«Человек Опушки»

Шуваев Александр Викторович Человек Опушки

Тема и мотивации, или: "Почему к "Гному?"

Вместо эпиграфа.

Давно пора… мать, умом Россию понимать.

Мне выпала доля довольно долгое время прожить во время, которое можно считать классикой советского периода. Я имею ввиду 70-е годы ХХ столетия, когда в жизни среднего советского человека вроде как ничего не происходило. Буколические времена, когда, поступив в ВУЗ, человек примерно знал, с какой пенсией уйдет на покой в свои законные шестьдесят. Или в пятьдесят пять, — в зависимости от половой принадлежности.

Я начал работать в странное время когда у нас в СССР, что ни год, помирали первые лица страны. Я рационалист, но это, ей-богу, отдавало мистикой. Казалось, страна, власть, народ, система изо всех сил стараются остаться прежними, а что-то такое не позволяет этого. Провидение, бог, судьба, какая-то суть вещей, — не знаю, но воля эта проявилась со всей очевидностью. Даже, может быть, настойчивой, грубой определенностью. Что-то должно было произойти. Не могло не произойти. С определенного момента страна перестала жить прежней жизнью и начала ждать. Ждать конца всего прежнего и начала всего нового, хотя бы это даже обозначало конец вообще. Добра, худа, — лишь бы чего-нибудь новенького. Так, бывало, народы с необыкновенным энтузиазмом ввязывались в какую-нибудь войну. Или революцию. Дело было только за очередным Терминатором, и он не заставил себя ждать. За прошедшие с тех пор несколько эпох произошло много всякого. Так много, что настроение общества успело перемениться несколько раз, причем каждый раз довольно радикально. Если не на 180о, то близко к тому. Менялось все, но что-то оставалось неизменным.

Эти судороги внутренней политики, отношений с другими государствами, настроений и общественного мнения представляются необыкновенно поучительными. То, что нормальный человек в нормальное время может наблюдать раз в жизни максимум, тут повторялось вновь и вновь, в разных вариантах. Три явных ажиотажа и три разочарования за двадцать пять лет, — это колоссально много. Это может составить критическую массу для того, чтобы найти и сформулировать главные вопросы страны, ныне именуемой "Россия", хотя, может быть, и недостаточно, чтобы дать на них ответы. Грош нам цена, если не осознаем, какое уникальное богатство нам досталось, и не воспользуемся им. Хотя бы не попытаемся. Вон немцы, потерпев поражение в Первую Мировую, проанализировали все, что было сделано так и что — не так на полях сражений, и смогли преодолеть позиционный тупик, создав во многом парадоксальный, но сокрушительный механизм Блитцкрига.

То, что предлагается вниманию читателя, можно обозначить, как впечатления и размышления провинциала, которому довелось жить в эпоху крутых перемен. Человека, далекого от политической кухни, и получающего ту же информацию и из тех же источников, что и все. Искаженный образ? Безусловно, но искаженный ЗАКОНОМЕРНО. Типовым, стандартным способом, как это делают физические приборы в ходе изучения объектов микромира.

Я предлагаю все-таки подчинить страсти рассудку. Ради разнообразия. На самом-то деле эти известные слова вовсе не обозначают некой отмены страстей. Вовсе нет. "Подчинить страсти — рассудку" — значит вложить в дело рассудка силу страстей.

Предлагаю спорить не для того, чтобы оставить за собой последнее слово, а для выяснения истины. Хотя бы раз. Беру на себя обязательство не выпячивать своих политических и идеологических предпочтений. Насколько это получится, поскольку в полной мере это не удавалось, кажется, никому. Уж на что профессионален, вышколен, кондиционирован В.В. Познер, но и ему отказывает хладнокровие, когда при нем так или иначе задевают евреев.

А главной целью этой работы считаю определение ключевых для России областей анализа. К тем, которые предполагается обсудить ниже, могут быть добавлены новые. К предлагаемым ниже трактовкам тех или иных проблем могут быть добавлены альтернативные.

Наконец, почему, все-таки, к "Гному". На самом деле меня интересует только один вопрос: способны ли мы, как нация, к какой-либо форме самоорганизации, или абсолютно обречены на до предела централизованную бюрократическую машину с ее неповоротливостью, коррупцией и неэффективностью? Можем ли мы управлять собой и своей страной эффективно, красиво, в соответствии с ее и нашей природой, не тратя на каждое свое достижение столько пота и крови? Добиваться своего умом, а не надорванным пупом? Скажу "красиво", но, надеюсь, меня поймут: действия такого рода на общем фоне нашей истории выглядели бы некой магией. Чудо — это успех там, где его, казалось бы, нет никаких оснований ждать. Так было у нас что-то подобное, или нет?

Можно было бы сказать: неизвестно. Или: то ли есть, то ли нет, и не имеет смысла искать черную кошку в темной комнате, если ты не знаешь, есть ли она там вообще. Казалось бы, — нет ни одного свидетельства в пользу того, что такой принцип (или система принципов) — есть. Все, что давалось, — если давалось, — нации, то только и исключительно только за счет непомерного напряжения жизненных сил, низкого достатка, недостаточного питания, недостаточного воспроизводства населения, деградации межличностных связей. Всего того, что подрывало, истощало силы народа, и, в дальнейшем, не раз заставляло терять достигнутое заодно со многим, многим другим.

Если по-другому у нас не было НИКОГДА, то, может быть, это нам и вовсе не дано, поиски своего пути не подсвечены никакой надеждой, а мы — обречены. И совсем другое дело, если у нас было какое-то масштабное, заметное, достаточно продолжительное дело, которое мы делали несколько в ином стиле. Инициативно, продуманно, цепко, лихо. Тогда можно отыскать, разобрать на части, проанализировать, довести до ума и пустить в ход с надлежащими поправками. И — победить.

Так вот показалось мне, что такого рода исключение из обычного нашего стиля все-таки имело место. Может быть я ошибаюсь, но дело настолько важно, что его требуется исследовать досконально. Я говорю о совершенно непонятной мутации, которая произошла в советской системе (армии? обществе? принципах управления? в каком-то звене, объединяющем все это?) между августом-сентябрем и ноябрем-декабрем 1942 года. Да, немцам доставалось и до этого. Да, нам доставалось и после этого. Но вот, к примеру, зимний рейд 3-й танковой армии — был КАЧЕСТВЕННО иным явлением, а к середине 44 подобный стиль стал правилом почти без исключений. Была создана технология, позволившая сокрушить сильнейшего врага при неизмеримо худших исходных условиях, нежели на 21 июня 1941 года.

Мы как-то забываем, что уровень скепсиса в этот момент был чуть ли ни хуже, чем сейчас. К началу операции "Уран" большинство офицеров старшего и среднего звена были ПРОТИВ любых наступательных действий, "потому что будет, КАК ВСЕГДА", и мнение, и высказывание было типичным. Задолго до незабвенного Виктора Степановича. У нас не было никакого численного перевеса, о котором так любили врать Манштейн и иже с ним, немцы и англосаксы: половина мобилизационной базы находилась под оккупацией. А после этого произошло скачкообразное повышение уровня организации. Фазный переход.

Так что произошло? Как ответить, если не можешь даже задать вопрос? Я сказал, — "качественно другим", это, некоторым образом, видно и в общем, и деталях, но как сказать, в системе однозначно трактуемых терминов, чтобы было понятно любому, — КАКИМ ИМЕННО — другим? Что конкретно? Какое именно соотношение подчинения и самостоятельности? Каким образом оно было отыскано так тонко и точно? Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что это было вмешательство высших сил, или какого-либо "Гнома"[Еще очень кстати в руки попалась книга мемуаров Грабина, и это стало второй мотивацией: этот величайший конструктор-оружейник есть образец технологического мышления, и самый последовательный, принципиальный поборник "большой технологии". Собственно говоря, он и есть основной прототип Гнома, фантастические допуски тут — вторичны. Не меньше половины содержания, — история борьбы между "давай-давай" и жесткой неуступчивостью в неукоснительном внедрении совершенной, выработанной, доведенной технологии. Сильнейшее впечатление.]. Если тут есть то, что можно понять и выделить, — это, в своем роде, и получше и поинтереснее[Для меня, как в научном, так и в художественном плане, вообще самое интересное, это "мутация" — кроме биологических, бывают еще и "умственные" или, как стало модно говорить в последнее время, — "когнитивные", т. е. изыскание новых принципов мышления, и — социальные. И разумеется, те самые "фазные переходы" (в данном случае речь идет не о физическом аспекте, хотя он и интересен, и важен и не до конца познан), обретение нового уровня организации.

Повышение уровня организации, — это когда с большим эффектом начинаешь потреблять какой-то ресурс.

Новый уровень организации — это когда ресурсом становится то, что раньше им не было: например, при приручении травоядных ресурсом стала совершенно непригодная в пищу людям трава, — и т. п.

Даже самая общая характеристика темы слишком объемна, чтобы всерьез затрагивать ее здесь.].

Если это так. Если это может быть сформулировано. Это можно и повторить. Если в законе есть самая маленькая, но достоверная дырочка, — это не закон, и у нас есть все шансы пожить как следует. Красиво, по уму, свободно, лихо, удачливо. Как, может быть, никто и никогда до нас. И не говорите мне про демографические проблемы: Китай начался со ста семей. Очень может быть, потому что когда-то людей вообще было очень, очень мало.

А кой нам толк с патриотизма?

А смысл?

Люблю Россию я, но странною любовью…

Пожалуй, первый вопрос, с которым следует определиться. Есть ли в Российском патриотизме какой-нибудь передаваемый словами смысл, или же любовь к нашей общей родине обречена и впредь оставаться совершенно иррациональной? Как, порой, неглупые, вроде бы, мужчины любят явно недостойных женщин? Или, что бывает еще чаще, потрясающие женщины бывают до смерти преданы негодяям и ничтожествам? Это, может быть, прозвучит цинично, но счастье в личной жизни, — это когда любимого человека к тому же еще есть ЗА ЧТО любить.

Так имеет ли Российский патриотизм рациональный смысл, пользу, перспективу?

Пожалуй, — да. Может быть, я ошибаюсь, но, похоже, страны "золотого миллиарда" близки к исчерпанию своего ресурса. Признав недавно устами своих лидеров крах "мультикультурализма", Запад, фактически, признал недостижимость своих идеалов. Это как раз и называется "поражением".

Те преимущества, которые дал присущий Западу принцип организации, перестают действовать, а коренные недостатки его все больше выходят на первый план. ТАМ — все уже сделано, и коренная перемена структуры обозначает неизбежную, крайне болезненную ломку. Такую, которую демократическое общество своим властям никогда не позволит. Снижение уровня жизни, неизбежно связанное с глубокими структурными преобразованиями, даже проводимыми безошибочно, приведет к хаосу, параличу власти, и, в конце концов, срыву попытки. У нас — все подвижно, находится до сих пор в подвешенном состоянии, нет незыблемых, укоренившихся институтов и предрассудков. Мы имеем хотя бы принципиальную возможность с самого начала лепить свое общество сообразно современности. Определенная мера "незавершенности" есть синоним гибкости, способности улавливать новое, меняться, приспосабливаться. Мы по крайней мере МОЖЕМ иметь перспективу, которой лишены большинство т. н. "развитых стран". Помимо безотчетной любви, которую испытывают к своей стране все достойные люди, Россию еще и есть ЗА ЧТО любить. Очень может оказаться именно так.

У нас есть возможность жить в мегаполисе, в крупном городе, в маленьком городке, в деревне и на хуторе, а новые технологии позволяют нам при всех этих сценариях быть в гуще событий и не чувствовать себя оторванными от мира, даже если до ближайшего жилья 400 километров. Мало в какой другой стране кто-то может позволить себе подобное. Наша страна, если приложить руки и, — ОБЯЗАТЕЛЬНО! — голову, дает честному человеку принципиальную возможность работать или на государство (служить), или на дядю, или на самого себя с семьей. Сократив контакты с посторонними до желаемого уровня. Во многих, многих странах такое богатство выбора для среднего человека невозможно ПРИНЦИПИАЛЬНО.

Дерьмопад: история и экологические последствия

Будь данный цикл посвящен какой-либо точной, или — формальной, или — инженерной дисциплине, в самый раз было бы дать ряд ключевых определений, правил изложения, базовых принципов и т. п. Но, поскольку дело касается истории, причем недавней, новейшей и самоновейшей, актуальных для России вопросов устройства и развития общества, этот естественный подход, ПМСМ, подходит плохо. Для раненного развалом страны, коллапсом идеологии, коренным сломом образа жизни, дезориентированного в очень большой своей части общества ряд фактов воспринимается не беспристрастно, а, к сожалению, совсем наоборот. Крайне эмоционально. Если даже из самых бесспорных предпосылок, — принятых субъектом! — будет сделан хотя бы один раздражающий его вывод, — он не будет слушать или читать дальше. С этого момента ты — враг, который просто по определению, не может быть правым ни в едином своем слове. Имеет право только каяться, признаваться, и просить прощения.

Прослеживается полнейшая аналогия с аллергией: пара молекул "неприемлемого" соединения, — мелочь, ерунда, не заслуживающая внимания, ни один яд не будет даже почувствован, — и на это следует тотальная, генерализованная, во всю мощь реакция отторжения. Чаще всего — разрушительная по последствиям. Поэтому начать придется с анализа причин этой аллергии.

С 1986 года и практически до конца девяностых мы занимались тем, что вслед за собственной либеральной интеллигенцией поливали себя грязью. Советское прошлое. Коммунистическую идеологию, всю, как есть. Все руководство, до последнего человека. Свою историю, которая по мановению волшебной палочки превратилась в историю рабства, тупости, административного восторга, лени и некомпетентности. В непрерывный и безысходный кровавый кошмар.

Чекисты — подлые, тупые костоломы, узколобые садисты, занимавшиеся исключительно репрессиями и преследованием инакомыслящих.

Армия — рабская организация, управляемая толстопузыми тупыми генералами-расхитителями, созданная, судя по статьям, исключительно для осуществления дедовщины (dedowshchina).

Милиция — своекорыстные, насквозь продажные совершенно непрофессиональные опять-таки садисты, которые… И сами мы — воры, алкоголики, безрукие, тупые бездельники и трусливые, беспринципные соглашатели. Рабы! Рабы! Рабы! Продолжать?

Прочитайте вышенаписанные определения, и согласитесь, — даже сейчас многих совестливых граждан так и тянет возмущенно воскликнуть: но это же правда!!! Это же все так и есть! Мне и самому по старой памяти хочется так воскликнуть: дело в том, что миф, в том числе миф черный — вещь очень стойкая, на десятилетия и на века, — вот только время прошло, его хватило на то, чтобы малость подумать.

В зарубежном законодательстве есть знаменитая формулировка судебной присяги: говорить правду (то есть не искажать выясняемых фактов), всю правду полностью (то есть не утаивать неудобных фактов и обстоятельств), и ничего, кроме правды (то есть не добавлять к полностью изложенными неискаженным фактам — лжи).

Так вот вышеизложенный список соответствует в лучшем случае первой части формулы: все это, несомненно, имело и имеет место. Но вот по частям второй и третьей имеются легенькие нестыковки. Так что негатив оказывается в очень уж солидной, разъедающей концентрации. Лет десять обработки, — и руки начали опускаться даже у самых стойких, и все кругом казалось черным-черно, и никакого выхода.

И, разумеется, апогеем этого процесса, результатом его, наивысшим проявлением и катализатором, всем одновременно, оказалась первая чеченская компания. Тогда еще с утра до вечера показывали наших тщедушных, грязных, голодных срочников, помните? А по контрасту с ними, через западные каналы, — бородых, могучих чеченов, увешанных западным же оружием и белозубо улыбающихся, видели? И твердили, не прекращая, о продажности командования, о сговоре с врагом, о предательстве в высших эшелонах власти, казнокрадстве и т. д., и т. п., - неужели не помните? Кончилось все "Хосавьюртовским Миром", который, впрочем, обывателя не обманул: "Прос…ли войну. Сдались шайке бандитов, которым подсобили каналы западные и телевизер отечественный." — до всех дошло.

И есть у данного процесса, взятого в целом, два следствия. Первое явное, о котором все говорят, — деморализующее, вызывающее депрессию, распад общественных отношений, ослабление семьи, деградацию воспитания, крах патриотизма, за которыми неизбежно следует нежелание служить в армии, резкое, в разы падение ее боеспособности, деградация правоохранительных органов, из которых уходят лучшие, и на их место приходят мерзавцы, в результате чего окончательно распоясывается криминал, — и круг замыкается. Если человеку непрерывно твердить, что он слон, у него рано или поздно вырастет хобот. Мы не знаем, в какой мере черный вал негатива поддерживался извне, а в какой имел место расчет на самоподдерживающееся развитие, как у огня, который ширится до тех пор, пока не выжжет все и не оставит по себе пепелища. Если у кого-то было такое намерение, то он не учел следствия номер два.

Любому человеку присуще считать себя хорошим. Хотя бы потому, что ничего лучшего, нежели он сам, в душе его нет. Сколько его ни долби, сколько ни поливай грязью, — все равно хороший! Можно, конечно, сломаться, но тут в большинстве случаев вступает в действие такая сильная вещь, как инстинкт самосохранения, — и человек перестает воспринимать негатив. Без всякой логики, просто так, как приобретают иммунитет даже к чуме. Это проявляется очень по-разному. Некоторые задумываются и начинают понимать, что в потоке чернухи — не все однозначно, и находят возражения. Некоторые, — совсем немногие, по наивности, воспринимают отраву в качестве критики, делают из нее выводы, вкалывают, как бешеные, и, бывает, добиваются успеха: "Ленивый? Безрукий!? А вот вам!!!". Остальные попросту перестают воспринимать. Не смотрят чернушных фильмов с плохим концом "про наших". Не слушают чернушных ток-шоу. Посылают в известном направлении чернушных проповедников и не выбирают во власть либералов, призывающих ко всеобщему покаянию. Да пошли вы все!!! Коли такое дело, то буду жить, как получится. Чернуха элементарно надоела и вышла из моды. Что угодно, — но только не о том, какая мы мразь и отребье! Если правда ВСЕРЬЕЗ мешает жить, то тем хуже для правды.

Это, конечно, не до конца, это не проходит даром, противоречие сохраняется, отзываясь гипертонией, инсультами, преждевременно изношенным сердцем и дополнительным повышением смертности. Поэтому тот, кто решится на отчаянный шаг, подаст сигнал к перекрытию крана со смертоносным негативом, — покусившись на правду!!! — неизбежно будет воспринят, как герой. Если на фоне сплошной черноты вдруг скажут: "Все, конечно, плохо, — но давайте все-таки попробуем. Успеха не обещаю, лавров не будет, дивидендов не ждите, а работой обеспечу" — то найдутся люди (вот их на самом деле не так уж мало), которые не могут отказаться от такого предложения. По крайней мере сам для себя становишься величиной, не нулем, меньше пустоты в душе. Это действительно не так уж мало. И тогда среди генералов нашлись недостаточно продажные, а среди командиров, — не вполне тупые и не всегда пьяные. Более того, — некоторые склады оказались недоразворованными. Когда все эти гаснущие во мраке головешки сложили, потихоньку сложился огонек войны, страшной, бесконечно жестокой войны по-русски. Того, чего требовал созревший к тому времени электорат[Полного удовлетворения, правда, не было: никто не показывал с утра до вечера обмороженных, доедаемых вшами в своих горах моджахедов, — хорошо прятались, а у западных журналистов на эти картинки, увы, не было заказа. Жаль, конечно, но за неимением гербовой, как известно, пишут на простой.].

Этот феномен, — когда не воспринимают или перестают воспринимать не устраивающую индивида правду, как бы хорошо обоснованной она ни была, — хорошо известен в медицине: он называется "эффект вощеной бумаги". Ободранные, обожженные Дерьмопадом умы и души отвергают любую, сколь угодно обоснованную критику, и согласны воспринимать только приятные для самолюбия "поглаживания".

Процесс для очень большой части общества довольно быстро миновал "нулевую отметку" простого неприятия и пошел дальше. Все, что было при советской власти, было хорошо. Не было никаких очередей. И в магазинах все было. И продукты были настоящие, а не то, что сейчас, из сплошной химии. А Сталин был величайший из великих, он нас спас, и он выиграл войну, и в быту был скромен. У нас была развитая промышленность и развитое сельское хозяйство, и самая могучая армия, и все нас боялись. А Берия был эффективный хозяйственник, примерный семьянин и добрый человек, хотя и вынужденно беспощадный ко всякого рода отщепенцам. И коллективизация с раскулачиванием — правильно, потому что иначе было нельзя. И пересажали восемьдесят процентов авиаконструкторов за дело. И генералов за дело. А тех, кто виноват не был, — так ведь разобрались, отпустили.

То есть, произошла вполне объяснимая ИНВЕРСИЯ, массовая идеологизированная мифология поменяла свой знак, не изменив природы: та же весьма избирательная правда с предельно односторонними трактовками фактов, событий, персоналий. И, точно так же, не была способна принести никакой пользы, а только и исключительно только вред. Сформировавшийся Красный Миф должен был как-то скомпенсировать действие мифа черного, а на деле это привело только к тому, что в обществе стало существовать две мифологических системы. Черный Миф, равно как и его последствия, никуда не делся. Это — добавило дезориентации и раскола в обществе.

Совместное действие двух противоположных мифологем, наложение и интерференция их, породили интереснейшие феномены массового сознания в современной России. С одной стороны, безнадега и неверие ни в себя, ни в собственный народ, порожденные Дерьмопадом, прекрасно легли на природную лень и внедренную годами социалистического эксперимента пассивность, полное отсутствие в обществе навыка к самоорганизации: особенно удобно ничего не делать под предлогом того, что все равно ничего не получится. Никто ничего и не делает. Естественно, ничего хорошего и не получается. Но! Так как, согласно Красному Мифу, мы на самом деле храбрые, трудолюбивые, выносливые, радушные, соборные, крайне склонные к коллективизму и, разумеется, Безмерно Талантливые, то и в отсутствии каких-либо успехов виноваты не мы. А кто? Враги.

Традиционные, извечные евреи. Николай I. Вошедшие в традицию с 18 века масоны. Хрущев. "Мировая закулиса", кое-когда сливающаяся с жидо-масонами. Горбачов. "Вашингтонский обком". Ельцин. Коррупционеры (видимо, — марсиане). Ну и, понятно, Гайдар с Чубайсом. Думаю, только определенной инертностью мышления и отсутствием воображения в этом списке отсутствуют Китайский Генштаб, японское общество "Черная Каннон" и Конференция Финноугорских Народов. Или "Талибан" — чем плохо?

Дело не в том, есть ли все эти враги на самом деле, или нет. Дело в другом. Это не я пью горькую: меня СПАИВАЮТ. Это не я веду себя, как скот, — меня ОСКОТИНИВАЮТ. Это не я по мере сил стараюсь если не сожрать ближнего, то нагадить ему: нас РАЗОБЩАЮТ. Не я бездельник, мне НЕ ДАЮТ ДОСТОЙНОЙ РАБОТЫ. Это не я вор и взяточник, это СИСТЕМА ПРОГНИЛА НАСКВОЗЬ.

В рамках того или иного избранного мифа чрезвычайно легко снять всякую ответственность с себя, любимого, избавить себя от химеры, именуемой совестью, во всем и заранее себя оправдать и, поэтому, чувствовать себя весьма комфортно[В этом оба мифа, — черный и красный, трогательно сходятся. Что делать! Авторитарный, антидемократический режим, вытоптавший политическую поляну… Подчиняемся грубому насилию и массовому террору… Антинародный либерастический режим, продавшийся мировой закулисе с вашингтонским обкомом… ПРОДАЛИ нас, что поделаешь…].

При этом обстоятельстве "эффект вощеной бумаги" достигает абсолюта. Поэтому приводить ЛЮБЫЕ факты, любые соображения, идущие вразрез с Мифом, в большинстве случаев совершенно бесполезно. Их оспаривают. Оправдывают исторической необходимостью. Цепляются к деталям, чтобы не говорить о сути. Переводят разговор на другое[Чаще всего, если речь идет о тех или иных недостатках реального социализма советского образца, разговор переводится на нынешние времена: "З-зато сейчас!!!!!". Черт вас всех побери. Как бы сейчас погано ни было, из этого НИКАК не вытекает, что тогда было хорошо.], зачастую — даже САМИ ЭТОГО НЕ ОСОЗНАВАЯ. Ну а те, кто попроще, — сразу же переходят к оскорблениям и начинают орать, чтобы не дать говорить, если нету преимущества в грубой физической силе. Даже сами эти споры, похоже, очень вредны: обе стороны прибегают к аргументам, состоящим в значительной мере из лжи и подтасовок. В конце концов случайно попадающуюся правду становится НЕВОЗМОЖНО различить среди нагромождений лжи, как слишком слабый сигнал становится неразличим среди сильнейших помех.

Может возникнуть резонный вопрос: в чем смысл этой главы, и что она обосновывает? Она предлагает и обосновывает формат обсуждения. Предполагается, чтобы лишнего не накалять страсти, отдать примат анализу общества и его динамик, как своеобразной системы. Разумеется, — насколько это возможно, потому что сколько-нибудь адекватного математического аппарата тут нет и пока не предвидится, а без примеров дискуссия станет беспредметной. Максимально нейтральную форму обсуждения избрать необходимо чтобы сделать его хоть сколько-нибудь эффективным. Чтобы само по себе обсуждение было возможным, а не разрушалось бы каждую минуту вспышками раздражения, быстро переходящими во взаимные оскорбления. Потому что трудно вести конструктивный диалог с человеком, одновременно топчась по его любимым мозолям.

Предпосылка, — согласны? Да? Тогда — вывод. Не согласны? А почему?

Вести обсуждение в такой форме — трудно, но я не вижу других вариантов для выработки общей позиции, а договариваться — необходимо. Разумеется, речь не идет об омерзительных хулиганах, для которых примитивные патриотические лозунги, — только повод для погромов и грабежа. С ними не дискутируют[Их либо стреляют сразу. Либо сначала натравливают на политических противников, а уже потом стреляют. Гитлер Рема вместе с верхушкой штурмовиков вырезал довольно быстро, товарищ Сталин "старым большевикам" этой породы дал побегать, а потом вырезал.].

Базовые постулаты и определения. Их трактовка

Положение I

ЭЛЕМЕНТАМИ СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ (государств, наций, этносов, корпораций, политических партий, рабочих коллективов, религиозных сект и тд. и тп.) ЯВЛЯЮТСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ЛЮДИ. СОЦИАЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ ДЕЙСТВУЮТ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ ЛЮДЕЙ И ПОСРЕДСТВОМ ЛЮДЕЙ, ИХ СОСТАВЛЯЮЩИХ.

Это положение ПМСМ, совершенно очевидно, не нуждается в доказательствах и являет собой простую формулировку того, что знаю все, но, может быть не задумывались. Для данной работы это утверждение идет на правах аксиомы. Посмотрите еще раз, и решите: вполне согласны? Не вызывает неприятия?

Тогда перейдем к ключевым следствиям.

Следствие первое. Главной, ключевой, определяющей функцией "длительного" действия социальной системы является способ отбора кадров на ответственные посты. От совершенства этой функции будет зависеть и стабильность, и гибкость управления, и способность развиваться с сохранением идентичности, т. е. все то, что в комплексе как раз и составляет ЖИЗНЕСПОСОБНОСТЬ общества на протяжении сколько-нибудь продолжительного времени…

Это уже нуждается в пояснениях. Структурирование общества, т. е. наличие тех или иных фиксированных ролей в нем, возникло еще на дочеловеческом этапе. Отдельные его элементы есть уже в сообществах низших обезьян. В человеческом обществе каждая общественная роль, каждое место в иерархии, каждый "пост" С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВЫДВИЖЕНИЯ имеет две практически независимых характеристики.

1) Способ выдвижения на "пост". "Чистых" вариантов я насчитал всего три.

Назначение сверху.

Выдвижение, — и поддержка, — группой: это могут быть избиратели, а могут — родственники, последователи, сторонники, клиенты-"параситы".

Самовыдвижение, или кодификация неформального лидерства в формальное, или узурпация того или иного "поста". Требует, как минимум, силы, уверенности в себе, определенного знания человеческой натуры и законов межличностной коммуникации.

Все эти три группы могут комбинироваться, и комбинируются, как правило: назначение выдвинувшегося или выдвинутого влиятельной группой, выборы того, кого предложит начальство, эффективного селф-мейд-мена начинает выдвигать и поддерживать возглавляемая им группа.

2) Признаки, по которым производится выдвижение на пост. В общем, всем известны: по родству, по личной преданности, по выслуге в иерархической структуре, по личным достоинствам (компетентность, сила характера, организационные способности, опыт, степень интеграции в структуру, т. е. система формальных и неформальных связей кандидата), по сословному признаку, по "неформальным признакам" (любовники и любовницы, собутыльники, земляки, "интимные друзья" и т. п.). Разумеется, и тут, как правило, имеют место комбинации: принц (родство), если он не дегенерат, к совершеннолетию очень во многом осваивает науку власти (компетентность).

Само по себе, положение это не претендует на универсализм, могут быть выдвинуты иные способы и признаки, но принцип, кажется, именно таков.

Принципиальных возражений нет? Вынужден попросить определиться, потому что дальше может быть хуже. Логически безупречное, полностью вытекающее из данных положений следствие, может быть категорически неприемлемым в эмоциональном плане.

ЗАКОНОМЕРНОЕ появление и длительное пребывание на ключевых постах "не тех" ПЕРСОНАЛИЙ обозначает порочность СИСТЕМЫ.

Может возникнуть вопрос: в чем тут неприемлемость? Да в том, что если принять эту формулировку, тем самым, отпадают простые, греющие израненную душу ответы на ряд самых неприятных вопросов.

Не стоит кривить душой. Наибольшие страсти в обществе разжигает все, что связано с темами ближайшего прошлого, о причинах проигрыша в холодной войне и последовавшей социально-политической катастрофы, развала СССР и т. д.

Любителям простых ответов все понятно. Первые лица продались Западу. Как вариант: некомпетентные, неумелые, глупые, бездарные люди. Так или иначе, именно они во всем виноваты, а социалистическая система вне критики.

Признаки простого ответа, это не длина и сложность формулировки, а универсализм, общезвестность и, соответственно, полная бесполезность. При ближайшем рассмотрении он требует новых вопросов. Например:

1) Почему наши — продались, а американцы — нет? (… у нас — дураки, а у них — умные?)

2) Каким образом у нас на социальный "верх" попали "предатели", а у них — "патриоты"? (… у нас некомпетентные идиоты, у них — деловые и умелые мудрецы?)

3) Почему "продавшиеся" победили в аппаратной борьбе "государственников"? (… "бездарные" одолели "гениальных"?)

4) Почему — некому было организовать эффективного противостояния?

5) Почему слова тех, кого ныне именуют социал-предателями, — действовали на народные массы, а аргументы защитников социализма — нет?

Боюсь, тут простые ответы будет найти несколько сложнее. В конце концов нас интересует две вещи: по какой причине так получилось, и: что делать, чтобы так больше никогда не было. Как сделать, чтобы явно неподходящие люди "наверх" не попадали, а попав — не могли бы удержаться?

Положение II

Все известные модели общества носят нестационарный характер, и, неизбежно, находятся в процессе развития.

Нестационарность эта крайне усиливается при достижении уровня "культуры" (производящий тип экономики) и, тем более, "цивилизации" (письменность). Не слишком сильно погрешив против истины, можно сказать, что индикатором ухода от традиционного общества является появление городов.

Доказательству этого положения на предмете разных моделей общества предполагается посвятить отдельные статьи. Здесь сделаем только незначительные замечания.

1) И проявлением, и главной причиной нестационарного характера моделей общественного устройства является неравномерность течения различных тенденций, процессов, динамик общеположительного, общеотрицательного и переменного характера. Именно поэтому нестационарность общества возрастает при его усложнении.

2) Как следствие этого, внешняя атрибутика, лозунги, названия, институты могут сохраняться, когда суть уже давно переменилась.

Сохранение атрибутики диктатуры, хотя уже давным-давно имеет место типичная олигархическая структура.

Люди думают, что живут в республике, хотя уже давным-давно она переродилась в империю.

Застойное, умеренно реакционное общество при сохранении революционных лозунгов, входящих в официальную идеологию. лозунги — не имеют никакого отношения к реальной жизни и целям общества, превратились в пустой звук, но посягать на них, подвергать сомнению, парадоксальным образом табуировано.

Положение "2" как будто бы куда как менее фундаментально, нежели положение "1", но на самом деле чрезвычайно важно с точки зрения личностной и в сфере идеологии: нередко люди готовы драться насмерть ради потерявших смысл лозунгов, новая система лозунгов, соответствующая новой реальности формируется очень медленно, и, пока это не произойдет, отдельным людям, социальным группам и целым народам бывает весьма неуютно и дискомфортно: жизнь ежедневно и ежечасно демонстрирует разительно расхождение с тем, что до них по сю пору является Символом Веры.

Положение III

Мораль, как господствующая в конкретном обществе система представлений о желательной норме отношений между людьми, между человеком — и группой, между общественными группами. В идеале норма эта еще и адекватна целям общества на данный момент, но это бывает нечасто. Поступки, выходящие за пределы желательной нормы — порицаются большинством. Практически о морали следует знать следующее.

1) Существует в реальности.

2) Ее необходимо знать и учитывать при любой попытке экономических или политических преобразований.

3) При намерении сохранить статус-кво на нее можно рассчитывать только частично,

4) При планировании значительных преобразований революционного или реформационного характера на общественную мораль рассчитывать нельзя. В таких случаях ссылки на нее в ходе дискуссий — явно спекулятивны, а прямо построенные на ней планы, скорее всего, несостоятельны.

Упрощенная формулировка: мораль существует, с ней НЕОБХОДИМО считаться, на нее НЕЛЬЗЯ полагаться.

Положение IV

Как и любая динамическая структура, обладающая, тем не менее, своеобразием и способностью сохранять самоидентичность, общество строится вокруг связей, прямых (директивных) и обратных. Оба вида связей существуют в ЛЮБОМ обществе, и разные типы общества различаются соотношением тех и других связей, важностью их и эффективностью, кодификацией и отсутствием таковой, жесткой формальностью или гибкостью и вариабельностью их.

Там, где существует жесткая диктатура или абсолютная монархия, так что о кодифицированной обратной связи (в сфере политики) не идет и речи, обратная связь может проявиться в форме восстания, верхушечного переворота, цареубийства. В случаях, когда власти удается добиться полного послушания и безответности социальных низов, обратная связь обеспечивается падением эффективности экономики и резким ухудшением демографических показателей. Настолько, что это создает угрозу существованию верхов.

Собственно говоря, на данный момент можно говорить о трех больших группах механизмов обратной связи в обществе: в сфере политики — различные формы демократии, в области экономики — рынок, регулирующий производство через спрос и предложение и, пожалуй, система "профсоюз — работодатель". Больше никаких серьезных систем лично мне отыскать не удалось. Буду искренне благодарен, если кто-то назовет реально действующие четвертый-пятый ― и т. д. С. Переслегин говорит о множестве возможных автоматически действующих регуляторов в области экономики, более эффективных, нежели рынок, но на деле не назвал ни одного. Очевидно, секретит.

Чтобы развеять возможные недоразумения и предварить наиболее вероятные вопросы, заметим что говоря об "обратной связи" в обществе, мы говорим только о СУЩЕСТВЕННЫХ возможностях общества воздействовать на власть, таких, с которыми она технически не может не считаться: о более-менее честном выдвижении кандидатов и выборах, массовых акциях мирного протеста, включая забастовки и гражданское неповиновение, — и восстания.

То, что делает для осуществления обратной связи сама власть: переписи, опросы, работа с жалобами, сбор статистики соответствующими органами, явная и тайная оперативная работа полиции и спецслужб, — не в счет. Это и важно, и необходимо для ОТВЕТСТВЕННОЙ власти, но если и пока она вольна реагировать или не реагировать на полученные сигналы по собственному произволу, это не может считаться обратной связью в обществе. Разве что "вырожденной" или "декоративной"[ВНИМАНИЕ!!! Ни в коем случае, ни при каких условиях не следует относиться с легкомыслием к "декоративным", "чисто формальным", "существующим для видимости", "потерявшим всякое реальное значение" — и т. п. официальным структурам и положениям.

Они губят: мы все были свято уверены, что живем в унитарном, жестко централизованном государстве, а союзный характер СССР — дань традиции, потерявшей всякое значение, пока не развалились аккурат по "условным" границам.

Они спасают: в страшном ХХ веке монархи в конституционных монархиях, — те самые, "что царствуют, но не правят", — не раз и не два выводили свои страны из страшнейших тупиков, когда были бессильны и правительства и парламенты. "Декоративные" короли и королевы в критический момент оказывались аварийным, дополнительным контуром регуляции, элементом ручного управления, совершенно необходимым тогда, когда встает в тупик общественная автоматика.

Они неузнаваемо преображают реальность: микадо в начале 19 века был куда более декоративной фигурой, нежели любой "конституционный" монарх в Европе когда бы то ни было. Начало современной Японии положила так называемая "Реставрация Мейдзи", ошибочно именуемая "Революция Мейдзи", по сути — возврат всей реальной власти императору с ликвидацией сегуната, возврат к нормам почти тысячелетней давности.].

Наличие в обществе "обратной связи" делает возможным существование автоматически действующих механизмов регуляции общественных отношений и действий отдельных граждан. Вопрос о том, хорошо это или плохо, на самом деле лишен смысла: хорошо сконструированный и отлаженный (!) автоматический регулятор ЛЮБОЙ природы удобен, экономичен, эффективен, устраняет негативное влияние "человеческого фактора", а в сколько-нибудь сложных системах без них обойтись нельзя: современные боевые самолеты с "нестабильной" аэродинамикой превосходят все другие, но ПРЯМО невозможны без автоматики. Если регулятор сконструирован исходя из неверных (или недостаточных) предпосылок, ошибочно, или просто не отлажен и не доведен, использование его не дает никаких преимуществ, и, зачастую, откровенно опасно. Гибельно. Это в полной мере относится к неотлаженным вариантам демократии и рынка.

Отказываться от автоматической регуляции в достаточно сложных, в том числе общественных, структурах от автоматически действующих регуляторов, значит ОБРЕЧЬ себя на неэффективность и отставание даже в среднесрочной перспективе, не говоря уже о перспективе долгосрочной. Отказываться от перспективного КЛАССА решений на основе одного (Двух. Пяти. Десяти — сколько было неудач при разработке ракетно-космической техники?) неудачного опыта, — есть прямо-таки детская незрелость. Нужно тщательно конструировать, качественно делать, тщательно следить и ТЕРПЕЛИВО отлаживать. Возможно — довольно долго. К этому надо добавить, что ввиду заведомо нестационарного характера любого общества давным-давно отлаженные механизмы "развитых" стран со временем очень просто могут потерять адекватность, и стать сначала — тормозом развития[Утопив корабль "реального социализма" через достижение более высокого уровня жизни среднего человека, — и более эффективный пи-ар имеющихся преимуществ, — система капитализма западного образца, судя по всему, получила подводную пробоину, которую не залатать: базовым принципом, обеспечивающим успех либеральной модели экономики было то, что человек был вынужден всецело полагался на свои силы: восемьдесят лет тому назад о социальных гарантиях на государственном уровне там никто и не слышал. В ходе борьбы с системой социализма ведущие страны Запада надавали народу столько свобод, взяли на себя столько социальных обязательств, что влезли в неоплатные долги. Обязательства, в конце концов, оказались им не по силам.], а потом приобретут прямо деструктивные формы.

Твердая рука, или надо быть проще

А, может быть, — то все — излишние переусложнения? Может быть, все проще? Взять человека с твердой рукой, холодной головой, горячим сердцем, наделить его абсолютными полномочиями, правом карать и миловать, поднимать из грязи — в князи, опускать из князей — в грязь, заключать в оковы и разрешать от уз, — и пусть он, управляя нами, построит нам счастливую жизнь. Эта модель, повторяясь многократно, доказала свою жизнеспособность и, по крайней мере, право на существование. В первую очередь в голову приходит, как минимум, три базовых аспекта.

I. Согласитесь, чтобы найти Великого Вождя, требуется немалое везение. Эффективные самовластные владыки получались как вполне законно: Александр Великий, Цинь Ши Хуань-ди, Карл Великий, Иван IV, Петр I, и т. д. и т. п., так и в ходе "самовыдвижения" — узурпации: Лю Бан, Тамерлан, Надир-шах, Наполеон, Ленин, Мао Цзе-Дун, Сталин, и прочие, и прочие, и прочие. У всех у них имелись существенные недостатки. Не будем их рассматривать.

Возьмем для анализа динамики такого рода общественной модели идеальный случай: "повелитель" умен, энергичен, лишен особых пороков и пристрастия к роскоши, и блюдет государственные интересы так, как он их понимает. Не будем оговариваться, что такая комбинация бывает нечасто: пусть это будет краевым условием. Но вторым условием будет: "Никто Ему Не Судья, а законы не прописаны". Любое противодействие преодолевается насилием, масштабы которого ограничены, в лучшем случае, только целесообразностью, и более ничем. Коренной недостаток модели, — это невозможность личного контроля за всем в случае сколько-нибудь крупного государства. Требуются подручные, а подручным — свои подручные. Порядка десяти ступеней иерархии при десяти миллионах подданных. Исходно — обычные люди, мало святых и полных негодяев. Владыка управляет своим народом через десятизвенный редуктор.

Основные механизмы отрицательной селекции на первом этапе, который можно условно назвать "управляемым", на ключевых постах следующие:

подбор сотрудников по признаку личной преданности, готовности к услугам, умения приятно себя вести, и, (поначалу) особого рода распорядительности, причем на первых этапах это относится не к самым верхним эшелонам власти, но чем ниже, — тем больше, и чем дальше — тем больше,

на ключевые посты ставятся родственники и друзья, зачастую бездарные, а когда они уж совсем никуда не годны, для них создаются синекуры, безудержно распухает бюрократический аппарат.

На втором, "неуправляемом" этапе деградации, от лица, принимающего решения, начинает зависеть все меньше. Продвижение зависит от благоприятной отчетности, — выдвигаются очковтиратели, отчетность проверяют все более сложными и изощренными способами, ужесточают наказание, — и среди очковтирателей выдвигаются люди, умеющие подкупить, обмануть, отвлечь, задобрить, или скомпрометировать проверяющих. Проверки становятся строже, — и проверяющих начинают запугивать, нейтрализовывать тоталитарными методами (сфабрикованное коррумпированной полицией или тайной службой уголовное дело) или убивать. Все кончается созданием системы, в которой контрольно-проверяющие органы тоже состоят из "своих". С этого момента Первое Лицо живет, по сути, в иллюзорном мире. С соответствующими последствиями для эффективности управления.

Те, кто поглупее, — довольно рано, те, кто поумнее — попозже, но совершенно неизбежно любой Чингис-хан, любой Ши Хуан-ди, любой Сталин рано или поздно оказывается в плену у раболепного, лживого, льстивого, беспринципного окружения. Чем дальше, тем меньше эффекта дают даже самые кровавые чистки, потому что все меньше касаются тех, кого надо бы: те, старательно уходя от любой реальной ответственности, как тараканы, ко всему приспосабливаются, выживают в любых условиях.

Там, где господствуют исключительно прямые (они так и называются: "директивные") связи, множатся контрольные органы. Граждан контролирует милиция, а для контроля над милицией, — организованной на тех же принципах! — приходится создавать отдел внутренних расследований, привлекать прокуратуру, секретную полицию, к ней — создавать конкурирующую секретную полицию, и еще какой-нибудь "Контроль" при первом лице для контроля над остальными контролирующими. В итоге паразитические структуры распухают и множатся при все меньшей отдаче, а система еще больше теряет эффективность.

Система власти и управления, так или иначе сложившаяся в СССР, являлась системой с отрицательной селекцией функционеров на ключевых постах. Не было ничего, что АВТОМАТИЧЕСКИ способствовало бы приоритетному выдвижению компетентных, трудолюбивых и ответственных работников. Побеждают не те, кто умеет делать дело, а те, кто умеет захватить и удержать власть.

Ознакомившись с рядом "простых ответов", касавшихся более ранних лет советского периода, мы можем точно так же или сходным образом их переформулировать и дать, на все вместе, тот же самый ответ.

Так, на вопрос о причинах незаконных репрессий 20-х, Большого Террора конца 30-х, "новой волны" репрессий конца 40-х, обычно говорят о дурных подручных, плохо исполнявших волю Сталина, допускавших злоупотребления и обман Первого Лица.

Вопросы подбора кадров на ответственные посты, И.В.Сталин решал единолично, при этом ВСЕ руководители ОГПУ, НКВД, НКГБ, ГУКР, МГБ этого периода были репрессированы в период его правления, за исключением Л.П.Берия, расстрелянного позже. Абакумов, расстрелянный после смерти Сталина, арестован был все-таки при его жизни. Таким образом, либо имел место плохой подбор, либо лица с такими качествами подбирались намеренно, будучи с самого начала обречены на уничтожение. Назначение на определенные должности, по сути, обозначало приговор с отсрочкой исполнения на несколько лет. На протяжении этого периода И.В.Сталин персонально играл роль системы отбора кадров на ключевые посты. Назначение нового лица обозначало ту или иную смену вектора политики, но, судя по результатам, отрицательная селекция имела место уже с середины 30-х годов. И, главное, если он не был прав, почему его никто не поправил? Не сместил? Не изменил его статуса единоличного хозяина? Согласитесь, даже сам этот вопрос звучит странно.

Апологеты личности И.В.Сталина зачастую связывают неудачи, рискованные эксперименты и разрушительные решения десятилетия 1953–1964 с личностными особенностями Н.С.Хрущева. С этим можно соглашаться или нет, но этот деятель должен ВСЕЦЕЛО считаться креатурой И.В.Сталина (а по-другому и быть не могло), и, одновременно, является одной из самых одиозных фигур эпохи Большого Террора.

По утверждению ряда лиц, вращавшихся в высших сферах СССР в 30–50 годы, Н.С.Хрущеву было присуще особого рода шутовство. Это не тот факт, из которого следуют далеко идущие выводы. Это просто весьма характерная черта, много говорящая о типичных чертах Ближнего Круга не только Сталина, нет. Практически любого Первого Лица, обладающего единоличной властью. Таких людей можно проследить в окружении Суллы и Нерона, Александра и Ивана Грозного, Петра Великого и Павла I. Л.П.Берия назвать шутом при тиране нельзя, но он прекрасно знал, какого рода шутки понравятся вождю, и умел привести его в хорошее настроение. По ряду свидетельств, сходными умениями владел Дэн Сяо Пин при Мао Цзе Дуне. И, в отличие от всех старых сподвижников Кормчего, он уцелел, хотя и испытал период определенной опалы. Пережил всемогущего повелителя и выполнил свою миссию. Это один из способов выжить, врожденная способность, позволяющая выжить в окружении капризного владыки. Недостаточная, но полезная, дающая лишний шанс.

Все это, как видите, без натуги вписывается в концепцию неизбежности отрицательной селекции во властных структурах обществ, лишенных обратной связи.

II. Каждый вождь, даже самый великий, — смертен. Причем похоже, что последовательные сторонники этого способа правления либо постоянно забывают про это, либо не желают помнить. Характерный для большинства пример избирательной потери памяти: того, что мне не нравится, — не было. Фантазии апологетов обладают общей особенностью. Показан период, когда вождь жив, сверхмудр, суров, но справедлив, прозорлив, как бог, и все кругом стремительно расцветает. Много лет спустя: все цветет и пахнет, доминирование в мире, не вполне определенное счастье всех кругом, и очень глухое упоминание об общественном устройстве. И, разумеется, никаких деталей. Что было в промежутке, — не показывают никогда. Умер великий, — а дальше?

На самом деле ни одна "сверхдиктатура" не продолжалась два полных поколения. Великий вождь, — это десять-пятнадцать лет правления, как минимум, а чаще — больше. Смерть его — всегда проблемы, неизбежные сложности, злые игры в смену власти, смута. На самом деле сценариев не так уж и много, число их ограничено.

1) Вождь зарывается в своем величии, и еще при жизни видит крушение своей системы. Как вариант, — конец его жизни с таким крушением совпадает. Наполеон, Вильгельм II, Гитлер. Дальнейший сценарий не сложен, и общественный строй устанавливают победители. Или повстанцы. Оккупационная администрация или марионеточный режим, хунта или Правительство Народного Доверия соответственно.

2) Превращение в империю, т. е. в систему, где передача власти происходит по наследству. Как правило, кровному родственнику или усыновленному лицу. Разница между самовластием и империей (абсолютной монархией) кажется совершенно несущественной, но на самом деле она колоссальна. Сам факт законной передачи власти обозначает, что в обществе законно же существуют силы, обладающие собственной властью, обусловленной традицией, обычаем, или писаным законом. Пусть даже власть эта проявляется ЯВНО только на короткий период между смертью одного короля и коронацией нового, это неизбежно обозначает существование самостоятельной, не зависящей от первого лица силы в "тихие" промежутки. Нечто подобное, похоже, происходит на наших глазах в КНДР, и вопрос только в том, успеет ли процесс дойти до конца. Редчайшим примером в пределах этого варианта является Испания, в которой диктатор вернул к власти традиционную династию монархов.

3) Скрытый, — или кодифицированный, открытый переход к олигархии. Предпосылками такой динамики являются, как правило, исходное наличие "демократической ширмы" диктатуры, причем Первое Лицо избегает принимать титул монарха (царя, короля, императора, шахиншаха — и т. п.). Олигархи рекрутируются из "ближнего круга" усопшего диктатора, поскольку больше не из кого. Они настолько утомлены, запуганы, измотаны многолетним пребыванием под постоянной угрозой репрессий, зависимостью от мимолетного каприза непредсказуемого деспота, что явочным порядком приходят к коллективной форме правления. Реальной властью обладает узкий круг лиц, судьба каждого из которых может быть решена, — практически, — только коллегиально.

Лидер является в значительной мере технической фигурой. Председатель, глава президиума в исходном значении слова: тот, кто управляет порядком на совете. То, что ему придают всю внешнюю атрибутику Вождя, — портреты, плакаты, первые полосы газет и прайм-тайм в телевизоре, — на самом деле значит не так уж много. Избирают такого, кто не забрал бы слишком много власти в одни руки, не слабака, но достаточно лояльного к олигархической группе и не слишком властолюбивого человека*. Бывает, ошибаются. Для такого перехода характерно резкое ослабление репрессий, уменьшение жесткости наказаний, ограничение реальной власти и возможностей тайной полиции, размывание персональной ответственности, постепенно спускающееся на более низкие уровни власти. Так же характерно падение эффективности прямых связей в системе управления в отсутствие репрессий, при том, что РЕАЛЬНЫЕ ОБРАТНЫЕ СВЯЗИ ТАК И НЕ ОБРАЗУЮТСЯ. При их наличии пребывание (или несменяемость) у власти древнего, дряхлого, не справляющегося с вызовами современности Политбюро было бы совершенно невозможно.

4) Тяжелый, длинный, сложный переход к сложному обществу с развитыми обратными связями. Ярким примером является Турция после Мустафы Кемаля, который сам заложил основы модернизации и усложнения общества.

С известными и серьезными оговорками Индия после англичан, Египет, даже Иран после шаха и Хомени, но там процесс еще более далек от завершения.

III. Под приведенным выше термином "сверхдиктатура" я подразумевается власть, стремящуяся к тотальному контролю за всеми сторонами общественной жизни, доходящей до регламентации частной жизни, жесткий контроль идеологической сферы и полная неподконтрольность действий власти объекту управления. Народу, превращенному в "народные массы". Самым крайним вариантом является практически полное отсутствие частной собственности и монополия государства в производственной сфере. Египет при трех-четырех фараонах династий Древнего Царства. Евреи при Моисее и Иисусе Навине. Китайская Цинь при Ши Хуан-ди. Империя инков. СССР при большевиках. Китай при Мао. Компучия при красных кхмерах. Куба. КНДР по настоящий момент. Доведенную до идеала модель очень живо показал Оруэлл в романе "1984".

Куда чаще имели место, — и существовали иногда довольно долго! — варианты, где существовал, хоть и в качестве подчиненной подсистемы, такой важнейший институт, как частная собственность. Тут абсолютной, рафинированной классикой является Китай: государство, допуская частную собственность, неизменно стремилось доминировать над ней, не считала богатство чем-то достойным и похвальным. Постепенно усиливаясь, собственники подкупали бюрократию, сращивались с ней, коррупция становилась всеобъемлющей, а государственное управление, — на которое был настроен весь жизненный уклад страны! — полностью терял эффективность, и дело кончалось общественно-политической катастрофой, с падением количества населения в несколько раз (иногда в 8–9). Цикл, как правило, длился около трех веков. В начале цикла Китай давал до 40 % МИРОВОГО валового продукта. Так бывало не раз, но неуклоный поворот колеса стирал в порошок достигнутое могущество.

Под "идеалом" имеется ввиду, разумеется, не что-то невероятно прекрасное, а скорее, физическая трактовка термина: модель, доведенная до предела постольку, поскольку из нее удалены "посторонние", не характерные, внесистемные черты, мешающие анализу главных, определяющих закономерностей.

Имеет ли временные рамки такого рода система, если она хорошо продумана и на совесть сделана?

1) Когда контроль и шпионаж пронизывает все, а в репрессиях власти не стесняются.

2) Когда оппозиции не существует, ее ростки тщательно выпалываются, а идеология окончательно принимает характер догмы, отступление от которой есть ЕРЕСЬ, т. е. инакомыслие, подлежащее наказанию и искоренению.

3) Когда страна, по мере возможностей, самоизолируется от окружающего мира, внешние сношения предельно ограничиваются, контакт граждан с гражданами иных стран сводится к минимуму, а власти не жалеют никаких затрат на пограничные структуры (знаменитое "Граница На Замке", Китайская Стена, два века изоляции островной Японии)?

4) Когда само наличие оружия — тягчайшее преступление (Византия, где нельзя было иметь нож длиннее пяти дюймов, "катана гири" при Токугаве в Японии).

5) Когда, ввиду отсутствия частной собственности, ни у кого нет экономической базы для противостояния, а потому нет шансов усилиться даже в перспективе.

Безусловно, имеет. Есть механизм уничтожения власти, против которого бессильны даже самые жестокие репрессии. Спустя 40–50 лет в лучшем случае люди начинают работать только из-под палки. От сих — до сих, и плевать, что будет дальше. Поэтому стремительно растет число людей с палкой, но, когда их становится слишком много, они перестают быть привилегированной прослойкой. Им тоже становится плевать. Они плохо подгоняют трудовые массы и плохо вникают в общий строй производственного процесса, и над ними ставят еще один слой надсмотрщиков. Отдельные этапы любого производственного процесса все более отделяются друг от друга, производство все более фрагментируется, становится все более неэффективным, пока не разваливается на части. Спиртное и/или наркотики, а когда запрещают, то выдумываются еще более токсичные суррогаты. Перестают рожать детей, а рожденных практически не воспитывают. Не заботятся о своем здоровье, умирая слишком рано и слишком просто, и не слишком дорожат своей постылой жизнью.

Когда обыденная жизнь перестает отличаться от каторги, наказания перестают действовать. Теоретическим пределом является ситуация, когда, — позже всех прочих структур! — перестает функционировать "пограничная стража", и то население, что не вымерло от голода, разбегается. Страна пустеет, а позднейшие исследователи ломают голову, куда вдруг делась "высокая цивилизация", и что за природный катаклизм ее прикончил?

Справедливости ради надо заметить, что до конечного предела "Сверхдиктатуру" не довел, похоже, никто. Стране не дают сгнить до конца в соответствии с указанным механизмом. Куда более частыми являются иные варианты.

1) Упомянутый выше, с интервенцией хищных соседей, которые добивают разлагающийся социум (это — НЕ синоним поголовного уничтожения населения!), на самом деле очень част. Он понятен, и не следует на нем останавливаться: достаточно сказать, что Китай неоднократно оккупировался "варварами", численно уступавшими китайцам в 50 — 300 раз…

2) Восстание. Вариант имеет подварианты и нуждается в пояснениях. Рождение Сверхдиктатуры никогда не происходит "на ровном месте": оно необходимо требует высокого уровня "пассионарности" народа, накопления в нем громадной энергии, до этого момента не находившей выхода. "Великий" вождь только "оседлывает" вырвавшийся во-вне поток энергии или, реже, способствует этому "прорыву". Даже самая долгая и жесткая диктатура редко исчерпывает эту энергию до дна.

Где-нибудь начинается возмущение, а правительственные войска только делают вид, что борются с повстанцами, а генералы, избранные по протекции, не умеют командовать.

Происходит локальный конфликт, который длится достаточно долго для того, чтобы выдвинулись настоящие полководцы, командующие настоящими войсками в достаточном количестве. Полководцы, уверенные в том, что, по окончании войны, неизбежно будут устранены начинают мятеж. Народные массы, если и не поддерживают, то и не препятствуют.

3) Третий вариант своеобразен и, кажется, ни разу не был реализован в Западной Европе. Речь идет о попытке "реформы сверху" в подавленной, усмиренной стране, когда до очередного правителя доходит, что стабильность переросла в стагнацию, всем безразлично общее дело, властные структуры деградируют, управление неэффективно, а страна все больше отстает от соседей.

В случае удачи имеет место частичная модернизация, определенные успехи со значительным "откатом" назад после смерти реформатора. Об удаче в данном случае тоже приходится упоминать с оговорками. Дело в том, что, достаточно часто получившаяся в результате половинчатых реформ с частичными "послаблениями" структура (олигархия, "диктатура без диктатора", бюрократический механизм иерархического типа, НЕ ИМЕЮЩИЙ реального первого лица, а только устраивающего всех Председателя, "безголовый голем"), в отличие от "сверхдиктатуры" способна существовать долго, несколько веков.

Другим отличием является то, что она-то, деградируя, способна за эти века выпить из народа всю энергию, всю доблесть, превратив его в апатичное, ни во что не верящее, равнодушное стадо, не составляющее единого общества. Как сейчас говорят: "атомизированное" сообщество, не способное ни к сопротивлению внешней угрозе, ни к самоорганизации в силу глубокого неверия в свои силы, недоверия друг к другу и, того больше, к растленной власти.

В случае неудачи вчерашние рабы, восприняв ПОСЛАБЛЕНИЯ как СЛАБИНУ, разносят страну вдребезги. Практически сразу, или спустя 50–60 лет при том, что процесс начинается все-таки сразу. Особенно это характерно для многонациональных империй. Попыткам развития "по третьему варианту" в России будет посвящена отдельная глава, но здесь он упомянут, как частность. Системы, близкие к Сверхдиктатуре, тяготеющие к тоталитаризму, ВООБЩЕ не имеют сколько-нибудь гладкого, плавного перехода в следующее состояние и слишком часто кончаются настоящей катастрофой. С крахом государства, развалом территориальной целостности, с критическим падением численности населения. Если гайки туго завинчиваются на долгий срок, даже если к тому есть серьезная необходимость, впоследствии это неизбежно чревато той или иной мерой беды и позора. Это так, при том, что иной раз выхода, кроме установления палочной дисциплины, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нет. Или он неизвестен, а на поиски нет времени ввиду форс-мажорных обстоятельств, — но это, практически, одно и то же.

Оглавление