Эгилс Шнёре Покурить травку
Одноактная пьеса
Действующие лица:
Он, 39 лет — преподаватель
Она, 23 года — студентка
Официант и статисты его и её поколения.
Место действия довольно относительное. В первом эпизоде это аудитория с кафедрой, потом кафедра убирается и помещение преобразуется в зал ресторана в небольшом провинциальном вокзале, потом в небольшую жилую кухню с умывальником, плитой и убогой мебелью.
Между эпизодами в жилой кухне действие происходит в абстрактном помещении, которую на две части разделяет стеклянная стена.
Он стоит за кафедрой в середине помещения. За его спиной несколько людей его поколения — длинноволосый мужчина, у которого на груди «прикреплен» младенец. На спине рюкзак. У женщины тоже рюкзак. Мужчина подает ленту женщине и становится на колени, чтобы женщина его легче достала и смогла завязать ленту у него на голове (он намного выше ее). Когда женщина это сделала, он поправляет ленту у нее на лбу, тогда вынимает из кармана губную гармошку и начинает играть что-то вроде колыбельной спящему младенцу и они, взявшись за руки, уходят со сцены.
Перед ним кучка молодых, Она к нему ближе всех.
Он: На этом я сегодня заканчиваю.
Он снимает свои записки с кафедры, кладет их в сумку, вешает сумку на плечо и собирается уходить.
Она: Вы пойдете в сторону центра?
Он: Да, но мы же условились говорить друг другу «ты».
Она: Тогда мы можем чуть-чуть пройтись в месте.
Он: Согласен. Ужасно хочется есть. И так всегда.
Они смеются.
Она: Здесь на углу можно купить французскую булку. Горячую ее можно кушать без ничего.
Он: Неплохая идея!
Они уходят в левую сторону сцены и через момент появляются с правой. У него в руках хлеб, Он ломает хлеб и дает кусок ей.
Он: Один мой польский коллега, он в свою очередь на лет пятнадцать старше меня, рассказывал, мне что польские студенты выдвинули лозунг: «Какие вы нам будете платить стипендии, такие мы вам будем платить пенсии.»
Она: Остроумно.
Он: Да. Потому надо отбросить любое превосходство, которое продиктовано опытом. Мы, которые интересуемся одним делом — коллеги.
Разговаривая, они опять переходят сцену, исчезают, появляются с другой стороны.
Они ломают оставшийся хлеб, садятся на землю.
Она: Я все время думаю и не могу понять, зачем ты читаешь нам эти лекции. Тебе же за это мало платят.
Он: Это очень просто. Когда видишь, что кому-то это нужно, это доставляет удовольствие.
Она: Этого мало. Должна быть еще какая-то причина.
Он: Нет. Это все. Не ужели ты этого не понимаешь?
Она: Нет. Должна быть какая-то выгода.
Он начинает смеяться.
Он: Знаешь, большинство людей хотят одновременно жить в двух трудно соединимых мирах. Духовном и материальном. Но надо выбрать один из них. Хотя бы в основном. И чем скорее ты делаешь этот выбор, тем быстрее находишь равновесие. Тебе тоже неплохо бы определиться, к которому ты хочешь принадлежать.
Она: Ты религиозный?…
Он: Да, теперь могу говорить, что да. А ты?
Она: Я верю в Бога. Я крещенная католичка.
Он: Меня крестили в лютеранской церкви. Но ощущение Бога я, наверное, сильнее всего получил от хорошей литературы. Достоевского например. Перед войной в Латвии был теолог и писатель Карлис Кундзиньш. У него была книга о Христе, она в свое время сильно повлияла на меня. Я ее читал в твоем возрасте.
Она: Эта была запретная литература?
Он: Наверняка. Но я всегда чувствовал себя свободным.
Она: А я нет. Вообще-то я немного завидую вам.
Он: Вообще то не за что.
Она: Ты недоволен собой?
Он: Нет. Но мне кажется, что другие вокруг лучше.
Она: Это тебя подавляет?
Он: Нет, даже наоборот. Я чувствую себя свободным от амбиций.
Она: А я чувствую в себе амбиции…
Он: Да, ты похожа на такую американскую девушку. С первого взгляда несколько высокомерную. Вообще-то как бы вышедшую из какого-то клипа. (Пауза). Прицепился какой-то насморк. Ну, все равно хорошо…
Она: Среди всех преподавателей ты какой-то странный…
Он: У меня в вашей группе только небольшой курс. И я такой более академичный стал только в последнее время. Когда-то я был довольно неспокойным. Я все время что-то хотел. Теперь я наконец наслаждаюсь мгновением. Игрой света. Людьми там, внизу, куском хлеба, которого мы разломали, и тем странным ощущением, что как будто что-то съедено, а на самом деле желудок обманут горячей массой… Тем, что я не стараюсь завлечь тебя, хотя это могло было быть так естественно — ты молода и, кажется, хороша собой… Я, наверное, не сумею объяснить — но это момент, когда ты вдруг чувствуешь себя бескорыстным, и смотришь в мир без вожделения…
Она: Знаешь, что я подумала, когда тебя впервые увидела? Нет, это я не могу говорить…
Он: Говори, я не обижусь.
Она: Нет, мне неловко.
Он: Я повернусь, но если ты начала, ты должна закончить.
Пауза.
Она: Ну …, я подумала, что от такого видного мужчины не может быть большого толка.
Он: О, Боже! Этого я не ожидал. Что, мне краснеть, что-ли? Я думал, что ты скажешь что-то плохое… Потому-что я не очень хороший вариант. Тебе лучше со мной не связываться.
Пауза.
Она: Ты все время был так критически настроен против себя?
Он: Нет, конвульсивно. (Пауза). Уже поздно. Ты пошла проводить меня но в конце концов получилось, что я проводил тебя. (Встает). Спасибо тебе за этот вечер. Хочу тебе подарить небольшой кусок своего насморка.
Он легко целует ее.
Небольшая пауза, тогда Она тянется вперед и отвечает ему таким же легким поцелуем.
Она уходит со сцены. Он остается и стоит некоторое время легко улыбаясь.
Она возвращается, обнимает его и они целуются. Разъединяются.
Он: Ты права. Я был одинок… (Серьезно всматривается ей в лицо). И, хорошо, что ты вернулась. У моего друга чудный хутор в деревне. Не желаешь туда съездить?
Она начинает его шлепать своей сумкой и они убегают со сцены.
Затемнение
* * *
Она зажигает свечи.
Он: Кто мог подумать, что в его доме не будет света.
Она: Разве он нужен?
Он: Нет, утром все равно будет светло. Спальня там. У его родителей большая старинная кровать.
Они пересекают неосвещенную сцену со свечками в руках.
Когда зажигается свет, они уже сидят в привокзальном ресторане небольшого городка. Он — веселый, но смущен. Ее настроение трудно определить.
Подходит официант и приносит меню.
Он: Не надо. У вас карбонад есть?
Официант: Да, свиной.
Он: Не больно жирный?
Официант: Нет.
Он: (ей). Ты употребляешь карбонады?
Она: Употребляю.
Он: (официанту). Два салата, два карбонада. (Ей). Ты употребляешь пиво?
