«Секрет рисовальщика»

Жизнь нередко подбрасывает нам такие явления, сравнение которых с невозможным, невероятным, даже волшебным, может показаться просто смешным. Как вести себя в таких случаях? Отказываться ли верить своим глазам и искать спасения в попранной логике? Пытаться ли спихнуть все на расстроенную психику и пудрить врачам мозги откровенной чушью? А может быть, просто принимать все как есть, чтобы по крайней мере оставаться честным к самому себе? Каждый должен решать сам. Я же свой выбор уже сделал. А посему заявляю вполне официально, что даже самые смелые предположения людей о том, что может быть и что может существовать на нашей голубой планете, не идут ни в какое сравнение с тем, что довелось увидеть и пережить мне.

Ноябрь 1988

Автобус трясло. И это не очень-то способствовало поднятию моего настроения. За грязным стеклом с трудом угадывались очертания однообразного ландшафта — бескрайней заснеженной степи под свинцовым зимним небом. Километр проползал за километром, однако ничего не менялось. Словно бы кто-то нарочно наклеил на стекло передо мной выцветшую фотографию… В салоне было шумно. Многие уже успели здорово набраться. Где-то сзади надрывно звенела струнами раздолбанная гитара. Мои спутники, такие же, как и я, призывники, беззаботно горланили. И их не очень-то и заботило, доходит ли сказанное ими до собеседников. Я прислушался. Но в этом гаме трудно было расслышать что-либо путное. Тогда я прислонился лбом к холодному окну и задумался. Перед внутренним взором стали проплывать лица тех, кто пришел проводить меня в клуб «Юность»…

Первым появилось заплаканное лицо матери. Казалось, она не выдержит напряжения и вот-вот потеряет сознание. Оно и понятно — вот и ее младшенького забирают в армию (мой старший брат, Лев, к тому времени уже полтора года служил под Оренбургом). Отец. Он всячески скрывал свои чувства. Однако нездоровая бледность на лице и нервный взгляд выдавали и его с потрохами. Их волнение перекинулось и на меня… Пытаясь не встречаться с родителями глазами, я мысленно просил у них прощения, хотя и не мог объяснить себе, в чем же заключается моя вина. Быть может, в том, что я родился на свет? Или в том, что заставил их заботиться обо мне в течение восемнадцати лет, а теперь уезжаю на целых два года?