«Директора»

Директора (fb2) - Директора (пер. Ирина Григорьевна Мягкова) 289K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Даниель Бесс

Даниель Бесс Директора

Les directeurs: Daniel Bess (2001)

Перевод с французского Ирины Мягковой

Действующие лица[1]:

Одеон, финансовый директор Дельта Эспас, 40 лет

Данфер, директор по контрактам Дельта Эспас, 40 лет

Шатле, технический директор Дельта Эспас, 40 лет

Гренель, директор по маркетингу Дельта Эспас, 35 лет

Берси, генеральный директор Дельта Эспас, 49 лет

Монпарнас, вице-президент группы Хай-Тек, филиалом которой является Дельта Эспас, 55 лет

Журналистка, 35 лет

Метрдотель

Сцена 1

Отдельный кабинет в большом парижском ресторане.

Берси. Американское предложение базируется исключительно на потомаке блок 5. Принципиальная модификация касается длины изделия, которую они сократили с 6,1 до 5,65 метра.

Монпарнас. И как это американцам удалось?

Берси. Они уменьшили баки с горючим, чтобы стала возможной транспортировка на истребителях типа Курадо, Хориер и, разумеется, Еврофайтер.

Монпарнас. Хитрюги американцы… Перебрал я этого помара[2]…(Метрдотелю) Подайте помроль![3]

Берси. И, несмотря на это, автономный полет ракеты имеет в запасе еще 600 км, что намного превышает требования британцев, ограничивающиеся 400 км.

Монпарнас. Всегда им больше всех надо, этим американцам… Они и выиграют контракт! Англичане подпишут с ними. Предстоит нешуточная борьба (Входит Одеон). Присаживайтесь, дорогой мой Одеон. Надеюсь, вы ничего не имеете против спаржи… директор ваш и я сам от нее просто тащимся. Правда, Берси?

Берси. Точно так, господин Президент.

Монпарнас. Ну, так что с контрактом?

Одеон. Англичане сильны…в переговорах весьма опасны, надо постоянно предупреждать их действия.

Монпарнас. Вот и предупреждайте, предупреждайте!

Одеон. Именно этим мы и занимаемся, господин Президент.

Монпарнас. Хорошо. Попробуйте-ка теперь спаржу. А что у нас в плане финансов?

Одеон. В плане финансов, мне кажется, всё отлично…

Монпарнас. Надеюсь, с вашей помощью нам удастся заработать.

Одеон. Сначала надо заполучить контракт, господин Президент.

Монпарнас. Ладно, ладно! Но ведь сделка должна быть выгодной, иначе, зачем за нее бороться? Как вы считаете, Берси?

Берси. Я согласен, господин Президент. Всё дело в искусстве определить коэффициент прибыли.

Одеон. В смысле не слишком завышать и не слишком занижать…

Монпарнас. Объясните-ка мне это!

Одеон. Если завысишь, теряешь контракт, так как он становится слишком дорогим, а если занизишь, получишь контракт, но в убыток.

Монпарнас. Велико бремя ответственности на ваших плечах, дорогой мой Бертран. Я бы и сам заблудился в этих ваших коэффициентах… Однако, всё это не главное, и я надеюсь, что у вас останется время и для других дел. Вы уже начали попадать по мячику, по крайней мере?

Одеон. Увы, господин Президент, у меня нет ни минуты свободной.

Монпарнас. Даже в воскресенье?

Одеон. Контракт, господин Президент…

Монпарнас. Ну да, и еще семья… Помар или помроль?

Одеон. Даже не знаю.

Монпарнас. И вы по-прежнему хотите усыновить ребенка?

Одеон. Да, господин Президент, маленькую девочку.

Монпарнас. Замечательно! Супруга ваша мне рассказала. Кстати, она продолжает изучать аллегорическую живопись?

Одеон. Нет, в настоящий момент она занята прерафаэлитами.

Монпарнас Чудесные лужайки для гольфа есть в Тоскане. Не пропустите, если поедете во Флоренцию.

Одеон. И хотелось бы поехать, да мой директор не отпускает.

Монпарнас. Как это так? Берси, вы что, держите своих людей взаперти?

Берси. Приходится, господин Президент.

Монпарнас. Как вам кажется, что лучше со спаржей — помар или помроль?

Одеон. Помар, наверное…

Монпарнас. Случается ли вам, дорогой мой Бернар, посещать Лувр вместе с вашей супругой? Одеон. Совершенно нет времени.

Монпарнас. Зато есть время полакомиться спаржей в моем обществе.

Одеон. Ах, ах, ах.

Берси. Ах, ах, ах.

Монпарнас. Очень жаль. Известно ли вам, что ваша жена — весьма сведущая дама, и я был счастлив с нею познакомиться на празднике по случаю нашего выхода на рынок Боингов… Благодаря ей я узнал, что аллегорическая живопись ХУП века весьма забавная штука… вот почему я незамедлительно отправился в Лувр в залы ХУП века и в самом деле вдоволь там посмеялся. И знаете, почему?

Одеон. Нет, господин Президент.

Монпарнас. А у вас, Берси, какие мысли на сей счет?

Берси. Увы, никаких, господин Президент. Могу ли я узнать, что же заставило вас смеяться?

Монпарнас. Больше всего одна из картин, вы потом расскажете вашей жене, Бертран, огромное полотно, в центре которого мы видим большую и красивую женщину с прозрачными глазами, совершенно в духе моей третьей жены… она обнажена и у нее вид скромницы. Справа от нее фурия с полной головой змей устремляет к ней беспокойные взоры. Слева человек с искаженным лицом простирает кинжал в сторону ее груди. А в небесах, как раз над нею, лучезарный старец в сопровождении двух ангелов пикирует на неё, пронзая облака… Всё в композиции этой сцены говорит о том, что старец в последний момент готовится спасти несчастную молодую женщину из рук ее врагов. Мощной дланью она уже вознесена в воздух под медузьим, осмелюсь сказать, взглядом Горгоны, с одной стороны, и кровавого убийцы, с другой. Поскольку речь идет о живописи аллегорической, следует, конечно же, угадать, аллегорией чего она является…кто, например, эта обнаженная женщина?

Берси. Непорочная дева, разумеется…

Монпарнас. Да, но какая именно, Берси, какая?

Берси. Не знаю, господин Президент. Дева Мария?

Монпарнас. Да что же делать голой деве Марии с Горгоной, спрашиваю я вас?! А человек с кинжалом тогда, это что же Иосиф? Разве что старец может изображать Иосифа. Но возможно ли представить себе, чтобы Иосиф спасал Марию от вожделений Горгоны в ее змеином паричке и от кинжала похотливого и гневного Понтия Пилата? Нет, Берси, ведь мы имеем дело с полотном, помещенном в Лувре, в центре зала аллегорической живописи семнадцатого века. Спуститесь на землю, Берси. Эта непорочная дева не что иное, как Истина.

Берси. А кто же тогда Горгона?

Монпарнас. Это зависть, а человек с кинжалом — раздор. И тогда, кто же может помешать, чтобы зависть и раздор уничтожили истину?

Берси. Не знаю, господин Президент.

Монпарнас. Кто этот старец, вырывающий истину из рук зависти и лжи?

Одеон. Бог?

Монпарнас. А вы что скажете, Берси?

Берси. Пожалуй, я тоже склоняюсь к Богу…

Монпарнас. Богу там нечего делать. Речь идет о Времени. Поэтому художник и назвал свою картину «Время, похищающее истину от посягательств зависти и раздора». Понятно вам?… Нет, решительно невозможно запивать спаржу помролем, я пришел к этой истине. Метрдотель, принесите помар!.. Много ли в нашей истории примеров, когда время реабилитирует истину, не считая, разумеется, Сократа?

Берси. Дело Каллас.

Одеон. Дело Дрейфуса…

Монпарнас. Жидковато, учитывая всех неизвестных, обвиненных в преступлениях, воровстве, различных пороках, предательстве, убийствах и оплошностях, имена которых навсегда поруганы, опорочены, испачканы, навечно втоптаны в грязь, без всякой надежды на оправдание… Но аллегория не станет возиться со всей этой голытьбой, со всеми замученными стыдом…Аллегория — это стилистическая фигура слишком возвышенная, чтобы пытаться превратить ее в очередную благую ложь. Что и делает ее бесконечно забавной и привлекательной. Вы согласны со мной, Бернар?

Одеон. Абсолютно, господин Президент.

Монпарнас. Ладно, я вас покидаю. У меня свидание как раз с президентом Лувра. Не забудьте сказать вашей жене, что я страшно смеялся и что собираюсь еще раз посетить этот зал… Да, мне сейчас пришло в голову: почему бы вам не пойти со мной сегодня вечером?

Одеон. Ээээ…

Монпарнас. Не можете сегодня? Чем вы заняты? Только не лгите!

Одеон. Увы, мой директор поручил мне присутствовать на итоговом общем собрании в ближайшую пятницу. И у меня почти не остается времени, чтобы подготовиться.

Монпарнас. Вы безжалостны, Берси!

Берси. Ничего не поделаешь, господин Президент.

Монпарнас. Верно, верно!

Монпарнас уходит

Берси. Не знал, что ваша жена знакома с Президентом Монпарнасом.

Сцена 2

Холл в Дельта-Эспас, вторник, 8 часов вечера.

Шатле. Если кто-нибудь увидит, что мы вместе садимся в лифт, разговоров не оберешься… ну и пускай, беру всю ответственность на себя…даже если все вообразят, что мы сожительствуем.

Гренель. Сожительствовать со всеми, с кем едешь в лифте…

Шатле. Заметьте, что подобные слухи скорее могут польстить, особенно если речь идет о такой красивой и независимой женщине, как вы, и о таком видном мужчине, как я… Ах, ах, ах!

Гренель. Ах, ах, ах!.. Успокойтесь, я спокойно отношусь к подобным слухам. Гораздо больше меня задели бы сомнения в моей профессиональной компетентности. А вы как к этому?

Шатле. Это было бы ужасно!

Гренель. Да, ужасно…

Шатле. Но у меня глаз — алмаз. Я здесь работаю давно, дольше вас, почти всех знаю, и могу с уверенностью сказать: первый, кто меня затронет, я его вычислю, и ему не поздоровится. У меня на них нюх. Как и на женщин.

Гренель. Ах, ах, ах … вы меня успокоили!

Входит Данфер

Данфер. Берси уехал?

Шатле. Нет, мы только что у него были.

Данфер. Вас пригласили на общее итоговое собрание в пятницу?

Гренель. Само собой.

Шатле. Естественно.

Данфер. Впервые нам дают так мало времени на подготовку.

Гренель. Мне не успеть.

Шатле. Мне тоже.

Данфер. Да и мне. Спрашивается, зачем же тогда собирать, если все не готовы?

Гренель. Должно быть, Одеон сказал, что готов.

Данфер. Отчего же он готов, когда мы не готовы?

Гренель. Я видела, как он работает. Стремительно. Остается только последовать его примеру. Что не так уж и плохо.

Шатле. Вот тебе и на! Вы что, часто ездите с ним в лифте?

Гренель. Случалось и ездить, и могу вам сказать, что он гораздо серьезнее вас.

Шатле. Нет ничего странного! Но я предпочитаю быть самим собой. Предпочитаю проявлять стремительность в других местах, но только не в финансах. А как вы находите его физически?

Гренель. Он женат.

Шатле. Я имею в виду — на гармональном уровне.

Гренель. Красивый парень!

Шатле. Так-то, Данфер, оба мы дисквалифицированы. И в глазах Берси, и в прекрасных глазах Гренель!

Данфер. Дело не в том, чтобы нравиться тем или другим, а в том, чтобы вести свою машину в безаварийном режиме. Должен сказать, что они меня достали этим общим итоговым собранием, которое по милости Одеона мы имеем в ближайшую пятницу.

Шатле. Чуть больше юмора, старичок!

Входит Одеон

Одеон. Вы не знаете, Берси на месте?

Шатле. Мы с Мишель только что у него были. Он готовится к собранию.

Гренель. Мне кажется, он очень ждет вашего выступления. Ему не терпится узнать ваши коэффициенты. Бернар, в ваших руках ключи к переговорам.

Одеон. Не будем преувеличивать.

Гренель. Да нет же, контракт целиком зависит от ваших расчетов, говорю я вам.

Одеон. В нем столько составляющих. Ну а вы, хорошо подготовились?

Гренель. Как раз иду к себе, чтобы всё еще раз проверить.

Шатле. Я провожу вас до лифта, Мишель.

Гренель и Шатле уходят

Одеон. Что-то тревожно мне по поводу этого итогового собрания в пятницу… Сегодня уже вторник… Берси мог бы предупредить нас и пораньше. Надо успеть подготовиться.

Данфер. Ну, я-то уже совершенно готов!

Одеон. Я тоже, тоже, разумеется… но не так очевидно… Вчера вечером хотел посидеть над моими расчетами, но пришлось корпеть над задачками по алгебре для сына. Он совершенно не врубается… и боюсь, что сегодня вечером придется продолжить.

Снова появляется Шатле

Шатле. Хочу на пару минут подняться к себе кабинет. Сдается мне, что секретарша моя забыла свой лифчик в корзине для мусора. Дождитесь меня, Одеон!

Шатле уходит

Одеон. В пятый раз сегодня он заводит про свою секретаршу. Довольно тягостно.

Данфер. Ну, меня-то совершенно не колышет… Так что, у вашего сына проблемы с алгеброй?

Одеон. Собираюсь сходить к его учителю. Поговорить об успеваемости мальчика. Не нравится мне это. Может быть, лицей неважный. Охотно поговорил бы на эту тему с моей сестрой, которая сама преподает, но хуже нет обсуждать подобные проблемы в семейном кругу, потому что между родственниками всегда соперничество… Жена боится, что сестра будет потом болтать повсюду, что моего сына надо подтягивать, что он не врубается и в подметки не годится ее собственному… А как у вас с детьми?

Данфер. У меня с ними отличные отношения, полное взаимопонимание, они милые, очень спортивные, спокойные, необычайно способные, ну и глубоко интеллектуальные, само собой. Всё у них идет замечательно, их приняли в лучший столичный лицей в результате конкурса аттестатов. Мне просто повезло с ними. Они одинаково сильны и в гуманитарных и в точных науках и, главное, невероятно артистичны… это, я считаю, важнее всего. В их лицее очень тесные связи между учениками и учителями, между родителями и учителями, между родителями и администрацией, между учителями и администрацией, понимаете? Между администрацией и учениками, между учениками и родителями, понимаете? Просто потрясающе, а вы?… То есть, хочу сказать, сестра ваша… Ей нравится ее работа?… Она что преподает?

Одеон. Она читает лекции в Нантере, в университете… Ваш отъезд на следующей неделе остается в силе?