Она кивает.
Он: И две бутылки пива. Пока…
Официант уходит.
Он: Здесь мило. Мне кажется, что время здесь остановилось где то перед нашим рождением. Эти станции в Латвии понастроили в тридцатых. Мне они ассоциируются с детством, но ты не должна подумать, что мое детство проходило в тридцатых…
Официант приносит заказанное. Уходит.
Мимо вокзала медленно проходит поезд.
Он: (тихо запоет). «Опять поезда поют тихую песню, что пора уходить …»
Она: Продолжай, почему ты замолк.
Он: Здесь в ресторане?
Она: Почему бы нет?
Он: В другой раз.
Он: (задумчиво). Поезд ходит так медленно, что его можно было догнать…
Он: Так только кажется.
Она: Но вскочить можно было…
Он: (думает о другом). Не знаю, может быть… Я когда-то считал себя специалистом по выпрыгиванию из поездов. Вскочить мы не старались. Моя школа была в четырехстах метрах от вокзала. Тогда мы выпрыгивали у школы в снег.
Она: Поезда шли быстро?
Он: Да, ничего. Главное, было выпрыгнуть сразу после столба.
Она: Почему?
Он: Чтоб не попасть в следующий столб. Когда поезд ходит быстро, столбы бегут один за другим.
Она: (задумчиво). Это забавно.
Он: Что тут забавного? Не хочется же прилипнуть к столбу…
Она смеется.
Он: (оживает). Однажды со мной произошел такой случай. Это меня отлично характеризует. Я вышел из поезда и обнаружил, что оставил в вагоне перчатки. Кинулся обратно, добежал до своего места, помчался обратно и в этот момент… шшш …, дверь закрылась. Это был новый поезд.
Она: Я таких старых и не знаю.
Он: Были такие с ручкой в двери и ступеньками наружу. И так, я слышу, дверь закрывается. Спешить уже не стоит. Не спеша я направляюсь в тамбур и там вижу, что одна половинка не закрылась. Заманчиво. Поздний вечер. Так не хочется кататься до следующей станции. Решился прыгать. Как никак считал себя почти профессионалом. (Пауза). Если тебе кто-то скажет, что можно выпрыгнуть из таких поездов-не верь, потому-что надо объединить два друг другу мешающие движения-надо прыгать и вбок и вперед. Я выпрыгнул, и через мгновение лежа на боку «поехал» по перрону. Поезд уже солидно разогнался. В этот момент у меня была только одна мысль: О, Боже, как глупо! И что сейчас начнется. И я уже в мыслях слышал выкрики: Из поезда выбросили!
Она смеется.
Он: В миг я вскочил на ноги, не чувствуя боли, выбросил журнал, который был полностью стерт, и, не обращая внимания ни на окружающих, ни на протертые дырки в плаще и штанах, ушел походкой английского лорда. Только чтобы милосердные тетки меня оставили в покое.
Она продолжает смеяться.
Он: Мне тогда было лет семнадцать. Я всюду ходил быстро, иными словами мчался. Однажды, идя в контору к отцу, у него там было так-парадная дверь, тогда небольшая лестница ступенек десять, вторая дверь и, только за ней настоящая лестница. И вот. Я споткнулся о первую ступень передней, но по инерции продолжал мчаться согнувшись, в одной руке держа портфель а второй слегка опираясь на бегущие вперед ступеньки. Когда я достиг второй двери она внезапно открылась, и, я почти на четвереньках быстро промчался мимо какой- то коллеги отца. Не знаю, что она подумала, но я быстро исчез из поля ее зрения с надеждой в ближайшее время ее не встретить.
Она: Ты сегодня необычайно разговорчив.
Он: Да, какой-то вентиль прорвало.
Она: От чего?
Он: Оттого, что мы здесь.
Она: Оттого, что мы здесь, или от того, что мы были там?
Он: Оттого, что мы были там. Видимо, мне как-то хотелось смыть эту возможную пошлость, которая могла бы быть присуща такому утру.
Она: Ты как-то странно и тонко высказываешься …, как-то литературно.
Он: (после паузы). Наверное, это от одиночества. Я думаю, закажем еще пива. (Зовет). Официант! Еще два пива, нет, три.
Официант приносит заказ.
Она: Ты боишься пошлости?
Он: Я не хочу пошлости. (Пауза). Я был уже полумертвый от прошлой жизни. С женой перед разводом я многие годы жил в закончившейся жизни и, тогда, вдруг отключился. Мне даже казалось, что физическая сторона жизни закончилась, и я сам удивлюсь, что воспринимаю это столь спокойно. Когда-то мне казалось, что без этого вообще не стоит жить. Внезапно, и столь поздно, я почувствовал себя полностью созревшим, и то, что уже не могу это делать без любви. Потому что так противно просыпаться рядом с человеком к которому чувствуешь слишком мало…
Она: Я могу считать это признанием?
Он: Я не знаю. Я об этом не думаю. Просто — пошлости нет.
Она: Вообще, надо сказать, ты действовал довольно настырно.
Он: Сама ты действовала настырно. Когда ты сунула мне язык в рот, я остолбенел и не знал, что делать. Я это почувствовал, как сигнал, что я должен это делать чуть ли не сейчас…
Она: Разве в ваше время так не целовались?
Он: Кажется, не очень.
Она: Что обозначает «кажется, не очень»?
Он: Я вообще давно не целовался. Знаешь, это странно, было время, когда я мог…
Она: А у меня наоборот, мы часто в тусовках потанцуем, потискаемся…
Он: Ты и сейчас так могла бы?
Она: Почему бы и нет?
Он: Для меня это почти то же, что неверность.
Она: (легко). Вот как? Хорошо, что я это знаю. Тогда я так больше не буду.
Он: Я не говорю это от консерватизма. Мы в свое время боролись за свободу отношений.
Она: Расскажи еще что нибудь про свое время.
Он: (начинает с наигранным пафосом). Мы поколение сексуальной революции, вернее провинциальных отзвуков сексуальной революции. Наши жизни были запутаны. Наша любовь и наши браки были запутаны. У тех из наших, которые остались в живых. Большая часть погибла. Погибла чисто физически, или от отчаяния. Есть такие, которые ожирели до мозга костей. Есть такие, которые родились не в свое поколение. Таких оказалось очень много. Я когда-то не мог представить, что их так много, тогда, когда мы чувствовали себя едиными.
Она: Вы чувствовали себя едиными?
Он: Были такие моменты.
Она: Я вам завидую.
Он: Не стоит.
Она: Расскажи еще что то про свое время.
Он: А что?
Она: Что хочешь.
Он: Ладно, тогда что-то более общественно значимое. Это было тогда, когда в Каунасе молодой парень поджог себя протестуя против режима. Его похороны были запрещены, но люди собирались со всех сторон. Мы — длинноволосые со всей Латвии по всем возможным дорогам ехали в Каунас чтобы быть на его похоронах. Тогда нас на дорогах ловили, заталкивали в милицейские бобики и стригли. И с некоторыми, которые стригли, я потом учился в университете…
Она: Расскажи еще.
Он: Нельзя же делать в ресторане политинформацию.
Она: Нет, рассказывай.
Он: Однажды я видел такой случай. Я не ходил на хоккей, хотя рижский хоккей тогда был в зените популярности. Многие стояли в очереди всю ночь только чтобы получить билеты. И вот, играли Рижское и Московское «Динамо». Мне кто-то подарил билет. Это был момент, когда в рижском хоккее начался подъем. И в этом рижане начали выигрывать. Болельщики кричали, суетились и тогда молодой парнишка начал махать флагом Латвии. Не настоящим, но другим, с волнышками. Большие группы милиционеров его окружили со всех сторон и на глазах молчащей толпы увели с трибун.
Она: А я боюсь милиционеров.
Он: Не могу сказать, что относительно к ним чувствую я…
Пауза.
Она: Вы употребляли наркотики?
Он: Иные глотали какие-то таблетки.
Она: И курили марихуану?
Он: Некоторые делали это. Я где-то читал что от марихуаны у мужчин появляется женская грудь. В наше время говорили — покурить травку.
Она: Покурим травку! Я хочу попробовать травку. Ты мне ее достанешь?
Затемнение
* * *
Звуки мимо проходящего поезда.
Когда зажигается свет, нашему взгляду открывается жилая кухня. Они входят.
Он: Вот оно — то место.
Она: (скрывая разочарование) Где ты такое выкопал?
Он: Почти не нарочно. Один из моих студентов искал место, где пожить. За небольшие деньги. Я нашел для него и тогда мне пришло в голову — а нам самим это может пригодиться…
Она: Если сделать ремонт…
Он: И вместо раковины поставить душевую кабину… В туалет вход с коридора. Но туалет не общий, а только для этой квартиры…
Они обходят помещение.
Она: А что это за чудовище?
Он: Это двухспальное кресло. Я его привез от друга.
Она: Но оно же сломано.
Он: Да. Я думаю его надо разобрать и из этих шести кусков получится импровизация тахты.
Она: Сам ты импровизация тахты. (После паузы). Я дома испекла пиццы и принесла сюда, надеюсь еще не остыли…
Вынимает из сумки сверток, в котором пиццы и столовый набор.
Она: Посмотри, какой красивый набор я принесла. И салфетки и свечи. Ну, скажи, что я отличная хозяйка.
Он: Я сначала попробую и тогда скажу…
Она заканчивает накрывать на стол. Он зажигает свечи.
Она: Ах, ты неблагодарный. Ты должен это говорить сразу, потому что ты меня соблазнил.
Он: Нет, это ты меня соблазнила.
Она: Нет, ты меня соблазнил! Ты украл мою девственность, негодный! Мой отец и брат придут и отомстят за меня. Они тебя постреляют. (Изображает стрельбу). Ну, умирай!
Пауза.
Он: Ладно, я умираю. (Падает на тахту, вздрагивает).
Пауза.
Она: Эй, слушай, вставай!..
Он не двигается.
Она: Перестань меня пугать… Скажи лучше, что ты принес со своей стороны?
Пауза.
Он: Шампанское.
Она: Ужас! Ты лежал и твои веки были полуоткрыты и виднелась белизна глаза… Ты еще не достал травку? Мы могли бы ее покурить здесь.
* * *
Она вместе с ровесниками «в концерте». Сидят. Звучит песня Гребенщикова. Они махают поднятыми руками, кричат, свистят и эти действия не идут в ногу с музыкой — скорее, просто так. Они разные. И реагируют тоже только мнимо однообразно. Среди них такие, которые слышат текст и такие, которые просто развлекаются.
Он смотрит на них с другой стороны за стеклянной стеной. Подходит ближе к стене, чтобы лучше разглядеть ее. Как будто хочет ей помахать, или как-то по другому привлечь ее внимание, но отказывается от этого намерения, садится на стул и наблюдает за ними сидя. Через миг задумывается, вынимает из сумки какие-то бумаги и начинает их перелистывать, только время от времени бросая взгляд на действие за стеной.
Они входят в жилую кухню одновременно.
Почти в течение всего последующего разговора Она немного раздраженно ходит по помещению, передвигая и перебирая предметы. Он готовит. Разводит плиту, ставит вариться сосиски и кофе.
Она: Гребенщиков святой!
Он: Что ты этим хочешь сказать?
Она: Эти его тексты… И как он их исполняет. Вокруг него такая сильная аура. Кажется, он и сам так живет, как поет… И он сам сочиняет и музыку, и тексты!..
Он: Это многие делают.
Она: Конечно. Тебе просто не нравится, что я восхищаюсь. Немного завидуешь… Он же твой ровесник. Ты должен понимать его лучше.
Он: Я мало его слышал. Несколько клипов, которые я видел, были безупречны. Мне только автоматически действует на нервы слово «святой».
Она: У меня есть его пластинки. Я дам тебе послушать.
Он: А что ты можешь сказать об Агузаровой? Есть же такая?
Она: Есть. Ну, это стальная баба!
Он: Я видел несколько ее клипов. У нее отличное чувство стиля.
Она: У нее парочка неплохих песен. Вообще, она ничего, но Гребенщиков просто святой.
Он: У тебя есть и ее пластинки?
Она: Имеются.
Он: Дай мне и эти послушать. Тогда я смогу тебе сказать свое мнение.
Она: Хорошо. Я принесу. Мы в школе от этого фанатели.
Он: (вежливо улыбается). А из иностранцев?
Она: Я восхищаюсь Мадонной.
Он: На самом деле?
Она: А ты нет?
Он: Мне просто тошнит от нее. Я не могу на нее смотреть. Такая претенциозная вульгарность!..
Она: Почему мужчины не могут ее терпеть?… И вообще, русские теплее. И понятнее. И их тексты понятны. А тексты Гребенщикова просто восхитительны! И вообще мне нравилось мое школьное время. Брежневское время.
Он: Не могу тебя в этом поддержать.
Она: Все эти пионеры, комсомольцы. Я была хорошей школьницей. Старостой группы.
Он: С кем я связался!
Она: Я хотела выделиться, сделать карьеру.
Он: Какой ужас! Ну, да, твой отец тоже какой-то там начальник.
Она: А ты никогда не хотел начальствовать?
Он: Никогда.
Она: Ты разве никогда не хотел быть более значимым?
Он: Разве начальник более значимый?
Она: Ладно, оставим в покое начальников. Ты никогда не хотел быть кем-то?
Он: Кто я есть-то я есть.
Пауза.
Она: (искаженным голосом). Скажи, пожалуйста, ты есть личность?
Он начинает смеяться.
Он: Откуда мне знать? Но судя по тому что женщины обычно влюбляются в личности, и, если ты хотя бы чуточку в меня влюбилась, значит я и есть чуточку личность…
Она прижимается к нему и целует.
Она: Я не могу представить тебя ребенком.
Он: Нет, я родился сразу большим. Длинноволосый, в разорванных джинсах и в потертой куртке.
Она: Ты так ходил?
Он: Да. Волосы я одно время отрастил чуть ли не до пояса.
Она: Мне и такого тебя трудно представить.
Он: Почему?
Она: Потому, что ты ныне такой ровный и несотрясаемый.
Он: На самом деле не очень.
Она: Но ты скрыл свои эмоции.
Он хочет ее обнять и повалить на матрас, но Она вырывается и встает.
Она: Я взяла с собой кассету. Я поставлю, как он тебе…
Он: Кто это?
Она: Владимир Пресняков младший.
Он: Опять русский.
Она: Он — мой любимец.
Она ставит кассету, Он старается внимательно слушать.
Он: Разве это мужчина? Я бы подумал, что это — женщина. Может и не женщина, но что-то странное. Как будто голос кастрата.
Она: Только без издевки.
Он: Нет, я не хочу издеваться, если уж он тебе так нравится, совсем наоборот, я хочу понять.
Она: Он такой чистенький. Он такой беленький. У него все хорошо, все удачно. Он — зять Пугачевой.
Он: Ну и что?
Она: У него все удачно. Он — популярный, хорош собой, удачно и выгодно женился.
Он: Откуда ты это знаешь?
Она: Я читала и смотрела интервью.
Он: Разве по интервью можно судить об удачливости супружеской жизни?
Она: Можно! У него все хорошо!
Он: Лучше полей это растение, пока я готовлю. Хозяйка просила, каждый раз когда мы здесь, полить эту пеларгонию, летаргонию, тетин язык, щучий хвост…
Она с немного недовольным видом берет лейку и поливает растение и потом его.
Он: Ну, ладно, не дуйся. (Шутя). Если твой Пресня вдруг пришел бы и сказал: Пойдем! Ты пошла бы?
Она: Разве у тебя нет ни одной женщины-мечты? Разве тебе не нравится ни одна актриса?
Он: Нравится. И не одна.
Она: Ну, которая тебе больше всех нравится?
Он: Ну, например, Изабель Аджани, Мария Лафоре…
Она: И если бы она пришла и сказала: Я хочу жить вместе с тобой, разве ты не ушел бы от меня?…
Он: Не знаю, детка. Я же не знаком с ними. Для этого же надо пройти через высокие горы. Я же не хочу быть просто альфонсом…
Она: (кричит). Ушел бы! Ушел!
Он: Ну ладно, все готово, можем кушать.
Он кладет сосиски в тарелки, добавляет кетчуп, наливает кофе в чашки, ломает хлебный рожок и подает ей порцию. Они садятся на тахту, держа тарелки в руках.
Она: Почему мы не можем ехать к тебе?
Он: Видишь, мы с тобой, как Ромео и Джульетта. После развода я живу у матери, у нее плохо со здоровьем, и я даже своих коллег как следует не могу к себе пригласить. (После паузы). И у твоих родителей тоже нет никакого желания повидаться со мной. (Пауза. Оба кушают). Ладно, покажи мне при случае своего Преснякова.
Она: (живее). Его часто показывают по телевидению.
Он: Я почти не смотрю телевизор. И русских эстрадников тем более.
Она: Меня брат всегда зовет, когда его показывают.
Он закончил обедать, берет журнал и открывает его.
Она: Ты только, пожалуйста, не дуйся. Никуда он меня не повезет.
Он: Разумеется.
Она: (стучит ногой о землю). Почему он меня никуда не повезет! Что ты нашел в этом журнале?
Он: Здесь один тест. Довольно откровенный. О сексе. Не хочешь ответить на его вопросы?
Она: Можно. Почему бы и нет…
Он: В обществе говорите или слушаете о теме — секс: а) без смущения; б) с легким смущением; в) смущаясь?
Она: «А». Лучше я сама буду читать и отмечать. Ты сможешь смотреть. И тоже отмечать свои ответы. Посуду помою потом.
Она садится ближе к нему и начинает разглядывать текст.
Он: «А».
Она: «А».
Он: «А».
Она: «А».
Он: «Б».
Она: «Б».
Он: «А».
Она: «Б».
Он: «В».
Она: «Б».
Он: «Б».
Она: Этого у меня нет. Разве ты не заметил?
Он: Разве это можно так скоро заметить?
Она: Даже не говоря об этом…, я даже не могу прикоснуться к нему, я даже не могу на него посмотреть…
Он: Как же ты от этого уходишь?
Она: Я никогда не смотрю в эту сторону.
Он: О…!
Она: Когда мне было тринадцать, мне это один дядя показывал в троллейбусе.
Он: И никто его не остановил?
Она: Никто! Я пришла домой в горячке.
Он: И это с того раза?
Она: Да. (После паузы). Теперь я буду казаться тебе неполноценной? Хочешь еще что-то об о мне узнать?
Он: Да.
Она: Что?
Он: Не знаю… (Ищет слова). Ну, например, сколько у тебя было мужчин?
Она: Ммм… Ты — восьмой.
Он: Ничего…
Она: У других больше.
Он: Наверное. У твоих подруг?
Она: Как у какой.
Он: Почему ты мне не показываешь ни одну из своих подруг?
Она: Не хочу. Они хорошие девицы, но они ведьмы. Они могут захотеть у меня тебя отнять.
Он: Разве я такой ценный? (Пауза). Ты хочешь выговориться. Я просто сразу не знаю чтоб у тебя спросить. Так значит, тебе ни с кем не было хорошо?
Она: Нет, был один. Спортсмен. Он тренировался вместе с моим братом. Он был как животное. Состоял из одних мускулов и очень быстро двигался.
Он: Почему ты не продолжала с ним?
Она: Как человек, он мне был противен. Я порвала, потому что боялась привыкнуть. Я ни за что не хотела бы быть вместе с таким тупым животным.
Он: А твой первый?
Она: О, это был красавец. Настоящий ловелас и виртуоз любовник.
Он: Ты его любила?
Она: Нет, я же не рехнулась!..
Он: Почему же он стал твоим первым?
Она: Именно потому. Я решила, что это должно случиться и нашла привлекательного парня, которого не люблю. Чтобы не стать зависимой. Это произошло в квартире у подруги. Эта была крутая девка.
Он: Но не в ее же присутствии?
Она: Она с другом была в той же комнате. Это ужасно?
Он: Ну, не ужасно…
Она: Но ты будешь думать обо мне плохо.
Пауза.
Он: Нет. (Ищет слова). Наверно, ты так чувствовала себя смелее.
Она: Это вообще-то был бурный период в моей жизни. Я тогда и пила. Я не держу много и тогда почувствовала, что становлюсь зависимой от этого.
Он: Итак, ты ни разу и не любила?
Она: Любила. Школьницей я бешено влюбилась в барабанщика. Но у меня с ним ничего не было. Из за него я ужасно страдала. Он этого хотел, я боялась, заупрямилась и мы расстались. И тогда на первом курсе я встретила принца своей мечты. Это было на летней практике. Он был таким загорелым. Бесподобно красивым. И потом оказалось, что мы учимся в одном институте…
Он: Ты до сих пор не можешь от этого отойти?
Она: Нет, я могу. Я уже отошла. Он меня никогда не любил. Он ужасный эгоист. И не точный, неопределенный. Терпеть не могу таких людей! Он говорит — позвоню тогда. Я жду в этот день, на следующий, после… Не звонит.
Он: Вы часто виделись?
Она: Редко. С ним у меня и физически не было хорошо, но я об этом не думала. Я купалась в счастье вблизи него. Как-то я забеременела от него. Я простудилась, мы были навеселе и у меня вообще там было что-то неладное.
Он: Что?
Она: Какая-то там киста. Мне сделали аборт и операцию одновременно. Я не могла оставить ребенка. В пользу этого не было ни одного аргумента. Я долго лежала в больнице. И он ни разу ко мне не пришел. Струсил. Перед тем я рисовала лицо нашего будущего ребенка-каким оно могло было быть. Что-то от моего, что-то от его лица… (Разрыдалась).
Он: Не думай об этом больше.
Она: Сейчас пройдет. И тогда перед тобой у меня был один блондин — новоиспеченный бизнесмен. Он смог бы в кино сыграть не доросшего фашиста.
Он: Ты была в него влюблена?
Она: Нисколько.
Он: Почему же тогда?
Она: Не знаю. Он такой чистенький. И умел понравиться моей матери. Приносил ей цветы. Он хотел жениться на мне. Он меня не раз проводил на твои лекции.
Он: Я некогда никого не видел.
Она: Я вела себе осторожно — делала так, чтобы вы не встретились.
Он: У тебя уже изначально было намерение меня соблазнить…
Пауза. Он смотрит в сторону, чтобы придумать следующий вопрос.
Он: И больше никто не хотел на тебе жениться?
Она: Хотел. Один сокурсник. Он был мне хорошей подругой. Только он знал, что я беременна. Он хотел жениться на мне, несмотря на мое состояние.
Он: А ты?
Она: Я ничего не могла вообразить с ним. И еще — один школьный товарищ. Я даже лежала с ним в одной постели.
Он: Как?
Она: Просто так. Мама тоже все время удивляется — как мы так можем. Она говорит, что в ее время двое молодых не могли бы лежать в одной постели без греха. Но ты не сказал, сколько у тебя было женщин?
Он: Ты меня не спрашивала.
Она: Ну так сколько?
Он: Да немного… более двадцати.
Она: Ах, ты развратник! Так много! (Начинает его тыкать и дергать).
Он: Нисколько не много. Раздели это на годы эксплуатации и твоя средняя цифра будет выше…
Она: На годы эксплуатации — ну и хам же ты! А вообще, у меня на тебя были большие виды…
Он: Как?
Она: Я увидела тебя и мне показалось что у нас все будет хорошо… Я наверно ни к чему не годна. Ну скажи мне — я не гожусь?
Он: Я никуда не спешу…
Она: Ты на самом деле не спешишь?
Он: Нет.
Она: (легко его целует). Я, я тебя… Принеси в следующий раз свои фотографии. Детства и молодости.
Он: А ты свои.
Затемнение.
* * *
Он вместе со своими ровесниками. Только он один сорокалетний, остальные вышли как будто из прошлого. Звучат блюзы Джениси Джоплин. Они кто где. Некоторые сидят на полу, некоторые полулежа, некоторые двигаются в ритме музыки. Центральный предмет жестяная кружка, которая наполняется и неспеша передается из рук в руки.
Она — за стеклянной стеной, всматривается, потом старается привлечь к себе внимание. Машет рукой. Тогда стучит по стеклу. Он ее замечает, улыбается ей и легко машет в ответ. Она знаками показывает, что хотела бы попасть к нему. Он жестами отвечает, что не знает, как ей помочь.
Они в жилой кухне. Опять повторяется похожее действие. Она обходит комнату, поливает растение, тогда садится на тахту и рисует его портрет.
Она: Я сняла эти фотографии Мадонны…
Он: Какие фотографии?
Она: У меня в комнате на стене были фотографии Мадонны. Я их сняла… Когда ты наконец мне достанешь эту травку?
Он: Не знаю. Я спросил у одного типа. Я его давно знаю он бывший центровик-спекулянт, но своеобразный спекулянт. Он мне доставал многие необходимые вещи за разумную цену. Можно сказать, что он честный коммерсант с тягой к художникам и интеллигентам. Он обещал мне раздобыть. Только я не знаю, как это получится.
Она: Один раз можно попробовать.
Он: У тебя это иначе. Ты иной раз куришь. Но мои легкие к дыму не привыкли. Я боюсь, что стану зеленым прежде, чем что-нибудь почувствую.
Она: Это ничего. Ты будешь зеленым, а я почувствую. Я этого хочу, хочу!
Он: Да будет так. Я куплю, мы сядем здесь и будем курить. Сколько это могло бы стоить? Деньги очередной раз почти кончились.
Она: Не напоминай о деньгах.
Он: Тебя это сильно беспокоит что у меня не хватает денег?
Она: Конечно, я хотела бы, чтобы у тебя было много денег. Я хотела чтоб у меня самой было много денег, а нету. Вообще-то я терпеливая. Я настоящий ангел, неправда? Вожусь со старым мужчиной, у которого к тому же не хватает денег.
Он: Ммм…
Она: Не обижайся. В будни я могу обойтись без денег. Только время от времени на меня находит, как-то слишком много скопилось, и когда я не могу себе позволить и то, и то. Тогда я взрываюсь. Но это проходит. Вообще-то раньше я была истеричка.
Он: Тебе кажется, что я жадничаю?
Она: Нет, ты не скупой. Только иной раз это проявляется как то странно. Мы покупаем и то и другое, и вдруг самую последнюю мелочь ты отказываешься купить, ну, какое-то мороженое или сникерс. Иногда раз это меня раздражает, иногда смешит.
Он: Да, на самом деле — сникерс здесь не делает погоду. Но вдруг находит какой-то приступ отчаяния от того, что никогда не хватает денег, что невозможно владеть собой.
Она: Ты принес свои фотографии?
Он: А ты?
Она: Принесла. И диски Гребенщикова и Агузаровой тоже.
Он: Начнем с твоих.
Она: Давай.
Они садятся на тахту в плотную и начинают листать альбом.
Она: Здесь я в школе. Я была такой длинной, плоской девчонкой с белыми ресницами.
Он: Ну, не совсем же с белыми.
Она: Ну, тогда очень светлыми. Я все время очень переживала за свою внешность. Только где-то в конце школы я начала сознавать себя.
Он: Ты — красива.
Она: Нет. Когда я хорошенько сделаю себе лицо, я произвожу такое впечатление. Просто мой тип нынче в моде. Мне своеобразно повезло.
Он: Не знаю. Когда ты в первый раз разделась на хуторе, я подумал эта — самая красивая женщина, которую я знал.
Она: Ты в свою очередь казался мне слишком худым. Я представляла тебя более массивным.
Он: Тебе нравится массивные?
Она: Не знаю, но ты был слишком худой.
Он: Да, я в этот период действительно был худой. И — довольный собой. Мне нравится быть легким. А кто делал эти?
Она: Брат. Это мой предвыпускной период. Мы после уроков ходили по улицам и рисовались, часами сидели в кафе, чтобы увидеть знаменитостей.
Он: И эти?
Она: Они тебе нравятся?
Он: Менее, но они выглядят профессиональными.
Она: Да, их делал профессионал. Он выпивоха, но в общем неплохой старик.
Он: Ты с ним спала?
Она: Пару раз.
Он: Почему?
Она: Не знаю. Он хотел сфотографировать меня без ничего, дал мне выпить для храбрости… Он и сейчас мне иногда звонит, когда плохо себя чувствует.
Он: А ты?
Она: В последнее время (значительно всматривается в него) я избегаю разговоров с ним…
Он: Значит он звонил и в наше время?
Она: Однажды звонил. Показывай свои.
Он: Из дошкольного возраста у меня уйма фотографий и они довольно выразительные.
Она: О, какой мечтательный мальчик! И с белым воротничком. Какие это годы?
Он: Пятидесятые.
Она: Какие у них модные прически. И все же я не могу представить тебя маленьким…
Он: Школьных фотографий у меня мало. Во всяком случае толковых. Я себе не нравлюсь на фото. Здесь у меня кучка фотографий твоего возраста. Мне надо было фотографироваться для публикации, и я попросил знакомого.
Она: О! (Жадно разглядывает фотографии). Как классно! То время! Я наверняка где-то тебя уже раньше видела. Где-то в свои школьные годы.
Он: Все может быть. По одной земле ходим.
Она: Слушай, подари мне это фото. Здесь ты в моем возрасте. Такой красивый!
Он: (смущен). Бери…
Она: Я бы могла влюбится в одну эту фотографию. Тогда мне было…
Он: Восемь лет.
Пауза.
Она: А сколько тебе было когда ты это … делал в первый раз?
Он: Семнадцать.
Она: Мне был годик а ты уже делал это!.. Развратник! (Целует его). Я могла быть твоей дочерью.
Он: Да, если бы я в подростковом возрасте подкрался бы к твоей матери.
Она: О, гад! Но у тебя типичное лицо своего времени.
Он: Нет, это не так.
Она: Нет! Да! Это так! Такое сконцентрированное и одновременно мечтательное.
Он: Нет, я думаю, что нет. Я исследовал лица своего времени. И у меня двойственное отношение к этому времени. Мое отношение и раньше было двойственное, но теперь оно еще более усилилось. Я испытываю любовь к общим чувствам того времени, к духовным чувствам того времени, но одновременно неприязнь против этой грязной одежды, немытым волосам, вялости, которая прикрыта гуманными идеями и паразитизмом попрошаек.
Она: О! Как ты загорелся! Ты выдержал целую речь! Ты стал похож на того, на фотографии… Слушай! (Шепчет). Я не думала, что это будет так. Я хотела попробовать. Наверно, все таки я в тебя бешено влюбилась.
Затемнение.
* * *
В темноте звучат женские крики…
После продолжительной паузы тишины, так же в темноте звуки капающей воды.
Она: Слушай, там что то капает.
Он: Кран, что ли?
Она: Я закрыла кран аккуратно.
Он: Да, на кран это непохоже.
Она: Фу, что-то капнуло мне на лицо.
Он вскакивает с тахты и зажигает свет.
Он: Потолок. Вода капает с потолка. Хозяйка мне говорила, что это уже было неоднократно.
Она: Что, там наверху живут какие-то дебилы?
Он: Пойду выяснять.
Она: Но мы же не хозяева здесь.
Он: Ну и что?
Он быстро одевается и выходит из помещения. Она встает, надевает халат и начинает подбирать воду на полу, ставит миску на место, где сильнее всего капает известковая вода.
Через некоторое время Он возвращается.
Он: Там никого нет.
Он пересекает комнату, сбрасывает обувь и падает на тахту. Она бросает в сторону тряпку, моет руки у умывальника и отправляется к нему. Становится на колени рядом с тахтой.
Она: (кривляется). Эй, ты зеленая свинья, выходи на сражение!..
Он: (счастливо). Скажи еще раз. У тебя это здорово получается. Где ты такой текст выкопала?
Она: Слышала по радио. (Крикливо). Эй, ты зеленая свинья, выходи на сражение!..
Он валит ее на постель и оба счастливо смеются. Через момент Она вскакивает.
Она: А, можно я буду называть тебя папочкой?
Он: А, это откуда?
Она: Из одного русского фильма.
Оба смеются.
Она: Но я на самом деле порой хотела бы, чтобы ты был моим отцом.
Он: Нет, нет, никаких половых отношений с детьми.
Она: Ты знаешь песню Тернер «The Best»?
Он: Да, кажется знаю…
Она: А слова?
Он: Кто же может расслышать и запомнить слова?
Она: Я! (гордо барабанит себя в грудь). Я их достала и перевела. И знаю наизусть!
Она выпрыгивает из постели, берет из сумочки фломастер и пишет большими буквами на светлых обоях.
Он: Ненормальная! Что ты делаешь!
Она: Здесь все равно надо делать ремонт! (Пишет большими печатными буквами).
Я ЗОВУ ТЕБЯ, КОГДА ТЫ МНЕ НУЖЕН, КОГДА МОЕ СЕРДЦЕ В ПЛАМЕНИ, ТЫ ПРИХОДИШЬ КО МНЕ НЕОБУЗДАННЫЙ И СИЛЬНЫЙ ДАЕШЬ МНЕ ВСЕ ЧТО МНЕ НУЖНО ДАЕШЬ МНЕ ОБЕЩАНИЯ И СТРАНУ МЕЧТЫ НАВЕКИ ТЫ ГОВОРИШЬ ЯЗЫКОМ ЛЮБВИ КАК БУДТО ПОНИМАЯ ЕЕ ЗНАЧИМОСТЬ ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НЕВЕРНО БЕРИ МОЕ СЕРДЦЕ И ДЕЛАЙ ЕГО СИЛЬНЕЙ ПОТОМУ ЧТО ТЫ ПРОСТО ЛУЧШЕ ВСЕХ ЛУЧШЕ ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ КОГО Я ТОЛЬКО ВСТРЕТИЛА Я ПРИВЯЗАНА К ТВОЕМУ СЕРДЦУ И ПРИКРЕПЛЯЮСЬ К КАЖДОМУ ТВОЕМУ СЛОВУ ОТСТРАНИ МЕНЯ — ЛЮБИМЫЙ, ТОГДА ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ ГЛУБОКО В ТВОЕМ СЕРДЦЕ Я ВИЖУ ЗВЕЗДУ КАЖДУЮ НОЧЬ И КАЖДЫЙ ДЕНЬ. В ТВОИХ ГЛАЗАХ Я ТЕРЯЮ СЕБЯ И МЕНЯ УНОСИТ ДАЛЕКО ПОКА Я В ТВОИХ РУКАХ — МНЕ НИГДЕ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЛУЧШЕ.Закончив писать Она поворачивается к нему с восторженным выражением.
Он: Я робею… Единственное длинное стихотворение которое я когда-либо знал это — поэма «Железная дорога» Некрасова. «Вынесет все, и свободною, ясною грудью построит дорогу себе, жаль только, в эту пору прекрасную — жить не придется ни мне ни тебе …» Не смейся. Мне она действительно очень нравилась. Это было в восьмом классе. Я ее выучил на русском, дважды прочитав…
Она: Я теперь могла бы повторно ответить на вопросы теста…
Он: Какого теста? А-а, того…
Она: Я теперь набрала бы больше очков.
Он:?
Она: Я больше не боюсь. Я теперь могу…
Он: А-а?…
Она: Какое у тебя глупое выражение лица. О Боже, какое глупое лицо ты можешь сообразить!
Он: (остолбеневший). Тогда я могу каждый раз не ходить в туалет в холодном коридоре, а писать в раковину.
Она: Ох, ты хам?! Ты сможешь!
Он: (плетет). И ты тоже сможешь этому научиться. Тебе это будет сложнее…
Она: Ничего. Я постараюсь!..
Он: Это событие надо отметить. У меня еще остались какие-то гроши. Я пойду и принесу.
Он уходит. Она остается и продолжает убирать.
Он возвращается довольно скоро. Из кулька у него в руках виднеется две французские булки.
Он: Можешь себе представить, что я достал? Киндзмараули — грузинское вино! Так давно я его не видел.
Она отламывает кусок хлеба и начинает жадно кушать.
Он: Потерпи немного. Сейчас организуем праздник. Здесь сыр, парочка луковиц, немного сала. И кетчуп. Порежь сыр, сало и лук. Я разведу огонь.
Она выполняет, но делает это, продолжая кушать. Он топит плиту.
Он: Ну, не ешь, потерпи. Чтобы было торжественно…
Она: Не могу, ужасно хочется…
Он старается сделать свою половину работы быстрее, чтоб отнять у нее продукты. Закончив возиться с плитой, он ломает хлеб, режет сломанные стороны в длину, кладет на половинки лук, сыр и кетчуп и ставит приготовленное в духовку.
Она: У тебя здорово получается. В нашей семье ты будешь готовить!..
Он откупоривает бутылку и наливает вино.
Он: Когда горит плита здесь совсем уютно…
Горячие бутерброды готовы и они начинают кушать, запивая вином.
Он: Какое чудное вино, не правда ли?
Она кивает. Видно, что Она быстро опьянела.
Он: Когда-то в школьные года мы с другом отмечали самый печальный день года, 31 августа — последний день перед началом школы. Мы целый день сидели в летнем кафе и пили сухое вино. Тогда оно было легко доступно. Родители тебе не рассказывали об этом времени? Мне когда-то казалось что это время так или иначе коснулось каждого. Теперь я каждым днем все больше убеждаюсь что гораздо больше самодовольных граждан…
Она: Не трогай моих родителей.
Он: Это замечательно, это по-библейски, что ты ценишь своих родителей. Я их не трогаю. Мне кажется, это они меня заочно терпеть не могут…
Она: Да, они тебя не выносят. Мне трудно. Мне надо выслушивать, что они говорят о тебе, мне надо скрывать, что я встречаюсь с тобой, и так как я не люблю лгать, мне это делать крайне отвратительно.
Он: Ну, я же ничего про них не говорю.
Она: Этого еще не хватало!
Он: Но, почему же? Обе стороны имеют равные права в голосовании.
Она: Нет! Если ты был бы моим мужем, тогда у тебя может быть и было бы право голоса.
Он: Ах, может быть?
Она: Тогда было бы.
Он: Ты хочешь жениться на мне?
Она: А, ты хочешь только поиграться?
Он: Нет. Я не против этого и это очень много с моей стороны. Я уже обжегся в этих делах, и если я не против, это большой комплимент.
Она: Мне наплевать на это.
Он: На что?
Она: На твои комплименты. Меня не интересует твое прошлое.
Он: Интересует или нет, но от него зависит многое. Твоя биография тоже определяет твое поведение.
Она: Так и мои родители говорят — поиграется и бросит. И я потеряю свои лучшие годы.
Он: Разве ты товар со сроком реализации? Мы же сначала должны убедиться, можем ли мы жить вместе. Ты много чего не умеешь. И жизнь тяжелая штука. От нее можно устать, так устать, что теряешь цвета.
Она: Тогда ты должен заботится чтобы она не была такой трудной. Чтобы была нормальная квартира, чтобы хватало денег.
Он: В этом государстве с зарплатой преподавателя это не получается.
Она: Тогда ты должен что-то придумать.
Он: Ограбить банк?
Она: Хотя бы!
Он: Первое нездоровое поколение от американской поп-культуры. Или уже второе…
Она: Ты!.. Ваше поколение еще более нездоровое!
Она уходит, захлопывая дверь.
Затемнение.
* * *
Она за стеклянной стеной ходит по «дорожке», провожаемая восхищенными жестами и выкриками. После каждого второго шага Она останавливается, делая движение и жест фотомодели и занимает позу. В эти мгновения щелкают вспышки невидимых фотоаппаратов. Звучит современная, ритмичная и немного агрессивная музыка.
Он смотрит подойдя вплотную к стеклянной стене. На его лице выражение любопытства и приязни сменяется на ревность и обиду. Видно, что Он одновременно хотел бы быть там и чувствует себя лишним. Несколько раз Он собирается поднять руку и постучать в стекло или прижаться к нему, но всякий раз отказывается от этого намерения.
Она его не замечает. Представление на «дорожке» переходит во всеобщие танцы, и Она в этой группе центральная танцовщица. Ее движения становятся все более вызывающими и под конец Она начинает верхом кататься по ноге партнера.
Он отворачивается.
Они вместе входят в помещение.
Она: О, опять облили. Ну, это безнадежно. Здесь мы никогда не устроимся.
Он молча выходит. Через короткое время возвращается.
Он: Там опять никого нет.
Она: Там, наверное живут какие-то алкоголики. Я таких не раз видела в подъезде. И вообще, здесь такой мрачный пролетарский район. Они нас регулярно будут обливать.
Он: (мрачно). Может что-то с трубами. Дом старый.
Он берет тряпку и начинает убирать. Она нервно ходит по помещению.
Она: Ну, не дуйся, пожалуйста. Если бы ты знал, как такие вечеринки среди моих идут тебе на пользу. Тогда я вижу, какие они пустые, и мне еще более хочется к тебе…
Он: Ну, не все пустые…
Она: Ну, не все, но у тех, которые не пустые не хватает чего-то другого…
Закончив убирать пол, Он моет руки.
Он: Кушать хочешь?
Она: (по детски). Ммм…
Он: Я испеку блины.
Она: Ты умеешь?
Он: В детстве мне часто приходилось это делать.
Она: У нас не найдется чего-нибудь выпить?
Он: (строго). Нет. И я думаю на этот раз не надо.
Она: (быстро). Да, я знаю, я не держу много. И грубею, когда выпиваю. Прости. Мой отец тоже не держит. У него на работе порой случаются посиделки, потом приходит домой и страдает. У нас однажды был котенок… Отец пришел с посиделки и пошел в туалет страдать. Котенок пошел за ним. Смотрел, смотрел жалостно, прибежал в кухню и его тоже вырвало… (Говоря это, она снимает верхнюю одежду и разбрасывает вещи куда попало).
Она садится на тахту, берет газету и начинает читать. Он печет блины. Некоторое время они действуют молча.
Он: Слушай, я не считаю, что мужчина должен читать, пока женщина готовит, но наоборот мне нравится еще меньше…
Она: Но ты же не говоришь со мной.
Он: Говорю я или слушаю, без разницы. Ты должна чувствовать, что в то время, пока я пеку блины, ты можешь сварить кофе. Ты же женщина.
Она: Ладно, я сварю кофе…
Но Она не начинает сразу, а какое-то время продолжает читать, тогда наконец встает и начинает заниматься кофе.
Он: (примирительно). Ну, скажи это про зеленую свинью!..
Она не говорит, а ставит кассету. Звучит песня PRETENDERS «I’ll stand by you».
Она: Как тебе?
Он: Ну, так. Там звучит такое задетое самолюбие — я остаюсь с тобой, умей это оценить…
Она: У тебя самого задетое самолюбие!
Пауза.
Она: (медленно). У тебя неаккуратные брови. У моего дедушки тоже были неаккуратные брови. Он нам в детстве давал яблоки, которые вынимал из кармана, но мы их не ели, потому — что нам казалось, что яблоки нечистые… Я это вспоминаю время от времени и все время переживаю, что обидела своего дедушку…
Он: Этот цвет бровей тебе подходит лучше. Прежний был слишком темный…
Пауза.
Она: Я недавно опять встретила принца своей мечты…
Он: Которого? Эстрадного или жизненного?
Она: Конечно жизненного. Я теперь могу смотреть на него совершенно спокойно. Я от этого полностью отошла… (С новым азартом). Знаешь какая я ненормальная? Когда я была школьницей, я чувствовала что-то в роде возбуждения, когда смотрела фотографии Саласспилского концлагеря…
Он: (живее). О, Боже, ты некрофилка!
Она: А, ты нет?
Он: Нет, я отдаю предпочтение животным.
Она: Фу!
Он: Ну, а что касается твоего эстрадного принца — Пресне…
Она: Ты его видел?
Он: Да, наконец-то я познакомился с ним на телевизионном экране. И связи с этим могу поделиться интересным открытием.
Она: Ну?
Он: Каждый человек немного Нарцисс. И знаешь, ты похожа на него. Когда ты выглядишь некрасивой — ты похожа на него.
Она: Какой отвратительный комплимент.
Он: Нет, серьезно.
Она: Ты, к сожалению, не похож на Изабеллу Аджани.
Он: Этого еще не хватало.
Она: И на Марию Лафоре тоже… Ты прослушал пластинки?
Он: Очень внимательно и несколько раз.
Она: Ну? Он святой!
Он: Я каждый раз вздрагиваю, когда ты произносишь это слово. У него есть пара вещей, которыми он берет… Претенциозный текст и вибрирующий, завораживающий голос. Но, по-моему, он лжепророк…
Она: С тобой невозможно говорить. Ты такой умник!
Он: Разве мне надо было скрывать свое мнение и восхищаться вместе с тобой?
Она: Да!
Он: (довольно твердо). Нет.
Она: И фильм про «The Doors» тебе тоже не понравился. Ты только изображаешь умника. Хочешь показать себя, выделиться!..
Он: (смотря в сторону). В свое время, я, слушая «The Doors» не мог усидеть на месте. Я вскакивал и ходил по комнате. И, поняв отдельные фразы в песнях, создавал свои версии этих стихов… (Пауза). Однажды я видел любительский материал, отснятый простенькой камерой с ними — Моррисоном и его подругой. В этом маленьком отрезке было несравнимо больше чем во всем большом ширпотребовском фильме…
Она: (после паузы). Ладно, может ты и прав. Но ты со своей правотой заслоняешь мне свет. (Взрывается). Нам трудно! Ты даже не понимаешь как нам трудно! Мы хотим сказать свое слово! Мы молодые! Но и вы тоже еще молодые! Но так вышло, что ваше поколение законсервировалось. И теперь нам приходится воевать друг с другом.
Он: Разве мы сражаемся?
Она: Да, на самом деле мы сражаемся.
Пауза.
Он: Ну, скажи мне про зеленую свинью…
Пауза.
Он: Ну, скажи…
Она: Не могу.
Он: Уже не можешь?
Пауза.
Он: Пришла ли пора расходиться? Или это начало конца?
Она не отвечает.
Затемнение.
* * *
Помещение со стеклянной стеной. Он среди молодых людей своего поколения. Он тихо играет на губной гармонике. Остальные курят травку, делают пару затяжек и передают сигарету по кругу.
Она смотрит на них, прижавшись к стеклу, стучит по стеклу, но безрезультатно. Никто ее не замечает.
— Пошли купаться! — кто-то из длинноволосых зовет. Все кроме него, сбрасывают одежду и водопадом мчатся вниз со сцены. (Для иллюстрации их наготы можно использовать трико, как в фильме Антониони «Забриски пойнт».
Они остаются каждый в своей стороне от стеклянной стены. Она монотонно и без сил стучит ладонью в стекло. Теперь видно, что Она пьяна.
Тогда Она отходит от стекла, направляется к телефону и набирает номер. В его стороне звонок. Он поднимает трубку.
Она: Ты меня слышишь?
Он: Да.
Она: У меня нет никакой надобности в покаянии, оно было бы ужасно и отвратительно. Во мне сидит нечто плохое, что заставляет меня делать то или это — иной раз это страх, иной раз высокомерие, иной — неуверенность в себе. (Пауза). Ты был человеком, который относился ко мне лучше всех. Может, и другие этого хотели, но они не знали, что мне нужно. Ты это чувствовал. Ты слышишь, на моей стороне звучит «Let it be»?
Он: Да, едва…
Она: Ты знаешь, я помешалась на Преснякове, и так же я помешалась на тебе — я знаю, каким ты был в моем возрасте и тогда я тебя любила без памяти. Принц мечты моего детства — это был ты. Помнишь, я говорила, что уже раньше тебя где-то видела. На самом деле, в детстве, таким, каким ты был — ты был моим принцем. У тебя было такое лицо. Но сегодня моему принцу тридцать девять…
Он: В следующем году будет сорок…
Она: Я плачу. (Пауза). Я в тебя влюбилась сразу. (Пауза). Может, ты этого не заметил. Я бежала на твои лекции, потому что хотела увидеть тебя. Ты был таким чужим и желанным. И все эти провожания — я просто хотела быть вместе с тобой. Это было в моей жизни что-то небывалое. Я в этот миг любила так, как никогда раньше. Я тебе доверилась полностью. Расстаться на несколько дней, это было невыносимо. Ты мне открыл другой мир. (Пауза). Я плакала и думала, что ты мог бы позвонить… Почему ты сам мне не звонишь?…
Он: Все будет хорошо. Ты должна отдохнуть. Я тебе позвоню.
Она бросает трубку рядом с телефоном, подходит к стеклянной стене и губной помадой рисует на ней и пишет слова. Он тоже подходит к стене, старается класть руки против ее рук, но иллюзия контакта не возникает. Тогда Он торопится к телефону, поднимает трубку, которая рядом с телефоном.
Он: Я все продумал… Я не могу без тебя… Я согласен все начать сначала…
Но Она им сказанное не слышит и лежит без сил, упав у стеклянной стены.
Затемнение.
1997. /Перевод на русский язык автора/
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Покурить травку», Эгилс Шнёре
Всего 0 комментариев