«Тетрадь смерти. Другая тетрадь»

Тетрадь смерти. Другая тетрадь (fb2) - Тетрадь смерти. Другая тетрадь [ЛП] (пер. Любительский перевод (народный)) (Тетрадь смерти - 2) 658K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Исин Нисио

Нисио Исин Тетрадь смерти. Другая тетрадь Дело Лос-Анджелесского маньяка-убийцы Б.Б.

Глава 0. Как пользоваться Книгой

Когда Beyound Birthday совершал свое третье убийство, он решил поэкспериментировать. А именно — хотел проверить, может ли человек умереть от внутреннего кровотечения, не повредив при этом ни одного внутреннего органа. Для этого он накачал жертву наркотиками, так что она потеряла сознание, связал её и бил по руке — методично, но осторожно, чтобы не повредить при этом кожу. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы жертва умерла от потери крови, но здесь его постигла неудача. Рука жертвы налилась кровью и стала багрово-фиолетовой, но смерть не наступала. Жертва лишь содрогалась в конвульсиях, но оставалась жива. Убийца был убежден, что вызванной таким способом потери крови будет достаточно, чтобы человек умер, но здесь он явно просчитался. Что до Бейонда Берсдея, то для него сам способ убийства имел довольно низкий балл по шкале занимательности, и всегда был для него не более чем интересным экспериментом. Удался он или нет, особого значения не имело. Бейонд Берсдей лишь пожал плечами и достал нож…

Нет, нет, нет, нет, нет.

Не так, не в таком повествовательном тоне — я ни за что не смогу выдержать подобный высокий стиль до конца рассказа. Чем сильнее я буду стараться, тем скучнее мне будет, и тем ленивее станет моя писанина. Как мог бы выразиться Холден Колфилд (один из самых известных трепачей за всю историю литературы), рассказывать во всех подробностях, что Бейонд Берсдей делал и думал, в мои намерения не входит (хоть я, в моем положении, во многом его понимаю). Объяснение совершенных им убийств тщательно подобранными фразами нисколько не увеличит ценности этих заметок. Это не отчет и не роман. Даже если они случайно превратятся в первое либо во второе, я не буду доволен. Терпеть не могу эту избитую фразу, но думаю, что когда кто-то будет читать эти строки, меня уже не будет в живых.

Едва ли мне стоит напоминать читателю о той знаменательной битве между величайшим детективом столетия, который называл себя «L» и этим нелепым убийцей по прозвищу Кира. Орудие смерти у него было несколько более фантастическим, чем, например, гильотина, но всё, чего Кира достиг, рассуждая при этом как жалкий детсадовец, было очередное царство ужаса. Оглядываясь назад, я могу лишь предположить, что боги победы наблюдали за Кирой сверху с улыбкой и тешили своё тщеславие. Возможно, эти боги и в самом деле хотели видеть обескровленный мир предательств и ложных обвинений. А может, вся эта история служит нам уроком и объясняет разницу между Всевышним и богами смерти шинигами. Кто знает? Я, со своей стороны, не намерен больше тратить время на размышления об этих весьма неприятных событиях.

Плевать мне на Киру.

Если кто для меня что и значит, так это L.

L.

Величайший детектив столетия. Находясь в расцвете своих потрясающих интеллектуальных способностей, L умер несправедливой и безвременной смертью. Только по официальным данным он раскрыл более трех с половиной тысяч запутанных дел, и втрое большее число ублюдков упек за решетку. Он обладал невероятной энергией, был способен мобилизовать любое детективное агентство в мире, и мир щедро рукоплескал его успехам. И при этом он никогда не показывался никому на глаза. Я хочу записать его слова как можно точнее. И я хочу, чтобы кто-нибудь обнаружил мои записи. Как тот, кому была дана возможность пойти по его стопам… ну, может я и не смог его заменить, но по крайней мере пусть после меня останется вот это.

Итак, то, что вы сейчас читаете — это мои заметки об L. Это послание умирающего, но оно исходит не от меня, и адресовано не кому попало. Человеком, который скорее всего прочитает его первым, будет по всей видимости этот умник Ниар. Но даже если и так, я не стану просить его опустить в шредер или сжечь эти страницы. Если ему будет больно обнаружить, что я знал об L нечто такое, о чем он и понятия не имел, — ну что ж, прекрасно. Есть также вероятность, что это прочитает Кира… и я надеюсь, что он прочитает. Если эти заметки скажут убийце, который стал тем, кем стал лишь с помощью не принадлежащей этому миру карающей тетради и идиота шинигами, что он, при любых других обстоятельствах, не годился бы L даже в подметки, — тогда они достигли своей цели.

Я один из тех немногих, кто когда-либо знал L как L. Когда и как мы встретились… это мое самое драгоценное воспоминание, и я не буду делиться им здесь, скажу лишь, что тогда L поведал мне три истории о своих подвигах, и дело с участием Бейонда Берсдея было одной из них. Если я отброшу все понты и просто назову его делом ББ об убийствах в Лос-Анджелесе, то думаю, многие из вас слышали о нем. Разумеется, нигде не упоминалось, что L — и что ещё более важно, приют Дом Вамми, в котором я воспитывался до пятнадцати лет — имели к делу самое непосредственное отношение, а они имели. Ведь у L было правило — не браться за расследование, если в деле не фигурировало более десяти жертв или же миллиона долларов на кону, но именно по причине, упомянутой мною выше, он запоздало, но рьяно взялся за расследование этого незначительного дела, в котором фигурировало только три-четыре жертвы. Далее на этих страницах я всё разъясню подробнее, сейчас скажу лишь, что именно по вышеупомянутой причине дело ББ об убийствах в Лос-Анджелесе стало поворотным пунктом для L, для меня и даже для Киры. Оно стало знаменательным событием для всех нас.

Почему?

Потому что в этом деле L впервые представился как Рюзаки.

Так давайте же пропустим все эти нудные описания того, что Бейонд Берсдей думал, как убивал свою третью жертву, потому что мне это ни капельки не интересно, и раз уж на то пошло, давайте не будем останавливаться на второй и первой жертвах, не будем оглядываться на предыдущие убийства, а переведем стрелки часов на утро того дня, на ту блистательную минуту, когда величайший детектив столетия, L, впервые приступил к расследованию этого дела. Да, чуть не забыл. В случае, если кто-нибудь кроме умника Ниара или введенного в заблуждение убийцы читает эти страницы, то тогда мне следует, по крайней мере, соблюсти основное правило вежливости и представиться вам здесь, в конце пролога. Я ваш рассказчик, ваш проводник, ваш повествователь. Для всех, кроме этих двоих моя личность может не представлять никакого интереса, но, тем не менее, я тот, кому суждено быть вечно вторым и мастер хорошо одеваться, я тот, кто сдох, как собака — Михаил Кель. Одно время я звал себя Мелло, и так же меня называли другие, но это было давно.

Приятных вам воспоминаний и кошмаров.

Глава 1 «Послание»

Сейчас его именуют Делом ББ об убийствах в Лос-Анджелесе — довольно-таки запоминающееся название — но тогда, в самый его разгар, оно не называлось настолько впечатляюще. Пресса окрестила его «Убийствами Вара Нинго», «лос-анджелесскими серийными убийствами в запертой комнате» и ещё массой таких же отвратных названий. Все они несомненно служили источником сильной досады для Бейонда Берсдея — виновника этих убийств — но, откровенно говоря, я думаю, что они давали более точное определение того, что же происходило на самом деле.

Так или иначе, на следующий день после того, как Бейонд Берсдей совершил третье убийство, 14 августа 2002 года, в 8:15 утра по местному времени, агент ФБР Наоми Мисора проснулась у себя дома в собственной постели и лежала, пребывая на грани сна и яви. На ней были темные кожаные штаны и такая же куртка, но было бы ошибкой предположить, что она всегда спала в этом наряде. Накануне ночью она несколько часов гоняла на мотоцикле, тщетно пытаясь снять напряжение, а когда, наконец, вернулась домой, то сразу же упала на кровать и крепко заснула, не приняв душ и не раздевшись. Вместе с названием этого дела Мисора стала известна широкой публике как агент, раскрывший его, но правда состоит в том, что когда эти события разворачивались в реальном времени, она была временно отстранена от работы в ФБР. Официально считалось, что она просто в отпуске, но это только потому, что она была совершенно не в состоянии противиться давлению со стороны начальников и коллег. Отстранение, перерыв, летний отпуск. Не думаю, что нам нужно здесь вдаваться в подробности и объяснять причины её отстранения. Главное, что дело было в Америке, она была японкой, женщиной, прекрасно справлялась со своими обязанностями, а ФБР очень большая организация… и этих сведений вполне достаточно. Разумеется, у неё были коллеги, которые её ценили, и именно поэтому она и смогла проработать в Бюро всё это время, но месяц назад, как раз перед самым началом дела ББ Мисора совершила серьёзную ошибку — настолько серьёзную, что даже сама не могла в неё поверить, — которая и привела к её отстранению от работы. Подобную проблему не решишь, гоняя среди ночи на мотоцикле.

Мисора всерьёз думала о том, чтобы уйти из ФБР, начать новую жизнь и снова переехать в Японию. Отчасти потому, что была сыта по горло всей той гадостью, которая сопровождала её работу, но больше из-за чувства вины, которая мертвым грузом лежала на плечах. Даже если бы её никто не принуждал — что вообще вряд ли возможно — Мисора сама бы попросилась в отпуск.

Или даже в отставку.

Мисора медленно выбиралась из постели, намереваясь смыть с себя весь всю грязь и пот минувшей ночи, и тут вдруг заметила, что ноутбук у неё на столе почему-то включен. Она что-то не помнила, чтобы его включала — ведь она только что проснулась. Может быть, она сделала это вчера, когда пришла? А потом сразу уснула? Ничего такого она не помнила, но раз скринсейвер работает, другого объяснения просто нет. Можно конечно сказать, что раз у неё хватило сил включить компьютер, то должно было хватить и на то, чтобы раздеться. Мисора стянула с себя куртку и штаны и, ощущая во всем теле неожиданную легкость, подошла к столу и дотронулась до мыши. Этого было достаточно, чтобы убрать скринсейвер, но то, что Мисора увидела на экране вместо него, озадачило её ещё больше. Главная почтовая программа оказалась запущена, мигая сообщением «Новая Почта». Нет, она, конечно, могла уснуть с включенным компьютером, но вырубиться, проверяя почтовый ящик? Недоумевая, она кликнула на папку «Входящие». Там было одно сообщение, от Рэя Пенбера. Рэй был её парнем, и тоже работал в ФБР. Из всех агентов, что высоко ценили её, Рэй был, пожалуй, самым ярким примером (что не мешало ему упрашивать её перевестись в более безопасный отдел всякий раз, когда случалось что-нибудь серьёзное). Поскольку её отпуск почти закончился, это наверное что-то по работе, решила Мисора и открыла письмо…

Наоми Мисора-сама,

Извините, что использую подобный способ для связи с вами. 

Я хочу попросить у вас помощи в раскрытии одного дела. Если вы согласны помочь мне, пожалуйста, зайдите в третий блок третьего раздела на сервере Funny Dish 14 августа в 9 часов утра. Линия будет свободна ровно 5 минут (через брандмауэр, пожалуйста, пробивайтесь самостоятельно).

L

P.S. Чтобы связаться с вами, я взял на себя смелость позаимствовать адрес вашего друга. Так было проще и безопаснее всего, поэтому, пожалуйста, простите меня за это. Вне зависимости от того, согласитесь вы мне помочь или нет, я прошу вас уничтожить компьютер в течение 24 часов после прочтения этого сообщения.

Дочитав письмо, Мисора тут же перечитала его ещё раз и снова проверила имя отправителя.

L.

Пускай её временно отстранили, но она всё равно агент ФБР, и, разумеется, она узнала это имя — было бы непростительно его не узнать. На миг ей пришло в голову, что Рэй Пенбер или кто-нибудь ещё просто решил над ней подшутить, но потом ей показалось маловероятным, чтобы кто-то набрался смелости подписаться этим именем. Пусть L никогда никому не показывался, ни на публике, ни даже наедине, но, тем не менее, Мисора слышала несколько леденящих душу историй о том, что случалось с детективами, которые пытались выдать себя за L. Можно утверждать наверняка, что никто не посмеет воспользоваться его именем, даже в шутку.

Итак…

— Вот черт, — пробормотала она и отправилась, наконец, в душ смывать усталость минувшей ночи. После душа она высушила свои длинные черные волосы и выпила чашку горячего кофе.

Но она лишь притворялась, что раздумывает, как ей поступить — на самом деле выбора у неё не было. Ни одному агенту ФБР, а особенно агенту низкого ранга, никогда бы не пришло в голову отвергнуть просьбу L. Но в тот момент Мисора была не самого благосклонного мнения о великом детективе, и притворялась, что раздумывает, пусть даже только для того, чтобы почувствовать себя хоть немного лучше. Если вы учтете её обстоятельства, то причина её поведения понятна. Ведь ясно же, что её ноутбук оказался включенным потому, что его взломал L, и теперь ей было не слишком-то весело от мысли, что придется уничтожить новый компьютер, который она купила всего месяц назад.

— Я не против… Вернее, против, но…

Но выбора у неё не было.

И ровно в 8:50 Мисора уселась перед компьютером, которому теперь оставалось жить меньше двадцати трёх часов, и принялась следовать инструкциям L. Она не была специалистом по взлому сетей, но азам хакерства её научили в школе ФБР.

Как только она благополучно вошла на сервер, экран её компьютера стал белым. Сначала она встревожилась, но потом увидела большую готическую букву «L», парящую в центре экрана, и вздохнула с облегчением.

— Наоми Мисора, — послышался после короткой заминки голос из динамиков. Голос был синтезированный, он принадлежал скорее машине, чем человеку, но именно по этому голосу L узнавал любой отдел расследований по всему миру. Мисора слышала его несколько раз и раньше — но теперь он впервые обращался лично к ней. Это было странно, как услышать собственное имя по телевизору — не то чтобы у неё имелся подобный опыт, но она почему-то решила, что чувство будет именно такое.

— С вами говорит L.

— Здравствуйте, — начала было Наоми, но тут же поняла, что пытаться общаться с ним таким образом бесполезно. На её компьютере не было микрофона, и L бы её не услышал.

Вместо этого она напечатала:

«Это Наоми Мисора. Для меня большая честь говорить с вами, L.»

Если связь хорошая, он должен получить её сообщение.

— Наоми Мисора, вы знакомы с делом об убийствах, расследование которого сейчас идет в Лос-Анджелесе?

Он перешел сразу к делу, никак не ответив на её слова. Возможно, потому, что должен был закончить этот сеанс связи ровно в 9:05, но его поведение и отношение задели Мисору. Как будто это само собой разумеется, что она станет с ним сотрудничать — что конечно правда, но своим поведением он выказывает полное неуважение к её гордости. Мисора забарабанила по клавиатуре — гораздо громче, чем требовалось:

«Я не настолько вездесуща, чтобы уследить за всеми расследованиями, которые идут в Лос-Анджелесе».

— Да? А я настолько.

Её шпильку он отбил собственной бравадой.

И тут же как ни в чем не бывало продолжил:

— Я говорю о серийном убийце — вчера была найдена его третья жертва. Думаю, она не последняя. В новостях это дело называют убийствами Вара Нинго.

«Вара Нинго?»

Она не слышала о таких. В отпуске она сознательно избегала новостей подобного рода. Мисора жила в Японии до окончания школы, и сам этот термин был ей знаком, но сейчас, произнесенный по-английски, приобрел незнакомую нотку.

— Я хочу раскрыть это дело, — сказал L. — Мне нужно арестовать убийцу. Но без вашей помощи мне не обойтись, Наоми Мисора.

«Почему я?» — напечатала она в ответ. Этот вопрос можно было понять двояко: «Почему вам нужна моя помощь?» либо «Почему это я должна вам помогать?», но L, не раздумывая ни секунды, взял первый вариант. Любой адресованный ему сарказм только пропадал даром.

— Разумеется потому, что вы опытный следователь, Наоми Мисора.

«Но я в отпуске».

— Я знаю. Но ведь так еще удобнее, разве нет?

Три жертвы, сказал он.

Конечно, зависит от того, какие именно жертвы, но из того, что сказал ей L, она заключила, что это дело ещё не разрослось до таких масштабов, когда к нему подключается ФБР. Видимо поэтому он и обратился к ней, а не прямиком в Бюро. И почти не оставил ей времени на раздумья. Но все же ей хватило времени на то, чтобы спросить себя, а почему вообще L занялся делом, слишком мелким для того, чтобы на него обратило внимание ФБР. Но, разумеется, она не надеялась, что он ответит на этот вопрос сейчас, через компьютер.

Она взглянула на часы.

Оставалась ещё одна минута.

«Хорошо. Помогу чем смогу», — напечатала Наоми.

L ответил немедленно:

— Спасибо. Я знал, что вы согласитесь.

Особой благодарности в его тоне она не уловила. Но может быть причиной тому просто его «машинный» голос.

— Давайте я объясню вам, как вы сможете связаться со мной в дальнейшем. Времени мало, так что буду краток. Прежде всего…

* * *

Прежде всего, ей нужно было ознакомиться с подробностями дела о лос-анджелесских убийствах. 31 июля 2002 года в Голливуде, в спальне небольшого дома по Инсист-стрит был убит мужчина по имени Билив Брайдсмейд. Он жил один и работал независимым писателем. Он писал статьи для нескольких десятков журналов, скрываясь под множеством псевдонимов, и был довольно хорошо известен в этом бизнесе — что не значит ровным счетом ничего, но в этом деле похоже сыграло свою роль. Брайдсмейда задушили. Сначала его напоили каким-то наркотиком до бессознательного состояния, а потом задушили сзади чем-то похожим на веревку. Следов борьбы не было — всё предусмотрено, в общем, чисто сработанное преступление. Второе убийство произошло через четыре дня, 4 августа 2002 года. На этот раз в центре, в квартире на Третьей Авеню, а жертвой оказалась особа женского пола по имени Куотер Квинер. Она была забита до смерти, а череп проломлен спереди чем-то длинным и твердым. Опять же, жертву, по всей видимости, чем-то опоили, и в момент смерти она была без сознания. А что касается того, почему полиция решила, что оба убийства совершил один и тот же человек… то любой, побывавший на месте преступления, сразу же заметил нечто общее.

В обеих квартирах к стенам были прибиты соломенные куклы вуду. Эти куклы были известны как Вара Нинго.

Четыре на Инсист-стрит.

Три на Третьей Авеню.

Прибитые гвоздями к стенам.

Про Вара Нинго упоминали в новостях, так что существовала вероятность того, что кто-то другой мог скопировать почерк первого убийцы, но некоторые другие детали тоже совпадали, и полиция заключила, что имеет дело с серийным убийцей. Но если дело в этом, то оставался один очень большой вопрос — потому что Билива Брайдсмейда с Куотер Квинер ровным счетом ничего не связывало. Они не обменивались ни номерами мобильников, ни визитками. Да к тому же у Куотер Квинер ни мобильника, ни визитки вообще не оказалось — ей было всего тринадцать лет. Какое отношение она вообще могла иметь к сорокачетырехлетнему писателю-фрилансеру? Если и имела, то разве что через мать, которой на момент убийства не было в городе, но если учесть разные места проживания и жизненные обстоятельства этих двоих, то все равно было очень сложно увидеть здесь какую-либо существенную связь. Пользуясь оборотом из старинного детектива, отсутствовало связующее звено — то есть ничего общего между жертвами не нашли. Расследование сосредоточилось на этом обстоятельстве, а ещё через девять дней (к этому времени пресса уже стала называть это дело «убийствами Вара Нинго»), 13 августа 2002 года произошло третье убийство.

И две куклы Вара Нинго на стене.

С каждым убийством количество кукол уменьшалось на одну.

Третье убийство произошло в западной части Лос-Анджелеса, в коттедже возле станции метро, которую называли Стеклянной, потому что она представляла из себя застекленный павильон, а жертву звали Бэкйард Боттомслэш. Снова женщина, двадцати шести лет — на полпути между первой и второй жертвами, — банковская служащая. И снова никакой связи с Биливом Брайдсмейдом или Куотер Квинер. Даже случайно они вряд ли могли где-нибудь пересечься. Причиной смерти третьей жертвы была потеря крови — обширное кровотечение. Удушение, избиение, ножевая рана — каждый раз другой способ убийства, такое впечатление, что с каждым разом убийца пробовал что-то новое. И ни на одном из мест преступления он не оставил никаких улик. Единственное, что оставалось для расследования — связующее звено, но поскольку его не нашли, что для убийств подобного рода очень странно, то третье убийство завело полицию в совершеннейший тупик. Убийца явно был намного умнее полицейских. Я не собираюсь здесь превозносить Бейонда Берсдея, но в этом случае надо отдать ему должное.

Ах, да — кроме Вара Нинго была ещё одна общая деталь между этими убийствами — все жертвы были найдены в запертых комнатах. Прямо как в старом детективе. Полицейские не придали особого значения этой детали… но когда Наоми Мисора получила от L файл с данными по делу, это было первое, что привлекло её внимание.

Мисора начала расследование — не как агент ФБР, а как частное лицо под руководством L — на следующий день после того, как он обратился к ней с просьбой, то есть 15 августа. Официально она была не на работе, так что пистолет и значок у неё забрали, и теперь права носить оружие у неё было не больше, чем у любого рядового гражданина.

Но она особо и не возражала — она была не из тех агентов, что тычут своими полномочиями в лицо каждому встречному. Она была несколько выбита из колеи и расстроена — в общем, не самое подходящее настроение, чтобы браться за расследование, но в этом смысле её эмоциональное состояние было схоже с тем, что испытывал L. Другими словами, у неё не очень получалось работать в группе, и её способности проявлялись в полной мере, когда она ускользала из-под опеки организации и работала сама по себе — чем в свою очередь можно было объяснить то, почему сейчас она была слегка обижена на L.

Но, тем не менее, 15 августа, когда едва перевалило за полдень, Наоми Мисора уже была на Инсист-стрит, где произошло первое убийство. Оглядев дом, казавшийся чуток великоватым для одного человека, Мисора достала из сумочки мобильник и набрала номер, который дал ей L. Он сказал, что сигнал проходит через пять шифрующих устройств, так что номер совершенно безопасен. Безопасен не только для самого L, но и для находящейся не на службе Мисоры.

— L, я на месте.

— Хорошо, — сразу же отозвался синтетический голос, как будто только и ждал её звонка.

Мисоре вдруг стало интересно, где L сейчас находится и в какой обстановке ведет свои расследования, но она тут же подумала, что в любом случае это не имеет никакого значения.

— Что мне делать дальше?

— Наоми Мисора, вы в доме или на улице?

— На улице. Я направляюсь к месту убийства, но ещё не подошла к дому. — Тогда прошу вас, зайдите внутрь. Дверь должна быть открыта. Я об этом позаботился.

— Спасибо.

Хорошо подготовился.

Она стиснула зубы, сдерживаясь, чтобы не сказать что-нибудь язвительное. В обычном случае она бы сочла хорошую подготовку достойной уважения, но сейчас ей было трудно смириться с тем, что кто-то может подготовиться настолько тщательно.

Она открыла дверь и вошла в дом. Жертву убили в спальне, и Мисора ещё с улицы могла безошибочно определить, где эта спальня может находиться — опыта подобных расследований у неё хватало. В таких домах спальни обычно располагались на первом этаже; туда она и направилась. С момента убийства прошло уже две недели, но в доме определённо поддерживали чистоту. Нигде не было ни пылинки.

— Но, L…

— Что?

— По данным, которые я получила вчера… не хочу повторять очевидное, но полиция здесь уже всё осмотрела.

— Да.

— Не знаю точно, как вы это сделали, но ведь у вас уже имеется полицейский отчет.

— Да.

Очень вразумительный ответ.

— Так получается, мне нет смысла здесь находиться?

— Есть, — сказал L. — Я надеюсь, что вы сможете обнаружить что-то, чего не нашла полиция.

— Ну… это-то понятно.

Даже слишком очевидно.

Его ответ ровным счетом ничего не объяснял.

— Говорят, что место преступления нужно осмотреть сотню раз, так что ваш приход сюда едва ли бесполезен. Прошло некоторое время, и возможно кое-что всплыло на поверхность. Наоми Мисора, первое, о чем нам нужно подумать, так это о связи между жертвами. Что связывает Билива Брайдсмейда, Куотер Квинер и новую жертву, Бэкйард Боттомслэш? Или связи здесь нет, и жертвы выбраны случайно? Но даже если это так, должна быть какая-то логика, по которой убийца их выбирает? О чем я прошу вас, Наоми Мисора — так это найти то самое связующее звено.

— Ясно…

На самом деле ей ничего не было ясно, но зато она начала понимать, что, сколько бы она ни препиралась с L, он всё равно будет уходить от ответа и не скажет ей того, что ей действительно хотелось знать, и поэтому решила не задавать больше вопросов. К тому же, она как раз подошла к двери спальни. Дверь открывалась внутрь и была снабжена поворачивающимся замком.

Запертая комната.

На месте второго и третьего убийств были такие же замки… может это и есть недостающее звено? Нет, эта информация уже имелась в файле. Её полиция уже зафиксировала. L искал что-то ещё.

Спальня была не очень большая, но мебели в ней было немного, так что тесной она не казалась. Посередине стояла широкая кровать, а всю остальную мебель составляло несколько книжных полок. Полки были в основном забиты книгами на темы различных видов досуга и известными японскими комиксами, позволяя предположить, что Билив Брайдсмейд здесь только отдыхал. Он, похоже, был из тех, кто тщательно разграничивает работу и свободное время, что среди фрилансеров встретишь нечасто. Возможно, этажом выше имеется что-то вроде рабочего кабинета, подумала Мисора, мельком взглянув на потолок. Надо будет потом проверить.

— Кстати, Наоми Мисора. Какие у вас соображения по поводу виновника этих убийств? Я хотел бы услышать, что вы о нем думаете.

— Сомневаюсь, что мои соображения будут вам чем-то полезны, L…

— Все соображения полезны.

Да ну?

Мисора на минуту задумалась.

— Он ненормальный, — ответила она наконец, не стараясь особенно выбирать выражения, а просто высказывала, что было у неё на уме. Такое впечатление у неё создалось накануне, когда она ознакомилась с делом. — Не только потому, что убил троих, а… всё его поведение заставляет так думать. И он даже не пытается этого скрывать.

— Например?

— Например… отпечатки пальцев. Полиция не нашла ни одного отпечатка ни на одном из мест преступления. Они были стерты все до единого.

— Верно… но, Наоми Мисора, не оставлять отпечатков — это главное в совершении преступления.

— Но не до такой степени, — отозвалась Мисора с досадой — она знала, что L прекрасно понимает, к чему она ведет, и была совершенно уверена, но он проверяет её на прочность, неважно, что он там говорил до этого. Проверяет, может ли она представлять его интересы в этом деле. — Любой преступник в этом случае просто наденет перчатки — ну, или вытрет все поверхности, к которым прикасался. Но этот парень… он, похоже, стер все отпечатки в доме до единого. На местах всех трех убийств. Сначала я решила, что он был в доме жертвы столько раз, что просто не помнил, что трогал, а что нет, но когда прочитала, что он вывинтил все лампочки и протер каждый патрон, то это извините, уже ни в какие ворота не лезет. Такое поведение ненормально, как ещё его назовешь?

— Согласен.

Ах, теперь, значит, согласен?

— Так что, L, как я уже сказала, если он принял такие крайние меры предосторожности, то сомневаюсь, что смогу найти здесь что-то новое. Такой как этот не допустит ошибки.

Ошибки.

Как та, что она совершила в прошлом месяце.

— Обычно такое расследование начинается с поиска ошибки, которую допустил преступник, и уже исходит из неё, но в этом случае я сомневаюсь, что мы найдем что-нибудь подобное.

— Да, думаю, не найдем, — сказал L. — но что если это не ошибка?

— Не ошибка?

— Да. Что-то, что он оставил специально. И если полиция этого не разглядела… то может быть у нас есть надежда.

Специально оставлять подсказки? Да бывало ли такое вообще? Обычно нет, никогда — зачем кому-то оставлять после себя то, что может быть использовано против него? Хотя нет. Теперь, когда L упомянул об этом, известно уже два примера подобного поведения. Один из них — прибитые к стенам Вара Нинго, а другой — защелкнутые замки, создающие эффект запертой комнаты. Никакие это не ошибки — убийца специально так сделал. Особенно последнее. Именно замки больше всего заинтересовали Мисору — ведь почти в каждом подобном случае запертая комната изображалась с целью представить всё как самоубийство. Но первая жертва была задушена сзади, вторая забита до смерти орудием, которого на месте преступления не нашли, а третья заколота чем-то, чего опять же не обнаружили на месте… ничего из этого за самоубийство ну никак не примешь. А значит, попытка изобразить запертую комнату ничего преступнику не дает. Это не ошибка, это просто нелогично.

И ещё эти Вара Нинго, каждый раз одинаковые.

Она понятия не имела, что они означают.

Поскольку Вара Нинго использовались в Японии для наложения проклятий, кто-то высказал сумасбродную догадку, что убийца либо сам японец, либо имеет зуб на японцев, но так как этих кукол можно было спокойно купить в любом магазине игрушек (где-то по три доллара за штуку), эта теория поддержки не встретила.

Мисора закрыла за собой дверь, а так как замок располагался где-то на уровне её пояса, она машинально повернула его, запирая себя изнутри. После этого она осмотрела стены в тех местах, где висели куклы.

Кукол было четыре.

По одной на каждой стене. Разумеется, сейчас их не было, потому что полиция изъяла их как существенные улики. Но можно было легко определить, где они висели, потому что в стенах остались дырки. Мисора достала из сумочки шесть фотографий. На четырех из них были куклы. На пятой — жертва, Билив Брайдсмейд, лежащий навзничь на кровати. На снимке были хорошо видны следы веревки у него на шее.

Мисора взглянула на последнюю фотографию.

Она была сделана уже не на месте преступления, а во время вскрытия — крупный план голой груди жертвы. На груди Брайдсмейда было множество порезов, нанесенных, по всей видимости, ножом. Порезы были неглубокие, но шли во всех направлениях. Согласно медицинскому заключению, их нанесли уже после смерти жертвы.

— Вообще-то когда убийца так бессмысленно уродует труп, он испытывает сильную ненависть к жертве… не удивлюсь, если у писателя-фрилансера, который не гнушался никаким заработком, было немало врагов. Он вел множество колонок сплетен…

— Но, Наоми Мисора, это не объясняет, почему он так же обошелся и с остальными жертвами. Их телам он тоже нанес повреждения, которые не были непосредственно связаны с причиной смерти — вообще-то они становились серьезнее с каждым новым убийством.

— Возможно, он испытывал личную ненависть лишь к Брайдсмейду, а в остальных двух случаях проделал с жертвами то же самое, чтобы это скрыть. Или не к Брайдсмейду, а к одной из двух остальных жертв… или к двум из трех, а в последнем случае это была маскировка. Повреждения, возможно, становились все сильнее, потому что это часть маскировки, или же…

— Вы убеждены, что убийца, лишь делает вид, что убивает без разбора?

— Нет. Это лишь одна из версий, которую стоит учитывать. Эта идея объяснила бы Вара Нинго. Я хочу сказать, может быть, он нарочно оставлял их, чтобы показать, что все три убийства совершил один и тот же человек — и возможно, двери комнат он запирал с той же целью.

И в этом случае перемещение из Голливуда в центр, а потом в западную часть города можно рассматривать как попытку сбить с толку расследование. Чем большее число людей замешано в деле, тем более хаотичным станет расследование… а выбор девочки-подростка к качестве второй жертвы возможно был сделан намеренно, чтобы выдать себя за психопата.

— Притворяться ненормальным… знаете, сама идея подобного поведения уже достаточно ненормальна, — сказал L. Мисора удивилась подобному проявлению чувств. Оно её, можно сказать, даже впечатлило, и она поспешно вернула разговор в прежнее русло, чтобы скрыть свое удивление если не полностью, то частично.

— Так что, L, смешно с моей стороны пытаться выявить связь между жертвами. Думаю, полиция и так неплохо с этим справляется, и… откровенно говоря, целесообразнее проверить всех, кто знал жертв лично. Например, третья жертва, Бэкйард Боттомслэш, должно быть, была вовлечена в разного рода сделки у себя в банке.

— Но Наоми Мисора, — перебил L. — Времени на праздные размышления у нас нет. Я уверен, что в ближайшее время произойдет четвертое убийство.

— Э-э…

Нечто подобное он вчера уже говорил. Что будут ещё жертвы. Но с чего он это взял? Понятно, что раз убийца ещё на свободе, то это вполне вероятно, но точно так же вероятно, что он остановится на трех жертвах. Всё зависит от того, какие тараканы у него в голове — как следователь, она бы не рискнула утверждать, что шансы того или иного исхода выше, чем пятьдесят на пятьдесят.

— Количество Вара Нинго, — пояснил L. — Их было четыре там, где вы сейчас, три в центре и две на западе — с каждым разом на одну куклу меньше.

— Да. И что?

— Количество кукол может уменьшиться ещё на одну.

— …

Ну, конечно, ей следовало и самой догадаться. И в самом деле, не имеет особого смысла сосчитать в обратном порядке от четырех до двух, и на этом остановиться. Даже если её теория верна, и он убивает без разбору с целью скрыть свою истинную жертву, то чем больше будет жертв, тем лучше сработает его план. Конечно, каждое новое убийство это дополнительный риск, но возможно результат себя оправдает. И если честно, то невозможно сказать, считал ли он вообще убийства риском — несомненно, есть убийцы, которые считают само убийство достаточным оправданием. А притворяться ненормальным ненормально…

— Так что же, L, вы думаете, что произойдет ещё два убийства?

— Вероятность более, чем девяносто процентов, — ответил он. — Я бы сказал сто, но существует маленькая вероятность, что что-то случится с убийцей, и он не станет продолжать. Так что, наверное, девяносто два процента. Но Мисора, если что и произойдет, то не два убийства, а только одно. Вероятность пятого убийства — всего лишь тридцать процентов.

— Тридцать процентов?

Намного ниже.

— Почему? Осталось ещё две куклы… и если он использует их, чтобы обозначить своих жертв…

— Но в этом случае он не сможет оставить Вара Нинго на месте пятого убийства. Он оставит одну куклу на месте четвертого убийства. Та кукла покажет, что совершенное убийство — дело рук всё того же человека, но…

— Ох! Ну да, конечно, — сказала Мисора, поморщившись от собственной тупости. Очевидно, что, какими бы ни были его мотивы, оставлять Вара Нинго на месте преступления было частью его правил. Едва ли он убьет пятую жертву, когда количество кукол уже достигло нуля.

— Вероятность тридцать процентов, что убийца не продумает свои действия настолько тщательно, но это очень сомнительно. Раз он вывинчивал лампочки и протирал патроны…

— Значит, всего будет четыре жертвы. Следующая — последняя.

— Нет. Третья была последней, — произнес L твердо. Твердо, несмотря на синтезированный голос. — Следующей не будет. Со мной — не будет.

На это она не нашлась что ответить.

Что это — уверенность?

Или гордость, граничащая с высокомерием?

Ни на то, ни на другое Мисора уже давно не претендовала. Особенно последние несколько недель.

Что такое уверенность?

Что такое гордость?

Она уже и не знала.

— Но мне понадобится ваша помощь, Наоми Мисора. Я многого ожидаю от ваших действий.

— Правда?

— Да. Пожалуйста, работайте с холодным сердцем. По моему опыту, что в таком деле нужно больше всего — так это трезвый рассудок. Ведите себя так, будто играете в шахматы на льду.

Кажется, это называется кёрлингом?

— L, вы ведь знаете, что меня отстранили от работы?

— Да. Потому и обратился к вам за помощью. В этом деле мне нужен опытный человек, который сможет работать сам по себе.

— Я полагаю, вы знаете и то, почему меня отстранили?

— Нет, — ответил он, к её удивлению, — не знаю.

— Вы не выясняли?

— Меня это не интересует. Вы опытная, и в тот момент оказались доступны, а это все, что нужно — или есть нечто, о чем мне следует знать? В таком случае, я могу это выяснить меньше чем через минуту.

— Не надо… — поморщилась она.

Ей казалось, что весь мир знал о её промахе, но оказывается, о нем не знал даже величайший в мире детектив. И он охарактеризовал её отпуск (отстранение) как «доступность». Ей никогда раньше не приходило это в голову, но, кажется, у L есть чувство юмора.

— Ну, хорошо, L, если мы собираемся остановить четвертое убийство, пора приступать. С чего мне следует начать?

— А что вы можете сделать в первую очередь?

— Что смогу, то смогу, — сказала Мисора. — Я понимаю, что всё время только спрашиваю, но если я собираюсь снова осмотреть место преступления в надежде обнаружить что-нибудь, что убийца намеренно оставил после себя кроме Вара Нинго… то что конкретно я ищу?

— Какое-нибудь послание.

— Послание?

— Да. Этого не было в файле, который я вам дал, но за девять дней до первого убийства, 22 июля, в полицейское управление Лос-Анджелеса пришло письмо.

— Письмо?

К чему он клонит?

Полиция Лос-Анджелеса?..

— Письмо, имеющее отношение к делу?

— Ни один из детективов, занимающихся этим делом, не заметил связи. Я сам точно не знаю, есть ли она, но думаю есть.

— Каков процент вероятности?

— Восемьдесят процентов.

Моментальный ответ.

— Отправитель неизвестен — была использована система пересылки, и невозможно сказать, откуда оно было отправлено. В конверте оказался листок бумаги с кроссвордом…

— С кроссвордом? Хм…

— Не будьте так пренебрежительны. Это был очень трудный кроссворд, и никто не смог разгадать его. Конечно, можно предположить, что никто просто не отнесся к нему серьезно, но разумно предположить, что он был сложный, раз несколько полицейских сообща не сумели разгадать его.

— Ясно. И что дальше?

— В конце концов они пришли к выводу, что этот кроссворд — просто чья-то шутка, и выбросили его… но моим информаторам вчера удалось достать его копию по другим каналам.

— Вчера…

Так вот почему его не было в файле. Пока Мисора готовилась к расследованию, L взялся за дело с другого конца.

— Я разгадал его, — сказал он.

Разумеется, высказанное ранее утверждение о сложности кроссворда было ещё одной формой бахвальства. Наверняка L многие недолюбливают, подумала Мисора. Хотя конечно, не ей судить.

— Если я не ошибся, то ответ на кроссворд — место, где вы сейчас находитесь — адрес первого убийства.

— Голливуд, Инсист-стрит, дом 221? Где я сейчас нахожусь? Но это значит… тогда…

— Именно. Он сказал полиции, что собирается совершить убийство. Но поскольку кроссворд оказался таким сложным, что никто не смог его разгадать, то не было надежды, что письмо выполнит свою задачу.

— А полицейское управление Лос-Анджелеса не получало других подобных писем? С указанием адреса второго или третьего убийства?

— Нет. Я проверил весь штат Калифорния, просто чтобы в этом убедиться. Других подобных писем, бумажных или электронных, я не обнаружил. Я думаю продолжить поиски, но…

— Тогда может это просто совпадение? Нет, невозможно. Если там был указан именно этот адрес, то должно быть… а почему за девять дней?

— Промежуток между вторым и третьим убийствами также девять дней. С 4 по 13 августа. Возможно, убийца любит цифру 9.

— Но между первым и вторым убийствами прошло всего четыре дня… случайность?

— Разумное предположение. Но стоит помнить об этих чередующихся промежутках. Девять дней, четыре дня, девять дней. В любом случае, убийца из тех, кто афиширует свои действия перед полицией. Даже если он лишь притворяется, что афиширует, все равно остается довольно большая вероятность, что в комнате имеется некое послание, что-то ещё, кроме Вара Нинго.

— Хмм. Так…

Нечто намеренное.

Послание, которое гораздо сложнее понять, чем Вара Нинго… что-то вроде очень трудного кроссворда. Мисора, кажется, начала понимать, почему L нуждался в её помощи. Кабинетному детективу ни за что не найти что-то подобное самому. Для этого нужно видеть место собственными глазами, иметь возможность протянуть руку и прикоснуться к предметам… а для этого качество должно преобладать над количеством. Кто-то, кто может взглянуть на место действия со своей собственной точки зрения, своего образа мыслей…

А ещё она подумала, что он слишком много на неё взваливает. Если ей придется быть ещё и глазами L… для рядового агента ФБР это уже слишком.

— Что-то не так, Наоми Мисора?

— Нет… ничего.

— Хорошо. Давайте-ка пока прервемся на этом. У меня сейчас очень много работы.

— Разумеется.

Ведь это L, так что он сейчас наверняка распутывает несколько дел одновременно. По всему земному шару. Для него это дело — всего лишь одно из многих параллельных расследований. Как бы ещё мог он поддерживать свою репутацию величайшего в мире детектива?

Величайший детектив столетия, L.

Детектив без клиентов.

— Буду ждать от вас хороших новостей. В следующий раз, когда будете мне звонить, пожалуйста, воспользуйтесь линией номер пять, Наоми Мисора, — сказал L и дал отбой.

Мисора захлопнула телефон и убрала его в сумочку. После этого она направилась к книжным стеллажам, намереваясь начать осмотр оттуда. Кроме кровати и стеллажей в спальне ничего не было, так что больше искать было особо негде.

— Хоть до своего убийцы ему и далеко, но все же кажется Билив Брайдсмейд и сам был довольно-таки одержимым…

Книги стояли тесно-тесно, так что свободного места на полках вообще не было. Мисора быстро подсчитала, сколько их всего — пятьдесят семь. Она попробовала выдернуть одну наугад, но это оказалось не так-то просто. Одного пальца оказалось явно недостаточно, так что пришлось вытаскивать книгу двумя. Она быстро пролистала страницы, прекрасно понимая, что это бесполезно. Просто ей надо было чем-то занять руки, пока она пыталась придумать, что делать дальше. Конечно, было бы просто и хорошо, если бы послание оказалось спрятано между страниц, но на это надеяться не приходилось. В полицейском отчете говорилось, что заодно с патронами от лампочек, каждая страница каждой книги была вытерта, и там не осталось никаких отпечатков — из чего следует не только то, что убийца был предельно осмотрителен, но и то, что полиция уже просмотрела все книги. А значит, никаких посланий там нет.

Или же послание составлено так, что полиция его не заметила… что-нибудь вроде обычной закладки, на которой спрятан некий шифр… Но, пролистав ещё несколько книг, она отмела и эту теорию. В этих книгах не было закладок. Билив Брайдсмейд был, похоже, не из тех, кто ими пользовался. Многие привередливые читатели не выносят едва заметных изгибов на страницах, которые может оставить закладка.

… А это значит, что даже самый разборчивый убийца никогда бы не подумал засунуть что-то в книгу.

И Мисора оставила полки в покое. Она взглянула на кровать, но тут искать и вовсе было нечего. Можно разве что сдернуть простыни и заглянуть под матрац. Но ей не надо было даже заглядывать в отчет, она и так знала, что полиция это уже сделала. Просто невозможно спрятать что-то на кровати так, чтобы полиция ничего не заметила.

«Под ковром… за обоями… нет-нет, зачем бы он стал прятать послание? Он ведь хочет, чтобы его нашли. Какое же это послание, если его не найдут? Он отправил кроссворд в полицию… очень самоуверенный поступок. Он хочет, чтобы загадки были трудными… чтобы доказать нам, что мы тупые».

Он не пытался перехитрить полицию.

Он её просто дразнил.

«Вы хуже меня», «Вам никогда меня не превзойти» — вот о чем говорят его послания. Что значит… он не пытается просто всё сделать правильно и избежать поимки, он добивается чего-то большего… или посмеяться над нами — и есть то, к чему он стремится прежде всего? И над кем это «над нами»? Над полицией вообще? Над управлением Лос-Анджелеса? Над обществом? Над Америкой? Над миром? Нет… масштаб для этого слишком маленький… Здесь что-то более личное. Так что это послание… или что-то вроде него… Оно должно быть где-то тут, в комнате, или нет, стоп…

«Должно быть» — это неверно.

Возможно, его нет.

«Что-то, что должно здесь быть, но чего нет… что-то, что было тут раньше… Вара Нинго? Нет, это был почерк убийцы, а не послание… спальня… да, точно! Тот, кто здесь спал! Его здесь нет».

Нечто отсутствующее, чего здесь больше нет.

Как, например, владельца этой комнаты, Билива Брайдсмейда.

Мисора снова достала фотографии и внимательно рассмотрела два снимка трупа Брайдсмейда — один с места убийства, другой со вскрытия. Если убийца оставил послание на трупе, то очевидно, что им были не следы веревки, а ножевые раны на груди. Как Мисора уже сказала L, обычно подобные раны наносятся жертве из личной мести, но тут явно что-то не то. На снимке с места преступления труп лежал на спине, а на нем была футболка, вся в пятнах от крови… но при этом сама футболка не была изрезана. Что означает, что, убив жертву, преступник снял с неё футболку, изрезал грудь жертвы ножом, а потом надел футболку обратно. Если бы он просто вымещал свою злобу, то резал бы прямо по ткани. Почему он не захотел портить футболку? Хотя в то же время ничего не имел против того, что на ней останутся пятна крови… а футболка определенно принадлежала убитому. В ней он обычно спал…

«Если посмотреть на эти порезы под правильным углом, то они определенно напоминают буквы…»

Хотя для того, чтобы что-то разглядеть, нужно долго вертеть фотографию в руках.

«V… C… I? Нет, M… ещё одна V… X? D… а вот сразу три „I“ в ряд… L? Похоже на L… хмм… кажется, я уже начинаю притягивать за уши…»

Тут что ожидаешь увидеть, то и увидишь. Царапины определенно не были похожи на японские или корейские иероглифы — буквы состояли из простых линий и изгибов, но ведь любые линии, будь они нанесены карандашом или ножом, будут всегда напоминать что-то.

«Хотела бы я узнать, что думают по этому поводу детективы, которые возглавляют расследование, те, кто официально занимается этим делом… но поскольку сейчас у меня нет значка, об этом и речи быть не может. Хотя L наверняка выяснит это для меня».

Мисора явственно ощутила, насколько тяжелее работать в одиночку, без поддержки организации. В Бюро она постоянно чувствовала себя не на своем месте, но лишь сейчас осознала, как часто прибегала к помощи ресурсов, которыми оно располагало.

— Думаю, следует проверить и остальные комнаты… хотя это, наверное, бесполезно. Если он стер все отпечатки пальцев в доме… — пробормотала она и повернулась к двери.

Но тут ей пришло в голову, что в спальне осталось ещё место, куда она не заглядывала. Под кровать. Легко упустить это место из виду, а что до послания, то искать его нужно скорее уж там, чем под ковром или за обоями — и хотя маловероятно, что полиция пропустила такое очевидное, пусть и укромное, место — но всё же стоит залезть туда и посмотреть, просто чтобы убедиться наверняка. Возможно, она и найдет там что-нибудь новенькое. С этой мыслью Мисора нагнулась…

— …?!

И тут из-под кровати высунулась чья-то рука.

Мисора моментально отскочила, пытаясь совладать со взрывом эмоций, который вызвал у неё этот внезапный поворот событий, и выставила вперед сжатые кулаки. Пистолета у нее не было — не потому, что её отстранили, а просто потому, что она так и не привыкла носить его с собой. А без пистолета на курок не нажмешь.

— Что… кто вы такой?! — заорала она, стараясь, чтобы голос звучал угрожающе. Но за рукой как ни в чем не бывало последовала вторая, как будто её вопль был всего лишь дуновением легкого ветерка, а потом и всё остальное, и из-под кровати вылез человек.

Сколько… он там пробыл?..

Он что, всё это время там сидел?

И слышал ли он её разговор с L?

Эти и ещё множество вопросов вихрем пронеслись у неё в голове.

— Отвечайте! Вы кто?!

Она сунула руку за пазуху, делая вид, что достает пистолет. Человек поднял голову.

И медленно встал.

Черные волосы.

Простая футболка, выцветшие джинсы.

Молодой, с темными кругами под большими, широко распахнутыми глазами.

Худой, и кажется, довольно длинный, но при этом согнулся так, что его взгляд приходился где-то на две головы ниже глаз Мисоры, так что получалось, что он смотрит на неё снизу вверх.

— Приятно познакомиться, — сказал он, ничуть не смутившись. И склонился ещё ниже. — Пожалуйста, зовите меня Рюзаки.

Глава 2. Рюзаки

L снискал изрядную долю враждебности со стороны других детективов, а завистники называли его отшельником и комнатным сыщиком, но ни одно из этих определений не соответствует истине. Наоми Мисора тоже склонна была думать о нем как о кабинетном детективе, но на самом деле L был прямой противоположностью этому — очень активной, напористой личностью. Хотя общественная жизнь его совершенно не интересовала, он, конечно же, был не из тех, кто запирается в полутемной комнате с опущенными шторами и не кажет оттуда носа. Теперь уже всем известно, что три великих детектива «послевоенной» поры — L, Эральдо Койл и Данув на самом деле были одним и тем же человеком. Конечно же, любой, кто читает эти записки почти наверняка знает… хотя возможно не знает, что L ввязался в войну с настоящим Эральдо Койлом и настоящим Данувом и вышел победителем, присвоив себе их имена. Подробности этой войны между детективами я приберегу для следующего раза, а скажу лишь, что вдобавок к этим трем именам у L было множество других псевдонимов. Я понятия не имею, сколько именно, но количество их достигало по крайней мере трехзначной цифры. И немалым количеством из них он пользовался на публике — например, как любому читателю этих заметок должно быть известно, — когда он предстал перед Кирой, называя себя Рюзаки или Рюуга Хидеки. Разумеется, Наоми Мисора этого знать не могла, но, по моему мнению, имя «L» было для него лишь одним из многих. Он никогда напрямую не связывал себя с этим именем, никогда не думал о себе как об «L» — это был лишь самый известный и самый действенный из множества псевдонимов, которыми он пользовался на протяжении своей жизни. Это имя служило своим целям, но ему недоставало неопределенности. Настоящее имя L никто не знал, и никто уже никогда не узнает, но имя, которое знал лишь он один, никогда с ним не отождествлялось. Иногда я спрашиваю себя, а знал ли он сам наверняка, какое имя было вписано в Тетрадь Смерти, какое имя убило его.

Да, я задаюсь таким вопросом.

Но вернемся к делу ББ об убийствах в Лос-Анджелесе.

— Рюзаки… — повторила Наоми Мисора, рассматривая черную визитную карточку, которую он протянул ей, и даже не пытаясь скрыть своих подозрений. — Рю Рюзаки, правильно?

— Да. Рю Рюзаки, — подтвердил человек тем же безмятежным тоном. Он уставился на неё своими большими глазами с темными кругами под ними и прикусил ноготь большого пальца.

Они перешли из спальни в гостиную и сейчас сидели друг напротив друга на дорогих диванах. Рюзаки сидел с ногами, обхватив руками колени. Мисора подумала, что эта поза какая-то уж очень детская, но поскольку Рюзаки ребенком явно не был, то выглядел при этом немного жутковато. Но она ничего не сказала — была слишком взрослой для этого. Чтобы избежать неловкого молчания, она снова взглянула на визитку — там значилось: «Рю Рюзаки: Детектив».

— Значит, вы детектив?

— Да.

— Вы хотите сказать… частный детектив?

— Нет, так будет не совсем точно. Я считаю, что слово «частный» несет в себе чересчур много невротического эгоизма… можно сказать, что я не-частный детектив — детектив без эго.

— Понятно…

Другими словами, лицензии у него нет.

Будь у неё ручка, она бы приписала на карточке «идиот», но, к сожалению, никаких письменных принадлежностей в пределах досягаемости не было, так что она ограничилась тем, что положила карточку на стол подальше от себя, как будто та была грязная.

— Так вот, Рюзаки… позвольте мне спросить ещё раз — что вы делали под кроватью?

— То же, что и вы. Расследовал, — ответил Рюзаки с тем же выражением на лице.

Его глаза, будто обведенные черным контуром, даже не мигали. Довольно неуютное впечатление.

— Меня наняли родители хозяина этого дома — мистера Брайдсмейда, и сейчас я расследую его убийство. Я так понял, что вы здесь по той же самой причине, Мисора.

Она промолчала.

К этому моменту ей было уже глубоко плевать, кем был этот Рюзаки — частным детективом или не-частным, она не желала иметь с ним никаких дел. Единственное, что её беспокоило — какую часть её разговора с L он слышал из-под кровати… ведь при наихудшем раскладе это могло повлиять на всю её дальнейшую карьеру. Если любая информация о таинственном L станет достоянием общественности, последствия для неё не ограничатся одной лишь отставкой. Когда она как бы невзначай затронула эту тему, Рюзаки заверил её, что кровать приглушала звук её голоса, и он не разобрал ни слова из её разговора, но в это она не могла позволить себе поверить.

— Да, я тоже детектив, — сказала она наконец, поняв, что другого выбора у неё нет. Если бы её не отстранили, она бы сказала, что она из ФБР, но в её случае она не хотела рисковать, потому что он мог попросить её показать удостоверение. Проще было соврать — в конце концов, наверняка он тоже врет. Так что совсем не нужно терзаться из-за этого угрызениями совести.

— Я не могу сказать вам, на кого я работаю, мне было поручено держать расследование в тайне. Моя цель — найти того, кто убил Билива Брайдсмейда, Куотер Квинер и Бэкйард Боттомслэш…

— В самом деле? Тогда мы можем работать вместе! — тут же ответил он.

Эта наглая фраза прозвучала с каким-то странным воодушевлением.

— Ну так что, Рюзаки, вы нашли там под кроватью что-нибудь, что помогло бы раскрыть это дело? Я так полагаю, вы искали что-то, что возможно оставил убийца, но…

— Нет, ничего подобного. Просто я услышал, как кто-то вошел в дом, так что решил спрятаться и действовать по обстоятельствам. Через некоторое время я понял, что вы неопасный субъект, и вылез.

— Опасный субъект?

— Да. Например, убийца собственной персоной, вернулся, чтобы забрать то, что он забыл на месте преступления. Будь это он, тогда какая удача! Но мои надежды не оправдались.

Врун.

Мисора буквально чуяла исходящую от него ложь.

Теперь она почти полностью уверилась в том, что этот тип прятался под кроватью для того, чтобы подслушать её разговор с L. В любых других обстоятельствах подобную игру в прятки иначе как паранойей не назовешь, но этот Рюзаки явно не так прост.

В нем всё вызывало подозрение.

— Однако вместо этого мне посчастливилось встретить вас, так что моя уловка была не совсем напрасной. Мы ведь с вами не в романе и не в комиксах, так что нам, двум детективам, нет причин презирать друг друга. Что скажете, Мисора? Согласны на обмен информацией?

— Нет… Спасибо за предложение, но я вынуждена отказаться. Я должна сохранять свою информацию в тайне, — ответила Мисора. L снабдил её всеми необходимыми данными по делу — вряд ли она сможет получить какие-то ценные сведения от неопытного частного детектива. И к тому же, она, разумеется, не собиралась делиться никакой информацией с ним. — Я уверена, что и у вас есть свои секреты.

— У меня нет.

— Конечно, есть. Вы же детектив.

— Да? Ну, тогда есть.

Гибко, ничего не скажешь.

Его, кажется, по-любому всё устраивает.

— Всё же, по-моему, главная задача — раскрыть дело… Хорошо, Мисора. А как насчет такого предложения: я поделюсь с вами всей информацией, какой располагаю, и не стану ничего требовать взамен.

— Что…? Э-э, я, наверное, не…

— Прошу вас. В конечном итоге неважно, я раскрою это дело или вы. Мои клиенты хотят, чтобы оно было раскрыто, и только. Если вы окажетесь сообразительнее меня, то будет даже лучше, если я вам всё расскажу.

Звучит, конечно, очень мило, но не может же он в самом деле так думать. Её подозрения от подобных заявлений только усилились. Чего он добивается? Несколько минут назад он заливал ей, что принял её за убийцу, который вернулся на место преступления; человека, прятавшегося под кроватью эта теория может и устраивала, но её — нет.

— Вы можете поделиться со мной своей информацией позже, если захотите. А для начала, у меня есть вот что, — сказал Рюзаки и достал из кармана джинсов сложенный листок бумаги. Он протянул его ей, не почесавшись даже развернуть. Мисора взяла листок, с сомнением развернула… это был кроссворд. Вверху клеточки, а внизу очень мелким шрифтом вопросы. Мисору пронзила догадка.

— Это же…

— А, так вы знали о нем?

— А… нет… не совсем… — она запнулась, не зная, что и думать. Совершенно очевидно, что это тот же самый кроссворд, который прислали в полицейское управление Лос-Анджелеса 22 июля, но L сказал, что оригинал выбросили, так это, выходит, копия? Как этому человеку… как вообще получилось, что Рюзаки расхаживает с этим кроссвордом в кармане? Пока эти мысли проносились у неё в голове, Рюзаки смотрел на неё изучающе. Как будто оценивал её способности, основываясь на её реакции…

— Позвольте мне объяснить. В прошлом месяце, 22 июля, этот кроссворд был неизвестно кем прислан в полицейское управление Лос-Анджелеса. По всей видимости, никто не смог его разгадать, но если вы все-таки его решите, он даст вам адрес этого дома. Предположительно, таким образом убийца предупреждал о своих намерениях полицию и общественность в целом. Объявление войны, можно сказать.

— Понятно. Но всё же…

Несмотря на слова L, она до сих пор не воспринимала этот кроссворд всерьёз, но теперь, когда сама прочитала вопросы, они и правда показались ей невероятно трудными. Они выглядели такими безнадежно сложными, что большинство людей махнуло бы на них рукой прежде, чем попытаться ответить хотя бы на один из них. А человек, сидящий напротив неё, получается, разгадал весь кроссворд совершенно самостоятельно?

— А вы уверены, что ответом является адрес этого дома?

— Да. Пожалуйста, можете оставить кроссворд у себя и разгадать как-нибудь на досуге, если вы сомневаетесь в моих словах. В любом случае, убийцы, которые рассылают подобные предупреждения обычно хотят привлечь к себе внимание, если не преследуют какую-нибудь цель поважнее. Вара Нинго и запертые комнаты тоже укладываются в эту схему. Так что, похоже, есть большая вероятность найти на месте преступления ещё какое-нибудь послание… или нечто похожее на послание. Согласны со мной, Мисора?

Она молчала.

Те же догадки, что и у L.

Да кто этот человек?

Если бы он просто высказал ей те же умозаключения, что и L, она бы сочла, что он вывел их из разговора, который подслушал, прячась под кроватью, но ведь у него копия кроссворда — кроссворда, который только кто-нибудь вроде L был способен достать… Вопрос, кто же такой этот Рюзаки, снова выплыл на первый план.

— Извините, я сейчас, — сказал между тем Рюзаки, спустил ноги с дивана и направился, всё так же сутулясь, в сторону кухни — как будто для того, чтобы дать Мисоре время собраться с мыслями. В кухне он открыл холодильник привычным движением, как будто был у себя дома, запустил руку внутрь и достал какую-то баночку — а после этого прошаркал обратно к дивану, оставив дверцу холодильника открытой. В баночке оказался клубничный джем.

— Вы зачем джем взяли?

— А, это мой. Я принес его с собой и поставил в холодильник. Пора перекусить.

— Перекусить?

Понятно, что в холодильнике у человека, который умер две недели назад, нет никакой еды, но перекусить? Мисора и сама любила джем, но что-то не заметила тут никакого хлеба — и только она успела об этом подумать, как Рюзаки, открыл баночку, запустил туда руку, зачерпнул немного джема и начал облизывать его с пальцев.

Мисора уставилась на него, раскрыв рот.

Она просто потеряла дар речи.

— М-м? Что такое, Мисора?

— С-странная у вас манера есть.

— Да? А я так не думаю.

Рюзаки отправил в рот ещё одну пригоршню джема.

— Когда начинаю думать, ужасно хочется сладкого. Если хочу работать эффективно, без джема просто не обойтись. Сахар полезен для мозга.

Мисора только хмыкнула.

Она была убеждена, что его мозг нуждается в специальном медицинском обследовании гораздо больше, чем в сахаре, но не решилась сказать это вслух. Его манеры напомнили ей Винни-Пуха, хоть Рюзаки не был ни коричневым, ни милым, и вообще этот довольно высокий человек с сутулой спиной менее всего походил на медвежонка-бездельника. Проглотив четыре пригоршни джема, он поднес баночку к губам, как будто это была чашка с чаем, и стал с шумом хлебать содержимое. За какие-то мгновения он прикончил всю баночку.

— Извините за задержку.

— О… ничего.

— Если хотите, у меня в холодильнике есть ещё джем.

— Н-нет, спасибо…

Для неё это стало настоящей пыткой. Она бы отказалась, даже если бы умирала с голоду. Каждая клеточка её тела отвергала Рюзаки. Целиком и полностью. Мисора всегда сомневалась в своей способности выдавливать фальшивую улыбку, но та, которой она сейчас улыбалась ему, выглядела предельно убедительно.

Люди могут улыбаться даже тогда, когда они в ужасе.

— Ну ладно, — сказал Рюзаки, облизывая джем с пальцев и ничем не показывая того, как он воспринял её реакцию. — Тогда, Мисора, пошли.

— Пошли? Куда пошли? — спросила она, отчаянно пытаясь придумать, как ей отказаться в случае, если он вздумает пожать ей руку.

— Ну как куда, — ответил Рюзаки. — Пошли дальше осматривать место преступления, Мисора.

* * *

В тот момент у Мисоры ещё была возможность (по своему усмотрению) выбрать, как поступить. Она могла просто взять и вышвырнуть Рюзаки из дома Билива Брайдсмейда, и мы даже можем сказать, что это было бы самой разумной реакцией на его появление, но, несмотря на заманчивость разумного подхода, Мисора решила позволить ему остаться. Более, чем что-либо ещё, вероятность, что он слышал её разговор с L, делала его опасным, но даже и без этого он был подозрительным, зловещим, да ещё и с копией кроссворда, что и решило дело. Нужно не спускать с него глаз, пока она не выяснит, кто это вообще такой, решила она. Конечно, любой, кому было известно чуть больше, любой человек вроде меня может сразу сказать, что именно на такое решение Рюзаки и надеялся, как раз к этому он и стремился, но было бы слишком ожидать от Наоми Мисоры, что она догадается об этом так быстро. Ведь даже через несколько лет после лос-анджелесского дела, до самой своей смерти от рук Киры Мисора была убеждена, что никогда не встречалась с L, а только выполняла его устные команды, отданные через экран компьютера. В зависимости от того, как на это посмотреть, возможно, так было лучше для всех — даже убийца Кира, знай он только, как тесно Мисора была связана с L, никогда бы не покончил с ней так быстро. L получил отсрочку от смерти, пусть и всего на несколько лет, но может быть только благодаря Мисоре… а, ладно, нет смысла раздумывать об этом.

Вернемся к рассказу.

Любой, кто читал про Шерлока Холмса, помнит яркие описания того, как великий детектив носился по комнатам, разглядывая всё через увеличительное стекло. Традиционный образ, который так прочно ассоциируется со старыми детективными романами и который теперь уж больше не встретишь. Если уж на то пошло, то и термин «детективный роман» уже почти не используется — их называют триллерами. Никому не нужен сыщик, который действительно выводит истину из логических умозаключений — гораздо интереснее, когда он сразу выпаливает нам разгадку. Процесс дедукции требует такой большой работы — а ни одному настоящему гению не нужно столько работать. То же самое касается и японских комиксов для мальчишек, которые известны во всем мире. В самых популярных из них все персонажи наделены сверхъестественными способностями.

Так что когда они вернулись в спальню, и Рюзаки тут же опустился на четвереньки, приняв ту же позу, в какой вылез из-под кровати, и начал ползать так по всей комнате (хоть и без увеличительного стекла), Мисора была искренне удивлена. По всей видимости, сидение под кроватью было не единственной причиной для подобной манеры передвигаться. Похоже, он так привык проводить время на карачках, что, кажется, готов был бегать так по стенам и потолку.

— Вы чего ждете, Мисора? Присоединяйтесь!

— !!

Она замотала головой так отчаянно, что у неё помутилось в глазах.

Это было ниже её женского достоинства. Нет, человеческого достоинства — присоединиться к нему значило бы потерять для себя нечто крайне важное.

— О? Какая жалость, — сказал Рюзаки, для которого, по-видимому, это решающее «нечто» никогда не стояло на первом месте. Печально покачав головой, он продолжал обследовать комнату.

— Н-но, Рюзаки… Я не думаю, что здесь ещё можно что-то найти. Я хочу сказать, что ведь полиция уже тут тщательно всё обыскала…

— Но полиция проглядела кроссворд. Меня совсем не удивит, если они проглядели что-нибудь ещё.

— Пусть даже так… но здесь просто не с чем работать. Хотелось бы мне иметь представление о том, что вообще искать — комната слишком пуста, чтобы тыкаться здесь во всё без разбору. А весь дом слишком большой.

— Представление…? — спросил Рюзаки, замирая на месте. Потом он медленно прикусил ноготь большого пальца — осторожно и, казалось, задумчиво, но в то же время настолько по-детски, что это выглядело в той же мере и глупо. Мисора так и не смогла решить, чего же в этом жесте было больше. — А вы что думаете, Мисора? Когда вы пришли сюда, были у вас какие-нибудь идеи? Что-то, что помогло бы нам сузить наши поиски?

— Ну… да, но…

Была одна зацепка — порезы на груди жертвы. Она совсем не была уверена, стоит ли рассказывать о них Рюзаки. Но ведь правда в том, что в противном случае она ни к чему не придет… как в отношении дела, так и в отношении Рюзаки. Возможно, ей стоит проверить его, точно так же, как он наблюдал за её реакцией, когда отдал ей кроссворд. Если она правильно сыграет свою партию, то сможет выяснить, слышал ли он из-под кровати то, что она говорила по телефону.

— Ладно, Рюзаки… Скорее в благодарность за вашу услугу, чем в качестве равноценного обмена информацией… взгляните-ка на эту фотографию.

— Фотографию? — переспросил Рюзаки с таким преувеличенным оживлением, что можно было подумать, он впервые слышал это слово. Он двинулся к ней… всё так же, на четвереньках, и даже не поворачиваясь. Он попросту пополз к ней задом — зрелище, от которого маленький ребенок наверняка бы заплакал.

— Фотографию жертвы… — сказала Мисора, протягивая ему снимок, сделанный во время вскрытия.

Рюзаки принял его с серьёзным кивком — или изобразив серьёзный кивок. Вот тебе и проверка — по его поведению она не смогла понять ровным счетом ничего.

— Отлично, Мисора!

— То есть?

— В новостях не упоминалось, что на теле были подобные порезы, что означает, что эта фотография взята из полицейского отчета. Я удивлен, что вы смогли её заполучить. Вы определенно не рядовой детектив.

— А как вам удалось заполучить кроссворд, Рюзаки?

— Долгом моим будет секреты хранить.

Её вторая попытка была отбита с такой же легкостью. Она запоздало пожалела о том, что не позволила ему отрицать, что у него есть свои секреты, и о том, что с самого начала подбросила ему эту идею.

А ещё она была убеждена, что его последняя фраза с точки зрения грамматики какая-то странная.

— Я тоже не буду спрашивать вас, как вы достали эту фотографию, Мисора. Но какое отношение она имеет к вашей идее?

— Ну… я подумала, что убийца мог оставить послание на чем-то, чего больше нет в комнате, но что было там на момент преступления. Отсюда напрашивается ответ: тот, кто здесь должен быть, но его нет…

— … владелец этой комнаты, Билив Брайдсмейд. Разумно.

— А если взглянуть на снимок под определенным углом… не кажется ли вам, что порезы напоминают буквы? Я подумала — а вдруг это и есть что-то вроде послания?.

— А! — произнес Рюзаки и вместо того, чтобы повертеть фотографию под разными углами, задергал во все стороны головой. Можно подумать, что шея у него была без костей. Он двигался как человек-змея. Мисора боролась с желанием отвернуться. — Нет, это не буквы…

— Нет? Я так и думала, что увидела тут то, чего на самом деле нет…

— Нет-нет, Мисора, я не отвергаю вашу идею совсем, а лишь частично. Это не буквы, это римские цифры.

— …

Точно.

Это и в самом деле римские цифры, те, что каждый день видишь на часах и ещё много где — конечно же, V и I, а также C, M, D, X и L… ей следовало догадаться, когда она увидела три «I» в ряд — это вовсе не три «I», а цифра III. Но сразу после них шла «L», которая навела её на мысль о детективе и сбила с толку.

— I — это один, II — два, III — три, IV — четыре, V — пять, VI — шесть, VII — семь, VIII — восемь, IX — девять, X — десять, L — пятьдесят, C — сто, D — пятьсот, а M — тысяча. Так что эти порезы следует читать как 16, 59, 1423, 13, 7, 582, 724, 1001, 159, 40, 51 и 31, - сказал Рюзаки, прочитывая сложные числа сходу, не запнувшись ни на секунду. Он так хорошо знает римские цифры, или его мозг действительно работает настолько быстро? — Это всего лишь фотография, так что, возможно, я прочитал их не так, но вероятность восемьдесят процентов, что я прав.

— Процентов?

— Хотя боюсь, это ничего не меняет. Пока мы не узнали, что эти числа значат, было бы опасно предполагать, что это послание убийцы. Возможно, это лишь попытка ввести в заблуждение.

— Извините меня, Рюзаки, — сказала Мисора, отступив на шаг назад.

— За что?

— Мне нужно поправить прическу.

Не дожидаясь ответа, Мисора вышла из спальни, поднялась по лестнице на второй этаж и зашла в туалет (на первом этаже она решила не рисковать). Запершись изнутри, она вытащила мобильник. С минуту она колебалась, потом позвонила L. По тому же пятизначному номеру. Сначала послышались короткие сигналы — на линии запустились шифровальщики — потом соединение наконец установилось.

— Что такое, Наоми Мисора?

Синтетический голос.

L.

Понизив голос и прикрыв рот рукой, Мисора сказала:

— Мне нужно кое-что вам сообщить.

— Вы продвинулись в расследовании? Очень быстрая работа.

— Нет, ну… в общем, немного. Возможно, я наткнулась на послание убийцы.

— Замечательно.

— Но вообще-то его обнаружила не я. Как бы вам сказать… некий… загадочный частный детектив…

Загадочный частный детектив.

Она чуть не расхохоталась от собственных слов.

— … появился на месте преступления вскоре после меня.

— Понятно, — сказал синтетический голос и умолк.

Мисоре стало неловко — в конце концов, ведь это она решила проверить Рюзаки и сама показала ему снимок. L по-прежнему молчал, и Мисора принялась объяснять, что сказал Рюзаки по поводу фотографии. Она упомянула и о том, что у него есть копия кроссворда. Эта информация наконец-то заставила L нарушить молчание, но за его «машинным» голосом Мисора не смогла угадать, какое впечатление она на него произвела.

— Что мне теперь делать? Откровенно говоря, я думаю, что его опасно выпускать из виду.

— Он вам понравился?

— А?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что L был вынужден повторить его снова, прежде чем Мисора наконец ответила, всё ещё не понимая, к чему он клонит.

— Нет, вы знаете, нисколько, — честно призналась она. — Жуткий, жалкий и такой подозрительный, что если бы не мое отстранение, я бы тут же на месте его и арестовала. Если разделить всех людей в мире на тех, кому стоит жить и тех, кому лучше не надо, то он, без сомнения, относится ко второй категории. Какое-то ходячее недоразумение, удивляюсь, как он сам себя ещё не угробил.

Ответом ей было молчание.

Ну и к чему он это спрашивал?

— Вот вам, Наоми Мисора, ваши инструкции.

— Слушаю.

— Полагаю, здесь наши мнения схожи, но всё-таки предоставим пока этому частному детективу делать то, что он считает нужным. Отчасти потому, что было бы опасно оставлять его без вашего надзора, но ещё больше потому, что нам важно понаблюдать за его действиями. И хотя я уверен, что послание, обнаруженное вами на снимке — это больше ваша заслуга, чем его, он явно неординарная личность.

— Согласна.

— Он рядом с вами?

— Нет, сейчас я одна. Я звоню из туалета наверху, он в другой части дома, довольно далеко от спальни.

— Тогда идите обратно, не оставляйте его одного надолго. Я наведу справки и постараюсь разузнать, действительно ли детектив по имени Рюзаки был нанят родителями Билива Брайдсмейда.

— Хорошо.

— В следующий раз для связи вы можете использовать ту же самую линию.

И он дал отбой.

Мисора захлопнула мобильник.

Нужно возвращаться, чтобы он ничего не заподозрил, а то она и так отсутствовала дольше, чем следует, подумала она, выходя из туалета.

Рюзаки стоял прямо за дверью.

— Ой!..

— А, Мисора. Вы здесь?

Хоть он был и не на карачках, Мисора всё равно судорожно сглотнула. Сколько он уже тут стоит?

— После того, как вы ушли, я обнаружил кое-что интересное, и не мог ждать. Так что пошел вас искать. Вы закончили?

— Д-да…

— Тогда сюда.

И он, всё так же сгорбившись, зашагал к лестнице. Пытаясь унять дрожь, Мисора последовала за ним. Он что, подслушивал через дверь? Этот вопрос не давал ей покоя. Он обнаружил кое-что интересное? Возможно, это всего лишь его манера выражаться… она говорила так тихо, что он просто не мог ничего расслышать, но в любом случае, он наверняка пытался. Что означает…

— Кстати, Мисора, — сказал Рюзаки, не оборачиваясь.

— Д-да?

— Почему я не слышал шума сливного бачка перед тем, как вы вышли?

— … Довольно грубо спрашивать у женщины нечто подобное, Рюзаки, — выдавила Мисора и слегка поморщилась, осознав собственную оплошность. Рюзаки, похоже, ничуть не смутился.

— Разве? Тем не менее… если вы забыли спустить воду, ещё не поздно. Можете вернуться. Мужчины и женщины равны, когда дело касается гигиены.

— …

Какой чудовищный способ выразить подобную мысль.

Во всех отношениях.

— Я говорила по телефону. Обычный звонок клиенту. И я не хотела, чтобы вы меня слышали.

— Вот как? И всё же, в следующий раз я бы вам посоветовал спускать воду. Обеспечивает неплохую конспирацию.

— Да, наверное.

Они вернулись в спальню. Рюзаки опустился на четвереньки, едва переступив порог. Это было больше похоже не на расследование по методу Шерлока Холмса, а на какое-то шаманство.

— Вот здесь.

Перебирая по ковру руками и ногами, Рюзаки подполз к книжным полкам. Полкам Билива Брайдсмейда с их пятьюдесятью семью тесно вбитыми книгами. Это было самое первое место, которое Мисора осмотрела после переговоров с L.

— Вы сказали, что нашли нечто новое?

— Да. Нечто новое — нет, будем говорить прямо. Я обнаружил важную вещь.

— …

Его потуги казаться крутым раздражали её.

Она пропустила его слова мимо ушей.

— То есть вы нашли некую зацепку здесь, на полке, вы это имеете в виду?

— Взгляните сюда, — сказал Рюзаки, показывая на правую сторону второй полки снизу. Там стоял одиннадцатитомный комплект популярных японских комиксов под названием «Красная Шапочка ЧаЧа»[1].

— И что?

— Обожаю эту мангу.

— Неужели?

— Да.

— …

Что она должна была на это ответить? Вопреки собственному желанию, она почувствовала, что смягчается, а Рюзаки, не обращая внимания на её борьбу с собой, продолжал:

— Вы ведь никкей[2], да?

— Никкей?.. Мои родители оба из Японии. Сейчас у меня американский паспорт, но я жила в Японии до окончания школы…

— Тогда вы должны знать эту мангу. Легендарное творение господина Мина Аяханы. Я читал каждый выпуск сразу же после его выхода. Шиине такая прелестная! Аниме мне тоже очень понравилось. Во имя любви, отваги и надежды — явись, Магическая Принцесса![3]

— Рюзаки, вы ещё долго будете продолжать в том же духе? Если да, я могу подождать в другой комнате…

— Почему вы собираетесь ждать в другой комнате, если я с вами разговариваю?

— Э-э, ну… я хочу сказать, мне тоже нравится «Красная Шапочка ЧаЧа». Я смотрела это аниме. И тоже в полной мере насладилась любовью, отвагой, надеждой и Магической Принцессой.

Ей ужасно хотелось довести до его сведения, насколько мало её интересуют его увлечения, но было сомнительно, что этот частный детектив окажется в состоянии понять мнение, в котором присутствует хоть намек на здравый смысл. Настолько сомнительно, насколько сомнителен и сам Рюзаки.

Или все-таки это чересчур скоропалительный вывод?

— Хорошо. Обсудим приятные моменты этого аниме во всех подробностях как-нибудь в другой раз, а сейчас взгляните вот сюда.

— Хм… — сказала Мисора, послушно глядя на тома «Красной Шапочки» на полке.

— Замечаете что-нибудь?

— Да нет вообще-то…

Это была всего лишь коллекция комиксов. Максимум, что можно было предположить, глядя на них — то, что Билив Брайдсмейд бегло читал по-японски и любил мангу… но таких людей в Америке очень много. В том, что он читал оригинальную, японскую, версию вместо перевода тоже не было ничего из ряда вон выходящего. С приходом в нашу жизнь интернет-магазинов приобрести их стало чрезвычайно легко.

Окаймленные темным контуром глаза Рюзаки неотрывно смотрели на Мисору. Ей было не по себе, и она старалась не встречаться с ним взглядом, пока просматривала каждый том манги в отдельности. Но даже просмотрев их все, она не обнаружила ничего такого, что можно было бы принять за зацепку.

— Я ничего не вижу… с этими комиксами что-то не так?

— Нет.

— А?? — Она уже начинала злиться.

Ей совсем не нравилось, когда над ней смеются.

— Нет? Что вы хотите сказать…

— Не с этими, — ответил Рюзаки. — Я говорю о том, чего здесь нет, хоть и должно быть. Мисора, это же ваша догадка — любые послания этого убийцы основаны на отсутствии того, что должно тут быть. Вы догадались про труп Билива Брайдсмейда. Я не думал, что придется объяснять вам это снова — посмотрите внимательно, Мисора. Они здесь не все. Четвертого и девятого тома не хватает.

— Не хватает?

— В этой манге тринадцать томов. Не одиннадцать.

Мисора снова взглянула на книги: первая, вторая, третья, за третьей пятая, потом шестая, седьмая, восьмая и сразу десятая. Если Рюзаки прав, и всего томов тринадцать, тогда да, двух не хватает — как раз четвертого и девятого.

— Хмм… точно. Но… Рюзаки, что с того? Вы хотите сказать, убийца прихватил эти два тома с собой? Разумеется, это возможно, но также возможно, что их не было здесь с самого начала. Может быть, Брайдсмейд планировал в скором времени их докупить. Не каждый ведь читает мангу по порядку, знаете ли. Я хочу сказать, ведь «Диквуд» он похоже забросил на полпути, вот, смотрите…

— Исключено, — твердо сказал Рюзаки. — Никто на свете не пропустит два тома в середине «Красной Шапочки». Я совершенно уверен, что этот факт стал бы решающим аргументом в суде.

— …

Интересно, этот человек вообще когда-нибудь был в суде?

— По крайней мере, если присяжные хорошо разбираются в японских комиксах.

— Какие необъективные присяжные.

— Убийца несомненно забрал эти два тома с собой, — не сдавался Рюзаки, упрямо пропуская её слова мимо ушей.

Но Мисора не собиралась с ним соглашаться. Она твердо стояла обеими ногами на земле, и ей нужны были более веские доводы.

— Но у вас нет никаких доказательств этого, Рюзаки. Брайдсмейд мог с тем же успехом дать их почитать другу.

— «Красную Шапочку»?! Да вы не станете давать её читать даже собственным родителям! Вы скажете им, чтобы они купили свой экземпляр! Единственное возможное объяснение — убийца унес эти тома с собой! — решительно настаивал Рюзаки.

Но и этого ему было мало.

— К тому же, никто на свете не захочет читать только четвертый и девятый том — ставлю на это свой джем!

— Если вы про тот джем, что ели сегодня, то баночка его стоит где-то около пяти баксов, не больше.

Господин Мин Аяхана был бы разочарован.

— Так что из этого следует, Мисора, что когда убийца забирал эти два тома из комнаты, у него была на то совершенно иная причина.

— Ну хорошо, поскольку этих двух томов в самом деле нет, то если отбросить всякую логику и допустить, что вы правы… всё равно это странно, вы не находите? Я хочу сказать, Рюзаки, эта полка…

Была набита до отказа. Так плотно, что вытащить оттуда какую-нибудь книгу было довольно сложно. Если убийца и вправду забрал два тома манги, должен был остаться промежуток… или нет, стоп…

— Рюзаки! Вы случайно не знаете, сколько страниц в четвертом и девятом томах «Красной Шапочки»?

— Знаю. В одном 192, в другом 184.

— …

Вообще-то она не ожидала, что он может знать ответ… но если это так, то сложив 192 и 184, мы получим 376 страниц. Мисора оглядела полку в поисках книги, которая была бы такой же толщины, как 376 страниц манги. Долго искать ей не пришлось. На этой полке нашлась всего одна такая книга — «Мимолетное наслаждение» Пермита Уинтера.

Мисора взяла её с полки и проверила — там действительно оказалось ровно 376 страниц.

— …

Она с надеждой пролистала книгу, но не обнаружила ничего особенного.

— Что там, Мисора?

— А… да я подумала, — а что если убийца поставил эту книгу на полку взамен тех двух, и эта книга и есть послание?

При условии, что это действительно хозяин дома так тщательно набивал книгами полку. Ведь всё это мог в спешке проделать и убийца, как попало впихнув туда книги, взятые вообще из другой комнаты — а если развивать эту мысль ещё дальше, то вообще нельзя сказать с уверенностью, что «Красная Шапочка ЧаЧа» с самого начала принадлежала Брайдсмейду. Поскольку какие-либо закладки в книгах отсутствуют, возможно, весь этот комикс — часть послания убийцы, но если так, что дальше? Если комикс принадлежит убийце, то гораздо более вероятно, что он содержит некое послание. Но если в самих книгах нет ничего необычного, то вся эта теория рассыпается в прах. Тогда она не более чем пустая фантазия.

— Неплохая идея. Нет, даже очень хорошая идея — ни в чем другом я просто не вижу смысла, — сказал Рюзаки и протянул руку в сторону Мисоры.

Сначала она подумала, что он хочет пожать ей руку, и запаниковала, но потом поняла, что он просто тянется за книгой. Она протянула ему «Мимолетное наслаждение». Рюзаки взял у нее книгу за уголок двумя пальцами — большим и указательным, и начал читать. Похоже, он владел скорочтением — все 376 страниц книги он одолел необычайно быстро.

Ему понадобилось меньше пяти минут, чтобы прочесть всю книгу.

Мисоре очень захотелось дать ему почитать Нацухико Киогоку[4].

— Ясно!

— Что? Вы что-то нашли?

— Нет. Совершенно ничего. Не смотрите на меня так. Клянусь, я не шучу. Обычное развлекательное чтиво, это никакое не послание, и даже не метафора, как Вара Нинго. И конечно же, тут не спрятано никаких букв между страницами, и на полях тоже ничего не написано.

— На полях?

— Да, на полях нет ничего, кроме номеров страниц.

— Номеров страниц? — эхом отозвалась Мисора. Номеров страниц… номеров? Номеров, таких как… римские цифры? — Рюзаки, если допустить, что на груди жертвы вырезаны римские цифры, какие числа там написаны?

— 16, 59, 1423, 13, 7, 582, 724, 1001, 159, 40, 51 и 31.

Хорошая память. Ему даже не понадобилось ещё раз смотреть на снимок. Почти фотографическая память — сначала количество страниц в томах манги, а теперь ещё и это.

— А что такое?

— Я просто подумала — а что если они указывают на страницы из этой книги, но… два из этих чисел вообще четырехзначные. А в книге всего 376 страниц. Не сходится.

— Да… Нет. Мисора, а что если попробовать поделить их на 376? Например, у нас есть число 476. Его можно представить как 376 плюс 100, и этот остаток — сто — будет указывать на сотую страницу книги.

— И что из этого следует?

— Пока не знаю. Но давайте попробуем… 16 — это и есть страница 16. Дальше… 59, 1423, 13, 7, 582, 724, 1001, 159, 40, 51, 31…

Он прищурил свои темные глаза.

Даже не глядя в книгу. Неужели? Даже при такой скорости, с которой он читал, он умудрился точно запомнить всё её содержание? Да возможно ли это вообще? Он действительно смог такое проделать? Но, так или иначе, Мисоре оставалось только стоять и ждать.

— … Понял.

— Что там ничего нет?

— Напротив… что там что-то есть. Что-то очень важное, Мисора. — Рюзаки протянул ей «Мимолетное наслаждение». — Откройте шестнадцатую страницу, — сказал он.

— Открыла.

— Какое на ней самое первое слово?

— «Квадратный».

— Следующая страница — пятьдесят девятая. Первое слово на ней?

— «Удивление».

— Следующей страницей будет двести девяносто пятая. 1423 — это три раза по 376, а на четвертый в остатке остается 295. Первое слово?

— «Такой».

Дальше они продолжали в том же духе. 13 — тринадцатая страница, 7 — седьмая, 582 — двести шестая, 724 — триста сорок восьмая, 1001 — двести сорок девятая, 159 — сто пятьдесят девятая, 40 — сороковая, 51 — пятьдесят первая, и наконец 31 — тридцать первая, и на каждой странице Мисора читала вслух самое первое слово. Остальные слова были такие: «тайна», «есть», «арест», «экстренный», «тавро», «идея», «нигде», «едва», «размолвка».

— Так…

— Так… ну и что дальше?

— Возьмите первую букву от каждого слова.

— Первую букву? Мм…

Мисора снова принялась искать нужные страницы. На плохую память она не жаловалась, но запомнить чуть ли не двадцать слов кряду с первого раза была не в состоянии. По крайней мере, если ей не сказали заранее, что их надо будет запомнить.

— К-У-Т-Т-Е-А-Э-Т-И-Н-Е-Р… кут теа этинер? Что это?

— Похоже на имя второй жертвы, вам не кажется?

— Да вроде…

Вторая жертва. Тринадцатилетняя девочка.

Куотер Квинер.

— Ну, есть какое-то сходство… Куотер Квинер… только четыре буквы другие.

— Да. И всё же… — неохотно возразил Рюзаки. — Четыре буквы из двенадцати это слишком много. Одна треть из них неверна. Даже одна неверная буква рушит всю теорию. Если нет точного соответствия, это нельзя назвать посланием. Я думал, что здесь может что-то быть, но с тем же успехом это можно назвать совпадением…

— Но… для совпадения…

Сходство настолько явное.

Как такое возможно?

Оно просто обязано быть намеренным.

Намеренным… или ненормальным.

— И тем не менее, Мисора… раз не сходится, значит не сходится. Мы были очень близко, но…

— Нет, Рюзаки. Подумайте. Все четыре неверных буквы соответствуют числам больше 376. Все эти числа мы делили.

Она снова перелистала книгу, проверяя. Страница 295, первое слово «такой», первая буква — «т», вторая — «а», третья — «к», четвертая… «о».

— 1423 — это три раза по 376, а на четвертый… то есть нужно взять не первую букву слова, а четвертую. Не «т», а «о». А что касается числа 582 и слова «арест», то остаток получается уже на второй раз, что дает нам букву «р» вместо «а». Таким образом вместо «Куттеа» мы получаем «Куотер».

По той же самой логике, в слове «экстренный» следовало взять вторую букву — «к». А в слове «тавро» — не «т», а «в». Что превращало «Этинер» в «Квинер». Куотер Квинер.

L оказался прав.

Убийца оставил послание.

Порезы на теле, две недостающие книги — убийца оставил послание. Такое же, как и кроссворд, который он присылал в полицию — послание, описывающее его следующую жертву…

— Отличная работа, Мисора, — сказал Рюзаки всё тем же безмятежным голосом. — Блестящие выводы. Я бы до этого никогда не додумался.

Глава 3. Отражение

Если нам нужно вообще говорить о том, почему L с такой завидной непреклонностью отказывался раскрывать свою личность, то причина очень проста: это было опасно. Очень опасно. Теоретически, мировые лидеры должны стараться обеспечить безопасность всем лучшим умам, и не только детективам, но в реальности современные общественные устройства этого не учитывают; вот почему L был уверен, что у него нет иного выбора, кроме как защищать свой ум собственными силами. Вот вам простой подсчет: способности L в 2002 году равнялись силе пяти рядовых детективных агентств и семи разведывательных управлений (а к тому времени, когда он вступил в противоборство с Кирой, эти цифры взлетели вверх ещё на несколько порядков). Разумеется, это повод для уважения и восхищения, но позвольте мне выразиться предельно ясно: такие огромные способности, сосредоточенные в одном человеке, чрезвычайно опасны. Современные техники безопасности в основном направлены на снижение риска, но в данном случае само существование L этому противоречило. Иными словами, если бы кто-то планировал совершить преступление, он мог бы намного увеличить свои шансы выйти сухим из воды, просто убив L перед тем, как начинать. Вот почему L скрывал свою личность. Не потому, что был застенчивым и не потому, что никогда не выходил из дома. А чтобы гарантировать себе безопасность. Для детектива его способностей самосохранение и сохранение порядка в мире значили одно и то же, и было бы неправильным сказать, что он поступал трусливо или эгоистично. И хотя мне лично не улыбается мысль их сравнивать, но Кира, получив способность убить кого-нибудь, лишь записав его имя в тетрадку, едва ли обнародовал бы этот факт по тем же самым причинам. Самые умные скрывают, что умны. Мудрые не носят на груди табличек с именами. Чем больше люди распространяются о своих способностях, тем сильнее их отчаяние — их дела должны сами говорить за себя.

Так что когда L работал, то на публике его представителем обычно был кто-то другой — а в данном конкретном деле эта роль досталась агенту ФБР Наоми Мисоре. Она поняла это с самого начала. Что является щитом для L. И какой опасности непосредственная связь с ним её подвергает… Мисора всё пыталась понять, что же на самом деле известно Рюзаки, но в каком бы радужном свете она ни пыталась представить себе истинное положение вещей, ни к чему более оптимистичному, чем «Он, возможно, не слышал большей части разговора» она прийти не могла, а от этого предположения она вовсе не чувствовала себя в безопасности. Если бы Рюзаки догадался о связи Мисоры с L и слил эту информацию в нужных местах, она бы оказалась в серьезной опасности прежде, чем вы успели бы сказать… нет, прежде, чем вы успели бы даже подумать о том, чтобы что-то сказать, и мысль об этом заставляла дергаться даже Мисору. А если учесть бесспорные аналитические способности Рюзаки… на следующий день после того, как они нашли послание, спрятанное в спальне Билива Брайдсмейда, Мисора начала сомневаться, а не умелое ли руководство Рюзаки подвело её собственные умозаключения к разгадке? Вчера ей казалось, что все это её заслуга. Но сейчас, когда она об этом размышляла, — номера страниц, марш-броски по книге — всё это пришло ей в голову только потому, что Рюзаки подготовил почву. Стала бы она сама так искать слова по всей книге, прочитывая каждое вслух? Мисора не могла отделаться от мысли, что всё это служило лишь спектаклем, чтобы заставить её поверить, будто она участвует в решении загадки, и что Рюзаки ловко позволил ей совершить заключительный прорыв после того, как решил всё остальное за неё. Все эти мысли могли быть ничем иным, как паранойей, вызванной тем, что за ней стоял L… но, так или иначе, имя второй жертвы, найденное на книжной полке Билива Брайдсмейда, было большой удачей в её расследовании. Позже она проверила, и оказалось, что вторая жертва была единственной во всём Лос-Анджелесе, кто носил имя Куотер Квинер, но от этого ей тоже легче не стало.

16 августа.

Наоми Мисора была в центре города, на Третьей Авеню, и направлялась на место второго убийства. Она не знала этого района, так что ей пришлось сверяться с картой, чтобы найти дорогу. Поскольку было неизвестно, когда произойдет четвертое убийство, часть её стремилась отправиться туда непосредственно из дома Билива Брайдсмейда, но сначала нужно было ещё кое-что проверить, проанализировать многочисленные улики, а если добавить сюда ещё и проблемы с транспортом — в общем, в результате ей пришлось дожидаться следующего дня. Теперь минуло уже три дня с момента третьего убийства — а поскольку схема была такая: девять дней, четыре дня, девять дней, то если убийца планировал прикончить новую жертву, это должно произойти уже завтра, но тут ей уже ничего не сделать. Убийства не предотвратить. Поэтому она делала единственное, что было в её силах. Искала улики, которые позволили бы ей как-то справиться с надвигающейся опасностью.

Согласно справкам, которые навел L, детектив по имени Рю Рюзаки действительно был нанят родителями Билива Брайдсмейда, и не только ими — родственники второй жертвы, Куотер Квинер и третьей, Бэкйард Боттомслэш, также попросили Рюзаки расследовать это дело. Это было уж как-то слишком для того, чтобы быть правдой, но раз L так сказал, ей осталось только поверить. Для сомнений просто не осталось места. Но даже L пока не удалось раскопать ничего о самом Рюзаки, поэтому он попросил Мисору продолжать наблюдать за ним, сотрудничать с ним и делать вид, будто они расследуют дело вдвоем.

Правда ли, что L ничего не нашел на Рюзаки? Несколько минут Мисора размышляла над этим вопросом. Возможно, рассказывать ей какие-либо сведения было бы слишком опасно… Мисора никогда и мысли не допускала о том, что L делится с ней всей информацией, какой располагает. То же самое могло относиться и к Рюзаки — но так же может быть, что всё это опять ни на чем не основанная паранойя. Рюзаки, разумеется, вызывает подозрение, но ничего откровенно плохого пока не сделал, так что дальше она об этом раздумывать не стала.

Мысль о том, что она опять увидит, как он ползает по месту преступления на карачках, вгоняла её в тоску (прошлой ночью ей уже успел присниться кошмар из-за этого — обычно ей требовалась целая вечность, чтобы проснуться, но этот сон заставил её пулей вылететь из кровати). И вот тут-то, 16 августа в десять часов утра…

На Наоми Мисору напали.

Решив срезать угол, она шла по безлюдной, темной аллее, когда кто-то ударил её сзади «колбасой». Или, вернее, попытался ударить — потому что она успела вовремя пригнуться. «Колбаса» — простое оружие, это всего лишь небольшой мешочек, набитый песком, ничего более. Из-за его простоты это приспособление очень легко спрятать, а в драке оно очень эффективно. Мисора услышала, как «колбаса» просвистела в воздухе у неё над головой. С той минуты, как она согласилась быть для L руками, глазами и щитом, её жизнь была в опасности, и Мисора это прекрасно знала, так что не сильно удивилась и быстро сориентировалась. Все мысли о Рюзаки тут же вылетели у неё из головы — ну, и слава богу. Она упала на руки, с силой оттолкнулась ладонями от земли и, крутанувшись в воздухе, заехала наугад ногой, метя нападавшему в челюсть. Она промахнулась. Но это было не так уж важно — главной целью её маневра было развернуться, чтобы разглядеть нападавшего. Он был один, лицо его скрывала маска. Мисора удивилась отсутствию каких бы то ни было сообщников, но зато в левой руке этот тип сжимал внушительных размеров биту, что явно было не в её пользу. Это не обычный хулиган. А у неё, как и вчера, нет с собой пистолета. Значка и наручников, разумеется, тоже. Наиболее разумным выбором было бы попытаться спастись бегством, но Мисора была не из тех, кто убегает от нападения. В ФБР её прозвали Мисора-Месила. В этом прозвище явно чувствовалась изрядная доля злости, и не без причины. Она вскочила и встала, слегка расставив ноги и переместив на них центр тяжести, держа правую руку перед лицом и чуть раскачиваясь, готовая к драке. Несколько секунд он колебался, увидев её стойку, потом замахнулся на неё — уже не «колбасой», а битой. Она качнулась, уклоняясь от удара, и прошлась по узкой аллее «колесом», целя каблуком в висок нападавшему. Он снова увернулся, и на этом драка закончилась. У Мисоры и в мыслях не было убегать, но её противник оказался не таким горячим. Не успела Мисора подняться на ноги, как он развернулся и рванул прочь. Мисора было подумала броситься за ним, и уже сделала пару шагов в нужном направлении, но тут же отказалась от этой мысли. Нападавший почти наверняка мужчина. Она почти наверняка смогла бы одержать над ним верх в драке, но вот догнать — вряд ли. Бегала она неважно. И ей не хотелось тратить силы зря.

Причесав растрепавшиеся волосы, она сразу же достала мобильник и набрала номер L. Телефон на том конце провода звонил, но никто не отвечал. Величайший детектив столетия был занятым человеком, и наверное его сложно застать в любое другое время, кроме строго назначенного. К счастью, она нисколько не пострадала, так что рапорт мог и подождать. Возможно, целесообразнее будет сейчас как можно быстрее оказаться на месте преступления — после этой стычки её подозрения относительно Рюзаки только усилились. Невозможно сказать, причастен ли нападавший к делу об убийствах или не имеет к нему никакого отношения, а просто знает о её сотрудничестве с L, но, так или иначе, если учесть время нападения, то вероятность, что здесь не обошлось без Рюзаки, не такая уж низкая. Возможно, ей следует самой попытаться что-нибудь о нем разузнать вместо того, чтобы полагаться на L… пусть даже исключительно для собственной безопасности. Она подумала — а не позвонить ли Рэю и не попросить ли его поискать что-нибудь на Рюзаки, но для начала нужно убраться из этой аллеи.

* * *

Как и следовало ожидать, Наоми Мисора не стала его преследовать.

На выходе из аллеи он запрыгнул в седан, который оставил на главной дороге с включенным двигателем. Через несколько поворотов, проверив, нет ли за ним слежки, он припарковался на стоянке, которую присмотрел заранее. Седан был краденый, а значит, не наведет полицию на его след, так что он рассчитывал бросить его здесь. Следя одним глазом за камерами видеонаблюдения, он покинул стоянку пешком, оставив маску, «колбасу» и биту в машине. Всё это он запихал под сиденье. Не оставив никаких отпечатков пальцев.

Он не собирался ничего делать с Наоми Мисорой, не сегодня и не здесь. Он просто спровоцировал её, проверяя, на что она способна. Напав сзади, он, однако, не собирался причинять ей боль — и, разумеется, не собирался её убивать.

Так что она никак не могла умереть.

Он знал, что она уклонится от удара.

Но даже с учетом этого, она впечатляет. Увернуться от удара, даже не оборачиваясь, и тут же перейти в наступление — понятно, почему L использует ее как свою пешку. И мозгов, и смелости ей не занимать — она такая, какой должна быть.

У нее есть право.

Она достойна быть его противником.

Нападавший хрустнул шеей.

И, наклонив голову под странным углом, пошел так по улице.

Злоумышленник, напавший на Мисору…

Человек, стоящий за лос-анджелесскими убийствами, Бейонд Берсдей, шел и злобно ухмылялся.

* * *

— А, Мисора. Что-то вы поздновато, — сказал Рюзаки, не оборачиваясь, едва она переступила порог квартиры номер 605, где жила Куотер Квинер. — Пожалуйста, старайтесь приходить вовремя. Время — деньги, а значит, и жизнь.

Она только вздохнула…

На этот раз он не стоял на карачках. Она вошла как раз тогда, когда он обследовал верхний ящик комода. Но этот момент тоже едва ли можно было назвать удачным. Ящик оказался набит нижним бельем тринадцатилетней жертвы. Рюзаки сейчас был больше похож не на детектива, который осматривает место преступления, а на педофила, который тырит трусики.

Не самое лучшее начало дня. Она намеревалась всю свою агрессию, вызванную дракой в аллее, выместить на Рюзаки, но он уже, так сказать, выдернул коврик у неё из-под ног. Если бы он так вел себя нарочно, это бы произвело на неё впечатление, но это маловероятно. Гораздо вероятней то, что Рюзаки действительно питал слабость к детскому бельишку.

Мисора снова вздохнула и оглядела комнату — вся эта квартирка была меньше, чем спальня Билива Брайдсмейда. О какой связи между первой и второй жертвами здесь можно говорить, если даже по уровню жизни между ними — пропасть?

— Мы здесь имеем дело с матерью-одиночкой, правильно? Которая сейчас переехала обратно к своим родителям? Какую, наверное, пустоту она сейчас чувствует…

— Да. Эти квартиры были построены для студентов, они рассчитаны на одного человека, так что девочка-подросток и её мать привлекали к себе довольно много внимания, когда жили тут вдвоем. Я тут уже сегодня утром порасспрашивал соседей и услышал много интересного. Но большая часть того, что они сказали, уже есть в полицейском рапорте, который вы показали мне вчера. Матери не было в городе на момент убийства, и труп обнаружила студентка, которая живет в соседней квартире. Мать увидела тело дочери только в морге.

— …

Слушая Рюзаки, Мисора оглядела стены в поисках дырок от гвоздей, которыми были прибиты Вара Нинго. Дырок было три — по одной в каждой стене (за исключением той, в которой располагалась дверь). Так же, как и в спальне Билива Брайдсмейда, эти дырки указывали расположение кукол.

— Вас что-то беспокоит, Мисора?

— Да… Вчера мы… — сказала Мисора, подчеркивая множественное число, — мы расшифровали послание, оставленное на месте первого убийства, но… Вара Нинго и эти запертые комнаты так и остаются загадкой.

— Да, — подтвердил Рюзаки, закрывая дверь и опускаясь на четвереньки.

В отличие от места первого преступления, в этой комнате жили два человека, тут было очень много мебели — вся квартира напоминала свалку. Ползать тут по полу было довольно сложно. Но Рюзаки всё равно продолжал передвигаться на карачках и пополз так в другой конец комнаты. Мисоре очень хотелось, чтобы он бросил это занятие и встал.

— Но, Мисора, я не думаю, что нам стоит тратить время на размышления об этих запертых комнатах. Это же не детективный роман — по правде говоря, вполне возможно, что преступник просто воспользовался другим ключом. Нет таких ключей, с которых нельзя изготовить копию.

— В общем-то, вы правы, но неужели вы в самом деле думаете, что убийца поступил бы столь прозаично? На месте первого убийства совершенно не было нужды создавать эту «запертую комнату». Но он, тем не менее, создает. Возможно, здесь кроется некая загадка…

— Загадка?

— Или своего рода игра.

— Да… Да, может быть…

Мисора снова оглянулась на входную дверь. Внешне она отличалась от той, на месте первого преступления (ведь та вела в комнату, а эта — в квартиру), но конструкция и размер были в общем одинаковыми. Обычный, простой замок — такой очень легко взломать, когда дома никого нет, просверлив в двери отверстие и уже изнутри повернув защелку, но дело в том, что ни на одном из трех мест преступления никаких отверстий в дверях не было.

— А вы бы что сделали, Рюзаки? Если бы хотели запереть дверь снаружи?

— Взял бы ключ.

— Нет, представьте, что ключ вы потеряли.

— Взял бы запасной.

— Нет, запасного у вас тоже нет.

— Тогда вообще не стал бы запирать.

— …

Не то чтобы он был неправ…

Мисора протянула руку и подергала дверь.

— Будь это детективный роман… Там двери обычно запирают с помощью какого-нибудь трюка, например, иголки с ниткой или… Я имею в виду, что мы говорим «запертая комната», но имеем дело с обычными комнатами, так что они вовсе не такие неприступные. Это вам не полки Билива Брайдсмейда — здесь полно щелей и зазоров по всему периметру дверного проема. Под дверью легко пройдет, например, леска… можно пропустить под дверь леску, привязав её к краешку защелки замка, и дернуть…

— Исключено. Щель не настолько широкая, а угол сгиба сведет на нет всю силу, с которой вы будете дергать. Вы можете попробовать так сделать, но в этом случае слишком большой отрезок лески окажется прижат к двери. Прежде чем вы сможете повернуть защелку, все ваши силы уйдут на нижнюю часть двери. На то, что вы будете тянуть дверь на себя.

— Да… но такой простой замок даже не оставляет возможности для какого-нибудь трюка. В детективах замки обычно гораздо сложнее.

— Есть много способов создать запертую комнату. К тому же мы не можем исключать возможность того, что у преступника был ключ. Важнее, Мисора, вопрос, почему он запер комнату. Нужды в этом не было, но он все же запер. Если он загадал нам загадку, то зачем?

— Чтобы поиграть. Для развлечения.

— Зачем?

— …

Таких «зачем» уже было хоть отбавляй.

Зачем посылать кроссворд в полицейское управление Лос-Анджелеса, зачем оставлять послание на книжной полке… а прежде всего — зачем убивать троих людей? Если у убийцы был ясный мотив, то какой? Даже если жертвы выбраны случайно, для убийств должна же быть какая-то причина… Так сказал L. Но они по-прежнему не имели ни малейшего понятия о том, что же связывало всех этих жертв.

* * *

Прислонившись к стене, Мисора достала из сумочки несколько фотографий.

Фотографий второй жертвы, убитой в этой комнате — на них светловолосая девочка-подросток в очках лежала лицом вниз. Если присмотреться, было видно, что на голове у неё вмятина по форме орудия, которым её ударили, а оба глаза вытащены из орбит. Глаза после смерти были раздавлены — как в случае с порезами на груди Билива Брайдсмейда, это уже было надругательством над трупом, и не имело никакого отношения к причине смерти. Мисора понятия не имела, чем убийца раздавил жертве глаза, но от одной мысли о психическом состоянии того, кто мог вынуть глаза у симпатичной девочки, ей стало нехорошо. От избытка праведности она не страдала, хоть и была агентом ФБР — но, тем не менее, есть вещи, которые никак нельзя простить. И то, что убийца сотворил со своей второй жертвой, было явно в их числе.

— Убить ребенка… как это ужасно.

— Убить взрослого тоже ужасно, Мисора. Детей убивать или взрослых — и то, и другое ужасно, — ответил Рюзаки ровно, почти безразлично.

— Рюзаки…

— Я всё осмотрел, — сказал он, вставая. И вытер ладони о джинсы. Ну, по крайней мере, он хоть осознает, что от ползания по полу руки у него пачкаются. — Но никаких денег не нашел.

— … А вы что, деньги искали?

Как вор.

И притом крайне бесцеремонный.

— Просто на всякий случай. Есть вероятность, что убийца охотился за деньгами, но вторая жертва значительно беднее первой или третьей. Они могли прятать какую-то сумму, но, похоже, здесь ничего нет. Давайте сделаем перерыв. Вам кофе принести, Мисора?

— О… конечно.

— Сейчас, — сказал Рюзаки и отправился в кухню. Интересно, мелькнула у Мисоры мысль, принёс ли он опять с собой джем, но потом она подумала — а какая, в сущности, разница? Она выбросила эти мысли из головы и села за стол. Подходящий момент для того, чтобы сказать Рюзаки о нападении, она упустила. Ну что ж. С тем же успехом можно вообще о нем не упоминать и посмотреть, как Рюзаки себя поведет. У нее не было доказательств, что напавший на нее злоумышленник имеет хоть какое-то отношение к Рюзаки, но если ничего не говорить, то легче будет застать его врасплох.

— Вот, пожалуйста.

Рюзаки вернулся из кухни с подносом, на котором стояли две чашки. Одну он поставил перед Мисорой, а другую напротив, и, выдвинув стул, устроился на нем в странной позе, которую уже продемонстрировал накануне — с ногами, поджав колени к груди. Бог с ними, с хорошими манерами, но ведь очень неудобно же так сидеть — или удобно? С этими мыслями Мисора сделала глоток кофе.

— Агхх! — вскрикнула она, тут же выплевывая его обратно. — Кха… хак… гххх…

— Что-то не так, Мисора? — спросил Рюзаки, с невинным видом прихлебывая из своей чашки. — Если что-то положили в рот, нельзя это так выплевывать. А эти ужасные звуки тоже вам совсем не идут. Вы довольно красивая, так что вам следует держаться соответствующе.

— У-убийственно сладко! Яд!

— Не яд. Сахар.

А, так вот кто тут убийца.

Мисора взглянула на содержимое своей чашки… которое больше было похоже не на жидкость, а на патоку. Не кофе, в котором растворен сахар, а сахар, смоченный кофе — тягучая желеобразная масса, величаво поблескивающая у нее в чашке. Отвлекшись на позу, в которой сидел Рюзаки, она позволила своим губам коснуться этого вещества…

— Я как будто выпила грязь!

— Но грязь вовсе не такая сладкая.

— Сладкая Грязь…

Это прозвучало как слова из какого-нибудь авангардного опуса. Дьявольское вяжущее ощущение так и осталось у неё во рту. Сидящий напротив Рюзаки с довольным видом потягивал… вернее, хлебал свой кофе. Столько сахара он бухнул Мисоре в чашку явно не со зла, просто в его представлении это было вполне нормальное количество.

— У-у… Кофе меня всегда взбадривает, — сказал Рюзаки, приканчивая свою чашку с по меньшей мере двумя сотнями граммов чистого сахара. — Ну, вернемся к делу.

Мисоре хотелось встать и пойти прополоскать рот, но она подавила это желание.

— Давайте, — сказала она.

— Так вот, насчет связующего звена.

— У вас есть какие-то соображения?

— Деньги как мотив здесь явно отпадают… Но, вы знаете, вчера вечером, когда мы с вами расстались, я обнаружил кое-что интересное. Нечто общее между всеми жертвами, чего, похоже, никто не заметил.

— И что это?

— Их инициалы, Мисора. У всех трех жертв достаточно уникальные инициалы. Билив Брайдсмейд, Куотер Квинер, Бэкйард Боттомслэш. Б.Б., К.К., Б.Б. И имя, и фамилия начинаются с одной и той же буквы… что такое, Мисора?

— Ничего…

И это всё? Написанное у неё на лице разочарование прервало нить рассуждений Рюзаки, но она даже и не пыталась его скрыть. До чего бессмысленная трата времени. Мисора заметила это обстоятельство сразу, лишь только увидела имена жертв. А он тут преподносит его как некое откровение.

— Рюзаки… да вы знаете, у скольких людей инициалы начинаются с одной и той же буквы? Во всем мире? В Лос-Анджелесе? В английском алфавите всего двадцать шесть букв, что означает, по самым грубым подсчетам, что из любых двадцати шести человек у одного наверняка окажутся такие инициалы. Это никак нельзя считать связью.

— Да?.. А я-то думал, что нашел кое-что… — сказал Рюзаки удрученно. Насколько искренне, понять было сложно.

Он, кажется, даже надул губы, что у него смотрелось ну совсем не симпатично.

Совершенно жуткая манера себя вести.

— Да вон, вы же и сам Рю Рюзаки — Р.Р.

— О? А я и не замечал.

— Говорю вам, это бессмысленно.

Не стоит ничего от него ожидать. Все эти бредовые мысли о том, что это он привел её к вчерашним выводам, просто паранойя, и ничего больше.

Р.Р.?

— Мисора…

— А?.. Что?

— Поскольку моя дедукция ни к чему не привела, может быть, тогда у вас есть какие-то идеи?

— Да нет вообще-то. Здесь мы с вами в одной лодке… не могу придумать, как мне дальше действовать, разве только искать послание убийцы, как и вчера. У меня такое ощущение, будто я танцую у убийцы на ладони, что меня дико злит, но…

— Ну, так и давайте танцевать дальше. Играть по правилам противника, пока он не потеряет бдительность и не обронит какой-нибудь намек — отличная стратегия. Итак, Мисора, если здесь есть послание… то где именно?

— Ну, по крайней мере, мы можем догадываться о его содержании. Предположительно, оно содержит имя третьей жертвы, Бэкйард Боттомслэш, или её адрес. Кроссворд указывал на первую жертву, страницы книги — на вторую, так что…

— Да, согласен.

— Но где это послание спрятано, я даже не представляю. Если мы сможем вычислить некую схему, это поможет нам поймать убийцу, но…

Что-то, что должно здесь быть, но отсутствует.

Рюзаки охарактеризовал это так.

Касательно жертвы и книжных полок.

Есть ли нечто подобное и тут? Что-то, что должно здесь быть и, тем не менее, отсутствует? Эта формулировка — «что-то, что должно здесь быть, но отсутствует» начинала уже звучать как какая-то лингвистическая лента Мёбиуса.

— Итак, — сказал Рюзаки, — если что-то, что мы здесь найдем, просто укажет нам на третью жертву, тогда, возможно, целесообразнее будет уйти отсюда и отправиться сразу на место третьего убийства. В конце концов, наша цель — не только раскрыть дело, но и предотвратить четвертое убийство.

— Да…

Ведь это она указала на вероятность четвертого убийства… но, судя по ответу Рюзаки, он и сам вполне допускал, что оно случится, и поэтому она вдруг засомневалась.

— Третье убийство уже произошло, и нам его не предотвратить, но есть надежда, что мы сможем не допустить четвертого. Чем терять время и искать здесь послание, когда мы и так знаем, о чем в нем говорится, не лучше ли будет постараться отыскать послание, которое ведет к четвертой жертве?

— Но в этом случае мы как будто ему подчиняемся… действуем по его указке. Мы же можем пропустить какую-нибудь важную зацепку, которая помогла бы нам найти преступника, если не станем дальше обыскивать эту комнату. Даже если здесь нет никаких очевидных улик, у нас может появиться какое-нибудь ощущение или предчувствие, которое поможет нам позже. Я согласна, что не допустить четвертого убийства очень важно, но если мы зациклимся на этом слишком сильно, то потеряем контроль над ситуацией, а в нашем случае надо действовать агрессивно.

— Не волнуйтесь, я лидер.

— Лидер?

— Агрессивный лидер, — сказал Рюзаки. — Я никогда никому не подчинялся. Это одно из немногих качеств, которыми я могу похвастать. Даже если мне на улице сигналит машина, я не обращаю внимания.

— Но вам следует, правда.

— Ни за что.

Упертый, нечего сказать.

— Не допустить четвертого убийства — значит выйти прямо на преступника и арестовать его. Как раз этого больше всего хотят мои клиенты. Но вас я тоже понимаю, Мисора. С этой комнатой я закончил, теперь ваша очередь, а пока вы её осматриваете, я проверю кое-какие свои соображения насчет третьего убийства. Вы не против, если я ещё раз взгляну на досье, которое вы мне вчера показывали?

— Работать порознь? Отлично, меня устраивает…

Все равно у неё никогда и в мыслях не было работать с ним в паре.

Она достала из сумки папку и, убедившись, что в ней есть информация о третьем убийстве, протянула её через стол Рюзаки.

— И вот ещё… фотографии с места убийства…

— Спасибо.

— Но, как я уже сказала, никаких новых мыслей у меня нет. Так что со вчерашнего дня там ничего не прибавилось.

— Да, я знаю. Просто хотел проверить кое-что ещё раз… ужасная картина, да? — сказал Рюзаки, положив одну из фотографий на стол так, чтобы Мисора могла её видеть. Это была фотография трупа Бэкйард Боттомслэш. Мисора повидала много чего ужасного за время службы в ФБР, но этот снимок всё равно каждый раз заставлял её вздрагивать. Порезы на груди и раздавленные глаза — просто ничто по сравнению с ней.

Тело девушки лежало на спине, а левая рука и правая нога были полностью отрублены.

Кровь была везде, она заливала всё место преступления.

— Ногу потом нашли в ванной, а где рука, неизвестно до сих пор… по всей видимости, убийца забрал её с собой. Но зачем?

— Опять этот вопрос? Но, Рюзаки, а разве это не ещё один пример того, что должно быть на месте, но отсутствует? В данном случае это левая рука жертвы.

— Убийце зачем-то понадобилось отрезать жертве левую руку… и правую ногу… ногу он бросил в ванну. Как это понимать?

— Не знаю, но в любом случае мы будем на месте сегодня после полудня… а сначала я хочу осмотреть всё здесь.

— Отлично. Да, кстати, Мисора, там, в шкафу, есть альбом с фотографиями, который принадлежал жертве. Наверное, стоит его просмотреть. Возможно, там найдется кое-какие сведения о жертве или о её друзьях…

— Хорошо, я посмотрю.

Рюзаки снова переключился на папку, а Мисора встала и направилась прямиком в ванную. Больше она не могла выносить это шероховатое ощущение во рту от сахара. Она быстро прополоскала рот, но одного раза оказалось недостаточно, так что пришлось повторить эту процедуру ещё два-три раза.

Она подумала, не позвонить ли L. В прошлый раз он так и не ответил… нет, вчера в её распоряжении был целый дом, а в такой крошечной квартирке никуда от Рюзаки не скроешься. Если она станет звонить из ванной, то ему даже не надо будет подходить к двери, чтобы её услышать. Надо же, наконец, рассказать L про нападение… хотя, может, как раз до него-то детективу нет никакого дела?

Мисора подняла голову и увидела собственное отражение в зеркале.

Это она.

Наоми Мисора.

Единственное, что ей сейчас известно наверняка.

Каждому знакомо ощущение, когда долго-долго смотришь на какое-нибудь слово, пока не начнешь сомневаться, действительно ли оно написано правильно. Таким же образом можно усомниться и в себе самом, и спрашивать себя, как долго ты можешь оставаться собой. Была ли она всё ещё собой?

Вот почему это так важно.

Вот почему она уставилась на собственное отражение, снова проверяя его истинность.

«А что чувствует L, когда смотрит на себя вот так?» — вдруг подумала она. Величайший детектив столетия, тот, кто никогда не показывался на людях и чьего настоящего имени никто не знает. Сколько людей могут сказать наверняка, что L — действительно L? Найдется ли хоть один вообще? Этого Наоми Мисора не знала и не переставала спрашивать себя, а знает ли сам L, чьё лицо смотрит на него из зеркала.

Зеркало… зеркало?

Хмм.

Она почти нащупала что-то.

Зеркало… отражение… отраженный свет… свет, отражающийся от гладкой поверхности… стекло, серебряная амальгама… серебро? Нет, материал здесь ни при чем, важно действие… это действие… отражение света… нет, по другую сторону… напротив?

— Напротив… против… перевернутое!

Мисора пулей вылетела из ванной и бросилась к столу. Рюзаки, оторвавшись от изучения папки, удивленно поднял голову, его глаза с темными кругами раскрылись ещё шире.

— Что такое? — спросил он.

— Снимок!

— А?

— Фотография!

— А, с третьего места преступления? — уточнил Рюзаки, положив снимок перед ней на стол. Снимок трупа с отрезанной левой рукой и правой ногой. Мисора быстро достала из сумочки ещё две фотографии и положила рядом. Снимки первой и второй жертв. Теперь перед ними лежали фотографии всех трех жертв, в том виде, в каком их нашли.

— Замечаете что-нибудь, Рюзаки?

— Что именно?

— Что-нибудь на этих фотографиях кажется вам странным?

— То, что они все мертвы?

— В том, чтобы быть мертвым, нет ничего странного.

— Какое философское замечание.

— Я серьезно. Смотрите — трупы жертв лежат в разном положении. Билив Брайдсмейд на спине, Куотер Квинер на животе и Бэкйард Боттомслэш на спине. Навзничь, ничком, навзничь.

— И в этом вы видите некую последовательность? Связываете её с интервалами между убийствами — девять дней, четыре дня, девять дней? И это значит, что завтра четвертая жертва будет лежать лицом вниз?

— Нет, я вовсе не про это. То есть, может, так оно и будет, но… я думала о другом варианте. Иными словами, как раз то, что тело Куотер Квинер лежит лицом вниз, само по себе странно.

— …

Реакция Рюзаки была не очень внятной — по крайней мере, так показалось со стороны. Возможно, Мисоре просто не удалось донести до него то, что она хотела сказать. Идея только-только пришла ей в голову, и она говорила очень быстро, подгоняемая воодушевлением, не обдумав её как следует, так что не удивительно.

— Минутку, дайте мне собраться с мыслями, — сказала Мисора, усаживаясь на стул.

— Мисора, когда думаете, советую вам сидеть вот так.

— … вот так?

Прижав колени к груди?

Он ей это советует?

— Правда. Тогда способность к дедукции увеличивается на сорок процентов. Вы должны попробовать.

— Нет, я… мм… ну, ладно.

Всё-таки это не то же самое, что ползать по полу на карачках, так что попробовать можно. Возможно, эта поза поможет ей слегка успокоиться.

И она села так же, как он.

— …

Она об этом сильно пожалела.

И, что ещё печальнее, её мысли пришли в порядок.

— Ну, так как, Мисора? Вы хотите сказать, что то, что Куотер Квинер лежит лицом вниз — послание убийцы? Указывающее на третью жертву?

— Нет, не послание — это и есть отсутствующее звено, Рюзаки. Помните, что вы сказали про инициалы…

Двое странных людей, сидящих в странной позе и обменивающихся странными умозаключениями — всё это, по мнению Мисоры, составляло престранное зрелище. И всё же она принялась объяснять, чувствуя, что упустила удачный момент, чтобы спустить ноги на пол. А сидеть в этой позе, между прочим, оказалось гораздо удобнее, чем она думала.

— Инициалы жертв — Б.Б., К.К., Б.Б. То, что у двух жертв из трех инициалы совпадают, ещё не достаточно для того, чтобы быть связующим звеном, но… ведь они совершенно одинаковые у первой и третьей жертв. Если бы у второй жертвы инициалы были тоже Б.Б., а не К.К., то это и было бы связующим звеном, верно?

Простая арифметика — примерно у одного из двадцати шести человек инициалы начинаются с одной и той же буквы. Если взять совершенно определенную букву, то нужно помножить 26 на 26, и получится 676. Один человек из шестисот семидесяти шести… а если учесть, как мало имен начинается на «Б», то это число и того меньше.

— Интересная теория. Но, Мисора, вторую жертву зовут Куотер Квинер, и её инициалы — К.К. Вы хотите сказать, что, возможно, она была убита по ошибке? Что убийца охотился за кем-то с инициалами Б.Б., но вместо этого случайно убил «К.К.»?

— О чем вы говорите? В послании на первом месте преступления было ясно сказано «Куотер Квинер». Никакой ошибки здесь нет.

— А, да, конечно. Я забыл.

— …

Он что, и вправду забыл? Фраза прозвучала фальшиво… но если она начнет подолгу раздумывать над каждым ответом Рюзаки, они так ни к чему и не придут.

— Девять дней, четыре дня, девять дней. Б.Б., К.К., Б.Б. Навзничь, ничком, навзничь. Конечно, это можно принять за некое чередование, как вы уже предположили раньше, и я об этом думала, но… с таким подходом, как у этого убийцы, оно маловероятно. Не соответствует его характеру. Люди настолько дотошные обычно действуют более связно…

— Но способы убийства — удушение, удар по голове, нож… здесь не видно никакой поледовательности.

— Кроме той, что они последовательно изменяются. С каждым разом он упорно пробует нечто новое. Но чередование — это не то же самое, что разнообразие. Так вот, к чему я веду, Рюзаки, — когда в ванной я смотрела на свое отражение в зеркале, я вдруг поняла — буквы в именах похожи по форме.

— Б и К? Они совершенно разные!

— Заглавные буквы Б и К — да. Но что если зайти с другого конца имени Куотер Квинер и взять последние буквы? — Мисора принялась кончиком пальца рисовать на поверхности стола буквы: «б» и «р». Снова и снова — «б» и «р», «б» и «р», «б» и «р».

— Видите? Они похожи — «р» как отражение «б»!

— То есть, поэтому жертва и лежит лицом вниз?

— Именно, — Наоми Мисора кивнула. — По самым грубым подсчетам, инициалы «Б.Б.» имеет один из 676 человек, так что если эти инициалы и есть связующее звено, то преступнику наверняка было весьма непросто находить жертв. Одну ещё куда ни шло, но две, три, четыре… будет всё труднее и труднее. Вот ему и пришлось идти на подобные ухищрения с перевернутыми буквами.

— В принципе согласен, но всё же, по-моему, с тем же успехом он мог бы найти ещё кого-нибудь с инициалами Б.Б., скажем, в телефонном справочнике. Так или иначе, я думаю, что подобная замена — это ещё одна загадка, которую он придумал для сыщиков. Если бы инициалы Б.Б. были у всех его жертв, то связующее звено сразу бросалось бы в глаза. Но это лишь предположение. Вероятность тут не более тридцати процентов.

— Тридцать процентов…

Так досадно мало.

Если бы это был тест, то можно считать, она его провалила.

— Почему?

— По вашей теории, вы пришли к выводу, что всё это объясняет, почему Куотер Квинер лежала лицом вниз. Положение лицом вниз привело вас к версии об отражении и к буквам «б» и «р»… но ваша цепь рассуждений не работает логически, Мисора.

— Почему не работает?

— Эти буквы — маленькие, — пояснил Рюзаки. — А инициалы — это всегда заглавные буквы.

— А-а…

Верно.

Инициалы никогда не записываются маленькими буквами. Они всегда начинаются с больших. Буквы «р» стоят в конце имени и фамилии, поэтому всегда будут маленькими. Да и «Б.Б.» никогда не записывается как «б.б.».

— А мне казалось, что я нашла что-то, — сказала Мисора, уткнувшись лицом в колени.

Она была так близко… но даже утверждение, что такой дотошный убийца, как этот, не допустит никакого чередования, было бы большой натяжкой. И всё равно, связь между «б» и «р» казалась такой значимой…

— Ничего, Мисора. Не огорчайтесь так.

Она только вздохнула…

— По правде говоря, я рад, что ваша теория оказалась ошибочной. Если Куотер Квинер была выбрана как замена… это ужасная причина смерти для ребенка её лет.

— Да… можно и так сказать…

Ммм? Мисора вдруг нахмурилась. Совсем недавно Рюзаки утверждал, что нет никакой разницы между убийством ребенка и убийством взрослого, но, получается, что причина ему всё же небезразлична? Причина… имеет ли она какое-нибудь значение? Ребенок её лет…

Ребенок?

Ребенок?

Маленький ребенок?

— … Нет, Рюзаки.

— А?

— В этом случае маленькие буквы уместны, — сказала Мисора, и её голос задрожал.

Задрожал от злости.

— Вот почему убийца выбрал ребенка.

Тринадцатилетнего ребенка.

Буквы в её имени.

Не большие, а маленькие.

— Она ребенок — поэтому буквы маленькие. И перевернутые — поэтому она лежала лицом вниз!

* * *

Лишь спустя некоторое время до Мисоры дошло, что именно Рюзаки с энтузиазмом указал на совпадающие инициалы, подчеркнул, что жертва была ребенком, и принес приторный кофе, из-за которого ей пришлось идти в ванную, где зеркало снабдило её вдохновением, нужным, чтобы сообразить, что к чему.

Лос-анджелесское Дело ББ.

Связующее звено было найдено, та решающая деталь, которая впоследствии и дала название этому делу.

Глава 4. Шинигами

Представьте, что собираетесь кого-нибудь убить. Как думаете, что будет для вас сложнее всего? Три, два, один… время вышло! Правильный ответ: убить. Успокойтесь, успокойтесь — я клянусь, что вовсе не смеюсь над вами и не играю в лингвистические штучки. Я говорю совершенно серьезно. Люди, другими словами, человеческие существа, не созданы для того, чтобы так легко умереть — по крайней мере, почти никогда не бывает так, чтобы кто-то вдруг ни с того ни с сего застонал или захрипел и тут же рухнул замертво. Удушение, удар по голове, нож — всё это вовсе не легкие способы убийства. Люди на редкость крепкие создания. К тому же, они склонны сопротивляться, когда их убивают. Ни один человек не хочет, чтобы его убили, и велика вероятность, что он попытается убить вас в ответ. По физической силе люди не так уж разительно отличаются друг от друга, и если им случится сойтись один на один, предсказать исход этого поединка может быть довольно сложно. С этой точки зрения, способность расправляться с людьми, просто вписывая их имена в тетрадь, будет вопиющим нарушением правил честной игры, что, я уверен, вы и сами понимаете.

И тем не менее.

Когда Бейонд Берсдей начал совершать эти свои убийства, для него не представляло никакого труда лишать своих жертв жизни. Убийства сами по себе не были его целью, и он не собирался тратить на них слишком много сил — и всё равно, было непонятно, почему они дались ему так легко. Конечно, он использовал орудия убийства и наркотики, но дело в том, что все три его жертвы умерли, не оказав вообще никакого сопротивления. В большинстве случаев телесные повреждения, которые жертва, защищаясь, наносит убийце, являются ключом к его поимке, но эти жертвы все умерли так, будто подобный исход был для них самым естественным. Агент ФБР Наоми Мисора так и не поняла, почему, и даже величайший детектив столетия, L, смог выработать верную гипотезу лишь спустя годы после закрытия этого дела.

Но довольно слов.

Сейчас я всё объясню.

Бейонд Берсдей был от рождения наделен глазами шинигами. Ему было вовсе не трудно отыскать человека с инициалами Б.Б. или кого-то, кому суждено умереть в определенный день в определенное время. В конце концов, в Лос-Анджелесе живет больше двадцати миллионов человек.

Убивать людей было для него нормально.

А убивать тех, кто всё равно обречен на смерть, было и вовсе просто.

Ммм… думаю, мне следует объяснить вам идею глаз шинигами. Мне-то эта фраза знакома, но если я не объясню ее смысл, некоторые из вас ещё, чего доброго, начнут выкрикивать ругательства в мой адрес. Итак, глаза шинигами. Эти глаза любой шинигами — бог смерти — может дать человеку в обмен на половину его оставшейся жизни. Они позволяют видеть имена людей и сроки их жизней. Обычно, чтобы их получить, нужно встретить шинигами и заключить с ним сделку, но Бейонд Берсдей ничего не заключал — он видел мир этими глазами с тех пор, как начал себя помнить, и даже раньше.

Он знал ваше имя прежде, чем вы его назовете.

Он знал время смерти любого, кто встречался ему на пути.

… Едва ли мне стоит объяснять, как эта способность повлияла на его личность. Вы можете подумать, что ею вряд ли можно как-то воспользоваться без Тетради Смерти, но тетрадь здесь совершенно ни при чем. Способность видеть, сколько человеку осталось жить — это способность видеть смерть. Смерть, смерть, смерть. Бейонд Берсдей жил, ни на секунду не забывая, что все люди в конце концов умрут. С самого рождения он знал день, когда его отец умрет от руки хулигана, знал день, когда его мать погибнет в железнодорожной катастрофе. Он обладал этими глазами, ещё не появившись на свет, почему и называл себя Бейонд Берсдей — Вне Рождения. Вот почему такой странный ребенок, как он, оказался под крышей нашего милого, милого дома — Приюта Вамми.

Это был Б.

Второй ребенок нашего приюта.

— Если бы только я мог видеть день конца света, — пробормотал Бейонд Берсдей 19 августа в 6 утра, едва проснувшись. Он лежал на грубо сколоченной кровати на втором этаже временного склада, снятого под именем неработающей компании, в пригороде западной части города. Одно из многих его тайных лежбищ по всей стране, и вообще по всему миру. Почему на западе Лос-Анджелеса? Потому что в этот день Наоми Мисора, отстраненная от работы в ФБР и прикрывающая величайшего детектива столетия, L, собиралась здесь быть.

— Наоми Мисора, Наоми Мисора. Руки L. Глаза L. Щит L. Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Нет, не так… Скорее, вот так… УА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! Да, вот так-то лучше.

Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.

Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.

С диким хохотом Бейонд Берсдей встал с постели. Смех был грубым, жестоким, но в то же время неестественным, фальшивым. Как будто смеяться было для него очередной задачей, которую нужно выполнить.

Бейонд Берсдей вспомнил, как три дня назад, 16 августа на аллее в центре города он напал на Наоми Мисору.

Разумеется, ему было известно, когда она умрет — он видел, сколько ей осталось. Сколько осталось жить Наоми Мисоре. Ей было суждено умереть не тогда, не 16 августа, а много, много позже.

Что означает…

… напади он на неё с намерением убить, у него ничего бы не получилось. И он об этом знал. Обеспечить себе путь к отступлению было гораздо важнее. Наоми Мисора была лишь слугой L, ничем более, и если бы она умерла, нашлось бы несколько десятков людей ей на замену — в ФБР, в ЦРУ, в Агентстве Национальной Безопасности, и даже в Секретной Службе. Так что он лишь испытывал её. Проверял, способна ли Наоми Мисора заменить L.

— Хммм… мммм… хммм… ха-ха-ха-ха… нет, хе-хе-хе?..Можно было бы обойтись и «хо-хо-хо-хо», но это слишком весело… а, неважно. Да, Наоми Мисора, ты хороша. Это позор для ФБР — пренебрегать кем-то вроде тебя.

Пока что она прошла проверку.

Сегодня она придет на место третьего убийства и, скорее всего, найдет послание, которое Бейонд Берсдей для нее оставил. Потом она постарается предотвратить четвертое убийство, спасти жертву, которую Бейонд Берсдей избрал.

Это хорошо.

И только тогда начнется состязание.

Только тогда придет время настоящей игры.

— … L.

Состязание между L и Б.

Загадка L и Б.

— Если L — гений, то Б — сверхгений. Если L — странный, то Б — сверхстранный. Пора готовиться. Я должен кое-что сделать, прежде, чем Б сможет превзойти L. Хе-хе-хе-хе.

Эта мысль была единственной, от которой он смеялся сам, не задумываясь о том, чтобы смеяться. А немногие посвященные узнали бы смех шинигами.

Все ещё ухмыляясь, он подошел к зеркалу, причесался и начал гримироваться. Его отражение в зеркале. Он сам. Как и всегда, он не смог увидеть в нем дату собственной смерти. Так же как и дату конца света.

Итак, 19 августа.

Наоми Мисора была в западной части города, в доме, в котором жила Бэкйард Боттомслэш, третья жертва. Дом она делила со своей близкой подругой, а убили её, когда подруга уехала из города по делам. Как и мать второй жертвы, подруга после этого переехала обратно к родителям.

Спальня Бэкйард Боттомслэш располагалась на втором этаже. Дверь была снабжена защелкивающимся замком, врезанным прямо под ручкой. А вот и знакомые дырки на стенах, где висели Вара Нинго. Одна на дальней стене, прямо напротив двери, а другая на левой. На полу валялись мягкие игрушки — откровенно говоря, их было что-то многовато для двадцатишестилетней девушки — а вся комната была причудливо украшена. Игрушки были навалены по несколько штук у каждой из четырех стен. Соответственно — две, пять, девять и двенадцать. Всего двадцать восемь. Пол вымыли, но в комнате всё равно витал слабый запах крови, что сводило на нет все украшения.

— Где же Рюзаки?

Она взглянула на свои серебряные часики — была уже половина третьего.

Они должны были встретиться здесь в два.

Мисора приехала сюда рано утром, чтобы всё заранее осмотреть. Она обыскала весь дом, а не только эту комнату, но сейчас, спустя пять часов, уже не знала, что ещё сделать, и порядком скучала. К тому же, ей не удалось обнаружить ничего интересного, и это её расстраивало. Она прикусила губу, недовольная тем, что не смогла ничего найти без Рюзаки.

И тут зазвонил телефон у неё в сумочке. Она быстро ответила, решив, что это L, но это оказался её парень и коллега Рэй Пенбер.

— Алло, Рэй?

— Да… я ненадолго, — сказал Рэй шепотом. В это время дня вокруг него наверняка много народу. — Я узнал то, о чем ты меня просила.

— О, спасибо.

Она обратилась к нему с просьбой 16-го числа, а сейчас 19-е — быстро справился, если учесть, как сильно он загружен работой в ФБР. Всякий раз, когда она думала, как много он для неё делает, ей хотелось благодарить его.

— Что ты узнал?

— Если вкратце, то частного детектива по имени Рю Рюзаки не существует.

— Значит, он работает без лицензии?

Не-частный детектив.

Он сам так сказал.

— Нет. Это значит, что нет данных ни о ком, кого бы так звали. Не только в Америке, но и вообще ни в одной стране мира. У тебя на родине людей с фамилией Рюзаки довольно много, но среди них нет никого с именем Рю.

— Ясно. Он говорит по-японски как японец, так что я подумала, может, он оттуда… так, получается, имя ненастоящее?

— Похоже на то. — Помолчав несколько секунд, Рэй вдруг выпалил:

— Наоми! Чем всё-таки ты занимаешься?

— Ты обещал не спрашивать.

— Я знаю. Но на следующей неделе твой отпуск закончится, и я думал о будущем… ты собираешься возвращаться в ФБР?

— Об этом я ещё не думала.

— Я знаю, что всегда это повторяю, но…

— Не надо. Я знаю, что ты хочешь сказать, так что не надо.

— …

— У меня нет времени. Я перезвоню позже.

И Мисора выключила мобильник, не дав Рэю возможности ответить. Она вертела телефон в руках, чувствуя себя немного виноватой. Дело не в том, что она не думала о возвращении, а в том, что ей не хотелось о нем думать.

— Уже на следующей неделе? А, ладно… сосредоточься лучше на расследовании.

Возможно, это просто попытка отмахнуться от неприятных мыслей, но раз Рюзаки всё равно до сих пор нет… (Что его имя ненастоящее, она подозревала с самого начала, и её это не особо заботило… хотя ей всё же было интересно, почему он выбрал именно это имя. Непонятно другое: почему родители жертв наняли частного детектива, которого не существует?)…

Приказав себе пока забыть об этом, она снова принялась перебирать в уме то, что им уже удалось выяснить.

Прежде всего, послание, которое убийца оставил в центре города, на втором месте преступления. Наоми Мисора нашла его через час после того, как они вычислили связующее звено — инициалы жертв. Посланием оказались очки Куотер Квинер. Хоть Мисора и не ползала на четвереньках, как Рюзаки, но всё-таки осмотрела комнату со всех возможных углов и точек зрения — и ничего не обнаружила. Потом она подумала — возможно, на теле жертвы есть что-то, ведь на груди Билива Брайдсмейда были порезы, и пересмотрела все фотографии трупа, но не увидела ничего, кроме самой девочки, лежащей лицом вниз с раздавленными глазами…

Когда у Мисоры уже начал заходить ум за разум, Рюзаки вдруг сказал:

— Может быть, эти поврежденные глаза и есть послание.

Звучало разумно… то есть, это предположение казалось единственно возможным. Так значит… глаза?

Мисора снова достала из шкафа фотоальбом. Она ещё раз просмотрела его, внимательно изучая каждый снимок светловолосой девочки.

И поняла…

… что там нет ни одной фотографии, где она была бы в очках.

Единственная фотография, где на ней были очки — это фотография её трупа. И дело не в том, что у неё не было проблем со зрением — её медицинская карта была в деле, и там говорилось, что правый глаз у неё 0,1, а левый 0,05 — просто она почти всегда носила контактные линзы. После её смерти убийца надел на неё очки, а линзы снял. Линзы были одноразовыми, поэтому на их отсутствие никто не обратил внимания. Мисора связалась с матерью жертвы, и мать подтвердила не только то, что её дочь почти никогда не пользовалась очками, даже дома, но и то, что очки, которые были на ней, когда её нашли, вовсе не её.

— Удивительно сложно заметить… кому придет в голову задаваться вопросом, действительно ли очки на жертве принадлежат именно ей? Слепое пятно, в буквальном смысле этого слова… возможно, именно это и означают раздавленные глаза? — сказал Рюзаки. — А очки смотрелись на ней так естественно… и из-за этого вероятность, что полиция что-то заметит, была ещё меньше. Жертва так и не поняла, что ей было предназначено носить очки.

— М-м, Рюзаки… вы как-то уж очень весело это говорите.

— Я шучу.

— Это и значит «весело».

— Тогда я серьезно.

— Всё равно весело.

— В таком случае я совершенно серьезно. Посмотрите! Разве так ей не лучше?

— Н-ну… я полагаю…

Слишком весело.

Мать увидела тело дочери только в морге, и тогда очков на ней уже не было. Возможно, всё это шло как раз по плану убийцы… к тому времени, что ещё они могли подумать?

— Третье убийство произошло в западной части Лос-Анджелеса, около Стеклянной станции. Стеклянная — стекло — очки. Очень буквально. Но это не дает нам точного адреса, только район…

— Нет, если мы сузим поиски до района, то сможем сузить их и до конкретной жертвы, Мисора. Всё, что нам останется — это найти в данном районе человека с инициалами Б.Б., и вот вам точный адрес. Другими словами, убийца рассчитывал, что ко времени второго убийства мы вычислим связующее звено.

— Как это? Но ведь… мы смогли догадаться, что «р» в имени — это по сути «б» только потому, что уже произошло третье убийство. А к моменту второго убийства каким образом кто-то мог до этого додуматься?

— А это и ни к чему. Я имею в виду, даже после третьего убийства нельзя точно сказать, является ли «Б» главной буквой, а «Р» — её отражением, или всё как раз наоборот. Четвертой жертвой может стать ещё один ребенок с инициалами «К.К.» или «Р.Р.», что перевернет вверх дном всю нашу идею. Возможно, он убивает в основном детей, и на самом деле охотится за инициалами «К.К.». Из той информации, которой мы располагаем сейчас, мы не можем понять, почему он ищет «Б.Б.», или «К.К.», или даже, может быть, «Р.Р.». Но всё это не имеет значения. Всё, что нам остается — это найти всех с такими инициалами.

— Да… да, верно…

Но тогда, 16 августа, их рассуждения уже были чисто условными, они опоздали, и третье убийство давно произошло. Просто чтобы убедиться наверняка, Мисора проверила, и оказалось, что в радиусе пятисот метров от Стеклянной станции нет никого с инициалами «К.К.» или «Р.Р.», и был только один человек с инициалами «Б.Б.» — третья жертва, Бэкйард Боттомслэш.

«Стеклянное» послание было очень простым по сравнению с «книжным» на месте первого убийства, но они смогли разгадать его только потому, что уже знали про Стеклянную станцию — в противном случае, кто вообще смог бы догадаться, что очки, надетые на жертву — это и есть послание убийцы? Именно сама простота его исполнения и делала его гораздо сложнее, чем то, на месте первого преступления. И теперь Мисоре нужно было предотвратить четвертое убийство, но сумеет ли она найти послание, оставленное на месте третьего? Это её беспокоило, и довольно сильно.

И снова ей пришло в голову, что именно Рюзаки первый заговорил о поврежденных глазах жертвы, именно он предложил ещё раз внимательно изучить фотоальбом — сама она бы не догадалась. Или догадалась, но много, много позже.

Был уже полдень, так что они решили пойти поесть, а потом думать, как действовать дальше. Рюзаки пригласил Мисору поесть с ним, но она отклонила его предложение. Неизвестно, какую сладкую отраву он собирается ей навязать, да и к тому же ей нужно было поговорить с L. Количество загадок, которые они разгадали, уже достигло того уровня, когда пора отчитаться. Отойдя подальше от дома, Мисора огляделась, прислонилась к стене и набрала номер.

— L, слушаю вас.

— Это Мисора.

Она уже начала привыкать к его синтетическому голосу. Быстро, без лишних слов, она рассказала ему всё, что случилось за день и что им с Рюзаки удалось узнать. Объясняя, почему вторая жертва лежала лицом вниз, она слегка волновалась, но подавила это чувство. По крайней мере, она надеялась, что ей это удалось.

— Хорошо. Я всё понял. Я правильно поступил, что выбрал вас, Мисора. Честно говоря, таких впечатляющих результатов я не ожидал.

— Нет-нет… не стоит благодарности. Я не заслуживаю такой похвалы. Меня гораздо больше волнует, что же мне делать дальше… есть какие-нибудь соображения? Мы не знаем, когда произойдет четвертое убийство, так что, я подумала, возможно, мне следует сейчас же отправиться на место третьего…

— Не торопитесь, — сказал L. — Я бы предпочел, чтоб вы действовали осмотрительно. Судя по тому, что вы рассказали, до четвертого убийства времени ещё достаточно.

— Что?

Она ничего подобного не говорила… кажется?

— Преступник нападет на свою четвертую жертву 22 августа. У вас ещё шесть дней.

— Шесть дней?

Получается, что это произойдет через девять дней после третьего убийства. Девять дней, четыре дня, девять дней… и снова девять? С чего он так решил? Мисора уже собиралась задать этот вопрос, но…

— Боюсь, что сейчас мне некогда объяснять, — сказал L. — Пожалуйста, постарайтесь сами догадаться. Следующее убийство произойдет… или, скажем так, убийца предпримет следующую попытку 22-го, и я хочу, чтобы вы действовали, исходя из этого предположения.

— Понятно.

Похоже, он был не в настроении спорить. Но 22 августа… если подумать, ведь кроссворд прислали в полицию 22 июля. То же самое число. Это как-то связано?

— В таком случае, за эти шесть дней я обследую третье место преступления и сделаю всё возможное, чтобы не допустить четвертого убийства.

— Да, пожалуйста. И ещё — Наоми Мисора, прошу вас, примите все меры предосторожности для собственной безопасности. Вы единственная, кто может работать вместе со мной над этим делом. Если вы погибнете, вас некому будет заменить.

Должно быть, он имеет в виду ту драку в аллее. Нападавший застал её врасплох. Некому будет её заменить? Для L это, возможно, всего лишь небрежная фраза, или вообще откровенная ложь, и всё же Мисоре было трудно поверить, что эти слова к ней вообще применимы.

— Не беспокойтесь. Я не пострадала.

— Нет, я имею в виду — постарайтесь не допустить ситуации, когда на вас могут напасть. Избегайте переулков, аллей и прочих пустынных мест. Ходите только там, где много людей, держитесь оживленных улиц, пусть даже это отнимет у вас больше времени.

— Всё в порядке, L. Я могу о себе позаботиться. И я владею боевыми искусствами.

— Правда? А какими? Карате? Или дзюдо?

— Капоэйрой.

— …

Даже сквозь все эти шифровальщики на линии она почувствовала, что L не знает, что ответить. Она и сама признавала, что капоэйра — необычный выбор для японского агента ФБР. На секунду она ощутила радостную гордость, как будто перехитрила L — хотя и знала, что не делала ничего подобного.

— Да, я была убеждена, что всё это полная чушь, пока не начала серьезно этим заниматься. В колледже я участвовала в уличных танцах, и как дополнение к этому записалась в группу капоэйры. Это на самом деле очень действенный способ самозащиты для женщины. Все основные приемы здесь включают в себя уклонение от атак противника, а значит, тут невозможно победить силой, как в карате или дзюдо. Женщина не может тягаться с мужчиной по физической силе. Но эти акробатические обманчивые движения в капоэйре дают вам время хорошенько разглядеть нападающего.

— Правда? Да, в этом есть определенный смысл, — сказал L, которого всё сказанное, похоже, впечатлило.

Действительно впечатлило, он не притворялся.

— Звучит очень интересно. Если у меня будет время, посмотрю, как это выглядит на видео… но как бы вы ни были уверены, если противник вооружен или превосходит вас числом, это меняет дело. Будьте предельно осторожны.

— Конечно. Не беспокойтесь, я всегда осторожна. Э-э, L… — решилась, наконец, спросить она.

— Что, Наоми Мисора?

— Я тут подумала… ведь вы уже поняли, чего добивается этот убийца, верно?

— … Да, — ответил он после долгого молчания.

Мисора кивнула. Ведь в противном случае он бы не был так уверен в том, когда произойдет четвертое убийство. Но ей он сказал, чтобы она догадывалась сама. Значит, уже сейчас у него достаточно информации, чтобы найти убийцу? Но едва эта мысль пришла ей в голову, L разрушил всю цепь её умозаключений одной-единственной фразой.

— По правде говоря, я всегда знал, кто убийца.

— … Что?

— Убийца… — сказал L, — … Б.

* * *

Мы воспитывались в приюте под названием Дом Вамми в Англии, в Уинчестере как последователи L, как его заместители, но это не значит, что мы знали о нем больше, чем кто-либо другой. Лишь немногие из нас, включая меня, когда-либо встречались с ним как с L, и даже мне ничего не известно о нем до того, как его нашел Ватари — Куилш Вамми, гениальный изобретатель, который основал наш приют. Никто не знает, что происходило в голове у L. Но я знаю, что думал Ватари. Когда он смотрел на невероятный талант L с точки зрения изобретателя, то, разумеется, он мечтал сделать копию, и, разумеется, он хотел создать для этого базу. Любой человек чувствовал бы то же самое. Как я уже говорил, L никогда не появлялся на публике. Он знал, что его собственная смерть поднимет уровень преступности во всем мире на несколько дюжин процентов. Но что, если его скопировать? Что, если создать для этого базу?

И ею стали мы.

Дети L, собранные со всех уголков земного шара.

Дети, собранные вместе, но не знающие друг друга по имени.

Но даже для такого гения, как Ватари, создать второго L было легче на словах, чем на деле. Даже Ниар и я, которые якобы были ближе всего к L… чем больше мы старались походить на него, чем ближе мы подбирались, тем больше он отдалялся от нас, это было как гоняться за миражом. Так что мне едва ли нужно объяснять вам, что там творилось, когда Дом Вамми был только основан, когда Ватари всё ещё экспериментировал. Первый ребенок, А, оказался не в состоянии вынести такой нагрузки — быть, как L, и убил себя, второй же — Бейонд Берсдей, был гениален и безумен.

Б — значит Безумие.

И он попытался превзойти L, а не стать им… но может быть, это и не так. Мне неведомы его помыслы. Он… вся их группа была не такой, как наша, четвертая, к которой принадлежали я и Ниар, где все дети были ориентированы на один пример, имя которому — L. Те, первые, были прототипами, им даже толком не объяснили, что это значит — L, и, как и ожидалось, они потерпели крах. Предпочту воздержаться от праздных размышлений, основанных на собственном опыте, но всё же скажу, что Бейонд Берсдей возможно думал так: пока есть L, Б никогда не стать L. Пока существует оригинал, копия навсегда останется копией.

Лос-анджелесское Дело ББ.

Л.Д.Б.Б. — L догоняет Бейонда Берсдея.

Из-за этого толкования я как раз и считаю, что это название гораздо точнее отражает намерения убийцы, чем «Убийства Вара Нинго» или «Лос-анджелесские серийные убийства в запертой комнате». Я говорю о названиях не просто с точки зрения стилистики. Придавал ли Бейонд Берсдей такое большое значение этому названию, мне неизвестно, но если у него была какая-то определенная причина совершать убийства именно в Лос-Анджелесе, то, возможно, именно эта. Я уверен, что он был гораздо более одержим L как личностью, чем, например, Ниар или я. Я могу понять того, кто становится преступником, чтобы противостоять сыщику, поэтому я могу писать об этом так, но всё же. Чего он надеялся добиться, убивая совершенно посторонних людей? А может быть, Б просто хотел встретиться с L. Тогда он смог бы воспользоваться глазами шинигами, которыми был наделен от рождения, и увидеть настоящее имя L, увидеть, когда L умрет. Он смог бы узнать, кто L на самом деле. Бейонд Берсдей никому не говорил, что смотрит на мир глазами шинигами, и я нисколько не удивлюсь, если он верил, что он и сам — кто-то вроде шинигами.

Итак, всё свелось к странной битве между L и Б — «кто кого». Это было не совсем то же самое, что войны, которые L вел с Эральдо Койлом и Данувом, но точно так же, как из величайшего сыщика получается величайший преступник, специалист по расследованиям является и специалистом по убийствам. С такой точки зрения это было не что иное, как война двух детективов.

Бейонд Берсдей бросил вызов L.

И L его принял.

Если говорить начистоту, то Дело ББ о лос-анджелесских убийствах было внутренней стычкой, гражданской войной в стенах нашего милого, милого приюта — Дома Вамми. Конечно, прискорбно, что несчастные жертвы оказались замешаны в ней, но всё-таки, даже если бы Бейонд Берсдей не убил их, они были всё равно обречены умереть в тот самый день и в то самое время, но по какой-то иной причине, так что с точки зрения логики и морали, их смертей было не избежать. Поэтому, выходит, что, в самом строгом смысле этого слова, единственной, кто оказался по-настоящему замешан в их войне, была Наоми Мисора.

— Ммм… мм… мм-хмм-хмм-хммм… мм, мм, мм… Зо-зо-зо-зо… нет, этот смех ужасно звучит… хе-хе-хе.

Теперь он был готов.

Он хрустнул шеей.

Бейонд Берсдей начал действовать.

Глава 5. Часы

Когда Рюзаки наконец появился, было уже три часа дня.

— Извините, что заставил вас ждать, Мисора, — сказал он. Кажется, ему было ничуть не стыдно за свое позднее появление.

— Не волнуйтесь, я не ждала. Я начала без вас, — ответила Мисора как можно язвительнее.

— Ясно, — сказал Рюзаки, опускаясь на четвереньки и подползая к ней. Это произошло так внезапно, что Мисора, уже начавшая привыкать к его поведению, едва не подпрыгнула. В конце концов, прошло уже три дня с тех пор, как они в последний раз виделись.

16 августа после разговора с L она вернулась в квартиру Куотер Квинер и сказала ему, что четвертое убийство произойдет через шесть дней, 22 августа. Естественно, Рюзаки спросил, откуда она это знает, но Мисора понятия не имела, что ответить. Не могла же она сказать, что услышала это от L… правда, пока они с Рюзаки говорили, она уже и сама догадалась. Догадка была более чем убедительной, но ей тогда не захотелось объяснять её Рюзаки, так что она просто продолжала настаивать на своем. Тогда Рюзаки что-то слишком уж быстро отстал от неё с этим… и в конце концов они договорились продолжить расследование 19-го, на третьем месте преступления, в доме Бэкйард Боттомслэш. А за эти три дня они оба покопаются в истории этого дела и подготовятся к дальнейшему расследованию.

Мисора провела эти три дня, постоянно оставаясь на связи с L, выдвигая свои собственные теории и получая ряд полезных сведений в ответ (включая некоторые новые подробности, которые раскопала полиция и которые L передал ей), но несмотря на всё это, 19-го числа, даже проведя несколько часов на месте третьего убийства она чувствовала, что в её расследовании не наметилось никаких существенных сдвигов с тех пор, как она 16-го покинула квартиру второй жертвы.

— Вы ванную проверили, Мисора?

— Конечно. А вы?

— Я заглянул туда, прежде чем подниматься наверх. Ванна, я вам скажу, безнадежно испорчена. Её так разукрасили, что единственный человек, который захотел бы туда забраться — Елизавета Батори[5].

— Преступник вытирает каждый отпечаток пальца, но не кровь. Дотошные типы всегда действуют подобным образом. Убийце наплевать на всех и вся, кроме себя самого.

— Да, согласен, — ответил Рюзаки, но несмотря на его собственные слова, ему кажется не доставляло никаких неудобств ползать по забрызганному кровью полу… или ему просто всё равно? Прямо как убийце… Мисора осторожно наболюдала за его движениями.

— Не думаю, что вы что-нибудь найдете, — сказала она. — Я уже всё там осмотрела, и очень внимательно.

— Ну, ну. Никогда не думал, что вы можете быть так пессимистичны, Мисора.

— Это не пессимизм… просто, Рюзаки, я думаю, что главная деталь этого места преступления — отрубленные части тела. Левая рука и правая нога отрезаны… в этом самое большое отличие третьей жертвы от двух предыдущих.

— Как вы уже говорили раньше — что-то, что должно здесь быть, но отсутствует, да? В таком случае, нам нужно ответить на вопрос — почему убийца кинул ногу жертвы в ванну, а руку забрал с собой? Целую руку. Это уже совсем не так легко, как утащить два тома «Красной шапочки».

— И руку до сих пор не нашли… от отрубленных частей тела, между прочим, не так просто избавиться, так что, раз преступник забрал её, у него должна быть на то веская причина. Я не знаю, является ли это посланием… а если не является, то на руке, возможно, была какая-то отметина, и он не хотел, чтобы мы её видели.

— Возможно. Да, в этом есть смысл. Но ведь раздавленные глаза второй жертвы навели нас на мысль о слепом пятне и о стекле, так что отсутствие левой руки тоже должно что-то значить… и нога в ванне тоже. Убийца обошелся с ней так бессмысленно. Вы сами сказали, что избавиться от частей тела довольно трудно, но отрезать их не легче. На это должна была уйти целая вечность. Вам не кажется, что довольно опасно проделывать подобное в таком доме, как этот? Здесь по обе стороны тоже квартиры, а значит, общие стены — убийцу в любую минуту мог кто-нибудь заметить.

— Обе конечности были отрезаны под корень… тело нашли там. Так, фотографии, фотографии… — Мисора пролистала папку и вытащила фотографии с третьего места преступления. Вот тот самый снимок, который помог им найти послание на месте второго убийства. Держа фотографию в руке и сверяясь с ней, Мисора указала, где точно лежало тело. — Оно было вот тут, лежало на спине, а правая рука и левая нога были отведены в стороны… хмм…

— Итак, если ваше предположение верно, то у нас ещё достаточно времени до того, как произойдет четвертое убийство. Давайте же будем основательны. Да, говоря об основательности — вы не находите, что вам пора объяснить, почему оно произойдет именно 22-го?

— Да, нахожу.

Мисора убрала фотографии и повернулась к Рюзаки. Он не смотрел на неё. Они были знакомы уже пять дней, виделись три раза, и Мисоре понемногу становилось ясно, что Рюзаки невдомек, что когда разговариваешь с собеседником, на него обычно смотришь. Но к этому моменту она уже даже не собиралась обращать внимание на подобные мелочи.

— Всё настолько просто, что даже объяснять не очень хочется. Третье убийство произошло 13 августа, правильно?

— Правильно, не нужно даже проверять.

— На теле первой жертвы были римские цифры, а тут мы будем иметь дело с арабскими. Итак, тринадцать… 13. Один и три, написанные рядом.

Рюзаки кивнул.

Она сейчас говорила настолько простые вещи, что даже боялась, что Рюзаки начнет над ней смеяться, но он был на удивление серьезен.

— Знаете, я вспомнил, как однажды смотрел детскую телевикторину, и там спросили, сколько будет один и три, а ответ был — 13.

— Точно. 13.

— Но, Мисора, пусть третье убийство у нас произошло 13 августа, а что же насчет остальных дат? Письмо с кроссвордом пришло в полицию Лос-Анджелеса 22 июля, первое убийство произошло 31 июля, второе — 4 августа, а четвертое вы предсказываете на 22 августа… где здесь 13?

— С первого взгляда нигде. Но если мы применим тот же принцип — «один и три», но по-другому? Самое простое — это дата первого убийства… 31 июля. Три и один. Переставьте их местами и получите тринадцать.

— Хорошо, 31-е я допускаю. Звучит достаточно разумно. Но что насчет 4-го и 22-го?

— А то же самое. Просто измените схему. Возьмите задачку из той самой детской телевикторины, которую вы упомянули — сколько будет один и три. Нормальный ответ на этот вопрос — четыре. Вот вам и 4 августа. А 22-е… если отнять одну единицу от десятков и прибавить к единицам, то мы снова получим тринадцать.

13.

Тринадцать.

— Далее — каждый из этих дней, когда убийца начинает действовать: 22-е, 31-е, 4-е, 13-е… во всех двузначных датах при сложении единиц с десятками мы получаем четыре. В каждом месяце есть только четыре даты, с которыми можно проделать подобные превращения. Только четыре. И в каждый из этих дней что-то происходит. Количество Вара Нинго тоже началось с четырех. Один плюс три равняется четырем. А вот это может быть уже совпадение, но его тоже стоит учитывать — перерывы между убийствами: четыре дня и девять дней — если к четырем прибавить девять, мы опять получим тринадцать… 13.

— Ясно. Неплохо, — сказал Рюзаки, кивая.

Мисора просияла.

— Вы хорошо подметили эту закономерность с числом 13.

— Вы согласны? Итак, значит, четвертое убийство произойдет через девять дней после 13-го числа, то есть 22-го. Девять дней, четыре дня, девять дней… в эту последовательность опять напрашивается четыре, и в таком случае убийство произошло бы 17-го, но теперь, похоже, что вероятнее всего оно произойдет 22-го. В конце концов, кое-что уже произошло в этот день в прошлом месяце. Можно, конечно, представить 17 как 13 плюс 4, но ведь 17-е уже прошло. Так что теперь остается только 22-е.

17-е прошло, и никаких подобных убийств в Лос-Анджелесе в этот день зарегистрировано не было. Сначала она немного волновалась, но потом L это подтвердил, и она успокоилась. Себе самой она сказала, что то, что девять дней плюс четыре дня равняется тринадцати — чистая случайность, не относящееся к делу совпадение, на которое преступник мог позволить себе не обратить внимания.

— Позвольте мне кое-что добавить, — сказал Рюзаки. — Этот ваш способ превращения числа двадцать два в тринадцать кажется мне несколько натянутым. Выражусь не столь категорично, если вам так удобнее — нет причины отнимать единицу от десятков подобным образом. Это не то же самое, что переставлять цифры в числе «31» местами. Ясно, что подобное объяснение придумано уже постфактум.

— Э… но, Рюзаки…

— Не поймите меня неправильно — я согласен со всеми вашими доводами. Кроме этого.

— Но… тогда…

Если он опровергает самую важную дату, то это рушит все остальные доводы. Он успешно отказался согласиться со всем, что она только что сказала.

— Но у меня есть предположение. Мисора, вы ведь выросли в Японии, так? В таком случае вы лучше знакомы с японскими числительными, чем я.

— Числа, написанные канджи?[6]

— Представьте себе канджи для числа 22.

— ??

Канджи…

?

Она представила себе нужные символы, но они ей всё равно ни о чем не говорили.

— Ну?

— Нет, я не понимаю, что вы…

— Тогда давайте я вам намекну. Мисора, представьте, что средний канджи, тот, который обозначает «десять», это знак «плюс». Из чего следует, что - это на самом деле + … два плюс два.

— Ох. Действительно.

Это был не намек. Это был ответ.

+ будет… четыре.

А четыре — это + - один и три… тринадцать.

— Сложите их и получите четыре… а про четыре как один плюс три вы уже прекрасно объяснили раньше. Если же рассматривать один плюс три как тринадцать, то тогда нам нужно поставить один и три вместе, что, в общем, то же что один плюс три, и это дает нам написание числа 13. Как раз поэтому мы и можем прочитать «двадцать два» как канджи . Нам просто нужна достаточная причина, чтобы складывать эти числа. При данном условии ваше основание предсказать четвертое убийство на 22-е число выглядит правильным. Сначала я был несколько ошеломлен силой вашей убежденности, и с трудом следовал за ходом ваших рассуждений, но сейчас я доволен, как будто выпил кружку патоки.

— …

Это сравнение вызвало у Мисоры изжогу.

Но зато Рюзаки, кажется, убедился, почему она сказала, что четвертое убийство произойдет 22-го. Убедился не полностью, поскольку его объяснение выбора этой даты было лучше, чем её собственное, но она хоть могла теперь вздохнуть с облегчением.

— Кстати, Мисора, — сказал Рюзаки, — тут ещё кое-что.

— Что?

Это уже второе «кое-что».

Оно застало её врасплох.

— Вы тут предположили, что убийца, выбирая своих жертв, ищет тех, у кого инициалы «Б.Б.». Но, как мы уже с вами обсуждали, всё ещё остается вероятность, что он убьет «К.К.» или «Р.Р.», а вовсе не «Б.Б.».

— А, ну да…

Если четвертой жертвой окажется ребенок с инициалами «К.К.» или «Р.Р.», лежащий лицом вниз, то все их теории можно будет смело выкидывать в форточку.

— Если это не «Б», а «К» или «Р», то ваша теория не выдержит критики. Получится, что вы создали её на пустом месте, навязали, основываясь на ошибочной логике. На совпадении.

— Совпадении… что у двух жертв из трех инициалы «Б.Б.»? Но это настолько бросается в глаза… и «р» так удачно сюда вписывается…

— Да, я согласен. Я не верю, что в этом деле есть хоть одно совпадение. Но ваша теория основана на том, что уже совершилось. Вы придумали её после. Я хочу знать, почему вы строите свои гипотезы на букве «Б», а не на «К».

— Ну…

Потому что так сказал L. Сказал очень недвусмысленно. «Убийца — Б.». Так что она уже знала. Но не могла же она рассказать об этом Рюзаки. Ей нужно было скрывать L от него. Она не могла позволить себе потерять бдительность и сболтнуть лишнее, сколько бы они ни говорили.

— Наверное, потому, что из трех жертв… у двух инициалы начинаются на «Б», и «Б» просто кажется более вероятной. Я, разумеется, думала и о «К», но не смогла найти ничего, что бы на неё указывало… — сказала она, пытаясь оправдать свои доводы. Но едва эти слова сорвались с её губ, она почувствовала, как неестественно они прозвучали.

И, разумеется, Рюзаки их не принял.

— Это так необоснованно. Совершенно нечем подтвердить.

От её хорошего настроения и следа не осталось. Она прикусила губу — в конце концов, она пришла к этим выводам, анализируя услышанное, стараясь понять, почему L так сказал. Она опиралась на слова L, а значит, была скорее всего права, но это ничего не меняло.

— Убийца — Б…

— Что?

— Нет, я просто хочу сказать, что он так одержим этой буквой «Б». Может, как раз эта одержимость и есть часть послания, и инициалы убийцы тоже «Б.Б.».

— А может и «К.К.», или «Р.Р.». Как вы сказали, многое в этом деле действительно указывает на «Б», но возможно, мы ещё просто не сталкивались ни с чем, что указывало бы на «К» или «Р».

— Да… наверное…

— Хотя, я тоже думаю, что «Б» вероятней, чем «К» или «Р». Уверен больше, чем на девяносто девять процентов, — признал вдруг Рюзаки.

По существу перечеркнув последние несколько минут разговора.

— Да, очень вероятно, что инициалы убийцы начинаются на «Б». Все жертвы «Б.Б.», и убийца тоже… становится всё интереснее.

— Интереснее?

— Да. Но, так или иначе, в следующий раз будьте более осмотрительны, Мисора. Если соглашаетесь с чем-то, у вас должна быть на то веская причина. А если не соглашаетесь, должна быть веская причина и на это. Как бы ни была точна дедукция, но если она основана на заблуждении, это значит, вы не обыграли убийцу.

— Обыграли? Рюзаки, разве это вопрос выигрыша и проигрыша?

— Да, — сказал Рюзаки. — Именно.

Потому что это война.

* * *

Говорили, что L не брался за расследование, если в деле не фигурировало более десяти жертв или миллиона долларов на кону. Единственное исключение составляли дела уровня L (наиболее достойные) или же личные причины, вынуждающие его вмешаться. В лос-анджелесском деле ББ было и то, и другое. Едва ли на этом этапе повествования мне нужно упоминать о сложности этого дела, где L по существу выступал против собственного двойника. Тогдашний директор Дома Вамми рассказал Куилшу Вамми (Ватари), а тот, в свою очередь — L, что в мае Б исчез, и с тех самых пор L разыскивал его, попутно расследуя другие дела. В Доме Вамми его знали только как Б — там никому было не известно, что его зовут Бейонд Берсдей, так что найти его почти не представлялось возможным, но L всё-таки напал на его след, когда начались убийства — вот почему он знал, кто убийца. Он разыскивал не столько убийцу, сколько преступление. Он ждал — ждал, когда Бейонд Берсдей бросит ему вызов. L мог задействовать любого полицейского в мире, но в этом случае не стал обращаться за помощью ни к кому, кроме Наоми Мисоры… и скорее всего, вот по какой причине. Я не думаю, что L действительно так заботился о своей репутации, но на каждом лежит бремя его собственных прегрешений, и никто не хочет, чтобы эти проступки стали достоянием общественности.

L был идеалом для каждого в Доме Вамми.

Любой из нас хотел превзойти его.

Перешагнуть через него.

Попрать его.

М хотел, N хотел, и Б хотел.

М как соперник, N как преемник.

Б — как преступник.

* * *

— Рюзаки, ну как, нашли что-нибудь новое?

Когда они, наконец, закончили обсуждать даты, Мисора, решив устроить небольшую передышку, спустилась на первый этаж, в кухню, сделала две чашки кофе (с нормальным количеством сахара, разумеется) поставила их на поднос и пошла обратно в комнату. Поднос она держала обеими руками, и из-за этого открыть дверь оказалось весьма затруднительно. Поскольку дверная ручка находилась на уровне её пояса, ей удалось освободить одну руку, поставив уголок подноса на пряжку собственного ремня. Когда она вошла, Рюзаки лежал посередине комнаты на спине, раскинув руки и ноги в стороны. Мисора застыла на пороге.

— Нашли что-нибудь? — зачем-то повторила она.

Он же не собирается встать на «мостик» и передвигаться так по комнате, правда? Это уже получится какая-то сцена из фильма ужасов… Мисора судорожно сглотнула, но, к её великому облегчению, это, похоже, было бы слишком даже для Рюзаки. Но тогда что он такое делает?

— Э, Рюзаки?

— Я труп.

— А?

— Я теперь труп. Я не могу ответить. Я умер.

— …

Тут она поняла. Конечно, слово понять подразумевает согласиться и одобрить, чего она искренне пыталась избежать, но, по крайней мере, теперь ей стало ясно, что Рюзаки просто принял позу третьей жертвы. Разумеется, его левая рука и правая нога никуда не делись, но даже так он сумел достичь сходства с фотографией печального конца Бэкйард Боттомслэш. С практической точки зрения Мисора не видела в его действиях никакого смысла, но она была не из тех, кто оспаривает чужие методы расследования. Вместо этого она стала прикидывать, как ей лучше сделать — перешагнуть через Рюзаки или обойти его. Перешагивать через него она не хотела, а то, что нужно его обходить, её бесило.

— Э-э… мм?

И тут она что-то заметила. То есть, ей показалось, что она что-то заметила. Но что это было? Что-то привлекло её взгляд… нет, тогда, когда она открыла дверь, всё её внимание было поглощено Рюзаки, разыгрывающим из себя мертвеца, так что как же она могла заметить что-то ещё? Нет, не то. А что бы она увидела прежде всего, если бы Рюзаки там не было? Если бы он не лежал у неё на дороге, мешая донести до стола кофе… если бы его там не было… тогда… нет, ничего. Тогда комната была бы совершенно обычной, пусть и слегка помпезной. И ещё этот еле уловимый запах крови. Единственное, что выбивается из общей картины — дырка в стене… дырка?

След от Вара Нинго?

Это была просто дырка, к тому же еле заметная. А если бы Вара Нинго была всё ещё там? Тогда бы ей сразу же бросился в глаза не Рюзаки, притворяющийся мертвым, а именно Вара Нинго. Открыв дверь, она тут же увидела бы Вара Нинго… одна из кукол была тщательно приколота к стене прямо на этом месте. И все остальные куклы были прибиты к стенам на точно такой же высоте (где-то на уровне пояса, если исходить из роста Мисоры), но расстояние до стен по обе стороны было различным в зависимости от комнаты. Но в каждой из них, едва она открывала дверь…

Дырка.

— Простите меня, Рюзаки!

Всё ещё держа поднос, Мисора перешагнула… нет, перепрыгнула через Рюзаки. Вернее, собиралась, но настолько отвлеклась, что оступилась и приземлилась ему на живот. Каблуками. Она изо всех сил попыталась удержать равновесие, и ей удалось не уронить поднос, но из-за этого она встала ему на живот всей своей тяжестью.

— Га-ах! — сказал труп.

Ну, ещё бы.

— Из-звините!

Если бы она вдобавок ко всему ещё и пролила на него кофе, то репутация клуши закрепилась бы за ней навсегда, но до этого не дошло. Занятия боевыми искусствами научили её сохранять равновесие. Поставив поднос на стол, она взяла папку с делом. Ей нужно было срочно убедиться, правильно ли она помнит то, что помнит.

— Что там такое, Мисора?

Может, Рюзаки и был донельзя странной карикатурой на человека, но даже он не зашел так далеко, чтобы веселиться оттого, что на него наступили. Перестав притворяться мертвым, он просто перекатился на живот и подполз к ней.

— Я смотрю схемы мест преступления. На каждой из них… я заметила одну и ту же деталь. Расположение Вара Нинго.

— Расположение? Вы о чем?

— Когда мы осматривали места убийств, полиция уже убрала их, поэтому я не заметила раньше… но здесь есть любопытная закономерность в их расположении. Включая и эту комнату — когда открываешь дверь, чтобы войти, то первое, что видишь — это кукла. Она висит прямо напротив двери — убийца повесил её так, что когда входишь, то первое, что бросается в глаза — Вара Нинго.

— А, да… — сказал Рюзаки, кивая. — В этой комнате это действительно так, а теперь, когда вы об этом заговорили, я вспомнил, что сразу увидел дырку в стене, когда вошел в первую комнату, и во вторую тоже. Но, Мисора, что же из этого следует?

— Э-э… мм…

Действительно, что из этого следует? Ей показалось, что она обнаружила нечто очень важное, и она даже наступила на Рюзаки в порыве энтузиазма, но сейчас, когда он спросил, у неё не было ответа. Неловко. Ей не хотелось признавать свое поражение, и она попыталась изобрести что-то на ходу.

— Ну… может, это как-то связано с запертыми комнатами?

— Как так?

— Во всех трех случаях тот, кто обнаружил тело, открыл дверь и вошел. Воспользовавшись запасным ключом или выломав дверь. Итак, каждый из них вошел… и увидел эту жуткую куклу на стене. Вара Нинго — это первое, что они увидели. Несмотря ни на что, внимание было приковано именно к ней. Может быть, пока они разглядывали куклу, убийца, который прятался в комнате, тихо выскользнул за дверь…

— Такая же классика, как трюк с иголкой и ниткой. Но, Мисора, подумайте хорошенько. Для того, чтобы отвлечь чье-то внимание, ему не нужна была кукла.

— Почему не нужна?

— Если бы её не было, то первое, что они бы увидели — труп. Помните, как вы замерли, когда вошли и увидели мой «труп». Всё, что преступнику оставалось — это выскользнуть из комнаты, пока тот, другой человек стоит, потрясенный, и смотрит на мертвое тело.

— Да… верно. Конечно. Так, может… он хотел, чтобы тот, кто обнаружит тело, сначала увидел нечто другое, кроме него? Правда, я не знаю, зачем, но…

— Я тоже не знаю.

— Я могу понять, если бы он совсем не хотел, чтобы тело увидели, но если его просто увидят на пару секунд позже, что это ему дает? Но тогда, опять же, почему он повесил Вара Нинго именно там? Совпадение?

— Нет, я уверен, что это сделано намеренно. Не стоит сбрасывать это обстоятельство со счетов как совпадение. Но с таким подходом мы нескоро к чему-то придем. Как я уже сказал, чем зацикливаться на Вара Нинго и запертой комнате, лучше… я думаю, нам нужно сосредоточиться на поиске послания, которое оставил убийца.

— Но, Рюзаки… хотя нет, вы правы. — Она начала было спорить, но остановилась. Определенно, стоило копать дальше в этом направлении, но прямо сейчас у неё не было никаких идей на этот счет. Сначала нужно вычислить четвертую жертву или, по крайней мере, определить её местонахождение. Вара Нинго были на всех трех местах преступления, а послание может быть только в этой комнате, и его надо найти как можно скорее. — Извините. Я только теряю драгоценное время.

— Лучше бы извинились за то, что наступили на меня, Мисора.

— Ох, да, конечно.

— Правда? Тогда, в знак вашего раскаяния, можете вы кое-что для меня сделать?

— … Хорошо…

Не слишком ли нагло?

Но ведь она наступила на него.

Очень сильно, всей своей тяжестью.

— Что именно?

— Вы можете притвориться мертвой, Мисора? Ну, как я минуту назад. Ведь жертва, Бэкйард Боттомслэш — женщина, так что вы можете скорее натолкнуть меня на мысль, чем я сам.

— …

Этому частному детективу было явно невдомек, что у большинства людей есть нечто, называемое самоуважением. Но сейчас не время ему на это указывать. Если бы она стала, то наверняка была бы уже на успешном пути к тому, чтобы заработать себе репутацию цундере — колючки, которая скрывает, что на самом деле мямля. А дело было срочное, и она была готова на всё, чтобы помочь. Правда, она сомневалась, что это может как-то помочь, но сейчас она готова была даже ползать по полу на карачках. С неожиданной для себя покорностью она улеглась на пол. Отсюда, снизу, комната выглядела совсем по-другому.

— … Ну? Что-нибудь?

— Нет, ничего.

— А. Да, я так и думала.

— …

Бесполезно.

Рюзаки уселся на стул, прижав колени к груди и, сказав, что кофе остывает, выпил свой. Сахар Мисора положила по своему вкусу и почти ожидала, что он начнет жаловаться, но он ничего не сказал. Видимо, он был способен потреблять и несладкие вещи тоже. Кажется, пора встать с пола, но подняться ей почему-то было более неловко, чем лежать, поэтому она не шевелилась.

— Фуу… от горячего кофе у меня теперь живот не так болит, — сказал Рюзаки.

Он казался таким безразличным, но она не собиралась этого так оставлять.

— Рюзаки… здесь ведь есть определенное сходство с первой жертвой? Когда она умерла, убийца снял с неё одежду, отрезал ей руку и ногу, а потом снова одел её?

— Да. А что?

— Нет, просто я знаю, что легче расчленять жертву, когда одежда не мешает. Одежда ведь на самом деле очень крепкая. Она будет цепляться за лезвие. Но зачем он, сняв одежду, потом надевает её обратно? Почему не оставлять жертв голыми?

— Хмм…

— В случае с первой жертвой надетая футболка скрывала порезы на груди, или, по крайней мере, скрывала, что это римские цифры. Но здесь… это же, должно быть, такой геморрой. Натягивать одежду на труп… на кого-то, кто сам двигаться не может…

— … Мисора, на ноге, которую он бросил в ванной, были носок и туфля.

— Да, я видела на фотографии.

— Тогда, я хочу сказать — возможно, цель убийцы… нет, послание убийцы не имеет никакого отношения к одежде или обуви, а связано лишь с отрезанными конечностями. Вот почему он всё остальное возвращает на место, как было.

Возвращает, как было.

Но всё равно…

— Но всё равно… левая рука и правая нога. Ногу он оставил в ванной, а руку забрал с собой… почему? Что такого особенного было в левой руке и правой ноге? Рука и нога… — пробормотала Мисора, уставившись на потолок.

Рюзаки тоже посмотрел на потолок и медленно произнес, прикусив ноготь большого пальца:

— Однажды… в другом деле… был случай, который мог бы помочь нам здесь. Хотите, расскажу?

— Давайте.

— Это было дело об убийстве; мужчину ударили ножом в грудь. А потом убийца отрезал ему безымянный палец на левой руке и унес с собой. Уже после того, как он умер. Знаете, почему?

— Безымянный палец на левой руке? Ну, это понятно. Он был женат, правильно? Убийца отрезал палец, чтобы взять обручальное кольцо. Обручальные кольца часто носят так долго, что их уже невозможно снять.

— Да. Убийца охотился за деньгами. Спустя некоторое время мы успешно засекли это кольцо на черном рынке, что позволило нам выследить убийцу и арестовать его.

— Но… это, конечно, интересная история и всё такое, но, Рюзаки, никто не станет отрезать всю руку, чтобы только взять кольцо. И, к тому же, Бэкйард Боттомслэш не была замужем. Если верить полицейскому отчету, она даже не встречалась ни с кем.

— Существуют и другие кольца, кроме обручальных.

— Но отрезать из-за них всю руку всё равно никто не будет.

— Да, вы правы. Потому я и сказал всего лишь, что этот случай мог бы нам помочь. Если не помог, то прошу прощения.

— Не стоит за это извиняться, но кольца не было… не было…

… Так, может, это было что-то другое?

К примеру… браслет.

Не на пальце, а на запястье… нет, это глупо. Есть определенный смысл в том, чтобы отрезать палец с целью взять кольцо, но как бы широко вы на это ни посмотрели, нет смысла отрезать руку ради браслета. Никто не станет так делать. К тому же, убийца в любом случае не охотился за деньгами. В противном случае, вторая жертва сюда ну никак не вписывается.

— …

Мисора медленно вытянула руку вверх, к потолку. Она раскрыла ладонь и распрямила пальцы, будто пытаясь ухватить яркий свет наверху.

На её пальце было кольцо. Обручальное, ведь она была помолвлена с Рэем Пенбером. Обручальное кольцо, которое до сих пор казалось ей не более чем игрой двух детей, но всё же — возможно ли, чтобы кто-то отрезал ей палец, руку, с целью украсть его? А если бы это был браслет? Нет. Когда она представила на этом месте себя, подобное показалось ещё более невероятным.

Она не опускала руку, и её рукав сполз вниз, к плечу. Она посмотрела на часы на своем запястье. Часы были серебряными. Подарок на её прошлый день рождения, 14 февраля, опять же от Рэя Пенбера. А если бы это был не браслет, а часы? Они серебряные, а значит, недешевые… часы?

— … Рюзаки! Бэкйард Боттомслэш была левшой или правшой?

— Если исходить из вашего отчета, правшой. А что?

— Значит… скорее всего она носила часы на левой руке. И возможно, убийца забрал… именно часы, — сказала Мисора, всё ещё лёжа на спине на полу. — На правой ноге были носок и туфля. А на руке, которую он забрал, скорее всего были часы.

— Отрезал руку, чтобы взять часы? Но зачем? Мисора… вы же сами сказали, что нет никакого смысла отрезать всю руку, чтобы взять кольцо. Так зачем же кто-то станет так делать, чтобы взять часы? Если бы они были ему нужны, он бы просто снял их. Часы — не кольца. Они не застревают. Нет смысла отрезать руку.

— Нет, я не думаю, что часы были ему нужны. Но, возможно, здесь часы — это послание. Если бы отсутствовали только они, это было бы слишком очевидно, так что он прихватил и руку тоже…

— Как способ ввести в заблуждение? Понимаю… но в таком случае, всё равно неясно, почему он отрезал и правую ногу тоже. Сомневаюсь, что жертва носила часы на щиколотке. И даже если это попытка ввести в заблуждение, всё равно нет нужды забирать всю руку — хватило бы запястья.

— …

Да, верно, и всё же… идея с часами казалась такой удачной. Она чувствовала, что близка к истине. И если та самая — пользуясь затасканным штампом — навязчивая идея, нанизывание слов одно на другое, как она делала на первом и на втором месте преступления, сработает и здесь, то почему бы не сделать так снова…

— Левая рука… правая нога… левая ладонь… правая ступня… правая щиколотка… левое запястье… часы… на руке… на стене… время… тикают… удары… ладони и ступни, руки и ноги… да значат ли они так много? Не левая рука и правая нога, а наоборот, правая рука и левая нога? Четыре конечности…

— Плюс голова — пятая.

— Пять… пять минус два будет три… три. Третье место преступления. Конечности… вместе с головой их пять… голова? Шея… шея, и одна нога, и одна рука…

Мисора составляла слова в цепочку по мере того как они приходили ей в голову — но так она просто кружила на месте, как потерявшийся ребенок, боясь уткнуться в тупик. Чем дальше она так бормотала, чем больше теряла ощущение близости догадки. Она всё бегала по кругу, как стрелка компаса…

— Если это понимать, как пять минус два — три, то он мог бы отрезать обе руки, или обе ноги, или левую руку и голову… если одной из конечностей должна быть непременно левая рука, то почему правая нога?

Просто чтобы нарушить тишину, Мисора выдавила из себя вопрос, который вовсе её не занимал, вопрос, который она даже не считала нужным задавать, но Рюзаки на него ответил.

— Голова, рука и нога — они все разной длины…

Сначала она не поняла, что он имеет в виду. Его слова казались полным non sequitur[7], и вначале просто не дошли до неё. Рука длиннее, чем голова, а нога длиннее, чем рука, но что из того? Может, Рюзаки просто говорит первое, что приходит на ум, как и она? Но это не поможет направить в нужном направлении стрелку её компаса, тонкую, как игла…

— Игла? Или стрелка…

— Какая игла?

— Нет, не игла, стрелка…

Классический трюк с иголкой и ниткой, чтобы запереть комнату. Но он тут ни при чем… а вот стрелка? Может ли быть…

— Часы! Стрелки часов, Рюзаки!

— А? Стрелки часов?..

— Часовая стрелка, минутная стрелка и секундная стрелка! Их три! И они все разной длины!

Мисора опустила руку, шлепнув по полу ладонью, и резко села. Поднявшись с пола, она быстро подошла к Рюзаки, выхватила у него чашку с кофе, выпила содержимое одним глотком и грохнула пустой чашкой об стол, как будто хотела разбить её.

— На первом месте преступления он забрал тома «Красной Шапочки», чтобы указать нам на «Мимолетное наслаждение», на втором — взял контактные линзы, чтобы навести нас на мысль о стекле, а здесь он забрал часы с запястья жертвы… и превратил саму жертву в часы!

— Жертву… в часы? — глубоко посаженные глаза Рюзаки смотрели на неё со спокойствием, прямо противоположным её собственному волнению. — Под часами вы подразумеваете…

— Голова — это часовая стрелка, рука — минутная, а нога — секундная! Вот почему убийца забрал часы с собой, вот почему он не просто взял часы и не просто отрезал кисть, но оттяпал руку под корень и вынужден был отрезать и ногу тоже — иначе не было бы трех «стрелок»!

Всё это она выпалила на одном дыхании, и наконец-то снова почувствовала твердую почву под собой. Она достала из кармана снимок — фотографию трупа Бэкйард Боттомслэш. Вот она, лежит на спине, её руки и ноги… нет, рука и нога раскинуты в стороны, а левая рука и правая нога отсутствуют.

— Посмотрите сюда, Рюзаки. Видите? Голова — это час, рука — минута, нога — секунда, и получается 12:45 и ещё двадцать секунд.

— Ммм. Когда вы так говорите…

— Когда я так говорю? Это и есть послание, которое он оставил! А ногу бросил в ванной, потому что ему нужно было забрать лишь часы, и он хотел это подчеркнуть!

— …

Рюзаки молчал, очевидно, раздумывая.

— Дайте-ка, — сказал он и взял фотографию из рук Мисоры. Она смотрела, как он корпел над ней, поворачивая голову под всевозможными странными углами, и постепенно ей начало казаться, что вся её теория неверна от начала и до конца. Она годна, только если ведет к посланию, но скажи он сейчас, что всё это — ни на чем не основанное совпадение, и она тут же распадется на части — у её выводов нет доказательств, их никогда не докажешь. Они основаны на её собственном чутье, и только. Исход определяет чутье — и сейчас оно либо победит, либо проиграет.

— Мисора…

— Да? Что?

— Допустим, ваше предположение верно… но исходя из этого снимка, невозможно утверждать, что часы-жертва указывают на 12:45 и двадцать секунд.

— Э…?

— Вот, посмотрите, — сказал Рюзаки, протягивая ей фотографию.

Вверх ногами.

— Поверните её вот так, и получится 6:15 и пятьдесят секунд. Или так…

Он повернул фотографию боком.

— Три часа и тридцать пять секунд. А если вы опять повернете её на сто восемьдесят градусов — 9:30 и пять секунд.

— … А-а.

Конечно. Он прав. Снимок был вертикальный, поэтому она просто предположила, что голова… что часовая стрелка указывает строго вверх, на двенадцать часов. Но если в самом деле рассматривать жертву как часы, то это вовсе не обязательно. Может быть так, а может, и нет. Стоит только сделать фотографию под другим углом, и появится бесконечное количество вариантов. Или, по крайней мере, триста шестьдесят. Стрелки могут и не двигаться, но ведь цифры вокруг них можно расположить как угодно.

Здесь не было никакого намека на то, как располагать цифры.

— Если жертва представляет собой три стрелки, то эта квадратная комната — предположительно цифры. Жертва лежала прямо посередине комнаты. Поскольку её положили вот так, параллельно двум стенам и перпендикулярно двум другим стенам, я думаю, мы можем предположить четыре варианта, которые я только что перечислил. Но четыре варианта — это всё равно слишком много. Мы должны свести их хотя бы к двум, иначе не сможем сказать, что расшифровали послание убийцы.

— Комната… это цифры?

— Теперь, когда я об этом думаю, ведь в первом послании были римские цифры… которые часто используют на циферблатах. Но здесь их нет. Если бы только тут был какой-то намек на то, какая стена какой цифре соответствует…

Какая стена — какой цифре? Но здесь не было ничего примечательного ни на одной из стен, ничего, что могло указывать на число. В одной из стен — дверь, в стене напротив — окно. В третьей — встроенный шкаф… или это не указания? Может, тот же компас…

— Рюзаки, вы не знаете, в какой стороне север? Если север — это двенадцать…

— Об этом я уже думал, но нет ни одной логичной причины предполагать, что север — двенадцать. Это же не карта. Двенадцать может быть и на востоке, и на западе, и на юге.

— Логика… логика… да-да, нам нужно доказательство, или, по крайней мере, какое-то разумное подтверждение… но как нам определить, какая стена? Здесь ничего нет…

— Точно. Как будто стена преграждает нам путь, слишком высокая, чтобы через неё перелезть.

— Стена? Удачная метафора. Стена… стена…

Стена? Вара Нинго висели на стенах. Здесь их было две. Это что-то значит? Может быть, в этой комнате куклы, наконец, имеют какое-то значение? Мисора почти заставила себя прийти к выводу, что кроме них не видит больше ничего, что может служить намеком, и подтолкнула собственные мысли именно в этом направлении. Вара Нинго. Вара. Нинго. Соломенные куклы. Куклы. Игрушки? Мягкие игрушки… в этой комнате, полной ненужных украшений. Слишком много кукол для двадцатишестилетней женщины…

Мягкие игрушки, наваленные у стен.

— Я всё поняла, Рюзаки, — сказала Мисора.

На этот раз она была спокойна.

На этот раз она не волновалась.

— Количество мягких игрушек… у каждой стены. Число игрушек указывает на время. Видите? Двенадцать у той стены, где дверь. И девять вон там… двенадцать часов и девять часов. Если рассматривать всю комнату как часы, то дверь — их верх.

— Нет, погодите секундочку, Мисора, — перебил Рюзаки. — Насчет двенадцати и девяти — это, конечно, верно, но вон там пять игрушек, а у четвертой стены только две. Если взять четыре главные цифры на циферблате часов, то это должны быть двенадцать, три, шесть и девять. А не двенадцать, два, пять и девять. Цифры не сходятся.

— Нет, сходятся. Если считать Вара Нинго.

Мисора снова посмотрела на две дырки в стенах.

— Если мы прибавим одну Вара Нинго к тем двум игрушкам… мы получим три. А если прибавить вторую Вара Нинго к вон тем пяти игрушкам… мы получим шесть. Так всё сходится. Само третье место преступления является часами. Вся комната — часы.

Мисора положила фотографию Бэкйард Боттомслэш на пол, туда, где сама только что лежала, и где до неё лежал Рюзаки. Положила тщательно, удостоверившись, что повернула её под правильным углом.

— 6:15 и пятьдесят секунд.

Глава 6. Провал

И наконец, 22 августа.

День, когда человек, виновный в Лос-анджелесском деле ББ, должен был быть схвачен… но мы можем так говорить, потому что у нас есть история, которая может нам это рассказать, но как и в случае со всеми историческими событиями, тогда, когда они разворачивались в реальном времени, никто из участников об этом не знал, а то, как именно они развивались, вряд ли можно назвать «как по маслу». На самом деле, день Наоми Мисоры начался со всевозможных тревог и нестыковок.

6:15 и пятьдесят секунд.

Им удалось прочитать послание, оставленное убийцей на третьем месте преступления, но было ли это 6:15 утра? Или же вечера? После того, как они разгадали загадку с часами, Мисора обшаривала комнату весь вечер в поисках хоть чего-нибудь, что говорило бы «пополудни» или «пополуночи». Но так ничего и не нашла.

— Раз мы искали так тщательно и ничего не нашли, то, возможно, это и не имеет особого значения, — предположил Рюзаки. — Он сделал жертву похожей скорее на механические часы, чем на электронные, так что пытаться найти нечто, указывающее на день или на ночь, может оказаться просто бессмысленной тратой времени.

— Да… — кивнула Мисора.

Было ли это правдой или нет, им пришлось исходить из того, что это так. Мисора начала разгадывать послание одновременно и как «6:15:50», и как «18:15:50». Первое место преступления указало им на Куотер Квинер, второе — на Стеклянную станцию, так на что же указывает место третьего убийства? Мисора и Рюзаки оба направили все силы на решение этой загадки, но первым, кто её нашел, был Рюзаки. 061550. Проектный номер многоквартирного дома. В Пасадене, в долине, — внушительный комплекс. С квартирами от двух до четырех спален; всего в доме их было более двухсот. А в квартире под номером 1313 жила женщина по имени Блэкбери Браун. Инициалы «Б.Б.», а в номере квартиры целых два числа «13».

— Это точно она, — сказала Мисора. Так как проектные номера всегда начинались с нуля, проекта с номером 181550 просто не существовало. Сначала Мисора беспокоилась насчет неопределенного времени (утро или вечер), но теперь, когда ответ был найден, она могла вздохнуть с облегчением. Как сказал Рюзаки, на механических часах это действительно не имеет значения. У Мисоры будто гора с плеч свалилась, но Рюзаки выглядел не больно-то веселым. Вообще-то он и всегда так выглядел, но сегодня был как-то особенно мрачен.

— Что-то не так, Рюзаки? Мы наконец-то раскрыли планы убийцы и сможем его опередить! Мы расставим ему ловушку. Не допустим четвертого убийства, а если повезет, схватим преступника. Нет, никакого «если». Мы его поймаем, и поймаем живьем.

— Мисора, — сказал Рюзаки. — Дело в том, что есть ещё одна возможная жертва. Ещё один Б.Б. Мужчина по имени Блюз-хоуп Бэйбисплит, который живет в квартире 404.

— Вот оно что…

Два человека с искомыми инициалами. В большом доме на двести квартир, разумеется, не все живут в одиночку — очень многие с семьями. Даже если округлить число жильцов в меньшую сторону, можно легко насчитать четыреста, а то и пятьсот человек… а простая арифметика говорит нам, что примерно у одного из 676 человек инициалы «Б.Б.». Поэтому нет ничего особо удивительного в том, что в доме таких оказалось двое. Статистически вполне обоснованно.

— Но, — возразила Мисора, — как ни крути, наша цель всё же квартира 1313. Тринадцать — это ключ к убийце, Рюзаки. А тут он повторяется целых два раза. Четвертое убийство… исходя из числа кукол, последнее… разве мог он найти для него лучшее место?

— Возможно…

— А я уверена. Я хочу сказать, разве 404 вероятнее?

Конечно, четыре можно представить как один и три, что и есть тринадцать, но, оказавшись перед выбором между 1313 и 404, убийца без сомнения выберет первое. И неважно, кто он там есть, Мисора была убеждена, что он выберет первое. Но Рюзаки, по-видимому, её убежденности не разделял.

— Рюзаки, да вы знаете, насколько редки в Америке тринадцатые этажи и тринадцатые квартиры? Обычно это число пропускают. Я не сомневаюсь, что преступник захочет воспользоваться этим обстоятельством… на самом деле, он наверняка и выбрал это здание именно потому, что в нем есть тринадцатый этаж.

— Но, Мисора, не забывайте. Количество дней между убийствами. Кроссворд прислали в полицию 22 июля, первое убийство произошло девятью днями позже, 31 июля, второе убийство — через четыре дня, 4 августа, третье — через девять дней, 13 августа, а если четвертое убийство произойдет 22 августа, то это опять получится девять дней спустя. Девять дней, четыре дня, девять дней, девять дней. Но почему девять-четыре- девять-девять, а не девять-четыре-девять-четыре? Даже притом, что девять плюс четыре — тринадцать.

— Ну…

Мисора сама же первая подчеркнула, что тринадцать — это девять плюс четыре. Но поскольку 17 августа ничего не случилось, она предположила, что это лишь совпадение. Она пыталась и семнадцать подогнать под ту же схему, но тогда это уже не имело значения, а теперь — тем более. Мисора не понимала, почему Рюзаки вдруг снова об этом заговорил.

— У нас есть четверка. И три девятки… это так неравномерно.

— Да, но… чередование было…

— Не чередование. Четыре и девять следует рассматривать как устойчивое сочетание, как повторение числа «13». Но так не происходит… это не кажется вам странным?

— …

— А с квартирой номер 404 у нас получается три четверки и три девятки.

— А-а…

Так он об этом?

— Если бы у квартиры был любой другой номер, я бы согласился на сто, нет, на двести процентов, что четвертой жертвой будет Блэкбери Браун из квартиры 1313, но поскольку другой Б.Б., Блюз-хоуп Бэйбисплит, живет в квартире, в номере которой есть две четверки… я не могу сбрасывать этого со счетов.

— Да… согласна.

Когда он объяснил всё таким образом, Мисора начала подозревать, что квартира 404 даже более вероятная цель. Её ведь и саму немного беспокоили эти промежутки между убийствами. Правильно ли будет отмахиваться от них как от совпадения? 17-го ничего не произошло, но это они осознали уже потом. Картина никак не складывалась. Но если местом последнего убийства избрана квартира 404, она вписывается в общую цепь событий гораздо лучше, чем квартира 1313.

Мисора прищёлкнула языком.

Они так и не смогли определить, указывали ли часы на утро или на вечер, а теперь ещё, когда они нашли потенциальное место преступления, оказалось, что возможных жертв две… такая работа проделана, а последний кусочек головоломки отказывался вставать на место. Это её беспокоило. Хоть она и была уверена, что они истолковали послание правильно, сомнения всё равно оставались. Не исключено, что это приведет к какой-нибудь роковой ошибке…

— Ну, что ж, — сказал Рюзаки. — Тогда нам просто нужно разделиться. К счастью, Мисора, у меня есть вы, а у вас — я.

Ну, может, они и работают вместе, но не более того.

Но сейчас было явно не время начинать разговор на эту тему.

— Вы будете в одной квартире, а я в другой. Вы возьмите 1313-ю, Мисора, а я пойду в 404-ю. Раз Блэкбери Браун женщина, а Блюз-хоуп Бэйбисплит мужчина, вполне естественно нам будет разделиться именно так.

— … И что дальше?

— Затаимся и будем ждать. Сегодня или завтра нам нужно будет переговорить с Блэкбери Браун и Блюз-хоупом Бэйбисплитом и попросить их содействовать нам в нашем расследовании. Разумеется, мы не можем им сказать, что за ними охотится серийный убийца. Если они будут знать слишком много, пресса может разнюхать наши планы и сорвать нам всю операцию.

— Но они ведь имеют право знать?

— А ещё они имеют право жить, что намного важнее. Мы заплатим им надлежащую сумму и попросим освободить квартиры на сутки.

— Заплатим?

— Да. Так проще всего. К счастью, меня обеспечивают достаточными средствами, чтобы покрыть такие расходы. Если мы раскроем преступление, они будут только рады заплатить. Будь это рядовое убийство, мой план бы не сработал, но эти жертвы были выбраны только из-за своих инициалов, и больше нет никакой реальной причины лишать их жизни. Их убийство имеет смысл, только если они убиты в своей квартире, будь это 1313-я или 404-я. Так что, если мы выдадим себя за них и будем ждать в их квартирах, мы сможем подкараулить убийцу. Разумеется, на всякий случай, необходимо будет отправить Блэкбери Браун и Блюз-хоупа Бэйбисплита в безопасное место на весь день 22-го числа… поселить их в комфортабельный номер в четырехзвездочном отеле, например.

— А затем мы… понимаю.

Мисора задумчиво прикоснулась пальцами к губам. Купить содействие потенциальных жертв — звучит неплохо… она не знала, кто покровительствует Рюзаки, но что до неё, то она сможет получить финансирование такого рода, если обратится к L. Итак, Рюзаки станет Блюз-хоупом Бэйбисплитом, а она — Блэкбери Браун…

— И обращаться за помощью к полиции мы не будем, так?

— Да. Защитить жертв мы способны и сами, а если обратимся к полиции, масштаб операции будет слишком велик. Убийца наверняка ускользнет. Да и к тому же, наши догадки — недостаточная улика для того, чтобы полиция вмешалась. Мы разгадали послание убийцы с точностью девяносто девять процентов, но как бы хорошо это ни звучало, доказательств у нас нет. Если нам скажут, что это лишь безотчетные домыслы, всё пропало.

— «Безотчетные».

— Нам нечем их подкрепить.

— …

Мисора точно знала, что это называется по-другому.

Но он был прав.

А если обратиться к своему парню-фэбээровцу, Рею Пенберу… нет, нельзя. Её отстранили — а Рюзаки она сказала, что она частный детектив. Если в Бюро станет известно, чем она занималась последнюю неделю, ей устроят настоящее пекло. Пусть она и в самом деле работает на L, ей нельзя признаваться в этом публично…

— Убийца предположительно работает в одиночку, но, Рюзаки, когда дойдет до ареста, он будет сопротивляться.

— Не беспокойтесь. Один на один я его одолею. Может по мне и не видно, но я довольно сильный. А вы ведь владеете капоэйрой, правильно?

— Да, но…

— Мисора, вы умеете обращаться с оружием?

— А? Нет, я не… то есть, умею, но у меня его нет.

— Тогда я вам его дам. Вы должны быть вооружены. До сих пор это была только молчаливая война сыщика с убийцей, но с этой минуты наши жизни под угрозой. Вы должны быть готовы ко всему, Мисора, — сказал Рюзаки и прикусил ноготь большого пальца.

Итак…

Ночь Наоми Мисора провела в отеле на западе Лос-Анджелеса, наедине со всеми своими тревогами и страхами. Из номера она позвонила L и попросила о финансовой поддержке и о том, чтобы он проверил все улики, которые они обнаружили. Она думала, L скажет, что устраивать засаду слишком опасно, и прежде всего нужно позаботиться о безопасности потенциальных жертв, что он будет возражать против плана, предложенного Рюзаки (в глубине души она надеялась, что будет), но, L, кажется, его вполне одобрял. Мисора спросила его два или три раза, действительно ли ей стоит доверять Рюзаки, но L снова подтвердил, что нет ничего плохого в том, чтобы дать ему действовать, как он задумал. Но, конечно же, 22-го всё уже разрешится…

— Прошу вас, Наоми Мисора, — сказал L. — Делайте что угодно, но, пожалуйста, поймайте убийцу.

Делайте что угодно.

Что угодно.

— … Я всё поняла.

— Спасибо вам. Мисора, хоть мы и в самом деле не можем открыто обратиться за помощью к полиции, я могу обеспечить вам кое-какое прикрытие. Я собираюсь расставить нескольких человек, работающих непосредственно на меня, вокруг дома. Им, чтобы действовать, не нужны никакие веские доказательства. Конечно, они будут держаться на расстоянии, но…

— Спасибо, звучит неплохо.

Когда она закончила разговор с L, было уже за полночь — наступило 21 августа. Ей предстояло провести следующие сутки, 22-го, в Пасадене, а значит приехать туда нужно к вечеру 21-го. С этими мыслями и постоянно помня о том, что ей, возможно, придется вступить в схватку с преступником, она забралась под одеяло в надежде несмотря ни на что хорошенько выспаться.

— Секундочку… — пробормотала она вдруг.

Когда паутина сна уже опутывала её сознание, она прошептала:

— Интересно… а когда это я успела рассказать Рюзаки про капоэйру?

Этого она не знала.

Не знала она и кое-чего другого.

И об этом своем неведении она даже не догадывалась.

Этого ей никогда не суждено было узнать. Что бы она ни делала, ей этого не узнать. А именно — что этот убийца, Бейонд Берсдей, мог сказать чье-то имя и дату смерти, лишь взглянув на его лицо, что он был рожден с глазами шинигами — ей никогда уже не узнать, что под другим именем от него не скроешься, это совершенно бесполезно.

Как могла она это знать?

Даже сам Бейонд Берсдей не мог объяснить, как случилось, что он был рожден с глазами шинигами, как мог он пользоваться ими безвозмездно, не заключая никакой сделки. Ни Мисора, ни L не знали, почему так случилось; разумеется, не знаю и я. Могу лишь предложить вам нечто похожее на объяснение — раз существуют шинигами достаточно глупые для того, чтобы ронять в нашем мире свои тетради, то могут найтись и шинигами достаточно глупые для того, чтобы уронить тут собственные глаза. Хотя было бы полным бредом ожидать от людей, даже не подозревающих о существовании шинигами, что они будут разыскивать их глаза.

И всё же, пусть даже так, она могла бы догадаться. В конце концов, убийца помешан на числе «13», а тринадцать — это номер карты Таро под названием Смерть.

Итак.

Со всеми тревогами и нестыковками, и одним знаменательным провалом… мы приближаемся к развязке.

* * *

Подробности дела.

Изначально я намеревался оставить причины отпуска Наоми Мисоры (который был на самом деле отстранением от работы) за пределами этих заметок — собирался обойтись без подробностей. Будь это возможно, я так бы и сделал. Это правда. Как я уже говорил, она была единственной самой большой жертвой этой бомбы, порожденной Домом Вамми, и вторгаться в её личные… или, по крайней мере, частные проблемы — это то, чего мне делать совсем не хочется. Вот почему я до сих пор легко избегал лишних упоминаний об этом. Но, тем не менее, поскольку сейчас я пытаюсь описать выражение её глаз, когда она взяла у Рюзаки пистолет, который он протянул ей, держа обеими руками (это был Стрейер-Войт, модель «Infinity»), я не могу и дальше обходить этот вопрос стороной. У меня не получится просто перенести вас в следующий эпизод, не объяснив причины её взгляда.

История тут не особенно запутанная. Проще говоря, команда, в которой она работала, потратила несколько месяцев на внедрение своих агентов в наркомафию и на слежку за ней, а Мисора сорвала всю операцию — потому что в самый решающий момент не смогла нажать на курок. Хотя обычно она не носила с собой оружия, на службе — это дело другое, и лепетать какие-то жалкие оправдания о том, что не может стрелять в другого человека, у неё и в мыслях не было. Наоми Мисора была тренированным агентом ФБР. Она не воображала, что руки у неё чисты или что она выше всего этого. Но нажать на курок всё равно не смогла. Её пистолет был направлен на ребенка всего лишь тринадцати лет от роду… что ни в коем случае её не оправдывает. Тринадцать лет или не тринадцать, он был опасным преступником. Но Наоми Мисора позволила ему уйти, и секретное расследование, на которое её коллеги потратили уйму часов и огромный объем работы, ни к чему не привело. Всё было кончено. Они никого не арестовали, и хотя обошлось без смертей, несколько агентов получили настолько серьезные ранения, что возможно так и не смогли вернуться к активной работе — жуткий исход, если учесть затраченные усилия. Несмотря на то, что она не занимала влиятельного поста внутри Бюро, временное отстранение было с его стороны довольно мягким наказанием.

Наоми Мисора сама честно не знала, почему не смогла нажать на курок. Возможно, ей не хватало должной уверенности… решимости, так нужной агенту ФБР. Её парень, Рэй Пенбер, сказал тогда: «Я думаю, ты не могла пережить своё прозвище — Мисора-Месила», в его словах было нечто среднее между насмешкой и попыткой её подбодрить, но, поскольку она сама не понимала, почему так получилось, то не стала возражать.

Но Наоми Мисора помнила.

То мгновение, когда направила на этого ребенка пистолет…

Глаза, которыми он на неё посмотрел.

Как будто он уставился на что-то, чему не мог поверить, как будто Мрачный Жнец явился перед ним. Как будто это какой-то нелепый вздор — он-то мог убивать, но ему ни разу не приходило в голову, что его самого могут убить. Но ему следовало знать, следовало быть готовым умереть с той минуты, как он в первый раз забрал чью-то жизнь. Как любому преступнику. И как любому агенту ФБР. Эта угроза висела над каждым из них. Мисора была частью системы. И тот ребенок тоже. Возможно, это ослабило их решимость. Возможно, это сделало их невосприимчивыми к угрозе. Может быть, их страхи покрылись слоем ржавчины. Но что с того? Учитывая, в каких условиях рос этот ребенок, у него не только не было надежды на исправление, начнем с того, что у него никогда и не было стремления жить правильно. Что ожидала Мисора от кого-то вроде него? Насколько жестоко с её стороны было вообще ожидать чего-то? Она не хуже других знала, что этот ребенок живет так, как умеет. Он с самого начала был обречен. Но значит ли это, что он должен был принять свою участь? Означает ли это, что существует лишь один способ жить, один способ умереть? Значит ли, что человеческой жизнью… и смертью управляет чья-то невидимая рука?

Разумеется, Мисора затаила обиду на тех, кто воспользовался её промахом как предлогом для её отстранения, но когда она подумала о разнице между тем тринадцатилетним, в которого она не смогла выстрелить и второй жертвой лос-анджелесских убийств ББ, Куотер Квинер, всё это дело начало казаться ей смехотворным.

У Мисоры не было сильно развито чувство справедливости.

Она не верила в то, что она выше в этическом или моральном плане.

Она не подходила к работе с философской точки зрения.

Она занимала то место, которое занимала, потому что вся её жизнь была как блуждание по незнакомому городу — доведись ей начать жизнь сначала, она была уверена, что выбрала бы нечто совсем другое. Спроси её кто-нибудь, почему она работает в ФБР, она ни за что не смогла бы ответить.

Она хорошо выполняла свою работу, но причиной тому были её способности.

А не размышления.

— … А что если убийца — ребенок? — прошептала она подавленно. — Тринадцать… всего лишь тринадцать…

С этими словами она положила пистолет рядом с собой, убедившись, что он поставлен на предохранитель. Рядом с пистолетом лежала пара предназначенных для убийцы наручников, которыми также снабдил её Рюзаки. Она по-прежнему находилась в квартире номер 1313, где жила Блэкбери Браун. В квартире было две спальни, а единственная комната с защелкивающимся замком располагалась напротив входа.

Девятью этажами ниже, в квартире 404, Рюзаки тоже поджидал убийцу, заняв место Блюз-хоупа Бэйбисплита. Рюзаки настаивал на том, что он сильный, но выглядел он при этом таким тощим и сгорбленным, что Мисоре с трудом в это верилось, и она изрядно волновалась. Рюзаки казался предельно уверенным в себе, когда они встретились перед тем, как занять свои места, и всё же… у неё оставались сомнения.

На этом этапе развития событий Мисора не имела ни малейшего понятия, в какую квартиру убийца, человек, которого L назвал Б, в конце концов придет — сюда, в 1313-ю, или к Рюзаки в 404-ю? Она размышляла над этим вопросом каждую свободную секунду, но так и не смогла прийти ни к какому определенному выводу. И ей всё ещё не давала покоя эта неопределенность утро — вечер… но об этом беспокоиться уже не было смысла. Главное — убедить себя, что убийца придет именно сюда, в квартиру 1313, чтобы убить Блэкбери Браун, и действовать соответственно. Сейчас она не могла позволить себе тратить время, беспокоясь о других. Или это можно выразить иначе — Б придет за ней… потому что она занимает место L.

Она посмотрела на часы на стене.

Электронное табло показывало ровно девять утра.

Девять часов из всего 22-го августа уже миновали. Оставалось всего пятнадцать. Сегодня она не будет спать. Ей придется бодрствовать по меньшей мере двадцать четыре часа. Даже в ванную нельзя отлучиться. Рюзаки посоветовал ей не испытывать собственное терпение… ей нужно будет действовать сразу же, как только кто-то войдет в комнату. Но сейчас пора было снова звонить L. Она достала из сумочки телефон и набрала номер согласно полученным инструкциям. Убедившись сперва, что дверь закрыта, а занавески опущены.

— L.

— Мисора. Тут пока ничего не происходит. Я только что говорила с Рюзаки, и у него там тоже всё спокойно. Ничего из ряда вон выходящего. Мне начинает казаться, что мы здесь застряли надолго.

— Я понимаю. Не теряйте бдительности. Как я уже говорил, люди, которые вас прикрывают, распределены вокруг дома, но в случае чего они не настолько близко, чтобы прийти на помощь немедленно.

— Я знаю.

— Но вдобавок к ним я отправил ещё двоих людей, которые будут находиться в доме. Я не знал, доберутся ли они до места вовремя, но погода оказалась на нашей стороне. Нам повезло.

— А? Но… это значит…

Чтобы не спугнуть убийцу, они даже не установили камер слежения или жучков в квартирах, а тем более в здании — и у людей, которые их прикрывали, тоже ничего не было. Они не могли рисковать быть замеченными.

— Не волнуйтесь. Убийца не сможет их распознать. Один из них — профессиональный шпион, а другой — профессиональный обманщик. Большего я сказать вам не могу, поскольку вы агент ФБР, но, если коротко — вор и мошенник. Один из них будет дежурить у одной квартиры, другой — у другой.

— Вор… и мошенник?

О чем он говорит?

Это что, такая шутка?

— Ну что ж, Наоми Мисора… — сказал L, очевидно, собираясь закончить разговор.

Но она поспешно произнесла:

— Э-э, L… — и неуверенно запнулась, не зная, можно ли ей задать этот вопрос или нет. — Вы… вы ведь знаете убийцу, да?

— Да, как я уже сказал. Это Б.

— Я не про то… я имею в виду — вы с ним знакомы?

16-го числа L сказал, что он с самого начала знал, что убийца — Б, и с тех самых пор ей это было тоже, в общем, известно, но два дня назад L добавил нечто, от чего её догадка уступила место убежденности. Делайте что угодно, но, пожалуйста, поймайте убийцу. Величайший детектив столетия L никогда бы не сказал такое о рядовом, неопределенном серийном убийце. А то, что его имя состояло всего из одной буквы…

— Да, — подтвердил синтетический голос.

Как будто он и не возражал против такого вопроса.

— Но, Наоми Мисора, пожалуйста, сохраните это в строжайшей тайне. Ни людям, которые расставлены вокруг дома, ни вору и мошеннику, которые сейчас внутри, не было сказано, над каким делом они работают. Им лучше не знать. Поскольку вы спросили, я не против сказать это вам, но вообще-то вам тоже лучше было бы этого не знать.

— Я понимаю. Всё равно, в любом случае, кем бы ни был этот Б — он опасный преступник, лишивший жизни троих людей без всякой видимой причины. Но я хотела спросить вас ещё кое о чём.

— О чём?

— Вы знаете убийцу, но вы не имеете к нему никакого отношения?

Это было…

… для Наоми Мисоры это было почти то же самое, что спросить, можно ли выстрелить в ребенка.

— Я не имею к нему отношения, — сказал L. — Если быть совсем точным, я даже не знаком с Б. Мне просто известно о его существовании. Но это никак не влияет на мое решение. Конечно, я был заинтересован в этом деле и взялся расследовать его, потому что знал, кто убийца. Но это не изменило ни методов моего расследования, ни способов, которыми я его вел. Наоми Мисора, я не могу смотреть сквозь пальцы на зло. Я не могу простить его. И неважно, знаю ли я человека, который его совершает, или нет. Меня волнует лишь справедливость.

— Лишь… справедливость… — выдохнула Мисора. — Тогда получается… всё остальное не имеет значения?

— Я бы так не сказал, но всё остальное не главное.

— Вы не простите никакого зла, неважно, в чем оно заключается?

— Я бы так не сказал, но это не главное.

— Но…

Как тринадцатилетняя жертва.

— Есть люди, которых не может спасти справедливость.

Как тринадцатилетний преступник.

— А есть люди, которых может спасти зло.

— Да, есть. Но тем не менее, — сказал L, и его голос ничуть не изменился.

Как будто он ненавязчиво убеждал Наоми Мисору.

— Справедливость могущественнее, чем что-либо другое.

— Могущественнее? Под могуществом… вы подразумеваете силу?

— Нет. Я подразумеваю доброту.

Он сказал это так легко.

Мисора чуть не выпустила из рук телефон.

L.

Величайший детектив столетия, L.

Детектив на страже справедливости, L.

Который раскрывал любое дело, каким бы трудным…

— … Я не так понимала вас, L.

— Правда? Ну что же, я рад, что мы с вами всё выяснили.

— Я возвращаюсь к работе.

— Замечательно.

Она сложила телефон и закрыла глаза.

Ох.

Нет, она не чувствовала, что почва уходит у неё из-под ног.

Она просто услышала слова, которые прозвучали хорошо для неё.

Ей сказали то, что ей нужно было услышать.

Возможно, ею просто манипулируют.

Ни одна из её проблем не решилась. Замешательство никуда не делось. И ей всё ещё недоставало решимости. Она чувствовала, что что-то изменилось, а к завтрашнему дню всё, несомненно, вернется в нормальное русло. Но всё равно, даже сейчас она не собиралась принимать поспешное решение, не собиралась сдаваться. Когда срок её отстранения закончится, она вернется в Бюро. В эту самую минуту Наоми Мисора приняла решение. А убийца, виновный в этом деле, может стать для неё неплохим сувениром.

— … Итак, через час нужно будет позвонить Рюзаки… надеюсь, у него всё в порядке.

Блэкбери Браун и Блюз-хоуп Бэйбисплит. Два Б.Б. Квартира 1313 и квартира 404… действительно ли на третьем месте преступления не было ничего такого, что исключало бы одного из них? Она никак не могла отделаться от мысли, что всё-таки было. Они не сумели свести догадки к только одной возможной жертве, потому что не сделали всё, что могли, не сделали всё, что должны были…

— Ох. Теперь я понимаю. Вот почему К.К.?

Ей снова показалось, что она набрела на своего рода догадку. Поняла, почему вторая жертва не Б.Б. Почему убийца перевернул ребенка, превратив «б» в «р». Чтобы исключить возможность того, что это может оказаться кто-то ещё с таким же именем. Послание, оставленное на месте первого убийства… послание, указывающее не на место, а на выбранную жертву… такого рода послание всегда предполагает вероятность, что с таким же именем найдется кто-то ещё. Но он выбрал Куотер Квинер — одну-единственную с таким именем. Мисора понятия не имела, сколько ещё Биливов Брайдсмейдов или Бэкйард Боттомслэшей может быть в Лос-Анджелесе, но она знала, что та девочка — единственная в городе Куотер Квинер. А значит, они скорее всего правы, и связующим звеном являются именно инициалы «Б.Б.».

Б.Б.

Но если убийца так старался, чтобы послание указывало лишь на одного человека, почему последняя задача допускает два ответа? Должно быть, она проглядела некий важный кусочек головоломки. Что-то, что ей нужно было сделать…

Кроссворд.

Она так и не попыталась его разгадать.

Теперь, когда она об этом задумалась, ей пришло в голову, что ведь многие вопросы она откладывала на потом. Не только вопрос, в какую квартиру придет убийца. Если они его поймают, то всё разъяснится, или…

— … Запертые комнаты. Неужели у него просто-напросто был ключ?

В таком случае, прежде чем приниматься за убийства, он должен был приготовить ключи заранее… следить за жертвами некоторое время, и только потом убить их. Мисора и Рюзаки сделали всё возможное, чтобы остаться незамеченными, но, вполне возможно, он знает, что Мисора ждет его здесь…

— Комната, запертая при помощи иголки с ниткой… и иголка стала ключевым словом на месте третьего убийства. Пусть даже это была просто вольная ассоциация…

Иголка, стрелка, стрелка часов.

А потом она удивилась, обнаружив, что Вара Нинго имели практическое значение… в двух предыдущих случаях предполагалось, что они лишь метафора, и ничего больше. Но их нужно было считать вместе с мягкими игрушками, чтобы получить цифры для четырех сторон циферблата. Кстати, возможно, некоторые из игрушек вовсе не принадлежали жертве… их добавили, чтобы числа соответствовали сторонам. Вполне вероятно.

Четыре, три, два… количество Вара Нинго уменьшалось.

Последняя появится на месте четвертого убийства.

Если оно произойдет.

«Последняя Вара Нинго… я полагаю, она будет висеть прямо напротив двери? Кажется наиболее вероятным… наиболее значимым… но в чем заключается эта значимость? Первое, что видишь, когда переступаешь порог комнаты… бросается в глаза прежде, чем замечаешь тело…»

Не зная толком, почему у неё появились эти мысли, Мисора встала и подошла к двери. Повернувшись к ней спиной, она огляделась — обычная комната, ничего особенного. Сейчас это даже не место преступления. Ничего, только вещи Блэкбери Браун.

«Вара Нинго каждый раз были прибиты примерно на одной и той же высоте… по горизонтали они располагались по-разному, но по вертикали всегда одинаково. Примерно на уровне пояса… где-то здесь…»

Мисора опустилась на корточки.

Это значит, что она приняла положение, очень похожее на обычную позу Рюзаки, когда он сидел, обхватив руками колени, но об этом она старалась не думать. Если он прав и в такой позе на самом деле легче заниматься дедукцией, то это даже хорошо. А в комнате всё равно кроме неё никого нет. Итак, если предположить, что четвертое убийство будет совершено по тем же правилам, и Вара Нинго будет висеть напротив двери, тогда из этого положения её собственные глаза встретятся с глазами куклы, потому что будут на одном уровне. Но у Вара Нинго нет глаз, так что эти рассуждения никуда её не приведут.

«Поскольку их просто нужно было считать вместе с игрушками, нет необходимости располагать их именно напротив двери… если расположение что-то значит… расположение… или это просто ещё одно проявление его извращенной натуры… ой!»

От чересчур напряженных размышлений в непривычной позе она потеряла равновесие и, покачнувшись, стукнулась затылком о дверную ручку. Потирая ушибленное место, она машинально обернулась… и…

Её взгляд упал сначала на ручку, а потом…

А потом на замок прямо под ней. Поворачивающаяся защелка.

«!!»

Мисора повернула голову с такой быстротой, что явственно услышала свист рассекаемого воздуха, и снова посмотрела на стену напротив. Там ничего не было, лишь ничем не нарушаемый рисунок обоев. Но только что она представляла на этом самом месте Вара Нинго. И эта Вара Нинго висела не напротив двери.

Она висела напротив дверной ручки.

Точно на той же высоте, что и замок.

— Ох… как же я раньше не заметила?!

На уровне пояса — она знала, где висели куклы уже тогда, когда в первый раз увидела досье. На месте первого убийства она сама защелкнула замок, подсознательно отметив, что он находится на уровне её пояса, на месте второго ей пришла в голову мысль, что дверь здесь выглядит по-другому, но запирается так же… а на месте третьего она повернула дверную ручку и открыла дверь, пристроив уголок подноса с чашками на верхнем крае пряжки собственного ремня. Заметить, что Вара Нинго и замки располагались на одном уровне, было довольно легко. Для этого ей не надо было даже открывать папку с делом и сравнивать замеры. Но что из этого? Ну и что, что Вара Нинго висели на стенах на том же уровне, где были врезаны замки… и располагались прямо напротив защелки? Это было сделано по какой-то определенной причине?

«…»

Она приближалась к ответу, к которому не должна была приближаться.

Она найдет ответ, которого не должна найти.

В этом случае…

… она знала, что найдет его.

Ответ, который перевернет вверх дном, вырвет с корнем все её знания об этом деле… и на пути к нему она уже не могла остановиться. Она уже миновала тот этап, на котором могла сознательно прервать цепь собственных умозаключений. Допустим, что на четвертом месте преступления Вара Нинго будет висеть на стене напротив двери… с этим уже трудно спорить. Четыре куклы, три, две, одна!

«Нет, это не имеет смысла… это, наверное, неправда… трюк с запертой комнатой? Дверь, запертая при помощи иголки с ниткой… иголка была на третьем месте преступления… а нитка? В щель под дверью… щель… зазор… нет зазора, она плотно прилегает к полу…»

Запертая комната.

Запертая комната… обычно её запирают, чтобы обставить дело так, будто жертва покончила жизнь самоубийством. Но в этом случае ничего подобного не было… что означает, если поставить эту идею с ног на голову… что запертые комнаты были устроены с целью выдать самоубийство за убийство.

Что тогда?

Что тогда?

— А…

Сказать по правде…

За всё расследование Наоми Мисора не сделала ничего без подачи Рюзаки. Здесь не надо даже заходить слишком далеко и вспоминать послание, обнаруженное ими на книжной полке, достаточно припомнить её рассуждения о дате следующего убийства; они резко менялись на протяжении разговора с ним… а идея о том, что третья жертва представляла собой часы… Рюзаки вел Мисору к этой идее с того момента, когда она сказала, что наручные часы жертвы пропали. Это он заговорил об обручальном кольце, он подчеркнул, что голова, рука и нога разной длины, он предположил, что стены — это стороны циферблата… Наоми Мисорой управляли, как марионеткой на ниточках.

— Ох, ладно… как он всё это узнал?

Но вот, наконец.

Наоми Мисора что-то нашла сама.

Истину.

И справедливость.

— Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааахххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх!

Начисто забыв обо всех условностях, Мисора издала вопль, который сотряс воздух вокруг неё. Вскочив на ноги, она одним прыжком пересекла комнату, схватила со стола пистолет и наручники, бросилась к двери, рывком повернула замок и вылетела из квартиры 1313.

Лифт.

Нет, слишком мало времени. Пожарная лестница.

Лихорадочно вспоминая план здания, над которым корпела накануне, Мисора добежала до выхода на пожарную лестницу, толкнула дверь ногой и помчалась вниз, перепрыгивая через три-четыре ступеньки.

Вниз.

Девять этажей вниз.

— Черт… черт, черт, черт, черт, черт! Почему, почему, почему, почему, почему… как так получилось?! Это же настолько очевидно!

Она была так зла сейчас.

Разве истина не должна освобождать? Когда тебе открывается правда, разве не чувствуешь себя лучше? Но если на самом деле всё вот так, тогда…

Величайший детектив столетия, раскрывающий любое мыслимое и немыслимое дело — как, должно быть, тяжела его ноша, через какие страдания должно быть он проходит каждую минуту… в прошлом, настоящем и будущем.

Ноша настолько тяжелая, что сгибаешься под её тяжестью.

И горький привкус во рту, из-за которого нестерпимо хочется сладкого.

Она бежала так быстро, что чуть не пропустила нужный этаж, и ей пришлось резко затормозить. Она замешкалась, всего на секунду, чтобы отдышаться, потом распахнула ведущую на этаж дверь, огляделась; да, это четвертый. Куда теперь? Направо? Налево? Верхняя половина дома была смещена по отношению к нижней, и коридоры здесь шли в другом направлении, не так, как на тринадцатом этаже… 417-я направо, за ней 418-я — значит, в другую сторону!

— Айййй!

Кто-то вскрикнул.

Мисора напряглась, но голос был женский. Она обернулась и увидела ту женщину, которая кричала; по всей видимости, она только что вышла из своей квартиры и перепугалась, увидев Мисору с пистолетом. Этого только не хватало! Отступив на шаг, она помчалась в другую сторону.

К квартире 404.

— Р-Рюзаки!

Один поворот за угол, и она на месте.

Входная дверь оказалась незапертой. Она вбежала внутрь. В 1313-й было две спальни, а здесь их оказалось три. Одной комнатой больше. В которую? Времени на раздумья не оставалось. Придется начать с ближайшей. Первая комната — нет. Никого. Вторая — дверь не открывалась. Замок!

— Рюзаки! Рюзаки, Рюзаки!

Она постучала… нет, это мягко сказано, — она заколотила по двери так, будто хотела её выбить. Но дверь была крепкой и даже не шевельнулась.

С той стороны не доносилось ни звука.

Рюзаки не отвечал.

— Ха!

Повернувшись вполоборота, она врезала по ручке двери каблуком. Это будет посильнее кулаков, но эту дверь было не так-то легко сломать. Она врезала по ручке ещё раз, на всякий случай, но безуспешно.

Тогда Мисора вскинула пистолет.

Infinity.

Семь патронов в обойме плюс один в стволе, калибр 45.

Она прицелилась в замок.

— Я спускаю курок!

Один выстрел, второй… вот так.

Замок вылетел вместе с дверной ручкой. Мисора толкнула дверь плечом, и первое, что бросилось ей в глаза — Вара Нинго. Прибитая к стене, прямо напротив двери.

А потом…

Она увидела в углу объятого пламенем человека. Он молотил руками по воздуху, не в силах выносить боль от охватившего его огня.

Рюзаки.

Это был Рю Рюзаки.

Она увидела его глаза сквозь языки пламени.

— Р-Рюзаки!

Жар пламени был таким нестерпимым, что она едва могла смотреть на него.

Огонь уже перекинулся на комнату.

На неё полыхнуло жаром.

Она почувствовала запах бензина.

Удушение, избиение, ножевая рана… а четвертым способом убийства был огонь!

Она взглянула на потолок — противопожарная установка там была, но её явно вывели из строя. Она не работала. Пожарную тревогу тоже отключили. Усилием воли Мисора приказала себе не паниковать, нельзя было терять ни секунды. Она бросилась из квартиры обратно в коридор, туда, откуда только что прибежала. На пути сюда она видела огнетушитель. Вон он… там! Схватив его, она помчалась обратно. В инструкции она не нуждалась.

Направив конец шланга на столб огня, на тело Рюзаки, пылающее красным, она вцепилась в огнетушитель мертвой хваткой. Струя белой пены вылетела из него, обволакивая комнату, гораздо более сильная, чем Мисора ожидала. Её чуть не отбросило назад, но она лишь стиснула зубы и держала шланг, не позволяя струе отклониться в сторону.

Сколько прошло времени?

Десять секунд? Где-то так.

Но Мисоре показалось, что день закончился прежде, чем Рюзаки перестал гореть.

Огнетушитель был пуст… огонь потушен.

Белая пена начала потихоньку оседать.

Прямо перед ней лежало черное, обугленное тело. Нет, это будет преуменьшением, смягчением истинной картины. Более точным описанием будет черно-красный кусок мяса. Казалось, огонь прожег его насквозь.

Запах бензина висел в воздухе, к нему примешивалась вонь от паленой кожи и волос. Мисора зажала нос рукой. Она взглянула в сторону окна, прикидывая, не впустить ли немного свежего воздуха… нет, нельзя рисковать, может возникнуть обратная тяга. Осторожно, будто опасаясь, что от малейшего резкого движения его тело рассыплется, Мисора приблизилась к Рюзаки. Он, весь скрючившись, лежал на спине. Она опустилась на колени возле него.

— Рюзаки, — позвала она.

Он не отвечал.

Умер?

— Рюзаки!

— А… оо…

— … Рюзаки.

Он был жив.

Всё ещё жив.

Он весь обгорел и нуждался в срочной медицинской помощи, но могло быть и хуже. Сзади послышался шорох, и Мисора обернулась. На пороге стояла женщина — та самая, которая вскрикнула, увидев у неё в руках оружие. Должно быть, она живет на этом же этаже. Услышав сначала выстрелы, а потом шум бьющей под напором струи огнетушителя, она несмело подошла, чтобы узнать, в чем дело.

— Ч-что-то случилось? — спросила она.

У Мисоры промелькнула мысль, что тут надо уже прямо спрашивать «Что случилось?», ну да какая разница…

— ФБР, — произнесла она.

ФБР.

Именно так она представилась.

— Вызовите полицию, пожарных и скорую.

Женщина, похоже, удивилась, но, тем не менее, кивнула и вышла. А может, это и есть одна из людей L, подумала Мисора — он ведь прислал сюда воришку и какого-то фокусника, — но это можно будет выяснить и позже.

Она снова повернулась к Рюзаки.

Повернулась к черно-красному обугленному телу.

И медленно прикоснулась к его запястью, всё ещё очень горячему, и пощупала пульс… немного неровный и очень слабый. Возможно, ему конец, он может не дотянуть до больницы, может не дотянуть даже до приезда «скорой».

В таком случае…

Ей необходимо кое-что сказать ему.

Необходимо кое-что сделать.

— Рю Рюзаки, — сказала она, защелкивая на его запястьях наручники. — Вы арестованы по подозрению в убийстве Билива Брайдсмейда, Куотер Квинер и Бэкйард Боттомслэш. Вы не имеете права хранить молчание, не имеете права на адвоката, и вы не имеете права на справедливый суд.

* * *

Лос-анджелесский серийный убийца ББ, Рю Рюзаки, Бейонд Берсдей… был взят под стражу.

Последняя запись

Мне осталось лишь всё объяснить.

Рассказать осталось не так уж много, так что просто подытожу ключевые моменты. Мой знаменитый и уважаемый предшественник, человек, чьи действия сильно повлияли на меня лично, Б, Б.Б., Бейонд Берсдей — разумеется, мне едва ли нужно снова объяснять, что сами эти убийства не были его целью. Так чего же он добивался? И опять же, это едва ли нуждается в объяснении — он бросил вызов человеку, которого во всем копировал, величайшему детективу столетия, L.

Это был вопрос победы или поражения.

Соревнование.

Но в таком случае, что ознаменовало бы победу Б? Как бы он определил, что L ему проиграл? В обычной войне между двумя детективами выигрывает тот, кто первым раскрывает преступление. А если мы возьмем битву между L и убийцей Кирой, то L бы выиграл, доказав, кто на самом деле Кира, в то время как Кира одержал бы победу, убив L. Но как насчет L и Б? И тогда Бейонд Берсдей придумал вот какую теорию.

Поскольку L может раскрыть любое дело независимо от его сложности, ему остается создать дело настолько запутанное, что L не удастся раскрыть его, и тогда Б победит.

Этим делом стали лос-анджелесские убийства ББ.

Бейонд понимал, что как только он начнет действовать, Дом Вамми и Ватари тут же дадут знать L, так что даже не стал пытаться их остановить. Он мог лишь догадываться, на каком этапе его плана L начнет его ловить, и подготовил всё очень тщательно, ожидая вмешательства L в любую минуту. Бейонд Берсдей был осторожен и дотошен в своих действиях — и когда L вмешался, а произошло это 14 августа, сразу после третьего убийства, время было не идеальное, но и не такое уж неудачное.

Разумеется, L не стал бы делать ход сам, а тщательно отобрал бы на эту роль пешек — самое большее три, скорее всего две, а если Б повезет, то и вовсе одну. Бейонду Берсдею повезло. Глаза шинигами тут же сказали ему имя этой пешки — Наоми Мисора. Агент ФБР, временно отстраненная от работы.

Но суть в том, что она-то не L, она лишь работала на него. Бейонд Берсдей вел войну не с Наоми Мисорой. Ему важно было лишь победить того, кто стоял за ней.

И вот поэтому…

Б представился Наоми Мисоре, назвавшись Рю Рюзаки.

Рю Рюзаки — L.L.[8]

Для любого из Приюта Вамми не было цели выше, чем отождествлять себя с этой буквой — и Бейонд Берсдей сразу же ухватился за такую возможность. Даже Наоми Мисоре было известно, что случалось с детективами, которые выдавали себя за L, а Б был из Приюта Вамми, так что знал об этом лучше, чем кто- либо — так что его выбор только подчеркивает силу его намерения. Он никогда и не надеялся выжить — он принял решение. Он был готов.

И вот, в роли Рюзаки он изображал из себя шута, тем временем наблюдая за Наоми Мисорой, искусно направляя её, с первого места преступления и до третьего, чтобы убедиться, что она нашла и расшифровала все зацепки и послания, которые он оставил. По сравнению с препятствиями, с которыми он столкнулся, убеждая родственников жертв нанять его для раскрытия этого дела, вести Мисору оказалось легче легкого. И всё это время он так или иначе испытывал её, прикидывая, достойна ли она служить заменой L…

На протяжении всего расследования Мисора много раз звонила L. И получила от него указание позволить этому таинственному частному детективу, Рю Рюзаки, командовать парадом. Ничего другого Бейонд и не ожидал — именно с этой целью он прислал кроссворд в полицейское управление Лос-Анджелеса. Раз на сцене появился некто с уликой, доступ к которой мог получить лишь кто-то вроде L, то даже величайший детектив столетия не смог бы так просто сбросить его со счетов — хотя на самом деле у Рюзаки была эта улика только потому, что он сам же её и создал.

Мисора превзошла все его ожидания. Подобно тому, как луна имеет свою светлую и темную стороны, а у каждой монеты есть орел и решка, его намеки были явными, но в то же время ненавязчивыми, и никакой рядовой сыщик никогда не смог бы с таким успехом довести их до логического заключения. Она оправдала все его надежды. Первые три места преступления скрывали ключи, которые необходимо было найти, чтобы его план шел как по маслу, но в то же время не должно было получиться так, что Рюзаки большинство из них обнаружил самостоятельно — точно так же, как L с помощью Мисоры гонялся за Б, Б с помощью Мисоры гонялся за L. Рю Рюзаки мог быть просто подозрительным частным детективом, и никем больше — не вызывающим доверия, но и не привлекающим к себе излишнего внимания со стороны L. Что же касается Бейонда Берсдея, то первые три совершённых им убийства служили только подготовкой к главному представлению — четвертому убийству. Мисора сама же первая упомянула слово «маскировка», и в этом смысле первые три убийства все до единого были маскировкой, скрывая истину о предстоящем четвертом.

На третьем месте преступления «часы» указывали на большой многоквартирный комплекс в Пасадене, в Долине, где жили двое Б.Б. Обнаружить этих двоих для Бейонда было не так уж трудно, с его-то глазами шинигами — но, несмотря на это, разыскать место, соответствующее необходимым условиям, было не слишком легко. Квартира 1313, Блэкбери Браун. Квартира 404, Блюз-хоуп Бэйбисплит. Наоми Мисора работала в одиночку, что позволило ему не прибегать к запасному плану, который он придумал на случай, если L подключил бы к расследованию больше одного человека. Если бы сыщиков было двое, трудность заключалась бы не только в том, чтобы найти третьего Б.Б.

Мисора в квартире 1313, а он сам в квартире 404. Честно говоря, не имело особого значения, кто в какой квартире будет сидеть. Мисоре досталась 1313 — я лишь на том основании, что она женщина.

А потом Рюзаки попытался покончить с собой.

Защелкнул замок на двери, повесил Вара Нинго на стену, вывел из строя противопожарную систему, отключил сигнализацию, вытер все отпечатки пальцев, облил себя бензином и поджег.

Он выбрал самого себя на роль четвертой жертвы. Бейонд Берсдей, последний Б.Б. Чтобы выяснить, что Рю Рюзаки — ненастоящее имя, не нужно было даже задействовать связи L — Мисора была агентом ФБР и могла сама довольно быстро это узнать, а копни она чуть глубже, то узнала бы, что его настоящее имя Бейонд Берсдей — Б.Б. Более чем приемлемая кандидатура на роль четвертой жертвы — и вот вам очень подходящий конец для таинственного частного детектива.

Принести себя в жертву. Сгореть заживо.

Разумеется, его лицо и отпечатки пальцев тоже сгорели бы — он всегда скрывал свое лицо под толстым слоем грима, когда был с Мисорой, и не оставил ни одной своей фотографии, так что даже если кто-то, напрямую связанный с приютом Вамми, стал бы осматривать тело, ему бы в голову не пришло, что Рю Рюзаки/Бейонд Берсдей — это Б из Дома Вамми. Он не оставил ничего, что связывало бы Бейонда Берсдея с Б. Он не намеревался скрывать свою личность (наоборот, он хотел, чтобы они узнали, что он Бейонд Берсдей, что он ещё один Б.Б.), но он должен был скрыть, что он Б из Приюта Вамми. Причины, по которым он менял способы убийства — удушение в первом случае, травма головы во втором, удар ножом в третьем — были частично продиктованы желанием поэкспериментировать, частично любопытством, но гораздо, гораздо более важным было показать, что будет только естественным в четвертом случае в качестве орудия убийства использовать огонь. Дело было также и в повреждениях, которые он нанес предыдущим жертвам уже после смерти — даже Бейонд Берсдей был не в состоянии надругаться над собственным трупом. Допускать такого явного недочета никак не годилось. А если труп сгорел, будет невозможно сказать, были эти повреждения вообще нанесены, или нет.

Мне едва ли нужно вам говорить, что на четвертом месте преступления не было никакого послания. Не было причины его оставлять. Б преподносил L лос- анджелесское дело об убийствах как дело, которое невозможно раскрыть.

Которое L не сможет раскрыть.

Иными словами, он и не приготовил для него никакой разгадки — раз убийца покончил с собой, замаскировавшись под четвертую жертву, не было больше преступника, которого нужно ловить, и не осталось зацепок, чтобы его поймать. Вот почему трудности так резко возрастали с каждым убийством. Особенно послание на месте третьего, с его намеренной расплывчатостью — то ли утро, то ли вечер, то ли 1313-я квартира, то ли 404-я. А когда на месте четвертого убийства не нашлось бы никакого послания, Мисора, а значит и L были бы убеждены, что просто его проглядели. Нечто, что должно там быть, но отсутствует — а найти что-то, чего там нет, много сложнее, чем обнаружить то, что есть. Особенно если отсутствующей детали там не было с самого начала — и в этом случае им никогда её не найти.

Но как бы они это доказали?

Загадка без решения может иметь лишь один ответ — что её нельзя решить. Но такой ответ противоречит определенности, выявленной на местах первых трех убийств. И это связало бы им руки. L, не нашедшему эту отсутствующую деталь, пришлось бы все равно продолжать поиски Б — которого больше не существовало. Постепенно уменьшающееся число Вара Нинго — последовательность, утвержденная с самого начала — предполагала, что жертв будет всего четыре, так что когда убийства прекратятся, никому не придет в голову, что убийца просто отправился на тот свет. L останется гоняться за призраком умершего Б. L всегда будет преследовать призрак умершего Б. L проведет остаток жизни, дрожа перед тенью Б.

L проиграет.

Б выиграет.

Б окажется на вершине, а L внизу — L будет лежать, поверженный, у ног Б.

Копия превзойдет оригинал.

… Так он думал.

На самом деле этого не случилось, и головокружительное количество времени, которое он потратил на подготовку убийств, улетучилось в никуда, пошло прахом — из-за того, что он сосредоточил все силы на L, а на Мисору смотрел как на пешку. Всё его внимание было приковано к человеку, стоящему за ней, а Мисору, которая была рядом, он просто не видел. Даже восхищаясь её профессионализмом, он в конечном счете её недооценил. Говорить, что Мисора превзошла все его ожидания, будет, по существу, высокомерием. Если вы спросите моё мнение, то я считаю, что даже без намеков Рюзаки она смогла бы прочитать эти послания почти так же быстро.

Наоми Мисора.

Разгадкой были запертые комнаты. Запертые комнаты. Рюзаки снова и снова повторял, что нет смысла на них зацикливаться и что преступник скорее всего воспользовался запасным ключом, потому что знал, что ему грозит, если на этом предмете заострить внимание. Бейонд Берсдей хорошо представлял, в чем слабая сторона его плана. Но эта слабая сторона будет забыта, когда произойдет четвертое убийство, и если он продержится до этого времени, если сумеет до этого времени отвлечь её… тогда Б победит. То, что Мисора всё поняла чуть-чуть раньше, чем четвертое убийство состоялось, можно назвать лишь везением.

На первом месте преступления, на втором и на третьем одна из Вара Нинго висела прямо напротив двери, а все куклы находились на том же уровне, что и поворачивающийся замок — ей нужно было заметить обе эти особенности, чтобы всё понять. На месте третьего убийства куклы считались вместе с мягкими игрушками, что казалось разумной идеей, но не в этом состояла их первоначальная роль. И указание на количество жертв тоже не было их главным назначением.

Давайте посмотрим, как были созданы эти запертые комнаты. Двери были заперты с помощью нитки. Нитки и иголки. Мисора сначала предположила, что нитку просунули под дверью, обмотали её вокруг замка и дернули за другой конец, чтобы замок повернулся. Рюзаки с этой версией не согласился, а ведь она почти попала в яблочко. Она была очень близко, но дело в том, что при таком способе вся сила была бы направлена в сторону комнаты, и вы бы воздействовали скорее на саму дверь, чем на замок. Как объяснил Рюзаки, единственное, чего бы вы добились — это тянули бы на себя дверь, которая открывается внутрь.

Но всё же Мисора была так близко.

Там, где, по её убеждению, могло состояться четвертое убийство, она присела на корточки у двери, посмотрела перед собой и представила там Вара Нинго. На стене напротив. И, разумеется, эту куклу должно на стене что-то удерживать. Она не может парить там сама по себе — это было бы уже колдовство или сцена, достойная фильма ужасов. Её должно что-то удерживать — что означает, что там должен быть какой-то предмет, который не дает ей упасть. На всех местах преступления в стенах остались дырки — и Мисоре не нужно было даже смотреть на фотографии кукол в досье, она и так знала о них как о части культуры своей страны.

Вара Нинго были приколоты спицами.

Длинными, тонкими спицами.

Убийце была важна не сама кукла… а спица. Вара Нинго были ничем иным, как театральным способом ввести в заблуждение. А вот форма спицы… её головка. Нитка проходила под дверью, обматывала головку спицы, а оттуда тянулась к боковой стене, обматывала головку другой спицы и возвращалась назад к двери, опоясывая защелку замка — который был на той же высоте, что и куклы. Ясно, что это лишь упрощенное объяснение, чтобы легче было понять, а на самом деле всё это выполнялось в обратном порядке — начиная с замка, от него к боковой стене, оттуда к стене напротив двери, а потом обратно, в щель под ней… а если по существу, то нитка образовывала большой треугольник в центре комнаты. И если дернуть за один конец нитки…

Замок повернется.

Щёлк.

В сущности, он использовал головки спиц как рычаги, поворачивая векторы силы по диагонали. Если быть ещё более точным, Вара Нинго были расположены не прямо напротив двери и не прямо напротив замка, а прямо напротив щели под дверью. Этот способ не позволял двери поглощать динамическое воздействие на нитку. Нитка не касалась двери, а просто проходила под ней, прямо к спице, удерживающей куклу на стене напротив — и вся применяемая сила шла в этом направлении. Головка спицы действовала как рычаг, поворачивая направление силы дважды и заставляя замок повернуться. Когда дверь была закрыта, убийце нужно было убрать нить, так что он использовал особенно длинную, и к тому же двойную… но это уточнение уже так, просто вам в подарок. Убедившись, что дверь защелкнулась, он отпускал один конец нити и тянул за другой, благополучно выдергивая её всю наружу. Любой из вас может это проделать, только нужно взять крепкую нить, которая не порвется. Если будет время, проделайте этот трюк у себя в комнате. Если конечно те, с кем вы живете, позволят вам портить стены, втыкая в них спицы.

Несмотря на то, что я так занудно всё это объясняю, сам по себе секрет этого трюка вообще не важен. Ну… может быть, не вообще, но слишком сосредотачиваться на самом трюке — значит упустить главное. А главное в том, что для того, чтобы его проделать, вам понадобятся по крайней мере две куклы — потому что вам нужны два рычага. По меньшей мере два. Один напротив двери и один на боковой стене. Четыре куклы, три куклы, две куклы — трюк срабатывал в первых трех случаях. Но в четвертый раз, где была только одна Вара Нинго, он не мог быть использован. Лишь с одним рычагом напротив двери замок не повернется. Нить не образует треугольника, а просто обмотает головку спицы и вернется к вам прямой линией.

Так что, как я уже говорил, последняя жертва, Рю Рюзаки, сам защелкнул замок. Мы знаем это лишь потому, что трюк с запиранием комнаты был разгадан до того, как произошло четвертое убийство — в противном случае тот факт, что запертая комната была создана с одной Вара Нинго на стене, был бы просто подшит к делу со всеми остальными данными. Изъян в плане убийцы исчез бы сам собой — если запертая комната оставалась загадкой до четвертого убийства, она осталась бы таковой навсегда.

Наоми Мисора успела вовремя.

Рюзаки сам спросил, как бы между прочим: «Зачем?» Почему убийца создал запертую комнату, которая ему не нужна? Такой вопрос он задал. Игра, развлечение… загадка. Запертые комнаты делаются для того, чтобы убийство выглядело как самоубийство… но в данном случае они были созданы для того, чтобы четвертое убийство не выглядело самоубийством.

Чтобы подбросить L загадку, которую тот не сможет решить.

А то, что он не сможет её решить, не значит, что у неё нет разгадки.

Это значит, что она не поддается разгадке.

По плану Рюзаки, Мисора побежала бы вниз после того, как он не ответит на звонок, о котором они условились заранее и на месте обнаружила бы Вара Нинго на стене и сгоревшего Бейонда Берсдея на полу — а если бы она не разгадала тайну запертой комнаты, то всё прошло бы, как Б и планировал, и его замысел удался бы блестяще. Поскольку запертая комната была создана даже с одной Вара Нинго, никому в голову бы не пришла идея о технике треугольника.

Если бы полиция не изъяла куклы и спицы как улики, Мисора, возможно, догадалась бы и раньше. Но случай тут ни при чем, всё это было частью плана Бейонда Берсдея. Он знал, что полиция сначала осмотрит место преступления. Бейонд Берсдей холодно рассчитал, что к тому времени, как пешка L прибудет на место, ни кукол, ни спиц уже давно там не будет. Третье место преступления было единственным, где они могли остаться — и в этом случае они будут сосчитаны вместе с игрушками для того, чтобы проставить цифры на сторонах «циферблата», что отвлечет её. Единственное, чего не учел план Бейонда Берсдея, был детективный талант Мисоры.

Нет, не талант.

Вдохновение.

Но ни разгадка запертых комнат, ни то, что способ, которым преступник их запирал, сработает лишь в первых трех случаях, не насторожили Мисору. Скорее, она начала спрашивать себя, каким образом убийца собирается запереть комнату в четвертый раз. Или сомневаться в верности своей теории. Её подозрения не обратились сразу против Рюзаки. Конечно же, нет — ей никто не сказал о связи между L и Б, так что у неё и в мыслях не было, что у Рюзаки может быть причина сделать нечто подобное. Она неустанно повторяла, что он подозрительный, но её подозрения так и не оформились во что-то определенное. Чтобы предположить, что четвертое убийство на самом деле будет самоубийством, ей требовалось осознать, что послание указывало на два возможных места преступления, что они сидят в засаде вдвоем, а так как один из этих двоих — она сама, другой и есть убийца… но Наоми Мисора не была настолько сильна в математической дедукции, которая нужна была, чтобы логически доказать, кто же убийца.

Но она догадалась.

Потому что он знал.

Он знал, что Наоми Мисора владеет капоэйрой.

А знали об этом только L, которому она сама же сказала, и тот, кто напал на неё в аллее — убийца. Мисора использовала технику капоэйры, когда оборонялась. И ей удалось прогнать его. Поскольку мысль о том, что Рюзаки — это L, была смехотворно-нелепа и совершенно неправдоподобна, то разумно предположить, что человек, который напал на неё — Рюзаки… что и привело Мисору к истине.

Провал.

Один-единственный провал Бейонда Берсдея и Рю Рюзаки. Единственный промах, который допустил убийца, никогда не совершавший ошибок. Оцени он Мисору чуть выше, он никогда бы так не промахнулся. Но было слишком поздно. Может он и родился с невероятными глазами шинигами, но глаз, которые правильно бы оценивали людей, он был лишен… Возможно, это слишком скоропалительное заключение. Ловкий оборот речи, бесспорно, но это его не оправдывает.

Теперь уже навсегда останется загадкой, какая часть правды дошла до L и когда. Возможно, он знал всё с самого начала и заставил Мисору действовать, основываясь на этом, а возможно, так ничего и не понял до самого конца и был ею спасен. И то и другое представляется одинаково возможным. Но давайте не будем задумываться о таких мелочах. L не тот, о ком следует говорить в таких ничтожных категориях. Поскольку главное ясно, всё остальное не имеет значения.

Б проиграл Наоми Мисоре.

Иными словами, он проиграл L.

Дважды проигравший в одной битве, не сумевший умереть как планировал, Бейонд Берсдей был доставлен в больницу при полицейском участке, и на этом закончились серийные убийства, начавшиеся месяцем раньше, 31 июля… нет, 22 июля, когда предупреждение о первом убийстве попало в полицейский участок. По всей видимости, Б вылил на себя бензин в тот самый момент, когда Мисора обо всем догадалась. Прошла целая минута, прежде чем она ворвалась в квартиру 404. Было бы вовсе не удивительно, если бы он умер от удушья ещё до того, как она прибежала, или по дороге в больницу, или до приезда «скорой». Но он не умер. Не умер. Его тело оказалось сильнее, чем он думал, и его жизнь продлилась дольше, чем он рассчитывал. Самое трудное в убийстве — именно убить, и будь он способен увидеть срок собственной жизни, я уверен, Бейонд Берсдей избрал бы другой путь. Мой бедный, бедный предшественник. Он не только потерпел окончательное и бесповоротное поражение, но и остался жить, со всем своим позором… должно быть, он жаждал смерти.

Прими мои соболезнования, Б.

И больше мне нечего добавить в этих заметках о Лос-анджелесском Деле ББ. В случае, если у меня останется место, я намеревался сразу же перейти к двум другим историям, которые я услышал от L: истории о войне между тремя величайшими детективами, которые одновременно расследовали это гнусное дело о биологической угрозе, где появляются замыкающие наш алфавит — первый X и первый Z из Дома Вамми; а также к рассказу о том, как величайший в мире изобретатель, Куилш Вамми, также известный как Ватари, впервые встретил L, которому тогда было около восьми лет — то дело, давшее миру величайшего детектива столетия, было делом о Сумасшедших Бомбежках Уинчестера, которые произошли сразу после Третьей Мировой Войны. Но как бы объективно я ни смотрел на вещи, у меня не остается ни места, ни времени. Ну, что ж. В таком случае, чтобы закрыть это дело, я завершу свои заметки рассказом о небольшом происшествии, которое случилось с Мисорой несколько дней спустя.

В свете всего, что случилось, возвращение Мисоры на работу было отложено до сентября. Поимка Бейонда Берсдея сослужила ей гораздо лучшую службу, чем она ожидала, и никто даже слова не проронил о том, что она действовала сама по себе во время своего отстранения. И хоть она не пользовалась особой популярностью в Бюро, никто не отрицал, что она хорошо выполняет свою работу — по крайней мере, открыто. Нетрудно представить, что L подергал для неё за нужные ниточки. А с ещё более практической точки зрения нетрудно представить также, кто являлся истинным источником денег, официально положенных на её банковский счет компанией, о которой она никогда раньше не слышала.

Первого сентября она вышла из дома и направилась к ближайшей станции метро. Когда она придет на работу, её начальник вернет ей её значок, оружие и наручники. Мысль об этом немного её смущала, и от волнения она даже ощущала легкий холодок в животе, но когда всё это закончится, её жизнь вернется в привычное русло.

После ареста убийцы она говорила с L всего один раз. Он поблагодарил её за помощь в расследовании и рассказал немного про подоплеку этого дела. Этот Б был кандидатом на роль преемника L, и под давлением этой ответственности слетел с катушек. Мисора наконец-то почувствовала, что может понять прежде непостижимые для неё действия Рюзаки, но в то же время она понимала, что, возможно, ей так только кажется. Всё сводилось к тому, что это дело от начала до конца было вызовом для L, Рюзаки убивал людей и попытался убить себя лишь с этой целью… но если убийства можно списать на банальное помешательство, то самоубийство по такой идиотской причине — нельзя. Прежде, чем он дошел до такого, если бы кто-то мог его остановить… но это лишь показывает, как непреклонен он был в своем стремлении. Его собственная жизнь была для него такой же бессмысленной, как и жизни его жертв, она служила Бейонду Берсдею лишь инструментом в поисках способа превззойти L. Это значило для него больше, чем собственная жизнь. Возможно, это была не столько непреклонность, сколько отчаяние. Никто уже не мог остановить его.

Он так решил.

Что и сделало его… таким сильным.

А действительно ли он был сильным?

Мисора спрашивала себя об этом, вспоминая, как беспокойно он грыз ноготь большого пальца.

Сила.

Сила, которой Мисора никогда не надеялась достичь…

«М-мм?»

Впереди уже показался вход в метро, а у самого входа стоял кто-то, какой-то нескладный и пришибленный человек.

Молодой человек с напряженным выражением на лице.

Под глазами у него лежали тени, такие темные, что она подумала, а уж не грим ли это. Такое впечатление, будто он не спал несколько дней — нет, будто он вообще никогда не спал. Как будто его чувство справедливости не дает ему спать, потому что на нем висит столько запутанных дел, о которых нужно постоянно думать, изо дня в день сгибаясь под непосильным грузом.

На нем были белая футболка с длинными рукавами и голубые джинсы.

Потрепанные кеды были надеты прямо на босу ногу.

«??»

У неё появилось странное ощущение дежа вю.

Как будто она уже видела его прежде.

Что-то в нем напомнило ей Рю Рюзаки — Бейонда Берсдея. Но сходство было слабым, будто тогда она имела дело с копией, а сейчас встретила оригинал.

— Э-э, мы с вами раньше не…? — Она почему-то заговорила с ним, хотя он едва ли загораживал ей дорогу, и можно было просто пройти мимо, не обращая на него внимания.

Молодой человек буквально напрыгнул на неё.

Прыгнул на неё? Нет, так будет неверно. На самом деле он раскинул руки и попытался обхватить её.

— А?! Да вы что!

Мисора тут же отпрянула, высвобождаясь из его объятий, и плавно перешла в наступление. Отклонившись корпусом назад, она крутанулась в воздухе и, взмахнув ногами, как скорпион, обрушила оба каблука ему на плечи. Два одновременных сильных удара сбили его с ног. Он с грохотом покатился вниз по ступеням подземки.

Ой. Это было немного слишком.

Он, конечно, сам напросился, но Мисора всё-таки, быстро оправившись, кинулась к нему.

— Как вы? — спросила она.

Странный человек распластался на животе, как раздавленная лягушка.

— Ясно, — пробормотал он, очевидно, разговаривая сам с собой. — На видео — это одно, а в жизни совсем по-другому, но теперь я, кажется, понимаю.

— Что?

О чем это он? Головой, что ли, сильно стукнулся? Ну вот, первый день на работе, и уже вляпалась в неприятности…

— Э… встать можете? — спросила Мисора, протягивая ему руку.

Человек поднял голову и посмотрел на неё, его глаза сами были как тени, она будто заглянула в два глубоких колодца.

— Спасибо, — сказал он, хватаясь за протянутую руку.

Резким движением Мисора подняла его на ноги.

— Вы ушиблись? Болит что-нибудь?

— Всё нормально, спасибо, — ответил человек, не выпуская её руки.

Даже сейчас, снова стоя на ногах, он не пытался уйти.

Как-то само собой получилось, что они пожали друг другу руки. Как воины на поле битвы, они обменялись крепким рукопожатием, уцелев после очередной кровавой схватки.

— Вы очень добры, — произнес человек, на лице его появилось нечто похожее на улыбку, и он, наконец, отпустил её руку. После этого он заковылял прочь, как будто ничего и не случилось, он начал медленно взбираться вверх по ступенькам.

— А… п-подождите! Одну секундочку!

Мисора почти уже позволила ему уйти, но в следующую минуту снова бросилась за ним и в два прыжка загородила ему дорогу. Как агент ФБР она не могла спустить ему с рук это нападение. Человек стоял и грыз ноготь большого пальца. Кажется, он ничуть не смутился.

— Раз с вами всё в порядке, вам придется пройти со мной. Сексуальное домогательство — это серьезное преступление. Нельзя расхаживать по улице и обнимать, кого вам захочется. О чем вы думали?

— …

— Не стойте как столб. Скажите что-нибудь. Подобным поведением вы не отделаетесь. Как ваше имя?

Наоми Мисора спросила его имя.

Молодой человек кивнул.

И ответил.

— Пожалуйста, зовите меня Рюзаки, — сказал он, не смутившись.

Точно так же, как некто другой до него.

А через полтора года после своего ареста, 21 января 2004 года, отбывая пожизненный срок в тюрьме в Калифорнии, Бейонд Берсдей умер от непонятного сердечного приступа.

Примечания

1

(обратно)

2

(обратно)

3

(обратно)

4

(обратно)

5

(обратно)

6

(обратно)

7

(обратно)

8

В японском языке не различаются звуки R и L.

(обратно)

Оглавление

Глава 0. Как пользоваться Книгой

Глава 1 «Послание»

Глава 2. Рюзаки

Глава 3. Отражение

Глава 4. Шинигами

Глава 5. Часы

Глава 6. Провал

Последняя запись Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg