«Из дневников»

Константин Дмитриевич Воробьёв

ИЗ ДНЕВНИКОВ

Я, не спеша, собрал бесстрастно

Воспоминанья и дела,

И стало беспощадно ясно:

Жизнь прошумела и ушла.

Еще вернутся мысли, споры,

Но будет скучно и темно,

К чему спускать на окнах шторы?

День догорел в душе давно.

Блок

31.08.71

В этом году, в мае, умерла мама. Когда-нибудь я напишу, как хоронил ее в Москве на Ваганьковском кладбище. Как 9-го вез ее в гробу из Каширы на "газике". Шофер был пьян. Я с великим унижением нанял его за 40 рублей, и всю дорогу до Москвы он пел похабные песни, а перед Москвой, убоясь автоинспекции, отказался ехать. Была уже ночь. Я сказал, что у меня есть таблетки, уничтожающие запах водки, и дал ему несколько таблеток валидола. Он съел их и поехал. А в Москве некуда было деться. Шофер потребовал снимать гроб, - ему надо было до утра поставить незаметно машину в гараж. Я решил снять гроб на кладбище и там дождаться утра, но оно оказалось запертым на замок. Я плохо соображал, сердце отказывало. За 10 рублей шофер согласился поехать от кладбища к моргу на Пироговской. Там я долго звонил. Наконец вышла дежурная девица. За десятку она согласилась принять гроб с мамой, но чтобы в восемь утра я забрал его. Как я сгружал гроб! Как все это было!.. А утром не на чем было везти. В похоронной конторе на Ваганьковском машину-катафалк могли послать только на второй день. Очередь, а машин мало. Я вернулся в морг. Какой там запах! Меня то и дело рвало, и я обессилел и ничего не мог... Оказывается, надо было дать 25 рублей санитару, чтобы он выдал справку, что труп заморожен. Тогда покойницу могла принять церковь для отпевания. Но везти было не на чем. Я снова поехал на Ваганьково, и опять подсказали люди за 25 рублей шофер катафалка обещал вечером, до шести часов, приехать в морг. К тому часу закрывалась церковь... Нельзя об этом писать. Нельзя!

8.09.71

Кончилось и это лето. Я проклял и его. А не думал. Дни пусты. Пробую работать. Хочу написать цикл миниатюр о том, что было. "Заметы сердца". В этом месяце в октябре должна появиться в "Нашем современнике" моя обглоданная там, оглуплённая повесть "Вот пришел великан".

А писать невозможно. Как только я сажусь за стол, за спиной незримо встает редактор, цензор, советский читатель. Этот "простой человек", пишущий на меня жалобы в ЦК. Жить давно надоело.