«Статьи в газете «Ведомости»»

Александр Викторович Куряев Статьи в газете «Ведомости»

13 марта 2002 г. Несвоевременный подарок

Наблюдая за подготовкой к вступлению России в ВТО, трудно отделаться от ощущения, что членство в этой организации нужно только правительству, и оно добивается своего всеми правдами и неправдами.

Когда чиновник, перед которым поставлена задача обеспечить вступление в ВТО в 2003 г., говорит на встрече с представителями авиа- и автопрома: "Переговорный процесс с ВТО может продлиться 1,5–2 года, может 15–20 лет, а может никогда не завершиться", то это не что иное, как попытка усыпить бдительность аудитории (или попросту ее обмануть).

Когда вице-премьер Алексей Кудрин сообщает, что в перспективе Россия будет стремиться установить средние ставки импортного таможенного тарифа на уровне 3–4 %, возникает вопрос: от чьего имени произносится слово "Россия"? Боюсь, в данном случае всего лишь от имени членов правительственной комиссии по вступлению в ВТО. Это не кажется сильным преувеличением на фоне безудержной вакханалии, устроенной в СМИ активными оппонентами "ускоренного вступления".

Сейчас членство в ВТО навязывается "стране непуганых протекционистов". И логику организаторов вступления России в ВТО понять можно. Ссылаясь на требования ВТО, будет легче решать внутренние проблемы: приводить в божеский вид законы, регулирующие внешнюю торговлю и иностранные инвестиции, ограничивать аппетиты протекционистов. Россия получит возможность защищаться от протекционистских атак других членов ВТО (которая, собственно, является как раз не органом свободной торговли, а вполне протекционистской организацией).

Правительственные переговорщики с ВТО надеются, что их отблагодарят потомки. Однако оценит ли страна такой подарок, пойдет ли он ей впрок?

Истории известны два способа реформы таможенного тарифа. В середине XIX в. власти Франции, Италии и Германии провели фритредерский тариф, не обращая внимания на противодействие промышленников. Потом его приходилось защищать от постоянных поползновений протекционистов. Жизнеспособность такого тарифа невелика — от силы несколько лет (в Германии протекционистский тариф сменил фритредерский уже через два года после принятия).

Противоположный пример — Англия. Фундаментом протекционизма там были "хлебные законы". Их отмене в 1846 г. предшествовала беспрецедентная семилетняя агитация в пользу свободы торговли. Со временем влияние фритредерских идей укреплялось, и в 1853 г. Национальная ассоциация для покровительства промышленности и капиталу навсегда самораспустилась. Реформа закона здесь следовала за реформой идей, что и позволило британцам сохранить фритредерский тариф примерно на 50 лет.

27 марта 2002 г. Ответ Диогена

"Политическая экономия представляет обширное поле для изучения и малое — для деятельности". Этот более чем двухсотлетней давности вывод основателей экономической науки сегодня мало кто готов воспринимать буквально и всерьез.

И немудрено. ХХ век отличался активным вмешательством государства в экономику, местами вплоть до полного их слияния. Многие уповают на отточенные за это время методы "тонкой настройки экономики". Упуская из виду, что этатизму ХХ в. предшествовали глубокие институциональные преобразования, которые и создали — капитализм.

Первые экономисты не только открыли законы, изменить которые человек не в силах, но и сформулировали институциональные условия, позволяющие направить действие этих законов на благо людей (т. е. обеспечить экономический рост). Для этого необходимо ликвидировать барьеры, стоящие на пути инициативы наиболее предприимчивых граждан и тем самым — на пути экономических улучшений. Экономика того времени была скована всевозможными ограничениями, удушающей регламентацией, правительственной опекой; правительства проводили "активную экономическую политику": монопольные привилегии, субсидии, экспортные премии, налоговый произвол цвели пышным цветом. Все это следовало ликвидировать.

В конце концов благодаря идеологической революции, вызванной учениями экономистов, и после нешуточной политической борьбы, продолжавшейся не одно десятилетие, в Европе были созданы долгосрочные институциональные основания экономического роста, не замедлившие выразиться в беспрецедентном повышении уровня жизни широких масс.

У нас в связи с наметившимся экономическим спадом все чаще слышны призывы активнее применять "широкий арсенал" инструментов влияния на экономику, — то денежно-кредитная, фискальная, курсовая политика, перераспределение природной ренты, политика бюджетных расходов, промышленная политика. Естественно, с целью стимулировать рост.

Но как ни пришпоривай стреноженную лошадь, скачки она не выиграет. Недавно меня напугала одна цифра. На совещании, в котором принимали участие вице-губернаторы российских регионов, министр труда и социального развития Александр Починок произнес поражающую воображение фразу: "Нам с вами предстоит принять около 4 млн локальных правовых актов". Куда столько?!

Для экономического роста необходимо и достаточно обеспечить защиту частной собственности и выполнение контрактов, поддерживать низкие и стабильные налоги, снизить госрасходы до минимального уровня, достаточного для охраны прав индивидов, создать стабильную и неинфляционную денежную систему. Короче, не мешать людям работать и не вводить их в заблуждение искажением рыночной информации. Как говорили в XVIII в., "просьба промышленности к правительству так же скромна, как ответ Диогена Александру Македонскому: не заслоняй мне солнца".

10 апреля 2002 г. Налоговый аппетит

Налогообложение — проблема рыночной экономики. При социализме налоги не нужны. Государство является владельцем всех средств производства и единственным работодателем. "Прибыль" предприятий распределяется по разным государственным карманам согласно нормативам. Облагать налогами доходы граждан также не имеет смысла: при необходимости просто корректируются оклады и тарифы.

Налогообложение появляется там, где частное отделено от государственного. В рыночной экономике все богатство принадлежит гражданам, государство не имеет независимых источников доходов и расходы на исполнение государственных функций должны покрываться с помощью налогов. Государство становится статьей расходов в индивидуальных бюджетах граждан. На этом основании и в ограниченных пределах полицейский аппарат государства получает право принуждать людей платить налоги под угрозой применения насилия.

Однако, если не следить за налоговыми аппетитами государства, оно увлекается и забывает, что его вовсе не уполномочивали отбирать все. Умножение видов налогов и установление высоких ставок создает проблему собираемости, означающую, что граждане не согласны отдавать на содержание государства столь высокую долю своих доходов.

Первая реакция государства на уклонение от налогов — репрессивная. Налоговая служба из учетно-регистрационного бюрократического учреждения превращается во всемогущую спецслужбу, на знамени которого начертан девиз: "В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным, кроме смерти и налогов". Афоризм Бенджамина Франклина, возможно сформулированный ради красного словца, становится идеологией. Причем — порочной, поскольку в ее основе лежат два заблуждения.

Считается, что определение размеров и сбор налогов по установленным ставкам — то две различные задачи, а увеличение ставки налога приведет к пропорциональному увеличению налоговых сборов. Однако нужно понимать, что в обществе, в котором сохраняется хоть какая-то свобода, налоги не собираются, а платятся. Еще важнее понять, что, установив слишком высокие ставки, вы не соберете даже того, что люди, в принципе, готовы отдать (именно этот феномен имеют в виду, когда говорят, что от снижения налогов казна только выиграет, если предприниматели выйдут из тени).

Второе заблуждение связано с уверенностью, что рынок все стерпит и адаптируется к любой налоговой системе (такое вот парадоксальное проявление веры в "невидимую руку" рынка). Высокие налоги перестают быть налогами и превращаются в средство разрушения рыночной экономики. А 100 % — ный налог полностью уничтожил бы сферу частного богатства и установил централизованное управление экономикой.

Таким образом, любой конкретный налог, так же как и налоговая система страны в целом, обречен на провал, когда его ставка превышает определенный уровень. Следует постоянно помнить слова, сказанные председателем Верховного суда США Джоном Маршаллом еще в 1819 г.: "Власть вводить налоги подразумевает власть разрушать".

24 апреля 2002 г. Формула роста

Президент в ежегодном послании жестко потребовал обеспечить высокие темпы экономического роста и сократить разрыв между Россией и основными индустриально развитыми государствами мира.

Правда, необходимость этого обосновывалась как-то странно. Так много говорилось о конкуренции между странами и повышении экономического и политического влияния России на международной арене, что возникло впечатление: не предъявив высоких темпов роста, нашему президенту просто неудобно находиться в приличном обществе других глав государств. Когда, не удовлетворившись предложенными правительством проектировками темпов роста, президент в поисках новых идей решил выслушать Глазьева, Маслюкова и Львова, возникло даже опасение, что спрос на новые идеи будет удовлетворен предложением старых заблуждений.

На этот раз вроде обошлось. Многие поняли президентское послание чуть ли не как карт-бланш на реформы. Однако, прежде чем устранять отставание, необходимо понимать: чем определяется разрыв, почему он возник, что стоит за цифрами темпов роста?

Теория связывает экономический рост с накоплением капитала. Для повышения уровня жизни в стране необходимо, чтобы инвестированный капитал на душу населения увеличивался. Капитал необходим для разработки природных богатств, которые в противном случае будут лежать в земле мертвым грузом. Без капитала невозможно внедрить ни одно технологическое новшество. Повышение капиталовооруженности ведет к увеличению производительности труда, что является единственным источником увеличения заработной платы и уровня жизни населения.

Источник капитала — внутренние сбережения и иностранные инвестиции (т. е. сбережения иностранцев). Никаких других источников капитала не существует. Значит, для экономического роста России требуются люди, сбережения которых накапливают капитал, и предприниматели, находящие капиталу применение, лучше всего отвечающее интересам потребителей. Плюс желание иностранцев инвестировать свой капитал в России.

Понятной становится и причина превосходства западных наций: они намного раньше нас создали в своих странах условия для крупномасштабного накопления капитала. Правда, со временем эти страны взяли на вооружение множество мер, замедляющих дальнейшее накопление капитала или ведущих к неэффективному его использованию. Это делает опасным некритичное копирование экономической политики стран Западной Европы.

Вместо того чтобы искать мифические новые идеи, якобы способные подстегнуть экономический рост, надо просто проанализировать, что мешает внутреннему накоплению капитала и притоку иностранного капитала. Нет сомнений, что список получится внушительный. И еще неизвестно, чего там будет больше: родимых пятен социализма или уродств, приобретенных за годы реформ.

22 мая 2002 г. Праздники прошли

В субботу 18 мая завершился праздничный эксперимент. В этом году впервые майские праздники были объединены в праздничную декаду, а за один лишний выходной дополнительный рабочий день был добавлен к следующей неделе. Цель эксперимента — проверить, увеличится ли сумма от перемены мест слагаемых.

Последнее время начало мая вообще перестало ассоциироваться с работой. Два-три рабочих дня между праздниками народ сначала отходил от празднования, потом готовился к следующему. Вот рабочие дни и решили вынести за скобки, чтобы повысить их продуктивность.

Любое экономическое действие есть выбор одного из возможных вариантов поведения. Чаще всего лишь его результаты и учитывают, игнорируя возможные последствия нереализованных. Давайте обратим внимание на невидимую сторону длинных праздников.

В наши дни официальный праздник — это не только право на отдых, но одновременно еще и запрет на работу. Соответственно, многие из тех, кто хотел бы поработать в праздники, не имели возможности сделать это. Кто-то, работая, радовался причитающимся доплатам либо, отдыхая, предвкушал получение стандартного месячного оклада.

Увы, сокращение рабочего времени не является бесплатным подарком работнику. Если оно не компенсируется увеличением выработки, то, соответственно, снижаются повременные и сдельные тарифы и оклады. Да, все праздники и выходные уже учтены в ставках заработной платы.

Пока производительность труда и средняя зарплата у нас низкая, возможно, для многих ценность дополнительного досуга выше потерянного рабочего времени, однако с ростом заработной платы ситуация будет меняться: потеря постепенно станет ощутимой.

Интересно, что в развитых странах, где отсутствуют законодательные ограничения на продолжительность рабочего дня, годовой фонд рабочего времени превышает 1900 часов (США, Канада, Великобритания, Япония), а в странах Европейского союза, где с 1998 г. действует Европейская директива о рабочем времени, ограничивающая максимальную продолжительность рабочей недели 48 часами, в среднем — 1600 часов.

Конечно, директива ЕС распространяется и на Великобританию, но британцы оставили лазейку — по своему желанию работник может работать и больше 48 часов. При этом 75 % британских наемных работников считают, что продуктивнее всего работают, когда сами выбирают длину рабочего дня в соответствии со своим стилем жизни. В результате управленческий персонал работает долго, потому что хочет, а производственный персонал — потому что платят. И никто из них не скажет правительству спасибо, если оно начнет вмешиваться.

Хотелось бы, чтобы и у нас каждый имел возможность решать для себя, достаточно ли он богат, чтобы гулять 10 дней.

5 июня 2002 г. Лес рубят

В середине июня правительство рассмотрит «Основные направления развития лесной промышленности». Эта концепция основана на одном распространенном экономическом заблуждении и содержит по крайней мере одну логическую ошибку.

Чиновники Минпромнауки считают, что лесные богатства России используются не полностью. Из 700 млн куб. м древесины, которые можно ежегодно заготавливать без ущерба для окружающей среды, используется только 24 %. Чиновникам не нравится, что срубленные кубометры не перерабатываются, а сразу экспортируются, создавая рабочие места и добавленную стоимость за рубежом. Чиновников тревожит, что при банальном экспорте кругляка рентабельность всего 1–5%, а в более высоких переделах — в 3–5 раз выше (при производстве фанеры — 24 %).

Соответственно, ставится задача снизить привлекательность сырьевого экспорта и заставить капитал вкладываться в переработку. Добиваться этого собираются проверенными методами — повышением экспортных пошлин на необработанный лес по сравнению с продуктами глубокой переработки.

Думать, что экспорт древесины в необработанном виде крайне невыгоден — экономическая ошибка. Учитывая низкую капиталовооруженность лесозаготовителей (топор, бензопила «Дружба» да гусеничный трактор-трелевочник), прямой экспорт обеспечивает высокую оборачиваемость капитала. По сравнению с масштабными долгосрочными инвестициями в переработку прибыльность экспорта необработанной древесины не ниже, а выше. А риск, что за период окупаемости конъюнктура ухудшится, намного ниже.

А вот и логическая ошибка: непонятно, почему ограничение экспорта кругляка вызовет инвестиции в переработку. Инвестиции зависят от доступности капитала и наличия потенциально прибыльных проектов. При ограничении экспорта просто станут меньше рубить.

Нынешний год показал, что инвестиции требуются в лесозаготовку. Из-за ужасного состояния зимних лесовозных дорог объем экспорта древесины в январе — феврале снизился на 9 % к прошлому году. В результате некоторые ЦБК испытывали недостаток сырья и снижали производство.

Однако инвестициям в лесозаготовку препятствует самая малость — отсутствие объекта инвестиций, частной собственности на леса. Приватизировать леса или отдать в долгосрочную аренду — единственный способ «наделить лесную отрасль инвестиционным потенциалом».

Вторая проблема лесозаготовителей — избыточные налоги. Отчасти она тоже связана с отсутствием частной собственности: затраты на воспроизводство, охрану и защиту лесов превратились из производственных издержек в налоги. Неясно, почему лесозаготовители обложены сбором на строительство и содержание дорог, ведь они строят дороги сами.

Вот реальные проблемы лесной отрасли. А идея перенесения центра рентабельности с экспорта сырья в сектор переработки — только отражение этих проблем в умах чиновников.

26.06.2002 Сахарный налог

В околосахарных кругах с нетерпением ждут, что премьер со дня на день подпишет так называемое "постановление о квотах". На самом деле это постановление не о квотах, а о сахарном налоге. Этого налога нет в Налоговом кодексе, но уже второй год он исправно взимается с каждого россиянина.

Ожидаемое постановление правительства должно определить таможенный режим ввоза сахара-сырца — сырья, из которого производится 80 % сахара, потребляемого в России. А когда мы слышим слова "таможенный режим", то почти всегда речь идет об ограничении импорта с целью повышения внутренних цен. Сахарный налог — это разница между внутренней ценой сахара, определяемой размером пошлин, и ценой, которая установилась бы при режиме свободной торговли сахаром и сырьем, из которого его производят. Начиная с прошлого года, когда впервые эффективно заработали высокие пошлины на сахар-сырец, все российские потребители вместе платят за сахар лишние $450–600 млн. В следующем году сумма сахарного налога увеличится: предполагается, что пошлины на сахар-сырец увеличатся на 65–67 % — базовая со 120 до 200 евро за тонну, сезонная со 150 до 230 евро за тонну. Для справки: биржевые цены на сахар-сырец в последнее время составляют 135–150 евро за тонну (плюс доставка около 25 евро). То есть в следующем году пошлины на сахар-сырец составят более 100 %. А ведь еще в 1999 г. пошлина на сахар-сырец равнялась — не поверите! — всего 1 %! И никто не заметил этого повышения. Как так получилось?

Вспомните начало этого года. Сколько шуму наделала история с планировавшимся повышением пошлин на иномарки. Премьер тогда не решился его подписать. Хотя цена вопроса сопоставимая. Считалось, что рост цен на продукцию отечественного автопрома, спровоцированный повышением пошлин, грозит российским автолюбителям дополнительными $600-1000 млн. Цифры фактически одинаковые, а реакция разная. Дело, похоже, в нас самих. Повышение автопошлин привело бы к увеличению цены одного автомобиля на $600-1000, а в результате действия пошлин на сахар каждый из нас платит лишних $3–4 в год. Видимо, наше сознание как потребителей находится на уровне земноводных. Известно, что если лягушку бросить в кипяток, то она выпрыгнет. А если посадить в холодную воду и медленно нагревать, то она сварится.

Да, действительно, трудно ощутить спровоцированное протекционистскими действиями разовое 20–30 %-ное повышение цен, если затраты на этот товар — незначительная доля вашего бюджета. Но пора постепенно эволюционировать в направлении человека разумного и научиться понимать, что, во-первых, любой налог в пользу протекционистов, сколь угодно маленький, — это прямое изъятие из вашего кармана в пользу вполне конкретных людей; во-вторых, что желающих поживиться таким способом немало, и если собрать вместе все надбавки, которые вы выплачиваете протекционистам за год, то сумма получится ощутимая для любого человека. И чем вы состоятельнее, чем больше ваши потребительские расходы, тем круглее получится отнятая у вас сумма. С другой стороны, чем беднее человек, тем больнее на нем сказываются последствия "защиты отечественного товаропроизводителя".

Кстати, не думайте, что на этом сахаропроизводители успокоятся. Их программа-минимум: базовая пошлина — 250 евро за тонну плюс субсидия 140 евро на тонну сахара из сахарной свеклы.

10.07.2002 Индекс свободы

Недавно вашингтонский Институт Катона опубликовал очередной рейтинг экономической свободы. Цель этого ежегодного исследования — измерение экономической свободы, которая при этом рассматривается как самостоятельная ценность. В докладе также упоминается, что при проверке корреляции уровня экономической свободы с другими показателями социального развития обнаруживается сильная положительная связь высоких значений индекса экономической свободы с высоким уровнем доходов и высокими темпами экономического роста, а также с высокими значениями индекса человеческого развития ООН.

В России экономическая свобода воспринимается прежде всего как средство ускорения экономического роста и повышения уровня жизни. Однако принятие индекса экономической свободы в качестве критерия при формировании стратегии институциональных и структурных реформ, основываясь исключительно на положительной корреляции уровня экономической свободы и экономического роста, неизбежно ведет к нескончаемым спорам на тему: что было раньше — курица или яйцо?

Вот, к примеру, реальная критика некоторых практических шагов, направленных на повышение экономической свободы:

вы утверждаете, что более свободные страны развиваются быстрее. Но значит ли это, что расширение экономической свободы непосредственно и однозначно ведет к росту. А может, это экономический рост создает условия для роста экономической свободы? Давайте вначале добьемся роста, а он приведет к расширению экономической свободы;история показывает, что фактор экономической свободы является фактором роста не во все времена, а на определенных фазах развития общества. Интервенционизм может быть оправдан на определенных фазах развития экономической системы. Надо определить, на какой фазе находимся мы; в целях повышения индекса экономической свободы вы призываете к снижению государственных расходов. Однако снижение бюджетной нагрузки происходит гораздо органичнее как раз в условиях устойчивого экономического роста, а не при глубоком спаде. И вообще, экономическая история знает немало примеров высокого и устойчивого роста при наращивании государственных расходов эффективного государства.

Критики при этом представляются сторонниками экономической свободы и даже являются видными представителями либерального истеблишмента. В действительности никакую экономическую политику, никакие реформы невозможно обосновать с помощью исторических примеров и статистики. Обоснованием может служить лишь экономическая теория. И уже 200 лет как существует программа экономической политики, разработанная на основе выводов экономической теории. Это политика laissez faire (невмешательства государства). Нигде в мире она не была реализована в полной мере. Даже в апогее ее популярности на вооружение брались только отдельные части этой программы, в то время как другие, не менее важные, либо отвергались с самого начала, либо от них быстро отказывались.

Но даже в усеченном виде реализация программы laissez faire приводила к беспрецедентному экономическому росту — благодаря либеральным мероприятиям и вопреки антилиберальным. Поэтому, обращаясь к историческому опыту, следует отделять зерна от плевел. А это можно сделать только с помощью теоретического, а не статистического анализа.

24.07.2002 Неприличная болезнь

1851-й год. В Австралии найдены золотые россыпи. До этого австралийцы золото получали из других стран в обмен на шерсть, сало, кожу. С открытием золотых месторождений те же самые затраты труда и капитала позволили получать в 4 — 5 раз больше золота, чем прежде. Естественно, труд и капитал ринулись в добычу золота. Вместо продукции сельского хозяйства Австралия начала экспортировать золото. Более того, несмотря на неограниченное количество плодородной земли, Австралия стала ввозить практически все потребляемое ею продовольствие. Дерево, используемое в золотых рудниках, везли из Европы через Балтийское море, хотя буквально рядом с шахтами рос лес такого же хорошего качества. Сырье для кожаных изделий было в Австралии дешевле, чем где-либо в мире, но башмаки ввозились из-за границы. То есть страна импортировала товары, которые сама могла бы производить с меньшими затратами труда и капитала, чем те, которые требовались для производства этих предметов в странах, откуда они вывозились. По мере истощения залежей золотая лихорадка постепенно сошла на нет, и структура производства восстановилась.

Экономисты XIX в. увидели в этой истории «самое поразительное экспериментальное подтверждение, какое только может получить совершенно абстрактная доктрина», подразумевая при этом теорию сравнительных издержек Рикардо.

Прошло 100 лет. В начале 50-х гг. ХХ в. в Голландии было открыто крупнейшее в Европе газовое месторождение. В 60 — 70-е гг. оно стало для страны настоящей золотой жилой. Капитал и труд стали перетекать в газодобычу, газ стал основным экспортным товаром, из-за обильного притока экспортной выручки повысился курс местной валюты, т. е. на то же количество гульденов жители Голландии получили возможность покупать больше импортных товаров (дополнительно к общему повышению заработной платы в экономике). Однако экономисты ХХ в. естественный процесс сворачивания некоторых отраслей и активное развитие газодобывающего сектора почему-то сочли парадоксом спада производства на фоне экономического роста и окрестили голландской болезнью. Особенное неудовольствие вызвало то, что изрядная часть обрабатывающих отраслей экономики Нидерландов оказалась «погубленной», вызвав «деградацию» ее структуры.

С этого времени получают развитие исследования об отрицательном воздействии богатых природных ресурсов на экономический рост, приходящие к абсурдному выводу, что радикальным средством лечения голландской болезни является «принудительное закрытие нефтяных скважин и газовых месторождений».

А в Австралии в свете современных представлений произошло вот что: гипертрофированное повышение доли сырьевых отраслей, ориентированных на экспорт, и деградация производства товаров конечного спроса, ориентированных на внутренний рынок, обрекающая экономику на технологическое отставание. Хорошо, что австралийцам 150 лет назад это было неизвестно и они наивно направляли свои усилия в отрасли, дававшие наибольший доход.

Теория голландской болезни — один из разделов экономической евгеники. Наряду с представлениями о том, что промышленность выгоднее сельского хозяйства, производство готовой продукции выгоднее добычи сырья, а постиндустриальная структура экономики предпочтительнее индустриальной.

07.08.2002 Грабеж и рынок

В российском календаре есть два необычных праздника — День пограничника и День десантника. В эти дни соответствующая униформа фактически является лицензией на безнаказанный грабеж в особо мелких размерах (только выпить и закусить, не более). И именно в эти дни в местах массового гуляния виновников торжества прекращается всякая торговля. Владельцы ларьков в парках отдыха, наученные горьким опытом прошлых лет, предпочитают на время сворачивать бизнес. А в этом году по случаю Дня ВДВ была парализована торговля целого города: в Тольятти после погрома, учиненного бывшими "голубыми беретами" на одном из рынков, хозяева остальных рынков решили от греха подальше прекратить торговлю до окончания "праздника". Самое замечательное в этих регулярно повторяющихся "днях сурка" — чистота эксперимента, наглядность причинно-следственной связи.

На заре человечества любая встреча иноплеменников неизбежно заканчивалась войной. Постепенно с помощью институтов гостеприимства и дарообмена люди начинают понимать, что обмениваться предметами выгоднее, чем воевать. Мирный обмен и насильственное отнятие имущества долго существовали одновременно. Причем не только в международной, но и во внутренней торговле. Во времена, когда рынки не были постоянными, а собирались по базарным дням, редкий рынок обходился без драки и враждебных столкновений, сломанных ларей и будок: людям трудно было привыкнуть относиться даже временно без вражды к иноплеменнику. Еще во второй половине Х в. драка на рынке, перейдя во всеобщую резню, кончилась разрушением города Аугсбурга.

Морскую торговлю вели купцы, которые по совместительству были пиратами. Норманнские викинги, входя в гавань, поднимали красный щит на мачте — знак мира — и приступали к честному обмену; по окончании же обмена спускали щит и предавались столь же честному грабежу. Не далее как в эпоху великих географических открытий в XV в. и в следующее столетие капитан торгового судна, подходя к чужому берегу, решал, чем он будет заниматься: торговлей или грабежом. Ту же самую задачу для себя решали люди на берегу. И ничто не мешало после завершения торговли заняться грабежом.

История сосуществования грабежа и торговли показывает, что рынок рождается только тогда, когда заканчивается грабеж. С другой стороны, дважды в год мы получаем подтверждение, что там, где начинается грабеж, рынок умирает.

Несмотря на поучительные последствия регулярного грабежа в особо малых размерах, у российских властей никак не получается искоренить все возможности грабежа в особо крупных размерах для начала хотя бы со стороны частных лиц. Прежде всего предоставляемые законом о банкротстве. Если добавить периодические поползновения со стороны государства (здесь и налоговые эксцессы, и история соглашений о разделе продукции, и попытки признать частный трубопровод естественной монополией, и последний скандал с поправками к закону о недрах), то стоит ли удивляться вывозу капитала и незначительности иностранных инвестиций?

Рынок не может вынести повторяющихся хищнических налетов. Накопление капитала и инвестиции основываются на ожиданиях, что никаких экспроприаций не случится. Если эти ожидания отсутствуют, то люди предпочитают либо проесть свой капитал, либо инвестировать его в другом месте.

Оглавление