«Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам»

Эта услышанная мной история была столь загадочной, столь невероятной, что хотелось сразу же отмахнуться от нее, забыть, чтоб не тягчить сердце размышлениями. Но что-то никак не отпускало; желание узнать истину, скрывающуюся под слоем измышлений и лжи многотомной советской истории, в конце концов подтолкнуло к тому, чтобы попытаться донести сей рассказ до пытливых и любопытствующих читателей. Я передам все, что услышала, чему верю и в то же время не верю. И наверняка найдутся те, кто действительно ЗНАЕТ, кто ЗАГОВОРИТ и кто ОТКРОЕТ нам всю правду…

Размыслив, что одного пересказа будет мало, а официальных доказательств практически не существует, я решилась на неоднозначный ход. Дело в том, что все мы, вышедшие из советского общества, знаем такое правило игры: писать работы, ссылаясь на классиков марксизма-ленинизма и труды дозволенных для прочтения писателей. Ни шагу вперед, ни шагу назад, личное мнение никого не интересовало! Мы читали только одни и те же дозволенные книжки, учились по одним и тем же для нас разработанным учебникам, испещренным многочисленными ссылками на «правильных» классиков; писали сочинения в школе, курсовые (дипломные) работы в вузах, кандидатские (докторские) диссертации, или даже книги, — мы обязаны были делать ссылки! — иначе советский Агитпроп и коммунистическая партия могли заклеймить нас как несознательных членов советского общества и даже как пособников врагов социализма. Эта тенденция столь сильна, что не отпускает даже и современных авторов публицистических трудов, которые, стремясь что-то сказать, в то же время буквально «спихивают» свои слова, мысли, фразы на предшественников, успевших опубликоваться. Все для того, чтобы в случае изобличений в неучености, в глупости иметь возможность сказать: при чем тут я? — все это уже сказали до меня, с них и спрос… Этот замкнутый и бесконечный процесс умышленного убиения внутренней, личной свободы мышления заставляет большинство авторов идти все время одной и той же проторенной дорогой, не ставя под сомнения слова тех, кто писал прежде. Но в том-то и весь парадокс: как только вы дозволяете себе сомнения, ложь — публичная и печатная — выпячивается и становится очевидной.