«Несколько слов о нашем добром друге Марии Майеровой»

Когда-то давно, в юные годы, прочел я иностранный роман — грустную и страстную книгу о несчастной девушке, пытающейся вырваться из мещанского болота на широкую дорогу жизни. «Лучший из миров» — иронически назывался этот роман. И написала его чешская писательница Мария Майерова. С тех пор я заинтересовался этим автором, и когда потом, уже незадолго до войны, мне довелось прочесть большой роман «Сирена», по праву считающийся одной из лучших книг о рабочем классе, Майерова навсегда вошла в круг моих самых любимых писателей.

А познакомился я с ней совершенно случайно, в первые часы освобождения Праги. Чудесные это были часы. Война в городе еще не угасла. Горело подожженное гитлеровцами средневековое здание городской думы. Слышалась перестрелка: пехотинцы вышибали из подвалов и чердаков засевших там эсэсовцев. Но по улицам шли наши танки, и ликующие люди, заполняющие тротуары, бросали под их гусеницы первые весенние цветы — одуванчики, нарциссы, на запыленные пушки — венки из еловых ветвей.

Тут, на углу Староместской площади, недалеко от знаменитых средневековых часов, разбитых в одном из последних боев, мы с замечательным советским журналистом, корреспондентом «Комсомольской правды» Сергеем Крушинским, увидели невысокую круглолицую женщину в старинном чешском костюме. Она стояла на обочине тротуара. В руках у нее был графин сливовицы, а в корзиночке маленькие стаканчики. Смеясь не столько ртом, но глазами, всем своим милым лицом, она угощала этим напитком наших танкистов и все говорила:

— Здравствуйте!

Растроганные солдаты, только что проделавшие свой легендарный марш через годы, усталые, пропыленные до костей, жали ей руку и осторожно принимали от нее крохотные хрустальные стаканчики. А она стояла смеющаяся, растроганная, со слезами на глазах и все говорила свое:

— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!..

Мы тоже выпили по стаканчику и как репортеры пожелали узнать имя этой милой женщины, столь радушно встречающей советских воинов.

— Мария Майерова, — ответила она.

— Как, та? — как-то само собой вырвался у меня довольно нелепый вопрос.

И она поняла, не обиделась, лишь переспросила: