Каким будет мир через 30 лет
Вступление
Cегодня у разговоров о будущем есть интересная особенность — за время, пока мы обсуждаем, как то или иное новшество повлияет на нашу жизнь, это новшество уже входит в жизнь и завладевает ею. А нам остается думать не о том, что случится, но как быть с тем, что уже произошло. В век прогресса будущее успевает стать прошлым, пока мы пьем утренний кофе.
Мы еще обсуждаем, как уберечь молодое поколение от интернет-зависимости, а социальная сеть тем временем становится более привычным местом встречи отцов и детей, чем кухня в их собственном доме. Мы спорим о том, как скажутся на нашей свободе паспорта с биометрическими чипами, но при этом у каждого в кармане лежит смартфон, который сейчас не собирает информацию разве только о наших мыслях.
Пока пишется этот текст, по новостным лентам расходится сообщение о том, что в течение двух лет до каждой деревни в России будет протянуто оптоволокно и у врачей появится возможность через Skype использовать определенные телемедицинские технологии для лечения местных жителей. Кстати, интересно, сколько из нас знают, что такое оптоволокно, телемедицинские технологии и терапевтические возможности Skype?
Будущее — не только гость, который с фантастической скоростью подходит к нашему порогу. Это еще и незнакомый нам гость. Как вы отнесетесь к неизвестному человеку, который вдруг оказался утром у вас в гостиной? Да, может он и приветливый, и утверждает, что пришел с добрыми намерениями — трубу там починить, детей к экзаменам подготовить. Но вы не знаете, откуда он, что у него за душой и стоит ли оставить его или срочно звать на помощь.
Звучит неправдоподобно? Тогда попробуйте объяснить, например, как устроен ваш мобильник, и перечислить хотя бы половину из тех функций, которые заложены в его систему…
Сегодня мы с помощью экспертов из самых разных областей постараемся хоть немного предугадать приметы этого гостя и оценить, насколько далеко нужно пускать его за порог собственного дома. Мы расскажем о главных вызовах, с которыми столкнутся наши дети через 20-30 лет — то есть когда вырастут и вступят в активную стадию жизни.
И две оговорки перед началом разговора.
Во-первых. У нас нет цели напугать читателей и испугаться вместе с ними. Христиане знают, что наступят последние времена, но не знают когда. Однако христиане знают и то, что, сколь длинной ни оказалась бы жизнь человечества, отдельному человеку каждый прожитый день следовало бы проживать, как последний. Помните, как у Булгакова: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!»
Во-вторых. Да, будущее, как правило, оказывается парадоксальнее наших ожиданий. Значит ли это, что бессмысленно о нем говорить всерьез? Ну, о мире будущего, может, и да (хотя, безусловно, любопытно). А вот о человеке будущего — конечно, стоит говорить, и вполне серьезно. Известный криминолог Гернет писал: «Воспитание человека начинается за 100 лет до его рождения». Тоже парадоксально? Думается, только на первый взгляд.
Николай Шешин
Павел Тищенко
Павел Дмитриевич Тищенко, доктор философских наук, заведующий сектором гуманитарных экспертиз и биоэтики Института философии РАН о потере цельной картины мира
Вряд ли я, равно как и кто-нибудь другой, способен дать всеобъемлющую картину общества будущего, даже относительно недалекого. Ведь жизнь всегда сложнее и разнообразнее любых наших схем и обобщений. Тем не менее обозначу некоторые тенденции, которые кажутся мне важными.
***
До 70-х годов прошлого века в науке сохранялось стремление создавать общие теории, которые раскрывали бы глобальную, цельную и связную картину мира. К примеру, единая теория поля в физике, эволюционная теория в биологии. Уже в наше время такая тяга к универсализму практически истощилась. То, что мы сейчас имеем в науке, — это модели, призванные объяснить те или иные явления, но слабо связанные друг с другом. Эпоха больших теорий прошла, и сейчас научное познание становится всего лишь инструментом для решения тех или иных прикладных задач. Кстати, то же самое было и в Средние века, до эпохи бурного развития европейской науки. Знание требовалось не для того, чтобы объяснить устройство мира, а, например, для навигации судов в открытом море, для межевания земель, для окрашивания тканей. Постепенно мы возвращаемся к этому же, к инструментальному подходу. И очевидно, что в обществе недалекого будущего этот подход станет преобладающим.
Представьте себе некое хранилище. Бесчисленные стеллажи, на которых лежат «куски знаний», пригодные для решения конкретных проблем. Можно взять с полки некий кусок, применить — и поставить обратно.
Эта тенденция будет усиливаться еще и потому, что изменится характер школьного и вузовского образования. Пока еще оно, хотя бы на уровне программ обучения, направлено на формирование целостной картины мира. Но уже сейчас мы видим, как внедряется идея заменить целостную картину набором неких практически полезных «компетенций». То есть наука уже сейчас теряет свои позиции, перестает быть сердцевиной образования.
К чему это может привести? К тому, что у людей будущего (во всяком случае, у большинства) не будет в голове никакой цельной картины мира. А что же будет? Будет эклектика, будет мешанина из разных, зачастую совершенно несовместимых друг с другом знаний и представлений. Это и сейчас есть — например, когда утром человек идет к обычному врачу, днем — к гомеопату, вечером — к шаману, и не видит в том никаких противоречий. Когда нет цельного мировоззрения, когда для разных нужд используются разные фрагменты знаний, то лакуны между этими фрагментами чем-то же будут заполняться! Чем же именно? Да чем угодно! Какой-нибудь паранаукой, а то и прямым оккультизмом, магией. Магию я упомянул не для красного словца. Соблазн магического восприятия реальности всегда сопровождал человечество, и противодействовать ему могут либо твердая и сознательная вера, либо научное мировоззрение (а лучше — и то, и другое).
Но, как мы видим, в обществе будущего научное мировоззрение если и сохранится, то для немногочисленной интеллектуальной элиты, а перспективы твердой и грамотной веры тоже не лучшие. Соответственно, большинство населения окажется беззащитным перед магическом сознанием.
Тем более что уже сейчас очень многие люди относятся к достижениям науки точно так же, как их далекие предки относились к волшебным амулетам. Непонятно, как устроено, но работает, и замечательно! Будем пользоваться!
Продолжу свою аналогию с пóлками в хранилище. Естественно, у людей будет возникать вопрос: а с какой именно полки и что именно брать для решения той или иной частной задачи. Необходим будет некий лоцман в этом необъятном море информации.
И такой лоцман будет. Это коммерческие механизмы. Производители знания стараются как можно активнее продать свои наработки, навязать их обществу. Так что с полки возьмут именно тот фрагмент знаний, чей производитель (или правообладатель) окажется энергичнее других, сумеет лучше прочих разрекламировать свой товар. Естественно, это несет и свои риски. Скажем, сравнительно недавно появилась методика раннего диагностирования и лечения рака груди. Замечательная вещь! Но ведь она мгновенно была поставлена на коммерческие рельсы и пущена в оборот, без детальных исследований всех побочных эффектов.
