«Томми и традиции»

Не так давно я пытался убедить сотрудников и читателей свободолюбивой газеты, что демократия, в сущности, не так уж плоха. Это мне не удалось. Сотрудники ее и читатели очень милые, даже веселые люди; но они не могут переварить парадоксальное утверждение, что бедные действительно правы, богатые — виноваты. С тех пор стало принято связывать мое имя с джином, которого я терпеть не могу, и семейными драками, для которых у меня не хватает прыти. Я часто думал, стоит ли мне объяснять еще раз, почему бедные правы; и вот сегодня утром я, очертя голову, снова ринулся в бой. Почему, спросите вы? Потому, что какая-то женщина сказала мальчишке: «Ну, Томми, теперь иди поиграй», — не грубо, а с тем здоровым нетерпением, которое так свойственно ее полу.

Я еще раз попытаюсь оживить мертвые догмы демократии и рассказать, что же я услышал в этих словах. Прежде всего надо, наконец, понять, что ходячее мнение может быть верным. Тысячи человек могут повторять ту или иную истину, не веря в нее, и она останется истиной. Так, либерализм — истина, хотя многие либералы — чистый миф. В Христа можно поверить, во многих христиан — нельзя. Иногда истину хранят лицемеры. В начале XVIII века виги хранили заповеди свободы и самоуправления, хотя сами все до единого были грязными холуями и развратными деспотами. В конце XVIII века модные французские аббаты хранили традицию католичества, хотя не знаю, был ли среди них хоть один верующий. Но когда пробил час демократии, пригодилась сохраненная вигами традиция Алджернона Сидни. Когда вернулась вера, пригодилась сохраненная аббатами традиция Людовика Святого. И когда я говорю, что традиция бедных верна, я совсем не хочу сказать, что они считают себя правыми. Именно этого они и не думают. Самое трудное — убедить бедных, как они правы.

А хочу я сказать вот что: подобно тому, как была истина в продажном парламенте вигов и в проповедях неверующих священников, есть истины, которыми владеют бедные в своей темноте и нищете, и не владеем мы. Дело не в том, что они абсолютно правы — они правы относительно; но мы абсолютно не правы.