«Бессовестный»

Александр Власенко Бессовестный

Дрессировал я как-то одного «азиата». Звали его… Да, собственно, почему – звали? Его и сейчас зовут и, надеюсь, еще много лет будут звать, а поэтому, чтобы не смущать возможным узнаванием действующее в моем рассказе лицо, а именно его хозяйку Ирину, выведем пса под псевдонимом. Пусть кличкой этого рыжего будет, скажем, Полуэкт. («Полуэкт ибн… мнэ-э… Полуэктович». И не хватайте меня за руку, я сам признаюсь, что псевдоним для него спер у братьев Стругацких.)

«Азиат» как «азиат», не хуже других. Так же, как почти все алабаи (для непросвещенных: «алабаями» называют туркменскую разновидность среднеазиатских овчарок), в любой ситуации быстро соображает и просчитывает свои вероятные выгоды и убытки, при первой возможности хитрит, всегда ленится и редко-редко когда не упрямится. И, разумеется, мастерски умеет притворяться. Алабаям, по-моему, сразу, чуть ли не с момента выхода из родовых путей досконально известны все вариации и нюансы тонкого искусства притворства. Любой из них может и по-простецки прикинуться шлангом, и артистично закосить под дебила (иначе – тупить), и столь же легко – под радостного идиота, и уйти в себя, забыв вернуться, и смертельно устать на третьей минуте занятия, и с упорством, несомненно, достойным лучшего применения, путать команды, и прочая, и прочая. А уж как они восхитительно используют свои вокальные таланты, исторгая из себя при одной лишь мысли о покушении на неприкосновенность их священного организма звуки невыносимо противной частоты и той степени громкости, что обязательно достигает ушей ближайшего зоозащитника, как раз в то самое мгновение не знающего, на кого обрушить бремя своей гуманности, этого словами не опишешь. И слышать это тем более не надо!

За дрессировку мы взялись вовремя. Как полагается с «азиатами», где-то с четырех месяцев. И до полугода, пока занимались регулярно, все шло более-менее гладко. На след поставили, сидеть-лежать-стоять научили, хоть на расстоянии, хоть на ходу, и апортировал Полуэкт все, что нужно, включая железки, и ползал, и, при большом желании, вперед его можно было выслать шагов на двадцать. Издалека, в общем и целом, псеныш, пожалуй, уже походил на воспитанную собаку. Конечно, не только добрым словом и лакомством сей результат был достигнут. Кусочки и поглаживания для «азиата» не настолько действенный стимул, чтобы ради них он отказался своевольничать, когда ему приспичит. Были и трепки, и порки, и уроки прикладной уфологии. (Уфология – опять же для тех, кто не в курсе, – это наука о неопознанных летающих объектах – НЛО. В частности, о неопознанном летающем кирпиче. Допустим, тот же Полуэкт, находясь на некотором удалении от хозяина, внезапно соображает, что поводок-то давным-давно отстегнут, а расстояние, отделяющее объект воспитания от воспитывающего субъекта, как раз таково, что если хозяин и захочет принять к нему, сыну свободолюбивого и независимого алабайского народа, меры физического воздействия, то вряд ли сможет скоро его догнать. Если вообще сможет. Наличием данных обстоятельств легко провоцируется скоротечное развитие приступа избирательной глухоты. Колебания воздуха, создаваемые именно голосовыми связками хозяина, совершенно не проникают сквозь пробки, мгновенно образовавшиеся в слуховых проходах хитрого рыжего гада. И в этот момент вдруг откуда ни возьмись летит – и очень метко – он, весь из себя красный и огнеупорный!.. В приведенном случае уфология воздействует на конкретный притворяющийся организм посредством закона сообщающихся сосудов. Поскольку грудная клетка собаки образована гибкими и упругими ребрами, то планирующий кирпич, оказывая своей большой, плоской поверхностью значительное давление на указанные выше ребра, резко сжимает оную клетку. От быстрого ее сжатия в легких образуется ударная воздушная волна, которая, распространяясь в полном соответствии с упомянутым законом через евстахиевы трубы, одним махом вышибает пробки из ушей гнусного представителя слишком умной породы. Отчего слух естественным образом немедленно восстанавливается. Следует заметить, правда, что некоторые особо продвинутые в данной области лечения собак специалисты не без оснований считают, что вышеописанному феномену более пристало другое объяснение – с точки зрения рефлексотерапии. Дело в том, что на боковой поверхности груди у собаки находится целый ряд акупрессурных точек, надавливая на которые с необходимой силой, можно стимулировать нужные функции головного мозга, а также излечивать целый ряд широко распространенных заболеваний, в частности внезапную глухоту и острое воспаление хитрости. Экспериментальным путем удалось установить, однако, что аналогичные акупрессурные точки довольно равномерно распределены по всей поверхности собачьего тела. Сделанное открытие позволило на практике успешно заменить излишне тяжелый для метания кирпич, который к тому же очень неудобно носить в кармане, гораздо более эстетично выглядящей свернутой металлической цепочкой. Это более современное средство, как выяснилось, обладает к тому же хорошим профилактическим, похожим на вакцинирующий, эффектом. Обычно после одного-двух его успешных, то есть точных применений достаточно бывает в нужном случае лишь только слегка им потрясти.)

Так уж получилось, что, когда Полуэкту стукнуло полгода, заниматься мы с ним стали редко. И что гораздо хуже, теперь не с хозяином вместе, а с хозяйкой, Ириной. Хозяину больше работа не позволяла. У него-то к тому времени никаких проблем в построении отношений с собакой не было. Весь арсенал «азиатских» уловок он вполне изучил, свои комплексы, типичные для продукта московского интеллигентского воспитания («Только добром и лаской, дедушка Дуров зверей не бил»), успешно преодолел, мог и похвалить вовремя, и, когда надо, провести дозированный сеанс общего массажа. А хозяйка, очень женственная женщина с несколько, на мой взгляд, гипертрофированными материнскими инстинктами, всякий раз, когда кобель туфтил, долго противилась применению грубого насилия и пыталась взывать к его благоразумию, чувству ответственности и прочим высоким моральным качествам (которые, несомненно, пребывали в душе Полуэкта, но – или очень мимолетно, или очень глубоко, или в зачаточном состоянии, и уж, во всяком случае, ни в коей мере не определяли его поведение). Но зато когда до Ирины наконец доходило, что эта мерзкая сволочь над ней самым откровенным образом издевается, она просто взрывалась гневом и мстительно, с чисто женским исступлением – хоть за руки лови – колотила Полуэкта по поводу и без повода.

И вот как-то звоню ее мужу на работу, чтобы уточнить время занятий, а он мне и рассказывает, что сегодня заниматься опять будет Ирина и что Полуэкт с утра пораньше учинил какое-то непотребство и за это был выдран Ириной, как говорится, по полной программе и сверх нее. А надобно заметить, что когда я приходил дрессировать Полуэкта, пес встречал меня продолжительным и разнообразным скулежом и писком. Я ему отвечал тем же, и наш дуэт по нескольку минут голосил то вместе, то порознь. Ирина всегда наблюдала за нашим концертом с большим вниманием и как раз где-то за неделю до этого наконец не выдержала и наивно спросила:

– Он что, вам о чем-то рассказывает?

Я как мог грустно ей ответил:

– На жизнь жалуется и на вас тоже.

Ирина бросила укоризненный взгляд на Полуэкта, но промолчала.

А тут я прихожу, зная, что Ирина вряд ли догадается о моем разговоре с ее мужем. Пес по своему обыкновению встречает меня писками и визгами, я ему подскуливаю и начинаю упрекающе то и дело коситься на Ирину. Вижу – растерялась.

Выбрав момент, когда Полуэкт выдал особо звучную руладу, я его с крайним недоумением и спрашиваю:

– Что, она тебя – та-ак?!

– У-у-у-у-у!..

А надобно заметить, что в этой дрессируемой паре рыжим был не только Полуэкт. Ирина как раз из той породы огненно-рыжих и белокожих, которые не просто краснеют, а вспыхивают – хоть спички зажигай. И начинает она расцвечиваться ярко-пунцовыми пятнами. Но диалог-то продолжается:

– А ты, ты – ничего?

– У-у-у-у-у!

Ирина уже багровая. Сваренный заживо рак рядом с ней казался бы бледнолицым.

– А она все равно, да?!

– У-у-у-у-у!

Этой беспардонной клеветы Ирина, задыхаясь от возмущения, стерпеть уже не смогла:

– Да он… да он… да он сам!..

И после паузы – с непередаваемым, неподражаемым, невыносимым укором:

– Бессовестный…