Всегда, когда мы говорим об обществе будущего, сразу вспоминаются разные фантастические сюжеты из литературы, из кино — о том, до чего дойдут компьютерные и биологические технологии. Надо понимать, что такие «страшилки» и «обещалки» появляются неслучайно — это нормальный процесс фандрайзинга, то есть продвижения своих исследований. К примеру, в 2000 году был описан геном человека. Сколько тогда было восторженных обещаний — вот теперь-то найдем лекарство от рака, вылечим все болезни, обеспечим чуть ли не вечную молодость. И что же? Прошло пятнадцать лет — и результаты оказались весьма скромными. Зачем же был нужен тот ажиотаж? А вот затем, чтобы получить финансирование. Каждый исследователь, чтобы получить из общественного пирога свой кусок, должен себя продать. Самый же эффективный способ продажи — через ажиотаж, через шумиху, а то и через явный скандал создать общественную потребность.
Причем я не утверждаю, что это однозначно плохо. Бывает, что только таким путем удается внедрить какие-то весьма полезные инновации. Но нельзя не замечать и всего негатива, который порождается такими способами продвижения.
***
Мы уже сейчас видим, что машины (в самом общем смысле слова, то есть любые технические устройства) становятся все сложнее и все менее понятными большинству людей.
В юности я мог разобрать и починить телевизор — сейчас я смотрю на смартфон и не понимаю, что у него внутри. Это означает, что мы неспособны контролировать правильность работы машины (за исключением совсем уж явных случаев неисправности). В будущем эта закрытость, непонятность техники будет лишь нарастать.
При этом техника все больше будет проникать в человека. Я имею в виду не только искусственные органы, протезы (уже сейчас разработаны и применяются искусственные руки, способные выполнять основные движения, искусственный нос, даже искусственная сетчатка изобретена). Речь и о расширении нашей телесности вовне — например, о том, что называют «extended mind» или «extended memory», то есть о возможности не запоминать ничего, а оперативно пользоваться неким облачным сервисом, неким необъятным хранилищем, подключаться к общим ресурсам. Это, кстати, в будущем может совмещаться и с искусственными органами (пресловутые чипы, внедряемые в мозг, — пока еще скорее фантастика, но нельзя исключить, что через 20-30 лет она станет повседневностью).
Сюда бы я отнес и биотехнологии, предназначенные для замены естественного воспроизведения человеческого рода. Это, во-первых, клонирование, а во-вторых, искусственное оплодотворение (проект «искусственная матка»). Сейчас эти технологии еще только появляются, но можно предположить, что их ждет бурное развитие. Понятно, что это повлияет на традиционную модель семьи, на традиционные гендерные роли. Человек, по сути, превратится в некий конструктор, в некий пазл, который при помощи технологий может быть собран либо так, либо этак — по желанию.
И что очень важно — чем дальше, тем меньше мы доверяем себе и больше доверяем машине. Это проявляется в самых разных сферах жизни. Например, в образовании, когда тестирование с машинной проверкой результатов становится основной формой контроля знаний. Это преподносится как достижение — ведь машина, в отличие от живого наставника, оценивает «объективно». Но далеко не все можно оценить объективно, ведь преподавание — это не только механическая передача знаний, но и процесс живого общения учителя с учеником, в котором происходит и усвоение какого-то объема информации, и передача доверия к этим знаниям. Ведь, сколь бы критичным ни было наше мышление, а всего, чему нас учат, мы лично проверить не можем, не можем воспроизвести в своей жизни весь опыт научной мысли человечества. Значит, я должен доверять тому, чему меня учат, и должен передать этот опыт доверия своим ученикам. А доверие — вещь межличностная, не заменяемая никакими технологиями.
Но чем дальше, тем больше у людей возникает желание решить возникающие проблемы с помощью машины, с помощью какой-то технологии. Например, есть проблема терроризма — и решение видят в повсеместном внедрении следящей аппаратуры. То есть мы, люди, не можем самостоятельно между собой разобраться, и потому применяем машины.
Однако машинизация мира означает, что мы становимся все более и более зависимыми от машины, и зависимость эта выражается еще и в том, что мы вынуждены подстраиваться к машине, подстраивать свою речь, свое мышление.
Это, на мой взгляд, приведет к тому, что через 20-30 лет машины будут опосредовать отношения между людьми. То есть будет тотальная слежка, тотальный контроль всех сторон жизни.
В обществе будущего люди не будут понимать, как машина устроена, окажутся не в состоянии ее контролировать. А вот машина как раз и будет осуществлять полный контроль над людьми, причем большинство не увидит в этом ничего плохого — ведь будет уже устойчивая привычка доверять машине, в том числе и доверять решение межчеловеческих, межличностных проблем.
Кстати, тут встанет еще и такая проблема — отставание развития права от развития технологий. Собственно, мы и сейчас уже сталкиваемся с этим (например, в вопросах авторского права), но в будущем эта тенденция усилится. То есть будут возникать ситуации, когда в силу то ли технических сбоев, то ли программных ошибок, то ли непредвиденных последствий внедрения технологий люди будут страдать, их права будут нарушаться, но ничего нельзя будет поделать, поскольку закон такие ситуации еще не научился регулировать.
Впрочем, говоря о праве, о законе, замечу, что право — это ведь тоже машина, тоже технология. Пускай не железная, не материальная, а социальная — но технология. С древних времен замечено: закон появляется тогда, когда люди сами по себе оказываются неспособны договориться, наладить отношения. То есть закон — это тоже своего рода протез. Порой без него никак, но нужно понимать, что это хоть и наименьшее, а зло. Проблема в том, что закон, призванный регулировать какие-то совсем уж экстремальные ситуации, распространяет свое влияние и на ситуации обычные, стремится зарегулировать все и вся.
Например, необходимы законы, защищающие детей от родителей-извергов, но ведь в итоге мы приходим к тому, что закон всех родителей воспринимает как потенциальных злодеев. Отсюда многочисленные семейные трагедии, пресловутая «ювенальная юстиция» на Западе и самодурство органов опеки у нас. Я убежден, что чем больше в обществе юридических инструментов, тем меньше в нем будет доверия.
***
Тенденция очевидна: прогресс технологий будет разрушать доверие между людьми. Но, как мне думается, в обществе будущего окажется довольно много людей, не желающих так жить. Они будут стремиться к межличностным отношениям, не опосредованным машинами. Причем они не будут, подобно луддитам XVIII столетия, разбивать машины или бежать от технической цивилизации куда-то в леса и пустыни. Не отвергая технологии как таковые, эти люди будут стремиться поставить машину на подобающее ей место, не позволяя ей слишком многого. Они постараются не пустить машину в семью, в образование, в религию. А значит, им придется выстраивать автономные формы человеческого общения. Трудно предсказать, как это выразится внешне — какие-то изолированные поселения, анклавы или неформальные сообщества внутри технологической цивилизации.
Иными словами, в обществе будущего станут развиваться две противоположные тенденции. С одной стороны, развитие высоких технологий и развитие права, делающее людей однородными винтиками системы. И с другой стороны — движение людей, не желающих быть винтиками, людей, создающих какие-то альтернативные формы общественных отношений. Естественно, одного желания тут будет мало, им потребуются большие усилия на разных уровнях — интеллектуальном, психологическом, духовном.
То, к чему они будут стремиться, — это самостоятельность. Вот было в старину выражение: самостоятельный мужик. То есть который может позаимствовать что угодно у кого угодно, но лишь в той степени и в тех формах, какие ему самому полезны.
Как в обществе будущего сложатся отношения между большинством населения и движением «самостоятельных»? Тут возможны разные сценарии — и непримиримая вражда, и взаимное безразличие, и — в самом оптимальном случае — даже какие-то формы сотрудничества.
И мне кажется, что люди все-таки не позволят себя расчеловечить. Надеюсь, большую роль в этом, применительно к нашей стране, сыграет Русская Православная Церковь, перед которой в будущем встанет сложнейшая, но необходимейшая задача — сохранить правильный формат межличностных отношений, дать пример такого формата, дать пример преодоления тех соблазнов, о которых шла речь — мировоззренческой дезориентации, бездумного применения машины там, где ей не место, ухода в виртуальность.
***
Уже сейчас в массовом сознании происходит сдвиг из мира реальности в мир воображаемый. В мир, порожденный компьютерными играми, киноиндустрией, телевидением, масс-медиа. Конечно, люди в большинстве своем понимают, что этот мир создан человеческим воображением, но для многих он становится важнее, интереснее, эмоционально ближе, чем обыденность. Совершенно очевидно, что в обществе будущего эта тенденция станет гораздо масштабнее. Возникнет возможность жить в воображаемом мире, практически не касаясь «земли». Есть даже научный термин, обозначающий это явление — имажинация, то есть перенос в мир воображения.
Конечно, для кого-то — например, для инвалидов, такой перенос окажется спасением, даст им возможность самореализации, ощущение полноты жизни. Однако для гораздо большего числа людей это обернется огромными проблемами, которые они сами даже не смогут осознать. Вместо того чтобы жить полноценной жизнью, развивать свои способности, выстраивать подлинные, глубокие отношения со своими близкими, они по сути эмигрируют в мир воображения.
Но ведь реально-то все равно придется жить в двух мирах — и в воображаемом, и в настоящем. Наивно думать, что одно с другим окажется никак не связанным. Все те мысли, эмоции, настроения, которые порождает в людях воображаемый мир, влияют — и еще как влияют! — на их поведение, на их запросы в мире реальном.
А значит, с помощью воображаемых миров людьми можно управлять. Можно формировать их политические и мировоззренческие взгляды, их материальные потребности, их способы проводить время, способы зарабатывать и тратить деньги. Поэтому тот, кто контролирует мир воображения, будет определять тенденции в экономике, в культуре и, разумеется, в политике.
Вполне возможно, что и политическая борьба, и экономическая конкуренция в какой-то мере распространятся и на воображаемые миры. Определяя содержательную составляющую этих виртуальных миров, можно распределять в социуме ресурсы доверия и, наоборот, недоверия. Воздействуя не столько на разум, сколько на эмоции, порождая те или иные настроения, запросы.
***
У будущего будет другое прошлое — потому что история все больше и больше пользуется методами точных, естественных и гуманитарных наук, все больше возникает возможностей проверить исторические факты: когда именно что-то произошло, кто мог некий текст написать, сколько лет конкретному артефакту, как происходило заселение тех или иных территорий людьми, и так далее. Уверен, что многое из нашего понимания истории придется переосмыслить.
Но, напомню, раздробленность науки и эклектика современного сознания, о которых шла речь выше, будут определять оптику нашего восприятия прошлого. Поэтому, видя те или иные сенсационные новости, нужно понимать: это всего лишь предположения. Пройдет время — и наука еще раз все переосмыслит.
Как минимум — следует изначально понимать границы научной достоверности. Наука имеет дело с вероятностями, интерпретации которых зависят от методов измерения и языков описания.
И, конечно, не следует поверять свой духовный опыт средствами науки. Она не для того существует, чтобы изучать трансцендентное, это не ее компетенция.
Я подчеркиваю необходимость загодя понять и выработать устойчивость к вызову прошлого, которое только еще нагрянет…
Жан-Клод Ларше
Доктор богословия Жан-Клод Ларше об экологии и нравственном компасе для наших детей
Каким Вы видите мир будущего — через двадцать-тридцать лет?
— Я его вовсе никаким не вижу. Будущее невозможно предсказать не только в долгосрочной перспективе, но даже в краткосрочной. Кто в 1913 году мог предсказать начало Первой мировой войны? Кто в 1916 году мог предсказать русскую революцию и установление коммунистического режима на всей территории Восточной Европы на шестьдесят лет? Иногда достаточно лишь одного события — также непредсказуемого, — чтобы изменился весь ход истории. А кто мог двадцать лет назад предсказать технологическую революцию, которую творят в нашей сегодняшней жизни компьютеры, мобильные телефоны, Интернет, социальные сети и которая значительным образом влияет на жизнь людей по всему миру?
Прогнозы делают ученые, но это не вызывает доверия. Ошибочными часто оказываются даже прогнозы погоды, которые касаются лишь нескольких ближайших дней.
— Безусловно, есть тенденции и направления, которые могут дать некую картину будущего, но нельзя быть до конца уверенным, что ситуация станет развиваться именно так. Самые благоприятные условия могут быстро ухудшиться, а в неблагоприятных человек неожиданно проявляет небывалую силу духа.
В личном плане для человека будущее также остается неопределенным, а планы тщетными, как нам говорит Евангелие в притче о богатом хозяине (Лк 12:16-21). Есть такая пословица: «Хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах». Мудрость отцов Церкви всегда призывала каждого сосредоточиться на текущем моменте и, более того, проживать каждый день так, как если бы он был последним. Но, разумеется, такой радикальный подход нужно соотносить с возрастом человека и реалиями его общественной жизни: студент должен старательно учиться, чтобы в будущем овладеть профессией, политик должен планировать свою кампанию, предприниматель должен рассчитывать вложения, чтобы покрыть грядущие издержки.
Какие вызовы, с которыми человеку и человечеству предстоит столкнуться, окажутся самыми серьезными?
— Если говорить о вызовах, которые могут в будущем встать перед человечеством в целом, то главным из них будет: выжить самим и сохранить живым мир. А его существование сегодня находится под угрозой.
Известно, что природных ресурсов (воды, нефти, газа, и так далее) в ближайшие десятилетия может просто не остаться ввиду их беспощадной эксплуатации. Целые отрасли промышленности работают безответственно (в частности, нет налаженной системы работы с отходами и отбросами), вода и воздух загрязняются, а это несет опасность здоровью и жизни людей не только конкретного региона, но и всей земли.
Загрязненный воздух разрушает озоновый слой, что ведет ко все более и более серьезным последствиям: глобальному потеплению, подъему уровня моря, климатическим катаклизмам (увеличение количества штормов, ураганов, дождей, аномальная жара), изменению структуры почвы (таяние вечной мерзлоты), исчезновению некоторых видов растений и животных… Словом, один из главных вызовов — экологический. Речь идет о том, чтобы на планете сохранялось естественное равновесие.
Другим большим вызовом я бы назвал безработицу, с которой сталкивается все больше и больше людей в разных частях света. Безработица ведет к катастрофическим последствиям не только на уровне экономики страны (ведь у безработных низкий уровень жизни, и государства должны тратить на социальную помощь немалую часть своего бюджета), но и на уровне психологии и духовной жизни отдельного человека: тот, у кого нет работы, в каком-то смысле теряет свое место в обществе, чувствует себя ненужным, обесцененным и легко впадает в праздность, «мать всех грехов».
Большой вызов для нас как для христиан — сохранить собственное существование в мире, в котором все большую силу набирают 1) распространение ислама в традиционно христианских странах, 2) агностицизм и светское антирелигиозное сознание и 3) духовные практики вне Бога и, главное, вне Христа.
1. На Ближнем Востоке (Ирак, Сирия) христиане исчезают — их либо убивают, либо вынуждают покидать родные земли. Европа массово дехристианизируется, в то время как в некоторых странах, как Франция, Великобритания и Германия, ислам развивается всё более и более. Во Франции — традиционно (со II века!) христианской стране — ислам за последние несколько десятилетий стал второй религией после католицизма.
2. В то же время в странах Западной Европы набирает обороты антирелигиозное мировоззрение. В некоторых случаях его питают опасения, вызванные усилением влияния ислама, но первой его жертвой становится христианство. При поддержке европейских властей в Брюсселе христианские религиозные символы все чаще не допускаются в общественное пространство, а некоторые организации ведут открытую борьбу против христианских ценностей, в частности семейных.
Часть христианского мира вступила в новую эпоху гонений (напомню, христианство сегодня — самая преследуемая религия в мире), но я думаю, что через несколько десятилетий это коснется в той или иной степени уже христианского мира в целом. И это не должно удивлять, потому что мученичество — неотъемлемая часть христианства с момента его возникновения. Посмотрите на жития святых: около 90 % из них были мучениками…
3. Различные духовные практики набирают популярность (книги хорошо продаются), но речь, как правило, идет о слишком обобщенной духовности, замешенной на движении New Age и примитивно понятом буддизме. Это духовные практики вне Бога и, главное, вне Христа. Эта духовность далека от христианства, хоть и может показаться, что основана на нем.
Сегодня принято связывать «темное будущее» с изменением социальной организации человеческого общества в целом и человеческой природы самого человека — в физиологическом и интеллектуальном плане — в частности. Что Вы об этом думаете? Насколько правдоподобны такие перспективы?
— Известно, что в сегодняшнем западном мире институт семьи переживает кризис. Все начинается с кризиса самого института брака: все больше и больше женатых пар разводится (в большинстве европейских государств — в среднем каждая вторая), все больше и больше молодых пар живут вместе, но не расписываются и не венчаются.
С этим начинают сталкиваться и православные страны ― например, Греция, где такое трудно было представить еще двадцать лет назад. По большей части это объясняется тем, что брак подразумевает обязательства на всю жизнь, а молодые люди с трудом берут на себя такие обязательства и с трудом их соблюдают — не только в этом вопросе, но и в других. Неготовность брать на себя обязательства в какой-то степени проистекает из общей социальной нестабильности. Многие боятся заводить семью, поскольку будущее ― в том, что касается работы и зарплаты, ― выглядит неопределенным как для себя, так и для супруга или супруги и для будущих детей. Впрочем, у разводов и нежелания вступать в брак есть и другие причины — духовного порядка: индивидуализм и желание абсолютной свободы, которые насадил современный гуманизм, а также эгоизм, выраженный в нежелании людей хоть в чем-то ущемить свои собственные интересы, хотя необходимость ограничивать себя проистекает из самой природы жизни в обществе.
Другой повод для беспокойства ― это то, что гомосексуализм сегодня навязывают как норму. Эти идеи получают широкое распространение, а это несет угрозу традиционной семье — такой, как ее до сегодняшнего дня понимали в христианских странах. По всему миру ЛГБТ-организации и лоббистские группы стараются внедрить (на разных уровнях общества — вплоть до школ) мысль, что гомосексуальность — это нормально и что сексуальная ориентация ― вещь не врожденная, а вопрос личного выбора. Такое деятельное стремление узаконить однополые сожительства говорит о том, что их волнуют не столько проблемы института семьи, сколько официальное общественное признание, чтобы, как следующий шаг, получить разрешение иметь детей. Этот второй пункт подразумевает множество моментов, неприемлемых с точки зрения христианской нравственности: например, такие репродуктивные технологии как донорство спермы или суррогатное материнство. Другая проблема, которая возникает в случае усыновления ребенка, ― это проблема психологическая: любой психолог вам скажет, что ребенку, чтобы сформироваться психически здоровым, нужны папа и мама. Воспитание ребенка однополой парой не приведет ни к чему, кроме серьезных психологических травм, что мы в полной мере еще ощутим в будущих поколениях.
Еще один повод для беспокойства — то, какое значение в последние десятилетия обрели новые медиа (телевидение, видеоигры, Интернет, социальные сети). Это негативно влияет на жизни их пользователей — и общественную, и личную, и физическую, и интеллектуальную, и духовную: человек тратит много времени и сил, теряет связь с близкими (хотя кажется, что находится на связи со всем миром), теряет навык мыслить и сосредоточиваться (на фоне постоянно возникающих новых запросов, сообщений, фотографий и звуков), культурно нищает (в том числе из-за снижения объемов и качества чтения, несмотря на засилье различных текстов) и т. д.
Специалисты по массовым коммуникациям уже много раз подчеркивали, что эти тексты не просто передают содержание сообщения, но самой структурой и принципом передачи этого сообщения переформатируют нашу внутреннюю жизнь, природу наших отношений с самим собой, с другими и с Богом. Так возникает своего рода новый человек — homo connecticus (человек, включенный в глобальную сеть коммуникаций), который во многих аспектах соперничает с homo religiosus (человеком религиозным).
И последнее, что можно отметить в вопросе о нашем будущем, ― это опасность возникновения человека, «дополненного» технологиями, и даже создание бионического человека как образца новой модели человечества, где нынешние людские несовершенства якобы будут исправлены. В США уже давно разрабатывают теории и проводят исследования на этот счет. Конечно, для меня они скорее из области научной фантастики, если только речь не идет о протезировании. А вот намного более серьезная опасность заключается в попытках создать ― на уровне генной инженерии ― новые виды живых существ, которые могут поставить под угрозу гармонию живого мира и жизнь уже существующих.
Еще более серьезная опасность состоит в том, что в некоторых странах активно распространяется такое учение, как евгеника, по которому человек должен быть наделен властью и правом по своему желанию изменять и модифицировать созданную Богом человеческую природу.
Как нам, христианам, ко всему этому относиться? Стараться не замечать? Или нужен внятный и громкий ответ, в том числе и на общецерковном уровне?
— Нас, христиан, в нынешней Западной Европе ― меньшинство, у нас не так много рычагов для борьбы с этими явлениями. Очевидно, мы можем протестовать против того, что считаем отклонением от нормы, предлагать то, что отвечает нашим представлениям о нравственности, и поддерживать на выборах те партии и политиков, чья программа соответствует христианских ценностям. Но иногда это сложно. Например, в Западной Европе за сохранение планеты, что представляется по-христиански важным, выступают партии «зеленых». Но они же наиболее активные сторонники общественных перемен, несовместимых с христианским мировоззрением, ― поддерживают аборт, эвтаназию или однополые сожительства.
Что касается Церкви, ей следует уклоняться от участия в политических процессах. Но она должна быть совестью мира, который, как показывает история, не раз терял совесть вовсе, и возвышать свой голос перед лицом опасностей, которые поджидают человека, перед лицом законов, которые по замыслу и практике применения противоречат христианским ценностям. Церковь должна упорно и смело (даже если это идет вразрез с официальной линией или общепринятым мнением) напоминать, в чем состоит христианское миропонимание, в чем состоит христианский взгляд на природу человека, его достоинство, его личность и ее абсолютную ценность, проистекающую из неразрывной связи человека с Богом, образом Которого он является.
Остается одно ― то, что отцы Церкви советовали верующим: трудиться в первую очередь над устроением своей духовной жизни и возрастанием в ней. Именно наша внутренняя жизнь делает нас способными ― в любые времена ― трезво и деятельно противостоять любым проблемам, предвиденным и непредвиденным. Отцы Церкви всегда учили, что, именно исправляя внутренне самих себя, мы лучше всего можем изменить мир вокруг ― не только своими силами, но силой Божьей благодати, дарованной нам по Его милости.
Что может стать главным духовным вызовом для наших детей?
— На этом фоне главная проблема для наших детей ― и с ней уже давно сталкиваются страны Западной Европы, а теперь и страны православной традиции ― это суметь сохранить свою веру, свои ценности и свои нравственные принципы в мире, где о них не знают и предлагают другую веру, другие ценности и другие нравственные принципы. Или в мире агностицизма, где к религии, в том числе к христианству, равнодушны, а то и вовсе враждебны.
Как на этом фоне воспитывать детей? Чему их необходимо научить?
— Детей нужно прежде всего вооружить системой координат в мире хаоса, дать им внутренний компас, который укажет им путь там, где все сбиты с пути.
Надо растить их в вере, с опорой на христианскую нравственность так, чтобы она вросла в них и стала как бы врожденным качеством. Надо учить их понимать мир, в любых обстоятельствах отличать добро от зла, стоять перед трудностями и находить решение проблем в соответствии с христианскими ценностями. Хотелось бы процитировать слова апостола Павла: Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять. Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие (Еф 6:13—17). Тот, у кого есть весь этот арсенал, способен победить в любых ситуациях.
Важно, чтобы в среде, где к религии относятся равнодушно или враждебно и где верующего будут поносить, критиковать или высмеивать, юные православные гордились своей идентичностью и понимали, что их вера ― это сокровищница, что вера не принижает, а наоборот, дает им «бонус» по сравнению с теми, кто веры себя лишил. У родителей и Церкви важная роль ― привить детям эту гордость, которая не имеет никакого отношения к гордыне или тщеславию, потому что как христиане мы горды не за себя, а за Христа и за Его победу: В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир (Ин 16:33)
Дмитрий Бак
Дмитрий Бак, директор Государственного литературного музея Москвы, о том, почему в будущем будет важна традиция
Очень важные для человека новации в ближайшем будущем будут связаны с так называемыми высокими технологиями. Синтезированное, искусственное восприятие мира еще более приблизится к подлинному, особенно после повсеместного распространения возможности прямого ментального доступа в Интернет. Соответственно, человек в быту, в своих привычках все больше будет отдаляться от естественных алгоритмов поведения, от природы.
Человечество подошло к технологическому порогу развития, за которым можно прогнозировать изменения идентичности человека как тварного существа. Человек на протяжении тысячелетий, независимо от того, верующий или атеист, в кого и как он верует, неизбежно ощущал себя существом, созданным по неким неизвестным ему лекалам.
Тайна рождения одушевленного существа была недоступна: мы и сейчас можем лишь повторять, воспроизводить творение-рождение, но не способны его понять и тем более — инициировать самостоятельно. Сейчас такие возможности возникают, геном человека расшифрован, точка схождения технологий и духа — генная инженерия.
Через 20-30 лет вопрос о выживании человечества, который встает уже сейчас, будет звучать гораздо острее: если не в экологической сфере, то в сфере компьютерных технологий, если не в области глобальных военных катаклизмов, то в связи с катаклизмами природными, если не в результате тотальной межрелигиозной розни, то вследствие тотального социального размежевания людей и стран…
И, как всегда бывало в подобные моменты в истории человечества, в очередной раз будет запущен маятник возвращения к традициям. Но какая за это будет заплачена цена, мы не знаем. Как найти баланс между традиционным, в том числе и религиозным, сознанием и новым ощущением человека? Как отвечать на вызовы времени и не впасть в экстремум инноваций и экстремум неуступчивого фундаментализма?
Конечно, у христианина в руках есть путеводная нить: это вера во Христа, присутствие в лоне Церкви, радостное приятие Промысла. Но нельзя не понимать, что жизненные реалии изменятся настолько, что поставят нас перед совершенно новыми вопросами, на которые необходимо будет искать потаенные ответы в церковном предании.
Игорь Ашманов
Интернет-аналитик Игорь Ашманов о вечном конфликте отцов и детей и невозможности точных прогнозов.
Как говорят китайцы, предсказывать очень трудно, в особенности, если это касается будущего.
Если бы мы жили в начале XX века, разве мы могли бы спрогнозировать, что впереди наших детей ждут две мировые войны? Если бы мы 30 лет назад спросили ученых про развитие технологий, разве кто-то смог бы спрогнозировать, что в 2015 году практически у каждого человека будет как минимум одно мобильное устройство, соединенное с мировой сетью, и можно будет с грядки дачного участка позвонить в Париж или Сан-Франциско? Точно так же и сейчас давать какие-то прогнозы мне кажется бессмысленным, потому что предугадать, что будет с нашими детьми через 20-30 лет, невозможно. Тем более, что скорость развития технологий и геополитики значительно выросла. Впрочем, работа «глубокого» футуролога довольно непыльная, потому что большинство из них — люди уже в возрасте, скорее всего, не доживут до 2045 года и не услышат насмешек потомков.
Несколько десятилетий назад в газетах обсуждалось, как увести подростков с улиц, то есть как воспитать ребенка, чтобы улица его не испортила. В самом деле, дворы были полны приблатненных компаний, которые курили, пили пиво, играли в карты и затягивали детей из нормальных семей. Отец рассказывал мне, что в 1950-х в его дворе в Тамбове непрерывно были драки, верховодила шпана, он единственный играл в шахматы и нормально учился, уехал в Москву и поступил на мехмат, а практически все остальные ребята из его двора, с кем он в детстве гонял мяч, попали в тюрьму.
И вот, пожалуйста, компьютер нежданно-негаданно увел детей с улиц. Но взрослые, конечно, снова переживают: технологии затягивают детей в виртуальный мир, дети не вылезают из компьютерных игр или соцсетей, общаются на сленге, мало читают, теряют культуру речи, способность удерживать информацию, связь с реальностью. Безусловно, быстрое развитие технологий радикальным образом изменит наше общество.
Но я бы не драматизировал: ведь планшет сам по себе не может заставить человека сделать моральный выбор, не мешает ему вести духовную жизнь, а это самое главное. Опасно то, что влияет на ум и способность рассуждения, обратной связи: это по-прежнему алкоголь и наркотики, которые сейчас еще более доступны и разнообразны.
Конечно, игры, гаджеты и соцсети тоже могут стать своего рода наркотиком, и, разумеется, с такой зависимостью также надо бороться.
В то же время для подростка данная зависимость ничуть не опаснее, чем прибиться во дворе к компании старших и отсидевших в колонии парней. Во все времена искушения были и есть одни и те же: это что-то, лишающее тебя способности здраво оценивать себя и управлять собой. Какое-то из искушений непременно ждет ребенка, и разве есть какое-то принципиальное отличие, будет это улица, или Интернет?
Пожалуй, спрогнозировать я могу только то, что разрыв поколений, новые искушения и ощущение грядущих радикальных перемен будут существовать всегда. И поскольку мы не знаем будущего, готовить детей к жизни нужно так же, как и готовили на протяжении тысячелетий.
Растить их добрыми, трудолюбивыми, честными, смелыми, умными, сильными, способными не впитывать зло. В конце концов, изменения в жизни человека — превращение из подростка во взрослого, из взрослого в женатого, из бездетного в родителя, из зрелого в старика, смерть родных и рождение детей — часто бывают гораздо круче, чем любые изменения внешнего мира.
Протоиерей Дмитрий Юревич
Протоиерей Дмитрий Юревич, кандидат богословия, проректор по научно-богословской работе Санкт-Петербургской духовной академии, об отношении к христианству, человеческой личности и свободе.
Благодаря распространению компьютерных технологий снизится общий интеллектуальный фон. Почему? А потому, что уже сейчас большинство населения использует компьютер прежде всего как средство развлечения (компьютерные игры, общение в соцсетях). Это влечет за собой потерю способности воспринимать серьезную литературу, а значит, и потерю интереса к такой литературе. Добавим сюда упадок в гуманитарной сфере, который наблюдается уже сейчас. Добавим и то обстоятельство, что научное знание становится фрагментарным, что прикладные исследования обретают куда большее значение, нежели фундаментальные.
Вот на таком фоне люди будут знакомиться с христианством, и знакомиться они будут с помощью информационных ресурсов. Но поскольку серьезная богословская и даже просто апологетическая литература окажется им не по зубам (трудно читать «многобукоф»), то судить о христианстве они волей-неволей станут по каким-то кратким выжимкам.
Им будет казаться, что они вполне знакомы с основными идеями нашего вероучения, но это примитивное, чуть ли на карикатурное представление скорее будет отталкивать их от христианства. Но самое главное — по информационным ресурсам невозможно узнать мистическую сторону веры и особенно Церкви.
Для этого нужно самому начать жить христианской жизнью.
И кто-то, несомненно, попытается, но попытается, исходя из неправильной мотивации, а именно: к христианству такие люди начнут относиться как к одной из духовных практик, наряду с йогой, китайской дыхательной гимнастикой и тому подобным. А зачем люди занимаются духовными практиками? Из прагматических соображений: чтобы решить свои житейские проблемы — со здоровьем, карьерой, бизнесом, семьей и так далее. Но в том-то и дело, что Церковь не решает такие проблемы, она просто переводит их в совсем иную плоскость, в совсем иную систему координат. А значит, такие люди быстро разочаруются в христианстве.
Тут можно вспомнить противоречивые, на первый взгляд, слова Христа в Евангелии. С одной стороны, Он говорит, что Евангелие должно быть проповедано по всему миру, всей вселенной (Мф 28:19), а с другой — Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк 18:8). То есть будет множество информации о христианстве, но вот глубокого личного интереса, глубокой тяги к нему в массах не будет. Не стоит надеяться на какой-то расцвет христианства в информационном обществе.
Впрочем, я не думаю, что будут какие-то ужасные гонения, репрессии, вроде тех, какие были в 20–30-е годы прошлого века. Просто потому, что для этого нужна какая-то альтернативная воодушевляющая идея (какой был в то время коммунизм), а откуда ей взяться в обществе потребления?
Поэтому расстрелов и лагерей я не жду — но вот вариант «софт»-гонений, «мягких» гонений вполне возможен. Я имею в виду, что в обществе будет отношение к христианам как к каким-то «фрикам», маргиналам, которые говорят раздражающие вещи, ставят перед социумом онтологические вопросы — жизни, смерти, победы над смертью, а социуму этого не нужно, неприятно. От христиан станут держаться подальше, не будут пускать их в какие-то значимые для общества сферы.
Собственно, уже сейчас очень многие относятся к христианству как к некой экзотике, к некому духовному заповеднику, к чему-то любопытному, но ужасно архаичному. Но это сейчас — а 20-30 лет спустя любопытство уже схлынет, останется только ощущение архаики. Причем ненужной архаики, поскольку практической пользы люди не увидят. Вот потому и ухудшится отношение.
Думаю, это коснется не только христианства, но и всех «авраамических» религий, религий, в которых Бог воспринимается как Личность. То есть иудаизма и в какой-то мере ислама. Напротив, религии, воспринимающие мир как среду, в которой человек должен раствориться (то есть восточные религии), будут все более и более популярными.
В обществе будущего изменится не только понимание личности, но и понимание свободы. Получит развитие та тенденция, которая имеет место уже сейчас, — будут продолжаться ограничения политических и экономических свобод с параллельным возрастанием так называемой терпимости в приватной сфере.
Это вообще характерно для авторитарных обществ: тебе не предписывается, как и что ты должен думать, тебе не предъявляется никаких требований в сфере нравственности, в сфере мировоззрения, но ты обязан быть лояльным власти, обязан быть «полезным членом общества», то есть выполнять свой функционал: соблюдать законы, работать, платить налоги. Пока ты это делаешь, никого не волнует твоя приватная жизнь, где бы она ни протекала — в «реале» или в «виртуальности».
Твои пороки — твое личное дело: можешь ругаться в соцсетях, можешь искать в сети непристойный контент… Пока твоя «приватная виртуальность» не пересекается с интересами государства и крупных корпораций, тебя не тронут.
Однако такая свобода не будет вечной. Дело в том, что чем дальше в будущее, тем больше будет появляться точек пересечения интересов, с одной стороны, частного человека и его «приватной виртуальности», а с другой — государства и крупных корпораций. Ведь частная сфера жизни — это то пространство, к которому приковано внимание человека, на которое направлены его интересы, в котором он самореализуется, которое вызывает у него не меньший эмоциональный отклик, чем, допустим, работа.
А значит, оттуда, из сферы «приватной виртуальности», на человека можно влиять, можно порождать у него те или иные желания, потребности, опасения, надежды, доверие к одному и недоверие к другому. «Приватная виртуальность» чем дальше, тем больше будет становиться средством для манипуляции обществом, в сферу «приватной виртуальности» переместится политическая и экономическая борьба.
А это значит, что степень свободы человека в этой «приватной виртуальности» со временем может резко понизиться.
Разумеется, в обществе будущего неизбежна интеллектуальная рефлексия на тему свободы. Не думаю, что за 20-30 лет возникнут какие-то новые философские или богословские концепции на этот счет, но на уровне массового сознания бурные споры вполне возможны. Скорее всего, усилится утилитарное понимание свободы — как потенциальной возможности достичь желанного уровня благосостояния, или, говоря шире, удовлетворить свои амбиции, осуществить свои мечты. Такое понимание, разумеется, будет несовместимо с христианским пониманием свободы как возможности избавиться от греха, возможности выбрать добро. Такое понимание на массовом уровне будет игнорироваться. Более того — христианское отношение к свободе может восприниматься как заумь, странность, а в худшем случае — и как покушение на свободу в ее общеупотребительном (то есть утилитарном) понимании.
***
Размышляя об обществе будущего, нельзя обойти стороной и те угрозы, какие несут в себе стремительно развивающиеся технологии — не только в информационной сфере, но и в биологической (тем более что эти инновации будут происходить на стыке биологии, медицины и информатики).
Начну с самого простого (в смысле богословской оценки) — с искусственных методов репродукции человека. То есть клонирования или искусственного оплодотворения и взращивания. Мне трудно судить, будут ли спустя 20-30 лет эти технологии поставлены на поток, но ясно, что споры вокруг них ведутся уже сейчас и со временем будут становиться только жарче. Главный вопрос, который неизбежно встанет, — считать ли человеческой личностью ребенка, рожденного подобным образом?
Впрочем, для нас, христиан, тут никакого вопроса нет. Разумеется, это личность! Ведь личность не есть производное от природы. Личность создает Господь в момент зачатия, и странно думать, что если это зачатие произошло искусственным путем, то Он «отойдет в сторонку». Каким бы путем ни появился ребеночек на свет, для нас он — личность, он человек, обладающий всеми человеческими правами.
Но представители других мировоззрений могут смотреть на все это иначе. Собственно, что значит «могут»? Мы говорим о будущем, но это ведь уже сейчас имеет место. О чем говорить, если в наши дни множество людей считает аборт нормальным, допустимым делом, называя ребенка в материнской утробе безжалостным словом «плод», отказывая ему в праве быть личностью! С их точки зрения, если родился — то личность, а за минуту до рождения — еще нет.
Тем более такой подход распространится на искусственное деторождение. Надо учитывать ведь еще и то обстоятельство, что эти репродуктивные технологии дают огромный процент «брака» — по крайней мере, сейчас, и наивно думать, будто через 20-30 лет они станут стопроцентно надежны.
Вполне возможно, что в обществе будущего начнет культивироваться идея, что личность — это только тот, кто выжил, а кто не выжил в процессе взращивания — тот всего лишь «биологический материал», «биологические отходы». Чтобы оправдать это, будет активно использоваться медицинский «новояз», основанный на чисто материалистическом понимании человека. Добавлю, что сюда вполне могут примешиваться коммерческие интересы фармацевтических корпораций. Объявить кого-то нечеловеком, недочеловеком окажется очень выгодным.
Другая тема, тоже способная вызвать богословскую дискуссию, — это люди-«киборги», люди с искусственными органами и, соответственно, с расширенными возможностями. Само это слово, «киборг», пришло из научной фантастики, но уже сейчас это в какой-то мере имеет место — есть протезы, способные совершать движения под воздействием мысленных команд, есть искусственное зрение. Вопрос тот же самый: остаются ли такие люди людьми, сохраняется ли у них человеческая личность? Или они становятся чем-то иным на онтологическом уровне?
Христианский ответ: нет, не становятся. Они по-прежнему люди, по-прежнему личности.
И в философии, и в христианском богословии есть понятие «индивидуум». Индивидуум — это совокупность черт, присущих данному человеку. Например, цвет глаз, уровень образования, физическая сила, музыкальный слух и так далее. Индивидуум — это не личность. Поэтому когда мы говорим о «киборгах», то должны понимать: это люди, у которых изменились некоторые свойства. Изменился индивидуум, но личность осталась прежней. Механическая рука, способная поднимать огромные тяжести, или вживленный в мозг компьютерный чип, позволяющий подключаться к Интернету и перерабатывать огромные объемы информации, не меняют личность. Если человек был злым — он останется злым, если стремился к добру — будет продолжать стремиться к нему.
Человек как целое (а это то же самое, что человек как личность) — больше суммы своих частей. Никакие изменения его природы не могут уничтожить в нем личность или тем более создать в нем какую-то новую личность.
Но, как и в случае искусственной репродукции, наверняка в обществе будущего возникнет идея, что человек, слишком сильно сращенный с машиной, человек со слишком уж изменившимися свойствами — это не личность, не человек, а что-то иное. Может быть, недочеловек, может быть, сверхчеловек.
Варианты тут могут быть самыми экзотическими, но мы, христиане, должны понимать: любые такие попытки кого-либо «расчеловечить» ничего общего с нашей верой не имеют.
***
Как бы технологии ни вторгались в человеческий организм, личность все равно остается личностью. Однако это не значит, что никаких духовных угроз тут нет.
Мы рождаемся, наследуя природу своих родителей. У каждого из нас изначально заложены склонности к каким-то добродетелям и каким-то страстям. Задача личности — развивать эти добродетели и бороться с этими страстями. Поэтому изменение природы, изменение каких-то характерных черт может повлиять на личность, поставить ее в опасное состояние.
Самый простой случай — это возможности, представляющие слишком сильный соблазн. К примеру, если у тебя появилась суперсила, и при этом тебе свойственно тщеславие или агрессия — возникает соблазн воспользоваться этой суперсилой, потакая своим страстям. Вспомним слова апостола Павла: Все мне позволительно, но не все полезно (1 Кор 6:12).
Еще более тяжелая ситуация, когда благодаря технологическому вторжению в человеческий организм (например, вживленный в мозг компьютерный чип) появляется возможность частично или даже полностью контролировать все органы чувств. Подать на определенные зоны мозга соответствующие электрические сигналы — и человек начинает видеть и слышать то, что ему транслируют. Или, наоборот, перестает воспринимать реальный мир. Нравственная оценка такого воздействия совершенно очевидна, поговорим о богословской. Тут встают два вопроса: во-первых, можно ли считать такого человека человеком, а во-вторых, насколько он, находясь под внешним управлением, ответственен за свои поступки.
Ответ нам дает Евангелие. Такие вещи там многократно описаны — описаны случаи одержимости людей злыми духами и описано, как Господь этих духов изгонял. Кто такой одержимый? Это человек, чью телесность и частично психику подчинил себе злой дух, проще сказать, бес. Перестают ли эти люди быть людьми, превращаются ли они в каких-то иных существ? Нет. Как же расценивать с богословских позиций случившееся с ними?
Святоотеческое учение о человеке говорит, что человек — существо цельное, но трехсоставное. У него есть тело, есть душа (то, что на современном языке называют психикой) и есть дух, то есть высшее начало в человеке, его самосознание. Тело, душа и дух в нормальном, естественном состоянии неразрывно связаны. Неестественное состояние — это смерть, когда рвется связь души и духа с телом. Одержимость — другой вариант неестественного состояния, когда связь духа с душой и телом временно блокирована.
Так вот, человек, чьи органы чувств благодаря техническому воздействию находятся под внешним управлением, — это одержимый. Кто-то извне держит его тело и психику. Не злой дух, а другой человек (или вообще компьютерная программа). Такое состояние можно назвать «технологической одержимостью».
Отсюда и ответ на вопрос, ответственен ли «технологически одержимый» человек за свои поступки. Нет. Он не может отвечать за то, что не в силах контролировать. Точно так же, как нельзя вменить в вину описанным в Евангелии бесноватым их действия: как они бросались в огонь и воду, рвали железные цепи… Виноват не он, а те, кто ввергли его в это состояние.
Впрочем, я не думаю, что «технологическая одержимость» возможна в ближайшем будущем, лет через 20-30. Однако видеть эту опасность надо уже сейчас, и надо сделать все возможное, чтобы такая вероятность осталась лишь в фантастике.
***
Как же нам, христианам, относиться к этим отнюдь не радужным перспективам? Что делать здесь и сейчас?
Решение — в правильной христианской эсхатологии. То есть нужно понимать, что Господь уже победил, что Царствие Небесное во всей своей полноте — это не когда-то потом, в необозримом будущем, а уже здесь и сейчас, и на каждой литургии, причащаясь Тела и Крови Христовых, мы входим в это Царствие. Да, мы живем в «последние времена». Но «последние» не в том смысле, что вот-вот уже случится конец света, а в том, что Господь через Церковь изливает на нас благодать Святого Духа. Здесь и сейчас. Поэтому не надо бояться будущего.
Дмитрий Соколов-Митрич
Дмитрий Соколов-Митрич об опасности новых возможностей
Однажды я имел сеанс общения с одним очень небедным верующим человеком. Сеанс этот происходил в его доме, который он только что построил.
— Я долго думал, сделать его из сосны или лиственницы, — поделился своими заботами небедный человек.
— А в чем разница?
— Дом из сосны дешевле, и он простоит лет сто пятьдесят. А из лиственницы дороже, зато и хватит его лет на триста.
— Вы, конечно же, выбрали лиственницу.
— Нет, сосну.
— Почему?
— Триста лет этот мир все равно не простоит. Так зачем зря деньги тратить?
Будь я сам очень небедным человеком, я бы тоже сделал выбор в пользу сосны. Нет, я не обладаю никакой инсайдерской информацией насчет даты конца света. Просто у меня есть стойкое ощущение, что времена относительного благополучия заканчиваются, человечество скоро снова начнет по-крупному чудить, и вкладываться в инструменты стабильной жизни смысла не имеет. На чем основана печаль моих прогнозов? Во-первых, на интуиции. В окружающем нас культурном пространстве витает достаточно подсказок и намеков — надо только уметь их слышать.
Эпоха беззубого постмодернизма заканчивается, в мир потихоньку возвращаются большие ценности, за которые люди готовы умирать и убивать. Идет размежевание по идеологическому признаку — пока на словах, но слова имеют свойство превращаться в поступки. Этот процесс пока едва заметен, но он неотвратим.
Самолет никогда не падает по какой-то одной причине: это всегда стечение нескольких обстоятельств. На данный исторический момент вторая причина грядущих потрясений — очевидная глобальная перестройка мировой экономики. Мир стремительно меняется, причем меняется к лучшему. Новые технологии делают нашу жизнь удобнее, появляются возможности, которых наши отцы и деды даже представить себе не могли. Но в мировой истории уже не раз бывало, что путь в ад был вымощен именно переменами к лучшему. Любое движение вперед — будь то езда на автомобиле или прорыв в новое будущее — требует умения этим движением управлять. В отличие от ситуации на дорогах, где есть общие для всех ПДД и большинство людей имеют опыт вождения, управление переменами — это езда без правил. Вероятность катастрофы в таких условиях возрастает многократно.
Новые возможности требуют новых навыков жизни. Новые навыки жизни появляются лишь вместе с более высоким уровнем психологической и моральной зрелости.
Нож — это тоже новая возможность, но в руках ребенка она превращается в источник повышенной опасности. Пластическая хирургия может исправить ошибку природы, но для миллионов людей с неадекватной самооценкой она стала безотказной возможностью изуродовать себя за собственные деньги.
Социальные сети — революционный инструмент коммуникации, благодаря которому мы были обречены стать ближе друг к другу. Но на практике эта революция привела ко всеобщему озлоблению, обострению общественных противоречий, войнам и смутам. Естественные коммуникационные фильтры, которые веками сдерживали человеческую глупость и агрессию, работать перестали. Плоды этого сбоя в системе мы еще только начали пожинать.
Между тем перемены к лучшему становятся все стремительней. На очереди, например, биоинженерия. Даже страшно подумать, какие незапланированные побочные эффекты может подарить нам эта революция. Как минимум — новую вспышку социального расизма, распад человечества на сословия, на этот раз — по признаку здоровья и долголетия.
Еще одна радость, которая плывет из светлого будущего — интернет вещей. Это когда, например, машина сама знает, куда ехать, а холодильник умеет без вашего участия общаться с магазином и вовремя пополнять свои полки необходимыми продуктами. Нет никаких сомнений, что эти перемены сделают жизнь удобнее. Но вместе с этим удобством к нам в мозг постучится окончательная функциональная дезориентация. Люди и сегодня-то не всегда представляют себе, на каких деревьях булки растут, а с появлением сильно умных холодильников они окончательно потеряют связь с реальностью. Общество станет абсолютно беззащитным перед сбоями в системе. Землетрясения, революции, войны будут иметь дополнительный поражающий эффект, поскольку способность людей выживать самостоятельно будет сведена к нулю.
Наконец, на очереди 3D-принтинг. И вот это уже совсем караул. Конечно, распечатать прямо у себя дома ботинки, фотоаппарат или вставную челюсть — в этом нет ничего плохого. Покупаешь дизайн-макет продукта, нажимаешь на кнопку print — красота, даже в магазин ходить не надо. У меня только один вопрос — тот же самый, который задал мне министр экономического развития Шри-Ланки, когда я спросил у него, почему в XXI веке на местных чайных плантациях — диктатура ручного труда и никаких новых технологий? Базил Раджапакс ответил так: «А что мы будем делать с десятками тысяч людей, которые сегодня там работают?»
От евангелистов 3D-принтинга я бы тоже хотел услышать ответ на вопрос: а куда мы денем парочку миллиардов человек, которые сегодня занимаются производством тех же ботинок, фотоаппаратов и прочих промышленных изделий на заводах и фабриках? Перепрофилируем в дизайнеров? Новой экономике не нужно будет столько дизайнеров. Да и у самих дизайнеров могут начаться проблемы: нет никаких гарантий, что единожды созданный макет продукта не станет добычей пиратов, как это уже случилось в шоу-бизнесе, издательском деле, изобразительном искусстве.
Не нужно быть Нострадамусом, чтобы сообразить: 3D-принтинг ведет за собой на поводочке такую злую деиндустриализацию, что, когда это случится, лично я с удовольствием улетел бы на Марс.
Обострение классовых и геополитических противоречий неизбежно выльется в эпидемию войн, третья мировая практически гарантирована. Вспомним, чего нам стоила эпоха индустриализации, когда шло массовое вытеснение ручного труда и планета высококвалифицированных мастеров превратилась в планету станков и конвейеров, где каждый отдельный человечек легко заменим.
Первая реакция — массовые погромы рабочими своих станков — это были еще цветочки. Список ягодок оказался гораздо печальней: полная перекройка классового устройства общества, появление целого выводка тоталитарных идеологий, глобальный передел сфер влияния, вылившийся в две катастрофические войны.
Теперь же грядет еще более мощное «цунами развития», основанное на окончательной виртуализации производства и замене человеческой головы программным продуктом. Люди будут больше не нужны экономике в качестве исполнителей заурядных рассудочных действий. Шоферы, бухгалтеры, диспетчеры, снабженцы, почтальоны — сотни профессий безвозвратно уйдут в прошлое. Человек будет востребован лишь как источник творчества: предприниматели, менеджеры по развитию, разработчики новых продуктов, кинорежиссеры — всё это останется за нами, и такой поворот истории вроде как не может не радовать. Долой рутинный труд, да здравствует свободное творчество! Ага.
Вот только почему вы решили, что именно вам хватит места под солнцем экономики знаний? Рынок труда для гениев первым делом катастрофически сузится, миллиард-другой людей надо будет срочно выкинуть во тьму внешнюю. Там будет плач и скрежет зубов.
Зачем я пугаю читателей? К чему я вообще веду? Нет, конечно, не к тому, что нужно срочно остановить прогресс и устроить себе бесконечный век сурка. Этого не стоит делать, потому что это невозможно сделать. Прогресс — обстоятельство непреодолимой силы, и, к сожалению, эта сила не только созидательная, но и разрушительная — так было всегда и так будет всегда.
Я всего лишь предлагаю не обольщаться: ни одна волна развития еще не сделала нас счастливей. Я всего лишь предлагаю помнить, что настоящий прогресс — это то, что происходит не вокруг нас, а внутри нас.
Прокомментировать и обсудить предположения экспертов о будущем вы можете на сайте журнала «Фома»
В подготовке книги участвовали Виталий Каплан, Дарья Баринова, Константин Мацан
Комментарии к книге «Каким будет мир через 30 лет. Мнения экспертов», Коллектив авторов
Всего 0 комментариев