«После немоты»

Мне впервые в жизни приходится прибегать к подобного рода обращению, и я делаю это, вынужденный обстоятельствами. Предыстория его такова: в конце 1971 года на Западе, на русском языке, был опубликован мой роман „Семь дней творения", который вскоре перевели (и еще переводят) на ряд иностранных языков. Издание книги вызвало болезненную реакцию со стороны наших соответствующих организаций. Последовал целый набор оргвыводов: вызовы на собеседования с требованием немедленной повинной, запрет публикаций, занесение в „черный список" цензуры и, как результат, лишение средств к существованию.

Не желая обострять ситуацию и нагнетать вокруг своего имени атмосферу ажиотажа, я сделал все от себя зависящее, чтобы событие это прошло как можно более скромно. Но, видимо, это не очень устраивало неких „иксов", жаждущих сделать из своей сверхбдительности источник политических и материальных доходов. Не дождавшись от меня покаяния, они вознамерились покончить со мной в судебном порядке. На недавно прошедшем партактиве Московской писательской организации работник КГБ Абрамов открыто потребовал организационной расправы надо мной, которая облегчила бы карательным органам применение ко мне процессуальных санкций.

Джин, которого эти стражи идейной чистоты так жаждут выпустить из бутылки разлива тридцать седьмого года, прежде всего погребет их самих. Им следовало бы извлекать уроки хотя бы из трагического опыта их погибших предшественников.

Я не настолько наивен, чтобы полагать, будто обладаю хоть какой-то неприкосновенностью. Но если со мною все же что-то случится, то это, по моему глубокому убеждению, не принесет лавров тем, кто будет преследовать в судебном порядке очередного русского литератора за осуществление им его прямой профессиональной обязанности - писать книги согласно своим убеждениям и своей совести.

Москва, 7 марта 1973 г.

от Максимова В. Е.