«Эксперт № 03 (2014)»

На твердой почве

Валерий Фадеев

Россия выйдет из кризиса европейской цивилизации в наилучшей форме. Основанием для этого являются ее византийские корни

Jean Leon Huens

Клянусь честью, что ни за что на свете

я не хотел бы переменить отечество

или иметь другую историю,

кроме истории наших предков,

такой, какой нам Бог ее дал.

А. С. Пушкин

Минувший год подтолкнул нас к осознанию себя как нации.

Дискуссия вокруг концепции единого учебника истории для средней школы и вновь возникший благодаря речи президента Путина на Валдайском форуме вопрос о поиске нашей национальной идентичности, или, иначе, о национальной идее, тесно взаимосвязанные темы. Обсуждение концепции российской и мировой истории, в первую очередь, конечно, российской, — это не вопрос, как преподавать историю с точки зрения методики или педагогики, это не профессиональный вопрос преподавательского сообщества. Это как раз вопрос о выборе национальной идентичности. Я говорю именно о выборе, а не о поиске или конструировании, потому что нельзя создать идентичность (национальную идею) из ничего, ее можно только вынуть из глубин народного сознания, конечно неструктурированного, интуитивного, противоречивого. Народ в своей массе не может и не должен проделывать такую работу, это задача той его части, которую принято называть интеллигенцией. Последствия такого поиска могут поразительно различаться по результатам. Например, сто лет назад одни искали основы идентичности народа в христианстве, называли народ богоносцем, рассчитывали на его всемирную отзывчивость и, безусловно, имели на это прагматические резоны; другие, тоже интеллигенты, готовили революцию. Вторые победили. В результате народ, который, по мнению первых, мог бы стать богоносцем, разрушил все социальные структуры и устроил братоубийственную резню.

Отсюда — жесткость спора. Дискуссия ведется о метафизических основаниях жизни страны, о тех базовых конструкциях, которые определяют в конечном счете доминирующее и в народе, и в правящем слое мировоззрение. Тот, кто задает основные постулаты этого мировоззрения, обладает, возможно, самой сильной и действенной властью — властью над умами.

Византийская икона из монастыря св. Катерины. Синай. VI век

В этой историографической дискуссии есть две ключевые темы.

Первая — начала нашей страны, ее происхождение, восточное христианство, православие как основа уклада жизни народа, Византия как исторический предшественник и учитель России. Вторая — смысл и значение советского периода в истории страны. Первая тема — далекое прошлое, простым обывателем вряд ли рефлексируемая, однако постоянно муссируемая в общественном поле путем противопоставления России и Запада. России, отсталой уже в силу своего первородного греха происхождения от Византии и Запада — прогрессивного, идущего правильной дорогой исторического развития. Вторая тема, напротив, предельно понятна большинству граждан страны в силу исторической близости советской жизни, которая была мгновенно и безвозвратно потеряна, а теперь многим кажется гораздо более осмысленной, чем жизнь нынешняя. В этих записках коснемся только первой темы.

Питер Пауль Рубенс. Основание Константинополя

Первородный грех

«Я думаю, что одна из величайших трагедий для России — принятие православия» — это известный тезис знаменитого телеведущего Владимира Познера. Он говорит дальше: «Если оттолкнуться от таких определений, как демократия, качество жизни, и распределить страны по этим показателям, то на первом месте будут именно протестантские страны, все. Потом католические. И лишь потом такие, как Россия, Греция, Болгария и так далее… Я считаю, что Русская православная церковь нанесла колоссальный вред России».

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Не будем обращать внимание на неточности: Русь приняла христианство до разделения церквей, а протестантские движения возникли, конечно, существенно позднее. Важны следующие утверждения: Россия, приняв «неправильную» веру, изначально была обречена на отставание, на то, чтобы находиться на вторых-третьих ролях; Россия никогда не выбьется в первый ряд со своей верой; критериями успешности исторической жизни народов являются качество жизни и демократия. Последнее утверждение заслуживает отдельного разговора, здесь ему не хватит места, в этой статье будем касаться первых двух.

Иные из тех, кто с подобными тезисами не согласен, скажут: не следует обращать внимание на Познера, он просто журналист, разве он учитель жизни? Однако Владимир Познер — один из самых авторитетных профессионалов в журналистской среде, а именно она отвечает за трансляцию тех или иных смыслов.

Падение Константинополя (1453). Картина неизвестного венецианского художника конца XV — нач. XVI века

Вот другие авторитеты — писатели Борис Акунин и Михаил Шишкин, оба известные оппозиционеры, интеллектуальные борцы с режимом. Их сравнительно недавняя беседа активно обсуждалась «прогрессивной общественностью».

Борис Акунин: «Чтоб он провалился, византийский орел с двумя головами — шизофренический символ, выбранный Иоанном Третьим в качестве герба нашего государства.

В России живут бок о бок два отдельных, нисколько не похожих друг на друга народа, и народы эти с давних пор люто враждуют между собой… Есть Мы и есть Они. У Нас свои герои: Чехов там, Мандельштам, Пастернак, Сахаров. У Них — свои: Иван Грозный, Сталин, Дзержинский, теперь вот Путин».

Томас Аллом. Цистерна Базилика. 1838 год

Михаил Шишкин: «…в России существует два народа, говорящих по-русски, но ментально друг другу противопоставленных. Одна голова напичкана европейским образованием, либеральными идеями и представлениями, что Россия принадлежит общечеловеческой цивилизации. Эта голова не хочет жить при патриархальной диктатуре, требует себе свобод, прав и уважения достоинства. У другой головы свой, все еще средневековый, образ мира: Святая Русь — это остров, окруженный океаном врагов, и только Отец в Кремле может спасти страну».

Писатели также указывают на первородный грех России — византийское происхождение. Этот грех никак не позволяет «хорошему» народу, либеральному, цивилизованному, читающему Чехова, преодолеть сопротивление народа «дурного», жаждущего патриархальной диктатуры. За диктатуру, унижение достоинства, пренебрежение свободами, за «Святую Русь» отвечает орлиная голова, смотрящая на восток, византийская голова. По-видимому, по замыслу наших интеллектуалов, ее следует отрубить.

Есть и другие многочисленные примеры такой линии рассуждений. Важно отметить, что эта линия широко распространена в общественном поле, более того, она доминирует. Те же, кто придерживается иной позиции, объявляются чуть ли не мракобесами.

Храм св. Софии в Константинополе. Реконструкция

Сконструированная история Византии

Византия вызывает в сознании обывателя массу негативных коннотаций: восточная деспотия, «византийщина», политические интриги, отсталость (по сравнению с Западом). Эти, используя современный термин, мемы, прочно сидят в общественном сознании под видом доказанных исторических фактов. Между тем доминирующий в общественном сознании образ Византии был, по существу, сконструирован и внедрен в общественное поле. Речь не идет о каком-то заговоре или конспирологии. «Научная» история Византии — яркий, может быть, самый яркий пример того, как идеология коверкает историю человечества, искажая ее или даже выдирая целые куски.

Основные тезисы историографии Византии практически на два века задал британский историк Эдвард Гиббон в своем выдающемся многотомном труде «История упадка и разрушения Римской империи». В нем Гиббон сначала описал собственно Рим до его падения в 476 году, а затем включил в рамки своего исследования и Византию, закончив описание ее падением в 1453 году. Гиббон, человек эпохи Просвещения, тем более англичанин, с присущим им рационализмом, на мой взгляд граничащим с догматизмом, а иногда и отдающим цинизмом, не жаловал Европу Средних веков. Он, как, впрочем, и многие другие историки, считал века между крахом Рима (закатом Античности) и Предвозрождением (XIII–XIV века) или даже Возрождением (XV–XVI века) неким историческим провалом народов Европы в дикость и серость. Темные века — так было принято называть этот исторический период. Не слишком жаловал Гиббон и Церковь, чем даже вызвал на себя критику и вынужден был оправдываться. Тем более предельно жестко Гиббон оценивает историю Византийской империи, полагая ее скопищем пороков и интриг, символом исторического застоя, предательством идеалов Античности. Эдвард Гиббон задал традицию трактовки истории Византии, которая надолго стала абсолютно доминирующей в исторической науке и в школьных учебниках (если Византия в них вообще была), в том числе в советских.

Квадрига лошадей работы античного скульптора Лисиппа на лоджии собора св. Марка в Венеции. Вывезена из Константинополя после грабежа 1204 года

Чтобы понять степень презрения историков к Византии, приведем одну цитату. «Относительно Византийской империи вердикт исторической науки таков: это государственное образование являет собой самую низкую и презренную форму, которую когда-либо принимала цивилизация… Рабы и добровольные рабы — как в своих деяниях, так и в своих мыслях… История Византийской империи — это монотонная история интриг священников, евнухов и женщин, полная отравлений, заговоров, повсеместной неблагодарности, постоянных братоубийств». Это цитата из книги У. Э. Х. Леки, изданной в 1869 году, она приведена в книге современного историка Джона Норвича «История Византии», ее можно купить сейчас в московских магазинах. Норвич пишет: «На протяжении пяти лет моей учебы в одной из самых старых и самых привилегированных частных школ Византия казалась жертвой заговора молчания. Я не могу вспомнить, чтобы она вообще упоминалась на занятиях… Я подозреваю, что и сейчас многие люди имеют такое же смутное представление о данном предмете».

Мы наблюдаем и здесь, в России, «такое же смутное представление». Но в отличие от других стран, для жителей которых история Византии имеет преимущественно познавательное и поучительное значение, для нас, русских, Византия — один из источников нашей собственной исторической жизни, важный элемент в основании нашей национальной идентичности, элемент, часто нами игнорируемый, забываемый, но в то же время вызывающий у некоторых злобу и ненависть, а значит, действительно актуальный.

Василий Великий. Икона из Деисусного чина. Москва. Феофан Грек и его мастерская

Правда о Византии

Позволю себе, отбросив «британскую пропаганду», напомнить, чем была в действительности Византия.

Начнем с того, что она так не называлась. Название «Византийская империя» ввели в оборот западные историки уже после того, как она перестала существовать. Это государство называлось Восточной Римской империей, а жители империи продолжали называть себя римлянами. По-гречески римляне — ромеи, отсюда еще один вариант названия: Ромейская империя. Очевидно, новое название было придумано, чтобы подчеркнуть разницу — религиозную, культурную, цивилизационную — между Византией и Римом, Античностью

и историей Запада в целом, как-то противопоставить «прогрессивный Запад» «архаичному Востоку». И это удалось в полной мере.

Империя была образована римским императором Константином в 330 году. Победив в борьбе за власть, Константин, намеревавшийся сделать государственной религией христианство, поступил радикально — перенес столицу подальше от сотрясаемого непрекращающимися гражданскими войнами языческого Рима, на восток, в небольшой город Византий, и назвал ее Новым Римом. Началась более чем тысячелетняя история Византийской империи.

Святитель Григорий Богослов. 1209. Cербия (Студеница)

В территориальном плане новое государство занимало восточные владения Римской империи, западная же часть таяла под ударами варваров. В VI веке императору Юстиниану даже удалось вернуть, правда на непродолжительное время, часть римских земель — всю Италию, север Африки и юг Иберийского полуострова. Это был пик территориальной экспансии Византии.

В экономическом и торговом отношении империя долгие века доминировала в Средиземноморье. Не было товара, который не производился бы или не мог быть купленным на территории империи. Считается, что в период расцвета империя производила до 90% продукции на территории Евразии западнее Индии. Заметный упадок экономики произошел в XII–XIII веках под давлением Венеции и Генуи.

Константинополь был величайшим городом Средневековья. По оценкам, его население в VII веке достигало 700 тыс. человек. (Население Парижа в это время не превышало 15 тыс. человек.) Пройдет еще много веков, прежде чем европейские города смогут сравниться с Константинополем. Грандиозный собор Святой Софии, построенный в 537 году, оставался самым большим христианским храмом до 1626 года, когда был освящен собор Святого Петра в Риме. Таким образом, чтобы превзойти византийцев в искусстве строительства, потребовалось более тысячи лет. Город был наполнен дворцами, храмами, виллами богатых людей, произведениями искусства. Когда в 1204 году крестоносцы взяли Константинополь, в результате многодневного грабежа тысячи захватчиков уехали домой богатыми людьми. При этом было уничтожено много произведений искусства, в том числе античного, и поведение крестоносцев немногим отличалось от варварских грабежей Рима почти тысячелетием ранее.

Следы этого великого грабежа можно увидеть и сегодня — в Венеции, на площади Дожей, главной туристической достопримечательности этого великолепного города. Расположенный на площади собор Святого Марка, куда ежедневно стремятся попасть тысячи туристов, был построен в IX веке в суровом романском стиле (другого на Западе тогда не было). Внешний вид собора был радикально изменен после крестового похода 1204 года: он был украшен колоннами и капителями из византийских дворцов. На лоджии собора можно также увидеть знаменитую квадригу лошадей, произведение великого античного скульптора Лисиппа. Квадрига тоже была вывезена из Константинополя, правда, там скульптуры лошадей, как и положено, стояли на ипподроме, а венецианцы зачем-то водрузили их на христианский храм, по-видимому чрезвычайно гордясь своими военными трофеями.

Григорий Палама. Икона XIV века

Однако не эти выдающиеся достижения империи — богатство, торговля, строительство городов и выдающихся храмов, искусство, дипломатия — определяют роль Византии в истории человечества, хотя и этот набор неплох, по крайней мере не заслуживает игнорирования в учебниках истории. Император Константин реализовал свою идею объявить христианство официальной религией Римской империи. Именно это решение определило динамику всей западной части Евразии на следующие века.

Константин принял это решение, когда христианство на территории Римской империи уже было широко распространено. Однако фактически подпольный характер нового вероучения в силу его «перпендикулярности» языческим верованиям часто приводил к жестоким гонениям на христиан. Поток новообращенных, среди которых были и высокопоставленные чиновники, и военные, и богатые люди, и люди простые, оказался столь велик, что остановить его репрессиями, по-видимому, было невозможно. Выход из подполья привел к массовому обращению римлян в новую веру, произошел быстрый переход от язычества к христианству.

Расцвело христианское богословие. Античная традиция дискуссий, обретя новую почву, дала колоссальный интеллектуальный всплеск. Достаточно вспомнить Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста — трех Великих святителей, христианских ученых Афанасия Великого, Иоанна Дамаскина, чьим последователем стал Фома Аквинский, великий уже латинский богослов, написавший непревзойденную «Сумму теологии». Эти выдающиеся мыслители дали фундаментальное богословское обоснование нового мира.

Важно отметить, что античный мир продолжал существовать внутри уже христианской империи, он был попросту частью повседневности, как скульптуры лошадей на ипподроме в Константинополе, да, собственно, как и сам ипподром, служащий для массовых развлекательных мероприятий. Античная мысль также не была запрещена: например, платоновская Академия была закрыта лишь в 529 году. Античную мысль не запрещали, она была изжита, преодолена новой мыслью — христианской.

Иоанн Златоуст. Андрей Рублев. 1408 год Конец XIV века.

Если хотите, это была грандиозная социальная инновация (лично у меня, как и у очень многих других, нет никаких сомнений: не рационального, сверхчеловеческого происхождения), которая задала тенденцию развития большой части мира почти на два тысячелетия.

Итак, подведем промежуточный итог. Римская империя вовсе не погибла под натиском варваров, после чего наступили «темные века». В запустение пришла западная часть империи, а восточная процветала, на востоке никакого «темного Средневековья» не было. Напротив, там была великая империя, с которой не мог сравниться никто.

Сергей Аверинцев так написал о Византии: «Все высшие духовные ценности, как религиозные, так и светские, — Библия, передаваемая Церковью, и Гомер, передаваемый школой, греческая философия, римское право и прочая, — какие только знал человек христианского ареала, содержались в границах одного и того же государства, в его рамках, в его лоне. За его пределами — мир одновременно иноверный (неверный), инокультурный (варварский) и к тому же беззаконный, как бы и не мир, не космос, а хаос, “тьма внешняя”. Двуединство Римской империи и христианской Церкви само себе мир».

Русь приняла христианство в X веке, приняла из рук великой цветущей христианской империи — Византии. Русь приняла христианство у безусловного лидера западной части Евразии. Утверждать, что это был ошибочный выбор, просто наивно, вероятность другого, западного, выбора была ничтожна.

Пьетро Лоринцетти (Сиена, 1280/85–ок. 1348). Полиптих Тарлатти. Фрагмент. Выдающийся пример интегрального искусства, когда чувственный и сверхчувственный миры объединяются

Великий спор об исихазме

Как разошлись христианский Восток и Запад? Почему не удалось, несмотря на многочисленные попытки, вновь объединить Западную и Восточную Церкви после их раскола в XI веке? Не только ведь материальные факторы — жадность и зависть к богатству — имели значение. Конечно, этот раскол гораздо серьезнее. Глубокие мировоззренческие расхождения, разные пути богопознания, выбранные Церквями, в конце концов исключили возможность единения. Раскол не результат чьих-то ошибок, излишних притязаний, капризов, ревности. Раскол — это провиденциальное действие, это результат высшего проявления свободы воли, когда решения и их последствия не подсчитываются рациональным образом, а изыскиваются в глубинах Духа. Силу таких решений нельзя переломить, последствия таких решений необратимы.

Рассмотрим здесь только один эпизод интеллектуального, богословского столкновения Востока и Запада, возможно решающий, самый яркий, необыкновенно емкий по затрагиваемым проблемам, глубокий по своему интеллектуальному качеству. Это знаменитый спор между византийским богословом Григорием Паламой и калабрийским монахом Варлаамом по поводу исихазма.

Исихазм — широко распространенная в монашеской среде Византии мистическая духовная практика богопознания, практика умно-сердечной молитвы, очищающей помыслы и готовящей к богосозерцанию. Варлаам, узнав об этих практиках, принялся высмеивать монахов и обвинять их в греховном эзотеризме. «Пуподушники» — так обзывали монахов-исихастов, высмеивая один из психосоматических приемов, когда практикующий концентрируется на своем пупке.

Однако тема оказалась не комичной. В дискуссию вступил Григорий Палама, оппоненты обменивались виртуозными жесткими посланиями. Масштаб дискуссии настолько разросся, что было созвано два Собора, они вынесли решения в пользу Паламы. Варлаам бежал из Византии в Италию, где давал уроки греческого языка Петрарке.

Почему Варлаама так смущал мистицизм греческих монахов? Выдающийся современный богослов о. Иоанн Мейендорф разъяснял: «Практическая мысль Варлаама была близка к современному ему западному номинализму Вильгельма Оккама: реального богопознания нет; есть только либо рациональные выводы из чувственного опыта, либо недоказуемые и несообщимые мистические озарения». Здесь еще делается вежливый кивок в сторону «мистического озарения», богопознание все же возможно, однако, по сути, совершается мощный решающий дрейф в сторону языческого Аристотеля — чувственный опыт как единственный источник точного знания. Варлаам утверждает, что Бог непознаваем и что рассуждения о Нем не могут покоиться на чувственном опыте.

Симоне Мартини (Сиена, 1284 – Авиньон, 1344). Посвящение св. Мартина в рыцари. Деталь

Палама задает вопрос: как же быть тогда с Иисусом Христом, Сыном Бога, который явился во плоти , страдал, был распят и затем воскрес? Абсолютно чувственный опыт был пережит апостолами и еще тысячами людей, которых учил Иисус. «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом», — сказал свт. Афанасий Великий. Палама вторит: «Он соединяется и с самими человеческими существованиями, становясь одним телом с нами и делая нас храмом всего Божества».

Дадим еще несколько цитат из о. Иоанна Мейендорфа (он, безусловно, лучше автора этой статьи разбирался в обсуждаемой теме):

«Исихасты не ищут Бога вне себя… но находят Его в себе, в своих собственных телах, поскольку эти тела суть члены единого Тела в силу причастия, возможного благодаря Церкви… Исихастская духовность, следовательно, не является дурным эзотеризмом — она опирается на Павлово понимание человеческого тела как “храма Духа Святого” и “члена Христова”…

Главный упрек Паламы его оппонентам сводится к тому, что они не признают коренного различия между познанием во Христе и естественным познанием, доступным и эллинским философам древности, для которых само Откровение — всего лишь высшая ступень одного и того же процесса познания…

Для Паламы знание Бога “во Христе” не есть ни “чувственный опыт” (хотя чувства, “материя” участвуют в восприятии Божественной жизни), ни “субъективное озарение”, а целостное восприятие , не определимое категориями, установленными греческими философами, которые христианской веры не знали и не могли знать».

Целостное восприятие! Вот ключевое понятие спора, вот что так претит Варлааму. Будто бы рациональному разделению веры и знания противопоставляется идея достижения цельности без разложения, расчленения. Предполагается, что сама природа цельности, целостного восприятия, постигаемой богопознанием, такова, что она не подлежит рациональному анализу-расчленению.

Великий российско-американский социолог Питирим Сорокин

Запад вступил в Предвозрождение, впереди — грандиозная эпоха чувственной (по Питириму Сорокину) культуры, расцвет наук и производительных сил. Запад начинает вытеснять богопознание на обочину интеллектуальной и социальной жизни в пользу рациональной философии. Западу нужен «анализ-синтез», Западу нужны рациональные инструменты, Запад начинает отходить от Бога. «Калабрийский монах Варлаам привез с Запада не влияние католичества как такового, а основные принципы секуляризации культуры, связанные с итальянским Возрождением», — пишет о. Иоанн Мейендорф.

По-видимому, в Византии это хорошо понимали. Однако Промысел звал к бескомпромиссности: решения Соборов 1341 и 1351 годов провозглашали первенство религиозного познания над политикой и даже над национальными интересами. Те, кто принимал эти решения, осознавали, что Византия как государственное образование гибнет, империя обречена; они хотели сохранить и передать нечто более важное, чем государственные институты, армия или право, они хотели передать византийское понимание богоустроенного мира.

Так мистическая практика монахов-исихастов не только породила сложнейшую богословскую дискуссию, но и привела к созданию новой политической идеологии.

Византия и Россия

Что приняла наша страна от Византии в целом и исихазма в частности?

Конечно, это известная всем идеологическая и политическая концепция «Москва — Третий Рим». После падения Византии в 1453 году и дальнейшей экспансии османов, покоривших все православные территории на Балканах, Россия осталась единственной независимой православной страной. Удивительна смелость, если не сказать дерзость, с которой была провозглашена столь претенциозная концепция. Действительно, вспомним, что представляла собой Россия в конце XV — начале XVI века. На западе — захваченный литовскими войсками Смоленск, на юге — граница по Ельцу, 350 км от Москвы. Тем не менее лидеры этой не слишком сильной, где-то на задворках Европы расположенной страны считают возможным объявить о решении глобальной задачи — сохранении православия.

Ранее, за век до того, возвышается фигура Сергия Радонежского, по мнению историков исихаста, сделавшего необычайно много и для Русской церкви, и для государства. Полагают, что идеология Сергия Радонежского сформировала новую великорусскую нацию.

Примерно в то же время работали два великих русских живописца — Феофан Грек и Андрей Рублев. Историки уверены, что оба они были исихастами.

Роспись Спасо-Преображенского собора Мирожского монастыря. Псков. 30–40 годы XII века. Византийская работа отличного качества, аналогов в России нет

Почти все русские религиозные философы XIX — начала XX века в той или иной степени развивали идеи исихастского толка. Соборность, всеединство, богочеловечество, русский космизм — эти понятия и концепции уходят корнями в средневековый исихазм. Владимир Соловьев, безусловный лидер русской философии XIX века, с новой силой возобновивший религиозную философскую дискуссию, оказал влияние на многих русских мыслителей: Булгакова, Бердяева, Флоренского, Франка, Трубецких. Соловьев предложил Достоевскому образ Алеши в «Братьях Карамазовых».

Раз уж речь зашла о «Братьях Карамазовых», необходимо вспомнить старца Зосиму из этого романа, в его проповедях очевидно звучат исихастские мотивы: «Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле. Любите всё создание божие, и целое и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну божию постигнешь в вещах».

Русское мироощущение во многом византийское, даже исихастское. В этом критики православия, безусловно, правы. Но правы ли они в том, что такое положение дел — ошибка, которую, по-видимому, надо скорее исправить? Выходит, что сама Россия со всей ее многовековой историей тоже ошибка? С этим трудно согласиться.

Спасо-Преображенский собор Мирожского монастыря. Псков.

Другие исторические координаты

Какое все это имеет значение сейчас, когда Россия как будто бы опять слаба? Не выглядят ли все эти поиски исторических оснований слишком архаичными на фоне нынешней толерантности и политкорректности? Не обречет ли Россия себя на окончательное отставание, пытаясь вновь нащупать свой путь? Полагаю, что опасность в другом: риски потери исторического значения, а значит, деградации и даже возможного распада будут гораздо больше, если мы откажемся от самостоятельного пути.

Совсем недавний модный тезис о конце истории, торжестве либеральной демократии западного образца и соответствующей культуры оказался весьма короткоживущим. История не закончилась, напротив, западный мир стоит на пороге колоссальной трансформации. А то состояние, в котором он находится сейчас, есть состояние кризисное, есть подготовка к переходу к новой эпохе.

Мы в России должны были бы понимать это лучше всех, поскольку находимся на переднем краю этого кризиса. Должны, но не понимаем. А ведь судьба Советского Союза — одно из самых ярких и вопиющих его проявлений.

Советский проект, ужасающий своими жертвами и в то же время поражающий объективного наблюдателя масштабом свершений — социальных, экономических, культурных, каких угодно, — был в прошлом веке центральной точкой той части мира, которую было принято называть христианской. Попытка реализовать великую социальную утопию, корнями, конечно, уходящую в западную культуру и вместе с тем имеющую религиозную жажду справедливости, стала вершиной развития европейской цивилизации за последние века. Советский проект стал образцом для большой части мира, включая такие гигантские страны, как Китай и Индия. Советский Союз внес решающий вклад в победу над нацизмом. И тем не менее он рухнул почти в одночасье, не выдержав испытания минимальным внутренним напряжением.

Неправильно считать советский проект чем-то прямо противоположным основной европейской линии развития (демократия, права человека и т. п.), каким-то азиатским извращением сладких европейских идей свободы и демократии. Напротив, этот проект — последний всплеск той социокультурной системы, которая доминировала в Европе последние пятьсот лет, это последний выстрел батареи, на которой кончились снаряды. Крах Советского Союза знаменует собой пик эпохального кризиса западного мира. Россия, только что пережившая «крупнейшую геополитическую катастрофу XX века», находится в самом центре этого исторического шторма.

Я говорю здесь, конечно, не о текущем мировом экономическом кризисе, который, хотя и глубок по своей природе, все же не способен немедленно разрушить основы евро-американского мира. Речь идет о том цивилизационном кризисе, развертывание которого в прошлом веке убедительно показал великий российско-американский социолог Питирим Сорокин («Социальная и культурная динамика», «Кризис нашего времени»).

Питирим Сорокин изучал социальные и культурные (культурные — в самом широком смысле слова) изменения, происходившие в разных обществах на протяжении трех тысяч лет: в искусстве, музыке, литературе, философии, этике, праве, политике, хозяйстве и т. д. Он обозрел огромный массив фактической информации. Например, только в области изобразительного искусства им было классифицировано около 100 тыс. произведений. Сорокин пришел к следующему фундаментальному выводу: большие социальные системы тяготеют к двум типам равновесного состояния, он назвал их идеациональная культура и чувственная культура. Есть также промежуточное состояние — интегральная культура.

Основной принцип идеациональной культуры — ориентация на сверхчувственное, потустороннее, религиозное. Очевидный пример — европейское Средневековье (и, конечно, Византия!). Главная ценность этой культуры — Бог. Архитектура и строительное ремесло развиваются преимущественно в связи со строительством храмов («Библия в камне»), изобразительное искусство почти полностью подчинено решению религиозных задач, музыка — это церковные песнопения, право и этика основаны на христианских заповедях, семья — священный религиозный союз.

Европейское Средневековье не уникальный случай. Питирим Сорокин пишет: «Такая же в основном сходная посылка, признающая сверхчувственность и сверхразумность Бога, хотя воспринимающая отдельные религиозные аспекты по-иному, лежала в основе культуры брахманской Индии, буддистской и лаоистской культур, греческой культуры с VIII по конец VI века до нашей эры. Все они были преимущественно идеациональными».

Напротив, основной принцип культуры чувственной: объективная действительность и ее смысл осязаемы, сенсорны, чувственны. Культура становится светской и утилитарной, «соответствует этому миру».

Наконец, промежуточная, интегральная форма культуры соединяет в себе оба фундаментальных принципа: объективная реальность охватывает сверхчувственный и сенсорный аспекты, иррациональный подход к реальности и рациональный.

Легко представить разницу этих типов культур с помощью визуальных образов. Изобразительное искусство Средневековья было почти исключительно религиозным: иконопись, росписи и фрески в храмах, миниатюры в рукописных книгах. Темы этого искусства трансцендентальны, образы надмирны, само пространство изображения не физическое, в нем нельзя найти реальный пейзаж или портрет конкретного человека. Но уже в Высоком Возрождении доминирует реализм. Даже если это изображения Бога, персонажей Библии и святых, как, например, в росписи потолка Сикстинской капеллы Микеланджело, то это реальные физические тела и лица, демонстрирующие понятные человеческие страсти, часто даже гипертрофированные. Впрочем, главной темой Возрождения оставалась все же религия. В последующие века она была вытеснена светским портретом, пейзажем, жанровой живописью.

Промежуточная, интегральная форма искусства объединяет миры — чувственный и сверхчувственный. Герои этой живописи — конкретные люди, но только в своих высших проявлениях. Часто это аллегорическое и символическое искусство. Прекрасные образцы дают такие великие художники, как Симоне Мартини или братья Лоренцетти. На мой вкус, эта живопись — лучшее, что было создано человечеством в изобразительном искусстве.

Подобные различия, часто весьма радикальные, Питирим Сорокин методично разбирает по многим областям человеческой деятельности. Он приходит к выводу, что пятивековая эпоха чувственной культуры на Западе заканчивается. И как это бывало в прошлые времена, конец эпохи, ее кризис, сопровождается мощными социальными потрясениями.

Например, войны. Есть известные подсчеты историков, которые показывают, что в XVII–XIX веках в войнах гибло пять-шесть человек на тысячу жителей, XX век дал невиданный ранее всплеск этого показателя, теперь в войнах гибнет более сорока человек на тысячу жителей. Именно Запад породил две самые масштабные за всю историю человечества мировые войны. В этих двух войнах погибло около 100 млн человек. Но и после Второй мировой войны вооруженные конфликты полыхали по всему миру. В Корейской войне (1950–1953) погибло около 700 тыс. человек, во Вьетнамской войне (1965–1973) — около 1,5 млн человек, число погибших в фактически еще не законченной войне в Ираке, по минимальной оценке, составляет 150 тыс. человек, по другим данным — более 500 тысяч. И это лишь три войны, те, что на слуху. А военных конфликтов в последние десятилетия были сотни.

К таким же беспрецедентным событиям следует отнести возникновение в Европе нацизма, режима, которому трудно найти аналог по степени ненависти к человеку.

Питирим Сорокин выявляет кризисные явления в науке, философии, религии, этике и приходит к выводу, что наблюдается разрушение самих оснований цивилизации, «кризис заключается в распаде основополагающих форм западной культуры и общества».

История человечества (а нам важна в этом тексте история!) теряет свое величие и превращается в какой-то сугубо материалистический жестокий фарс. Не удержусь от обширной цитаты: «Если средневековые историки рассматривали всю человеческую историю как реализацию непостижимого божественного замысла, то наши историки… рассматривают ее как либидо Фрейда, экономические факторы Маркса, “реликты” Парето и многое другое. Человеческая история оказывается не чем иным, как постоянным взаимодействием космических лучей, солнечных пятен, климатических и географических изменений, биологических сил, стимулов, инстинктов, условных и безусловных, пищеварительных рефлексов, физико-экономических комплексов… Сам же человек, как воплощение надорганической энергии, мысли, совести, сознания, рациональной воли, играет незначительную роль в разворачивании этой драмы…

Мы настолько привыкли к этой точке зрения, что зачастую не осознаем полную деградацию, к которой она приводит. Вместо того чтобы быть изображенным как дитя Бога, как носитель высочайших ценностей, которых только можно достичь в окружающем мире, то есть святым, человек низведен до уровня органического или неорганического комплекса, не отличающегося от миллионов подобных природных комплексов…

Если человек всего лишь атом, электрон или организм, то к чему церемониться в обращении с ним».

Новый мир

Когда будет преодолен кризис? Как достичь прекрасного нового мира? Вряд ли кто-нибудь это знает. Ориентиры не ясны, переход не обозначен. Очевидно лишь, что движение должно быть к такой социокультурной системе, которую Сорокин называл интегральной. Сверхчувственные формы бытия будут приобретать большее значение. Новый социальный строй должен положить «конец разделению и конфликту науки, религии, изящных искусств и этики друг с другом», он должен вернуть человеку высший смысл его существования.

Многие в России не верят в собственные силы, полагают, что наш национальный потенциал недостаточен для того, чтобы заметно влиять на исторический процесс. В этом есть доля истины. Но вспомним, как заметно выросла роль России в международных делах в прошлом году. Угасание гражданской войны в Сирии, возвращение Ирана к переговорам по ядерной проблеме, да и стабилизация дел на Украине после очередного «майдана» — все это прямое следствие принципиальных позиций России: следование международному праву, стремление сохранить жизни людей, отказ от авантюрного военного вмешательства и т. п. И такой подход срабатывает! Заметим, что многие серьезные люди на Западе ждут новых решений и идей именно от нас.

Переход к интегральному социокул ьтурному строю потребует иных, не только чувственных, практик, идеациональные факторы зададут направление трансформации. Переход потребует того, на чем стояла великая Византийская империя на протяжении тысячи лет. Здесь и нужен наш исторический и социальный опыт. Значит, надо держаться своего исторического нравственного основания. Конечно, мы не перенесемся в средневековье, великие научные, технические и культурные достижения никуда не денутся. Но мы должны будем снова прийти к цельному пониманию мироздания.

Развернувшаяся дискуссия по поводу русской истории, школьных учебников — это не дискуссия об уровне жизни или демократии. Это вопрос поиска национальной идентичности, национальной идеи. В этом споре сталкиваются разные понимания мироустройства. К сожалению, спор пока весьма смутный, обрывочный, какое-то мигание спора, а нужна, конечно, куда большая проработанность и ясность.

И в этом споре не надо стесняться собственной истории или ценностных оснований жизни нашего народа. У нас с этим все в порядке, не хуже, а может, и лучше, чем у других.

Стагнация необязательна

Татьяна Гурова

Сергей Тихонов

Распространенный прогноз о сохранении стагнации в экономике в 2014 году, а тем более на протяжении последующих нескольких лет, совершенно не очевиден. За последний год проявились явные тенденции к оживлению в целом ряде масштабных секторов хозяйства

Хотя сегодня абсолютное большинство экономистов утверждает, что хозяйство России находится в глубокой стагнации, да и статистические данные показывают низкие темпы роста, все же позволим себе с этим не согласиться. Следуя исключительно логике статистического анализа, мы не можем увидеть признаков оживления. Но если попробовать оценить содержательные, структурные сдвиги в экономике, их масштаб и устойчивость, то картина окажется иной.

На уровне макростатистики фазы стагнации и оживления ничем не различаются. Темпы роста низки, инвестиции невелики, доходы населения не растут. Но эти фазы принципиально различаются внутренними процессами в хозяйстве. Под стагнацией логично понимать состояние, когда почти все хозяйствующие субъекты находятся в растерянности относительно возможных перспектив развития и ни один из крупных секторов хозяйства не обещает растущего спроса. В этой фазе компании не видят возможности ни для роста, ни для прибыльной деятельности и поэтому находятся в томительном ожидании.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Фаза оживления иная по существу. У многих хозяйствующих субъектов формируются идеи относительно того, как действовать дальше, они в состоянии обеспечивать свою рентабельность за счет контроля над издержками, и в этих условиях даже легкое дуновение теплого ветра конъюнктуры переводит их в рост. Однако важнейшим моментом перехода в стадию оживления является формирование в массовом экономическом сознании представлений о том, в каких секторах экономики можно ждать растущего и масштабного спроса. Само это представление обеспечивает сначала медленный, а потом все более ускоряющийся переток денег в перспективные сектора, и, так как в этих секторах уже есть действующие игроки, теплый ветерок конъюнктуры быстро превращается в ураган роста. В России, как нам кажется, к 2014 году сложилась именно такая ситуация. Структурные перспективы спонтанно определены, действующие в этих секторах хозяйствующие субъекты рентабельны, а в этих условиях даже, казалось бы, главный сдерживающий фактор роста — суровый денежный климат — не сможет долго оставаться неизменным.

Расставание с сырьевой моделью

Природа любого кризиса заключается в исчерпанности той структурной модели хозяйства, которая уверенно приносила успех в прошлом. Это знают все. Но почти все забывают о второй составляющей: хозяйству требуется достаточно длительное время (как правило, несколько лет), чтобы перейти к новой модели. В этом смысле экономисты могут ликовать: «сырьевое проклятье», которое, по их мнению, тормозило развитие страны в течение долгого десятилетия 2000-х, наконец оставило Россию.

Сырьевая модель как основной структурный элемент нашего хозяйства фактически сложилась к началу 2000-х годов. Она обеспечила не только бездефицитный бюджет, экономический рост и терпимое благосостояние народа. Она определила практически все основные параметры экономической деятельности. Именно колоссальный рост цен на сырье задал горизонты доходности для любых вложений в размере свыше 25%. Всем было понятно: если у тебя нет скважины, прииска или на худой конец карьера, ты почти никто. Сырьевой сектор был основным источником доходов бюджета, но он же имел отличные налоговые льготы. В него вкладывали, не жалея денег. Все это было абсолютно оправданно, так как сырьевой сектор давал мощнейший импульс всей экономике и буквально кормил страну.

Период с осени 2008-го по осень 2013 года фактически ушел на то, чтобы осознать: сырьевой сектор на очень долгие годы потерял способность быть драйвером нашего роста. Самый яркий признак этого — динамика акций «Газпрома». Наше национальное достояние, когда-то (в начале 2000-х) подававшее надежду на триллионную капитализацию, еще собирающее 20% прибыли всей промышленности страны, уже четыре года подряд теряет капитализацию и сегодня стоит всего треть от своего пика в 330 млрд долларов. Наши металлургические компании в конце прошлого года опять рефинансировали свои колоссальные кредиты. Мировая экономика, возможно, никогда больше не даст нам шанса так зарабатывать на сырье. Более того, сами сырьевые компании сегодня указывают на то, что даже при текущих ценах на нефть и вне зависимости от сланцевого газа или от иракской нефти просто за счет недоинвестированности новых месторождений Россия в ближайшей перспективе может столкнуться со снижением своего экспорта.

Значит ли это, что сырьевой сектор становится незначимым для нас? Безусловно, нет. Но разработка арктического шельфа — это долгосрочный инвестиционный и инновационный (технологический) проект, который даст непосредственный эффект для экономического роста за пределами текущего десятилетия. То же касается и развития Восточной Сибири и Дальнего Востока как сырьевых регионов: если делать там акцент на сырье, мощного, актуального именно сегодня эффекта не будет. А он нам так нужен.

Вскользь заметим, что за годы кризиса рассеялась еще одна иллюзия — что российскую экономику может спасти некий инновационный сектор. Естественно, он прежде всего ассоциировался с IT, ну и еще с рядом инноваций. Никакие уговоры западных экономистов, что инновации должны быть привязаны к востребованной ныне отрасли и чем сильнее и разнообразнее экономика, тем более востребованы инновации, а не наоборот, на нас не действовали. Мы свято верили в постиндустриальный уклад. Сегодня об инновациях как о стержне почти не говорят, в то же время научно-техническая деятельность становится все более нормальной составляющей жизни крупных и средних компаний.

Российская экономика, несмотря на колоссальную роль государства в ней, по существу является рыночной. И как рыночная экономика, она постоянно находится в поиске актуального спроса. К концу 2013 года в ней вполне сформировались три масштабных сектора роста, внутри которых уже идет активная борьба за долю начинающего расти рынка, формируется свой пул ключевых игроков, который по масштабу деятельности вполне может превзойти сырьевые компании. Но главное, там есть спрос и хорошая доходность, что даст возможность этим секторам оказать благотворное влияние на всю экономику. Эти три сектора — оборонный комплекс, строительство транспортной инфраструктуры и модернизация жилищного и жилищно-коммунального хозяйства.

ВПК опять пошел на рекорд

В этом году в армию и флот поступит самое большое за последние 22 года количество новых вооружений и военной техники. Вопреки пессимистичным прогнозам военных аналитиков отечественный ВПК успешно справляется с задачей интенсивного перевооружения российской армии и обеспечивает исполнение растущей ежегодно в полтора-два раза госпрограммы вооружений. Гособоронзаказ-2014 по сравнению с прошлым годом вырос на 28% и составил 1,87 трлн рублей, что в 17 раз превышает показатель 2003 года. Гособоронзаказ-2013 выполнен на рекордные 94%, в войска поступили 563 серийных образца новых тяжелых вооружений и военной техники, успешно прошли госиспытания 16 технических новинок. В этом году Военно-промышленная комиссия рассчитывает увеличить поставки на 40% и в итоге довести долю современных вооружений в армии до 30%.

Госпрограмма развития вооружений (ГПРВ) на 2011–2020 годы хронологически распределена неравномерно — большая часть бюджета приходится на последний этап ее реализации, связанный с серийным производством той техники, которую разработали и испытали в течение первого («научного») этапа и для изготовления которой восстановили и модернизировали соответствующие промышленные предприятия. 2014 год в документе как раз и обозначен как начало этого второго — «индустриального» — периода, поэтому объем гособоронзаказа ожидаемо стал самым большим за всю постсоветскую историю России — около 2,8% ВВП. Хотя, судя по детализации годовых планов, это разделение весьма условно: доля НИОКР в структуре бюджета будет сокращаться незначительно — с 56% в 2011-м до 41% в 2018 году, а количество новых образцов вооружений все равно будет расти вплоть до конца всего расчетного периода программы.

В гособоронзаказе-2014, как и во всей десятилетней ГПРВ, самую значительную статью расходов составляет ракетная техника для ракетных войск стратегического назначения и воздушно-космической обороны — ставка на нее сделана в соответствии с Военной доктриной, предполагающей не наступательный, а оборонительный характер задач Вооруженных сил. Затем следуют ВМФ и ВВС. Продолжится и технологическая модернизация предприятий оборонно-промышленного комплекса: замена оборудования охватит на 33 заводах и НИИ (в прошлом году — на 24), в эксплуатацию будут введены шесть новых производственных площадок (в 2013 году — четыре).

Военно-промышленный комплекс России в этом году должен разработать, произвести и поставить в Вооруженные силы продукции на рекордные в новейшей истории 60 млрд долларов, впервые за постсоветский период обогнав традиционного лидера США и заняв по этому показателю первое место в мире (бюджет Пентагона на закупку вооружений и техники, наоборот, сократился и составил 57 млрд). Кроме того, наши предприятия должны по экспортным контрактам поставить на мировой рынок вооружения на 18 млрд долларов (здесь мы пока уступаем американцам — в этом году на 26%, Россия на втором месте в мире). При этом доля техники нового (так называемого пятого) технологического порядка, по данным Минобороны, составит 38,5% — на 12% больше прошлогоднего показателя. С учетом почти стопроцентного выполнения гособоронзаказа-2013 нет оснований полагать, что с новым заказом промышленность не справится.

Уже можно констатировать, что правительству удалось в условиях разрушенных кооперационных связей и системы технического образования, а также имея хроническое отставание от Запада в целом ряде ключевых отраслей (например, в микроэлектронике), восстановить военно-промышленный комплекс и довести его до советского уровня системного развития. Остается теперь отслеживать, насколько эффективна будет в перспективе ставка на ВПК как инструмент общей технологической модернизации российской промышленности. Пока громких конверсионных проектов, кроме лайнера Sukhoi SuperJet 100, мы не видим. Однако видим другое. Мы провели анализ 130 тыс. компаний, существовавших в России с 1999 по 2012 год, и обнаружили, что в кризисные годы на фоне общей стагнации бизнеса выделялась группа компаний, которая показывала и растущую выручку, и растущие основные фонды. В этой группе было много компаний, связанных с обслуживанием оборонного сектора.

Транспортная инфраструктура

Неразвитость транспортной инфраструктуры России сегодня является одним из самых явных ограничительных факторов ее развития и с точки зрения чистой экономики, и с точки зрения уровня жизни в стране. Из-за плохого качества, низкой пропускной способности дорог и просто их нехватки доля транспортных издержек в России слишком высока. Если у нас в стране она составляет 11,5%, то в США — 7%. Что касается качества жизни, то, например, до сих пор 10% населения нашей страны весной и осенью оказываются полностью изолированными от транспортных коммуникаций. Да и для всего остального населения задача перемещения в пространстве, несмотря на рост автомобилизации, сопряжена как с колоссальными временными и денежными издержками, так и с повышенным риском для жизни. Немудрено, что этот сектор постепенно становится зоной экономического развития. Помимо широко обсуждаемых проектов высокоскоростных магистралей и достройки Транссиба активность последовательно нарастает и в строительстве сети автомобильных дорог, и в развитии системы аэропортов.

Объем средств, вкладываемых в автодорожную сеть, начал расти с 2010 года в связи с восстановлением дорожных фондов. Так, например, государственная поддержка, направленная субъектам федерации на автодорожные сети, в 2011 году составила 113 млрд рублей. Региональные дорожные фонды начали работать в 2012 году, и размер финансирования отрасли составил около 390 млрд рублей, в 2013-м — уже 470 млрд рублей, в 2014 году в региональных фондах субъектов РФ ожидают поступления 531 млрд рублей. Выросшее финансирование позволило существенно увеличить объемы дорожных работ: в региональной сети они выросли за эти годы более чем на 30%, а в ряде субъектов федерации — в два-три раза.

В порядке убывания размера инвестиций, направленных на развитие автосетей, следуют Москва, Северный Кавказ, Дальний Восток и Калининград.

Росавтодор, который отвечает за автомобильные дороги, перешел от дефицитного бюджета к бездефицитному: если в 2011 году ведомство получило всего 45% от необходимого объема финансирования, то в 2013-м — уже 82%, а в 2014-м получит 100% необходимого финансирования. Привести всю автодорожную сеть страны в нормативное состояние планируется к 2018 году.

Жители даже относительно густонаселенной европейской части России, согласно опросам, очень хотели бы иметь возможность не переезжать, а перелетать из города в город даже на небольшие расстояния. Естественно, это еще более значимо для восточной части страны. Между тем начиная с 90-х годов количество аэропортов в России сократилось более чем в четыре раза — с 1300 до 300. Сейчас этот процесс остановлен и начинается медленное восстановление аэродромной сети. Это касается как крупных аэропортов, так и мелких региональных.

Эффективным катализатором строительства новых аэропортов являются массовые мероприятия. К саммиту АТЭС в 2012 году во Владивостоке появился новый международный терминал. Аэропортовый комплекс Казани полностью реструктурирован к Универсиаде-2013. К чемпионату мира по футболу в 2018 году планируется построить новый аэропорт в Ростове-на-Дону. К 2016 году предполагается обновить инфраструктуру аэропорта в Красноярске. К Олимпиаде полностью реструктурирован аэропорт в Сочи.

Идет строительство новых аэропортов и реконструкция старых и в более «региональных» точках. Открыт ранее бездействовавший аэропорт в Горно-Алтайске. Сейчас он может принимать не только малую авиацию, но и среднемагистральные самолеты. О начале строительства нового аэропорта было объявлено в Саратове. Проектируются аэропорты в Омске и Иркутске. В 2012 году построены аэродромы на полуострове Ямал и в Талакане (Якутия). Ведется строительство аэропорта на курильском острове Итуруп в Сахалинской области. Количество и частота проектов указывают на то, что сформировался тренд, который явно будет продолжен.

