«Тайные разведки (военное шпионство)»

2112

Описание

Рациональная постановка шпионства требует, как и всякая отрасль военного дела, предварительного основательного изучения вопроса. Цель предлагаемой книги — помочь этому изучению. В. Клембовский. 10 апреля 1911 г.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Генерального штаба подполковник Клембовский В. Н. Тайные разведки (военное шпионство)

Предисловие к 1-му изданию

Во всех руководствах по тактике, стратегии, в пособиях для производства военных рекогносцировок и т. п., упоминается, что для получения сведений о противнике и местности можно пользоваться услугами шпионов. Наша военная литература не идет дальше подобных кратких указаний, между тем как в иностранной, в особенности французской, вопрос о военном шпионстве разработан довольно подробно. Имея это в виду, решаемся поделиться с читателем теми сведениями, которые нам удалось собрать.

Вероятно, найдутся лица, которые скажут: «Как можно писать о столь позорном деле, как шпионство! Как можно проповедовать его!» — Почему же нет? Ведь сведения о противнике составляют основу каждого шага на войне, а следовательно все средства, клонящиеся к сбору их, должны быть разработаны возможно полнее, что послужит залогом успешного применения их на деле. Ведь в военное время начальник каждого самостоятельного отряда сочтет себя не только вправе, но и обязанным воспользоваться услугами лазутчиков, даже в том случае, если он не будет сочувствовать их ремеслу. А если это так, то желательно, чтобы вопрос о тайных разведках подвергся гласному обсуждению в мирное время. Читатель, который согласится с таким взглядом, наверно не осудит нас за первую попытку в этом направлении.

Да и самое шпионство не так позорно, как кажется с первого взгляда. Отрешившись от предвзятых убеждений и огульного осуждения, невольно приходишь к тому заключению, что могут быть случаи, когда деятельность лазутчика не заключает в себе ничего преступного и, скажем даже больше — достойна поощрения. Мысль эта не нова, она не раз высказывалась известными писателями и мыслителями.

С 1815 г. до 1871 г. во Франции почти совсем не пользовались услугами лазутчиков, и когда речь заходила о них, каждый считал долгом высказать свое негодование, подчас и напускное; лица, проповедовавшие тайные разведки, встречали сильный отпор и подвергались резкой критике. Но факты доказали справедливость их слов, и после франко-прусской кампании произошел решительный переворот: французы занялись изучением вопроса о военном шпионстве и поставили себе задачей не только не отстать в этом отношении от своих соседей, но даже превзойти их.

Нам могут сделать еще упрек в том, что мы придаем чрезмерное значение тайным разведкам. Во избежание этого оговариваемся, что отнюдь не равняем шпионства с кавалерийскими разведками, которые незаменимы. Но не всегда есть кавалерия под рукой, а с другой стороны, есть данные, которых не выяснит никакая кавалерия; так, например, в период стратегического развертывания армии пленные вместе со шпионами представляют чуть ли не единственное средство к сбору сведений о противнике (г. Леер). Следовательно, не возлагая чрезмерных надежд на тайные разведки, нельзя и отрицать пользы их.

В заключение позволим себе повторить слова г. А. Скугаревского:

«В военное время надо пользоваться всеми средствами, всеми даже мелочными обстоятельствами, чтобы склонить успех на свою сторону; такие мелочи в сумме составляют нечто большое. Будет очень жаль, если мы, пренебрегая тем, о чем говорила нам военная литература в мирное время, увидим пользу предлагаемого лишь на войне, после удачных результатов его у противника. Тяжело учиться только собственным опытом…»

В. Клембовский

Предисловие ко 2-му изданию

В течение 18 лет, протекших со времени первого издания труда о тайных разведках, военное дело значительно усложнилось, вооруженные силы почти всех государств увеличились и попутно с этим возросло и усовершенствовалось шпионство как средство узнать военные тайны соседей.

Минувшая Русско-японская война доказала, какое значение придавалось этому средству нашими тогдашними врагами и какую пользу они извлекли из него. Тем не менее, насколько нам известно, ни в нашей, ни в иностранной военной литературе новых трудов по этому вопросу не появлялось, если не считать отдельных газетных статей и книги Лануара, не имеющей характера систематического военного исследования. Все изложенное в связи с тем сочувственным приемом, который был оказан первому изданию Тайных разведок у нас и за границей, побудило нас пересмотреть его и выпустить второе издание, дополненное и в некоторых частях заново переработанное.

Рациональная постановка шпионства требует, как и всякая отрасль военного дела, предварительного основательного изучения вопроса.

Цель предлагаемой книги — помочь этому изучению.

В. Клембовский. 10 апреля 1911 г.

I Цель военного шпионства. — Мнения военных писателей о пользе и необходимости его. — Краткие исторические данные о применении военного шпионства в различные эпохи. — Общие выводы

Пока идеи о всеобщем разоружении и о всесветном мире не вышли из области мечтаний, каждое государство должно быть готово к войне со своими соседями. Готовность выражается не только в соответственном вооружении, снаряжении, обучении и организации армии, в фортификационном усилении своей пограничной полосы, и т. п., но и во внимательном изучении средств борьбы сопредельных государств. Пренебрежение к силе соседа может иметь гибельные последствия для страны; так, в 1870 г. Франция не знала немецкой армии, опрометчиво ввязалась в борьбу и в результате была разгромлена; то же повторилось и с нами: семь лет тому назад мы не знали японцев, считали их армию слабой и плохо подготовленной, думали легко и быстро расправиться с нею и… потерпели полную неудачу.

Сильное развитие железнодорожных и телеграфных линий, прогрессирующий рост прессы, обсуждение государственных вопросов в парламентах и сеймах значительно облегчили изучение соседних стран, приподняли завесу над тем, что прежде держалось в секрете; так, например, производительность края, провозоспособность железных дорог, система комплектования армии и тому подобные сведения, имеющие большое значение на случай войны, могут быть почерпнуты теперь из официально объявляемых распоряжений и отчетов соответствующих министерств. Но наряду с этим существуют такие данные, разглашение которых недопустимо ради безопасности государства; и насколько одно государство заинтересовано хранением в тайне сведений, касающихся его, настолько соседнему правительству выгодно еще до войны раскрыть эту тайну.

Главнейшие секретные данные, которые желательно добыть еще в мирное время, могут быть сведены в четыре группы: сведения о вооруженных силах соседних государств, сведения о местности в предполагаемом районе военных действий, сведения о населении и, наконец, сведения о производительности края.

1) Вооруженные силы сопредельного государства должны быть изучены в отношении следующих секретных данных: степень обучения войск, дух каждой войсковой части, общая характеристика корпуса офицеров, подробная оценка высших начальствующих лиц, характер каждого из них, темперамент, недостатки и служебные качества; предполагаемый план перевозки войск к границе, пункты сосредоточения и время готовности к открытию военных действий; меры, которые предполагает принять соседнее государство, чтобы помешать нашей мобилизации и замедлить ее; состояние и вооружение крепостей и укрепленных пунктов; новейшие технические усовершенствования, например, в области воздухоплавания, и т. п.

Обязанность доставлять военным министерствам указанные сведения ложится на посланников[1], консулов, военных агентов и офицеров, официально командируемых в другие государства. Но и для этих лиц почти единственное средство получения нужных данных заключается в том, чтобы обратиться к услугам шпионов.

Полковник Роллен, стоявший одно время во главе бюро, ведавшего контршпионством во Франции, свидетельствует, что обстоятельные донесения германских дипломатов и консулов служат ценным подспорьем и дополнением к сведениям, добываемым тайной разведкой немецких военных властей; многие из названных лиц, не в пример нашим дипломатам, не особенно стеснялись в выборе средств для достижения преследуемой цели; некоторые из консулов и торговых представителей являлись настоящими руководителями тайной разведки.

Во время самой войны в отношении вооруженных сил врага капитальное значение приобретают следующие вопросы: где и в каких силах находится противник, что он делает теперь и что намерен делать в будущем? «Если бы знать всегда и заблаговременно намерения противника, то можно было бы заручиться превосходством даже при численно слабейшей армии»[2]. «Сведения о неприятеле ложатся в основу каждой идеи и каждого действия на войне»[3].

Бесспорно, что лучшее средство для выяснения этих данных заключается в высылке вперед кавалерии, составляющей глаза армии. Но нередко разрешение такой задачи в полном ее объеме не под силу кавалерии, не говоря уже о тех случаях, когда при отряде почему-либо нет кавалерии.

В кампании 1870–1871 гг. многочисленная германская кавалерия находилась в особенно благоприятных условиях: неприятель не оказывал никакого противодействия ее рекогносцировкам; французская кавалерия, не отходившая ни на шаг от своей пехоты или бесполезно слонявшаяся между колоннами, как бы совсем отсутствовала. Соответствовали ли этой обстановке результаты деятельности германской конницы?

3 августа начальство 3-й немецкой армии, авангард которой находился в 10 верстах от французов, не имело достаточных сведений о противнике, что ясно видно из диспозиции на 4-е число. Вследствие этого 4 августа под Вейсенбургом 8 французских батальонов в течение шести часов держатся против 32 прусских и затем спокойно отступают с поля сражения.

Тотчас после боя прусская кавалерия теряет след отошедшего противника. В результате на другой же день, 5 августа, не зная в точности, какие силы стоят у Верта, и совершенно ошибочно предполагая присутствие значительного отряда за Гагенауским лесом, начальство 3-й армии отдает очень неопределенную диспозицию и разбрасывает свои войска на два фронта. В разыгравшемся затем сражении не принял участия почти целый германский корпус, а армия Мак-Магона временно избавилась от плена.

15 августа главная немецкая квартира находилась в полном неведении относительно положения армии Базена, а между тем в ее распоряжении находилось 220 эскадронов, и расстояние, отделявшее немцев от ближайших неприятельских корпусов, равнялось только 6–8 верстам. В результате 16 августа 67 тыс. немцев приходится сдерживать натиск 130 тыс. французов.

Таких примеров в войну 1870 г. мы видим много. Правда, что неудовлетворительная работа немецкой конницы объясняется недостатком предприимчивости ее начальников и отчасти несоответственной ее организацией и плохим вооружением. Во вторую половину кампании кавалерийское начальство уже усвоило себе правильный взгляд на задачи конницы, и результаты не замедлили обнаружиться[4]. Но даже в первые периоды войны вышеуказанные недостатки с избытком вознаграждались крайне благоприятной обстановкой, на повторение которой впредь отнюдь нельзя рассчитывать.

В большинстве случаев даже самая предприимчивая кавалерия не сможет разгадать намерений противника, не сможет заглянуть вглубь его расположения; она только разъяснит его силы и расположение на фронте и на флангах (что мы замечаем у немцев в период их действий против Мак-Магона с 24 августа по 2 сентября). Между тем шпион имеет возможность забраться в тыл противника, рассмотреть все подготовительные работы, совершающиеся там, и своевременным извещением своей армии упредить донесения кавалерии.

Наглядное доказательство этому находим в минувшей нашей кампании. В декабре 1904 г. наши шпионы донесли о появлении значительных японских сил в д. Сяобейхэ, к западу от железной дороги Ляоян — Мукден; в январе 1905 г. шпионы же сообщили о подготовке японцами железной дороги Гаубандзы — Синминтин для массовой перевозки войск; наконец, 3 февраля они донесли о движении 4 тыс. японцев на Синминтин, в обход нашего правого фланга. Уже по этим данным можно было с уверенностью сказать, что японцы готовятся нанести главный удар на наш правый фланг. Первые же сведения от кавалерии о наступлении армии Ноги поступили только 14 февраля, когда обход вполне назрел.

Вторым средством для выяснения обстановки, т. е. сил, расположения и намерений противника, служат извлечения из иностранных газет, журналов и из перехваченной официальной и неофициальной неприятельской корреспонденции. Конечно, возможны случаи получения таким путем весьма важных сведений; так, о движении Мак-Магона из Реймса в 1870 г. немцы узнали из лондонской депеши. Но в общем подобные случаи очень редки и на них отнюдь нельзя рассчитывать.

Столь же малонадежно третье средство ориентировки, заключающееся в опросе местных жителей, дезертиров и пленных. Местные жители несведущи в военном деле и склонны к преувеличению; дезертиры рисуют все в мрачном виде, чтобы оправдать свою измену; пленные малоразвиты или обратно — интеллигенты; в первом случае их показания очень малосодержательны, во втором — они упорно молчат или же умышленно искажают истину.

На основании приведенных соображений едва ли нужны особые доказательства пользы правильно организованного шпионства в военное время. Оно безусловно необходимо при обороне, осаде или блокаде крепостей, укрепленных позиций и при подобных действиях, связанных с продолжительной остановкой войск на месте. Во всех остальных случаях оно составляет большое и необходимое подспорье к кавалерийским разведкам и имеет тем большее значение, чем слабее, численно или количественно, наша кавалерия по сравнению с неприятельской. Один надежный лазутчик, знакомый с военным делом, может добыть и передать такое важное сведение, которого не доставит целый ряд образцово организованных кавалерийских разведок. Шпион может не только увидеть, где и в каких силах находится в данную минуту неприятель, но и услышать, что именно он намерен предпринять. Если кавалерия — это глаза армии, то лазутчики — ее уши.

2) Знание местности оказывает также большое влияние на ход военных действий. Уже в мирное время необходимо тщательно изучить театры предполагаемых войн, отметить важные оборонительные линии, особенно сильные позиции, ознакомиться с сетью железных дорог и вообще путей сообщения, с проходимостью гор, рек, лесов и болот; короче — необходимо иметь подробные географические и топографические сведения о сопредельных с ними государствах, а также возможно полные планы и карты. Эти данные, полученные путем гласным, должны быть проверены и до мельчайших подробностей дополнены путем негласным, что возможно сделать в мирное время только через посредство лазутчиков.

«Для ознакомления с известной страной с военной точки зрения одних карт недостаточно, — говорит Рюстов[5]. — Они не могут дать тех подробностей, знание которых необходимо военному. Даже по лучшим топографическим картам нельзя составить себе достаточно ясного понятия о конфигурации гор и их доступности, о свойстве рек и их проходимости, о железных дорогах и искусственных сооружениях, наконец, об устройстве укрепленных пунктов. Соответствующие подробные данные могут быть добыты в мирное время посредством наведения всевозможных справок, изучения специально относящихся до этого сочинений и помощью рекогносцировок, производимых путешествующими офицерами».

Война 1870–1871 гг. убедительным образом доказала, что немцы умеют переходить от слов к делу. «Небезызвестно, — говорит генерал Войде[6], — что немецкое начальство простирало вообще прозорливость свою до того, что заблаговременно, еще до войны, изучило все обстоятельства так точно и подробно, до малейших мелочей, что оно не раз у Меца заранее указывало своим разъездам пункты, с которых открывался большой кругозор на окрестности».

Приведем еще два факта. 31 августа 1870 г., находясь с армией у Седана и рассчитывая отступить на Мезьер, Наполеон и Мак-Магон были уверены, что немцы не помешают этому движению, причем император особенно надеялся на то обстоятельство, что им неизвестно существование дороги из С.-Манж через С.-Альбер и Вринь-о-Буа, так что отступление французской армии по правому берегу Мааса будет для немцев полной неожиданностью. Император сам нанес эту дорогу на лежавшей перед ним карте, на которой она не была указана. «Но император сильно заблуждался, — замечает Официальная прусская история войны 1870–1871 гг., — эта дорога была уже обозначена на картах, выданных немецким войскам».

Несколько позже штаб французской Луарской армии руководствовался картой, изданной в Глогау и представлявшей копию с той же карты французского издания; но на первой были указаны все железные дороги, которыми пользовались французы для перевозки войск при объявлении войны, между тем как на второй, т. е. на составленной и изданной во Франции, железные дороги вовсе не были обозначены.

3 и 4) Последние две группы сведений, знание которых необходимо для правильного направления военных действий, составляют все данные, касающиеся населения и производительности известного края, как то: примерная густота населения, состав его по племенам и вероисповеданиям, настроение жителей, их нравы и обычаи, род занятий, степень зажиточности; административное устройство края, количество и характер населенных пунктов, и т. д.

Полиен говорит по этому поводу следующее: «Каждый полководец, начинающей войну с какой бы то ни было нацией, должен основательно изучить ее обычаи, учреждения и наиболее свойственные ей военные хитрости»[7].

Донесения посланников и военных агентов, географические, статистические и этнографические очерки, официальные отчеты и тому подобные документы дают обширный материал для ознакомления с населением и производительностью края. Но и в этом отношении деятельность шпионов может принести несомненную пользу. Живя за границей и действуя в известном, сравнительно ограниченном районе, они уже в период мира завязывают сношения с более влиятельными лицами, стараются приобрести их доверие, тщательно изучают характер населения, намечают лиц, которые могут быть полезны войскам в военное время в качестве проводников, заложников или шпионов; одним словом, они делаются своими людьми в этом крае и, доставляя важные сведения содержащему их правительству, тем самым создают себе прочное основание для деятельности во время самой войны.

Имея в виду именно такую цель, тайный агент Бисмарка, некто Штибер, в 1864 и 1865 гг. организовал в Богемии шпионство на строго обдуманных началах. Результат ярко сказался в 1864 г., во время австро-прусской войны. «По свидетельству Бисмарка, Мольтке, фон дер Гольца, бывшего германским послом, прусского консула Рамберга и корреспондентов всех газет, в том числе и французской le Siucle, следовавших при прусской армии, никак нельзя было рассчитывать, что ей окажет такие громадные услуги один человек, заблаговременно объездивший и изучивший театр военных действий и поставивший на всех стратегически важных пунктах своих надежных людей-шпионов, которые через шесть месяцев оказались на указанных им местах. На каждом ночлеге квартиры для генералов и их штабов были заранее отмечены; крестьянин в блузе и в сабо (деревянные башмаки) выходил на встречу авангардам, где ему связывали руки по заранее составленному уговору; затем этот „крестьянин“, а в действительности шпион, под влиянием притворных угроз и побоев указывал начальнику отряда намеченные дома, давал определенные сведения о силах и расположении противника, о настроении населения и о продовольственных припасах всякого рода»[8].

Польза и необходимость шпионства сознавались писателями и мыслителями разных эпох.

В XVI столетии Макиавелли писал по этому поводу следующее: «Чтобы разведать намерения противника и узнать его распоряжения, некоторые полководцы отправляли к нему послов, которых сопровождали ловкие офицеры, переодетые лакеями; пользуясь случаем, эти последние осматривали неприятельские войска, замечали их слабые и сильные стороны и таким путем изыскивали средства для одержания победы. Другие полководцы подвергали мнимому изгнани ю доверенных лиц, которые искали убежища у неприятеля, раскрывали его намерения и передавали их своим военачальникам». В другом месте Макиавелли выражается еще определеннее: «Отечество надо защищать честным или хотя бы бесчестным образом. Все средства хороши, лишь сохранена была бы целость его. Когда приходится обсуждать вопрос, отрешения которого единственно зависит спасение государства, не следует останавливаться ни перед каким соображением справедливости или несправедливости, человечности или жестокости, славы или позора, но, отбросив всякие соображения, решиться на то, что спасает и поддерживает свободу»[9].

Знаменитый писатель XVII в. Гуго Гроций говорит, что, по установившимся взглядам, пользоваться лазутчиками можно, так как даже Моисей прибегай к их услугам, а Иосий сам принял на себя роль соглядатая[10].

Еще определеннее высказался не менее известный полководец той же эпохи Монтекуколли, по мнению которого шпионы и проводники столь же необходимы главнокомандующему, как глаза для головы[11].

В XVIII столетии, в течение которого совершились коренные преобразования в устройстве и в способе действий почти всех европейских армий, вопрос о шпионстве затрагивался многими писателями. Так например, Гримуар в своем сочинении Traité sur le service de l’état-major général des armées говорит, что «государь, министр и полководец, не зная в точности, что происходит во враждебном или даже в дружественном государстве и в его армии, не должны пренебрегать никакими средствами, чтобы добыть хороших шпионов разных категорий, годных для всевозможных поручений».

Король прусский Фридрих Великий придавал большое значение заблаговременному сбору сведений о противнике через шпионов. Вот что мы читаем по этому поводу в его труде «О военных учреждениях»: «На войне приходится действовать то с отвагой льва, то с лукавством лисицы; где не берет сила, там возьмет хитрость. Поэтому безусловно необходимо пользоваться и той, и другой; это составляет один лишний шанс на успех. Часто сила не уступает силе, но часто также хитрость берет верх над силой».

Во вторую половину минувшего века вопрос о шпионстве получил особенно широкое развитие. Жомини, Бюжо, де Брак, Тибо, Ла-Рош-Аймон и другие писатели единогласно признают пользу и необходимость систематически организованного шпионства, служащего важным подспорьем к военным рекогносцировкам.

За последние двадцать лет в иностранной литературе, преимущественно французской, появилось несколько сочинений, довольно подробно и всесторонне обсуждающих вопрос о шпионстве и пытающихся наметить организацию этого дела, принимая за основу слова маршала Бюжо: «шпионство составляет весьма существенный отдел военного искусства; полководец, который сумеет воспользоваться им, извлечет большие выгоды: он избавит свои войска от лишних передвижений и боевых столкновений и очень часто без потерь и риску достигнет таких результатов, которые по неимении сведений он купил бы ценой крови и бесконечными маршами и контрмаршами… Было бы полезно завести в каждом корпусе специальный орган шпионства… Не следует ничем пренебрегать, чтобы подыскать лазутчиков все понимающих, все знающих и все угадывающих. Шпионство не импровизуется мгновенно; поэтому все штабные офицеры должны даже в мирное время выработать в себе сноровку обучать нижних чинов исполнению роли лазутчиков, посылать их в разных направлениях на разведки, сверять их донесения, и т. д. Следовало бы даже составить небольшое руководство по этой службе»[12].

Впрочем не все писатели признают важность шпионства уже после открытия военных действий. «К услугам шпионов, — говорит фон дер Гольц[13], — можно прибегать в подготовительный к войне период, когда они имеют еще возможность пользоваться обыкновенными средствами отправки корреспонденции и когда немедленная передача донесений не столь необходима, как в период военных действий. Для операций, столкновений и сражений имеют значение только совершенно свежие сведения, а их-то шпион не может доставить. Он не может пользоваться телеграфом для сношений с той стороной, которой служит. Если он пожелает сделать словесный доклад, ему придется совершить кружный обход, чтобы дойти до своих; следовательно, в большинстве случаев он запоздает. Он будет играть роль прежних шпионов только тогда, когда в военных действиях настанет временное затишье, при осадах и при расположении в укрепленных лагерях или на укрепленных оборонительных позициях».

О пользе шпионства довольно красноречиво свидетельствует военная история. Уже в древности почти все полководцы прибегали к услугам шпионов, чтобы выяснить все происходившее у противника. «Они имели сведения о местности, силах, расположении и даже о средствах неприятеля, между тем как последний не знал ничего или почти ничего. Этим объясняются успехи одних и неудачи других»[14]. Не задаваясь мыслью написать историю шпионства, ограничимся следующими примерами.

Во время борьбы с этрусками (298–290 гг. до Р. X.), по поручению консула Кв. Фабия Максима, брат его отправился осмотреть лес, положение которого не было известно римлянам. Свободно владея местным наречием, он переоделся этруском, прекрасно выполнил свою задачу и даже привлек несколько городов на сторону римлян[15].

Лет тридцать спустя карфагенский полководец Ганнон, находясь со своими войсками в Сицилии, узнал, что четыре тысячи подчиненных ему галлов намерены перейти на сторону римлян вследствие неуплаты им жалования. Ганнон не наказал их, боясь вызвать этим открытый мятеж, но придумал следующую хитрость: он подослал к римлянам ложного шпиона, который предупредил их о месте, где карфагеняне предполагали произвести фуражировку; затем, временно успокоив волновавшихся галлов, Ганнон послал их в назначенный пункт на фуражировку. Предупрежденные шпионом, римляне напали на них из засады и истребили почти поголовно[16].

За 203 г. до Р. X., во время войн с Карфагеном, Корнелий Сципион послал Лелиуса для рекогносцировки лагеря Сифакса. Лелиус взял с собой нескольких офицеров, переодетых слугами, и отправился к Сифаксу под предлогом каких-то переговоров. Когда один из сопровождавших его офицеров был случайно узнан неприятелем, Лелиус приказал дать ему публично несколько палочных ударов, чтобы убедить всех, что наказанный не более как простой лакей. Желая же подробнее высмотреть расположение врага, Лелиус тайно выпустил на свободу одну из своих лошадей и, под предлогом розыска ее, обошел весь лагерь нумидийцев[17].

По свидетельству Полибия, задолго до своего похода в Италию Ганнибал отправил туда шпионов, поручив им собрать самые точные сведения о плодородии долины По и подошвы Альп, о населении этих местностей и его боевой готовности, в особенности же о степени нерасположения или враждебности жителей к римскому правительству. Эти агенты были также обязаны склонить на сторону Ганнибала всех предводителей галлов по обе стороны Альп. Один из шпионов пробрался даже в самый Рим, где был схвачен только несколько дней спустя. Вообще шпионы Ганнибала, зная римское наречие и надевая римские одежды, не раз забирались в различные итальянские города и облегчали Ганнибалу взятие их.

Во время третьего похода Цезаря в Галлию (56 г. до Р. X.) один из его подчиненных, Сабинус, прибыл с тремя римскими легионами в область унеллов и расположился в укрепленном лагере на очень удобном месте. Значительно сильнейшие войска галлов, под начальством Веридовикса, стали в двух милях от лагеря и ежедневно, хотя тщетно, вызывали врагов на бой. Желая окончательно убедить галлов в трусости римлян, Сабинус подослал к Веридовик-су ложного шпиона, который уверил его, что римляне собираются отступить ночью и двинуться на выручку Цезаря. При этом известии галлы бросились на неприятельский лагерь. Но римляне уже приготовились к отпору, быстро перешли в наступление двумя отрядами и наголову разбили врага[18].

Во время седьмого похода Цезаря, не рассчитывая победить римские легионы, Верцингеториск, вождь восставших галлов, приказал сжечь все населенные пункты в окрестностях Аварикума (нынешний Бурж в Оверне) и уничтожить продовольственные запасы, чтобы вызвать голод среди римлян. Но жители Аварикума упросили Верцингеторикса не жечь их город, обязавшись защищать его от римлян. Цезарь осадил Аварикум, а Верцингеторикс расположился в пяти милях от него, на очень сильной позиции, окруженной болотами и лесами. Преданные ловкие шпионы постоянно доносили Вер-цингеториксу обо всем происходившем в городе и передавали туда его повеления; они же подробно извещали его о тех пунктах, куда римляне посылали за продовольствием и фуражом[19].

Приведенные примеры доказывают, что в древние века шпионство применялось в широких размерах, и редкий полководец не прибегал к этому средству для сбора сведений о противнике. Отличительная черта шпионства той эпохи заключается в том, что оно практиковалось почти исключительно уже после объявления войны. Другую особенность составляет отсутствие какой бы то ни было организации шпионства, случайный характер его и простота мер для введения противника в заблуждение: в большинстве случаев шпионы проникали в неприятельский лагерь или в качестве слуг при лицах посылавшихся туда для фиктивных переговоров, или в качестве перебежчиков, подвергшихся истязаниям и побоям в своей армии; при втором способе, чтобы придать больше веры своим словам, шпионы добровольно истязали себя.

В средние века шпионство практиковалось в значительно меньших размерах; рыцари признавали только открытый бой, и тайные подсылки слишком противоречили понятиям о рыцарской чести. Тем не менее, изучая войны за этот период, мы встречаем несколько случаев шпионства. Так, например, король англосаксов Альфред Великий лично взял на себя роль шпиона и перед битвой при Эддингтоне в 878 г. под видом английского барда проник в лагерь датчан, где, забавляя их своими песнями, высмотрел положение и силы неприятеля, а затем разбил его наголову[20].

Во второй половине XIV в., с учреждением постоянных войск, шпионство входит в прежнюю силу и достигает наибольшего развития во Франции в правление Ришелье и Мазарини, а в Пруссии при Фридрихе Великом. Вместе с тем оно практикуется не только во время военных действий, но и в период мира, и из сферы исключительно военной переносится в область международных политических сношений. При помощи этого тайного органа Ришелье, Мазарини, Кромвель и другие государственные люди той эпохи внимательно следили за политической и военной организацией иностранных государств, сообразно с полученными сведениями направляли свою дипломатию и делали соответствующие приготовления в своих армиях.

К этому времени относится весьма любопытный и едва ли не единственный в своем роде документ, хранящийся в архиве французского военного министерства: это патент, подписанный собственноручно Людовиком XIV в 1652 г. и выданный известному шпиону, францисканскому монаху Франсуа Берто. В патенте указывалось что «ввиду добродетельной, разумной, верной и преданной службы Его Величеству королю Франции», Франсуа Берто разрешается «в случае необходимости, переодевание в какую ему заблагорассудится одежду, причем таковое не будет вменено ему в вину как нарушение духовных правил и королевских повелений».[21]

Приведем несколько примеров шпионства в XVI и XVII столетиях.

В 1558 г., перед осадой Калэ, занятого англичанами, французский маршал Строцци и генерал Монлюк в переодетом виде проникли в крепость и подробно осмотрели ее[22].

В Тридцатилетнюю войну Тилли и Валленштейн пользовались очень часто шпионами. Во время осады Магдебурга имперцами в 1631 г., зная из донесений своих многочисленных шпионов, что граждане упали духом и что в сенате поговаривают о сдаче, Папенгейм настоял на том, чтобы был предпринят штурм города, окончившийся полным успехом.

В том же году, перед штурмом Вербенского укрепленного лагеря имперскими войсками, Тилли приказал своим шпионам, находившимся в лагере, заклепать шведские орудия. Но Густав-Адольф узнал об этом, задержал шпионов и отбил штурм[23].

Во время осады Арраса в 1640 г. переодетый французский маршал Фабер проник в крепость и высмотрел расположение противника.

В 1668 г. генерал Катина, начавший военную службу под начальством Тюренна, с целью рекогносцировки крепости Люксамбурга пробрался туда под видом трубочиста[24].

Один из замечательных полководцев этой эпохи, Люксамбург имел шпионом секретаря принца Оранского, который предупреждал его заблаговременно о всех намерениях принца[25].

План атаки Кремоны, составленный Евгением Савойским в 1702 г., был основан на показании шпиона Козоли, служившего священником в Кремоне. Он сообщил Евгению о существовании сухого подземного хода из погреба своего дома в крепостной ров, и в ночь с 30 на 31 января по этому ходу проник в город отряд из 600 человек под начальством Штаремберга[26].

Когда в 1710 г. главнокомандующий австро-сардинской армии граф Таун решил быстро вторгнуться через долину Барцелонетты, Людовик XIV был заблаговременно предупрежден об этом своими шпионами; несмотря на удаление маршала Бервика и на затруднительность сообщений, король успел дать знать маршалу о грозившей ему опасности[27].

Во времена регентства и в царствование Людовика XV пользование шпионами во Франции уменьшается, но зато оно возрастает в Пруссии, где достигает своего апогея при Фридрихе Великом, который посвятил этому вопросу целую главу в своем сочинении «О военных учреждениях». Генерал Сухотин говорит по этому поводу[28]: «Приготовления коалиции и намерения союзников были очень хорошо известны Фридриху через посредство шпионов, бывших не только при дворах враждебных государству но и в составе главных квартир неприятельских армий. Так, он получал подробные сведения о дислокации австрийских армий и передвижениях прямо из личной канцелярии главнокомандующего генерала Брауна; заведовавший главным магазином в австрийской армии тоже был подкуплен пруссаками. Весьма секретные переговоры Австрии с Францией, завершившиеся 14 ноября 1756 г., были известны королю через три недели (7 декабря 1756 г.); вообще наиболее определенные и ценные сведения получались таким путем».

Даже начальник нашей русской передовой конницы генерал-майор граф Тотлебен был «пособником» Фридриха II, т. е. прусским шпионом.

Сам Фридрих говаривал: «Маршал де Субиз требует, чтобы за ним следовало сто поваров; я же предпочитаю, чтобы передо мною шло сто шпионов».

Одни из противников Фридриха, французы, по свидетельству генерала Бардена, вовсе не употребляли шпионов в начале Семилетней войны, но вскоре убедились в пользе их и учредили в армии особую должность начальника шпионов.

У других противников, в русской армии, сбор сведений о театре военных действий и о неприятеле производился как через шпионов, называвшихся «конфидентами», так и через русских офицеров, отлично владевших немецким языком и знакомых с краем, например, майора Романиуса, поручиков Далегорского, Шрейдера и многих других. Фрейман, адъютант Юрия Ливена, все время разъезжал под видом польского офицера. Другой русский офицер, посланный Лопухиным, проехал через всю Пруссию до Данцига, «будучи в службе лакеем у одной женщины»[29]. С 1758 г. сведения о неприятеле доставлялись преимущественно конницей. «Нет сомнения в том, что у нас не пренебрегали другими средствами для того, чтобы узнать о положении неприятеля, но не в той мере, как принято думать; показаниям „конфидентов“, служивших исключительно за деньги, ни Фермор, ни кто другой не придавали решающего значения. Фермор с начала войны имел наглядный пример ложности донесения самого верного конфидента Брауна (иезуита под литерой F), уведомившего почти накануне падения Швейдница, что крепость сильна и „нечего опасаться“, а потому понятно, что с его стороны мы не встречаем особого доверия даже донесениям ксендзов, которые по их образованию и убеждению, по-видимому, были опасными „конфидентами“ врагов Фридриха II. Вообще все сведения, случайно получаемые в главной квартире стороной, проверялись разведками и донесениями постоянных конфидентов, которых в начале 1758 г. было не более 3–4. Значительное число тайных агентов русской главной квартиры появляется позднее, зимой 1758–1759 гг.»[30]

В конце того же столетия, 6 сентября 1794 г., после поражения поляков под Крупчицами, отряд Сераковского поспешно отступил к Бресту кратчайшим путем, через леса и болота. Суворов не преследовал его и к ночи 7 сентября, пройдя 40 верст, подошел к д. Трещин, верстах в шести от Бреста. Предполагая обойти позицию поляков справа, Суворов выслал 20 казаков под начальством подполковника Ивашева для рекогносцировки бродов через Мухавец и Буг и для сбора сведений о противнике. Не успел еще Ивашев вернуться, как казаки привели еврея, который сказался посланным от своих земляков-единоверцев. «По его словам, в Бресте ожидали скорого прибытия русских войск, и еврейское населебие, заботясь о своей участи при предстоявших военных действиях, предлагало русским свои услуги. Посланный показал, что войска Сераковского очень утомлены, что решено избегать нового боя и утром ретироваться по направлению к Варшаве, для чего обозы уже тронулись в путь. Кроме того еврей разъяснил, насколько мог, разные другие обстоятельства, важные для русских: о свойстве местности, ширине Мухавца и Буга, бродах, и предложил себя в проводники». Немедленно продиктовав диспозицию собравшимся генералам, Суворов выступил в час пополуночи 8 сентября, переправился вброд через Мухавец и Буг, заставил Сераковского принять бой и разбил его наголову[31].

Шпионство, почти совсем утратившее во Франции свое значение после Людовика XIV, получило новую силу и развитие при Наполеоне I. Великий полководец посвятил много времени, труда и денег, чтобы, с одной стороны, прочно поставить это дело в своей армии, с другой — оградить себя от подобных попыток своих врагов. Доказательством этому служить переписка Наполеона[32], из которой заимствуем следующие выдержки.

20 сентября 1797 г. из Пассериано генералу Дюма: «Пошлите шпионов в Гориц, Триест и Лайбах, чтобы узнать названия кавалерийских полков и пехотных батальонов, находящихся в этом крае. Поручите также своим агентам наблюсти, произведены ли какие-нибудь работы в Горицкой цитадели и поставлены ли туда орудия».

27 сентября 1798 г. из Каира генералу Дюпюи: «Прикажите обезглавить двух взятых шпионов и пронести их головы по улицам города с объявлением, что они были местными шпионами».

21 сентября 1805 г. из Сен-Клу генералу Лемаруа: «Вы выедете ночью, отправитесь в Базель, не раскрывая ни имени, ни звания своего. Вы должны собрать с большим вниманием самые точные сведения об австрийцах, находящихся в Штокахе, Шварцвальде и Форарльберге. Проезжайте вдоль Рейна с швейцарской стороны и дойдите до Шафгаузена, чтобы получить там те же сведения. Оттуда отправьтесь в Куар и вернитесь через Берн».

4 марта 1807 г. из Остероде генералу Морану: «По своему положению[33] вам удобно выслать шпионов. Не жалейте денег и посылайте мне два раза в день донесения о том, что узнаете».

20 декабря 1811 г. из Парижа герцогу Бассано: «Напишите шифром барону Биньону, что, если война возгорится, я предполагаю прикомандировать его к своей главной квартире и поставить во главе тайной полиции по части шпионства в неприятельской армии, перевода перехваченных писем и документов, показаний пленных и т. д.; поэтому необходимо, чтобы он немедленно организовал хорошую секретную полицию; чтобы он сыскал двух поляков, хорошо говорящих по-русски, военных, способных и заслуживающих полного доверия, одного — знающего Литву, другого — Волынь, Подолиюи Украину, наконец третьего, говорящего по-немецки и хорошо знающего Лифляндию и Курляндию. Эти три офицера должны будут опрашивать пленных. Надо, чтобы они свободно владели польским, русским и немецким языками. Под их начальством будет человек двенадцать тщательно выбранных агентов, оплачиваемых соответственно важности добытых ими сведений. Желательно, чтобы они могли давать некоторые разъяснения насчет мест, где пройдет армия. Я желаю, чтобы г. Биньон тотчас занялся этой организацией. Для начала три указанные агента должны завести себе своих агентов на дорогах из Санкт-Петербурга в Вильно, из Петербурга в Ригу, из Риги в Мемель, на путах из Киева и на трех дорогах из Бухареста в Санкт-Петербург, Москву и Гродно; послать других в Ригу, Динабург, Пинские болота, Гродно, и иметь ежедневные сведения о состоянии укреплений. Если результаты будут удовлетворительны, я не пожалею ежемесячного расхода в 12 000 франков. В военное время размер вознаграждений лицам, доставляющим полезные сведения, не может быть ограничен».

Маршалы следовали примеру своего вождя. «Полководцу настолько же важно скрыть свои намерения, насколько проникнуть в намерения противника, — говорит Мармон[34]. — В этом отношении он не должен ничего упускать из виду. Ему следует держать шпионов, хорошо оплачивать их, хотя и не слепо доверять их показаниям. В особенности выгодно завязать сношения со служащими в штабах». А генерал Бельяр писал Ласаллю в октябре 1806 г.: «Добудьте, дорогой Ласалль, все возможные сведения о противнике; если удастся, пошлите шпиона в Наумбург; посулите ему крупную сумму денег: 3000, даже 6000 франков, если он доставит ценные сведения»[35].

Бюжо рассказывает между прочим следующий факт. В 1812 г. была минута, когда французская армия потеряла соприкосновение с русской и не имела никаких сведений о ней, несмотря на всевозможные попытки узнать что-нибудь. Тогда эту задачу взял на себя некий капитан Лафонтен, воспитанный в России и прекрасно говоривший по-русски. Переодевшись русским офицером, он проник в район, занятый нашей армией, разъезжал всюду на почтовых лошадях, требуя их по мнимому повелению государя, и вернулся несколько дней спустя с богатым запасом ценных сведений.

Марбо говорит в своих Мемуарах, что перед походом в Россию все французские генералы получили карты России; они были отпечатаны с медных гравировальных досок, несмотря на громоздкость выкраденных из русского архива французскими шпионами, а затем отосланных во Францию[36].

У нас в 1812 г. не раз пользовались шпионами, причем эту роль иногда брали на себя наши знаменитые партизаны. Достаточно вспомнить поиски Фигнера в окрестностях Москвы. Прекрасно владея французским языком, он смело отправлялся на французские биваки под видом то торговца, то бродяги, иногда даже переодевшись французским офицером. Немалым количеством важных сведений обязана была наша армия своему славному партизану Фигнеру.

Австрийцы также не пренебрегали услугами шпионов. По свидетельству де Брака[37], в день сражения при Эсслингене на французских биваках были обнаружены австрийские шпионы, пробравшиеся туда под предлогом скупки кож со скота, зарезанного для продовольствия войск.

Одним из самых верных и тайных агентов европейской коалиции, образовавшейся против Франции в 1793 г., был швейцарец Малле дю Пан, известный публицист и горячий приверженец Людовика XIV. Он был политическим агентом и по некоторым сведениям стоял во главе обширной сети шпионства. 20 февраля 1796 г. Малле дю Пан доставил императору австрийскому весьма определенное и ценное военное сведение: «Директория больше всего занята проектом во что бы то ни стало проникнуть в Пьемонт и Миланскую область. С этой целью уже предназначены и вновь назначаются большие силы для присоединения к Итальянской армии. Эти войска проходят ежедневно значительными отрядами через Лион; другие части, а также большие артиллерийские парки и транспорты с боевыми припасами следуют из Лангедока в Ниццу. Хотят предупредить союзников и рано открыть военные действия решительным наступлением. Это положительный факт, который я узнал из первоисточника»[38].

В 1811 г. лорд Веллингтон содержал много шпионов и часто посылал в расположение французов переодетых офицеров. Из первого французского корпуса он получал сведения от состоявшего при испанском посольстве советника, а из Мадрида — от известного гитариста Фуэнтеса. Некто Стюарт, который вел морскую торговлю хлебом с Францией, держал под этим предлогом рыбака на Бискайском берегу и получал много сведений о неприятельской армии. Наконец, шпионом Веллингтону служил один башмачник, живший в хижине на оконечности моста у Бидассоа; он считал каждого французского солдата, вступавшего на испанскую территорию, и отправлял все эти сведения в Лиссабон через указанного выше башмачника.

После падения Наполеона повторилось то же явление, которое замечается в XVIII в., т. е. во Франции начинают относиться с пренебрежением к сбору сведений через шпионов, что продолжается до 1871 г. включительно, между тем как в Пруссии эта отрасль рекогносцировок постепенно расширяется.

Прежде чем перейти к пользованию шпионством в кампании 1866 и 1870–1871 гг., приведем один факт из войны Северо-Американских Соединенных Штатов[39] 24 июня 1862 г. северяне, расположенные по обоим берегам р. Чикагомине, северо-восточнее Ричмонда, занятого южанами, получили от шпионов донесение, что генерал Борегар с частью западной армии присоединился к главным силам южан и что корпус Джэксона наступает также из долины Шенандоа к Ричмонду, чтобы отрезать северян от базиса, главным пунктом которого был Уайт-Гауз. В связи с рейдом Стюарта в тыл северянам эти сведения, оказавшиеся вполне верными, побудили Мак-Клелана перенести базу на р. Джемс. Вообще в эту войну обе стороны очень широко пользовались шпионами и не раз получали от них весьма важные сведения.

В кампании 1866 г. обе стороны не пренебрегали сбором сведений через посредство шпионов. По словам многих авторов, уже за 2–3 месяца до объявления войны в пограничной полосе Австрии обнаружены были прусские шпионы и офицеры, под разными предлогами объезжавшие будущий театр военных действий. Со стороны австрийцев особым умением в сборе сведений через шпионов и печать отличался эрцгерцог Альбрехт.

Кампания 1870–1871 гг. доказала также, что германцы вообще, и пруссаки в частности, по части шпионства не забыли уроков прошлого и наставлений «старого Фрица». Правда, что раздраженный неудачами французский народ готов был признать шпионом каждого иностранца, что дало повод ко многим прискорбным недоразумениям. Однако по единогласному свидетельству многих заслуживающих веры французских писателей и официальных лиц, как гражданских, так и военных[40], уже задолго до войны восточную Францию наводнил легион прусских шпионов и переодетых офицеров; одни под предлогом рыбной ловли измеряли глубину рек; другие под видом художников снимали окрестности Лангра, Бельфора и прочих крепостей[41].

В начале войны в Страсбурге появился какой-то человек, выдававший себя за уполномоченного американской компании по поставке в армию ружей и боевых припасов. Присутствие его в Страсбурге, где не было ни императора, ни штаба армии, возбудило подозрение. За ним стали следить и хотели уже арестовать, но он исчез. Дали знать его приматы военной полиции, которая задержала его при выходе из вагона в Меце. Тогда он сознался, что состоит одним из начальников германских шпионов и рассказал организацию этого дела. Преданный суду, он был вскоре расстрелян[42].

Немецкие шпионы были обнаружены также среди личного состава военно-врачебных заведений. Наибольшее число их открыто во время осады Парижа; двое из них, например, переоделись сестрами милосердия; один просил милостыню, а на дне своей фуражки делал чертежи парижских укреплений. Нашелся даже смельчак, который явился осмотреть форт Мон-Валерьян в форме морского лейтенанта с подложным пропуском за подписью военного министра; его допустили к осмотру, однако телеграммой уведомили о том военное министерство, которое предписало немедленно арестовать его; ответ запоздал, шпион успел уже скрыться[43].

Перед делом при Баньё мимо французских аванпостов у Шатильона проехал офицер французского Генерального штаба, направлявшийся в сторону пруссаков. Полагая, что всадник сбился с пути, стоявший на аванпостах подпоручик вышел с несколькими солдатами из-за закрытия, чтобы указать ему настоящий путь. Штабной, как казалось, удивился этой внезапной встрече, но тотчас оправился и сказал подпоручику: «Вас-то я и искал; передайте губернатору эту весьма нужную и экстренную депешу». Он вынул из кармана запечатанный конверт, адресованный генералу Трошю, отдал его подпоручику и поехал дальше по направленно к пруссакам. Подпоручик немедленно сам снес пакет губернатору; по вскрытии в нем оказалась чистая бумага[44].

Были случаи, что роль шпионов играли даже изменники французы. Так, например, 28 августа 1870 г. житель из Нуара донес 12-й кавалерийской дивизии о силах и приблизительном расположении войск Мак-Магона 27 августа[45].

Французы вовсе не позаботились об организации разведочной части с помощью систематических кавалерийских рекогносцировок и через посредство шпионов. Поэтому они находились почти всегда в полном неведении о силах и намерениях германцев, причем верили самым нелепым, Бог весть откуда возникшим слухам. Однако генерал Дюкро говорить, что еще за несколько лет до войны он пользовался услугами, во-первых, одного лица, часто путешествовавшего по Германии; во-вторых, — отставного французского унтер-офицера, жившего в Ландау и часто ездившего в Майнц и Баден.

По словам автора «L'espionnage militaire», во время войны французский шпион провел около двух месяцев при штабе одного из прусских корпусов, откуда изредка посылал весьма обстоятельные и подробные сведения. Другой тайный агент в декабре 1870 г. представил план осадных работ под Парижем, похищенный им у одного из офицеров прусского Генерального штаба.

До Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. шпионство в Турции нами организовано не было. Перед открытием военных действий тайный сбор сведений был возложен на Генерального штаба полковника Паренсова. Лишь в феврале 1877 г., благодаря его энергии, предприимчивости и знанию, удалось наладить дело и из разных пунктов от лазутчиков начали поступать ценные сведения. «Так, в Рущуке, — говорит г. Паренсов[46], — Карвонидес доставлял мне еженедельно, а иногда и по несколько раз в неделю, донесения, вроде срочных ведомостей о прибытии и уходе войск, орудий, разного военного материала, о постройке и вооружении фортов и о флоте. К этим ведомостям всегда и неизменно прибавлялось: „desbruits circulent que…“; в этой рубрике помещались всевозможные слухи, предположения и т. п. В том же Рущуке помощник начальника товарной станции Рущукско-Варненской железной дороги, болгарин, служа мне и получая определенное жалование, самым аккуратным образом сообщал в определенные сроки, через Начовича, о прибытии и отправке по железной дороге войск, артиллерии и грузов, причем, благодаря его служебному положению, точность была замечательная и служила мне проверкой сообщений, делаемых Карвонидесом. Убедившись опытом в целесообразности и практичности этой системы, а также в полной бесполезности получения отрывочных сведений одним только случайным путем, я составил проект учреждения постоянной агентуры и нашел для этого лиц, жителей разных мест Болгарии, знакомых Евлогию Георгиеву, Начовичу и другим, лично мне известным болгарам, с которыми я был в непосредственных сношениях». Следующий документ дает право заключить, что и случайные шпионы доставляли иногда важные сведения[47].

Свидетельство.

«Состоящей в распоряжении штаб-офицера над вожатыми в действующей армии, уволенный в 1856 г. из волонтеров Греческого легиона императора Николая I, кавалер ордена св. Георгия 4-го класса и серебряной медали за защиту Севастополя, Константин Николаевич Фаврикодоров, по приказанию его превосходительства начальника штаба Журженского отряда генерал-лейтенанта Скобелева 2-го, был послан 31 мая 1877 г. через Сербию в Рущук для разведывания об укреплениях, позициях и числе войск; по возвращении им сообщены были сведения: 1) о количестве пороха, привезенного из Салоник в Рущук; 2) о количестве запасов и продовольствия, приготовленного для турецких войск; 3) о числе арабов, ожидаемых в Рущук; 4) о составе армии отправленного в Черногорию Али-паши и числе лошадей, закупленных им для своей армии; 5) о прибытии турецкого главнокомандующего Абдул-Керима в Рущук и его свите, об отбытии его в Силистрию и, наконец, 6) подробная таблица батарей, траншей и сведения о количестве таборов низама, зейбеков, башибузуков и черкесов в крепостях и укреплениях: Виддине, Лом-Паланке, Рахове, Никополе, Систове, Рущуке, Сумон-ле, Ловче, Плевне, Враще, Клиссуре, Берковцах, Белградчике. 26 июня 1877 г. Фаврикодоров, посланный мной из города Систова для разведывания о положении неприятеля, сообщил о предполагаемом движении из Виддина Осман-паши в место, находящееся ниже Белградчика, с 50-тысячной армией, о встрече с египетским Хассан-пашей, шедшим в город Никополь во главе 15-тысячного войска с 32 пушками маленького калибра, о встречах в Этрополе 2000 черкесов и среди поля, где он ночевал, с 10 тыс. башибузуков, шедших в Плевну; наконец, пробравшись в Плевну, для распознания состава неприятеля, слышал английские и иностранные, нетурецкие слова; пытался проникнуть в лагерь под видом продавца рахат-лукума, но его туда не пустили; затем, сообщив о войсках, стоявших в местностях Сельви-Оглу и Жема-са, добрался до города Шумлы, осведомился об укреплениях, воздвигаемых англичанами, о запасах сухарей, заготовляемых в Проводах, и о движениях войск, сосредоточенных в Варне; оттуда отправился в Адрианополь, сообщил об укреплениях близ Адрианополя двух селений, Карагаче и Демирдече, о маршруте, коим доставляется провизия морем и сухим путем, и движении транспортов. По возвращении 3 августа в Горный Студень, Фаврикодоров был вновь послан мной в Плевну 6 августа— первый раз и 16 августа — второй раз, куда и пробрался с большими трудностями через три дня, в ночное время, через берег Вида; переодетый на мельнице в турецкий костюм и обойдя турецкие позиции, выходил на общую дорогу Сыр-Базар и оттуда вмести с турками входил в Плевну. Из Плевны сообщены в первое и второе его проникновение в укрепленную позицию сведения им лично, по возвращении, подробно. Посланный вновь из селения Горный Студень в Плевну 8 сентября, Фаврикодоров 24 сентября прислал уведомление, сообщавшее о положении армии Осман-паши, о продовольственном состоянии его войск, подробное сведение о помощи, поданной им Шефет-пашой, о количестве людей, лошадей, пушек и провианта, привезенного с ним в Плевну 14 сентября, о количестве запаса хлеба и фуража, заготовляемого ими и реквизируемого из семи сел, указанных им; в своем донесении подробно и обстоятельно сообщил о количестве вновь устроенных батарей, с подробным обозначением их местоположения и названий, известил штаб об устройстве к батареям сообщающих их между собой глубококопанных дорог для маскирования движения по направлению к оным и без опасения подвоза материала от обстреливания, о результатах бомбардирования с наших позиций, 21 сентября об ожидании из Константинополя вспомогательного отряда и зимнего одеяния; затем Фаврикодоров, оставаясь в Плевне, 27 октября вновь уведомил меня письменно о положении плевненской армии, о количестве уже уменьшившегося гарнизона, о нуждах, претерпеваемых им, потерях от перестрелок, о порционах, о дезертирах, о распоряжениях Осман-паши относительно жителей, о переменах в расположении лагерем турецких войск с подробным обозначением магал, о количестве годных к употреблению полевых и осадных орудий, о расположении пороховых складов, о числе батарей с указанием сильных и слабых позиций, наиболее удобных для бомбардирования; и, пробравшись с риском через усиленные турецкие форпосты 30 октября, последний раз был отправлен 2 ноября в Плевну и оттуда известил 14 ноября штаб о том, что Осман-паша решился прорваться на Софийскую дорогу.

Во все время служения Константин Фаврикодоров исполнял честно и добросовестно, по мере сил и возможности, возложенные на него важные поручения, рисковал жизнью, подвергался лишениям при исполнении своих обязанностей и оказал русской армии услуги, в особенности имевшие большое значение во время осады и взятия плевненских укреплений.

Означенный в сем свидетельстве К. Н. Фаврикодоров действительно доставлял мне те сведения, о которых он упоминает в этом свидетельстве, во время войны 1877–1878 гг. Удостоверяю моей подписью с приложением моей печати. 2 мая 1879 г.

Подлинное подписал Генерального штаба полковник Артамонов».

По свидетельству Фаврикодорова, турки имели также своих шпионов, преимущественно болгар, занимавшихся этим ремеслом ради денег или давнишней своей дружбы с турками и нежелания их падения.

Война 1904–1905 гг. доказала, как обдуманно и рационально было поставлено военное шпионство у японцев. Ученики немцев в ратном деле, японцы не отстали в этом отношении от своих учителей и даже превзошли их. Теперь уже дознано, что до начала последней войны японцы наводнили своими шпионами все более или менее важные пункты намеченного ими театра действий и даже держали их во внутренних губерниях России. В Маньчжурии и в Уссурийском крае японские шпионы проживали под видом торговцев, парикмахеров, прачек, содержателей гостиниц, публичных домов и т. п.; во внутренних наших губерниях шпионством в пользу японцев занимались оплачиваемые ими евреи, греки, англичане и австрийцы.

Во время военных действий бывали случаи, что, не имея возможности проникнуть через наше охранение, нижние чины — японцы и даже офицеры переодевались в китайские костюмы и с привязными косами пробирались в наш район под видом местных жителей. Так поступил поручик 13-го кавалерийского полка Комаяси. Будучи послан 12 марта 1905 г. из Кайюаня на разведку к Гирину, он донес командиру полка, что дальше деревни Шеншипу пробраться разъезду нет никакой возможности. Командир полка ответил кратко: «Данная вам задача должна быть выполнена». Тогда Комаяси и унтер-офицер Кого переоделись китайцами, в сопровождении нанятого проводника прошли через нашу сторожевую цепь и добрались до деревни Тай-сухэ, в 20 верстах южнее Гирина. Там один из наших нижних чинов дернул унтер-офицера Кого за косу, которая осталась в руках солдата. Преданные полевому суду, поручик Комаяси, унтер-офицер Кого и их проводник китаец были расстреляны в Гунчжулине. Хотя мы знали о деятельности японских шпионов до войны (еще в феврале 1899 г. японский шпион был пойман при съемке Порт-Артурских укреплений), однако со своей стороны ничего не предпринимали для изучения секретных данных наших будущих врагов. Когда уже начались военные действия, мы, по-видимому, считали дело тайной разведки совершенно третьестепенным, недостойным внимания и забот.

Вот, например, как поставлено было шпионство в северо-восточной Корее[48]: «В качестве заведывающего тайной разведкой был командирован призванный из запаса офицер, проживший перед войной в Сеуле около 10 лет. Это последнее обстоятельство придало ему первоначально большой вес в наших глазах, и добровольным его предложением мы поспешили воспользоваться. Ближайшим следствием этого явилась необычайная полнота сведений о противнике, с точностью до десятка определенные его силы, необыкновенная проникновенность даже в область его намерений. Фактическая проверка этих сведений разъездами зачастую обнаруживала однако их большую фантастичность, а ближайшее знакомство с этим офицером и его деятельностью убедило начальника отряда и штаб в полнейшем отсутствии сколько-нибудь основательной организации шпионства. Агенты оказались людьми случайными, а не заранее подготовленными, и вся разведка зиждилась исключительно на слепом к ним доверии, велась без системы и без уменья. Наконец, в заведующих разведкой не было ни призвания, ни энергии к такой сложной работе».

Тоже, или почти тоже, было у нас и в Маньчжурии: отсутствие системы, неподготовленность, случайный подбор работников и сверху, и снизу. «Все походило на то как будто мы, зная, что серьезные люди без тайной разведки войны не ведут, завели ее у себя больше для отбытия номера и очистки совести, чем для надобностей дела. Вследствие этого она играла у нас роль той же „приличной обстановки“, какую играет роскошный рояль, поставленный в квартире не имеющего понятия о клавишах»[49].

Дело начало налаживаться только после Мукдена, но… было уже поздно.

Из всего сказанного можно вывести следующие заключения:

1) При правильной систематичной организации шпионства в мирное время оно будет приносить плоды с минуты объявления войны[50] и до окончания ее. Необходимость постоянной осведомленности о намерениях и силах, как материальных, так и нравственных, своих соседей и вытекающая отсюда неизбежность шпионства сознаются всеми государствами и не много найдется таких, которые не применяли бы шпионства в более или менее широких размерах.

2) В военное время на фронте и на флангах противника тайная разведка дополняет войсковую, в особенности при затяжных действиях; в тылу противника, в области его предначертаний и его подготовительных к бою работ, тайная разведка незаменима войсковой.

3) «Весьма важно знать намерения противника, но еще важнее не обнаруживать своих»[51]. Надо помнить, что шпионство соседа, по образному выражению одного из авторов, писавших об нем[52], это гриб, подтачивающий гранит крепостной и съедающий сталь оружия. Поэтому каждый начальник обязан принять все зависящие от него меры, чтобы раскрывать неприятельских шпионов; а для успешного разрешения этой задачи необходимо хотя бы поверхностное знакомство с организацией шпионства.

II. Кто называется шпионом. — Категории шпионов и их характеристика. — Вербовка и подготовка шпионов. — Обращение со шпионами. — Управление шпионством

Не лишены интереса вопросы: в чем состоят шпионство и кто может быть назван шпионом? Они разрешаются различно. В общежитии под именем шпиона подразумевается лицо, прокрадывающееся под ложным предлогом в местность, занятую неприятельской армией, для сбора сведений о силах и расположении противника.

В таком же смысле высказывается немецкий юрист Блюнчли в своем труде «Völkerrecht»: «Шпионом считается тот, кто тайно или под ложным предлогом пробирается в район расположения армии, чтобы собрать сведения, полезные для противника, и сообщить ему таковые». По мнению Блюнчли тайный сбор сведений в мирное время об армии противника, о его крепостях и тому подобные действия, подсудные гражданскому, а не военному суду, не могут быть названы шпионством; «шпионство возможно только в военное время».

Почти такое же определение находим в декларации Брюссельской конференции, созванной в 1874 г. по почину покойного императора Александра II для выработки общеобязательных законов и обычаев войны: «Шпионом может быть признаваемо только такое лицо, которое, действуя тайным образом и подложными предлогами, собирает или только еще старается собрать сведения в местности, занятой неприятелем, с намерением об открытом донести противной стороне».

Тайный образ действия и ложные предлоги, т. е. обман — таковы существенные признаки шпионства, наказываемого по военным законам[53].

Вышеприведенные почти совершенно тождественные определения по-видимому несколько односторонни, так как они предусматривают шпионство только военного времени. Гораздо более широкое определение дает Монтескье в своем сочинении «Дух законов»; по его мнению, шпионство заключается в подсматривании за фактами и положениями и в пересказывании таковых кому-либо, причем Монтескье причисляет также к шпионству всякие секретные изыскания одного государства в пределах другого.

Такое всестороннее объяснение более правильно. Разве секретный сбор политических данных, по существу самого деяния, отличается от сбора военных сведений? Весьма часто тайным политическим агентам приходится доносить о таких фактах, которые имеют исключительно военное значение. Где же граница между шпионством политическим и военным?

Итак, под шпионством приходится подразумевать факты и обстоятельства весьма различные. Единственное крупное отличие между ними заключается в том, что одни из них, как происходящие в мирное время, подлежат действию общеуголовных законов; другие, как происходящее во время войны, предусматриваются военными законами; но как первые, так и вторые деяния могут получить общее название шпионства, а лица, занимающиеся ими — общее наименование шпионов.

Можно ли считать шпионами офицеров, тайно пробирающихся к неприятелю для сбора сведений о нем? Ответ находим в статье 22-й Брюссельской декларации, которая гласить следующее: «Военные, проникнувшие в пределы действия неприятельской армии с целью рекогносцировки, не могут быть рассматриваемы как шпионы, если только они находятся в присвоенной им одежде (non déguisés). He считаются также шпионами взятые в плен военные (и невоенные, исполняющие открыто свое поручение), на которых возложены обязанности по передаче депеш или известий, предназначенных их армии или неприятельской. К этой же категории принадлежат также взятые в плен воздухоплаватели, производящие разведки и поддерживающие сношения между различными частями армии или территории».

Впрочем, в 1870–1871 гг. германцы не всегда признавали воздухоплавателей военнопленными и обращались с ними, как со шпионами. С другой стороны, вследствие наступивших вскоре политических замешательств, проект Брюссельской декларации 1874 г. не был утвержден.

В нашем официальном положении о законах и обычаях сухопутной войны[54], основанном между прочим и на постановлениях трех Гаагских деклараций 1896 г., указано, что не считаются лазутчиками лица, посылаемые на воздушных шарах для передачи депеш или вообще для поддержания сообщений между различными частями армии или территории. Но о воздухоплавателях-разведчиках вовсе не упоминается.

Таким образом, во взглядах на этот вопрос возможно некоторое различие; постепенно же возрастающая роль воздушного флота вызовет несомненно пересмотр соответственных положений на следующей международной конференции.

«Шпион» — слово нерусское и происходит от французского épier (бывшее espier), что значит подсматривать, тайно наблюдать. Во время Семилетней войны, как мы заметили выше, лица, состоявшие при нашей армии и занимавшиеся тайным сбором сведений о противнике и местности, назывались «конфидентами», что значит «доверенное лицо» (confident). Наконец, есть чисто русское слово «лазутчик».

Строго говоря, все три слова выражают одно и то же понятие; но, принимая во внимание, что в глазах общества имя шпиона неразрывно связано с представлением о личности безнравственной, даже подлой, нельзя не сочувствовать предложению генерала Леваля, который говорит, что, так как в случае поимки неприятелем офицеры, не носящие присвоенной им военной одежды, судятся как шпионы, а между гем решаются на такую опасную роль не из корыстолюбия, а из благородных побуждений (патриотизм, чувство долга, выручка своих и т. п.), то было бы более справедливым называть их не малопочтенным именем шпионов, a emissaire, т. е. тайными агентами или лазутчиками. Нам кажется, что можно пойти еще дальше в этом направлении и называть «лазутчиками» не одних офицеров, а вообще всех тех лиц, которые руководствуются такими же благородными побуждениями. Понятно, что подчас трудно точно разграничить эти две категории.

Шпионы разделяются на:

Добровольных и подневольных;

Простых и двойных;

Временных и постоянных;

Подвижных и неподвижных, или местных.

Добровольные шпионы. По побуждениям, которые заставляют людей добровольно взяться задело шпионства, они могут быть подразделены на четыре вида.

Во-первых, некоторые смотрят на шпионство как на ремесло, которому они посвящают себя и в котором находят средство для удовлетворения своих материальных нужд. Таковы, например, агенты тайной пограничной полиции. Понятно, что степень их усердия зависит от количества получаемого ими содержания: чем лучше они оплачиваются или чем больше надеются на увеличение жалования или на награды, тем больше дорожат своим местом и тем ревностнее исполняют свои обязанности. В общем, так как эти люди уже испытаны, известны начальству и обладают опытом, то их показания заслуживают веры.

Во-вторых, есть люди, служащие из патрютизма или из ненависти к иноземцам. Их содержание обходится сравнительно дешево, так как они не стремятся к наживе, а сообщаемые ими сведения обыкновенно верны, ибо составляют результат добросовестной и усердной службы.

Иногда добровольно посвящают себя роли шпионов люди озлобленные несправедливостью, снедаемые завистью или увлеченные политическими страстями. На их постоянство труднее рассчитывать, а степень доверия к их показаниям должна быть тем больше, чем извинительнее повод, побудивший их принять на себя роль шпиона.

Мармон рассказывает в своих Мемуарах, что, находясь в Граце в период Аустерлицкой операции, он получал ежедневно сведения о месте расположения главной квартиры эрцгерцога и о численности его армии от некоего Гааса, стоявшего во главе какого-то благотворительного учреждения и госпиталя. «Этот человек, решительный революцюнер и враг австрийской династии, предавался политическим мечтам и страстно желал переворота».

Наконец, часто шпионничают люди низкой нравственности, обремененные долгами, бедные евреи и вообще подонки общества. Приманкой для них служат исключительно деньги, и они не колеблясь переходят на сторону того, кто им больше платить. Понятно, что к сведениям, сообщаемым подобными личностями, надо относиться крайне осторожно и давать им веру только тогда, когда они подтвердятся сообщениями из других источников.

Обыкновенно, как справедливо замечает генерал Леваль, такие шпионы сулят золотые горы и вместе с гем выпрашивают себе денег вперед под пред-логсм покупки одежды, на путевые расходы и т. п. Загем они возвращаются без всякого результата, красноречиво описывают лишения и опасности, которым подвергались, и в конце концов просят вознаграждения, вызываясь вторично отправиться на поиски.

Шпионы подневольные. Определение этой категории шпионов находим в следующих словах Фридриха II[55] «Когда нет никакой возможности добыть сведения о неприятеле в его же крае, остается еще одно средство, хотя оно и жестоко: надо схватить какого-нибудь мещанина, имеющего жену, детей и дом; к нему приставляют смышленого человека, переодетого слугой (обязательно знающего местный язык). Мещанин должен взять его в качестве кучера и отправиться в неприятельский лагерь под предлогом принесения жалоб на притеснения с вашей стороны. Вы предупреждаете его, что если он не вернется со своим провожатым, побывавши у неприятеля, то вы задушите его жену и детей, разграбите и сожжете его дом. Я должен был прибегнуть к этому средству, когда мы находились под Хлузитцем, и оно мне удалось».

Такие же указания находим у Бюжо: «Когда требуются агенты, чтобы добыть сведения о противнике, послать письма далеко за линию неприятеля или собрать какие-либо данные в районе, занятом им, тогда забирают в попутных селениях зажиточных крестьян и прежде, чем дать им поручения, запугивают угрозами сжечь их дома, увести жен и детей, и проч. Их же употребляют и для сообщения неприятелю ложных известий; для этого их посылают с письмами, заключающими эти сведения и адресованными на имя начальника какого-либо поста или начальника войск в каком-нибудь пункте, который занят еще неприятелем. Крестьянин отправляется туда, его схватывают, письмо прочитывают, и хитрость почти всегда удается. Богатые крестьяне способнее к этой роли, чем люди более образованных классов: они дорожат своим имуществом и более привычны к тяжелому труду; кроме того патриотизм в них меньше развит, чем в высших классах. Наконец, они возбуждают меньше подозрений. Если не встречаешь жителей, как это часто бывало в Испании, то надо уводить с собой встречающиеся стада; владельцы не преминут явиться за ними; тогда этим лицам предлагают выкупить их ценой шпионства, причем предупреждают, что возвратят стадо лишь после проверки добытых сведений».

Во время войны 1877–1878 гг. турки прибегали к этим средствам, чтобы заставить болгар шпионить в их пользу. Еще шире и чаще применялись понудительные меры японцами в 1904 и 1905 гг.: при вербовке шпионов среди китайского населения они действовали не столько золотом, сколько угрозами; так, если какой-либо китаец уличался в том, что он служил у нас в роли подрядчика, носильщика или погонщика, то он и вся его семья, попав в район, занятый японскими войсками, причислялись к подозрительным лицам и подвергались гонению; избавиться от этого китаец мог, только взяв на себя, хотя бы временно, роль шпиона; при его попытке бежать или обмануть японцев, ответственность падала на его семью, и все имущество отбиралось.

Сообщения таких людей, делаемые неохотно, бывают большей частью неполны, недостаточны. Вообще эти шпионы малополезны; они или вовсе не возвращаются, если слишком запуганы, или возвращаются, так сказать, с пустыми руками, т. е. без вестей, причем всегда умеют подыскать разные обстоятельства в свое оправдание, а проверить справедливость их слов трудно.

Простыми шпионами называются те, которые служат одной стороне; двойными — те, которые для получения двойного вознаграждения служат обеим сторонам. Последние скорее вредны, чем полезны, так как они всегда оказывают одной армии больше услуг, чем другой; их двойственная роль, обличающая низкую нравственность, не позволяет верить их сообщениям. Единственная выгода содержания двойных шпионов заключается, как увидим ниже, в том, что ими можно пользоваться для передачи неприятелю ложных известий.

Постоянные шпионы служат правительству или армии более или менее продолжительное время и исполняют не одно, а много поручений. Они лично известны, испытаны и потому заслуживают сравнительно полного доверия; к тому же продолжительная служба вырабатывает в них наблюдательность, изворотливость и вообще ловкость по отношению к шпионству. Часто они принимают на себя роль начальников и руководителей временных шпионов. К последней категории принадлежат люди, исполняющее только одно тайное поручение. От дальнейших их услуг приходится отказаться или вследствие их неспособности к роли шпионов, или потому, что они не решаются вторично идти к противнику, или, наконец, потому, что они могут выполнить только одну определенную задачу.

Генерал Леваль в своем труде «Tactique des renseignements» подразделяет еще всех шпионов на сознательных и бессознательных. К первым он причисляет лиц, сознательно относящихся к своей роли, знающих причины или цели своих поступков и размер следуемого им вознаграждения. Ко вторым принадлежат люди, сообщающие разные сведения из простой услужливости или из вежливости и не придающие им особенного значения; они играют роль шпионов совершенно бессознательно.

Но, по нашему мнению, да и с точки зрения закона, таких людей отнюдь нельзя назвать шпионами. Пленные и население той страны, где ведется война, одушевленные патриотизмом и проникнутые сознанием своего долга, могут совершенно невольно сообщить противнику важные сведения, что тем не менее не дает никому права назвать их шпионами. Если в данном случае есть «тайный образ действия» и «ложные предлоги», то скорее со стороны допрашивающего, чем со стороны допрашиваемого.

По способу действия шпионы делятся на две категории.

Одни действуют постоянно в одном и том же участке, проживая в нем или являясь туда очень часто под предлогом какого-нибудь дела, например, торгового, промышленного или научного. Tame шпионы могут быть названы неподвижными, или местными.

В мирное время большинство шпионов принадлежит к этой категории. Во время войны они могут оказать громадные услуги в тот период, когда действия будут перенесены в подведомственный им район, так как они изучили его в совершенстве, давно всем знакомы, имеют связи и не возбуждают никаких подозрений. Но если они живут постоянно в соседнем государстве, то должны делать письменные донесения, причем очень часто им приходится прибегать к содействию других лиц для передачи этих донесений. Личные доклады, влекущие за собой более или менее частые отлучки с места жительства, могут возбудить подозрения.

Подвижные шпионы переходят в мирное время из своего государства в соседнее, а в военное время проникают в район, занятый неприятельской армией, только в минуту необходимости, когда нужно собрать какие-либо сведения; по исполнении поручения они возвращаются к своим, где и остаются, пока не получат новой задачи.

Так действует большинство шпионов в военное время. Перерядившись торговцами, пастухами, подводчиками, нищими и т. п., они отправляются к противнику, переходят из одного пункта в другой, избегая оставаться подолгу в одном месте или возвращаться туда вторично, в особенности если они меняют свой внешний вид, т. е. костюм. Исполнив задачу, шпион возвращается к своим войскам. Если срок его отлучки продолжителен, то с разных пунктов ему придется посылать донесения, следовательно прибегать к услугам посторонних лиц.

Эти лица или гонцы не считаются шпионами. Передавая какое-нибудь донесение, они могут не знать, что содержится в нем и какое значение оно имеет. Они должны обладать решительностью, ловкостью, способностью преодолевать разного рода местные препятствия, двигаться не только днем, но и ночью, притом без дорог; но их умственное развитие не имеет особенного значения.

Не всякий человек может быть шпионом, так как для этой роли необходимы особые физические и нравственные качества. От всех вообще шпионов требуется: добросовестность, верность, наблюдательность, хитрость и умственное развитие; умение играть не только одну известную роль, но и находчивость во всяком положении, не допускающая потерянности и отчаяния[56]; знание языка, характера и обычаев населения той страны, где им приходится работать; наконец, общительность и умение располагать людей в свою пользу. «Тот, кто сумеет завоевать доверие и уважение местных высокопоставленных лиц, будет получать сведения верные и подчас чрезвычайно важные. В каждом чужеземном крае мы имеем своих приверженцев и своих врагов. Обязанность увеличить число первых и уменьшить число вторых лежит на начальниках лазутчиков. Как бы мал ни был населенный пункт, как бы враждебно ни относились к нам жители, всегда можно путем хорошего обращения заручиться друзьями и через их посредство положить прочное основание для местного шпионства. Эти друзья доставят вам агентов, пошлют их к своим приятелям и за линию аванпостов противника к лицам, с которыми они состоят в переписке, там их не только укроют, но и будут сообщать самые секретные данные»[57].

В военное время сверх указанного требуется большая смелость, храбрость, хладнокровие, твердость воли и еще большая способность увлекаться взятой на себя ролью, так чтобы играть ее даже наедине с самим собой; шпион, не соблюдающий последнего условия и по временам сбрасывающий с себя маску, рискует быть узнанным именно тогда, когда он этого вовсе не ожидает[58].

Ясно, что выбор подходящего человека для исполнения трудных и опасных обязанностей лазутчика — задача далеко не легкая. Было бы большой ошибкой взять первого вызвавшегося на это дело охотника или рассчитывать на приобретение шпионов исключительно путем выдачи больших денежных наград; навербованные таким образом люди часто приносят больше вреда, чем пользы.

Выбирая шпиона, необходимо ознакомиться с его семейной обстановкой, с окружающими его лицами и через них с его нравственностью, а в военное время надо знать, какие сношения он имеет с противником.

«Во всех классах общества есть подходящие люди, надо только уметь найти и привлечь их»[59]. В мирное время наиболее полезны те лица, которые, не возбуждая никаких подозрений, по роду своей деятельности могут вращаться в разных кругах или, вообще, слышать разговоры различных лиц. Таковы комиссионеры, торговцы, кондукторы, ремесленники, лакеи, артисты, художники, фотографы, банкиры и т. п. Музыканты и цыгане, странствующее пешком из города в город, из селения в селение, могут доставить важные сведения о местности, а во время войны послужить отличными проводниками.

Большую пользу могут принести лица духовного звания; по мнению Гримуара[60], в странах католических многие сведения можно, получить только через них. Некоторые военно-исторические факты, в том числе указанное нами взятие Кремоны Евгением Савойским и деятельность иезуитов во время Семилетней войны, подтверждают такой вывод.

Еще полезнее в мирное время женщины, как честные, так и продажные; они редко возбуждают подозрения и могут раскрыть тайну при такой обстановке, где мужчины оказались бы бессильными и недостаточно ловкими. В своем труде «Малая война» Деккер говорить: «Если партизан умеет влиять на женщин, он отнюдь не должен пренебрегать таким средством; он обязан будет этому полу самыми точными сведениями. Тайна, которую нельзя узнать через женщин или через духовных лиц, по всей вероятности останется навсегда тайной».

17 ноября 1797 г. Наполеон писал из Милана генералу Виньоль: «Принимая во внимание поведение княгини Альбани, которое дает повод к подозрениям, и ее интриги среди французских офицеров и в иностранных государствах, надо приказать поименованной княгине Альбани выехать из района, занятого французской армией, в пятидневный срок после объявления ей сего приказа; в противном случае с нею будет поступлено, как с уличенной в шпионстве».

Вообще в корреспонденции Наполеона часто упоминается о женщинах, занимавшихся этим делом.

Женщинами можно пользоваться двояко: или непосредственно прибегая к их услугам для шпионства, или подсылая особых шпионов, которые, выдавая себя в случае нужды за графов, князей или баронов и бросая деньгами, ухаживают за любовницами и женами высокопоставленных лиц и стараются выведать у них тайны, которые так или иначе они могли узнать от своих покровителей и мужей.

В 1909 г. на процессе австрийского поручика Дембовского, обвиненного в шпионстве, выяснилось, что он находился в интимной связи с женой одного высокопоставленного сановника и через нее узнавал различные военные секреты.

Из женщин-шпионов особенной известностью пользовалась Мария де Каула, бывшая на жаловании у Германии и по странной иронии судьбы вышедшая замуж за французского Генерального штаба полковника Юнга, одного из главных организаторов в 1872 г. Второго бюро французского военного министерства, которое ведало шпионством и контршпионством. Вот один случай из ее деятельности: Мария де Каула, обладавшая очень красивой наружностью, влюбила в себя французского военного министра де Сиссэ; однажды, в 1875 г., когда министр по своему обыкновению завтракал у баронессы, он по забывчивости оставил свой портфель в гостиной; этим воспользовались помощники Каулы и скопировали все секретные документы, бывшие в портфеле.

Любопытно, что осенью 1910 г. в Брюсселе было обнаружено особое женское шпионское бюро, созданное частными германскими агентами; оно пополнялось дамами, преимущественно из северных французских провинций, для шпионства в пределах Франции.

В военное время шпионами могут служить все вышеуказанные лица, но многие из них не в состоянии действовать на самом театре войны, как, например: артисты, банкиры, священнослужители и другие. Особенно пригодны для разведывательной службы при армии в качестве шпионов контрабандисты, пограничные стражники и лесничие; почти всегда они отличаются ловкостью, расторопностью, способностью запоминать местность и не теряться на ней, выносливостью и презрением к опасностям, т. е. теми именно качествами, которые необходимы шпиону, пробирающемуся в неприятельские ряды. Им недостает только верного военного взгляда и умения безошибочно судить о положении дел с военной точки зрения. Эти недостатки исчезнут в том случае, если мы возложим роль лазутчика на своего же офицера или если удастся подкупить неприятельского; вот почему принц де Линь говорит: «Если за миллион можно купить офицера штаба армии, то это недорого»[61].

Чтобы покончить с характеристикой разных категорий шпионов, остается только заметить, что в большинстве случаев национальность шпиона отражается на его работе. Воодушевляемый идеей о родине, о славе и патриотизме, француз горячо принимается за роль лазутчика; но он увлекается фантазией, а недостаток хладнокровия, экспансивность и дерзость часто губят его. Немец в этом деле, как и во всяком другом, работает методично, упорно и хладнокровно; он менее изворотлив, но более настойчив. Еврей — типичный шпион, назойливый, пронырливый, ради хорошего гешефта играющий на всех страстях человека и часто готовый продаться той стороне, которая даст больше вознаграждения.

Для получения в мирное время важных секретных сведений, касающихся соседнего государства, желательно подкупить высших чинов, ведающих составлением и хранением их. Однако это способ очень дорогой и не легко выполнимый, так как изменников своей родине трудно найти среди офицеров; подкупу легче поддаются нижние чины, зато и сообщаемые ими сведения в большинстве случаев малоценны.

Тем не менее практика военных судов доказывает, что факты предательства среди военных существуют. За последние десять лет особенно нашумели следующие дела.

Во Франции: мичмана Ульмо, который под влиянием своей расточительной содержанки, пользуясь тем, что он остался заместителем командира судна, выкрал из казенного секретного ящика документы и собирался продать их Германии; отставного офицера Андрау, намеревавшегося также продать Германии данные, касающиеся новой системы пулеметов.

В Австрии: поручика Дембовского, о котором мы уже упоминали выше; майора Карина, для оплаты туалетов своей красавицы-жены сообщавшего России разные сведения, известные ему по службе в австрийском военном министерстве и по детальному личному знакомству его с галицийской границей.

В Германии: лейтенанта Весселя, состоявшего в Торнском гарнизоне и похитившего важные документы, касавшиеся обороны этой крепости, с целью передачи их России; однако суд над ним не мог состояться вследствие его побега; моряка капитана Кайзера, обвинявшегося в продаже Франции секретных морских сигналов.

Наконец, в России еще не изгладилось из памяти дело служившего в Варшавском военном округе подполковника Гримма.

Изменники-военные во Франции не только продают иностранцам государственные тайны, но ухитряются даже выкрадывать и передавать за границу крупные предметы вооружения. Так, при содействии хозяйки соседнего с казармой кабачка, из гарнизона Шалон-на-Марне в 1909 г. дезертировал в Германии капрал Дэшан. Неделю спустя Дэшан вернулся в Шалон-на-Марне и поселился у той же хозяйки; затем, улучив минуту, он явился в казармы, снял пулемет со станка, положил его в мешок и вынес на заднюю улицу, где ждал автомобиль; через несколько часов Дэшан быль уже за границей и представил пулемет немецким властям.

Если путем подкупа высших служащих нельзя достать нужные документы, то остается прибегнуть к какому-нибудь другому средству, вроде примененных Марией де Каулой или Винделлем. Последний рассказывает, что в 1896 г. ему поручено было достать новый мобилизационный план, составленный генералом Буадефром. Для этого Винделль вместе со своим агентом-помощником стал неотступно следить за военным министерством. Однажды они увидели выходившего оттуда одного из старших чинов с портфелем в руках; он сел в карету и поехал на вокзал Восточных дорог; шпионы не отставали от него; на вокзале он положил портфель яа стол, а сам отошел; Винделль тотчас схватил портфель и через 24 часа доставил его в Берлин.

Вернемся к вербовке шпионов путем подкупа. Для выполнения его, судя по процессам шпионов во Франции и Австрии, выработаны известные приемы. Чаще всего практикуется один из следующих двух способов. Стараются найти подходящего офицера или военного чиновника запутавшегося в долгах и вообще сильно нуждающегося в деньгах. Из-за границы ему посылается письмо с извещением, что дальний родственник, о существовали которого он не подозревал, завещал ему известный капитал; для переговоров и получения наследства без уплаты пошлин улавливаемому лицу предлагается приехать лично в ближайший заграничный город; назначается и день — воскресный или праздничный, чтобы не пришлось испрашивать отпуск у начальства. Жертва отправляется; вербовщик встречает его, выражает крайнее сожаление по поводу невыполнения некоторых формальностей, без которых выдача наследства невозможна, и предлагает приехавшему получить вперед под расписку сотню франков для покрытия дорожных расходов. Назначается и день второго свидания, на котором повторяется та же история, с выдачей денежного аванса включительно; при расставании вербовщик обращается к офицеру с просьбой привести ему в следующий раз кое-какие военные документы или планы, для начала — не составляющее секрета и имеющиеся в продаже. Если офицер соглашается — петля на шею ему накинута и высвободиться трудно; при первой к тому попытке вербовщик начинает действовать решительно, угрожая жертве выдать его начальству и вместе с тем соблазняя дальнейшими получками денег за выдачу военных тайн.

Второй способ вербовки путем подкупа заключается в том, что в газетах помещается объявление о том, что требуется устная и письменная практика (или переводы) на военные темы «с литературной целью» за высокую плату. Не подозревая злого умысла и не отдавая себе отчета в характере тех услуг, которые он может оказать своими изложениями на военные темы, офицер начинает работать и, как в предыдущем случае, попадает в сети лиц, заведующих шпионством.

Низших агентов-шпионов зачастую вербуют из нижних чинов-дезертиров соседней державы. С ними не церемонятся и жандармские власти, принимающие каждого дезертира, прямо предлагают ему записаться в число тайных агентов-разведчиков. Но при таком способе вербовки нужна осмотрительность, так как соседняя держава может иногда нарочно подослать подставных дезертиров, чтобы они служили ей шпионами.

Если нанявшиеся низшие агенты мало подготовлены к предстоящей им деятельности, то в Германии с ними производятся специальные занятия: их обучают немецкому языку, дают краткие понятия о топографических съемках, о фотографии, об организации соседней армии и пр.

Ученики немцев — японцы и в деле подготовки шпионов пошли дальше своих учителей: по словом иностранных газет, еще до войны они создали особую школу в окрестностях Шанхая, в Тунуэне, для подготовки шпионов; курс ее довольно обширный и заканчивается учебной поездкой, во время которой японцы практически совершенствуются в шпионстве. Воспитанники этой школы находились при японских армиях во время последней войны и оказали большие услуги командующим армией.

Для пополнения кадра своих шпионов в России японцы, судя по нашим дальневосточным газетам[62], применяют следующую меру: все японцы, подлежащие отбыванию воинской повинности, освобождаются от нее, если проживают в Сибири и Европейской России и представить своему консулу удостоверения о месте своего пребывания. Официально японцы объясняют эту меру исключительно дальностью расстояний; китайцы же, близко к ним стоящие, утверждают, что эта льгота дается из желания правительства иметь внутри России кадр своих людей, осведомленных о том, что делается у нас в войсках, и знающих наш язык, т. е. попросту шпионов.

При вербовке шпионов в военное время избыток осторожности лучше, чем недостаток ее, так как зачастую шпионы на первых порах проявляют большое старание, чтобы заслужить доверие, а затем, пользуясь им, обманывать своего начальника.

При сношениях со шпионами надо сообразоваться с их общественным положением, происхождением, степенью развития и с причинами, побудившими их взять на себя роль лазутчика.

В большинстве случаев в обращении со шпионами нужна значительная доля лукавства. Ко всем их словам надо относиться с большой осторожностью, не вполне доверяя им, но наружным образом отнюдь не показывать этого, а даже наоборот — проявлять полную веру и откровенность. Следует в особенности щадить самолюбие шпиона и никогда не позволять себе презрительного отношения к нему, каковы бы ни были побуждения, по которым он взялся за ремесло шпиона.

В начале франко-прусской войны один из французских полицейских комиссаров изъявил желание поступить лазутчиком. Он долгое время жил близ границы и мог оказать большие услуги. Его предложение было принято. Он вышел в отставку и прослужил некоторое время с значительной пользой для дела. Но всюду его принимали так высокомерно, с таким нескрываемым презрением, что, потеряв всякую энергию и охоту служить, он вскоре отказался от роли шпиона[63].

Понятно, что при таких условиях трудно найти мало-мальски порядочного и добросовестного лазутчика. С таким обращением может примириться лишь человек, лишенный всякого самолюбия и чувства собственного достоинства, преследующий только корыстные цели; а такие люди скорее вредны, чем полезны.

Впрочем, очень часто даже служащие ради денег желают, чтобы их роль составляла тайну для всех. Побудительную к тому причину составляет или боязнь огласки, благодаря которой они могут быть легче раскрыты неприятелем, или самолюбие и сознание той брезгливости, с которой общество относится к шпионам. Обе причины весьма уважительны, и желание шпиона, говорящее в его пользу, должно быть удовлетворено; таких шпионов следует принимать без свидетелей и выслушивать их доклады с глазу на глаз.

«Нет ничего хуже нашей манеры таскать шпионов от сторожевых постов к главным караулам, от главных караулов к полкам, а от полков по всем штабам, и всюду производить им один и тот же допрос, — говорит генерал Леваль, — лазутчиков водят по бивакам и по квартирам под конвоем, точно каких-то злоумышленников. Солдаты сбегаются, рассматривают их, критикуют и т. д. Имя шпиона, место откуда он прибыл, принесенное им известие, делаются всеобщим достоянием и служат темой для всех разговоров».

Если в военное время при отряде есть несколько шпионов, то нужно держать их порознь, чтобы не дать им познакомиться и сговориться; тогда легче будет получать верные сведения, сравнивая показания нескольких лиц по одному и тому же предмету. Это правило существует уже с давних пор и, по свидетельству Полнена[64], применялось всегда Помпеем. Правда, что в конце концов шпионы по всей вероятности перезнакомятся; тогда надо постараться поселить между ними рознь и вражду; в результате явится соревнование между ними, взаимная зависть, что облегчит контроль и даст возможность легче раскрыть, кто из них умышленно вводит своего начальника в заблуждение.

В заключение остается помнить следующие слова опытного человека[65]:

«Способ обращения со шпионами имеет большое влияние на них. Благосклонность обязательна, но не должна исключать твердости. Строгость почти бесполезна, а угрозы составляют ошибку. Страх мало действует на шпиона: он отлично сознает, когда провинился; если он предчувствует, что его уличат, он больше не возвращается и легко уклоняется от наказания. Очень трудно захватить в свои руки шпиона, когда вина его уже доказана».

Очевидно, что если человек взялся за ремесло лазутчика из благородных побуждений, например, из преданности и любви к отечеству, или из ненависти к врагам, или, наконец, если шпионом служит человек из рядов нашей же армии, то в обращении с ним всякие хитрости излишни; надо только остерегаться одного — не задевать его самолюбия.

Управление шпионством представляет очень трудную задачу. «Легко понять, сколько нужно: проницательности, чтобы найти сведущих и полезных шпионов; ловкости, чтобы убедить их взяться за столь опасную роль; рассудительности, чтобы не скомпрометировать их; наконец, сколько нужно врожденного такта, знания людей и дела для управления всем, что касается шпионства, для привлечения честолюбцев, для устрашения и приманки трусов и корыстолюбцев, вообще для эксплуатации всех человеческих слабостей»[66]. Туже мысль высказывает другой военный писатель, генерал Дюгэм[67]: «Чтобы хорошо управлять шпионством, недостаточно сорить деньгами направо и налево; необходимы старания, последовательность и опытность».

Коль скоро управление шпионством требует глубокого знания человеческой природы и проницательности, то очевидно, что оно не может быть поручено любому офицеру. Нужен человек находчивый, наблюдательный и не бесхитростный, знающий людей, обладающей способностью скрывать свои собственные мысли и чувства, наконец, человек который умеет внушить к себе доверие, действуя то добротой и лаской, то строгостью.

От офицера, имеющего дело со шпионами, требуется умение хранить тайну; не только болтливость, но простая откровенность с близкими людьми может вредно отразиться на порученном ему деле. Очень часто, как мы уже отметили, даже люди, служащие ради денег, желают, чтобы их роль составляла тайну для всех. Офицер, не умеющий соблюдать тайны, рискует отшатнуть от себя всякого шпиона. Мало того, вследствие своей несдержанности он может скомпрометировать своих начальников и даже вызвать дипломатические инциденты с иностранной державой.

Далее, офицер должен обладать большой проницательностью и глубоким знанием человеческой натуры. Только эти качества, в связи с основательным знакомством с изучаемой военной державой, обеспечат его от покупки искусственно сфабрикованных документов, от услуг двойных шпионов и вообще от риска быть обманутым.

Заведывание шпионами может заставить офицера вступать в общение с личностями, низко стоящими по происхождению и по своим нравственным качествам; гнушаться этим нельзя, иначе можно упустить случаи приобретения очень ценных сведений.

Наконец, от офицера, заведующего тайной разведкой, требуется безусловная честность и аккуратность в денежном отношении, потому что, как увидим ниже, ему вверяется бесконтрольное расходование сумм, ассигнованных для уплаты жалования и вознаграждений шпионам.

Одно перечисление главных качеств, требуемых от лица, которому поручена тайная разведка, указывает на необходимость весьма тщательного выбора этих лиц. Вместе с тем понятно, что при назначениях на такие должности надо отдавать предпочтение тем, кто добровольно вызовется исполнять их; личная склонность и желание более, чем в каком-либо другом деле, обеспечат успех работы.

Из сказанного вытекает еще одно условие правильной организации шпионства: личный состав органов, ведающих им, не должен быть многочисленным; ограниченность персонала гарантирует, с одной стороны, тайну, с другой — подходящий выбор работников.

По мнению Бюжо, для занятия должности начальника лазутчиков более пригодны люди долгое время жившие в деревне, чем городские обыватели; из последних предпочтительны те, которые по своему ремеслу чаще сталкиваются с посторонними лицами и привыкли читать их чувства по выражению лица, как, например: доктора, артисты, судьи; из офицеров более пригодны для управления шпионством те, которые сами обладают способностью быть лазутчиками. Генерал Гримуар находит полезным, чтобы все штабные офицеры были подробно ознакомлены с этой отраслью службы.

Начальник лазутчиков должен непременно знать всех подчиненных ему шпионов не только по именам и прозваниям, но и по их нравственным свойствам, по способности каждого к исполнению той или другой роли, того или другого поручения.

Крайне нежелательны частые перемены личного состава, ведающего шпионством: опытность в этом деле приобретается довольно медленно; доверие между шпионами и лицами, пользующимися их услугами, укрепляется с годами; есть шпионы, которые готовы служить только известному лицу, хорошо им знакомому. «Полезный и добросовестный шпион не любит менять начальника; он желает, чтобы его услуги и труды оценивались по достоинству, чтобы его невольные ошибки прощались без резкостей; он предпочитает говорить непосредственно с тем, кому служит, и не любит сноситься через третье лицо»[68].

III. Организация шпионства в мирное время. — Главные основания. — Краткие данные об организации германской. — Организация у японцев и китайцев. — Проект систематичной организации. — Денежные расходы

В настоящее время польза и необходимость шпионства никем не отрицаются, и почти все правительства содержат шпионов. В газетах постоянно попадаются известия о поимке шпиона то в одном, то в другом государстве; даже Китай находится под их наблюдением: три года тому назад там раскрыта целая хорошо организованная система продажи правительственных секретов одной державе. Не далее как 22 марта настоящего года в Петербурге в особом присутствии судебной палаты слушалось дело крестьянина Рафаила Поваже, бывшего некогда матросом, а затем служившего брошюровщиком в типографии морского министерства. Имея на руках для работы секретные документы, Поваже передавал их содержание агентам иностранных держав. Преступная деятельность обвиняемого была раскрыта охранным отделением, чины которого узнали о его частых посещениях двух иностранных агентов. Следствием было установлено, что еще в 1893 г. Поваже передал иностранному агенту сборник однофлажных сигналов русского флота, а в 1909 г. преемник того же агента получил сборник трехфлажных сигналов и номер «Морского Ежемесячника», где приводились тайные сведения, добытые русским правительством о состоянии морских сил некоторых иностранных держав. Сигнальные знаки, переданные Поваже, имеют чрезвычайную важность, так как служат для переговоров русских военных судов в открытом море и являются шифром, тайна которого особенно оберегается. Поваже приговорен к лишению всех прав состояния и к каторжным работам на 12 лет[69].

Чтобы принести максимум пользы, военное шпионство должно быть поставлено на прочных и серьезных основаниях; если же оно носит характер случайный, то добытые данные наверно не окупят произведенных расходов.

Сведения, важные в военном отношении, получаются в мирное время из двух источников: одни исходят от учреждений подведомственных Министерству иностранных дел, другие — от органов подчиненных Военному министерству. Наконец, к делу розыска и борьбы с иностранными шпионами при косновенно также министерство внутренних дел, в ведении которого состоят полиция и жандармы.

Министерство иностранных дел получает военные сведения от своих агентов случайно и сравнительно редко; оно не в состоянии оценить степень достоверности и важности добытых данных и потому играет роль лишь передаточной инстанции, сообщая эти данные военным властям. Таким образом, заботы по сбору и разработке секретных сведений ложатся всецело на военное министерство, которое обязано организовать специальное военное шпионство. Само собой разумеется, что ведомство иностранных дел должно идти в этом отношении рука об руку с военным и оказывать ему полное содействие, например, не только сообщать о тех лицах, которые по собранным сведениям подходят к роли шпионов, но даже специально разыскивать их.

Такие же отношения должны существовать между военными властями, с одной стороны, и полицейскими или жандармскими — с другой, в деле контршпионства, т. е. розыска иностранных шпионов. О каждой подозрительной личности полиция сообщает военному ведомству и дальнейшее выслеживание производит уже по его указаниям и во всяком случае не без его ведома.

Конечно, возможно, что, в виде исключения в том или другом частном случае, в зависимости от обстоятельств или личностей, ведение дела останется до конца в руках министерств иностранных или внутренних дел, а не военного. Но как общее правило надо принять, что все нити военного шпионства должны сосредоточиваться в руках военных властей. Несколько лет тому назад французское военное министерство командировало в Брюссель очень ловкого агента, который вошел там в сношение с немецким шпионом и настолько завоевал его доверие, что был приглашен им на службу шпионом же в пользу Германии. Агент изъявил согласие на это предложение и в своей новой роли в короткое время узнал фамилии и адреса нескольких немецких шпионов, работавших во Франции; кроме того он стал постепенно знакомиться с организацией шпионства, установленной немцами. Но в дело вмешалось французское сыскное отделение (Sflrete generale): не предупредив Военное министерство и не доверяя его агенту, оно стало следить за немецким шпионом; результатом непрошенного вмешательства было расстройство всего дела и перерыв сношений с немецким шпионом.

Главные основания организации военного шпионства в мирное время отчасти намечены Наполеоном в его письме министру иностранных дел Марэ 20 декабря 1811 г.1 Они заключаются в следующем: во главе военного шпионства должно быть поставлено одно высшее центральное учреждение; деятельность его имеет характер преимущественно распорядительный и сводится к направлению действий низших органов, к контролированию их и, наконец, к разработке и сводке в одно целое всех добытых данных.

Как уже сказано, самая широкая и тщательно продуманная организация шпионства применяется в настоящее время Германией; начало ее относится к шестидесятым годам прошлого столетия. Судя по судебным процессам немецких шпионов, схваченных во Франции, и по мемуарам французских агентов, поступивших на службу с целью контршпионства, тайная разведочная часть организована у немцев следующим образом[70].

Все секретные сведения об иностранных армиях поступают, проверяются и подвергаются общей сводке в так называемом «Разведочном бюро» (Nachrichten-Bureau), входящем в состав центрального отдела (Central-Abtheilung) Большого генерального штаба. Отсюда же даются указания исполнительным органам о тех данных, касающихся иностранных армий, которые желательно раздобыть. Начальник этого бюро, в чине генерала, делает доклады непосредственно императору и сносится со всеми отделами Генерального штаба.

При бюро состоит четыре отделения: одно ведает данными, касающимися Франции и Англии, другое — Австрии и Италии, третье — России, Швеции и Турции, четвертое — Дании, Греции, Швейцарии, Бельгии и Голландии, Испании, Португалии, Соединенных Штатов, Китая и Японии. Каждое отделение состоит из нескольких обер-офицеров, а во главе его поставлен штаб-офицер.

Бывший германский военный министр генерал Бронсар фон Шеллендорф еще в чине полковника очертил такими словами круг деятельности этих разведочных отделений: «Они обязаны внимательно следить за всеми важными в военном отношении фактами, происходящими как внутри государства, так и за пределами его: они должны быть точно осведомлены об организации, пополнении, вооружении и снаряжении различных армий, о военной географии государств, о постройке новых крепостей и упразднении старых, о развитии сети каналов, грунтовых и железных дорог. Каждый из офицеров Генерального штаба и прикомандированных должен заняться изучением специально одной из держав».

При пограничных корпусных районах существуют местные разведочные отделы, подчиненные особым офицерам (Bezirks-ofnzier); эти отделы служат связующими органами между центральным Берлинским бюро и теми агентами, которые посылаются за границу или проживают там. По образцу местных отделов организованы также местные бюро в Брюсселе, Антверпене и Берне.

Все эти органы имеют преимущественно характер направляющий и контролирующий, хотя конечно они сами не упускают случая приобрести какое-либо секретное сведение или завербовать нового шпиона. Исполнительная часть возлагается на шпионов различных категорий, густой сетью покрывающих сопредельные с Германией страны. Они вербуются из всех классов населения, разъезжают под видом комиссионеров по государству, поступают прислугой в те дома, где могут почерпнуть полезные сведения, изучают страну на месте в роли колонистов или торговцев, словом — проникают всюду. Главное же их занятие — обработка земли или, еще чаще, торговля. Пут-каммер, будучи министром внутренних дел в Германии, высказался в этом отношении так[71]:

«Нашим местным тайным агентам не следует занимать во Франции платных должностей: в каждый данный момент они могут потерять их и лишиться возможности оставаться на своем посту под предлогом снискивания пропитания своим трудом. С другой стороны, занятие платных мест и должностей очень невыгодно для работы шпионов: оно парализует их свободу действий, мешает отлучкам и может возбудить подозрения о средствах, на которые они живут.

Ввиду всего этого надо при приеме местных агентов поставить условием, чтобы они занялись каким-либо торговым делом по их выбору, но вполне отвечающим потребностям края, избранным ими для жительства. Торговое предприятие, будь то контора по покупке и продаже земель и имений, или мелочная лавка, кофейная, ресторан, гостиница, страховая контора и т. п., должно быть хорошо оборудовано и иметь возможно больше клиентов.

Необходимо неукоснительно иметь в виду, что наши агенты должны внушать к себе доверие в своем районе действий и даже уместной щедростью завоевать в различных кружках и обществах прочное нравственное положение, быть везде хорошо принятыми и у всех на хорошем счету; тогда каждый из них будет везде в состоянии осведомлять нас о всем достойном внимания».

Задача местных шпионов в общих чертах сводится к следующему: 1) они должны определять степень обучения, состояние и дух каждой войсковой части, так, чтобы главный штаб, сопоставляя различные донесения, имел возможность составлять себе точное понятие о расследуемом; 2) они обязаны завязывать прочные знакомства в важных военных центрах, в управлениях и мастерских, имеющих большее или меньшее соприкосновение с армией, и таким путем немедленно узнавать о малейшем факте, могущем служить драгоценным указанием относительно ускорения или задержки производства на оружейных заводах, покупок лошадей, постройки укреплений, проведения телеграфных и телефонных линий и пр.

Местные шпионы, смотря по обстоятельствам, сносятся письменно особым шифром с отделениями Разведочного бюро и местными, или делают словесные доклады лицам, командированным от этих отделений.

По некоторым сведениям, важнейшие европейские державы разделены Германией на территориальные округа (например, Франция на шесть округов), в которых во главе тайной разведки поставлены преимущественно отставные и запасные немецкие офицеры.

Денежная отчетность по шпионству доведена до наименьших размеров. Приход и расход сумм вносятся в две книги, из коих одну ведет начальник Разведочного бюро, другую — секретарь. В конце каждой трети года эти книги передаются начальнику Генерального штаба, который представляет их в конце года императору; после просмотра последним они немедленно уничтожаются; таким образом ежегодный контроль императора является окончательным.

Прежде чем перейти к шпионству наших дальневосточных соседей, заметим, что организация местного шпионства не представляет особенных затруднений для немцев, так как во всех соседних им государствах они имеют много эмигрантов-колонистов. Вот что говорят, например, французы про шпионство германцев во Франции: «Их система весьма простая: на каком-нибудь месте вблизи форта или вообще на пункте, имеющем стратегическое значение, они (т. е. германцы) возводят фабрику или завод с многочисленным штатом немецких рабочих и, создавая грозную конкуренцию нашей торговле в мирное время, изучают окрестности, устраивают свои здания и подготовляются превратить их к открытию военных действий во временные укрепления».

Горячо отрицая подобные факты, немцы сами жалуются, что «в Германии есть много фабрик, во главе которых находятся переодетые французские офицеры, тайно создающие целые батальоны вольных стрелков (franc-tireur), солдат-рабочих и пр.».

По поводу выселения немецких колонистов из наших пределов в 1887 г. английский журнал Times писал: «Не надо забывать, что большинство выселенных колонистов состоит в резерве германской армии и что в случае войны они могли бы неожиданно образовать враждебные банды, уже знакомые с топографией края, с его средствами, и спокойно занимавшие самые важные стратегические пункты»[72].

Широко было поставлено шпионство и японцами в Маньчжурии перед войной 1904 г. Их шпионы под видом купцов, парикмахеров, прачек и т. п. поселились во всех больших городах и пунктах, важных в военном отношении; последние были разделены на несколько участков, причем каждый из них поручался особому шпиону. Центральное управление находилось в Токио. Шпионы вербовались в среде нижних чинов, отслуживших свой срок, и даже между офицерами.

Несколько иначе практикуется шпионство китайцев в наших пределах. Вот что пишет по этому поводу г. Гуровский[73]: в Семиреченскую и Ферганскую область ежегодно ранней весной направляется масса китайских подданных в поисках за работой. Вместе с ними пробирается несколько китайских офицеров и сотни нижних чинов. Каждый офицер с 5–8 нижними чинами образует одну рабочую группу, нанимающуюся только там, где есть возможность с пользой пошпионить, и часто попадающую на работы в укрепленных пунктах. Планы они снимают лишь в крайнем случае, а записывают только числа и имена, полагаясь в остальном на свою память. По накоплении материала один из рабочих отказывается от работы и возвращается на родину, причем приводит в порядок свой материал перейдя границу.

На основании сказанного можно наметить следующую примерную организацию шпионства в мирное время.

1. Высшее центральное управление тайными разведками. Оно состоит при военном министерстве и подразделяется на несколько отделений, причем каждое из них заведует сбором сведений в определенном районе, в состав которого входит одна из первоклассных сопредельных держав, или несколько второклассных, или хотя и первоклассных, но не пограничных. В центральном управлении собираются и обрабатываются все данные, добытые тайной разведкой; от него исходят руководящие распоряжения, касающиеся деятельности подчиненных ему окружных разведывательных отделений. В непосредственном ведении центрального управления должно быть несколько (в зависимости от числа и военной мощи соседних государств, считая на каждое от 1 до 3) тайных агентов, вербуемых из образованных классов населения, основательно знакомых с иностранными языками; по возможности бывших военных. Им поручаются важнейшие разведки, кои невозможно или почему-либо нежелательно передать для исполнения в окружные отделения. Они проживают в том городе, где находится высшее управление, и командируются по мере надобности в соседнее государство, или же живут в последнем, по столицам, большим городам и крепостям. В последнем случае, конечно, более выгодном для работы, они обязаны, исполняя поручения центрального управления, доносить ему по собственному почину и обо всем достойном внимания.

2. Окружные разведывательные отделения. Они формируются по одному при каждом пограничном военно-окружном или территориальном штабе и заведуют сбором и обработкой сведений, касающихся только пограничного с ними государства, донося в определенные сроки в центральное управление о всем добытом тайной разведкой. Военно-окружные отделения собирают сведения посредством органов двоякого рода:

а) постоянных окружных (штабных) агентов;

б) через пограничные разведочные отделы, во главе которых стоят начальники отделов.

Пограничные окружные или территориальные отделения вербуют тех и других, составляют инструкции для их деятельности, выдают им жалование и вознаграждения.

Окружные агенты по отношению к военно-окружному отделению и к пограничному с ним государству играют ту же роль, как агенты центрального управления — по отношению к этому последнему и ко всем сопредельным государствам.

3. Пограничные разведочные отделы. Пограничная с военным или территориальным округом полоса соседней державы разделяется на несколько отделов, в зависимости от ее военно-географических свойств. Во главе каждого отдела находится начальник его, вербуемый окружным отделением из интеллигентного сословия и, по возможности, из бывших военных. Желательно, чтобы начальники соседних отделов не знали друг друга.

Проживая в важнейшем пункте своего отдела, начальник его обязан периодически сообщать в окружной штаб те секретные сведения, которые ему удастся добыть; важнейшие из них он пересылает немедленно. Он должен также исполнять, лично или через своих агентов, те поручения, которые ему будут даваться, притом в кратчайший срок, и кроме того стараться раскрыть иностранных шпионов. Раз или два в год он обязан являться в окружное отделение за получением руководящих инструкций. Очень желательно, чтобы начальники отделов брали на себя обязательство продолжать свою деятельность и во время войны, конечно за усиленное вознаграждение.

Исполнительные органы начальников отделов состоят из агентов, которых они сами вербуют и содержат на свой счет. По роду деятельности эти агенты могут быть подразделены на две категории. Одни действуют на пространстве всего отдела, получая каждый раз определенную задачу, например, осмотреть и снять чертежи с такой-то крепости, добыть то или другое сведение, касающееся мобилизации какой-нибудь войсковой части, и т. д.; для этой цели они обязаны завязывать знакомства в войсках, штабах, военных мастерских и складах и пр. Эти агенты, которых можно назвать перворазрядными, вербуются из образованных лиц разных национальностей и разных классов общества. О результатах своей деятельности они лично докладывают начальникам разведочных отделов.

Агенты второго разряда состоят из местных шпионов, постоянно живущих в одном пункте, и из подвижных, по своему ремеслу часто меняющих местожительство. Второразрядные агенты набираются частью из местного населения, если в нем найдутся люди, готовые изменить отечеству, частью же из пришлого элемента, например из колонистов. Вербовать их следует преимущественно из низших классов населения, т. е. из крестьян, ямщиков, странствующих торговцев, мужской и женской прислуги, кондукторов на железных дорогах и пароходах, контрабандистов и т. п.

Обязанности этих агентов заключаются в том, чтобы давать ответы на определенные вопросные пункты, составленные в окружных разведывательных отделениях; кроме того, агенты, принадлежащие к категории подвижных, должны ознакомиться подробно с местностью, где им приходится разъезжать, и в случае необходимости передавать на границу пакеты начальников отделов.

Все агенты второго разряда делают только словесные доклады, для чего являются в определенное время в заранее указанные пункты, куда за приемом докладов командируется агент первого разряда или куда приезжают сами начальники отделов.

Пограничные отделы должны обратить особенное внимание на деятельность агентов второго разряда и иметь в своем распоряжении большее число таких местных и подвижных шпионов. Как увидим дальше, им предстоит важная роль после открытия военных действий.

Систематическая организация шпионства в мирное время конечно влечет за собой довольно крупные расходы. «Человек, который ради вас рискует быть повешенным, заслуживает хорошей награды», — говорит Фридрих Великий в инструкции своим генералам. Правда, в мирное время жизни шпиона опасность не угрожает, но и перспектива заточения в крепости или ссылки на каторжные работы малозаманчива. В том же смысле высказывается принц де Линь[74]: «Для узнания чего-нибудь существенно важного, весьма трудно находить шпионов. Даже если заплатить тысячу червонцев за доставленное хорошее известие, нельзя быть уверенным, что неприятель не даст две тысячи за то, чтобы это известие было сообщено с целью введения нас в заблуждение. Не следует скупиться ни на какие обещания и сдерживать их, если шпион сказал правду. Если за миллион можно купить офицера штаба неприятельской армии, то это недорого». Подобные же указания встречаем мы в трудах и переписке Наполеона[75], де Брака, Гримуара и вообще у всех лиц, писавших о шпионстве. Следовательно, для успешного шпионства нужны деньги. «Я выслал бы вперед и офицеров, и шпионов, — говорит генерал Бельяр в своем письме маршалу Бертье в 1806 году, — но вам известно больше, чем кому-либо, что у меня нет денег, а без них трудно достигнуть каких-нибудь результатов, в особенности по части шпионства». Получив через несколько дней подобное же письмо от Бернадотта, Бертье приказал выдать каждому маршалу по десять тысяч франков на секретные расходы.

Наметив правильно организованную, хотя и в скромных размерах, систему шпионства в Турции в начале 1877 г. еще до объявления войны, полковник Паренсов исчислил минимальную ее стоимость в 10 000 рублей золотом (около 15 000 рублей кредитных) в месяц. А между тем надо заметить, что вербовать лазутчиков приходилось при особо благоприятных условиях: болгары сочувствовали нам, рвались помогать и в большинстве случаев за оказанные услуги брали только то, что приходилось самим расходовать. Г. И. Бобриков находил цифру, определенную полковником Паренсовым, недостаточной и советовал просить 15 000 золотом на том основании, что по мере приближения войны, параллельно с увеличением риска и опасности при добыче сведений, будут расти и расходы[76].

Судя по французским газетам, Германия тратила прежде ежегодно 5 млн. марок (около 240 тыс. руб.) на сбор секретных сведений, политических и военных; но вознаграждение военным шпионам выплачивалось довольно скупо. В 1911 г. на секретные цели, т. е. на шпионство и подкуп печати, рейхстагом ассигновано 1 300 000 марок. Этот кредит отпущен в безотчетное распоряжение статс-секретаря по иностранным делам под титулом «расходы на нужды германской военно-осведомительной службы за границей».

Вознаграждение шпионам может выплачиваться двояким образом: или как постоянное жалование, независимо от количества и качества доставленных сведений, или за каждое поручение или донесение отдельно. Первый способ уплаты применяется преимущественно к постоянным шпионам, второй — к временным. Если шпион получает постоянное жалование, то полезно изредка выдавать ему особые денежные награды, так как подобной мерой можно подогреть его энергию и старание.

Конечно, никакой нормы вознаграждения определить невозможно; как размер постоянного жалования, если таковое выплачивается шпиону, так и размер вознаграждения за каждое поручение в отдельности зависят от совокупности многих условий: от общественного положения шпиона, от риска, которому он подвергается, от важности и степени достоверности доставляемых сведений, продолжительности службы шпиона, причин, побуждающих его заниматься этим делом, и проч.

Второразрядные шпионы получают в среднем от 50 до 100 рублей ежемесячно, перворазрядные — от 100 до 250 рублей. На оборудование торгового дела, если таковое предпринято ради шпионства, выдается особое единовременное пособие.

Отдельные поручения оплачиваются настолько различно, в зависимости от важности добытых результатов, что буквально никаких средних норм или рамок указать нельзя. Вот некоторые цифры, почерпнутые из следственных дел по шпионству:

За артиллерийский патрон нового французского орудия немцы уплатили шпиону 115 рублей, а за пачку патронов винтовки Лебеля — 230 рублей.

За вербовку опытного и надежного шпиона, служащего в одном из высших войсковых управлений сопредельного государства, платят от 400 до 500 рублей.

За обнаружение иностранного шпиона, в зависимости от его роли — от 100 до 500 рублей.

За секретное сведение, касающееся мобилизации войсковой части или сосредоточения ее при объявлении войны — от 25 до 100 рублей[77].

Контроль над расходованием сумм обязателен, но отнюдь не должен иметь мелочного характера. Действительно, как отмечено выше, многие шпионы, скрывая свою роль, соглашаются говорить непосредственно только с тем, кому служат, и не признают сношений через третьих лиц; есть шпионы, работающие под псевдонимами, буквами или номерами; конечно, нельзя в точности проверить расходы на вознаграждение таких категорий шпионов и приходится положиться на честность офицеров, которым отпущены суммы. Затем, надо мириться с тем, что иногда добытое сведение не окупит потраченных на него денег; промахи в таком деле возможны даже со стороны опытных лиц; в других случаях шпиону приходится давать хоть небольшое вознаграждение даже за ненужное сведение, ради того только, чтобы приохотить шпиона, придать ему энергии, в надежде на его будущую плодотворную деятельность. Не надо забывать, что при сборе тайных сведений, как говорит фон дер Гольц, «в куче мусора может оказаться крупинка золота», платить же приходится за всю кучу мусора. Деньги, употребленные на организацию и поддержание шпионства, надо считать не израсходованными, а вложенными в предприятие, дающее хороший доход.

IV. Организация шпионства в военное время. — Общие основания. — Отправление шпиона (лазутчика) на работу и возвращение его. — Организация шпионства в кампании 1870–1871 гг. — Организация шпионства японцами в войну 1904~1905 гг. — Проект систематичной организации. — Денежные расходы. — Переход шпионства с мирного на военное положение (мобилизация)

Указав в предыдущей главе организацию шпионства в мирное время, рассмотрим тот же вопрос по отношении к военному времени.

Общие основания организации шпионства в военное время те же, что и в мирное. Главное условие заключается в заблаговременном установлении шпионства; поздно будет создавать тогда, когда уже назрела минута для пользования им. «Шпионство, — говорит генерал Леваль[78], — надо организовать до открытия военных действий; нельзя заранее предвидеть ни начала, ни направления их; а потому шпионство должно быть постоянным и повсеместным, так чтобы в минуту необходимости иметь налицо весь личный состав, притом вполне подготовленный к предстоящей ему роли. Шпионство — это дерево, плоды которого созревают очень медленно».

Непосредственно перед войной 1877–1878 гг. тайный сбор сведений, как сказано выше, быль возложен на полковника Паренсова. Ему пришлось присмотреться к обстановке, войти в новый и необычайный род деятельности, завести агентуру, упорядочить ее, на что потребовалось два месяца. «К этому времени, — говорит, однако, полковник Паренсов, — я уже окончательно убедился, что собирание сведений тем способом, каким я поневоле преимущественно до сих пор пользовался, т. е. посылка отдельных личностей в разные пункты для осмотра их и в них совершающегося, не достигает цели и пригодна в исключительных случаях, когда нужно осмотреть на месте что-нибудь существующее, неизменяемое и непеременяющееся, или когда нужно, не полагаясь на почту, передать что-либо через доверенное лицо другому лицу, в данном пункте находящемуся. Часто получал я приказания из главной квартиры узнать что-нибудь; например, сколько войска в Силистрее; приходилось отыскать лиц, которые согласятся туда поехать, притом таких, которые по своему развитию или образованию способны узнать и высмотреть, на что требовалось время; затем им необходимо туда и обратно проехать, да сверх того надо прибавить еще время для осмотра или получения сведений; к тому же, переезд через Дунай на турецкий берег был весьма затруднен, так как турецкие кордоны никого не пропускали, приходилось обмануть их бдительность и пробираться тайком. Кончилось тем, что проходило несколько недель и я, например, в конце января узнавал, что в Силистрии в конце декабря или в начале января было столько-то войск, таких-то таборов, орудий и т. п. В результате сведения получались запоздалые на целый месяц, а иногда и больше, когда они касались происходившего внутри Турции, за Балканами; о том же что происходило в данное время — ни я, ни главная квартира сведений не имели, а при существовании принятой системы собирания их — и иметь таковых не могли».

Второе и третье условия организации шпионства военного времени также сходны с условиями мирного времени: немногочисленный, но тщательно подобранный штат офицеров, ведающих этою отраслью разведок, и возможно продолжительная несменяемость их.

Прежде чем перейти к системе организации тайных разведок при действующей армии, в дополнение сказанному во II главе о подготовке шпионов и об обращении с ними, рассмотрим правила, которые необходимо соблюдать при отправлении подвижного шпиона или лазутчика на работу и при его возвращении.

Насколько трудно управление шпионством вообще, настолько же в частности трудно составление инструкции шпиону перед отправлением на поиски. При разрешении этой задачи надо помнить следующие три правила:

1) Соразмерять трудность поручения со способностями и с положением посылаемого шпиона. Не все шпионы одинаково смелы, вкрадчивы и ловки, а потому не следует употреблять их без разбора. Человек малоспособный никогда не выполнит поручения, если оно выше его сил; он или вовсе не доставит никаких сведений, или доставит известие смутное, бестолковое, подчас ложное, что может быть даже опасно. Поэтому необходимо хорошо знать, что можно поручить каждому шпиону.

Некоторые задачи, имеющие специальный характер, могут потребовать особых технических познаний от посылаемого шпиона. Так, например, если нужно обрекогносцировать железнодорожную линию противника, т. е. узнать силу, количество и местонахождение подвижного состава, устройство водоснабжения, сооружения для нагрузки и выгрузки войск, и т. д., то необходимо послать человека служившего на железных дорогах; путем личного осмотра и расспросами он добудет эти сведения гораздо скорее и основательнее, чем человек незнакомый с железнодорожной службой. Если производится разведка реки, лучше всего послать рыбака или лодочника.

2) Не следует слишком обременять внимание шпиона, а дать ему одну строго определенную задачу. Тогда, идя прямо к цели, он легче и скорее достигнет ее и доставит обстоятельное донесение. Мелкие побочные поручения, развлекая внимание шпиона, влекут за собою потерю времени и путаницу в известиях; если же шпион неясно понял свою главную задачу, то он может и вовсе упустить ее из виду. Лучше всего разделить всю работу между несколькими шпионами, дав каждому небольшую, легко и определенно разрешимую задачу. Впрочем, шпион обязан докладывать обо всем замеченном и вне рамок данного ему наставления.

3) Никогда не следует посвящать лазутчика в тайну своих планов: будучи схвачен противником, он из страха смерти может забыть свои обязательства и сообщить ему все, что знает о наших действиях.

На этом основании шпиону не следует давать письменных инструкций, за исключением того случая, когда предполагается сбить неприятеля с толку; тогда инструкция составляется таким образом, чтобы чтение ее ввело его в заблуждение.

Если шпион малонадежен, то, передавая ему словесно инструкцию, надо как бы мимоходом, невзначай, сообщить ему такие сведения о наших силах и намерениях, какие желательно было бы сделать известными неприятелю[79].

Чтобы не передавать тайны искомых сведений в одни руки и чтобы обмануть малонадежного шпиона, полезно посылать его в два места и давать две (но не более) задачи: одну настоящую, другую фальшивую.

Двойными шпионами можно пользоваться только для обмана противника. Передавая им словесно инструкцию, надо сообщить такие вымышленные сведения о нашей армии, которые могут побудить неприятеля сделать шаг выгодный для нас, но вредный для него; можно, например, сообщить шпиону о прибытии значительных подкреплений к пункту, угрожающему противнику, чтобы таким образом, быть может, заставить неприятеля очистить этот пункт без боя и т. п. Но шпион отнюдь не должен знать, что его двойственная игра разгадана; поэтому передавать ему ложные известия надо так, чтобы это было сделано как бы нечаянно, по неосторожности; уверенность, что вы проговорились, придаст в глазах шпиона большее значение сообщенному ему известию, и он поспешит передать его противнику как несомненный факт.

Вообще с двойными шпионами надо обращаться крайне осторожно и умело; если начальник шпионов не имеет навыка в этом, лучше вовсе не держать двойных шпионов.

Отдав приказание какому бы то ни было шпиону, начальник лазутчиков или его помощник должны проводить шпиона за цепь сторожевых постов и наблюсти, чтобы он не вступал ни с кем в разговоры. Если шпион предполагает вернуться в тот же день, начальнику пропускного поста следует дать соответствующие приказания для обратного его пропуска.

Прием шпионов должен быть также обставлен некоторыми мерами предосторожности. Де Брак говорит по этому поводу следующее: «Надо ожидать возвращения шпиона с такими же предосторожностями, как возвращения разъезда с рекогносцировки, ибо за шпионом может последовать противник и вы рискуете подвергнуться атаке тем более опасной, что она основана на верном изъяснении обстановки».

Если известно приблизительно время возвращения шпиона, отправленного на поиски, то следует принять за правило — выходить ему на встречу в условленный час и на заранее определенный пункт, выбирая таковой непременно за линией сторожевого охранения. Так поступил, например, Стюарт перед известным своим рейдом в июне 1862 г. В сопровождении одного офицера он отправился к уединенному дому в тылу неприятельских постов, где должно было произойти свидание со шпионом. Не дождавшись последнего, Стюарт поехал к самому жилищу шпиона, отстоявшему в четырехстах шагах от неприятельского лагеря, и расспросив шпиона, вернулся к своим войскам, никем не замеченный[80].

Но не всегда время возвращения шпиона может быть заранее предусмотрено даже приблизительно. В этих случаях, прибыв к сторожевой линии, шпион должен вызвать офицера, от которого получил поручение или с которым имеет дело.

Во время блокады Меца французские шпионы и передатчики депеш, возвращавшиеся в крепость, подробно допрашивались на французских же постах, задерживались там на продолжительное время, а иногда подвергались крайне дурному обращению. Вскоре даже их перестали пропускать; так, например, богатый англичанин Воклэр, добровольно взявшийся доставить в Мец весьма важную депешу не был пропущен через аванпостную цепь по приказанию французского офицера, грозившего даже расстрелять его. Жандарм Камю и его сын, различными путями пробиравшиеся из Тионвилля в Мец, были встречены ружейным огнем с французских постов.

Во избежание указанных проволочек и неприятностей, уменьшавших число добровольных тайных агентов, комендант крепости выдавал лазутчикам письменный пропуск. Но этот способ оказался неудачным, так как, рискуя попасть в руки немцев и не желая компрометировать себя, лазутчики часто уничтожали эти документы. В октябре или сентябре 1870 г. рабочий Маршаль, пробиравшийся с депешами из Меца в Тюнвилль, был остановлен на немецких постах и затем отослан обратно в Мец; французская цепь задержала Маршаля, а так как он не мог представить свидетельства коменданта, которое он разорвал, попав в руки немцев, то его отвели в крепостную тюрьму, где продержали четыре дня по подозрению в шпионстве[81].

Гораздо рациональнее поступили немцы: всем своим шпионам они роздали небольшие металлические медали с разными знаками, которые носились на шее под одеждой в виде образков. Войска были предупреждены о значении этих медалей, так что, подходя к своим аванпостам или встречаясь с разъездами, шпион показывал свою медаль и без всяких опросов пропускался во все стороны. Эти сведения были переданы тем немецким шпионом, который был схвачен и расстрелян французами в Меце[82].

Рассказывая об этом факте, генерал Леваль замечает, что медаль могла бы быть заменена каким-либо условным знаком или словом (вроде пропуска). Невыгода такого способа заключается в том, что знак или слово пришлось бы часто менять, чтобы оно не узнавалось неприятелем, а это могло бы порождать путаницу. Наполеон I давал своим агентам специальные карточки.

Получив уведомление, что к сторожевой цепи подошел шпион, начальник лазутчиков отправляется немедленно на указанный пост, опрашивает шпиона и затем дает ему новую инструкцию. Для избежания проволочек шпион может быть проведен к начальнику; но желательно, чтобы для сопровождения его в сторожевой цепи находились всегда уполномоченные на то лица, т. е. офицеры или унтер-офицеры, выбранные начальником лазутчиков. Опрашивать шпионов надо всегда порознь, внимательно сопоставляя и сравнивая их ответы.

Малонадежных шпионов отнюдь не следует удерживать при своих войсках, а немедленно отправлять с новым поручением или, если работы в данную минуту нет, отсылать за линию охранения на то место, которое они сами выберут. Когда услуги их вновь понадобятся, за ними посылают кого-нибудь. При штабе можно держать лишь надежных шпионов, но лучше порознь, а не вместе.

Показание малоизвестного и неиспытанного шпиона может быть принято за основание для соображения о дальнейших действиях только тогда, когда оно подтвердится показаниями нескольких других шпионов[83]. Сведение, доставленное вполне верным и добросовестным шпионом или лазутчиком (офицером и нижним чином) принимается без проверки. Наконец, показание двойного шпиона не имеет никакой цены.

Рассмотрим, как организовано было шпионство у воевавших сторон в 1870-871 гг. и у японцев в 1904–1905 гг. Имеющиеся данные, конечно, очень неполны, но не лишены интереса.

В 1870 г. во время войны всеми тайными разведками немцев руководило то же бюро Большого генерального штаба, которое выдало этим в мирное время. Майор Краузе, стоявший во главе бюро, устроил свою резиденцию в Майнце, где сосредоточивались все получаемые сведения. При немецкой главной квартире сформировано было особое полевое полицейское управление (Feldpolizei); оно подчинялось разведочному бюро и, сообразуясь с его директивами, занималось вербовкой шпионов и направлением их деятельности; оно же ведало контршпионством. В начале войны управление состояло из директора, трех лейтенантов и одного низшего агента. Впоследствии штат постепенно увеличивался и в конце октября, когда главная квартира находилась в Версале, управление состояло из 31 офицеров и чиновников и 1 цензора, на обязанности которого лежало редактирование корреспонденции для периодической печати. При штаб-квартирах армий были такого же рода полицейские управления, но более слабого состава. Штат служащих пополнялся лицами, еще в мирное время работавшими в местных разведочных отделах.

Шпионы были двух категорий: одни следовали при войсках и по мере надобности пробирались переодетыми в район французских армий; другие, навербованные еще в мирное время, жили в самой Франции и оттуда сносились с германскими военачальниками. Наибольшее число шпионов было обнаружено французскими властями во время осады Парижа. Они действовали очень смело, всюду проникали и даже были случаи переодевания их в форму французских офицеров. Офицер французской службы Ламарк рассказывает[84], что в 1870-871 гг. он не раз встречался с подобным шпионом. При первой встрече шпион играл роль мясника и в разговоре с Ламарком заявил ему о своем желании поступить в ряды армии. Через несколько времени Ламарк встречает его уже рядовым, служащим в каких-то административных войсках (вспомогательного назначения), а еще позже — сержантом, причем шпион рассказывает Ламарку, что он хлопочет о переводе в строевую часть. Последняя встреча произошла почти в виду неприятеля, за полчаса до завязки боя. Одетый на этот раз уланом, шпион на глазах Ламарка выехал из селения, занятого французами, по направлению к неприятелю и уже на скаку послал ругательство по адресу французского офицера[85].

Во французской армии приступили к организации шпионства, как сказано выше, только с половины июля. При главной квартире разведкой заведовал полковник Леваль, помощниками которого были 1 подполковник, 2 эскадронных командира и 4 капитана Генерального штаба. При корпусах для управления разведочной частью состояло: 1 капитан Генерального штаба, в должности начальника разведок, и 2 строевых капитана, знавших немецкий язык. В предписании военного министра обязанности разведывательных органов были определены так: «Офицеры, заведывающие разведочной частью, должны завязывать сношения перед фронтом своих корпусов, находить шпионов и посылать их вперед на разные расстояния, так чтобы сеть шпионов предшествовала корпусу и своевременно извещала его о движениях неприятеля. Для получения надлежащих сведений денег не жалеть».

Наспех организованное шпионство не могло дать хороших результатов, несмотря на все усилия лиц, стоявших во главе его. Были, правда, случаи доставления ценных сведений французскими шпионами, но лишь в виде исключений. Так, один из них провел около двух месяцев при штабе прусского корпуса, откуда посылал изредка обстоятельные и подробные донесения; другой представил в декабре 1870 г. план осадных работ под Парижем, похищенный им у одного из офицеров германского Генерального штаба.

Перейдем к японской системе шпионства в минувшую войну. Наши противники находились в особо благоприятных условиях для производства тайных разведок: с одной стороны им содействовало наше добродушие, доверчивость и болтливость, с другой — родственные черты их с китайцами. Из этих последних они набрали себе обширный контингент шпионов. Китайцы свободно бродили по нашим бивакам и тыловым учреждениям, нанимались нами как погонщики мулов и даже как рабочая сила при возведении укреплений; они жили мелочной торговлей, нищенствовали, собирали остатки пищи около солдатских кухонь; многие из участников кампании помнят, наверно, труппу фокусников-китайцев, бродивших по линии наших резервов под Ляояном, на Шахэ и позже на Сыпингайских позициях; после представления они выпрашивали себе рекомендации от офицеров, с напускной гордостью показывая свидетельства, которыми успели заручиться в тех войсковых частях, где побывали раньше. Конечно, при таких условиях китайцы-шпионы тонули в общей массе населения и делались неуязвимыми, а работа их облегчалась донельзя.

Судя по данным, помещенным в печати и в наших судебных делах на Дальнем Востоке, шпионство у японцев было организовано следующим образом. В районе расположения наших войск и в нашем тылу учреждены были особые разведочные бюро. Во главе каждого бюро находился по возможности интеллигентный и знающий русский язык китаец, избираемый самими японцами. Помощниками и сотрудниками его были второстепенные шпионы, числом от трех до десяти, частью им вербовавшиеся, частью назначавшиеся японцами. Начальник бюро получал от японских властей известную сумму денег для приобретения оседлости в нашем районе. На эти деньги главный агент-китаец заводил какую-нибудь мелочную торговлю, обыкновенно булочную, где и заседал, внимательно прислушиваясь и приглядываясь к тому, что делалось у русских. Его помощники действовали на стороне, или оставаясь сами на одном месте, т. е. открывая в свою очередь мелочную торговлю, или передвигаясь в известном районе в роли носильщиков тяжестей, погонщиков и проч. Все сведения, добытые в китайском бюро, передавались японцам через посредство особых переносчиков, выбранных из числа неграмотных и беднейших китайцев. Пробравшись через наши линии и передав японцам донесение, такой переносчик возвращался назад и выжидал новое поручение.

Кроме указанных шпионских бюро японцы пользовались и отдельными шпионами, на которых возлагалось преимущественно наблюдение за передвижением наших войск в определенном районе. Чтобы облегчить эту работу шпионам, в особенности неграмотным, им давался лист бумаги, разделенный несколькими линиями на четырехугольники, соответствовавшие участкам на местности; шпион-китаец зарисовывал в каждом четырехугольнике изображение погон тех частей войск, которые находились в данное время на соответствующих местных участках.

Все сведения от шпионов поступали, сортировались и сводились в одно целое в особых японских бюро, которых было несколько вдоль фронта японских армий. Сопоставление данных, добытых от разных, друг друга не знавших шпионов служило контролем верности самого сведения и добросовестности шпионов. Во главе бюро находились японские офицеры.

При занятии японцами значительного или важного пункта, очищенного нами, немедленно вызывались шпионы, работавшие в этом же участке и знакомые с местными условиями. Под их наблюдением составлялись податные списки жителей, город или деревня разделялись на участки, с назначением в каждом из них старшины, ответственного за порядок и т. п.

На основании всего сказанного о шпионстве в военное время можно наметить следующую примерную его организацию.

1) Отделение тайных разведок при главной квартире. Штаб главнокомандующего должен обнимать весь театр военн ых действий, знать все происходящее не только на фронте противника, но и в тылу его и даже за пределами театра действий. Принимая же во внимание, что данные о силах и расположении неприятеля на фронте будут добыты и сообщены штабами армий, тайные разведки главной квартиры имеют важнейшей целью сбор стратегических сведений в глубоком тылу, а именно: о новых формированиях, об источниках комплектования, о порядке удовлетворения всех нужд армии и т. п.

По отношению к тайным разведкам штабов армий, корпусов, крепостей и отдельных отрядов на обязанности отделения главной квартиры лежит взаимная ориентировка, объединение деятельности их и лишь отчасти — контроль их работы.

При главной квартире должны состоять шпионы двух типов: подвижные и неподвижные, или местные. Первые проникают в район, занятый противником, только в минуту необходимости, когда нужно собрать какое-либо сведение; по исполнении поручения они возвращаются в главную квартиру, где и остаются, пока не получат новой задачи. Вторые, навербованные еще в мирное время, действуют постоянно в одном и том же участке, проживая в нем под каким-нибудь благовидным предлогом. Шпионы первой категории будут доставлять сведения сравнительно скорее, чем шпионы второй категории, зато последние будут более осведомлены. Очевидно, что главной квартире важнее и нужнее местные шпионы; замедление в получении их донесений не может иметь особенного значения, так как передаваемые сведения будут касаться передвижения и сосредоточения больших масс войск, укрепления тыловых позиций, устройства складов и тому подобных данных, имеющих не скоропроходящую ценность. Местные шпионы действуют или одни, или посылают уже от себя во все стороны своих агентов, причем вербовка последних и их содержание ложатся на местных шпионов, а не на попечение армии.

Определить раз навсегда потребное для главной квартиры число шпионов конечно немыслимо, так как оно будет зависеть от количества действующих неприятельских сил, обширности театра войны, имеющихся денежных средств, отношения населения к нам и проч.

Казалось бы возможным считать как минимум: по два местных шпиона на каждую коммуникационную линию противника и по два на главную и каждую промежуточную базу каждой неприятельской армии; подвижных шпионов по расчету: два на штаб главнокомандующего противника и по два на штаб каждой неприятельской армии[86].

Важность и сложность вопросов, подлежащих разъяснению, требуют шпионов отборных, т. е. опытных, наметанных и сведущих в военном деле.

Отделения тайных разведок при штабах армий имеют тот же круг деятельности, как отделение при главной квартире, но в несколько меньшем масштабе. Так, в тыл им достаточно разведывать до ближайшей промежуточной базы, впереди — на фронте только одной противостоящей им неприятельской армии; зато желательно, чтобы они имели шпионов при каждом неприятельском корпусе, входящем в состав этой армии[87]. Сообразно сказанному можно рассчитать минимум нужного числа шпионов, причем они должны быть тоже отборными. На обязанности разведывательных отделений штабов армий лежит ориентировка и объединение тайных разведок корпусов.

Отделения тайных разведок при корпусах и отдельных отрядах должны стремиться к выяснению сил и положения противника на фронте (разведка тактическая), для чего при них состоят подвижные шпионы, высылаемые в район расположения неприятеля, не далее однако 2–4 переходов, иначе добытые ими сведения несвоевременно дойдут по назначению и потеряют цену Таких шпионов при корпусе*должно быть от 2 до 4. По сравнительной простоте данных, выясняемых корпусной тайной разведкой, и вследствие распределения отборных шпионов при главной квартире и по армиям, в корпусных отделениях могут быть менее ловкие и опытные шпионы. Необходимо облегчать их деятельность, составляя для них инструкции с указанием, в особенности, важности различных военных примет, по которым можно судить о силах, расположении и намерениях противника.

Схема распределения шпионов в военное время

Эти инструкции должны быть твердо усвоены шпионами; иметь их у себя на руках в районе противника шпионам не следует, во первых, чтобы они не были уликой против него в случае его поимки, а во вторых, чтобы они не послужили противнику указанием на интересующие нас данные.

Дивизии, бригады и полки не нуждаются в особых органах тайной разведки, так как данные о неприятеле сообщаются им штабами корпусов.

В крепостях надо иметь возможно больше надежных местных шпионов в районе двух-трех переходов вокруг всей крепости; подвижных шпионов достаточно 3–4.

Тайная разведка при каждом штабе — главнокомандующего, армий, корпусов и крепостей — должна поручаться одному специально назначенному для того офицеру Генерального штаба, который является ответственным за сообщаемые им сведения о противнике; весьма желательно, чтобы он знал язык противника и местного населения. При недостатке офицеров Генерального штаба в штабах корпусов и отдельных отрядов для заведывания тайной разведкой могут быть назначаемы строевые офицеры, вполне добросовестные, серьезные и способные к занятию этой должности.

Что касается денежных расходов на содержание лазутчиков и шпионов в военное время, то, конечно, они будут значительно крупнее, чем в мирное. Общих цифр, или хотя бы средней нормы, дать нельзя, так как все будет зависеть от обстановки, главным образом от отношения населения к нам и к противнику.

Во время франко-прусской войны французы организовали тайную разведку лишь с половины июля 1870 г., причем Военное министерство ассигновало на этот предмет 1 млн. франков (около 360 тыс. рублей). Но в частных случаях оно расплачивалось очень скупо. Для примера приведем несколько цифр, взятых из отчета о процессе маршала Базена[88].

30 сентября 1870 г. некто Крузем был отправлен из Меца, чтобы узнать, не получают ли германцы подкреплений из Страсбурга, только что сдавшегося неприятелю. Крузем обошел почти всю блокадную линию немцев на левом берегу Мозеля, причем на обратном пути к Мецу ему пришлось пройти ползком около трех верст. По возвращении он доставил сведение о приблизительной численности противника, о месте расположения его складов и принес найденную им прусскую газету. За все он получил только 40 франков.

Полицейский агент Флао отправлен 20 августа из Тюнвилля в Мец с двумя важными депешами от Мак-Магона к Базену. Прибыв благополучно в Мец и сдав депеши, он на другой день отправляется обратно в Тюнвилль с пятью важными депешами; прусский разъезд заметил его и преследовал на протяжении четырех верст. Чтобы избегнуть плена, Флао должен был оставить повозку, в которой ехал, и броситься в Мозель; пройдя водой около четырех верст, он вышел на берег и без дальнейших приключений достиг Тионвилля. За исполненные поручения Флао получил 50 франков.

20 августа лесной сторож Дешю доставил из Тионвилля в Мец семнадцать официальных депеш, причем на обратном пути он попал под огонь французов, обстреливавших прусских улан. Дешю дано 20 франков.

Матрос Донзелла за доставку депеш сначала из Тура в блокированный Тюнвилль буквально с такими же затруднениями, как Флао, а затем оттуда в Брюссель получил 200 франков.

Флао, Дешю и Донзелла не были шпионами, но ввиду важности доставленных ими сведений и риска, которому они подвергались (германцы не раз расстреливали таких передатчиков депеш), в отношении вознаграждений их можно приравнять к шпионам.

Ограничимся приведенными примерами и заметим, что вообще в кампанию 1870–1871 гг. французское начальство, щедрое на обещания, оказывалось скупым, когда приходилось расплачиваться за исполненное поручение: вознаграждения за передачу депеш через неприятельские линии колебались между 50 и 200 франков; но неоднократно платили только по 5—20 франков.

Относительно денежных расходов немцев на шпионство в 1870–1871 гг. сведений мы не имеем.

Японцы в минувшую кампанию тоже не отличались щедростью. Их главные агенты, вербовавшие себе помощников и стоявшие во главе местных бюро, получали 100 рублей в месяц, второстепенные агенты — 40 рублей в месяц, 10 рублей в виде единовременного пособия и 6 руб. за каждое донесение по данному поручению.

Как бы велики ни были траты на шпионство в военное время, они во всяком случае ничтожны по сравнению с общими громадными расходами, вызываемыми войной, и притом несомненно окупаются достигаемыми результатами.

С объявлением мобилизации в центральном управлении тайными разведками, в соответствующем отделении (т. е. ведающем государством, с которым ожидается война) выделяется половина штатного состава офицеров; они прикомандировываются на все время военных действий к штабу главнокомандующего. Остальная половина офицеров, равно как и все тайные агенты, остаются и работают при высшем центральном управлении.

Окружные отделения тех округов, которые сопредельны с враждебной державой, входят целиком, вместе со штабными агентами, в состав штаба армии, выставляемой округом.

Пограничные отделы тайных разведок, расположенные во враждебном государстве, распределяются следующим образом: начальник отдела остается на месте и несет прежние свои обязанности, причем обращает особенное внимание на вербовку новых шпионов. Перворазрядные агенты или шпионы тотчас прибывают к соответствующей нашей армии и входят в состав отделения тайных разведок при штабе этой армии. Второразрядные агенты остаются на месте в роли наблюдателей; они внимательно следят за передвижением и перевозкой войск и всякого рода военных грузов, замечая состав их, за исправлением дорог, устройством и пополнением военных складов, возведением новых укреплений, и проч.; для облегчения этой работы начальниками отделов должны быть выработаны еще в мирное время соответствующие указания и инструкции. Добытые сведения докладываются словесно начальнику отдела, а этим последним пересылаются в штаб армии через добровольцев-переносчиков или по почте через сопредельное нейтральное государство.

Со вступлением армии в район пограничного отдела, начальник его и все второразрядные агенты подчиняются непосредственно офицеру штаба армии, заведующему тайными разведками, и получают от него указания и поручения. Если второразрядных агентов много, то распоряжением штаба армии часть их может быть передана в ведение корпусов.

Разведывательные отделения при штабах корпусов и отдельных отрядов формируются вновь. Конечно, желательно, чтобы заведывание ими поручено было офицерам, хотя бы теоретически знакомым с тайными разведками.

При штабах крепостей должны быть намечены еще в мирное время все местные жители, которые способны и согласны взять на себя роль лазутчиков с переходом крепости на военное положение.

V. Способы сношения шпионов с войсками. — Оптические сигналы, условная и шифрованная переписки. — Способы секретной доставки донесений шпионов. — Контршпионство

Как замечено выше, не всегда шпионы имеют возможность лично доложить своему начальнику о результатах произведенной ими рекогносцировки. Поэтому интересно рассмотреть те способы, с помощью которых они могут передать по назначению добытые сведения. По существу своему эти способы подразделяются натри группы: 1) оптические сигналы; 2) условные письменные донесения; 3) шифрованные донесения.

1. Оптические сигналы. — При действиях на сильно пересеченной местности, не благоприятствующей разведкам кавалерии, или при действиях отрядов, состоящих из одной пехоты, разведывание, достигаемое высылкой дозоров по направлению к неприятелю, не может захватывать особенно широкую полосу перед фронтом войск. В подобных случаях на шпионов может быть возложена задача по доставлению простейших данных о неприятеле, например: присутствие или отсутствие его в известном направлении и в известном расстоянии; приблизительное количество его сил; находится ли противник на походе, на отдыхе или занимает позиции. Впрочем, подобные сведения полезно знать даже таким отрядам, при которых есть кавалерия, так как, имея хотя бы поверхностные данные о неприятеле, начальник отряда может правильнее организовать кавалерийские разведки, т. е. рассчитать силу и количество разъездов, дать им верное направление и облегчить их работу.

Для передачи подобных известий необходимы простейшие сигналы, которые, с одной стороны, не возбудили бы подозрений неприятеля, а с другой — не требовали особых приспособлений или приготовлений и много времени для подачи. Если местность, лежащая перед фронтом, допускает обширный кругозор, то высланный вперед шпион может развести костры, число и порядок размещения которых будут иметь заранее условленное значение[89]. В районе расположения противника разведение костров редко применимо, так как тотчас же возбудит подозрения. В этих случаях шпион может воспользоваться ясно видимыми издали домами, причем появление и исчезновение света в окнах, отпирание и запирание ставень будут иметь известный смысл и значение для войск, от которых он выслан.

В первые периоды нашей последней войны шпионы-китайцы очень часто и даже во время боя у нас же на глазах переговаривались с японцами с помощью белых и красных тряпок привязанных к палкам. Мы сначала не обращали внимания на это, отчасти не придавая серьезного значения подобным сигналам, отчасти стесняемые постоянными напоминаниями начальства о необходимости гуманного обращения с китайцами. После Ляояна таких шпионов прикалывали или расстреливали на месте, и сигнализация почти совсем прекратилась.

Оптическая передача известий возможна даже на закрытой местности, если только войска наши наступают, а не отступают и не стоят на месте. Шпион, высланный вперед[90], может предупреждать наступающего различными условными знаками, например, заламывая или завязывая известным образом деревья и кусты, выжигая траву, чертя условные знаки мелом или углем на деревьях, заборах, домах и на больших камнях[91]. Контрабандисты в Пиренеях пользуются камешками, раскладываемыми у дорог, на холмах, на отдельно лежащих больших камнях и на древесных пнях; изменяя количество камешков и их укладку, контрабандисты сообщают друг другу важные сведения.

2. Условная переписка. — Иногда секретная переписка ведется в виде самых обыкновенных частных писем, в которых речь идет о делах семейных, торговых и т. д., так что лицо постороннее, не посвященное в тайный смысл некоторых слов, не придаст ему никакого значения. Такие письма адресуются лицам не выдающимся но своему общественному или служебному положению, например, купцам, и мелким чиновникам.

В июле 1887 г. в Лейпцигском Верховном суде разбиралось дело эльзасцев Клейна и Гребера по обвинению их в шпионстве в пользу Франции. В обвинительном акте значилось между прочим следующее:

«Обвиняемый Клейн никогда не переписывался непосредственно с тем бюро, во главе которого находился полковник Венсен; но он знал, что его донесения препровождаются в военное министерство. Чтобы не возбуждать подозрений, переписке придавали вид писем, которыми обмениваются родственники; в этом кроется причина частого повторения собственных имен и благопожеланий дяде, бабушке и т. п. лицам, вовсе не существовавшим, или таких, под именами которых подразумевались особы, хорошо известные французским шпионам».

В своем исследовании о германском шпионстве во Франции Поль Лянуар приводит списанный им весьма интересный образчик письма, при котором отправлено месячное жалованье швейцарцу-шпиону, проживавшему во Франции и работавшему для Германии. Вот перевод письма и условный смысл его:

Подлинный текст:

Лозанна. Число и месяц. Дорогой Жорж! Посылаю тебе процент от твоей ссуды.

Мы неизменно будем помнить о той услуге, которую ты оказал нам своей помощью.

Дела идут недурно; возможно, что в будущем году нам удастся увеличить твою долю в прибылях. Нам бы очень этого хотелось. Пиши нам чаще; сообщай более подробные сведения о себе.

Ты не прав, не доверяя дяде Карлу; он хороший человек, на которого ты можешь положиться.

У нас пока все здоровы; зима была сурова как всегда, но мы пережили ее благополучно.

Мой муж и дети присоединяют свои поцелуи к моим, равно как Шарлотта, Карл и Фридрих. Любящая тебя сестра.

Условный смысл:

Посылаю вам жалованье за истекший месяц.

Ваши донесения за минувший месяц довольно хороши.

Вообще мы вами довольны и если так пойдет дальше, то при следующей инспекции мы дадим вам небольшую прибавку.

Ваши донесения полезны, но недостаточно часты; работайте интенсивнее и больше доносите.

Перестаньте выслеживать Карла; мы узнали, что нужно было.

Вы знаете, что начальнику (зима) очень трудно угодить, однако при последней инспекции все обошлось без сбавок.

Вы должны поддерживать постоянно сношения с вашими тремя корреспондентами (Шарлотта, Карл, Фридрих).

Иногда отправитель корреспонденции заранее условливается с получателем относительно порядка, в котором надо читать письмо. Например, в 1560 г. принцу Конде, во время заточения его в тюрьме за участие в заговоре против Гизов и Екатерины Медичи, было прислано письмо, начинавшееся так:

«Поверьте мне, принц, приготовьтесь к

смерти. Вам и не приходится думать о

защите. Тот, кто хочет вас погубить,

сторонник правительства. Есть ли кто

виновнее вас…» и т. д.

Прочтение письма обыкновенным способом не могло возбудить никаких подозрений; но Конде должен был читать его через строчку, и тогда получался следующий настоящий смысл:

«Поверьте мне, принц, приготовьтесь к

защите. Тот, кто хочет вас погубить,

виновнее вас…» и т. д.[92]

Существует еще механический способ тайной переписки, для которого отправитель и получатель должны иметь совершенно одинаковые картонные или металлические четырехугольники, разграфленные на части, причем некоторые из этих частей вырезаны насквозь. Отправитель кладет на бумагу подобный четырехугольник и пишет обыкновенным шрифтом все нужное в вырезанных частях: затем он снимает его с бумаги и заполняет пустые места (которые были раньше закрыты невырезанными частями) произвольно выбранными словами, однако так, чтобы получился какой-нибудь смысл, затемняющий или искажающий мысль отправителя. Получив письмо, адресат кладет на него свой четырехугольник и свободно прочитывает все интересующее его, так как лишние слова, позже вписанные отправителем, закрыты невырезанными частями пластинки. Если поступить, как сказано, с письмом, текст которого не может внушить подозрений, то в вырезанных частях шаблона (или «решетки», как его называют) придутся следующие слова, далеко не лишенные подозрительного смысла: «План… перевозки… достал… обойдется… 500 руб.; передам… на вокзале… вторник… 5 час. дня».

Все указанные способы и сложны, и медленны, а потому применимы для шпионов разве только в мирное время.

Гораздо проще способ секретной переписки, примененный монахом Берто, служившим, как сказано выше, шпионом у Людовика XIV. В ноябри 1652 г. Берто был схвачен в Бордо восставшими дворянами и, чтобы избавиться от плена, решился написать герцогу Сен-Симону и г. де Бургону, стоявшим во главе королевской администрации в городе Блей. Секретный шифр Берто был перехвачен принцем Конти, почему Берто прибег к следующей хитрости: он адресовал письмо священнику в Блей, и, выдавая себя за его дядю, писал только о денежных делах, ни одним словом не намекнув о своем положении и намерении бежать. На полях Берто сделал следующую приписку: «Посылаю вам глазную воду; натрите ею глаза, и вы будете лучше видеть». Крестьянину, относившему письмо и пузырек, было приказано отдать все герцогу Сен-Симону, в случае же поимки противником показывать, что послан к священнику в Блей. Посланный благополучно дошел до Блея и передал все герцогу. Прочитав письмо и подозревая какую-нибудь хитрость со стороны Берто, Сен-Симон натер присланной водой четвертую неисписанную страницу письма[93], причем благодаря действию воды на бумаге ясно обозначились следующие слова: «Я схвачен принцом Конти и армией; пришлите как можно скорее лодочника, который перевозил меня из Блея в Бордо; пусть он привезет в своей лодке матросское платье. Торопитесь, иначе я погиб, а дело короля проиграно». Герцог исполнил желание Берто, и последнему удалось бежать.

Ввиду важного условного значения, которое может иметь самое невидимое, пустое письмо, в военное время принято за правило уничтожать всю перехваченную неприятельскую переписку. Этого же правила надо придержаться при арестовании каждой подозрительной личности.

3. Шифрованная переписка. Искусство тайной переписки с помощью особых условных знаков, цифр или букв известно под названием криптографии.

Существует очень много систем для шифровки. Все они могут быть подразделены на две группы. К первой принадлежат системы с постоянным основателем, т. е. те, в которых одно и то же слово изображается всегда одним и тем же способом. Тайну подобной переписки, при некотором навыке в дешифровке, разгадать довольно легко, а потому ее можно применять лишь в маловажных случаях.

Ко второй группе принадлежат все системы с переменным основанием, т. е. в которых одно и то же слово изображается каждый раз различно. Такую переписку разобрать очень трудно, и дешифровка требует массы времени и усидчивости.

Один из простейших по существу способов шифровки виден из следующего письма маршала Сульта генералу Мерлю от 26 сентября 1806 г.: «Его Величество желает, чтобы я условился с вами насчет какого-либо шифра, которым мы могли бы пользоваться впредь для всех сношений с начальником штаба армии.

Во исполнение сего вы можете по моему мнению воспользоваться брошюрой под заглавием La bataille d’Austerlitz, раг un militaire, témoin de la journée du 2 décembre 1805, attribuée au géneral-major Stutterheim: парижское издание Файна.

1-й номер будет указывать № страницы; 2-й номер — строчку по порядку, считая сверху, с включением заглавия.

3-й номер будет служить указателем искомого слова или буквы и выражать его или ее место в строке, обозначенной вторым номером; причем если третий номер соответствует целому слову, то он должен быть подчеркнут; если же он соответствует только букве, то его не следует подчеркивать. Между указательными номерами необходимо ставить запятые.

Полагаю, что этот шифр может быть весьма полезен, и что в случае перехвата депеш очень трудно будет разгадать их содержание. Прошу вас руководствоваться им и имею честь предупредить, что копия с сего письма будет представлена мной его Сиятельству военному министру для сведения».

Советуя применять именно такую систему, де Брая прибавляет только, что между группами цифр, изображающих слова, не следует оставлять никаких промежутков, чтобы таким способом еще более затруднить неприятелю прочтениете перехваченного донесения.

Невыгоды указанной системы заключаются в медленности составления и дешифровки донесения и в слишком большом его объеме, так как почти всегда придется обозначать не целые слова, а каждую букву отдельно, причем для ее обозначения потребуются три цифры. Впрочем, чтобы избегнуть последнего неудобства, можно производить шифровку по какому-нибудь словарю, и тогда в большинстве случаев удастся заменить целое слово двумя цифрами.

Генерал Леваль предлагает составить с этою целью особый специально-военный словарь, наподобие существующих во всех государствах сводов военно-морских сигналов. В словарь можно вписать в алфавитном порядке все цифры, буквы, чаще встречающиеся слова и целые военные термины. Леваль полагает, что 3000 цифр будет вполне достаточно. Затем все внесенные в словарь числа, слова, буквы и т. д., номеруются по порядку до конца словаря. При составлении донесения одной цифрой можно обозначать число, букву, слог, а иногда целые слова и, пожалуй, даже фразы.

Недостаток такой системы заключается в том, что основание ее постоянно, а печатный словарь может быть тайно приобретен соседними государствами. Чтобы избегнуть этого, генерал Леваль предлагает несколько комбинаций, из которых мы укажем две.

Можно взять какое-нибудь произвольное число, которое будет служить ключом; при составлении донесения, к номеру, под которым значится в словаре искомое слово, надо каждый раз прибавлять ключ. Положим, что надо записать слово полк, поставленное в словаре под № 500; ключ 25; тогда в донесении указанное слово будет заменено цифрой 525 = 500 + 25. Понятно, что вместо приложения ключа, можно вычитать номер слова из него; например, ключ 4000; тогда слово полк обозначится цифрой 3500 = 4000 — 500.

Вторая комбинация заключается в том, чтобы иметь два разных ключа. В донесении слова заменяются цифрами поочередно, то по одному ключу, то по другому. При этом одно и то же слово, повторяющееся два раза в донесении, может обозначаться каждый раз различно; например, слово дивизия, записано в словаре под № 765; ключи 5000 и 6125; в первый раз дивизия изобразится цифрой 4235 (= 5000 — 765), во второй раз цифрой 5360 (= 6125 — 765).

Невыгода всех указанных способов заключается в том, что книга или словарь, по которым производится шифровка, могут затеряться или не быть под рукой в нужную минуту.

В 1871 г. генерал фон Вердер получил телеграмму из главной квартиры и не мог тотчас же дешифрировать ее, так как словарь находился в повозке, отставшей от войск.

То же случилось с начальником французской территориальной дивизии Шалона-на-Марне, которому пришлось телеграфировать военному министру 23 августа 1870 г.: «По недоразумению мой шифр послан с архивом в Шато-Тьери; невозможно перевести депешу. Прошу прислать ее дешифрованной до 8 часов утра, так как иду тогда в Реймс по приказанию маршала Мак-Магона».

Наконец, в такое же положение попал и Мехмет Али-паша вследствие временного отсутствия одного из своих помощников.

Для шифровки донесений шпионов описанные системы невыгодны также потому, что большинство шпионов не могут держать при себе никаких книг.

Гораздо лучше и проще система, заключающаяся в следующем: для шифровки и дешифровки донесений устраивается прибор, состоящий из двух картонных кружков: большого А и лежащего на нем маленького Б. На окружности каждого из них написаны буквы по алфавиту, цифры от 1 до 9 и 0. Круг Б держится неподвижно, круг А вращается на одной оси с ним.

Для составления и прочтения тайного донесения служит какое-нибудь заранее условленное слово (ключ), известное только составителю и получателю донесения, т. е. в рассматриваемом нами случае — шпиону и его начальнику. Затем все донесение разделяется на группы, по столько букв в каждой, сколько букв в ключе. Положим, надо шифровать фразу: «Прибыло подкрепление 3 батальона». Если ключом служить слово бой, то означенную фразу надо разделить на группы, в 3 буквы каждая; получим:

При|был|о по|дкр|епл|ени|е 3 б|ата|льо|на.

Затем шифруются первые буквы в каждой группе, для чего большой круг А поворачивается до тех пор, пока взятая на нем первая буква ключа б не придется против буквы а на малом кругу. Взяв первые буквы каждой группы (п, б, о, д, е, е, е, а, л, н) на малом неподвижном кругу Б, заменим их в шифрованном донесении теми буквами или цифрами, которые придутся против них на большом кругу А; получим буквы р, в, п, е, ж, ж, ж, б, м, о. Затем шифруют вторые буквы в каждой группе (р, ы, п, к, п, н, 3, т, i, а), для чего круг А устанавливается так, чтобы взятая на нем вторая буква ключа о пришлась против а на малом кругу, как показано на чертеже; получаются буквы ю, 9, э, ч, э, ы, е, 1, ц, о. Наконец, точно таким же образом поступаем для шифровки третьих букв каждой группы, установив и большого круга (третья буква ключа) против а малого круга.

Все шифрованное донесение изобразится так: рюсв9уп — эцечшжэужысж — е — кб1имццоо.

Составленное таким способом донесение нельзя разобрать, не зная ключа, так как одни и те же буквы передаются каждый раз различно; например, в последнем слове буква а передана сначала буквой б, потом буквой и, и, наконец, буквой о. Обратно, в том же слове две различные буквы н и a переданы одинаково о и о.

Последняя система шифровки гораздо рациональнее прочих, так как, во-первых, криптограф (прибор для шифровки) может быть легко спрятан или даже уничтожен в том случае, если бы шпион был схвачен неприятелем; во-вторых, если криптограф пропадет, почти каждый шпион сам сумеет сделать себе новый[94].

Понятно, что каждый шпион должен иметь свой специальный ключ, известный и начальнику лазутчиков. Ключ необходимо менять через определенные промежутки времени, например, два раза в месяц.

Существует масса систем криптографии, но лишь немногие применимы к военному делу, так как для военного шифра обязательны следующие условия: простота и скорость шифровки и дешифровки, невозможность или, по крайней мере, трудность прочтения криптограммы без знания ключа и, наконец, простота шифрующего прибора (криптографа).

Если шпион не может лично доложить начальнику о результатах своей разведки, то, написав донесение обыкновенным образом или шифром, он должен подумать о средствах доставки его по назначению.

Разрешение этого вопроса не представляет особенных затруднений в мирное время. Однако пользоваться услугами почты несколько рискованно: письмо могут распечатать, подобрать ключ к шифру и прочитать; если же ключа не подберут, то во всяком случае письмо уничтожат. Вернее будет отправить донесение посылкой, с домашними или иными вещами, искусно спрятав в них само донесение, например, зашив его под подкладку пересылаемой одежды; известен из практике случай заделки донесения шпионом в отправленную почтой детскую куклу; вообще, это дело фантазии и находчивости.

Еще более простой и верный способ — пересылка через надежных лиц, хотя бы за плату; так как в пограничных таможнях карманов не досматривают, то донесение от перехвата гарантировано. Плата за перенос через границу колеблется от 5 до 10 руб.

Но совершенно иначе обставлен этот вопрос в военное время. Тогда шпион должен найти охотника, который взялся бы снести донесение по адресу; а подыскать охотника нелегко, ибо передача донесений — дело крайне рискованное, за которое можно поплатиться жизнью. К тому же от доставителя требуются особенные физические условия, указанные нами на странице 50. Особенно затруднителен выбор его при действиях в неприятельской стране. Человек, избранный шпионом и согласившийся на роль посланца, может взять донесете и затем безнаказанно, имея улику налицо, предать шпиона в руки правосудия.

Когда найден доставитель[95], надо изыскать средства скрыть само донесение, чтобы противник, в случае поимки доставителя, не обнаружил его. Интересны уловки, применявшиеся для этого в древние времена.

В 500 г. до P. X. тиран города Милета, Гистией, которого персидский царь Дарий содержал в почетном плене при дворе своем в Сузе, решился подстрекнуть своего зятя Аристагора, тирана Милетского, к восстанию против персов. Не решаясь писать Аристагору из опасения, чтобы его гонцы не были перехвачены дорожными стражниками, Гистией прибег к следующей хитрости: он обрил голову раба, в верности которого не сомневался, и наколол ему на коже слова: «Гистией Аристагору. Устрой восстание Ионии». Когда волосы отросли, раб выехал из Персии и, прибыв к Аристагору, вторично обрил голову и дал ему прочитать наколотые слова. Аристагор исполнил желание Гистиея и организовал восстание ионийцев[96].

Спартанский царь Дамарат (520-92 до P. X.), изгнанный из Спарты по проискам Клеомена и укрывшийся при дворе Дария, узнав о намерениях последнего покорить всю Грецию, решился уведомить о том своих соотечественников; для этого он написал спартанцам на особых пластинках и затем покрыл их тонким слоем воска, благодаря чему стража пропустила эти пластинки, не заметив написанного[97].

Во время осады Капуи римлянами один из жителей умышленно сдался осаждавшим и затем бежал к карфагенянам, которым передал письма, зашитые в перевязи его меча. Другие жители переносили письма в желудках зайцев и иных зверей; некоторые распарывали ножны своих мечей, писали на их внутренней поверхности и затем сшивали их вновь.

Римский консул Гиртий не раз входил в сношение с Брутом, осажденным в Модене Антонием. Он писал ему на оловянных пластинках, которые привязывались к руке воинов, переплывавших реку Скюльтен; иногда письма отправлялись через голубей[98].

Последний способ применяется шпионами и в наши дни, не только в военное, но и в мирное время, если верить следующему известию, напечатанному в Journal de Charleroi 27 апреля 1887 г.: «Вчера на одной из улиц Турле двое рабочих увидали, как упал голубь, раненый ружейным выстрелом. Подняв его, они заметили на нем две конкурсные печати, Меца и Кёльна. Под крылом у голубя была укреплена трубочка из гусиного пера со вложенным в нее фотографическим видом укреплений и несколькими шифрованными немецкими заметками»[99].

Большую ловкость в скрытии депеш проявляли индейцы в Мексике. Они, например, продалбливали палку, служившую им тростью, и вкладывали туда депешу, свернутую наподобие папироски; вместо обыкновенной палки они пользовались иногда стеблями укропа, сердцевина которого может быть легко вынута и вложена обратно. Один из мексиканских курьеров вшил депешу во вьюк своего лошака; такой способ оказался менее выгодным, так как неприятель, схватив и обыскав гонца, отпустил его на волю, но конфисковал лошака и вьюк, вследствие чего депеша не дошла по назначению, хотя противник не заметил ее. В другом случае для скрытия депеши гонец расковал свою лошадь, вырезал желобок в копыте, вложил туда депешу, покрыл ее снаружи слоем сала и затем подковал лошадь; повторилось то же, что и в предыдущем случае: неприятель отпустил гонца, но задержал лошадь[100].

Из указанных фактов можно вывести два заключения: 1) посланный никогда не должен выпускать из рук депеши или донесения; 2) если в районе расположения войск в военное время будет задержана какая-нибудь подозрительная личность и затем выпущена на свободу по неимению улик, то во всяком случае надо конфисковать все ее вещи, как-то: трости, оружие, лошадей, экипажи и т. д.

Особенным разнообразием отличались те средства к скрытию депеш, к которым прибегали французы во время блокады Меца в 1870 г. Депеши зашивались в подкладку одежды, вкладывались между подошвами обуви, в козырьки фуражек, в сигары, во вставные зубы, в рукоятки ножей и т. д. Никоторые распиливали серебряные монеты на две части вдоль, выдалбливали середину, вкладывали туда депешу и склеивали части монеты, причем на время опускали ее в уксус, чтобы придать ей вид новой и сделать склейку менее заметной.

Передачей депеш занимались не только офицеры, солдаты, крестьяне, мещане, но даже женщины. 21 августа вдова Имбер, переодевшись мужчиной, выехала верхом из Меца в Тионвилль и скрытно перевезла в своих волосах три депеши от маршала Базена коменданту Тионвилля.

В большинстве случаев депеши вкладывались в гуттаперчевые или костяные шарики величиной в орех; попав в руки немцев, посланные проглатывали эти шарики незаметно для противника. Некоторым из них, как, например, полицейскому агенту Флао, приходилось по несколько раз проглатывать один и тот же шарик прежде, чем доставить его по назначению.

Депеши посылались иногда написанными обыкновенным способом, иногда шифрованными. Более важные отправлялись в нескольких экземплярах через разных агентов. Иногда посланных заставляли выучить наизусть содержание написанной депеши на тот случай, если бы им пришлось бесследно уничтожить ее, но самим благополучно добраться до лица, которому она была адресована[101].

Описанные способы секретной доставки бумаг могут быть применены шпионами и лицами, выбранными ими для передачи донесения. Вообще же никаких правил и указаний для подобной доставки дать нельзя; все зависит отличной находчивости и ловкости посланного.

Выше мы указали на размер вознаграждения переносчикам французских депеш в 1870–1871 гг. В войну 1904–1905 гг. японцы выдавали китайцам-переносителям (или, как их называли у нас, «почтальонам») 5–6 рублей за каждое поручение.

Весьма важно иметь хороших шпионов; но, пожалуй, еще важнее не допускать к работе в своей среде иностранных и неприятельских шпионов.

В Германии для контршпионства в мирное время, т. е. для распоряжений по обнаружению, выслеживанию и арестованию шпионов других государству при Разведочном бюро состоит особый полицейский комиссар, в большинстве случаев из отставных офицеров. В пределах указаний, полученных от начальника бюро, он действует совершенно самостоятельно через своих специальных агентов.

Во Франции те же обязанности лежат на Direction de la surete generate (Управление общественной безопасности), которое в своих действиях от военного министерства не зависит, что и составляет слабую сторону французского контршпионства, как мы указали выше. Исполнительными органами названного управления являются, во-первых, специальные агенты, а во-вторых — пограничные комиссары, имеющие каждый свои определенные районы[102].

Как германские, так и французские агенты, предупрежденные о подозрительных действиях или сношениях какого-либо лица, начинают шаг за шагом и весьма искусно выслеживать его, буквально ни на минуту не ослабляя своего надзора, пока в их руках не будет неопровержимых доказательств его виновности; тогда его арестуют. Так именно попался Ульмо.

Иногда, в особенности если выслеживание подозрительной личности не дает желаемых результатов, к ней подсылают агента-заманивателя; притворным образом подружившись с подозреваемым, внушив ему полное к себе доверие, заманиватель сам предлагает шпиону свои услуги, облекая все в очень осторожную форму; обыкновенно шпион ловится на эту удочку и накрывается на месте преступления с поличным. Таким образом попался в 1908 г. Гарнист, желавший купить запирающий механизм французского 75-миллиметрового орудия, и многие другие. Роль «заманивателей» очень часто берут на себя и нижние чины, с которыми, видимо, желают ближе познакомиться шпионы. В этом случае инструкции нижним чинам дает их непосредственное начальство, в свою очередь руководимое указаниями Управления общественной безопасности.

Раскрытие иностранных шпионов составляет также обязанность своих собственных шпионов. Так, например, в 1903 г. торговец Балиге, бывший германским шпионом, выдал имена двух французских офицеров, занимавшихся шпионством в Эльзасе, и способствовал задержанию их немецкими властями. В 1893 г. в Уолочеве (Австрия) судили еврея Бериша Кримса из Брод; по обвинительному акту вина Кримса заключалась в том, что: 1) он занимался шпионством в пользу России; 2) вступив в 1891 г. в соглашение с главным австрийским шпионом Гринбергом с целью приобретения из России плана крепости Дубно и мобилизации русской армии, он, Кримс, выдал в России своих сообщников; 3) он указал русскому правительству имена тех посланных из Австрии в России шпионов, на которых была возложена в 1892 г. кража планов в Радзивиллове; 4) он помешал в том же году Гринбергу приобрести планы Кременца[103].

Самые элементарные правила, чтобы затруднить работу иноземных шпионов, заключаются в следующем:

1. Все военнослужащие, от генерала до рядового, должны соблюдать полную сдержанность и осторожность в разговорах о военных делах с иностранцами и вообще с посторонними.

2. О всех лицах, внушающих своими поступками подозрение в шпионстве[104], каждый военнослужащий должен докладывать своему начальнику. В тех случаях, когда факт шпионства не подлежит сомнению, уличенного надо задержать и представить военному начальству или, если это затруднительно, то местным гражданским (полицейским) властям.

Затем мерами предупредительными по отношению к иноземному шпионству в мирное время должны быть:

1) Возможно строгий контроль над корреспонденцией, проходящей через границу.

2) Установление самого строгого надзора за лицами, занимающимися контрабандой, а также часто и без явной необходимости переходящими границу.

В ином виде представляется вопрос о контршпионстве в военное время.

Для обнаружения и захвата шпионов Макиавелли советовал приказывать иногда людям разойтись по своим палаткам. Действительно, в древности такой способ применялся. Полиен свидетельствует, что афинский полководец Шарес, живший в половине IV столетия до P. X., узнал однажды, что в его стане скрываются неприятельские шпионы. Тогда он поставил часовых вокруг укреплений, построил всех воинов и приказал каждому опросить своего соседа по строю, кто он и к какой части принадлежит. Таким образом шпионы были пойманы, потому что не могли ответить, к какому отряду или посту принадлежат, где помещаются и что пропуск. По словам генерала Марбо, тоже проделал и Наполеон на острове Лобау в 1809 г., когда получил анонимное сведение о присутствии шпиона среди 30 тыс. французов, сосредоточенных на острове; шпиона удалось обнаружить.

Понятно, что столь примитивный способ вовсе неприменим теперь при громадных современных армиях. Чтобы оградить себя от неприятельских шпионов, нужно прежде всего требовать от войск строжайшего исполнения всех правил полевой службы, чтобы никто не мог пробраться незамеченным через линию сторожевого охранения. Но и это средство малодействительно, так как при войсках очень много посторонних лиц, как то: подводчиков, подрядчиков, поставщиков, лиц, принадлежащих к отделениям общества Красного Креста, и т. д. В их среде всегда могут скрываться неприятельские шпионы.

Вот почему «следует относиться весьма подозрительно, если на биваке или в квартирном расположении появляется постороннее лицо под видом торговца или просто любопытного. Весьма часто публичные женщины исполняют ремесло шпиона. Платье священника или лохмотья нищего также часто укрывали злодея, забравшегося на биваксцелью вредить тем, которые осыпали его благодеяниями»[105]. Нижние чины и даже офицеры должны воздерживаться по возможности от всяких рассуждений о военных действиях с местными жителями и с невоенными лицами; в особенности надо избегать разговоров о положении отряда.

Неприятельского шпиона, по словам генерала Леваля, может выдать его изысканная вежливость, строгое соблюдение распоряжений начальства и военной полиции, умышленная скромность и стушевывание; его манера приглядываться и прислушиваться ко всему, стараясь сделать это незаметно для других; его обязательное присутствие всюду, где есть скопление людей; его равнодушный и даже глуповатый вид, когда он расспрашивает кого-нибудь; его рассудительность, изворотливость и находчивость при ответах на задаваемые ему вопросы; письменные документы, всегда в точности подтверждающее его слова; его напускная откровенность, бескорыстие в делах торговых, щедрость по отношению к нижним чинам, проявляемая у маркитантов и в лавочках, и т. д.

Иногда шпиона можно узнать по большому количеству имеющихся у него денег.

При малейшем подозрении в шпионстве за подозреваемым следует проследить, затем задержать его и подвергнуть нескольким строгим, сбивчивым допросам, замечая, нет ли путаницы в его ответах. Результат допроса представляется начальнику отряда.

Для обнаружения неприятельского шпиона Ла Пиерр рекомендует[106] при появлении подозрительной личности на аванпостах неожиданно обвинить ее в сношениях с неприятелем и пригрозить расстрелять; по мнению Ла Пиерра, настоящий шпион растеряется и, чтобы спасти себя, выскажет все, что знает о намерениях неприятеля.

Приблизительно так поступали германцы стайными французскими агентами и шпионами во время блокады Меца и Парижа. Вот что показал во время процесса маршала Базена побывавший в руках немцев Андрей Крузем: «В селении С. Реми я был схвачен пруссаками, которые обыскали меня, раздели донага и отобрали все мои деньги и даже нож. На следующий день меня допрашивал генерал; он хотел знать, что делается в Меце, я рассказал ему, что взбрело в голову, и прибавил, что никогда не был на военной службе и не знаю названий полков, находящихся в крепости. Он спросил о причине моего бегства из Меца; я ответил, что попал туда в качестве подводчика и что у меня на руках семья, состоящая из жены и пятерых детей, которых я должен прокормить. Мне сделали очную ставку с Мезиерским мэром; он признал, что где-то видел меня. Затем меня вывели, надели на шею веревку, перекинули конец ее через дерево и нарядили людей, чтобы тянуть ее. Я подтвердил все раньше сказанное и уверял, что больше ничего не знаю. Генерал спросил, есть ли в Меце продовольственные припасы? Я ответил, что нет, что едят конину. „Естьли источник соленой воды ниже форта Сен-Кентен?“, — спросил он. „Источник находится между фортами Сен-Жюльен и Белькруа“, — ответил я. Генерал сказал, что в этих словах он видит доказательство моей правдивости». Затем Крузема отвезли в Корни, где продержали десять дней в тюрьме, после чего выпустили на свободу, снабдив пропуском на Нидер-вейсс, родину Крузема, и предупредив, что если он еще раз пройдет через аванпостную линию, то будет расстрелян.

Впоследствии, заметив вероятно, что пойманные французы часто проглатывали находившиеся у них депеши, немцы поступали так: тщательно осмотрев и раздев пойманного, они давали сильные слабительные средства и поручали его присмотру нескольких человек; дней через восемь, если не обнаруживалась виновность арестованного, его выпускали на свободу, пригрозив опять-таки расстрелянием в случае вторичной поимки[107].

Поймав неприятельского шпиона, можно иногда воспользоваться им для сообщения ложных сведений противнику. Из многих военно-исторических фактов приведем четыре.

Римский полководец Вентидий во время войны с парфянами (в 30-х годах до P. X.) узнал, что среди его войск есть шпион, передающей все его намерения неприятелю. Желая воспользоваться им для своей выгоды, Вентидий стал распускать слух, что он больше всего опасается наступления кавалерии парфян по дорогам, пролегавшим на равнине, так как тут его пехота будет бессильна, между тем как она задержит неприятеля, если он пойдет по горной дороге. Узнав об этом через шпиона, парфяне поспешили двинуться по первым, длиннейшим путям, употребив на этот марш сорок дней. Вентидий воспользовался этим временем для сосредоточения своих разбросанных войск, что исполнил в тридцать семь дней, и затем наголову разбил парфян.[108]

Находясь в Шмидберге, Фридрих II поймал шпиона, служившего Карлу Лотарингскому, и уверил его, что отступит к Бреславлю, как только неприятель приблизится; шпион уведомил об этом Карла Лотарингского, который вполне дался в обман.

В 1692 г. секретарь принца Оранского служил шпионом у Люксамбурга и уведомлял его о всех планах и намерениях принца. Уличенный своим начальником в шпионстве, секретарь по его поручению донес Люксамбургу, что на другой день союзные войска предпримут некоторые передвижения, но не с целью наступления, а лишь для производства фуражировки. Люксам-бург поверил этому и едва не был захвачен в своем лагере у Штейнкирхена.

Граф Парижский рассказывает, что в октябре 1862 г., во время осады Коринфа Ван Дорном, молодая женщина, мисс Буртон, исполнявшая в осажденном городе роль шпиона южан и одаренная замечательными военными способностями, написала Ван Дорну письмо, в котором сообщала, что самая слабая часть укрепленного лагеря была северо-западная сторона, и указывала с замечательной точностью, как именно надо было произвести атаку с этой стороны. Северяне перехватили письмо, немедленно укрепили слабые пункты, указанные шпионом, а письмо отправили по назначению, приняв вместе с тем все меры для устранения дальнейших сношений мисс Буртон с южанами. Ван Дорн атаковал северян в указанном ему направлении и был совершенно разбит ими.

Во всяком случае, до казни шпиона необходимо постараться узнать через его посредство прочих неприятельских шпионов и организацию этого дела у противника. С этой точки зрения крайне ошибочны действия французов, расстрелявших в сентябре 1870 г. немецкого шпиона Шульца, несмотря на выраженную им перед казнью готовность передать в подробности организацию немецкого шпионства и указать на своих сотоварищей по ремеслу.

В войну 1904–1905 гг. особых учреждений для контршпионства у японцев, по-видимому, не существовало. От русских лазутчиков, весьма впрочем немногочисленных, они гарантировали себя установлением строгих правил относительно прохождения китайцев через их линию охранения и присутствия на биваках и позициях. Что же касается нас, то мы не только не препятствовали японскому шпионству, но всемерно облегчали его, объявляя в издававшемся на театре военных действий «Маньчжурском Вестнике» о прибытии и местонахождении частей войск, обозначая особыми указательными столбами принадлежность дорог тому или иному корпусу, дивизии или полку, и т. д.[109]

Для розыска и ареста неприятельских шпионов в распоряжение начальников тайных разведок при штабах армий и корпусов должны быть даны чины полевой полиции или жандармерии. Розыск шпионов возлагается также на обязанность армейских и корпусных комендантов, действующих в этой отрасли не иначе, как по соглашению с начальниками тайных разведок.

VI. Шпионство и шпионы (лазутчики) с точки зрения нравственной. — Шпион с точки зрения юридической (по законам русским, французским, германским, австро-венгерским и международным)

Почти все люди привыкли смотреть на шпионство, как на дело крайне безнравственное и позорное, а название «шпион» получило значение бранного слова. Однако подобное огульное осуждение шпионства и шпионов несправедливо, так как «само шпионство не преступление и не всегда безнравственное дело»[110]. Впрочем, в частности оно имело своих защитников в разные времена и в разных сферах. Все полководцы, философы и юристы, высказывавшие свои мысли и взгляды по этому поводу, могут быть подразделены на два лагеря: безусловных врагов шпионства и лиц, признающих его в некоторых случаях средством дозволенным, а лазутчиков — людьми не только честными, но даже достойными уважения и подражания.

Лишь один знаменитый писатель открыто признает себя сторонником шпионства во всех его видах: это Макиавелли. Исходя из того основного положения, что для защиты отечества все средства хороши, он говорит: «Хотя употреблять обман в жизни было бы отвратительно, тем не менее, на войне этот поступок становится похвальным и достославным; и тот, кто побеждает этим неприятеля, заслуживает такую же похвалу, как тот, который побеждает оружием. Подобное суждение высказывают все писавшие истории великих людей: они хвалят Ганнибала и всех полководцев, которые отличались подобным образом действий».

Совершенно противоположного мнения придерживались Паскаль Фиоре, утверждавший, что «применение шпионства — бесполезная низость», и Монтескье, находивший, что «шпионство было бы, пожалуй, терпимо, если б оно исполнялось честными людьми; но неизбежная подлость таких лиц дает возможность судить и о подлости самого дела»[111].

В том же смысле высказался и Ваттель, один из известнейших юристов последнего столетия. «Обыкновенно шпионов казнят самым суровым образом, — писал он, — и это справедливо, так как нет других средств, чтобы избавиться от вреда, который они могут причинить. Поэтому честный человек, не желающий погибнуть от руки палача, не возьмет на себя роли шпиона; к тому же он сочтет ее несовместной со своим достоинством, ибо это ремесло неизбежно связано с некоторой долей измены»[112].

«У нас народные массы менее дисциплинированы, чем в Германии, но зато средние классы менее способны на низость, — писал уже после франко-прусской войны г. Ренан. — К чести Франции надо сказать, что во время последней войны почти невозможно было найти француза, способного хотя бы удовлетворительно сыграть роль шпиона: ложь, низость и распущенность слишком противны нам»[113].

Комментатор Ваттеля, Пинейро Феррейра, относится к шпионству с большей терпимостью и клеймит позором только тех лиц, которые злоупотребляют гостеприимством приютившей их страны. «Человека, старающегося доставить своему правительству важные и интересные для него сведения и не злоупотребляющего при этом доверием, нельзя смешивать, — говорит он, — с тем, кто за великодушное обращение какого-либо государства отплачивает ему нанесением вреда»[114].

Почти такого же мнения придерживается Карро: «Шпионство — одно из подготовительных средств прусских побед. Оно состоит не в мало применяемом во Франции, хотя вполне законном, искусстве освещать себя на войне, захватывать противника врасплох и не давать захватывать себя. Под этим позорным словом Кант понимал совершенно иное, хотя он не знал столь усовершенствованного теперь искусства опутывать целые государства гигантскими сетями тайной инквизиции, вовлекая в них не только политику и законы, производительные силы, труды и промышленность народов, но и самые сокровенные вещи, частные стороны его жизни, врываясь в тайны его домашних очагов, ведя точный счет богатствам его граждан, анализируя его стремления, симпатии и антипатии, одним словом, вторгаясь в область всего, что может быть доверено другу, но должно быть тщательно скрываемо от любопытства того, кто может сделаться завтра врагом. Что сказал бы строгий моралист о тех фанатиках, которые в течение многих лет, шаг за шагом, путем неусыпных забот вторгаются в душу народа, нарушая его сокровеннейшие тайны? Подобное ремесло может быть облагорожено сопряженной с ним опасностью; но безнаказанность делает его низким. С горделивой иронией, более обидной, чем бранное слово, Бисмарк спросил однажды, что особенного заключает в себе французская честь и в чем состоит ее отличие от чести других наций? Такой вопрос был неосторожен. Несомненно, что французская честь несходна с прусской, так как ее возмущают подобные картины. Последний французский солдат с отвращением отказался бы от той роли, которая ставится так высоко в ваших штабах. В этом сказывается разница этих двух народов»[115].

Юрист Блюнчли, утверждающий, что по самому существу своему шпионство неразрывно связано с понятием о войне, выражается об нем так: «Действуя от имени своего правительства, шпионы могут быть искренны и полагать, что исполняют патриотический долг. Смертная казнь имеет целью устрашать их; принято даже позорным образом вешать шпионов. Однако такая мера должна применяться лишь в крайних случаях. Почти всегда она превышает степень преступности шпиона».

Еще больше сочувствия к шпионству военного времени слышится в следующих словах маршала Бюжо: «Английские, русские и американские офицеры, не колеблясь, переодеваются, принимают на себя какое-нибудь ложное звание или вымышленное занятие, чтобы проникнуть в тайны противника. Основываясь на таких действиях, можно ли обвинять их в лживости с большей справедливостью, чем обвинять в убийстве солдата, наносящего сабельный удар врагу? Нет! Они рискуют жизнью (так как лазутчиков вешают) за службу отечеству, и цель извиняет характер этой службы. Следовало бы поощрять их пример во французской армии, и тогда сведения, доставленные одним из своих, были бы полнее и вернее, чем сведения, добытые подкупленными евреями, женщинами и разносчиками… Если лазутчиками служат военные, то надо осыпать их чинами и наградами, ибо великое средство для достижения успеха на войне заключается в знании секретов противника, и если они раскрыли их, то этим оказали громадную услугу и проявили большую преданность». В другом месте Бюжо замечает, что «подкуп — печальное дело; но война влечет за собой целый ряд зол, нравственных и физических, а стараться разузнать путем подкупа, что делается у неприятеля, не преступнее, чем хитростью завлечь его в засаду для полного истребления»[116].

С нравственной точки зрения отнюдь нельзя подводить всех шпионов под один уровень; чтобы справедливо оценить каждого из них, необходимо всесторонне рассмотреть те поводы, которые побудили его взять на себя эту роль, и тот способ действий, которого он придерживается.

На первом плане надо поставить людей, занимающихся шпионством в пользу своего отечества и не ради денег, а из патриотизма или по чувству долга. В военное время такие лица не только не подлежат осуждению, но, наоборот, достойны поощрения. Их роль скромная, малозаметная и очень неблагодарная: успех какой-нибудь операции всегда и всецело припишут войскам и их начальникам; редко кто подумает о пользе, принесенной лазутчиком, на показаниях которого был построен план этой операции. А что ожидает лазутчика в случае неудачи? Не почетная смерть на поле сражения, на виду у товарищей и начальников, а позорная казнь в какой-нибудь глухой деревушке, вдали от своих, по безапелляционному решению двух-трех лиц! А имя его будет также быстро предано забвению, как имя бедняка, с голоду повесившегося где-нибудь на окраине многолюдной столицы.

«Более или менее удачное выполнение обязанностей лазутчика требует столько же отваги и ловкости, как и схватка грудь с грудью с неприятелем, — говорит человек, сам испытавший все это, — но в последнем случае дышится гораздо легче и менее сознаешь опасность, которой подвергаешься; да наконец — на миру и смерть красна; я испытал и то и другое, а на бастионах Севастополя чувствовал себя гораздо спокойнее и менее переболел душою, чем в эту последнюю войну»[117].

«Чтобы подвергнуться такому риску, чтобы среди опасностей сохранить полное хладнокровие и ясность взгляда, нужны высокие нравственные качества и большое самопожертвование»[118]. Роль таких лазутчиков почетна, и к ним вполне применимы слова Лаваренна: «Весьма печально, что название шпиона сопровождается всегда презрением, потому что в критических обстоятельствах преданность интересам отечества побудит вполне честных граждан пробраться в неприятельский лагерь, чтобы узнать, что грозит своей армии»[119].

Лица той же категории, но занимающиеся шпионством в мирное, а не в военное время, подвергаются гораздо меньшей опасности, так как в случае поимки рискуют только попасть под суд и затем отсидеть более или менее продолжительный срок в тюрьме или крепости. Их деятельность нельзя назвать почетной, но она не предосудительна, если только не основывается на предательстве, на злоупотреблении великодушными чувствами противника. «Я преклоняюсь перед офицером, который нанимается в качестве простого рабочего на постройку форта, чтобы ознакомиться с его положением; но я презираю того, который, заручившись доверием инженерного начальника, проникает в его управление, чтобы похитить план крепости. Солдат, проникший, хотя бы переодевшись, в неприятельский лагерь с опасностью для жизни — храбрец. Но я считаю подлым того купца, который, живя много лет в чужом городе, злоупотребляет гостеприимством жителей, чтобы безнаказанно передавать все своим соотечественникам»[120].

Ко второй категории шпионов с нравственной точки зрения принадлежат те лица, которые шпионничают не за и не против своего отечества, или те, которые занимаются этим делом хотя и на пользу своей родины, но не по чувству долга и патриотизму, а ради наживы. Если такие шпионы честно выполняют взятые на себя обязательства и не обманывают своих нанимателей, то ни в мирное, ни тем более в военное время их нельзя строго судить; можно не сочувствовать их конечной цели, т. е. корыстолюбию этих шпионов, но самая деятельность их не принадлежит к разряду бесчестных или позорных, если только, как и в предыдущем случае, она не основана на предательстве.

Если же шпионы этой категории обманывают тех, у кого служат, то очевидно, что они достойны лишь презрения.

Еще позорнее и преступнее деятельность шпионов третьей категории, т. е. лиц, служащих против своего отечества, на пользу врагам; никакими соображениями нельзя оправдать их гнусных поступков. Не лучше двойные шпионы, хотя бы они и не служили против своей родины.

К сожалению, число недобросовестных шпионов довольно значительно, и вот почему, быть может, не входя в подробное рассмотрите этого вопроса, общество огульно осуждает шпионов и относится к ним с нескрываемою брезгливостью. Впрочем, в критические минуты в настроении общества происходит перелом, и тогда оно справедливее оценивает их труд. Никому не придет в голову осуждать Фигнера за то, что он не раз являлся в Москве, занятой французами, и, вмешиваясь в толпы их, выведывал то, что ему нужно было; а между тем он в такие минуты в совершенстве разыгрывал роль лазутчика.

А кто кинет камнем в рядового Чембарского полка Рябова, который в минувшую войну переоделся китайцем и пробрался для разведки в район, занятый японцами, где был схвачен и расстрелян ими?

Австрийцы и пруссаки ненавидели Шульмейстера, знаменитого шпиона Наполеона I. Но мало-помалу негодование, возбуждавшееся в Германии при одном упоминании его имени, улеглось, а в 1853 г., когда умер Шульмейстер, Ферднанд Диффенбах посвятил ему безусловно симпатическое исследование, называя его величайшим шпионом всех времен, своего рода гением.

Таковы шпионы с нравственной точки зрения. Что касается самого шпионства или, точнее говоря, тех лиц, которые прибегают к этому средству, то и по отношению к ним надо установить некоторую разницу в оценке в зависимости от времени, когда они пользуются услугами шпионов. «В военное время считаются позволительными различного рода военные хитрости и применение необходимых способов к получению сведений о неприятеле и занимаемой им местности»[121]. Поэтому шпионство не может быть вменено в вину или даже поставлено в укор лицам, прибегающим к нему. С принципиальной точки оно, пожалуй, и безнравственно; но в таком случае безнравственна и самая война, а между тем почти весь цивилизованный мир считает ее явлением неизбежным. Бюжо вполне прав, утверждая, что шпионство ничуть не хуже, чем устройство засады; можно сказать даже, что второе гораздо преступнее первого, так как оно равносильно убийству из-за угла. Однако никто не осудит полководца, искусным образом организовавшего засаду; никто не назовет Блюхера безнравственным за то только, что он устроил засаду под Гайнау, трофеями которой были 1500 пленных и убитых.

А шпионство мирного времени, тайный сбор сведений и разоблачение секретов дружественной державы, разве оно может быть оправдано? На этот вопрос можно ответить только в отрицательном смысле. Но оно не делает чести только тому из двух соседних государств, которое первым прибегло к нему. Если одно правительство имеет неоспоримые доказательства, что другое применяет по отношению к нему шпионство, то, сознавая свою ответственность за безопасность страны и парода, оно обязано воспользоваться услугами шпионов, ибо в противном случае будет иметь меньше шансов на успех во время войны или купит этот успех ценой больших усилий и потерь. Общественное мнение почти единодушно осуждает не только государственную измену, но и склонение иностранных должностных лиц к подобной измене. Спору нет — измена государству составляет гнусное и подлое преступление; но относительно склонения к таковому поданных другого государства, полагаем, что мнения моралистов нисколько изменились бы, если б они сами попали в роль лиц, ответственных за жизненные интересы страны.

Наполеон не раз жаловался в мирное время на попытки подкупа его чиновников и вообще на шпионство, практиковавшееся другими державами; он утверждал, что такое средство позволительно только в военное время и по отношению лишь к неприятелю[122]. На деле же он сам широко пользовался шпионством в период мира и, как видно из его переписки, очень много заботился о тщательной организации этого дела. К рассматриваемому вопросу вполне применима русская поговорка: «с волками жить, по-волчьи выть». Основываясь на таких соображениях и убедившись в пользе шпионства (хотя и поздно, лишь после удачных результатов применения его у противника) с 1871 г. французы обратили серьезное внимание на это дело и, судя по мыслям, высказываемым в их литературе, поставили себе задачей не только не отстать в этом отношении от будущих противников, но и превзойти их. «Ввиду необходимости как для государства, так и для армии, знать все, что происходит у иноземцев или у противника, — говорятони, — надо признать бесполезными и неуместными то искреннее или напускное негодование, которое высказывается по поводу шпионства, и те громкие споры, которые возбуждаются этим вопросом»[123].

«Относительно преступлений, совершенных в пределах государственной территории, установился общий, никем не оспариваемый принцип, что в преследовании и наказании таких преступлений исключительно компетентна территориальная власть, простирающаяся в этом отношении одинаковым образом, как на постоянных, туземных подданных, так и на временных иностранцев»[124].

Итак, каждое государство имеет право наказывать шпионов, к какой бы национальности они ни принадлежали. Меры наказания за шпионство в мирное время, устанавливаемые различными законодательствами, далеко не одинаковы; но в военное время шпионство всегда влечет за собою смертную казнь.

Ответственность за выдачу военных тайн и за шпионство указаны у нас в России для гражданских лиц в статьях 108,111, 112, 113 из и 119 Уголовного Уложения, а для чинов военного ведомства — в приказе по военному ведомству 1903 г., за № 79 и в статьях 243 и 271 кн. XXII С. В. П. 1869.

В нашем Уголовном уложении, Высочайше утвержденном 24 марта 1903 г., шпионство военного времени предусмотрено пунктом 6 ст. 108, в силу которого «российский подданный, виновный в способствовании или благоприятствовании неприятелю в его военных или иных враждебных против России действиях или против союзного с Россией по оружию иностранного государства, если такое способствование или благоприятствование неприятелю заключалось в шпионстве, наказывается смертной казнью».

Согласно ст. 119 тому же наказанию за шпионство в военное время подвергаются и виновные в том иностранцы во время пребывания в России.

Смертная казнь на общем основании совершается через повешение.

Шпионство в мирное время, под квалификацией государственной измены, предусмотрено статьями 111, 112 и 113 того же Уголовного Уложения, притом для всех вообще лиц, без разделения на Российских подданных и иностранцев.

Статьей 111 определено, что «виновный в опубликовании или в сообщении правительству или агенту иностранного государства, не находящегося в войне с Россией, плана, рисунка, документа, копии с оных или сведения, которые заведомо долженствовали, в видах внешней безопасности России, хранятся в тайне от иностранного государства, наказывается каторгой на срок не свыше 8 лет». Для чинов военного ведомства за то же преступление определяется ссылка в каторжные работы на время от 12 до 15 лет.

В тех случаях, когда перечисленные данные были вверены виновному по службе, или получены по его служебному положению, или, наконец, если ему было объявлено воспрещение сообщать или публиковать их, то он наказывается срочной каторгой, т. е. на срок от 4 до 15лет. Чины военного ведомства подлежат за сие ссылке в каторжные работы на время от 15 до 20 лет или без срока; если же виновный не мог не знать, что его преступление будет иметь особо вредные последствия для безопасности России, то он приговаривается к смертной казни.

Статьей 112 определено, что виновный в том, что без надлежащего разрешения снял план или составил рисунок или описание российского укрепленного места или установленных района или эспланады оного, военного судна или иного военного сооружения, предназначенного для защиты страны, наказывается заключением в тюрьме[125], чины же военного ведомства — отдачей в исправительные арестантские отделения на срок от 1,5 до 3 лет.

Если же виновный имел ввиду сообщить свою работу государству, не находящемуся в войне с Россией, то он наказывается заключением в исправительном доме на срок не свыше 3 лет, а лица военного ведомства — каторжными работами от 4 до 8 лет.

Тем же наказаниям подвергаются лица, снявшие копии с вышеуказанных данных или получившие подобные копии.

Так как ловкий шпион, пробравшись, например, в крепость, может, не делая ни планов, ни рисунков, только по памяти, дать ценные о ней указания лицам, пославшим его, то во избежание этого статьей 113 определено, что все лица, проникшие без разрешения в российское укрепленное место, военное судно или иное военное сооружение, предназначенное для защиты страны, наказываются заключением в тюрьме[126], а чины военного ведомства — отдачей в исправительные арестантские отделения на время от 3 до 4 лет. Однако, чтобы не подвергать такой каре лиц, проникших в одно из перечисленных мест без разрешения, но не со злым намерением, а из пустого любопытства или по неосмотрительности, ст. 113 признает наличность преступления лишь в тех случаях, когда проникновение было достигнуто «скрыв свое звание, имя, подданство или национальность или посредством иных уловок»; подобная же обстановка почти всегда служит приметой шпионства и доказательством виновности обличенной в том личности.

Кроме вышеуказанных видов государственной измены, по нашим законам существует еще специальная военная измена, предусмотренная военно-уголовными законами. По их определению, «всякое нарушение обязанностей службы с намерением способствовать или благоприятствовать неприятелю в военных или других враждебных его действиях признается государственной изменой», наказуемой смертной казнью и лишением всех прав состояния. Тому же наказанию подлежат неприятельские шпионы[127].

Итак, по русским законам шпионство в военное время для всех виновных без исключений, а для чинов военного ведомства — и выдача в мирное время вверенных им по службе государственных тайн с явно вредными последствиями для России, влекут за собой смертную казнь. Все прочие виды шпионства в мирное время наказуются для лиц гражданских — от заключения в тюрьме на 2 недели (minimum) до каторги на 15 лет (maximum), для лиц военного ведомства — от исправительных арестантских отделений на 1,5 года (minimum) до каторги без срока (maximum).

Особенность русского законодательства по сравнению с иностранным заключается в том, что:

1. У нас установлена ответственность различная для гражданского ведомства и для военного: первая значительно мягче второй. Логичность этой меры ясна сама по себе.

2. В наших наказаниях за шпионство совершенно отсутствуют денежные взыскания, которым отведено широкое место в законодательствах других европейских держав. Отсутствие денежной ответственности вполне рационально, так как для состоятельного человека штраф малообременителен, а для человека, не имеющего никаких денежных средств, он заменяется другим наказанием, сравнительно более тяжелым; в результате получается неравномерная ответственность, короче — несправедливость.

Первоначальный, так сказать основной, закон против шпионства мирного времени издан во Франции значительно позже, чем в других государствах, именно 18 апреля 1886 г.; потому, вероятно, он до сих пор пересмотру не подвергался, хотя французская пресса единодушно стоит за его переработку в смысле усилений наказаний, усматривая в этом единственное средство избавить Францию от той шпионской паутины, которой ее опутала Германия[128].

Все лица, прикосновенные к шпионству, разделены в нем на две категории: служащих, которые выдают тайны, вверенные им по службе, и французов или иностранцев, пытающихся разоблачить эти тайны. Для каждой категории определены особые наказания.

Всякий служащий, который обнародует, передаст или сообщит постороннему лицу, целиком или только частью, планы, бумаги или документы, вверенные или известные ему по службе и касающееся обороны территории или внешней безопасности государства, подлежит заключению в тюрьме на время от двух до пяти лет и денежному штрафу в размере от 1000 до 5000 франков (статья 1).

Всякое лицо, за исключением указанных в предыдущей статье, которое тем или иным путем добудет вышеупомянутые документы, бумаги или планы и опубликует их передаст или сообщит постороннему лицу, целиком или только частью, наказуется заключением в тюрьме на срок от одного года до пяти лет и денежным штрафом в размере от 500 до 3000 франков (статья 2).

Всякое лицо, которое, не имея на то права, добудет вышеуказанные планы или бумаги, подвергается тюремному заключению на срок от шести месяцев до трех лет и денежному штрафу от 300 до 3000 франков (статья 3).

Всякое лицо, которое под ложным именем и видом проникнет в крепость, укрепленный пункт, на государственное судно, в сухопутное или морское сооружение или которое будет снимать планы и производить рекогносцировки или собирать сведения, касающиеся обороны территории или безопасности государства, подвергается заключению в тюрьме на срок от одного года до пяти лет и штрафу в 1000–5000 франков (статья 5).

Лица, занимающиеся съемкой в ближайших окрестностях крепости или какого-либо сухопутного или морского сооружения (ближе одного мириаметра, т. е. 9,5 верст), наказуются тюремным заключением на время от одного месяца до одного года и штрафом от 100 до 1000 франков (статья 6).

Наконец, всякое лицо, переходящее, с целью осмотра оборонительных сооружений, через ограды, палисады или другие преграды, устроенные на военной земле, заключается в тюрьму на срок от шести дней до шести месяцев и подвергается штрафу в размере от 16 до 100 франков (статья 7).

Все вышеуказанные наказания могут быть сопряжены, по решению суда, с потерей всех или некоторых семейных, личных и по состоянию приобретенных прав и преимуществ на срок от пяти до десяти лет, с воспрещением жительства в определенных пунктах (стать 12).

Шпионство военного времени предусмотрено французским военно-уголовным законом, в двух статьях которого указано, кто считается шпионом и какому наказанию он подвергается.

Статья 206 гласит, что шпионом считается и подвергается смертной казни с позорным лишением воинского звания:

1) Всякий военный, проникающий в крепость, укрепленный пункт, военное сооружение, лагерь, бивак или на квартиры армии для сбора каких-либо сведений в пользу неприятеля;

2) Всякий военный, доставляющий неприятелю какие-либо сведения, могущие повредить операциям французской армии или целости крепостей, укрепленных пунктов или других военных сооружений;

3) Всякий военный, заведомо укрывающий или способствующий укрытию шпионов или противников, посланных на рекогносцировку.

На основании статьи 207, всякий неприятель, проникающий в переодетом виде в одно из вышеозначенных мест, подвергается также смертной казни, но без лишения воинского звания.

Германский закон о наказаниях, налагаемых за шпионство, переработан 18 лет тому назад и утвержден 3 июля 1893 г.

В отношении редакции, т. е. по вопросу об определении преступлений, он несколько сходен с нашим, хотя отличается меньшей определенностью.

На основании 1-й статьи его, всякий, кто передает или сообщает другому лицу бумаги, чертежи или какие-либо иные документы, содержание коих в тайне необходимо для обороны страны, если притом виновный знал, что подобным разглашением он может повредить внешней безопасности государства, подлежит заточению на срок не менее 2 лет и, смотря по обстоятельствам, штрафу до 15 000 марок. При наличии смягчающих вину обстоятельств указанное наказание может быть заменено заключением в крепости не менее как на 6 месяцев и штрафом до 10 000 марок.

Согласно статье II, за передачу тех же тайн с обдуманным намерением определяется заключение в тюрьме или крепости не более как на 5 лет; сверх того может быть наложен штраф в 5000 марок. Наказуется и покушение на преступление.

По статье 111 каждый, кто добудет или ознакомится с содержанием документов, указанных в статье 1, для передачи этого содержания третьим лицам с целью, чтобы сии последние воспользовались им во вред внешней безопасности государства, подвергается заточению до 10 лет и, смотря по обстоятельствам, штрафу в 10 000 марок.

Если же (статья IV) виновный не имел намерения, указанного в предыдущей статье, то он наказуется заключением в тюрьме или крепости на 3 года; сверх того может быть наложен штраф в 5000 марок. При наличии смягчающих обстоятельств наказание может быть ограничено одним штрафом. Наказуется и покушение на преступление.

По статье VIII лицо, проникшее в укрепленный пункт, в военно-сухопутные или морские сооружения, на военные корабли или суда, на опытные или маневренные поля, несмотря на явное воспрещение военных властей, подвергается аресту или штрафу в 150 марок.

Шпионство в военное время предусмотрено в статье XI, в силу которой «виновный в сообщении неприятелю планов операций, крепостей или укрепленных позиций; виновный в шпионстве в пользу противника, в приюте, сокрытии или поддержке неприятельских шпионов — наказуется бессрочным заточением».

В Австро-Венгрии по отношению к шпионам действуют уголовные законы, изданные 28 мая 1878 г.

Шпионство в военное время предусмотрено главой 3 (статьи 143–151) под названием «неверности», что вполне соответствует нашему определению государственной измены. Виновными в этом преступлении считаются следующие лица: кто сообщает неприятелю военные операционные планы или планы лагерей, крепостей или каких-либо укрепленных мест; кто содействует неприятелю, стараясь поколебать верных лиц, принадлежащих к составу австро-венгерской армии; кто уведомляет неприятеля о расположении или движении армии и о местах, где происходят военные действия; кто принимает, сопровождает или укрывает неприятельских шпионов или отряды войск, отправленные для рекогносцировки, или в чем-либо, делом или словом, оказывает им содействие, и т. д. За подобные преступления австро-венгерские подданные подлежат пожизненному заключению в смирительном доме. В некоторых случаях закон допускает смягчение наказания при наличности уменьшающих вину обстоятельств. Что касается иностранцев, уличенных в шпионстве в военное время, то они, по определению австро-венгерского уложения, подлежат действию «международных военных законов».

Шпионство в мирное время рассмотрено в трех статьях (455, 456 и 458) главы XLI под названием «преступлений и проступков против армий». По этим статьям подлежат тюремному заключению на срок не более пяти лет и денежному штрафу в 4000 флоринов все лица, как австро-венгерские подданные, так и иностранцы, которые: 1) обманным образом или хитростью добудут, для сообщения иностранному правительству, сведения, касающиеся военного могущества или обороны Австро-Венгерской монархии; 2) разгласят путем печати сведения о расположении, передвижениях, силах и операциях австро-венгерской армии, о положении крепостей или укреплений и о их вооружении или о других средствах нападения или обороны и т. д., если притом такое разглашение произведено вопреки состоявшемуся по сему воспрещению или если виновный мог предусмотреть явный от сего вред для Австро-Венгерской империи.

Итак, австро-венгерские уголовные законы о шпионстве по определению преступления весьма сходны с нашими, также как германские; по отношению же к строгости наказания они занимают середину между нашими и германскими, будучи мягче первых и суровее вторых.

В австро-венгерских уголовных законах о шпионстве упоминаются между прочим «международные военные законы». В чем же состоят эти последние? В сущности говоря, до сих пор нет никаких постановлений, соблюдение которых составляло бы не дело личного усмотрения военачальников, но их обязанность. Попытка регламентировать обычаи и правила войны была произведена, как известно, в 1874 г. на созванной по почину императора Александра II Брюссельской конференции. Но выработанный ею проект декларации не был утвержден и, следовательно, не получил силы закона. «Но тем не менее он должен быть признан наилучшим выражением правил и обычаев войны, которые могут теперь считаться обязательными. Авторитет Брюссельской декларации стоит выше всякого сомнения, ибо в составлении ее принимали участие как представители военной практики, так и дипломатии и науки»[129].

Вопросу о шпионстве Брюссельская конференция посвятила сравнительно мало внимания. Он подробно разработан только в Полевых инструкциях для армий Соединенных Штатов, составленных профессором Либером по поручению президента Соединенных Штатов Линкольна во время американской междоусобной войны[130].

Как Брюссельская декларация, так и американские инструкции указывают прежде всего, кто именно должен считаться шпионом. Затем американский закон определяет, что шпион может быть повешен независимо от того, удалось ли ему или нет исполнить поручение, данное ему неприятелем (статья 88). Согласно же статьи 20 Брюссельской декларации, «захваченный на месте преступления шпион предается суду и наказывается по законам, действующим в армии, которой он захвачен».

«Отсюда следует, что лазутчик не должен быть наказан суммарным порядком, без судебного разбирательства»[131].

В нашем Положении о законах и обычаях сухопутной войны, составляющем приложение к ст. 1 Конвенции, подписанной в Гааге 17 июля 1899 г.[132], также категорически указывается, что «лазутчик, пойманный на месте, не может быть наказан без предварительного суда».

Во время войны 1870–1871 гг. французами был арестован мелочный торговец Арбине, шпионствовавший сначала в пользу пруссаков, а затем пытавшийся сыграть роль двойного шпиона. Получив уведомление об этом, г. де Серр телеграфировал генералу Кремеру: «Удостоверьтесь, при помощи гражданских властей, в личности и звании арестованного и прикажите расстрелять его сегодня же». За расстреляние шпиона (таковое ремесло Арбине было вполне доказано свидетельскими показаниями) без суда де Серр и Кремер были преданы 15 июля 1872 г. военному суду и приговорены каждый к тюремному заключению на один месяц «за смертоубийство по неосторожности»[133].

По определению американских законов, Брюссельской декларации и Гаагской конференции, лазутчик, исполнивший свою задачу и благополучно вернувшийся к своей армии, не может быть наказан, если впоследствии будет захвачен противником, но должен считаться военнопленным.

Вообще конференции старались смягчить участь лазутчиков. Высказывалось даже пожелание, чтобы смертная казнь лазутчиков была заменена заключением их в крепости или тюрьме до окончания военных действий. Надо надеяться, что с течением времени подобный проект не останется в области благопожеланий и получит практическое осуществление.

В заключение остается заметить, что общепринятая строгость наказаний, которым подвергаются шпионы, служит еще одним доказательством крайнего вреда и опасности их занятий для одной стороны и, следовательно, несомненной пользы для другой, т. е. для своих войск. Понятно, что на шпионов не следует возлагать чрезмерных надежд: они никогда не заменят кавалерию, но могут облегчить и дополнить все существующие приемы разведывания в военное время, а в мирное — они сами ничем не заменимы.

Примечания

1

Вот почему Викфорт называет посланников «благородными шпионами, пользующимися покровительством международного права».

(обратно)

2

Фридрих Великий. Generalprincipia vom Kriege.

(обратно)

3

Клаузевиц.

(обратно)

4

Что, судя по показаниям французов, совпадает с наибольшим развитием немецкого шпионства.

(обратно)

5

Die Feldherrnkunst des XIX Jahrhunderts.

(обратно)

6

Победы и поражения в войне 1870 г. и действительные их причины.

(обратно)

7

Les ruses de guerre.

(обратно)

8

Loyal F. L'espionnage allemand en France.

(обратно)

9

«Государь» и «Рассуждения на первые три книги Тита Ливия».

(обратно)

10

Jus gentium.

(обратно)

11

Маршал Саксонский. Mes rêveries.

(обратно)

12

Apercus sur quelques détails de la guerre.

(обратно)

13

La nation artmée.

(обратно)

14

Gén. Lewal. Tactique des renseignements.

(обратно)

15

Frontin. Stratagèmes.

(обратно)

16

Ibid.

(обратно)

17

Frontin. Stratagèmes.

(обратно)

18

Commentaires de César.

(обратно)

19

Ibid.

(обратно)

20

Иловайский. История средних веков.

(обратно)

21

Froment A. L'espionnage militaire et les fonds secrets de la guerre.

(обратно)

22

Froment A. L'espionnage militaire et les fonds secrets de la guerre.

(обратно)

23

Международная военно-историческая библиотека. Т. I.

(обратно)

24

Froment. L'espionnage militaire.

(обратно)

25

Ibid.

(обратно)

26

Пузыревский. Развитие постоянных регулярных армий в век Людовика XIV и Петра Великого.

(обратно)

27

Numa de Chily. L'espionnage.

(обратно)

28

Фридрих Великий.

(обратно)

29

Как увидим ниже, такие офицеры приравниваются во всех отношениях к лазутчикам.

(обратно)

30

Масловский. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. II.

(обратно)

31

Генералиссимус князь Суворов / Сост. А. Петрушевский.

(обратно)

32

Correspundance de Napoléon.

(обратно)

33

В Алленштейне.

(обратно)

34

De l'esprit des institutions militaires.

(обратно)

35

Froment. L'espionnage militaire.

(обратно)

36

Memoires du général Baron de Marbot.

(обратно)

37

Avant-postes de cavalrie légére.

(обратно)

38

Mémoires de Mallet du Pan. — Приведено у Numa de Chilly. L'espionnage.

(обратно)

39

Приведено у Numa de Chilly (L'espionnage) из Histoire de la guerre civile en Amérique графа Парижского.

(обратно)

40

Генерал Дюкро, служивший в Страсбурге, официально уведомил о том генерала Трошю уже 7 декабря 1866 г.

(обратно)

41

Этими фактами объясняется сказанное на с. 28.

(обратно)

42

Lewal. Tactique des renseignements.

(обратно)

43

Froment. L'espionnage militaire.

(обратно)

44

Hérisson. Journal d'un officier d'ordonnance.

(обратно)

45

Франко-немецкая война 1870–1871 гг., составленная прусским Генеральным штабом.

(обратно)

46

Из прошлого: Воспоминания офицера Генерального штаба.

(обратно)

47

Исторический Вестник. 1885. Ноябрь.

(обратно)

48

Носков А. А. Действия Приамурской сводной казачьей бригады в северо-восточной Корее.

(обратно)

49

Носков А. А. Действия Приамурской сводной казачьей бригады в северо-восточной Корее.

(обратно)

50

«В период стратегического развертывания армии пленные вместе со шпионами представляют чуть ли не единственное средство к сбору сведений о противнике». (Леер. Стратегия. Ч. II).

(обратно)

51

Lewal. Tactique des renseignements.

(обратно)

52

A. P., статьи в Новом Времени за 1910 г

(обратно)

53

Мартенс Ф. Современное международное право цивилизованных народов.

(обратно)

54

Приказ по в.в. 1904 г. № 409.

(обратно)

55

Histoire de mon temps.

(обратно)

56

Примером находчивости и хитрости может служить следующий факт, рассказанный в Исповеди Людовика Винделля, отставного прусского офицера, бывшего шпионом Германии во Франции: «В 1893 г. я отправился в Тулон, так как капитан Борзен сообщил мне о своем подозрении, что французам удалось достать недавно приобретенный германским флотом аппарат Мюллера для управления торпедами. Я сделал несколько попыток забраться в арсенал, но все неудачно. Наконец, придя в отчаяние, я нанял маленькую лодку и проник в порт на веслах. Я находился уже в каких-нибудь ста метрах от дока, как вдруг часовой замахал руками, приглашая меня удалиться. Я повернул лодку причем нарочно опрокинул ее. Мне оставалось только вплавь добраться до дока. Погода была скверная, и я совсем выбился из сил. Начальство доков было очень раздосадовано, но простая человечность побуждала вытащить меня из воды. Меня внесли в здание, дали коньяку и привели в чувство. Все время я исподтишка озирался и видел множество торпед, однако, к великому моему удовольствию, убедился, что там не было мюллеровского аппарата».

(обратно)

57

Général Duhesme. Traite des petites opérations de la guerre.

(обратно)

58

Вот образчик такой выдержки: «Проехав Телиш, я через час пути въехал в так называемый Туфарнов лес; дорога шла все в гору извилинами; проехав немного лесом, я вдруг заметил, что моя лошадь чего-то боится; я ударил ее нагайкой, но этим только заставил подняться на дыбы и сделать скачок в сторону; недоумевая, что это значит, я слез с лошади, привязал ее к дереву, а сам свернул с дороги и пошел вперед по узкой тропинке; пройдя немного и выйдя на небольшую полянку, я был поражен представившейся мне страшной картиной, объяснившей причину испуга лошади. На небольшой дикой груше висели два болгарина; они еще качались и конвульсивно вздрагивали ногами, лица их были ужасны; первой моей мыслью было спасти несчастных, обрезав веревки, но благоразумие взяло верх: в самом деле, играя роль турка и спасая наказанных собак гяуров, я легко мог выдать и погубить себя, так как ничто не ручалось, что палачи не скрываются где-нибудь в кустах и зорко следят за мной. Приняв равнодушный вид, я вынул табак, закурил папиросу и, взглянув еще раз на повешенных, вернулся к своей лошади и полной рысью продолжал путь». — (Воспоминания лазутчика Русской армии в войну 1877–1878 годов // Исторический вестник. Ноябрь 1885 г)

(обратно)

59

Lewal. Tactique des renseignements.

(обратно)

60

Traité sur le service de l’état-major géneral des armées.

(обратно)

61

Приведено в Réglement sur le service des armées en campagne, annote d’après les meilleurs auteurs qui ont écrit sur l’art militaire, Ch. de Savoye.

(обратно)

62

Досуги заамурца.

(обратно)

63

Froment. Ibid.

(обратно)

64

Ruses de guerre.

(обратно)

65

Генерал Леваль; он заведовал разведочной частью армии Базена в 1870 г.

(обратно)

66

Thiébaut. Manuel des états-majors.

(обратно)

67

Traité des petites opérations de la guerre.

(обратно)

68

Lewal. Tactique des renseignements.

(обратно)

69

В июне месяце выяснилось, что в виду раскрытия новых данных дело Поваже может быть рассмотрено вторично. Судя по газетам, в августе в Санкт-Петербургском военно-окружном суде предстоит рассмотрение еще одного дела о государственной измене: капитана П., обвиняемого в передаче иностранной державе вверенных ему по службе сведений, которые в видах внешней безопасности России должны были храниться в тайне.

(обратно)

70

Эти данные относятся примерно к 1900 г.

(обратно)

71

Loyar. L'espionnage allemand en France.

(обратно)

72

С точки зрения организации шпионства в мирное время весьма интересна книга г. Ретвиша Die Deutschen im Auslande, хотя в ней вовсе не упоминается о шпионстве. Сущность этой брошюры изложена вкратце в статье г. Велицына Немецкое завоевание на юге России (Русский Вестник. Январь 1890).

Тут уместно будет вспомнить и некоторые места из речи гр. Бобринского в Государственной Думе два года тому назад (пропуски указаны многоточием): «Существует стратегическая, руководимая извне, колонизация немцами с чисто военной целью. В Царстве Польском, например, число немцев в 1867 г. было 290 000, а в 1897 г. их уже 407 274; ныне там более полумиллиона немцев. На Волыни, вокруг крепости Дубно, поселено 307 000 немцев, а вокруг крепости Ковио — 15 000, причем почти все земли между крепостью и фортами куплены немцами… Немецкая колонизация распространяется не только на пограничные губернии, но и вглубь страны. Возьмите, например, Люблинскую губернию, Холмский уезд; там вы встречаете волости, где немецкое население достигает 50 % общего населения… Император Александр III усмотрел эту опасность и издал указы от 14 марта 1887 г., 15 июня 1888 г. и 14 марта 1892 г., клонившиеся к тому, чтобы остановить это движение, запретить иностранным подданным покупку земель в этих пограничных губерниях и ввести ограничения. Каков же был ответ Германии на эти законы? В Германии был проведен тогда закон о двойном подданстве. Что это значит? Был проведен закон, гласящий, что немец, принимающий русское подданство, не перестает при этом быть немецким подданным и сохраняет за собой все права и обязанности, которые лежат на немецком подданном… Эти немцы принимали русское подданство лишь de nomine, а на деле оставались в большинства своем верными проводниками движения немецкой расы на юго-восток… Эти Kriegerverein — это чисто военная организация; они не находятся только в Германии и только временно посещают Россию, нет, они насаждены в разных пунктах самого Царства Польского: мы имеем стрелковые общества в Лодзи, Александрове, Згерже, Озоркове и Здунскон-Воле. Общества эти занимаются не охотой за дичью, — нет, они обмундированы, но имеют не охотничьи ружья, а винтовки, они упражняются в стрельбе, в маршировке сомкнутым строем, и умением владеть оружием и военной амуницией. Это войско — охотничьи команды передовых полков Drang nach Osten».

(обратно)

73

Новое Время. № 12575.

(обратно)

74

Приведено в: Ch. de. Savoye. Réglement sur le service des armées en campagne

(обратно)

75

См. c. 437.

(обратно)

76

Воспоминания прошлого.

(обратно)

77

Расчет сделан по среднему курсу: франк = 38 коп.; марка = 48 коп.; гульден = 80 коп.

(обратно)

78

Tactique des renseignements.

(обратно)

79

Де Брак (Avant-postes de cavalerie légère) приводит следующие примерные инструкции:

«Неприятель занимает против нас линию селений Вальтерсдорф, Тальдорф, Мейссен, Лангсдорф, Баумдорф, Гроссдорф и Клейндорф; уступом вне его левого фланга и в 10–12 верстах с тылу лежить местечко Гутштадт. Предполагается атаковать Мейссен.

Для введения противника в заблуждение одному шпиону дается такая письменная инструкция: „Обойти неприятельскую линию. Прибыть в Гутштадт; узнать, не подошли ли туда: французские гусары с красными ментиками и с № 4, егеря с желтыми воротниками и № 2, драгуны с красными воротниками с № 2, красные уланы с № 4 и пехота. Если они не прибыли, осмотреть дороги из Гутштадта в Гроссдорф; может ли пройти артиллерия? Вернуться в Гутштадт, выждать там нашу дивизию и возможно скорее предупредить нас, когда она подойдет туда“

Надежному шпиону дается словесная инструкция: обрекогносцировать селения Баумдорф, Лангсдорф и Мейссен. Чтобы он не забыл этих собственных имен, их можно записать на клочке бумаги. Если шпион будет схвачен и не успеет проглотить бумагу, противник, прочитав три названия, не будет знать точно, все ли три селения предполагается атаковать, или одно, и какое именно».

(обратно)

80

Сухотин, см. выше.

(обратно)

81

Эти сведения почерпнуты в Procès Bazaine

(обратно)

82

См. с. 39.

(обратно)

83

«Шпион, подобно вору, должен красть факты; он берет в потемках все, что лежит плохо, а потому понятно, с какой осторожностью надо относиться к сведению, доставленному шпионом». (Масловский. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. II).

(обратно)

84

La France Militaire. 1891. № 2095.

(обратно)

85

У маршала Массены шпионами служили два брата еврея, отличавшиеся большой расторопностью. Чтобы добиться точных сведений и получить больше денег, они обыкновенно проникали к австрийцам под предлогом продажи фруктов и вина, а затем, отставая от их отрядов, поджидали прибытия французов и отдавали отчет маршалу. Вообще весьма трудно указать подробнее способы и характер действия шпионов, так как все зависит от роли, принятой на себя шпионом, от его личной находчивости, от данной ему задачи и, наконец, от особенностей армии и населения той страны, где ему приходится действовать. В этом отношении очень интересны Мемуары монаха Берто (Collection des memoires pourservir a Fhistoire de France, т. 4).

(обратно)

86

Считаем по два шпиона, так как, во-первых, продолжительная работа не под силу одному человеку; во-вторых, если шпион не обладает вполне верным взглядом или если он не безусловно надежен, то его показаниям можно верить только при подтверждении их из другого источника, т. е. из донесений второго шпиона; наличность двух шпионов, не знающих друг друга, дает средство сверять их донесения и уменьшает возможность ошибки.

(обратно)

87

Хотя эти шпионы (или лазутчики) будут передвигаться на театре военных действий соответственно наступлению или отступлению неприятельской армии, но по отношению к последней будут в роли неподвижных, к ней приданных как бы нераздельно.

(обратно)

88

Le proces du Marechai Bazaine, tomes VIII et IX des Causes cettbres

(обратно)

89

Такими кострами, зажженными на островах, в одну ночь было передано в Греции известие о взятии Трои.

(обратно)

90

Весьма желательно, чтобы такие шпионы были конными или на подводах.

(обратно)

91

Например: треугольник означает присутствие в данной местности неприятельских разъездов; прямая стрела — наступление или отступление (смотря по направлению стрелы) полка пехоты; стрела спиралью — тоже для кавалерийского полка; кружки — число состоящих при них батарей; квадрат — отсутствие противника.

(обратно)

92

Вот французский подлинник (приведено у Froment):

«Croyez-moi, prince préparez-vous à

la mort. Aussi bien vous sied-il mal de

vous défendre. Qui veut vous perdre est

ami de l'Etat. On ne peut rien voir de

plus coupable que vous…».

(обратно)

93

Если распустить квасцы в воде и писать этим раствором, то на бумаге не остается никаких следов: но стоит подогреть исписанный лист на лампе или положить его в горячую печь, и все написанное или начерченное ясно обозначается серовато-коричневым цветом.

(обратно)

94

В брошюре А. Скугаревского Полевые оптические сигналы описан криптограф, изобретенный Больтоном.

(обратно)

95

Их называют иногда «почтальонами».

(обратно)

96

Polyen. Les ruses de guerre.

(обратно)

97

Там же.

(обратно)

98

Frontin. Stratagèmes.

(обратно)

99

Отчасти по этим соображениям во Франции существует закон, в силу которого владельцы голубятен обязаны сообщать властям о числе и происхождении своих голубей; правительству дано право запрещать ввоз голубей из-за границы и т. п. В Германии и Австрии предполагалось принять такие же меры.

(обратно)

100

Lewal. Tactique des renseignements.

(обратно)

101

Из процесса маршала Базена (см. выше).

(обратно)

102

Сведения, касающиеся Франции, помещены в труде бывшего начальника Второго бюро, подполковника Роллэна; выдержки из этого труда печатались в газете Le Matin от 9 сентября 1008 г.; перевод их есть в № 200 Русского Инвалида за 1908 г

(обратно)

103

Обвиняемый Кримс признан виновным в препятствовании «полезной» деятельности правительственных агентов и приговорен к двум годам тюрьмы.

(обратно)

104

Например, срисовыванием или фотографированием крепостных сооружений, попытками приобрести предметы вооружения и снаряжения, настойчивыми вопросами, имеющими отношение к мобилизации, и т. п.

(обратно)

105

Лаваренн (приведено у С. de Savoye см. выше).

(обратно)

106

Приведено у С. de Savoye.

(обратно)

107

Froment. Ibidem.

(обратно)

108

Frontin. Stratagèmes.

(обратно)

109

Наши промахи указаны в брошюре П. Изместьева Значение военного секрета и скрытности. Варшава, 1900

(обратно)

110

Мартенс Ф. Современное международное право…

(обратно)

111

Esprit des lois.

(обратно)

112

Le droit des gens.

(обратно)

113

Revue du Cercle Militaire. 1890. № 9.

(обратно)

114

Notes sur Vattel.

(обратно)

115

Caro. La morale de la guerre.

(обратно)

116

Maximes, conseils… и т. д.

(обратно)

117

Воспоминания лазутчика / Исторический Вестник. 1885. № 10. Автор их был ранен при обороне Севастополя и награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

(обратно)

118

Numa de Chilly. L'espionnage.

(обратно)

119

Ch. de Savoye. Réglement sur…

(обратно)

120

De Rochas. L'espionnage (Revue du Cercle Militaire 1890. № 9.)

(обратно)

121

Мартенс Ф. Современное международное право…

(обратно)

122

Письмо от 3 марта 1812 г.

(обратно)

123

Numa de Chilly. L'espionnage.

(обратно)

124

Мартенс Ф. Современное международное право…

(обратно)

125

Каковое, на основании ст. 20, может быть на срок от 2 недель до 1 года.

(обратно)

126

Каковое, на основании ст. 20, может быть на срок от 2 недель до 1 года.

(обратно)

127

Ст. 243 и 271 кн. XXII С. В. П. 1869 г.

(обратно)

128

Существует даже с 1891 г. проект нового закона о наказаниях, налагаемых за государственную измену и шпионство. Статья 2, рассматривающая наказания специально за шпионство, гласит следующее:

«1. Карается смертью: кто в переодетом виде или под неприсвоенным ему звании или имени, или скрывая свое звание, занятие или национальность, проникнет в сухопутную или приморскую крепость, укрепленный лагерь, оборонительное сооружение, правительственное судно, сухопутное или морское учреждение и присвоит или выведает, с целью шпионства, сведения, касающиеся обороны или внешней безопасности государства.

2. Карается бессрочной каторгой: кто с целью шпионства снимет планы или топографические чертежи, или разведает пути сообщения или способы сношений, или кто добудет сведения, касающиеся обороны или внешней безопасности государства».

(обратно)

129

Мартенс Ф. Современное международное право…

(обратно)

130

По американским законам, весьма суровым, за шпионство полагается смертная казнь через повешение; во время войны за независимость, обвинив английского полковника Андре в шпионстве, американцы повесили его несмотря на протесты европейских держав.

(обратно)

131

Мартенс Ф. Современное международное право…

(обратно)

132

Приказ по военному ведомству 1904 г. С. 409.

(обратно)

133

Numa de Chilly. L'espionnage.

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие к 1-му изданию
  • Предисловие ко 2-му изданию
  • I Цель военного шпионства. — Мнения военных писателей о пользе и необходимости его. — Краткие исторические данные о применении военного шпионства в различные эпохи. — Общие выводы
  • II. Кто называется шпионом. — Категории шпионов и их характеристика. — Вербовка и подготовка шпионов. — Обращение со шпионами. — Управление шпионством
  • III. Организация шпионства в мирное время. — Главные основания. — Краткие данные об организации германской. — Организация у японцев и китайцев. — Проект систематичной организации. — Денежные расходы
  • IV. Организация шпионства в военное время. — Общие основания. — Отправление шпиона (лазутчика) на работу и возвращение его. — Организация шпионства в кампании 1870–1871 гг. — Организация шпионства японцами в войну 1904~1905 гг. — Проект систематичной организации. — Денежные расходы. — Переход шпионства с мирного на военное положение (мобилизация)
  • V. Способы сношения шпионов с войсками. — Оптические сигналы, условная и шифрованная переписки. — Способы секретной доставки донесений шпионов. — Контршпионство
  • VI. Шпионство и шпионы (лазутчики) с точки зрения нравственной. — Шпион с точки зрения юридической (по законам русским, французским, германским, австро-венгерским и международным) X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня
  • Регистрация
  • Забыли пароль?

    Комментарии к книге «Тайные разведки (военное шпионство)», В. Н. Клембовский

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства