«И все же...»

Даниил Гранин И ВСЕ ЖЕ…

Будущим интересуются все больше. О нем пишут, его смотрят в кино, его обсуждают с цифрами в руках. Будущее специализировалось — есть будущее авиации, генетики, кибернетики, энергетики. У каждой специальности есть свои прогнозы, своя фантастика, свои астрологи. Такой повышенный интерес к будущему часто вызван необходимостью предвидения. Открытия следуют одно за другим, повороты слишком круты, а скорость велика. Прогнозирование позволяет оглянуться на соседей — простор будущего как-то компенсирует угнетающую специализацию современного познания. Признаюсь, я никогда до сих пор не пытался самостоятельно заглядывать далеко вперед. Подобно большинству людей, я довольствовался чужими соображениями. Впервые попробовав войти в страну Будущего, я почувствовал, как это трудно, все сразу стало зыбким, неверным. Речь идет не о специализированных областях, а о будущей жизни вообще, вроде как о нашей сегодняшней жизни, о нас, которые были такой жизнью вообще и людьми будущего для людей, например, XIX века. У каждого поколения, у каждой эпохи есть такое будущее, оно сигналит нам, как и мы, очевидно, сигналили (или сигналим?) девятнадцатому, восемнадцатому векам. Вести оттуда, из будущего, доносятся — иногда тревожные, иногда любопытные, наши попытки связаться с будущим становятся все более активными. Легче всего и, значит, прежде всего возникают количественные представления — умножение, возведение в степень. Много дорог, много машин, много этажей, огромные самолеты, огромные тоннели. Затем начинается второй этап решение нынешних коренных проблем науки. Проблема долголетия и проблема обеспечения людей питанием. Проблема связи с другими мирами. Освоение космоса, его эксплуатация. Специалисты составляют таблицы, сводки, как бы планы работ будущих поколений. Впервые научными средствами они пробуют наметить сроки решения существующих задач: лечение рака, интенсификация фотосинтеза, управление наследственностью, ядерная энергетика, овладение временем, гравитацией, повышение плотности биосферы, бионика… Сводная картина на ближайшие сто-полтораста лет получается грандиозная. Чтение такого перечня, только перечня, с наиболее осторожными сроками потрясает, наполняет завистью к потомкам. Все обстоит прекрасно, пока наше воображение наслаждается панорамой успеха. Но стоит двинуться чуть дальше, и будущее распадается. В самом деле, а как будет жить человек в мире с управляемой гравитацией, с перемещениями во времени? Что станет с человеком, когда он сможет стимулировать свой мозг, все выучить, все изучить, запомнить, вызвать в памяти любой момент прошлого? С человеком, который будет наделен способностями воспринимать инфракрасное излучение, видеть в темноте, слышать в широком диапазоне колебаний, непосредственно принимать радиоволны? Реакции его будут ускорены, физические силы умножены. Он будет избавлен от страха болезней — рака, гипертонии, склероза. Он сможет жить под водой, на других планетах, формировать способности своих детей, вызывать эти способности или даже изменять их. Этому человеку, избавленному от примитивной физической работы, от счетной работы, от скучной механики простейших движений, будет доступна любая книга, фильм, представление, происходящее в любом месте земного шара. Что же останется от собственно человека в этой раздутой, усиленной всеми средствами оболочке всех мыслимых благ, потребностей и желаний? Что произойдет с простыми человеческими чувствами — добротой, любовью, скукой? Каким станет человек? Когда я говорю «человек», я могу говорить лишь о человеке, которого я знаю, о нынешнем человеке. Как изменится мироощущение этого человека, его нравственность, его критерии, взаимоотношения людей, их связи, личность человеческая, характер? То есть что останется от нынешнего человека? К сожалению, я плохо представляю себе возможности такого прогнозирования. Даже простейшим методом экстраполяции. А если оглянуться назад, воспользоваться опытом истории? Несомненно, человек за минувшие две тысячи лет изменился. Он больше знает, он больше умеет… И что еще? Нет, нам легче сравнивать с современностью технику Эллады, ее искусство, чем ее людей. Говорить ли о человеке вообще, или правильнее говорить о человечестве, или, может быть, о человеке, связанном с социальными условиями? Боюсь все же, что даже история дает нам мало материала для такого анализа. Во всяком случае, мы пока не сумели добыть такие данные, чтобы попробовать с их помощью спроектировать этический облик человека грядущего. Вряд ли могли просветители восемнадцатого века, его утописты, представить себе, что через двести лет вместо костров инквизиции появятся топки Освенцима. И тогда, естественно, возникает вопрос; а можно ли на основании социально-экономического прогнозирования, научно-технического прогнозирования создать этическое прогнозирование?

В журналах 1900 года было много предсказаний, фантастических картин жизни через сто лет, научных гипотез и «технических размышлений». Ста лет не прошло, а я уже с улыбкой разглядываю наивные рисунки: летающих людей и города под куполами. Однако, проезжая мимо уныло однообразных кварталов, я вдруг понимаю, что улыбка моя несправедлива, в общем и целом предки угадывали. Может быть, гораздо уверенней, чем мы. И точнее. То будущее, которое мы сегодня пытаемся вообразить, может не сойтись куда резче, оно может вызвать не улыбку, а смех. «Несходимость» возникает за счет неожиданных открытий. К счастью, природа неожиданностей такова, что прогнозировать их в ближайшее время не удастся. В 1885 году в Петербурге вышла книжечка «Чудеса техники и электричества». Это был полуфантастический рассказ о посещении некоего имения графа В., где все было электрифицировано. Рассказ начинался с поездки: «Мы уселись в экипаж, запряженный парой в дышле, и тронулись в путь. Только что мы выехали за ворота станции, как на переднем конце дышла появился свет, направляемый рефлектором и освещающий дорогу перед лошадьми». Свет оказался электрический! Прожектор, укрепленный на конном дышле, довольно символическая картинка. Само имение было роскошно оборудовано всевозможными электрическими светильниками, люстрами, бра, электроотоплением с автоматическими регуляторами температуры. Огороды поливались электронасосами, молотилки, сортировки работали на электродвигателях. Автор на каждом шагу сталкивался с подобными чудесами, но самым большим для него чудом было то, что электроэнергию давали аккумуляторы, которые заряжались ветряным двигателем. Далее автор описывал судоходство по Неве на тех же аккумуляторах, они заряжались с помощью течения реки. Автор, Владимир Николаевич Чиколес, — не дилетант и не журналист, он был одним из крупнейших электротехников России. Прошло три-четыре года после выхода книжки, и открытие трехфазного тока, трансформаторов резко изменило ход развития электроэнергетики. Не аккумуляторы, а электростанции посылали энергию по линиям передач. Генераторы приводились в движение не ветряными двигателями, а паровыми машинами и паровыми турбинами. С электрокораблями ничего не получалось, зато появились электрические трамваи. Интересно было бы на большем материале изучить, в чем сбывались и не сбывались описания будущего. Как и куда отклоняется развитие науки и техники, в какую сторону ошибается воображение и чутье. Что может предусмотреть человечество, какие предсказанные сроки совпадали… Необходимость научных методов прогнозирования будущего становится все более настоятельной. Наука о будущем, допустим, «Прогностика» или «Футурология», может, очевидно, выявить некоторые закономерности и, кто знает, даже рассчитать некоторые вероятностные модели завтрашнего мира. Люди устроены так, что в будущем их интересует главным образом хорошее, то есть то, что им представляется хорошим. Всем нравится представлять себе высадку на Луне, препараты долголетия или хотя бы цветное телевидение. Угрозы экономистов по поводу иссякающих запасов угля и нефти не становятся предметом всеобщего беспокойства. Даже предостережения демографов, их устрашающие вычисления особенно не тревожат. И все же именно тревоги, бедствия, заботы Будущего способствуют объединению человечества. Становится ясным, что нельзя сегодня в границах одного государства решить, допустим, проблему питания народонаселения земли. Проблема обеспечения пресной водой — также всепланетная проблема. Такой же планетной стала проблема борьбы с гриппом, проблема прогнозирования погоды и управления погодой, активных воздействий на нее, проблемы радиосвязи, радиоастрономии, борьбы с вредителями растений… Возникает все больше проблем, решать которые можно лишь международными усилиями, в масштабе всей Земли. Современное естествознание, современная техника требуют созыва международных симпозиумов, создания постоянных международных комитетов, институтов, организаций, участия разных стран, всех континентов. Подобная «коллективизация» средств, умов, связей, несомненно, будет расширяться, и противодействие этому исторически обречено. Постепенно Земля возникает в нашем сознании как целостный организм. А может, не возникает, а восстанавливается? Выйдя в космос, человек увидел свою планету извне, с точки зрения других миров, и она предстала голубоватой, круглой, единой и слово «космополит» обрело иной смысл. Социальные различия все резче входят в противоречие с общностью задач, которые нужно решать землянам, тайфуны настигают любые корабли и обрушиваются на любые берега. Социальная чересполосица мешает развернуться современной технике. Если мы хотим знать, что будет с человеком, надо уяснить, как воздействует прогресс техники на человека, на его мироощущение. Атомная угроза повлияла на психику человечества, вероятно, куда сильнее, чем это нам сейчас кажется. Есть события с другим знаком, но они стоят в том же ряду. Я никогда не забуду взрыв восторга в день полета первого космонавта Юрия Гагарина. Стихийный праздник, толпы на улицах, на площадях городов, наспех написанные транспаранты. Чему мы радовались? Не только тому, что первыми в космос вышли советские люди. Радость была и за величие человеческого разума, это была радость, соединяющая человечество, в этой радости была надежда, противостоящая атомным кошмарам. Эмоциональный размах был усилен одной технической, но, как мне кажется, весьма существенной подробностью. Дело в том, что ощущение единства порождалось одновременностью информации. Средства связи позволили всему миру одновременно следить за полетом. Коммуникации создали глобальное сопереживание. С тех пор возможности соучастия увеличились. Мир может не только одновременно слышать, но и видеть. Недавнее футбольное первенство мира смотрели одновременно полмиллиарда людей. Во всех странах одновременно ахали, волновались, кричали у своих экранов — цивилизация не знала таких масштабов эмоций, таких выбросов психической энергии, футбол и полет в космос — события неравноценные, но это-то и заставляет призадуматься, ибо интервидение способно транспортировать зрителю любые события. Само по себе оно безразлично к содержанию. Оно может служить любым целям. В распоряжении людей появились способы воздействия совершенно новые, планетных масштабов. Уже сейчас, и чем дальше, тем острее, встает вопрос, как во имя наших идей использовать трибуну для общения со всемирной аудиторией. Очевидно, сеть разнообразных коммуникаций позволит передавать все что угодно, кому угодно. Связь каждого человека со всем человечеством возрастет колоссально — хотя бы в виде средств такой связи. Потоки самой разной взаимной информации будут ограничены лишь способностью усвоения. Миллионы копий — картин, кино, музыки, фото — обеспечат доступ к любым видам искусств. А если прибавить сюда новые возможности транспорта, то есть практически уничтожение расстояний в пределах Земли, то все это в сумме создает значительные центростремительные силы. Они могут не только взломать национальные и прочие перегородки, под большим давлением происходят и сварка и даже изменение структуры. Процесс наращивания контактов уже происходит, и остановить его вряд ли кому-либо удастся. Ежедневно производятся транзисторы, магнитофоны, телевизоры, телефоны, телетайпы — количества их нарастают в прогрессии геометрической, сколько-нибудь ценная информация распространяется практически десятками различных каналов. Мода перенимается сегодня в течение нескольких месяцев. Научные исследования движутся почти вровень в лабораториях Японии, СССР, Англии, США… Попытки существенно обогнать конкурентов ни к чему не приводят. Идеи почти одновременно возникают, одновременно реализуются. Связь людей и, следовательно, их зависимость друг от друга становится порой мучительной, она опережает способность человеческой адаптации. Скорость научно-технического прогресса должна столкнуться со скоростью адаптации человеческого организма. То есть человек не сможет успевать приспосабливаться к новым открытиям и преобразованиям… Пока что это тот мыслимый предел, какой можно поставить.

Возрастание связей, появление всеобщих забот и усилий — достаточно ли этого для создания гарантии устойчивого существования человечества? Станет ли мир более прочным от того, что он будет оплетен множеством связей? Мне кажется, что это, конечно, не единственные, но реальные силы, которые соединяют людей, позволяют им выбрать наиболее разумную социальную систему, приобщают их к всемирным событиям, а значит, повышают их активность соучастия. Силы эти уже действуют. Конечно, пропорционально возрастает и опасность использования, допустим, той же системы коммуникаций какой-то группой людей в своих интересах. Грядущее таит в себе не только блага, избавление от многих страданий и опасностей, но и появление новых опасностей. Любая оснащенная лаборатория сможет, например, производить огромные мощности. Или биохимические препараты всеобщего действия и распространения. Так же как сегодня изготовление атомного оружия становится под силу все большему количеству стран, точно так же могут появиться и другие средства массового уничтожения, еще более доступные и простые в изготовлении. Представьте, что имеются не две, не три кнопки, их стало сотни, может, тысячи. Трудно разглядеть, как подобные соседства повлияют на человека. Но, может быть, следует подойти к этой проблеме с другой стороны. Если мы не в состоянии предвидеть, как мир новой техники, новых возможностей и новых опасностей изменит человека и человеческое общество, то не попробовать ли понять, как должно быть устроено это общество, чтобы сохраниться и устойчиво существовать в таких условиях? Каковы критерии его устойчивости и безопасности? Выражаясь языком математики, надо создать «стратегию игры» среди накопленных средств разрушения, воздействия на народы разнообразных средств подавления личности, разжигания низменных страстей человека. В распоряжении общества будут тотальные средства — генетические, кибернетические, космические, — можно ли в таких условиях застраховаться от того, чтобы горстка безумцев-фанатиков создавала катастрофические ситуации? Такой подход позволит выявить наиболее жизнестойкую систему, пусть даже единственно осуществимую, но во всяком случае осуществимую. Вера в то, что подобная система есть, — эта вера возникла не от безвыходности, она не утешительство. Она скорее зиждется на элементах здоровья сегодняшнего человеческого общества, на тех силах, которые за последние годы в критические моменты уже спасали мир от катастрофы. Силы эти связаны с общественным строем, рожденным наиболее революционным экспериментом в истории человечества. Пятидесятилетний опыт существования социалистического государства с его успехами и неудачами, с его победами и трудностями станет, я верю, той основой, на которой можно создавать наилучшую систему будущей жизни человечества. Если человеческая история имеет смысл, то он проступает все более явственно — да простится мне тщеславие — в нашу эпоху, он связывает нас с будущим, и он — наше средство воздействия на будущее.

Избавленное от игры случая объединение людей, разумеется, не будет избавлено от новых конфликтов и противоречий, природу которых разглядеть невозможно, а угадывать бессмысленно. И если мы все же пытаемся как-то почувствовать жителя грядущего, «гражданина XXV», «гражданина XXX», то поиски наши не должны конструировать некое новое существо с качествами сверхмыслителя, биоробота и т. п. Скорее следует высвобождать человека в человеке XX века. Одним из решающих факторов в этом процессе станет высвобождение творческого начала в человеке. Как бы ни менялись возможности человека, как бы ни менялся его духовный, физиологический облик, творец и созидатель будет занимать в нем все большее место. Новым эпохам придется решать задачи, сложность и размах которых потребуют, очевидно, напряжения духовной энергии не десятков и не сотен тысяч ученых, а творческого сплочения народов. Процесс интеграции, взаимопроникновения, о котором говорилось, создаст такие континенты творческого духа, мощность которых непредставима. Ибо это будет не просто сумма, не лошади, запряженные цугом. Молнию могут породить лишь миллиарды зарядов, соединенные в организм облака. Нынешний рост количества ученых, и абсолютный и относительный, должен вызывать не тревогу, а уверенность и надежду. Творчество, будь то научное, техническое, художественное, наиболее полно раскрывает назначение человека. Творческий труд облагораживает человека, поднимает над корыстными интересами, делает свободней, лучше. Признаюсь, когда я думаю о будущем, предо мной прежде всего возникает та жизнь, где каждый сумеет определить свое призвание и реализовать его. Это вовсе не простая, совместная задача науки и социального прогресса общества. Человек стал человеком, когда он стал творцом. Яблоко, сорванное с райского древа, обрекло человека на вечные муки и вечное счастье познания. Ясно, что счастье строится не с помощью науки и техники. Необходимо развивать систему жизни, приобщающую все человечество к творчеству. Высшая потребность человека может быть удовлетворена в определенной социальной структуре. Такое общество вряд ли может всерьез слушать о проблеме перепроизводства художественных ценностей. По количеству выходящих поэтических книг на душу населения Советский Союз, наверно, идет далеко впереди всех капиталистических стран, а хороших поэтов у нас все равно не хватает и хороших сборников не хватает, при самых огромных их тиражах. Хороших поэтов во все века было мало, а гениальных и вовсе. Конечно, любопытно рассмотреть мир, населенный тысячами Рафаэлей. Причем положение осложняется тем, что в этом усовершенствованном, коммуникативном мире человек сумеет обозреть всех Рафаэлей, не разъезжая по картинным галереям. А если и придется разъезжать, то это будет доступно каждому. Все правильно, но сразу же возникает вопрос: чем мерить «переизбыток» культуры? Сегодняшними способностями восприятия? Опять же мне кажется, что связям людей будет угрожать не количество Рафаэлей, искусство сможет действовать и действовать куда сильнее, чем когда-либо в условиях разумной общественной системы. Будущее испытало на себе всякое — и оптимизм, и безрассудную слепую надежду, и безысходное отчаяние. Ему угрожали кликуши и точные расчеты, его пытались отравить и попросту уничтожить, повернуть вспять, вернуть в пещеры. Оно выжило. Появилась возможность серьезного, вдумчивого изучения его. Сейчас, может быть как никогда еще в истории человечества, будущее зависит от настоящего и требует нового подхода к себе. Оно чревато кризисами, соизмерить которые мы не в состоянии. Кризисы, связанные не только с иным понятием свободы, но и с понятием индивидуальности. Мыслящая материя Земли, она дискретна. Потребность ее единства и человеческая личность — это тенденции противоположные. С одной стороны, расцвет личности, с другой — ее ассимиляция. Ее самовыражение и ее существование в процессе сплочения миллиардов… Путешествие в страну Будущего никогда не было бесплодным занятием. Великие утопии помогали человечеству вырабатывать идеалы. А это то, в чем сегодня нуждается мир, может, больше, чем прежде.