Данфер. Да, мне повезло, у родителей жены большая квартира, прямо в горах. Отличные лыжные трассы.

Шатле. Я его не нашел, все они шлюхи!

Одеон. Стало быть, все в этом году отправляются в горы. Гренель тоже едет.

Шатле. На сколько?

Данфер. До завтра, господа.

Шатле. Привет, Данфер.

Данфер. Привет, Шатле.

Данфер уходит

Одеон. Думаю, что она взяла неделю, как и вы.

Шатле. А сами вы в отпуск так и не идете?

Одеон. Нет, это сложно.

Шатле. Вы знаете, что позднее вам взять отпуск не удастся… во всяком случае, это будет еще сложнее… заключительный этап переговоров назначен на апрель… Мы выходим на финишную прямую, и все должны будут оставаться на местах.

Одеон. Я дотерплю. Жене моей все равно необходимо быть в Париже, она преподает в школе Лувра.

Шатле. Значит, Гренель тоже уезжает?

Одеон. Да.

Шатле. Вам известно, чем она занимается? Я хочу сказать, куда она едет на каникулы?

Одеон. Сегодня утром моя секретарша задала мне тот же вопрос.

Шатле. Ей-то что за дело?

Одеон. Гренель всех заинтриговала.

Шатле. Но так уж преувеличивать тоже не надо…

Одеон. Все дело в том, что она не замужем.

Шатле. Вы так думаете?

Одеон. Ну да, поэтому всем и хочется знать, чем она занимается… Полагаю, что и секретарша моя по этой причине полюбопытствовала, куда она едет.

Шатле. Лично мне в высшей степени наплевать на то, где Гренель проводит свой отпуск. Берси, наверное, уже ушел. Думаю, что можно сматываться.

Сцена 3

Холл в Дельта-Эспас, четверг, 10 часов утра.

Журналистка. Честно говоря, я искала Мишель Гренель, но ее в кабинете нет.

Данфер. Вы можете подождать ее здесь. Какое радио, вы говорите?

Журналистка. Радио-Сканнер. Ваш директор по связям с общественностью сказал мне, что я могу придти в это время, что Мишель Гренель приходит рано и что он ее предупредил, так же, как и Бернара Одеона, впрочем.

Данфер. Вот оно что!.. А что за сюжет?

Журналистка. Репортаж о группе предприятий Хай-Тек, и мне бы нужно набраться впечатлений.

Данфер. Так это наш ПР направил вас к Гренель… и к Одеону?

Журналистка. Мишель Гренель оказалась единственной в вашем филиале, кто согласился ответить на мои вопросы.

Данфер. Постойте, постойте, я вообще ничего об этом не слышал…

Журналистка. Как это может быть, чтобы ПР-директор не передал вам эту информацию? Мне он сказал, что все члены исполнительного комитета будут в курсе.

Данфер. Я лично и понятия не имел, что вам нужен кто-то для интервью… Я и вас-то не знаю.

Журналистка. Я уже сказала, что занимаюсь журналистскими расследованиями, специализируюсь на изучении экономики больших промышленных групп и их отношений с филиалами.

Данфер. Понятно. Понятно…

Журналистка. У меня также есть передача о философии Капитала, о принципах функционирования рынка, а еще я работаю для иллюстрированного журнала «Космос».

Данфер. Отлично.

Журналистка. Кроме того, я говорила вашему директору по связям, что в качестве ассистентки Жан-Мари Пале-Рояля буду участвовать в серии передач широкого вещания на ТФ1, посвященных руководящим кадрам.

Данфер. Интересно.

Журналистка. Нам нужны участники, но очень высокого уровня…А вы, вы — кто?

Данфер. Филипп Данфер. Я — директор.

Журналистка. Вы в курсе, что Президент группы Хай-Тек Лувр уходит?

Данфер. Возможно, уходит.

Журналистка. Ладно, скажем, скорее всего, уходит. По вашему мнению, на его место пойдет нынешний вице-директор Монпарнас? Практически как будто уже пошел. Вы видите Монпарнаса Президентом?

Данфер. Я политикой не занимаюсь, просто пытаюсь делать свое дело.

Журналистка. О кей, О кей! Вы подчиняетесь Монпарнасу?

Данфер. Нет, я подчиняюсь Берси.

Журналистка. Ну да, конечно, непосредственный подчиненный Монпарнаса — Берси. Стало быть, Монпарнас определяет общие направления, а Берси проводит их в жизнь?

Данфер. Это общее место, дорогая моя. Деятельность филиалов всегда определяется административным советом группы.

Журналистка. Спасибо, что напомнили. Думаете, она скоро придет?

Данфер. Обычно она появляется сразу после меня. Значит, вам требуются участники для передачи Жан-Мари Пале-Рояля?

Журналистка. Да, я ищу молодых руководителей. Кадры руководящие ищу… Вы понимаете, что я хочу сказать?

Данфер. Гренель смотрится отлично, это хороший выбор. Думаю, что она уже пришла. (Журналистка уходит. Входит Одеон, который с ней сталкивается в дверях). Добрый день, Одеон. Не знаете, Берси уже здесь?

Одеон. Я встретил его в лифте.

Данфер. Спросил он вас, когда вы собираетесь заняться гольфом?

Одеон. Само собой. Он всегда об этом спрашивает, когда меня видит.

Данфер. Он лелеет ваше честолюбие. Вам следует прислушиваться к его советам.

Одеон. Честно говоря, совершенно нет времени! Ни для игры, ни для разговоров о ней.

Входит Шатле

Шатле. Добрый день, господа.

Одеон. Добрый день.

Шатле. Мчусь к себе в офис. Мне кажется, что моя секретарша сегодня без трусиков придет.

Шатле уходит

Одеон. Никогда бы не подумал, что этот Шатле был лучшим среди выпускников Эколь де Мин.

Данфер. Лучшим в выпуске? Занятно. Действительно, никогда не скажешь.

Одеон. На самом деле, он очень силен, просто хорошо скрывает.

Данфер. Что вы хотите сказать?

Одеон. У отличников есть два способа дать понять, что они отличники. Первый — так прямо и сообщить об этом, а второй — притвориться, будто они забыли, что были отличниками.

Данфер. Ну и?

Одеон. Когда я спрашиваю Шатле, как дела у американцев с инфракрасными датчиками, я бы предпочел получить ответ по существу, а не слушать всякую похабщину про женщин.

Данфер. Ну-ка расскажите, расскажите.

Одеон. Вас это интересует?

Данфер. Меньше всего на свете. Спрашиваю просто, чтобы знать, что он вам сказал, вот и всё.

Одеон. В общем, он довольно груб… и любит провокации, вам не кажется?

Данфер. О, да, совершенно согласен… и что дальше?

Одеон. Дальше ничего, абсолютно ничего.

Данфер. То есть?

Одеон. Ну, всякие вольности относительно дам. Невыносимо.

Данфер. Каких именно дам? Секретарш?

Одеон. Невыносимо.

Данфер. О своей секретарше что ли?

Одеон. Нет, о Гренель… Ей богу, это не слишком интересно.

Данфер. Нет уж, пожалуйста. Что же он вам сообщил по этому поводу?

Одеон. Точно не припомню…

Данфер. Уж, конечно, всякие глупости.

Одеон. Да, глупости, как вы говорите.

Данфер. Какие именно глупости?

Одеон. Вчера вечером мы вышли вместе, чтобы поговорить по одному из пунктов контракта, и, когда я его спросил, как обстоит дело у американцев с инфракрасными датчиками, он ответил, что лучше спросить об этом у Гренель.

Данфер. А дальше?

Одеон. Он совершенно не желал говорить о контракте, он хотел говорить только о Гренель.

Данфер. А дальше?

Одеон. Он сказал, что костюм у нее — облегающий, как никогда, и что самое время этим воспользоваться и, кстати, если она и впредь будет носить такого рода шмотки, он укусит ее в задницу прямиком в коридоре, не отходя от кассы. Как вам подобный уровень?

Данфер. Он в самом деле так сказал? Кроме шуток?

Одеон. Невыносимо.

Данфер. Но как он произнес дословно?

Одеон. Послушайте, я только что вам это сказал и повторять не намерен.

Данфер. Да, да, понимаю. Так и ляпнул: «прямиком в коридоре, не отходя от кассы»?

Одеон. Думаю, да… или что-то в этом роде… неважно, в конце концов.

Данфер. Знаете, он, как бы это сказать, несколько зациклился на заднице.

Одеон. Невыносимо.

Данфер. Ой, ой, ой… Прямиком, не отходя от кассы. Занятное выражение, правда?

Одеон. Не знаю.

Данфер. Что же, по- вашему, он хотел этим сказать? «Прямиком, в коридоре, не отходя от кассы» … на глазах у всех?

Одеон. Невыносимо.

Данфер. Вы хотите сказать — укусить ее на ходу! Ой, ой, ой…

Одеон. Ладно… Шатле — человек, в профессиональном плане вызывающий уважение, весьма компетентный, его акции оцениваются высоко. Жаль только, что в жизни он какой-то… бестолковый, я бы сказал.

Данфер. Во всяком случае, не премините, если понадобится, сыграть с его акциями на понижение. А вот коэффициенты снижать поостерегитесь, ниже уже некуда.

Одеон. Вот как!

Данфер. Могу ли я позволить себе дать вам один совет…

Одеон. Да, да, конечно!

Данфер. Мне кажется, вы можете поднять до 45 %.

Одеон. Так много?

Данфер Разумеется, и даже больше.

Одеон. 45 % — это много… я предполагал не выше 37, 38. Вы уверены?

Данфер. Конечно! Если понизить, то возможно заполучить контракт, но зато велики финансовые потери.

Одеон. Я знаю, что Берси не может позволить себе остаться в убытке в такой огромной сделке… но боюсь и завышать, чтобы не потерять конкурентоспособность рядом с американцами.

Данфер. Я сказал вам об этом, потому что слышал, как Берси говорил то же самое.

Одеон. 45 %… надо подумать.

Входит Гренель

Гренель. Добрый день, господа. Берси приехал, я видела его машину на стоянке.

Одеон. Добрый день.

Данфер. Добрый день, Мишель.

Одеон. Ладно, я ушел (Одеон уходит).

Данфер. Гм… ваш отъезд на следующей неделе остается в силе?

Гренель. Нет, я решила не ехать… слишком много работы. А вы?

Данфер. Эээ…право, не знаю… еще не решил. Не знаю, собираюсь ли я поехать… У меня проблемы с финансовым отделом…из-за Одеона.

Гренель. Одеона?

Данфер. Да, Одеона. Мне кажется, он теряет реальность.

Гренель. Серьезно?

Данфер. Мне кажется, он может погубить проект… Он слишком напирает на коэффициент…

Гренель. Заботится о прибыли.

Данфер. Да, но для него важно лишь одно: чтобы контракт признали выгодным, и он собирается поднять до 45 %…

Гренель. Глупо, так можно проиграть.

Данфер. Ему важен лишь его личный подвиг.

Гренель. Наши подразделения не могут развернуться на такой основе! Надо, чтобы он это учитывал.

Данфер. Лично меня его действия раздражают.

Гренель. Вы с ним говорили? Он знает ваше мнение?

Данфер. Разумеется, но он принял в штыки мои замечания. Он убежден, что прав. Говорить с ним бесполезно. Не знаю, что ему так ударило в голову, может быть обед с Монпарнасом во вторник, но он наглеет.

Гренель. Могу с ним поговорить, если хотите… Он ведь нам не начальник.

Данфер. Осторожней, он ведь любимчик Монпарнаса.

Гренель. Вы полагаете, что это что-то меняет?

Данфер. Меняет всё. Думаю, надо подождать общего собрания в пятницу и дать ему возможность защитить свои позиции публично.

Гренель. Он себя погубит.

Данфер. Лучше уж себя, чем контракт.

Сцена 4

Четверг, полдень.

Шатле. Вы не пошли обедать?

Данфер. Прекрасно без этого обхожусь. Когда я работаю, то могу не есть хоть целый день.

Шатле. Браво! А у меня от голода рези в желудке. Вы не знаете, где обедает Гренель?

Данфер. Понятия не имею.

Шатле. Моя секретарша бегает в столовую. Все они на диете, но думают только о том, чтобы пожрать. Видели, какая клевая блузочка у секретарши Берси? Лично меня весьма впечатляет. Не знаете, куда она едет в отпуск?

Данфер. Нет, я не знаю, куда секретарша Берси едет в отпуск.

Шатле. Я говорил о Гренель.

Данфер. Гренель? Она вообще никуда не едет.

Шатле. Почему?

Данфер. Не знаю… слишком много работы.

Шатле. Вот-вот, все всегда так говорят. Но, если уж на то пошло, разве она работает больше других? Хорошенькая… С удовольствием покатал бы ее на своих коллекционных кадиллаках.

Данфер. Сколько же их у вас?

Шатле. Три… Для кадиллаков больше двух — уже коллекция… Немного важничает … Ни одного контракта пока не запорола…послужной список- картинка, и чего нервничать… Проблемы с женщинами возникают оттого, что никогда не знаешь, чего они хотят, какую используют стратегию… пол — вот что путает нам все карты, вот, в чем сложность… Может, следует быть осторожнее, как думаете?

Данфер. Думаю, да.

Шатле. Это женщина с амбициями.

Данфер. С амбициями, но основательная.

Шатле. Да, основательная… но заметьте, с женщинами никогда ничего не известно. Она вас интригует?

Данфер. Вот уж нет… меньше всего на свете.

Шатле. И меня… точно так же, как вас… она меня интересует меньше всего на свете.

Данфер. Меня занимают совершенно другие вещи… Признаюсь вам, я в большом беспокойстве.

Шатле. Почему, почему? Не уверены в своих цифрах?

Данфер. По правде говоря, беспокоит меня Одеон… Я не согласен с его методами расчетов… Глупо завышать вот так на коэффициентах, 45 % — это вам не шутка.

Шатле. 45 %? Черт! Я не желаю, чтобы Одеон задушил меня своими коэффициентами. Никогда еще мы не выглядели так скверно в столь серьезной программе. 45 % — это непомерно много!

Данфер. Не скрою, я встревожен… Опасаюсь, как бы Одеон не завалил контракт… в финансовых вопросах он слабоват…

Шатле. Ну, если он предлагает 45 %, ясно, что он просто нуль!

Данфер. Известно вам, что Гренель должна участвовать в широковещательной телевизионной передаче с Пале-Роялем?

Шатле. Нет, я не в курсе. Это интересно, с Пале-Роялем!.. Но почему выбрали именно ее?

Данфер. Может, потому что женщина.

Шатле. Как бы она не ударила лицом в грязь, эта Гренель… не уверен, что выбор сделан правильно… но, в конце концов, могли бы выбрать и еще хуже… И тем не менее сей выбор меня смущает, она ведь…есть люди, более подходящие для такого рода упражнений… да и почему обязательно надо было взять женщину?

Данфер. Заметьте, что могло быть и хуже… Можете вообразить себе, к примеру, Одеона с его проблемами в счете?

Шатле. Что нет, то нет.

Данфер. А между тем, журналистка, пригласившая Гренель, как раз ищет второго участника и как будто склоняется в пользу Одеона…

Шатле. Это наш ПР предложил ей Одеона?

Данфер. Бесспорно.

Шатле. Пиарщик, конечно, идиот, но, что вы хотите, мы не можем устранить Одеона, чтобы занять его место.

Данфер. Вот тоска-то, он ведь вполне способен бог знает что ляпнуть о фирме, а, возможно, и о команде.

Шатле. Не очень себе представляю, что же он может о нас рассказать.

Данфер. Во всяком случае, к вам Одеон относится вполне сурово…Вы должны поостеречься.

Шатле. Вот как! Что вы имеете в виду?

Данфер. Он говорит, что вы ведете себя как тупица.

Шатле. Если он так говорит, то он сам подонок!

Данфер. Скажем, он не слишком корректен.

Шатле. Когда он вам это сказал?

Данфер. Сегодня утром.

Шатле. Черт!

Данфер. Вам надо бы вести себя поосторожней…

Шатле. Да что я могу поделать? Однако я не намерен терпеть, чтобы меня называли тупицей!

Данфер. Вы этого и не должны делать.

Шатле. Меня назвать тупицей? Меня, выходца из семьи бедных крестьян, он знает это? Меня, самостоятельно подготовившегося к экзаменам в Горный. Да я двадцать лет угробил, чтобы создать себя в качестве лучшего специалиста, и вот теперь мои коллеги называют меня тупицей!

Данфер. Да, не слишком-то корректно. Он даже обзывал вас воскресным игрунчиком в гольф!

Шатле. Я не могу работать в таких условиях. Он мне завидует, потому и поносит. Не может пережить что ли моего успеха у женщин или что еще? И что мне теперь делать? Морду ему набить?

Данфер. Нет, нет, на таком уровне это не проходит.

Шатле. Но надо же что-то делать, я не могу себе позволить просто смолчать!

Данфер. Вы ведь знаете, что у него блат… Смотрите под ноги, чтобы не вляпаться. Он опять обедал с Монпарнасом во вторник.

Шатле. Черт! Мерзавец, он этим пользуется!

Данфер. Знаете, после вас придет и мой черед. Я себе никаких иллюзий не строю.

Шатле. И всё же я никогда бы такого о нем не подумал. Мне казалось, что здесь друг к другу относятся с уважением, с симпатией даже.

Данфер. Всегда лучше знать, откуда ждать удара, чтобы суметь на него ответить.

Шатле. И что же мы можем сделать?

Данфер. Только одно. Поскольку он любимчик, ни слова никому, так мне кажется… и постараться его обскакать.

Шатле. Вы правы. И среди игрунчиков в эту игру он первым не будет. Подонок, он у нас получит!

Входит Гренель

Данфер. Я пошел (Уходит).

Шатле. Черт! Давление поднялось! Вы обедаете в столовой?

Гренель. Нет, просто перекушу ливанской питой.

Шатле. Не любите ходить в столовую?

Гренель. Столовая не так уж и плоха.

Шатле. Вы правы, столовая вовсе не дурна… я, как вы, — обожаю ливанские питы, это симпатичнее, спортивней что ли, вкуснее, в конце концов!.. Итак, кататься на лыжах вы не едете?

Гренель. Да, решила остаться.

Шатле. Из-за вашей телевизионной повинности?

Гренель. Я вижу, всем всё известно.

Шатле. В любом случае — браво! Отличный выбор!.. А куда вы собирались поехать?

Гренель. Я еще не решила… А вы?

Шатле. О, я, я — как англичане: если решил взять отпуск, — беру… Но сейчас мне не хочется. Я и так в отличной форме.

Гренель. Раз вы так сказали, думаю, что главное теперь эту форму сохранить.

Шатле. В любом случае, я не люблю ездить один.

Гренель. А вы — один, обычно?

Шатле. Э… в общем-то нет… Да… я хочу сказать, что я очень требовательный, у меня скверный характер… Всегда трудно выбрать, с кем поехать, куда поехать, когда поехать… и, главное, зачем? Разве не так? А вы как считаете, только честно?… Здесь есть один человек, который мне очень нравится, это Одеон. Он — прямой, искренний. Вы так не думаете?

Гренель. Да, да, он производит именно такое впечатление.

Шатле. Зато по части финансов, мне кажется, он слабоват.

Гренель. Почему?

Шатле. Он хочет поднять свой коэффициент до 45 %… я считаю, это безумие.

Гренель. Вы ему об этом сказали?

Шатле. Вы шутите, он ведь протеже Монпарнаса.

Гренель. Как бы то ни было, совершенно необходимо поговорить об этом в пятницу. Я страшно разочарована, мне казалось, что он хорошо делает свое дело.

Шатле. Не следовало передавать финансы в руки специалиста по вооружению. Глупость какая!

Гренель. Хай-Теку удалось обогнать конкурентов и выйти на рынок Боингов, исключительно благодаря его сообщению о контактных блоках. Отличный был доклад, очень по делу.

Шатле. Не будем преувеличивать.

Гренель. Нет, нет, уверяю вас, о нем много тогда говорили, и в результате это повлияло на всю систему подключения корпусов распределителя летательных аппаратов.

Шатле. Если уж не то пошло, доклад-то был не его. Думаю, что работала целая команда, и весьма компетентная. И в этой команде вполне мог оказаться некий знаток.

Гренель. Вполне возможно, но авторство принадлежит ему.

Шатле. Пусть так. Послушайте, я повторяю, Одеон мне очень нравится, возможно, он силен в инженерном деле, но в финансах он уж точно ничего не смыслит!

Гренель. Вы говорили на эту тему с Данфером, что он сказал?

Шатле. Нет, с ним я ни о чем таком не говорил, предпочитаю составить для себя собственное мнение.

Гренель. Стало быть, продолжение следует…

Шатле. Продолжение последует…

Сцена 5

Четверг, вечер, 19 часов.

Журналистка. Не скажите ли, где найти Бернара Одеона?

Данфер. Одеон сегодня на работу не приходил.

Журналистка. Я отменила встречу в редакции, чтобы увидеться с вашим коллегой.

Данфер. Глубоко вам сочувствую.

Журналистка. Директор по связям должен был меня предупредить! Я теряю время попусту, это глупо.

Данфер. В этом доме информация не всегда циркулирует с должной скоростью.

Журналистка. У меня полно встреч, я не могу себе позволить тратить время впустую! Вы уверены, что его сегодня не будет?

Данфер. Уверен совершенно. Весь день он провел в кабинете у Смита Андерсена, там имел встречу с Берси по поводу аудита в его отделе. Меня удивляет, что директор по связям вам об этом не сказал.

Журналистка. Черт!

Данфер. Во всяком случае, мне кажется, что сейчас не самый лучший момент, чтобы брать интервью у бедняги Бернара: у него слишком много проблем в его финансовом отделе.

Журналистка. Это Берси назначил аудит в его отделе?

Данфер. Знаете, если уж Берси потребовал для него аудита, значит у него действительно проблемы. Аудит никогда не проводится там, где хорошо делают свою работу.

Журналистка. Само собой. Какая досада, я рассчитывала пригласить его на передачу Жан-Мари Пале-Рояля. Было бы интересно иметь на площадке представителя финансов вместе с представителем маркетинга.

Данфер. Прекрасно понимаю. Я и сам в моем отделе контрактов постоянно имею дело с цифрами и могу вообразить, насколько интересно телезрителям получить финансовые ориентиры, по крайней мере, так я думаю. Говорю вам об этом потому, что в самом конце цепочки — в отделе контрактов — я имею представление о бухгалтерии одновременно и глобальное, и детализированное. Если пожелаете со мной встретиться, я из отдела контрактов, вот моя визитка.

Журналистка. Благодарю.

Данфер. До скорого.

Сцена 6

Одеон сталкивается с выходящей Журналисткой.

Данфер. А, дорогой мой Одеон, вы еще не уехали?

Одеон. Кто была эта женщина, с которой я столкнулся в дверях? Случайно не журналистка?

Данфер. Право, не знаю, она искала Гренель.

Одеон. Пиарщик предупредил, что в конце дня у меня встреча, поэтому я поднялся! Встреча с тележурналисткой, которая подбирает людей для Жан-Мари Пале-Рояля, вы в курсе?

Данфер. Ни сном, ни духом.

Одеон. Это очень важная передача. Вы представляете, какая была бы для меня удача в ней поучаствовать!

Данфер. Лично я не стал бы ввязываться в такие мероприятия. Не хотелось бы скомпрометировать себя участием в подобного рода передаче. Ведь Жан- Мари Пале-Рояль чрезвычайно тенденциозен.

Одеон. Вы полагаете, следует держаться от него подальше?

Данфер. Я вообще предпочитаю политикой не заниматься. Так надежней.

Одеон. Вы правы, я, пожалуй, остерегусь. И, кроме того, мне надо подготовиться к завтрашнему общему собранию. Всегда все одновременно, это тяжело… Только что снова спросил у Шатле, какова ситуация у американцев с инфракрасными датчиками, и снова он мне ответил, что на этот вопрос мне ответит Гренель, но, на сей раз, ответил очень сухо. Он на меня за что-то сердится? За что же, позвольте спросить?

Данфер. Скорее всего, ни за что.

Одеон. У Шатле нет никакого резона сердиться на меня.

Данфер. Да за что бы он мог рассердиться на вас?

Одеон. Хотелось бы верить, что он просто подавлен завтрашним общим собранием, но однако…

Данфер. Про Гренель он вам ничего не говорил?

Одеон. Нет.

Данфер. Надеюсь, что он ее не покусал? Как думаете, покусал или нет?

Одеон. Послушайте, это меня не касается… Кстати, и Гренель ничего не захотела мне сказать по поводу инфракрасных датчиков. Вернула мне дискету об электронной части подряда, не сказав при этом ничего, кроме банальностей насчет сравнительных достоинств австрийских лыжных станций.

Данфер. А, так она катается на лыжах в Австрии?

Одеон. О, знаете, мне это все равно.

Данфер. Да мне тоже, абсолютно. Мне это совершенно безразлично.

Одеон. Я-то ждал от нее вовсе не рассуждений о зимнем спорте в Австрии, а осмысленных соображений о раскладе издержек за комплекты систем привязок по высоте.

Данфер. Конечно, конечно. А где именно в Австрии она катается?

Одеон. Не имею ни малейшего представления и повторяю вам, мне это безразлично.

Данфер. Вы в точности, как я, плевать на это хотели?

Одеон. В высшей степени!

Данфер. Я тоже в высшей степени.

Одеон. Поскольку примерный расчет программного обеспечения готов, теперь мне необходимо знать реально возможный расклад.

Данфер. Конечно, конечно.

Одеон. Что вы об этом думаете?

Данфер. Не знаю, почему, но готов биться об заклад, что это в Швейцарии.

Одеон. Вы думаете, что следует настаивать на инфракрасных датчиках?

Данфер. А вот как раз и Шатле идет. Пять минут назад я его встретил в коридоре, он разглагольствовал насчет женщин.

Одеон. Как, опять? Ладно, я убегаю, нет никакого желания слушать сейчас эти непристойности (Одеон уходит).

Входит Шатле

Шатле. Ну и задавала этот Одеон, видели, как он вылетел?! Я только что подкадрил в лифте журналистку из Радио-Сканнер. Она сказала, что готовит большую телевизионную передачу в прямом эфире. Подозреваю, что речь идет о журналистке Одеона, работающей на Пале-Рояля. Завтра в полдень я с ней обедаю, вроде как контакт первой степени, чтобы разглядеть, насколько она стройненькая. Мультимедийная журналистка, вы представляете себе!? Никак нельзя упустить этот шанс, старичок. Бегу забрать вещички, вы меня подождете? Все они шлюхи!

Сцена 7

Холл в Дельта-Эспас, пятница 9 часов утра.

Одеон. Мы первые?

Данфер. Я думаю, что Шатле уже здесь, видел внизу его кадиллак. На этом он еще ни разу не приезжал: в два раза больше, чем другие.

Одеон. Сколько их у него сейчас?

Данфер. Не знаю, он их коллекционирует.

Одеон. О, в конце концов, меня это не касается. Плохо спал. Вчера вечером моя сестра должна была прийти поужинать с нами, но так и не пришла… Поскольку мы с женой оказались в одиночестве, снова завели разговор об этой истории с усыновлением. Мальчик наш уже вырос, а ей снова хочется заниматься ребенком.

Данфер. Вы поэтому плохо спали?

Одеон. О, нет, напротив, бессонница прояснила мне мысли. Есть маленькая девочка, албанка. Я ее еще не видел, но фотография меня взволновала, у нее такие большие глаза. Взгляните-ка.

Данфер Браво!

Одеон. Все будут ее любить.

Данфер. Вне всяких сомнений.

Одеон. Мы с женой уже приняли решение и вместе поедем за ней в Тирану… это имеет большое значение.

Данфер. Разумеется. Так почему же вы плохо спали?

Одеон. Из-за рабочих дел. Мне даже приснилось потом, что сестра моя пришла ужинать, и что мы с нею жутко спорили, хотя на самом деле мы не спорим никогда, она — очаровательная женщина, у нас с ней прекрасные отношения. Надо бы мне выпить еще кофе и витамин С что ли, или какой-нибудь транквилизатор… Как вы считаете, надо настаивать на этом инфракрасном датчике?

Данфер. Пока продолжайте настаивать, а дальше будет видно.

Одеон. Именно так я и собираюсь сделать, но без особого удовольствия. Так жалко терять время на подобные конфликты, вместо того, чтобы спокойно заниматься своим делом (Входит Шатле). Шатле, добрый день.

Данфер. Добрый день, Шатле.

Шатле(Данферу) Добрый день, Данфер, как поживаете?

Данфер. Всё хорошо, а вы?

Шатле.(Данферу) Я в отличной форме.

Одеон. Добрый день, Шатле.

Данфер(Шатле) Знаете, что я узнал? Что Монпарнас приглашал вас на открытые игры в Бретеше.

Шатле. Откуда это вам известно?

Данфер. Это знают все.

Шатле. Неслабо, и как вам это?

Данфер. Браво!

Одеон. Шатле, здравствуйте!

Шатле(Данферу) Я там был с сыном. Монпарнас узнал, что Давид — прекрасный игрок. Он у меня каждый уик-энд свингует в Бондуфле с Жан-Мари Алези. Кстати, не забыть мне купить ему сегодня мячи для ветреной погоды на влажном поле. Должен сказать, что Монпарнас был совершенно ошарашен его уровнем. Мы ездили на зеленом кадиллаке.

Одеон. Здравствуйте, Шатле!!!

Шатле (Данферу) Знаете, каким образом Монпарнас узнал, что я играю в гольф? Через свою племянницу, которая учится в лицее вместе с моим сыном. Удивительно, правда? Спасибо лицею и отдельно его патрону Людовику Великому! Как бы то ни было, успех сегодня зависит от Людовика Великого и от количества пройденных лунок, это ясно. Чтобы заполучить хорошее место, надо уметь играть в гольф, и хорошо играть! Без этого вам не заделаться интересным партнером, это уж точно. Говорю вам абсолютно открыто, дорогой мой Данфер, каким бы высоким уровнем компетентности вы не обладали, никто из серьезных деловых людей не окажет вам доверия, если вы не обеспечите необходимого количества лунок и очков.

Данфер. Охотно верю.

Шатле. Говорю это вам потому, что вы недавно начали играть, и я знаю, что вы отличный спортсмен… вы быстро наберете силу… но пусть другие, засранцы, не попадающие в очко, пусть они не надеются получить сколько-нибудь высокие полномочия, им никогда не размахнуться. Попасть в очко, говорю я вам! Закатить в лунки! Путь к карьере лежит через поле для гольфа!

Одеон. Шатле, мне хотелось бы получить от вас информацию об инфракрасных датчиках для бортового вычислительного устройства.

Шатле. Какие еще датчики?

Одеон. Шатле, будьте добры, мне совершенно необходимо получить от вас расчеты стоимости инфракрасных датчиков.

Шатле. Не понимаю, о каком приборе вы говорите?

Одеон. Как это, о каком приборе? Вы слышите, Данфер? Может быть, господин Шатле полагает, что речь идет о стоимости инфракрасных датчиков для кофейника его секретарши? Это переходит всякие границы, Шатле. В четвертый раз на один и тот же вопрос вы отвечаете мне невесть что! Так вот, повремените с вашими байками. И если я спрашиваю вас о новых расчетах стоимости инфракрасных датчиков для бортового вычислительного устройства, я вправе требовать компетентного ответа, это ваша работа, служба ваша, Шатле, вы согласны? Служба!!! Вам за это платят! Вы не вправе сваливать это на Гренель никоим образом! Мы работаем над контрактом стоимостью в миллиард евро! Извините, что напоминаю вам об этом, но это не пустяк! Миллиард евро — это почти полпроцента бюджета Франции! Половина бюджета, отводимого на культуру. Почти миллион минимальный заработных плат. Миллион! Шатле, вы в данный момент играете в гольф на миллион минимальных заработных плат. Повторяю, Шатле, мне совершенно необходимо знать ваши расчеты, совокупные и в деталях, пункт за пунктом, участок за участком! Я должен иметь эти цифры на моем рабочем столе в самые короткие сроки! Пункт за пунктом, параграф за параграфом! Пожалуйста, прекратите вести себя так, словно вы сбываете лимонад людям, привыкшим пить кока-колу. Мы продаем ракеты! И держите при себе ваши соображения по поводу гольфа! Ваши истории на тему дырок для гольфа, мячей для гольфа, дырок для мячей, задницы Гренель — меня всё это не интересует! (Одеон уходит).

Шатле. Он что, больной?

Данфер. Бедняга Одеон…

Шатле. Совсем больной!

Данфер … совсем не в своей тарелке.

Шатле. Вы слышали, как он со мной разговаривал?

Данфер. Думаю, он никак не может опомниться после вчерашнего вечера.

Шатле. Он просто наглец, этот Одеон!

Данфер. Он ужинал с женой и с сестрой, как вам этот расклад?

Шатле. С сестрой своей жены?

Данфер. Нет, с его собственной сестрой, что гораздо хуже. Она училка в пригороде.

Шатле. В пригороде? … Пригород большой.

Данфер. Ну, вообще, преподает в пригороде.

Шатле. И что дальше… я, стало быть, должен его извинить, потому что его сестра преподает в пригороде? Не пойму я вас чего- то …

Данфер. Они страшно привязаны друг к другу.

Шатле. Кто?

Данфер. Одеон и его сестра.

Шатле. Согласен, дальше что?

Данфер. А то, что класс её освистал, а он не может этого пережить, просто в раже… особенно потому, что она жаловалась при жене. Поэтому он так нервно с вами объяснялся. Как он мне только что говорил, сестра плакалась в течение всего ужина, накручивая его все больше и больше. Кончилось тем, что они поссорились. Думаю, он не мог перенести, что сестра в присутствии жены рассказала, как ученики ее отколошматили.

Шатле. Ученики отколошматили? Это надо уметь!

Данфер. Заплевали ее.

Шатле. Заплевали? Ну, это уже ни в какие ворота!

Данфер. Именно так я и сказал Одеону.

Шатле. И правильно сделали. Тут уже психушкой отдает!

Данфер. Он только что признался, что она уже обращалась к врачам.

Шатле. Неудивительно. Психиатрическая лечебница по ней плачет.

Данфер. Вы ведь понимаете, что видеть, как его сестра поставлена вне общества, да еще в присутствии его жены, унизительно.

Шатле. Неслыханная история о двух симпатичных дамочках! Нет, вы только подумайте! Прохныкать весь вечер! У этого Одеона нет никакого достоинства. Что касается меня, то я в таких случаях неукоснительно руководствуюсь одним железным правилом: стоит женщине только начать плакаться, хныкать или стенать, я немедленно ухожу, бегу, сматываюсь… Если начинает жаловаться моя жена, я тотчас же спускаюсь, чтобы заняться моими кадиллаками, никогда не довожу до момента, когда жалобы перерастают в рыдания. Мужчина, который вступает в переговоры, обсуждение или в дискуссию, пытается договориться, объясниться с плачущей женщиной, такой мужчина или трус, или дурак! А в случае Одеона — и то, и другое, как мне представляется. И, кроме того, со всей профессиональной ответственностью заявляю, что он подонок! Извините, я вышел из себя, но есть от чего… Честно говоря, отколошматить надо было бы его. Кстати, я чувствую, что придется набить ему морду, ничего другого он не заслуживает! Как и его сестрица! Осмеливается требовать у меня расчеты по инфракрасным датчикам, а сам при этом считает бездарью, тупицей! Какая мерзость! Я ему покажу, как обзывать меня тупицей! Он у меня попляшет, подонок эдакий! Достану я его! Раздавлю своим кадиллаком, как кусок собачьего дерьма.

Данфер. Мне кажется, он вас не любит.

Шатле. Это взаимно. И еще имеет наглость устраивать мне сцены, нет, каковы претензии! Господину кажется, что ему всё дозволено, потому что он — любимчик! А на самом деле он подонок! Теперь я понимаю, что своим лимонадом он пытался вывести меня из себя. Хотел, чтобы я взорвался, устроил ему скандал, чтобы вел себя, как идиот, как тупица, которым он меня считает, что, разве не так? Только ловушка ваша очень уж примитивная, я в нее не попадусь. Я буду действовать осмотрительно. Нет, в самом деле, я так разнервничался только потому, что кинжал в спину — это подлость, от которой я зверею. Кстати говоря, я вообще не люблю, когда в меня вонзают кинжал. Думаю, что здесь я не слишком отличаюсь от других людей, но у меня повышенная чувствительность, особенно когда в спину.

Данфер. На самом деле, это вопрос деонтологический.

Шатле. Деонтологический или нет, но мне не слишком нравится играть роль жертвы плохого настроения и этого насильственного, несправедливого и оскорбительного отупления.

Данфер. Действительно, вам нелегко будет от этого оправиться.

Шатле. Должно быть, он меня повсюду поносит? Как вы думаете?

Данфер. Разумеется.

Шатле. Я чувствую, что пошли уже круги по воде!

Данфер. Есть вероятность… слухи распространяются быстро.

Шатле. Черт! Я этого не перенесу. Не перенесу, чтобы Дамоклов меч этих проклятущих слухов висел у меня над головой.

Данфер. Над вашей, над моей, над всеми головами.

Шатле. Черт! Я не очень-то сведущ по части культуры, однако знаю, что меч, который висел над головой у Дамокла, держался лишь на одном конском волоске. А конский волос не так уж и прочен! Мерзавец Одеон! Подонок! Какое подонство со мной сотворил! Не люблю я этого, ой, как не люблю, я ему организую наш ответ отправителю, этому сукиному сыну Одеону. Гарантирую вам, что этот самый Дамоклов меч я ему загоню по самую рукоятку в его тощую задницу латентного гомика! Попомнит он мне сегодняшнее общее собрание! Меч в задницу и при всем народе!

Данфер. Послушайте, мне кажется, что вам нелегко будет сохранять при этом спокойствие.

Шатле. А вы полагаете, это легко — сохранять спокойствие с мечом над головой и с кинжалом между лопатками?

Данфер. Нет, нелегко.

Шатле. Во всяком случае, я вправе был высказать свое мнение о нем в нашем заведении.

Данфер. С кем же вы о нем говорили?

Шатле. С Пасси…

Данфер. Хорошо…

Шатле. …с Жюсьё…

Данфер. Хорошо…

Шатле. А также с Булурном.

Данфер. Отлично, Булурн — заядлый сплетник.

Шатле. Вот именно! Я поэтому и переговорил с ним только что, он ведь постоянно общается с Берси. Я ему объяснил, что Одеон вляпался с расчетами, на что он мне ответил, что человеку из ведомства вооружения финансами заниматься не следует.

Данфер. Тут я с ним согласен.

Шатле. Что хорошо с Булурном, так это чрезвычайно быстрое распространение информации.

Данфер. Поэтому-то всегда лучше иметь его сторонником, чем противником.

Шатле. И еще я говорил об этом по телефону с журналисткой из Радио-Сканнер. Дал ей понять, что Одеон — не самый лучший вариант.

Данфер. Хорошо, очень хорошо. Но боюсь, этого недостаточно, боюсь, придется кое-что присовокупить.

Шатле. Не уверен.

Данфер. Вы сегодня с ней обедаете?

Шатле. Да, в полдень.

Данфер. При случае вернитесь к разговору об Одеоне.

Шатле. Не уверен.

Данфер. Надо включить фантазию, поверьте. Я помогу вам.

Входит Гренель

Гренель. Здравствуйте, господа.

Шатле.(Данферу) Забудьте всё, что я сказал только что, о кадиллаке… то есть я хочу сказать, о собачьем дерьме… о Дамокле…

Гренель. Сегодня утром меня не будет. У меня запись на Радио-Сканнер.

Шатле. Браво, браво! Вам чертовски повезло, сделаете себе отличную рекламу.

Гренель. Да, можно считать и так.

Шатле. Знаете, для меня эти журналисты: чем меньше я их вижу, тем лучше себя чувствую… И вообще я политикой не занимаюсь.

Данфер. И я не занимаюсь. Мишель, найдется у вас пять минут для меня? Вам известно, что у нас большие проблемы с Одеоном?

Гренель. И что же с ним, всё эти цифры?

Данфер. Ему решительно не везет, у него с семьей большие сложности.

Гренель. Вот как, это серьезно! Разводится, бедняжка?

Данфер. Да, нет. Имейте в виду, он страшно сегодня раздражен.

Гренель. Вот как, и почему же?

Данфер. Лучше будет, если мы вам всё расскажем. Вчера вечером ему пришлось срочно поместить свою сестру под наблюдение, и похоже, на него это сильно подействовало.

Шатле. Не повезло бедняге.

Гренель. Вот как, но что же с ней?

Данфер. Приступ депрессии, не впервой как будто, но на сей раз ей стало так плохо, что он перепугался и вынужден был вызвать психиатра… дежурного психиатра прямо ночью… психиатрическую службу спасения своего рода.

Гренель. Бедняжка…

Данфер. Он мне говорил, что сестра уже ходила на консультации, но я не думал, что эта так далеко зашло…

Шатле. Не повезло бедняге.

Данфер. … и в результате у него на руках тяжелая больная… и ему никогда из этой пропасти не выбраться.

Гренель. Это скверно! И каким образом он вам всё это поведал?

Шатле. Лично мне он ничего не поведал, я его сегодня не видел, а узнал я только что от Данфера.

Данфер. Ээээ… Я хочу сказать, что… то есть я сразу понял, что с ним не в порядке… он спросил, есть ли у меня знакомые, страдающие депрессией… И я тут же понял, что произошло что-то серьезное…

Шатле. Не повезло бедняге.

Данфер. Тогда я поинтересовался, всё ли еще у его сестры имеются проблемы… и он расплакался.

Гренель. Понятно… Действительно он очень плох.

Шатле. Не повезло бедняге.

Гренель. Послушайте, надо ему как-то помочь.

Шатле. Послушайте, надо разделить с ним его беду…

Данфер. Будет лучше не заговаривать с ним об этом… я думаю, он стыдится… знаете, безумие — дело тонкое.

Шатле. Не повезло бедняге.

Данфер. Кое-что я уже знал от Булурна, он человек осведомленный… Говорят, что сестра изводила его звонками все ночи напролет.

Гренель. А я-то думаю, почему он так взвинчен… Это плохо повлияет на контракт.

Данфер. Все эти истории с психикой всегда связаны с наследственностью… Надо бы приглядеть за Одеоном, кто знает…неровен час…

Шатле. Неровен час.

Гренель. В самом деле, кто его знает…

Данфер. Вы правы, Мишель, это очень плохо повлияет на контракт.

Шатле. Черт!..действительно, нам всем не повезло.

Входит Одеон

Одеон. Какой-то сумасшедший дом! Шатле, мне что, на колени встать, чтобы вы передали мне дискету?

Шатле. Ваши желания для меня закон, дорогой мой Одеон, я немедленно пересылаю вам ее с почтой.

Гренель. Он, в самом деле, очень плох.

Сцена 8

На Радио-Сканнер.

Журналистка. Последний вопрос, Мишель…Видно, что вы сейчас в полной животворящей силе, можете завести ребенка, например…и в то же время эти ракеты, которые вы пытаетесь продавать, несут в себе такую страшную потенциальную гибель. Как вы можете существовать в подобной двойственной, почти парадоксальной ситуации, за которую вы, Мишель…вы, сидящая здесь, напротив меня… несете ответственность?

Гренель. Я уже говорила… почти хирургическая точность аппаратов, которые мы производим, дает гарантии минимального ущерба и защищает мирное население от ужасов войны. Дельта Эспас работает ради того, чтобы война, случись она где-нибудь в мире, чтобы эта война была чистой.

Журналистка. Чистой?

Гренель. Да, именно так.

Журналистка. Хирургия, стало быть, придет на смену бойне?

Гренель. В каком-то смысле.

Журналистка. Хирургия при условии, что воюющие стороны будут в состоянии оплатить ваши ракеты.

Гренель. Да, или обратятся к странам, владеющим ими.

Журналистка. Само собой. А если нет, тогда уж бойня… А каково мнение ваших коллег? Поскольку, повторяю, лично вы умны и обаятельны, вы полагаете это преимуществом или же, наоборот, препятствием в вашей профессии, которую можно назвать скорее мужской? Как на вас реагируют мужчины?

Гренель. Зависит от обстоятельств. В моей служебной практике найдется, пожалуй, пара неприятных свидетельств. Когда я работала на выставочных стендах, на профессиональных экспозициях, мне, например, не подавали руки, полагая, что я, разумеется, — из обслуги. С тех пор я начала носить более строгие костюмы.

Журналистка. А в гольф вы не играете? В отличие от большинства руководителей предприятий, у которых я брала интервью?

Гренель. Я еще не руководитель предприятия.

Журналистка. Тогда поспешите начать. Благодарю, Мишель Гренель, за то, что согласились ответить на вопросы Радио-Сканнер. На следующей неделе я буду принимать Жан-Клода Бриара, Президента Швейцарского Телеграфного Агентства. Желаю всем хорошей недели.

Сцена 9

Холл Дельта-Эспас, пятница 17 часов.

Данфер. Ну, как обед?

Шатле. Да, паршиво честно сказать. Во-первых, после всего, что я утром услышал, мне совсем не хотелось туда идти. Вы слышали интервью?

Данфер. У меня нет привычки слушать радио.

Шатле. И ничего не потеряли. Эту журналистка просто писюха. Представляете, я приглашаю ее в Бар с черной икрой, а она мне задает те же самые вопросы, что и Гренель. Ей захотелось, видите ли, чтобы я поведал о состоянии моей души, будто я малолетний преступник! Да катись оно к чертовой бабушке, это Радио-Сканнер вместе с Пале-Роялем! И пусть не рассчитывают, что я поддержу аплодисментами их антимилитаристские завывания! Вообразите, она не постеснялась спросить, сколько я зарабатываю.

Данфер. И вы ей сказали?

Шатле. Разумеется. И не собираюсь рыдать по этому поводу! Пусть-ка она встанет на мое место, и мы посмотрим, на что она способна! Я, конечно, дико извиняюсь, но навряд ли тупица сумел бы заниматься таким ремеслом, как мое! И я совершенно не намерен ни от кого выслушивать ни упреки, ни советы, в особенность от писюхи-журналистки, которой непременно хочется выставить меня убийцей! Я продаю высокие технологии, потому что я знаток высоких технологий, ура! Да будет так, и я этим горжусь!

Данфер. Вы говорили с ней об Одеоне?

Шатле. Ей известно, что Одеон — протеже Монпарнаса. Она постоянно возвращается к истории с его докладом о контактных блоках… и всё время вспоминает, как все этот замечательный доклад хвалили… Я сказал ей, что Монпарнас привечает Одеона вовсе не из-за доклада, доклад-то никудышный, а потому, что Одеон — его племянник…

Данфер. Хорошо…

Шатле. И вообще, чтобы она отвязалась от меня с этими контактными блоками!.

Данфер. Очень хорошо.

Шатле. Как видите, насчет семейного родства я не стал себя сдерживать.

Данфер. И были совершенно правы.

Шатле. Могу только с уверенностью сказать, что охладил ее пыл… она больше не хочет приглашать Одеона.

Данфер. Превосходно!

Шатле. Но и от меня больше ничего не хочет. Да мне и наплевать. Она все время пыталась вызвать у меня чувство вины. А я вовсе не собираюсь волноваться по поводу того, что двое-трое чудаков забавляются с нашими игрушками, запуская их неизвестно куда. Мое дело производить, а что дальше — меня уже не интересует! Да пусть они летят на все, что движется, и как им заблагорассудится. Мне дела нет! Лишь бы их покупали! А за непревзойденное качество их и красоту я и буду получать мои 700 000.

Данфер. Вы сказали ей, что получаете 700 000?

Шатле. Ну да, почему бы и нет! К тому же эта идиотка решила, что это в месяц. Не вижу, что здесь плохого. Это мои деньги, и я их зарабатываю без всякого состояния души. Если русским наши ракетные члены представляются самыми сексуальными, самыми навороченными, и если они предпочитают именно их вогнать в чеченские или еще шире — во все мусульманские задницы планеты, я эти искусственные члены готов им продать, как только им будет, чем заплатить. А если мои вибраторы придутся по душе мусульманам и они захотят с их помощью поиметь демократов, за то, что те требуют для женщин равных прав с мужчинами, то им я тоже не откажу. Не собираюсь также отказываться ни от того, чтобы хлопать по заднице своих секретарш, будто это мячи для гольфа (это метафора, конечно!), ни от моих семисот тысяч, потому что я стою этих семисот тысяч, а буду стоить и 800, и больше того! И потом я совершенно не в курсе, кто их покупает! Не имею ни малейшего представления! Если это продается, значит, кто-то так решил! От меня требуется только, чтобы они функционировали!

Данфер. Вы абсолютно правы.

Шатле. Если я еще раз с ней встречусь, так прямиком всё и выложу!

Данфер. Кроме шуток, так всё и скажете?

Шатле. Именно так!

Данфер. Черт! Ну, вы и нахал! Но все же поосторожней с конторой.

Шатле. В любом случае передачка-то у Пале-Рояля бездарная. Я рад, что не пришлось в ней участвовать. Явись он собственной персоной, чтобы уговорить меня представлять Хай-Тек в его программе, я отвечу НЕТ. Прямо так и скажу: «Жан-Мари Пале-Рояль, убирайтесь к черту!»

Данфер. Прямо так и скажете?

Шатле. Буквально так! А вы как думали? И этой ассистенточке его… Боже, когда подумаю, что позволил себе коснуться рукой ее лошадиных лосин! Вот это было напрасно, грубая моя ошибка! Так или иначе, она пусть тоже катится колбасой! Вместе со всеми, кто смотрит их мещанскую передачу, и слушает хреновину, которую она несет на Радио-Сканнер. Шучу, конечно… говорю глупости! Надеюсь, вы не подумали, что это всерьез?

Данфер. Разумеется, не подумал.

Шатле. А вы что обо всем об этом думаете?

Данфер. Я, знаете ли, вообще политикой не занимаюсь.

Шатле. Правда, я забыл, вы — как я: не любите лицемеров… Кстати, о лицемерах, известно вам, что Одеон хочет удочерить албанскую девочку?

Данфер. Лучше бы занимался родным своим сыном.

Шатле. В конечном итоге мне его жалко… теперь, когда все его поносят, а Монпарнас собирается уволить. Знаю, что это глупо, с моей стороны, но эта история с албанской девочкой меня ужасно взволновала.

Данфер. А я убежден, что он играет на публику.

Входит Гренель

Гренель. Приветствую вас, господа. Не знаете, Берси здесь?

Данфер. Думаю, вот-вот появится.

Шатле. Должен сказать, что мне очень понравилось ваше интервью.

Гренель. Благодарю.

Шатле. Вы-то сами в это верите?

Гренель. Во что?

Шатле. В то, что говорите. В историю с бойней, например…

Гренель. Разумеется, верю.

Шатле. Если Монпарнас вас слушал, он, должно быть, вдоволь потешился.

Гренель. Почему?

Шатле. Потому что всё, что вы сказали, жутко наивно, Мишель. Чего вы молчите, Данфер, не согласны со мной?

Данфер. Однажды мне довелось обедать за одним столом с Монпарнасом. Не думаю, что он вас слушал. Не думаю, что его вообще предупредили. Знаете, Монпарнаса люди интересуют лишь в тот момент, когда они делают глупости. В этом случае он обожает повторять: «И чему только их учат в этом Политехе, черт подери!» Это его излюбленная формула при увольнении: «и чему только их учат в этом Политехе, черт подери!» Однако если вы нормально делаете свое дело, он и знать не знает, кто вы такой. Монпарнасу ничего не ведомо о вашем существовании, милая Мишель.

Шатле. Но вас-то, по крайней мере, он знает, раз вы с ним обедали.

Данфер. Скорее всего, он обо мне и не вспомнит. Я для него лишь один из неведомых выпускников Политеха. И, так же, как и вам, Мишель, мне бы хотелось изменить это представление и продемонстрировать свои возможности.

Шатле. А я видел его только на гольфе, и он, в самом деле, почти совсем со мною не разговаривал, интересовал его только мой Давид. Знаю, однако, что нравлюсь ему, потому что не так уж и плох на лужайке и еще потому, что ношу белые клубные пиджаки от Вестона… Вроде бы его это забавляет… В остальном же я, как и вы, Данфер, политикой не занимаюсь. Мой сын берет это на себя, вместо меня, он-то настоящий чемпион.

Гренель. Мысленно возвращаясь ко всему мною сказанному, понимаю, что ничего другого о нашей работе я сказать и не могла. Это был, мне кажется, единственный приемлемый вариант, вы согласны?

Шатле. Безусловно, безусловно.

Гренель. Или же надо было отказаться от интервью. Вообще-то это не мой жанр. Я всегда выкладываю всё, что думаю… так пусть Монпарнас по крайней мере, над этим посмеется.

Шатле. Ах, уж эта молодость, ах, уж эти женщины!

Гренель. А вы циник.

Шатле. Циник — не думаю, но уж точно, что богохульник, как все, когда дело касается армии. Вы всё молчите, Данфер, не согласны со мной?

Данфер. Вы знаете, что я политикой не занимаюсь.

Шатле. Да, я тоже, как и вы, в сущности, политикой не занимаюсь.

Гренель. Вы не занимаетесь политикой?

Шатле. Я уже сказал, что нет.

Гренель. Берси так не считает.

Шатле. Вот как, почему же?

Гренель. Он страшно на вас сердит.

Шатле. Вот как, почему же?

Гренель. Из-за того, что вы наговорили этой журналистке. Он считает, что, если бы она не показала свою статью ПР-директору, как было договорено, мы бы дорого за это заплатили. У «Космоса» огромный тираж. А вы как будто высказались довольно круто. В конторе большой переполох.

Шатле. Она мне не сказала, что напишет статью. Ну и мерзавка! Бегу к ПР-директору! (Шатле уходит).

Данфер. Извините за выражение, но Шатле — просто мудозвон. Всё, что он наговорил этой журналистке, совершенно неприемлемо, не так ли?

Гренель. Неприемлемо то, что он попался в ее западню.

Данфер. Эта история разлетится по всем крупным предприятиям.

Гренель. Да … правда … и ему не поздоровится… никто уже не захочет доверить ему что бы то ни было. Всё-таки надо следить за тем, что говоришь… хотя бы минимально.

Данфер. Особенно, если говоришь журналистам.

Гренель. А вы слышали передачу?

Данфер. Само собой. Вы были на высоте.

Гренель. Серьезно?

Данфер. Ну, раз я сказал…

Гренель. Не скрою, мне это приятно.

Данфер. Я бы не сказал, если бы так не думал. Вы были безупречны.

Гренель. Спасибо.

Данфер. У вас отличный голос… хорошо поставленный и в то же время проникновенный. Уже по тембру видно, что вы человек — неконфликтный… это большое достоинство.

Сцена 10

Отдельный кабинет в большом парижском ресторане.

Берси. Американцы предлагают усовершенствованную инерционную систему спутниковой навигации, что снимает необходимость в управлении на последнем этапе.

Монпарнас. И что из этого следует?

Берси. Это как у нас, но подешевле.

Монпарнас. Перепил я этого помроля… Каковы их дополнительные меры?

Берси Предприятие Американ-Игл в Англии, где уже занято 1800 человек, заявляет, что может открыть еще 600 рабочих мест, если получит комплексный запрос на продукцию, соответствующий его нынешним возможностям.

Монпарнас. И здесь американцы выиграют, если нам нечего будет им противопоставить. Было бы глупо… Обязательно нужно организовать серьезную команду для изучения совокупного предложения, например, по противотанковому оборудованию. Есть у вас интересные люди?

Берси. Да.

Монпарнас. Здесь потребуется тонкая работа, ручная сборка своего рода.

Берси. Шатле?

Монпарнас. Только не Шатле! С ним покончено! Согласен, он хорошо играет в гольф, сын его — будущий чемпион, но этого недостаточно. Слишком много глупостей он натворил. С этой журналисткой, например…недопустимо.

Берси. Он очень точно и быстро ориентируется в поисках потенциальных клиентов на рынке, уверяю вас…

Монпарнас. Повторяю, пусть думает, что хочет, но пусть держит язык за зубами, его болтовня недопустима. У «Космоса» огромный тираж. Вы отдаете себе отчет в том, что, если бы журналистка не дала прочесть свою статью вашему ПР-директору, как было договорено, мы бы дорого за это заплатили. Сами-то вы читали статью? Уверен, что нет. Так я вам процитирую, послушайте. Шатле: «Моя фирма может продавать производимые мною ракеты кому угодно, меня это не касается, у меня по этому поводу нет никакого состояния души. Единственное, что меня интересует, чтобы мои ракеты были самыми разрушительными на рынке и лучше всего продавались». Журналистка: «Вы считаете, что эта коммерческая логика совместима с моралью?». Шатле: «Мне платят за то, чтобы я придерживался именно этой логики». Нет, нет и нет, это ни в какие ворота! Такое в газетах не печатают. Берси, я надеюсь, что вы наведете порядок в вашем ведомстве. Мне пришлось вмешаться и выступить в роли цензора, а я, поверьте, этого терпеть не могу! Мне это не по душе! Глупо, в самом деле, этот Шатле был таким блестящим человеком… столько мне доставил удовольствия на открытых играх в Бретеше. Вполне свой парень, мне такие нравятся… носит клубные пиджаки от Вестона… но, повторяю, на всё можно наплевать, что просачивается в печать, но только не на нравственность! И чему только их учат в Политехе, черт подери!

Берси. Что вы хотите, мораль падает.

Монапарнас. Не верьте, я докажу вам обратное. Вчера я обедал с главой канцелярии министра Обороны. И он рассказывал мне о русском авианосце, который американцы превратили в плавающее казино

Берси. «Адмирал Грушков»?

Монпарнас. Да, «Адмирал Грушков», просто наводненный кока-колой и нарко-долларами. 220 метров в длину, 35 000 тонн железа, ощетинившегося артиллерийскими орудиями и начиненного бик-маками, гамбургерами и кетчупом! Хватит на всех балтийских селедок, чтобы заполучить понос… Короче говоря… игроков доставляют на борт из Флориды русскими боевыми вертолетами. Какова картинка! Русский, советский, скажем, брежневский авианосец, преобразившийся в гигантский притон для рулетки. Это как, не волнует вас, с точки зрения морали?

Берси. Эээ…

Монпарнас. Возможно, затея эта покажется вам гениальной, барочной, исключительно современной? А если бы это был французский авианосец? Именно такой вопрос задавали мы себе вместе с главой Канцелярии… Ведь можно было бы очень выгодно продать, например, «Генерала де Голля», когда мы сокращали вооружение. Вы представляете себе наш лучший авианосец, весело скользящий вдоль авиабазы в прекрасной тулонской гавани и наполненный загорающими голозадыми телами? А если бы сдать в аренду, например, наши ядерные подводные лодки — «Грозный» и «Сокрушительный» и там организовать «клубничку» — можно гомосексуальную, можно гетеросексуальную, неважно… «Сокрушительный» — для гетеросексуалов, а «Грозный» — для гомиков… одновременно или поочередно… но непременно в режиме погружения, будьте добры… и под «техно» на полную катушку… на глубине двести метров… Представляете себе?

Берси. Эээ…

Монпарнас. Французскому государству это могло бы дать немалый доход, как говорили мы с главой Канцелярии… Что вы об этом думаете, Берси?

Берси. Эээ…

Монпарнас. Правильно, Берси… это немыслимо, как и сказали мы друг другу с главой Канцелярии… ибо это французская армия! Ибо это «Генерал де Голль»! И поскольку Тулон находится во Франции! Видите ли, у нас есть нравственность…давнишняя основа морали. По отношению к некоторым вещам немного нравственности сохраняется у всех. И слишком уж вы пессимистичны, миленький мой Берси, когда говорите, что мораль падает. Банальность, не более того. Этот кретин Шатле ничего не понял. И вам следует очень срочно найти кого-то другого для изучения совокупного предложения… И всё-таки со спаржей помар идет лучше, он тонизирует лучше, чем помроль… Итак, долой Шатле, посмотрим, кто у нас еще на примете…

Берси. Неплох был бы Одеон… я знаю, что вы его поддерживаете…

Монпарнас. То есть, как это поддерживаю?.. Нет, только не он!

Берси. Так или иначе, но на моем последнем общем собрании в пятницу он предложил коэффициент, неестественно завышенный, который лишает нас какой бы то ни было конкурентоспособности… Возможно, правда, что это была случайность… у него много и достоинств.

Монпарнас. Нет, нет, нет у него никаких достоинств!

Берси. Но ведь вы поддерживали его…

Монпарнас. Я поддерживал Бернара Одеона, потому что он способствовал нашему выходу на рынок Боингов. Вот вы говорите, что он слишком прямолинеен, что не способен правильно высчитать коэффициент… Меня это не удивляет…

Берси. Вот как?

Монпарнас. Жаль только его разработок…

Берси. Вы имеете в виду контактные блоки?

Монпарпас. Одеон был очень талантлив… впрочем, и помар неплох… Но я не могу больше доверять Одеону, потому что он нестабилен психологически, психически нестабилен… физиологические нестабилен. Вам известно, что члены его семьи содержатся в психушке?

Берси. Я что-то слышал об этом, но…

Монпарнас. И, кстати, та разработка действительно принадлежала ему? Я больше ему не доверяю… мне очень жаль… Эта история с психушкой меня приводит в замешательство… Надо все же быть поосторожней, черт подери!.. Мало ли что, черт подери!.. Ладно, кто еще?

Берси. Данфер…

Монпарнас. Данфер, это кто?

Берси. Что вам сказать? Тоже из Политеха, не такой блестящий, как Шатле, но методичный, скромный, эффективный.

Монпарнас. Вернемся, пожалуй, к помару… Серьезно, Берси, что вы обо всем этом думаете?

Берси. Вы спрашиваете, возможно ли поручить Данферу совокупное предложение?

Монпарнас. В конце концов, вы сами должны разбираться с вашими кадрами, это дело Дельта-Эспас и меня не касается. Вам решать, кто войдет в команду по совокупному предложению. А, в самом деле, как вам помар? Это вопрос вице-президента, почти Президента, квази- Президента. Ну-ка, Берси, отвечайте мне со всей серьезностью.

Берси. Производит впечатление!

Монпарнас. А что я вам говорил! Никогда вы меня не слушаете. Поверьте, я знаю толк в винах. Когда я говорю, что вино хорошее, можете доверять мне безоговорочно. Но вернемся к нашим заботам. Ваша Гренель все еще не начала играть в гольф?

Берси. Нет, она занимается лыжами.

Монпарнас. Цермат? Прямо вижу, что она катается в Цермате, так?

Берси. Совершенно не в курсе. Может быть. Мне кажется, что она скорее ездит в Австрию.

Монпарнас. А я держу пари, что в Швейцарию, в Цермат! Но, по правде говоря, что Австрия, что Швейцария, — мне абсолютно безразлично. Пусть катается, где хочет, меня это не касается. Плевать я хотел на то, где катается Гренель, а вы нет?

Берси. Эээ… ну да, я тоже.

Монпарнас. Ну как, Берси, получится у вас сбагрить эти мои свечки англичанам? А, Берси? В сущности, ведь мы встаем на защиту концепции единой Европы, и англичане не должны нас кинуть, должны остаться с нами. Но, что вы хотите, эти англичане, они всегда так, им непременно надо помогать, непременно. Они хотят преференциального режима? Отлично, они его получат, мы им построим пару заводов, откроем новые рабочие места, если уж им так этого хочется. И катитесь к такой-то матери!

Берси. Но в этих условиях нам нелегко будет заработать деньги.

Монпарнас. Вот почему необходимо воспользоваться логикой американцев и создать совокупное предложение. Тогда всё, что в одном месте потеряете, выиграете в другом. Это как с женщинами… Вам понятно, о чем я говорю? Совокупное предложение, и очень быстро, ваш ход, Берси.

Берси. Проблема с англичанами всегда состоит в том, что тебе кажется, будто всё уже закончено, а на самом деле это не так. Даже когда контракт подписан, они будут продолжать торговаться о том, чего в контракте нет.

Монпарнас. Вот я и говорю: и катитесь к такой-то матери!

Входит Гренель

Метрдотель. Сюда, пожалуйста.

Монпарнас. Сударыня, вы опаздываете, что достойно порицания и вдвойне невежливо, поскольку я вынужден вам об этом сказать.

Гренель. Прошу прощения.

Монпарнас. Избавьте нас от ваших извинений, не заставляйте в них поверить, потому что я ненавижу поддаваться на женскую ложь… Лучше попробуйте эту спаржу, она придает вкус помару. Берси, правда, отличный помар?

Берси. Настоятельно рекомендую вам, Мишель, признать его превосходным, ибо он и в самом деле хорош.

Монпарнас. Лучше и не скажешь. Итак, как он вам?

Гренель. Проблема бургундских вин в том, что, когда они не слишком высокого качества, в них чувствуется привкус фруктового сока. Это вино высокого качества, но со спаржей я всё же предпочитаю бордо.

Монпарнас. Вы совершенно правы, этот помар мочой отдает. (Метрдотелю) Принесите помроль.

Метродотель. Слушаюсь.

Монпарнас. Знаете, мне всё это не нравится. Совсем не нравится. Мне прокрутили передачу этого Радио-Лазер…

Гренель. Сканнер.

Монпарнас. Лазер, Сканнер — какая разница, звучит одинаково претенциозно. Ладно, пусть будет Радио-Сканнер. Почему вы не зашли ко мне перед интервью… надо было зайти. Я бы имел удовольствие вас повидать.

Гренель. Эээ…

Монпарнас. Вы даже не подумали об этом?

Гренель. Нет, господин Президент.

Монпарнас. Почему вообще вы ни разу ко мне не зашли, с тех пор как год назад пришли работать на фирму? Уверен, что у вас была масса поводов со мной проконсультироваться, так?

Гренель. Эээ…

Монпаранас. Вы даже не подумали об этом?

Гренель. Мне очень жаль, господин Президент…

Монпарнас. Должно быть, слишком были поглощены своим делом, чтобы обратить на меня внимание.

Гренель. Ах, ах, ах…

Монпарнас. Знаете, я не такой уж дурак и прекрасно вижу, что в этой компании мною пренебрегают. Конечно, ко всему можно привыкнуть, но все-таки еще обидней, когда тобой пренебрегает женщина… Дорогая Мишель Гренель, прошу вас, попробуйте этого помроля. Мне он, правда, поднадоел, и все же он вас всегда застает врасплох. Вы еще и не пригубили, а ваше нёбо уже замирает в предвкушении.

Гренель. Это любимое мое вино.

Монпарнас. И мое тоже, дорогая моя, мое тоже. А вам как, Берси?

Берси. Как всегда, превосходно.

Монпарнас. Ну, ладно. На следующей неделе у меня свидание с министром Обороны по поводу ракет. Он готовится к встрече со своим британским коллегой и хочет иметь полную картину достигнутого на переговорах: что уже сделано, что осталось сделать, словом, — всё, всё, всё. Я уже переговорил с вашим директором, он не против того, чтобы вы меня сопровождали. Не вынуждайте меня к объяснению причин, иначе мне придется поведать об особой чувствительности министра Обороны к присутствию хорошеньких женщин. И, надеюсь, ваш директор не станет мне возражать, а, Берси? Теперь вам понятно, почему в подобной ситуации наш выбор пал на вас?

Гренель. Очень вам признательна.

Монпарнас. Но поскольку предусмотренная встреча — не совсем канканчик и будет носить все же достаточно официальный характер, нам следует ее подготовить. Вы находитесь на передовой линии переговоров, если можно так сказать, и я нисколько не сомневаюсь, что вам прекрасно удастся выявить различные особенности британских, американских, израильских и французских позиций и составить из них безупречный по вкусу букет для министра. Куда сложнее будет добиться его поддержки, ему ведь тоже придется рискнуть. И какую же стратегию следует нам избрать, дорогая Мишель Гренель, исходя из достигнутых на сегодняшний день результатов? Есть у вас идеи?

Гренель. Идея должна принадлежать вам, господин Президент.

Монпарнас. Окажись вы на моем месте, с глазу на глаз с министром, что бы вы ему сказали?

Гренель. От него требуется поддержка, но только без давления на англичан. Англичане не любят, когда их учат.

Монпарнас. Хорошо. А что вы думаете, дорогая моя Мишель, о нынешней фазе переговоров?

Гренель. Думаю, что у американцев на данный момент имеется некоторое преимущество, и было бы желательно очень быстро пустить в ход совокупное предложение. Предложить, например, англичанам противотанковое оборудование.

Монпарнас. Абсолютно то же самое советовал и ваш директор как раз перед вашим приходом. Мишель, почему вы не хотите научиться играть в гольф?

Гренель. Вы полагаете, что министр Обороны задаст мне этот вопрос?

Монпарнас. Это мой вопрос к вам, Мишель. Вы непременно должны к нам присоединиться в воскресенье в Бретеше, я вас обучу некоторым штучкам.

Гренель. Я обожаю то, что вы называете штучками, господин Президент.

Монпарнас. Записываю вас на воскресенье. Обучу вас свинговать в совершенстве.

Гренель. Я всегда стремлюсь к совершенству, господин Президент.

Монпарнас. Берси, как вы собираетесь поступить с Шатле? Избавьтесь от него, он слишком далеко зашел! Просто не понимаю, как это он смог сказать этой журналистке, что я продвигаю Одеона, потому что он мой не то племянник, не то крестник, какая мерзость, черт подери! Он мне не крестник и не племянник! И у меня нет никакого желания стать предметом бабских сплетен и пересудов! Этот Шатле ведет себя, как баба, что вызывает у меня отвращение! В моем семействе нет психиатрических больных, и поставим на этом точку! И для окончательной ясности: их никогда и не будет! (Гренель). Прошу прощения, малыш, я вспылил. А как он показал себя в работе?

Гренель. У меня с ним были только хорошие отношения, господин Президент. Он — большой любитель женщин.

Монпарнас. Понимаю, но этого недостаточно! Берси, напоминаю, что у нас свидание с Президентом Лувром у него в офисе (Гренель) Я вас оставляю. Не забудьте про воскресенье, дорогая Мишель.

Гренель. Не забуду, господин Президент.

Берси. А завтра утром, Мишель, позавтракаем вместе у меня в кабинете, чтобы проработать визит к министру.

Гренель. Договорились. Благодарю, господин Директор.

Монпарнас. Возьмите мою машину, офис Лувра в двух шагах.

Гренель. Благодарю, господин Президент.

Монпарнас. Простите мне еще один вопрос. У вас есть мужчина?

Гренель. Не здесь, господин Президент.

Монпарнас. Спасибо (Гренель уходит). Отличная попка!

Берси. Отличная попка, господин Президент!

Монпарнас. И попкой ведь не ограничивается, Берси. Спереди она тоже совсем не дурна, а?

Берси. Тут нечего и спорить, господин Президент.

Монпарнас. Это вы взяли ее на службу, Берси? Мои поздравления! Не скучаете, должно быть. Устройте так, чтобы она была в воскресенье, я хочу, чтобы она познала газон, заделаю с ней луночку, а то и две, чтобы ее испытать. Уверен, что она протащится от лужайки! И повнимательней, Берси, никаких глупостей в передаче Пале-Рояля. Я хочу иметь полную информацию относительно всего сказанного там, вы слышите? Чтобы на сей раз никаких историй с ПР-директором… О вашем повышении поговорим в следующий раз, сейчас надо всё решить со сбытом. В такой фирме, как наша, всегда было непросто попасть в административный совет.

Сцена 11

Холл Дельта-Эспас, пятница, 9 часов утра.

Шатле. Здесь дышать невозможно. Ей-богу, я рад, что сматываюсь. Никогда мне не хотелось надолго задержаться в этой конторе и сделать здесь карьеру. Для этого потребовалось бы слишком кардинально всё изменить. А Берси не из тех, кто способен навести порядок! Так что, вряд ли что тут изменится! Хорошо, что ухожу! Да, я … просто в бешеном восторге! Значит, на будущей неделе?

Одеон. Если невозможно будет устроиться в Тиране, мы всё закончим по дороге. Она такая красивая, взгляните на фотографию, глаза огромные.

Шатле. Вы мне уже показывали…вчера утром и вчера вечером.

Одеон. Да, действительно… я волнуюсь каждый раз, когда на нее смотрю.

Шатле. Она красивая.

Одеон. Все будут ее любить. Я очень взволнован.

Шатле. И правда, есть отчего… я вас понимаю.

Одеон. Мы спасем ее от катастрофы и подарим настоящую жизнь. Я уже люблю ее.

Шатле. А как ее зовут?

Одеон. Сначала мы хотели назвать ее Этуаль, но подумали и решили, что это несколько претенциозно.

Шатле. Да, Этуаль… для албанки… я не уверен, то есть, мне кажется, как-то напыщенно.

Одеон. В конце концов, решили назвать Европой, такое будет у нее имя.

Шатле. Да, Европа лучше, вы правы, звучит красиво и основательно.

Одеон. Да, Европа — это прекрасно… Европа.

Шатле. Как прошла вчера ваша беседа у Альстхома, они вас берут?

Одеон. Плохо прошла. Должно быть, я чересчур был уверен в себе. Во мне скопилось столько мерзостей внешнего мира, что это плохо на меня повлияло. Надо бы поменьше пить кофе и побольше транквилизаторов, а, возможно, и наоборот, не знаю. Такое ощущение, словно в голове у меня постоянно жужжит муха. А как у вас с Буйгом?

Шатле. Работа совершенно не соответствовала искомой. Жалкая работенка, никакой самостоятельности, дьявол меня побери!

Одеон. А Лионские воды?

Шатле. Бесспорно, место отличное. Но не всё понятно, не всё так очевидно. Я должен получше познакомиться. Они там фанатики…полные фанатики своего дела… я на них запал, особенно на директора по кадрам, рыженькая такая с белой кожей, очень сечет в психологии, похожа на Мирей Пигаль из телесериала, от которой я тащусь! Еще одна из тех, кто захочет, чтобы я сделал ей ребенка.

Одеон. Стало быть, вы согласились?

Шатле. Пока думаю, есть еще хорошее предложение от Пешиней, но я предпочитаю не торопиться и как следует всё продумать… не хотелось бы оказаться под началом какого-нибудь из моих бывших товарищей по карьере… Ну, да ладно, а вы-то как, Одеон, у вас как всё складывается? Вы мне ничего не рассказали о том подходящем месте, где и люди были интересные, что-то связанное с экспортом?

Одеон. Да, было такое, но я быстро понял, что не буду в прямом контакте с этими людьми. И, знаете, это не совсем директорское место. Кроме того, мне сказали, что мой графологический анализ несовместим с графологическим анализом генерального директора. Надо было, наверное, принять побольше транквилизаторов.

Шатле. Это помогает?

Одеон. Надеюсь, что так…Но почерка все равно изменить не может. Я всё спрашиваю себя, что же может быть в моем почерке такого уж несовместимого. А вы, что вы думаете о моем почерке?

Шатле. Даже и не знаю… я вашего почерка не знаю.

Одеон. Нате, посмотрите мою записную книжку (Пауза) Ну как?

Шатле. …Даже и не знаю, что подумать, я ведь не графолог.

Входит Данфер

Данфер. Приветствую вас, господа, всё хорошо? Не знаете, Берси на месте?

Шатле. Плевать я хотел, дорогой мой Данфер, на месте он или нет. Еще недельку здесь протяну, а потом пошли вы все к такой-то матери, как говорят древние греки! Все равно вкалываем впустую.

Данфер. Лично у меня нет такого ощущения.

Шатле. Потому что вы наивный человек!

Данфер. Что вы этим хотите сказать?

Шатле. Полно, полно, вы прекрасно знаете, что выигрывает контракт не самый компетентный, а тот, кто больше всех роздал шоколадок.

Данфер. Только не с англичанами. Они все же европейцы!

Шатле. Ну и что, поэтому отличаются от всех остальных?

Данфер. Это была бы большая неожиданность.

Шатле. Да что вы вообще об этом знаете? Даже если бы была и неожиданность. Хорошо известно, что, если любишь шоколад, сопротивляться бесполезно, будь ты англичанин или кто другой.

Данфер. Не надо, не надо, то, что вы говорите, просто смешно.

Шатле. А если бы речь шла не об англичанах, а об арабах, вас бы это меньше шокировало, не так ли? С арабами ведь всё иначе, правосудие закрывает глаза, средства информации закрывают глаза, все закрывают глаза, потому что так уж повелось: дабы встретиться с кузеном Абдаллахом и сладить с ним дельце, его нужно зарыть в шоколад с головы до ног. Но у нас, на Западе, мы никакими махинациями не занимаемся, у нас по-другому повелось. Все притворяются, что верят, будто можно продавать ракеты, как продают конфеты в магазине Самаритен или кружевные трусики в магазине Бонмарше. На самом деле, продавать оружие — дело чертовски сложное.

Данфер. Вы просто обижены, оттого что уходите… я вас понимаю.

Шатле. Ну, ну, ну…только не пытайтесь заставить меня поверить, что можно заключить контракт просто так, единственно потому, что команда оказалась «топ», а цены «чип»… Какая наивность!

Данфер. Вы — пессимист.

Шатле. Да, я пессимист. Но такой контракт, как этот, можно заключить, только если руки полны шоколада, Данфер! И там, наверху, это хорошо известно! Так что, ни моя, ни ваша компетенция тут совершенно ни при чем.

Одеон. То, что вы говорите, обескураживает.

Шатле. Потому что это правда, дорогой мой Одеон! И совсем необязательно быть Иисусом Христом, чтобы это понять. Оглядитесь-ка вокруг, мы одни, старичок, в полном одиночестве.

Данфер. Хорошо, хорошо, до скорого (Уходит).

Шатле. Обратили внимание, как этот тип высоко себя несет? С тех пор, как его пригласили на прямой эфир к Пале-Роялю, он слетел с катушек и растерял последние шарики. Вы будете смотреть эту передачу? Я — нет! Чтобы лишний раз видеть их гнусные рожи и слышать лицемерные и якобы здравомыслящие речи о последних модах в военно-промышленном комплексе, нет уж, увольте! Только не это! А сам этот Пале-Рояль с его повадками жуликоватого и всем на уступки идущего священника! Какая дрянь! Хотел бы я попасть к нему на передачу хотя бы ради того, чтобы сказать всё, что я думаю по поводу его демагогической морали и дурацкой черной маечки под черным пиджаком! Какая пакость! А Гренель, она, видите ли, не собирается садиться ко мне в кадиллак. Кстати, теперь уже незачем и садиться, поскольку я уже ее трахнул.

Одеон. Вот как?

Шатле. А вы как думали? Но она совсем не подарок… под этими ее пиджаками — вполне банальная мымра… мещаночка… истеричка! Кстати, в пиджаках или без все они — шлюхи! А, кстати, как поживает ваша сестра?

Одеон. Неплохо, но почему вы спрашиваете?

Шатле. Сам не знаю, просто захотелось узнать, лучше ли она себя чувствует… то есть, я хочу сказать… она из больницы-то вышла?

Одеон. Она там никогда и не была. Вы что-то перепутали.

Шатле. А я думал, что она тяжело больна… то есть, нездорова психологически.

Одеон. К счастью, она никогда и ничем не болела. Чувствует себя отлично.

Шатле. Ах, вот как? Извините меня, я, видимо, спутал ее с кем-то другим.

Одеон. Да, спутали, должно быть. Сестра моя продолжает работать над докторской диссертацией, и сегодня вечером я у нее ужинаю.

Шатле. Тем лучше! Но как бы то ни было, нет в жизни ничего необратимого…

Одеон. Вы ничего мне не ответили насчет моего почерка.

Шатле. Сказал же я вам, что не графолог. Это ведь отдельная и вполне дурацкая профессия! Вроде психоанализа!

Одеон. Ну, хоть что-нибудь, малейшее наблюдение, мне это важно! Никто мне ничего не говорит! Я хочу знать, понимаете?!

Шатле. Да мне кажется, нормальный почерк.

Одеон. Повнимательней посмотрите!

Шатле. Если посмотреть повнимательней, то да, точно, можно найти смешное, у ваших t нет палочки наверху…

Одеон. И что это означает?

Шатле. Откуда я знаю? Кстати, а в других случаях вы эту палочку вполне употребляете.

Одеон. Это что, еще хуже?

Шатле. Не факт.

Одеон. Да, конечно же, хуже! Жан-Жак! Спасибо, что вы разговаривали со мной так по-дружески (крепко пожимает ему руку).

Шатле. Я не сказал вам ничего особенного (Пауза). Бернар, насчет Гренель я вам солгал, я ее не трахал.

Сцена 12

Разговор по телефону.

Одеон. …Билет на самолет у тебя на руках? …Да, Европа звучит красиво, лучше, чем Этуаль…и вообще, для маленькой девочки это попроще… Да, мне нравится это имя — Европа, пусть оно и не слишком распространенное… С работы я ухожу в конце этой недели… У меня будет большое выходное пособие, не волнуйся… Квартиру пока можем оставить за собой… Нет никаких оснований для беспокойства, как-никак у меня имеется послужной список, отличный послужной список… Нет, даже представить себе не могу… не знаю… не понимаю, как это могло произойти… Монпарнас?… Нет, мне не удалось к нему пробиться… Да, обязательно позвоню еще раз…Жан-Жак Шатле хотел продать мне один из своих кадиллаков… Я отказался… Покупает Данфер, но он хочет все три… Европа — это очень красиво…я правильно сделал… пусть ее зовут Европа… Не беспокойся… Я в полном порядке… До вечера.

Одеон достает из кармана пистолет и стреляет себе в рот.

Сцена 13

В павильоне на поле для гольфа, понедельник, 15 часов.

Монпарнас. Не повезло вам, что вы пришли на смену такому исключительному человеку, как Одеон.

Данфер (у него в руках бокал с коньяком) Знаю, господин Президент.

Монпарнас. Работы у вас будет невпроворот. Но, между нами, постарайтесь все же освободить себе для гольфа утренние часы в воскресенье.

Данфер. Ах, ах, ах!

Монпарнас. Очень важно сохранять душевное равновесие. У всех директоров, особенно в нашем концерне, существует тенденция к забвению столь важного тезиса. Итак, за дело, поведайте нам… Я очень плохо осведомлен относительно своих директоров. Это отличный коньяк, как он, на ваш вкус?

Данфер. Захватывающий, господин Президент.

Монпарнас. Так пусть захватит вас до конца. У вас есть история болезни в психиатрической клинике?

Данфер. Ах, ах, ах! Неужели я похож на безумца?

Монпарнас. О, нет. Но вы вполне могли бы иметь историю болезни в психиатрической клинике, чтобы при этом я ничего не знал, и никто не знал. Вы не ответили на мой вопрос.

Данфер. У меня нет истории болезни.

Монпарнас. Как я могу это знать наверняка?

Данфер. Это нетрудно проверить, господин Президент.

Монпарнас. Не так уж легко, не так уж легко. Известно вам, что у Бернара Одеона такая история имелась?

Данфер. Нет, я этого не знал.

Монпарнас. Я тоже не знал. Видите, это легко можно скрыть. Совершенно не выношу, когда от меня скрывают правду. Известно вам, что я выставил Бернара Одеона вовсе не потому, что он был некомпетентен, и не потому, что он, по сути, страдал психическими отклонениями, я выгнал его потому, что он мне солгал. Пусть он будет тысячу раз сумасшедшим, но пусть это скрывает, вы согласны?… Еще коньяку?

Данфер. Меня уже захватило, господин Президент.

Монпарнас. Тогда не препятствуйте процессу. Но, будьте уверены, мы ни у какого-нибудь Золя, где персонал выбрасывают на улицу, как футляр от сигар! Нет, Бернар Одеон получил большое выходное пособие. Хай-Тек в его смерти не повинен… очень рад был поболтать с вами и поздравляю с хорошим проходом. Редко бывает, чтобы за такой короткий период тренировок удавалось достичь таких результатов.

Данфер. Благодарю, господин Президент.

Монпарнас. Надеюсь, у нас еще будет случай поиграть вместе…

Сцена 14

В павильоне на поле для гольфа.

Монпарнас. А вы, которая в курсе всего, вы знали, что Бернар Одеон страдает психическим расстройством?

Гренель. Разумеется, господин Президент.

Монпарнас. Как? И ничего мне не сказали?

Гренель. Я думала, что вы знаете, как и все.

Монпарнас. Нет, мне никто ничего не сказал. Я всегда узнаю последним, так нельзя! Вам следовало немедленно меня предупредить, Мишель.

Гренель. Но это донос!

Монпарнас. Ну и что? А как же, по-вашему, я об этом, в конце концов, узнал, а? А вы как узнали?

Гренель. Мы вместе работали над контрактом. Все, кто над этим контрактом работал, само собой, были в курсе.

Монпарнас. То есть, как это само собой? Кто-то ведь узнал первым и сказал другим. Вот вам, к примеру, кто сказал?

Гренель. Филипп Данфер, господин Президент.

Монпарнас. Ну вот, так рождаются сенсации! А он как узнал?

Гренель. От Одеона…

Монпарнас. Который постоянно твердил ему о своей депрессии, о депрессии его сестры, которая не давала ему спать ночами… и о своем шизонутом семействе?!

Гренель. Бернар Одеон очень доверял Филиппу Данферу.

Монпарнас. Что и требовалось доказать… Дорогая Мишель, мне никогда бы не одолеть шефа Канцелярии, если бы не ваше участие. Обычно выигрывает он, и он это запомнит. И в один прекрасный день ему захочется, чтобы вы были с ним.

Сцена 15

Павильон на поле для гольфа. Монпарнас переодевается.

Монпарнас. А вы сильны.

Данфер. В гольфе?

Монпарнас. Нет, игрок вы никудышный и никогда больших успехов не добьетесь. Зато я нахожу, что вы очень сильны как психолог. Я не заметил, что Бернар Одеон так неустойчив и склонен к депрессиям, вы же почувствовали это прежде меня… в глубине души вы предвидели его самоубийство. Браво! В самом деле, браво! (Данферу) Мои туфли (Данфер подает ему туфли и носки. Монпарнас надевает носки, потом в продолжение своей тирады снимает брюки и поло для гольфа. В течение всего монолога остается в кальсонах). Зато вы не смогли предвидеть, что Бернар Одеон пустит себе пулю в рот непосредственно на предприятии, а не в машине, не у себя дома, не дома у сестры, ибо я предполагаю, что сестра у него, действительно, была!.. Однако всего не предвидишь. Вы — опасный человек. Я рад, что на иерархической лестнице стою над вами, а не рядом… заметьте, что я мог бы вас уволить…но, поразмыслив, решил, что лучше иметь вас в числе сторонников Хай-Тека, а не его противников. Счастлив, следовательно, сохранить вас среди нас, в то время как столько директоров покинуло меня в этот момент… Шатле, Одеон…(Данферу) Мою рубашку (Данфер передает ему рубашку и остальную одежду на протяжении последующего текста) Кстати, о смерти Одеона. Необходимо, чтобы кто-нибудь представлял нашу группу на похоронах…дожидался бы похоронных дрог у входа на кладбище… шел за гробом, в одиночестве, перед семьей и кортежем… следовал по аллеям впереди всей процессии… медленно так продвигался бы в молчании, которое сменяет шум шагов, и первым бросил бы розу на крышку гроба…чтобы кто-нибудь пробормотал с горестным видом обязательную апологетическую речь у склепа… вдохновенно промямлил соболезнования семейству, сжимал плечо вдовы, обнимал сирот… короче, нужен кто-нибудь, кто умеет плакать… плакать публично, хочу я сказать. Я попрошу у господина Берси, вашего директора, чтобы он нашел добровольца, кого-то достаточно искушенного в этом жанре упражнений… но и быстрого в то же время, потому что нельзя затягивать процедуру… и, что самое главное, такого человека, которого бы выбрал сам Бернар Одеон… к кому он испытывал доверие… кто был ему другом… лучшим его другом… так было бы проще, вы согласны?

Данфер. Я вынужден покинуть вас, господин Президент, так как меня ждут на передаче Пале-Рояля.

Монпарнас. Хорошо! Я вас не задерживаю. Одно только слово: похороны предусмотрены на завтра или на послезавтра?

Данфер. Я не знаю, господин Президент.

Монпарнас. Хорошо! Не забудьте о вашей передаче и не теряйте времени. Ступайте!

Сцена 16

Отдельный кабинет в большом парижском ресторане.

Монпарнас. Как только я узнал название передачи, у меня сразу возникли опасения. «Оружие, которое нами правит», это звучит тенденциозно.

Берси. Вы были безупречны! И так телегеничны!

Монпарнас. Спасибо, Берси, дружочек. Данфер не смог бы держать удар. И я его подкосил. Признаю, что это было некоторым образом свинство, с моей стороны, — сказать ему, что я выйду вместо него как раз в тот момент, когда ему уже накладывали грим. Думаю, что он меня ненавидел, когда грим начали смывать, но что делать, у меня перед ним никаких обязательств нет. Необходимо было броситься на амбразуру, а у меня было такое желание. Более того, было желание броситься на амбразуру вместе с Гренель! Представить ее на экране вместе с Данфером было непереносимо. И потом это было бы тактически невыгодно.

Берси. Вот именно.

Монпарнас. А со мной передача вышла на другой уровень… Красивая, элегантная женщина — что может более упрочить позиции национальной обороны. Отмечу в скобках особые заслуги шляпы от Лакруа, этого удивительного модельера. Какая строгость и какая линия, дорогой мой Берси! Нам это обошлось дорого, но игра стоила свеч.

Берси. Позвольте мне, в свою очередь, снять перед вами свою шляпу, господин Президент.

Монпарнас. С чего бы это, дружочек мой, Берси? По какому поводу?

Берси. За то, как вы ответили по поводу позиции демократов в вооруженных конфликтах.

Монпарнас. О, я только расставил всё по своим местам.

Берси. И отлично расставили, вот что я хотел сказать.

Монпарнас. Пришлось. Волну гнать не надо, понимаете. Пусть каждый уходит со своей идеей под мышкой, а мы будем продолжать заниматься своим делом. Ходить на такие передачи надо с полной уверенностью в их бесполезности. Именно от этой печки надо танцевать в диалоге со всякими там Жан-Мари Пале, будь они с Роялем или без, в большой теледержаве или в малой. Он вполне симпатичный, этот Жан-Мари Пале, но я ним абсолютно не согласен. Алкивиад и Фемистокл — это совершенно разные люди. Алкивиад был гениальным космополитом… гражданином мира, поэтому он и предал… Дабы утвердиться, Западному миру следовало отождествить себя с миром греческим.

Берси. Что вы имеет в виду?

Монпарнас. Да всё, православие и отклонения от него. Мы все вышли оттуда, из парадокса, который из этого проистекает, из этой онтологической тревоги, разве нет? Вам это трудно понять, Берси!

Берси. В самом деле, господин Президент, но я в восхищении.

Монпарнас. Это и есть то, что называется культурой, дружочек мой, Берси. Во всяком случае, мы с министром Обороны выиграли по очкам. Он очень оценил мое присутствие на амбразуре. Именно мое, а не какого-то там ПР-директора, замдиректора, помдиректора… Могли быть и вы, например, точно, точно, вы вполне могли бы участвовать в этой передаче в качестве представителя группы, но он высоко оценил то, что был именно я. Элита, попросту говоря. Никому не говорите, Берси, но я чувствовал, как они счастливы, что такую замечательную промышленную группу, как Хай-Тек, представляет такой человек, как я. Как хотите, но я не собирался им возражать…Послушайте-ка, Берси, что касается вашего включения в административный совет, то пока что не получается. Момент для этого крайне неудачный. Вооружитесь терпением.

Берси. Мне не привыкать.

Монпарнас. Скажу вам правду, Берси, должен ее сказать, за нами следят.

Берси. Я знаю, господин Президент.

Монпарнас. Если пресса вмешается в это дело, Министерство обороны будет всё отрицать, а Хай-Тек послужит предохранителем и сгорит. Нам остается лишь молить Бога, черт подери…Кстати о Боге, надо бы сделать что-нибудь для жены Одеона. Что-нибудь значительное. Ну, чек на крупную сумму. А на похоронах много-много цветов, венок… роскошный венок… с лентой… огромной лентой… от Хай-Тека. Рассчитываю на вас в части надгробной речи. Найдите кого-нибудь в Дельта-Эспас. Данфер прекрасно с этим справится, это компенсирует ему неучастие в передаче на телевидении… Берси, когда находится идиот, кончающий с собой на рабочем месте, работодателю никак нельзя оплошать с похоронами.

Сцена 17

Холл Дельта-Эспас.

Гренель. Надеюсь все же, что мы выиграем контракт.

Данфер. О, вам прекрасно известно, что в любом случае причина выгодной сделки отнюдь не в том, что имеется топ-команда и чип-цена.

Гренель. Мне нравятся эти ваши выражения — «чип» и «топ»…

Данфер. Они возникают спонтанно… сами приходят в голову.

Гренель. Знаете, я разговаривал с женой Одеона после похорон. Она находит, что вы очень искренний человек.

Данфер. Благодарю, я очень тронут.

Гренель. Это всегда вызывает волнение, могила, кладбище… да еще и речь…

Данфер. Надо же было хоть что-то сделать для бедняги Одеона.

Гренель. Весьма проникновенная была эклога. Его жена находилась под сильным впечатлением от ваших оценок, от тех свидетельств личной дружбы, которую вы, якобы, поддерживали с ее мужем, и от помощи, которую вы ему оказывали в последнее время… она считает, что вы обладаете… как бы это сказать… прекрасными человеческими качествами.

Данфер. Послушайте, да…каждый делает, что может. В конце концов, он ведь был симпатичным человеком.

Гренель. Страшно ранимым, во всяком случае, страшно ранимым.

Данфер. Он потерял веру… вот чего никак нельзя было допустить.

Гренель. Верно, он потерял веру в себя самого.

Данфер. В себя и в других. А я вот доверяю и себе, и окружающим меня людям.

Гренель. Я тоже.

Данфер. Вам, например, доверяю.

Гренель. Я тоже вам доверяю.

Данфер. Знаете, я верю, что наше общее будущее проходит через это разделенное доверие…

Гренель. У нас полное взаимопонимание…Я узнала, что вы собираетесь выступить с докладом во время дней Сорбонны?

Данфер. Кто вам сказал?

Гренель. Булурн. И тема вашего доклада — «Нравственность и крупная индустрия»?

Данфер. Надеюсь, вы придете?

Гренель. Я получила предложение от Министерства обороны и скоро, возможно, перейду в канцелярию министра, но с удовольствием приду на эти дни Сорбонны, если будет время.

Данфер. Вы уходите в канцелярию министра!? Какое повышение! Поздравляю!

Гренель. Знаете, на самом деле, это вовсе не так безоблачно, как можно было бы подумать. Вроде бы там такое место, где все друг другу пакостят…

Сцена 18

В залах музеев Лувра. Отдел французской живописи XVII века.

Монпарнас. Я все спрашиваю себя, был ли знаком капитан Дрейфус с этой картиной… или, скорее, спрашиваю себя, что бы сказал капитан Дрейфус, если бы увидел эту картину так, как мы. Прямо перед собой.

Берси. До или после вынесения приговора?

Монпарнас. Полагаете, что это имеет значение?

Берси. Возможно, что до вынесения приговора он бы мог поверить в эту аллегорию, но после уже ни за что бы не поверил.

Монпарнас. Чтобы вновь поверить в нее после оправдания? Если бы вы, Берси, были капитаном Дрейфусом, и все свои надежды вложили в эту картину, если бы признали в этой величественной и прекрасной деве с прозрачными глазами вашу внутреннюю истину… что бы вы сделали, узнав о своем осуждении?

Берси. Я бы в клочья разодрал эту картину обломками своей сломанной сабли, господин Президент.

Монпарнас. А после реабилитации вы бы эти клочки склеили и пали бы на колени перед сим старцем-искупителем?

Берси. Вполне вероятно.

Монпарнас. Ладно. Но вы не капитан Дрейфус. Будем надеяться, что эта Горгоны никогда не предстанут ни для вас, ни для меня в обличье военного трибунала… или чаши с цикутой, или, что еще… публичного разжалования, тюрьмы, конфискации имущества и т. д. и т. п. Если бы Бернар Одеон пустил себе пулю в рот не в собственном кабинете, а перед этой картиной, что бы вы подумали?

Берси. Если бы Одеон покончил с собой перед этой картиной, это означало бы, вне всякого сомнения, что он оказался жертвой клеветы…

Монпарнас. Какой клеветы?

Берси. Не знаю, господин Президент.

Монпарнас. Думайте.

Берси. По отношению к капитану Дрейфусу?

Монпарнас, Пожалуйста, ни слова больше о капитане Дрейфусе.

Берси. В чем мог быть оклеветан Бернар Одеон?

Монпарнас. Думайте!

Берси. Это нелегко, поскольку всё — из области предположений.

Монпарнас. В этой области и ищите!

Берси. В чем могли бы обвинить Бернара Одеона? Не вижу…

Монпарнас. Если бы вы были его недругом, думайте хорошенько.

Берси. Право, ничего не могу придумать… его могли бы обвинить в том, что он передал секретные документы какой-нибудь иностранной державе?

Монпарнас. Да, забудьте же вы о капитане Дрейфусе, прошу вас! Повторяю, Бернар Одеон не имел ничего общего с капитаном Дрейфусом, разве что тоже закончил Политех, как и тот.

Берси. Поразмыслим, он ведь покончил с собой от отчаяния…

Монпарнас. Хочу вам заметить, что самоубийством всегда кончают от отчаяния, независимо от места действия.

Берси. Я думаю, господин Президент… Единственное отрицательное суждение, высказанное в его адрес, — его психическое расстройство… Вы полагаете, что это клевета?… Но кто бы мог так поступить?

Монпарнас. Соперник, должно быть. А вы могли бы это сделать?

Берси. Оклеветать моего соперника? Разумеется, нет, господин Президент. У меня совесть есть… Поскольку место Одеона занял Данфер, я предполагаю, что клеветник — он?

Монпарнас. А вы проницательны, Берси, я оценил вашу способность к дедукции.

Берси. Я сегодня же его уволю, господин Президент… он поступил отвратительно…

Монпарнас. А если ради вашего вхождения в административный совет, понадобится, чтобы вы отказались от увольнения Данфера, вы согласны сохранить это в секрете?

Берси. Нет, господин Президент, если это действительно так, я пойду до конца и уволю мерзавца!

Монпарнас. То есть согласитесь отказаться от административного совета?

Берси. Да, господин Президент.

Монпарнас. Ваше назначение у меня в кармане… хотите, чтобы я вам его показал?

Берси. Покажите мне его, господин Президент.

Монпарнас. Вот оно… Реабилитация Одеона или ваше вхождение в административный совет.

Берси. Почему вы навязываете мне этот выбор?

Монпарнас. Чтобы подвергнуть испытанию ваши амбиции, дружочек мой, Берси…

Берси. Разве так уж необходимо быть подлецом, чтобы войти в административный совет Хай-Тека?

Монпарнас. Необходимо, чтобы, оказавшись в группе, вы умели закрывать глаза на некоторые действия, несовместимые с вашими принципами, как вы сумеете закрыть глаза на обстоятельства смерти Одеона ради возможности войти в административный совет, когда вы туда войдете. Речь, стало быть, идет о вашей инициации своего рода. Будем считать, что все не так уж серьезно… ибо в конечном итоге, вы, возможно, совершили в вашей жизни гораздо худшие вещи, хуже, чем Данфер.

Берси. В таком случае, зачем навязывать мне дополнительную подлость?

Монпарнас. Затем, что недостаточно стать подлецом, надо еще, чтобы это стало известно, для чего нужны доказательства и свидетели. Я буду вашим свидетелем… Ну как?

Берси. Вы ставите меня в унизительное положение, господин Президент.

Монпарнас. Так задумано, так задумано.

Берси. И всё же мы не оставим этого негодяя в Дельта-Эспас!

Монпарнас. Выбор за вами, дорогой друг: административный совет или же посмертная реабилитация Бернара Одеона.

Берси. Нельзя позволить ему участвовать в днях Сорбонны. После того, что он совершил, я не могу разрешить Данферу делать доклад на тему «Нравственность и крупная индустрия».

Монпарнас. Да нет же, напротив! Он сделает нам рекламу. Ну?

Берси. Я в унижении, господин Президент.

Монпарнас. Невозможно войти в административный совет такого концерна, как наш, сохраняя невинность непорочной девы. Вы думаете, как лично я стал президентом?!.. Преклоните колена, Берси, и вы получите от меня ваше назначение, я посвящаю вас!

Берси. Но не здесь же, господин Президент, не в Лувре!

Монпарнас. Нет, Берси, именно в Лувре!

Берси. Но здесь люди кругом, господин Президент.

Монпарнас. Плевать я хотел, притворитесь, что у вас развязались шнурки (Берси опускается на колени). Вот ваше назначение, я вас посвящаю (Берси поднимается на ноги). Как видите, Берси, оба мы имеем доказательства, что живопись эта — благочестивая ложь, не более.

Конец

1

Вместо имен всех персонажей, автор употребляет названия станций парижского метро

(обратно)

2

Разные сорта бургундского красного вина

(обратно)

3

Разные сорта бургундского красного вина

(обратно)

Оглавление

Даниель Бесс Директора

Сцена 1

Сцена 2

Сцена 3

Сцена 4

Сцена 5

Сцена 6

Сцена 7

Сцена 8

Сцена 9

Сцена 10

Сцена 11

Сцена 12

Сцена 13

Сцена 14

Сцена 15

Сцена 16

Сцена 17

Сцена 18 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg