что его смерть и на твоей совести…

С а м а р и н (пытаясь встать с кресла). Ты такими словами не бросайся. Мою совесть через лупу, можно сказать, разглядывали. Смерть Политова для всех нас загадка. Кто бы мог подумать, что он в шестибалльный шторм вздумает выйти в море. Парусник заметили, когда тот был уже далеко. (После паузы.) Если все, кому объявляются взыскания, будут кидаться в море, то сам понимаешь, что из этого получится. (Возмущенно.) Мальчишество!

К о л о б о в (открывая сейф). Ты говоришь, что твою совесть разглядывали через лупу… И признали ее чистой. А вот совет старейших большевиков требует исключить тебя из партии. Значит, не все признали твою безгрешность.

С а м а р и н (порывисто и зло). Я вижу, куда ты клонишь. Бить лежачего, Колобов, — дело нехитрое. Я пришел к тебе, чтобы посоветоваться. Завтра решается моя судьба.

К о л о б о в (показывая конверт). Это письмо Сереги Политова… Написано оно сразу после бюро… твоего последнего разговора с ним…

С а м а р и н (достал папиросу, рассеянно ищет спички). Приберег на закусочку? Я знал об этом письме. Уверен, что Политов сгоряча написал такое… Хочешь зачитать на бюро?..

К о л о б о в (в раздумье). Раз ты пришел на исповедь, то я прочту его только тебе. Может, так будет лучше… Мне тоже кое в чем надо разобраться. (Вынимая письмо из конверта, смотрит на Самарина.) Но прежде разреши задать тебе еще один вопрос. Во что ты веришь? Веришь преданно, убежденно, без оглядок и со мнений? И, если можно, давай начистоту.

С а м а р и н (гася папиросу, нервно). Начистоту так начистоту. (Задумывается.) Мне кажется, что эпоха фанатичной веры канула в Лету. Может, я, конечно, ошибаюсь. Но я попытаюсь привести некоторые аргументы… Нас называют по-разному. Дети войны. Обездоленное поколение. Дети сурового времени. Иногда даже поколением культа… В общем, кто во что горазд. Мировоззрение нашего поколения действительно формировалось в сложное время. Вряд ли надо объяснять, что я имею в виду. С пеленок нас учили верить в личность. И мы верили. Верили убежденно, преданно и без сомнений. И что же? (После паузы.) Затем мы стали постепенно, но уже с оглядкой привыкать к другой личности. И вскоре почти поверили в нее. И тоже почти убежденно и почти преданно. (Помолчав.) Но был октябрь шестьдесят четвертого… (Тяжело вздыхает.) А сколько ударов, так сказать, местного значения выпало на нашу веру. Взять, к примеру, того же Сорокина. (Упавшим голосом.) Завтра на бюро тоже могут нанести удар по вере… Нет, Андрей, мы, кажется, заболели сомнением… Подозреваем друг друга в неискренности. Вот ты меня уже несколько часов слушаешь, а не веришь.

К о л о б о в (раздумчиво). Сложная у тебя болезнь, Самарин. (Вздыхает.) Но коль ты не отлучаешь меня от своего поколения, то позволь и мне высказаться. (После паузы.) Начну с того, что я горжусь своим поколением. Да-да, горжусь! И какие ярлыки к нему ни приклеивай, оно в основе своей морально чистое и духовно здоровое. Да, оно прошло трудное испытание! Но устояло. Издержки бывают всюду. А в таком многогранном процессе, как формирование мировоззрения целого поколения, они неизбежны…

С а м а р и н (иронически). Значит, ты меня уже списываешь в издержки? В отходы, так сказать…

К о л о б о в (резко). Ты не красная девица, Самарин. У нас мужской и, я полагаю, партийный разговор.

С а м а р и н (закуривая). Извини…

К о л о б о в. Ты говорил о своей привязанности к личностям. Я тоже за уважение личности. И даже за увековечивание ее в бронзе, если она своими деяниями прославила мою родину, мой народ. Но я не могу согласиться с теми, кто ставит знак равенства между такими емкими, такими высокими понятиями, как Родина и личность, Народ и личность, Партия и личность. Здесь равенства нет и никогда не может быть! Вера в личность и вера в идеалы многомиллионной партии — это далеко не одно и то же, Самарин.

С а м а р и н. Благодарю за популярное разъяснение. (Нетерпеливо.) Ты, кажется, обещал прочитать письмо Политова.

К о л о б о в (хмурясь встает, подходит к окну). Ночь… Рано он ушел в ночь… Ему надо было жить. Он обязан был идти дальше нас. (Вынимает из конверта письмо.) Слушай, Самарин. (После паузы.) Письмо очень личное, но я прочту его полностью. (Читает.)

«Андрей, здравствуй!

Ты видел, как стреляют в совесть? Совесть — это белая птица. Почему белая? Не знаю. Нет, это не розовая чайка, и не лебедь, и не аист. Птица-совесть — крылатый обобщенный образ. Белизна ее оперенья символична. Птица-совесть почти беззащитна. Легко ранима. Ее можно испачкать, подрезать крылья, убить…

Будь моя воля, я бы каждый грядущий день начинал с призыва: «Люди, берегите белую птицу!»

Ты, видимо, читаешь эти строки и иронически улыбаешься. До какой критической точки дошел первый секретарь райкома комсомола. А я пишу их и задыхаюсь. Только что состоялось судилище, после которого трудно, просто невозможно жить. Черной, липкой, как смола, клеветой испачкали мою гордую белую птицу…

Меня обвинили в сожительстве. Меня, который за двадцать четыре года не объяснился в любви ни одной девушке. Что это? Жестокая ирония судьбы? Нет, чудовищное надругательство! И произошло оно в храме Чести и Справедливости. И совершил его сам товарищ Самарин…

Мне трудно писать связано. Надеюсь, ты понимаешь меня. Поводом к разбирательству послужила анонимка. Человек в маске, без лица и имени, клевещет на вожака молодежи. Вот она — всесильная ложка дегтя! Я не знаю, какое будет принято решение. Бюро заседает. Может, я поступил как мальчишка, но я отказался отвечать на вопросы и хлопнул дверью… Я задыхаюсь от возмущения, мне тяжело, Андрей, невыносимо тяжело…

Ты учил нас вере в людей, вере в человеческую совесть — вершину мыслящего существа! Громкие слова? Нет, это истина, Андрей! Я тоже хочу, чтобы моя вера, как и твоя, помогала людям. Пусть на моем пути встречаются Белкины, Гороховы и даже Циники. Кстати, у Ренаты и Петьки родился сын. И Циник теперь не Циник, а сотрудник городской библиотеки. Ты, наверно, думаешь, что я решил тебе польстить? Нет, и еще раз нет! Я заговорил о вере и совести не случайно. Ведь когда человека избирают на руководящий пост, ему тоже верят. Верят сотни, тысячи, а иногда и миллионы. Какими же человеческими и гражданскими качествами должна обладать личность, в которую поверили тысячи? Как высоки и благородны должны быть ее устремления? Какой безграничной чистоты должна быть ее совесть? Прости, меня вызывает Самарин».

«…Решение принято большинством в один голос. Представляю, как трудно дался ему этот голос. Я сказал все, что думаю о нем. Он тоже не стеснялся в выражениях. Ты, говорит, критикуешь на пленумах и бюро мой стиль работы с дальним прицелом. Мне душно и гадко. В голове все смешалось. Хочу на воздух, к морю… Извини, но писать нет сил… Допишу, когда разберусь во всем и в себе тоже…» (Закончив читать, смотрит на Самарина.)

С а м а р и н (воспрянув духом). Вот видишь: он и не собирался топиться. Значит, его гибель — трагическая случайность.

К о л о б о в (после паузы). А ты, видимо, боялся неопровержимых улик?

С а м а р и н (заметно приободрясь). Как тебе сказать. Сгоряча можно понаплесть такого, что потом и на трезвую голову не распутаешь. (Встает, подходит к Колобову.) Паренек он был взвинченный. Совесть у него — белая птица. Райком — храм чести. Нервная натура. Выговор-то ему объявили без занесения в учетную карточку.

К о л о б о в (резко). Он был слишком честен, чтобы примириться с ложью. Даже если ее не заносят на бумагу.

С а м а р и н (с нотками демагогии). Ни он, ни Чернова и свою защиту не сказали ни единого слова. А молчание… сам знаешь. И если говорить честно, то я очень сомневаюсь, чтобы в наше время взрослый парень ни разу не объяснился в любви… Эмоций много, а искренности не очень-то.

К о л о б о в (глядя в упор на Самарина). А ты страшный человек, Самарин. Ты ведь действительно ни во что не веришь. Зачем же ты пришел ко мне? (Разворачивает письмо.) Ты бросаешь тень на его искренность. А вот послушай, какую приписку учинила в этом письме Алла. Та самая Алла, в которую ты тоже не верил. И все же бывшая секретарь-машинистка стала ответственным работником райкома. Путь, прямо скажем, не из легких. (Читает.) «Андрей Иванович! Это незаконченное письмо я нашла в столе Сергея. Оно лежало в уголке ящика, под бумагами. Никто его не заметил. Я тоже обнаружила совершенно случайно. Несколько дней держала его у себя, перечитывала и плакала. Я ведь любила Сережу. Он бы так увлечен делом, так предан долгу, что вряд ли догадывался о моем чувстве… Андрей Иванович, поверь мне: Сережа был не способен на подлость. Слишком чистая, слишком возвышенная у него душа. Слишком благороден и даже целомудрен был он в отношениях с товарищами. Рядом с ним всегда хотелось быть лучше. Я любила и буду любить его. Я клянусь тебе, что сделаю все, чтобы его гордая белая птица жила вечно. С уважением, Алла».

Некоторое время Колобов и Самарин стоят друг перед другом молча.

С а м а р и н (тяжело вздохнув). К сожалению, влюбленные видят все в розовом свете. (Рассудительно.) Ты вот упрекаешь меня, что я ни во что не верю. А ты помоги мне обрести веру.

К о л о б о в (с неприязнью). Веру надо обретать не через личные выгоды, Самарин. С такой верой человек не имеет права занимать руководящее положение в комсомоле…

С а м а р и н (растерянно). Вон куда вывел… Из-за сумасбродного мальчишки ты готов зачеркнуть все мои заслуги.

К о л о б о в (устало). Столько переговорено, а ты, кажется, так ничего и не понял. Жаль. Дело ведь не в степени твоей виновности. Мы говорим о совести. Есть ли она у тебя?..

С а м а р и н (перебивая). Ну, знаешь! Может, ты сомневаешься и в моем существовании?

К о л о б о в (резко). Нет, Самарин, не сомневаюсь! Ты действительно существуешь… А вот Сергея Политова уже нет.

С а м а р и н (посматривая на стенные часы). Боюсь, что нам ночи не хватит. А утром бюро… (Заискивающе.) Тебе, наверно, подготовиться надо? Да и мне кое-что обдумать… В общем, Андрей, если ты замолвишь за меня словечко, то даю честное слово…

К о л о б о в (перебивая). Не надо, Самарин! Не произноси этих слов. Слишком разно мы понимаем их истинное значение.

С а м а р и н (потерянно). Может быть, может быть… (Пожимая плечами, берет портфель, шляпу, молча идет к двери.)

Колобов окаменело стоит у окна, задумчиво смотрит на письмо.

К о л о б о в (взволнованно, в зал). «…Будь моя воля, я бы каждый грядущий день начинал с призыва: «Люди, берегите белую птицу!»

ТРЕТЬЕ ПОКОЛЕНИЕ Пьеса в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Б о р и с  Я р ц е в — ответственный сотрудник Комитета молодежных организаций СССР, руководитель делегации.

О л ь г а  С т р и ж е в и ч — член советской делегации.

Э л ь з а  Х о л ь м а н — представительница ГДР.

Я д в и г а  В ж е ш е н ь с к а — представительница Польши.

В а л ь т е р  ф о н  Ш л и т т е н б е р г — представитель ФРГ.

Ф е д о р  М а т в е е в и ч  С о с н о в с к и й — журналист-международник.

С т о я н  Б о е в — представитель Болгарии.

Е в а  М ю л л е р — журналистка-международница.

Д ж о н  Г л е н — представитель Америки.

С и л ь в и я  К о р т и — представительница Италии.

М и с с у р и  К а т о я м а — представитель Японии.

М а д л е н  Б а ж о — представительница Франции.

Г о с п о д и н  Л и — наблюдатель от лиги «Независимая молодежь Азии».

Т а о — его помощница.

Г е н р и  Ш о у — представитель Америки.

Л о п е с  Г а р и с — представитель Чили.

Р о б е р т  Ф р и ш — представитель Австралии.

Н а б л ю д а т е л и, п р е д с т а в и т е л и  п р е с с ы.

Б а р м е н, п о с е т и т е л и  б а р а.

Действие происходит в наши дни в одном из городов Западной Германии.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

На авансцену выходит  С о с н о в с к и й, в руках у него микрофон, перед ним телекамера. Лучи света выхватывают из темноты отдельные детали оформления, репортаж Сосновского может изображаться на экранах телевизоров.

С о с н о в с к и й. Я веду прямой репортаж из Федеративной Республики Германии. В городе, где в недалеком прошлом впервые заявил о себе фашизм, проходит консультативное совещание молодежных организаций многих стран мира. Цель его — выработать программу Всемирного форума молодежи, определить место его проведения. В совещании принимают участие организации самых разных политических и религиозных течений. То обстоятельство, что программа форума должна определить глобальное наступление молодежи мира в борьбе за свое будущее, встревожило идеологов Запада. В ход пущены все средства. Ложь, провокации, левацкая демагогия, оголтелый экстремизм ультраправых. Особенно усердствуют агенты радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа». Кстати, штаб квартиры рупоров НАТО и ЦРУ расположены в этом городе. В здании, где проходит совещание, в гостинице, где проживают его участники, установлены громкоговорители, телевизоры. Дикторы почти круглосуточно на многих языках обсуждают так называемую проблему «Защиты прав человека в социалистических странах». С утра до поздней ночи вокруг здания беснуются полупьяные юнцы из разного рода неофашистских организаций. Несколько раз патлатые молодчики врывались на пленарные заседания и буквально стаскивали прогрессивно настроенных ораторов с трибуны. Все это вынудило оргкомитет образовать шесть групп и перенести обсуждение проекта программы в хорошо охраняемые аудитории. Я хочу сосредоточить ваше внимание на работе одной из таких групп. Сейчас здесь объявлен десятиминутный перерыв. За это время я постараюсь познакомить вас с некоторыми участниками совещания.

На авансцене  С т р и ж е в и ч  и  Т а о. Они о чем-то беседуют.

Эту девушку называют просто Тао. Кажется, она китаянка, но прибыла сюда из Сеула. Ведет себя подчеркнуто скромно. Ко всему приглядывается, прислушивается. Рядом с ней — Ольга Стрижевич, член советской делегации.

Появляются  Ш о у  и  Г а р и с.

Мистер Шоу из Америки, активный борец против скоростной катастрофы. Делегирован на совещание молодыми анархистами. А этот молодчик с усиками, вопреки протестам молодежных организаций, представляет здесь последышей чилийской хунты.

Появляются  К а т о я м а  и  Б а ж о.

Миссури Катояма. Как вы, видимо, догадались, Катояма представляет здесь одну из просамурайских организаций Японии. А Мадлен Бажо отстаивает интересы сексуально озабоченной молодежи Франции. По всей вероятности, сейчас ее интересует, насколько актуальна эта проблема в Азии.

Появляются  Я р ц е в, Б о е в, Г л е н.

Руководитель нашей делегации Борис Ярцев. Рядом с ним — представитель Болгарии Стоян Боев и мистер Джон Глен из Соединенных Штатов. Этот парень привлек к себе всеобщее внимание. Вчера, когда представительница Польши Ядвига Вжешеньска, выступая на заседании, стала приводить факты вопиющего бесправия молодежи в капиталистическом мире, ее буквально освистали. Тогда к микрофону подошел Глен. Заложив в рот два пальца, он засвистел с такой силой, что в зале все опешили. «Я прощаю вам, господа, политическое невежество, — сказал он, — но не могу простить невежественного отношения к прекрасному полу».

Появляется  В ж е ш е н ь с к а, она подходит к Глену.

А вот, кстати, и сама Ядвига Вжешеньска.

Появляются  Э л ь з а  Х о л ь м а н, С и л ь в и я  К о р т и.

Судя по энергичным жестам, эти девушки продолжают спорить даже во время перерыва. Справа Эльза Хольман, она представляет на совещании Германскую Демократическую Республику. Слева — представительница Италии неофашистка Сильвия Корти.

Появляется  Ш л и т т е н б е р г.

А это Вальтер фон Шлиттенберг, один из руководителей студенческой корпорации неофашистского толка.

Появляются  Е в а  М ю л л е р, г о с п о д и н  Л и.

Вряд ли я успею представить всех участников пятой группы, но эти две фигуры заслуживают того, чтобы о них сказать особо. Фрау Мюллер, она же урожденная баронесса фон Шлиттенберг, дочь бывшего генерала вермахта. Официально она представляет здесь интересы своей газеты, но главная ее задача, как мне кажется, поставлять скандальные материалы для радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа». Ее собеседник некто господин Ли. Его антисоветские речи часто можно слышать по «Голосу Америки» и Би-би-си. Здесь он является наблюдателем от так называемой лиги «Независимая молодежь Азии»… Простите, но меня, кажется, заметила фрау Мюллер. О нашем знакомстве с ней я расскажу несколько позже.

Мюллер, раскланявшись с Ли, направляется к Сосновскому.

Затемнение.

Небольшой холл. Справа у самой авансцены бар, несколько столиков. Бармен хлопочет за стойкой. Приглушенно звучит музыка. Слева видна массивная дверь, на которой висит трафарет с надписью: «Зал заседаний 5-й группы». Х о л ь м а н  звонит по телефону, нажимает на рычажок, снова звонит. Входит  Ш л и т т е н б е р г.

Ш л и т т е н б е р г (порывисто). Эльза, милая! Я заметил, как ты вышла из зала. Мне надо неотложно поговорить с тобой.

Х о л ь м а н (высвобождая руку). Извини, я очень спешу.

Ш л и т т е н б е р г. Эльза!

Из зала выходит  ф р а у  М ю л л е р, столкнувшись с Хольман, измеряет ее многозначительным взглядом, пропускает в зал.

М ю л л е р (строго). Ты, мой мальчик, увлечен не тем предметом. (Зловеще тихо.) Ярцев загнан в угол, помоги Гарису.

Ш л и т т е н б е р г (покорно). Хорошо, тетя. (Входит в зал.)

Сосновский, взглянув на часы, опускает трубку, направляется в зал. Мюллер преграждает ему дорогу.

М ю л л е р. Разрешите представиться: политический обозреватель по проблемам международного молодежного движения Ева Мюллер.

С о с н о в с к и й (поклонившись). Слушаю вас, фрау.

М ю л л е р. Ваше впечатление от начала работы пятой группы?

С о с н о в с к и й. У нас есть пословица: «Не говори гоп, пока не перескочишь». Планка установлена на значительной отметке. Трудно сказать, с какой попытки ее преодолеют.

М ю л л е р. Боже, как часто вас выручают народные пословицы.

С о с н о в с к и й (взглянув на часы). Извините, но я обязан быть там…

М ю л л е р. Вы, конечно, русский?

С о с н о в с к и й. Меня выдает произношение?

М ю л л е р. Вас выдает коммунистическая демагогия! Я имею в виду ваше интервью левацким газетам. (Взглянув на часы.) Можете не спешить, через несколько минут будет объявлен антракт. К тому же прерывать разговор с дамой, тем более с коллегой…

С о с н о в с к и й. Да, вы правы. Так вот насчет демагогии. Говорят, здоровая демагогия породила одну из древнейших наук — философию.

М ю л л е р. Здоровая — может быть. А ваша породила самую страшную болезнь века.

С о с н о в с к и й. На пути к прозрению человечество переболело многими болезнями.

М ю л л е р (не сразу). Вы не испытываете желания закусить?

С о с н о в с к и й (с улыбкой). У нас обычно такое желание появляется после чего-нибудь горького.

М ю л л е р. Думается, здесь найдется «что-нибудь горькое».

Сосновский и Мюллер отходят к стойке.

Б а р м е н (учтиво). Слушаю вас, сэр.

М ю л л е р. Два виски! (Сосновскому.) Я еще вчера узнала вас! Вы разгромили мою книгу? В еженедельнике «За рубежом» было ваше фото.

С о с н о в с к и й. Вы автор «Третьего поколения»?..

М ю л л е р. Представьте себе. (Позирует перед ним.) Вашей дубиной размахивали во многих странах. Лучшей рекламы не придумаешь. (Поднимает бокал.) За «Третье поколение», коллега!

С о с н о в с к и й. Почему вы решили вести отсчет поколений от второй мировой войны?

М ю л л е р. Война положила отсчет новейшей истории. (После паузы.) Война отняла у меня родителей. Мать — в Варшаве, отец — под Сталинградом.

С о с н о в с к и й. Не слишком ли далеко от Берлина?

М ю л л е р. Солдат, защищая свободу, лишен права выбора.

С о с н о в с к и й. Свободу, которая исключает право даже на выбор места собственной могилы?

М ю л л е р. Таков закон качественного отбора, коллега.

С о с н о в с к и й (вглядываясь в нее). Страшную перспективу вы готовите третьему поколению.

М ю л л е р. Оно учтет опыт дедов. Скоро вы услышите его голос.

С о с н о в с к и й. Неофашизм перейдет в наступление? Или, как говорится в вашей книге: «Коммунистическая Мекка — Москва сложит свои полномочия».

М ю л л е р (глотая виски). У вас отличная память. Третье поколение вряд ли станет прислушиваться к миротворческому голосу Москвы. (С увлечением.) Я подсмотрела у нынешней молодежи обнадеживающую черту — повышенное любопытство к идеалам фашизма. Действует извечная сила запретного плода. Ваши проклятия гитлеризму сделали Гитлера самой популярной фигурой. Для юношества он злой гений. Мифическая личность. Он пророк. Он демон. Он крупнейший игрок века. Сами того не подозревая, вы даровали ему бессмертие.

С о с н о в с к и й. А ваши симпатии непостоянны. В своей книге вы восторгаетесь Штраусом.

М ю л л е р (подобострастно). Штраус — мой кумир! Он — надежда порабощенной Европы. Он — будущее немецкой нации. (После паузы.) Вы не пьете? Боитесь потерять устойчивость?

С о с н о в с к и й. Боюсь не понять истоков вашей самоуверенности.

М ю л л е р. Мои истоки — факты! Плюс политическая проницательность. Недавно я совершила кругосветное путешествие. Вот мой вывод. В Азии есть Китай. За океаном — Соединенные Штаты. В Европе — Россия и Германия. У русских есть пословица: «Двум медведям в одной берлоге не ужиться».

С о с н о в с к и й. А вам не кажется, что подобный вывод оскорбителен для многих народов мира?

М ю л л е р. Я не признаю таких абстрактных понятий, как «народы мира». Наша планета населена конкретными нациями. Между ними на протяжении всей истории идет борьба за пальму первенства. Сейчас на нее претендуют немцы, русские, англосаксы и евреи.

С о с н о в с к и й (после паузы). Скажите, фрау Мюллер, вы серьезно верите в неофашизм?

М ю л л е р. Неофашизму принадлежит будущее. Если хотите, я готова заключить с вами пари.

С о с н о в с к и й. И какова ваша ставка?

М ю л л е р. В случае проигрыша я устрою костер из моих книг и газетных статей перед резиденцией самого Штрауса…

С о с н о в с к и й.. И книгу «С Бетховеном на «ты»!» тоже в костер?

М ю л л е р (удивленно). Вы читали мою последнюю работу?

С о с н о в с к и й. Читал, фрау Мюллер.

М ю л л е р. Бетховен — наш гений! Он, как никто другой, в своих творениях выразил дух моей нации. Но нынешняя молодежь непочтительно обходится с его бессмертными произведениями.

С о с н о в с к и й. Я слышал вариации на тему «А-ля Бетховен».

М ю л л е р (возмущенно). Какой позор! Я пыталась защитить Бетховена от этих вандалов.

С о с н о в с к и й. Вы не очень-то последовательны, фрау Мюллер. В одной книге вы призываете молодежь не церемониться с традициями. Не склонять головы перед авторитетами и гениями прошлого. Вы утверждаете что «слюнявый гуманизм» мешает молодым немцам приобрести былую уверенность. И в качестве образца для подражания вы описываете баварского фюрера Штрауса. А в другой книге вы взываете к эстетическим чувствам «молодых вандалов», умоляете их склонить голову перед одним из величайших гуманистов. Где же вы искренни?

М ю л л е р. Для меня Штраус и Бетховен — это та высшая гармония воли, действия и духа нации, к вершинам которой должен стремиться каждый немец…

Дверь широко распахивается, из зала появляются ликующие  Г а р и с  и  Ш о у. Они направляются к бару.

Ш о у (бармену). Два виски за мой счет!

Г а р и с. Простите, но я уже пил за ваш счет.

Ш о у. Сегодня совершенно исключительный случай. Вы так ловко прищемили хвост этой Хольман из ГДР.

Г а р и с. Зато вы сумели вовремя подставить ножку Ярцеву.

Ш о у. И все же за вас!

Пьют.

Из зала выходят разгоряченная  К о р т и  и взволнованная  Х о л ь м а н, за ними Б о е в, К а т о я м а, В ж е ш е н ь с к а, Б а ж о.

К о р т и (резко). Разве это программа? Это черт знает что! Здесь не учтена ни одна наша поправка. Почему?

Х о л ь м а н. Потому что ваши поправки носят провокационный характер!

Ш о у (включаясь в разговор). Доказательства?!

Х о л ь м а н. Они извращают политическую цель форума.

К а т о я м а. Вы даже во время перерыва настроены воинственно.

Х о л ь м а н (Катояме). От нашего взаимопонимания зависит будущее. Это главное, чем продиктована моя воинственность.

Б о е в. Браво, Эльза! По праву председательствующего записываю один балл в твою пользу.

К о р т и. По какому, собственно, праву жезл председательствующего оказался в ваших руках? И почему так категорично отклоняют наши поправки к программе?

Б о е в (вручив ей бумажный стакан, наполняет его водой, вежливо). Вы опоздали на первое заседание нашей группы. Поэтому я обязан ответить на ваш вопрос. В работе совещания участвуют делегации семидесяти пяти стран. Отдельные страны представлены несколькими организациями. Естественно, что каждая из них стремится предложить свои дополнения к программе. Молодые католики, например, считают, что надо обсудить вопрос о роли пресвятой девы Марии в земных и небесных деяниях Христа.

Смех.

А организация Адама и Евы предлагает заострить внимание на проблемах секса.

Смех.

Общество молодых анархистов призывает нас объединить усилия для уничтожения всех видов транспорта, превышающих скорость тридцать миль в час.

Оживление среди участников заседания, кое-кто откровенно хохочет.

(Продолжает.) Ну, а неофашисты вообще ставят под сомнение идею созыва форума.

К о р т и (нервно). Я протестую! Вы передергиваете факты!

Б о е в. Категорически отклоняю ваш протест! (После паузы.) Председательствовать в группах будут поочередно все страны в алфавитном порядке. Австралия сегодня блистательно отсутствует. Следовательно, я вполне законно держу этот жезл. (Показывает пустую бутылку.)

Все смеются.

Ш о у. Наше предложение вызвало улыбку. Могу только сожалеть. Но предупреждаю: человечество находится на грани скоростной катастрофы!

В ж е ш е н ь с к а. А вы сюда каким видом транспорта добирались?

Ш о у. Самолетом…

В ж е ш е н ь с к а. Спасибо. Хотя на волах было бы безопаснее.

Делегаты смеются. Входят  Я р ц е в, Ш л и т т е н б е р г, С т р и ж е в и ч, Г л е н, Л и, Т а о  и  ж у р н а л и с т ы.

Ш о у. Проект программы носит политический характер. Считаю, что третье поколение еще не созрело для решения таких сложных проблем.

К о р т и. В программе выражены интересы социалистических стран. И особенно их лидера — России!

С т р и ж е в и ч. Разрешите дать справку? (Всем.) Из двадцати трех стран — членов оргкомитета соцстраны представлены всего пятью. Проект программы был принят единогласно. Ваше заявление, синьорита Корти, относительно чьих-то «интересов» выглядит более чем странным.

Раздаются аплодисменты. Хотя участники ведут себя непринужденно, пьют пиво, воду, виски, курят, кое-кто даже пытается танцевать, но политические дебаты не прекращаются.

К о р т и (зло). Скажите, синьорита Стрижевич, почему в программе нет ни одного пункта о положении девушек?

С т р и ж е в и ч. Эта программа была всесторонне обсуждена на Всемирной встрече девушек в Москве.

К о р т и (всем). Все ясно! Москва обсудила. Москва решила, Москва дала указания…

Б о е в. Синьорита Корти! Вы впадаете в политическую демагогию!

Б а ж о (поднимая бокал). Господа! В программе есть деликатный пункт. Он предусматривает встречу с бывшими узниками лагерей смерти. Пардон, но нынешние юноши и девушки Германии не причастны к кошмарному прошлому. Гитлер, фашизм, лагеря смерти — все это далекая история. Зачем же раскапывать могилу? Тревожить давно истлевший труп?

Ш л и т т е н б е р г. По замыслу оргкомитета, на форуме будут представлены внуки тех, кто участвовал во второй мировой войне. В катастрофе века больше всех пострадала сама Германия. Моральный урон моей нации велик. Он будет травмировать души еще многих поколений. От имени моих сверстников я склоняю голову перед высоким этическим тактом мадемуазель Бажо. (Поклонившись, целует руку.)

Б а ж о (кокетливо). О, вы настоящий рыцарь. (Пританцовывая в такт музыки.)

Ш л и т т е н б е р г (Боеву). А чем мы хуже?

Б о е в (весело). Прошу, пани. (Танцует с Вжешеньской.)

Х о л ь м а н (Шлиттенбергу). Я согласна с вами. Но только в той части вашего заявления, где вы говорите о моральных последствиях катастрофы. Однако как вы можете поддерживать предложение Мадлен Бажо? В вашей стране и сегодня существует угроза возрождения фашизма!

Ш л и т т е н б е р г (продолжая танцевать). Для столь смелого заявления нужны факты!

Х о л ь м а н. Я располагаю ими! Вот. (Потрясает газетами и книгой.) Новенький экземпляр гитлеровской «Майн кампф». Здесь не указано издательство. Но продается она в ФРГ.

Ш л и т т е н б е р г (остановившись, вежливо). У нас представлены торговые фирмы многих стран мира.

Х о л ь м а н. Тогда объясните, почему эта зловещая фигурка Гитлера продается в антикварных лавках? (Показывает фигурку.)

Ш л и т т е н б е р г. В антикварных лавках, как всем известно, продаются экзотические штучки.

Х о л ь м а н. А модели оружия гитлеровского вермахта? Вот «автомобиль Гитлера», украшенный штандартом со свастикой. (Показывает игрушку.)

Б а ж о (с иронией). Пардон. Вы пытаетесь детскую шалость возвести в ранг государственной политики.

Х о л ь м а н. Мадемуазель Бажо! Разрешите на примерах западногерманской прессы показать вам, как «детские шалости» перерастают в «шалости» откровенного фашистского толка. Взгляните на этот снимок. (Показывает всем снимок.) Под этим снимком надпись. (Читает.) «Молодые члены гамбургской боевой группы НСДАП приветствуют друг друга перед началом заседания». Молодчики с усиками и прической а-ля Гитлер на фоне знамени со свастикой вскинули руки в фашистском приветствии.

Ш л и т т е н б е р г. При обсуждении столь сложной проблемы нельзя не учитывать острой конкуренции между молодежными группировками. Левые организации часто передергивают факты.

Х о л ь м а н. Вот подпись под фотографией, помещенной в газете вашего союза. (Читает.) «В Пиниенберге (Шлезвиг-Гольштейн) молодые нацисты сорвали диспут евангелической молодежи, разбили фотовитрины, нарисовали свастику на стенах гимназии имени Теодора Хейса, бывшего президента ФРГ». Вот этот снимок. (Показывает снимок.) Как видите, мадемуазель Бажо, могила давно вскрыта. Зловещий труп Гитлера взят на вооружение его духовными последышами. И против этого факта ваши возражения «этического толка» весьма неубедительны!

Б а ж о. Пардон, я не пытаюсь вас переубеждать. Давайте лучше прекратим эти дебаты.

К о р т и. Оргкомитет, видимо, помешался на фашизме. Послушайте, как звучит третий пункт. (Читает.) «Фашизм и неофашизм, нацизм и неонацизм, расизм, реваншизм и великодержавный шовинизм — очаги, грозящие молодежи мира смертью духовной и физической!»

Г а р и с (азартно). В этом же пункте обозначены страны, которые будут выставлены на всемирное судилище. Вот они. (Читает.) «Уругвай, ЮАР, Родезия, Соединенные Штаты, ФРГ, Италия, Чили…»

К о р т и. Ни у одного истинного патриота не поднимется рука за третий пункт.

Ш о у (Боеву). Сразу после перерыва ставьте на голосование!

Б о е в. Давайте сначала уточним, какого цвета патриотизм имеет в виду синьорита Корти: черный или коричневый?

К о р т и. Во всяком случае, не красный!

Б а ж о. Это не пункт, а винегрет какой-то.

Г а р и с. Винегрет, но приправленный уксусом просоветской политики.

Я р ц е в (спокойно). Третий пункт внесен в проект программы по предложению делегаций европейских, африканских и латиноамериканских стран. В их числе была и делегация коммунистической молодежи Чили.

Г а р и с (резко). Я протестую! В моей стране нет другой молодежной организации, кроме той, которую представляю здесь я!

Я р ц е в. В списках ВФДМ официально зарегистрирована организация коммунистической молодежи Чили.

Г а р и с (распаляясь). Люди, позорно бежавшие из страны, не имеют юридического права представлять ее интересы!

Я р ц е в (с вызовом). Истинные патриоты чаще всего руководствуются священным чувством долга! Их можно лишить юридического права. Но даже самый кровавый диктатор не в силах отнять у них моральное право бороться с фашизмом!

Г а р и с. В моей стране образцовый демократический режим!

Я р ц е в. Скажите, господин Гарис, вы ходите в церковь?

Г а р и с. Я отклоняю ваш вопрос!

Я р ц е в. Жаль. Но, насколько мне известно, бог вездесущ.

К о р т и. Итальянская делегация протестует!

Я р ц е в. Против бога?

Аплодисменты.

К о р т и. О вере и боге мы предпочитаем говорить в храмах.

Я р ц е в. Поэтому я и хотел спросить господина Гариса: смог бы он повторить свое заявление насчет «образцового демократического режима» в храме?

Б а ж о. Делегация Франции протестует. Вера и любовь интимны.

Г а р и с (Бажо). Господин Ярцев предпочитает не замечать протесты Франции.

Я р ц е в. Франция представлена здесь пятью делегациями.

К о р т и. Моя страна тоже представлена несколькими организациями. Что вы этим хотите сказать?

Я р ц е в. Многое. Всем известно, что прогрессивные молодежные организации Италии выступают против экстремистской политики неофашистов.

Г а р и с. Прогрессивными вы считаете тех, кто исповедует вашу веру?

Я р ц е в. Всех, кто борется за мир, за социальную и политическую справедливость! Кто выступает против фашистских режимов типа чилийской военной хунты!

Г а р и с (Боеву). Вы создали ненормальную политическую атмосферу. Клевете и оскорблению подвергнуто мое правительство. В знак протеста я не вернусь в зал заседания! (Спешит к выходу.)

Б о е в. Одну минуту!

К о р т и. Я солидарна с представителем Чили!

Ш о у. Западная свобода не терпит узурпаторства!

Явное замешательство среди участников совещания. Оживление среди представителей прессы, щелкают затворы фотоаппаратов. Мюллер торжествует. Сосновский озадачен.

Ш л и т т е н б е р г (ко всем). Господа! Мы ставим под сомнение дальнейшую работу нашей группы. Остановитесь, господа!

Все горячо обсуждают происшедшее, спорят. Постепенно на авансцене образуется  н е с к о л ь к о  г р у п п, вокруг которых суетятся журналисты. В центре первой группы  Б о р и с  Я р ц е в. Здесь же  Б о е в, В ж е ш е н ь с к а, С т р и ж е в и ч, Х о л ь м а н, Г л е н .

Я р ц е в (горячась). Страна опутана колючей проволокой. Люди брошены в тюрьмы. А он права качает.

Б о е в. По существу ты прав. Но ты не прав по форме.

В ж е ш е н ь с к а. Гарису на руку твоя горячая голова.

Я р ц е в (не унимаясь). Он отпетый фашист!

С т р и ж е в и ч. Третий пункт встал поперек горла многим.

Х о л ь м а н. Я, кажется, тоже излишне горячилась.

Сосновский издали наблюдает за Ярцевым, выжидает, когда тот заметит его.

Я р ц е в. Извините. (Подходит к Сосновскому.) Скажите, Федор Матвеевич, я сильно перегнул палку?

С о с н о в с к и й. Хорошо, что ты ее не сломал.

Я р ц е в. Он же сделал провокационный выпад.

С о с н о в с к и й. Для того он сюда и приехал. Сорвать совещание им не удалось. Значит, они сделают все, чтобы выпотрошить программу. Надо отстоять третий пункт во что бы то ни стало.

Я р ц е в. Каждый пункт должен собрать две трети голосов. А нас тут — сами видите…

Свет перемещается на следующую группу. Здесь мы видим  Г а р и с а, Л и, К а т о я м у, Т а о.

Г а р и с. Он оскорбил главу моего правительства!

Л и. Ярцев не назвал имени диктатора. Думаю, и вам не следует уточнять, какого именно «диктатора» он имел в виду.

К а т о я м а (улыбаясь). Весьма тонкое замечание.

Г а р и с. Но я обязан постоять за честь своего мундира!

Л и. К сожалению, не для всех ваш мундир является символом чести.

Г а р и с (горячась). Третий пункт сочинен красными эмигрантами! Они хотят устроить судилище моему правительству!

Л и. Третий пункт — политическая основа программы. Его не следует отклонять. Его надо редактировать. Эта «демократическая» процедура может затянуться надолго.

К а т о я м а. О, вы большой дипломат, господин Ли.

Л и (многозначительно). Есть страны, согласие которых на проведение форума автоматически отсекает Советский Союз с его так называемым «соцлагерем». Подумайте над этим.

Г а р и с (стукнув себя по лбу). Какой ход! (Ли.) Разрешите мне выдать эту мысль за собственную версию.

Л и (великодушно). У вас есть сомнение, что она принадлежит кому-нибудь другому?

Т а о (почтительно склонив голову). Я угощу вас восточными лакомствами.

Г а р и с (возбужденно). Я должен немедленно связаться с Сантьяго. (Уходит.)

Свет смещается на  В а л ь т е р а  и разгневанную  ф р а у  М ю л л е р.

М ю л л е р. Если после перерыва тебя изберут председателем, сразу навязывай Ярцеву бой! На карту поставлена твоя политическая карьера. Ты представляешь здесь поколение, от которого зависит будущее великой нации. Помни об этом, Вальтер!

Ш л и т т е н б е р г. Проигрыш предшественников отыграть не просто.

М ю л л е р. Не понимаю, Вальтер?

Ш л и т т е н б е р г. Могу только позавидовать тебе, тетя. (Уходит.)

Свет перемещается на группу, где мы видим  К о р т и, Б а ж о, Ш л и т т е н б е р г а, Ш о у.

Б а ж о (возмущаясь). Почему мы не говорим о наркомании среди молодежи?

К о р т и (темпераментно). Вы лучше подумайте, почему в программе нет ни одного пункта о мировом коммунизме?

Ш о у. Хорошее дополнение к третьему пункту. Внесите его на голосование.

К о р т и (категорично). Пока Ярцев не извинится перед чилийским представителем, я не займу своего места.

Ш л и т т е н б е р г (вежливо). Простите, синьорита Корти. Но это не метод борьбы.

К о р т и (резко). Между прочим, третий пункт направлен в первую очередь против Западной Германии.

Ш л и т т е н б е р г. Совещание проходит в моей стране. И я в какой-то степени несу моральную ответственность.

К о р т и (перебивая). Мораль, честь, совесть, этика, нравственность! Боже мой, сколько пустых, ничего не значащих звуков. Человек опутан ими, как муха паутиной. Фрейд прав: к черту все условности! Долой цепи морали и нравственности! Человечество поставлено на колени перед ложным идолом, который коммунисты нарекли гуманизмом. Мы все ему поклоняемся, мы его рабы. Муссолини когда-то взывал к духу и крови римлян. Моя организация взывает к духу и крови сильных наций! Давайте уничтожим зловещего идола. Иначе планета задохнется от перенаселения ублюдками, плодящимися быстрее тараканов.

Б а ж о. Моя организация не может полностью разделить вашу позицию. «Ублюдки», как вы выражаетесь, рождаются совсем по другой причине. Наше поколение переживает кризис интимных отношений. И во всем повинна мода. Она обнажила женщину до запретных пределов. Она убила в мужчине инициативу первооткрывателя, покорителя, завоевателя. Она нарушила сексуальное равновесие.

К о р т и. Простите, но ваша сексуальная озабоченность никакого отношения не имеет к политическим проблемам.

Б а ж о. Вы не правы. Мужчина, потерявший интерес к любви, наносит моральный урон нации, он тормозит ее физическое и духовное процветание. Чем больше в стране импотентов, тем ниже ее престиж на международной арене. Поэтому моя организация объявила всемирную кампанию борьбы «Макси против мини»!

Ш о у. Это одна из немногих проблем, которую я могу поставить рядом с проблемой скоростной катастрофы.

К о р т и. После перерыва я внесу предложение избрать нового председателя нашей группы.

Б а ж о. Если вы назовете кандидатуру господина фон Шлиттенберга, то я подниму две руки. Долой алфавитный порядок!

Ш о у. Прекрасная идея!

Ш л и т т е н б е р г (склонив голову). Благодарю за честь, господа.

На авансцене  Л и  и  Т а о.

Т а о (озираясь, тихо). Гарис связался с Сантьяго. У Ярцева совершенно растерянный вид. Корти, следуя нашему совету, сразу после перерыва предложит избрать председателем нашей группы господина фон Шлиттенберга.

Л и. Хорошо. Но надо еще и еще раз столкнуть их лбами. Перессорить, посеять подозрение. Вы владеете несколькими языками. Прислушайтесь, изучайте настроения, выискивайте щели. И в каждую щель щепотку пороха, перца, соли…

Неожиданно появляется  Г а р и с. Он возбужден, он ликует, он в ударе. В одной руке у него бутылка, в другой несколько бумажных стаканчиков.

Г а р и с. Вы пророк! Только что я говорил с Сантьяго. Мне дано право действовать. Больше того! Ответственный чиновник МИД отметил мою инициативу. Он так и сказал: «Если вы нокаутируете русских прожектеров — вас ждет повышение».

Л и. Поздравляю вас!

Г а р и с (к Тао, возбужденно). Давайте выпьем за вашего шефа.

Т а о (склонив голову). Я полностью разделяю ваш восторг.

Л и (польщенный). Тогда давайте выпьем за нашу дружбу.

Г а р и с (выпив). Скромность всегда была спутницей великих умов. (Снова о своем.) Вы представляете, что останется от третьего пункта, когда я взорву свою бомбу!

Л и. Не делайте это раньше шести часов вечера.

Г а р и с. Почему?

Л и. Бомбу надо взрывать перед самым голосованием. Чем меньше времени для раздумий, тем лучше.

Г а р и с. Ах да, вы правы. (Пьет.) Сам бог на моей стороне. (Тао.) Пойдемте в бар.

Т а о. Через несколько минут начнутся дебаты.

Г а р и с. О, я вас понимаю. (Выпивает еще одну рюмку.) Пойду малость закушу. (Уходит.)

Л и (глядя ему вслед). Все идет очень хорошо.

На авансцене  М ю л л е р  и  С о с н о в с к и й.

М ю л л е р. Америка потеряла двух Кеннеди. В Европе не стало Франко. Азия лишилась единственного генералиссимуса. Но и вы кое-что потеряли.

С о с н о в с к и й. В политике потери бывают количественные и качественные. В последние годы стараемся уделять больше внимания качеству решения международных проблем.

Раздается звонок, извещающий об окончании перерыва.

М ю л л е р. Кажется, нас зовут на второй раунд?

С о с н о в с к и й. Что ж, пойдемте записывать документальную историю третьего поколения.

М ю л л е р (вынимая из сумочки книгу). Я пишу эту историю уже второе десятилетие. (Протягивает книгу Сосновскому.) Шестое, дополненное издание «Третьего поколения».

С о с н о в с к и й (принимая книгу). Здесь вы, конечно, учли новые веяния?

М ю л л е р. Вы имеете в виду Хельсинки? Европейскую встречу молодежи в Варшаве? Или предстоящее собрание в Белграде?

С о с н о в с к и й. Я имею в виду наше пари.

Раздается третий звонок, Мюллер и Сосновский спешат в зал.

Небольшой зал. Его стены украшены яркими плакатами, лозунгами, посвященными борьбе за мир, демократию, социальный прогресс. На первом плане два самых броских лозунга: «Третьему поколению — свой Хельсинки!» — и рядом: «Молодежь планеты заявляет: многоликому фашизму — решительное нет!» Здесь проходит заседание. За большим полукруглым столом — п р е д с т а в и т е л и  д е л е г а ц и й. Против каждого из них — флаг и трафарет, где латинскими буквами напечатано название страны. Рядом с двумя лозунгами Корти вешает наспех нацарапанный третий: «Мировому коммунизму — нет!!!» Председательствует на заседании  Ш л и т т е н б е р г. Атмосфера предельно накалена.

Ш л и т т е н б е р г. Господа! Благодарю за оказанную честь. Я постараюсь оправдать ваше высокое доверие.

Аплодисменты.

Ш о у (аплодируя, встает). У меня есть вопрос к мистеру Глену. До перерыва вы очень страстно ратовали за третий пункт. В связи с этим я хочу спросить вас, чем отличается программа международных действий «Союза молодых рабочих за освобождение», который вы представляете, от аналогичной программы Комитета молодежных организаций СССР?

Ш л и т т е н б е р г (стукнув молотком). Ваш вопрос, мистер Шоу, не по существу обсуждаемой проблемы!

Ш о у. Я настаиваю!

Г л е н. В достижении главной цели мы солидарны! Мы тоже хотим, чтобы человечество никогда не испытывало ужасов фашизма!

Ш о у. Все ясно! Ваш союз борется против свободы в пользу мирового коммунизма!

Г л е н. Что вы имеете в виду под словом «свобода»? Идолопоклонство доллару? Свободу торговать честью? Разгул мафий, убийство президентов? Свободу военного вмешательства? Производство крылатых ракет и нейтронных бомб?

Ш о у. Вы позорите флаг Штатов! Я протестую!

Г л е н (поднимая флаг). На нем кровь моего поколения. Под его звездами я воевал во Вьетнаме. Мы пытались задушить свободу целого народа. (После паузы.) Теперь мы хотим смыть черную накипь позора с нашего флага!

Аплодисменты, выкрики «Браво!».

Ш о у. Звездный флаг Штатов не нуждается в вашей защите!

Г л е н. Флаг любой страны — символ ее чести! Символ совести ее народа, каждого отдельного человека. Мой союз объединяет людей, которые прошли через лабиринты лжи, насилия и унижения. Они знают цену истинной свободе. Каждый из них готов отдать жизнь за честь и совесть своего отечества. Но не в грабительских войнах. Не в расистских схватках за господствующее положение одной нации над другой. Мы осуждаем не только белый, но и желтый, и черный расизм!

Ш о у. Сколько вам платят за эти «осуждения»?

Г л е н (вынимая из кармана чековую книжку). Господин Шоу! По этой чековой книжке вы можете убедиться, что я владею капиталом, который ставит меня выше ваших мелких подозрений! (Садится.)

Аплодисменты.

Ш л и т т е н б е р г (не сразу). Благодарю вас… (Заметив поднятую руку Катоямы.) Слово представителю Японии.

К а т о я м а. В своем выступлении мистер Глен затронул проблему милитаризации духа среди японской молодежи. Позволю заметить, что он сильно преувеличил масштабы так называемой опасности. Среди японской молодежи действительно есть хулиганствующие элементы…

В ж е ш е н ь с к а. Мистер Глен говорит о молодежных группах, культивирующих дух самурайства.

К а т о я м а (с вежливой улыбочкой). Извращенному проявлению патриотизма, к сожалению, можно дать любое толкование.

Я р ц е в. Вот свежий номер газеты «Фольксштимме». Здесь помещено сообщение такого содержания. (Читает.) «Промилитаристские круги Японии делают ставку на преступный мир. Сейчас в трех тысячах пятистах бандах, по неполным данным полиции, насчитывается свыше ста сорока девяти тысяч гангстеров. В их распоряжении автоматические винтовки, пистолеты, легкие пулеметы, гранатометы и даже бронемашины. Ежегодно армия уголовников совершает около шестисот тысяч преступлений».

Возгласы удивления, ропот, все смотрят на Катояму.

К а т о я м а (без улыбки). Издержки в воспитании имеют место почти в каждой стране. В том числе и в Советском Союзе. Недаром же вы отменяете такую жестокую меру наказания, как смертная казнь!

Корти, Шоу и Гарис хлопают в ладоши.

(Продолжая.) Теперь несколько слов о шовинистическом угаре, как выразился мистер Глен, среди некоторой части молодежи Азиатского континента. Совсем недавно я побывал во многих странах Азии. Угнетенная страхом перед военной мощью сверхдержав, молодежь, конечно, готовится к обороне. Роет бомбоубежища. Изучает военную технику. Но шовинистического угара я не заметил…

Г л е н (встав, резко). Если вы не заметили шовинистического угара, то, может быть, вы заметили, насколько выросли военные бюджеты в странах Азии, входящих в военные блоки?

Ш л и т т е н б е р г (сухо). Мистер Глен, вы превышаете ваши полномочия.

К а т о я м а. Я согласен с замечанием господина председателя. У нас слишком мало времени для решения вопросов, связанных с программой форума. В частности, непонятно, почему мы должны обсуждать проблему фашизма?

Ш о у (с места). Очень верное замечание!

К а т о я м а. Я призываю участников совещания вычеркнуть из предложенного проекта третий пункт. Это намного сократит путь к намеченной цели. Благодарю за внимание.

Я р ц е в (подняв руку). Разрешите?

Ш л и т т е н б е р г (Корти). Вы, кажется, хотели выступить?

К о р т и (вскакивая). Извините, синьор Ярцев. Я буду кратка. В проекте программы предусмотрен обмен опытом по интернациональному воспитанию. Наверное, нам будет предложен доклад представителя СССР. Могу себе представить содержание этого доклада. Нас, конечно, будут убеждать, что вооруженные до зубов подростки участвуют в военизированных играх, которыми командуют маршалы, исключительно из любви к многоязычному человечеству.

Б о е в. Вы представляете здесь секту ясновидцев?

Ш л и т т е н б е р г (учтиво). Вряд ли уместно ставить под сомнение содержание доклада, которого еще не существует.

К о р т и (резко). Я ставлю под сомнение сам факт выступления представителя атомной державы на эту тему.

Ш л и т т е н б е р г. У вас все?

К о р т и. Нет, господин председатель. (Ко всем.) Разрешите напомнить вам содержание третьего пункта…

Ш л и т т е н б е р г. Извините, синьорита Корти. Нам известно содержание третьего пункта…

К о р т и. Знаю, господин председатель! Но я хочу предложить свой вариант редакции третьего пункта. Прошу официально запротоколировать текст. (Читает.) «Фашизм, нацизм и мировой коммунизм — очаги, грозящие молодежи мира смертью духовной и физической!» Благодарю за внимание.

Гарис, Шоу, Катояма и некоторые представители прессы аплодируют Корти. Слышны возгласы возмущения. Замешательство. Шлиттенберг медлит.

Х о л ь м а н (не выдержав). Это провокация!

В ж е ш е н ь с к а (встав). Господин председатель! Я настаиваю, чтобы синьорита Корти на основе неопровержимых фактов доказала правомерность своей редакции.

К о р т и (с запалом). Мы от вас не требуем доказательств!

Г л е н (резко). Нет, требуете! И мы на протяжении многих часов вынуждены доказывать вам!

Ш л и т т е н б е р г (стукнув молотком). Господа, я вынужден призвать вас к порядку.

Порывисто входит  Ф р и ш. Он, как всегда, в темной мантии, предельно возбужден.

Ф р и ш (Шлиттенбергу). Брат председатель! (Ко всем.) Братья и сестры! Сегодня особый день. Сегодня Всемирное общество скорбящих братьев Иисуса Христа празднует свой юбилей!

Хлопки, смех в зале.

Ш л и т т е н б е р г (почтительно). Простите, но вы…

Ф р и ш (порывисто). Нет, это вы простите меня! (Взглянув на часы.) Скоро начинается богослужение. Я заказал тридцать три больших свечи во искупление грехов братьев моих… Я прошу всего одну минуту.

Ш о у. Пусть говорит!

Ш л и т т е н б е р г. В вашем распоряжении три минуты.

Ф р и ш. Благодарю вас, брат мой. (Раскрыв Библию.) Я не слышал выступлений. Молитвы отнимают много времени. Поэтому я не намерен оспаривать чей-либо взгляд на ближайшее будущее земного бытия. Ибо всякая истина, изреченная человеком, есть плод тленный. Я послан сюда братьями моими, чтобы огласить истину вечную. Записана она, как и все истины Вселенной, в Святом писании, в книге Екклезиаст, главе первой, стихах девятом, десятом и одиннадцатом. Слушайте. (Читает.) «Что было, то и будем, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывавших прежде нас. Нет памяти о прежнем: да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после». (Закрывает книгу.) Всему, братья, есть свое начало и свой конец. Планете нашей тоже наречена своя судьба. Для того и поселен на ней смертоносный червь по имени человек. (Смотрит на часы.) Я говорю с вами всего одну минуту. Мгновение в семьдесят ударов пульса. Но за это время человекоподобный червь уничтожил триста тысяч тонн картофеля, двести пятьдесят тысяч тонн мяса, сто тысяч тонн сахара, сто тысяч тонн табака. В ненасытных чревах железных чудовищ, изобретенных человеком, за то же мгновение сгорело один миллион двести тысяч тонн угля и один миллион восемьсот тысяч тонн жидкого топлива. Теперь умножьте род человеческий со всеми его изобретениями в два, три раза. Прожорливость одного мгновения возрастет до астрономических цифр. А если минуты умножить на годы, десятилетия, века, то вы воочию убедитесь, как ничтожен разум человека перед его собственной алчностью. (Взглянув на часы.) Благодарю за внимание. Да поможет вам Господь найти кратчайший путь ко спасению. (Поклонившись, быстро направляется к выходу.)

Фотокорреспонденты щелкают затворами аппаратов, ослепительные вспышки озаряют лицо Фриша.

К о р т и (вскакивая). Господин председатель! Я потрясена выступлением скорбящего брата. Предлагаю включить его речь в программу форума.

Б о е в. В программу могут быть включены четко сформулированные пункты, а не цитаты из Библии.

Ш о у. Вы не правы! Болтовня о мире не спасет нашу планету. Я — за Фриша!

Я р ц е в (настойчиво). Разрешите?

Ш л и т т е н б е р г. Слово представителю СССР.

Среди участников совещания наступает заметное оживление. Чаще защелкали вспышки блицев.

Б а ж о (Ярцеву). Вы так настойчиво требуете слова, чтобы подсказать нам кратчайший путь ко спасению?

Смех, аплодисменты.

Я р ц е в. Нет, я требую слова, чтобы напомнить вам, господа, что этот путь был предложен человечеству еще великим Лениным. И вот уже шестьдесят лет мое государство своей внешней политикой пытается убедить народы нашей планеты, что более верного и кратчайшего пути к миру и процветанию нет!

К о р т и. Какой откровенный ультиматум. Значит, или всемирное коммунистическое рабство, или атомная катастрофа?

Я р ц е в. Простите, а вы всегда предпочитаете стоять на голове?

К о р т и. Что-то я не улавливаю здравого смысла в вашем вопросе.

Я р ц е в. В таком случае мы квиты.

Дружный смех, аплодисменты.

Ш л и т т е н б е р г (стукнув молотком). Господа, мы уклоняемся от обсуждаемой проблемы.

Я р ц е в. Согласен с вами, господин председатель. Вот уже второй день сверхактивные участники совещания пытаются навязать нам перебранку по отдельным пунктам программы. Каждый из нас, естественно, имеет право в чем-то сомневаться. Что-то отрицать. О чем-то спорить. Но за всем этим должна чувствоваться четкая позиция. Здоровая логика. Весомость реальных, а не высосанных из пальца аргументов. Мы собрались сюда, чтобы путем открытых дебатов определить круг проблем, в решении которых заинтересованы все молодежные организации мира.

Ш о у (с места). И прежде всего, конечно, ваш комсомол.

Я р ц е в. Мне лестно, что даже вы это понимаете. (После паузы.) Да, мистер Шоу, именно наш комсомол на своем последнем съезде выдвинул актуальнейший лозунг всемирной кампании «Молодежь за антиимпериалистическую солидарность, мир и прогресс».

Б а ж о. А что даст ваша всемирная кампания молодежному движению? Особенно в странах, где роль молодежных организаций сведена к печальной участи вопиющего в пустыне.

Я р ц е в. Прежде всего она призвана вернуть «вопиющего» из пустыни в массы молодежи.

Смех, аплодисменты.

К а т о я м а. Перед тем как собраться в Хельсинки, государственным деятелям Европы пришлось дебатировать не один год.

Я р ц е в. Наша задача в сравнении с миссией государственных деятелей значительно скромнее. Это во-первых. А во-вторых, — и это главное — перед нами ярчайший пример того, как главы государств и правительств, преодолев барьеры разногласий, подписали величайший документ новейшей истории.

К а т о я м а. А вам не кажется, что в большинстве пунктов этого Документа отражены интересы великих держав?

Я р ц е в (решительно). Нет, не кажется! И не только мне, а всему прогрессивному человечеству, господин Катояма! Заключительный акт гарантирует всем государствам суверенное равенство, неприменение силы или угрозы силой, нерушимость границ, территориальную целостность государств, мирное урегулирование споров, невмешательство во внутренние дела! Кстати, в нашей новой Конституции, в статье двадцать девятой, сказано, что отношения СССР с другими государствами строятся на соблюдении вышеперечисленных принципов!

Большинство участников аплодируют Ярцеву.

Ш о у. Ерунда! После Хельсинки прошло два года. А что изменилось?

Я р ц е в. Многое, мистер Шоу! Мое государство за это время дважды сокращало статью бюджета на военные цели. Соединенные Штаты дважды увеличивали эту статью, доведя ее до астрономической цифры: сто восемнадцать миллиардов долларов!

Ш л и т т е н б е р г. Вы выходите за рамки темы разговора.

Я р ц е в. Я веду дискуссию в рамках повестки дня.

К о р т и. Вы пытаетесь навязать молодежному движению идеи Хельсинки. А оно не желает безоговорочно принимать их.

Участники совещания по-разному реагируют на сверхактивность Корти, Шоу и Катоямы. Необычно ведет себя Гарис, он то и дело посматривает на часы, переглядывается с Ли, нетерпеливо ерзает, ждет своего «звездного» часа.

Я р ц е в. Выступая от имени всего молодежного движения, вы превышаете свои полномочия, синьорита Корти!

Ш л и т т е н б е р г. Извините, господин Ярцев. Синьорита Корти, к сожалению, права. Совещание в Хельсинки действительно не означает мировоззренческой революции в среде молодежного движения.

Я р ц е в. Я не согласен с вашим заявлением! Вы, мягко выражаясь, наводите тень на плетень! Всемирная федерация демократической молодежи, Международный союз студентов вместе с европейскими национальными комитетами опубликовали пресс-коммюнике, где дана самая высокая оценка результатам совещания.

Ш л и т т е н б е р г. Вы опираетесь на мнение руководящей элиты, а я — на мнение большинства рядовых членов.

Я р ц е в. Вы рубите сук, на котором сидите.

Ш л и т т е н б е р г. Не понимаю.

Я р ц е в. Вы представляете здесь руководящую элиту. И если серьезно отнестись к вашему заявлению, то оргкомитет вынужден будет взять под сомнение ваши полномочия.

Ш л и т т е н б е р г. Простите, но таким образом можно докатиться до абсурда.

Я р ц е в (с улыбкой). Я очень рад, что вы это поняли.

В зале смех, аплодисменты, заметное оживление среди представителей прессы.

Ш л и т т е н б е р г (едва сдерживаясь). Вы закончили?

Я р ц е в. С вами — да!

Снова смех. Катояма, наполнив стакан минеральной водой, демонстративно подносит его Ярцеву.

К а т о я м а (улыбаясь). Чтобы не пересохло горло.

Б а ж о. Пардон, господа. (Смотрит на часы.) Регламент заседания исчерпан.

Я р ц е в (приняв стакан, делает глоток). Вы, господин Катояма, очень кстати напомнили о себе.

Многие участники совещания откровенно хохочут, аплодируют.

К а т о я м а. Вы набираете очки даже на откровенном юморе.

Я р ц е в. Вы явно льстите. Если ваше заявление насчет «патологического страха» молодежи Азиатского континента рассматривать как некую претензию на юмор, то, боюсь, как бы такой «юмор» не привел нас к атомной катастрофе.

К а т о я м а (резко). У Японии нет оснований ждать атомного нападения со стороны стран Азиатского континента!

Я р ц е в. Поэтому вы, закрыв глаза, предлагаете нам проделать то же самое? Пусть испытывается новейшее оружие! Пусть растут и без того достигшие астрономической цифры армии! Пусть роются бомбоубежища. Строятся подземные заводы по производству стратегического оружия. Какая, мол, нам разница. Все это происходит под гипнозом страха. Только у этого «страха», господин Катояма, есть четко выраженная милитаристская цель!

К о р т и (истерично). Вы ведете нечестную игру!

Я р ц е в (резко). Здесь, уважаемая синьорита, не игорный дом!

Аплодисменты.

(Продолжая, к Корти.) Хотя ваша провокационная редакция третьего пункта программы действительно похожа на нечестную игру.

С т р и ж е в и ч (с места). Ярчайшим доказательством преданности наших подростков духу интернационализма явились международные детские фестивали «Салют, Победа!» и «Пусть всегда будет солнце».

Б а ж о. Вы не отказываете себе в удовольствии омрачить душу ребенка ужасами тридцатилетней давности.

Я р ц е в. Почему же тридцатилетней? В фестивалях приняли участие юные палестинцы, лишенные родины. Подростки Чили, познавшие кровавые ужасы фашизма наших дней!

Аплодисменты. Шлиттенберг нетерпеливо поглядывает на часы. Вскакивает Гарис.

Г а р и с. Господин председатель! Советский представитель сделал заявление, что в Чили царят «кровавые ужасы фашизма наших дней»!

Я р ц е в. Я лишь процитировал заявление Международной комиссии по расследованию преступлений военной хунты в Чили.

Г а р и с (с надрывом). Красная клевета! Ваши доказательства строятся на цитатах болтливой прессы. Так вот, для моего правительства не страшны никакие пункты вашей программы. Я готов голосовать за любой из них! Больше того, чтобы раз и навсегда покончить с черной клеветой Москвы, я вношу предложение провести форум молодежи в Сантьяго!

Какое-то мгновение оглушительная тишина. Заявление Гариса настолько неожиданно, что даже его сторонники недоуменно поглядывают друг на друга. Взгляды многих участников заседания сосредоточены на Ярцеве.

Ш о у (Шлиттенбергу). Пора считать до десяти.

К о р т и (язвительно). Срочно нужен секундант из Москвы.

Ш л и т т е н б е р г (Ярцеву). Вы хотите взять тайм-аут?

Б о е в. Не спеши, Борис.

Я р ц е в (Гарису). Вы готовы голосовать за проект программы, предложенной оргкомитетом?

Г а р и с (азартно). Если вы безоговорочно поддерживаете мое предложение!

Ярцев думает. Тем временем Ли делает какие-то знаки Гарису, но тот так увлечен игрой, что не замечает недовольной гримасы своего консультанта. Мюллер откровенно торжествует. Сосновский даже привстал от напряжения.

Б о е в. Не спеши, Борис.

Г а р и с (с издевкой, Ярцеву). Может, пока вы будете совещаться, мы пойдем в бар?

Смех, аплодисменты, многие представители прессы явно симпатизируют Гарису, Ярцев думает.

Б а ж о (нетерпеливо). Я настаиваю прекратить дебаты.

Г л е н (взглянув на часы). Господин председатель! Регламент заседания, к сожалению, исчерпан. Не сочтете ли вы возможным удовлетворить просьбу Мадлен Бажо.

Ш л и т т е н б е р г (Ярцеву). Вы тоже настаиваете, чтобы прервать дебаты?

Я р ц е в. На этом настаивает мадемуазель Бажо.

Г а р и с (демонстрируя свое превосходство). Я понимаю господина Ярцева. В его инструкциях не был предусмотрен такой поворот событий. (Шлиттенбергу.) Господин председатель! Я не возражаю предоставить время для консультаций советскому представителю. Но, учитывая, что завтра начинается пленарное заседание, прошу ограничить его выступление десятью минутами.

Ш л и т т е н б е р г (Ярцеву). Вы не возражаете?

Я р ц е в. При условии, что меня не будут прерывать.

Ш л и т т е н б е р г (поощряемый жестами Мюллер, торопится). Ставлю на голосование предложение господина Гариса, поддержанное господином Ярцевым.

Шлиттенберг первым поднимает руку, за ним, почти разом голосуют Гарис, Корти, Шоу, Катояма, Бажо. Колеблются Глен, Вжешеньска, Боев. Ярцев поднимает руку последним.

(Стукнув молотком.) Господа, мы проголосовали за прекращение дебатов. Объявляется перерыв до восьми часов утра!

Свет гаснет.

Номер Ли. Он сидит возле приемника. Входит  Т а о. Одета она в тот же темно-синий брючный костюм.

Т а о (склонив голову). Слушаю вас, господин Ли.

Л и (не оборачиваясь). Как ваша фотоохота, красавица?

Т а о. Я стараюсь, господин Ли. (Смотрит на часы.) Через полчаса в номере Эльзы Хольман соберутся представители соцлагеря.

Л и. С какой целью?

Т а о. Официальная версия — день рождения Хольман.

Л и (вскочив). Я так и знал! Они пригласят на эту пирушку всех, кого можно обработать.

Т а о. Господин Шлиттенберг уже купил подарок.

Л и. Подарок? А может быть, это бомба замедленного действия?

Т а о. Не знаю…

Л и (резко). Надо знать и предвидеть все! Вы думаете, политические сражения выигрываются на трибунах? Нет, главные события всегда разворачиваются за кулисами. Мы должны сделать все, чтобы победил Гарис. Его победа — наша победа. Сантьяго вызовет политический скандал, расколет молодежное движение.

Т а о. А мы в каждую щель немножко пороха, немножко перца…

Л и. В таком случае день рождения Хольман — одна из таких щелей, и вы обязаны торчать там неотлучно.

Т а о. Но ведь меня не пригласили…

Л и. На дни рождения приходят без приглашений. (Встав, резко.) Где фотографии? Через несколько минут ко мне придет Ева Мюллер.

Т а о. У нее красивый племянник.

Л и (подозрительно). Красивый? (Рассматривая фотографии.) Что это? Вальтер и Эльза. Эльза и Вальтер.

Т а о. Они, кажется, влюблены…

Л и. Вы выполняете работу не для семейного альбома. (Всматривается.) Не годится. Плохо работаете. Смелее втирайтесь в доверие. Идите на любую связь. В случае неудачной фотоохоты нам придется использовать запасной вариант: «Маленькое бесчестие во имя великой цели».

Т а о (испуганно). Господин Ли… Я, конечно, выполню ваш приказ… Но…

Л и. Никаких «но»! От вашего мастерства зависит успех нашей миссии. (Возвращая фотографии.) Действуйте!

Т а о (покорно). Слушаюсь. (Спрятав фотографии, уходит.)

Л и (подходит к приемнику, включает). Как хорошо здесь слышен «Голос Америки».

Г о л о с  д и к т о р а (мужской). Рядовые американцы связывают большие надежды с разрядкой напряженности. Молодой каменщик Роберт Стоун заявил: «Наше сотрудничество с русскими достигло космической высоты. Я воевал во Вьетнаме. Знаю, что такое война. Скорей бы покончить с этим на всей земле. Давайте подумаем о будущем. Мне чертовски хочется вместе с советскими париями построить космодром на Луне…»

Входит  ф р а у  М ю л л е р.

М ю л л е р. Вас настолько увлек «Голос Америки», что представительнице Запада пришлось взламывать дверь.

Л и (выключив приемник, заискивающе). О, фрау Мюллер! Для меня ваш визит такая честь.

М ю л л е р. Все, что делает мужчине честь, для женщины чревато бесчестием.

Л и. Мы с вами находимся в демократической стране.

М ю л л е р (закуривая). Демократия — дама не первой свежести. Так что вы не очень-то на нее полагайтесь.

Л и. В ваших ответах чувствуется тонкая восточная мудрость.

М ю л л е р (садясь). Зачем же вы обижаете Запад?

Л и. Простите, я плохо знаю западных мудрецов. Этот печальный факт извиняет меня перед истинной представительницей западной цивилизации.

М ю л л е р (поднимая руки). Сдаюсь! Западной цивилизации соперничать с изысканной восточной лестью бесполезно.

Л и (поднимая рюмку). Древневосточный напиток из риса, настоянный на редких травах. (Склонив голову.) За вас, фрау Мюллер!

М ю л л е р (выпив). Хороша! Не зря ваши императоры отгораживались от внешнего мира стеной.

Л и (наполняя рюмки). В парадоксах Востока есть свой исторический смысл.

М ю л л е р (поднимая рюмку). Что ж, давайте выпьем и за парадоксы Запада. (Пьет.) В моей стране безусые политиканы обсуждают будущее планеты. Смешно.

Л и (осторожно). Это смех сквозь слезы, фрау Мюллер. Ваше правительство поставило подпись в Хельсинки…

М ю л л е р. Мое правительство еще не пришло к власти! А когда придет, оно не станет церемониться с подписями… (Оглядываясь на дверь, заговорщически.) Вы видели на его лице шрам? Вальтер — член студенческой корпорации. Там, по рыцарской традиции, члены корпорации дерутся на дуэлях, украшают себя шрамами. На его лице высший знак мужества.

Л и. И много у вас таких меченых парней?

М ю л л е р (грозя пальцем). Вы хотите выудить у меня секрет? Не выйдет, хитрый лис.

Л и. Фрау Мюллер, мы знаем друг друга давно. Будем предельно откровенны. Я представляю здесь глаза, уши и руки весьма влиятельных организаций. И если я вынужден изучать умонастроение желторотых юнцов, значит, те, кто послал меня сюда, придают этому огромное значение.

М ю л л е р. Понимаю. А как многочисленны ряды вашей лиги?

Л и. Лига «Независимая молодежь» одна из самых молодых. На ее знамени девиз: «Азия — только для азиатов». Главный наш идеологический враг — коммунизм. Мы будем проникать во все так называемые «демократические» организации и взрывать их.

М ю л л е р. Вам не кажется, что наши взрывы малоэффективны? Мы все время обороняемся, а надо переходить в глобальное контрнаступление.

Л и. Политика, как правило, меняется с каждой сменой поколений. Послевоенную молодежь Москва отравила форумами и фестивалями. Сейчас в политическую деятельность включается новое поколение. В большинстве своем это пока сытое, самодовольное стадо. Вот почему мы должны брать на учет каждого, кто помечен высшим знаком мужества. И чтобы выиграть битву за умонастроения третьего поколения, надо оберегать меченых рыцарей от дурного влияния.

М ю л л е р. На что вы намекаете?

Л и. Вальтер волочится за Эльзой, а у нее есть наставник.

М ю л л е р. Вы полагаете, Ярцев профессиональный разведчик?

Л и. Русские говорят, что они живут в век смежных профессий. Ярцев с отличием закончил Московский университет. Был секретарем одного из московских райкомов. Недавно приглашен на ответственную должность в Комитет молодежных организаций СССР.

М ю л л е р. Вы имеете досье на всех участников этого сборища?

Л и. Только на тех, кем интересуются наши друзья.

М ю л л е р. Вы обещали материал для моей газеты. Я уговорила шефа оставить место в утреннем номере.

Л и. Что вас больше устраивает, ночные оргии в номере фройляйн Эльзы? Или «товарищ» Ярцев в объятиях обнаженной женщины?

М ю л л е р. Фотомонтаж?

Л и. Документальное фотообвинение.

М ю л л е р. Все это пахнет нафталином. Старо и пошло, но…

Л и. Но действует безотказно. (Смотрит на часы.) Через несколько минут в номере Хольман будет отмечаться так называемый «день рождения».

М ю л л е р (настороженно). Чей?

Л и. По условиям их игры — Эльзы Хольман.

М ю л л е р (вскочив). Так вот по какому случаю прифрантился мой племянничек. Они решили заманить его в ловушку. Нет, я сорву их замысел. Извините… (Быстро уходит.)

Л и (не сразу). Ловушка? Хорошая мысль. (Снимает трубку.) Алло! Прошу накрыть стол в моем номере. Что? На сколько персон? Можно на десять, еще лучше на пятнадцать. (Положив трубку, многозначительно.) Что ж, посмотрим, в чью ловушку попадется зверь покрупнее.

Свет гаснет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Вечер того же дня. Номер в гостинице. Э л ь з а  Х о л ь м а н  говорит по телефону.

Х о л ь м а н (в трубку, радостно). Спасибо, друзья! Что? Атмосфера страшно сложная. Каждый пункт приходится отстаивать с боем… (Стучит по трубке.) Алло! Алло! Берлин! Еще раз спасибо за поздравления. До встречи! (Некоторое время держит трубку в руках.)

Входит  В а л ь т е р  ф о н  Ш л и т т е н б е р г, он в новом костюме, с букетом цветов и большой голубой коробкой. Сейчас особенно заметен шрам на правой щеке.

Ш л и т т е н б е р г. Прости, Эльза… Я без предупреждения. Как ты могла утаить от меня такой день?

Х о л ь м а н. Как видишь, у меня ничего не вышло.

Ш л и т т е н б е р г. Спасибо маленькой Тао. Она, кстати, тоже собирается навестить тебя. (Дарит цветы, коробку.) Поздравляю! Ты сейчас просто божественна.

Х о л ь м а н (принимая цветы). Уже успел выпить?

Ш л и т т е н б е р г. Я пьянею от твоей красоты.

Х о л ь м а н. Не надо, Вальтер.

Ш л и т т е н б е р г. Что между нами происходит, Эльза? Ты все время избегаешь меня. Ты прервала нашу переписку. Я шлю тебе письма, телеграммы, звоню по телефону, а ты… (Подходит к ней.) Тебе запрещают со мной переписываться?

Х о л ь м а н. Я живу в стране, где личная переписка никем не регламентируется.

Ш л и т т е н б е р г (с недоумением). Почему ты так подчеркнуто официальна со мной? Я твой гость, я пришел, чтобы… Вспомни Варшаву, наши встречи, наши споры. Разве все это не дает мне права…

Х о л ь м а н. После встречи в Варшаве прошло много времени, Вальтер. Там ты был рядовым членом студенческой делегации, а здесь ты уже глава. Там ты высказывал личные симпатии и сомнения, а здесь ты выступаешь от имени одной из неофашистских организаций. Сомнения развеялись, а симпатии переросли в убеждения. Ты сильно изменился, Вальтер. Я тоже за это время много поняла…

Ш л и т т е н б е р г (перебивая). Нет, Эльза, не продолжай! Я все тот же мечтатель. Я и сейчас могу до утра слушать Баха, Моцарта, Бетховена. Здесь, в коробке, мой портативный магнитофон, где записана самая последняя аранжировка нескольких произведений Бетховена. Хочешь послушать? (Развязывает ленту, открывает коробку.) Смотри, Эльза, она спит.

Х о л ь м а н (вынимает из коробки куклу, целует ее). О, какая прелесть! Ты угадал мою мечту. (Подходя к нему, не сразу.) Спасибо, Вальтер.

Ш л и т т е н б е р г. Эльза! Если бы ты только знала… Когда ты рядом…

Х о л ь м а н (отстраняясь от него). А когда меня нет?

Ш л и т т е н б е р г. Тогда есть вот это! (Вынул из кармана фотографию.)

Х о л ь м а н (удивленно). Моя фотография?

Ш л и т т е н б е р г. Там в Варшаве, на европейской встрече… После этой встречи я схожу с ума…

Х о л ь м а н. По твоему выступлению я как-то не заметила.

Ш л и т т е н б е р г. На трибуне мы политики. Там мы с тобой… (Обрывает фразу, пытается поцеловать ей руку.)

Х о л ь м а н (вырвав руку, резко). Идеологические враги?! Там мы скрещиваем шпаги! А здесь мы влюбленные голубки. Так? Где же мы настоящие?

Ш л и т т е н б е р г. И там и здесь — мы немцы!

Х о л ь м а н. Разных государств. И разных мировоззрений.

Ш л и т т е н б е р г. Это не наша вина.

Х о л ь м а н. Зачем ты все упрощаешь?

Ш л и т т е н б е р г. Не знаю, Эльза. Тетя говорит, что ты околдовала меня. Я потерял голову. Сегодня, споря с тобой, я не смотрел на тебя… (Умоляюще.) Эльза, милая, давай оставим политику. Из этих дебрей нам не выбраться…

Входит  Т а о.

Х о л ь м а н. Из дебрей мы, кажется, попадаем в джунгли.

Т а о (поклонившись). Мне можно войти, фройляйн Эльза?

Х о л ь м а н. Да, конечно…

Т а о (Шлиттенбергу). Я вам не помешала?

Ш л и т т е н б е р г. Для фройляйн Эльзы вы как настоящий сюрприз. (Извлекает из коробки, в которой была кукла, бутылку вина.)

Т а о (вынимая из сумочки веер). Разрешите преподнести вам скромный сувенир.

Х о л ь м а н (раскрыв веер). При столь жарких дебатах это самый практичный подарок. Спасибо, Тао. Вы так щедры…

Входит  О л ь г а  С т р и ж е в и ч. Вслед за ней  Б о р и с  Я р ц е в  и  С т о я н  Б о е в. Присутствие в номере Вальтера и Тао на какое-то мгновение обескураживает их.

Я р ц е в (улыбаясь). Нас все время упрекают в злоупотреблении инициативой. (Ставит на стол бутылку шампанского.) В данном случае мы лишь активные соучастники.

Х о л ь м а н (хлопая в ладоши). Браво, Борис!

С т р и ж е в и ч (вручая имениннице перевязанный голубой лентой сверток). Дорогая Эльза, у нас в Белоруссии говорят: нежнее льняного полотна могут быть лишь губы влюбленных. Этот сарафан выткан лучшими рукодельницами моего льняного края.

Х о л ь м а н. Спасибо, друзья! Я так тронута…

Б о е в. А у нас в Болгарии говорят: хочешь покорить сердце — вышей самый красивый узор. (Накидывает на плечи Эльзы платок.)

Х о л ь м а н (радостно). Дай я тебя поцелую, Стоян.

Ш л и т т е н б е р г. Учитывая заявление представителя великой державы, позволю себе первым поднять бокал за прекрасную фройляйн Эльзу! (Поднимая бокал.) Пусть ей всегда сопутствуют счастье и удача!

Все поднимают бокалы, чокаются с Эльзой. Одна Тао держится особняком.

Я р ц е в (к Тао). А вы и в подобных ситуациях предпочитаете роль помощницы наблюдателя?

Т а о (растерянно). Мне нельзя… Я не пью…

Влетает  Я д в и г а  В ж е ш е н ь с к а. У нее в руках гитара и букет цветов.

В ж е ш е н ь с к а (весело). Пока я разыскивала гитару, вы, конечно, всё выпили. (Вручает Эльзе цветы, целует ее.)

Я р ц е в (поднимая бокал, Эльзе). Лучшего тоста, чем тот, который ты произнесла сегодня на первом заседании нашей группы, и не придумаешь. (После паузы.) От себя я хочу добавить: за твое обаяние, Эльза! За твою красоту! И за твое великое мужество борца! (Целует Эльзу в щеку.)

Х о л ь м а н (признательно). Спасибо, Борис.

В ж е ш е н ь с к а (выпив шампанское, берет гитару, подбирает мелодию, тихо напевает).

Если бы парни всей земли Вместе собраться однажды могли — Вот было б здорово, вот это был бы гром, Давайте, парни, вместе запоем!

Песню подхватывают все, кроме Тао и Вальтера. Он, наполнив бокал, пьет вино, ревниво наблюдает за Эльзой и Ярцевым.

С т р и ж е в и ч. Протестую! Почему мы поем о парнях?

Х о л ь м а н. Верно, Оля! Без нас им землю от пожара не уберечь.

В ж е ш е н ь с к а. Сожгут, черти волосатые. Давайте танцевать, петь, веселиться. (Эльзе.) Тут тебе разные подарки преподносят. Так вот я тоже хочу преподнести тебе свой сольный концерт. (Весело, ко всем.) Итак, выступает Ядвига Вжешеньска. Польша! (Встает перед Эльзой на одно колено, напевает веселую песню, затем вскакивает и под собственный аккомпанемент отплясывает задорный танец.)

Аплодисменты, смех.

Т а о (подойдя к Эльзе, тихо). Как я завидую вам. Цветы, подарки и этот концерт… Мне еще никто не говорил таких слов. Мы боимся открыто выражать свои чувства.

С т р и ж е в и ч (Тао). Вы все время какая-то напряженная.

Ш л и т т е н б е р г (аплодируя Вжешеньской, достает из коробки магнитофон). Разрешите тоже внести маленькую музыкальную лепту. Но вначале выдам один секрет: наша именинница поклоняется Бетховену. Мой сюрприз называется «С Бетховеном на «ты»!». (Включает магнитофон.)

Звучат мощные аккорды, затем врывается зов трубы, ритм резко меняется, ритмичное джазовое исполнение явно искажает музыку Бетховена. Подойдя к магнитофону, Эльза смотрит на приплясывающего Вальтера, на недоуменно пожимающих плечами товарищей и решительно нажимает на кнопку.

Х о л ь м а н. Извини, Вальтер, но я предпочитаю обращаться к гениям на «вы».

Ш л и т т е н б е р г. Сейчас такая мода…

Неловкую паузу нарушает Вжешеньска.

В ж е ш е н ь с к а (ударяя по струнам). Старомодный вальс в честь именинницы.. Танцуют все, кто желает ей счастья и удачи.

Ш л и т т е н б е р г (торопливо). Разрешите, фройляйн Эльза.

Вальтер и Эльза медленно кружатся в танце.

Б о е в (Тао). Вы танцуете?

Т а о (растерянно). У нас европейские танцы не любят…

В ж е ш е н ь с к а (передавая гитару Ярцеву). Продолжай. (Боеву.) Я в вашем распоряжении, маэстро Боев.

Боев и Вжешеньска танцуют.

Я р ц е в (продолжая тот же вальс). Оля, прошу.

Танцуют все, кроме Тао.

Ш л и т т е н б е р г (выводя Эльзу на авансцену). Теперь я понимаю, почему ты пыталась скрыть от меня день рождения. (Ревниво.) Ты ждала Ярцева?

Х о л ь м а н. Я ждала друзей, Вальтер.

Ш л и т т е н б е р г. Его напоминание о твоей речи прозвучало откровенным вызовом. (С угрозой.) Но я в долгу не останусь!

Х о л ь м а н. Ты заметно пьянеешь, Вальтер.

Танцуя, все пары поочередно появляются на авансцене. Если Боев и Вжешеньска, Ярцев и Стрижевич откровенно веселятся, поют, танцуют, то между Эльзой и Вальтером даже во время танца продолжается напряженный разговор. Тао пристально, с оттенком ревности наблюдает за ними.

В ж е ш е н ь с к а (весело). У меня есть заветный тост! (Поднимает бокал.) Давайте выпьем за наших родителей!

Б о е в. Прекрасный тост. За тех, кто дал нам жизнь!

В ж е ш е н ь с к а (декламируя).

Кто дал нам счастье — жить, Смеяться, радоваться, быть, Петь песни, слушать тишину, Кто выстоял в «холодную» войну!

С т р и ж е в и ч (к Тао). За родителей грех не поднять…

Т а о (в смятении). Нет, нет! Я не могу!! У меня нет родителей. Извините… (Уходит.)

С т р и ж е в и ч (Ядвиге). Твой тост словно обжег ее.

Х о л ь м а н. Может быть, она потеряла родителей…

Я р ц е в. И все же за тех, кто выстоял в «холодную» войну!

Все, кроме Вальтера, пьют.

Б о е в (Вальтеру). Вы не согласны с тостом Ядвиги?

Ш л и т т е н б е р г. Тао оскорбил тост господина Ярцева!

Я р ц е в. Не понимаю?

Ш л и т т е н б е р г. Не прикидывайтесь наивным!

Х о л ь м а н. Здесь не место для рыцарских поединков!

Я р ц е в. Прости, Эльза, но недосказанная фраза…

Ш л и т т е н б е р г (входя в раж). Я готов досказать ее! Вы одержимы политикоманией! Вы присвоили себе право судить! Вешать оскорбительные ярлыки!

Я р ц е в. Эмоции никогда не считались аргументом в споре.

Ш л и т т е н б е р г. Вам нужны факты?

Х о л ь м а н. Факты не в твою пользу, Вальтер. Идеология неофашизма обречена.

Ш л и т т е н б е р г. Яд коммунизма породил сильное противоядие — неофашизм.

В ж е ш е н ь с к а. В свое время фашизм тоже выставляли как противоядие коммунизму.

Ш л и т т е н б е р г. Вам доставляет удовольствие напоминать мне о трагедии немецкой нации?

Х о л ь м а н. Вальтер! Ты становишься взрывоопасным.

Ш л и т т е н б е р г. Вы беспокоитесь, фройляйн Эльза, что в Германии одним патриотом станет меньше?

Х о л ь м а н (строго). Официальный тон обязывает человека быть предельно точным.

Ш л и т т е н б е р г (Ярцеву). Вот последствия вашей политики. Я не имею права произнести древнее имя моей родины.

Я р ц е в (теряя самообладание). Вы путаете божий дар с яичницей! Во-первых, ваш упрек не по адресу. А во-вторых, вы опоздали с ним почти на сорок лет.

Б о е в (пытаясь примирить их). Послушайте, коллеги. Я вынужден напомнить вам, что мы находимся в гостях…

Ш л и т т е н б е р г (Ярцеву). Вы предлагаете мне смириться с мыслью, что у немцев никогда не будет единой родины?

Х о л ь м а н (с тревогой). Вальтер! Мне стыдно!..

Ш л и т т е н б е р г (резко). Мне тоже стыдно, фройляйн Эльза! Стыдно за себя! Стыдно за вас! Стыдно за всю немецкую нацию! Через ее сердце проходит граница двух миров. Она проходит и через мое сердце. И через ваше. Она — шрам бесчестия на лице моего поколения. Мне больно, Эльза… (Ярцеву.) Вам никогда не понять этой боли. Вы родились наследником победы. Я — наследником поражения. Порабощенный дух рождает ненависть! (Хольман.) Продолжайте веселиться, фройляйн Эльза. (Быстро уходит.)

Я р ц е в (стараясь удержать его). Господин Шлиттенберг! Черт знает что! (Хольман.) Извини, Эльза. (Спешит за Вальтером.) Господин Шлиттенберг!

Б о е в. Как бы эти горячие парни не сошлись врукопашную. Простите, девушки. (Уходит.)

В ж е ш е н ь с к а (как бы сама с собой). Сколько еще надо приложить сил, чтобы сбылось пророчество поэта. (Цитирует.) «Когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся».

Входит  Т а о, глаза ее заплаканы, она молча стоит у порога, ищет кого-то взглядом. Вжешеньска играет на гитаре.

С т р и ж е в и ч. Тао, мне надо с вами поговорить.

Т а о (с недоумением). О чем?

С т р и ж е в и ч. Пойдемте ко мне в номер.

Т а о. У меня нет на это… (Вдруг.) Хорошо, пойдемте, но только лучше в мой номер.

Тао и Стрижевич уходят. Появляются  С о с н о в с к и й  и  Г л е н, оба с цветами.

Г л е н (щелкнув каблуками, дарит цветы). Я совершенно случайно узнал о вашем дне рождения. (Целует руку.)

С о с н о в с к и й (поднося цветы). Поздравляю вас, Эльза.

Г л е н. А куда так резво побежали господа кавалеры?

В ж е ш е н ь с к а (ударяя по струнам). На дуэль!

Г л е н (весело). Прекрасно! Пока они будут сражаться, мы постараемся завоевать ваши сердца. Сыграйте что-нибудь мексиканское. (Становится в позу.)

В ж е ш е н ь с к а (подобрав мелодию мексиканского танца). И — начали!

Глен красиво, темпераментно танцует мексиканский танец. Тем временем Эльза что-то взволнованно рассказывает Сосновскому.

Г л е н (танцуя перед Эльзой). Синьорите не нравится мой танец? (Вдруг останавливается.) О, ваши глаза полны слез.

С о с н о в с к и й. Пока мы с вами разыскивали цветы, здесь действительно произошло политическое столкновение.

Г л е н. Давайте повесим плакат: «Политические разговоры запрещаются до восьми часов утра».

Х о л ь м а н. К сожалению, Вальтер, кажется, выпил лишнее.

Г л е н. Вальтер отличный парень. Мы вчера с ним осушили бутылку виски. И знаете, он был почти трезв.

Х о л ь м а н. Спасибо вам. Но господин Шлиттенберг вернул нас к реальной действительности.

Г л е н. Жаль. Так хотелось отдохнуть.

В ж е ш е н ь с к а (перебирая струны). Я вот тоже играю на гитаре, пою, танцую, а в голове один и тот же вопрос: как ответить на провокационное предложение Гариса?

Возвращается  Я р ц е в  и  Б о е в.

Я р ц е в (с досадой). Ни черта он не понял. Уперся как бык: «У нас нет фашизма. А неофашизм — одна из форм возрождения нации». Тут шею можно свернуть. Попробуй разберись, где кончается духовное возрождение нации и где начинается возрождение нацизма.

Х о л ь м а н. Надо завтра отвести предложение Гариса!

Б о е в. Поздно!

В ж е ш е н ь с к а. Это надо было сделать сразу!

Я р ц е в. И провалить третий пункт?

Б о е в. Политический компромисс с пиночетовцем — удар по международному антифашистскому движению.

Г л е н. Любая политическая кампания внутри страны могла бы всколыхнуть народные массы.

Б о е в (резко). Вы предлагаете проводить форум в стране, где растоптаны права человека?

Г л е н. Ваш Димитров начал борьбу с фашизмом в его логове.

В ж е ш е н ь с к а. Успокойтесь, коллеги. Кроме нашей группы есть еще пять. Там тоже идут острые дебаты. Кандидатами для проведения форума уже названы города многих стран мира.

Б о е в. Нет, Ядвига! Волей жребия пятая группа оказалась эпицентром совещания. Им важно, чтобы политический компромисс совершил не кто-нибудь, а именно глава советской делегации.

Х о л ь м а н. Представляете, что будет на пленарном заседании?

С о с н о в с к и й. Желтая пресса ждет этого компромисса. Хунта изо всех сил старается разорвать политическую блокаду. Пиночету сейчас важен не столько сам форум, сколько согласие молодежи мира собраться в Сантьяго. Потом можно будет под каким-нибудь предлогом и сорвать встречу. Или попытаться провести ее без представителей социалистического лагеря. Вариантов много. Предложение Гариса коварно, но категорически отклонить его — значит проиграть. (Взглянув на часы.) К сожалению, я должен идти. Думайте, братцы. (Эльзе.) Еще раз с днем рождения! Простите. (Уходит.)

Я р ц е в. Какие можно еще придумать аргументы в защиту третьего пункта?

Б о е в. Лучшие аргументы — факты.

Я р ц е в. Факты? А ты видел, как их тут выворачивают? Акт мира, подписанный в Хельсинки, — факт? Европейская встреча молодежи в Варшаве — тоже факт! Но самые благородные намерения ставятся под сомнение. Какую чушь несла сегодня Корти! «Коммунисты Европы собирались в Берлине, чтобы подписать тайный договор против свободного мира».

Телефонный звонок.

Б о е в (сняв трубку). Да! Кого? Одну минуточку. (Передает трубку Хольман.) Тебя. Сам фон Шлиттенберг.

Х о л ь м а н. Слушаю. Я занята. Что? Тетя? Ну, если тетя, то я постараюсь. (Резко опускает трубку.)

Я р ц е в (устало). Давайте-ка устроим небольшой перекур. Подумает еще каждый в одиночку. Если кого осенит — я на телефоне.

Г л е н. Мистер Ярцев прав. Нам надо немного освежить мозги. (Эльзе.) Я не прощаюсь. Подарок за мной. (Уходит.)

Х о л ь м а н. Может, вы все же перекусите?

Я р ц е в. Спасибо, что-то не хочется. Поздравляю тебя, Эльза. Извини нас, ради бога.

Все, кроме Вжешеньской и Хольман, уходят.

Поздний вечер того же дня. Перед нами снова номер Ли. Здесь в непринужденной беседе идет целенаправленная обработка некоторых участников пятой группы. Среди них мы видим  С и л ь в и ю  К о р т и, Г е н р и  Ш о у, М и с с у р и  К а т о я м у, М а д л е н  Б а ж о, Т а о. В глубине номера накрыт стол, бутылки с разными напитками, фрукты, бутерброды. У стола дежурит Тао, она старается всем угодить: наполняет рюмки, предлагает закуску, мило улыбается. Она очень устала, но внимательно следит за всем происходящим. У самой авансцены, по-хозяйски развалясь за журнальным столиком, сидит  Л и, он беседует с  Р о б е р т о м  Ф р и ш е м, облаченным в темную мантию. Приглушенно звучит музыка. Корти и Шоу танцуют, Катояма занят разговором с Тао. Бажо наблюдает за схваткой Ли с Фришем.

Л и. Абстрактную веру вы хотите противопоставить глобальным идеологиям? Нелепо! И несовременно!

Ф р и ш (горячась). Общество скорбящих братьев Иисуса Христа призвано открыть людям изначальную истину бытия! Мы не собираемся спорить с марксизмом! Вечность потеряла бы магическую силу, если бы хоть однажды усомнились в своем величии перед мгновением!

Б а ж о (восторженно). Какое неопровержимое сравнение!

Л и. Почти все религии с их вечными истинами загнаны в тесный угол истории.

Б а ж о. Зато коммунизм стал одной из активнейших религий мира.

Ф р и ш. Коммунизм антибожествен по своей сущности! Ибо главная его цель — пресыщение рода человеческого. А всякое пресыщение есть разврат, ведущий к гибели.

Л и. Все это книжно, господин Фриш. Коммунизм гибче многих религиозных догм.

Шоу, поблагодарив Корти за танец, берет у Тао две рюмки, вручает одну Корти, чокается с ней, пьет, подходит к Ли.

Ш о у (развязно). Продолжаете сушить мозги? Коммунизм или фашизм? (Смеется.) Знаете, что напоминает мне наша планета? Крохотный корабль в безбрежном океане. Мы — пассажиры. Мы спорим, скандалим. Не знаем, кому отдать предпочтение: абстрактному коммунизму или фашизму. Мы готовы схватить друг друга за глотку. А между тем корабль обречен. Он развил огромную скорость. Потерял управление. Еще мгновение, и он вдребезги!

К о р т и (темпераментно). Прекрасно! Скорость — физическое упоение! Динамика мысли! Ритм века! Победит тот, чьи идеи впишутся в бешеный ритм века.

Б а ж о. Я против победы идей! Я выступаю за победу чувства. Человек рожден, чтобы любить, наслаждаться жизнью. Только всемирная проповедь свободной любви способна уберечь человечество от гибели. Борьбу идей навязали нам религия и коммунизм. Они отвлекают человека от главного его предназначения…

Появляется  Е в а  М ю л л е р.

М ю л л е р (удивленно). О! Здесь уже полно гостей. (Фришу.) Вы имеете честь представлять в пятой группе Австралию?

Ф р и ш (с достоинством). Я имею честь представлять Общество скорбящих братьев Иисуса Христа!

М ю л л е р. Боже мой! Какая экзотика. (К Ли.) Операция «День рождения» сорвана. Мистер Глен сейчас будет здесь.

Л и. Поздравляю вас, фрау Мюллер.

Входят захмелевший  Ш л и т т е н б е р г  и  Д ж о н  Г л е н.

Ш л и т т е н б е р г (всем). Добрый вечер! (К Мюллер.) Ты просила меня зайти?

М ю л л е р (Глену). Я хотела поближе познакомить мистера Глена с моим другом господином Ли.

Г л е н (с достоинством). Благодарю вас, фрау Мюллер. (Щелкнув каблуками, к Ли.) Джон Глен.

Л и (улыбаясь). У вас манеры военного.

М ю л л е р. Мистер Глен имеет осколочные ранения.

Л и. Вы были ранены осколками советских снарядов?

Г л е н. Моя машина подорвалась на игрушках отечественного образца.

Неловкая пауза. Тут же появляется  Т а о  с маленьким подносиком.

Т а о (Глену и Шлиттенбергу). Угощайтесь.

Ш л и т т е н б е р г (взяв рюмку). Благодарю вас, Тао.

К о р т и (включив магнитофон, пританцовывает). Господа! Кто желает размяться, прошу сюда. (Шлиттенбергу.) Давайте танцевать. (Вовлекает его в танец.)

Б а ж о (Глену). Танцуйте. Здесь нет мин.

Ритмичный современный танец. Танцуют Корти, Шлиттенберг, Бажо, Глен, вскоре к ним присоединяются Тао и Катояма. Ритм постепенно нарастает.

Ш о у. Вот они, первые признаки скоростной катастрофы.

Ф р и ш. Конвульсии грешников перед страшным судом.

М ю л л е р. Эпидемия пессимизма. Что это, болезнь века?

Ф р и ш. Результат самоотлучения человека от бога.

Ш о у. Мы переживаем состояние идейной невесомости.

Л и. Ерунда! Молодежи нужен вождь! Личность, которой бы она поклонялась. Могущественный идол.

Шлиттенберг и Корти подходят к Мюллер.

М ю л л е р (к Ли). Извините. Но вы, кажется, забыли, что на роль такого идола сейчас претендует Москва.

Л и. Политика Москвы держится на трех постулатах. На ложном миролюбии. Лицемерном интернационализме. И на активном оболванивании молодежи мира в просоветском духе.

Ш л и т т е н б е р г. Что касается оболванивания, то здесь вы явно перебрали.

Подходят Глен и Бажо, они стоят, прислушиваются к разговору. Тао и Катояма продолжают танцевать, но их танец похож на маленькое представление мимики и жеста.

Ш о у (Шлиттенбергу). Вы повнимательней вчитайтесь в программу предстоящего форума.

Г л е н. Что, собственно, вас в ней смущает?

Ш о у. Перечень стран. Среди них, кстати, и наша Америка.

Г л е н. Вполне заслуженно.

Ш о у. Вы космополит?

Г л е н (вспыхнув). Я не хочу, чтобы на кострах ку-клукс-клана сгорела национальная честь моей родины!

Л и. Вы предпочли костру всемирное поругание?

Г л е н. Вы ставите проблему с ног на голову!

Тао и Катояма, выключив магнитофон, подходят к Ли.

Л и. А вы повнимательней вдумайтесь в политическую направленность программы. Почти каждый пункт призывает бороться за мир, за социальную справедливость, за политическое равноправие. Красивые слова. А что за ними скрывается? Ложь и лицемерие. Натравливать беззубого щенка на могучего тигра может только тот, кому безразлична участь жертвы.

М ю л л е р. Или тот, кому надо отвлечь тигра, чтобы всадить нож в спину.

Л и. Зачем нож? Можно связать его так называемым «мирным договором».

К о р т и. Не выйдет!

Ш о у. Москве придется иметь дело с Америкой.

К а т о я м а. Господин Ли прав. Громче других кричит о мире тот, кто готовится к войне. Завтра мы дружно проголосуем против третьего пункта.

Л и. Вы уповаете на голосование? Вынужден огорчить вас. Два из трех участников этого совещания прибыли сюда по рекомендации Комитета молодежных организаций СССР.

Ш л и т т е н б е р г (резко). Простите! Но подобное заявление ставит в неловкое положение даже ваших гостей.

Г л е н. Чтобы не нарушать закон гостеприимства, разрешите откланяться. (К Ли.) По по закону благородства обязан предупредить вас. Завтра я внесу предложение включить Южную Корею в список стран, обозначенных в третьем пункте. Честь имею. (Гордо удаляется.)

Ш л и т т е н б е р г. Тетя, мистера Глена я пригласил по вашему совету.

М ю л л е р. Я не думала, что война так сильно расшатала его нервы.

Ш л и т т е н б е р г. Я обязан извиниться перед мистером Гленом.

М ю л л е р. За что?

Ш л и т т е н б е р г. За господина Ли! (Уходит.)

Л и (с улыбочкой). Горячая молодежь. (К Мюллер.) За вашего племянничка я спокоен. (Всем.) А вот за мистера Глена поручиться не могу. Этот солдафон способен на все.

М ю л л е р. Пока мы прохлаждаемся, Ярцев и его компания агитируют за третий пункт.

К о р т и. Вы правы. Нам нельзя расслабляться.

Ф р и ш (торопливо). Я, кажется, опоздал на вечернюю молитву. (Направляется к двери.) До завтра.

Б а ж о (Фришу). Вы обещали показать мне ночной ритуал молитвы скорбящих братьев. (Спешит за Фришем.)

Ш о у (допив вино). Пойду-ка я поставлю традиционную поминальную свечку за души тех, кто погиб сегодня в авиа- и автокатастрофах. (Уходит.)

К о р т и (направляясь к двери). Спасибо за гостеприимство.

К а т о я м а. Я провожу вас. (К Ли, подобострастно.) Благодарю за угощение. (Кланяясь, уходит.)

М ю л л е р (взглянув на часы). Мне, к сожалению, тоже пора. Через несколько минут Вальтер должен встретиться с Эльзой. Я должна помочь им объясниться раз и навсегда. До скорой встречи. (Уходит.)

Л и (расстегивая китель, Тао). Давай выпьем за успех нашей миссии.

Т а о (покорно). Вы мой руководитель…

Л и. Я твой друг, Тао. Я взял тебя в ответственную поездку. (Приближается к ней.)

Т а о (отступая). Я вам очень обязана… Я стараюсь…

Л и. Ты стараешься держаться от меня на расстоянии.

Т а о. Хочу до конца понять вашу цель, господин Ли.

Л и (опрокинув рюмку, резко). Моя цель — покороче обрубить щупальца советскому спруту. Не пустить его в Азию! Пусть душат друг друга в миролюбивых объятиях здесь, в старой, тесной Европе. Нам надо выиграть время. (После паузы.) Скоро могучий азиатский Восток заговорит с Западом голосом силы. И тогда наша лига окажется в эпицентре самых крупных исторических событий.

Т а о (взяв рюмку). Теперь я понимаю… Во имя такой перспективы я готова сделать все…

Л и. Пей, девочка. О твоих заслугах я доложу куда следует… (Подходит к ней.)

Т а о (испуганно). Умоляю вас!

Л и (с угрозой). Значит, ты не желаешь помочь своим родителям?

Т а о (сквозь слезы). Простите… Я сейчас выпью… (Плачет.) Я очень хочу опьянеть… (Пьет.)

Звонит телефон.

Л и (сняв трубку, застегивает пуговицы). Слушаю. Все еще совещаются? И Глен там? Благодарю вас, фрау. (Положив трубку, Тао, решительно.) Вот что, детка! Не нравится мне возня русских. От Ярцева можно ждать любой выходки.

Т а о. Но ведь он поставлен в такие условия…

Л и (резко). Я лучше тебя знаю русских! Они способные выскользнуть даже из объятий удава. Надо действовать.

Т а о. Под каким предлогом я проникну к Ярцеву?

Л и. Тебя обучали этому в школе. Как только останешься с Ярцевым вдвоем, набери мой номер. Пароль: «Извините, я ошиблась». Все.

Т а о (не сразу). Задание трудное… (После паузы.) Дайте мне клятвенное обещание, что мои родители…

Л и (приложив руку к сердцу). Клянусь!

Телефонный звонок.

(Снимает трубку.) Да, слушаю. Что?! Благодарю вас, фрау. (К Тао.) Стрижевич вернулась в свой номер, Ярцев один.

Т а о. Ясно, господин Ли. (Быстро уходит.)

Свет гаснет.

Такой же номер, как и в предыдущей картине. На тахте сидит  Е в а  М ю л л е р. Перед ней — журнальный столик, на нем бутылка. По комнате нервно расхаживает  Ш л и т т е н б е р г. Он курит, волосы взъерошены, галстук сбился набок.

М ю л л е р (выпив). Нет, мой мальчик! Вашему поколению в тиши не отсидеться. Все эти форумы, совещания, акты мира — детская забава. Снотворное для слабонервных. Как только азиатские племена объединятся — жди первой канонады.

Ш л и т т е н б е р г (зло). Ты ждешь войны, как азартный игрок кровавой корриды.

М ю л л е р. Ты прав, мой мальчик. Лично я буду болеть за желтого удава, чтобы он побыстрее проглотил красного быка. Только атомная война Китая с Россией, их взаимоуничтожение спасет Европу от духовного и физического порабощения. Другого выхода нет, Вальтер…

Ш л и т т е н б е р г. Я говорю тебе о чувстве. О самом высоком человеческом чувстве! А ты мне про войну! Про быков и удавов…

М ю л л е р. Ты наследник миллионного состояния. Марта — дочь банкира.

Ш л и т т е н б е р г. Тетя, скоро сюда придет Эльза.

М ю л л е р (настойчиво). Тем более ты должен выслушать меня. (Нервно щелкает зажигалкой, пытается прикурить.) Отец Марты влиятельный человек. Если ты завтра проиграешь…

Стук в дверь. Шлиттенберг испуганно оглядывается. Входит  Э л ь з а  Х о л ь м а н.

Х о л ь м а н (стоя у двери). Ну, вот я и пришла!

Ш л и т т е н б е р г (растерянно). Извини, Эльза. У нас тут…

М ю л л е р (грубо). Семейный разговор.

Ш л и т т е н б е р г. Тетя! Я просил бы вас…

М ю л л е р (вставая). Не утруждай себя. (Эльзе.) Мне выпала честь опекать его с детства. Поэтому я на правах духовной матери хочу спросить вас. Готовы вы поменять вашу марксистскую веру на честь стать женой одного из богатейших…

Ш л и т т е н б е р г. Простите, фройляйн Эльза! Тетя выпила…

М ю л л е р (иронизирует). Он боится, что вы откажетесь…

Х о л ь м а н (оценив ситуацию). Он, как всегда, недооценивает вашу предприимчивость. Сказываются издержки подзатянувшегося духовного опекунства.

М ю л л е р. О, у вас, оказывается, острые зубки.

Ш л и т т е н б е р г (тронув ее за плечо). Тетя!

Х о л ь м а н (Вальтеру). Вы пригласили меня на аукцион? Простите, но торги не состоятся. (Приоткрывает дверь, чтобы уйти.)

Ш л и т т е н б е р г (удерживая ее). Эльза, я умоляю вас!

М ю л л е р. Ты больше ей не нужен. Она выполнила задание Москвы. Она сделала все, чтобы ты проиграл Ярцеву.

Ш л и т т е н б е р г. Тетя! Я вынужден буду…

Х о л ь м а н (решительно). Проиграл не он! Проиграли те идеи, которые он пытался защищать. Проиграла националистическая программа, которую вы навязываете молодежному движению.

М ю л л е р. Вальтер! Ты слышишь, что она говорит?! Она издевается над высшими идеалами твоего союза!

Х о л ь м а н. Идеалы голубой крови? «Мы — лучше всех!» «Мы — избранная нация!» «Наша высшая миссия — править миром!» Простите, но это болезнь фанатиков.

М ю л л е р. Вы и меня считаете фанатичкой?

Х о л ь м а н. Как это ни прискорбно, фрау Мюллер. Вы вдумайтесь в смысл своей жизни. Вы носитесь по миру, принюхиваетесь к трупному запаху, занимаетесь мрачным пророчеством. И все это во имя того, чтобы зажечь факел новой войны.

М ю л л е р. Лучше уничтожить зараженную коммунизмом планету, чем оставлять ее в наследство слюнтяям. (Вальтеру.) Почему ты молчишь? (С презрением.) Теперь я понимаю, почему ты так часто ездил в ГДР.

Ш л и т т е н б е р г. Тетя! Ты посягаешь на мою честь!

М ю л л е р (с издевкой). Честь?! О какой чести может идти речь? У тебя нет элементарной гордости. Тебе наставили рога!

Ш л и т т е н б е р г (выходя из себя, резко). Хватит! Вы должны немедленно извиниться перед фройляйн Эльзой! (Наступая на нее.) Слышите! Немедленно!

М ю л л е р (пятясь к двери). Я?! Достаточно, что ты ползаешь перед ней на коленях! (С ненавистью.) Будьте вы прокляты! (Хлопнув дверью, уходит.)

Значительная пауза.

Х о л ь м а н. Прости, Вальтер. После такой экзекуции мне надо побыть с друзьями… Извини. (Быстро уходит.)

Ш л и т т е н б е р г (рванувшись за ней). Эльза! (Упирается головой в дверь.) Ушла! Ушла к друзьям. (Поворачивается, его глаза полны слез.) К друзьям?! (Медленно, словно слепой, приближается к авансцене.) Она ушла к этому русскому. Значит, тетя права? (Гневно, сквозь рыдания.) Нет, я еще не проиграл! Вальтер фон Шлиттенберг еще покажет себя!

Звонит телефон.

(Снимает трубку.) Слушаю. Что? Вы где? В баре? Я спускаюсь. (Быстро уходит.)

Номер Ярцева, он сидит за столом, что-то пишет. Раздается стук в дверь.

Я р ц е в. Да, войдите.

Порывисто входит  С т р и ж е в и ч.

С т р и ж е в и ч. Борис, там Гарис насилует девушку!

Я р ц е в (рванувшись, в дверь). Подожди меня здесь! (Убегает.)

Звонит телефон.

С т р и ж е в и ч (подняв трубку). Федор Матвеевич? Борис выскочил в коридор, там пьяный Гарис… Что? Федор Матвеевич, алло, алло! (Опускает трубку.) Он тоже, наверно, побежал усмирять Гариса. (Заметив рядом с телефоном фотографию, внимательно рассматривает ее.) Так вот ты какая, девушка-мечта…

Дверь с шумом раскрывается, С о с н о в с к и й  вталкивает  Я р ц е в а, поворачивает ключ.

С о с н о в с к и й (резко). Мальчишка! Кто тебе дал право ввязываться в драку?

Я р ц е в (потирая лоб). Он насильно пытался затащить ее в номер.

С о с н о в с к и й. А если это чистейшей воды провокация? Он мог втолкнуть тебя вместе с девицей в номер и запереть там. Сейчас бы полиция уже составляла на тебя акт об изнасиловании.

С т р и ж е в и ч. Но ведь она кричала, я решила…

С о с н о в с к и й (успокаиваясь). Положите ему на лоб что-нибудь холодное.

С т р и ж е в и ч. Сейчас намочу полотенце. (Уходит.)

С о с н о в с к и й. Извини, Борис, что в ее присутствии я так налетел на тебя.

Я р ц е в. Спасибо, Федор Матвеевич. Я только сейчас кое-что начинаю осознавать.

С о с н о в с к и й. За годы журналистской работы мне чего только не пришлось повидать. И сам не раз попадался в сети. Чаще всего нас ловят на благородных порывах.

Входит  С т р и ж е в и ч  с мокрым полотенцем в руках.

С т р и ж е в и ч. Давай, я остужу твою голову.

Я р ц е в. Ерунда, пройдет.

С о с н о в с к и й (отечески). Не упрямствуй. Борис. (К Стрижевич.) Лечите его, Оля, а я пойду провожу своих гостей. (Уходит.)

С т р и ж е в и ч. Слышал совет старшее товарища? Давай сюда голову.

Я р ц е в (присев на стул, склоняет голову). А кто будет ставить примочки Гарису?

С т р и ж е в и ч (приложив ко лбу полотенце). Холодно?

Я р ц е в. Есть малость.

С т р и ж е в и ч. Терпи… Боря. (Смотрит на фотографию.) Жаль, что она никогда не видела тебя в политической драке. Если бы хоть раз увидела…

Я р ц е в. Кто?

Входит  Т а о, она в национальном костюме.

Т а о (сквозь слезы). Извините… Я пришла, чтобы высказать вам…

С т р и ж е в и ч. Тао?

Я р ц е в (к Тао). Проходите, садитесь.

Тао все время хочет что-то сказать Стрижевич, но слезы мешают ей.

С т р и ж е в и ч (присев на кушетку, к Тао). Ну чего ты уставилась на меня? А если бы я оказалась на твоем месте?

Т а о (опустившись на колени, сквозь слезы). Не знаю, Оля… Восточная пословица гласит: «Друг, посягнувший на твою честь, твой заклятый враг, а враг, постоявший за твою честь, твой лучший друг».

С т р и ж е в и ч. Мудрая пословица.

Т а о. Знаешь, Оля, пьяный Гарис предлагал мне деньги. Если бы вы не заступились… Зачем вы это сделали?

С т р и ж е в и ч. Присядь на стул. А то твоя коленопреклоненная поза….

Т а о. Мне так удобно. (После паузы.) Я закричала не от испуга: могла бы и сама справиться с ним… Но я хотела проверить, есть ли в этих джунглях люди. (Опустив голову.) Вы защитили меня, а я все эти дни следила за вами….

С т р и ж е в и ч (строго). Между прочим, у нас за такие шуточки указывают на дверь.

Т а о (волнуясь). Я не шучу, Оля. (Ярцеву.) Вы вправе презирать меня. Но я хочу сказать вам все…

С т р и ж е в и ч. Ты хочешь объясниться в любви?

Т а о (резко). Нет, Оля! Любить я не имею права! Любовь — удел слабого духом. Следить, доносить, предавать — вот мой девиз!..

С т р и ж е в и ч (строго). Тао! Нас не интересует…

Т а о (ее словно прорвало). Нет, Оля! Вы должны знать… (Ярцеву.) Мой отец в сорок девятом был тяжело ранен. Его лечили в Советском Союзе. Русские врачи вернули ему жизнь. У нас в семье все умеют говорить по-русски. Вначале мы жили в Гонконге. Потом перебрались на Тайвань. Там как раз, проводилась активная кампания по разжиганию конфликта между континентальным Китаем и Советским Союзом. Отцу предложили сотрудничать с радиостанцией, которая вела передачи против вашей страны. Он возмутился. Мать разделяла его гнев… И я…

С т р и ж е в и ч. Ты донесла на своих родителей?!

Т а о (продолжая, сквозь слезы). Да, Оля! Их выслали на принудительный рыбный промысел. А меня, за особые заслуги, определили в школу. Я изучила несколько языков. После настойчивой просьбы мне разрешили повидаться с родителями. Я не узнала их. Передо мной стояли живые мощи. Но они не упрекали меня. Они плакали от счастья. Их слезы жгли мое сердце. Их ласки казнили мою совесть. Их прощение заклеймило меня вечным позором. Я хотела покончить с собой, но смалодушничала.

С т р и ж е в и ч (взволнованно). Кошмар какой-то.

Т а о (сквозь слезы). Там, на острове, я действительно видела кошмарный сон. Потом я попала в Сеул… Голод заставил меня вступить в лигу «Независимая молодежь»… (После паузы, Ярцеву.) Скажите, только честно. Правда, что вы уже приготовили тысячу атомных бомб? Вы решили уничтожить всех азиатов, которые не хотят принять вашу веру?

Я р ц е в (возмущенно). Чушь несусветная!

Т а о (вытирая слезы). Голова идет кругом. Все смешалось. По ночам я брежу. Молю о прощении…

С т р и ж е в и ч (успокаивая). Они простят тебя, Тао…

Т а о (перебивая, резко). Нет! Нет мне прощения, Оля! Я и здесь успела совершить много зла. Зло стало моей профессией. Из этой трясины мне уже не выбраться… (Плачет.)

Телефонный звонок.

С т р и ж е в и ч. Наверно, Эльза. Я шла к ней, а тут эта история.

Я р ц е в (сняв трубку). Слушаю. Что? Да, она у меня. Хорошо.

С т р и ж е в и ч (к Тао). Я на минутку забегу к Эльзе и потом провожу тебя в номер. (Уходит.)

Т а о (встает, вытирает слезы, взглянув на телефон, вдруг что-то вспоминает). Разрешите, я воспользуюсь вашим телефоном.

Я р ц е в (любезно). Пожалуйста.

Набирая номер, Тао вглядывается в фотографию, стоящую рядом с телефоном.

Т а о (положив трубку). Занято. (Берет в руки фотографию.) Кто эта девушка?

Я р ц е в (смущаясь). Просто мечта.

Т а о. Очень красивая. Вы, конечно, влюблены в нее?

Я р ц е в (не сразу). Кто из нас не влюблен в свою мечту.

Т а о (набирая номер). У нас говорят, что красивая мечта всегда сопутствует красивым поступкам. (В трубку, после паузы.) Извините, я ошиблась…

Я р ц е в (с улыбкой). Судя по вашему наряду, в вашей душе, кажется, тоже поселилась красивая мечта?

Т а о (опустив глаза, растерянно). Не знаю…

Я р ц е в (весело). О, вы даже покраснели! Значит, я угадал?

Т а о (поставив на место фотографию). Сколько сейчас времени?

Я р ц е в (взглянув на часы). Без четверти два.

Т а о. Что вы так внимательно изучаете мой туалет?

Я р ц е в (пройдясь по комнате). Вы сейчас похожи на героиню одного советского балета. У нее, кстати, тоже было имя Тао.

Т а о. Она китаянка?

Я р ц е в. Да…

Т а о. Ее образ, конечно, олицетворял злую фею?

Я р ц е в. Наоборот. Автор наделил ее возвышенными душевными качествами.

Т а о (недоверчиво). На советской сцене и вдруг…

Я р ц е в. В свое время китайские зрители любили этот балет.

Т а о (что-то вспомнив). Вспомнила! У отца была пластинка. Он, кажется, видел советский балет. Рассказывал маме его содержание. Но я была совсем маленькой…

Я р ц е в. Я тоже не видел балета. Но сюжет и музыку знаю. Мои родители имеют некоторое отношение к театру. (Пройдясь по комнате, направляется к Тао.) В одном из портов бросил якорь советский корабль. Капитан корабля случайно оказывается в ночном кабаре…

Т а о (пятясь от его, сквозь слезы). Не подходите!

Я р ц е в (растерянно). Я, собственно…

Т а о (вытирая слезы). Сколько прошло времени?

Я р ц е в. После вашего звонка? (Взглянув на часы.) Всего пять минут.

Т а о (с тревогой). Больше я не имею права оставаться здесь. (Идет к двери, оглядывается.) Прощайте, капитан…

Я р ц е в (недоуменно). Почему «прощайте»? Через несколько часов мы снова встретимся.

Т а о. Может быть, и встретимся… (Быстро уходит.)

Ярцев некоторое время смотрит на дверь, подходит к столу, садится, берет карандаш, задумывается. Входит Вальтер, он пьян, подозрительно ищет кого-то взглядом.

Ш л и т т е н б е р г (стоя у порога). Извините, господин Ярцев. Я был уверен, что у вас… (Окидывает взглядом номер.)

Я р ц е в (отрываясь от бумаг). Вы были уверены, что я еще не сплю?

Ш л и т т е н б е р г. Да… я из бара. (Принюхивается.) Улавливаю тонкий аромат восточных роз…

Я р ц е в (вставая). Проходите, садитесь.

Ш л и т т е н б е р г (нерешительно). Благодарю. (Пройдясь по комнате.) Я не помешал? Вы один?

Я р ц е в (улыбаясь). Сейчас уже вдвоем.

Ш л и т т е н б е р г (указывая на себя). Вы имеете в виду? (Протягивает Ярцеву сигареты.) Прошу.

Я р ц е в. Спасибо, не курю. Я в студенческие годы увлекался боксом.

Ш л и т т е н б е р г. О, вы опасный соперник. (Закуривает, кивает на бумаги.) Готовитесь к последнему раунду?

Я р ц е в. Пытаюсь.

Ш л и т т е н б е р г (массируя виски, устало). Вы в капкане. Или надо рубить ногу. Или… (Разводит руками.)

Я р ц е в. Видимо, есть еще и третий вариант.

Ш л и т т е н б е р г (заметив фотографию). Разрешите?

Я р ц е в. Да, конечно.

Ш л и т т е н б е р г (рассматривая фотографию). Кинозвезда?

Я р ц е в. Нет, просто девушка.

Ш л и т т е н б е р г (многозначительно). Ясно. (Садится, в нем что-то заметно переменилась.) Я могу задать вам несколько неприятных вопросов?

Я р ц е в. По-моему, мы здесь только этим и занимаемся.

Ш л и т т е н б е р г. Нет-нет. Я о другом. Я хочу лично для себя кое-что уточнить. Как бы вам это объяснить… (Продолжая энергично массировать виски.) Недавно я был в вашей стране. Скажу откровенно: меня удивило, что во многих городах — мусор, грязь, отсутствие комфорта.

Я р ц е в. Согласен с вами. У нас много строительного мусора. Мы научились делать межпланетные корабли. А вот построить в каком-нибудь городишке сотню-другую новых домов без лишнего мусора пока не умеем.

Ш л и т т е н б е р г (не сразу). Строите вы действительно много. Но я о другом. Я сравнивал жизненный уровень народа, выигравшего войну. И, естественно, народа проигравшего.

Я р ц е в. Понимаю вас. По некоторым параметрам это сравнение пока в пользу народа, проигравшего войну.

Ш л и т т е н б е р г. Ваш народ в материальном отношении мог бы иметь уже сегодня все то, что имеют народы самых развитых капиталистических стран. Может быть, даже больше. Но «пока» не имеет.

Я р ц е в (перебивая). Вы очень точно сказали: «Пока не имеет». Если в вашем вопросе нет подтекста, то вы сами на него ответили.

Ш л и т т е н б е р г. Тогда разрешите подойти к проблеме с другой стороны. (Закуривает.) Вы проповедуете политику международного интернационализма. Но разве страны, которым вы так много помогали, в том числе и Индонезия, Чили, Египет, вас ничему не научили?

Я р ц е в. Научили. (После паузы.) Позвольте ответить вопросом на вопрос. Вы знаете хотя бы одно политическое или религиозное течение, которое, прежде чем стать общепризнанным, не встречало бы на своем пути непонимания, преград или временных поражений?

Ш л и т т е н б е р г. Я воздерживаюсь отвечать однозначно.

Я р ц е в. В таком случае счет пока ничейный. Хотя вынужден напомнить, что международный интернационализм, как мы его себе представляем, одно из самых молодых политических течений.

Ш л и т т е н б е р г. И вы, конечно, свято верите, что оно станет общепризнанным?

Я р ц е в. Если многоязыкое человечество намерено выжить, то у него нет другого выхода.

Ш л и т т е н б е р г. Вы мыслите слишком глобальными категориями. Но почему вы убеждены, что в ядерной схватке победит коммунизм?

Я р ц е в. Тем, кто уцелеет после ядерной схватки, видимо, придется начинать все сначала.

Ш л и т т е н б е р г. С эволюции: обезьяна — человек?

Я р ц е в. При условии, что наша планета будет вращаться по той же орбите.

Ш л и т т е н б е р г (вскочив). Наконец-то я выжал из вас искреннее признание! Значит, вы тоже боитесь ядерного столкновения? Я имею в виду вас не как политика, а как человека.

Я р ц е в (встав). Смерть космополитична по своей природе.

Ш л и т т е н б е р г (пройдясь по комнате, вдруг). Пойдемте в бар. Я представлю вас моим коллегам. Они набросятся на вас, как голодные шакалы. Но до потасовки не дойдет. Мы научились ненавидеть благородно.

Я р ц е в. К сожалению, не могу воспользоваться вашей любезностью!

Ш л и т т е н б е р г. Жаль. (Направляясь к двери, останавливается.) Я не испытаю особого восторга, если завтра дуэль выиграет пиночетовец. Но со своей стороны я обязан сделать все возможное, чтобы ваш выстрел тоже не оказался для нас смертельным. Честь имею. (Уходит.)

Телефонный звонок.

Я р ц е в (сняв трубку). Да, слушаю. Федор Матвеевич? Вы тоже не спите? Что я делаю? Думаю. Ко мне заходил фон-барон. Он, видимо, подозревал, что я консультируюсь с Москвой по рации. Они с нас глаз не спускают. Меня, кажется, осенила одна идейка. Рискованная, правда. Что? Вы правы: без риска это сражение не выиграть. До завтра. (Положив трубку, некоторое время смотрит на фотографию, вздыхает, садится за стол, что-то быстро пишет.)

Номер Ли. Влетает разгневанная  Е в а  М ю л л е р. Ли, припав к приемнику, жестом руки просит ее помолчать. Мюллер нервно мечется по комнате, жадно курит.

Г о л о с  п о  р а д и о (продолжая). …В Западной Германии под нажимом социалистического блока дебатируется программа очередной молодежной кампании. Миссионеры комсомола, прошедшие специальную подготовку, бесцеремонно втираются в доверие к неискушенным в политике лидерам молодежи третьего мира. Лестью, подкупом, шантажом навязывают им свою пресловутую программу мира…

Мюллер, не выдержав, подлетает к приемнику, выключает его. Ли, находясь все еще под впечатлением передачи, улыбается, недоуменно смотрит на нее.

М ю л л е р (резко). У вас в номере дама! А вы сидите, упиваетесь собственной стряпней!

Л и. Вы узнали мой стиль?

М ю л л е р (на той же ноте). Да, узнала! Грубая подтасовка! Такая же, как ваша операция против Ярцева!

Л и (насторожившись). Я плохо вас понимаю.

М ю л л е р (теряя самообладание). Не прикидывайтесь! Ваша наложница вышла из его номера с ликом непорочной мадонны.

Л и (сообразив, что к чему, вскакивает). Как?!

М ю л л е р (срываясь). Пусть вам дает объяснение сама провокаторша! По ее вине задержан утренний выпуск моей газеты! Шеф в бешенстве!

Л и (подходит к телефону, набирает номер). Ты? Немедленно зайди ко мне! (Бросает трубку, расхаживает по комнате.)

М ю л л е р. Не спешите ломать копья. Она может еще пригодиться. Надо как-то обыграть ее пребывание у Ярцева.

Л и. Эта девочка давно балансирует на скользком канате. Встреча с Ярцевым могла повлиять на ее равновесие.

М ю л л е р. Вы думаете, она решится?

Л и. С каната срывались и более опытные…

М ю л л е р. В таком случае желаю приятной беседы. (Уходит.)

Входит  Т а о. Она пьяна, волосы растрепаны.

Т а о (развязно). Вы звали меня, мой друг…

Л и. Ты пьяна?

Т а о. Разве не вы напоили меня?

Л и (взбесившись). Замолчи! Ты сорвала операцию, тебе грозит самое страшное наказание.

Т а о. Одна из цитат великого мыслителя гласит: «Если тебя заставляют молчать, ты обязан говорить…»

Л и. Ты немедленно вернешься в Сеул! Там тебя научат. Там выжмут из тебя предательские соки! Я обещал тебе встречу с родителями — я выполню свое обещание. Ты навсегда отправишься к ним на рыбный промысел.

Т а о (сквозь слезы). Если бы вы знали, как я вас презираю! Подлейший из подлых. Когда-нибудь люди проклянут ваше имя!

Л и (озверев, бьет ее по щекам). Ядовитая змея!

Т а о (с презрением). Вы сеете зерна ненависти. Вы стравливаете народы. Вам нет прощения. Вас поглотит океан гнева! (Гордо уходит.)

На авансцене  М ю л л е р, она говорит по телефону.

М ю л л е р (в трубку). Как только нагрянет полиция, дайте мне знать. Если этот материал пройдет по моим источникам информации, гарантирую вам солидное вознаграждение. (Положив трубку, закуривает.)

Появляется  С о с н о в с к и й.

С о с н о в с к и й (развернув газету). Какой броский заголовок. (Читает.) «Новая конституция и растоптанная личность».

М ю л л е р (с улыбочкой). Вам нравится?

С о с н о в с к и й. Проигрывая в честном споре, вы решили подтасовать карты?

М ю л л е р. Просто я взяла интервью у бывшего гражданина вашей страны.

С о с н о в с к и й. Ненависть к нам читается в каждой вашей статье, книге, в ваших газетах. Даже в вашей обворожительной улыбке. Вы, видимо, обречены на эту болезнь до конца дней своих. А жить вы, конечно, собираетесь еще долго.

М ю л л е р (с вызовом). Да уж постараюсь прожить дольше вашего!

С о с н о в с к и й. Не завидую вашим мукам.

М ю л л е р. Почему «мукам»?

С о с н о в с к и й. Говорят, с годами даже самого завзятого преступника начинает терзать совесть. И муки эти во много крат страшнее физических пыток. Представьте, что каждую ночь вам будут являться тысячи молодых лиц, искаженных гримасой ненависти. И среди них однажды явится лицо Тао, Вальтера и еще многих тех, кого вы успеете отравить.

М ю л л е р. Не смейте упоминать имя Вальтера фон Шлиттенберга рядом с какой-то желтой наркоманкой!

С о с н о в с к и й. Вы придумали этот диагноз после того, как Тао отказалась выполнить ваше задание?

М ю л л е р (настороженно). Вы успели взять у нее интервью?

С о с н о в с к и й. В отличие от вас, я не специалист по интервью. Весь пафос вашей статьи направлен против моей страны. Вы беззастенчиво цитируете высказывания бывшего гражданина СССР. За короткое время он успел набедокурить во Франции, затем в Австралии, теперь приехал в ФРГ. Выставив его «жертвой коммунистического режима» и «растоптанным и невозвратно загубленным многообещавшим талантом», вы забыли сообщить читателям, что психиатры Франции, Австрии и ФРГ единодушно настаивают поместить этого «гения» в психиатрическую больницу. Газета вместе с переводом вашей статьи сегодня чуть свет вручена всем участникам пятой группы.

М ю л л е р. Ах, вот что вас беспокоит. Вы боитесь, что моя статья посадит в лужу «товарища» Ярцева?

Телефонный звонок.

(Сняв трубку.) Извините. (В трубку.) Слушаю. Инспектор уже прибыл? Хорошо, я сейчас буду. (Положив трубку, Сосновскому.) Не завидую вашему Ярцеву. (Уходит.)

Свет гаснет.

Зал, где проходит последнее заседание пятой группы. На первый план выдвинут лозунг: «Третьему поколению — свой Хельсинки!» Несмотря на ранний час, почти все  у ч а с т н и к и  с о в е щ а н и я  заняли свои места. Свободно, как всегда, кресло Фриша, и среди наблюдателей мы не видим Тао. Председательствует  Ш л и т т е н б е р г. Выступает  Я р ц е в.

Г а р и с (вскочив, показывает на часы). Господин Ярцев! Вы философствуете на темы человеческой памяти уже несколько минут!

Я р ц е в. Вы так вскрикнули, будто я прищемил вам палец.

Смех, аплодисменты, заметное оживление.

Ш л и т т е н б е р г. В распоряжении господина Ярцева еще пять минут.

Я р ц е в (упрямо). И все же я продолжу мысль о человеческой памяти. Вы посмотрите, какую атаку ведут на нее духовные пособники империализма — кино, телевидение, радио, миллионные тиражи газет, журналов, книг. Во имя какой же цели подвергается массированной экзекуции наша память? Цель одна — предать забвению черно-коричневый фашизм Муссолини — Гитлера, чтобы возродить фашизм образца расиста Смита и кровавого Пиночета…

Г а р и с (вскакивая). Господин председатель! Я протестую!

Ш л и т т е н б е р г. Прошу учесть протест господина Гариса.

Б а ж о. Хватит нас запугивать!

Ш о у. Гитлер и Муссолини не имеют никакого отношения к нашему поколению.

Я р ц е в (резко). Имеют! И самое прямое, мистер Шоу! Вот вам калейдоскоп мрачных событий наших дней. Реакционные профашистские организации все громче заявляют о неизбежности третьей мировой войны. Генералы Пентагона проводят испытание нервно-паралитических газов на молодых солдатах. Военные монополии увеличивают производство оружия. Расисты всех мастей расширяют резервации для темнокожих. Фашисты строят новые концлагеря для патриотов своих стран.

Ш о у (резко). Коммунистическая демагогия! Во имя чего вы взываете к памяти третьего поколения?

Я р ц е в. Вам нужны факты, мистер Шоу? Тогда потрудитесь запомнить несколько цифр. Вот они: почти каждый четвертый научный работник земного шара участвует в разработке проектов в области производства орудий войны! Сорок процентов всех мировых расходов на научные исследования направляются в военную сферу. Сейчас свыше двадцати миллионов человек находится под ружьем. Пятьдесят миллионов занято военным производством. Ежегодно на военные цели человечество тратит триста миллиардов долларов. А для того чтобы накормить полмиллиарда голодающих или дать образование семистам миллионам безграмотной молодежи нашей планеты, достаточно всего пятнадцати миллиардов долларов.

К о р т и. Довольно лицемерить, господин Ярцев! Разглагольствуя о голодных африканцах, вы боитесь обмолвиться хотя бы одним словом о вопиющем узурпаторстве прав человека в вашей стране.

Я р ц е в. Говоря о голодных, я имел в виду и вашу страну, синьорита Корти. По официальным данным, у вас сейчас насчитывается около миллиона безработной молодежи.

Ш о у. Вы отвечаете не по существу реплики. Сейчас западная демократия проводит кампанию против узурпации прав человека в социалистических странах.

Я р ц е в. А вам не кажется, что западная «демократия», организовав эту «кампанию», оказалась в пикантном положении девицы с панели. Торгуя душой и телом, она тем не менее взывает к прохожим блюсти высокую нравственность.

Смех, аплодисменты.

Б а ж о. Простите, но с этической точки зрения ваш контраргумент сомнителен.

Г а р и с (азартно). Когда человек попадает в щекотливое положение, ему наплевать на этику.

Я р ц е в. Благодарю за откровенность.

Смех, аплодисменты.

Мистер Шоу, затронув проблему узурпации прав человека, действительно поставил нас в щекотливое положение.

Шум. Гарис, Корти, Шоу возмущены.

Ну, а если серьезно отвечать на реплику синьориты Корти, то за шестьдесят лет своего существования моя страна не раз сталкивалась со всякого рода кампаниями. Была «кампания» крестового похода четырнадцати западных держав. Затем «кампания» политической и экономической блокады. «Кампания» нашествия фашизма. Земля не успела остыть от пожарища горячей войны, а на смену ей пришла «кампания» «холодной» войны. И все эти «кампании» вершились и, к сожалению, еще вершатся под знаменем так называемой западной «демократии».

Ш л и т т е н б е р г. В вашем распоряжении две минуты.

Я р ц е в. Благодарю вас. (Ко всем.) В заключение я хочу снова обратиться к человеческой памяти. Древний мудрец сказал, что память — это не только прошлое человечества, но и его будущее. Это не только честь, совесть и достоинство его предков, но и высокое благородство его правнуков. Поэтому я обращаюсь к памяти людей высокого благородства. К памяти истинных интернационалистов. Давайте никогда не забывать имена политических, государственных и религиозных деятелей, отдавших жизнь за национальную гордость, честь и совесть своих народов!

Дружные аплодисменты.

(Продолжая.) Благодарная память обязывает нас сделать все возможное, чтобы не только мы, но и идущие за нами поколения с благоговением склоняли голову перед ныне здравствующими великими деятелями международного движения, отдающими свои силы, государственную мудрость и пламень сердца сохранению покоя, мира и процветания на нашей планете!

Дружные аплодисменты.

(Продолжая.) Вместе с тем суровая справедливость, взывая к нашей памяти, требует запечатлеть на черной странице истории и предать вечному проклятию имена тех деятелей, кто узурпировал власть! Унижает достоинство человека. Сеет вражду и ненависть между народами. Покровительствует черным силам фашизма, реакции и войны!

Взрыв аплодисментов прерывает оратора.

(Продолжая.) Во имя торжества этой высшей справедливости советская делегация выражает полную готовность участвовать в работе форума, в какой бы стране он ни проводился. (После паузы.) Но интернациональный долг обязывает нас потребовать от чилийской фашистской хунты, от имени которой господин Гарис внес свое предложение, официальных гарантий на полную свободу действий всем участникам форума. В том числе, естественно, и представителям коммунистической молодежи Чили!

Аплодисменты, выкрики «Браво!», «Провокация!», недовольный ропот, даже свист.

Г а р и с (вскакивая). Господин председатель! Я протестую! Это политическое узурпаторство! Я снимаю свое предложение! Я покидаю оскверненный просоветской клеветой зал! (Почти выбегает из зала.)

К о р т и (вскочив). Господин Гарис! (Шлиттенбергу.) Остановите его!

Ш л и т т е н б е р г (ко всем). Господа! При создавшейся ситуации мы обязаны до конца быть последовательными в своих действиях. Вчера мы поставили третий пункт программы в прямую зависимость от предложения представителя Чили. Сегодня господин Гарис снял свое предложение.

К о р т и. Значит, автоматически снимается и третий пункт.

Ш л и т т е н б е р г (твердо). Вы, к сожалению, не правы. (Ко всем.) Господа! Вношу предложение путем открытого голосования решить судьбу третьего пункта. Напоминаю вам, что председательствующий во время голосования располагает правом двух голосов. (После паузы.) Итак, господа, приступаем к процедуре голосования. Кто за то, чтобы оставить в проекте программы Всемирного форума третий пункт…

Порывисто входит  Ф р и ш, он так взволнован, что не замечает накаленной атмосферы. Вслед за ним входит  Е в а  М ю л л е р.

Ф р и ш (направляясь к Шлиттенбергу). Брат председатель!

Ш л и т т е н б е р г (Фришу). Прошу вас занять свое место!

Ф р и ш (растерянно). Да-да, конечно. (Занимает свое место, встает.) Брат председатель! (Ко всем.) Братья!

Ш л и т т е н б е р г (повышая голос). Господин Фриш!

Ф р и ш (перекрестившись). И все же я обязан сообщить вам прискорбную весть. Я сюда прямо из отеля… Сегодня на рассвете покончила с собой маленькая Тао…

Какое-то мгновение длится жуткая тишина. Постепенно взгляды всех сосредоточиваются на Ли. Первой встает Стрижевич, ее примеру следуют и остальные. Сидит только Ли. Когда все садятся, Ли вскакивает.

Л и. Господин председатель! Разрешите задать вопрос советскому представителю.

Ш л и т т е н б е р г (с недоумением). Если это касается…

Л и (резко). Господин Ярцев! Только что вы взывали к нашему благородству. Теперь я вынужден обратиться к вашему благородству. Объясните нам, в котором часу ночи ушла из вашего номера Тао?

Все смотрят на Ярцева. Он бледен, растерян, потрясен.

Я р ц е в (встает, ему трудно говорить). Тао ушла из моего номера около двух часов ночи.

Л и (перебивая). Можете не продолжать. (Садится, что-то записывает.)

Ф р и ш (он плохо понимает, что происходит). Да-да, вы правы. Полиция разберется. (К Мюллер.) Вот и госпожа Мюллер поможет. Надеюсь, вы запомнили содержание записки Тао?..

К о р т и (он торжествует). Предлагаю прервать заседание.

Г л е н (Фришу). Вы сказали, что Тао оставила записку?

Ф р и ш. Да, она у инспектора полиции…

М ю л л е р. Записка адресована господину Ли.

Ф р и ш. Неправда, фрау Мюллер. Она адресована нам. Там всего одна фраза. Она написана на трех языках.

Ш л и т т е н б е р г (Фришу). Вы помните ее содержание?

М ю л л е р (выходя из себя). Вы не имеете права!

Ф р и ш (вспоминая). Сейчас, одну минуточку. (Закрывает глаза.) На английском она звучит так: «Не голосуйте за прошлое. Отдайте свое сердце будущему. Я с вами». (После паузы.) И на другой стороне большими буквами: «Не верьте Ли!»

Я р ц е в (едва сдерживаясь, Ли). У вас есть еще ко мне вопросы?

Ли что-то записывает в блокнот.

Ш л и т т е н б е р г (заметно волнуясь, изменившимся голосом). Господа! Продолжаем выполнять свой долг. Предоставляю вам право высказать свое отношение к третьему пункту.

Первым поднимает руку Глен, за ним — Хольман, Вжешеньска. Боев и совсем неожиданно для всех — Фриш.

Взгляды сосредоточены на Ярцеве и Шлиттенберге, Мюллер даже приподнялась, взгляды их встретились. Боев, толкнув Ярцева, показывает на свою поднятую руку. Ярцев, как бы очнувшись, поднимает руку. И вдруг мы видим, как Шлиттенберг медленно начинает поднимать руку. Его два голоса решают судьбу третьего пункта — это кульминационная точка финала. Взрыв аплодисментов. Слышна наплывающая мелодия Гимна демократической молодежи мира.

На авансцену выходит  С о с н о в с к и й, он аплодирует, негромко напевает слова Гимна.

К нему подходит  Е в а  М ю л л е р.

М ю л л е р (нервно). Не рано ли празднуете победу?

С о с н о в с к и й (весело). А гимн-то они поют нашенский.

М ю л л е р. Посмотрим, какой гимн они запоют завтра, после пленарного заседания.

С о с н о в с к и й (в сторону Вальтера). Не подозревал, что у вашего племянника такой приятный голос.

М ю л л е р (срываясь). Вальтер! Господин фон Шлиттенберг!

С о с н о в с к и й. Он, кажется, вас не слышит. Как, собственно, и большинство представителей третьего поколения.

М ю л л е р (зло). Не забывайте, что за третьим подрастает четвертое.

С о с н о в с к и й. Постараюсь. Хотя у нас в народе обычно говорят: цыплят лучше всего считать по осени.

М ю л л е р (резко). Меня тошнит от ваших народных пословиц! Я ненавижу ваш фарисейский интернационализм! Ваше утопическое миролюбие! Прощайте! (Спешит к выходу.)

С о с н о в с к и й (вынув из папки книгу). Простите, фрау Мюллер. Если вы торопитесь к резиденции Штрауса, то прихватите и этот экземпляр вашего «Третьего поколения».

М ю л л е р. Зачем?

С о с н о в с к и й. Естественно, для костра. Только не сожгите, ради бога, резиденцию своего кумира. Иначе вместе с идеями сгорят и ваши гонорары.

М ю л л е р (вырывая книгу). Если бы вы знали, как я… (Почти убегает.)

С о с н о в с к и й (глядя вслед). Знаю. И счастлив, что теперь это знают многие.

Снова наплывает мелодия Гимна демократической молодежи.

Свет медленно гаснет.

ЧЕСТЬ СЕМЬИ Пьеса в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Х о д о к о в  П а в е л  С е м е н о в и ч — директор завода, 56 лет.

А н у ф р и е в  В а л е н т и н  Н и к о л а е в и ч  — секретарь парткома, 40 лет.

Д у н а е в а  О л ь г а — заместитель секретаря комитета комсомола, 27 лет.

Б у р е н к о в  Е ф и м  А л е к с е е в и ч — слесарь-дефектовщик, 59 лет.

К р а с н о в с к и й  А л е к с е й  Н о е в и ч — главный конструктор, 42 года.

Г е о р г и е в а  А л е к с а н д р а  К у з ь м и н и ч н а — паяльщица, 55 лет.

Э л е к т р о н и к — инженер ЭВМ, 24 года.

Л о з о в о й  Т е р е н т и й  М а к а р о в и ч — наладчик, 57 лет.

Л о з о в а я  М а р и я  Я к о в л е в н а — сборщица, 52 года.

Р о д и м ц е в  И в а н  Н и к о л а е в и ч — председатель завкома, 43 года.

Н е д о г л я д о в а  В а р в а р а  И в а н о в н а — бывшая стахановка, за 60 лет.

А л т а й с к и й  В и с с а р и о н  Л у к и ч — слесарь-сборщик, 30 лет.

К о р о л е в и ч — ученик Алтайского, 17 лет.

П а н т е л е е в — слесарь-сборщик, 55 лет.

А н а с т а с и я — его жена, красильщица, 53 года.

П а в л и н а — заготовщица изоляции, 28 лет.

П о л я к о в а — корреспондент, 35 лет.

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Столик в ресторане аэропорта, он выдвинут на авансцену, за ним сидит солидный мужчина, он неспешно обедает, иногда привстает, оглядывает зал, снова садится. Появляется молоденькая стриженная под мальчишку девушка, старые потертые джинсы подчеркивают стройность ее фигуры — это  Э л е к т р о н и к.

Э л е к т р о н и к (небрежно). У вас свободно?

Х о д о к о в (не сразу). В общем, да, свободны два места.

Э л е к т р о н и к (бросив на стул походную сумку, садится). Значит, вы кого-то ждете?

Х о д о к о в (оглядываясь). Заказал на двоих, но официант неожиданно поторопился… А мой коллега, как всегда, увлекся.

Э л е к т р о н и к. Вокзальный романчик?

Х о д о к о в. Что вы, он женат. Заскочил в институт электронно-вычислительной техники. Нам кое-что там обещали.

Э л е к т р о н и к (откровенно разглядывая собеседника). Вы, наверное, из мастодонтов?

Х о д о к о в (не поняв). В каком смысле?

Э л е к т р о н и к. Ну, из довоенных. Когда женатикам за вокзальные романчики головы откручивали.

Х о д о к о в. Каждое поколение отстаивает свои нравственные каноны…

Э л е к т р о н и к (закрывая уши). Ой! Не продолжайте. Давайте перейдем на другую тему.

Х о д о к о в. Почему?

Э л е к т р о н и к. Хотя бы потому, что вы уже сыты, а я жутко проголодалась.

Х о д о к о в (спохватившись). Извините… Я действительно из племени мамонтов. Стынет такой прекрасный обед… Если вы не обидитесь, то я…

Э л е к т р о н и к (перебивая, радостно). Не обижусь. (Пододвигает к себе тарелку.) Я ведь полуфабрикат НТР. У нас все на полупроводниках. Мы легко вступаем в контакт и еще легче…

Раздается треск, кто-то дует в микрофон, мужской голос считает: раз, два, три, раз, два, три, снова треск. Женский голос диктора: «Продолжается посадка на рейсы сто четвертый Новосибирск — Тбилиси, восемьсот первый Новосибирск — Якутск. Пассажирам необходимо пройти к выходу через галерею номер два. Рейсы: Москва — Новосибирск — Чита, Москва — Новосибирск — Хабаровск, Новосибирск — Барнаул задерживаются до четырнадцати часов сорока пяти минут. Время московское. Повторяю…»

Х о д о к о в (взглянув на часы). Слава богу, кажется, прорвало.

Э л е к т р о н и к. В наш век без информации, как без выхлопных газов, — задохнуться можно.

Х о д о к о в (встает, оглядывается). Хорошо, что рейс снова отложили.

Э л е к т р о н и к. Наша авиация похожа на капризную девушку: или постоянно опаздывает, или откладывает свидание до лучшей погоды.

Х о д о к о в. Ваш рейс тоже задерживается?

Э л е к т р о н и к. Улети я вовремя, вам бы пришлось отдуваться за двоих.

Х о д о к о в. В таком случае мне уже дважды повезло.

Э л е к т р о н и к. А если мой рейс объявят раньше? И я, по рассеянности, забуду с вами рассчитаться?

Х о д о к о в (улыбаясь). В таком случае я буду дважды наказан. С одной стороны, вы основательно подорвете мое материальное положение. А с другой — я никогда не узнаю вашего имени.

Э л е к т р о н и к. А вы порядочный ловелас. Сначала подсунули мне этот остывший обед. А теперь моим именем интересуетесь. (Берет салфетку, вытирает руки, решительно протягивает Ходокову.) Электроник!

Х о д о к о в (пожимая руку). Извините — не понял.

Э л е к т р о н и к. Зовут меня так. Еще с первого курса. Для узкого круга у меня, конечно, есть и другое имя. Но для широких масс — я Электроник.

Х о д о к о в. А я и для узкого круга, и для широких масс — Павел Семенович.

Э л е к т р о н и к. Сочувствую вам, Павел Семенович.

Х о д о к о в. Почему?

Э л е к т р о н и к. Трудно человеку, когда у него нет самого узенького круга, где бы его звали просто Паша. Пашутка или Пашунчик…

Появляется  К р а с н о в с к и й. Он невысок, в очках, волосы взъерошены, весьма возбужден, в руках портфель.

К р а с н о в с к и й (подсаживаясь к столу). Павел Семенович, катастрофа! Я должен остаться. Она, конечно, не первой молодости. Но без нее я не уеду…

Э л е к т р о н и к (с иронией). На много лет она старше вас?

Х о д о к о в (Красновскому). Извините, Алексей Ноевич… Вы так неожиданно вторглись в нашу беседу с Электроником….

К р а с н о в с к и й (удивленно). Что?! Вы Электроник?

Э л е к т р о н и к. Да я…

К р а с н о в с к и й (Ходокову). Как вам это удалось? Где вы ее нашли!

Э л е к т р о н и к. Меня никто не находил. Я сама нашлась… Вернее, я случайно нашла ваш обед. (Показывает пустую тарелку.)

К р а с н о в с к и й. Вот и прекрасно! Вы согласны немедленно уехать с нами в Зубцовск?

Э л е к т р о н и к. Что это такое? Географическая точка, где расположен ваш гарем?

К р а с н о в с к и й (недоуменно). Какой гарем? (Смотрит на улыбающегося Ходокова.) Ах, да! Я забыл представиться. (Встает, представляется.) Руководитель группы электроников…

Э л е к т р о н и к. Целой группы? И все они попались в коварные сети Павла Семеновича? (Оглядывается.) Официант! Счет за обед.

Х о д о к о в (встает). Извините. Мне надо срочно позвонить. (Уходит.)

Э л е к т р о н и к (глядя ему вслед). А вам действительно нужны электроники? Или девочки-побегушки? Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что.

К р а с н о в с к и й. Нам нужны мыслители.

Э л е к т р о н и к. Я это уже слышала. А наделе? В подшефный колхоз — электроников. На овощную базу — электроников. Они бездельники. За них машины работают. Меня два года за нос водили — комнату обещали.

К р а с н о в с к и й. Павел Семенович сдержит слово. У нас молодые специалисты получают жилье в первую очередь.

Э л е к т р о н и к. А кто такой ваш Павел Семенович?

К р а с н о в с к и й. Директор завода…

Э л е к т р о н и к (удивленно). Что?! Директор? А с первого взгляда — простачок, душка. Я перед ним ваньку валяла… Ну и влипла. (Встает, берет сумку.) Извините… (Убегает.)

К р а с н о в с к и й (вскочив). Послушайте! Куда же вы? (Спешит за Электроником.)

Появляется  Х о д о к о в, недоуменно оглядывается, садится за стол.

Х о д о к о в. Пока я по-донжуански расплачивался за обед…

Возвращается  К р а с н о в с к и й.

К р а с н о в с к и й. Резвая коза…

Х о д о к о в. Улизнула?

К р а с н о в с к и й. С утра не повезет — к вечеру не жди удачи. Электронно-вычислительной машины нам не дали. Молодой специалист, считай, из рук выпорхнул…

Неожиданно входит  Э л е к т р о н и к.

Э л е к т р о н и к (Ходокову). Официант сказал, что вы за меня уплатили. Сколько я вам обязана?

Ходоков добродушно улыбается. Красновский медленно, чтобы не вспугнуть, приближается к Электронику, та, роясь в кошельке, пятится к выходу.

Свет гаснет.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Партком. Просторный кабинет, на столе — несколько телефонов. По одному из них секретарь парткома  А н у ф р и е в  с кем-то спорит. На первом плане, почти на авансцене, сидит  Т е р е н т и й  М а к а р о в и ч  Л о з о в о й, он плачет.

А н у ф р и е в (в трубку). Нет, я с вами не согласен! Шефство сибирского отделения Академии наук над заводом, который вот уже почти двадцать лет подтверждает высокое звание коммунистического отношения к труду, не может, не имеет права быть формальным!

Г о л о с. Я понимаю вашу горячность. Однако вы придаете слишком глобальное значение конструкторской службе завода.

А н у ф р и е в. Вы не только заместитель секретаря парткома академии, но и известный ученый. Надеюсь, вы понимаете, что роль головной конструкторской организации завода как стратегического подразделения заключается в том, чтобы заблаговременно изыскивать резервы для обеспечения технического прогресса.

Г о л о с. Устаревшая модель ЭВМ вряд ли поможет заводу прогнозировать перспективу технического прогресса.

А н у ф р и е в. Для науки она устарела. А для завода эта модель покажется чудом техники. С ее помощью мы создадим научно-технический задел на десяток лет вперед.

Г о л о с. Упрямый вы человек. (После паузы.) Если бы вы с самого начала позвонили нам, а не в ЦК, думаю, мы бы договорились.

А н у ф р и е в. А я не звонил. Был в командировке в Москве, зашел в отдел, рассказал о нашем с вами сотрудничестве.

Г о л о с (сдаваясь). Ладно, будет вам электронно-вычислительная машина. Вы, наверно, тоже над кем-то шефствуете?

А н у ф р и е в. Спасибо. А шефствуем мы тут над одним колхозом.

Г о л о с. Тоже небось за горло берет?

А н у ф р и е в. Еще как берет. Мы в ответе и за урожай, и за заготовку сена, и за внедрение малой механизации…

Г о л о с. Сочувствую. До свидания.

А н у ф р и е в. До свидания. (Положил трубку, подошел к Лозовому.) Слышал, Макарыч, как я с членом-корреспондентом… (Запнулся.) Что это ты, Макарыч?

Л о з о в о й (смахивая слезу). Зазря, выходит, я тебя в секретари парткома выбрал. Ошибся я, крепко ошибся. Разговоры разговаривать со всякими там членами ты ухватист. Вцепился будто репей. А за рядового члена партии, за старейшину завода постоять — жидковат.

А н у ф р и е в. Завком возражает. Да и врачи категорически рекомендуют чистый воздух…

Л о з о в о й. Ты чего, будто нашкодивший кот, под лавку лезешь? Завком, врачи. Может, я от чистого воздуха скорей ноги откину. Ты вот секретарь, а того не замечаешь, что я от другой болезни чахну. По-научному она называется ностальгия.

А н у ф р и е в. Ностальгией заболевают люди, раз и навсегда лишившие себя Родины.

Л о з о в о й. А мой цех и есть моя Родина! Он мне роднее дома. Душа моя там… Ты, к примеру, пробовал жить без души?

В кабинет входит  Н е д о г л я д о в а.

Н е д о г л я д о в а (Лозовому). А я-то, грешным делом, думаю: ктой-то зубы нашему секретарю заговаривает. Вон ты какой гладкий да принаряженный после курорта-мурорта.

Л о з о в о й. Сорокой была, сорокой и осталась. Чего без стука влетела-то?

Н е д о г л я д о в а. Народный контроль, он потому и народный, что без стука-грюка в любую дверь вхож.

А н у ф р и е в. У нас тут, Варвара Ивановна, мужской разговор…

Н е д о г л я д о в а (перебивая). Мужской, — значится, короткий. Кабы вы затеяли бабий, дык я б и не ждала. Бабьи пересуды жди не жди — все одно не переждешь.

А н у ф р и е в. Активистка Недоглядова! Я убедительно прошу вас подождать в приемной.

Н е д о г л я д о в а. В таком разе позволь мою факту в твоем кабинете оставить. (Вынув из-под полы халата сверток.) Без моего присутствия газету не разворачивать. (Лозовому.) А ты тут нюни не распускай. (Уходит.)

Л о з о в о й. Вот тебе наглядный пример. Никчемная, списанная с корабля, спроваженная на пенсию баба. А какой год все мельтешит и мельтешит?

А н у ф р и е в. Стаж у нее не менее твоего, Макарыч. Тридцать лет, считай, у токарного станка простояла. Теперь вот с тряпкой да с метлой по цеху шастает.

Л о з о в о й. Сколько писем она за свою жизнь в разные организации понаписала. Тебя еще ни в каких грехах не заподозрила?

А н у ф р и е в. Заподозрила. Ну сейчас не о ней речь.

Л о з о в о й. И об ней тоже. Завод к юбилею готовится. Так вот Недоглядова его справит. А кто первым на заводе звание ударника отхватил? Кто на митингах да на собраниях горло рвал, за коммунистическую сознательность агитировал?

Быстро входит  Х о д о к о в.

Х о д о к о в (Лозовому). Директору настроение испортил, теперь до секретаря парткома добрался.

Л о з о в о й. Я и повыше доберусь!

Х о д о к о в. Вот что, Терентий Макарович. Придумал я тебе должность. Ты у нас в совете ветеранов отвечаешь за повышение квалификации среди молодых рабочих. Тебе и карты в руки. В сборочном цехе собралось много молодняка…

Л о з о в о й (перебивая). Я всю жизнь проработал в механическом. От безусого мальчишки до седых волос. Там каждый станок мне в пояс кланяется.

Х о д о к о в. Но механический расположен между цехом горячей штамповки и цехом покраски. С одной стороны угар, с другой — вредные испарения. Врачи говорят, для твоих легких…

Л о з о в о й (в сердцах). У нас не завод, а богадельня. Врачей развелось — плюнуть некуда. А я вот возьму и плюну! С завтрашнего дня выхожу в механический. В противогазе буду работать. Все, баста! (Быстро уходит.)

Х о д о к о в (пройдясь по кабинету). Что делать будем?

А н у ф р и е в. В механическом у него жена работает, двое сыновей, невестка. Надо действовать через семью.

Х о д о к о в. Это по твоей части — действуй. (Уходит.)

Входит  Н е д о г л я д о в а.

Н е д о г л я д о в а. Кудыть ты разошелся! Будто оса в темечко ужалила.

А н у ф р и е в. Вы про кого, Варвара Ивановна?

Н е д о г л я д о в а. Дык про курортника, про кого же еще. (Берет сверток, разворачивает, поглядывает на Ануфриева.) Факт тута, каких тебе и во сне не снилось, — железный. (Показывает железную табличку, читает.) «Тихо! У нас с 9.00 до 12.00 творческое время». Видал, чего средь бела дня вытворяют? Заглянула я вчерась — тишь да блажь. Вижу, энтот, ну, у которого мозги набекрень…

А н у ф р и е в. Главный конструктор?

Н е д о г л я д о в а. Он самый! Сидит, милок, рядком с энтой, ну котора в штанах латаных, вензеля задом рисует. (Пытается продемонстрировать.)

Ануфриев смеется.

Воркуют, голуби. Ну, думаю, ясно, с чего тебя в президиумах в сон-то клонит. Ежели так и дальше пойдет, дык от нашего конструктора одни подштанники и останутся.

А н у ф р и е в. Что-то я никак в толк не возьму. Какая взаимосвязь между этой табличкой и, простите, подштанниками главного конструктора?

Н е д о г л я д о в а. А тута все в тугой узелок повязано. Собирай партком, секретарь. Персональное дельце наклевывается.

А н у ф р и е в. Странная вы женщина. Вы-то хоть знаете, что вам за вашу подозрительность клички разные дают?

Н е д о г л я д о в а. А то как же — знаю. Кто Подглядовой, кто Заглядкой окрестит. Бог терпел и нам велел. Я не в обиде. За моральный кодыкс страдаю.

А н у ф р и е в. Вы вот что, Варвара Ивановна. Вы эту табличку повесьте на прежнее место. И еще, как человека вас прошу, не оскорбляйте людей своими подозрениями.

Н е д о г л я д о в а. Опять, значится: вот тебе, Варвара, бог, а вот порог. Так?

А н у ф р и е в. Не совсем. Будут у вас, как у члена народного контроля, деловые соображения, критические замечания…

Н е д о г л я д о в а (вынув из кармана блокнот, садится за стол, пишет и повторяет вслух). «На факту плюнул нипрорагировал…» (Оглядывается на Ануфриева.)

Тот улыбается.

Над малограмотностью потешаешься. Дык слово-то шибко занозистое.

А н у ф р и е в. А вы пишите проще, по-русски.

Н е д о г л я д о в а. Еще чего подскажешь? По-русски оно всегда безобидно вроде получается. А инородное словцо ввернешь, глядь, все и забегали, карусель и закрутилась. (Листает блокнот.) Тута про твою душу грехов понабралось, ой понабралось. (Встала, завернула табличку в газету, важно идет к выходу.) Ну, покедова, секретарь, покедова.

А н у ф р и е в. Варвара Ивановна, вы свое письмо отправили в газету?

Н е д о г л я д о в а. А то как же — отправила. И про тебя чисту правду-матку дописала. Так, мол, и так: секретарь наш все сигналы трудящих в мусорну корзину выкидывает.

А н у ф р и е в. А почему вы не верите, что между Павлиной и Королевым отношения просто товарищеские?

Н е д о г л я д о в а. Королев у нас государственный лауреят. Мужик видный. Опять же семейный. А разведенная Павлина баба тоже не промах. Вот суди-ряди, чего они друг дружку после смены у проходной дожидаются.

А н у ф р и е в. Опасная эта болезнь — подозрительность.

Н е д о г л я д о в а. Твоя доверчивость тоже болезня зловредная. Вытряхнет она тебя из секретарского кресла. Помяни мое слово — вытряхнет. (Уходит.)

Ануфриев молча смотрит ей вслед. Звонят телефоны.

Свет гаснет.

Цех последней стадии сборки генераторов. Здесь они испытываются и отправляются в покраску. Вращается малый круг сцены, похожий на карусель, на которой подвешены генераторы. На авансцену выходят  О л ь г а  Д у н а е в а  и высокий паренек по прозвищу  К о р о л е в и ч.

Д у н а е в а (устало). Вот мы и проследили с тобой все стадии рождения генератора. (Смотрит на часы.) На это ушло у нас три с лишним часа. Ты не устал?

К о р о л е в и ч. Вы так увлекательно рассказывали.

Д у н а е в а. Какая стадия показалась тебе самой интересной?

К о р о л е в и ч. Там, где глазастые девчонки работают.

Д у н а е в а. В сборочном у нас девчонки-виртуозы. Могу определить учеником к одной из асов.

К о р о л е в и ч (замявшись). А если я откажусь, вы очень обидитесь?

Д у н а е в а (разглядывает его с ног до головы). Обижусь. И за тебя, и за твоего отца. Он у нас на заводе заметная…

К о р о л е в и ч. Понимаю: скандальная репутация Королева-младшего может затмить репутацию ударника комтруда, лауреата Госпремии Королева-старшего.

Д у н а е в а. Учти: отец не знает о твоем пребывании в вытрезвителе.

К о р о л е в и ч. Благородно. (Вглядывается.) Удивительная гармония. Вы красивы и внутренне и внешне. А мой девиз — никогда не обижать красивых женщин.

Д у н а е в а. Почему же только красивых?

К о р о л е в и ч. Красота — главный стимул разумной, вдохновенной деятельности. Я собрал много высказываний о женской красоте. От древних мудрецов до мыслителей наших дней. Вот одна из них: единственное поклонение возвеличивает человека — это поклонение одухотворенной красоте женщины.

Д у н а е в а. А ты, оказывается, философ.

Появляются  К р а с н о в с к и й  и  Э л е к т р о н и к.

К р а с н о в с к и й (увлеченно). В этом замкнутом цикле еще очень много уязвимых звеньев.

Э л е к т р о н и к. А мне кажется, что ваш генератор уже на грани совершенства.

К р а с н о в с к и й (остановившись). Вот эту мысль вы должны убить в себе! Убейте!

Э л е к т р о н и к (остановившись). Убила.

К р а с н о в с к и й. И запомните: техническому совершенству нет предела. То, что сегодня нам кажется пределом, — всего лишь обманчивая линия горизонта. Встаньте на ступеньку выше, сделайте шаг вперед, и линия отодвинется… (Заметив Дунаеву и Королевича.) Здравствуйте, Оля.

Д у н а е в а. Здравствуйте, Алексей Ноевич. (Электронику.) А вы почему до сих пор не встали на комсомольский учет?

Э л е к т р о н и к. Стыдно. Мне строгий выговор влепили…

Д у н а е в а. За что?

Э л е к т р о н и к. Я не согласовала с комитетом комсомола переход на ваш завод…

Д у н а е в а. Ладно, разберемся.

Все это время Королевич не сводит глаз с Электроника.

К р а с н о в с к и й (Дунаевой). Извините, Оля, у нас через пять минут совещание группы. Из Новосибирского отделения Академии наук прибыл высокий гость. Академик, кажется, всерьез заинтересовался нашими соображениями по внедрению автоматизированной системы управления производством.

Д у н а е в а. Поздравляю вас, Алексей Ноевич.

К р а с н о в с к и й. Рано еще, рано. (Электронику.) Пойдемте.

Э л е к т р о н и к (Дунаевой). Сегодня я обязательно зайду к вам… (Спешит за Красновским.)

Королевич как завороженный идет за Электроником.

Д у н а е в а (удивленно). Ты куда?

Королевич не слышит.

Олег!

Не слышит.

Эй, Королевич, вернись!

К о р о л е в и ч (очнувшись). Что?..

Д у н а е в а. Тебя тоже увлекли соображения Красновского?

К о р о л е в и ч (не сразу). Вы заметили, какие у нее глаза? (Заглядывает в глаза Дунаевой.) Между прочим, у вас тоже удивительные глаза…

Д у н а е в а. Тебе сколько лет?

К о р о л е в и ч. Скоро семнадцать…

Д у н а е в а. А я уже разменяла четверть века.

К о р о л е в и ч (о своем). Я с детства влюбляюсь в глаза… Сперва в третьем классе. Потом в пятом. А в седьмом чуть с ума не сошел… Географичка у нас была… Я из-за ее глаз даже в отличники выбился.

Д у н а е в а. С возрастом, будем надеяться, пройдет.

К о р о л е в и ч. Вряд ли. Отцу вон уже за сорок перевалило…

Д у н а е в а. Что-то я не замечала у твоего отца донжуанских замашечек.

К о р о л е в и ч. Он скрытный. Звезды ему помогают.

Д у н а е в а. Как?

К о р о л е в и ч. Если часами на звезды смотрит, значит, лечится от чьих-то глаз. Я тоже пробовал. Задеру голову, а там вместо звезд — глаза.

Д у н а е в а. А ты личность зашифрованная. Тебе, наверное, и прозвище «Королевич» дали за повышенную влюбляемость.

К о р о л е в и ч. Скажите, а мне можно пойти к ней учеником?

Д у н а е в а. Электроник сама только что из института. (Оглядывается.) А в ученики мы сейчас тебя определим.

К о р о л е в и ч. У нее такое имя — Электроник?

Д у н а е в а. В институте ее так окрестили. Говорит, привыкла.

Появляется  В и с с а р и о н  А л т а й с к и й.

А л т а й с к и й. Нижайше приветствую комиссара по делам молодежи! (Разглядывая Королевича.) Что, еще один подопечный?

Д у н а е в а. Угадал, Виссарион Лукич. (Королевичу.) Вот, Олег, перед тобой образец той гармонии, к которой ты стремишься. Товарищ Алтайский ударник комтруда, рационализатор. Заочно окончил институт. Но по-прежнему работает слесарем-сборщиком. Его портрет на доске Почета…

А л т а й с к и й. Тебя можно на минутку? (Отводит в сторонку.) Чего ты меня расписываешь перед этим юнцом?

Д у н а е в а. Ученик должен знать все лучшее о своем…

А л т а й с к и й. Ученик? (Оглядывается.) Послушай, Оля, в другой раз я, может быть, и не откажусь…

Д у н а е в а. Откажешься.

А л т а й с к и й. Почему?

Д у н а е в а. Ты уже в четвертый раз отказываешься.

А л т а й с к и й. Ведешь учет?

Д у н а е в а. Веду. Сперва ты был молодоженом. Потом готовился к защите диплома. После изводил себя до седьмого пота — зарабатывал деньги на машину.

А л т а й с к и й. За машину я еще не рассчитался.

Д у н а е в а. Это все отговорки. А учеников ты не берешь совсем по другой причине.

А л т а й с к и й. По какой?

Д у н а е в а. Пока не знаю. Но докопаюсь. Я въедливая. Честно говоря, когда я тебя увидела, то подумала: этот парень тебе нужен больше, чем ты ему.

А л т а й с к и й. Это почему же?

Д у н а е в а. Он влюбчивый, а ты себялюб.

А л т а й с к и й. Неожиданно как-то. Надо подумать.

Д у н а е в а. Думай, Виссарион Лукич. Если что путное надумаешь — загляни в комитет.

Свет гаснет.

Квартира Пантелеевых, две комнаты. В одной из них  А н а с т а с и я  Г а в р и л о в н а  накрывает на стол, напевая «Катюшу».

А н а с т а с и я (бегая из комнаты на кухню и обратно). «Выходила на берег Катюша. На высокий берег на крутой…» (Оглядывает стол.) Кажется, все готово…

Звонит телефон.

Боже мой! Внучек голос подает. (Снимает трубку.) Ты уже проснулся, голубь мой ненаглядный…

Г о л о с  Н е д о г л я д о в о й. Я тебя, Анастасия, упреждала: не вызволяй его до поры до времени из трудовой повинности. Пущай ему тама мозги промывают до скончания сроку.

А н а с т а с и я (испуганно). Никак ты, Варвара?

Г о л о с. Я самая. Твой-то Митрий лыка не вяжет. Видать, по случаю воскресения господня причастился.

А н а с т а с и я. Не гневи бога, Варвара. Он ее, проклятущую, за три версты обходит.

Г о л о с. Сука от кобеля до поры до времени тоже морду воротит. А приспичит — хвост трубой и…

А н а с т а с и я. Когда же он успел? Час назад я за молоком его спровадила…

Г о л о с. Дык он, видать, и хватанул молока из-под бешеной коровки. Они с Терентием Лозовым, почитай, на карачках к твоему дому курс прокладывают. Бери ухват и держи оборону.

А н а с т а с и я. Послушай, Варвара…

В трубке гудки.

Позор-то какой… Сызнова все начинается… (Плачет.)

Требовательный звонок в дверь. Анастасия, вытирая передником глаза, открывает дверь. П а н т е л е е в  и  Л о з о в о й, обнявшись, разом переступают порог.

П а н т е л е е в (весело). А вот и мы!

А н а с т а с и я (отступая). Вижу…

Л о з о в о й. Здравствуй, Анастасиюшка!

А н а с т а с и я. Как же тебя угораздило-то, Терентий Макарович? Про своего я молчу… Мой из грязи да в князи… Слава небось ему голову замутила. А ты-то?

Л о з о в о й. Сдвоился я, Анастасиюшка. Надо было строиться. А я по неопытности на голодный желудок сдвоился…

П а н т е л е е в (заметив у жены слезы). Ты чего мокроту разводишь? Я тебе такого гостя привел…

А н а с т а с и я (мужу). Дыхни!

П а н т е л е е в. Ты что, спятила?

А н а с т а с и я (упрямо). Дыхни!

П а н т е л е е в. Ну, если ты без духа жить не можешь, то так и быть. (Дышит ей в лицо.)

А н а с т а с и я (плача от радости). Еще, Митя, еще. Голова у меня идет кругом от твоего ангельского дыхания. (Целует.)

П а н т е л е е в (Лозовому). Видал? А фактически она, промежду прочим, уже пенсионерка.

А н а с т а с и я (кокетливо). За хорошим мужем и на пенсионерку иногда блажь накатывается. (Убегает на кухню.)

Л о з о в о й (с завистью). Мировая у тебя жена, Митрий. Не то что моя активистка. (Садится за стол.) Ты хоть из-за своей и пострадал…

П а н т е л е е в. А знаешь, кто надоумил мою-то половину за решетку меня упрятать? Вездесущая Варвара.

Л о з о в о й. Вот стерва языкатая, не к столу будет помянута.

П а н т е л е е в. Ну, с другой стороны, промежду прочим, она вроде как спасла меня. Тормоза-то мои отказали начисто. Залью, бывало, зенки и на Анастасию с кулаками. Ревновал я ее спьяну-то. Потому и метил в основном под глаз…

Входит веселая  А н а с т а с и я, в руках большая сковорода.

А н а с т а с и я (мужу). Твоя любимая глазунья на старом сале. (Лозовому.) И тебе, Макарыч, после подворотни она в самый раз.

Л о з о в о й. А чарочка у тебя случайно не найдется?

А н а с т а с и я. С того дня, как Митя с нею с проклятущей разошелся — не держим. Смородиновой наливочки могу поднести. Дурману в ней никакого, а душу размягчает.

Л о з о в о й. Давай хоть деготь, лишь бы обиду утопить…

А н а с т а с и я. На кого обида-то?

Л о з о в о й. На всех, Анастасиюшка. На директора с парторгом. На завком… На жену мою, активистку, с сыновьями ее единоутробными… (Стукнул по столу.) Подавай смородиновую!

А н а с т а с и я. Это я мигом. Но ты сперва про обиду-то: чем они тебя, сговорясь, обидели?

Л о з о в о й. А всем! На курорт опять спроваживают. Три месяца лечился — не долечился. Брехня на постном масле. Разгадал я их маневр. На мое место другого наладчика метят.

А н а с т а с и я (вынимая из буфета графинчик). В таком разе, Макарыч, отведай смородиновой и поезжай.

Л о з о в о й. Куда?

А н а с т а с и я. На курорт.

Л о з о в о й (Пантелееву). Видал, в чью сторону клонит? (Выхватывает у нее графинчик, наполняет стакан.) Сейчас напьюсь до одури, а ты виновата будешь. Я всю общественность завода всколыхну! (Пьет.)

Звонок в дверь.

П а н т е л е е в. Лиха беда начало. (Открывает дверь, радостно.) О, кого я вижу! Входи, Ефим Алексеевич…

Входит  Б у р е н к о в, он при параде, на груди Звезда Героя Социалистического Труда.

Б у р е н к о в (с порога, вместо приветствия). Что же ты, рыжий черт, опять за старое? (Громко.) Анастасия! Подай мне что-нибудь поувесистей. (Прижав Пантелеева к стенке.) Скидай портки!

П а н т е л е е в (вырываясь). Ефим Алексеевич!.. Ручищи-то у тебя будто клещи — отпусти…

Б у р е н к о в (принюхиваясь). Не квартира, а пивная бочка. Анастасия! Помоги снять штаны.

А н а с т а с и я (растерянно). Ефимушка, родненький! Отпусти сокола-то моего…

Б у р е н к о в. Это он-то сокол? Курица он мокрая, ощипанная. (Пантелееву.) Я обещал выдрать тебя всенародно? Обещал?!

Л о з о в о й (встав из-за стола). Драть надо меня, Ефим… Это я тут воздух замутил. Отпусти Пантюшу.

Б у р е н к о в (отпустив Пантелеева). Час от часу не легче. Кто из вас по улице на четвереньках ползал? Кто во всю глотку горланил: мы рабочие завода коммунистического труда!

А н а с т а с и я (всплеснув руками). Бог ты мой! Никак, и тебе Варвара туману подпустила?

Л о з о в о й (возмущенно). Ну, ведьма! Пускай мне: на глаза не попадается — убью!

Б у р е н к о в. Лучше ты в подворотнях глаза ей не мозоль.

Л о з о в о й. Так она же вылитый Штирлиц. Один раз за всю жизнь в подворотню нырнул, а нате — на Подглядову напоролся.

А н а с т а с и я. Гостечки дорогие! Присядьте к столу. Чего мы у порога толчемся, будто бедные родственники. Я вам чаек с душицей заварю.

Б у р е н к о в. Чайком побаловаться оно, конечно, можно. (Лозовому.) Позвони жене, успокой.

Л о з о в о й. Ну, кому кого успокаивать — это, Ефим, дело семейное.

П а н т е л е е в. Давайте я звякну… Мне чо, я вмиг..

Б у р е н к о в (придерживая Пантелеева, Лозовому). Я тебя как друга прошу.

Л о з о в о й (идет к столу, наливает смородиновой). Трезв я для переговоров с активисткой Лозовой. (Пьет.)

А н а с т а с и я (сняв трубку, Буренкову). От этого зелья он совсем протрезвеет. (Лозовому.) Говори номер, я заместо телефонистки тебя с женой соединю.

Б у р е н к о в (набирает номер). Мария Яковлевна?

Г о л о с. Я самая… Ефим Алексеевич…

Б у р е н к о в. Успокойся, Маша. Муженек твой пока жив. Мы тут у Пантелеевых чайком балуемся. Если после нашей беседы ему станет ненароком худо, то ты уж не взыщи.

Г о л о с. Будь с ним поделикатнее, Ефим Алексеевич. Он в сердцах может такого натворить, так накуролесить…

Б у р е н к о в. Ладно, Маша, ладно. (Повесил трубку, идет к столу, Анастасии.) Завари чаю, да покруче. (Пантелееву.) Извини, я сгоряча твою трезвую веселость не сразу разглядел.

П а н т е л е е в. Я чо, у меня слово — морской узел. Думаешь, я забыл, как ты за меня перед всем честным народом… Такое, Ефим Алексеевич, не забывается.

А н а с т а с и я. Голоса-то раздавались разные: кто — «за», кто — «против». Посрамил, мол, заводскую честь…

Б у р е н к о в (Анастасии). Ты что, разговорами угощать нас собираешься?

А н а с т а с и я. Чаем, Ефимушка, чаем. (Уходит.)

Л о з о в о й (наливает из графина). Вы хлобыщите чай, а я смородиновую… (Пьет.) Хороша наливочка, ох хороша.

Б у р е н к о в (Лозовому). У тебя путевка с какого числа?

Л о з о в о й. Со вчерашнего, а может, с позавчерашнего…

Б у р е н к о в. Если ты сегодня чемодан не соберешь, то завтра на парткоме, как пить дать, выговор схлопочешь.

Л о з о в о й (удивленно). Это еще за что?!

Б у р е н к о в. А за все! Что, к примеру, здоровье не бережешь. Жену зазря до слез доводишь. Соцфонды завкома на ветер пускаешь.

Л о з о в о й (Пантелееву). Видал гуся с лампасами? Соцфонды я на ветер пускаю, а? Я, между прочим, у вас бесплатную путевку не просил.

Б у р е н к о в. Тебе она досталась бесплатно. А завком за нее большие деньги перечислил.

Л о з о в о й. Видать, не зря тебя нештатным директором окрестили. Во все дырки нос суешь. И с чего тебе так неймется?

Б у р е н к о в. Доверие твое оправдываю — вот с чего. Ты в партком меня выбирал? Выбирал. В депутаты выдвигал? Выдвигал. Звезду Героя доверил от имени всего коллектива носить? Доверил. Потому-то совесть и не дает мне покоя.

П а н т е л е е в (Лозовому). Что верно, то верно. Алексеевич за всех за нас отдувается.

Л о з о в о й. А ты подсоби ему! Как бы ненароком пупок у него от почестей не развязался.

П а н т е л е е в. Злой ты сегодня, Терентий.

Л о з о в о й (наливая смородиновой). Злой! Потому как в товарищах ошибся. (Пьет.) Взять, к примеру, того же Ходокова… Он считай, на моих глазах от рядового планировщика до директора завода вырос…

П а н т е л е е в. И на моих тоже. Башковитый мужик. Помнишь, когда его в первые секретари горкома партии двинули? Что на заводе творилось.

Б у р е н к о в. Он и в секретарском кресле жил нашими заботами.

Л о з о в о й. Ну и подхалимы вы, братцы. Прямо-таки божка лепите.

П а н т е л е е в. Божок не божок, но человек он беспокойный, душевный. После того как меня на поруки взяли, не каждый первым руку подавал. А он подавал, по имени-отчеству величал. Еще секретарь парткома Ануфриев…

Л о з о в о й. Какой он секретарь?! Мальчишка. Со всеми за ручку. Варвара и та без спросу к нему вваливается.

Б у р е н к о в. Может, тебе и завод наш не завод, а отхожее место?

Л о з о в о й. Про завод я такого не скажу.

Б у р е н к о в. Тогда какого черта выкобениваешься?! Напраслину на людей возводишь. Ходоков, чтоб ты знал, семнадцатилетним юнцом войну встретил. Израненный и контуженный до самой Праги дотопал. Боевыми орденами отмечен.

Л о з о в о й. Будто я этого не знаю. Ты еще добавь, что Ходоков наш захудалый заводишко в люди вывел. На всю страну гремим. И за опытом к нам едут, и академики нас жалуют. У каждого личный план повышения производительности труда. А плата за это какая? Выпить — не смей. В семье будь паинькой. В городе ходи на цыпочках. Тебе в морду бьют, а ты вежливо улыбайся. Потому как ты уже одной ногой в коммунизме…

А н а с т а с и я  вносит самовар.

А н а с т а с и я (напевая). «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка…»

Б у р е н к о в (Лозовому). Ты все сказал?

Л о з о в о й. Я не дурак: кое-что про запас приберег.

Б у р е н к о в. Тогда слушай, что я тебе скажу про честь и совесть нашего завода. Про его великую воспитательную и прочую миссию в городе Зубцовске…

Звонок в дверь.

А н а с т а с и я (спешит к двери). Урожайный нынче у нас день.

Входят  Н е д о г л я д о в а  и  А н у ф р и е в.

Н е д о г л я д о в а (с порога). Ты, Анастасия, жива? Ну и слава богу. (Заглядывает в комнату, Ануфриеву.) А вот и они, субчики-голубчики, сударики-маврики. Что ты теперь скажешь про народный контроль в лице Варвары Недоглядовой?

А н у ф р и е в (испытывая неловкость). Здравствуйте, товарищи…

Лозовой, прихватив со стола графинчик, молча надвигается на Недоглядову.

Свет гаснет.

Высвечивается просторная гостиная трехкомнатной квартиры Виссариона Алтайского. От пола до потолка — стеллажи с книгами, на стене гитара. Э л е к т р о н и к  с интересом разглядывает книги. Из кухни появляется  х о з я и н, он в спортивном костюме, в одной руке — кофейник, в другой — две чашечки.

Э л е к т р о н и к (вглядываясь). Как вам удалось сколотить такую роскошную библиотеку?

А л т а й с к и й (ставя на журнальный столик кофейник). С мира по нитке — вот голому и рубашка.

Э л е к т р о н и к. Тут, наверно, больше тысячи.

А л т а й с к и й (разливая кофе). Около трех.

Э л е к т р о н и к. Офонареть можно!

А л т а й с к и й (церемонно). Прошу, мадам.

Э л е к т р о н и к (садясь). Спасибо. (Пробует кофе.) Да вы просто маг! Кофе обалденного вкуса.

А л т а й с к и й. Вы, надеюсь, простите меня, что я без фрака?

Э л е к т р о н и к. У вас вполне спортивная фигура.

А л т а й с к и й. Благодарю. (Садится.) Теперь я готов продолжить нашу беседу.

Э л е к т р о н и к (заглядывая в блокнот). Так… часть анкеты уже заполнена. Вы женаты, у вас двое детей. Брак на основе взаимной любви. Жене вы, конечно, никогда не изменяли?

А л т а й с к и й. Вы утверждаете или задаете вопрос?

Э л е к т р о н и к. Мне очень хочется в это верить.

А л т а й с к и й. Почему?

Э л е к т р о н и к. Хотя бы потому, что в моем представлении вы человек не стандартный.

А л т а й с к и й. В ближайшие годы таких, как я, будут тысячи. Даже кандидаты наук встанут на рабочие места.

Э л е к т р о н и к. Сколько книг вы прочли из личной библиотеки?

А л т а й с к и й. Сейчас уточним. (Встает, берет со стола толстую тетрадь, подает ее Электронику.) Здесь указано название книги, автор и порядковый номер.

Э л е к т р о н и к (листая тетрадь). А у вас, как говорится, губа не дура. И вкус, и система… Последняя книга значится под номером одна тысяча шестьсот сорок семь. (Смотрит на Алтайского.) Вам не кажется, что у меня собачье чутье?

А л т а й с к и й. Не понимаю?

Э л е к т р о н и к. И не поймете. Вы, сами того не осознавая, живете в качественно новом измерении. (Записывает что-то в блокнот.) Нет, я несказанно везучая. (Оглядывается.) Ваша жена нас не застукает?

А л т а й с к и й (подливая кофе). Она с детьми на даче.

Э л е к т р о н и к (записывая). Значит, у вас и дача есть? (Увлеченно.) Прекрасно! Меня это вполне устраивает.

А л т а й с к и й (насторожившись). В каком смысле?..

Э л е к т р о н и к. Во всех! (Заглядывает в блокнот.) Скажите, а вы пьете? Ну так, чтобы в глазах чертики плясали, чтобы неудержимо хотелось кого-то обнять, поцеловать, закружиться…

А л т а й с к и й. Кто-то из древних сказал: пьяный мужчина — зрелище скверное, пьяная женщина — зрелище мерзкое, а потому любовь между ними омерзительна.

Э л е к т р о н и к. Отлично! (Записывает.) Теперь я верю: в пределах Зубцовска вы никогда своей жене не измените.

А л т а й с к и й. Простите, но я что-то никак не возьму в толк, какое отношение имеет наша беседа…

Э л е к т р о н и к. Самое прямое. Я предупреждала вас, что буду задавать неожиданные вопросы. И вы согласились отвечать на них искренне. Потому-то я и напросилась к вам в гости. (Смотрит на Алтайского.) Скажите, а я вам нравлюсь?

А л т а й с к и й. Знаете, с вами не заскучаешь.

Э л е к т р о н и к. Знаю. Я похожа на идиотку. В смысле искренней непосредственности. Помните князя Мышкина. В мыслях и поступках он был искренен и чист как первозданный снег.

А л т а й с к и й. Но он жил в другую эпоху.

Э л е к т р о н и к. Вы думаете, нравственно человек подвинулся в лучшую сторону?

А л т а й с к и й. Если думать иначе, то какой смысл жить?

Э л е к т р о н и к. Могу ответить. Глобально весь биологический процесс на нашей планете должен быть подчинен единой цели — революционному преобразованию нравственно-духовной сущности человека.

А л т а й с к и й. Ого! Это что-то из области гигантомании.

Э л е к т р о н и к. Да, вы правы… Это озарение снизошло на меня недавно. Я не успела поделиться даже с Алексеем Ноевичем. (Неожиданно.) Кстати, как вы относитесь к этому человеку?

А л т а й с к и й. Голова. Хотя, конечно, и не без странностей. Он чем-то похож на моего ученика Королевича.

Э л е к т р о н и к. Они оба из породы идиотов?

А л т а й с к и й. Зачем вы так?

Э л е к т р о н и к. Идиотами я называю всех, кто не вписывается в спираль стандартно-формальных условностей.

А л т а й с к и й. И все равно оскорбительно.

Э л е к т р о н и к. Для тех, кто никогда не держал в руках роман Достоевского.

А л т а й с к и й. Вы похожи на ежа — кругом колючки.

Э л е к т р о н и к. Значит, я вам не нравлюсь?

А л т а й с к и й. А вам не кажется, что наша беседа чем-то похожа на парное раскачивание на качелях?

Э л е к т р о н и к. В смысле: кто кого выше подбросит?

Звонок в дверь.

А л т а й с к и й. Легок на помине.

Э л е к т р о н и к (шепотом). Кто?

А л т а й с к и й. Мой ученик.

Э л е к т р о н и к. Может, мне куда-нибудь спрятаться?

А л т а й с к и й. Зачем?

Э л е к т р о н и к. Чтобы спасти вашу репутацию однолюба.

А л т а й с к и й (громко). Дверь не заперта, входи!

Э л е к т р о н и к. А почему у вас дверь не заперта?

А л т а й с к и й. Ответная забота о вашей репутации.

Входит  К о р о л е в и ч.

К о р о л е в и ч. Здравствуйте, Виссарион… (Заметив Электроника, запнулся, удивленно смотрит на нее.) Я, кажется…

А л т а й с к и й. Присаживайся, Олег. Поможешь мне отвечать на вопросы Елены Сергеевны. (Встает, берет кофейник, идет на кухню.) Я подогрею кофе и принесу тебе чашечку. (Уходит.)

Э л е к т р о н и к (Королевичу). Что вы на меня так смотрите?

К о р о л е в и ч. Странно… У вас совсем не ваши глаза.

Э л е к т р о н и к. А чьи же?

К о р о л е в и ч. В физическом смысле они, конечно, ваши… Но они как бы живут отдельной жизнью.

Э л е к т р о н и к (задетая за живое, перебивает). Послушайте, мальчик, вы давно показывались психиатру?

К о р о л е в и ч (заглядывая ей в глаза). А вы знаете, что глаз человека, помноженный даже на средний разум, в несколько раз объемнее нашей планеты?

Э л е к т р о н и к. У кого вы это вычитали?

К о р о л е в и ч. Ни у кого. Просто я очень много об этом думаю… (Садится.)

Э л е к т р о н и к (мягче). Вы в каком классе?

К о р о л е в и ч. В десятый перешел.

Э л е к т р о н и к. Понятно. В ваши годы я пыталась опровергнуть самого Дарвина. Я, естественно, не располагала никакими научными контраргументами. Но на ста с лишним страницах горячо доказывала, что человек как вид прошел свой собственный, отличный от обезьяны, путь эволюции. Меня за эти крамольные убеждения чуть было на экзаменах не завалили…

К о р о л е в и ч (радостно). Поразительно! Ваши глаза снова стали ваши…

Возвращается  А л т а й с к и й.

А л т а й с к и й. Сейчас я побалую вас горячим, почти турецким кофе. (Наливает.) Угощайтесь.

Э л е к т р о н и к. Спасибо. (Заглядывает в блокнот, Алтайскому.) Что вы думаете о себе как о личности?

А л т а й с к и й (улыбаясь). Разное. Тут многое зависит от настроения. Ладится все в жизни — держишься гоголем. Ну, а наступит полоса неудачи — стыдишься самого себя.

Э л е к т р о н и к. Вы автор нескольких рационализаторских предложений. Что изначально владеет вами: желание прославиться, материальная заинтересованность, творческая инициатива, озабоченность за общий уровень технического прогресса?

А л т а й с к и й. Наверно, все вместе взятое.

Э л е к т р о н и к (записывая). Ваши ответы меня обнадеживают.

К о р о л е в и ч. А вы спросите Виссариона Лукича о его хобби. Он же прирожденный ювелир-художник!

Э л е к т р о н и к. Спрошу. А пока объясните, чем, собственно, отличается коммунистическое отношение к труду на нашем заводе от высокопроизводительного труда на других предприятиях края?

А л т а й с к и й (не сразу). Внешне, пожалуй, ничем. Или почти ничем. Может быть, только вдумчивостью.

Э л е к т р о н и к (записывая). Вдумчивость — это весьма существенная отличительная черта.

А л т а й с к и й. Существенное заключается, наверное, в другом. Это трудно объяснить. Но я попробую. Наш завод сравнительно небольшой. Пять тысяч рабочих. Я помню времена, когда у нас были передовики, лидеры и трудовая масса. И сейчас у нас есть ударники комтруда, мастера своего дела. Но нет так называемой трудовой массы. Благодаря внедрению личных планов каждый рабочий стал единицей в коллективе, личностью. Он самостоятельное звено в цепи любого технологического процесса. Он не обезличен. А это уже шаг к качественно новому сознанию. От этого факта, как от печки, и надо плясать.

Э л е к т р о н и к (записывая). Поразительно просто! (Смотрит на Алтайского.) Вам предлагали должность сменного мастера цеха. Почему вы отказались?

А л т а й с к и й. Я очень самолюбив, даже тщеславен. Пока мое достоинство, моя честь зависят только от моего профессионального мастерства, я за себя спокоен. Какое бы дело мне ни поручили, я разобьюсь в лепешку, но выйду в передовики. Мне доставляет удовлетворение только то, что произвожу своими руками. Как говорил мой дед: кто от добра ищет добро, тот непременно найдет зло.

Э л е к т р о н и к. Несколько неожиданный поворот…

К о р о л е в и ч (заметив на стене гитару). Виссарион Лукич, сыграйте что-нибудь из своего репертуара.

Э л е к т р о н и к. Вы хорошо играете?

А л т а й с к и й. Балуюсь, если выпадает свободная минута.

К о р о л е в и ч (сняв гитару, пробует струны). Как всегда, в полном порядке. (Передает Алтайскому.) «Отговорила роща золотая», если можно.

А л т а й с к и й. У нас же серьезный разговор.

Э л е к т р о н и к. Давайте украсим его музыкальной паузой.

А л т а й с к и й (перебирая струны). Только не судите меня строго. (Аккомпанируя на гитаре, поет.)

Отговорила роща золотая березовым веселым языком. И журавли, прощально пролетая…

Э л е к т р о н и к. Извините, если мой вопрос покажется бестактным. Вы такой образованный, передовой, гармоничный…

А л т а й с к и й. Не вгоняйте меня, ради бога, в краску.

Э л е к т р о н и к. Нет, я вполне серьезно. Почему вы не вступаете в партию?

А л т а й с к и й (опустив голову, перебирает струны). Обычно я на этот вопрос редко когда отвечаю. Но вам отвечу. Я из семьи старообрядцев. Мой отец уже многие годы возглавляет общину. Он фанатично предан своей вере…

Э л е к т р о н и к (растерянно). Но, я надеюсь, вы не разделяете его убеждений?

А л т а й с к и й. Как вам сказать. Он — мой отец, и ответить однозначно — значило бы слукавить. А я дал слово…

К о р о л е в и ч (Алтайскому). Теперь я, кажется, начинаю понимать загадку ваших глаз. (Электронику.) И все же вы про хобби спросите.

А л т а й с к и й (перебирая струны). Далось же тебе мое хобби.

Э л е к т р о н и к. Кроме собирания книг вы еще чем-то увлекаетесь?

А л т а й с к и й. Зуд ювелира иногда меня одолевает.

Э л е к т р о н и к. Каким образом?

К о р о л е в и ч (с гордостью). Хотя бы вот таким. (Показывает свои часы.)

Э л е к т р о н и к (рассматривая). Ой, какие необычные стрелки. И форма корпуса… Я такую впервые вижу.

К о р о л е в и ч. А были обычные восемнадцатирублевые бочата. Сейчас мне за них полтинник дают. Но это для Виссариона Лукича черновая работа. Он по золоту и серебру большой спец…

А л т а й с к и й (перебивая). Какой там спец… Кому старое кольцо переделаешь, кому сережки поправишь. Наши заводские девчата меня осаждают.

К о р о л е в и ч. Если бы Виссарион Лукич брал за это деньги…

А л т а й с к и й. Какие у наших попрыгушек деньги? Им радость, а мне удовольствие.

К о р о л е в и ч (доставая из кармана конверт). Чуть было не забыл. (Вручает его Алтайскому.) Дама, которой вы из старинного червонца выточили замысловатое колечко, велела передать.

А л т а й с к и й (приняв конверт). Опять какая-нибудь просьба. (Рассматривает конверт.) И что у людей за мода заклеивать конверты, вешать на двери замки? (Бросает конверт на столик.) Что вам спеть на прощанье? (Перебирает струны, поет современную песню.)

Свет гаснет.

На авансцене два-три столика, вывеска: «Кафе «Медвежонок». Звучит современная музыка. Появляются  Э л е к т р о н и к  и  К о р о л е в и ч.

К о р о л е в и ч (нерешительно). Вы любите мороженое?

Э л е к т р о н и к (дружески). Давай перейдем на «ты», а?

К о р о л е в и ч. Давай! Ты любишь мороженое?

Э л е к т р о н и к. Обожаю.

К о р о л е в и ч. Тогда присядь, а я пойду в разведку.

Э л е к т р о н и к (улыбаясь). А вдруг меня похитят?

К о р о л е в и ч. Я только шепну официантке, чтобы она про нас не забыла…

Э л е к т р о н и к. А мы напомним о себе.

К о р о л е в и ч. Как?

Э л е к т р о н и к. По-ковбойски. (Закладывает в рот два пальца, собирается свистнуть.)

К о р о л е в и ч (удерживая). Что ты? Не надо.

Э л е к т р о н и к. Боишься за свою репутацию?

К о р о л е в и ч. Не за свою, а за нашу…

Э л е к т р о н и к. Значит, и за мою тоже? Спасибо.

К о р о л е в и ч. Мы с тобой на одном заводе работаем…

Э л е к т р о н и к. Ах, да! Мой свист мог бы уронить в глазах горожан честь завода. Пардон, пардон.

К о р о л е в и ч (садясь). Загорать нам тут до скончания века.

Э л е к т р о н и к. Удовольствие только тогда удовольствие, когда оно добыто трудом и терпением. Ясно?

К о р о л е в и ч. Ясно. (После паузы.) Тебе что-то не понравилось в ответах Алтайского.

Э л е к т р о н и к. По глазам определил?

К о р о л е в и ч. По глазам.

Э л е к т р о н и к. А ты — мальчик наблюдательный. Будь ты постарше, я бы, наверное, в тебя втюрилась.

К о р о л е в и ч. Ты, между прочим, старше меня всего на пять лет и семь месяцев.

Э л е к т р о н и к. Из каких источников сведения?

К о р о л е в и ч. В комитете комсомола у Дунаевой подсмотрел.

Э л е к т р о н и к. Помножь эту разницу на три, и ты получишь реальное возрастное отношение.

К о р о л е в и ч. Почему на три?

Э л е к т р о н и к. Физическое развитие человека и собаки находится в пропорции один к семи. Умственно-физическое соотношение мужчины и женщины соответственно один к трем.

К о р о л е в и ч. Вообще-то вы, конечно, фору нам даете. Но бывают случаи, когда… женщина старше…

Э л е к т р о н и к (перебивая). В медицине это, кажется, называют патологический выверт.

К о р о л е в и ч (после паузы). Я давно заметил, что мой наставник вас чем-то заинтересовал…

Э л е к т р о н и к. А может, я приглядывалась к тебе.

К о р о л е в и ч. И к Алтайскому пришла тоже из-за меня?

Э л е к т р о н и к. Начинать дружбу с подозрения — значит никогда не переступить порог знакомства.

К о р о л е в и ч. Кто сказал?

Э л е к т р о н и к. Я.

К о р о л е в и ч. Хорошо.

Э л е к т р о н и к. Моя беседа с Алтайским — это попытка заглянуть в будущее.

К о р о л е в и ч. Интересно?

Э л е к т р о н и к. Через два десятилетия человечество вступит в двадцать первый век. Ты к тому времени будешь в возрасте Алтайского. Но качественно ты должен быть на три порядка выше его. Понимаешь?

К о р о л е в и ч. Не совсем.

Э л е к т р о н и к. Для этого надо найти оптимальный вариант. Все мои наблюдения и ответы Алтайского я попытаюсь закодировать. Потом введу задание в электронно-вычислительную машину и прокручу несколько вариантов. Машина поможет мне найти самую перспективную модель человека будущего.

К о р о л е в и ч. Ну, а дальше?

Э л е к т р о н и к. Дальше центральное телевидение выделит канал, по которому ежедневно в определенный час будет демонстрироваться модель человека будущего.

К о р о л е в и ч. Как манекен, что ли?

Звон падающей посуды.

Э л е к т р о н и к (оглядываясь). Парень силой пытается вытащить девушку на круг…

К о р о л е в и ч (вскочив). Кажется, она с нашего завода.

Э л е к т р о н и к. Парень явно под градусом. Но почему никто не вступится за нее?

К о р о л е в и ч. Трусы! Я сейчас. (Убегает.)

Э л е к т р о н и к (испуганно). Олег! Остановись, Олег!

Свет гаснет.

Партком. А н у ф р и е в  говорит по телефону.

А н у ф р и е в (в трубку). С рабочих нашего завода, конечно, спрос особый. Тут вы правы. Но комсомольца Королева мы взяли учеником слесаря-сборщика только на время летних каникул.

Г о л о с. В протоколе, который лежит передо мной, написано: «Гражданин Королев при задержании был в нетрезвом состоянии, активно участвовал в потасовке, недозволенным приемом «каратэ» нанес физическое повреждение гражданам Сосункову, Косоглазову и Гимаеву. В чем чистосердечно сознался и заверил собственной подписью».

А н у ф р и е в. Не протокол, а настоящая поэма.

Г о л о с. По вашей рекомендации товарищ Дунаева состоит у нас в городском совете по предупреждению детской и подростковой преступности. Пользуясь высоким положением, она второй раз берет гражданина Королева на поруки. Мы, конечно, доверяем ей. Тем более что она обещала строго наказать гражданина Королева по комсомольской линии. И о мере наказания сообщить нам. Теперь слушайте отрывок из поэмы: «Проанализировав действия комсомольца Королева, заводской комитет ВЛКСМ категорически отклоняет обвинение в том, что он был в «нетрезвом состоянии». (После паузы.) Что вы на это скажете?

А н у ф р и е в. Коммунист Дунаева достаточно принципиальна, чтобы…

Г о л о с. А мне кажется, что это очередная попытка товарищ Дунаевой спасти репутацию завода.

Входит  Д у н а е в а.

А н у ф р и е в (жестом приглашает ее сесть, в трубку). В таком случае коммунист Дунаева будет строжайше наказана по партийной линии.

Г о л о с. Может, подослать протокол допроса?

А н у ф р и е в. Не надо, я верю вам. (Кладет трубку.)

Д у н а е в а. Из милиции?

А н у ф р и е в. Чует кошка, чье мясо съела.

Д у н а е в а. Ты что, Валентин Николаевич, серьезно насчет «строжайшего партийного взыскания»?

А н у ф р и е в. Серьезно!

Входит председатель завкома  Р о д и м ц е в.

Р о д и м ц е в (с порога). Публичную защиту встречных повышенных обязательств паяльщицы Георгиевой и ее подшефной заготовщицы изоляции Павлины надо снять с повестки дня.

А н у ф р и е в. Это еще почему?

Р о д и м ц е в (берет графин с водой, ищет стакан). Только что у меня была эта… (Наливает в стакан, жадно пьет, покачивает бедрами.)

Д у н а е в а (улыбаясь). Электроник из команды Красновского?

Р о д и м ц е в. Вот именно! По ее расчетам, вернее по расчетам ЭВМ, наши ударницы завысили свои возможности.

А н у ф р и е в. В разработке встречных обязательств принимали участие опытнейшие специалисты. А потом, Александра Кузьминична Георгиева даст фору любой машине. Она одна из первых работает по личному плану повышения производительности труда. Делегат партийного съезда, член бюро горкома партии…

Входит  Г е о р г и е в а.

Г е о р г и е в а. Да ты, Валентин Николаевич, никак на память заучиваешь мою биографию?

А н у ф р и е в. Мы тут про ваши обязательства…

Г е о р г и е в а. Я про свои обязательства сама доложу. (Родимцеву.) Правильно, Иван Николаевич?

Р о д и м ц е в. Беспокойная вы у нас, Александра Кузьминична.

Г е о р г и е в а (улыбаясь). Пока силенки есть, я дремать никому не позволю. Такой уж у меня характер.

Входят  Б у р е н к о в  и  Х о д о к о в.

Б у р е н к о в (Ходокову). Нет, ты не увертывайся. Ты у нас директор и ответь мне: правильно я ставлю вопрос?

Х о д о к о в. За повестку дня отвечает секретарь парткома.

Б у р е н к о в. И секретарь парткома сейчас завиляет хвостом. Потому как у него тоже рыльце в пуху.

Г е о р г и е в а. Ты, Ефим, с порога не налетай на секретаря.

Б у р е н к о в. Здорово, именинница! Опять мужикам нос утерла? На белом коне, как всегда, обскакала.

Г е о р г и е в а. Мужик ныне не шибко сноровист. Его не то чтобы на коне, на черепахе обставить можно.

Все смеются.

Входят  А л т а й с к и й  и  Э л е к т р о н и к.

Дунаева, заметив Электроника, отводит ее в сторону, что-то шепчет. Та быстро уходит.

А н у ф р и е в (Буренкову). С чего это у меня, Ефим Алексеевич, нос-то в пуху?

Б у р е н к о в. А с того! Я уже в который раз прошу вставить в повестку дня мой вопрос.

Х о д о к о в. Ефим Алексеевич настаивает включить в повестку дня вопрос о материальной распущенности.

Б у р е н к о в. Я ставлю вопрос иначе. (Вынимает из кармана бумажку, читает.) «Непозволительно заниженная воспитательная роль трудового рубля в некоторых семьях нашего завода».

Г е о р г и е в а. Может, формулировка пока и не очень-то причесана. Но метишь ты, Ефим, в саму что ни есть точку.

Р о д и м ц е в. На парткоме людей раз, два — обчелся. Давайте лучше проведем цеховые профсоюзные собрания.

Б у р е н к о в (Ануфриеву). Учись, секретарь. У профсоюзного лидера нюх получше твоего.

Входит  П а в л и н а.

П а в л и н а (робко). Здравствуйте…

Г е о р г и е в а. А вот и моя бывшая воспитанница. (Ходокову.) Вишь как оперилась. На соцсоревнование меня вызывает.

П а в л и н а (застенчиво). Ой, теть Саш, вызывать-то вызываю, а у самой коленки дрожат.

Б у р е н к о в. Ты молодая, резвая — обскачешь.

Входит  Л о з о в а я.

Как там наш курортник, Маша?

Л о з о в а я. Я на одних телеграммах в трубу вылечу.

Р о д и м ц е в. Что так?

Л о з о в а я. Он мне почти каждый день один и тот же текст: «Осточертело! Вылетаю». А я ему срочную: «Крепись, Тереша! Люблю, целую».

Все смеются.

Возвращается  Э л е к т р о н и к, что-то шепчет Дунаевой на ухо.

Б у р е н к о в (Ануфриеву). Кого ждем?

А н у ф р и е в. Главного конструктора.

Х о д о к о в (подойдя к селектору). Валя, где Алексей Ноевич?

Г о л о с. Заперся у себя в кабинете.

Х о д о к о в. Он в кабинете один?

Г о л о с. Один. Он все эти дни косит.

Х о д о к о в. Где косит, что косит?

Г о л о с. У себя в кабинете…

Все давятся от смеха.

Х о д о к о в (улыбаясь). Валя, передайте Алексею Ноевичу, что мы ждем его в парткоме.

Г о л о с. Ой, он, наверно, забыл.

Б у р е н к о в. Вот до чего доводит нас шефство. Главный конструктор в кабинете сено косит. Директор того и гляди начнет свеклу пропалывать или картошку копать.

Входит  К р а с н о в с к и й, в руках у него коса. Все с интересом уставились на него.

К р а с н о в с к и й. Извините. Я, кажется, довел это древнейшее орудие труда до уровня НТР. Во-первых, ее, как складной нож, можно носить в небольшом чехле. Во-вторых, сей держак может укорачиваться и удлиняться, как ручка японского зонтика. И, наконец, в-третьих, в зависимости от места работы: овраг, лесная поляна, обочина дороги — лезвие может полуавтоматически менять угол среза. (Показывает.)

Смех, одобрительные возгласы, аплодисменты.

А л т а й с к и й. Разрешите мне полюбопытствовать.

К р а с н о в с к и й. Да, конечно. (Отдает косу Алтайскому.)

Б у р е н к о в. Теперь дело за малым: вооружить всех нас этими автоматами — и марш на заготовку сена.

А н у ф р и е в. Товарищи! Из одиннадцати членов парткома присутствует семь. Один болен, двое в отпуске, один в командировке. Какое будет суждение?

Х о д о к о в. Предлагаю начать.

А н у ф р и е в. Есть другие предложения?

Б у р е н к о в. Нет.

А н у ф р и е в. В таком случае давайте обсудим повестку дня. Первым вопросом у нас значится информация главного конструктора завода Алексея Ноевича Красновского «О перспективах развития и повышения технического уровня изделий завода в новой пятилетке». Затем предлагается рассмотреть встречные повышенные обязательства ударниц коммунистического труда Александры Кузьминичны Георгиевой и Павлины Васильевны Карловой. Они решили досрочно завершить свою личную пятилетку.

Х о д о к о в. Забегая вперед, хочу сказать, что эта инициатива заслуживает самой активной поддержки.

Р о д и м ц е в. В завкоме их обязательства уже рассматривались. (Взглянул на Электроника.) Хотя кое-кому они показались завышенными и почти невыполнимыми.

А н у ф р и е в. Третьим в повестке дня значится вопрос об участии коллектива завода в заготовке сена для подшефного колхоза.

Б у р е н к о в. В прошлом году наш цех накосил по сто пятьдесят килограммов на каждую душу. А молока в магазинах не прибавилось.

Г е о р г и е в а. В прошлом году мы не были вооружены косой-автоматом системы конструктора Красновского.

А н у ф р и е в. И четвертый вопрос предлагаю сформулировать примерно так: «Информация заместителя секретаря заводского комитета ВЛКСМ коммуниста Дунаевой о рассмотрении персонального дела комсомольца Королева».

Все недоуменно смотрят на Дунаеву.

Г е о р г и е в а. Что стряслось, Оля?

Д у н а е в а. Я потом объясню.

А н у ф р и е в. Какие будут предложения по повестке дня?

Х о д о к о в. Повестка дня плотная.

Б у р е н к о в. Давайте начинать.

Входят  П а н т е л е е в  и  Н е д о г л я д о в а, они, стараясь не мешать, садятся у самого порога.

А н у ф р и е в. Вам слово, Алексей Ноевич.

К р а с н о в с к и й (ко всем). Разрешите мне начать свое выступление с краткой характеристики головной конструкторской организации. Здесь, видимо, уместно будет напомнить, что сама идея создания мозгового центра принадлежит парткому и руководству завода. Детище это естественно, с каждым годом творчески взрослеет, ширится, расправляет плечи. Сегодня головная конструкторская организация укомплектована всеми подразделениями, необходимыми для производства научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Что это такое? А вот что. (Загибает пальцы.) Сектор разработки электрических машин с лабораторией исследования этих машин. Сектор разработки электронных приборов. С ним мы связываем будущее наших изделий. Далее идут конструкторское бюро изделий топливной аппаратуры, конструкторское бюро изделий народного потребления и станочной электроавтоматики. У нас прекрасная лаборатория изделий топливной аппаратуры и авторского надзора над изделиями действующего производства. Прилично налажена работа бюро технической документации, службы надежности, оснащенной стендами для всех видов испытаний. Думаю, не ошибусь, если скажу, что наш экспериментальный участок, оснащенный всеми видами металлорежущего оборудования, слесарным участком, гидравлическим прессом для изготовления опытных образцов из пластмассы, пресс-порошков и холоднотянутых заготовок, является лучшим в отрасли. (Заметив, что Буренков улыбается.) Вас смущает моя самонадеянность?

Б у р е н к о в (взволнованно). Нет, сынок, улыбаюсь я совсем по другой причине. Слушаю тебя, а сам невольно вспоминаю одного мечтателя. Давно это было, лет двадцать пять тому назад. Маша Лозовая тогда комсомольскую организацию завода возглавляла. А ты, Александра, вместе со мной уже в парткоме заседала. На месте Валентина Николаевича восседал наш кадровик. Мужик мрачный, взгляд у него был тяжелый.

Л о з о в а я. И в праздник, и в будни, в одном и том же кителе ходил.

Г е о р г и е в а. Что в жару, что в холод — все пуговицы в петлицы вдеты. Спина прямая, будто аршин проглотил.

Б у р е н к о в. Так вот этот самый кадровик, помнится, измерил, тяжеленным взглядом мечтателя и спрашивает: вступая в партию, ты какую перед собой заглавную цель ставишь? Мечтатель не растерялся. Видать, сказалась в нем фронтовая закваска. Я, говорит, хочу сделать все от меня зависящее, чтобы завод наш стал университетом технического прогресса, коллективом ярких, самобытных индивидуальностей. И пошел, и пошел. Кадровик сперва заулыбался, а потом навзрыд захохотал. (Смотрит на Ходокова.) Что бы он сказал теперь, а?

Х о д о к о в (смущенно). Память у тебя, Ефим Алексеевич…

К р а с н о в с к и й. А кто был этим мечтателем, если не секрет?

Х о д о к о в. Секрет. Ты забыл, Алексей Ноевич, сказать главное. В состав головной конструкторской организации входит аналого-цифровой вычислительный комплекс.

К р а с н о в с к и й. Спасибо. Мне остается только добавить, что наш завод пока единственный в отрасли, обладающий специализированным инженерным вычислительным комплексом.

Г е о р г и е в а. Ну что ж, как говорится, кому много дано, с того много и спросится.

К р а с н о в с к и й. Вас понял. Перехожу к существу вопроса. Маленький экскурс в историю. Вы все помните, что совсем еще недавно наш завод изготавливал три типа генераторов: генераторы магнитоэлектрические с ротором, генераторы магнитоэлектрические с центробежным противополярным регулятором напряжения и генераторы постоянного тока со щеточно-коллекторным устройством. Ни один из этих типов не мог удовлетворить бурно развивающийся в последние годы тракторно-автомобильный парк страны. Начался интенсивный поиск. Результатом поисковой работы явилось предложение применить в качестве тракторного генератора индукторную бесконтактную машину. Она, как вам известно, не имеет изнашивающихся скользящих контактов и вращающих обмоток, что предопределило ее высокую эксплуатацию и надежность.

Х о д о к о в. Извините, Алексей Ноевич, но, слушая вас, можно подумать, что все шло как по маслу. Что вам не ставили рогаток, не обвиняли в лженоваторстве.

К р а с н о в с к и й. Я не говорю об этом только потому, что все трудности в равной мере делили и вы, и партком, и многие наши товарищи. Ни одна техническая революция без острой борьбы не совершается. Главное, что в результате научной проработки теории, методов расчета и моделирования индукторных машин было на практике доказано, что новый генератор по всем показателям превосходит прежние типы машин. Это позволило предельно унифицировать тракторные генераторы. Если еще совсем недавно выпускалось двенадцать основных типов генераторов, отличавшихся друг от друга техническими характеристиками, то сейчас их заменил один генератор мощностью четыреста ватт.

А н у ф р и е в. Вы забыли сказать, что большой объем теоретических и экспериментальных исследований был отражен в восьмидесяти пяти научных работах и изобретениях. Что четыре работника завода, в том числе и вы, защитили кандидатские диссертации.

Х о д о к о в. А государство, в связи с внедрением индукторного генератора и его предельной унификации, получило многие миллионы экономии.

К р а с н о в с к и й. Все это так, но это уже история. Автотракторная техника развивается стремительно. Почивать на лаврах — значит отстать. Сейчас мы заканчиваем работу над новым типом автомобильного генератора мощностью в полторы тысячи ватт. Опытные партии проходят испытания. Конструкция настолько перспективна, что ею всерьез заинтересовались в США и многих странах Европы.

Б у р е н к о в. Значит, мы выходим на международную орбиту?

К р а с н о в с к и й. По некоторым изделиям мы уже обошли наших западных коллег. Но кое-чему учимся и у них. Мы работаем над тракторным генератором мощностью в две тысячи ватт со встроенным интегральным регулятором напряжения. У нас уже полным ходом идет разработка изделий на базе электроники. За этими изделиями будущее нашего завода, будущее технического прогресса.

А н у ф р и е в. Алексей Ноевич, перед заседанием парткома я говорил вам, что на партийных собраниях в цехах, где на потоке сейчас генераторы Г306 и 7309, коммунисты высказывали сомнение в целесообразности замены этих прекрасных изделий на новый генератор 13.3701.

Г е о р г и е в а. Я тоже бы хотела задать вопрос. Не слишком ли мы увлекаемся новаторством? Снятие с производства того или иного изделия связано с огромными затратами.

К р а с н о в с к и й. Вы нравы. (Ануфриеву.) И сомнения коммунистов мне тоже понятны. Но мы обязаны смотреть вперед, а не назад.

Б у р е н к о в. Согласен. Именно поэтому мы внимательнейшим образом просчитываем экономическую целесообразность замены технически устаревшего изделия новым. Габариты генератора 13.3701 таковы, что по всем данным он взаимозаменяем со своими предшественниками. А схема электроподключения предельно упрощена. Экономический эффект от полной замены старого комплекта на новый генератор составит более восьми миллионов рублей в год.

Х о д о к о в (Буренкову). Впечатляет?

Б у р е н к о в. Впечатляет.

Требовательный зуммер.

А н у ф р и е в (нажав кнопку). Слушаю.

Г о л о с. Валентин Николаевич! По телефону Алексея Ноевича звонят из Новосибирского отделения Академии наук.

А н у ф р и е в. Скажите, что Алексей Ноевич сейчас подойдет.

К р а с н о в с к и й. Это, видимо, по поводу программы пребывания группы ученых, которых заинтересовала наша автоматизированная система управления предприятием. (Ходокову.) Они просят, чтобы вы сделали обстоятельный доклад.

Х о д о к о в. Если шефы просят, то отказывать вроде бы не с руки.

К р а с н о в с к и й. Я, с вашего позволения, скоро вернусь. (Уходит.)

А н у ф р и е в. Пока Алексей Ноевич будет говорить по телефону, предлагаю заслушать информацию заместителя секретаря заводского комитета ВЛКСМ коммуниста Дунаевой о рассмотрении персонального дела комсомольца Королева.

Д у н а е в а (Электронику). Пригласи Королева.

Электроник выходит.

А н у ф р и е в (Дунаевой). А ты предусмотрительна.

Входят  Э л е к т р о н и к  и  К о р о л е в и ч.

К о р о л е в и ч (ко всем, робко). Здравствуйте…

А н у ф р и е в. Здравствуй. Проходи, садись.

К о р о л е в и ч (садясь рядом с Электроником). Спасибо…

Д у н а е в а. Предлагаю начать с рассказа свидетельницы. (Электронику.) Самую суть, Лена.

Э л е к т р о н и к. В тот вечер мы совершенно случайно встретились с Олегом на квартире у Виссариона Лукича Алтайского.

Н е д о г л я д о в а (оживившись, Пантелееву). Слыхал, чо лопочет? Мало ей конструктора, за мальчонку ухватилась.

П а н т е л е е в. Тише.

Э л е к т р о н и к. После беседы у Виссариона Лукича мы с Олегом зашли в кафе. На веранде были свободные столики. Мы сели… В это время в зале один из хулиганов стал приставать к девушке. Никто из присутствующих не вступился за нее. Олег влетел в зал и крикнул: трусы! Тогда друзья хулигана накинулись на него… Завязалась драка. Их трое, а Олег один. Подоспели дружинники и увели нас в милицию…

Г е о р г и е в а. Вас-то с какой стати?

Э л е к т р о н и к. Я пошла в качестве свидетеля.

А н у ф р и е в. Ясно. (Королевичу.) Олег, в протоколе, который ты подписал, сказано, что ты был в нетрезвом состоянии.

Э л е к т р о н и к. Это ложь!

А н у ф р и е в. Я задаю вопрос Королеву.

К о р о л е в и ч. Просто от меня пахло вином…

Б у р е н к о в (Алтайскому). Ты что, Лукич, сам вроде не пьешь, а мальчонка угощал вином?

А л т а й с к и й. Олег пришел ко мне, когда мы с Еленой Васильевной уже заканчивали беседу. Я угостил их кофе.

Н е д о г л я д о в а. А женка твоя где была?

А л т а й с к и й. Я отвечаю только на вопросы членов парткома?

А н у ф р и е в (Королевичу). Ты читал протокол?

К о р о л е в и ч. Нет. Я был занят совсем другим…

А н у ф р и е в. Чем?

К о р о л е в и ч. Я смотрел в глаза одной девушке…

Л о з о в а я. А если бы тебе подсунули смертный приговор?

Б у р е н к о в. Влюбленному, как известно, море по колено.

А н у ф р и е в. Почему все же от тебя пахло вином?

Королевич опустил голову.

Э л е к т р о н и к. Да потому, что один из хулиганов плеснул ему в лицо!

Х о д о к о в. Надо было сказать об этом в милиции.

Э л е к т р о н и к. Ему кажется, что это очень бы унизило его мужское достоинство…

Х о д о к о в. В кафе были парни с нашего завода?

К о р о л е в и ч. Не знаю…

Д у н а е в а. Были. Я кое с кем из них уже побеседовала.

Х о д о к о в. И какое решение принял комитет комсомола?

Д у н а е в а. Дословно я, конечно, не помню… (Цитирует.) «Проанализировав действия комсомольца Королева, заводской комитет категорически отклоняет обвинение в том, что он был в нетрезвом состоянии…»

Г е о р г и е в а. Постой, постой. Значит, сам Королев подписывает обвинение, а комитет категорически отклоняет?

Д у н а е в а. Королев не читал протокола.

Г е о р г и е в а. Так вот за это я бы влепила Королеву выговор.

Б у р е н к о в. Не руби сплеча, Саша.

Д у н а е в а. Дальше. (Цитирует.) «Заводской комитет считает, что комсомолец Королев, встав на защиту чести и достоинства работницы нашего завода комсомолки Зуевой, тем самым бросил вызов всем трусам, продемонстрировав им образец смелости и мужества. За рыцарский поступок, проявившийся в единоборстве с тремя известными в городе хулиганами, объявить комсомольцу Королеву благодарность с занесением в учетную карточку».

Х о д о к о в. По-моему, хорошее решение, а?

Л о з о в а я. Молодец, Дунаева! И про рыцарство ты к месту ввернула. Большинство мужиков вообще не знают, что это такое и с чем его едят. Ни тебе одеть, ни тебе раздеть…

Б у р е н к о в. Ну, что касается раздеть — ты уж нашей сноровки не умаляй.

А н у ф р и е в. Какие еще будут суждения?

Р о д и м ц е в. Думаю, что парткому надо поддержать решение комитета комсомола.

Г е о р г и е в а. Категорически «за»! (Поднимает руку.)

А н у ф р и е в. Товарищи, кто за то, чтобы…

Быстро входит  К р а с н о в с к и й.

К р а с н о в с к и й. Валентин Николаевич, в приемной корреспондент центральной газеты. Просит разрешения присутствовать на заседании парткома.

А н у ф р и е в (ко всем). Что будем делать, товарищи?

Х о д о к о в. Как говорится: снег на голову, но закон гостеприимства превыше всего.

Г е о р г и е в а. Не съест же он нас.

А н у ф р и е в (Красновскому). Вы явились с этой вестью, вам и карты в руки.

К р а с н о в с к и й. Вас понял. (Открывает дверь.) Прошу вас.

Входит средних лет женщина, это  П о л я к о в а.

П о л я к о в а. Здравствуйте. (Протягивает Красновскому удостоверение.) Вот мое удостоверение.

А н у ф р и е в. Проходите, садитесь…

П о л я к о в а. Спасибо. Я к вам по письму товарища… (Вынула из сумочки записную книжку.) Извините, фамилия несколько непривычная. (Открывает книжку.) Товарища Недоглядовой…

Н е д о г л я д о в а (вскочив). Дык я ж просила мужика!..

Неловкая пауза.

А н у ф р и е в (постучав по графину). Товарищи! Продолжаем заседание парткома.

Свет гаснет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Сцена еще затемнена, но мы уже слышим голос Ходокова: «На этом разрешите планерку закончить. Главные специалисты свободны. Прошу задержаться секретаря парткома, председателя завкома, главного конструктора». Высвечивается кабинет директора, он очень похож на кабинет секретаря парткома. За массивным столом — Х о д о к о в, слева — селектор, справа — стенд, в который вмонтированы несколько телевизоров. В кабинете  А н у ф р и е в, Р о д и м ц е в, К р а с н о в с к и й  и  П о л я к о в а.

П о л я к о в а (смотрит на часы). Всего семнадцать минут, а картина как на ладони. (Ходокову.) Знаете, Павел Семенович, у меня создается впечатление, что все это у вас отрепетировано…

Х о д о к о в. Вы правы, Валерия Сергеевна. На это ушло несколько лет ежедневных репетиций.

П о л я к о в а. Вы очень-то нос не задирайте. С системой автоматизированного управления предприятием я знакома. Была на автомобильном заводе в Тольятти, в Риге, у эфовцев, в Москве.

К р а с н о в с к и й. Наш вычислительный центр сейчас занят поиском самого оптимального варианта.

П о л я к о в а. Интересно. (Ходокову.) А как вам удалось избежать взаимных неурядиц между главными специалистами?

Х о д о к о в. Баталии иногда вспыхивают. Сойдутся петухи — водой не разольешь. О том, как мы добились взаимопонимания управленческих звеньев, пускай расскажет секретарь парткома.

А н у ф р и е в (Поляковой). Разрешите вначале задать вам не очень-то деликатный вопрос?

П о л я к о в а (улыбаясь). Если он не затрагивает интимных пристрастий, то я не возражаю.

А н у ф р и е в. В письме Недоглядовой я обвиняюсь во многих грехах. Почему вы ни разу со мной не встретились?

П о л я к о в а. Пока я изучаю ваши методы работы. Ну, а позднее расскажу и о своих. Вы не против?

А н у ф р и е в. В таком случае разрешите мне отвечать только на вопросы, касающиеся наших недостатков.

П о л я к о в а (удивленно). Почему?

А н у ф р и е в. По соображениям чисто этическим.

Р о д и м ц е в. Позвольте мне вставить несколько слов. К счастью, наш партком и завком тянут воз в одной упряжке. Перво-наперво, чтобы покончить с неразберихой, мы решили обучить каждого руководителя, специалиста, служащего хорошо работать в своей должности.

П о л я к о в а (записывая). Интересно!

Р о д и м ц е в. Были разработаны двухгодичные программы по всем службам. После того как их изучили, мы провели аттестацию руководящего состава на соответствие занимаемой должности. Хлопот тут, конечно, было ое-ей. Но дело заметно выиграло.

Х о д о к о в. Дело-то выиграло. (После паузы.) Но не сразу. Оказалось, обучить человека четко работать в своей должности — еще далеко не все. Кому из нас неизвестны такие, к примеру, конфликты. Где-то произошел срыв. Кто-то должен за него ответить. Начинается поиск виновных. А время идет. Между тем причина такой неразберихи одна: границы должностных обязанностей строго не очерчены. Вот мы и решили разработать четкие инструкции для каждой должности по всему замкнутому циклу производства.

П о л я к о в а. Значит, теперь, в какой бы цепочке кольцо ни разомкнулось, вы знаете, кто за него отвечает?

К р а с н о в с к и й. Информационная служба у нас поставлена таким образом, что об этом сразу становится известно всем заинтересованным подразделениям. Если авария серьезна, то мозговой центр тут же выдает самый оптимальный вариант ее устранения.

П о л я к о в а. Извините. Но как-то даже не верится. Все это происходит где-то в глубинке. На небольшом сравнительно заводе.

А н у ф р и е в (взглянув на часы, Ходокову). Павел Семенович, у меня через пять минут беседа с секретарями цеховых организаций.

Х о д о к о в. Если у Валерии Сергеевны нет к тебе вопросов?

П о л я к о в а. Есть, но я задам их позднее.

А н у ф р и е в (встав). Желаю приятной беседы. (Уходит.)

П о л я к о в а (вслед). Гордый товарищ.

Х о д о к о в. Что есть, то есть. Но не от зазнайства.

К р а с н о в с к и й. Он не гордый. Он принципиальный.

П о л я к о в а. Ну, а вы какой эпитет добавите?

Р о д и м ц е в. Могу. (Подумав.) Стесняется, к примеру, беседовать с провинившимися женщинами.

П о л я к о в а. Вы и в этом видите его достоинство?

Р о д и м ц е в. Не знаю, не знаю…

П о л я к о в а (пометив в блокноте). Ладно, о секретаре парткома мы еще поговорим. (Ходокову.) Павел Семенович, давайте закончим разговор о системе управления. Что было и что стало?

Х о д о к о в. Что было? (Подумав.) Слишком много рабочего времени уходило на ежедневные совещания. Скажем, тот же начальник цеха первую половину дня фактически производством не руководил. Сперва оперативки с руководителями участков и цеховыми специалистами. Затем согласование у главного механика. У главного энергетика. В отделе снабжения. Потом заводское диспетчерское совещание. Здесь же находились и главные специалисты. Их роль сводилась к тому, что они, получив задание от директора, поручали исполнение цеховым службам. Тут-то и начинались дотошные, изнуряющие баталии.

К р а с н о в с к и й. После таких баталий начальники цехов вынуждены были снова совещаться с руководителями участков.

Р о д и м ц е в. Все получалось как в той прибаутке, помните: у попа была собака…

Х о д о к о в. Вот мы и решили: каждый руководитель цеховой службы должен с восьми до девяти часов согласовывать вопросы с соответствующим главным специалистом завода. Как выяснилось, специалисты понимают друг друга с полуслова. К директору главные специалисты приходят только с теми вопросами, решение которых выходит за пределы их прав. Все остальное вы видели.

П о л я к о в а. Что дала такая оперативная система лично вам?

Х о д о к о в. Я выиграл до сорока процентов времени. Раньше оно тратилось на заседания и совещания. Теперь я могу более вдумчиво заниматься перспективными вопросами развития завода. Свободнее вздохнули и начальники цехов.

Раздается треск, загораются экраны сразу всех телевизоров, голос диктора: «Внимание! Передаем информацию о выполнении личных планов по повышению производительности труда рабочими механического цеха с третьего по восьмое августа. В целом по цеху план выполнен на сто два и восемь десятых процента».

Р о д и м ц е в. А за прошлую неделю было на два процента больше.

Х о д о к о в (убрав звук). От этих цифр голова вспухнет.

Входит  Б у р е н к о в.

Б у р е н к о в. Здравствуйте, с кем не виделся.

П о л я к о в а. Вы не передумали пригласить меня на собрание?

Б у р е н к о в. Если вам времени своего не жалко.

П о л я к о в а (заглядывая в блокнот). «Воспитательная роль трудового рубля в некоторых семьях нашего завода». На собраниях с такой повесткой дня я еще ни разу не присутствовала.

Б у р е н к о в. Разговор у нас намечается свойский. Почти семейный. Если кто с пылу с жару хватит лишку, так уж вы потом не ловите на слове.

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Павел Семенович! Вам звонит первый секретарь горкома партии.

Х о д о к о в (сняв трубку). Слушаю, Иван Романович…

Свет гаснет.

Укромный уголок механического цеха. На заднике может быть развернута панорама: уходящие в перспективу два-три ряда станков, мостовой кран, на нем какой-нибудь броский плакат. Все события должны происходить на фоне то приглушенного, то неожиданно прорывающегося звука работающих станков.

Появляется  Э л е к т р о н и к, она в синем рабочем халате. Вслед за ней спешит  К о р о л е в и ч, он в рабочем комбинезоне.

К о р о л е в и ч (догоняя). Лена!

Э л е к т р о н и к (оглядываясь). О, Королевич, собственной персоной.

К о р о л е в и ч. Мне надо срочно посоветоваться.

Э л е к т р о н и к. Опять сделал какое-нибудь открытие?

К о р о л е в и ч. Сделал… (Вынимает из кармана часы.) Взгляни…

Э л е к т р о н и к. Прелесть какая! И это из моих замухрышек?

К о р о л е в и ч (открыв коробочку). Теперь взгляни вот на это.

Э л е к т р о н и к (разглядывая). Кольцо… Серьги… Это же произведения искусства. Нет, он просто гений!

К о р о л е в и ч. У тебя вечер свободный?

Э л е к т р о н и к. Опять кино?

К о р о л е в и ч. Назначаю свидание в квартире Алтайского.

Э л е к т р о н и к. Мне не нравится твой заговорщический вид.

К о р о л е в и ч (оглядываясь). Потом объясню. (Быстро уходит.)

Появляется  А н у ф р и е в.

А н у ф р и е в. Что, Елена Сергеевна, тоже решили принять участие в профсоюзном собрании цеха?

Э л е к т р о н и к. Тема заинтриговала. А вдруг я тоже не понимаю воспитательного значения трудового рубля. (Спохватившись.) Олег! Возьми свою коробочку. (Убегает.)

Мимо Ануфриева разлетелась  П а в л и н а, но, заметив его, остановилась.

П а в л и н а. Здравствуй, Валентин Николаевич.

А н у ф р и е в. Здравствуй, Павлина…

П а в л и н а. Ты здороваешься со мной будто нехотя.

А н у ф р и е в. Совестно мне, Павлина, в твои глаза глядеть.

П а в л и н а (игриво). А говорят, будто ты распорядился все цеха моими повышенными обязательствами обклеить.

А н у ф р и е в. Распорядился. Только ты не путай божий дар с яичницей.

П а в л и н а. Я-то не путаю, не беспокойся. Но и вы там, в своем парткоме, не вздумайте напраслину на больного человека возводить.

А н у ф р и е в. Это Королев-то больной?

П а в л и н а. Он самый. Звездная болезнь у него. Ты сына его видел? Вылитый Королев-старший.

Неожиданно появляется  Н е д о г л я д о в а, в руках у нее ведро и швабра. Заметив Павлину и Ануфриева, остановилась, делает вид, будто поправляет чулок.

А н у ф р и е в (взглянув на часы). Не ко времени мы с тобой этот разговор затеяли.

П а в л и н а. А меня гул станков всегда на откровенный лад настраивает. Так вот, если хочешь знать правду, — слушай. Подвозил меня Королев на своем мотоцикле, было. Во вторую смену я тогда работала. Подвезет прямо к подъезду и смотрит мне в глаза. Я протягиваю ему руку, чтобы попрощаться, а он ее не видит. Молчит и смотрит в глаза. В третий или в четвертый раз я и говорю ему: поднимемся ко мне, я тебя чаем побалую… А он мне: ты, говорит, береги свои глаза. Честные они у тебя. Чистые. Ждущие чуда. Через них, говорит, можно в самую глубину души заглянуть. И такого наговорил про мои глаза, что я потом до утра перед зеркалом просидела…

А н у ф р и е в. А про глаза своей жены он случайно не вспомнил?

П а в л и н а. Я сама спросила. По командировкам она часто у него мотается. И каждый раз возвращается с другими глазами. А ему больно, страдает он… Но свои глаза замутить не хочет, гордый. И еще, говорит, сын все поймет…

Появляется взволнованная  А н а с т а с и я.

А н а с т а с и я (Ануфриеву). Слава богу, что я тебя встретила…

А н у ф р и е в. Одну минутку, Анастасия Петровна. (Отводит Павлину в сторону, жмет ей руку.) Извини меня, Павлина. Если, конечно, можешь…

П а в л и н а. Я могу, я все могу, товарищ секретарь. (Сквозь слезы.) За него обидно… Таких мужиков нынче даже в сказках-небылицах и то не всегда встретишь. Да уж видно, не судьба. (Убегает.)

А н у ф р и е в (Анастасии). Что у вас стряслось?

А н а с т а с и я. Собрание ноне в нашем цехе. Ефим про трудовой рубль речь держать будет. А ты его нрав знаешь…

А н у ф р и е в. Вам-то от его нрава что за печаль?

А н а с т а с и я. Сатана за руку дернул, Николаич… Вот я и того, не удержалась… Мотороллер внуку купила.

А н у ф р и е в. Сколько ему лет?

А н а с т а с и я. В седьмом будет учиться.

А н у ф р и е в. Рановато.

А н а с т а с и я. Вот и Ефим говорит: развращаешь мальца. Учится он у тебя, мол, ни шибко ни валко. А ты ему мотороллер на блюдечке с каемочкой. Всыплю, говорит, я тебе по первое число, другим закажешь. (Оглядываясь.) Ты бы упредил его, а?

А н у ф р и е в. А как бы вы поступили на моем месте?

А н а с т а с и я. Мне, Николаич, на твою колокольню не взлететь. Оттуда, поди, все по-другому видится-глядится…

Появляется  Л о з о в о й, он в новой спецодежде, при галстуке.

Л о з о в о й (Анастасии). Муж по следу идет. Уноси ноги, Анастасия. (Заметив Недоглядову.) Эй, Подглядова! Тебя корреспондентша по всему заводу разыскивает. С ног, бедолага, сбилась.

Н е д о г л я д о в а. Шутки шутишь, курортник. Куды как вырядился. (Анастасии.) Спасайся, кума. Мужик твой пуще грозовой тучи.

А н а с т а с и я (испуганно). Ты про наш разговор, Николаич, ему ни гугу. (Уходит вместе с Недоглядовой.)

А н у ф р и е в. У тебя вид, Терентий Макарович, образцово-показательного наставника.

Л о з о в о й. С твоей легкой руки рабочую смену подготавливать буду.

А н у ф р и е в. А с курорта почему на пять дней раньше сбежал?

Л о з о в о й. Выкинь два выходных, и получится всего на три…

Появляется  П а н т е л е е в.

П а н т е л е е в. Тут моя «миллионерша» случайно не объявлялась?

Л о з о в о й (улыбаясь). На свиданьице с Буренковым помчалась.

П а н т е л е е в (Ануфриеву). Я, промежду прочим, Николаич, тоже на собрании выскажусь. Жируем мы не к добру. Рубль нам достается не за здорово живешь. А чего мы с ним вытворяем? Родители друг перед другом до одури выпендриваются: кто пощедрее своему отпрыску подарок справит. Сперва заграничным тряпьем похвалялись. А ныне уже до машин дело дошло. И у каждого оправданье про запас имеется: сами всласть из-за проклятущей войны не пожили, так пускай наши дети да внуки праздничного пирога вдоволь отведают. У них скулы от сладкого сводит, а мы никак остановиться не можем.

Л о з о в о й. Стоп!

П а н т е л е е в. Чего стоп-то?

Л о з о в о й. Не выпускай пар. А то на собрании духу не хватит.

П а н т е л е е в (обиженно). Тебе все шуточки. (Уходит.)

Л о з о в о й. Взгляни, Николаич. Дунаева, кажись, опять нестриженого тарзана из подворотни выхватила.

А н у ф р и е в. У меня от ее кадров волосы дыбом встают.

На авансцене появляется  Д у н а е в а, в руках у нее портативный магнитофон.

Д у н а е в а (оглядываясь). Подожди меня вон у того станка. (Ануфриеву.) Здравствуй, Валентин Николаевич.

А н у ф р и е в (протягивая руку). Здравствуй, Оля.

Л о з о в о й. А со мной здороваться не желаешь?

Д у н а е в а. Мы с вами уже поругаться успели.

Л о з о в о й. И откуда ты только этих туземцев добываешь?

Д у н а е в а. Оригинал. Вид у него, конечно, не очень, чтобы очень. Пять приводов в милицию за два месяца.

А н у ф р и е в. Не слишком ли он активен?

Д у н а е в а. От скуки хулиганит. Зато талантище какой! Стоит взять в руки гитару и открыть рот…

Л о з о в о й. У нас завод, а не музей оригиналов.

Д у н а е в а. Если он согласится участвовать в заводской художественной самодеятельности, то первое место по вокалу нам в крае обеспечено. Плюс он сам пишет стихи, сам сочиняет музыку. Я записала несколько его песен. (Включает магнитофон.) Послушайте.

Звучит шлягерная песенка сомнительного содержания.

Ой, не то. (Прокручивает ленту, включает.)

Теперь действительно звучит приятный молодой голос, он исполняет песню о любви.

Свет гаснет.

Квартира Алтайского. Х о з я и н  в спортивном костюме полулежит в кресле, перебирает струны гитары. На журнальном столике толстая раскрытая книга, телефонный аппарат.

А л т а й с к и й (напевает).

Я встретил вас всего лишь только раз, Но мне открылся мир неповторимый… Я вас люблю, я думаю о вас И повторяю в мыслях ваше имя…

Телефонный звонок.

(Находясь в той же позе, снимает трубку.) Квартира Алтайского.

Г о л о с (женский). У вас голос, как у Александра Македонского. Говорят, он был отменный любовник…

А л т а й с к и й. Одна лишняя рюмка делает женщину смелой. Две — бесстыжей. Три и более — нахальной.

Г о л о с. Вот после первой лишней рюмки я и решилась позвонить. Откуда вы выкопали этого марсианина?

А л т а й с к и й. Он сквозь дымчатые очки разглядел ваши глаза?

Г о л о с. Не мои. Робик раньше времени приперся за товаром, а сам будто лыка не вяжет. Я его быстренько в другую комнату. Возвращаюсь, а марсианин улыбается. Он, говорит, не пьяный, глаза трезвые.

А л т а й с к и й. Угадал?

Г о л о с. Угадал.

А л т а й с к и й. Ну, а дальше?

Г о л о с. Марсианин мне коробочку, а я ему пакет…

А л т а й с к и й. Пакет надо было не давать.

Г о л о с. Может, мне пора заметать следы?

А л т а й с к и й (жестко). Не порите горячку! Я дам знать. (Положил трубку.)

Звонок в дверь.

Не заперто, входите…

Входят  Э л е к т р о н и к  и  К о р о л е в и ч.

Э л е к т р о н и к. Добрый вечер… Меня-то вы, конечно, не ждали?

А л т а й с к и й. Нечаянная встреча иногда приносит больше радости, чем долгожданная. Проходите, садитесь…

К о р о л е в и ч. Почему вы всегда прячете глаза?

А л т а й с к и й (улыбаясь). Опять двадцать пять. Ты же знаешь, я не выношу твоего немигающего взгляда.

К о р о л е в и ч (Электронику). Что я тебе говорил? Человек может подчинить собственной воле все органы, кроме глаз…

Э л е к т р о н и к. Ты, кажется, отклоняешься от цели нашего визита.

К о р о л е в и ч (вынув из кармана два конверта). Этот конверт от нас с Леной. А этот от вашей Софьи Львовны…

А л т а й с к и й. Ну, допустим, причуды Софьи Львовны мне известны. А что в вашем конверте?

Э л е к т р о н и к. Те же «причуды», что и от Софьи Львовны.

А л т а й с к и й. Интересно. (Вынимает из конверта деньги, удивленно.) Деньги?! Шестьдесят рублей? За что?

Э л е к т р о н и к. За внеурочный ювелирный труд.

А л т а й с к и й. Я же от чистого сердца…

К о р о л е в и ч. Мы, конечно, не располагаем такими суммами, как…

А л т а й с к и й. Ты что, вскрывал конверт?

К о р о л е в и ч. Проверьте.

А л т а й с к и й. Я привык верить на слово.

К о р о л е в и ч. Конверта я не вскрывал.

А л т а й с к и й. В таком случае жду от тебя извинения.

Э л е к т р о н и к. А гневаетесь вы почти искренне. Только я настаиваю: в конверте крупная сумма денег.

А л т а й с к и й. А если вы оба ошибаетесь?

Э л е к т р о н и к. Принесем вам извинения.

А л т а й с к и й. Странное вы поколение. С одной стороны, играете в этакое книжное неподкупное благородство. А с другой стороны, страдаете манией недоверия, подозрительности…

К о р о л е в и ч. Зачем наши действия приписывать всему поколению?

Э л е к т р о н и к. Господа, мне кажется, мы сбиваемся на скользкую стезю теории. А практика указывает нам на конкретный факт.

А л т а й с к и й. Эмоции мальчишки мне в какой-то степени понятны. Но вы, с вашей эрудицией…

Э л е к т р о н и к. Вскрываем конверт и выясняем отношения.

А л т а й с к и й. А если я не вскрою?

К о р о л е в и ч (снимая трубку). Я немедленно вызываю милицию.

А л т а й с к и й. Представь, милиция уже здесь. Что дальше?

К о р о л е в и ч. Дальше я сделаю заявление…

А л т а й с к и й (Электронику). Объясните этому наивному мальчику, что если в этом конверте действительно крупная сумма денег, то он будет осужден как соучастник преступления. А если здесь нет денег, то его привлекут к ответственности за клевету.

К о р о л е в и ч (горячась). Я вызываю милицию! (Набирает номер.)

Э л е к т р о н и к. Подожди, Олег… (Нажимает на рычаг.)

К о р о л е в и ч. Не мешай!

А л т а й с к и й (оценив ситуацию). Положи трубку. (Бросает оба конверта на журнальный столик, уходит на кухню.)

Э л е к т р о н и к (тихо). А вдруг мы влипли?

К о р о л е в и ч. Он хитрый, он испытывает нашу честность…

Э л е к т р о н и к. Ситуация. (Берет конверт.)

К о р о л е в и ч. Не надо, не марай рук!..

Свет гаснет.

В темноте слышен голос Алтайского:

Я встретил вас всего лишь только раз, Но мне открылся мир неповторимый…

Высвечивается та же комната, на столике два конверта, хозяин перебирает струны гитары, смотрит в зал.

А л т а й с к и й. Ушли… Конверт остался невскрытым. (Смотрит на часы.) За это время можно было бы уже пять раз вызвать милицию. Что это? Демонстрация нравственного превосходства? (Берет конверт.) Здесь три косых, как выражается вор-рецидивист Робик-Бобик, или кто он там. Три тысячи за труд художника, который мог бы получить «гран-при». А я клюнул на лестные посулы Софьи Львовны: «Зачем вам безденежная известность? Вы — гений черного рынка. Одесса даст вам титул короля ювелиров». (После паузы.) Как мало надо человеку, чтобы он раздвоился… Софья Львовна на своих неуловимых «Жигулях» уже далеко. Все теперь затаятся, уйдут поглубже на дно. Я один… Собственно, я тоже не пойман… Уличен, но не пойман… (Перебирает струны, тихо поет.)

Я встретил вас всего лишь только раз, Но мне открылся мир неповторимый… Я вас люблю, я думаю о вас И повторяю в мыслях ваше имя…

Свет гаснет.

Партком. А н у ф р и е в  говорит по телефону.

А н у ф р и е в (в трубку). Отменить заседание парткома уже невозможно!

Г о л о с. Тебя в какой раз избирают секретарем парткома?

А н у ф р и е в. Во второй!

Г о л о с. Между прочим, с ответственным работником крайкома можно бы разговаривать и повежливее.

А н у ф р и е в. Извините…

Г о л о с. Надеюсь, ты понимаешь, что краевые организации тоже заинтересованы, чтобы коллектив вашего завода в двадцатый раз подтвердил высокое звание?

А н у ф р и е в. Понимаю…

Г о л о с (категорично). В таком случае настоятельно рекомендую снять с повестки дня заявление Алтайского.

А н у ф р и е в. Ну об этом уже знают…

Г о л о с (перебивая). Повторяю: пока на заводе находится корреспондент центральной газеты, никаких опрометчивых шагов не предпринимать! Все. До очередной связи.

Входит радостный  К р а с н о в с к и й, в руках у него коса.

К р а с н о в с к и й. Одна голова Алтайского стоит всего моего мозгового центра. Взгляни, до какого совершенства он довел косу. (Размашисто «косит», приближаясь к Ануфриеву.)

А н у ф р и е в (держа в руках трубку, из которой слышны резкие гудки). Ты с повесткой дня знаком?

К р а с н о в с к и й (увлеченно размахивая косой). Нет, не успел.

А н у ф р и е в (опустив трубку на рычажок, наклоняется к селектору). Валя! Почему вы не передали Алексею Ноевичу повестку дня?

Г о л о с. Она лежит на столе у Алексея Ноевича.

А н у ф р и е в. Спасибо. Извините.

К р а с н о в с к и й (совсем о другом). Послушай, Валентин Николаевич. Помоги мне уговорить Алтайского. Его место в экспериментальном цехе.

А н у ф р и е в. Когда-то это место ты предлагал мне.

К р а с н о в с к и й. У тебя другой талант прорезался.

А н у ф р и е в. Ну, а если тебе представится возможность выбирать: я или Алтайский?

К р а с н о в с к и й (не сразу). Пожалуй, сегодня я отдал бы предпочтение Алтайскому.

А н у ф р и е в. Спасибо.

К р а с н о в с к и й. Обиделся?

А н у ф р и е в. Во имя дела я бы тоже предпочел Алтайского…

Входит  Р о д и м ц е в.

Р о д и м ц е в (с порога). Труби отбой, секретарь!

А н у ф р и е в. Буренков и до тебя добрался?

Р о д и м ц е в (запальчиво). Оказывается, наши заводские пионерлагеря заражают детей «вирусом паразитизма». У нас нет продуманной системы трудового воспитания. Родители развращают детей карманными деньгами. А мы сытым «дармоедством». Подсчитал, кто из родителей и сколько раз навещал своего «барчука». Почти одна треть продуктов, по его утверждению, выбрасывается на помойку.

А н у ф р и е в. Успокойся, Иван Николаевич.

Р о д и м ц е в. Если бы разговор велся только между своими…

А н у ф р и е в. Тебя смущает Полякова?

Р о д и м ц е в. Она шастает за Буренковым как тень.

К р а с н о в с к и й. Удивительно деликатная женщина.

Р о д и м ц е в. Поговорим о ее деликатности после того, как она разразится статьей.

А н у ф р и е в (Родимцеву). Что ты предлагаешь?

Р о д и м ц е в. Большинство членов завкома настаивают отменить собрания в сборочном и чугунолитейном цехах.

А н у ф р и е в. Буренков об этом знает?

Р о д и м ц е в. Пока нет. Но если партком нас поддержит, то…

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Валентин Николаевич, по прямому звонит секретарь горкома партии.

А н у ф р и е в (сняв трубку). Слушаю, Иван Романович.

Г о л о с. Что там у вас происходит? Только что мне звонил управляющий овощплодторгом. Жалуется, будто ваш Буренков на все лады склоняет его фамилию.

А н у ф р и е в. Фамилия управляющего называлась всего один раз. И то в связи с критикой в адрес нашего председателя завкома. Коммунист Родимцев, стараясь обеспечить пионерлагерь свежими овощами и фруктами, явно переусердствовал. Дети некоторых сотрудников овощплодторга отдыхали в нашем лагере по три смены кряду. Партком вынужден был поправить товарища Родимцева.

Г о л о с. Ясно. А как ты решил поступить с заявлением Алтайского?

А н у ф р и е в. Пока не знаю… Хочу посоветоваться с членами парткома.

Г о л о с. После заседания парткома позвони.

А н у ф р и е в. Хорошо…

Входят  П о л я к о в а, Г е о р г и е в а, Б у р е н к о в.

П о л я к о в а (продолжая спор, Буренкову). Так категорично ставить вопрос нельзя, Ефим Алексеевич. Я, к примеру, тоже мать. Моему сыну четырнадцать лет. Учится он без особого блеска. Но я уже пять раз посылала его в пионерские лагеря. И каждый раз давала ему карманные деньги. В разумных пределах, конечно.

Б у р е н к о в. Вот с этих «разумных пределов» все и начинается.

Г е о р г и е в а (Поляковой). Вы мать, а я уже бабушка. Детей не холила. Взаимной любви за счет гостинцев от них не домогалась. Все четверо выросли порядочными людьми и толковыми работниками. А внуки растут барчуками. Началось с заграничных пеленок. Потом у кого моднее коляска. Сейчас у кого больше латок на джинсах.

П о л я к о в а. С возрастом эта болезнь пройдет. (Заметив в руках у Ануфриева трубку.) Мы, видимо, помешали вам?

А н у ф р и е в (положив трубку). Нет… Просто я пытаюсь вникнуть в суть спора.

Б у р е н к о в. Разошлись мы во мнениях. Зацепил я кое-кого, видать, за самое больное место. Вздыбились: мой дом — моя крепость.

Входит  Л о з о в о й, в руках у него свернутый лист ватмана.

Л о з о в о й (Буренкову). Ну, Ефим, разворошил ты улей. В третьем сборочном переполох. Говорят, ты самого начальника цеха раздевать собрался. Кто-то с перепугу выкинул белый флаг. (Разворачивает ватман, читает.) «В связи с тем, что месячный план сборки основных изделий находится под угрозой срыва, местком цеха, по согласованию с завкомом, принял решение: собрание на тему «Роль трудового рубля в некоторых семьях нашего завода» — отменить.

Б у р е н к о в (Родимцеву). Хлипок ты на расправу-то, Иван Николаевич. Стоило тебя зацепить.

Р о д и м ц е в. Это мнение большинства членов завкома.

Входит  Л о з о в а я.

Б у р е н к о в (Лозовой). Как же так получается, Маша? Одной рукой ты голосуешь за проведение собрания, а другой отменяешь?

Л о з о в а я (прочтя объявление). Свое мнение, Ефим Алексеевич, я выскажу на заседании парткома.

Входят  Д у н а е в а  и  Х о д о к о в.

А н у ф р и е в (взглянув на часы). Будем считать, что прения по первому вопросу уже начались.

Л о з о в а я. В таком случае разрешите мне ответить на вопрос Ефима Алексеевича. (Некоторое время молча оглядывает присутствующих.) Может, давайте пригласим и тех, кто в приемной толчется.

А н у ф р и е в (по селектору). Валя, в приемной есть люди?

Г о л о с. Есть, Валентин Николаевич.

А н у ф р и е в. Приглашай.

Г о л о с. Всех?

А н у ф р и е в. Всех.

Входят  Э л е к т р о н и к, К о р о л е в и ч, А л т а й с к и й, П а н т е л е е в, А н а с т а с и я  и  Н е д о г л я д о в а.

Л о з о в а я. Мы тут о пользе собраний разговор ведем.

А н а с т а с и я. Какая там польза? Я, к примеру, внуков мотороллер под замок поставила. А он теперь вместо ласкового слова «бабулечка» обзывает меня «жмоточкой».

П а н т е л е е в. Что посеяла, то пожала. Сядь и помолчи.

Л о з о в а я. Интересные стороны человеческого характера приоткрылись на этих собраниях. Наша доброта, наша щедрость, наша родительская любовь вдруг обернулась бедой. Да, я не оговорилась. Именно бедой. Ефим Алексеевич сейчас похож на человека, который влез на дерево, чтобы положить в гнездо вывалившегося грачонка. Чем ближе он подбирается к гнезду, тем громче и отчаяннее кричат родители. Он пытается положить в гнездо спасенного птенца, а разъяренная стая клюет его руку, пытается сбить с дерева.

Г е о р г и е в а (не выдержав). Меткое сравнение, Маша.

Н е д о г л я д о в а. С ослепленной божьей твари спрос невелик. А с людей-человеков надобно спрашивать по всей строгости.

Л о з о в а я. Я высказалась на завкоме и тут, на парткоме, хочу повторить свой призыв: давайте не уподобляться тем птицам, которые приняли спасителя за разорителя гнезд.

Б у р е н к о в (растроганно). Спасибо, Маша.

Д у н а е в а. Среди тех, кто яростно нападал на докладчика, были, к сожалению, и комсомольцы. И я не осуждаю их. В пылу полемики они, как и те птицы, защищали святое родительское право. Собрание с такой неожиданной повесткой дня, с таким обилием примеров, конечно, вызвало самые полярные толки. Мне кажется, что вина за тех, кто не понимает и не принимает самой темы разговора, ложится прежде всего на нас — руководителей общественных организаций. И вот почему. Я перелистала протоколы за последние три года. Одобрение трудовых инициатив, прием в комсомол, рекомендации в партию, проработка за нарушение трудовой дисциплины, производственный брак.

Г е о р г и е в а. То же самое повторяется на заседаниях парткома.

Д у н а е в а. А почему бы нам не обратиться к таким, к примеру, темам: «Опыт распределения бюджета в семье коммуниста, комсомольца или члена профсоюза», «Опыт воспитания детей в такой-то семье», «Опыт создания дружной, крепкой, любящей семьи».

Р о д и м ц е в. Извини, Оля. Но я позволю с тобой не согласиться. Западные идеологи обвиняют нас именно в том, что будто бы семейная жизнь наших граждан протекает под стеклянным колпаком общественных организаций. Принять твои предложения — значит фактически подтвердить клеветнические нападки на наш общественный строй.

Б у р е н к о в. Собака лает, ветер носит. Что это ты стал таким оглядчивым?

Р о д и м ц е в. Общественное положение обязывает меня не сорить зазря словами. Человек наживает авторитет годами. Но подорвать его можно одним словом. Вы почему-то в своих выступлениях наваливаетесь в основном на руководящее звено. Один сыну машину купил. Другой — мотоцикл. Третий — лодку-моторку. А у этих товарищей под началом десятки, сотни людей…

Г е о р г и е в а. Рыба, как известно, начинает портиться с головы.

Б у р е н к о в. Значит, Анастасию за ее промах я мог всенародно высечь. Какой у нее, у ударницы комтруда, авторитет. А у начальника цеха, купившего сыну-студенту «Жигуленка», авторитет. Его замашки критиковать заказано? Так?

Р о д и м ц е в. Должность начальника цеха ему не по наследству досталась. Он с ремесленного училища по всем рабочим ступенькам прошел. Цех под его началом стал лучшим на заводе. Вы почему-то в своем ораторском раже про это забыли. Как не вспомнили и про то, что раскритикованный вами заводской пионерский лагерь четвертый год подряд признается одним из лучших в крае.

Б у р е н к о в. А кто об этом не знает?

Р о д и м ц е в. Хотя бы те, кому предоставлено право судить о нас со стороны.

Б у р е н к о в. Вон ты о чем. У коммуниста Поляковой такой же партийный билет, как и у нас с тобой. И раз ты зацепил эту тему, то я специально скажу кое-что для нашей гостьи. (Поляковой.) Мы критикуем председателя завкома в основном за усердие. Ухватистый он мужик. И загородный санаторий-профилакторий у нас лучший. И заводская больница в городе лучшая. И поликлиника при заводе лучшая. А пионерлагерь такой, какие нам в наши годы и не снились. Нам бы носить его на руках. А мы на парткоме ему иногда мозги прополаскиваем. Все лучшее должно не развращать человека, а очеловечивать его. Особенно детвору. В городе все знают, что в нашем пионерлагере раньше, чем в других, появляются свежие овощи, фрукты, цельное молочко, густая сметанка. Про развлекательные аттракционы и говорить не стоит. Живется нашей детворе сытно, вольготно, весело. И все за счет усердия нашего завкома. А в других пионерлагерях дело обстоит похуже. Почему? Вот тут-то и начинается информация для размышления: в ваших пионерлагерях, говорят нам, отдыхают дети влиятельных родителей, ваш председатель завкома окрутил многих председателей колхозов, вы завод комтруда, а потому, мол, перед вами заискивают городские и краевые снабженческие организации.

Р о д и м ц е в. Завком неповинен в том, что снабжение пионерлагеря находится в прямой зависимости от личных контактов с руководителями колхозов и снабженческих организаций. Эту практику породили не мы с вами.

Б у р е н к о в. Но мы с тобой обязаны покончить с ней! Обязаны, Иван Николаевич. Высокое звание нас всех обязывает.

Полякова что-то записывает.

Х о д о к о в. Разрешите мне. (Встает.)

К р а с н о в с к и й (Ходокову). Уступите мне буквально одну минуту.

Х о д о к о в. Говорите, Алексей Ноевич.

К р а с н о в с к и й. Темы, предложенные Олей Дунаевой, показались мне весьма перспективными. Коммунистическое отношение к труду — это, прежде всего, высоконравственный быт. В этом суть проблемы.

П о л я к о в а. Простите. Эта цитата принадлежит вам?

К р а с н о в с к и й. Я позаимствовал ее у сотрудницы вычислительного центра Елены Сергеевны… Кстати, она закодировала данные трех молодых семей и предложила ввести их в ЭВМ, чтобы получить оптимальный вариант «счастливого брачного дебюта». (Родимцеву.) К сожалению, я тоже воспринял ее предложение с ваших позиций. (Электронику.) Извините меня, Елена Сергеевна. Обещаю вам немедленно вернуться к этой актуальной проблеме. (Ходокову.) У меня все.

Н е д о г л я д о в а (Анастасии). Вона как она подмяла его. В ножки ей кланяется, прощения просит…

Х о д о к о в. Начну, пожалуй, с главного. Девятнадцать лет кряду мы подтверждаем высокое звание коллектива коммунистического труда. Работать мы научились. Тут сказались многие факторы: высокая трудовая сознательность, личная материальная заинтересованность, моральные стимулы, воспитательная роль общественных организаций. У нас есть бригады, поточные линии, цеха, где за всю пятилетку не было ни одного нарушения трудовой дисциплины. Для многих рабочих труд уже стал творческой потребностью. А коллектив звена, бригады, участка, цеха — второй семьей. Здесь проходит одна треть нашей жизни. Причем та часть, по которой определяется место и значимость человека в обществе. Факт общеизвестный, но мало изученный. А именно в нем, как мне кажется, завязан узел нравственной проблемы коммунистического отношения к труду и коммунистических взаимоотношений в семье. Мы разработали великое множество материальных и моральных поощрений, чтобы подвинуть рабочего на высокопроизводительный труд. И тут наши усилия чаще всего оправдываются. Вернее, они, как правило, совпадают с интересами рабочего. Теперь давайте сравним их с методами и средствами поощрения коммунистических взаимоотношений в семье.

Г е о р г и е в а. И сравнивать не стоит. У нас есть общезаводская доска Почета ветеранов труда. Прекрасно. Есть доска Почета победителей соцсоревнования. Тоже хорошо. Но доски Почета образцовой семьи нет.

Р о д и м ц е в. Каждая семья вольна жить по своим собственным законам. По каким показателям вы намерены выявлять образцовую семью?

Г е о р г и е в а. По тем объективным данным, которые доступны общественному мнению.

Л о з о в о й. Дело это деликатное. Я, к примеру, свою семью считал почти образцовой. Мы с женой душой и телом на заводе. Сыновья наши с невестками тоже по нашему следу идут. А вот на старшем внуке ты, Ефим, меня подцепил. Не по заслугам я этому оболтусу путевку в «Артек» выхлопотал.

Л о з о в а я. А я тебе что говорила?

Л о з о в о й. Ты что, ты дома пилила. А вот Ефим с трибуны по дедовским чувствам врезал.

Х о д о к о в. Хорошо, Терентий Макарович, что у тебя хватило духу признать свою промашку. Думается, что доверительный разговор о воспитательной роли трудового рубля, начатый нашими ветеранами — Ефимом Алексеевичем Буренковым и Александрой Кузьминичной Георгиевой, это одна из форм общественного влияния на развитие коммунистических взаимоотношений в семьях.

П о л я к о в а. А вы задумывались, насколько правомерна эта форма вмешательства в первичную ячейку общества?

Х о д о к о в. Задумывался. Особенно после тех бурных собраний, на которых мы с вами присутствовали. Вправе ли общественность задать каждому из нас такой, к примеру, вопрос: кого мы растим для нашего отечества: работника или потребителя? Думаю, что вправе. И каждый, естественно, ответил — работника. Но тогда почему мы так бездумно с детских лет прививаем ребенку наклонности потребителя? Зачем с таким рвением воспитываем в нем ложный, чисто внешний дух превосходства? Ефим Алексеевич приводил множество примеров, когда соперничество родителей «чей ребенок одет лучше» перерастало в вещеманию. И жертвами этой заразной болезни становились сами родители, бабушки, дедушки…

П о л я к о в а. Причин здесь более чем достаточно. С одной стороны, отсутствие строго выверенной родительской педагогики. А с другой — естественные издержки материального благосостояния.

Б у р е н к о в. В материальном благополучии наша общественная педагогика тоже прихрамывает на одну ногу. Был я тут недавно на пионерском сборе. Тема для разговора предложена серьезная: «Каким чертам ленинского характера ты хотел бы подражать в жизни?» Наговорено было с три короба. Дошла очередь и до меня. «Какая черта в ленинском характере вам кажется главной?» — спрашивает меня пионервожатая. Та, говорю, про которую никто из вас не упомянул: черта Работника! Великого, одержимого Работника!

Х о д о к о в. Ты, Ефим Алексеевич, своим примером опередил меня. Воспитательная педагогика — наука многосторонняя, подвижная, постоянно развивающаяся. Движение за коммунистическое отношение к труду — это составное звено глобальной общественно-воспитательной педагогики. Оно сравнительно молодо. Тут много еще болевых точек. Идет поиск. И тот факт, что мы коллективно участвуем в этом поиске, говорит сам за себя. (Электронику.) Мне нравится ваш девиз, Елена Сергеевна: коммунистическое отношение к труду — это прежде всего высоконравственный быт. Емко и точно. Думается, поиск форм и методов борьбы за высоконравственный быт в каждой семье нашего коллектива уже начался. Поэтому предлагаю продолжить разговор о воспитательной роли трудового рубля во всех без исключения подразделениях завода.

А н у ф р и е в (ко всем). Кто еще желает высказаться по первому вопросу?

Г е о р г и е в а. По-моему, и так все ясно.

А н у ф р и е в. В таком случае предлагаю следующий проект решения. (Читает.) «Обсудив ход проведения собрания с повесткой дня «Воспитательная роль трудового рубля в некоторых семьях нашего завода», партком постановляет:

1. Признать, что проведенные в трех цехах завода собрания, с вышеназванной повесткой дня, способствовали выявлению серьезных недостатков в работе общественных организаций по формированию коммунистических взаимоотношений в некоторых семьях нашего коллектива.

2. Считать целесообразным дальнейшее проведение подобных собраний во всех подразделениях завода.

3. Поручить членам парткома товарищам Лозовой М. Я. и Родимцеву И. Н. принять самое активное участие в подготовке и проведении цеховых собраний». (Смотрит на членов парткома.) У кого есть замечания, предложения, возражения?

К р а с н о в с к и й. Коротко и ясно.

Л о з о в о й. В самую точку.

Х о д о к о в. Предлагаю отметить инициативу коммунистов Буренкова и Георгиевой.

Л о з о в а я. Полностью согласна.

А н у ф р и е в. Принимается. (Записывает.) У кого есть еще замечания, предложения?

Х о д о к о в. Я бы предложил голосовать за это решение.

А н у ф р и е в. Кто за то, чтобы принять это решение?

Члены парткома поднимают руки.

Единогласно.

Н е д о г л я д о в а (Анастасии). Заварится теперя каша — не расхлебать.

А н у ф р и е в. А ты, поди, рада?

Н е д о г л я д о в а (оживляясь). Радость моя не за горами…

А н у ф р и е в. Товарищи члены парткома, вторым вопросом у нас значится разбор письма товарища Недоглядовой в газету, корреспондент которой здесь присутствует. С содержанием письма все знакомы.

Н е д о г л я д о в а (вскочив). Дык что ж такое получается? Суд заседает, а ответчиков не видать…

А н у ф р и е в. Главным ответчиком являюсь я. В вашем письме сказано, что я не только не реагировал на ваши сигналы, но своим бездействием способствовал моральному разложению двух коммунистов. О моей вине пусть судят члены парткома и корреспондент газеты. Теперь что касается отношений коммунистов Павлины Карловой и Василия Олеговича Королева. (Заметно волнуется.) По моему убеждению, они настолько чисты и благородны, что даже такая высокая инстанция, как наш партком, не имеют морального права подвергать их подозрению. Вот почему коммунисты Карлова и Королев отсутствуют. У меня все. Кто желает высказаться, прошу.

Некоторое время длится молчание. Королевич волнуется, с тревогой поглядывает на членов парткома.

Г е о р г и е в а. А о чем, собственно, тут высказываться? В протоколе предлагаю записать так: принять к сведению информацию секретаря парткома.

Р о д и м ц е в. Категорически поддерживаю!

Л о з о в о й. А я бы на вашем месте влепил товарищу Недоглядовой выговоряку! Чтоб в другой раз не наводила тень на плетень.

Д у н а е в а. Варвара Ивановна беспартийная. Но общественное порицание вынести ей бы не мешало.

Н е д о г л я д о в а (Поляковой). Видала, чего вытворяют? И все потому, что мусора в избе не терплю. (Ануфриеву.) А ты ни дать ни взять — блаженный! Ей-ей, блаженный. С тобой чаи гонять куда ни шло. Баба слезу ненароком выдавит — ты ей и поверил. В благородные записываешь. Добренький ты. Раньше, помнится, к секретарю парткома попасть — три кордона пройти легше. Ну, а попадешь, порог переступишь, на портреты покосишься… А они все в золоченых рамках, строгие. Взгляд секретаря на себе поймаешь — душа в пятки и отзовется. Строгость, она завсегда любому делу пособница. Потому и в войну выстояли. Разруху с голодом одолели. Теперь все сытые, все добрые. Все повязаны одной веревкой. Кого ни ковырни — заступники тут как тут. Дай вам волю — развалите вы партию. Заместо обещанного коммунизму фигу народу покажете. (Поляковой.) А ты не сиди, ворон не лови. Все бери на карандаш. За моральный кодекс битва предстоит сурьезная. Тута без критики не обойтись. Тута оргвыводы сами по себе напрашиваются.

Воцаряется неловкое молчание.

Г е о р г и е в а. Знаешь, Варвара, чем страшна твоя «строгость»? Тем, что ты правду с кривдой в одну упряжку впрягла. А в те времена, по которым ты тоскуешь, они разную работу делали. Тем, что сделала строгая правда, наше поколение гордится. Ну, а за делишки строгой кривды мы все еще краснеем. Сейчас время другое. Значит, и строгость другая. Ныне в почете строгая доброта. Жаль, что ты этого никак не можешь понять.

А н у ф р и е в (Поляковой). Может быть, вы тоже обнародуете свою точку зрения?

П о л я к о в а. Я обязательно это сделаю. Но после того, как вы примете окончательное решение.

Б у р е н к о в (Ануфриеву). Ставь на голосование.

А н у ф р и е в. Есть еще желающие выступить?

Х о д о к о в. Между прочим, Варвара Ивановна, я уже не раз замахивался подписать приказ о твоем увольнении. С одной стороны — возраст, а с другой — постоянные поклепы на честных людей. И знаешь, кто удерживает меня? Наш «добренький», как ты говоришь, секретарь парткома. Принцип у него такой: не ставь крест даже на самом недобросовестном человеке.

Л о з о в а я. Вряд ли она это поймет. (Ануфриеву.) Давай голосовать.

А н у ф р и е в. Кто за то, чтобы по второму вопросу принять протокольную редакцию члена парткома товарища Георгиевой, прошу голосовать.

Члены парткома поднимают руки.

Единогласно. (После паузы.) Спасибо за доверие. (Берет со стола лист бумаги, встает.) Третьим вопросом в повестке дня значится заявление ударника комтруда товарища Алтайского В. Л.

Б у р е н к о в (Алтайскому). Наконец-то надумал.

Г е о р г и е в а. А почему ты не подал заявление, когда был еще в комсомоле?

Л о з о в а я. Что-то я в толк не возьму: первичная партийная организация цеха уже рассмотрела заявление товарища Алтайского?

А н у ф р и е в. Заявление Виссариона Лукича несколько неожиданного содержания. Адресовано оно в партком и завком. Разрешите обнародовать.

А л т а й с к и й (вскочив). Извините… Сам запутался, сам постараюсь и объяснить. Хотя это не просто. Короче говоря, в последние два-три года, как вы знаете, я увлекся ювелирными поделками. Многим рабочим и работницам завода бесплатно переделывал браслеты, корпуса часов, кольца, серьги и другие безделушки. Постепенно об этом узнали в городе и даже за его пределами. Мне стали предлагать сложные заказы. Сперва я категорически отказывался от материального вознаграждения… Но заказчики настоятельно предлагали мне деньги или редкие книги. Кое-кто из них знал, что я собираю личную библиотеку. Четыре месяца назад меня разыскала Софья Львовна из Одессы. Попросила изготовить из старинных червонцев серьги, кольцо с инициалами и фамильный медальон. Я выполнил ее заказ, за что получил три тысячи рублей. Деньги в тот же день сдал в милицию… Мой поступок был продиктован и заговорившей во мне совестью, и неожиданной встречей с человеком, имя которого я не хотел бы называть… Вина моя перед коллективом велика. Мои действия несовместимы с высоким званием ударника комтруда. Но я прошу партком и завком предоставить мне возможность честным трудом и честной жизнью вернуть потерянное уважение коллектива…

Воцаряется напряженная тишина.

Б у р е н к о в (растерянно). Снег на голову меня сейчас бы удивил меньше, чем твое заявление…

Н е д о г л я д о в а (Ануфриеву). А я тебе чо говорила? Не чист Виссарион на руку. Липнет к ней дармовая копейка. Дык ты нос воротил. Поклеп, мол, поклеп. Вона каким манером твоя доброта-слепота обернулась. На всю страну, считай, ославились.

А н а с т а с и я (одергивая). Ну и язык у тебя, Варвара.

Р о д и м ц е в (поглядывая на Полякову). Может быть, вы преувеличиваете свою вину, Виссарион Лукич?

Л о з о в о й. И впрямь, Лукич?

Г е о р г и е в а. Не верится как-то, честное слово…

А л т а й с к и й, опустив голову, молчит.

К о р о л е в и ч (подняв руку). Разрешите…

А н у ф р и е в (не сразу). Говори, Олег…

К о р о л е в и ч (волнуясь). Я не знаю, я первый раз на таком собрании… Тут про разное… И про нас, и про наших родителей… Спасибо, что вы разрешили услышать все это… Я видел ваши глаза. Такими они бывают у людей, наверно, только на исповеди… Не знаю… На наших школьных собраниях часто глаза у ораторов выражают одно, а слова другое. Болезнь страшная. По себе знаю… Но заражаемся мы от вас, от старших, от родителей, учителей… Я не обвиняю… Взрослые люди обидчивы. Хотя нет, вам можно сказать… Но сперва один пример. В нашем доме живет руководящее лицо. Важный такой дяденька. Черная «Волга» доставляет его к подъезду. Сын этого дяденьки Алешка в нашей школе учится. В этом году в апреле старшеклассники встречались с Алешкиным отцом. Он рассказывал нам про ленинский стиль руководства. Про ленинскую принципиальность. Из его речи можно было сделать вывод: перед нами истинный ленинец. Я не сдержался, задал ему вопрос: скажите, если перед подъездом, где жил Ленин, дети играли в классики, рисовали на асфальте человечков, домики, ромашки, допустил бы он, чтобы его персональная машина три раза в день разгоняла детей, стирала шинами их рисунки? В президиуме нервно зашептались. На меня зашикали. Один только руководящий дяденька не растерялся. У нас, говорит, проявляется ленинская забота о подрастающем поколении. Во всех дворах построены прекрасные детские игровые площадки.

Л о з о в о й. Ну а сейчас черная «Волга» подается к подъезду?

К о р о л е в и ч. Алешке стыдно за отца стало. Несколько раз он задние шины прокалывал… А дети видели и кричали «ура».

Г е о р г и е в а. Поучительный пример.

К о р о л е в и ч. Теперь про заявление товарища Алтайского… Я верю всему, что в нем написано…

Н е д о г л я д о в а. Никак, еще один верующий вылупился?

А н а с т а с и я. Не кусай мальчонку, Варвара.

К о р о л е в и ч (Алтайскому). После вашего заявления, Виссарион Лукич, мне снова захотелось пройти у вас весь курс ученичества… Еще вчера я собирался бежать с завода… А сегодня решил остаться. Переведусь в вечернюю школу… Вы настоящий мастер, Виссарион Лукич! И человек вы честный! Мы с Леной гордимся вами! Вот и все… (Сел, снова вскочил, Ануфриеву.) А за веру в благородство моего отца вам особое спасибо!.. Если бы все так умели верить… (У него дрожат губы, глаза полны слез.) Извините… (Убегает.)

Свет гаснет.

Луч прожектора выхватывает заплаканное лицо  К о р о л е в и ч а, он смотрит в зал. На авансцену выбегает взволнованная  Э л е к т р о н и к.

Э л е к т р о н и к. Партком принял решение передать заявление Алтайского на рассмотрение общего собрания цеха.

К о р о л е в и ч (стараясь скрыть слезы). Ты придешь на наше собрание?

Э л е к т р о н и к. Приду.

К о р о л е в и ч. Только не молчи. Ты про него больше меня знаешь…

Э л е к т р о н и к. Мне понравилось твое выступление. Ты говорил от имени будущего…

К о р о л е в и ч. Ты видела, какие у них глаза? Особенно у секретаря?

Э л е к т р о н и к (вынув из сумочки платок, вытирает ему слезу). Ты совсем еще ребенок…

К о р о л е в и ч (неожиданно). Хочешь, я прочту тебе стихи?

Э л е к т р о н и к. Опять про глаза?

К о р о л е в и ч. И про глаза тоже…

Э л е к т р о н и к. Читай.

К о р о л е в и ч (не сразу). Только не смотри на меня.

Электроник отвернулась, смотрит в зал.

Они короткие. (Читает.)

Из букета белого сирени Мне досталась лишь одна сирень. И всю ночь я думал об Елене, А потом томился целый день. Мне казалось, что в той белой пене Исчезает милая земля, Расцветают влажные сирени За кормой большого корабля. И за огненными небесами Обо мне задумалась она — Девушка с газельими глазами Моего любимейшего сна…

Электроник радостно улыбается.

Свет гаснет.

Снова высвечивается кабинет парткома. Здесь двое: А н у ф р и е в  и  П о л я к о в а, разговор заканчивается.

П о л я к о в а (листая блокнот). Материала набралось на три статьи. И все же чего-то не хватает.

А н у ф р и е в. Вы так и не высказали своего мнения.

П о л я к о в а. Сначала оно должно созреть, утвердиться, выплеснуть на бумагу. Пока могу вам признаться, что эта командировка дала мне очень много.

А н у ф р и е в. И на том спасибо.

П о л я к о в а. Когда вам должны подтвердить звание коллектива комтруда?

А н у ф р и е в. Комиссия начнет работать в следующем месяце.

П о л я к о в а. В крайкоме партии мне сказали, что ваш завод по итогам пятилетки представлен к высокой правительственной награде.

А н у ф р и е в. Представляют многих, а награждают лучших из лучших.

П о л я к о в а (сделав пометку в блокноте). Кажется, я вас уморила своими вопросами. Задаю последний. Какая из экономических, политических и мировоззренческих задач вам кажется самой главной в партийной работе?

А н у ф р и е в. Все.

П о л я к о в а. Видимо, я не точно сформулировала вопрос.

А н у ф р и е в. Вас, наверно, интересует, какая из этих задач самая сложная. Тут однозначным ответом не отделаешься. Мне порой кажется, что наша партийная работа слишком заземлена. Мы редко мечтаем. Даже побаиваемся этого слова. Хотя Ленин, как известно, в труднейшие годы нашего государства призывал своих соратников мечтать о прекрасном будущем. Уметь мечтать — значит уметь видеть увлекающую перспективу. Увлечь, к примеру, всех коммунистов, комсомольцев, ударников комтруда мечтой о красивом, гармонично развитом человеке будущего — значит ускорить процесс «очеловечивания человека». А это, по утверждению Маркса, и есть одна из самых сложных задач построения коммунистического общества.

П о л я к о в а (заглядывая в блокнот). На одном из заседаний парткома я записала вашу тираду. (Читает.) «Я не верю, что на честного, умного, гордого человека большее воспитательное значение имеет окрик, упрек, выговор, чем доверие, активная, взыскательная доброта». Допустим, что вы правы. А как быть с Варварой Недоглядовой?

А н у ф р и е в. Лечить доверием и добротой.

П о л я к о в а. Вы избрали ее членом народного контроля, а она…

А н у ф р и е в. Для нас война закончилась три с половиной десятилетия назад. А стахановка Недоглядова все еще воюет. В зиму сорок второго, когда закладывался фундамент под первые корпуса нашего завода, она перевыполняла норму выемки мерзлого грунта в три-четыре раза. Надорвалась, лишилась права на материнство.

П о л я к о в а. Извините, я не знала.

А н у ф р и е в. Об этом знают только наши ветераны. (После паузы.) И какой вопрос вы приберегли на прощанье?

П о л я к о в а. Скажите, вы всегда так немногословны на заседаниях парткома? Или вас смущало мое присутствие?

А н у ф р и е в. Говорят, многословие есть первейший враг истины…

Неожиданно входит  Н е д о г л я д о в а.

Н е д о г л я д о в а (с порога). Вы тута друг дружке зубы заговариваете. А тама новая аморалка наклевывается. Мало ей, выдре, главного конструктора. Так она за мальчонку ухватилась, до слез его довела…

Полякова и Ануфриев молча смотрят на Недоглядову.

Свет гаснет.

Яркий свет заливает сцену. На заднике огромный портрет Ленина. Красочные лозунги, плакаты, молнии подчеркивают, что готовится всезаводское торжество. Приглушенно звучит музыка, отдаленно доносятся аплодисменты. На авансцену выходит  А н у ф р и е в, аплодисменты усиливаются.

А н у ф р и е в (подняв руку, ждет тишины). Товарищи! Дирекция и общественные организации завода поручили мне открыть торжественное собрание, посвященное двум знаменательным датам. Совсем недавно нашему заводу в двадцатый раз было подтверждено звание коллектива коммунистического труда.

Аплодисменты.

А сегодня в центральной печати опубликован Указ о награждении нашего завода высокой правительственной наградой, орденом Трудового Красного Знамени!

Аплодисменты. Крики «Ура!».

По случаю этого большого торжества наш подшефный театр подготовил спектакль. Автор пьесы и коллектив театра посвящают этот спектакль нам с вами, нашим успехам и нашим недостаткам, многосложной жизни заводской рабочей семьи. Предлагая сценическое действие вместо традиционного доклада, его создатели просят не искать портретного сходства действующих лиц с реальными прототипами, а также не считать, что все события могли происходить только на нашем заводе.

Аплодисменты.

По мнению общественных организаций, право занять лучшие места для просмотра спектакля предоставляется следующим товарищам: от имени самого молодого поколения Олегу Королеву и Елене Петушковой.

Выходят  К о р о л е в и ч  и  Э л е к т р о н и к, им аплодируют.

От имени молодого и среднего поколения Ольге Дунаевой, Алексею Ноевичу Красновскому, Виссариону Лукичу Алтайскому, Павлине Карловой и Ивану Николаевичу Родимцеву.

Все выходят, кланяются, им аплодируют.

От имени старшего и старейшего поколения Павлу Семеновичу Ходокову, Марии Яковлевне и Терентию Макаровичу Лозовым, супругам Пантелеевым, Варваре Недоглядовой.

Н е д о г л я д о в а (выйдя на авансцену, растерянно). Да что ж такое получается? Я на тебя письма куда след строчу, а ты меня… (Становится, кланяется.)

А н у ф р и е в (продолжая). И самые почетные места мы просим занять Александру Кузьминичну Георгиеву и Ефима Алексеевича Буренкова.

Пока  Г е о р г и е в а  и  Б у р е н к о в  под бурные аплодисменты занимают свои места, из зала на сцену спешит  П о л я к о в а.

П о л я к о в а (появившись на авансцене, в зал, взволнованно). Моя статья еще не напечатана… Но она уже написана. Я мучительно искала заголовок. И кажется, нашла. Она будет называться «Честь семьи».

Свет гаснет.

ИСКУШЕНИЕ Трагикомедия в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А л е к с а н д р }

И о а н н }

И е р е м и я }

М и х а и л }

П а в е л } — семинаристы выпускного класса.

М а р и я — прихожанка, студентка.

Н и к о н — староста выпускного класса.

О т е ц  В а с и л и й — ректор семинарии.

Н и к о д и м  К р о х а — священник.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч }

О т е ц  Я к о в }

О т е ц  С е р г и й } — наставники семинарии.

П р о ф е с с о р  к о н с е р в а т о р и и.

Н а д е ж д а }

В е р а } — подруги Марии, студентки.

М а с к а — олицетворение всех пороков.

Действие происходит в семинарии в наши дни.

ОТ АВТОРА

Работая над повестями «Когда отзвенел малиновый звон» и «Исповедь усопшего монаха», опубликованными в журналах и вышедшими затем отдельными изданиями, я внимательно изучал жизнь Одесской и Загорской духовных семинарий. Герои моих прозаических книг были молодые люди, окончившие в наши дни десятилетку, в большинстве своем способные, даже порой талантливые, но избравшие по самым разным причинам странное, неожиданное продолжение жизненного пути — поступление в семинарию. Повести привлекли внимание некоторых театров, последовали предложения перевести их содержание на сценический язык.

Так по просьбе Московского театра имени Гоголя я снова обратился к многослойной и весьма противоречивой жизни сегодняшних семинаристов. Естественно, что в предельно спрессованном жанре, каковым является драматическое произведение, трудно, практически невозможно всесторонне показать жизнь, учебный процесс, методику воспитания, царящие в духовном учебном заведении. Поэтому следует сразу оговориться, что эта пьеса не должна рассматриваться как произведение сугубо атеистического толка. Вера, Совесть, Духовность, Человечность — вот главный предмет исследования в пьесе. Хотелось, чтобы именно эта мысль и послужила ключом к сценическому решению. Однако место событий и сами участники событий выбраны автором, конечно, не случайно. Сегодня церковь делает все возможное, чтобы привлечь в духовные учебные заведения одаренную молодежь. По-разному складываются их судьбы: блестящая карьера, удел рядового служителя какого-нибудь прихода и — как один из возможных вариантов — духовное увечье, трагедия таланта, запоздалое прозрение.

В заключение несколько слов о возможных сценических прочтениях пьесы.

Московский театр имени Гоголя, работая над сценическим воплощением пьесы, максимально приблизил действие спектакля к реальной жизни современной духовной семинарии. Это прежде всего сказалось в художественном оформлении сцены, в деликатно-сдержанной эстетике, которая была строго соблюдена и в костюмах семинаристов, и в одеяниях отцов-наставников (художник Б. Бланк). Эмоциональная атмосфера спектакля, особенно в кульминационных мизансценах, создается прекрасной, выдержанной в духовно-церковном стиле музыкой (композитор В. Гроховский). Самым трудным в спектакле является воспроизведение голоса Иоанна. Композитор удачно заменил его лирически возвышенным звучанием трубы. Зритель активно принимает эту сценическую условность.

В пьесе заявлен образ Маски как олицетворение всех пороков, мнимый образ искусителя или искусительницы, подстрекателя или подстрекательницы к запретному деянию. Театр имени Гоголя в своем спектакле исключил этот образ. Однако автор считает, что если в театре, принявшем пьесу к постановке, есть пластичный актер или актриса, то образ Маски мог бы усилить смысловые акценты всего сценического действия.

Хотелось бы надеяться, что для богатой режиссерской фантазии это краткое вступление послужит лишь отправной точкой в прочтении пьесы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Духовная семинария. Большая классная комната, внешне похожая на часть храма: иконы, кафедра, столы. Сцена еще затемнена. Издали наплывает тревожный перезвон колоколов. Луч света выхватывает  М а с к у, она смотрит в зал, прислушивается к звону. Под аккомпанемент колоколов входят  с е м и н а р и с т ы. Маска улыбается.

Высвечивается классная комната. За кафедрой ректор семинарии  о т е ц  В а с и л и й. Это высокий, статный, лет сорока мужчина, у него поставлен голос, он незаурядный оратор. Семинаристы слушают его лекцию с подчеркнутым вниманием. Маска сидит особняком, она как бы высматривает жертву, во время лекции подсаживается то к одному, то к другому семинаристу, ее присутствие чувствуют, но не видят, она зримо существует, лицедействует только для зрителей.

О т е ц  В а с и л и й (заканчивая лекцию). Из всего сказанного вам, отроки, надлежит запомнить истину, проверенную многими веками: священник, в совершенстве владеющий искусством проповеди, во все времена был, есть и будет истовым глашатаем Христова учения, мудрым пастырем стада Господня. Его деяния угодны отцу небесному, его талантом держится и процветает святая матерь-церковь. Аминь. (Крестится.)

С е м и н а р и с т ы (хором). Аминь. (Крестятся.)

О т е ц  В а с и л и й (взглянув на часы). В заключение хочу дать несколько практических советов. Для произнесения проповеди должна быть создана соответствующая атмосфера. В храмах не нужно прибегать к услугам электричества. Свеча, лампада, таинственный сумрак располагают к общению. Ваша проповедь должна быть обращена к сердцу верующего. В благолепии храма, в красоте богослужения он должен найти эстетическое удовлетворение. Не употребляйте иностранных слов. И главное — связывайте темы проповеди с жизнью. Красоте языка учитесь у проповедника раннего христианства Иоанна Златоуста. (Снова смотрит на часы.) Ну, а теперь я готов ответить на ваши вопросы.

П а в е л (подняв руку). Можно?

О т е ц  В а с и л и й. Да, конечно.

П а в е л (встает). Сейчас верующие все чаще задают вопрос. Будет ли третья мировая, с коей и начнется господство желтого человека, как о том в Библии сказано?

О т е ц  В а с и л и й. Вопрос не из праздных. И отвечать на него надо осторожно, уклончиво. Разные народы исповедуют разную веру. Их злые и добрые деяния зависят от идола, коему они поклоняются. Что касается православной церкви, то она всегда выступала и выступает в защиту мира и покоя.

И о а н н (подняв руку, встает). Во время воскресного богослужения к нам подошел интеллигентный старичок. Приложившись к руке отца Якова, чем выказал свою набожность, потом вынул из кармана список и зачитал имена зарубежных ученых, изобретающих ныне страшные виды оружия. Оказывается, многие из них верующие, посещают храмы, молятся каждый своему богу.

О т е ц  В а с и л и й. На сей вопрос я отвечу позже.

И о а н н. Спасибо. (Садится.)

П а в е л (вставая). Грамотные прихожане интересуются, почему во многих приходах женщины прислуживают в алтаре? Ведь по законам церкви женщина не имеет права быть служителем религии.

О т е ц  В а с и л и й. Не следует вдаваться в казуистику. Женщины составляют большинство верующих. Ныне духовное начало в семье принадлежит женщине. Она воспитывает детей. В ее руках будущее. И запомните, честная братия, в наши дни женщина может сделать для царства небесного больше, нежели десять мужчин!

И е р е м и я (вставая). В церковь все чаще заходит праздно любопытствующая молодежь. Во время проповеди задают каверзные вопросы. Такой, например: сколько световых лет до седьмого неба, где, как о том сказано в святом писании, расположена резиденция господа бога?

П а в е л (с места). Они жмут на нас с космических высот. Мол, межпланетные корабли, обследовав уже многие планеты, не обнаружили там божьего промысла.

А л е к с а н д р. Человек забрался на Луну. А мы его, как и в средние века, то соблазняем раем, то стращаем адом.

О т е ц  В а с и л и й (со вздохом). Вопрос сей достоин внимания. Наука сорвала завесу со многих таинств, доступных разуму, коим Господь наделил человека. Ученые мужи зачастую высмеивают догматические истины святого писания, не постигнув их тайн. Вам же надлежит помнить, что истины веры недоступны для научного понимания. Ибо все они относятся к области сверхъестественного. Христианская религия основывается на святой Библии. Наука — на изучении природы. Библия и Природа — это две книги, написанные Творцом и предназначенные для чтения всему сущему.

И е р е м и я (радостно). Истинно так!

А л е к с а н д р (Иеремии). А если спросить тебя, кто кого породил?

И е р е м и я (недоуменно). При чем тут первороды?

А л е к с а н д р. Для уяснения истины. Если догматик породил демагога, то это одна истина. А если наоборот, то совсем другая.

О т е ц  В а с и л и й (Александру). Был бы так находчив в постижении божьей премудрости.

Н и к о н. К какому человеческому чувству следует обращаться в проповедях?

О т е ц  В а с и л и й. К совести. Она есть ахиллесова пята нынешнего века. Человек ищет истину, которая была бы выше мирских деяний. И вы обязаны своей проповедью помочь ему найти эту истину в вере.

А л е к с а н д р. Большинство людей веруют в реальную истину — в коммунизм. Торжество сей истины, как утверждают атеисты, исключает все беды человечества. Что мы должны противопоставить им?

О т е ц  В а с и л и й. Кратковременность земного бытия и вечность царствия небесного. Это главный аргумент. Но преподнести его надо тонко. В качестве примера я прочту вам начало проповеди «Совесть и люди». (Иоанну.) Тут заключен ответ и на твой вопрос об ученых мужах, кои заняты поисками кратчайшего пути к всемирной погибели. Вам надлежит найти логическое продолжение сей проповеди. Попытайтесь с точки зрения православного вероучения доказать, что в жизни человека есть нечто более высокое, нежели земные блага. Итак, слушайте. (Встав в позу оратора, с пафосом.) «Удары набата. Охваченные страхом, люди устремились на площадь. А там, на возвышении, стояла женщина в черном. Чуть поодаль в таком же одеянии с горящими факелами толпились неведомые люди. Вид у всех был угрюм. Женщина открыла прекрасное лицо, и толпа замерла: так много душевных страданий было в ее чистом, величавом взоре. Через мгновение она заговорила голосом строгой судьи. (Изменив голос и еще более возвышенно.) «Люди, я — Совесть ваша! Устала я, изболелась. Вы попрали мое имя. Злобой, ложью и развратом вы унизили его. Терпение мое иссякло. Страдания мои невыносимы. Я пришла, чтобы факелом святой мести выжечь весь нечестивый человеческий род!» Толпа неистово возопила: «Пощади, о Совесть! Мы жить хотим!» Совесть тягостно вздохнула: «Люди! Вы безрассудные дети. Как же вы можете жить без меня? И можно ли бессовестное существование, в коем нет гарантии от насильственных убийств, обманов и унижений, именовать высоким именем — жизнь?» Из толпы выбежала прекрасная девушка. Простирая к Совести руки, она закричала: «Тушите факелы! Жизнь так прекрасна! Не убивайте ее. Человек создан, чтобы понять сладость любви, веселье пира…» Совесть грустным взором посмотрела на юное создание: «Прекрасный мотылек, веселое дитя! Хмель веселья и чад любви пройдут. Твоя красота, к прискорбию, вносит отраву в бессовестные души, но не зажигает в них чистого огня». На смену красавице вышел ученый муж: «Человек создан, чтобы исследовать свойства видимого мира, снять покров тайн с природы, овладеть ее силой». Совесть долго безмолвствовала. Лик ее стал печальней прежнего. «Знаю я тебя, о жрец науки. Я поднималась с тобой в дозволенную Богом высоту и спускалась в недра земли. Я возлагала на тебя лучшие надежды. Но и в тебе я горько обманулась. Знания вскружили тебе голову. И ты забыл мое имя. Ты предал его в угоду ложной славы. А лишившись совести, ты потерял право на постижение высшей тайны — смысла жизни и предназначения рода человеческого». (Взглянув на семинаристов.) Ну, а теперь, честная братия, кто из вас готов продолжить? Повторяю: острие сей проповеди должно быть направлено к душе и сердцу человека разуверившегося, уставшего от мирской суеты, запутавшегося в выборе веры, которая стала бы целью его земного существования.

Семинаристы переглядываются, никто не решается встать первым.

А л е к с а н д р. Позвольте мне. (Встает.) Из толпы вышел одержимый человек. Внешне он ничем не отличался от других. Разве только тем, что смотрел Совести прямо в глаза, что в позе его читалось высокое достоинство, что голос его звучал твердо, уверенно, обнадеживающе. (Подражая ректору.) «Совесть, я разделяю твою скорбь, — сказал он. — Многие люди погрязли в разврате. Алчность, эгоизм, ложное величие убили в них совестливое начало. Гордое имя человек, дарованное им матерью Природой, унижено, опорочено, нравственно и духовно растоптано. Пусть факелы святой мести уничтожат падшую часть рода человеческого. Я взываю к тебе от имени тех, кто сеет на земле добро, кто верует в торжество истины, кто свято чтит твое имя…»

Маска, уловив замаскированную крамолу, заулыбалась, подсела к Александру, но тот неожиданно сбился, запнулся.

…Как отзовется Совесть на призыв одержимого человека, я пока не знаю. Надо подумать… (Сел.)

О т е ц  В а с и л и й. Похвально. Но коль твой «одержимый» человек ни разу не упомянул имени Творца, то Совесть без труда могла опознать в нем атеиста. А потому ответствовала бы ему словами пророка-безбожника, отлученного в свое время от церкви: «Освобождать и заступаться за людей силой — не должно, потому что этого нельзя и потому что пытаться делать добро насилием, то есть злом — глупо».

А л е к с а н д р. В моем варианте, над коим я все еще размышляю, Совесть вряд ли будет цитировать Льва Николаевича Толстого.

О т е ц  В а с и л и й. Дай бог, чтобы твоя эрудиция не искусила твою веру.

И е р е м и я. Разрешите мне. (Встает, крестится.) Из толпы вышел священник. Вид у него был усталый, глаза полны слез, лик его отображал глубокую печаль! (Патетически.) «О Совесть, — взмолился он, — гнев твой справедлив! Но не спеши вершить правый суд свой. Выслушай меня. Дни и ночи я взываю к богу, чтобы ниспослал он прозрение заблудшим рабам своим. Да, человек возгордился, человек вознесся, человек забылся! Грех его велик. Но разве не сам господь завещал нам долготерпение? Разве не ближайший из его пророков изрек: согрешивший да покается, покаявшийся да прослезится и тем искупит великий грех свой. Так дай же нам, о Совесть, время для слез и молитвы, для искупления грехов наших». (Переводя дух.) «Я узнала тебя, святой отец, — сказала Совесть. — Ты один из немногих, кто еще не предал имя мое. Слова твои тронули сердце. Люди, я дарую вам время для искупления грехов ваших. Но помните: впереди ждет каждого из вас судный день, там спросится за все». Аминь. (Крестится.)

О т е ц  В а с и л и й. Похвально, весьма похвально. (Иеремии.) Твое продолжение ближе к истине. Но в нем мало современной философии. Оно обращено в основном к душе верующего. А в храмах бывает добрая половина праздно настроенных прихожан, колеблющихся, стоящих на распутье. И люди эти гордые, грамотные. Откровенное назидание отпугнет их…

Раздается звонок, извещающий об окончании урока.

(Вынув часы.) Да, быстро время пролетело. Следующий урок у вас церковнославянский?

Н и к о н (встав). Истинно так, отец ректор.

О т е ц  В а с и л и й. Через три дня мы снова встретимся. К этому времени отрокам Иоанну, и Михаилу и… (смотрит на Александра) Александру надлежит подготовить свой вариант окончания проповеди «Совесть и люди». Да поможет вам господь.

Семинаристы дружно встают, крестятся. Отец Василий выходит из класса.

П а в е л (Александру). Как он на тебя посмотрел, а?

А л е к с а н д р. Бог не выдаст — ректор не съест.

Н и к о н. Ты на рожон не лезь, Александр. Отец ректор всесилен. Он укрощал отроков и похлеще тебя.

А л е к с а н д р. Я не зверь, чтобы меня укрощать. (Подходит к Иоанну, шепчет ему на ухо.) Тебя ждет Мария, у нее какое-то богоугодное дело к тебе…

И о а н н (растерянно). Не искушай меня, Александр… умоляю…

А л е к с а н д р. Вольному воля, спасенному рай. Но другого такого случая может не представиться.

И о а н н (сомневаясь). Оно конечно… Ладно, я, пожалуй, пойду…

А л е к с а н д р. Я провожу тебя.

Уходят.

И е р е м и я (Никону). Снова подбивает Иоанна на какой-нибудь грех. Останови, пока не поздно.

Н и к о н. Я вам не нянька! (Идет к выходу, останавливается, строго.) Готовьтесь к уроку, а я пойду Сакердона Васильевича приглашу. (Уходит.)

Маска достает из ящика стала, где сидел Александр, транзистор, книги, подсовывает их Павлу.

П а в е л (включив транзистор, поднес к уху, весело). Братия! Смотрите. Вот откуда Александр черпает крамолу. Карманный подстрекатель. (Разглядывает книги.) А чтиво-то у него какое, господи. Взгляните, братия: Луначарский, богоотступник Осипов. (Показывает книги.)

М и х а и л. Ты лучше скажи, зачем он их таскает с собой?

П а в е л. Наверное, его завербовали атеисты. Штирлиц среди божьих избранников.

М и х а и л. Разгадать бы, кому он служит: атеистам или отцу ректору?

П а в е л. А отцу ректору с какой руки?

М и х а и л. С той, которая проверяет нашу веру. Не тоскует ли кто по комсомольской романтике?

П а в е л. Так он же и отца ректора своими крамольными вопросами донимает.

И е р е м и я. Вам все хахоньки! Александр с умыслом глумится над нашей верой. Особенно над Иоанном.

П а в е л. Доложи ректору. Вознаградит.

И е р е м и я. У нас староста есть.

М и х а и л. А старосте, кажется, его вопросы нравятся.

П а в е л (слушая транзистор). Ну и дела! Космонавты снова вторглись во владения Всевышнего.

М и х а и л (потрясая Библией). Сия программа, как утверждает ректор, была предусмотрена еще Христом. (Цитирует.) И опутает землю железная паутина, и птицы с железными клювами будут кружить над ней…

И е р е м и я (перекрестившись, строго). Перестаньте богохульствовать! Цитируешь пророческие слова, а память у тебя худая.

П а в е л. А если и взаправду человек вознесется на седьмое небо? Приземлится в райских кущах…

И е р е м и я (зло). Гляди, как бы его в геенну огненную не занесло! Там спросится и за космос, и за бомбы… Входит Александр, замечает свой транзистор, книги.

А л е к с а н д р (подходит к кафедре, подражая кому-то из преподавателей, старческим голосом). Басурмане! Сыны во грехе зачатые и в муках рожденные! Вот ты (указывает на Михаила), отпрыск матери-блудодейки! Вынь руки из карманов! Урок небось не выучил. Богу с утра не помолился. А руки куда не след успел засунуть.

Семинаристы дружно хохочут. Александр, довольный успехом, снисходительно улыбается, вырывает у Павла транзистор, усаживается за стел, раскрывает книгу.

И е р е м и я. Опять богохульствующие книжки почитываешь?

А л е к с а н д р. Угадал, отче. Ибо рассказ, коим я утоляю вечную жажду познания, называется «Ведьма». Труд известного богохульника Оноре де Бальзака.

М и х а и л. Ведьма кого-нибудь совратила?

А л е к с а н д р. Великое множеству рабов божьих. И даже одного святейшего отца. (Листает книгу.) Вот послушайте его покаяние.

Входит  Н и к о н.

Н и к о н. Сакердон Васильевич вызван к отцу ректору.

А л е к с а н д р (Никону). Ты не знаешь, чего наши наставники так всполошились?

Н и к о н. Не знаю. (Многозначительно смотрит на Александра.)

М и х а и л (Александру). Читай.

А л е к с а н д р (ломаясь). Если староста в кондуит мое прегрешение не занесет, то я, пожалуй, возьму грех на душу.

И е р е м и я. Бог тебе не простит, Александр.

А л е к с а н д р. А я ублажу его покаянием. В святом писании сказано: «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии…»

П а в е л. Будь ласков, Никуша. Разреши Александру взять грех на душу.

Н и к о н (махнув рукой). Ладно, греши. Может, это будет твое последнее прегрешение.

А л е к с а н д р. Последнее? А почему, собственно, последнее?

Н и к о н. Сны твои начинают сбываться. Недавно тебе снился Никодим Кроха. Снился?

А л е к с а н д р. Ну?

Н и к о н. Будто он явился в семинарию, чтобы отомстить отцу Якову за погубленный талант.

П а в е л. Это тот, у которого голос был лучше, чем у нашего Иоанна?

Н и к о н. Был, да весь вышел. Вот он и явился по чьей-то подсказке спасать Иоанна.

А л е к с а н д р (радостно). Как, Никодим, уже в семинарии?

Н и к о н. Я его не видел. Но тот, кто позвал его сюда, уйдет из семинарии вместе о богоотступником.

И е р е м и я (Александру). Допрыгался?

М и х а и л. А еще Александру снилось, будто одна из прихожанок соблазнила нашего голосистого Иоанна…

Н и к о н (перебивая, Александру). Где Иоанн?!

А л е к с а н д р. Наверное, у него рандеву с ведьмой.

Н и к о н. Опять какую-нибудь шуточку придумал?

А л е к с а н д р. Чего ты ко мне привязался?

Н и к о н. Кто подстрекает Иоанна петь псалмы на мотив мирских частушек?

А л е к с а н д р. Талант!

Н и к о н. Тогда объясни, зачем ты передал магнитофонную пленку с «талантливым» богохульством отцу Якову?

А л е к с а н д р. Я?! (Подходит к Павлу.) Твоя работа?

П а в е л (пятясь). Ты что? Вот тебе крест. (Крестится.)

М и х а и л. Представляю, какая будет потеха, когда святой старец узнает, чем занимается его духовное чадо в свободное от молитв время.

Н и к о н (Александру, строго). Не совращай парня. Если тебе здесь скучно, возвращайся в свое театральное училище.

М и х а и л. Его же оттуда вышибли. В нем умирает второй Станиславский.

А л е к с а н д р. Заткнись. (Никону.) Кто искренне верит, того не совратишь. А наши святоши Иоанн и Иеремия просто прикидываются. И я вам это докажу.

И е р е м и я (вскакивая). Меня можешь подозревать в чем угодно. Но Иоанна не тронь! Он как малое дитя…

Входит  И о а н н. Он взволнован, глаза полны слез, никого не замечая, идет прямо к Александру, молча смотрит на него, затем садится, закрывает лицо руками.

А л е к с а н д р (подойдя к Иоанну). Не пришла? (Гладит его по голове.) Успокойся, Ваня. Все они такие. Вот и старик Бальзак то же самое про них пишет. Хочешь, я почитаю тебе его рассказ? (Ко всем.) Итак, слушайте, братия…

Семинаристы, окружив Александра, приготовились слушать. Иеремия, закрыв руками уши, уткнулся в святое писание. Иоанн сидит в той же позе.

Свет гаснет.

Просторный кабинет отца ректора. О т е ц  В а с и л и й  расхаживает по мягкому ковру, нетерпеливо поглядывает на дверь. В старинных полукреслах уже сидят срочно созванные  о т ц ы  н а с т а в н и к и.

О т е ц  С е р г и й. Я давно предостерегал тебя насчет богохульника Александра. Развращает он отроков.

О т е ц  В а с и л и й. Мы довели его до выпускного класса.

О т е ц  Я к о в. Из-за одного ядовитого языка можно потерять стадо.

О т е ц  С е р г и й. Он откровенно высмеивает то Иоанна, то Иеремию. И самое страшное: на стороне Александра большинство учеников.

О т е ц  В а с и л и й. Потому-то я и не указываю ему на дверь.

О т е ц  Я к о в. Ждешь, пока он превратит семинарию в Содом?

О т е ц  В а с и л и й (пройдясь по кабинету). Вы упрекаете меня за светскую демократию. Я рад бы пресечь ее. Но кто же к нам пойдет? Недоросли? Недоучки? Церкви они не нужны. Сегодня надо полагаться на таланты. Хлопотно, конечно. Каждый ученик привыкает к демократии с детского сада. Он горд, тщеславен. В нем развито чувство собственного достоинства. Разве вы не видите, с какой неохотой они прикладываются к руке священника.

О т е ц  С е р г и й. Попервости многие нос воротят. Но я не об этом.

О т е ц  В а с и л и й. Вас раздражают атеистические диспуты? А я сознательно подстрекаю учеников к спорам. Их же с детских лет шпиговали атеизмом. Все мировоззренческие науки против Бога. Да и не только мировоззренческие. Весь уклад жизни современного человека — антирелигиозен. Семинарист, сравнивая библейские догмы с диалектическим развитием всего сущего, часто не находит той истины, которую ищет. Его обуревают сомнения. Нужна разрядка. Но какая? Можно пошептаться с товарищем. С двумя, с тремя. Окончательно запутаться. А не лучше ли высказаться вслух?

О т е ц  Я к о в (сокрушенно). Вот до какого срама мы дожили. Может, лучше закрыть семинарию?

О т е ц  В а с и л и й. К чему впадать в крайность. Надо быть гибче. Мы растим не просто будущих пастырей стада Господня. Нет. Слово «стадо» оскорбляет слух культурного человека. Полуграмотный верующий вымирает. Значит, надо держать курс на качество нового прихожанина. Надо знать его духовные запросы. Не страх и не горе ведут его нынче в храм. Он идет не поклоняться, а созерцать представление, размышлять.

О т е ц  С е р г и й. Но церковь не театр.

О т е ц  В а с и л и й (увлеченно). По существу — нет! А внешне приходы всегда были духовным театром. И лично я ничего в том страшного не вижу. Будущие духовные пастыри должны сочетать в себе магическое лицедейство, волю режиссера, талант художника.

О т е ц  Я к о в. От твоего откровения богохульством пахнет.

О т е ц  В а с и л и й. Церковь давно вступила в спор с мирским театром. Даже такой серьезный атеист, как Ленин, в свое время говорил, что, кроме театра, нет ни одного института, ни одного органа, которым мы могли бы заменить религию…

О т е ц  Я к о в. Так вот почему ты за талантами гоняешься. То подавай тебе певца, то поэта, а то и недоучку режиссера. А ведомо тебе, что почти каждый талант по природе своей крамолен?

Входит  С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Тяжелыми шагами проходит в угол, садится в кресло. Одет он в мирское — старомодный костюм, голову украшает ощетинившийся «ежик».

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Я, кажется, запоздал?

О т е ц  В а с и л и й (озабоченно). Что нового, Сакердон Васильевич?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (тяжело вздохнув). В семинарию сего дня пожаловал Никодим Кроха.

О т е ц  Я к о в. Как?! Кто его позвал?

О т е ц  С е р г и й. Сказывают, будто он рехнулся. Иначе как понимать его добровольное отречение от лучшего в округе прихода.

О т е ц  В а с и л и й (строго). Чего скорбеть понапрасну? Все в руках божьих. (Глядя на Сакердона.) Я распорядился временно приютить его в одной из келий. Но он рвется к семинаристам. Хочет выступить перед ними. Надо как-то упредить.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. В погибели таланта Крохи виноваты мы все. (Отцу Якову.) Но больше других испоганил ему душу ты, Яков! Ты задушил в нем голос, убил песню. А каков в нем прорезался певческий талант!..

О т е ц  Я к о в (привстав). Да как ты смеешь! Падение Крохи на твоей совести, искуситель ты этакий! Твои пагубные речи!..

О т е ц  В а с и л и й. Не распаляйся понапрасну, отче! Сейчас надо думать о престиже семинарии.

О т е ц  С е р г и й. Отец Василий прав. Надо как-то ублажить Кроху.

О т е ц  Я к о в. Ублажить? Выпроводить, и немедля! А вместе с ним и того, кто надоумил его явиться сюда.

О т е ц  С е р г и й. Я полностью согласен с отцом Яковом.

О т е ц  В а с и л и й. Формально вы оба правы. В другое время и я бы указал ему на дверь. А как прикажете поступить с ним в храме, когда он, вместе с прихожанами, явится на вечернюю молитву? Он только и будет ждать того, чтобы на него указали перстом, выделили среди толпы и тем самым привлекли к его персоне внимание. Потом семинаристы будут искать встречи с ним.

О т е ц  С е р г и й. И то верно. Как же быть?

О т е ц  В а с и л и й. Взяв великий грех на душу, я пекусь не о себе, а о репутации богоугодного заведения. Кроха весьма слаб душой и телом. От духовного сана он еще не отрекся, — значит, за все его деяния и мы в ответе. Думаю, мирная беседа с ним, материальная помощь — и он уступит. (Вынимает из кошелька деньги.) Если он вдруг решится на слезное покаяние в греховных деяниях своих против матери-церкви, да еще в присутствии братии, что послужит им хорошим назиданием, то помощь можно удвоить или даже утроить. Главное, чтоб он потом в городе не вздумал остаться. Билет в любой конец света мы ему купим. (Протягивая Сакердону деньги.) Выручай, Сакердон Васильевич. Огради братию от тлетворного влияния Крохи. И тем самым отведи от себя подозрение, кое закралось в мою душу.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (встав). Что? Сперва надо убедиться, кто из нас более тлетворен! Давно над сим задумываюсь. Кажется, приспел час. (Уходит.)

О т е ц  Я к о в. Как бы и он не взбунтовался.

О т е ц  В а с и л и й (подумав). Ему поздно. Он сделает все, чтобы спасти репутацию нашего богоугодного заведения. (Вручая Сергию деньги.) Догони и передай их Сакердону. Вечером жду его с докладом.

Свет гаснет.

Классная комната. С е м и н а р и с т ы, обступив  А л е к с а н д р а, слушают рассказ. М а с к а  стоит на авансцене, улыбается. Входит  С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч, его не замечают. С треском распахивается окно. М и х а и л, взобравшись на подоконник, никак не может отдышаться. Александр, прервав чтение, смотрит на него.

М и х а и л. Конец света, братия! Сунулся я было в дверь, а там баталия. Какой-то попик атакует отца Якова. Яков осеняет попика крестным знамением, а тот…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (подходя к кафедре, строго). Так вот чем вы тешите праздный разум! (Михаилу.) Марш на место! Куда смотришь, староста!

Н и к о н (растерянно). Простите, учитель…

Семинаристы встают, замирают.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (стукнув кулаком, резко). Блуд и вожделение на каждой роже! А где кротость? Где почитание? (Александру.) Чего физиономию корчишь? Давай сюда книгу.

Александр передает книгу.

(Потрясая книгой.) Ведьма небось всех в блуд ввела? Драть вас некому и мне не дозволено. Из таких вот и вырастают бунтари. Садитесь. (После паузы.) Кто молитвы не одолел?

М и х а и л (встав). Я одолел, Сакердон Васильевич. Однако спросить охота…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Про Никодима Кроху небось? Садись! Твое известие у всех в голове застряло. Теперь вам не до урока. Каждому охота на попика взглянуть. Не стройте постных физиономий. Я все вижу. Попик сей тоже был моим учеником. Я ткну вас носом в его деяния. А вы уж сами, сами! Особенно вы, Иоанн и Еремушка. Похожи вы чем-то на Кроху. Вглядитесь в него повнимательнее. И собратья ваши похожи на собратьев Крохи. Все повторяется, все…

Раздастся звон колокола. Все недоуменно переглядываются.

П а в е л. Конец света.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Что это?

А л е к с а н д р (подскочив к окну). Кроха на колокольню взобрался!

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Надо немедля урезонить его. Александр, Никон, Иоанн…

А л е к с а н д р (весело). Братия, за мной!

Семинаристы убегают, Маска спешит за ними.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (подойдя к окну). До какой крайности доведен человек. Запоздалое прозрение всегда похоже на помешательство.

Звон колоколов обрывается Входит  о т е ц  Я к о в, в руках у него портативный магнитофон.

О т е ц  Я к о в. Любуешься проделками своего выкормыша! Что теперь подумают прихожане. Срамота. Уйми его! Иначе и тебе несдобровать.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Да ты, никак, угрожаешь?

О т е ц  Я к о в. Угрожаю! Ты всегда потворствовал крамоле. Ты развратил Кроху. Теперь принялся за Иоанна. Вот доказательство. (Показывает магнитофон.) Тут все записано.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Не понимаю.

О т е ц  Я к о в. Сейчас поймешь. (Крестится, нажимает на кнопку.) Слушай.

Церковный хор поет псалмы, среди множества голосов выделяется высокий, разливистый голос Иоанна. Сакердон Васильевич подходит к столу, присаживается, слушает. Псалмы обрываются, пленка прокручивается, и голос Иоанна под аккомпанемент гитары исполняет развеселую современную песню. Отец Яков неистово крестится, выключает.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (с восторгом). Голосист. Отчаянно голосист! Дай еще послушать.

О т е ц  Я к о в. Ты что, спятил? Дальше там такое. (Крестится.) Богохульник Александр подыгрывает на гитаре, а Иоанн… (Крестится.) Язык не поворачивается.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Каким манером сия штуковина к тебе попала?

О т е ц  Я к о в. Среди заблудших, впавших в грех, всегда найдется некто.

Входит  М а с к а, останавливается у порога.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Некто, кто предаст заблудших?

О т е ц  Я к о в. Кто достойно исполнит волю божию.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ну а ты как намерен ее исполнить?

О т е ц  Я к о в. Сперва изобличу Иоанна. Потребую от него исповеди. А дальше господь подскажет.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ясно. Чего же ты хочешь от меня?

О т е ц  Я к о в. Выпроводи из семинарии Кроху. Ты единственный, кого он почитает.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ежели заблудшая овца прибилась к стаду, то пастух обязан позаботиться о ней.

О т е ц  Я к о в. Взбесившуюся овцу отдай алчущему зверю, дабы спасти все стадо от проказы. А Кроха взбесился! Его словесный меч направлен против моего авторитета. Он обвиняет меня в своей погибели. Грозится вырвать из семинарии Иоанна.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Боишься?

О т е ц  Я к о в. Истинному христианину страшен только суд всевышнего.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. А суд совести?

Слышатся возбужденные голоса.

О т е ц  Я к о в. Кажется, отроки возвращаются. Ты не потакай их любопытству, не потакай. От любопытства до крамолы рукой подать…

Вбегает  А л е к с а н д р, за ним  Н и к о н, И е р е м и я. Заметив отца Якова, застывают у порога, кланяются, чинно проходят на свои места.

И о а н н  подходит к отцу Якову, целует его руку.

И о а н н. Благословите.

О т е ц  Я к о в (перекрестив его). После вечерней молитвы зайди ко мне.

И о а н н (покорно). Слушаюсь, отец Яков.

Отец Яков уходит, семинаристы облегченно вздыхают, садятся.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (Александру). Ну?

А л е к с а н д р (вставая). Шаровая молния. Того и гляди взорвется.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (Никону). А ты чего скажешь?

Н и к о н. Нормальный человек тарарам поднимать не станет.

И е р е м и я. Взгляд у него какой-то…

И о а н н. Спасите его, Сакердон Васильевич. Отец Сергий грозился спровадить в милицию.

П а в е л. Туда ему и дорога!

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Что?! Кроху в милицию? (Идет к двери.) Я сейчас. (Никону.) Оставляю класс на тебя. (Уходит.)

М и х а и л. Ну и денек выдался.

П а в е л. Побольше бы таких. Благодать. (Александру.) Давай, Сашок, травани нам про Кроху. Говорят, ты все про него знаешь.

А л е к с а н д р. Без Сакердона не имею права. Я слово ему дал.

И е р е м и я. Боишься приврать лишку?

А л е к с а н д р. Боюсь, как бы ты и наш всеобщий любимец Иоанн не приняли мой рассказ на свой счет.

М и х а и л. Ваню обижать сегодня грех. Чего доброго, проговорится на исповеди у отца Якова. Потом держись.

И о а н н (обиженно). Исповедуюсь я часто. Однако никто из вас не пострадал.

М и х а и л. Сегодня тебе в компот насыпали соли.

П а в е л. Знаешь, кто это сделал?

И о а н н. Доносить на ближнего своего грех.

М и х а и л (вынимая из кармана яблоко). Святой ты у нас, Ваня.

Маска взяла яблоко у Михаила, положила перед Иоанном.

И о а н н (беря яблоко, искренне). Чье это яблоко?

М и х а и л (сдерживая улыбку). Наверное, твое. Кушай на здоровье.

И о а н н. Вместо компота? Спасибо. (Откусив, жует.) Горьковато малость…

Семинаристы давятся от смеха. Иоанн, зажав ладонью рот, выбегает из класса.

А л е к с а н д р. Чем оно нашпиговано?

М и х а и л (сквозь хохот). Перцем…

П а в е л. Может, он и правда святой?

М и х а и л. Другой бы чертом на людей смотрел. А он сейчас вернется и будет вместе с нами смеяться.

А л е к с а н д р. И все равно я не верю в такую набожность! (Заговорщически.) Знаете, братия, у меня созрела идея всерьез испытать его.

Н и к о н (резко). Хватит! Чего ты прицепился к нему?

И е р е м и я. Сатана в него вселился. Сам ни во что не верит и других баламутит.

А л е к с а н д р. Я не верю? Да, может, я самый верующий среди вас. Только вера, на мой взгляд, должна возвышать человека. Делать его гордым, сильным, великим!

Н и к о н. Ого куда хватил.

И е р е м и я. Гордыня ослепляет человека. Убивает в нем любовь и сострадание к ближнему.

А л е к с а н д р. Любовь и сострадание должны быть активными. Любить — значит отдавать всего себя людям. Всего до последней крохи: душу, сердце, талант. А ты что делаешь? Тебе природа дала талант поэта. Иоанну — талант певца. Мне… Ладно, про мой талант помолчим.

И е р е м и я. Не природа, а Всевышний!

А л е к с а н д р. Хорошо, Всевышний. Ну и что вы с этим даром делаете?

Н и к о н. Чего ты так радеешь за их таланты?

А л е к с а н д р. Хочу вернуть им веру…

Входят  И о а н н  и  С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (разгневанно). Встать! (Все встают.) Кто из вас, крокодилово семя, совершил деяние? Кто подсунул Иоанну перченое яблоко? Отвечайте, ироды.

Все, опустив головы, молчат.

Молчите? (Никону.) В кондуит всех!

Н и к о н (покорно). Слушаюсь, учитель.

И о а н н. Пошутивший уже наказан, Сакердон Васильевич. Зачем же наказывать дважды.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Кто его наказал?

И о а н н. Гнев ваш и собственная совесть. Простите его. А я со своей стороны уже простил ему.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ну, как знаешь. Гляди токмо, чтобы они тебе голову не отвернули.

Раздается звонок.

Не вышло у нас урока. Ступайте на перемену. С Крохой без моего позволения не встречаться. Языкам волю не давать. Чья очередь сегодня убирать храм?

Поднимают руки Александр, Иоанн, Павел, Михаил.

Не теряйте зря время. С Богом.

Все стоят, терпеливо ждут, когда Сакердон Васильевич выйдет из класса. Перекрестив семинаристов, учитель уходит Иоанн, погруженный в свои мысли, отдаляется от сотоварищей.

А л е к с а н д р. Павел, ступай в храм и затвори все окна.

П а в е л. Убирать будем при свечах?

М и х а и л. Что ты придумал?

А л е к с а н д р (оглядываясь). Послушай, Михаил, как ты относишься к Иоанну?

М и х а и л. Как к больному: не обижаюсь, но раздражаюсь.

А л е к с а н д р. Что тебя в нем раздражает?

М и х а и л. Многое. Но противнее всего — всепрощенство. Чего только мы над ним не вытворяли, а он улыбочкой отделывается. Чистейшей воды идиот.

А л е к с а н д р. Нет, брат, тут другое. Тут философия духовного превосходства. А вот на какой она почве произрастает: «Жития святых» или Достоевский, Толстой, Чернышевский?

М и х а и л. Глубоко пашешь. Ванино долготерпение замешано на корысти: семинария, постриг в черное монашество, академия и быстрое продвижение к высокому сану. Во имя этого он готов на все.

А л е к с а н д р. Сегодня мы проверим. Если и после этой экзекуции он не набьет мне морду, значит, мы оба ошибаемся. Значит, этот парень поставил перед собой такую цель, какая нам с тобой и во сне не снилась.

М и х а и л. Странный ты мужик, Сашка. Каждого из нас в лупу разглядываешь, в душу лезешь, а сам будто улитка.

А л е к с а н д р. Обо мне в другой раз поговорим. За храмом растет крапива и трава, похожая на крапиву. Нарви той и другой и сделай два одинаковых веника.

М и х а и л (весело). Догадался!.. (Мнется.) Как бы нам потом не влетело, а?

А л е к с а н д р. Если влетит, то только мне. Ждите меня в храме. А я займусь великим притворщиком.

Семинаристы уходят.

И о а н н (Александру). Ты у нас за старшего. Что мне делать?

А л е к с а н д р. Как всегда: вытирать пыль в алтаре.

И о а н н. Благодарю за честь.

А л е к с а н д р (подходя к Иоанну). Я хотел бы с тобой посоветоваться. С утра только этой мыслью занят.

И о а н н. Если тебя мучает совесть, то я тебя прощаю.

А л е к с а н д р. За что?

И о а н н. Как за что? За обман. Мария небось и не помышляла назначать мне свидание.

А л е к с а н д р. Эх, Ваня, Ваня. Плохо ты знаешь Евино отродье. Но с Марией я тебя еще сведу. Вот тебе крест. (Крестится.) Терзаюсь я совсем другим. И если бы не твой сегодняшний благородный поступок… Короче говоря, пойдем в храм. По дороге я все объясню. (Уходят.)

Свет постепенно гаснет, преображая класс в таинственный уголок храма. В храме темно и тихо. Только перед иконой Спасителя подмигивают две свечи и лампада. А л е к с а н д р  и  И о а н н  встают на колени.

М и х а и л (встав на колени рядом с Иоанном). Веруешь ли ты, отроче, в святые наваждения?

И о а н н. Все, что свято, есть божий промысел.

А л е к с а н д р. Похвально. Так вот, значит, братия. Минувшей ночью то ли во сне, то ли наяву, не знаю, явился ко мне ангел-хранитель. «Ты, Александр, — сказал он тоном грозного судьи, — достоин геенны огненной. Но Господь прощает тебе грехи твои. Ибо грешишь ты по простоте душевной. Но есть среди братьев твоих один, возомнивший себя ангелом во плоти. Так знай, что думает Господь о нем: «Я изберу не того, кто печется только о спасении своей души, а того, кто берет грех на свою душу, спасая ближних».

М и х а и л (отвешивал земные поклоны). О Господи, прости и помилуй!

А л е к с а н д р (Иоанну). «А кто сей отрок, о Господи?» — спросил я. Ангел, ослепив меня сиянием, молвил: «Ты узнаешь имя его, если поступишь по совету моему. Ступай на утреннюю молитву. Первым подойди к иконе Спасителя. Кто будет вторым — тот и есть раб сей».

М и х а и л. Кто же из нас грешен?

А л е к с а н д р. Ангел уже было собрался улетать, но я вовремя спохватился: «А как же мне отличить, если их будет два?» На что он ответил, опять-таки мудрейшим советом: «После молитвы призови их во храм. Вручи по венику из крапивы. Пусть каждый окропит его святой водой. Потом обнажится до пояса и нанесет себе три удара. У того, кто грешен, тело покроется волдырями».

И о а н н. На кого из нас Господь указал перстом?

А л е к с а н д р (не сразу). На тебя и на Михаила. (После паузы.) Вы разом подошли к иконе Спасителя…

М и х а и л (снимая рубаху). На меня? Да я готов…

И о а н н (снимает рубаху). Я первым испытаю свою веру…

А л е к с а н д р. Я верю в твою непорочность. А вот за Михаила…

М и х а и л (решительно). Давай крапиву!

Иоанн, взяв веник, кропит его святой водой, читает молитву. Семинаристы встают друг перед другом на колени. После первого удара Иоанн едва сдерживает крик. Но, увидев, с какой стойкостью Михаил сдержал первый удар, он закусывает губу и стегает себя еще раз. С третьим ударом из его глаз катятся слезы. Теперь он плачет, не стесняясь собратьев. Ужасная боль и чувство греховности повергают его в крайнее отчаяние.

И о а н н (рыдая). О Господи! Прости раба твоего… Не отворачивай очей своих… Вечно буду славить имя твое…

М и х а и л (отнимая у Иоанна крапиву). Хватит!

А л е к с а н д р (озираясь). Сюда кто-то идет.

И о а н н. Пока не очищусь — не уйду. Грешник я великий…

В храме появляются  М а с к а  и  С а к е р д о н.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Кто тут рыдает?

М и х а и л. Мы тут крапивой веру испытывали…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (Иоанну). Ты истязал себя крапивой? (Осматривает его спину.) Господи, да у тебя кожа вздулась.

Маска подает Сакердону Васильевичу веники.

(Разглядев веники, Александру.) Твои проделки? (В сердцах, всем.) Как вы смеете осквернять храм?! (Иоанну.) Над тобой же смеются. Полюбуйся.

Иоанн, взяв веники, внимательно разглядывает их. Отроки смотрят на него, как могут смотреть нечестивцы на божьего избранника.

И о а н н (Александру). И впрямь подлог…

А л е к с а н д р. Да, Ваня, подлог… Я сделал это с умыслом. Тебе больно, обидно? У тебя трясутся губы. Ты ненавидишь меня, ненавидишь… Проснись, Ваня! Орудие мести в твоих руках. Отплати мне тем же. (Срывает с себя рубаху.) Ну, Ваня! Хлещи, хлещи меня!

И о а н н (подняв руку для удара, медленно опускает). Я не могу. Я не имею права пасть ниже тебя, Александр. Прости меня…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (Иоанну). Что же мне с ними делать?

И о а н н (неожиданно благодушно). Не судите их строго. Ибо ждет каждого из них высший суд. Дайте же им время для слез и молитвы.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (растроганно). Деяния твои воистину достойны апостольского звания. (Семинаристам.) Вы, иродово племя, должны пятки у него целовать! Вон из храма, нечестивцы окаянные!

Свет гаснет. Сакердон Васильевич, обняв Иоанна, выводит его на авансцену. Маска следует за ними.

(Отечески.) Успокойся, сынок. Сколько раз говорил тебе, не доверяйся им. Люди без особого труда прощают друг другу пороки. Но достоинства, коими они не обладают, талант, благородство, чистоту помыслов — не простят. Попал в воронью стаю, упаси тебя бог менять черное оперенье на белое — заклюют. Так уж устроены люди-человеки.

И о а н н. Знаю, Сакердон Васильевич. Но я зарок себе дал… Я от всех своих выгод во имя людей отказался. Злом зло не исправишь. Думаете, мне легко, думаете, я не плачу, думаете, мне не обидно? Но я ничего с собой поделать уже не могу. Пробовал, прикидывался, а потом чуть в прорубь не кинулся — до того презрел самого себя. И сегодня с первого удара я разгадал их замыслы. Только остановить себя уже не мог. Тело мое горит, мне больно, но не совестно. А им совестно…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (удивленно). Сколько тебя знаю, а ты впервой так разоткровенничался. Значит, ты сознательно свой крест несешь? (Заглядывает ему в глаза.) А от чего сейчас плачешь: от боли или от обиды?

И о а н н (сквозь слезы). Обиды я на них не держу… Я голос свой оплакиваю. Все мои грехи от него. Читаю молитву, а на уме вертится песня…

Наплывает веселая мелодия песни. Иоанн, прислушиваясь, неистово крестится.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Вылечить тебя может только собственный голос. Дай ему свободу.

И о а н н (испуганно). Что вы! Меня завтра же из семинарии выставят. Петь-то мне хочется в основном мирские песни.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Не знаю, Ваня, какой совет тебе дать. Сперва надо посоветоваться с одним человеком. Пойдем.

И о а н н. Кто он?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Профессор консерватории.

И о а н н. Отец Яков не простит.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Сей грех я приму на себя. (Решительно.) Пойдем, сынок. Тут рядом, пойдем.

Маска улыбается.

Небольшое фойе. И о а н н  и  С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч  подходят к открытой двери, озираются, слушают певца. Звучит современная песня.

И о а н н (прислушиваясь). Хорошо поет.

Голос внезапно обрывается. В фойе выглядывает  П р о ф е с с о р. Это высокий, сухопарый старик, в очках, с небольшой клинообразной бородкой. Очень похож на отца Якова, только в цивильном костюме.

П р о ф е с с о р (Иоанну, строго). Вы, сударь, опоздали. Я экзаменую, от и до…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (смутившись). Простите, профессор… Вы, наверное, меня не узнали?

П р о ф е с с о р (вглядываясь). Кого я вижу! Каким ветром, милейший? Неужто на старости лет решили пению обучаться?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Что вы, профессор. Наша песня давно спета. Я хотел своего ученика… У него голос…

П р о ф е с с о р (разглядывая Сакердона). Решили его голосом искупить тот давний грех перед искусством?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Тот грех я унесу вслед за женой моей в могилу.

П р о ф е с с о р. Значит, вы, как и я, в одиночестве жизнь коротаете?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ваша жизнь, ваша слава продлятся в учениках ваших.

П р о ф е с с о р. А ваша?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Моя участь иная… Прозревший — проклянет, а ослепший — не вспомнит. (Указывая на Иоанна.) Вот моя последняя надежда.

П р о ф е с с о р (взглянув на часы). Времени у меня в обрез. Да и пианистка ушла. (Иоанну.) Тенор?

И о а н н (робко). Голос у меня высокий…

П р о ф е с с о р (улыбаясь). Высокий, говоришь? Тогда пойдемте.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (замявшись). Вы уж вдвоем. А я тут побуду. (Иоанну.) Ступай, сынок.

Профессор уходит в зал. Иоанн, перекрестившись, идет за ним. Сакердон Васильевич стоит у приоткрытой двери. Он заметно волнуется. Вскоре из зала доносятся тихие аккорды музыки. Затем они становятся звонче, разливистей. Сакердон Васильевич, оглядываясь на дверь, пытается перекреститься, но песня увлекает его.

(Заглядывая в зал.) Господи? Что же это такое происходит? Куда девалось его смирение? Он ожил. Но что это? Профессор плачет. (Отходя от двери.) Так он плакал и тогда. Значит, Ваня показался…

Из зала выходят потрясенный  И о а н н  и взволнованный  П р о ф е с с о р.

П р о ф е с с о р (взволнованно). Милейший! Послушайте! Нет, вам не понять. И все же вы постарайтесь. Я умоляю вас. Молчите! Перед вами нет больше семинариста. Но есть талант! (Иоанну.) Уважайте мои седины! Отныне ваш голос не принадлежит вам. Да, да! Не удивляйтесь. Давайте-ка я еще раз вас поцелую. (Целует.)

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Спасибо вам, профессор…

П р о ф е с с о р (перебивая). Я тридцать лет искал его. Слышите вы, коварнейший из людей! Я поседел. А вы, выдающий себя за истинного художника, держите в затворничестве соловья. Не позволю! Да и бог, если он, конечно, есть, не простит…

И о а н н. Без бога и нас бы с вами, рабов его, не существовало.

П р о ф е с с о р (словно споткнувшись). Хорошо, что вы меня так… Однако я не его раб. Я раб Таланта! (С отчаянием.) Нет, вы, кажется, этого не поймете. А жаль. (Вглядываясь в Иоанна.) Значит, я снова столкнулся с аномалией. Печально. (После паузы.) Позвольте рассказать вам притчу. Случилось это давно. Тогда я был еще молод. Однажды, теперь уже не помню каким ветром, занесло меня в Софийский собор. Из глубины зала гремел бас. По колориту я равных не встречал. Протиснувшись сквозь толпу молящихся, я наконец увидел молодого человека. Примерно ваших лет. Зачарованный, я слушал его до окончания богослужения. (После паузы.) В тот же день я предложил ему свои услуги. Вскоре ой научился управлять голосом. И тут случилась беда. Он влюбился. Избранницей его была женщина удивительной красоты и неслыханной набожности. Так мой ученик оказался перед выбором. Или мир искусства, где его ждали слава Шаляпина, или фанатичная избранница. Он предпочел второе. Я не осуждаю его. И по-человечески понимаю. Но скажите мне! Что сталось бы с нашей культурой, если бы Собинов, Шаляпин, Козловский оказались в плену религиозного фанатизма? Не отвечайте сейчас же. Подумайте. И, умоляю вас, не советуйтесь с духовным наставником. Если и есть человек, который даст вам трезвый совет, — он перед вами. (Сакердону.) Дайте же ему совет. (Иоанну.) Прощайте, голубчик. (Уходит.)

И о а н н. Так это были вы, Сакердон Васильевич?..

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Я, сынок… Голосу нужен простор, высота. А я обрезал ему крылья…

И о а н н. Как же мне быть?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Не знаю, Ваня, выбирай дорогу сам. Хочешь парить — лети. Хочешь ползать — терпи.

И о а н н. Я должен посоветоваться с отцом Яковом.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Нет, Ваня! Он тебе не советчик. Ты сам хозяин своей судьбы.

И о а н н. Что вы такое говорите? Хозяин моей судьбы Господь. (Направляется к выходу.)

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ваня! Постой, сынок… (Хватается за сердце.)

И о а н н. Что с вами?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Пройдет. (После паузы.) Ты видел Кроху?

И о а н н. Видел.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ради тебя он сюда явился. А виноват во всем я. Послал пленку с твоим голосом. Вот она душу ему и перевернула.

И о а н н (удивленно). Не понимаю?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Убили мы в нем песенную душу. Я из корысти руку приложил. Из церковного хора не хотелось отпускать. А отец Яков и того дальше пошел: вздумалось ему разлучить Кроху с мирской песней. И разлучил… Духовная музыка, церковное пение мелодичны. Но они зовут к смирению, покаянию. Голос будто в золотую клетку попадает.

И о а н н. Зачем вы на себя наговариваете? Целомудреннее отца Якова я не встречал человека. Он не мог причинить Крохе зла.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Ваня, сынок, доверься моим сединам. Вырывайся из его липкой паутины. За три года он почти умертвил тебя. Отроки над тобой откровенно потешаются. Вон и сегодня экзекуцию с крапивой устроили.

И о а н н. Над моей доверчивостью и в школе потешались. Ну и что? От всех самых страшных пороков человека можно вылечить только верой в человека. Так говорила моя первая учительница Ольга Павловна. Она часто сокрушалась, что человек завел Красную книгу, чтобы заносить в нее убывающие виды животных. Но никак не догадается завести такую же книгу, чтобы заносить туда катастрофически забываемые лучшие качества мыслящих существ. И среди многих качеств она особенно выделяла у мужчин дух рыцарства, у женщин — стыдливость. А в общении людей — доверчивость.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Как же твой голос в школе-то не заметили?

И о а н н. Отчего не заметили? Заметили. Из-за голоса я в немилость и попал. Уроки пения у нас по совместительству вела астрономша. Жена завуча школы. Слуха никакого, а невежества хоть отбавляй. Я отказался ходить на ее уроки. Она потащила меня к директору. Тут-то я и обидел ее.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Каким образом?

И о а н н. Сказал ей правду. Она обозвала меня безголосым козлом. Директор и завуч тоже учинили мне выговор. Одна только Ольга Павловна поцеловала меня. За это непедагогическое поведение она схлопотала выговор. Чтобы проверить, есть ли у меня голос, я пошел к руководителю церковного хора. Другого авторитета поблизости не оказалось. Так я стал солистом церковного хора. В школе, конечно, переполох. Вцепились в меня, да так крепко, хоть кричи караул. Я и закричал — ушел из хора. Но голоса моего никто не услышал. До выпускного класса я был притчей во языцех. Все можно было снести, если бы не одна обида. Только про нее позвольте мне умолчать. Я и так наболтал вам лишку. Как бы к вечерней молитве не опоздать. Да и к исповеди у отца Якова надо приготовиться. Пойдемте, Сакердон Васильевич.

Сакердон Васильевич встает, Иоанн берет его под руку, молча направляются к выходу. Маска следует за ними.

Высвечивается келья отца Якова. Небольшая комната, стены увешаны иконами. Аскетическая обстановка: кровать, два табурета, тумбочка. О т е ц  Я к о в  стоит на коленях, неистово молится, кладет земные поклоны. Входит  И о а н н, опускается на колени, молча молится, кланяется. Отец Яков пытается встать, Иоанн помогает ему. Молятся стоя. Отец Яков берет Евангелие, подходит к Иоанну, крестит его. Поцеловав крест и Евангелие, Иоанн покорно наклоняет голову, отец Яков накрывает ее епитрахилью. Начинается исповедь. М а с к а  стоит в стороне.

О т е ц  Я к о в. Ты стоишь перед Творцом. Открой ему душу. Я лишь видимый свидетель твоего поколения. Скажи, не являются ли тебе сны, кои распаляют плоть?

И о а н н (с чувством). Святой отец! Тяжко мне. Как ночь, так наваждение. (Закрывает лицо руками, издали наплывает мелодия песни.) Слышится мне собственный голос. Будто стою на сцене. И пою не гимны святой матери-церкви, а мирские песни. И внемлют мне не сморщенные прихожанки. А царственно разодетые красавицы… Сегодня я без твоего позволения посетил профессора консерватории.

О т е ц  Я к о в (испуганно). Ты с ума спятил?!

И о а н н (виновато). Я не хотел… Против моей воли вышло… Сакердон Васильевич настоял…

О т е ц  Я к о в. Искуситель! Немедля доложу отцу ректору. (Иоанну, ласково.) Твою душу раздирают сомнения. Молодость, пора цветения. Кто из нас через эти искушения не прошел. Но ты крепись, сынок, крепись. Тебе, за твой голос, сулят золотые горы, деньги, славу. Велик соблазн. Не каждый устоит. А ты отвернись и тем возвысся над всеми. Ты призван не развлекать, не развращать, но духовно совершенствовать человека. Семинарию ты почти одолел. Ты выдержал многие искушения и подготовил себя к постригу. А там не за горами и духовная академия. Туда много званых, но мало избранных. Тебя, с твоим стоицизмом, я уже вижу в числе избранных. Мужайся, сынок, и готовься к новым испытаниям.

И о а н н. В храме, за молитвой, в твоей келье я чувствую себя успокоенным, уверенным. А как только оказываюсь среди братии, начинаю рассуждать о смысле жизни…

О т е ц  Я к о в. Жизнь наша, сынок, — порханье мотылька. Полет падучей звезды. Миг по сравнению с вечностью. Творец дал человеку все. А дьявол не дал людям ничего. Он подсовывает им на каждом шагу искушения. Ибо что такое науки и искусство? Благодаря искусству большая часть человечества погрязла в разврате. А что делает дьявол при помощи науки? Он толкает весь род людской к пропасти. К всемирным войнам, к самоубийству. Но настанет день, сын мой! Господь во гневе отвернется от человека. О, то будет страшный час! То будет конец света!..

И о а н н (с испугом). Не продолжай, отец! Грех свой я искуплю. Постом и молитвою. А голос свой я задушу!

О т е ц  Я к о в (устало). Я верю тебе. И буду молиться за тебя. И еще я призван небом уберечь тебя от величайшего греха: осквернения с женщиной. Ибо сей грех есть путь ко всем прочим грехам. Святой Тертуллиан так и изрек: «Женщина — первопричина гибели человечества, она есть дверь, ведущая в ад».

И о а н н. Воистину так!

Свет медленно гаснет. В темноте слышен голос Иоанна, повторяющего слова молитвы. И вдруг перезвон колоколов заглушает молитву. На авансцене  А л е к с а н д р  и  М а р и я.

Появляется  И о а н н.

А л е к с а н д р (Марии). А вот и наш соловей. (Иоанну.) Эй, отче! Тебя можно на минутку?

И о а н н (нерешительно). Можно…

А л е к с а н д р. Это новая прихожанка святой юдоли — Мария.

И о а н н (склонив голову). Очень приятно…

М а р и я. Вы, наверное, торопитесь? У меня к вам небольшая просьба… Мне на несколько дней надо позаимствовать святое писание. Ваш друг… (Запнувшись, в сторону Александра.) Ваш собрат сказал, что у вас есть Евангелие. Хотя я там не все понимаю, но душа требует…

И о а н н (с радостью). Кто посмеет отказать страждущему? В святом писании так и сказано: «Жаждущую душу напой водами». Я мигом принесу вам Евангелие. (Быстро уходит.)

А л е к с а н д р (Марии). Надеюсь, теперь я заслужил ваше доверие?

М а р и я. Да, спасибо вам. Что я должна сделать?

А л е к с а н д р. Спасите его!

М а р и я. Не понимаю?..

А л е к с а н д р. Его готовят к постригу в монахи. Как только совершат обряд… (Оглядывается.) Если он пострижется, напялит на себя черный балахон — прощай голос. Он будет обречен на вечное одиночество.

М а р и я. Как, в наши дни?.. Вы меня разыгрываете?

А л е к с а н д р. Спасти его может только любовь, брак… Или, как у нас говорят, осквернение с женщиной…

М а р и я. Простите, но почему вы обращаетесь с этой странной просьбой именно ко мне?

А л е к с а н д р (оглядываясь). Я давно за вами наблюдаю. Вы даже креститься не умеете, значит, не веруете. Вы остаетесь в храме только тогда, когда поет Иоанн. Он не смотрит на вас, но чувствует ваш взгляд. Голос его становится звонче. А когда вы не приходите, он жадно ищет вас среди прихожан. Вчера я разыграл его, сказал, что вы ждете его за оградой семинарии…

М а р и я. Иоанн пошел?

А л е к с а н д р. Долго мучился, но все же пошел.

М а р и я. Если вы не обманываете, то скажите, а разве нельзя спасти его каким-нибудь другим способом?

А л е к с а н д р. Можно. Например, убить, отравить, повесить. Все остальное я испробовал. Даже такое, о чем и говорить совестно. Боюсь, что скоро за мои старания меня вышибут из семинарии. И тогда уж ему никто не поможет.

М а р и я. Странно, такой голос и вдруг… Вы думаете, я могу? Его из семинарии, наверно, и на аркане не вытащить.

А л е к с а н д р. Я помогу. Пригласите его к себе, в кино, в парк.

М а р и я. Ради его голоса…

А л е к с а н д р. Он идет. Не буду мешать. (Уходит.)

Появляется  И о а н н, вслед за ним идет  М а с к а.

И о а н н (протягивая Евангелие). Постигайте себе в утешение Божью премудрость, в тайне сокровенную, во имя отца и сына и святого духа… (Крестит Марию.)

М а р и я (после паузы). Позвольте мне иногда обращаться к вам за разъяснением некоторых тайн.

И о а н н (с готовностью). Я слуга Господа. И толковать его учение — мой долг.

М а р и я. В таком случае я приглашаю вас к себе в гости. С друзьями, конечно. Завтра воскресенье.

И о а н н (замявшись). Спасибо, но у нас тут строго…

М а р и я. Знаю. Но завтра у меня день ангела. Придут подруги. Они, правда, в церковь не ходят… Вот вы и побеседовали бы с ними.

И о а н н. Не знаю, право. День ангела человек справляет не часто. Я посоветуюсь…

М а р и я. Так я жду вас. (Уходит.)

Иоанн смотрит ей вслед, шепчет молитву, крестится. Маска смеется. Появляется  Н и к о д и м  К р о х а — это высокий, худой, лет тридцати священник.

К р о х а (взволнованно). Ваня, наконец-то я встретил тебя!

И о а н н (обернувшись, испуганно). Господи, как вы меня напугали…

К р о х а (протягивая к нему руки). Ну, поздравляю, соловей-пташечка!

И о а н н (не понимая, пятится). С чем?

К р о х а. Слушал я тебя сегодня в храме и плакал. Милый мой! С твоим голосом надо немедля поступить на выучку к профессору. Немедля, Ваня! Я знаю, мне Сакердон рассказал…

И о а н н. Отец Яков запретил. И с вами разговаривать на эту тему он тоже не велел…

К р о х а (решительно). А ты плюнь! Плюнь на всех! Ты, братец, пой. Пой так, чтобы Бог и черт перед твоим голосом на колени встали. А человек, как я нынче, слезой умылся. Люди разучились плакать. Нет слез — нет любви. Эх, вернуть бы мне голос…

И о а н н (пятясь). Простите… Отец Яков, вы знаете, он строгий, он мой духовник… Я слово дал ему… Извините, ради Бога… (Убегает.)

К р о х а. Эй, Ваня! Подожди, соловушка. (Сокрушенно.) Убежал. К главному я, кажется, неуклюже подступился. Напугал его. Яков позаботился. Иоанн шарахается от меня как от прокаженного. Но я довершу дело!..

Свет гаснет.

Большая комната. Очень похожа на класс в семинарии, только здесь две двери: одна с улицы, другая внутренняя, столы сдвинуты в ряд, накрыты зеленой скатертью. Видимо, это красный уголок при жэке. Внутренняя дверь открыта. Входит  М а р и я. Она принаряжена, в руках самовар.

М а р и я. Девочки, несите чашки и блюдца. (Ставит самовар.) Пирог тоже можно подавать.

В е р а (внося посуду). Они что, даже вина не употребляют?

Н а д е ж д а (внося пирог). Кажется, Мария влюбилась в святого трезвенника.

М а р и я. Глупости. Слышали бы вы его голос. Ой, девочки, как услышу, так сердце замирает.

В е р а. Значит влюбилась.

М а р и я. Страшно даже самой себе признаться.

Н а д е ж д а. Как ты оказалась в церкви?

М а р и я. Случайно. Проходила мимо, дай, думаю, загляну. Услышала его голос и обомлела. Он, кажется, тоже меня заметил. Вот так целый месяц и глазели друг на друга. А вчера нас познакомили.

В е р а. Кто?

М а р и я. Семинарист. Бойкий такой. Спасите, говорит, его от пострига в монашество. (Выглядывает в окно.) Идут. (Девушкам.) Ложки, вилки, ножи! И магнитофон из моей комнаты прихватите.

Девушки дружно убегают. Входят  А л е к с а н д р, Н и к о н, И е р е м и я, П а в е л, М и х а и л, все в цивильных костюмах.

А л е к с а н д р (весело). Принимайте гостей, хозяйка!

М а р и я (радостно). Входите, входите… (Запнулась, выглянула в дверь.) А где же ваш… собрат?

Н и к о н. Дошел с нами до двери, а потом вернулся.

А л е к с а н д р. Сейчас придет. (Оглядывая стол.) Чаек — это хорошо! Это совсем по-домашнему.

М а р и я (с тревогой). А вдруг он не придет?

Стук в дверь.

Входите!

Входит  И о а н н.

И о а н н (взволнованно). С днем ангела вас, Мария. (Вручает букет цветов.) От имени всех моих собратьев. (Целует руку.)

М а р и я. Ой, какой же вы внимательный.

И е р е м и я. Разрешите преподнести вам стихотворный экспромт. (Читает.)

Мария, имя Ваше! В церковных книгах я встречал. Сегодня понял: Вы всех краше, Вы ангел, Вы наш идеал!

М а р и я (растроганно). Вы доведете меня до слез. Спасибо.

И о а н н (разглядывая комнату). Келья у вас какая-то… Извините, комната.

М а р и я. Моя комната рядом. А это у нас красный уголок. Иногда мы тут отмечаем дни рождения.

В е р а (вбегает). Мария! А у твоих гостей… (Заметив семинаристов.) Здравствуйте…

Семинаристы кланяются.

М а р и я. Моя подруга Вера.

Входит  Н а д е ж д а, в руках у нее магнитофон.

А вот еще одна моя подруга — Надежда.

Н а д е ж д а (застенчиво). Здравствуйте. (Спотыкается, едва не роняет магнитофон.)

И е р е м и я. Осторожно. Давайте я вам помогу.

Н а д е ж д а. Спасибо. Он не тяжелый.

А л е к с а н д р (сняв со стены гитару, Иоанну).

У врат обители святой Стоял просящий подаянья Бедняк, иссохший, чуть живой От зноя, глада и страданья…

И е р е м и я (осуждающе). Перестаньте куражиться.

П а в е л (Иеремии). Прочти девушкам свои стихи.

М а р и я. Вы поэт?

И е р е м и я. Такое высокое звание не по моим способностям.

М и х а и л. Скромняга.

М а р и я (разливает чай). Угощайтесь, будьте как дома.

А л е к с а н д р (помогая Марии). Ваши подруги случайно не интересуются жизнью в раю?

Н а д е ж д а. Интересуемся. (Включает магнитофон, прислушивается к музыке.) Вам танцевать разрешается?

П а в е л. В Библии об этом не сказано.

Н а д е ж д а (танцуя). Скажите, а Бог вас не накажет?

П а в е л (танцуя). Он добрый. Он очень похож на нашего Никона.

Н и к о н (пьет чай). Не подхалимничай. Вот возьму и запишу твое прегрешение в кондуит.

А л е к с а н д р (перебирая струны, подходит к Иоанну). Споем, что ли?

М а р и я. Спойте, Ваня…

И о а н н. Не называйте меня так…

М а р и я. Почему?

И о а н н. Ваш голос похож… Нет, нет. Лучше пусть Александр расскажет про жизнь в раю.

М а р и я. Вы можете спеть что-нибудь церковное.

И о а н н. Не могу… Я слово дал отцу Якову…

В е р а (откровенно разглядывая семинаристов). Странно. Даже не верится…

М и х а и л (Вере). Что именно?

В е р а. Я вас представляла совсем другими. Не от мира сего, что ли… А вы такие земные, симпатичные, даже веселые.

Н и к о н. Мы бываем разные.

И е р е м и я. Чаще мы бываем печальные.

В е р а. Почему?

И е р е м и я. От чувства собственной греховности. От праздности и разврата, творящихся вокруг нас.

М и х а и л. Сейчас Иеремия прочтет вам проповедь «Нравственность и Бог».

М а р и я (Иеремии). Вы заговорили о чувстве греховности, а мне почему-то вспомнились строфы из Байрона.

А л е к с а н д р. Ого! Вы читаете на английском?

М а р и я. В переводе.

И е р е м и я. Какие именно строфы?

М а р и я. В вольном переводе они звучат примерно так: «Но в чем мы виноваты? Почему я должен пасть за грех, не мной свершенный. Иль от другого жертвы ждать за этот таинственный и безымянный грех, весь состоявший только в жажде знанья?»

И е р е м и я. Жажда знанья — это самое страшное искушение, ведущее человечество к погибели.

В е р а (удивленно). Вы серьезно?

Н и к о н. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Н а д е ж д а (включая магнитофон, Никону). Вы танцуете?

Н и к о н. Боже упаси.

М а р и я (Иоанну). Почему вы такой грустный?

И о а н н. Я не грустный. Просто непривычно как-то, и разговора у нас не получается…

М а р и я. Это, наверно, оттого, что мы еще как следует не познакомились.

В е р а. Давайте начнем с именинницы. Мария в этом году заканчивает пединститут, будет преподавать историю в старших классах. Я — будущий преподаватель литературы. Надежда — географии. Вот и все.

Н а д е ж д а. Теперь вы про себя расскажите.

Н и к о н. Если коротко, то мы, как и вы, будем учить людей добру, вере, совестливости.

И е р е м и я. Я не согласен с тобой. Мы, в отличие от них, будем нравственно и духовно совершенствовать человека.

В е р а (с обидой). Значит, мы в школах будем калечить, а вы в своих храмах лечить? Так?

И е р е м и я. Позвольте на ваш вопрос ответить вопросом. У нас сейчас трудно найти малограмотного человека. Однако откуда берутся хамы, невежды, хапуги? Кто учит людей нравственной распущенности, вседозволенности, бесстыдству?

А л е к с а н д р (Вере). Вот как он вас.

М и х а и л. Братья и сестры! Во имя мирного и приятного чаепития предлагаю переменить тему разговора.

П а в е л (Надежде). Включайте ваш магнитофон.

М а р и я (взглянув на Иоанна). Извините, но я, как будущий историк, не могу не ответить на вопрос вашего товарища. (Иеремии.) Пороки, о которых вы говорите, порождены не нашим временем. Можно, конечно, спорить, больше их стало или меньше. Но в том, что они так живучи, виновата, к сожалению, и церковь.

И е р е м и я. Если вы хотите процитировать Маркса, Ленина и других атеистов, то не трудитесь, — мы их знаем.

М а р и я. В таком случае я вынуждена обратиться к кому-нибудь другому. (Подумав.) К Вольтеру, например.

Н и к о н. Разве еще при жизни он не был отлучен от церкви?

М а р и я. Но за что? Если вот за это обличение, то давайте подумаем, на чьей стороне была правда. (Цитирует.) «…Злодей, у которого сильные страсти в слабой душе, часто сбивается с пути уверенностью в прощении, отпускаемом священником. Каким бы огромным множеством преступлений вы ни были осквернены, исповедуйтесь мне, и все будет прощено вам в силу подвигов человека, который был в Иудее много веков тому назад».

И е р е м и я. Ваш пример не нов и не убедителен. Вольтер обличал католическую церковь. Священник православной церкви во время покаяния согрешившего старается разбудить в нем совесть, чувство виновности.

В е р а. Развитое чувство виновности еще не есть гарантия высокой порядочности.

Н и к о н. Вы не правы. Замечательный педагог нашего времени Сухомлинский на сей счет сказал следующее: «Чувство вины — благородное чувство воспитанного человека. Не переживает вины только дурак и дремучий нравственный невежда».

Н а д е ж д а. А вы ловко используете нашего Сухомлинского.

Н и к о н. Не будем предъявлять друг другу счеты. Вы тоже кое-что заимствовали из святого писания.

А л е к с а н д р. Стоп! В демагогии мы поднатасканы крепче. Давайте не будем заманивать девушек в словоблудное болото.

М и х а и л. Александр прав. Времени у нас в обрез, а вы затеяли скучный разговор.

И е р е м и я (упрямствуя). Ты, Александр, не будь щедр за чужой счет. Ты обвинил меня и Никона в словоблудстве. А где доказательства?

А л е к с а н д р (стучит себя по голове). Здесь.

И е р е м и я. Не слишком ли ты самонадеян?

А л е к с а н д р. Ты хочешь, чтобы я положил тебя на лопатки? Хорошо. Допустим, что Вольтер для тебя не авторитет. А как ты относишься к богослову Иоанну Златоусту?

Н и к о н (пытаясь пресечь спор). Нашли место для спора. Прекратите!

А л е к с а н д р. Извини, староста. Я процитирую только одно из поучений упомянутого богослова. (Цитирует.) «Ты грешен? Не отчаивайся. Скажи богу твоему: «согрешил я». Что за труд в этом? Какая скука, какая тягость сказать одно слово: согрешил я!.. Ничего иного от тебя не требуют… Скажи слово, объяви грех служителю божию, признайся во грехах и скажи: «согрешил я», — и ты разрешишься от греха…»

П а в е л (Иеремии). Ну и уел он тебя, Ерема.

М а р и я. Выходит, обличение Вольтера касается и православной церкви?

И е р е м и я (сдержанно). После запрета старосты я, к сожалению, не имею права продолжать с вами спор. (Александру.) А с тобой мы еще поговорим.

В е р а (Никону). Жаль, что они у вас такие послушные. Я уж было тоже приготовилась вставить цитату.

Н и к о н. Пожалуйста, вставляйте. Только людям, исповедующим разную веру, никакой цитатой друг друга не переубедить.

В е р а. И все же я рискну. Помните, к какому выводу после всех мытарств приходит гётевский Фауст? (Цитирует.)

Достаточно познал я этот свет, А в мир другой для нас дороги нет. Слепец, кто гордо носится с мечтами, Кто ищет равных нам за облаками!..

(Забыла продолжение.) Ой, девочки, помогите.

И е р е м и я (продолжая).

…Стань твердо здесь — и вкруг следи за всем: Для дельного и этот мир не нем. Что пользы в вечность воспарять мечтою! Что знаем мы, то можно взять рукою.

В е р а. Спасибо. Вот уж не думала, что вы так хорошо знаете «Фауста».

И е р е м и я. Наш долг изучать все произведения, в коих слабый человеческий разум пытается проникнуть в непостижимую тайну вечности.

М а р и я. Как неожиданно вы всё поворачиваете.

И е р е м и я. Почему? Я исхожу из признаний самого Фауста. А он говорит погрязшему в горделивых заблуждениях человеку: слепец, не носись с мечтами, не ищи равных за облаками, не воспаряй мечтою в вечность, твои познания ограничены тем, что можно взять рукою.

М и х а и л (восторженно). Ай да Ерема!

П а в е л. Ловко вывернулся.

В е р а (задетая за живое). А мне кажется, Фауст пришел к другому выводу: смысл бытия надо искать в реальной жизни, в самом человеке, в постоянном научном постижении тайн природы. Поэтому он так пророчески заключает. (Цитирует.)

…Я предан этой мысли! Жизни годы Прошли не даром, ясен предо мной Конечный вывод мудрости земной: Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой!

Н и к о н. Красивая тирада. Но вдумайтесь в ее противоречивый смысл. Где бой — там кровь, смерть, насилие. Там есть победитель и побежденный. Свобода победителя оборачивается рабством для побежденного. Как же быть с вашим пророческим девизом: свобода, равенство, братство?

М а р и я. Но так можно поставить под сомнение любую истину.

Н и к о н. Согласен. Ибо человек, вступивший в борьбу с Истиной, которая превыше его разума, обречен на поражение.

По мере обострения спора Иоанн все внимательнее вглядывается в Марию. С ним что-то происходит, к нему то и дело подходит Маска.

И о а н н (взволнованно). Мария… извините меня великодушно… Позвольте еще раз поздравить вас с днем ангела. Спасибо за угощение. Но мне пора в семинарию…

А л е к с а н д р. Ваня, у нас еще уйма времени.

М а р и я (спохватившись). А как же наша беседа? Вы обещали помочь мне в постижении божьей премудрости…

И о а н н. В другой раз, Мария. Простите… Меня ждет отец Яков… (Почти убегает.)

Н и к о н. И нам, братия, пора.

П а в е л. Ваня, наверно, испугался спора.

М и х а и л. Заспешил на исповедь, чтобы поскорее очиститься от крамолы.

Н а д е ж д а. Я все время за ним наблюдала. Странный он какой-то у вас.

М а р и я. Не странный, а загадочный, как все одаренные люди.

Н и к о н (прощаясь). Рады были познакомиться с вами. Заходите в нашу церковь. (Марии.) Сегодня вечером загадочно-одаренный Иоанн, кажется, в последний раз будет солировать в нашем хоре. Спасибо за чай, за радушие. До свидания.

Кланяясь, семинаристы уходят. Маска разводит руками, вздыхает, плетется следом.

Свет гаснет.

Отдаленный перезвон колоколов. Наплывает мелодия церковного хора. Луч света выхватывает на авансцене коленопреклоненного  И о а н н а, он усердно молится.

И о а н н (взволнованно). О Господи! Грешен я! Душу мою терзают сомнения. Разум не повинуется воле моей, искушает веру мою. Так сниспошли мне силы, укрепи дух, удержи от падения. (Крестится, кладет земные поклоны.)

Высвечивается вся сцена. За кафедрой — о т е ц  В а с и л и й, чуть поодаль — С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч , о т е ц  Я к о в, А л е к с а н д р, вдали высвеченные прожекторами  К р о х а, П р о ф е с с о р  и  М а р и я. М а с к а, как всегда, держится особняком. Все молча, в застывших позах смотрят на Иоанна, который продолжает беззвучно произносить молитву.

О т е ц  В а с и л и й (Иоанну). Из всего сказанного вам, отроки, надлежит запомнить истину, проверенную многими веками: священник, в совершенстве владеющий искусством проповеди, во все времена был, есть и будет истовым глашатаем Христова учения, мудрым пастырем стада Господня.

Иоанн продолжает молиться.

П р о ф е с с о р (взволнованно, Сакердону, который оглядывается). Милейший! Послушайте! Нет, вам не понять. И все же вы постарайтесь. Я умоляю вас. Перед вами нет больше семинариста. Но есть Талант! Я поседел. А вы, выдающий себя за истинного художника, держите в затворничестве соловья. Не позволю! Да и бог, если он есть, не простит!..

Иоанн шепчет молитву, отвешивает земные поклоны.

О т е ц  Я к о в (Иоанну). Твою душу раздирают сомнения. Но ты крепись, сынок, крепись. Тебе за твой голос сулят золотые горы, деньги, славу. А ты отвернись и тем возвысся над всеми…

Иоанн продолжает молиться.

К р о х а (запальчиво). А ты плюнь! Плюнь на всех! Ты, братец, пой. Пой так, чтобы Бог и черт перед твоим голосом на колени встали. А человек, как я нынче, слезой умылся. Люди разучились плакать. Нет слез — нет любви…

Иоанн молится, он устал, но продолжает молиться.

А л е к с а н д р (с отчаянием). Я сделал это с умыслом! Тебе больно, больно? У тебя трясутся губы, ты ненавидишь меня, ненавидишь! Проснись, Ваня! Орудие мести в твоих руках. Отплати мне тем же. Ну, Ваня! Хлещи же меня, хлещи!

Склонившись в поклоне, Иоанн плачет.

М а р и я (протягивая к нему руки). А как же наша беседа? Вы обещали мне помочь в постижении божьей премудрости…

И о а н н (сквозь слезы). О Господи! Все говорят, все искушают, рвут душу на части. А ты молчишь… (Плачет.)

Свет гаснет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Под приглушенно тревожный перезвон колоколов высвечивается классная комната. За кафедрой — С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Урок подходит к концу, с е м и н а р и с т ы  возбуждены. М а с к а  тоже улавливает запах крамолы.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (в сердцах). Второй урок вы мне срываете! Вместо изучения церковнославянского, коего никто из вас не знает, мы обсуждаем деяния Никодима Крохи. А все почему? Да потому, что в душе каждого из вас червь сомнения ворочается. Вот и не дает он вам покоя. Совет мой таков: немедля ступайте на исповедь, слезно покайтесь в грехах ваших, коленопреклоненно просите Господа об избавлении от крамольных мыслей.

И о а н н (вставая). Скажите, Сакердон Васильевич, а если я уговорю Никодима Кроху слезно покаяться в содеянном, вернуться в свой приход, с него могут снять навет богоотступника?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (подумав). Позволь напомнить тебе евангельскую притчу о Мытаре и Фарисее. Оба они вошли в храм помолиться. Фарисей с гордостью благодарил Бога, что живет достойно, строго исполняет все его заповеди, что он «не таков, как прочие люди». Мытарь же, «ударяя себя в грудь, говорил: Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!» Мытарь очистился от грехов, потому что смиренно каялся перед Богом. А Фарисей хотя и вел праведный образ жизни, но из-за гордости, сознания нравственного превосходства, желания уравнять себя со святыми благословения от Господа нашего не получил.

А л е к с а н д р (вставая). Если вы сравниваете Никодима Кроху с Фарисеем, значит, вы…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (перебивая). Никого я ни с кем не сравниваю! Сия притча принадлежит святому Луке, глава восемнадцатая, стих десятый — тринадцатый. (После паузы.) Священник Никодим Кроха, искушающий ныне ваше любопытство, сам многие годы внушал верующим, что люди на земле временные гости, странники, бродящие в потемках на чужбине и тоскующие по своей истинной отчизне — небу. Что главной целью всех верующих должно быть спасение души для жизни загробной. Добившись от верующего смиренного покаяния, внушив ему чувство собственного ничтожества и бесконечной вины перед Богом, он понуждал терзаемого сомнениями человека на исповедь. Исповедуя, он каждодневно повторял слова Иоанна Златоуста: «Плачь и разрешишь свой грех. Трудно ли это? Я ничего больше не требую, как только плакать о своем согрешении. Я не говорю тебе: измеряй глубокие моря, избирай себе пристани или путешествуй, отправляйся в далекие неведомые страны, теряй деньги, вверяй себя свирепым волнам; — я что говорю? Только плачь о грехе…» Но однажды на Кроху снизошло озарение! Он содрогнулся! Мозг его лихорадочно заработал и восстал!..

Раздается звонок, извещающий об окончании урока. В классе напряженная тишина, все с недоумением смотрят на учителя. Маска даже приподнялась.

(Продолжая.) Чем все это кончилось, вы уже знаете. Ступайте на перемену… (Быстро уходит.)

И е р е м и я (с подозрением). Что это с ним? Вместо осуждающего слова «помутнение» вставил слово «озарение».

П а в е л. По-моему, он скорей оправдывает, чем осуждает Никодима.

М и х а и л. И притча про Фарисея подана с подтекстом.

Н и к о н (строго). Не смейте подозревать учителя!

И е р е м и я. Странная у тебя позиция, староста.

А л е к с а н д р (встав за кафедру). Братия! Предлагаю учинить коллективную исповедь! Кто есть кто? Согласно церковному ритуалу, начнем с азов. (Изменив голос.) Не забыл ли кто из вас первейшую заповедь: аз есмь господь бог твой?

С е м и н а р и с т ы (хором). Грешны, батюшка.

А л е к с а н д р. А не входил ли кто в соблазн, оставляя в небрежении вторую заповедь: не сотвори себе кумира и всякого подобия?

С е м и н а р и с т ы. Грешны, батюшка.

Н и к о н. Хватит разыгрывать комедию!

М и х а и л. Почему комедию? Поисповедоваться нам друг перед другом не мешает.

И е р е м и я. А в чем исповедоваться? Что было до семинарии, от того мы отреклись, забыли, замолили.

А л е к с а н д р. Кто забыл, а кто исподтишка вспоминает.

Н и к о н. Опять хочешь всех взбаламутить?

П а в е л. Порой мне кажется, что из нас выйдут отменные лицедеи.

А л е к с а н д р. Будем считать, что искушение исповедью уже началось. (Павлу.) Продолжай, сын, мой.

Н и к о н. Прекрати! Иначе я вынужден буду доложить отцу ректору.

А л е к с а н д р. Постой. Ты согласен с Павлом, что все мы тут немножко лицедеи? Давай проверим. Если, к примеру, вы безгрешны, если вас ничто не мучает и совесть ваша кристально чиста, тогда почему мои шутки вас беспокоят? Почему все мои затеи, рассказы, представления вас так задевают? Вы кидаетесь на меня с кулаками. Да потому, что бичевание лицедеев и лицемеров — вот суть моих несовершенных экспромтов.

М и х а и л. Да, Сашка прав. (Никону.) У нас, к примеру, ты староста. А в школе тебя из комсомола вытурили.

П а в е л. Ну, ну! Без подозрений, Михаил. Его вытурили, а меня вообще не приняли. Общественно пассивная личность! Ну и что? В семинарию я не собирался. Так вышло. В другие учебные заведения меня не приняли. Из-за характеристики. С горя я даже напился, зашел в церковь. Старушки на коленях стояли, богу молились, а я плакал. Плакал от горькой обиды на людей. Меня заметили, привели к священнику. Он был ветхий старикашка. Но такой отзывчивой души, такого внимания, такой доброты я даже у родной матери не замечал. Через два месяца, с легкой руки отца Григория, я оказался среди вас. И не жалею.

А л е к с а н д р. Видишь ли, вот это и называется кривой дорожкой попасть в семинарию. А при чем тут вера? Одного обида, другого неудача, а третьего…

И е р е м и я. Неправда!

М и х а и л. Послушай, Ерема! До семинарии тебя, кажется, Серегой величали? И был ты отпрыском знатных предков.

И е р е м и я (перебивая). Ты в мое прошлое не суйся! Ясно?

М и х а и л. Не кипятись. Дорога сюда у всех разная. Я, например, попал в семинарию по семейным традициям. Батя решил: сыну священника прямая дорога в патриархи.

И е р е м и я. Не кощунствуй! Таким, как ты, высокий сан заказан!

М и х а и л. Это почему же? Я свое прошлое не скрываю…

И е р е м и я (зло). Да, я отрекся от родителей! Но ты слышал от меня хоть одно худое слово?

М и х а и л. Ну, разве ты себе это позволишь! Ты сам себе на уме, Ерема. И хитер ты как никто.

И е р е м и я. Зато ты языкаст! В семинарию тебя привела корысть. Ты хочешь иметь хороший дом, машину, дачу.

М и х а и л. Да, в семинарию меня привела в этом смысле корысть. Да, я хочу иметь хоромы, машину, дачу и еще кое-что. И это «кое-что» — главнее всего прочего. Мой отец священник. Но его энциклопедические знания, его философские воззрения я не мог сравнить ни с кем, ни с одним учителем в школе. А почему? Да потому, что у него есть время для самосовершенствования. Он свободен, он независим. Когда он, седой, высокий, статный, идет по станице, на него заглядываются все, даже моложавые безбожницы. Чувство высокого предназначения, обособленности, загадочной притягательности — вот что привлекает меня в моем будущем сане. Да и кто из нас об этом не мечтает? Значит, и мне не возбраняется. Вот так-то, братия!

Н и к о н. Возбраняется! И мечтать и болтать тоже.

А л е к с а н д р. Никуша мечтает о самом захудалом приходе.

Н и к о н (Александру). Замолчи! Тебе мало Еремы и Иоанна?

А л е к с а н д р. Я, конечно, замолчу, если ты все-таки расскажешь, за что тебя вытурили из комсомола?

Н и к о н (в сердцах). Да, я пострадал за веру! Сейчас многие парни носят на шее разные побрякушки. У нас в десятом была мода на крестики. Другие прятали. А для меня это был символ веры, и я выставлял напоказ. И довыставлялся. Меня стали разубеждать. Чем настойчивее они это делали, тем сильнее я утверждался в вере. И не жалею. Я с отличием закончу семинарию. Я поступлю в духовную академию. Я стану доктором богословия!

А л е к с а н д р. Ну, а дальше?

Н и к о н (после паузы). Не знаю…

М и х а и л (Никону). Я верую в твою звезду, Никуша.

И е р е м и я. Чтобы веровать, надо иметь в душе веру.

М и х а и л. По-твоему, в моей душе сквозняк гуляет?

Н и к о н (строго). Прекратите!..

А л е к с а н д р. Точно подмечено. Ерема смотрит в корень. Чтобы веровать, надо иметь в душе веру. (После паузы.) Мне порой кажется, что мы замуровали себя. А жизнь на лихой тройке мчится мимо.

Н и к о н. Кто тебя неволит?

И е р е м и я. Ему не хочется уходить одному. Вот он и баламутит нас.

П а в е л (Иоанну). Чего ты все время молчишь? Всех вроде любишь, жалеешь, но как-то молча.

А л е к с а н д р. Он, наверно, обиделся на меня за вчерашнее.

М и х а и л. Ваня, кажется, влюбился.

А л е к с а н д р. Мария в восторге от твоего голоса, Ваня. Она так и сказала мне: с его талантом можно утонуть в море славы.

М и х а и л. Я бы на твоем месте, Ваня, предпочел утонуть в океане поклонниц.

П а в е л. Неужто тебе не хочется хотя бы на язычок попробовать дурманящего зелья со сладким названием «слава»?

А л е к с а н д р. Если ты равнодушен к мирской славе, то отдай свой талант прихожанам! Пускай хоть старушки наслаждаются твоим голосом.

И о а н н. Слава. Талант. Слова-то какие. Сверху позолота, а внутри ложь. Слава — это порок! Страшнейший из всех пороков. Она есть первейшая губительница таланта.

П а в е л. Лихо!

И о а н н (вставая, взволнованно). Я искренне вам говорю. Что побуждает человека возвыситься над себе подобным? Что? Жажда славы. И жажда эта неутолима. Возвысившийся над друзьями жаждет возвыситься и над врагами. Достигший вершины стремится приблизить к ее подножию весь свой род. Так рождается племенная рознь.

М и х а и л. Стоп, Ваня! Ты начал о славе, а свернул к племенной розни.

И о а н н. Все взаимосвязано. И не оговорился. Слава убивает в таланте любовь. А без любви талант способен творить только зло. Ослепленные славой таланты ведут человечество к погибели.

Некоторое время все смотрят на Иоанна словно оглушенные.

А л е к с а н д р. Убил, сразил, растоптал. Вона, оказывается, какие глобальные мысли роятся в твоей голове. А с виду и не подумаешь. Тираду ты, конечно, выдал ого-го! Только прореха в ней имеется. Ты ратуешь за любовь. Но любовь без истины — фиговый листок. Тогда почему же ты боишься истины?

И о а н н. Я?!

А л е к с а н д р. Ты! Кроха проделал сотни километров, чтобы сказать тебе истину. А ты от него бегаешь. Довел человека до крайности. Сейчас он заперся в храме и грозится устроить пожар.

И о а н н. Что ты говоришь? Кроха из-за меня заперся в храме. (Убегает.)

Н и к о н (Александру). Что ты наделал?

И е р е м и я. Я задержу Иоанна. (Убегает.)

Н и к о н (Александру). Верни его. Верни, иначе тебе несдобровать!

П а в е л (Александру). Послушай, Александр. Всех нас ты наизнанку вывернул. А сам с усам. Тебя-то каким ветром сюда занесло?

А л е к с а н д р. Сквозняком затянуло.

М и х а и л. Агент ноль-ноль три ноля. Слуга бога и дьявола.

П а в е л. За что тебя вышибли из театрального училища?

А л е к с а н д р. Никто меня не вышибал.

Н и к о н. Ему вежливо указали на дверь.

А л е к с а н д р (Никону). Я пострадал, как и ты, за веру! Мне казалось, что искусство — бальзам от всех пороков. Эту веру мне внушил руководитель школьной самодеятельности. Он открыл во мне любовь к искусству. Он помог поступить в училище. Первые дни я молился на своих учителей. Их лавры, высокие титулы, почтенный возраст… На студентов старших курсов я смотрел как на божьих избранников. Но вскоре все переменилось. От того, как и чему меня обучали мои учителя, от их допотопных нарядов, от титулов и званий разило нафталином. Среди учеников даже выпускных курсов оказалось немало откровенных бездарей. Вот тут-то я и решил испытать целительную силу искусства. Я сочинил сатирическую трагикомедию. Самые смелые, самые талантливые студенты согласились участвовать в спектакле. Репетировали мы тайно. На одном из экзаменов решили показать вместо отрывков из «Ревизора» трагикомедию «Храм Мельпомены». С какой обличительной страстью, с какой искренностью мы высмеивали рутинерство, пресмыкательство. В зале творилось что-то невообразимое. Смех, аплодисменты, свист. Многие учителя и студенты узнали себя. Экзамен с треском провалился.

П а в е л. И тебя выставили из института.

А л е к с а н д р. Нет, потребовали показать отрывки из «Ревизора». Оценив ситуацию, я сказал: к сожалению, даже гоголевский «Ревизор» не в силах что-нибудь исправить в нашем училище.

Н и к о н. Теперь ты решил испытать целительную силу искусства на нас?

А л е к с а н д р. Не на всех. Только на тех, кто верует или способен поверить в воскрешающую силу искусства.

Александр молча выходит из класса. На авансцене он неожиданно сталкивается с  о т ц о м  В а с и л и е м.

О т е ц  В а с и л и й. Тебя выставили из класса?

А л е к с а н д р. Нет. Меня послали вернуть убегающих от себя.

О т е ц  В а с и л и й. Лукаво мудрствуешь, отрок.

А л е к с а н д р. Я ученик своих учителей.

О т е ц  В а с и л и й (строго). Дерзи, да знай предел! Опять над Иоанном и Иеремией потешаешься? Говорят, вчера ты довел их до слез.

А л е к с а н д р. Слезами веру не укрепишь.

О т е ц  В а с и л и й (срываясь). Оставь их в покое! Иначе я вынужден буду указать тебе на дверь.

А л е к с а н д р. Свято место не бывает пусто.

О т е ц  В а с и л и й. Ну, высмеял ты учителей. С собратьями разыграл балаган. На себя колпак напялил. А дальше что?

А л е к с а н д р. Не знаю. (После паузы.) Иеремия заплакал, — значит, до него дошло. Иоанн наконец-то заговорил, и у него мысль заработала.

О т е ц  В а с и л и й. Почему ты привязался именно к ним?

А л е к с а н д р. Наверно, потому, что они талантливее других. И еще потому, что они — это я! Они — это Кроха! Они — это многоликая жизнь! Сплав истины и лжи! Взлет и падение! (Убегает.)

Появляется  о т е ц  Я к о в, следом  М а с к а.

О т е ц  Я к о в (возбужденно). Неслыханная новость. Сакердон с ума спятил. Сперва сравнил Кроху с Фарисеем. А потом объявил, что на умалишенного Кроху снизошло озарение. Теперь нам не удержать отроков от встречи с этим крамольником.

О т е ц  В а с и л и й. Кто тебе донес? Иоанн покаялся?

О т е ц  Я к о в. В том-то и закавыка, что Иоанн молчит.

О т е ц  В а с и л и й. Подвергшийся искушению еще не искушенный. Не будем предаваться панике. Тем паче что среди пасомых овец есть твое око.

О т е ц  Я к о в. Но сей мерзкий богохульник посягает на твой авторитет!

О т е ц  В а с и л и й. Авторитет, как и вера, множится и крепнет через сомнение. Сакердон зашел, конечно, далеко. Я поговорю с ним. Но пока в наших стенах находится Кроха, накалять атмосферу не советую.

Уходят. Маска остается, она кого-то ждет. На авансцене появляются  А л е к с а н д р  и  И о а н н.

И о а н н (взволнованно). Как бы они не упрятали Кроху в сумасшедший дом.

А л е к с а н д р. Сакердон Васильевич выручит. Он в ловких руках отца ректора незаменимая палочка-выручалочка.

И о а н н. Почему отец Яков так упрямствует против нашей встречи с Крохой?

А л е к с а н д р. Потому что твой отец Яков в свое время разлучил Кроху с песней. Вынул из него душу, а без души — сам знаешь…

И о а н н (перебивая). Александр! Не искушай мою веру в людей… Умоляю тебя…

А л е к с а н д р. Хорошо, не буду.

И о а н н (прислушиваясь). Что это?

Наплывает мелодия песни.

Опять наваждение.

А л е к с а н д р. Что с тобой творится, Ваня? В глазах все время слезы, по ночам…

И о а н н. И ты слышал?

А л е к с а н д р. Слышал. Сегодня ночью ты несколько раз принимался петь. А потом звал куда-то Марию.

И о а н н. О Господи!

А л е к с а н д р. Влюбился ты, брат, в Марию. Другой причины не вижу.

И о а н н. Муторно на душе. Отец Яков… Отец ректор со своей проповедью. А тут еще Кроха…

А л е к с а н д р. Слушай, Ваня. А Мария не заболела?

И о а н н. Как заболела?

А л е к с а н д р. Она со вчерашнего дня не приходит в храм.

И о а н н. Да, сегодня ее в храме не было.

А л е к с а н д р. Я бы на твоем месте навестил ее.

И о а н н. Не могу я, Александр. Отец Яков слово с меня взял. Да и боюсь я. Уж больно ласково она имя мое произносит.

А л е к с а н д р. Ну и что?

И о а н н. Так произносила мое имя одна девушка… До выпускного класса я боялся девчонок. А перед экзаменами взял и влюбился. Она на Марию была похожа. Красавица, глаз не отвести! Голос ей мой нравился. Она мне так и сказала. Ты высоко взлетишь. Только имя у тебя какое-то несовременное — Ваня, Ванечка, Иванушка. Так и прет дурачок из бабушкиной сказки. Хочешь пользоваться успехом у девочек — смени имя. Обид на людей я не держу. А эта зацепилась в памяти.

А л е к с а н д р. Надо было тебе, как Иеремия, взять другое имя.

И о а н н. Иеремия отрекся от родителей и от имени, которым они его нарекли. А я хоть и сирота, но чту и буду чтить память о тех, кто даровал мне жизнь.

А л е к с а н д р. Благородно. Но как быть с Марией?

И о а н н. Сходи к ней, Александр. Узнай, почему она в храм не приходит.

А л е к с а н д р. Ладно, схожу, узнаю, а дальше что?

И о а н н. Век тебе буду обязан. А ей скажи, что я… Нет, просто передай мой поклон.

Александр уходит. Появляется  И е р е м и я. Маска разогналась было за Александром, но потом раздумала, осталась.

И е р е м и я. За какие деяния ты ему обязан?

И о а н н. Больную Марию он согласился навестить.

И е р е м и я. Ах, он согласился навестить. Какое великодушие.

И о а н н. Не любишь ты его, Еремушка.

И е р е м и я. А за что его любить? За то, что он все время спектакли разыгрывает? Нас с тобой высмеивает. Я видел, как он с Крохой шептался. Наверно, на тебя натравлял. Думаю, и Мария в заговоре с ним…

И о а н н (переживая). Не говори про нее худого слова.

И е р е м и я (удивленно). Да ты, никак?..

И о а н н (сквозь слезы). Тяжело мне, Еремушка. С одной стороны — отец Яков. С другой — Мария. А тут еще Кроха… Прости, помолиться мне надо… (Уходит.)

И е р е м и я. Ну и круговерть. И все он, он…

Затемнение.

И о а н н (крестясь, шепотом). О Господи! Прости земные грехи мои и призови душу мою. Я всегда был верным твоим слугою. Я нес людям свет твоего учения. Ибо так было угодно воле твоей…

Входит  М а с к а, у нее в руках конверт. Она прислушивается к молитве Иоанна.

Зачем же ты испытываешь меня? Зачем наполнил мою душу греховной жаждой? Пошли мне, Господи, благословение на достойную кончину…

Маска кладет на пол конверт, улыбается.

(Испуганно озираясь.) Что это? Господи, да что бы то могло значить? Так и есть, от Марии. (Читает.)

Г о л о с  М а р и и. Здравствуйте, Ваня! Болезнь не позволяет мне посещать церковь. Если бы вы знали, как мне хочется спросить Вас обо всем непонятном. Будьте же так снисходительны, навестите меня. Мне кажется, увидев Вас, я сразу почувствую себя лучше. Приходите сегодня же, сразу после получения этой записки. Умоляю Вас! Представьте, что я стою перед Вами на коленях…

Услышав голос Марии, Иоанн преображается, его лицо выражает радость, издали наплывает мелодия песни. Голос Марии неудержимо влечет Иоанна к себе. Он, как заколдованный, идет на этот голос, погружаясь постепенно в темноту.

Слышны раскаты грома. Шум дождя. Постепенно высвечивается большая комната Марии. В правом углу икона Богородицы, в центре — круглый стол, заставленный всякой снедью. Слева видна дверь на кухню. В комнате  М а р и я  и  В е р а.

М а р и я (выглядывая в окно). Зачем я написала ему такое глупое письмо?

В е р а. Ой, подруженька, что-то я тебя не пойму. В кого ты из них влюбилась: в Александра или в этого голосистого?

М а р и я. При чем тут Александр?

В е р а. Но действуешь-то ты по его сценарию. И письмо писала под его диктовку.

М а р и я. Ну написала, а теперь стыдно.

В е р а. А за икону не стыдно?

М а р и я. И за икону стыдно.

В е р а. Так сними ее. И просто, без лишнего маскарада объяснись с ним. Если он не отпетый фанатик, то поймет.

М а р и я. Александр говорит, что без маскарада ничего не выйдет. Я эту икону всего на один вечер выпросила. (Выглядывая в окно.) Дождь-то будто из ведра льет.

В е р а. Допустим, из семинарии ты его вырвешь, а дальше что?

М а р и я. Дальше у него консерватория, сцена, слава!

В е р а А у тебя?

М а р и я. Не знаю… Я тоже буду учить детей…

В е р а. Вскружит ему слава голову. Бабы-то на голосистых мужиков будто осы на мед кидаются. И останешься ты, девонька, у разбитого корыта.

М а р и я. А если я его люблю? Если по ночам мне голос его снится… Вскакиваю среди ночи и давай по комнате метаться, горю вся, уши закрываю, а избавиться не могу.

В е р а. Значит, ты всерьез заболела, Машенька…

М а р и я (выглядывая в окно, радостно). Господи! В такой-то ливень. (Спешит к двери.) Входите, учитель…

Входит  И о а н н, он промок до последней нитки.

И о а н н (стесняясь своего вида). Простите… Дождь на улице… Вот я и того… (Вере.) Вечер добрый…

В е р а (смущенно). Здравствуйте…

М а р и я. Не смущайтесь, будьте как дома. Снимайте ваши одежды… Ах, боже, что я такое говорю. Как же быть? Идите в ванную. Как только одежды отожмете… так сразу закутайтесь в простыню…

И о а н н. Может, мне лучше вернуться в семинарию?

М а р и я. Господи, да вы, никак, дрожите?.. Ну конечно! Снимайте все. Иначе я примусь сама раздевать вас…

И о а н н (испуганно). Упаси Господи! Где ваша ванная?

М а р и я (беря его за руку). Пойдемте.

Уходят.

В е р а (удивленно). Что с ней творится? Ее просто не узнать.

Спровадив Иоанна в ванную, М а р и я  тут же возвращается.

М а р и я (растерянно). Пришел… Как же мне теперь быть?

В е р а. Не знаю, подруженька, не знаю, но боюсь за тебя…

Появляется  И о а н н, закутанный во все белое.

И о а н н (стеснительно). Мне можно войти?..

М а р и я (всплеснув руками). Ой, вы похожи на святое видение. Присядьте пока на диван.

И о а н н (пятясь к двери). Что вы… Я лучше постою…

М а р и я. Раз вы попали в мою обитель, то я обязана спасти вас от неминуемой простуды. Вы не стесняйтесь.

И о а н н. Я совсем не стесняюсь… Я ведь того, мужчина… Да и поздно уже…

М а р и я (удивленно). Господи! Какой вы, право! А я-то думала, вы взираете на меня как на сестру во Христе.

И о а н н (тоном учителя). Во Христе Иисусе, Мария.

М а р и я. Пусть будет по-вашему. Вы, можно сказать, мой духовник. А у вас вон какие думки в голове…

И о а н н. Что вы, Мария! Кроме братской любви, я в мыслях ничего не держу… Я опасаюсь, как бы мое вынужденное облачение в сии одежды не было кем-нибудь превратно истолковано…

М а р и я (взглянув на Веру). А кому тут толковать? Вера заглянула ко мне на минутку. Пока ваше одеяние просохнет, давайте перекусим.

В е р а. Мне пора… До скорого свидания. (Уходит.)

И о а н н. Мария, я не употребляю скоромного… (В сторону двери.) Она небось в мыслях осуждает меня?

М а р и я. Нет, не осуждает. (Наливает вина.) В писании говорится: «Вино веселит сердце человека». Так давайте выпьем по единой чарочке кагорчика за Христово учение.

И о а н н (уступая). За учение Христово грех, конечно, не выпить. Тем паче что вы угощаете меня кагором, а сей напиток есть кровушка Христова. (Морщится, но все же пьет, быстро закусывает.) Однако, Мария, в писании есть и такие слова: «Не хлебом единым жив будет человек, но великим словом, исходящим из уст Божьих».

М а р и я. Я об этом знаю. Разрешите задать вам несколько вопросов по Библии.

И о а н н (продолжая закусывать). Спрашивай, сестра…

М а р и я. Помните, вы сказали, что Господь более благосклонен к монахам, чем к женатым священникам?

И о а н н. Я и сейчас готов повторить то же самое.

М а р и я. Тогда как же понимать заповедь отца небесного людям: «Плодитесь и размножайтесь»?

И о а н н. Заповедь обращена к женскому полу. Ибо Творец изрек ее после искушения Евою Адама.

М а р и я. Но одна женщина выполнить ее не может.

И о а н н (растерянно). Истинно так, Мария…

М а р и я (наступая). Вы как-то убеждали меня, что любовь между мужчиной и женщиной великий грех. А в писании есть такое наставление: «Более же всего имейте усердную любовь друг к другу, потому что любовь покрывает множество грехов».

И о а н н (поучительно). Духовная любовь, Мария. Господи, как же без меня тут заблуждались.

М а р и я. Вы уж, Ваня, простите меня грешную… В прошлый раз вы собирались рассказать мне о празднике Благовещения.

И о а н н (воспрянув духом). Этим праздником мы вспоминаем начало искупления человечества. Благовестие, сделанное пресвятой деве Марии архангелом Гавриилом, о ее непорочном зачатии и предстоящем рождении Христа-Бога.

М а р и я. Как же это?..

И о а н н (увлеченно). Видите ли, всякий человек рождается от хотения мужа. А сие есть порок. Что же касается девы Марии, то у нее все произошло от Духа Святого, снизошедшего на нее. И это чудо знаменовало собой явление в мир стоящего выше пророков. Да, вот послушайте, как в стихах это звучит: (Читает.)

Кто сей юный? В ризе света Он небесно возблистал! Кроткой деве Назарета Он сияющий предстал Дышит радостью чело, Веют благовестью речи, Кудри сыплются на плечи, За плечом дрожит крыло. Дева! Сын твой будет Бог! Этот юноша крылатый Искупления глашатай, Ангел, вестник торжества, Вестник тайны воплощенья, А пред ним, полна смиренья, Дева — матерь божества!..

М а р и я (наполняя рюмки). Вы так выразительно читаете стихи. Давайте выпьем за непорочное рождение Христа.

И о а н н (боясь прогневить бога, крестится). Если за рождение, то я, пожалуй, не откажусь. (Перекрестившись, пьет.)

М а р и я (пересев с табурета на диван, удивленно). Чего вы дрожите? (Наполняет рюмки.) Надо выгонять хворь! Вам лучше всего до седьмого пота изойти. Терпите, Ваня.

И о а н н. Поздний час уже. Братия небось после полуночницы ко сну отошла. А я, что тот Ной, прикладываюсь к сей мерзкой бутылке. (И вдруг сквозь слезы.) Господи, лучше бы я исполнил замысел свой… Зачем ты даровал рабу своему сию минуту казни?

М а р и я (будто ужаленная). Вы хотели умертвить себя?

И о а н н. Письмо твое остановило меня… Голос твой показался мне голосом истины, веры. Я, как малое дитя, обманулся твоей красотой, Мария. Я спешил на исповедь, а пришел на искушение… Учитель прав: средь людей трудно найти человека, но еще труднее зажечь факел веры в душе красавицы…

М а р и я (потрясенная). Значит, вы разгадали мой обман?.. Вы осуждаете меня?

И о а н н. Ты не виновата, Мария… Надо мной многие потешаются… И они не виноваты. Со стороны я, наверное, кажусь недоумком, а может, и того хуже… Вот и подстрекаю людей к разным соблазнам. Человеку трудно удержаться, чтобы не высмеять себе подобного…

М а р и я. Но я не собираюсь, у меня и в мыслях не было желания высмеять вас… Все это не мое… Все это обман, ложь, но все это не мое. Меня научили, мне подсказали… (Сквозь слезы.) На душе у меня совсем другое… Мне стыдно вам в этом сознаться, но я люблю вас, Ваня… И не как сестра во Христе, а как грешная женщина… (Плачет.)

И о а н н (встав на колени, смотрит на икону, крестится). Господи, зачем ты снова испытываешь меня? Я стоял уже на пороге спасения… Теперь ты видишь ее слезы… Грешен я, о Господи! Лиши меня жизни, веры, всех щедрот своих, но я люблю ее.

Свет гаснет.

В классе заметное оживление. С е м и н а р и с т ы  переглядываются, нетерпеливо ерзают на табуретках. С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч  некоторое время молча смотрит в пространство, затем, словно очнувшись, набрасывается на учеников.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (сердито). Чего у вас такие масленые рожи? У, коты! Радуетесь грехопадению ближнего своего? Ну разве можно называть вас духовными братьями. (После паузы.) Каждому небось охота знать, где сейчас Иоанн? На покаянии у отца ректора. Другой бы на его месте руки умыл, а он испрашивает разрешения на брак. Отец ректор, конечно, согласится. Чего ухмыляетесь? Кто из вас способен на такое деяние?

П а в е л. Говорят, отец Яков занемог?

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Слег, бедолага. Но Бог не оставит его…

Входит  о т е ц  В а с и л и й, следом за ним робко переступает порог  И о а н н. Семинаристы дружно встают, каждый старается не смотреть на Иоанна. Появляется торжествующая  М а с к а.

О т е ц  В а с и л и й (строго). Садитесь! (Сакердону.) Я прерву ваш урок на две-три минуты. (Семинаристам.) По семинарии поползли слухи, будто один из лучших учеников отрок Иоанн, не испроси благословения у своего духовника и разрешения у меня, самовольно отлучился из стен нашего богоугодного заведения. (Смотрит на Александра.) Тот, кто распространяет сии слухи, заведомо возводит хулу на собрата своего. Ибо Иоанн, посетив с моего позволения занемогшую рабу божью Марию, вынужден был выслушать исповедь ее. Слезное покаяние заблудшей овцы, жажда прильнуть пересохшими губами к источнику веры не могли не тронуть струны отзывчивого сердца отрока Иоанна. Движимый возвышенно-благородным чувством сострадания, на кое способен только человек, готовящий себя к постригу, он, естественно, не мог прервать затянувшееся покаяние, чем и объясняется его позднее возвращение в семинарию.

И о а н н (растерянно). Простите, отец ректор, но я…

О т е ц  В а с и л и й (Иоанну). Садись на свое место! (Сакердону.) Продолжайте урок. (Направляется к двери.)

Семинаристы встают.

(Возвращается.) Сегодня, после утреннего богослужения, ко мне подходили семинаристы с жалобой, что отцы наставники не разрешают им встретиться с бывшим священником Никодимом Крохой. Сей запрет, по их разумению, якобы вызван тем, что мы опасаемся, как бы крамольные речи Никодима не повлияли на ваше шаткое умонастроение. (Вопросительно смотрит на Александра.) В народе есть пословица: волков бояться — в лес не ходить. Если первый встречный, к тому же, как это ни горестно признавать, духовно заблудший человек, может поколебать ваши убеждения, то скорбеть и презирать надо не пороки искусителя, а греховную сущность и ложное усердие самого искушенного. (Сакердону.) Ваш бывший воспитанник дожидается за дверью. Надеюсь, вы сумеете представить его отрокам, дабы никто из них впредь не смел сомневаться в нашем великодушии.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (растерянно). Я что-то плохо соображаю… Вчера у Крохи случился сердечный приступ. Врач настаивал немедля уложить его в больницу…

О т е ц  В а с и л и й (перебивая). Врач настаивал на одном, а семинаристы и сам Кроха настаивают на другом. Выбирайте. (Перекрестив семинаристов.) С Богом! (Уходит.)

Семинаристы, перекрестившись, молча смотрят на растерянного учителя. Входит  К р о х а. Одет он скромно, волосы взлохмачены, движения замедленные, но неуверенные, нервные. Семинаристы внимательно разглядывают его.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (отечески). Входи, сынок… Как твое здоровье?

К р о х а (приветливо). Здравствуйте, Сакердон Васильевич!

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Здравствуй… Проходи, садись.

К р о х а. Вы лучше посадите ваших учеников. А я, с вашего позволения, буду говорить с ними стоя.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (семинаристам). Садитесь. Вот вы и добились своего. Видите, человек едва на ногах держится. (Крохе.) Говори, сынок.

Семинаристы садятся. Кроха некоторое время внимательно их разглядывает.

К р о х а. Действия мои, коими я старался привлечь ваше внимание к своей особе, видимо, настолько унизили мое человеческое достоинство, что даже отец ректор счел за благо разрешить вам встречу со мной. В ваших глазах я читаю удивление, сострадание и осуждение. Каждый из вас по-своему, наверно, прав…

И е р е м и я (вставая). Простите, я даже не знаю, как обращаться к вам. Но, судя по вашему вступлению, вы трезво оцениваете свое положение. Поэтому я хочу сразу спросить вас: на какой высоты авторитет вы собираетесь опираться, вступая с нами в разговор о вере? (Садится.)

К р о х а. О вере? Нет, я пришел говорить с вами не о вере, а о таланте. И тут я, как все одержимые люди, могу опираться только на свою выстраданную убежденность.

И е р е м и я (вставая). Мне хотелось бы знать, что вы, в вашем нынешнем положении, считаете выстраданной убежденностью?

К р о х а. Моя убежденность заключена в том, что человек есть самый зрелый, самый совершенный плод матери Природы. Не боги породили человека, а человек своим талантом, своей фантазией породил богов.

Н и к о н (вставая). Извините. Эта «истина» провозглашена атеистами давно. Но вы, как священник, вряд ли станете отрицать, что в наши дни многие даже самые талантливые люди заняты богоискательством.

К р о х а. Не стану. Ибо человек, особенно одаренный, извечно занят поиском самого себя.

Н и к о н. Простите. Если вы являете человека, который в отличие от нас грешных уже нашел себя, то подумайте, какова цена вашему «прозрению».

А л е к с а н д р (возмущенно). Это удар ниже пояса!

К р о х а (Никону). Больно, но справедливо. Я нашел себя слишком поздно. Именно это обстоятельство подтолкнуло меня к решительным действиям. Несколько дней я домогаюсь встречи с Иоанном, но он прячется от меня… А я хочу на собственном примере…

И о а н н (взволнованно). Сакердон Васильевич, я дал слово отцу Якову. Разрешите мне удалиться…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Я не могу поступить против воли отца ректора. (Крохе.) Говори, сынок.

К р о х а. Вы, Сакердон Васильевич, тоже приложили руку к моей судьбе. Помните, как я метался в агонии? Почему вы не спасли меня? У вас жестокое сердце, учитель… Я… я…

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (боясь услышать жестокий приговор). Не произноси страшных слов! Только не из твоих уст…

К р о х а (жестко). Уходите в мир! Идите к людям, проживите остаток дней достойно звания человека.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (обреченно). Я дал клятву умирающей жене…

К р о х а. Вы дали жене клятву. Я, в свое время, дал клятву фанатику. (Вглядывается в Иоанна.) Иоанн, вы хотите знать, что сталось с моим голосом? Мне, как и вам, всегда хотелось петь. А священнику петь мирские веселые песни заказано. Вот я и топил песню в вине. Чем больше я заливал ее, тем неудержимее она рвалась на свободу. Среди ночи я убегал в лес и там давал ей волю. Рвал глотку до изнеможения. Потом неделями хрипел и плакал…

И е р е м и я (вежливо). Значит, вы в свой талант веруете больше, чем в Бога?

К р о х а (Иеремии). Детство мое прошло в религиозной семье. Веру в Бога я впитал с молоком матери. Но жизнь излечила меня. Прихожане помогли выпутаться из липкой паутины. Наивными, казалось бы, вопросами они заставляли меня еще и еще раз вдуматься в противоречия святого писания. И я искренне ломал голову. Церковь требовала от нас нравственной чистоты. Но почти на каждой странице «Жития святых» смакуются всевозможные пороки.

И е р е м и я (вскакивая). Простите, учитель, но я не могу слышать злостного навета на святую матерь-церковь!

А л е к с а н д р (одергивая). Заткни уши! (Крохе.) Нам бы хотелось знать самую изначальную причину. Ведь кроме таланта у человека есть еще и совесть.

К р о х а (не сразу). Первейшей из причин, взбунтовавшей мою совесть, является таинство исповеди. Священнику порой приходится выслушивать такое, что волосы встают дыбом. Кто только не приходит к нему на покаяние. И воры, и злодеи, и блудницы. Нам строжайше наказано облегчать души грешников. Строго хранить тайну исповеди. Слушаешь иного прихожанина и думаешь: «По тебе, братец, давно тюрьма истосковалась». Но вместо того чтобы преступник терзался, чтобы совесть мучала его за совершенные злодеяния, мы великодушно снимаем с него это бремя. «Прощаются тебе грехи». Иди, мол, свинствуй дальше. Церковь простит любой грех. Мы как бы подстрекаем его на новое преступление. Больше: мы являемся соучастниками многих злодеяний. Пусть даже невольными.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (испуганно). Что ты несешь? Ты возводишь хулу на матерь-церковь! Бог навсегда отвернется от тебя!

К р о х а (страстно). Ерунда! Бог не может отвернуться от образа и подобия своего. Он растворен в нем. Он плоть, кровь и дух его.

И о а н н. Выходит, каждый из нас почти Бог?

К р о х а (твердо). Да, Ваня! Сама Библия утверждает, что человек создан по образу и подобию Творца. Значит, каждому из нас дано право сказать: «Я — творец. Я — всемогущ! Я — венец сущего! Мне подвластно все: земля, небо, планеты Вселенной. Я призван царствовать. Мой жезл — разум, талант, совесть!»

И о а н н (крестясь). В вас взбунтовалась гордыня!

Н и к о н. Вы посягаете на основу основ христианской веры!

А л е к с а н д р. А как же быть с утверждением святого писания, где говорится: человек есть червь, овца в стаде, раб, слуга Бога?

И о а н н. Да, как быть?

К р о х а. Человек всегда боялся собственного разума. Не доверял силе своего таланта. Искусственно ограничивал свою свободу. Религия только узаконила патологические слабости человека. Но истинная вера и сон разума — несовместимы! Чтобы верить, надо знать. Абстрактная вера есть ложь, самообман, невежество!

И о а н н (привставая). Что вы говорите?! Отними у человека веру, и он превратится в бесстыдное животное.

К р о х а (с вызовом). Нет, Ваня! Снимите с человека цепи раболепства, и он воспарит. Не гните его к земле. Не унижайте, не опутывайте догмами. Ибо всякая догма есть величайшее зло! Она убивает творчество! Порождает крамолу, тормозит движение. А только в вечном движении заключена суть разума бытия!..

И о а н н (крестясь, пятится к двери). Я к отцу Якову… Он ждет меня… он не здоров… (Убегает.)

Кроха делает несколько неуверенных шагов вслед за Иоанном, судорожно ловит ртом воздух, опускается на колено, слезы катятся по щекам.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (подхватывая его). Встань, сынок… Он недостоин твоих слез, твоих страданий… (Пытается поднять, семинаристам.) Откройте окна! Ему нужен глоток свежего воздуха…

Издали наплывает перезвон колоколов, все будто застыли, прислушиваясь. Маска подходит к иконе, зажигает свечу, берет ее в руки, выходит на авансцену. Свет медленно гаснет.

Ночь. Большая комната, вдоль стен стоят кровати. В красном углу висит икона. Входят  А л е к с а н д р  и  И е р е м и я. Маска по-прежнему стоит на авансцене, смотрит на горящую свечу.

И е р е м и я (возбужденно). Ты видел! Божья кара настигла его в самый крамольный момент.

А л е к с а н д р. Помолчи. (Снимает верхнюю одежду.) Человек богу душу отдает, а ты торжествуешь.

И е р е м и я. Не богу, а черту. Потому, наверное, так долго мучается.

А л е к с а н д р (оглядываясь на дверь). Послушай, Ерема. Зачем ты все время разыгрываешь из себя святошу-фанатика? Ну, на годы учебы тебя хватит, а дальше?

И е р е м и я. Ты ждешь моей исповеди?

А л е к с а н д р. Я жду, когда ты найдешь самого себя.

И е р е м и я. Искать надо не мне, а тебе.

А л е к с а н д р. Хорошо. Давай поищем вместе. Я помогу тебе, а ты мне…

Маска, уловив крамолу, входит в комнату, ставит на стол свечу. Появляется  М и х а и л.

М и х а и л. Врач говорит, что жизнь Крохи висит на волоске.

А л е к с а н д р. А где Иоанн?

М и х а и л. В храме. Стоит на коленях перед иконой Спасителя и плачет. Вид у него будто у чокнутого.

И е р е м и я. Нашкодил, вот и замаливает грехи. Пусть скажет спасибо отцу ректору, что он спас его репутацию.

А л е к с а н д р. Ты уверен, что отец ректор спасал репутацию Иоанна?

Входят  Н и к о н  и  П а в е л.

Н и к о н (раздеваясь). Велено всем помолиться богу и отойти ко сну.

А л е к с а н д р. А как же Кроха?

Н и к о н. Мы теперь ему не поможем. Его жизнь в руках Всевышнего.

П а в е л. Тяжело на душе, и откуда он свалился на нашу голову?

И е р е м и я. Кто-то из нас его позвал. А вот кто?

А л е к с а н д р (с вызовом). Допустим, что я!

И е р е м и я. Ты?! (После паузы.) Впрочем, чему я удивляюсь. Только кто дал тебе право? Кто?!

Н и к о н. Не кипятись. Завтра отец ректор потребует от Александра продолжения проповеди «Совесть и люди».

И е р е м и я. Он будет, как всегда, предлагать крамольные варианты, а мы промолчим?

А л е к с а н д р (спокойно). А ты не молчи. Если ты не пощадил родителей, то почему бы тебе не предать и собрата своего?

И е р е м и я (подходя к Александру). За что ты презираешь меня?

А л е к с а н д р. За ложное усердие. С виду ты святее патриарха. А в душонке кромешный ад. Вот и юродствуешь, сиротой прикидываешься.

И е р е м и я (нервно). Я не прикидываюсь! От родителей я ушел давно. Сразу после того, как они стали на моих глазах изменять друг другу. Я не вынес, я закончил с золотой медалью школу и убежал от них в другой мир… Передо мной были открыты двери институтов. Но я предпочел семинарию…

А л е к с а н д р. Почему?

И е р е м и я (с вызовом). В отместку родителям!

А л е к с а н д р. Тут-то собака и зарыта! Месть никогда не перерастает в веру. По себе знаю. Твоя набожность — дырявая ширма. Ты поэт, Ерема. И хороший поэт. Я читал твои стихи. Ты восторгаешься красотами мирской жизни. Пишешь о любви, о космосе…

И е р е м и я (потрясенный). Ты шпионил за мной?!

А л е к с а н д р. Шпионил! Я знаю, где ты прячешь «крамольную» тетрадь. Ты написал отличную поэму. Но ты трус, ты не доверяешь собственному призванию. Если ты одержим идеей нравственно и духовно совершенствовать человека, то настоящий поэт на этом поприще может сделать гораздо больше, чем самый истовый пастырь стада Господня.

И е р е м и я. Замолчи! Я вырву тебе язык!

А л е к с а н д р. Сперва вырви себе! Ты накинулся на Кроху, что он сравнивает человека с Богом. А сам о чем пишешь? Вот строки из твоей поэмы «Конец света». (Цитирует.)

За ней охотились, как за своей кончиной. Фанатики кричали: сгинь, исчадье ада! Добру и злу она была первопричиной. Фанатики кричали: сгинь, исчадье ада!..

Н и к о н. О ком это он?

А л е к с а н д р. О последней женщине земли. В религиозном экстазе слуги господни уничтожают все Евино племя. И наш Ерема подводит черту. (Читает.)

Убита женщина — соцветье всех начал. Род человеческий приговорен к забвенью. Убита мысль: ее сам Бог когда-то завещал Себе подобному великому творенью!

П а в е л (удивленно). Вот те и на!

Н и к о н. «Себе подобному великому творенью»? Хорошо.

И е р е м и я (сквозь слезы). Бог вам не простит! Вы подвергаете меня искушению. Вы пытаете, вы распинаете мою веру!

А л е к с а н д р. Довольно разыгрывать фанатика, Ерема. Если твоя тетрадь попадет к отцу ректору, то…

И е р е м и я (Александру). Ты уже предал меня.

А л е к с а н д р. Пока нет. Но ты сам предаешь себя? Каждый день предаешь! Страшнее этого предательства ничего на свете нет. Вот что я в газете вычитал. Послушайте. (Достает газету, читает.) «Мне двадцать два года. Я студент из Франции. Пока существует атомно-нейтронная угроза человечеству, пока множат свои ряды фашисты, пока расисты убивают своих собратьев, я не могу, я не имею права на пассивное миросозерцание. Я должен, я обязан действовать. С этих страниц я хочу обратиться к своим ровесникам: массовое увлечение алкоголем, наркотиками, религиозным дурманом — это дезертирство с поля боя политических сражений, это самопредательство! Вы предаете не только себя, но и свое будущее, будущее планеты Земля!..»

П а в е л. Самопредательство. Страшное слово.

А л е к с а н д р. Страшнее не придумаешь. (Иеремии.) Почитай свою поэму, Ерема. Ты ведь тоже озабочен будущим нашей планеты.

Н и к о н (Александру). Перестань казнить его.

П а в е л. Сашка прав. Давай, Ерема, где твоя крамольная тетрадь?

И е р е м и я. Спроси у шпиона Александра.

А л е к с а н д р (подходя к иконе). Так и быть, братия, я, с разрешения Еремы, почитаю вам его поэму «Мысль человека».

Маска достает из-за иконы тетрадь, вручает ее Александру.

П а в е л (разыгрывая Иеремию). Какое святотатство! Хранить крамольную тетрадь за святой иконой. Этого ни Бог, ни отец ректор тебе не простят.

А л е к с а н д р (открыв тетрадь, читает).

По существу, бессмысленна природа: Ни снег, ни облака, ни Млечный Путь, Ни жизнь, ни смерть вам сами не откроют Загадку жизни, смысл ее и суть…

П а в е л (восхищенно). Во дает!

А л е к с а н д р (продолжая).

Суть бытия ищите в человеке! Мысль человека создал человек — Творец всего, что украшает землю И что на ней останется вовек…

И е р е м и я (срываясь на крик). Я ненавижу вас! Я думал, вы… Нет, вы не братья! (Вырывает тетрадь у Александра. Хлопнув дверью, убегает.)

Семинаристы молча переглядываются.

Н и к о н. Ну что, ты этого добивался?

А л е к с а н д р (после паузы). Если Иеремия и Иоанн поверят в свой талант, то и мне здесь делать больше нечего…

Н и к о н. Ну и уходите! На ваше место придут другие.

А л е к с а н д р. Ты, к сожалению, прав. Сюда будут приходить до тех пор, пока человек не осознает, что он есть, как говорит наш Ерема, «соцветье всех начал». Путь к постижению собственного «я», видимо, самый трудный.

М и х а и л. Кроха убедил тебя, что ты есть Бог!

А л е к с а н д р. Да, убедил! Я — Бог! Я — Черт! Я — змий-искуситель! Хочу — творю добро. Хочу — зло. Мне все подвластно. Могу любить! Могу ненавидеть. Могу страдать от боли другого. Или хохотать над трагической участью собрата по вере. Во мне столько же человека, сколько и зверя. Мне надо жало гада и крылья птицы. Во мне заложен созидатель и разрушитель. Продолжатель рода и убийца!

Н и к о н. Чтобы обуздать в себе убийцу, надо верить в Бога!

А л е к с а н д р. Нет! Человек должен верить в человека. Только эта вера спасает человечество от самоуничтожения.

Н и к о н. Человек без воли свыше никогда этого не поймет.

А л е к с а н д р. Поймет. Для того ему и дарована самая тяжкая ноша.

Н и к о н. Какая?

А л е к с а н д р. Разум!

Н и к о н. Ты встал на кривую дорожку Крохи!

А л е к с а н д р. Моя дорога прямая. Кроха восстал против конкретного обидчика. А если я взбунтуюсь, то… (Резко махнул рукой.)

Н и к о н. Ты замахнешься на самого Господа?

А л е к с а н д р (с вызовом). На всех богов! На все религии мира! На всех и вся, кто встал на пути человека к постижению величайшей истины!

Н и к о н (настороженно). Какой?

А л е к с а н д р. Собственной сущности. Вершин своего духовного могущества и глубин животного ничтожества. Из этих противоположных начал создан венец природы. За ним, а не за богами право выбора. И от этого выбора сейчас зависит все!

Н и к о н (строго). Довольно. Я не желаю тебя слушать.

П а в е л. Хватит про человека. На душе и без того… Расскажи лучше что-нибудь веселенькое.

А л е к с а н д р. Вот тебе доказательство нашей многоликости. Люди корчатся, страдают от душевных мук, а нам подавай развлечения. Мы равнодушны к добру и злу. Равнодушие — вот ахиллесова пята века!..

Маска неожиданно заулыбалась, потом, направляясь к авансцене, засмеялась вслух, потом стала хохотать все громче и громче.

Входит  С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч. Его никто не замечает. Держась за сердце, он прислоняется к двери, прислушивается к хохоту.

С а к е р д о н  В а с и л ь е в и ч (задыхаясь). Смейтесь, дьяволы! Ну! Чего вы не хохочете вместе с Сатаной?! Вы его ближайшие пособники!.. Вы довели человека до сердечного удара… (Сквозь слезы.) Так смейтесь же! Торжествуйте! Но сперва выслушайте мое обличительное слово… (Покачнувшись, медленно приседает на пол.)

Семинаристы словно бы застывают в немых позах. Сакердон Васильевич пытается встать, но силы ему отказывают, и он, обхватив голову руками, плачет.

А л е к с а н д р (срываясь на крик). Он должен жить, он обязан жить! (Убегает.)

На авансцене  И о а н н, волосы взъерошены, он стоит на коленях.

И о а н н (сквозь слезы). Господи! На меня снизошло озарение. Кроха подсказал мне окончание проповеди отца ректора «Совесть и люди». Завтра я прочту… завтра я потрясу всех! (Вглядываясь в глубину сцены.) Что это? Опять наваждение? Я воочию вижу три духовные начала…

Из глубины сцены, словно привидения, медленно выплывают  т р и  ж е н с к и е  ф и г у р ы  в темных накидках. Иоанн неистово крестится.

Вот они: Совесть, Истина, Вера. Совесть похожа на Марию. Сколько скорби в ее лице. А Истина и Вера на…

Появляется  А л е к с а н д р, впервые вид у него удрученный, он потрясен.

А л е к с а н д р. С кем ты тут разговариваешь? (Разглядывает Иоанна.) Что с тобой?

И о а н н (заговорщически). Тихо. Поклонись им.

А л е к с а н д р. Кому?

И о а н н. Совести, Истине и Вере. Поклонись, пока они не растворились во мраке.

А л е к с а н д р (приложив руку ко лбу Иоанна). У тебя, кажется, горячка.

И о а н н (шепотом). Давай покаемся в наших грехах. Ты видишь, они в трауре. Печальнее всех Совесть. Боже, как она похожа на Марию. (Кланяется.) О три великих начала! Простите нас грешных…

А л е к с а н д р (невольно опускаясь на колени). Ваня, прости меня, если можешь. Я виноват перед Крохой. Я пригласил его во имя спасения Таланта. И, кажется, достиг цели. Но какой ценой! Ему плохо, Ваня, очень плохо… А спасенный ценою жизни — вечный должник Совести… Прости меня, Ваня…

И о а н н (крестясь). Кажется, ты на истинном пути к прозрению. Твое признание тронуло их сердца.

Видения, сняв темные покрывала, предстают в ослепительно белых одеяниях. Появляется растерянная  М а с к а. Она пытается заслонить белые видения.

Смотри, они снимают траурные покрывала.

Наплывает торжественная мелодия.

Я слышу их голоса. Они поют гимн Надежды. Боже мой! Я не могу сдержаться! Я отрекаюсь от клятвенного слова! Я хочу петь!.. (Встает, улыбается, поет.)

Голос Иоанна сливается с мелодией гимна.

На сцену выходит встревоженный  о т е ц  В а с и л и й, следом за ним появляются  о т е ц  С е р г и й, Н и к о н, П а в е л, М и х а и л. Маска помогает отцу Василию встать на кафедру, он произносит, видимо, обличительную речь в адрес Александра. Отец Сергий и семинаристы Никон, Павел, Михаил истово крестятся. Вскоре на сцене появляются  П р о ф е с с о р  и  о т е ц  Я к о в, они спорят о судьбе Иоанна. Профессор садится за белое пианино, аккомпанирует гимну Надежды. Отец Яков опускается на колени перед иконой, молится. Маска выводит из-за кулис  И е р е м и ю  и смертельно уставшего  С а к е р д о н а  В а с и л ь е в и ч а. В руке у Иеремии «крамольная» тетрадь, он что-то записывает в нее. Сакердон Васильевич, остановившись между отцом Василием и поющим Иоанном, так и застывает как бы на распутье. Тем временем черный задник, на фоне которого игрался спектакль, начинает медленно раскрываться, сцену заливает ослепительно белый свет.

Оглавление

НЕПОКЛОНОВ Драма в трех частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

БЕРЕГИТЕ БЕЛУЮ ПТИЦУ Пьеса в двух частях с эпилогом

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ЭПИЛОГ

ТРЕТЬЕ ПОКОЛЕНИЕ Пьеса в двух частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧЕСТЬ СЕМЬИ Пьеса в двух частях

  ВМЕСТО ПРОЛОГА

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ИСКУШЕНИЕ Трагикомедия в двух частях

  ОТ АВТОРА

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg