««Дорожная карта» российских реформ»

Григорий Явлинский «Дорожная карта» российских реформ

Григорий Явлинский «Дорожная карта» российских реформ

«Новая» публикует мнения лидеров демократических партий. Сегодня — программное выступление Григория Явлинского.

Дословно и без комментариев.

В стране вновь обостряется политическая борьба. На этот раз уже не с коммунистами, а между кланами. Кланом старых олигархов (это те, кто приобрел в ходе сомнительной приватизации крупную собственность, напрямую участвовал в политике и управлении страной, контролировал важнейшие СМИ в 90-х) и новых олигархов (те, кто в результате прихода к власти Путина получил силовые «правоохранительные» рычаги, с помощью которых осуществляет передел собственности, управляет политикой и страной, тотально контролирует парламент, судебную систему, СМИ и выборы).

Клан старых олигархов, который заменил политику подковерными интригами, манипулированием, фальсификацией выборов, коррупционным разложением всех ветвей власти и в итоге привел нынешнего президента в Кремль, пытается сейчас представить себя «демократами». А клан новых олигархов, продолжая точно ту же политику, но в интересах другой группы лиц, называет себя «государством» и безуспешно осуществляет так называемую «авторитарную модернизацию».

Наличие в составе того или другого клана «профессиональных либералов», будь то нанятые старыми олигархами за приличные деньги публичные политики или поставленные новыми олигархами на видные должности экономисты, не меняет положения дел.

Ни клан старых олигархов, ни клан новых, ставя перед собой задачу захвата или сохранения власти, не формулируют никаких общественно значимых целей развития страны в ближайшее десятилетие, не определяют ее место в мире, систему ценностей, позволяющих России наконец идентифицировать себя.

Это заставляет нас еще раз вернуться к теме экономических и политических реформ, снова изложить план действий.

Перемены есть, реформ нет

Начиная с первых попыток общественных перемен, робко обозначавшихся во второй половине 1980-х годов непереводимым эвфемизмом «перестройка», и вплоть до сегодняшнего дня разговоры о «реформах» и их необходимости стоят в центре практически всех политических дискуссий как в рамках политической элиты, так и в обществе в целом. Вместе с тем остаются открытыми, по меньшей мере, два важнейших вопроса, а именно: 1) в чем, собственно, состоит или должно состоять содержание реформ, необходимость которых признается почти всеми активными силами в обществе, и 2) является ли то, что реально происходит в нашем обществе, реформами или хотя бы подготовкой к ним.

Не всякое общественное изменение есть реформы. Во-первых, реформа, реформирование в общепринятом смысле этого слова — это все-таки сознательное и целенаправленное преобразование общества согласно некоторому осмысленному плану. Это не обязательно должен быть план в бюрократическом смысле этого слова — с конкретными сроками и ответственными за исполнение (хотя в такого рода подробной росписи мер и шагов, за что меня и моих коллег по авторству «500 дней» в свое время очень ругали, на мой взгляд, ничего плохого нет). Однако в любом случае необходимы четкое видение и понимание того, каковы конечные цели, и что, как, в каком порядке и для решения каких задач будет или должно быть сделано. В противном случае это не реформы, это просто констатация изменений, случайных или закономерных, но происходящих без или помимо участия политического класса.

Во-вторых, даже если перемены проводятся сознательно, этого недостаточно, чтобы назвать их реформами; необходимо также, чтобы их целью были модернизация общества, его усложнение и соответствие неким позитивным, исторически признанным целям и идеалам. Иначе мы могли бы говорить, например, о реформах в гитлеровской Германии или в Камбодже при красных кхмерах.

С этой точки зрения реформ сегодня в России нет. Власть, которая говорит о реформах, — есть. Перемены в обществе — есть. А реформ — нет. Потому что никакой сознательной деятельности по модернизации российского общества и государства нынешняя власть не ведет. Те меры, которые она называет реформами (военная, административная, судебная, налоговая, социальная, ЖКХ и т.д.), не могут принципиально изменить ситуацию в соответствующих сферах с точки зрения их модернизации, то есть в плане эффективности, соответствия общественным задачам или идеалам и т.д. Те же изменения в позитивном русле, которые все-таки имеют место, происходят в лучшем случае при пассивном принятии их властью, а в ряде случаев — вопреки логике ее сознательной деятельности и даже при ее фактическом сопротивлении этим переменам.

Вместе с тем объективная потребность в реформах, своего рода общественный заказ на них не только не исчезают, но, напротив, становятся все более очевидными. Это, возможно, пока не столь заметно на самом верху общественной пирамиды, где достижение и удовлетворение частных целей или интересов создают иллюзию движения в целом в правильном направлении. Однако на нижних и даже средних ее этажах острота проблем общественного масштаба уже не может быть заслонена мелкими частными приобретениями и успехами.

В чем цель?

Столь же очевидно и то, что такого рода общественная потребность будет пробивать себе дорогу даже в условиях укрепившегося в последние годы общественного застоя, располагающего к конформизму и уходу от активных проявлений протестных настроений. При всей гражданской незрелости и пассивности основных слоев и групп российского общества монополия власти на активные политические действия не может быть полной и всеобъемлющей, так что рано или поздно наиболее неудовлетворенные и склонные к действию группы из социально и экономически активных страт общества неминуемо выдвинут из себя новую политическую силу с позитивной повесткой дня.

И тогда во всей своей полноте встанет вопрос: что и как нужно делать для того, чтобы избежать кризисного развития ситуации и обеспечить поступательную модернизацию экономики и общества в России? Сегодня я вижу свою задачу в том, чтобы, не дожидаясь грядущих кризисов, попытаться сформулировать и предложить своего рода «дорожную карту» будущих российских реформ, исходя из реалий в стране и мире и из фактически имеющихся, а не воображаемых возможностей российской власти.

Итак, что для этого необходимо? В первую очередь необходимо внести ясность в вопрос о конечных целях. Ныне существующая ситуация, когда отсутствие стройной и непротиворечивой системы представлений о будущем страны компенсируется абстрактными лозунгами «величия и процветания», аморфной и беззубой идеологией центризма, не может быть более терпима. Необходимо определиться, какие ценности будут культивироваться в нашей стране с ее противоречивым прошлым и не менее противоречивым настоящим; какое место она будет занимать в мире — в мире, который в обозримом будущем неизбежно будет оставаться внутренне разделенным, — через десять, пятнадцать, двадцать пять лет.

Нравится это нам или нет, но реальность нашего времени такова, что мир продолжает оставаться крайне неоднородным — наряду с группой стран, концентрирующих у себя большую часть наиболее ценных экономических ресурсов, в первую очередь интеллектуальных и технологических, а также финансовых и силовых, существует и будет существовать огромная мировая периферия, лишенная доступа к основной части благ, являющихся результатом использования этих ресурсов. Для России как страны, находящейся сегодня в «серой зоне», где имеются объективные предпосылки для движения в разных направлениях, существуют только два пути: либо, используя эти предпосылки, попытаться стать частью ядра мирового капиталистического хозяйства (этот путь условно можно назвать «европейским выбором» для России), либо искать свое место на его периферии. Можно приводить аргументы в пользу того или другого варианта, но очевидным должно быть одно: никакого «третьего», «евроазиатского», какого угодно «своего» пути нет и не будет. Страх поступиться частью собственного суверенитета как аргумент против «европейского» или «евроатлантического» пути для России понятен и даже отчасти обоснован. Но единственная альтернатива — место на периферии мировых процессов. Она также неизбежно связана с ограничением государственного суверенитета — не обязательно формальным, но, по существу, еще более значительным, поскольку суверенитет и независимость имеют смысл только в той степени, в какой имеются практические возможности их реализации. (Суверенитет слабого и зависимого — это как свобода без денег: вроде бы есть, а воспользоваться невозможно.)

Компас для реформ

Если же мы посмотрим на то, чем отличаются страны, входящие в первую группу, от остальных, то нельзя не признать в качестве общей и объединяющей их черты наличие определенного набора базовых ценностей, к которым в первую очередь относятся приоритет прав человека, в том числе права собственности, индивидуальная свобода и понятие социальной справедливости. Можно спорить о том, что первично — эти ценности или экономическая эффективность. Является ли относительное экономическое процветание этой группы стран следствием приверженности их политической элиты названным ценностям или, наоборот, экономическое благополучие создает возможности для относительно более полной реализации принципов личной свободы, безопасности и сглаживания социального неравенства. Лично мне представляется, что истина в этом споре, как водится, лежит где-то посередине, но главное в другом. А именно: признавая, конечно, что было бы контрпродуктивно да и просто глупо пытаться немедленно перекроить ткань общественных отношений в строгом соответствии с названными ценностями, нельзя вместе с тем не видеть, что без формулирования их как общественных целей, как ориентира при выборе стратегии никакие реформы как средство модернизации российского общества невозможны. Модернизация государства без человека, без провозглашения и реального приоритета интересов конкретного гражданина неизбежно приведет нас в ряды наций бедных и бесправных, то есть в конечном итоге к ситуации, прямо противоположной задачам модернизации.

Итак, первым шагом на пути реальной модернизации и эффективных реформ как ее инструмента должно быть принятие в качестве базовых ценностей человека и гражданина и его свобод; его права на собственность и одновременно на социальную справедливость; приоритета института права по отношению к соображениям политической целесообразности и субъективным представлениям о ней конкретных лиц, наделенных властью и собственностью. Естественно, речь идет не о слепом следовании этим принципам во всех возможных ситуациях, но о принятии их в качестве главных, базовых ориентиров. Другими словами, понятия правового государства, гражданских прав и свобод, социальной справедливости должны стать своего рода компасом «дорожной карты» российских реформ.

Далее, мы должны трезво отдавать себе отчет, что подлинные реформы, которые еще только предстоит начать, стартуют не с чистого листа. Нынешнее российское общество — отнюдь не tabula rasa, у него есть своя история, да и у самих реформ — предыстория в виде весьма неоднозначных событий последних полутора десятилетий, которые наложились на имперскую авторитарную и советскую тоталитарную традицию. Соответственно, прежде чем начинать собственно реформы, необходимо определиться с существующими условиями и, главное, подвести некую черту под нынешним периодом российской истории со всеми его политическими, социальными и экономическими последствиями.

Власть

Во-первых, это вопрос о власти. Нынешняя официальная власть в России (я здесь имею в виду не только главу государства, но всю систему государственной власти на всех ее уровнях) есть продукт полутора десятилетий, включавших в себя неоднократные колоссальные политические потрясения (достаточно вспомнить 1991 и 1993 годы), неоднократные нарушения политической преемственности, кулуарную разработку и фактическое навязывание обществу системы организации государственной власти и ее почти перманентную перекройку. Более того, на этом фоне власть неоднократно лгала обществу, подменяла понятия, отказывалась от своих обязательств перед ним. Все это не может не сказываться на восприятии обществом государственной власти в плане ее легитимности — пусть не в форме прямого и публичного оспаривания последней (такие вещи сравнительно легко поддаются пресечению и контролю), но в форме скептического и цинично-равнодушного отношения населения к деятельности государственных институтов и готовности саботировать любые их решения. Одновременно власть унаследовала в полной мере традиции предыдущей эпохи, которые были заложены еще Сталиным.

Для действительных реформ такая ситуация — очень мощное, если не непреодолимое, препятствие. Для того чтобы созидательные реформы могли иметь шанс на успех, доверие населения к институтам государства, авторитет закона и государственных решений вообще должны быть существенно выше, чем мы имеем сегодня. Другими словами, государственная власть сегодня нуждается в дополнительной легитимизации через предоставление более широких возможностей доступа к рычагам государственной власти представителям политических и социальных групп, альтернативных правящей, в обмен на гарантии с их стороны уважения основ конституционного строя и незыблемости принципов построения и функционирования системы власти в стране. Кроме того, необходимо принятие путем компромисса пакета законов, ограничивающих политическое влияние крупных собственников («деолигархизация власти») путем резкого повышения прозрачности процесса принятия экономически значимых решений и формулирования четких и не подлежащих двойному толкованию оснований для отмены государственных решений, вынесенных в интересах отдельных групп и личностей в обход установленных законом процедур, а также привлечения к ответственности их инициаторов.

Собственность

Во-вторых, это вопрос о собственности и прежде всего вызывающий наибольшие противоречия в обществе вопрос о крупной собственности, основная часть которой так или иначе связана с итогами и особенностями приватизации бывшей «социалистической» государственной собственности. Очевидно, что сегодня степень ее легитимности явно недостаточна, чтобы обеспечить активное участие и сотрудничество крупного бизнеса в процессе модернизационных реформ. С другой стороны, столь же очевидно, что вопрос о легитимизации приватизации и возникших в ее результате отношений не имеет простого и однозначно правильного решения, так как в этом случае мотив защиты института собственности противоречит соображениям социальной справедливости, которые, в свою очередь, представляют собой важнейший элемент необходимого для успеха реформ социального консенсуса. Нужно принимать специальный пакет законов.

Первая часть этого пакета должна признать сделки по приватизации легитимными (кроме тех, где были совершены убийства и другие тяжкие преступления против личности) и ввести единовременный компенсационный для общества налог на чрезвычайную прибыль — windfall tax. Способ определения и величина налога — вопрос для обсуждения. Вторая часть пакета — работоспособные действующие антимонопольные законы и законы о защите конкуренции, а также об ограничении концентрации капитала. Третья часть — законы о прозрачности финансирования политических партий, о прозрачности лоббирования в Государственной Думе, в других органах, об общественном телевидении и целый ряд антикоррупционных законов, в том числе и об ограничениях на бизнесменов, чиновников и членов правительства, которые воспользовались коррупционной приватизацией 90-х годов.

Так же, как и в случае с властью, вопрос о собственности должен быть урегулирован на основе некоего компромиссного решения. Оно, с одной стороны, обеспечило бы гарантии незыблемости прав собственников при условии соблюдения ими буквы закона, а с другой — в интересах общества сформулировало бы правила распоряжения активами, которые были получены в результате бюрократической приватизации, то есть на базе нерыночных в своей основе механизмов и процедур. Конкретные схемы и варианты такого рода правил могут быть различными (например, правила оборота этих активов и участие в составе их номинальных собственников или управляющих структур нерезидентов и любого рода непрозрачных структур и др.). Важно при этом принять такие правила, которые сведут к минимуму искажения мотивации собственников в отношении эффективности использования оказавшихся в их распоряжении активов и одновременно позволят сохранить определенный уровень контроля над их использованием с точки зрения соответствия общественным целям.

Тот же принцип должен быть применен и для легитимизации собственности, приобретенной не только в процессе приватизации и с существенными нарушениями налогового законодательства. Гарантии права собственности на деньги и активы, приобретенные некриминальными методами, но без уплаты налогов, могут быть предоставлены в обмен на некоторые ограничения при их использовании (обязательный, хотя бы и временный, перевод денежных средств в российскую банковскую систему, уплата постфактум подоходного налога с официальной амнистией по допущенным налоговым нарушениям и т.п.).

И еще. В связи с событиями в Украине в обиход вошел термин «деприватизация». Что можно сказать? Ситуация в Украине и в России разная, и украинский опыт, если он и окажется положительным, в России не будет применим. Но закон о порядке деприватизации в России должен быть принят для того, чтобы нормировать механизмы отчуждения собственности у владельца, использовавшего для ее получения особо тяжкие преступления — убийства, захват заложников и т.п.

Суд

В-третьих, это вопрос о судебном арбитраже как независимом институте хозяйственной и политической жизни. Точно так же, как никакая сколько-нибудь сложная спортивная игра не может быть организована без независимого нейтрального судейства, так экономическая и политическая системы развитого общества не могут функционировать без института независимых арбитров, в роли которых выступают государственные и арбитражные суды, которые не могут быть объектом чьих-либо санкций по любым иным основаниям, кроме отступления от закона при принятии судебного решения.

Российская судебная система в том виде, в котором она существует сегодня, — это продукт иных общественных отношений, институт, в течение многих лет и даже десятилетий действующий по иным принципам и укомплектованный людьми, привыкшими лишь в минимальной степени зависеть от закона и в огромной степени — от мощных политических и экономических интересов. Игнорировать это обстоятельство при планировании процесса реформ — совершенно недопустимая ошибка, но и полная замена штата судей, равно как и штатов правоохранительной системы в целом, — вариант технически и политически неосуществимый. Поэтому и здесь обязательным условием является своего рода подведение черты под прошлым; своего рода амнистия по прошлым «грехам» судебно-правоохранительной системы при резком ужесточении ответственности ее работников за любые будущие отступления от буквы закона, которые в их случае должны рассматриваться как тяжкие уголовные преступления. Такая «амнистия» должна означать, например, неприменение санкций к судьям за ранее вынесенные неправосудные приговоры. Но она должна сопровождаться созданием механизма пересмотра таких приговоров: их многочисленные жертвы продолжают находиться в заключении либо остаются пораженными в правах. (Помните об «оборотнях в погонах»? Никто не слышал, чтобы их жертвы были реабилитированы.)

После реализации названных предварительных условий можно будет приступать и собственно к процессу модернизационных реформ, содержание которых во многом самоочевидно и потому не требует пространных комментариев и обоснований. Основные направления и принципы этих реформ можно обозначить следующим образом.

Институты

Первым главным направлением осмысленных реформ должно стать создание институциональной инфраструктуры развитого общества.

Как и в случае с базовыми ценностями, вопрос о том, что первично — высокий уровень развития экономики или сопровождающая его институциональная инфраструктура, базис или надстройка, — не имеет простого и однозначного ответа. Конечно, процесс должен идти параллельно. Пытаться отстраивать современные прогрессивные институты и ожидать от них эффективного функционирования в бедном и застойном обществе бессмысленно. Но столь же бессмысленно и уповать на то, что экономический рост на каком-то этапе автоматически приведет к появлению эффективного и некоррумпированного государственного аппарата, независимой и компетентной судебной системы, достойных развитого государства вооруженных сил и спецслужб, современной системы образования, не говоря уже об институтах осуществления экономической политики, органах надзора за банковской и финансовой системами, честной и эффективной системе органов социального обеспечения и социальной помощи и т.д. и т.п.

Поэтому первейшей задачей в повестке дня будущих реформ должны стать институциональные реформы, первые результаты которых должны стать условием, а не результатом удвоения ВВП и других амбициозных задач в экономической области. Речь идет, в частности, о реформе системы государственной службы. Не об «административной реформе» как очередном слиянии-разделении министерств и ведомств и сопутствующей перетряске кадров, а именно о реформе государственной службы, призванной коренным образом изменить систему мотивации труда государственных служащих, повысить привлекательность госслужбы для людей способных, творческих и энергичных, и одновременно резко повысить требования, предъявляемые к степени их компетентности и честности. Такая реформа должна включать в себя, помимо значимого повышения тарифных ставок, создание особой системы социальных гарантий для работников государственного аппарата, системы учета и оценки опыта предыдущей деятельности, безупречных с точки зрения закона стимулов для карьерного роста, а также системы особой ответственности работников этого сектора за нарушение установленных для них правил, а также норм этики государственной службы. Содержание деятельности государственных органов должно быть подвергнуто более тщательной регламентации с обязательным усилением ее прозрачности и доступности для гражданского и парламентского контроля.

Речь далее должна идти о серьезных реформах в судебной системе. После того как под прошлой деятельностью работников этой системы будет подведена черта, степень и механизм ответственности работников этой системы за неправомерные или необоснованные с точки зрения закона решения должны быть многократно усилены, равно как и ответственность за попытки подкупа или оказания давления на судебные органы, в том числе и со стороны органов исполнительной власти. Жесткость, а главное — неотвратимость наказания за любые незаконные или необоснованные судебные решения должна перевешивать любые связанные с такими решениями блага или отношения, а механизм надзора за судебными решениями должен исключить возможность доминирования в нем какой-либо одной группы интересов или политической силы. Одновременно судьям должен быть предоставлен справедливый и эффективный иммунитет. В судах должен заработать механизм пересмотра ранее вынесенных незаконных приговоров.

Далее, безусловно, необходимым является принятие и, главное, создание механизмов реализации целого ряда законов, направленных на противодействие коррупции и организованной преступности. Сегодня очевидно (да и весь мировой опыт подтверждает это), что обычными, универсальными методами побороть это зло, особенно в таком запущенном состоянии, невозможно. Необходимо создание для этой цели специальных органов и сил, наделенных адекватными возможностями, вооруженных необходимыми для этого инструментами и надлежащим юридическим обеспечением, а также несущих за свою деятельность особую ответственность. Все необходимые наработки и опыт, в том числе зарубежный, имеются, дело только за демонстрацией необходимой для начала этого процесса политической воли.

К числу наиболее актуальных и срочных институциональных реформ относится разработка механизма защиты свободы информации при одновременном ужесточении ответственности за злоупотребления ею. Как и во многих других сферах, здесь необходима срочная разработка четких и однозначных критериев правомочности ограничений на распространение информации и доступ к ней, с одной стороны, и привлечения к ответственности за нарушение норм права и профессиональной этики при использовании этой информации — с другой. В противном случае обществу никогда не удастся вырваться из порочного круга информационной непрозрачности и использования средств массовой информации исключительно в качестве политического и экономического оружия. Существование же этого порочного круга в состоянии похоронить любые, даже самые добронамеренные усилия по реализации политических и экономических реформ.

К институциональным реформам следует также отнести давно назревшую и даже перезревшую реформу естественных монополий и ЖКХ, которую ошибочно или с недобрым умыслом пытаются свести к чисто организационным изменениям. Суть необходимой реформы — обеспечение открытости и прозрачности для внешнего контроля структур, действующих в этих областях, — подменяется бесконечными дискуссиями об организационных перестройках (слиянии и разделении таких структур, создании новых, объединении в холдинги, перегруппировании и т.д.). Их результатом может быть что угодно, но не повышение прозрачности циркулирующих в соответствующих секторах финансовых потоков.

Наконец, к этому же направлению можно отнести реформу системы социального, в том числе пенсионного обеспечения, а также реформу трудовых отношений, которые призваны заложить в стране основы современного социального государства. Важность этих реформ ни в коем случае нельзя преуменьшать ссылками на общий низкий уровень доходов, ограниченность финансовых возможностей государства, особенности и трудности «переходного периода» и т.п. Я убежден, что сегодня наличие сильного социального государства — это не только продукт экономического развития, но и его условие: незащищенный работник, работник, обуреваемый страхом перед немотивированным увольнением, разорительной болезнью и нищей старостью, не в состоянии быть полноценным субъектом постиндустриальной экономики нового тысячелетия.

Стимулы

Вторым направлением в рамках предлагаемой «дорожной карты реформ» должно стать создание системы стимулов для долгосрочного инвестирования и сложных форм современной экономической деятельности. Нет необходимости убеждать меня в том, что чрезмерное вмешательство государства в экономику есть экономическое и социальное зло, источник неэффективности и злоупотреблений, причина нерационального делового поведения и существенного снижения темпов экономического роста по сравнению с потенциально возможными. Однако столь же очевидно, что грамотное отстраивание системы стимулов для притока ресурсов и предпринимательской энергии в сферы, предполагающие использование технически и организационно сложных схем, подразумевающие долгосрочные горизонты делового планирования и повышенные риски и потому неизбежно зависимые от уверенности в стабильно благожелательном отношении со стороны государства, является необходимым условием для возникновения новой экономики, конкурентоспособной в рамках современного мирового хозяйства. Отсутствие некомпетентного бюрократического вмешательства — это необходимое, но явно недостаточное условие для вхождения страны в число развитых постиндустриальных экономик. Другим таким условием, безусловно, является наличие в стране крупного цивилизованного бизнеса, не столько свободного от государства, сколько взаимодействующего с ним по тем вопросам, где конкурентоспособность бизнеса в глобальной экономике напрямую зависит от конкурентоспособности государства, от его способности находить возможности снижать долгосрочные риски и защищать национальный бизнес от негативных факторов нерыночного характера. С этой точки зрения создание эффективных механизмов взаимодействия между государственными институтами и бизнесом в целом, создание для последнего положительных стимулов и возможностей адаптации к стремительно меняющейся глобальной экономической среде должно стать отдельным и чрезвычайно важным направлением процесса форсированной модернизации.

Ресурсы для будущего

Третьим направлением реформ должно стать внесение существенных преобразований в секторы, способные и призванные предоставить ресурсы для будущего экономического и социального развития, — в систему образования и организацию научных исследований как сферы, формирующие необходимые интеллектуальные ресурсы, и в национальный финансовый сектор, являющийся поставщиком капитала. Разговоры о необходимости серьезных реформ в этих секторах ведутся давно, число подготовленных вариантов программ соответствующих действий исчисляется десятками, но количество и, главное, качество реально предпринятых мер производит удручающее впечатление. В результате состояние этих критически важных для будущего развития сфер абсолютно неадекватно масштабам объективно стоящих перед ними задач и уже сегодня является тормозом для экономического развития. Очевидно также, что эти сферы по своей природе не могут развиваться и функционировать вне рамок государственной политики и уже в силу этого должны быть в центре внимания любой программы модернизационных реформ.

Разумеется, список объектов реформаторских усилий, выдвигаемых в повестку дня задачей модернизации, не ограничивается вышеперечисленным. Так, например, совершенно отдельную тему составляет план необходимых политических реформ. Не было ничего сказано и о назревших реформах в сфере безопасности, в области внешней политики государства, в сфере народного здравоохранения. Да и в рамках каждого из затронутых направлений возможна дальнейшая детализация с уточнением перечня насущных задач и необходимых мер. Тем не менее главная мысль всего вышесказанного состоит в том, что тезис о том, что якобы главные реформы уже позади и теперь для успешного поступательного развития страны необходимы лишь их доводка и урегулирование некоторых второстепенных вопросов, ложен от начала и до конца. Подлинные реформы в настоящем смысле этого слова, по существу, еще не начинались, и для того, чтобы запустить их процесс, предстоит пройти долгий и трудный путь. А для этого, в свою очередь, необходимы трезвое осознание ситуации и ясная и однозначная политическая воля.

Думаю также, что если реформы не будут реально и всесторонне осуществлены в ближайшие пять-десять лет, Россия окончательно утратит шансы на то, чтобы стать современной развитой страной, и дезинтеграционные тенденции, как это было в случае с Советским Союзом, станут непреодолимыми.

Оглавление