Жилье и ЖКХ

Инвестиции в модернизацию ЖКХ получили невероятно сильный импульс в прошлом году благодаря решению о замораживании тарифов. Что, в свою очередь, стало результатом исключительно высоких в процентом отношении расходов как населения, так и промышленности на услуги естественных монополий. И хотя монополии немедленно стали лоббировать размораживание тарифов, пугая сокращением инвестпрограмм, это решение открывает дорогу для других игроков рынка поучаствовать в модернизации системы ЖКХ.

В отличие от оборонного комплекса и транспортной инфраструктуры модернизация ЖКХ имеет прямо оцениваемое снижение затрат на поддержку функционирования системы. А там уже крутятся большие деньги: примерно 4 трлн рублей в год тратят жители страны на ЖКХ. При этом современные технологии позволяют достигать 10–30-процентной экономии ресурсов, что делает проекты по модернизации системы прямо окупаемыми со сроками в семь-десять лет. Таким образом, мы имеем рынок с доходностью 10–12% размером в 4 трлн рублей, или 120 млрд долларов, что более чем в два раза больше автомобильного рынка и всего в два раза меньше пресловутого экспорта нефти в стоимостном выражении. Такой объем рынка с хорошей доходностью, а также очевидность того, что власти будут настаивать на реформе данного сектора, уже привлекли к нему внимание серьезных игроков. В прошлом году начался интенсивный процесс вхождения крупных компаний в структуры управления ЖКХ с возможностью их последующей консолидации. Очевидную заинтересованность участия в модернизации ЖКХ проявили и мировые гранды энергосберегающих технологий, готовые к инвестициям на территории России.

Что касается рынка жилья, то и здесь накопилась критическая масса решений. Первое из них — требование президента страны решить проблему аварийного жилья. На нее может ответить десяток строительных компаний, давно продвигающих на рынок свои технологии дешевого строительства, в расчете на получение в дальнейшем контрактов на строительство недорогого коммерческого жилья. Не исключено, что этот процесс подтолкнет программу развития арендного жилья. Во многих российских городах существует огромный дефицит жилья, который приводит к тому, что стоимость аренды порой достигает 80% зарплаты представителя среднего класса. Ипотечный вариант решения этой проблемы загоняет семьи в долгосрочную кабалу. Облегчить ситуацию могло бы масштабное строительство арендного жилья по заказам муниципалитетов, которое сдавалось бы в наем по ставкам ниже рыночных. Сегодня готовых программ такого рода нет, однако видно, что президент не собирается «отпускать» жилищную проблему, и решения должны появиться.

Нам даже трудно оценить мультипликативный эффект таких решений для экономики в целом. Совокупные расходы частных домохозяйств на жилье и ЖКХ в России составляют в среднем четверть семейного бюджета, а зачастую, при рыночном найме жилья в городах-миллионниках, превышают 50%. Высвобождение значительной части этих денег даст колоссальный импульс потребительскому рынку без всякого рискованного потребительского кредитования, что, в свою очередь, даст толчок развитию всего спектра потребительской индустрии. Что же касается эффекта для непотребительской промышленности, то модернизация ЖКХ и строительство нового жилья в новых условиях придадут колоссальный импульс и отраслям производства новых материалов, и энергосберегающему машиностроению. Эффекты такого масштаба почти наверняка превзойдут эффекты, достигнутые при эксплуатации сырьевой модели экономики. Собственно, западное общество процветания было построено благодаря сходным проектам: густая транспортная сеть, жилье для всех. Наше очевидное преимущество — момент, когда это происходит. Сегодня мы можем использовать лучшие технологии с потенциалом последующего выхода с ними на международные рынки.

Откуда возьмутся деньги

Вечный вопрос наших экономистов: где взять на это деньги? Эмиссию проводить опасно, так как будет бегство капиталов или инфляция. Резервный фонд во всех его ипостасях тратить нельзя, поскольку нам надо как-то пережить десять лет, которые продлится ожидаемая ими рецессия. Обычный рецепт экономистов — институциональные реформы, которые мы, по их мнению, всегда проводим чересчур медленно. Как эти реформы повлияют на количество денег? Чаще всего имеется в виду приток западных инвестиций в уже безопасную Россию. Каким экономическим, а не институциональным стимулом будут питаться интересы этих мистических западных инвесторов, в данном случае не объясняется.

Нам кажется, что интуитивно Владимир Путин видит выход из этого тупика в деофшоризации. Экономический эффект от этого процесса обычно связывают с дополнительными налоговыми поступлениями. Однако представляется, что здесь больший эффект будет достигнут в процессе прямого возврата капиталов на родину и, соответственно, прямого пополнения ликвидности пригодными для инвестиций деньгами. Напомним, что подъем 2003 года сопровождался для России эффектным переходом от отрицательного сальдо по капиталу к положительному. Тогда тоже речь шла о возврате капиталов на родину, и этот возврат стал стимулом или симптомом ускорения инвестиционного процесса. В случае деофшоризации мы можем получить такой же по сути и даже больший по масштабу эффект.

По оценкам, из страны только в результате сомнительных операций утекает 30–40 млрд долларов в год. Если предположить, что утечка прекратится и к этим объемам прибавится возвращение пятилетних «траншей», то в сумме получится около 200 млрд долларов. Размеры ежегодных инвестиций в России составляют примерно 20% от ВВП в 2 трлн долларов. Таким образом, мы можем рассчитывать на приток половины суммы ежегодных инвестиций — импульс, невероятный по масштабу! Здесь важен и политэкономический эффект. Эмиссионные деньги для тех, кто получил к ним доступ, легкие, незаработанные. Они могут полежать на офшорных счетах с низкой доходностью, они могут быть инвестированы в недвижимость вообще с падающей доходностью. Деньги, формируемые из текущего операционного потока компаний, имеют другое качество: их скорее будут пытаться инвестировать в основной капитал с качественной доходностью.

Этот ход, если он произойдет, может принципиально изменить картину нашего денежного рынка, обеспечив столь желаемое снижение стоимости денег без особого насилия над кредитно-денежной системой.

Риски и утопии

Из этих четырех проектов три рыночных — транспортная инфраструктура, жилье плюс ЖКХ и деофшоризация, — как и любые проекты с масштабным потенциалом инвестиций, имеют склонность к тому, чтобы в ходе их реализации сформировался новый, весьма ограниченный пул бенефициаров, чьи размеры будут в конечном итоге не меньше размеров сырьевых компаний. А может быть, это будет и не новый пул: уже сейчас виден интерес к подобным проектам у имеющегося «крупняка». Он тем более усилится, если именно этот «крупняк» вернет свои деньги на родину. Можно представить себе, в какой круг банков пойдут эти средства, и система окажется почти столь же сконцентрированной, как и при сырьевой экономике. Ничего ужасного в этом нет. Вполне возможно, что трем-четырем новым игрокам удастся влиться в процесс, чуть-чуть размыв сложившийся элитный пул. Однако есть риск, что у этого пула не хватит управленческих ресурсов на всю страну. Ведь не хватило же их для того, чтобы предложить более мягкую схему прохождения нынешнего кризиса.

Кроме того, такая концентрация денежных ресурсов может привести к дальнейшей концентрации банковской и вообще финансовой системы, еще больше уменьшив ее гибкость. Идейные предпосылки к такому ходу дел есть. Обжегжись на неолиберализме, и власть, и крупные капиталисты могут склониться к неодирижизму (впрочем, даже либеральные экономисты, ужаснувшись пятилетнему застою, готовы принять дирижизм). Наша же утопия состоит в том, что новый, инвестиционный этап, развития экономики России может быть использован в том числе и для создания менее централизованной финансовой и промышленной системы. Для этого, в частности, необходимо разработать и реализовать план развития облигационного рынка, в рамках которого облегченный и рыночный доступ к финансовым ресурсам смогут получить и региональные администрации, и средние, в том числе региональные, банки, и средние компании. Тогда через десять лет мы наверняка увидим иную по составу и мощности экономику.

В подготовке материала принимала участие Надежда Мережко

График 1

Экспорт газа (сглаженные данные)

График 2

Цена акции "Газпрома"

График 3

Экспорт нефти (сглаженные данные)

График 4

Выручка типичной компании

Логика преодолевшего гибель

Татьяна Гурова

Президент компании «Технониколь» Сергей Колесников: «Я думаю, что по количеству занятых у нас скоро будет опять докризисный уровень, но по объему производства мы будем производить в два раза больше»

Сергей Колесников

Фото предоставлено компанией «Технониколь»

Компания «Технониколь» — идеальный вариант для интервью в первый, прогнозный, номер года. Два миллиарда долларов оборота — немало даже для мирового рынка. Двадцать лет истории. Создана с нуля, без протекций со стороны власть имущих любых времен. Работает на рынке строительных материалов, в меру инновационна. Сейчас, когда страна пребывает в очевидной стагнации, компания растет двузначными темпами. Для меня это симптом того, что хозяйство в целом разворачивается к оживлению. Почему? Потому что экономическая теория указывает: главный итог кризиса — структурный сдвиг в пользу тех, кто сумел в кризисное время добиться высокой экономической эффективности. Если такие компании видят очевидную перспективу и быстро растут — значит кризис фактически завершен.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

— Весь 2013 год экономика России находилась в стагнации. Ваша компания это чувствует на себе?

— Темпы роста снизились, но стагнации нет, мы растем. Просто раньше было 20 процентов, а теперь 12.

— За счет чего конкретно происходит снижение? Падает российский рынок?

— Российский рынок для нас основной, поэтому и его тенденции для нас основные. Но в зависимости от сектора, в котором мы действуем, темпы меняются по-разному. Развитые рынки — а таким считаем рынок полимерно-битумных материалов — растут вообще медленно, так как мы достигли здесь удельных уровней потребления, сравнимых с развитыми странами. А полимерные материалы растут очень быстро. Прекрасно чувствует себя сектор теплоизоляции.

— Эти относительно новые рынки связаны с частным потреблением или с корпоративным?

— Наши позиции в корпоративном сегменте сильнее. Частный сектор мы только сейчас начали осваивать, это та тема, которую мы хотим разработать более активно в ближайшие три–пять лет.

— Что сейчас происходит в корпоративном сегменте с точки зрения спроса?

— Две трети — это ремонт, в том числе в секторе ЖКХ. И около 40 процентов — новое строительство.

— Я имею в виду, загибается сейчас корпоративный сектор или нет?

— Почему-то нет. Это подтверждают и другие индикаторы. Например, рост потребления цемента за первые девять месяцев года составил семь процентов. Сектор строительных материалов и строительство чувствуют себя значительно лучше, чем, скажем, металлургия. Здесь важны несколько факторов: ремонт, некоторые федеральные крупные стройки, в том числе Олимпиада, начало инфраструктурного строительства и продолжение жилищного строительства.

— И каков прогноз? Говорят, что, например, сворачивание олимпийской стройки уже оказывает негативное влияние на рынки.

— Процент поставок на олимпийский объект у нас занимал десятую долю процента. Конечно, это для нас престижно, мы участвовали во всех тендерах, в которых могли принять участие. Где-то в 30–40 процентах из них побеждали. Но в целом Олимпиада на нас не сильно скажется.

— А что происходит с внешним спросом?

— Падение курса рубля, стабилизация цен на электроэнергию, газ и обещанная стабилизация этих цен на следующий год плюс прекращение роста зарплат — все это в совокупности стало потихонечку давать нам возможность иметь ценовые гэпы по экспорту, и мы даже начали попадать на такие рынки, как Англия и Восточное побережье США. Для нас это очень интересный тренд, и мы постараемся им воспользоваться. Если этот тренд будет устойчивым, мы сможем думать о каких-то новых шагах.

— Почему вы сейчас делаете акцент на Англии и Штатах, а не на Казахстане, Китае?

— Я говорю о совсем новых трендах. Рыночные отклики очень быстрые. Как только мы чувствуем слабый ветер, лодка сразу плывет. Мы фактически почувствовали это с июля-августа и уже реагируем. Это, кстати, было бы полезно знать нашим чиновникам, которые пытаются все регулировать и думают, что своими тоннами документов и регламентов они нам помогают. У нас реакция измеряется неделями. Может ли так реагировать какое-нибудь министерство? Сомневаюсь.

Что касается Казахстана, то это для нас домашний рынок. В течение следующего года мы купим площадку и начнем строительство заводов по теплоизоляции в Казахстане, поскольку у нас там хорошие продажи, а завода пока своего нет.

— А Китай? Китай же кажется безграничным рынком.

— Конечно. Сейчас мы в Хабаровске строим завод. Завод будет запущен в 2014 году. И поскольку китайское правительство обозначило зоной развития Центральный и Северо-Восточный районы и туда сейчас будут направлены государственные средства, очень приятно, что у нас есть избыточные хабаровские мощности (а они избыточные), которые мы и направим в Китай. Единственно, там есть одна проблема. Мост в Харбин построили, а таможня пока не работает. Получается, что, потратив миллиард на мост, мы оставили все те же переходы во Владивостоке и в Еврейской автономной области. А лишние километры мотать — это резкое снижение экспортных возможностей.

Кроме того, мы уже начали переговоры с владельцами фабрик, которые мы можем купить, реконструировать и оказаться в Китае. Я думаю, что в 2014 году пройдут переговоры, а 2015-м мы что-нибудь купим.

— И сколько это стоит?

— Миллионов тридцать долларов. Китайский рынок уже сейчас чуть больше российского. По нашему прогнозу, к 2020 году он вырастет еще в два-три раза. И там будет промышленная революция. Как это ни странно, в Китае еще очень много старых технологий, по крайней мере в нашем сегменте. Мы хотим поучаствовать в его обновлении.

В принципе идея Александра Галушки (глава Минвостокразвития. — «Эксперт» ) о строительстве экспортных предприятий на Дальнем Востоке нам очень близка. Сам дальневосточный рынок мал. Любая мощность, которую мы там создаем, избыточна. Но рядом огромные рынки. Нужно еще начать переговоры с Южной Кореей и с японцами о поставках части продукции, но Китай — основной рынок. Но надо открыть мост.

У нас заминки могут быть где угодно. Вот пример. Когда мы в Белоруссии работали, там таможенник мог остаться на работе, если его попросить, и до восьми вечера в пятницу. Пока машины все не проедут, он с работы не уходил. Наших таможенников и в четыре часа в пятницу уже не дождешься. Пусть машины до понедельника стоят. Почему так, не знаю. Они же тоже должны переживать за страну.

Или вот земельный вопрос на Дальнем Востоке. Договорились с губернатором, с главой администрации. Нам нужна бумажка окончательная. Могут подпись поставить хоть завтра, но ставят через два месяца. Спрашивается: почему? Ведь надо же! Страна, Дальний Восток, развитие — все об этом говорят. Причина очень простая: если чиновник ее подпишет в первый день, на него нашлют прокуратуру, предполагая факт коррупции. То есть то, что он может сделать за день и закон ему это разрешает (в законе — до двух месяцев), он вынужден делать в последний день. А поскольку таких процедур может быть пятнадцать или двадцать, получается, что то, что может быть сделано за неделю, в стране делается за два года. А что такое два года в условиях конкуренции, военных действий и вообще с точки зрения скорости? Да это просто целое столетие! За два года можно вообще весь уклад поменять. Если я два года буду ждать выделения земли в Хабаровске, ни о каком развитии Дальнего Востока речи быть не может.

Я просто сам испугался

— На нашей весенней конференции вы сказали, что важнейшей точкой для вас были 2008–2009 годы. Вы начали снижать себестоимость, и если бы этого не произошло, то «Технониколя» сейчас бы не существовало. Как принималось решение?

— Это был вопрос жизни и смерти. Я просто сам очень сильно испугался.

— А чего вы испугались?

— Я осознал, что если я не буду работать, то через год-полтора останусь без компании. И это еще полбеды. Я еще буду должен банкам. То есть появилась реальная перспектива, что в 36–38 лет я потеряю дело и остаток жизни буду платить долги. Это было достаточно сильным стимулом. И этот огромный внутренний страх заставил меня пойти на большие риски. И в этот момент все те мысли, которые были, проработки или фразы, которые ты слышал на каких-то конференциях, ты не просто обдумываешь, а начинаешь сразу их применять.

— Вы хотите сказать, что всего пять лет назад ваша компания была отсталым монстром?

— Пять лет назад мы занимались покупкой нового «железа», новых технологий. Но при этом компания очень быстро росла, был очень благоприятный макроэкономический климат, цены высокие, маржа огромная. Над затратами не было стимула работать. Было понимание, что надо, но жизнь не заставляла. А в 2008 году все очень сильно изменилось. Стало понятно, что больше этого никогда не будет, что конкуренция есть, есть переизбыток товара, что всем места на рынке не хватит, что ты должен удивлять качеством и ценой и при этом еще надо зарабатывать деньги, чтобы возвращать кредиты. То есть задача поменялась. Надо было машину перестраивать. Надо сказать, что те подразделения, которые в компании были исторически давно, например кровельное, со стрессом справились лучше. Сыпались новички и те компании, подразделения, которые начали работать недавно. Я для себя сделал вывод: старая гвардия лучше. И задачи сокращения затрат (в том числе персонала), которые мы ставили, были лучше выполнены именно там. Я понял, что новая публика — это новая публика, пока она не вырастет, корпоративную культуру не воспитает, не будет патриотом своей компании. Все-таки патриотизм, идеология — большая вещь. Новые не выдерживают стрессовых нагрузок, они «голосуют ногами», просто перестают работать, саботируют — все что угодно.

— Кстати, мы сейчас сделали некоторые расчеты по базе из 130 тысяч компаний, которые существовали в России с 1999 года. Любопытно, что статистика фактически подтверждает ваши слова. Самыми живучими оказались компании, созданные в самый ранний период. Чем позже возникли компании (в середине 2000-х и далее), тем большая доля их умерла к 2012 году.  

— Мы родились в 1992 году — собственно, тоже в кризис. Кризис 1998 года мы вообще играючи прошли. Все, что я делал, — возил деньги наличными из банка, потому что в первый же день понял, что нечего ждать, надо возить деньги наличными из кассы на зарплату. Мы вывезли мешками сколько могли, хотя все равно деньги потеряли на этих банках. Но, в общем, кризис 1998–1999-го мы пролетели. Более того, мы почти сразу начали инвестировать. Ни один проект не отменили. Потом, естественно, был какой-то сумасшедший успех. Экономический подъем — мы только и успевали покупать-строить, покупать-строить. С 2000-го по 2007-й мы семь лет просто занимались ударным строительством и потеряли ощущение, что рынки не могут расти бесконечно.

— В этот кризис вы тотально сокращали издержки на всех заводах, не закрывая их?

— Да. Не закрывая.

— И как это делается?

— Смотрите по бюджетам, сколько вы можете себе позволить, смотрите по лучшим достигнутым показателям производительности труда. Ставите такие показатели, жесткие планы. Естественно, внутренне вы должны быть с этим согласны, понимать, что вы сами к этому готовы. Но при этом, конечно, получается, что персоналу в течение года придется работать очень много — как руководящему составу, так и рабочим. То есть это в том числе перегрузка по времени. Соответственно, жестко спрашиваете. Если даже ошибетесь, ничего страшного. Бывает, что на некоторых заводах мы делали пересокращение. Мы не могли угадать точно. Дальше соответственно получается: за невыполнение — приказ об увольнении, и всё. Конечно, это тяжело. Фактически ты все семь дней в неделю живешь с плохими новостями.

— И каков результат?

— Те «генералы» и «офицеры», которые это пережили, конечно, набрались огромного опыта, поняли возможности не только собственного организма, но и своей компании, своих подразделений. Плюс, естественно, мы выжили в кризис и не ушли с рынка, и было куплено много новых технологий. Как только мы справились с издержками, мы сразу, в 2009–2010 годах начали их достраивать. К тому же нам оставили свои рынки те, кто оказался слабее. И тут небольшой ветерок подул, слабенький, нам его хватило, чтобы сразу же начать дальше развиваться и осуществлять экспансию как в России, так и в СНГ, и увеличивать свой экспорт.

Фактически сейчас мы имеем хорошую команду, хорошие показатели по качеству, имени, производительности труда, достаточно устойчивое финансовое положение (у нас уже нет долга перед банками). Ну и во время банковского кризиса доверие банков к нам тоже выросло, у нас нет проблем с финансированием. С 2010 года компания выросла уже в полтора раза по сравнению с кризисным минимумом. Я думаю, что по количеству занятых у нас скоро будет опять докризисный уровень, но по объему производства мы будем производить в два раза больше.

— Как изменилась производительность труда?

— Мы начинали с восьми миллионов рублей на человека в год. Сейчас у нас около 12 миллионов на человека. Мы должны выйти на 15 миллионов. Меня удивляют споры о том, как определять высокопроизводительное место. Я никогда об этом не задумывался, мне и двенадцать кажется мало. Но я удивился, узнав, что три миллиона выручки на душу по российским меркам считается высокопроизводительным. И у нас всего девять миллионов мест в России, где производительность труда от трех миллионов и выше. А мы хотим 25 миллионов таких рабочих мест. Но это очень мало! Это как первый юношеский разряд. Для того чтобы достичь международного класса, нужно от 15 миллионов двигаться, иначе компания просто не выживет. С такой выработкой на чемпионате мира, Европы или Китая делать нечего! Это значит, что у нас огромная внутренняя безработица. Ее надо высвобождать и направлять в новые сферы. Огромный потенциал роста! Это, конечно, с одной стороны, радует, а с другой— немножко огорчает, потому что мы как бы спим.

— А как проснуться?

— Я думаю, что вы сами лучше напишете, как проснуться.

— Я полагаю, что надо сделать мощный акцент на две-три большие зоны роста и там сосредоточить все усилия правительства, финансовой системы по созданию всех возможных макро- и микроэкономических инструментов, усиливающих импульс подъема в этих сферах. Один из таких секторов — модернизация ЖКХ, другой — строительство транспортной инфраструктуры. Это очень мощные по спросу сектора, все остальное будет подтягиваться само собой.  

— Я согласен с вами. Инфраструктура, а под ней я понимаю две основные составляющие: дороги и аэропорты. Я не верю в век железных дорог. России, к сожалению, не везет. Когда Гитлер строил дороги, мы строили водные каналы. Когда люди уже строили автомобильные дороги, мы строили железные. Когда люди строят аэропорты, мы начинаем строить высокоскоростные магистрали. У нас же очень большая страна. У нас не хватит денег строить от Владивостока до Москвы высокоскоростную дорогу. Да и вряд ли она нужна. России нужны хайвеи и система аэропортов. Поэтому я бы сейчас на 900 миллиардов построил не ВСМ Москва — Казань, а пару десятков хороших хабов по всем крупным областным центрам: Владивосток, Новосибирск, Иркутск и так далее. У нас сейчас два центра цивилизации — Москва и Питер. Я бы их увеличил до нескольких десятков, соединив еще дорогами и аэропортами. И фактически за счет этих кластеров и начал бы развитие и рост.

Конечно, для этого нужны длинные деньги. И это третья задача. Ее нетрудно решить, имея такую высокую концентрацию финансовой системы. Четвертая вещь — обучение персонала. В принципе и это решаемо. Я в своей практике понял, что, если человеку двадцать — двадцать пять лет и он, грубо говоря, не колется, не курит, не пьет и физически здоров, с более или менее нормальной душой, его можно научить многим вещам. У нас есть примеры. Андрей Мамонтов: пришел слесарем, поработал, дошел до главного специалиста, а через два года поехал строить завод с бюджетом сто миллионов. В двадцать семь лет он стал директором одного из крупнейших заводов компании и вообще в Восточной Европе. Сделал карьеру за четыре года. Ничего такого, всему можно научиться. В это я верю. Физтех мог бы подготовить любые кадры, сегодня они просто не знают, кто нужен, кого готовить. Ну и пятое — чтобы нация была не проклята и нам благоволили сверху.

График

Оборот компании «Технониколь», млрд руб.

Во что вкладывают деньги основные инвестфонды

«Эксперт» обобщил все основные фонды — источники инвестиций в нашей стране и проекты, ими финансируемые. Наряду с ВЭБом, Фондом национального благосостояния (ФНБ), Российским фондом прямых инвестиций (РФПИ) мы учли негосударственные пенсионные фонды (НПФ) и страховые компании, традиционно являющиеся мощными инвесторами в развитых экономиках. Все инвестиции ВЭБа, ФНБ и РФПИ указаны в чистом виде, без учета вклада в проекты частных инвесторов (по ВЭБу приведены только крупнейшие проекты).

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Первое, что бросается в глаза: частные пенсионные фонды и страховые компании, аккумулируя значительные средства, практически не инвестируют в реальные активы и в их создание. Их вложения — в основном депозиты, причем сроком до года. Причины известны: жесткие требования к инструментам вложений для НПФ, отсталость страхового сектора (до сих пор около пятой части инвестиций страховщиков, по оценкам аналитиков, остаются фиктивными, отрасли только предстоит научиться управлять своими ресурсами) и узость российского рынка ценных бумаг. Но не использовать полноценно эти инвестиционные ресурсы довольно глупо, ведь именно НПФ и страховщикам логично инвестировать в числе прочего в небольшие региональные проекты.

Менее очевидно, что значительная часть инвестиций в инфраструктуру не привязана к конкретным проектам, например инвестиции ФНБ на модернизацию БАМа и Транссиба будут оформлены в виде покупки привилегированных акций РЖД. ВЭБ в минувшем году вкладывал средства пенсионных накоплений соответственно в 35- и 30-летние облигации ФСК ЕЭС и той же РЖД, доходность этих бумаг привязана к инфляции. Куда предпочтительнее настоящее проектное финансирование, когда под каждый проект создается специальная компания — SPV. Проконтролировать расходование средств, а также оценить перспективы самого проекта в этом случае проще, особенно если такая SPV является публичной компанией и отчитывается как ОАО, входящее в биржевой список А1. Ценные бумаги прозрачных проектных компаний также могли бы стать хорошим инструментом для инвестиций НФП и страховщиков.

Правда, в ближайшие несколько лет ВЭБ не сможет покупать инфраструктурные облигации — в 2014–2015 годах в него не будут поступать пенсионные накопления.

Карта

Во что вкладывают деньги российские инвестфонды

В плену старой парадигмы

Солнцев Олег

Ирина Сухарева

Дешко Артем

Пенухина Елена

Российская денежная и бюджетная политика начинают противодействовать экономическому росту и консервировать стагнацию

Новое руководство Банка России — председатель Эльвира Набиуллина...

Фото: РИА Новости

Завершившийся год стал для России годом погружения в экономическую стагнацию. Согласно оценкам заместителя министра экономики Андрея Клепача , по итогам 2013 года прирост ВВП ожидается на уровне всего 1,4%. Это более чем вдвое ниже даже скромных темпов 2012-го, когда ВВП вырос на 3,4%. Если же считать поквартально и со снятой сезонностью, то можно говорить, что околостагнационные темпы прироста ВВП (менее 0,5% в год) наблюдаются на протяжении уже шести последних кварталов. Не реализованы даже скромные надежды на краткосрочное оживление во втором полугодии благодаря неплохому урожаю. Символическим «белым флагом», выброшенным правительством в противостоянии со стагнацией, стал обнародованный Минэкономразвития в конце 2013 года существенно пересмотренный долгосрочный социально-экономический прогноз. В нем предлагается в период до 2030 года смириться с темпами роста российского ВВП на уровне ниже средней динамики мировой экономики, причем он будет примерно в полтора раза ниже предшествующих целевых значений.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

По июльскому прогнозу 2013 года в рамках базового сценария в 2013–2030 гг. предполагался среднегодовой рост российского ВВП на 4 –4,2% при росте мировой экономики на 3,6% в год; по прогнозу ноября 2013-го ожидаемый среднегодовой рост российского ВВП за тот же период составит лишь 2,5% — при годовом росте мировой экономики на 3,4%.

Надеждам, возлагавшимся еще в начале прошлого года на оживляющую роль денежно-кредитной и бюджетной политики, не суждено было сбыться. Скованность монетарных властей, обусловленная пузырем на рынке кредитования населения, не позволила задействовать не только нестандартный (количественное смягчение), но и стандартный для других стран (снижение ставок) набор монетарного стимулирования. Этого не случилось, даже несмотря на то что динамика национальной экономики, как признают в Банке России, провалилась ниже уровня долгосрочного потенциала роста — формирования «отрицательного разрыва выпуска». Впрочем, до тех пор, пока ситуация на кредитном рынке была неоднозначной, такое решение, возможно, было оправданным.

...и первый зампред Ксения Юдаева — успело внести разумные изменения в систему процентных инструментов регулятора, но перейти к стимулирующей денежной политике так и не решилось, несмотря на формирование «отрицательного разрыва выпуска»

Фото: РИА Новости

Инвестиционный цугцванг

Устойчивость наблюдаемой стагнации придают следующие обстоятельства. Опережавший на протяжении нескольких лет динамику производства рост фонда оплаты труда наряду с другими факторами обусловил сильное падение прибыльности предприятий и, как следствие, возможностей частного корпоративного сектора осуществлять инвестиции (прибыль — ключевой источник финансирования капитальных вложений, который, по оценкам, в среднем обеспечивает две трети инвестируемых средств).

Возникла ситуация инвестиционного цугцванга. С одной стороны, без снижения реальных зарплат и занятости предприятия не смогут восстановить эту возможность. С другой стороны, такое снижение приведет к окончательному замораживанию внутренних рынков, что ограничит не только возможности, но и стимулы предприятий осуществлять инвестиции.

Уровень прибыли предприятий и предпринимателей в совокупных доходах экономики сейчас находится на историческом минимуме (ниже, чем перед кризисом 1998-го и в разгар кризиса 2008–2009 годов, а доля оплаты труда в издержках, наоборот, максимальна (см. график 1).

Инвестиционный спрос при этом находится на пределе своих возможностей. Доля валового накопления основного капитала в ВВП в последние годы держится на уровне около 22%, что значительно выше средних показателей периода, предшествовавшего кризису 2008–2009 годов (около 18%). Правда, на фоне других развивающихся рынков такая норма инвестирования все равно невысока. В Китае, например, доля валового накопления основного капитала в ВВП в последние годы составляет 48%, в Индии — 34%, в Индонезии — 26%. Однако на фоне сниженной доли прибыли предприятий в российском ВВП даже такая норма означает, что инвестиционная нагрузка на прибыль компаний беспрецедентна. Таким образом, без восстановления уровня прибыльности компаний не стоит и мечтать об ускорении инвестиций и экономического роста.

Выход из инвестиционного цугцванга и экономической стагнации возможен только в случае серьезного шока — позитивного или негативного. Такой шок позволит увеличить прибыльность корпоративного сектора: либо за счет внезапного роста доходов — например, от внешнеэкономической деятельности (позитивный шок), либо за счет сокращения расходов — в первую очередь на оплату труда (негативный шок). Если это произойдет, «телега» экономического роста (потребление) вновь окажется позади «лошади» (производство), что позволит возобновить движение экономики.

Слабое звено — банки

Возникновение мощного позитивного шока в настоящее время не представляется высоковероятным. Что же касается негативного шока, то его вероятность, плохо это или хорошо, как раз весьма высока и связана с неустойчивостью ситуации в банковской системе.

Растущие кредитные риски на рынке необеспеченного розничного долга в сочетании с низким уровнем достаточности капитала банков обусловливают высокую уязвимость банковской системы. При этом недостатка в потенциальных триггерах, способных раскрутить системный кризис, нет. Это и непростая ситуация с долгом ряда крупных металлургических компаний, и ужесточение подхода Банка России к отзыву лицензий у ненадежных и недобросовестных банков.

Однако ситуация осложняется отсутствием существенного потенциала роста объемов банковских операций с точки зрения долгосрочной устойчивости банковского сектора.

Последняя зависит от трех ключевых параметров: ликвидности баланса, достаточности капитала и его прибыльности. При сохранении неизменными структуры спроса экономики на финансовые услуги и финансовых технологий улучшение одного из этих параметров неминуемо ведет к ухудшению остальных. Такая особенность позволяет проследить в эволюции российского банковского сектора определенные этапы развития, или смены моделей поведения.

В конце 1990-х поведение банков соответствовало модели «банк — инвестиционная компания»: низкий леверидж (высокий уровень достаточности капитала), невысокая обеспеченность обязательств ликвидными активами и, как итог, низкая прибыльность. В начале 2000-х банковский сектор перешел к так называемой модели narrow banking («банк-кубышка»), характеризующейся относительно высоким уровнем ликвидности, невысокой прибыльностью и низкой достаточностью капитала. В предкризисные годы поведению банков были присущи черты хедж-фондов (особенно в 2005–2006 годы): высокий леверидж с низким уровнем ликвидности, как результат — высокая прибыльность операций.

В настоящее время движение банковского сектора не отличается динамизмом — система колеблется в окрестностях точки наименее желательного равновесия, вбирающего в себя все слабости вышеперечисленных моделей: низкая ликвидность, низкий уровень достаточности капитала и низкая прибыльность на капитал.

В этих условиях банковский сектор не может повысить ликвидность, не уронив прибыльность капитала еще ниже. Банки не могут существенно расширить кредитование, чтобы поддержать прибыльность, не опустив при этом достаточность капитала ниже порогового уровня. При сохранении текущего низкого уровня прибыльности банковский сектор, скорее всего, не способен в долгосрочной перспективе привлечь достаточно инвестиций в собственный капитал для сохранения хотя бы нынешнего уровня активных и пассивных операций относительно величины российского ВВП.

Эскиз антикризисной политики ЦБ

От действий Банка России будет зависеть, как быстро сдуется потребительский пузырь — не только в сфере кредитования, но и в сфере собственно потребления, масштабы которого непропорциональны возможностям производства. И разумная жесткость на стадии сдувания этого пузыря необходима. Однако самое важное наступит потом: потребуются усилия для того, чтобы краткосрочный шок на потребительском рынке не превратился в инвестиционный спад.

Прежде всего необходимы оперативная контрциклическая процентная политика и соответствующие механизмы формирования денежного предложения.

Кроме того, нужна деятельная поддержка системно значимых «корпоративных» банков в случае возникновения эффекта банковской паники (через Агентство по страхованию вкладов, расширение рефинансирования под залог нерыночных активов, возможно, и через беззалоговые кредиты Банка России). Как показывает анализ, банковские кредиты предприятиям, в частности долгосрочные, сейчас в большой степени фондируются за счет сверхкоротких средств юридических лиц (в значительной мере — счетов до востребования). Это делает «корпоративные» банки весьма уязвимыми в условиях шоков ликвидности.

Наконец, потребуется удержание рынка корпоративных облигаций от «эффекта домино» — блокирование важного канала инфицирования финансового сектора, а также сохранение на будущее важного инструмента заимствований для предприятий.

Посмотрим, насколько текущая практика Банка России соответствует решению хотя бы первой, наиболее технически простой задачи.

Как следует из протоколов заседаний Банка России, решения об уровне ключевого инструмента процентной политики (на текущий момент — ключевая ставка Банка России, ранее — ставка рефинансирования) принимаются на основе «оценки инфляционных рисков и перспектив экономического роста». Такие ориентиры выбраны не случайно — они являются основой классического «правила денежно-кредитной политики», сформулированного Джоном Тейлором еще в начале 1990-х. Согласно этому правилу, значение учетной ставки должно определяться отклонениями инфляции и темпов экономического роста от их потенциальных уровней (долгосрочных трендов). Однако что же происходит на самом деле?

Об определяющем влиянии на процентную политику инфляционного давления и динамики валютного курса свидетельствует анализ процентной политики Банка России в 2003–2013 годах. Соответствующие коэффициенты корреляции со ставкой рефинансирования в рассматриваемый период равны 81 и 90% соответственно. При этом контроль параметров инфляции и валютного курса основан на принципе антицикличности: высоким темпам инфляции, или существенному ослаблению курса национальной валюты, противодействует ограничительная процентная политика, в обратной ситуации — стимулирующая.

Кроме того, в период 2012–2013 годов по изменению коэффициента корреляции динамики курса рубля к бивалютной корзине и ставки рефинансирования можно проследить постепенный отказ Банка России от контроля валютного курса и переход к таргетированию только параметра инфляции — еще в 2009–2011 годах этот коэффициент был высокоположительным (94%), тогда как по результатам последних двух лет (по данным с первого квартала 2012 года по третий квартал 2013-го) оказался в незначимой области (минус 22%).

Вот только одна беда: выверенная система процентной политики, основанная на системе контроля над инфляцией, не способствует своей другой важнейшей цели — поддержанию экономического роста. Так, на протяжении всего рассматриваемого промежутка времени (2003–2013 годы) изменение ставки рефинансирования было практически зеркальным отражением динамики экономического роста (см. график 2).

Таким образом, до сих пор процентная политика ЦБ носила откровенно проциклический характер — усиливала бум и углубляла спад.

Особенно ярко феномен процикличности процентной политики регулятора по отношению к макроэкономической конъюнктуре прослеживается в последний посткризисный период — 2009–2013 годы, когда Банк России осуществлял постепенный переход к режиму инфляционного таргетирования, отказываясь от регулирования валютного курса. Коэффициент корреляции ставки рефинансирования с годовыми темпами прироста ВВП составил минус 95%, с темпами прироста промышленного производства — минус 90% (знак «минус» здесь отражает разнонаправленность изменений процентной ставки и макроэкономической конъюнктуры).

В прошлом году после смены главы Банка России произошли существенные изменения в системе процентных инструментов монетарной политики. В качестве основного индикатора, определяющего направленность процентной политики, была введена ключевая ставка Банка России, равная минимальной ставке по недельным аукционам прямого репо и максимальной ставке по недельным депозитным аукционам. При этом ставка рефинансирования Банка России была признана второстепенной. Согласно планам регулятора, ее значение будет приведено к значению ключевой ставки к 1 января 2016 года.

Это решение является важным шагом к повышению роли трансмиссионного механизма денежно-кредитной политики, реализуемого с помощью влияния на уровень процентных ставок в экономике. Роль ставки рефинансирования в этом механизме была весьма сомнительной. Вместе с тем при сохранении тех же принципов процентной политики — контроль только уровня инфляции одновременно с фактическим противодействием экономическому росту — успех реформы может оказаться под угрозой.

Как показывают результаты эконометрического моделирования, в период после смены главы Банка России (июль — декабрь 2013 года) регулятор, несмотря на реформу процентных инструментов, при проведении процентной политики руководствуется теми же принципами, что и при прежнем главе ЦБ. Форма фактически действующего «правила денежно-кредитной политики» остается неизменной при увеличении периода наблюдений (до ноября 2013 года, по последним доступным данным).

Анализ источников денежной эмиссии в период с января 2009-го по ноябрь 2013 года показывает, что динамика денежной базы в последние пять лет в решающей степени определяется валютными интервенциями Банка России (покупка/продажа валюты в официальные валютные резервы) и изменением средств бюджета на счетах в Банке России (см. график 3). Сокращение остатков бюджетных средств на счетах в ЦБ означает увеличение денежной базы, а их рост — напротив, снижение денежного предложения вследствие эффекта стерилизации денежной эмиссии.

Вывод о ключевых факторах следует даже из простого корреляционного анализа: в рассматриваемый период коэффициент корреляции динамики денежной базы с валютными интервенциями Банка России составил 66%, с изменениями остатков бюджетных средств на счетах в Банке России — 38%.

При этом по результатам корреляционного анализа такой источник денежной эмиссии, как кредитование банков со стороны ЦБ, в период с января 2009-го по ноябрь 2013 года оказался вторичным. Коэффициент его корреляции с динамикой денежной базы является отрицательным. Это означает, что ЦБ использует механизм кредитования коммерческих банков скорее с целью корректировки избыточного влияния основных факторов — движения бюджетных средств на счетах в Банке России и его валютных интервенций.

Таким образом, поскольку в настоящее время ЦБ постепенно сокращает объемы операций с валютой в рамках перехода к плавающему курсу рубля, динамика денежного предложения теряет независимость — основным фактором, определяющим изменение денежной базы, становится бюджетная политика (изменение средств бюджета на счетах в Банке России).

ЦБ относительно быстро может повысить прибыльность банковского сектора, диверсифицировав каналы денежной эмиссии: заместив эмиссию путем кредитования банков (платный для банков источник ликвидности) эмиссией посредством покупки финансовых активов, например государственных и высоконадежных корпоративных ценных бумаг (бесплатным для банков источником ликвидности). Это позволит мотивировать инвесторов вкладывать средства в банковские капиталы и на некоторое время ослабит ограничения на увеличение объемов операций банков со стороны достаточности капитала.

В дальнейшем этот успех может быть закреплен путем реализации программ развития новых сегментов финансового рынка, позволяющих банкам получать дополнительные источники доходов, не связанные с принятием на себя фондовых и кредитных рисков, в первую очередь комиссионных доходов. Речь идет о развитии платежных систем, секьюритизации, финансового консультирования и др. Наделение Банка России функцией финансового мегарегулятора дает ему хорошие стартовые возможности для решения этой задачи.

Бюджетная политика

Бюджетная политика может стать в России важным дополнением денежно-кредитной политики в части реализации возможностей перехода к экономическому росту. Способна ли нынешняя конструкция бюджетной системы работать на решение этой задачи?

Своего рода поворотная точка была пройдена бюджетной системой в 2012 году, когда принималось принципиальное решение о введении бюджетных правил. Это решение означало переход к новой модели бюджетных расходов, основанной на приоритете бюджетной стабильности при безусловном выполнении ранее взятых социальных обязательств. Такая модель означает курс на ужесточение бюджетной политики и сокращение всех незащищенных бюджетных статей.

2013-й стал первым годом по-настоящему жесткой бюджетной политики. Если в 2012 году прирост расходов федерального бюджета (в реальном выражении) составил 11,5%, причем этот рост был ощутим практически по всем направлениям бюджетных расходов (за исключением расходов на ЖКХ и дотаций регионам, см. график 4), то в 2013 году расходы сжались под воздействием бюджетных правил. В наибольшей степени это сжатие было обеспечено сокращением расходов на национальную экономику (минус 150 млрд рублей относительно 2012 года).

Важно понимать, что снижение расходов на национальную экономику — это прежде всего снижение расходов на поддержку экономического роста. Если представить себе отраслевой срез произошедших изменений в бюджетной политике (методология ЦМАКП), сопоставив его с текущей экономической ситуацией, то картина получается достаточно печальная (см. график 5).

Наиболее сильное снижение темпов роста в 2013 году относительно предыдущего года наблюдалось в машиностроении, представляющем высоко- и среднетехнологичные виды производств. И на фоне наблюдающегося ухудшения производственных показателей машиностроения одновременно происходило снижение расходов федерального бюджета на его поддержку, особенно ощутимое для транспортного машиностроения.

Такая конфигурация бюджетной политики свидетельствует об отраслевой несбалансированности проводимой оптимизации бюджетных расходов.

Отчасти возможности изменить сложившуюся конфигурацию бюджетной политики связаны с пресловутым повышением эффективности бюджетных расходов — за счет перехода от неэффективных форм поддержки предприятий в виде взносов в уставные капиталы к преимущественному выделению средств на конкретные инвестиционные проекты, развитию механизма частно-государственного партнерства, жесткому контролю за расходованием госкомпаниями получаемых бюджетных средств. Это один из немногих доступных ресурсов для развития в рамках выбранной модели бюджетных расходов.

Дайте шанс!

Текущая российская стагнация во многом имеет фундаментальные причины, связанные с низким уровнем конкурентоспособности российской экономики. Однако, как справедливо отмечал Майкл Портер, в деле изменения фундаментальных параметров, определяющих конкурентоспособность экономики, важную роль играет шанс. Денежно-кредитная политика, да и бюджетная политика, не может изменить фундаментальные факторы, влияющие на конкурентоспособность, однако она может позволить реализовать шанс «правильно» соединить эти факторы в условиях возникающих шоков, создавая условия для максимальной реализации имеющегося потенциала.  

Авторы - эксперты Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП).

Авторы выражают признательность эксперту ЦМАКП Михаилу Мамонову за идеи и помощь, оказанную при подготовке статьи. Исследование осуществлено в рамках программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2013 году.

График 1

Доля прибыли в ВВП опустилась до минимальных значений за последние 15 лет

График 2

Процентная политика Банка России носит ярко выраженный проциклический характер

График 3

В последние четыре года масштаб денежной эмиссии определяется в основном изменением средств на бюджетных счетах

График 4

В прошедшем году наиболее сильно были урезаны расходы федерального бюджета на национальную экономику, ЖКХ и здравоохранение

График 5

Сложные машиностроительные подотрасли пострадали от урезания бюджетной поддержки

Пессимизм с легким привкусом паники

Яковенко Дмитрий

В 2014 год банковская система входит, лишившись прежних драйверов роста и испытывая острую нехватку ликвидности. Но и это еще не все: в скором времени ее может ждать масштабный кризис плохих долгов

Практику отзыва лицензий, опробованную, в частности, на Мастер-банке, ЦБ продолжает и в новом году

Фото: РИА Новости

Новогодние праздники для российских банкиров стали антрактом в остросюжетной драме, разыгравшейся в декабре. Массовый отзыв лицензий, неудачные попытки регулятора пролить свет на мотивы своих действий и постепенно назревавшая у стороннего наблюдателя уверенность в том, что каждый второй банк в стране — криминальная «прачечная», — все это привело к тому, что конец года банковская сфера встречала в состоянии кризиса ликвидности. Все приметы налицо: резкое сжатие межбанковского рынка, рост доходностей по банковским облигациям и массовое бегство в крупные (в основном государственные) фининституты сначала рядовых граждан, а затем и серьезных корпоративных клиентов. И кажется, до завершения этому кризису еще далеко. Во всяком случае 2014 год ЦБ начал тем же, чем закончил 2013-й: отозвал лицензию у скромного Новокузнецкого муниципального банка. Без объявления причин, разумеется.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Сам по себе кризис ликвидности не так уж страшен: зима 2008/2009 наглядно продемонстрировала, что у ЦБ есть все инструменты, чтобы наполнить систему недостающими ресурсами. Гораздо неприятнее другое. Декабрьские события продемонстрировали, что в банковской сфере сложился целый комплекс проблем, многие из которых взращивались весь посткризисный период. Во-первых, за последние несколько лет банкиры так и не придумали устойчивой модели роста, полезной для экономики. Потребительское кредитование оказалось крайне сомнительным драйвером роста, профинансировавшим по большей части импорт товаров и услуг. Во-вторых, кредитные учреждения оказались в ситуации, когда деньги у них есть, но, по сути, никому предложить они их не могут. С одной стороны, компании не спешат брать кредиты: дорого. С другой — банки стараются сформировать «подушку ликвидности», опасаясь возможного кризиса корпоративного долга. В-третьих, сегодня особенно сильно мешают развитию застарелые диспропорции банковской системы, когда десятка крупнейших банков имеет доступ ко всем возможным ресурсам, а остальным приходится довольствоваться дорогими депозитами населения. Теперь это грозит обернуться смертью небольших кредитных учреждений, как правило, с региональной пропиской. Тем важнее понять, в какую реальность шагнет банковская сфера в 2014 году и как будет выглядеть после нынешнего кризиса.

Жесткая посадка

Для начала посмотрим на итоги 2013 года. Больших достижений здесь нет: наметившийся после кризиса бурный рост закончился, и все основные тренды банковской системы развернулись вниз. Наиболее драматичное падение зафиксировано в розничном сегменте, который последние несколько лет выступал для банкиров основным драйвером роста. За прошедший год розничное кредитование выросло на треть, и к началу декабря население должно было банкам 9,7 трлн рублей. Однако даже этим темпам роста в 21% годовых уже далеко до прошлогоднего летнего максимума в 45% (см. график 1) — во многом благодаря ужесточению регулятором резервных требований к высокомаржинальным кредитам. В нынешнем году вступает в силу новое ограничение, ставящее точку на розничном ренессансе. Помимо возможности досрочно погашать кредиты в течение двух недель без уплаты процентов регулятор, несмотря на протесты банкиров, будет ограничивать ставки по потребкредитам среднерыночным уровнем. Для многих банков, привыкших раздавать клиентам дорогие кредиты, это станет серьезным ударом по доходам: к концу декабря среднерыночные ставки по розничным кредитам на срок до года находились на уровне 24%, больше года — 17,9% (см. график 2).

Возможно, если бы не усилия регулятора, потребительское кредитование продолжило бы расти как на дрожжах. Весь последний год аналитики и эксперты гадали: рванет или нет в сегменте необеспеченного кредитования. Банкиры же сохраняли спокойствие, вооружившись парой безупречных тезисов: доля розничных кредитов у нас по сравнению с развитыми странами невелика — немногим более 11% ВВП, а количество заемщиков всего 34 млн человек — это даже не половина всего экономически активного населения страны. Мы ранее писали, что если рост неплатежей и произойдет, то максимум во что он выльется, — в микрокризис на уровне отдельных заигравшихся банков (см. «Есть пульс — возьми кредит» в «Эксперте» № 41 за 2013 год).

Что касается корпоративного кредитования, то темпы его роста практически весь 2013 год не выходили за пределы 12–13% годовых. Всего за прошлый год банки выдали нефинансовым организациям 2,8 трлн рублей (для сравнения: физлицам было выдано 2,2 трлн), увеличив портфель до 22,6 триллиона. Еще порядка 1 трлн рублей бизнес занял на облигационном рынке. Правда, в конце года корпоративное кредитование пошло вверх, показав на начало декабря 14,3% прироста, но, по мнению одного из аналитиков банковского рынка, динамика обусловлена в основном сделками по слиянию и поглощению: «Это все крупные сделки, которыми занимаются крупные банки. Рост кредитования в четвертом квартале не является предвестником того, что у нас в экономике образовались какие-то кластеры роста, которым срочно понадобились инвестиции. Просто одни олигархи покупают активы других олигархов».

По словам банкиров, причина столь скромного роста кредитования бизнеса в отсутствии спроса в условиях общего замедления экономики. Напомним, что замедление корпоративного кредитования началось еще в позапрошлом году. Тогда собеседники «Эксперта» из бизнес-среды сетовали скорее на сложную ситуацию с получением заемного финансирования, а не на надвигающуюся стагнацию. Как видно из графика 2, существенного удешевления кредитных денег они не увидели, даже когда стагнация началась.

Пустые карманы

Еще одним антидостижением минувшего года стало снижение прибыли банковского сектора. Если по итогам 2012-го он продемонстрировал рекордный за последнее десятилетие чистый финансовый результат в 1 трлн рублей, то на начало декабря 2013-го банкирам пришлось довольствоваться только 884 млрд (см. график 3), что на 4,9% ниже показателей за аналогичный период предыдущего года. Учитывая, что совокупные активы банковской сферы за год выросли на 18%, до 56,9 трлн рублей, их рентабельность в результате рухнула до 1,7% (уровень 2010-го). Одновременно значительно увеличилось количество убыточных банков: с 55 на 1 января 2013 года до 148 на декабрь, правда, их общий убыток — 13,2 млрд рублей — для всей системы не критичен.

Ключевых причин для снижения прибыли несколько. «Основной фактор, влияющий на показатели доходности российских банков, — расходы на создание резервов по кредитам, которые существенно увеличились в 2013 году и составили около 20 процентов операционных доходов банков по сравнению с вдвое меньшими показателями ранее», — считает Сергей Вороненко , ведущий аналитик группы «Рейтинги финансовых институтов» Standard & Poor’s. При этом заработали банки гораздо больше: около 2,8 трлн рублей операционного дохода до вычета резервов и операционных расходов в 2013 году по сравнению с 2,2 трлн за 2012 год.

Действительно, темпы прироста резервов под возможные потери по ссудам (РВПС) на банковских балансах в 2013-м активно повышались, подскочив с 5,3% в начале года до 16,3% в декабре и составив 2,9 млрд рублей (см. график 4). Одна из причин — ужесточение резервных требований ЦБ по розничным кредитам, совпавшее с активным ростом просрочки в этом сегменте: с 4,6 до 5,8%. В то же время по потребкредитам, просроченным более чем на три месяца, размер РВПС составил всего 612 млрд рублей. Основной объем резервов, очевидно, пришелся на корпоративные кредиты в портфелях отдельных банков, хотя в общем по системе уровень просрочки по ссудам нефинансовым предприятиям немного снизился: с 4,6 до 4,4%.

Вторая причина падения банковской прибыли — давление на процентную маржу. «В последнее время банковский сектор быстро перешел от “рынка кредитора” к “рынку заемщика”, что обусловило усиление конкуренции между банками и, как следствие, стало давить на показатели маржи, — объясняет Сергей Вороненко. — Процентные ставки по банковским активам, как правило, не изменяются одновременно со стоимостью фондирования. Последний показатель — менее гибкий, он труднее корректируется с учетом меняющихся условий операционной деятельности». В связи с этим повышение процентных ставок по депозитам клиентов в 2011–2012 годах, которое поддерживало бум розничного кредитования, все еще будет оказывать давление на показатели маржи банков и в начале 2014 года, предупреждает аналитик.

Ликвидность в ловушке

Что касается ресурсов банковского сектора, то формально ситуация с ликвидностью с начала 2013 года улучшилась — во многом благодаря сокращению кредитования. Банки даже смогли сократить ставки по депозитам (см. график 5), стабильно росшие с четвертого квартала 2011-го. Тем не менее произошел ряд изменений, которые в нынешнем году, очевидно, будут оказывать на банковский бизнес негативное влияние.

Во-первых, значительно увеличилась зависимость кредитных учреждений от средств, предоставляемых Центральным банком. В декабре брутто-задолженность (без учета средств банков на счетах в ЦБ) кредитных учреждений перед регулятором составила 3,7 трлн рублей, превысив кризисный максимум начала 2009 года в 3,6 триллиона. Напомним, что в конце 2011 года, когда рынок стараниями Министерства финансов, увлекшегося жесткой политикой бюджетного профицита, оказался в условиях дефицита ликвидности, ЦБ начал активно поддерживать банки — в первую очередь через операции репо. С тех пор доля средств в совокупных пассивах банковской сферы ЦБ постоянно росла и в декабре уже добралась до 6,5%, потеснив даже традиционно основные источники фондирования кредитных организаций: средства и депозиты корпоративных компаний и вклады физлиц (см. график 6). В принципе причины любви банков к кредитам регулятора понятны: фондироваться в ЦБ попросту дешевле. Однако ничего хорошего в такой ситуации нет: возможности регулятора по поддержанию роста банковской системы не безграничны. «То, что задолженность российских банков перед Центробанком по операциям прямого репо превышает 3 триллиона рублей, по всей видимости, означает, что уровень использования рыночного обеспечения по сделкам прямого репо приближается к 70 процентам, — отмечает Олег Тежельников , директор департамента ресурсов Инвестторгбанка. — Это значит, что у банков почти не осталось ценных бумаг для залога в ЦБ, и в ближайшем будущем, чтобы поддержать сектор, Центробанку придется активировать инструменты рефинансирования под нерыночные активы или беззалоговые кредиты».

Во-вторых, зачистка, устроенная ЦБ в конце года, совпала с наметившейся еще раньше перекройкой структуры фондирования в системе. Заметнее всего это было на примере «набегов вкладчиков» на ряд средних банков. Главными бенефициарами декабрьской паники принято считать Сбербанк и ВТБ24. Так, у Сбера в ноябре объем вкладов населения вырос на 148 млрд рублей против 48 млрд в октябре. Розничная «дочка» ВТБ тоже увеличила свои пассивы на внушительные 103 млрд рублей против 29 млрд месяцем ранее. Справедливости ради отметим, что говорить о массовом перетоке средств вкладчиков из средних банков в государственные преждевременно: сезонные колебания депозитов в пределах нескольких процентов ближе к концу года — стандартное явление для банковской сферы. «Это иллюзия, будто в условиях напряженности на рынке люди активно переходят из коммерческих банков в государственные, — считает председатель правления банка “Открытие” Евгений Данкевич . — Скорее, многие просто перестают быть вкладчиками: забирают свои деньги и хранят их где угодно, но только не в банках». Эта версия правдоподобна, учитывая, что последние полгода депозитная активность населения стремительно замедляется (см. график 7). Разумеется, свою роль в вымывании вкладов сыграло снижение ставок. Но, кроме того, банковская система оказалась в ситуации, когда крепнущее недоверие к ней накладывается на целый ряд других негативных факторов: снижение реальных доходов или рост дефляционных ожиданий. Все вместе это ведет к оттоку вкладчиков.

Не так бросается в глаза то, что происходит с корпоративными клиентами. А между тем они тоже все менее охотно размещают средства на счетах: сказывается недостаток ликвидности. К тому же как раз бизнес и переводит свои средства из средних банков в крупные. Этот процесс, изначально связанный с поиском длинного и более дешевого финансирования, идет уже давно. «Госбанки могут позволить себе кредитовать компании по более низким ставкам, чем большинство коммерческих банков, — уверен Евгений Данкевич. — А в корпоративном бизнесе именно заемщики и формируют банковские пассивы: если компания кредитуется в каком-то фининституте, скорее всего, она будет в нем же формировать и расчетные счета, и остатки до востребования». Крупнейшие банки со своей стороны тоже стараются усилить фондирование за счет корпоративной клиентуры уже не первый год. «Остатки средств корпоративной клиентуры, конечно, самый привлекательный источник ресурсной базы в отношении как номинальных ставок, так и отсутствия операционных расходов на привлечение в сравнении с физическими лицами: отсутствие страхового возмещения, высокий средний “чек”, — соглашается Олег Тежельников. — Но качественная корпоративная клиентура с “хорошими” остатками — это все же прерогатива банков топ-50, максимум топ-60. Поэтому ресурсной базой для небольших фининститутов остается набор средств населения со страховым возмещением до 700 тысяч рублей». Перетягивают к себе госбанки и средний, и малый бизнес, бывший до этого основным клиентом региональных кредитных учреждений средней руки. Особенно ускорился этот процесс после запуска пресловутых «кредитных фабрик». «Главным конкурентным преимуществом небольших банков в отношении корпоративных клиентов всегда были качество сервиса, индивидуальный подход и максимальная гибкость, — отмечает Михаил Поляков , заместитель председателя правления Нордеа Банка. — Однако уже давно все крупные игроки активно работают над улучшением качества сервиса и расширением продуктовой линейки, чтобы удовлетворять запросы максимального числа клиентов из различных сегментов. И здесь у крупных банков значительно больше возможностей и ресурсов, чем у небольших игроков».

Как и в случае с частными лицами, нервозность на банковском рынке ускорила процесс перехода бизнеса в крупные кредитные организации: ведь корпоративные клиенты в отличие от частных вкладчиков редко получают свои средства из обанкротившегося банка, соответственно, и реагируют на все проблемы они острее. «Некоторые банкиры в беседах с нами отмечали, что клиенты, с которыми они работают уже давно и с которыми даже прошли через кризис 2008 года, сегодня переводят часть средств в госбанки», — рассказывает Павел Самиев , заместитель генерального директора «Эксперт РА».

И наконец, еще один тревожный фактор. Согласно недавнему исследованию «Эксперт РА», на начало октября, когда ЦБ еще не начал массово отзывать лицензии, нормативы ликвидности (Н2, Н3 и Н4) у российских банков в несколько раз превышали минимально допустимые значения. «Важно понимать: если банки демонстрируют нормативы с большим запасом, это едва ли от хорошей жизни, — объясняет Самиев. — Когда Н2 или Н3 превышают нормативный уровень в два или три раза, это значит, что на рынке напряженная ситуация и банки держат ликвидность на случай плохого развития событий». К тому же сказывается крайне неравномерный доступ банков разных эшелонов к поддержке ЦБ. «В конце года на банковский рынок приходят бюджетные деньги, но распределяется эта ликвидность очень неравномерно. Основными бенефициарами станут крупные банки, но они по результатам недавних событий не сильно-то и пострадали. А вот до второго и третьего эшелонов ликвидность не дойдет. При этом даже если банки и держат какие-то избытки ликвидности, как показывает практика, от набега вкладчиков их это не спасает. Это и есть основная проблема: ликвидность уже скоро формально станет избыточной, но реально это не так», — говорит Павел Самиев.

Плохой сценарий

Попробуем предположить, как с учетом всех этих факторов будет развиваться банковский сектор в 2014 году. Оговоримся сразу: ни один из опрошенных «Экспертом» банкиров или аналитиков не рискнул предположить, что может стать новым драйвером роста, так что картина вырисовывается удручающая. Банковский сектор по-прежнему будет расширяться за счет розницы — в 2014 году ожидается ее прирост в пределах 20–25%. Однако стараниями ЦБ возможностей для заработка здесь будет куда меньше, а основных игроков сегмента ожидает резкое снижение доходности и рентабельности. «Развитие так называемой уличной розницы замедлится. В этом сегменте сосредоточены основные проблемы с качеством кредитного портфеля, а кредитование по логике “живи сейчас” уже привело к существенной закредитованности части заемщиков, — говорит исполнительный директор банка “Петрокоммерц” Павел Неумывакин . — Разумеется, возрастет конкуренция за хорошего заемщика: за человека с нормальной зарплатой и хорошей платежной дисциплиной — с такими клиентами, как правило, работают универсальные банки. Многие розничные банки, делавшие акцент на работу с уличной розницей, начнут перепрофилироваться на работу с более надежными клиентами. Для них это обернется снижением доходности: нормальный заемщик никогда не возьмет кредит с эффективной ставкой под 40 процентов». 

Подавляющее большинство банкиров попытается сберечь нынешний запас ликвидности. Сильнее всего это ударит по корпоративному кредитованию, в том числе и по сегменту МСБ. «Складывающаяся в конце 2013 года ситуация в банковском секторе не способствует росту кредитования в принципе, — уверен Алексей Колтышев , директор финансово-аналитического департамента СБ Банка. — Банки вынуждены поддерживать избыточную ликвидность, и многие клиенты не могут получить кредит. Кроме того, фининституты по возможности пытаются сокращать собственные кредитные портфели, либо договариваясь с заемщиками о досрочном погашении, либо неохотно кредитуют вновь после планового погашения кредита. Но, сокращаясь, кредитные портфели в большей степени теряют хороших заемщиков, в результате чего доля проблемной задолженности будет расти. Также вероятен рост проблемной задолженности в абсолютном выражении, так как на рынке становится существенно меньше возможностей перекредитовки, и некоторые заемщики могут оказаться не готовы к этому».

Три года назад основными застрельщиками кредитного роста стали госбанки, а также средние и малые банки в Москве и регионах (см. «Постпузырная норма» в «Эксперте» № 2 за 2012 год). Теперь именно эти сегменты ждут ключевые изменения. Основная кредитная активность сосредоточится вокруг госбанков. По мнению Михаила Полякова, они будут вовлечены в финансирование различных программ, направленных на стимулирование экономического роста: «Скорее всего, часть таких программ будет связана с реализацией крупных инфраструктурных проектов, что очень позитивно отразится на рынке в целом, поскольку кроме непосредственных получателей ресурсов будет стимулировать спрос в большом количестве смежных отраслей». Но очевидно, что эта попытка реанимировать реальный сектор посредством вливания госсредств в государственные же банки в будущем еще сильнее законсервирует нынешнюю перекошенную банковскую систему, состоящую из очень крупных игроков и всех остальных.

Что касается средних и малых банков, то им грозит даже не падение рентабельности или сокращение бизнеса, а вымирание. Декабрьские события показали, насколько уязвимы бизнес-модели региональных кредитных учреждений. Большинство из них в силу своего небольшого размера кредитуют бизнес акционеров или ограниченное число дружественных предприятий за счет депозитов населения, а доступ к средствам ЦБ и межбанку у них зачастую ограничен. При этом в регионах достаточно много небольших кредитных учреждений с хорошо диверсифицированными портфелями, в которых есть и розница, и бизнес. «Честно говоря, такие банки жалко больше всего: если они зашатаются, это будет серьезный удар по экономике региона, в котором они работают, а малый бизнес лишится очень хорошего партнера в части финансирования», — говорит Павел Самиев.

Конечно, скромные кредитные учреждения хоронят регулярно, но все предыдущие годы небольшим банкам удавалось выживать, сохраняя статус единственного проводника финансовых услуг и ресурсов в своих регионах. В период посткризисного роста банковская сфера сконцентрировалась на развитии региональных сетей. Сейчас между банками разворачивается ожесточенная конкуренция за заемщика как в рознице, так и в сфере кредитования МСБ, и экстенсивное развитие в регионы будет для многих из них основным способом поддержания рентабельности. А по мере ухудшения ситуации с ликвидностью локальные игроки окажутся неконкурентоспособны по сравнению с филиалами крупных игроков.

Очень плохой сценарий

Ключевые вопросы, от которых зависит выживание средних и малых банков: будет ли ЦБ и дальше проводить жесткую политику по стерилизации банковского сектора и приведет ли назревающая рецессия к кризису корпоративного долга? Многие аналитики уверены, что подобные риски существуют, однако считают, что полномасштабного кризиса усилиями денежных властей удастся избежать. «Действительно, в некоторых отраслях экономики накопились серьезные проблемы, связанные с ростом просроченной задолженности, — говорит Юлия Цепеляева , директор Центра макроэкономических исследований Сбербанка. — В основной группе риска находится металлургический сектор, чье положение уже сейчас ослаблено плохой конъюнктурой цен на металлы и высокой закредитованностью. Естественно, что своевременный возврат кредитных средств, выданных этим организациям, стоит под большим вопросом. Однако, учитывая преобладание крупных и очень крупных компаний в российской экономике, у подобных клиентов существует возможность проведения переговоров с банками для достижения компромиссов по реструктуризации. Поэтому по формальным признакам величина просроченной задолженности проблемных секторов может значительно и не вырасти».

Угрозу представляет положение среднего бизнеса. Как в таком случае поведет себя регулятор, уже понятно. На сегодня сформировался собирательный образ банков, от которых ЦБ собирается очищать рынок. И это вовсе не «прачечные», занимающиеся отмыванием и выведением средств из страны. «Нынешний кризис выглядит как кризис ликвидности, но в действительности все дело в плохих долгах, — рассуждает один из экспертов банковского рынка. — В такой ситуации самые большие проблемы возникают не у тех банков, которые могут своих клиентов поставить на просрочку, а у тех, кто будет скрывать это до последнего». Этого нельзя увидеть по балансовым показателям, особенно в ситуации, когда банки кредитуют своих же заемщиков. Это не тот случай, когда банк всех, кого может, переводит на просрочку и просто отбирает бизнес. Все фининституты, приостанавливавшие в декабре деятельность, прогорели не на межбанке, — просто это были банки с очень плохими кредитами. Они давали кредиты в никуда, займы акционерам под проекты, которые оказались неудачными. Вкладчики знают состояние таких банков — корпоративные клиенты в подобных ситуациях первыми выводят свои средства.

Если угроза долгового коллапса станет реальной, ЦБ окажется в трудном положении. С одной стороны, ему необходимо продолжать профилактическую работу и выявлять в балансах банков плохие долги. С другой — при обнаружении новых дыр последуют новые отзывы лицензий, что станет поводом для очередной паники вкладчиков и корпоративных клиентов. Но здесь уже, по всей видимости, будет не до выживания средних и маленьких банков. Масштабный кризис плохих долгов приведет к образованию дыры в активах не отдельных кредитных учреждений, а всей банковской системы, и удастся ли Центральному банку залить ее деньгами, как это было в 2008–2009 годах, — неизвестно.

В подготовке материала принимала участие Кристина Шперлик

График 1

Динамика кредитования замедляется

График 2

В 2014 году розничное кредитование ожидает снижение ставок до 17-25%

График 2

Зависимость банков от ЦБ возрастает

График 3

В 2013 году банкам не удалось побить прошлогодний рекорд по прибыли, а рентабельность упала до уровня 2010 года

График 3

В 2013 году ситуация с ликвидностью улучшилась. Это позволило банкам снизить ставки по вкладам

График 4

Основной фактор снижения прибыли банков - рост просрочки и ужесточение резервных требований ЦБ

График 6

Со второй половины 2013 года рост вкладов населения и средств корпоративных клиентов начал замедляться

Ржавые скрепы сверхцентрализации

Зубаревич Наталья, директор региональной программы Независимого института социальной политики

Централизация межбюджетных отношений дошла до абсурда: финансы все большего количества регионов трещат по швам, заставляя их выбивать из центра по непрозрачным схемам все большее количество адресных трансфертов. Пришло время системных решений

Строительство объектов Универсиады встало Татарстану в копеечку. Но республика, как и Краснодарский край, получила пролонгацию бюджетных кредитов на 20 лет по минимальной ставке 0,5% годовых

Фото: РИА Новости

Управление огромной и внутренне неоднородной страной — сложнейшая задача. В России раз за разом ее пытались решать с помощью привычной сверхцентрализации управления, достигая на этой столбовой дороге предела неэффективности. Затем исторический маятник двигался в обратную сторону — к децентрализации, чаще всего обвальной из-за резкого ослабления государственной власти. И даже в редких случаях управляемой децентрализации, например хрущевских совнархозов, результат был далеким от ожидаемого, а сами реформы быстро сворачивались.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Для крайних положений маятника давно есть термины: ведомственность и местничество. Только для точки оптимума термина нет, потому что вечно качающийся российский маятник в ней не останавливался. В мире же такой термин имеется — федерализм, который может быть конкурентным или кооперативным, более и менее эффективным, но все же нацеленным на оптимальный баланс интересов центра и регионов. Именно федерализм обеспечивает необходимую гибкость в управлении сложными пространственными системами.

В России федерализм остался только в названии страны. Система управления и ее главный инструмент — бюджетная политика — стали сверхцентрализованными еще в 2000-е годы. Казалось, что дальше некуда. Однако завершившийся 2013 год показал, что нет предела совершенству. Стагнация экономики вкупе с принятыми федеральным центром управленческими решениями привели к дестабилизации региональных бюджетов.

Быстрым шагом в долговой тупик

По данным за январь — октябрь 2013 года, доходы консолидированных бюджетов регионов (сумма регионального и муниципальных бюджетов) выросли в номинальном выражении только на 1% к аналогичному периоду предыдущего года. С учетом инфляции, которая в 2013 году составила 6,5%, динамика роста доходов отрицательная. Темпы роста доходов самые низкие с 2010 года. В кризисном 2009 году ситуация была хуже, но не намного: доходы сократились на 4%. На динамику 2013 года повлияли два негативных фактора. Во-первых, экономическая стагнация, нулевой рост промышленного производства и сокращение инвестиций, что привело к снижению поступлений налога на прибыль организаций на 15%. Во-вторых, на 7% сократилась федеральная помощь (трансферты) бюджетам регионов. Минимальный рост доходов был обеспечен ростом собираемости налога на доходы физических лиц (на 11%), акцизов (на 11%) и налога на имущество (на 16%), который в основном платит бизнес.

Несмотря на стагнацию доходов, расходы консолидированных бюджетов выросли за тот же период на 5%. Быстрее всего росли расходы на образование (14%), здравоохранение (12%, суммарно бюджеты регионов и территориальные фонды обязательного медицинского страхования) и культуру (10%). Регионам пришлось выполнять майские указы президента 2012 года о повышении заработной платы работникам социальной сферы. Несмотря на бюджетные проблемы, на 8% увеличились расходы на национальную экономику, в основном на развитие инфраструктуры. Резервов экономии почти нет: минимально росли расходы на социальную защиту населения — на 1%, а расходы на ЖКХ сократились только на 2%, поскольку федеральный центр ввел ограничение на рост тарифов ЖКХ для населения.

В соответствии с Бюджетным кодексом любое расходное решение федеральных властей в части полномочий региона должно обеспечиваться соответствующим объемом трансфертов. Однако и в 2012, и в 2013 годах перечисления из федерального бюджета только частично компенсировали возросшие расходы регионов на повышение заработной платы бюджетникам. Федеральные власти фактически подталкивали регионы к оптимизации количества бюджетных учреждений и числа занятых в них. Сделать это непросто, процесс управленчески небыстрый и политически небезопасный из-за неизбежного ухудшения территориальной доступности социальных услуг для населения.

Превышение расходов над доходами привело к дефициту бюджетов большинства регионов. Формально этой проблемы нет: по данным Федерального казначейства, суммарный профицит за январь — октябрь 2013 года составил 86 млрд рублей (1,3% всех доходов консолидированных бюджетов регионов). Но этот профицит обеспечен Москвой (профицит 70 млрд рублей), Московской областью и Санкт-Петербургом (54–55 млрд рублей) и в значительно меньших объемах Татарстаном, Сахалинской, Ленинградской областями и Чечней (7–13 млрд рублей). Бюджеты 60% субъектов федерации дефицитны. Хуже всего соотношение дефицита и доходов бюджета в Чукотском АО (85%), Новгородской области, республиках Хакасия и Карелия (19–21%).

Для покрытия разрыва между доходами и расходами пришлось залезать в долги. Суммарный долг регионов и муниципалитетов на 1 декабря 2013 года достиг 1,74 трлн рублей, что эквивалентно 27% собственных доходов консолидированных бюджетов регионов за 2012 год, и продолжает расти. Более чем в 60% регионов соотношение долга и собственных доходов консолидированного бюджета хуже среднероссийского, в трети регионов оно выше 50% собственных доходов, максимальная долговая нагрузка — в Республике Мордовия и Чукотском АО. В этих субъектах она в 1,2–1,4 раза выше собственных бюджетных доходов.

Рассмотрение регионов в системе координат «дефицит — долг» позволяет выделить группу примерно из двух дюжин субъектов федерации с наиболее тяжелой финансовой ситуацией (см. график 1).

Дальше будет только хуже. По расчетам рейтингового агентства Standard & Poor’s, для выполнения указов президента регионам потребуется около 1,7 трлн рублей в 2013–2015 годах и по 1 трлн рублей ежегодно в 2016–2018 годах. Бюджетные кредиты регионам увеличены в 2013 году с запланированных 75 млрд до 160 млрд рублей (данные Standard & Poor’s), но этого будет недостаточно. Как обычно, решения наверху будут приниматься в индивидуальном режиме. Федеральные власти позволили Татарстану и Краснодарскому краю, назвав их инвестиционно активными регионами, пролонгировать уже взятые бюджетные кредиты на двадцать лет по минимальной ставке 0,5% годовых, то есть практически их списали. Другие регионы будут просить о том же, хотя у них нет индульгенции в виде Универсиады и Олимпиады.

Возможности заимствований на внешнем рынке для регионов резко ограничены, критериям Минфина для допуска на этот рынок соответствует только Москва. Заимствования на внутреннем рынке дороги, хотя госбанкам могут сверху посоветовать дать кредиты регионам, а потом их реструктурировать.

Стабильность бюджетной системы снижается, а роль ручного управления растет. Межбюджетные отношения четко показывают отсутствие в России федерализма как формализованного механизма согласования интересов центра и регионов. Дестабилизация бюджетов регионов в 2013 году обусловлена и тем, что федеральный центр сбрасывает на них основные расходные обязательства в социальной сфере. В январе — октябре 2013 года суммарные социальные расходы (образование, здравоохранение, социальная политика, культура, физкультура и спорт) составили 63,5% всех расходов консолидированных бюджетов регионов, а в четверти субъектов РФ — 70–73%. Большинство регионов не в состоянии инвестировать в развитие инфраструктуры для повышения инвестиционной привлекательности, им бы только выжить. И это проблема не только менее развитых регионов, доля социальных расходов превысила 70% в Пермском крае, Свердловской, Челябинской, Иркутской и Московской областях.

Чудеса непрозрачности

Как мы дошли до жизни такой? Поначалу реформы в межбюджетной сфере были рациональными. В конце 1990-х появилась дотация на выравнивание бюджетной обеспеченности, рассчитываемая по формуле и поэтому более прозрачная. Ее доля в общем объеме трансфертов вплоть до середины 2000-х была не ниже половины всех трансфертов регионам, но к 2008 году сократилась до четверти (см. таблицу). А ведь дотации — самый комфортный для регионов инструмент поддержки, их использование не регламентируется сверху.

Таблица:

Структура основных безвозмездных поступлений (трансфертов) регионам (%)

В 2005 году провели монетизацию льгот, ликвидировав накопившуюся проблему нефинансируемых мандатов и разграничив полномочия центра и регионов по разным категориям получателей социальной помощи. Издержки были велики, из-за фискальных приоритетов реформы Минфин занизил объем необходимых денежных компенсаций, население вышло на улицы. Пришлось аврально увеличивать федеральные трансферты.

Муниципальная реформа, разработанная и проведенная под руководством Дмитрия Козака во второй половине 2000-х, позволила более четко распределить полномочия между уровнями бюджетной системы и повысить сбалансированность доходов и расходов. Кроме того, законодательно закрепили важнейший принцип: расходные обязательства, принятые вышестоящим уровнем бюджетной системы в отношении нижестоящего, должны обеспечиваться трансфертом на их выполнение. Этот принцип продержался не так долго, в мае 2012 года о нем уже не вспоминали.

В 2000-е годы быстро росли доходы и федерального, и региональных бюджетов. Россия получила огромную ренту благодаря взлету цен на нефть. Она частично перераспределялась регионам в виде растущих трансфертов — на реализацию нацпроектов, на инвестиционные цели и т. д. До кризиса 2009 года росли и собственные доходы региональных бюджетов, поэтому зависимость от федеральных трансфертов увеличивалась не так сильно. Кризис 2009 года радикально изменил картину, доля трансфертов в доходах консолидированных бюджетов регионов подскочила до 27% (см. график 2). Затем каждый год Минфин пытался сократить объем трансфертов, но без особого успеха. В 2010 году грозились уменьшить трансферты на 20%, а смогли только на 7%. В 2013 году результат тот же (январь — октябрь к соответствующему периоду 2012 года), но в более сложных экономических условиях, поэтому удар по региональным бюджетам оказался сильным.

С ростом перераспределения усиливалось стремление центра максимально регламентировать расходы регионов. Это привело к опережающему росту объемов и количества субсидий из федерального бюджета. Субсидии выделяются на четко регламентированные цели и должны софинансироваться регионом. Их доля в общем объеме трансфертов регионам увеличилась к 2008 году до 36% (таблица). Федеральные ведомства разгулялись, субсидий больше сотни: на оказание высокотехнологичной медицинской помощи, на поощрение лучших учителей, на проведение молодежного форума «Машук», на приобретение оборудования для быстровозводимых физкультурно-оздоровительных комплексов, на обеспечение безопасности населения на метрополитене, на реализацию программ энергосбережения, на возмещение части затрат на приобретение элитных семян, закладку виноградников, раскорчевку старых садов и еще сотня других. Не хватит фантазии, чтобы догадаться о назначении всех существующих субсидий. Распределением субсидий занимаются федеральные ведомства, и они стоят насмерть, охраняя хлебное место. Особенно весомы инвестиционные субсидии (на реализацию ФЦП и на бюджетные инвестиции), их доля в 2012 году составляла 38% всех субсидий.

Ужесточение регламентации для получателей трансфертов сопровождалось снижением транспарентности решений тех, кто распределяет. Наименее прозрачный трансферт — дотация на сбалансированность бюджетов, появившаяся в середине 2000-х. Она возрастает в кризисных ситуациях, когда масштабы «ручного управления» зашкаливают. Так, в 2009 году объем дотаций на сбалансированность бюджетов вырос до половины объема формульных дотаций на выравнивание. Но и в последующие годы они составляли не меньше трети. В 2012 году эту дотацию получали 44 региона из 83, а в 2013-м, когда бюджеты вновь затрещали, получателями стали почти все регионы, кроме Москвы и двух автономных округов Тюменской области. Без формулы как-то удобней… Особенно если учесть, что в 2008–2013 годах 16–23% дотаций на сбалансированность получала Чечня, а в 2012–2013 годах 18–19% получил Санкт-Петербург. Почему? Говорят, на метро.

Кроме того, есть еще «иные» и «прочие» трансферты, которые выделяются по непрозрачным критериям. Их доля существенно росла в 2011–2012 годах — до 13 и 7% всех трансфертов соответственно (см. таблицу). В 2011 году помощь выделялась Москве на строительство метрополитена, ее объем был равен годовому бюджету немаленькой Саратовской области. Огромные «иные» трансферты в 2011–2012 годах направлялись в основном на модернизацию здравоохранения. Видимо, и на пресловутые томографы…

Необходимость децентрализации и передачи части полномочий из центра в регионы понимают и на федеральном уровне. Под эту задачу в 2009 году была создана комиссия Козака — Хлопонина, но сделать она почти ничего не смогла. Федеральные ведомства не хотят сокращать свои полномочия и штат сотрудников территориальных органов, а регионы не спешат брать себе дополнительные полномочия, понимая, что федеральный центр непременно надует: полномочие передаст, а объем дополнительного финансирования на его реализацию урежет. Именно так произошло в 2007 году с передачей регионам полномочий по охране лесов. А в 2010 году были пожары… Пока средства на исполнение федеральных полномочий выделяются в виде субвенций из федерального бюджета, региону ни холодно ни жарко, сколько их перечислили… А если полномочие станет региональным, придется самим индексировать расходы, сокращать число чиновников и т. д. — к чему эти дополнительные хлопоты?

Новый колониализм

Для более развитых регионов основные источники доходов бюджета — налог на прибыль и НДФЛ. Налог на прибыль платит в основном крупный бизнес, и от его политики во многом зависит финансовое положение региона. Ситуация ухудшается, доля налога на прибыль в доходах консолидированных бюджетов регионов снизилась за 2008–2013 годы с 28 до 22%. Помимо экономических проблем есть и другие причины.

С 2013 года вступил в силу закон о налогообложении консолидированных бизнес-групп (холдингов). Он подрубил доходы бюджетов развитых регионов. Крупный бизнес получил право интегрировать прибыль и убытки предприятий, размещенных в разных регионах. В результате в регионах, где находятся успешные предприятия крупных российских компаний, поступления налога на прибыль сократились. Выгоды для крупного бизнеса обернулись убытками для региональных бюджетов.

Кроме того, федеральные власти стимулируют инвестиции крупного сырьевого бизнеса, контролируемого государством, в новые регионы добычи ресурсов. «Роснефть» получила льготы по федеральному налогу (НДПИ) для развития нефтедобычи в Восточной Сибири. Но помимо этого компании предоставлены льготы и по основным налогам, поступающим в бюджет региона. Российские власти намерены также поддерживать развитие перерабатывающих отраслей на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Но почему-то пакет льгот, обнародованный федеральным центром, включает в себя в основном льготы по региональным налогам (на прибыль, имущество, земельный налог).

В результате регионы не получают ничего даже от масштабного роста добычи нефти на своей территории. Например, в Красноярском крае объем добычи «Роснефти» вырос за несколько лет почти с нуля до 18 млн тонн, а поступления налогов от этой деятельности составляют в год миллиарда два рублей, что неощутимо для бюджета. При этом объем поступлений налога на прибыль в крае за 2010–2012 годы сократился с 70,5 до 52,5 млрд рублей, а за 2013 год не дотянет и до 40 миллиардов. «Роснефть» богатеет, расширяя добычу нефти и ее продажи в Китай, а регион хиреет. В Якутии, где тоже быстро растет добыча углеводородов, таких преференций у добывающих компаний нет, и поступления налога на прибыль за 2009–2012 годы выросли в три с половиной раза — с 8 до 27 млрд рублей. Традиция вывоза прибыли заложена давно, «Русал» с 1990-х годов использует толлинговые схемы, позволяющие минимизировать налоговые платежи в бюджеты Красноярского края, Хакасии и Иркутской области.

Теперь приходится говорить о набирающей силу колониальной политике госкомпаний, получивших возможность минимизировать издержки в регионах нового освоения для наращивания объемов производства и вывоза прибыли. Конкурентные преимущества обеспеченности природными ресурсами использовать надо, но сырьевая экономика не создает значительного числа новых рабочих мест, основной результат ее развития для региона — рост налоговых доходов. Если этого не происходит длительное время, политику компаний можно считать колониальной. Участие нефтяного бизнеса в финансировании Сибирского федерального университета дело хорошее, но не вместо выплаты налогов.

Льготы для привлечения инвестиций в обрабатывающие и сервисные отрасли восточных регионов более понятны, в этих секторах создается больше рабочих мест и с них платятся налоги. Но и в этом случае нужно обсуждать и длительность, и масштабы льгот по региональным налогам. Однако честнее было бы разделить ношу между центром и регионами, а не пытаться быть добрым за чужой счет.

Коридор возможностей

Дискуссии о лучших моделях федерализма, в том числе в сфере межбюджетных отношений, ведутся давно, но общего вектора нет, каждая страна ищет свой путь. В США преобладает конкурентный федерализм: власти штатов имеют право самостоятельно осуществлять расходы и устанавливать собственные налоги, каждый вид собираемых налогов «приписан» к определенному уровню (федеральный бюджет, бюджет штата или местные бюджеты), масштабы межбюджетного перераспределения невелики.

В ФРГ сложилась модель кооперативного федерализма, когда правила игры формулируются всеми участниками (федеральным центром и региональными властями), а менее развитые земли получают значительную финансовую поддержку.

Китай является унитарным государством, но проводит политику значительной децентрализации бюджетных полномочий, при распределении трансфертов учитывается динамика развития регионов, что стимулирует повышение качества управления.

Оптимальная для России модель пока не найдена, и вряд ли это получится быстро, так как стремления к реальному федерализму нет ни в политике, ни в бюджетной сфере. «Коридор возможностей» сформулировала рабочая группа «Реальный федерализм и местное самоуправление» под руководством Ирины Стародубровской и Вячеслава Глазычева при подготовке обновленной Стратегии-2020.

Первое. Возможности децентрализации доходов ограниченны. Основную часть поступлений в федеральный бюджет дают два налога — НДС и налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) в части углеводородного сырья. Это наиболее стабильно собираемые налоги, но они географически локализованы: НДС в основном поступает из мест концентрации конечных потребителей (агломерации федеральных городов), а НДПИ — из ведущих нефтегазодобывающих регионов. В результате на три субъекта РФ (ХМАО, Москва и ЯНАО) в 2012 и 2013 годах приходилось 55% всех поступлений налогов с территорий в федеральный бюджет. В 2013 году четвертым был Санкт-Петербург (еще 4,5%). Очевидно, что децентрализация двух крайне неравномерно распределенных по территории налогов повысит доходы немногих и без того богатых регионов и почти ничего не даст всем остальным. Именно по этой причине НДПИ был полностью централизован в конце 2000-х, и это справедливое решение.

Очевидный резерв децентрализации — 2 процентных пункта (п. п.) от 20-процентного налога на прибыль организаций, которые до сих пор поступают в федеральный бюджет, остальные 18 п. п. идут в бюджеты регионов. Давно пора отдать им и эту небольшую часть, но не хотят. В кризисном 2009 году, когда поступления налога на прибыль рухнули вдвое, федеральный центр принял решение не взимать свои 2%. Пустячок для федерального бюджета, а бизнесу приятно, и пиар-эффект неплохой. Следует также разобраться со льготами по региональным налогам (на прибыль и на имущество), которые федеральные власти раздают госкомпаниям, осваивающим нефтегазовые ресурсы в восточных регионах страны.

Некоторые специалисты по межбюджетным отношениям считают, что налог на прибыль организаций, наоборот, нужно централизовать. Во-первых, он нестабилен: сильно падает в кризис, может «гулять» по стране, меняя территориальную «прописку» с помощью перерегистрации юридического лица, а принятие закона о налогообложении консолидированных бизнес-групп позволило им делать «взаимозачет», что сократило поступления налога в регионах с прибыльными предприятиями. Во-вторых, он территориально неравномерен: в 2008–2013 годах на Москву приходилось от 35 до 28% всего налога на прибыль организаций, поступающего в бюджеты регионов. Но если централизовать и этот налог, то у регионов останется минимум стимулов улучшать инвестиционный климат и бороться за инвесторов. Бухгалтерская логика не должна перевешивать логику развития.

Потенциал децентрализации имеют акцизы, хотя они тоже территориально неравномерны. Сейчас акцизы взимаются и перераспределяются между центром и регионами по сложной схеме. Их доля в доходах консолидированных бюджетов регионов составляет в среднем только 6%, но достигает 15–20% в регионах, производящих пиво, спирт и нефтепродукты, — Ярославской, Тульской, Калужской, Омской областях, Республике Мордовия. Поступления акцизов будут расти в связи с повышением ставок, поэтому возможности и способы их децентрализации нужно обсуждать.

Второе. Главные резервы находятся в сфере перераспределения. Страна живет на нефтегазовую ренту, поэтому масштабное перераспределение сохранится надолго. Необходимы прозрачность и предсказуемость перераспределения, четкие правила игры. Их можно сформулировать:

— доля дотации на выравнивание бюджетной обеспеченности, рассчитываемая по формуле, должна составлять не менее 50% всех трансфертов;

— нужно избавляться от «ручного управления», в том числе от дотации на сбалансированность бюджетов, которая выделяется по совершенно непрозрачным критериям;

— давно перезрела проблема огромного числа субсидий регионам. Их больше сотни, и каждую нужно согласовывать с профильным федеральным министерством и ведомством. Необходимо сократить число субсидий до 6–8 укрупненных, которые выделяются по основным направлениям бюджетных расходов (образование, здравоохранение, сельское хозяйство, инвестиционные субсидии и др.) и софинансируются регионом. При этом регион должен иметь свободу маневра в перераспределении средств на важнейшие для себя задачи в рамках выделенного объема субсидий, иначе любой шаг в сторону закончится, как сейчас, прокурорской проверкой и обвинением в нецелевом расходовании средств.

Проблемы сильнейшего неравенства налоговой базы и больших масштабов перераспределения существуют и внутри регионов. Перераспределение бюджетных средств муниципалитетам, особенно субсидий, столь же непрозрачно, как между центром и регионами. Только дотация на выравнивание бюджетной обеспеченности муниципалитетов в основном распределяется по формуле.

Третье. Децентрализация должна быть двухшаговой: от центра в регионы, от регионов — в муниципалитеты. Для первого шага важнее всего прозрачные правила распределения трансфертов при некоторой децентрализации налоговой базы и четком соблюдении Бюджетного кодекса (расходные решения центра по полномочиям регионов должны компенсироваться трансфертами из федерального бюджета). Для второго шага децентрализация налоговой базы может быть более масштабной, хотя прозрачность распределения для муниципалитетов не менее важна. Основной механизм децентрализации — изменение пропорций распределения НДФЛ между региональным и муниципальными бюджетами. Это позволит стимулировать развитие городов как центров концентрации человеческого капитала. Издержки велики, внутрирегиональное неравенство усилится, но без стимулирования развития крупных городов Россия вряд ли догонит быстро меняющийся мир. Но это тема отдельного разговора.

Вопрос о власти

Федерализм невозможен без политического представительства регионов. Для этого формально существует верхняя палата Федерального собрания, но вместо олигархов и отставников в ней должны быть избранные представители субъектов РФ, способные согласовывать интересы центра и регионов.

Ключевой фактор эффективной децентрализации — качество региональной и муниципальной власти. Пока оно низкое, социальные лифты для активных и компетентных управленцев работают плохо, чему способствовал длительный период фактического назначения губернаторов, управляемость выборов глав местного самоуправления, почти повсеместное внедрение сити-менеджеров, контролируемых региональными властями. Качество власти вряд ли удастся повысить без восстановления конкурентных выборов губернаторов и мэров.

Эффективная децентрализация невозможна без контроля снизу, со стороны жителей территории. И не надо изобретать велосипед, основные инструменты контроля — честные выборы и свободные СМИ. Очевидно, что России придется пройти через электоральный популизм, рациональные мотивации выбора будут формироваться десятилетиями. Однако в крупнейших городах-миллионниках и крупных региональных центрах, где концентрируется человеческий капитал, формирование реального контроля снизу произойдет быстрее, как и появление новых публичных политиков, прошедших горнило избирательных кампаний.

Реальное представительство регионов в федеральных законодательных органах и нормальные выборы на уровне регионов и муниципалитетов — лакмусовая бумажка готовности российских властей двигаться в направлении эффективной децентрализации.

График 1

Уже более 20 регионов находятся в крайне тяжелом финансовом положении

График 2

Доля трансфертов в доходах бюджетов регионов несколько снизилась

Час рачительных технократов

Дан Медовников

Станислав Розмирович, директор центра исследований сферы инноваций ИМИ НИУ ВШЭ

Тигран Оганесян

Новая инновационная повестка дня для России: борьба за эффективность, собственные НИОКР и инжиниринг и активная промышленная и технологическая политика

Рисунок: Константин Батынков

Минувший 2013-й можно назвать годом резкой смены вектора отечественной инновационной политики, а для части панически настроенных наблюдателей и годом полной потери ориентации страны в этой области. Строившаяся в предыдущее десятилетие национальная инновационная система, возможно, работавшая неэффективно, но предполагавшая определенную логику своего развития, вдруг была поставлена под вопрос.

Президент в послании Федеральному собранию был достаточно жестким: «…Надо провести серьезную инвентаризацию институтов развития. В последнее время их деятельность рассыпалась на множество разрозненных проектов, порой напрямую не связанных с инновациями. Мы не для этого создавали эти институты развития. Проекты, может быть, и хорошие. Но создавались эти институты для поддержки именно инновационного развития экономики. Нужно восстановить в их работе стратегический вектор на технологический прорыв».

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Это заявление во многом дезавуирует прежнюю инновационную линию, ориентированную на простое унавоживание российской инновационной почвы, создание чисто институциональных условий для роста всего, что вырастет, и встраивание в глобальную инновационную среду, часто без учета российских экономических и политических интересов. Требование технологического прорыва вообще выглядит революционным: на комфортном инновационном лифте, который строили до этого, прорывов не делают — тут нужно другое средство передвижения.

Слова президента стали кульминационной точкой, демонстрацией высшей политической воли к переменам. Собственно, артподготовка шла еще с весны, когда отставили Владислава Суркова , главного по инновациям в стране, а к «Роснано» и Сколково стали предъявляться претензии со стороны Счетной палаты и других надзорных ведомств.

Начавшись с атаки на Сколково и «Роснано» — наиболее знаковые институты предыдущего курса, год продолжился беспрецедентным давлением на РАН, результатом которого стало ее полное переформатирование и создание нового суперинститута — Российского научного фонда, который фактически получил карт-бланш в сфере не только фундаментальной, но и прикладной науки. Вместо академической вольницы приходит компетентный, но сильно политизированный заказчик исследований и разработок.

При этом устами вице-премьера Дмитрия Рогозина было объявлено еще и о начале прорыва в шестой технологический уклад, прежде всего в военно-технической области (ответ глобальному молниеносному американскому удару). Замаячил подзабытый уже образ гонки вооружений. Напомним, что произошло это на фоне беспрецедентного роста расходов на военные статьи бюджета, запланированных на ближайшие несколько лет. К концу года два института развития — Российская венчурная компания (РВК) и «Роснано» — уже успели заявить об изменении своих стратегий, по слухам, ждут перемены и «Сколково». Короче говоря, российскую инновационную и научную сферу ощутимо трясет.

Что это, черты нового грандиозного и единого плана или следствия стохастических схваток различных групп интересов? Интересы отдельных элитных групп сбрасывать со счетов, конечно, нельзя (военные, противники Академии наук, сторонники масштабных технократических проектов в интересах государства, оппоненты либеральному и институциональному подходам в экономической политике и т. д.). Но скорее речь идет об объективном историческом процессе, интегрированном результате воздействий и сигналов от науки, экономики и общества и, last but not least, сигналов из внешнего мира. Конечно, без большой политики тут тоже не обошлось, но она выступает в роли deus ex machina из античных постановок — разрешает противоречие уже после того, как сложится новый баланс сил.

Жребий брошен

Два года назад в статье «Жребий еще не брошен» («Эксперт» № 2 за 2012 год) мы сформулировали три сценария для инновационной политики России.

Первые два предполагают, что в мире завершается пятая технологическая волна (технологический уклад), в основе которой лежали микроэлектроника, персональные компьютеры и информационно-коммуникационные технологии (см. схему). Об этом свидетельствует текущий экономический кризис, который приведет к массированному перетоку инвестиций в производства, базирующиеся на технологиях шестого уклада, среди которых чаще всего называют нанотехнологии, биоинженерию, альтернативную энергетику, когнитивные технологии.

Различия между этими двумя сценариями лишь в том, как субъектам российской политики и экономики надо реагировать на появление новой технологической волны. В первом сценарии (мы назвали его «локальное лидерство») предусматривается возможность концентрации ресурсов на приоритетных направлениях технологического прорыва и совершение «большого рывка» с целью завоевания лидирующих позиций хотя бы в некоторых базовых технологических направлениях нового уклада. За минувшие два года эта позиция, еще недавно полумаргинальная, была предельно четко артикулирована такими приближенными к центрам принятия решений политиками, как Дмитрий Рогозин и Сергей Глазьев (тех, кто интересуется, как может выглядеть реализация первого сценария, отсылаем к докладу «Стратегия “большого рывка”», одним из авторов которой является Глазьев).

Второй сценарий («быстрое преследование») связан с отказом от попыток стать мировым лидером нового технологического уклада. Вместо этого следует создавать условия для переноса в Россию производств и технологий предыдущего уклада, которые, как показывает исторический опыт, мировые лидеры вполне охотно передают следующим в их фарватере странам. Именно такой сценарий был базовым все последнее десятилетие, его апологетом является бÓльшая часть российского политико-управленческого истеблишмента, условно определяемая как либеральная.

Что касается третьего сценария («адаптация к межсезонью»), то он отталкивается от предположения, что от начала следующей технологической волны мир отделяет еще довольно долгое время — до двадцати лет. И текущий экономический кризис указывает вовсе не на окончание, а на середину цикла. Именно так выглядит динамика большой технико-экономической волны в описании наиболее авторитетного исследователя этого феномена Карлоты Перес .

По этой логике новый технологический уклад появится не ранее 2030 года, а до этого весь мир будет заниматься совершенствованием базовых технологий текущего уклада, повышением эффективности их применения и расширением областей применения, ростом концентрации капитала за счет процессов слияния и поглощения, выстраиванием глобальных цепочек добавленной стоимости и т. п. Естественно, странам технологической периферии (к которым сегодня, увы, относится и Россия) рассчитывать на масштабное получение технологий от стран-лидеров при этом не приходится.

В этих условиях стратегия России должна заключаться в том, чтобы, используя эти двадцать лет, с одной стороны, разобраться с имеющейся у нас промышленностью и инфраструктурой, повысить их эффективность и производительность, а с другой — максимально сократить разрыв со странами-лидерами по базовым технологиям пятого уклада. Для этого необходимо сочетать точечное заимствование и импорт технологий там, где такой шанс появляется, и воспроизведение передовых технологий своими силами в тех случаях, когда их не удается приобрести. Ключевыми лозунгами этого сценария должны стать «борьба за эффективность», «собственные НИОКР и инжиниринг» и «активная промышленная и технологическая политика».

Два года назад мы предположили, что наиболее адекватным описанием происходящего будет третий сценарий и уже есть признаки перехода на него, а десять — двенадцать лет предыдущей инновационной политики преимущественно укладываются во второй с отдельными и не слишком удачными попытками выйти на первый. Можно ли применять эту модель в сегодняшней российской ситуации? Далее мы постараемся это показать, но посмотрим сначала, действительно ли мир ощущает технологическое межсезонье и какие стратегии выбирают сегодня наши соседи по планете.

Соседи по планете привыкают к межсезонью

О том, что «золотой век» (термин Перес) информационных технологий пока еще даже не наступил и они по-прежнему обладают огромным потенциалом, свидетельствуют многочисленные технологические форсайтные исследования.

Приведем в качестве одного из типичных примеров доклад McKinsey Global Institute «Прорывные технологии: важнейшие достижения, которые преобразят жизнь, бизнес и глобальную экономику», выпущенный в мае 2013 года. Авторы представили список наиболее перспективных технологических направлений, прогресс которых, по их мнению, окажет наибольшее влияние на социально-экономическое развитие в течение ближайших десяти — пятнадцати лет (за конечную точку прогноза взят 2025 год).

Как отмечают аналитики McKinsey, воздействие информационных технологий на цивилизационный ландшафт в среднесрочном диапазоне носит «всепроникающий характер»: «Подавляющее большинство выявленных нами перспективных технологий либо целиком, либо в значительной степени обязаны своим возникновением и развитием IT-сфере. Информационные технологии на протяжении уже очень длительного времени демонстрируют устойчивые темпы развития, зачастую сопровождаемые экспоненциальным ростом сравнительных показателей эффективности затрат».

Сошлемся также на доклад Национального совета по разведке (US National Intelligence Council, NIC), одного из самых влиятельных мозговых центров США, раз в четыре года публикующего специальный отчет Global Trends для новоиспеченных американских президентов. В последнем по времени докладе NIC Global Trends 2030, опубликованном год назад, его авторы констатировали, что основным катализатором дальнейшего развития мировой экономики, по крайней мере до конца следующего десятилетия, будут все те же информационные технологии, которые вступили в новую эру Big Data.

Итак, новые глобальные технологические драйверы откладываются, а кризис середины цикла вынуждает искать способы его преодоления, не связанные с шестой волной. И, как показывает практика, одним из самых популярных антидотов стала агрессивная госполитика стимулирования наиболее перспективных традиционных промышленных отраслей, технологических направлений и даже отдельных проектов. Инновационная политика стала приобретать все больше черт политики собственно технологической и промышленной.

Этот массовый феномен привлек к себе пристальное внимание аналитиков ОЭСР, в середине 2013 года выпустивших специальный доклад Beyond Industrial Policy. Emerging Issues and New Trends, название которого мы, с учетом его содержания, предпочтем перевести как «Возрождение активной промышленной политики: актуальные проблемы и новые тренды». Как отмечает основной автор этого исследования Кен Уорвик , в последние годы во многих промышленно-развитых странах мира — участниках элитного клуба ОЭСР, а также в быстро развивающихся странах наблюдается подлинный ренессанс новой индустриальной политики в неокейнсианском духе.

В докладе ОЭСР приводится весьма обширный перечень стратегических инициатив последних лет, имеющих явно выраженный неоиндустриальный привкус.

Вот несколько примеров. Правительство Нидерландов в 2010 году представило госпрограмму поддержки важнейших промышленных секторов, а уже в 2011-м специально созданное новое министерство экономических проблем, сельского хозяйства и инноваций обнародовало агрессивный план национальной промышленно-инновационной политики, в котором четко прослеживается селективный отраслевой подход: специально выделены девять стратегических отраслей, которым правительство страны обещало уделять особое внимание.

Японское правительство в 2010 году опубликовало план новой промышленной политики, нацеленный на переориентацию национальной экономики от развития традиционных секторов (автомобилестроения, электроники и проч.) на ускоренный рост на пяти стратегических направлениях: инфраструктурном, энергетическом, «культурном» (блок, состоящий из индустрии моды, туризма и производства продуктов питания), в медицине, а также в технологических отраслях, в которых Япония сохраняет или стремится занять лидирующие позиции.

Схожую активную промышленную политику давно осуществляет и правительство Южной Кореи, причем в течение последних двух-трех лет в этой стране были разработаны специальные долгосрочные стратегии развития для флагманских отраслей промышленности: автомобилестроения, судостроения, полупроводниковой и сталелитейной промышленности, машиностроения.

Наконец, в Китае в июле 2011 года запущен План научно-технологического развития, в котором выделены 11 стратегически значимых секторов (в том числе ИКТ, энергетические технологии, фармацевтика, гражданское авиастроение и ряд других).

Авторы доклада отмечают, что помимо ренессанса традиционной промполитики отчетливо начинают проявлять себя новые тренды: фокусирование внимания государств на развитии конкретных технологий и осуществлении крупных проектов, новый всплеск интереса к кластерной политике и использование в качестве инструмента искусственного стимулирования инновационной активности селективных госзакупок. Красной нитью через различные госпрограммы проходят «зеленая» тема и проблемы энергосбережения. Раз новая технологическая волна задерживается, а экономика в кризисе, имеет смысл еще больше отжать предыдущие уклады, повысив производительность труда и снизив потребление ресурсов и энергии.

При этом, как мы уже отмечали, в полном соответствии с третьим сценарием страны-лидеры перестают легко делиться высокомаржинальными технологиями предыдущих укладов (прежде всего пятого), резко ужесточают барьеры для технологического трансфера наиболее перспективных разработок (подробнее см. наш спецдоклад о трансфере технологий, «Эксперт» № 12 за 2012 год) и, наконец, предпринимают активные шаги по реиндустриализации, то есть частичному возврату на свою территорию производственных мощностей с высокой добавленной стоимостью и «знаниеемкостью».

Иными словами, на смену привычному офшорингу предлагается посткризисная концепция «решоринга», а главным забойщиком в этом процессе выступают Соединенные Штаты. Помимо запаздывания шестой волны важнейшими стимулами, способствующими быстрому всплеску ее популярности в США в последние годы, стали достаточно быстрое сокращение разрыва между средним уровнем оплаты труда в развивающихся странах и в самих Штатах и американский энергетический бум, связанный с массовой разработкой нетрадиционных ресурсов природного газа и нефти, который в том числе привел к существенному удешевлению электроэнергии и транспортной составляющей в производственных издержках компаний, базирующихся на территории США.

Схожие реиндустриальные амбиции демонстрируют и европейские полисимейкеры. Еще в конце 2012 года руководство Евросоюза поставило принципиальную задачу: довести к 2020 году долю промышленной составляющей в валовой добавленной стоимости стран ЕС с текущих 16 до 20%. А в 2013-м увидел свет специальный доклад Towards knowledge driven reindustrialisation («По направлению к знаниеемкой реиндустриализации»), подготовленный Генеральным директоратом промышленности ЕС, в котором был декларирован «промышленный императив Евросоюза». Как отмечают авторы этого программного документа, сравнительные конкурентные преимущества европейских компаний в настоящее время сконцентрированы прежде всего в отраслях, производящих высокотехнологичную и наукоемкую продукцию, и, для того чтобы не потерять в будущем свои конкурентные позиции на мировом рынке, странам ЕС необходимо сделать особый акцент на усиленное развитие «внутриевропейских цепочек создания добавленной стоимости».

Третий сценарий шагает по России

Когда в конце 2011 года мы довольно умозрительно описывали третий сценарий для России, было еще непонятно, насколько он востребован нашими политиками и кто сможет стать выразителем этой идеологии. Тем удивительнее было наблюдать, как именно третий сценарий в течение прошедших двух лет становился де-факто идеологией первых лиц нашего государства. В своих предвыборных статьях Владимир Путин в качестве приоритетных задач назвал повышение производительности труда в два раза и создание 25 млн высокотехнологичных рабочих мест, необходимость реализации промышленной политики. Очень показательным оказался названный им набор приоритетных отраслей для завоевания технологического лидерства: фармацевтика, высокотехнологичная химия, композитные и неметаллические материалы, авиационная промышленность, ИКТ, нанотехнологии, атомная промышленность и космос. Практически все они (кроме разве что нанотехнологий) относятся к элементам пятого, а то и четвертого технологических укладов. В последующих своих выступлениях Путин еще активнее стал акцентировать внимание на повышении эффективности промышленной базы и росте производительности труда.

Показательно и изменение риторики Дмитрия Медведева . Он все меньше говорит о модернизации и инновациях, служивших его визитной карточкой в годы президентства. И все больше обращается к теме эффективности. Знаковой стала фраза из его программной статьи «Время простых решений прошло»: «Ключевым фактором обеспечения конкурентоспособности российских компаний становится снижение их затрат». Не создание инновационных продуктов, не выход на новые рынки, не технологическая модернизация, а «снижение затрат»! Все чаще в последнее время Медведев обращается к теме энергоэффективности и ресурсосбережения.

Не меньше риторики важны и конкретные действия, соответствующие третьему сценарию. Значительные бюджетные средства вкладываются в рамках гособоронзаказа в обновление производственных мощностей предприятий ОПК. Расширяется объем внутреннего рынка за счет развития Таможенного союза и применения не запрещенных правилами ВТО протекционистских мер. Подтверждена готовность государства поддержать из средств ФНБ масштабные проекты, усиливающие внутреннюю связанность регионов: высокоскоростная железнодорожная магистраль Москва — Казань, Центральная кольцевая автомобильная дорога (ЦКАД) и модернизация Транссиба. Развитие Восточной Сибири и Дальнего Востока объявлено национальным приоритетом. Госкомпаниям даны четкие указания ежегодно снижать издержки на 10%. Проведены конкурсы на поддержку из федерального бюджета инжиниринговых центров в регионах.

Вместе с тем курс на реализацию третьего сценария регулярно сопровождают решения, явно относящиеся к двум другим. Продолжаются мероприятия второго сценария: ликвидация РАН, вхождение в ВТО, ориентация на место в мировых рейтингах инвестиционной привлекательности или университетов. Одновременно возникают инициативы по осуществлению мер из арсенала первого сценария: например, намерение адекватно ответить «глобальному молниеносному удару» США технологиями шестого уклада.

На неизбежность такого смешения жанров в период неопределенности с траекторией развития технологической волны мы указывали в нашей предыдущей статье. Однако похоже, что все большее число участников процесса принятия решений о стратегии развития страны строят свою деятельность в соответствии с третьим сценарием.

Так, активизировались в направлении промышленной и кластерной политики министерства. Наибольшую активность проявляет Минпромторг. В 2013 году министерство разработало проект закона «О промышленной политике в Российской Федерации». Сейчас законопроект проходит общественные слушания и рассматривается в других ведомствах. В конце 2012 года утверждена госпрограмма «Развитие промышленности и повышение ее конкурентоспособности», которая определяет развитие почти двух десятков отраслей. На реализацию всех ее подпрограмм до 2020 года предусмотрено выделить 227 млрд рублей из федерального бюджета. Ранее Минпромторг разработал 14 отраслевых стратегий.

Минэкономразвития в 2012 году провело конкурс по отбору регионов, претендующих на создание территориальных инновационных кластеров. В итоговый перечень вошли 25 кластеров. Предполагается, что они будут получать господдержку, что обеспечит кооперацию базирующихся на их территории предприятий, научно-исследовательских и образовательных организаций и, как следствие, снизит издержки и повысит конкурентоспособность выпускаемой продукции.

Необходимость перехода к третьему сценарию чувствуют не только политики и специалисты ведомств. О снижении издержек, повышении эффективности производства и росте производительности труда как о стратегически важных задачах заговорили собственники и первые лица крупнейших промышленных холдингов.

В Силиконовой долине инновационный лифт работает как следует

Владимир Потанин , генеральный директор «Норильского никеля», в интервью «Ведомостям» определил ситуацию в экономике как движение против встречного ветра: «Сейчас мы работаем в условиях сильного встречного ветра. Поэтому нам важно демонстрировать более высокую эффективность, больше уделять внимания деталям. Лейтмотив нашей стратегии — ориентация на отдачу на капитал. В условиях встречного ветра слово “эффективность” становится ключевым».

Вадим Махов , председатель совета директоров ОМЗ, опубликовал в этом году книгу с вдохновляющим названием «Инноваторы побеждают: поле битвы — тяжелое машиностроение». Значительная часть книги посвящена тому, как группа ОМЗ борется за повышение эффективности производства, производительность труда, экономию ресурсов — рассматривая все это как первый этап борьбы за конкурентоспособность. «Золотое правило успешных компаний — начинать инвестиции в новые технологические решения только после того, как достигнут предел эффективности по имеющимся», — утверждает г-н Махов.

«Стоимость нашей рабочей силы существенно выросла, а эффективность производства отстала, поэтому многие изделия пока не могут конкурировать с иностранными по цене. Именно поэтому наша основная задача — повысить производственную эффективность», — отмечает генеральный директор холдинга «Авиационное оборудование» Максим Кузюк (см. «Эксперт» № 50 за 2013 год). Похожие слова можно услышать от многочисленных представителей среднего бизнеса, но их коллективное мнение заслуживает отдельной статьи. Здесь же нам остается понять, как развитие страны в условиях реализации сценария «адаптация к межсезонью» может отразиться на инновационно-технологической политике, с которой мы и начали эту статью.

Системный разворот

Можно констатировать, что проект создания основ национальной инновационной системы (НИС), который стартовал примерно пятнадцать лет назад, в целом завершен. За прошедшее время развитие российской НИС совершило цикл от реализации отдельных проектов через создание на федеральном уровне нормативной базы, институтов и инфраструктур и «спустилось» на уровень отдельных регионов, университетов, компаний, конкретных проектов (см. схему).

Основная идея, которой руководствовались создатели нынешней модели НИС, можно коротко сформулировать как копирование наиболее эффективных институтов, созданных в других странах (второй сценарий). Рациональной основой такого подхода, как считает авторитетный специалист в области инноваций, заведующий сектором ИМЭМО РАН Ирина Дежина , было понимание глубины отставания России в деле построения НИС. «Одно из объяснений: нам надо догонять, — говорит она в интервью интернет-радиостанции Page42. — Так давайте уже возьмем и имплантируем готовые решения и пройдем этот путь быстрее. Я думаю, что было такое ожидание: кто-то прошел длинный путь, а мы можем его взять и сократить, сжать во времени и сделать это оперативно». Как бы то ни было, подход этот был реализован почти на сто процентов — заимствовать практически уже нечего.

В стране созданы нормативная база и набор институтов поддержки инновационной деятельности, в целом соответствующие зарубежным. Но теперь, как и в остальном мире, НИС должна поработать не только на не слишком определенное и к тому же откладывающееся завтра и на внешний контур, но и на уже сложившееся индустриальное ядро и контур внутренний.

Заточена ли идеология НИС, создававшаяся в самом начале предыдущей волны и призванная прежде всего обеспечить ее стремительное нарастание, под новые задачи? Вопрос этот вряд ли имеет простой ответ. По крайней мере, во время предыдущих волн искусственное создание инновационных институтов не было столь масштабным и всеобъемлющим, экономика переваривала новые технологии не спеша, без инновационной истерики. В этом смысле отрезвление только на пользу — слишком простым и плохо тиражируемым оказался экспортный рецепт инновационного лифта «от Кремниевой долины», и стоило пятой волне войти в фазу кризиса, как лифт застрял с едущими в нем многочисленными стартапами и спинофами.

Однако отказываться от результатов почти сорокалетнего (с учетом истории США) строительства НИС тоже глупо; в конце концов, ряду стран этот увлекательный и дорогостоящий процесс позволил подтянуться к технологическим лидерам. Просто не нужно на нынешнем этапе продолжать делать из инновационной системы фетиш, а надо вспомнить о том, какие задачи помимо чисто институциональных она была призвана решать в конце прошлой (четвертой) волны на своей родине, в США: развивать науку, востребованную передовой промышленностью, поощрять конкуренцию и эффективное производство в среде инновационного бизнеса, помогать государству проводить внятную технологическую политику и пестовать новые поколения технократов и предпринимателей. То есть поработать в интересах собственного национального хозяйства.

А наши институты либо вспомнят, ради чего они когда-то и кем-то были придуманы, либо останутся коллекцией вторичных артефактов, с опозданием имитирующих чужую успешную историю. По ироничному замечанию одного из ведущих экспертов в сфере инноваций, заместителя генерального директора Межведомственного аналитического центра Юрия Симачева , высказанному им недавно в эфире Page42, «у нас очень красивая и эстетичная инновационная политика в узком смысле: инновационные инструменты, стимулирование, предложение инноваций. Но только если куда-то выбросить или поменять внешнее окружение в виде неэффективных институтов, невнятной технологической политики и неразвитой конкуренции».

Conditions sine qua non

Сформулируем первоочередные задачи, без которых дальнейшее движение России в рамках третьего сценария будет затруднено.

На наш взгляд, первая и важнейшая — восстановление полноценного контура отраслевой и прикладной науки . Отечественной промышленности понадобятся технологическое импортозамещение и полноценные отечественные НИОКР в целом ряде отраслей (от нефтехимии до микроэлектроники). Система отраслевых НИИ практически полностью уничтожена. Часть их потенциала подхвачена корпорациями, но создать мощную корпоративную науку по широкому отраслевому спектру пока не удалось. Некоторые их функции возлагались на университеты, которые стимулировались, и местами удачно, с помощью 218-го постановления и других мер. Однако пока успехи университетов точечные и скромные, в том числе по причине многолетней стагнации отечественной системы инженерного образования. Необходимо провести масштабный аудит остатков отраслевой и прикладной науки прежде всего в интересах приоритетных отраслей и, возможно, создать единый центр управления и развития этой сферы; президент РАН Владимир Фортов говорил нам в интервью о необходимости воссоздания ГКНТ (см. «Эксперт» № 35 за 2013 год).

Задача вторая — конкурентоспособный отечественный инжиниринг . Пока мы не слишком заметны на этом рынке, отечественные решения, разработанные нашей отраслевой и прикладной наукой, не будут иметь надежного канала продвижения. Впрочем, в этом направлении уже многое делается и бизнесом, и государством.

Третья задача — целенаправленная политика в отношении быстрорастущего технологического среднего бизнеса , работающего на интересы внутреннего контура (вариант такой политики мы предлагали в № 36 за 2010 год, см. «Рождение национальной инновационной системы»). Он вырос в конкурентной среде, правильно угадал направление движения в сегодняшней ситуации межсезонья, уже давно работает в парадигме эффективности и не обременен излишними обязательствами и связями с частью элиты, поддерживающей второй сценарий. То есть достаточно свободен. Именно из этой среды могут выйти новые чемпионы для третьего сценария.

Четвертая задача — внятная технологическая политика государства . От заявлений о необходимости ресурсо- и энергосбережения, повышения экологической ответственности и ставки только на эффективные технологии необходимо перейти к практике многолетних технологических коридоров, уже несколько лет успешно внедряемой в развитых странах. Первые попытки построить такие коридоры у нас в области моторных топлив и источников освещения закончились неудачно из-за недооценки системности работы этой, казалось бы, простой технологии регулирования (подробнее см. «Форсайт», т. 5, № 1, 2011).

И наконец, задача пятая — развитие элитного инженерного образования . Вообще, в третьем сценарии STEM-образование (Science, Technology, Engineering, and Mathematics) — одна из ключевых тем. Во многих промышленно развитых странах полным ходом идет разработка долгосрочных национальных стратегий в этой сфере (например, в мае 2013 года Национальный научно-технологический совет США представил пятилетний стратегический план госфинансирования STEM-образования, а в проекте федерального бюджета США на 2014 год заложен шестипроцентный рост инвестиций в соответствующие образовательные программы). Без следующего поколения талантливых и квалифицированных инженеров и разработчиков, часть которых станет предпринимателями, наши шансы реализовать третий сценарий становятся нулевыми.

Третий сценарий — самый сложный с точки зрения управленческих компетенций и наверняка потребует решения гораздо более длинного списка проблем. Но давайте начнем с перечисленных, впереди много работы и у нас, и у мира. В своей последней прошлогодней статье, опубликованной в журнале Environmental Innovation and Societal Transitions, Карлота Перес призвала всех поторопиться и с сожалением констатировала, что «до сих пор далеко не все готовы признать тот факт, что период беззаботного веселья девяностых и нулевых окончательно завершен».

График 1

Динамика изменения процентной доли промышленного производства в валовой добавленной стоимости в странах Евросоюза (2000-2012)

График 2

Динамика изменения процентной доли промышленного производства в ВВП США (1990-2012)

График 3

Общий объем расходов на R&D в различных отраслях промышленности в корпоративном секторе, 2013 год.

График 4

Динамика общих расходов на R&D в различных странах и регионах (2012-2013)

Схема 1

Технологическая волна

Схема 2

Этапы развития национальной инновационной политика в России

Эсперанто международных сравнений

Свежие данные расчетов паритета покупательной способности валют позволяют уточнить место экономики России в СНГ и в мире, а также корректно оценить норму накопления в отечественном хозяйстве: она существенно ниже, чем в развитых странах

Рисунок: Валерий Эдельштайн

В декабре минувшего года Статкомитет СНГ опубликовал краткие итоги очередного трехлетнего цикла расчетов для международных сопоставлений — по данным за 2011 год. Результаты дают основу для интересного анализа. Например, пересчет ВВП стран в рубли по паритету покупательной способности (ППС) валют подтверждает, что в России производится практически три четверти общего ВВП стран СНГ. Около 9% в 2011 году приходилось на долю Украины, около 8% — на долю Казахстана.

Важнейшая характеристика экономического состояния страны — ВВП на душу населения. Среди стран СНГ Россия занимает первое место по этому показателю. В 2011 году он составил 390,3 тыс. руб./чел., в Таджикистане (в пересчете по ППС) — в десять раз меньше, 38,9 тыс. руб./чел. При этом немалый интерес представляет динамика этого показателя относительно 2005 года. Наибольший скачок совершил Азербайджан: если в 2005 году его ВВП на душу населения составлял менее 50% среднего уровня по сопоставляемым странам, то в 2011-м он превысил 90%, практически сравнявшись с ВВП на душу населения в Белоруссии (см. график 1).

Активное экономическое развитие Казахстана в этот период также обеспечило существенный рост ВВП на душу населения — до 117% по сравнению со средним уровнем. Это укрепило позиции Казахстана, уступающего лишь России, где данный показатель составляет 127%.

Войти в пятерку

Одним из центральных вопросов, ответить на который позволяет анализ данных о паритете покупательной способности валют, является вопрос о месте, которое занимает в мире та или иная страна по масштабам своей экономики. В связи с тем что итоги Глобального раунда сопоставлений по данным 2011 года (см. «Кто и как считает ППС» ) будут опубликованы не ранее марта 2014 года, о месте России пока можно говорить лишь в форме предварительной оценки.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

По расчетам МВФ, Россия вышла на шестое место в мире по объему валового внутреннего продукта уже в 2008 году. Правда, необходимо отметить: превосходство над тесной группой ближайших конкурентов — Бразилией, Великобританией и Францией — весьма незначительное, практически сопоставимое с погрешностью расчетов. Корректные выводы можно будет сделать на основе итогов Глобального раунда. Предварительный анализ опубликованных кратких результатов сопоставлений дает основания считать, что Россия остается шестой экономикой мира, уступая США, Китаю, Индии, Японии и Германии (см. график 2). Как скоро удастся обойти следующего ближайшего конкурента, Германию, будет зависеть от соотношения темпов роста каждой из стран. По предварительным экспертным оценкам, реальный прирост ВВП России в 2010–2013 годах в среднем составлял 3,4% в год, Германии — 2%.

Ожидаемые итоги Глобального раунда могут внести коррективы в приведенные косвенные расчеты, например в соотношение между Индией и Японией, между Россией и Бразилией и др. Получаемые на основе реальных обследований данные о ППС валют именно потому так ценны, что обосновывают точность, которую невозможно обеспечить путем косвенных расчетов. Все предварительные оценки (в том числе МВФ) будут уточняться после опубликования результатов Глобального раунда сопоставлений.

Инфляция «инвестиционного рубля»

Важные выводы на основе паритета покупательной способности валют позволяет делать структурный макроэкономический анализ. Одним из фундаментальных показателей, характеризующих интенсивность инвестиционных процессов как фактора экономического развития, является доля валового накопления основного капитала (ВНОК) в составе ВВП.

В России в 2011 году доля ВНОК в составе ВВП достигла 21,6%. Много это или мало? Достаточен ли такой уровень валового накопления основного капитала для качественного улучшения производственного потенциала? Как выглядит этот показатель в странах, чей опыт можно рассматривать в качестве ориентира? Например, в Германии в том же году доля ВНОК в ВВП составила только 18,1%, в США — 18,2%. Для весьма инерционных макроструктурных показателей — заметное различие. Однако такое прямое сопоставление структурных характеристик на основе национальных валют и, что еще важнее, национальных цен дает искаженный ответ на исходный вопрос: насколько достаточен уровень инвестиций в России по сравнению с другими странами? Пересчет ВВП в единую валюту (например, в доллары США) на основе паритета покупательной способности позволяет рассматривать этот вопрос, элиминируя влияние структур цен. Корректное сравнение с учетом ППС рубля, доллара и евро показывает, что доля валового накопления в составе ВВП России ниже, чем в США и Германии: в частности, в 2011 году при пересчете в доллары она составила 13,4%.

Столь существенные различия между оценками российского ВНОК в рублях и в долларах по паритету покупательной способности означают, что в действительности цены на инвестиционные товары и услуги в России выше, чем в развитых экономиках. Безусловно, один из факторов дороговизны российских инвестиций — необходимость приобретения и установки импортных машин и оборудования, рублевые цены на которые объективно весьма высоки. Однако нельзя абстрагироваться и от других факторов. Например, в 2010 году Счетная палата РФ сообщала, что стоимость строительства дорог в России в 2,6 раза выше, чем в Европе, и втрое выше, чем в США. При этом о сопоставимом качестве российских дорог говорить не приходится. А учитывая, что оценки Счетной палаты опираются только на документально подтвержденные расчеты, они могут рассматриваться как наиболее осторожные.

Сопоставления с учетом ППС валют дают дополнительные возможности для сравнительного анализа при определении ориентиров ускорения инвестиционных процессов.

«Калькулятор путешественника»

Весьма интересный анализ позволяет проводить еще один из ключевых показателей системы международных сопоставлений на основе ППС — индекс уровня цен (price level index, PLI). Этот индекс представляет собой отношение паритета покупательной способности к валютному курсу. Чем выше его значение, тем выше цены в экономике, валюта которой рассматривается. Например, паритет российского рубля к доллару США в 2011 году составил 17,35 руб./долл., а среднегодовой официальный курс — 29,37 руб./долл. Таким образом, в целом уровень цен в России в среднем составлял 59% уровня цен в США.

Любопытно также проанализировать значение индекса уровня цен для отдельных групп товаров и услуг, например некоторых потребительских (см. таблицу).

Таблица:

Индекс уровня цен в 2011 г. (США = 1)

Уровень цен на услуги гостиниц и ресторанов в Норвегии в среднем в 2,25 раза выше, чем в США, в Мексике — в среднем на 28% ниже, чем в США. Практически в полтора раза дороже, чем в США, обойдутся путешественнику эти услуги в Швеции, Финляндии, Австралии, Швейцарии. Напротив, в Португалии, России, Мексике проживание в гостиницах и питание в ресторанах стоит дешевле, чем в США. Если путешественник планирует покупать в поездке одежду или обувь, в Норвегии это обойдется в среднем в 1,74 раза дороже, чем в США; зато в Мексике покупка одежды и обуви может стоить в среднем на треть дешевле, чем в США.

Конечно, не стоит рассматривать данные о ППС непосредственно как «справочник челнока», но корректный сравнительный анализ в контексте исследования, например, уровня жизни, национальной политики доходов, социальной защищенности населения или других подобных вопросов невозможен без применения сопоставлений на основе ППС валют.

Паритет покупательной способности - соотношение валют, которое обеспечивает равенство оценок эквивалентного набора товаров и услуг, исчисленных в соответствующих национальных ценах и валютах. Это важнейший инструмент международных сопоставлений. Он позволяет привести национальные макроэкономические показатели к единому измерению, а также обеспечивает корректный учет различий в структуре цен, действующих в каждой из сопоставляемых экономик. ППС валют используется ведущими международными организациями (ООН, МВФ, Евросоюз и др.) в официальных расчетах страновых взносов, квот и проч. В результате определяются суммы, которые страна обязана платить в международные организации или на которые может претендовать в рамках общего бюджета.

График 1

Во второй половине 2000-х резко нарастили ВВП Азербайджан и Казахстан. Самое сильное снижение у Украины.

График 2

Россия имеет по размерам шестую в мире и вторую в Европе экономику

График 3

В действительности норма накопления в российской экономике существенно ниже, чем в развитых странах

Хиты сезона: мультиварка, весы, смартфон

Алексей Грамматчиков

Софья Инкижинова

Наталья Литвинова

Алексей Щукин

Российский потребительский рынок сползает в стагнацию. В минувшем году, после небольшого послекризисного оживления в 2010–2012-м, динамика продаж снижалась практически на всех рынках

Рисунок: Игорь Шапошников

В конце прошлого года исследовательские компании обнародовали свои оценки потребительских настроений, в большинстве своем если не панических, то глубоко пессимистических, с «отрицательным знаком». Наш собственный анализ показывает, что на потребительском рынке действительно наступает по нашим меркам стагнация и ожидать двузначных темпов роста уже не приходится. Но есть некоторые звоночки, позволяющие предполагать, что быстро мы не сдадимся. Например, низкий спрос на самые дешевые автомобили по сравнению со спросом на более дорогие и комфортные, или невероятный рост продаж смартфонов и планшетов, или очевидный рост продаж дорогой «здоровой» еды и встраиваемой техники. И речь идет не только о платежеспособном столичном рынке, но и о регионах. Возможно, отчасти эти капризы подкреплены развитым потребительским кредитованием и со временем наша стагнация уже будет больше походить на американскую или европейскую, но пока, по нашему мнению и по мнению многих предпринимателей, возможности для развития бизнеса на потребительском рынке у нас есть.

Посмотрим, как складывалась ситуация в отдельных рыночных сегментах и отраслях в течение года.

Упрощение до предела

2011–2012 годы были временем посткризисного восстановления российского рынка новостроек: цены и объемы продаж квартир на нем устойчиво росли. Однако в 2013 году тренд начал разворачиваться в сторону стагнации. Ситуация стала нестабильной: во многих городах в отдельные месяцы цены падали, да и продажи были меньше, чем в 2012 году.

В столичном регионе стагнация менее заметна. 2013 год, как и предыдущий, был достаточно успешным для застройщиков жилья. По крайней мере, крупные девелоперы не испытывали особых проблем с продажами: в некоторых домах компании-лидеры продавали до 150–200 квартир в месяц. Однако неприятный звоночек прозвучал и здесь: жилье перестало дорожать. В Москве цены на квартиры выросли на 2–3%, то есть меньше инфляции. В Подмосковье новостройки в среднем вообще не подорожали. Во многом это связано с затоваренностью рынка: в 2011–2012 годах около столицы было начато очень много новых проектов. В отдельных подмосковных городах (например, в Балашихе) из-за затоваривания рынка и плохой транспортной доступности наблюдалось даже снижение цены на 3–4%.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Главным продуктом на рынке новостроек остаются квартиры экономкласса. Спрос населения сконцентрирован в самом дешевом сегменте, для покупателя основной критерий при выборе недвижимости — цена квартиры. «Рынок крайне эластичен к фактору цены. Если мы поднимаем цену на три-четыре тысячи рублей за квадратный метр, то есть всего на десять процентов, то продажи обваливаются драматически», — говорит застройщик, реализующий крупный проект в 80 км от Москвы.

Двигаясь за спросом, застройщики максимально снижают стоимость своего продукта. Для этого обычно делается несколько ходов. Первый — снижение себестоимости и отказ от излишеств. Этот резерв в регионах практически исчерпан: без инвестиций в новые технологии снижение себестоимости вряд ли возможно, сами проекты уже упрощены до предела. Второй ход — максимальное уменьшение площади квартиры. Это достигается за счет уменьшения площади комнат и оптимизации планировки. Наиболее популярная «инновация» последних лет — объединение кухни и гостиной. Однако и здесь резерва уже не осталось: в Нижнем Новгороде дошли до строительства студий площадью всего 17 кв. м. Ход третий — радикальное изменение ассортимента. После кризиса девелоперы практически отказались от трех- и четырехкомнатных квартир, спрос на которые невелик. Если до кризиса многокомнатные квартиры составляли в среднем 30–40% общего числа, то теперь таких квартир порой не более 10%. Наибольшим спросом прогнозируемо пользуются однокомнатные квартиры небольшой площади.

Тренд на удешевление продукта практически убил сегмент жилья бизнес-класса в регионах. Таких проектов сегодня крайне мало. В Москве же этот сегмент начал восстанавливаться: в 2013 году общая площадь новых проектов бизнес-класса, вышедших на рынок, составила более 400 тыс. кв. м, это втрое больше, чем два года назад. Причем на рынке стали появляться большие комплексы с сотнями квартир.

В столичном регионе высокий спрос на недвижимость в сочетании с запасом по рентабельности у девелоперов позволяет частично избежать упрощения проектов. По крайней мере, все больше девелоперов экономкласса начинают вкладываться в архитектуру и благоустройство территории, чтобы получить конкурентные преимущества. Обычно столичные тренды через два-три года добираются и до регионов, однако сейчас, в условиях спада экономики, это вряд ли произойдет.

Новые форматы жилья появляются крайне редко, однако в 2013 году громко заявили о себе две новинки. Первая — апартаменты. В небольших количествах они строились и раньше, но сейчас в Москве происходит лавинообразный рост, причем многие проекты весьма крупные. По данным компании «Метриум», в 2013 году предложение апартаментов выросло в два с половиной раза и теперь составляет примерно 30% рынка. В Екатеринбурге объем рынка апартаментов за год вырос более чем в четыре раза: с 40 тыс. до 180 тыс. кв. м. Возведение апартаментов позволяет девелоперам преодолевать градостроительные ограничения плотности застройки и снижает общую себестоимость жилья за счет экономии на строительстве социальной инфраструктуры.

Второй сегмент, который появился на наших глазах и развивается сверхбыстрыми темпами, — загородные малоэтажные комплексы с квартирами. Только в Подмосковье за последние год-два было начато строительство десятков таких комплексов, много подобных проектов и в регионах. В потенциале малоэтажка может быть успешной альтернативой многоэтажным панельным микрорайонам, которые в России строят уже полвека. Однако первые малоэтажные проекты, уже возведенные в регионах, оставляют неоднозначное впечатление. С одной стороны, это действительно доступное жилье: в Самаре в «Кошелев-проекте» однокомнатную квартиру можно купить менее чем за миллион рублей. С другой — качество среды разочаровывает. «Кошелев-проект» застраивается одинаковыми трехэтажками, по-лагерному расставленными рядами, — вид сверху даже пугает. И таким примитивным «барачным» образом на территории площадью 130 га будет построено 16 тыс. квартир.

Драйвером продаж на рынке новостроек в 2013 году стала ипотека. По данным аналитического центра АИЖК, за год она выросла на 30% — объемы выдачи ипотечных кредитов в РФ составили около 1,3 трлн рублей. При этом на подмосковном рынке новостроек экономкласса ипотека росла ускоренными темпами: доля сделок увеличилась за год с 30 до 50%. В отдельных проектах ипотечные сделки составляют даже 70%. Однако эти цифры должны вызывать не радость, а озабоченность. Быстрый рост ипотечной задолженности показывает, что сегодня денег у населения не так уж и много. Взлет ипотеки на фоне стагнирующей экономики и ожидаемого сокращения доходов населения означает резкий рост рисков в этом сегменте. Тем более что ставки по ипотеке в России крайне высоки — более 12%. Опасна и зависимость девелоперов от ипотеки: в случае банковского кризиса и сокращения лимитов на ипотеку застройщиков ожидают большие проблемы с продажами и финансированием строек.

Важно, что российский рынок новостроек ощутил проблемы со спросом и стал впадать в стагнацию на весьма невысоких объемах строительства.

В России в 2013 году было построено порядка 70 млн кв. м, это в два раза меньше ориентира, который правительство наметило достичь через несколько лет. На душу населения в России строится менее 0,5 кв. м в год, вдвое меньше, чем в перенаселенном Китае. При этом в России по сравнению с Европой высокий износ жилого фонда и низкая обеспеченность жильем (порядка 20 кв. м на человека). Очевидно, что при нынешней модели рынка шансов на удвоение объемов строительства нет никаких.

Дорогой мой покупатель

На российском автомобильном рынке ситуация с потребительским спросом противоречивая. С одной стороны, общие продажи новых машин сокращаются: по предварительным итогам, всего в 2013 году в России было продано порядка 2,7 млн новых легковых автомобилей, что на 5–6% меньше, чем годом ранее. Общее сокращение рынка наблюдатели связывают с потребительской неуверенностью: состояние мировой и российской экономики неопределенное, люди ждут очередного кризиса и предпочитают копить деньги, а не тратить их на такую дорогую вещь, как автомобиль.

С другой стороны, если приглядеться к структуре рынка, то выяснится, что есть и хорошие новости: ценовой диапазон продаваемых автомобилей заметно смещается в более дорогой сегмент. Да, рынок несколько упал, но продаваемые автомобили стали заметно дороже: по данным компании «Автостат», средняя цена автомобиля в России составила 900 тыс. рублей, что на 6% больше, чем в 2012 году.

И наибольший прирост продаж наблюдается в секторе более дорогих автомобилей: в прошлом году продажи машин ценой 25–50 тыс. долларов скакнули более чем на 20%, и сейчас доля этой ценовой группы занимает более 30% всего рынка. А вот продажи машин бюджетного сегмента, напротив, серьезно просели: реализация автомобилей дешевле 15 тыс. долларов упали почти на 20%, а продажи машин в ценовом диапазоне 15–25 тыс. долларов снизились более чем на 7% (см. графики 3 и 4).

Некоторые объясняют рост продаж дорогих автомобилей неким заговором производителей: мол, все они одновременно повышают цены и не оставляют покупателям выбора: им ничего не остается, кроме как платить больше. На самом же деле российский потребитель в последнее время осознанно делает выбор в пользу более дорогих, комфортных, технологичных и безопасных автомобилей. А недорогие и, соответственно, не отличающиеся высокими потребительскими качествами машины по-прежнему представлены в автосалонах, только вот спрос на них серьезно падает.

Взять, к примеру, Daewoo Nexia. В середине 2000-х эта недорогая машина была хитом на российском рынке, ее продажи порой превышали 50 тыс. единиц в год. Однако в прошлом году спрос на нее упал почти на 50%, менее чем до 30 тыс. единиц. И притом, что некогда популярная Nexia сейчас стоит меньше 300 тыс. рублей, число желающих купить этот устаревший корейский автомобиль, в основу конструкции которого в свое время был положен древний Opel Kadett образца 1984 года, кардинально снижается.

Или же вот Renault Logan. Нельзя сказать, что это несовременный автомобиль, он начал производиться относительно недавно — в 2004 году. Однако эта бюджетная модель была ориентирована на третьи страны, она имеет примитивную конструкцию, простенький внешний вид, в ней минимум дополнительных опций. И даже при доступной цене — в районе 350 тыс. рублей — число покупателей Renault Logan сокращается: если еще в 2009 году это была самая продаваемая иномарка на российском рынке, а в 2010-м и 2011 годах она входила в первую тройку самых продаваемых иномарок, и годовые продажи превышали 80 тыс. единиц, то сейчас в общем списке самых популярных моделей Logan едва держится на 13-м месте, а сокращение продаж в прошлом году составило 15% — до 50 тыс. штук.

Люди теперь хотят ездить на моделях подороже, но и поинтереснее, например на Hyundai Solaris или Kia Rio: по предварительным итогам прошлого года, эти машины занимают соответственно первое и второе места по популярности среди иномарок, прирост их продаж составил 2–5%, а объемы продаж в России уже пляшут в районе 100 тыс. единиц для каждой модели.

Эти машины стоят уже порядка 500 тыс. рублей, но покупатели готовы доплачивать 150–200 тыс. за интересный дизайн, более высокие ходовые качества и прочие приятные характеристики. Пусть даже для этого придется брать кредит. Кстати, в ушедшем году кредитом на покупку автомобиля в России пользовались очень охотно: в среднем в кредит была куплена почти половина новых автомобилей, в то время как в 2012 году доля кредитных машин составляла около 35%.

Покупатели все чаще готовы разориться на кроссовер. Вообще, успешное развитие сегмента компактных внедорожников — очень яркая тенденция ушедшего года: сегмент кроссоверов занял более 35% всего рынка (полтора года назад было меньше 30%).

В частности, в этот сегмент в прошлом году очень удачно «въехал» Renault Duster. За 600–700 тыс. рублей (то есть всего на 100–200 тыс. дороже компактного легкового автомобиля) покупатель Duster уже получает вполне вместительный кроссовер в неплохой комплектации, на котором можно не только ездить по городу, но и преодолевать неглубокие ямы на разбитой загородной дороге. Успех Duster превзошел все ожидания: прирост продаж по итогам прошлого года составил почти 90%. А всего было продано более 80 тыс., и теперь эта модель занимает четвертую строчку в общем списке самых продаваемых автомобилей в России.

Еще один пример роста спроса на кроссоверы — успешные продажи Toyota Rav4, которые скакнули почти на 50% (свыше 40 тыс. единиц). А все потому, что эта модель серьезно обновилась — увеличилась в размерах, стала выделяться более оригинальным дизайном, получила ряд передовых опций. И хотя цена машины теперь начинается примерно с 1 млн рублей, спрос на нее стремительно растет.

Ну и не стоит забывать о продолжающемся росте продаж премиальных моделей. Audi, BMW, Mercedes-Benz, даже несмотря на высокий ценовой диапазон своей продукции (в среднем 1,5–3 млн рублей), в ушедшем году демонстрировали неплохой рост продаж — 10–20%.

И хотя в наступившем году наблюдатели предсказывают дальнейшее численное снижение автомобильного рынка на 3–4%, спрос на премиальные машины, а также на автомобили среднего ценового сегмента продолжит расти: в ближайшее время российский покупатель будет готов доплачивать за качество, комфорт и статус.

Оптимизация вместо экономии

По данным Nielsen, объемы продаж продуктов первой необходимости сокращаются уже полгода, тогда как рост продаж в стоимостном выражении замедлился до 9,4%. «В России годовые темпы роста как в стоимостном, так и в натуральном выражении в большинстве категорий снижаются», — комментирует эти данные директор по работе с клиентами компании Nielsen в России Екатерина Эдельштейн .

В других исследовательских компаниях тоже замечают изменения в продуктовых корзинах россиян и покупательский пессимизм. «По сравнению с предыдущим годом осенью потребление продуктов питания снизилось почти на десять процентов в стоимостном выражении без учета инфляции. Это ощутимая цифра!» — говорит президент компании «Ромир» Андрей Милёхин . Впрочем, он считает, что сегодня происходит перераспределение спроса: в ходе предновогоднего опроса потребителей более трети заявили, что стали покупать меньше одних категорий товаров и больше других. Россияне не столько экономят, сколько оптимизируют свою корзину. Многие стали активнее пользоваться системой скидок, «выгодных» цен и спецпредложений (особенно объемных вроде «Возьми три — четвертый бесплатно») от торговых предприятий.

Наиболее ощутимо стагнация потребительского спроса проявляется в регионах. «В 2013 году нам удалось вырасти в объеме на шесть процентов, но в целом рынок не растет, стало тяжелее наращивать обороты, обостряется конкуренция, — рассказывает генеральный директор красноярской сети магазинов “Командор” Олег Сипетый . — В физическом объеме снизились продажи замороженных продуктов, бакалея топчется на месте, зато потребители стали покупать больше свежих продуктов с короткими сроками хранения, овощей и фруктов. Сейчас мы пересматриваем ассортимент в пользу растущих категорий».

У торговых операторов, которые работают в Центральном регионе, где потребители богаче, дела идут побойчее. В сети магазинов «Дикси» не наблюдают снижения спроса, но уточняют, что такого темпа прироста, как раньше, сейчас уже нет. Например, за первые девять месяцев прошлого года средний чек вырос на 8%. Предновогодняя динамика продаж также была менее выраженной, чем в прошлом декабре. Сам торговый оператор объясняет это не стремлением покупателей к экономии, а более низкой инфляцией, чем годом ранее, и усилившейся конкуренцией со стороны других игроков.

Подтверждают в компании «Дикси» и желание россиян питаться более здоровой пищей. «По нашим исследованиям, среди списка десяти продуктов, которые чаще всего встречаются в чеках покупателей, — овощи и фрукты (тренд последних трех лет — ежегодный рост на 15 процентов), молочная продукция, охлажденное мясо. К примеру, сегодня только пять процентов покупателей готовы приобретать замороженную курицу, 95 процентов выбирают охлажденную продукцию», — рассказывает директор по внешним связям «Дикси» Екатерина Куманина .

Большинство торговых сетей планируют и дальше расширять площади. «За прошлый год мы увеличили торговые площади на 35 процентов — в этом наша перспектива роста. В наших магазинах спрос пока остается стабильным. Мы постоянно работаем над улучшением качества, в том числе над собственными торговыми марками», — говорит генеральный директор сети магазинов «Лента» Ян Дюннинг . В то же время г-н Дюннинг подчеркивает, что в ушедшем году его компания уделяла большое внимание промоакциям, они были направлены на привлечение трафика в магазины и повышение лояльности покупателей.

Торговые компании прекрасно понимают, что конкуренция усиливается, а поддержка спроса даже на существующем уровне требует от бизнеса еще более гибкой регулировки. «Может быть, уже хватит наглаживать свои красивые костюмчики и стоит выйти на фронт, за прилавок, посмотреть, чего действительно хочет потребитель? Лейтмотив сегодняшнего дня: все плохо. Предприниматель, который в 2014 году называет себя предпринимателем и не умеет работать на падающем рынке, — сразу на выход. Как бывший миноритарий Х5 я понимаю, что, где ходят танки, там трава не растет. Но я знаю, где меня могут не заметить. Недавно мы купили сеть “У Руслана” — это придорожный магазин площадью всего 50 метров, где торгуем макаронами мешками по 50 килограммов. А самое большое количество моих магазинчиков, которые я открыл в прошлом году, — на независимых АЗС. Они успешно развиваются, и таких ниш, удобных потребителям, а не ритейлерам, еще много», — говорит управляющей партнер Management Development Group Inc. Дмитрий Потапенко (бывший управляющий московской сетью «Пятерочка», сейчас — владелец продуктовых магазинов «Миллениум», «Гастрономчикъ» и др.).

Колбаса как индикатор

На рынках продуктов питания сохранились основные тенденции предыдущего периода: расширение экономсегмента, то есть самых дешевых продуктов, зачастую изготовленных с использованием различных заменителей, с одной стороны, и одновременное повышение интереса к натуральным продуктам, так называемому здоровому питанию, — с другой. Кроме того, некоторые сегменты столкнулись с новым фактором — падением рынка и сокращением производства. Согласно официальным данным Росстата, почти на 4% сократилось производство колбасных изделий,

на 3% — муки и хлебобулочных изделий, снизилось производство некоторых видов бакалейных товаров, практически не растет рынок молока, хотя его потребление все еще не дотягивает до рекомендованной Минздравом нормы. «Рынок колбасных изделий всегда служил четким индикатором состояния экономики: как только в экономике начинается спад, продажи колбас также падают, — комментирует Андрей Дальнов , аналитик мясного рынка, работавший в компании “Останкино”. — Для крупных компаний, работающих в массовом сегменте, это означает сокращение темпов роста, наиболее слабые и неустойчивые производители имеют реальное сокращение производства. Так, если в предыдущие годы прирост продаж такого крупного федерального игрока, как “Останкино”, составлял порядка десяти процентов в год, то теперь это три-четыре процента. Обычной рекламной активности для стимулирования продаж уже недостаточно». По мнению Андрея Дальнова, в периоды сокращения спроса компаниям следует уделять больше внимания ассортименту, и размеру упаковок, и составу продуктов, — пока крупные игроки этим занимаются мало, средние и более мобильные активно используют открывающиеся возможности. Так, руководитель аналитического отдела группы компаний «Талина» Мария Адушева рассказывает: «Задачу удовлетворения спроса в низком и среднем ценовых сегментах мы решаем за счет предложения продукции в упаковке меньшего веса».

А компания «Велком» в конце года запустила новую марку колбасы, в которой только мясо, соль и перец — ни красителей, ни консервантов, ни усилителей вкуса. Поддержанные телерекламой продажи новой колбасы стартовали хорошо, а сможет ли оценить вкус натурального продукта обычный покупатель обычного магазина, покажет время.

В то время как рынок колбасы падал, сегмент продаж свежего упакованного мяса показывал рост. «В 2014 году мы прогнозируем сохранение тенденции перетекания потребительского спроса с колбасных изделий на мясо, чему способствует и сложившийся уровень цен, — говорит Марина Адушева. — Мы готовы к этому и расширяем свою линейку охлажденных полуфабрикатов из собственной свинины, произведенной на фермах в Мордовии и Ульяновской области».

В отличие от производителей колбасы молочники пожаловаться на падение спроса не могут — продажи молочной продукции в прошлом году не падали, несмотря на растущие цены. «Это товар первой необходимости, и спрос на него менее эластичен, — говорит Александр Никитин , директор Порховского сырзавода (торговая марка “Аланталь”), — но при этом мы замечаем, что спрос заметно сместился в сторону более дешевых продуктов».

О похожей тенденции говорят и бакалейщики. Оксана Линник , коммерческий директор компании «Ангстрем», торгующей крупами, отмечает, что во втором полугодии их продажи выросли на 7% в сравнении с первым. «Крупы — довольно консервативный продукт, на него всегда неплохой, ровный спрос, но в последние годы мы немного сокращались, поскольку потребители все больше переходили на овощи в качестве гарнира, — объясняет Оксана Линник. — В этом же году цены на овощи, особенно на картошку, сильно выросли, и люди снова вернулись к крупам. Этот факт говорит скорее о снижении покупательской способности населения и общем ухудшении экономической ситуации».

Проблема, с которой производители молока активно работали в прошлом году, — фальсификация молочных продуктов. По данным «Союзмолока», свыше 20% всех молочных продуктов являются фальсификатом, то есть в составе присутствуют растительные жиры и компоненты, не указанные в рецептуре. Подобная практика во многом вызвана низкой покупательской способностью населения, в массе своей нацеленного на экономсегмент.

Проблема низкого качества товаров вследствие низкого спроса касается и многих других рынков, как продуктовых, так и непродуктовых. В прошлом году ведущие производители лакокрасочных материалов создали Ассоциацию качества краски, пытаясь навести порядок с качеством своего продукта на основе доброй воли и самоконтроля производителей. В конце года с подобной инициативой выступили и производители пластиковых окон. Очевидно, в будущем году о качестве заговорят и другие отрасли — тема становится все более актуальной.

Немного эмоций

Участники рынка бытовой техники и электроники оценивают минувший год как «плоскопозитивный»: рост был, но его нельзя назвать взрывным. Нынешний высокий сезон, который начался с середины ноября и закончился вместе с новогодними праздниками, был спокойным. Незначительные всплески продаж (1,5–2% уровня предыдущего сезона) наблюдались лишь в ряде категорий, например digital (цифровая техника), медиаразвлечения.

Драйвером роста продаж в digital остаются смартфоны. Осенью ритейлеры установили очередной рекорд: объемы продаж смартфонов превысили продажи обычных сотовых телефонов. По данным компании «Евросеть», год назад доля продаж смартфонов в количественном выражении составляла 33%. При этом в денежном выражении смартфоны давно отвоевали большую часть рынка: 85% в ноябре 2013 года против 70% годом ранее.

Хедлайнерами по-прежнему являются базовые модели компаний Apple и Samsung. Впрочем, по словам главы департамента закупок «Евросети» Алексея Широкова , на увеличение доли продаж смартфонов в штучном выражении повлияли так называемые B-бренды (лидеры продаж — Fly и Alcatel). Они предлагают более бюджетные, но сопоставимые с передовыми моделями технологичные устройства.

Другая тенденция, заметная в прошлом году, — смещение спроса со стационарных компьютеров, ноутбуков и нетбуков в сторону планшетов. «За прошлый год в нашей торговой сети доля планшетов в структуре продаж в IT-категории выросла с 25,8 до 43,3 процента. Это обусловлено соотношением цены и технических характеристик, а также удобством использования устройства (сенсорный экран). Однако уже сейчас заметно, что темпы роста замедляются, потому что планшеты получили практически такое же распространение, как и ноутбуки», — рассказывает генеральный директор сети Media Markt в России Гидо Рем .

Большой популярностью стала пользоваться мелкая бытовая техника. Именно она сегодня лидирует по количеству поисковых запросов в интернете, опережая даже цифровую технику. По итогам 2013 года в «М.видео» первое место в поисковой строке на сайте компании заняла мультиварка. За прошедший год продажи этой группы товаров выросли на рынке в целом и в «М.видео» в частности более чем в восемь раз, а доля этой категории в продажах мелкой бытовой техники в денежном выражении увеличилась с 5% в 2012 году до 30% в 2013-м. Второе место в рейтинге запросов заняли весы. «Мультиварка — это настоящая вирусная история, как планшеты в цифровой технике. Что касается весов, то люди искали их в самых разных направлениях, те, что измеряют не только вес, но и мышечную массу, с различными рекомендациями, — поясняет руководитель управления по связям с общественностью “М.видео” Антон Пантелеев . — Мы видим, что сейчас многие озабочены своим здоровьем, готовы следить за ним. И в новом году мы запустим в своих магазинах специальные отделы медицинского оборудования».

В крупной бытовой технике изменений чуть меньше. Спрос на стиральные машины и холодильники стабилен и не зависит от времени года. Пожалуй, самая заметная тенденция минувшего года — интерес к встраиваемой технике. Спрос на нее обеспечили интенсивное жилищное строительство и бум на рынке ипотечного кредитования. Например, в магазинах Media Markt в Санкт-Петербурге рост продаж такой техники составил 22% по сравнению с 2012 годом.

Активностью на рынке новостроек был обусловлен и положительный спрос на мебельном рынке. По оценкам мебельщиков, спрос по разным регионам вырос на 4–10% в денежном выражении, более половины продаваемой на рынке мебели приобреталось для квартир в новостройках. Правда, в основном продажи росли в нижнем ценовом сегменте, а в верхнем и среднем в лучшем случае оставались стабильными. «Сегодня поведение потребителя более консервативно, что связано с общей ситуацией на рынке. В 2000-е рынки росли, люди видели перспективы доходов, покупали более дорогие кухни, понимая, что компенсируют свои затраты будущими доходами. Сейчас роста доходов они не ожидают и к сегодняшним покупкам относятся как к прямым затратам, которые не будут компенсированы», — так оценивает ситуацию генеральный директор мебельной компании «Мария» Ефим Кац .

Несмотря на то что спрос сместился в более дешевый рыночный сегмент, требования к качеству мебели не снижаются. В частности, при покупке кухни потребитель старается приобрести больше встраиваемой техники, больше аксессуаров. «Чтобы продать одну кухню, сегодня надо чуть больше труда приложить, чем год назад. Потребитель стал более требовательным, хочет больше тепла, внимания, сервиса. Работать с каждым покупателем приходится больше», — говорит г-н Кац.

Как на войне

Хуже всего ситуация со спросом складывается на рынках легпрома — одежды, обуви, текстиля, как и всегда в кризисное время. «С начала 2013 года все шло хорошо, но с октября у нас началось падение трафика, снизилось количество приобретенных изделий в товарных чеках. Нам пришлось проводить больше различных маркетинговых мероприятий, чем раньше. Итоги года по выручке мы еще выдерживаем, но маржа ниже, чем планировалось», — рассказывает вице-президент компании Sela Эдуард Остроброд . Он уверен, что рынок сейчас лучше, чем во время кризиса 2008 года. Однако потребители до сих пор опасаются тратить деньги, потому что не понимают, чего ждать от будущего, эффект паники сохраняется. «Многие стали более разборчивы в выборе, понимают, что именно им действительно нужно, а какие приобретения избыточны. Кроме того, растут расходы на продукты, коммунальные услуги, бензин. Некоторые взяли жилье в ипотеку, кредиты и теперь начинают экономить на предметах второй необходимости — покупке одежды, обуви», — говорит г-н Остроброд.

То же самое отмечают и в других компаниях. «Прошлый год оказался для нас сложным: не произошло прироста выручки, но не было и значительного падения. Всеми силами, особенно во второй половине года, мы бились за то, чтобы не упала выручка: проводили рекламные акции. В месяц запускали по три-четыре акции, одну за другой. Снижение цен шло в рамках этих акций», — говорит директор по франчайзингу компании Tom Farr Анастасия Костенко . При этом в компании решили не снижать цены на стандартные модели. Здесь пошли другим путем: для тех, кто носить вещи долго не собирается (именно эта аудитория склонна к перетеканию в более дешевый сегмент), мы ввели специальную категорию одежды по конкурентным ценам. Качество снижать не стали, но выпустили модели более простые, базовые.

На обувном рынке по-прежнему неплохо чувствует себя высокоценовой сегмент — покупатели обуви класса «премиум» не изменяют своим привычкам, а вот средний сегмент продолжает сокращаться. Экономсегмент, который показывал рост в посткризисный период за счет того, что оттянул на себя часть спроса среднего уровня, в прошлом году был близок к стагнации. Об этом можно судить хотя бы по показателям ведущей обувной сети «ЦентрОбувь», работающей в нижнем ценовом сегменте: темпы ее роста значительно упали и в отношении открытия новых магазинов, и в объемах продаж. Судя по официальным релизам, за прошлый год было открыто лишь около десятка магазинов, тогда как в прежние годы новых открытий было на порядок больше. Армен Аветисян , директор обувной компании-оператора Mak Fine, работающей в среднем ценовом сегменте, рассказывает, что дилеры, закупающие у них обувь для розничных сетей, помимо снижения объемов закупок стали особо придирчивы к цене обувной пары и буквально бьются за каждую копейку — несомненно, это отражает поведение покупателей, которые стали чрезвычайно чувствительны к цене. Андрей Бережной , директор обувной компании Ralf Ringer, отмечает, что в начале года темпы розничных продаж были неплохими, но в начале осени резко упали, а потому общие показатели продаж за прошлый год с трудом дотянули до уровня 2012-го. «Обувной рынок продолжает падение, каждый процент прироста продаж дается неимоверными усилиями, — говорит г-н Бережной. — В этих условиях остается максимально использовать внутренние ресурсы компании, мы сейчас создаем собственный логистический центр, который должен заменить нам все существующие склады и оптимизировать расходы на логистику, а также повысить управляемость процессов».

Между тем, по официальной статистике Минпромторга РФ, текстильная и легкая промышленность в минувшем году выросла на 5%. Одна из причин этого — госзаказы. По словам президента Российского союза предпринимателей текстильной и легкой промышленности Андрея Разбродина , если два года назад за счет производства, размещенного в России, выполнялось 30% гособоронзаказа, то в минувшем году в нашей стране шьют уже 70%. За счет дополнительной загрузки производственных мощностей рентабельность ряда предприятий повышается. По мнению Разбродина, если системно продолжать внедрять эти и другие меры, то через год-два ситуация в легпроме улучшится.     

График 1

Цены на российскую недвижимость росли в 2013 году медленнее инфляции

График 2

Ипотека продолжает расти быстрыми темпами и разогревать рынок новостроек

График 3

Продажи авто в России смещаются в более дорогие сегменты

График 4

Более 40% продаваемых в России авто - дороже 25 тысяч долларов

График 5

При снижении объемов рынка в прошлом году цены продаваемых автомобилей растут

График 6

Россияне стали меньше покупать

График 7

Потребители стали выбирать более здоровую пищу

Вам не придется экономить

Вера Краснова

В России начинают знакомиться с «быстро реагирующим производством» — системой управления бизнесом, меняющей привычное представление о затратах и эффективности

Александр Лузин: «Я всю жизнь занимаюсь управлением, но со столь действенной системой никогда не сталкивался»

Фото: Мария Плешкова

«Вместо offshore сейчас надо развивать inshore, местное производство — вот каков для меня главный посыл этой методики. И я хочу донести его до руководителей, которые подсознательно чувствуют, что это нужно, но не знают, что это есть и надо действовать», — эти слова стали смысловой и эмоциональной доминантой нашего разговора с Биллом Ричи . Опытный производственник, в свое время прошедший путь от мастера на заводе General Motors до директора нескольких машиностроительных предприятий, Ричи олицетворяет промышленную элиту Америки, мечтающую, чтобы страна снова встала на индустриальные рельсы после десятилетий массовой эмиграции производства в ЮВА.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Такую возможность, по его мнению, дает методика управления предприятием QRM (Quick Response Manufacturing — быстро реагирующее производство), поскольку она предлагает полноценную альтернативу дешевым азиатским фабрикам. «Когда мы делегируем производство на большие расстояния, мы думаем в формате прямых затрат, а не в формате временного цикла», — подчеркивает он суть нового метода, в основе которого — экономия времени, а не материальных и людских ресурсов.

Впрочем, QRM не так уж нов. Его еще в 1990-х годах разработал другой американец — математик Раджан Сури , после того как стал консультировать в бизнесе странных парней вроде Ричи, искавших способы эффективно производить товары у себя на родине. В своей системе Сури обобщил положительный опыт двухсот предприятий. Однако для подавляющего большинства руководителей, увлеченных процессами глобализации, подобные изыскания до недавнего времени были неактуальны.

Прошлой осенью Ричи, работающий с 2007 года бизнес-консультантом, провел семинары в Челябинске и Чебоксарах. Ему помогали русские коллеги — Александр Лузин и Станислав Ляпунов . У них за плечами тоже богатый опыт: у Лузина, эксперта МОТ и Евросоюза по реформированию и развитию промышленных предприятий, члена Американской академии менеджмента, — в международном консалтинге; у Ляпунова, бывшего генерального директора ОАО ЗЭиМ, успешной приборостроительной компании, — во внедрении новых управленческих систем. Так вот, по словам Ляпунова, QRM легче внедрять, чем другие системы, поскольку она сфокусирована на одном показателе — времени. Что касается результативности этого метода, то оба эксперта считают его радикальным. «Внедрение QRM позволяет сократить цикл от получения заказа до его отгрузки заказчику минимум на 40–60 процентов, а нередко и на все 90. И что интересно, время является локомотивом, который тянет остальные вагончики — производственные затраты, качество. Я всю жизнь занимаюсь управлением, но со столь действенной системой никогда не сталкивался», — говорит Александр Лузин.

Сколько стоит время

Билл Ричи вспоминает, как он, уже став директором предприятия, выпускавшего силовые агрегаты и редукторы, в 1999 году прочитал книгу Сури «Время — деньги» с описанием QRM. И сразу понял, что именно это он давно искал, пытаясь самостоятельно анализировать описываемые в книге проблемы и докладывать о них вышестоящему руководству корпорации Textron. Его предприятие хронически срывало сроки выполнения заказов. Вместо обещанных 60 недель поставка клиенту выполнялась через 78 недель, и эта воронка постепенно увеличивалась. За год число отклонений от сроков поставки достигало 270. «Мы все время извинялись перед клиентами, что задерживаем поставку», — говорит Ричи. С этим надо было что-то делать.

Ричи привлекло в QRM даже не то, что здесь время ставится во главу угла управления бизнесом. Понравился системный характер нового метода. Так, оказалось, что сквозь призму временного фактора совсем иначе выглядят структура и динамика затрат.

«Мы раньше смотрели, как уменьшить прямые затраты и выдать продукт. И вдруг я увидел, что клиент-то платит нам за всю компанию, а не только за подразделение, изготовившее двигатель или редуктор. Он покупает не просто детали, а все сопровождение — подготовку документации, обучение нашего персонала и так далее», — поясняет Ричи. Иными словами, клиент покупает время, а это мощный генератор накладных расходов, намного мощнее, чем принято думать. Просто искать эти «залежи» надо не только в цехе, как мы все привыкли, а в офисе, на складе, в R&D.

«Совсем недавно мы работали с одним очень динамичным предприятием в Челябинске, — подтверждает Александр Лузин. — И вот когда владелец и топ-менеджеры сами посчитали, оказалось, что 70 процентов во всем цикле производства у них занимает офисное время, а производственное — процентов 10». По данным самого Сури, непроизводительное, или «белое», время достигает обычно 95–99% всего цикла выполнения заказа. Эту статистику подтверждает и опыт Ричи, внедрившего QRM на том несчастном предприятии корпорации Textron: в результате временной цикл сократился с 78 недель до одной, а некоторые заявки стали закрываться уже на следующий день.

Чтобы можно было оценить масштаб ожидаемой экономии на времени, Сури вывел формулу. Она показывает, что при сокращении временного цикла, например, на 60% общие затраты снижаются на 14%, при 80% — на 24%, а при 90% — на 32%. Но это, судя по всему, теоретический минимум. В жизни динамика нарастания эффективности бывает и выше. Так, Сури специально обследовал группу компаний, снизивших затраты на 25%: оказалось, что у половины из них этому предшествовало сокращение временного цикла на 80%. Ричи свидетельствует, что на одном из предприятий, где он директорствовал, уже через год после начала внедрения QRM прибыльность по некоторым позициям увеличилась втрое при росте выручки на 15%.

Билл Ричи: « И вдруг я увидел, что клиент-то платит нам за всю компанию, а не только за подразделение, изготовившее двигатель или редуктор»

Фото: Мария Плешкова

Возможность сокращать затраты, управляя временем, — это, безусловно, хорошая новость для руководителей. Плохая новость заключается в том, что связка время — деньги работает в одну сторону, а в обратную — нет. Именно поэтому традиционное «затратное» мышление является главным тормозом при внедрении новой системы. Оно, по наблюдениям Сури, в 70% случаев подсказывает решения, которые не сокращают, а, наоборот, удлиняют временной цикл.

Классический случай — загрузка оборудования. С одной стороны, сокращение временного цикла обычно ведет к более интенсивному его использованию. «Мы больше производим на том же оборудовании с теми же ресурсами, потому что мы делаем это быстрее», — говорит Ричи. С другой стороны, когда исходя из обычных бухгалтерских расчетов ориентируются на максимальную загрузку оборудования, производственные сроки, наоборот, растут. Александр Лузин называет это эффектом дорожной пробки. «В Бельгии на одной платной автостраде часто образовывались пробки, — рассказывает он. — Эксперты вычислили, что максимальная пропускная способность обеспечивается при загрузке автострады на 80 процентов от расчетной, “оптимальной”. Дальнейший рост загрузки приводил к снижению скорости движения транспорта, что в свою очередь быстро уменьшало пропускную способность магистрали. Тогда на пунктах въезда на автостраду поставили регуляторы, ограничивающие выезд на дорогу автотранспорта при загрузке выше 80 процентов. В результате не только исчезли пробки, но и значительно выросла пропускная способность автотрассы, причем без каких-либо затрат на ее расширение. Эта закономерность полностью справедлива и для производственных компаний». Собственно, поэтому QRM предписывает оставлять 15–25 процентов мощностей свободными.

То есть так называемый затратный подход противоположен временнÓму как статичный — динамичному и фрагментарный — системному. Сури в связи с этим покушается еще на одну священную корову управленцев. Речь идет о боязни увеличивать «серое время», то есть время производства в цеху, поскольку это ведет к росту фонда оплаты труда. В действительности такие дополнительные затраты с лихвой окупаются за счет сокращения временного цикла и общего снижения издержек.

Такую же логику описывает Станислав Ляпунов: «Предприятие выпускает деталь, а гальваническую обработку выполняет другая компания. Стали искать варианты, как ускорить процесс, — и логистику смотрели, и другую компанию. Вдруг инженер предлагает: давайте вообще уберем эту операцию, а сделаем деталь из нержавеющей стали. Мгновенная реакция экономиста — это невозможно, так как в восемь раз увеличится стоимость. И в старой парадигме на этом дискуссия заканчивается, предложение отбрасывается. А если посчитать, сколько тратили, когда деталь туда-сюда возили, на складе держали, и системный эффект от сокращения временного цикла, то предложение инженера, скорее всего, окажется приемлемым по затратам».

С любовью к отклонениям

Системный эффект, о котором все время твердят сторонники временнÓго подхода, заключается не в одной только экономии. Время и само по себе конкурентное преимущество, иногда более важное, чем деньги. Но в условиях современного рынка мало производить товар быстро. Сегодня наряду со скоростью от производителя требуются еще и гибкость, отзывчивость к нуждам клиента вплоть до индивидуального подхода к каждому заказу. То есть системный эффект QRM заключается в возможности производить разнообразную продукцию быстро и при этом относительно дешево.

Таким образом, подводится определенная черта под существующими методами управления производством. Даже самые великие из них — конвейер Форда и «бережливое производство» (Лин), созданное на основе производственной системы Toyota, заточены под массовый и крупносерийный выпуск индустриальной эпохи с его идефикс снижения затрат. Но в постиндустриальной экономике, где очевиден дрейф в сторону средне-, мелкосерийного и индивидуального производства, они работают неважно.

«Если вы поедете на Toyota и скажете: мол, господа, мне нужен автомобиль со стандартной трансмиссией, чтобы он поднимал 20 тонн и имел зеленые сиденья, какой ответ вы получите? Но современный мир должен это делать. Да, американский автомобильный завод — это великая система. Они четко работают, они делают то, что они хотят, пересылают это дилерам и говорят — продавайте. Если кто в состоянии командовать так, ну хорошо. Но я всегда говорил у себя на производстве: мы не знаем, какой заказ придет, но мы должны с ним справиться», — рассуждает Ричи, дезавуируя кредо Генри Форда «Цвет автомобиля может быть любым при условии, что он черный». Продолжая автомобильную тему, Александр Лузин приводит в пример Mercedes, у которого уже нет ни одного идентичного автомобиля и которому на ряде операций (например, в монтаже электроразводки) пришлось отказаться от конвейера. «Но когда выходишь в такую зону вариантности, не остается иного выхода, как перейти к принципиально отличному методу управления, например QRM», — заключает Лузин.

Станислав Ляпунов: «Вместо того чтобы организовать поток, мы группы оборудования и людей объединяем в ячейки. И управление сверху осуществляется только между ячейками»

Фото: Мария Плешкова

Отношение к отклонениям, разнообразию — это, пожалуй, главный системный параметр, отличающий QRM от прежних методов управления. Все они нацелены на стандартизацию процесса и нивелирование отклонений. Но QRM разрушает известный стереотип: чем меньше возмущений в производстве, тем оно эффективнее. «Есть два типа вариаций, — поясняет Ричи. — Бывают дисфункциональные вариации — сломалось оборудование, брак идет и так далее, — и их надо нивелировать. Но бывает так называемая стратегическая вариантность, когда клиент не хочет покупать стандартную продукцию, а хочет, чтобы мы делали другие размеры и прочее, то, что ему нужно. Мы рассматриваем вторую вариантность как свое конкурентное преимущество, и ее не надо сглаживать». Все дело в организации процесса.

Открытая система

Вторая история, рассказанная Ричи, связана как раз с организацией по методу QRM. После чуда с производством двигателей и редукторов руководство холдинга поставило его во главе завода по выпуску насосных систем. «Первое, что я сделал, поехал к нашему самому важному клиенту, нефтяной компании, и спросил: скажите мне, что мы делаем не так для вас? И мне сказали: слушай, мы не получаем от вас должного ответа. Оказывается, милая девушка, которая должна была отвечать на все запросы, не в состоянии была это делать грамотно и быстро», — вспоминает Ричи. Ситуация его встревожила. Насосы — это сложная техника, заказ на которую очень важно правильно принять и обработать. Недопонимание здесь грозит не просто проволочками, а тем, что разочарованный клиент уйдет к другому поставщику.

«Для такого вида продукции процесс покупки начинается именно с диалога с производителем, и иногда заказчик сам не может сформулировать, какие опции ему нужны, — поясняет Станислав Ляпунов. — Это проблема для многих предприятий, в том числе крупных западных компаний в России, например для Siemens, ABB. Они теряют много клиентов, потому что на первый же вопрос вместо ответа клиент слышит: шесть недель, и никакого разговора».

Однако проблема заключается, с точки зрения QRM, не в девушке, отвечающей на звонки, а в том, что в любой организации называется межфункциональными перегородками. «Девушка» передает вопрос в техническую службу, где он вливается в общий поток делопроизводства и может решаться сколь угодно долго. Поэтому Ричи в качестве «девушки» на входе поставил команду из четырех человек, двое из них были инженерами. Теперь они могли сразу подключаться к переговорам с заказчиком, чтобы тот имел мощную обратную связь. «Вместо месяцев, которые раньше уходили на проработку заказа, стали уходить недели, — рассказывает он. — И когда я снова позвонил тому клиенту и спросил, как мы работаем, а у нас было три главных конкурента, поставляющих такие же насосы, он сказал: вы будете получать заказы».

Решение Ричи не было оригинальным, то же самое он делал на заводе двигателей и редукторов. Многофункциональная ячейка — это структурная основа «быстро реагирующего производства» и антипод существующих функциональных отделов. Ячейка выпускает не элемент, а готовый продукт или модуль продукта. Это как малое предприятие, сотрудники которого находятся друг от друга на расстоянии вытянутой руки, а вся команда автономна в принятии решений.

Вот как управлялась ячейка на насосном заводе. «Они пришли ко мне, — рассказывает Ричи, — и говорят: на этой неделе у нас произошла задержка временная, потому что нужно было вносить изменения в конструкцию, а инженер-конструктор не успевал; поэтому мы решили, чтобы наш человек, который вводит информацию в базу данных, обучился работать в системе автоматического проектирования, то есть чтобы он вошел в инженерную зону. И мы надеемся, что вы не будете возражать. Я сказал: отлично, ребята, это то, чего я от вас хочу».

«Вместо того чтобы организовать поток, мы группы оборудования и людей объединяем в ячейки, — Станислав Ляпунов описывает, как это выглядит в масштабах всего предприятия. — И управление сверху осуществляется только между ячейками. Внутри ячейки есть несколько единиц оборудования, где рабочие сами принимают решение. Если работнику нужно сделать одну операцию на одном станке и перейти на другой, он сам все сделает».

Побочный эффект при такой организации — это рост заинтересованности сотрудников в работе, так как она становится менее монотонной, более творческой, требующей больших знаний и навыков. Здесь лежит ответ на вопрос об эффективной мотивации. Особо мои собеседники подчеркивают: изменилась роль среднего производственного звена от мастеров до начальников производства. Эти опытные ценные кадры в старой системе отвечают за устранение сбоев на конвейере и командуют рабочими. Но в ячейке QRM они сосредоточиваются на стратегических вопросах. «Совершенствование системы, формирование оптимальных ячеек — это как раз то, чем должен заниматься начальник производства, а не текучкой, как раньше», — уверен Станислав Ляпунов.

У QRM много схожего с Лин: те же базовые технологические приемы, как, например, быстрая переналадка оборудования, тот же принцип вовлеченности рядового персонала, та же ячейка как форма организации. Более того, QRM приветствует использование при необходимости любых других методов — например, «шесть сигма» или «тотальное качество». Может возникнуть подозрение, что сам QRM как система вторичен. Но это не так. Во-первых, у QRM есть и оригинальные инструменты, скажем, карты времени, делающие наглядным сложный процесс сокращения временного цикла. Во-вторых, при внешней схожести с «бережливым производством» QRM — это качественно иная система, нелинейная и открытая, пронизывающая всю организацию и, главное, ориентированная не на стандарт, а на разнообразие.

Не случайно, по словам Ричи, при формировании ячейки ставка делается на людей, а не на функционал. «Иногда состав команд меняется, но чаще, если команда создана, они хотят эффективно работать и подстраиваются под заказы, — говорит он. — Например, ту первую ячейку на насосном заводе мы специально поставили вначале на простые задачи. Потом они сами пришли и говорят: дайте нам возможность работать с более сложными заказами».

Александр Лузин на одном из американских машиностроительных заводов наблюдал систему взаимопомощи ячеек — светофоры, подающие сигналы: красный — «отстаем, готовы принять помощь», желтый — «идем по графику» и зеленый — «готовы помочь». «То есть эта система выходит за рамки отдельных ячеек, потому что все работают на единую задачу — сократить временной цикл», — заключает он.

Управлять надо проще

Уже после первого семинара по QRM в Челябинске присутствовавший на нем директор компрессорного завода сказал: «Я это внедрю». Мои собеседники, естественно, только приветствуют такое решение. «На самом деле ничего особо хитрого в этом методе нет, все довольно просто, — говорит Ричи. — Мы сами усложняем бизнес. Наша задача — его упрощать».

Насколько неоправданно усложнено управление современным предприятием, говорит такой факт, приведенный Станиславом Ляпуновым. Один очень известный российский машиностроительный концерн отказался от использования ИТ-системы для оперативного планирования: система не успевает за ночь, к утренней смене, произвести расчеты по 800 тыс. позиций и по каждому рабочему месту. Но возврат к доинформационным технологиям тоже не выход. Просто степень разнообразия выпуска явно требует другого планирования, не опускающегося до самого «низа». И QRM для этого подходит. «Функциональное руководство должно быть сохранено, штаб задает стандарты, решает финансовые вопросы и так далее. Но исполнение и контроль делегируются на уровень этих первичных ячеек. Они решают, как именно выполнять работу», — объясняет Ричи.

Благодаря QRM упрощается и управление людьми. В отличие от того же Лин, нацеливающего сотрудников на то, чтобы те отслеживали самые разные факторы производства в поисках улучшений, QRM требует помнить только о времени. Это фокусирует усилия и облегчает работу. Кроме того, появляется общий для всей организации критерий эффективности. Становится прозрачной задача стимулирования и оценки персонала, чего практически лишены другие методики. «Взять систему сбалансированных показателей Каплана, — рассуждает Станислав Ляпунов. — Это разветвленное дерево параметров, которыми нужно управлять. Обычно требуется много показателей, чтобы оценить такой сложный труд, как труд экономиста, технолога или конструктора. Но чем больше показателей, тем сложнее система и тем хуже она начинает работать. И если мы посмотрим всю компанию, то увидим, что это разнонаправленные векторы, они нацелены в разные стороны. Отсюда, кстати, то, что мы называем барьерами между подразделениями».

Что касается границ применения метода, то, по мнению Ричи, он подходит бизнесу любого размера, работающему в рваном режиме, при больших колебаниях спроса, номенклатуры или исполнения изделия. Но если задуматься, много ли сегодня осталось отраслей, где предприятие может счастливо не подпасть под эту типологию, то окажется, что их почти нет. Даже офисную сорочку или джинсы вам уже предлагают шить «на заказ», но индустриальным способом.

Кстати, благодаря QRM меняются формат и скорость мышления компании, и это позволяет открывать новые рынки и ниши. «Один мой клиент в Кентукки, снизив временной цикл на 75 процентов, вдруг начал получать заказы, которых никогда не получал, — на другом рынке», — свидетельствует Ричи.

Александр Лузин, много лет занимавшийся социальным реструктурированием предприятий в Европе, подчеркивает общественную значимость новой методики. QRM, по его мнению, дает экономике шанс стать по-настоящему социально ориентированной, поскольку бизнес может решать свои проблемы — повышения рентабельности, модернизации, реструктуризации, выхода на другие рынки, — сокращая «белое время» и смело наращивая, если это необходимо, «серое время», то есть производственное.

Схема 1

Где на самом деле формируются накладные расходы

Схема 2

Эффект QRM в краткосрочной и долгосрочной перспективе

Амбициозные и бессмысленные

Анастасия Матвеева

На рынок труда вышло новое поколение, которое трудно мотивировать привычными средствами. Работодатели этим озадачены, но, так или иначе, им приходится менять привычные подходы в работе с кадрами

Иллюстрация: Michael Kutsche

«Они слишком амбициозны! Они постоянно сидят в социальных сетях! С ними трудно найти общий язык: они легко могут вместо объяснительной записки положить на стол шефу комикс! Раньше должностные инструкции на бумажке писали, а сейчас приходится ролики снимать: у них восприятие зрительное, они даже не пытаются прочесть документы!» И это далеко не все претензии, которые предъявляют работодатели поколению, вливающемуся в настоящее время в рабочую силу. По данным рекрутингового портала HeadHunter, сегодня в России на молодых людей от 20 до 29 лет уже приходится значительная часть кандидатов: 53% активных резюме на портале hh.ru.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

С легкой руки экспертов это поколение, родившееся в период со второй половины 1980-х до начала 1990-х, получило название «поколение Y». Правда, понятие это, как всякое обобщение, условно: «Если на одном полюсе “поколения Y” находятся амбициозные активные молодые люди, то на другом — “взрослые подростки”, не знающие цену деньгам, избегающие ответственности, вовсе не желающие работать, или “девушки-домохозяйки”, вместо карьеры планирующие растить детей и заниматься домашними хобби», — говорит Юлия Сахарова , директор «HeadHunter Северо-Запад». И тем не менее у целой когорты молодых людей есть схожие черты. По наблюдениям Юлии Сахаровой, «у молодых соискателей отчетливо выражено стремление получать удовольствие: от общения, тусовок, работы. Отсюда отношение к деньгам: запросы по ожидаемой заработной плате не всегда соответствуют реальным компетенциям и опыту, что часто вызывает негодование у старшего поколения, привыкшего полагаться только на себя и свои знания. Они готовы участвовать в различных внутрикорпоративных атмосферных околорабочих мероприятиях, им важно внимание к их вкладу. К труду они относятся через призму игры, получения новых знаний, впечатлений, эмоций, а не в парадигме “надо/должен”. Работа для них не самоцель».

«Сшибкой ценностей» называет разногласия между взрослыми менеджерами и этой когортой руководитель направления HR-консалтинга ГК «Институт тренинга — АРБ-Про» Евгений Доценко : «Для них ведущие ценности — это свобода, фан и enjoyment. Работодатели недовольны, потому что такие сотрудники слабо мотивируются привычным инструментарием. Если человеку важна радость жизни, то, когда мы говорим ему: ты будешь много работать, и будет тебе бонус и продвижение, — он отвечает: слабый кайф. В итоге взрослые считают их отморозками, которым не важны ценности общности: компания проигрывает конкуренцию, а они в это время катаются на горных лыжах! А молодые, наоборот, считают старших идиотами».

Конфликт ценностей заметили и в консалтинговой компании PricewaterhouseCoopers (PwC): «Многие наши менеджеры, принимающие участие в собеседованиях с кандидатами, вспоминают: придя в компанию, я говорил: я такой хороший, умный, могу предложить вам то-то и то-то, буду работать, чтобы стать профессионалом. Эти же ребята приходят на интервью с вопросом: а что вы мне можете предложить?» — свидетельствует Светлана Кульганик , сотрудник отдела по подбору персонала PwC.

Откуда они взялись

Понятно, что часть присущих поколению Y свойств демонстрировали, будучи молодыми, и их старшие товарищи. Однако есть и отличия: из-за того что новая волна и предыдущие «призывы» работников формировались в разных условиях.

Начнем с того, что период осознания себя для этого поколения пришелся на 2000-е, финансово благополучные годы. «А мое поколение росло в 1990-е, в плохих условиях, поэтому в приоритете были чисто экономические вещи: финансовое благополучие, карьерный рост для этого», — вспоминает 37-летний Аскар Рахимбедиев , генеральный директор компании «МойСклад» — разработчика ПО для управления складами онлайн.

О резкой смене ориентиров говорит и Евгений Доценко: «Проклятье предыдущего поколения в том, что оно все время карабкается, чтобы чего-то достичь. Это self-made people: приехали издалека в Москву, ели один кефир и батоны, а сейчас руководят крупной компанией. А для поколения Y родители создали достаток, им не надо корячиться, чтобы заработать себе на хлеб насущный». Отсюда у них и слабый страх потери работы, и неготовность терпеть безапелляционно жесткие правила работодателей.

К тому же старшее поколение, росшее в эпоху ограниченных свобод, старалось как можно меньше мешать проявлению свободолюбия в наследниках: «Мы были вечно закованы в какие-то рамки, начиная со школьной системы, — рассуждает Светлана Емельянова , партнер консалтингового центра “Шаг”. — И у них мы эту свободу сами развивали. И получилось, что у них очень расширено понятие допустимого. Я бы сказала, что у них гедонизм преобладает над долгом. Иными словами, мы их раскрепостили, а долг не подтянули».

С другой стороны, как замечает Алексей Чепурных , руководитель управления по работе с персоналом СКБ «Контур», на это поколение с детства обрушилась информация о терактах, бандитских разборках, вооруженных конфликтах внутри страны: «Отсюда ощущение хрупкости мира и краткости жизни: все, чего ты добился, может быть разрушено в один миг. На первый план выходит немедленное вознаграждение. Вместо того чтобы карабкаться вверх по выбранной однажды лестнице, представитель этого поколения будет стараться получить более широкий опыт в нескольких сферах. Материальные ценности, влияние и власть “игрекам” менее интересны, чем разнообразие эмоционального опыта».

При этом они с ранних лет погружены в мир гаджетов, интернета и социальных сетей. «Эти люди все время в сотовом телефоне, все время на связи, одновременно делают пять дел», — замечает Юрий Вайсман , глава и основатель компании Artics Internet Solutions. Для «игреков», по словам одного из них, это означает «быть на волне, в теме событий, разговаривать, чтобы понимать происходящее. В этой быстрой жизни смартфон дает информированность и просвещенность».

Близкое знакомство с технологиями значительно повышает конкурентоспособность «игреков» относительно взрослых менеджеров и работников и, как следствие, самооценку.

Выход в глобальное информационное пространство дает подпитку амбициям молодых: они ищут и находят там истории успеха, близкие им. Недаром, судя по отзывам работодателей, с большой пользой для бизнеса реализуется амбициозность «игреков» в проектах, связанных с интернетом. Информационное поле вокруг этой сферы поддерживает устойчивое впечатление, что именно она сейчас находится на острие инноваций, обеспечивая наиболее короткий путь к успеху и наибольший простор для креативных людей. Так, Евгений Козлов , директор по маркетингу универсального платежного сервиса uBank, замечает: «Наша компания — стартап. Так что сотрудники, отвечающие у нас за продукт, разумеется, крайне амбициозные люди: они стремятся сделать нечто глобальное, чем будут пользоваться миллионы людей».

Производственное совещание в Enter

Фото: Олег Сердечников

К тому же в былые времена коллеги и начальство были одним из малочисленных социумов человека, к которым тот принадлежал, а рабочая среда — одной из существенных предпосылок формирования его ценностей. Для «игреков» же этот социум значит неизмеримо меньше. «Их привязанности формируются не на работе. У них нет дополнительных привязок к ней, как у предыдущего поколения. Предлагаешь им карьерную лестницу, а зачем она им: они не собираются с нами жить пять–десять лет. У них своя жизнь», — поясняет Светлана Емельянова. Из-за слабой сосредоточенности на задаче влиться в рабочий коллектив «игреки» не предпринимают достаточных усилий, чтобы стать частью команды, рискуя упустить нечто существенное для себя. По словам менеджеров компании «Европейская юридическая служба», им очень мешает то, что молодые люди относятся с недоверием и скепсисом к некоторым идеям, хотя из-за отсутствия опыта им иногда сложно оценить их суть.

Да и социализация через виртуальный мир мешает социализации в мире реальном. «Они очень доверяют интернету и соцсетям, а к самой жизни у них доверие минимальное, — замечает Сергей Бекренев , глава “Европейской юридической службы”. — Когда начинаешь с ними плотно работать, возникает ощущение, что рядом с тобой сидят инопланетные существа. Они хорошие, их можно даже погладить, но все готовы, чуть что, сразу нырнуть в свой скафандр». Менеджеры его компании уверены: из-за того что молодые люди подвержены многочисленным влияниям извне, для них характерна частая перемена настроения, а в некоторых случаях и взглядов на жизнь.

Что с ними делать?

А ничего, считают некоторые работодатели, полагаясь на время и собственные отработанные навыки управления. «Да, свойственная им невыдержанность очень мешает руководить молодыми сотрудниками, — свидетельствует Михаил Гончаров , управляющий ЗАО “Теремок — Инвест”. — Их заставляет нервничать и слишком лично воспринимать любые замечания отсутствие опыта. Но, сменив две-три работы, они успокаиваются и адаптируются».

В компании «Пенетрон» отмечают, что специально к «игрекам» не приспосабливаются и не меняют систему мотивации под них. Здесь полагаются на строгий отбор: «Те, кто хочет работать, зарабатывать, строить карьеру, развиваться, соглашаются работать так, как у нас принято», — заверяет HR компании Алена Черноголов . Правда, она заметила, что в последнее время процесс отбора требует большего времени и тщательности, поскольку людей, соответствующих критериям компании, становится все меньше.

Некоторые менеджеры убеждены, что в крайних случаях можно опереться и на такую общечеловеческое чувство, как страх. «Один знакомый владелец интернет-магазина, когда у него пропало оборудование, ввел коллективную ответственность, и оно нашлось, — рассказывает Максим Андрюхин , глава представительства Bay.ru в России. — Более того, сотрудники стали больше ценить свою работу. До этого босс приходил в девять часов, а они подтягивались только к одиннадцати. Но после нововведения ситуация изменилась: все испытали страх увольнения».

Другие идут наперекор склонностям молодых. Например, расценивая как проблему общение в соцсетях во время работы, в компаниях зачастую просто закрывают к ним доступ. Правда, впустую: «игреки» выходят в интернет-пространство с телефонов и планшетов.

Однако значительное число компаний все-таки ищет способы сочетать специфические способы мотивации для нового поколения с традиционными приемами менеджмента. С одной стороны, это связано с демографической ситуацией. «Рынок сейчас столкнулся с демографическим спадом в возрастной категории от 24 до 30 лет. Работодатель вынужден соревноваться за специалистов, особенно за хороших айтишников, учитывая специфику этой возрастной категории. Ему, если он хочет удерживать зарплату на медиане, приходится окружать этих людей кучей примочек, создающих эмоциональную привязанность сотрудников этого возраста к работодателю. И мы в компании все бизнес-процессы стараемся обернуть в живую, дышащую обертку. Иначе народ просто стухнет и не станет работать так, как работаем мы. У нас менеджеры работают более 80, а рядовые сотрудники более 60 часов в неделю», — рассказывает Екатерина Белоусова , начальник управления корпоративных коммуникаций интернет-магазина Enter, где сформирована тотальная «игрековая» культура (см. «Живая обертка» ).

С другой стороны, за всеми особенностями поведения «игреков» работодатели разглядели потенциал, который можно использовать в развитии компании. «Они так и плещут энергией, хоть ведра подставляй. И поэтому они — движущая сила многих проектов, реализуемых сейчас. Создавать что-то новое с тем, кто не имеет опыта, проще. Они не видят преград перед собой, проходят сквозь стены. Этим качеством я сам обладал совсем недавно, сейчас я эти стены вижу, хотя и знаю, что через них можно пройти», — делится своими ощущениями Сергей Бекренев, не так давно перешедший 30-летний возрастной рубеж. В PwC амбициозность нового поколения связывают со стратегичностью мышления: «Они стремятся расти и развиваться, причем быстро, потому у них очень сильно желание не просто работать, а влиять своей работой на мир», — замечает Светлана Кульганик. С этим желанием связана и высокая социальная активность «игреков»: например, в «Европейской юридической службе» во время наводнения на Дальнем Востоке молодые сотрудники оставались после работы в офисе и давали бесплатные юридические консультации пострадавшим.

Работодатели отмечают креативность молодых кадров: «У нас новая компания. И задачи все время меняются, надо постоянно выдумывать что-то новое. Решения принимаются совместно, о каждом идут реальные споры, и не факт, что моя точка зрения победит. Я должен ее доказать», — рассказывает Аскар Рахимбедиев. Больше положительных черт, чем отрицательных, в поколении Y разглядел и Юрий Вайсман: «Обычно приводится негативный шлейф характеристик поколения Y. Но я отметил бы, что у многих из них есть здоровое желание интересной работы. Люди работают не просто ради денег, а хотят самореализации — личностной и творческой — в новых проектах».

Офис для «игреков»

Фото: Олег Сердечников

Особый вкус к жизни у «игреков» констатирует Алексей Чепурных: «Они отказываются заниматься тем, что им не нравится. Раньше подобное осуждали: ценностью считались упорство и целеустремленность. Но “игреки” за интересную задачу готовы согласиться на меньшую заработную плату. Они хотят развиваться и могут превращать работу в личную жизнь».

Вкус к жизни у этого поколения сопровождается позитивным отношением к ней. Так, Катя, ивент-менеджер интернет-магазина Enter, объясняет выбор такого занятия тем, что может совмещать работу и праздник: «Мне нравится дарить людям эмоции. Человека гнетет, когда ему говорят: нужно, ты должен. Когда люди чего-то не хотят, но делают, я не понимаю этого. Зачем делать то, что тебе не нравится, если в результате ты угрюм и невесел?»

А смысл?

Многие шаги работодателей, формирующих привязанность «игреков» к компании, просты и технологичны. В PwC около года назад в ответ на запрос «игреков» к гибкости в работе разрешили сотрудникам работать из дома, пользуясь милыми сердцу гаджетами и мобильными технологиями, но только раз в неделю и по согласованию с руководителем. В СКБ «Контур» отмечают, что перед «игреками» нужно ставить интересные задачи с конкретными целями, обеспечивать максимально возможную свободу в выборе задачи и быстро давать обратную связь, поскольку в соцсетях они привыкли к моментальной реакции.

Обязательным атрибутом в компаниях, корректирующих свою внутреннюю культуру под «игреков», называют внутренние соцсети, где человек может поделиться своими проблемами и радостями; «игровые» комнаты, где можно лепить, танцевать, заниматься настольным теннисом или йогой; «внеклассные занятия» вроде «Дня новичка» или игры «Что? Где? Когда?».

Эти меры находят отклик. «Здесь есть возможность проявить то, что у тебя в душе, — говорит ивент-менеджер Катя, оценивая компанию Enter. — Люди все открыты. Например, мы каждую неделю проводим тематические пятницы. А когда я пришла сюда устраиваться на работу, была гавайская пятница. Меня повели знакомиться с директором департамента корпоративного развития, он был одет в гавайскую рубашку, и у него была такая чудная прическа — это и сейчас его визитная карточка. В тот момент я поняла, что пришла в офис, который мне близок и интересен. Для меня важно, что здесь нет единого корпоративного стиля в одежде, мы ходим в том, в чем нам удобно. Ведь одежда — это тоже проявление человеческой сущности. В Москва-Сити, думаю, все по-другому. Там мне было бы трудно».

Однако все эти эффектные механизмы не затрагивают действительно серьезную проблему многих «игреков», которую Светлана Емельянова обозначила как неспособность улавливать смыслы: «Даже у лучших из них, набранных из лучших вузов, какое-то интересное отношение к собственной компетентности: я считаю себя образованным, потому что много книжек прочитал. Широта знаний у них есть, а глубины понимания смыслов нет, и, главное, им не хочется ее обретать. И с ними невозможно об этом говорить. Рефлексии нет».

В PwC этот феномен назвали английским термином quick view: «У нас был стажер, очень талантливый молодой человек, но, проработав около трех месяцев, он сказал: я все понял, я всему научился, спасибо, я пошел дальше. Мы показывали ему горизонты, до которых еще учиться и учиться, но он сказал: нет, мне больше не нужно».

Об этом же свидетельствуют и наблюдения Сергея Бекренева: «Скорость добывания информации у них — один клик. Поэтому они не видят смысла в том, чтобы хранить что-то в голове и заниматься системным анализом: доступ к информации есть всегда. Но невозможно же перелопатить все хранящееся в интернете. Тем более что не всегда там приводятся достоверные данные. Но они, натыкаясь на какие-то вещи, слепо этому доверяют и не проводят глубокого анализа».

«Временами с ними очень тяжело, — продолжает Бекренев. — Свобода мысли, знание законов и постоянные столкновения по роду занятий с недостатками, которых действительно много. И при этом полное непонимание жизни и бизнеса. В коллективе начинается брожение, и их куда-то несет. Это страшно: они думают, что смогут сделать лучше, но на самом деле просто разрушат, как атомный взрыв, все вокруг».

Единственное, что может спасти компанию от атомного взрыва, — институт наставничества. Большинство собеседников «Эксперта» отмечают, что молодые, несмотря ни на что, очень ценят, когда кто-то заинтересованно, детально, в личном общении разбирает и обсуждает их работу. И их можно, например, постараться убедить, как это делает Сергей Бекренев, что их личное стремление улучшить мир и цели бизнеса не противоречат друг другу: «Им говоришь: “Ребята, подождите, мы же юристы, мы помогаем людям. Но из воздуха основа того, что мы делаем, то есть деньги для ведения и развития компании, не появится. Поэтому не кидайтесь в политику с головой”. Они успокаиваются, возвращаются. Потому что видят вокруг себя людей, получающих удовольствие от помощи другим и видящих смысл жизни в этом. Им тогда можно втолковать: оттого, что они сыплют цитатами, пользы в жизни не будет, пока они не поймут, как в реальности проекты доводятся до конца. Моя задача — дать им почувствовать вкус не то что крови, но заработанных денег. Чтобы они реально почувствовали, что такое результат».

Созидательное разрушение

Александр Ивантер

Многие города-заводы, образцы советской индустриализации, переживают непростые времена. Новая индустриализация будет уже существенно иной — компактной, дисперсной, ориентированной на бизнес. Главное, чтобы она состоялась

Управление экскаватором-разрушителем Komatsu PC-750 требует филигранного мастерства

Фото: Андрей Порубов

Сорокаметровая стрела экскаватора плавно хватает гидроножницами бурую от ржавчины ферму второго этажа полуразрушенного цеха. Едва уловимое движение «клешни» — и сразу несколько внушительных металлоконструкций, складываясь, как карточный домик, летят со скрежетом вниз, поднимая облако снежной пыли. «Комацу», как краб, пятится чуть назад и вбок, снова протягивает свою клешню, и через несколько секунд трюк повторяется. Уже два цеха снесены полностью, груды металла режутся на земле сваркой и вывозятся непрерывно снующими туда-сюда самосвалами.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

В этой анатомичке под открытым небом идет разделка трупа БАЗа-2, второй глиноземной площадки Богословского алюминиевого завода, что рядом с городом Краснотурьинском на севере Свердловской области. Почти готовая к запуску вторая очередь завода по причинам, которые нам доподлинно выяснить так и не удалось, в середине 1970-х была законсервирована и вот теперь бесславно стирается с лица земли.

Поджарый, подвижный, чуть сутулый мужчина присматривает за процессом. Это Евгений Липухин , технический директор местного филиала компании «Энергетические проекты», якорного инвестора индустриального парка «Богословский». Именно здесь, на расчищенной от БАЗа-2 площадке, парк должен к 2015 году начать работу, и, по замыслу его создателей, город постепенно перестанет зависеть от единственного некогда процветавшего предприятия. Цепкий, внимательный взгляд из-под стильных очков практически не выдает эмоций. «И каково вам смотреть на эти руины, вы же ветеран БАЗа?» — не удерживаюсь я от лирического вопроса. «Я рванул сюда в шестьдесят девятом по комсомольской путевке, сразу после свердловского УПИ. Мы как раз строили эту вторую площадку... — голос Липухина срывается, он сжимает скулы, делает рубящий жест рукой. Но через мгновение берет себя в руки: — Хорошо вот, что жилой район новый, красавец Заречный успели тогда построить. Он еще долго верой и правдой послужит людям. Я сам там живу».

Еще через секунду Липухин убегает, устраивая разнос в мобильник: «...Сто шестой разгружайте, пустого на весы, потом загружайте снова. Никаких прикидок не будет, действуйте, как я сказал, в следующий раз не будете нарушать порядок». Похоже, не все рабочие питерской компании «КрашМаш», нанятой на демонтаж площадки, столь безупречны, как их экскаваторщики. Тем не менее Липухин уверен, что зачистка территории будет закончена по графику, к концу мая. К тому же заказчик не платит «КрашМашу» ни копейки — исполнитель покрывает свои расходы выручкой от сданного в утиль металла.

Но это лишь первый и не самый сложный кусок того пазла, который надо будет сложить, чтобы проекты ИП вышли на планируемые обороты и обеспечили хотя бы близкие к записанным в бизнес-плане 1100 постоянных рабочих мест к концу 2016 года. Одни расходы на внешнюю инфраструктуру парка, включая водовод и собственную газовую котельную, тянут на 1,8 млрд рублей. Есть риски и у каждого из проектов компаний-резидентов, правда, по мнению ВЭБа, поддержавшего крупнейший из них, вполне управляемые.

Запуск парка и новое, диверсифицированное промышленное будущее Краснотурьинска кажутся все же менее невероятными, чем сборка и запуск эвакуированных в начале войны в тайгу, на окраину рудного поселка, алюминиевых мощностей. Первую плавку крылатого металла завод дал 9 мая 1945-го. Тогда получилось. Мобилизационная экономика, инстинкт выживания, неимоверные усилия людей, готовых умереть, но дать алюминий фронту.

Какова мотивация сейчас? Только деньги? Похоже, нет. Все участники процесса полны решимости спасти город от увядания. И за него действительно стоит побороться.

Уральский Ленинград

Проходная БАЗа увешана русаловскими агитками «Пять причин ехать на БоАЗ» — Богучанский алюминиевый завод в Красноярском крае, современное, «с иголочки», мощное предприятие, запуск которого планируется в ближайшие месяцы. Пятая причина звучит забавно: «Вы будете жить в тайге! Даже поселок металлургов Богучанского завода называется “Таежный”. Свежий воздух, рыбалка, охота». Ей богу, очень прикольно читать — как будто в окрестностях Краснотурьинска тайги-рыбалки-охоты нет. Только вместо строящегося необжитого поселка в Восточной Сибири здесь есть уютный, ухоженный город, с прекрасной планировкой Ленгорпроекта 1947 года. Центр просто шикарный, турьинцы недаром именуют свой город уральским Ленинградом, новые районы (Заречный и еще новее) тоже хороши. Свидетельствую: там действительно приятно находиться. Аура очень хорошая. Купола восстановленного десять лет назад храма Максима Исповедника видны почти отовсюду. Теплая, намоленная церковь, не дежурно-парадный новодел. Деньги на восстановление дал СУАЛ, прежний хозяин завода. К компании и ее главе Виктору Вексельбергу персонально в городе и на заводе до сих пор очень уважительное отношение.

Центральная площадь Краснотурьинска величественна и просторна

Фото: Андрей Порубов

Может похвастаться Краснотурьинск (кстати, это родина изобретателя радио Александра Попова ) филиалами УрФУ и других екатеринбургских вузов, индустриальным и медицинским колледжами. Работают две музыкальные и художественная школы, хореографическое училище, театр кукол, областная больница, куда везут лечиться тяжелых больных со всей округи, несколько стадионов, бассейнов и прекрасных ледовых площадок. Что и говорить, социалка, завидная для многих областных центров, не то что для 65-тысячного города, затерянного в уральской тайге.

Весьма пристойно выглядит и здешняя публика. Правда, в лица приятнее заглядывать тем, кому за сорок пять, то есть прожившим с городом-заводом его лучшие времена. Тридцати-сорокалетние тоже еще ничего, только печать безнадеги гораздо отчетливее. Молодежь, честно сказать, не слишком приятная. Не то чтобы агрессивная гопота — и на том уже большое спасибо! — но видно, что без царя в голове, с основательно сбитыми жизненными ориентирами. Тут и там на фасадах домов мелькают трафаретные граффити «Не будь мразью — хорош бухать!» Кого уговаривают? Себя?

Транспортная доступность города невысока. Прямое железнодорожное сообщение с Екатеринбургом приказало долго жить несколько лет назад, а на перекладных через Серов займет часов одиннадцать чистого, без пересадок и ожиданий, времени. Автобусная альтернатива — шесть часов пути с одной закусочно-зеленой стоянкой — выглядит предпочтительнее, но все равно закрывает любые немаргинальные варианты «маятниковой» работы в областном центре. Возможно, удаленность поспособствовала и тому, что пока процессы сжатия и обезлюдения Краснотурьинск почти не коснулись. «Если у нас в 2000 году было семьдесят тысяч населения, то сейчас шестьдесят четыре с половиной осталось. За последний год из города уехало всего двести человек», — говорит Александр Устинов , глава городского округа.

Городская молодежь занимается аутотренингом

Фото: Александр Ивантер

Сильно диссонируют с социальной средой города, увы, его экологические кондиции. Главный загрязнитель воздуха — Богословская ТЭЦ, которая топится низкокачественным волчанским углем, что добывается в городке по соседству. Его зольность 50%, фактически это земля, чтобы сжечь ее, приходится вдувать в котлы газ. Результат — сплошной слой серой пыли, покрывающий город и уже через пару часов расправляющийся даже с обильным свежим снегом.

От «волчанки» мигом не избавишься — хороший привозной уголь дороже не только сам по себе, но и за счет накладных расходов: требуется переналадка, а то и замена «заточенных» на привычный уголь котлов на ТЭЦ, да и восемь сотен рабочих мест на волчанских шахтах просто взять и закрыть рука не поднимется.

Специфический химический запашок от БАЗа в городе едва слышен. Самое вредное электролизное производство уже совсем и теперь, кажется, навсегда закрыто. Электролизников со стажем выдают лишь черные круги под глазами, на манер дамской макияжной подводки: аш-фтор за годы работы у ванн намертво въелся в кожу.

Управляемое сжатие

Проблемы у БАЗа начались не вчера. Эффективная эксплуатация электролизного производства здесь была возможна только в условиях высоких цен на алюминий, которые держались до 2009 года. В кризис цены грохнулись чуть ли не втрое, и производство алюминия на заводе было сокращено почти на треть, а в 2011 году, после очередной полугодовой коррекции цен на LME, начался демонтаж ранее законсервированных электролизеров старых серий, и пошли разговоры о возможности консервации последней, самой мощной и чуть более современной шестой серии электролиза (подробнее см. «Завод, который нужен только рабочим», «Эксперт» № 36 за 2012 год). Город взорвался митингами, к проблемам завода было привлечено внимание федеральных властей. В сентябре 2012 года между ОК «Русал», администрацией области, руководством и профсоюзом завода было заключено четырехстороннее соглашение, ставшее последней попыткой сохранения полной технологической цепочки БАЗа. Компания гарантировала сохранение производства алюминия на шестой серии на уровне достигнутых объемов в обмен на предоставление льготного тарифа на электроэнергию в размере трех центов за киловатт-час в течение 2013–2014 годов. Компания также подписалась под гарантиями несокращения сотрудников БАЗа и брала на себя подробно прописанные обязательства по компенсационным выплатам и выходным пособиям работникам, согласным на переезд для работы на других предприятиях «Русала». Компании было поручено подготовить инвестиционную заявку в ВЭБ на привлечение кредита под проект модернизации литейного производства с целью увеличения выпуска порошков и сплавов из алюминия.

Генеральный директор БАЗа Владислав Казачков: «Сохранение электролизного производства было экономически неоправданным: каждая тонна алюминия, даже при льготном электричестве, давала нам не менее 400 долларов убытка»

Фото: Андрей Порубов

Однако спасти шестую серию все же не удалось. Биржевые цены на металл ушли под 1800 долларов за тонну, и в марте прошлого года совет директоров ОК «Русал» принял стратегическое решение сократить выпуск алюминия на 7% (300 тыс. тонн), «чтобы сохранить конкурентоспособность в условиях высоких тарифов на электроэнергию и низких мировых цен на металл». Естественно, первыми под удар попали заводы с самой высокой себестоимостью — в Надвоицах, Кандалакше, Волхове, Волгограде, Каменск-Уральске и Краснотурьинске. По факту снижение в 2013 году оказалось даже более значительным. Как проинформировал нас замгендиректора ОК «Русал» Олег Вайтман , оно составило 325 тыс. тонн (из них «вклад» БАЗа — порядка 60 тыс. тонн), а в 2014 году эффект от сокращения производства по сравнению с 2012 годом достигнет 647 тыс. тонн. «Кроме того, мы несколько придерживаем запуск Богучанского алюминиевого завода, он будет запущен во втором полугодии 2014 года, хотя технологически мы могли бы сделать это гораздо раньше», — сообщил г-н Вайтман.

Я посетил шестую серию БАЗа 2 декабря прошлого года, в последний день ее работы. Гендиректор завода Владислав Казачков говорит о ней без особого сожаления: «Шестая серия электролизного производства на заводе хотя и была значительно более мощной (с точки зрения единичной мощности) по сравнению с ранее остановленным электролизным производством на первой площадке, но представляет собой ту же самую технологию самообжигающихся анодов с боковым токоподводом. Это технология первой половины прошлого века, она экономически неэффективна и экологически небезопасна. Хотя там и установлена сухая газоочистка, вероятность вредных выбросов сохранялась. Сегодня наиболее современные и эффективные электролизеры работают с силой тока 400 килоампер, а у нас на шестой серии максимальная сила тока была 90 килоампер. В результате энергоемкость электролиза была чрезвычайно высокой: мы расходовали 15 950 киловатт-часов на тонну алюминия, тогда как на более современных сибирских алюминиевых заводах “Русала” этот показатель составляет в среднем 14 000».

Последний день работы шестой серии электролиза на БАЗе

Фото: Андрей Порубов

«В рыночной экономике БАЗ долгое время выручала высокая конъюнктура мирового рынка — цена на алюминий доходила до 3000 долларов за тонну при тогдашней себестоимости 1200, — расписывает бесстрастную калькуляцию гендиректор. — Нынешняя же наша себестоимость — 2600–2700 долларов за тонну металла. Даже с учетом специальной цены на электроэнергию, которую шестая серия БАЗа получала с 1 января 2013 года (это 0,97 рубля, или примерно три цента за киловатт-час), себестоимость первичного алюминия на заводе не опускалась ниже 2100–2200 долларов за тонну. Тогда как цена на алюминий на Лондонской бирже уже давно провалилась ниже 1800 долларов за тонну. Таким образом, сохранение электролизного производства на БАЗе было экономически неоправданным: каждая тонна алюминия, даже при льготном электричестве, давала нам не менее 400 долларов убытка». Однако глиноземное производство на БАЗе будет сохранено. В 2013 году здесь выпущено более 900 тыс. тонн глинозема, львиная доля которого отгружена на сибирские заводы «Русала». В августе завод наконец приобрел Богословскую ТЭЦ, за которую шел долгий торг с бывшим владельцем — КЭС-холдингом Вексельберга. В результате завод теперь имеет возможность получать тепло, так называемый острый пар — важнейший ресурс при производстве глинозема, по себестоимости, а не по регулируемым РЭК тарифам. Кроме того, «Русал» осуществил значительные инвестиции в расширение ресурсной базы — добычу бокситов в Североуральске, в 60 километрах на север от Краснотурьинска.

После остановки электролизного производства будет высвобождено порядка 400 человек (для сравнения: осенью прошлого года в городе было зарегистрировано 979 безработных), при этом на самом БАЗе есть 200 вакансий, в том числе в глиноземном производстве — 150. Еще около 350 вакансий имеется на предприятиях «Русала» и «Базэла» в других городах, хотя пока решившихся на переезд единицы, несмотря на все «подъемные». Так что «за периметром» завода многие электролизники все же окажутся. Найти работу по специальности в самом городе невозможно, да и уровень зарплат в Краснотурьинске за воротами БАЗа существенно ниже. Если средняя зарплата на электролизном производстве завода в минувшем году составляла 35,6 тыс. рублей, то «цена» имеющихся в городском центре занятости рабочих вакансий существенно ниже: машинист автокрана — 20 тыс., водитель автобуса — 18, тракторист и электрогазосварщик — 15, слесарь-ремонтник — 12–13, грузчик — 10, дворник — 7. Да и внутри завода электролизники были «белой костью» — на глиноземном производстве зарплата заметно меньше (29,2 тыс. рублей в месяц в 2013 году).

Тем не менее острого недовольства на заводе и в городе сейчас не чувствуется. Шок от остановки первых электролизных ванн два с лишним года назад был гораздо сильнее. Возможно, народ уже внутренне был к этому готов, возможно, сказались щедроты высвобождаемым. «Выплаты и компенсации, которые сегодня предоставляются работникам электролиза, превышают положенные по законодательству, — говорит Владислав Казачков. — По результатам встречи с коллективом мы приняли решение остановить шестую серию электролиза не 25-го, а 3 декабря, с тем чтобы минимизировать убытки и за счет этого довести предельный размер единовременной компенсации высвобождаемым сотрудникам с семи окладов до десяти окладов».

В заводском музее, съежившемся до одного не слишком просторного зала, посетителей встретишь не часто. Хранительница музея Людмила Петрушкина , ветеран БАЗа, пожилая женщина со строгими грустными глазами, была удивлена гостю и с плохо скрываемой ностальгией поведала об основных вехах истории завода: «В шестидесятые годы завод был одним из лучших в стране. К нам на практику и повышение квалификации приезжали отовсюду. А культурная, спортивная жизнь какая была в коллективе! Сейчас молодежь только усмехается, а мы ведь действительно шли на работу как на праздник». Я советую не падать духом, рассказываю что-то жизнеутверждающее о будущем индустриальном парке. Людмила Федоровна смотрит на меня, как на шпиона, недоверчивым взглядом и лишь вздыхает в ответ.

Прекрасное далеко

Гораздо больше энтузиазма у организаторов парка. «Управляющая компания индустриального парка зарегистрирована в декабре и имеет троих учредителей, — рассказывает глава города Александр Устинов. — “Русал” входит земельным участком 86 гектаров, свободным от юридических обременений. Правительство входит средствами федерального и областного бюджетов на строительство внешних сетей инфраструктуры на общую сумму 1,44 миллиарда рублей. И якорный инвестор, компания “Энергетические проекты”, входит затратами на сооружение внутренних сетей. Мы на несколько лет обеспечиваем льготы по налогу на имущество и налогу на прибыль в части, поступающей в областной бюджет. Ситуация с земельным налогом пока неясна, так как непонятно, будут ли предоставляться резидентам парка земельные участки в собственность или на условиях аренды».

В совет директоров УК вошли не только представители трех учредителей парка, но и независимые директора, имеющие опыт управления подобными проектами в США и Ирландии.

Глава городского округа Краснотурьинский Александр Устинов: «Моя главная задача сегодня — обеспечить запуск индустриального парка “Богословский”, стать локомотивом в решении этого вопроса, бить и продвигать его. Другого варианта нет»

Фото: Андрей Порубов

Бюджетные деньги пока в парк не пошли. «Тендер на проектирование внешних сетей должен был быть объявлен в декабре, в марте нужно будет сдать всю документацию в Минфин, значит, первые платежи должны быть в июне-июле, — пояснил “кухню” процесса г-н Вайтман из “Русала”. — Экономическая и финансовая схема запуска индустриального парка “Богословский” собрана. Конечно, случаются форс-мажоры, но вряд ли в данном случае что-то отменится. На всех совещаниях по моногородам, в которых мне приходится участвовать, Краснотурьинск звучит как пример эффективного взаимодействия собственников завода, профсоюзов, федеральных, местных властей и новых промышленных инвесторов. Серьезную поддержку оказывает правительственная группа по моногородам, помощник президента Андрей Белоусов был в Краснотурьинске и уделяет проекту должное внимание — одним словом, я оптимистично смотрю на будущее парка».

Любопытно, какую же «начинку» парку готовят якорные инвесторы. Вот что рассказал нам гендиректор ЗАО «Энергетические проекты» Александр Севостьянов : «В России отсутствует массовое производство алюминиевых деталей. Все, что производится, — это небольшие партии в литейных цехах при больших заводах или опытных цехах некоторых НИИ. При этом все производство, как правило, осуществляется малыми партиями, с невысоким уровнем автоматизации. Мы же затеваем проект массового производства деталей для автомобилей из алюминиевых сплавов методом штамповки и литья с применением современных роботизированных линий, только первая очередь линии штамповки предполагает использование 46 роботов. Традициями и компетенциями такого производства мы не располагаем, поэтому привлекли в проект чешских партнеров, компанию Alcan Strojmetal, которая работает на европейском рынке автокомпонентов уже более двадцати лет и за это время заслужила реноме качественных и надежных поставщиков у крупнейших автоконцернов. Технологические партнеры отвечают за поставку и наладку оборудования, обучение персонала. Чехи под своей гарантией качества позволят нам выйти на рынок и показать, что завод существует и выпускает продукцию мирового уровня. Мы сертифицируемся сначала в Европе, а оттуда уже выйдем на российский рынок».

Бюджет проекта — 80 млн евро. Принципиально согласован вопрос о привлечении финансирования от Внешэкономбанка — речь идет о кредите на 10–15 лет. Пока кредитный комитет ВЭБа компания еще не прошла, поэтому на данном этапе инвестирует в проект собственные средства.

Мне кажется чрезвычайно экзотическим выбор площадки для проекта в далеком Краснотурьинске, да еще на браунфилд-площадке, доводка которой требует заметных вложений времени и средств. Севостьянов объяснил резоны компании: «Во-первых, наша компания уже имеет работающие проекты на Урале — в Челябинской области и в одном из соседних моногородов Свердловской области, так что новый проект удачно вписывается в данный региональный куст проектов. Во-вторых, более чем за год, потраченный на подготовку и начало реализации проекта создания парка, у нас сложилось мнение, что федеральная, областная, местная администрации и “Русал” работают над организацией Богословского индустриального парка достаточно сплоченно. В нашей работе мы часто сталкиваемся с госорганами, и это редкий случай столь активной, неравнодушной позиции. Особенно приятно отметить работу рабочей группы по моногородам, которая активно участвует в развитии проекта и зачастую выступает по отношению к нам как служба “одного окна”, принимая на себя решение сложных вопросов, находящихся на стыке ответственности различных госорганов. Наконец, важнейший фактор — наличие квалифицированных кадров трудовых профессий. Это кадры с опытом и желанием работать на заводе, на промышленном производстве. По своему опыту могу сказать, что даже в миллионном Челябинске ситуация с кадрами рабочих профессий острее, чем сейчас в Краснотурьинске».

Первоначально планировалось брать исходный алюминий с БАЗа, теперь же придется возить его с красноярского завода «Русала». Еще один потенциальный вариант — алюминиевый завод в казахстанском Павлодаре. Но даже такая, казалось бы, «кривая» логистика не смущает бизнесменов. «Краснотурьинск логистически примерно посередине между поставщиками сырья и нашими потенциальными потребителями — сборочными автозаводами в европейской части страны», — говорит Севостьянов. «Нынешняя структура глобального рынка алюминия и изделий из него такова, что маржа производителей снизилась очень сильно, а у многих компаний в части производств ушла вообще в отрицательную область. В то же время маржа бизнесов по производству алюминиевых изделий значительно выросла, — размышляет Владислав Казачков. — Дело в том, что цена этих изделий не скорректировалась вниз вслед за ценой металла, а осталась на том же уровне или даже выросла. То есть маржа ушла переработчику. Именно поэтому я считаю, что проект производства алюминиевых деталей для автомобилей, который якорный инвестор Богословского индустриального парка планирует развивать на этой площадке, имеет шансы на успех. Даже в условиях, когда им придется завозить металл с других заводов».

Внушительных размеров декомпозеры БАЗа видны почти из всех точек города. Глиноземное производство завода мощностью порядка 1 млн тонн в год сохранится

Фото: Андрей Порубов

Второй проект, который якорный инвестор планирует запустить на площадке индустриального парка, связан с извлечением редкого металла скандия, концентрата редкоземельного металла и ряда металлургических продуктов из отходов глиноземного производства БАЗа. «Этот проект имеет примерно в десять раз меньшую смету, нежели штамповочный, и не потребует внешнего финансирования. Проект высокомаржинальный, — рассказывает Александр Севостьянов. — У нас есть соглашение о гарантированном сбыте с покупателем скандия. Это крупнейший в мире производитель твердооксидных топливных элементов американская компания Bloom Energy. Они готовы покупать у нас все десять тонн скандия ежегодно по фиксированным ценам. Второй крупный потенциальный потребитель — корпорация ТВЭЛ, мы с ними тоже плотно работаем».

Севостьянов признает, что отлаженной промышленной технологией получения скандия в настоящее время компания не располагает: «Наш проектный отдел пока что в лабораторных условиях отрабатывает три различные технологии. В лаборатории уже подтверждена экономическая эффективность, теперь стоит задача масштабировать производство до промышленных объемов. В гидрометаллургии принято масштабировать в десять раз. Мы договорились с БАЗом, чтобы он нам выделил небольшой цех, полторы тысячи метров, под опытно-промышленную установку. Пилотное производство разместим там, чтобы не дожидаться готовности площадки индустриального парка».

В оба свои проекта компания уже инвестировала более 100 млн рублей.

«Фильтры» для захода резидентов в парк, конечно, есть. Прежде всего это промышленный парк, и каким-нибудь кондитерским или медицинским предприятиям здесь делать нечего. Кроме того, есть ограничения по масштабу. Построить здесь предприятие, которому требуются сотни гектаров, нельзя, потому что общая площадь парка 86 гектаров.

Наконец, будет налажена экспертиза входящих бизнес-проектов. «В дополнение почти к десяти небольшим резидентам парка уже есть несколько крупных резидентов помимо нас, — хвастается Александр Севостьянов. — Один из них — это группа “Митал” из Новосибирской области, занимающаяся производством стиральных порошков. В качестве сырья они будут использовать отходы глиноземного производства БАЗа. У компании очень высокая стадия готовности, уже сейчас они приступают к размещению первой очереди на пустующих площадях БАЗа, не дожидаясь запуска парка. В числе других — крупнейший в Европе производитель нагревательного оборудования и производитель бурильных труб из Техаса».

Организаторы парка отдают себе отчет в том, что через год-другой, когда их проекты заработают на полную мощь, они столкнутся с нехваткой рабочих рук. Людей нужной квалификации точно не будет, здесь потенциал выходцев с БАЗа вряд ли пригодится, да они могут и уехать из города к тому времени или уйти из «большой промышленности». Поэтому уже сейчас «Энергетические проекты» ведут переговоры с краснотурьинскими учебными заведениями об открытии специальностей по профилю их будущих производств, чтобы готовить молодых людей и переучивать базовцев для работы у них. Это будет новая генерация уральских рабочих.

Ручная сборка

Краснотурьинск — один из примеров неплохо стартующей постепенной диверсификации моногорода, где удачно сплелись частная бизнес-инициатива и ручное управление государства. Этим кейсом дорожит Ирина Макиева , зампред ВЭБа, глава правительственной рабочей группы по модернизации моногородов. Именно Макиевой удалось усадить за стол переговоров областные и местные власти, собственника БАЗа —  непростого переговорщика Олега Дерипаску и якорных инвесторов и помочь им достичь решения о создании парка.

В 2012 году рабочая группа провела тщательный мониторинг моногородов, включенных в официальный перечень Минрегиона. В последней версии списка 342 монопрофильных муниципальных образования с общей численностью постоянного населения 15,5 млн человек. «Мы разбили весь массив моногородов на три категории по принципу светофора: “красная”, “желтая”, “зеленая”, — рассказывает Ирина Макиева. — В основе два критерия: темпы и перспективы падения уровня производства и средний уровень безработицы. В “красной”, самой сложной зоне оказалось 57 городов. “Красная” зона означает падение объема промышленного производства на предприятии более чем на 2 процента и средний уровень безработицы выше среднероссийского на 2,2 процента. Показатели связаны как с планами собственника, так и с ситуацией в отрасли. В основном нас тревожат “металлургические”, “бумажные”, “угольные” города. С представителями исполнительной власти всех этих городов мы работаем в плотном контакте: проводим обсуждение и экспертизу комплексных инвестиционных планов (КИПов) их поселений, вместе думаем над какими-то альтернативными проектами. Иными словами, ведем с ними работу в ручном режиме, и поэтому набор мер для каждого моногорода индивидуален. Кроме того, за пределами официального списка Минрегиона оказались города, в которых градообразующие предприятия были остановлены два-три года назад, в кризис или еще раньше, но люди там остались. Такие поселения требуют особого внимания и выработки особых подходов».

В прошлом году группа Макиевой спустилась на микроуровень. Она собрала и систематизировала информацию о существующих в моногородах промышленных площадках. Для того чтобы определить готовность площадок к размещению на них производств, была разработана система их оценки по таким критериям, как качество предоставленной информации, готовность администрации (региона, моногорода, площадки) к взаимодействию с потенциальными инвесторами и резидентами, готовность инфраструктуры, наличие явных преференций. Из 435 паспортов площадок были отобраны 142 из 60 моногородов России. Эти паспорта наиболее хорошо подготовлены, дают полную и объективную картину для потенциального инвестора.

Но даже этот массив площадок содержательно неоднороден. Только 15 из них имеют развитую жизнеспособную инфраструктуру, не требующую дополнительных вложений и готовую к работе с инвесторами в режиме «сегодня». На шести площадках строится инфраструктура. Следующие сто площадок — это свободные земельные участки, потенциально пригодные для размещения производства. Наконец, «хвост» из 21 площадки — это пустующие или недостроенные производственные объекты, требующие капитальных вложений на реконструкцию и строительство дополнительных коммуникаций, а также на капитальный ремонт или демонтаж объектов производственной недвижимости. Именно к последней категории относится площадка Богословского индустриального парка.

«Наиболее привлекательны промплощадки и промпарки, которые располагаются в моногородах Республики Татарстан, — считает Ирина Макиева. — Интересные площадки есть в Тутаеве Ярославской области. В Новоалтайске есть первоклассная площадка. В Кемеровской области очень перспективные площадки в двух моногородах — Ленинске-Кузнецком и Юрге. Мы, как институт развития, видим свою роль в оказании помощи администрациям регионов для реализации потенциала промышленных площадок в моногородах в части поиска потенциальных инвесторов и экспертизы их проектов, а также организации цепочек взаимосвязанных производств на площадках. И уже есть результаты этой работы. При нашем содействии словацкий инвестор будет на площадке Тутаевского моторного завода собирать оборудование для модульных котельных, а в дальнейшем планирует организовать там производство полного цикла».

Итак, налицо существенный прогресс в госполитике по отношению к моногородам. Ведь в кризисные годы системности в этой деятельности не прослеживалось. «Сначала подход к комплексным инвестиционным планам развития моногородов в правительстве был довольно своеобразным, — вспоминает Сергей Ламанов , руководитель группы проектов ЦСР “Регион”. — Интересовали только те КИПы, которые содержали проработанные планы индустриальной диверсификации города. Ни о каких альтернативных видах бизнеса или туристском потенциале никто не хотел ничего слышать. Обозначалось желание поддержать только те моногорода, где ситуация была еще более или менее приемлемой. Оглядываясь назад, можно сказать, что даже счастливчики, которые получили тогда федеральную помощь, реализовали свои КИПы очень слабо. Например, из пяти заявленных проектов реализованы один или два».

«На сегодняшний день ВЭБом организована качественная, системная экспертиза проектов по развитию моногородов, — считает Вадим Гераскин , заместитель генерального директора компании “Базовый элемент”. — Однако существующий подход в значительной степени оставляет за скобками вопросы поддержания, уже не говоря о развитии социальной среды моногородов, и не способен в принципе предложить какое-то решение для тех городов, где ни профильное, ни альтернативное индустриальное развитие невозможно».

«Базэл» решил преодолеть эти недостатки, затеяв в прошлом году собственное масштабное исследование 18 моно- и малых городов. Работа сочетала дистанционный анализ социально-экономической статистики развития городов и градообразующих предприятий и полевую составляющую — более 300 углубленных интервью с руководителями градообразующих предприятий, представителями городских и региональных органов власти, профсоюзов, общественных организаций. Целью работы было выделить качественно различные типы моногородов, определить возможные сценарии их развития, наиболее разумные типы корпоративной и государственной политики в их отношении. В частности, была проанализирована модель управляемого сжатия города как альтернативы его ликвидации в случае, когда планируется закрытие градообразующего предприятия. Другой сценарий — стабильное развитие моногорода, не связанное с его индустриальной диверсификацией. Здесь, по мнению «Базэла», наиболее приемлема политика «малых дел» — точечных проектов по поддержанию и развитию социальной среды города.

«Стандартных рецептов нет, — соглашается Наталья Зубаревич , директор региональной программы Независимого института социальной политики. — Крупные моногорода металлургии с большими и модернизированными заводами типа Магнитки или “Северстали” будут жить, я здесь проблем не вижу. Да, им сейчас тяжело, но просто надо пересидеть плохую конъюнктуру, ведь отрасль очень волатильна. А вот небольшие старые заводы в средних городах вроде Златоуста или Верхнего Уфалея фактически обречены, будем честны перед собой. Каждый кризис приближает момент их окончательного закрытия. Но города не умрут, а только сожмутся, теряя индустриальную функцию. Это уже происходит с городками текстильного пояса в Центральной России, а также в моногородах со старыми и неконкурентоспособными предприятиями машиностроения. Там, где градообразующие предприятия не имеют долгосрочных перспектив, нельзя спешить с оптимизацией бюджетного сектора, который поддерживает и занятость, и хоть какое-то качество социальной среды».

Краснотурьинск—Москва

Кризису быть, ждем

Павел Быков

Основные тенденции развития главных экономик мира свидетельствуют, что новый этап глобального экономического кризиса неизбежен

Новый этап глобального экономического кризиса неизбежен

Фото: picvario.com

В 2014 год мировая экономика вошла, хоть и не оправившись полностью от финансового кризиса и продолжительной стагнации, но подавая первые признаки выздоровления. По крайней мере, если брать в расчет официальную риторику.

В самом деле, ФРС США начала плавно сокращать объем эмиссии в рамках программы QE-3, которая теперь будет на 10 млрд долларов в месяц меньше (75 млрд, а не 85). Состояние рынка труда, который назначен основным индикатором ситуации в американской экономике, вселило в руководство ФРС уверенность. В Евросоюзе поступающая новая статистика подается исключительно как свидетельство эффективности принятых ранее мер жесткой экономии и начала возвращения к росту. И даже объявлен главный пример такого успешного «лечения» — Ирландия, которая в 2014 году переходит от займов МВФ и ЕС к займам на рынке. Пережив падение в 12% ВВП, уже к 2017 году она должна превысить докризисный уровень. Наконец, Китай, где темпы прироста ВВП в 2012 году опустились ниже считавшихся критическими 8%, во второй половине 2013-го вроде как ускорился и по итогам года должен несколько превзойти этот уровень. А передача власти новому поколению китайских политиков, несмотря на некоторую интригу, связанную главным образом с делом Бо Силая, прошла успешно.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

В общем, кругом сплошной сдержанный оптимизм, который, однако, базируется в основном на неявном предположении, что отсутствие выраженного спада определенно означает начало роста. Между тем это совсем не так. Ведь накопленные за тридцать лет турбокапитализма (1980–2000-е) структурные перекосы в мировом хозяйстве никуда не делись. Пространство для роста не расчищено, поэтому наиболее вероятный сценарий — долгосрочная стагнация при постоянно сохраняющемся риске, что взорвется одна из бомб замедленного действия, заложенных под глобальную экономику.

Америка

Рынок труда не напрасно беспокоит Федеральный резерв. Дело не только в его политическом значении, но и в том, что негативные тенденции на рынке труда — застарелая структурная проблема. С одной стороны, на рынке доминируют корпорации — они-то, в отличие от самого этого рынка, давно восстановились и даже превысили показатели докризисного пика 2008 года (см. графики 1 и 2). С другой — несмотря на сравнительно высокий уровень безработицы (7% при считающемся комфортным уровне 4–5%), занятость населения в целом имеет долгосрочную тенденцию к снижению (см. график 3). То есть улучшение состояния компаний не транслируется в рост занятости.

Более того, по масштабам потери рабочих мест спад конца 2000-х беспрецедентен в послевоенной истории Америки. Нынешний застой на рынке труда сочетает в себе худшие черты кризиса 1948 года (по числу потерянных рабочих мест) и кризиса 2001 года (по продолжительности), превышая по обоим показателям и тот и другой. Но, пожалуй, самое неприятное, что поведение рынка труда после ипотечного кризиса в 2008 году стало очередным свидетельством того, что после окончания холодной войны каждый кризис оказывается все более затяжным. В результате спада 1990 года весь цикл падения и восстановления рынка труда занял 31 месяц, после кризиса 2001 года — 47 месяцев. А после кризиса 2008 года рынок труда так и не восстановился даже спустя почти 70 месяцев, тогда как раньше его падение и восстановление практически никогда не превышало двух лет. Налицо явное снижение способности экономики США создавать рабочие места. Причем и те, что создаются, все хуже оплачиваются: общие выплаты работникам сократились с 51,5% ВВП в 1970 году до 42,6% ВВП в 2012-м.

Периоды экономической экспансии также становятся все менее и менее продуктивными. В 1960-е за 35 кварталов непрерывного экономического роста реальный ВВП США вырос на 51,6% (в среднем 1,47% прироста в квартал), а за 31 квартал экспансии в 1980-е — на 37% (1,19% прироста в квартал). В 1990-е за 41 квартал американская экономика выросла лишь на 40,8% (чуть менее 1% прироста в квартал). А за 25 кварталов непрерывного роста в 2000-е реальный ВВП вырос всего на 17,9% (0,7% в квартал).

Подобное сочетание снижения продуктивности роста с расширением и углублением кризисов ясно говорит о нарастающей деградации экономики. Хорошие финансовые показатели корпоративного сектора базируются главным образом на высоких котировках фондового рынка — и на масштабных выкупах собственных акций. За девять лет, с 2005-го по 2013-й, только компании, входящие в индекс S&P 500, выкупали свои акции в среднем чуть меньше чем на 100 млрд долларов в квартал. То есть за указанный период на эти цели было потрачено около 3,5 трлн долларов. По данным ведущей эту статистику Birinyi Associates, в одном лишь 2007 году корпорации (все, а не только входящие в S&P 500) выкупили собственных акций на 863 млрд долларов. Но при этом, скажем, валовые частные внутренние инвестиции в 2009 году (на пике спада) опустились до 13% ВВП — это самый низкий уровень с 1945 года (для сравнения: в 1930 году было 12,4%).

Корпоративная Америка совершенно оторвалась от реальной жизни благодаря почти нулевым ставкам и 2,8 трлн долларов эмиссии. При этом удивительным образом за пять лет госдолг США вырос с 60 с небольшим до 100% ВВП. Понятно, что отчасти это наследство администрации Буша-младшего с его программой снижения налогов и войнами в Афганистане и Ираке. Однако даже если дело было бы только в этом (а приведенные выше соображения показывают, что это не так), то и тогда было бы очевидно, что Америка вышла за границы более или менее устойчивого экономического развития. В общем-то, все говорит о том, что в США надувается уже третий финансовый пузырь. И если для того, чтобы преодолеть последствия сдутия пузыря доткомов ФРС пришлось мириться с надуванием пузыря ипотечных облигаций, то для того, чтобы преодолеть последствия сдутия ипотечного пузыря, приходится мириться с надуванием пузыря госдолга.

Понятно, что, если уж совсем припрет, Соединенные Штаты напечатают столько долларов, столько захотят. Но ведь они уже печатают со страшной скоростью! И любое решение долговой проблемы (через дефолт или инфляцию) в конечном итоге все равно нанесет удар по экономике: государственные пассивы — это чьи-то активы, нельзя уничтожить одно без другого. Стратегического решения для выхода из этого положения не просматривается. Попытки запустить реиндустриализацию явных результатов пока не дали, впрочем, эффект от нее в любом случае и близко нельзя будет сравнить с рубежом XIX–XX веков или с началом послевоенного бума. Так что очередной пузырь непременно лопнет — это лишь вопрос времени.

Япония

Впрочем, в подобном положении находятся не только Соединенные Штаты. Еще хуже положение Японии — вот лидер среди наиболее развитых стран и по объему госдолга, и по сроку жизни при рекордных его значениях. В 2013 году долг центрального правительства Японии превысил 1,1 квадриллиона иен (10,5 трлн долларов), это более 200% ВВП (совокупный госдолг, по некоторым оценкам, приближается к 270%). Долг быстро растет: с середины 1990-х обязательства центрального правительства утроились. В последнее время задолженность практически полностью финансируется за счет эмиссии: баланс Банка Японии превысил уже 200% ВВП.

Удивляться тут нечему. В последние годы в японском бюджете поступления от облигационных займов превысили налоговые сборы (см. график 4). Даже в бюджет 2014 года, на который запланирован значительный рост доходной части за счет повышения налогов, все равно заложен первичный дефицит в 25%. Так что госдолг Японии и дальше будет расти — пока это будет возможно.

То, что такое положение дел не может длиться вечно, ясно подавляющему числу участников рынка и экономистов. Например, швейцарский банк Lombard Odier в своем осеннем обзоре мировой экономики охарактеризовал перспективы Японии как «неизбежный дефолт» (см. график 5). Да, пока не ясно, когда именно этот дефолт произойдет, но избежать его практически невозможно. Конечно, как указывают оптимисты, Япония уже два десятилетия живет в условиях нарастающего долгового кризиса — так почему бы ей не продолжать в том же духе и дальше?

Но есть целый ряд фундаментальных причин. Например, с 1994 года валовые инвестиции в основные фонды в Японии упали чуть менее чем вдвое, за это же время реальные текущие расходы правительства выросли в полтора раза. Понятно, что такой рост превышения финансируемого (за счет госдолга) правительством потребления над инвестициями в реальный сектор — это гарантированный путь к экономической катастрофе. Поддерживать равновесие пока удается за счет практически нулевых процентных ставок, однако даже незначительное, всего на 2% годовых, их повышение приведет к тому, что все налоговые поступления центрального правительства будут уходить на обслуживание госдолга.

Вступая на путь наращивания госдолга, Япония была мощнейшей промышленной державой, второй по размеру экономикой мира. Сегодня она уже третья — после США и Китая (а по паритету покупательной способности четвертая — после Индии). Японские корпорации уступают свои позиции на мировых рынках. О былом финансовом могуществе, когда первая десятка рейтингов FT-500 пестрела названиями японских банков, забыли уже давно. Непререкаемых ранее лидеров сектора электронных товаров Sony и Panasonic теснят Apple, Samsung и компании из Китая.

Начал резко ухудшаться торговый баланс. Если начиная с середины 1980-х торговый профицит Японии колебался в среднем от 500 млрд до 1 трлн иен в месяц (порядка 100 млрд долларов в год), то в 2012–2013 годах отмечается такой же по размеру дефицит. Первый удар нанес кризис 2008 года, но настоящим шоком стала вызванная цунами авария на АЭС в Фукусиме в марте 2011 года. Атомные электростанции по всей стране были остановлены, японцам срочно пришлось переориентироваться на импортные углеводороды. Последствия от аварии на Фукусиме будут ощущаться еще очень долго, однако дело, конечно, не только в них. Чем дальше, тем жестче японцам придется конкурировать с китайцами, причем не только на международных рынках промышленных товаров, но и за сырье. Возможности поддерживать пирамиду государственного долга будут лишь сокращаться.

Европа

Не радует и положение дел в Евросоюзе. Помимо общеизвестных проблем с безработицей и госдолгом в странах PIIGS (Португалия, Ирландия, Италия, Греция и Испания) есть еще целый набор менее известных, но от того не менее опасных проблем.

Проблема первая — европейский банковский сектор: раздутый, перегруженный некачественными активами и недокапитализированный. Так, отношение активов к капиталу у французского Credit Agricole составляет 70,4, а у немецкого Deutsche Bank — 48,5 (см. график 6). При этом если у Германии и Франции есть какие-то возможности прийти на помощь своим банкам в случае кризиса, то, скажем, у Испании и Ирландии таковых нет. Отношение депозитов еврорезидентов в банках этих стран к налоговым годовым поступлениям составляет 8,5 и 6,4 соответственно. Всего в странах PIIGS накоплено 5,5 трлн евро депозитов.

Во многом именно поэтому главы стран ЕС решили начать финансовую интеграцию с создания банковского союза (у бюджетно-налоговой интеграции никаких перспектив на ближайшие годы нет, так хотя бы прикрыть это рискованное направление). Причин для возникновения цепочки проблем у европейских банков может быть несколько. Во-первых, обострение финансовой ситуации в одной из стран PIIGS. Формально кризис там завершен, однако, например, еще совершенно непонятно, как будет справляться с рефинансированием своего долга на рыночных условиях Ирландия. При этом, скажем, французские банки имеют «экспозицию» на страны блока PIIGS в 500 млрд долларов. Во-вторых, банковский кризис может вызвать банкротство той или иной крупной европейской компании, например PSA Peugeot Citroën, которая уже не первый месяц заявляет, что без помощи французского правительства ей не справиться. Но есть ли у Парижа возможность помочь автогиганту (в условиях формального завершения кризиса, заметим) — ведь Берлин наверняка будет против того, чтобы французы спасали конкурента немецких автоконцернов, по сути, за счет немецких же налогоплательщиков. В-третьих, ударить по европейской банковской системе может кризис в какой-нибудь неевропейской стране, хотя бы в той же Японии, где банки Германии и Франции имеют активов на 100 и 50 млрд долларов соответственно (банки Швейцарии и Британии — еще примерно 165 млрд долларов в сумме).

Проблема вторая — Франция. Она уверенно движется к тому, чтобы занять место главной проблемной страны зоны евро. Правительство президента Франсуа Олланда занято чем угодно (вплоть до организации выборов в Центрально-Африканской Республике, мол, надо обязательно успеть до начала 2015 года), но не адаптацией экономики к новым условиям. Французы не сумели реформировать свою экономику как немцы, еще на ранней стадии введения евро, и теперь Франция быстро теряет конкурентоспособность, а население — терпение. И если с проблемами Италии Евросоюзу с горем пополам удалось справиться (по крайней мере, притушить пламя), то что в случае чего делать с Францией, страной с гораздо более сложной экономикой и финансовой системой, не знает никто.

Проблема третья — будущее Евросоюза в целом. В 2013 году два опытных политика — бывший глава Еврогруппы и премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер весной и канцлер Германии Ангела Меркель осенью — отметились идентичными заявлениями о том, что сегодняшнее положение удивительно напоминает ситуацию накануне Первой мировой войны. Неожиданный публичный скептицизм таких мастеров закулисной политики понятен: стремительно расширившийся Евросоюз потерял управляемость, и в условиях кризиса все, казалось, давно забытые межнациональные противоречия вновь начали выходить на авансцену европейской политики. Впрочем, это проблема и ряда конкретных стран, например Испании, где на кризис нынешней монархической династии наложился взрыв сепаратистских настроений в Каталонии. Похожий процесс развивается и в Британии, о намерении выйти из состава которой раздумывают сегодня в Шотландии.

Валютный союз не сглаживает эти расхождения интересов, а обостряет. Брюссель и Берлин заняли в отношении кризисных стран ЕС позицию, которую МВФ традиционно занимает в отношении проблемных развивающихся стран. А весь опыт не одного десятилетия работы МВФ свидетельствует, что таким путем экономические проблемы не решаются, но лишь обостряются. И конечно, это не будет способствовать укреплению европейского единства. В общем, речь идет о том, что непонятно, удастся ли вообще Евросоюзу сохраниться в его нынешнем виде.

Китай

У КНР свои проблемы. Пожалуй, главная из них — переинвестирование. Не от хорошей жизни заговорило китайское руководство о необходимости переориентироваться на внутренний рынок. Потому что, несмотря на стремительный экономический рост и заметное повышение уровня жизни (с 1999 по 2012 год подушевой ВВП по ППС вырос почти в два с половиной раза), доля потребления в экономике КНР сокращается — примерно с 52% в конце 1980-х чуть более чем до 36% к началу 2013 года. Валовые инвестиции в основные фонды за этот же период выросли примерно с четверти почти до 47% ВВП. (Эти два показателя сравнялись на уровне 40% ВВП в 2004 году.)

Понятно, что это совершенно ненормальная ситуация. Она вызвана излишней инвестиционной активностью на региональном уровне, отчасти под влиянием коррупции, отчасти — из желания продемонстрировать рвение в стимулировании экономического роста (за последние несколько лет китайские местные власти набрали много долгов для противодействия кризису). Из-за этого долги на уровне провинций и городов растут быстро, а главное — неконтролируемо. Центральное правительство пыталось сдерживать рост задолженности, но безуспешно: экономика стала слишком зависимой от кредитования. Этим летом Национальное аудиторское бюро получило от Госсовета указание срочно провести подсчет задолженности на всех уровнях власти.

Последняя ревизия долга, проводившаяся в 2010 году, показала не слишком высокий уровень долга — что-то около 25% ВВП (менее 20% — центральное правительство, остальное — регионы). Однако на этот раз ожидают значительного увеличения задолженности. По оценке МВФ, суммарный госдолг составит порядка 50% ВВП, иностранные инвестиционные аналитики оценивают его в 55–75% ВВП (15% — центр, 40–60% — регионы). Для какой-нибудь другой страны такие показатели не выглядели бы серьезными, но для Китая, который уже не раз сталкивался с проблемой низкой эффективности госинвестиций (в начале 2000-х было потрачено немало сил на то, чтобы решить проблемы плохих долгов и привести в порядок балансы четырех крупнейших государственных отраслевых банков), и это уже создает риски. Особенно, конечно, скорость нарастания долгов провинций.

Чтобы перенаправить средства на потребление, надо затормозить рост инвестиций и региональных долгов. Для этого планируется, в частности, усложнить передачу сельхозземель на цели промышленного и жилищного строительства. Но такие операции с землей были одним из главных источников дохода местных бюджетов: земля перепродавалась застройщикам в десятки раз дороже, чем она выкупалась у крестьян. Без этих доходов местным правительствам станет намного труднее обслуживать накопившиеся долговые обязательства. Само по себе это не очень страшно, опасность может возникнуть, если движимый инвестициями рост замедлится, а потребление не успеет принять эстафету. И вот уже в условиях замедления роста проблема региональных долгов может стать важным дестабилизирующим фактором. Потому что, как показало дело Бо Силая, бывшего партийного руководителя Чунцина, одного из крупнейших китайских мегаполисов, в среде регионального чиновничества зреет серьезное недовольство проводимым курсом.

Возможное замедление роста может ударить и по китайской банковской системе. КНР — один из лидеров среди азиатских стран по той роли, которую в его экономике играет банковское кредитование (см. график 7).

На фоне проблем США, Японии и ЕС китайские проблемы могут показаться не столь значительными (да и потенциал для роста, в отличие от развитых стран, тут еще серьезный), однако надо помнить, что в этом случае мы имеем дело со страной в целом значительно менее стабильной, с весьма серьезными региональными проблемами в Тибете и Синьцзяне. Со страной, до сих пор испытывающей серьезный идеологический раскол из-за двойственности проводимого экономического курса (Бо Силай представлял как раз левое крыло оппозиции — немаоистов). Поэтому переход к новой модели роста, особенно в условиях плохой экономической конъюнктуры в мире, может оказаться делом совсем непростым.

Важным фактором риска становится японская политика ослабления иены. С конца 2012 года Токио девальвировал иену на 35% относительно доллара и на 50% относительно евро. Напомним, что именно ослабление иены во второй половине 1990-х (с 1995-го по 1998-й иена подешевела по отношению к доллару на 40%) стало одним из факторов, спровоцировавших финансовый кризис 1997–1998 годов. Сегодня положение банковского сектора Таиланда, Малайзии и Гонконга похоже на ситуацию накануне Азиатского кризиса. Возможно, вероятность точного повторения тех событий и не слишком велика — все же экономики стран региона и их финансовые системы стали более зрелыми, чем пятнадцать лет назад. Однако девальвационные кризисы коварны: необязательно, чтобы обвалились все сразу, для начала достаточно одной сравнительно небольшой страны. Дальше включаются механизмы финансовой паники и торговой конкуренции. И особенно интересно будет посмотреть, как в этих условиях поведет себя Китай, чья валюта все последние годы укреплялась (см. график 8). Причем поведение иены помимо прочего может указывать на то, что период согласования экономической политики между Китаем и Японией завершен.

Кризис и воля

Все, что было написано выше, конечно, есть описание лишь рисков, а не предопределенностей. Как будут в реальности сочетаться детали этих сценариев развития событий, сказать сегодня невозможно. А главное, в подобных кризисных ситуациях значение имеют не только (а может, и не столько) объективные обстоятельства, но и принимаемые решения, а прогнозировать их — занятие тем более сомнительное. Некоторые принципиальные моменты зафиксировать, впрочем, можно.

Прежде всего, все основные игроки демонстрируют, что очень хорошо усвоили главный принцип: сколь бы ни была плоха ситуация, удерживать ее можно сравнительно долго, если проявить достаточную политическую волю. Япония уже четверть века движется к пропасти, однако сколько она еще будет туда двигаться? Может, год, может, пять, а может, десять. А может, во время этого пути к пропасти рухнет Китай или еще кто-нибудь, и пропасть окажется еще дальше, чем видится сегодня. Но если бы японцы начали паниковать или принимать излишне радикальные решения, то Япония, возможно, уже давно лежала бы на дне этой пропасти, имея мало шансов оттуда выбраться. Или, например, Соединенные Штаты, которые надувают пузырь за пузырем и так живут уже двадцать лет. Или Евросоюз, где сегодня в открытую говорят, что сохранится единая валюта или нет — это вопрос не столько экономики, сколько политической воли. Ведь именно политическая воля позволила собрать многочисленные немецкие княжества в единое государство, мощнейшее на сегодня в ЕС. Или же Китай, который одну из своих развилок прошел в 1989 году на площади Тяньаньмэнь.

Поскольку этот урок о важности политической воли выучили все, а дела в мировой экономике идут плохо, любое затягивание стагнации и нарастание проблем (а куда весь этот ком долгов денется?) повышает риски того, что конфликт из экономического начнет перетекать в политический. И не об этом ли свидетельствует, например, рост напряженности вокруг спорных островов в Восточно-Китайском море? Или слухи о том, что выделение Россией Украине 15 млрд долларов помощи было согласовано с Китаем? (Кстати, в рамках BRICS создан Банк развития — как альтернатива МВФ.)

В общем, картина вырисовывается достаточно ясная. «Старые» развитые страны переживают один из серьезнейших кризисов в своей новейшей истории. Фактически трещит по швам весь сформировавшийся после Второй мировой войны геоэкономический порядок. Когда именно начнет жестко оформляться новый порядок, сегодня неясно, но очевидно, что именно к этому все и идет.

График 1

Прибыль нефинансовых корпораций США после уплаты налогов

График 2

Несмотря на напряженную экономическую ситуацию, котировки акций находятся на рекордных отметках

График 3

Востребованность рабочей силы в США с начала 2000-х годов устойчиво снижается

График 4

Зависимость японского бюджета от облигационных займов

График 5

Активы финансовых институтов плюс долговые обязательства правительств поделенные на налоговые и социальные сборы

График 6

Отношение активов к капиталу у некоторых ведущих европейских банков

График 7

Роль банковского кредитования в экономике

График 8

Япония начала против Китая валютную войну?

Задание на дом

Ольга Власова

Геворг Мирзаян

За 2013 год Россия упрочила свое влияние на мировой арене. Дальнейшее укрепление позиций зависит от того, сумеет ли наша страна правильно выстроить интеграционные процессы на постсоветском пространстве

Владимиру Путину (справа) придется научиться играть в одной команде не только с Александром Лукашенко, но и с лидерами других постсоветских стран

Фото: РИА Новости

Прошедший год ознаменовался беспрецедентным успехом России на международной арене. Нам удалось предотвратить военное вторжение в Сирию, фактически остановить там гражданскую войну и сохранить близкое к разрушению сирийское государство. Кроме того, российская дипломатия смогла показать мировому сообществу, что Запад материально поддерживал (в том числе поставляя оружие) вовсе не угнетенный сирийский народ, а исламистские банды, в которых на саудовские деньги воевали наемники со всего Ближнего Востока.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Отстояв Сирию, Россия не дала втянуть в конфликт другого серьезного игрока — Иран. Именно это сделало возможным другое знаменательное событие, в которое вообще мало кто верил, — начало диалога между США и Ираном по ядерной проблеме. Благодаря российскому участию удалось добиться существенного ослабления мировой напряженности — Россия преуспела вследствие последовательного отстаивания принципов международного права и проведения политики здравого смысла. Сыграла свою роль и ставка на перенапряжение Запада, который вынужден постепенно ослаблять хватку.

Способность Владимира Путина выражать свою точку зрения, а также давать ценностную характеристику событий в диалоге с США (на мировой арене этого никто не осмеливается делать: другой крупный мировой игрок, Китай, даже идя на конфронтацию с США, не вступает с ними в публичные дискуссии) резко повысила рейтинг Москвы как партнера и союзника. История с Эдвардом Сноуденом также имела для России большое позитивное значение, поскольку показала, что США, позиционирующие себя как эталон мировой демократии, сами имеют массу проблем со свободой личности и правами граждан. А это поколебало моральное право Штатов изображать Россию авторитарной тиранией перед международным сообществом. По всей видимости, такого рода идеологическое противостояние и жесткий публичный диалог между Россией и США продолжатся, что потребует от России серьезных дипломатических усилий и разработки собственной стратегии ведения информационной войны. Американские оппоненты будут использовать любые внутри- и внешнеполитические просчеты Москвы для борьбы с Россией на публичном поле.

Особая зона внешнеполитического риска для нашей страны — ближнее зарубежье. В прошедшие со времени распада СССР два десятилетия Москва не имела возможности выстраивать свою политику в отношении бывших республик, однако автоматически удерживала эти территории как потенциальную зону влияния. Разразившийся в 2013 году украинский кризис (хоть и закончившийся впечатляющей победой Москвы) показал, что пришло время сформулировать свою позицию по постсоветскому пространству.

Существующие проекты Зоны свободной торговли и Таможенного союза указывают на то, что Россия вроде бы делает ставку на интеграцию бывших республик, однако в этой политике до сих пор остается много неясного. С одной стороны, Москва понимает: если она сдаст зону, это обернется для нее резким снижением геополитической значимости и масштабными негативными последствиями, которые неизбежно подорвут благосостояние страны и отразятся на перспективах ее развития. С другой стороны, существует опасность перенапряжения ресурсов в попытке интегрировать территории, которые, будучи отягощены серьезными политическими и экономическими проблемами, идут на встречные шаги исключительно в обмен на существенные ресурсные вливания со стороны России.

Решением своих региональных проблем нашей стране придется заниматься в атмосфере жесткого прессинга со стороны Запада, опасающегося возрождения российской влиятельности, — западные медиа пестрят материалами о попытках Путина возродить СССР. Но как бы ни критиковал нас Запад, международная политическая жизнь в наступившем году продолжит развиваться в русле формирования многополярного мира. А это означает дальнейшее ослабление позиций США как мирового жандарма и укрепление региональных лидеров. Реализуя доктрину Барака Обамы , Америка постепенно избавляется от своих внешнеполитических обязательств по всему миру и концентрирует все усилия на ключевом для нее регионе — Восточной Азии.

А поскольку все это происходит на фоне раскола самой американской элиты (консерваторы-милитаристы настаивают на более агрессивной, с применением силы, внешней политике), то партнеры Вашингтона получают противоречивые сигналы о его намерениях. Что ведет к падению внешнеполитического авторитета США. Ведь если отказ от поддержки Мухаммеда Мурси еще можно списать на желание Штатов прийти к Большому Ближнему Востоку, то метания в вопросе поддержки боевиков из Сирийской свободной армии, а также фактический отказ учитывать израильские и саудовские интересы в сделке с Ираном убеждают лидеров стран третьего мира в ненадежности «американского зонтика». И они начинают искать новых союзников.

Не зарываться

На Ближнем Востоке 2014 год пройдет под знаком двух процессов (развитие «арабской весны» и легитимизация Ирана), и оба они будут дестабилизировать ситуацию. По крайней мере, в среднесрочной перспективе.

Финальный этап «арабской весны» обернется полным демонтажом остатков предыдущей региональной системы при отсутствии новой. Сегодня традиционный для Ближнего Востока баланс сил между светскими «насеристскими» и исламистскими режимами полностью разрушен; исламские монархии Залива, и прежде всего Саудовская Аравия, усилили свое влияние на всем пространстве Ближнего Востока от Ирака до Марокко. Все это пространство активно исламизируется и радикализируется — крушение надежд, связанных с «весной» и проектом «зеленой демократии», а также отсутствие иных приемлемых для населения форм государственного строительства заставляют искать решения в исламе. В частности, ожидается дестабилизация ситуации в Тунисе. Ряд тунисских радикальных исламистов проходили стажировку в Сирии, и сейчас, когда режим Башара Асада перехватил инициативу, они могут отправиться домой на джихад против находящейся у власти умеренной исламистской партии «Ан-Нахда». Ливийские джихадисты из Сирии также найдут применение у себя дома: официальный Триполи при поддержке международных нефтяных компаний (уставших, видимо, от того, что группы бедуинов периодически захватывают их нефтяные объекты) начинает войну против племенных ополчений и террористических группировок, окопавшихся на территории бывшей Джамахирии.

Остановить эту радикализацию некому: традиционные светские лидеры либо находятся в состоянии гражданской войны (Сирия), либо балансируют на ее грани (Египет), либо перестали существовать как централизованные государства (Ливия). Умеренный же исламский центр силы, Турция, потерял львиную долю своих инструментов влияния на ближневосточные дела. В стране серьезный внутренний кризис (очередной его этап — масштабные аресты лиц, приближенных к элите Партии справедливости и развития), а попытка воспользоваться «арабской весной» поставила крест на политике «Ноль проблем с соседями». В результате основной внешнеполитической задачей стал выход из сирийской авантюры с минимальными потерями для репутации страны.

Соединенные Штаты не могут оставить Ближний Восток в таком состоянии, поэтому они приняли сложное, но правильное решение — стабилизировать ситуацию через международную легитимизацию Ирана. Если процесс завершится удачно, Иран сбалансирует влияние Саудовской Аравии и Турции, а также перестанет поддерживать антиизраильские арабские группировки. Однако эта стабилизация (как и окончательное решение американо-иранских противоречий) — скорее среднесрочные последствия процесса, в краткосрочной же перспективе он несет еще большую дестабилизацию, поскольку коренным образом меняет расклад сил в районе Персидского залива. Так, после отказа США продолжать антииранскую политику Саудовская Аравия вынуждена искать новые инструменты сдерживания Исламской Республики. В результате резко возросла террористическая активность иракских суннитов, захвативших ряд городов в провинции Анбар, и усилились радикальные исламистские группировки в Сирии. Не исключено также скорое возобновление гражданской войны в Ливане между проиранской «Хезболлой» и суннитскими группировками, контролирующими север страны.

Нынешняя разбалансированность Ближнего Востока создает для России хорошие возможности вернуться в регион, из которого Москва фактически ушла после распада Союза. Определенный задел был создан в прошлом году. Так, именно благодаря усилиям России (а не Всемирной организации по запрещению химического оружия, получившей Нобелевскую премию мира) была предотвращена война в Сирии. В отличие от международного сообщества Башар Асад оценил это и, безусловно, выступает за усиление позиций России в Сирии (например, в форме повышения статуса нашей военно-морской базы в Тартусе и контрактов с российскими компаниями на восстановление страны). Помимо элементарной благодарности сирийский президент хочет хоть как-то уравновесить влияние Ирана, который, безусловно, предъявит счет за спасение сирийского режима.

То, что Россия (в отличие от Вашингтона) не сдала союзника, осознает не только Сирия, но и другие арабские страны, ищущие новых партнеров и поставщиков оружия. Так, в последние месяцы 2013 года главы МИДа и Минобороны Сергей Лавров и Сергей Шойгу летали в Каир и заключили контракт на поставку российского оружия Египту за саудовские деньги.

Сохранением государства Сирия обязана российскому президенту Владимиру Путину

Фото: Reuters

Однако не стоит преувеличивать российские перспективы на Ближнем Востоке. У нас нет ни финансовых, ни географических возможностей стать региональным лидером калибра Ирана или Турции — это чужой для нас регион. Более того, слишком активное присутствие России на Ближнем Востоке серьезно осложнит отношения с этими двумя государствами, что может аукнуться нам, в частности, на Кавказе. Идеальным «возвращением» России в регион будут новые контракты на поставки оружия, концессии для российских нефтегазовых компаний, контракты для гражданских структур, ограниченное военное присутствие в ключевых точках, а также активное участие в решении региональных кризисов. Без всяких амбиций по превращению Москвы в новую Мекку для арабских элит.

Дракон выходит из тени

В регионе, претендующем на главную арену международных отношений XXI века, — Восточной Азии — наступивший 2014 год также выдастся неспокойным. Дестабилизаторами ситуации выступят все ключевые страны — Северная Корея, Китай и Япония.

По мнению некоторых исследователей, КНДР стоит на пороге серьезных перемен. «Блистательный товарищ» Ким Чен Ын заканчивает масштабные репрессии против старой гвардии отца, которые помешали ему начать ограниченные рыночные реформы северокорейской экономики летом 2012 года. Генералитет уже по большей части вычищен, и последней жертвой «оптимизации» правящей элиты стал назначенный Ким Чен Иром регент — муж тети наследника Чан Сон Тхэк . Его вывели с партийного собрания, осудили за разные преступления и расстреляли. О судьбе его жены, сестры Ким Чен Ира и хранительницы семейных активов Ким Кен Хи , ничего не известно.

Реформы, конечно, будут проходить постепенно и осторожно, однако все равно вызовут обострение ситуации на полуострове. Прежде всего потому, что чистка не искоренит недовольных. Партийная и военная элиты прекрасно понимают, что даже частичное снятие с КНДР «бамбукового занавеса» приведет к потере легитимности правящего режим: у граждан КНДР появится возможность сравнивать (когда такая возможность появилась у обученных и прошедших идеологическую обработку северокорейских шпионов, засылаемых в Южную Корею, те от полученного культурного шока массово дезертировали). С другой стороны, Ким Чен Ыну нужно будет доказывать своим подчиненным, что он не собирается сдавать Северную Корею Западу, то есть говорить о «мобилизации» и «войне» или (если внутриполитическая ситуация обострится) потопить еще пару южнокорейских крейсеров.

Не меньшая угроза региональной стабильности будет исходить от ключевой страны, спонсора Северной Кореи, — Китая. Последние действия Пекина в регионе показывают, что он перешел от этапа накопления силы и ресурсов к «формализации» своего лидерского статуса в регионе Восточной Азии и открытому конфликту со всеми несогласными. Так, в конце прошлого года КНР фактически объявила все Восточно-Китайское море суверенным пространством Китая и установила над ним опознавательную зону своего ПВО. По словам официальных китайских представителей, этот шаг был необходимой мерой по защите государственного суверенитета — в этом пространстве находится ряд островов, которые, по мнению Пекина, принадлежат Китаю. Демарш этот никто, кроме самой КНР, не оценил, а обстановка в регионе резко обострилась. Так, американцы отправили в «эксклюзивную зону китайской ПВО» свои бомбардировщики B-52, Южная Корея также расширила зону своей ПВО и включила туда территории, на которые претендует Китай.

Битва за Москву

Однако самая неприятная реакция была у Японии. Как известно, в Токио давно опасаются роста могущества Пекина и при этом понимают, что надеяться на «зонтик» Соединенных Штатов не стоит («верность» Вашингтона давним союзникам Египту и Саудовской Аравии заметили не только на Ближнем Востоке). В этой ситуации японские власти все больше склоняются к пересмотру послевоенной конституции и внешней политики, к превращению Японии в полноценную военную державу, способную постоять за себя. Так, в конце прошлого года японский премьер-министр впервые за восемь лет посетил храм Ясукуни, который в странах Азии считается символом японского милитаризма, а в подготовленном специальной комиссией проекте Стратегии национальной безопасности Японии говорится о том, что ради безопасности — в частности, заключения союзов — страна может отказаться от трех добровольно взятых на себя ограничений по экспорту вооружений (не продавать оружие в коммунистические страны, в зоны конфликтов и в государства, на которые наложено эмбарго ООН). Не исключено, что это станет началом укрепления военно-технического сотрудничества между Японией и ключевым противником Китая в Юго-Восточной Азии — Вьетнамом, а также шагом к усилению японского присутствия в осваиваемой Китаем Африке.

С одной стороны, резкое обострение ситуации в Восточной Азии может стать серьезной проблемой для России: мы только-только запустили программу развития наших дальневосточных территорий. С другой — подобные конфликты дают нам и определенные возможности для маневра. По сути, в нынешней ситуации и Токио, и Пекин, и пытающиеся взять регион под контроль Соединенные Штаты вынуждены искать расположения Москвы, и мы можем выставить им приличный счет. Так, Япония остро нуждается в наших энергоресурсах — страна отказалась от производства атомной энергии и при этом не может наращивать экспорт углеводородов из стран Персидского залива. Кроме того, Япония и США пытаются выстроить в регионе некую систему коллективной безопасности, направленную на сдерживание Китая, а без России от этой системы не будет толку. Не только потому, что Россия — одна из крупнейших стран региона: мы единственная великая региональная держава, не одержимая фобиями в отношении Токио и не мечтающая поквитаться с японцами за их военные преступления периода Второй мировой войны. Взамен на нашу поддержку мы можем получить инвестиции в Дальний Восток, а также, возможно, мирный договор с Японией на наших условиях (новый раунд переговоров начнется в конце января). В свою очередь, китайцы также заинтересованы в российских энергоресурсах, благожелательном нейтралитете и спокойном «заднем дворе» на случай конфликтов в Восточной Азии. И также готовы за это заплатить.

Чей двор?

Несмотря на выигранную в прошедшем году битву за Украину, продвигающийся проект евразийской интеграции и восстановление отношений с Грузией, российские успехи на постсоветском пространстве пока имеют лишь тактический характер.

Армения (официально) и Украина (неофициально) отказались от европейской интеграции и сделали выбор в пользу структур Таможенного союза, однако это отнюдь не означает, что евразийский проект победил европейский, просто Москва предложила больше денег. Между тем у евразийского проекта пока нет главного элемента любого интеграционного процесса — идейной оболочки и привлекательности центра интеграции. Простым жителям бывших республик должны быть очевидны выгода и польза от движения в сторону России, именно их мнение является надежной гарантией пророссийской ориентации данных стран (покупка элит показала свою неэффективность в долгосрочной перспективе). Очевидно, чтобы двигаться в этом направлении, России необходимо и дальше развиваться в сторону повышения законности и создания атмосферы ценности гражданина для государственной системы. По этим показателям Россия, правда, уже и сегодня значительно опережает свое окружение, но осознанию этого факта населением соседних государств препятствует отсутствие у России действенной информационной политики на медиапространстве ближнего зарубежья. Так, мы проиграли информационную войну на Украине. Вероятно, принятое решение о реорганизации «РИА Новости» — представители российских властей утверждают, что агентство вело неверную информационную политику в странах СНГ, — связано со стремлением Кремля изменить существующее положение вещей. Возможно, в 2014 году российские СМИ начнут продвижение позитивного образа России, а государственные структуры и Россотрудничество, деятельность которого до сих пор была похожа исключительно на незамысловатое освоение государственных денег, будут проводить более активную культурную политику на постсоветском пространстве. Начать можно хотя бы с открытия новых центров по изучению русского языка.

В то же время для успешного продвижения евразийского проекта Москва должна не только облечь его в привлекательную форму, но и четко сформулировать для себя и своего населения, зачем он ей нужен и какого рода интеграции она добивается. Пока же у многих возникает ощущение, что мы просто хотим привязать к России максимальное число стран и вытащить их из чужих интеграционных проектов: Армению и Украину из европейского, а Киргизию — из китайского «Великого шелкового пути». Кандидатура последней вообще вызывает много вопросов: какова будет польза от присоединения к Таможенному союзу страны без эффективной центральной власти и экономики, чей основной экспорт в Россию — нелегальные мигранты и афганский героин? Вряд ли киргизские власти готовы будут серьезно усилить пограничный контроль или передать его Москве: ошская наркомафия уже сместила одного неугодного ей президента, может сместить и второго.

Неотложное

Вероятно, вместо расширения за счет не готовой к этому Киргизии или, как предлагается, Индии, Турции и Израиля Москве в 2014 году стоит подумать об углублении интеграции, а также о стабилизации ситуации в странах, которые мы вроде бы выиграли у Европы в 2013 году. Так, очевидно, что интеграция Армении в Таможенный союз может повлечь за собой крайне нежелательное для России размораживание карабахского конфликта: согласно правилам, Армения должна ввести таможенный контроль и оборудовать границу между своей территорией с одной стороны и Карабахом с занятыми азербайджанскими территориями — с другой. Из Азербайджана уже доносятся заявления протеста, и Москва должна быть уверена, что дальнейшее продвижение Армении по пути в Таможенный союз не приведет к военному конфликту.

С Украиной проблем еще больше. Наступивший там предвыборный год обострит усилия прозападной оппозиции по дискредитации договоренностей с Россией. Непонятно, как поведет себя Виктор Янукович ради увеличения электоральной базы и не попытается ли вновь подписать соглашение об ассоциации с ЕС в этом году. Но в любом случае внутриполитическая ситуация на Украине пока складывается не в нашу пользу. И если мы не найдем, что в долгосрочной перспективе этому противопоставить и как привлечь украинцев, Украина так и будет балансировать, все время повышая цену своей лояльности.

Помимо проблем с евразийским проектом Россию в 2014 году ожидают и другие сложности на постсоветском пространстве. Неприятный сюрприз могут преподнести среднеазиатские страны. Прежде всего Узбекистан: если закончится эра Ислама Каримова , велика вероятность сильной политической дестабилизации в республике вплоть до военных действий. Велика и другая вероятность — открытого конфликта Узбекистана с Таджикистаном: отношения между двумя республиками изрядно накалились. Над Таджикистаном между тем нависла серьезная угроза вторжения талибов (если они, конечно, смогут в этом году взять Кабул). Таджикскому президенту Эмомали Рахмону выставят счет за поддержку соплеменников во время гражданской войны в Афганистане, и защитить его (а также всю Среднюю Азию от исламизации), кроме нас, никто не сможет.     

Крест на «русский крест»

Иван Рубанов

В 2013 году впервые с советских времен население России выросло без помощи иммигрантов

Россиянки переняли западный подход к календарю рождений и теперь стараются заводить детей позже. Демографические показатели еще имеют шанс немного улучшиться в ближайшие годы, однако в перспективе 10–15 лет проблем не избежать

Фото: ИТАР-ТАСС

Рождаемость в России по итогам минувшего года превысит смертность. За 11 месяцев 2013 года родилось 1,743 млн младенцев, что почти на 23 тыс. человек превышает число умерших. Много лет подряд в России повышалась рождаемость и сокращалась смертность. В позапрошлом 2012 году демографические показатели впервые вышли «в ноль», наблюдалась лишь микроскопическая убыль населения. По итогам прошлого года рождаемость осталась неизменной, а вот смертность упала на 1,1%, это и обеспечило знаковое событие, возможность которого многие до сих пор отрицали.

Положительное сальдо миграции, или, грубо говоря, приток иностранцев, как и в прошлом году, составит немногим более четверти миллиона человек. Таким образом, за год население России вырастет приблизительно на 300 тыс. и достигнет 143,7 млн человек. Это на 2 млн выше дна, достигнутого в 2009 году (141,9 млн), но все еще намного ниже пиковых показателей, достигнутых в 1992–1993 годах (148,5 млн).

Первый раз за четверть века

Последний раз естественный прирост наблюдался в России в далеком 1991-м, аккурат в последний год существования СССР. Население России начало устойчиво сокращаться с 1992 года, когда в крутое пике вошла рождаемость (см. график 1). В новейшей истории постсоветской России ежегодно фиксировалась только убыль населения, которая с середины 1990-х и до середины 2000-х достигала огромных размеров: почти миллион человек ежегодно. Так что прошлогодний естественный прирост не только приятный сюрприз, но и в каком-то смысле беспрецедентное, неожиданное явление. Тем более что в научной среде до сих пор доминировали крайне негативные ожидания относительно демографических перспектив России.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Хотя с 2006 года демографическая ситуация начала устойчиво улучшаться, предполагалось, что изменения эти будут краткосрочными и незначительными. Едва ли не большинство демографов, социологов и экономистов утверждали, что тяжелая демографическая ситуация неизбежна, позитивные изменения случайны и скоротечны, естественного роста населения России уже никогда не видать. «Россия каждый год теряет около миллиона человек… и эту данность принципиально изменить в ближайшие годы практически невозможно», — рассказывал в 2004 году в «Российской газете» глава РСПП, заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН Евгений Гонтмахер . «Это… просто структурное влияние, заранее предполагавшееся, и ясно, что оно заканчивается в 2010 году», — говорил «Независимой газете» о наметившемся росте рождаемости заведующий кафедрой социологии семьи и демографии социологического факультета МГУ Анатолий Антонов . «В ближайшие годы следует ожидать падения рождаемости», — утверждал четыре года назад известный демограф Анатолий Вишневский . Он полагал, что естественный прирост в России вообще вряд ли возможен, а о планах властей стабилизировать к 2015 году население на уровне 142–143 млн человек говорил, что они «нереальны именно потому, что где-то в районе 2012 года начнется нарастание естественной убыли». Коллега маститого ученого Сергей Захаров предрекал слом тренда и падение рождаемости в 2010–2011 годах.

Неблагоприятные демографические изменения вписывались в общемировую тенденцию: долгосрочный тренд сокращения рождаемости давно наблюдается в развитых странах мира и у всех наших европейских соседей.

Позже и чаще

Пессимистические взгляды на ближайшую демографическую перспективу были связаны с возрастной структурой нашего населения. В 1985–1989 годах в России наблюдался всплеск рождаемости, благодаря которому до 2010 года у нас росло число женщин в наиболее благоприятном для деторождения возрасте (20–25 лет). Приблизительно два года назад многочисленная когорта мам беби-бумеров стала сменяться «тощим» поколением 1990-х, рожденным в период демографического коллапса. Структурно-возрастной фактор должен был уже не способствовать, а препятствовать росту числа рождений.

Тем не менее пессимистичные прогнозы не реализовались. Продолжившееся в 2010–2012 годах увеличение рождаемости и естественный прирост в 2013-м определялись несколькими факторами, масштаб и степень устойчивости которых были недооценены демографами и социологами (см. «Мало кто верил, но это случилось», «Эксперт» № 40 за 2012 год). После периода сверхсмертности в последние годы продолжительность жизни россиян начала довольно быстро расти, в ряду смертей образовалось некоторое «разрежение». Что же касается рождаемости, то одновременно наблюдались рост интенсивности (числа детей и частоты их рождения у одной матери) рождений и изменение возрастной модели рождаемости.

В советские времена для России была характерна модель ранней рождаемости: почти все будущие мамы обзаводились детьми в 20–25 лет, а то и раньше. В 1990-е эта особенность даже усилилась, а вот начиная с 2000-х средний возраст мам начал расти, первого ребенка они стали заводить все позже, и в последние годы эти изменения только ускорились. До сих пор пик рождений всегда приходился на возрастную группу 20–25 лет. Теперь же он сместился в когорту 25–29-летних, в крупных городах активнее первой категории рожают даже дамы в возрасте от 30 до 34 лет. Такой подход к календарю рождений типичен для женщин, ориентированных на карьеру, в Европе и США; теперь на них становятся похожи и россиянки (см. график 2). Перемещение рождаемости на более поздние возрасты смягчило неблагоприятные структурные подвижки, о которых было сказано выше, но резкий спад рождаемости в 1990-е еще, конечно, будет напоминать о себе по мере того, как малочисленное поколение 1990-х станет заполнять другие возрастные группы. В ближайшие несколько лет демографические показатели еще имеют шанс несколько улучшиться, а вот в перспективе 10–20 лет их ухудшение практически неизбежно — уж слишком резким будет сокращение числа потенциальных матерей (см. график 3).

Рост интенсивности рождений некоторые увязывают с притоком плодовитых иммигрантов, но это неверно. Во-первых, Росстат и загсы не учитывают и исключают по ошибке учтенные роддомами рождения у лиц, не являющихся гражданами России. Во-вторых, рождения у натурализовавшихся иммигрантов, по оценкам экспертов, хотя и увеличиваются, но составляют очень малую долю от общего объема и пока только обретают статистическую значимость.

Интересно отметить, что интенсивность рождений росла даже во время финансового кризиса и ухудшения экономической ситуации в 2009–2010 годах, когда многие ждали ее обвала. По-видимому, из этого можно сделать вывод, что родители, строя планы на детей, уделяют мало внимания краткосрочной экономической конъюнктуре, ставя во главу угла перспективы семьи и собственных отпрысков на долгосрочном горизонте.

Одна из самых сложных тем — оценка эффекта от мер по поощрению рождаемости, введенных в последние годы властями. Главной из них принято считать материнский капитал. Это весьма крупная по российским меркам разовая целевая (на покупку жилья, образование ребенка или пенсию матери) выплата на рождение второго или последующего ребенка в настоящее время составляет 430 тыс. рублей. По данным на октябрь прошлого года, право на материнский капитал получили 4,6 млн семей, половина из них успела им воспользоваться, более 90% граждан потратили средства на улучшение жилищных условий.

В последние годы действительно наблюдался рост числа вторых и последующих рождений, однако он также есть прямое следствие повышения интенсивности рождений, которая складывается под действием множества факторов. Какова в улучшении демографических показателей роль господдержки, а какова других факторов — социальных, экономических, психологических, определить по текущим показателям практически невозможно. Но позитивный эффект мер поощрения рождаемости как инструмента социальной поддержки семей очевиден.

Обезлюдение Центральной России продолжается

Весьма любопытны анализ географических различий в абсолютных значениях и динамика показателей естественного движения населения. Наибольшая по размеру убыль населения (81 тыс. человек) наблюдалась в Центральном федеральном округе. В плюсе Северный Кавказ, в основном благодаря Дагестану и Чечне (см. таблицу). В то же время естественный прирост в нынешнем году наблюдался на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке (см. карту).

Таблица:

Регионы с максимальными показателями естественной убыли/прироста населения за январь–ноябрь 2013 г.

Вместе с тем колоссальными остаются различия в динамике естественного движения населения. В то время как в наиболее благополучных регионах число родившихся в три и даже в пять (Чечня) и семь (Ингушетия) раз превышает число умерших, в Центральной России и на Северо-Западе смертность в большинстве регионов на 50–80% выше рождаемости. В первом случае на демографических показателях благоприятно сказывается высокая рождаемость в прошлом, благодаря чему в структуре населения преобладает молодежь. В Центральной же России, напротив, на демографии неблагоприятно сказывается низкая рождаемость в прошлом и неблагоприятная структура населения, которая усугубляется оттоком молодежи в крупнейшие города — Москву и Санкт-Петербург. Грубо говоря, рожать на селе в Нечерноземье попросту некому, зато в двух столицах, несмотря на невысокую интенсивность рождений, наблюдается естественный прирост населения.

Интересна тенденция постепенного сближения уровня рождаемости разных регионов. За прошлый год ее наибольший прирост (3,6%) наблюдался в самом «отсталом» по этому показателю Санкт-Петербурге, в то время как во всех регионах с высокой рождаемостью (Чечня, Ингушетия, Тува, Чукотка, Республика Алтай) этот показатель снижался. Любопытно, что уровень рождаемости среди городского населения Дагестана принципиально не отличается от уровня, характерного для большинства регионов России.

Достижения очевидны, проблемы неоспоримы

Нынешняя демографическая ситуация заслуживает неоднозначной оценки. С одной стороны, характер и масштабы роста рождаемости не позволяют назвать новейшие изменения случайными и незначительными, как это пытаются сделать отдельные исследователи, отстаивающие свой прошлый пессимизм. С другой стороны, демографическую ситуацию трудно считать благополучной.

Прирост рождаемости в России за последние полтора десятилетия оказался самым значительным среди промышленно развитых стран (см. график 4). Если раньше по этому показателю наша страна была одним из аутсайдеров, то теперь в когорте промышленно развитых стран она смотрится «лучше среднего» (см. график 5). Увеличение возраста мам указывает на наивность попыток объяснить рост рождаемости «эффектом календаря», когда из-за стимулирующих мер государства женщины стремятся перенести рождение детей на более ранний срок.

В то же время уровень рождаемости все еще остается недостаточным даже для простого замещения поколений. Текущий суммарный коэффициент рождаемости у нас составляет около 1,7 ребенка на одну женщину. Это на четверть ниже минимального уровня, который необходим для простого воспроизводства населения (2,1–2,2 ребенка на женщину).

Успехи не должны стать поводом для эйфории или ослабления внимания к теме демографии. Тем более что на этом поле еще много чего можно сделать. Острой остается, например, проблема детских садов, которая типична для крупных городов и новостроек. Более широкая проблема — концепция градостроительства, перенос акцента с враждебных для семьи безликих микрорайонов многоэтажек с минимумом общественных пространств на малоэтажное и коттеджное строительство.

Демографы и социологи давно говорят о необходимости увеличения сроков помощи семьям с маленькими детьми. Ведь в России в отличие от развитых стран эту помощь, по большому счету, оказывают лишь в первый год, в то время как трудный финансовый период для пополнившейся семьи обычно в несколько раз длиннее.

Наконец, целесообразно всячески способствовать частичной занятости мам, перед которыми в нынешних обстоятельствах зачастую стоит жесткий выбор: ребенок или карьера.

Даже если демографический эффект от перечисленных мер окажется небольшим, повышению качества жизни россиян они определенно будут способствовать.        

Карта

Регионы России: лидеры и аутсайдеры в сфере демографии

График 1

В 2013 году, впервые за два десятилетия, в России состоится естественный прирост населения

График 2

Детей в России, как и в странах Запада, теперь заводят позже

График 3

В среднесрочной перспективе число потенциальных рожениц резко сократится

График 4

Рост рождаемости в России в последние годы - один из самых значительных среди всех промышленно развитых стран

График 5

Уровень рождаемости в России теперь выше, чем в большинстве промышленно развитых стран

Время продюсеров

Вячеслав Суриков

В 2013 году заметного успеха в российском кинопрокате удалось добиться сразу трем отечественным фильмам: «Сталинграду», «Легенде № 17» и комедии «Горько!». Они взяли соответственно первое, седьмое и десятое места в рейтинге самых кассовых фильмов года

Александр Роднянский — сторонник американской модели индустриального кино, где во главе любого фильма стоит продюсер

Фото: ИТАР-ТАСС

После спада, последовавшего за финансовым кризисом, когда большинство крупных проектов были вынужденно приостановлены, в Россию вернулись большие премьеры. И за каждой из них отчетливо вырисовывается фигура продюсера. Помимо решения непростых вопросов привлечения денег в индустрию, которая по-прежнему слишком рискованна и не слишком прибыльна, им фактически приходится предугадывать зрительские ожидания: какими они будут на момент окончания работы над кинокартиной, что сможет привлечь зрителей в кинозалы именно в этот период времени с учетом экономической, социальной и политической ситуации. Уже сейчас можно сказать, что российский кинематограф перенял универсальную модель, в рамках которой продюсер участвует в работе над картиной практически на всех этапах и полностью разделяет с творческой группой ответственность за ее судьбу.

Роднянский

Коммерческий триумф «Сталинграда» — в первую очередь заслуга Александра Роднянского, рискнувшего ввязаться в масштабный кинопроект с непредсказуемым результатом. Он сумел преодолеть предубеждения по отношению к режиссеру Федору Бондарчуку, которые не могли не возникнуть после прокатной катастрофы «Обитаемого острова». Александр Роднянский снова создал условия для того, чтобы Бондарчук сделал дорогое, технологически и организационно сложное кино. Они не стали придумывать ничего нового, а всего лишь вернулись к формуле успеха, отработанной в «9 роте»: патриотическая тема, масштабные батальные сцены, романтический сюжет «на краю гибели», в главных ролях — молодые и малоизвестные актеры, мощная промокампания на ТВ — Роднянский это умеет, и зритель потянулся в кинотеатры. Ожидания оправдались — обвала после первого уикенда не произошло. В результате на счету дуэта Роднянский—Бондарчук спустя восемь лет после выхода «9 роты» еще один кассовый рекорд: «Сталинград» собрал свыше полутора миллиардов рублей. Впрочем, даже эта внушительная сумма не позволила Роднянскому окупить производственные затраты, что лишний раз говорит о специфике отечественного кинорынка — проекты стоимостью в 30–40 млн долларов для него слишком финансово громоздкие.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

Роднянский еще может надеяться на зарубежный прокат: фильм уже собрал 15 млн долларов в Китае, где вышел беспрецедентным для фильма российского производства тиражом в 7 тыс. копий, еще предстоят европейские и американские показы. Но это не вынужденные меры, а часть глобальной стратегии, о которой Роднянский неоднократно говорил в своих интервью: ему тесно на отечественном рынке, его не слишком интересует локальный успех. В его планах — создание международной кинокомпании. Поэтому Роднянский так активно заявляет о себе в Голливуде. За последние два года он успел поработать с Билли Бобом Торнтоном над проектом «Машина Джейн Мэнсфилд» (который, увы, уже успел провалиться в прокате), с Ди Джеем Карузо сделал «Козий остров», с Рене Харлином — «Перевал Дятлова», с Робертом Родригесом — вторую часть «Мачете», в планах — работа с ним же над «Городом грехов-2». Кроме того, Роднянский принимал участие в продюсировании «Облачного атласа» Тома Тыквера и Энди и Ланы Вачовски. Будучи нацеленным на сотрудничество с голливудскими кинематографистами, Роднянский на сегодняшний день самый опытный специалист в этой сфере. Именно с Роднянским как человеком, которому удалось в свое время увеличить капитализацию «СТС Медиа» с 40 млн долларов до 4 млрд, связывают свои чаяния амбициозные российские кинематографисты, которые настроены на глобальный производственный прорыв в отечественном кино.

Таблица 1:

Лидеры проката в странах СНГ в 2013 году*

Бекмамбетов

Десять лет назад Тимур Бекмамбетов своим «Ночным дозором» резко раздвинул представления о коммерческом потенциале российского кино. Сейчас он, так же как Роднянский, работает на две страны. В США Бекмамбетов выступает в качестве режиссера. Ему доверяют многомиллионные бюджеты: на свой американский дебют — «Особо опасен» — Тимур Бекмамбетов получил 75 млн долларов, на съемки второго фильма, «Президент Линкольн: охотник на вампиров», — почти столько же. Бекмамбетов уникален не только четким пониманием того, что современный зритель готов купить билет в кино прежде всего ради аттракциона, но и умением такой аттракцион придумать. Его дар заключается в способности изобрести технически изощренное зрелище и тем самым решить утилитарную задачу — развлечь зрителя.

Ленты, продюсером которых выступил Тимур Бекмамбетов, в общей сложности собрали в прокате около полумиллиарда долларов

Фото: ИТАР-ТАСС

В России Бекмамбетов работает уже как продюсер. Избранный им в своем отечестве жанр — комедия. И здесь его не подводит коммерческое чутье. «Поэзия должна быть глуповата», — говорил Пушкин. Бекмамбетов своим творчеством убеждает, что и кино не требует слишком сложной смысловой нагрузки. На счету новейших вышедших под Новый год и не слишком взыскательных «Елок-3» с участием телевизионных суперзвезд Сергея Светлакова и Ивана Урганта уже один миллиард рублей, и у фильма есть все шансы занять второе после «Сталинграда» место в списке самых кассовых фильмов за всю историю российского проката.

Однако главное достижение Бекмамбетова как продюсера в 2013 году все же не «Елки», а комедия «Горько!», в которой режиссеру Андрею Першину (творческий псевдоним — Жора Крыжовников) удалось вывести отечественный комедийный жанр на новый уровень. «Горько!» собрал отличный актерский ансамбль, который слаженно разыграл несколько сцен из жизни провинциального приморского городка. Русский свадебный ритуал, вокруг которого и разворачивается сюжет, предоставил сценаристам самую благодатную почву для создания комических ситуаций. Как результат, «Горько!» окупил себя в прокате в 19-кратном размере, и это тот самый успех, о котором любой продюсер, как российский, так и американский, может только мечтать.

Таблица 2:

Самые кассовые российские фильмы в 2013 году*

Тодоровский

Валерий Тодоровский в ушедшем году выпустил в качестве продюсера фильм «Географ глобус пропил», получивший главный приз фестиваля «Кинотавр». В экранизации повести уральского писателя Алексея Иванова режиссер Александр Велединский запечатлел потрет одного из героев нашего времени, роль которого сыграл Константин Хабенский. «Географ» — фильм о человеке, который вроде бы обаятелен и привлекателен и даже не бездарен, но всем видам полезной деятельности категорически предпочитает алкогольный эскапизм. Алексей Иванов, по сути, пересказал сюжет из классической русской литературы об Илье Обломове, который волею судеб все-таки женился и очень скоро после этого вернулся к привычному для него бездеятельному образу жизни. Только в качестве его антипода выступает не целеустремленный и энергичный Штольц, а нахрапистый помощник депутата Будкин.

Фильм не имел большого успеха в прокате, заработав лишь около 4 млн долларов. И все же «Географ» заметно отличается от предыдущих работ Велединского, снятых еще без Валерия Тодоровского (первой их совместной работой стал сериал «Закон» 2002 года). Фильмы «Русское» и «Живой» в отличие от «Географа» не попадают в категорию зрительского кино. Это характерный пример, позволяющий оценить роль продюсера в создании фильма: в какой степени он может влиять на стиль работы режиссера. Основная причина сдержанной реакции публики на «Географа», скорее всего, заключается в том, что драматические фильмы отечественный зритель все чаще предпочитает смотреть дома.

Валерий Тодоровский снял самый обсуждаемый сериал года

Фото: РИА Новости

Валерий Тодоровский — один из самых опытных российских продюсеров. В этом качестве он даже сумел выработать индивидуальный почерк. Тодоровский участвовал в создании таких культовых отечественных сериалов, как «Каменская», «Бригада», «Идиот». В качестве режиссера он до недавних пор предпочитал работать в полном метре. Но именно Тодоровскому удалось снять первый сериал, который вышел за рамки традиций советского кино и синтезировал в себе лучшие достижения российского и американского телевизионного кино. Он сам снимал все двенадцать серий «Оттепели». Это выбивается из принятых в современном кинопроизводстве технологий, зато у Тодоровского получилось цельное, очень эмоциональное и по-настоящему захватывающее кино, которое лишний раз продемонстрировало, что в России есть профессионалы, способные работать на самом высоком уровне. К тому же Тодоровский вслед за персонажем фильма — кинорежиссером Егором Мячиным позволил исполнительницам женских ролей сделать эффектные прически и надеть яркие платья, а в некоторых сценах и снять их, что не могло не сказаться на степени обаятельности этой телеистории.

Сельянов

В этом году Сельянов совершил несколько подвигов, которые на фоне прорыва Роднянского не так заметны и все же не менее значимы. Во-первых, он вошел в число тех, кто позволил Георгию Данелия довести до конца работу над мультфильмом «Ку! Кин-дза-дза». Из-за финансовых неурядиц на нее ушло больше пяти лет, и вот эта история благополучно завершилась. Кроме того, Сельянов выпустил полнометражный мультфильм «Как поймать перо Жар-птицы». Знаменитую мультипликационную «фольклорную» серию продолжил «Иван Царевич и Серый волк-2», который на пару с «Елками-3» в новогодние каникулы сражался с великим и ужасным «Хоббитом» Питера Джексона, сметающим все на пути к коммерческому успеху. Сергею Сельянову, которого стоит причислять едва ли не к отцам-основателям новейшего российского кинематографа, удалось если и не самому лично, то в составе не такой уж большой группы людей фактически возродить российскую анимацию. На принадлежащей ему студии «Мельница» Сельянов сумел сконцентрировать лучшие на сегодняшний день творческие кадры и поставить производство мультфильмов на конвейер. В результате состоялся невероятно успешный сериал «Лунтик», который больше десяти лет выходит на телеэкраны, плюс к этому — ежегодные премьеры полнометражных анимационных фильмов, на равных соперничающих в прокате как с отечественными, так и с американскими игровыми картинами. В прошлом году «Три богатыря на дальних берегах» собрали более 30 млн долларов, став самым прибыльным анимационным фильмом, сделаным в России. Сейчас Сергей Сельянов — главный человек в российском анимационном кино. Во многом благодаря ему зрители получают доступ к представлениям о расстановке сил добра и зла, которые проистекают из русского фольклора. И это титаническая по своим масштабам и значимости культурная работа.

Сергей Сельянов спродюсировал около восьмидесяти фильмов

Фото: ИТАР-ТАСС

Александр Роднянский в своей книге «Выходит продюсер» посетовал, что телевидение и кино в России по-прежнему «никак не первая и даже не десятая по значимости для страны отрасль» — в то время как в США кинобизнес обеспечивает 2,1 млн рабочих мест, а общий оборот этой индустрии в 2011 году составил 464 млрд долларов. Но если судить по результатам прошедшего года, у российских кинематографистов есть все для того, чтобы успешно противостоять экспансии американского кинематографа; возможно, просто необходимо какое-то время, чтобы этот потенциал раскрылся в полном объеме.  

Романовы: империя верных

Вера Краснова

Успех недавней выставки «Православная Русь. Романовы», посвященной 400-летию царской династии, связан с ее идеей самодостаточности России как цивилизации, считает научный руководитель экспозиции доцент МГУ им. М. В. Ломоносова Павел Кузенков

Павел Кузенков: «Россия существует уже тысячу лет благодаря тому, что здесь заложена парадигма христианского служения: один за всех и все за одного»

Фото: Алексей Майшев

— П авел Владимирович, от выставки «Православная Русь. Романовы» осталось впечатление, что это не просто дань исторической памяти, а высказывание, идущее вразрез с привычным взглядом на историю России. И речь идет не о частностях, а о концепции. Уже то, что Россия при Романовых превратилась из небольшого слабого государства в сверхдержаву, как показывает экспозиция, кажется всем необычным.

— Вообще-то, мы делали акцент не на это. Государство — прекрасная вещь, но это неодушевленный предмет, конструкция, в которой действуют живые люди. И главной идеей выставки было показать, что история — это прежде всего люди, принимающие решения и совершающие поступки. Более того, когда речь идет о монархических системах, роль личности в истории становится особенно очевидна. И мы хотели воздать должное людям, которые на протяжении трех столетий несли на своих плечах бремя власти, и по достоинству оценить их труды.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="" /sc'+'ript ');

— Вы хотите сказать, что все цари Романовы были выдающимися государственными деятелями?

— С точки зрения оценки действий любого человека, а тем более правителя, важны два момента: цель и отношение к ее достижению, то есть ответственность. Эти два момента очень ярко выражены именно в эпоху наследственной самодержавной власти. Ведь у абсолютного монарха нет мотиваций, связанных с карьерными, финансовыми и иными способами самоутверждения. И если он идет на рискованные преобразования, ведет тяжелые войны, то за этим стоят мотивы, выходящие за пределы его непосредственных личных интересов. В христианской традиции это называется служением: когда человек служит — не как раб, а как свободный — некой высокой идее, в данном случае идее державной. Вот мы и решили показать, как исполняли Романовы свое служение: как изменилась территория вверенной им страны, население, экономика. Каждый правитель как бы отчитывается перед потомками «о проделанной работе»: вот таким он получил государство, вот таким его передал своему преемнику. И выяснилось, что эти «бездарные и жестокие тираны» постоянно развивали Россию. Слово «развитие» здесь ключевое: это именно разворачивание скрытых в стране и ее народе грандиозных потенций, часто драматичное, но неуклонное и очевидное.

— Все без исключения?

— Да, и это для нас самих было неожиданно. Период правления Романовых демонстрирует отсутствие каких-либо резких срывов в развитии государства. Конечно, были цари самых разных личных достоинств, были откровенно слабые фигуры, были и настоящие гении, такие как Петр Первый или Екатерина Вторая. Хотя и к гениям есть много вопросов, и они делали ошибки. Но преемственность правления сама по себе оказалась едва ли не важнее, чем отдельные политические решения.

— Это созвучно толстовской идее, что властитель, полководец должен не свою волю осуществлять, а некую мысль народную?

— Это христианская концепция. В христианстве царь не играет роли «вождя-демиурга», творца истории. Он выполняет довольно скромную функцию предводителя, опекуна вверенного ему народа. Подлинный же вождь и правитель любой страны — Бог. Отсюда и главная задача земного царя — не предавать Царя Небесного, вверившего ему народ. Предательство не прощается царю. Здесь полная аналогия с полководцем: он может быть не слишком удачлив, талантлив, но главное, что от него требуется, — не покинуть поле битвы. На Руси «государево тягло» считалось сопоставимым с трудом крепостного. Павел Первый, например, прямо говорил, что тянет свою лямку, как крестьянин тянет свою, а Николай Первый даже сравнивал себя с рабом на галерах. То есть тип служения одинаковый. Отсюда единство царя и народа и, конечно, аристократии, офицеров, которые тоже должны быть верны полководцу. Важнейшую роль аристократии в исполнении государем своего служения мы тоже пытались показать. Особенно страшно для судеб страны, когда окружение правителя предает его. И романовскую эпоху как бы обрамляют два предательства: начинается она со Смутного времени, с измены бояр Годуновым, а кончается событиями марта 1917 года, когда преданный генералами и сановниками Николай Второй оказывается заложником в царском поезде под Псковом. Оба раза элиты преследовали одни и те же цели — сместить царя, воспользовавшись моментом, чтобы получить личные выгоды.

— Эта цель, видимо, от природы присуща элитам?

— Это своего рода корпоративный эгоизм, и, если такое состояние затягивается, олигархический режим стабилизируется, выбраться из него бывает невозможно. Так поляки потеряли свою Речь Посполитую, которая была одним из крупнейших государств Европы, намного сильнее и богаче России. Процесс разложения элит погубил в восемнадцатом веке блистательную Францию, вызвав Французскую революцию, и прочие европейские монархии.

Народная династия

— Михаил Федорович Романов, первый царь династии, был довольно слабым царем. Однако после избрания его на царство Смута на Руси прекратилась. Почему?

— Да, шестнадцатилетний Миша Романов, с пяти лет живший в ссылке, а затем перенесший все ужасы Смуты в захваченном поляками Кремле, никогда толком не учившийся, довольно аутичный, без каких-либо ярких способностей был избран царем, и в какое время! В стране находятся иностранные армии, бродят тысячи разбойничьих шаек; казна пуста, войско как таковое отсутствует, система управления парализована. Конечно, у Михаила выдающийся отец, Филарет Никитич, племянник самого Ивана Грозного; но он в польском плену и, скорее всего, из него не вернется: ведь полякам, которые уже считают Россию своей, невыгодно его возвращение. И вот Земский собор 1613 года поддерживает кандидатуру Михаила, в том числе родовитые князья и бояре — имея свои виды на слабого царя. Но здесь неожиданно сыграл роль фактор народный: за время Смуты народ так настрадался от безвластия, от всевозможных «воров», что вокруг царя начинают собираться низовые элементы. Казачество прежде всего. Не сразу, а после того, как правительство, возглавляемое матушкой царя инокиней Марфой, принимает несколько очень жестких мер: одного вора казнят, другого — и казаки десятками тысяч начинают сдаваться. Правительство издает указ, что отныне казаками называются только те, кто на службе у царя. Что важно, Михаил первым делом расплачивается со всеми казаками за службу. Хотя казна пустая.

Присяга новоизбранному царю Михаилу Федоровичу Романову, 1613 год

— А с ополчением Минина и Пожарского?

— И с ополчением полностью расплачивается. Как вы думаете, где деньги взяли? Конечно, большую помощь оказали монастыри, не поскупились и богачи вроде Строгановых, но часть средств пришлось занять у персидского шаха. Шах Аббаз долго думает, потому что, в принципе, ему тоже слабая Россия выгодна, но он решает, что выгоднее стабильность в России, чтобы торговать с ней. Очень быстро наводится порядок. Тут еще народ двинулся в Сибирь, не от хорошей жизни. Но правительство не пыталось вернуть людей, что было бы логично, потому что и так народа катастрофически не хватало: после Смуты в стране осталось всего три-четыре миллиона человек. Между прочим, в Польше в это время проживало девять миллионов, во Франции — больше двадцати, в Китае — около ста. Наоборот, одним из первых царских указов переселенцам предоставляются налоговые льготы, выдаются пособия. И именно при Михаиле Федоровиче Россия, более чем вдвое увеличив свою территорию, становится самым большим государством мира. Таков неожиданный результат этого «слабого» правления. Это я к чему говорю: мы все время требуем экстраординарных качеств от правителя, а здесь важнее оказывается не фигура «первого лица», а консолидация общества вокруг него. Уровень общественного доверия.

— Но откуда берется доверие — просто из идеи служения, когда ей все верны?

— Естественно, чувство верности своему высшему долгу у государя, своей присяге у служилых людей создает «кредит доверия». Вы только представьте: Михаилу Романову предложили стать царем в 1613 году, то есть прошло всего восемь лет, как убили не процарствовавшего и двух месяцев Федора Годунова, его ровесника. И мать Федора тоже. Убили ни за что, просто боярам они не угодили: одного не сделали главным воеводой, другому не дали наместничество. Все это было на памяти Михаила и его матушки, и они сначала ни в какую не соглашались. Но потом, когда духовенство поставило вопрос ребром, что если они не согласятся, то русская земля погибнет, мать фактически отдала единственного сына в жертву, препоручив его заступничеству Богородицы — через Феодоровскую икону, которая с тех пор считалась святыней Дома Романовых: этот образ был специально доставлен на выставку из Костромы. Эта идея жертвенности в высшем служении составляет самую суть христианской концепции власти. Христос, обладавший, как известно, «всякой властью на небе и на земле», трактовал ее как максимум жертвенности, Сам подавая пример апостолам. В политике это реализуется каким образом? Через готовность к тому, что власть принесет тебе только минусы в мирском смысле слова, вплоть до смерти. И как Христос пошел на распятие, преданный учеником, так и христианский правитель знает: да, в любой момент его могут предать и убить, но он действует согласно своему долгу, полагаясь на верность окружающих его людей.

Николай Второй, последний наш император, попал именно в такую ситуацию. Это тоже был не самый сильный государь в мирском понимании, но концепции христианского служения держался до конца, за что и прославлен как святой. Многие не понимают, за что именно: именно за то, что он до конца исполнял свой долг, а когда столкнулся со всеобщей изменой, не пытался сбежать, не стал организовывать интервенцию и войну против собственного народа, как это делали на его месте Карл Первый или Людовик Шестнадцатый. Кстати, он вовсе не отрекался от престола, а передал власть родному брату, которого в личных письмах называл Его Императорским Величеством Михаилом II. А так называемый акт об отречении Михаила Александровича вообще не был официальным документом, поскольку Михаил в условиях кризиса доверия к высшей власти обусловил принятие императорского сана поддержкой народа. Как частное лицо он обратился к народу с просьбой подчиниться — на время! — думскому правительству, пока Учредительное собрание не выразит «волю великого русского народа нашего». Фактически возникла ситуация 1613 года — с той лишь разницей, что тогда люди уже не понаслышке знали, что такое Великая Смута, а весной 1917 года все еще было впереди…

— Имелось в виду Учредительное собрание, разогнанное потом большевиками?

— Да, на нем представители всего народа должны были либо выразить доверие самодержавной власти, никуда юридически не исчезавшей, либо сформировать новые принципы государственного устройства. Михаил Александрович знал, что его императорский титул будет что-то значить только в том случае, если он примет его от народа, а не от нелегитимного Временного правительства. Кстати, прекрасно понимая опасность своего положения, Михаил категорически отказался покинуть Россию и был убит за месяц до расстрела Николая Второго.

— Значит, свою легитимность Романовы связывали с народом?

— Да, и не только потому, что эта династия пришла к власти именно через народное избрание. Она была и выдвинута простыми людьми, а не боярами, у которых были свои кандидаты. Де-юре в начале 1613 года правителем Руси был польский королевич Владислав, которому бояре и все москвичи принесли присягу. Но драматизм ситуации заключался в том, что никого не интересовала юридическая подоплека, важнее всего была правда Божия. И когда избрали Михаила Федоровича, решение это было осмыслено именно как воля Божия, внушенная членам Земского собора через посредство Святого Духа.

— А в чем заключалась «правда Божия»?

— В том, чтобы спасти православную веру. Владислав не выполнил главного условия — не принял православия. Если бы он принял православие, возможно, в Московии появилась бы польская династия. Но польский король Сигизмунд, ревностный католик, и слышать не хотел о перемене веры своим сыном. И тогда патриарх Гермоген обратился к народу с призывом спасать веру, а Кузьма Минин, выступая перед народом, прямо сказал: если мы хотим спасти веру, надо спасать Московское государство. Такая была идейная конструкция: сначала вера, а уже потом царь и отечество. И в рамках этой конструкции вырастает династия Романовых: по сути дела, народ вынуждает их взять власть, чтобы сохранить веру, и сплачивается вокруг них, как дети вокруг отца.

— Получилась «народная православная монархия»?

— Это византийский тип государственной власти, когда легитимность монарха основана на воле народа, а не на праве меча или наследства, как это было в европейских монархиях или на Руси при Рюриковичах. «Глас народа» понимается здесь как «глас Божий». Кстати, когда создавалось ополчение, инициатива шла от городских советов в Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани, Астрахани и других городах. У истоков народного движения стояли так называемые черные сотни, объединявшие наиболее активную часть горожан — ремесленников; не посадские, не белые, состоявшие на государевой службе и потому не платившие налогов, а податные, черные горожане создают ополчение и финансируют его, закупая оружие, продовольствие, выплачивая регулярное жалованье. В Нижнем Новгороде городское собрание решило, что каждый должен пожертвовать третьей частью имущества, а у несогласных средства изымались силой. Как говорится, демократия так демократия. Что это, как не рождение народовластия, причем не сословного, как в то время на Западе, а самого широкого, «низового»?

— Но от этой византийской системы остались одни воспоминания при переходе к абсолютизму в восемнадцатом веке?

— Динамика была любопытная. В семнадцатом веке еще сохраняется определенное единство монарха и народа, символом чего служат Земские соборы. Кстати, на таком соборе был избран царем и маленький Петр Алексеевич. Но сам Петр Первый соборов уже не созывал. Правда, Екатерина Вторая пыталась воссоздать некое подобие Земского собора, но бунт Пугачева напугал ее, и абсолютизм еще больше укрепился. Потом начались революции в Европе, приводившие к социальным потрясениям и ослаблению государств, и это заставляло российских императоров крайне настороженно относиться к любым идеям народного представительства. Александр Второй дальше других пошел по пути либерализации общественных отношений — и именно он был убит террористами-народовольцами, при явном сочувствии интеллигенции. После этого его сын Александр Третий в очередной раз «закрутил гайки».

Впрочем, культурный код православной цивилизации, согласно которому народ служит знати, знать служит государю, а государь служит Богу, сохранялся и в восемнадцатом, и в девятнадцатом веке. Это была весьма стабильная система вертикальной консолидации, о чем свидетельствуют, в частности, размеры репрессивного аппарата и количество смертных казней. Численность полиции в конце правления Николая Второго составляла 114 тысяч человек, в семь раз меньше, чем в нынешней России. За триста лет правления Романовых, даже с учетом жестокой эпохи Петра Первого, за все виды преступлений было казнено, по моим подсчетам, порядка 15 тысяч человек. В 1917 году на волне революционной эйфории смертная казнь, как известно, вообще была отменена, но уже через двадцать лет в России в год расстреливали людей на порядки больше, чем при царях.

Принуждение к модернизация и экспансии

— На выставке экскурсовод объяснял, что у реформ Петра Первого не было альтернативы. То есть вы придерживаетесь традиционной версии, что насилие, которое он совершил над страной, тот же абсолютизм, продиктовано объективными причинами?

— Тут есть и субъективные причины, связанные с личностью Петра, которого с детства поставили «вне системы», потому что Софья хотела сделать брата чужим для московских элит и потворствовала его похождениям в Немецкой слободе. Но авторитет царя в России оказался настолько силен, что это не Петра отторгла традиционная среда, а сама среда изменилась под его влиянием. Сила Петра оказалась в том, что при всех своих, мягко говоря, странностях он сумел снискать любовь простого мужика, солдата. Царь был строг, иногда свиреп, но справедлив и деятелен. Все видели его личную жертвенность, его неподдельную любовь к России. Иностранцы с удивлением писали, что императора ненавидят все: аристократия, церковники, старообрядцы, но солдаты его обожают и готовы за него умереть. Этого оказалось достаточно, чтобы Россия преобразилась и стала великой мировой державой.

Что же касается объективных причин, то, если мы посмотрим на восемнадцатый век, увидим, что абсолютные монархии выстраиваются повсеместно. А те страны, где этого не произошло, либо сошли со сцены, как Польша, либо стали второстепенными. Этот процесс напрямую связан с появлением нового типа армии — постоянной и дешевой, основанной на рекрутских наборах. Теперь монарх мог непосредственно опереться на войско, собранное из простолюдинов, не церемонясь ни с аристократией, ни с «третьим сословием». Восток прошел мимо этого, и в результате такие некогда могучие державы, как Турция, Иран, Индия и Китай, оказались вытеснены на периферию, превратившись в полуколонии и даже колонии. Это же грозило и России, но Петр, используя абсолютную власть, сумел в короткие сроки провести военную и технологическую модернизацию России, на долгие годы обеспечив ей место на авансцене мировой политики.

— Но ведь эта модернизация была вымученной, все делалось из-под государевой палки, а экономические механизмы так и не заработали?

— Они не заработали нигде. Даже в Великобритании модернизация не проходила по чисто экономическому сценарию, везде действовали политические механизмы. Россия же очень серьезно рванула вперед. Если к концу петровского правления в России было около 230 заводов и мануфактур, то к концу восемнадцатого века их было в десять раз больше; мы выходили на уровень крупнейших промышленных держав, но потом прозевали промышленный переворот и лишь с конца девятнадцатого века вновь стали догонять Европу и Америку. Странам с патриархальными ценностями непросто угнаться за технологическими революциями, поскольку они сопряжены с разрушением традиционных социальных отношений и оправданны только в условиях жесточайшей конкуренции. Развитие технологий происходит прежде всего там, где обездоленные люди готовы работать за гроши и где есть те, кто ради прибыли готов пойти на любой риск.

— То есть для модернизации Россия была слишком богата?

— Правильнее говорить не о богатстве, а о достатке: при почти полном отсутствии денег средний русский крестьянин не ощущал слишком острой нужды — за исключением, разумеется, голодных лет. Кроме того, у нас не было возможности монетизировать выгоду от внедрения новых технологий. Екатерина Вторая прекрасно знала про паровые машины; она наградила уральского умельца Ползунова, чей паровой двигатель был и мощнее, и совершеннее английских и шведских образцов. Машина Ползунова успешно работала на Тагильском заводе, но те же самые операции, делавшиеся вручную, были дешевле. Кроме того, внедрение машин приводит к увольнению людей. Когда паровоз Черепановых стал возить руду, работы лишились сотни человек, которым нечем стало кормить семьи. И если англичанин, имевший выход на гигантский международный рынок, мог закрыть глаза на социальные издержки и за счет прибылей частично их компенсировать, то в России внятных аргументов для внедрения новшеств не существовало. Поэтому промышленный переворот был реализован в девятнадцатом веке теми же самыми государственными методами.

— Интересно, вписываются ли эти цели Петра Первого в христианскую концепцию власти?

— Наверное, вписываются, потому что главная задача государя — защита своего народа. А это можно было сделать, лишь создав сильную армию и вооружив ее собственным современным оружием. И хотя Петр допустил сильное ущемление самостоятельности церкви, что впоследствии сказалось негативно на всей системе общественных отношений, в военно-политической сфере он обеспечил России мир и независимость. С петровского времени на Россию никто не нападает — кроме шведов и турок, которых то и дело натравливали на нас англичане и французы. Но каждая такая война оканчивалась новым расширением российской территории, усилением могущества России. С ней не справились даже полчища Наполеона, покорившие всю континентальную Европу. И когда в середине девятнадцатого века англичане и французы вместе с турками высадились в Крыму, никакого серьезного ущерба России они нанести не смогли. Более того, сами еле унесли ноги, до сих пор с ужасом вспоминают эту войну. А ведь основные силы русской армии даже не успели подойти к театру военных действий, когда внезапно, при странных обстоятельствах, умер Николай Первый. Только это помогло Англии и Франции превратить неизбежный и позорный разгром в победу.

— Получается, что внешняя экспансия чуть ли не навязывалась России извне. Не противоречило ли такое расширение территории и превращение в империю ее собственным стратегическим интересам, той же экономике?

— Действительно, Россия — одно из немногих государств, которое в принципе не нуждается в экспансии. Уже Екатерина Вторая ощущала нежелательность дальнейшего увеличения территории. Но делать это приходилось из геополитических соображений: чтобы выйти на естественные границы, ликвидировав такие разбойничьи «карманы», как Предкавказье, Крым или казахские степи. Не имея возможности вести хозяйство, население этих областей промышляло разбоем и работорговлей — весьма прибыльным бизнесом, опустошавшим русские земли с древнейших времен до конца восемнадцатого века. И когда черноморские и каспийские берега закрепились за Россией, произошло чудо: некогда безлюдные области расцвели на глазах, население выросло многократно. На месте убогой рыбацкой деревни возникла Одесса, крупнейший порт Восточной Европы, вырос Ростов-на-Дону, стали бурно развиваться кубанские и ставропольские земли. А Кавказ? К примеру, число грузин, армян, других народов веками не выходило за рамки нескольких сотен тысяч, регулярно подвергаясь резне со стороны персов, турок или горцев. В 1800 году, когда Грузия вошла в состав России, ее население составляло 675 тысяч человек, через полвека удвоилось, а к 1913 году достигло 2,6 миллиона. Аналогичную динамику показывали соседние народы.

— В шестидесятых годах девятнадцатого века один из царских министров писал, что окраины империи богатеют, в то время как население центральных губерний, наоборот, беднеет. Значит, таков удел России — «кормить» окраины ради собственной безопасности?

— В такой плоскости вопрос никогда не ставился: кормить — не кормить. Это слишком поверхностный подход. Вот сейчас американцы сколько сил и средств положили, чтобы переманить на свою сторону бывшие республики Советского Союза. Многие, даже единоверные Украина и Молдавия, отвернулись от нас, но все пристально следят, как поведет себя Россия. Потому что мы мощный цивилизационный центр, при известных условиях становящийся неотвратимо притягательным для окрестных народов, прежде всего в экономическом отношении. Просто сейчас Россия находится в фазе упадка. Но по сути своей русские — имперский народ. И мы будем не только кормить, но и проливать кровь за своих соседей, если они позовут нас как своих собратьев. В свое время Петра Первого ругали за то, что он, присоединив кучу иноземцев, заставляет теперь русский люд защищать их от врагов — притом что те неблагодарны и презирают русских. Но в христианской парадигме это и бессмысленно — ждать благодарности, потому что это нарушает принцип служения. Зато со временем такое жертвенное отношение создает эффект семьи: люди проникаются доверием к тем, кто им помогает не притворно, не ища своей выгоды. Кавказская Дикая дивизия безупречно воевала на фронтах Первой мировой. А среди всех командующих кто оказал безусловную поддержку Николаю Второму в роковые дни марта 1917-го? Только двое: немец Алексей Эверт и азербайджанец Гусейн Хан Нахичеванский. Именно так называемые инородцы оказываются самыми преданными хранителями имперского начала. Вообще, в мире совсем немного имперских наций. Имперских не в английском смысле этого слова, а в христианском римском, или византийском, когда в государственности нравственно-культурное, этическое начало имеет безусловное первенство над национальным, этническим.

— То есть смысл империи, построенной Романовыми, был еще и в безопасности глобальной, в христианском служении соседям? Тогда понятно, почему Николай Второй предлагал создать мировую систему коллективной безопасности. Обычно эта его инициатива кажется отвлеченной от реальной политики.

— На самом деле это была давняя традиция русской дипломатии. Еще Александр Первый, на волне победы над Наполеоном ставший самым влиятельным правителем континентальной Европы, сформулировал принцип христианской политики, создав вместе с Австрией и Пруссией так называемый Священный союз. В его уставном тексте прямо сказано, что вступившие в Священный союз государи соединены узами неразрывного братства, а их подданные считают себя «как бы членами единого народа христианского». Создавалась коллективная система взаимного служения. К этой системе примкнула вся Европа, кроме Турции и папы. Но она рассыпалась, потому что в Британии и Франции у власти стояли буржуа, которые вели свою игру. Вскоре к ним присоединились немцы и итальянцы, стремившиеся наверстать упущенное за годы национальной раздробленности. На эгоистические интересы прекрасно легла соблазнительная идея национализма: братство братством, но есть немцы, а есть славяне. Кстати, немцы были главными противниками и инициативы Николая Второго.

— В инициативе Николая Второго был хоть какой-нибудь прагматизм?

— Она была абсолютно прагматична. Николай предложил создать систему, основанную на принципе невмешательства и международного разрешения конфликтов, справедливо считая, что невозможно победить и навязать свою волю в ситуации, когда выстроен баланс международных сил. Именно такая система и легла в основу Организации Объединенных Наций — но после того, как в пожаре двух мировых войн погибли десятки миллионов людей. В начале двадцатого века немцы уповали на новые технологии, рассчитывали воспользоваться технологическим скачком для достижения фатального военного преимущества, создать оружие нового поколения, которое другие просто не успеют поставить на вооружение, — и одержать быструю победу. Они вложили все свои ресурсы в перевооружение армии, в новейшие образцы бронетехники, тяжелой артиллерии, в подводные лодки и авиацию. Царские инициативы выглядели для них издевательством, и кайзер Вильгельм Второй в гневе сказал, что его кузен Николай, видимо, сошел с ума. А на самом деле царь оказался весьма проницательным политиком.

Враги России

— Одно из самых сильных впечатлений от выставки связано с тем, кого она объявила врагами России. Вместе с Разиным и Пугачевым ворами названы декабристы. Честно говоря, это шокирует. Хотя бы потому, что они были патриотами, воевали с Наполеоном и даже на каторге переживали о том, как идут дела у России на Кавказе или в Польше.

— Дело в том, что у всех таких деятелей, будь то самозванцы, Стенька Разин, декабристы или большевики, есть две общие черты. Прежде всего это обман. Вся привлекательность этих протестных движений основана на полуправде, на дезинформации и лукавстве — без этого никто за ними не пойдет. И второй момент — поразительная, наивно детская безответственность их вождей, откровенный политический авантюризм. Возьмем тех же декабристов. Под какими лозунгами они выводили войска на Сенатскую площадь? За государя-императора Константина и некую конституцию, под которой большинство солдат понимало… жену Константина! А на что они рассчитывали в случае успеха?

— Да, узнай солдаты о замыслах цареубийства, декабристам бы не поздоровилось.

— Берем проект манифеста несостоявшегося «диктатора» декабристов Сергея Трубецкого, читаем под пунктом шесть: «Упразднение постоянной армии». Что это значило бы для России, нетрудно представить. Потом эти же черты проявятся у народовольцев, у революционеров начала двадцатого века: обман и авантюризм. Ведь большевики пришли к власти под одними лозунгами, а реализовали совсем другие. Это был обман, возведенный в систему, авантюризм настолько высокого градуса, что неизбежно приводил к катастрофам. Неудивительно, что такие «антисистемные» движения всегда пользовались благосклонностью и щедрой поддержкой со стороны политических конкурентов России.

В то же время с точки зрения макроисторического анализа тираноборцы — любопытный феномен. Здесь, конечно же, есть элемент жертвенности и благородства: эти люди, как правило, рисковали собой, часто погибали в борьбе за свободу — самое ценное, что есть у человека, причем у христианина тоже.

В манифесте несостоявшегося «диктатора» декабристов Сергея Трубецкого читаем:«Упразднение постоянной армии». Что это значило бы для России, нетрудно представить

— Но что они понимали под свободой?

— С точки зрения государства подлинная свобода возможна только там, где люди ограждены от скрытого манипулирования властью. В этом смысле мне всегда импонировало византийское отношение к монархии: только тот правитель считается истинным государем, который использует свою власть для охраны свободы своих подначальных. В противном же случае он беззаконный тиран. Такого понимания не было ни в средневековой Европе, ни в России. Это позднеантичная модель, к которой средиземноморская культура шла долгие века: архаические царства, с их частнособственническим представлением о государственной власти, сменяли демократические режимы, которые вырождались либо в охлократию, либо в олигархию. И как реакция на это вырождение возникала новая, монархическая, демократия, которая оказывалась наиболее стабильной формой государства.

— Почему?

— Потому что появлялся человек, который нес личную ответственность за политические решения. Таков был Август, архетип императора. Позже, со времен Константина Великого, на эту модель гармонично легла идея христианского жертвенного служения. В Европе происходит тот же процесс, только с запозданием на пару тысяч лет. Сначала на руинах античного мира растут «приватизированные» варварскими кланами племенные государства, которые медленно превращаются в полноценные монархии. Затем, часто через фазы охлократических диктатур и олигархий, образуются конституционные монархии или президентские демократии. Это, по сути дела, монархические режимы, ограниченные выборной системой. Если вы видели инаугурацию американского президента, то фактически видели возведение на трон нового императора. Система эта более или менее стабильна, однако, с христианской точки зрения, в ней есть лукавство: такой «избранный монарх» несет ответственность за свои дела не перед Богом, а перед теми, кто обеспечил его избрание, и именно этим лицам или группам лиц принадлежит власть. Но они вообще ни перед кем не несут ответственности и фактически используют государства и народы в своих интересах.

— Это шаг назад от византийской модели?

— Да. Такая конструкция отчуждает народ от реальной власти и свободы. Почему Николай Второй не пошел на создание конституционной монархии, как в Англии или Японии? Он ясно осознавал, что это означало бы обман: пользуясь званием монарха, он потерял бы возможность влиять на политику, а тем самым и утратил бы всякую ответственность за вверенный ему Богом народ.

— А если посмотреть на свободу с обычной точки зрения, либеральной?

— Давайте посмотрим, что такое либеральное понимание свободы. Вот есть восточнохристианский цивилизационный код, укоренившийся у нас, — он подразумевает такую систему политики, где в основе лежит вертикальная консолидация, идея служения. Но существует западная система горизонтальной консолидации, когда социальные связи обусловлены не идеей служения и верности, а взаимной выгодой и балансом интересов. Именно вокруг этих интересов формируются политические группы, которые соперничают за власть, выстраивают партийные конфигурации. Эту систему «отрицательной стабильности» разработали в свое время английские мыслители. В ней есть своя логика, но логика эта приводит фактически к отказу от христианской системы ценностей, потому что в итоге добро и зло оказываются договорными категориями, возникает нравственный релятивизм, а вместо спасения души во главу угла ставится коммерческая прибыль.

Что происходит? В России начиная с петровского времени образованная публика, которую потом назовут интеллигенцией, получает западноевропейское образование. А оно при всем своем христианском антураже ставит во главу угла рациональные свободы, так называемые права человека, которые в конечном счете обусловлены именно идеей взаимного интереса.

— Почему в России нет системы интересов, ведь не потому же, что она однажды приняла византийский культурный код?

— Во всяком случае, здесь не было повода выстраивать такую жесткую систему. Горизонтальные связи выстраиваются в ситуации острой конкуренции, когда очень высокая плотность населения диктует необходимость четко разграничить жизненные ресурсы. Этот доступ к ресурсам и описывает категория «права человека». Однако в России, да и в большинстве других стран, проблемы чаще решались противоположным путем, а именно коллективной консолидацией, сплочением вокруг единого центра. Только так можно было отразить агрессию сильных врагов или выжить в условиях тяжелого климата. И выходит, что наиболее образованная часть российского общества получает чужой культурный код. Этот цивилизационный разрыв приводит к страданиям таких людей, которые, видя здешний тип отношений, вместо того чтобы в них войти, начинают отвергать их на метафизическом, онтологическом уровне. И по сути дела, уничтожают и сами себя, сгорая в борьбе, и общество, в котором живут. Декабристы — первые на этом пути, затем был «разбуженный» Герцен и так далее, вплоть до нынешних «несогласных».

Справедливости ради надо сказать, что пафос разрушения несла не только интеллигенция. В двадцатом веке к этому подключился и простой народ. Это было вызвано кризисом церкви, выхолащиванием христианской этики, культуры, из-за того что с восемнадцатого века государство поставило духовенство под жесткий контроль. Люди перестали воспринимать церковь как авторитетную и независимую религиозную систему, видя в ней лишь часть государственного механизма подчинения.

— Существовало ведь и подлинное христианство — Серафим Саровский, оптинские старцы...

— Да, была монастырская культура высочайшего уровня, утонченное богословие. Но никакого влияния на общественную жизнь они не оказали, потому что государство их не замечало; они были выведены за рамки официальной системы. А народ либо находился на архаичной стадии обрядового христианства, где вообще нет места рефлексии, либо, как большинство наших революционеров (многие из которых выходили из священнических семей), видел в этом глубокую ложь. И русский коммунизм в этом смысле тоже сформировался как форма религиозного протеста. В отличие от Маркса, ярого атеиста, русские марксисты были людьми религиозного склада мышления. Это любопытный феномен, который на нехристианской почве порождает эффект антихриста: утопия, становясь идолом, как всякий идол, требует жертв и пожирает живых людей.

Цивилизационный люк

— Как по-вашему, были шансы у Николая Второго избежать катастрофы 1917 года?

— С одной стороны, история показывает, что император был обречен: вопрос стоял лишь о том, при каких обстоятельствах наш самодержец сойдет со сцены, — и, надо отдать ему должное, Николай сделал это наиболее достойно. В прошлом столетии были разрушены все формальные и неформальные империи. Двадцатый век стал веком национальных государств — за исключением США и СССР, имперских образований следующей формации. С другой стороны, выходом из патовой ситуации могла бы стать «народная монархия». Царское правительство недооценило эмансипацию народа. Что поражает в России начала прошлого века, так это обилие всякого рода съездов и советов: профессиональных, земских, научных, промышленных, партийных. Но государство не смогло вписать этот порыв к самоуправлению в политическую систему. А вот большевики потом эти движения оседлали, и именно Съезд Советов считался у нас верховным органом управления до 1993 года. По сути, советская система была «народной монархией», только место христианской церкви в ней заняла коммунистическая партия, со всеми вытекающими последствиями…

Обращение великого князя Михаила Александровича к народу с просьбой подчиниться на время думскому правительству, пока Учредительное собрание не выразит «волю великого русского народа нашего»

— Манифест 17 октября 1905 года не решал эту проблему?

— Сам Николай Второй рассматривал Государственную думу как вариант Земского собора, как способ привлечения лучших сил народа к государственному правлению. Манифест 17 октября не стал конституцией в западном смысле: перехода реальной власти к парламенту не произошло. Именно это и вызвало большое раздражение у элит. В то же время система выборов была устроена так, чтобы отсечь от участия в Думе массы крестьян. Вообще, царь ориентировался на патриархальную модель, полагая, что народ как жил, так и живет в наивной и бесхитростной вере в Бога и царя. До поры до времени так и было. Но само государство инициировало освобождение крестьян, дало им гражданские права, развивало народное просвещение. К 1917 году уровень грамотных среди рабочих достигал сорока процентов. А что читали эти грамотеи? Антиправительственные листовки и левые газеты. В итоге если духовная связь царя с народом и оставалась, то механизмов ее актуализации практически не было. Император пытался опереться на военную элиту, но именно она его и предала.

Нельзя не отметить удивительного сходства тогдашней ситуации с нынешней. По сути, наиболее яро против действующей власти выступали именно те, кто только благодаря ей и существовал в России. Потому что как только умеренно авторитарный режим рухнул, либеральную общественность смыло без остатка. Как тогда, так и сейчас оппозиционеры питают иллюзию, что достаточно объявить свободные выборы, и в России восторжествует западная общественная система. Но если она и восторжествует, то быстро погибнет вместе со страной. Ведь что показывает пример Романовых: генеральная линия развития России — это развитие цивилизации личной ответственности. Консолидирована она может быть в лице монарха, президента, генсека, как угодно назовите, но это именно личная ответственность.

— Не перед электоратом?

— Электората в этой системе нет и быть не может. Электорат — это индивидуумы, нацеленные на реализацию только своих личных интересов и притом верящие в то, что их выбор имеет самостоятельное значение. У нас таких людей считаные проценты. Само по себе это не отменяет систему выборов, но они становятся выражением народного доверия, по сути дела, единоличной власти. Причем власти теоретически несменяемой — именно потому, что она мыслится как власть ответственная. Это квазиримская система: римский император тоже регулярно получал своеобразный вотум народного доверия. А сменяемая власть — по определению власть безответственная: ее носитель использует свое государственное служение прежде всего для обеспечения впрок личных интересов. И реальным носителям власти нежелательно, чтобы кто-либо получал слишком большой авторитет, что затрудняло бы манипулирование им.

— Рыночная экономика не способна изменить этот наш культурный код?

— Тот код, который у нас существует, — это единственный способ сохранить даже не государство, а народ, страну. Если опираться здесь на так называемые взаимовыгодные отношения, Россия в своем настоящем виде очень быстро окажется экономически неэффективной и ее место займут другие типы социума — колониальный, постколониальный, очаговый, еще какие-то. Это уже пробовали в 1612 году. Тоже хотели сделаться частью европейской цивилизации. Но Россия существует уже тысячу лет именно благодаря парадигме коллективного служения: один за всех, все за одного, вера как верность. «За веру и верность» — так и написано на нашем главном ордене Святого апостола Андрея Первозванного. И это очень рациональная идея. Кто во время Смуты организовал спасение этой системы? Купечество, практичные люди. При взаимовыгодных отношениях ваши ресурсы ограничены той толикой взаимных благ, которую вы можете передать в распоряжение друг друга. Но если ты даешь безвозмездно, в твоем распоряжении потенциально оказываются все ресурсы людей, готовых поступать таким же образом. Возникает кумулятивный эффект, ресурсная база возрастает на порядки. Вспомним советскую систему: по ресурсам, особенно финансовым, она была слабее американской, но по эффекту была сопоставима с ней. А как только мы вошли в их систему отношений, мы стали слабее них в несколько раз.

И если вернуться к нашей выставке, в чем заключается ее главный феномен? Она выводит нас на идею самодостаточности России как цивилизации и ее жизнеспособности. Хотя мы многому учимся у Запада и даже зависим от него в области технологий, научных знаний, это никоим образом не означает нашей зависимости системной. И когда мы вернемся на привычный уровень социальных отношений, мы резко разбогатеем, если не деньгами, то, во всяком случае, совокупно доступным благом.

— Роль православия в этой системе останется ключевой?

— Православное учение придает целостность такой модели отношений, где все служат Богу через послушание властям и служение друг другу. Можно называть это служением народу — народу Божьему, то есть без национализма, который был характерен для Европы. Там тоже пытались выстраивать вертикальные социальные связи, но на основе концепции нации. Наполеоновские солдаты шли умирать не за деньги, а за великую Францию. Россия этого соблазна избежала: никогда русские солдаты не умирали за великую Россию, они умирали за веру, царя и Отечество. А возьмите Америку: там принято делить народы на хорошие и плохие, присвоив себе статус «силы добра» и высший моральный авторитет. Все это подрывает идею служения на корню. Так что и в общечеловеческой перспективе православная цивилизация не исчерпала своего потенциала.      

График 1

Население России при Романовых выросло в 50 раз, половину составляли русские

График 2

За врем правления Романовых территория России выросла почти в пять раз

График 3

В сравнении с США по объему валового продукта Россия в 1917 году выглядела так же, как СССР в 1991 году

График 4

При Романовых казнили на порядки меньше людей, чем при Советской власти

См. выше

Кибиров Тимур

Из новой книги стихов

Тимур Кибиров

АВТОРЕМИНИСЦЕНЦИИ

Креативный класс клубится,

Сомелье, шоколатье,

Пляшет, пляшет Цискаридзе

Лижут, лижут Депардье,

Ложит плитку мэр Собянин,

Кажет гаджеты премьер,

По опросам россияне

Заждалися высших мер.

В Сочи трассы снеговые,

На экранах спайдермен,

Справедливая Россия

И единая Россия

Поднимаются с колен!

Москва-Сити над Москвою,

Над Мордовией УФСИН,

И бегущею строкою

«Мене, текел, упарсин!»

* * *

Вот ты спрашиваешь — Вскую мятутся языци,

И племена замышляют тщетное,

И слепые ведут слепых

Черт знает куда?

А потому что не могут поверить

В Него,

В Бога истинна от Бога истинна,

Рожденна, Несотворенна!

Куда уж им, бедненьким!

Вот был бы Он Самсоном или даже Варравой,

Так и Иуда Искариот смог бы поверить,

И Кайафа.

А был бы Он арийцем, а не жидом по Матушке,

Так и доктор Геббельс уверовал бы!

А будь Он Сократом или, скажем, Буддой,

Сам Лев Николаевич стал бы столпом православной веры.

А стань Он, к примеру, Че Геварой,

Уверовал бы и Пазолини,

И всякие постструктуралисты.

А если бы Он оказался — Прости, Господи! —

Сексуальным партнером Магдалины,

Дэн Браун поверил бы в Него и возопил бы — «Осанна!»

А был бы Он Ницше,

Поверил бы и Ницше!

А так всем им, неверам и афеям,

Уготованы тьма внешняя

И скрежет зубовный.

А спасены будем только мы.

Ведь мы-то уж всем сердцем верим

И знаем назубок,

Что Он —

Истинный

Маршал Советского Союза

Георгий Константинович Жуков!

Его же Царство, и Сила, и Слава во веки веков!

Аминь.

* * *

На повестке дня вопрос —

Кто такой Иисус Христос?

Благолепный кворум

Отвечает хором:

Это наша национальная идея!

А точнее —

Наш ответ Чемберлену и прочим пиндосам!

Переходим к следующему вопросу,

К наболевшему вопросу о filioque.

Слово предоставляется

Товарищу Жириновскому!

* * *

Полежи на пляже.

Попивай вино.

Если хочешь, даже

Посмотри кино.

Это все равно.

Еле-еле слышный,

Еле-еле страшный

— Это все неважно —

Нарастает гул…

Оглавление

На твердой почве Стагнация необязательна Логика преодолевшего гибель Во что вкладывают деньги основные инвестфонды В плену старой парадигмы Пессимизм с легким привкусом паники Ржавые скрепы сверхцентрализации Час рачительных технократов Эсперанто международных сравнений Хиты сезона: мультиварка, весы, смартфон Вам не придется экономить Амбициозные и бессмысленные Созидательное разрушение Кризису быть, ждем Задание на дом Крест на «русский крест» Время продюсеров Романовы: империя верных См. выше Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg