«Чуть лучше бога»

Чуть лучше бога (fb2) - Чуть лучше бога 429K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Васильевич Сокольских

Евгений СОКОЛЬСКИХ

Чуть лучше бога

Психологическая драма с элементами гротеска. Моралите. Пьеса в одном действии.

Действующие лица:

Остап ‒ 18 лет.

Марина ‒ 18 лет, девушка Остапа.

Аделаида Рудольфовна Зайцева ‒ 45 лет, мать Остапа.

Иван Андреевич Зайцев ‒ 38 лет, её муж, отец Остапа.

Рубцовск, 2016

Картина первая

Вечер. Квартира Зайцевых ‒ современная, хорошо обустроенная. Сцена разделена на две части: Гостиная и кухня. В гостиной: диван, комод, на нём фотографии в рамках, журнальный столик, на котором стоят графин с водой и стакан, на стене книжные полки, где, помимо книг, много всякого хлама, среди которого есть корзинка с лекарствами. В кухне: обеденный стол, диванчик, шкаф, раковина. На столе чайник. Кухня уходит в затемнение, единственным освещённым местом на площадке остаётся гостиная, где на диване целуются Остап и Марина.

Марина: Твои родители скоро придут?

Остап: Нет, они пошли в оперу, это минимум часа на три (тянется за поцелуем).

Марина: (Слегла, отталкивая Остапа) А я вот тоже люблю оперу, почему мы никогда туда не ходим?

Остап: (немного нервно) Ты сама-то туда ходила? Там же невозможно разобрать слова.

Марина: На входе же дают либретто.

Остап: Его я и дома могу почитать, какой тогда смысл в этой трёхчасовой тягомотине?

Марина: (поучительно) Люди ходят в оперу, чтобы наслаждаться музыкой!

Остап: (встаёт с дивана) Наслаждаться музыкой? Знаешь, далеко не все. Дело в том, что я с раннего детства слышу о том, что нужно быть человеком светским, культурным, ходить в театры, оперы, дорогие рестораны и всё для того, чтобы меня мог заметить какой-нибудь дядюшка-депутат и помог наладить связи на будущее. Ты думаешь, мои родители большие любители хорошей музыки и нечленораздельных стонов оперных див? Всё это фарс, фальшь, для того, чтобы минут двадцать в фойе поговорить с влиятельными персонами и не более того, а потом несколько часов кряду мучить себя, желая поскорее уйти из этого ада. Я не такой, как мои родители, и, если мне, действительно, не нравится опера, то я не собираюсь себя насиловать, чтобы прослыть тем, кем я и не являюсь.

Марина: Но тебе не обязательно быть таким, как твои родители, я знаю, что ты другой, но…

Остап: (перебивая Марину) Что но?.. Я думаю, мы разобрались с этим. Если хочешь, я могу достать тебе пару билетов, и сходишь со своей подругой.

Марина: Дело совсем не в том, хочу я или нет в оперу, дело в том, что мне хочется идти туда именно с тобой!

Остап: Да мы же дни напролёт проводим вместе. Иногда ради тебя мне даже приходится откладывать важные игры, где возможно срубить большие бабки. Да, мы ходим не в оперу, а в кино, не в дорогие рестораны, а в обычные закусочные, и, вместо того, чтобы снять комнату в самом лучшем отеле города, я привожу тебя в дом своих родителей, но это мои убеждения, и если не хочешь меня потерять, подчиняйся, пожалуйста, моим правилам. Иначе я решу, что ты со мной только ради денег! (Отворачивается от Марины, скрестив руки).

Марина: (взволновано) Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что это не так. Мне важно, чтобы мы были вместе, потому что я люблю тебя, а с любимым, как говориться, рай и в шалаше. Да, я сама ради тебя на всё готова! За тобой хоть на край света! Но это из другой оперы… а если про оперу, то это же совсем другое, дело же не в деньгах… но если ты ничего не хочешь об этом слышать, то конечно, я не буду настаивать… (подходит к Остапу и обнимает его сзади)

Остап: (никак не реагируя на объятья) Вот и хорошо!

Марина: Кстати, ты уже сказал родителям, что мы собираемся жить вместе?

Остап: Пока ещё нет…

Марина: (с обидой отходит от Остапа) Но Остап, ты же понимаешь, что нагрузка в универе всё растёт и растёт, а ещё и сессия на носу, мы не сможем, как прежде проводить столько времени вместе. Знаешь ли, это тебе не школа, где мы могли надеяться на снисхождение учителей и убегать с уроков, чтобы покататься на катамаране. Я теперь буду освобождаться поздно, да и ты со своими делами…

Остап: (оправдываясь) Марина, ты ведь в курсе, что не всё так просто. Ты не знаешь мою мать, для неё мои отношения ‒ это ферзь в её «шахматной игре», потому сказать ей про то, что мы будем жить вместе ‒ все равно, что сесть на пороховую бочку и самому же поджечь запал. К этому делу нужно тщательно подготовиться, а не то ТАКОЕ может случиться…

Марина: (Почти гневно) Мы с пятого класса вместе, а ты нас даже нормально не познакомил. Твоя мать меня только на общей фотографии видела, а когда твой отец увидел нас на улице, ты сказал, что я просто твоя одноклассница и не более того.

Остап: А что я, по-твоему, должен был ему сказать? (Делает дураческий голос) Прости папа, но я несколько лет встречался с этой девушкой и не обмолвился об этом и словом с вами?

Марина: (Постепенно повышая голос, обидчиво) А что бы они такого тебе сделали? Ты, как последний трус, боишься пойти наперекор своим родителям и сказать о том, что ты влюблён и, кстати, очень давно! Знаешь, я ради тебя поругалась со своими родителями, и теперь мне приходиться тесниться в общежитии. А ты что сделал ради меня, кроме того, что упрекаешь меня в любви только за деньги?

Остап: (Продолжает оправдываться, уходя в безразличие) Ну, пойми меня правильно. Мои родители… они… они тираны… они лишат меня всего… они закроют все мои счета… они перепишут наследство на племянника моей матери, если я сгоряча подойду к этому вопросу…

Марина: (потеряв терпение) То есть это мне, по-твоему, нужны только деньги? Ты меркантильный слюнтяй! Мы ведь оба знаем, зачем нам жить вместе: чтобы ты мог заниматься со мной сексом; так вот, я ухожу от тебя прямо сейчас, так что обломись, ты больше никогда меня не увидишь!

Остап: (нехотя подходит к Марине, пытаясь её обнять) Да, успокойся… мне тоже не нужны деньги… просто они ничего не позволят мне сделать, ты их не знаешь, они найдут миллион других рычагов, с помощью которых можно на меня давить…

Марина: (Сбрасывая с себя руки Остапа) Конечно же ‒ я их не знаю, ты же нас не знакомишь! Я устала от этого, я ухожу…

Остап: (Умоляя) Марина, остановись, я обещаю, что сегодня же я поговорю с родителями, не уходи, пошли лучше в мою комнату. (Берёт Марину за руку и уводит в кулису)

затемнение

Картина вторая

Загорается свет только в кухне. Иван Андреевич моет руки, Аделаида Рудольфовна берёт в шкафу бутылку мартини, наливает в стопку и выпивает. Иван Андреевич берёт стопку, собирается налить себе, но Аделаида Рудольфовна, не проявляя никаких эмоций, выхватывает у него бутылку и ставит обратно в шкаф.

Аделаида Рудольфовна: (присаживаясь на диванчик) Фух, наконец-то, дома. Господи, я думала, это безумие никогда не закончиться. Ещё, как назло, рядом сидел мер города и всё время пялился на меня и задавал глупые вопросы, связанные с тем бредом, происходящим на сцене, как будто на экзамене, даже вздремнуть было нельзя. И что он прицепился ко мне?..

Иван Андреевич: (Моет стопку) Может, потому что ты цеплялась к нему во время антракта, да так, что он от тебя чуть ли ни бегал?

Аделаида Рудольфовна: Ну, это же не повод меня пытать!

Иван Андреевич: Зачем ты, вообще, ходишь в оперу, если для тебя это целая каторга?

Аделаида Рудольфовна: (ещё более раздражённо) Да, потому что ты болван, вот почему! До сих пор жалею, что тебе отдала свой бизнес, восемнадцатилетнему мальчишке. Всё развалил, раздарил, теперь мне приходиться самой связи возобновлять, чтобы тебя ‒ олуха ‒ было кому поддержать в трудную минуту.

Иван Андреевич: (сохраняя прежнее спокойствие) Ты вообще уверена, что настанет эта трудная минута? Когда я стал директором, то, знаешь ли, дела в гору пошли. Не сразу, конечно, но научился же, теперь нас ни один конкурент не догонит, а ты говоришь ‒ развалил… а подарки, как без них-то? Мои ребята, не покладая рук, пашут, поначалу на одном сухпайке жили, да надеждами на светлое будущее, а почему? Да потому, что верили мне! Они же и кормили нас, как я вот так возьму и оставлю их всех?

Аделаида Рудольфовна: Нашёлся тут аскет-альтруист, матерью Терезой себя возомнил. Хорошо же на чужих харчах жить, да управлять тем, что не твоими руками строилось. Как был у меня мальчиком на побегушках, так и остался…

Иван Андреевич: (теряя терпение) Может уже хватит? Ты, в конце концов, моя жена и фамилию мою, чёрт возьми, носишь!

Аделаида Рудольфовна: Да уж, дал бог фамилию: Зайцев! Ну и чудеса, всё наоборот ‒ из князей в грязь. А ведь какая прекрасная у меня княжеская фамилия была: Меншикова. И что меня чёрт дёрнул с тобой связаться…

Иван Андреевич: Ты уж сильно-то не разглагольствуй по этому поводу, мы же проверяли, помнишь? Сколько денег тогда отвалили, когда ты захотела себе княжеский титул якобы вернуть. А оказалось, что никакого родства с Александром Меншиковым у тебя и не было!

пауза, Аделаида Рудольфовна вспыхивает, молча встаёт с диванчика, отходит в сторону и отворачивается, скрестив руки.

Аделаида Рудольфовна: (пытаясь парировать) а ты у нас, Иван, всё по операм ходишь, дабы музыкой насладиться… Лучше бы работай своей наслаждался, а то мало того, что тряпка, ещё и лентяй последний, и сына себе, такого же лентяя, воспитал. Я сегодня в университет заходила. Сказали, что он занятия прогуливает, а последнюю проверочную по «Праву» на низший бал написал. Кстати, где он? С ним по этому поводу мне нужно серьёзно поговорить.

Иван Андреевич: (Спокойно) Адель, послушай. Ему уже восемнадцать лет. Как ты помнишь, в этом возрасте я ему уже отцом стал, а ты всё его контролируешь, вздохнуть нормально не даёшь.

Аделаида Рудольфовна: (яростно) А ну, цыц, что это ты, муженёк любимый, тут устроил? Сам, значит, образование не получил, устроился ко мне в фирму «лакеем», да тебе просто повезло, что я тогда на тебя повелась, сукин ты сын. Ты что хочешь, чтобы Остап по твоим стопам пошёл? Да я лучше умру, чем позволю это сделать!

Иван Андреевич: (слегка заикаясь) Ну, я же не это хотел сказать… а то, что…. Ну, понимаешь, ты ведь даже не спросила его, хочет ли он быть юристом…

Аделаида Рудольфовна: Хочет! Я так сказала!

Аделаида Рудольфовна идёт в гостиную, Иван Андреевич идёт следом. Свет в кухне гаснет и освящается теперь другая половина сцены. Аделаида Рудольфовна подходит к комоду и вытаскивает три листочка 4А.

Аделаида Рудольфовна: Кстати, Иван, я видела его сегодня с этой девкой, они обжимались у нас перед подъездной дверью. Ты её видел? (протягивает Ивану Андреевичу первый листок)

Иван Андреевич: (усердно пытаясь вспомнить) Ну, вообще-то не припомню…

Аделаида Рудольфовна: Я сначала тоже так подумала, что не видела её, а потом вдруг вспомнила. Посмотри на его школьную фотографию (протягивает ему второй листок) Это же его одноклассница!

Иван Андреевич: (ошеломлённо) Так, постой, ты, что следишь за Остапом?

Аделаида Рудольфовна: Да нет же, Иван. Никто ни за кем не следит. Просто они стояли, я их с балкона увидела и дай, думаю, сфотографирую. (Кладёт на журнальный столик продемонстрированные фотографии. Один из листков продолжает вертеть в руках)

Иван Андреевич: А потом решила распечатать на принтере фотографию, да?

Аделаида Рудольфовна: Ну, да-да, чтобы лучше было видно… так вот, я узнала, что её зовут (смотрит на оставшийся в руках листок и во время всего монолога сверяет с ним всё, что говорит.) Гуситская Марина, учится на первом курсе филологического факультета, сейчас живёт в общежитии, потому что поругалась со своими родителями, а родители у неё, я тебе скажу… отец, Алексей Васильевич, представь себе, слесарь, а мать, Зинаида Валерьевна, вообще, санитарка в поликлинике. Как только Остапа дёрнуло попасться на эту нищебродку, неужели все нормальные бабы перевелись… и, самое главное, оказывается, они встречались втайне от нас уже несколько лет!

Иван Андреевич: Постой, ты узнала всю её биографию, где она живёт, и сколько наш сын с ней встречается?

Аделаида Рудольфовна: Ну, да-да, чтобы было яснее… Не сбивай меня с мысли, Иван. Так вот, я хочу, чтобы ты сходил к ней и предложил денег, тысяч двадцать, ну, можно чуть больше, если попросит, и скажи, чтобы она их взяла и больше никогда не виделась с нашим сыном, и, лучше, вообще, уехала куда-нибудь из этого города, а то я сделаю так, что её выгонят из университета, и она не сможет нигде и никогда больше работать, кроме, как на панели, а если это не сработает, скажи, что родителей её ждёт ещё более неприятная участь, потому что на панель они уже возрастом не проходят, так ей и передай. Понял, дорогой?

Иван Андреевич: (срываясь на крик) ты с ума сошла, что ли? Никуда я не пойду! Что ты, вообще, за цирк устроила? Тебе лечиться надо!

Аделаида Рудольфовна: Иван! (подозрительно) Ты что, не желаешь счастья нашему мальчику?

Иван Андреевич: Конечно, желаю, но…

Аделаида Рудольфовна: (перебивая) Тогда ты не позволишь какой-то малолетней шарлатанке развести нашего Остапа на деньги или что ещё хуже, пробудить в нём чувства, потому что для него уже готовится хорошая партия.

Иван Андреевич: С чего ты взяла, что она шарлатанка?

Аделаида Рудольфовна: (грозно) Я всё сказала, уйди с глаз моих! Будешь мне ещё возражать…

Входит Остап

О: Я дома… (пытается уйти в другую кулису, но его за руку останавливает мать)

А. Р.: Стой, ты ничего не хочешь мне сказать?

О: эээээ… добрый вечер! (опять пытается уйти)

А. Р: (твёрдо) Нет, это не то, что я хотела от тебя услышать.

О: эээээ… (неуверенно) я тебя люблю, мам?

А. Р: это, конечно, похвально, но всё равно не то… а расскажи, как у тебя дела на учёбе?

О: (невозмутимо) Всё нормально, мам. А что?

А. Р: а, как твоя контрольная?

О: (ещё более невозмутимо и в последующем пытается держаться так же) написал.

А.Р: (испытывая) и?

И.А: (Остапу) Можешь даже не пытаться, она как всегда всё знает. (А. Р.) а тебе пора уже напрямую спрашивать, что ты с ним, как с младенцем, сюсюкаешься?

Остап пытается уйти

А.Р: (прикрикнув) я ещё никого не отпускала. Когда исправишь?

О: На следующей практике. (Хорохорясь) И давай больше не будем поднимать вопрос о моей учёбе, я ‒ взрослый человек, сам могу с этим разобраться.

А. Р: Так же разобраться, как со своей шалашовкой?

О: О которой из них ты говоришь?

А. Р: Да, о той, что пытается тебя заарканить и забрать все мои деньги!

О: Круг подозреваемых не сузился…

А. Р: Я вот об этой (берёт фотографию со столика и протягивает Остапу)

О: А, так ты об этой… хороший снимок. Сама снимала или спутник выкупила для слежки?

А. Р: Меня твои колкости совсем не трогают. Эта девочка нам не подходит. Ты уже вышел из школьного возраста, и, потому, настало время подумать о достойной кандидатуре.

О: (с опаской, но твёрдо) Опять ты лезешь в мою жизнь. Я сам знаю, что мне нужно!

Звонок в дверь. Иван Андреевич идёт открывать дверь. Появляется Марина.

И. А: Здравствуйте, милая барышня, вы к кому?

Марина: Я к Остапу, он дома?

И. А: О, да, он дома… а Вы ‒ Марина?

М: да.

И.А: А меня зовут Иван Андреевич, очень приятно, Марина. Входите, я сейчас вам его позову. (Кричит) Остап!

Иван Андреевич и Остап сменят друг друга.

О: (почти шёпотом, оглядываясь) Ты что здесь делаешь?

М: (раздражённо, но с облегчением) Вообще-то, я полтора часа прождала тебя в кафе, и ты не брал трубку.

О: А, точно, мы хотели встретиться, прости, я был занят.

М: А предупредить? Я очень за тебя волновалась, вдруг с тобой что-нибудь случилось?

О: Я забыл, что ты меня ждёшь. Да, и что могло со мной случиться, ты, как всегда, наводишь панику.

А.Р.: (Кричит с гостиной) Остап, кто там? Почему не приглашаешь в дом? (проходит в коридор, видит Марину, смотрит на неё с подозрением, но и с явным любопытством).

О: (Марине)Тебе пора! (матери) она уже уходит!

А.Р: Уверен, что уходит?

М: (непосредственно) Здравствуйте, как я давно мечтала с вами познакомиться, меня зовут Марина (протягивает руку)

А.Р: (высокомерно, презрительно. Здесь и далее с Мариной) Вот как, давно мечтали со мной познакомиться? Ну, что же, меня зовут Аделаида Рудольфовна, фамилия моя, вернее моего мужа, я думаю, вам известна. (Руки не подаёт в ответ)

М: Мне очень приятно!

А.Р: Я слишком хорошо разбираюсь в людях, чтобы верить в то, что вам в данный момент очень приятно. Знаете ли, высокое общество даёт о себе знать. Кстати, мне понравилась ваша фраза: «…как я давно мечтала с вами познакомиться». Знаешь ли, дитя, простите меня за фамильярность, что порою фразы, родившиеся в нашей голове спонтанно, и о которых мы привыкли даже не задумываться, составляют наш психологический портрет намного лучше, чем, например, долгий самоанализ и бесконечное копание в себе. Читали Канта? ‒ То, что я сейчас сказала, очень близко к тому, что он пытался до нас донести, хотя и очень перекликается с оговорками по Фрейду, но это совсем не то…

М: (сожалея) Простите, я его не читала…

А.Р: Действительно? Студентка филфака и не знакома с Кантом? Ах, ну, да, это мы не проходили… а я вот своему сыну ещё в младенчестве его читала.

О: (раздражаясь) Мама, может уже ближе к теме, Марина очень торопится. Правда, Марина?

А.Р: Да, я почти закончила. Так вот, вы сейчас мне сказали, что мечтали со мной познакомиться, а я вот мечтаю о том, чтобы купить себе Эйфелеву башню и сделать так, чтобы мои дети, а у меня единственный сын, были счастливы. И о чём же это говорит? О том, что ваша спонтанная фраза, выскочившая как бы ради приличия, говорит о вас как о бесперспективном человеке, разменивающегося по мелочам и потому, милочка, следите за тем, что вылетает из ваших красивых уст.

М: (тихо) По правде говоря, наши мечты немножечко схожи…

А.Р: Вы про Эйфелеву башню?

М: Да нет же, я про счастье вашего сына…

А.Р: (с искренним удивлением) Вот как?

О: (Выталкивая Марину к двери) Марина, тебе пора уходить, ты же сказала мне, что очень торопишься!

А.Р: Остап, пусть немного задержится, я думаю, нам полезно будет друг с другом поговорить, тем более, что, как видишь, она никуда сильно и не торопится, а её общежитие закрывается только в двенадцать.

Приходит Иван Андреевич

И.А: (Остапу с негодованием) Может не стоит гостью держать в коридоре так долго, Остап? (Марине Обходительно) Марина, проходите, пожалуйста, в гостиную, можете не разуваться, у нас это не принято.

Проходят в гостиную. Марина и Остап усаживаются на диван, Аделаида Рудольфовна стоит, облокотившись на комод, Иван Андреевич время от времени присаживается на спинку дивана рядом с Мариной, чаще, когда пытается её защитить от напора Аделаиды Рудольфовны. Остап достаёт телефон и не отрывается от него почти весь диалог, только время от времени вставляя короткие реплики.

А.Р: Марина, расскажите о себе.

М: А Остап обо мне не говорил? Просто мне показалось, что вы знаете обо мне очень даже многое. Особенно про мою учёбу.

А.Р: Ну, он говорил, только не всё. Так, отрывками, местами, событиями. Правда, Остап?

О: (безучастно здесь и в последующем) Угу…

А.Р: Кто твои родители? Извини, можно я буду обращаться к тебе на «ты»?

М: (искренне, с грустью, местами будто оправдываясь) Да, конечно. Я не возражаю… Мои родители ‒ обычные трудяги. У них ещё старый склад ума, они, скажем так, не могут смириться, что Советский Союз развалился, и приходится теперь жить немного иначе. Для них идеал ‒ это человек трудящийся для блага мира, и, чаще всего, голыми руками и не за деньги, а за булку хлеба и трудодни. Как бы то ни было, но я их очень сильно люблю. Знаете ли, я поздний ребёнок, мой брат почти на десять лет меня старше и давно уже уехал из этого города, куда-то в деревню, даже не сказал, куда и зачем. И потому мне приходится одной их любить, хоть и сейчас мы немного повздорили, и, иногда, я даже понимаю своего брата, мне тоже хочется вот так взять и уехать, и я знаю, что они меня простят, ведь брата‒то простили… Ой, мне очень неловко, что я вам всё это рассказываю.

И.А: (нежно, как и в последующем к Марине) Да, брось ты, Мариночка, мы тебя прекрасно понимаем, всем иногда хочется высказаться и нам очень приятно, что ты решила это сделать именно у нас в гостях. (С напором) Правда ведь?..

Повисла тишина

А.Р: Из-за чего вы поругались?

О: (резко оторвавшись от телефона) Мама, ну, это не наше дело.

А.Р: Почему же не наше дело? Мы должны знать, чего стоит ожидать от людей, которых приглашаем в дом.

И.А: Марина, ты можешь не отвечать на этот вопрос.

А.Р: (настойчиво) Мариночка, ответь если тебя это не затруднит.

М: (с явным нежеланием отвечать) Мы просто не сошлись мнениями.

А.Р: Ты не сошлась с родителями мнением и потому ушла из дома? Это довольно эгоистично. И нельзя представить, каково твоим родителям, ведь ты их бросила. А, знаешь ли, девочка, у супругов часто не сходятся мнения, и что? После каждого спора ты считаешь нормальным уходить от мужа и детей? Женщина должна быть терпеливой и податливой. Мне кажется, что ты ещё не готова строить какие-либо отношения, даже неформальные, с таким-то характером.

М: (с обидой) Мне кажется, что вы всё нарочно переворачиваете… при чём тут муж и дети? Я просто ушла из дома своих родителей. Я ‒ совершеннолетняя девушка, и сама могу решить, где и с кем мне жить. В том понимании, в котором вы относитесь к этому, я никого не бросала.

А.Р: А вот Остап бы так с нами не поступил, я права?

О: (продолжая быть безучастным, как и в последующем) Что?

А.Р: Я говорю, ты бы не стал бросать своих любимых родителей из-за пустой прихоти и всплеска гормонов!

О: Мама, давай закроем эту тему!

А.Р: А что я такого сказала, я лишь отметила, что ты ‒ воспитанный молодой человек, будущий семьянин, который не будет связывать свою жизнь с пустым местом!

И.А: (настойчиво) Ада, ты перегибаешь палку, прекрати смущать девушку.

А.Р: Иван, это ты её смущаешь, что вечно над ней нависаешь, а мы просто мило беседуем.

И.А: Я ни над кем не нависаю, я лишь пытаюсь защитить милое создание, чтобы ты не накинулась на неё и не забрызгала слюной.

А.Р: (Высокомерно)Я прошу так со мной не разговаривать, Иван… кстати, Мариночка, знаешь ли ты свою родословную? В наше время это становится очень важным аспектом при строительстве новой семьи. Как говориться (вдохновенно) “tirée à êpingles”.

М: (с недоумением) Что, простите: «натянутая на четырёх булавках»?

А.Р: (почти перебивая Марину) Не уходи от ответа, что там на счёт твоей родословной?

М: (со смущением) Да, я толком ничего про неё не знаю. В нашей семье родословной никто не интересовался.

А.Р: Разве так бывает? А тебе рассказывал Остап, что мы ведём род от князя Меншикова?

Раздаётся громкий смех отца

О: Ну, мам!

А. Р: (повышая голос) Я знаю, что говорю! Нам просто не захотели вернуть княжеский титул. (с презрением) Да уж, при царской власти ты бы даже в дом к нам не посмела войти. И вот ещё что, незнание своей родословной приравнивается к усердному скрыванию скелетов в шкафу, или стыд за общественное и финансовое положение своих предков, или, что хуже всего, неуважение к своим корням целых поколений и намеренный отказ от своих прародителей, что является смертным грехом всего рода, и я бы никогда не пожелала такого своим внукам и правнукам.

И.А: (с возмущением) Откуда ты всё это берёшь, Адочка? Что за смертные грехи, что за прародители, и какое сейчас значение имеет родословная?

А.Р: Откуда я это беру? Ты что, никогда не держал в руках «Закон Божий»?

И.А: (укоризненно) Дорогая, я не уверен, что в «законе божьем» написано про то, что ты говоришь, и про то, что нужно унижать своих гостей, а если ты вдруг стала в одночасье такой набожной, чего до этой минуты не наблюдалось, то хочется заметить, что в Библии написано «Возлюби ближнего своего», а ближе нас сейчас к тебе никого не находится, так что, возлюби нас и усмири, пожалуйста, свой пыл.

А.Р: (с возмущением) А что ты это так пёрышки распустил? Голос прорезался? А может тебе стоит напомнить своё место, и кому ты должен быть благодарен за то, что имеешь?

О: (окончательно отвлёкшись от телефона, вставая с дивана) Угомонитесь, как вам не стыдно, неужели нельзя ругать в другом месте и в другое время? Почему вы каждый свой скандал превращаете в спектакль?

А.Р: (в бешенстве накидывается на Остапа) Рот свой закрой, тебя, вообще, никто не спрашивает! Как ты разговариваешь со своими родителями, разве я тебя этому учила? Учёбу забросил, дома не появляешься, ночью, как крыса скребёшь замочную скважину, думаешь, я не слышу, как ты под утро приходишь, весь пьяный и потасканный? Как я могу тебе сейчас доверять, если ты…

И.А: (Марине), уууу, это надолго, пойдемте, попьём чаю Марина (уводит её в кухню)

В гостиной затемнение, освящается только кухня. Марина и Иван Андреевич в кухне. Марина сидит за столом на кухонном диванчике, Иван Андреевич стоит возле шкафа и выбирает чай.

И.А: Итак, какой чай предпочитаешь: зелёный, чёрный, с бергамотом, с ароматом ягод и трав или лучше кофе и коньяк?

М: Я пью зелёный.

И.А: Я тоже. Если что, у нас есть с чабрецом.

М: Брр, терпеть его не могу.

И.А: Да, мне он тоже не нравится. Его Остап пьёт. Мне приятнее с жасмином, но он, к сожалению, закончился.

Неловкое молчание

М: А у вас тут уютно… очень удобно всё расположено и так по-домашнему.

И.А: Да, кухня ‒ это моя гордость. По сути, я её сам для себя делал. Хоть и у моей жены 18 лет стажа домохозяйки, но готовка до сих пор остаётся моей прерогативой, хоть и времени на это всё меньше, и потому приходится еду на дом заказывать. Это не то, чтобы я хотел в чём-то упрекнуть Адель, нет, ни в коем случае, она ‒ хорошая женщина…

М: Я всё понимаю, Иван Андреевич…

И.А: (с сожалением) Ты уж прости нас. Вообще, это я по большей части виноват, тебе не стоило бы здесь оставаться. Но этот конфликт зрел ещё за несколько минут до твоего прихода, и я надеялся, что при тебе они хотя бы успокоятся. Кто бы только мог подумать.

М: (успокаивая Ивана Андреевича) Я считаю, что вы совсем ни в чём не виноваты. Я могла бы сама уйти отсюда в любую минуту. Но мне на самом деле важно пребывание здесь.

Гостиная, в которой остались Остап и Аделаида Рудольфовна. В кухне затемнение, освещается только гостиная.

А.Р: (Больным, изнеможённым голосом) подай мне валидол. Он там в шкафу. (Со вздохами, держась за сердце, медленно опускается на диван)

О: (копаясь в комоде) Я его не могу найти.

А.Р: Смотри лучше, последний раз я его туда ставила, ну, может быть ещё на полке с книгами.

О: (подходит к полке и сразу же находит лекарство в маленькой корзинке) Да, нашёл, сейчас тебе его разведу (берёт флакон валидола и капает в стакан стоящий на журнальном столике, там же стоит кувшин с водой) Вот, держи! (подаёт стакан матери)

А.Р: (с укором, обидой. Здесь и далее) И как же тебе не стыдно? (пьёт раствор) Довёл мать до инфаркта. Только и думаешь, как бы побыстрее мать на тот свет отправить, да станцевать на могиле кадриль.

О: (с сожалением) Ты же прекрасно знаешь, что это не так.

А.Р: Ну, конечно, так я тебе и поверила. Хитрое ли дело, мать обидеть, раз плюнуть, а потом всю жизнь жалеть, как подохнет. И сразу вспомнишь, что говорил ей, и как мало времени с ней провёл… время‒то быстро идёт… не успеешь оглянуться, как оп, и уже всё, назад ничего не вернуть.

Остап задумчиво бродить по сцене

А.Р: Ну, что молчишь? Стыдно, небось? Знаю, что не стыдно… бессовестный ты человек. Хоть бы раз подумал, мать поберёг, посочувствовал, в конце‒то концов. А тебя хоть молотком бей, ни доброго слова, ни слезинки, ни прости…

О: (срываясь, но без крика) Да, сколько можно у тебя прощения просить. Я только и делаю, что извиняюсь… хоть бери и извиняйся у тебя, что я вообще на свет родился. «Прости меня мама за то, что родился и столько хлопот тебе предоставил!» (отвешивает земной поклон матери)

А.Р: Ох, тебе бы только издеваться… даже когда я на смертном одре буду, не поскупишься на то, чтобы ещё больнее матери сделать. Да кто же тебя, дурака, так ещё любить будет, как родная мать, я же у тебя единственная. Другой больше никогда не будет. Сколько жён у тебя может быть, могут уйти, бросить, сколько детей будет, могут так же, как ты меня, без стакана воды в старости оставить, но мать, каким бы ты ни был, чтобы ты ни делал, будет любить тебя, пока её сердце бьётся… (начинает плакать)

О: (с жалостью) Мама…

А.Р: (заплаканным, больным голосом) А что мама‒то, что мама… немного твоей матери осталось, а ты с ней вот так… знаешь, притча такая есть: «Горит дом, в нём остались твоя жена, твой ребёнок и твоя мать и спасти можно только одного. И спросили мудреца: «кого же ты мудрец спасёшь?» ‒ а он и ответил: «Жену ‒ ещё одну можно найти, детей ‒ ещё кучу с новой женой можно нарожать, а мать у меня одна и другой мне невозможно будет отыскать!».

Кухня

И.А: На неё обижаться не стоит, у неё тот ещё характер, да и язык всегда отдельно от головы существует. Есть люди, которые с годами становятся жёстче, черствее, они уже никому не могут доверять и никого не умеют любить, а всё из-за чего? ‒ из-за того, что столько раз обжигались, были кем-то преданы, и кто бы сейчас рядом с ними не находился, хоть сам ангел Габриель ‒ он так и будет оглядываться да покусывать тех, кто умеет по-настоящему жить и чувствовать… так что ты, пожалуйста, даже не думай обращать внимание на то, что она говорила, это ведь не со зла, а с обыкновенной жалости к себе…

М: Ну, что Вы, Иван Андреевич, я и не собиралась обижаться. На самом деле мне Аделаида Рудольфовна показалась очень даже милой женщиной. Немного с заморочками, конечно, но очень милой. Мне даже поначалу показалось, что мы могли бы с ней подружиться.

И.А: Серьёзно, ты так подумала?

М: Да… она как‒то умеет к себе располагать, что ли… причём не словами, а энергетикой , или как лучше это назвать…

И.А: На самом деле, ты ‒ единственный человек, который говорить подобные вещи об Адель… все, кого я знаю, говорят, что она невыносимо отталкивает от себя, так что, если остаться наедине с ней две минуты, то можно почувствовать, как замерзают ноги. Пожалуй, такого не испытывают лишь несколько человек, и все они находятся в этой квартире. Но зато, скорей всего, по этой причине, у неё неплохо получается налаживать связи. Возможно, все хотят от неё быстрее избавиться, поэтому сразу предлагают ей свои услуги, лишь бы только она от них отошла. (слегка посмеивается)

М: А что же с ней такого случилось? Не могла же она просто одним скверным утром проснуться таким человеком.

И.А: Это ещё с детства. У неё оно было не из лёгких, давай лучше не будем об этом.

Гостиная

А.Р: (больного и заплаканного голоса как и не бывало) А вот тебе ещё одна притча!

О: (устало) Может, хватит ‒ это уже вроде седьмая, я сбился со счёта.

А.Р: Ну, посмотрите на этого малолетнего убийцу… его мать помирает, а он ещё хамит, дерзит, последние соки выжимает!

О: Просто я вижу, что тебе стало легче, но, о’к, я слушаю…

А.Р: (грубо) И больше не смей перебивать меня! (вдохновенно) Жил один парень, и очень сильно любил одну девушку, которая была красива лицом и телом, но настолько же безобразна душой. И, как‒то подошёл к ней парень и сказал ей: «Я сделаю для тебя всё, что пожелаешь, только будь моей…». На что девушка ответила: «Если ты, действительно, так уж меня любишь, то иди, убей свою мать и вынь сердце её, а коль сделаешь это, то сразу же неси его ко мне, и тогда я буду твоей». Долго метался парень, не веря своим ушам, но вожделение победило в нём возвышенные чувства, как и любовь сына к матери, и пришёл он к матери, и сказал он матери: «Прости меня, мама, но, чтобы быть со своей любимой, я должен вырезать тебе сердце», ‒ и не пошевелилась мать, и не сказала ни слова, только ещё больше выставила свою грудь вперёд, чтобы было удобнее сыну сделать злодеяние его… вырезал он сердце и побежал к любимой, и, не добегая её дома, запнулся парень, а сердце, которое он нёс в руках, и говорит ему: «Не оступись, сынок!».

Кухня

М: (почти веселящимся голосом и с искренним удивлением) Серьёзно, вы младше Аделаиды Рудольфовны на семь лет? Я, конечно, догадывалась немного, но мне казалось, что она просто не так свежо выглядит, как вы, мужчины же не так быстро стареют и, порою, с возрастом только красивее и становятся. Как Вы, например. Я видела фотографию, когда Вы были лет на десять младше, она в гостиной стоит.

И.А: (смущаясь) Вот я и напросился на комплимент. Что же в этом такого, мужчины не редко бывают младше своих жён.

М: (голос сделался серьёзным) И Вы женились на ней, потому что она была такая успешная женщина?

И.А: Да, что ты… мне было абсолютно на это плевать. Просто, она меня покорила. Она была такая… такая… красивая, чистая, возвышенная… я не мог оторвать глаз от неё. Я просто бредил её образом… я был по-настоящему и впервые влюблён!

М: А сейчас?

И.А: А сейчас многое изменилось. На самом деле, тот образ сразу исчез, и стоило бы отсутствие его предугадать. Но мне было тогда восемнадцать лет, что же я тогда мог. Ничего… это сейчас я с лёту разбираю вас, женщин… а тогда… тогда я только впервые познавал любовь… что я мог… но деваться было некуда, идеал‒то я свой так и не встретил, с которым можно было бы забыться, бросить всё и навсегда раствориться в любви… а потому, я не посчитал нужным менять шило на мыло, тем более, что сын у нас появился очень даже скоро. Как же я мог бы его бросить… Да, и деньги, конечно, и положение, тоже здесь сыграли свою роль, глупо было бы лукавить.

Гостиная

О: (нежно) Мама, ну, чего ты, всё хорошо, я ‒ твой сын, и по-другому и быть не может….

А.Р: (с наигранной холодностью) Не верю я тебе. Стоит только какой-нибудь юбке коротенькой прошмыгнуть рядышком, так и забудешь свою мать, бросишь ведь, другую семью найдёшь, я тебе и не нужна вовсе буду, так что нечего тебе тут меня успокаивать да и утешать меня байками, про то, что ты ‒ мой сын, и по‒другому быть не может…

О: Ну, мам…

А.Р: Ладно, иди ко мне… (жестом подзывает Остапа, обнимает и небрежно трепет его волосы)

О: (сначала поддаётся порыву, обнимает, но когда мать трепет его волосы, поспешно одумывается и вырывается из объятий) Ну, всё, хватит этих телячьих нежностей.

А.Р: Эх, совсем уже ты у меня вырос, я вот помню, после родов, как такого маленького мне принесли, положили рядышком, а мне так плохо, так больно, но смотрю на тебя, а ты даже глазки уже открывать пытался, морщишься чего‒то, вот‒вот расплачешься, а я смотрю, сердце как сожмётся в кулак, и понимаю, что ради этого маленького комочка жизни и стоило жить и страдать… я тогда такой счастливой была…

О: Да, ты мне это часто рассказывала…

А.Р: Или как впервые стал более менее разборчивые звуки произносить, я тогда каждую минуту ждала, что ты своё первое слово скажешь. Ждала, надеялась. Ты тогда вокруг себя многое слышал… я знала, что первое твоё слово будет «мама», но всё равно как боялась, по-дурацки так, что ты что‒нибудь другое скажешь, может быть «папа» или, вообще, своё имя, потому что ты слышал его чаще, чем любые другие слова…. Но, когда ты своими маленькими губёшками пролепетал: «Мама», ‒ я так расплакалась… ходила, хвалилась всем, что ты первое своё «мама» сказал…. Я тогда на седьмом небе от счастья была.

Остап сел на диван рядом со своей матерью и обнял её за плечи

А.Р: А вот, а вот когда я тебя в садик привела. Ты так плакал, так не хотел туда идти, а у меня сердце кровью обливается… я знаю, что тебе нужно там остаться, но помню, мне уходить, я стою на пороге, а ты подбегаешь ко мне, как обнимешь, и простояли мы так минут сорок, наверное, пока нас нянечка не разняла… Да, было время… а теперь ведь ты такой взрослый. Прям настоящий мужчина, будущий добытчик, и мать тебе в меньшей степени теперь нужна.

О: (искренне) Не говори глупостей, мам.

А.Р: Да, не глупости это сынок. Сам же знаешь… вон, посмотри, пришла эта Марина, расходилась здесь своими длиннющими ногами… разве так просто пришла?

О: Ты же сама её у нас оставила. Она пришла, потому что она не могла до меня дозвониться, и я забыл прийти в кафе, где мы должны были встретиться.

А.Р: Нет, за её приходом наверняка стояло что‒то другое. Выкладывай, давай, раз уж такой теперь откровенный у нас разговор пошёл.

О: Я должен был с вами поговорить, о том, что мы решили с Мариной жить вместе…

Кухня

М: …читаю любовные романы и знаю, что это глупо и многими осуждается, но иногда такие вещи нахожу, аж дух захватывает. Как двое могут так любить, жертвовать, наслаждаться друг другом и жить только одним днём. И Вы не думайте, я не всяких там Э. Л. Джеймс читаю, нет. Я люблю в основном Карамзина, Тургенева, Бунина, Куприна, у них такие бывают любовные истории, прям мурашки по коже.

И.А: Э.Л. Джеймс?

М: «Пятьдесят оттенков серого»

И.А: А вот оно что, ну, да… слышал-слышал… редкостная и похабная белиберда.

М: Так вот, в основном чтением я и увлекаюсь. Многое за свою жизнь прочла, а потому и решила пойти учиться на фил.фак. Но как выяснилось, читала не то, что положено.

И.А: И не стоит расстраиваться по этому поводу. Наличие прочитанных текстов не самое важное в жизни, а если тебе это так важно, то никогда не поздно заполнить пробелы. Ты очень умная девочка, красивая, и, думаю, что все твои мечты, какие бы они не были, сбудутся.

М: Вы так считаете?

И.А: Конечно! Посмотри на себя, какая ты умница, да о такой девушке можно только мечтать! В наше время встретить такую ‒ большая редкость, и каким надо быть идиотом, чтобы тебя обидеть или упустить.

М: Вы меня в краску вгоняете, Иван Андреевич…

И.А: Привыкай, ты очень молода. За свою жизнь ты и не такое услышишь и многое познаешь. Судьба, конечно, непредсказуемая вещь, но я почему-то уверен, что счастье ты обязательно обретёшь, и, может быть, даже скоро. Вот, о чём ты мечтаешь? Я не говорю, о каких‒то примитивных вещах, я говорю о сокровенном!

М: Мне кажется, это слишком наивно прозвучит…

И.А: Наивно? Ты же слышала мою историю первой и единственной любви, что может быть наивнее того, о чём я тогда думал? Кто, как не я, сможет тебя понять и поддержать?

М: (вдохновенно) Я мечтаю познать настоящую любовь, такую, которую описывают романтики и сентименталисты, такую, что наворачиваются слёзы от переизбытка радости, искренности чувств, страсти. Иногда мне даже хочется, чтобы меня похитили, украли и увезли подальше от серости, будней, от этих злых и лживых лиц и окунули с головой в любовь где-нибудь на необитаемом острове, где бы рай, в прямом смысле, находился в шалаше. А я бы любила, рожала детей, обустраивала наше скромное гнёздышко, а он бы любил меня, охотился и читал нашим детям на ночь красивые сказки о том, как люди умеют быть счастливы, так же, как и мы.

И.А: Боже мой, как же ты красиво говоришь, какая же у тебя прекрасная мечта, мне даже кажется, что я …

Гостиная

Остап много раз пытается вклиниться в монолог, но напор матери никак не позволяет это сделать

А.Р: (кричит) Как ты смел, как ты смел даже думать о таком. Уйти из дома, связав жизнь с этой двухвосткой, от которой даже не знаешь, чего ожидать. Я тебя не для того рожала. Ты ожидал получить от меня благословление жить гражданским браком ещё и с этой… ? Нет, ну вы поглядите на него, нашелся тут взрослый, выросло там у него всё, видите ли… Пошёл на поводу у этой накрашенной мымры, которая нам даже в подмётки не годится. Сукин ты сын! сукин ты сын! Не был бы единственным, я бы тебя заживо в могиле закопала! Ты посмотри на неё, у неё за душой ничего… родители ‒ быдло, без рода и племени, язык за зубами держать не может, ещё и тупая, а ведёт себя, будто только вчера из колхоза приехала. Не ровня она тебе, ты разве не видишь? Секс тебе нужен? Да я лучше тебе проституток снимать буду, чем вот эта… они хотя бы цену себе не завышают! Дай ей денег, и пусть катится отсюда, иначе я ей все ноги переломаю, за то, что моего единственного сына так нагло охомутала и всё для чего? Чтобы все мои деньги забрать! Думаешь, у вас любовь, и она такая наивная любящая дурочка? Ты ошибаешься, сын… такие только делают вид, чтобы только замуж за такого вот богатенького балбеса выйти, и обчистить до нитки… ах, ты сукин сын…. Ах, ты сукин сын… родила же на свою голову дауна…

Кухня

И.А: Мариночка, ты, вообще, уверена, что хочешь свою жизнь связать именно с Остапом? Ты очень хорошая, добрая, а посмотри на него, он же может тебя испортить и что же в конце‒то концов может статься с твоей мечтой?

М: Я долго думала над этим… но я люблю его. По-настоящему люблю. Он был единственным мужчиной в моей жизни, и сколько бы я не сомневалась в нём, сколько бы он не обижал меня, я понимаю, что моя жизнь без него ‒ лишь пустой звук…

И.А: Эх, Марина‒Марина… как же ты молода и действительно ещё наивна. Ты же слышишь, что твориться за стеной. Тебе просто не дадут спокойно жить, неужели ты готова терпеть вечные оскорбления в свой адрес, издёвки, бессмысленные обвинения?

М: Иван Андреевич, я уже всё решила, мне нужен Остап, я его люблю, и, если понадобиться, готова терпеть всё, ради нашего же с ним счастья.

И.А: Какая же ты всё‒таки прекрасная душа… (с искренним сожалением) был бы я хоть немного моложе…

М: Да…

Гостиная

Остап снова несколько раз пытается вклиниться в монолог матери, но это получается только под конец

А.Р: (кричит) Чёртов эгоист, я же для тебя всё, жилы рву, чтобы только ты был счастлив, успешен, а ты семью хочешь по миру пустить, растоптать все мои старания. Свинья неблагодарная… цени то, что тебе дают… кто тебе ещё столько добра сделает, столько вложит в тебя, прошмандовка эта или её быдловатая семейка? Отдельно он жить захотел, почувствовал свою взрослость, а сможешь ли? Вот в этом я очень сомневаюсь… у тебя же руки из задницы растут, ты за собой даже носки постирать‒то не можешь. А ты, вообще, подумал, чем за квартиру платить будешь, или так же на нашем горбе продолжишь кататься, или, может, рассчитываешь, что вам родители этой деньги давать будут? Ну, а что, давай, проси у них, позорь нашу семью до основания, дальше‒то уже некуда… из своих денег я тебе ни копейки больше не дам! Ты же без меня и дня не проживёшь, бездельник, я в свои пятнадцать лет листовки раздавала, чтобы лишний раз от родителей не зависеть, а ты на всём готовеньком, да и ещё и ноги об меня вытираешь. Ты никчёмен, зауряден, да если бы не я, ты бы ничего из себя не представлял…

О: (перебивая мать, кричит, переходя на визг) А теперь послушай меня!

На всей площадке загорается свет, освещая обе комнаты. Остап быстро идёт в кухню, хватает за руку Марину и возвращается вместе с ней в гостиную, встаёт на одно колено.

О: Марина, выходи за меня замуж!

М: (в жутком смятении) Я… я…

О: (настойчиво и нервно) Ты согласна? Не тяни. Хочешь быть моей женой?

М: (твёрдо) Да, я хочу!

О: Решено! Завтра же идём подавать заявление.

А.Р: (в истерике) Нет, я не позволю! Сын, я тебя лишу всего, этой свадьбы не будет!

Выбегает из кухни Иван Андреевич

И.А: (преграждает путь Аделаиде Рудольфовне идущей к молодым) Аделаида, успокойся. От тебя здесь больше ничего не зависит. Они сами приняли это решение.

А.Р: Да, что ты вообще понимаешь, альфонс!

И.А: Вообще-то, в семье зарабатываю именно я, потому я сам всё им оплачу и организую. Не смей им даже препятствовать!

А.Р: Ах, вы, твари… сговорились… я вас проклинаю! Всех проклинаю! Весь ваш род проклинаю!

На сцене резко выключается свет с сопровождением громкого хлопка

Двадцать секунд тишина и полное затемнение. Затем медленное высветление сцены до приглушённого света. На фоне негромкая лёгкая джазовая композиция. Приглушённый свет остаётся, а музыка постепенно делается громче. На сцене суета, заполошные люди бегают от кулисы к противоположной кулисе. Прямая отсылка к немому кино. Сначала появляются две девушки, одна из них несёт свадебное платье, другая метр, она быстро измеряют платье и уходят. Затем появляется другие люди со свадебным инвентарём с обеих сторон сцены, и идут в противоположные кулисы. После выходят кухарки, отец с двумя бутылками вина, выбирая, какая из них будет лучше. Появляются гости, жених с двумя девушками под руки, в нескольких секундах изображая торжество, затем фейерверк, крики «горько». Джазовую композицию сменяет Мендельсон, толпа медленно расходится, и сцена постепенно погружается во мрак. (Вполне допускается сделать короткометражный фильм в стиле немого кино)

Картина третья

Звучит дверной звонок, включается свет.

Всё та же квартира Зайцевых, Иван Андреевич в халате сонно бредёт к двери, открывает. Входит заплаканная Марина в свадебном платье.

И.А: Что случилось, Мариночка, у вас же должна быть брачная ночь?

М: Остап дома?

И.А: Нет, а что у вас стряслось?

А.Р: (кричит из-за кулис) Иван, кто пришёл, уже три часа ночи? (Выходит в ночной сорочке, держит в руках стакан с водой. Завидев Марину, бросает на пол стакан, разворачивается и с криком «опять эта паскуда здесь» уходит назад)

Марина падает на плечо Ивану Андреевичу и горько плачет, тот в свою очередь пытается её успокоить усаживает на диван в гостиной, даёт ей стакан воды, стоящий на журнальном столике и присаживается рядом.

М: Он ушёл… мы только приехали в гостиницу… а он… (не договаривая опять начинает плакать)

И.А: Почему? Вы поругались с ним?

М: Нет, мы не ругались… просто ему позвонили…

И.А: Кто позвонил? Куда он мог пойти?

М: Я не знаю… ему позвонил его друг и сказал, что у Макса большая игра и что он обязательно должен там быть, иначе упустит свой шанс. Он, не говоря ни слова, оделся и ушёл, я прождала его три часа, а потом заплатила за номер и пришла сюда, потому что я думала, что он совсем забыл про меня, или мало ли что ещё… (она зарыдала ещё громче)

И.А: Макс? Большая игра? Я ничего не понимаю. Что всё это значит?

М: Он ‒ игрок. Он тщательно скрывал это от всех… мы скрывали… я сама узнала об этом только год назад, когда его побили из-за того, что задолжал кому-то приличную сумму. Он тогда сказал вам, что его обокрали на улице. Я тогда отдала ему все деньги, заработанные за лето, пыталась хоть немного ему помочь, иначе его могли бы убить. И потому я таскаюсь за ним повсюду, ищу, звоню со страхом, что с ним может что-нибудь случится.

И.А: Игрок? Во что он играет?

М: Покер, блек-джек, да и во всё, что связано с игрой на деньги…

И.А: Долго уже играет? Год, два?

М: Как я поняла, лет с пятнадцати…

И.А: (резко соскакивает с дивана и мечется по комнате) Почему ты мне об этом раньше не сказала? Вот же паразит, вот же сволочь, ну, я ему покажу большую игру!

М: Пожалуйста, Иван Андреевич, позвоните в полицию, может он во что-то нехорошее вляпался, он опять не берёт трубку, мне так страшно…

И.А: (продолжает бродить по комнате) Так… так.. так… где мой телефон…

Звук открывающейся двери, входит Остап, и никого не замечая, быстро идёт к кулисе. Дорогу ему преграждает отец

И.А: Вот и ты… может, объяснишь мне?

О: Дай пройти!

И.А: Что ещё за игры, где ты шлялся всю ночь, подонок?

О: Я сказал, дай мне пройти!

И.А: Ты, вообще, понимаешь, что ты оставил девушку в вашу брачную ночь и свалил куда-то? В самый счастливый день её жизни! Посмотри на неё, что ты с ней сделал, как можно быть таким моральным уродом? Ты как ей теперь будешь в глаза смотреть, даже мне перед ней стыдно, что ты ‒ мой сын.

О: (кричит) Уйди с дороги! Мне плевать на неё, пусть катится отсюда, ко всем чертям собачьим, она мне уже не нужна. (достаёт из кармана банкноты и швыряет их в сторону Марины) На, это тебе за работу, надеюсь, здесь хватит оплатить твои сексуальные услуги. А если и мало, так чёрт с ним, всё равно ты бревно в постели.

Иван Андреевич отвешивает Остапу пощёчину и уже замахивается на удар кулаком, как из-за кулис выбегает Аделаида Рудольфовна и хватает мужа за руку. В это время Остап успевает уйти со сцены.

А.Р: (кричит) Не смей бить моего сына!

И.А: Ты не знаешь, что этот подлец сделал. Он бросил Марину в брачную ночь и уехал, а сейчас бросил деньги ей в лицо и сказал, чтобы она катилась отсюда.

А.Р: Наконец‒то мой сын опомнился, а ты посмел руку на него поднять. Я засужу тебя, сживу со свету! Ладно, я… делай со мной что хочешь, но сына моего, единственного сына, даже не смей трогать! Ты мне уже здесь (показывает на горло) всю жизнь мне сломал. Я только и делаю, что сожалею о том, что из дерьма тебя вытащила, в люди вывела. Кем ты был? Неудачник! А кто ты сейчас? Нахлебник! Из последних сил тебя терпела, думал, что может быть запутался человек, кризис у него, а нет, здесь уже клиникой попахивает! Видеть тебя больше не могу… пригрела змею у себя на груди, что б ты сдох! Нечего мне больше тебе сказать… Не смей даже пальцем прикасаться к моему сыну, иначе я тебя сама, голыми руками порешаю. Ты слышишь? Слышишь? Порешаю и закопаю в сортире на даче! Только тронь ещё раз, только тронь его, мразь!

И.А: Да, ты же ничего не знаешь! Он с мальчишеского возраста в азартные игры играет, деньги наши проигрывает! Почему я один остаюсь во всём виноватым? Я не могу больше этого терпеть. Я сам на себе всё волоку, я столько всего делаю, а как ты ко мне относишься? Это ты-то жалеешь о том, что стала моей женой? Ты хоть знаешь, сколько я всего натерпелся от тебя? Чем ты меня попрекаешь всё время? Тем, что благодаря мне мы стали хорошо жить, и, что я, как вол, только и делаю, что работаю, работаю… денег хоть попой ешь, а тебе всё мало, мало… кем же ты стала, в кого превратилась и во что сына превратила! В такого же выродка, как и ты сама!

Появляется Остап, в кепке и шарфом, как у Остапа Бендера, с двумя чемоданами в руках и отправляется прямиком к входной двери.

О: (не оборачиваясь) Приятно оставаться, я еду в Рио!

А.Р: (растеряно) Что?

О: Да, я думаю, что всем уже всё известно… я выиграл сегодня пять миллионов долларов и потому сегодня же я отправляюсь в Рио-де-Жанейро!

А.Р: (почти плачущим голосом) Остап…

И.А: (упаднечевским голосом) Да, какой он Остап… он ‒ остолоп…

Остап бросает чемоданы возле двери и направляется к отцу.

О: Это я‒то ‒ Остолоп? Посмотри на себя, вот кто ‒ настоящий остолоп. Ты же сам ничего в этой жизни бы ни сделал, работал бы дворником, если бы не мать. Но я думаю, ты об этом слишком много уже слышал. Ты глупый, инфантильный человек, абсолютно бесперспективный. Ты ничего своими руками не заработал. Меня обвиняешь, что я играю, да это хоть лучше, чем как ты ‒ пятки моей матери лижешь, выслушиваешь, какое ты ничтожество, и слова не можешь сказать в ответ? А всё почему? Да потому что сам прекрасно знаешь, что всё, что ты имеешь ‒ не твоё, не твоё это. Ты скажешь, что я играл на ваши деньги? Всё что я проиграл, лежит у меня в комнате на кровати. С процентами вернул. А ты жалок! Тебе нечего даже возвращать… ведь сам ты ничего не заработал. Самый пожалуй мужской поступок, который ты сделал, это влепил мне пощечину за то, что я девушку обидел, и матери сейчас всё высказал. Что же, лучше поздно, чем никогда. Но спорим, что завтра опять будешь унижаться перед ней, прощение просить и говорить, что ты был не прав, когда Марину защищал, да на нашей свадьбе настоял. Да стоит матери только сказать сейчас «к ноге», как сразу же прибежишь. Жалкий, жалкий ты человек… тряпка… хоть и думаешь о себе, чёрт знает что…

А.Р: Остап, пожалуйста, остановись, я прошу тебя!

О: О, а вот про тебя, вообще, отдельный разговор. Ты кем же себя возомнила, княжной? А вспомни, из какой ты семьи. Твои родители обыкновенно быдло, как и ты, как бы не хотела ты с этим не соглашаться, оно из тебя лезет, его топором не вырубить, ты ‒ быдло, но всех вокруг так называешь, считая, что у тебя голубая кровь. Напомнить, почему ты стала именно такой, властной, жестокой, самовлюблённой? А всё, потому что тебя отец бил, а мать почти от тебя отказалась, потому что и не хотела, чтобы ты появлялась на свет, и с тех пор ты стала всем вокруг доказывать, что не пальцем деланая. Но кому ты что доказала? Никому и ничего, все видят тебя, все тебя ненавидят. Ты как лакмусовая бумажка, потому что в тебе вовремя просыпается быдло, которое показывает твою настоящую натуру. Ты всегда мне говорила, что ты вспыльчивая и всегда просила прощения за это и добавляла, что с этим нельзя бороться, потому что в тебе ещё есть восточная кровь, но это не кровь ‒ это испорченность, распущенность, с которой ты не хочешь бороться, как и со своим лишним весом, из-за которого у тебя столько болезней. Ты держала меня в стальных рукавицах, контролировала, и всё потому, чтобы я не стал таким, как ты, чтобы я не был таким дерьмом, и, чтобы не был таким затасканным, как ты, всё, чтобы я не повторил твоей судьбы. Ты никому ничего не доказала и никогда не докажешь…

И.А: Прекрати, перестань, что же ты вытворяешь…

О: Родители мои любимые, кем же вы себя возомнили? Вы считаете себя лучше бога, а, пардон, вы же скромные… не лучше бога, а чуть лучше бога!

Остап направился к двери. Марина соскакивает с дивана и бежит к нему, почти падая в ноги. В ноги не даёт ей упасть Иван Андреевич.

М: Остап, пожалуйста, останься со мной!

О: Ну, ты разве не поняла, что ты мне нужна была только, чтобы я не заморачивался в поиске проституток? Я не люблю тебя, и свадьба мне эта нужна была, только чтобы мать позлить… что за народ… что за непонятливый народ…

Остап берёт чемоданы и уходит. Аделаида Рудольфовна бежит за ним следом. Марина падает на плечо Ивана Андреевича.

И.А: Марина, Марина, я прошу, не плачь. Я обещаю, что у нас будет всё хорошо…

М: У нас? Вы обещаете?

И.А: Да, Мариночка, я обещаю, я больше не дам тебя в обиду!

М: Иван Андреевич, вы всё-таки меня любите?

И.А: Я очень тебя люблю и понял это, сразу как ты только перешагнула порог этого дома. Давай я увезу тебя, осуществим твою маленькую, нет, большую мечту. Уплывём куда-нибудь, где нас больше никто не найдёт. Ты согласна?

М: Да, я согласна!

И.А: Пошли отсюда, нельзя нам больше оставаться в этом скверном и гнилом месте.

М: Я люблю тебя!

И.А: И я люблю тебя, моё солнце!

Затемнение

Марина и Иван Андреевич уходят.

Затемнение

Картина четвёртая.

Загорается свет. Аделаида Рудольфовна сидит на диване и обеими руками держится за голову.

А.Р: (плача) Ваня, Ванечка… ты представляешь, наш сын сел в такси и уехал. Он даже не оглянулся… он не проронил не слезинки… он даже ни капли не пожалел о том, что сделал… Ванечка, почему ты молчишь, Ваня? (начинает метаться по сцене, искать мужа) где же ты? (трёхсекундная пауза) Вот же сука, эта Марина… не одного мужика у меня увела, так другого. Находчивая, ничего не скажешь. (Срываясь на истерический смех) Надо же, а я и варежку розявила, не уследила за муженьком! Ладно уж… этот мне на кой нужен‒ то… слюнтяй слабохарактерный, даже наорать да поставить на место никак не может. Правильно сын говорит, только и умеет, что пятки лизать… да… пусть катится со всей новой пассией, куда глаза глядят. Я его и не любила вовсе, сколько ему изменяла, гуляла, а он знал и хоть слово бы сказал. Нет, этот мне однозначно не нужен. А вот сын, это другое дело. Я же его почти для себя воспитывала. Настоящим мужчиной, каким и должен быть. Молод ещё, конечно, что же здесь сделать, вот станет старше, таких вершин добьётся… вот его нельзя так просто отпускать. Он мой. Идеальный, таким, почти такой, каким я и хотела его видеть. (встаёт на край сцены и расставляет руки в разные стороны) Рио, говоришь? Ну, Рио так Рио! (берёт телефон и начинает звонить) Алло, отец, у меня для тебя шокирующая новость! Сегодня же я собираю чемодан, и уезжаю в Рио-де-Жанейро, может быть, навсегда (отключает телефон и бросает его в кулису) Ну, что Остап, запрягай, едем в Рио.

занавес

09.04.16 г. 07:32

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg