«Хозяин собаки»

Хозяин собаки (fb2) - Хозяин собаки (пер. Яна Красовская) 1450K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Брюс Кэмерон

Брюс Кэмерон Хозяин собаки

W. Bruce Cameron

The Dog MASTER

© Красовская Я., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Ровно в девять утра охранники в форме разом захлопнули все входные двери, и по лекционной аудитории пронеслось эхо. Охранники удовлетворенно ухмылялись: по большому счету их обязанности по поддержанию порядка ограничивались тем, чтобы терпеть непоседливых студентов, а потому ежегодный ритуал запирания дверей дарил им мимолетное ощущение победы над хаосом.

Грохот захлопнувшихся дверей оборвал разговоры, и притихшие студенты, рассевшиеся на расположенных уступами скамьях, с любопытством вытянули шеи в сторону выхода. В тот же миг в запертые железные двери отчаянно забарабанили, но вскоре громыхание смолкло: охранники, дежурившие в коридоре, разъяснили опоздавшим, что лекция уже началась, и попросили покинуть помещение.

Первая лекция для первокурсников, первый день первого семестра. Опоздавших не пускали.

Добро пожаловать в университет.

Профессор Джеймс К. Морби – за глаза его называли «Морби-гробовщик», ошибочно полагая, что он об этом не знает, – вышел из тени и быстрым шагом направился к кафедре. На нем был синий костюм с иголочки, белоснежная рубашка и туго затянутый галстук. Этот наряд профессор носил в течение всей первой недели первого семестра, после чего возвращался к привычным для него джинсам и бейсболке. И строгий костюм, и аккуратно приглаженные волосы, и гладко выбритые округлые щеки, и суровый взгляд карих глаз – все служило определенной цели. На хорошо отрепетированный спектакль для вчерашних школьников, которых предстояло преобразить в студентов университета, Морби отводил три лекции в течение первой недели.

– Вас рассадили в определенном порядке, чтобы я мог обращаться к вам по имени, – сказал он в микрофон и выдержал паузу.

Первокурсники в смущении переглянулись и принялись спешно пересаживаться. Кто ж знал, что план рассадки – не шутка?

Морби заметил пустующий ряд и взглянул на экран ноутбука.

– Таким образом, если мне понадобится мистер Брош… Мистер Брош? Кевин Брош? Вы здесь? Похоже, что нет. Но если бы вы были здесь, я бы знал, куда смотреть, чтобы обратиться к вам.

Морби помолчал и мысленно представил себе лицо Кевина Броша, которому сообщили, что профессор вызывал его во время лекции. Мистер Брош больше не пропустит ни одного занятия.

Аудитория притихла, переваривая его слова. Морби знал, что первокурсники, вовремя явившиеся на лекцию – кто в силу чувства ответственности, а кто и просто случайно, – сейчас втайне гордятся собой. Ничего, вскоре их самодовольство улетучится.

Почти весь уик-энд свежеиспеченные первокурсники осваивались в новой обстановке, а в воскресенье вечером, когда родители со слезами на глазах простились и уехали, они окончательно распробовали вкус свободы и упивались ею до самого утра. Сонными глазами, мутными от похмелья и недосыпания, взирали они на Морби. Позади ночь кутежа и распутства. Еще бы, ведь высшее образование уже практически у них в кармане.

Морби предстояло выбить это ошибочное представление из юных голов. Он читал единственную потоковую лекцию для всех первокурсников и единственный из всех преподавателей брал с места в карьер, пока остальные надиктовывали списки литературы в ожидании, когда Морби-гробовщик сделает свое дело.

– Итак, к следующему занятию прочесть первые пять глав по теме «верхний палеолит». – Десятки страниц, в школе и на неделю столько не задавали! – Контрольная работа в среду. В пятницу сдать рефераты.

Детки были умненькие, иначе они бы тут не сидели. Но слушать курс Морби по ранним представителям рода Homo было все равно что прыгать с вышки в бассейн, не умея плавать. В среду утром перед головоломной контрольной работой они придут в отчаяние, а к вечеру запаникуют из-за оценок. Ученый до мозга костей, Морби десять лет отслеживал результаты первой контрольной работы и гордился отрезвляющими итогами: семьдесят пять процентов учащихся пролетят, как фанера над Парижем, двадцать – с трудом наскребут на «троечку», и с пяток счастливчиков чудесным образом напишут на «четверку».

За всю историю курса никто ни разу не написал первую контрольную на «пять». Да и сам Морби сомневался, что осилил бы эти каверзные вопросы.

Обливаясь холодным потом при мысли, как сообщить родителям, что их вытурили из университета, первокурсники засядут за рефераты с пылом новообращенных. В среду и четверг пьяных студентов в студгородке будет на порядок меньше.

– К вопросу о рефератах. Долгое время считалось, что ранние Homo вели мирное существование, не вступая в конфликты с другими представителями своего рода. Однако за последние годы сформировалась альтернативная точка зрения, согласно которой доисторический человек обладал не менее жестоким и воинственным нравом, чем наши с вами современники. – Морби оглядел аудиторию: подавляющее большинство студентов погрузились в состояние глубокой летаргии. – Объем реферата – две с половиной тысячи слов. Приведите аргументы в поддержку одной из двух точек зрения: какими были наши предки – мирными или воинственными? Не важно, какую теорию вы решите отстаивать. Главное, будьте последовательны, цитируйте надежные источники и ни в коем случае не списывайте.

Несмотря на последние слова и на предостережение об уголовной ответственности за плагиат, жирным шрифтом выведенное на форзаце учебников, Морби знал, что в следующий понедельник как минимум двум из десяти студентов, получившим обратно красные от исправлений рефераты, будет грозить испытательный срок. Воспитанные в традициях «скопировать и вставить», эти ребята искренне не понимали, что значит «нарушение интеллектуальной собственности».

Публичное обвинение в плагиате считалось большим унижением, однако благодаря чувству благоговейного ужаса, которое вселяла в первокурсников эта перспектива, проблема списывания в университете, где преподавал Морби, стояла не так остро, как в других, менее взыскательных вузах.

К концу семестра упоминание об испытательном сроке будет стерто из личных дел, а отвратительные оценки за первый реферат сгладятся на фоне огромного количества последующих рефератов и проверочных работ, составленных с академической, а не воспитательной целью.

– Итак. Последнее крупное оледенение, начавшееся около тридцати тысяч лет назад, – на экране позади Морби вспыхнул слайд с изображением карты восточного полушария, – без сомнения, наиболее драматичный период в истории нашего вида. Нынешние изменения климата ничто в сравнении с тогдашними перепадами температур! На смену умеренному климату приходило время, когда лед не таял даже в летние месяцы. Надвигающиеся ледники сокращали площадь лесов, что вынудило наших предков выйти на открытые равнины, где они охотились и нередко сами служили добычей.

На экране появился новый слайд: изображение гигантского, размером с медведя, пещерного льва, готового к прыжку. Хищник напоминал африканского льва, но был весь покрыт косматой серой шерстью.

– Посмотрите, какая громадина! Судя по найденным скелетам животных того периода, это были настоящие чудовища в сравнении с современными представителями своих видов. Нашим предкам не только приходилось драться за добычу с такими свирепыми хищниками, как львы, волки и медведи, но и удирать от них. Неудивительно, что средняя продолжительность жизни была крайне мала – тридцать-тридцать три года. Многие не доживали до вашего возраста.

Мало-помалу студенты включались в работу.

– Еще нам приходилось тягаться вот с этим товарищем. – На экране возникло изображение неандертальского человека. – Присмотритесь хорошенько. Ростом не выше нашего, зато куда мощней, сильней, с более развитым мозгом. И тем не менее мировое господство оказалось в наших руках, хотя по всем признакам доминировать должны были бы потомки неандертальцев. Почему мы вырвались вперед? Перефразируя Фолкнера, что помогло нам выстоять и победить?

Морби, поставив любимый слайд, со знающей улыбкой обернулся, ища глазами своего ассистента, Томми. Однако место Томми пустовало. Улыбка Морби дрогнула. Странно, что Томми сегодня нет. Профессор пожал плечами и взглянул на слайд – красочную фотографию с изображением недавно обнаруженных наскальных рисунков, принадлежащих к ориньякской культуре. В неразберихе линий, оставленных поколениями художников, проступали очертания лосей, оленей и разъяренных львов, смешавшихся в дикой погоне друг за другом. Посреди этого хаоса выделялся главный, центральный рисунок: изображение человека, по всей видимости, державшего в руках поводок, ведущий к ошейнику красного цвета на шее огромного представителя семейства собачьих. Прирученного волка.

– На этот счет у меня есть собственные теории, – продолжил Морби с благоговейным трепетом в голосе.

Здесь они с Томми, как правило, снова заговорщицки переглядывались, а студенты, опустив глаза на обложку учебника, в изумлении вскидывали брови, заметив фамилию и инициалы Морби.

Теперь им придется читать учебник от корки до корки, ведь экзамен будет принимать сам автор. Им придется сосредоточиться и вникать в смысл написанного, отчего многие всей душой возненавидят предмет и, встретив в тексте упоминания о теории Морби, той самой, на которой зиждется его научная карьера, не придадут ей должного значения.

– У нас нет письменных источников о том времени, когда на долю человечества выпали суровые испытания. Мы лишь можем строить предположения на основании ограниченных палеонтологических данных. Разве мы отыскали останки представителей всех видов, обитавших в то время на суше и на море? Вряд ли. Можем ли мы описать, каким был ландшафт до того, как измениться под влиянием ледников? Нет. Одно мы можем сказать с уверенностью: люди, населявшие землю в то время, не отличались от нас. Их мозг не отличался от нашего. Да, ростом они были пониже, и продолжительность жизни у них была меньше нашей, однако нет оснований полагать, будто они не могли общаться между собой. У них просто не было языковых символов, по крайней мере таких, которые сохранились бы до наших дней. Когда будете читать о том, как жили доисторические люди, помните: мы – их прямые потомки.

В этот момент случилось небывалое: входные двери распахнулись, и в аудиторию, как шериф с ордером на обыск, ворвался Томми. Не обращая внимания на обалдевших первокурсников, привставших из-за столов, чтобы получше рассмотреть, кто так бесцеремонно прервал занятие, Томми решительно зашагал по проходу. Глаза у него горели.

У Морби перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось. Томми прочел вопрос в его лице и радостно закивал, в два прыжка преодолев ступеньки, ведущие на сцену. Оказавшись у кафедры, Томми закрыл рукой микрофон. По аудитории пробежал шепоток.

– Я только что говорил с Бошаном, – начал Томми с плохо скрываемым торжеством в голосе.

– Ее нашли, – шепнул Морби, и холодок пробежал у него по спине.

Томми радостно закивал.

– Да. Нашли, – подтвердил он.

Наставник и последователь молча уставились друг на друга, изумленные новостью. Вспомнив о лекции, Морби медленно повернулся к слушателям. Томми убрал руку с микрофона.

– Дамы и господа, это мистер Рукер, мой ассистент. Он продолжит лекцию и в течение следующих двух недель будет вести занятия. У меня появилось неотложное дело. Мне нужно успеть на самолет.

* * *

Через семьдесят два часа Морби склонился над раскопанным участком. Земляной пласт был убран, являя взгляду скрытые под ним сокровища. Рядом с Морби стоял Бернар Бошан, его давний приятель и соратник, и студент Бошана, выпускник по имени Жан-Клод. Перед ними лежал мужской скелет вида Homo sapiens, тщательно очищенный аккуратными движениями кисточек. Кости прекрасно сохранились – редчайшая находка! Должно быть, много тысяч лет назад этого человека погребли с большим почетом и любовью.

Однако самым удивительным было то, что покоилось рядом с человеческими останками: огромный волчий скелет, размерами превосходящий любого из волков, виденных Морби. Позже углеродный анализ подтвердит догадку профессора: человек и волк были погребены вместе.

Морби плакал, как младенец. Бошан подхватил своего американского коллегу под руки.

– Ты был прав, друг мой.

Жан-Клод, на вид не старше первокурсников, оставленных Морби на попечение своего ассистента, привез профессора к месту раскопок, зная только то, что этот американец – закадычный приятель его научного руководителя. Жан-Клод слегка оторопел, наблюдая за бурей эмоций, охватившей обоих исследователей.

– Глянь на шею. Видишь? – прошептал Морби по-французски.

– Красный, – откликнулся Бошан, с сильным акцентом говоря по-английски.

Органическая материя истлела, зато кости обрели дополнительную крепость вследствие минерализации, благодаря чему отлично сохранились. Что бы ни было обвязано вокруг волчьей шеи, оно ушло безвозвратно, однако кости хранили пыльно-красный след оксида железа, входившего в состав пигмента, – того же самого красного оттенка, что и на наскальных рисунках.

– Волк? Или собака? – шепотом спросил Жан-Клод.

– И волк, и собака, – пробормотал Бошан.

– Нет, – исправил коллегу Морби. – Не просто собака. – Он обернулся и посмотрел на Жан-Клода. – Вы нашли первую собаку в истории человечества.

Жан-Клод принял задумчивый вид, а Морби спросил себя, действительно ли молодой человек видит то же, что видят они с Бошаном – палеонтологическое свидетельство решающего момента в истории человечества, благодаря которому люди выстояли и победили.

– А этот человек – он кто? И почему он погребен вместе с собакой?

Морби встал с колен и отряхнул штаны. В послеполуденном солнце задрожало, искрясь, облачко пыли.

– Интересный вопрос, – согласился Морби. – Я сам много лет пытаюсь найти научное объяснение тому, как волки сделались спутниками человека. Но что, если взглянуть на проблему под другим углом: как мы, люди, стали жить бок о бок с волками? Как из легкой добычи превратились в их хозяев? В таком контексте речь идет уже не об эволюции, а об адаптивном поведении, и процесс занимает не столетия, а всего одно поколение. Жизнь одного человека. Лет двадцать. Да, Жан-Клод, вы задали очень, очень важный вопрос.

Кто этот человек?

Книга первая

1

Год девятнадцатый

Волчица и ее спутник устроили логовище в небольшой пещере у ручья. Они покинули стаю, чтобы произвести на свет потомство. Волчице было не впервой искать уединения и вместе со своим спутником заботиться о выводке. Позже, когда волчата подрастут и окрепнут, они приведут их в стаю. Волчицей двигали память и инстинкт.

Ее спутник отправился на поиски пищи. Весна стояла холодная, промозглая, в воздухе носились снежинки, стояли ароматы распускающихся почек, прошлогодней травы и свежей зеленой поросли. Волчица принюхалась и уловила запах своего спутника – вероятно, он охотился где-то неподалеку.

Внутри волчицы что-то толкнулось: пришло время рожать. Внезапно ее охватила невыносимая жажда; покинув пещеру, она спустилась к ручью и принялась жадно лакать воду. В течение ближайших дней она не сможет выйти из логова. Пищу ей станет приносить самец, а сама она будет кормить выводок молоком. Но сейчас она пила и не могла напиться, интуитивно утоляя жажду на много дней вперед.

В воздухе произошла какая-то перемена. Волчица уловила за деревьями легкое движение и почуяла опасность. Шерсть на ее загривке встала дыбом, зрачки расширились. Волчица дернула носом и обернулась.

Лев.

Ветер поменялся и теперь дул по направлению от логовища, неся с собой запах свирепого хищника. Лев приближался, то ли завидев волчицу случайно, то ли привлеченный дразнящим запахом ее предродовых выделений.

Волчица побежала обратно к ручью. Даже теперь, раздавшийся от талых вод, он оставался достаточно мелким. Отяжелевшая самка пустилась вброд и, с трудом выбравшись на противоположный берег, услышала за спиной громкий всплеск. Она обернулась, и в этот миг лев прыгнул.

Атака была молниеносной. Волчица, забыв о боли, вывернулась из львиных когтей, расцарапавших ей бока, и, щелкая зубами, силилась добраться до глотки врага.

Сокрушительный удар повалил их обоих на землю. Это подоспел спутник волчицы и ринулся в схватку, вонзив зубы льву в загривок. С визгом, воем и рычанием волк и лев сцепились в клубок.

Волчица поспешила назад в логовище. Она ничем не могла помочь спутнику. Сейчас ее волновало одно – судьба потомства.

В двадцати метрах от входа в пещеру у волчицы отнялись задние ноги. Тяжело дыша, она поползла вперед. Позади нее раздался предсмертный визг волка. Лев был в два раза крупнее его, и исход побоища был предречен с самого начала.

Волчица подползала к входу в пещеру, когда внезапно наступившая тишина возвестила печальный итог сражения. Самка не спускала глаз со спасительного прохода, тяжело волоча безжизненные задние ноги и не оглядываясь, хотя чувствовала, что вот-вот ее настигнет лев.

* * *

Человек никогда не знал одиночества. Настоящего одиночества, без надежды встретить других людей на своем пути. Он шел по каменистому берегу ручья, погруженный в тягостные раздумья. Больше никогда не жить среди людей… Сама мысль казалась невозможной, даже смехотворной. Конечно, он вернется к своему племени. И его примут.

Но сегодня, когда почки на деревьях наконец-то начали набухать, хотя под рыхлыми сугробами, лежащими в густой тени, притаилась зима, он отвернулся от сородичей, в прямом и переносном смысле.

А они отвернулись от него.

Весь день он шел вдоль берега и очутился в незнакомых краях. Вокруг лежала ничейная земля.

Из котомки, сработанной из оленьей шкуры, человек достал кусок вяленого мяса и принялся жевать на ходу. Он рассчитывал растянуть съестные припасы надолго, однако не смог устоять перед голодом. В качестве компромисса он не стал разводить огонь, чтобы поджарить мясо, а лишь подкинул сухих листьев в свисавший с шеи полый рог, набитый угольями и сухим мхом. Придет время располагаться на ночлег, тогда и разожжет костер.

Вдруг где-то впереди раздалось хриплое шипение. Человек замер и насторожился. Неужели гиены? У него отчаянно заколотилось сердце: ему никогда не приходилось встречаться с гиенами, но он знал, что удрать или отбиться от них не сумеет.

Легкая тень скользнула по тропе – с неба слетела огромная птица и опустилась на землю, шумно хлопая крыльями. Приободрившись – он никогда не слыхал, чтобы птицы кого-нибудь растерзали, – человек продолжил путь.

И вскоре наткнулся на кровавый след. Здесь, на берегу ручья, произошло что-то страшное. Земля была истоптана, повсюду путались следы, львиные и волчьи.

Человек сжал в руке дубину и спустился к воде. Стая огромных мерзких птиц с крючковатыми клювами и голыми, словно ощипанными головами расправлялась с тушей мертвого волка на противоположном берегу. Гнусный вид кровавого пиршества вызывал омерзение.

– Кыш! – вскричал человек. – Пошли прочь!

Птицы даже не глянули в его сторону. Наклонившись, он подобрал с земли камень. Ему удалось подбить одного из стервятников, и стая, тяжело хлопая крыльями, взлетела в воздух.

Волк был разодран на клочки. Судя по глубоким следам, оставшимся на мокром песке, он пал жертвой пещерного льва, а стервятники обглодали его кости.

Человек склонился над запутанными следами. Похоже, на противоположном берегу ручья на волка напал пещерный лев. Распотрошенный труп волка остался лежать на месте побоища. Откуда же взялся кровавый след на этом берегу?

Может, волков было двое? Оба вступили в схватку со львом. Растерзанный волк остался лежать на месте гибели, а другой попытался спастись, перебравшись на этот берег.

Однако лев не стал бы нападать на пару волков, разве что на молодняк, а, судя по следам, уцелевший волк был даже крупнее своего погибшего сородича. Куда же он делся? Отполз подальше и издох?

От волчьего трупа, истерзанного в клочья львом и стервятниками, проку мало, а вот если найти уцелевший труп второго волка, с него можно снять шкуру. Носить волчий мех очень почетно.

Держа наготове дубину, человек осторожно пошел по следу и вскоре достиг небольшого отверстия в скале, напоминавшего приоткрытый рот. Земля перед входом в пещеру была залита кровью.

Волк укрылся внутри.

Человек размышлял, затаив дыхание. Если в пещере волк на него набросится, можно садануть зверюгу по морде факелом. По крайней мере, будет время оценить обстановку и убежать, если грозит опасность.

Но волк мог вырвать факел из рук, тогда смерть…

Человек сурово напомнил себе, что он мужчина, а не мальчик. Мужчине не к лицу бояться. Многие в племени говорили, что он не проживет и до конца года. Нельзя погибнуть в первый же день – нельзя доставить им такое удовольствие.

Дрожащими руками человек соорудил факел из пучка жухлой травы и палки и зажег его при помощи угольев. Сунул горящий факел в черный зев и прислушался. Тишина. Находясь снаружи, он не мог рассмотреть пещеру как следует и, в конце концов, протиснулся внутрь, остро ощущая свою незащищенность.

По узкому проходу человек мог пробраться только на четвереньках. Рука его опустилась во что-то липкое – в лужицу крови.

Проход круто уходил вбок и заканчивался рядом невысоких камней, на которые откуда-то сверху и сбоку падал сноп света. На высоте, в несколько раз превышающей человеческий рост, зияла достаточно широкая расселина. Оттуда можно было без труда влезть в пещеру, вместо того чтобы ползти по тесному проходу.

Пещера раздалась в стороны и вверх. Дневной свет, проникавший через расселину, затмевал пламя факела, однако стоило человеку пройти чуть дальше, как отблески огня уверенно рассеяли темноту.

Впереди лежал волк, точнее волчица. Она лежала на боку, закрыв глаза; на ее морде выделялось белое пятно, по форме напоминавшее человеческую ладонь. Возле волчицы темнели три крошечных комочка: новорожденные волчата. Ее бок, разодранный львиными когтями, влажно блестел от крови.

Теперь все ясно. Волк, защищая волчицу, вступил в схватку не на жизнь, а на смерть, и погиб. Если умрет волчица, умрут и волчата.

Человеку требовалось мясо. Он никогда не слыхал, чтобы мясо волков употребляли в пищу, однако плоть молодых животных съедобна почти всегда. Он решил убить волчат и содрать шкуру с волчицы. Вокруг достаточно камней, чтобы ее прикончить; впрочем, она, похоже, и так на последнем издыхании.

Подождать?

Устав сутулиться, человек неловко присел, но, не удержавшись, тяжело упал на колени.

Волчица открыла глаза.

2

Она зарычала и попыталась встать. В логовище проник человек и принес с собой огонь. Древний инстинкт велел ей защищать выводок от неожиданной опасности.

Не в силах пошевелить задними ногами, волчица, яростно оскалив пасть, рванулась вперед, оттолкнувшись передними лапами.

В воздухе запахло страхом. Человек с шумом отпрянул, отбросив в сторону ненавистный огонь, и очутился рядом с расселиной, из которой в пещеру проникали свет и воздух. Волчица едва не впилась зубами в его ногу. В последний момент он вскарабкался на высокий выступ в скале, разбрасывая тучи песка и мелкого щебня.

Волчица, глухо рыча, смотрела на него снизу вверх. Человек повис на выступе, как леопард на ветке дерева, и с трудом переводил дыхание.

Из глубины пещеры донесся жалобный писк. Соски волчицы набухли молоком и заныли. Она хотела поскорей откликнуться на зов и уставилась на человека, взглядом прогоняя его прочь.

– Эй, – негромко произнес человек. – Хочешь мяса?

Услыхав его слова, волчица вспомнила о других людях, которые порой ее кормили. Она зарычала. Отброшенный факел догорал, и запах горящего дерева беспокоил волчицу. От человека тоже несло дымом.

Что-то выпало из его руки на пол. Волчица отпрянула, затем чуть-чуть подалась вперед и недоверчиво принюхалась.

– Оленина. Ешь.

Мясо. Сухое и пропахшее дымом мясо, вполне съедобное. Волчица проглотила угощение.

– Видишь? Вкусно.

Понятно. Этот человек из тех, что когда-то ее подкармливал. Волчица вгляделась в его лицо: тот же изгиб бровей, который, как ей было давно известно, не предвещал ничего дурного.

Инстинкт запрещал пускать в свое логовище других живых существ, даже тех, что настроены дружелюбно. Однако схватка со львом многое изменила. Волчица чуяла запах крови своего спутника и понимала, что тот не вернется. Нужно думать о выводке, остальное не имело значения.

На пол шлепнулся еще один кусок странного мяса. Волчица поспешно подхватила его, – нечто большее, чем голод, велело ей как можно плотнее набить брюхо. Поев, она поползла обратно к волчатам.

Немного погодя послышалось кряхтенье и звук осыпающихся камней. Волчица слышала, как человек карабкался наверх и едва не сорвался на пол, вовремя ухватившись за выступ. Внезапно его запах исчез – человек выбрался из расселины наружу, – хотя в воздухе еще долго пахло костром и дымом.

Волчица прикрыла веки и, перетерпев боль, подставила соски слепым волчатам.

Через какое-то время она проснулась от громкого шороха: вернулся человек, протиснувшись внутрь через расселину. Волчица насторожилась и ощетинилась, однако подавила рычание. Поведение, приобретенное с опытом, взяло верх над инстинктами. Ее терзал голод, и человек утолял его. Волчица унюхала запах мокрого дерева и свежей воды.

Пламя факела, почти погасшее, взметнулось выше, и по стенам заплясали длинные тени. Волчице это не понравилось, но она лежала, не шевелясь, глядя, как подползает человек. В руке он держал выдолбленное полено.

– Тебе нужно попить. Я налью воды вот сюда.

Изо рта человека вылетели непонятные звуки, он наклонил полено, и послышался плеск. Рядом с волчицей образовалась лужица чистой воды. Волчата жалобно запищали, почуяв, что мать оставила их и поползла напиться.

* * *

Человек поспешил отойти подальше, затем робко приблизился, увидев, что волчица лакает воду.

– Я принесу еще, – промолвил он.

Волчица с глухим стоном повалилась на пол рядом с волчатами. Когда она лежала, не шевелясь, острая боль в ребрах утихала.

Волчица тщательно вылизала своих щенят и погрузилась в сон.

* * *

Шли дни. Ход времени отмечали крепнущий и меркнущий свет, проникавший в пещеру через расселину, и запахи, долетавшие снаружи. Днем человек надолго уходил, но с наступлением ночи возвращался, разводил костер подальше от волчицы и оставался до восхода солнца. Волчица его почти не видела – невысокая гряда камней отделяла логовище от остальной пещеры, – однако ощущала его присутствие по запаху. По утрам он перелезал через камни и, приблизившись, бросал ей куски сухого мяса, так что волчице не приходилось подниматься, чтобы поесть.

Однажды утром он ушел и не вернулся. Волчица успела привыкнуть к тому, что человек регулярно ее кормит; хотя с каждым днем ее желудок требовал все больше и больше, маленькие порции мяса помогали заглушить самый острый голод. В день, когда человек не вернулся, волчицу охватила тревога. Без пищи детеныши погибнут. Если бы их отец остался жив, он смог бы кормить ее и – чуть позже – волчат, отрыгивая съеденную пищу. Так случилось, что роль кормильца взял на себя человек.

А теперь и его не стало.

Страх за жизнь потомства был сильнее голода. Волчица заскулила. Видимо, придется оставить выводок и самой отправиться на поиски пищи. Она поднялась, стряхнув волчат на пол, и с усилием поволокла за собой безжизненные задние лапы. Ею двигал материнский инстинкт.

Волчица добралась до потухшего костра у основания расселины, когда дуновение ветра, проникшее в пещеру, окатило ее волной запахов, среди которых был запах человека, а еще – сырого мяса.

Протиснувшись через расселину, человек заметил волчицу, опирающуюся на передние ноги, и испуганно вскрикнул. Волчица встрепенулась и зарычала, осознав собственную беспомощность. Человек и зверь смотрели друг на друга, не смея пошевелиться.

– Я принес мяса. Оленину.

Голос человека дрожал. От него исходил сильный запах страха, однако волчица внезапно успокоилась. Ситуация была знакомой: испуганный, но решительный человек предлагает ей пищу.

Кормежка ассоциировалась у волчицы с логовищем, поэтому она как можно проворней перебралась обратно через камни. Почуяв мать, волчата оживленно запищали, а она с облегчением улеглась и принялась ждать.

Человек разжег костер, затем перебрался через камни и протянул волчице кость с аппетитным куском мяса. Волчица осторожно взяла кость из его руки.

– Жаль, что не я убил этого оленя, – проговорил человек. – Я не могу охотиться в одиночку.

Волчица жадно хрустела костью.

– А где твоя стая? Почему ты здесь совсем одна? Впрочем, я не знаю, как волки выхаживают потомство. Никогда не видел новорожденных волчат. Может, у вас так принято – уходить от всех. Мне пришлось бы худо, если бы сюда вдруг явились твои собратья.

И это было ей знакомо. Люди, которые иногда ее кормили, тоже издавали негромкие монотонные звуки.

– Странно. Ты так спокойно принимаешь пищу из моих рук… – Человеческий голос стал мягче. – Никогда не слыхал, чтобы волк так себя вел. Наверное, это все твое увечье. А что ты думаешь про меня? Кто я такой и почему живу в пещере вместе с волком, а не с себе подобными? Как так вышло?

Человек горестно вздохнул.

– Хотя мы с тобой пока еще живы, никто не в силах пережить зиму в одиночку. Зимой меня ждут одиночество и голодная смерть.

И он снова вздохнул.

– Что делать с тобой, я тоже не знаю. Может, ты скоро умрешь. Раны у тебя чистые, но внутри тебя что-то сломалось, да и задние лапы тебя не держат. Никогда не ел волчьего мяса. А твои щенки? Что будет, если я оставлю им жизнь?

Волчица расправилась с костью и, насытившись, уложила морду на лапы.

– Говорят, стая волков может разорвать живого человека. Они впиваются в него зубами, а он вопит во всю мочь, не в силах вырваться.

Наступило молчание. Волчица облизнулась, смакуя вкус оленины.

– Я не хочу такого конца. Если я сейчас попытаюсь забрать у тебя волчат, ты из последних сил на меня кинешься… Не понимаю, почему ты здесь. Почему я здесь. И не знаю, что делать дальше.

3

Год первый

Его звали Сайлекс, Сайлекс из племени Волколюдей, и сегодня ему выпала честь идти к волкам с подношением. Он искал стаю, которой с давних пор поклонялся его народ. Однако стая как сквозь землю провалилась, и теперь Сайлекс шел по следу трех молодых, незнакомых ему волков. Он следовал за ними, потому что они были молоды и, может, не столь опасны, как матерые волки. Члены знакомой ему стаи безбоязненно подпускали к себе людей и принимали от них мясо, хотя запросто могли разодрать человека.

Сайлексу шел шестнадцатый год, и он впервые отправился к волкам с подношением. Обычно волков кормил отец Сайлекса, вожак Волколюдей, однако несколько дней назад он сломал ногу, оступившись на камнях, да так неудачно, что кость вышла наружу. Рана загноилась, кожа вокруг нее раскраснелась и горела. Обязанность кормить волков перешла к Сайлексу.

Хотя идти по следу молодых волков было несложно, юноше никак не удавалось их нагнать. На влажной земле виднелись следы когтистых волчьих лап и парные оттиски копыт. К югу, ниже по течению ручья, среди неглубоких пещер, лежало летнее поселение людей, называвших себя Сородичами. Волколюди жили на другом берегу ручья. На севере простиралась ничейная земля, дикая глушь.

В одной руке Сайлекс держал копье, а другой придерживал подношение: оленью лопатку, висевшую на перевязи из оленьей шкуры. Кусок был тяжелым, и радостное волнение, охватившее юношу, когда члены племени торжественно проводили его в путь, померкло: как и прочие соплеменники, Сайлекс предпочитал ходьбе бег, а тяжелый кусок стеснял движения.

Ручей уходил вправо, огибая груду валунов, а слева раскинулась зеленая лужайка, освещенная ярким летним солнцем, – уютное, безопасное место, где Сайлекс, будь он сейчас на охоте, расположился бы на ночлег. Юноше стало не по себе. Куда-то заведут его волки?

Три молодых волка впервые оставили стаю и отправились на охоту. Почуяв в отдалении запах пасущегося стада, волки бежали легко и свободно, как будто ноги сами несли их вперед.

Запах добычи не усиливался, и молодая волчица внезапно перешла на шаг, почувствовав, что из-за своей самонадеянности они выбились из сил.

До сих пор жизнь была к ним благосклонна. Они знали бескормицу, но никогда не стояли перед лицом голодной смерти и потому были достаточно сильны, чтобы преследовать добычу, не сбавляя хода. Матерые волки не пошли бы по такому слабому следу – они были куда благоразумней.

Когда волчица остановилась, ее спутники тоже замедлили бег. Волчица была на целую голову выше обоих своих собратьев, крупнее в груди и массивней в бедрах. Она верховодила в их детских играх, и теперь волки отважились покинуть стаю только потому, что волчица повела их за собой. Высунув языки, они подбежали к ней и принюхались.

Волчица повела носом по ветру. Теперь, прервав утомительный бег сквозь пахучие травы, она унюхала в воздухе что-то новое, холодное и беспощадное. Волчице еще только предстояло пережить все, что обещал этот запах, предстояло пережить зиму; сейчас, среди покачивающихся на ветру летних трав, запах ни о чем ей не говорил.

Крепкая и сильная волчица, не знавшая страха, направилась в ту сторону, откуда веяло прохладой, обещавшей что-то новое и неизведанное. Спутники последовали за ней, выстроившись в том порядке, который они определили для себя на время охоты.

Вскоре ландшафт изменился. Редкие деревья совсем исчезли, мягкий травяной покров поредел. Мощные лапы с хлюпаньем ступали по мокрой земле. В низинах стояла темная вода, над которой вились черные тучи насекомых. На пути попался прозрачный холодный ручей, затем еще один и еще. Волки с наслаждением припадали к воде, восполняя силы.

Внезапно в воздухе прокатилась теплая волна знакомых запахов, и волки дружно замерли. Где-то там, впереди, паслись лоси.

Переполняемая ликованием, волчица ринулась вперед. Ее порыв передался остальным. Следуя друг за другом, они преодолели подъем и наткнулись на стадо лосей, но смешались, не зная, как быть дальше. Животных было слишком много, и неопытные волки не могли определить границы стада. Встревоженные лоси шарахнулись в стороны, и волки, озадаченные их беспорядочным движением и внушительными рогами, никак не могли выбрать жертву. Раздосадованные, они принялись ходить кругами, щелкая зубами и отскакивая от наставленных на них грозных рогов.

И вдруг волчица расслышала жалобный плач лосенка, отбившегося от стада, и побежала туда, откуда доносилось блеянье. Лосенок метнулся в сторону, и началась погоня. Однако волки выбились из сил и совершили ошибку, пустившись вслед за лосенком вместо того, чтобы отрезать его от стада.

Ничто в их короткой жизни не подготовило волков к дальнейшему повороту событий. Они выбежали на что-то белое и скользкое. Хотя стояло лето, землю покрывал толстый ледовый щит, и волки пришли в замешательство.

Лосенок в панике не обратил внимания на странную перемену под копытами. Он чуял близость воды и инстинктивно бежал к ней, намереваясь спастись вплавь. Сломя голову он кинулся вперед, не видя, что оледенелая земля уходит под уклон и резко обрывается на горизонте. Когда он осознал свою ошибку и разглядел, что ледник заканчивается обрывом, было уже поздно. Не в силах остановиться на скользком скате, он сорвался вниз, беспомощно растопырив ноги.

Волки в изумлении смотрели, как добыча пропала из виду за краем ледника. Ни один из них не пожелал спуститься вниз и поглядеть, что же произошло. Тяжело дыша, они остановились, тычась носами, словно ища друг у друга поддержки.

А потом вновь принялись нюхать воздух, ловя запахи. Наконец, они учуяли свежее мясо и отправились на разведку.

Лосенок рухнул вниз, на скалы, сломав себе позвоночник. От мелких брызг ледяной воды, летящих вниз, он окоченел и почти не чувствовал боли. Наоборот, его охватило облегчение – ведь ему удалось оторваться от волков. Вокруг простирался странный, невиданный прежде пейзаж. Обездвиженный лосенок безразлично взирал на ледяной покров и с удивлением обнаружил рядом с собой тело молодой лосихи, наполовину вмерзшее в лед. Значит, и другие животные попали сюда тем же путем.

Лосенок, будучи стадным животным, почувствовал умиротворение в присутствии другого лося. Боль утихла, волки пропали из виду; стало тепло, клонило в сон. Никогда прежде ему не было так спокойно.

* * *

Сайлекс ахнул. После трех дней поисков троица волков сама вышла ему навстречу. Их разделяли всего каких-то пятьдесят шагов.

У Сайлекса пересохло во рту. Прерывисто дыша, он потянулся к перевязи на плече, высвобождая оленью лопатку. Волки, как ни в чем не бывало, подошли ближе, плутовато на него посматривая. Этот зверь не представлял опасности. К тому же он один. Неопытность, а также дразнящий запах крови и мяса, исходивший от зверя, заставил волков забыть об осторожности.

Они не умели окружать и оттеснять жертву. Вместо этого они сбились в кучу на тропе, словно встретили соплеменников, а не добычу. До человека оставалось не более десяти шагов, когда их самоуверенность вдруг испарилась: они заметили нацеленное на них острие копья.

– Это был удачный год. Вы привели нас к местам хорошей охоты, – дрогнувшим голосом приветствовал зверей Сайлекс. – Вскоре лето отойдет, и мы последуем за вами через снега, туда, где зимуют стада. Благодарим вас.

Волки и ухом не повели. Они принюхивались и переступали с лапы на лапу, собираясь с духом, чтобы напасть, напряженно выжидали, влекомые запахом крови, текущей в жилах человека. Сайлекс хотел бросить им мясо и бежать без оглядки, но отступать не годилось. Если он сбежит, подношение не состоится.

Громадных размеров волчица смотрела ему прямо в глаза. Это было не в манере волков: как правило, взгляд у них беглый и расчетливый, без малейших признаков заинтересованности. На темно-серой шерсти, покрывавшей лоб, выделялось белое пятно в виде человеческой ладони.

Не сводя глаз с человека, волчица шагнула вперед. Сайлекс понял, что должен предложить подношение именно ей. Может, встав на колени, смиренно молить о принятии дара?.. Не решившись, юноша просто опустил оленью лопатку на землю.

Волки шарахнулись назад, но волчица, не сходя с места, спокойно потянулась к куску мяса, перед этим в последний раз смерив Сайлекса взглядом.

Волки, не обращая на него внимания, жадно накинулись на оленину. Не сводя с них глаз, Сайлекс отошел назад, затем повернулся и, опьяненный удачей, побежал.

Он расскажет отцу об огромной волчице, о том, как она приняла подношение. Разумеется, это знак! Теперь волки и впредь будут покровительствовать его племени! Ходили легенды, что те, кто идут по волчьему следу, сами становятся волками, тогда как трусов ждет участь добычи. Сайлекс не был трусом.

Нутром почувствовав опасность, юноша обернулся, и колени у него подкосились.

Позади, шагах в пятидесяти, бежали волки. Они трусили легкой рысцой и могли без устали преследовать его еще очень, очень долго. Волколюди бегали куда быстрее людей из других племен, но все-таки до волков им было далеко. Хищники настигнут его и разорвут в клочья.

Впереди показалась приветливая зеленая лужайка, по одну сторону которой бежала речушка, а по другую беспорядочно громоздились тяжелые валуны, вросшие в землю. От ужаса Сайлекс едва не падал с ног и так ослабел, что готов был по-детски расплакаться.

На что он надеялся? Ему не уйти. Броситься в речку? На мелководье не спастись.

Хорошо. Он встретит их здесь.

Протиснувшись между двумя округлыми валунами, Сайлекс вышел к отвесному каменному склону. Теперь волкам его не окружить – им придется по одному миновать узкий проход. Вот только использовать копье против священных животных нельзя – запрещено. Если волки решат напасть, смерти не миновать.

Может, давным-давно он и сам был волком, но воспоминание об этом стерлось из памяти. Сайлекс плохо представлял себе, что с ним произойдет после смерти; он только надеялся, что расправа будет быстрой, и если он и вернется в этот мир, то в облике благородного зверя, а не в лосиной шкуре.

Волки кружили у валунов, принюхиваясь и поскуливая от нетерпения. Самцы, осмелев от удачного преследования, подошли вплотную к проходу.

Сайлекс бросил копье на землю.

– Предаю себя вашей воле, – дрожащим голосом произнес он. – Я готов к смерти.

4

Волки видели добычу, жмущуюся к камням, и жаждали вонзить в нее зубы. Запах оленьей крови, исходящий от человека, распалял их все сильнее, однако инстинкт подсказывал: загнанный зверь может быть смертельно опасен. Впрочем, странный зверь, несмотря на размеры, покорно ожидал своей участи. Почему он не бежит, не кричит, не защищается? Волки фыркали от досады.

В отличие от своих спутников, волчица сомневалась, что укрывшееся за камнями существо – подходящая добыча. Что-то отличало его от других. Да и мясо оленя досталось волкам именно из его рук.

Донесся звук. Волчица резко обернулась и прислушалась, дергая ушами. Выкрик – там, ниже по течению.

– Идем же, Урс, – раздался звонкий девичий голос.

На миг волки застыли в нерешительности, но, когда из-за пригорка показались молодой мужчина и девушка, они неслышно скрылись из виду.

– Вот мы и здесь! – воскликнула девушка.

Из своего укрытия Сайлекс хорошо видел ее большие выразительные глаза. На вид ей было около шестнадцати. Больше всего Сайлекса поразили волосы девушки, переплетенные хитрым образом. Женщины его народа не носили таких причесок.

Мужчина выглядел на несколько лет старше девушки и был выше ее. Более того, он был выше всех людей, которых знал Сайлекс. У него была черная густая борода, в отличие от Сайлекса, щеки которого покрывала редкая поросль.

Короткая набедренная повязка Сайлекса не стесняла движений и была сработана из лисьих шкур: Волколюди, как и волки, охотились на лис, однако, в отличие от своих покровителей, не разрывали зверьков на мелкие кусочки, а аккуратно снимали с них шкуру. Незнакомцы же носили одеяния из выделанной кожи длиной чуть ли не до колен и с разрезами по бокам.

Сайлекс поспешил броситься на землю и притаиться за камнями. Сородичи не отваживались заходить так далеко вверх по течению. Из какого же племени незнакомцы? Орда? Если они из Орды, ему грозит опасность. Впрочем, хотя дикари из Орды и разгуливают, где им вздумается, они не ходят по двое, а их женщины всегда остаются в долине у реки.

Сайлекс потянулся к копью. Если они из Орды, придется их убить.

– И как тебе удалось найти такое место? – притворно-суровым тоном поинтересовался мужчина, которого звали Урс.

– Я его не искала: оно ведь не терялось, – пошутила Калли, подставив лицо солнцу.

– Калли Умбра! – с укоризной покачал головой мужчина, назвав девушку ее полным именем. Сородичи считали, что стоят выше других людей, и не в последнюю очередь потому, что их традиции наречения имен были весьма незаурядными. Когда ребенку исполнялось три года, самая старая женщина в роду складывала о нем легенду, с которой ребенок вступал во взрослую жизнь. Легенда заканчивалась пространным наречением, после чего ребенку давали имя, отражающее суть легенды. Полное имя Калли – Калли Умбра – означало «та, чьи мысли окутаны мглой и туманом». Так нарекла Калли ее бабушка, с намеком на известную всему племени прихотливость суждений девочки.

– Тебе нельзя сюда заходить. То есть нам нельзя сюда заходить, – выговаривал девушке Урс. – Это дикие земли.

Легенда об Урсе гласила, что мальчик развивался быстрее своих ровесников, в росте не уступая мальчикам постарше, и однажды станет таким же крупным и сильным, как пещерный медведь. Урс действительно был долговязый, но ему не помешало бы нарастить немного мяса. Хотя его полное имя было Урсус Колоссус, все звали парня просто Урс.

– Я ослушалась запрета, – добродушно согласилась Калли. – Теперь твоя очередь.

– Я нарушил запрет уже тем, что пришел сюда, – огрызнулся Урс, но игривая улыбка, свойственная каждому мужчине, когда он любезничает с женщиной, не сходила с его лица.

– Я про другой запрет. – Лукаво поигрывая глазами, Калли шагнула к Урсу.

– Какой? – хрипло переспросил Урс. В его голосе не осталось и следа от прежней игривости.

Сайлекс напряженно думал. Выпрыгнув из укрытия, он, пожалуй, застигнет незнакомцев врасплох и успеет добраться до ручья. Однако мужчина, судя по всему, охотник… Лучше подождать, покуда они сами не уйдут отсюда.

Если, конечно, его не обнаружат. Тогда укрытие, надежно защищавшее от волков, окажется ловушкой. Значит, выпрыгнуть из укрытия и вонзить копье охотнику в спину? Женщина наверняка сразу же убежит, и преследовать ее Сайлекс не собирался. Он прицелился в точку между лопатками охотника – нанесенная туда рана будет смертельной.

– Не хочешь сказать мне то, чего не следует говорить? – вкрадчивым шепотом спросила Калли.

Урс смотрел на нее во все глаза. Его руки шевельнулись, словно готовились обвить стан девушки.

– Нет? – шаловливо спросила Калли. – Значит, я ошиблась.

Танцующей походкой она отошла в сторону, но Урс пошел за ней следом.

– Ты преследуешь меня, большой медведь? – шутливо возмутилась Калли.

– Калли, я…

Должно быть, Урс не раз проговаривал про себя слова, что готовы были сорваться с его губ, однако не осмеливался произнести их вслух.

– Хочу. Я хочу сказать, что люблю тебя.

Калли в восторге всплеснула руками.

– Урс! И я люблю тебя. Почему ты раньше молчал?

Урс не ответил. Калли протянула к нему руки, и они поцеловались, стоя под яркими лучами солнца.

Вряд ли они из Орды, решил Сайлекс. Те ведут себя совсем иначе. Должно быть, это Сородичи. А нарушенный запрет, о котором шла речь, – это запрет покидать территорию племени.

Волколюди избегали Сородичей, опасаясь, как бы встреча не переросла в стычку. Может, напасть на мужчину, пока он, ничего не подозревая, обнимает девушку?

Волк сидел бы и выжидал, решил Сайлекс. И он стал выжидать.

– Что с нами будет, Урс? – спросила Калли.

– Не знаю, – ответил Урс, покачав головой.

– Это не ответ! – возразила Калли.

– Совет женщин…

– Нет! – перебила его Калли.

Урс раздраженно вздохнул.

– Совет женщин решает, кому и на ком жениться, – обреченно вымолвил он.

– Да, конечно, – нетерпеливо согласилась Калли. – Но родители могут договориться между собой и вынести свое решение на суд женщин. Моя мать замолвит за меня слово. Что ей сказать?

– Моя мать давно умерла, и за меня решит совет женщин, – ответил Урс. – Женщины выберут мне жену.

Калли окинула его оценивающим взглядом.

– Ты смелый. Ты не боишься женщин, – помолчав, сказала она.

– Конечно, не боюсь, – огрызнулся Урс.

Его реакция позабавила Калли.

– Тогда скажи, что мы всегда будем вместе. Всегда.

Урс слегка расслабил плечи, словно после мощного броска, когда копье уже в полете и остается лишь следить за его траекторией.

– Мы всегда будем вместе, – послушно повторил он.

– Мы поженимся, – сказала Калли.

– Ох, Калли…

– Урс, я ждала этого всю жизнь! Пообещай мне.

– Если Альби узнает, что мы связали себя обещанием, она ни перед чем не остановится, чтобы разлучить нас.

Калли задумалась.

– Хоть Альби и Старейшина, не ей решать за всех. Это она должна исполнять волю совета, а не наоборот.

– Я заметил обратное, – сухо бросил Урс.

Калли сжала кулаки.

– И вообще, при чем тут совет? Если мужчина и женщина хотят стать мужем и женой, это их личное дело!

– Глупости говоришь.

– Почему совет женщин вмешивается в нашу жизнь? Когда я стану Старейшиной, каждая сможет сама выбирать себе мужа.

– Когда ты станешь Старейшиной? – со смехом повторил Урс.

– Я не шучу, – взвилась Калли.

– Не сомневаюсь.

– Тогда скажи. Скажи, что мы поженимся, – потребовала Калли.

– Ох, Калли…

– Пожалуйста, Урс!

Урс с любовью посмотрел на девушку и нежно улыбнулся.

– Хорошо. Мы поженимся, Калли. Я люблю тебя.

Звук поцелуя. Сайлексу уже надоело прятаться.

– Урс?

– Что?

– Ты знаешь, что делают мужчина и женщина, когда остаются наедине?

Урс оторопел, затем отстранился и заглянул Калли в глаза. Та лукаво сощурилась.

– Конечно, знаю, – ответил он.

– Неужели? Ты, наверное, бывал у вдов? – нараспев спросила Калли.

– Что? Нет, не бывал.

– Ну, тогда ладно. Просто ты ответил с таким знанием дела…

– Я не ребенок, Калли. Я охотник. Я ношу копье.

– И умеешь обращаться со своим копьем? – шепнула Калли.

Сайлекс поморщился: просто поразительно, что два человека могут так долго толковать ни о чем. Уж лучше погибнуть в стычке, чем сидеть здесь и выслушивать их болтовню.

– Умею, – ответил Урс.

– Еще бы. – Рука Калли скользнула под набедренную повязку Урса.

– Калли, – простонал он.

– Так чем, говоришь, они занимаются, охотник? И разве для этого не подходит мягкая, согретая солнцем трава?

Скуку Сайлекса как рукой сняло. Урс и Калли, тяжело дыша, сбросили одежды. Вскоре, к большому удивлению Сайлекса, они улеглись на траве лицом к лицу, и их тела сплелись воедино. Волколюди подражали любовным повадкам волков, и то, что сейчас происходило перед глазами у Сайлекса, казалось ему противоестественным.

Через некоторое время он решил, что пора бежать: незнакомцам не до него.

Сайлекс выскочил из-за валунов и бросился бежать. Урс закричал и кинулся в погоню. Проворный быстроногий Сайлекс пустился во всю прыть, петляя из стороны в сторону.

5

Раздосадованная Калли подобрала одежду и принялась дожидаться, когда вернется Урс. Все шло так, как она себе и представляла, и тут нежданно-негаданно из-под земли вынырнул какой-то человек, и Урс в одно мгновение преобразился. Только что он был ее любовником – и вот уже несется за кем-то с копьем…

Вскоре Урс вернулся, и Калли вздохнула с облегчением – цел и невредим. Увидав, что Калли сидит на земле и спокойно его поджидает, вместо того чтобы, распростершись на мягкой траве, изнемогать от желания, Урс состроил разочарованную гримасу.

– Это был один из Робких? – спросила Калли. – Никогда их не видела.

Урс покачал головой и подошел к девушке. Калли с удовольствием обласкала взглядом его обнаженное стройное тело.

– Нет, человек. Робкие крупнее и выглядят иначе. Мне не хватает слов, чтобы описать.

– Он, наверно, страшно перепугался, когда увидел, что ты бросился за ним во всеоружии, – сказала Калли, многозначительно опустив взгляд.

Урс покраснел и поднял с земли свою набедренную повязку.

– Хотя, как погляжу, ты спешишь спрятать свое копье, – продолжила Калли.

– Он бежал очень быстро. Быстрее, чем любой из Сородичей. Я почти попал в него. Промахнулся на самую малость.

– Значит, сегодня твое оружие настигло только одну жертву, – заключила Калли.

– Ты слишком умная для меня, Калли Умбра, – смеясь, ответил Урс.

Мужчина считает меня умной, изумилась про себя Калли.

Одевшись, Урс и Калли вышли на тропу, ведущую к летнему поселению. Урс молчал. Не оттого ли, думала с надеждой Калли, от чего ей самой было не до разговоров: воспоминание о том, что произошло на поляне, не оставляло места для пустой болтовни.

Они шли медленно, сплетя пальцы. На усеянном камнями участке тропы они разжали руки, чтобы лучше удерживать равновесие. По счастью, они держались в стороне друг от друга, словно чужие, когда за поворотом им повстречался Пэллок. Пэллок, невысокий и коренастый, был на год старше Урса.

– Нашли что-нибудь? – Держа копье наготове, он застыл у кроличьей норы, однако всех кроликов, обитавших там, перебили еще прошлым летом, и, сколько Сородичи ни дежурили, кролики не показывались.

– Еще бы! – весело откликнулась Калли. – Нам здорово повезло!

Урс обернулся и оторопело взглянул на девушку, дивясь ее дерзкой выходке.

– И что нашли? – спросил Пэллок, подозрительно переводя взгляд с Калли на Урса.

– Ничего мы не нашли, – сознался Урс, зыркнув на Калли.

Пэллок фыркнул.

– Ведете себя как дети.

Его слова пришлись Урсу не по нраву.

– Я не ребенок. Я охотник. Копейщик, – негромко возразил он.

Пэллок разительно отличался от остальных Сородичей. Почти все его соплеменники были смуглые и кареглазые, тогда как он был светловолос, а глаза цвета янтаря становились почти прозрачными в ярком свете солнца. Калли поняла, что он злится, еще до того, как он заговорил.

– А я старший копейщик, – мрачно ответствовал Пэллок. Он взглянул на Калли и покраснел: она с любопытством разглядывала его руки, казавшиеся летом почти безволосыми. – Однажды я стану старшим ловчим и тогда все припомню тем, кто оскорблял меня.

Калли не желала больше находиться рядом с Пэллоком.

– Пойду, помогу женщинам готовить ужин, – заявила она.

– Ступай, – небрежно бросил Пэллок. – Старший ловчий велел мужчинам охотиться рядом с лагерем. Урс останется и поможет мне.

– Мне не следует идти одной, да еще так далеко, – с укоризной сказала Калли.

Бледное лицо Пэллока скривилось от раздражения.

– Она права, – заметил Урс.

– Тогда ступайте оба. От вас толку все равно не будет.

На скулах Урса вздулись желваки, однако, когда Калли легонько коснулась его, проходя мимо, он, ни слова не говоря, последовал за ней. Вскоре они отошли на достаточное расстояние, и Пэллок уже не мог их слышать.

– Спасибо, – тихо произнесла Калли.

– Ты права. Женщине не следует ходить одной, особенно так далеко.

– Нет, спасибо за то, что ты ушел. Что не стал продолжать разговор.

– Тоже мне, разговор, – буркнул Урс. – Пэллок никогда никого не слушает, только говорит. Какой с ним может быть разговор.

– Ты считаешь, это правда? Что он однажды станет старшим ловчим? – спросила Калли.

– Нам не нужен старший ловчий. Харди – лучший ловчий из всех.

– Не сейчас. Когда-нибудь потом. Ведь старший копейщик рано или поздно становится старшим ловчим?

– Наверное, да.

– Ты должен стать ловчим, – торжественно заявила Калли.

Урс улыбнулся краешком губ, и Калли почувствовала прилив нежности. Его улыбка означала, что Урс и сам втайне мечтал об этом.

– Что бы ты сделал, будь ты ловчим? – не унималась Калли.

Урс впился в девушку взглядом.

– Я бы снова выслал следопытов. Чтобы разыскивали зверей и вели к ним охотников.

– Не понимаю. Почему ты говоришь «снова»?

Урс помрачнел.

– Помнишь следопытов, что пропали два лета назад? Их схватила Орда. Теперь Харди боится высылать следопытов. Мы охотимся гурьбой, держась вместе. Только когда нам удается ранить зверя, Харди отправляет людей вперед, чтобы те настигли и добили подранка. Но и им запрещено разбредаться.

– Разумно, – одобрительно кивнула Калли. – Если где-то рядом бродит Орда, нельзя рисковать.

– Ты указываешь мне, как надо вести охоту? – нахмурил брови Урс.

– Конечно, нет, Урс, – примирительно сказала Калли. Она видела Урса насквозь и, разумеется, заметила его возмущение. – Тебе виднее. Просто я боюсь Орды.

– Охота нынче не ладится. Надо высылать следопытов.

– А другие охотники с тобой согласны?

– Некоторые. Но Харди считает, что рисковать нельзя.

– Совет женщин тоже терзают разногласия, – немного помолчав, сказала Калли. – Все презирают Альби. Мы только и ждем повода, чтобы избрать новую Старейшину.

– Правда? – Урс остановился и уставился на Калли. – Тогда это меняет дело.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – медленно проговорила Калли.

– Придумай, как заставить совет избавиться от Альби и выбрать на ее место кого-то другого, кто одобрит наш брак.

Урс сказал это с таким воодушевлением, что Калли захотелось его обнять.

– Мужчинам легко говорить, каждый из вас вправе выносить предложения на совет охотников.

– Решает все равно старший ловчий, – напомнил Урс.

– И все-таки каждый может высказать свое мнение, не опасаясь наказания. На совете женщин открыто не говорят. Задача Альби – приводить нас к согласию, однако чаще всего она никому не дает и слова сказать. Женщины устали от Альби и хотят избавиться от нее, но это еще не значит, что ее вытурят. У нас, женщин, все не так, как у вас, охотников. Ты не знаешь Альби, – грустно закончила Калли.

– Чего он не знает? – раздался позади громкий голос.

Вздрогнув, они обернулись: перед ними, уперев руки в бедра, стояла Альби.

Год девятнадцатый

Волчица открыла глаза и подозрительно покосилась на человека. Он медленно подбирался ближе, опасливо на нее поглядывая. Насыщенный земляной запах его ладоней смешивался с дразнящим ароматом свежего мяса, лежавшего в котомке. Человек остановился в одном шаге от волчицы. Она могла бы прыгнуть и перегрызть ему глотку. Инстинкт повелевал ей расправиться с чужаком и защитить волчат. Волчица оскалила зубы, и человек, шумно вдохнув, застыл на месте.

Однако вскоре тревога волчицы улетучилась. Когда человек придвинулся еще ближе, она не шелохнулась и лишь сонно наблюдала, как он открывает и закрывает рот, издавая непонятные звуки.

– Грязь целебная. Мы мажем ею раны, чтобы не гноились. Мне надо к тебе прикоснуться. Больно не будет. Это для твоего блага и для блага твоих щенков.

Волчица со вздохом опустила морду на лапы, утомленная борьбой с инстинктом, восстававшим против желания довериться человеку, который ее кормил.

Он раскрыл котомку, и в воздухе запахло мясом.

– Попробую…

На пол сбоку от волчицы шлепнулся кусок мяса, и она жадно слизнула его языком.

Когда ее шкуры коснулась рука человека, волчица глухо зарычала. Щенки забеспокоились. На разодранный бок легло что-то влажное и прохладное, и рядом упал еще один кусок мяса.

Волчица обернулась и опять зарычала, на этот раз предостерегающе.

– Еще немного.

Она ощерилась и, изогнув шею, щелкнула зубами. Человек отпрянул.

– Ладно, ладно, – промямлил он.

Волчица подобралась, готовясь броситься на человека и разорвать его. Но когда на пол шлепнулся еще один кусок мяса, она осознала четкую связь между едой и присутствием человека. Она отвернулась, подхватила зубами угощение и проглотила его.

* * *

Волколюди вели кочевой образ жизни; волки приводили их в места, богатые дичью. Однако, как у волков было место сбора и совместных игр, так и Волколюди возвращались в одни и те же края вдоль берегов реки, где их дети были в безопасности.

Сайлекс бежал почти всю дорогу, не останавливаясь и не расслабляя мышц спины, словно ожидал, что копье Сородича вот-вот вонзится ему меж лопаток. И только почуяв дым костров своего племени, юноша вздохнул свободнее.

В лагере царила гнетущая атмосфера. Вместо приветствия люди мрачно кивали друг другу.

– Твой отец хочет тебя видеть, – шепнул Сайлексу друг детства Бракх.

– Ему лучше?

Бракх отрицательно мотнул головой. Как и прочие северные племена, Волколюди были смуглы, а их черные волосы лоснились на солнце благодаря соку растений, который использовался для укладки. Что отличало Волколюдей от других племен, так это их гибкое телосложение и жилистые ноги, поскольку даже во время прогулок Волколюди бегали, а не ходили.

Отец Сайлекса лежал у костра; по его лбу градом катился пот. Почти полностью обнаженный, за исключением лисьей шкуры, наброшенной на бедра, он задыхался. Сломанная лодыжка правой ноги почернела, к паху от нее тянулись черно-красные полосы.

– Отец?

Отсутствующий взгляд старика сфокусировался на сыне.

– Сайлекс. Ты вернулся…

– Я совершил подношение. Волчица глядела на меня в упор. Огромная. У нее на лбу отметина в виде ладони.

Старик закряхтел.

– Наверное, это знак. Боюсь, я не оправлюсь от болезни. Меня бросает то в жар, то в холод.

– Ты лежишь слишком близко к огню. Поэтому тебе жарко.

Отец метнул на него свирепый взгляд, и Сайлекс отвел глаза.

– Не надо врать. Мне от этого не легче. Мы оба знаем, что со мной.

– Да, отец.

– Я рад, что ты вернулся. Дуро соберет племя у главного костра. Я оглашу свою волю, и племя должно повиноваться.

– Конечно, отец, – пробормотал Сайлекс, страшась того, что грядет.

– Слушай. Когда я умру, ты станешь вожаком и возьмешь в жены Ови. У вас будут крепкие дети. Так заведено у наших покровителей: пара вожаков производит на свет самое сильное потомство. Значит, один из ваших сыновей, мой внук, однажды станет во главе племени.

Сайлекс глубоко вдохнул.

– Отец. Я не люблю Ови. Я люблю Фиа и хочу взять ее в жены.

Из последних сил старик приподнялся.

– Нет. Ты сделаешь, как я сказал, – властно проговорил он. – Скажи спасибо, что тебе вообще достанется жена. Одно время в племени рождались только мальчики. Правда, теперь начали появляться и девочки, но у нас все равно слишком много мужчин и слишком мало женщин. – Старик задумчиво посмотрел на сына. – А я-то радовался, что у нас много охотников… Тебе предстоит исправить положение. Может быть, придется захватить женщин из другого племени.

Сайлекс был потрясен его словами.

– Мы ведь не Орда, отец! Мы не похищаем людей.

– Что ж, привыкай к обязанностям вожака. – Старик жестом велел Сайлексу помочь ему встать и, опираясь на плечо сына, проковылял к главному костру. Сайлекс огляделся, ища глазами Фиа, однако его взгляд наткнулся на Ови. Она стояла у костра, уныло глядя на танцующие языки пламени.

– Мы – Волколюди, – начал отец Сайлекса, когда собравшиеся обратили на него почтительные взоры. – Мы живем по законам волчьей стаи. Мы не ходим, как прочие племена, – мы бегаем. В легкости ног нам нет равных. И мы следуем за вожаком. Так правильно. Так должно быть. – Он закашлялся. – Рана на ноге отравляет меня. Долго я не протяну. Когда я умру, вас поведет мой сын, Сайлекс. – Старик с вызовом посмотрел вокруг, но не встретил возражений. – Он возьмет в жены Ови.

Сайлекс поднял глаза и встретился взглядом с Ови. Полнотелая, с миловидным лицом, на котором застыло мрачное выражение, она была на три года старше Сайлекса.

– У них родятся крепкие дети. – С этими словами старик, утратив последние силы, тяжело привалился к сыну.

Все молчали. Никто не посмел бросить вызов вожаку, даже те из мужчин, кому не понравилось, что их поставили под начало шестнадцатилетнего юнца. Даже Ови, которая, очевидно, не догадывалась о планах отца выдать ее замуж. Даже Сайлекс, который любил другую девушку, Фиа, но которому теперь придется брать в жены Ови.

Свою сестру.

6

Дети Сородичей боялись Альби. Для женщины она была слишком крепкого сложения, с такими же водянисто-голубыми глазами, что и у своего сына, Пэллока. Альби прожила больше трех десятков лет, о чем свидетельствовало ее обветренное, покрытое пятнами лицо. Когда ее муж погиб на охоте, она перестала завязывать волосы в узел; длинные слипшиеся космы подернулись сединой, что придавало Старейшине еще более дикий вид.

Альби повсюду ходила с увесистой палкой и в разговоре ударяла ею об землю для придания большего веса своим словам. Вот и сейчас Альби опиралась на палку и, подозрительно щуря водянистые глаза, гневно взирала на Калли и Урса.

– Ты сказала «не знаешь Альби». Чего это он обо мне не знает? – допытывалась Альби.

Калли ничем не выдала своих истинных чувств, в отличие от Урса, у которого все отразилось на лице: и тайное свидание, и запретные клятвы, и дерзкие мнения насчет брачных обычаев.

– Урс считает, что твой сын, старший копейщик, слишком суров с ним, – выпалила Калли, не зная, чем еще объяснить виноватое выражение лица Урса. – Он просил меня поговорить с тобой, чтобы ты повлияла на сына. А я ответила, что ты не вмешиваешься в вопросы охоты.

– Это верно, – усмехнулась Альби. – При чем тут я? Должно быть, Пэллок суров с тобой потому, что ты – трусливый мальчонка, хоть и долговяз.

От ярости у Урса дрогнули губы. Калли обернулась к нему, встав спиной к Альби, и умоляюще промолвила:

– Вот тебе ответ. Лучше поговори с Харди.

Девушка закусила губу, наблюдая, как Урс молча сносит оскорбление. Их глаза встретились, и на сердце у Калли потеплело. Урс все понял.

– Мне пора. Скоро нам на охоту, – сухо проронил он.

– Да уж, поторопись, – с издевкой улыбнулась Альби.

Когда Урс ушел, Калли с облегчением вздохнула.

– Калли Умбра, – обратилась к девушке Альби. – Вы говорили о другом. Меня не обманешь.

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, Старейшина, – пожала плечами Калли.

– Не дерзи мне, девчонка из мглы и сумрака!

– Прости, женщина, бледней которой не сыскать, – с деланой серьезностью ответила Калли, назвав Альби ее полным именем. Они посмотрели друг другу в глаза, и Альби первой отвела взгляд.

* * *

В то лето Сородичи жили впроголодь. Харди, старший ловчий, собирал мужчин на охоту чаще обычного. С того дня, как Урс и Калли спугнули человека, прятавшегося за камнями в их укромном месте, им не удавалось побыть вдвоем. У девушки буквально ломило руки от желания обнять любимого.

Вернувшись с охоты, мужчины остались на мужской стороне стойбища. Урс в кругу других охотников сидел на корточках у костра, повернувшись спиной к Калли. Девушка не сводила с него глаз в надежде снова испытать сладостный трепет, охватывавший ее всякий раз, когда их взгляды пересекались. Однако Урс не оборачивался.

В стойбище один за другим зажигались костры, но готовить было нечего. В голодное время Сородичи объединяли свои скудные запасы, и перед Калли и ее матерью, Коко, вставала нелегкая задача накормить все племя.

Коко отправилась на поиски съедобных кореньев. Тем временем Калли взяла бревно с выдолбленным в нем углублением, налила туда воды, добавила трав и принялась тщательно обирать мясо с небольшой птицы, зажаренной на углях. Эта птичка да еще парочка освежеванных кроликов – вот и весь ужин. А ведь его еще предстояло разделить между членами племени, которое насчитывало более сорока человек. Среди всех северных племен Сородичи были самыми многочисленными.

Калли предстояло обобрать с костей кроличье мясо, а затем растолочь косточки и добавить в похлебку. Разумеется, первыми за еду примутся охотники, значит, женщины и дети сегодня уснут голодными.

К костру, возле которого хлопотала Калли, подошла Рене, ведя за собой четырех трехлетних малышей. С недавних пор Рене, подражая Калли, стала дерзко заплетать волосы в косу. Рене было девятнадцать лет, на целых три года больше, чем Калли, но ростом она ей значительно уступала. Рене осталась сиротой и подчинялась совету женщин, многие из которых не одобряли ее замысловатую прическу.

– Чем занимается Калли? – спросила Рене.

– Готовит кушать! – хором закричали дети.

Рене и Калли улыбнулись друг другу. Все женщины их племени любили возиться с малышами, однако Рене занималась детьми с особенным удовольствием.

– Хорошо. А теперь покажите мне, где у вас мужская рука, правая? – обратилась к детям Рене.

Произошло легкое замешательство, потом Калли, стоявшая позади Рене, подняла правую руку, и малыши один за другим последовали ее примеру.

– Правильно, – похвалила Рене. Она указала на правую сторону лагеря, где под навесами из шкур спали холостые мужчины, а вокруг костра собирались охотники и обсуждали свои дела. – Вот это мужская половина. Детям можно туда заходить?

– Нет! – хором закричали малыши. Они знали, что им запрещается ходить на мужскую сторону, но все равно бегали туда к своим отцам и будут продолжать бегать, пока не подрастут.

– А теперь покажите, где у вас женская рука, левая, – велела Рене. Калли в шутку снова подняла правую руку. Малыши рассмеялись и подняли левую ручку. – Верно, молодцы, – снова похвалила их Рене.

На женской стороне лагеря дети могли разгуливать свободно. Вход туда был заказан только мужчинам.

Рене повела руками вокруг себя. За ее спиной возвышался скалистый холм, в котором темнели неглубокие пещеры, а перед ней простиралась общая территория, занятая жилищами, – шалашами из костей мамонтов, покрытых звериными шкурами. В отличие от женской и мужской сторон лагеря, занимавших небольшую площадь, общая земля тянулась от холмов до самого ручья. Здесь свободно расхаживали все члены племени, стараясь держаться подальше от чужих жилищ.

– А здесь общая земля для всех Сородичей, – провозгласила Рене. – Отсюда и до ручья. Можно детям переходить ручей? А уходить вверх или вниз по течению?

– Нет, – в один голос безрадостно воскликнули дети. Они хорошо знали, что покидать территорию лагеря запрещено: где-то там рыскала Орда.

К костру подошла Белла, а Рене и дети отправились дальше обходить лагерь.

– И все? Только два кролика? – спросила Белла, скептически взглянув на освежеванные тушки.

В обязанности Беллы входило добывать и поддерживать огонь – не самая трудная задача, если учесть, что общинный костер никогда не гас, а хворост для него собирали подростки; от Беллы требовалось добывать огонь только лишь тогда, когда племя переходило с места на место.

В свои шестнадцать лет Белла была редкой красавицей. В ее легенде говорилось о невиданной красоте, а полное имя – «та, чей прекрасный облик дарует счастье» – как нельзя лучше подходило девушке с чистой гладкой кожей, сверкающими темными глазами и правильными чертами лица. Густые черные волосы Беллы свободно рассыпались по плечам. Летом Белла, как и ее подруга Калли, стала девушкой на выданье, и подруги не могли об этом наговориться.

– Надеюсь, охота будет успешной, – сказала Калли. – Кого взял с собой Харди?

Считалось, что Белла лучше других женщин разбирается в охотничьих делах, поскольку у нее было пятеро братьев. Но Калли очень хотелось услышать имя Урса.

Белла, сведя брови и высунув от усердия кончик языка, пыталась двумя палочками достать из костра раскаленный камень.

– Альби идет, – прошипела она.

Калли, напустив на себя сосредоточенный вид, тут же склонилась над разложенными перед нею припасами.

– Это что такое? – грозно вопросила Альби. Она сунула грязный палец в суп и, облизав его, поморщилась. – И вы собрались кормить этим мужчин!.. Нужно больше трав. Ступайте, принесите еще.

Калли с Беллой переглянулись.

– Но моя мать уже пошла за…

– Какое мне дело до твоей матери! Я говорю, ступайте за травой. – Альби тяжело стукнула палкой о землю. – Или вы вздумали мне перечить? Нет? Тогда вперед.

Калли отошла от костра и оглянулась: Альби, скрестив руки на груди, сурово следила за девушками.

– Меня уже тошнит от травы, – буркнула Белла. – Куда подевались все олени? Почему в этом году так плохо с охотой?

– И почему Альби прогнала нас от костра? – вслух удивилась Калли.

* * *

На следующий день после встречи с человеком волчица и два ее поджарых спутника вернулись в стаю. Навстречу им, неуклюже переваливаясь и натыкаясь друг на друга, выбежали четверо волчат, родившихся весной. Они окружили волчицу и принялись требовательно лизать ее морду. Волчица срыгнула съеденное мясо, полученное от человека, и с одобрением глядела, как едят щенки. Ее влажный нос ткнулся в одного из них, и в ответ на ласку малыш игриво вцепился в ее ухо остренькими зубками.

Чувство, которое овладело волчицей при виде чужих щенков, нельзя было назвать любовью, – скорее, гордостью за возложенный на нее долг. Стая росла и крепла. Здоровые, упитанные волчата были залогом долгой жизни стаи.

Волчица вспомнила о человеке, бросившем ей мясо. Кроме страха она уловила в его лице что-то еще, странным образом притягательное. Волки делили всех живых существ на охотников и жертв. Последние дрались за свою жизнь с тупой суровостью – даже разъяренный лось, готовясь к схватке, смотрел холодно и упрямо из-под наставленных рогов. Волкам были неведомы другие эмоции, кроме враждебности или страха. Но в лице того человека читались такие сильные чувства, что волчица без труда ощутила их, хотя распознать не могла. Когда человек бросил ей шмат оленины, волчица испытала примерно то же, что и сейчас, когда она сама предлагала еду волчатам.

Человек проявлял заботу.

Невдалеке показалась мать щенков – главная самка стаи. Про себя волчица называла доминантную самку Гарь – называла, конечно, не словом: то было смутное представление, сложившееся из вкусов и запахов. В прошлом году, когда главная самка срыгивала частично переваренное мясо для недавно родившихся волчицы и ее братьев, от него исходил тот же запах дыма, что и от людей. Должно быть, мясо, которое съела Гарь и потом срыгнула для волчат, было жареным – запах от него не выветривался еще очень долго.

Гарь шла прямо на волчицу, не спуская с нее глаз, и это настораживало стаю. Волчица понимала, что ей положено склонить голову перед главной самкой, но что-то ее удерживало. Она стояла, не шевелясь, слегка вздернув хвост. Гарь подошла к ней и обнюхала. Волчице грозило суровое наказание за дерзость, однако она не поддавалась страху. Гарь с вызовом ткнулась мордой в ее плечо.

Волчица, будто только сейчас вспомнив о своей молодости и неопытности, съежилась и поджала хвост, коснувшись его кончиком брюха. Быстро заморгав, она лизнула Гарь в нос.

Суровый пристальный взгляд и глухое рычание – вот чем отделалась волчица на этот раз. Однако вся стая наблюдала за ее дерзкой выходкой. Да, волчица была молода и неопытна, но еще она была здорова, полна сил и крупна – даже крупнее вожака стаи.

Стая чувствовала – назревает схватка.

7

Коко, скрестив руки на груди, вышла навстречу девушкам, несущим полные охапки свежей травы.

– Где вас носило? – напустилась она на них.

Во многих отношениях Коко и Калли – мать и дочь – были похожи. Обе высокие, с крепкими ногами и ягодицами, которые притягивали взгляды мужчин, особенно летом, когда женщины надевали короткие одежды. И хотя ни мать, ни дочь не могли сравниться по красоте с Беллой, они считались весьма привлекательными среди Сородичей. Глаза их обычно смотрели приветливо и с усмешкой, но сейчас Белла даже сделала шаг назад, съежившись под суровым взглядом Коко.

– Мы…

– Смотрите!

Коко вскинула палец в сторону камней, на которых лежали тушки кроликов. Калли и Белла в испуге переглянулись. Из двух тушек осталась только одна.

Белла посмотрела на небо, надеясь разглядеть птицу, похитившую часть их припасов, но Калли знала: ни одна птица не подлетит так близко к костру. Это дело рук человека. Одного из Сородичей.

– Сейчас голод. Нельзя оставлять припасы без присмотра! – выбранила девушек Коко.

Белла тихонько всхлипнула. Коко не обратила на нее внимания – она не сводила глаз с Калли, ожидая объяснений.

Калли же глядела прямо поверх плеча матери. К ним, опираясь на палку, приближалась Альби.

– Что тут такое? – требовательно спросила она.

Коко нехотя объяснила, что пропала одна из двух тушек кролика.

– Надо было спрятать их под камнями! – напустилась Альби на девушек, грозя им пальцем. – Теперь нам вовсе нечего есть!

Белла чуть не расплакалась, но Калли молчала. Она не сводила глаз с Альби – губы и подбородок старухи жирно блестели.

* * *

Сайлекс бежал впереди группы из пятерых охотников. Они трусили вслед за волчьей стаей, держась справа от нее. Охотники не знали, куда направляется стая, они видели только, что животные бежали один за другим, как обычно, когда выслеживали дичь.

Люди тоже бежали гуськом, подражая своим покровителям. Дуро, высокий мощный мужчина на несколько лет старше Сайлекса, вырвался вперед и поравнялся с предводителем.

– Так, значит, берешь в жены Ови, – тяжело дыша, бросил Дуро.

Сайлекс бросил на него косой взгляд. Вечно хмурый Дуро и теперь глядел на него исподлобья. Мощные надбровные дуги, нависшие над темными глазами, придавали ему сходство с Робкими – крупными, но пугливыми человекоподобными существами, которые пускались наутек при виде Волколюдей. Взгляды двух мужчин встретились, и Сайлекс понял, что Дуро в еще более дурном настроении, чем обычно.

– Так пожелал мой отец перед смертью, – ровным тоном ответил Сайлекс. Несколько дней назад Волколюди похоронили старого вождя, уложив рядом с телом наконечники копий и медвежий зуб. После этого Дуро стал вести себя вызывающе, и Сайлекс догадывался, почему.

– Твой отец умер.

Сайлекс прибавил ходу, однако Дуро не отставал. Сайлекс гордился своим умением бежать, чуть касаясь земли, подобно волку. Дуро ступал куда тяжелей.

– Ови – пышная женщина. Широкие бедра. Большие груди. У нее будет много детей, – пропыхтел на бегу Дуро.

Внезапно Сайлекс подал знак остановиться. Охотники встали как вкопанные, и только Дуро, застигнутый врасплох, пробежал еще несколько шагов и сконфуженно вернулся к остальным.

– Мы упустили стаю из виду, – пояснил Сайлекс окружившим его охотникам, велел им разбиться на пары и отправиться на поиски стаи. Он остался наедине с Дуро. – Так о чем ты говорил?

– У Ови широкая кость. Как у меня. И она выше других женщин. – Дуро уперся руками в бедра. Он запыхался, тщетно пытаясь не подавать виду.

– Это так.

– У нее большие груди.

– Кажется, для тебя это очень важно, – мягко заметил Сайлекс.

Дуро оскалился.

– Я выше тебя и сильнее.

– Отец сделал вожаком меня, и я совершаю подношения нашим покровителям.

– Твой отец умер.

– Ты уже это говорил.

– Ты мальчишка, вот что. Волки дерутся за самую крупную самку, – не унимался Дуро.

Сайлекс вздохнул.

– Помнишь слова моего отца? Мы не всегда и не во всем должны походить на волков. Разве ты стал бы срыгивать еду для своих детей?

– Твой отец… – презрительно начал Дуро.

– Мертв, – прервал его Сайлекс. – Я помню.

Охотники, посланные на розыски, вернулись. Им не удалось найти след волчьей стаи – Сайлекс понял это по выражению их лиц, зато двое юношей видели кое-что другое.

– Сородичи. – Один из юношей махнул рукой в сторону некрутого взгорья. – Охотники.

Сайлекс задумался. Как правило, Сородичи охотились большими группами, численность которых превосходила отряд Волколюдей в несколько раз.

– Ну что? – насмешливо бросил Дуро. – Бросимся наутек? Или покажем Сородичам, как мы расправляемся с теми, кто без спросу заходит на наш берег?

Охотники, ошеломленные такой наглостью, в изумлении уставились на Дуро, однако Сайлекс, пропустив оскорбление мимо ушей, придал лицу задумчивое выражение.

– Нет, мы поступим иначе, – наконец промолвил он. – Мы поступим, как волки: проследим за ними, пока охотимся.

И, не дожидаясь одобрения остальных, Сайлекс направился в ту сторону, куда, по его мнению, ушла волчья стая.

– Когда я стану вождем племени, – прошипел Дуро, – я убью всякого, кто осмелится зайти на нашу землю!

* * *

Охота была удачной, и в воздухе разлился сладкий, дурманящий аромат крови. На земле валялись изглоданные останки двух молодых лосей. Вокруг резвились и играли с волчатами сытые волки, время от времени соприкасаясь друг с другом носами.

Гарь, главная самка, куда-то подевалась: из-за густого духа свежей крови ее запах был едва уловим. Возможно, именно этим объяснялось веселое оживление, охватившее стаю: в отсутствие Гари, чья враждебность росла с каждым днем, волки чувствовали себя непринужденнее.

Гарь уже не раз ни с того ни с сего набрасывалась на волчицу, но та безропотно сносила обиды. Ради порядка в стае. Смирение, которое она выказывала, действовало на других волков успокаивающе.

Волки один за другим свернулись клубочком, чтобы вздремнуть на сытый желудок, и волчица отправилась на поиски своих товарищей, с которыми теперь была неразлучна. Она бежала по густолесью, перебираясь через мокрые от дождя буреломы. И как раз изящно перемахнула через ствол поваленного дерева, когда на нее набросилась Гарь, полоснув клыками по груди.

Главная самка ударила подло, исподтишка, укрывшись с подветренной стороны поваленного дерева и зорко следя за приближением молодой соперницы. Волчица взметнулась на задние лапы, и самки с устрашающим рычанием сцепились в клубок. В давно назревавшей краткой, но ожесточенной схватке за превосходство решалась их дальнейшая судьба.

Внезапно молодая волчица опустилась на все четыре лапы и бросилась наутек. Эту схватку она проиграла. Волчица была крупней и сильнее, чем Гарь, но ей недоставало опыта, и, кроме того, она была слишком юна, чтобы возглавить стаю в паре с вожаком.

Она знала, что в будущем ей суждено дать потомство, что ее сильные, крупные щенки будут нужны стае. Поэтому Гарь и накинулась на нее – она защищала себя, свое потомство и свое доминирующее положение. Несмотря на горячее желание вернуться в стаю, волчица удалялась все дальше и дальше. Она чувствовала, что должна оставить тот уклад жизни, который взрастил ее – ради блага остальных. Так распорядилась судьба.

Не в состоянии предусматривать трудности, волчица, тем не менее, чувствовала сильное беспокойство, словно над ней нависла опасность. Требовалось как можно скорее раздобыть пищу, – не потому, что ей грозил голод – она только что поела, – а потому, что была малоопытна и одинока.

Волчица подбежала напиться к ручью. Запахи стаи, оставшейся далеко позади, унесло ветром, а скорой добычей в воздухе не пахло. Безотчетно желая сохранить силы, волчица шагнула в прохладную тень и, примяв вокруг себя траву, улеглась на послеполуденный отдых.

Однако долго спать ей не пришлось: почуяв знакомый запах, она вскинула голову и выжидающе вгляделась вперед.

Из-за деревьев вышли оба ее собрата, решившие разделить с ней свою судьбу.

8

Пустой суп, съеденный Сородичами два дня назад, не мог утолить голода, и охотничий отряд, все двадцать мужчин, спешно отправился на равнину в поисках добычи. Охотники надсадно дышали, особенно те, кто останавливались и разминали сведенные судорогой ноги, а потом нагоняли товарищей.

Харди, старший ловчий, охотился в этих местах уже много лет и не помнил такого голода. Несколько лет назад они вернулись бы с охоты в тот же день, волоча туши убитых оленей или лосей. Теперь же им придется перейти на другой берег реки, где жили Волколюди. Впрочем, Харди не опасался возможной стычки: копья Сородичей наверняка отпугнут противников, которые, как и Робкие, не отличались отвагой.

Харди бежал, слегка покачиваясь из стороны в сторону и прихрамывая на левую ногу. Нога беспокоила его всю жизнь, но Харди никому и словом не обмолвился. От быстрого бега колено болело так, будто в сустав с каждым шагом вонзался наконечник копья, однако Харди не сбавлял ходу. Племя голодает, и старший ловчий обязан добыть еду. Его легенда рассказывала о крепком, сильном мужчине, неутомимом охотнике, и он скорее умрет, чем ее опровергнет.

Справа от Харди легким пружинящим шагом бежал Урс, Вент – Авентус, или «тот, кто быстрей и крепче ветра», – держался с левого боку. Выносливость Урса поражала: он мог бежать часами и после этого уверенной рукой метнуть копье, попав точно в цель. Немного позади тяжело бежал Пэллок, изо всех сил стараясь не отставать.

Громкое пыхтение Пэллока раздражало Харди. Неужели этот дурак не понимает, что всем тяжело и все устали?

Харди сделал знак, что хочет остаться с Урсом один на один.

– В чем дело? – негромко спросил Харди. – Ты сегодня целый день вздыхаешь, как женщина.

Урс виновато развел руками.

– Мы могли бы выслать вперед следопытов, чтобы скорей найти добычу, – ответил он, стараясь говорить как можно почтительней.

– Нет, – отрезал Харди.

– Они могли бы исследовать…

– Нет, я сказал, – повторил ловчий.

Урс разочарованно промолчал.

После полудня охотники едва не падали с ног от усталости. Старший ловчий, часто устраивая привалы, вывел отряд назад к реке, чтобы люди напились и отдохнули. Стоило Урсу остановиться, как у него начиналось головокружение, а ноги дрожали и подкашивались. Охотники перешли на шаг: Харди вывел их на открытое пространство, где они разбрелись веером и теперь ступали осторожнее, прислушиваясь к шорохам, – на равнине они были куда более уязвимы для хищников, чем в лесу. Охотники то отдалялись от реки, то возвращались к ней, прочесывая высокие травы на земле Волколюдей.

Сородичи спугнули стадо оленей, и животные заметались в панике, подняв облака пыли. Охотники, ломая строй, с криками ринулись вперед.

Урс не отставал от других, краем глаза наблюдая за Харди. Старший ловчий, дожидаясь, когда суматоха уляжется, не отводил взгляда от здорового самца, бегущего по правому краю. Беспорядочное бегство спасало оленей от четвероногих хищников: уходя от нападения в одном направлении, молодые и слабые животные непременно отбились бы от стада, но при хаотичном метании из стороны в сторону отрезать от стада больных и слабых было сложней, и хищники зачастую налетали на смертоносные рога взрослых оленей.

Другое дело люди. Их не удавалось сбить с толку, и самец, бежавший по правому краю, представлял собой отличную цель для старшего ловчего. Урс метнул копье вслед за Харди. Ему повезло больше: копье глубоко вонзилось в переднюю ногу животного, тогда как копье ловчего всего лишь оцарапало круп.

Охотники ранили еще одного оленя и бросились за ним, чтобы добить. Урс кинулся следом за остальными, но Харди жестом остановил его.

– Жди здесь, – велел он.

Урс подчинился, хотя ему не терпелось присоединиться к погоне за подранком. Харди, замерев, пристально всматривался в простирающуюся перед ним равнину.

Пэллок, в числе прочих помчавшийся за раненым оленем, обернулся. С удивлением обнаружив, что Урс и старший ловчий неподвижно стоят на прежнем месте, он растерялся и замедлил бег. Затем, решив, что старший копейщик обязан быть рядом с ловчим, повернул назад, с трудом переводя дыхание.

– Почему ты… – начал он, обращаясь к Харди, однако тот резким жестом оборвал его на полуслове.

Они собрали копья, второпях брошенные охотниками, и двинулись в путь.

Идти пришлось добрых полдня. Пэллок, встретившись глазами с Урсом, с облегчением заметил, что тот, как и сам Пэллок, теряется в догадках. Кустарники поредели, и Харди подал знак двигаться медленно и бесшумно.

Добыча Сородичей попала в лапы молодого льва, который, урча, лакомился ею, не замечая приближения людей. Еще полуживой олень лежал на боку, закатив глаза, подернутые предсмертной поволокой.

Харди велел охотникам пригнуться к земле.

– Лев не даст себя окружить, – зашептал он. – Я нападу спереди. Ты, Урс, ударишь справа. Ты, копейщик, – слева. Ни звука, пока не услышите мой крик. Копья не бросать! Надо пронзить его, если спугнуть не удастся. Если сбежит, то становимся плечом к плечу, держим копья наготове и ждем остальных. – Харди, сощурившись, глянул на солнце. – Ждать нельзя, иначе эта тварь сожрет нашу добычу.

Мужчины кивнули друг другу. Пэллок с удовлетворением отметил перепуганный взгляд Урса; впрочем, старший копейщик и сам был в ужасе. Слыханное ли дело – напасть на льва! Страшные окровавленные челюсти с силой разрывали оленьи кишки. Молодой лев был крупней и длиннее взрослого мужчины. Вздумай он отстоять добычу, один взмах его когтистой лапы распорет смельчаку живот.

Зря они это затеяли!.. Пэллок раскрыл рот, повернувшись к Харди. Надо еще раз все обсудить!

– Ладно, – бросил Харди. – Вперед.

Мужчины выпрямились во весь рост, и лев повернул к ним огромную косматую голову.

* * *

Среди Сородичей ходила поговорка, что лицо Харди вытесано из камня. Глубокий шрам под левым глазом действительно походил на след от резца, а невозмутимый нрав ловчего в тяжелые дни сдерживал распри между обозленными охотниками. Однако это не означало, что старший ловчий не знал страха.

Харди с ужасом следил, как чудовищные клыки кромсают подбитого Сородичами оленя. Он может умереть сегодня, сейчас – ведь рядом с ним только Урс и Пэллок. Тем не менее страх как никогда обострил все чувства: ноги надежно стояли на земле, рука крепко сжимала древко, словно собиралась его переломить. Сородичам нужна еда. Это наш олень!

Харди помчался прямо на льва.

Урс замешкался. Если им и впрямь предстоит схватиться со львом, нельзя действовать с наскока. Он чуть не вскричал: «Подождите!», но спохватился: старший ловчий со всех ног понесся на хищника, а он, Урс, отстал. Урс пробежал шагов двадцать вперед и взял вправо, прикидывая, с какого расстояния напасть на льва, который даже не глядел в его сторону: злобный взгляд его глаз был прикован к Харди.

До льва оставалось каких-нибудь сто шагов. Урс быстро поравнялся с ловчим и, взглянув влево, туда, где должен был находиться Пэллок, опешил: старший копейщик сильно отстал.

Лев припал передними лапами к земле и оскалил зубы. Его зрачки почернели. Он не собирался отступать перед людьми. Харди понял: схватка неизбежна.

Он вскинул копье и закричал, всем сердцем ненавидя эту лютую тварь.

Хищник понесся на ловчего, вскочил на задние лапы и оцарапал ему грудь в тот самый момент, когда копье Харди, пролетев мимо, уткнулось в оленью тушу. Харди пошатнулся. Урс, бежавший в двадцати шагах позади него, припустил быстрей. Его глаза округлились, когда лев сомкнул челюсти вокруг головы Харди. Раздался треск разрываемой кожи.

Урс заорал не своим голосом, опустил копье и с разбегу вогнал его льву в шею, всем весом налегая на древко. От столкновения Урса бросило на землю. Из раны на шее животного фонтаном захлестала кровь. Взревев от боли, лев отпустил Харди и дернулся в сторону, вырвав древко из рук Урса. Хищник с воем изгибался, пытаясь зубами дотянуться до древка и выдернуть его из шеи. Урс наклонился за копьем Харди, воткнувшимся в оленью тушу, и, когда лев прыгнул в его сторону, метнул копье. Оно вошло прямо между ребер, каменный наконечник проткнул сердце, и мертвый лев рухнул у ног охотника.

На миг воцарилась полная тишина, только кровь бешено стучала в висках Урса. Вдруг раздался неясный шум. Урс вскинул голову: вдали на пригорке сгрудились охотники, Сородичи, размахивали руками и что-то ликующе ему кричали. Не умолкая, они сбежали вниз. Урс опустился на колени, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

Пэллок добрался до места сражения одновременно с остальными. Все хотели обнять Урса, похлопать его по спине; никто и не посмотрел в сторону Пэллока, старшего копейщика. Пэллок, тяжело дыша, стоял посреди шумной толпы, словно невидимка, и раздосадованно кривил рот.

Два брата Беллы склонились над Харди, который громко стонал, не разлепляя глаз. Страшная рана на его голове сочилась ярко-красной кровью.

* * *

Волчица и ее спутники голодали седьмой день. В поисках пищи они забрели далеко в глубь равнины, куда никогда еще не отваживались заходить, и чувствовали себя незащищенными на открытом пространстве. Охота по-прежнему не складывалась.

Ища друг у друга поддержки, они соприкасались носами, измазанными в грязи: весь день напролет волки безрезультатно разрывали кроличьи норы, привлеченные запахом зверьков. Добыча, в жилах которой текла горячая кровь, затаилась глубоко под землей и не показывалась. Волки без устали работали лапами, но все напрасно. Волчица чувствовала, как ослабели ее спутники. Даже в том, как они дышали, сквозило изнеможение.

Солнце высоко стояло в небе, воздух был сух и неподвижен. Внезапно волчица замерла и дернула ноздрями. Ее спутники завиляли хвостами и подбежали ближе, обнюхивая друг друга. Лось. Где-то там, впереди.

Подхлестываемые голодом, волки стремглав бросились вверх по склону холма. С той стороны у подножия мирно паслось целое стадо лосей.

Волки просчитались: взрослые лоси, разомлевшие от жары, мигом очнулись, как только заметили приближение хищников. Пока самки и детеныши в панике метались по кругу, самцы сомкнули ряды, выставив смертоносные рога.

Волчица заскулила от досады. Стена оленьих рогов выглядела неприступной. Напрасно волки, оскалившись и припадая к земле, пытались найти брешь в их рядах: лоси держались бок о бок и, не поддаваясь панике, разом бросались на непрошеных гостей. Волки отпрянули и отбежали подальше. Стадо, укрывшееся за спинами грозных самцов, вновь принялось невозмутимо щипать траву, позабыв о нависшей опасности.

Молодым волкам доводилось охотиться вместе со стаей, однако им недоставало опыта, чтобы отогнать телка от матери или проскользнуть мимо ветвистых рогов взрослых самцов.

Будущим отцом своих щенков волчица считала более крупного из сопровождавших ее собратьев, хотя даже он уступал ей в размерах. Другой волк приходился волчице братом. Волки из одного помета нередко образовывали пары, просто Брат был слишком мал для нее. Волчица понимала, что придет время и она родит щенков от Спутника. Брат это чувствовал, однако не спешил отправляться на поиски другой самки – все они были еще слишком молоды.

Соблазнительный запах лосенка, укрывшегося за спинами грозных самцов, щекотал волкам ноздри. Охотничий инстинкт подсказывал им разделиться: волчица метнулась вправо, Спутник остался на месте, вертясь и щелкая зубами перед мордами взрослых лосей, отвлекая их внимание, а Брат ушел влево и скрылся в зарослях.

Огромный старый лось, мудрый и опытный, пристально следил за волчицей. Ее маневр не удался, и мощные рога едва не вскинули волчицу в воздух. Она увернулась и с негодующим рычанием отбежала в сторону.

Внезапно раздался надсадный скулеж. Брат попал в беду: огромный лось боднул неопытного волка в бок, и Брат, подволакивая лапу, ринулся наутек, не глядя на своих товарищей.

Поравнявшись с Братом, волчица увидела его истекающие кровью бока и переломанные ребра. Ослепленный болью, он бессознательно отправился на поиски стаи, под защиту соплеменников.

Спутник нагнал Волчицу; они остановились и соприкоснулись носами. Брат уходил все дальше и дальше, ни разу не обернувшись.

Лосиное стадо как ни в чем не бывало продолжало мирно пастись на склоне.

Изнуренная неудачной охотой, волчица растянулась в пыли. Спутник, ища у нее поддержки, свернулся рядом.

Они уснули с пониманием того, что им грозит голодная смерть.

9

Дрои, жена Харди, стояла на коленях перед распростертым на земле мужем. Она не отходила от него ни на шаг, смазывая целебной смесью его раны, как велела ей знахарка Софо.

Особенно тщательно Дрои ухаживала за ранами на голове, однако ей было ясно, что с мужем произошло непоправимое: стоило ему разлепить веки, как глаза начинали слезиться, и он почти всегда держал их закрытыми. Из уголка губ тонкой струей текла слюна, а когда Харди пытался что-то сказать, у него выходило какое-то невнятное бормотание, словно он держал себя пальцами за язык. Старая рана, рубец под левым глазом, давно беспокоившая Дрои, казалась сущим пустяком в сравнении со страшными царапинами по всему лицу.

– Муж, ты не спишь? – спросила Дрои. В ее легенде говорилось о густых и красивых длинных волосах, которые Дрои собирала в хвост на затылке и перехватывала кожаным шнурком, как остальные женщины ее возраста.

– Сплю, – прохрипел Харди, задвигав под веком левым глазом.

– Тебе больно?

Старший ловчий вздохнул. Каждый день один и тот же вопрос. Дрои задает его столько раз, сколько пальцев у нее на руках. Что ей сказать? Конечно, больно. Лев чуть не откусил ему голову.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Оставь меня.

На Дрои упала тень. Она обернулась, и заботливое выражение слетело с ее лица.

– Отойди, – велела Альби.

Дрои со свистом набрала воздуха, однако встала, гордо вскинула голову и удалилась, не удостоив Старейшину взглядом.

Альби посмотрела ей вслед, затем присела на корточки возле Харди.

– Ты больше не сможешь охотиться, – сухо сказала Альби. – Ты почти ничего не видишь и не можешь бросить копье.

– Я уже лучше вижу, – прошамкал Харди.

– Что ты говоришь?

– Я стал лучше видеть.

– Ты говоришь так, будто отморозил себе язык и губы. Ничего не понятно.

Харди молчал.

– Значит, ты стал лучше видеть? Так, по-твоему? – Альби замахнулась, как для пощечины, и старший ловчий дернулся, когда увидел ее ладонь прямо перед глазами. – Врешь, ты ничего не видишь. Скоро придут холода. Мы умрем с голоду, если отправимся на зимнюю стоянку без ловчего.

Харди закряхтел.

– Ловчим должен стать мой сын, – продолжала Альби. – Он повел охотников на поиски добычи, и они вернулись с оленем.

– Пэллок…

– Да. Ты должен сделать его старшим ловчим. Ради меня.

Харди не отвечал. Его лицо окаменело от ярости.

– К кому ты идешь, когда ночь холодна, а постель твоей жены еще холодней? Кому ты нужен теперь, когда ты изувечен, когда твое лицо – кровавое месиво, а глаза слепы? Вы, мужчины, считаете, что вольны ходить по вдовам, когда вам вздумается, но теперь тебя никто не примет. Кроме меня.

Харди глубоко вздохнул.

– Значит, решено. – Альби протянула руку и отбросила волчьи шкуры, прикрывавшие старшего ловчего.

Харди обратил к ней свое страшное лицо. Его уродство не смущало Альби. Так даже лучше: теперь ему не к кому идти. Грубо схватив мужчину за бедро, она со смехом бросила:

– Я вижу, ниже пояса ты цел и невредим.

Год девятнадцатый

Мать-волчица открыла глаза. Щенки, плотно сбившись в кучу, лежали рядом: они насытились и уснули, пока мать нежно вылизывала их языком.

В пещеру вернулся человек: покряхтел, пролезая в расселину, и тяжело спрыгнул на землю.

Волчица вздохнула. Боль в боку утихла, однако любое движение причиняло жестокие страдания.

Человек принес пищи и воды. Теперь всякий раз, когда он появлялся в логове, волчицу охватывало теплое чувство. Щенки тоже ощущали присутствие человека, но их мать не выказывала беспокойства, а значит, и им нечего было волноваться. И хотя огонь, вспыхивающий поблизости, по-прежнему пугал, волчица научилась мириться и с этим. Сама она прокормиться не могла, а человек ее кормил.

Любовь, переполнявшая мать при виде сосущих молоко волчат, распространилась и на человека, который приносил ей мясо. Благодаря ему волчата были живы.

Желтые отблески пламени скользнули по стенам, и из-за выступа показалась голова человека. Волчица в нетерпении забила хвостом об землю, предвкушая, как вонзит зубы в мясо, запах которого щекотал ей ноздри.

– Что, проголодалась? – негромко спросил человек.

Волчица не чувствовала угрозы в бессмысленных звуках и, когда человек приблизился, еще пуще замахала хвостом и приподняла голову.

– Вот, держи. – С этими словами он протянул ей сочный шмат мяса. Волчица слизала его языком и проглотила почти не жуя, неотрывно следя, как человек вытаскивал все новые куски из кожаной котомки, лежащей у его ног. Некоторое время тишину пещеры нарушало лишь жадное чавканье волчицы и попискивание щенков. Наконец, когда ладонь человека опустела, волчица облизала его вымазанные в крови пальцы, а он ласково коснулся ее лба. В ответ волчица замахала хвостом и снова лизнула его ладонь, очень бережно, словно одного из своих щенков.

С того дня человек стал ее гладить, а она в ответ облизывала его ладони. Когда он впервые взял на руки одного из щенков, она настороженно следила за ним, однако руки человека хранили ее запах, и щенки не боялись, даже когда он подносил их к лицу и касался губами их шерстки.

– Славные малыши… Как же мне быть с вами, когда вы подрастете? – Его лишенный враждебности взгляд упал на волчицу. – Ты не умрешь, покуда не выкормишь волчат. Ты самоотверженная мать. Я не стану убивать их, пока ты не умрешь.

Теперь от волчат пахло человеком. Мать не стала их умывать. Запах человека действовал на нее умиротворяюще и оттого был приятен и волчатам.

Ее волчата живы. Они вырастут сильными и здоровыми и укрепят стаю.

И все это благодаря человеку.

Год первый

Калли сидела на берегу ручья, опустив ноги в воду. Дни стояли засушливые, и ручей обмелел, зато вода в нем прогрелась, чего не случалось раньше. Белла присела рядом с подругой и с плеском окунула ноги в ручей.

– Скоро мы отправимся на зимнюю стоянку, – сказала она, с удовольствием болтая ногами в воде.

Калли промолчала, глядя в безоблачное небо. В воздухе пахло летними травами и цветами, согретыми солнцем.

– Еще не скоро, – наконец ответила она, – хотя времени осталось не так уж и много.

– На зимней стоянке празднуют свадьбы, – продолжала Белла. Пожалуй, это было самое долгожданное событие, связанное с холодным временем года.

Калли зарделась. Она до сих пор не рассказала подруге про Урса.

– Как ты думаешь, почему Альби уже несколько зим подряд не назначала свадеб? Она нам завидует, потому что мы молоды? – Белла рассеянно провела рукой по своим блестящим волосам.

– Нет. Альби откладывает свадебный обряд для того же, для чего моя мать снимает жир с похлебки, – чтобы использовать его, когда потребуется.

Прекрасное лицо Беллы выражало полное непонимание. Калли вздохнула.

– Все девушки старше пятнадцати лет мечтают о муже. Альби это знает и нарочно откладывает свадебный обряд – чтобы прибрать нас к рукам. Никто из женщин не осмелится ей перечить.

– Значит, я и этой зимой не выйду замуж? – огорченно протянула Белла.

– Думаю, что для тебя, меня и Рене совет женщин точно выберет мужа. Поглядывай, приходит ли Альби пошушукаться с твоей матерью. Что до меня, то мне ни один из Сородичей не по сердцу, – соврала Калли.

Белла рассмеялась. Она видела подругу насквозь: во всем племени не нашлось бы девушки, которая не хотела бы вырваться из-под материнской опеки и завести семью.

– Белла! – раздался голос неподалеку.

Девушки, вздрогнув, обернулись. Адор, мать Беллы, чья легенда гласила о горячем любящем сердце, стремительным шагом приближалась к ручью. Лицо ее было непроницаемо.

– Белла. Немедленно иди сюда. У меня срочное дело.

* * *

Сайлекс оглядел сопровождавших его охотников и, повернувшись к своему лучшему другу Бракху, торжествующе улыбнулся. Олени, пасущиеся в двадцати шагах, насторожились, почуяв опасность, и сгрудились в кучу, гребя копытами о землю.

Сайлекс выпрямился. Пора.

Зажав в каждой руке по копью, охотники бросились наперерез оленям, прицеливаясь на бегу. Копья взлетели в воздух. Один олень упал как подкошенный, еще двоих ранило в бок, и они в смятении ускакали прочь.

Сайлекс кивнул, и охотники разделились на две группы по двое: один что было духу бежал за подранком, другой издалека следил за ним и берег силы, чтобы, когда животное повернет назад, прикончить его одним точным броском копья.

Сайлекс остался наедине с Дуро, который вот уже несколько дней хранил молчание, только бросал на него хмурые взгляды, как обиженный ребенок.

Вблизи Дуро казался еще крупнее и угрожающе нависал над Сайлексом, угрюмо сдвинув косматые брови, которые придавали лицу звериное выражение. Сайлекс копьем добил оленя и подавил вздох, чувствуя, как Дуро буравит его взглядом.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо проговорил Сайлекс.

– Покончим с этим раз и навсегда, – прохрипел Дуро. – Ови будет моей, а я стану вожаком. Твой отец потерял власть, еще когда заболел и впал в детство.

Сайлекс обернулся и поднял глаза на противника. Дуро перекосило от кипевшей в нем ярости. Он намеренно оскорбил память старого вождя, рассчитывая разозлить Сайлекса.

– Ты бросаешь мне вызов, друг мой Дуро? – спросил Сайлекс.

– Да!

В руке у Сайлекса, как и у Дуро, лежало копье. Встав лицом к лицу с противником, Сайлекс медленно приподнял древко, так что острый каменный наконечник коснулся живота Дуро. Тот мигом побледнел и застыл, боясь пошевельнуться.

– Ты, я уверен, знаешь, что тому, кто бросит вызов вожаку, грозит беспощадная расправа.

Дуро судорожно глотнул воздуха, уставившись на копье.

– Отец всегда говорил, что во главе стаи стоит не самый сильный, а самый умный волк, – продолжал Сайлекс. – Ты все равно хочешь почувствовать острие моего копья и узнать, кто из нас возглавит племя?

Нет, Дуро этого не хотелось.

– Я не подумал, что… – хрипло зашептал он и запнулся: наконечник прижался к его животу еще тесней.

– Верно, не подумал. Но разве мы хотим, чтобы Волколюди шли за тем, кто не думает?

Дуро облизал губы. Сайлекс опустил копье и развел руками.

– Если хочешь сместить меня, давай спросим мнения племени. Я не буду стоять у тебя на пути.

– А Ови? – спросил Дуро, к которому вернулся голос. – Я хочу быть вожаком, раз. И я хочу взять твою сестру в жены, два. И мне все равно, что говорил твой отец.

– Я должен чтить его волю.

– Но я хочу забрать твою сестру себе, – запротестовал Дуро.

Сайлекс окинул его долгим взглядом.

– Что ж, – произнес он, – это осложняет дело.

10

Озадаченная странным поведением Адор, Калли отправилась на поиски собственной матери и отыскала ее в зарослях тростника на заболоченном берегу выше по течению ручья. Волосы Коко были собраны на затылке и перехвачены безыскусным шнурком, как и у всех женщин ее поколения, тогда как ровесницы Калли предпочитали заплетать волосы в косу. Сгорбленная над тростником Коко то и дело смахивала с лица падающие на лоб пряди, выбившиеся из-под ослабшего узла, и выглядела постаревшей и изможденной.

Калли стояла на пороге больших перемен – она знала, что свадьба с Урсом перевернет всю ее жизнь, однако сейчас, увидев мать, ей захотелось снова быть маленькой и играть у ног Коко, пока та выкапывает съедобные коренья.

Коко ничего не знала о том, что происходит в лагере. Хуже того – она велела дочери помочь ей собирать коренья, и они целый день провели в трудах, тогда как в лагере разворачивались судьбоносные события. Калли чуть не плакала от досады.

Перед самым заходом солнца Калли и Коко, нагруженные кореньями, тщательно отмытыми в ручье, вернулись в лагерь. Белла, которая в беспокойстве расхаживала взад-вперед, наконец завидев подругу, метнулась к ней навстречу.

Как и следовало ожидать, Коко велела дочери отнести коренья к главному костру и засыпать их угольями и только потом позволила дочери отдохнуть. Белла тут же схватила подругу за руку и потащила за собой.

Они ушли на женскую сторону лагеря и укрылись в густой тени, куда не дотягивались отсветы костров.

– Что стряслось? Что-то с Альби? – зашептала Калли.

Белла чуть не прыгала от волнения.

– Альби? Да нет, что ей сделается-то, но она страшно злится.

– Злится?

– Ох, даже не знаю, с чего начать… Где ты была целый день?

Оттуда, где стояли они с Беллой, поселение было как на ладони. Охотники собрались на мужской стороне и, усевшись в круг, держали совет. Калли разглядела несколько лиц, однако большинство мужчин сидели спиной к ней. Солнце скрылось, и по лагерю пролегли длинные тени. Женщины, которые в этот час обычно помогали Коко хлопотать у главного костра, куда-то подевались, наверное, тоже уединились с подругами. Интересно, что все обсуждают?

– Маме помогала, – ответила Калли, не в силах скрыть досаду.

– Столько всего случилось!

– Не томи!

Белла хлопнула в ладоши.

– Харди созвал совет охотников.

Калли поняла, что ее ждет долгий рассказ: Белле нравилось находиться в центре внимания.

– Он сказал, что не может быть старшим ловчим. Плохо видит. Об этом все знали, – продолжила Белла. – Угадай, кто займет его место?

Калли наморщила лоб. Почему Белла так радуется? Ловчим стал один из ее братьев? Все они были крепкие, ловкие парни, но ни один из них, даже Марс, старший следопыт, не мог бы повести людей за собой, а ведь это качество, совершенно необходимое ловчему. Другой ее брат, Лукс, боялся темноты, хотя при свете дня был неутомимым охотником, как утверждала его легенда. Пятеро братьев Беллы всегда голосовали согласованно, но Калли не верилось, что они могли предложить на место ловчего кого-то из своих.

– Ну же, угадай, – настаивала Белла.

Калли взглянула на подругу, которую распирало от самодовольства, и с трудом сдержала приступ раздражения.

– Ну и кто же?

– Урс.

У Калли перехватило дыхание.

– Братья сказали, что он лучший из охотников. И отец так сказал. И Харди.

У Калли заколотилось сердце. Что это значит? Со старшим ловчим все считаются, даже если он молод, как Урс. Если Урс объявит, что намерен взять Калли в жены, разве Альби осмелится ему перечить? Конечно, подобные вопросы решал женский совет, однако вряд ли кто-нибудь станет возражать против брака Урса и Калли, уж точно не теперь, когда Урс сделался старшим ловчим.

– Чудесная новость, – выдохнула Калли.

– Еще бы! – выкрикнула Белла и закружилась на одном месте. Калли с теплотой смотрела на подругу. Ей всегда казалось, что Белла не слишком наблюдательна, однако не исключено, что они с Урсом вели себя не очень осторожно. Должно быть, Белла подумала о том же: теперь Альби не сможет разлучить Калли с Урсом.

И они поженятся.

– А сейчас самое главное! – нараспев произнесла Белла.

– Что? – Калли сморгнула, очнувшись от грез наяву.

– Самое главное, Калли, самая расчудесная, счастливая новость – для всех на свете: для неба, для реки, для всех Сородичей…

– Да не томи же, – взмолилась Калли, сбитая с толку.

Глаза Беллы ярко сверкали в спустившихся сумерках.

– Моя семья поддержала Урса, и теперь все решено!

– Что решено? – спросила Калли, и сердце у нее тревожно сжалось.

– Урс берет меня в жены!

* * *

В воздухе маняще запахло кровью, и волки застыли как завороженные. Долгое время они перебивались мышами-полевками и насекомыми, но теперь где-то там их ждала крупная добыча. Ослабевшие и мучимые голодом, они побежали на запах, не остановившись даже тогда, когда в воздухе повеяло опасностью, а ноздрей коснулся запах человека.

Вскоре потянуло дымом. Безрассудная погоня за добычей грозила обернуться несчастьем. Решимость Спутника пошла на убыль, он замедлил бег и теперь ступал мягче и осторожней. Запах добычи крепчал, но вместе с ним усиливались и запахи костра. Спутник обеспокоенно заскулил.

Когда запахи крови, костра и человека смешались и заполонили все вокруг, волки, наконец, остановились. Подобраться ближе и тем самым выдать себя людям волки не решались и держались на расстоянии, за деревьями. Острый нюх подсказывал, что впереди у костра сидят несколько человек. Спутник ткнулся носом в скулу волчицы. Они обнюхали друг друга и, покружившись, улеглись спать. Сосущая боль в желудке не позволяла волкам оставить мысли о добыче, однако сил для нападения у них не осталось.

Засыпая, волчица вспомнила о человеке, бросившем ей когда-то кусок мяса; она явственно различила его запах среди десятков других.

* * *

Калли поджидала Урса в их тайном месте, за каменными глыбами, где прежде так маняще колыхались мягкие густые травы. Теперь, в преддверье осени, они иссохли, пожелтели и больше не напоминали мягкий пышный покров, и все-таки, глядя на поляну, Калли не могла не думать об Урсе. Ей живо вспомнилось, как она ласкала его нагретую солнцем спину и как его борода приятно щекотала ей лицо.

Наконец появился Урс – высокий, статный, красивый. Калли показалось, что он ступает с невиданной прежде уверенностью. Как старший ловчий.

– Урс, – вполголоса позвала Калли, нехотя выдав всю глубину охватившей ее тоски.

Урс удивленно взглянул на нее, как будто они не перешептывались украдкой у главного костра, условливаясь о встрече. Впрочем, нет, решила Калли, вид у него, скорее, виноватый.

Больше всего Калли сейчас хотелось, чтобы Урс обнял ее. Она бросилась к нему и уткнулась лицом в его плечо.

– Урс, – чуть слышно проговорила она. – Что же нам делать?

Урс глубоко вздохнул и, обняв Калли за плечи, заглянул ей в глаза. Она плакала. Урс закусил губу.

– Не плачь. Прошу тебя.

– Что же произошло?

Урс покачал головой.

– Я всегда хотел стать старшим ловчим, но даже не мечтал, что это случится так скоро, – промямлил он, глядя вдаль.

– Урс!

Он вздрогнул и перевел взгляд на девушку.

– Для тебя это большая удача, – сказала Калли. – Правда. Когда я узнала, то решила, что теперь мы точно будем вместе, потому что совет женщин ловчему не указ. Ловчий сам волен выбрать себе жену.

Урс не отрывал от нее глаз.

– Поверь, Урс, это правда, – умоляюще повторила Калли. – Мы опасались, что Альби настроит совет женщин против нас. Но теперь ты – старший ловчий. Зимой мы сможем пожениться. Как мы и обещали друг другу.

– Но, – медленно начал Урс, – что скажут братья Беллы?

– Послушай меня, – спешно заговорила Калли. – Все считают, что старшим ловчим должен был стать ты. Все. Не только братья Беллы. Ты убил льва, который напал на Харди. На тебя надеется племя. Кто еще достоин этой чести? Не Пэллок же! Если ты объявишь, что любишь меня, никто слова поперек не скажет. Даже братья Беллы.

Лицо Калли осветилось надеждой.

– А что скажут женщины? – спросил Урс после минутного колебания.

– Если ты объявишь о своем выборе сегодня, сейчас, я поговорю с Альби. Я объясню ей, как навести порядок среди женщин, которые готовы взбунтоваться. Они поднимут крик и шум на совете, но при поддержке Альби мы с матерью их образумим. Поверь, они обожают вмешиваться в чужие дела, теперь всю зиму смогут сплетничать. У нас получится, Урс! Мы будем вместе!

Урс обалдело уставился на Калли.

– Похоже, ты все продумала, – произнес он не самым одобрительным тоном.

– Урс, ты любишь меня? – дрожащим голосом спросила Калли, страшась услышать ответ.

– Да, – твердо сказал Урс. – Я люблю тебя, Калли. Я никогда не смогу полюбить другую.

Калли облегченно выдохнула, уткнувшись ему в грудь, и с трепетом потянулась к нему губами. Вскоре их дыхание участилось, руки переплелись, и страсть захлестнула молодых людей с головой. Они уже много, много дней не встречались в своем укромном месте.

Руки Урса скользнули под тунику девушки и коснулись тугой груди. Калли застонала и подалась навстречу Урсу, желая отдаться ему прямо сейчас, без оглядки. Дрожащими пальцами она стягивала с него набедренную повязку. Когда ей, наконец, это удалось, у нее перехватило дыхание: Урс был готов овладеть ею. Сгорая от желания и не в силах ни о чем думать, Калли опустилась на траву, увлекая за собой Урса. Все произошло стремительно. Калли вся отдалась удовольствию, охватившему ее изнутри, и, когда Урс вскрикнул и задрожал, крепко обхватила его руками. Так и должно быть, подумала Калли. Она любила Урса и хотела быть с ним, как жена хочет быть с мужем.

Калли поглаживала его крепкие мускулы, его стройную спину. Их страсть, подумала Калли, похожа на молнию, а их наслаждение друг другом – на гром: чем ярче вспышка молнии, тем короче и оглушительней раскаты грома, от которых по коже бегут мурашки.

Они распростерлись на траве, едва переводя дыхание. Калли склонилась над Урсом и поцеловала его. Урс смотрел в никуда, как одурманенный.

– Невероятно, – вымолвила Калли. – Я хочу, чтобы это повторялось снова и снова.

– Да, – выдохнул Урс.

– Со мной никогда не было ничего подобного, Урс.

– Я чувствую себя слабым и сильным одновременно.

– Я тоже. Я люблю тебя, Урс. Мне больше никто не нужен. Я люблю тебя и хочу только одного – стать твоей женой.

– Я тоже люблю тебя.

– Тогда мы сделаем все, как я предложила.

– Ладно. Я скажу, что передумал и хочу жениться на тебе.

– Для Сородичей ты теперь старший ловчий, но для меня ты навсегда останешься просто мужчиной, который хорошо владеет копьем, – пошутила Калли.

Они весело рассмеялись и набросили на себя одежды, продрогнув от ветра, который холодил потные тела.

11

С последней удачной охоты прошло уже много дней, но у Пэллока оставалось немного мяса, и он жарил его над своим костром, наколов на ветку. Над поселением разносился аппетитный аромат. Когда запасы еды у Сородичей шли на убыль и племя перебивалось тощими супами Коко, жарить мясо, не поделившись с остальными, считалось зазорным, однако Пэллок был в дурном настроении и плевать хотел на то, что подумают о нем другие. Он, не отрываясь, смотрел на пламя, свободной рукой оглаживая бороду, такую же черную, что и у остальных мужчин племени.

– Пэллок? – позвал его женский голос.

Пэллок сощурился, пытаясь разглядеть, кто там прячется в тени. В круг света от костра вошла Рене, и Пэллок что-то буркнул в знак приветствия.

– Как ты? Сердишься? – прошептала она. Тонкая фигура Рене казалась еще более хрупкой, неотличимой от ее собственной тени. Рене осторожно уселась у костра рядом с Пэллоком.

– Ничего подобного, – холодно бросил Пэллок.

– Совет принял неверное решение. Ты старший копейщик. Ты знаешь все про охоту. Это тебя должны были избрать старшим ловчим.

Пэллок не ответил на комплимент, считая, что женщины ничего не смыслят в охоте.

– Урс помолвлен с Беллой, – продолжала Рене. – Значит, ты и Белла не… То есть ходили слухи, будто вы обещаны друг другу. – Рука Рене вскользь коснулась руки Пэллока. – Теперь Белла отдана Урсу, и совет должен подыскать тебе другую жену, – застенчиво шепнула она.

Пэллок хладнокровно взвесил ее слова. Неужели Рене всерьез думала, что Белла станет его женой? Потом он стал размышлять о Рене. Она говорила с ним прямо, не виляя, но ее родители умерли, а значит, ее судьба зависит от совета женщин. А совет женщин славился своей несговорчивостью, когда дело касалось замужества осиротевших девушек. Мужчина, оставшийся без родителей, мог проявить себя на охоте, тогда как осиротевшая девушка была невыгодной партией.

Темные глаза Рене ярко сверкали. Она была очень красива в свете крепнущего пламени. Шею девушки украшала веточка вьюнка, привлекающая взгляд к ложбинке между грудями, что скрывались под туникой из оленьей шкуры. Рене, единственная из всех Сородичей, признавала, как несправедливо обошлись с Пэллоком. Калли и Белла всегда насмехались над ним и вели себя вызывающе, но Рене относилась к нему с большой теплотой.

Ни слова не говоря, Пэллок вытащил из огня обугленную ветку с насаженными на нее жирными кусками мяса и протянул девушке.

Рене затаила дыхание: он ухаживал за ней! На глазах выступили слезы – должно быть, от тонкой струйки дыма, поднимавшейся от горелой ветки. Рене осторожно стащила кусочек мяса, принялась дуть на него, перебрасывая из руки в руку, и наконец осмелилась откусить.

Пэллок смотрел, как она ест, и вдруг, глядя на влажные губы Рене, почувствовал необъяснимую тяжесть в чреслах. Он поднес ветку к зубам, но Рене жестом остановила его, потом наклонилась и протянула ему свой недоеденный кусок мяса.

Пэллок взял его губами, смакуя жирную поджаристую корочку. Они с Рене неотрывно смотрели друг другу в глаза, не отваживаясь заговорить.

– Что тут происходит? – загремел голос Альби, которая ворвалась в круг света словно разъяренный медведь. – Что тебе здесь надо? – напустилась она на Рене.

Девушка вскочила на ноги.

– Я только…

– Я не приглашала тебя к своему костру, – рявкнула Альби. – Больше сюда не приходи.

Пэллок, даже не подумав заступиться за Рене, лежал на земле, словно придавленный каменной глыбой, и молчал. Рене умоляюще взглянула на него.

– Извини, – промямлила она.

– Вон! – завопила Альби.

Кивнув, Рене попятилась, затем повернулась спиной к Альби и убежала. Альби обернулась к сыну.

– Ах ты ж… – прошипела она.

– Мы только… – успел сказать Пэллок, когда мать пнула его ногой в живот.

– Ты дурак! Урса выбрали старшим ловчим! Почему, я тебя спрашиваю?

Пэллок беззвучно шевельнул губами.

– Ну… – наконец выдавил он, потирая ушибленное место.

– Ты должен был выводить охотников на охоту, давать им указания, словно ты уже ловчий, а ты расхаживал дурак дураком, да еще приговаривал, как ты «доволен» Урсом! «Когда-нибудь ты станешь главным, Урс»! Смотри, до чего ты договорился!

– Это все из-за его женитьбы на Белле, – ответил Пэллок, не скрывая своего возмущения. Так решил совет женщин, а мать никак этому не помешала.

– Думаешь, я сама не знаю?

– Ну, так сделай что-нибудь, – сказал Пэллок. – Скажи им, что Белла может выйти только за меня. Тогда ее братья встанут на мою сторону, и меня изберут старшим ловчим.

– «Ее братья встанут на мою сторону», – передразнила сына Альби. – Думаешь, теперь я могу помешать ловчему? Сделанного не воротишь.

– Почему Харди не сделал ловчим меня? – заныл Пэллок, не в силах поверить, что желанная цель уплыла из-под носа.

Альби едва удержалась, чтобы не пнуть сына еще раз.

– Ты глуп, как пень, – заявила она.

Пэллок с мрачным видом откусил кусок остывшей оленины. Альби выхватила ветку из его рук и, презрительно зыркнув, сама вонзила зубы в мясо.

– Ладно, – наконец пробубнила она с набитым ртом, – я кое-что придумала.

– Правда? – вскинулся Пэллок.

– Кажется, я знаю, как исправить то, что ты натворил, – сказала Альби, поедая последний кусок мяса.

* * *

Сайлекс заметил, что в последнее время некоторые племена перестали кочевать с места на место. Речной клан поселился в пещерах к северу от реки и зимовал там. Сородичи, хотя и продолжали вести кочевой образ жизни, но проводили все лето в поселении на каменистом берегу ручья, а с наступлением холодов отбывали на зимнюю стоянку, расположенную где-то к югу. Человекообразные существа, прозванные Робкими, кочевали небольшими группами, избегая контактов с другими племенами. Вся речная долина считалась землей Орды; возможно, и Орда, если зима выдавалась особенно суровой, уходила на юг, вниз по течению реки. Как и другие племена, Волколюди всеми силами избегали встречаться с Ордой, поэтому никто не знал наверняка, когда и где они зимуют.

Сайлекс не задумывался о том, как живут другие. Его люди без устали следовали за волчьей стаей, которая приводила в места, богатые дичью. Основная группа охотников во главе с Сайлексом бежала по пятам стаи, а женщины и дети в сопровождении нескольких вооруженных мужчин брели позади.

Охота была удачной. Мужчины, взвалив на себя туши убитых оленей, возвращались на стоянку, до которой оставалось день-два пути. Вечером они сделали привал, развели костер, зажарили часть добычи и устроили пиршество. Ночь обещала быть необычайно теплой. Сайлекс поднял глаза и в сгустившихся сумерках разглядел Дуро, сидящего по ту сторону костра. На лице здоровяка читались все терзавшие его чувства.

Сейчас Дуро огласит свои притязания.

Дуро откашлялся, и остальные охотники вопросительно повернулись к нему.

– Послушайте, что я скажу, – натянутым голосом объявил Дуро.

Мужчины переглянулись.

– Говори, – осторожно сказал Бракх, лучший друг Сайлекса.

Дуро поджал толстые губы.

– Самый крупный волк берет себе самую крупную волчицу. Таков закон стаи, – напыщенно заявил он.

Мужчины опешили. Дуро сердито оглядел сидящих вокруг костра, ожидая, когда до них дойдет смысл его слов.

– Вообще-то, бывают исключения, – заметил Бракх. – Порой ни вожак, ни его волчица не отличаются крупными размерами.

– Чаще все так, как я сказал, – настаивал Дуро.

– Может быть, – согласился Бракх. – Но я твердо уверен, что иногда волки следуют за самым умным. Помнишь, Сайлекс, как мы видели ту волчицу с белой отметиной на лице?

– Я говорю о законе стаи! – гаркнул Дуро.

В наступившей тишине мужчины молча уставились на языки пламени, безразличные к тому, что, казалось, так сильно тревожит Дуро.

– Наверное, чаще всего действительно бывает так, как сказал Дуро, – негромко произнес Сайлекс.

Все закивали, обрадованные тем, что спор, видимо, разрешился.

– Я сильнее всех вас. Я старше Сайлекса. Ови – крепкая, здоровая женщина, которая родит много детей, – заявил Дуро.

Охотники смотрели на него в полном недоумении.

– Дуро считает, – откашлявшись, начал Сайлекс, – что после смерти моего отца нам не обязательно исполнять его волю. Возможно, отчасти Дуро прав.

Его слова встревожили всех, кроме Дуро.

– Я самый сильный. Я должен быть вожаком, – провозгласил Дуро и вызывающе ухмыльнулся, готовый сразиться с любым, кто осмелится оспорить его слова.

Мужчина, сидевший слева от Бракха, обернулся и шепнул:

– Волк.

Охотники, все как один, повернули головы. Там, где круг света, отбрасываемый пламенем костра, переходил в ночную тень, застыла огромная волчица, неотрывно глядя на охотников блестящими желтыми глазами.

Сайлекс вскочил на ноги, дав знак остальным не сходить с места.

– Сидите тихо, – велел он и отошел от костра.

– Ты умираешь с голоду, – сказал он, обращаясь к волчице. Она страшно отощала, сквозь обвисшую кожу на боках просвечивали ребра. Очевидно, ей пришлось нелегко. Сайлекс присмотрелся: меж глаз зверя виднелась белая отметина в виде ладони. Ошибки быть не могло: это та самая волчица, которая приняла его подношение в начале лета.

– Где твоя стая? Тебе слишком рано охотиться одной, – продолжал Сайлекс.

Он взглянул через плечо на соплеменников, оцепеневших от священного ужаса.

– Она голодает. Она слишком молода и неопытна, чтобы охотиться, – объяснил он и решительно поднял с земли оленью ногу. Дуро в замешательстве следил за его действиями. Остальные охотники смотрели во все глаза, затаив дыхание.

– На, возьми, – сказал Сайлекс, подходя ближе. Волчица насторожилась, навострив уши. – Все хорошо. Это тебе.

Волчица обнажила клыки. Сайлекс замер на месте, не отводя взгляда от следящих за ним желтых глаз. Он размахнулся, и оковалок полетел прямо на волчицу, которая сжалась и испуганно отпрыгнула в сторону.

Мужчины у костра, очнувшись, разом заговорили, но Сайлекс, не оборачиваясь, резко рубанул ладонью воздух, велев им замолчать.

Волчица замерла в двадцати шагах от него, предостерегающе раскрыв пасть.

Когда она неуверенно сделала шаг вперед, Сайлекс ободряюще закивал.

– Да, это тебе, – повторил он.

Глядя человеку в глаза, волчица нерешительно сомкнула челюсти вокруг оленьей кости, готовая в любой момент броситься наутек. Но потом, когда ее зубы впились в мясо, она бросила на Сайлекса открытый, можно сказать, оценивающий взгляд и скрылась между деревьев, волоча за собой добычу.

Сайлекс очнулся и несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь унять дрожь в руках. С напускным безразличием он направился обратно к костру, усиленно не замечая обращенных на него восторженных взглядов. Сегодняшняя ночь войдет в предания.

– Дуро, так о чем мы говорили? – беззаботно спросил Сайлекс.

Одного взгляда на оскал Дуро было достаточно, чтобы Сайлекс понял: в следующий раз его противник воспользуется другими методами убеждения.

12

Год девятнадцатый

Волчица слышала, как человек выбрался из пещеры через расщелину, которая вела наверх, к небу. От него пахло сурком, съеденным на днях. Ей в нос ударил крепкий запах дыма, и без того всегда витавший в воздухе: это человек, вскарабкиваясь, неосторожно ступил ногой в остывший костер, подняв тучу пепла.

Волчица настолько свыклась с его запахами, что легко заснула вновь, однако, заслышав оглушительный крик, распахнула глаза.

– Беги! Там волк! Спасайся! – послышалось снаружи.

Волчица оцепенела и ощетинилась.

– Нет! – раздался отчаянный вопль.

Волчица лежала, не шевелясь, и настороженно прислушивалась к долетавшим до нее звукам, не понимая, что происходит.

Год первый

Альби решительным шагом подошла к Урсу, тяжело стуча посохом о землю. При виде старухи у Урса свело живот, как будто он наелся тухлятины. Чего ей надо? Он с трудом подавил желание сбежать на мужскую сторону лагеря.

– Приветствую тебя, старший ловчий, – сказала Альби.

Урс сдержанно кивнул.

– Воздух стал суше. Наступают холода. Нужно отправляться на зимнюю стоянку, пока не пошел снег. В этом году он не заставит себя долго ждать. У нас осталось столько дней, сколько пальцев на одной руке.

Урс пришел в недоумение. Он-то считал, что решение о переходе на зимнюю стоянку целиком и полностью зависит от женщин; мужчины безотчетно понимали, что если женщины не готовы сняться с места, то никакая сила не сможет их расшевелить. Женщины сами начинали готовиться к кочевью, они же тащили на себе детей, звериные шкуры, а также сушеные ягоды и коренья. Мужчины несли оружие. Однако такое важное решение, как переход на зимнюю стоянку, очевидно, следует принимать сообща. Урс еще не освоился в роли ловчего, и ему предстояло многому научиться.

– Ты права, – нехотя признал он.

– Так что ты решил, ловчий? – спросила Альби, искоса глядя на него.

На другом конце лагеря появились Калли и Белла. Они шли рука об руку, не отрывая глаз от Урса. Внезапно вопрос Альби приобрел двусмысленный характер. От того, что ответит Урс, зависела его судьба. Не в силах бороться с собой, Урс отвернулся от девушек как раз в тот момент, когда ему с улыбкой помахала Белла.

– Пора отправляться на охоту, – решительно сказал Урс. – Выходим завтра.

Скорее в лес, прочь из лагеря, прочь от Сородичей, чтобы спокойно обо всем подумать.

«Что ты решил?»

Год девятнадцатый

Жена Гуа должна была вот-вот разродиться, а дети были слишком малы, чтобы охотиться. Гуа пошел на поиски добычи один, без жены и ее братьев, и сейчас пробирался по роще вдоль ручья, готовясь метнуть копье в цель: крупного олененка, отбившегося от матери, который, ничего не подозревая, мирно щипал свежую весеннюю поросль.

Внезапно Гуа ощутил на себе чей-то взгляд и поднял глаза. Вдалеке, на вершине невысокого утеса, стоял человек, – один из тех, кого Гуа и его соплеменники называли Рать. Странный то был народ: сплошь невысокие, ни на кого не похожие существа, жившие большими группами. Сам Гуа жил обособленно со своей семьей и родичами и редко общался с себе подобными. Гуа никогда раньше не видел, чтобы человек из Рати был совсем один. Некоторое время они просто смотрели друг на друга.

Одинокий человек вдалеке не представлял опасности, и Гуа продолжил охоту. Прячась в высокой траве, он подкрался к олененку и что было силы метнул копье, умудрившись одновременно подхватить с земли камень. Олененок не успел сдвинуться с места, как каменный наконечник вонзился ему в шею. Животное отскочило в сторону, но убежать не успело: Гуа накинулся на него, изо всех сил колотя камнем по голове. Олененок метался из стороны в сторону, пытаясь сбросить охотника, однако Гуа вцепился в него мертвой хваткой. Рана на шее обильно кровоточила, и наконец тяжелые удары камня оглушили животное. Олененок проволочил Гуа еще шагов двадцать, затем ноги его подкосились, и он вместе с человеком повалился на землю.

Когда животное выдохлось, Гуа вскочил, выдернул копье и прикончил добычу.

Гуа стоял над убитым олененком, потирая плечо. Упав на землю под его тяжестью, он ощутил острую боль, и теперь правая рука двигалась тяжело и неуклюже, как будто внутри что-то мешало. И все-таки сегодня его семья не будет голодать.

Отдышавшись, Гуа схватил тушу за задние ноги и потащил ее к своей стоянке. Он отошел всего на несколько шагов, когда услышал какой-то шум.

Гуа совсем забыл про человека на вершине утеса. Он поднял взгляд. Тот человек стоял на прежнем месте, но теперь он лихорадочно размахивал руками и что-то неразборчиво кричал.

– Беги! Там волк! Спасайся! – еле слышно долетело до Гуа.

Рать не знала языка Гуа, и он не понял ничего из того, что кричал ему этот странный человек. И все-таки он встревожился. Мало того, что незнакомец был совсем один, – он еще и пытался что-то сказать Гуа, а это и вовсе было неслыханным делом. Может, он злился на Гуа за то, что тот охотился вблизи его земли? Наверное, этот человек живет среди тех камней. Надо быть осторожней – от Рати всего можно ожидать.

Гуа в нерешительности застыл на месте, человек на утесе продолжал вопить. Вдруг Гуа заметил уголком глаза какое-то движение. Он обернулся и обмер.

На него надвигались шестеро волков, бегущих рысцой. Обезумев от страха и ярости, Гуа сжал древко копья и заревел во все горло, обнажив зубы. Он был в замешательстве, не решаясь бросить добычу, от которой зависела жизнь его семьи. Волки тем временем подобрались ближе, и когда Гуа решил спасаться бегством, окружили его плотным кольцом.

Из-за больного плеча копье Гуа ушло в сторону, и ему не удалось поразить ни одного хищника. Волки накинулись на него со всех сторон. Он отбивался как лев, но врагов было больше. Мощные челюсти рвали кожу и перекусывали кости, и вскоре вопли Гуа стихли.

Перед тем как потерять сознание, он подумал: может, одинокий человек на краю утеса пытался предупредить о приближении волков?

Год первый

Уходя на юг, Сородичи держались берегов знакомого ручья, который считали «своим», однако редко шли одним и тем же путем, поскольку во время кочевья выслеживали стада оленей, тоже перемещавшихся к югу. Примерно на середине пути ручей Сородичей впадал в полноводную реку, и это был поворотный пункт в их путешествии: здесь заканчивалась их земля.

Река делала крутую излучину и текла по широкой плодородной долине. Туда часто уходили стада лосей и оленей, но Сородичи не могли следовать за ними – там, в долине, начинались земли Орды. Сородичи неслышно двигались по самому краю долины, стараясь не разбредаться. Матери прижимали младенцев к груди, прикрывая рты детям постарше. Охотники шли кучно, держа копья наготове. Стоило кому-нибудь издать малейший шум, как на него грозно зыркали все члены племени.

Никто не знал, что будет, если их обнаружит Орда. Калли безропотно несла свою ношу, не спуская глаз со спины Урса, который шел во главе племени. Ее переполняла гордость за любимого. И хотя он избегал ее на протяжении всего пути, с Беллой он тоже не разговаривал, о чем Белла в голос сокрушалась.

– По-моему, – сказала Калли подруге несколько дней назад, – Урс готовится принять какое-то важное решение, потому и не желает ни с кем разговаривать.

– Самое важное решение уже принято, – важно ответила Белла.

Ее братья замыкали шествие, что среди Сородичей считалось почетным, хотя и чрезвычайно трудным делом, поскольку замыкающим приходилось идти спиной вперед, и некоторые, особенно Вент, то и дело спотыкались. На третий день после того, как они миновали излом реки, Вент оступился и рухнул навзничь. Глядя на него, Никс, старший брат Беллы, затрясся от смеха, заткнув себе рот кулаком. Вскоре прыснули и остальные братья, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться во все горло, и, наконец, хохот поднялся со всех сторон. Всем было известно, что Орда никогда не заходит так далеко на юг.

Сородичи миновали опасный участок пути, и напряжение рассеялось.

Белла влетела в объятия Урса, и он обвил ее руками. Калли, раскинув руки, подошла к ним и обнялась сначала с Беллой, затем с Урсом, а затем чуть ли не с каждым из Сородичей, но руки ее хранили воспоминание о стройном и крепком теле Урса.

В ту ночь Пекс, отец Беллы, пригласил Урса к своему костру. Благодаря удачной охоте у Сородичей было вдоволь свежей оленины, и племя радовалось, что счастливо удалось избежать встречи с Ордой.

Калли с матерью готовили еду для вдов и сирот, которых больше некому было кормить. За спиной Калли поднялся одобрительный хохот. Девушка обернулась: Урс целовался с Беллой. По крайней мере, Белла целовала его, встав на четвереньки и подавшись далеко вперед. Калли показалось, что Урсу просто некуда было деваться. Однако поцелуй затянулся, братья Беллы шумно ликовали, а сам Урс не спешил отрываться от запрокинутого к нему лица Беллы.

Калли судорожно вздохнула, не осознавая, что плачет.

– Забудь о нем, – пробормотала Коко, подойдя к дочери.

Калли обернулась: мать смотрела на нее с такой жалостью и сочувствием, что Калли заплакала еще безутешней.

– Он обещан Белле. Все решено, – сказала Коко.

– Он был обещан мне, – запальчиво поправила ее Калли.

В этот момент Урс оторвался от губ Беллы и посмотрел своей невесте в лицо. Его глаза сияли. Сколько раз Калли ловила на себе этот взгляд!.. Урс потянулся к Белле и снова поцеловал ее под раскатистый хохот и улюлюканье братьев. Наконец Адор, мать Беллы, доброжелательно отстранила Урса от дочери, шутливо грозя ему пальцем – мол, подожди до свадьбы.

Коко обняла дочь за плечи.

– Неужели ты думала, что вам никто не указ? Так нельзя.

– Почему нельзя? – сквозь зубы процедила Калли. – Что в этом плохого?

– Просто нельзя – и все.

Калли обернулась: Урс и Белла вновь слились в поцелуе.

Год девятнадцатый

Волчица не видела щенков, но ощущала их присутствие. Еще слепые волчата уже достаточно окрепли, чтобы исследовать пещеру, чем они и занимались с большой охотой, изредка попискивая, когда наталкивались друг на друга.

Заслышав громкий звук – это человек, вернувшись в пещеру, спрыгнул на каменный пол, – волчата отпрянули, однако, почуяв знакомый запах, успокоились. Человек по очереди обласкал их, и волчица ощутила, как радуются щенки. В человеке чувствовалось какое-то напряжение, и пахло от него по-другому. Волчица завиляла хвостом в знак приветствия, прижав уши к голове.

– Я только что видел Робкого. Это такие странные люди, которые похожи на людей, но не совсем люди. Они умеют говорить, но лепечут что-то неразборчивое. – Человек шумно вздохнул. – Робкий охотился в одиночку, выследил стадо оленей, ранил одного, потом запрыгнул ему на спину и добил камнем. Один, сам, безо всякой помощи.

Волчица моргнула. Теперь она видела человека яснее: он взял на руки одного из волчат – самочку, самую крупную в помете. Щенку было так уютно в его ладонях, что он задремал.

– Я бы никогда так не смог. Я гораздо слабее и плохо бегаю. А потом… потом его окружили волки. Я видел, как они приближались, и пытался его предупредить. Он меня не понял и погиб как герой – так отважно сражался. Но это было чудовищно.

Человек содрогнулся.

– Нельзя забывать, кем вы станете. Надо смотреть правде в глаза. Люди убивают зверей, а волки – людей. Так было, и так будет. Я не хочу погибнуть, как этот Робкий.

13

Год первый

Следующим важным этапом во время кочевья Сородичей было их прибытие в стойбище Бледноликих. Племя Бледноликих, расположившееся на берегу огромного озера, вело оседлый образ жизни. Как и Речной клан, Бледноликие ловили рыбу сетями, а также охотились на дичь, которая в изобилии водилась в близлежащих долинах.

Внешне Бледноликие сильно отличались от Сородичей. У них были светлые глаза, а кожа и волосы отливали желтым. Всякий раз, когда их спрашивали, почему они так не похожи на другие племена, Бледноликие только пожимали плечами. Сородичи отмечали большое сходство Бледноликих с Альби и Пэллоком, но и этого никто не мог объяснить. Кроме того, у некоторых детей Бледноликих были обычные темные глаза и смуглая кожа, что тоже оставалось для всех загадкой.

Урс, по праву старшего ловчего, преподнес Бледноликим оленину, а они, в свою очередь, одарили Сородичей рыбой, к которой те были непривычны, поскольку питались ею только во время кочевья, на стоянке Бледноликих. Откровенно говоря, Сородичи рыбу не любили, хотя находились и те, кому она пришлась по вкусу. Кроме того, Бледноликие питались зеленой травой из озера – Сородичи находили ее слишком горькой – и охотились на водоплавающих птиц.

Давным-давно, еще до рождения Альби, ее мать сломала ногу во время перехода на южную стоянку и осталась у Бледноликих, которые ухаживали за ней всю зиму. Муж матери Альби ушел с остальными Сородичами. Весной, когда нога срослась, женщина пустилась в обратный путь вместе со своим племенем. Вскоре после возвращения Сородичей на летнее становище родилась Альби. Поговаривали, что девочка родилась светловолосой и белокожей оттого, что ее мать всю зиму питалась одной рыбой. Когда пришло время давать ребенку имя, самая старая женщина в роду назвала ее Альбина Паллус, что значит «белее белого». Такого имени среди Сородичей не было ни у кого.

Никто не знал, почему Сородичи всегда останавливались в лагере Бледноликих, тем более что для этого приходилось делать приличный крюк. Никто не знал, почему Сородичи и Бледноликие приветствовали друг друга, как добрые друзья, и одаряли друг друга пищей. Племена, обитавшие на равнинах, избегали контактов между собой, но с Бледноликими все было иначе: их дети и дети Сородичей весело играли друг с другом, мужчины соревновались в метании копья, а женщины нахваливали младенцев. Сородичам особенно нравились перламутровые ракушки, которые Бледноликие предлагали им в обмен на мясо, медвежьи зубы и прочий скарб. Хрупкие изящные ракушки высоко ценились среди членов обоих племен. Бледноликие, как женщины, так и мужчины, вплетали их в волосы, что еще больше отличало этих странных людей от остальных.

После разговора с матерью Калли замкнулась в себе и, сидя в отдалении, мрачно наблюдала за тем, как члены обоих племен шумно общаются друг с другом.

Она пришла к выводу, что Бледноликие не догадываются, как странно они выглядят по сравнению с остальными, потому что никогда не задумывались об этом, живя в окружении себе подобных да изредка глядя на свое отражение в стоячей воде. Из всех Сородичей лишь Белла часами могла любоваться своим отражением. В свою очередь, Бледноликие, хотя среди них почти не было кареглазых, считали себя совершенно нормальными людьми и дивились на смуглую кожу и темные волосы Сородичей.

Калли подумала, что ей хорошо удается подмечать необычные детали. Ее наблюдения могли бы пригодиться ловчему, стань она его женой.

Увы, теперь этому не бывать.

* * *

Волколюди радостно приветствовали охотников, вернувшихся в лагерь, разбитый на восточном берегу реки. Здесь они были в безопасности: Речной клан остался далеко на севере, а Сородичи не осмеливались заходить дальше западного берега. Тем не менее Сайлекс отправил в долину сторожевых, чтобы вовремя узнать о приближении Орды.

Женатые мужчины поспешили к семьям, остальные пустились расписывать небывалую встречу Сайлекса с волчицей. По рассказам охотников выходило, что волчица была ничуть не меньше медведя и внимала каждому слову Сайлекса.

Фиа, красивая девушка годом младше Сайлекса, внимательно слушала, как Бракх излагает свою версию событий. Все члены племени восторженно глядели на вожака, а тот не спускал глаз с Фиа, которая, заметив это, приняла серьезный, почти надменный вид и нарочно отвела взгляд.

– С волчицей был спутник, но они слишком молоды и не умеют охотиться. Боюсь, зиму им не пережить, – сказал Сайлекс, всем сердцем желая, чтобы Фиа подняла на него глаза.

Кроме оленины, добытой охотниками, у племени были обильные запасы ягод и кедровых орехов, собранных женщинами. В подражание своим покровителям Волколюди торжественно преподнесли первый кусок оленины вожакам – Сайлексу и его невесте, Ови.

Вскоре Сайлекс остался с ней один на один. Дуро прав, размышлял он, глядя на невесту: у Ови высокая грудь и широкие бедра, что было несвойственно женщинам их племени. Возможно, пышные формы Ови частично объяснялись тем, что ей не приходилось голодать, как другим женщинам, стоящим ниже ее. Она была недурна собой, но горестно опущенные уголки рта, на взгляд Сайлекса, сводили на нет всю ее привлекательность.

На губах Фиа обычно играла легкая полуулыбка, а летом ее кожа как будто светилась изнутри, словно вбирая солнечное тепло и потом отдавая его, как камень у костра. Гибкая и стройная, она совсем не походила на будущую жену Сайлекса.

– Ови, как хорошо, что я увиделся с тобой. Завтра или через день я снова выведу мужчин на охоту, – сказал Сайлекс.

– Зима близко, – вздохнула Ови. – Грядут холода.

– Да, это так, – согласился Сайлекс. Он пытался словить ее взгляд, но Ови не смотрела на него. – Ови…

– Что?

– Во время охоты Дуро бросил мне вызов. Он считает, что должен стать вожаком, потому что сильнее меня.

– Он не прав, – просто ответила Ови.

– Согласен. Дуро полагает, что меня можно сместить, потому что наш отец мертв.

– Он ошибается.

– Еще Дуро хочет взять тебя в жены.

Сайлекс и сам не знал, какого ответа ждал от сестры. Ови молча повела плечами.

– Что ты об этом думаешь?

– Что я думаю? – Ови отвела глаза, словно ответ скрывался где-то на горизонте. – Я должна стать твоей женой, – с отсутствующим видом произнесла она.

– Кажется, эта мысль тебя не радует, – язвительно заметил Сайлекс, хотя догадывался, что Ови совершенно все равно.

– Чему быть, того не миновать, – ответила она.

– Ови, а если я погибну на охоте? – продолжал Сайлекс, с усилием подавив желание наорать на сестру. – За кого ты пойдешь?

Сайлексу показалось, что в глазах Ови что-то мелькнуло, какая-то живая искра, но ее ответ был предсказуем:

– Наверное, за того, кто станет вожаком после тебя. Какая разница.

– Значит, ты просто перейдешь к другому мужчине?

– Чему быть, того не миновать, – вздохнула Ови. – Самая крупная самка в стае уходит к вожаку.

Сайлекс выпрямился.

– Мы не волки, Ови. Мы люди, которые подражают им, но мы – не волки. Если ты не хочешь быть моей женой, не нужно себя насиловать.

Ови бросила на него остекленевший взгляд.

– Я никогда не говорила, что не хочу быть твоей женой. Мы оба слышали, что сказал отец перед смертью. Я покорна его воле.

* * *

Зима наступила необычайно рано, и первые морозы застали Сородичей в пути. Кутаясь в шкуры и дрожа от ледяного ветра, племя брело на юг. Люди повязали на ноги лосиные шкуры, чтобы ступать по снегу, а по ночам подкладывали под стопы заячьи шкурки мехом внутрь, чтоб не отморозить пальцы.

На пятый день после похолодания пригрело солнце, и Сородичи воспрянули духом, особенно после того, как мужчины вернулись в стойбище с двумя тушами, управившись с охотой всего за полдня.

Все наперебой твердили, каким талантливым ловчим оказался Урс. Тот с благодарностью принимал поздравления, но втайне чувствовал, что недостоин громких похвал. Он сам не ожидал повстречать оленье стадо – охотники наткнулись на него по чистой случайности. Вообще-то Урс собирался повести мужчин совсем в другом направлении – просто чтобы не молчать в ответ на обращенные к нему вопросительные взгляды. И тогда всем Сородичам пришлось бы голодать, доедая скромные остатки мяса, добытого восемь дней назад.

Урс подозревал, что не годится быть ловчим. Он вспоминал, как хвастался перед Калли, что, стань он во главе охотников, он выслал бы вперед следопытов, хоть это и грозило неожиданной встречей с Ордой. Ведь Сородичи всегда охотились именно так до того, как Харди изменил тактику. И вот теперь, когда Урс был волен поступать по своему усмотрению, он не мог решиться, сомневаясь во всем и во всем подражая Харди. Но Харди знал, как выслеживать дичь, а Урс не знал.

О том, чтобы попросить совета, не могло быть и речи: Урс не разбирал ни единого слова из того, что пытался сказать ему Харди.

Урс задумчиво окинул взглядом расстилающуюся перед ним равнину.

– Марс, – наконец позвал он, махнув рукой.

К нему подбежал старший следопыт (чье полное имя было Марсус – «тот, кто дерется с другими детьми»). Марс, как и все следопыты, носил дубинку вместо копья и бегал едва ли не быстрее остальных охотников. С тех пор как Харди запретил следопытам высматривать дичь, уходя далеко вперед от главного отряда, Марс и его подопечные занимались только тем, что догоняли и добивали подранка. Впрочем, в погоню бросались и остальные, стремясь держаться вместе. Следопыты перестали выделяться среди других охотников, утратив прежний статус. И все-таки Марс ни разу не пожаловался, в отличие от Пэллока, который был недоволен решительно всем.

– Мы ушли далеко от земель Орды. Здесь они до нас не доберутся, – сказал Урс, обращаясь к старшему следопыту.

Марс согласно кивнул, в рассеянности почесывая окладистую черную бороду. У него, как и у Беллы, его сестры, были на удивление густые волосы, правда, такие же перепутанные и нечесаные, как у всех мужчин.

– Отныне следопыты будут идти впереди охотников, высматривая стада, – продолжал Урс.

Марс удовлетворенно ухмыльнулся.

– Тебе хотелось, чтобы все было как прежде, но ты не решался ко мне обратиться, – догадался Урс.

Марс обрадованно закивал.

Крик Пэллока прервал их разговор.

– Вперед! – завопил старший копейщик.

Урс обернулся: едва ли не все охотники с копьями наперевес бросились бежать туда, куда указывал Пэллок. На месте остался только Валид, старый друг Урса.

– Что происходит? – ошарашенно спросил его Урс.

– Волки, – ответил Валид.

– Что? – не понял Урс. – Что значит «волки»?

Валид развел руками.

– Пара молодых волков, там, впереди. Пэллок собрал охотников и повел их на волков. Сказал, что намерен содрать с них шкуры, и пообещал поделиться с тем, кто метнет копье точнее всех.

– Нам не нужны шкуры, – гневно засопел Урс. – У нас нет на это времени. – Он повернулся к Марсу: – Возьми двух самых быстрых мужчин и догони Пэллока. Вели ему повернуть обратно.

Марс кивнул и скрылся с глаз.

– Нам нужна еда. Шкур у нас хоть отбавляй, – горячился Урс.

Валид пожал плечами.

– Скорее всего, они уже прикончили тех волков и скоро вернутся.

– Тогда пусть сами их и едят! – вскипел старший ловчий. – Будет им урок.

Он отвернулся и оглядел холмистую равнину, дожидаясь возвращения охотников с добычей.

14

Волчица и Спутник следовали за стадом оленей, когда до них долетел запах человека, а потом – свежей крови. Это напомнило волчице о ее предыдущих встречах с людьми, и она отправилась на поиски. Спутник бежал позади, неуверенно поглядывая на подругу.

На этот раз от людей пахло по-другому. Волчица видела их впервые. Она с опаской подошла ближе и выжидающе замерла.

Люди сбились в кучу, совсем как олени, а потом с оглушительными криками понеслись прямо на нее. Волчица окаменела от неожиданности, вглядываясь в лица бегущих впереди людей, затем опрометью метнулась к роще, где поджидал ее Спутник.

Им вслед полетели копья. Волчица слышала, как позади нее что-то свистит и с глухим стуком вонзается в землю. Звуки погони гнали волков вперед, и вскоре они с легкостью оторвались от преследователей.

Позже волчица вспоминала лица этих людей. Она чувствовала их ярость, как стая чувствует бессилие старого, немощного лося или вялость истощенного голодом олененка. Перед тем как люди бросились им вслед, волчица поняла, что они совсем не похожи на тех людей, которых знала раньше. Перед ее мысленным взором возникло лицо человека, который предлагал ей пищу: в прищуре его глаз, изгибе губ и бровей было что-то такое, что выделяло его среди других.

Не все люди относились к волкам одинаково. Одни их кормили, другие на них охотились.

* * *

Хотя Сородичи называли свое зимнее стойбище «поселением», в действительности они всю зиму продолжали кочевать с одного знакомого места на другое в поисках пищи. Ни одно из зимних становищ не могло сравниться с летним лагерем, где родовые кострища были обложены черными от сажи камнями, где стояли землянки, защищенные от солнца и дождя навесами из костей мамонта и наброшенных на них звериных шкур. Где бы ни останавливались Сородичи, они продолжали делить становища на две части, мужскую и женскую, между которыми оставляли место для общих сходок.

По традиции в зимнем лагере справляли свадьбы, а в летнем – давали детям имена, а также проводили инициации мальчиков, достигших четырнадцати лет, и девочек, у которых начинался месячный цикл.

– Интересно, кто еще будет праздновать свадьбу этой зимой? – допытывалась Белла у Калли.

Калли уклонялась от этих недвусмысленных расспросов, отвечая, что совет женщин еще не собирался. Одобрит ли Альби помолвку Урса и Беллы? Старейшина могла воспротивиться, заявив, что давняя традиция договорных браков превратилась в самый обычный передел власти и что совет обязан положить этому конец. Для Калли это была последняя надежда.

– Урс рассказал мне, как выбранил Пэллока за то, что тот погнался за волками, – доверительно, словно по секрету, шепнула Белла подруге.

– Это и так все знают, – резковато ответила Калли, но Белла пропустила грубость мимо ушей.

– Ну и что, – весело согласилась она. – Зато мне сам Урс рассказал.

Со словами, что ей нужно насобирать мха, Калли встала, и Белла приветливо кивнула ей на прощание. Женщина собиралась «собирать мох», когда у нее начинался регулярный месячный цикл. Комки мха отлично впитывали кровь; впрочем, катышки из заячьего меха использовались с тем же успехом. Женщине, сообщавшей, что ей нужно «собирать мох», позволяли уединиться. Юношей, не достигших совершеннолетия, это выражение сбивало с толку.

Калли миновала костер, возле которого что-то оживленно обсуждали Альби и Коко. Девушка насторожилась: вид у обеих женщин был крайне озабоченный.

* * *

Тем вечером на ужин у Сородичей было варево из обглоданных костей и горсти кореньев, которые Коко принесла с собой из летнего лагеря. До сих пор не выпало ни капли дождя: зима стояла необычайно сухая.

Подойдя к своему костру, Пэллок увидел мать, сидящую на корточках у огня. Ей где-то удалось раздобыть оленьего жира, и она растапливала его на горячем камне.

Пэллок шумно вздохнул.

– Мать, я хочу с тобой поговорить.

Альби мрачно подняла голову.

– Чего тебе?

Пэллок отвел взгляд, досадуя, что мать всегда видела его насквозь.

– Я о Рене.

– Об этой девке? Я не стану тратить на нее слов.

Пэллок сел рядом с матерью и потянулся к камню, на котором плавился олений жир, но Альби грубо шлепнула его по руке.

– Ты Старейшина и могла бы помочь мне с выбором жены, – осторожно начал Пэллок.

– Могла бы, – ответила Альби.

Пэллок колебался. Он надеялся услышать другой ответ.

– Ведь я твой сын. Если бы я сказал, кто из женщин мне по сердцу, ты могла бы устроить мой брак. Тем более что у этой женщины нет родных, и ее судьбу решает совет.

Альби уставилась в огонь, притворившись, что не слышала. Пэллок тревожно заерзал.

– Послушай…

– Знаю я, чем ты с ней занимался, – прошипела Альби. – Думаешь, ты такой умный, да? Думаешь, я не вижу, как вы прячетесь по углам? Развратник! Вот об этом я и скажу на совете, будь уверен!

Пэллок сглотнул.

– Я не развратник. Я хочу взять ее в жены.

– Твоей женой станет Калли Умбра.

– Что?

– Все уже решено. Я говорила тебе – у меня есть план. Она умна. Женщины прочат ее в Старейшины. Через пять лет я уступлю ей свое место, так я договорилась с ее матерью. Поэтому пока что Калли не представляет для меня опасности. Если она будет твоей женой, власть останется в семье.

– Никакой это не план! План был сделать меня ловчим! – фыркнул Пэллок.

– Ты дурак, что спутался с девкой, у которой ни роду, ни племени. А мог бы взять в жены Беллу. Мне о себе подумать надо. А если ты не видишь, что с этого и тебе будет прок, тогда ты слеп, как Харди.

– Мне не нужна Калли, – огрызнулся Пэллок. – Она меня презирает. Я ее ненавижу.

– Хватит чушь молоть, уши вянут от твоей болтовни! Когда она станет твоей женой, ты научишь ее уважению. Уж с этим-то ты можешь справиться? Если нет, тогда вмешается твоя мать, научит за тебя.

– Я люблю Рене.

– Ну, так и путайся с ней дальше, мне-то что! – проревела в ответ Альби. – Ты ведь и сейчас от нее пришел?

Пэллок потупил взгляд.

– Кому она нужна, сирота? Поступай с ней, как знаешь. А в жены возьмешь Калли. Только так я смогу остаться Старейшиной.

– Всего на пять лет, – насмешливо проронил Пэллок. – А потом мне придется тебя кормить, и вот тогда ты пожалеешь, что не сумела поставить меня на место старшего ловчего.

– Я не собираюсь уходить на покой через пять лет, безмозглая ты гиена! – окрысилась Альби. – Но, выдав за тебя Калли, я пять лет смогу жить спокойно. Теперь понял?

– А я что буду с этого иметь? Ты женишь меня на Калли ради собственной выгоды, – презрительно бросил Пэллок и вскочил на ноги. – Я был на шаг позади Урса, когда он схватился со львом. Если бы я успел добежать, не бывать ему старшим ловчим. Да он и не годится на эту роль – вечно медлит и сомневается, все видят.

– Еще не время идти против него в открытую, – заявила Альби. – Охотники не любят перемен, а у братьев Беллы слишком много влияния. Не понимаю, как этой дуре Адор удалось выходить своих детей, не потеряв ни одного.

Той ночью, дрожа под лосиной шкурой и прислушиваясь к завываниям ветра, который силился погасить пламя костра, Пэллок размышлял над словами матери. Черная ярость переполняла его сердце. А если он сам все устроит? Обойдется и без матери. Старший копейщик без труда улучит минутку наедине с ловчим. Пэллок выждет время, и когда подвернется подходящий момент, нанесет решающий удар.

Он убьет Урса.

15

Рене сидела, наклонившись над полосками кожи, когда перед ее глазами возник посох. Со стороны казалось, будто девушка сосредоточенно сплетает обрывки кожи в веревку, с головой уйдя в работу, чтобы закончить до наступления темноты. Но при ближайшем рассмотрении любой бы заметил, что Рене не столько склонилась над работой, сколько просто поникла головой: глаза ее были закрыты, а пальцы беспорядочно перебирали кожаные обрезки.

Недавно в ее постели лежал Пэллок – а потом встал и грубо заявил, что приходил в последний раз. Когда Рене, оправившись от потрясения, попросила у него объяснений, он поджал губы и ушел прочь, не проронив ни слова.

Девушка сидела, скрестив ноги, мокрые от капающих на них слез. Сквозь пелену на глазах она увидела толстый посох, с глухим стуком уткнувшийся в землю.

Рене, моргнув, подняла голову. Над ней нависла Альби.

– Пойдем со мной, дитя, – сочувственно сказала Старейшина.

Рене кивнула и с трудом поднялась, украдкой вытирая глаза. Посох Альби, толщиной с руку взрослого мужчины, гулко стучал по земле. Женщины вышли из лагеря и направились к пригорку, поросшему высоким густым кустарником.

Альби хранила молчание, никак не объясняя, зачем они покидают лагерь и куда идут. Был ранний вечер, не самое безопасное время для прогулок. Рене не на шутку встревожилась.

Они шли между пологими холмами, оставив лагерь далеко позади.

На укромной полянке, покрытой пожухлой прошлогодней травой, Альби огляделась и удовлетворенно кивнула.

– Я вижу, – начала она, – ты и другие недовольны тем, что совет разрешил матерям выбирать мужа для своих дочерей. Я даже позволила Адор напрямую предложить Урсу взять Беллу в жены, не прося на то благословения совета. Но тебе и этого мало. Ты хочешь, чтобы мужчины и женщины решали каждый сам за себя, да?

– Старейшина… – беспомощно пролепетала Рене, обливаясь слезами.

– Вы с моим сыном хотите пожениться, – бесстрастным тоном продолжала Альби.

Рене с надеждой закивала.

– Значит, ты любишь его.

– Да.

Альби с рассеянным видом теребила седой волос на подбородке. Рене задержала дыхание. Старейшина перевела взгляд на посох и перехватила его посредине, как копье.

– Значит, так, – наконец сказала она и с этими словами двинула Рене в живот посохом. Девушка с криком сложилась пополам. Альби подошла ближе. Посох опустился на голову Рене, и девушка рухнула наземь, упав лицом в грязь.

Рене закричала не своим голосом, перекатилась на бок, втянув голову и поджав колени к подбородку.

– Посмотри на меня, – с ледяным спокойствием промолвила Альби. Рене всхлипывала, зажмурившись и закрыв лицо руками. – Рене, – повторила Альби, – посмотри на меня, прошу.

Рене в замешательстве подняла голову. Посох просвистел в воздухе и влетел в ее окровавленное лицо, выбив передний зуб. Рене истошно завизжала.

Отлежавшись, она встала на четвереньки, вжав голову в плечи. Изо рта тянулась густая струя крови.

Некоторое время она так и стояла, пошатываясь и подвывая. Вскоре ей удалось подавить рыдания, хотя ее не переставало трясти. Она дотронулась до разбитой челюсти, затем приложила руку к ссадине на щеке. Альби, подойдя вплотную к Рене, опустилась на колени. Девушка шарахнулась в сторону.

– Рене, – тихо позвала Альби. – Посмотри на меня.

Рене молчала, отводя глаза.

– Бить тебя я больше не буду. Теперь посмотри на меня.

Рене, прикрывая рукой лицо, осмелилась одним глазом взглянуть на Старейшину. Посох лежал на земле.

– Не смей путаться с моим сыном. Не смей идти против решений совета. Что сделано, того не воротишь. Пэллок не женится на такой, как ты, и даже не думай блудить с ним. Вместо того чтобы бегать за моим сыном, постарайся завлечь других, доступных тебе мужчин. В этом я, как Старейшина, могу тебе помочь.

– Но я люблю Пэллока, – просипела Рене.

Альби рассмеялась скрипучим презрительным смехом.

– Глупое дитя. Любовь! Смотри, к чему она тебя привела. – С этими словами Альби ткнула пальцем в рану на голове Рене, и девушка завопила от боли. – Нет, подлинная любовь – дело совета женщин, то есть мое. Я рада, что мы с тобой договорились, – сказала Альби, вставая с колен. – На твоем месте я бы как можно скорее вернулась в лагерь, пока сюда не прибежали волки.

* * *

Немногие женщины отваживались пересекать незримую границу мужской части лагеря. Только разъяренная жена, заждавшаяся мужа, могла вторгнуться на мужскую территорию, и тогда ее крики доносились до костра, вокруг которого, по обыкновению, собирались охотники.

После скудного ужина Калли направилась к условной линии, отделявшей мужские владения от остальной земли Сородичей.

– Урс! – нетерпеливо позвала она. – Надо поговорить!

Мужчины, гомонившие у костра, притихли. Ловчий поднялся и на негнущихся ногах пошел туда, где ждала его Калли.

– Калли, – шепнул он, подойдя ближе, – пожалуйста, не приходи сюда и не зови меня. Что обо мне подумают?

– Нам надо поговорить, немедленно!

– Ступай за мной, – мрачно велел Урс и зашагал так быстро, что Калли едва поспевала.

Когда лагерные огни остались позади, Урс остановился.

– Ах, Урс, – всхлипнула Калли, бросившись ему на грудь, и зарыдала так громко и безутешно, что Урс преодолел свою скованность и неуклюже обнял девушку.

– Калли, не знаю, почему ты плачешь, но, пожалуйста, перестань. В чем дело?

– Урс, меня выдают за Пэллока!

Урс оторопел и округлившимися глазами посмотрел на Калли.

– Не может быть! – наконец выдохнул он.

Калли кивнула.

– Мать сказала. Они с Альби решили выдать меня за Пэллока, а потом, через пять лет, Альби сделает меня Старейшиной.

– Старейшиной, – повторил Урс и задумчиво покивал головой. – Тебя ждет неплохое будущее.

– Урс! – вскричала Калли. – Меня выдают замуж! За Пэллока!

Урс посерьезнел. Он положил руки на плечи Калли и сказал, глядя ей в глаза:

– Послушай, что я скажу. Мы не можем противиться тому, что с нами случилось.

– Что? Ты разве не слышал меня? Ты этого хочешь – чтобы из всех мужчин племени именно Пэллок взял меня в жены? Чтобы я рожала ему детей? Ему, а не тебе?

– Конечно, нет, – огрызнулся Урс. – Все давно уже не так, как я хочу. Однако нельзя поступать, как нам вздумается. Ради блага всего племени.

Калли гневно сверкнула глазами.

– Это потому, что она красивая…

Урс дернулся, как от пощечины.

– Вот, значит, в чем дело, да? Белла на редкость красива. Ты клялся мне в любви – до того, как понял, что будешь спать с ней в одной постели, – желчно бросила Калли.

– Что ты такое говоришь? Разве ты не понимаешь? Я теперь ловчий. Харди не может дать мне совет, я не разбираю его слов и вынужден сам принимать решения. Мне надо думать об охоте, о том, где найти дичь. О браках всегда договаривались женщины. Я не могу вмешиваться в ваши дела!

Калли судорожно вздохнула, чувствуя глухую тоску. Как ни странно, слова Урса не стали для нее неожиданностью.

– Забавно получается, – пробормотала она. – Ты – старший ловчий, я – Старейшина. Кто бы стал перечить, если бы мы объявили о том, что хотим быть вместе? Достаточно одного нашего слова, и зимой моя мать подвела бы меня к твоему костру на радость всем Сородичам.

Урс наморщил лоб.

– Ты же говорила, что станешь Старейшиной через пять лет, – нерешительно протянул он.

– Урс, конечно, мы не можем поступить так прямо сейчас. Я просто… – Он не понимает, внезапно осознала Калли. И никогда не поймет. – Ты любишь меня? – вдруг спросила она.

Урс смутился.

– Да, – ответил он, – конечно. Но…

– Нет-нет, Урс, пожалуйста, помолчи. – Калли прижалась губами к его губам, продолжая горячо шептать: – Больше ничего не говори. Ты любишь меня.

– Да, но теперь все…

– Молчи, – попросила она и развязала узелок на набедренной повязке.

Урс смотрел на нее во все глаза.

На этот раз все было по-другому. Лежа на редкой жухлой траве, Калли крепко прижимала к себе Урса, задрожав, когда его губы коснулись ее груди. Потом она вспомнила, что через несколько недель его место займет Пэллок, который будет пялиться на нее своими рыбьими глазами. Она отогнала от себя эти мысли и со слезами на глазах глядела на Урса, всецело отдавшегося страсти.

И все-таки сейчас он мой, подумала Калли. Только мой.

Год девятнадцатый

Самым крупным и сильным щенком из помета была маленькая волчица, Волчишка. Ее братья уже успели почувствовать это, возясь и играя с ней на полу пещеры. Чаще всего они неуклюже наваливались на сестру, оскалив крохотные зубки, но тут же отпрыгивали, а потом все набрасывались на того, кто первым валился на спину. Щенки играли днями напролет, прерываясь только на сон и еду.

Человек был для них партнером по игре. Они не боялись его и даже не понимали, что он не член их стаи. Он жил в их логове и играл с ними – остальное волчат не интересовало.

Когда человек уходил, они продолжали резвиться друг с другом, кусаясь и царапаясь, но мать не трогали – при малейшей попытке волчат поиграть с нею, волчица угрожающе рычала и щелкала зубами, и щенки оставили ее в покое.

В той части пещеры, где тлели уголья костра, разведенного человеком, витали незнакомые запахи, проникавшие внутрь через расселину в стене. Щенки с любопытством посматривали на кусочек синего неба и дергали носами в ответ на дразнящие ароматы, доносившиеся снаружи.

Запахи внешнего мира проникали в логово и с другой стороны, просачиваясь между грудами камней. Щенки росли, и их манило все новое и неизвестное.

Однажды, когда человека не было в логове, а волчица задремала, щенки бросились к груде камней, закрывавшей выход наружу, и принялись ожесточенно рыть мягкую, податливую землю, отбрасывая носами мелкие камешки. Когда Волчишка начала работать лапками, братья впервые не стали ей мешать. Она трудилась, покуда не потеряла интерес к этому занятию, и тогда братья сменили ее. Поглядев, как под их лапками разлетаются в разные стороны комья земли, Волчишка ринулась помогать братьям.

Незнакомые запахи усиливались. Вскоре Волчишка просунула наружу носик и восхищенно зафыркала. Остальные волчата нетерпеливо заскулили. Наконец она отпрыгнула в сторону, и братья принялись рыть с двойной силой.

В тот день Волчишка поняла: братья будут во всем ей подчиняться.

И все-таки братья первыми протиснулись наружу, один за другим вылезая из темной пещеры под яркое солнце. Их сестра встревоженно попятилась от вырытого прохода. Ей хотелось последовать за братьями, однако что-то ее удерживало. Она нутром чувствовала, что исследовать мир за пределами логова нужно в сопровождении матери.

Она вспомнила о человеке, жалея, что его нет сейчас с ними, и заскулила, предчувствуя опасность. Нельзя выходить из логова.

В конце концов она протиснулась через вырытый проход и последовала за братьями.

16

Год первый

Когда Калли вернулась в лагерь Сородичей, день уже угасал, на землю ложились последние длинные тени. У Калли все горело внутри, но если раньше она втайне упивалась этим, то сегодня воспоминания о времени, проведенном с Урсом, не приносили никакой радости. Она смертельно устала и хотела поскорей уснуть.

Навстречу ей вышла Альби. Завидев ее, девушка выпрямилась и подобралась: Старейшина явно намеревалась поговорить с нею. Подойдя ближе, Альби раскинула пухлые руки, чего Калли совершенно не ожидала.

– Дочь моя, – промолвила Альби.

Калли одеревенело позволила себя обнять.

– Как я рада! – горячо заговорила Альби. – Я всегда считала тебя самой умной женщиной в племени, несмотря на твой юный возраст. С моей помощью через пять лет ты станешь такой Старейшиной, какой у Сородичей еще не бывало.

– Кроме того, – не удержалась Калли, – я буду твоей невесткой.

– Разумеется, – ответила Альби, словно продолжая свою мысль. – Потому-то я и радуюсь.

– Зачем ты это подстроила? – напрямик спросила Калли. – Да, они пищат, как несмышленые птенцы, но ни одна не станет клевать тебя. Да и я не хотела идти против тебя. Ты могла добиться своего и без этого брака.

Альби хитро прищурилась.

– Что я говорила? Умнее всех! «Пищат, как птенцы», надо же.

– Так зачем? – не отступалась Калли.

– Видишь ли, – со вздохом ответила Альби, – ты сама поймешь, когда займешь мое место. Сначала тебя все поддерживают, а потом ополчаются против. Поначалу им все нравится, а потом они недовольны. Что бы ты ни сделала, все не так. Женщины не могут без Старейшины – и сами возмущаются. Хочешь остаться у власти – умей использовать обстоятельства. Ты, чьи мысли приходят из мглы и сумрака, должна хорошо это понимать.

– Но если тебя ненавидят, почему бы просто не уйти? – дерзко спросила Калли.

Альби с жалостью посмотрела на нее.

– По сути, ты еще дитя… Ничего, однажды поймешь. Хорошо, что у нас есть в запасе пять лет – я успею тебя обучить.

И тут по лагерю пронеслись вздохи ужаса. Женщины обернулись: из ночной тьмы к огням лагеря ковыляла Рене.

* * *

Сайлекс наблюдал за незамужними девушками, которые расхаживали взад-вперед перед рассевшимися на земле мужчинами. Каждый мужчина держал в руке расщепленную кость, из которой, поблескивая, сочился аппетитный костный мозг. Во время этого ритуала девушки символически подражали поведению самок в волчьей стае во время спаривания, хотя, в отличие от волков, сложившихся пар среди девушек и глазевших на них мужчин не было.

Хотя мужчины и напускали на себя скучающий вид, добродушно пихая друг друга в бок, на самом деле они с жадностью следили за девушками. В свою очередь, девушки хихикали, прикрывая рот ладонью, и бросали на мужчин томные взгляды.

Хорошо знакомый ритуал отвлекал Сайлекса от грустных мыслей: в племени мало незамужних женщин, а холостых мужчин хоть отбавляй. Возникающее напряжение грозило нарушить привычный уклад.

Среди девушек была и его сестра Ови: Волколюди не признавали пар, сложившихся вне брака. Однако Ови была обещана Сайлексу, и потому никто из мужчин не глядел в ее сторону, за исключением Дуро, который пялился на нее с нескрываемым вожделением.

Ови шла, как в тумане, мыслями далеко-далеко, ступая так, словно каждый шаг приносил ей боль. А Сайлекс не отводил глаз от загорелых ног, кудрявых волос и соблазнительных изгибов, угадывающихся под туникой. Фиа. Наверное, ни один мужчина не хотел обладать женщиной так, как он жаждал обладать Фиа.

Девушка поймала взгляд Сайлекса и игриво улыбнулась в ответ. У Сайлекса пересохло во рту. Как завороженный, смотрел он на ее вьющиеся волосы. Большинство людей находили внешность девушки странной – среди Волколюдей вьющиеся волосы встречались крайне редко, – но Сайлекса дерзкие завитки восхищали.

Несколько мужчин встали и подошли к женщинам, протягивая им свою кость в знак приглашения уединиться, однако были отвергнуты: танец продолжался.

Сайлекс больше не мог ждать. Когда он встал, все взгляды обратились на него. Если вожак сейчас отведет Ови в сторону, значит, настала пора выбирать себе пару. Через несколько дней после ритуальных танцев пройдут свадебные церемонии, а меньше чем через год родятся дети.

Не глядя на Ови, не видя никого и ничего вокруг, Сайлекс подошел к Фиа. Она ошеломленно застыла, широко распахнув глаза.

– Скажи, пожалуйста, – обратился к девушке Сайлекс, – не разделишь ли ты со мной эту кость?

* * *

На Рене живого места не было: разбитые нос и рот кровоточили, под глазами синели кровоподтеки, щека рассечена… Подбежавшие женщины обступили Рене и стали ее ощупывать.

– Что с тобой? Это Орда? Орда? – в ужасе кричала Белла, забывая, что, если бы Рене повстречалась с Ордой, она бы вовсе не вернулась в лагерь.

– Медведь? – спросил кто-то.

День быстро угасал, и женщины отвели Рене к огню, чтобы как следует ее осмотреть. Девушка покорно пошла за ними, и женщины ахнули, когда пламя осветило изувеченное лицо и тело.

– Что с тобой случилось, Рене? – вкрадчиво спросила Коко.

Рене молчала, вперившись немигающим взглядом в Альби, которая подошла к сборищу.

Калли перевела взгляд с Рене на Альби и все поняла. Это дело рук Альби. Калли стало дурно.

– Все мы хорошо знаем, как опасно идти против воли совета женщин, – тихо заметила Альби. – Мы – те руки, которые не дают Сородичам распасться. Мужчины заняты охотой, тогда как все самые важные решения принимаем мы. И наши решения надо уважать.

Белла в замешательстве посмотрела на Калли. Та закусила губу.

– Это ты избила ее, Альби?

– Вечереет. Пора созывать детей и мужчин, – заявила Альби, словно не слышала вопроса.

Женщины стояли как вкопанные, в ужасе переглядываясь, по сборищу прокатился тихий, неуверенный ропот.

– Вечереет, – с нажимом повторила Альби. – Ступайте.

Рене смотрела куда-то вправо. Калли взглянула в том же направлении.

На общую территорию лагеря вышел Пэллок. Привлеченный криками женщин, он решил разузнать, отчего они так расшумелись. Когда языки костра выхватили из темноты силуэт Рене, ее окровавленный подбородок, заплывший глаз, разбитый рот, у Пэллока перехватило дыхание.

Рене протянула к нему руки, умоляя пройти еще несколько шагов и обнять ее.

– Пэллок, – взмолилась она, рыдая в голос.

Пэллок повернулся и, не удостоив Рене взглядом, зашагал прочь, обратно на мужскую сторону.

И тут ударил ливень.

За первой каплей с ревом сорвались остальные, мигом набрав силу и потушив костры. Налетевшая буря заставила Сородичей позабыть о трагедии Рене.

Люди ликовали: дождь наполнит ямы водой, к ним потянутся мамонты, и племя не умрет с голоду. Но Пэллок думал о другом: он думал, что само небо, глядя на него, не стерпело и прорвалось, обливаясь от стыда небесными слезами. Он представлял, как подойдет к Рене и во всеуслышание объявит о своей любви к ней. Он хотел этого больше всего на свете… Но не осмелился.

* * *

Вой стаи не просто завораживает волка – он манит его с той же силой, как теплая кровь в жилах оленя. Поэтому, когда волчица и Спутник услыхали знакомый протяжный вой, они бросились на зов стаи, хотя до нее было много часов пути, лежавшего через покрытые неглубоким снегом равнины. Вой рассказывал об удачной охоте, но не это привлекало Волчицу и Спутника – им хотелось поскорей влиться в хор голосов.

Однако вскоре волчица забеспокоилась. Гарь, спутница вожака, не примет их обратно. Впервые с тех пор, как они отбились от стаи, волчице стало не по себе при мысли о том, чтобы зайти на территорию, занятую большой стаей. Она и Спутник не просто отлучились на один день – они самовольно покинули стаю. Дома их ждет холодный прием. Возможно, даже смерть.

Волчица замедлила бег, но Спутник по-прежнему несся вперед, опьяненный воем собратьев.

Волчица остановилась, глядя ему вслед, дожидаясь, когда он почувствует, что бежит один, и повернет назад. Инстинкт подсказывал ей, что они со Спутником должны остаться вместе и вместе охотиться.

Но Спутник ни разу не обернулся.

17

Фиа не ответила на предложение Сайлекса. Она вышла из круга танцующих и пошла прочь. Сайлекс был в растерянности. Что делать? Догнать ее? Или вернуться к мужчинам под добродушные шуточки?

В конце концов он потрусил за ней, как ребенок за матерью. Когда они поравнялись, девушка метнула на него суровый взгляд.

– Фиа, – ровно и заученно начал Сайлекс, повторяя слова, которые не раз говорил про себя, – я знаю тебя с детства. Ты всегда нравилась мне, то, как ты…

Фиа резко обернулась. Ее лицо раскраснелось и стало еще красивее.

Сайлекс неоднократно представлял себе, как признается этой женщине в своих чувствах. Теперь, стоя перед ней, он не мог отделаться от жарких фантазий, охвативших его воображение.

– И что? – прошипела Фиа, с презрением глядя на него. – На что ты надеешься? Что я должна тебе отдаться? Только потому, что ты – наш вожак?

– Конечно, нет, – очнувшись от грез, ответил Сайлекс.

– Тогда что тебе от меня нужно?

– Мне казалось… мы всегда понимали друг друга, и я думал, что ты догадываешься о моих чувствах.

– Но ты должен взять в жены Ови.

– Так хотел мой отец, его не заботило мое мнение.

– Ну и что? Все решено.

– Фиа, – взмолился Сайлекс, – неужели ты ко мне совсем равнодушна?

Его голос прозвучал так горько, что взгляд Фиа смягчился.

– Ты ни разу даже словом не обмолвился, – наконец вымолвила она.

– Отец запретил мне.

– Запретил что?

– Говорить тебе, что я люблю тебя с самого детства. Что все мои мысли только о тебе, всегда только о тебе. Мне невыносима мысль о том, что ты будешь с другим. Ты нужна мне. Я тебя люблю.

Фиа молча смотрела на него в упор. Время шло. От ожидания Сайлекс вконец измучился.

– Фиа? – несмело позвал он.

Девушка бросилась Сайлексу на шею и впилась в губы, едва не свалив его с ног. У Сайлекса подкосились колени, голова закружилась. Задыхаясь, они заключили друг друга в объятия, но вдруг Фиа вскричала «Нет!» и оттолкнула Сайлекса.

– Я не могу. Ты говоришь, что любишь меня, а сам женишься на другой!

– Я не женюсь на Ови.

Фиа недоверчиво покачала головой.

– Ты так говоришь, потому что хочешь меня, а потом ты все равно женишься на ней. Ты и сам это знаешь. Так пожелал твой отец, так пожелало племя. Все решено.

– Но я не люблю Ови.

– Теперь это уже не важно.

– А ты, Фиа? Разве ты не любишь меня?

– Хватит меня мучить! – вскричала Фиа.

– Поцелуй меня еще.

– Нет! Это был последний раз!

* * *

Сайлекс стоял в снегу, далеко в стороне от остальных охотников, и мечтал о Фиа, когда кто-то хриплым шепотом назвал его имя.

Дуро.

Сайлекс медленно повернулся, зная, что его ждет наконечник копья, наставленный вниз живота. Дуро ухмылялся.

– Видишь? А ты говорил, что я не умею думать, – насмешливо сказал он.

Сайлекс окинул взглядом возвышавшуюся над ним гору мускулов. Дуро держал копье обеими руками, вытянутыми перед собой: так следует атаковать, если бежишь на врага по прямой, но если стоишь с ним лицом к лицу…

– Сдавайся, – прорычал Дуро, победно сверкая глазами.

Сайлекс схватился левой рукой за древко и дернул что было сил. Дуро, оступившись, повалился вперед, и Сайлекс правой рукой нанес ему три быстрых удара в лицо. Дуро, задыхаясь, отпустил копье и заслонился руками. Сайлекс сделал шаг назад и взял копье на изготовку.

Дуро раскрыл рот, ошарашенный тем, как все повернулось. Он сам загнал себя в тупик, а противник даже не запыхался.

Сайлекс оказался в затруднительном положении. Если не прикончить Дуро сейчас, он не успокоится, пока не завладеет Ови. Но Сайлекс не мог легко отступиться. Даже Дуро не примет Ови, если Сайлекс просто откажется от своих притязаний на нее. По мнению Дуро, чтобы потребовать себе Ови, он должен сначала стать вожаком. Сайлекс чуть не скрипнул зубами от досады: Фиа, страстная красавица Фиа отвечала ему взаимностью, так кому нужна эта грызня вокруг Ови?

Дуро понурил голову, как волк, потерпевший поражение в схватке. Он сдался – ненадолго. В следующий раз его копье ударит без промаха.

А если копья не будет?..

– Дуро, – позвал Сайлекс.

Дуро вскинул глаза.

– Вожак не убивает соперника – это ослабит стаю. – Сайлекс замахнулся и с силой швырнул копье в направлении рощи. – Я без оружия.

У Дуро отвисла челюсть, глаза непонимающе округлились. Сайлекс вздохнул: какой непроходимый дурак! Он врезал Дуро в челюсть, разбив ему губу.

Наконец-то Дуро сообразил.

И ударил в бок, да так, что Сайлекс пошатнулся. Нет, решил Сайлекс, надо, чтобы следы от ударов были хорошо видны. Он намеренно подскочил к сопернику поближе, и Дуро разодрал ему щеку. Сайлекс размазал кровь по лицу. Теперь порядок.

Дуро вошел во вкус и бросился на противника. Теперь, пожалуй, хватит.

– Ты победил, – пропыхтел Сайлекс.

Дуро с подозрением взглянул на него – не ослышался ли?

– Можешь взять мою сестру себе. Я отступаюсь от нее.

Дуро разжал кулаки и самодовольно оскалился.

– Я стану мужем Ови, – громко заявил он, сам себе не веря.

– Да. Станешь.

Лицо Сайлекса горело. Страшно хотелось умыться холодной водой.

– Теперь я – новый вожак, не забывай, – напомнил Дуро.

Сайлекс тихонько вздохнул. С этим будет гораздо сложнее.

– Когда волк и волчица спариваются, они уходят из стаи, чтобы растить волчат, – осторожно начал он.

Дуро пожал плечами.

– Ну, да. Но теперь вожак – я. Ведь я тебя победил.

Интересно, выживет ли племя, если этот недоумок возьмется командовать, подумал Сайлекс, но вслух сказал:

– Если ты поведешь за собой людей, то уйду я. Возможно, некоторые захотят уйти со мной.

– Пожалуйста, – фыркнул Дуро. – Только Ови я не отдам.

– Я не стану звать с собой Ови, – терпеливо сказал Сайлекс.

Дуро осклабился.

– Она родит мне крепких детей. Она ладная, и у нее большие груди.

Год девятнадцатый

Волчица пробудилась ото сна, почуяв перемену в воздухе. Впервые за много дней запахи внешнего мира проникали в пещеру со стороны низкого входа. Она потянула носом: пахло ручьем, летними цветами, мокрой землей и полевками.

Волчица поняла, что щенки прорыли ход наружу и выбрались из пещеры: их запах долетел до нее вместе с ветром, а потом вдруг рассеялся, – малыши отправились исследовать мир, лежащий вне логова. Материнский инстинкт побуждал волчицу последовать за малышами, чтобы не дать им потеряться, но она лишь вскользь подумала об отце волчат, а потом – о человеке.

Она снова ненадолго задремала, а когда, вздрогнув, открыла глаза, в воздухе, проникавшем в пещеру, витал новый запах.

Лев.

18

Год первый

Спутник умчался так далеко, что его запах почти исчез, и волчица решила, что он уже не вернется. Но тут ветер подул в другую сторону и принес с собой бодрящий запах теплой крови. Волчица поняла, что Спутник бежит обратно, еще до того, как почуяла его запах. Они потерлись носами и обнюхали друг друга, возбужденно виляя хвостами в предвкушении удачной охоты.

Волки быстро напали на след – то был след оленихи. Запахи стада тоже долетали до них, однако стадо ушло вперед, бросив раненое животное погибать.

Когда волки подобрались к ней вплотную, в оленихе едва теплилась жизнь. Она лежала на боку, от нее резко несло человеческим духом, а из ребер торчало что-то странное, как будто сквозь плоть проросла ветка дерева.

Олениха не слышала приближения волков. Ее глаза подернулись белесой пеленой, дыхание обрывалось. Она лежала в луже крови, сочившейся из раны в боку. Спутник с опаской обнюхал умирающее животное, подозрительно косясь на странную прямую ветку, но волчица, одурманенная ароматом теплой крови, отбросила всякий страх.

Волки яростно и поспешно рвали зубами добычу. Если им ничего не стоило выследить ее, значит, скоро сюда могут пожаловать и другие хищники. Они набили себе животы, ощущая блаженную сытость. Теперь можно не думать о еде несколько дней.

Человеческий дух, исходивший от странной палки, вернул волчицу к мыслям о людях, в особенности о том человеке, который предлагал ей пищу. На следующее утро, когда волки проснулись, волчица повела Спутника туда, где виделась с тем человеком в последний раз. По непонятной для себя причине она хотела увидеть его снова.

* * *

Близилась оттепель. Мимо зимнего становища Сородичей все чаще проходили стада оленей, среди которых было немало беременных самок, а дождевые ямы привлекали мамонтов, – те барахтались в густой грязи, становясь легкой мишенью для копий охотников.

Когда у племени было вдоволь мяса, а с общей территории в центре лагеря сходил снег, Сородичи проводили свадебные церемонии. В этом году церемония была особенной: племя праздновало свадьбу Урса, старшего ловчего, и Пэллока, старшего копейщика. Остальные три пары брачующихся не привлекали к себе и десятой части того внимания, которое приходилось на долю красавицы Беллы и ее жениха.

Белла, хранительница огня, как всегда перед началом свадебного ритуала принялась разводить костер. Но сегодня она сама выходила замуж и потому долго суетилась, укладывая каждую ветку особым образом. Калли с раздражением следила, как Белла возится вокруг костра, едва сдерживаясь, чтобы не закричать: «Да свали все в кучу и подожги!»

Теперь ей оставалось одно: терпеть и молчать.

Коко погрузилась в предсвадебные хлопоты и долго купала дочь в реке, пока у Калли не посинели губы. Дрожа с головы до ног, девушка отогревалась у семейного костра. Довольная Коко улыбнулась дочери, и Калли вымученно улыбнулась в ответ, не зная, как пережить предстоящую ночь.

Стемнело. Вспыхнул свадебный костер. По одну сторону от него собрались мужчины, добродушно пихая в бок смущенных женихов. По отношению к старшему ловчему все вели себя более сдержанно, за исключением братьев Беллы, которые со смехом толкали Урса под локоть.

Напротив мужчин аккуратным чопорным полукругом расселись женщины, приняв торжественный вид, и не одна жена, сдвинув брови, осуждающе зыркала на расшумевшегося мужа по ту сторону костра. После нескольких таких взглядов веселья среди мужчин поубавилось.

То была единственная ночь в году, когда все племя бодрствовало после заката.

Наконец, поднялась Софо, и возбужденные голоса стихли.

Среди Сородичей не было никого старее Софо. Чтобы объяснить, сколько ей минуло лет, пришлось бы десять раз показать растопыренную пятерню. Она была одного возраста с матерью Альби и испытала на себе все горести долгой жизни: ни один из ее детей не дожил до сегодняшнего дня, в живых оставалась только внучка, Тэя, которая перенимала старухино мастерство и готовилась стать знахаркой. Именно Тэя, следуя указаниям Софо, врачевала раны старого ловчего, Харди.

Харди тоже был здесь. Глядя на его обезображенное лицо, все чувствовали себя неловко.

– Сородичи родились в один день с солнцем. Оно – наш родитель, – возвестила Софо неожиданно сильным и звонким голосом и указала на восток. – Солнце окрепло и поднялось с земли на небо. – Софо театрально воздела руки над головой. – Нас подстерегают волки и гиены, львы и медведи. У солнца тоже есть враги, затаившиеся во тьме. Солнце сражается за нашу жизнь и каждый день вступает в кровавую битву, обагряя кровью небосвод. Капли крови, брызнувшие на небо, тускло светятся по ночам. Иногда в ночном небе видны останки солнца, изглоданные и побелевшие, как оленьи кости в траве. Но каждый день солнце посылает к нам новую, сильную и горячую дочь, рожденную из земли. – С этими словами Софо повернулась к востоку.

Люди, сидевшие вокруг костра, знали эту легенду наизусть и всякий раз внимали ей, как завороженные: там говорилось, кто такие Сородичи, откуда пришли и чем отличаются от других племен. Калли украдкой огляделась: на сосредоточенных лицах собравшихся читался благоговейный трепет. Только Альби слушала, осклабившись, нетерпеливо дожидаясь своей очереди.

– Поэтому мужчины и женщины вступают в брак. Солнце дает жизнь, которую нужно сохранить и преумножить. Мы вступаем в брак, чтобы дать жизнь новой жизни и отблагодарить солнце, которое приносит в жертву себя и своих детей, и детей своих детей, и так день за днем.

Слушатели оживились: эти слова, по обыкновению, завершали ритуальную речь Софо. Старуха едва успела опуститься на свое место, как вскочила Альби и с силой стукнула посохом о землю. Взгляды людей обратились к Старейшине. Упиваясь всеобщим вниманием, та выдержала долгую паузу. Наконец, когда сидящие вокруг костра Сородичи заерзали, не в силах скрывать свое нетерпение, Старейшина заговорила:

– Наступила ночь, когда сходятся мужчины и женщины.

Мужчины с ухарским видом вскочили на ноги, женщины поднялись куда более спокойно. И те, и другие подошли туда, где стояла Альби, и смешались между собой. Жены обняли мужей, парни подошли к девушкам, которые были им по сердцу. Один из братьев Беллы по имени Никс направился к Рене – синяки уже сошли с ее тела, ссадины зажили, однако на щеке по-прежнему виднелся глубокий рубец – и, не сказав девушке ни слова, встал рядом, как будто случайно.

Разобравшись по парам, Сородичи вновь расселись вокруг костра. Молодые женщины, которые этой ночью выходили замуж, сидели в плотном кольце из вдов и девушек, а их будущие мужья со смущенным видом стояли неподалеку.

Мужчины затянули песню без слов, низко мыча и топая ногами в такт. К ним присоединились женщины, хлопая в ладоши.

Калли и Белла сидели рядом. Белла подпрыгивала от волнения, вцепившись в руку подруги, и улыбалась до ушей. В соответствии со свадебными традициями Сородичей волосы девушек были убраны в сложный пучок и украшены пестрыми птичьими перьями – каждая девушка собирала перья специально для этого дня.

Женихи, сбившись в группку, несмело направились к своим невестам, но не успели они подойти и на несколько шагов, как матери девушек вскочили и заслонили дочерей, грозно скрестив руки на груди.

Все так и покатились со смеху.

Урс, старший ловчий, вызвался говорить за женихов.

– Мы позаботимся о ваших дочерях, – дрогнувшим голосом сказал он.

Калли украдкой отерла глаза. До чего хорош!.. Все происходило так, как она себе представляла: вот она стоит среди других невест, ожидая, когда Урс придет за ней, и Коко шутливо дает ему отпор.

Девушка взглянула на Пэллока, который перехватил ее взгляд, направленный на Урса. Она сморгнула набежавшую слезу и потупилась.

Матери не поверили ловчему на слово, и женихи вернулись каждый в свою семью. Урс был сиротой, братьев и сестер у него тоже не осталось, поэтому он направился к братьям Беллы. Громким шепотом женихи и их родные принялись совещаться. Наконец юноши снова вышли в центр круга. Каждый нес немного мяса в знак того, что сможет прокормить свою будущую жену.

Коко приняла свежую нежную вырезку с таким видом, словно она кишела червями. С возмущенным видом передала она подношение отцу Калли, Игнусу. Игнус, известный молчун, за всю зимовку ни с кем не обмолвился ни единым словом. Казалось, даже свадьба собственной дочери была ему в тягость – он предпочел бы вернуться на мужскую сторону лагеря, где проводил большую часть дня, молча сидя в окружении других охотников. Он взял мясо из рук жены и понюхал.

– Уходите, – хором ответствовали матери, отмахиваясь от женихов, как от надоедливых мошек. – Вы недостойны наших дочерей.

Вновь поднялся хохот, все зашумели и зааплодировали. Отвергнутый Урс повторно обратился за помощью к братьям Беллы. Сама Белла безудержно хихикала, от волнения потирая руки.

Юноши вернулись, неся в руках шкуры убитых животных. Матери, хмурясь и покачивая головами, осматривали подарки, сетуя на изношенность и негодность шкур. Юноши помрачнели.

– Нет, нет и нет, – заявила Адор, мать Беллы. – От мужа моей дочери я жду большего!

По традиции в третий раз юноши преподносили матерям украшения. Пэллок опустил в ладонь Коко небольшую блестящую ракушку из тех, что Бледноликие выменивали на скребки и рубила. Урс вручил Адор гладкий камешек, натертый темно-красным порошком, полученным из высушенной красной глины. Подарки, похоже, сделали свое дело: одна за другой матери поворачивались к дочерям. Адор первой протянула руку Белле, которая с готовностью вскочила на ноги. Второй рукой Адор взяла ладонь Урса. Втроем они вышли в центр круга.

– Моя дочь станет женой Урса. Она будет оберегать его и родит ему детей. Я отдаю свою дочь.

Под одобрительные крики Сородичей Урс и Белла поцеловались.

Слезы хлынули из глаз Калли. Следующей в центр круга вышла Тэя – она стала женой Вента, чья первая жена умерла. Затем Коко, улыбаясь, схватила Калли за руку. Время пришло. Храбрясь, девушка послушно последовала за матерью туда, где ждал Пэллок.

– Моя дочь станет женой Пэллока. Она будет с ним и в горе и в радости. Она родит ему детей. Я отдаю свою дочь.

Пэллок потянулся губами к Калли, и она зажмурилась, с отвращением думая о том, что последует за поцелуем этой же ночью. Толпа ликующе ревела.

19

Год девятнадцатый

Волчица в изнеможении распростерлась у входа в пещеру. Острый нюх рассказал ей, как волчата, привлекаемые запахами извне, сообща прорыли подкоп и выбрались наружу.

Побуждаемая материнским инстинктом, который велел ей во что бы то ни стало спасать малышей, она доползла до гряды камней, загораживающих вход в пещеру, но дальше путь был закрыт. Ей оставалось беспомощно вдыхать запах мертвых щенков, которых разодрал лев.

Позади нее раздался шум – в пещеру спустился человек.

– Нет! – вскричал он. – Нет!

Он подполз к волчице. Когда крепкие руки человека подхватили ее обессилевшее тело, волчица не сопротивлялась, несмотря на боль, причиненную его неловкими движениями. Человек бережно отнес ее на прежнее место.

Его лицо было мокрым и пахло солью.

– Это я виноват. Надо было завалить вход, как следует, чтоб они не смогли выбраться. Это все я виноват…

Он сдавленно всхлипнул. Волчица шумно дышала, и некоторое время в логове больше ничего не было слышно.

– На что я надеюсь, – наконец проговорил человек. – Я не могу защитить ни тебя, ни себя. Даже если мне удастся выжить этим летом, придет зима, и мне конец.

Его пальцы перебирали густой волчий мех, и волчице было приятно. Ей хотелось забыться беспробудным сном, но смерть не шла.

Еще не время.

Вдруг раздался слабый писк. Человек вздрогнул, резко обернулся и ахнул, не веря своим глазам.

На груде камней стоял волчонок. Сестра погибших щенков – Волчишка. Виляя хвостиком, она с любопытством разглядывала мать и человека. Когда появился лев, она метнулась назад в логово, избежав судьбы обоих братьев.

Волчица должна жить ради нее.

Человек встал, отер глаза и протянул руки. Волчишка с готовностью прыгнула в его раскрытые ладони.

Год первый

Новость о том, что Сайлекс потерпел поражение в схватке с Дуро, который был вдвое крепче и сильнее его, всполошила Волколюдей. Кровоподтеки и ссадины, украшавшие лица обоих мужчин, красноречиво свидетельствовали о том, что Сайлекс не сдался без боя.

Волколюди гордились тем, что были легки на подъем. Сайлекс собирался уйти на рассвете.

Бракх первым вызвался уйти вместе с другом, и Сайлекс рассчитывал, что к нему присоединятся еще несколько охотников, отважных и рисковых ребят, которые не побоятся отбиться от стаи, где к тому же почти не оставалось свободных женщин. Отряд Сайлекса и Волколюди расставались друзьями. Пара волков в ожидании выводка может покинуть стаю, повторил Сайлекс, сохранив с ней добрые отношения.

– Фиа. – Сайлекс нашел девушку на границе между глубокой тенью и кругом света от костра. Теперь она смотрела на него в упор, и всполохи костра играли на ее непроницаемом лице. Сайлекс замер в двух шагах от Фиа, не осмеливаясь подойти ближе.

– Дуро бросил мне вызов, – начал Сайлекс.

– Знаю, – ответила Фиа.

– Завтра утром я ухожу. Ухожу из стаи.

Лицо Фиа вспыхнуло, освещаемое отблесками костра.

– Я буду скучать, – помолчав, шепнула она.

Сайлексу стало еще хуже, чем когда Дуро саданул его кулаком.

– Пойдем вместе, Фиа, – попросил он.

– Ты думал, я побегу за тобой? Уйду из племени, оставив друзей и семью?

– Нет, нет! – растерянно запротестовал Сайлекс.

– Тогда почему ты прямо не спросил меня?

– Не спросил прямо? Я ведь спросил – только что!

– Неправда. Ты не осмелился сказать Ови, что не хочешь ее, и поэтому подстроил все так, чтобы Дуро сам отобрал ее у тебя.

Сайлекс на миг утратил дар речи, пораженный тем, что Фиа обо всем догадалась.

– Это не совсем так, – поправил он.

– Не совсем?

– Я пытался поговорить с Ови. Она не стала меня слушать.

– Ты не смог проявить твердость даже в разговоре с родной сестрой. Так почему я должна уходить с тобой?

– Потому что я люблю тебя, – взмолился Сайлекс. – Все мои мысли только о тебе. Я с тяжелым сердцем покидаю племя. Со мной отправится лишь горстка мужчин, охотиться будет тяжело. Я многое теряю ради того, что хочу обрести взамен, – тебя, Фиа. Я хочу быть с тобой. Пожалуйста, скажи, что пойдешь со мной.

В лице Фиа что-то промелькнуло, и Сайлекс не стал медлить. Он рывком прижал девушку к себе и с силой впился губами в ее губы. Не обращая внимания на боль, пронзившую побитое лицо, он еще крепче обнял Фиа, а когда почувствовал, как она в ответ прильнула к нему, у него чуть сердце не выпрыгнуло от восторга. Фиа по-прежнему молчала, но она была согласна.

Наутро Сайлекс подошел к Ови. Сестра сидела на корточках у костра и уныло смотрела в огонь. Сайлекс присел рядом.

– Я ухожу, – ровно сказал он. Ови не могла об этом не знать.

Сестра молчала, не отрывая взгляда от танцующих искр.

– Дуро одолел меня. Теперь вожак он. Со мной уходят Бракх и его жена, и еще несколько охотников, которым не хватило женщин. И Фиа. Фиа тоже уходит и станет моей женой.

Ови подняла на брата утомленный взгляд.

– Так будет лучше для всех, – тихо сказал Сайлекс.

– У меня нет родных, кроме тебя, Сайлекс, – просто ответила Ови.

Такой ответ удивил Сайлекса.

– Мы расстаемся не навсегда, – помедлив, ответил он. – Мы будем идти вслед за волками. Сейчас Дуро нужно почувствовать себя главным. Со временем его неприязнь ко мне утихнет. Кроме того, он станет твоим мужем, Ови. Ты же сама говорила, что выйдешь за вожака. И у тебя будет семья.

– Вот видишь, не важно, чего хочу я. Все решено. – В словах Ови звучала безысходная покорность судьбе.

– Чего ты все-таки хочешь, Ови? – Сайлекс едва не скрипнул зубами от досады. – Чтобы твоим мужем был я? Ты этого хочешь? С Дуро ты можешь быть счастлива.

– Счастлива, – с мрачной иронией повторила Ови.

* * *

Аппетита не было. Калли лениво покусывала для виду поднесенную ко рту кость. Со стороны казалось, будто девушка празднует вместе со всеми – еще бы, ведь сегодня ее свадьба! Ветки обрядового костра перегорели и обрушились, подняв столп искр. Супружеские пары стали расходиться на ночлег. Когда с земли поднялись Урс и Белла, взявшись за руки, братья невесты восторженно зашумели и захлопали. Калли отвернулась. Ее стошнило на траву. К счастью, этого никто не заметил.

Подошел Пэллок и протянул Калли руку. Девушка кивнула и поднялась, собрав волю в кулак.

– Пойдем, жена, – промямлил Пэллок.

Охотники вновь одобрительно загукали, засмеялись и затопали ногами, но уже с меньшим энтузиазмом.

Калли последовала за Пэллоком к шалашу, сооруженному из веток, глины и камней. Углубление под навесом было выстелено лосиными шкурами, поверх которых лежала медвежья, доставшаяся Пэллоку от отца.

Пэллок помешал веткой уголья и подкинул хворосту в костер. Пламя вспыхнуло ярче, выхватив из темноты его лицо и лицо Калли.

– Ты устала? – осторожно спросил он.

– Да, – ответила Калли.

Пэллок против воли мельком взглянул на устроенное им ложе.

– Не очень, – со вздохом добавила Калли.

Пэллок улыбнулся, но его улыбка тут же померкла.

– В последнее время ты и словом со мной не обмолвилась.

Калли не нашлась что ответить.

– Раньше ты частенько потешалась надо мной. Твои слова больно жалят.

Калли удивилась: она думала, что Пэллок слишком глуп, чтобы понять, когда его вышучивают.

– Извини.

Они стояли и смотрели друг на друга.

– Я полагаю, – заявил Пэллок, – что отныне с этим покончено.

– Да, ты прав.

Пэллок молча опустился на колени, жестом приглашая Калли в шалаш. Она бессильно подчинилась и помогла ему снять с себя тунику и набедренную повязку. Жесткий медвежий мех приятно покалывал спину.

Нахлынули мысли об Урсе. Сейчас он с Беллой, раздевает молодую жену у своего костра.

Калли отвернулась, чтобы Пэллок не увидел слез. Когда он навалился на нее, она бессознательно обвила его руками. Урс был совсем не такой, гораздо выше и стройнее. Пэллок, судя по всему, знал, что делать. Калли зажмурилась – она вдруг поняла, как сможет это пережить.

Надо думать об Урсе.

Руки Пэллока, скользнувшие по ее телу, стали руками Урса. Это Урс, а не Пэллок был сейчас с ней. Ей даже захотелось ответить на его ласки.

Пэллок тяжело задышал и двигался все быстрее. Его сила и грубость неприятно поразили Калли. Пэллок громко застонал. Калли открыла глаза и вдруг уловила во тьме какое-то движение – кто-то сидел у костра рядом с навесом и смотрел на них.

Альби.

20

Год четвертый

Больше всего Калли любила сидеть на берегу ручья, опустив ноги в воду и уложив руки на раздувшийся живот. Стоял чудесный солнечный день. Хотя Сородичи жаловались, что лето выдалось холодное, Калли постоянно мучилась от жары. Она погладила свой живот: ждать родов оставалось недолго.

На ней была лосиная шкура с проделанным отверстием для головы и завязками по бокам. Шкура свободно висела на девушке, но все равно причиняла ей неудобство, раздражая вспотевшую кожу.

Ниже по течению раздался громкий стук – Харди орудовал обломком камня, выдержанного под углями в течение нескольких дней. Бывший ловчий был погружен в работу и даже не заметил девушку.

Фактически немой, хромой и до крайности близорукий, Харди посвятил себя изготовлению инструментов и оружия для Сородичей. Он так близко подносил камень к глазам, чтобы рассмотреть его, что детям казалось, будто он на нюх определяет, с какой стороны его расколоть. Затем он крепкой рукой наносил несколько точных ударов, и камень превращался в скребок, наконечник или рубило. Многие мужчины сами изготовляли себе оружие, однако все признавали, что Харди нет равных. По настоянию самого Харди его стали называть оружейником.

На глазах у Калли к Харди подбиралась ватага голых малышей с комками грязи в руках. Всем им не было еще и пяти. Они пихали друг друга и улыбались до ушей, предвкушая шутку, которую сейчас сыграют со стариком. Среди малышей толкался и сын Калли.

Ему шел третий год. Поговаривали, что она понесла ребенка уже в первую ночь с мужем, что считалось настоящим благословением.

* * *

Малыши с криком ринулись на Харди, швыряясь грязью. Но Харди все предусмотрел: он с ревом вскочил на ноги и стал отстреливаться заранее приготовленными комьями. Видел он плохо, зато бросал дальше, чем его противники, и целился в центр ватаги, чтобы задеть нескольких озорников сразу. Калли вздрогнула, когда один из комьев влетел в ее сынишку. К его чести, он только заверещал, больше от возбуждения, чем от боли, и, сверкая пятками, умчался вместе с остальными.

Калли обрадованно захлопала в ладоши. Харди обернулся к ней и прищурился. Его изуродованное лицо было непроницаемо, однако по вздрагивающим плечам Калли догадалась, что старик хохочет.

– Вот ты где, – раздался позади голос Альби. Свекровь уселась рядом с ней, откинула со лба спутанные волосы и тоже сунула ноги в ручей. Калли вглядывалась в странные белесые пятна на ее коленях, раздумывая, откуда они взялись. Они были похожи на белые пятна, усеивавшие ее лосиную шкуру.

– Ты не сказала, что думаешь об имени, которое я дала мальчику, – укоризненно сказала Альби.

Обряд наречения прошел всего два дня назад, и, как было заведено у Сородичей, самая старшая женщина в роду давала ребенку имя и слагала о нем легенду.

Легенда, которую придумала Альби, заставила Калли усомниться в том, что свекровь хоть раз присмотрелась к малышу. Альби рассказывала о «ребенке, исполненном серьезных намерений и расчетливых планов». Его полное имя, Собриус Акантус, тут же сократили до звонкого «Собак», которое Калли совершенно не понравилось.

Никаких серьезных намерений и расчетливых планов у ее сынишки и в помине не было. Напротив, малыш был неутомимый проказник, затейник и весельчак. Калли подозревала, что Альби нарочно наградила ребенка такой легендой, чтобы изменить его нрав.

– Скажи, почему ты назвала его именно так? – ответила Калли вопросом на вопрос.

– Я всегда терпеть не могла свое имя, которое дала моя бабка. Старая карга, она еще и сына моего назвала, как ей вздумалось, – проворчала Альби. – Имя должно говорить о нраве человека и его способностях. А мое имя значит «светлокожая». А имя «Пэллок» – «светловолосый». Только и всего. Как будто у нас нет других достоинств. Нет-нет, с моим внуком будет по-другому. Однажды он станет старшим ловчим.

Калли знала, как должна ответить.

– В твоих словах что-то есть.

– Ты только посмотри на этого балбеса, – сказала Альби.

Калли проследила за взглядом Альби: на другом берегу ручья лениво прогуливался Никс, один из братьев Беллы.

– Вот ему точно досталось не то имя, – заметила Альби. – «Тот, кто охотится в снегу». А надо бы «такой же дурак, как и его братья».

Калли сдавленно хихикнула, обменявшись взглядом с Альби, и натянутость между ними на миг исчезла.

– Говорят, Никсу нравится Рене. Он хотел бы взять ее в жены, – сказала Калли.

Альби злобно сверкнула глазами.

– Не твое это дело, – прошипела она.

– Какое дело? – испуганно переспросила Калли.

– Кому кого брать в жены. Совет решает. Мужчинам только позволь самовольничать – мы и шагу ступить не сможем. А что до Рене… Ты ведь знаешь, как бывает, когда муж не в ладах с женой. Никому житья нет. Муж идет по вдовам, жена плачется подругам и бросает всякую работу… На то и нужна Старейшина – чтобы не допустить такого безобразия.

Калли сдвинула брови.

– Странный вывод. Почему ты считаешь, что Рене и Никс будут несчастливы?

– Она будет плохой женой, – отрезала Альби. – Через два года ты станешь Старейшиной. Думаешь, ты готова? Ты совсем не готова! Устраивать браки должен совет и только совет. Ничего, пока я жива, я буду во всем наставлять тебя. С моим опытом и твоим авторитетом у женщин мы станем грозной силой. Но ты должна меня слушаться.

К счастью, Калли не успела ответить ей, потому что появилась Белла. Вздыхая и переваливаясь с ноги на ногу, она подошла ближе и тяжело плюхнулась на землю между двумя женщинами.

– Сегодня малыш не дает мне покоя, все вертится и вертится.

– Или малышка, – заметила Калли.

Белла покачала головой.

– Урс наградил меня мальчиком. Иного и быть не может, – весело заявила она.

– Тебе видней, – ответила Калли и отвела глаза.

– Ты знаешь, что наши мужья сегодня отправились на охоту вдвоем? – спросила Белла.

– Пэллок и Урс? – удивленно переспросила Калли.

– Пэллок уже много раз звал Урса охотиться.

– Первый раз слышу, – пробормотала Калли.

– Охотнички, – фыркнула Альби. – Мы тут спину гнем, а они бегают по лесам, да зачастую еще и без толку.

Калли и Белла молча переглянулись.

– Ладно, это их дело, – примирительно сказала Белла. – Твоя мать угостила меня своей стряпней. Должно быть, все, что я ни съем, достается малышу, потому что у меня в животе снова пусто!

Калли согласно закивала и похлопала себя по животу.

– У меня та же история.

– Когда я была беременна Пэллоком, то ела, не переставая, – вмешалась Альби. – И все равно оставалась голодной.

– Что ты говоришь? – поразилась Белла. – Значит, было время, когда ты голодала?

Калли уставилась на подругу, потрясенная ее дерзостью. Белла тоже округлила глаза, словно поражаясь собственным словам.

Альби без колебаний замахнулась и отвесила Белле увесистую пощечину. Вскрикнув, девушка повалилась на бок.

Вскочив на ноги, Альби собралась пнуть Беллу ногой в живот, но перед ней неожиданно выросла Калли.

– Стой! – заорала она в лицо Альби.

Белла прильнула к ногам подруги, и Калли приготовилась защищаться, как вдруг в глазах Альби мелькнула мрачная догадка.

Она посмела ударить жену старшего ловчего.

Непоправимая ошибка.

* * *

Бракх сообщил Сайлексу, что неподалеку снова видели волчицу с белой отметиной. Друзья некоторое время бежали молча.

– Фиа хочет ребенка, – ни с того ни с сего брякнул Сайлекс.

Бракх смущенно кивнул.

– В последнее время нам везет с охотой, – заметил он.

– Может, дело во мне? Почему я не могу сделать ребенка?

– Я тебе уже хвастался своим новым копьем?

– Фиа бросит меня и уйдет к другому.

Бракх ошарашенно уставился на друга.

– Что? Это невозможно! Послушай, Сайлекс, иногда по ночам… – Он кашлянул. – В общем, стоны, которые доносятся из вашего шалаша, не дают уснуть нам с женой. Не думаю, что твоей жене с тобой плохо.

– Фиа страстная женщина, – подтвердил Сайлекс, немного помолчав. – Это меня и беспокоит. А если ей недостаточно только меня?

– Если кто-то из мужчин посмотрит на Фиа, я убью его собственными руками, – мрачно заявил Бракх.

– Мы все знаем, что, когда приходит время, даже самые смирные самцы теряют голову. Прошло два года с тех пор, как мы всемером ушли из племени, взяв с собой только двух женщин. За это время юноши возмужали и отрастили бороды. Думаю, нам пора вернуться к соплеменникам, чтобы юноши нашли себе жен.

– Если там еще остались незамужние девушки, – заметил Бракх. – Смотри!..

Перед ними стояла она, волчица с белой отметиной в виде ладони. Бракх остановился и передал Сайлексу подношение – тяжелую ляжку оленя.

– Мы давно с тобой не виделись, – негромко произнес Сайлекс, обращаясь к волчице. Позади нее опасливо прятались за деревьями несколько годовалых волков, очевидно, родившихся весной.

Волчица внимательно вглядывалась в его лицо. Сайлекс швырнул ей оленью ляжку, и она приняла подношение.

* * *

В одной руке Пэллок держал дубинку, в другой – копье. Урс взял с собой только копье. Они вышли на равнину. Стада уже ушли, и след их терялся на сухой, промерзшей земле.

Так или иначе, Пэллока меньше всего интересовало, куда ушли стада. Со дня своей свадьбы он укрепился в решении погубить Урса и неоднократно предлагал ему отправиться на охоту вдвоем, однако старший ловчий неизменно отказывался. На сей раз, к вящему удивлению Пэллока, Урс согласился, не раздумывая. Поселение Сородичей осталось далеко позади. Стоял теплый погожий день. Мужчины вошли в перелесок, рассчитывая скрыться в тени от яркого солнца и, возможно, обнаружить оленей, улегшихся на отдых среди кустов.

Отлично. Деревья скроют их от случайных глаз.

Пэллок не будет терять времени. Он слегка отстанет, а потом обрушит дубинку на голову Урса. Первый удар просто оглушит ловчего, но Пэллок сразу же вонзит копье ему прямо в сердце. Потом выждет дня два, вернется и объявит, что Урса задрал медведь. Даже если Сородичи организуют поиски, от мертвого тела к тому времени останутся лишь обглоданные кости, и никто не усомнится в правдивости слов Пэллока.

Пэллок замедлил шаг. Сейчас, подхлестнул он себя и крепче сжал дубинку. Урс был выше Пэллока на две-три ладони, но дубинка сделает свое дело. Камень, привязанный к ее концу, запросто проломит череп. Сейчас. Ну же!

Урс остановился как вкопанный, и так быстро обернулся к Пэллоку, что тот едва не оступился.

– Мне надо поговорить с тобой, – тихо сказал он.

Пэллока бросило в пот, и он кивнул, расслабив пальцы.

– Старший копейщик должен не только выбирать цель. Он должен наставлять молодых охотников, помогать им оттачивать мастерство. Он должен проявлять выдержку и не бросать копье в цель раньше времени – вслед за его копьем полетят остальные, поэтому цель нужно выбирать наверняка. Понятно? Цель нужно выбирать наверняка, – с нажимом повторил Урс.

Пэллок молчал, хлопая глазами. К чему весь этот разговор? Да Пэллок и без него все знает!

– Ты не помогаешь молодым. Ты несдержан, и твое копье часто бьет мимо цели, – продолжал Урс.

Пэллок непонимающе таращился на него.

– Мне придется кем-то тебя заменить, чтобы охота шла лучше. Все, что я делаю, я делаю на благо охоты.

Урс потрепал Пэллока по плечу.

– Неприятно, я знаю. Но я не хочу унизить тебя – просто выше головы не прыгнешь.

Пэллоку показалось, что его оглушили. Он лишился дара речи.

– Я рад, что мне представился случай сказать тебе обо всем с глазу на глаз, – продолжал ловчий. – Теперь я пойду обратно, а ты возвращайся к вечеру. Когда ты придешь, я уже оповещу племя и прикажу относиться к тебе со всем уважением, как к доброму охотнику.

Пэллок отупело кивнул. Урс повернулся и зашагал обратно в лагерь, высоко вскинув голову и расправив плечи. Пэллок смотрел ему вслед. Рука, сжимавшая копье, непроизвольно дергалась.

Сейчас, приказал ему внутренний голос. Давай!

21

– Смотрите! – крикнул Сайлекс и взмахнул рукой.

Охотники повернули головы: вдалеке бежала волчья стая, за которой они следовали. Впереди шла волчица с белой отметиной в виде ладони.

– Они почуяли дичь. За ними, Сайлекс? – спросил Бракх.

Сайлекс не отвечал, вглядываясь в бегущих гуськом животных.

– Они не преследуют добычу – они убегают, чтобы самим не стать добычей. – Он с прищуром посмотрел на близлежащий холм. – Давайте заберемся повыше.

* * *

Узнав о том, что случилось с Беллой у ручья, женщины одна за другой устремились к костру ее матери, чтобы справиться о самочувствии девушки. Обступив Беллу, они поглаживали ее по рукам и плечам, переговариваясь между собой вполголоса. Кажется, до них наконец дошло, что к чему. Беллу, самую красивую женщину племени, да еще и беременную, ударили и сбили с ног. Альби расправилась с Беллой по-свойски, решив, что ей, как Старейшине, все дозволено.

– Настало время избрать новую Старейшину, – мрачно заявила Адор.

Украдкой осмотревшись, как бы рядом не оказалось Альби, женщины дружно закивали в знак согласия.

– Калли должна стать Старейшиной через два года, – напомнила Коко. – Пожалуй, лучше раньше.

Ее слова были встречены одобрительным гулом. Калли отстраненно наблюдала за происходящим, не зная, что думать. «Я всегда буду наставлять тебя». В словах Альби таилась явная угроза. Каково исполнять обязанности Старейшины, когда каждый твой шаг контролирует злая старуха?

Кто-то предостерегающе зашикал, и женщины замерли. У костра появилась Дрои, жена Харди.

– Говорят, Альби тебя ударила, – озабоченно обратилась Дрои к Белле. – Очень больно?

Белла чуть заметно мотнула головой.

– О чем вы говорили? – спросила Дрои, окинув взглядом толпившихся вокруг костра женщин.

Женщины потупились, не отваживаясь ответить.

– Наверное, об Альби, – заключила Дрои. – Хотите свергнуть ее.

Молчание.

– Но не хотите, чтобы я знала. Решили пощадить меня. А вам известно, что Альби принимает у себя моего мужа? Что она избивала меня, когда мы были детьми? Вы боитесь, что я стану заступаться за нее, за свою сестру? – Дрои прищурилась и оглядела сборище. – Ошибаетесь. Вот что я скажу: я буду только счастлива, когда она околеет.

Все стояли, как громом пораженные. Адор приблизилась к Дрои и обняла ее. Так же поступила Коко, и вскоре все женщины, раскинув руки, одна за другой влились в общее объятие и застыли, словно черпая силы друг у друга.

Только Рене, стоявшая в последних рядах, не присоединилась к ним. Она медленно попятилась и незаметно для всех исчезла.

* * *

Альби скрючилась у своего костра.

– Старейшина? – Рене, потупив взгляд, почтительно остановилась в нескольких шагах от Альби.

– Чего тебе?

– Женщины говорят о тебе. Я подумала, ты должна знать.

Альби по-прежнему глядела в никуда, обдумывая слова Рене, затем подняла глаза на девушку.

– Хочешь меня задобрить… Так-так. Ну, хорошо. Подойди. Расскажи, что слышала.

Рене послушно приблизилась и шепотом вкратце пересказала, что замыслили женщины.

– Значит, Калли пошла против меня, – пробормотала Альби.

– Не совсем, – поправила ее Рене. – Женщины прочат ее в Старейшины. Сама Калли ни слова не сказала.

– Нет. За всем стоит именно она. Собственная невестка предала, – перебила Альби. – Подговорила остальных, строит козни. Змея подколодная. – Альби чуть не задохнулась от душившей ее злости. – Ладно. Ты правильно сделала, что пришла, дитя. Теперь бунтаркам не застать меня врасплох. Есть время подумать, как быть дальше. – Альби окинула Рене взглядом с ног до головы. – Что до тебя…

Рене не смела поднять глаз, бессознательно поглаживая шрам на щеке.

– Ты стара для замужества. И матери, чтобы хлопотать за тебя на совете, у тебя нет. Поэтому мужа тебе не досталось, – сказала Альби.

– Да, – промолвила Рене.

– Хочешь, я выберу тебе мужа?

Рене кивнула, не отрывая взгляда от земли.

– Еще бы не хочешь! Впрочем, в твоем возрасте я тоже хотела замуж. А потом поняла, что толку от мужчин немного. Когда мой муж сдуру попер на мамонта и тот его расплющил, я вздохнула свободно. Ну да ты, наверное, мечтаешь о детях. Как насчет… Никса? Он тебе подойдет.

Рене вспыхнула, не веря собственной удаче. Она прямо засветилась от счастья; Альби еле сдержалась, чтоб не брякнуть, что передумала. Нет, все-таки она поступила правильно, – девушка сделает все, что Альби ей ни скажет. Теперь предстояло поразмыслить о более важных вещах, как во время кочевья, когда думаешь не о дневном пути, а о прибытии на нужное место.

– Я отдам тебя за Никса. Совет не станет возражать, – важно пообещала Альби.

– Он очень добрый, – выпалила Рене.

– На другое-то у него мозгов нет, – буркнула Альби себе под нос. – Ступай.

Рене спешно направилась в сторону общего костра.

– Ах да! Рене! – окликнула ее Альби.

Девушка со страхом в глазах обернулась.

– Сообщай мне обо всем, что затевает Калли.

* * *

Сайлекс с охотниками прятались в высокой траве на вершине холма, вглядываясь в лежащую внизу равнину. В верховьях реки, делившей равнину на две части, появилась Орда: группа устрашающего вида мужчин с лицами, дочерна натертыми сажей. Дикари из Орды не носили одежд – только короткую набедренную повязку, едва прикрывавшую гениталии. На плечах некоторых из них Сайлекс, к своему ужасу, разглядел волчьи шкуры.

Четверо дикарей, вооруженных копьями и дубинами, двигались, выстроившись в ряд. Потом, разделившись по двое, разошлись в стороны, как будто кого-то окружая. Но кого?

– Вон там, – шепнул Сайлекс.

В центре равнины за невысоким пригорком, заросшим густой травой, затаилась семья Робких. Кряжистый мужчина, отец семейства, сжимал увесистую дубину. Плечом к плечу с ним стояли двое подростков, мальчик и девочка, тоже вооруженные дубинками. Позади них беременная женщина в страхе прижимала к себе малыша лет двух-трех.

– Робкие думают, опасность миновала. Дикари разделились и делают вид, что пройдут мимо, не заметив их. Но это не так. Орда знает, что они прячутся за пригорком, и окружает их с двух сторон.

Волки порой проделывали тот же маневр, попарно обходя свою жертву с обеих сторон.

– Что будем делать? – обеспокоенно шепнул один из охотников.

– А что нам делать? – насмешливо переспросил Бракх.

– Можно отвлечь Орду на себя, – не унимался охотник.

– Ради парочки Робких? – презрительно бросил другой.

– Если мы так поступим, Орда станет охотиться на нас, – ответил Сайлекс. – Робкие могут сами за себя постоять.

Атака была внезапной и невообразимо жестокой. С пронзительным нечеловеческим криком дикари налетели на Робких со всех сторон. Те угрожающе подняли дубинки, но не смогли остановить нападавших. Первым упал мужчина, затем дикари набросились на подростков, остервенело колотя их дубинками по голове. Малыша выхватили из материнских объятий, швырнули на землю и затоптали ногами. Дикари обступили кричавшую не своим голосом женщину и, схватив за руки и ноги, бросили на округлившийся живот, разрывая на ней юбки.

Сайлекса замутило.

– Уходим, – велел он. – Уходим немедленно.

Пригибаясь к земле, охотники скользнули вниз по склону; отойдя на достаточное расстояние, выпрямились и бросились прочь, подальше от жуткой бойни.

– Зачем они это делают? – спросил Бракх у Сайлекса, когда друзья остались вдвоем. Несмотря на усталость и поздний час, кусок не лез им в горло. На бледном лице Бракха проступил пот.

– Орда? Не знаю, – ответил Сайлекс. – Они всегда были кровожадными. Меня интересует другое.

– Что?

– Было время, когда Орда покидала свою долину и нападала на всех подряд, но такого не случалось уже много лет. – Сайлекс озадаченно посмотрел на друга. – Неужели опять начинается?

* * *

Калли сидела у костра, с умилением наблюдая, как Собак возится со своим приятелем, четырехлетним Лиго. Несмотря на разницу в один год, Собак не уступал Лиго ни в росте, ни в силе.

К костру подошел Пэллок.

– Собирайся, – бросил он Калли. – Возьми еды. Мы пойдем прогуляться и вернемся вечером, когда начнет темнеть.

Калли нахмурилась.

– Зачем? И где ты был вчера весь день? – Она, кряхтя, поднялась на ноги, поддерживая свой живот.

– Собак! – скомандовал Пэллок. – Мы идем гулять.

– Ура! Гулять! – обрадовался малыш. Куда бы они ни шли, там, наверное, будет очень весело. – А Лиго можно с нами? – с волнением попросил он.

– Нет, – отрезал Пэллок.

Мальчики переглянулись с таким видом, словно узнали, что один из них будет брошен на съедение волкам.

– Пэллок, в чем дело? Ты сегодня какой-то не такой, – заметила Калли.

– Отец, ну пожалуйста! – умолял Собак.

– Ладно, – процедил Пэллок сквозь зубы. – Только пусть не путается под ногами. – Он повернулся к Калли: – Возьми еды. Мы уходим.

* * *

Альби смотрела, как Пэллок, его жена, Собак и Лиго вышли из лагеря и ушли вниз по течению ручья. Наконец-то от Пэллока будет хоть какой-то толк. Альби направилась к мужской половине лагеря и позвала Урса. Альби сочла оскорбительным, что он помедлил перед тем, как подойти к ней.

– В чем дело, Старейшина?

– Теплого лета, старший ловчий, – церемонно обратилась к нему Альби. – Хотя дни еще стоят погожие, мы должны срочно отбыть на зимовку.

Урс в недоумении захлопал глазами, посмотрел в высокое чистое небо и перевел взгляд на Альби.

– Мне казалось, у нас впереди еще много дней.

– Женщины считают, что холода наступят внезапно. Мы должны выступить через два дня. Женщины уже собираются в дорогу.

То есть начнут собираться, когда узнают о моем решении, подумала про себя Альби.

– Это еще не все. – На глазах у изумленного Урса Альби бухнулась на колени. – Иногда, ловчий, мне приходится восстанавливать порядок среди женщин, как тебе – среди охотников.

– Порядок? Среди женщин? – озадаченно переспросил Урс.

Альби зажмурилась, разыгрывая глубокое покаяние.

– Боюсь, что сегодня я перестаралась.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я готова понести наказание, ловчий. Можешь ударить меня.

– Ударить тебя?

– Стремясь восстановить порядок, я ударила Беллу.

– Погоди, погоди. Ты ударила мою жену?

Альби распростерлась на земле у ног Урса.

– Я готова понести наказание.

22

Урс в замешательстве стоял над распростертой на земле Старейшиной. Он был не столько возмущен, сколько растерян. «Я готова понести наказание». Ну и что ему с ней делать? Не бить же ее. Мужчинам племени запрещалось даже дотрагиваться до женщин, с которыми они не были в родстве. Такие дела обычно разбирают на совете женщин. Но Альби и есть совет женщин.

– Встань, – проскрипел Урс.

Альби встала, и он с удовлетворением отметил страх в ее взгляде.

– Если ты еще раз коснешься моей жены, я… тебя убью!

– Да, ловчий, – покорно отозвалась Альби.

Урс осознал, что все еще стоит с поднятым указательным пальцем посреди лагеря. Он раздосадованно спрятал руку за спину и удалился.

Альби презрительно осклабилась, глядя ему вслед.

Урс пошел на поиски жены. Белла сидела на берегу ручья и умывалась.

– Белла, – сурово обратился к ней Урс, – я только что говорил с Альби.

– Ох, Урс, – вздохнула Белла, подойдя к мужу и прижавшись к нему своим большим животом.

– Я сказал ей, чтобы она не смела тебя трогать. Ясно?

– Спасибо тебе, муж.

– Женщины… – Урс запнулся, почувствовав, как почва снова уходит из-под его ног. – Через несколько дней мы отправляемся на зимовье. Мне надо вывести людей на охоту.

– Зимовать? Уже?

– Пойду, поищу Валида, – озлобленно бросил Урс и удалился.

Валид поджидал его на мужской половине лагеря.

– Созывай людей, – холодно приказал Урс. – Отправляемся на охоту. Через два дня уходим на зимовье.

– Что? – Валид, как и Урс несколько минут назад, в недоумении посмотрел на безоблачное небо.

– Женщины говорят, пора уходить. Я сам не понимаю, почему.

– Пэллок куда-то ушел вместе со своей семьей и моим сыном. Они не скоро вернутся, – предупредил Валид.

Урс на минуту задумался.

– Мы не можем его ждать. Выступаем немедленно.

* * *

Адор и Коко беседовали, когда к ним подбежала Белла и выпалила новость: Сородичи уходят на зимовку гораздо раньше, чем предполагалось.

– Неужели? Надо же, какой расчет, – пробормотала Коко, прищурившись.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Адор.

– Что в пути мы не сможем переизбрать Старейшину – нам будет не до того. Альби выгадала себе еще много дней.

– Теперь ясно, – кивнула Адор.

– Что ясно? – спросила Белла.

– Что Альби не сдастся без боя, – пояснила Коко. – Где Калли?

* * *

Вышагивать впереди жены и двух карапузов было куда приятней, чем идти рядом с ними и поддерживать разговор. Пэллок, понурив взгляд, брел по тропе, вьющейся меж редких деревьев.

– Пэллок, – донесся до него голос жены. – Постой.

Он обернулся и с раздражением увидел, что жена и дети отстали. Собак вцепился в Калли, падая с ног, а Лиго тащился позади них, медленно, но неутомимо топая ножками. Пэллок со вздохом повернул обратно.

– Не забывай, они дети, – напустилась на него Калли, когда он подошел ближе. Она отерла пот со лба. – Да и мне уже невмоготу. Почему мы зашли так далеко?

Пэллок подхватил Собака одной рукой.

– Еще немного, и мы на месте. Пойдем, Лиго!

– Лиго, беги! – крикнул Собак, извиваясь под мышкой у отца. Лиго так припустил вперед, что Собак расхохотался.

Пэллок отвел их на место, которое много лет назад нашли охотники: через вытянутый пологий холм тропа вела к роднику, бьющему из земли. Холодная как лед вода стекала по камням и с рокотом низвергалась в озерцо, где можно было купаться, правда, только по одному. Отсюда был виден берег ручья Сородичей, а густо заросшие деревьями пригорки скрывали озерцо от посторонних глаз.

– Чудесное место! – восхитилась Калли. Она тут же стала болтать ногами в воде, со смехом глядя, как брызгаются Собак и Лиго. В прозрачной воде отражалось безоблачное небо, и Калли сразу стало легко на сердце.

Пэллок уселся на валуне, подальше от них. Его одолевали мрачные мысли. Он подбирал слова, готовясь сказать Калли, что он больше не старший копейщик, но думал только о том, что не сумел замахнуться дубинкой, когда выдался случай. Всего один удар – и старший ловчий был бы мертв!

Теперь ему стало ясно, почему Урс отказывался выходить с ним на охоту: Урс рассчитал все заранее и не хотел, чтобы дружеские отношения помешали его планам.

Пэллок задыхался от несправедливости. Ведь он, Пэллок, всегда был верен Урсу, – если, конечно, не считать неудавшегося покушения на его жизнь.

Вспомнился день, когда Харди схватился со львом. Пэллок тоже был там, но разве кто-то воздал ему по заслугам? Зря он не расправился с Урсом, когда остался с ним один на один. Теперь Урс был бы мертв, а он, Пэллок, стал бы ловчим и женился на красивой Белле, а не на этой Калли, которая задает слишком много вопросов и вечно имеет свое мнение.

Калли несколько раз бросала на него вопросительные взгляды, но Пэллок не обращал внимания.

– Отец, давай играть! – позвал Собак.

Пэллок даже не шелохнулся.

– Есть хочешь? – через некоторое время прокричала ему Калли.

– Сами ешьте. Я не голоден, – ответил он.

Пожав плечами, Калли вытащила из котомки два куска оленины и дала мальчикам.

– Давайте приходить сюда каждый день! – заявил Собак. Калли расхохоталась, глядя, как сынишка подбрасывает в воздух свой кусок мяса и пытается поймать его ртом. Лиго присоединился к игре, но всякий раз промахивался.

– Как ты будешь теперь есть, вместе с пылью? – укорила сына Калли.

Бросив торжествующий взгляд на мать, Собак обмыл мясо в воде.

– Молодец, – похвалила Калли. – Ты меня перехитрил.

После обеда Калли с мальчиками задремала. Когда она проснулась, нехотя разлепив глаза, солнце уже клонилось к западу. Судя по всему, Пэллок пообедал, пока она спала, и теперь с мрачным видом сидел в нескольких шагах от нее.

– В чем дело? – Калли с трудом привстала, придерживая огромный живот.

– На охоте поменялся устав.

– Что значит «устав»?

– На охоте есть свой порядок. Каждый мужчина знает свое место. Большинство – простые охотники, однако некоторые важнее других. Есть еще Марс, старший следопыт, и его помощники, каждый со своими обязанностями. Это и есть устав.

– Да, я слышала. Просто не знала, что это называется «устав», – миролюбиво заметила Калли.

– Теперь я буду самым главным среди охотников.

– Понятно, – кивнула Калли, ничего в действительности не понимая.

Пэллок хмуро смотрел вдаль.

– А старшим копейщиком будет Валид. Вот и все перемены. Ничего особенного.

Калли не сводила с мужа глаз. Похоже, эти «перемены» глубоко его ранили. Ей от всего сердца стало жаль Пэллока.

– Дай обнять тебя, муж, – сказала она, раскрыв объятья.

Пэллок поджал губы и вскочил на ноги.

– Просто хотел, чтоб ты знала, – уходя, бросил он через плечо и, поднявшись по склону, скрылся за холмом.

Собак и Лиго проснулись и сразу же принялись гоняться друг за другом, смеясь и крича, как будто и не спали вовсе. Калли вздохнула, поглаживая себя по животу.

Ниже по течению ручья, примерно в тысяче шагов от того места, где отдыхала Калли, что-то шевельнулось. Калли затаила дыхание: у воды возился огромный медведь. Он переворачивал камни и деловито их обнюхивал.

Пэллока нигде не было видно. Калли позвала его, но он не отозвался.

Дети брызгались водой и носились как угорелые, с головой уйдя в игру. Калли закусила губу: медведь ни разу не посмотрел в ее сторону, значит, он либо не замечал людей, либо не собирался нападать. Калли успокоилась. Судя по всему, опасность им не грозила.

Через некоторое время вернулся Пэллок, заметно поостывший.

– Я видела медведя, – сказала Калли.

– Медведя? – насторожился Пэллок.

– Да, молодого медведя. Видишь? Вон там, внизу. Роется среди камней.

Пэллок посмотрел в том направлении, куда показывала Калли.

– Давно ты его заметила?

– Еще когда ты ушел. Ты не переживай, он ни разу не взглянул в нашу сторону. Даже носом не повел. Ищет что-то себе меж камней и все.

– Он знает, что мы здесь, – прошептал Пэллок.

– Не может быть.

– Тебе не показалось, что он подходит все ближе и ближе?

– Просто бредет себе вдоль берега.

– Он нас заметил. Медведи порой так хитрят. Нам Харди рассказывал.

У Калли упало сердце.

– Собак! Лиго! Тише! Ни звука, слышите? Мы уходим. Бросьте все, уходим!

Пэллок вскинул копье, и они крадучись спустились по склону холма к ручью. Единственная дорога в лагерь лежала вдоль берега – того самого, где ниже по течению копошился медведь.

– Бежим? – шепотом предложила Калли.

– Нет. Он куда быстрее нас. Просто уходим, не оборачиваясь.

Калли кивнула и крепче сжала ручки малышей, а пройдя шагов сто, обернулась.

Медведь сократил расстояние наполовину. Он продолжал обнюхивать землю, всем своим видом выражая крайнюю незаинтересованность, однако, должно быть, пробежал изрядную часть пути. Теперь Калли могла разглядеть даже легендарные когти гигантского зверя.

– Пэллок, – задохнулась Калли, – он нас догоняет!

Пэллок обернулся: медведь лениво шел вперед, не сбавляя ходу.

– Стойте, – скомандовал Пэллок.

Калли трясло от страха, но она подчинилась, краем глаза наблюдая за страшным хищником, бредущим в их сторону.

– Сейчас он бросится на нас, – скрипнул зубами Пэллок.

Калли перевела взгляд на его копье.

– Копьем медведя не остановить, – покачал головой Пэллок.

– Что же нам делать? Мне страшно!

Пэллок побелел, как заснеженное поле. Его трясло.

Калли поняла, что это конец. Ее взгляд упал на Собака, Пэллок тоже посмотрел на сына.

– Если мы возьмем детей на руки… – дрожащим голосом предложила Калли.

– Тогда медведь разорвет меня или тебя вместе с ребенком, – оборвал ее Пэллок. – Но если взять только одного, тогда мы спасемся.

До Калли не сразу дошло, что предлагает Пэллок.

– Как ты можешь… – ахнула она, но муж перебил ее:

– Другого выхода нет.

Медведь застыл. Теперь, когда его жертвы остановились, он тоже никуда не торопился.

– Нельзя бросать Лиго! – прошипела Калли и нервно отерла глаза, полные слез. – Нельзя!

Пэллок подхватил Собака на руки и повернулся к другому малышу.

– Лиго. – Его голос прозвучал так неестественно, что оба мальчика напряженно сдвинули брови. – Мы пойдем вперед, а ты постой тут, ладно? Потом мы тебя позовем, и ты нам покажешь, как умеешь бегать.

Лиго заулыбался и закивал.

– Нет! – взвизгнула Калли и схватила испуганного малыша на руки. Медведь, не двигаясь, обернулся, как будто что-то услышал позади себя. Затем повел носом по ветру.

– Бежим! – приказала Калли и побежала по тропе, переваливаясь с боку на бок. Пэллок поравнялся с ней, метнул на нее взгляд, полный немой мольбы, и припустил вперед, крепко прижимая к себе Собака.

Двое спасутся. Двое погибнут.

– Лиго, – пропыхтела Калли, – если я разожму руки или упаду, или… если ты увидишь медведя, поднимайся и беги со всех ног туда, куда убежали Пэллок и Собак. Меня не жди.

Лиго смотрел на нее большими глазами, от страха ничего не понимая. Калли выдавила улыбку, но тут же громко всхлипнула.

– Пожалуйста, Лиго, – прошептала она.

Позади раздался низкий медвежий рев.

23

Калли не пробежала и двадцати шагов, когда Лиго стал выбиваться. Ему было неудобно. Он боялся этой женщины с перекошенным от страха лицом.

– Нет, Лиго, – всхлипнула Калли. – Сиди тихо.

– Пусти! – не унимался Лиго, отбрыкиваясь.

Медведь снова заревел. От его оглушительного рева кровь стыла в жилах. Калли оступилась и упала ничком, успев оттолкнуть от себя Лиго, чтобы не раздавить малыша. Ловя ртом воздух, она перекатилась на бок, а Лиго, вскочив, припустил вслед за Пэллоком.

Ладно. Калли обхватила живот и встала на ноги. Собак и Лиго спасены.

Она повернулась лицом к медведю.

Тот барахтался на земле и яростно ревел, размахивая страшными когтистыми лапами. Потрясенная Калли сквозь слезы разглядела обломок древка, торчащий из брюха, и еще одно копье, вошедшее зверю в плечо. Из-за деревьев выскочили охотники и что было духу помчались добивать хищника.

Медведь, ощерив пасть и наклонив голову, понесся им навстречу.

В него полетели копья, одно за другим втыкаясь в густой мех. Медведь оступился, передние лапы подкосились под тяжестью огромного тела, и он кубарем полетел на землю. Охотники заулюлюкали, добивая раненого хищника копьями и дубинками, пока он, содрогаясь, не издох.

Наконец Калли разглядела лица мужчин. Сородичи. Сородичи пришли ей на помощь.

Калли, спотыкаясь, будто в тумане, побрела к ним.

– Урс, – прохрипела она.

Урс, протянув руки, бросился ей навстречу.

– Урс, – как заведенная, повторяла Калли, упав в объятья Урса и целуя его лицо. – Ты спас меня. Ты спас меня.

Урс прижал Калли к себе, и на миг ей показалось, будто все стало как прежде – она почувствовала, как Урс прильнул к ней, – но тут же окаменел и отстранился. Калли взглянула в его лицо: Урс смотрел через ее плечо. Калли тоже обернулась.

Пэллок вел за руку Лиго. Увидев Калли в объятиях Урса, Пэллок скривился.

Калли было все равно.

– Лиго! – не своим голосом вскричал Валид, завидев сына.

– Папа! – заверещал ребенок и влетел в отцовские руки.

Валид повернулся к Калли и порывисто ее обнял.

– Спасибо! – горячо прошептал он ей на ухо.

Калли холодно взглянула на Пэллока.

– Мы выслеживали этого медведя полдня, – крикнул ему Урс. – Сбились со следа, а потом нашли его у ручья.

Медвежатину Сородичи не жаловали, однако высоко ценили теплые и тяжелые медвежьи шкуры, укрываться которыми было одно удовольствие. Мужчины собирали медвежьи клыки и когти, веря, что они придают владельцам силу и ярость дикого зверя. Убить пещерного медведя считалось хорошим предзнаменованием.

– Где Собак? – в бешенстве спросила Калли у мужа.

– Я оставил его на валуне, чтобы медведь не добрался. Я тоже бежал к тебе на помощь, – огрызнулся Пэллок.

– Ты оставил ребенка одного?!

Урс переводил взгляд с Калли на Пэллока и обратно, решив не вмешиваться. Какое ему дело до семейной ссоры?

– Что мне оставалось? Я спешил к тебе на помощь! – проорал Пэллок.

Калли грубо оттолкнула его и поспешила вверх по тропе. Через сто шагов она увидала сына, который стоял на вершине огромной каменной плиты, выше человеческого роста. Пэллок воспользовался выступами в камне, чтобы подсадить туда сынишку.

Собак был в безопасности. Гнев Калли улегся. Ее любимый малыш был здесь, перед ней, цел и невредим.

– Привет, мам! Смотри, как я высоко! – радостно крикнул мальчик.

Год девятнадцатый

Волчишка не чувствовала невосполнимой утраты, когда погибли ее братья, просто ей не с кем было играть. Стая Волчишки состояла из матери и человека, который жил в их логове, и теперь, когда Волчишке хотелось играть, она играла с человеком.

Возиться с человеком, напрыгивать на него, кусать и царапать было весело, но игра служила определенной цели. Резвясь друг с другом, волчата развивают силу и ловкость, учатся нападать и одолевать противника. Волчишка многое узнавала, когда возилась с человеком на полу пещеры. Руки, кормившие ее, оказались грозным оружием и могли сжать ее, как в тисках; чтобы защититься от их хватки, ей следовало извернуться и вцепиться в них чуть выше.

Она узнала еще кое-что. «Хватит! Брось!» – с болью в голосе вскрикивал человек и с такой силой отталкивал Волчишку от себя, что она летела вверх тормашками.

Похожий урок расшалившиеся щенки, подрастающие в волчьей стае, получают от своих родителей или взрослых собратьев. И как все провинившиеся щенки, Волчишка просила прощения, подползая к человеку и облизывая его лицо. Тогда человек клал ее себе на грудь и зарывался носом в ее мех, и от этого Волчишке становилось так же хорошо и спокойно, как когда она сворачивалась клубочком под боком у матери.

Год четвертый

Погода стояла сухая и теплая. Сородичи шли вдоль ручья, часто останавливаясь и вообще продвигаясь медленней чем обычно: несколько женщин племени, в том числе Калли и Белла, были беременны. Калли шла с пустыми руками, поддерживая свой живот. Когда Собак начинал хныкать и проситься «на ручки», его несла Коко, хотя и без того была нагружена разным скарбом, необходимым для приготовления пищи.

– Избалуешь мальчишку, – сурово сказала ей Альби. – Собак, ну-ка слезай и иди сам.

– Ладно, бабушка, – послушно протянул Собак и соскользнул на землю, но стоило Альби отвернуться, как он высунул язык. Коко засмеялась.

По мере приближения к тому месту, где ручей впадал в широкую реку, ведущую через земли Легиона, напряжение среди Сородичей росло. До устья оставалось полдня ходу. Люди молча брели вдоль берега; мужчины держали оружие наготове, ловя настороженным ухом малейший звук. Коко оглянулась и похолодела, заметив выражение лица Калли.

– Началось? – шепотом спросила Коко. Никс, шедший рядом, метнул на нее грозный взгляд.

Калли кивнула и вскинула два пальца – было две схватки.

Коко ускорила шаг, ступая как можно тише, и поравнялась с Альби.

– У Калли начались схватки, – одними губами проговорила она.

Альби со злобным раздражением посмотрела на нее.

– Нам нельзя останавливаться, – прошипела она. – Только не здесь. Мы почти у самого устья.

– Да, конечно… – промямлила Коко.

Калли машинально переставляла ноги. Воды еще не отошли, но схватки с каждым разом усиливались. Когда на свет появился Собак, схватки длились целый день. Калли понимала, что сейчас не самое удачное время и место для родов.

Коко дала дочери попить, и Калли с благодарностью кивнула. И вдруг ее пронзила такая боль, что перехватило дыхание. Схватки со звериной яростью сжимали ее изнутри.

Калли чуть слышно застонала. По ногам потекло что-то теплое – воды отошли.

Схватки усиливались и теперь почти безостановочно накатывали одна за другой. Калли бросило в пот, но она молча шла вперед.

Белла и Адор освободили Коко от ноши, и она поспешила к дочери, чтобы подхватить ее под руки.

Калли казалось, будто ее бедра и позвоночник пронзили раскаленным копьем. Теперь боль ни на миг не отпускала. Как сквозь туман виднелось лицо Пэллока, который оставил охотников и поддерживал ее с другой стороны. Калли почувствовала прилив благодарности, но ее тут же скрутила такая мучительная схватка, что пришлось громко охнуть.

Впереди показалось устье ручья, впадавшего в реку. Калли почувствовала, как головка ребенка продвигается наружу. Она больше не могла идти.

– Стойте…

С помощью Коко и Пэллока Калли, постанывая, опустилась колени, широко их расставила и оперлась руками о землю, словно готовилась прыгнуть в реку.

Сородичи остановились безо всякой команды, как одно целое. Все молчали, пока Калли, до крови кусая губу, тужилась, стоя на четвереньках под высоким чистым небом.

Коко увидела головку ребенка, покрытую кровью и белесыми выделениями. Она наклонилась и нежно поддержала малыша за голову и показавшиеся плечики. Наконец, когда малыш – это был мальчик – полностью вышел на свет, Коко взяла его на руки.

Ребенок закричал.

Услышав писк, Сородичи застыли. Охотники вскинули копья и замахали дубинками, как перед неминуемой атакой. Женщины с тревогой переглянулись. Альби, насупившись, зашагала туда, где, задыхаясь, лежала Калли.

– Тихо, малыш, тихо, – зашептала Коко и передала ребенка дочери, которая в муках избавлялась от последа.

Малыш, будто понимая, что от него требуют, перестал пищать. Калли приложила его к груди, но грудь мальчика не заинтересовала. Он щурил подслеповатые глазки на яркое солнце. Калли улыбнулась мужу, и Пэллок почувствовал, как его переполняет любовь к жене и к новорожденному сыну. Он нежно улыбнулся ей в ответ.

К ним подбежал Игнус, отец Калли. Он шел далеко впереди, в авангарде, и когда узнал, что у дочери начались роды, помчался к ней со всех ног. На руках у него сидел Собак. На лицах обоих были написаны благоговение и страх.

– У нас еще один внук, Игнус, – с гордостью шепнула Коко.

– Посмотри на его ногу, – пробормотала Альби.

Все взгляды устремились на нее, потом на новорожденного. Одна ножка, искривленная чуть ниже колена и заметно короче другой, заканчивалась небольшой ступней без единого пальца. Ребенок родился калекой.

Калли, благостно улыбаясь, бережно прижимала малыша к груди. Не в силах стоять или идти, все еще мучимая стихающими схватками, она забыла обо всем на свете, кроме крохотного существа, которого держала на руках.

– Теперь у тебя есть братик, Собак, – тихонько сказала она. Мальчик смущенно спрятал лицо, уткнувшись в плечо Игнуса. Тот, как и ожидалось, не проронил ни слова.

– Этот ребенок проклят, – прошипела Альби.

Коко остолбенела и в ужасе вытаращилась на нее, но Калли как будто не услышала слов свекрови.

– Этот ребенок проклят! Он накличет на нас беду, – не унималась Альби.

Пэллок посмотрел на новорожденного сына, враз представив себе, какой будет его жизнь. Он не сможет выходить на охоту вместе с другими. Будет для всех обузой. Может, его даже придется нести на руках во время кочевья. И во всех проблемах люди будут обвинять Пэллока.

– Это просто ребенок, – пролепетала Коко, – посмотри, какой он милый.

– Я и смотрю, – огрызнулась Альби. – Он накличет на нас беду. Его надо утопить. Немедленно.

Калли вскинула голову. Неужели она не ослышалась?

Альби обвела всех ледяным взглядом, и ее лицо посуровело.

– Разве вы не понимаете, что это проклятие? Если мы оставим его жить хоть на день, беды не миновать! Посмотрите, где мы стоим! Это гиблое место! Почему он родился именно здесь? А?

Перешептывание вокруг лежащей Калли привлекало укоризненные взгляды со всех сторон. Калли крепче обняла сына, не понимая, чего добивается Старейшина.

Осознание нагрянуло, когда Альби подошла ближе.

– Отдай мне ребенка.

– Не отдам! – заявила Калли.

Альби схватила малыша за увечную ножку, тут же отдернула руку, словно дотронулась до раскаленного камня, и взялась за другую, пригвоздив Калли взглядом.

– Это для блага всех Сородичей, – сказала она, потянув малыша к себе.

– Тише! – зашикали на них отовсюду.

– Отпусти. Отдай мне ребенка, – велела Альби.

Калли глубоко вздохнула.

– Нет! – пронзительно завопила она во всю мочь.

24

От неожиданности Сородичи оцепенели и, затаив дыхание, переглядывались между собой. Если Орда где-то рядом, крики Калли наверняка привлекут внимание дикарей.

Подлетел Урс.

– Калли, – встревоженно зашептал он, – помолчи! Нельзя кричать!

– Младенец проклят! Мы должны избавиться от него, иначе нам несдобровать! – зашипела Альби.

Урс в недоумении наморщил лоб.

– Посмотри на его ногу, – фыркнула Альби, ясно давая понять, какого она мнения о догадливости Урса.

Старший ловчий перевел взгляд на ножку ребенка и поморщился.

– Что это с ним?

– Таким родился, – пробормотала Коко.

– Это проклятие, – талдычила Альби. – Отойди, ловчий. Здесь решают женщины.

Урс поразмыслил над ее словами.

– Не шумите больше, – тихо приказал он.

Калли поняла: Урс позволит Альби убить ее ребенка, потому что это не имеет никакого отношения к охоте.

– Давай я, – внезапно сказал Пэллок.

– Так будет лучше для всех, – согласилась Альби.

Коко и Калли переглянулись, ошеломленные тем, какой поворот принимали события.

– Только посмей, – вдруг промолвил Игнус.

Это были первые слова, произнесенные им за долгое время. Даже Коко, его жена, всплеснула руками. Остальные тоже не поверили своим ушам. Игнус заговорил! Собак, засунув в рот большой палец, посмотрел на деда огромными глазами.

Урс погрозил Игнусу пальцем.

– Это дело женщин. Пусть сами решают. – И он кивнул Пэллоку.

– Урс, – заклинающе зашептала Калли, – если у меня заберут ребенка, я заору так, что эхо будет стоять над рекой еще много дней. Я буду кричать и кричать, пока сюда не сбегутся и Орда, и Волколюди! Пусть все знают, что вы замышляете!

Урс остолбенел. Лицо Альби скривилось в брезгливую гримасу. Пэллок ясно представил себе, что случится, если Калли закричит. Его охватил страх.

Калли вскинула глаза на мать.

– Я тоже закричу, – закивала Коко.

– И я, – спокойно добавил Игнус.

– Из-за вас Орда перебьет всех Сородичей! – зашикал на них Урс.

– А ты готов позволить Альби убить моего сына! – напустилась на него Калли.

– Они не пикнут. Не посмеют, – фыркнула Альби.

Однако Урс знал Калли гораздо лучше. Он кивнул.

– Как я сказал, пусть решает совет женщин. Но не сейчас. Сначала мы дойдем до зимнего поселения, потом станем лагерем и запасемся едой, и тогда женщины могут собраться на совет. До тех пор оставим все как есть.

Альби затрясла головой.

– Не тебе решать, ловчий.

Урс в остервенении повернулся к Альби, которая от неожиданности попятилась.

– Я сказал, – низко прорычал он. – Калли, ты можешь встать?

– Я могу идти, ловчий, – с достоинством ответила Калли.

– Тогда уходим. Здесь оставаться опасно.

* * *

До Сайлекса донесся запах костров – значит, становище, расположенное на берегу реки, совсем близко. Холостые мужчины, улыбаясь до ушей, ринулись вперед, получив разрешение вожака.

– Я буду рад повидаться со всеми, – сказал Сайлекс жене. – И мужчины посмотрят на других женщин.

Фиа бросила взгляд на Роз, жену Бракха, у груди которой спал младенец.

– Даже не знаю, – легкомысленно сказала она. – Приятно, когда вокруг увивается столько мужчин.

Все четверо засмеялись, хотя Сайлексу пришлось сделать над собой усилие.

Пройдя вдоль излучины, отряд вышел к становищу. Происходило что-то странное. Сайлекс насторожился и вскинул копье. В центре становища толпились люди и молча наблюдали за приближением Сайлекса. Он обвел глазами соплеменников, пытаясь выяснить, в чем причина такого холодного приема. Мужчины, очевидно, ушли на охоту: за исключением одного дряхлого старика, в становище остались только женщины и дети. Одна из женщин – Ови – отделилась от толпы и вышла ему навстречу. Ее большие груди тяжело колыхались под туникой, а на руках спал младенец. Дуро, как и Бракх, смог подарить своей жене ребенка.

– Здравствуй, Сайлекс, – приветствовала его сестра. Они обнялись, но их объятие вышло холодным и натянутым.

– Что случилось? – тихо спросил Сайлекс. – Почему вы так себя ведете?

Ови обвела рукой лагерь.

– Больше никого нет, – сказала она.

– Не понимаю.

– Больше никого нет, Сайлекс. Все мужчины погибли.

* * *

Охотничий отряд Сородичей не возвращался много дней: мужчины набрели на огромную стаю крикливых птиц, суетившихся у воды, и успели подбить множество, пока стая с оглушительным шумом не поднялась в небо. Когда птиц ощипали, оказалось, что размером они вдвое больше мужской ладони. Кроме того, охотники обнаружили следы мамонтов: совладать с этими свирепыми и неуловимыми гигантами можно было, только забросав их копьями со всех сторон. Главное, подобраться как можно ближе, чтобы ударить наверняка, и не попасться зверю под ноги.

Когда охотники вернулись на зимнюю стоянку, Сородичи устроили праздник и собрались на общий пир возле главного костра. Теперь в каждой семье еды было вволю. Калли так спешила насытиться, что ей стало плохо. Рядом сидели Коко и Собак, уписывая жареных птиц за обе щеки. Несмотря на недомогание, на сердце у Калли было легко – эту зиму они переживут.

Проголодавшиеся женщины, подобно Калли, набросились на жареную дичь и теперь валялись вокруг костра, держась за животы. Мужчины смотрели на жен с жалостью: с ними произошло то же самое во время охоты, когда они впервые после долгого перерыва набили животы мясом. Сложно усвоить подобный урок и не наедаться до отвала после вынужденного голодания!

Альби одной из первых побежала в кусты. Возвратившись к костру, она окинула страдающих женщин презрительным взглядом.

– Совет женщин соберется завтра, – сухо произнесла она, затем повернулась к Калли и повторила: – Завтра.

Однако совет женщин не собрался, потому что умер Игнус.

* * *

Как это – все мужчины погибли? Женщины плакали, прижимая к себе детей, словно они только и ждали прибытия Сайлекса, чтобы выплеснуть свое горе. В лагере поднялся стон и вой.

Сайлексу требовалось знать, не грозит ли им опасность, но от убитых горем женщин трудно было добиться толку. Он велел Ови приготовить мясо, которое принес с собой, и разделить его между членами племени.

Запахи жареного мяса успокоили женщин, и они с жадностью принялись за еду. Ови мрачно рассказала, что произошло.

– Сначала четверо мужчин ушли вниз по реке охотиться. Они не вернулись. Через несколько дней Дуро объявил, что их схватила Орда, собрал остальных мужчин, включая мальчиков, и они отправились на поиски Орды, которая посмела зайти на нашу землю. Часть дикарей они собирались перебить, а остальных отогнать обратно в долину. Мы так и не дождались их. Наши запасы мяса и ягод подошли к концу. Потом мы отправили на разведку Деникс.

Деникс, долговязой девчушке, какой ее помнил Сайлекс, было теперь около тринадцати; вытянувшаяся, по-мальчишески угловатая и слегка неловкая Деникс выглядела слишком хрупкой для такого опасного путешествия.

Деникс взирала на него большими грустными глазами.

– И что ты обнаружила? – спросил Сайлекс, страшась того, что сейчас услышит.

– Их след уходил вниз по течению реки и обрывался у долины, – ответила Деникс, глотая слезы. – Тело Дуро лежало на камнях. Затылок его был проломлен, руки и ноги валялись в стороне от тела. Его растерзали. А вокруг на земле виднелись волчьи следы.

Сайлекс понял, почему Деникс и остальные так сокрушались.

– Деникс, – мягко начал он, – ты очень отважная девушка. Мы все гордимся тобой. То, что ты видела следы волков, не означает, что они напали на Дуро. Наши покровители не оставили нас. Бракх подтвердит: только вчера мы видели волчицу с белой отметиной, и она приняла наше подношение. Нет. Следы говорят о том, что Дуро вступил в бой с дикарями и в награду за доблесть сам превратился в волка после смерти. Его тело сожрали дикие звери, но только потому, что ему оно было уже не нужно.

Деникс кивала, слепо глядя перед собой.

– Ты видела что-то еще? – догадался Сайлекс.

– Мужчин с лицами, перемазанными сажей, – прошептала Деникс. – Когда они появились, я спряталась в траве, а потом улучила момент и убежала.

– Орда, – обреченно вымолвил Сайлекс. Все взгляды обратились на него. – Ты близко подошла к их долине?

– Не очень. Я была в дне пути от нее.

Возможно, все не так плохо, как кажется, с надеждой подумал Сайлекс.

– Орда давно не покидала долину и не заходила на север. Наверное, они обнаружили наших охотников на границе своих земель.

– Наших охотников? С Дуро ушли наши дети, – запричитала одна из женщин.

– Что нам теперь делать, Сайлекс? – громко спросила Фиа.

Сайлекс оглядел свой народ. Все с отчаянной надеждой во взгляде ждали его ответа. В племени оставалось только шестеро взрослых мужчин, один из которых был слишком стар, чтобы охотиться. Ситуация изменилась кардинальным образом, теперь племя почти целиком состояло из женщин и детей. Обеспечивать их защиту и охотиться, когда поблизости рыщет Орда, будет невероятно сложно.

Они обречены.

Он встретился взглядом с Деникс, которая, подобно другим, ждала его решения. И Сайлекс решил, что без Деникс ему не обойтись.

– Деникс, – обратился он к девушке, вкладывая в голос остатки уверенности, – подойди ко мне.

25

Когда Коко говорила с мужем в последний раз, она попросила его: «Игнус, приходи поскорей к нашему костру». Она хотела сказать ему гораздо больше: что она гордится им и что ей совестно за свою холодность и равнодушие. Отчасти ее неприязнь к мужу объяснялась тем, что он не искал общества жены и дочери, предпочитая одиночество. Уязвленная Коко, посчитав, что муж пренебрегает ею, стала все чаще отвергать его, и вскоре между ними установилось такое ледяное молчание, что, казалось, слова навеки погребены под сугробами. Однако, когда во время кочевья Игнус встал на защиту семьи, Коко изменила свое отношение к мужу, и теперь ей хотелось сказать ему, как она его любит и ценит.

Коко заранее радовалась, представляя себе этот разговор, и не могла дождаться возвращения мужа с охоты. Когда мужчины, нагруженные птичьими тушками, вернулись в лагерь, она жадно ловила взгляд Игнуса, хлопоча у костра, однако тот, как всегда, был погружен в себя и ничего не замечал.

Ладно, решила Коко. Совет дал мне его в мужья. Если ему надо побыть одному, она примет это как должное.

– Игнус, приходи сегодня к нашему костру.

Игнус мельком взглянул на нее и кивнул: ладно.

Игнус зашел на мужскую половину лагеря, сел у костра и принялся жевать поджаренную на огне птицу. Мужчины, привыкшие к молчуну, подвинулись, освобождая для него место, и продолжали разговор. Никто не заметил, как Игнус схватился за горло.

– Надо бить птиц на земле, как зверей. Не бейте их в воздухе или на воде – только копья растеряете, – наставлял охотников Валид.

– Но Бледноликие бьют птиц на воде, – возразил Пэллок.

– Я старший копейщик, и я приказываю бить птиц на земле, по которой мы ходим, – не моргнув, ответил ему Валид.

Игнус упал на колени, одной рукой уперевшись в землю, а другой хватаясь за горло. Его лицо вздулось и налилось кровью. Он захрипел.

– Игнус? – озабоченно наклонился к нему Валид.

– Поднимите его! – скомандовал Урс. – Отведите к Софо! Марс, скорей, беги за Софо!

Мужчины притащили Игнуса к общему костру, куда уже спешила Софо. Игнус лежал на спине, из уголка его рта обильно текла слюна. Хрипы почти стихли.

Когда Софо склонилась над ним, руки Игнуса тяжело упали, лицо вздулось и посинело, губы опухли, невидящие глаза остекленели.

Софо взглянула на Урса и помотала головой.

Пэллок отправился за Коко. Калли и младенец крепко спали, и он не стал их будить.

Коко упала на колени перед мужем, не узнавая искаженные черты. Она сжала его ладонь, еще теплую, в своих руках.

Урс почтительно опустился на колени перед умершим. Остальные охотники последовали его примеру.

– Он подавился костью, Коко, – сказал Урс.

Коко посмотрела на него глазами, полными слез.

– Мне так много хотелось ему сказать, – зарыдала она.

* * *

Три дня после похорон Игнуса Альби ходила с кислым выражением лица, досадуя на непредвиденную задержку. Наконец ее терпение лопнуло.

– Созываю женщин на совет, – объявила она.

Совет охотников собирался в серьезной и торжественной атмосфере. Старший ловчий важно подзывал к себе старших копейщика и следопыта, которые, в свою очередь, созывали остальных охотников, и после ритуального приглашения каждый занимал свое место у костра. Рассевшись, мужчины по большей части хранили молчание, высказываясь, только когда с ними заговаривал старший ловчий.

Женщины, собираясь на совет, медленно стекались на свою половину лагеря и усаживались, где придется, непринужденно болтая. Создавалось впечатление, будто все они разговаривают одновременно; всегда, когда женщины собирались на совет, мужчины ощущали подспудное беспокойство.

На руках у Калли спал младенец. Собак, который давно получил имя, а значит, формально не мог находиться на женской стороне лагеря во время совета, проделывал головоломные прыжки в самом центре сборища: женщины в нем души не чаяли и снисходительно посмеивались над его штуками. Калли понимала, что сынишке здесь не место, однако нарочно молчала: пусть женщины не забывают, что сегодня решается судьба его маленького брата.

– Среди женщин только и разговоров, что о смерти Игнуса да о погоде. Все недоумевают, почему мы так рано пришли на зимовье, ведь дни стоят теплые и сухие. Альби не удалось настроить женщин против малыша, – шепнула Коко дочери.

– Но это не значит, что они готовы выступить против Альби. Они просто не хотят говорить о моем мальчике. Им неловко, что их собрали ради этого, – ответила Калли.

Коко пытливо взглянула на дочь. Как часто бывало, в словах Калли заключалась особая мудрость.

– И все-таки, – продолжала Калли, – Альби следует поменьше размахивать своим посохом. Если она будет слишком наседать на нас, особенно теперь, после смерти Игнуса, это вызовет возмущение среди женщин, которые потеряли мужа, брата или отца.

Хотя Коко кивнула, в ее взгляде читалось сомнение.

– Вскоре придут дожди, – перекрыл разговоры громкий голос Альби, остановившейся посреди сборища. Женщины подняли на нее глаза, размышляя над услышанным. Дожди – это хорошо. Им нужен дождь. – И настанет время праздновать свадьбы.

Еще одна приятная новость. Женщины одобрительно переглянулись: совет начинался хорошо.

– Сегодня совет замолвит слово за Рене, которая осталась без родителей. Она станет хорошей женой для Никса. Что скажешь, Адор?

Адор захлопала глазами.

– Согласна, – ответила она, помолчав. Все заулыбались, а Рене зарделась от счастья.

– Пусть наши женщины и впредь будут плодовиты, а охота удачна. Пусть небо над нами и впредь будет безоблачным, а путь из зимы в лето – безопасным, – продолжала Альби.

Женщины дружно закивали – все, кроме Калли, которая прищуренными глазами поглядывала на Старейшину, понимая, куда она клонит.

Альби выпрямилась, опираясь на посох.

– Но всякое благословение может рассеяться, как дым. Ведь, кроме благого солнца и тепла, есть и другая сила, которая только и ждет, чтобы обрушить на нас голод и хвори, наслать беспощадную Орду. Туда, где есть благословение, может прийти и проклятье!

Женщины обеспокоенно заерзали: Альби чуть не проговорилась о том, что нельзя называть вслух, – о великом Зле, которое накрывало землю ночным покровом. Альби, скорбно скривив рот, заунывно продолжала:

– Представьте, каково мне знать, что мой собственный внук, который только недавно появился на свет, обрушил проклятье на наши головы! Еще бы! Ведь он родился, когда мы были на волосок от беды! А его нога! Гноящаяся рана на теле всего племени! Он накличет на нас голод и смерть. Мы должны безжалостно выдавить этот гнойник! – Альби окинула взглядом сидящих женщин. – Посмотрите, что стало с тем, кто вступился за него, с Игнусом?

По сборищу прокатился вздох ужаса. Слова Альби попали в цель.

– Таков наш долг. И хоть сердце у меня разрывается от боли, я должна сказать, – возвысила голос Альби. – Утопим проклятие в дождевой яме, пока оно не обрушилось на наши головы!

Калли замерла: женщины переглядывались, однако избегали смотреть ей в глаза. Белла украдкой бросила взгляд в ее сторону, но тут же отвернулась. Даже лучшая подруга – и та против нее!

Толстые губы Альби сложились в кривую усмешку, и она обратила лицо к Калли, ожидая, что та скажет в свое оправдание.

– Так ты говоришь, проклятие, – тихо начала Калли, не вставая с места. – Но мужчины вернулись с охоты не с пустыми руками, хоть мы и пришли на зимовье слишком рано. Ты говоришь, мы были на волосок от беды, но это ты едва не навлекла на нас беду, когда начала кричать, что младенца следует бросить в реку! Ловчий даже пригрозил убить тебя, если ты не замолчишь!

Слухи об этом давно ходили в племени, и теперь их подтверждали слова Калли. Женщины испуганно переглянулись.

– Ты болтаешь о смерти моего отца, о нашем горе, в котором ты видишь знак судьбы. Но разве не нашим изобилием поперхнулся мой отец? Разве он первый, кто умер, плохо разжевав пищу? И мы должны поверить, будто любой, кто подавится костью, – проклят? Зато Игнус одним из первых велел тебе замолчать, там, у слияния рек, и пригрозил копьем.

– Это к делу не относится, – злобно буркнула Альби.

– Мы никогда не убивали своих! – воскликнула Калли. – Даже тебя, Альби, не тронули, хотя из-за твоих разговоров нас могли обнаружить. Да, охотники пригрозили тебе, но не пустили копья в ход. У Сородичей издавна принято, – кричала она, надвигаясь на Альби, – что ребенок без имени, лежащий у материнской груди, принадлежит матери и только ей одной! А ты, Старейшина, хочешь попрать наши обычаи, чтобы избавиться от несуществующего проклятия, которое якобы довело нас до беды, хотя единственная наша беда в том, что ты слишком рано привела нас на зимовье!

Никто из женщин никогда не разговаривал с Альби таким тоном. Над советом нависла гробовая тишина. Разъяренная Калли тяжело дышала.

– Ее правда, сестра, – промолвила Дрои и повернулась к сидящей рядом Софо. – Мы с Софо живем на свете дольше всех вас и не помним, чтобы совет указывал матерям, как им поступать с детьми, у которых еще нет имени. Помнишь, Адор, как твой первенец, Марс, перекусал всех детей племени? Но совет не стал вмешиваться, и ты сама нашла способ совладать с малышом. А теперь он старший следопыт. Вот как у нас принято поступать.

Софо закивала.

– Правда, правда, – прошамкала она. – И мой отец умер, подавившись куском оленины. Он был хороший человек и добрый охотник. Он не был проклят.

Старейшина, прищурив глаза, набрала побольше воздуху, однако не заговорила, пока не обвела всех женщин изучающим взглядом. Калли ума не занимать: в сложной ситуации женщины всегда выберут бездействие, если им дать такую возможность. Теперь бессмысленно настаивать. Вот уже и Софо ревет по своему прожорливому отцу.

– Хорошо, – снисходительно сказала Альби. – Как Старейшина, я только выражаю общее мнение, но не решаю за всех. Я вижу, что совет намерен повременить с решением, покуда проклятому ребенку не исполнится трех лет. Ждите-ждите. Он получит имя, станет одним из Сородичей и погубит всех нас.

Младенец, лежавший на руках у Калли, шевельнулся и заморгал. Калли улыбнулась ему.

Она выгадала целых три года.

26

Год девятнадцатый

Волчишка не знала ничего, кроме пещеры. Манящие запахи, проникавшие сюда через расщелину, щекотали ей ноздри, но уже не напоминали о том дне, когда Волчишка вместе с братьями выбралась наружу. Ее миром были пещера, мать и человек.

Человек куда-то запропастился – судя по запаху, вскарабкался наверх и исчез там, где виднелся кусочек неба.

Волчишка была голодна. Когда она прикладывалась к материнским соскам в последний раз, то ощутила вкус крови, и мать яростно отпихнула ее, так злобно щелкнув зубами, что Волчишка со всех ног бросилась к человеку в поисках защиты.

– У тебя выросли зубки, девочка, – сказал человек. – Твоей маме больно. А я только что прикончил последний кусок мяса.

Волчишке нравилось слышать его голос, и она, играючи, бросалась на его руки и пальцы.

– Очень острые зубки, – покачал головой человек, отдернув руку. Волчишка зорко следила за ним, гадая, какую игру они затевают теперь. – Лев не сидит на одном месте. Мы с вами прячемся в пещере уже много дней. Я не думаю, что лев все еще снаружи и поджидает меня. Мне нужна еда, да и вам тоже.

С этими словами человек встал, сбросив Волчишку с колен, и выбрался из пещеры.

Оставшись наедине с матерью, Волчишка заскулила. Запах молока манил ее к материнским соскам, но когда Волчишка подобралась ближе, волчица угрожающе зарычала.

Волчишке было невдомек, куда пропал человек и почему мать гонит ее от себя. Она понимала только одно – ее терзает голод.

Год четвертый

Охотникам удалось забить мамонта. В отличие от постной оленины, которую Сородичи вялили, коптили на костре и запасали впрок, жирное мясо мамонта хранилось плохо, хотя снег и заморозки замедляли его порчу. В каждой семье еды было вдоволь, поэтому, когда Альби подозвала Пэллока к своему костру, он с подозрением отнесся к ее приглашению.

– Ты никогда не задумывался, почему Собак такой смуглый? И твой младший тоже, – без обиняков спросила Альби у сына, стоило тому прикоснуться к еде.

– Не понимаю, на что ты намекаешь, – с набитым ртом ответил Пэллок.

– У тебя белая кожа и голубые глаза. А оба ребенка смуглые.

– Они такие же, как и все Сородичи, – в недоумении ответил Пэллок.

– Ты глуп, как дерево, – покачала головой Альби. – Разве мальчики не рождаются похожими на отца? Разве сын Беллы не похож на Урса, а ее братья – на Пекса, их отца?

Пэллок наморщил лоб. В его представлении ребенок Беллы был похож на обычного ребенка. Он попытался мысленно представить себе Пекса и его сыновей, однако в памяти вставали только беззубый рот и уродливый шрам, пересекающий лицо Пекса.

– А глаза? – фыркнула Альби.

– Глаза? – озадаченно переспросил Пэллок.

– У детей Калли темные глаза, а не светло-голубые, как у тебя.

Пэллок задумался.

– Калли не ела рыбы, когда носила ребенка, – ответил он. – Поэтому дети темноглазые, как все Сородичи.

– Ты думаешь, что я питалась рыбой, когда вынашивала тебя? – презрительно бросила Альби.

Пэллок был поражен.

– То есть у моего отца были такие же светлые глаза, как у меня и у тебя?

– Мальчики похожи на отцов. Девочки – на матерей, – наставительно сказала Альби.

Пэллок попытался вспомнить отца, который давным-давно погиб на охоте; в обрывочных воспоминаниях перед ним представал приземистый широкогрудый мужчина, ни лица, ни глаз которого Пэллок, как ни силился, разглядеть не мог.

– Это правда? – вглядываясь в мать, спросил Пэллок. – Первый раз слышу. По-моему, дети похожи на самих себя.

– Спроси любую женщину, на кого похожи ее дети, – уверенно отвечала Альби.

– А мой отец…

– Вы с ним похожи, как две капли воды.

У Пэллока сперло дыхание. Слова Альби словно ударили его под дых. Значит, Собак – не его сын? И младший – тоже?

Все ясно. Урс. Кровь прилила к лицу Пэллока. Он всегда подозревал, что у Калли кто-то был до него, и в глубине души он знал, кто. От мысли, что Калли продолжает встречаться с ним и после замужества, Пэллок пришел в бешенство.

Альби с удовлетворением глядела, как сын меняется в лице, но, как только он поднял на нее налитые яростью глаза, тут же скорчила сочувственную гримасу.

– Пэллок, сын мой, мне жаль, что пришлось открыть тебе глаза, – залепетала она.

Пэллок вскочил.

– Я убью ее!

Альби закивала.

– Именно. Так ей и надо.

* * *

Деникс, дрожа с ног до головы, шагнула вперед. По ней было видно, что она очень напугана, и Сайлексу хотелось обнять ее и утешить, однако момент требовал иного.

Он заговорил нарочито громко, придав своему голосу как можно больше уверенности.

– Я долго не мог понять, почему величавая волчица без опаски подходит к нам, принимая подношения. Теперь я понимаю. Она дает нам знак. Она, как я и Бракх, тоже отбилась от главной стаи. И теперь она, а не ее спутник, возглавляет новую стаю, которая состоит из сильных и ловких волчат. – Сайлекс положил руку на хрупкое плечо Деникс. – Мой отец говорил, что мы, Волколюди, во всем должны подражать нашим покровителям. Но мы охотимся как Сородичи – мужчины преследуют добычу, а женщины ожидают их возвращения. Это следует изменить – вот что хочет сказать нам волчица. Надо разумнее распоряжаться тем, что у нас есть.

Сайлекс легонько подтолкнул Деникс вперед, молчаливо напоминая собравшимся о ее подвиге. То, что он намеревался предложить соплеменникам, настолько выходило за рамки привычного, что он не увидел понимания ни в одном лице.

– Деникс доказала, что ничем не хуже мужчины, когда, рискуя жизнью, отправилась на помощь пропавшим охотникам. – Это было не совсем так, однако люди, взволнованные его словами, теперь смотрели на девушку с уважением, чего Сайлекс и добивался. – На подобную смелость нельзя закрывать глаза. Деникс отправится на охоту вместе с нами.

Сайлекс улыбнулся девушке, которая стояла как громом пораженная. Мужчины хмуро переглядывались, но Сайлекс, словно не замечая этого, в упор смотрел на Фиа.

– Фиа умна и быстронога, она тоже пойдет с нами, как и всякая женщина, которая сможет держать копье. Дети будут собирать ягоды и желуди. Теперь мужчины и женщины станут охотиться вместе, как это принято среди волков.

Год девятнадцатый

Дремавшая Волчишка – голод не дал уснуть ей глубоким сном – очнулась от того, что мать стучала хвостом по полу пещеры. Едва раскрыв глаза, Волчишка почуяла: человек вернулся. Она вскочила и бросилась ему навстречу, кружась и повизгивая от радости.

– Все хорошо, девочка. Я кое-что принес.

Человек протянул ей кусочек сырого мяса. Волчишка жадно проглотила угощение и выжидающе взглянула в лицо человека.

– Извини, что пришлось так долго ждать. Я боялся льва, а его и след простыл.

Человек протянул ей еще кусочек мяса.

– Ну, хватит с тебя. Надо посмотреть, сможешь ли ты переварить твердую пищу.

Затем человек присел рядом с волчицей.

– Ты перестала кормить щенка молоком, но поешь хоть сама, – негромко сказал он и протянул волчице кусок сырого мяса, с которого Волчишка не спускала глаз.

Свою порцию мяса человек сунул в костер, и по пещере поплыл знакомый аромат. Потом человек принялся за еду, отталкивая Волчишку всякий раз, как она норовила отхватить кусочек. Впрочем, ей тоже кое-что перепало. Вскоре человек затих. Волчишка положила голову ему на колени и прикрыла глаза, когда он стал поглаживать ее по голове.

– Сам не знаю, что на меня нашло, почему я стал жить с волками и кормить вас… Мы с вами как одна семья. Когда я возвращаюсь, вы виляете хвостами, значит, вы мне рады. Взамен своей семьи я получил другую. Но что будет, если я позволю вам выжить?

Сквозь сон Волчишка слушала его слова, и они успокаивали ее, как и мерные поглаживания.

– Пока ты еще щенок, и я люблю тебя как сестру, как ребенка. Однако ты вырастешь и превратишься в жестокого зверя. Однажды я стану для тебя добычей, и ты, наверное, растерзаешь меня. Допустим, мы доживем до конца лета и даже сможем перезимовать, но для чего? Чтобы потом ты меня загрызла?

Год четвертый

Калли качала на руках младшего сына, сидя рядом с Беллой. Собак убежал играть: его звонкий смех, заглушавший голоса других детей, доносился из соседней рощи.

Неожиданно рядом с Калли вырос Пэллок.

– Идем со мной, – отрывисто скомандовал он и, не дожидаясь, пока Калли сама поднимется с земли, грубо дернул ее за руку.

– Ты что? – возмутилась Калли. – Ребенка разбудишь. Я только-только его укачала.

Пэллок, не говоря ни слова, выхватил младенца из рук жены и пошел прочь. От неожиданности Калли на миг утратила дар речи, но тут же очнулась и, бросив обезумевший взгляд на Беллу, побежала вслед за мужем.

Пэллок направился прямиком к весело потрескивающему общему костру, рядом с которым хлопотала Коко. Калли обмерла – зачем он идет к костру?

Пэллок протянул Коко спящего ребенка.

– Присмотри за ним на минуту.

Коко, взглянув в лицо Пэллока, без пререканий взяла у него младенца.

– Что происходит? – пронзительно закричала Калли, подбежав к костру.

– Идем со мной, – велел Пэллок, схватив ее за руку.

На глазах у женщин Пэллок потащил жену прочь. Когда Калли замедляла шаг, он грубо дергал ее за руку, да так, что Калли вскрикивала от боли.

Внезапно ее охватил ужас.

– Пэллок, – прошептала она, – одумайся! Что ты делаешь?

Пэллок не отвечал. Злобно сверкая глазами и угрюмо выпятив челюсть, он продолжал идти и тащить Калли за собой.

27

– Ты поступил правильно, Сайлекс, – сказала ему Фиа, когда они улеглись спать. – Ты хороший вожак. Лучше, чем твой отец.

– Если бы я остался, нам бы не пришлось выводить на охоту женщин, – с отчаянием в голосе отвечал Сайлекс.

– Если бы ты остался, Дуро тебя бы убил, и у меня не было бы мужа. Охотиться вместе с женщинами – отличная мысль.

– Племени нужны мужчины, Фиа. Без мужчин Волколюди вымрут. Возможно, этой же зимой.

Фиа приподнялась на локте и слегка отстранилась, напустив на себя холодный вид.

– Значит, мне надо срочно родить сына, – сухо сказала она.

Кто меня тянул за язык, подумал Сайлекс.

– Я просто хотел сказать, что положение отчаянное!

Фиа негодующе сверкнула глазами.

– Ты не то хотел сказать. Я знаю.

Сайлекс представлял себе этот разговор совсем не так; оставалось лишь броситься в омут с головой.

– Иногда, когда стая редеет, потомство приносит не одна волчица, а несколько.

– Потому что вожак сходится не с одной волчицей, а с двумя или тремя, – закончила за него Фиа.

– Точно.

– Значит, вот что ты предлагаешь. Чтобы у мужчин было несколько жен.

– Я считаю, что это единственный способ выжить.

– Значит, ты и Ови, да? – горько произнесла Фиа.

– Что? – оторопел Сайлекс. – При чем тут я! Я женат. Как и Бракх. Нет, я говорю о тех, кто еще холост.

Фиа испытующе смотрела на него.

– Значит, наши отношения для тебя важнее, чем будущее племени, хотя, как наш вожак, ты мог бы с легкостью отстоять свое право спать со всеми женщинами подряд? Ты же сам сказал, что положение отчаянное.

– Да. Поэтому я прошу тебя: поговори с женщинами. Не думаю, что они обрадуются, но иначе нам не выжить.

Фиа нетерпеливо помотала головой.

– Сайлекс, не бросай след, по которому шел. Выходит, даже перед лицом гибели ты ставишь наш брак – ставишь меня – превыше всего?

Сайлекс кивнул.

– Конечно. А ты что думала?

– Я думала, – горячо прошептала Фиа, подавшись к мужу, – как сильно я люблю тебя.

Все тревоги Сайлекса рассеялись, когда Фиа с жаром поцеловала его. Перекатившись на спину, она протянула к нему руки:

– Приди ко мне, муж мой.

* * *

Пэллок втолкнул Калли в их шалаш.

Калли не на шутку испугалась.

– Пэллок, что ты делаешь? – завопила она.

Вместо ответа он сорвал с нее одежду, отшвырнув обрывки шкур в сторону. Калли чуть не упала, от холода она покрылась гусиной кожей. Лицо Пэллока исказилось до неузнаваемости, блеклые глаза смотрели тяжело и холодно. Он толкнул Калли на землю и сорвал с себя набедренную повязку. Так вот, значит, что ему нужно. С некоторым облегчением Калли встала на четвереньки, но тут же вскрикнула от неожиданной боли.

– Пожалуйста, не надо так, – со слезами в голосе пискнула она.

Пэллок не обратил внимания на ее просьбы. К счастью, через несколько секунд он громко закряхтел и повалился на ее дрожащее тело.

Калли молча глотала слезы, уткнувшись лицом в руки. Не говоря ни слова, Пэллок вскочил, оставив ее лежать на земле.

Когда Калли подняла голову, он уже ушел.

* * *

Однажды вечером на исходе зимы, когда Сородичи готовились возвращаться на север, в летнее поселение, Калли оставила детей на Коко и отправилась к костру Альби, потом терпеливо дожидалась, пока свекровь обратит на нее внимание.

– Я заметила, что мой сын теперь спит на мужской стороне, – наконец промолвила Альби.

– Верно, – ровным тоном ответила Калли.

– Поцапались?

– Можно и так сказать.

– Не жди от меня помощи. Если муж чем-то недоволен, пусть дуется сколько влезет. Все равно приползет рано или поздно. – Альби метнула на Калли хитрый взгляд. – Им от нас кое-что нужно.

– Я пришла не за тем, чтобы искать у тебя помощи, – бесстрастно ответила Калли.

– Вот как. Значит, пришла просить за калеку.

– Да. За твоего внука.

Альби презрительно ухмыльнулась.

– Мы договаривались, – продолжала Калли, – что через несколько лет я сделаюсь Старейшиной – с твоей помощью меня изберут наверняка. Но к чему менять Старейшину, когда ты еще полна сил? Вот что я предлагаю. Я не пойду в Старейшины. Ты останешься при своем. Все будет как раньше.

– И тогда проклятый ребенок…

Калли пропустила ее слова мимо ушей.

– И тогда на третье лето мой ребенок получит имя. Выучится ремеслу. Он мог бы помогать Харди. И жизнь потечет, как прежде.

– Потечет, как прежде, – передразнила ее Альби, ухмыляясь. – Ты так легко отказываешься от роли Старейшины, словно она была тебе обеспечена! Ты захотела оставить ребенка, и я позволила, потому что знала: вскоре все увидят, что он проклят и что ты поставила какого-то калеку выше общего блага. Если бы ты не спорила, то и проклятие бы как рукой сняло, и Старейшиной бы тебя избрали. Я не слепая, я вижу тебя насквозь. Но ты выбрала его, мерзкого уродца, и навсегда закрыла себе дорогу на вершину совета!

– Он не мерзкий и не уродец! – в сердцах вскричала Калли.

– Думаешь, через три года Сородичи полюбят твоего выкормыша? Зря надеешься! Он будет ходячим напоминанием о страшных несчастьях. Его возненавидят. На какую жизнь ты его обрекаешь?

Калли закусила губу.

– Пока он жив, – продолжала Альби с ухмылкой, – я буду оставаться Старейшиной и при каждом удобном случае требовать его смерти. Ты, конечно, станешь его выгораживать, девчонка из мглы и сумрака, и чем чаще, тем больше времени будет у меня оставаться. Этот сосунок – проклятие для Сородичей, но для меня он – подарок судьбы.

* * *

Калли оставила Старейшину у костра и направилась прямиком к Рене, которая широко распахнутыми глазами следила за ее приближением.

– Рене, – без околичностей спросила у нее Калли, – почему Альби решила заранее увести нас на зимовье? Откуда ей стало известно про наши планы?

Ответ ясно читался на лице Рене, исказившемся от страха.

– Калли… – промямлила Рене.

Калли вскинула руку.

– Ответь мне только на один вопрос. Ты все еще докладываешь ей обо всем, что я говорю?

– Нет! – с болью в голосе вскричала Рене. – Я не знаю, почему… О, Калли! Я всю жизнь хотела иметь семью. Я даже родителей своих не помню. И никому на совете не было до меня дела!

– А теперь ты помолвлена с Никсом. Ты оказала Альби услугу, и она отплатила тем же, – закончила за нее Калли. Рене повесила голову.

– Я тебя не виню, – продолжала Калли. – Ты права. Мы были заняты собой, и никому не было дела до тебя. Но теперь я могу рассчитывать на твою помощь? Через три года, когда мой сын получит имя, Альби выпустит когти. Я должна быть готова к этому. Могу я положиться на тебя?

– Да, Калли, – ответила Рене, сверкнув глазами, – можешь.

Калли обняла подругу и повернулась, чтобы уйти.

– Калли, – позвала Рене. – Я вспомнила еще кое-что. Это секрет, но тебе я скажу.

Год седьмой

Со дня, когда Деникс впервые отправилась на охоту, прошло три года. За это время Деникс изменилась, и хотя она по-прежнему оставалась стройной и гибкой, ее бедра слегка раздались вширь, а грудь заметно округлилась.

Впрочем, Деникс вела себя не по-женски. Одевалась она, как и все охотники, летом – в легкие шкуры, а зимой куталась в теплый лисий мех. Брошенное ею копье било без промаха. В любую погоду Деникс носила накидку, под широкими складками которой прятала свою грудь.

Сайлекс поощрял наклонности Деникс и обращался с ней как с остальными охотниками, хотя нередко выделял ее среди прочих. И сейчас они вдвоем бежали рука об руку, придерживая обвязанный кожаными лямками сочный кусок сохатины – подношение для волчицы, покровительницы племени.

– Она вон там, – шепнул Сайлекс девушке. – Видишь?

Деникс невольно пригнулась, но, увидев, что Сайлекс держится прямо, тоже выпрямилась и покраснела.

– Вижу.

Волчица с белым пятном в виде ладони не спускала с них глаз.

– Весной она вновь принесла волчат, но уже отлучила их от себя. Видишь, соски еще набухшие?

– Ага. А теперь что делать? – спросила Деникс.

– Подойдем поближе, – ответил Сайлекс.

Деникс бросила на него изумленный взгляд, однако беспрекословно повиновалась.

– Ты выглядишь здоровой, – начал Сайлекс. – И снова дала приплод.

Волчица, не двигаясь, наблюдала, как люди подходят ближе. Чресла женщины издавали слабый запах крови, и от нее разило страхом, но на лице было то же выражение, что и на лице мужчины, который все эти годы подкармливал волчицу: приподнятые брови, приоткрытый рот, обнажающий краешек передних зубов.

Сайлекс почтительно остановился в десяти шагах от зверя.

– Ты пришла одна, – обратился он к волчице, – но я видел твоих двухлеток. Я узнал их по отметине на лбу.

Волчица насторожилась, когда люди стали возиться с кожаными лямками, высвобождая оковалок. Кусок сохатины упал прямо перед ней. Волчица обнюхала его и подняла глаза.

– Она благодарит нас, – пояснил Сайлекс. Деникс не отрывала от волчицы взгляда. Сайлекс не сдержал улыбки. – Знаю-знаю. Я сам всякий раз поражаюсь.

Он с наслаждением вдохнул прохладный летний воздух. Его распирало от ликования. Деникс улыбнулась ему в ответ, и Сайлекс понял, что она разделяет его восторг.

В лагере им навстречу вышла Фиа, скрестив руки на груди.

– Нам самим есть нечего, а ты носишь еду волкам, – упрекнула она мужа.

Вжав голову в плечи, Деникс прошмыгнула мимо Фиа, которая окинула ее ледяным взглядом.

– Муж мой, – сказала Фиа, когда Сайлекс попытался проделать то же самое, – тебя и Деникс долго не было.

Сайлекс был голоден и с тоской поглядывал в сторону костра, вокруг которого сидели охотники, угощаясь жареным мясом и сушеными ягодами.

– Волчица была в той стороне, где я и предполагал, но у нее волчата, и она, вероятно, не хотела отходить далеко от логова. Поэтому нам пришлось зайти дальше, чем обычно, – объяснил он.

– А ты не думал, что скажут люди, когда увидят, что мой муж на все утро уходит с молодой девушкой неизвестно куда? – кипятилась Фиа. Ее лицо побагровело.

Сайлекс оторопел.

– С Деникс? – Он вновь глянул на собравшихся вокруг костра охотников. Теперь в племени появилось множество детей, и женщины больше не охотились, за исключением Фиа и Деникс, которая для Сайлекса была все равно что мужчина.

– Да. Деникс, – повторила Фиа, храня каменное выражение лица.

Сайлекс вздохнул. У Фиа дважды был выкидыш, оба раза во время охоты. После второго выкидыша Фиа утратила былую жизнерадостность. Она оставалась такой же темпераментной, как и раньше, но теперь это проявлялось в виде вспышек гнева.

– Я ни о чем таком не подумал. Извини, – ответил Сайлекс.

– Отец! – В объятия Сайлекса влетел Крэгг – мальчик лет пяти, оставшийся сиротой после того, как Дуро, в числе прочих мужчин, увел его отца сражаться с Ордой. Сайлекс заменил мальчику отца, а Ови заботилась о нем, как родная мать. – Ты видел волчицу?

Сайлекс, обрадованный тем, что неприятный разговор можно не продолжать, подхватил ребенка на руки.

– Видел, да, – с улыбкой ответил он и повернулся к Фиа, но та уже ушла.

– А льва видел?

– Не видел. Я не хочу видеть льва, Крэгг.

– А я хочу.

Сайлекс растроганно посмотрел на приемного сына.

– Отец, когда я бросаю копье и оно пролетает мимо цели, почему оно падает на землю? Почему не летит дальше, пока не пронзит зверя или не воткнется в дерево?

Сайлекс поразмыслил над его вопросом, пока они шли к костру.

– Так волк гонится за молодым оленем, – наконец сказал он. – Если волк не в силах нагнать его, он прекращает погоню и ложится отдохнуть. Когда копье промахивается, оно делает то же самое – ложится на землю, чтобы отдохнуть и с новыми силами вступить в бой.

Крэгг кивнул, задумчиво оглядывая свое копье.

– Сородичи! – донесся до них чей-то шепот. – Вон там!

Все члены племени, как один, бросились на землю. Сайлекс взглянул туда, куда указывал его соплеменник: в двухстах шагах от них шел нестройный отряд Сородичей, всего около пятнадцати мужчин. Они были вооружены копьями и настороженно замерли, уставившись на Сайлекса.

– Что вам нужно на нашем берегу реки, Сородичи? – негромко спросил Сайлекс, прекрасно зная ответ. На редкость прохладное лето выдалось еще и необычайно засушливым, вся дичь ушла. Даже издалека было заметно, что Сородичи голодают.

Сайлексу и его охотникам ничего не стоило спастись бегством – Волколюди быстроноги и выносливы, в отличие от неуклюжих Сородичей. Но с ними был Крэгг – мальчика придется нести на руках.

Охотники в ужасе переглянулись.

– Бояться нечего, – одернул их Сайлекс. Он кривил душой: им действительно грозила опасность, однако сейчас не стоило подбрасывать сушняка в огонь. Не спуская глаз с оцепеневших Сородичей, он подошел к своим людям, притаившимся в траве. – Хватаем еду, оружие и Крэгга и бежим вверх по течению. Они отстанут на полпути, – скомандовал он, не теряя самообладания.

– Они совсем близко, – выдохнул один из охотников.

– Спокойно, – ответил Сайлекс. – Пока все хорошо.

– Я их отвлеку, – выпалила Деникс. Сайлекс перевел на нее взгляд, но не успел он раскрыть рта, как Деникс выскочила из укрытия и помчалась прямо на Сородичей, потрясая копьем.

– Деникс! Вернись! – отчаянно прокричал Сайлекс.

28

Собак вырос стройным, не по возрасту высоким мальчиком; младший брат был его полной противоположностью: приземистый, широкий в кости, плотно сбитый, с хорошо развитыми мускулами на здоровой ноге, как будто злые духи, покалечившие ему одну ногу, передали всю ее силу другой.

Близилось время давать имена детям, достигшим трехлетнего возраста, и слагать легенду о каждом из них. Сородичи дожидались возвращения охотников, чтобы потом всем вместе собраться вокруг главного костра и праздновать обряд наречения, едва ли не более радостный и торжественный, чем зимние свадьбы.

Наконец охотники вернулись. Жены встречали мужей улыбками и вздохами облегчения, но Пэллок, войдя в лагерь, даже не посмотрел в сторону Калли. С тех пор как он переселился на мужскую сторону лагеря и стал спать там, во всем племени царила напряженная атмосфера. С того дня, когда он насильно взял свою жену, прошло три года, и с тех пор он ни разу не прикоснулся к ней и не заговорил. Иногда Собак навещал его, но всегда возвращался обиженный и надутый: отец отвергал и его.

Никогда среди Сородичей не случалось, чтобы мужчина добровольно покинул постель молодой здоровой жены, однако из-за происков Альби женщинам не удалось обсудить, стоит ли вмешиваться в это дело.

– Вот-вот вернутся охотники, – сказала Калли, обращаясь к Белле. – Надеюсь, им повезло, и у нас будет мясо!

– Моему сыну опять плохо, – хмуро проговорила Белла.

Калли с сочувствием кивнула. В младенчестве сын Беллы вяло сосал грудь и разрывался от крика по ночам, а минувшая зима выдалась для него особенно тяжелой. Малыша часто рвало, а недавно он оступился и набил себе под глазом синяк, который не сходил все лето.

– Ему лучше? – заботливо осведомилась Калли.

– Я уже с ног сбилась, – ответила Белла, устало отирая лоб.

Калли подыскивала слова.

– Твоя мать, должно быть, очень волнуется перед церемонией.

Дел у Адор было невпроворот: как самой старой женщине в роду, ей предстояло подобрать имена для троих внуков – сына Беллы, сына Вента и дочери Марса.

Имя для сына Калли, разумеется, тоже будет выбирать самая пожилая женщина в семье – Альби.

«Я буду требовать его смерти при каждом удобном случае», – вспомнилось Калли.

Прошло три года, Альби, казалось, забыла о своей угрозе, и женщины привыкли к шаткому перемирию, которое установилось между Калли и ее свекровью. Но Калли знала: Альби выжидает подходящий момент, чтобы напомнить Сородичам о «проклятии» и прижать к ногтю совет женщин, порядком уставших от деспотичного и капризного нрава Старейшины. В этом году во главе совета должна стать Калли, – все племя знало о сделке, заключенной между Альби и ее невесткой.

Альби, разумеется, не допустит голосования. На что она готова ради того, чтобы сохранить свое положение? И сработает ли план Калли?

* * *

Помертвевшие охотники в ужасе смотрели, как Деникс ринулась навстречу Сородичам.

– Бежим! – рявкнул Сайлекс, выводя мужчин из оцепенения. Он подхватил Крэгга на руки, и они пустились наутек. Сзади донеслись крики – Сородичи готовились отразить нападение разъяренного, как им казалось, иноплеменника. Сайлекс бросил взгляд через плечо: Деникс метнула в Сородичей копье.

Копье не долетело до Сородичей, но вывело их из замешательства, и Сородичи бросились в погоню за Деникс. Сайлекс перешел на бег трусцой. В таком темпе Волколюди могли бежать полдня, если не больше.

– Мы оторвались, – сказал он, обернувшись к своим людям.

Отряд Сородичей возглавлял высокий мужчина. Сайлекс узнал его: это был тот самый человек, который едва не убил его у ручья лет пять назад. Теперь он намеревался проткнуть копьем Деникс.

Однажды я убью тебя, Сородич, поклялся Сайлекс.

Он следил за удаляющейся Деникс, втайне гордясь ее прыткостью.

Ей поистине не было равных среди членов племени. Глупые Сородичи так и не поняли, что она нарочно подпускает их поближе, чтобы увести подальше. Когда отряд во главе с Сайлексом скроется из виду, Деникс припустит во все лопатки, а Сородичи выбьются из сил и отстанут.

На ее месте он поступил бы так же. Беспокоило лишь одно: Деникс уводила Сородичей в ту сторону, где они оставили волчицу.

* * *

Сытая волчица лениво дремала, греясь на солнышке недалеко от того места, где повстречала накормивших ее людей. Пятеро волчат остались в логове под бдительным присмотром Спутника. Благодаря людям волчица сможет накормить своих малышей, и вскоре они достаточно окрепнут, чтобы вместе с родителями вернуться в стаю, которую возглавляли она и Спутник.

Услышав звуки погони, волчица вскочила. Мимо нее пронеслась та самая женщина, которую она видела сегодня утром. За нею гурьбой гнались мужчины, потрясая длинными палками. И все они неслись туда, где стояла волчица.

Первым ее побуждением было броситься наутек, и все-таки она застыла как вкопанная, зачарованная зрелищем странной погони. До нее долетал запах людей и их натужное дыхание, хотя ветер дул в другую сторону.

Подпустив женщину поближе, волчица бросилась бежать, но не прочь от нее, а наоборот, ринулась ей наперерез. Выпрыгнув из высокой травы прямо женщине под ноги и услыхав, как та ахнула от неожиданности, волчица помчалась рядом. Ее переполняла радость; на миг ей даже показалось, будто она снова мчится бок о бок со Спутником, как в дни своей юности. Бежать наперегонки с человеком было весело.

Деникс едва не споткнулась, увидев рядом с собой волчицу, бежавшую с той же скоростью. От изумления Деникс забыла о погоне и залюбовалась роскошным густым мехом животного и мощным хвостом, рубящим воздух. Деникс бежала вместе с волчицей!

Вскоре зверь, бросив через плечо лукавый взгляд, стремительно умчался вперед и пропал из виду.

Деникс торопливо оглянулась: Сородичи выбивались из сил, однако они почти нагнали ее, и теперь бежали на расстоянии полета копья. Деникс решила последовать примеру волчицы и припустила во весь дух. Сайлекс и остальные, должно быть, уже далеко. Ей удалось перехитрить врагов.

Деникс мчалась без оглядки. Сородичи наверняка давно остались позади: никому не под силу нагнать бегуна из племени Волколюдей.

Она, Деникс, бежала бок о бок с великой волчицей!.. Даже Сайлекс не сразу поверил ей, когда она обо всем рассказала.

* * *

Всякий раз, лежа рядом с Фиа, Сайлекс крепко прижимал ее к себе, не в силах поверить, что эта роскошная женщина – его жена. Его руки дрожали, когда он гладил ее лицо и грудь, остро ощущая тепло ее кожи. Он смотрел на нее и не мог наглядеться – так она была прекрасна. Особенно теперь, когда носила его ребенка.

– Какое чудесное завершение дня, – смеясь, заметила Фиа.

Она перекатилась на бок и приподнялась на локте, опершись головой на руку. Сайлекс тоже улегся на бок лицом к ней. В такие моменты они беседовали о самом сокровенном.

– Как ты думаешь, почему волчица выскочила навстречу Деникс? – спросила Фиа.

Сайлекс не ожидал такого вопроса. Ему казалось, что Фиа нет никакого дела до встречи Деникс с волчицей, хотя об этом толковало все племя.

– Не знаю. Надеюсь, это добрый знак.

– Может, волчица хотела нам сказать что-то насчет выбора пути?

Сайлексу понравилась ее мысль.

– Пути? Что мы не должны с него сворачивать?

– Или наоборот.

– Ты так думаешь?

– Ты перестал брать женщин на охоту, – заметила Фиа.

– У них теперь есть маленькие дети. И почти все – мальчики.

По мнению Сайлекса, это подтверждало правильность его решений.

– Среди нас есть и незамужние девушки, у которых нет детей.

– Когда я стал брать на охоту женщин, у нас не было другого выбора, – возразил Сайлекс. – С тех пор прошло три года, и многое изменилось.

– А теперь, когда мы стали жить по-прежнему, волчица появляется как раз в тот момент, когда Деникс бежит от Сородичей, которые тоже запрещают своим женщинам охотиться. Волчица велит нам бежать от обычаев Сородичей.

Сайлекс поразился ее неожиданным выводам.

– Мне бы такое и в голову не пришло, – пробормотал он.

– Значит, решено. Незамужние женщины снова будут охотиться вместе с мужчинами. С этого же дня, – подытожила Фиа.

Сайлекс наморщил лоб.

– С этого же дня? – в недоумении переспросил он.

Фиа вздохнула.

– Я тоже должна жить по-другому.

– О чем ты говоришь? – в тревоге прошептал Сайлекс.

– Не делай такое лицо, муж! – рассмеялась Фиа. – Ты решил, что я устала от тебя? Теперь, когда я ношу нашего ребенка? Я всего лишь хочу сказать, что дважды у меня был выкидыш, и оба раза во время охоты. Сейчас все должно быть иначе.

– Разумеется, – кивнул Сайлекс, который сам не раз предлагал жене оставаться в лагере.

– И Деникс. Ей охотиться не надо.

– Почему? – удивился Сайлекс.

– Разве не ясно, что волчица неспроста передала нам послание через нее, а не через тебя? Деникс тоже должна изменить свою жизнь. Она поможет Бракху оберегать женщин и детей.

Сайлексу не хотелось терять одного из лучших своих охотников.

– Не думаю, что… – начал он, но Фиа не дала ему договорить.

– Сайлекс! – прикрикнула она на него, сверкнув глазами.

– Я лишь пытаюсь понять, – попытался возразить Сайлекс.

Фиа вздохнула, и ее лицо смягчилось.

– Ты не видишь, как она смотрит на тебя.

– Кто? Деникс? – опешил Сайлекс.

– Она смирилась с тем, что ты женат, но сердцу не прикажешь. Я не хочу, чтобы она оставалась с тобой наедине. Другие женщины меня не волнуют – они все боятся моего гнева.

– Ты ошибаешься, – покачал головой Сайлекс.

– Ох, муж мой, – с сочувственной улыбкой проговорила Фиа, – такой мудрый и проницательный, а дальше своего носа не видишь.

* * *

Вопреки ожиданиям племени, охотники вернулись со скромной добычей, однако голод Сородичам больше не грозил, и они с радостью собрались в центре лагеря на церемонию наречения детей.

Первой взяла слово Адор. Свою маленькую внучку она нарекла Фелка Новус – «та, которой сопутствует удача»: куда бы ни пошла девочка, говорилось в ее легенде, она всюду находила спелые ягоды и прекрасные цветы. Получив имя, малышка запрыгала от радости, размахивая ручонками. Сородичи дружно рассмеялись и громко захлопали в ладоши.

Затем настал черед сына Урса и Беллы. В легенде, рассказанной Адор, говорилось о болезненном и неуклюжем мальчике, который к трем годам оправился от множества хворей и теперь вырастет мужчиной с завидным здоровьем. Салюс Маскулус. Малыш торжествующе поднял кулачки вверх.

Сын Вента получил имя Маркус Трудо – за то, что всегда и везде хотел идти в первых рядах, куда бы ни направлялось племя. В подражание двоюродному брату и сестре, он тоже запрыгал и замахал ручками.

Следующим имя получил мальчик, который будет непобедим в бою, – Виктор. Он потряс кулачками и с важным видом прошелся вокруг костра. Сородичи дружно расхохотались, хлопая себя по коленям. Калли радовалась едва ли не больше всех. Все шло хорошо. Все были счастливы.

Подошла очередь младшего сына Калли.

Альби встала, дожидаясь тишины.

29

Схватки у Фиа начались пугающе рано. Женщины развели рядом костер, чтобы Фиа было теплее, и без устали хлопотали вокруг нее. Сайлекс и Бракх сидели поодаль у небольшого костерка и задумчиво жевали, хотя кусок не лез в горло.

Бракх, отец двоих детей, по себе знал, что успокаивать Сайлекса – напрасный труд. Когда жена рожает, муж всегда чувствует себя слабым и беспомощным.

Фиа испустила истошный вопль, и лицо у Сайлекса посерело. Он вскочил. Бракх тоже поднялся на ноги и положил руку ему на плечо.

– Постой. Это значит, что скоро появится ребенок.

Сайлекс смотрел на Бракха остекленевшим взглядом.

– Фиа мне дороже всего. Не надо мне никакого ребенка, мне нужна моя жена!

– Присядь, Сайлекс.

Сайлекс кивнул и сел у костра. Раздался еще один вопль, потом еще и еще. Сайлекса передернуло.

Бракх внутренне содрогнулся. Он знал, что после долгого томительного ожидания роженица пронзительно кричит, потом раздаются торжествующие крики женщин, а потом отца приглашают к жене и новорожденному. Однако крики роженицы стихли, и воцарилась мертвая тишина. Бракх дважды подбрасывал хворост в костер. Радостных вестей все не было.

Сайлекс невидящим взором смотрел в огонь, горестно скривив рот. Бракх несколько раз ободряюще хлопал друга по плечу, но Сайлекс даже не шелохнулся.

– Сайлекс, – раздался голос Ови.

Она наклонилась к брату, ее губы дрожали. Сайлекс, пошатываясь, встал. В его глазах мелькнул ужас.

– Не может быть, Ови, – прошептал он.

– Пойдем, Сайлекс. Тебе нужно увидеться с женой. Прямо сейчас.

– Ребенок… – начал Сайлекс, но Ови перебила его.

– Тебе нужно увидеться с женой, Сайлекс. Не теряй времени.

* * *

Альби дожидалась, когда воцарится полная тишина. Это было в ее духе – довести ситуацию до высшего напряжения и смаковать момент.

– В мире много добра, – возвестила наконец Альби. – Стада лосей и оленей. Дожди, благодаря которым у нас есть мясо зимой. Травы, ягоды, солнце. Благие духи кормят нас и согревают.

Но у нас есть и враги. Волк, медведь и лев. Холод и снег, которые губят нас, тьма, что окутывает нас по ночам, оцепенение смерти. Мы не должны вслух говорить о злых силах, что кроются за всем этим.

Среди соплеменников пробежал шепоток – сейчас Альби сама говорила о них.

– Мы, Сородичи, избраны стоять между силами добра и силами зла, – упоенно продолжала Альби. – Мы с благодарностью принимаем покровительство добрых сил и отгоняем мрак светом своих костров. Мы прислушиваемся к силам, что выводят охотников на зверя, а женщин – к ягодам и съедобным кореньям. Мы видим и понимаем их знаки. Вот почему мы лучше других племен.

Сородичи жадно слушали, ловя каждое слово.

– Мы ни в коем случае – никогда, слышите? – не должны закрывать глаза на знаки, которые дают нам духи, – продолжала Альби, вскинув мясистый палец и переводя взгляд с одного внимательного лица на другое. – Иначе нас ждут страшные несчастья.

В толпе закивали.

– Нам дан знак. Знак тьмы. Холода. Немощи. Проклятие послано в виде ребенка. Ребенка с кривой ногой. Вот его легенда, а его имя отныне – «калека, несущий Сородичам горе и слезы, который должен быть убит ради общего блага». Омен Морбидус. Мор.

В наступившей тишине Калли громко ахнула и зарыдала в голос.

Ее сынишка, ожидавший, как и другие дети, своего радостного часа, неуверенно поднялся и сделал шаг к Альби, но та делано шарахнулась от малыша, как от дикого зверя. Не понимая, что происходит, малыш повернулся к сидящим вокруг костра Сородичам и робко поднял ручку.

Калли просчиталась. Она не ожидала, что Альби раскинет сети во время церемонии наречения.

– Мор, – всхлипнула Калли, выбравшись из толпы и подбежав к сыну. – Тебя будут звать Мор, – хрипло прошептала она, встав перед малышом на одно колено. – Это хорошее имя.

Она взяла сына на руки, встала и, обращаясь к племени, твердо произнесла:

– Мор. Моего сына зовут Мор.

* * *

Женщины расступились, избегая встречаться с ним взглядом. Сайлекс бросился к жене и сжал ее руку – вялую и похолодевшую. Глаза Фиа смотрели в пустоту, она прерывисто дышала, приоткрыв губы. Шкуры, на которых она лежала, были залиты кровью.

– Фиа, – выдохнул Сайлекс, бросив обезумевший взгляд на женщин. – Почему столько крови? Так и надо?

Ему в голову вдруг пришла дикая мысль, от которой перехватило дыхание: он наказан, наказан за то, что нарушил предсмертную волю отца!

Не может быть. Потерять Фиа? Как он будет жить без нее?

Женщины скорбно молчали.

– Фиа! – в отчаянье воскликнул Сайлекс.

Фиа моргнула, приходя в сознание, и отыскала глазами мужа.

– Сайлекс, – шепнула она, облизав пересохшие губы. Хрип, вырвавшийся из горла, не дал ей договорить. Ее глаза закатились, спина изогнулась дугой, а рука судорожно вцепилась в руку Сайлекса. Как будто чьи-то хищные челюсти терзали Фиа изнутри, не давая ей вздохнуть.

– Нет, нет! – простонал Сайлекс, утирая слезы. – Любовь моя, не уходи, пожалуйста!

Взгляд Фиа прояснился.

– Сайлекс, – прошептала она, глядя мужу в глаза, – обещай мне.

– Пожалуйста, – лепетал Сайлекс, – не покидай меня.

– Послушай. – Силы на миг вернулись к ней, взгляд вновь обрел ясность. Сайлекс склонился над женой. – Пообещай, что женишься на Ови. Воспитайте Крэгга и Тока как своих детей. Если у вас родится девочка, назовите ее Фиа. Пообещай мне.

Сайлекс утратил дар речи, его сотрясали рыдания. Он яростно замотал головой.

– Сайлекс, – успела выдохнуть Фиа, прежде чем накатил новый приступ. Ее тело свело судорогой, язык вывалился изо рта. Сайлекс беспомощно смотрел, как она страдает.

– Сделайте что-нибудь! – заорал он на сбившихся в кучку женщин, но они в страхе отпрянули.

Рука Фиа обмякла и выпала из руки Сайлекса. Он звал и звал жену, однако она уже не искала его взгляда. Из-под полуприкрытых век ее глаза смотрели в пустоту.

Когда она замерла, у Сайлекса перехватило дыхание. В ушах стоял какой-то пронзительный звук, заглушавший все остальные.

Сайлекс оцепенело осознал, что это его собственный крик.

Год девятнадцатый

Спящая волчица очнулась от того, что Волчишка обнюхивала ее пересохшие соски. Волчишка тыкалась в них носом, но молока больше не просила. У волчицы отнялись и передние лапы, ее мучила тупая боль. Древний как мир инстинкт подсказывал ей, что она умирает. Да и зачем больше жить – для своего потомства она сделала все, что могла. Волчишка обеспокоенно заскулила: мать лежала здесь, с нею, но человека в пещере не было, а Волчишке сейчас недоставало именно его.

Волчица устало прикрыла глаза, зная, что человек позаботится о Волчишке. Услыхав знакомый шум – это человек спрыгнул на пол пещеры – и радостный щенячий визг, волчица неожиданно для себя испытала прилив радости. Ей вспомнилась погоня за оленями в компании братьев и сестер, и вернулось то ликующее чувство бытия, которое охватило ее тогда, радостное сознание того, что она – волк.

Человек опустил руку ей на загривок. На миг мысли волчицы спутались, показалось, будто это Спутник кладет голову ей на спину, ожидая часа, когда родятся волчата. Человек гладил ее, и ей чудилось, будто она вернулась в детство и мать вылизывает ее языком.

– Бедняжка. Ты была хорошей матерью, – бормотал человек. – Ты очень храбрая. Мы будем тосковать без тебя.

Человек склонился над ней, и волчица, уже почти не видя, встретилась с ним взглядом. Такая уж привычка у некоторых людей – заглядывать волку в глаза.

– Ты вступила в битву со львом, чтобы спасти волчат. Моя мать тоже… – Голос человека дрогнул, и Волчишка ткнулась носом в его руку. – Моя мать тоже жертвует собой ради меня. Благодаря ей мы не умерли с голоду. Она все лето приносила мне еду, приходя сюда на свой страх и риск. Она кормила меня, а я – вас. Ведь мы с вами семья. Я позабочусь о Волчишке. Не знаю, что будет с нами зимой, но если я выживу, то выживет и она. Может, когда она вырастет, я пожалею, что не убил ее. И все-таки мне кажется, мы поладим… Видишь ли, мы с тобой очень похожи. – Человек погладил ее по голове, и волчица зажмурилась. – Оба калеки. Посмотри на мою ногу. Я таким родился. Если бы не мать, я бы давно умер.

Волчица, различая в его голосе сильные чувства, погрузилась в дремоту. Никогда еще ей не было так спокойно. Боль прошла. Захотелось лизнуть человека в руку, но язык не слушался. Ей снилось, будто ее стая – человек и Волчишка – бежит рядом с ней, предвкушая удачную охоту.

Они мчались за лосенком, выбежавшим на странную местность, покрытую вечным льдом. Линия горизонта, лежащая впереди, резко оборвалась, однако волчица не прекратила погони. Она погналась за лосенком туда, где ослепительный лед сливался с небом, и взлетела в воздух, чувствуя себя юной, живой и свободной.

Наши дни

Официант, обслуживавший столик, за которым сидел американец с друзьями, состроил кислую мину, когда его подозвали в очередной раз. Джеймс Морби ткнул пальцем в пустую бутылку на столе и жестом велел принести еще одну. Бошан, заметив, как неохотно кивнул официант, понимающе улыбнулся.

– Что смешного, Бернар? – спросил его Морби.

– Наш официант считает, что с тебя уже хватит. Ты перепил и ведешь себя слишком по-американски.

– С первым согласен, а со вторым бы поспорил.

Бошан и Морби расхохотались громче, чем следовало. Жан-Клод, который в тот вечер не прикасался к спиртному, усмехнулся из вежливости.

– Он не знает, что у вас праздник, профессор, – услужливо подсказал он, обращаясь к Морби.

Морби окинул юношу взглядом светло-карих глаз, слегка помутневших от выпитого, и его взор прояснился.

– Вы хотите меня о чем-то спросить, Жан-Клод? – спросил он, проницательно глядя на собеседника.

Жан-Клод смешался, но, заметив, что Бошан ободряюще кивает, собрался с духом.

– Да. Про вашу находку. Вы сказали, что это первая собака. Но это не совсем собака, – неловко закончил он.

– Вы сами видели ошейник, Жан-Клод, – вмешался Бошан. – Какой из этого следует вывод?

Жан-Клод приготовился извиняться.

– Бернар, дай человеку сказать!.. Да, Жан-Клод, все так, как вы сказали. Это волк. Но вы же знаете, что у волков и современных собак есть общие участки ДНК. И не только у хаски – у мопсов, корги, пуделей они тоже есть. Даже у чихуа-хуа! Порой они ведут себя совсем как волки, и, надо признать, имеют на то полное право.

Морби подождал, пока официант продемонстрирует бутылку вина, откупорит ее и завершит привычный ритуал.

– Я понимаю, профессор. Но на это ушли тысячи лет. Вы же утверждаете, что волк подчинился человеку в один день. – Жан-Клод щелкнул пальцами. – Раз – и стал собакой.

Морби и Бошан переглянулись.

– Эволюционный скачок? – ехидно предположил Бошан.

– Не исключено, – улыбнулся в ответ Морби. – Ваш соотечественник по имени Этьен Жоффруа Сент-Илер выдвинул теорию, что развитие видов может идти гигантскими скачками. Вы читали его работы, Жан-Клод?

Жан-Клод кивнул, однако Морби был не из тех, кого легко провести. Впрочем, сейчас он не принимал экзамены и не собирался никого «валить», поэтому продолжал, словно подтверждая невысказанную мысль Жан-Клода:

– Дарвин, разумеется, опроверг теорию, согласно которой свинья могла произойти напрямую от бегемота, и так далее. Эволюция – чрезвычайно медленный и размеренный процесс. Давайте вернемся к нашей находке – на первый взгляд обычному волку с красным шнурком на шее. Действительно ли Сент-Илер прав, и это был эволюционный скачок? Сегодня – волк, завтра – собака? Сомневаюсь. Даже сегодня приручить волка не так-то просто, хотя они встречают людей повсюду, во всех уголках земли. При этом мы уничтожили самых агрессивных представителей их вида. До сих пор не известно ни одного случая, чтобы волк сам прибежал к человеку, отринув вольную жизнь. Нет, приручить волчонка можно только при исключительном стечении обстоятельств, и даже тогда он не станет домашним питомцем – с ним лишь научатся жить. Наш волк неспроста позволил надеть на себя красный ошейник. Должно быть, этому предшествовал какой-то подготовительный процесс. Эволюцию не ускоришь.

– А о каком процессе вы говорите?

– Что вам сказать, Жан-Клод… Я сам много думал об этом…

Морби потянулся к бутылке. Официант, заметив его движение, скривился, поспешил к столику и вырвал бутылку из рук Морби прежде, чем тот, в нарушение этикета, сам нальет себе вина. Перед таким натиском Морби сдался. Он поднес наполненный бокал к горящей свече и залюбовался плясавшими в нем рубиновыми отблесками.

– И наши предки, и волки сосуществовали на одной и той же территории, соперничали за одни и те же пищевые ресурсы. Если волки и не охотились на людей, то лишь благодаря тому, что у людей были копья. Но даже копья не остановили бы оголодавшую стаю. Сложно представить, чтобы конкурирующие виды вдруг стали мирно сосуществовать друг с другом. От такого сотрудничества не было никакой прямой выгоды ни для тех, ни для других. Пищи мало, найти ее сложно, так зачем людям подкармливать волков? Разве кормили они лисиц, медведей, львов? Отчасти мне кажется, что эволюционный скачок все-таки произошел. Других объяснений у меня нет. Но что его вызвало – об этом я не имею ни малейшего понятия.

Книга вторая

30

Год седьмой

На следующий день после церемонии наречения женщины нехотя потянулись на совет, который не предвещал ничего хорошего. Рассаживаясь, они почти неслышно перешептывались между собой, что было им совершенно не свойственно. На церемонии наречения Альби вновь поставила вопрос, который женщины предпочли бы замять навсегда.

Вот поэтому им и нужна Старейшина, злорадно думала Альби, переводя взгляд с одного хмурого лица на другое. Женщинам нужна сильная рука, каменный наконечник на древке копья. Всякое важное решение всегда принималось Старейшиной с одобрения совета, а не иначе. Женщины вечно колебались и переливали из пустого в порожнее. Их пугали окончательные решения.

Альби ошиблась насчет маленького калеки. В то время как большинству Сородичей он был противен, другие восхищались его добрым и легким нравом и вместо того, чтобы возненавидеть малыша, проникались к нему симпатией. С каждым днем о «проклятии» вспоминали все реже и реже.

И все-таки кое-что изменилось безвозвратно, не без удовлетворения думала Альби. Теперь никто не посмеет бросить мне вызов.

«Калека, приносящий Сородичам горе и слезы, которого нужно убить ради общего блага». Альби не сомневалась: никто и спорить не станет, что ребенок заслуживает иной участи. С таким-то именем!

Альби собиралась все сделать своими руками: потащить мальчонку к реке, ударить его камнем по затылку и бросить в воду. У остальных кишка тонка. Пусть лучше попридержат Калли да закроют ей рот покрепче.

Все женщины, кроме Калли, были в сборе. Может, Калли не решилась прийти или – что еще лучше – бежала, прихватив с собой сына. Их наверняка сцапает Орда, а уж Альби позаботится о том, чтобы все поверили, будто беглецов унесли злые духи.

– Мы собрались здесь по важному делу, – негромко начала она. Женщины затихли. В такие моменты Альби казалось, будто она – старший ловчий, беседующий с охотниками, и ее распирало от чувства собственной важности.

– Да-да, – раздался голос позади нее.

Альби обернулась и насупила брови. В круг сидящих женщин решительным шагом вошла Калли и дерзко встала напротив Старейшины.

– Дело очень важное, – заявила Калли.

Женщины в ужасе уставились на двух врагов, сошедшихся лицом к лицу.

– Займи свое место рядом с остальными, – ровным тоном предложила Альби, рассчитывая, что на фоне взвинченной Калли выгоднее сохранять невозмутимость.

– По традиции, – продолжала Калли, пропустив слова Альби мимо ушей, – в день, когда собирается совет женщин, мы можем переизбрать Старейшину, если того хотят как минимум двое. Я – хочу.

– Я тоже, – выкрикнула Коко.

Остальные женщины молчали, словно набрали в рот воды, и Альби, поначалу взволнованная уверенностью Калли, расслабилась. Никто больше не поддержал Калли и ее тупую мамашу.

– Ладно. И кого же ты предлагаешь вместо меня? – спросила Альби.

– Сначала нам надо кое-что обсудить, – перебила ее Калли.

Альби делано вздохнула и закатила глаза, всем своим видом выражая крайнее долготерпение.

– Хорошо. Обсуждайте.

– Спасибо, Старейшина. – Калли повернулась к сидящим в кругу женщинам. – Все вы переживаете из-за проклятья, о котором мы наслышаны. Но что же это за проклятье? С тех пор как родился мой сын, у нас были и тучные, и тощие дни. Так было всегда. Сейчас у нас еды вдоволь, охотники раз за разом возвращаются с полными руками. Конечно, некоторые жирели и в голодное время, – ехидно заметила Калли. Женщины ахнули, услышав такую дерзость.

– Какое твое дело! – прорычала Альби.

– Ты права, Старейшина. Прости. Я хотела обсудить «устав» совета. И я хочу спросить вас всех: что строжайше запрещено всякой женщине?

На самом деле никакого «устава» не было и в помине, и женщины озадаченно переглянулись.

– Правильно, – подтвердила Калли, словно кто-то выкрикнул правильный ответ. – Вмешиваться в чужие семейные дела!

Калли помолчала, чтобы смысл ее слов лучше дошел до слушательниц.

Альби скривила губы. Харди. Старый болван наверняка все разболтал своим дружкам, а те – своим женам. Сородичи всегда смотрели сквозь пальцы на беспутное поведение вдов, которые, как было хорошо известно, оказывали милости не только холостым мужчинам. Пусть говорит, в отчаянии решила Альби. Зато потом никто не скажет, что она затыкала Калли рот.

– Да-да. – Калли улыбнулась, словно перед ней сидели не женщины, а дети, не знающие обычаев Сородичей. – Давайте я отвечу на вопрос, который уже несколько лет не дает вам покоя. Почему мой муж, сын Альби, спит на мужской стороне? Почему холодна моя постель?

Никто не предвидел такого поворота. Наступила напряженная тишина. Калли взглянула на Рене, и та ободряюще кивнула.

– А потому, – продолжила Калли, – что Альби убедила его, будто он не отец моим детям. У них-де глаза карие, как у всех Сородичей, а не голубые, как у него. Она сказала, что сын всегда похож на отца. У Пэллока голубые глаза, и в этом он похож на своего отца, говорила она. Так слова Альби разбили нашу семью.

Альби раскрыла рот.

– Неправда, – подала голос Софо, с трудом поднявшись с места. Все взоры обратились на нее. – Я очень хорошо помню его отца. Глаза у него были карие, как у всех Сородичей.

– Альби обманула моего мужа, – заключила Калли. – Поэтому разбита моя семья.

– Да, она соврала, – кивнула Софо.

– Что ты можешь помнить, слепая старуха, – прошипела Альби.

– И я его помню, – раздался голос Дрои, жены Харди. Она тоже встала. – У него были такие же глаза, как у всех нас.

Повисла долгая пауза. Одна за другой женщины переводили взгляд на Старейшину.

– Альби не впервой разбивать семьи, – не унималась Дрои. – Много лет она приходит к моему костру и спит с Харди. Моя собственная сестра гонит меня прочь, чтобы лечь в постель с моим мужем. – Дрои судорожно всхлипнула и залилась слезами. – Она разбила нашу семью, как разбила семью Калли.

Альби вытаращилась на сестру, не веря собственным ушам.

Следующей встала Рене.

– Когда я была моложе, Пэллок, сын Альби, хотел взять меня в жены и просил Альби похлопотать за него на совете. Альби отказалась. Потом она увела меня подальше и избила посохом. С тех пор у меня шрам на щеке, и мне до сих пор больно жевать. Еще повезло, что я выжила. Все знали, что это дело рук Альби. Помните, какой вы меня нашли? – Рене вгляделась в лица женщин. Многие потупили взгляд. – Никто за меня не заступился, никто не защитил. Я прошу об одном: гоните эту женщину из совета, пока она не искалечила кого-нибудь из вас, не разбила ваши семьи и не утопила ваших детей.

С этими словами Рене посмотрела Калли в глаза.

У Альби кровь застучала в висках, однако сдаваться она не собиралась. На лицах женщин была написана крайняя растерянность – еще не поздно привлечь их на свою сторону. Большинство из них просто хотело уладить дело полюбовно.

– И что? – саркастически спросила Альби, приходя в себя. – Выберете Калли Старейшиной? Сделаете честь женщине, чей ребенок проклят? Навлечете на себя гнев духов?

– Конечно, нет, – спокойно ответила Калли.

– Что – нет? – с подозрением спросила Альби.

– Я не хочу быть Старейшиной.

* * *

Свадьбы у Волчьего народа проходили без лишних речей. После того как мужчина во всеуслышание объявлял, кого из женщин берет в жены, начинались танцы, во время которых танцоры подражали брачному поведению волков. Мужчины пытались схватить женщин за бедра, а женщины со смехом уворачивались, заигрывая с ними. Когда все женатые мужчины, наконец, обняли своих жен, в круге остались только жених и невеста, продолжавшие танец под одобрительные выкрики толпы. Шумный брачный ритуал возвеличивал супружескую верность, – качество, важное как среди волков, так и среди людей.

Сайлекс заученно повторял движения брачного танца, но на сердце у него было тяжело. Он вспоминал, как рядом с ним впервые танцевала Фиа, и, хотя тогда в круге не было никого, кроме Бракха и его жены, радостный трепет, переполнявший Сайлекса той ночью, запомнился ему на всю жизнь. Теперь же шумное веселье не доставляло ему удовольствия, потому что Фиа не было рядом.

Ови тоже не проявляла энтузиазма. Вспоминала свою свадьбу с Дуро?..

Когда в кругу танцующих остались только Сайлекс и Ови, он сжал сестру в объятиях, после чего все члены племени сгрудились у костра, и к небу вознесся дружный хор голосов, подражавший волчьему вою. Бросив клич, люди прислушались. Считалось хорошим знаком, если волки откликались на зов людей. Трижды Волчий народ ждал ответа своих покровителей, но всякий раз безуспешно.

Бракх похлопал Сайлекса по плечу.

– Мне волки тоже не ответили, Сайлекс, но я все равно был счастлив с женой.

Сайлекс согласно покивал.

Новоиспеченные супруги, раззадоренные танцем, поспешили уединиться. Сайлекс в нерешительности сидел у огня.

– Я очень рада за тебя, Сайлекс, – вполголоса сказала Деникс, смущенно улыбаясь.

– Спасибо, Деникс.

Уголки ее рта дрогнули, улыбка пропала, и Деникс, коротко кивнув, ушла. Сайлекс остался наедине с женой.

– Ну вот, Ови, я и выполнил волю нашего отца и… и Фиа, – сказал Сайлекс, когда они подошли к месту, где была устроена постель из шкур, украшенных гладкими сияющими голышами.

Глядя на расстеленные шкуры, Сайлекс вспомнил горячие объятия Фиа, вспомнил, как тянулся к ней, стоило им остаться наедине друг с другом. Он перевел взгляд на Ови, и внутри него ничто не шевельнулось.

Вздохнув, Ови встала на четвереньки, повернувшись к нему спиной, и задрала юбку. Сайлекс закрыл глаза, вспоминая Фиа, призывая на помощь свою мужскую силу, чтобы исполнить супружеский долг. Он дал обещание и должен его сдержать. Должен исполнить предсмертную волю отца.

Он открыл глаза.

Ови выжидающе смотрела на него через плечо.

– Что тебе нравится, Ови? Что бы тебя порадовало? – сочувственно спросил он.

– Почему ты вечно задаешь один и тот же вопрос?

– Потому что ты моя сестра и моя жена. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Ови сердито вздохнула.

– Мне не нравятся такие вопросы. Ты скоро?

31

От неожиданности Альби растерялась и раскрыла рот с изрядно поредевшими зубами.

– Я не могу быть Старейшиной, – продолжала Калли. – Ты так запугала людей своими сказками о проклятии, что меня все будут обходить десятой дорогой. Нет, Старейшину надо выбрать из тех, кто пользуется общей любовью и поддержкой. Я говорю о Белле, жене старшего ловчего.

Женщины, пораженные ее словами, рассмеялись и захлопали в ладоши от восторга. Ну, разумеется, Белла, кто же еще! Прекрасная Белла. Она так переживала из-за своего сына, бедняжка, ее нужно поддержать. Ей, конечно, недостает решимости, зато она замужем за сильным, волевым человеком. После жестокой и нетерпимой Альби совету нужна именно такая Старейшина, как Белла.

– Белла! Белла! – зашумели женщины и, когда Белла, смущенно хихикая, встала, обступили ее, целуя руки в знак благословения.

Калли отстраненно наблюдала за тем, как подруга принимает поздравления. Ей самой хотелось быть Старейшиной, но все вышло даже лучше, чем она предполагала: Белла светилась от счастья, женщины были довольны, а самое главное – Мору больше ничто не угрожало. Калли обернулась, ожидая, что скажет на это Альби.

Но Альби уже ушла.

* * *

Разжалованная Старейшина покинула сборище, скривив губы. Ее свергли! Ничего, ненадолго. Подумать только, собственная сестра! А Рене! Они еще поплатятся за свои слова. А Калли!.. Альби затрясло от ненависти к этой женщине, чьи помыслы окутаны мглой и сумраком. Пэллок так ни на что и не решился. Слабак!

Ослепленная гневом Альби не заметила, как перед ней вырос Никс, муж Рене. Вздрогнув от неожиданности, Альби подняла глаза. А ему-то что нужно?

– Здравствуй, я пришел с тобой поговорить, – приветствовал ее Никс, улыбнувшись какой-то странной, холодной улыбкой.

– Я ни с кем не хочу разговаривать, – пробормотала Альби и собралась пройти мимо, но крепкая рука схватила ее за локоть.

– А я хочу, – негромко ответил Никс.

Альби попыталась вырваться, однако Никс сжал ее локоть еще сильней, и она испуганно вскинула на него глаза.

– Хочу поговорить о том дне, когда ты избила мою жену.

– Это не… она не была твоей женой… Да как ты смеешь! – залепетала Альби, заикаясь.

– Я вот думаю, не избить ли тебя до смерти, – как бы между прочим произнес Никс. – Как ты считаешь, я на это способен?

Альби кивнула, широко распахнув глаза.

– Жена просила не обижать тебя, и я пообещал, что не буду. Но предупреждаю: если ты хоть раз, хоть чем-нибудь ей не угодишь, если оскорбишь ее или наших детей, если хотя бы посмотришь косо в ее сторону, я тебя прибью. Руки о тебя марать не стану, как и просила жена, нет, просто возьму камень побольше и вышибу тебе мозги.

Альби поджала губы. Никс не осмелится выполнить свои угрозы. Хочет ее запугать, да не на ту напал. Она расправила плечи.

– Я расскажу ловчему, что ты угрожал мне, – прошипела она, – что ты нарушил обычаи…

Никс влепил ей пощечину, не дав договорить. Альби пошатнулась, с трудом удержавшись на ногах. Перед глазами поплыли круги, в ушах зазвенело, заныла челюсть. Схватившись рукой за щеку, Альби ошарашенно уставилась на обидчика.

– Я не давал тебе слова. Пока что здесь говорю я. Понятно?

– Мужчине запрещено прикасаться к женщине, если она ему не жена или…

Она не договорила. Никс ударил ее по другой щеке. Альби вскрикнула.

– Я просил сказать, понятно тебе или нет. Остальное к делу не относится. Итак, тебе понятно? – Он занес руку для очередного удара.

Альби спешно закивала.

– Да, мужчинам нельзя прикасаться к женщине, но ты – не женщина. Ты – мерзкая гиена, которая избила палкой беззащитную девушку. Видишь ли, я уже говорил с Урсом. Он разрешил мне избить тебя. Только не убивать. Не сегодня. – Никс улыбнулся. – Надеюсь, ты хорошо запомнишь мои слова. А если вдруг забудешь, то я, так и быть, помогу тебе и разрешу самой выбрать камень. Ясно? Ты сама выберешь камень.

* * *

По волчьей стае пробежало волнение, передаваясь от одного зверя к другому. Лежавшая на земле волчица, старая, но все еще внушающая трепет, вскочила на ноги.

Волки отдыхали на поляне после удачной охоты. Рядом с волчицей спали щенки. Волки по очереди заботились о малышах, следя, чтобы они не отбились от стаи. У одного из волчат, крупной самочки, на лбу белела отметина в виде ладони.

Спутник умер несколько зим назад. После его смерти волчица перестала приносить щенков, хотя еще выходила на охоту и оставалась самой крупной самкой в стае. Свернувшись на земле, она вспоминала о том, как охотилась бок о бок со Спутником, а днем, силясь уловить его запах, по старой привычке обнюхивала воздух. Они так долго были вместе, что волчице казалось, будто он по-прежнему где-то рядом. Не услышав знакомого запаха, волчица вспоминала, что Спутника больше нет на свете, и порой тихонько скулила от тоски.

Эта весна была не похожа на остальные: в стае, существенно поредевшей из-за голода и болезней, принесли приплод две самки, спарившихся с вожаком прошлой зимой. Одна из них была дочерью старой волчицы из помета пятилетней давности и почти не уступала матери в размерах.

Далеко не все отпрыски старой волчицы охотно сопровождали ее к месту встреч с человеком, приносившим мясо: некоторые пугались и убегали, в то время как другие не выказывали ни малейшего беспокойства.

Необычно было и то, что в этом году щенков, родившихся от ее дочери, в стаю привел их отец. От волчат пахло материнским молоком, но мать с ними не пришла. С ней что-то произошло.

Старая волчица не утруждала себя догадками. Она следовала инстинктам, велевшим ей неотступно присматривать за волчатами и защищать их. И теперь тот же инстинкт подсказывал ей, что грядет что-то страшное. Молодая черная волчица, которая тоже принесла приплод этой весной, напряженно расхаживала взад и вперед, вывалив из пасти язык и прижав уши к голове, и посматривала на спящих волчат из чужого помета – трех самцов и крупную самочку с белой отметиной.

Поведение черной волчицы и встревожило стаю. Смоль – так воспринимали ее остальные волки – собиралась расправиться с чужим пометом, опасаясь, что он составит конкуренцию ее собственным щенкам.

Старая волчица ощерила пасть и угрожающе зарычала, ни на шаг не отступив от волчат. Те проснулись, но вместо того, чтобы затеять веселую возню, оробело сбились в кучу и притихли, подчинившись сердитому щелканью зубов встревоженной волчицы.

Смоль зарычала в ответ, выжидающе наматывая круги.

Вскоре волчатам надоело сидеть смирно. Один бросился наутек, и Смоль метнулась за ним, наклонив голову к земле. Старая волчица кинулась наперерез и столкнулась с ней грудь с грудью. Встав на задние лапы, обе волчицы, старая и молодая, сцепились в яростной схватке, кусаясь и царапаясь. Над поляной разносилось злобное рычание и щелканье зубов.

Остальные члены стаи в тревоге кружили вокруг дерущихся.

Смоль была сильная, молодая и ловкая, зато старая волчица была крупней и опытней. Ей удалось разорвать сопернице ухо; та завизжала, и волчица в тот же миг вцепилась ей в глотку. Смоль мигом присмирела, обмякла и запросила пощады.

Волчица позволила ей подняться и убежать. Какой-то переярок даже погнался вслед за ней и хватил зубами напоследок.

Старой волчице было ни к чему убивать волчат из помета Смоли.

Щенки уже забыли про драку и дружно резвились на поляне, но стая была в замешательстве. Старая волчица повела себя как доминантная самка, в сущности, не являясь таковой, потому что давно не приносила помета и не участвовала в брачных играх прошлой зимой.

Словно по сигналу, взрослые волки завыли, вскинув морды к небу, и их вой подхватило ветром. Ужасно удивившись, волчата присели и уставились на взрослых, робко подняли головки и принялись тоненько подвывать.

32

Смоль больше не пыталась навредить волчатам. За лето, под неусыпным оком старой волчицы, они подросли и окрепли. Самочка с белой отметиной заметно превосходила братьев силой и размерами. Старая волчица, обучая волчат хитростям охоты, со временем стала относиться к ним, как к своим собственным щенкам.

Как-то во время осенней охоты молодняк вырвался вперед, опьяненный погоней: должно быть, один из оленей, спасаясь бегством, оцарапал ногу, и запах его крови щекотал волкам ноздри.

Когда ощутимо повеяло холодом, старая волчица замедлила бег. Из глубин памяти всплыло полузабытое воспоминание, и на миг волчице почудилось, будто она снова бежит по оледеневшей земле вместе с Братом и Спутником, а их добыча пропадает из виду.

Волчица остановилась. Сегодня их ждет неудача: олень выбежит на лед и исчезнет из виду.

Подумав о еде, волчица вспомнила о человеке, много лет приносившем ей мясо. Внезапно волчицу охватило желание увидеть его и принять пищу из его рук.

Сев на землю, она принялась ждать. Первой вернулась крупная самка с белой отметиной и в смущении ткнулась носом ей в бок, будто спрашивая, куда вдруг исчез олень.

Не дожидаясь остальных, старая волчица побежала обратно – на поиски знакомого запаха человека. Ее внучка бежала за ней по пятам. Остальным придется догонять.

* * *

В год, когда Мор получил имя, Сородичам, пустившимся в путь к местам зимовки, пришлось туго. После того как они благополучно миновали земли Орды, погода изменилась, подул холодный ветер, и вся дичь попряталась. Стада оленей, уходивших на юг, искали убежища в долине, где жила Орда. Раз за разом охотники возвращались с пустыми руками.

Запас орехов и сушеных ягод, рассчитанный на долгую зиму, быстро уменьшался. Сородичи стали идти медленней, выкапывая по дороге червей и выискивая среди жухлой травы насекомых, чтобы не умереть с голоду. Падая с ног от истощения, они, наконец, добрались до поселения Бледноликих, готовые обменять на еду все свои пожитки. Урс даже расстался с медвежьей шкурой, снятой с того самого медведя, который несколько лет назад чуть было не заломал Калли.

Калли и Коко хлопотали у костра, готовя общую трапезу, и с благодарностью приняли от Бледноликих рыбу и птицу – непривычное угощение для Сородичей, предпочитавших красное мясо животных, – а также водоросли, такие горькие, что их никто не ел.

– Какие гостеприимные люди, – заметила Коко.

– Их самих гонят из-за странной внешности. Наверное, поэтому они и расположены к чужакам, – предположила Калли.

Рассуждения дочери показались Коко справедливыми.

– Среди Сородичей тоже есть голубоглазые, – сказала она, но тут же прикусила язык: никто не упоминал о Пэллоке рядом с Калли. Он по-прежнему жил отдельно: высокомерие не позволяло ему признать, что слухи о неверности Калли оказались злой выдумкой.

Заметив, что Калли разволновалась, Коко решила, что пришло время открыть ей свой секрет.

– Игнус, – выпалила она и умолкла, не решаясь продолжить.

Калли с любопытством взглянула на мать.

– Отец? – переспросила Калли, не понимая, почему мать вдруг помрачнела. – Что с тобой, мама?

– Ты не задумывалась, почему у тебя нет ни братьев, ни сестер? Твой отец… Ему было неуютно в моей постели.

– То есть? Он ведь всегда… – Калли осеклась и тихонько добавила: – Понимаю.

– Он был добрый человек и спал у семейного костра, однако чурался моих объятий. Он любил побыть один. Он заботился обо мне, но не… – Коко многозначительно приподняла брови.

Калли задумчиво кивала и потом удивленно воскликнула, широко раскрыв глаза:

– Ни разу?

Коко поджала губы.

– Я хочу сказать, что понимаю, каково тебе сейчас. Я по себе знаю, что бывает, когда муж не живет с женой.

– Мама, ты хочешь сказать…

Коко закрыла глаза.

– Только никому не говори. Стыда не оберешься.

– Кто же тогда…

Коко открыла глаза и грустно улыбнулась.

– Харди.

– Харди?

– Это случилось, когда умерла его первая жена, до того, как он женился на Дрои. Я пришла к нему, чтобы поговорить об Игнусе, и Харди… в общем, мы не только поговорили.

– Харди – мой отец? – По щекам Калли текли слезы, хотя она сама не понимала, почему плачет.

– Он казался мне таким сильным и умным… Прости меня, Калли. Я была молода, мой собственный муж, которого я любила, не прикасался ко мне, а мне требовалось знать, что я все еще хороша собой.

Калли оглянулась, высматривая Харди в толпе охотников. Когда Сородичи останавливались у Бледноликих, они не разделяли лагерь на мужскую и женскую стороны, хотя мужчины и женщины все равно держались раздельно.

– А он знает?

– Кто? Харди? Нет.

– У меня просто нет слов, мама, – честно ответила Калли.

– Я хочу сказать… Не думай, будто то, что происходит между тобой и Пэллоком, – большая редкость. Мне хорошо известно, как сложно бывает устоять перед другим мужчиной. Я никому не расскажу о вас с Урсом.

– Ты веришь словам Альби? Что Мор не сын Пэллока?

– Словам Альби – нет. Просто я знаю, что даже после помолвки Урса и Беллы ты продолжала встречаться с ним. Не важно, сколько это продолжалось. Однажды Пэллок передумает и вернется, и тебе не будет так одиноко, как мне.

Калли вздохнула, решившись на откровенность.

– Ты ошибаешься. Я не хочу, чтобы он возвращался.

Коко скорбно посмотрела на дочь.

– Мне очень жаль, Калли. Я должна была помешать этой свадьбе. Но я хотела, как лучше…

– Ты не виновата, мама, это все происки Альби. Она хотела оставаться Старейшиной еще пять лет, поэтому заключила со мной сделку, используя своего сына. А теперь использует против меня моего собственного сына!

– Все так, все так. Какая же я была наивная! Ты для меня важнее всего, – ты, Собак и Мор.

Мать и дочь обнялись.

– Все наши беды из-за Альби, – повторила Калли, но ее мысли были совсем о другом человеке.

О Харди, ее отце.

* * *

Лишь одна пара праздновала свадьбу той суровой зимой, с нетерпением дожидаясь, когда на смену заморозкам придет оттепель. Когда наконец пригрело солнце, людям, измученным голодом и непогодой, было не до веселья.

Племя все-таки собралось вокруг свадебного костра, чтобы благословить молодых, и вдруг произошло нечто необычное: в общий хор влился звонкий девичий голосок. Это была дочь Валида и Сайди, младшая сестренка Лиго, которой еще не исполнилось трех лет.

Мужчины, по обыкновению, топали ногами в такт, но без особого энтузиазма, а женщины нестройно напевали свадебную песню без слов, когда девчушка, едва не прыгая от радости, стала вторить им, напевая «Свадьба! Счастье!» на знакомый мотив.

Никому из Сородичей и в голову не приходило, что в песне могут быть слова.

На миг Сородичи ошеломленно замолчали, а потом дружно рассмеялись. Валид подхватил дочурку на руки и расцеловал. Свадебная церемония возобновилась, исполнившись неподдельного веселья, как будто в нее вдохнули жизнь.

Сородичи торжествовали. Они праздновали свадьбу и свое превосходство над другими племенами. Они – Сородичи! Они будут жить!

Год девятнадцатый

– Ты грустишь, девочка? – спросил Мор Волчишку, которая усердно обнюхивала то место, где лежала ее мать. Мору тоже чудилось, будто он все еще чувствует запах волчицы. – И мне грустно, – со вздохом сказал он. – Никак не могу забыть, как она виляла хвостом, услыхав, что я спускаюсь.

Мор взял Волчишку на руки. Она завертелась и лизнула его в щеку. Грусть как рукой сняло. Они затеяли возню и играли, пока Волчишка не выбилась из сил. Попив воды, она улеглась рядом с человеком и устало вздохнула. Он погладил ее по голове.

– Не знаю, что с тобой будет, когда я вернусь сюда со шкурой твоей матери, – сказал Мор, помолчав. – Я натер ее корой особого дерева, и теперь она сохнет на солнце. Надеюсь, ты поймешь, что не я убил твою мать. Лев убил ее. Она сражалась с ним так же храбро, как с собственной смертью.

Мор подумал о своей клятве. Он поклялся заботиться о Волчишке, однако в окрестностях пещеры рыскал лев. Мор отсиживался внутри и отваживался выходить лишь затем, чтобы встретиться с матерью, приносившей ему еду.

Он поклялся заботиться о Волчишке.

Но что он будет делать зимой?

33

Год двенадцатый

Иногда Калли рассматривала свое отражение в воде, ища в своих чертах сходство с Харди. Конечно, сейчас лицо Харди было обезображено, а вспомнить, каким он был до роковой схватки со львом, Калли просто-напросто не могла.

Она сидела на берегу озерца, когда к ней подошли Валид с дочерью.

– Теплого лета, Калли, – робко поздоровалась девочка.

Ее назвали Лира – «девочка, которая запела на свадьбе». По настоянию отца Лира пела всякий раз, когда Сородичи собирались вместе. Незатейливые песенки дочери, в которых на разные лады повторялись одни и те же слова, чаще всего – «лето» и «счастье», казались Валиду верхом совершенства, и он весь светился от гордости.

– Теплого лета, Лира, – откликнулась Калли.

– Что ты делаешь? – полюбопытствовал Валид, заглянув в воду через плечо Калли. – Там ничего нет.

Калли смутилась.

– Разве твоя жена никогда не смотрит в стоячую воду? – Калли не раз видела, как Сайди любовалась на свое отражение в воде.

– Зачем? Чтобы высмотреть рыбу? – озадаченно спросил Валид.

Калли скептически покосилась на старшего копейщика.

– А ты не знаешь, что можешь увидеть в воде свое отражение? – со сдержанной улыбкой спросила она.

– Ты смотришь в воду, чтобы увидеть мое отражение? – ответил Валид.

Калли рассмеялась: Валид дурачил ее.

– Я хочу посмотреть! Я хочу! – вмешалась Лира.

– Иди сюда. Наклонись. – Калли помогла девочке нагнуться над водой, пока на гладкой поверхности не появилось ее личико. От неожиданности Лира раскрыла рот.

– Это я? – недоуменно спросила девочка.

– Можешь сложить об этом песню, – заметил Валид.

– У меня некрасивые волосы, – хмурясь, заявила Лира и попросила: – Калли, научи меня заплетать косу, как у тебя.

– Хорошо, Лира.

– Потом, когда вырастешь, – запротестовал Валид. – Незачем девочке носить прическу, как у взрослой женщины.

– Ну пожалуйста, пожалуйста! – умоляла его Лира.

Калли улыбнулась, глядя, как Валид уступает натиску дочери.

– Ладно, – проворчал он. – Не знаю, как я объясню это твоей матери.

Калли принялась укладывать волосы девочки в косу, а та, по просьбе отца, тихонько запела.

Вот такой должна быть нормальная семейная жизнь, подумала Калли. Муж, который любит свою жену. Отец, который понимает свою дочь. Ребенок, которому все рады.

Она улыбнулась Валиду, и тот улыбнулся ей в ответ. В подобных случаях женщины племени обычно спешили отвести взгляд, но Калли не опускала глаз, пока Валид не залился краской.

Она сама не до конца понимала, что заставило ее так поступить.

* * *

Сайлекс постарался, чтобы никто ничего не заподозрил. На первый взгляд у него все было как у всех: он спал у своего костра рядом с женой, значит, рано или поздно у Ови родится еще один ребенок. Однако никто не знал, что Сайлекс, глядя на спящую Ови, не чувствовал к ней ни любви, ни влечения.

Они с Ови редко говорили об этом. Однажды Сайлекс увидел, как она плачет, и спросил, не хочет ли она еще детей, или двоих – Крэгга и Тока, сына Дуро, – достаточно. В ответ Ови заверила его, что она плачет просто так, потому что сегодня ей особенно грустно.

Впрочем, Сайлексу нравилось спать рядом с ней, чувствовать тепло ее тела, как в далекие, блаженные дни детства. Он вспоминал время, когда был беззаботным ребенком и целыми днями бегал просто так, для удовольствия, а не за добычей. Ночью, лежа рядом с сестрой, он находил утешение в своих воспоминаниях.

* * *

В восемь лет в жизни Мора стали происходить перемены. Он был еще слишком мал, когда умер его лучший друг Салюс, сын Беллы. После церемонии наречения мальчик прожил еще полгода и умер зимой от загноившейся раны. Белле, как она ни старалась, не удалось его выходить. Лучшим другом Мора стал старший брат, Собак. Но потом Собак прекратил с ним играть и все время где-то пропадал вместе со старшими ребятами.

В свои одиннадцать лет Собак здорово вымахал, но был худой, как тростинка, жилистый и на удивление сильный. Его младший брат был значительно шире в плечах и крупней в кости.

Мор повсюду бегал со стайкой одногодков и мальчишек чуть старше. Бегал в буквальном смысле слова, сильно прихрамывая и отставая; впрочем, никто не обращал на это внимания. Ребята устраивали засады, выскакивали на пригорки с копьями и, убедившись, что рядом нет взрослых, проверяли границы дозволенного, переходя вброд ручей, что было строжайше запрещено.

Собак и его лучший друг Лиго хотели стать копейщиками. Конечно, следопыты тоже делали важное дело, но мальчики жаждали славы меткого удара. Они мечтали о том, как забьют громадного лося с рогами в человеческий рост или косматого великана-мамонта, и ни о чем другом говорить не могли.

Но на восьмое лето друзья стали косо поглядывать на Мора, и если раньше они добродушно подтрунивали над ним, то теперь в их шутках появился оттенок злорадства.

Винко, закадычный приятель Мора, стал его сторониться и сдружился с Гратом, который был на год старше. Грат, красивый мальчик с густыми бровями, открыто насмехался над Мором, рассказывая остальным, что от его больной ноги воняет, или что он, когда остается один, ходит по кругу, пока не упадет. Мор смеялся вместе с остальными, однако улыбка Грата из-за выбитого переднего зуба напоминала злобный оскал.

Все лето Мор собирал хворост для Беллы, хранительницы огня. Дети Сородичей – как мальчики, так и девочки – по очереди ей помогали. Белла разводила костры для всего племени, и все были согласны, что это занятие поможет ей отвлечься, поскольку она все еще оплакивала своего единственного ребенка, которого унесла болезнь.

Закончив работу, Мор побежал на поиски друзей. Те ловили мышей среди камней. Мор огорчился: ему ни за что не догнать юркую мышку; кроме того, на каменистой местности он постоянно падал.

Маркус победно раскручивал над головой дохлую мышь, держа ее за хвост.

– Поймал!

– А вот и наш калека, – бросил Грат, заметив Мора.

– Теплого лета, – весело крикнул Мор друзьям. – Богатая добыча, Маркус!

– Сниму с нее шкуру и сделаю себе плащ, – со смехом заявил Маркус. Мальчишки расхохотались.

– А давайте скормим ее нашему калеке, – предложил Грат.

– Ням-ням! – откликнулся Мор. – Приглашаю всех на пир!

– Только сначала поджарим, – выкрикнул Винко.

– Нет, силком затолкаем ему в рот, – повторил Грат.

Улыбки тут же померкли.

Мор, напряженно сглотнув слюну, оглянулся. Старшие ребята не раз проделывали с ним то, что озвучил Грат, но друзья – никогда.

– Хочешь с нами охотиться, Мор? – помолчав, предложил Винко.

– Ага. А мы посмеемся, как ты грохнешься! – заржал Грат.

Мальчишки покатились со смеху.

– Действительно смешно. Но я собирался побросать камни в ручей, – с вялой улыбкой ответил Мор. Мальчишки обожали эту игру: бросить ветку в воду и метать в нее камушки. – Винко, пойдем играть в камушки?

– Нет, он не пойдет играть в камушки, – писклявым голосом передразнил его Грат. – У нас охота. Мы ловим мышей. Наловим достаточно, найдем тебя и накормим.

Мор вскипел от злости, потом взял себя в руки.

– Ладно, – сказал он. – Если мы охотимся вместе, то давайте соблюдать правила охоты.

Драки между охотниками строго воспрещались. Мор взглянул на мальчиков – они согласно закивали. В который раз ему удалось выйти из затруднения, не пустив в ход кулаки.

– Мы вышли на охоту без тебя, так что ты не с нами, – запротестовал Грат, но его никто не поддержал, и он от досады закусил губу.

– Давайте уже мышей ловить, – нетерпеливо выкрикнул один из ребят и начал переворачивать камни.

– Нет, все-таки лучше я пойду бросать камешки, – заявил Мор и вопросительно посмотрел на Винко, которому не удалось поймать ни одной мыши. Винко отвел глаза.

У ручья Мор сказал себе, что и без них будет весело – никто не помешает ему топить хоть все ветки сразу, никто не будет возмущаться «это не ты попал, это я попал!». Однако на сердце у него было неспокойно.

Мать все время твердила, что он такой же, как остальные дети, но он-то знал, что это неправда. Больная нога – вот что выделяло его из остальных.

Внезапно послышался всплеск – откуда-то сзади вылетел камень и плюхнулся в воду. Мор радостно обернулся, но никого не увидел.

– Отличный бросок! – крикнул он.

За деревьями что-то промелькнуло, и из лесу вылетел еще один камень. Мор едва успел пригнуться, иначе камень задел бы его по макушке.

– Эй! – крикнул Мор. – Кто это бросает?

Меж стволов мелькнул силуэт Маркуса, и в воздухе просвистел очередной камень. Мор проводил взглядом его полет. Камень бултыхнулся в воду, но в ручье не было ни одной веточки. Куда же метил бросавший?

Мор беспомощно смотрел на воду, по которой расходились круги, когда в спину ему влетел камень, попав между лопаток. Мальчик поднял голову, словно камень мог упасть с неба, и ахнул от озарившей его догадки.

34

Увертываясь от камней, Мор вглядывался в кромку леса. Теперь, когда он знал, куда смотреть, он увидел мальчишек, скрывающихся за стволами деревьев. В него полетели еще несколько камней, и Мор пригнулся. Подхватив с земли голыш, он запустил камушек в сторону леса.

– Подходите, будет веселей! – закричал Мор, пытаясь перевести все на шутку. Чей-то камень больно ударил в бедро, и за деревьями раздался победный вопль.

– Ладно, попали! – крикнул Мор, притворно рассмеявшись. На самом деле его чуть не стошнило. Град камней не убывал. Еще один попал в плечо.

– Ваша взяла! Я больше не играю!

Отступать было некуда. Падать в воду на глазах у мальчишек не хотелось…

Из-за деревьев снова донесся крик – на сей раз крик боли. Мор поднял глаза и остолбенел: Грат сложился пополам, держась за живот. Остальные мальчишки бросились кто куда, улепетывая от камней, пущенных им вслед с такой силой, что удары были слышны даже на берегу ручья.

Мор повернул голову: неподалеку стояли Собак и Лиго и с остервенением метали камни в его обидчиков. Винко, скрючившись за деревом, обхватил голову руками. Грат, получив камнем по плечу, усилием воли подавил крик.

Мор подбежал к брату как раз в тот момент, когда он и его товарищ поравнялись с Гратом.

– Ну что, Грат, – прошипел Собак, – дать тебе отбежать немного или забросать камнями прямо здесь?

Винко насмерть перепугался. Грат набычился и смотрел на Собака исподлобья с вызовом во взгляде, но стоило Собаку поднять с земли увесистый булыжник, как выражение его лица изменилось.

– Даю тебя времени на три вдоха. Или достаточно двух? – продолжал Собак.

– Мы просто играли, брат, – вмешался Мор.

– Играли? – недоверчиво переспросил Собак и посмотрел на брата сверху вниз – ростом он был почти со взрослого мужчину. – Ты весь в крови, брат.

– Мы играли в камешки, – упирался Мор. – Следующим должен был выходить Грат.

Собак молча смотрел на брата.

– Значит, Грат следующий… – повторил Собак. – Хочешь быть следующим, Грат? – притворно-ласково спросил он.

Грат мотнул головой.

– С вами я не играю, – ответил он, уставившись под ноги.

Собак и Лиго дружно рассмеялись, к ним присоединились Мор и Винко.

– Дурацкая игра, – презрительно подытожил Собак. – Идем со мной, брат. Будем бросать копья, как настоящие мужчины.

* * *

Вот и Крэггу уже десять лет, с удивлением отметил про себя Сайлекс, наблюдая, как мальчик сосредоточенно ощипывает гусей, убитых на охоте. Току, сыну Ови, было восемь, и он любил Крэгга, как старшего брата. Мы – семья, подумал Сайлекс, мальчики, я и Ови.

Услышав звук шагов, он обернулся и увидел Деникс. Она выглядела как-то по-другому: вечно спутанные волосы были аккуратно расчесаны и схвачены на затылке кожаным шнурком, завязанным бантиком, – Сайлекс давно заметил, что женщины, причесавшись, становятся гораздо привлекательнее, и ему тем более странно было видеть Деникс с такой женственной прической. Сайлекс также не мог припомнить, чтобы Деникс когда-нибудь носила цветы в волосах. И тем не менее сейчас у нее за ухом кокетливо алел цветок.

– Можно с тобой поговорить? – тихонько спросила она, заметно нервничая.

– Конечно, – сказал Сайлекс и дал знак следовать за ним. Выйдя на знакомую тропу, они пошли по ней быстрым шагом.

– Лето стоит теплое, – заметила Деникс после долгого молчания. Одной рукой она слегка придерживала котомку, перекинутую через плечо, чтобы не болталась.

Она хотела сказать совсем не это, понял Сайлекс, однако кивнул в знак согласия.

– После трех голодных лет приятно наконец погреться на солнышке и не беспокоиться о еде.

– Я хочу поговорить о Ханне, – продолжала Деникс. – Ей сейчас столько же лет, сколько было мне, когда ты впервые взял меня на охоту.

– Ты человек редких способностей, Деникс.

Девушка сдержанно улыбнулась.

– Мне выпал редкий шанс.

– Хочешь предложить, чтобы мужчины брали на охоту девочек-подростков? Но они вот-вот станут женщинами. Вряд ли жены охотников обрадуются такому повороту.

– Против меня жены ничего не имеют, – заметила Деникс.

Да, но ты все равно что мужчина, едва не сорвалось у Сайлекса с языка.

– Времена другие, – произнес он.

– Нет! – воскликнула Деникс, остановилась и поправила выбившийся из волос цветок. Было заметно, что она, против обыкновения, сильно волнуется.

– Красивый цветок, – заметил Сайлекс.

Деникс окинула его долгим взглядом.

– Спасибо, Сайлекс, – сказала она. – Ты прав, времена другие. Теперь все наши мужчины женаты.

– Племя еще восстанавливает силы, и нам не нужно запрещать девочкам охотиться, если они так хотят.

– Вообще-то… я говорила о женатых мужчинах.

– Женам, конечно, придется не по вкусу, что рядом с их мужьями будут женщины, пусть даже слишком молодые. Но мне не впервой улаживать подобные дела.

– Да нет же, – нетерпеливо сказала Деникс, – я о другом. У нас не осталось холостых мужчин. А я – единственная женщина в племени, которая не замужем. Я так и не…

Она запнулась.

– Ты так и не вышла замуж, – закончил Сайлекс. – Да. Я знаю.

Деникс теребила цветок за ухом.

– Гадкий цветок, все время падает, – зло бросила она.

– Помочь? – предложил Сайлекс.

Деникс кивнула. Сайлекс осторожно приколол цветок к ее гладким черным волосам, таким непохожим на кудри Фиа. Деникс, не отрываясь, смотрела ему в лицо.

– Сайлекс, – тихонько промолвила она.

– Тихо, – шепнул Сайлекс, бросив взгляд поверх ее плеча. – Обернись, только медленно.

Деникс обернулась и посмотрела туда, куда указывал Сайлекс. Невдалеке стояла огромная седая от старости волчица с белой отметиной на лбу.

– А у меня с собой ничего нет, – разочарованно пробормотал Сайлекс.

– У меня есть немного птицы. – Деникс вытащила из котомки гусиную грудку и протянула Сайлексу.

– Нет, – решил он. – Эта честь принадлежит тебе.

У Деникс глаза полезли на лоб от неожиданности. Вслед за Сайлексом она подошла к волчице, которая терпеливо ждала, когда они приблизятся.

– Я боялся, что тебя уже нет в живых, – обратился к зверю Сайлекс.

Деникс задержала дыхание, когда из-за деревьев выскочила молодая волчица – без сомнения, прямой потомок той, что стояла сейчас перед Сайлексом: она не только была крупнее прочих – на лбу у нее белела та же отметина, еще отчетливей напоминающая человеческую ладонь. Обе волчицы соприкоснулись носами в знак приветствия.

Люди застыли в двадцати шагах от них.

– Какой бесстрашный зверь! Она не боится смотреть нам в лицо, как и ее мать, – благоговейно сказал Сайлекс.

– Я бросаю? – взволнованно спросила его Деникс.

– Нет, погоди.

И тут произошло неслыханное: молодая волчица трусцой подбежала к людям, остановилась всего в паре шагов и с интересом принялась их разглядывать. Деникс почтительно опустила подношение на землю, и они с Сайлексом попятились, склонившись в полупоклоне. Волчица повела носом, принюхалась, осторожно взяла мясо в зубы и застыла, не сводя глаз с людей.

А потом обе волчицы исчезли среди деревьев.

Потрясенные Сайлекс и Деникс обменялись немым взглядом, широко раскрыв глаза.

– Она чуть было не взяла подношение из твоих рук, – ахнул Сайлекс.

– И что это значит?

– Надо подумать. Наверняка это хороший знак.

– Сайлекс, – сказала Деникс и коснулась его руки, – нас с тобой кое-что объединяет. Волчица приближается только к нам двоим.

Сайлекс задумчиво кивнул.

– Ты права, Деникс, – согласился он с улыбкой, – надо рассказать остальным!

С этими словами он побежал обратно в лагерь. Деникс закусила губу и бросилась за ним.

Цветок выпал из ее волос и упал на землю.

* * *

– Собак! Мор! – звала Калли сыновей, надрывая голос. – Где вы? – кричала она в сгущающиеся сумерки. Когда, наконец, братья явились на зов, она напустилась на них:

– Почему вы не откликались?

– Извини, мама, – упавшим голосом ответил Мор и попытался прошмыгнуть мимо нее, но она схватила его за руку и ахнула, увидев его лицо.

– Что у тебя с глазом?

– Ничего, – пробормотал Мор. Левый глаз заплыл и не открывался, скула опухла и покрылась разноцветными синяками.

– Кто это сделал? – с нажимом спросила Калли.

– Мы играли, – бесцветно ответил он.

– Ничего себе игры. Кто тебя избил? Грат? Винко?

Мор стряхнул ее руку.

– Просто играли, – огрызнулся он. – Оставь меня в покое. Я сам о себе позабочусь.

Калли остолбенела от нелепости заявления. Восьмилетний мальчик сам позаботится о себе?

Впрочем, мальчишки вечно озорничают, и мать не должна вмешиваться, если они чего-то не поделили между собой – это отцовские заботы. По-хорошему, разбираться должен бы Пэллок.

– Хорошо, Мор, иди, – нехотя пробормотала она.

Надувшись, мальчик стал укладываться спать. Глаз болезненно пульсировал, кровоподтеки на боку и спине, которых мать не заметила, болели. Из разбитой губы сочилась кровь.

* * *

Сородичи шли к месту зимовки, когда до них донесся волчий вой. Слышали его и Волколюди, преследовавшие то же стадо оленей, что и волчья стая.

Никто из людей не знал, что означает этот вой, раздавшийся средь бела дня. Ночные завывания волков напоминали Сородичам о неизъяснимых силах зла, ежевечерне убивающих солнце. Женщины тесней прижимались к мужьям, а холостяки, остававшиеся на мужской стороне, тревожно переглядывались, скрывая охвативший их страх. Волколюди, напротив, с благоговением прислушивались к потусторонней песне покровителей, которые приводили их к добыче.

Только другим волкам был понятен этот пронзительный, рыдающий вой. То был похоронный плач. Заслышав его отголосок, звери, на время забыв обо всем, тоже вскидывали морды к небу, оплакивая умершего собрата.

Старая волчица сумела выжить в голодное время благодаря подношениям Волколюдей. За свою долгую жизнь она четырежды приносила щенков; ее внучка, которая приняла пищу из руки человека, возглавила стаю вместе с вожаком и ожидала приплода. Стая росла и крепла, и не в последнюю очередь благодаря старой волчице.

Она умерла от старости, что редко бывает в дикой природе. Вечером накануне смерти ее охватило странное беспокойство, а на следующее утро она не могла встать и лежала с закрытыми глазами, прерывисто дыша. Внучка не отходила от нее ни на шаг; члены стаи, побродив вокруг, разошлись, но вскоре вернулись, тревожно соприкасаясь носами и обнюхивая друг друга. Волчица испустила дух на закате, как только взошла луна. Весть о ее смерти сразу же разлетелась по стае; волки, все как один, запрокинули морды кверху и затянули плач по великой волчице.

35

Год восемнадцатый

Собак терпеливо подобрал брошенные Мором копья, пролетевшие мимо цели. Мишень – одиноко стоящее дерево, на ветвях которого начинали набухать почки, – оставалась нетронутой, хотя Мор штурмовал ее целый день.

– Я устал, – заныл Мор. – Мне надоело. Зачем нам и дальше тут торчать?

Собак улыбнулся, свысока поглядывая на брата. К своим семнадцати годам Собак вымахал выше любого мужчины в племени и был разительно не похож на кряжистого, плотно сбитого Мора.

– А затем, – рассудительно отвечал Собак, – что скоро мы двинемся в обратный путь, а летом тебе исполнится четырнадцать лет, и ты займешь свое место среди мужчин.

Собак уже ходил на охоту вместе с остальными охотниками и, по общему мнению, управлялся с копьем не хуже старшего ловчего. Даже Валид, старший копейщик, считал, что у Собака редкий дар.

– Давай еще раз, – решительно сказал Собак.

Насупившись, Мор потянулся за копьем и переложил его в правую – мужскую – руку. Обычно при броске мужчины переносили вес тела на женскую – левую – ногу, слегка отталкиваясь правой, но Мор опирался на правую, – левая была увечной.

Братья отошли от мишени на тридцать шагов. Мор приготовился и метнул копье изо всех сил, однако копье снова не долетело и упало на траву прямо перед деревом.

– Еще разок, – велел Собак. – Будем пробовать, пока не получится.

– А-а-а-а! – в сердцах заорал Мор. Он схватил другое копье и с остервенением швырнул его как можно дальше, но вышло так, что оно полетело совсем в другую сторону.

– Если бы сейчас выпрыгнул лев, он бы растерзал нас в два счета, – заметил Собак.

– Если бы сейчас выпрыгнул лев, я бы спрятался за твоей спиной, – парировал Мор.

Собак протянул ему оба копья.

– А теперь серьезно, брат. Я хочу гордиться тобой, когда ты выйдешь на охоту.

– Ладно, – пробурчал Мор, прекрасно понимая, что брат – единственный из мужчин, кому не было дела до его увечья, – любит его и хочет помочь. Он бросал копье одно за другим, без передышки. Собак то приподнимал, то опускал его локоть, однако это не помогало: Мору недоставало сил, чтобы попасть копьем в ствол. Он вспотел и начинал терять терпение.

– Еще раз, – буркнул Собак.

Мор, стоявший с копьем в руке, ссутулился и разжал кулак. Копье упало рядом с двумя другими, лежавшими у его ног.

– Я больше не могу, – со вздохом протянул он.

– Надо. – Собак поднял копье и протянул брату. – Держи.

– Нет, – отрезал Мор.

– Мор. Пожалуйста.

– Нет, – повторил он.

– Возьми, тебе говорят.

– Не хочу! – заорал Мор, выхватил у брата копье левой рукой и запустил его в сторону леса.

Собак раскрыл рот, глядя, как копье взмыло в воздух и скрылось из виду.

Мор застыл на месте, тяжело дыша и сверкая глазами. Собака разобрал смех. Мор нахмурился.

– Ты чего? Чего ты? – допытывался он.

– Ты видел, видел? – чуть не прыгал вокруг него Собак. – Мор, ты все это время бросал не той рукой! – Собак помчался отыскивать улетевшее в лес копье. – Ты едва не попал в небо, Мор! – кричал он на бегу. – Бросай левой!

Мор смотрел брату вслед. А ведь действительно, подумал он, я все делаю левой рукой. Наверное, сила, уйдя из увечной левой ноги, перешла в левую руку.

– Ты будешь охотником! Настоящим охотником! – донесся до него ликующий крик старшего брата.

* * *

Лира нашла обоих братьев на поляне. Они лежали на траве, болтая и смеясь. Лира принесла им мяса и целую котомку вареных яиц.

Лира, миловидная девушка с тихой улыбкой, была на несколько месяцев младше Мора. Она первой придумала вплетать в косы гирлянды цветов. Получилось так необычно, что девочки постарше стали ей подражать. Собак и Мор, заметив ее приближение, встали с земли и отряхнулись.

– Я принесла вам поесть, – обратилась к ним Лира. – Калли сказала, что вы тренируетесь, а вы дурака валяете, как я погляжу.

Собак расхохотался, но Мор не мог стерпеть несправедливости.

– Мы правда тренировались, – возразил он.

– Вы когда на мамонтов охотитесь, тоже валяетесь на траве, чтобы поддеть их копьем снизу? – пошутила Лира.

– Так и есть, – ухмыляясь, подтвердил Собак.

– Ну, ладно, ешьте. Видимо, я ничего не смыслю в охоте, – примирительно сказала девушка.

Они уселись на траву, скрестив ноги, и Лира протянула Собаку палку с насаженными на нее кусками жареного мяса. Мальчики заметили, что запястье Лиры красиво обвивает зеленый стебелек плюща.

– Большое спасибо, Лира, – церемонно поблагодарил Собак.

– Яйца еще теплые, – сказала Лира.

Мору не терпелось рассказать о своих успехах.

– Я научился метать копье!

Собак кивнул, но промолчал.

– У меня здорово получилось, – энергично продолжал Мор.

Собак не мог оторвать глаз от Лиры. Она поймала его взгляд и покраснела.

Мальчики становились мужчинами по достижении четырнадцати лет, тогда как девочка считалась взрослой, если могла зачать ребенка. Обычно это определяли женщины, но как именно – оставалось для мужчин загадкой.

– Этим летом ты станешь полноправным членом племени, Лира, – сказал Собак. – Чем ты займешься?

– Я, например, стану копейщиком, – в отчаянии перебил Мор.

– Поступлю в обучение к Рене. Буду учиться плести веревки, – ответила Лира.

– Ты и готовишь отменно, – заметил Собак, улыбаясь с набитым ртом.

– Давай покажу, как я умею, – не вытерпел Мор и вскочил на ноги. Он метнул копье. Просвистев в воздухе, оно тюкнулось об дерево и упало на траву. Есть! Мор победно обернулся к Лире и Собаку, и те дружно захлопали в ладоши.

Лира знала Мора всю жизнь, но никогда еще не видела, чтобы он светился от счастья.

* * *

Через два дня Сородичи пустились в обратный путь на юг. Людей охватило радостное оживление – они предвкушали долгожданное тепло, благодатное лето и возвращение в красивые места, изобилующие разнообразной пищей.

Ставший полноправным охотником Собак уже не был обязан помогать матери, однако все равно взвалил на себя часть вещей, за что Калли была ему очень благодарна. Коко сильно сдала за последнее время, а Мор, хотя и предлагал свою помощь, но еле-еле поспевал за остальными.

– Спасибо, – поблагодарила сына Калли. – Сейчас я немного отдохну…

Собак улыбнулся. Он всегда улыбался, как будто все происходящее было для него игрой. Худой и высокий, как жердь, мальчишка потихоньку обрастал мышцами. Глядя на него, Калли порой спрашивала себя, станут ли его руки мускулистыми, как у Харди.

Не тяготясь молчанием, они молча брели бок о бок.

– Вот что, – заговорила Калли, оценивающе взглянув на сына, – совет уже вовсю обсуждает, на ком тебя женить. И все, разумеется, спрашивают меня.

Беседуя с сыном, Калли против воли нашарила глазами Альби. Та ковыляла, всем весом налегая на посох, и держалась как можно дальше от Калли. Как хорошо, что мы выбрали новую Старейшину, подумала Калли. Теперь женщины не боятся открыто выражать свое мнение, спорить, приходить к согласию. Альби, должно быть, исходит желчью, видя, как все счастливы без нее.

– Я еще не думал о женитьбе, – ответил Собак.

Калли вгляделась в его лицо.

– Ты переживаешь, что с тобой случится то же, что произошло между мной и твоим отцом? – мягко спросила она.

Собак задумчиво склонил голову набок.

– Нет, это меня не тревожит. Отца настроила против нас Альби. А ты, в отличие от нее, заботишься обо мне.

Они улыбнулись друг другу, и Калли погладила сына по руке.

– И потом, – медленно продолжал он, – девушка, которая мне нравится, еще не стала взрослой. Может, летом…

Калли даже рот раскрыла от удивления.

– Что? О ком ты? – допытывалась она, перебирая в уме всех девушек, пока ее не осенило. Ну конечно! – Лира?

– Тише, – зашикал сын, густо покраснев.

Калли улыбнулась. Лира ей очень нравилась. Она решила как можно скорее поговорить с Беллой, а также с Сайди, матерью девушки. Кроме того, надо оповестить и остальных женщин, чтобы девушку не пообещали другому. Молодые пары по-прежнему не могли решать собственную судьбу, однако все стало куда проще, чем было при Альби.

– Я думаю, ты прав. Скоро Лира будет готова выйти замуж. Я бы хотела внуков.

Собак, глядя на сияющее лицо матери, расхохотался.

– А что смешного? – в шутку возмутилась Калли, легонько пихнув сына локтем в бок, но тоже от души рассмеялась.

* * *

Вода в реке была обжигающе студеной – лед тронулся и растаял совсем недавно. Сайлекс внутренне содрогнулся, представляя, как окунется в ледяной поток, но ему нравилось ощущение чистоты после купания.

В верховьях реки пролегли песчаные намывы, и в образовавшихся затонах стояла чистая, прозрачная вода. Уходя, Сайлекс предупредил людей, где его искать, если он понадобится. Ток и Крэгг терпеть не могли купаться и только обрадовались, когда отец не позвал их с собой. Солнце стояло высоко, и после купания Сайлекс намеревался полежать на нагретых валунах на берегу реки и обсохнуть.

Не доходя до облюбованного им места, он вздрогнул от неожиданности. В затоне кто-то был. Сайлекс непроизвольно пригнулся, укрывшись за ветвями кустов. К нему спиной стояла обнаженная женщина, стройная, с гладкой кожей и крепкими ягодицами. Зайдя по колено в затон, она черпала воду ладонями, сложенными чашкой, и выливала на себя.

У Сайлекса пересохло во рту, дыхание сперло, кровь прилила к вискам. Ему следовало бы отвернуться, но он стоял как вкопанный, не в силах отвести взгляда от гибкого стана женщины, по которому ручейками сбегала вода, капая с сосков.

Деникс.

Чувства, дремавшие в нем с тех пор, как умерла Фиа, внезапно пробудились и искали выхода. То было не просто влечение, нет, – Сайлекса охватило вожделение, жестокое и невыносимое, как голод. Деникс обернулась, как будто все это время чувствовала на себе его взгляд. Их глаза встретились.

Сайлекс повернулся и побежал со всех ног, словно за ним гнались дикие звери. Бег принес облегчение, разогнал кровь и вынуждал внимательней смотреть на дорогу, отвлекая от мыслей об обнаженной Деникс. И все же, когда Сайлекс добрался до лагеря, он не мог думать ни о чем другом, кроме нее.

Не к добру это, строго повторял он себе, я женатый мужчина. Не к добру.

36

Бледноликие радовались прибытию Сородичей. Их приход считался добрым предзнаменованием и означал приближение лета, когда рыбы снова будет вдосталь.

Сородичи принесли с собой свежего мяса, и женщины затеяли общий пир, пока мужчины с интересом рассматривали оружие друг друга. Голубоглазые и кареглазые дети с радостными криками гонялись друг за другом.

Винко, Мор и Маркус, будущие полноправные члены племени, стояли поодаль, не решаясь присоединиться к игре, и смущенно поглядывали на своих голубоглазых ровесников.

Мор наблюдал за тем, как общаются члены обоих племен, и подмечал любопытные вещи. Бледноликие натащили целую гору разных штук сомнительной ценности, вроде блестящих ракушек, и выменивали их на сочную вырезку. Они даже умудрились обменять на мясо ту самую медвежью шкуру, которую Урс много лет назад выменял у них на рыбу, так что выходило, будто это прямой обмен рыбы на мясо, только растянувшийся на годы.

Голубоглазые женщины обступили Беллу, у которой недавно родилась девочка. Они по очереди брали малышку на руки, воркуя над ней и восхищаясь ее сходством с матерью.

– Целыми ночами кричит. Мне и поспать некогда, – жаловалась Белла, и ее собеседницы сочувственно кивали. – И постоянно срыгивает.

К Калли подошел незнакомый светловолосый мужчина с ракушками в волосах, как у всех Бледноликих.

– Скажи, не ты ли мать вон того хромого мальчика? – осведомился он.

Калли на миг опешила: ни один из Сородичей не осмелился бы подойти к женщине и заговорить с ней, не представившись.

– Да, Мор – мой сын, – ответила Калли, решив не указывать мужчине на его оплошность.

– Точно. Мор. Теперь я вспомнил. Он всегда играл с остальными детьми, как будто с его ногой все в порядке.

Калли скрестила руки на груди.

– И что? – холодно спросила она.

Из-за спины мужчины выглянула девушка, года на два младше Мора.

– Познакомься. Это моя дочь. Эма.

Эма несмело вскинула на Калли светло-голубые глаза. Калли сдержанно улыбнулась ей в ответ.

– Покажи руку, Эма, – попросил ее отец.

Нехотя Эма вышла вперед. Более впечатлительная женщина не смогла бы сдержать возгласа: левая рука Эмы заканчивалась чуть повыше локтя и была покрыта чудовищными рубцами.

– Ее рука застряла между камней, и мы не могли их отвалить, – стал объяснять отец девочки. – Пришлось пустить в ход топор. – Он сглотнул слюну и сурово кивнул, заметив испуганное выражение лица Калли. – Перевязали руку шнуром, крепко затянули, пока кожа не посинела, и одним ударом отсекли сустав. Я надеялся, что дочь потеряет сознание, но она все стерпела, моя Эма, – дрожащим голосом продолжал он. – Мы забили рану мхом, глиной и паутиной и несколько дней не развязывали шнура. Несколько дней ее рука горела, а сама она бормотала что-то на незнакомом языке. Наверное, говорила с духами озера, которые хотели увести ее из этого мира. Но рана зажила, и Эма выздоровела.

У Калли в голове не укладывалось, что довелось пережить этой девочке. Она посмотрела на Эму со смесью сочувствия и восхищения. Воистину, отважное сердце. Она вспомнила о Море, который жил, казалось, не вспоминая о своем увечье.

Отец Эмы подался вперед и прошептал:

– Но теперь никто не хочет на ней жениться. Кому нужна жена-калека?

Эма слушала, не изменившись в лице, однако Калли охватило возмущение. Как он может так говорить в присутствии дочери!

– Наверное, у твоего сына та же проблема. Понимаешь, к чему я? Эме сейчас тринадцать лет. Возможно, когда вы придете к нам в следующий раз, мы отпразднуем их свадьбу.

Калли взглянула на серьезное личико Эмы.

– Ты знакома с моим сыном? – ласково спросила Калли. Ее вопрос удивил мужчину, но Эма кивнула. – Он тебе нравится?

– Да, – ответила Эма. – Нравится.

– А с кем они станут жить? С вами? Или с нами, с Сородичами? – забеспокоилась Калли.

Отец Эмы пожал плечами.

– Где сами захотят. Моя жена умерла, так что требовать внуков некому. А мне будет достаточно видеть дочь, когда вы будете заходить к нам на пути в стойбище. А может, они захотят пожить немного у нас, прежде чем уйти с вами.

Калли живо представила себе, как это будет, и улыбнулась. Люди из племени Бледноликих такие приветливые, думала она. Ей вспомнились синяки, которыми Мора награждали его так называемые друзья и которые он вечно скрывал от нее. Альби больше не имела поддержки среди женщин, но частенько беседовала с Гратом и другими мальчишками, и Калли подозревала, что она науськивает их на Мора.

Хорошо бы, останавливаясь у Бледноликих, встречать здесь своего сына – своего счастливого сына – и его семью.

– Да, – вслух сказала Калли, – чудесная мысль.

Год девятнадцатый

Человек приходил в логово и играл с Волчишкой. Зачастую они просто возились на полу пещеры, но были у них и другие игры, когда человек повторял одни и те же звуки или жесты до тех пор, пока Волчишка не отвечала на них определенным образом. Тогда человек хвалил ее и угощал сочным мясом, которое держал в котомке. Иногда он велел Волчишке сидеть. Иногда – сидеть, не двигаясь, там, где он оставил ее, и ждать его возвращения. Больше всего Волчишке нравилось, когда он подзывал ее к себе. Она любила человека и любила с ним играть.

– Прежде чем вывести тебя из пещеры, я должен убедиться, что ты прибежишь на мой зов или останешься на месте, если я прикажу. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Однажды он обвязал что-то вокруг ее шеи. Запах у этой штуки был знакомый – такая же штука обвивала его талию. Человек встал, и Волчишку дернуло в сторону. Не понимая, что произошло, она замотала головой и принялась выкручиваться и вырываться.

Человек обнял ее, и она утихла.

– Думаю, получится. Ты будешь на веревке и не сможешь убежать. Пожалуйста, потерпи. Завтра мы походим вокруг пещеры, чтобы ты привыкла.

Волчишка поняла: это новая игра. Если рваться вперед, то веревка крепко затягивалась на шее, но если идти рядом с человеком, то петля ослабевала, а человек бросал Волчишке кусочки мяса.

В тот же вечер человек притащил в логово нечто очень странное, с одной стороны, похожее на волчицу – ее мех, ее запах, – но самой волчицы там не было. Волчишка обнюхала шкуру сверху донизу и, придя в замешательство, заскулила.

Потом, когда человек улегся на волчьей шкуре, Волчишка опустилась рядом с ним и положила голову ему на грудь, успокоенная запахом матери.

– Завтра мы выйдем вместе, – сказал человек. Волчишка шевельнула ухом. – Я возьму копье. Надеюсь, с нами ничего не случится.

Год восемнадцатый. Ранняя весна

Сородичи гостили у Бледноликих два дня. Калли разыскала Мора – тот болтал с другими подростками из своего племени – и попросила его помочь со сборами. Оставшись один на один с сыном, Калли обратила его внимание на девушек, сидевших невдалеке за странным занятием – они сплетали тонкие полоски кожи в нечто, называемое «сеть». Женщины из племени Бледноликих все время мастерили или починяли разные штуки для ловли рыбы.

– Видишь вон ту девушку? Ту, что без руки? Ее зовут Эма, – сказала Калли.

Мор вытаращил глаза.

– Что у нее с рукой? – выдохнул он, поморщившись.

– А что у тебя с ногой? – резко спросила мать.

Мор, как громом пораженный, перевел на нее взгляд.

– Приятно, когда другие люди смотрят на тебя с отвращением? – чуть более мягко спросила Калли. – Подумай, что она чувствует, когда другие тычут пальцами на нее.

Мор призадумался и, к чести его сказать, понимающе закивал.

– Отец Эмы попросил, чтобы ты помог ей и другим девушкам. Ступай к ним.

– Ее отец попросил меня помочь? – в смущении повторил Мор.

– Просто пойди и помоги им. Девушку зовут Эма. Она немного младше тебя. Точно не скажу, потому что Бледноликие считают возраст от зимы до зимы, а не от лета до лета, как мы.

– Хорошо, мама, – ответил Мор.

– И пока ты будешь там, расспроси Эму о том о сем. Узнай ее получше. Приглядись, какая она милая.

– Милая? – недоуменно переспросил Мор.

Калли вздохнула.

– Просто я думаю, что Эма может стать для тебя подходящей женой.

– Ах, вот оно что, – сообразил, наконец, Мор, и его лицо прояснилось. – Нет, мама, я уже решил, кто станет моей женой.

– Правда? Кто же?

– Лира, конечно. Мы любим друг друга.

* * *

Мор послушно направился к девушкам, и они вместе зашагали по знакомой тропе. Поначалу его охватило раздражение. Девушка по имени Эма с невозмутимым видом шла рядом с ним, а ее подружки, зажав под мышкой рыболовную сеть, вырвались вперед и, глупо хихикая, раз за разом оборачивались на Мора и его спутницу. Можно подумать, они не видели ничего уморительнее, чем Сородич с дубинкой.

– Спасибо, что согласился охранять нас, – сказала ему Эма, и Мор тотчас увидел происходящее в другом свете. Неудивительно, что Собак подсказал ему прихватить дубинку: девушки из племени Бледноликих направлялись по своим делам, а Мор охранял их от хищников.

– Я люблю, когда приходят Сородичи, – сказала Эма. – Вы всегда приносите нам мясо, и мы устраиваем праздник. – Она провела рукой по белокурым волосам, и ракушки, вплетенные в ее косы, весело зацокали.

Мор важно кивнул. Как старший по возрасту, он должен сказать в ответ что-то умное, но в голову ничего не приходило. Зато он заметил, что Эма действительно очень хорошенькая. Ее нос и щеки были усыпаны мелкими темноватыми пятнышками, будто кожа стремилась приобрести нормальный смуглый оттенок, а ее искалеченная рука внушала не отвращение, а нечто вроде любопытства.

Еще ему понравилось, что сдержанная Эма совсем не похожа на своих болтливых подружек, которые, нарочно отстав, шли позади и в голос над ними смеялись. Мор едва сдерживался, чтобы чем-нибудь в них не швырнуть.

– Кажется, сегодня что-то случится, – ни с того ни с сего сказала Эма.

– Случится? – с удивлением переспросил Мор. – Что?

– Что-то замечательное, – прошептала Эма, пристально глядя на него, и ее голубые глаза сверкнули.

37

Вскоре они вышли к невысокому скалистому утесу. Эмины подружки убежали вперед и, сойдя с тропы, принялись охапками рвать сухую пожелтевшую траву. Эма и Мор не стали им помогать.

Тропа шла вверх по склону и заканчивалась широким входом в пещеру. У входа валялись несколько толстых сучьев, обугленных с одного конца, к которым девушки примотали пучки нарванной сухой травы. Она из девушек, взяв в руки кремень, склонилась над обломком скалы и, высунув от усердия язык, принялась высекать искру. Мор нетерпеливо ждал, глядя на ее жалкие потуги.

– Давай я попробую, – предложил он.

Девочки переглянулись и, как это было им свойственно, захихикали, но все-таки протянули ему кремень. Мор отложил дубинку в сторону и наклонился над камнем. Оказывается, высечь искру не так уж просто, хотя он не раз видел, как это делает Белла. Мору удалось выбить лишь несколько искр, которые разлетались в разные стороны и гасли, как ярко-красные лучи солнца, на миг окрашивавшие небо перед закатом.

– Я впервые добываю огонь. Думал, что будет легче, – в конце концов признался он и, видя неподдельное изумление на лицах девушек, встревожился: – Что такое? Что я не так сказал?

Девушки переглянулись.

– Обычно мужчины не признают своих ошибок, – заметила Эма.

– И не признаются, если что-то не получается, – прибавила ее подруга.

Мора неприятно кольнули их слова. На его взгляд, никакой ошибки он не совершал и не то чтобы потерпел неудачу, однако, судя по всему, девушки считали, будто отвесили ему комплимент. Тут из-под кремня вылетел сноп искр и упал на пук сухой травы. Мор бросился на колени и принялся раздувать огонь, как это делала Белла. Сухая трава задымилась и вспыхнула.

Мор с гордостью посмотрел на девушек.

– Для новичка у тебя отлично получилось, – похвалила Эма и похлопала его по руке. Ее подружки, как и следовало ожидать, захихикали.

Факелы ярко освещали пещеру. Пройдя вглубь, Мор замер от удивления: внутри стоял пронизывающий холод, а стены пещеры покрывал толстый слой льда.

– К концу лета он растает, – сказала Эма, – но стена останется мокрой и холодной. А там, в глубине, лед не тает никогда, и зимой оттуда тянется ледовый язык. Женщины откалывают от него куски и бросают сюда, ближе к выходу.

– Ледовый язык? – Мор попытался себе это представить.

– Когда вода зимой подтаивает, получается наледь, которая стелется по земле, словно лижет ее языком, – пояснила Эма.

– Никогда ничего подобного не видел.

– Оставайся с нами на зиму и увидишь! – вырвалось у одной из Эминых подружек, и обе зашлись от смеха, схватившись друг за друга. По стенам заплясали дикие отблески от вздрогнувшего пламени факелов.

Эма обернулась к подругам.

– Зачем вы пытаетесь испортить мне жизнь? – напрямик спросила она.

Ее слова, как пощечина, отрезвили девушек. Разом замолчав, они уставились на Эму. Мор недоумевающим взглядом оглядывал всех троих.

– Прости, Эма, – извинилась ее подруга.

– Почему ты извиняешься? – с любопытством спросил Мор.

Девушки не ответили. Потупив глаза, они прошли в глубь пещеры, где тускло поблескивала отдельно стоящая стена, сложенная из нагроможденных друг на друга льдин. Наверное, обломки того самого ледового языка, подумал Мор. На земле валялись несколько похожих на копья предметов, только с очень тяжелыми толстыми каменными наконечниками на концах.

– Помоги нам, пожалуйста, – попросила Эма, снова коснувшись его руки.

Мор сразу понял, что от него требуется: опустив кирку наконечником вниз, он начал долбить наледь в том месте, где она еще не была расколота. Пробив ледяную корку, Мор заметил, что мерзлая земля под ней довольно легко рассыпается под ударами кирки, и, не задавая лишних вопросов, с жаром принялся за дело.

– Очень хорошо, – похвалила Эма. Девушки опустились на колени и, к изумлению Мора, стали доставать из мерзлой земли рыбьи тушки – каждая была размером с предплечье, – и складывать их в принесенные с собой сети.

– Рыбы живут в земле? – спросил Мор, не веря своим глазам.

На этот раз даже Эма не смогла сдержать хохот.

– Все лето мы приносим сюда улов и закапываем его в мерзлую землю. Потом ледяная стена подтаивает, и рыба в земле замерзает. Смотри. – Эма постучала костяшками пальцев об одну из заледеневших тушек. – Потом мы их зажарим и съедим. Вот почему у нас всегда есть рыба для Сородичей.

Подруги Эмы закинули сети, полные рыбы, себе на спину.

– Спасибо за помощь, – сказала одна из них Мору, не глядя на него. Выйдя из пещеры, девчушки убежали, оставив Мора наедине с Эмой. Он подхватил свою дубинку, и они пустились в обратный путь.

– Я могу идти быстрей, – сказал Мор, понимая, что Эма намеренно не ускоряет шаг.

– Тогда мы сразу окажемся дома, – ответила Эма.

Так и есть, подумал Мор. Ну и что?

– Все Сородичи высокие и худые, а ты широкоплечий, как мы, – заметила Эма.

– Да, я заметил, что в вашем племени почти у всех широкая кость, – кивнул он. – Но для всех я в первую очередь калека.

– Когда я увидела тебя впервые, – продолжала Эма, – то подумала, что ты сильнее остальных мальчиков твоего племени.

Мор удивился: ему всегда казалось, что люди перво-наперво замечают его хромоту. Он украдкой покосился на свою высохшую, сморщенную ступню без пальцев. Как можно не заметить такое уродство, горько подумал он.

Эма перехватила его взгляд.

– Болит? – тихонько спросила она.

– Нет. Никогда не болит. Я и бегаю плохо потому, что почти ее не чувствую, – ответил Мор, изумившись собственному признанию – он никогда и никому об этом не говорил.

– А у меня рука болит. Хотя ее и нет, – сказала Эма.

– Бедняжка. – Мор замолчал, не зная, что еще сказать и как выразить сочувствие девушке с культей вместо руки.

Некоторое время они шли молча, но Мор постоянно чувствовал на себе взгляд Эмы, которая улыбалась своей сдержанной улыбкой, стоило ему посмотреть в ее сторону.

– Мне жаль, что через несколько дней вы уйдете, – сказала Эма.

– Надо возвращаться на север. Там много дичи, там наши пещеры и ручей, – ответил Мор.

– Я бы хотела это увидеть.

Мор окинул ее долгим взглядом, подумав, что она говорит о чем-то своем, о чем он не имеет ни малейшего понятия.

Дойдя до границы поселения, Эма остановилась. Мор вопросительно вскинул брови.

– Чудесный был день, – вздохнула она.

Мор смущенно кивнул.

– Хочешь, я расскажу тебе секрет? – шепнула Эма и поманила его кивком головы. Он наклонился к ней, и по его спине побежали мурашки от теплого дыхания Эмы. Здоровой рукой она коснулась затылка Мора, наклонив его голову еще ниже, и внезапно прижалась к нему губами.

Мора как будто окатили теплой водой. От изумления он безжизненно опустил руки и выронил дубинку. Сердце колотилось в груди, как безумное. Когда Эма отстранилась, он уставился на нее, раскрыв рот, а она отвернулась и убежала.

Его поцеловали! Мор чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Его поцеловали!

Он побежал на поиски Собака: надо поскорей обо всем ему рассказать.

А у меня неплохо вышло, думал он на бегу, и его снова окатило теплой волной при мысли о губах Эмы. Теперь, раз он уже один раз поцеловался с девушкой, нетрудно это и повторить.

Теперь он сможет поцеловать Лиру!

* * *

Вернувшись после зимовки, Сородичи впервые увидели, что в тени еще лежит рыхлый снег. Почки на деревьях набухли, но не прорезалась ни листва, ни самая слабая травка. Сородичи озабоченно переглядывались. Вот уже несколько дней подряд им не встречались олени, и теперь стало ясно, почему – стада не придут на север, пока здесь вовсю не зазеленеет трава.

Мужчины вышли на охоту и пропадали два, три, четыре дня. Это означало, что добычи нет.

Женщины выискивали личинки насекомых и выкапывали съедобные корни; в пищу шли даже горькие почки некоторых растений, но этого было недостаточно, и все племя мучилось голодными спазмами.

Однажды утром, когда пошел дождь с градом, над поселением пронесся душераздирающий визг. Женщины выбежали к главному костру, где безутешно рыдала Белла, рухнув на колени.

– Мой ребенок! – хрипло кричала она и снова перешла на визг, горестно кривя рот и прижимая к себе безжизненное тельце.

Подобные трагедии не были редкостью для Сородичей. Собственно, поэтому они и не спешили давать детям имена. В их глазах младенец был продолжением матери, как рука или нога, и только по достижении трех лет считался отдельным человеком. Младенцы погибали так часто, что Сородичи даже не устраивали похорон; по традиции мать, отойдя подальше от поселения, сама хоронила свое дитя. Белла разметалась по земле, убитая горем, никого не видя и не слыша, поэтому похоронить умершего младенца вызвалась Альби.

– В качестве одолжения, – пробормотала она, выдернув остывшее тельце из рук Беллы, вокруг которой сгрудились женщины, многих из которых постигла та же трагедия.

Той ночью Калли уснула в обнимку с заплаканной подругой. Среди ночи она проснулась от того, что Белла всем телом навалилась на нее во сне. Дождь перестал, воздух был свеж и недвижим. Должно быть, охотники скоро вернутся, решила Калли, унюхав запах жареного. Значит, у нас будет еда. Однако мужчины не вернулись ни днем, ни на следующий день. Белла, убитая горем, не сходила с места и без слов взяла у Калли вторую порцию жидкой похлебки. Калли осталась голодной. Чувствуя, что она вот-вот наговорит Белле грубостей, о которых вскоре пожалеет, Калли отвернулась, и ноги сами понесли ее прочь. Она шла куда глаза глядят, не в силах остановиться. Буду идти, пока не упаду, пронеслось в голове.

Калли потеряла счет шагам. Поселение осталось далеко позади, хотя еще долетали запахи костров. Теперь Калли еле плелась, чувствуя себя усталой и разбитой. Вдруг она услышала какой-то шум и, насторожившись, вскинула голову. Вялость как рукой сняло. Пригнувшись, она подкралась к холмику свежей земли, из-за которого и доносился шум, похожий на хрюканье.

Сгорая от любопытства, Калли осторожно приподнялась и выглянула.

На камне рядом с дымящимися, обугленными сучьями сидела Альби и жадно чавкала.

* * *

Задира Грат теперь сделался полноправным охотником – в прошлом году его приняли в отряд следопытов, – и Винко, Мор и Маркус вновь стали неразлучны. Дружбу подпитывало ожидание, что они вот-вот вступят во взрослую жизнь. Их руки и ноги вытянулись, тела крепли, энергия била через край. Целыми днями мальчишки упражнялись в метании копья, гонялись за ребятами постарше, рассказывали друг другу страшные истории о медведях и львах, которых запросто одолеют в одиночку. Когда мужчины уходили на охоту, они оставались охранять поселение. Вначале юноши с важным видом расхаживали взад и вперед с копьями наперевес, но вскоре им это надоело, и при каждом удобном случае они вместе удирали в лес.

– Давайте найдем Лиру. Интересно, чем она занята, – предложил Мор.

Винко и Маркус закатили глаза: сколько можно говорить о Лире, однако за неимением более интересных дел направились к ее костру.

В детстве они бегали на мужскую половину лагеря сколько душе угодно, но, когда они стали постарше, им запретили ходить туда до тех пор, пока они не станут полноправными членами племени. Поэтому Мор редко виделся с отцом и очень удивился, завидев Пэллока, идущего ему навстречу. Его бледное лицо хмурилось. Казалось, Пэллока раздирает внутренняя борьба, и он не замечает мальчиков.

– Отец! – позвал Мор и, подволакивая ногу, бросился ему навстречу. – Теплого лета, отец. Рад тебя видеть.

Пэллок встал как вкопанный. Мор бросил копье и поднял руки ладонями вверх, обращаясь к нему так, как его учили обращаться к другому мужчине.

– Надеюсь, завтра тебе повезет на охоте.

– Не называй меня так, – мрачно ответил Пэллок.

– Как? – удивился Мор. – Как не называть?

Пэллок шагнул к Мору и одним ударом сбил его с ног. Юноша рухнул на землю, ударившись головой.

– Я для тебя – копейщик, понял? – прошипел Пэллок и направился прочь.

Мор вскочил на ноги.

– Почему ты меня так ненавидишь? – вскричал он отцу вслед. – Я же твой сын!

Пэллок стремительно обернулся и, глухо зарычав, зашагал обратно. Мор, защищаясь, закрыл голову руками, и Пэллок ударил его кулаком в грудь. Мор согнулся пополам.

Маркус и Винко в ужасе переглянулись. Они считались еще детьми и не имели права вмешиваться, но то, что происходило, было похоже на избиение, а не на семейную ссору.

– Бежим за Собаком, – выдохнул Винко.

Маркус кивнул, и они умчались.

38

Калли передала старшему ловчему, что хотела бы переговорить с ним. Она поджидала Урса у ручья, выше по течению, но не в их тайном месте, а к югу от него, там, где заканчивались земли Сородичей.

– Теплого лета, Калли Умбра. – Строгое приветствие резануло Калли слух.

– Теплого лета, ловчий, – ответила она. Посторонний наблюдатель не увидел бы ничего предосудительного: двое людей просто разговаривали, стоя на почтительном друг от друга расстоянии.

– Спасибо, что пришел, Урс. Я хочу поговорить о своем сыне.

– О Собаке? – настороженно спросил Урс, не желая, чтобы разговор зашел о Море.

– Нет, не о Собаке, – терпеливо отвечала Калли. – Урс, вскоре мальчики – Винко, Маркус и мой сын – вступят во взрослую жизнь, и каждого приставят к какому-то делу.

Урс тут же замотал головой.

– Выслушай меня, – с напором сказала Калли. – Пожалуйста. Каждому найдется дело. Мальчики пойдут на охоту…

– Я не могу взять Мора, – перебил ее Урс.

– Но Урс…

– Охотник должен быстро бегать.

– Собак говорит, что у Мора зоркий глаз, и его копье всегда попадает в цель.

– Я видел, – проворчал Урс. – Он бросает копье не той рукой.

– Ну и что? Какая разница?

– Калли! – раздраженно сказал Урс. – Не лезь не в свое дело.

Калли негодующе уставилась на него, потом вздохнула, опустив плечи.

– Если ему не найдется занятия, он будет бесполезен для племени. Это его убьет.

Урс не сводил взгляда с Калли. Легкий ветерок шевелил ее волосы. Она не сильно изменилась с тех пор, как они встречались в своем тайном уголке, подальше от Сородичей. С тех пор лицо Урса покрылось шрамами и обветрилось, но Калли оставалась такой же красивой, как прежде.

Калли заметила, как смотрит на нее Урс. Она поняла, что сохранила свою власть над этим человеком, и решила ее использовать.

– Ладно. Я знаю, как можно избавить сына от унижения оставаться вечным ребенком и вести праздную жизнь. Помоги мне, Урс. Окажи мне эту услугу, и я прощу тебе клятвы, которые ты так легко нарушил, когда женился на другой. Иначе я перестану с тобой разговаривать.

Урс остолбенел.

– Калли, я ведь объяснял… мне не оставили выбора… – начал он и тут же запнулся, заметив каменное выражение лица Калли.

– Ты нарушил клятву и должен искупить свою вину. Ты согласен или нет?

Урс беспомощно опустил руки.

– Что я должен делать? – обреченно спросил он.

* * *

Мор распростерся на земле у ног отца. Рот наполнился густой кровью. Он поднял глаза: над ним, тяжело дыша и сжав кулаки, стоял Пэллок.

Мор с трудом поднялся на ноги, со слабым удивлением отметив, что переполненный кровью рот даже не болит. Он вообще не чувствовал своего лица, а вот в ребрах жгло и ломило от полученных ударов.

– Отец… – прохрипел Мор распухшими губами.

– Повтори, что ты сказал, – ледяным тоном велел Пэллок.

Мор сплюнул.

– Отец, – с вызовом прошептал он и сразу пожалел об этом. Он и сам не знал, что заставило его раскрыть рот, но было поздно: Пэллок в ярости вытаращил на него глаза. Мор вжал голову в плечи и закрылся руками; Пэллок, размахнувшись, ударил его под дых.

– Хватит! Перестань!

К ним широкими шагами приближался Собак. Мор, схватившись за живот и отплевываясь кровью, едва не заплакал, заслышав голос старшего брата.

Пэллок окинул Собака презрительным взглядом.

– Не лезь не в свое дело, – со злостью выпалил он. – Иди, целуйся со своей девкой.

Собак, не останавливаясь, подошел вплотную к отцу и толкнул его обеими руками в грудь. Пэллок, не ожидавший отпора, отшатнулся.

– Что ты… – начал он, однако Собак толкнул его снова. На этот раз Пэллок оступился и упал.

– Охотникам нельзя драться, – запротестовал Пэллок, глядя на сына снизу вверх.

– Вставай и посмотрим, – ответил Собак, сверкая глазами.

– Это семейное дело. Я учу послушанию.

– Это семейное дело, – согласился Собак. – Я тоже учу послушанию. Тебя. Если ты еще раз тронешь моего брата, я тебе все кости переломаю. Понятно? Если не понятно, тогда вставай, я поясню.

– Охотникам запрещено… – завел свое Пэллок.

– Вставай и дерись. Посмотрим, какое наказание нас ждет. Возможно, меня на все лето оставят на женской стороне – подносить тебе суп, пока у тебя не срастутся кости.

Пэллок смолчал.

– Ты цел? – спросил Собак, повернувшись к брату.

Мор разогнулся и снова сплюнул, на сей раз – для пущего эффекта.

– Куда ему! Он дерется, как девчонка.

Собак оглядел младшего брата и не смог сдержать улыбки.

– Да ты парень из камня, Мор.

Пэллок отполз подальше, встал и пошел прочь, надменно выпрямившись. Собак приобнял брата за плечи, и тот улыбнулся, обнажив окровавленные зубы. Рядом со старшим братом, которым восхищались почти все Сородичи, он чувствовал себя полноценным человеком, без двух дней мужчиной, который вскоре станет охотником и полноправным членом племени.

* * *

Летний праздник у Сородичей начался с церемонии наречения. Трое мальчуганов – «хороший знак», кивали друг другу Сородичи, – достигшие трехлетия, получили имена, и никто не вспомнил о несчастной дочке Рене, которая прошлой зимой слегла с жаром и умерла. Коко, сидевшая рядом с Рене, сочувственно сжала ее руку.

После наречения детей поднялся Урс – приветствовать вчерашних подростков в мире взрослых и объявить об их новом предназначении. Калли с тревогой поглядывала на ловчего. Помнит ли он их уговор? Она встретилась глазами с Валидом. Тот улыбнулся ей, и Калли немного полегчало.

– Охотник должен уметь выследить добычу, пронзить ее копьем и доставить в лагерь, – начал Урс ритуальную речь. – Сегодня в наши ряды вступает новый человек. Подойди, Маркус. Вот он – новый охотник. Следопыт.

Маркус с несчастным видом поднялся: он-то рассчитывал, что его сделают копейщиком. Следопыты пользовались куда меньшей популярностью. И все-таки он подошел к Урсу и встал лицом к племени. Ему шумно захлопали, и мужчины, выстроившись в ряд, один за другим приветствовали нового следопыта.

– Когда потребуется сильная рука и зоркий глаз, новый копейщик не подведет, – нараспев объявил Урс. – Винко, копейщик, подойди.

Винко подбежал и стал рядом с Маркусом, улыбаясь до ушей.

Сородичи стихли, и наступила жуткая тишина. Оставался один Мор. Люди бросали осторожные взгляды туда, где он покорно ждал своей участи, сидя рядом с матерью.

Урс глубоко вдохнул.

– Чтобы набраться сил и принести добычу домой, охотники сперва должны подкрепиться сами. Уходя на охоту, мы берем с собой рог с угольями от наших костров. Набивать его полагалось хранительнице огня, – Урс кивнул на Беллу, которая, казалось, вот-вот расплачется: она вспоминала своего давно умершего сына, Салюса, который не дожил до этого дня. – Однако теперь хранительница стала Старейшиной. Старейшине не годится собирать угли. Здесь нужен мужчина. Он не будет ходить с нами на охоту, но поможет готовиться к ней наравне с оружейником, который чинит наше оружие. Мор, подойди.

Мор слушал путаную речь Урса с растущей тревогой и не верил своим ушам. Он растерянно встал, ища глазами старшего брата.

– Мор, отныне ты наш… – Урс запнулся, – наш рогонос.

Сородичи захлопали еще громче и одобрительно зашумели, радуясь такому мудрому решению наболевшей проблемы.

Люди потихоньку расходились. Винко и Маркус ушли на мужскую сторону лагеря – по традиции первую ночь новоявленный охотник должен провести там. Мужчины выстроились в линию и дружелюбно приветствовали прибывших.

Калли перехватила Урса, как раз когда он собирался улизнуть на мужскую сторону.

– Рогонос? – громко прошипела она ему в лицо. – Он ведь теперь не мужчина!

– Я не смог… Это бы странно звучало.

– Странно звучало? – поразилась Калли его словам. – Мору не нашлось места среди мужчин, потому что тебе не понравилось, как это звучит?

– Мужчина должен охотиться, Калли. Так уж принято, извини. Мор не может охотиться. Я поручил ему важное дело, как ты просила, но я не могу дать ему здоровую ногу. А без крепких ног он не мужчина.

– Нет, – рявкнула Калли, – это ты не мужчина, Урс! Мужчина держит слово! Ты пообещал загладить свою вину и не выполнил обещания! Ты не мужчина, а жалкий трус! Ты предал меня, потому что стать ловчим было для тебя важнее. Потому что тебе нравилось, как это звучит.

* * *

Мор дожидался Калли возле их костра.

– Это ты подстроила? – напустился он на мать.

– Прости, сынок, – сказала Калли, прикусив губу.

– Где мне спать? На мужскую сторону меня не пускают – ведь я не мужчина, а мальчик. Но теперь у меня есть дело, и спать рядом с матерью, как ребенок, я тоже не могу. – Мор горько усмехнулся. – А жениться? Завести семью? Тоже нет, потому что я – не мужчина!

– Ты прав, – ответила Калли. – Ты не заслужил такого унижения.

– Из-за больной ноги меня ненавидят! – с болью в голосе вскрикнул Мор. – Вот уж действительно проклятье! Из-за него все пошло прахом!

– Никто тебя не ненавидит, – чуть слышно ответила Калли, сама себе не веря.

– Я должен уйти. – Мор отвернулся и уставился в темноту, словно представляя, каково ночевать одному.

– Да, так будет лучше, – сказала Калли.

– Что? – Мор как ошпаренный обернулся и вытаращил глаза на мать. – Что ты сказала?

– Мор, со мной говорил отец Эмы, той… безрукой девочки. Он предлагал тебе жить с ними. С Бледноликими.

– С ними? – повторил Мор, не понимая.

– Он спрашивал, не хотел бы ты взять Эму в жены и остаться жить у них. Ты для них такой, как все. Они ничего не знают о твоем якобы проклятии, которое Альби высосала из пальца. Они знают только то, что Эме нужен муж.

Мор вспомнил поцелуй Эмы, так приятно взволновавший его.

– Но я влюблен в Лиру, – возразил он, отсутствующим взглядом посмотрев на мать.

– Если бы любовь решала все… Мор, совет ни за что не выдаст Лиру за тебя.

– А зачем им нам мешать? Мы любим друг друга! – не унимался он.

На миг Калли мысленно вернулась в тот день, когда она, крепко обнимая Урса, твердила про себя: «он любит меня», тогда как горькая правда была в том, что он никогда ее не любил. И все же сказка о любви, которую она выдумала, когда-то скрашивала ей жизнь, как ничто другое. Кто она такая, чтобы лишать сына радости, которую принесет ему сладкий самообман?

Она перевела взгляд на Мора.

– Ты уверен, что ваше чувство взаимно? Лира говорила, что любит тебя?

– Ей необязательно это говорить, мама. Она проводит со мной все время. Нам так хорошо вместе!

– С тобой и твоим братом, – поправила Калли, ненавидя себя за то, что собиралась сказать, но не было другого способа, чтобы Мор понял: его женитьба на Эме – лучший выход из создавшейся ситуации.

– Что?

– Лира проводит все время с тобой и Собаком.

– Ну, да. Он ведь мой лучший друг.

– Ты уверен, что Лира бывает в вашей компании ради тебя? Что она любит именно тебя?

Мор побледнел.

– Нет, – прошептал он. – Ты ошибаешься.

– Зимой мы снова будем проходить через лагерь Бледноликих. Подумай, может, тебе захочется остаться с ними, – ласково сказала Калли. – Погуляй с Эмой, присмотрись к ней получше. Бледноликие научили бы тебя бить рыбу…

– Ты ошибаешься, мама! Лира любит меня. Меня!

39

Лира грелась на солнышке, сидя на берегу ручья.

– Теплого лета, Лира, – окликнул ее Собак, улыбаясь. – Не ожидал тебя здесь встретить.

– А ты зачем сюда пришел? – спросила она.

Неизменная улыбка Собака на миг померкла. Взрослый мужчина семнадцати лет, охотник, он всегда смущался перед этой девушкой, на три с половиной года младше его.

– Просто хотел напиться.

– Идти в такую даль, чтобы попить воды? – удивилась Лира. – Ты точно не меня искал?

– Да… нет, – замялся Собак.

– Что-то я запуталась, – с полуулыбкой ответила Лира, – Так да или нет?

– То есть да, конечно, нет.

Лира рассмеялась.

– А где Мор? – спросила Лира, заглядывая Собаку за спину, словно ожидая увидеть там его младшего брата.

Собак озабоченно наморщил лоб.

– Он сам не свой с тех пор, как Урс не взял его охотником, а сделал… рогоносом. Он спит отдельно от всех, а меня избегает.

– Ты не виноват, Собак. Ты не можешь всегда защищать его от всего, – попыталась утешить его Лира.

Собак глубоко вздохнул. Она была права.

– Когда-нибудь… – начал он и оборвал сам себя.

Лира пытливо смотрела на него.

– Говорят, ты лучший среди охотников. Когда-нибудь ты станешь ловчим, и тогда Мор займет свое место среди мужчин.

Собак оторопел: Лира в точности прочла его мысли. Она улыбнулась, видя, как он смутился. Выпрямившись, она уперлась руками в бедра и спросила, указывая на свою тунику:

– Тебе нравится?

Туника из тонкой оленьей шкуры обнажала ее руки, загорелые от летнего солнца. Впереди шкура была собрана в складки, которые скреплял кожаный шнурок, продернутый сквозь пробитые в шкуре отверстия. Ровные края туники выглядели очень аккуратно и потому необычно. Отверстия были пробиты на одинаковом расстоянии друг от друга, по пять в каждом ряду. Собак, привыкший к свисающим как придется лохмотьям, от изумления едва не раскрыл рот.

– Это… Ничего подобного не видел. Как это называется?

Лира кокетливо склонила голову.

– Называется? Даже не знаю… Когда на земле переплетаются тени ветвей, как это называется?

– Ну… узор, – ответил Собак.

– Ну вот. Значит, это тоже узор.

– Красивый.

– Красивый? – Лира вскинула брови.

– Да. Очень.

– Так ты разыскал меня для того, чтобы сказать мне приятное? – улыбнулась Лира.

Собак густо покраснел.

– Ничего подобного.

– Говорят, ты самый высокий из всех Сородичей, – сменила тему разговора девушка.

– Спасибо, – сказал Собак, расправив плечи.

Лира рассмеялась.

– Не думала, что тебе так приятно это слышать.

– Наша беседа напоминает узор, – ответил Собак. – Мы с тобой всегда так разговариваем.

Они взглянули друг другу в глаза, улыбаясь какому-то общему знанию.

– Поскольку ты уже мужчина, ты, наверное, скоро женишься? – напрямик спросила Лира и рассмеялась, увидев, как сконфузился Собак. – Ой, извини, я нарушила привычный ход нашей беседы?

– Совет женщин еще ничего не решил насчет меня.

– Поэтому ты пришел ко мне и говоришь приятные слова? – спросила Лира.

– Мне показалось, ты первая начала.

– И что нам делать?

– Делать? – не понял Собак.

– Я еще не стала женщиной. Мне рано выходить замуж.

– Кажется, я совсем запутался.

– Собак, я серьезно, – ровным голосом проговорила Лира. – Меня еще не могут выдать замуж. Ты готов подождать?

– Я только пришел воды попить!

– Собак. Ты готов подождать меня?

– Почему бы совету не решить, что ты уже достаточно взрослая? – жалобным тоном протянул он.

Лира расхохоталась, откинув голову.

– Так не бывает. Нет, ты правда не знаешь?

– Не знаю чего?

– Спроси об этом у матери. Я-то тебе точно не скажу.

– Когда мальчику исполняется четырнадцать, он становится мужчиной, – упрямо сказал Собак. – Даже если у него бороды нет. Между прочим, ее почти ни у кого нет. Не понимаю, почему бы женщинам не поступать так же. Это намного проще.

– Мы по-другому устроены, – ответила Лира. – Мы должны созреть изнутри, и это невозможно ускорить. Я еще не готова. Поэтому я спрашиваю: ты подождешь?

– Да, – ответил Собак, кивнув.

– Такой ответ мне нравится. – Они улыбнулись друг другу. – Пообещай, что ты поговоришь с матерью. А я поговорю со своей.

– Я уже говорил с ней.

Лира протянула руку и погладила его по щеке.

– Тем лучше, – нежно сказала она.

* * *

Немного понаблюдав за работой Беллы, Мор наловчился высекать огонь одним ударом кремня. Набивать пустой бизоний рог мхом и тонкими веточками было еще проще. И в этом состояли все обязанности Беллы, хранительницы огня? Став Старейшиной, она по каждому, даже самому пустяковому поводу советовалась с Калли… Чем же она занята?

Теперь, когда он был занят делом, а не играл целыми днями, Мор наблюдал за каждодневной жизнью Сородичей под другим углом.

Оказалось, что собирать сосновые орешки, запаса которых никогда не хватало на всю зиму, – дело очень непростое и трудоемкое. Вместе с матерью и другими женщинами Мор отправился в сосновый бор, где Калли научила их отличать зрелые шишки, раскрытые, от незрелых. Собранные шишки раскладывали на горячих камнях у костра и дожидались, когда чешуйки полностью раскроются, после чего Калли и Коко разбивали шишки каменными молотилами, собирая чешуйки с прилипшими к ним крошечными орешками. Каждый орешек покрывала твердая скорлупа, которую разгрызали зубами. Неудивительно, что орешков вечно на всех не хватало!

Мор повсюду носил с собой рог с угольями, держа его в руке или подвесив на шею за шнурок. Время от времени он подносил ко рту широкий конец рога, раздувал уголья и подкладывал внутрь сухие веточки и кусочки высушенного мха.

Если бы прежние приятели узнали, что в обязанности Мора входит «искать мох», его тут же засмеяли бы. Это выражение имело скрытый смысл и служило мальчишкам чем-то вроде ругательства – они бросались им налево и направо, не имея ни малейшего представления, что оно означает.

Носить рог вообще казалось ему бессмысленной затеей, пустой тратой времени. По всему становищу Сородичей всегда горели костры. Даже после проливного дождя тлеющих углей оставалось предостаточно. А сами охотники никогда не уходили на охоту, не взяв с собой несколько таких рожков, несли которые самые младшие члены отряда.

Мор покосился на свисавший с его шеи рожок. Время от времени раскаленный рожок остывал, и тогда, говорила Белла, наступало время раздувать уголья, лежавшие внутри, но Мор не видел связи и считал, что Белла выдумывает.

Другой, узкий конец рога был надколот, чтобы лучше проходил воздух. Мору однажды пришло в голову, что гораздо удобней раздувать уголья с узкого конца, тем более что он без труда помещался в рот.

Приложив узкий конец рога к губам, Мор легонько подул в него, но ничего не вышло. Он дунул чуть сильней – с тем же результатом. Набрав побольше воздуху, он крепко обхватил рог губами и дунул изо всех сил.

Уголья, истлевший мох и щепки вихрем вылетели наружу с противоположного конца, ослепительно вспыхнув. Мор в изумлении следил, как огненная туча медленно оседает на землю.

Взяв палку, он закатил тлеющие уголья обратно в рог и терпеливо набил его мхом. Его лицо расплылось в довольной улыбке: вряд ли кто-нибудь из Сородичей когда-нибудь пробовал подуть в огненный рожок с узкого конца.

Тайное знание странным образом позволило ему почувствовать себя хоть немного взрослым.

* * *

– Обожаю возвращаться сюда на лето, – сказала Белла Мору.

Еще бы: Урс и Белла жили отдельно от всех в небольшом гроте, расположенном над общей пещерой, как аккуратный носик над широко раскрытым ртом. С площадки перед гротом вся территория лагеря была видна как на ладони, но самое потрясающее было даже не это, а вытянутое углубление перед самым входом в грот, напоминающее отпечаток огромного яйца. Заполнив его водой и раскаленными в костре камнями, Белла принимала ванны, вытянувшись в полный рост. Теперь, когда в ее распоряжение поступил Мор, таскавший раскаленные камни, Белла каждый день подолгу плескалась. От ежедневного мытья ее волосы умягчились и блестели, так что мужчины вновь бросали на нее такие же пламенные взгляды, как и много лет назад.

Белла со вздохом растянулась в «ванне».

– Согрей воду, Мор, – лениво бросила она.

Напустив на себя невозмутимый вид, Мор палкой достал из костра раскаленный булыжник, подкатил его к краю «ванны» и сбросил в воду. Вода забурлила, и Белла отвела ноги в сторону, чтоб не обжечься.

– Спасибо, – поблагодарила она.

Мор кивнул, не глядя на красивейшую женщину в племени, которая купалась обнаженной прямо перед его носом.

Белла игриво обрызгала парня водой.

– Работа не бей лежачего, верно?

– Иногда мужчине нужна работа потяжелей.

– Если он может с ней справиться, – заметила Белла.

– Да, – ровным тоном ответил Мор.

– Если он – мужчина, – уронила Белла.

Мор кивнул и повернулся, чтобы уйти.

– Подожди. Не уходи. Ну-ка, посмотри на меня.

Мор бросил быстрый взгляд на ее лицо и тут же отвел глаза.

– Нет, Мор, посмотри на меня хорошенько. – Она села и раскинула руки. В прозрачной воде, доходившей до грудей Беллы, Мору были видны ее голые ноги и темный треугольник волос между ними. Белла не спускала с него глаз, и Мор снова отвел взгляд.

– Мор, – негромко позвала она, слегка раздвинув колени и облизав губы кончиком языка.

Мор уставился на нее, чувствуя, как внизу живота полыхнул огонь.

– Не самая плохая работа – греть для меня воду.

– Да, – прохрипел Мор.

– О, я произвела на тебя впечатление, – с улыбкой сказала Белла.

Мор прикрыл руками промежность и отвернулся, густо покраснев. Белла рассмеялась за его спиной.

– Мне пора, – пробормотал парень.

Он испытал новое ощущение, сбившее его с толку; отчасти болезненное, острое, сладкое и загадочное.

Той ночью Мор видел невероятно яркие, будоражащие сны; спросонок ему даже показалось, будто у него жар.

40

В свободное от работы время – а времени у него было предостаточно – Мор, прихватив с собой копье, бродил по лесу в поисках добычи. Разыскивая кроличьи норы, он набрел на дерево с маленькими зелеными плодами, которые хрустели на зубах и сразу набили ему оскомину.

– Они вкусней, когда дозреют, – раздался голос позади него.

К несчастью, Мор узнал этот голос. Лира.

– Ты теперь так занят. Мы много дней не виделись, – сказала девушка, подойдя ближе. Она сорвала плод с ветки и повертела его в руках. – Совсем зеленый.

– Да, я очень занят, – холодно подтвердил Мор, тайком любуясь девушкой: на голове у нее был венок, а шею обвивала веточка плюща с вплетенными в нее яркими цветами.

– По-моему, ты нарочно меня избегаешь, – сказала Лира, глядя ему в глаза.

– Неправда. Моя работа не так проста, как кажется на первый взгляд, – сурово ответил он.

– Конечно.

Мор вдохнул.

– Это твои цветы так пахнут? – Он хотел продолжить, сказать, что запах слишком крепкий, навязчивый, но не смог соврать. На самом деле цветы пахли восхитительно.

Лира улыбнулась.

– Я хотела спросить, что еще, кроме работы, мешает нам видеться. Раньше мы общались целыми днями, а теперь совсем не разговариваем.

– Ну… – замялся Мор, – мать говорит, ты и Собак…

Он замолчал.

Лира понимающе кивнула.

– Поэтому ты меня избегаешь?

Она знает, что я люблю ее, подумал Мор. Ему стало очень легко, только почему-то сильно закружилась голова.

– Даже если мы с твоим братом поженимся, я не отниму его у тебя. Он всегда будет твоей семьей.

Нет, не знает.

– Моя мать считает, – сказал Мор, собравшись с духом, – что ты мудра не по годам и всегда говоришь начистоту.

– Мне очень приятно, – сказала Лира, зардевшись.

– Ты действительно всегда говоришь начистоту, но порой мне кажется, что ты тупая гиена.

Девушка задохнулась, чуть не плача от обиды. Мор отвернулся, сам не понимая, почему сорвался.

– Ладно, – глотая слезы, сказала Лира. – Я не хотела говорить… но, видимо, придется. Ты хочешь со мной поссориться, потому что мы с твоим братом любим друг друга. Ты не понимаешь, что твой брат однажды заведет семью, и вместо того, чтобы за него порадоваться, ты меня оскорбляешь. Гадкий, завистливый мальчишка!

Мор раздосадованно глядел ей вслед. «Никакой я не мальчишка!» – едва не закричал он.

Если бы только он был мужчиной!.. Увы, он всего лишь мальчишка. Мальчишка-рогонос.

* * *

Сайлекс молча присел у костра Бракха и протянул ему зажаренное оленье сердце, разрубленное на куски, – символ крепкой мужской дружбы.

– Ты нехорошо поступил, Бракх, – промолвил Сайлекс.

– Сам знаю, – огорченно вздохнул Бракх.

– Ты женатый человек. Люди, как волки, хранят друг другу верность, – продолжал Сайлекс. – Когда в племени не хватало мужчин, я поощрял многоженство, чтобы племя росло. Мой план сработал: родилось много детей. Однако те из нас, что обзавелись семьей, не должны предаваться блуду.

– Не секрет, что вы с Ови спите раздельно. Скажи, разве тебе не бывает одиноко по ночам?

Сайлекс тоскливо вздохнул.

– Иногда мне страшно недостает Фиа, – признался он. – Во всех отношениях. И все-таки я не должен нарушать брачную клятву.

– У тебя до сих пор нет своих детей. Ови отказывает тебе в близости? Моя жена говорит, ее гложет какая-то печаль.

– Дело не в Ови. Я сам не хочу.

– Тогда… у нас есть молодые незамужние девушки, а еще – Келе и Мили, чуть постарше, и все они хотят детей.

– Это проблема, – согласился Сайлекс.

– Крэггу уже шестнадцать. Он мог бы… помочь одной из женщин решить эту проблему, – продолжал Бракх.

– Я заметил, что он подолгу глазеет на женщин, – ответил Сайлекс. – Надо бы рассказать ему, что к чему, но не знаю, как начать.

– Келе с удовольствием сделает это за тебя, – заметил Бракх.

Сайлекс вопросительно посмотрел на него, и Бракх смущенно кивнул.

– Она знает, как согреть мужчину.

– Хорошо. Я сам поговорю с сыном.

– А как быть с женщинами, которым не досталось мужей? Что ты решил? – не сдавался Бракх.

– Что изменять жене нельзя, – отрезал Сайлекс.

Бракх вскинул руки.

– Это я понял. Но я сейчас говорю не о себе, а о благе для племени. О тебе, Сайлекс. Если ты не спишь с Ови, может ли идти речь об измене?

* * *

Не заходя на мужскую сторону лагеря, Альби позвала Пэллока. Он выглядел серым и изнуренным, под глазами залегли темные круги, из-под кожи выпирали ребра.

– Когда пойдете на охоту? – требовательно спросила она.

Пэллок обессиленно опустился на землю.

– Не знаю. Старший ловчий не советуется со мной по таким вопросам.

– Нам нужна еда. Я умираю с голоду!

Вместо ответа Пэллок вздохнул.

– Самое время проявить себя, – продолжала Альби. – Выведи охотников.

– Проявить себя!.. – презрительно фыркнул Пэллок.

– Хоть бы раз послушал, что тебе мать говорит. Вечно ты, как гиена, прибегаешь последним, на объедки.

– Что ты можешь знать, старуха.

– Старость надо уважать. Разве ты не видишь, что проклятие уже развернулось в полную силу?

Пэллок оторопело наморщил лоб.

– Как я и предсказывала! Мы оставили калеку жить, пристроили его к делу и оскорбили духов. Вот почему вам не везет с охотой. Урс делает вид, будто ничего не происходит, а сам не может привести вас к добыче. А Белла сделала калеку своим служкой! Ты знаешь, что она купается перед ним голой? Женщине не пристало обнажать свою наготу ни перед кем, кроме мужа. Вижу, ты помрачнел. Красавица, которая могла стать твоей женой, предлагает себя калеке! Не переживай, много ему не перепадет, она только дразнит его, а он и уши развесил. Она дура, а мужчины, что пускают слюни ей вслед, включая тебя, еще глупее. Сейчас надо навести порядок! Избавиться от проклятого калеки! Только бы мне прибрать к рукам совет… Ну да рано или поздно это случится. Будь я Старейшиной, я бы нашла на Урса управу. Все бы поняли, что он дурак дураком, и ты снова сделался бы старшим над копейщиками. Только Калли может мне помешать.

На лице Пэллока отобразилась суровая решимость.

– Я сам убью ловчего, – заявил он.

– Это я уже слышала, – презрительно проговорила Альби, – да только ничего у тебя не вышло. Сейчас надо разобраться с Калли. Понял? С Калли!

* * *

Четыре дня охотники тщетно рыскали в поисках добычи, но удалось лишь издали приметить табун лошадей. В отличие от неповоротливых оленей, лошади были на редкость пугливы и быстроноги. Сородичи ни разу даже подкрасться к ним не смогли, не говоря уж о том, чтобы пронзить копьем.

Лето выдалось холодным и засушливым, редкая трава быстро пожухла. Урса охватило беспокойство: мужчины сильно отощали, как зимой, а ведь летом они, наоборот, должны были бы набирать вес. Белла постоянно жаловалась на голод, хотя Урс, как старший ловчий, всегда брал себе самую большую долю добычи. Куда же подевались олени?

Когда Маркус, еще неопытный следопыт, не вернулся с вылазки, Никс, Вент, Пэллок и Собак, по указанию Урса, отправились на его поиски.

Высматривая на пыльной земле следы пропавшего Маркуса, Пэллок постоянно ощущал на себе дерзкий взгляд старшего сына. Они не разговаривали с того самого дня, когда едва не подрались, и теперь в присутствии Собака Пэллок чувствовал себя неловко. Наконец, он решил, что с него хватит.

– Мне надо поговорить с ловчим, – заявил он, повернувшись к остальным.

Никс, Вент и Собак недоуменно на него посмотрели. Собак криво ухмыльнулся, и Пэллок побагровел.

– Пойду обратно, – бросил он, и, не оборачиваясь, отправился назад тем же путем.

– Что он надумал? – спросил Никс, глядя вслед удаляющейся спине Пэллока.

– Поговорить с ловчим, – растерянно ответил Вент.

Собак пожал плечами.

– От него все равно мало толку.

Вскоре они вышли на склон холма, заросший соснами. Здесь след терялся на ковре из рыжеватой хвои.

– Если Маркус и проходил здесь, то дичи не обнаружил, – заметил Собак. – Травы тут совсем нет.

Никс кивнул и, услышав что-то, насторожился.

– Тихо. Слышите?

До них долетел высокий пронзительный звук, похожий на клекот неведомой птицы. Затем послышался осторожный свист: один раз, второй…

– Вроде как лось стонет, – заметил Вент. И действительно, неопытный охотник вроде Маркуса мог легко обознаться и решить, что где-то неподалеку пасутся лоси.

Снова раздались два коротких, пронзительных свистка, на этот раз справа, а ответ пришел слева – три свистка, и сзади – один долгий и высокий.

Что бы ни издавало эти звуки, оно приближалось.

Сородичи переглянулись: кто-то невидимый окружал их с трех сторон. Сколько Собак ни всматривался в просветы между деревьями, он не замечал ни малейшего движения.

Охотники непроизвольно сжали копья. Они стояли на небольшой лужайке, и казалось, будто деревья надвигаются на них стеной.

Свист раздался снова, теперь уже совсем близко, и, застыв на высокой ноте, резко смолк.

– Кажется, улетели, – шепнул Вент, обождав.

– Думаешь, это птицы? – усомнился Никс.

Ответить ему никто не мог. Собак почесал в затылке.

– Хотел бы я знать, что это было, – буркнул он.

И тогда, обернувшись, он увидел, как из-за деревьев неслышно выступили несколько мужчин. На их лицах, перепачканных сажей и охрой, выделялись ярко-белые белки глаз, а в руках они сжимали дубинки.

41

Пэллок, не успев отойти далеко, передумал возвращаться в лагерь: Урс наверняка разозлится за то, что он ослушался приказа, ведь он, как старший, обязан был возглавлять поиски.

Это было выше его сил. Собак презирал его почти открыто. Если бы дошло до драки, уж я бы ему задал, подумал Пэллок, костяшками пальцев ощущая, как ломает сыну челюсть.

Охотникам строго-настрого запрещалось драться друг с другом; нарушителей могли с позором изгнать из круга охотников, низведя до статуса женщин. Пэллок не сомневался в том, что, в случае драки, наказан будет именно он, даже если зачинщиком будет Собак.

С досады скрипнув зубами, Пэллок повернул обратно. Он скажет, что побывал в лагере и вернулся, а о чем он говорил с ловчим – не их ума дело.

Нет, они не поверят: прошло слишком мало времени.

Издалека Пэллок видел, как все трое – Никс, Вент и Собак – вошли в сосновый бор. Он направился к ближайшему холму, поросшему редким лесом, с намерением забраться на дерево повыше, откуда будет просматриваться и сосновый бор, и окружающая местность. Если Маркус заблудился, лежит раненый или ходит кругами, Пэллок его сразу увидит и будет героем дня. Охотники… да что там, все Сородичи отметят его находчивость и наконец оценят его по достоинству.

Пэллок с детства не лазал по деревьям. От напряжения руки мелко дрожали, он едва не сорвался вниз и успел схватиться за ветку, но выронил копье. Тем не менее расчет оказался верен: с верхушки дерева открывался обширный вид. Почему следопыты не додумались выслеживать стада, взобравшись на дерево? Надо приберечь эту мысль до того дня, как сделаюсь ловчим, подумал Пэллок. Тогда все увидят, какой он мудрый. Не то что раззява Урс.

Никс, Вент и Собак, стоя на поляне, разговаривали. Очевидно, как только Пэллок ушел, они растерялись и не знали, что делать дальше.

Его внимание привлекло какое-то движение. Темное пятно скользнуло меж соснами, от одного ствола к другому. Медведь? Но медведи не прячутся за деревьями.

На дальней опушке леса стояли двое. Это были не Сородичи. Чужаки стояли, не двигаясь, и смотрели на что-то, распростертое по земле – труп человека с размозженной головой. Пэллок вздрогнул. Он узнал одежды.

Маркус.

Пэллок перевел взгляд на троих Сородичей, сгрудившихся на поляне.

– Никс! – заорал он. Бесполезно, слишком далеко, да и ветер унес его слова в другую сторону. Пэллок видел, как между деревьев мелькают черные силуэты, беря Сородичей в кольцо.

Орда!

Нападение было стремительным. Пэллок судорожно вдохнул, глядя, как один из дикарей замахнулся дубинкой на Собака. Тот рефлекторно нырнул, уйдя от удара. Вент и Никс стояли как вкопанные, не подозревая, что сзади к ним подбираются двое. Мощный удар по черепу – и Вент упал как подкошенный. Никс зашатался и успел повернуться лицом к врагу, прежде чем осесть на землю. Собак бросился на противника с копьем и проткнул ему плечо, но к нему подскочили двое других, и он рухнул под градом ударов. Расправившись с Сородичами, дикари столпились над телами. На черных лицах хищно белели оскалы зубов. У того, с которым схватился Собак, в плече застряло древко копья. Один из дикарей схватился за древко и выдернул копье из тела раненого. Тот заорал, остальные довольно захохотали.

Пэллок вцепился в дерево, чувствуя, как к горлу подкатила тошнота. Все произошло стремительно. Четверо Сородичей убиты. Собак, которого он младенцем качал на руках, зверски растерзан. Почему? Зачем?

Страшные люди переговаривались между собой. Один из них сказал что-то другим, и остальные повернули головы в сторону Пэллока.

Его заметили!

Задыхаясь, Пэллок сверзился с дерева, до крови оцарапав кожу, схватил копье и, спотыкаясь и падая, понесся под гору, не чуя под собой ног. Есть за ним погоня или нет, он не знал – не смел обернуться – и мчался сломя голову, продираясь сквозь колючки. Оступившись, рухнул ничком и, не сдержавшись, громко всхлипнул. Нет! Пэллок вскочил как ошпаренный и припустил еще быстрей, слыша только свое шумное дыхание.

Пэллок ворвался в лагерь, и охотники, завидев его, испуганно вскочили на ноги. Валид кинулся к нему.

– Что? Что случилось?!

– Там… Орда!

Охотники, всполошившись, схватились за копья и сомкнули ряды. Урс встряхнул Пэллока за плечи.

– Продолжай.

– Орда. Человек десять. Может, больше. Они… убили Маркуса. Потом выследили остальных.

– Выследили? – не понял Урс. – Что значит «выследили»?

Пэллок поднял глаза на ловчего, и тот прочел в них ответ.

– Как ты спасся? Удрал?

Пэллок сглотнул слюну. Все взгляды были обращены на него.

– Если бы ты не удрал, вы бы отбились! – гневно воскликнул Урс.

– Нет! – Пэллок замотал головой. – Их было слишком много.

– И ты удрал!

– Я сидел на дереве!

– На дереве? – не поверил своим ушам Урс. – На твоих товарищей напали, а ты сидел на дереве?

– Все было не так!

– Выступаем немедленно. Может, они еще живы, – вмешался Валид.

– Да. – Урс презрительно отвернулся от Пэллока. – Собирайтесь. Грат, будешь охранять нас с тыла.

Охотники, словно сговорившись, перестали замечать Пэллока, хотя тот стоял в самой их гуще. Ему едва удалось спастись, а им наплевать! К тому же они все не так поняли.

И все-таки лишь Пэллок мог привести их на место бойни. Урс кивком головы подозвал его к себе. Отряд сразу бросился бежать, взмыленный Пэллок едва поспевал.

– Набросились со всех сторон… – пыхтя, оправдывался он.

– Просто веди нас, – огрызнулся Урс.

По левую руку показался тот самый холм.

– Туда, – выдохнул Пэллок, трагическим взглядом указав на поросший соснами пригорок.

Кровавый след тянулся в глубь леса, однако надвигалась ночь, и Урс приказал возвращаться в лагерь.

На обратном пути несколько охотников, заслышав незнакомый звук, насторожились и принялись оглядываться.

Где-то очень далеко кто-то свистел.

* * *

Калли прочесывала кустарник в поисках ягод. Крошечные, незрелые плоды были твердые и кислые, но выбора не было, – какая-никакая, а все же еда.

Издали послышался шум. Шум доносился со стороны лагеря, и Калли, бросив работу, помчалась домой. Запыхавшись, она вбежала в лагерь, куда только что вернулись охотники. Женщины, как обычно вышедшие им навстречу, голосили и громко рыдали, рухнув на колени или обняв своих мужей. Несколько женщин склонились над Рене, разметавшейся по земле.

– Что? Что случилось? – Калли взглянула на мать, но Коко недоуменно покачала головой.

– Орда, – послышалось в толпе.

– Никс!.. – вопила Рене.

Калли все поняла. У нее задрожали колени. Белла и Адор, опершись друг на друга, рыдали в голос. Урс оцепенело стоял рядом.

Пэллок со странно вытянутым лицом безучастно взирал на убитых горем Сородичей. Подбежал испуганный Мор. Калли искала глазами старшего сына и не находила его.

– Валид, – внезапно ослабевшим голосом спросила Калли, – а где Собак?

Валид взглянул ей в глаза – и Калли все поняла.

* * *

Мору выпало сообщить печальную весть Лире. Она вернулась в лагерь через несколько часов после возвращения охотников. Мор поджидал ее на тропе у ручья.

– Лира, – позвал он.

Отношения между ними оставались натянутыми, однако, заметив выражение его глаз, Лира изменилась в лице и испуганно спросила:

– Мор, что-то случилось?

– Собак, – дрожащими губами вымолвил он.

Лира широко открыла глаза.

– Что с ним? Говори! – взмолилась она, в панике встряхнув его за плечи.

– На них напала Орда.

Больше ничего объяснять не пришлось.

Зарыдав, Лира и Мор бросились друг другу в объятия. Надо мужаться, повторял себе Мор, но от мысли, что Собака больше нет, ему хотелось стать маленьким мальчиком и побежать к маме. Он не знал, как жить дальше.

Убитые горем, они не заметили, что за ними, поджав губы, наблюдает Грат. С того места, где он стоял, несложно было принять их объятия за порыв страсти. При мысли, что Мор, рогонос, калека, завоевал сердце Лиры, Грат насупился и помрачнел.

Отвернувшись, он быстро зашагал прочь, покуда его не заметили.

* * *

В голове у Пэллока снова и снова звучали слова матери. Прояви себя. Ладно, подумал он, я покажу, на что способен. Он отозвал Грата в сторонку и предложил выйти на охоту вдвоем. Сородичи скорбели по убитым, а старший ловчий приказал не отходить далеко от лагеря, но они с Гратом вызовут всеобщее восхищение, если рискнут жизнью на благо племени. Убедить Грата было несложно: он так давно ничего не ел, кроме жуков и муравьев, что у него саднило в горле.

Им повезло: они наткнулись на кунью нору. Зверьки были крохотные, мясо их – жестким, но все-таки это было мясо. Пэллок улыбался до ушей. Сегодня они будут героями.

– Еда! – закричал Пэллок, едва вошел в лагерь. Буквально сияя от гордости, он вскинул руку и потряс в воздухе добычей. – Еда!

Коко и Калли нехотя взяли зверьков, не проронив ни слова. Пэллок нахмурился. Разве они не понимают, что теперь голод отступил? Коко и Калли сразу же принялись свежевать куниц, и Пэллок с удовлетворением отметил, как у детей, наблюдавших за их работой, заблестели глаза.

К Пэллоку сквозь собравшуюся толпу протолкались Урс и Валид.

– Мы принесли добычу, ловчий, – сказал Пэллок.

Не останавливаясь, Урс подошел вплотную к Пэллоку и влепил ему звонкую затрещину. Пэллок пошатнулся, взвыв от боли; Грат, которого Валид отхлестал по лицу, рухнул на колени.

– Я велел всем оставаться в лагере! – взревел Урс.

Пэллок выпрямился, ярость забурлила. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на ловчего с копьем.

– Нам было нечего есть, – запротестовал он.

– Все равно! Вы слышали приказ! – орал Урс.

Грат лежал, не шевелясь, потрясенный приемом, который ему оказали. Неслыханное дело – один охотник ударил другого, нарушив непреложный запрет! Запрет, который сплачивал людей. А что оставалось делать остальным, если запрет нарушал сам старший ловчий?

Пэллок скрестил руки на груди, чтобы никто не заметил, как он дрожит.

– Нам нечего было есть, – повторил он, ища глазами мать. Альби в толпе не было.

– Из-за вас мы не выходили на охоту два дня, – рявкнул Урс.

– Мы думали, вы угодили в лапы Орды, – прорычал Валид. – Мы не решались выходить, пока не выясним, что с вами стало. Почему вы ушли самовольно, никого не предупредив?

– Мы потеряли два дня, – повторил Урс. Казалось, он вот-вот ударит Пэллока снова. Однако вскоре черты его лица смягчились. – Пэллок, – удрученно сказал он, – ты поступаешь необдуманно. Поэтому и не годишься быть старшим над копейщиками.

Урс удалился. Остальные тоже разошлись. Рядом с Пэллоком остался только Грат. Он встал с земли, отряхнулся и обменялся с Пэллоком хмурым взглядом. Лицо Пэллока посерело; казалось, он вот-вот расплачется от несправедливости, а вот Грат побагровел от злости.

– Урс еще пожалеет об этом дне, – поклялся он.

42

Внучка большой волчицы, которая первой приняла пищу из рук человека, до сих пор возглавляла стаю. Ее стая выросла, окрепла и успешно защищала свою территорию от чужих посягательств.

Волчица по-прежнему принимала еду из рук человека. Ни один из ее прямых потомков на это не отваживался, но и не убегал от людей, встретив их на равнинах. Они помнили запахи того человека, который приносил еду их матери, и запахи тех, кто кочевал вместе с ним. Остальные люди были врагами волков, особенно высокие черные люди, что жили в лесу. Волчица научилась различать друзей и врагов среди людей, улавливать их эмоции и по жестам угадывать их намерения.

В этом году стае попадались больные и истощенные голодом животные. Волчица нутром чуяла необъяснимую слабость, исходившую от них, и примечала наиболее подходящих жертв.

Почуяв, что ее человек неподалеку, волчица в одиночку отправилась на его поиски. Ее влекла не только возможность утолить голод, но и что-то еще, что-то неуловимое. Сейчас он и его спутница стояли перед ней. Волчица бесстрашно приблизилась к ним, заметив их приподнятые брови и приоткрытый рот – знак того, что они принесли мясо.

Она не останется голодной.

* * *

Хотя охота пошла на лад и темные мешки под глазами людей исчезли, среди Сородичей царило мрачное уныние. Смерть была нередким явлением в племени, особенно смерть детей, однако трагическая гибель отцов семейств, Вента и Никса, и молодых парней, Маркуса и Собака, ошеломила Сородичей. Здоровые, полные сил мужчины погибли не от несчастного случая или болезни, а от рук других людей.

Калли ни на шаг не отпускала от себя Мора, но тот не мог и дня пробыть у семейного костра и искал уединения. Он смотрел на мать – и вспоминал о брате. Он смотрел на Лиру – и вспоминал о брате. Куда бы он ни бросил взгляд, он ожидал, что брат вот-вот выйдет к нему навстречу.

– Прошу тебя, Мор, – однажды вырвалось у Калли.

– О чем?

Калли обессиленно покачала головой. Она не знала, о чем хотела просить его. Ей не хотелось видеть, как он страдает. Ей хотелось, чтобы оба ее сына были живы, здоровы и счастливы.

Однажды вечером, когда сумерки сгустились над становищем раньше прежнего, Белла не созвала женщин на совет, и Калли догадалась, что Старейшина не хочет уходить на север. Белла ненавидела зимовье – и была в этом не одинока – и теперь, потеряв ребенка, погибшего от болезни, двух братьев и племянника, попавших в засаду, искала утешения, каждый день принимая ванны.

– Белла, – напрямик сказала ей Калли, – ночи становятся все длиннее и холоднее. Нам давно пора уходить на зимовье.

Белла, лежавшая в своей ванне, вздохнула и закрыла руками лицо.

– Лето выдалось тяжелым. Я не готова. Никто не понимает моего горя. Я лишилась двух братьев! И племянника!

Калли поджала губы.

– Мой сын тоже погиб, Белла, – тихо сказала она.

– Мои дети умерли!

– Я знаю.

– Я не хочу уходить.

– Если мы останемся, нам придется туго.

– Почему? – Подруга капризно надула губы. – Почему нам вообще надо куда-то уходить на зиму?

Отчаявшись добиться от Беллы определенности, Калли отправилась на поиски Урса.

– Пора выдвигаться на зимовье, – заявила ему Калли.

– Совет женщин, наконец, решил? – с облегчением спросил Урс.

– Да, – подтвердила Калли. – Только не… Белла. Мы все знаем, что уже пора. Дни становятся короче.

– Но если женщины не готовы… – начал Урс.

– Женщины готовы, – перебила его Калли. – Поговори с женой.

– Понимаешь… – Урс пожал плечами и снисходительно улыбнулся. – С женщинами иногда сложно разговаривать.

– Нет, не понимаю, – сердито ответила Калли. – Она твоя жена. Чего ты боишься?

Лицо Урса вытянулось.

– Я не боюсь, – ледяным тоном произнес он.

– Ну так поговори с ней.

– Не надо мной командовать. И не смей указывать ловчему, как ему говорить с женой.

Калли молча уставилась на него.

– Куда делся тот человек, с которым я встречалась в верховьях реки? – чуть слышно спросила она. – Он ничего не боялся.

Урс, к своей чести, всерьез задумался над вопросом Калли.

– Тогда казалось, что все просто, – наконец ответил он, бессильно опустив руки. – Я думал, для меня нет ничего невозможного. А теперь… теперь я должен думать об охоте. Если нам снова не повезет, начнется голод. Но сейчас надо держаться вместе. После того, что случилось, высылать следопытов нельзя. Ты права. Теперь мне страшно.

* * *

– Хочешь сама бросить? – предложил Сайлекс, не спуская глаз с волчицы.

– Нет, Сайлекс, бросай ты, – вполголоса ответила Деникс. Глядя на то, как непринужденно приближается к ним волчица, она едва не рассмеялась. Волчица и Сайлекс были друзьями.

Сайлекс опустился на колено, и Деникс затаила дыхание. Он протянул волчице кусок мяса, и та взяла его прямо из руки, как ни в чем не бывало. Держа мясо в зубах, волчица повернулась к людям спиной и исчезла среди деревьев.

– К этому невозможно привыкнуть, – дрожащим голосом заявила Деникс.

– Да, – согласился Сайлекс. – Я понимаю, о чем ты.

– Для меня большая честь сопровождать тебя, Сайлекс. Почему ты не зовешь с собой других? Бракха, например?

Они затрусили обратно в лагерь.

– Бракх предпочитает оставаться в лагере. А ты наш лучший охотник. Тебя все уважают, Деникс. И… мне просто нравится, что ты со мной, – признался он и искоса взглянул на девушку. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– В чем дело? – спросил Сайлекс.

Деникс коснулась его плеча, и они остановились, дыша ровно и легко.

– Сайлекс, я должна тебе кое-что сказать.

Они стояли посреди равнины, покрытой жухлой, сухой травой, где добычу можно было заметить издалека, но и самим стать добычей. Сайлекс не раз замечал на этих равнинах бродившего вдалеке льва. Ему было не по себе и не терпелось вернуться в племя.

– Сайлекс, – сказала Деникс, кусая губы и, очевидно, борясь с собой. Сайлекс против воли смотрел на ее губы. Их контуры складывались почти в идеальный круг, всегда привлекавший его взгляд.

Он увидел, что она раскраснелась, словно бежала полдня, и им овладело странное беспокойство.

– Не будем терять времени.

– Пожалуйста, послушай.

Сайлекс поднял брови.

– Тебе правда нравится, что я с тобой? – спросила она.

Глядя в ее большие печальные глаза, Сайлекс, сам не зная почему, вспомнил, как по ее нагому телу стекали струйки воды. Это был не самый подходящий момент для воспоминаний: Деникс, очевидно, хотела сказать ему что-то важное насчет охоты. По правде говоря, воспоминание о том дне посещало Сайлекса регулярно; зачастую он засыпал, вновь и вновь представляя себе Деникс, стоящую по колено в воде.

– Почему ты так смотришь на меня? – шепнула Деникс.

Сайлекс вздрогнул.

– Извини.

– Не извиняйся. Скажи, почему, – настаивала она.

Сайлексу показалось, что Деникс прочла его мысли.

– Ты что-то хотела мне сказать.

– Что ты чувствуешь, Сайлекс? Что ты чувствуешь ко мне?

Внутри него что-то всколыхнулось, будто целое стадо вздрогнуло и понеслось, не разбирая дороги. Глядя на волнующуюся грудь Деникс, он вспомнил жаркие объятия Фиа, и в его глазах сверкнуло нескрываемое вожделение.

– Это невозможно, Деникс, – в отчаянье прошептал он и отвернулся, оттолкнув ее руку.

– Сайлекс! – позвала она, но Сайлекс уже умчался прочь, не чуя под собой ног.

Лишь один человек мог догнать его. Деникс.

Но она не стала его догонять.

* * *

Глядя на желтеющую день ото дня листву, Лира не ощущала печали, обыкновенно присущей другим людям по этой поре. Деревья вступили в битву с холодом и тьмой, сбрасывая обескровленные мертвые листья. По правде говоря, Лире нравилась осень, и она не возражала против того, что Белла до сих пор не увела Сородичей на зимовье.

Лира ото всех скрывала свое горе, как скрывала от посторонних глаз, даже от собственной матери, любовь к Собаку. Она уходила подальше, придумав себе сложное и трудоемкое занятие, которое отвлекало ее от горестных мыслей с утра до самого вечера, когда она, истощенная тяжелым трудом, валилась спать. И это занятие Лира тоже держала в секрете.

Она видела, что Мор никак не может решиться заговорить с ней, и хорошо понимала его чувства. Несколько раз он собирался с духом, чтобы начать разговор, но обрывал себя на полуслове и с потухшим взглядом уходил прочь.

Наконец оба они устали от отчужденности.

– Где ты пропадаешь целыми днями? – спросил Лиру Мор.

Девушка окинула его задумчивым взглядом.

– У меня есть тайное место.

Мор кивнул, словно такой ответ его более чем удовлетворил.

– Холодает, – заметил он, укутавшись поплотней в шкуры и бросив взгляд на хмурое небо.

– Мне очень его недостает, – ответила Лира и разрыдалась. Рядом с Мором она могла дать волю душившим ее чувствам. Он понимал ее, как никто другой. В сущности, подумала Лира, он мой лучший друг.

Мор обнял ее, и слезы покатились из его глаз.

* * *

– Я видела, как ты вчера болтал с Фелкой, – спустя несколько дней сказала ему Лира многозначительным и, как показалось Мору, поддразнивающим тоном.

Он зарделся. К чему эти шуточки про другую девушку? Наверное, он ничего для нее не значит.

– Меня не интересует дочь Марса.

– Понятно, – щебетнула Лира и широко улыбнулась – впервые после смерти Собака.

– Я обручен с другой, – заявил Мор, рассчитывая задеть этим Лиру, но вызвал лишь искреннее удивление девушки.

– Правда?

– Наши родители уже договорились.

– И кто она?

Нет, совсем не ревнует, с горечью подумал про себя Мор.

– Ее зовут Эма. Она из Бледноликих. У них принято, чтобы отец выбирал мужа для дочери. Отец Эмы говорил с моей матерью, и мать согласилась. Женский совет, наверное, пока ничего не знает, но я останусь жить с Бледноликими, поэтому не имеет значения, что скажут наши женщины.

– То есть… ты будешь жить с другим племенем?

– Да. Может быть, только зимой. Посмотрим. Никто из Бледноликих не считает, что на мне лежит проклятье.

– И что ты думаешь об этой Эме?

Мор вспомнил их поцелуй.

– Она любит меня. Она меня поцеловала. Было приятно.

Лира рассмеялась.

– Я рад, что она станет моей женой. Не могу дождаться, когда снова ее увижу, – выпалил Мор, нарочно преувеличивая.

– Мор, я и не знала! – воскликнула Лира. – Я так… Даже не знаю, что сказать. Ты правда влюблен?

Надо же, она еще спрашивает, с горькой иронией подумал Мор.

– Да, Лира, правда, – серьезно ответил он, глядя ей прямо в глаза. – Я влюблен. Странно, что ты этого не замечала.

Брови девушки удивленно поползли вверх. Она отвела взгляд.

– Ах, вот как, – вполголоса промолвила она.

Наступила неловкая тишина. Мора душило презрение к самому себе. Унижался, повел себя как дурак.

Лира повернулась к нему.

– Хочешь, покажу, где я пропадаю целыми днями?

43

Лира и Мор пошли вниз по течению, туда, где из покрытой увядшей травой земли вырастали обломки скал. По просьбе Лиры Мор зажег факел, вытащив уголек из рожка на шее. От факела исходило приятное тепло. Дни стояли холодные, Мор не припоминал таких холодов. Лира подвела его к тесному лазу в скале.

– Протиснуться туда нелегко, но внутри пещера куда больше, чем кажется.

Она полезла первой, и Мор, прежде чем последовать за нею, протянул ей факел. В какой-то момент он застрял между землей и нависшим каменным потолком и не на шутку перепугался, но все-таки ему удалось попасть внутрь.

Пещера была такой огромной, что света факела не хватало. Лира смущенно показала на одну из стен, которая была чуть светлее другой.

– Посмотри сюда.

Мор прищурился – на каменной плоскости выделялись какие-то темно-красные пятна.

– Смотри. Вот медведь. А вот олени, – пояснила Лира, водя рукой по пятнам.

Наконец Мор увидел – перед ним действительно были очертания оленей. Он изумленно ахнул.

– Невероятно!

– Уголь и охра.

– Так это ты сделала? Но как ты перенесла туда оленей? – недоумевал Мор.

– Я водила углем по стене так, чтобы линии напоминали очертания животных. Тебе нравится?

– Никогда не видел ничего подобного.

– Ради этого я и прихожу сюда.

– Просто потрясающе, – искренне восхитился Мор.

Лира рассмеялась, чувствуя себя польщенной.

– Кроме тебя, об этом никто не знает.

Мор долго смотрел на девушку в танцующем свете факела. Он хотел признаться, что любит ее, признаться прямо сейчас, – но не мог. Слова, готовые сорваться с языка, рассеивались, как тепло от горящего факела.

Когда они возвращались в становище, из-за деревьев вышел Грат и заступил им дорогу.

– Лира, где ты была? – грубо осведомился он.

Мор нахмурился.

– Что-нибудь случилось?

Грат оставил его слова без внимания.

– Нельзя уходить так далеко без провожатых, – напустился он на Лиру. – Это очень опасно.

– Она была со мной, – вмешался Мор.

– Чем ты вообще занималась? – потребовал ответа Грат, демонстративно не глядя на Мора.

– Мы гуляли, – с достоинством ответила Лира, разозлившись. – А что?

– Твой отец велел мне присмотреть за тобой.

– Мой отец? Ничего такого он не говорил.

Грат покачал головой.

– Сказал, во время охоты. Так что тебе невдомек. – Он снисходительно покосился на Мора. – Тебе, разумеется, тоже.

– Я тебе не верю, – сказал Мор.

Грат сощурился.

– Может, ты не так понял, – поспешила вмешаться Лира, коснувшись руки Мора.

– Драки между охотниками запрещены, – раздельно произнес Грат и в упор посмотрел на Мора. – Но ты – не охотник.

– Что это? – в страхе вскрикнула Лира и показала на деревья, которые заволокло бело-серой пеленой. Налетел ветер, и спустя несколько мгновений всех троих накрыла метель.

* * *

Сородичи в панике покидали летнее поселение. Даже самые мнительные из них не ожидали, что пойдет снег. Это было нечто из ряда вон выходящее.

Метель бушевала целые дни напролет. Сородичи увязали по колено в снегу, с трудом продвигаясь против ветра. Охотники по очереди протаптывали в сугробах тропку, по которой шли остальные.

Первым умер Харди. Сородичи медленно продвигались вперед, когда над кочевьем пронесся слабый, хриплый вопль. Люди остановились и, встав спиной к ветру, стали всматриваться в снежную завесу.

Дрои стояла на коленях в снегу, обнимая голову мужа. Его лицо, после схватки со львом застывшее в дикой ухмылке, было покрыто инеем, глаза остекленели. Коко и Калли бросились утешать несчастную женщину, но она оттолкнула их.

К ним подошел Урс.

– Я сочувствую твоему горю, – искренне сказал он и, обменявшись взглядом с Калли, протянул руку к Дрои. – Но надо идти дальше, иначе мы все погибнем.

– Может, станет лагерем и переждем бурю? – предложила Калли.

Урс мотнул головой.

– Это не буря, Калли. Пришла зима. Надо идти на юг, иначе мы умрем в пути.

Харди оставили в снегу, не похоронив, – было не до церемоний. Коко и Калли бросили последний взгляд на его окоченевший труп, затем переглянулись, подумав об одном и том же.

Калли была вне себя от горя. Оба ее отца умерли. Почему она так редко общалась с ними, когда они были еще живы? Обычная отговорка – потому что они сами редко говорили с нею – теперь казалась глупой и надуманной.

Урс был прав: пришла зима. На следующий день небо просветлело, однако холод пронизывал до костей. Щурясь, смотрели люди вперед, на покрытую нетронутым снегом равнину. Вокруг не было ни малейших признаков ни оленей, ни лосей, ни любой другой дичи.

Голод точил Калли изнутри, холод терзал ее тело снаружи. Она дрожала, не переставая. Сородичи стали часто останавливаться на привал. Белла забросила все свои обязанности и впала в прострацию. Мор сам разводил костры. Люди были ему признательны, хотя не говорили об этом вслух.

– Нужно найти пищу, – заявил Урс. Ему никто не ответил. Снежный покров оставался нетронутым – никаких следов.

– Надо было уходить раньше, – сказала Альби. Ее слова тоже встретили ледяным молчанием.

На следующее утро Дрои проснулась позже всех и днем отстала от остальных. Наконец, Альби остановилась, дожидаясь, когда Дрои поравняется с ней.

– Пойдем быстрей, сестра, – сказала Альби.

– Я не могу быстрей, – слабым голосом ответила Дрои.

– Что это у тебя? – спросила Альби, показав на котомку из лосиной шкуры.

– Котомка Харди, – ответила Дрои. Она наклонилась, уперлась руками в колени, и котомка соскользнула с ее плеча.

Альби, как завороженная, следила за котомкой.

– А что там?

Дрои безразлично пожала плечами.

Альби обернулась: Сородичи ушли вперед, силуэты людей терялись вдали.

– Харди всегда носил с собой немного вяленого мяса, – пожевать при случае, – как бы между прочим сказала Альби. – Оно там, да?

– Там все, что осталось от мужа. Его инструменты, медвежий зуб и все такое.

– И еда, – не отставала Альби.

Дрои выпрямилась.

– Надо догонять остальных, – сказала она и решительно пошла вперед.

– Дрои, – вполголоса позвала Альби.

Дрои обернулась, и посох с размаху ударил ее по голове. Вскрикнув, Дрои ничком рухнула в сугроб и, распластавшись, зашарила рукой по снегу, пытаясь на что-нибудь опереться. Альби встала коленями ей на спину, ладонями уперлась в затылок и вжала сестру лицом в снег.

Спустя несколько минут Дрои затихла, но Альби не ослабляла хватки. Наконец она встала, рванула к себе котомку и, порывшись, торжествующе извлекла на свет твердый кусок вяленого, чуть тронутого плесенью мяса. Она сунула его в рот, заев пригоршней снега.

* * *

До становища Бледноликих оставался день пути. Сородичи молча плелись друг за другом, изнуренные голодом.

Племя оплакивало мертвых. Однажды утром, через два дня после того, как Сородичи заметили, что с ними нет Дрои, не проснулась Софо, старейшая женщина в племени. Вскоре рухнула Адор, мать Беллы; она прожила еще полтора дня и умерла на руках у сыновей. Смерть не обошла стороной и детей: умерли трое малышей, которым не было трех лет, и мальчик лет шести, имя которого, по грустной иронии судьбы, означало «долголетие».

Снежный покров, покрытый блестящей коркой льда, простирался до самого горизонта. Ни оленей, ни червей, ни насекомых. Вся надежда была на Бледноликих. Сородичи готовились обменять все, что у них оставалось, даже ценную львиную шкуру Урса, на еду.

Несмотря на безветрие, Сородичи не чувствовали запаха костров, и на следующее утро, добравшись, наконец, до становища у озера, они поняли, почему. Становище Бледноликих опустело.

Стояла жуткая, зловещая тишина. Куда подевались веселые дружелюбные люди, которые выбегали им навстречу, предлагая рыбу и птицу? На месте прежнего становища лежала черная, мокрая от талого снега истоптанная земля.

Сородичи, охваченные страхом, сгрудились вокруг Урса.

– Это кровь, – наклонившись над землей, сказал Грат. – Видите? Все в крови.

Тут и там на земле темнели влажные багровые пятна, кое-где собираясь в лужи.

Калли в ужасе прикрыла рот рукой.

– Что произошло? Почему они ушли?

– Не думаю, что они ушли, – мрачно ответил Урс.

Мор указал на истоптанную землю.

– Смотрите, за крупными следами ног видны маленькие – мужчины защищали детей. Здесь они и погибли. А дети побежали вон туда. – Мор показал на безмятежное синее озеро, лежавшее в ста шагах. – Теперь следы далеко друг от друга – это нападавшие побежали за детьми.

Мор обернулся к ловчему, который слушал его, согласно кивая.

– Орда, – заключил Мор. – Здесь побывала Орда.

Калли в ужасе уставилась на сына.

– Да чего вы его слушаете? – презрительно начал Грат, но Урс перебил его:

– Он прав.

– Но где же тогда трупы? Не может быть, чтобы падальщики растащили трупы без следа, – сказал Пэллок.

– Значит, Орда увела выживших с собой или унесла тела, – ответил Урс. – Так же, как они унесли тело Собака, когда ты прятался на дереве.

Пэллок густо покраснел.

– Что будем делать? – спросил Валид.

– Сегодня останемся здесь. Может быть, завтра потеплеет, – с тяжелым сердцем ответил Урс, понурив голову.

Калли упала на колени и зарыдала. Такие приветливые, открытые, радушные люди… Зачем понадобилось их убивать?

– Останемся здесь? – заверещала Белла. – Останемся здесь? А если они вернутся, Урс?

– Мы не в состоянии идти дальше, – обессиленно пробормотал ее муж.

Пошатываясь от голода, Мор разложил большой костер, затем развел костры поменьше, для каждой семьи. Он не мог отделаться от мыслей о девушке Эме, которая должна была стать его женой, вспоминал ее улыбку, ее губы…

Он пытался оплакивать гибель девушки, но, по правде говоря, почти совсем ее не помнил.

Солнце еще стояло высоко, но люди уже улеглись на ночлег и, свернувшись у огня, глядели в пустоту. От нагретой кострами земли шел тошнотворный запах крови, от которого сводило болью пустые животы.

Пэллок отшвырнул в сторону сеть для рыбной ловли, и Мор наклонился за ней, вспомнив путешествие в ледяную пещеру вместе с Эмой и ее подругами. Эма поцеловала его в тот день. Мор с удивлением разглядывал хитросплетения веревок, и вдруг его осенило.

44

Почти все без движения лежали на земле, не желая вставать и куда-то идти. Если они останутся здесь, то попросту умрут с голоду.

А в пещере могла быть еда.

Взяв с собой сеть и рожок с углями, Мор ушел, никому не сказав, куда направляется. Неподалеку от входа в пещеру он обнаружил аккуратно сложенную охапку сухой травы и соорудил себе факел.

В пещере стоял жгучий холод, белые стены сверкали от инея и льда. Мор взял кирку и, кряхтя, потащил ее в глубь пещеры, где лежали льдины, доходящие ему до коленей. Он принялся за работу, окутанный облаком пара от собственного дыхания.

Выкопав первую рыбину, он запустил в нее зубы, вгрызаясь в лед, ощущая, как тает на языке склизкая рыбья плоть. Мор не стал есть больше одной, опасаясь судорог, и стал укладывать рыбины в сеть.

Пошатываясь под тяжестью ноши, достаточной, чтобы досыта накормить всех Сородичей, он вошел в лагерь.

Никто не поднял на него взгляда. Калли сидела у общего костра и бездумно глядела на пламя. Коко, тяжело дыша, сидела рядом, положив голову дочери на плечо, и время от времени надсадно кашляла.

Мор бросил сеть к ногам матери, и Калли перевела на нее невидящий взор.

– Мама, – сказал Мор, – я принес еды.

Он насадил рыбину на палку и вытянул ее над огнем. Лед растаял, и вода с шипением закапала на угли.

– Еда, – повторил Мор. – Еда!

Взгляд Калли прояснился.

– Мама, – проговорила она, повернувшись с Коко. Потом, повернувшись к другим, воскликнула: – Мор принес еды! Еда! Еда!

Поначалу ее слова были встречены молчанием: люди не хотели шевелиться. Но когда в воздухе разлился аромат жареного, Сородичи устремились к костру, наперебой хватая рыбу.

Подошел Урс, выкатив глаза от изумления.

– Мор принес еду, – сообщила ему Калли и первому протянула зажаренную рыбину. – Это все мой сын, Мор, – повторяла она.

* * *

По общему убеждению, Мор каким-то образом умудрился выловить мороженую рыбу из замерзшего озера, используя сеть. Мор не спешил развеивать это заблуждение, однако, когда он вновь отправился к пещере, за ним увязалась горстка детей, и его секрет был раскрыт. И все-таки именно благодаря Мору Сородичи не умерли с голоду.

– Наплевать, посветлеют у меня глаза или нет, – радостно сказал Валид дочери, сидя у костра. – Сколько бы мальчик ни принес рыбы, я все съем.

– Странно, – заметила Лира. – Он уже давно взрослый, а его все еще называют мальчиком. Он спас Сородичей от голода, но охотники не признают его своим.

– С такой ногой он не может считаться охотником, а значит, и мужчиной, – ответил Валид. Его сыновья, семнадцатилетний Лиго и десятилетний Магнус, важно закивали.

– Пойду, наверно, скажу мальчику «спасибо» за то, что он спас нас от голода. Он преуспел в этом гораздо больше мужчин, – отрезала Лира.

Валид некоторое время смотрел ей вслед.

– Ты слишком много ей позволяешь, – проворчала Сайди, его жена.

Валид пожал плечами.

– Она всегда была упрямой.

– Потому что ты все спускаешь ей с рук, – сварливо ответила Сайди.

Валид молча пожал плечами.

Мор возился со спутанной сетью, пытаясь распутать перекрученные веревки.

– Давай помогу, – предложила Лира, подойдя ближе.

Мор охотно протянул ей сеть. Лира осмотрела ее и принялась распутывать узлы.

– Тут надо повторить узор, – промолвила она чуть слышно.

– Узор? – переспросил Мор.

Лира, задумавшись, невидящими глазами смотрела на сеть, но, услышав вопрос, вскинула голову.

– Спасибо. Ты спас все племя, – сказала она, распутывая упрямый узел.

Мор смущенно что-то пробормотал.

– Ты потерял брата, деда и вот теперь возможную жену, – сочувственно продолжала Лира.

Мор кивнул.

– Я тебе очень сочувствую. – Протянув руку, Лира коснулась его ноги.

Мор не поверил своим глазам: она коснулась его больной ноги, нисколько не изменившись в лице.

* * *

Сайлекс, заранее предсказав суровую зиму, увел свое племя на юг: прошел по берегу реки до края долины, где жила Орда, и повернул на восток. Вышло так, что их путь почти в точности повторял путь Сородичей, но у Сайлекса не было заранее намеченной цели путешествия – он просто следовал за волчьей стаей и, прислушиваясь к ночным завываниям волков, надеялся, что волки выведут их в места, богатые дичью.

Он поискал глазами Деникс с той же настойчивостью, с которой преследовал добычу, желая заново испытать радостный трепет, охватывавший его всякий раз, когда их взгляды пересекались. По вечерам он глядел на нее сквозь пламя костра, дожидаясь, когда же она поднимет глаза. Однако Деникс всегда отводила взгляд, проходила мимо, не проронив ни слова, и всячески его избегала.

Попав в метель, Волколюди укрылись среди гряды валунов и набрели на жилище пещерного медведя. Они питались его мясом несколько дней, пока снаружи бушевала метель. Сидя у костра, разведенного из мамонтовых костей и чахлых, сучковатых ветвей, от которых исходил приятный запах, люди прислушивались к завыванию ветра.

Когда племя двинулось дальше, Сайлекс заметил на каменистом склоне холма, видневшегося вдалеке, волчицу. Это была внучка той самой волчицы, которая первой стала кормиться из руки человека. Волчица одиноко стояла среди камней и смотрела на него в упор, не шевельнувшись, даже когда Сайлекс замахал ей руками. У него оставался кусок медвежатины, но волчица не спустилась к нему. Вместо этого она легко взбежала на вершину, остановилась и взглянула на Сайлекса через плечо. Потом, словно удостоверившись, что человек смотрит, она сделала еще несколько шагов к вершине и снова оглянулась.

– Бракх, – позвал Сайлекс. – Подожди. Останови людей!

Племя, вразброд спускавшееся на равнину в поисках оленей, остановилось. Сайлекс как завороженный следил за волчицей. Он не раз видел, как взрослые волки, выводя молодняк на охоту, то и дело оборачивались к своим подопечным, ведя их за собой.

– Поднимаемся вон на тот холм, – приказал Сайлекс.

Люди повиновались. Ушло почти полдня, чтобы добраться до вершины. Завидев их приближение, волчица скрылась.

С обратного склона холма в небольшой пруд, не затянутый льдом, сбегал ручеек. Оттуда, где стоял Сайлекс, ручеек казался тонюсенькой линией, а пруд – темной точкой. Вокруг пруда бродило стадо оленей, выискивая травинки на черной земле.

– Волчица привела нас к оленям! – выдохнул Сайлекс и обернулся к Деникс, желая разделить с ней восторг. Но Деникс, как обычно, отвела взгляд.

* * *

Проследив за Гратом, Пэллок выяснил, что тот шпионил за Мором и Лирой, которые сидели рядом, как влюбленные. Лицо Грата перекосилось от ненависти и отвращения, и он зашагал прочь.

Пэллок нагнал его и пошел рядом.

– Когда мы с тобой ушли на охоту и принесли еду, нас осыпали бранью, – сказал он. – А как то же самое сделал калека, так стал героем дня!

Грат остановился как вкопанный. Разумеется, Пэллока к этому разговору подтолкнула Альби, увидевшая черную ненависть в сердце Грата. Сделай его своим оружием, подговаривала она сына; ведь Пэллок, сколько ни храбрился, не смог осуществить ни одну из своих угроз. Поклялся убить Урса – и не убил, обещал разделаться с Калли – и струсил. К Мору он даже не подступался.

– К чему нам вообще рогонос? – продолжал Пэллок. – У нас есть хранительница огня. Работа это легкая, как раз для женщины. Мы все тащим и тащим его за собой, кормим, а сами голодаем и мрем как мухи. Охотиться он не может. А рыбу любой дурак мог найти. Один из нас рано или поздно наткнулся бы на ту пещеру.

– Я как раз собирался идти на разведку, – согласился Грат.

– И теперь все его благодарят. А нас с тобой ловчий и его приспешники при всех втоптали в грязь. Неужели никто не понимает, что, если бы не калека, с Бледноликими ничего бы не случилось? И, если бы не он, мы бы не голодали в пути?

Грат поразмыслил над его словами.

– Значит, это оно и есть, то проклятие, о котором твердит твоя мать?

– Конечно. Мы чуть не погибли по пути сюда. Какие еще нужны доказательства?

Грат покосился на Пэллока.

– Ты же его отец.

– Он проклят, его отец – злой дух тьмы. – Пэллок ухмыльнулся, увидев, какое у Грата стало лицо. – Мои слова напугали тебя?

– Я не из пугливых, – холодно ответил Грат. – Кто он такой? Калека. А я охотник.

– И что ты намерен делать, охотник? – насмешливо спросил Пэллок.

Грат надменно скривил губы.

– Что делать? Избавить Сородичей от проклятья, вот что.

Год девятнадцатый

Мор снял кожаную петлю с шеи Волчишки и показал ей. Волчишка обнюхала кусок кожи и осталась к нему равнодушна.

– Смотри, – сказал Мор. – Теперь у тебя красный ошейник. Я натер его охрой. Сегодня у тебя особый день. День наречения.

Волчишка зевнула и задней ногой почесала за ухом.

– Ты похожа на моего брата, такая же веселая и беззаботная. Я назову тебя в его честь. Его звали Собак. А тебя я буду звать Собака. Хорошо? Постой-ка смирно, Собака.

Мор надел Собаке ошейник и привязал к нему длинную веревку – поводок.

– Сейчас мы выйдем наружу, Собака. Я отвалю камень от входа, чтобы мы с тобой смогли протиснуться.

Оказавшись на воле, Собака запрыгала, не помня себя от радости. Мор крепко держал поводок, строго покрикивая на Собаку, когда она дергала слишком сильно. Новое имя шло ей как нельзя лучше – Собак в мальчишестве был таким же тощим, высоким и длинноногим, как она.

С годами левый рукав ручья Сородичей распался на узкие протоки, бежавшие по неровной, каменистой долине, усеянной валунами, обломками скал и завалами валежника. Дикое и вместе с тем дивное место! Отвесные склоны каменных глыб, бурлящий и пенящийся ручей, ослепительно сверкавший на солнце, – все поражало своей первозданной красотой.

– Уводишь меня вверх по течению, Собака? Здесь лежит северная глушь – ничья земля.

Солнце поднялось и стояло уже высоко.

– Это все – мое, – провозгласил Мор, раскинув руки и подставив лицо солнцу. Его переполняла радость, хотелось петь, и он пожалел, что рядом нет Лиры.

Донесся глухой рокот падающей воды, переходящий в рев, как будто средь бела дня бушевал ливень. Солнце чуть заметно качнулось к западу. Самое время возвращаться, но Мору захотелось узнать, почему среди ясного неба шумит дождь, и он пошел на звук.

Наконец он остановился, словно громом пораженный, Перед ним высилась гора во много раз выше человеческого роста, увенчанная белой шапкой льда, неровные края которой уступами спускались до самой земли, где упирались в приземистую ледяную гряду. По ледяным ступеням стекала вода, разбиваясь в пыль о лежавшие внизу камни.

Должно быть, здесь рождается зима, подумал Мор. Должно быть, небо дотягивается до этой ледяной шапки и черпает оттуда снег, чтобы потом сбрасывать его на землю.

Собака шумно обнюхивала мерзлую землю и разбросанные камни, опасные, скользкие от тонкой мокрой наледи. От гиблого места веяло таким холодом, что у Мора зуб на зуб не попадал, и все же он не мог оторваться от этого захватывающего зрелища.

Из ледяной гряды торчало что-то странное… Берцовая кость лося? Плоть давно сгнила, но копыто еще держалось.

Как туда попала эта кость? По спине Мора пробежал холодок. Не стоит здесь задерживаться, сказал он сам себе, однако не мог устоять перед искушением и долго глядел на работу злых духов, творящих зиму и холод. Какие еще страшные вещи могут скрываться подо льдом, который не тает назло солнцу?

45

Год девятнадцатый. Зима

В ту зиму Сородичам не везло с охотой. Дождей почти не было, ловчие ямы стояли пустые. У некоторых членов племени почернели пальцы ног, а у Тэи, вдовы Вента и матери троих детей, нога побагровела и опухла, и бедная женщина умерла в лихорадке. Вскоре умер и ее малолетний сын; выживших детей усыновил Марс, старший брат погибшего Вента. Белла не смогла взять их к себе: она совершенно обезумела от свалившихся на племя бедствий. Когда женщины, обступив ее, наперебой предлагали собираться в обратный путь, она даже не подняла на них глаз, слепая и глухая ко всему.

Мор чувствовал себя совершенно несчастным. Все старые друзья отвернулись от него, в особенности Винко и Грат, которые увивались вокруг Лиры и ни на минуту не оставляли ее наедине с Мором.

Калли нехотя рассказала ему, что в племени усилились слухи, будто во всем виновато проклятие. Это оно заманило Собака и других в засаду и навлекло суровую зиму на Сородичей.

Белла, забыв о том, что именно ее промедление обрекло племя на тяжелое зимовье, наравне со всеми поспешила обвинить во всех бедах Мора. Она сказала, что больше не нуждается в его помощи, а хворост ей будут собирать другие дети. О том, как он спас племя от голодной смерти в опустевшем становище Бледноликих, все давным-давно забыли.

Добравшись до летнего поселения, Сородичи с ужасом увидели, что в тенях, как и в прошлом году, еще белеют ноздреватые сугробы, что ручей раздулся от ледяной воды, а почки на деревьях не распустились. Белла в отчаянье заламывала руки. Как же так, ведь солнце вставало все раньше, а дни становились все дольше, – самое время покидать зимовье и возвращаться на прежнее место. Она была до того подавлена, что не могла ничем заниматься и целыми днями мокла в ванне.

Сородичи хмурились. Что они будут есть? Чем дольше им приходилось жевать обрывки кожи и поедать зеленую поросль, тем чаще бросали они злобные, осуждающие взгляды на Мора – «калеку, приносящего Сородичам горе и слезы». Которого нужно убить ради общего блага.

* * *

Сайлекс помнил восторженные рассказы отца о том, с каким волнением он наблюдал за повседневной жизнью волчьей стаи. Главное – неслышно подобраться, оставаясь незамеченным среди деревьев: присутствие человека могло спугнуть или разозлить хищников. Наблюдая за животными, можно было многое узнать об их повадках, например о том, как стая заботится о подросших волчатах.

Стая, за которой наблюдал Сайлекс, отличалась от остальных. Звери привыкли к присутствию людей из его племени, к их запаху, который часто исходил от главной самки, и не проявляли ни малейшего беспокойства, почуяв Сайлекса, который подкрадывался к ним, прячась в высокой траве.

– Волчица с белой отметиной опять ощенилась! – шепотом воскликнул Сайлекс.

Широко улыбаясь, он обернулся к Деникс, но девушки рядом не оказалось. Она стояла шагах в двадцати, глядя на него исподлобья.

– Сегодня они в игривом настроении, – сказал ей Сайлекс. – Сама увидишь, если спрячешься вон за тем пригорком.

– Мы будем совершать подношение или нет? – холодно спросила Деникс.

– Нет. Волчица ушла к щенятам.

– Тогда я пойду обратно, – заявила девушка.

– Погоди. – Сайлекс схватил ее за руку, и Деникс резко повернула к нему лицо.

– Зачем ты позвал меня с собой? – спросила она, гневно сверкнув глазами.

На миг Сайлекс смутился, вспомнив, как разъярилась Фиа, когда он впервые попытался с ней объясниться.

– Хотел поговорить с тобой наедине.

– Я слушаю. Говори. – Деникс сложила руки на груди.

– Зачем ты так? Ты избегаешь меня с прошлого лета. Не понимаю, чем я заслужил…

– Именно. Не понимаешь. Это все, что ты хотел сказать?

– Нет, не все, – со вздохом сказал Сайлекс. – Бракх кое-что мне сообщил.

Деникс поглядела на него с вызовом.

– Ах, это, – протянула она.

– Ты правда предложила ему…

Деникс насмешливо наблюдала, как он в смущении подбирает слова.

– Ему не впервой.

– Но почему?

Деникс грубовато рассмеялась.

– Ну и ну, не думала, что ты такой дремучий.

– Придержи язык, Деникс, – рассердился Сайлекс. – Я и сам знаю, что у нас нет холостых мужчин, но нельзя приглашать женатого мужчину к себе в постель. Нельзя разбивать пару.

– А что ты предлагаешь? – спросила она. – Ждать, пока кто-нибудь из жен не умрет родами или не свернет себе шею, и выйти замуж за вдовца, кто бы он ни был? Мне двадцать восемь лет! Я почти старуха!

– Но почему Бракх?

– Я же сказала. Ему не впервой.

– Он мой лучший друг, – с болью в голосе запротестовал Сайлекс.

Деникс поглядела на него в упор.

– Так, значит, вот что тебя оскорбляет.

Сайлекс расправил плечи.

– Это оскорбление для всего племени, – сурово ответствовал он.

– Бракх твой лучший друг. Поэтому для тебя это вдвойне оскорбительно.

– Ничего подобного, – сглотнув слюну, пробормотал Сайлекс.

– Ладно, – продолжала Деникс рассудительным тоном, – тогда, может быть, Ток?

– Мой сын? – обомлел Сайлекс.

– Ну да. Крэгг женат. Остается Ток. Он уже интересуется женщинами, – с вызовом сказала Деникс. – Не замечал? И он не женат. У тебя нет причин возражать.

– Он вдвое тебя младше!

– Поверь, разница в возрасте мне не мешает. Ему, я думаю, тоже.

Сайлекс не нашелся, что ответить.

– Значит, на том и порешим.

– Ничего подобного! – вспылил Сайлекс.

Деникс отвернулась и побежала прочь. Сайлекс в два счета нагнал ее.

– Мы не закончили.

– Нет, закончили, Сайлекс, – передразнив его, ответила она. – Все решено.

* * *

Лира в окружении подружек сидела на камнях у ручья и, завидев Мора, окликнула его. Он остановился, чувствуя себя неловко под насмешливыми взглядами девчонок, которые тут же принялись перешептываться между собой, однако Лира, подойдя к нему, улыбнулась приветливо и открыто.

– Опять ты куда-то направляешься с загадочным видом, – сказала девушка.

– Есть дело, – кратко ответил Мор, как всегда в присутствии Лиры охваченный радостью и смятением. Шею Лиры обвивал кожаный шнурок, с которого свисала крупная, размером с детскую ладошку, перламутровая ракушка, выменянная у Бледноликих. Каким-то образом Лире удалось проделать в ней отверстие, хотя ракушки были хрупкие и легко ломались.

– Я пойду с тобой.

Нет, невозможно. Ему нельзя находиться рядом с ней. Он мальчик, а значит, не может за ней ухаживать, не может жениться на ней…

– Ладно, – растерянно согласился Мор.

Лира помахала на прощание подругам. Те помахали ей в ответ и сразу же снова зашушукались, прикрывая рты ладонями. Мор насупился.

– Они смеются над тобой, потому что ты тратишь время на калеку.

Лира удивленно посмотрела на него.

– С чего ты взял?

Он отвернулся и зашагал по тропе. Лира шла рядом.

– За свою жизнь я наслушался таких «комплиментов».

Она коснулась его руки.

– Когда мы тебя увидели, то говорили совсем о другом. Правда.

Лира пристально смотрела на него, ожидая, когда он поднимет на нее глаза. Наконец Мор взглянул ей в лицо, и его сердце едва не выпрыгнуло из груди. Глядя в сияющие глаза Лиры, он вспомнил о поцелуе, который подарила ему Эма, и едва сдержался, чтобы не заключить Лиру в объятия.

– Ты красивый, – будто между прочим сказала Лира. – Ты очень похож на своего брата.

Мор отпрянул от нее, и Лира смутилась.

– Я не хотела…

Он быстро пошел вверх по тропе.

– Я занят, Лира, – бросил он, не оборачиваясь.

– То, что ты похож на брата, не умаляет твоих достоинств.

– Мне надо идти. Не ходи за мной, – отрезал Мор ледяным тоном. Он испытывал какое-то извращенное удовольствие от того, что терзал ее.

Лира остановилась.

– Ладно. Сейчас я не пойду, потому что ты ведешь себя как ребенок. Но я все равно восхищаюсь тобой, как восхищалась твоим братом! – выкрикнула она напоследок.

Мор почувствовал, что, обидевшись, сам загнал себя в ловушку. Ему захотелось обернуться и что-нибудь сказать Лире, однако слова не шли.

– Я люблю тебя, – неслышно прошептал он. – Я тебя люблю.

* * *

Лира медленно побрела прочь. Вскоре ей повстречались Грат и Винко.

– Теплого лета, охотники, – сухо поздоровалась она, не желая поддерживать дальнейший разговор, однако юноши остановились, и ей тоже пришлось остановиться.

– Мора не видела? – спросил Винко.

Лира высоко вздернула голову.

– Видела.

– Где он? – со странной настойчивостью в голосе спросил Грат. Лира невольно взглянула в ту сторону, куда ушел Мор.

– А что вам от него надо? – спросила она вместо ответа.

– Хотим сообщить ему важную новость, – натянуто улыбаясь, сказал Грат.

По спине у Лиры пробежал холодок.

– Он скоро вернется, – негромко сказала девушка, про себя решив немедленно найти Мора и предупредить его.

– Нет-нет, мы сами его найдем, – поспешно ответил Винко. Грубо отстранив Лиру, они прошли мимо. Грат на миг наклонился к ней.

– Для тебя тоже есть важные новости, – шепнул он.

Его ухмылка и звериный блеск в глазах вызывали отвращение. В щель на месте выбитого переднего зуба тыкался красный язык, похожий на червя. Лире стало противно, и она отвернулась.

Грат и Винко, отойдя на несколько шагов, пустились бегом по следам Мора.

46

Лес странно притих – и Мор шестым чувством ощутил, что за ним следят.

Он тут же свернул с тропинки, перешел ручей и скрылся в густом подлеске.

Ясно, кто его мог преследовать. Когда он прошел через густые заросли кустарника, опасения подтвердились. Перед ним, поигрывая дубинкой, стоял Грат, рядом – Винко, сжимавший копье. Мор был безоружен, если не считать свисавшего с шеи рожка с углями.

– Теплого лета, – приветствовал их Мор.

Ему не ответили.

Мор как можно беззаботней помахал дрожащей рукой и пошел дальше, ускоряя шаг. Впереди, прижимаясь к обломкам скал, темнели спасительные заросли можжевельника.

Явственно было слышно, как бегут за ним Винко и Грат, – а он убежать от них не мог.

Но как только он подошел к зарослям и приготовился туда нырнуть, ветви всколыхнулись. Из-за кустов выскочил Робкий с перекошенным от страха лицом и промчался мимо, едва не сбив Мора с ног.

Рослые и крупные, Робкие производили внушительное впечатление, однако людей избегали. Грат и Винко с улюлюканьем бросились за Робким в погоню. Тот оказался на редкость шустрым, хотя поговаривали, что они быстро выбиваются из сил. Вот уже много лет Сородичам не встречался ни один представитель этого странного племени. Мор с завистью смотрел вслед погоне, в который раз пытаясь представить себе, каково это – нестись сквозь чащу, слаженно перебирая обеими ногами.

В кустах зашумело. Мор обернулся. Зверь?.. Он шагнул в сторону и раздвинул ветви.

На него смотрела женщина с перепуганным лицом – очевидно, жена того Робкого, за которым погнались Грат и Винко. За ее спиной, глядя на Мора расширенными от ужаса глазами, прятались двое детей лет десяти.

Женщина угрожающе занесла над головой булыжник.

– Не надо, – прошептал Мор. – Я тебя не обижу.

Но Робкие не знали Общего языка, и женщина не разобрала его слов. Мор прикрыл рот рукой: «Тихо».

Этот жест был ей понятен. Мор показал пустые ладони в знак добрых намерений и попятился.

Затем он как можно быстрее отправился обратно в поселение.

Увы, добраться туда ему не удалось.

* * *

Грат и Винко догнали его на прогалине. Услыхав позади себя громкое надсадное дыхание, Мор оглянулся в поисках укрытия, но спрятаться было негде: по песчаной почве стелился редкий хилый кустарник – ни деревьев, ни камней, ни даже высокой травы.

Мор встретил врагов лицом к лицу.

Винко с трудом переводил дух; казалось, он вот-вот рухнет на землю от усталости, зато Грат был преисполнен мрачной решимости. Он криво усмехнулся, глядя на Мора, и его глаза вспыхнули кровожадным огнем. Тщетная погоня за Робким разбудила в нем жажду крови.

Дракой не обойдется, внезапно понял Мор.

Они пришли его убить.

Винко, друг детства, стоял в стороне, не вмешиваясь.

Грат хищно скалил зубы.

– Проклятый рогонос, – злобно прошипел он, брезгливо скривившись.

Словно подтверждая эти слова, Мор поднес к губам широкий конец рожка и дунул в него, подняв облачко пепла. Грат и глазом не моргнул: он примеривался, куда нанести первый удар. Опытный следопыт, Грат легко управлялся с дубинкой и мог легко размозжить Мору голову. Он шагнул вперед и занес дубинку.

Мор глубоко вдохнул, будто хотел закричать, шагнул Грату навстречу и очутился вплотную к нему. Тот заморгал от неожиданности, не сумев завершить удар, а Мор, воспользовавшись его замешательством, изо всех сил дунул в узкий конец рожка.

Облако раскаленного пепла и угольев вылетело на Грата. Заорав, он бросил дубинку и схватился руками за лицо. Глаза заслезились от попавшего в них пепла, горящие уголья, упавшие за шиворот, обжигали кожу. Грат упал и с дикими воплями принялся кататься по земле. К нему подскочил Винко.

К тому времени, как Грат выпростался из прожженных шкур и вымыл пепел из глаз, Мора и след простыл.

* * *

Увидев лицо сына, исполненное неподдельного страха, Калли в ужасе прикрыла рот рукой.

– Мама! – крикнул он, как маленький мальчик. Задыхаясь, он подбежал к ней, и она протянула руки ему навстречу. – Мама, Грат хочет меня убить!

– Он?.. – У Калли в голове не укладывались слова сына. – Вы что, подрались?

– Нет, мы не дрались. Послушай. Он выследил меня. Он и Винко. Он напал на меня с дубинкой, хотел убить! – выпалил Мор.

Калли побледнела.

– Что мне делать, мама?

Калли взяла сына за руку, ослабев от страха.

– Пойдем со мной, – сказала она, пытаясь говорить как можно более уверенным тоном, и потащила его на женскую сторону лагеря. – Идем. Только там ты будешь в безопасности.

Мор против своей воли пошел за ней. Стоило им заступить за воображаемую границу, как перед ними выросла Альби.

– Что это ты надумала? Ему тут не место! – ощерилась старуха.

– Он же мальчик. Или ты забыла? Мальчикам разрешается приходить к матери.

Насупив брови, Альби посторонилась.

Калли велела сыну спрятаться среди камней. Никто не заметил его появления.

– Сиди здесь и не выходи, – велела она ему.

– Ты куда? – Мор в смятении схватил ее за руку.

– Поговорить с ловчим.

* * *

Урс нехотя вышел к ней.

– Я знаю, что ты готовишься к охоте, – сказала Калли вместо приветствия, – но у меня к тебе срочный разговор.

Урс молча кивнул, и они отошли, чтобы их не могли подслушать. Калли напрямик сообщила, что произошло, и Урс нахмурился.

– Твой сын, наверно, преувеличивает.

– Я уверена, что он не врет, – заявила Калли.

– Послушай, – раздраженно произнес Урс, – это не имеет никакого отношения к охоте. И ко мне.

– Если бы Мор был охотником… Нет, послушай! Если бы он был охотником, Грат его не тронул бы.

– Охотником? Исключено.

– Ты помнишь, что он спас Сородичей от голодной смерти? Там, в лагере Бледноликих?

– Он всего лишь принес рыбу, – пожал плечами Урс.

– Ну и что?

– Он принес рыбу, а не мясо, Калли. Человек не становится охотником только потому, что нашел рыбу в ледяной пещере.

– Ну так сделай его оружейником! Он мастерит оружие куда лучше прочих!

– Калли, оружейником называл себя Харди – в качестве исключения. Ни до него, ни после у нас не было оружейников.

– А могли бы быть! Став оружейником, Мор все равно не смог бы охотиться, однако был бы под защитой!

Урс покачал головой.

– Ходят слухи, что ловчий из меня никудышный, – мрачно проговорил Урс. – Что я не избавил нас от проклятия.

– Никакого проклятия нет, сам знаешь!

– Я знаю только то, что охота не ладится, погода дурная, а люди говорят, что я не гожусь ими командовать.

– И это для тебя важнее, чем жизнь ребенка? – вспылила Калли.

Лицо Урса окаменело.

– Если хочешь уберечь сына, поговори с его отцом. Пусть вмешается.

– Пэллок! – презрительно фыркнула Калли. – С него никакого проку.

– Не мое это дело – вмешиваться в семейные дела, – заметил Урс, – но я считаю, ты должна примириться с мужем. Может, тогда он заступится за Мора.

– Пэллок не заступится за него. Он думает, что Мор – твой сын, – прошипела Калли.

На лице Урса мелькнуло отвращение, и Калли затрясло. Как она могла любить этого человека, который презирал ее мальчика?

– Что за чушь, – высокомерно бросил Урс. – Никакой он не мой сын!

– Конечно, не твой, – огрызнулась Калли. – Твоим был Собак.

* * *

Вернувшись в лагерь, Калли сразу почуяла неладное. У общего костра толпились женщины, хотя время еды еще не настало. Завидев Калли, они смущенно прятали глаза.

Пытаясь не поддаваться панике, Калли поспешила на женскую половину лагеря, возле которой уже поджидали Грат и Винко. Грат, взмокший, растрепанный, с косматой опаленной бородой и ожогами на лице, поигрывал дубинкой. Винко ткнул Грата в бок и кивком головы указал на Калли.

– Мы хотим поговорить с твоим сыном, – надменно сказал Грат, холодно глядя на Калли. – Приведи его.

У Калли по спине побежали мурашки, но она уверенно ответила:

– Я не знаю, где он.

– Нет, знаешь. Женщины видели, как он зашел на вашу половину, – ответил Грат.

– Да, его видели, – поддакнул Винко.

Калли посмотрела на них в упор.

– Что вы задумали? Убить одного из Сородичей, своего соплеменника? Думаете, это сойдет вам с рук?

Винко потупил взор, но Грат не изменился в лице.

– Приведи его, – повторил он.

– И не подумаю. – Калли прошла мимо юношей, однако Грат схватил ее за руку.

– Приведи, или я сам пойду за ним.

– Я замужняя женщина! Не смей прикасаться ко мне!

На миг Калли показалось, что Грат отвесит ей пощечину – такое было у него лицо. Помедлив, он все-таки отпустил ее. Калли с трудом удержалась, чтобы не растереть занывший от Гратовой хватки локоть. Она отвернулась и ушла, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

– Мы с ним покончим! – проорал Грат.

Калли обернулась и похолодела: Грат заступил за черту, отделяющую женскую часть поселения.

* * *

Он был один: Винко не нашел в себе силы ступить на запрещенную землю.

Калли растерянно направилась к общему костру, с ужасом заметив, что все от нее отворачиваются. И вдруг она остановилась и помертвела, не в силах поверить собственным глазам.

Ее сын спокойным шагом направлялся к врагу, расправив широкие плечи. Выражение страха пропало с его лица.

– Теплого лета, Грат, – промолвил он. – Давай не будем осквернять женскую сторону.

47

Мор с беззаботным видом прошествовал мимо Грата; тот мог бы запросто разнести ему затылок дубинкой, но вместо этого молча последовал за ним.

– Все хорошо, мама, – заверил Мор, обернувшись к Калли.

Это окончательно ее сломило. Разрыдавшись, она поплелась за сыном и его врагом, едва держась на ногах.

– Ну что, Грат, – ровным тоном сказал Мор, силясь унять дрожь в руках.

Грат сделал шаг вперед, вскинув дубинку, и Мор приготовился принять удар.

– Грат! Винко! – раздался суровый окрик. Все обернулись. В нескольких шагах от них стоял Урс. – Уходим на охоту! Немедленно.

Грат и Винко застыли в нерешительности.

– Грат! – заорал Урс. – Ты не слышал? На охоту!

Охотники всегда выступали с утра. Никто не мог припомнить, чтобы охота начиналась после обеда.

Грат опустил дубинку.

– Мы еще вернемся, – пообещал он Мору.

* * *

Вода в запруде, где любил купаться Сайлекс, была ледяная, да и лето стояло холодное. Он быстро окунулся и, выйдя на берег, лег на нагретый солнцем камень, остро осознавая себя живым. После купания кожа приятно покалывала. Должно быть, именно так чувствуют себя волки после охоты, подумал он, представив себе сытых хищников, с блаженством валяющихся в мягкой траве: никаких забот, никаких волнений, некого преследовать, не от кого бежать.

Сайлекс понежился на солнышке чуть дольше обычного, дав себе отдых от ежедневной борьбы за выживание. Потом запахнул вокруг бедер набедренную повязку из лисьих шкур и, ощутив на себе чей-то взгляд, обернулся.

Из-за ветвей вышла Деникс, потряхивая влажными волосами, и с нарочитым спокойствием приблизилась. Сайлекс зарделся: значит, все это время она была здесь и наблюдала за ним.

– Если бы ты пришел пораньше, мог бы подглядывать за мной, как в прошлый раз, – сказала она.

Деникс смотрела на него в упор. Сайлекс смешался под ее взглядом, которого так долго ждал; теперь ему хотелось заслониться от него, как от слишком яркого света.

– Я не подглядывал, – буркнул он, отвернувшись.

– Однако ты не отвел глаз. Ты пялишься на меня, когда я не гляжу в твою сторону, но стоит мне взглянуть на тебя, как ты отворачиваешься. – Девушка тряхнула волосами, и капли воды крохотными звездами засверкали на загорелых руках. – Что случилось, Сайлекс? Чего ты хочешь от меня?

Она подошла вплотную к нему и дотронулась прохладной влажной ладонью до его щеки.

– Как ты похожа на мою Фиа, – пробормотал Сайлекс, не в силах оторвать от нее взгляда. – Такая же вспыльчивая.

Он чувствовал, как огонь, бушующий в ее сердце, волчьим воем взывает к его собственной страсти.

– Я не похожа на твою Фиа, – отрезала Деникс и убрала руку. – Она была ревнивая и недоверчивая женщина, и плохо относилась ко мне.

– Фиа? Я и не подозревал, – виновато произнес Сайлекс.

– Все это замечали, не только я. Вы вечно ревновали друг друга. Между вами не было доверия. И любви – подлинной любви – между вами не было. Умирая, Фиа заставила тебя пообещать, что ты женишься на Ови, потому что знала – Ови не даст того, что ты ищешь. Даже перед смертью она не хотела тебе счастья. Твоя сестра Ови не любит тебя так, как жена любит мужа. Так, как тебя люблю я.

Сайлекс был ошеломлен.

– С того самого дня, когда ты впервые взял меня на охоту, для меня существовал только один мужчина.

Сайлекс закрыл глаза.

– А как же Ток? Ты говорила…

– Я и не думала спать с ним. Ведь он твой сын. И никогда бы не позволила ни Бракху, ни другому мужчине прикоснуться к себе. Я хотела тебя позлить.

– Зачем? – вытаращился на нее Сайлекс.

– Чтобы подтолкнуть тебя к тому, чего тебе самому хочется, Сайлекс! – с мукой в голосе выкрикнула Деникс.

Сайлекс облизал пересохшие губы.

– Я должен подавать пример…

– Ты меня убиваешь. Послушай. Без мужчины женщина гибнет. Без него она суха и безжизненна, как выбеленная ветром и солнцем кость. Я сделала все, что могла, чтобы разбудить твои чувства. – По ее щекам потекли слезы. – Пожалуйста, Сайлекс. Один раз. Только один раз покажи мне, что любишь меня. Нас никто не увидит.

Она сбросила с себя накидку. От холода ее маленькие груди покрылись гусиной кожей, соски напряглись.

– Я не могу, – неслышно пролепетал Сайлекс.

– Только один раз, – настаивала она. Сайлекс смотрел на нее как завороженный. – Обещаю, потом я оставлю тебя в покое. Только раз.

Не в силах более противиться всепоглощающему желанию, он протянул к Деникс дрожащие руки и прижал ее к себе. Не прерывая долгого поцелуя, они опустились на теплый песок. Сайлекс не дал ей встать на четвереньки, как было принято в их племени. Вместо этого он показал ей, чему научился, подглядывая за Сородичами, – что они могут смотреть друг другу в глаза.

Деникс ждала его, но Сайлекс, с трудом сдерживаясь, медлил. Он помнил, что она еще ни разу не была с мужчиной. Он стал целовать ее грудь, лаская языком соски, пока Деникс не застонала, прикрыв глаза, и не притянула его к себе, впившись губами в его губы. Наконец, они соединились, и Деникс ахнула.

* * *

Наутро следующего дня Калли направилась к пещере Беллы. Старейшина рыдала, опустив голову на руки.

– Белла, что с тобой? Почему ты прячешься? Альби созвала женщин на совет. Альби!..

Белла даже не посмотрела на нее.

Калли нахмурилась.

– Нельзя сидеть сложа руки. Ты Старейшина, и только ты вправе созывать совет. Понимаешь? Прячась ото всех, ты открыто признаешь, что Старейшина теперь Альби.

Калли протянула к подруге руку, но та оттолкнула ее.

– Альби хочет, чтобы Мора… – Калли запнулась. – Она хочет его смерти, Белла.

Калли представила себе, как это произойдет: Альби и ее приспешницы окружат Мора, а тот, будучи мужчиной, не сможет дать им отпор, ведь мужчинам запрещалось поднимать руку на женщину не из его семьи. Женщины растерзают его, довершив то, что не закончил Грат.

– Я пыталась. И не могу, – прошептала Белла. – Я не могу быть Старейшиной, когда над нами висит проклятие.

– Что ты сказала? – взвизгнула Калли.

– Извини, – пролепетала Белла.

– Белла, что ты говоришь! Ты не хочешь быть Старейшиной? Ты готова лишиться своих привилегий, своей пещеры, ванны, своего места у общего костра? Возможности защитить мужа от посягательств Пэллока? Готова?

Белла посмотрела на Калли остекленевшим взглядом, запутавшись в потоке ее красноречия.

– Ты сохранишь свой статус, только если явишься на совет, – убеждала подругу Калли. – Ты должна прийти – ради себя. И ради меня. Ты должна вступиться за Мора. Пожалуйста, Белла. Спаси себя, мужа – и моего сына. Пожалуйста, пойдем со мной.

В глазах Беллы слабо вспыхнула какая-то искра, но тут же потухла.

– Нет, – прошептала она, качая головой, – я не могу.

* * *

Женщины уже расселись в круг, в центре которого с видом победителя расхаживала Альби. Чувствуя на себе косые взгляды, Калли отыскала Рене и опустилась на землю рядом с ней.

– Белла придет? – встревоженно шепнула Рене.

Калли отрицательно мотнула головой.

– Медлить больше нельзя, – раскатистым голосом начала Альби, завладев всеобщим вниманием. – Пора избавиться от проклятия, которое преследует Сородичей. Оно увело прочь оленей, погубило мужчин и не дает лету вступить в свои права.

Калли оглянулась: женщины как завороженные следили за Альби. Калли поняла, что проиграла. Теперь Альби не отступится, пока не доведет дело до конца. Надо действовать решительно.

Калли встала, обратив на себя все взгляды.

– Да, – сказала она, – ты права. Медлить нельзя.

Женщины смотрели на нее с немым ужасом в глазах, пораженные тем, что услышали. Даже Альби онемела от изумления и подозрительно сощурилась.

– Я говорила со Старейшиной, – заявила Калли. – Я только что от нее. Она согласна. Да, на Сородичей пало проклятие, которое пробралось в моего сына и отравило его ногу. – Калли оглядела сидящих вокруг нее женщин. – И мы должны избавиться от проклятия так, чтобы оно никогда не возвращалось.

– Мы должны… – начала Альби, придя в себя.

– Мы должны, – перебила ее Калли, повысив голос, – поступить так, как велит Старейшина. Победим ли мы проклятие, убив Мора? Откуда нам знать? Сейчас проклятие здесь, у всех на виду, но если Мор умрет, на кого оно перекинется? Теперь ясно как день, что сначала проклятие пало на Харди, перейдя к нему от льва. Помните, как он изуродовал Харди? Затем проклятие перешло к моему нерожденному сыну. На кого оно перекинется после его смерти? Чей ребенок станет следующим?

– Довольно… – начала Альби.

– Старейшина считает, что проклятие следует услать в леса, – продолжала Калли. – Мы должны изгнать Мора из становища. – Калли вытерла набежавшие слезы. – Ясно?

Посох Альби тяжело ухнул об землю, и женщины вздрогнули, вспомнив о тех временах, когда советом заправляла Альби.

– На то не было воли совета, – взревела Альби.

– И кто выражает его волю – ты, что ли? – усмехнулась Калли со всем презрением, на которое была способна.

Альби побагровела.

– Да, – прошипела она. – Да, я!

– Нет, – раздался позади негромкий голос.

Неслышно ступая, в центр круга вышла Белла.

– Я – Старейшина. Слова Калли верны. Мор должен унести проклятие в лес, вернуть его львам.

Это было самое громкое заявление Беллы с тех пор, как она стала Старейшиной.

– Калли права, – повторила она. – Мор должен уйти.

48

Мор уставился на мать.

– Я не понимаю, – прошептал он.

– Другого выхода нет, сынок. – Калли едва сдерживала слезы. – Альби убедила женщин, что ты – причина всех наших несчастий. Она хотела… убить тебя.

– Ты тоже так думаешь? Что все наши беды из-за меня? – вырвалось у Мора.

Калли подняла на него глаза, и, как прежде, перед ней стоял не молодой мужчина, а маленький ребенок, ранимый и беспомощный, которого хотелось защитить, утешить и взять на ручки.

– Дело не в тебе и не в твоем увечье, – спокойно ответила она. – Все это козни злой старухи, которая хочет обратить твою беду себе на пользу.

– Но почему я должен уйти? Это безумие. Нельзя прожить в одиночку!

– Это твой единственный шанс остаться в живых, – убеждала его Калли, глотая слезы. При мысли, что Мору придется ночевать в лесу, ей становилось не по себе. – До тех пор, пока я не поговорю с Урсом. Пока наши дела не наладятся. Или пока… пока не умрет Альби. Она уже старуха. Когда ее не станет, никто и не вспомнит о проклятии. Но до тех пор тебе придется жить одному.

Мор упрямо замотал головой.

– Я хочу поговорить с отцом.

– Мор… – начала Калли, но сын перебил ее, заорав:

– Я сказал, что хочу поговорить с отцом!

Его лицо вспыхнуло яростью, и Калли от неожиданности захлопала глазами. Но она поняла.

– Твой отец пойдет на поводу у Альби, – тихо сказала она, опустив плечи. – Ты сам это прекрасно знаешь. Знаешь, какой человек твой отец. Извини.

Да, Мор знал. Постепенно лицо его разгладилось.

– Ладно, – вздохнул он и понурил голову.

С небывалой болью в сердце Калли смотрела, как ее храбрый мальчик покорно принимает свою судьбу. Ее замутило от вопиющей несправедливости происходящего.

– Выше по течению, за границей наших земель, есть зеленая полянка, окруженная обломками скал. Через два дня я приду и принесу тебе еды, – сдавленным голосом сказала она, с трудом сдерживая рыдания.

* * *

Мор отправился на поиски Лиры, точно зная, где ее искать – в пещере с наскальными рисунками. У входа в пещеру Мор помедлил, прислушиваясь, как Лира напевает что-то про костер и про еду.

Наклонившись к лазу, из которого тянулась струйка дыма, он негромко позвал Лиру по имени. В отверстии показалось ее лицо.

– Теплого лета, Мор, – поздоровалась она и выползла наружу.

– Теплого лета, Лира.

Что-то в его голосе насторожило Лиру.

– Что случилось? Почему ты пришел с копьем и дубинкой?

Мор собрался с духом и, запинаясь, вкратце пересказал свой разговор с матерью.

Лира слушала его с возрастающим недоумением.

– Перед тем как прийти сюда, я говорила с Беллой, – возразила она, – и Белла ни слова не сказала о том, что будет совет.

– Совет созвала Альби.

– Альби? Значит, беды не миновать, – пробормотала Лира.

– Мать говорит, это единственный выход.

– Одному тебе не выжить… – Лира задумчиво посмотрела вдаль, обернувшись к северу.

– Я буду скучать по тебе, – хрипло прошептал Мор.

Губы девушки дрогнули.

– Когда умер Собак, я не могла в это поверить. И сейчас у меня в голове не укладывается то, о чем ты говоришь.

– Знаю, – ответил Мор и тоже посмотрел на север. Настало время уходить.

– Подожди, – сказала Лира, уловив решимость в его глазах. Она нырнула обратно в пещеру и вскоре вернулась с длинной, втрое больше человеческого роста веревкой, сплетенной из обрезков кожи. – Вот. Только что закончила.

Мор внимательно осмотрел подарок.

– Отличная веревка, Лира.

– Бери. Может, пригодится.

– Наверняка. – Мор свернул веревку в кольцо и привязал к поясу. – Спасибо тебе.

Он посмотрел на девушку долгим взглядом.

Лира отерла глаза рукой.

– Прощай, – сказал Мор. Я тебя люблю, хотел сказать он, но промолчал.

– Прощай, Мор, – всхлипнула девушка.

Она долго следила, как он удаляется своей ковыляющей походкой, знакомой ей с детства. С тяжелым сердцем Лира рухнула на колени, закрыв руками лицо. Происходящее казалось таким же далеким и нереальным, как в тот день, когда погиб Собак. Охваченная горем, девушка все бы отдала, чтобы побыть с Мором еще немного.

Но она не стала его догонять, и вскоре Мор пропал из виду.

* * *

Когда солнце вступило в смертельный поединок с темнотой, встающей из-за леса, Мор наконец вышел к тому месту, которое описала ему мать. Впереди в сумерках маячили два гигантских валуна, в щель между ними мог протиснуться человек. Мор развел костер и прислонился спиной к одному из валунов. Он крепился изо всех сил – в конце концов, он мужчина, что бы там ни говорили, – однако, не удержавшись, разрыдался. Хотелось лишь одного: оказаться рядом с матерью. Ему не выжить в одиночку.

Утром Мор отправился еще дальше на север, держа копье наготове. Он забьет лося или даже медведя и вернется к Сородичам с мясом и шкурами, доказав, что нет никакого проклятия.

Он высматривал на земле следы животных, когда услышал незнакомый похрюкивающий звук: стая стервятников растаскивала свежий волчий труп. Прогнав мерзких тварей, Мор огляделся: судя по всему, двое волков вступили в схватку с пещерным львом. Кровавый след тянулся к неширокому входу в пещеру, расположенному у самой земли. Там прятался один из выживших волков.

* * *

– Калли, – вполголоса позвала Коко.

Калли моргнула, очнувшись, и посмотрела на мать.

– У тебя было такое злое лицо…

Калли горько усмехнулась.

– Все делают вид, будто ничего не произошло. Мой сын ушел в лес, и о нем забыли. А со мной обращаются так, словно ничего не случилось.

Коко тяжело вздохнула.

– Когда умер Игнус, было то же самое, помнишь? Люди просто не знают, что принято говорить в таких случаях.

– Нет, мама. Когда умер отец, все было иначе. Мор умирает с голоду, а никому и дела нет!

Калли незаметно сунула в котомку внушительный кусок мяса. Коко не сказала ей ни слова. Каждый третий день Калли носила сыну еду, тайком пробираясь на запретные земли, туда, где она когда-то встречалась с Урсом. От Коко не укрылся страх, затаившийся во взгляде дочери: охотиться или даже собирать ягоды и коренья Мор не мог. Без поддержки Калли он долго не протянет.

Охотники несколько раз возвращались с добычей, и все племя пребывало в радостном умиротворении. Пообедав, большинство людей укладывались вздремнуть, и Калли удавалось улизнуть из становища незамеченной.

Едва ступив на тропу, ведущую вверх по течению, она услышала свое имя и обернулась, затаив дыхание. Позади нее стоял Пэллок.

– Куда ты собралась? – полюбопытствовал он.

– Собирать ягоды, – ответила она, запнувшись лишь на мгновение.

Пэллок приблизился. Вот уже много лет он не подходил к ней так близко.

– Женщинам нельзя уходить одним. Или ты забыла про Орду?

– Конечно, не забыла. Или ты забыл, что дикари убили моего сына?

Пэллок оглядел ее с ног до головы, насмешливо скривив губы, но Калли выдержала его взгляд, не шелохнувшись.

– Что у тебя в котомке? – спросил он.

– Ничего.

– Покажи.

– Ничего там нет. Оставь меня в покое.

Пэллок грубо схватил ее за руку и сорвал котомку с плеча.

– Ну-ка, дай посмотреть, – повторил он.

Калли беспомощно наблюдала, как Пэллок вытащил из котомки кусок жареного мяса.

– Ага! – произнес он, догадавшись, кому предназначался этот кусок. – Должно быть, припасла для мужа. – Пэллок с издевкой ухмыльнулся и впился зубами в мясо. – Вкусно, – заявил он с набитым ртом. – Вкусно готовишь, жена.

– Я тебе не жена.

– Нет? – Пэллок растянул жирные губы в улыбке. – Значит, не жена?

По спине у Калли пробежали мурашки. Холодный блеск глаз Пэллока лишал ее самообладания. Она хорошо помнила этот дикий взгляд.

– Ладно, – бросила она, отвернувшись, – жри сколько влезет, мне все равно.

Пэллок хмыкнул.

– Съем, не волнуйся. И тебе не все равно. Я-то знаю, для кого ты это припасла. Но теперь ты и шагу из лагеря не ступишь, обещаю! – крикнул он ей вслед.

Отойдя немного, Калли почувствовала себя в безопасности, но ее охватило отчаяние. Мяса было вдоволь, и теперь мужчины еще не скоро отправятся на охоту. А что тем временем будет есть Мор?

49

В назначенный день мать не явилась – впервые за все лето. Мор прождал ее до самого вечера. Его запасы давно закончились: у Собаки был волчий аппетит, а Калли не знала, что сын делит свой кусок с волком. Мор и Собака голодали вот уже двое суток.

Мор полдня провел на берегу ручья, переворачивая камни и бревна в поисках червей и насекомых. То немногое, что он раздобыл, не могло притупить настойчивой боли в желудке. Собака жадно слизала червей с его руки и выжидающе на него посмотрела.

– Извини, больше ничего нет. Мать почему-то не пришла, – виновато произнес Мор.

Собака терпеть не могла оставаться одна; она начинала скулить и повизгивать, как только Мор взбирался наверх, чтобы вылезти наружу через расщелину: вход на уровне земли оставался надежно завален камнями. Мор все обдумал. Если его растерзают дикие звери, Собака не сможет выбраться из пещеры и в конце концов умрет от голода. Но сколь бы ни была жестока голодная смерть, рассуждал Мор, уж лучше тихо угаснуть и незаметно отойти в небытие, чем попасть в зубы свирепого хищника.

На следующий день Мор позавтракал травой. На отмели он разглядел мелких рыбешек, лениво шевелящих плавниками в прозрачной воде, но ни копье, ни дубинка не помогли ему их поймать.

Мать не пришла и в этот день. Он снова прождал почти до самого вечера, удрученно поглядывая на небо. Где же она?

На обратном пути судорогой свело живот; пришлось сесть на корточки, задыхаясь от боли. Когда он встал, закружилась голова, и сначала он даже не понял, что там шевелится впереди: чуть поодаль, среди низких кустарников у реки копошились несколько кроликов.

Мор дрожащей рукой поднял копье и прицелился. Он знал, что у него только один бросок, после чего испуганные кролики нырнут обратно в норы.

– Тихо, тихо, – шептал Мор себе под нос. Сердце застучало сильней, рот приоткрылся. Просвистев в воздухе, копье с силой вонзилось в землю всего на полпальца в стороне от самого жирного зверька, который молнией метнулся в кусты. Мор даже не заметил, в каком направлении он исчез, – как в воду канул.

Почуяв знакомый шум, Собака радостно взвизгнула, бросилась к хозяину и стала просительно облизывать пустые ладони.

– Я ничего не принес, Собака. Может, завтра.

Он взглянул ей в глаза, и его больно кольнуло чувство вины.

* * *

Калли не явилась и на следующий день. Дорога к условленному месту вымотала Мора, и на этот раз он не стал задерживаться до вечера. Требовалось во что бы то ни стало раздобыть хоть какой-нибудь пищи. Он пошел туда, где вчера спугнул кроликов, однако не нашел даже их следов и отправился вверх по течению, надеясь обнаружить что-нибудь съедобное.

Вскоре Мор поймал себя на том, что идет, понурив голову и ни о чем не думая. В таком состоянии можно пройти мимо оленя, не заметив его; надо прилечь и отдохнуть. Но стоило ему опуститься на землю, как его охватила неимоверная усталость, словно он брел целый день, как во время зимнего кочевья.

Лежа на спине, он пустыми глазами смотрел в небо и гадал, хватит ли ему сил снова подняться на ноги.

* * *

Где-то хрустнула ветка. Мор испуганно вздрогнул и очнулся. Сердце оглушительно заколотилось, и он резким движением сел. О чем он думал, когда уснул под открытым небом? А если бы мимо проходил лев?

По обеим сторонам ручья нависали скалы, гораздо более высокие, чем те, которые окружали приютившую его пещеру. Мор задрал голову, оглядывая крутые склоны, и вдруг заметил огромную стаю сов, описывающую круги над одной из вершин; птицы клубились над ней, словно мошкара над болотами. Из трещин в скале торчали веточки. Гнезда.

А в гнездах могли лежать яйца.

Мор опустил на землю дубинку и копье. Карабкаться на почти отвесный склон было куда тяжелей, чем подниматься к расщелине, служившей входом в волчье логово. Дрожащими от напряжения руками он нащупывал одну зацепку за другой, медленно продвигаясь вверх.

Так высоко он еще никогда не забирался; страшно подумать, что будет, если сорваться. Внизу все казалось крохотным, как рисунки Лиры на стенах. Вдалеке виднелся дым от костров Сородичей, и вилась большая река, отделявшая земли Сородичей от владений Волколюдей.

И вдруг что-то оцарапало его щеку. Должно быть, камешек. Когда обожгло болью затылок, Мор понял: на него напали разъяренные птицы.

Неужели эти птицы охотятся на людей? Они клевались и царапались, били крыльями ему в лицо, рассекли кожу под глазом. Мор отмахнулся рукой и чуть не сорвался, в последний момент схватившись рукой за выступ.

Он заорал от боли и отчаяния, нашарил узенькую площадку, с трудом взобрался на нее и яростно замахал руками над головой. Совы продолжали кружить, не спуская с него холодных глаз. Их было несметное количество, этих серых пернатых хищников с крючковатыми носами на сплюснутой голове. Воздух наполнился шумом крыльев. Мор поискал глазами камень или комок земли и вдруг приметил гнездышко, приткнувшееся между трещинами на расстоянии вытянутой руки. В гнезде лежали крошечные буроватые яйца величиной не больше его ногтя. Мор быстрым движением перебрался на край площадки, запустил руку в гнездо и, продавив скорлупу, жадно выпил яйца одно за другим. Рядом оказалось еще одно гнездо, за ним еще и еще.

Птицы царапали ему лицо, изрезали руки в кровь, но Мор уже не отгонял их, спешно обирая гнезда. Утолив терзавший его голод, он стал класть яйца в котомку, лениво отбиваясь от наседающих птиц. Наконец, Мор опустошил все гнезда, до которых мог дотянуться; котомка тяжело оттягивала плечо.

Путь вниз оказался еще страшнее. Здоровой ногой Мор нащупывал уступы в скале, больная нога беспомощно болталась в воздухе. Изодранные в кровь руки ломило. Разъяренные совы в последний раз накинулись на него и вдруг, захлопав крыльями, серым вихрем взмыли ввысь так же внезапно, как и налетели.

Мор так сосредоточенно цеплялся за скалу, что вздрогнул от неожиданности, коснувшись ногой земли. Он весь дрожал и упал на колени, тяжело дыша. К горлу подступила тошнота.

Чтобы запах крови не привлек хищников, Мор помылся в ручье, затем собрал оружие, перебросил через плечо тяжелую котомку и посмотрел на горизонт.

Битва дня с ночью вскоре закончится, и по небу растечется кровь солнца.

Мор заковылял обратно так быстро, как позволяла больная нога. Тени сгущались, только поблескивающий в стороне ручей указывал ему путь, и Мор следовал вдоль извилистых берегов, не отваживаясь пойти напрямик.

На землю спустилась недобрая тьма. Холмы, темневшие рядом с выкорчеванными ураганом деревьями, казались медведями, камни – волками, толстое бревно – припавшей к земле гиеной.

Панический страх обуял Мора, и он помчался, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая. Когда на небе зажглись яркие капли солнечной крови, рассудок вернулся к нему. Мор соорудил факел, примотав к концу дубинки пук сухой травы и веток, и зажег его.

Теперь можно было различить землю под ногами, зато тьма, лежавшая вне круга света, стала и вовсе непроглядной. Пришлось перейти на шаг.

Ручей повернул еще раз, и разбросанные по берегу валуны стали приобретать знакомые очертания. До пещеры оставалось совсем немного.

И тут за спиной что-то зашуршало.

Мор резко обернулся, взмахнув факелом над головой, и помертвел: позади него готовился к нападению огромный лев, припав передними лапами к земле. В его зрачках играли отблески пламени. Один прыжок – и хищник запустит в него свои кривые когти.

Мор замахал единственным оружием, которое держал в руках, – пылающим факелом. К его удивлению, лев не только не прыгнул, но даже слегка вздрогнул. Огонь испугал его!

Мор поймал себя на том, что перестал дышать. Он неслышно выдохнул и медленно попятился. С каждым шагом мрак все плотнее сгущался над хищником, и наконец лишь его глаза остались сиять во тьме жадным, пристальным блеском.

Осторожно ступая, Мор отправился дальше, нутром чувствуя, что лев крадется за ним по пятам, выжидая удобный момент. Вскоре гигантская кошка выдала себя глухим рыком, в котором отчетливо слышалась досада: перед самым ее носом шел одинокий мягкий зверь – ни рогов, ни когтей с клыками, и все же наброситься на него означало получить по морде огненным цветком.

Мор подвязал к факелу еще немного травы и вгляделся в черную тень, где, как ему казалось, затаился преследователь. Так они и проделали остаток пути: Мор не давал факелу погаснуть, невидимый глазу хищник злобно рычал. Наконец Мор узнал скалы, темневшие по правую руку, и рассмотрел знакомые выступы, ведущие к пещере. Он был дома.

Возник непростой выбор. Пологие скалы – не преграда для льва, Мор это хорошо знал. Однако ему не подтянуться на выступ с факелом в руке. Успеет ли он добраться до расщелины, когда отбросит факел?

Нет, не успеет.

Он судорожно вздохнул и еще раз все обдумал. Есть котомка, полная яиц; возможно, она отвлечет хищника. Если оставить ее и ринуться к скале с факелом в руках, лев накинется на яйца. Пока он будет их пожирать, надо преодолеть подъем.

С глубоким огорчением Мор стащил котомку с плеча, бросил на землю и начал подъем, одной рукой цепляясь за выступы, а другой крепко сжимая факел, свою единственную защиту. На середине пути он застопорился. Теперь ему требовалось подтянуться, то есть нужны обе руки. Он глянул вниз: лев мог одним прыжком преодолеть разделявшее их расстояние. Площадка, где Мор часто грелся на солнышке, была прямо над ним, а внизу…

Внизу из-за кустов вышел лев, обнюхивая землю, словно недоумевая, куда подевалась жертва. Зверь поднял глаза. Нет, он отлично знал, где жертва, и только думал, как до нее добраться.

«Яйца! Жри яйца!» – чуть не закричал Мор.

Но лев не заинтересовался котомкой с яйцами. Он не спускал глаз с живой добычи, дожидаясь, когда угаснет огонь.

50

Мор попал в ловушку: он повис на одной руке и не мог сдвинуться с места, пока держит факел в другой. Лев глухо зарычал – скорее удовлетворенно, чем раздосадованно.

Надо закинуть факел на площадку, подтянуться и снова подхватить, решил Мор, а если лев ринется следом, ткнуть его факелом в морду.

Хищник невозмутимо сидел у подножия скалы и не спускал с него глаз, нервно поигрывая кончиком хвоста. Казалось, он готовился прыгнуть на уходившую от него добычу, несмотря на горящий факел.

Пора, решил Мор. Хрипло вздохнув, он размахнулся и бросил факел на площадку, но не рассчитал: факел ударился о выступ, разбросав искры, и, едва не задев Мора, полетел вниз.

Мор увидел, как лев испуганно отпрыгнул в сторону, и торопливо стал подниматься, нашаривая знакомые щели и выступы. Всякий раз, как под ногами с шумом осыпались мелкие камни, его тянуло посмотреть вниз.

Факел, упавший в щель между камнями, в последний раз вспыхнув, погас. Лев осмелел и, казалось, взглянул Мору в глаза, прежде чем припасть к земле, готовясь к прыжку.

У Мора перехватило дыхание. Не помня себя от страха, он отчаянно карабкался вверх, с силой отталкиваясь здоровой ногой. Путь освещал лунный свет. Слишком медленно, надо быстрее!.. И тут донесся скрежет когтей по камню. Лев бросился в погоню.

Мор достиг площадки, расположенной почти на вершине скалы, и метнулся к расщелине. Тем временем лев готовился совершить финальный прыжок. Буквально чувствуя позади себя горячее дыхание, Мор из последних сил добежал до темнеющей расщелины и прыгнул в нее, отчаянно цепляясь за стены, чтобы замедлить падение.

Наконец-то он был в безопасности. Вцепившись обеими руками в стену, он запрокинул лицо и посмотрел наверх.

Снаружи у расселины, загораживая лунный свет, стоял лев.

Теперь он знал, где прячется его добыча.

* * *

Собака едва не сбила Мора с ног, как только он спрыгнул на пол пещеры, а Мор первым делом схватил рожок с тлеющими угольями и разжег костер из собранного заранее сушняка, аккуратно сложенного в кругу камней. Он опасался, как бы лев не решил протиснуться в расщелину вслед за ним.

Когда затрещал огонь и закурился дым, поднимаясь к естественному дымоходу в потолке пещеры, Мор расслабился и позволил Собаке лизнуть себя в щеку. Они, как обычно, принялись возиться и играть, но на сердце у Мора было тяжело. Пища, которую он принес Собаке, осталась снаружи.

– Львы охотятся по ночам, – сказал он Собаке. – Завтра я вылезу и подберу котомку.

В глазах Собаки мелькнуло отчаяние – ведь она ждала его целый день, рассчитывая, что он вернется с едой. Мор горестно вздохнул.

Вспомнилось, как в детстве над ним насмехались старшие ребята: прижав к земле, заталкивали ему в рот траву и грязь. Вывернувшись и встав на четвереньки, он пальцем вычищал мерзкие комки, забившие горло, и его тошнило. Это повторялось каждый раз, когда он пытался очистить горло, а ребята показывали на него пальцем и смеялись.

Мор сел и отстранил от себя Собаку. Она вновь полезла ему на колени, но Мор, улыбаясь, снова терпеливо отодвинул ее от себя.

– Подожди. – Отвернувшись, он сунул палец в горло, и содержимое его желудка вывалилось на пол пещеры. – Теперь ешь, – сказал он, утирая рукой рот.

* * *

Наконец охотники засобирались на поиски добычи. Калли, притворившись занятой своими делами, нетерпеливо наблюдала за их сборами, кусая губы от досады, когда из-за общего промедления Урс решил на день отложить отправление. Только на следующее утро мужчины простились с женами, наказали юношам стеречь лагерь и собрались на мужской стороне, готовые выступать на охоту. Калли хлопотала у костра, стряпая похлебку из требухи, и всем сердцем желала только одного – чтобы мужчины поскорей ушли.

Позади послышались хорошо ей знакомые мягкие шаги Валида. В последнее время он часто приходил к общему костру поговорить с ней: то спрашивал, не пора ли собирать ягоды, то нахваливал ее похлебку из кролика, но чаще всего они просто болтали ни о чем. Однако сегодня Калли была не в настроении для беседы.

– Что с тобой? У тебя грустный вид.

– Все хорошо. Просто переживаю, что охотники медлят.

Валид как-то странно на нее посмотрел. На миг Калли показалось, будто сквозь туман и сумрак он сумел разглядеть, почему ей так не терпится, чтобы мужчины поскорей покинули лагерь. Словно в подтверждение опасений Калли, старший копейщик бросил мимолетный взгляд на Пэллока и снова посмотрел на нее.

– Копейщики! В строй! – рявкнул Валид, не отрывая глаз от Калли. Копейщики поспешили выстроиться за спиной Урса. Ловчему передался их порыв, и через несколько мгновений все охотники были в сборе. Валид, с тенью улыбки на лице, отвернулся от Калли и направился к Урсу.

Да, Валид знал.

Днем, когда женщины и дети обедали, Калли спешно набила котомку мясом и ушла. Ее уход не остался незамеченным, но Калли было наплевать: охваченная страхом и смятением, сдавливавшим ей горло, она помчалась туда, где обещала встретиться с сыном много, много дней назад.

Мора не было. Калли посмотрела на небо, убеждая себя в том, что еще рано. Все хорошо. Сын вот-вот придет. Просто надо немного подождать.

Она ждала. Потом зашла по колено в ручей и стояла в ледяной воде, пока не оцепенела от холода и не погрузилась в отрешенное бездумье, не желая представлять себе, что могло произойти с Мором.

Здесь, меж этих камней, она впервые прижала к себе Урса. Каким безоблачным представлялось ей тогда будущее, какой понятной и беззаботной виделась жизнь! Что же произошло? Как вышло, что она осталась вдовой при живом муже, что один ее сын умер, а второй стал изгнанником?

– Мама, – послышалось за ее спиной.

В одной руке Мор сжимал дубинку, в другой – копье. Его руки и лицо были исцарапаны, глаза помутнели, губы потрескались и опухли, в грязных волосах запеклась кровь. Из-под обветренной кожи выпирали ребра.

Они обнялись. Калли что было силы вцепилась в своего тощего, изголодавшегося мальчика.

– Все хорошо, мама, – утешал он ее. – Ты принесла еды?

Калли протянула ему котомку. Мор жадно запихнул в рот несколько кусков жареного мяса, закрыв глаза и покачиваясь от удовольствия. Утолив первый голод, он взял себя в руки и протянул раскрытую котомку матери.

– Хочешь есть?

Калли, рассмеявшись, отчаянно замотала головой.

– Нет, спасибо. Это все тебе.

Он вытащил еще кусок, медленно сжевал его и запил водой из ручья.

– Мор, – проговорила Калли, – ты так…

– Со мной все в порядке, мама, – перебил он. – Все хорошо.

Все хорошо? Ей было очевидно, что это далеко не так, но в облике сына появилось что-то новое, какая-то решимость во взгляде, которой Калли не замечала раньше. Она сказала ему, что не могла прийти, покуда мужчины не ушли на охоту. Мор ничуть не удивился тому, что его отец не выпускал Калли из лагеря.

– Он прав, – сказал Мор. – Тебе опасно сюда приходить.

Калли решила, что ослышалась.

– Ты не хочешь, чтобы я приходила?

Мор грустно улыбнулся.

– Конечно, хочу, – кивнул он и рассказал матери, как разорил птичьи гнезда, умолчав о том, что полез за ними не на деревья, а на скалы. – Но яйца были крошечные, а птицы живого места на мне не оставили. Ты не против, если я возьму котомку? Свою я потерял. Оставил вчера в одном месте, а сегодня она исчезла.

* * *

Вечером Мор устроился на тесной площадке, расположенной почти ровно посредине склона. Рядом с ним со связанными ногами лежала Собака, отчаянно пытаясь освободиться от пут. Ее громкий жалобный плач разносился над лесом.

У подножия скалы и по ее склону были разбросаны куски оленины. Мор затаился, крепко сжимая в левой руке дубинку. Рядом, прямо под рукой, лежало копье с остро заточенным наконечником. С площадки открывался вид на берег ручья, густо поросший кустарником, и полянку у подножия скалы.

На миг ему показалось, что кусты шевельнулись, потом опять все стихло. Собака заскулила пуще прежнего – если лев неподалеку, скулеж обязательно привлечет его внимание.

Мор рассчитывал, что лев не сможет устоять перед запахом мяса и беспомощным повизгиванием Собаки и ринется к ней вверх по склону. Как только над выступом покажется львиная голова, Мор, застав зверя врасплох, обрушит на нее из засады дубинку, а когда лев рухнет на землю, пронзит его копьем. Вряд ли он промахнется с такого расстояния.

План был хорош – вот только в случае провала они с Собакой окажутся один на один с гигантским разъяренным хищником. Мор покрепче обхватил пальцами дубинку, стараясь унять дрожь в руках, и в очередной раз взглянул на копье.

В кустах что-то шевельнулось. Да, лев знал, где прячется Мор, и предвкушал вонзить зубы в человечью плоть, а потом разорвать молодого волка.

Собака смотрела на человека перепуганными глазами и вдруг разразилась истошным визгом. То был полный страдания крик о помощи. У Мора разрывалось сердце от одного взгляда на ее доверчивую мордочку, на которой читалось бескрайнее отчаяние.

В ответ на щенячий скулеж из кустов медленно вышел лев. Он крался, припадая к земле, опасливо поглядывая по сторонам. Огромный, настоящее чудище, с длинными острыми когтями и двумя рядами смертоносных зубов. Мору представилось, как эти зубы впиваются в его тело, и он невольно прикрыл глаза. В племени поговаривали, что когда Харди схватился со львом, зверь едва не отхватил ему голову.

– Я не хочу погибать. Я не хочу, чтобы погибла Собака, – прошептал Мор, чувствуя комок в горле. Но жить в соседстве со львом было невозможно. Рано или поздно он растерзает их обоих, если от него не избавиться.

Лев подозрительно обнюхал кусок оленины, лежавший у подножия скалы, и сожрал его в один присест. Затем поднял глаза.

Собака продолжала оглушительно визжать и лаять, и Мор заволновался – а вдруг он не услышит, как лев взбирается на скалу? Ему во что бы то ни стало требовалось подпустить его поближе – но не слишком близко, чтобы зверь не успел взобраться на выступ, иначе им конец.

Лев продолжал оценивать ситуацию. Запах крови. Раненый волчонок. Человек. Добыча.

Мор представил себе, как гигантская кошка легко прыгает с камня на камень. Он навострил уши: вот-вот она подкрадется, и тогда он взмахнет дубиной.

51

Собака продолжала выть и скулить. Внизу все стихло. Где же лев? Ушел? Может, выглянуть?..

И вдруг прямо перед ним возникла косматая голова.

От неожиданности Мор заорал не своим голосом. Когтистые лапы вцепились в кромку выступа, и Мор изо всех сил хватил льва дубинкой по голове. Зверь мотнул головой, но удержался. Испустив страшный крик, Мор снова огрел его дубинкой. Лев зарычал, занес над ним когтистую лапу и выбил дубинку из рук. Дубинка, запрыгав по камням, исчезла внизу. Лев на миг отвел глаза – взглянуть на съежившегося волчонка, и Мор нашарил копье, однако вместо того, чтоб метнуть его, бросился с ним на хищника, целясь в шею.

Как раз в этот момент лев обернулся, раскрыл пасть и закусил древко совсем рядом с наконечником. Мор всем телом наваливался на древко, лев отпрянул, вскинул обе лапы к морде и, наконец, полетел вниз, увлекая Мора за собой.

Мор отчаянно вцепился в копье – свое единственное спасение. Зверь и человек кубарем покатились по склону. Лев рухнул на землю, и Мор грудью упал на копье, сломав себе ребро и охнув от острой боли. Дубинка лежала совсем рядом. Он схватил ее и вскочил на ноги.

Лев лежал на боку без движения. Из пасти, обагренной густой кровью, торчало копье. Остекленевшие глаза были широко раскрыты.

Зверь был мертв.

Мор уронил дубинку и без сил упал на колени. Он задрал на себе тунику: под грудиной, там, куда уткнулось древко копья, вокруг ссадины расплылось багрово-сизое пятно. Мор осторожно прикоснулся к нему и охнул от боли.

Поморщившись, он встал и тут же сложился пополам, опершись ладонями о колени. Его подташнивало. Рана саднила; должно быть, она будет мучить его еще много дней. Зато теперь они с Собакой были в безопасности. Дурнота отступала, и Мор в ошеломлении уставился на огромного мертвого хищника. Он, проклятый калека, мальчик-рогонос, в одиночку убил льва.

Связанная собака притихла, напуганная внезапным появлением хищной кошки. Но стоило Мору взобраться наверх, как Собака, едва завидев его, радостно залаяла, дергаясь всем телом. Он попытался ослабить узлы, связывавшие ей ноги, однако она извивалась как змея, облизывала его руки и лицо и, повизгивая от нетерпения, пыталась вскарабкаться ему на колени.

Туши убитого льва им хватит на несколько дней, прикинул Мор, хотя с непривычки желудок может взбунтоваться. Утром надо освежевать тушу и выдубить шкуру: отыскать деревья, которые когда-то показывала ему Лира, собрать кору, истолочь ее в горячей воде и, облив шкуру полученной смесью, оставить сушиться на солнце, – в точности так, как он поступил со шкурой волчицы. Только двое мужчин среди Сородичей могли похвастать львиной шкурой – Урс и Мор.

– Ладно-ладно, девочка, – счастливо рассмеялся он. – Погоди, дай я тебя развяжу.

* * *

Калли была безутешна. Недалеко от стойбища охотники наткнулись на многочисленное стадо оленей. Мужчины вернулись с богатой добычей и в последующие дни выходили на охоту небольшими отрядами, но Пэллок ни на один день не отлучался из лагеря, довольствуясь тем, что приносили другие. Он постоянно околачивался вокруг общего костра, лениво поглядывая на Калли. Стоило ей куда-нибудь засобираться, как Пэллок следовал за ней по пятам, ни в чем ей не препятствуя и ни на шаг не отставая. Реши Калли встретиться с сыном, она бы привела Пэллока прямиком к нему, а уж этого она никак не могла допустить.

Изобилие преобразило Сородичей. Размолвки и трения между женщинами прекратились, и все пребывали в радостном умиротворении. Одна лишь Альби бродила по становищу мрачнее тучи.

Калли убеждала Беллу, что Урсу необходимо вывести мужчин на охоту.

– Пора запасать мясо на зиму, – пояснила Калли.

Белла вяло отмахнулась.

– Это пускай Урс решает, – пренебрежительно ответила она. – У меня новости поважней.

– Ты Старейшина. Передай ему, что женщины волнуются, – настаивала Калли.

– Я жду ребенка! – объявила Белла. – Разве не замечательно?

Она округлила глаза и уставилась на Калли в ожидании, что подруга заверещит от счастья.

– Поздравляю.

– Что-то ты не очень рада, – надула губы Белла.

– Что ты, я очень за тебя рада. Просто я переживаю, что мы не успеем запастись едой перед кочевьем.

– Ну, до зимы еще далеко.

– Представь себе, что будет, если у нас в пути выйдут все запасы, а ты беременна, – не сдавалась Калли.

По лицу Беллы пробежала тень.

– Нам грозит голод?

– Да, если охотникам не удастся и впредь возвращаться с добычей, – увильнула Калли.

– Понятно, – проговорила Белла и постучала ногтями по зубам. Из всего племени она единственная принимала ванны каждый день, и потому у нее под ногтями не было ни пятнышка грязи, отчего они выглядели очень странно и непривычно.

Прошло целых два дня, прежде чем Урс собрал охотников на совет. Оттуда долго слышались веселые голоса и взрывы раскатистого хохота. Мужчины пребывали в прекрасном расположении духа. Жены страстно обнимали их по ночам, дети не плакали от голода, а олени паслись на прежнем месте.

– Завтра мужчины выходят на охоту, – сказала Рене. С того дня, когда вместе с Собаком погиб Никс, ее муж, Рене частенько приходила поговорить с Калли.

– Вот и хорошо, – с облегчением ответила Калли.

– Женщины будут тосковать по своим мужьям, – запинаясь, проговорила Рене. – Но вы с Пэллоком не похожи на другие пары.

– От нашего брака осталось одно название. Пэллок не заботился о наших детях, да и я ему не нужна.

– Значит, тебя не оскорбляет, что Пэллок, наверное, ходит по вдовам?

– Наоборот, я рада, что он оставил меня в покое, – ответила Калли, нехотя вспомнив о свиданиях с Урсом. Мужчины могли хотя бы ходить по вдовам, и только Калли не к кому было пойти.

Она взглядом отыскала Валида. Тот сидел, обернувшись спиной к дочери, которая, умастив его волосы липким древесным соком, тихонько напевала. Это был своеобразный обмен, догадалась Калли: Валид позволил дочери за собой поухаживать, – если она сложит песню. Он был хороший отец и добрый человек. Его жена, Сайди, нередко ворчала, подобно остальным женщинам, которые придирались к мужьям. Удивительно, как некоторые ухитряются создавать много шума из ничего.

Позже, перед тем, как заснуть, Калли кое-что пришло в голову.

Рене спрашивала, как она относится к тому, что Пэллок ходит к вдовам.

Рене сама была вдовой.

* * *

Сайлекс спал на подстилке из лосиной шкуры, для большего удобства разложенной поверх вороха мягких сухих трав, собранных весной. Ови спала поодаль; временами она всхрапывала во сне, и тогда Сайлекс просыпался. Поэтому Ови широко распахнула глаза от удивления, когда Сайлекс начал устраиваться на ночлег рядом с ней. Над лагерем сгущались сумерки, скрывая мужчин и женщин, улегшихся друг с другом, от посторонних глаз.

– Ови, – шепотом позвал Сайлекс.

Приподнявшись на локте, она обернулась к брату и вопросительно посмотрела на него.

– Мне надо с тобой поговорить. Это важно.

– Важно? – переспросила Ови.

Он вгляделся в ее лицо. Нет, ей ничего не известно о том, что он развратничал с другой женщиной.

– Очень важно, – повторил он и запнулся.

Ови терпеливо ждала.

– За все годы, что мы женаты, мы никогда не спали вместе как муж и жена, – со вздохом сказал Сайлекс.

Ови окинула его пытливым взглядом.

– И ты хочешь сейчас…

Сайлекс поджал губы.

– Тебя никогда не смущало, что мы не спим вместе?

– Меня? Не смущало?

– Ты бы хотела, чтобы мы спали вместе, Ови? Я не стану отказывать тебе в близости.

– Что это на тебя нашло, Сайлекс? Я ведь говорила тебе раньше, что мне это никогда не нравилось.

– А что тебе нравится, Ови? Что бы тебя порадовало?

– Почему ты вечно меня об этом спрашиваешь? Что на тебя сегодня нашло?

– Я недавно узнал, что иногда женщины втайне что-то хотят, но не выдают своих желаний и потому очень страдают.

– Какая глупость. Женщина делает то, что от нее требуется. Какие еще желания, – с горькой насмешкой ответила Ови. – Каждый делает то, что должен, и так день за днем, до самой смерти. Ты всегда был добр ко мне, Сайлекс. Просто ты тоже поступаешь так, как велит тебе долг.

– Я хочу быть тебе хорошим мужем, Ови.

– Ты и так хороший муж. Ты сегодня будешь спать здесь, со мной? – ровным, ничего не выражающим тоном спросила она.

Сайлекс взглянул в ее потухшие глаза, по-прежнему чувствуя себя виноватым.

– Нет, я пойду к себе.

Утром он проснулся на заре и, невзирая на укоры совести, направился туда, где был устроен шалаш из веток, прислоненных к обломку скалы. Там, в шалаше, на лосиной шкуре, брошенной на мягкую подстилку из сухих трав, лежала Деникс, раскрыв объятия навстречу Сайлексу.

* * *

Мор освежевал львиную тушу и разрубил ее на куски. Сырое мясо было волокнистым, а вяленый над костром окорок стал таким жестким, что Мору пришлось размочить его в горячей воде, прежде чем откусить кусок. Зато Собаке угощение пришлось по вкусу, и она с довольным урчанием принялась за еду. Тем вечером Мор зажарил на костре львиное сердце, и это оказалась самая нежная, самая вкусная часть животного. Из остальных внутренностей он состряпал похлебку, но даже Собака отказалась ее есть.

– На всю зиму нам этого не хватит, Собака. Мать больше не приходит. Надо охотиться самим.

Мор не сомневался, что Калли рвется к нему, но подозревал, что кто-то из племени – наверное, Альби – ее не пускает.

* * *

Мора не было на условленном месте ни в первый день, ни во второй. Калли не могла поверить, что его нет в живых – они условились встречаться каждый третий день. Он придет.

Утром третьего дня вернулись охотники, радостные, довольные, нагруженные богатой добычей. Калли многое бы отдала за то, чтобы сегодня они вернулись с пустыми руками, но принесенных ими оленьих туш хватит на много дней.

Калли принялась ожесточенно потрошить оленя для общей трапезы, ощущая на себе чей-то колючий взгляд. Подняв глаза, она встретилась взглядом с Пэллоком, на лице которого играла торжествующая ухмылка, как будто он в точности угадал ее мысли.

52

Теперь Мор, выходя из пещеры, каждый раз брал с собой Собаку, обвязав ее шею веревкой. В основном они питались червями и насекомыми, изредка балуя себя остатками жареного мяса из запасов.

Когда им встретилось стадо оленей, Мор чуть не вскрикнул от радости. Опустившись на четвереньки, он осторожно подполз поближе, прячась в пахучей траве, чуть только один из оленей смотрел в его сторону.

Собака почуяла стадо, и ей передалось радостное волнение хозяина. Она обнюхала его лицо, часто задышав над ухом, и тихонько заскулила.

– Тише! – велел ей Мор.

Собака склонила голову набок, расслышав в голосе незнакомые интонации.

И тут она увидела стадо. Она застыла, широко открыв глаза, и вдруг молнией бросилась вперед. Мор даже вздрогнул от неожиданности.

Веревка выскользнула из его ладони.

– Собака!.. – прошипел он.

Поздно: Собака влетела в самую гущу стада, жизнерадостно скача на своих нелепых длинных лапах. Мор встревоженно прикрыл рукой рот: оленьи рога – страшное оружие, что будет, если перепуганные животные решат напасть на Собаку? Сумеет ли она увернуться?

Почуяв волка, олени в панике шарахнулись в стороны, обогнули поляну и понеслись прямо на Мора.

У Мора перехватило дыхание, он выпрямился и вскинул копье. Завидев его, обезумевшие от страха животные круто повернули, однако некоторых занесло, и они пробежали совсем рядом. Мор практически машинально кинул копье. К его изумлению, оно прочно засело в бедре крупной оленихи. Та покачнулась, но устояла на ногах и умчалась вслед за остальными оленями. Собака бросилась за ними в погоню.

– Собака! Ко мне! – завопил Мор и побежал следом за ней, задыхаясь от пыли, клубами носившейся в воздухе.

Случилось то, чего он больше всего боялся: Собака, по сути, еще совсем щенок, осталась одна – легкая добыча для хищников и опасный чужак для других волков.

Олени могли бежать долго, особенно когда за ними гнался волк, но как скоро сдастся усталая и голодная Собака?

Вскоре Мор это выяснил. Когда солнце чуть заметно сдвинулось к горизонту, густые травы шевельнулись, и из них выскочила Собака, вывалив из пасти мокрый язык.

– Собака! – с облегчением вскричал Мор. Он обнял ее и повалился на землю, зарывшись лицом в ее теплый мех. – Больше не убегай! – ласково пожурил он и отдал Собаке последний кусок мяса. – Пойдем, сегодня у нас на ужин будет оленина!

Отыскать ушедшее стадо было несложно, даже когда следы копыт утратили четкость. Вдоль следа тянулась хорошо заметная ниточка крови, а через некоторое время Мор набрел на свое копье.

– Скоро стадо остановится, и раненая олениха ляжет на землю, – вслух рассуждал Мор. Он знал: как только олени поймут, что угроза миновала, они снова примутся щипать траву, однако в этот раз стадо умчалось чересчур далеко, и вскоре Мор узнал, почему.

Подранком лакомился медведь, громко и, как показалось Мору, насмешливо чавкая. Мор легонько сжал пасть Собаки и быстро пошел прочь, пока кровожадный хищник не обратил на них внимание.

– Посмотрим у ручья, – пробормотал Мор. – Не переживай, что-нибудь да найдется.

Однако им не удалось найти почти ничего, и с наступлением темноты они укрылись в пещере. Мор отвалил камень, загораживающий вход у подножия скалы, а войдя в пещеру, вернул его на прежнее место и устроился на волчьей шкуре. Рядом с ним клубком свернулась Собака, положив морду ему на грудь. Он погладил ее по мягкой пушистой спинке, улыбаясь от удовольствия.

Перед сном пустой желудок сердито заурчал, и Мор внезапно вспомнил о леднике выше по течению, из которого торчала лосиная кость. Плоть давным-давно изглодали птицы и сожгло солнце, но внутри мог оставаться костный мозг, который куда лучше на вкус, чем толстые сизые черви, которыми он сегодня поужинал. Проверить не помешает, решил Мор.

Завтра, подумал он, засыпая, отправлюсь туда завтра.

* * *

Не находя себе места, Сайлекс целыми днями слонялся вокруг становища. Вдруг его тайна раскроется? Что тогда скажет племя? Ему было горько и стыдно, и все-таки он не мог себе представить жизнь без Деникс.

Стояла сухая, прохладная погода. На опушке леса ему повстречалась гиена. В противоположность благородным волкам, гиены олицетворяли собой все злое, подлое и уродливое. Кроме того, они питались падалью и издавали омерзительные звуки. К счастью, встречались они редко, Сайлекс даже не мог припомнить, когда он в последний раз видел гиену. Зато вспомнилось другое: в тот день, когда его отец оступился и повредил колено, в тот черный день ему встретилась стая гиен, растаскивавшая мертвого бизона.

Теперь и Сайлекс повстречал гиену – всего одну и совсем рядом. Что может означать эта встреча? Из рассказов бывалых охотников он знал, что гиены живут стаями. Какую беду предвещает появление одинокой гиены?

Мерзкая тварь пожирала сурка, то и дело злобно поглядывая на человека. Стало видно, что гиена ковыляет на трех лапах, а передняя правая висит в воздухе, не касаясь земли. Наверное, поэтому она охотилась в одиночку.

Выбора нет, ее надо убить, решил Сайлекс. Если он ее не убьет, то по возвращении в лагерь его ждет суровый суд племени. Вероятно, это и есть то послание, которое должна передать ему гиена. Может, племя даже покарает Деникс, хотя она не виновата в том, что он из-за своего слабодушия раз за разом возвращается к ее постели.

Сайлекс беззвучно понесся через луг.

Гиена зарычала и издевательски хохотнула. Сайлекс вскинул копье, хотя был еще слишком далеко. Окровавленные челюсти схватили недоеденный труп, и гиена, неуклюже ковыляя на трех лапах, шмыгнула в лес.

Сайлекс бросился за ней, но, очутившись в лесу, остановился. Гиена просто-напросто исчезла, словно деревья расступились и проглотили ее.

Это был поистине дурной знак.

Сайлекс поплелся обратно в лагерь, понурив голову. Он решил никому – даже Деникс – не рассказывать о том, что произошло на опушке.

* * *

Мор привязал Собаку к дереву неподалеку от ледяной стены и, запрокинув голову, в нерешительности осмотрел кость, торчащую между небом и землей. Он понятия не имел, как она там оказалась и как до нее добраться. Не карабкаться же по отвесно уходящему вверх скользкому льду, покрытому тонкой пленкой талой воды.

По одну сторону от ледника круто поднимался каменистый склон. Сжав дубинку с привязанным к ее концу рубилом, Мор потихоньку начал подъем, осторожно пробуя уступы на прочность.

Собака жалобно тявкнула и беспокойно закружила на месте, когда Мор взглянул на нее сверху вниз.

– Все хорошо. Не шуми, – велел ей Мор.

Наконец он оказался на одном уровне с торчащей изо льда костью и сполз в сторону, к самому краю ледника, чтобы дотянуться до нее рукой. В том месте, где кость вмерзла в лед, под блестяще-белой толщей темнело пятно.

Мор размахнулся, собираясь одним ударом отсечь кость от сустава. Дубинка высекла фонтан ледяных брызг и, скользнув, отскочила. Мор поменял положение и, опершись на здоровую ногу, несколько раз ударил что было сил.

Ему удалось только раскрошить лед. Мор опустил дубинку и присмотрелся. В белом ледяном крошеве под торчащей из него костью что-то виднелось. Мор потянулся вперед, раздраженно отерев лоб от холодных капель.

Под толщей льда просматривалась лосиная шкура.

Мор задумался. Неужели там, подо льдом, что-то большее, чем кости?

Он принялся молотить вокруг кости, с надсадным кряхтением обрушивая дубинку на скользкую толщу льда, которая неохотно подавалась под его натиском. Выбившись из сил, Мор вытер лицо от ледяной каши и наклонился вперед. Вмерзшая в лед шкура обнажилась всего на полпальца, но Мору уже стало ясно, что подо льдом скрываются не одни только кости.

– Мясо! – прокричал Мор Собаке. – Я нашел мясо!

Он самозабвенно принялся колотить по льду. Его старания были вознаграждены: лед захрустел, по нему побежали трещины. А вдруг там и правда целый лось, промелькнуло в голове у Мора.

Внезапно раздался оглушительный треск, и прямо на затылок сверху обрушилась ледяная глыба. Мор покачнулся, больно стукнувшись о твердую холодную поверхность, и с дикими криками заскользил вниз. Выронив дубинку, он отчаянно цеплялся за скользкие выступы, пытаясь замедлить падение.

* * *

Собака растерялась. Она рвалась к хозяину, который влез на гору и стал размахивать там палкой. Всякий раз, когда палка с грохотом опускалась на белый покров, вниз летели холодные брызги, несущие на себе запах хозяина.

Собака давно привыкла к кожаной веревке на своей шее и даже воспринимала ее как своеобразную связь с человеком. Но теперь веревка не пускала ее к хозяину.

И вдруг белый склон с грохотом обрушился, и человек соскользнул вниз. В его крике слышался неподдельный страх. Человек скатился прямо под ноги Собаке, и она обрадованно прыгнула на него и стала лизать ему щеки. Новая игра была ей не по нраву, но, когда человек ее обнял, ей стало так тепло, словно она опять очутилась под боком у матери.

– Я тебя люблю, Собака, – повторял человек, теребя ее морду и уши, – я тебя люблю!

* * *

Мор отыскал свою дубинку и окинул взглядом ледник. Падая, он решил, будто вся ледяная стена рухнула вместе с ним. Теперь же, стоя на земле, он видел, что обрушилась только висевшая сверху глыба, в несколько раз превышающая человеческий рост.

Участок льда, в который вмерзла лосиная туша, тоже обвалился, и теперь Мору ничего не стоило добраться до нее, но не это привлекло его внимание. Он не спускал глаз с того места, откуда только что сорвался: под тонкой коркой прозрачного льда отчетливо выделялась еще одна туша.

Еще один лось.

Вырубив яму в мерзлой земле у подножия ледника, Мор наполнил ее обломками льдин и схоронил там свою добычу. Он будет приходить сюда и откалывать от нее куски по мере надобности. Взобравшись наверх, Мор обнаружил в толще ледника не только вторую лосиную тушу. Раздробив лед в другом месте, он наткнулся на вмерзшего в него олененка. По непонятной причине животные выбегали на край обрыва и падали на обледенелые каменные склоны. Капающая сверху вода застывала, затягивая трупы коркой льда. Ведь ледник представлял собой намерзшие друг на друга ледяные пластины; одни из них были толстые и мощные, как мужская грудь, другие – тонкие и хрупкие.

Разжившись мясом, Мор принялся обучать Собаку разнообразным командам, которые могли понадобиться во время охоты или блужданий по лесу. Каждый день он по многу раз подзывал ее: «Собака! Ко мне!» и обучал команде «сидеть». Подолгу не сходить с места было для нее сущим наказанием. Однако после многих повторений она стала различать обе команды и жесты, которые при этом использовал Мор, а также выучила команду «гуляй».

Теперь в случае опасности Собака могла убежать и потом вернуться по команде Мора. Команды пригодятся и во время охоты.

Собака подросла и набрала вес, хотя Мор все еще мог с легкостью поднять ее на руки. Ее лапы, слишком длинные для тела, выглядели нелепо и смешно и порой заплетались, когда она бежала во весь опор, зато ее холка приходилась Мору выше колена.

Собака не отходила от него ни на шаг. Однажды утром, уходя без нее, Мор хорошо представлял себе, как ей будет одиноко.

– До захода солнца вернусь, – пообещал он.

Собака свернулась калачиком на шкуре своей матери и настороженно следила за тем, как Мор завалил наземный вход камнем. Когда он подтянулся к расселине, через которую виднелось небо, она вскочила и отчаянно затявкала.

– Я вернусь, честное слово, – успокоил он ее. – Сидеть!

53

По утрам Лира пропадала в своей пещере, где все лето трудилась над большой картиной, изображавшей стадо оленей. Ее пальцы почернели от углей, которые она размачивала водой в кашицу, а ногти от красной глины приобрели багровый оттенок – получившийся результат Лире даже понравился. Присев на корточки, девушка склонилась над ручьем и, напевая, мыла руки, оттирая краску.

Внезапно раздались чьи-то шаги. Лира вскочила и в нерешительности оцепенела, не зная, бежать ей или прятаться. От страха подогнулись колени и перехватило дыхание.

– Лира, – позвал кто-то.

Мужчина. Из Сородичей. Лира с облегчением выдохнула.

– Я здесь, – ответила она и ахнула, когда увидела, кто вышел из кустов.

Мор улыбнулся.

– Теплого лета! Я знал, что найду тебя здесь. Пробраться сюда было нелегко – пришлось обходить поселение.

Лира в панике оглянулась.

– Ты не должен сюда приходить!

Ее слова уязвили Мора, но он не подал виду.

– Почему?

– Здесь частенько ошиваются Грат с Винко.

– Ах, вот почему. – Мор пожал плечами. – Я их не боюсь, – заявил он, совсем немного покривив душой. Ему не хотелось тратить время на Грата и Винко. Он пришел поговорить с Лирой о себе и о ней.

– Ты вытянулся, – сказала Лира, оглядев его с ног до головы.

– Правда? – переспросил Мор, подобравшись.

– Да. И стал шире в плечах.

– А что у тебя с волосами? – в свою очередь, спросил он. Ее лицо обрамляли короткие локоны на удивление одинаковой длины.

Теперь настал черед Лиры обижаться.

– Тебе не нравится?

– Я просто никогда ничего подобного не видел. Как это называется?

– Никак, просто волосы. Я улеглась на камень и попросила Фелку засыпать мои волосы мокрым песком. Потом она подожгла сухие кончики волос, и они сгорели. Видишь? Теперь волосы не такие длинные, и мне нравится, что они одной длины.

– Так теперь все женщины ходят?

– Какая разница?

Мор опешил: кажется, его слова Лиру не на шутку задели.

– Очень красиво, – наконец промолвил он.

Уголки ее губ дернулись вверх.

– Спасибо. А вот моей матери не нравится.

– Что ж, ее мнение тебя никогда особо не заботило.

Лира улыбнулась еще шире.

– А ты выглядишь… очень хорошо. Мор, я беспокоилась о тебе. Как ты не умер с голоду?

– Я… охочусь, – выпалил Мор. – Я убил льва!

Лира слегка прищурилась, усомнившись в правдивости его слов, и Мор внутренне выругал себя за глупость. Теперь Лира решит, что про льва он прихвастнул, а про охоту сказал правду, тогда как в действительности все было наоборот. Впрочем, объяснять не было времени.

– Я хотел увидеться с тобой, – просто добавил он.

Ее взгляд смягчился.

– Мне тоже хотелось тебя увидеть. Однако совет женщин решил, что Сородичам нельзя даже смотреть на тебя. – И Лира ненароком бросила взгляд на его больную ногу.

– Я помню. Проклятие, – бросил Мор. – Лира, я так часто думал о тебе. Я…

Слова, готовые сорваться с его языка, испарились, и он замялся.

– Странно знать, что ты живешь один. Но, думаю, твоя мать была права. Альби – страшная женщина. Одержимая.

– Ты тоже веришь, что на мне лежит проклятие?

– Нет, не верю.

– Может, тогда мне не нужно жить одному, – дерзко выпалил Мор, глядя ей в глаза.

Он сжался, прочтя в ее лице жалость, с которой женщина отказывает мужчине, давая понять, что его надежды напрасны и безответны.

– Мне пора, – произнес он и отвел глаза. – Теплого лета, Лира.

– Подожди, Мор. Подумай, что ты мне предлагаешь. Ты правда считаешь, что так будет лучше для меня? Что я буду в безопасности, если оставлю семью, родителей, Сородичей? Что я буду счастлива без них?

Мор вздохнул.

– Я всегда ценил тебя за прямодушие, Лира. Нет, я не могу обещать тебе ни счастья, ни безопасности. Но я не всегда буду изгнанником. Я придумаю, как вернуться.

– Когда мы двинемся на зимовку, ты должен следовать за нами, отставая на день.

Он покачал головой.

– Почему все уверены, что один я не проживу? Кормить мне некого. Одного оленя мне хватит надолго.

О том, что ему приходится кормить ненасытную молодую волчицу, он, разумеется, умолчал.

– Да, верно, – согласилась Лира.

– Когда следующим летом Сородичи вернутся и увидят, что я пережил зиму, они примут меня обратно как настоящего охотника.

Лира сжала губы и через силу улыбнулась.

– Веревка, которую я тебе подарила, еще у тебя?

– Да. Она мне очень пригодилась.

Я хожу гулять с волком, добавил Мор про себя.

* * *

Лето подходило к концу, и Мор занялся припасами на зиму. Разжившись лосиной тушей, он надолго обеспечил себя мясом и теперь мог запасаться другой снедью. В лесу он отыскал темно-красные ягоды, которые отлично хранились в вяленом виде, и набил ими котомку, одновременно поедая их горстями с куста. Собака, увидев, как хозяин кладет что-то себе в рот, просительно посмотрела на него, но, поймав на лету ягодку, тотчас выплюнула ее с таким отвращением, что Мор расхохотался.

Собирать орехи было куда сложнее. Благодаря Калли Мор знал, как отличить съедобные орехи от ядовитых, однако их предстояло собрать, вымочить в кипящей воде, для которой нужно было натаскать раскаленных камней из костра, и только тогда ногтями расколоть тонкую скорлупу. Мор провозился с орехами много дней, а когда закончил, его запас ядер оказался ничтожным; ему стало ясно, почему зимой орехи заканчивались в первую очередь.

Раньше Мор полагал, что женщины, собиравшие орехи и желуди, просто ленятся, но теперь он на собственной шкуре ощутил, какой это тяжкий труд – запасать орехи на зиму. Хорошо хоть Собака ела орехи с удовольствием. Если зимой мясо закончится, будет чем ее кормить.

До тех пор, пока не выйдут все орехи.

Мор все чаще спускал Собаку с поводка, отдавая команды голосом и жестами. Таким образом они могли свободно исследовать северную глушь, посреди которой жили.

В надежде обнаружить в леднике другие туши погибших животных Мор и Собака взобрались на крутой холм рядом с ледником. Очутившись на вершине, Мор в изумлении осмотрел открывшийся ему пейзаж: несмотря на конец лета, перед ним простирались чертоги зимы. Насколько хватало взгляда, земля была покрыта слоем льда, вдоль жуткой ледяной пустыни гулял ветер, пробирающий до костей. Мор вздрогнул, не столько от холода, сколько от зрелища дурного места, где обитали злые силы, не сокрушенные ни солнцем, ни летним теплом.

* * *

Лира не могла понять, почему ее душили слезы, когда ушел Мор. Она считала себя человеком здравомыслящим, и отец всегда восхвалял ее ум и догадливость. Помочь Мору она не могла: хотя «проклятие» и было ничем иным, как кознями подлой женщины, Сородичи то ли не видели этого, то ли не осмеливались идти Альби наперекор. Как бы там ни было, Лира не собиралась в пятнадцать лет уходить из племени и бросать родителей.

Отец не позволил бы ей связать свою жизнь с калекой, да и мать выскажется против такого шага. Лира всегда испытывала к Мору только родственные чувства – ведь она собиралась выйти замуж за его брата – и часто одергивала себя, напоминая, что он для нее лишь друг детства. Она достаточно умна, чтобы это понимать.

Почему же она плачет?

Услыхав, что ее зовет мать, Лира спешно отерла глаза.

– Я тут, мама, – крикнула она, побежав на зов. – Уже иду!

Сайди стояла, скрестив руки на груди.

– Что ты делала?

– Ничего.

– Совет женщин решил, что пора уходить на зимовку. Отправляемся через три дня.

– Но ведь еще рано! – Лира осмотрелась вокруг, не заметив на деревьях ни одного желтого листочка.

– Белла тревожится, как бы ребенок не появился на свет в пути. Хотя все понимают, что еще слишком рано. Альби говорит, что не стоит рисковать.

– Ну, раз так говорит Альби, тогда понятно, – протянула Лира и посмотрела в ту сторону, куда ушел Мор.

– Грат мне сказал, что ты целыми днями тут торчишь.

– Грат, – с презрением повторила Лира. Она направилась было к поселению, но Сайди остановила ее.

– Лира. Чем ты занимаешься?

– Да просто… – Лира замялась.

– Покажи.

– Ладно, – согласилась девушка. Никто, кроме Мора, не бывал в ее пещере и не видел рисунки. Отчего бы не показать их родителям? Отец с матерью будут ею гордиться.

Лира показала матери, как пролезть в пещеру. Внутри еще горел факел. Танцующие тени бежали по стене, догоняя нарисованных оленей, носорогов, мамонтов.

– Вот, нарисовала углями из костра…

– Это что такое? – холодно спросила Сайди, окаменев лицом.

– Звери. Видишь? – Лира провела пальцем по очертаниям оленя.

– Какой ужас!

– Что? – оторопев, переспросила Лира.

– Немедленно прочь отсюда! Больше сюда ни ногой! Ты меня слышала? Это омерзительные, гадкие отметины. Как ты могла!.. Твоя одежда не такая, как у всех. Ты носишь… украшения! – Сайди ткнула пальцем в ожерелье из трав. – Опалила себе волосы! Дерзкая, непослушная девчонка! С этого дня будешь носить только то, что ношу я! И никаких цветов в волосах, если только я сама не украшусь ими. Бесстыдница! Возомнила себя лучше матери!

Лира разрыдалась, второй раз за день.

– Что ты, мама, – всхлипывала она, – я никогда не считала себя лучше других.

– Тебя назвали Лирой, потому что в детстве ты запела на свадьбе. Теперь все распевают твои дурацкие песенки! Какое унижение быть твоей матерью!

– Мама… – Лира умоляюще сложила руки.

– Одно меня утешает: скоро я сбуду тебя с рук!

Лира оцепенела.

– Что это значит?

– Все уже решено. Этой зимой тебя выдадут за Грата. – Сайди повернулась к дочери спиной. – Пусть теперь он с тобой разбирается.

54

Путешествие Сородичей на юг ничто не омрачало, и Альби не преминула объяснить это тем, что они вовремя прогнали калеку, на котором лежало проклятие.

Пришло время покидать летнее поселение. Никто не сказал Калли ни единого слова, никто не пытался ее утешить. Все Сородичи были уверены, что поступают правильно.

Во время дневных переходов Грат отправлялся вперед на разведку, а во время привалов увивался за своей нареченной невестой, но Лира в ответ на его попытки завести разговор убегала под защиту отца.

– Он меня преследует. Я просто шагу не могу ступить, – шепнула отцу Лира.

– Ничего удивительного. Ты его невеста, – вмешалась Сайди. – Пойди и поговори с ним.

– Он злой и жестокий человек. Не буду я с ним разговаривать.

Валид поджал губы.

– Он плохо с тобой обращался?

– Да не с ней, – злобно вставила Сайди. – С калекой.

– Он и со мной будет обращаться так же, – заверила Лира.

Валид расправил плечи.

– Не будет. Я не позволю.

– Ох, Валид, не слушай ты ее. Все мы знаем, что Грат не поднимет на нее руку, – фыркнула Сайди.

Валид тепло посмотрел на дочь. Сайди едва сдержалась, чтобы не закричать на мужа. Вместо этого она подозвала Грата, который все это время держался на почтительном расстоянии от их костра.

– Грат, иди к нам. Посиди со своей семьей.

Грат подошел, ухмыляясь от уха до уха.

– Добрый вечер, мать, – поздоровался он с Сайди и обернулся к Валиду: – Добрый вечер, отец. – Он перевел дыхание, посмотрел на Лиру и негромко промолвил: – Здравствуй, жена.

Лира отвернулась, чтобы не видеть его противной ухмылки, и оглянулась на север, где осталось летнее поселение.

* * *

Сайлекс и Деникс отправились на розыски волчицы с белой отметиной, но в пути их застала буря, и они укрылись в небольшой пещере, где их согревал костер и тепло друг друга. Оставаясь наедине с Деникс, Сайлекс не мог не вспоминать о днях, когда они с Фиа были вместе, но теперь его не терзали ни совесть, ни чувство вины перед умершей женой.

Он прижимал к себе возлюбленную за плечи, щекоча бородой ее щеки.

– Однажды, когда я был еще мальчиком, охотники целых шесть раз возвращались с пустыми руками, – рассказывал Сайлекс. – Я умирал с голоду. Наконец они набрели на стаю жирных гусей, которые не могли летать, и набили их столько, сколько смогли унести. Мы их зажарили и тут же умяли, обжигая себе губы. Помню, я ел в три горла и не мог оторваться, не мог утолить голод. Вот и сейчас я чувствую то же самое, когда встречаюсь с тобой.

Деникс улыбнулась в ответ.

– Так значит, я для тебя толстый жирный гусь?

Сайлекс рассмеялся.

– Да. Твои поцелуи такие же обжигающие. И я так же не могу ими насытиться. – Он провел пальцем по губам Деникс.

Они отстранились друг от друга, чувствуя, как их обволакивает холодный воздух. Сайлекс потянулся за одеждами.

– Скажи мне, – вполголоса проговорила Деникс, – нам обязательно надо скрываться от остальных? Это так для тебя важно?

Сайлекс серьезно взглянул на нее.

– Ты уже спрашивала, и я ответил тебе. Да, это важно. Я потратил много времени и сил, чтобы люди уважали брачные клятвы. Если о нас узнают, я буду выглядеть лицемером.

– И что тогда? Кто с тебя будет спрашивать? Ты все равно останешься вожаком.

Сайлекс вздохнул.

– Нам есть чему радоваться, но племя все еще малочисленно. Не все из детей доживут до того возраста, когда смогут охотиться. Если я потеряю доверие людей, племя будет обречено на гибель. Стая должна идти за вожаком, а когда он одряхлеет и постареет, ему на смену должен прийти другой, иначе стая распадется. Крэгг еще не готов занять мое место, а другой замены себе я не вижу. Разве что ты.

– Что-что? – изумленно переспросила Деникс.

– Тебе по-прежнему нет равных среди охотников. Если со мной что-нибудь случится, ты возглавишь племя.

– Ты, кажется, не шутишь, – поразилась Деникс.

– Нет, не шучу.

– Ты всегда видел во мне то, чего не видели другие. Это одна из причин, почему я так тебя люблю.

Сайлекс провел рукой по ее волосам.

– И я люблю тебя.

Деникс помрачнела.

– Но если ты утверждаешь, что люди, узнав о нас, отвернутся от тебя, то не последуют и за мной.

– Верно. – Сайлекс вгляделся в ее лицо. – К чему ты ведешь, Деникс? У меня ощущение, будто ты ходишь вокруг да около, но никак не решишься.

– У меня давно не было регулярных кровотечений, Сайлекс. Мне кажется, я ношу твоего ребенка.

* * *

Собака настолько привыкла к звукам, которыми Мор подзывал ее, что в своем сознании она тоже была – Собака.

Ей очень не нравилось, когда человек набрасывал себе на плечи львиную шкуру. Собака давно привыкла к тому, что он то надевает, то снимает звериные шкуры, и это больше не ставило ее в тупик. Иногда человек ходил в них днями напролет. Но львиная шкура не внушала ей доверия. Ее запах, усиливавшийся, когда человек носил шкуру на себе, будоражил Собаку. Ходить на веревке Собаке тоже не нравилось. Правда, в последнее время она все больше бегала на воле, играя в игру: если она догадывалась, чего хочет от нее хозяин, то получала угощение – кусочек мяса. А когда хозяин вел ее на веревке, они почти не играли.

Ласку и одобрение хозяина Собака ценила даже больше, чем угощение. Когда он гладил ее, она жмурилась от удовольствия и подставляла ему лоб и спину.

– Сегодня я хочу навестить свое племя, увидеть Сородичей, – сказал Мор однажды. – Пока они еще не ушли на юг, попробую убедить их, что я им не враг.

Он отвалил глыбу, закрывавшую вход, и они выбрались наружу, жмурясь от восходящего солнца.

Человек нес в руке толстую сучковатую палку с примотанным к ней камнем.

– Я войду в их лагерь так, словно я из другого племени, и предложу обменять вот этот кусок вяленой оленины на орехи. – Он хлопнул рукой по котомке, и Собака услышала знакомый дразнящий запах. – Они посмотрят на львиную шкуру, на мясо, которое я принес, и увидят, что я – мужчина. Мужчина, у которого есть собственный волк. Правда, сегодня я им тебя не покажу. Побуду там недолго. Пусть знают, что я и без них проживу. Пусть поймут, как они ошиблись. Я потребую, чтобы мне дали увидеться с матерью. И с Лирой. Потом я приду еще раз, и еще, и вскоре примут меня обратно. Я больше не буду изгоем.

Легко затрусив рядом с человеком, Собака ловила запахи животных, которые побывали здесь. Свежее дыхание ручья то усиливалось, то ослабевало, но никогда не пропадало насовсем. Когда Собака подбежала к воде, чтобы напиться, человек не стал ее торопить, и Собаке захотелось останавливаться у воды почаще, чтобы вновь ощутить его заботу.

К полудню Собаке показалось, что хозяин чем-то обеспокоен.

– Почему нет дыма? Неужели мы с тобой заблудились? – Человек задрал голову и взглянул на небо. – Уходить на зимовье еще рано.

Они вышли на поляну, где на земле чернели кострища, а в воздухе пахло людьми.

– Нет! – в отчаянье вскричал человек. Собака нервно зевнула и высунула язык, не понимая, что могло так расстроить хозяина. – Они ушли… Теперь мы с тобой остались совсем одни.

* * *

Сайлекс проснулся на рассвете, и его первая мысль была о Деникс и их ребенке. Талия Деникс начинала округляться. Придется во всем признаться Ови.

Он зевнул. Ночью сквозь сон он слышал, как вернулись его сыновья – они три дня наблюдали за волчьей стаей. Ожидалось, что волчица с белой отметиной приведет в стаю своих щенков, и Сайлексу не терпелось узнать, что удалось рассмотреть юношам.

Крэгг и Ток сидели у костра, хмурые, чем-то озабоченные.

– В стае какие-то перемены? – с тревогой в голосе спросил Сайлекс.

Юноши переглянулись.

– Отец, – начал Крэгг, – мы видели нечто ужасное.

Сайлекс присел рядом. В утренних сумерках на лицах его сыновей плясали отблески костра.

– Рассказывайте.

– Мы видели человека. Из Сородичей. У него в плену волчица.

Сайлекс в недоумении наморщил лоб.

– В плену? То есть как это?

– Волчица ходит на веревке, другой конец которой Сородич держит в руке, – ответил Крэгг.

– На веревке? – в изумлении переспросил Сайлекс. – Как веревка может помочь ему спастись?

– Веревка обвязана вокруг шеи волчицы. Наверное, это мешает ей дышать, – вслух рассуждал Крэгг. – Непонятно, почему волчица до сих пор не растерзала своего мучителя.

– Мы следили за ними три дня, – прибавил Ток.

Сайлекс окаменел. Его лицо выражало глубочайшее смятение.

– Просто омерзительно – держать волчицу в плену! – в сердцах воскликнул Крэгг.

– Отец, а может быть, этот человек тоже волк? – спросил Ток.

Крэгг нетерпеливо замотал головой.

– Ток, я тебе уже говорил, – не может быть. Наверное, он злой дух в людском обличье.

– И что ты предлагаешь? – уважительно спросил брата Ток.

– Положить этому конец, – твердо ответил Крэгг.

– Все это действительно странно, – согласился Ток, – но, по-моему, брат, нам лучше не вмешиваться.

Они посмотрели на отца. Сайлекс задумчиво потер подбородок.

– Волчица в плену у человека, – пробормотал он. – Не верю своим ушам. Может, вам показалось?

– Тот человек сильно хромает на одну ногу, – добавил Ток.

У Сайлекса перехватило дыхание.

– Правда?

К удивлению юношей, он не на шутку встревожился.

– Конечно, правда, отец, – закивали оба.

– Одинокий человек с увечной ногой держит в плену волчицу, – мрачно подытожил Сайлекс. Ему вспомнилась хромая гиена на опушке, и все встало на свои места. – Вы сможете выследить его?

– Запросто, – с готовностью ответил Крэгг.

– Тогда мы должны отыскать негодяя, убить его и освободить волчицу, – решил Сайлекс. – Ничего больше нам не остается.

* * *

С первыми проблесками рассвета Сородичи отправлялись в путь. Впереди шли вооруженные мужчины, за ними тянулись женщины и дети, включая мальчиков, не достигших четырнадцати лет. Поэтому Валид был немало удивлен, когда к нему подбежал запыхавшийся Магнус, его младший сын, место которого было рядом с матерью. Солнце уже стояло высоко, и Сородичи замедлили шаги в предвкушении обеда.

– Отец, – выпалил Магнус, с трудом переводя дыхание.

– Погоди, сын, отдышись. Что случилось?

– Мать велела передать тебе, что не может найти Лиру. И твоя котомка с едой куда-то подевалась. Мать не знает, чем нас кормить.

– Что ты такое говоришь? Где Лира?

– Понятия не имею. Меня мать прислала. Велела сказать тебе, что не может найти Лиру и что нам нечего есть.

К ним подошел Урс.

– Почему мальчик выбежал вперед? – строго осведомился он у Валида.

Тот пожал плечами.

– Вроде как Лира опять избегает Сайди, а та, в свою очередь, потеряла котомку с едой.

– Для девушки ее возраста ссориться с матерью – обычное дело, – с улыбкой заметил Урс.

– Особенно в нашей семье, – грустно согласился Валид.

– Может, Лира нарочно спрятала еду, чтобы позлить мать?

– Нет, это на нее не похоже, – покачал головой Валид и обернулся к сыну. – Лира знает, как не попадаться матери на глаза. Собери друзей, вместе вы легко ее найдете. Я уверен, она прячется где-то там. – Валид махнул рукой в сторону негустой рощи. – Кто первым ее найдет, тому я подарю волчий зуб!

– Ладно, отец. Мы еще раз хорошенько поищем.

Магнус повернулся, чтобы убежать, но Валид схватил его за руку.

– Постой. Вы уже ее искали?

– Да, отец. Все утро.

Урс и Валид переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели назад, на север.

– Неужели она сбежала? – прошептал Валид.

55

Калли присела рядом с Сайди и взяла ее за руку. Слух о том, что Лира сбежала, разнесся по всему племени, и столпившиеся вокруг Сородичи с любопытством наблюдали, как Валид и его сыновья – Лиго и Магнус – собираются на поиски. В глазах Валида сверкала угрюмая решимость.

– Валид, – сказал Урс. – Тебе нельзя уходить. Надо идти на юг.

– Я должен ее найти, – ответил Валид, помотав головой.

Урс злобно зыркнул на непрошеных зрителей.

– Ну, чего собрались! – рявкнул он, и люди поспешно разошлись. Разбившись на группки, они принялись за еду, время от времени бросая косые взгляды на своих вожаков.

К Урсу подбежал Грат.

– Мне только что сказали, – выдохнул он.

– Мы уходим, – заявил Валид.

– Я с вами, – сказал Грат.

– Нет, ты останешься здесь, – ледяным тоном велел ему Урс. – Валид, я не могу этого допустить.

– Пожалуйста, Валид, не оставляй меня одну! – взмолилась Сайди.

– Наша дочь пропала! – прикрикнул на нее Валид.

– Она ушла к калеке! Она сама так захотела, Валид, – закричала в ответ Сайди.

Грат вытаращил на нее глаза. Калли побледнела.

– Послушай, – с нажимом сказал Урс. Магнус и Лиго почтительно взглянули в лицо ловчему, и даже Валид встревожился, заслышав в голосе товарища суровые нотки. – Ты старший копейщик, и ты должен быть со своими людьми.

– Урс, она ушла прямо перед рассветом и, скорее всего, идет обратно по нашим следам. Прошло всего полдня. Через день-два мы ее нагоним, – возразил Валид.

– И что потом? Через два дня мы уже будем далеко. Нет, Валид, я не пущу тебя.

– Урс, не останавливай меня, – взмолился Валид.

Урс подошел к нему вплотную.

– Валид, – начал он. – Я знаю, как это больно – потерять ребенка. Я всем сердцем тебе сочувствую. И я обещаю тебе: летом, когда мы вернемся, ты соберешь всех мужчин, найдешь калеку, убьешь его, если он будет еще жив, и освободишь свою дочь.

Калли слушала его, окаменев от ужаса. Урс, казалось, совсем забыл, что она рядом.

– Но сейчас ничего не поделать. Твое место среди Сородичей. Среди охотников.

Опустив взгляд, Калли заметила, каким торжеством сверкнули глаза Сайди. Ненависть захлестнула Калли с головой, и она резко встала. Валид умоляюще посмотрел на нее и хотел было что-то сказать, но Калли ушла прочь, ни разу не обернувшись.

После обеда Сородичи выстроились в прежнем порядке и продолжили свой путь. Шумиха, поднявшаяся вокруг исчезновения Лиры, постепенно улеглась – Сородичи шли на зимовку, как делали испокон веков, и находили утешение в этом постоянстве.

Калли избегала встречаться взглядом с Сородичами. Она плелась, мрачно глядя себе под ноги. Если Лире повезет остаться в живых и найти Мора, они, может быть, переживут зиму. Но летом Сородичи выследят их и убьют ее сына. Так или иначе, он погибнет.

* * *

По дороге Лира то и дело оглядывалась – не покажется ли вдалеке отец.

Она в точности представляла, как все произойдет. На заре Сайди хватится дочери и, не теряя времени, оповестит об этом Валида. Взяв с собой Лиго, он бросится догонять ее, а тем временем Сородичи устроят привал.

Отец, конечно, будет метать громы и молнии, когда нагонит ее. Лира спокойно встретит его гнев и не будет противиться наказанию, но отец должен понять, что она не шутит и скорее погибнет, чем выйдет замуж за Грата.

Отец не позволит этому случиться.

Лира нарочно медлила, идя вдоль знакомого берега реки. Остановившись на послеполуденный отдых и перекусив, она повременила еще немного. Чем дальше она уйдет от племени, тем больше рассердится отец.

Она отыскала уютное местечко поближе к воде и принялась ждать. Накануне ночью она плохо спала, ноги гудели от усталости, и Лира, сама того не замечая, уснула, разморенная жарким солнцем.

Когда она проснулась, солнце уже закатилось, окрасив небо в ярко-оранжевые цвета. Девушка с ужасом поняла, что ей предстоит ночевать одной под открытым небом. Она быстро собрала хворост и развела костер на берегу ручья, сев к нему спиной. Перед ярким пламенем костра темнота отступила, и Лира, приободрившись, напомнила себе, что Мор все лето прожил совершенно один.

Ее разбудил волчий вой, раздавшийся неподалеку. Она подбросила веток в огонь и уставилась на пламя, обхватив колени руками. Впервые за целый день Лира задумалась о том, что с ней будет, если отец не придет.

* * *

Деникс нашла Ови на берегу реки. Она одиноко стояла у воды и смотрела на раздувшийся от недавних дождей поток, словно чего-то ждала. Деникс, не шелохнувшись, долго наблюдала за ней, потом окликнула по имени.

Жена и сестра Сайлекса обернулась, не ответив на приветствие ни жестом, ни словом.

– Мне сказали, что ты здесь, – сказала Деникс, подойдя ближе. – Я хочу поговорить с тобой.

Ови повернулась к воде.

– Неужели?

Деникс наморщила лоб. Ови всегда была для нее загадкой.

– Сайлекс сказал, ты знаешь, что я… беременна.

По реке проплыла ветка. Ови проводила ее глазами.

– Да, – вполголоса ответила она. – Он рассказал мне.

– Ови, мне очень стыдно. Я не хотела тебя обидеть.

– Я верю.

– Ови, поговори со мной. Ты на меня злишься?

Ови обернулась. Ее лицо оставалось непроницаемым.

– Я не злюсь на тебя. Какой в этом смысл? Сделанного не воротишь.

Как ни странно, Деникс охватило негодование.

– Я увела у тебя мужа и забеременела от него. Не думаю, что тебе все равно!

– Нет, не все равно, – слабым голосом отозвалась Ови. – Ты сделала мне подарок.

Деникс решила, что ослышалась.

– Подарок? – в недоумении переспросила она.

– Ты избавила меня от… Посмотри на реку, – сказала вдруг Ови. – Разве она не прекрасна в конце лета? Такая синяя и глубокая. Иногда я вижу, как по ней проплывают льдины. Наверное, река начинается там, где живет зима. Ты знаешь, что ребенком я упала в реку? Это случилось в конце лета, здесь, на этом самом месте, где глубокий омут. Я помню, как меня уносило течением и как онемело в воде тело. Не было ни страха, ни боли… Меня спас отец.

– Я тогда еще не родилась.

– Да, давно, – задумчиво протянула Ови. – Беззаботное было время. Не то что теперь, когда с трудом дотягиваешь до конца дня. Я так от всего устала.

– Сайлекс тревожится, как бы в племени не начался разброд, и тут многое зависит от тебя, Ови. Вы никогда не спали как муж и жена. Если ты объявишь, что не возражаешь против меня, люди спокойнее воспримут известие о моей беременности.

Уголки губ Ови насмешливо дернулись.

– Ну что ж, ладно. Не вижу в этом ничего плохого.

Деникс закивала.

– Спасибо тебе. Может…

– А теперь я хочу побыть одна, – перебила ее Ови. – Хочу посмотреть на реку.

– Ладно. Извини, что потревожила.

С этими словами Деникс удалилась.

Именно одиночества, одиночества и покоя хотелось Ови больше всего на свете. Она разделась и, зайдя по колено в ледяную воду, вздрогнула. Постояв на месте, шагнула вперед. Тело начинало неметь, а Ови заходила все глубже и глубже, чувствуя, как течение подхватывает ее и несет, несет…

* * *

На следующий день Лира бросила в костер мокрых веток, от которых повалил густой черный дым, хорошо заметный издалека. Теперь отец будет точно знать, где ее искать. Но время шло, Валид не появлялся, и Лира отважилась пойти дальше на север, решив дойди до неглубоких пещер, в которых Сородичи останавливались на ночлег. Лира добралась до них засветло, успела собрать хворосту и развести костер. Еда в отцовской котомке стремительно убывала. Перекусив, девушка заползла в каменную нишу и, закрыв лицо руками, горько зарыдала.

Проснувшись, она очутилась перед выбором: идти на север, к летнему поселению, и отыскать Мора – или попытаться нагнать Сородичей; в таком случае ей придется в одиночку пройти вдоль долины, где живет Орда. Так или иначе, запасы еды подойдут к концу, а охотиться она не умеет. Разве что на деревьях вдоль берега еще остались плоды.

Теперь Лира всерьез сомневалась, что отец поддержит ее и не выдаст за Грата. Ведь он не пришел за ней! Пригорюнившись, она вспоминала, как в детстве пела отцу песни, сидя у него на коленях. Подумав о матери, Лира залилась горькими слезами: наверное, Сайди не пустила отца на поиски.

Наконец Лира приняла решение и пошла на север. Вот Мор обрадуется ее неожиданному появлению!..

А ведь им придется вместе зимовать. Возможно, даже в пещере Беллы. По сути, он станет ее мужем вместо Грата.

А почему бы и нет? Не надо искать одобрения совета, ждать, пока тебя сбудут с рук, как залежалую шкуру…

Лира окинула мысленным взором свою жизнь. Мор незаметно присутствовал во всех воспоминаниях, как цветы, вплетенные в браслет из трав на ее запястье. Он был добрым и внимательным человеком, как ее отец, мудрым не по годам.

Когда Сородичи вернутся, никому не вздумается выдать ее за Грата, потому что она уже будет замужем.

Да.

Придумав на ходу веселую мелодию, она тихонько запела, вплетая в напев слова «Мор» и «свадьба». Вдали от Сайди она больше не сдерживала свои чувства. Она шла к Мору, чтобы стать его женой.

Из лесу донесся громкий треск, и Лира резко умолкла. Земли Орды лежали далеко к югу, но всем было известно, что кровожадные охотники за людьми могут прятаться где угодно, подстерегая одиноких и беззащитных. Ее соплеменники далеко, здесь она совсем одна… Впереди, в чаще, хрустнула ветка, шевельнулось что-то огромное и черное. Лира похолодела. Из листвы на нее холодно смотрел крупный олень с ветвистыми рогами; рядом паслись несколько самок помельче. Девушка с облегчением вздохнула. Просто стадо оленей. Ничего страшного.

Внезапно вспомнились слова отца: олени – стадные животные, за которыми охотятся хищники.

Оставаться опасно.

Лира бросилась бежать. Ужас гнал ее вперед, словно лев, преследующий добычу. Ей чудилось, будто по пятам несутся волки и медведи в вихре окровавленных клыков и когтей. Она хотела обратно к отцу, братьям, племени. К Мору.

Выбившись из сил, Лира соорудила шалаш, заползла внутрь и свернулась калачиком. Ее била дрожь. Потрескивание костра не принесло желанного облегчения, как и мысли о Море. Ничто, даже долгожданная встреча с любимым человеком, не стоило того, чтобы оказаться одной в глуши.

Она допустила роковую ошибку.

* * *

Всю ночь Лира не смыкала глаз, вздрагивая от малейшего шороха и пугаясь скачущих теней, принимая их за живых тварей. С наступлением дня она отправилась в путь, всеми помыслами устремившись к Мору. Петь ей не хотелось.

На следующий день она вновь оказалась перед выбором. Ручей поворачивал влево, но Сородичи всегда ходили напрямик. Отец говорил, что если идти вдоль берега, то рано или поздно выйдешь обратно на тропу, однако Сородичи предпочитали обойтись один день без воды, но срезать путь. Женщины заранее вымачивали шкуры в ручье и по дороге выжимали из них воду, если дети просили пить.

Потерплю, подумала Лира, главное – поскорее добраться до летнего поселения. Хуже всего то, что придется идти по открытой местности. Одна посреди поля, желтеющего под высоким безоблачным небом, Лира могла стать легкой добычей хищников.

Девушка размеренно шагала по густой траве, местами доходившей ей до колен. Решив посмотреть, далеко ли она ушла от ручья, Лира обернулась и ахнула. Вдалеке маячили три мужских силуэта. Отец с братьями?.. Лира прикрыла глаза рукой и вгляделась.

Нет, это не Сородичи. Одежды на них почти никакой, только набедренные повязки, у всех троих дубинки и копья. И они бежали. Прямо на нее. Лица их чернели, словно вымазанные грязью и сажей.

Лира догадалась, что это за люди.

* * *

Собака не спускала взгляда с рук Мора. За лето они играли в эту игру бессчетное количество раз, и Собаке не терпелось сыграть еще раз, не терпелось заслужить похвалу хозяина и получить угощение.

Сегодня Мор впервые будет охотиться по-новому, с Собакой. С ее помощью он надеялся значительно пополнить запасы мяса, прежде чем наступит зима и стада уйдут на юг.

Мор не забыл, как олени в панике шарахнулись и поскакали прямо на него, когда Собака, тогда всего-навсего щенок-переросток, влетела в самую гущу стада. Теперь она бегала не хуже взрослого волка и наверняка посеет хаос среди оленей.

Не достигнув и годовалого возраста, Собака была намного крупнее обычного волка.

В пятидесяти шагах от того места, где затаились Мор и Собака, мирно паслись несколько оленей, должно быть, отбившиеся от стада. Мор все лето готовил Собаку к сегодняшнему дню, обучая ее понимать не только команды, отданные голосом, но и жесты.

План был таков: Собака обойдет оленей с левой стороны и набросится на них. Перепуганные олени побегут прямо на Мора. Он выскочит из засады и, если повезет, уложит первого с одного удара.

Собака застыла в ожидании команды, не слыша и не видя пасущихся оленей. Мор поднял левую руку, и Собака выжидающе приоткрыла пасть. Мор показал: «Гуляй!»

Собака рванулась прочь, оборачиваясь на бегу. Мор вскинул руку. «Сидеть!»

Собака остановилась и села, повернув голову к хозяину. И тут ее носа коснулся знакомый запах, и она дернулась, заметив оленей.

– Нет, еще рано, – шепнул Мор.

Казалось, Собака совсем забыла про хозяина. Она неотрывно следила за ничего не подозревающими оленями.

– Сидеть! – сурово крикнул Мор.

Олени, все как один, удивленно подняли головы. Этого Собака не могла вынести: позабыв обо всем, чему ее учили, она с нескрываемым восторгом бросилась вперед.

Мор с отчаянием наблюдал, как олени, мотнув рогами, понеслись в противоположном от него направлении.

Прошло немало времени, прежде чем Собака, вывалив язык из пасти, с радостным видом помчалась к хозяину. Внезапно она встала как вкопанная, прижала уши к голове и поджала хвост.

– Да-да. Я очень сержусь, – выбранил ее Мор.

Они вернулись в пещеру и поужинали тем, что у них оставалось после очередного визита к ледяной стене. Собака, почуяв, что хозяин недоволен, прилегла рядом и положила голову ему на колени. Наконец он сдался и погладил ее, с грустью размышляя о сегодняшней неудаче. Придется завтра выйти на то же место и повторить все сначала. Может быть, запах оленей поможет Собаке понять, что от нее требуется.

Собака непременно должна слушаться его, иначе их запасы мяса иссякнут задолго до того, как закончится зима.

* * *

Деникс присела у костра рядом с Бракхом.

– С тех пор, как мы нашли на берегу ее одежду, прошло три дня. Боюсь, Ови утонула.

Бракх горестно поджал губы.

– Я вырос рядом с ней. Она была мне как старшая сестра.

Деникс покивала.

– Я помню о ней только хорошее. Но я никогда не считала, что она подходящая пара для Сайлекса.

– Твоя правда.

– Сайлекс сказал мне, где их искать, – к северу от земель Сородичей, у ручья. С рассветом я переберусь на тот берег и сообщу печальные вести.

– Остерегайся реки.

– Я перейду вброд.

– Ума не приложу, почему Ови купалась в плесе, где такое коварное течение, – помолчав, сказал Бракх. – Мне кажется, это было совсем не случайно.

– Нам никогда не понять Ови до конца, – рискнула предположить Деникс.

– Наверное, – ответил Бракх, всматриваясь в огонь.

* * *

Ничто не омрачало путешествия Сородичей на юг, кроме бегства Лиры. Они благополучно миновали место слияния двух рек, отмечавшее начало владений Орды, и Урс повел охотников на поиски дичи, отправив следопытов вперед. Вскоре один из следопытов – Грат – вернулся. Урс понял это по шепотку, пронесшемуся среди охотников. Отлично, значит, сегодня у них будет свежее мясо.

Грат запыхался, вид у него был загнанный. На его щеках, заросших густой черной бородой, ярко розовели островки гладкой безволосой кожи – следы углей, вылетевших из рожка Мора. Урс поймал себя на том, что снова пялится на шрамы от ожогов, но что-то в лице Грата заставило его напрячься. Очевидно, речь пойдет не об олене.

– Орда, – выпалил Грат.

Урс содрогнулся и непроизвольно сжал копье.

– Где?

– Впереди, на поляне. Далеко отсюда.

– Сколько их? – спросил Валид, побледнев.

– Четверо, – ответил Грат, показав четыре пальца.

– Всего четверо? – переспросил Урс.

Грат кивнул.

– Они меня не заметили, – прибавил он.

Урс и Валид переглянулись.

– Нас гораздо больше, – осторожно заметил Валид, трижды показав раскрытую пятерню.

– Это страшные люди, – ответил Урс.

Грат хмуро переводил взгляд с копейщика на ловчего и обратно.

– Ты считаешь, мы должны на них напасть, – утвердительно произнес Урс.

– Да! – От нетерпения Грат даже подскочил. – Давайте их прикончим. Я чуть было сам на них не набросился!

– Их всего лишь четверо, – напомнил Валид.

– Ты тоже так считаешь, копейщик? Что мы должны напасть?

– Они подстерегли наших охотников и убили их, – сурово напомнил Валид.

Урс помолчал, раздумывая. Валид и Грат взирали на него, не отводя глаз, Валид – почтительно, Грат – с нескрываемым нетерпением.

– Хорошо, – решительно сказал Урс. – Созывайте мужчин. Мы расправимся с этими дикарями.

* * *

Собака приглушенно зарычала, напряженно всматриваясь перед собой.

– В чем дело? – спросил Мор. Он проследил за ее взглядом, но в кустах на том берегу ручья ничего не было. И тем не менее Собака не переставала рычать.

Может, лев? Мор покрепче сжал копье и пожалел, что оставил дубинку в пещере.

И вдруг, словно по команде, из зарослей вышли трое мужчин. Каждый держал в руке тяжелую дубинку. Мор резко вдохнул от неожиданности, но не испугался незнакомцев. Вид у них был слегка растерянный, а лица не начернены. Они не были похожи на дикарей из Орды.

– Теплого лета, – спокойно приветствовал незнакомцев Мор. – Я из племени Сородичей.

Мужчины переглянулись, но оружия, как полагалось, не сложили. Скорее всего, они не были знакомы с этим обычаем. Подойдя к самой кромке воды на том берегу, они остановились.

– Мы – Волколюди, – нехотя ответил самый старший из них. Все трое, как зачарованные, не сводили глаз с волка, покорно сидящего у ног Сородича.

Собака, застыв на месте, не спускала напряженного взгляда с незнакомцев. Как только первый из них ступил в воду, чтобы перейти ручей, Собака вскочила на ноги, а когда за ним двинулись остальные, угрожающе зарычала, что их заметно обескуражило.

– Она вас не тронет, – заверил их Мор. – Сидеть!

Собака села, но ее взгляд был прикован к стоявшим в воде мужчинам.

Те снова переглянулись между собой, перешли ручей вброд и остановились в десяти шагах от Мора. Все трое были очень бледны и как-то по-особенному сосредоточены.

Внезапно Мор понял, зачем они пришли.

Они смотрели на Мора во все глаза, а он смотрел на них. Рычание Собаки стихло и теперь было слышно только Мору. Незнакомцы пришли с дубинками. У него с собой было только копье. Один бросок – и он останется без оружия.

Но Собаку он в обиду не даст.

Мор прокашлялся.

– Со мной такое было раньше. – Его голос звучал на удивление ровно. – Один человек по имени Грат и другой человек по имени Винко пришли убить меня. Грат был настроен решительно и собирался довести дело до конца, но Винко не хотел убивать. Вы трое похожи на Винко. Вам нелегко будет завершить то, для чего вы сюда пришли.

Мужчины как будто очнулись, услышав его слова.

– Зачем вы пришли, Волколюди?

– Не слушайте его, – шепнул старший. – Он – гиена.

Двое других кивнули, и все трое двинулись на Мора.

Не робкого десятка, совершенно не к месту отметил про себя Мор и приготовился смертельно ранить копьем одного из нападавших.

Он вскинул руку, и в этот момент Собака не выдержала и рванулась вперед, насколько хватило поводка, рыча и лязгая зубами с такой неукротимой яростью, что нападавшие в испуге отпрянули. Один из них споткнулся и упал. Мор, приободрившись, шагнул вперед, и Собака еще ближе подскочила к упавшему.

Распростершись в грязи, тот в смертельном ужасе взирал на исполинского волка, который готов был вцепиться ему в глотку.

Мор крепко держал веревку, давая упавшему осознать, что он на волосок от смерти. Собака рвалась и рычала, обезумев от ярости. Двое других мужчин отступили и зашли по колено в ручей, откуда с ужасом наблюдали за происходящим.

– Собака! Сидеть! – вновь скомандовал Мор.

– Пожалуйста, – выкрикнул Сайлекс, – пощади моего сына!

Собака утихомирилась и села, оскалив клыки. Шерсть на ее загривке по-прежнему стояла дыбом. Мор бросил на нее взгляд, полный изумления. Он-то всегда считал, что это он должен заботиться о ней, как о беззащитном ребенке, но, оказывается, и Собака могла пустить в ход клыки и когти, чтобы встать на его защиту.

– Я еще раз спрашиваю, – повысил голос Мор, – зачем вы пришли. Если не скажете, я заколю этого человека копьем, а потом спущу волчицу, и она растерзает вас прежде, чем вы успеете добежать до леса.

* * *

Лира шла всю ночь напролет, спотыкаясь о невидимые корни. Орда была куда страшнее любого дикого зверя. Девушка не понимала, где она и что произошло. Слева от нее должен журчать ручей в окружении скал и деревьев, но повсюду, куда ни глянь, расстилалась равнина.

Надо найти ручей. Следуя по течению, можно выйти к летнему поселению Сородичей.

Пологие холмы, пересекавшие равнину, были покрыты редкой чахлой травой. Лира на ходу доела остатки еды и с тревогой взглянула на небосвод. Солнце неуклонно поднималось все выше. При других обстоятельствах Лира только порадовалась бы погожему деньку, но сегодня ей казалось, что солнце, как и ночь, несет погибель.

Взойдя на вершину холма, она замерла.

На равнине вновь появились трое мужчин с начерненными лицами.

Они приближались.

56

Грат сбегал на разведку и быстро вернулся. Орда еще там, кивком подтвердил он, и снова вскинул четыре пальца. Урс и Валид обменялись хмурым взглядом. Они впервые собирались напасть не на одиноко живущих Робких, а на таких же охотников, на людей с оружием.

Вооруженные охотники сгрудились вокруг старшего ловчего. Пэллок окинул Грата ледяным взглядом: к концу дня этого выскочку наверняка объявят героем, хотя он всего-навсего простой следопыт. В схватке Пэллок наверняка пронзит одного из дикарей копьем, проявив недюжинную силу и смелость, но жизненный опыт подсказывал ему, что его старания останутся незамеченными.

Они набросятся на дикарей, как на стадо оленей: сначала полетят копья, затем выбегут охотники с дубинками. Урс нервно сглотнул слюну и отер пальцами вспотевшие веки. Он напомнил себе, что дикари убили его людей. Охваченный праведным гневом, Урс больше не колебался.

Охотники напряженно ждали сигнала.

– Они там, за холмом, – шепнул Грат, показывая на пологий пригорок. – Едят что-то. Огня не видно. Копий у них нет, только дубинки.

– Четверо? – переспросил Валид.

– Четверо, – кивнул Грат.

Четверо дикарей против пятнадцати Сородичей.

– Вперед, – негромко скомандовал Урс.

Ползком взобрались на холм. Урс прикрыл глаза, подумав о Белле, которая ждала ребенка, а затем, как нередко бывало, вспомнил о Калли, девушке из тумана и сумрака, которую хотел сделать своей женой.

Валид коснулся рукой его плеча. Урс открыл глаза и кивнул.

Пора.

Сородичи гурьбой сбежали с вершины холма. Дикари сидели в каких-то сорока шагах. Завидев Сородичей, они вскочили, ворочая белками глаз на начерненных лицах.

В дикарей со свистом полетели копья, брошенные метко, но преждевременно.

– Рано еще! – прошипел Урс.

Пэллок тоже не бросал копья – он бежал в последних рядах и не успел прицелиться как следует.

Пущенные копья, описав в воздухе дугу, воткнулись в землю, не долетев до цели. Дикари вскинули дубинки и повернулись лицом к нападавшим.

Валид метнул свое копье с такой силой, что сумел ранить одного из дикарей в ногу, хоть тот и ухитрился отскочить в сторону. Сородичи заулюлюкали и замахали дубинами. Пэллок не решился кинуть копье, опасаясь задеть кого-нибудь из своих.

Дикари вытянулись в линию, встав на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и зверски оскалились. Поравнявшись с ними, Сородичи замешкались, толкаясь и натыкаясь друг на друга.

Урс, стоявший в первом ряду, замахнулся дубинкой, однако дикарь, схватив свое оружие двумя руками, вскинул его над головой и отбил удар. Рука Урса заныла, он по инерции качнулся вперед, и дикарь, повернувшись на носках, огрел его по ребрам дубиной.

Урс рухнул.

Валида постигла та же участь. Дикари умело блокировали удары, делали выпад и били куда придется. Валид споткнулся – дубинка дикаря влетела в его бедро, – и вдруг резкая боль пронзила левую ногу. Он покатился по земле, вытаращившись на копье, торчавшее из икры.

Рядом упал Пекс. Его глаза остекленели. Он был мертв.

Один из дикарей лежал ничком, не шевелясь, другой, пошатываясь, стоял на четвереньках. Двое остальных дрались, но силы были неравны. Одного уложил Марс, хватив его по затылку дубиной. Пэллок, подобрав валявшееся на земле копье, заколол второго, и все было кончено.

В наступившей тишине громко стонали раненые. Урс корчился в пыли. Марс повернулся к Валиду и попытался улыбнуться, но его рот был разбит в кровь.

Шумно дыша, Грат подошел к выжившему дикарю, все еще стоявшему на четвереньках. Не спуская с него глаз, он занес над головой дубину и одним ударом разнес дикарю череп.

Дикарь, пронзенный Пэллоком, лежал навзничь. Грат превратил его лицо в кровавое месиво, и Валид с отвращением отвернулся.

Изуродовав мертвые тела дикарей, Грат, наконец, остановился и перевел дух, отирая лицо от попавшей на него крови.

Из пятнадцати Сородичей, которые отправились сражаться с дикарями, пятеро погибли и еще пятеро получили серьезные увечья. Мужчины из Орды были не просто охотники. Они были воины. Валид не мог поверить, что четверо мужчин способны нанести такой урон.

– Пэллок, – выдавил Валид. – Молодец.

Пэллок уставился на копейщика. Валид, очевидно, не понял, что застрявшее в его левой ноге копье выпустил он, Пэллок, неверно рассчитав момент. Зато Валид видел, как Пэллок, заколол одного из дикарей.

– Грат, – прохрипел Валид. Он хотел сказать ему что-то ободряющее, но вспомнил, с каким остервенением Грат размозжил головы врагам, лежащим на земле.

– Боюсь, Урс смертельно ранен, – сказал Грат.

Все взгляды устремились на предводителя, который корчился на земле, схватившись за бок.

* * *

Мы словно два человека, столкнувшихся на узкой тропе, подумал Мор, глядя на Волколюдей. Ни один не хочет уступить другому. Просто повернуться и уйти Мор не мог, а позволить лежавшему на земле подняться было бы неразумно. Двое других Волколюдей стояли по колено в ручье, сжимая дубины. Казалось, ситуация зашла в тупик.

Мор, вскинув брови, взглянул на юношу, распростертого на земле. В его глазах читался немой вопрос. Зачем вы пришли?

Юноша отвел взгляд от Собаки, ощерившей пасть, поднял глаза и посмотрел в окаменевшее лицо Мора.

– У тебя в плену волк, – дрожащим голосом ответил он.

– А вы – Волколюди, – закончил за него Мор, сложив одно с другим. – Вы пришли освободить волка.

Двое мужчин в ручье переглянулись.

– Как вас зовут?

– Я – Сайлекс, – выкрикнул старший из них. – А это мои сыновья, Ток и Крэгг.

– Что ж, Сайлекс, это – Собака. Если я спущу ее с поводка, она вас растерзает. – А я помогу ей копьем, не договорил он. – Вообще-то она вольна уйти, когда пожелает. Обычно я не держу ее на привязи. Она бегает, где хочет, и возвращается ко мне, потому что я спас ее и ее мать. Нас многое связывает. Мы вместе едим и охотимся. Разве вы, Волколюди, не кормите волков? Не следуете за ними?

– Это правда, – кивнул Сайлекс.

– Так в чем провинился я?

– Веревка, – буркнул Ток, переступив в воде с ноги на ногу.

– Значит, веревка. – Мор посмотрел на Собаку. Та сидела, помня команду. Мор бросил веревку. Заметив, что Крэгг вытаращил глаза, он улыбнулся. – Видите? Благодаря веревке я могу сдерживать Собаку – вдруг ей захочется вас растерзать, например. Но я не держу ее в плену. Собака, – обратился Мор к волчице. Та посмотрела на него. – Ко мне.

Собака послушно встала и подошла к Мору, напряженно и часто дыша. Он ласково потрепал ее по голове.

– Ну, что дальше? – спросил Мор, переведя взгляд на мужчин, стоявших в ручье. – Если я позволю ему подняться, вы наброситесь на меня с дубинками. Одному я вспорю копьем живот, а мой волк загрызет двух других. На том и порешим?

– Думаю, мы совершили ошибку, – медленно ответил Сайлекс.

Мор кивнул.

– Согласен. И все-таки я не представляю, как вам избежать смерти.

– Может, мы просто уйдем? – робко предложил Ток.

Мор покачал головой.

– Э, нет. Если я вас отпущу, вы хорошенько все продумаете и вернетесь, на этот раз с копьем для моего волка, и доведете дело до конца.

– Нет, – ответил Крэгг, посмотрев на Собаку, словно беспокоясь, как бы она не обиделась. – Волколюди никогда не причинят волку зла.

– И верно, – согласился Мор. – Тогда вы убьете меня. А потом убежите. Говорят, вы на редкость быстроноги. Но Собака отомстит. Может, вы немного пробежитесь перед тем, как она настигнет вас и разорвет в клочья. Она вцепится в ноги последнего из вас острыми клыками, разгрызет кости и накинется на следующего. А потом, когда вы будете барахтаться на земле, она вернется и прикончит вас одного за другим, – так мы, Сородичи, возвращаемся к подранку, чтобы его добить.

Сайлекс кивал, слушая слова Мора.

– А если мы не вернемся и не убьем тебя?

Двое молодых людей затрясли головами.

– С чего бы вы отказались от своих намерений? – не поверил Мор.

– Как я уже сказал, мы ошиблись, – ответил Сайлекс. – Мы думали, ты поработил волчицу. Мы лишь хотели освободить ее.

– Пожалуйста, поверь нам, – умоляюще протянул Ток.

Мор решил поверить этим людям.

– Хорошо. Я не стану убивать вас, а вы не станете убивать меня. Когда Собака поймет, что мы больше не враги, она вас не тронет. Согласны?

Сайлекс едва заметно улыбнулся.

– Согласны.

– У тебя странный говор, – заметил Крэгг. – Слова те же, но звучат по-другому.

Он с трудом сел на землю и тут же замер, заметив, как Собака дернулась в его сторону.

– Все хорошо, Собака, – сказал Мор. – Людям из разных племен бывает трудно понять друг друга, потому что они по-разному выговаривают слова. Вставай, Крэгг, не бойся. Собака, сидеть.

Крэгг поднялся. Мор ободряюще трепал Собаку по загривку, пока Сайлекс и Ток взбирались на берег. Наконец, все трое снова выстроились перед ним, не в силах подобрать слов. Да и что сказать человеку, которого ты хотел убить?

– Хотите погладить Собаку? – вежливо предложил Мор.

* * *

Сайлекс протянул дрожащую руку.

– Все хорошо, Собака, – негромко повторял Мор. Собака вытянула шею и обнюхала раскрытую ладонь Сайлекса.

Его глаза затуманились от выступивших слез.

– Я глажу волка, – почтительно прошептал он. – Никогда не мог даже мечтать об этом. – Он гладил Собаку по спине, запуская пальцы в густую шерсть. – Надо же, на тебе белая отметина!

– Почему это тебя удивляет? – смущенно спросил Мор.

– Мы годами следовали за одной стаей, а в последнее время прикармливали нескольких крупных волчиц, у которых была такая же белая отметина в виде ладони. Наверное, Собака – прямой потомок великой волчицы, которая взяла мясо из моей руки.

– Ее мать погибла от когтей льва.

– Понятно, – сокрушенно покачал головой Сайлекс.

Собака наконец-то успокоилась, и Волколюди по очереди гладили ее, переглядываясь и улыбаясь от удовольствия.

– И давно Сородичи заботятся о Собаке? Ей нет еще и года, – сказал Крэгг.

– Надо кое-что прояснить, – ответил Мор. – Я из Сородичей, это правда, но я больше не живу с ними. А у них нет своих волков и никогда не было.

Волколюди пораженно застыли.

– То есть ты живешь один? – вырвалось у Тока.

– Не один. С Собакой. Мы живем в пещере выше по течению.

Сайлекс покачал головой.

– Не представляю, как ты перезимуешь. – Впервые за все время он открыто посмотрел на ногу Мора. – Как ты охотишься?

– До сих пор мне не очень везло с охотой, – признался Мор. – Но в одном дне пути отсюда стоит ледяная стена, из которой я вырубил нескольких вмерзших в нее молодых животных. Еще мы ели червей – лето выдалось влажное.

Сайлекс озабоченно посмотрел на него.

– Нелегко тебе придется.

– Как-нибудь справлюсь.

– Ну, тогда… – Сайлекс взглянул на сыновей и перевел взгляд на Мора. – Может, вы с Собакой присоединитесь к нам?

57

Пятнадцать Сородичей напали на четырех дикарей из Орды, застав их врасплох, и все-таки Сородичи понесли значительные потери. Дикари оказались закаленными воинами. Пятеро Сородичей, включая Пекса, отца Беллы, полегли в бою. Пятеро Сородичей погибли, огромный урон для племени.

Урс с большим трудом поднялся на ноги, но не мог и шагу ступить. Марс, поминутно вытирая кровь, хлеставшую изо рта, подставил ему плечо, и они медленно заковыляли, поддерживая друг друга. Грат и Пэллок вели под руки Валида, который не мог опираться на правую ногу и ревел от боли всякий раз, как спотыкался о кочки.

У оставшихся в живых Сородичей не было времени хоронить павших. Их тела лежали в траве рядом с телами дикарей. Вскоре налетят стервятники и склюют плоть с костей. Урс решил уходить немедленно и как можно скорее добраться до мест зимовки, где Орда не появлялась.

Сородичи с трудом продвигались вперед. Марс, названный так потому, что кусался в детстве, то и дело ощупывал разбитую челюсть, натыкаясь на скользкие мягкие ошметки вместо зубов. Теперь он не сможет ни кусать, ни жевать.

– Я уложил двоих, – заявил Пэллок. – Одного заколол копьем, а другого забил дубиной.

Валид бросил на него косой взгляд.

– Я совсем ничего не помню, – извиняющимся тоном сказал он.

– Все было не совсем так, – заметил Грат, который поддерживал Валида с другого боку. – Ты ранил двоих. А вот я прикончил всех четверых.

Пэллок сощурился.

– Прикончил тех, кто и так был мертв? Тоже мне подвиг!

– Прекратите! – поднял голос Урс и скривился от боли в боку. – Если бы ты, Грат, не подбил нас, мы не потеряли бы пятерых. И ты, Пэллок, тоже рвался в бой. Зря я вас послушал! Теперь нас так мало, что даже охотиться не хватит!

Грат и Пэллок оскорбленно уставились на Урса.

– Ты несправедлив, ловчий, – укоризненно сказал Пэллок.

Урс поднял руку, лежавшую на плечах у Марса, и отвесил Пэллоку звонкий подзатыльник.

– Не смей со мной спорить! – рявкнул он.

Грат промолчал, но затаил злобу на ловчего. Тот, истощенный краткой вспышкой гнева, вновь согнулся пополам, схватившись за ребра, и продолжал путь, с трудом волоча ноги. Грат вспомнил, как упоительно было крушить тела мертвых дикарей, и представил себе, с каким удовольствием размозжил бы Урсу голову.

* * *

Сородичи сбились с ног, ухаживая за ранеными. Последствия битвы с Ордой были ужасающие. Урс не мог самостоятельно повернуться с боку на бок, и каждый вздох отдавался жгучей болью в ребрах. Валид не мог ходить: в ноге что-то сломалось, он морщился и ойкал всякий раз, как пытался опереться на нее.

Им еще повезло. Первым умер Марс: кровавое месиво, в которое превратился его рот, почернело, он не мог есть, не мог пить – мог только кричать, и два дня его крики не давали Сородичам уснуть. Затем от ран, нанесенных дикарями, скончались еще двое охотников. Целыми и невредимыми из той битвы вышли только Винко, Пэллок, Грат и Брум, единственный оставшийся в живых брат Беллы.

По возвращении в зимнее становище Брум был объявлен старшим следопытом вместо Марса. Урс втайне смаковал свое решение, которое, вероятно, глубоко оскорбило Грата, – он-то считал, что эта честь выпадет ему.

Весть о трагедии подкосила Беллу. Она так убивалась, что не могла даже ухаживать за раненым мужем и целыми днями рыдала в голос, обхватив руками свой огромный живот.

Калли, прекрасно понимая, что происходит, апатично наблюдала, как Альби что-то втолковывала Белле. Конечно же, старуха сразу созвала совет женщин и узурпировала власть.

– Положение отчаянное, – заявила Альби. – Нам нужен опыт. Нужна сила. Пока времена не изменятся к лучшему, Старейшиной должна быть я!

Женщины молчали. Казалось, все племя умирало. Никто не знал, как справиться с обрушившимся на них горем.

Белла оставалась невменяема, поэтому Калли взяла на себя труд ухаживать за Урсом, кормить его и помогать мыться.

Урс попросил Калли подозвать Валида.

– Как твоя нога, копейщик? – спросил Урс, лежа ничком на подстилке.

Валид, охнув от боли, опустился, а точнее, упал на землю рядом с товарищем.

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь ходить.

Он поднял взгляд на Калли. Она сочувственно посмотрела на него, и Валид с благодарностью улыбнулся.

Все трое некоторое время молчали. Затем Урс сказал:

– Напрасно я помешал тебе пойти за дочерью.

Глаза Калли расширились от удивления, но Валид яростно замотал головой.

– Нет, ты был прав. К тому времени, как я бы ее нашел, Сородичи ушли бы слишком далеко, и, повстречай мы Орду, нас бы запросто убили.

– Послушай, что я сейчас тебе скажу. Боюсь, ты меня возненавидишь. – Ловчий вздохнул. – Почему мы каждое лето возвращаемся на север?

– Мы всегда так делаем, – не задумываясь, ответил Валид.

– Да, но почему? Зимой здешние места богаты дичью. Может, здесь и летом не хуже. Мы ведь никогда не оставались на лето. Зато мы знаем, как труден путь сюда и обратно. Зачем лишний раз подвергать себя опасности? Почему бы не остаться здесь – выслеживать стада, охотиться, собирать фрукты? Зачем два раза в год проходить по границе земель Орды, рискуя жизнью?

Калли затаила дыхание. Если Сородичи не вернутся на север, она больше никогда не увидится с Мором и не узнает о его судьбе. А если они все-таки вернутся, то Валид и Грат разыщут Мора и убьют. Возможно, Калли сумеет убедить Валида, что Лира сбежала не из-за Мора, но остановить Грата ей не удастся.

– Ты считаешь, что мы должны остаться на лето здесь, – подытожил Валид.

– Да, – сказал Урс. – Будем жить по-старому, идти следом за стадами и больше не вернемся на север.

Калли отвернулась и беззвучно зарыдала.

– Ты первый, кому я сказал, – мягко добавил Урс. – Из-за дочери.

– Из-за дочери? – Валид устремил на Урса грустный взгляд. – Урс, мы ведь оба знаем, что ее уже нет в живых.

* * *

Сначала Деникс заметила дикарей. Их было трое, вдалеке, и они бежали в другую от нее сторону. Деникс ничто не угрожало, и тем не менее от одного их вида у нее волосы встали дыбом.

Потом она заметила девушку. Она была моложе Деникс – на вид не больше шестнадцати – и бежала со всех ног, явно охваченная страхом. Деникс все поняла.

Ее взгляд, смерив расстояние между охотниками и жертвой, остановился в точке, в которой они настигнут девушку. Жить ей оставалось недолго.

– Не сдавайся. Не останавливайся, – прошептала Деникс.

Она провела рукой по едва округлившемуся животу. Это не ее дело. Нельзя подвергать опасности неродившегося ребенка.

И все-таки Деникс рысью пустилась вперед, прикидывая, в каком месте перебежать дорогу Орде. Похожий трюк она уже проделывала с Сородичами. Вот и теперь она неожиданно выбежит на дикарей, а те бросятся за ней в погоню, заметив, что новая жертва ближе и – на первый взгляд – неповоротливее. Потом Деникс потихоньку станет наращивать скорость, уводя их как можно дальше от бедной девчушки.

А ее, Деникс из племени Волколюдей, никому не догнать.

* * *

Заметив впереди опушку леса, Лира бросилась туда, надеясь спрятаться среди деревьев. Ноги подкашивались, она совершенно выбилась из сил. Обернувшись на своих преследователей, Лира в изумлении увидела, что их и след простыл. Куда они подевались?

Сперва лес показался ей незнакомым, но вскоре она вышла к ручью и сориентировалась. Ниже по течению находилось летнее поселение. Лира с облегчением вздохнула, чувствуя, как слабеет. Зато она дома.

Когда Лира пришла к своей пещере, уже сгущались сумерки. Ее рисунки плясали в отблесках факела, и, глядя на них, Лира расплакалась. Она не стала разводить костер, просто оставила факел у входа и прежде, чем закатилось солнце, уснула глубоким сном без сновидений.

На следующее утро Лира отправилась в летнее поселение. Странно было ходить по опустевшему лагерю среди холодных кострищ, не слыша гомона людей, их смеха, песен. Не чувствуя запаха еды.

Лира развела костер и машинально помешивала угли, не представляя, что ей делать дальше. Никогда в жизни она не чувствовала такой сокрушительной усталости. Надо найти Мора – он обосновался где-то выше по течению ручья. Надо предупредить его, что на север пришла Орда.

В конце концов Лира снова уснула.

* * *

Мор улыбнулся, глядя, с каким восторгом резвится Собака, выбежав поутру из пещеры.

Хочешь жить с нами, спросил Сайлекс, вожак Волколюдей. Соплеменники Мора изгнали его из-за какого-то проклятия, которого никогда и не было, а теперь чужой человек готов дать ему приют. Мор с трудом сдерживал чувства. Когда к нему вернулся дар речи, Мор ответил, что слышал, будто Волколюди живут в движении, перемещаясь за волчьей стаей, и чаще бегают, чем ходят. Сайлекс и его сыновья подтвердили, что это так.

– Тогда я не смогу с вами жить, – горько сказал Мор, указав на больную ногу.

Спустившись вниз по течению, Мор уловил запах дыма. Он до того привык, что здесь всегда тянет дымом из поселения Сородичей, что сперва даже не понял, что это означает.

В поселении кто-то был.

Неужели вернулись Сородичи? Среди зимы? Нет, невозможно. Робкие? Орда? Еще кто-нибудь? Мор безотчетно сжал копье покрепче.

Подойдя ближе, Мор остановился и шепотом велел Собаке не сходить с места. Собака забеспокоилась, но эта игра была ей знакома – они играли в нее много раз. Порой человек уходил надолго и так далеко, что Собака поскуливала, не чувствуя его запаха, и все-таки послушно ждала.

Мор крался по хорошо знакомой ему местности. Здесь, среди зарослей, прошло его детство, и он еще помнил, как пробраться в лагерь незамеченным.

В центре лагеря горел костер. Мор затаил дыхание: рядом с костром спала женщина.

Услыхав его шаги, она очнулась, протерла глаза и улыбнулась ему.

– Мор, – просипела она, – я знала, что ты придешь.

* * *

Валид смастерил себе посох точь-в-точь как у Альби, и тем не менее всякий раз, как он двигал раненой ногой, его лицо искажалось от боли. Однажды утром он, прихрамывая, решительно куда-то направился, покинув лагерь, и Калли последовала за ним.

Проторенная тропа пролегла через редкую рощицу и вела сквозь высокие, в человеческий рост, кусты, густые травы вокруг которых были примяты. Калли как раз собиралась окликнуть Валида, когда с левой стороны вдруг послышались голоса, и из-за кустов вышли Рене и Пэллок.

По тому, как непринужденно лежала рука Рене на плече Пэллока, было совершенно ясно, что они близки. Все трое, замерев, смотрели друг на друга, как испуганные олени. Рене в замешательстве подыскивала слова; Пэллок, казалось, вовсе утратил дар речи. В наступившей тишине было слышно, как костыль Валида глухо постукивает на пыльной тропе.

Калли вспомнились давно ушедшие времена. Она слишком хорошо знала, что мужчина и женщина могут полюбить друг друга вопреки любым обстоятельствам и законам племени. Она давно не жена Пэллоку. Рене – вдова и, кроме того, ее лучшая подруга. Калли медленно подняла руки, показав раскрытые ладони в знак приветствия.

– Здравствуй, Рене, – негромко поздоровалась она, повернулась и поспешила догонять Валида.

58

Лира с жадностью ела. Она была растрепана, перепачкана пылью и сажей, без ярких цветов в волосах и на шее, но Мор все равно ею любовался. Просто невероятно, что она здесь, с ним.

– Значит, ты убежала, чтобы тебя не выдали за Грата, – подытожил он ее рассказ.

Лира кивнула, не переставая жевать.

– И ты сумела уйти от Орды. Поразительно.

– Я уж думала, что попалась. Наверное, они просто выдохлись.

– И ты пришла сюда. – Мор обвел рукой опустевшее поселение. – Летом твои родные вернутся.

Лира взглянула на него.

– Я пришла сюда, потому что хотела найти тебя, Мор. Разве ты не понял? Убежав от Сородичей, я отправилась к тебе.

У Мора пересохло во рту. Он потупил глаза и почувствовал, как сильно и гулко забилось сердце.

– Я много лет хотел сказать тебе кое-что, Лира. – Он поднял взгляд, и ему показалось, будто она угадала его намерения. – Всю жизнь я был влюблен в одну девушку. Когда мы оба повзрослели, мои чувства к ней окрепли. Я люблю эту девушку всем сердцем. Тебя, Лира. Я люблю тебя.

Лира откинула волосы, упавшие на лоб. Ее глаза засияли.

– И я люблю тебя, Мор.

Ему захотелось прижать Лиру к себе, поцеловать ее, но ему недоставало опыта в обращении с девушками, и он не знал, с чего начать. Они сидели на камнях на расстоянии двух вытянутых рук. Как ему дотянуться?

– Я изгой. Я так и не стал мужчиной, – к собственному удивлению, произнес Мор. – Я живу в пещере на ничьей земле.

– Для меня ты – мужчина.

– Женский совет никогда не допустит, чтобы мы…

Лира улыбнулась.

– Ты пытаешься переубедить меня?

– Конечно, нет.

– Обними меня, Мор, – сказала Лира, раскинув руки.

Они долго целовались, сидя на камне. Неожиданно Мор отстранился.

– В чем дело? Почему ты так странно смотришь на меня? – полюбопытствовала Лира.

– Я должен сказать тебе еще кое-что, – ответил Мор.

* * *

Деникс отыскала Сайлекса, Тока и Крэгга на берегу реки, в одном дне пути от лагеря Волколюдей. Отец с сыновьями отдыхали, сидя на земле, но, заслышав шаги, в тревоге вскочили.

Сайлекс обнял девушку, заметив, как вздрогнули при этом сыновья. Что ж, какая разница, узнают они сейчас или потом.

– Наверное, у тебя важные новости, Деникс. Давайте присядем, нам есть что обсудить, – предложил Сайлекс.

Скрестив ноги, они сели на землю. Деникс, заранее подготовившаяся к этой встрече, теперь не знала, с чего начать. В глазах мужчин мелькнула тревога, и Деникс поняла, что чем дольше она подыскивает слова, тем мрачнее становятся их опасения.

– Деникс? – с дрожью в голосе позвал Сайлекс.

– Ови. Твоя сестра. – Деникс в двух словах рассказала, что произошло. Мужчины слушали, горестно потупившись. Закончив рассказ, Деникс беспомощно огляделась. Ей хотелось обнять и утешить Сайлекса, но она не посмела поддаться порыву в присутствии его детей.

– Ее одежда была аккуратно сложена. Наверное, Ови случайно… – Деникс не договорила. – Мне очень жаль, – прошептала она.

– Это была не случайность, – поправил ее Крэгг, утирая слезы. – Это была не случайность.

– Ты откуда знаешь? – резко возразил Ток.

Крэгг бросил твердый взгляд на Сайлекса.

– Тебя я тоже не виню, отец.

«Не винишь меня? С чего бы ты стал меня винить?» – хотел спросить Сайлекс, но смолчал. Очевидно, Крэгг давно обо всем догадался.

Ток поднялся.

– А я говорю, что это ты виноват, – бросил он с презрением и, отвернувшись, зашагал к реке. Значит, и Ток знал обо всем. Знал о них с Деникс.

Деникс залилась слезами.

– Прости, Крэгг.

– Ты не виновата. Ты любишь моего отца, и все давно это знают. Хотя отец вечно твердил нам, что Волколюди, как волки, сходятся на всю жизнь.

Деникс попыталась возразить:

– Но ваш отец и Ови ни разу не…

Сайлекс перебил ее, вскинув руку.

– Он прав, Деникс. Ток имеет полное право ненавидеть меня.

Крэгг грустно улыбнулся краешком рта.

– Случается, что старые волки уходят в лес, навстречу гибели. Мы всегда говорим, что они выбирают смерть на благо стаи. Но что их гонит прочь? Почему они хотят уйти? Иногда они уходят, когда в стае раздор, а иногда – без видимой причины. – Крэгг окинул взглядом Деникс. – Может быть, новость о том, что ты беременна, стала для Ови долгожданным поводом уйти из стаи.

– Наверное, ты много думал об этом, Крэгг. Твои слова мудры, – пробормотал Сайлекс.

– Всю жизнь я наблюдал за матерью, пытался понять ее, – с горечью ответил Крэгг. – Узнать, что ей нравится, что радует. Но какая-то сильная боль не позволяла ей быть счастливой. Я считаю, что мать шагнула в реку именно за этим – умерить боль и обрести счастье.

* * *

Валид сидел на поваленном ветром дереве на краю болота. Дорога измотала его, он вспотел и был очень бледен.

Калли негромко позвала его по имени. Валид молниеносно обернулся, но, увидев Калли, расслабился. Калли подошла и присела рядом с ним.

– Зачем ты пришел в такую даль?

Валид вздохнул.

– Каждый день я хожу все дальше и дальше. Я должен двигаться, чтобы со временем выйти на охоту.

– Внутри тебя что-то порвалось, – возразила ему Калли. – Почему бы не отдохнуть, дать срастись тому, что порвалось?

– Все кости целы, – ответил Валид. – Дело в другом.

Калли коснулась рукой его раненой ноги, чувствуя под загорелой кожей упругие мышцы.

– Все равно. Отдых лечит. Тебе надо поправиться, а не… наказывать раненую ногу.

Услышав ее слова, Валид улыбнулся.

– Ты видишь меня насквозь, Калли. Да, я злюсь на свое увечье и, как ни странно, хочу его наказать.

– А еще, – добавила Калли, помолчав, – боль помогает тебе забыть о том, что разбито сердце.

Она прижала руку к груди, на миг отдавшись собственному горю.

Валид удрученно кивнул.

– Ты права. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о Лире.

– Нас с тобой постигло одно и то же горе.

– Да.

Калли храбро взглянула на Валида.

– Если мы все-таки вернемся на север, ты правда убьешь моего сына?

Валид состроил недовольную гримасу.

– Сайди только этого и ждет.

– А ты? Если Лира действительно ушла к Мору, значит, она его любит. Если они переживут зиму, то лишь благодаря тому, что любят друг друга.

– Не думаю, что они выживут.

– А я частенько представляю себе их вдвоем. Представляю, что они счастливы и могут прокормиться. Они выживут и в один прекрасный день вернутся к Сородичам.

Валид изучающе взглянул на нее.

– Хорошо, наверное, когда можешь пофантазировать.

Калли кивнула.

– Еще я часто вспоминаю о прошлом. Ты ведь помнишь, как наши дети были неразлейвода?

Лицо Валида осветилось тихой улыбкой.

– Собак погиб от руки другого человека, – продолжала Калли. – Я не верю, что ты способен причинить мне такую боль. Ты не станешь убивать моего сына. Этого хочет Сайди, а не ты.

– Ты права, Калли. Я не могу причинить тебе боль.

Калли открыто посмотрела ему в лицо.

– Она храбрая девочка, твоя Лира. Так смело заявить о своей любви, пойти на такой риск ради любимого человека…

– Значит, ты уверена. А мне помнится, Лира была влюблена в твоего старшего сына.

– Да. Но время меняет все. Теперь она влюблена в другого, и они вместе.

– Кое-что остается неизменным, – покачал головой Валид. – Помню тот день, когда мы стали мужчинами. У нас только и разговоров было, что о девушках, кому какая приглянулась. Почти все сходили с ума по Белле. Только мне она никогда не нравилась.

– А кто тебе нравился?

Валид посмотрел ей в глаза долгим взглядом.

– Ты никого не замечала, кроме Урса, – наконец промолвил он.

– Со временем и это изменилось, – медленно ответила Калли.

– Я часто замечал, как ты поглядываешь на меня у костра, – прошептал Валид. – И мне хотелось верить, что твои взгляды не случайны. Что ты хочешь мне что-то сказать.

– Да. Уже давно.

– Всякий раз, глядя на тебя, я мечтал, чтобы ты знала о моих чувствах, хоть это и запрещено…

– Валид, – перебила его Калли, – давай не будем говорить о том, что запрещено. Вся моя жизнь была под запретом. Лучше подумаем о том, чего бы нам хотелось.

Когда они обнялись, все стало просто и ясно, туман и тени рассеялись, и у Калли вырвался вздох облегчения.

* * *

Почувствовав хозяина, Собака вскочила с земли и насторожилась: хозяин возвращался не один. Когда он вошел в пещеру, Собака не бросилась к нему, виляя хвостом, как обычно. Чужие люди не внушали доверия Собаке, и гость – точнее гостья – ей не понравилась. От нее пахло страхом.

– Молодец. Сидеть. – Собака заученным движением схватила на лету брошенный хозяином кусок мяса. – Ко мне.

Собака повиновалась. Желание повиноваться хозяину было сильнее других инстинктов. Оно наполняло ее существование смыслом.

В отличие от Волколюдей, которые пришли в восторг от возможности погладить живого волка, Лира в страхе вцепилась в руку Мора и чуть не задохнулась, когда огромный хищник подбежал на зов. Даже когда Собака послушно села, Лира не успокоилась.

– Ты сказал… ее зовут Собака? – пролепетала она.

– Ее полное имя – «Радостная и беззаботная, как мой брат Собак». Она – мой лучший друг.

Собака не спускала с хозяина глаз, слыша, как тот повторяет ее имя.

– Невероятно! Ты дружишь с волчицей? Не знаю, что и думать.

– Теперь Собака и твой друг, – ответил Мор и, вытащив из котомки кусок мяса, протянул Лире.

Собака напряженно следила за тем, как предназначавшееся ей угощение перешло из рук в руки.

– Мой друг – волчица, – поразилась Лира.

Собака, потеряв интерес к происходящему, улеглась у их ног, вяло прислушиваясь к разговору. Гостья осторожно погладила ее по загривку и протянула ей мясо, держа его кончиками пальцев.

Вскоре Мор надел Собаке ошейник, и они побрели по знакомой тропе, ведущей вверх по течению.

– Это моя веревка, та, что я тебе подарила? – спросила Лира.

– Она самая.

– Гляди-ка, а я не заметила! – воскликнула Лира. – Красный ошейник!

– Я думал о тебе, когда красил его.

Лира оглядела свою одежду, свисавшую грязными лохмотьями.

– Я бы хотела искупаться.

– Я устрою тебе место для купания и подогрею воду, – заявил Мор.

Они шли, держась за руки. В свободной руке Лира несла второе копье.

– Ты правильно держишь копье, как настоящий охотник, – похвалил ее Мор.

– Спасибо. Твой брат пытался научить меня попадать в цель.

Они переглянулись, обнаружив, что могут говорить об умершем, не испытывая ни ревности, ни чувства вины.

– В чем дело? – спросил вдруг Мор.

Собака насторожилась, поведя носом по ветру, словно принюхиваясь, и, взглянув хозяину в глаза, потянула его куда-то влево, в сторону безлесной равнины.

– Куда это она? – спросила Лира.

Мор задумался, поглядывая на волчицу. Стоит ли верить Волколюдям, которые утверждали, что волчица может искать для него дичь? Пожалуй, у нее действительно более острый нюх, чем у человека. Но что такого может учуять ее нос, чего не услышит человек?

Они вышли из леса на широкую зеленую равнину, и Мор не поверил своим глазам: впереди, лениво пощипывая траву, паслось огромное стадо оленей. Собака широко раскрытыми глазами следила за ничего не подозревающими животными, лишь чуть слышно поскуливая от волнения.

– Собака, – тихонько шепнул Мор. Собака бросила на него беглый взгляд и снова уставилась на оленей. – Собака, – повторил Мор, на этот раз куда тверже. – Если ты бросишься на них, они разбегутся во все стороны.

– Она понимает, что ты говоришь? – в изумлении спросила Лира.

– Кое-что, отдельные слова, – ответил Мор и снял с Собаки поводок. – Собака, делай, как я скажу.

– Я тоже сделаю все, что ты скажешь, – заявила Лира.

Мор оценивающе посмотрел на нее. Два копья вдвое увеличат шансы ранить оленя.

– Я хочу, чтобы Собака загнала для нас оленя. С этой частью она легко справляется, но потом, когда олени в панике удирают, просто не слышит моих команд. Если олени побегут на нас, метим в того, кто окажется ближе. Собака, сидеть.

Собака в недоумении взглянула на хозяина, однако послушно села. В ее глазах стоял вопрос: «Ты что, не видишь оленей?»

– Надо постараться, – твердо сказал Мор. – Мы должны охотиться, запасаться едой, иначе зимой мы умрем.

Лира положила руку ему на плечо.

– У нас все получится.

59

Калли было нелегко обуздать проснувшиеся в ней чувства. В тот день они с Валидом были близки, отбросив все условности и криводушие. Совершенно нагие, они лежали в траве, где их легко могли бы обнаружить.

– Давай повторим, – шепнула Калли на ухо Валиду.

– Мне бы очень хотелось, но, боюсь, не получится, – неуверенно ответил Валид.

Калли рассмеялась.

– Не сейчас. Через несколько дней. Я дождусь, когда ты снова отправишься на прогулку, и уложу тебя отдыхать.

Когда они подошли к поселению, пройдя через ту самую поляну, где Калли повстречались Пэллок и Рене, их беззаботность испарилась. Войти в поселение вдвоем они не могли, их тайну тут же раскроют. Калли отправилась первой, а Валид, поцеловав ее на прощание, остался ждать, пока она не скроется из виду.

Ничто не могло испортить Калли этот день, даже Альби, с которой она внезапно столкнулась по дороге. Старуха остановилась и окинула Калли с ног до головы недобрым взглядом.

– Ну, девчонка из тени и тумана, где была?

Калли напомнила себе, что Альби ни о чем не догадывается.

– Искала коренья.

– Старейшина, – назидательно добавила Альби. – Я искала коренья, Старейшина. Повтори.

Калли со вздохом шагнула вперед, намереваясь пройти мимо Альби, но ее посох преградил ей дорогу.

– Ты мне не ровня, Калли Умбра. Теперь я Старейшина, а калека подыхает в лесу. Я добилась всего, а ты – ничего, и все потому, что ты посмела пойти против меня.

– Встретимся на совете, – со злостью бросила Калли, выйдя из себя.

Альби сощурилась.

– Ты сама сказала – проклятие изгнано, – продолжила Калли. – Так что Старейшиной тебе больше не быть. Все презирают тебя, а меня теперь все жалеют. В следующий раз на совете я брошу тебе вызов, и вот увидишь – никто за тебя не заступится. – Калли гордо вздернула подбородок.

Альби взмахнула посохом, и, вскрикнув от боли, Калли повалилась на землю. Слезящимися глазами она успела заметить, как посох взметнулся снова, и откатилась в сторону ровно перед тем, как он обрушился на землю.

– Хватит! – прогремел чей-то голос.

К ним спешил Валид, разъяренный, с налитыми кровью глазами.

У него тоже был посох.

Валид замахнулся посохом и с чудовищной силой огрел Альби по руке, в которой та держала палку. Заверещав, Альби бросила ее и в ужасе уставилась на окровавленные переломанные пальцы.

– Ты цела, Калли?

– Все хорошо, копейщик, – ответила Калли, придя в себя. Она с трудом встала, не спуская глаз с Альби. Та побледнела до самой шеи.

– Мужчинам нельзя… – прошипела Альби, наклоняясь за своей палкой.

– Только попробуй подобрать – умрешь на месте, – предупредил Валид.

Альби оцепенела от страха.

– Мой хороший друг Никс однажды сказал, – холодно промолвил Валид, – что пообещал тебе кое-что, если ты еще раз поднимешь свою палку на другого. К сожалению, он не сможет исполнить свое обещание, но я готов сделать это за него. – Валид мрачно ухмыльнулся. – Выбирай камень, Альби.

* * *

Мор отвел влево руку с раскрытой ладонью – это означало «готовься бежать в ту сторону». Собака напряглась. Мор глубоко вздохнул и махнул рукой. «Гуляй!» Собака тотчас метнулась прочь.

– Хорошо, – вырвалось у Мора. Собака выполнила команду, обегая стадо слева, а не ринувшись прямо на него.

Собака обернулась – хозяин вскинул руку вверх. «Сидеть». Собака остановилась и села лицом к нему. Мор едва не засмеялся от радости. Сработало!

Несколько оленей, заметив рядом волка, настороженно следили за ним, но, когда Собака остановилась, вновь опустили головы к земле, хотя те из них, что покрупнее, время от времени поглядывали на хищника. Они берегли силы для решающего момента, когда нависшая над ними опасность станет неминуемой.

Мор рассек раскрытой ладонью воздух. Собака сорвалась с места и помчалась вперед под углом к стаду. Все шло так, как во время тренировок, однако в присутствии добычи Собака обычно теряла выдержку.

– Пожалуйста, еще чуть-чуть, – пробормотал Мор себе под нос.

Что-то привлекло внимание оленей, и все они, как один, вскинули головы. Собака растерялась, охваченная борьбой между инстинктами и обучением. В конце концов она свернула с намеченного пути и с ликованием понеслась прямо на стадо, ловко уворачиваясь от наставленных на нее рогов и безуспешно пытаясь цапнуть животных за ноги.

– Ну вот, опять, – грустно протянул Мор.

– Что такое? – спросила Лира.

– Не видать нам оленей… Хотя постой!

Стадо шарахнулось в сторону и помчалось прямиком туда, где прятались Мор и Лира. Мор выпрямился и вскинул копье. Лира последовала его примеру. Мор приметил молодую олениху, крупную и слегка неуклюжую, и метнул копье. Вслед за ним бросила копье Лира.

Собака гналась за прытким олененком, норовя впиться зубами ему в бок. Как прекрасно – охотиться вместе с хозяином! И вдруг до нее долетел аромат свежей крови. Собака, не раздумывая, бросилась за подранком – молодой оленихой, из окровавленной шеи которой торчали две палки, принадлежавшие хозяину. Запах крови вскружил Собаке голову, и она даже не обернулась, услыхав, как хозяин зовет ее.

– Собака! Ко мне! – кричал Мор, в отчаянии глядя, как уносится прочь всполошенное стадо, а за ним и Собака, ни на шаг не отставая от раненой оленихи. Из ее шеи теперь торчало лишь одно копье – другое упало в траву.

– В жизни не испытывала ничего подобного! – ликовала Лира.

Мор не стал объяснять, что радоваться нечему: они остались с одним копьем, а Собака убежала в неизвестном направлении.

Он отыскал в траве упавшее копье, и они с Лирой пошли в ту сторону, куда унеслось стадо.

* * *

Раненая олениха ослабла и начала отставать. Собака инстинктивно гнала ее все дальше и дальше, не давая передохнуть, чтобы вымотать истекающее кровью животное. Наконец, олениха споткнулась, и Собака вцепилась зубами в теплую плоть. Животное замотало шеей, тщетно пытаясь стряхнуть волка, но силы были неравны. Наконец, олениха замертво рухнула на землю.

Собака жадно накинулась на нее, с наслаждением утоляя голод. Не помня себя, она вгрызалась в сочное мясо… И вдруг замерла.

Хозяин звал ее, а она не послушалась.

Собака нехотя оставила добычу и виновато потрусила в ту сторону, где остался хозяин.

* * *

Собака шла на поводке рядом с Мором и Лирой. Наконец, им удалось отыскать забитого оленя. Рядом с трупом, громко чавкая, копошилась гиена. Мор замер на месте, натянув поводок, и осмотрелся. Гиены не охотятся в одиночку, а встреча с целой стаей могла закончиться печально для Мора и его спутников.

При виде чужака, присвоившего ее добычу, Собака, вместо того чтобы затаиться, ожесточенно зарычала и рванулась вперед, натянув поводок.

– Что это за зверь? – охнув, спросила Лира.

– Судя по описаниям, гиена.

– Какая мерзкая. Что же нам делать?

Собака рванулась еще сильней, едва не повалив Мора на землю. Он с трудом удержал ее, чувствуя силу и ярость дикого зверя. Робость и опасения как рукой сняло.

– Эй, гиена! – заорал он. – Пошла прочь!

– Пошла! Пошла! – закричала Лира и замахала руками.

Гиена подняла голову и посмотрела на приближающихся людей холодными глазами. Она низко зарычала, ощерив гадкую пасть с кривыми клыками, и неуклюже отпрыгнула. Мор заметил, что ее передняя правая лапа скрючилась и беспомощно висит в воздухе. Вот почему она охотится одна, догадался Мор, – гиены, как и Сородичи, изгоняли покалеченных членов стаи, обрекая их на смерть.

Собака задыхалась от ярости, рвалась и вставала на дыбы, оскалив зубы, но Мор крепко держал поводок. Он вскинул копье. Гиена сжалась – ей никогда не приходилось видеть подобного зрелища – и пронзительно заскулила от страха. Что это за невиданные существа, которые так смело надвигаются на нее?

Мор метнул копье. Древко задело мерзкое животное; гиена взвизгнула и заковыляла прочь, подвывая на ходу. Мор не спускал глаз с удаляющейся гиены, опасаясь, как бы она не осмелела и не вернулась.

Глаза Лиры сверкали.

– Все так, как ты говорил, Мор, – в восхищении выдохнула девушка. – С Собакой ты отличный охотник!

– Получилось не совсем так, как я хотел. Хотя с тобой, Лира, намного лучше.

Лира в удивлении покачала головой.

– Ты так не похож на остальных! Другие расхваливают себя напропалую, выставляя окружающих в дурном свете. Твое оружие – это Собака, точно так же, как копье – оружие моего отца. Он – копейщик, а ты… ты – собачник.

– Собачник, – повторил польщенный Мор. Улыбаясь, они смотрели друг на друга, пока Собака, настойчиво заскулив, не напомнила им о добыче.

* * *

Греясь у костра в пещере, Лира поймала на себе пристальный взгляд Мора.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросила она с улыбкой.

– Я столько раз представлял себе, как ты сидишь рядом со мной у огня. И вот ты здесь.

– А что еще ты представлял? – поддразнила она, желая его немного смутить. Он покраснел и отвел глаза, подумав о том же, о чем и Лира.

– Какая замечательная пещера, – помолчав, заметила Лира и обхватила руками колени. – Мор, когда я ночевала одна в лесу, когда за мной гналась Орда, я думала только об одном – поскорей найти тебя. С тобой мне ничего не страшно.

– Когда я впервые заночевал здесь, мне тоже было одиноко – без матери, без Сородичей, – признался он.

– Я каждую ночь плакала и звала отца. Но он не пришел, а я с тобой, здесь… – Лира обвела рукой пещеру.

– Давай нарисуем на стенах животных, – предложил Мор.

Девушка улыбнулась.

– Давай! Только сначала я нарисую тебя с Собакой!

Собака вскинула голову, услышав свое имя, и со вздохом вновь опустила ее на волчью шкуру.

– Отныне вы – моя семья. Ты и Собака.

– Но что будет, когда летом вернутся Сородичи? – задумчиво спросил Мор. – Твой отец, наверное, здорово на меня злится.

– На нас, – поправила его Лира и покачала головой. – Не хочу думать ни об отце, ни о Сородичах. Я не знаю, что мы будем делать, когда вернутся Сородичи, но знаю, чего хочу сейчас.

Она лукаво улыбнулась и откинулась на спину, раскрыв Мору объятия.

Лежать на львиной шкуре было куда как удобней, чем жаться на камнях. Лира прильнула к Мору, и по ее телу разлилось нежное тепло.

– Извини, я совсем неопытен, – виновато шепнул Мор ей на ухо.

– Ничего, будем учиться вместе.

Лира стащила с себя тунику и юбку. Мор, не отрываясь, смотрел на нее. Лира протянула руку и сдернула с него набедренную повязку. Мор вздрогнул, но Лира обняла его и увлекла за собой.

– Муж мой, – шепнула она ему на ухо.

* * *

Наутро Мор отвел Лиру к скале, над которой вились стаи сов.

– Видишь? У них там гнезда. Наверное, птенцы уже вылупились. Залезу-ка я наверх, может, сброшу нам парочку.

– Ты хочешь туда залезть? – недоверчиво переспросила Лира.

– Не волнуйся. Мне не впервой, – хвастливо заявил Мор, желая показать свою удаль.

– Не надо, – попросила Лира, но Мор уже вцепился за выступы и подтягивался выше.

– Успокой Собаку!

Сначала все шло хорошо. Он чувствовал себя настоящим мужчиной. С ним была женщина, Лира, которую он всегда любил. Дважды за сегодняшнее утро она назвала его «Собачник», и он чувствовал себя так, будто сам старший ловчий посвятил его в охотники.

Мор вскинул голову, и на миг ему почудилось, будто он вместе с птицами кружит над утесом; потом взгляд вниз, на Лиру, его отрезвил. Он висел высоко над землей. Когда он карабкался за яйцами в первый раз, его подхлестывал голод, не оставив другого выбора. Сейчас в еде не было недостатка. О чем он думал, когда полез сюда?

Носившиеся в воздухе совы сужали круги, задевая крыльями его лицо и руки. Мор прижался к камням в уверенности, что пернатая стая вот-вот набросится на него. «Не надо», – прозвучал в его голове голос Лиры. Сказать по правде, он и сам передумал.

В ближайшем гнезде было пусто. Наверное, птенцы давно оперились и научились летать. Напрасно он это все затеял. Пора спускаться.

– Ну и ладно, – буркнул Мор, нащупывая здоровой ногой крепкий уступ, и оглядел окрестности: из их пещеры поднимался тонкий дымок, темнел густой лес, а к югу желтела равнина.

По равнине в направлении пещеры шли трое, с копьями и дубинками.

Они заметили дым и собирались разведать, откуда он идет.

Орда. К пещере шла Орда.

60

Крэгг отправился за братом, оставив Сайлекса наедине с Деникс. Неловкость прошла, и они горячо обнялись.

Ток и Крэгг вернулись с наступлением темноты. Сайлекс развел костер. Ток присел погреться, избегая смотреть отцу в глаза. Деникс, сидя поодаль, вопросительно взглянула на Крэгга. Тот покачал головой: Ток все еще злился.

– Послушайте, что я скажу, – начал Сайлекс. – Я рассказал Деникс о том, как мы заблуждались насчет Мора. И о том, как он позволил нам погладить своего волка. А Деникс рассказала, что видела неподалеку дикарей из Орды.

Ток и Крэгг встрепенулись.

– Их было трое, – подтвердила Деникс.

– Далеко они отсюда? – хотел знать Крэгг.

– Я увела их вниз по реке. Они как минимум в дне пути от нас. И они очень неповоротливые.

– Слушайте, что я скажу, и передайте мои слова племени, – объявил Сайлекс.

Ток и Крэгг недоуменно сдвинули брови.

– Судя по отметине, его волчица происходит из той же стаи, которой мы поклоняемся годами. Скорее всего, ее мать брала пищу из моей руки.

– Собака. Волчицу зовут Собака, – поправил Ток.

– Да. Собака. Итак, отныне Волколюди должны почитать Собаку и человека, которого она избрала своим хозяином. Он калека и зимой может умереть от голода. Где бы мы ни находились, мы должны относить часть нашей добычи Собаке и ее хозяину в знак почтения. Вся история нашего племени подтверждает: мы должны во всем помогать Собаке и живущему с ней человеку.

– Почему ты сам не хочешь объявить об этом племени? – спросил Крэгг.

– Вот именно, – поддакнул Ток. – Собери людей и выступи перед ними.

– Я намерен предупредить Мора и Собаку о приближении Орды, – ответил Сайлекс. – И защитить их, если потребуется.

– Отец, ты боишься, что можешь не вернуться? – выдавил Крэгг. Деникс испуганно округлила глаза.

– Пока не бросишь копья, не узнаешь, – отвечал Сайлекс.

Его сыновья мрачно переглянулись.

– Деникс, передай моей жене кое-что, когда вернешься, – шепнул Крэгг.

– Нет, Крэгг. Ты пойдешь со мной. К племени вернется Ток, – сказал Сайлекс.

Ток возмущенно раскрыл рот.

– Деникс самая проворная и меткая из нас. – И ни за что не позволит мне уйти без нее, добавил про себя Сайлекс.

– Я не хочу возвращаться, – запротестовал Ток.

– Я так решил, – твердо ответил Сайлекс.

– Ты хочешь сказать, что теперь я могу и отца лишиться? – страдальчески воскликнул Ток.

Деникс коснулась его плеча.

– Все будет хорошо, Ток. Дикарей трое, нас тоже. И мы – Волколюди.

Деникс ободряюще улыбалась, но, поймав взгляд Сайлекса, поняла, что они думают об одном и том же.

Дуро повел против Орды всех мужчин племени, и ни один не вернулся.

А ведь они тоже были Волколюди.

* * *

– Не понимаю, почему бы нам просто не убежать! – взмолилась Лира, глядя, как Мор отваливает камень от входа в пещеру.

– Далеко я не убегу, Лира. Пожалуйста, зайди внутрь.

Собака, привычно дождавшись, пока Мор освободит проход, спокойно забралась внутрь, в свое логово.

– В пещере вы с Собакой будете в безопасности.

Лира замотала головой.

– Нет, Мор, я не останусь там без тебя.

Мор разложил на земле два копья и дубину и глубоко задумался, оглядывая свое оружие. Затем повернулся к Лире и взял ее за плечи.

– Пойми, если они узнают, где мы живем, то не уйдут, пока не доберутся до нас. Так было со львом. Но я обведу их вокруг пальца.

– Я не хочу оставаться одна в пещере!

– Они не знают, что ты там. Когда они увидят меня и мою ногу, то осмелеют и погонятся за мной. Они решат, что я живу один, как Робкий. Даже если мне не повезет, Собака не даст тебя в обиду, если они сунутся сюда. Они ни за что не полезут в волчье логово.

– Мы пробыли вместе всего один день, Мор. Я не хочу, чтобы все закончилось, – умоляла его Лира.

– Я тоже не хочу. Но… – Его губы дрогнули. – Прошлой ночью я получил все, о чем мог только мечтать.

– Нет, Мор, не уходи! – рыдала Лира.

– Позаботься о Собаке. Если я не вернусь, выходи с ней на охоту, пусть она гонит на тебя оленей. Вместе вы сумеете перезимовать.

Лира смотрела на него, не проронив ни слова.

– Залезай, – шепнул он, целуя мокрые от слез щеки. – У нас мало времени.

* * *

Мор выжидал, прячась за деревьями. Вид у троих дикарей был устрашающий: начерненные сажей лица, вместо одежды – лохмотья из шкур, как попало перехваченные кожаными обрезками, тяжелые сучковатые дубины. Двое дикарей несли копья. Все трое шли не спеша, будто прогуливались. До Мора им оставалось всего пятьдесят шагов.

Мор вышел из укрытия. Завидев его, дикари стали как вкопанные. Мор был безоружен и нарочно прихрамывал, когда бросился наутек, чтобы дикари наверняка заметили его увечье.

Как ни странно, не было слышно криков, и Мор оглянулся, чтобы убедиться, бросились ли дикари в погоню. Да, дикари бежали, причем так быстро, что Мор перестал прихрамывать и припустил что было духу.

Преследователи, наверное, решили, что взобраться наверх проще простого. Мор, которому был знаком каждый выступ и каждая трещина, подтянулся, добравшись до широкого выступа, и одним движением перемахнул через него, затаившись на том же месте, где когда-то поджидал льва.

Добежав до подножия утеса, дикари начали неуклюже карабкаться по склону, осыпая вниз потоки пыли и мелких камешков.

Мор сжал в руке копье. Опыт подсказывал ему, что дубины может оказаться недостаточно.

Дикарь, поднимавшийся первым, громко кряхтел. Должно быть, он уже долез до выступа, за которым притаился Мор, и в недоумении оглядывался по сторонам.

Мор вскинул копье. Дикарь запрокинул голову и встретился глазами с Мором. В тот же миг копье пронзило ему глотку.

Снизу послышались крики.

Мор не стал мешкать – одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от вершины, и впрыгнул в знакомую расщелину, соскользнув по стене вниз, к костру.

Лира держала Собаку на поводке и вскинула на Мора округлившиеся от страха глаза. Он прикрыл рот ладонью в знак молчания, быстро прополз к выходу и выскользнул наружу, под яркое солнце.

Второе копье и дубинка лежали на прежнем месте. Он поднял их и осторожно выглянул из-за камней.

Убитый дикарь с пронзенным горлом лежал на земле. Другой продолжал осторожно карабкаться по склону, держа наготове дубину, а его товарищ, вскинув копье, ожидал внизу, повернувшись спиной к Мору.

Мор вышел из-за камней и прицелился. Пущенное им копье насквозь пронзило стоявшего на страже дикаря. Он покачнулся, выронил оружие и рухнул на колени.

Мор перебросил дубинку в левую руку, готовясь к схватке один на один.

Висевший на камнях дикарь обернулся и, не теряя времени, тяжело спрыгнул вниз. Пригнувшись и широко расставив ноги, он огляделся, размахивая дубиной, и, сообразив, что Мор совсем один, хищно оскалил зубы.

Собака остро чувствовала, как Лиру переполняет страх, и не находила себе места, поскуливая и норовя вырваться из ее объятий, а Лира, изо всех сил обхватив Собаку руками, зарывалась мокрым от слез лицом в ее мех.

– Сидеть. Пожалуйста, Собака, сидеть…

Услышав крики, Лира в ужасе поднесла руку ко рту. Собака, как ошалелая, рвалась с поводка, и Лира кивнула.

– Ты права, Собака, – твердо сказала она.

Мор принял ту же стойку, что и стоявший перед ним дикарь. Надо сделать ложный выпад, пронеслось в голове у Мора, а потом с размаху ударить его дубиной. Даже если дикарь успеет увильнуть, дубина раздробит ему плечо.

Мор стал осторожно подбираться ближе к противнику, а тот, увидев, как противник подволакивает больную ногу, злобно ухмыльнулся. На отвратительном, измазанном сажей лице сверкнули белые зубы.

Пронзенный копьем дикарь все еще стоял на коленях, качаясь и громко хрипя.

Дикарь с дубиной бросился вперед. Мор изловчился, вскинул дубину и обрушил ее на врага. Тот сумел уйти от удара и огрел его дубиной по ребрам. Мор вскрикнул и, хватая ртом воздух, грохнулся на землю. Дикарь шагнул к нему.

Мимо пронеслось черно-серое пятно – это Собака, выскочив из пещеры, вцепилась зубами в руку дикаря, с хрустом разгрызая кости. С истошным ревом дикарь попытался сбросить с себя зверя.

Мор стал шарить по земле в поисках копья, которое выронил один из дикарей, и вдруг увидел Лиру. Держа копье наперевес, она промчалась мимо Мора и изо всех сил всадила каменный наконечник в шею дикаря.

Мор тяжело поднялся на ноги, держась за ребра. Собака трепала и рвала на части бездыханное тело.

– Собака! – позвал Мор. – Ко мне!

Собака вскинула голову и, вывалив окровавленный язык, подбежала к хозяину. Он погладил ее по голове дрожащей рукой.

Пронзенный копьем дикарь рухнул ничком в грязь. В горле у него заклокотало, и, вздрогнув, он затих.

Лиру трясло, когда они обнялись. Собака заскулила и прильнула к ним, и все трое застыли, прижимаясь друг к другу.

– Мор! – раздался голос сзади.

Мор и Лира молниеносно обернулись: к ним легкой рысцой приближались трое Волколюдей: двое мужчин и одна женщина. Мор погладил Собаку по голове, приговаривая:

– Спокойно, Собака. Это друзья. Сидеть. Сидеть.

Волколюди перешли через ручей и подбежали к месту сражения. Увидев мертвые тела дикарей, они оцепенели.

– Мы пришли предупредить тебя, что неподалеку бродит Орда. Кто убил этих троих? Неужели ты? Ты один уложил трех дикарей?

Мор покачал головой.

– Это Лира… моя жена. Она тоже сражалась.

Волколюди, не веря своим глазам, ошеломленно переводили взгляд с одного трупа на другой. Собака нервно зевнула и снова вывалила язык, с которого капала слюна.

– В нашем племени тоже есть отважные женщины, – уважительно произнес Крэгг. – Это Деникс, наш лучший охотник.

– Не забывайте о Собаке, – сказала Лира. – Она здорово помогла. Это наш отряд – Собака, я и Мор, наш Собачник.

Сайлекс взглянул на окровавленную пасть Собаки и поднял глаза на Лиру.

– Собачник, – повторил он. – Подходящее слово.

Похоронив мертвых, Сородичи и Волколюди расселись вокруг костра и разделили трапезу.

* * *

Собака еще долго не могла успокоиться и угомонилась только к вечеру, когда вернулась в пещеру вместе с хозяином и его женой. Снаружи еще стоял запах чужих людей, но внутри все было так, как и должно быть. Хозяин улегся на шкуре, напоминавшей Собаке мать. Его жена прилегла рядом с ним.

События прошедшего дня глубоко взволновали Собаку. Она подошла к хозяину, улеглась с другого боку и со вздохом положила голову ему на грудь, как в те дни, когда была маленькой Волчишкой. Хозяин опустил руку ей на голову.

– Все хорошо, Собака. Отдыхай.

Она знала, что ее зовут «Собака», а «хорошо» означает, что хозяин доволен. Ее хозяин доволен ею.

Изо рта женщины вылетели непонятные Собаке звуки.

– Я люблю тебя, Мор.

– И я тебя, Лира, – ответил хозяин.

Собака окончательно расслабилась. Они все вместе в родном логове, в безопасности. Все так, как и должно быть. Собака прикрыла глаза и вскоре крепко уснула.

Наши дни

Профессор Джеймс К. Морби и его давний друг и соратник Бернар Бошан сидели в кафе неподалеку от гостиницы, в которой остановился Морби, смаковали крепкий ароматный кофе из хрупких фарфоровых чашек и глазели на прохожих, сновавших туда-сюда по тротуару. Разговор не клеился: каждый думал о чем-то своем. Жан-Клод, почтительно сидевший рядом, пожирал глазами нетронутые круассаны, лежавшие перед его спутниками. Свой круассан он давно уже проглотил и теперь набирался смелости спросить, не намерены ли Бошан и Морби отказаться от сладкого.

– Уже собрал чемоданы, Джим? – как бы между прочим спросил Бошан.

– Что? Извини, задумался. Да, скоро ехать. Боюсь, я зашел в тупик.

– В тупик? Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Я всегда верил, что найду ее – первую собаку, первого одомашненного волка. И вот теперь, когда мои поиски завершились, когда цель достигнута, я не знаю, что делать дальше.

– Значит, ваша работа завершена? – спросил Жан-Клод.

Бошан и Морби улыбнулись.

– Не то чтобы совсем завершена, – ответил Морби. – Информация, которую можно извлечь из нашей находки, крайне ограничена. Фактически вся моя работа сводится к тому, что можно назвать обоснованной догадкой. Хотите круассан, Жан-Клод?

– Ну… только если вам не хочется.

– Вы пялились на него так же, как мой бигль, когда я нарезаю мясо, – иронически заметил Бошан.

Морби, тепло сощурившись, протянул Жан-Клоду тарелку.

– Давайте на миг перенесемся в то время, Жан-Клод. Климат изменился, на сушу надвигаются ледники. Судьба человеческого рода висит на волоске – нас еще так мало, что во всей Евразии не наберется и на один футбольный стадион. По неизвестным науке причинам медленно вымирают неандертальцы. И в одном племени, внутри одной родовой общины, один человек каким-то образом смог приручить волка. Подумайте только, какие изменения это могло повлечь!

Жан-Клод наморщил лоб и, дожевав кусок, спросил:

– А почему мсье профессор считает, что с появлением собаки все изменилось?

Морби понимающе кивнул.

– Вы исходите из представлений о собаке, как о домашнем питомце, компаньоне. Но представьте, что, приручив волка, люди открыли новую технологию. Они стали по-новому охотиться, обучив волков приносить им мелкую дичь, они стали успешно защищаться от диких зверей, которые не смели напасть на человека с волком. Не забудем и о войне. Лично я не верю, что древние люди жили в своего рода Утопии, не вступая в стычки между собой. Нет, приручение волка – настоящий технологический прорыв. – Морби улыбнулся. – Как говорила Тэмпл Грандин, животные делают нас людьми.

Жан-Клод задумчиво покивал, стараясь не глядеть на тарелку Бошана.

– Учтите, Жан-Клод, далеко не все согласны с таким утверждением, – заметил Бошан, без лишних слов передав ему свою тарелку. – Теория нашего коллеги подвергается суровой критике со стороны научного сообщества.

Морби с невозмутимым видом глотнул кофе.

– Сейчас принято считать, что человечество достигло верха пищевой цепочки, опередив неандертальцев, только потому, что мы более склонны к сотрудничеству. При этом мы эгоистически полагаем, что наши предки сотрудничали лишь с себе подобными, игнорируя другие виды, такие, как Canis lupus, например.

– Как бы я хотел жить в то время, своими глазами видеть эти перемены! – мечтательно протянул Бошан.

– Да, обстоятельства тогда круто поменялись, – кивнул Морби. – Собаки не просто помогали нам выживать – они спасли нас! Они сопровождали нас на всем пути нашего развития. Вот почему мы любим их, и они отвечают нам взаимностью: мы с ними неразрывно связаны. Мы нужны друг другу. Люди без собак имели худшие шансы на выживание. Мы эволюционировали благодаря собакам! В свою очередь, мы отбирали лучших из них, отбраковывая враждебно относившихся к нам особей. В конце концов, мы вывели бульдогов и боксеров, такс и доберманов, пекинесов и лабрадоров. Но мы никогда не задумывались над тем, что собаки фактически изменили судьбу нашего вида. Прежде мы вели дикий образ жизни, ничем не отличаясь от других животных. Так же, как и они, борясь за место под солнцем, мы зависели от целого ряда случайностей. С одомашниванием волков мы стали по-другому смотреть на мир. Мы задумались над тем, чтобы одомашнить других животных, стали селекционировать растения. Иными словами, мы стали менять природу и распоряжаться ею.

– А что потом? – спросил Жан-Клод. – Да, неандертальцы вымерли, оставив нам часть своей ДНК, а люди стали приручать других животных. Понятно. Но что было потом, когда появились первые собаки? Как изменился образ жизни людей, когда собаки были еще, как вы говорите, «новой технологией»?

Профессор Морби допил кофе и со звоном поставил чашечку на блюдце.

– Вы задаете правильные вопросы, Жан-Клод. Жаль, что вы не у меня учитесь. Да, мне бы тоже хотелось знать, что было потом. Впервые в истории человечества волки стали нашими верными друзьями и ценными помощниками. Их даже хоронили рядом с людьми. Наша жизнь преобразилась. Однако грандиозные перемены всегда чреваты потрясениями, конфликтами, неудачами. Поэтому ваш вопрос совершенно справедлив: что было потом?

Послесловие

Однажды я просматривал газету в поисках хороших новостей (таких, например, как «Писатель Брюс Кэмерон удостоен звания “Всеобщий любимчик”»), и в глаза бросился коротенький заголовок, который произвел на меня неизгладимое впечатление: около тридцати тысяч лет назад произошло нечто из ряда вон выходящее – волк стал постоянным спутником человека. Другими словами, на свет появилась первая собака.

Из текста статьи выходило, что вчерашний волк просто взял да и позволил себя приручить. Но мне показалось, что такой крутой поворот в судьбе обоих видов не мог произойти за один день, и я решил разузнать побольше об этом периоде в нашей истории – верхнем палеолите.

Верхний палеолит случился задолго до моего рождения, так что я потратил немало времени на то, чтобы изучить интересующий меня вопрос: общался с палеонтологами, проштудировал кучу книг и научных журналов. Даже «Википедию» почитал. Жизнь древних людей во времена верхнего палеолита была крайне суровой. Под натиском ледников нам пришлось покинуть леса, где, в общем-то, жилось не так уж плохо, и выйти на открытые равнины, населенные хищниками. Мы не знали ни животноводства, ни земледелия и жили собирательством и охотой, подстерегая дичь прежде, чем нас подстерегут дикие звери или голодная смерть. Нам приходилось соперничать за пищевые ресурсы не только со львами и прочими хищниками, но и с неандертальцами, которые были сильнее, проворнее и, возможно, умнее нас.

Однако, получив достаточное представление о тогдашних условиях жизни, я так и не нашел ответа на вопрос, как вышло, что волк стал домашним питомцем.

Кроме того, я уделил должное внимание эволюции семейства псовых. В эпоху верхнего палеолита волки были куда кровожадней, чем теперешние представители их рода, и те виды, которые охотились на человека, давно вымерли. В результате человеческой деятельности волки перестали проявлять агрессивность по отношению к людям, предпочитая избегать встречи, и сегодня нападения волков на людей крайне редки (и чреваты массовым истреблением этих хищников). Однако тридцать тысяч лет назад волки открыто охотились на людей. Так неужели мы бы сознательно пригласили стаю волков к своему костру? С тем же успехом можно пригласить на обед племя каннибалов и спросить, кого они желают съесть на закуску.

Наши запасы пищи были столь скудны, что мы вряд ли стали бы делиться ими с животными. В конце концов, волки прямо конкурировали с нами за добычу, преследуя те же стада оленей или лосей. В детстве я не хотел делиться даже со своей сестрой. Если древние люди жили впроголодь, неужели они бы стали разбрасываться едой, подкармливая своих конкурентов?

Так каким же образом мы, заклятые враги, стали такими добрыми друзьями, что я позволяю одному из представителей их вида спать в моей постели, да еще и спихивать меня на пол?

Эволюция – процесс длительный. В волчьей стае не мог появиться игривый лабрадор, уж поверьте. С другой стороны, у какого племени хватило бы времени и терпения, чтобы потихоньку приручить волчью стаю? Нет, мне кажется, в этом месте эволюция совершила резкий скачок, и нашелся один человек, который сумел приручить одного волка.

Моя книга – это художественный вымысел, основанный на неоспоримом факте: собаки – наши верные спутники, чьи судьбы неразделимо связаны с нашей судьбой. Чтобы написать книгу о первой собаке, мне требовался исключительный человек, оказавшийся в исключительных обстоятельствах, и волк, чьи предки не проявляли агрессивности к людям.

И это было только начало. Одомашнивание волков происходило в наиболее опасное и трудное время в истории человечества, в суровых условиях последнего оледенения. Разумеется, древние люди не представляли себе масштабов бедствия и глобальных климатических изменений, отмечая лишь перемену погоды. Однако они ежедневно оказывались перед угрозой вымирания, на их территорию неумолимо надвигались ледники, менялся климат и уровень моря, целые виды животных исчезали с лица земли. Однако люди не замечали этих глобальных потрясений – они были заняты тем, чтобы прокормиться. А это было нелегко: стояли холода, охота не ладилась, плоды не успевали созревать. Для древних людей это означало лишь то, что и без того жестокий мир стал еще более безотрадным местом. Поместив своих героев в этот мир, я позволил им действовать по их собственному усмотрению, и пусть каждый читатель сам делает для себя выводы.

Однако вот что наверняка можно сказать о конкретных людях, живших в то далекое, очень непростое время: ничего.

У нас нет никаких письменных свидетельств о том времени. Кое-что можно восстановить по наскальным рисункам, археологическим и геологическим находкам, но немного. Мы не знаем, какими были люди верхнего палеолита, мирными или воинственными? Каков был их семейный уклад? А племенная иерархия? Были среди них страдающие клептоманией или нет? Любили они посмеяться или нет?

В отсутствие письменных свидетельств того времени, я мог только предполагать, как могли общаться между собой двое Сородичей. Люди верхнего палеолита обладали развитой речью и могли строить сложные предложения, и все-таки их речь сильно отличалась от нашей. Чтобы проиллюстрировать эту мысль, я дал героям «говорящие» имена с латинизированным корнем и заставил их говорить развернутыми предложениями, но я не пытался восстановить язык, на котором они могли бы общаться. Вполне возможно, они говорили друг другу «лол», если им было смешно.

Я не один теряюсь в догадках. Ознакомившись с работами специалистов, я был поражен, узнав, что некоторые утверждения, долгое время считавшиеся догмой, сегодня полностью опровергнуты, а вокруг современных теорий ведутся жаркие споры. Если бы мне в руки попался череп тысячелетней давности, я бы пришел к единственному научному заключению, на которое способен: «Кажется, этот кадр давно умер». Но благодаря кропотливому труду преданных своему делу людей нам удалось извлечь массу информации из древних окаменелостей. Однако доказать некоторые из заключений практически невозможно.

Надеюсь, палеонтологи поймут, что в этой книге я позволил себе немножко пофантазировать. Например, невозможно с абсолютной точностью восстановить особенности диеты всех племен, которые населяли Евразию во времена верхнего палеолита. В моей книге северные племена даже не пытаются охотиться на лошадей, тогда как некоторые из реально существовавших общин наверняка питались кониной. Я писал о небольших сообществах древних охотников и, чтобы как можно ярче их изобразить, несколько видоизменил некоторые из общепризнанных теорий, в общих чертах описывающих жизнь людей той эпохи. Конечно, если бы я сначала получил степень кандидата археологических наук, я бы наделал куда меньше ошибок. Но, боюсь, я не очень способный студент, и пока бы я безуспешно пытался сдать кандидатский минимум, публикация моей книги надолго бы затянулась.

Но если вы читали «Жизнь и цель собаки», то знаете, что я обожаю наших четвероногих друзей и искренне верю, что если бы не они, то мы бы никогда не вышли победителями из неравной схватки с Ледниковым периодом.

(Формально он все еще не окончен, но мы с женой недавно побывали на Гавайях, и я со знанием дела утверждаю, что там уже потеплело.)

И наконец, мне не дает покоя вопрос, который задает себе профессор Морби в конце книги. Арена подготовлена, игроки заняли свои места, и вот-вот начнется самый сложный, самый драматичный период в истории человечества.

Так что же было потом?

Брюс Кэмерон

Слова благодарности

Любое сходство героев этой книги с реальными людьми случайно. У меня лично нет знакомых из верхнего палеолита, хотя физкультурник из моей школы здорово смахивал на неандертальца.

В самом конце книги я привожу список справочной литературы, но сначала я должен поблагодарить Джона Ф. Хоффекера, автора таких книг об адаптации древних человеческих сообществ к холодному климату, как Desolate Landscapes («Пустынные пейзажи») и Ice Age Settlement in Eastern Europe («Расселение людей в Восточной Европе во времена великих оледенений»). Господин Хоффекер терпеливо отвечал на мои вопросы об образе жизни древних людей и животных, а также развеял некоторые из моих заблуждений. Например, в первом черновике книги по равнинам рыскали стаи гиен, тогда как тридцать тысяч лет назад гиены практически не встречались на территории Евразии. Меня также убедили, что у людей не было плееров – они появились гораздо позднее.

Я изучал волчьи повадки, наблюдая за своим псом Такером, и пришел к заключению, что волки предпочитают целыми днями дремать на солнышке и облаивать почтовых курьеров. Спасибо, Такер! Глядя на то, с какой яростью ты нападаешь на резиновый мячик с пищалкой, я получил исчерпывающее представление о кровожадности твоих предков. Мне посчастливилось встретиться и поговорить с людьми, которые держат дома волков в качестве домашних питомцев. Большинство из этих людей пожелали остаться неизвестными, но я благодарю их за откровенность. Мое скромное мнение таково: волк – животное дикое и держать его у себя дома следует лишь в самом крайнем случае. Лучше заведите ризеншнауцера.

В процессе написания книги мне очень помогли несколько людей. Сотрудники Connection House, кроме того, что вели мой веб-сайт, также приходили на помощь, когда мне требовалось узнать, какие птицы обитали на вершинах скал или где тридцать тысяч лет назад можно было выпить кофе. Когда я переписывал пятый черновик романа, мой сын, Чейз Кэмерон, помогал мне отслеживать изменения в тексте. Кэтрин Мичен, на которой мне непостижимым образом удалось жениться несколько лет назад, выкроила время между съемками своего фильма и читала один черновик романа за другим, не забывая делиться со мной впечатлениями.

Работа над романом о поворотном этапе в истории человечества потребовала выносливости не только от меня как писателя, но и от моего редактора, Кристин Севик, которая проделала высококлассную работу и с каждым новым черновиком оставалась внимательна к деталям.

Спасибо всем сотрудникам Forge, без которых не было бы моих книг. Отдельное спасибо Тому, Карен, Кейтлин, Пэтти и Линде за оказанную мне поддержку.

Спасибо Скотту Миллеру из Trident за то, что сражается с силами зла, и за то, что по сей день остается моим литературным агентом.

Стив Янгер, Стив Фишер, Стив Иваник. Спасибо за то, что ваши имена так легко запомнить. Ах да, и за то, что продали мои книги в Голливуд, где по ним снимают кино. Правда, очень медленно.

Спасибо Гэвину Пелоуну за то, что сделал безумный процесс гораздо менее безумным.

Моника Перкинс, спасибо за кофе и за то, что столько всего держала под контролем. Я понимаю, что люди должны расти над собой и двигаться дальше, но мне не хотелось, чтобы это произошло с тобой.

Элиотт Кроу делает за меня львиную долю моей работы по продюсированию независимых фильмов, таких как вышедший на экраны Muffin Top и Cook Off, премьера которого не за горами. Благодаря этому я могу сосредоточиться на писательстве и делать меньше ошибок. Элиотт, если ты вздумаешь уволиться, я тебя выслежу и затравлю, как зайца.

Спасибо Флай НС и Хилари Карлип за разработку и поддержку веб-сайтов wbrucecameron. com и adogspurpose.com.

Что мне больше всего нравится в писательском ремесле, так это встречи с коллегами по перу. Нет, серьезно: для меня писатели всегда были кем-то вроде недосягаемых рок-звезд. Клэр Лазебник, Саманта Данн, Джиллиан Лорен и Эндрю Гросс потрясающие люди, и я им понравился. Правда-правда. Много-много лет назад Нельсон Демилль пообещал поспособствовать моей писательской карьере и не отступает от своего обещания и поныне – например, написал рецензию на мою книгу The Midnight Plan of the Repo Man.

Ту же любезность оказал мне и Ли Чайлд, хорошо известный своей добротой. Я очень ему признателен.

Моя сестра Эми Кэмерон, заслуженная учительница, разработала обучающие планы по моим романам «Жизнь и цель собаки» и «Путешествие собаки». Возможно, она сможет взяться и за эту книгу. Ее планы составлены в строгом соответствии с едиными образовательными требованиями, и их можно скачать бесплатно с моего веб-сайта.

Выражаю свою благодарность Тому Рукеру.

Большое спасибо Каролине и Энни. Ну хватит уже расти.

Когда я начинал писать эту книгу, мой отец, Уильям Дж. Кэмерон, был еще жив и терпеливо отвечал на дурацкие вопросы, которыми писатели забрасывают врачей. Например, что чувствует женщина, когда рожает. (Отцу пришлось спросить у моей мамы, хоть он и проработал гинекологом всю жизнь.) К несчастью, отец скончался, так и не взяв в руки черновика этой книги, которую я считаю самым значительным произведением в своей писательской карьере. Я благодарен ему за многое и в частности за то, что он консультировал меня по всем медицинским вопросам. После его смерти эта обязанность перешла к моей сестре, Джули Кэмерон, которая мирится с моей настырностью, хоть и занята по горло, спасая жизни людей. Какое счастье, что я могу допекать членов своей семьи о гипотетических ситуациях, которые обычно не покрываются медицинской страховкой.

Огромное спасибо моей семье и всем родственникам. Они поддерживают меня во всем, правда, Элоиза и Гордон еще слишком малы, чтобы разобраться, что к чему. Спасибо за все Челси, Джеймсу, Джорджии и Чейзу. Спасибо моей маме, Монси Кэмерон, которая агитирует всех своих знакомых покупать мои книги и объявляет бойкот магазинам, в которых мои книги не продаются. Даже если это магазин на заправочной станции.

Если вы умудрились добраться до этих строк, то вы наверняка прочли и роман, и я бы хотел вас за это поблагодарить. Без вас я бы не стал писателем, и все мои истории так и остались бы в моей голове. Мне очень повезло, что у меня есть вы, мои читатели.

Брюс Кэмерон,

10 февраля 2015 года

Оглавление

Книга первая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  Наши дни

Книга вторая

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  59

  60

  Наши дни

  Послесловие

  Слова благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg