«Тигр»

Тигр (fb2) - Тигр [История мести и спасения] (пер. Яна Рапина) 3464K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джон Вэйллант

Джон Вэйллант

В окрестностях глухой деревни на Дальнем Востоке рыщет тигр-людоед. Он убивает с изощренной жестокостью, словно сознательно наказывая жертву. Команда инспекторов получает задание выследить и остановить зверя, прежде чем он нанесет новый удар. Но кому и за что он мстит? Что ждет человека и тигра на тропе войны? Канадский журналист Джон Вэйллант расследует каждый шаг этого опасного поединка на фоне многовековой драмы: истории одного из самых грозных хищников планеты — амурского тигра.

Ошеломляющая история… Книга Вэйлланта преподает жизненно важный для человечества урок: убивая тигра, мы губим не только сильного и прекрасного зверя, но и уникальную личность.

Washington Post

Огромный хищник, главный герой этой отнюдь не вымышленной истории, чем-то напоминает знаменитых морских обитателей: напряженное преследование, вплетенное в познавательный контекст, перекликается с «Моби Диком», а поклонники «Челюстей» сразу узнают этот леденящий ужас от недомолвок, которые прояснятся лишь в самом конце.

The New York Times

Эпическое полотно: травелог о браконьерах, охотящихся на тигров в дебрях Дальнего Востока, можно считать основоположником нового жанра — природоохранного триллера.

Nature

Тигр. История мести и спасения

Памяти Джоанны Сеттл

и Эллиса Сеттла

Вступление

В тайге один бог свидетель.

В. К. Арсеньев[1] По Уссурийскому краю

Взять те сокровища сумел бы смертный лишь ценой непомерной.

Беовульф[2]

Среди деревьев, словно запутавшись в ветвях, висит серп луны.

В тусклом свете тени на снегу расползаются, но лес вокруг кажется еще темнее, и человек продвигается по нему практически на ощупь.

Он шагает в полном одиночестве, если не считать пса, убежавшего вперед в надежде поскорее добраться домой. В нависшую над кустарником и буреломом тьму возносятся черные стволы дубов, сосен и тополей, и в вышине их ветви сплетаются в причудливый узор.

Ярче снега белеют стройные березы, словно источая собственный свет, но он подобен меху зверя зимой: на ощупь холодный, греет только его самого. Тишина царит в этом уснувшем, замерзшем мире. Мороз такой, что плевок замерзает, не успев долететь до земли, а дерево стало хрупким, как солома, и кора его, неспособная сдержать распухший заледеневший сок, внезапно лопается с оглушительным треском. Человек и пес идут, оставляя за собой теплый шлейф, и их дыхание бледными клочьями повисает над тропой. Их запах остается рядом с ними в темноте и безветрии, но поступь разносится далеко, и каждый шаг выдает их в ночном лесу.

Несмотря на колючий мороз, человек обут в резиновые сапоги, которые скорее уместны в дождливую погоду. Одет он тоже на удивление легко, особенно учитывая тот факт, что весь день он провел, рыская по лесу. Ружье тяжело давит на плечо, словно увеличившись в весе, так же, как рюкзак и патронташ. Но он знает эту тропу как свои пять пальцев, до его хижины уже рукой подать. Теперь он наконец может позволить себе расслабиться. Возможно, он представляет себе, как зажжет свет и разведет огонь, как снимет тяжести с плеч. Вода в чайнике наверняка замерзла, но печка быстро разгорится, яростно сопротивляясь холоду и мгле, как сейчас сопротивляется им его собственное тело. Уже скоро его ждут горячий чай и сигарета, а потом рис, мясо и снова сигареты. Рюмка-другая водки, если еще осталось. Он чтит этот ритуал, он знает его наизусть. Впереди уже проступают знакомые очертания, когда неожиданно пес с ворчанием замирает на месте, натолкнувшись на чужой запах, словно на стену. Они давние соратники по охоте, и человек понимает: возле хижины кто-то есть. Шерсть на загривке собаки встает дыбом, а у человека по спине пробегает холодок.

В темноте раздается рычание, и им обоим кажется, что оно доносится сразу со всех сторон.

Часть первая. Марков

Глава 1

Многие не верят, что это произошло на самом деле. Считают плодом моего воображения. Но это правда. Подтвержденная фактами.

Ю. А. Труш

Вечером 5 декабря 1997 года, когда уже стемнело, в квартире Юрия Анатольевича Труша в Лучегорске, небольшом шахтерском городке Приморского края на Дальнем Востоке, неподалеку от китайской границы, раздался звонок. Приморье знаменито многим, но, кроме всего прочего, оно является последним на земле местом обитания амурского тигра. Человек на другом конце провода сообщил печальное известие: в сотне километров к северо-востоку от Лучегорска, в глухом лесу неподалеку от поселка Соболиный, тигр напал на человека. Юрий Труш возглавлял одно из шести действовавших в регионе подразделений инспекции «Тигр», в задачи которой входило расследование правонарушений в лесу — особенно если дело касалось тигров. А поскольку зачастую речь шла о браконьерской охоте на них, без нападений не обходилось. Таким образом, сложившаяся ситуация, каковы бы ни были подробности, находилась непосредственно в сфере ответственности Юрия Труша, и поэтому он безотлагательно начал собираться в Соболиный.

Ранним субботним утром Юрий Труш вместе со своими коллегами Александром Горборуковым и Сашей Лазуренко загрузился в армейский грузовик и двинулся на север. В теплой одежде и камуфляже, вооруженные ножами, пистолетами и карабинами, Тигры, как называют иногда сотрудников этой службы, скорее напоминали отряд спецназа, чем охотинспекторов. Ехали они на обшарпанном за двадцать лет армейском «урале» — четырехтонном аналоге немецкого «унимога» или американского «хамви». Полноприводный бензиновый грузовик на широких колесах около метра диаметром, оборудованный лебедкой, является излюбленным средством передвижения в отдаленных районах Приморского края. Помимо стоек для винтовок и креплений под дополнительные канистры с топливом он был оснащен переносными койками и набит провиантом с таким расчетом, чтобы четыре человека могли прожить неделю. Кроме того, внутри соорудили дровяную печь, чтобы в случае полного отказа техники отряд мог выжить, в какой бы глуши он ни оказался.

Миновав КПП на выезде из города, Тигры съехали на грунтовку, ведущую на восток, вдоль русла Бикина — крупной извилистой реки, протекающей по наиболее отдаленным уголкам северного Приморья. Из-за мороза и глубокого снега продвижение грузовика было сильно затруднено, и члены экспедиции, бывалые охотники, отслужившие в армии, коротали время, гадая, что ждет их в конце пути. Однако никакой предыдущий опыт не мог подготовить к тому, что им суждено было обнаружить.

Приморский край по размерам сопоставим со штатом Вашингтон. Омываемый Японским морем с юго-востока России, он отличается богатством лесов и гор, сочетая в себе глушь Аппалачей и суровость Юкона. Хлеб здесь добывается нелегким путем: лесозаготовка, добыча ископаемых, рыболовство, охота. И без того тяжелое положение усугубляется низкими зарплатами, коррумпированностью чиновников, процветающим черным рынком — и присутствием одного из самых крупных в мире представителей кошачьих.

Одним из многих негативных последствий перестройки и открытия границы между Россией и Китаем стал стремительный рост браконьерской охоты на тигров. По мере развала экономики и увеличения безработицы в девяностых годах на добычу всевозможного рода лесных богатств кинулись все: профессиональные браконьеры, предприниматели и простой люд. Тиграм, в силу их редкости и исключительной ценности, пришлось особенно трудно: их органы, кровь и кости широко используются в традиционной китайской медицине. Считается, что ус тигра бережет от пули, а толченая кость слывет хорошим обезболивающим. Другое поверье утверждает, что тигриный пенис добавляет мужской силы, и очень многие — от Токио до Москвы — готовы платить тысячи долларов за тигриную шкуру.

В период с 1992 по 1994 год было уничтожено около сотни тигров — это примерно четверть их популяции в регионе. Большая часть добычи отправилась в Китай. При финансовой поддержке (и под давлением) международных природоохранных организаций местное правительство основало инспекцию «Тигр» в надежде вернуть хотя бы подобие закона и порядка в леса Приморского края.

Вооруженные огнестрельным оружием и фотокамерами, наделенные широкими полномочиями, отряды инспекторов были призваны препятствовать браконьерству и способствовать снижению неуклонно растущего числа столкновений тигра с человеком.

По большому счету, работа инспекции «Тигр» очень напоминает работу отдела по борьбе с наркотиками. Степень риска вполне сопоставима: в обоих случаях на кону большие деньги, и играют на этом поле люди отчаянные и опасные.

Что общего у тигра и наркотика? И те и другие продаются на вес, а стоимость определяется чистотой продукта и репутацией продавца. Но есть и существенные различия: вес тигра может намного превышать двести килограммов; на протяжении двух миллионов лет тигры охотятся на крупную дичь — в том числе на человека. И они злопамятны.

В силу этих особенностей тигр несет угрозу как человеку, стоящему на его защите, так и тому, кто рассматривает его исключительно как источник наживы.

В середине девяностых отряд инспекции «Тигр» под руководством Юрия Труша работал в долине реки Бикин. Зимой по льду на Бикине можно спокойно передвигаться на тяжелом грузовике, но летом река пускается в неторопливый бег. Большинство безработных обитателей ее берегов чтят лесной закон куда выше запретов правительства. И хотя преимущественно народ вынужден браконьерствовать, чтобы хоть как-то свести концы с концами, встречаются и охотники за большими деньгами.

К 1997-му инспекция «Тигр» существовала всего лишь три года. С учетом состояния российской экономики в девяностые ее сотрудникам выпал счастливый билет: они были трудоустроены и получали долларовую зарплату от иностранных природоохранных организаций. Четыреста долларов в месяц — в те годы о таком можно было только мечтать. Но и от инспекторов требовалось многое взамен. Обыденная проверка охотничьих удостоверений во время планового обхода территории, обыск подозрительного автомобиля, направляющегося в сторону китайской границы, или внедрение в браконьерскую среду — всякий раз Тиграм приходилось иметь дело с вооруженными людьми. И чаще всего эти встречи происходили в лесной глуши, где подкрепления ждать просто неоткуда, а столкнуться можно с чем угодно.

После перестройки в России было выставлено на продажу буквально всё. С военных складов Приморского края пропало огромное количество боеприпасов. Во время своих рейдов по разбросанным в лесу многочисленным охотничьим хижинам Труш и его напарники изымали пластит, ТНТ, автоматы 50-го калибра, украденные с военных броневиков. Труш недоумевал: зачем в лесу оружие такого размера? С взрывчаткой все было понятно: с ее помощью в водоемах глушили рыбу в промышленных масштабах либо выгоняли медведей из берлог. На азиатских рынках особым спросом пользуются не целиковая медвежья шкура или скелет, а лапы и желчный пузырь. Лапы пускают на суп, а пузырь используется в медицинских целях. В середине девяностых в Приморье и человеку, и зверю жилось одинаково трудно, коррупция процветала на всех этажах власти. В те годы Труш не раз устраивал облавы, в ходе которых попадались с поличным и высокопоставленные милицейские чины, и члены советов, а наживать себе подобных врагов всегда опасно. Впрочем, Труш отлично годился для своей работы — не каждый решился бы связаться с таким противником.

Ростом под 190, длинноногий, широкогрудый атлет с карими глазами, удивительным образом напоминающими полудрагоценный камень «тигровый глаз» — радужка окружена черной полоской. Взгляд из-под низких густых бровей, но лицо открытое и дружелюбное. Зычный голос. В детстве Труш был слабым и болезненным ребенком, но к юности превратился в настоящего богатыря с командирской внешностью и способностью сохранять спокойствие в стрессовых обстоятельствах. Он исключительно силен. За время службы в армии в семидесятых Труш не раз становился победителем различных соревнований по гребле, заслужив тем самым титул мастера спорта и право выступать на международном уровне. Это было серьезное достижение: он не просто соревновался с болгарами или немцами из ГДР; по его же словам, он защищал честь Советской армии. Когда уже на пятом десятке Труш начал работать в инспекции «Тигр», он трижды подряд выигрывал районные соревнования по тяжелой атлетике. Не той тяжелой атлетике, что мы привыкли видеть в программе Олимпийских игр, — то, что делал Труш, скорее напоминало забавы скучающих артиллеристов времен Наполеоновских войн. Состязание заключалось в том, чтобы гирю — крупное ядро с ручкой для захвата — поднять от земли над головой как можно больше раз, сначала одной рукой, потом другой. Гиревой спорт — русское изобретение, им увлекаются не одну сотню лет, и преуспевают в нем преимущественно невысокие коренастые спортсмены. Поэтому было особенно удивительно смотреть на человека с телосложением Труша, вопреки закону притяжения непринужденно жонглирующего тридцатикилограммовыми снарядами.

Стрелять Труш сначала учился у отца, а потом в армии. Кроме того, занимался карате, айкидо и ножевым боем. В этих видах спорта его крупное телосложение было как нельзя более кстати — длинные руки Труша нечасто позволяли противнику нанести удар. В рукопашном бою он достиг таких успехов, что его пригласили тренировать сотрудников милиции. Исключительные физические качества Труша невозможно скрыть. Делает ли он захват, бросок, наносит ли удар — его руки, совершающие и контролирующие каждое движение, превращаются в мощное оружие. Кулаком он, словно молотом, может раскрошить кирпич. Когда он демонстрирует фиксирующий захват противника или проводит воображаемый удар, у зрителя создается ощущение, что все его тело жаждет возможности применить свое умение в деле. Рассказывая о ступившем на скользкий путь бывшем сослуживце, которого он в течение долгого времени пытался поймать с поличным, Труш заметил: «Он отлично знает, что я способен раздавить его голыми руками». Это напряженное внутреннее единство — добродушного шутника-соседа, друга и отца семейства с диким альфа-самцом в погонах, готовым в мгновение ока ринуться в атаку, — бросается в глаза при каждой встрече с ним. В описываемых событиях Трушу довелось проявить себя по-настоящему.

Чем дальше Труш и его команда углублялись в лес, тем хуже становилась дорога. Миновав Верхний перевал, они заехали в занесенный снегом поселок Ясеневый — лесозаготовку, как две капли воды похожую на Соболиный. Там к ним присоединился местный заместитель участкового по фамилии Буш. Его участие в экспедиции было лишено практического смысла и скорее являлось данью формальности. В принципе, милиция не занимается вопросами, связанными с тиграми, но был обнаружен труп и Буш должен был зафиксировать факт смерти. Взяв Буша на борт, путешественники продолжили свое продвижение к верховьям реки.

В Соболиный они прибыли уже пополудни. На первый взгляд деревня с ее некрашеными бревенчатыми домишками производила впечатление обнищавшей и нежилой. Сидевший за рулем Горборуков свернул с шоссе в лес, на однополосную проселочную дорогу. Снег выпал совсем недавно, и Труш внимательно смотрел, не покажутся ли на дороге свежие следы. Они находились примерно в восьмидесяти километрах от ближайшей асфальтированной дороги и в паре-тройке тяжело давшихся им километров к востоку от Соболиного, когда грузовик пересек невесть откуда взявшуюся широкую гравийку. Эту дорогу начали строить еще в советскую эпоху как альтернативу единственному пути, пересекающему Приморский край с севера на юг и проложенному вдоль реки Уссури до Хабаровска (там же проходит Транссибирская магистраль). Несмотря на активное использование Уссурийской дороги различными видами автотранспорта, в том числе и для международных грузовых перевозок, она довольно узкая, обслуживается плохо и нерегулярно, а в довершение всего ее сочли потенциальной брешью в случае войны с Китаем. Строительство новой дороги, безопасной, широкой и прямой, как струна, так и не было завершено, и, по сути, сейчас это просто шоссе в никуда.

Впрочем, ею пользуются лесозаготовители, браконьеры и контрабандисты — те немногие люди в Приморье, кто может позволить себе иметь машину. Время от времени на дорогу выходят и тигры. В зимнем лесу каждая тропинка — чья-то нечаянная любезность. Проложить путь по снегу, особенно если он глубокий и покрыт настом, очень непросто, и поэтому тот, кто идет первым, будь то зверь, человек или машина, оказывает большую услугу всем, кто последует за ним. Зимой подкрепиться удается не всегда, и каждый зверь старается беречь силы, так что от подобных подарков отказываются редко. Покуда тропа, лесовозная дорога, шоссе или замерзшая река более или менее следуют в желаемом направлении, лесные жители пользуются этим путем, кто бы его ни проложил. В каком-то смысле живые существа становятся заложниками проторенного пути, поскольку он может сулить им неожиданные встречи.

Последние пять километров путешественники проделали по лесовозной дороге, такой извилистой и неровной, что даже умудренный опытом езды по российской глубинке водитель не удержался и шутливо воскликнул, нарочито грассируя: «Париж-Дакар! Кэмел-трофи!» Они двигались на восток, продираясь через бурелом, пересекая речушки по мосткам, настеленным на поставленные на попа деревянные чурбаны. В трех километрах от частной лесозаготовки Горборуков повернул на север. Через несколько минут он остановил грузовик в пролеске, на противоположном конце которого виднелась хижина.

Хижина принадлежала Владимиру Маркову, жителю поселка Соболиный, известному главным образом своим пристрастием к пчеловодству. Скособоченный домик стоял в отдалении на пологом склоне, густо окруженном березами, соснами и ольхой. В этом уголке леса веяло одиночеством, но место было живописное, и при других обстоятельствах Труш оценил бы его красоту. Однако сейчас ему было не до того. Пробило три часа дня, и солнце уже коснулось верхушек деревьев, склоняясь на юго-запад. Тепло, накопленное за этот быстротечный солнечный день, стремительно угасало.

Первым признаком случившейся трагедии стало воронье. Черная ворона следует за тигром, как чайка за рыболовецкой шхуной: делая ставку на победителя, она не тратит силы на поиск пропитания, предпочитая время от времени перехватить еды с чужого стола. Выбравшись из грузовика, путешественники сразу услышали пронзительное воронье карканье. Труш обратил внимание, что черная стая мельтешит и мечется над лесом к западу от тропы, ведущей в пролесок, и даже если бы его не предупредили о случившемся заранее, происходящее говорило само за себя: кто-то крупный умер или умирает, и вороны караулят труп.

Напротив хижины Маркова стоял грузовик его лучшего друга и партнера по пчеловодству Данилы Зайцева, спокойного и трудолюбивого человека сорока с небольшим лет. Зайцев хорошо разбирался в машинах, и его грузовик, очередной списанный экземпляр военной техники, был одной из немногих машин в Соболином, все еще остававшихся на ходу. Вместе с Зайцевым приехали Саша Дворник и Андрей Онофрейчук — мужчины лет тридцати, нередко охотившиеся или рыбачившие с Марковым. По их осунувшимся лицам было видно, что предыдущую ночь они провели практически без сна.

Судя по плотности следов, вокруг хижины произошло много событий. Переплетенные друг с другом так, что поначалу в них трудно было разобраться, здесь имелись следы разных представителей животного мира. Труш приблизился к этому запутанному клубку информации, как детектив: где-то здесь были начало и конец, а где-то был и мотив — или несколько. На склоне возле хижины, ближе к тропе, его взгляд уцепился за два следа. Один шел по тропе с севера, другой тянулся с юга от хижины. Они вели навстречу друг другу, словно между ними так было условлено. Южный след стоило отметить особо: он принадлежал тигру, причем между каждым набором отпечатков был большой промежуток, три метра или более. Там, где следы встретились, северный пропал, словно человек, оставивший его, внезапно исчез. В этом месте следы больших лап поворачивали на запад, пересекая тропу под прямым углом. Промежутки между следами были равномерными, указывая на то, что зверь шел спокойно, направляясь вглубь леса — прямо туда, где кружилось воронье.

Труш захватил с собой видеокамеру, и сейчас ее неморгающий зрачок записывал каждую мучительную деталь места происшествия. Оглядываясь назад, поражаешься тому, какой уверенной рукой Труш ведет съемку, каким спокойным голосом комментирует увиденное: старую хижину и поросший кустарником пролесок, в котором она стоит, путь хищника и место нападения, а затем длинную череду страшных улик. Камера плавно движется, обозревая утоптанный розовый снег, заднюю лапу собаки, одинокую рукавицу, окровавленный обшлаг куртки, а затем переносится на добрую сотню метров вглубь леса, к темной прогалине. В этом месте на записи слышно, как человек с трудом сдерживает внезапный рвотный позыв. Он словно вошел в логово дьявола.

Несмотря на тридцатиградусный мороз, снег здесь полностью растаял. Посреди чернеющего круга, точно жертва на алтаре, лежат обглоданные кисть и голова. Неподалеку длинная кость, предположительно бедро, тоже обглоданная добела. Затем след уходит дальше в лес. Щурясь в видоискатель, Труш идет по этому следу, за ним его коллеги и приятели Маркова. Тишину нарушает только скрип сапог Труша да отдаленный лай его собаки. Семеро мужчин находятся в оцепенении. Ни всхлипа, ни бранного слова.

Охотничья собака Труша, маленькая лайка, убежала вперед и истошно лает. Ее нос подрагивает, чуя кровь и тигра, и из всех присутствующих только она позволяет себе выпустить наружу самый потаенный страх: тигр здесь, он где-то рядом. Коллеги Труша держат ружья на изготовку, прикрывая его, пока он ведет съемку. Так они выходят на следующую растаявшую прогалину, на сей раз овальной формы. Здесь, на опавших листьях и поломанном кустарнике, покоится все, что осталось от Владимира Ильича Маркова. На первый взгляд это кажется кучей ветоши, но потом удается разглядеть сапоги, торчащую сломанную кость, изорванную рубаху, в одном из рукавов которой осталась рука.

Трушу еще не доводилось видеть, чтобы человек был уничтожен столь скрупулезно и беспощадно, и даже во время съемки его сознание пыталось убежать от происходящего, находя спасение во второстепенных деталях. Его поразила бедность этого человека: несмотря на сильный мороз, он был обут в резиновые сапоги. Патронташ был полон — за исключением трех патронов, — и Труш задумался, куда подевалось ружье. Все это время собака Труша, Гита, тревожно лая и вздыбив шерсть на загривке, носится вокруг. Тигр где-то рядом. Его присутствие, незримое для человека, пес ощущает всем нутром — до дрожи, до изнеможения. Люди тоже чувствуют угрозу и постоянно оглядываются, не зная, откуда ее ждать. Они настолько потрясены случившейся трагедией, что ужас от увиденного практически неотделим от страха перед нависшей над ними опасностью.

За исключением звуков, издаваемых собакой и людьми, лес совершенно застыл. Даже вороны затаились, предвкушая, когда же устранится эта последняя помеха. Затаился вроде бы и тигр. Внезапно раздается звук: резкий сильный выдох, словно кто-то хочет задуть свечу. Но этот выдох глубже, больше, он сильнее всколыхнул воздух: человек не может издать такой звук. В то же мгновение с нижней ветки ели, стоящей примерно в десяти метрах, падает снег. Хлопья медленно оседают вниз, люди замирают, затаив дыхание, и вот все снова спокойно.

Задолго до того, как мотор военного грузовика впервые огласил лес своим рычанием, здесь происходил этот диалог. Не на русском или китайском, но все же на языке — и на языке более древнем, чем сам лес. На этом языке говорит ворона, на нем говорит собака, на нем говорит тигр. Говорят на нем и люди — кто-то лучше, кто-то хуже. Этот единственный короткий выдох был смертельно красноречив. Но что может сделать человек, получив такую весть вдали от дома? Гита подошла к хозяину, словно ее притянули за невидимый поводок. Приятели Маркова, и без того потрясенные до глубины души, тоже прижались друг к другу. Это последнее свидетельство близости тигра еще больше действует всем на нервы и явственнее обозначает пропасть между ними: браконьерами и вооруженными людьми в форме, от которых сейчас зависят свобода и безопасность первых. Труш знаком с приятелями Маркова, ему уже приходилось арестовывать их за незаконное владение оружием и охоту без лицензии. Из них троих только у Зайцева имеется разрешение на винтовку, но она слишком легкая, чтобы остановить тигра. Что же до остальных, то их ружья спрятаны в лесу, а потому их владельцы сейчас беззащитнее собаки Труша.

Труш тоже безоружен. Возле хижины звучали споры, кому идти по кровавому следу, и одним из аргументов было то, что он и его коллеги недостаточно для этого экипированы. Страх в тайге не преступление, преступление — трусость. Бросив краткое «пошли», Труш принимает вызов. Один из приятелей Маркова (по воспоминаниям Труша, это был Саша Дворник) предлагает, чтобы Труш и его люди отправлялись одни. Кроме того, говорит он, мы безоружны. В ответ на эту очевидную ложь Труш советует ему взять спрятанные нелегальные ружья. «Сейчас не время заниматься конфискацией, — говорит он. — Важно защитить себя». Дворник мнется в нерешительности, и тогда Труш протягивает ему свою винтовку. Это щедрый жест по ряду причин: во-первых, он демонстрирует доверие и надежду на сотрудничество, а во-вторых, полуавтомат Труша гораздо надежнее видавшей виды гладкостволки Дворника. Спор на этом заканчивается: теперь у Дворника нет весомого аргумента, который позволил бы ему отказаться и не потерять при этом достоинства в глазах шестерых присутствующих мужчин. Так же обуреваемые смесью стыда, страха и доверия, Зайцев и Онофрейчук тоже решают идти. Кроме того, чем больше людей, тем безопаснее.

Однако с тех пор, как Дворник служил в армии, прошло уже немало лет, и ружье Труша, как чужое, тяжело лежит в его руках. Труш тоже чувствует себя не в своей тарелке: ему недостает привычной тяжести на плече. У него еще есть пистолет, но он в кобуре, да и толку от него в поединке с тигром практически никакого. Вся надежда на коллег, потому что сам Труш оказался в крайне невыгодном положении: несмотря на то что он возглавлял процессию, делал он это на автомате, будучи как бы не здесь, наблюдая невыносимо жуткую картину через узкий глазок видеокамеры. Поскольку на Зайцева и Дворника рассчитывать было нельзя, а Буш был вооружен одним только пистолетом, Тигры являлись единственной надежной защитой. Они взяли ружья на изготовку, но лес обступил их густой стеной и очень плохо просматривался. Если тигр нападет, они рискуют перестрелять друг друга. Поэтому никто не открывает огонь — все напряженно всматриваются в эту единственную обнажившуюся от снега ветку и гадают, откуда ждать беды.

У прицела видеокамеры Труш остается на удивление спокойным. «Мы ясно видим, что след тигра уходит прочь от останков, — продолжает он комментировать сухим, официальным тоном, в то время как Гита, вся в напряжении, непрестанно лает и таращится вдаль. — Поведение собаки явно указывает на то, что тигр ушел в этом направлении».

Впереди следы тигра хорошо видны, четко обозначенные игрой света и тени на вдавленном снегу. Животное направлялось к северу, на возвышенность — туда, куда стремится любая кошка. «Похоже, тигр где-то неподалеку. — Труш продолжает вести свой рассказ для будущих зрителей. — Примерно в тридцати пяти метрах». Снег не слишком глубокий, и при таких условиях тигр может преодолеть тридцать пять метров всего за четыре секунды. Видимо, поэтому Труш решает выключить камеру, взять ружье и вернуться в реальный мир. И, вернувшись в него, оказывается перед лицом трудного выбора.

Будучи старшим инспектором в инспекции «Тигр», Труш выступал посредником между федеральным законом и законом джунглей. Один громоздкий и неповоротливый, другой — основанный на инстинктах и спонтанности, эти законы несовместимы по своей природе. Находясь на выезде, Труш подчас не имел возможности связаться со своим начальством или с кем бы то ни было; его рация, если вообще работала, имела весьма ограниченный радиус действия, так что преимущественно он и его команда были предоставлены сами себе. По этой причине Трушу часто приходилось принимать судьбоносные решения, и сейчас настал именно такой момент: тигр занесен в Красную книгу, перечень исчезающих животных России, и поэтому на его убийство необходимо иметь разрешение из Москвы. Такого разрешения у Труша не было. Кроме того, дело происходило в субботу, в Москве было уже за полночь, а у них была возможность положить всему конец прямо сейчас.

Труш решил, что они выследят тигра. Это не было запланировано, ведь они отправились в экспедицию, чтобы расследовать нападение, а не охотиться. К тому же у него было мало людей, смеркалось, и он нес ответственность за друзей Маркова: они по-прежнему пребывали в шоке, как и сам Труш, если уж говорить начистоту. В какую-то минуту он заколебался на полпути между тигром и страшными свидетельствами содеянного им. Возможно, никогда больше у Труша не будет шанса оказаться так близко. Сделав Лазуренко знак следовать за ним, Труш двинулся по следу, понимая, что каждый шаг все глубже уводит его в привычную среду обитания зверя.

Глава 2

— Вы из России? — спрашивает он меня.

— Из России.

— Ни разу не был.

А. П. Чехов, Из Сибири[3]

Если Россия — это то, что мы думаем, то тигров там быть не должно. В самом деле, как это теплолюбивое животное, воплощенные ум и грация, может выжить в столь жестокой, разоренной, холодной стране? До ближайших джунглей отсюда более трех тысяч километров. По этой и ряду других причин Россия ни с идейной, ни с географической точки зрения не подходит для проживания сибирского тигра, да и называть его так неправомочно. Этот подвид местные жители называют амурским тигром, и распространен он, по большому счету, за пределами Сибири. Это малонаселенный, редко посещаемый и неизведанный «дальний» край России — не столько ее граница, сколько обочина. Люди, населяющие ее совместно с амурским тигром, одновременно боятся его, благоговеют перед ним, терпят его — и порой на него охотятся. Они расскажут вам, что их тигр проживает на Дальнем Востоке, в тайге, и это, в общем-то, правда, но все же не дает четкой картины. Биолог уточнит, что животное занимает географическую зону, ограниченную Китаем, Северной Кореей и Японским морем. И это действительно так, но иностранцу, даже после изучения карты, это мало что скажет.

У русских этот край тоже вызывает вопросы. Когда инженер Д. И. Романов, проектировавший железную дорогу и телеграф, летом 1859 года сошел с парохода «Америка» на южном побережье Приморского края, он был поражен увиденным. В одной из петербургских газет он оставил восторженный отзыв:

Вблизи этих гаваней местность покрыта девственными тропическими лесами, перевитыми лианами, в которых дубы достигают диаметра одной сажени. Образцы этой гигантской растительности изумительны и никогда нами не были еще видимы; подобное что-нибудь можно встретить только в лесах Америки. Какая великая будущность таится в этих доисторических лесах в связи с великолепнейшими гаванями мира!.. Недаром лучший из портов назван Владивостоком, потому что здесь колыбель нашего флота на Тихом океане, русского значения на его широком лоне[4].

Китайцы называют этот край «шухаи» — лесное море. Когда смотришь на него, стоя на палубе корабля, дух захватывает, но стоит ступить на эту землю, как пошлину за свою необузданную дикость она возьмет и с человека, и со зверя. Если даже вам не нужно противостоять арктическому холоду или опасаться тигров, вас ждут разнообразные насекомые в невообразимых количествах. Сэр Генри Эван Мерчисон Джеймс, член Королевского географического общества, хорошо знакомый и с джунглями, и с членистоногими, писал в 1887 году:

Существует несколько разновидностей этих тварей, одна из которых напоминает гигантскую осу с желтыми и черными полосками на брюшке. Спину мула слепень дырявит с такой силой, что я своими глазами видел струйки крови, вытекающие из укусов… На стоянках животных приходится окружать сплошным кольцом костров, чтобы дым хоть как-то защищал их. На закате хозяева вынуждены плотно закрывать все окна и двери, добровольно лишая себя доступа свежего воздуха… Если же на свете и есть место, где маленькие вампиры способны сделать жизнь невыносимой, то это летняя маньчжурская тайга[5].

Множество несчастных в этих краях встретили ужасную смерть от укусов насекомых привязанными к дереву, и даже Юрию Трушу доводилось прибегать к этому методу, чтобы сделать некоторых особенно упрямых браконьеров посговорчивее.

Считающийся частью Внешней Маньчжурии, Приморский край расположен на юго-востоке России. Здесь проживают около четырех миллионов человек и обитает большая часть амурских тигров. Небольшой отросток на массивной туше Российской империи, Приморье впивается в восточную китайскую границу, словно коготь или клык, и до сегодняшнего дня остается болевой точкой. Вокруг этих земель постоянно нагнетается напряжение, типичный конфликт между географическим положением и административной принадлежностью: столица края, Владивосток, где проживает более полумиллиона жителей, находится всего в двух днях пути поездом от Пекина. С другой стороны, поездка в Москву занимает целую неделю, девять с лишним тысяч километров по легендарной Транссибирской магистрали. Ни один другой областной центр не находится на таком удалении от собственной столицы, даже до Австралии ближе.

Трудно выразить, насколько далеко за пределы видимости этот край простирается относительно российских политических, культурных и экономических центров, но название может так же много рассказать о месте, как имя о человеке. Многие сибиряки называют восточную часть России материком — так же жители Аляски называют континентальные штаты. Но большая часть Сибири на тысячи километров ближе к столице, чем Дальний Восток России. По своей крайней удаленности, как географической, так и культурной, Приморский край скорее напоминает Гавайи. Приехав сюда, человек чувствует себя инородным телом посреди географического завихрения, в котором притяжение Европы и Северной Америки ослаблено до предела, а знакомых ориентиров попросту не существует. В Приморье нечасто встретишь туриста. Здесь, на изломанном крае Евразии, иностранцем скорее окажется северокорейский гастарбайтер, чем случайный путешествующий немец.

Хотя Владивосток, где разместился центральный офис инспекции «Тигр», расположен южнее Французской Ривьеры, местным жителям приходится мириться с тем, что здешние заливы не освобождаются ото льда до самого апреля. Раньше тигры часто бродили по крутым окрестным взгорьям, и одна из сопок до сих пор носит название Тигровая, а у ее подножия пролегла Тигровая улица. В суровые зимы хищники по-прежнему рыщут по окраинам города, охотятся на собак. В 1997 году одного пришлось застрелить, потому что он не раз нападал на машины возле аэропорта. Во многих смыслах Приморье находится на стыке цивилизации и осваиваемых земель. Эта территория — и весь Дальний Восток в целом — занимает свою собственную нишу где-то между первым миром и третьим. То, что поезда здесь чистые и приходят по расписанию, является вопросом чести и предметом гордости, но на станциях, куда они прибывают, подчас даже нет платформы, а выдвижные ступеньки порой примерзают намертво, так что пассажир, добравшись до места назначения, вынужден попросту выбрасывать свой багаж в темноту, а сам прыгать следом.

Поскольку жизнь в этих краях проходит по сложносочиненным и жестким законам — комбинации наследия советской бюрократической системы и хаоса свободного рынка, — даже самая незначительная попытка взаимодействия с чиновниками может оставить впечатление, что вас занесло в какой-то сумасшедший дом. До сегодняшнего дня Дальний Восток России остается местом, куда не проникли ни политкорректность, ни экологическое мышление, в то время как патриотизм цветет пышным цветом. Владивосток — это самая крайняя точка на востоке, где вы ощущаете себя в России, где громадные памятники погибшим воинам, освещенные вечным огнем, определяют облик площадей. Чтобы понять, насколько наследие героических жертв Великой Отечественной войны еще живо в сознании среднего горожанина, достаточно выйти на Светланскую, одну из главных торговых улиц города, обрамляющих порт, в котором швартуется Тихоокеанский флот. Здесь воскресным утром в начале двадцать первого века, спустя более шестидесяти лет после взятия Берлина их дедами, парочка молодых отцов, выбравшихся с женами и детьми пообедать, взывает к наследию того времени с агрессивностью, на какую способны лишь отдельные представители западного мира. После того как они утвердили решающую роль Советского Союза в победе над нацистами и отмели прочь все намеки на помощь союзников, один из этих молодых людей говорит: «Если вы с нами, мы будем защищать вас всеми силами нашей русской души. Но если вы против нас, — теперь палец, нацеленный на вас, напоминает дуло пистолета, — всей силой нашей русской души мы будем бороться. Мы будем бороться против вас до самого конца!»[6]

Говорящий взглядом ищет поддержки у приятеля, они смеются и обнимаются, стукаясь лбами с такой силой, что раздается звук удара кости о кость.

В Приморье разные времена года в равной степени недружелюбны: зима приносит вьюги и жесточайший мороз, лето отвечает ураганами и муссонными дождями — три четверти осадков в регионе выпадает летом. Эта склонность к крайностям выражается и в невозможном, казалось бы, соседстве биологических видов и объясняет, почему не нашлось удовлетворительного названия для необычной экосистемы этого региона, совпадающей с северной границей ареала амурского тигра. Можно даже сказать, что этот район — и не район вовсе, а перекресток. Многие элементы быта местного коренного населения, традиционно приписываемые североамериканцам (вигвамы, тотемные столбы, лук и стрелы, берестяные каноэ, собачьи упряжки, каяки), сначала появились именно здесь.

В Приморском крае пересекаются четыре различных биорегиона. Как и представители рода человеческого, животные и растения сибирской тайги, монгольских степей, корейских и маньчжурских субтропиков и арктических лесов Крайнего Севера — все они встретились здесь, раздвинув границы исторических ареалов, располагавшихся вдоль береговой линии, в горах, в долине и в лесу. По этой причине попытки ботаников каким-то образом классифицировать данный регион приводят к сложносочиненным и труднопроизносимым определениям: «Маньчжурская и Сахалино-Хоккайдская провинции восточноазиатской области»[7] или «Трансбайкальская провинция циркумбореальной области».

Есть предложение — назовем этот район «северными джунглями».

Термин звучит как оксюморон, но при этом точно отражает противоречивую смешанную природу этого отдаленного пограничного мира, в котором животные субарктического пояса и субтропиков жили бок о бок еще до ледникового периода. Существуют весомые подтверждения того, что данный регион в свое время оказался своеобразным островком безопасности — одной из нескольких областей в районе Тихоокеанского кольца, не замерзших во время последнего обледенения. Этим может объясняться существование уникальной экосистемы, которая больше не встречается нигде. Здесь волки и олени живут рядом с колпицами и ядовитыми змеями, а десятикилограммовые черные грифы бьются за мертвечину с большеклювыми воронами. Береза, сосна, дуб и ель произрастают в одной долине с дикими киви, гигантскими лотосами и двадцатиметровыми кустами сирени, а кедры порой увиты диким виноградом или магнолиями. В их тени находят пищу и кров дикие кабаны и кабарги — олени с длинными устрашающего вида клыками, из-за которых они кажутся ошибкой эволюции. Больше нигде в мире росомаха, бурый медведь, лось и леопард не могли бы пить из одной реки в долине, где вековые тисы соседствуют с пробковыми деревьями и зарослями бамбука. И тут же неподалеку лезет на черешню черный гималайский медведь, качаются под солнцем опиумные маки, скрывается в пестром растительном ковре чудодейственный женьшень.

Этот край производит впечатление острова — и практически является таковым, потому что он отделен от остальной части Азии двумя полноводными реками, Уссури и Амуром, и крупнейшим на Дальнем Востоке озером Ханка. Амур, давший имя приморским тиграм, является центральной рекой северо-восточной Азии; китайцы называют ее Хэйлунцзян — Черный Дракон. Образованный слиянием двух рек в Монголии, Амур тянется более четырех тысяч километров, впадая в Татарский пролив напротив острова Сахалин. Это третья по величине река в Азии и самая длинная река в мире, не оборудованная дамбой. Сама по себе являясь экосистемой, она дает жизнь множеству видов пернатых и более чем 130 видам рыб. В ее глубинах водятся осетры, порой достигающие размеров аллигатора, пресноводные жемчужные моллюски и таймень — гигантский родственник лосося, на которого в былые времена охотились с берестяных каноэ при помощи гарпунов.

Причудливый калейдоскоп приморской флоры и фауны оставляет ощущение, будто сюда только что причалил Ноев ковчег и его пассажиры, включая и тех, о существовании которых мы не подозревали, попросту решили остаться здесь, вместо того чтобы разбрестись по своим уголкам земли. Внутри амурского бассейна встречаются не поддающиеся классификации виды животных: енотовидные собаки и тропические красные волки, которые охотятся стаями, время от времени нападая и на человека, и на тигра. Здесь же водятся красноногий ибис, райская мухоловка, похожая на попугая тростниковая сутора, а также пять видов орлов, девять видов летучих мышей и более сорока видов папоротника. Весной появляются пестрящие всеми цветами радуги бабочки и мотыльки — например, павлиноглазка артемида, ленточница или еще недостаточно изученная слизневидка. Зимой огромные божьи коровки необычных расцветок покрывают стены деревенских кухонь, словно живые обои. Эти северные джунгли — за неимением лучшего термина будем называть их так — являются уникальным местом на земном шаре, пристанищем самого богатого многообразия биологических видов в России — крупнейшей стране мира. И верховный властитель всего этого фантастического звериного царства — амурский тигр.

Из шести сохранившихся разновидностей тигра только амурский тигр приспособился к проживанию в условиях севера. Его череп крупнее, чем у других подвидов, он обладает большим количеством жира и более толстой шкурой, благодаря чему выглядит тяжеловеснее и мощнее своих холеных тропических собратьев. Его косматая голова по величине может достигать ширины плеч человека, а отпечаток лапы в снегу сравним по размеру с шапкой или крышкой для кастрюли. В энциклопедии «Млекопитающие Советского Союза» говорится: «Общий облик тигра — огромная физическая сила и спокойная уверенность, соединенные с особой тяжеловатой грацией»[8]. Но можно сказать иначе: вот что получается, когда животное весом с промышленный холодильник обладает сноровкой и аппетитами кошки.

Чтобы по достоинству оценить такое животное, следует начать с самого начала: представьте себе неприлично мускулистую голову питбуля, причем питбуля весом в четверть тонны. К этому добавьте клыки размером с палец и ряд острых зубов, способных перекусить самую твердую кость. Затем обратите внимание на лапы: мощные, вооруженные стилетоподобными когтями, достигающими 10 сантиметров в длину — это сравнимо с когтями велоцираптора. Теперь представьте того, кто владеет всем этим: около трех метров и даже более от носа до хвоста и примерно метр в холке. И наконец, отдайте должное его боевой раскраске: черные полосы на ржаво-рыжем и кремовом меху. Эти полосы как будто вытатуированы на теле тигра, они останутся видны на коже, даже если сбрить всю шерсть. Тигр способен проплыть огромное расстояние, он может убить зверя, в несколько раз превосходящего его по размерам, и его грубой силы хватает на то, чтобы нести свое громоздкое тело стремительно и необычайно грациозно. По какому странному стечению обстоятельств мы живем с этим животным на одной планете?

Со своими собратьями или детенышами тигр может быть исключительно нежным, но для противника у него всегда наготове смертоносное оружие — передние лапы. У тигра они крупнее задних, а пять когтей расположены примерно так же, как у нас пальцы на руке, в то время как на задних лапах лишь четыре когтя. Передние лапы тигр использует не только для того, чтобы ходить, бегать, карабкаться по горам, но и в схватке — удар его может быть смертелен для жертвы. При этом движения зверя настолько точны и выверены, что он может поймать бабочку и выпустить ее, не повредив крыльев. Как правило, тигр нападает сбоку или со спины, тем самым обеспечивая себе преимущество внезапной атаки, но в поединке он бьется лицом к лицу, периодически вставая на задние лапы. В этом положении, с прижатыми к голове ушами, тигр до странности напоминает дерущегося человека, особенно боксера-тяжеловеса: на удивление изящные «ноги», стройные бедра, талия, затем переход к мощной широкой груди — и могучие «руки», согнутые примерно так же, как у человека, наносящего или парирующего удар.

У волка и медведя строение когтей преимущественно рассчитано на то, чтобы тащить добычу или рыть землю, у кошачьих же коготь заострен на конце, как шило, а по внутренней длине заточен, как клинок. После ядовитого зуба у змей тигриный коготь больше чего бы то ни было в животном мире напоминает хирургический инструмент. Выпуская когти на передних лапах, тигр орудует ими, как мясник ножом, вследствие чего жертва в итоге оказывается фактически освежеванной. Но основная функция передних лап в драке — зафиксировать, пригвоздить добычу, вонзив в нее когти, как якоря. После этого тигру остается только расправиться с жертвой.

В последние миллисекунды атакующего прыжка хвост тигра напрягается и удерживает в равновесии заднюю часть туловища, действуя аналогично хвостовому стабилизатору самолета. Как бы собрав когти и клыки в единый анкерный механизм, тигр готовится схватить жертву передними лапами и пастью. При этом общая площадь захвата может достигать квадратного метра, что сопоставимо с захватом, на который способна пасть гораздо более крупного животного — например, доисторического аллозавра или современного гребнистого крокодила. Четкое взаимодействие конечностей и челюстей тигра можно наглядно проиллюстрировать, проведя аллегорию с баскетбольной командой: челюсти — это центровой, определяющий характер действий всех игроков, передние лапы — стремительные нападающие, а задние — защитники, начинающие атаку из глубины поля и поддерживающие ее на флангах. Задние лапы обеспечивают мощный атакующий прыжок, а затем участвуют в схватке только в качестве опоры. Впоследствии, когда добыча повержена, тигр в буквальном смысле расчленяет ее, отделяет орган от органа, используя свои смертоносные когти как тончайшие скальпели.

Вот почему у тигра в тайге нет непобедимых соперников — здесь он решает, кому и когда умереть. В качестве пищи ему годится все: от уток и лососей до взрослых бурых медведей. В Приморье не очень много волков — не столько потому, что им не подходит этот климат, сколько потому, что тигры едят и их тоже. Амурский тигр в вопросах борьбы за существование придерживается, если можно так сказать, сталинского подхода. Этот хищник обладает исключительной способностью к выживанию, он прекрасно чувствует себя в диапазоне температур от -50 до +40 и может приспособиться к любым особенностям рельефа. Будучи, по большому счету, лесным жителем, амурский тигр охотится и на побережье, используя туман с моря как прикрытие, пока выслеживает добычу, а потом загоняя ее в мощный прибой, прежде чем добить окончательно. Например, один молодой самец охотился исключительно на тюленей, причем их скелеты он аккуратно собирал в кучу, словно укладывал поленницу.

В отличие от других представителей семейства кошачьих тигры очень хорошо и с удовольствием плавают. На реке Бикин некоторые охотники и рыбаки рассказывали, что тигры залезали к ним прямо в лодку. Множество таких встреч, даже те, что были засвидетельствованы учеными и сняты на видео, кажутся воплощением легенды. Но каждая из них оставляет отпечаток в душе. Человек и тигр испокон веков вместе идут по пути эволюции, и в каком-то смысле они друг другу ровня. Если вы окажетесь в Азии, обратите внимание: в любом рассказе, в любых воспоминаниях так или иначе, хоть ненароком, обязательно промелькнет тигр. И поэтому в коллективном сознании как местных жителей, так и приезжих неизменно присутствует образ этого животного.

Любую крупную экосистему природа формирует так, чтобы во главе ее стоял один особо опасный хищник. Амурский тигр своим существованием подтверждает этот принцип как никто другой. Коренные жители Приморья — удэгейцы, нанайцы, орочи — всегда признавали превосходство тигра, а некоторые племена даже провозглашали его своим прародителем, дабы умилостивить и почерпнуть его силы. Среди местных обрядов присутствует ритуальное убийство медведя — но не тигра. Существует множество преданий о том, как тигры брали себе в жены женщин, убивая каждого, кто осмеливался противостоять им. В глазах аборигенов тигр является неоспоримым хозяином тайги, великим охотником, способным менять облик или даже вовсе исчезать в мгновение ока. Тигру складывали капища, некоторые из которых сохранились и по сей день, охотники слагали наземь оружие и смиренно молили о прощении и пощаде, случись им встретить его на своем пути. В настоящее время представители коренных народов крайне малочисленны и рассеяны по Приморскому краю, многие из их сородичей умерли от чужеродных болезней или погибли во время набегов подобно своим североамериканским соседям. И тем не менее множество русских охотников огромный багаж знаний о приморской тайге получили от своих удэгейских и нанайских товарищей, подобно тому как известный русский исследователь и писатель Владимир Клавдиевич Арсеньев получил эти знания от Дерсу Узала, нанайского следопыта и охотника, чтимого и по сей день.

Арсеньев родился в семье бывших крепостных. Для Приморского края он сделал примерно то же, что Льюис и Кларк с Фенимором Купером для американского запада. Арсеньев появился на свет в Санкт-Петербурге в 1872 году, в восемнадцать лет ушел добровольцем в царскую армию и дослужился до офицера, боролся с преступностью, стал этнографом. С 1900 года, когда его из Польши перевели на Дальний Восток, и до своей смерти в 1930-м он организовал и возглавил девять крупных исследовательских экспедиций, во время которых составил карты Приморья, Командорских островов и полуострова Камчатка. Негласной целью экспедиций являлась оценка уязвимости этих территорий в случае войны с Японией. На протяжении всей своей жизни Арсеньев с большим интересом относился к культурному наследию коренного населения, тщательно описывая в дневниках не только местную флору и фауну, но и все свои встречи с местными жителями. Его литературный стиль сочетает в себе серьезный научный подход и увлекательность приключенческого романа, отличаясь при этом точностью высказываний и обезоруживающей откровенностью[9].

Во время своих путешествий, которые подчас длились месяцами, Арсеньеву приходилось противостоять диким зверям, китайским бандам, ураганам и метелям, голоду и полчищам насекомых. В его распоряжении при этом находился лишь небольшой отряд, состоявший из казаков и сибиряков-пехотинцев, в качестве проводников нанимали пару человек из местных охотников. Именно от проводников зависела жизнь как его самого, так и его подчиненных. К одному из них он проникся особенной, почти сыновней, любовью — как к мудрому и заботливому защитнику. «Мне не страшны были ни хунхузы, ни дикие звери, ни глубокий снег, ни наводнения, — писал он в ставшем классикой романе „Дерсу Узала“. — Со мной был Дерсу»[10].

Дерсу Узала был охотником-одиночкой. Вся его семья умерла от оспы, а сам он был уже стар и стремительно терял зрение. Он, как и Арсеньев, осознавал пугающую неотвратимость перемен, нависших над первозданным лесом, по которому они оба так любили бродить. Уссурийская ветка Транссибирской магистрали уже была проложена, а вслед за ней появились новые люди, промышленность стала развиваться неслыханными для этого края темпами. Когда зрение Дерсу совсем ухудшилось, Арсеньев привез его в Хабаровск, столицу края, и поселил в собственном доме под присмотром своей жены и дочери. Однако Дерсу не понравилось жить в каменном мешке. «Запрещение стрельбы в городе было для него неприятным открытием»[11], — писал Арсеньев. Однажды Дерсу арестовали за то, что он срубил дерево в городском парке. «Он понял, что в городе надо жить не так, как хочет он сам, а как этого хотят другие. Чужие люди окружали его со всех сторон и стесняли на каждом шагу». Вскоре после этого случая Дерсу вернулся в лес, вооруженный только старенькой ненадежной винтовкой. Предчувствие беды не отпускало Арсеньева, но он не сумел уговорить Дерсу остаться.

Двумя неделями позже Арсеньев получил известие о том, что Дерсу был убит во сне — ночью, во время привала. Его карманы были вывернуты наизнанку, винтовка украдена. Арсеньев отправился на место его гибели и похоронил старика в лесу. Он приметил два кедра, росших неподалеку, чтобы потом по ним узнать это место. Однако когда спустя несколько лет ему удалось вернуться на могилу старого друга, кедров уже не было: «Я не узнал места — всё изменилось… Приметные кедры исчезли, появились новые дороги, насыпи, выемки, бугры, рытвины и ямы…»[12]

Арсеньев умер в пятьдесят семь лет. Один из его биографов написал: «Он благоразумно не дожил до старости». К моменту его смерти уже был выпущен приказ о его аресте, а отдаленная имперская колония, некогда знакомая ему, как свои пять пальцев, превратилась в задворки полицейского государства. Сталин пришел к власти, и его рука дотянулась до тихоокеанского побережья. Арсеньева обвинили в том, что он японский шпион, его личный архив был конфискован. Он не дожил до своего ареста: простудился во время последней экспедиции и умер от осложнений. Весь гнев обрушился на его вдову; ее арестовали и дважды допрашивали, а в 1937-м, на пике Большого террора, она была расстреляна по подозрению в пособничестве японской разведке. Историк Амир Хисамутдинов пишет, что между вынесением и исполнением приговора[13] прошло шестнадцать минут. Дочь Арсеньева была признана соучастницей преступления и провела пятнадцать лет в лагерях, от чего так до конца и не оправилась.

Чудесным образом память об охотнике Дерсу не была утрачена. Сохранилась фотография, на которой он запечатлен вместе с Арсеньевым, и, вполне возможно, где-то еще жива запись голоса Дерсу на фонографе, сделанная опять-таки Арсеньевым. Кроме того, он написал книгу «Дерсу Узала», по которой в 1975 году вышел уже ставший классикой одноименный фильм Акиры Куросавы. В честь Дерсу названа небольшая деревушка между рекой Бикин и Тигровой горой. Самым могущественным существом в его мире был тигр; Дерсу, переживший в юности нападение тигра, по отношению к нему испытывал одновременно и страх, и восхищение. Дерсу называл тигра «амба» — «большой». Во времена Дерсу считалось, что тот, кто убьет тигра без причины, и сам в скором времени будет убит. Равно как и тигр, растерзавший человека, будет выслежен и убит его соплеменниками. И то и другое считалось запретным, и кто бы ни пересек невидимую черту, обратного пути не было. В лесу тогда существовало понимание этого закона — и порядок. Если судить по событиям, которые произошли позже, кое-где этот суровый закон жив и доныне.

Глава 3

Но мы — мы то, что есть, и нам следует помнить, что никто не достоин ненависти, ибо мы все согрешили. Робинсон Джефферс, Первородный грех

Владимир Марков и Юрий Труш родились в европейской части России с разницей в один год. В приморскую лесную глушь каждый попал по-своему. По разные стороны баррикад они оказались в равной степени по воле случая и в силу собственного отношения к жизни. Труш, как и Марков, приехал на Дальний Восток довольно поздно. Он родился в 1950 году в одной из деревень Новгородской области, где-то на полпути между Москвой и Уралом. Его дед по материнской линии, орденоносный генерал-майор, погиб в сражении в самом начале Второй мировой войны. Отец Труша, Анатолий, пережил два с половиной года ленинградской блокады и закончил службу в чине старшего лейтенанта. Он часто брал сына поохотиться в окрестностях их деревеньки, и это произвело неизгладимое впечатление на юного Юрия.

В начале шестидесятых, когда Трушу было лет четырнадцать, отец как-то взял его с собой в охотничий кабачок. Охотники, друзья отца, шумно обсуждали охоту на кабана. Один из них, будучи уже изрядно навеселе, сболтнул, что ему как-то довелось пристрелить беременную кабаниху вне охотничьего сезона. Среди охотников существует общепринятое правило: никогда не стрелять в беременную самку. В кабачке повисло тяжелое молчание. Потом все снова зашумели, хвастуна выволокли на улицу и жестоко избили.

Когда Трушу было двадцать с небольшим, в казахстанской степи произошел еще один судьбоносный перелом в его жизни. Его работа на золотом прииске подошла к концу, и он слонялся без дела. Будучи умелым охотником, Труш решил, что заработает себе на жизнь с ружьем в руках. Его позвали поучаствовать в массовой охоте на сайгака — это необычная винторогая антилопа со смешным удлиненным рыльцем, из-за которого она кажется выходцем из четвертичного периода. В семидесятые годы сайгаки тысячными стадами скакали по степям Центральной Азии. Охотники планировали отстреливать животных массово, чтобы мясо и шкуру сбыть на европейском рынке, а рога переправить в Китай, где они пользуются большим спросом — считается, что толченый рог повышает мужскую потенцию. На проведение охоты было получено разрешение властей. Когда стемнело, дюжина вооруженных мужчин погрузилась в грузовики и покатила в степь. Обнаружив стадо, охотники включили яркие прожекторы. Животные замерли в страхе и растерянности, а люди открыли огонь по бессчетным парам мерцающих глаз. Десятки животных были убиты на месте, но многие смогли убежать, хотя и были смертельно ранены. Труш вспоминал впоследствии: «Мы возвращались на то же место уже после рассвета и подбирали раненых животных, но всех найти было невозможно. Ночью это вроде и незаметно, а днем понимаешь, как много животных пострадало. Кровь лилась рекой». В охотничьей артели Труш выдержал только пару недель, потом уволился. Он считает, что у каждого животного должен быть шанс на спасение, что охотник и его добыча должны находиться в равных условиях. «Я до сих пор вижу их кровь и страдания, — говорил он. — Вот почему долго я там не протянул: это было чистой воды варварство. И вот почему я так суров по отношению к ночным охотникам, которые используют ослепляющие прожекторы. Это уже нельзя назвать охотой, это просто бойня».

Чувство единения с природой не покидало Труша и в течение тех лет, что он провел в казахских рудниках, обслуживая подъемники в шахте. В свои выходные дни он на общественных началах выступал в роли инспектора рыбнадзора и обнаружил, что в этом-то и состоит его истинное призвание. «Иной раз случаются стычки с браконьерами, — признается он. — Бывает, и до стрельбы доходит. Погони, преследования. Но мне же все это нравится. Я люблю противостояние».

Впрочем, за эту работу ему ничего не платили, и когда советские войска вошли в Афганистан, Труш решил записаться добровольцем. В начавшейся в 1979 году афганской войне большинство советских мужчин видели возможность не только послужить социалистической идее, но и приобщиться к славе отцов, которую те снискали в Великой Отечественной войне. Несмотря на чин лейтенанта, Трушу отказали — по причине возраста. В течение последующих пятнадцати лет он продолжал работать в шахте, заслужив в глазах начальства репутацию честного и усердного сотрудника. Вступать в компартию он не захотел — не питал никаких иллюзий относительно процветающей под ее сенью коррупции.

В 1994 году, когда Труш работал прорабом в одной из угледобывающих шахт Приморского края, к нему обратился знакомый, работавший в сфере охраны окружающей среды. В тот момент как раз создавалось новое ведомство, и он посчитал, что Труш как никто другой подходит для этой работы: задира, спортсмен, заядлый охотник. Предложение показалось Трушу интересным, и в марте того же года он оказался во Владивостоке — лицом к лицу с невысоким широкоплечим человеком, испытывающим пристрастие к курительным трубкам и нарядным военным мундирам. Это был Владимир Иванович Щетинин, заместитель председателя приморского краевого комитета по охране природы, стоявший в ту пору у истоков абсолютно новой эпохи в российском природопользовании и охране окружающей среды.

Одной из наиболее масштабных и явных проблем охраны природы Приморского края является браконьерская охота на тигров. Леса Сибири — это целый зеленый континент площадью в 6 млн. км2. В совокупности они образуют четверть всех лесов земного шара или более половины всех его хвойных лесов. Кроме того, сибирская тайга является самой большой в мире углеродной воронкой, способствующей снижению концентрации в земной атмосфере углекислого газа — одной из главных причин изменения климата. Однако проблема состоит в том, что не только тигров отнимают у леса, у тигров тоже отнимают лес. Отчаянная нужда в твердой валюте, несовершенство лесохозяйственных норм и ограничений, а также большой спрос на российскую древесину привели к тому, что в тайге сегодня творится настоящий хаос. Как разрешенные, так и подпольные работы по лесозаготовке на Дальнем Востоке несут серьезную угрозу привычной среде обитания человека и тигра.

Самая ценная дальневосточная древесина производится в Приморье. Проявлять излишний интерес к маршрутам отправляющихся на юг товарных составов и грузовиков, заполненных калиброванными бревнами осины, дуба, лиственницы и тополя, столь востребованных на азиатских рынках, здесь может быть просто опасно для жизни. Большая часть того, что Китай производит из российской древесины, попадает на полки крупных американских магазинов. И цены в торговой сети на удивление низкие — например, всего двадцать долларов за сиденье для унитаза, изготовленное из массива дуба. Краденое всегда продается задешево. На Дальнем Востоке плата бандитам за «крышу» и взятки чиновникам обходятся дешевле, чем покупка лицензии на валку леса и налог на экспорт. Если оказаться ночью в заснеженных лесах Бикинского района, велик шанс наткнуться на артель браконьеров, направляющихся на работу в ночную смену, — лесорубов с бензопилами, набившихся в старенькую «тойоту», за которой следом едет автокран.

Перестройка распахнула дверь для разбазаривания природных ресурсов в России. Осознав этот факт, в начале 1990-х группа американских ученых выразила обеспокоенность судьбой российского леса. Несколько журналистов провели расследование, в ходе которого их внимание привлекли тигры, что явилось неожиданностью для большинства американцев, которые до той поры и понятия не имели, где обитает сибирский тигр и что вообще это за зверь. В то же самое время Владимир Щетинин с группой местных биологов и егерей пришел к выводу, что помимо разграбления лесов в России стремительно сокращается популяция тигров по причине массовой охоты на них и контрабанды из страны. Федеральные и местные органы власти на тот момент находились в довольно плачевном состоянии и не могли оказать необходимой поддержки, а подчас и сами потворствовали происходящему. При этом егеря и лесничие, призванные охранять лес, прозябали на нищенских зарплатах, что подчас толкало на браконьерство их самих. По словам Щетинина, перемены начались летом 1993 года, когда независимая американская писательница Сюзан Поссель опубликовала статью в газете The New York Times, в разделе, посвященном охране окружающей среды. «Эта статья послужила важным толчком, — сказал Щетинин. — Я буду благодарен за нее до конца жизни».

Наряду с другими публикациями эта статья привлекла внимание международных природоохранных организаций к проблемам Приморского края и дала необходимый толчок к попытке их разрешения. Именно тогда начала обретать форму идея о создании команды высококвалифицированных профессионалов, призванной противостоять браконьерам и контрабандистам, а также вести работу среди местного населения с целью снижения вероятности конфликтов между тигром и человеком. Именно тогда это начинание получило необходимую финансовую поддержку из-за границы. Больше всего усилий с российской стороны приложил Владимир Щетинин, но сама концепция и методология, заложенная в основу инспекции «Тигр», принадлежат Стиву Галстеру. Галстер — не ведающий страха легендарный американский следователь, невероятный красавец под два метра ростом. В течение двадцати пяти лет он занимается расследованиями и разоблачениями, препятствуя торговле людьми, оружием и животными в Азии. Им разработан целый ряд программ по защите живой природы, которые в настоящее время успешно работают в различных странах. В 1993 году, еще до приезда в Россию, Галстер разоблачил преступную деятельность крупнейшей в Китае группировки, занимавшейся контрабандой рогов носорога. В 1994-м он основал Всемирную сеть за выживание (Global Survival Network), из которой впоследствии выросли Фонд сохранения дикой природы WildAid и, чуть позднее, природоохранная организация Wildlife Alliance, действующая преимущественно на территории Юго-Восточной Азии.

Галстер приехал в Россию, вооруженный обширными связями и умением убеждать людей. Кроме того, он хорошо сознавал необходимость соблюдения баланса между профессиональным обучением представителей охраны правопорядка, вооружением, оперативностью реагирования и видеосъемкой операций. Галстер назвал новую организацию «Операция Амба», а Щетинина назначил «командором Амба», но в России прижилось другое название — инспекция «Тигр». Галстер и Щетинин прекрасно сработались; к началу 1994 года они добились статуса инспекторов для своих сотрудников, нашли средства для покупки грузовиков, видеокамер, раций и униформы, обратившись в английский фонд по защите тигров Tiger Trust и Всемирный фонд дикой природы (World, Wildlife Fund). Дело пошло на лад, и к 1997 году в Приморье действовали полдюжины полностью экипированных бригад инспекторов.

По чистой случайности примерно в то же время стартовал еще один совместный российско-американский проект: в 1989 году, еще до того, как браконьерство достигло критических масштабов на Дальнем Востоке России, в Айдахо прошла конференция под открытым небом, в которой приняли участие российские и американские биологи, занимающиеся изучением крупных представителей кошачьих. Американцы изучали жизнь горных львов, отслеживая их перемещения при помощи радиоошейников. Русские предложили совместно провести аналогичное исследование жизни амурских тигров. В январе 1990-го двое ученых из Института дикой природы Хорнокера в Айдахо (Hornocker Wildlife Institute) отправились в Приморский край, чтобы посетить Сихотэ-Алинский заповедник — биосферную резервацию общей площадью 4000 км2, расположенную на тихоокеанском склоне хребта Сихотэ-Алинь.

Американцев потрясло увиденное, и спустя два года, в феврале 1992-го, когда амурских тигров начали истреблять в масштабах, невиданных с начала двадцатого века, Обществом сохранения диких животных (Wildlife Conservation Society) был запущен проект под названием «Сибирский тигр». Дейл Микель, некогда занимавшийся изучением жизни лосей, а незадолго до этого завершивший годичный проект по изучению тигров в Непале, участвовал в предприятии с самого начала и до конца. В 1995 году к нему присоединился Джон Гудрич, и с тех самых пор они совместно с российскими коллегами занимались выслеживанием, отловом и снабжением радиоошейниками тигров в Сихотэ-Алинском заповеднике. Благодаря их усилиям была составлена более полная картина поведения, привычек и потребностей амурского тигра. В рамках проекта большое внимание уделяется защите животных, и тем не менее за прошедшие годы некоторое количество снабженных ошейниками тигров было истреблено браконьерами, несмотря на то что они обитали на охраняемой территории. Сихотэ-Алинский заповедник считается главным районом размножения амурского тигра, и по этой причине одна из шести бригад инспекции «Тигр» приписана именно к нему.

Владимир Щетинин поставил Труша во главе отряда, курирующего Бикинский район — северо-западную часть Приморья, включающую область слияния рек Бикин и Уссури. Труш к тому времени уже около пяти лет жил и охотился в этих краях, так что выбор Щетинина был удачным. Вместе с женой Любой Труш устроился в Лучегорске, шахтерском городке с тридцатитысячным населением, где поезда Транссиба останавливались не более чем на пять минут. Город построен странно: до вокзала добираться минут двадцать, причем по размытой дороге, но для Приморья это дело обычное. Заселение Сибири и Дальнего Востока преимущественно происходило по указке ЦК КПСС: в Москве или, на худой конец, в Иркутске разворачивали карту и выбирали место с прицелом на конкретное производство. Впоследствии в этом месте появлялся город, поселок или деревня — как правило, для этого использовался принудительный труд заключенных или солдат, что в России практически одно и то же. Строительство велось в сжатые сроки, об отдаленном будущем никто особо не задумывался, и скудный быт этих наскоро возведенных поселений навевает мысли о плохо замаскированном ГУЛАГе. Основные дороги отмечены контрольно-пропускными пунктами под наблюдением вооруженной охраны. И только закрыв за собой дверь квартиры, здесь можно почувствовать, что ты возвратился в мир тепла, ярких красок и живых людей.

Американская писательница, приглашенная читать лекции в одном из сибирских вузов, назвала лишенный какой-либо эстетики советский урбанистический стиль «убийственным модернизмом»[14]. Лучегорск, примостившийся на краю внушительного угольного карьера, является классическим примером этого стиля. Город образован нелепым скоплением затхлых многоквартирных коробок, беспорядочно разбросанных вдоль разбитых дорог. В ряде случаев среди этих обшарпанных домишек под паутиной проводов можно найти газон с подобием детской площадки — поломанные горки и качели выглядят так, словно пережили стихийное бедствие. На улице на удивление мало детей, еще меньше собак, зато полно кошек — они словно слились с окружающей действительностью. Дом Труша расположен неподалеку от главной городской площади, отмеченной некогда обязательным памятником Ленину. Лучегорский Ленин — двухтонный гипсовый бюст — обращен лицом к электронному табло термометра, большую часть времени показывающему минусовую температуру, и вождь Страны Советов взирает на него из-под снежной шапки. Невдалеке виднеется кусочек дряхлого, хотя и весело раскрашенного колеса обозрения, давно уже не работающего.

Лучегорская угольная электростанция, приткнувшаяся за спиной гипсового вождя пролетариата, самая крупная в области, и ее дымящие трубы видны за восемьдесят километров. В Лучегорск, расположенный в десяти часах езды на поезде от Владивостока и четырех от Хабаровска, никто не приезжает без необходимости, но то же самое можно сказать о большинстве дальневосточных городков. В Приморском крае есть куда более крупные города, но даже там приезжего могут встретить вопросом: «Ну и каким ветром тебя занесло в эту жопу мира?» Юрий Труш здесь личность известная, и ему часто доводится пожимать руки, обниматься или дружески похлопывать знакомых по плечу при встрече. Однако для Владимира Маркова у него было припасено другое приветствие.

Когда Марков был еще жив, Трушу довелось побывать в его хижине лишь однажды. Летом 1996-го, за полтора года до трагедии, Труш и Александр Горборуков во время очередного обхода обнаружили мертвого барсука. Он лежал в котелке, опущенном в протекавший неподалеку от хижины ручей. Марков был дома, и Труш потребовал у него объяснений. Марков сильно нервничал, придумал корявую историю про то, как барсук попал в котелок, якобы его загрызли собаки. Труш пристально посмотрел ему в глаза, а затем вынул нож и вскрыл одну из ран на барсучьем теле, быстро ощупал ее и извлек дробинку. Маркову ничего не оставалось, кроме как признаться. Поскольку у него не было ни охотничьего билета, ни разрешения на хранение оружия, Труш имел право без колебаний его арестовать. Однако он предоставил Маркову выбор: либо сдать дробовик, либо быть обвиненным по нескольким статьям. Марков артачился, пока Горборуков не указал на охотничий нож, для которого в то время тоже требовалось разрешение. «За нож дополнительно отвечать придется, — пообещал Труш. — Лучше сдай ружье, и мы оставим все как есть».

Марков сказал, что ему потребуется пара минут, и скрылся в лесу. Ради собственной безопасности браконьеры стараются не оставлять возле своих хижин улик, указывающих на их род занятий. Нелегальные гарпуны, как две капли воды похожие на трезубцы нанайских и удэгейских рыболовов столетней давности, разбирают на части: древки хранятся отдельно от металлических наконечников. Сети и капканы закапывают или прячут в дуплах деревьев. С ружьями сложнее. Их редко хранят внутри дома: резкие перепады температур приводят к образованию конденсата, и вследствие этого оружие ржавеет. Как правило, огнестрельное оружие заворачивают в бумагу или холст, чтобы оно проветривалось, а затем прячут в сухом месте где-то в лесу. Именно в такое место сейчас отправился Марков. Труш, приученный по возможности контролировать происходящее, взглянул на часы, отмечая время.

Трушу с Горборуковым не раз приходилось бывать в подобных ситуациях, и, пока секундная стрелка на часах описывала свои круги, они осмотрели помещение. Строго говоря, дощатая постройка Маркова с крошечным оконцем была не хижиной, а бытовкой — скромным строительным вагончиком, какие часто встречаются на стройплощадках в разных уголках России и бывших союзных республик. Колеса были сняты; с восточной стороны к бытовке примыкал грубо сколоченный навес. И навес, и бытовка были покрыты шифером. Инспекторы не стали составлять опись, но отметили нагромождение разнообразных предметов под навесом, преимущественно из области пчеловодства: металлические кюветы и бидоны, части ульев, ручная центрифуга для отделения меда от сот, маленькая тележка для перевозки воды, дрова, продукты.

Внутри бытовки на стареньком столике, втиснутом между лежаком и буржуйкой, стояли керосиновая лампа и банка с окурками. Взгляд Труша задержался на этой импровизированной пепельнице: среди окурков лишь изредка встречались самокрутки, свернутые из газеты. Все в бытовке указывало на крайнюю нужду, и лишь одна деталь выделялась из общей картины жизни заурядного браконьера. «Дорогие сигареты, — заметил Труш. — Наш друг, оказывается, любит шикануть». Это тщеславное пристрастие плохо вязалось с более чем скромным бытом Маркова, но сразу напомнило Трушу его прозвище: Маркиз. По рассказам его друзей, Марков любил побаловать себя деликатесами, умел оживить даже самое простое блюдо добавлением специй и грибов. Без этого разнообразием на столе похвастаться было трудно: в мире Маркова рис, картошка, мясо и чай лежали в основе выживания, к ним по возможности прилагались водка, сахар, табак и кедровые орешки.

Наряду с прочей утварью, о предназначении которой легко догадаться, в типичной таежной хижине обязательно встретится парочка металлических подносов, подвешенных к потолку. Грубо продырявленные, они похожи на гигантскую терку для сыра. Такие штуки используются для лущения шишек. На корейском кедре, который является источником древесины наивысшего качества, раз в три-четыре года созревают орешки. Они растут внутри шишек и внешне напоминают кукурузные зернышки, заключенные в плотную коричневую скорлупу. Упав на землю, орешки сохраняют всхожесть и остаются съедобными еще в течение нескольких лет. Корейский кедр — близкий, хотя и чуть менее благородный, родственник европейского и североамериканского кедра: его орешки не такие сладкие и значительно более терпкие на вкус. Впрочем, к этому легко привыкнуть и даже пристраститься к ним, как к семечкам. Более века назад дальневосточные поселенцы прозвали эти орешки «сибирский разговор» — ведь без них не проходили ни одни посиделки, а другие радости и деликатесы были большой редкостью. Еще орехи называют «лесным хлебом», их можно смолоть в муку; кроме того, из них отжимают масло. Кедровые орехи — основа рациона медведей, оленей, лосей и кабанов, не говоря уж о человеке и бессчетном числе мелких зверушек. И даже в тигрином помете находили следы кедровых орехов.

Если бы существовала такая вещь, как покадровая съемка с интервалом лет в десять, можно было бы составить картину странных процессий живых существ по приморскому высокогорью: леса корейского кедра повторяют выпуклости рельефа; кедровые шишки, падая на землю, катятся к подножию холма, и к ним устремляются олени, кабаны и медведи. Они роют землю, способствуя укоренению кедровых семян. Леопарды, тигры и волки подкрадываются к оленям и кабанам, а за ними неотступно следуют стаи стервятников и воронья. Люди и грызуны замыкают шествие. Каждый играет свою роль в том, чтобы распространить семена кедра все дальше и дальше, а вместе с тем расширить и границы ареала — не только кедровой сосны, но и каждого вида живых существ, участвующих в этой пищевой цепочке. Можно, не боясь преувеличений, утверждать, что крошечное семечко кедра представляет собой центральный стержень, вокруг которого вращается колесо жизни в этих краях. Если ты сам не поедаешь кедровые орешки, ты ешь того, кто поедает. При этом сами они настолько незаметны, что можно пройти Приморский край вдолби поперек и не найти ни одного, если не знать, где искать. Это поражает и даже страшит: вот исчезнет такой пустячок, мелкое семечко, и вся экосистема, от тигров до мышей, попросту рухнет.

Марков стал частью этой древней цепочки поглощения и распространения, ее агентом и заложником, участником и получателем дивидендов. Но в тот дождливый августовский полдень он думал не об этом. Его ждали Труш и Горборуков, и он вернулся к ним спустя девятнадцать минут с видавшим виды обрезом в руках. Когда-то это был полноразмерный дробовик, но после того, как дуло случайно погнулось, Маркову пришлось его обрезать: не для увеличения пробивной способности, а просто чтобы им можно было хоть как-то пользоваться. Труш не был уверен, что это единственное огнестрельное оружие Маркова, но тот выполнил свою часть сделки, и этого было достаточно. Свое слово Труш тоже сдержал: не стал доставать бланки протоколов. Посоветовав Маркову на прощание не нарушать закон, Труш и Горборуков отправились дальше, причем все трое пребывали в уверенности, что их встреча далеко не последняя. Испокон веков люди играли в эту игру — охота на охотника. Когда-то и Робин Гуд начинал как браконьер, и нужно отметить, что сегодняшнее положение дел в Приморье поразительно напоминает то, что происходило в Шервудском лесу пятьсот лет назад.

Современные правила охоты в России наряду с политикой лицензирования огнестрельного оружия воскресили средневековые порядки, запрещавшие крестьянам охотиться или даже просто иметь собственное оружие. В те времена, как и сейчас, валка леса и охота являлись значительным подспорьем для многих и были широко распространены, что наносило существенный ущерб европейским лесным угодьям. Привело это к тому, что наиболее богатые дичью леса превратили в заповедники, где охотиться разрешалось исключительно знати. Аналогичным образом события развивались в постперестроечной России: охота превратилась в роскошь, которую могли себе позволить единицы. Значительное сокращение числа охотничьих лицензий в Приморье преследовало благую цель — сохранение популярных среди охотников видов животных. Однако это привело лишь к тому, что лицензии стали доставаться исключительно людям с деньгами либо со связями. К сожалению, люди с деньгами и со связями зачастую относятся к лесу и его обитателям как к собственности, потребленчески, без должного пиетета. Среди большинства русских нуворишей бытует мнение, что они выше закона — и подчас это действительно так. После краха советской власти в России появилась доморощенная псевдоаристократия, упивающаяся собственной исключительностью. «Для таких людей, — утверждал Труш, — выстрелить в медведя или тигра — вопрос гордости, и не важно, куда попадет пуля. Им все равно, убили они зверя или ранили. Таких охотников много, стреляют не думая».

Это вызывающе пренебрежительное отношение к природе и закону порой принимает причудливые формы. Однажды в лесу Труш наткнулся на танк. Танк был модифицирован «для мирных целей»: стрелковую башню демонтировали, а «салон» выстлали коврами. Несколько менеджеров высшего звена отправились на охоту, словно падишахи на слоне. Естественно, такое транспортное средство не могло быть легальным. Его пассажиры отнюдь не обрадовались встрече с Трушем, вооруженным видеокамерой, и начали угрожать. Впоследствии Труш рассказал эту историю:

Я снимал все на пленку, и ее показали в национальном эфире. Увидев себя по телевизору, эти люди пригласили меня на разборки, и я согласился прийти. Они спрашивают: «Ты что же, не боишься?» А я говорю: «Нет, не боюсь». Они начали угрожать: «Ты что делаешь? Не понимаешь ничего? У нас тут не Европа и не Америка, ты в России: здесь можно уйти в лес и не вернуться». Потом потребовали вернуть пленку. Я им сказал: «Ребята, у меня такая работа. Пленка во Владивостоке. Хотите — идите к моему начальству, беседуйте». Тогда они заявили, что я безнадежен и меня легче убить, чем со мной договориться.

Это был опасный комплимент. Как-то раз, пробираясь по лесу неподалеку от хижины Маркова, Труш показал на сухой тополь: дерево было повалено, а под вывороченными и повисшими в воздухе корнями образовалась внушительных размеров ямина. «Так в лесу прячут труп, — объяснил Труш. — Положат в яму вроде этой, а ствол прямо над корнями отпилят. Пень потом можно сверху на яму поставить». Труш приподнял бровь и, склонив набок голову, пожал плечами: «И ищи ветра в поле».

Трушу часто угрожают, но он относится к этому легко: собака лает, ветер носит. Он знает, как бывает в России: если кто-то облеченный властью вздумает его убить, он мало что сможет сделать для спасения собственной шкуры. В тайге то же самое говорят про тигра: если он наметил себе жертву, ей уже не избежать гибели. Гуляя по окрестностям Бикина, Труш часто вынужден прибегать к своим боевым навыкам и оружию: в него не раз стреляли, нападали с ножами и топорами. Когда его пытался сбить грузовик, в котором ехали лесорубы-нелегалы, он без раздумий открыл огонь. Труш чуть смущенно признается: во время своих рейдов он увешан амуницией больше других. Однако при этом стреляет он по колесам или радиаторам, а то и просто в воздух. Он явно гордится тем фактом, что за всю жизнь ему не довелось убить человека, хотя неоднократно он был вправе это сделать. В этом весь Труш и его отличие от окружающей жестокости: ему нравится вкус власти, он хорошо подготовлен и всегда готов применить свои умения на практике, однако во всех своих действиях неизменно руководствуется принципами милосердия и сострадания. Труш хорошо понимает: в тайге трудно приходится и человеку, и зверю. Если ему случается найти в лесу медвежонка, оставшегося по вине браконьеров без матери, он растит его сам, в собственной квартире. На момент нашей беседы таких медвежат было восемь. Каким-то образом он умеет, даже когда события развиваются стремительно, сохранить самообладание и соблюсти баланс между двумя сторонами своей натуры.

«Я мог бы завести на него дело и отправить его в тюрьму, — рассказывал Труш о браконьере, который пытался его застрелить и которого он сумел обезоружить и приковать наручниками, пока тот перезаряжал ружье. — Но я пожалел парня, не стал ломать ему жизнь. Мы ограничились тем, что отправили отчет о его браконьерских подвигах и конфисковали оружие. Родителей его было жалко; я видел, в каких условиях они живут. Он отправился в лес не просто так, а чтоб на столе хоть какая-то еда появилась. Для меня это имело большое значение».

Труш хорошо понимает, что для бесправных жителей Приморья факт владения оружием и способность с его помощью добыть себе пропитание являются последними осколками независимости и самоуважения. Однако, даже будь у них лицензия на отстрел, мало кто имеет оружие, которое отвечало бы современным требованиям охотничьей инспекции. По российским меркам новые ружья стоят запредельно дорого. Более того, процесс получения разрешения на владение оружием весьма сложный и длительный: необходимо пройти медосмотр и представить справку о психическом здоровье, а все это тоже стоит денег. И это не считая дороги до соответствующих учреждений, многие из которых зачастую находятся на расстоянии дня пути от деревни, в которой человек проживает. В общей сложности на все про все (медосмотр, лицензия, ружье и патроны) уходит до тысячи долларов — такую сумму в Бикинском районе и за год не заработаешь. Во многих уголках Приморского края существующая система сама вынуждает людей становиться браконьерами либо умирать с голоду, так что нетрудно понять, почему многие сознательно рискуют нарваться на конфискацию оружия и уплату штрафа.

В том, чем занимается Труш, есть определенная ирония. Ведь он живет в России, где многие считают, что прожить, не нарушая закон, попросту невозможно. В тайге нищета и безработица в сочетании с весьма опасными людьми и животными делают жизнь практически невыносимой. Труш являет собой редкий пример веры, когда все вокруг кажется безнадежным. Его задача — принести закон и порядок в мир, в котором отчаявшиеся существа воюют друг с другом до полного уничтожения, — столь же трудна, сколь необходима, и за прошедшее десятилетие удалось достичь многого. Несмотря на самоотверженность и преданность, работа Труша и его коллег оплачивается весьма скромно и крайне редко удостаивается благодарности. Однако они, бесстрашные донкихоты, упорно продолжают делать свое дело.

И хотя способность Труша к пониманию и состраданию не может не вызывать восхищения, иногда кажется, что в этом он все же перегибает. Кроме того, что он сам не раз попадал в переделки, дважды он мог пасть от рук неопытных милиционеров, призванных ему помогать. Во время одного из обычных рейдов в 2005 году Труш и еще три человека тряслись в стареньком пикапе по разбитой дороге. У молодого милиционера, сидевшего на переднем пассажирском сиденье, в руках был автомат Калашникова. Забыв все, чему его учили на недавно пройденной военной подготовке, один палец юноша держал на спусковом крючке, а другим меланхолично нажимал на кнопку, переводя автомат из режима одиночного выстрела в режим очереди и обратно. Машину подбросило на кочке, чувствительный спусковой крючок отреагировал на нажатие, и автомат выпустил очередь, наполнив кабину дымом, огнем и оглушительным шумом. Секундная паника привела к тому, что милиционер, вместо того чтобы отпустить курок, нажал на него еще сильнее, а его автомат продолжал дырявить крышу кабины всего в нескольких сантиметрах от голов его товарищей. У автомата Калашникова есть особенность: во время стрельбы его дергает кверху, а справа вылетают израсходованные гильзы, поэтому дуло стало отклоняться в сторону Труша. Он закричал, но голос потонул в грохоте стрельбы. Одной рукой продолжая вести машину, другой он схватил автомат за ствол и держал, отвернув в сторону, пока милиционер наконец не пришел в себя.

Труш был в ярости. Его контузило на правое ухо, и впоследствии слух так полностью и не восстановился. Но его поведение в той ситуации говорит о многом. Никто не осудил бы Труша, избей он идиота до полусмерти прямо на месте и поставь крест на его карьере. Однако Труш, сам вырастивший двоих детей, прикрыл юношу. В большинстве отделений милиции сотрудники отчитываются за каждый израсходованный патрон, а парень выпустил едва ли не половину обоймы. У Труша были кое-какие связи с военными, и он сумел договориться о приобретении недостающих патронов. Наказание незадачливого милиционера, кроме незабываемой словесной выволочки, свелось к тому, что он оплатил Трушу ремонт крыши. Аналогичный несчастный случай произошел в лесу, когда другой молодой милиционер нечаянно выстрелил прямо в ноги Трушу, подняв пыль у самых его сапог. И ему Труш тоже все спустил с рук.

«В таких ситуациях я руководствуюсь простым правилом: сначала слово, потом дело, — объяснил Труш. — Сперва нужно сделать предупреждение и переходить к действиям, только если человек не понимает по-хорошему. Таков мой принцип. Правда, не для всех».

Труш — человек верующий, несмотря на то что живет в нерелигиозной стране. В каком-то смысле его готовность к прощению, терпению и состраданию может восприниматься как вызов системе, на протяжении нескольких поколений демонстрировавшей эти качества только в исключительных случаях. Но хотя Труш снисходительно относится к ошибкам, совершенным по молодости, неопытности или от отчаяния, есть вещи, которые он не прощает никогда, ведь ему приходится сталкиваться не только с юными милиционерами, но и с ветеранами-циниками. В Приморье, как и в других уголках России, к блюстителям закона отношение не самое теплое, их повсеместно считают продажными. Благодаря тому, что хорошо вооружены и обладают неограниченной свободой перемещения, они часто оказываются замешанными в браконьерстве. Пойманные с поличным, они порой бывают очень опасны, особенно если дело происходит в глухих местах. Однажды зимой четверо милиционеров отказались выйти из машины, которую Труш остановил на лесной дороге. Труш достал баллончик слезоточивого газа и выпустил струю прямо в отверстие вентиляционного воздухозаборника. В машине работала печка, поэтому газ быстро распространился по кабине. Вспоминая эту историю, Труш широко улыбается: «И тут двери как распахнутся!» Именно из-за таких случаев Тигры никогда не работают в одиночку.

Учитывая, в каких труднодоступных местах ему приходится работать и с какой легкостью можно спрятать тело в тайге, у Труша есть причины быть куда более осторожным. Но он всегда спокоен и заразительно бесстрашен. Отчасти причиной тому его собака, небольшая лайка по имени Гита. Эти двое неразлучны. Гита как минимум дважды спасала Трушу жизнь, и он не раз платил ей той же монетой. В лесу Гита — глаза, уши и шестое чувство Труша. Даже забавно, как много такая маленькая собачка значит для этого великана, однако связь между ними поразительно глубокая. Понять это могут те, чья жизнь тесно связана с собаками, например, полицейские-кинологи, охотники и слепые.

Гита охраняет Труша в лесу, в жизни же его хранит любовь жены Любы. Их брак длится уже сорок лет. Эта маленькая женщина, которая едва доходит ему до плеча, является его неизменной опорой. Бывшая чемпионка по гребле на байдарках и каноэ, она обладает крепким телосложением; в жизни ее отличают доброта и трудолюбие. От нее так и веет теплом — и вкусными пирожками. Юрий может согнать с вас семь потов, таская по тайге, но за Любиным столом всегда есть возможность наесть потерянные килограммы обратно.

В помещении Труш выглядит особенно громоздким, а простая мебель, которой обставлена их квартира на пятом этаже, кажется слишком хрупкой, словно предназначенная для куда менее внушительных представителей рода человеческого. В этом уютном доме всем руководит Любовь, и почти ничто не напоминает о том, чем занимается ее муж. Впрочем, кое-что его все же выдает: отполированные до блеска гантели в углу, вышитое покрывало с изображением тигра на диване, а в коридоре — самодельная боксерская груша, набитая пшеничным зерном. Более откровенные свидетельства спрятаны в ящиках шкафов и кладовках: пара удэгейских охотничьих лыж, тигриный клык, снайперская винтовка Драгунова, покореженная пуля, на которой запеклась кровь тигра, застреленного Трушем весной 1996 года.

Глава 4

Чей был молот, цепи чьи,

Чтоб скрепить мечты твои?

Уильям Блейк, Тигр[15]

Тот случай с барсуком и обрезом был единственным, когда Труш встречался с Марковым — и недооценил его. Тогда он посчитал его очередным безработным, который охотится, чтобы добыть пропитание. Всякий раз, оказываясь перед тяжелым выбором между буквой закона и сочувствием к тяготам человеческой жизни, Труш думает о том, что грань между добром и злом порой нанесена пунктиром. Но как он мог догадаться там, в лесу, глядя на этого несчастного барсука в котелке, о том, что случится с уставшим от собственной бедности браконьером Марковым, держателем нелегального ствола? Или как, если уж на то пошло, мог он предвидеть, что случится с Левой Хоменко?

Льву Хоменко, охотнику и травнику из села Лесопильное у слияния Уссури и Бикина, было тридцать шесть лет. Охотовед по специальности, он стал штатным охотником в госпромхозе «Алчанский», осуществлявшем надзор за коммерческой добычей мяса и пушнины. Девяностые годы были чрезвычайно трудными для России, и зимой 1996-го Хоменко остался безработным с четырьмя детьми на руках. В ветхом, покосившемся домишке на окраине тайги его семья еле сводила концы с концами. В щели между бревнами можно было просунуть руку. Во время очередного обхода Труш встретился с Хоменко в лесу. При стандартной проверке документов обнаружилось, что ружье Хоменко зарегистрировано не на него, а на его отца. По правилам, Труш вполне мог конфисковать оружие, но он пожалел человека, который явно переживал тяжелые времена. Кроме того, на него произвел хорошее впечатление тот факт, что все остальные документы у Хоменко были в порядке, поэтому он решил его отпустить.

Вскоре после этого Хоменко остановил лесовоз и попросил подбросить его к верховьям Бикина. Он был обут в сапоги на байке, в которых можно щеголять в городе, но не в лесу. Сверху на нем была зеленая егерская униформа. Как большинство таежников, он охотился с двустволкой. В приморской глуши эти облегченные винтовки, как правило, очень старые — порой даже древние — и довольно сомнительного качества. Радиус их поражения обычно не достигает и ста метров, а хорошо прицелиться они позволяют лишь с шестидесяти, что по меркам современных охотничьих ружей просто смешно. Хоменко зарядил правый ствол крупнокалиберной пулей, а левый — свинцовой дробью; таким образом, он был готов встретить любого зверя — и большого, и маленького. Хоменко охотился один. Градусник в тот день показывал минус сорок, снегу выпало сантиметров на двадцать.

В такой мороз в лесу обычно тихо, как в космосе, слышны лишь собственные шаги и дыхание. «И так же холодно», — думал Хоменко, потирая замерзшие щеки. Все застыло. На фоне снега глаз едва различал белые силуэты берез. Серые и коричневые стволы тополей и дубов наряду с низким кустарником были четко очерчены и позволяли легко ориентироваться в пространстве, но за ними мог прятаться кто угодно. К полудню Хоменко наткнулся на свежий тигриный след и решил пойти по нему. Неподалеку расположился лагерь лесозаготовщиков, и дозорный, заметив приближающегося Хоменко, вышел к нему навстречу. Мужчины перекинулись парой слов, и когда Хоменко заговорил о тигрином следе, дозорный рассказал, что предыдущей ночью слышал из леса шум борьбы. Он решил, что тигр сцепился с громадным кабаном, которого не раз замечали в окрестностях лагеря. Уссурийские кабаны порой вырастают до огромных размеров, весом до двухсот с лишним килограммов. Обычно они передвигаются стадом, но этот почему-то всегда бродил один. Он был такой здоровый, что дозорный дал ему прозвище ГАЗ-66 — в честь военного грузовика повышенной проходимости, который часто используют для работ в лесу. У него были массивные бивни, и дозорный посчитал, что тигр нашел в нем достойного соперника. Хоменко был заинтригован. Дозорный уговаривал его не ходить по следу в одиночку, ведь тигр, возможно, был ранен, но Хоменко не хотел отступать.

Он был опытным охотником, профессионалом, и его заинтересованность вполне понятна: свежий след тигра нечасто встречается. Можно провести в тайге всю жизнь, но так ни разу и не увидеть живого тигра. Возможно, Хоменко двигало любопытство; возможно, он был голоден; возможно, он решил, что ему выпал единственный шанс на миллион. В этих краях у тигров много прозвищ, одно из них — Тойота, потому что в девяностых по стоимости они были равны. Конечно, риск был велик. Тигр — опасное животное, охота на него запрещена федеральным законом, но это касается и других товаров на черном рынке. Кроме того, Хоменко, без преувеличений, находился на грани. Стоило один раз взглянуть на его опасно накренившийся дом, чтобы понять глубину его отчаяния.

Когда Хоменко не вернулся к вечеру, дозорный забеспокоился. На следующее утро он и еще несколько лесорубов погрузились в бульдозер — ни при каких обстоятельствах они не отправились бы пешком — и поехали его искать. Они увидели его примерно через восемьсот метров. Хоменко лежал на спине в неестественной позе, слегка припорошенный снегом. Лесорубы не стали трогать тело и вызвали милицию, которая приехала на следующий день. Для тех, кто знает этот язык, летопись случившегося была оставлена на снегу.

Через несколько сотен метров от лагеря Хоменко обнаружил место битвы, отголоски которой слышал дозорный. Однако следов кабана там и в помине не было, только тигриные. Скорее всего, они дрались за территорию. Хоменко внимательно осмотрел поляну, нашел два уходящих следа и пошел по тому, который был залит кровью. И опять-таки далеко идти не пришлось. Нельзя сказать наверняка, что произошло дальше: то ли тигр решил обнаружить свое присутствие, то ли Хоменко сам его заметил. Как бы то ни было, после того как он почувствовал или увидел зверя, у него было время снять перчатки и аккуратно положить их на снег. Взяв ружье на изготовку, он повернулся лицом к укрытию, в котором прятался тигр, и немного потоптался из стороны в сторону в поисках открытой линии огня. К тому моменту, когда он прицелился, тигр бросился на него. Можно только догадываться о том, как наэлектризованы были тела обоих, как рвалось из груди сердце Льва Хоменко, когда он увидел горящие глаза тигра, приближающиеся к нему, словно во сне.

Хоменко сумел взять себя в руки. Об этом свидетельствует тот факт, что он выстрелил из обоих стволов последовательно, а не одновременно. Оба выстрела попали в цель, но не произвели желаемого эффекта. Огромными скачками тигр преодолел разделявшее их пространство и ударом лапой по лицу сбил с ног. Затем взял в зубы и приподнял. По измочаленному топорищу, торчавшему из холщового рюкзака за спиной покойного, стало ясно, что именно в него тигр и впился зубами, чтобы поднять Хоменко. Он начал трепать его из стороны в сторону, словно тряпичную куклу, с такой силой, что сломал ему запястье и обе ноги. Наконец тигр бросил его и ушел прочь.

Скорее всего, какое-то время Хоменко пролежал без сознания, но очнулся и здоровой рукой вытащил нож. Затем пополз в ту сторону, откуда пришел. Его нашли в нескольких метрах от аккуратно сложенных на снегу перчаток, замерзшего до смерти, с вывернутыми под неестественным углом ногами. В тот день температура упала еще на пару градусов, и когда тело Хоменко грузили на бульдозер, оно было застывшим, как манекен.

Только впоследствии, когда уходящий след тигра подробно изучили, выяснилось, что он никуда не ушел. Его не спугнули ни рычащие машины, ни группа людей; он все время оставался поблизости, внимательно наблюдая, как и за день до их появления. В тайге охотники часто говорят: «Ты видел тигра один раз, а он тебя сто».

В случае с Хоменко следует отметить важную деталь: на его теле были обнаружены только две открытые раны. Одна на лице — от когтя, и другая — открытый перелом руки. Хоменко не интересовал тигра в качестве пищи. Возможно, зверь даже не хотел его ранить. Позже выяснилось, что один из когтей тигра был с дефектом — он не втягивался, как другие. Скорее всего, именно этот коготь оставил след на лице Хоменко, и впоследствии именно по нему Юрий Труш сумел легко выследить тигра, чтобы застрелить его с крыши деревенского трактора. Гораздо труднее ему было прийти в ветхий, покосившийся дом, постучать в дверь и посмотреть в горящие тревогой глаза его обитателей. «Я был потрясен до глубины души, — вспоминал он. — Глаза наполнились слезами. Когда я увидел, как они живут, я пожалел этого человека, не тигра».

Особенно тяжело было сознавать, как мало времени прошло между их первой встречей и гибелью Хоменко. Труш остановил его 26 января и серьезно раздумывал, не конфисковать ли ружье. 29 января Хоменко встретился с тигром.

Теперь, спустя почти два года, погиб Марков. И снова Труш задумался о том, что от его, Труша, интуиции зависели жизнь и смерть человека. Пока он, Лазуренко и Горборуков разглядывали истоптанный подтаявший снег, пытаясь различить следы тигра и человека, Бушу и безутешным друзьям Маркова пришлось собрать его останки на одеяло, которое Зайцев принес специально для этого. Они все были охотниками, им доводилось видеть мертвых животных, доводилось убивать самим. Но Марков был человеком, близким другом, а сейчас его тело, разодранное на кусочки враждебной силой, выглядело так, словно его раскидало взрывом. Собирать и складывать воедино разрозненные части было невыносимо; мужчины делали свое дело медленно, словно в оцепенении. «Надо постараться отыскать все кости, — бормотал Онофрейчук себе под нос. — Надо найти все, что можно, и похоронить».

Мудрый закон жизни «делай что должно, и будь что будет» постигается дорогой ценой. Этот навык выживания имеет прямое отношение к Судьбе, а в России, где на протяжении веков люди очень немногое могли изменить в своей доле, Судьба имеет большое значение. Она может быть стервой, а может, как обнаружили Зайцев, Дворник и Онофрейчук, прийти в образе тигра. К тому моменту всем присутствующим стало очевидно, что это был не рядовой случай в лесу, за ним стояло что-то большее, нежели простое невезение или трагическая беспечность. Чем Марков заслужил подобное? У друзей, спрятавших его дробовик до приезда Тигров, имелись свои соображения на этот счет.

Разбирая залитую кровью одежду, участковый Буш обнаружил пустые ножны и миниатюрную полевую аптечку — единственное, что осталось при Маркове после встречи с тигром. «Вы не видели ножа?» — поинтересовался Буш.

«Где-то в лесу, — тут же отозвался Онофрейчук. — В снегу лежал». Буш был молод, но не глуп. Он понимал, что где бы ни находились нож и ружье, они должны быть рядом. Решив заняться этим позже, Буш открыл аптечку: никаких бинтов или лекарств, только сигареты. Когда все останки были собраны, Буш с Горборуковым проводили приятелей Маркова до его хижины. Труш остался вдвоем с Лазуренко. По отпечаткам лап, изрядно припорошенным снегом, они двинулись дальше в лес. Шли, как говорится, по горячим следам — настолько свежим, что зверь мог показаться в любой момент. Снегу вообще свойственно приглушать звуки, но когда речь идет о тигре, который не хочет обнаруживать свое присутствие, эта особенность снега возводится в абсолют. Между тем Труша и Лазуренко, несмотря на все усилия, выдавал каждый шаг; с тем же успехом их можно было бы увидеть на радаре. Их положение было вопиюще невыгодным, словно тигр укрылся в другом измерении, в то время как они застряли в этом; словно они преследовали фантом — невидимый и неслышимый, но тем не менее из плоти и крови. Он не сумел скрыть лишь свои следы и запах. Трушу и раньше доводилось выслеживать тигров, и тигры, в свою очередь, выслеживали его, так что он хорошо понимал: сейчас ситуацию и то, как она будет развиваться, контролирует зверь.

Труш до глубины души был потрясен случившейся трагедией, и в сочетании с неотвратимо сгущающимися сумерками и плохими условиями для стрельбы это вселяло в него нерешительность. Было очевидно, что этот тигр совсем не такой, как тот, что убил Хоменко. Учитывая дерзость, с которой Лев преследовал тигра и попытался его убить, хоменковский зверь продемонстрировал поразительную выдержку. Русские называют тигров, которые пожирают людей, каннибалами, но тот был не из их числа. Уже будучи дважды ранен, сначала другим тигром, а затем выстрелами Хоменко, он стремился всего лишь устранить последнюю угрозу собственной жизни. Шесть недель спустя Труш обнаружил его возле деревни Верхний Перевал, когда зверь убил молодого жеребца и пытался перетащить его через двухметровый забор. Самозащита в одном случае и охота во имя пропитания в другом — вот обычная линия поведения тигра. Но здесь, к востоку от Соболиного, произошло что-то совсем иного порядка; тигр, убивший Маркова, был сделан из другого теста.

Труш и Лазуренко осторожно продвинулись еще на четыреста метров, внимательно изучая отпечатки лап на снегу. Они обратили внимание, что каждый четвертый окроплен кровью — горячие капли растопили снег, оставив после себя оплавленные тоннели, и замерзли на полпути к земле. Это была правая передняя лапа. Некоторые из подтаявших отверстий слегка окрасились в характерный для гноя желто-зеленый оттенок: свидетельство того, что рана воспалена. Впрочем, отпечатки всех лап были равномерными по глубине, значит, рана не сильно беспокоила животное. Тигр двигался спокойно и осторожно, но куда он делся, мужчины не могли определить. С большой вероятностью он мог сделать круг и сейчас идти по их следу. Труш ощущал его присутствие каждым волоском на собственной коже и понимал, что ввязался в необычную и жестокую войну. Конечно, это была его работа. Но он начал понимать, почему приятели Маркова, которых нельзя было упрекнуть в трусости, выглядели такими напуганными. Хорошенько все взвесив и не желая подвергаться риску внезапного нападения, он решил прекратить преследование и вернуться к хижине. Об этом решении, казавшемся в тот момент вполне разумным, он не раз пожалеет впоследствии.

Труш, Лазуренко и Горборуков прошли по тигриному следу в обратном направлении и осмотрели хижину. То, что они нашли там, подействовало на нервы чуть ли не сильнее виденного ранее. Возле колодца, накрытого старым ульем, они обнаружили тяжелый алюминиевый ковш, которым Марков зачерпывал воду для питья. Он был изгрызен до такой степени, что складывалось впечатление, будто его долго использовали как мишень, а потом переехали грузовиком. Рядом валялась эмалированная кастрюля, тоже изрядно помятая и поцарапанная. Они нашли топор Маркова — рукоятка была изжевана в щепки. Туалет, ульи — все, что могло пахнуть Марковым, зверь тщательно обследовал и постарался уничтожить. Рукомойник, висевший снаружи, был сбит со стены, а возле двери осталась лужица крови тигра. Вокруг хижины повсюду виднелись его следы, лишь изредка отмеченные глубокими отпечатками на снегу в местах, где животное останавливалось и что-то пережидало, прежде чем продолжить свое кружение возле хижины. В одном месте — возле колодца — тигр лежал так долго, что на снегу образовалась проталина. Когда наконец он двинулся дальше, его меховая тень так и осталась лежать неподвижно. Тигр явно провел тут много времени — возможно, несколько дней. Ему потребовалось испражниться по меньшей мере дважды — оба раза всего в нескольких метрах от хижины. Это выглядело так, словно он заявил собственные права на эту поляну и на все, что находилось в ее пределах. Нападения хищников — довольно обычное дело в тайге, да и в любом другом месте, где одновременно обитают медведи, крупные кошки и люди, претендующие на одну и ту же добычу. В Амгу, небольшой деревеньке на побережье, большая часть мужского населения имеет те или иные увечья; да и на самого Труша однажды напал медведь. Однако все эти конфликты, как правило, были спонтанными, обусловленными инстинктивной реакцией на неожиданность или внезапную угрозу. В случае с Марковым все было иначе. Труш понимал это, и понимание становилось все полнее с каждой новой найденной уликой.

Тигры нападают из засады. Умение незаметно подобраться к жертве и застать ее врасплох на протяжении многих веков позволяло этим хищникам-одиночкам побеждать, в схватке с быстрыми и весьма опасными соперниками независимо от перемены климата и условий жизни. Но в этом случае тигр и не пытался спрятаться. Не найдя того, что ему было нужно, возле колодца и внутри дома, он улегся неподалеку прямо на дороге и снова замер в ожидании. Каждая обнаруженная подробность указывала на то, что у тигра была четкая цель, которой он добивался с леденящей кровь спокойной настойчивостью. По мере того как Труш и его коллеги восстанавливали картину случившегося, они все больше убеждались, что тигр охотился не на животных и даже не на людей; он целенаправленно выслеживал Маркова.

Глава 5

И грозно объемлет меня могучее пространство,

страшною силою отразясь во глубине моей.

Н. В. Гоголь, Мертвые души[16]

У Владимира Маркова была своя история взаимоотношений с тиграми, и развивалась она не линейно, а по сужающейся спирали. У ее истоков стояла череда случайностей, про которую русские сказали бы: перст судьбы. Если попытаться определить наиболее существенные — за исключением самого Маркова — факторы, оказавшие влияние на события его жизни, это, пожалуй, Мао Цзэдун и перестройка. Именно благодаря культурной революции и вспыхнувшей вслед за ней борьбе за руководство коммунистической партией в Китае Марков отважился пересечь Уральский хребет. Именно благодаря перестройке Марков и множество его соотечественников оказались в положении столь отчаянном, что ради денег были готовы пойти на все — даже охотиться на тигров.

Владимир Марков появился на свет 14 февраля 1951 года в противоположном конце Советского Союза, на задворках израненной империи, с трудом возвращавшейся к мирной жизни. Его родители жили в Калининграде, небольшом прибалтийском городе, расположенном в анклаве России между Литвой и Польшей. До войны город принадлежал Германии и носил имя Кенигсберг. Летом 1944 года значительная часть города и порт подверглись сильнейшей бомбардировке самолетами британской авиации, а чуть позднее, зимой и весной 1945-го, были безжалостно обстреляны советскими артиллеристами. После войны город переименовали. В нем обосновался Краснознаменный Балтийский флот, и, подобно своему тихоокеанскому собрату Владивостоку, Калининград стал закрытым городом.

Примерно в то же самое время в романе Джорджа Оруэлла «1984» западным читателям открывалась страшная картина новой реальности, являвшая собой намного более точный слепок жизни возрождающегося Калининграда, чем мог бы предположить Оруэлл. Город поднимался с колен из осколков и пепла, но делал это в соответствии со сталинскими представлениями о градостроительстве и социальном развитии. На смену средневековым башням, балюстрадам и горгульям пришли мрачные бетонные коробки, украшенные лишь статуями и барельефами Ленина с его всевидящим оком или кумачовыми растяжками с социалистическими лозунгами.

Возможно, Ленин к этому стремился, но воплотил это Сталин: он сумел разобщить и дезориентировать отдельных людей и целые народы, оторвав их не только от привычного окружения, но главным образом от самих себя. Калининград наглядный тому пример. После того как город сровняли с землей, изменили до неузнаваемости и переименовали, его и одноименную область населили русские. Родители Маркова тоже стали частью этой масштабной геополитической коррекции, но в том, что произошло с ними, не было места случайности. Илья Марков служил в Балтийском флоте корабельным механиком, и его профессиональные качества, несмотря на тяжелое ранение, полученное во время войны, довольно высоко ценились. Мать Маркова тоже работала в военно-промышленном комплексе, и можно только догадываться, до какой степени ее быт напоминал страшные фантазии Оруэлла: ей, зачастую лишенной поддержки мужа, пришлось строить жизнь на руинах разграбленного средневекового города, превратившегося в военную зону и отрезанного от всего остального мира.

Еще не отгремело эхо Великой Отечественной войны, когда СССР начал накапливать силы и готовиться к холодной войне. Пока советские ученые и инженеры пытались усовершенствовать вездесущий АК-47 и проводили первые испытания ядерного оружия, страна восстанавливалась после военной разрухи и казавшегося нескончаемым кошмаром сталинского режима. За два десятилетия, предшествовавшие рождению Маркова, около 35 миллионов человек — более одной пятой всего населения — погибло в Советском Союзе в результате голодомора, политических репрессий, геноцида и военных действий. Миллионы других были заключены под стражу, сосланы или насильно переселены на огромные расстояния. Возможно, за исключением Китая времен Мао Цзэдуна трудно представить себе страну, настолько же израненную как снаружи, так и изнутри.

С 1953 года, как только Сталина не стало, суровая действительность его империи начала приоткрывать свое лицо остальному миру, а в скором времени дала трещину и начавшаяся в 1949 году братская дружба советского и китайского народов. Последствия этого раскола проявились в конце пятидесятых, когда Мао Цзэдун обвинил отца советской оттепели Никиту Хрущева в том, что тот предал идеалы Маркса. В то время Китай, бьющийся в агонии Великого похода Мао, во многом встал на разрушительный путь ленинско-сталинской политики, что привело страну к одному из самых страшных периодов голода за всю ее — а возможно, и не только ее — историю. С 1958 по 1962 год Китай силился во что бы то ни стало создать иллюзию развития промышленности, неустанно производя тонны бесполезной низкокачественной стали, но делалось это в ущерб производству основных продуктов питания. Этот бессмысленный масштабный проект не просто обескровил сельское хозяйство, лишив его рабочей силы, но и обезоружил его: в тщетной попытке нарастить объемы производства по указу правительства было переплавлено все, что можно, даже плуги и лопаты. В надежде сохранить лицо и скрыть истинные затраты на Великий поход Китай не прекращал экспортировать зерно в ряд стран, включая и Советский Союз, в результате чего десятки миллионов китайских крестьян умерли от голода.

Не желая принимать на себя ответственность за эту катастрофу, Мао обвинил во всем Хрущева, когда тот отозвал из Китая советских военных советников и потребовал возмещения весьма серьезного долга, накопленного Китаем за годы корейской войны. Коммунистическая партия Китая оказалась в эпицентре жесточайшей борьбы за власть, которую Мао мог выиграть лишь непомерной для его народа ценой. В Кремле еще не утихло эхо тридцатилетнего правления Сталина, и развивающийся по слишком знакомому сценарию культ личности Мао Цзэдуна стал одной из причин, побудивших Советы отдалиться от своего коммунистического «младшего брата». Отношения между странами испортились, что привело к обострению обстановки на спорных участках границы, длина которой в то время достигала 7,5 тысячи километров. Территории, на которые решил претендовать Мао, более века принадлежали России, но его это не смущало.

Болевые точки, на которые надавил Мао Цзэдун, воспалились еще в девятнадцатом веке, когда будущие сверхдержавы подпирали друг друга подобно тектоническим плитам. Тогда формировалось лицо мира, каким его знаем мы, и тогда же начали накапливать потенциал разногласия национального, культурного и географического характера. В середине столетия положение Китая было незавидным: он был ослаблен участием в опиумных войнах с Францией и Великобританией; ситуацию усугубила затянувшаяся волна внутренних мятежей, в результате которых Маньчжурия оказалась практически незащищенной. Российская империя незамедлительно воспользовалась этой брешью в оборонительных редутах своего соседа, в 1858 году присоединив к себе спорные территории к северу от Амура. Спустя два года Александр II пошел еще дальше, вынудив Китай подписать Пекинский договор, по которому России отошла еще одна часть Внешней Маньчжурии — современное Приморье и юг Хабаровского края. В середине шестидесятых годов двадцатого века Мао сделал попытку вернуть эти земли.

Составляя план Великого похода и ведя борьбу за лидерство в китайской компартии, председатель Мао попутно выступил с бурной критикой Пекинского договора и дошел до того, что потребовал возврата границ в исходное состояние. К 1968 году советско-китайские отношения окончательно испортились, в результате чего образовался новый фронт холодной войны. Его эпицентром неожиданно стал небольшой островок на реке Уссури, в тридцати пяти километрах западнее Лучегорска. Русские называют его Даманский остров, а китайцы Чжэньбао — «драгоценный». В принципе этот клочок земли, регулярно страдающий от наводнений, не представляет собой никакой стратегической ценности. Однако неоднозначность его расположения полностью соответствовала целям Мао Цзэдуна, которому требовался универсальный символ былых унижений от давно уже не существующей царской России.

В конце 1968 года на острове и близлежащих берегах Уссури начались частые столкновения — настоящие бои — между советскими и китайскими пограничниками. «Потом из Северного Китая были подтянуты резервы — и на каждого сибиряка стали наваливаться по нескольку человек. Китайцы вооружались баграми, кольями и палками с вбитыми в них гвоздями»[17], — писал генерал-лейтенант Виталий Бубенин, получивший звание Героя Советского Союза за храбрость в этих сражениях. «Бронежилетов тогда еще не было — от гвоздей спасали толстенные зимние полушубки. Потом мы поняли, что традиционным способом много не навоюем — выстругали рогатины и обзавелись булавами на манер богатырских. <…> В первом же бою это оружие показало себя самым лучшим образом: общую толпу стопорили рогатинами, а прорвавшихся глушили булавами. Оружие приобрело бешеную популярность на всех близлежащих заставах».

Видимые издалека, всполохи этих сражений на фоне залитого лунным светом снега и голого ивняка напоминали о первых схватках трехсотлетней давности между казачьими и маньчжурскими полками. Мао, как теперь принято считать, умело спекулировал на конфликте прошлых лет, разжигая межнациональную рознь, столь необходимую для его политических целей. Однако себе в противники он выбрал одну из сильнейших ядерных держав; это была дерзкая и опасная игра. 2 марта 1969 года, спустя две недели после того, как Владимир Марков достиг призывного возраста, строжайший приказ о неприменении огня на границе был нарушен китайской стороной. Операция была тщательно спланирована, русских пограничников застали врасплох. В самой крупной со времен Второй мировой войны перестрелке на границе погиб тридцать один советский солдат. Спустя всего несколько дней на берега Уссури были стянуты тысячи китайских и советских солдат и сотни единиц артиллерии.

Пятнадцатого марта, за трое суток до начала четырехлетней бомбардировки Камбоджи Соединенными Штатами, на острове Даманский/Чжэньбао произошло сражение, унесшее несколько сотен жизней. Близкая перспектива полномасштабной войны отрезвила обе державы, и они поспешили дать своим войскам приказ к отступлению. Чтобы обезопасить себя от ядерного удара со стороны Советского Союза, Мао распорядился выкопать на левом берегу Уссури сеть подземных убежищ. Москва также приготовилась к худшему, стянув войска к берегам двух приграничных рек. В Калининграде — в восьми тысячах километров оттуда — Владимир Марков получил повестку в армию. К концу 1969 года двадцать девять дивизий Советской армии (почти полмиллиона солдат) сосредоточились вдоль границы, в их числе был и рядовой Марков. Сын моряка из прибалтийского города получил назначение в самый что ни на есть отдаленный и беспокойный район.

Параноидальные страхи и мания секретности одолевали Советский Союз: информация любого рода охранялась так тщательно, что ее старались не доводить до сведения простых советских граждан либо же намеренно искажали. Особенно это касалось болезненных политических вопросов. На Дальнем Востоке эти вопросы возникали часто — здесь располагалось слишком много важных объектов: рудников, лагерей, военных баз. Поскольку Приморье и юг Хабаровского края практически зажаты между Китаем и тихоокеанским побережьем, считавшимся слабым звеном в случае японского или американского вторжения, здесь были приняты особенно серьезные меры безопасности. Маркова перекидывали из одной засекреченной зоны в другую. Это был край, о существовании которого ни он, ни большинство его сослуживцев до того момента даже и не подозревали. Несмотря на почти двадцать лет относительной открытости, для многих он и сегодня является terra incognita, но уже по другим причинам. Когда в июле 2008 года одного молодого интеллигентного на вид москвича спросили, где находится Приморье, он не знал, что ответить, и предположил, что это где-то по соседству с Ираном[18]. А в ответ на вопрос, водятся ли в России тигры, сказал: «Разве что в цирке». Для большинства русских жителей мегаполисов Россия заканчивается Уральскими горами, если не раньше. А ведь за ними Сибирь, но что такое Сибирь и кому до нее есть дело?

В сознании среднего россиянина Дальний Восток лежит за пределами мира и, по сути, за гранью реальности. С точки зрения жителя европейской части России, будь то простой труженик или номенклатурщик, Марков отправился в изгнание, не имея обратного билета. Он проделал тот же путь, что и сотни тысяч ссыльных каторжников в царскую эпоху. Здесь расположены печально известные тюрьмы и исправительно-трудовые колонии, в том числе кандальная тюрьма на острове Сахалин — холодный и враждебный мир, вернуться из которого сумели немногие.

Неизвестно, много ли знал об этом Марков, отправляясь на скором поезде из густонаселенных районов страны к бескрайним глухим лесам, обнимающим азиатское побережье Тихого океана. Кругосветное путешествие всего в четыре раза длиннее поездки из Калининграда в Хабаровск, областной центр на Дальнем Востоке. В 1969 году для этого требовалось трястись по Транссибу в течение двух, а то и трех недель. Хабаровск расположен в стратегически важном изгибе Амура, недалеко от его слияния с Уссури и китайской границы. На двести сорок километров южнее пролегает граница Приморского края, сразу за ней раскинулась долина реки Бикин, где расположен Соболиный, еще не существовавший в те годы, когда Марков приехал в эти места.

Нельзя недооценивать перемены, которые этот переезд означал в жизни Маркова. За исключением языка все вокруг было другим. Многие из его новых знакомых были отщепенцами того или иного рода. На Дальнем Востоке не существовало крепостного права, и когда-то этот край был настоящим раем для многонациональной толпы преступников, дезертиров, браконьеров, опальных староверцев, каждый из которых предпочел добровольное изгнание всем прочим менее привлекательным перспективам. Прибавьте к этому каторжников — как русских, так и китайских — и казаков, отправившихся сюда по царскому указу, чтобы заселить и охранять новую территорию, и вы получите самый противоречивый коктейль, какой только можно представить.

Со стороны Бикинский район многим кажется опасным как из-за животных, так и из-за людей, населяющих его. Он пестрит маленькими глухими деревнями, до большинства из которых не дотягиваются ни электрические провода, ни рука закона. Одна из знакомых Маркова в интервью двум иностранным журналистам выразила удивление: «Вы приехали сюда вдвоем? И вам не страшно? Обычно иностранцы приезжают только большими группами»[19].

Но Маркову этот край явно приглянулся. Здесь он увидел не опасность, а свободу — то, чего так не хватало в советской России. Как бы то ни было, Марков прижился здесь, и во многом это произошло благодаря армии. По словам друзей и соседей, Марков служил в разведывательных войсках, и полученные навыки — умение выживать в условиях дикой природы, ориентироваться на местности, бесшумно подкрадываться и драться врукопашную — впоследствии очень пригодились ему. Денис Бурухин, юный охотник из Соболиного, называвший Маркова «дядя Вова», вспоминал, как тот учил его отыскивать путь в густом нехоженом лесу в окрестностях Бикина.

В армии Марков научился прыжкам с парашютом — то ли потому что он был сильным и ловким, то ли потому что при росте метр семьдесят четыре (как у Сталина) ему было что доказывать. Сложись жизнь чуть-чуть иначе, и Марков с Трушем могли бы совершать прыжки с одного самолета. Они оба отправились служить в 1969-м, и Труш тоже был десантником. Будучи на одиннадцать месяцев старше, он был приписан к полку, стоявшему в Туркмении, но после беспорядков на острове Даманский весной 1969-го их должны были перевести в Приморье. Приказ был отменен в последнюю минуту.

Маркову ни разу не довелось применить свои навыки в бою, хотя Советский Союз и Китай оставались в состоянии войны в течение нескольких лет после Даманского инцидента[20]. Многие уповали на личную встречу советского и китайского премьер-министров, Алексея Косыгина и Чжоу Эньлая, с целью проведения переговоров по урегулированию приграничного конфликта. И хотя переговоры завершились успешно, Москва продолжала наращивать военную мощь на Дальнем Востоке до начала семидесятых[21]. В 1971 году Марков демобилизовался. К тому моменту его отец уже умер, а спустя десять лет он потерял и сестру. Марков больше ни разу не приезжал в Калининград. Возможно, попросту из-за того, что это было слишком далеко. Супруга Маркова, Тамара Борисова, утверждает, что никто из его родных ни разу не навестил их в Соболином. А случись им все-таки приехать туда, вряд ли они узнали бы своего Владимира в закаленном жизнью суровом таежнике.

Глава 6

Тигр отвечал: «Твой сын бахвалился. Если он сильнее, пусть убьет меня, а если я сильнее, я убью его. Передай ему мою волю!»

Предание о храбром гиляке и благодарном тигре, записал Л. Я. Штернберг[22]

Первым останки Маркова обнаружил Онофрейчук, невысокий мужчина с пожелтевшими от табака ногтями и сломанным носом. Это произошло во вторник, за день до приезда Тигров. Онофрейчук часто бывал у Маркова в хижине. В тот раз они договорились отправиться на подледную рыбалку. Но Онофрейчук сильно напился и опоздал без малого на сутки. Он поймал попутную машину и доехал почти до места. Около километра пришлось пройти пешком, но к полудню он был возле хижины. В глаза сразу же бросилась кровь на тропинке к дому. «Я сперва даже не понял, что к чему, — рассказывал он. — Подумал, может, Марков пристрелил какого-то зверя и не прикрыл концы. Это было странно, потому что в этих вопросах он был очень аккуратен. В конце концов, браконьерство запрещено законом, а инспекция может нагрянуть в любой момент. Поэтому я продолжал идти, недоумевая: что, черт возьми, происходит? А потом я увидел его шапку. Меня как обухом по голове ударило. Я практически перестал соображать. Предчувствие было самое скверное, но что именно произошло, я понять не мог. И тут увидел следы тигра. Я тогда подумал: может, он и не пострадал. Или ему еще можно оказать помощь. Я прошел несколько шагов, мимо его изодранной одежды. Увидел торчащую из снега собачью лапу. Хотел пойти дальше, но тигр не позволил. Я не видел ни Маркиза, ни тигра. Но услышал рычание. Было неясно, с какой стороны оно донеслось, но тогда-то я и понял, что Маркиз убит. И где-то рядом рычал этот стервец, раскачивая над телом своей тупой башкой. Я замер ненадолго, а затем медленно повернул назад. В голове стучало одно: не бежать, не бежать, иначе он обязательно погонится за мной и сожрет».

Онофрейчук был безоружен. В полном шоке он дошел до хижины и развел огонь в остывшей печи. «У меня в голове не было ни одной мысли, — продолжал он. — Пустота — и все. Сознание отказывалось воспринимать что-либо. Ведь он был моим другом как никак. Много лет провели вместе».

Он долго сидел в хижине, пил чай и курил — одну сигарету за другой. Только с третьей попытки он сумел заставить себя выйти из хижины и отправиться за подмогой. Онофрейчук был на десять лет младше Маркова и относился к нему как к наставнику. Он любил читать, но особых амбиций у него не было, кроме того, ему недоставало сноровки и терпения, необходимых и для пчеловодства, и для охоты на пушного зверя. Охотился он только ради мяса, рыбачил для пропитания — чаще всего не один, а с Марковым. Так и жил потихоньку. Они часто соседствовали в этой хижине, много ссорились — как братья, — но всегда мирились. Марков был его лучшим другом.

Однако не ему, а их общему другу Даниле Зайцеву пришлось рассказать Тамаре Борисовой о том, что случилось в лесу с ее мужем. Маркова не было дома уже почти месяц, и Борисова очень соскучилась. «Я больше всего боялся, как скажу его жене, — вспоминал Онофрейчук. — Мне было страшно одному идти к ней, и я позвал Зайцева. Но так и не смог войти в дом, остался на улице. А ему сказал: иди, расскажи ей. Потому что перед глазами так и стояла та картина».

Данила Зайцев — кривоносый, с тяжело нависшими бровями и проницательным взглядом — человек сильный и решительный. Он отправился к Борисовой один. Зайцев постарался по возможности быть деликатным, но каково приносить такие вести? «Я подбирал слова очень осторожно, — говорил он. — Сказал, что на него напал тигр. Сначала она не поняла, решила, что ему удалось спастись».

Зайцеву пришлось начать заново, а Онофрейчук стоял на улице и прислушивался. Когда в доме раздался женский крик, он понял: страшное известие получено.

Борисова буквально обезумела от горя. Она хотела видеть мужа — настаивала, требовала, умоляла так отчаянно, что сердце разрывалось от сострадания. Друзья мудро решили, что этого допустить нельзя. Они отнесли останки Маркова в дом Кузьмича — одинокого плотника, жившего на самом краю деревни. Онофрейчук и Зайцев притащили несколько кедровых досок, и Кузьмич сколотил из них гроб — обычного размера. Однако похоронить Маркова сразу же не удалось, потому что Борисова заказала для него новый костюм. Кроме этого костюма, в гроб и класть-то особо было нечего. Но в тот момент Борисовой казалось, что мир рухнул, и она искала спасение в мелочах: ей нужно было, чтобы ее мужа похоронили в костюме. Несмотря на то что на дорогу до ближайшего магазина — в Лучегорске — и обратно требовался целый день, друзья поняли, что для нее это важно. Когда Борисова уехала, они отправились на деревенское кладбище копать могилу.

Кладбище, раскинувшееся на лесистом пригорке примерно в километре к югу от деревни, было небольшим — не потому, что Соболиный образовался недавно, а потому, что люди, нанимавшиеся работать на лесозаготовке и приезжавшие туда жить, чаще всего были слишком молоды, чтобы умирать. Однако порой смерть настигает рано, поэтому на кладбище в Соболином сравнительно велик процент детей и молодежи. Некоторые могилы отмечены каменными надгробными плитами, большая часть — православными крестами, кустарно отлитыми из грубой стали или сколоченными из дерева. Если бюджет позволял, родственники заказывали фотографию покойного на эмали и помещали ее на надгробие. Сегодня это кладбище — единственное место на земле, где можно воочию увидеть, как выглядел Владимир Марков.

Он был невысок, крепко сбитый, с высокими скулами, печальными глазами и волевым подбородком. Онофрейчук и его жена Ирина считали его похожим на цыгана. Тамара Борисова описывала его иначе: «Хоть он и был русским, в его лице угадывались не то армянские, не то грузинские черты». Смуглокожий красавец с темными вьющимися волосами и сине-зелеными глазами быстро завоевал ее сердце. Несмотря на свой небольшой рост, Марков обладал недюжинной силой. Когда-то в Соболином был собственный бар. До того как он сгорел, Марков там работал, и Борисова помнит, с какой легкостью он перетаскивал столитровые пивные кеги.

Вернувшись из армии, Марков выучился на лесоруба и отправился на заработки в леса на юге Приморья, недалеко от Арсеньева — города, названного в честь знаменитого путешественника. В Соболином Марков появился около 1980 года, когда ему было уже под тридцать. Здесь было больше возможностей подзаработать, а заодно и уехать подальше от первой жены, брак с которой оказался неудачным. Соболиный вырос среди тайги всего за несколько лет до его приезда, когда здесь начались работы Среднебикинского леспромхоза — государственного предприятия, занимавшегося в Бикинской долине валкой перестойного тополя, дуба и сосны. За Уралом именно Приморье лидирует по объемам и качеству производимой древесины, а в те годы бикинские леса стояли практически нетронутыми.

На дороге, которая в теплое время года из пылящего ада в течение часа может превратиться в чавкающее болото, а зимой попросту погребена под снегом, Соболиный — самая дальняя деревушка. Во времена расцвета здесь, в небольших домиках, беспорядочно рассыпанных над рекой, проживало около 450 человек. Место неуловимо напоминает североамериканский шахтерский поселок середины 1920-х годов, разве что прямых углов поменьше. В деревне нет ни тротуаров, ни мощеных дорог, отсутствует канализация, в домах дровяное отопление, а воду добывают из колодцев. Телефоны — большая редкость. Электричество, которое при советской власти было символом современности и козырем в вечном соревновании с Западом, производит дизельный генератор на краю поселка. Сразу за деревней начинается тайга и простирается на сотни километров во всех направлениях.

Для людей определенного склада Соболиный предлагал все, о чем только можно было мечтать: приличный дом, стабильную работу, реку, богатую рыбой, и — для тех, кто знает, что искать, — лес, полный орехов, ягод, грибов, лечебных кореньев и дичи. Летом здесь даже арбузы можно выращивать. Леспромхоз обеспечивал работу школы, больницы, библиотеки, магазина, дома культуры и даже парикмахерской. Когда Марков приехал сюда, Соболиный внушал оптимизм и надежду на будущее, и молодежь, поселившись здесь, была благодарна судьбе. Тут казалось, что коммунистические принципы действительно работают и Человек, Природа и Промышленность могут мирно сосуществовать на благо друг другу. Преимущественно народ стекался сюда из других уголков Дальнего Востока, включая Хабаровский край и остров Сахалин. Некоторые успели поработать на Крайнем Севере. Это были люди суровой закалки, среди которых многие женщины трудились, охотились, пили и даже дрались наравне с мужчинами. Марков и Борисова познакомились в лесу, когда она обрубала сучья на лесоповале, а он сортировал бревна. Она тоже была разведена и, познакомившись с ним, не могла поверить своему счастью. «Когда мы только встретились, — вспоминает она, — мне казалось, что я на седьмом небе. Я все спрашивала себя: за что мне такое везение? Он помогал мне во всем».

В 1982 году у них родился сын, и детей в доме стало четверо. Борисову очень радовало, как муж относится к детворе. «Он был с ними бесконечно добр, иногда даже слезы наворачивались, — вспоминала она. — Бывает, заболеет чужой ребенок, а он рысий жир натопит и несет ему, даже если у нас самих ничего не остается. Для других последней рубашки не пожалел бы».

Подобно многим жителям небольших поселков Марков был мастер на все руки. Он умело управлялся со сварочным аппаратом и даже сам смастерил серп и молот для местной школы. Помимо работы на лесозаготовке он посменно с Данилой Зайцевым дежурил в генераторной, подрабатывал диджеем на клубных дискотеках. Марков мог бы с легкостью быть сортировщиком, водителем, оператором тяжелой техники, но это не редкость среди тех, кто работает на лесоповале. Характер Маркова неизменно выделял его из толпы: он был веселый, обаятельный, к нему все тянулись. Даже в самой неприятной ситуации, каких хватает в местечках вроде Соболиного, он умел пошутить и разрядить обстановку.

Однажды зимним вечером за чашкой обжигающе горячего чая Ирина и Андрей Онофрейчук рассказали следующую историю. «Как-то раз Маркиз ночевал у нас, — начал Андрей. — Наш младший сын Ваня был тогда совсем маленький, ходить еще не умел. Ира отнесла его в комнату, где спал Маркиз».

«Я Ваню в кресло посадила, — подхватила Ирина, — прямо возле постели. Маркиз спит, а его рука с кровати торчит, ладонью вверх. Я перед Ванечкой тарелку поставила и говорю: осторожно, очень горячо. А он сразу в рот потянул, обжегся и остальное все Маркизу в руку опрокинул. Тот, естественно, проснулся — горячо же. Сразу все понял и давай дурачиться, словно и не спал вовсе. Назвал Ванечку Иваном Грозным и смеется: меня сам царь-батюшка кормит!»

«Ваня уже вырос, а прозвище к нему так и прилипло: Царь. Это Маркиз его придумал», — объяснил Андрей.

Марков был очень артистичным. Рассказывая анекдоты, он часто начинал говорить с кавказским акцентом и характерными ошибками. Русским этот акцент кажется смешным, как многим американцам — подчас грешащая против грамотности речь жителей южных штатов. Сталин по национальности был грузином, и в свое время от кавказского акцента во рту появлялся привкус страха[23]. Пережившие ту страшную эпоху искали в смехе лекарство от прошлого. В репертуаре Маркова было много анекдотов про армянское радио, которые начали появляться в Советском Союзе в пятидесятые годы. Армянское радио — выдуманная передача, в которой ведущий в прямом эфире дает ответы на каверзные вопросы самой разнообразной тематики: от секса до социалистической идеологии. Основной принцип простой и жизненный: спрашивайте о чем угодно, а мы ответим как попало. Вот один такой анекдот:

В эфире Армянское радио. Наши слушатели спрашивают: можно ли заниматься сексом на Красной площади? Отвечаем: можно, но советами замучают.

Часто объектом насмешек был режим:

В эфире Армянское радио. Наши слушатели спрашивают: почему правительство не торопится с высадкой космонавтов на Луне? Отвечаем: а вдруг они не захотят вернуться?

Маркову нравились такие анекдоты, и в кругу друзей он часто их рассказывал.

Во многом благодаря хорошему чувству юмора и легкому характеру Маркова на него обратил внимание директор леспромхоза, к которому сотни его подчиненных уважительно обращались по имени и отчеству — Борис Иванович. Веселый и общительный, Марков был отличным товарищем в дальних поездках по суровому таежному краю, и Борис Иванович взял его к себе личным водителем. Так Марков стал одним из тех редких людей, которым довелось разъезжать по тайге на «волге». Это был странный выбор автомобиля. «Волги» считались элитными машинами, в советские времена на них ездили дипломаты и партийные руководители. Этот автомобиль уместно смотрелся на широких московских или ленинградских проспектах, но никак не в лесах Приморья. Картина была противоречивая и немного комичная: известный весельчак и балагур Марков, в белой рубашке и костюме на все пуговицы, за рулем «правительственного лимузина» месит пыль, грязь или снег по дорогам Бикинского района. Из всех доступных вариантов это была самая безопасная работа. В то время никто не поверил бы, что среди всех шоферов России — или даже всего мира — именно Маркову выпадет печальный жребий быть растерзанным тигром.

Как и Лев Хоменко, Марков был зарегистрирован в Алчанском охотничьем обществе. Большинство охотников в этих краях (Марков в том числе) особое внимание уделяли соболям — крупным животным из семейства куньих, имеющим для русских примерно такое же значение, как бобры для американцев. Само название поселка — Соболиный — говорит о том, что этих зверей в округе было много. Алчанское общество покупало у охотников меха и мясо по фиксированным ценам, тем самым обеспечивая стабильный и безопасный рынок и возможность честного заработка. До недавнего времени здешняя меховая индустрия была оплотом экономики Дальнего Востока и главным мировым поставщиком. Торговля мехом имеет большое значение для Приморья и так или иначе упоминается в большинстве местных преданий и легенд — точно так же, как в ранней истории Соединенных Штатов и Канады. На тематических географических картах Приморский край особенно выделяется богатством природных ресурсов и слаборазвитой промышленностью. Шкуры, добытые здесь, отправляют в Сибирь, за две с лишним тысячи километров на восток — в Иркутск, где их обрабатывают перед продажей, как и триста лет назад. Иркутск расположен недалеко от озера Байкал, которым с запада ограничен ареал амурского тигра. На гербе города изображен тигр с соболем в пасти.

Кроме веселья и шумных вечеринок Марков увлекался чтением. Тамара Борисова говорит, что у него было много любимых книг — например, «Дерсу Узала» Арсеньева. А «Всадника без головы» он буквально зачитал до дыр. Эта история, основанная на реальных событиях, впервые была опубликована в 1866 году. Ее автор — Томас Майн Рид, известный ирландско-американский писатель, журналист и путешественник, участвовавший в мексиканской войне[24]. Большинство англоязычных читателей давно потеряли интерес к литературному наследию Рида, но в Советском Союзе брежневской эпохи он оставался популярен. По сегодняшним меркам, проза Рида довольно затянутая, язык витиевато-вычурный и от этого тяжеловесный. В переводе на русский его книги достигают пяти, а то и шести сотен страниц. «Без пощады!», «Смертельный выстрел», «Охотник на тигров» — на их страницах викторианский романтизм приобретает кровавый оттенок. Борисова не может объяснить, чем «Всадник без головы» так поразил воображение ее мужа, но на ее памяти он перечитал роман как минимум трижды. «Ты его скоро наизусть выучишь!» — шутила она.

В восьмидесятые для Маркова наступил золотой век: работа была постоянной, жизнь размеренной. Жена его обожала и очень беспокоилась, когда он уходил в тайгу на охоту. Порой он пропадал из дома на несколько недель. На кухне, сидя возле традиционной русской печи, Борисова вспоминала: «Бывало, он придет домой и рассказывает, что видел тигриный след. Я ему говорю, чтоб он был осторожнее, а он мне в ответ: почему это я должен тигра бояться? Пусть он сам меня боится!»

Глава 7

Проходя мимо горы Тай, Конфуций увидел женщину, рыдающую над могилой. Положив руки на край повозки, он слушал ее стенания. Затем послал ученика, велев сказать такие слова: «Видимо, тебя постигло великое горе, раз ты так горько рыдаешь». Она отвечала: «Воистину так. Моего мужа и свекра растерзали тигры, а теперь и мой сын стал их жертвой». Конфуций спросил: «Отчего же ты остаешься здесь?» Она ответила: «Здесь нет жестокого правительства». Конфуций сказал: «Запомните, ученики. Жестокое правительство страшнее тигра».

Ли цзи[25]

Советский Союз начал рушиться в середине 1980-х, когда грубые недоработки генерального плана начали проявляться особенно наглядно и болезненно. По причине нестабильности в стране и тяжелого исторического наследия Союз не был готов плавно перейти к рыночной экономике и демократии, но решение о таком переходе было принято. Попытка Михаила Горбачева поднять железный занавес была сродни открытию ящика Пандоры: не существует способа сделать это аккуратно. Стоит только чуть приподнять крышку, и ее уносит взрывной волной. Россия пошатнулась. Освободившись от давления коммунистического блока, все, что народ копил на протяжении долгих десятилетий: боль, неустроенность, неудовлетворенность и злость — все это хлынуло наружу неудержимым потоком. Большинство русских оказались совершенно не готовы к свободной жизни.

Армянское радио держало руку на пульсе истории:

Наши слушатели интересуются: что такое хаос?

Отвечаем: мы не даем комментариев об экономической политике.

Нас спрашивают: что такое бизнес по-русски?

Отвечаем: украсть шкалик водки, продать, а деньги пропить.

Русские часто обвиняют Бориса Ельцина в том, что он «все испортил», но у него было множество рьяных помощников. Как и после Октябрьской революции семьдесят лет назад, курс всей страны радикально изменился. Целые отрасли промышленности были приватизированы и разворованы, огромные территории перешли в частную собственность. Были предприняты вялые попытки вовлечь граждан в процесс приватизации путем вручения им ваучеров, но большинство россиян не имели понятия, что с ними делать, и тут же продавали их, часто — за жалкие гроши. При попустительстве Ельцина экономическая смекалка немногих отдельных лиц на фоне общего невежества привела к самому масштабному, быстрому и вопиющему перераспределению богатств и ресурсов в мировой истории. Наступил воровской капитализм колоссальных объемов; впрочем, такие примеры были известны и ранее. Нечто подобное совершили большевики под руководством Ленина.

Грабежи после Октябрьской революции 1917 года были сопоставимы по масштабу, однако те грабители руководствовались иными мотивами и отличались куда большей жестокостью. В лихие послереволюционные годы происходило массовое разграбление земель и другой частной собственности. Всякий, у кого имелись собственные работники или достаток превышал установленный уровень, объявлялся врагом народа. Наемные головорезы убивали и грабили, выполняя от имени Ленина большую часть грязной работы, поощряемые корыстными партийными лозунгами, такими как «Грабь награбленное!»[26][27]. Возможно, Ленин и проповедовал идеологию Маркса, но методы его были определенно макиавеллиевские. «Именно теперь и только теперь, — писал он в телеграмме с грифом „Совершенно секретно“ в Политбюро во время жестокого голода 1922 года, — когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны!) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией <…> мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей <…> Надо именно теперь проучить эту публику [духовенство] так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»[28].

Что при Ленине, что при Ельцине существовал небольшой круг избранных, тесно связанный с Кремлем, который, собственно, и решал, кому должен выпасть счастливый билет и в каких объемах. Частично из-за произвола, творившегося в советские времена, современному российскому руководству свойственен чудовищный цинизм — отголосок первых коммунистических лет. Сегодня это капитализм в его самой примитивной и хищнической форме. Благодаря хаосу, к которому привела продажа наиболее ценных активов Советского Союза за гроши, Роман Абрамович (амбициозный молодой бизнесмен со связями) сумел стать фактическим владельцем обширного дальневосточного региона — Чукотского автономного округа — вместе с чрезвычайно прибыльными нефтяными месторождениями. К тридцати годам Абрамович сделался одним из богатейших людей в мире и остается таковым по настоящее время (он ушел в отставку с поста губернатора в 2008 году). Но это всего лишь пример. В 2008 году девятнадцать из ста богатейших людей мира были русскими. Эта статистика кажется еще удивительнее, если учитывать, что крупные состояния, как правило, либо переходят по наследству, либо создаются упорным трудом на протяжении всей жизни. Русские же олигархи становились мультимиллиардерами буквально за ночь, причем многим из них еще не исполнилось сорока.

В начале девяностых государственные предприятия лопались одно за другим, словно мыльные пузыри. Вокруг одного из таких предприятий некогда строилась жизнь Соболиного. Баба Люда, пожилая охотница, успевшая поработать на лесоповале, так описала взлет и падение своего поселка: «Мы приехали в 1979-м, и все было новым и красивым; дороги были хорошие; лесовозы приезжали за бревнами днем и ночью. Мы хорошо жили. Затем наступила перестройка, и все было „реорганизовано“. Кому теперь нужен Соболиный? Никому».

Среднебикинский государственный леспромхоз умирал дольше остальных: сначала, в 1992-м, он прекратил деятельность в Соболином, а затем и в соседнем Ясеневом. К 1994 году работы продолжались только у Верхнего перевала, но потом прекратились и там. Жителям Соболиного пришлось выбирать из двух зол: они могли уехать, бросив свои дома и привычный образ жизни в надежде на то, что где-то обретут лучшую долю (сомнительная перспектива в России середины девяностых), либо остаться и кормиться от земли в нарушение законов, которые, судя по всему, были специально придуманы для того, чтобы осложнить жизнь бедняков.

К тому времени Маркову уже было за сорок. Большую часть своей взрослой жизни он провел в Соболином, приобрел там хороших друзей, нажил кое-какое имущество. Для Маркова и его соседей лес означал уверенность в завтрашнем дне, какой нигде в России больше не добьешься, вот почему он и еще около двухсот пятидесяти человек решили остаться. За последующие пятнадцать лет поселок одичал, оказался полностью отрезан от мира и предоставлен сам себе. В этом отношении Соболиный является предвестником постиндустриальной эпохи.

К 1997 году Соболиный, просуществовав всего лишь четверть века, буквально превратился в руины. И хотя в нем еще жили люди, поселок производил впечатление города-призрака, который давно уже покинула жизнь. Пожаром были уничтожены поселковый клуб и несколько домов, в том числе и дом Маркова. Семья переехала в другой дом, но практически все их пожитки погибли в огне. Словно почувствовав всеобщее упадническое настроение, кирпичное двухэтажное здание, в котором стоял дизельный генератор, дало трещину. Но генератор, упрямое сердце умирающего поселка, продолжал гудеть под его крышей. Данила Зайцев и еще несколько человек, включая Маркова, дежурили возле него посменно, сидя в стареньком трейлере.

Соболиный запечатлел российскую катастрофу, как и Чернобыль, — с той лишь разницей, что никто за пределами Бикинского района никогда не слышал о нем. На Западе подавляющее большинство посчитало изменения в России положительными, и лишь немногие сумели понять, какой ценой стране обошлась перестройка. В шутку, хотя и невеселую, русские называют эти годы «катастройкой». На Соболином ее последствия сказались особенно жестоко: цивилизация, как зачастую мы ее понимаем, попросту умерла там. Вся тяжесть ситуации отразилась в словах заехавшего в поселок почтальона. Холодным зимним днем 2007 года он проделал долгий путь на служебной машине, раскрашенной в яркие цвета и увенчанной перевернутым американским флагом. Остановившись возле бывшего здания правления в Соболином, он вышел из машины, постучал в замерзшее окно и вернулся обратно, покачав головой: «Нет здесь никакого правления. Анархия!»[29]

Прочувствовать вкус сегодняшней деревенской жизни можно на примере Григория Пешкова. В основном он зарабатывает тем, что возит газовые баллоны, но поскольку жалованье довольно скудное, приходится подрабатывать. В тридцатиградусный мороз он бродит в лесу, проваливаясь по колено в снег, и собирает кедровые шишки. Китайцы, чей ненасытный интерес ко всему природному особенно ощутим именно в этом уголке России, высоко ценят кедровую древесину, а орешки считают изысканным деликатесом. За полкило найденных под снегом шишек Пешков получает 30 рублей (около одного доллара). Если он потратит время и вынет орешки, то сумеет — если повезет! — продать их по 200 рублей за кило. Кто-то подумает сейчас: ковыряться в снегу в поисках шишек больше пристало свиньям или белкам. Что ж, отчасти так и есть. Но, как сказала одна молодая нанайка из окрестной деревни, в Соболином люди не живут — они выживают[30].

И удается это не всегда.

При такой жизни чувство юмора, которое сохранял Марков, было редкостью, и для своих друзей он оставался лучом света и надежды в темном царстве отчаяния. Его шутки с трудом поддаются переводу, поскольку часто вся соль состоит в том, как он их рассказывал, и, для того чтобы их понимать, необходим эффект присутствия. В России без чувства юмора не прожить. Иногда кажется, что здесь невзгоды и неприятности подстерегают человека чаще, чем где-либо еще, и никогда не знаешь, что станет последней каплей. Однажды в Приморье в автобусе во время убийственно долгого рейса один молодой человек по имени Гена вынул из сумки бутылку водки и громко заявил: «Это не водка, это машина времени!» Смех действует аналогичным образом: он не только заставляет время бежать быстрее, но и смягчает многочисленные удары судьбы. Марков даже в самые тяжелые моменты умел не поддаваться отчаянию, превращая очередную поломку или неудачное начинание в повод для шутки. «Уж так он был устроен, — вспоминает его молодой односельчанин Денис Бурухин. — О чем бы ни шла речь, у него всегда была припасена шутка в тему».

С другой стороны, а что еще оставалось? Поставки продуктов и прочих необходимых для жизни товаров почти прекратились, так что глухие деревушки вроде Соболиного едва поддерживали связь с миром. И без того непростая ситуация усугублялась инфляцией, которая к 1993 году достигла 1000 процентов, практически обесценив рубль на валютном рынке. В последующие годы рост инфляции замедлился, но в середине девяностых цены в России выросли на 200–300 процентов. Чуть позднее, в 1997-м, российский рубль рухнул — аналогично тому, как это произошло с немецкой маркой в преддверии Второй мировой войны. Если за десять лет до этого на рубль можно было купить пачку сигарет, пять стаканчиков мороженого или посидеть вдвоем в кафе, то теперь он не стоил даже куска металла, из которого был отлит, равняясь одной сотой американского цента. 1 января 1998 года, через месяц после гибели Маркова, российская валюта подверглась деноминации. И хотя эта радикальная мера помогла стабилизировать валютный курс и вернуть его в приемлемые рамки, она превратила сбережения множества россиян в ничто. Если вспомнить о том, что подобное решение принималось уже в седьмой раз за столетие, начинаешь понимать русский цинизм и веру только в урожай картошки, выращенный своими руками.

Для обитателей Соболиного и Ясеневого эти перемены мало что значили. Например, даже если у вас был пустой газовый баллон, возможности его заправить приходилось ждать несколько дней, но еще больше времени требовалось на то, чтобы найти деньги и расплатиться за заправку. Купюра по-прежнему оставалась составляющей товарно-денежных отношений, но перестала быть их основой. Источником всего необходимого стала тайга, которую Саша Дворник и другие обитатели этих мест называют «тайга-матушка» — кормилица, благодетельница и последнее прибежище.

Иногда русские так же красноречиво величают свою страну. Но Россия-матушка — это не народ и, уж конечно, не правительство; это земля. Глубинная связь русского человека со своей землей превосходит все другие узы, за исключением разве что семейных. Поэтому лес и его обитатели, как животные, так и растения, по-прежнему имеют для русских значение, которое большинство из нас, жителей Запада, утратило несколько поколений назад. Эта связь, или даже зависимость, существует вопреки государственной политике целенаправленного, бессистемного, но пугающего своим размахом уничтожения природы. Где-то с середины мая русские, где бы они ни жили и кем бы ни работали, едут на дачи и возделывают свою землю с любовью и рвением, какими мы на Западе редко можем похвастаться, хотя и кичимся своей сознательностью в вопросах охраны природы. В мае в России наступает пора сажать картошку, и это делают почти все. Это и традиция, и ритуал, и способ пережить бесконечную зиму. Зарплата-то маленькая, да и ту задерживают. Армянское радио не обошло вниманием этот вопрос:

Наши слушатели интересуются: можно ли прожить на одну зарплату?

Отвечаем: не знаем, не пробовали.

В русском самосознании Бог — Отец Небесный, а царь — земной отец народа. До революции его так и называли: «царь-батюшка». Это обращение к высшей силе (личности), которая объединяет, защищает и управляет страной, повелось еще со времен Ивана Грозного, первого «царя всея Руси», своенравного и жестокого завоевателя, определившего характер царствования в России на последующие пять столетий. Традиция жива и поныне: сегодня Путина часто называют «добрым царем» и «сильной личностью», необходимой России — так же, видимо, как был необходим «стальной» Джугашвили в 1930-е. И это воспринимается в позитивном ключе, особенно если человек считает — как многие русские — свою страну великой, но недооцененной падчерицей Первого мира в окружении врагов. Это одна из главных причин, почему Путин сохраняет свою популярность даже в отдаленных уголках Приморского края, а Сталин до сих пор внушает восхищение миллионам россиян. Иными словами, государство Российское зиждется на принципах мужественности и патернализма, оставаясь при этом — несмотря на всю секретность, ксенофобию и тягу к вооружению — недальновидным, уязвимым и склонным к предательству. По сути, за минувшее столетие вероломство фактически стало национальной чертой характера. Не случайно в России один из самых высоких в мире процент разводов, после которых матери вынуждены в одиночку растить ребенка — как правило, единственного. Отцы пьют, гуляют, бросают семьи, рано умирают или просто опускают руки по самым разным причинам. Когда это происходит, помощи ребенку ждать неоткуда, и, кроме приюта, вариантов немного: бороться за жизнь вместе с матерью или бежать из дома и оказаться на улице. Тайга предлагает нечто среднее.

После того как леспромхоз закрыли и необходимость в рабочей силе отпала, трудоспособное население Бикинской долины отдалось в руки неласковой, но щедрой тайги-матушки, что подчас было сопряжено с серьезными опасностями и нарушением закона. Самогон и кустарно изготовленные пули встречались сплошь и рядом и шли рука об руку. После предательства и ухода отцов матери и дети начинают искать спасения друг в друге, сплачиваясь как никогда. Особенно это справедливо, если речь идет о единственном (или единственном оставшемся в живых) сыне — Иосиф Сталин тому пример. То же самое можно сказать и про тайгу-матушку и ее отчаянных сыновей.

К 1997 году обстановка в Соболином стала исключительно нездоровой: падение нравственности и алкоголизм достигли пугающих масштабов. Все вокруг ломалось и рушилось, люди начали в буквальном смысле вымирать. Трое из пяти детей охотницы бабы Люды похоронены на деревенском кладбище. «Это уже и жизнью нельзя назвать, — сокрушалась она. — Это жалкое существование».

При таких обстоятельствах время утрачивает свое привычное значение. В Соболином жизнь текла по своим законам, но время словно остановилось на отметке «выживание»: когда вы влачите нищенское существование в глухом лесу, бег стрелок по циферблату и листочки отрывного календаря мало что меняют в вашей жизни. Отдельным счастливчикам раз в месяц приходит скудная пенсия, которая могла бы облегчить их участь, но если ее частично или целиком спустить на водку, можно попросту отключиться и забыть о времени. Вот почему выживание в этих краях разделяется на периоды алкогольного анабиоза и вспышки сезонной активности, когда наступает пора рыбалки, охоты, разведения пчел или сбора кедровых шишек. Кроме того, нужно время от времени сажать картошку, а иногда удается подработать на лесозаготовке или строительстве дорог. По этому страшному кругу издревле движется жизнь миллионов людей во всем мире, а мы, как правило, даже не задумываемся об этом.

Марков изо всех сил сопротивлялся унынию и оцепенению, овладевшим большинством его соседей, все больше и больше времени проводя в тайге. «Он был хорошим человеком, — вспоминает его соседка Ирина Пешкова. — Про лес он знал все, абсолютно все. Мог отыскать любой корешок. А однажды выходил маленьких медвежат».

«Он постоянно был чем-то занят, — рассказывал Денис Бурухин. — В лесу лениться некогда: то дрова надо найти, то воды принести. Постоянно нужно проверять капканы и силки, охотиться, чтоб добыть мяса. Крутиться приходится как белка в колесе».

Возможно, из-за внутренней потребности в дисциплине и порядке Марков притащил в хижину будильник. Но чем дольше живешь в тайге, которая подчиняется только законам стихии и своим собственным, тем тяжелее следовать обыденным домашним привычкам. К тому моменту, когда Труш наткнулся на Маркова в лесу и конфисковал его ружье, он уже изрядно поотвык от деревенской жизни. Нанайский охотник Василий Дункай, ненадолго наведавшийся домой, так описал дилемму, возникающую в сознании любого таежника: «Я живу в тайге. Возвращаясь домой, чувствую себя гостем. И так большинство охотников. Вот я провел дома неделю — и уже устал до тошноты».

Один из друзей Дункая, Василий Солкин, охотник и исследователь леопардов, тоже проводит в тайге по нескольку месяцев кряду. Он получил образование военного журналиста, служил на Тихоокеанском флоте, но в конце восьмидесятых вышел из партии и стал одним из диссидентствующих бардов. Это беспокойный человек с длинными волосами и густой бородой, который на работу в Тихоокеанском институте географии на окраине Владивостока приходит в джинсах, безрукавке и ковбойских сапогах. Полученное образование и богатый жизненный опыт позволили Солкину более четко определить особенности таежного мировосприятия и сочувственно отнестись к ситуации, в которой оказался Марков. «Самое тяжелое и самое важное испытание для человеческого разума — испытание одиночеством, — объяснял он. — Человек — существо социально зависимое, большая часть из того, что он делает, делается исключительно ради окружающих. Только оставшись наедине с самим собой, без свидетелей, он начинает узнавать, каков он есть на самом деле. Иногда это приводит к удивительным откровениям. Когда никто не смотрит, можно легко превратиться в животное: исчезает нужда мыться, бриться, убирать в доме. Можно жить в дерьме, никто же этого не видит. Можно стрелять тигров, можно не стрелять. Можно наложить в штаны от страха и убежать, ведь никто не узнает. Для того чтобы оставаться человеком, когда никто не видит, нужен внутренний стержень».

У Маркова он был.

«Человек, который прошел испытание одиночеством, — продолжал Солкин, — получает такую колоссальную уверенность в себе, что его уже ничто не может сломить. Никакие превратности судьбы, политические бури и тому подобное не повлияют уже на него так сильно, потому что он знает, чего стоит сам по себе. Карл Маркс сказал, что свобода есть осознанная необходимость[31]. Эти слова я впервые узнал, будучи студентом, но не понимал их смысла, пока не пожил в тайге. Там можно выжить, только осознав этот принцип. Если думаешь, что свобода — это анархия, не выживешь.

Это как наркотик. Ты не можешь без этого прожить. Поэтому, когда возвращаешься обратно [в цивилизацию], тебя накрывает странное чувство: в тайге нет ничего важнее пули. Но стоит выйти на дорогу и увидеть приближающийся автобус, как ты понимаешь, что это совсем другая жизнь, в которой пули ничего не значат. Неожиданно оказывается, что тебе нужны деньги — странные бумажки, которые даже для розжига не годятся, а пули тебе ничем не помогут. Иногда этот внутренний переход очень тяжело дается».

На полках в кабинете Солкина красуется несколько черепов представителей кошачьих, в том числе один тигриный. Только приглядевшись, можно заметить несколько пулевых отверстий, и по тому, как они расположены, становится ясно, что тигр был убит выстрелом с очень близкого расстояния. «Браконьеры тоже бывают смелыми», — говорит Солкин.

Кроме природных заповедников Приморского края, Бикинская долина остается одним из самых диких мест региона, но Марков хорошо изучил здешние места. Когда-то он разводил пчел и охотился выше по реке — в Ульме, крошечном поселении, добраться до которого можно только на лодке или снегоходе. В своих путешествиях Марков многое узнал как об этих местах, так и об их редких обитателях. Его обаяние играло ему на руку: он подружился с Иваном Дункаем, отцом Василия Дункая, нелюдимым охотником, позволившим Маркову охотиться на его территории. Колесо судьбы сделало очередной оборот.

В тайге до сегодняшнего дня сохраняются небольшие, но хорошо развитые каналы добычи и сбыта разнообразных даров леса: от меда и орехов до грибов и лечебных кореньев. В Приморье сбор женьшеня, морской капусты (разновидности съедобных водорослей), трепанга (морского огурца) был и остается, наряду с золотоискательством и добычей пушнины, основным источником заработка в регионе. До 1970-х годов опиумный мак открыто разводили в некоторых деревнях и продолжают разводить до сих пор, хотя, как и в случае с появившейся здесь несколько позже марихуаной, теперь предпринимается гораздо больше усилий, чтобы не афишировать существование этих плантаций.

Еще до того как Марков поселился в своей бытовке, Данила Зайцев временами занимался в ней перегонкой пихтового масла — народного снадобья широкого спектра действия, которое применяют для лечения всех болезней, от кашля до ревматизма. После перестройки спрос на пихтовое масло упал, и проект был заброшен. С помощью Зайцева Марков перевез бытовку на солнечную полянку, где она теперь и стояла, вся в окружении отпечатков тигриных лап. Марков и Зайцев использовали ее как охотничью хижину, а заодно занялись пчеловодством, основав пасеку в сорок ульев. Кроме того, они делали медовуху, алкогольный напиток на основе меда. У Маркова, несомненно, был дар. «Он любил пчел, — вспоминает его сын Алексей, унаследовавший от отца фигуру, глаза и скулы. — И они его любили. Он мог к улью без рубашки подойти, ничего не боялся». Марков был настолько уверен в себе, что пчелы спокойно ползали по его обнаженному торсу и жалили его только по случайности.

С этой хижины и началась браконьерская охота Маркова. Ружье было нелегальное, пули самодельные. Он был отчаянно беден. Если ему удавалось подстрелить оленя или кабана, он старался обменять мясо на предметы первой необходимости: сахар, табак, порох и чай. (Точно так обеспечивал свое существование Дерсу Узала, когда Арсеньев впервые встретился с ним в 1906 году.) Именно тайга и те, кто ее населяет, кормили Маркова и его семью. Но к 1997 году начали сказываться последствия такого существования. Заядлый курильщик, Марков приближался к своему пятидесятилетию — в стране, где средняя продолжительность жизни мужчины составляет всего лишь пятьдесят восемь лет. А в тех краях она и того меньше. После своей первой встречи с Марковым Труш отметил его болезненный вид: желтые белки глаз с красноватыми прожилками лопнувших капилляров. Труш не знал, было ли это следствием недавних чрезмерных возлияний или свидетельством чего-то более серьезного, но у Маркова и других недугов хватало. Несколько лет назад он неудачно упал, передвигаясь по лесу на охотничьих лыжах, и с тех пор прихрамывал. Он уже не мог, как раньше, ходить на дальние расстояния или носить тяжести; настала пора что-то менять. Для того чтобы выжить, нужны были деньги — огромные, по меркам Соболиного, деньги.

Порой люди приходят к осознанию, что их жизнь в какой-то момент приобрела формат, никоим образом не отвечающий их юношеским ожиданиям и амбициям. В России это происходит сплошь и рядом. Однако с 1989 года в стране открылся новый горизонт возможностей — черный рынок. Нефть, древесина, люди, тигры — здесь для всех нашелся свой уголок. Грань между политиками и бандитами, законным бизнесом и преступным была практически стерта. Таков процветающий бизнес на Диком Востоке. Его поступь можно увидеть, прогулявшись по главным улицам Владивостока, Алеутской или Светланской: длинноногие женщины в сапогах на высоченных шпильках, которые не сразу заметишь под роскошными длинными шубами из нутрии или соболя; лица под меховыми капюшонами тщательно накрашены; мужчины в строгих деловых костюмах, пролетающие мимо в новеньких, только что доставленных из Японии, праворульных «тойотах-лэндкрузер».

Марков не наблюдал своими глазами этого бурного расцвета благосостояния, но не мог не слышать о нем, не видеть по телевизору. А вкус к хорошим машинам у него уже был. В Приморье полно людей, которые готовят на дровяной печи, черпают воду из общего колодца и могут только гадать, как бы им самим тоже урвать кусочек от этого нового рождественского пирога. Многие приходят к выводу, что для этого нужно, как говорится, поймать удачу за хвост — и в условиях тайги это будет хвост тигра. После того как охотинспектору Евгению Воропаеву было поручено уничтожить агрессивного тигра, повадившегося появляться на окраинах Владивостока, ему позвонил член русской преступной группировки. «Мне предложили пятьдесят тысяч американских долларов за всего тигра: мясо, шкуру, все дела», — вспоминал он.

Выдержал паузу, чтобы слушатель переварил цифру.

«Пятьдесят тысяч, если доставлю его прямо к границе».

Маркову доводилось слышать эти истории, и, хотя они могли лишь отчасти быть правдой, а отчасти городскими легендами, ему было доподлинно известно, что у китайцев довольно странные вкусы — и у некоторых из них при этом водятся серьезные деньги. Кроме того, у них был выход к Бикину, который несет свои воды прямо к китайской границе. Для бедняка, изолированного от мира, каким был Марков, даже малая толика этих денег стала бы фантастическим вознаграждением, но чтобы его получить, необходимо было выполнить непростую и опасную работу — все равно что продать чемодан краденого кокаина.

Глава 8

Как может уцелеть, со смертью споря,

Краса твоя?..

У. Шекспир, Сонет 65[32]

Принято считать, что животное, которое сегодня мы называем тигром, существовало на земле еще в период плейстоцена — от 1800 миллионов до 10 тысяч лет до н. э. Древнейшие ископаемые останки тигра (их возраст, согласно датировкам, около двух миллионов лет) были обнаружены в Китае, и большинство ученых считают, что именно там тигр впервые появился и оттуда распространился по Азии. Исторически ареал тигра был довольно велик — в районе 100 градусов по параллели и 70 градусов по меридиану — и включал в себя практически всю Азию, а также часть Сибири и Ближнего Востока. Пятьсот лет тому назад крупные хищники — вероятнее всего, тигры — обитали в долинах Волги и Днепра, неподалеку от Киева на Украине.

Ископаемые останки тигров находили и в более северных и восточных районах: в Японии и с российской стороны Берингова пролива. Назревает вопрос: почему этот хищник, обладающий исключительной ловкостью и способностью к адаптации, не пошел дальше? Ведь смешанные лиственно-хвойные леса Уссурийской долины имеют очень много общего с лесами европейского и американского континентов. Холодок пробегает по спине при мысли о том, что тигр мог бы распространиться в Европе и Новом Свете и чувствовать себя там как дома. Теоретически, будь у них такая возможность и время, тигры могли бы выйти за пределы Азии и подчинить себе всю лесную зону от Босфора до Ла-Манша и от Юкона до Амазонки. Но по какой-то причине не сделали этого. Почему им не удалось колонизировать обе Америки, остается загадкой: что им помешало? Холод? Отсутствие возможности укрыться в засаде? Не исключено, что путь им преградили пещерные львы.

Жизнь в высоких широтах всегда была нелегкой. По некоторым оценкам, на Дальнем Востоке России никогда не проживало более тысячи тигров. По причине сурового климата потенциальной добычи в тайге не так уж много, а следовательно, и крупные млекопитающие встречаются здесь куда реже, чем, например, в тропиках. Амурскому тигру приходится рыскать в поисках добычи по обширной территории. В Приморье эта территория столь велика, что в результате изучения зимних перемещений нескольких тигров зоолог-натуралист Лев Капланов в начале 1940-х годов предположил, что тигры — странники по своей природе. «Вся зимняя жизнь одиночного тигра[33], — писал Капланов, один из наиболее известных исследователей амурских тигров, — проходит в чередовании длинных путешествий по нескольку суток. <…> Тигр — прирожденный бродяга».

Впервые тигр был классифицирован как одна из разновидностей кошачьих в 1758 году. Его подвид, известный как корейский, маньчжурский, сибирский, уссурийский или амурский тигр, был назван Felis tigris altaica в 1844 году. С тех пор поправки в классификацию вносились семь раз. Последним человеком, отметившимся в этом вопросе, был пожизненный член Общества изучения маньчжурского края, член Российской академии наук Николай Аполлонович Байков. Свою монографию «Маньчжурский тигр» он начинает словами благодарности исследователю Владимиру Арсеньеву и писателю Майну Риду («Всадник без головы» и др.). Затем переходит к утверждению, которое наверняка понравилось бы обоим этим романтикам: по мнению Байкова, животное, которое он назвал Felis tigris mandshurica, было не обычным тигром, а живым ископаемым — пережитком плиоцена, достойным отдельной строки в классификации видов. «Его массивная фигура и могучая костная система напоминает нечто древнее, отжившее, — писал Байков в 1925 году. — <…> дальневосточный представитель гигантской кошки, стоящий крайне близко как по своим анатомическим признакам, так и по роду жизни к ископаемому пещерному тигру Machairodus»[34].

Свои выкладки Байков проиллюстрировал подробными сравнительными рисунками черепов обоих видов животных, между которыми, по его утверждению, имелось неоспоримое сходство. Махайроды — вид крупных саблезубых кошек, живших в период от двух до пятнадцати миллионов лет назад и частично пересекавшихся с доисторическими предками человека. Их следы были найдены в разных уголках земного шара. Захватывающее, хоть и неверное, предположение, будто маньчжурский тигр является не чем иным, как утраченным звеном эволюции, вызвало ажиотаж в цирках и зоопарках того времени и повысило спрос на зверя. Байков настаивал на справедливости своих суждений, и в некотором смысле его усилия не пропали даром, поскольку созданная им путаница не до конца улеглась и по сей день.

Даже сегодня как данность принимается тот факт, что амурский тигр является самым крупным в мире представителем кошачьих. Это подтверждено многочисленными образцами собранных на территории Азии черепов. Череп амурского тигра существенно отличается от прочих, так что соблазн классифицировать его как отдельную разновидность действительно велик. Кроме того, амурский тигр выживает в условиях, которые для большинства других тигров оказались бы губительными. Гигантский зверь, обитающий в суровом климате, удачно вписывается в гипотезу о пережитке ледникового периода. Байков и его сподвижники неустанно подчеркивали размеры амурского тигра, приводили внушительные цифры: авторитетные издания писали о пяти метрах в длину на четыреста килограммов веса. Это стремление приписать животному исполинские размеры гораздо больше говорит о нас самих, чем о тигре; всякий, кто видел его вблизи, скажет, что преувеличения тут излишни, он и без того огромен. В зале «Разнообразие видов» Американского музея естественной истории можно увидеть экземпляр, по величине сопоставимый с полярным медведем, выставленным в зале «Жизнь океана».

Одна из причин, по которым амурский тигр вымахал до таких размеров в сознании обывателей, состоит в том, что, когда Байков и его современники описывали этих животных, их популяция была гораздо многочисленнее, а значит, и отдельные особо крупные экземпляры встречались чаще. Кроме того, дополнительные метры приходились на хвост, который порой достигает трети общей длины; еще десять (как минимум) процентов можно было получить, растягивая для измерений эластичную шкуру свежеубитого животного. В 1834 году Bengal Sporting Magazine напечатал статью, где описывались все эти хитрости. Будь она написана сегодня, ее озаглавили бы: «Как превратить три метра в четыре: руководство для чайников». Эти приемы в сочетании с извечным желанием охотников приукрасить свои заслуги, спецификой среды обитания и недостатком технических средств, которые позволили бы достоверно фиксировать данные, стали благодатной почвой для распространения такого рода мифов. При этом никогда рассказ об очередном гиганте не звучит из первых уст; это всегда из области «я слышал» или «мне говорили».

Впрочем, попытки получить реальное представление о размерах тигров действительно предпринимались. Форд Барклай в последней книге четырехтомного всемирного охотничьего справочника «Крупные животные Азии и Северной Америки» утверждает, что в районе Владивостока был подстрелен тигр, длина которого составила 397 см от носа до кончика хвоста. Кроме того, Барклай специально беседовал с известным английским таксидермистом Роулендом Уордом, уверявшим, что в Лондоне продавалась шкура убитого в тех же местах животного, «при жизни, видимо, насчитывавшего 427 см»[35]. Для сравнения: это длина легкового автомобиля. Если это действительно так, амурский тигр является самым крупным хищным млекопитающим на земле. Уорд, будучи человеком исключительно правдивым и внимательно относящимся к мелочам, написал письмо в редакцию «Справочника охотника по практике добычи и хранения дичи» (The Sportsman’s Handbook to Practical Collecting and Preserving Trophies), многократно переиздававшегося в годы повышенного интереса к охоте на крупных животных — с 1880 по 1925-й. За свою жизнь Уорд перевидал множество животных, изготовил массу чучел, и сделанные им замеры внушают доверие. Однако даже если такие исполины и обитали некогда в северных джунглях Дальнего Востока, сегодня их уже не осталось. Байков и Барклай, оба охотники, делали свои смелые заявления в то время, когда охота на тигров достигла небывалых масштабов, чтобы потом прекратиться насовсем.

Нужно отметить, что полосатые хищники тоже взяли с человека немалую пошлину. В Индии некоторые тигры убивали и пожирали людей десятками, прежде чем их удавалось выследить и уничтожить. Ряд таких случаев был описан известным охотником на тигров и борцом за охрану природы Джимом Корбеттом. Не представляется возможным точно оценить общее количество людей, павших жертвой тигров, но один ученый прикинул, что за последние четыреста лет тигры, вероятно, уничтожили около миллиона азиатов[36]. Большая часть смертей приходится на Индию, но и в Восточной Азии потери были весьма ощутимы.

В Корее, Маньчжурии и на юго-востоке Китая тигров почитали священными животными — и карой божьей. Примерно до 1930-х годов они представляли собой такую серьезную угрозу, что в Северной Корее, например, буддийским храмам жертвовали богатые дары в надежде получить защиту от них. При этом тиграм продолжали оказывать почет и уважение — отчасти и потому, что верили, будто они, в свою очередь, приносят дары небесам. Считается, что тигры для этого отгрызают своей добыче голову — скорее всего, это предположение было сделано на основании того, что довольно часто жертвы тигров оказываются обезглавленными. Простой люд старался не причинять хищникам вреда из опасения, что тигр затаит обиду или чего доброго начнет мстить, поэтому вся жизнь была подчинена попыткам — к сожалению, не всегда успешным — избежать встречи с этими божествами и, по возможности, умилостивить их.

Дейл Микель, американский исследователь, считает, что относительно низкое число нападений тигров в России, по сравнению с Кореей на рубеже прошлого века или в Сундарбане[37] сегодня, обусловлено полученным ими опытом. «Когда у населения в общей массе отсутствуют средства защиты (например, огнестрельное оружие), тигры это понимают и включают человека в условный перечень своей потенциальной добычи, — объясняет он. — Однако если человек, как правило, хорошо вооружен (например, в России), тигры тоже это понимают и вычеркивают его из списка. Иными словами, тиграм нужно дать понять, что человек может быть опасен. Я думаю, что этот принцип применим к большинству крупных плотоядных животных»[38].

Эта закономерность прослеживается во многих случаях, но в Приморье опыт удэгейцев и нанайцев явно свидетельствует об обратном. Невзирая на тот факт, что они живут в изобилующей тиграми местности, ничто не говорит о том, что хищники нападают на них так же часто, как на их китайских или корейских соседей. Дальше к югу вдоль китайского побережья нападения тигров, в том числе тигров-людоедов, случаются гораздо чаще, и внушаемые ими страх и трепет привели к интересным культурным коллизиям. В 1899 году миссионер Гарри Колдуэлл перебрался с гор Восточного Теннесси в китайскую провинцию Фуцзянь. Методист Колдуэлл быстро понял, что тигры не просто в изобилии водятся, в этих краях, они цинично поедают его паству. При этом, к своему крайнему негодованию, он обнаружил, что его прихожане преклоняются перед этими животными так, словно это священные коровы. Вооружившись карабином и вдохновившись 116-м псалмом[39], Колдуэлл начал охотиться на тигров, однако скоро обнаружил, что большие полосатые кошки, которых он и его помощники приносят из леса, не вызывают у народа ничего, кроме скептицизма. Старейшины деревни утверждали, что у его добычи отсутствуют необходимые для тигра атрибуты. Подтекст был очевиден: раз иноземец сумел убить этих животных, они попросту не могут быть настоящими тиграми. «Первые два раза, когда отец приносил добычу, над ним посмеялись[40], — пишет в своих мемуарах „Семья с китайского побережья“ сын Колдуэлла Джон. — Шаманы во всеуслышание объявили, что это вовсе не тигры, а какие-то другие звери в тигрином обличье. Согласно их верованиям, на лбу тигра, которого боятся демоны и бесы, должен быть начертан китайский иероглиф „ван“ , что означает „господин“ или „император“. Точно так же они не признали за тигра другого великолепного самца, которым отец очень гордился. Они заявили, что это животное не могло родиться от тигра, а, скорее всего, превратилось в его подобие из какого-то другого животного или даже рыбы».

На севере маньчжурские крестьяне тоже верили в исключительность и неуязвимость тигров, а у удэгейцев и нанайцев даже доходило до того, что они переселялись из деревни на новое место, если в окрестностях заводился тигр. Этим отчасти может объясняться тот факт, что нападения тигров на них — довольно редкое явление. Но в Корее, где против тигров не помогли ни Будда, ни шаманы, ни счастливый случай, осталась одна последняя надежда: гильдия охотников на тигров. Задолго до того, как русские начали охотиться на тигров на Дальнем Востоке, члены этой гильдии славились своей храбростью по всей Северо-Восточной Азии, а об их подвигах слагали легенды. Гильдия, в которую входили как охотники, так и солдаты, сформировалась во времена династии Чосон (1392–1897). Среди прочих заслуг на счету гильдии числится отражение атак французских и американских завоевателей в 1866 и 1871 гг. соответственно. Корейцы восхищались охотниками с запада — или, скорее, их оружием. Сами они до сих пор охотились при помощи мушкетов и пистолетов. Их средневековым китайским ружьям, созданным по чертежам XIV века, для стрельбы требовался запал, что позволяло выстрелить лишь однократно и с очень близкого расстояния. Как отметил один историк, «промахнувшиеся, как правило, умирали, не успев пожалеть о промахе»[41].

Если члены гильдии не были призваны на защиту своего императора, они охотились на хищников-людоедов: тигров и леопардов. Это был своего рода культ, ритуал, которому они посвятили себя целиком в надежде унаследовать силу и храбрость животного через его умерщвление и поедание (впрочем, при удобном случае они также продавали части туши китайцам). Юрий Янковский, хорошо известный в России охотник на тигров, стал свидетелем одного такого ритуала в 1930 году: «Однажды мы увидели странную сцену. Кореец в островерхой голубой шляпе гильдии охотников стоял, прислонившись спиной к дереву с допотопным мушкетом в руке… Другой, стоя рядом на коленях, пил кровь из миски, подставленной к горлу мертвого тигра»[42].

Вера в то, что употребление врага в пищу наделяет победителя его силой, распространялась и на тигров: считалось, что они пожирают не только тело, но и душу человека, после чего душа становится пленницей и вынуждена помогать зверю в поисках новых человеческих жертв. Какой надуманной и абсурдной ни была бы эта вера, не подлежит сомнению тот факт, что, убив и сожрав человека, тигр получает силу и опыт, которые неизбежно оказывают влияние на поведение людоеда впоследствии. Однако интерес тигров к нам меркнет в сравнении с нашим интересом к ним. На протяжении веков люди охотились на тигров самыми разнообразными способами, но лишь недавно наступил странный и напряженный период в наших хрупких взаимоотношениях с этими животными, что наложило отпечаток и на отношения с другими видами. Мы немного напоминаем волка, забравшегося в загон для овец: он убивает, пока есть такая возможность. Что в случае с человеком означает — пока на этом можно заработать. Для калана (морской выдры) этот период наступил где-то между 1790 и 1830 годом, для американского бизона — между 1830 и 1880-м, для атлантической трески он длился в течение нескольких веков и завершился лишь в 1990-м. Массовое истребление этих животных неразрывно связано с обстановкой на соответствующем рынке сбыта, так что исчезновение одного неизбежно означает исчезновение другого. Дух этой варварской жажды крови образно и точно описал канадский поэт Эрик Миллер:

Рог изобилия! Восторг убийства не иссушит сладкий источник — он неиссякаем![43]

Но «неиссякаемый» — понятие, придуманное человеком, а в жизни дикой природы ему нет места. В природе все смертны, в том числе и хищники. На долю Carnivora — отряда плотоядных млекопитающих — приходится около 10 % всех видов млекопитающих, что составляет лишь 2 % от их общей биомассы. Хищники высшего порядка — в том числе крупные представители кошачьих — в этом и без того ничтожном проценте являются лишь незначительной толикой, а за сто лет, с 1860 по 1960 год, в результате охотничьего бума их популяция уменьшилась до предела. В декабре 1911 года сразу после коронации Георг V отправился в Непал, чтобы принять участие в охоте на слонах. За десять дней им и его свитой было уничтожено тридцать девять тигров. Но это ерунда по сравнению с достижениями полковника Джеффри Найтингейла, погибшего при попытке заколоть пантеру, сидя верхом на лошади. До своей преждевременной кончины он успел застрелить более трехсот тигров в районе Хайдарабада в Индии. Махараджа Удайпура в 1959 году похвалялся, что убил по меньшей мере тысячу тигров[44]. В своем письме, адресованном биологу Джорджу Шаллеру, махараджа Сургуджи писал, что на его счету «всего лишь» 1150 тигров.

Когда в начале прошлого века русские отправлялись охотиться на тигров, как Янковский, они уходили на несколько недель, каждый день преодолевая по гористой местности расстояния в 20–30 километров. В России до конца XIX века считалось, что для охоты на тигра нужно собрать в команду не менее четырех человек. Кроме охоты, животных ловили живьем, что на первый взгляд представляется безумной затеей; спрос на живых тигров понизился только в начале 1990-х. Звероловы, вооруженные лишь шестами и веревками, выслеживали тигров с собаками и отлавливали для зоопарков и цирков. По понятным причинам они предпочитали охотиться за тигрятами, но подчас им удавалось поймать и вполне взрослых особей. Стоит ли говорить, что преимущественно эти люди были самоучками — при этом любая ошибка грозила им гибелью. Об их храбрости один биолог, специализирующийся на изучении тигров, сказал: «Не перевелись еще богатыри на земле русской»[45].

Одним из последних и наиболее известных тигроловов был Владимир Круглов, ученик староверца Аверьяна Черепанова. Методика Черепанова была основана на ахиллесовой пяте тигров: их неспособности долго передвигаться на больших скоростях. Спокойным шагом тигр может идти, не останавливаясь, в течение нескольких дней, но пробежать он способен очень немного. Поэтому охоту устраивали зимой, по глубокому снегу, чтобы максимально сократить преследование. Почуяв тигра, собаки начинали погоню, не прекращавшуюся до тех пор, пока обессиленное животное не будет вынуждено остановиться и принять бой. Пока собаки отвлекали тигра, люди окружали его и при помощи длинных рогатин — непостижимым образом — пригвождали к земле. Затем быстрыми и четко выверенными движениями фиксировали лапы и голову зверя, связывали его и засовывали в мешок. На словах это звучит куда проще, чем делается. Тем не менее в 1978 году Круглову удалось при помощи метода шеста и веревки посадить в мешок — в прямом смысле этого слова — тигрицу весом около 150 килограммов. Он единственный человек в истории, который, с завидной регулярностью хватая за уши диких тигров, успел рассказать об этом. «Я к ушам никого не подпускаю, — объяснил он Дейлу Микелю в 2001 году. — Понимаете, уши у тигра как руль. Схватил за уши и поворачивай клыкастую морду куда тебе нужно».

В 2005 году Круглов стал жертвой нелепой случайности. Поймав более сорока живых тигров и избежав множества опасностей, которые в России часто губят мужчин раньше срока, Круглов погиб в возрасте 64 лет из-за того, что на него упало дерево. Его наследие — Центр реабилитации диких животных «Утес», основанный Кругловым в 1996 году на юге Хабаровской области. Сегодня этим заповедником площадью около 50 км2 руководят его сын и дочь. Среди иностранцев лишь немногие — по понятным причинам — пытались ловить тигров на Дальнем Востоке. Английский исследователь и китаист Артур де Карл Сауэрби в своем трехтомном труде «Натуралист в Маньчжурии» (издан в 1922 г.) описывает один такой эпизод. «Будучи пойманным, он корчился от ярости и пытался укусить все, что оказывалось в досягаемости его острых зубов — включая и самого себя, — рассказывает он без тени иронии. — Я всегда думал, что именно так ведет себя прижатый к стенке шпион»[46].

В 1925 году Николай Байков подсчитал, что ежегодно из Маньчжурии вывозится около сотни тигров. Большая часть из них направляется на китайский рынок. «Были случаи, — писал он, — что смелый охотник встречал в эту пору [брачный период] группу тигров в пять, шесть особей и одного за другим убивал всех, не сходя с места»[47].

Охотники, тигроловы, засады, ловушки, капканы, начиненная стрихнином или взрывчаткой приманка — зверя обложили со всех сторон. Еще когда монография Байкова только готовилась в печать, его маньчжурский тигр вполне мог уйти в прошлое подобно мамонту и пещерному медведю. В середине тридцатых годов эту угрозу осознала небольшая горстка людей и задумалась, что можно сделать, чтобы предотвратить ее.

Одним из этих людей был Лев Капланов. Он родился в Москве в 1910 году и хотя по возрасту годился Арсеньеву в сыновья, был слеплен из того же теста. В письме, адресованном близкому другу, Капланов признался, что еще мальчишкой, живущим в европейской части России, он мечтал охотиться на тигров, но, оказавшись на Дальнем Востоке, понял, что преследование без цели убить, пусть не такое захватывающее, принесет больше пользы как животным, так и науке. В тридцатые годы, когда тигров изучали преимущественно с точки зрения «зоологии охотника», это было неожиданным решением. За исключением Фредерика Чемпиона — одного из первых фотографов-натуралистов, в прошлом охотника на тигров — Капланов был первым, кто начал выслеживать тигров без намерения их убить. Это был радикальный подход, учитывая, что дело происходило в отдаленном уголке израненной державы, отрезавшей себя от остального мира. Идея заповедников и национальных парков была уже не нова, но мысль о том, чтобы собирать в них животных, традиционно не предназначенных для охоты, да еще таких опасных, никому не приходила в голову до той поры. Капланов ничего не смог бы добиться без совета и поддержки Константина Абрамова, учредителя и директора Сихотэ-Алинского биосферного заповедника и его соучредителя Юрия Салмина, одаренного зоолога.

«Умом Россию не понять», — писал Тютчев, и эти слова приходят на ум, когда думаешь о советских заповедных зонах. Несмотря на общее потребительское отношение к природе, в Советском Союзе к организации природоохранных территорий относились так строго, как больше нигде в мире. Допуск в заповедник — островок безопасности для диких животных — давался только охранникам и ученым. Иногда делали исключения для гостей — как правило, приезжих ученых, но только с письменного разрешения директора заповедника. По всей России разбросаны эти закрытые территории, размером от десятка квадратных километров до нескольких тысяч. Сихотэ-Алинский заповедник был основан в 1935 году с целью восстановления численности соболей, которая сильно сократилась из-за стремления Кремля сделать миллионы на активном в ту пору американском рынке пушнины. Теперь в задачи этого и ряда других заповедников также включена охрана некоммерческих видов животных и растений.

Впервые привнесенный с Запада в 1860-х годах, целостный подход к консервации мирно сосуществовал в российском научном сознании с более утилитарными взглядами на природу. В корне идея довольно проста: сохранять нужно не отдельные виды, а всю экосистему, в которой эти виды обитают; для этого необходимо оградить ее от вмешательства человека и позволить природе все сделать самой. По сути своей, такая политика сознательного невмешательства абсолютно противоречит коммунистической теории о том, что природа — это устаревший механизм, нуждающийся в капитальном ремонте. Как ни парадоксально, в советские годы идея не только не была задушена на корню, но и получила бурное развитие. К концу 1970-х около 80 % заповедных зон, рекомендованных к сохранению комиссией Российского географического общества в 1917 году, было поставлено под охрану, хотя некоторые из них с годами утратили часть своих территорий.

При Капланове девственные леса Сихотэ-Алинского заповедника занимали площадь около 18 тысяч кв. км[48]. То, что здесь, в самом сердце Приморского края, водятся тигры, обнаружилось, когда егеря и ученые наткнулись на их следы, пытаясь оценить популяции соболей и оленей с точки зрения их коммерческой привлекательности. Именно здесь Абрамов, Салмин и Капланов впервые задумали и осуществили первую в истории системную перепись тигров. Капланов, будучи опытным охотником, к тому же самым молодым и физически подготовленным из всех троих, работал в лесу. За две зимы, 1939 и 1940 годов, он намотал более полутора тысяч километров по Сихотэ-Алиню: выслеживал тигров невзирая на пургу и трескучий мороз, спал мало, питался остатками убитых тиграми животных. Итоги переписи взволновали всех: при содействии двух егерей, помогавших ему в слежке, а также на основании расчетов и опросов местных жителей Капланов сделал вывод, что на русской территории Маньчжурии осталось не более тридцати особей амурского тигра. В Бикинской долине он не сумел обнаружить ни одного. Учитывая, что в России к тому времени не набралось бы и дюжины самок, способных к деторождению, от полного уничтожения вид тигра, известный под именем Panthera tigris altaica, отделяли несколько пуль или суровых зим.

Хотя местные нравы и идеология государства в целом в тот момент были не на стороне тигров, этим людям было очевидно, что тигры являются неотъемлемой составляющей тайги, независимо от того, считают их марксисты полезными для трансформации общественного сознания или нет. С учетом времени ход их мыслей вполне мог показаться кому-то изменническим, и именно поэтому их совместные усилия достойны всяческого уважения. Опасно было быть тигром, но стало так же опасно быть русским.

После революции 1917 года бывшая Дальневосточная республика одной из последних подчинилась большевикам — после жесточайшей Гражданской войны, тянувшейся до 1923 года. Первоначально конфликт напоминал сборную солянку из разных наций: в нем участвовали чехи, украинцы, корейцы, казаки, канадцы, японцы, французы, итальянцы, англичане, американцы плюс толпа иностранных военных советников. Однако, по мере того как площадка военных действий все больше и больше становилась похожа на огромный сумасшедший дом под открытым небом, большинство иностранцев вышли из игры. К 1920 году уже воевали только три армии: большевики, белые и японцы. На фоне русских известные своей жестокостью японцы выглядели образцом сдержанности. Весной 1920 года, после одного особенно кровавого сражения, в котором большевики уничтожили тысячи белогвардейцев и сотни японцев и дотла сожгли их дома, белым удалось захватить в плен командующего военными операциями Красной армии на Дальнем Востоке. В почтовом мешке захватчики привезли его на одну из станций Транссибирской магистрали и передали в руки дружественного командира казачьего отряда по фамилии Бочкарев. Он велел раскочегарить паровоз и заживо сжег пленника в топке, а с ним заодно и еще двух высокопоставленных чинов. Впрочем, они, тоже доставленные в почтовых мешках, были уже застрелены.

Даже приход советской власти принес в этот край не мир, а череду жестоких репрессий. Самые страшные советские лагеря, включая золотые рудники Колымы, располагались на Дальнем Востоке, и в двадцатые-тридцатые годы население здесь неуклонно росло — как и кладбища. Алек Ноув[49], знаток советской экономики, писал, что это было «наиболее стремительное в условиях мирного времени крушение жизненных устоев, известное в истории»[50]. В конце тридцатых существовал план по арестам и расстрелам советских граждан. Это было страшное время: Сталин был Королевой Червей, Советский Союз — Страной Чудес, а Алисой мог оказаться кто угодно.

К 1937 году, на самом пике повсеместных репрессий, никто уже не мог чувствовать себя в безопасности: колхозники, учителя, ученые, этнические меньшинства, староверы, корейцы, китайцы, финны, литовцы, члены партии — любой мог попасть под удар. В Приморье, как правило, выдвигали обвинение в сотрудничестве с японской разведкой, но по большому счету поводом могло послужить что угодно. Пытки стали обыденностью. В ходе репрессий ежедневно погибало около тысячи человек. В 1939 году Советский Союз вступил в войну на нескольких фронтах, и нужда в репрессиях отпала сама собой — людей можно было попросту отправить на фронт. Согласно некоторым подсчетам, около 90 % нанайцев и удэгейцев призывного возраста погибли в результате военных действий, остальных принудили вступить в колхозы. Миллионы советских граждан различных национальностей были брошены в лагеря.

При Сталине наука тоже была своего рода пленницей — заложницей косной марксистской идеологии, которая, вкратце, утверждала, что для того, чтобы Человек мог по праву занять свое место царя и властелина мира, нужно усмирить Природу, поставить ее на колени, преобразовать по своим лекалам. К середине тридцатых годов большинство борцов за сохранение природы тем или иным способом заставили замолчать, а на смену их идеям пришли громкие лозунги: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача»[51][52]. В 1926 году Владимир Зазубрин, первый глава Союза писателей Сибири, прочитал лекцию, в которой заявил: «Пусть рыхлая, зеленая грудь Сибири будет одета цементной броней городов, вооружена жерлами фабричных труб, скована тугими обручами железных дорог. Пусть выжжена, вырублена будет тайга, пусть вытоптаны будут степи… Ведь только на цементе и железе будет построен братский союз всех людей, железное братство всего человечества»[53][54].

Наиболее недальновидные из марксистов искренне полагали, что растения и животные, полезность которых для человека не удалось доказать, подлежат уничтожению и искоренению. При таком подходе тигр был попросту обречен. Идеально вписываясь в категорию «враждебной фауны», он стал символом врага государства, а полоски на его шкуре — мишенями. Формально на это не было никакого указа, за это никому не полагалось премий, но теперь при встрече с тигром (их шкуры пользовались спросом среди офицеров, служивших в Приморье) любой имел право застрелить его на месте, а за границей всегда ждал рынок сбыта. Учитывая все вышесказанное и тот факт, что любой косой взгляд на существующий режим карался смертной казнью, удивительно, что у тигров нашлись заступники. Как бы то ни было, к 1941 году Лев Капланов завершил свое исследование под названием «Тигр в Сихотэ-Алине», в котором он рекомендовал ввести немедленный пятилетний мораторий на уничтожение тигров[55]. В тот же год коллега Капланова Юрий Салмин пошел еще дальше: в популярном журнале он опубликовал статью, в которой пропагандировал введение санкций за отстрел дальневосточных тигров. Таким образом впервые было предложено, чтобы убийство этих животных каралось тюремным заключением.

После Второй мировой войны в дальневосточных лесах почти не осталось вооруженных и физически крепких людей. По сути, она спасла тигров от вымирания, но не пощадила охотников. Уцелел только Абрамов. Аппаратчик со стажем, он умело балансировал на грани опасного противостояния между прогрессивной наукой и партийным руководством. Юрий Салмин ушел на фронт и не вернулся. В 1943 году Лев Капланов, которому едва исполнилось тридцать три года, был убит браконьерами на юге Приморского края, куда он незадолго до этого получил назначение на должность директора небольшого, но крайне важного природоохранного объекта — Лазовского заповедника. Его тело нашли только спустя две недели, потому что погиб он далеко в лесу, обратно его принесли на руках. Из вишневых веток смастерили носилки. Стоял май, и деревья были в цвету. Мужчины, которые несли тело, вспоминали, как цветущая вишня обнимала его. С тех самых пор Капланов считается героем, павшим в борьбе за сохранение амурского тигра.

По факту смерти Капланова было проведено расследование, но без сложностей не обошлось. Следователь, приехавший в такую даль из самой Москвы, не проявил к делу никакого интереса. В результате люди, которые живы и по сей день, знакомые с подробностями случившегося, убеждены, что в тюрьму посадили не того человека, а настоящий убийца Капланова, некогда довольно известная в Лазо личность, прожил на свободе до конца своих дней. Он поступил мудро, переехав в небольшой городок примерно в 20 километрах вниз по реке. Над разливом там нависает горный хребет, усыпанный каменными валунами. Издалека он напоминает нижнюю челюсть исполинского тигра, один клык которого достигает 30 метров в длину.

По сей день исследование Капланова «Тигр в Сихотэ-Алине» остается важнейшей вехой в истории изучения тигров. Это был первый шаг к превращению амурского тигра из хищника, чья голова расценивалась как трофей, в своего рода икону. В 1947 году Советский Союз первым в мире включил амурского тигра в перечень охраняемых видов животных. Однако охранные меры были совершенно несогласованными, а браконьерство и ловля тигров никуда не делись. Несмотря на это, за минувшие шестьдесят лет популяция амурского тигра вернулась к устойчивому уровню — успех, каким не может похвастаться ни одна другая разновидность тигра. Даже вопреки всплеску браконьерства в последние пятнадцать лет амурский тигр сумел уцелеть.

Однако свой выкуп за это он заплатил. С момента почти полного уничтожения популяции амурские тигры перестали достигать прежних размеров. Уже не впервые животный мир подвергается искусственной селекции: примерно в то же самое время аналогичная история произошла с лосями на востоке Северной Америки. В погоне за трофеями охотники стремились подстрелить лося с самыми большими и ветвистыми рогами, а местные жители с готовностью предлагали свои услуги в качестве проводников. В результате лоси с крупными рогами регулярно исчезали из популяции, уступая место своим собратьям с куда более скромными генами — и так год за годом. Ученые предполагают, что с амурским тигром могло случиться что-то подобное и именно поэтому послевоенные особи уже ненамного превосходят размерами своих бенгальских родичей. Теперь в Приморском крае редко встретишь амурского тигра весом более 220 килограммов, и все равно по сегодняшним меркам это огромное животное. Тигра, растерзавшего Маркова, никогда не взвешивали, но Александр Лазуренко, правая рука Труша, утверждал, что за все время работы в инспекции ему не доводилось встречать зверя крупнее.

Глава 9

Пестрота у человека внутри, а у животных снаружи.

Туркменская пословица

После обнаружения останков Маркова инспекция «Тигр» опросила людей, которые последними встречались с ним перед гибелью. Их было порядка пяти-шести человек, и, несмотря на то что все они жили на внушительных расстояниях друг от друга, подчас в глухих местах, куда и дорог-то не проложено, каждый утверждал, что видел Маркова за несколько часов до смерти. По понятным причинам свидетелями были только мужчины: русские лесорубы и местные охотники. Главным свидетелем считался Иван Дункай.

Этот старик нанаец был родом из поселка Красный Яр, расположившегося на левом берегу Бикина в двадцати пяти километрах от Соболиного. Только в 1990-х годах через реку построили мост, а до тех пор подъездных дорог к поселку не существовало. В Красном Яре проживают около шестисот удэгейцев и нанайцев и небольшая горстка этнических русских — жены, представители администрации, приезжие. В 1908 году сюда забредали Арсеньев с Дерсу — случись им оказаться здесь сегодня, их ничто бы не удивило. Долбленые каноэ и узкие, похожие на пироги, оморочки[56] и сегодня выстроились на реке вдоль берега, по пыльным улицам слоняется домашняя скотина, и буквально все вокруг: дома, заборы, тротуары — сделано из дерева. Дрова доставляются в виде бревен, пилить и колоть которые нужно самостоятельно. Если бы не азиатские лица, поселок вполне можно было бы принять за штетл[57] из «Скрипача на крыше». От него Красный Яр отличает лишь электрическое освещение, припаркованные то здесь, то там автомобили и снегоходы да несколько домов, затейливо расписанных украинским художником: с одного из них смотрит ощерившийся тигр.

Иван Дункай был своего рода Дерсу Узала наших дней — последним связующим звеном с тем временем, когда жители этих мест еще почитали тигра как истинного властелина леса. Дункай умер в 2006 году. Это был похожий на эльфа человек с искрящимися глазами, источавший мягкость и мудрость, несвойственные нашему веку. В Бикинской долине его, талантливого охотника старой закалки, многие знали и уважали. У него было прозвище «В мире животных». Для Ивана Дункая тайга была источником всего, и тигр занимал в ней почетное место. В 2004-м, когда Дункаю исполнилось семьдесят пять лет, он дал интервью британскому режиссеру-документалисту Саше Сноу: «Тигр — зверь хитрый, но незлой. Ты знаешь, что он рядом, а видеть его не можешь. Он прячется так, что кажется невидимым, как божество. Русские говорят: на бога надейся, а сам не плошай. Мы [нанайцы] надеемся только на самих себя, но тигру молимся — чтоб помог. Мы поклоняемся его силе».

Дункай был старшим охотником в Красном Яре, и под его надзором находилась довольно обширная охотничья зона в районе Панчелаза. Название сохранилось со времен китайской оккупации и относится к территории богатейших охотничьих угодий площадью около 250 км2. Панчелаза ограничена тремя реками — Амбой на востоке, Тахало на западе и Бикином на юге. По словам удэгейского ученого Александра Кончуги, одного из двух авторов книг на удэгейском языке, названия этих рек соответственно переводятся как Демон, Огонь и Радость. Первые две являются притоками последней. Задолго до того, как Марков приехал сюда, этот прекрасный и опасный заповедный край считался, как видно из топонимики, своего рода рубежом империи, границей между адом и раем. Понятие «амба» — так Дерсу называл тигра — относится в равной мере как к животному, так и к злому духу, демону; и не только потому, что тигр может быть дьявольски опасен.

Мир сверхъестественного у нанайцев, удэгейцев и их северных соседей орочей имеет иерархическую структуру, как и в большинстве культур, и амба занимает в нем один из низших, наиболее близких к земле, уровней. Человеку, которому не посчастливилось привлечь внимание амбы, он явится лично — чаще всего в образе тигра. Эти двое — демон и зверь — так долго были неразрывно связаны в сознании, что и по сей день в Приморье многие называют тигра амбой, даже не подозревая, что еще означает это слово[58]. По ряду причин, из которых не последней является девственность этих мест, территории, окружающие Панчелазу, необыкновенно густо населены тиграми. Именно в этом окруженном водой анклаве, чуть к западу от реки Амбы, Марков и поставил свою охотничью бытовку с благословения Ивана Дункая.

В то время хижина самого Дункая находилась в восьми километрах к юго-востоку, на болотах у слияния Амбы и Бикина. После смерти своей второй жены Дункай уехал из Красного Яра и практически растворился в тайге, так же, как Дерсу после того, как его семья умерла от оспы. Поскольку территория, на которой он охотился, была куда больше, чем нужно одному человеку, Дункай соседствовал на ней со своими сыновьями. Один из них, Михаил, поставил свою хижину прямо на берегу Амбы, к северо-востоку от Маркова. Ни Михаил, ни его брат Василий, охотившиеся в восточной части Панчелазы, нисколько не возражали против присутствия Маркова на территории их отца. Они понимали, что Марков — всего лишь очередной таежник, пытающийся как-то выжить. Он казался им нормальным — обычный парень, ничего особенного.

Как именно Дункай и Марков пришли к этому соглашению и прозвучало ли в тот момент что-то кроме просьбы и ответного кивка в знак согласия, неизвестно никому, кроме них самих. Оба были приятными людьми, легкими в общении, оба знали и любили тайгу и делали одно дело. Они подружились, и, когда Марков только начинал исследовать Панчелазу, Дункай позволял ему неделями жить в своей хижине. Их дружба была довольно близкой, но основанной на бытовых мелочах: если одному нужно было выпить чашку чая, одолжиться чем-то необходимым или остаться переночевать, второй с готовностью предлагал свои услуги. Как это обычно бывает в лесу, их встречи были редкими и спонтанными; никто заранее не предупреждал о визите и не ждал приглашения, да и возможностей для этого не было. Для Ивана Дункая Марков был такой же неотъемлемой частью леса, как тигры; порой он натыкался на него, чаще на его следы, которые говорили ему о многом. «Тайгу можно читать, как книгу, — объяснял Дункай. — Вот веточка пригнулась — почему? Какой зверь здесь проходил? Если ветка сломанная, значит, тут был человек. Интересно! Если зверь перестает обращать на тебя внимание, скорее всего, он увидел другого зверя. Значит, надо выяснить, что его заинтересовало. Так меня учили, и так я учу собственных сыновей».

Как-то раз в Дальневосточном институте географии во Владивостоке биолог Дмитрий Пикунов рассказал историю про Дункая, которая словно сошла со страниц книги про Дерсу Узала. Пикунов — крепкий, пышущий здоровьем мужчина лет семидесяти. Его проницательные голубые глаза смотрят на собеседника из-под коротко стриженных седых волос. В течение нескольких десятилетий он изучал и описывал жизнь тигров в Бикинской долине. Именно он впервые опубликовал рассказ о гибели Маркова в местном журнале «Зов тайги» в 1998 году. Подобно Дункаю Пикунов человек старой закалки, который из охотника превратился в защитника тигров. Меткий стрелок, мастер спорта по стендовой стрельбе, когда-то он являлся членом сборной России по этому виду спорта. «Я прекрасно владею огнестрельным оружием», — охотно признался он, не прибегая к ложной скромности.

Когда-то отец Пикунова, заслуженный работник металлургической промышленности, иначе представлял себе будущее сына и уговаривал его пойти по своим стопам. Наверное, в этом случае Пикунов-младший обеспечил бы себе спокойную и весьма достойную жизнь, но его привлекали стрельба и охота, и поэтому он решил учиться на охотоведа в Иркутском сельскохозяйственном институте. Обучение в те годы было бесплатным, так что конкурс на поступление был серьезный, но Пикунова приняли. Закончив учебу, он поступил на руководящую должность в тихоокеанской охотничьей ассоциации Приморского края, насчитывающей более пяти тысяч членов. Оттуда его пригласили научным сотрудником в дальневосточное отделение Департамента охрану природы. «Я тогда по полгода проводил в тайге, — вспоминал Пикунов, сидя в тесном кабинете с роскошным видом на покрытый льдом Амурский залив. — Даже во время отпуска я брал ружье, получал лицензию на отстрел медведя или оленя, а потом продавал мясо».

Объясняя, до какой степени он был одержим тогда, Пикунов привел русскую поговорку: «Сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит». Однако, прежде чем ему удалось впервые увидеть живого тигра, прошло не меньше десяти лет. Встреча произошла неожиданно, на берегу реки. «У него глаза горели зеленым, — рассказывал Пикунов. — Это был огромный зверюга, но совсем не агрессивный. Просто стоял себе и сверкал глазами».

В задачи Пикунова, в числе прочего, входил сбор информации и учет промысловых животных. Заниматься этим зимой проще, потому что следы хорошо видны на снегу, по ним легче пройти, чтобы посчитать особей. Тигры и леопарды тоже ходят по этим следам, и так у Пикунова завелся новый интерес, который он сохранил на всю жизнь. С 1977 года он начал подолгу выслеживать местных тигров, чтобы выяснить, сколько животных они убивают. Эта информация была крайне важна и для организаций, занимающихся изучением среды обитания и жизни различных видов животных, и для охотников. «Когда я работаю в полевых условиях, ружье всегда со мной, — говорил Пикунов. — Психологически чувствуешь себя от этого более защищенным. Но подсознательно мне кажется, что если я не причиню тигру зла, он тоже меня не тронет». Одного тигра Пикунов выслеживал в течение шести недель, буквально спал возле его троп, как за сорок лет до того делал Капланов. «Даже когда я шел за ними след в след, — делился он воспоминаниями, — когда питался мясом убитых ими животных, ни один из тигров не проявил агрессии по отношению ко мне».

Несмотря на пережитый сердечный приступ, Пикунов продолжает упорно трудиться. Его рука тверда, а сознание ясно. Он по-прежнему пользуется уважением коллег. Однако обычно суровое лицо неизменно смягчается, стоит ему заговорить о Дункае, которого он называет просто Ваня. Пикунов вспоминает его с тем же уважением и нежностью, с какими Арсеньев отзывался о Дерсу, и на то есть свои причины. За тридцать лет мужчины по нескольку месяцев бок о бок проводили в тайге, выслеживая крупных животных, и Пикунов старался все подмечать. Даже сегодня таежники уходят в зимний лес с минимальным набором снаряжения: в валенках, ватных штанах, куртке и рукавицах. Полезные мелочи кладут в холщовые рюкзаки. Если планируется нести что-то тяжелое, например, мясо, рюкзак устанавливают на древесный каркас, по удэгейской традиции. В зимнюю пору вместо снегоступов здесь традиционно используют короткие широкие лыжи, называемые «охотниками». У большинства таежников, включая Маркова, они самодельные.

Однажды зимой 1974 года, когда Пикунов и Дункай выслеживали медведей в Бикинской долине, они попали в метель. Утром снега было совсем мало, и поэтому, выходя из лагеря, они не стали брать лыжи. К тому моменту, когда началась метель, они успели уйти довольно далеко от дома, совершенно не подготовленные к капризам природы. В здешних лесах видимость и без того достаточно ограниченная, а в условиях снегопада и сильного ветра заблудиться вообще ничего не стоит. Сугробы вырастали прямо на глазах, и мужчины поняли, что нужно поскорее выбираться оттуда. Пикунов приготовился что есть мочи бежать в обратном направлении по собственным следам, стремительно исчезавшим под снегом, но Дункай остановился и достал из рюкзака охотничий топорик. Он нашел дерево толщиной с собственную ногу, срубил его, а затем расщепил на две тонкие дощечки. «Снега навалило по пояс, — вспоминал Пикунов. — Без лыж нам оттуда было бы никак не выбраться, и Ваня сделал их без какого бы то ни было специального инструмента, при помощи маленького топорика и ножа. Он был мастер на все руки».

Кроме того, что у него, как говорят русские, были золотые руки, Дункай жил в удивительном ладу со своим окружением. Во многом его повседневная жизнь строилась на тех же принципах, что и у тигра: непрерывная рутина, складывающаяся из наблюдения, расшифровки и запоминания информации, зачастую полученной на давно, казалось бы, знакомых тропах. Как мы знаем всех окрестных кошек и собак, так Дункай знал своих соседей, в том числе тигров. И тигры его знали. Несмотря на то что в тайге Дункай провел более семидесяти лет, исходил ее пешком вдоль и поперек, неоднократно ночевал в лесу в палатке, с тиграми у него ни разу не возникало серьезных трудностей. Впрочем, трудности — понятие относительное: несколько собак за эти годы он все-таки потерял. Тиграм от природы свойственно охотиться на волков, и собака явно пробуждает в них этот инстинкт. На Дальнем Востоке довольно часто охотник, фермер или дачник утром обнаруживает возле собачьей конуры одну лишь оборванную цепь. Когда одного из бывших собаковладельцев спросили, что слышно во время этих нападений, он ответил с горечью: «Тишина»[59]. Но такова цена за жизнь во владениях тигра, это своего рода подать, которую ему платят с незапамятных времен.

Иван Дункай хорошо понимал это: он знал, что убивать собак естественно для тигра, но также знал, что со временем ему за это воздастся. Удэгейские и нанайские охотники, в частности, пытались умилостивить тигра, не только стараясь не попадаться ему на пути, но и предлагая ему остатки своей добычи. Иногда тигры преподносили ответные подарки. Местные жители, как русские, так и туземцы, рассказывали, что порой тигры оставляли для «дяди Вани» мясо — иногда целые туши. Посторонний человек мог бы списать это на волю случая или вообще посчитать пустой байкой, но с традиционной точки зрения таежника это логично, потому что он для тигра делает то же самое. Дункаю подобное положение дел казалось закономерным; в конце концов, у него и лыжи, в буквальном смысле слова, росли на деревьях и могли появиться из ниоткуда по его воле. Когда звери, окружающие тебя, изо дня в день помогают тебе выжить, ты волей-неволей меняешь отношение к ним. Этого требует закон выживания — как физического, так и психологического. Однажды Дункай просто сказал, что тигр поможет ему, потому что он об этом просил.

В лесу количество дичи и подножного корма зависит от времени года. Как и в случае неписаного этикета, по которому зимой тропа прокладывается для всех, готовность разделить пищу является неотъемлемой составляющей сосуществования в дикой природе. В этом смысле охотничьи принципы хищников и падальщиков сильно напоминают коммунистическую идеологию Маркса: от каждого по возможностям, каждому по потребностям. Как при прокладке дороги не обойтись без бульдозера, так и в пищевой цепочке не обойтись без тигра: среди животных, населяющих тайгу, нет более умелого и щедрого добытчика. Регулярно убивая крупную дичь вроде лосей, кабанов или оленей, тигр обеспечивает пищей бессчетное количество мелких зверей, птиц, насекомых, не говоря о почве, раз за разом посылая очередной импульс в кровеносную систему леса. Эти редкие, но регулярные вливания приносят пользу и людям — не только одичавшим биологам вроде Дмитрия Пикунова. Удэгейские и нанайские охотники время от времени подбирают остатки убитых тиграми животных, так же поступают и их русские соседи.

В 1969 году Джорджу Шаллеру, автору книги «Олень и тигр», в которой он приводит результаты масштабного исследования взаимоотношений между хищником и его жертвой, не раз доводилось бродить в компании антрополога Гордона Лоутера по национальному парку Серенгети в Танзании. В то время изучать жизнь наших далеких предков было принято преимущественно по найденным ископаемым, сравнивая их с современными приматами. Однако горстка ученых, включая Шаллера и Лоутера, предположила, что, наблюдая за поведением других стайных хищников вроде львов, гиен и диких собак, можно получить представление о том, как у наших прародителей формировалось общество охотников-собирателей. Первоначально интерес обоих был прикован главным образом к методам охоты, способам общения и разделения пищи среди хищников, и совершенно неожиданно для себя они обнаружили, что один из самцов, за которым они следили непрерывно на протяжении трех недель, ни разу никого не убил[60], но семь раз за все это время питался мертвечиной либо присоединялся к трапезе других львов. Тогда они переключили свое внимание на поведение падальщиков, что натолкнуло их на вопрос: не могли ли наши предки так же выживать, питаясь исключительно чужими объедками?

Шаллер и Лоутер продолжили свой путь, но теперь на огромные стада зебр, газелей и антилоп они смотрели не как на мясо с копытами, которое попадет в пасть кому-то конкретному, а скорее как на гигантский передвижной пир, крошками от которого вполне могла питаться горстка безоружных первобытных пигмеев — не охотясь самостоятельно, а подбирая остатки чужой добычи. Им удалось сделать несколько открытий. Поскольку как раз была пора отёла, они уделяли много внимания молодняку. В течение двух часов им на глаза попалось около сорока килограммов мяса — в виде детенышей, которых легко поймать, или брошенных трупов животных. Поэтому во время своих последующих походов они специально обращали внимание на падальщиков, которые питаются исключительно чужими жертвами, — в отличие от охоты на слабых детенышей этим можно заниматься круглый год. За неделю им встретилось около пятисот килограммов живого и неживого мяса. Приняв во внимание, что, во-первых, их было всего двое, а не группа людей или клан, и, во-вторых, они проводили наблюдения в районе, где дичь водилась примерно в тех же объемах, что и в доисторические времена, Шаллер и Лоутер сделали вывод, что «в аналогичных условиях группа плотоядных гоминидов вполне могла выжить, подбирая остатки чужой добычи и охотясь на больных животных [или детенышей]»[61].

Сейчас кажется, что идея лежит на поверхности, но в конце шестидесятых, во времена этих пеших прогулок, она была без преувеличения революционной. Поскольку большинство археологов и антропологов того времени были мужчинами, а охота считалась основным занятием наших предков (особенно мужского пола), на баталии вокруг этой теории было потрачено неоправданно много времени, усилий и чернил[62]. Восторги по поводу гипотезы, прозванной «охотничьей», расцвели в шестидесятые-семидесятые годы, когда Роберт Ардри, в прошлом не чуждый антропологии драматург и сценарист, опубликовал в числе прочих — весьма убедительных — трудов бестселлер под названием «Охотничья гипотеза» (1976). Ардри популяризировал мысль, на протяжении века не отпускавшую умы социологов: теорию об обезьяне-убийце. Отчасти находясь под тяжелым впечатлением от восстания мау-мау в Кении, Ардри так резюмировал свою концепцию: «Если среди всех членов отряда приматов человек уникален, при всей высоте наших помыслов, это потому, что только мы на протяжении миллионов лет были вынуждены непрестанно убивать, чтобы выжить»[63].

Среда обитания, взрастившая нас, и трудности, с которыми нам приходилось сталкиваться, рассуждал Ардри, сделали убийство (охоту) залогом нашего выживания, благодаря чему мы и стали тем, кто мы есть. По его мнению, именно в повседневной жизни наших доисторических предков кроется корень большинства характерных особенностей человека — от орудий труда и языка до разделения обязанностей по половому признаку и страсти к завоеваниям. Охотничья гипотеза (или теория об обезьяне-убийце) получила в те времена широкое признание — не только потому, что ее апологеты пережили период беспрецедентной жестокости в годы Второй мировой войны; Вьетнам тоже наложил неизгладимый отпечаток на западное научное сознание. Умы ученых мужей волновали фундаментальные аспекты человеческой натуры: в частности, как человек превратился в столь безжалостного убийцу? Не только антропологи пытались освоить эти глубины: в начале пятидесятых, когда Ардри еще только намечал тезисы своей первой книги на эту тему, Робинсон Джефферс, один из шестерки американских поэтов, украсивших собой обложку журнала Time, писал:

Не вини человека ни в чем: он слеплен Своими несчастными предками. Прочие                                     человекоподобные обезьяны Не ведали бед в великих южных джунглях и мало                                                               изменились За миллионы лет. Но раса человеческая Сотворила себя в боли и муках..                                                         …Тяготы жизни Искромсали их мозг, и рана не смогла затянуться. Вот тогда они и познали религиозный трепет                                         и кровавую жертвенность, Вот тогда они и научились резать животных                                                               и человека                                             И ненавидеть весь мир.[64]

Не хищники палеолита нанесли человеку эту «рану», о которой пишет Джефферс. Как бы ни тянуло нас изображать охотников каменного века размахивающими копьями, нацеленными на саблезубых тигров, к тому времени и те и другие предположительно были слишком умны, слишком практичны и слишком разборчивы, чтобы связываться друг с другом. И все-таки хищничество так или иначе присутствовало в их взаимоотношениях на протяжении веков. Необходимость как-то справляться с этой угрозой наряду с голодом, жаждой, изменениями климата, конкурентной борьбой за выживание и тяготами миграции сделала нас теми, кто мы есть сегодня. Отделение подотряда Hominina, наших прямых предков, от шимпанзе заняло около шести миллионов лет. Несомненно, крупные кошки поедали людей и обезьян — по крайней мере время от времени — с самого начала нашего соседства.

По сравнению с этими нападениями давно минувших веков собирательство мяса практически растворилось в нашей памяти, однако именно благодаря собирательству (живого мяса или падали) наши предки сумели выжить. Этнограф Лорна Маршалл так описывает возвращение отряда после удачной охоты в пустыне Калахари: «Мы услышали голоса, доносившиеся из лагеря; гудя, словно растревоженный улей, они становились все громче. Несколько человек выбежали навстречу охотникам… Люди танцевали, дети кричали и путались под ногами… Рискну утверждать, что ни одну женщину, вернувшуюся с овощами, не встречали с такой радостью»[65].

И тем не менее, каким бы парадоксальным это ни казалось, практика собирательства может поспособствовать куда более глубокому пониманию наших взаимоотношений с большими кошками, чем охота. В ходе своих наблюдений за падальщиками Шаллер и Лоутер обнаружили феномен, который, вероятно, имел существенное значение для первобытных людей и указывал на то, что случаи нахождения ими чужой добычи не были простой удачей: «Каждый из семи львиных прайдов, встреченных нами во время пеших прогулок, убегал, стоило нам приблизиться к ним на расстояние от 80 до 300 метров»[66]. Если несколько львов — львов! — убегают при виде двух безоружных людей, то как бы они повели себя, окажись с ними рядом пять, десять, двадцать человек — кричащих, размахивающих палками, бросающихся камнями? Можно смело сделать вывод о том, что, воодушевленные собственным опытом, вооруженные стремительно развивающимися умственными способностями и овладевающие техникой, эти люди вполне могли находить себе мясную пищу на протяжении миллионов лет, ни разу не подняв копья. Можно пойти еще дальше и предположить, как выглядели эти существа в собственных глазах: рост до полутора метров, ни клыков, ни когтей — они должны были понимать, что являются легкой добычей для хищников. Но при этом они, в той или иной степени сознательно, внушали страх и позволяли себе красть пищу у самых опасных тварей того времени. Первобытные люди, еще не знавшие огня, в условиях палеолита делали то же, что Гудвин в Изумрудном городе: создавали иллюзию собственного могущества и оказывали психологическое давление — и в итоге сумели желаемое превратить в действительное. Пусть и только при дневном свете.

Элизабет Маршалл Томас, автор книг «Племя тигра» и «По следам древних», одна из немногих, кому довелось на себе проверить эту теорию. По счастливой случайности Томас довольно много времени провела в Калахари среди бушменов, прежде чем туда пришли бурские и тсванские фермеры. В 1950 году, когда семейная экспедиция Маршаллов только появилась здесь, экосистема центрального района Калахари была абсолютно девственной. Единственными людьми в округе были бушмены, и их образ жизни, открывшийся Маршаллам, не менялся в течение многих веков. В определенном смысле можно сказать, что для бушменов, говорящих на языке къхонг, период палеолита не кончался до 1965 года. Элизабет исполнилось девятнадцать лет, когда они с семьей приехали в эти края. Пока ее мать, балерина Лорна Маршалл, пыталась переквалифицироваться в этнографа мирового уровня, а восемнадцатилетний брат Джон делал первые шаги в карьере режиссера классических документальных фильмов, Элизабет занялась наблюдением и начала писать.

Они жили и кочевали вместе с бушменами — невысокими, очень легко одетыми и вооруженными людьми, чья жизнь была строго обусловлена привязкой к водным источникам. Их неожиданно разнообразный рацион включал широкий спектр продуктов: от дынь до мяса. Наиболее часто в пищу употребляли орехи монгонго, которые по сытности и возможности длительного хранения не уступают кедровым. Охотились, как правило, при помощи отравленных стрел, но, поскольку используемый бушменами яд, являясь одним из самых смертоносных в мире, действует не моментально, охота проводилась в два этапа: сначала найти дичь и ранить ее, потом отыскать и забрать труп. На это мог уйти не один день, а порой, найдя свою добычу, охотники обнаруживали, что львы успели отыскать ее первыми. Томас была поражена тем, как охотники относились к столь опасным конкурентам. Вместо того чтобы бросить добычу или поразить львов стрелами, охотники подходили к ним и начинали спокойно увещевать: говорили, мол, это не ваша добыча, вы должны уйти. Если львы не поддавались настойчивым, но исключительно доброжелательным уговорам, в их сторону могла полететь пара комьев земли. И этого было достаточно, чтобы львы, подчас существенно превосходящие охотников числом, удалились, оставив последним их добычу. Отсутствие элементов трагедии в происходящем может вызвать недоверие у современного читателя, но такие эпизоды проливают новый свет на историю взаимоотношений человека и хищника.

При этом важно помнить, что участники подобных сцен знакомы друг с другом, как говорится, целую вечность. Веками львы рождались и умирали, зная о близком соседстве; так же и бушмены не забывали о львах. И те и другие были частью единой общности, равновесие внутри которой было достигнуто задолго до возведения первой египетской пирамиды. Другими словами, там сложилась определенная культура — Томас описывает это как «систему социально обусловленных форм поведения»[67], в которой каждый из участников привык играть предписанную ему роль. Бушмены, например, всегда жили с оглядкой, не выходили по ночам, когда наступало время хищников, место для сна защищали ограждениями. Понимая, что в любой момент могут стать чьей-то добычей, они сделали осторожность основой жизни. В этом смысле пустыня для бушменов была как для нас — многополосное шоссе: на интуитивном уровне они понимали, когда можно ее пересечь, а когда нельзя. «Здесь львы не нападают на людей[68], — объяснял Элизабет Томас старший охотник Тома. — Там, где на них не охотятся, львы не бывают опасными. Что до нас, то мы с ними мирно живем».

Если заменить «львов» на «тигров», эти слова вполне могли бы прозвучать из уст Дерсу Узала, Ивана Дункая или даже Дмитрия Пикунова — и вообще любого жителя Соболиного.

Однако, как бы давно ни соседствовали в Калахари бушмены и львы, временами, если дистанция слишком уж сокращалась, между ними возникало напряжение. «В темноте, обступившей наш костер, горели их глаза, — описывает одну из таких встреч Томас, — на такой высоте, что сперва мы приняли их за ослов»[69]. На къхонге слово «ньи», обозначающее льва, используется с большой осторожностью — его, как имя Божье, не принято поминать всуе, дабы не навлечь на себя гнев зверя. Считается, что порой львы берут себе в жены женщин и по пустыне бродят оборотни: человекольвы, которые могут пересечь пустыню одним прыжком или вызвать затмение, заслонив лапой солнце. Бушмены, подобно коренному населению Приморья, живут среди своих богов. Встретившись со львом, бушмен обращается к нему уважительно — «большой лев» или «старый лев» — так же, как удэгейцы и маньчжуры обращаются к тигру — «старый человек». В Китае тигра называют «лаоху» — «старец».

То, что эти верования и сложившиеся на их основе взаимоотношения прошли многовековую проверку временем, не подлежит сомнению, и наскальные рисунки времен палеолита, обнаруженные в пещере Шове в долине реки Ардеш, на юге Франции, это подтверждают. Возраст этих рисунков, выполненных углем и охрой, составляет более 30 тысяч лет — в два раза больше, чем у рисунков в пещере Ласко. Ценность их не только в поразительной детализации, но и в том, какое место среди них занимают крупные кошки: в Шове было обнаружено семьдесят три бесспорных изображения львов — больше, чем во всех известных европейских пещерах, вместе взятых. Пещерные львы превосходили по размеру любого из существующих сегодня представителей кошачьих, однако по наскальным изображениям становится очевидно, что художники, сделавшие их, проводили очень много времени, наблюдая за животными в естественной обстановке с близкого расстояния. Рисунки выполнены с исключительным вниманием к деталям: от мельчайших усиков до малозаметных, но характерных особенностей поведения. Однако, несмотря на точность воспроизведения, среди рисунков порой встречаются изображения льва с копытами вместо лап: возможно, по представлениям шаманов, так должен был выглядеть прообраз Минотавра или же человекобизон. Щедро украсившие стены пещер наскальные рисунки складываются в красочную летопись, одну из деталей калейдоскопа, в котором наряду с ними присутствуют «Беовульф», «Книга кельтов» и сегодняшний National Geographic. Высокий — даже по сегодняшним меркам — уровень мастерства художников и точность прорисовки деталей вызывают естественное восхищение, однако удивляться было бы чересчур самонадеянно. В конце концов, все эти художники, охотники, рассказчики, шаманы тоже Homo sapiens, наши прямые предки, с таким же телом и таким же мозгом. Мы отличаемся друг от друга только объемом накопленных знаний и обстоятельствами жизни.

Жизнь пещерных людей и бушменов во многом была очень похожа. Они исповедовали одну и ту же философию относительно хищников, имели одинаковые возможности для наблюдения за ними, и, несомненно, это проявлялось в искусстве: некоторые группы бушменов и сегодня питают пристрастие к наскальной живописи. Тридцать тысяч лет не такой уж большой отрезок времени по меркам палеолита, и нет причин предполагать, что, при прочих равных условиях, взаимоотношения человека и крупных кошек претерпели существенные изменения. На основании накопленного опыта можно смело утверждать, что у авторов рисунков в пещере Шове, бушменов Калахари и коренных жителей Приморья их хищные соседи вызывали сходные чувства: страх, восхищение, преклонение перед сверхъестественными существами, наделявшими их жизнь смыслом и время от времени предлагавшими им мясо. Хищная природа животных при этом была вторичным фактором.

Однако в 1997 года в Бикинской долине это древнее равновесие и взаимопонимание были нарушены, что привело к серьезным последствиям. Случившееся до такой степени выходило за рамки обыденности, что коллега Труша, Саша Лазуренко, стоя над останками Маркова, в недоумении произнес: «Почему? Почему этот тигр был так зол на него?»

Глава 10

Все похоже на правду, все может статься с человеком.

Н. В. Гоголь, Мертвые души[70]

Первый ответ на вопрос Лазуренко пришел незамедлительно: «Да черт его знает. А тебе что за дело?»

В голосе Андрея Онофрейчука, близкого друга Маркова, звучали истерические нотки. Подобную грубость можно было бы списать на сдающие нервы и усталость, но для бдительного человека это был повод задуматься. Во-первых, ответ прозвучал слишком быстро — скорее даже не ответ, а спонтанная реакция. Учитывая, что исходил он из уст того самого человека, который обнаружил и спрятал незарегистрированное ружье Маркова, могло показаться, что своим вопросом Лазуренко задел какую-то чувствительную струну. Он задавал его без всякой задней мысли, но в тот субботний день у команды Труша росло ощущение, что приятели Маркова что-то скрывают.

В месте нападения тигра все видели четкий отпечаток винтовки Маркова на снегу, но никто не знал, куда она делась. Данила Зайцев и Саша Дворник не успели дать свидетельские показания, но Онофрейчук успел — его опросил Труш. Показания Онофрейчука были не слишком содержательными, но отличались последовательностью и отсутствием каких-либо противоречий. Он обнаружил последствия нападения накануне утром, услышал тигра поблизости от бытовки, отсиделся в ней какое-то время, парализованный страхом, а потом пешком, превозмогая ужас, отправился в ближайший лагерь лесозаготовщиков за помощью.

Лесозаготовка находилась в трех километрах к юго-востоку от хижины Маркова. Она во многом напоминала цыганское поселение — кучка бытовок, только, в отличие от марковской, по-прежнему на колесах. Оборудование, которое американские лесорубы начала XX века узнали бы с первого взгляда и тут же заклеймили бы как примитивное, — устаревшее и едва годное для работы. Владельцем лесозаготовки был Петр Жоркин, запойный пьяница, которому, с его образом жизни, вряд ли было суждено дожить до шестидесяти. Своим рабочим он платил редко и нерегулярно, что наряду с остальными особенностями его руководства вполне вписывалось в упрощенную постперестроечную модель частного бизнеса. В лагере проживали шесть человек, работая посменно по двенадцать часов, двадцать рабочих дней на пять выходных. И хотя им в буквальном смысле платили миллионы рублей, этих денег хватало только на продукты. Юный приятель Маркова Денис Бурухин пытался поработать на лесозаготовке, но уволился спустя месяц, поняв, что на свободных хлебах в лесу может обеспечить себе лучшее существование. Работники лесозаготовки Жоркина вспоминали восьмидесятые годы как «добрые старые времена».

Все эти люди были выходцами из государственного леспромхоза. Им не раз приходилось сталкиваться в лесу с тиграми, и они хорошо знали Онофрейчука, но никогда не видели его таким, как в пятницу, 5 декабря, когда он вышел к ним из леса вскоре после полудня, мертвенно бледный, все еще в шоке от увиденного. «Все было как во сне», — рассказывал он, вспоминая, как отправился за помощью. Но кроме этого, он был странно отчужден, словно что-то скрывал. Когда он появился, рабочие обедали в столовой. «Он заглянул и попросил меня выйти на улицу, — вспоминает широкоплечий богатырь Сергей Лузган, чей безупречный во всех прочих отношениях нос смотрит вбок под непонятным углом. — Он был какой-то странный. Сразу попросил никому об этом не говорить. Если кого-то загрыз тигр, что уж тут скрывать? Все это было очень странно, и я ему сказал: „Что значит никому не говорить? Черт побери, он же мертв! Человек не собака, чтоб землей присыпать сверху и забыть. Нужно милицию вызвать, иначе-то никак“».

Поняв, что дело замять не удастся, Онофрейчук сдался. Лузган отыскал Жоркина, и, выслушав не вполне вызывающую доверие историю гостя, они и Евгений Сакирко вчетвером загрузились в полноприводную «ниву» Жоркина и поехали к хижине Маркова. Сакирко, как и Лузган, был лесорубом — с неоднократно сломанным носом, торчащим картошкой на фоне красного испитого лица. Поскольку лагерь был разбит в глуши, где водились тигры и прочая живность, ружья всегда были наготове, и мужчины захватили с собой пару стволов. От ружья Маркова, куда бы оно ни подевалось, толку было мало, поскольку все патроны для него находились в патронташе на трупе.

Добравшись до хижины, мужчины оповестили тигра о своем присутствии громкими криками и выстрелами. Кто-то подобрал металлическую трубу и начал колотить по ней. Производимые ими звуки отдаленно напоминали охотничью тему из «Пети и волка» Прокофьева — в ней очень точно отражена смесь агрессии и страха. Не переставая шуметь и греметь, четверо мужчин направились прочь от хижины, миновали участок, где снег был красным от крови, и пошли дальше в лес по пути, которым тигр уволок свою жертву. Мужчины были поражены размерами зверя: симметричные и равномерные отпечатки лап свидетельствовали о том, что тигр достаточно велик, чтобы с легкостью тащить в зубах взрослого человека — и тот не путался у него между лап. На этот раз тигр ничем не обнаружил своего присутствия. Будучи не понаслышке знаком с огнестрельным оружием и понимая, что силы неравны, он не стал заявлять свои права на территорию и тихо ушел, оставив после себя темную проталину в том месте, где отлеживался в течение почти двух дней. Но он продолжал наблюдать, хотя где и насколько близко он находился, люди не имели понятия — отчасти из-за взвинченных нервов и стучащего в висках адреналина.

По воспоминаниям Евгения Сакирко, клинок Маркова, похожий на кухонный нож для овощей, они обнаружили, не пройдя и десяти метров от начала тропы. Онофрейчук поднял его и пошел дальше. Сакирко тогда подумал, что этот нож, найденный в непосредственной близости от места нападения, возможно, был последней надеждой Маркова на спасение, когда тигр тащил его в чащу. В скором времени они наткнулись на собачью лапу, которую Онофрейчук тут же узнал: она принадлежала когда-то Стрелке, старой и опытной охотничьей собаке Маркова. Не было возможности определить, погибла она вместе с Марковым или незадолго до него, но то, что она до самой смерти пыталась защитить хозяина, представлялось вполне вероятным. Когда наконец среди густого кустарника и бурелома мужчины с трудом разглядели тело Маркова, Онофрейчук почувствовал, что все происходящее — какой-то невероятный кошмар. Он впервые посмотрел на своего друга: Маркиз лежал на спине, обезглавленный, выпотрошенный и заиндевевший. Онофрейчук почувствовал, как на место быстро схлынувшей волны ужаса пришла пустота — огромная, словно вселенная. Он уже не мог помочь своему другу, но подумал, что должен сделать хоть что-то: прикрыть его и забрать его останки.

Несмотря на то что Русская православная церковь более семидесяти лет находилась в опале, многие ее традиции соблюдались при проведении важных церемоний — например, похорон. Одним из формальных требований церкви в этом случае является целостность трупа. Это важный момент не только потому, что тело возвращают Богу, но и из-за семьи и родственников умершего: как правило, до похорон для них открыт доступ к телу покойного, чтобы по нему могли отслужить всенощную и попрощаться. Онофрейчук собирался забрать тело, чтобы уберечь его от дальнейшего надругательства, но к тому моменту Жоркин взял ситуацию под контроль и запретил что-либо трогать. Нужно сообщить в органы, сказал он. Должно быть проведено официальное расследование. Все четверо были простые люди, воспитанные при коммунизме и приученные не прекословить начальству, коим в данном случае являлся Жоркин. Он сообщил о случившемся в администрацию Соболиного, а оттуда уже позвонили в инспекцию «Тигр». После того как Жоркин и его спутники удалились, тигр вышел из своего убежища и перетащил труп Маркова дальше в лес — к тому месту, где на следующий день его обнаружил Труш. Никто толком не знал, как вести себя в подобных обстоятельствах, и люди обрадовались, когда дело взяли в свои руки профессионалы. Впрочем, все они были опытными охотниками и поэтому отметили про себя, что в патронташе на поясе Маркова не хватало трех патронов. Они знали Маркова и были знакомы с его оружием, одноствольным дробовиком 16-го калибра. Это полевое ружье среднего размера — оно годится для охоты на птицу или даже на оленя, но тигра можно убить из него только выстрелом экстра-класса. Даже если предположить, что Марков сумел выстрелить, это был его единственный шанс; времени на то, чтобы перезарядить ружье, у него не было. Только друзья Маркова, видевшие этот дробовик раньше, могли представить, как развивались события в последние секунды его жизни.

Шестого декабря, в субботу, Юрий Труш опросил лесорубов в лагере Жоркина. Первым из них был Виктор Исаев, водитель бульдозера, — добродушный обаятельный человек под сорок, на котором жизнь, казалось, не оставила жесткого отпечатка. В то время как большинство его друзей и соседей имели шрамы и казались куда старше своих лет, Исаев выглядел таким подтянутым и аккуратным, словно только что вышел из спа-салона. У него были светящиеся глаза, пухлые губы и румяные щеки, пышущие здоровьем. В чем был его секрет, не знал даже он сам, потому что во всем остальном он ничем не отличался от своих коллег: обычный лесозаготовщик на временной подработке в Бикинской долине, которому больше просто некуда идти.

В среду, 3 декабря, когда Марков появился на лесозаготовке, Исаев находился в столовой. Солнце уже несколько часов как село, и в лесу было совсем темно; только луна светилась бледным пятном на фоне черных стволов деревьев. Марков шел по следу весь день. Он явно сделал круг, возвращаясь от хижины Ивана Дункая в шести с половиной километрах от низовьев Амбы. Исаев вспомнил, что ружье Марков оставил снаружи, что было обычным делом среди браконьеров, особенно в это время года. При себе он имел только нож и патронташ. Мужчины пригласили его к столу, но Марков отказался, хотя и провел в лесу несколько часов при тридцатиградусном морозе. «Он был чем-то напуган, — вспоминал Исаев. — Всегда такой словоохотливый, в этот раз он был немногословен. Что-то его тревожило».

В тот вечер Жоркина не было на лесозаготовке, но остальным (Исаеву, Лузгану, Сакирко и еще двум лесорубам) Марков сказал, что ищет своих собак и не может задерживаться. У него было не меньше трех охотничьих псов, но в тот раз он пришел только с одним — лохматой черной дворнягой Джеком. В тот момент Белка и Стрелка бегали где-то сами по себе. Выяснилось, что Дункай тоже их не видел. В обычной жизни на собак обращают мало внимания — чьи они, сколько их, это мало кого волнует. Но в среде охотников значение собаки трудно переоценить. Собака — и помощник, и коллега, и друг, и защитник. Никто не умет так хранить секреты, как собака. Ночью она согреет своим теплом, а утром ее неистребимый оптимизм заставит подняться с постели. Однако если рядом окажется тигр, собака может стать причиной гибели.

Сакирко, Лузган и Исаев давали показания по отдельности, но все они отметили, что Марков беспокоился о своих собаках. Он наотрез отказался от горячего ужина, который как раз подавали на стол, и отклонил предложение остаться на ночь, хотя на улице стоял страшный мороз. Каждый вспомнил, что Марков был на взводе и куда-то спешил — сам не свой, но только Сакирко сказал, что Марков в числе прочего упомянул и тигра, обронив на ходу: «Лучше мне поскорее вернуться домой, а не то он загрызет собак». Евгения очень удивили эти слова. В конце концов, в Панчелазе многим доводилось видеть тигра, а если кто и потеряет пару-тройку собак за несколько лет, что в том особенного?

Между прочим, в тот же день, когда к ним заходил Марков, Сакирко с Исаевым сами видели свежие следы тигрицы с детенышем примерно в полутора километрах от лагеря. Все работники лесозаготовки знали про эту тигрицу, поскольку она часто появлялась в окрестностях, раз в неделю или две обходя свои владения, как это делает большинство тигров. В принципе налицо были все условия для успешной браконьерской охоты: возможность, мотив, минимальный риск быть пойманными и практически идеальный способ вывезти тушу из леса, спрятав ее на лесовозе среди бревен. И все же лесозаготовщики не стали ее убивать. Не столько потому, что были законопослушны, — скорее, они побаивались тигрицы. Как и большинство обитателей Бикинской долины, они жили по принципу: «Если я ее не трону, и она не тронет меня». В районе Панчелазы взаимоотношения между человеком и тигром были настолько уравновешенны, что шанс подвергнуться нападению тигра или, паче чаяния, послужить ему обедом был смехотворен — примерно как вероятность, что в тебя угодит метеорит. Возможно, аналогия с автомобилями будет нагляднее: мы все знаем, что они опасны и несут смерть, однако большинство людей примирились с этим риском и ежедневно сосуществуют с автомобилями в ладу и согласии.

В какой-то момент, предположительно в воскресенье 7 декабря, Сашу Лазуренко послали в низовья Амбы — взять показания у старого нанайца Ивана Дункая. Дункай считался важным свидетелем, который мог знать многое, поскольку Марков ему доверял. Трушу неизвестно, что случилось, но что-то пошло не так: теперь кажется, что эта встреча так и не состоялась. Сложением Лазуренко напоминает Труша — высокий, подтянутый, крепкий. Круглое лицо с аккуратно подстриженными усами, голубые глаза, тяжело нависшие веки. Лазуренко родился и вырос на берегах Уссури, в деревне к югу от Лучегорска. Как и большинство таежников, он обычно одет в зеленый камуфляж. В Бикинское подразделение инспекции «Тигр» его взяли главным образом благодаря его знанию местности. Лазуренко стал ближайшим помощником Труша, которому тот мог бы доверить собственную жизнь. Несмотря на отсутствие протокола допроса, Труш убежден, что Лазуренко встречался с Дункаем, потому что так сказал Лазуренко. Теперь этого никто не узнает наверняка. В последнее время у Лазуренко были серьезные проблемы со здоровьем, и события тех дней он может восстановить лишь отчасти: что-то помнит очень хорошо, а что-то совсем стерлось из памяти.

Однако воспоминания Ивана Дункая о его последней встрече с Марковым сохранились для истории. «Он пришел ко мне [3 декабря], — рассказывал Дункай режиссеру Саше Сноу, — когда уже темнело. Сказал, что поблизости бродит тигр. Я спросил: где? Марков сказал, что животное прячется. Ты когда ко мне придешь, спрашивает. Пойдем сейчас, поохотимся вместе. Я ему говорю: какая охота на ночь глядя? Садись вот лучше, поедим, я суп сварил. Но он настаивал, твердил, что ему нужно идти во что бы то ни стало. Я спросил, придет ли он назавтра, но он ответил, что у него много дел».

Дункай предложил ему остаться на ночь, но Марков отказался. Несмотря на то что уже начало смеркаться, он отправился в сторону лагеря Жоркина. Очевидно, Марков ничего не говорил о том, что ищет собак. Наоборот, Дункаю показалось, что собаки искали Маркова: «Забавно, что вскоре после его ухода, — вспоминал Дункай, — пришел его пес. Это было странно, потому что собака всегда старается держаться рядом с хозяином, особенно охотничья собака».

Марков не держал своих собак на цепи — отчасти из-за риска возможного нападения тигра. Поэтому у него просто не было причин расставаться с ними, если, конечно, не случилось чего-то из ряда вон выходящего. А если вспомнить о том, что настоящие охотничьи собаки хорошо знают свою территорию и безоговорочно преданы хозяину, становится понятно, насколько маловероятно, чтобы одна из них — а уж тем более все три — «потеряли» не только хозяина, но и друг друга. В Панчелазе это могло быть обусловлено одной-единственной причиной.

Похоже, собаки независимо от Маркова тоже обходили территорию. Как бывалые следопыты, они вели поиски, постепенно расширяя круги от того места, где в последний раз видели то, что ищут. Заодно заглянули к соседям. Единственным человеком, который жил ближе к Маркову, чем жоркинские лесозаготовщики, был Копченый — свое прозвище этот местный отшельник лет пятидесяти с прокуренным голосом получил в тюрьме. Копченый был невысокого роста — как говорится, метр с кепкой; стрижкой и усами походил на Иосифа Сталина. Он жил в полутора километрах к юго-западу от марковской хижины и время от времени подрабатывал у Жоркина сторожем. Преимущественно же кормился дарами леса, сам по себе, как Иван Дункай, и лишь изредка нарушал свое уединение краткими визитами в Соболиный — в магазин и в баню. Не имея возможности построить себе полноценный домик, Копченый жил в землянке, окруженной невысокими стенами под односкатной крышей. Если бы такую землянку показали москвичу или петербуржцу, они вряд ли посчитали бы ее пригодной для жилья — максимум подвалом для хранения картошки. Жилище Копченого среди лесной глуши, через которую добраться до него можно было только тайными окружными тропами, словно сошло со страниц детской сказки — в таком месте могла бы жить баба-яга или, на худой конец, гном. Отыскать землянку без помощи проводника, точно знающего дорогу, попросту не представлялось возможным. Марков время от времени заходил к Копченому на чай, и по крайней мере одна из его собак забежала туда в поисках хозяина.

Естественно, Копченому не раз приходилось сталкиваться с тиграми. «На рыбалке не раз их видел, а бывало, что он прямо на тропинке к нужнику сидит», — рассказывал он. О частых прогулках тигрицы в окрестностях лесозаготовки ему тоже было хорошо известно. «Я часто встречал ее по дороге в деревню. Однажды шел по дороге и вдруг вижу: впереди кто-то есть. Подошел поближе, а это она; лапища вот такенная! — Руками он показал размер. — Видно было, что она там долго уже стоит, я ей и говорю: ты меня давно поджидаешь, верно? Издалека заметила?»

Иван Дункай тоже не раз переживал подобное. «В тиграх есть что-то завораживающее, — объяснял он. — Тигрица ступает тихо-тихо, беззвучно; ты даже и не заметишь, что она рядом. Но если ей что-то не по нраву, она остановится и посмотрит тебе прямо в глаза. Это своего рода психологический поединок: кто кого переглядит? Тут главное — не драпать, потому что страх она сразу чует. Нужно медленно отступать, медленно. Особенно если это тигр с добычей или тигрица с тигрятами: она шаг, и ты шаг. Бежать нельзя. И только когда ты ушел с территории, которую она считает своей, можно пускаться наутек».

Собственно, тигры поступают так же: медленно отходят от машины, а потом, когда думают, что их уже никто не видит, бросаются бежать что есть мочи. Впрочем, Копченый невзирая на одиночество и хилое телосложение не испытывал страха. Он нашел для себя комфортную нишу в экосистеме Панчелазы. «Между нами никогда вражды не было», — заметил он, рассуждая о местных тиграх. Он жил в своем мире, тихом и спокойном, во многом руководствуясь прагматизмом из разряда комических сценок Лорела и Харди[71]. На вопрос, обсуждал ли он с Дункаем гибель Маркова, Копченый ответил: «Нет, мы об этом никогда не говорили. Он все знал и без меня, я тоже об этом знал — что тут обсуждать-то?»

Нападения тигров со смертельным исходом в России случаются нечасто, и до гибели Маркова Трушу лишь однажды пришлось расследовать подобный случай. По большей части работа в инспекции «Тигр» предполагала расследование случаев браконьерства и составления соответствующих протоколов, что не требовало особых усилий и не представляло такой серьезной опасности, какой они подвергались сейчас. Как правило, показания снимались только с непосредственных подозреваемых и вероятного посредника; определенную роль также играли местные информаторы. Первым эпизодом со смертельным исходом, которым довелось заниматься Трушу, была гибель Хоменко. Эта трагедия в точности соответствовала обычному сценарию нападения зверя на охотника: была спровоцирована человеком, произошла спонтанно, и никакие третьи лица не пытались скрыть улики. В человеческом мире это назвали бы убийством третьей степени: самозащита, повлекшая смерть в силу скорее случайности, чем злого умысла. А вот нападение на Маркова выглядит куда серьезнее: это уже ближе к убийству первой степени, предумышленному и цинично спланированному. Однако на ранней стадии расследования ни Труш, ни кто-либо другой еще не могли предположить, какую опасность этот тигр может представлять для местного населения. Труш надеялся, что Марков, как и Хоменко, останется единственной жертвой зверя, который потом просто вернется к охоте на обычную для него дичь. Но было слишком поздно, тигр уже миновал точку невозврата.

Последним в тот день Труш допрашивал Петра Жоркина. Перед этим он конфисковал у Жоркина патроны для незарегистрированного ружья и поэтому вряд ли мог рассчитывать на дружелюбное отношение. Показания лесоруба Труш записал слово в слово: «Я одно могу сказать: если тигр решил кого-то убить, его не остановишь». Вообще Жоркин чересчур высоко ценил собственное мнение, на чем бы оно ни было основано, но на сей раз его слова оказались пророческими. Воскресным вечером, когда Труш уже возвратился в Лучегорск и начал печатать отчет о случившемся, тигр снова вышел на охоту.

Глава 11

История кошек — это история мяса.

Элизабет Маршалл Томас, Племя тигра[72]

Погребальный костюм Маркова прислали из Лучегорска в субботу, 6 декабря. В тот день Зайцев, Дворник и Онофрейчук набрали охапки дров и отправились на деревенское кладбище. Из головы у них никак не шел тигр, оставшийся где-то в лесу — где именно, они не могли знать, только надеялись, что не слишком близко. Из некоего абстрактного понятия в их сознании тигр превратился в страшную реальность всего пару дней назад. Конечно, им и раньше доводилось слышать разные истории, встречать в лесу тигриные следы, терять собак, но только теперь каждый чувствовал присутствие тигра всем нутром — как будто зверь перешел в другое, более близкое к ним измерение. Никогда раньше им не приходилось ощущать тигра так явно, как в хижине Маркова, и каждый теперь находился под гнетом этих воспоминаний денно и нощно. Лес выглядел так же, как прежде, но он был уже не тот. Обуревало беспокойство о детях: где они, в безопасности ли?

Расчистив снег для могилы Маркова, мужчины развели костер, чтобы земля оттаяла. Температура в Бикинской долине уже около месяца не поднималась выше -25, а в последние дни столбик термометра упал аж до -40. Земля, промерзшая на добрый метр в глубину, была твердой, как гранит, и костер пришлось разжечь на всю ночь. Наутро они возвратились, вооруженные кирками и лопатами, и выкопали могилу. Вечером все трое, одурманенные алкоголем, в сопровождении нескольких соседей взяли то немногое, что осталось от неутомимого шутника Маркиза, и сложили в гроб, кое-как облачив останки в костюм. В нагрудный карман вложили пачку сигарет, закрыли покойника белой простыней и наглухо заколотили крышку гроба.

Воскресным утром похоронная процессия из большинства обитателей Соболиного направилась в сторону кладбища. Гроб везли на грузовике, люди шли следом. Стоял трескучий мороз, около -35. Ни песен, ни маршей, ни транспарантов, как бывало в советские времена. «Шли в молчании, — вспоминала охотница баба Люда. — После того, что тигр сделал, ни у кого слов не было. Пришли, поплакали, похоронили».

Тамара Борисова еле держалась на ногах. В Соболином нет церкви, и, хотя вниз по реке в Красном Яре жила шаманка, в радиусе ста километров в округе не было ни одного священника — три поколения коммунистического режима позаботились об этом, так что жители деревни предали тело Маркова земле без отпевания. Не имея четких представлений о таинстве погребения, они соблюли ряд формальностей, предоставив каждому из присутствующих самому гадать, какая вечность ожидает их друга и соседа.

Фактически перерождение уже произошло с Марковым: он стал сгустком энергии в наиболее приземленном, животном смысле. Когда его друзья и соседи опускали в землю непривычно легкий гроб, его плоть и кровь уже служили источником силы для голодного раненого зверя, направлявшегося прямиком в сторону Соболиного.

Крадущийся тигр производит впечатление уверенного в себе убийцы, но оно бывает обманчивым: для того чтобы выжить, тигр вынужден убивать крупную дичь примерно раз в неделю, и только в ряде случаев (от 10 до 70 процентов) его атаки оказываются успешными. Такая низкая эффективность дорого обходится — животное тратит массу сил впустую. Поэтому, даже будучи раненым, тигр не позволяет себе ни минуты отдыха — он не может питаться подножным кормом, как медведь, не уйдет на зеленые пастбища, как копытные, и сородичи не станут делиться с ним своей добычей, как это принято у львов. Жизнь тигра, особенно самца, проходит примерно так же, как у акулы, преимущественно в одиночестве: поохотился, поел, переварил, а потом снова пора на охоту — и так всю жизнь до самой смерти.

Эта рутина ненадолго расцвечивается периодами спаривания. Моменты нежности и ухаживания, как правило, приходятся на зимние месяцы и безошибочно узнаются с первого взгляда. Англичанин Артур Стрейчен, охотник на тигров, писатель и художник, так описывал встречу двух бенгальских тигров:

…Самец медленно подошел[73], всем видом показывая, что не замечает свою подругу, в то время как она всем телом прижалась к земле, распластавшись, словно кошка, обнаружившая добычу.

С горящими глазами, прижав к голове уши и яростно размахивая хвостом, она меньше всего напоминала любящую супругу. Подпустив тигра на близкое расстояние, она прыгнула на него, словно желая растерзать, подняла переднюю лапу и нежно потрепала по щеке. Затем подняла голову и явно его поцеловала.

Самец сперва проявлял показное равнодушие к ее заигрываниям, но когда она потерлась о его ноги и начала игриво покусывать их, он вальяжно развалился на земле, и двое восхитительных животных сплелись в шутливой схватке. Все происходило в абсолютной тишине, за исключением редкого клацанья зубов, когда их широко раскрытые пасти случайно соприкасались друг с другом.

То сливаясь в тесном объятии, то пиная друг друга задними лапами, то нанося мягкие удары передними, они катались по земле около четверти часа…

Впрочем, такие проявления нежности довольно редки. Когда тигрята появляются на свет, мать продолжает охотиться самостоятельно, только с удвоенным рвением, потому что теперь ей нужно кормить детенышей и при этом оберегать их от самцов, которые время от времени покушаются на жизнь собственного потомства. Пристрастие к мясу у тигра врожденное, а вот способность его добыть — нет, поэтому тигрица должна еще научить своих детей охотиться. Как правило, тигрица приносит от двух до четырех тигрят в одном приплоде, и они остаются при матери до двух, а то и трех лет, в течение которых она должна обеспечивать детям тепло, пищу и безопасность. Кроме того, мать демонстрирует тигрятам навыки, необходимые каждому хищнику: как выследить и убить дичь. Постепенно они начинают охотиться самостоятельно, но мать продолжает следить за тем, чтобы они не пострадали от собственной неопытности и не умерли от голода, параллельно успевая заботиться и о своем непомерном аппетите. Учение всегда дается нелегко, особенно в тайге, где тигрятам грозят и холодные зимы, и несчастные случаи на охоте, и враждебно настроенные самцы.

Когда тигрята готовы оторваться от матери, они уже почти достигают размеров взрослой особи, хотя от половой зрелости их еще отделяет пара лет. Некоторые тигрята остаются с матерью дольше других, но это, как правило, юные самки, контролирующие небольшие территории и потому имеющие больше шансов не вызвать гнев матери и доминирующего в той местности самца. В силу генетики и пищевой конкуренции мать не желает держать при себе молодых самцов и прогоняет их от себя в возрасте двух-трех лет. Изгнание юных самцов больше всего напоминает ссылку: у них есть шансы выжить, но гораздо больше вероятность погибнуть по ряду причин. Они могут пострадать и от кабаньих клыков, и от лосиных копыт, кроме того, на тигрят иногда нападают крупные медведи. Доминантный тигр может убить тигренка или попросту прогнать со своей территории, а поскольку собственной юнец еще не обзавелся, ему приходится жить на задворках, перебиваясь кое-как.

В суровых условиях тайги новичку приходится нелегко: ему грозят смертью и проезжающий автомобиль, и капкан, и охотник, не говоря уже о сорокаградусном морозе или риске растянуть лапу в глубоком снегу. К сожалению, подчас отсутствие собственной охотничьей территории и недостаток опыта заставляют молодого тигра нападать на собак или домашний скот, и тут ему грозит уже не тайга, а фермеры. Как бы то ни было, прежде чем тигр получает необходимый опыт, умение и стремление застолбить и охранять свою территорию, проходит несколько мучительных лет, в течение которых каждый его день может стать последним. Но каким бы сильным и умелым он ни стал, даже в случае победы из битвы за территорию он может выйти калекой. Тигр с его клыками, когтями, ловкостью и силой — это такая машина для убийства, что когда двое сходятся в схватке, обойтись без серьезных потерь попросту невозможно. Иными словами, каждый взрослый самец должен пройти огонь, воду и медные трубы. Преодолеть все трудности и остаться в живых удается только истинным воинам.

Утром во вторник, 9 декабря, нападение на Маркова было на первых полосах всех газет. «Закон джунглей» — гласил заголовок в приморском издании «Комсомольской правды», некогда популярной пропагандистской газеты. Под фотографией тигриной морды бежал подзаголовок: «Тигрица отомстила за смерть детеныша».

Расследование по делу Маркова велось всего три дня, но факты, слухи и домыслы уже успели так переплестись между собой, что инспекции «Тигр» предстояла трудная задача: распутать этот клубок и разобраться в противоречивой информации. Труш и его группа патрулировали район, наводили справки и опрашивали людей. Конечно, среди того, что им рассказывали о занятиях Маркова, было зерно истины. Все истории были подчинены общей теме: до нападения Марков чем-то насолил тигру, и тот начал охоту на него из чувства мести. Однако положение осложнялось тем, что историй было много и речь шла не об одном тигре. За последний год Марков все больше и больше времени проводил в своей хижине в Панчелазе, и за это время ему не раз доводилось встречать тигров. Возможно, их привлекали собаки или была какая-то другая причина, но всем начало казаться, что Панчелаза превратилась в эпицентр тигриной активности.

Те, кто был близко знаком с Марковым, включая и Сергея Бойко, утверждали, что Марков незадолго до случившегося убил тигренка. Житель Ясеневого, бывший лесозаготовщик Бойко довольно высок ростом и в свои сорок с хвостиком похож на кудрявого, бородатого русского Бахуса, хотя при этом совсем не пьет. «В тайге ничего не скроешь, — рассуждал он. — Милиция может чего-то не узнать, но мы-то всегда узнаем». Когда-то Бойко работал вместе с Марковым и Онофрейчуком и долю таежника знает не понаслышке. «Я провел всю жизнь в тайге, — сказал он. — Мне многое довелось испытать, приходилось и браконьерствовать. Я о таких вещах врать не стану».

Бойко повезло больше, чем другим: ему удалось найти постоянную работу по обслуживанию одного из недавно возведенных мостов на шоссе в десяти километрах к западу от хижины Маркова. Вокруг кособоких рабочих бараков, расположившихся вблизи этих мостов, нередко появлялись тигры, и сторожевые псы обычно долго там не протягивали. Один из коллег Бойко, тощий старик, словно сошедший с дагерротипа, до сих пор хранит металлический продуктовый ящик, покореженный когтями любопытного тигра. Бойко был уверен, что нападение на Маркова было связано с предпринятой ранее в ту же зиму им и несколькими местными жителями (включая Онофрейчука и еще одного пожилого охотника по имени Федор Нисов) попыткой истребить целое семейство тигров. «Они тогда пошли вместе, — рассказывал Бойко. — У одного был шестнадцатый калибр, у другого двенадцатый, помощнее. Им удалось серьезно ранить тигрицу, и она убежала вверх по реке. Начавшийся снегопад помешал им ее выследить. Оставшегося тигренка убили, а шкуру выменяли на „буран“».

Дмитрий Пикунов, посвятивший себя изучению тигров и знакомый со многими жителями Бикинской долины, тоже слышал эту версию, но не считал ее заслуживающей доверия. Как бы то ни было, она, как и история Хоменко, обросла деталями и получила широкое распространение: известный браконьер Марков, злостный нарушитель федеральных законов, охотник на тигров, убил тигренка и сам был убит раненой тигрицей, жаждущей мести. Всё, дело закрыто. Такова была версия, предложенная близкими знакомыми Маркова, не являвшимися, впрочем, непосредственными участниками событий. На ее основании придумывались заголовки газет, а у Труша появилась надежда, что на этом все и закончится: отомстив за детеныша, тигрица вновь растворится в лесу.

Весь сюжет был построен на принципе возмездия: вроде бы еще до того, как его сожрал тигр, Марков сам лакомился тигриным мясом. «На вкус как цыпленок», — как-то раз с усмешкой бросил он Денису Бурухину.

«Я не мог понять, правду он говорит или шутит, — вспоминал потом Бурухин. — Но с Маркизом никто не мог знать этого наверняка».

Этот слух дошел и до Евгения Смирнова, охотинспектора из Красного Яра, и совсем не показался ему безосновательным. По словам Смирнова, тигриное мясо очень вкусное — не такое нежное, как у рыси, но для ценителей это истинный деликатес. У Юрия Труша даже есть рецепт приготовления. Когда он и еще несколько местных жителей свежевали тушу тигра, убившего Хоменко, они договорились, что те могут оставить себе мясо, а Труш заберет шкуру и скелет. Однако когда он ненадолго отвлекся, один из помощников сбежал, утащив голову тигра. Труш выяснил, кто это был, пришел к нему домой и спросил, зачем он так поступил. «Холодец хотел сварить», — стыдливо пробормотал мужчина.

Это были голодные годы для Приморского края, и они еще не ушли в прошлое. Люди, живущие по берегам Бикина, голодают до сих пор и стараются делать запасы всеми правдами и неправдами. Человеку вроде Маркова казалось разумным и справедливым съесть того, кого он убил, — будь то тигр или кто угодно. «Я пробовал тигра, — рассказывал Труш. — Вся моя семья пробовала. Мясо довольно необычное, чуть сладковатое, но больше я его есть не стал бы: с тех пор, как в 2000 году увидел тигра, который пожирал полуразложившийся труп коровы. Он заглатывал мясо прямо с червями, это было отвратительно».

Кроме истории вендетты между тигрицей и Марковым, в долине ходили и другие, тоже довольно правдоподобные слухи о его сложных взаимоотношениях с местными тиграми, но на ранних стадиях расследования Труш не обращал на них внимания. Поначалу недостаточный опыт чтения тигриных следов подвел его, пусть и ненадолго. А между тем эмоциональные, но не слишком надежные рассказы его информаторов противоречили куда более последовательной стенограмме событий, записанной на снегу. Истина скрывалась в отпечатках лап: очень скоро стало очевидно, что следы вокруг хижины Маркова были слишком велики — их не могла оставить самка.

Тем не менее версия о мстительной тигрице получила подтверждение, когда в четырехстах метрах к востоку от хижины Маркова обнаружили ловушку для тигра. Это была прочная деревянная клеть в рабочем состоянии и очень искусно сделанная: два метра в высоту, один в ширину и шесть в длину. В дальнем конце ее был вбит колышек с цепью для приманки — живой собаки. От входа к приманке было проложено несколько прикрытых ветками и связанных между собой прочным тросом волчьих капканов. В тайге столь хитроумное изобретение может служить только одной цели, так что находка укрепила Труша и остальных в подозрении, что Марков из нищих браконьеров перешел в высшую лигу поставщиков тигров на черный рынок.

Узнав, что произошло с Марковым, Иван Дункай был изумлен. «Когда он пропал на четыре дня, я решил пойти его искать, — объяснил Дункай. — Я пришел [в лагерь Жоркина], а они мне и говорят: Маркова съел тигр. Как такое может быть? Чушь какая-то! Мы про такое не слыхали никогда! Что значит — съел тигр? Вот прямо так взял и съел?»

А вот Сергей Бойко не особо удивился — возможно, потому что знает, что значит перебежать дорожку тигру. «Мы с одним охотником как-то раз забрали часть добычи тигра, — рассказывал он. — Увидели, что тигр убежал, и отрезали себе с туши немного мяса. Все брать не стали — этого делать нельзя. В тайге закон: нужно делиться. Вернувшись на то же место на следующий день, мы обнаружили, что тигр не тронул остатки туши. После этого случая наша охота пошла прахом: тигр ломал все наши ловушки, распугивал дичь, которая приходила на нашу приманку. Стоило какому-то животному оказаться в окрестностях, он прогонял его своим рыком. Вот так он нас и проучил: целый год не давал охотиться. Должен вам сказать, тигр — необыкновенный зверь: сильный, умный и очень злопамятный».

Опыт Бойко не уникален. Что амурский тигр ревностно охраняет свою территорию и может долго помнить обиду — факт уже давно признанный, хотя и обросший невероятным количеством легенд. Что поражает в тиграх — и в то же время пугает — это их способность к абстрактному мышлению. Тигр мгновенно воспринимает новую информацию (или, если можно так выразиться, оценивает улики), определяет ее источник, мотив и предпринимает соответствующие ответные действия[74]. Бывший охотовед Сергей Соколов сейчас занимается исследовательской работой в Институте устойчивого природопользования Приморского края. «С научной точки зрения, — объяснял Соколов, — можно утверждать, что чем разнообразнее питается животное, тем выше его умственное развитие».

В подтверждение сложности мыслительных процессов тигра Соколов описал случай, произошедший с охотником на подведомственной ему территории в верховьях реки Перевальная, в центральном Приморье южнее Тигриной горы:

Кабаны в тех краях встречались редко, потому что для них там было мало пищи. А вдобавок еще и тигр регулярно наведывался в окрестности его охотничьей хижины, распугивая тех немногих кабанов, что там все же водились. Поэтому охотник решил разделаться с тигром и установил огнестрельную ловушку. В первый раз он неправильно закрепил ружье, и хотя оно выстрелило, тигр не погиб: ему только опалило шкуру. Охотник установил ловушку заново и позже, по следам, выяснил, что тигр дотронулся до шнура, ведущего к спусковому крючку, ружье выстрелило мимо, и тигр, медленно отступив, направился вслед за охотником. Он понял, кто здесь был, кто установил ловушку, и попытался его убить. Он даже не брал след — шел прямиком к хижине, как будто по компасу.

Охотник потом рассказывал мне: «Я колол дрова на улице, вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд, обернулся и увидел тигра — метрах в тридцати от меня, уши прижаты назад, явно к прыжку приготовился». Охотник вбежал в дом и три дня не высовывался ни под каким предлогом, даже нужду приходилось справлять в ведро. Он был не слишком образованным человеком, в обычной жизни даже писем практически не писал, но за эти три дня в нем проснулся Лев Толстой — он подробно описал все, что с ним случилось. Он думал, что тигр в конце концов неминуемо его убьет, и хотел, чтобы люди, по крайней мере, знали, как это произошло. Спустя три дня он наконец вышел из дома, осмотрелся и обнаружил место, где тигр его караулил. Судя по количеству растаявшего снега, тигр провел там не один день. После этого случая тигр ушел из тех мест.

Бывшему руководителю инспекции «Тигр» Владимиру Щетинину не раз приходилось расследовать нападения тигров, и за тридцать лет у него накопилось немало похожих историй. «Мне и моим подчиненным довелось по меньшей мере восемь раз заниматься подобными делами, — рассказывал он в 2007 году, — и мы все пришли к одному выводу: если охотник стрелял в тигра, тигр его выследит, даже если ему для этого потребуется два или три месяца. Тигры определенно могут сидеть и ждать именно того охотника, который стрелял в них».

Стоит серьезно задуматься вот о чем: в каждом из этих восьми случаев прослеживается довольно опасная тенденция. Во-первых, тигр всегда знал, кто именно угрожал его жизни. Кроме того, у него всякий раз были возможность выследить этого человека и настойчивое желание это сделать. В краткой статье энциклопедии «Млекопитающие Советского Союза», посвященной нападениям тигров на человека, сказано: «Обычно нападали звери, раненные самострелом, или при преследовании их охотниками, и лишь в очень редких случаях без повода со стороны человека»[75]. Сам факт, что тигр не нападает без повода, свидетельствует о его умении абстрактно мыслить: тигры научились реагировать на непосредственную физическую угрозу со стороны других животных и на косвенную угрозу в виде огнестрельного оружия. Ведь они изначально не знают, что такое ружье и как оно действует. Чтобы связать в одну сложную причинно-следственную цепочку выстрел, раздавшийся в воздухе, внезапно пронзившую тело боль и человека, который может находиться на расстоянии нескольких десятков метров, умение абстрактно мыслить необходимо по определению. И хотя многие высшие животные способны установить эту причинно-следственную связь, очень немногие предпринимают ответные действия, как тигр. А если учесть, что обиду он помнит долго, все это в совокупности создает человеку серьезную проблему.

Крис Шнайдер, американский ветеринар из штата Вашингтон, злопамятность тигра испытал на себе. На протяжении своей карьеры Шнайдер не раз лечил цирковых животных, включая тигров, и время от времени должен был делать им болезненный укол снотворного в ляжку. Между лечением и следующими гастролями цирка в этом городе мог пройти год и даже более, однако в тот момент, когда ветеринар оказывался перед клеткой, на нем тут же останавливался пристальный взгляд зверя. «Я надевал разные шляпы, пытался как-то изменить свой облик[76], — рассказывал Шнайдер, — но стоило мне войти в помещение, он не спускал с меня глаз, поворачивая голову вслед за мной, куда бы я ни направился. От этого по спине холодок пробегал». Он назвал взгляд тигра «пронзительным»: «Они смотрят как будто сквозь тебя: взгляд нацелившегося хищника. Думаю, большинство из этих кошек пригвоздили бы меня на месте, будь у них такая возможность».

У американских полевых биологов Джона Гудрича и Дейла Микеля, работающих в Сихотэ-Алинском заповеднике над проектом «Сибирский тигр», проводимым под эгидой Общества охраны дикой природы (Wildlife Conservation Society), опыт совершенно противоположный. Более пятнадцати лет они живут и трудятся в поселке Терней на восточном побережье Приморского края, и за эти годы им доводилось отлавливать, усыплять, обследовать и снабжать радиоошейниками десятки тигров — некоторых не по одному разу. Однако, несмотря на то что мужчины годами находились во владениях тигров, им ни разу не пришлось столкнуться с тигриной вендеттой. «Как биологу, мне трудно поверить в тигров-мстителей, — прокомментировал Микель, — но если рассматривать это как своего рода миф или особенность местного восприятия животных, то тема довольно интересная». «Если бы тигры умели мстить, — подхватил Гудрич, — я бы уже был мертв».

Неизвестно, способны ли тигры отличить человека, который целенаправленно желает причинить им боль или ранить, от тех, кто ловит их, обследует, а затем выпускает на волю, не причинив вреда. По этой причине не представляется возможным отдать предпочтение одной из двух противоположных точек зрения, каждая из которых основана на богатом личном опыте. В конце концов все может зависеть от конкретной ситуации — и от конкретного животного. Кроме того, по словам Микеля, «то, что тигр обычно делает, и то, на что он способен, — совсем не одно и то же».

Лучше понять способность тигра к мести можно на примере его отношения к территории и собственности, то есть добыче. В сознании тигра, как и в сознании охотника, эти два понятия практически неотделимы друг от друга. Чувство собственности у тигров, особенно у самцов, выражено предельно ярко: это одна из основных черт их характера, сильно влияющая на поведение животного, особенно когда дело касается территории, спаривания или пищи. Свои границы ревностно охраняют как самцы, так и самки, но именно самец будет насмерть стоять за свою территорию, словно средневековый феодал или современный мафиози. Амурский тигр чувствует себя абсолютным владельцем и царем своего мира: в лесной иерархии он стоит на высшей ступени. Самец может отступить только перед натиском другого, более сильного тигра или, в исключительных случаях, большого бурого медведя. Больше в тайге он никого не боится, и поэтому не раз тигры, почувствовав угрозу или подвергнувшись нападению, набрасывались на вертолеты с верхушек деревьев или очертя голову кидались на открывших по ним огонь людей.

Поединки между животными редко приводят к смертельному исходу, поскольку убийство сильного противника сопряжено с большой опасностью для собственной жизни и требует очень много сил. Вообще в природе смерть — это побочный продукт: хищник убивает дичь не ради убийства как такового, а чтобы пища полежала спокойно, пока ее поедают. Аналогичным образом в борьбе за территорию задача животного не уничтожить соперника, а доказать свое превосходство и вынудить его уйти. Как правило, животные, в том числе тигры, стараются по возможности избегать конфликтов, поскольку драки порой обходятся слишком дорого и жизнь в условиях дикой природы не всегда позволяет такую роскошь. Большинство хищников, например, леопард или волк-одиночка, скорее откажутся от спорной добычи, чем будут рисковать своей шкурой. Но тигры устроены иначе: со своим врагом самец амурского тигра может быть коварным, жестоким и мстительным. Он, как царь Ирод, готов погубить не только чужих детенышей и молодых самцов, но и собственных. Из наблюдений охотников и биологов следует, что амурский тигр временами начинает убивать медведей и диких кабанов просто из принципа. Стайные животные иногда нападают, даже не будучи спровоцированными, но из одиночек именно тигр действует с наиболее изощренной жестокостью.

В Приморье тигры довольно часто охотятся как на черных, так и на бурых медведей, и это поразительно, потому что ни одно другое животное в здравом уме не станет связываться с бурым медведем. Русский бурый медведь относится к тому же виду, что американский гризли; его вес может достигать 450 килограммов, а о его силе и жестокости слагают легенды. И тем не менее известны случаи, когда эти медведи убегали, завидев тигра. «В январе 1941 года я набрел на след очень крупного бурого медведя, — писал тигровед Лев Капланов. — Он шел по лесу и, наткнувшись на следы тигрицы с выводком, пустился бегом прочь»[77].

В общем-то даже средних размеров бурый медведь вполне мог бы составить конкуренцию любому тигру. Так почему же тигр готов вступить в единоборство со столь опасным соперником? И почему в случае поединка он не останавливается до тех пор, пока не разорвет медведя на мелкие кусочки и не разбросает их по месту схватки? Его мотивы еще не до конца поняты и изучены, но есть свидетельства, подтверждающие, что такие эпизоды нередки. Неудивительно, что именно тигра, а не большого бурого медведя коренные местные жители вроде Ивана Дункая и его сына Михаила называют царем леса[78].

Считается, что до прихода китайских золотоискателей и русских поселенцев в Приморье практически не бывало случаев противостояния тигра и человека. Дичь в изобилии водилась в здешних лесах, население было относительно малочисленно, и в обширных джунглях прибрежной Маньчжурии места хватало всем и каждому. К соседству с тиграми давно уже привыкли все народы эвенкийской группы: маньчжуры, удэгейцы, нанайцы и орочи. Они знали свое место и, почитая тигра как высшее божество, старались по возможности не попадаться ему на пути. Однако в XVII веке, когда в регион начали стекаться русские колонисты, хрупкое равновесие было нарушено. Жители Красного Яра до сих пор вспоминают, как их прадеды описывали русских: огромные рыжеволосые существа с голубыми глазами и кожей белой, как у покойника.

В числе новых поселенцев на Дальнем Востоке появились христианские миссионеры, которые, даже будучи безоружными, сумели при помощи одной лишь напористой проповеди оказать серьезное влияние на местный социум. В середине XIX века на Дальнем Востоке был широко распространен шаманизм («шаман» — слово из эвенкийского языка). Коренное население искренне верило, что шаманы служат могущественным богам и поэтому могут управлять силами природы. Поэтому пренебрежительное отношение миссионеров к шаманам и уничижение их могущества современными технологиями стало для них настоящей катастрофой, повлекшей утрату власти и положения. Отчасти это можно сравнить с тем, что испытало русское дворянство, когда большевики захватили власть.

В Приморье этот болезненный процесс продолжался до 1950-х годов. От шаманов ведет свой род удэгейский писатель Александр Кончуга, он вырос в их окружении. «Местные власти ничего не запрещали, — рассказывал он. — Отношение было простое: если ты бьешь в бубен по ночам, это твое дело. Но чиновники в областных центрах были настроены более решительно, и в 1955 году, когда я был еще студентом, в дом бабушки моего двоюродного брата пришла милиция. Кто-то донес, что она была шаманкой, и милиция конфисковала и сожгла ее бубны. Она не пережила такого удара, повесилась». Посредством бубнов шаман общается с миром духов, путешествует по нему. Бубен для шамана — жизненно важный орган, без которого он попросту не может жить.

Помимо нарушения духовных и социальных связей существенный урон был нанесен окружающей среде. Одна из нанайских легенд, записанная в 1915 году, начинается словами: «Однажды, еще до того, как русские сожгли лес…»[79] В этом, как и во многом другом, нашествие русских на Дальнем Востоке напоминает нашествие американцев на Западе. На обоих рубежах имели место торговля пушниной и золотоискательство, были первопроходцы, которые проложили путь по морю и по материку, а уже вслед за ними устремились поселенцы, солдаты, промышленники, начавшие добычу природных ресурсов и проложившие железную дорогу. Однако по ширине Россия почти вдвое превосходит Соединенные Штаты, и хотя свое нашествие русские начали более чем на столетие позже американцев, сочетание экономических, политических и географических факторов сильно замедлило процесс. Тем не менее к 1850 году стало очевидно, что ничто уже не вернется на круги своя ни на одном, ни на другом побережье северной части Тихого океана.

Если развернуть географическую карту и, совместив параллели времени, проследить ход истории на евразийском и американском континентах, то выяснится, что для обоих Европа стала эпицентром мощной взрывной волны, которая принесла с собой как новую идеологию и технологию, так и новые вирусные заболевания с алкоголизмом. В России первыми носителями и провозвестниками перемен стали казачьи отряды. Это были евразийские конкистадоры, легендарные конные воины из личной охраны русского царя, разведчики, которым в ходе покорения Сибири пришлось испытать серьезные лишения — сначала в эпоху торговли пушниной и затем в эпоху колонизации. Коренное население арктического и тихоокеанского побережья, повстречавшееся им на пути, сильно пострадало от их жестокости. Огромное количество местных жителей, включая корейцев и маньчжуров, было убито с плеча, а те, кому удалось уцелеть, были вынуждены платить непомерные подати — преимущественно в виде пушнины. Казаки ни перед чем не останавливались; едва заслышав их приближение, маньчжуры первым делом прятали женщин и детей.

Потерпевшей поражение в Крымской войне в 1856 году России больше негде было применить свои имперские амбиции, кроме как на Дальнем Востоке. Именно казаки вопреки двухсотлетнему договору с Китаем основали первые поселения на берегах Амура. С появления острогов началось завоевание Россией Приморского края. К началу прошлого века казачьи отряды оккупировали большую часть северной Маньчжурии. «Полудикари, черноглазые и неистовые, лучшие наездники в мире, они не слишком ценят вашу жизнь, как, впрочем, и свою»[80], — писал сэр Джон Фостер Фрейзер, британский журналист, в 1901 году путешествовавший вместе с казаками в Харбин — город, построенный русскими в глубине китайской Маньчжурии, в трехстах километрах от границы. Оттуда Фрейзер вернулся в равной мере тронутый казачьим гостеприимством и пораженный их безудержной отвагой. «В атаке им нет равных… Русская песня, такая проникновенная, жалостливая и непостижимая! Тот, кто хоть раз слышал ее в исполнении казаков в могильной тишине объятой ночью бескрайней равнины, сохранит это впечатление на всю жизнь».

Некоторые казачьи предводители, почувствовав себя вдали от закона и презрев принципы морали, превратились в настоящих головорезов, не гнушающихся ничем ради денег. Вымогательство, грабежи и разбой по обе стороны границы наряду с убийствами на почве национальной розни были повсеместно распространены и в XX веке, даже после того, как в Приморье установилось некое подобие власти закона. (После перестройки эта проблема воскресла вновь.) Те немногие русские, что приезжают в Приморье по доброй воле, остаются и проникаются к нему любовью, как Арсеньев, Труш или Марков, в той или иной степени тяготеют к приключениям и романтике. Они тонко чувствуют природу и в числе прочих причин пускают корни в Приморском крае потому, что здесь она чрезвычайно богата, необычна и трогает душу глубже, чем в любом другом уголке России. Вне всяких сомнений, северные джунгли очаровывают постепенно, однако по плечу они далеко не каждому. Большинству первых поселенцев жизнь в этих краях казалась такой странной и тяжелой, что они попросту разворачивались и уезжали обратно, хотя на возвращение тогда могли потребоваться годы. Тигровед Василий Солкин, обучавшийся мастерству охотника в западной части России, в полной мере ощутил растерянность новичка, впервые очутившегося на Дальнем Востоке: «У меня было чувство, что я попал в ботанический сад, — вспоминал он. — Лес был необычным, странным, даже экзотическим, полным незнакомых мне ранее растений и животных. Я почувствовал себя ребенком в детском саду; все полученные мною охотничьи навыки здесь вдруг оказались бесполезны».

И все же чаще, попав на побережье, русские — зачастую ссыльные — оседали здесь; от их предыдущей жизни оставались лишь воспоминания. В 1870 году население Владивостока насчитывало около семи тысяч человек — выходцев из всех уголков России и тихоокеанского региона. В те дни будущая областная столица напоминала Сан-Франциско, с той лишь разницей, что была куда меньше и примитивнее. Город был так же живописно расположен, под рукой находились богатейшие природные ресурсы, а Тихий океан открывал окно в мир. В отношении региона строились грандиозные планы. Иные мечтатели даже приезжали сюда из-за границы. После Китая России удалось победить Англию, Францию и Соединенные Штаты в гонке за обладание этим стратегическим портом, в котором, как тогда говорили, могут укрыться все европейские флотилии. Это было трудное время, но оно было полно надежд. И алкоголя. В 1878 году налоги, полученные с продаж алкогольной продукции в Приморском крае, в двадцать раз превысили налоги из всех остальных источников, вместе взятых.

Как и во всех городах, расположенных на стыке цивилизации и неосвоенных земель, соотношение мужчин и женщин во Владивостоке было крайне неравномерным, и многочисленным холостякам приходилось искать себе другие развлечения — например, играли они в одну безумную игру сродни русской рулетке. Около 1895 года с одним из игроков побеседовал российский исследователь, путешественник и писатель Дмитрий Шрейдер. Царская цензура пропустила его книгу «Наш Дальний Восток» в печать в 1897 году. Приведенный ниже отрывок наталкивает на мысль, что Гоголь писал свои зарисовки с натуры.

— Вот в ту же эпоху [1870-е], на почве все тех же бесплодных стремлений к сплоченности и к объединению, у нас, с легкой руки одного обывателя, и возникло одно учреждение, — клуб, не клуб, вернее — кружок, носивший оригинальное название: «клуб ланцепупов»[81]. Теперь-то, пожалуй, и забыли о нем…

— Вот странное название, — заметил я. — Что ж это было за общество, какие оно преследовало цели?

— Цели? — не без ехидства переспросил меня мой собеседник. — Цели, как водится, сначала хорошие: этот «клуб ланцепупов» поставил своей задачей противодействовать разобщенности и разъединенности нашего общества. Он имел в виду сплотить, объединить своих членов, собирать их в одно определенное место, в заранее определенное время, для взаимных бесед, для обмена мыслей и прочее. Только недолго сохранял «клуб ланцепупов» свой первоначальный характер… <…> И превратился очень скоро наш клуб во что-то до такой степени несуразное, что стыдно и вспомнить… <…> Например, как вам нравится игра в охоту на тигра…

— На тигра? Я что-то не слышал о существовании подобной игры…

— То-то и я раньше не слышал, да как пожил здесь — узнал… И теперь еще игру эту помню, особенно перед дождем или пургой… <…>

Рассказчик заворотил рукав сюртука и обнажил свою руку. Я посмотрел и увидел выше локтя следы большой раны, произведенной, по-видимому, огнестрельным оружием. Между прочим, я тут только впервые заметил, что мой собеседник не совсем хорошо владеет этой рукой. <…>

— Послушайте, — сказал я ему, — все это мне нисколько не разъясняет того, о чем вы мне только что говорили. И я еще меньше прежнего понимаю, при чем же здесь тигр?

— Не понимаете? Конечно, — смущенно пробормотал он, — откуда и знать вам… Таких игр не бывает… Да ведь тигр-то был я! — неожиданно воскликнул рассказчик и улыбнулся во всю ширину своего добродушного лица.

— Вы?!

— Я… Бы удивляетесь!.. Но ведь это так просто… Мы тушили огни, закрывали циновками окна, назначали кого-нибудь тигром… положим, меня… Товарищи и сочлены вооружались заряженными револьверами… стреляли… «по шороху», т. е. в ту сторону, где слышался шум шагов тигра, т. е. моих… Ну, а я, понятно, сняв сапоги, по условию, в одних лишь чулках пробирался по стенам, стараясь (мебель заранее всю выносили) ступать так мягко, неслышно, как пантера… Да однажды не выдержал роли: споткнулся, ну и получил пулю в руку… Хорошо, что не в сердце…

Я с удивлением слушал этот странный рассказ и не верил своим ушам.

— Послушайте, да ведь это, если хотите, игра… в убийство, а не в охоту на тигра… Закрыть окна, потушить все огни и стрелять в человека… Ведь это — верная смерть…

— Ну, не совсем — вы видите: я жив… Притом же мы рассуждали иначе: мрак, темнота, по нашему мнению, служили наибольшей гарантией безопасности этой… если хотите, забавы для «тигра». При свете огня — смерть вернее: не уйдешь от стрелка… <…> Ну, а во тьме — ищи «тигра»! Кроме того, по установленным правилам стрелять можно было лишь «тигру» под ноги <…>.

— Но ведь вам попали в локоть. <…>

— Ну, это случайно…

— Как могли вы, однако, решиться участвовать в такой, простите меня, безумной игре…

— Как?.. Конечно, теперь я без ужаса не мог бы и подумать об этом… Но тогда — не все ли равно?.. Мы тогда очень дешево ценили нашу жизнь…

— И все ваши… забавы бывали в этом же роде?

— Нет, другие были более невинны…

В то же самое время, когда члены клуба ланцепупов охотились на псевдотигров, семья Янковских объявила войну тигру настоящему. Михаил Янковский был выходцем из польских дворян, оказавшихся не по ту сторону баррикад во время Польского восстания 1863 года. За свои «преступления против империи» он был сослан в Сибирь на восемь лет. Первые полтора года прошли, пока он пешком добирался к месту своего заключения. До строительства железной дороги оставалось еще сорок лет, а по обычной дороге проехать было почти невозможно в любое время года. Процессия каторжников напоминала караван, не хватало только верблюдов и романтики. Река обессиленных, кишащих вшами ссыльных медленно ползла на восток, а навстречу ей, утопая в грязи, тянулась вереница повозок, груженных китайским чаем. Летом ни люди, ни лошади не знали спасения от комаров и слепней. Зимой случались такие морозы, что ноздри лошадей от собственного дыхания покрывались слоем инея, и возницам время от времени приходилось останавливаться и прочищать им носы, чтоб они могли дышать. И все равно лошади постоянно мерли, а повозки ломались. «Тяжело ехать[82], — писал Чехов во время своего путешествия по стране весной 1890-го, — очень тяжело, но становится еще тяжелее, как подумаешь, что эта безобразная, рябая полоса земли, эта черная оспа, есть почти единственная жила, соединяющая Европу с Сибирью!» Александр II объявил амнистию, которая позволила Михаилу Янковскому освободиться досрочно при условии, что он никогда не вернется в европейскую часть России. Янковский подчинился этому требованию и выбрал для себя нелегкую жизнь в новых имперских владениях: сначала управлял золотым прииском на острове в Японском море, затем плавал на джонке в Корею, возвращаясь обратно по берегу верхом на лошади. Так чуть южнее Владивостока ему встретился полуостров, обдуваемый со всех сторон ветрами, — комаров по этой причине там не было. Янковский заявил свои права на эту землю и вскоре вступил в территориальную войну с маньчжурской бандой хунхузов («Красные бороды»). Хунхузы сожгли дом его знакомого, подвесили труп его жены к крюку для люстры и похитили его сына. Янковский и его убитый горем приятель примкнули к группе местных корейских охотников и преследовали банду до китайской границы, где во время перестрелки Янковскому удалось убить главаря. После этого он выстроил дом, позаботившись о том, чтобы стены были пуленепробиваемыми, и занялся разведением лошадей и оленей[83].

Олени ценятся не только из-за мяса, но и из-за рогов. В Корее считается, что молодой, еще не затвердевший олений рог («пантуи») обладает омолаживающими свойствами. Порой доходило до того, что корейцы выстраивались в очередь возле загона Янковских, чтобы напиться крови, вытекающей из обрубков рогов, спиленных у живого оленя. Тигр тоже неравнодушен к оленине, так что первые потери Янковские понесли, когда еще не прошло и года с того момента, как они поселились в новом доме. С 1880 по 1920 год тигры убили бессчетное количество их животных: от собак до копытных, а однажды тигр бесцеремонно стащил с лошади одного из наемных работников.

В глазах русских поселенцев тигры были просто-напросто четвероногими бандитами, и Янковские давали им соответствующий отпор[84]. В отличие от почитающих духов удэгейцев, изначально населявших этот край, или осевших здесь позднее китайских и корейских буддистов русские православные вели себя словно собственники, а не дети этих мест. Всерьез конфликт начался (как и в пустыне Калахари между человеком и львами) с появления домашних животных. Но дело было не только в них, а и в отношении новых поселенцев к окружающему миру. Чувствуя себя завоевателями, они не понимали — да и не особо стремились понять, — что представляет собой здешняя культура (и не только человеческая). Как и первопроходцы нового мира на другом берегу Тихого океана, они явились как перст судьбы: с мандатом, иной раз полученным от самого царя. Отношение поселенцев к собственности и к опасным хищникам во многом основывалось на ветхозаветных принципах.

Кроме того, поселенцы были морально готовы занять оборонительную позицию — к этому их приучили постоянные набеги бандитов и хищников. В России волки нападают не только на стада, но и на людей, и, добравшись до тихоокеанского побережья, никто не захочет мириться ни с волками, ни с тиграми. Этим людям и без того уже пришлось через многое пройти.

В течение шестидесяти лет три поколения Янковских преследовали тигров в России, Маньчжурии и Северной Корее, куда часть семьи эмигрировала после революции. Они начали охотиться в целях самозащиты, а продолжали уже из спортивного интереса, иногда подрабатывая проводниками для других охотников. Если подворачивалась оказия, продавали туши — покупателями были исключительно китайцы. Внук Михаила Янковского Валерий участвовал в нескольких таких экспедициях и в 2008 году, в возрасте девяноста семи лет, отчетливо помнил каждую. Подобно давно почившему ветерану «клуба ланцепупов» из книги Шрейдера Валерий Янковский приоткрывает окошко в мир, который давно перестал существовать. «Пожалуй, самыми отчаянными охотниками на тигров были русские, сразу после нас шли [северные] корейцы»[85], — откровенничал он, вспоминая свою юность на побережье.

Мы охотились зимой — с ружьями и собаками, никогда не использовали ни капканы, ни отраву[86]. Однако при охоте на тигра многое зависит от случайности, а не от намерения охотника, и стабильным источником дохода это трудно было назвать. Когда нам удавалось подстрелить тигра, китайские знахари покупали его целиком; особенно их интересовали мясо, сердце и кости. Конечно, ведь считалось, что в тигрином мясе содержатся сверхъестественные силы. А сердце тигра якобы добавляет человеку храбрости. Сами мяса мы не ели, но однажды, в 1943 году, мне довелось попробовать его на вкус — отваренным с мисо. Оно было жирное и удивительно вкусное, немного похожее на баранину.

В глухом корейском лесу тигры порой нападают на людей и убивают. Когда такое случается, семья охотника уходит из тех мест. Я собственными глазами видел охотничьи хижины с выбитыми тигром дверьми. Слышал и о том, что тигры разрывают свежие могилы, но сам никогда не видел подобного.

По характеру тигр — зверь коварный, осторожный и кровожадный. Идя по его следу, всегда ощущаешь его присутствие, исходящую от него угрозу. Однажды на отца бросился раненый тигр, и мой брат спас его, застрелив зверя. В те далекие дни в окрестностях Владивостока тигры постоянно убивали скот. [Как и дед,] отец объявил тиграм войну, собственными руками уложил семерых. Это были наши злейшие враги.

Отношение Янковского весьма показательно. Несмотря на то что по возрасту он принадлежит к поколению между Дерсу Узала и Иваном Дункаем, его опыт общения с тиграми отличается от их опыта так сильно, словно речь идет вообще о другом животном. Спустя сто лет Василий, сын Ивана Дункая, описывал свое отношение к местным тиграм совсем иначе, чем первые русские поселенцы: «Поймите, в тайге два охотника: человек и тигр, — говорил он в марте 2007 года. — Как профессиональные охотники, мы уважаем друг друга; у него один путь, у меня другой. Иногда наши пути пересекаются, но мы не вмешиваемся в дела друг друга никаким образом. Тайга — его дом; он здесь хозяин. Я тоже хозяин в своем доме, но он-то постоянно живет в тайге, а я только время от времени».

Разница подходов Янковского и Дункая обнажает глубинный конфликт не между русскими поселенцами и коренным населением, а между человеком и тигром — конфликт, основанный на неоднозначной роли человека в мире живой природы. Поселившиеся в Приморье русские вели себя так, словно этот край был отдан им во владение — подобно тому, как земля изначально была отдана Богом Ною: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю; да страшатся и да трепещут вас все звери земные» (Быт.9:1–2). Эти слова подразумевают, что в лесу может быть только один царь. Однако в другом контексте эти строки могут быть применимы как к человеку, так и к тигру; Бог недвусмысленно отдает в их распоряжение и землю, и все, что на ней: «Все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все» (Быт. 9:3).

В 1857 году, когда Приморский край юридически еще принадлежал Китаю, губернатор Восточной Сибири (ставленник царя, а стало быть, и самого Господа Бога на Дальнем Востоке) примерно теми же словами обратился к отъезжающим в Приморье: «Господь да пребудет с вами, дети мои! Теперь вы свободны. Возделывайте землю, сделайте ее русской и начните на ней новую жизнь!»[87] Янковские, как и большинство первых поселенцев, приняли этот завет к сердцу и постарались воплотить его в приморской тайге. Решение было не самым разумным, поскольку тигры значительно раньше них заявили свои права на лес и заключенные в нем богатства: из двух миллионов лет только в течение последних двухсот люди пытаются эти права оспаривать. Как бы высоко ни была развита у тигров способность адаптироваться к изменяющимся условиям жизни, к таким переменам они все-таки не готовы. Неуступчивость хищника против беззастенчивой наглости человека с его оружием и домашними животными — это дуэль, чреватая катастрофой. Возможно, именно это и привело к гибели Маркова. Можно смело утверждать, что, не окажись у него в руках ружья, он до сих пор был бы жив. Если бы его собаки не разбудили в тигре охотника на волков, вероятность возникновения конфликта стремилась бы к нулю. Без оружия и без собак Марков не повел бы себя так дерзко, а тигр не ощутил бы угрозы для себя и не испытал бы потребности защищаться. Даже если когда-то они и не поделили кабанью тушу, оба вели бы себя совсем иначе. Тигры, как и медведи, часто блефуют, запугивают соперника лишь для того, чтобы тот выразил готовность подчиниться. В такой ситуации Марков отступил бы перед царем, и никто бы не погиб. Но собаки и огнестрельное оружие являются неотъемлемой составляющей образа таежника; для людей вроде Маркова без них существование в тайге невозможно. Кроме того, покорность русским европейцам дается нелегко. Даже если бы Марков хотел избежать конфликта, он попросту не смог бы перенести покушения на своих псов. Иван Дункай был готов пожертвовать тигру собаку, а Марков — нет.

Случай, наглядно демонстрирующий, как далеко охотник может зайти, чтобы защитить своих собак, произошел в октябре 2008 года в южно-центральной Британской Колумбии[88]. Неподалеку от городка 100 Майл-Хаус[89] сорокапятилетний охотник и лесоруб Джим Вест и два его лабрадора бродили по лесу в поисках лосиных следов. Журналистке Кэрол Руни из газеты 100 Mile House Free Press Вест рассказал, что отправился в лес без ружья. «Я двигался против ветра. Неожиданно справа кто-то раздраженно не то фыркнул, не то заворчал. Повернувшись, примерно в двух метрах от себя я увидел медведя»[90]. Это была черная медведица весом не меньше центнера с двумя медвежатами. Вест напугал ее своим неожиданным появлением, и она бросилась на него. «У меня не получилось сразу упасть на землю, что было бы правильным ходом, — рассказывал Вест, — поэтому я начал лупить ее кулаками по морде. Она прыгнула и ударила меня по лицу, разорвав мне верхнюю губу. Тут я упал, а она уселась на меня верхом, ободрала мне скальп и прокусила левую руку».

Собаки попытались отвлечь медведицу, и ненадолго им это удалось, но стоило Весту сделать попытку подняться, как она вернулась и снова набросилась на него, на сей раз вцепившись зубами в правую руку. Собаки опять вмешались — и она опять погналась за ними. Лежа на земле, истекая кровью, Вест пытался собраться с мыслями и сообразить, как быть дальше. Сознание прояснилось, когда он услышал собачий визг — это и побудило его к решительным действиям. Вест — крепкий жилистый мужчина ростом метр восемьдесят. Медведица — выше, если встанет вертикально на задние лапы. «Я подумал: ну нет, собак моих ты не получишь. Поэтому я поднялся; в ногах у меня валялась какая-то палка. Я ее поднял и увидел, что медведица уже несется на меня. „Давай, стерва!“ — крикнул я, размахнулся и изо всех сил ударил ее между ушей. Это остановило ее. Пока она в недоумении трясла головой, я понял, что если сейчас остановлюсь, она нападет снова и в третий раз я уже не смогу подняться. Я бил ее, словно гвозди молотком заколачивал, пока она не упала на землю, а из носа не потекла кровь. Тогда я бросил палку, забинтовал себе голову рубашкой и сказал псам: пора домой, ребятки».

Вест обратился за медицинской и психологической помощью; на голову, лицо и руки ему наложили шестьдесят швов.

«Никому из нас раньше не приходилось слышать ничего подобного[91], — утверждал Дарси Макфи, старший следователь Комитета по расследованию нападений хищников в Британской Колумбии. — Медведь — очень сильное животное, поэтому мы отнеслись к этой истории с изрядной долей скептицизма».

В силу крайне необычных обстоятельств было тщательно проведено вскрытие, подтвердившее, что Вест в самом деле проломил животному череп. «В такой ситуации у вас только один выбор: выжить или умереть, — говорил Вест впоследствии. — Просто чаще всего страх не оставляет места надежде».

Есть все основания предполагать, что в какой-то момент Марков тоже оказался перед таким выбором. Всем было известно, как он любил своих собак, поэтому мотивы для решительных действий у него были сходные с Вестом. Нет никаких сомнений в том, что бы сделал Джим Вест, окажись он на месте Маркова, с заряженным ружьем. «В экстремальных ситуациях люди делятся на две категории, — объяснил биолог Василий Солкин. — Одни сначала пугаются, потом думают; другие сначала думают, а пугаются уже потом, когда все позади. В тайге выживает только вторая категория».

Марков определенно принадлежал к ней, но порой даже этого недостаточно. Поскольку на ранних этапах расследования все указывало на то, что Маркова убила из мести тигрица, Труш поначалу не задумывался о конфликте хищника с собаками как о возможной причине нападения. У Труша забот хватало: осмотрев место происшествия в субботу 6 декабря, он вернулся в Лучегорск. 8 и 9 декабря Труш отвечал на вопросы журналистов, готовил сводки для радио и телевидения, призывал жителей Бикинской долины быть осторожными, а всех остальных — воздержаться от визита в эти края в ближайшее время. Когда с этим наконец было покончено, Труш вернулся к повседневной работе, требовавшей его присутствия в других уголках подведомственного ему района.

Между тем жизнь в Соболином изменилась до неузнаваемости. На людей обрушилось не только горе, но и страх: кто будет следующим? «Отомстив обидчику, покинет ли тигрица эти края?[92] — вопрошал диктор местных теленовостей. — Или же, не приведи господь, нас ждут новые беды?»

Глава 12

В легендах остается только тот монстр, которому удалось убить охотника, либо тот, в которого охотник превратился.

Джозеф Фонтенроуз, Орион: миф об охотнике и охотнице[93]

С самого начала коллега Труша Саша Лазуренко был уверен, что Маркова убил самец — причем не просто самец, а необычайно крупная особь. Однако в первые дни никто особо не задавался вопросом половой принадлежности тигра, а потом возникла версия о мстительной самке, и свои первоначальные соображения Лазуренко оставил на усмотрение Труша — как старшего по званию. Пол тигра определяют в первую очередь по размерам лап. Как правило, охотники и биологи измеряют отпечаток передней лапы — в частности сравнительно узкую пяточную часть. Именно этот параметр считается показательным в силу физиологической особенности пятки: она состоит из одной подушечки, размер которой не изменяется в зависимости от характера передвижения животного, как это происходит с куда более подвижными пальцами. Основной вес тигра при ходьбе приходится именно на пятку, поэтому она оставляет самые глубокие и четкие следы. У крупной самки амурского тигра задняя часть пятки измеряется 9–10 сантиметрами в ширину, в то время как у самцов этот показатель может достигать 13 сантиметров и более. Пятка шириной 15 сантиметров, по современным меркам, должна принадлежать настоящему гиганту. Это совершенно точно самец весом от двухсот до трехсот килограммов, то есть гораздо крупнее любого дикого льва.

Следы вокруг хижины Маркова тщательно измерили. Условия для этого были самые благоприятные: та зима не изобиловала снегопадами, так что все было, как говорят охотники, на поверхности. Результаты замеров врезались в память Лазуренко: 13,5 сантиметра. Трушу казалось, что они намерили только 12 сантиметров. Впоследствии они много спорили по этому поводу. Как бы то ни было, все указывало на то, что это самый крупный тигр не только в Панчелазе, но и в радиусе доброй сотни километров вокруг, и Марков с ним что-то не поделил.

Родился этот тигр вскоре после перестройки, и на момент трагедии ему исполнилось около шести лет — расцвет половой зрелости. Судя по всему, какой бы уголок тайги он ни выбрал, ему суждено было стать там доминирующим самцом. После хорошего обеда его вес вполне мог превышать двести двадцать килограммов, и при этом ему хватало сил, чтобы с места преодолеть трехметровый забор или одним прыжком пересечь деревенскую улочку.

Половую принадлежность тигра можно легко определить визуально: голова у самцов значительно крупнее и шире, шерсть вокруг шеи топорщится, напоминая гриву, а по нижней челюсти сбегают вниз пышные бакенбарды. Как и у мужчин, нос самца обычно более громоздкий. Тигр, убивший Маркова, отличался особенно крупным носом, что явно указывало, в числе прочих признаков, на его полностью развитое мужское начало и природную склонность к доминированию. Вообще нос тигра говорит о многом. Поскольку шерсть на нем тонкая и короткая, под ней хорошо видны боевые шрамы, и у этого зверя их было предостаточно. Позднее на его теле были обнаружены и другие раны. Это был молодой самец, но уже весьма опытный, что позволяло ему еще много лет претендовать на роль хозяина своего леса.

Когда тигр повстречался с Марковым, он уже полностью подготовился к зиме: запасся толстым слоем жира, которого не встретишь у его южных родичей, и отрастил под яркой расцветки шкурой теплый густой подшерсток, как у рыси. Его хвост напоминал покрытого шерстью питона в руку толщиной. Таков тигр зимой: не утонченно-томный обитатель джунглей, привыкший возлежать на густой траве возле прозрачных озер, а крепко сбитый властитель гор, блещущий своим внушительным великолепием среди голубых снегов и лунного света.

Шестого декабря, когда Труш и его спутники спугнули тигра, он бросил труп Маркова и похромал на восток, время от времени останавливаясь, чтобы дать отдых раненой лапе. Всякий раз он тщательно ее вылизывал, чтобы удалить гной и шерсть и по возможности унять изматывающую боль. Издалека язык тигра кажется розовым и мягким, но на самом деле он покрыт похожими на шипы заусенцами, направленными острием к глотке. Они такие острые, что могут выдрать шерсть животного, попутно расцарапав кожу под ней; с тем же эффектом тигр прикасался языком к своей лапе. Через несколько дней ему станет полегче, но и сейчас он находился в прекрасной форме, несмотря на ранение. Перед этим он хорошо питался, и подкожных запасов жира, накопленных осенью и ранней зимой, должно было хватить надолго. Однако недавние события заставили его изменить не только свой рацион, но и весь образ жизни.

Тигр направлялся прямиком к гравийной дороге и бытовкам дорожных рабочих. Туда его манил резкий смрад фекалий из уличного туалета, повисший в неподвижном морозном воздухе. Для тигра этот запах был словно зов сирен. На выходные рабочие, нанятые для обслуживания гравийки, вернулись на базу в Хабаровске, оставив двух дежурных приглядывать за лагерем и оборудованием. Туалет хорошо просматривался со стороны бытовок, и увиденное привело людей в ужас.

Тигр шел по человеческому следу, при этом, сознательно или нет, восстанавливая цепь событий — воссоздавая картину преступления. К тому моменту зверь был прекрасно знаком с запахом Маркова: смесь крови, пота, испражнений, псины, пороха, костра, водки и сигарет. В каком-то смысле теперь тигр и Марков были неразделимы. Не только человек претерпел необратимые изменения; то же самое произошло и с тигром: получив совершенно новый опыт, он уже не мог оставаться прежним. Его ориентиры радикально изменились. Теперь он стремился туда, где хоть что-то напоминало запах Маркова — или кто-то, и не важно, как они при этом выглядели.

Как и на лесозаготовку Жоркина, в лагерь дорожников Марков наведывался часто. И там и там жили люди, а значит, были и запасы необходимых продуктов: растительное масло, рис, картошка, сигареты, если повезет, то немного водки. Чего не было в этих крошечных поселениях, затерянных в таежной глуши, так это регулярных поставок свежего мяса, поэтому, когда Маркову удавалось подстрелить крупную дичь, он приносил ее на обмен. Труш допрашивал дежурных, и, по их словам, Марков заходил к ним в тот месяц и приносил кабанину. У Труша сразу возникло подозрение, что мясо Марков позаимствовал с туши убитого тигром животного.

В числе прочих обязанностей властелина леса тигр ведет постоянный учет: он должен знать, кто водится в округе и «имеется в наличии». Рассказывая о местных тиграх, Андрей Онофрейчук упомянул, что время от времени они «нас пересчитывают». Самый простой способ сделать это — при помощи отхожего места. Запах от него распространяется до небес, и это настоящий кладезь информации для животного. Тигры метят территорию самыми разными способами: дерут кору деревьев, царапают лапой землю, испражняются. Порой тигр выпускает струю мочи, стараясь, чтобы она попала в защищенное место: под куст, упавшее дерево или под угловатый камень. Это делается для того, чтобы запах сохранился как можно дольше. Обычный уличный туалет — это сводная таблица запахов, которая тигру о человеке может сказать больше, чем начальнику — личное дело подчиненного. Из какофонии испарений животное с чутким обонянием получает точную и самую свежую информацию относительно того, кто здесь был, сколько, какого пола, здоровы ли они и, само собой, что недавно ели. Скорее всего, учуяв запахи, доносившиеся из лагеря дорожников, тигр выделил из числа прочих два конкретных аромата: Маркова и кабаньего мяса, а именно мяса того самого кабана, которого он сам же и убил. Кабан был давно съеден и переварен, но тигр узнал запах своей добычи и буквально уничтожил туалет в стремлении наложить на нее лапу — попросту разнес его в щепки.

При обычных обстоятельствах рацион тигра состоит из ограниченного числа видов дичи, которая водится в окрестностях, однако временами он может расширяться практически до бесконечности и включать ящериц, змей, черепах, лягушек, крокодилов, крабов, рыбу, тюленей, траву, ягоды, орехи, домашний скот, яйца, обезьян, коровий навоз, кости, ворон, личинки насекомых, древесных жуков, саранчу, птиц, дикобразов, степных ящериц, барсуков, соболей, белок, кошек, собак, волков, крыс, мышей, кроликов, медведей, рысей, леопардов и других тигров. Но сколь бы разнообразны ни были его вкусы, все равно трудно понять, что может заставить тигра разметать стены туалета и начать заглатывать его содержимое. Для него это крайне необычное поведение. Возможно, даже беспрецедентное. Однако если в числе тех, кто пользовался туалетом в последнее время, был Марков, если Марков и другие питались мясом, которое тигр считал своей собственностью, тогда появляется мотив. Труш, к примеру, был убежден, что тигр различил среди экскрементов запах украденной Марковым кабанины. Тигровед Дмитрий Пикунов считал, что тигра довел до этой крайней меры голод. Однако всего за день до того тигр сожрал Маркова и его собак, а в его помете, оставленном возле хижины Маркова, отчетливо виднелась шерсть кабана. Этот тигр не был отчаянно голоден — по крайней мере на тот момент. Больной или раненый тигр может залечь на неделю или даже две и спокойно обходиться без пищи. К тому же в окрестностях было много доступной дичи. Если не забывать об этих фактах, версия о том, что тигр учуял что-то, что некогда принадлежало ему, и рассвирепел, кажется не лишенной оснований. «На протяжении всего расследования, — сказал Труш, — мы задавались вопросом, почему тигр так настойчиво и целенаправленно преследовал человека. Складывалось впечатление, что он хотел свести счеты». И, возможно, вернуть себе то, что он считал своим по праву.

У дежурных не было ни оружия, ни машины, поэтому они были вынуждены отсиживаться в бытовке, справлять нужду в ведро, следить за происходящим из окна и молиться, чтобы тигру не взбрело в голову разнести в щепки их хилый домик так же, как он разнес добротно сколоченный туалет в тридцати метрах от них. В конечном счете, после того как тигр был вынужден оставить труп Маркова и направился на восток, он продержал их в заложниках целые сутки. Неподалеку находился другой лагерь дорожников — возле моста через реку Тахало, но у дежурных не было никакой возможности связаться с ними. Однако в те выходные на дежурство у моста заступил Сергей Бойко. Узнав о нападении на Маркова, в воскресенье он решил проведать соседей. Услышав шум приближающегося автомобиля, тигр ретировался вглубь леса и стал оттуда следить за происходящим. Дежурные тоже услышали звук мотора и слегка приоткрыли дверь, чтобы предостеречь Бойко. «Не выходи из машины, здесь тигр!» — кричали они, но Бойко не обратил на это внимания, спокойно пересек небольшой дворик перед бытовками, вошел и выпил с ними чаю. Сергей прекрасно знал, что связываться с тигром небезопасно, но с этим тигром ему было нечего делить, и поэтому он был уверен, что тот не станет нападать. Многие из его соседей думали точно так же, однако дежурные, городские жители, приехавшие на работу из Хабаровска, понятия не имели об этом негласном принципе. Очевидно, в данном случае неведение спасло им жизнь.

В течение четырех дней тигр словно перешел в другую реальность, и пути обратно для него уже не было. Как и для окружавших его людей. Сложилась новая модель; на чем бы ранее ни основывались взаимоотношения тигра и живущих в его владениях людей, теперь все это было разрушено. Изменился весь внутренний мир тигра. Стерлись границы допустимого. Когда домашнее животное срывается с цепи, например, когда собака начинает резать овец, мы говорим, что она взбесилась, — но как назвать дикого зверя, когда он забывает свои привычки и начинает излишне интересоваться нашим миром? Как назвать тигра, пожирающего людей и их экскременты и наносящего себе увечья при попытке уничтожить все, к чему прикасалась рука человека? Это ненависть? Потеря самообладания? Или просто адаптация к жизни в новом мире? Возможно, даже хорошо, что некоторые явления не имеют названия.

Как бы то ни было, этот тигр теперь обладал такой связью с миром людей, какой не должно быть ни у одного зверя. В метаболическом отношении — получив пулю и поглотив кровь своего врага — он превратился в нечто неведомое западному миру, в своего рода оборотня. В эпосе южных удэгейцев, которые в наши дни в основном расселены неподалеку от Красного Яра, присутствует разновидность амбы — игуль. По описанию старой удэгейки Надежды Мартыновой, это громадное существо, покрытое мехом, «как у тигра»[94], пожирающее людей. Нельзя с уверенностью предположить, существовали ли подобные твари в природе или их с какой-то конкретной целью породило коллективное воображение, однако не просто так им даны имя и описание. В удэгейской сказке «Уза и игуль» легендарные воины Уза и его старший брат отправились на охоту к реке Бикин, где на них напал игуль: он разбил их лодку и проглотил Узу. Чудесным образом Уза спасся и сумел выбраться из нутра игуля. Затем он убил монстра, сделал себе шатер из его костей и шкуры и стал в нем жить.

Впрочем, Уза-то был героем, а откуда взяться герою в Панчелазе в девяностые годы? Игуль нашего времени бродил, предоставленный сам себе. Словно рыба, выброшенная на берег, он задыхался на стыке мира дикой природы и мира людей. Для него больше не существовало ни имени, ни закона. Покинув лагерь дорожников в воскресенье, 7 декабря, тигр перешел на другую сторону шоссе и отправился вдоль Тахало вниз к Бикину. Сердце величиной с голову младенца билось в его груди, обновляя кровь в венах и заставляя двигаться вперед.

Глава 13

Спроси у скота, и научит тебя.

Иов 12:7

Если бы лев мог говорить, мы бы не поняли его.

Людвиг Витгенштейн[95]

Тем не менее разница между умом человека и высших животных, как бы велика она ни была, без сомнений является количественной а не качественной…

Чарльз Дарвин[96]

«Его все равно люди, только рубашка другой. Обмани понимай, сердись понимай, кругом понимай! Все равно люди…»

Дерсу Узала[97]

В 1909 году потомок эстонских баронов, зоопсихолог Якоб фон Икскюль представил миру свою теорию умвельтов. Икскюль считается одним из основателей этологии — или, как еще ее называют, морфологии поведения животных. Это сравнительно молодая отрасль зоологии, изучающая поведенческие тенденции и социальную организацию с биологической точки зрения. В своем «Путешествии по миру людей и миру животных» (Streifzüge durch die Umwelten von Tieren und Menschen) Икскюль писал: «Сперва мы должны[98] мысленно представить вокруг каждого существа мыльный пузырь — это его личный мир, наполненный только ему ведомыми ощущениями. Проникая затем внутрь таких пузырей, мы наблюдаем, как привычное видоизменяется». Этому пузырю Икскюль дал имя «умвельт», что по-немецки означает «окружающий мир». Под умвельтом он понимал эгоцентричный субъективный мир каждого отдельного животного. Умвельт индивида существует бок о бок с окружающей средой — объективным миром, который никто не в состоянии полностью познать в силу врожденных ограничений наших умвельтов. «Умвельт» — не только красивое слово, но и ключевое понятие для изучения и описания причин поведения других существ.

В контексте городского тротуара, например, умвельт хозяйки существенно отличается от умвельта ее собаки. Допустим, хозяйка замечает витрину магазина с объявлением о распродаже, спешащего ей навстречу полицейского или разбитую бутылку под ногами, в то время как для собаки существует только запах жареного мяса из окна ресторана, собачьей мочи от пожарного гидранта и крошек пончиков возле бутылочных осколков. С объективной точки зрения они оба находятся в одной и той же среде, однако их личностные умвельты дают им совершенно разное представление о ней. При этом обе параллельные реальности, в которых они находятся, имеют общие черты: и хозяйка, и собака должны с осторожностью переходить через дорогу и обращать внимание на других собак, хотя на то у каждого будут свои причины. Чтобы понять различия между этими перемежающимися умвельтами, мысленно отмечайте объекты интереса каждого из движущихся индивидуумов своим цветом, меняя насыщенность в зависимости от степени их заинтересованности — подобно тому, как инфракрасная камера отражает изменения температурного фона. Например, и хозяйка, и собака могут почувствовать запах жареного мяса, но для собаки он будет иметь куда большее значение — если, конечно, хозяйка не слишком голодна.

Романтическая натура Икскюля уравновешивалась самодисциплиной, благоприобретенной за годы научной деятельности. Став профессором Гамбургского университета, в 1926 году он основал Институт исследования окружающей среды (Institut für Umweltforschung), где впервые была применена его методика[99]. Икскюль подробнейшим образом описывал умвельты, принадлежащие широчайшему спектру живых существ: от человека и птиц до клещей и морских огурцов. Основанные на последних данных о биологических процессах, свойственных этим организмам, его записи представляют собой увлекательнейшее чтение — и уникальный пример эмпатии: «У клеща нет глаз[100], но он выбирает себе наблюдательный пункт, руководствуясь светочувствительностью панциря. Будучи слепым и глухим, он распознает приближение жертвы по запаху. От кожных желез всех млекопитающих исходит запах масляной кислоты, побуждающий клеща броситься на добычу». Икскюль пытался при помощи науки и воображения понять, что чувствует другое существо, — примерно так же, как король Артур, которого в романе Т. Х. Уайта «Меч в камне» волшебник Мерлин превращал в различных животных. Удивительно наглядные описания Икскюля тем более поразительны, что сделаны они были в то время, когда подобными вещами интересовались мало и не стремились проникнуть в субъективное мироощущение животных. В 1934 года Икскюль писал: «Эти иные миры[101], столь же многообразные, сколь и сами животные, открывают всем любителям природы великолепные просторы, по которым так чудесно путешествовать, даже несмотря на то, что открываются они не физическому зрению, а только духовному».

Эти идеи обрели популярность в шестидесятые, когда на волне движения за права человека сформировалось более серьезное и ответственное отношение к чувствам животных и их правам. В частности, это привело к тому, что в 1966 году в США был принят Закон о благополучии животных. Однако противоречия между убежденными бихевиористами и этологами никуда не делись. Первые отрицают наличие сознания у животных, считая их всего-навсего биологическими механизмами, которые обладают совокупностью инстинктов и базовых реакций, но никак не тем, что мы привыкли называть сознанием. Именно поэтому нам столь необходим язык — наше главное отличие от братьев наших меньших. В научно-популярной книге «Если бы лев мог говорить» Стивен Будянски пишет: «Для описания когнитивных процессов не существует способов, которые не подразумевали бы использования слов»[102]. В конечном счете проблема сводится к умвельту. Мы до такой степени являемся заложниками собственного субъективного опыта, что только огромным усилием воли и воображения нам удается вырваться за его рамки и понять опыт и саму сущность хотя бы другого человека, не говоря уже о животных.

На самом деле способность проникнуть в умвельт другого существа не столько новообретенное умение, сколько утерянное искусство. Можно смело утверждать, что удачная охота есть не что иное, как акт абсолютной эмпатии: охотник убьет свою добычу только в том случае, если сумеет прочитать ее умвельт — до такой степени, что начнет подражать поведению животного и маскироваться под него. Наши предки не просто умели анализировать и имитировать природу конкретного животного, но проникались его духом, и именно это позволяло им благополучно существовать да еще физически и духовно развиваться в полной опасностей окружающей среде. Для охотничьих племен — удэгейцев, къхонгов, хайда, сиу — животные были не просто пищей; они считались кровными родственниками, духовными побратимами, помощниками на охоте, источниками силы и связи с окружающим миром. Границы между умвельтами человека и животного были, в силу необходимости, обозначены не так резко, как теперь. Большинство жителей Бикинской долины сохранили эти навыки и тесные взаимоотношения с животным миром до наших дней. Среди охотников и сегодня встречаются те, кто может разговаривать с тиграми и определять дичь по запаху. В Ясеневом, где преобладает русское население, зимой 2007 года можно было наблюдать такую картину: мужчины в зеленом камуфляже окружили человека, который танцевал и приплясывал с лосиными рогами на голове.

«Силами эволюции все виды животных формировались так, чтобы наилучшим образом удовлетворять свои основные потребности[103], — писал Джордж Пейдж в комментарии к серии телевизионных передач „Разум животного: взгляд изнутри“. — Чем больше факторов конкретному виду приходится держать в голове, тем он умнее. В противном случае он попросту вымрет». У Жоржа Леруа — натуралиста, лейтенанта королевской охоты в Версале при Людовике XV — было много возможностей для наблюдения за взаимоотношениями между хищниками и их добычей. Леруа заключил, что волки кажутся гораздо умнее оленей потому, что они бы умерли с голоду, будь это не так. В то время как растительная пища, которой питаются олени, всегда в изобилии растет под ногами, волчья добыча не только умеет быстро бегать, но и делает все возможное, чтобы не быть съеденной. Чтобы ее поймать, хищникам приходится активно — и сознательно — изобретать новые охотничьи уловки, приспосабливаясь к случайным событиям в условиях постоянно меняющейся среды и стараясь обернуть их себе во благо. Любой охотник или предприниматель знает, как нелегко этого добиться, ведь подобные условия, как правило, благоприятствуют жертве, а не хищнику.

Василий, сын Ивана Дункая, всю свою жизнь промышлявший охотой и постоянно ходивший с тиграми одними тропами, пришел к похожим выводам. Морозным утром в марте 2007 года он попытался объяснить свою точку зрения на примерах, понятных не только местным жителям. «Охотник может надеяться лишь на себя самого, — сказал он. — Случись что, помощи ему ждать неоткуда, поэтому у нас у всех здесь очень развита интуиция. Кроме того, мы не забываем опыта наших предков: как прожить человеку в тайге. Тигр такой же охотник, как и человек. Охотник должен думать о том, как добыть дичь. У кабана или оленя все иначе: упадут с дерева лист или шишка, вот они и сыты. Им думать ни о чем не нужно. А тигру думать приходится».

Кларк Баретт, профессор факультета антропологии в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, специалист по динамике отношений между хищниками и их жертвами, считает, что преимущество оленя в спасительном принципе «делай ноги»: для потенциальной жертвы главное — находиться там, где нет хищника[104]. Если ему это удается, он остается в живых. Хищнику же, напротив, нужно быть именно там, где жертва, — и именно в тот же самый момент, иначе он умрет от голода. Иными словами, кроме отличного знания местности и привычек своей жертвы, хищнику жизненно необходимо умение контролировать и время, и пространство. Коллективная охота, безусловно, существенно повышает шансы на успех, но тигр, в отличие от волков или львов, охотится исключительно в одиночку, что усложняет его задачу. Не обладая ни выносливостью, чтобы загнать добычу, ни количественным преимуществом, чтоб окружить ее, тигр вынужден использовать методы убийцы-одиночки: погрузиться полностью в умвельт жертвы — умвельт, который формировался столетиями и выработал исключительную чувствительность к присутствию хищных кошек. Задача тигра осложняется, в частности, и тем фактом, что его добыча, как правило, принадлежит к стадным животным. Стадо оленей или кабанов, обладающее десятками пар глаз и ноздрей, которые на протяжении многих веков помогали им избегать тигров, может быть неуловимо, как агент секретной службы. Чтобы подобраться к нему, тигр должен подчинить этой цели все свое естество: огромное животное с характерным запахом и яркой расцветкой вынуждено становиться практически невидимым и неосязаемым для своей необычайно чуткой и внимательной добычи. Очевидцы, как среди коренного населения, так и среди русских, утверждают, что способность тигра замаскироваться, слиться с окружающим миром, практически раствориться в нем выходит за рамки понимания. В Бикинской долине многие считают, что если уж тигр решил напасть на вас, заметите вы его разве что в самую последнюю секунду. За исключением белого медведя, который тоже при охоте пользуется методом внезапного нападения из засады, нет другого наземного млекопитающего таких размеров, чья способность к выживанию напрямую зависела бы от способности делаться незаметным.

Юрий Труш был прекрасно осведомлен об этих качествах тигра. И обследуя место нападения на Маркова, и при подготовке отчета в те выходные он старался разобраться, что происходило в сознании зверя: проникая в его умвельт, в его мир и пытаясь понять, какое место в нем занимали Марков и его ближайшее окружение. То же самое он проделал и с Марковым — попытался восстановить его умвельт и воссоздать события последних дней. Как правило, Труш очень осторожен в своих суждениях и не боится признаться, если в чем-то не уверен. Но по одному вопросу он высказался без обиняков: «Я на сто процентов убежден, — сказал он, — что Марков стрелял в тигра с близкого расстояния — из окна бытовки».

Возможно, дело было так. 1–2 декабря, за пару дней до своей смерти, Марков отправляется с собаками на охоту. Неизвестно, идет он один или с Андреем Онофрейчуком; возможность присутствия других людей не исключена. Собаки убегают вперед в поисках следа, который они могли бы взять, или уже идут по этому следу, когда на пути им попадется недавно убитый кабан. Марков собирался охотиться, поэтому у него с собой ружье, рюкзак и, возможно, охотничий нож. Он подходит к собакам и видит кабана, без сомнений, убитого тигром. Оглядевшись вокруг и оценив поведение собак, он решает, что рядом больше никого нет. Всю тушу ему не утащить, да он и сам отлично знает, что этого делать не стоит, поэтому отрезает одну ногу. Или две — сколько может унести. Затем спешит обратно к хижине, радуясь своей удаче: в Панчелазе такая неожиданная находка ценится куда выше, чем рублевые купюры середины девяностых. Вернувшись домой, Марков прячет часть мяса в накрытый ульем колодец — в нем и мясо сохранится, и находится он на безопасном расстоянии от хижины. После этого Марков кладет остатки мяса в рюкзак и отправляется в лагерь дорожников, чтобы там выгодно обменять на что-то нужное. Дома он появляется ближе к закату.

Тем временем тигр возвращается к своей добыче и обнаруживает, что часть туши украдена. Это вызывает его гнев. Он мог решить отдохнуть и подкрепиться для начала, а мог и сразу пуститься за обидчиком в погоню. Неясно, кого именно он избрал своей целью в тот момент: и человек, и собаки оставляют четкие следы и запах, по которому нетрудно идти. Возле хижины Маркова тигр оказывается уже в темноте, что в начале декабря означает любое время после 16:30. Он движется с востока, со стороны реки Амба, и в первую очередь натыкается на колодец с мясом.

Когда Труш осматривал этот колодец возле ручья к востоку от хижины, он обратил внимание, что крышка была сброшена и то, что хранилось в колодце, было вытащено — возможно, это была замерзшая кабанья нога. Труш не стал там задерживаться, они с Лазуренко только хотели убедиться, что тигр пришел с той стороны и колодец обследовал в первую очередь. Однако они отметили, что здесь тигр отдыхал и провел довольно много времени — вероятно, пока ел найденное мясо.

После этого тигр направляется к хижине, ненадолго задержавшись возле дровяного сарая Маркова. К этому моменту собаки уже почуяли опасность и начали тревожно лаять. Оказавшись возле хижины, тигр переворачивает все вокруг — он ищет Маркова, его собак, остатки принадлежащего ему мяса или все сразу (не исключено, что все это он мог устроить и позднее, когда вновь пришел сюда и стал поджидать Маркова для окончательной расправы). При этом сам Марков находится в доме: возможно, готовит себе ужин из кабана, запах которого раздражает тигра. Марков наверняка ясно понимал, почему зверь пришел к его дому и какую проблему это ему создает. Тигр кружит возле хижины, пытаясь найти способ попасть внутрь или добраться до собак, которые могли либо спрятаться в самом доме, либо забиться под него. Марков начинает сильно нервничать: его бытовка довольно хлипкая, обшита всего лишь листами фанеры, щели между которыми заткнуты ветошью, чтоб не поддувало. К тому времени Марков, скорее всего, уже осознает, что кража мяса была ошибкой. Он нервно выкуривает несколько сигарет кряду, а потом, понимая, что нужно что-то делать, достает ружье.

В этом месте сценарий кажется сомнительным: откуда могло взяться ружье? Из-за опасности конденсата браконьеры, как правило, не хранят ружья в доме, чтобы не подвергать их резким перепадам температур. Впрочем, в столь поздний час внезапного появления егерей можно было не опасаться, и Марков мог просто прислонить ружье возле двери, оставив рядом и патронташ. В этом случае у него была возможность схватить ружье, пока тигр находился с другой стороны бытовки. Существует также вероятность, что он взял ружье в дом и положил на пол. В такой мороз — минус тридцать и ниже — от плохо утепленного пола в бытовке веет ледяным холодом, потому что тепло от печки поднимается вверх и быстро тает. Как бы то ни было, ружье у Маркова в руках. Собаки скулят и лают, вынуждая его действовать решительно. Однако стоит ему поднять ружье на высоту окна, как в нагретом воздухе стальные элементы оружия и медные пули начинают покрываться влагой. Такими темпами порох может очень быстро намокнуть, если этого еще не произошло. На небе светит молодой месяц, и видимость довольно ограниченная, но Марков слышит тигра, который к этому моменту даже не пытается скрывать свое присутствие. Возможно, он уже растерзал одну из собак Маркова, а такую обиду иной таежник сочтет веским основанием, чтобы застрелить тигра. По крайней мере один из псов Маркова был натаскан для охоты, это его добытчик и кормилец. Марков напуган, зол и, возможно, немного пьян. Его дом — его крепость (пусть и более чем скромная), и враг стоит у ворот.

Кроме небольших окошечек и двери в бытовке Маркова есть несколько специальных бойниц для стрельбы по оленю или кабану, случись им ненароком пробегать мимо. Таким образом, хижина представляет собой своего рода охотничий блиндаж. Через одну из «бойниц» Марков находит угол обстрела, выставляет ствол и практически наугад делает выстрел, надеясь попасть тигру в голову или грудь. Яростное рычание, шорох — и тигра след простыл. Но это ненадолго. Марков перезаряжает ружье. Сердце выпрыгивает из груди. Никому еще не удавалось сохранять спокойствие при нападении тигра, и трудно сказать, кто в этот момент напуган сильнее: Марков или его собаки. Удостоверившись, что на какое-то время тигр отступил, Марков снова закуривает. Если собаки были на улице, он вполне мог позвать их в дом. А может быть, они к тому моменту уже разбежались. Перекурив, он делает попытку успокоить собак (если они все еще с ним) и успокоиться самому, оценить ущерб и понять, что же делать дальше. Он только что нарушил федеральный закон, но, во-первых, это было ему не впервой, а во-вторых, если тигр выживет, федеральные законы — это последнее, о чем ему стоит беспокоиться. Его главной проблемой на тот момент был закон тигра. Марков должен был найти способ разрешить конфликт в свою пользу; пока он этого не сделает, ему не знать покоя.

Несмотря на то что Труш был убежден в правильности своей версии развития событий, существовали и другие, не менее вероятные. Одну из них предложил Василий Дункай, который обсуждал произошедшее со своим отцом. «Маркиз убил кабана неподалеку от хижины моего отца, — вспоминал он. — Тигр первым оказался возле туши и начал ее обгладывать. Увидев это, Маркиз выстрелил в тигра. Естественно, тигр убежал. Он был ранен и целую неделю не мог охотиться».

Пешему охотнику может потребоваться несколько дней, чтобы разобрать тушу убитого кабана. Это означает, что даже если Марков успел унести часть мяса домой, в лесу должны были остаться сотни килограммов. Как человек может от случая к случаю урвать кусочек от добычи тигра, так же и тигр время от времени прикладывается к недоосвежеванной добыче человека. Неясно, имели ли собаки Маркова отношение к случившемуся, но одна из неприятных сторон псовой охоты заключается в том, что, случайно натолкнувшись в лесу на крупного и опасного зверя, собаки имеют склонность искать защиты у хозяина, тем самым подвергая его жизнь риску. То ли дело обстояло именно так, то ли тигр сам напал на его собак, но Марков, вполне вероятно, чувствовал, что должен застрелить его. Как бы то ни было, на принятие решения у него были считанные секунды.

Эта версия совпадает с предположениями местного охотинспектора Евгения Смирнова, возглавлявшего полевую группу «Тайга». Сам будучи русским по национальности, Смирнов жил в Красном Яре и был женат на коренной удэгейке, благодаря чему был сведущ в ряде вопросов, которые могли легко ускользнуть от внимания приезжего вроде Труша. Кроме того, Смирнов ежедневно находился в окрестностях реки и был в курсе всех местных слухов, что позволяло ему держать руку на пульсе охотничьей и браконьерской обстановки в тех краях. Семейство Дункая он считал своими соседями и вскоре после гибели Маркова оседлал свой «буран» и отправился к слиянию Бикина и Амбы — в хижину Ивана.

«Мне было интересно узнать, откуда пришел тигр, — рассказывал Смирнов. — Дядя Ваня [Дункай] показал мне следы кабана, идущие вдоль Бикина вниз по течению. По кабаньему следу прошел тигр. Он мне сказал: „Женя, это был не мой тигр. Он, наверное, пришел с верховьев реки“. Я тогда понял, что тигр пришлый, из других мест. Дядя Ваня занервничал, когда я рассказал ему, что Марков промышлял охотой на тигров и продажей шкур. Он-то очень хорошо понимал, что если Марков ранил тигра или причинил ему какой-то вред, а потом пришел к нему [Дункаю] в дом, тигр может прийти сюда в поисках Маркова и не пощадить никого».

Похоже, Евгений Смирнов был единственным, кто, пытаясь разобраться в причинах гибели Маркова, пришел переговорить с Дункаем после трагедии. Нужно понимать, что русские, особенно старшее поколение, на собственном, подчас весьма болезненном опыте уяснили: любое сказанное слово может быть использовано против них. Поэтому они привыкли беречь покой друзей и соседей, тщательно взвешивая и дозируя информацию в зависимости от того, кому они ее открывают. Убийство тигра является серьезным преступлением; если выбор стоял между представителями инспекции «Тигр», западными журналистами и добрым знакомым Смирновым, женатым на их соплеменнице, нетрудно догадаться, у кого были наилучшие шансы получить наиболее достоверные сведения. Именно по этой причине к мнению Смирнова следует отнестись серьезно, хотя оно и отличается в корне от фрагментарной версии Труша, во многом основанной на его дедуктивных способностях — зачастую весьма высоких.

«Дело в том, — объяснял Смирнов, — что тогда был очень тяжелый год для тигров в плане добычи. Кабаны крайне подвержены болезням, и в тот год их популяция существенно уменьшилась. Главным образом по этой причине тигр спустился с верховьев реки: недостаточная кормовая база вынудила его раздвинуть границы своей территории. Погнавшись за кабанами, он оказался за ее пределами. Так уж случилось, что тигр убил кабана недалеко от дороги. А там как раз проходил Марков с собаками. Собаки побежали на тигра, тигр убил одну из них, и Марков, то ли испугавшись, то ли не зная, что еще можно сделать, выстрелил. К его несчастью, тигр запомнил его запах и начал персональную охоту на него. В округе было полно народу: солдаты, лесозаготовщики, пасечники, — но тигр их всех обошел стороной, никого не тронул. Ему был нужен конкретный человек. Когда Марков понял, что тигр охотится на него, он сбежал.

Он побоялся сразу идти домой, потому что знал, что тигр остался жив. Он пробежал шесть с половиной километров до хижины дяди Вани и задержался там в надежде, что тигр уйдет. Дядя Ваня тогда заметил, что Марков был сам не свой: постоянно о чем-то думал, казался испуганным. Но дядя Ваня не стал его ни о чем спрашивать. Марков только спустя несколько дней признался, что стрелял в тигра и ранил его. Тогда дядя Ваня ему и сказал: „Слушай, тебе нужно уходить в деревню или еще куда, но в тайге оставаться нельзя. Тигр тебя живым не выпустит“. После этого Марков ушел.

Тем временем тигр закончил глодать кабана. Потом прошел по следу Маркова, нашел его пасеку и стал ждать. У тигров очень густой мех, поэтому если даже тигр всю ночь пролежит на одном месте, тепло его тела не успеет полностью растопить снег. Маркова тигр дожидался очень долго, потому что там, где он залег, снег растаял до самой земли. Он долго ждал, очень долго».

Смирнов считал, что Марков зашел в лагерь Жоркина в надежде, что его подвезут до хижины. Однако к вечеру, когда он появился в лагере, вся тяжелая техника уже была остановлена, радиаторы слили[105]. Жоркин уехал домой, а других машин в лагере не было. По какой-то причине — возможно, из-за своих собак, убежавших вперед, — Марков не стал там ночевать.

Хотя две эти версии существенно разнятся между собой, их объединяет общая красная нить: собаки и мясо — две потенциальные причины, из-за которых в лесу между тигром и человеком может вспыхнуть вражда. В этом смысле данный эпизод — хрестоматийный: каждый из участников придерживался типичной для себя линии поведения. Что касается Маркова, то он, безусловно, много знал и о тиграх, и об обычаях коренного и русского населения этих мест. Однако, скорее всего, ему доводилось слышать лишь о двух случаях нападения тигров на людей, и в обоих тигры действовали спонтанно, в ответ на агрессию, проявленную человеком. В середине восьмидесятых тигр откусил руку жительнице Ясеневого, когда она, вооружившись топором, попыталась прогнать его со своего скотного двора. Мужчина, бросившийся к ней на помощь, тоже был ранен, потом тигра удалось застрелить. Другой случай произошел в 1996 году на Бикине: местный житель Евгений Некрасов из лодки выстрелил в тигрицу с тигрятами; тигрица запрыгнула в лодку и бросилась на него. Ему удалось выжить только потому, что сидевший в лодке напарник успел застрелить ее. В тот же самый год примерно в ста пятидесяти километрах к востоку, на тихоокеанском склоне Сихотэ-Алинских гор, в течение нескольких дней двое браконьеров были убиты и съедены тигром, у которого правая передняя лапа была искалечена капканом.

По словам Евгения Суворова, журналиста и писателя из Приморского края, серьезно изучавшего этот вопрос, в середине девяностых тигры часто нападали на людей. Только в 1996 году погибло не менее пяти человек, другие получили серьезные ранения. Некоторые нападения были спровоцированы людьми, но не все. В своей книге «Заповедное Приморье» Суворов приводит шуточное стихотворение, написанное охотником, вынужденным ежедневно подвергать собственную жизнь опасности:

Я читал, что тигры не опасны, Без причины на людей не нападают. Только мне одно пока неясно: Сам-то тигр об этом тоже знает?[106]

С 1970 по 1994 год было зарегистрировано шесть нападений тигров, по официальной версии, «не спровоцированных человеком». В четырех случаях тигр преследовал своих жертв, словно дичь. Однако на основании полученных сведений трудно сделать однозначный вывод о том, по каким причинам эти тигры решили охотиться на людей — мстили ли они за прошлые обиды, или просто голод довел их до крайности. По утверждению Суворова, в эти годы нападения на патрулирующих территорию пограничников были «в порядке вещей»[107].

Более ранние сведения — до середины XX века — носят довольно отрывочный характер и не содержат упоминаний о случаях людоедства на русском Дальнем Востоке в период с 1920 по 1950 год (возможно, потому что в то время популяция амурского тигра была наиболее низкой). Так или иначе чаще всего это истории из разряда легенд, которые рассказывают приезжим. За исключением случая с немецким энтомологом, чьи останки опознали по сачку для ловли бабочек и пуговицам на куртке, преимущественно они касались одиноких русских охотников, китайцев или корейцев, собирающих женьшень, или же строителей железной дороги (кого-то из них звери якобы похищали прямо из постелей). Зачастую жертвами нетипичных нападений тигров становились китайские золотоискатели, о чем свидетельствует в своих воспоминаниях прославленный русский путешественник и натуралист Николай Пржевальский, известный своим высказыванием: «Дайте мне роту солдат, и я завоюю Китай»[108]. По словам Пржевальского, двадцать один человек был убит и шестеро ранены тиграми на реке Шкотовка на юге Приморского края в 1867 году.

Чья бы версия — Труша, Смирнова или Василия Дункая — ни была наиболее близка к истине, у Маркова, несомненно, были основания полагать, что тигр его преследует. Неизвестно точно, как долго он отсиживался в хижине после того, как ранил тигра, но утром 3 декабря что-то заставило его выйти из дома и отправиться в рискованное путешествие к реке Амба — за пять с половиной километров. Возможно, он искал своих собак или надеялся найти подкрепление, чтобы вернуться и прикончить тигра. Неизвестно, думал ли он при этом о возможности материальной выгоды для себя. Как бы то ни было, Марков не пошел сразу к своему приятелю Ивану Дункаю, а заглянул сперва к его сыну Михаилу, брату Василия. Сотрудники инспекции «Тигр» никогда не допрашивали Михаила, но в мае 2008 года он наконец поделился воспоминаниями о своей последней встрече с Марковым.

Михаилу Дункаю недавно исполнилось пятьдесят. Как отец и брат, он промышляет охотой. Это невысокий коренастый человек с копной черных волос над прямым лбом — единственной прямой линией на его круглом лице. Темные глаза сверкают из-под тяжелых век. Как и отец, он поддерживал с Марковым теплые отношения и на протяжении многих лет делил с ним еду, водку, а порой и крышу над головой — то в своей хижине, то у Маркова. Марков появился у него вскоре после полудня 3 декабря, явно чем-то расстроенный. «Он был очень зол на тигра, — вспоминал Михаил, стоя на едва отошедшей ото льда центральной улице Красного Яра, среди бессчетных луж и коровьих лепешек. — Он матерился, повторял, что мы должны убить, уничтожить, стереть всех тигров с лица земли. Слишком много их развелось, говорил он. Я видел, что он очень обеспокоен: не стал ни есть, ни пить, даже от чая отказался. Только курил непрерывно — одну сигарету за другой, одну за другой, и все жаловался, что они больно слабые. Давай лучше махорки набьем в них, сказал он мне. Не меньше получаса курил».

Многие удэгейцы и нанайцы, включая Михаила Дункая, разделяют убеждение Петра Жоркина: если тигр положил на тебя глаз, ты почти не имеешь шансов спасти свою жизнь. «Он был обречен, — просто сказал Михаил. — Я по его глазам видел. Они были такие странные, пустые, когда мы с ним разговаривали, — как у мертвеца. Это был злобный и мстительный тигр, а Маркиз, очевидно, совершил какую-то ошибку. Лично я думаю, что он стрелял в тигра и тот ему этого не простил. Если бы тигр чувствовал за собой какую-то вину, если он перед этим убил его собаку или еще что-то сделал, он бы попросту ушел».

Антропологи, описывающие жизнь и быт коренного населения, часто отмечают тенденцию к очеловечиванию животных. И хотя къхонгам и нанайцам (как и бессчетному количеству других охотничьих племен) этот подход очень помогал в охоте, западных ученых он подчас нервировал: попробуй докажи — в теории или на практике, — что животные руководствуются человеческими мотивами и эмоциями. Такие заявления юристы и философы называют «ничтожными» — безосновательными и недоказуемыми. Они дают почву бесконечным кривотолкам, придиркам и спорам о терминологии, за которыми упускается главное: подобное взаимопонимание и общение между разными видами основано не на уподоблении животных человеку или человека — животным, а скорее на внимательном отношении каждой из сторон к присутствию и тонкостям поведения другой. Если большую часть своей жизни вы проводите в окружении дикой природы, будучи неразрывно связаны с животным миром и даже зависимы от него, вы несомненно — неминуемо — почувствуете определенное родство с животными, даже если изначально у вас не было такого намерения.

Наглядный пример такой близости был получен в 1940 году на территории Намибии. В мае двое немецких геологов, Хенно Мартин и Герман Корн, бежавшие из нацистской Германии, предпочли раствориться в пустыне, лишь бы не прослыть вражескими агентами в приютившей их Южной Африке. Оба были опытными путешественниками и хорошо представляли себе жизнь в условиях пустыни. Тщательно подготовившись, они погрузили в грузовик все самое необходимое, включая пса по кличке Отто, и отправились в путь по извилистому каньону реки Куйсеб в двухстах километрах на юго-запад от Виндхука. Испытывая голод и жажду, а также постоянный страх быть обнаруженными, они вели отшельнический образ жизни, ночевали в пещерах, охотились, стараясь крайне экономно расходовать патроны, спали прямо возле своей добычи, чтоб ее не растащили гиены. Они провели два с половиной года в этом заброшенном мире, где что животные, что растения мало изменились за последний миллион лет.

В каньоне Куйсеб вода оставалась, даже когда на равнине все озера и реки пересыхали. Тогда леопарды, шакалы, гиены, страусы, антилопы и зебры устремлялись на дно каньона — искать среди камней ручейки и грязные лужицы, чтобы напиться. Для Мартина и Корна погружение в мир животных являлось побочным следствием их добровольного ухода из мира людей. Будучи учеными, оба с большим вниманием и интересом отнеслись к открывшимся им возможностям; Мартин вел подробный дневник своих наблюдений — «Спасительная пустыня» (1957). В нем он описывает, как они были вынуждены приспособиться к существованию в условиях дикой природы, когда вся жизнь строится вокруг трех основных потребностей: безопасность, пища и вода. Впрочем, их положение включало элемент сюрреализма: они захватили с собой ветряной электрогенератор и могли слушать радио. Туда, в сердце пустыни, где Южный Крест господствует в ночном небе, в темноте слоняются стада зебр, а жажда пугает больше всех других напастей, новости о войне в Европе долетали, словно послание с другой планеты. Двое ученых в буквальном смысле слова застряли между двух миров. Их объявили в розыск, они бежали от фашистского режима XX века, но при этом были вынуждены заново открывать и возрождать в себе навыки и инстинкты, дремавшие в человеке со времен каменного века.

Большую часть года пустыня Намиб безжизненна, если не считать редких кустиков и деревьев, так что рацион Корна и Мартина в силу обстоятельств преимущественно состоял из мяса. Они зависели от животных — вся их жизнь вращалась вокруг этих постоянно перемещающихся центров жизнеобеспечения. Поскольку имевшиеся в их распоряжении пули были старыми и обладали низкой пробивной способностью — такой низкой, что порой попросту отскакивали от шкуры, — Мартину и Корну приходилось подбираться к своим потенциальным жертвам на расстояние выстрела из лука. Однако, несмотря на то что с каждым днем их жребий становился все труднее, они не прекращали своих наблюдений, играя таким образом двойную роль — как исследователей, так и объектов исследования. «Наша одежда, пропитанная кровью и потом, стояла колом и была вся изодрана, потому что нам вечно приходилось ползать по раскаленным острым камням»[109], — писал Мартин.

«Наступил момент, когда мы перестали носить белье и брюки… Завернувшись в полотенца, как в набедренные повязки, мы сидели и отрывали ребра антилопы… и обгладывали их, как настоящие хищники. Но наши мысли были свободнее, чем когда-либо, и вечером того дня скрипка Германа наполнила песней триумфа обступившую нас черноту ночи»[110]. Корн тогда расчувствовался и сказал: «Моя душа родом из палеолита — здесь она чувствует себя как дома».

Войдя в древний ритм дождей и засухи, охоты и покоя, Мартин и Корн изучали окружавших их животных, и их социальные связи, иерархия, межвидовая динамика вызывали у них неизменное восхищение. Естественно, со временем оба начали чувствовать себя частью этого мира. «Они были вроде людей[111], которых ты постоянно встречаешь на улице, но не знаешь, как их зовут, — писал Мартин. — Вскоре мы начали воспринимать их как соседей». В сущности, этот суровый, но на удивление оживленный лабиринт из кустарника и каменных глыб являлся своего рода общественным умвельтом, проникнув в который Мартин и Корн наладили своего рода эмпатическую связь с его обитателями: «Мы научились чувствовать[112] их настроение и намерения по тому, как они наклоняли головы или ставили копыта. Мы могли понимать их и их поведение, как вы понимаете своих друзей даже без слов… Чем дольше мы жили среди животных[113], тем яснее нам становилось, что поведение человека и животного очень похоже».

Мартин не переставал удивляться сложности взаимоотношений окружавших его животных и тому, как тонко они чувствовали ситуацию: соперничающие в другое время самцы зебры спокойно уступали друг другу место на тропе, ведущей к водопою; страусиха расправляла крылья в попытке остановить паническое бегство других страусов, заметивших вдалеке угрозу; павиан планомерно разбирал на составные части бинокль; гиена сперва пропускала леопарда на тропе, а после того, как он благополучно проходил мимо, могла разразиться ему вслед визгом и хохотом, словно трус, выкрикивающий угрозы издалека. «Я был поражен: типично человеческое поведение оказалось на самом-то деле типично звериным», — описывает он свои наблюдения.

Впрочем, еще больше Мартина поразили изменения собственной психики: он обратил внимание, что, когда они только начали свое путешествие по каньону, ему постоянно снились люди и места, которые он оставил. Но месяцы превращались в годы, и «животные стали все чаще проникать в мои сны[114], и граница между людьми и животными размывалась». Подсознание Мартина — его внутренний умвельт — постепенно перестраивалось, чтобы соответствовать этой новой или, наоборот, хорошо забытой старой реальности. По сути, это был эксперимент с таким глубоким погружением в среду, о каком психологи и антропологи могут только мечтать. И пожалуй, он может пролить свет на то, почему наскальные рисунки в пещерах южной Европы и в Калахари преимущественно изображают животных. «Вполне вероятно, — предполагал Мартин, — что так зарождалась мифология[115]… в которой люди и животные смешивались и сливались друг с другом»[116].

Если задуматься о том, что немецким ученым, привыкшим к городской жизни, потребовалось всего два года, чтобы открыть для себя эту глубинную взаимосвязь, можно представить себе степень понимания и единения с природой у Михаила и Ивана Дункаев, коренных жителей Приморья, охотников, всю жизнь проведших в родной тайге. А если еще вспомнить о том, что Дункаи воспитаны на вековом опыте поколений, чья связь с животным миром была очень тесной, их трактовка системы взаимоотношений «человек — тигр» становится особенно весомой. «Тигр — сильный, могущественный и справедливый, — сказал Михаил Дункай. — Его нужно уважать. Не надо думать, что он не понимает человеческого языка, он все понимает. Он читает ваши мысли. Если вы подумали: это плохой тигр, я его не боюсь, — что ж, вините потом только себя, когда с вами случится беда. Сначала тигр сделает предупреждение, но если вы не примете его всерьез, он вас накажет по всей строгости».

У Михаила своеобразный взгляд на то, как следует делиться добычей в лесу. Возможно, судьба Маркова сложилась бы не так трагично, разделяй он мнение Дункая. «Однажды тигр убил кабана — всего в десяти метрах от моей хижины, — рассказывал Михаил. — Утром я увидел труп кабана и сидящего рядом тигра. Тогда я заговорил с ним. „Тайга большая, — сказал я ему. — Зачем ты убил кабана прямо здесь? Ступай, владей всею тайгой, но не убивай больше возле моего дома“. Тигр сидел и слушал меня, потом ушел. Впоследствии я обнаружил, что часть кабана — одну ногу — он оставил мне. Все остальное было съедено, и тигр тщательно прибрал за собой».

«Но я не стал забирать мясо, — продолжал Михаил, — потому что если возьмешь, ты становишься должником, и потом придется что-то отдать взамен. Поэтому я сказал: „Спасибо, но у меня сейчас достаточно мяса. Не обижайся, что я не принял твой подарок. Спасибо, что поделился со мной“. Если взять у тигра мясо, — объясняет Михаил, — вы почувствуете себя обязанным ему и начнете его бояться».

По мнению Михаила Дункая, взять мясо у тигра — все равно что принять подачку от Коммунистической партии или мафии: становишься вечным должником. По всей видимости, Марков недостаточно хорошо понимал, во что он ввязался. По сути, он сам назначил себя жертвой тигра. Иван Дункай, принадлежавший к старшему поколению, несомненно, понимал жесткие правила этой игры куда лучше своего сына. То, что исследователь тигров Дмитрий Пикунов так долго беспрепятственно питался остатками тигриной добычи, было обусловлено, вероятно, тем фактом, что он не приближался к ней, пока не был уверен, что тигр взял все, что ему нужно, и больше не вернется. Царь всегда ест первым.

Михаила Дункая очень удивила вражда между тигром и Марковым. «Маркиз был сильным и очень хорошим человеком, — сказал он в заключение. — Всегда сохранял оптимизм и бодрое расположение духа. Он был честным. Трудно теперь понять, что именно произошло, но этот конфликт с тигром стоил ему жизни. Я его тогда пытался уговорить, чтоб переночевал у меня, не нервничал попусту, успокоился и все обдумал. Я сказал: „Если ты ему ничего плохого не делал, он тебя не тронет. Только не вреди ему никак. Помни: ты живешь в тайге. Он тебя может одной лапой прихлопнуть“».

Однако жребий к тому времени уже был брошен. Судьба Маркова была предопределена — в частности, из-за особенностей его характера. «Если Маркиз за что-то брался, — вспоминал Михаил, — он всегда доводил дело до конца».

«Посмотрите на это глазами тигра, — сказал позднее Труш. — Тигр бросил Маркову вызов. С его точки зрения, ты либо уходишь в сторону, либо решаешь вопрос лицом к лицу, а там видно будет. Марков вызов принял. У Володи Маркова была возможность уйти из тайги; поступи он так, и его жизнь была бы спасена. Выбор у него был».

Так почему же Марков в одиночестве отправился по лесу в дальний путь, если знал, что где-то в чаще бродит разъяренный тигр, затаивший обиду? Что это было? Гордость? Беспокойство за своих собак? Или он пытался завершить начатое? Михаил Дункай убежден, что всего понемногу. Увидев его в то утро, он почувствовал, что Марков уже стал заложником тигра. «Тигр уже забрал его душу. У меня как-то был пес, — объяснял он. — Однажды он сильно разнервничался, забеспокоился, начал кусать меня, потом убежал. На следующий день тигр убил его. Пес психовал, злился и боялся, потому что тигр действовал ему на нервы: пес его не видел, но тигр манил его издалека, словно магнит. Это что-то вроде гипноза: он вкладывает мысли в голову живого существа. Человек или собака не понимают, что происходит и что они делают. Они куда-то идут, не вполне отдавая себе в этом отчет».

Существуют и другие объяснения странному поведению Маркова, но они довольно противоречивы. Почему все, кто его видел, говорили, что он был не в себе? Почему отказался от ночлега и ужина? Почему один, в темноте, решил вернуться на место, которое тигр уже успел изучить вдоль и поперек? Больше всего удивляет выбранный им путь: километр за километром он шел вдоль Амбы, через тайгу — прямо в пасть тигра. Ведь тигр не преследовал его, а терпеливо ждал возле двери его собственного дома — как ждет пес. Или убийца. Человек не придумал бы более жестокого плана мести.

Глава 14

В природе мы видим только тех, кто сумел выжить.

Стивен Будянски, Если бы лев мог говорить[117]

Баланс взаимоотношений в системе «крупная кошка — примат» не менялся на протяжении веков, и не важно, идет ли речь о вооруженных ружьями таежниках, охотниках племени къхонг, еще не освоивших речь австралопитеках или павианах. В контексте нашего врожденного ужаса перед хищником за пять миллионов лет не изменилось почти ничего, разве что технологии, благодаря которым мы преодолеваем свой страх. По этой причине существует поразительное сходство между поведением спутников Труша возле хижины Маркова и семейством павианов в африканской саванне: объединяясь для безопасности в группы, и люди, и обезьяны открыто гуляют при свете дня, но и те и другие прячутся в надежное место, стоит опуститься сумраку, и не выходят до рассвета.

Чтобы лучше понять, как человек противостоял крупным кошкам и другим хищникам до того, как овладел орудиями труда и подчинил себе огонь, некоторые палеоантропологи наблюдали за жизнью павианов в саванне. В частности, этим занимался один из наиболее одаренных и уважаемых исследователей, южноафриканский палеонтолог Чарльз К. Брейн. В ходе раскопок человеческих и животных останков в пещерах долины Стеркфонтейн в 1960–1970 гг. Брейн много наблюдал за племенем павианов, жившим на скалах неподалеку от места проведения работ. В особенно холодные ночи около тридцати павианов прятались в глубоких пещерах. Однажды Брейн совершил беспрецедентный поступок, на который не решался ни один из наших современников. «Я спрятался в расщелине[118], — писал он, — и обнаружил свое присутствие только после того, как все павианы улеглись спать. В пещере началась паника, но ни один павиан не решился в темноте покинуть ее пределы».

Брейн не описывал эту сумасшедшую ночь подробно — возможно, потому, что ощущения человека, запертого в темноте с парой-тройкой десятков обезумевших от страха обезьян, не очень-то поддаются описанию, это можно себе только представить. Но из той пещеры он вынес ценную информацию. Брейна поразило, что чернота ночи и скрытые в ней опасности пугали несчастных павианов гораздо больше, чем крупное существо, вторгшееся в их среду. Что так пугало их снаружи? — спросите вы. В середине XX века, когда Брейн нанес свой неожиданный визит, это могли быть леопарды, львы или гиены. Однако три миллиона лет назад список хищников, ожидавших их — и наших предков — за пределами пещеры, был куда длиннее. Эти хищники охотились и днем, и ночью. Среди них встречались виды волков и гиен, по размерам не уступавших львам. Снаружи поджидали крупные кошки и другие родственные им хищники — саблезубые в том числе, — причем были они куда многочисленнее и разнообразнее существующих сегодня. И вдобавок ко всему в небе кружили орлы, высматривая детенышей, желательно возрастом до трех-четырех лет (этих они могли унести, а тех, что постарше, — только убить).

Кроме того, Брейн отметил, что павианы обитали только в тех областях саванны, где имелись укромные места для ночлега. Если в округе не было ни скал, ни пещер, там не было и павианов. Стремление павианов к безопасности кажется до странности знакомым, стоит только подумать об индейской деревне, средневековом замке или многоквартирном доме. Куда бы мы ни отправились, в какой бы среде ни оказались, каков бы ни был окружающий ландшафт, наши представления о безопасности остаются неизменными. Если мы не можем забраться повыше, мы забиваемся поглубже. В этом смысле, независимо от эпохи и местонахождения, пещера, вигвам, землянка или огромный армейский грузовик преследуют одну и ту же цель.

Достижения Брейна исключительно важны не только в плане наблюдения за павианами или поиска ископаемых останков. Дело в том, что в процессе работы он опроверг теорию об обезьяне-убийце. В своем фундаментальном труде «Охотники или добыча: введение в тафономию[119] африканской пещеры» (1981) Брейн оспаривает утверждения Ардри и его сторонников. Он приводит подробные описания окаменелых останков животных, найденных в долине Стеркфонтейн — теперь это место получило название «Колыбель человечества». Выводы Брейна весьма радикальны: по его мнению, наши предки не питали пристрастия ни к охоте, ни к необоснованному убийству себе подобных; если они и вступали в сражения, то лишь для того, чтобы защититься от хищников, гораздо более опасных, чем человек в те времена.

Для палеоантрополога в пещерах Стеркфонтейна и соседнего Сварткранса скрывается ключ к обширному пласту знаний. Уже около века палеонтологи ведут раскопки в пещерах, разбросанных в пустыне к западу от Йоханнесбурга. За это время здесь были найдены сотни окаменелых останков обезьян и первых гоминид, в том числе и хорошо сохранившиеся скелеты, возраст которых, возможно, превышает три миллиона лет. В регионе, ныне включенном в список объектов Всемирного наследия, были обнаружены наиболее древние из известных свидетельств использования огня (около миллиона лет до н. э.). Брейна особенно заинтересовал тот факт, что многие из найденных окаменелостей (кости гоминид и других животных) свидетельствовали о нападениях хищников. Как и сегодня, в те далекие времена большие кошки и гиены часто появлялись в этих пещерах. Найденные останки позволяют более или менее точно представить себе, как складывались наши взаимоотношения с крупными опасными животными.

Вне всяких сомнений, мир, населенный нашими далекими предками, был полон опасностей: человек был гораздо мельче, а все остальное — куда крупнее, чем теперь. Наши хищные соседи, в чьих глазах мы были довольно скромной добычей, превосходили нас по всем статьям. Эта долгая и опасная эпоха нашего раннего развития еще до того, как мы начали пользоваться орудиями труда и огнем, вполне могла нанести ту самую рану, о которой пишет Робинсон Джефферс в своем безымянном стихотворении, задаваясь тем же непростым вопросом:

Когда же наступила эра человека? Попробую угадать. Со сменой климата погибли великие северные леса, Вынудив человекообразных обезьян спуститься                                                                     с деревьев… И ступить на зеленый ковер, укрывавший землю. Они охотились на мелкую дичь. Но крупные плотоядные, Тигр и пантера, а также страшный неуклюжий медведь И бесконечные волчьи стаи Превратили их жизнь в сон смерти. Человек видит этот сон и убивает от ужаса.[120]

Эти строки были написаны более полувека назад человеком, далеким от науки, однако вся рассказанная им история, сопоставляющая изгнание из рая и болезненный спуск с относительно безопасных деревьев, не противоречит тому, во что сегодня свято верует большинство палеонтологов и палеоботаников. Если судить по свидетельствам, найденным в Трансваале, в ущелье Олдувай и в других местах, спустившись с ветвей, мы весьма ощутимо ударились о землю, но назад пути уже не было. До того как два с половиной миллиона лет назад Homo habilis, человек умелый, пришедший на смену австралопитеку, начал использовать орудия труда, у нас практически не было способов защитить себя. Все, что мы имели, это бинокулярное зрение, хороший слух, неплохо развитое обоняние и мозг — всего на треть меньше того, каким мы обладаем сегодня. Другими словами, тогда мы не так уж далеко ушли от павианов и шимпанзе.

Естественно, на протяжении многих — возможно, тысяч — поколений кошки учили своих детенышей охотиться на приматов. Львы, встреченные Элизабет Маршалл Томас в пустыне Калахари, вроде бы были «приучены» не есть человечину, но иной раз бывает и наоборот. Один из наиболее страшных периодов львиного людоедства в районе Нджомбе на территории современной Танзании пришелся на 1932–1947 годы. За это время один-единственный прайд, состоявший из пятнадцати львов, убил около полутора тысяч человек. Кошмар закончился, когда Джордж Рашби, легендарный британец, начинавший как охотник на слонов, а потом ставший инспектором по охране животных, истребил весь прайд — одного льва за другим. На это у него ушел целый год. «Если людоед в течение длительного времени убивает и пожирает людей[121], — писал Рашби в своих воспоминаниях „Нет больше слонов“ (No More the Tusker), — он становится просто сверхъестественно хитрым. Для того чтобы выследить и уничтожить такого льва, требуется очень много сил и времени».

Хищникам, как крупным, так и мелким, присуща манера, которую принято деликатно называть «избыточной охотой», хотя на самом деле это выглядит как внезапная бессистемная бойня. Львы Нджомбе убивали иначе, но в принципе подобное поведение свойственно львам, а также леопардам, тиграм, волкам, гиенам, белым медведям, китам-убийцам и ряду других хищников. Вскоре после истребления прайда людоедов в Нджомбе один из коллег Рашби стал свидетелем подобной бойни в национальном парке Крюгер, в четырехстах километрах к востоку от Стеркфонтейна. Выполняя егерский рейд, полковник Джеймс Стивенсон-Гамильтон натолкнулся на сцену кровавой резни — прайд львов уничтожил целую группу павианов. По всей видимости, обезьяны направлялись к роднику и не заметили отдыхавших неподалеку львов. «Павианы были так напуганы[122], что даже не пытались спастись бегством на деревья, которые росли вокруг, — писал Стивенсон-Гамильтон, — они попросту закрыли лица ладонями, а львы сбивали их с ног направо и налево мощными ударами лап».

Полковник мог бы употребить те же выражения, случись ему описывать ужас крестьян при нападении разбойников. Особенно болезненно воспринимается реакция павианов: вместо того чтобы попытаться спастись, они искали последнего прибежища в темноте — закрыв глаза ладонями. И тем более настораживает эта картина, когда думаешь, что люди поступили бы точно так же. Вероятно, именно потенциальная опасность такого нападения удержала павианов Стеркфонтейна от бегства в ночь, когда их напугал Брейн: лучше пусть погибнет пара животных, чем вся группа.

Даже спустя миллионы лет становится страшно, когда представляешь себе семью австралопитеков, оказавшуюся посреди вельда, в отдалении от дерева, на которое можно было бы вскарабкаться и спастись. И вряд ли таких случаев требовалось много, чтобы заставить всех вокруг дрожать от страха. Даже сегодня присутствие одного-единственного хищника-людоеда может парализовать целый район до такой степени, что люди не выходят из домов, хотя в поле остается гнить несобранный урожай. Такого рода паралич охватил и поселок Соболиный, несмотря на то что у большинства его жителей имелись ружья. При встрече с опасностью подобного масштаба боевой дух подчас безнадежно угасает. Закрытое руками лицо — это символическая попытка спрятаться; ночлег в укрытии был для наших предков примерно такой же, пусть и менее иллюзорной, надеждой отгородиться от повседневных кошмаров наяву, прикинуться, будто они исчезли — хотя бы до рассвета.

В этом сценарии человек предстает не в лучшем свете. С другой стороны, существа, которым удалось выжить и размножиться в столь враждебной среде, способны, надо полагать, на что угодно. Со временем с них сталось бы заполонить всю планету — что мы и сделали. С этой точки зрения Южную Африку следует считать не столько колыбелью человечества, сколько его горнилом. Если саванна была такой, какой ее представляют Брейн и ряд других ученых, то она являлась прекрасным тренировочным полигоном для людей — неповоротливых, слабых, тонкокожих, но на редкость сообразительных существ. По мнению эволюционистов, непростая среда обитания обеспечила необходимый отбор, обусловивший наше развитие, то есть стала «оптимальным вызовом», если пользоваться терминологией Арнольда Тойнби.

Брейн нашел окаменелости, подтверждающие эту точку зрения, в пещерах Трансвааля, и может приблизительно назвать момент, когда те же самые пещеры, в которые хищники затаскивали нас, чтобы сожрать, превратились в убежища, из которых мы сумели этих хищников выкурить. Должен был появиться новый вид, который смог сместить расстановку сил в свою пользу, и практически не возникает сомнений, что это дело рук нашего прямого предка, человека умелого. Наблюдать это превращение было бы исключительно интересно. Вооруженный более развитым мозгом, орудиями труда, а впоследствии и подчинивший себе огонь, он окончательно изменил характер взаимоотношений между человеком и хищниками, которые все еще время от времени на него охотились.

Все мы — и хищники, и жертвы — оппортунисты и рабы своих привычек. Иными словами, если леопард или горстка гиен, пытаясь нападать на людей, неоднократно терпели поражение, если им давали решительный отпор, их пищевые предпочтения должны были измениться и склониться, например, в сторону павианов, что мы и наблюдаем сегодня. Когда эта новая система устоялась, последующие поколения хищников «с измененным сознанием», вероятно, наследовали и новые вкусы. Есть веские основания полагать, что, как къхонги среди львов и удэгейцы среди тигров, первые люди из постоянных жертв доисторических хищников в какой-то момент превратились в активных, хотя и осторожных, соседей.

Как бы то ни было, эта победа (или даже череда побед) была одержана с минимальным преимуществом. Потребовалось около пяти миллионов лет на то, чтобы гоминиды — предположительно в эпоху Ното erectus, человека прямоходящего, — обрели развитый мозг, орудия труда и возможность выбраться живыми за пределы Африки. На пути у них стояли и крупные кошки, и гиены, и волки — вполне вероятно, хищники отчасти повинны в том, что прочим гоминидам исход с континента так и не удался. Поразительно, но, в отличие от многих других видов — например, кошачьих, — из всех гоминид только наша ветвь сумела совершить это путешествие. В каком-то смысле мы являемся сиротами эволюции — осколками некогда обширной, но вымершей семьи. В плане генетического одиночества у нас довольно странные соседи: мы оказались в одной лодке с утконосами, гавиалами и латимериями.

Сегодня дух предков живет в нас, проявляясь в ряде семейных черт, которые мы пронесли через века и которые продолжают влиять на наше поведение, определяя характер наших реакций и отношения к окружающему миру. Чтобы сопоставить инстинктивные реакции современного человека и его примитивных предков, Ричард Косс, психолог из Калифорнийского университета в Дэвисе, провел исследование, в рамках которого создал виртуальную модель саванны с ее характерными чертами: колючим кустарником, валунами, расщелинами скал. Он продемонстрировал этот древний пейзаж группе американских дошкольников, а затем добавил виртуального льва и поинтересовался у детей, что в этих условиях обеспечило бы им безопасность. Большинство выбрали кустарник или расщелину, и только шестеро предпочли камень. Не имея никакого опыта жизни в саванне и встреч с хищниками, но обладая рудиментарными или же отчасти основанными на детских мультфильмах знаниями о львах, более 80 % опрошенных детей осознали риск и выбрали правильный способ защитить себя. Те немногие из них, кто выбрал камень, не сумели бы спастись от льва. То есть и по сей день, несмотря на миллионы лет естественного отбора, остается небольшой процент людей, рискующих поплатиться жизнью за неверный выбор.

Кларк Барретт, антрополог Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, рассматривал эту проблему под другим углом, но, как и Косс, прибегнул к помощи детей, пытаясь найти ответы на ряд вопросов. Известно, что к девяти месяцам младенцы уже понимают концепцию погони и различают преследователя и преследуемого. Барретту стало интересно, в каком возрасте дети способны понять мотивы животных в гипотетической ситуации, которая не касается их лично, как это было в случае эксперимента Косса. Иными словами, он хотел выяснить, в каком возрасте у человека развивается «теория животного разума» — тот самый механизм, который позволяет охотникам вроде къхонгов или удэгейцев предвосхищать поведение дичи и избегать хищников. Чтобы добиться как можно большей объективности, Барретт взял две группы детей в возрасте от трех до пяти лет. В одну группу вошли дошкольники из Германии, а в другую дети индейцев шуар — племени охотников и земледельцев, живущего в амазонской сельве Эквадора. Стоит ли говорить, что система культурных ценностей и опыт общения с животными у двух групп радикально отличались? Эксперимент был гениальным в своей простоте. Взяв в руки игрушечного льва и игрушечную зебру, Барретт задал каждому из детей вопрос: что хочет сделать лев при виде зебры?[123]

Результаты опроса оказались поразительными: 75 процентов трехлеток в обеих группах с различными вариациями формулировок ответили, что лев хочет погнаться за зеброй[124], съесть ее или убить. (Следует помнить, что эти дети только что научились говорить и имели неодинаковый уровень доступа к источникам информации об окружающем мире.) Когда Барретт задал тот же самый вопрос четырехлеткам, все до единого заявили о хищнических намерениях льва. Тогда Барретт решил сделать еще один шаг и спросил, что случится, когда лев догонит зебру[125]. Абсолютно все трехлетние шуары сказали, что лев сделает зебре больно, убьет ее или съест[126]. Лишь две трети трехлетних немцев, более тщательно опекаемых родителями и окруженных комфортом, дали такой же ответ. Однако когда вопрос был задан детям четырех и пяти лет, каждый ребенок понял, что зебре угрожает серьезная опасность.

В этом эксперименте интересно то, что маленькие дети независимо от уровня культуры, обучения или условий жизни понимают фундаментальные принципы поведения хищников, даже несмотря на то, что никогда не видели живого льва или зебру и ничего не знают о законах жизни в Африке. Барретт считает, что врожденное понимание этих издревле сложившихся взаимоотношений является генетическим наследием, основанным на миллионах лет тяжелого жизненного опыта, — вот почему маленькие дети до сих пор восхищаются динозаврами и другими чудовищами. Он назвал это явление «синдромом парка Юрского периода»[127], подразумевая, что в минувшие века эта информация была важна каждому человеку, иначе он попросту не достиг бы половой зрелости и способности размножаться.

По мере взросления наша способность к пониманию намерений других существ совершенствуется, и ряд исследований доказал, что мы можем определить характер поведения животного, даже когда нам показывают только отдельные фрагменты частей его тела, скрывая основную картинку. Эта способность важна для того, чтобы отличить друга от врага, хищника от жертвы, когда информация поступает к нам в ограниченном объеме: например, в высокой траве, густом лесу, черноте ночи. В современном мире она позволяет пилотам военных самолетов за доли секунды распознать самолет союзника или противника, благодаря ей мы ориентируемся в плотном потоке машин. Она же помогает нам в шумном баре среди толпы находить потенциального партнера, как бы он ни был одет.

Исследователи из Центра эволюционной психологии Калифорнийского университета в Санта-Барбаре решили проверить эту теорию и выяснить, на что люди обращают больше всего внимания, оценивая различные категории субъектов или явлений — например, животных. Они показали студентам несколько пар фотографий, на которых одни и те же сцены были изображены с небольшим отличием в какой-то конкретной детали. Студентов попросили сказать, если они заметили изменения, и уточнить, что именно изменилось. Изменяемые детали делились на категории: одушевленные или неодушевленные предметы. Таким образом, на второй картинке могли появиться пингвин, автомобиль или дерево, которых не было на первой. Очень быстро выяснилось, что легче всего заметить животных: студенты успешно сделали это в 90 % случаев. Когда же добавлялась больничная каталка или какая-то крупная емкость, это замечали только две трети респондентов. И наконец, абсолютно все замечали, когда добавлялся человек или слон. Эта относительная статистика успешной диагностики изменений сохранилась даже тогда, когда дело дошло до едва заметного слона на заднем плане или красного автомобиля, едущего по африканской саванне: автомобиль заметили меньше трех четвертей опрошенных.

Джошуа Нью и его коллеги опубликовали результаты своих исследований в Proceedings of the National Academy of Sciences[128], сделав вывод, что «данные результаты свидетельствуют о системе визуального контроля, использующей генетически унаследованную способность выделять животных»[129]. Иными словами, мы настроены на то, чтобы замечать животных. «Объектами человеческих фобий[130] часто являются змеи, пауки и ряд других вещей, представлявших опасность для наших предков, — объяснял доктор Нью в интервью в 2007 году. — Однако крайне редко встречается патологическая боязнь автомобилей или электроприборов. А ведь, по статистике, они представляют куда более существенную опасность для человека, чем тигр. Это повод серьезно задуматься, почему же тигр до сих пор вызывает такую реакцию».

Очевидно, причина, по которой тигры и другие звери продолжают привлекать наше внимание, состоит в том, что на протяжении веков это было нужно человеку, чтобы не подвергнуться нападению. Возможно, именно поэтому нам трудно не задаваться вопросом: что Марков и Хоменко видели и чувствовали в последние секунды жизни? Их чувства, абсолютно неведомые и чуждые, нам странным образом все-таки знакомы на каком-то глубинном уровне. Что-то в нас отзывается на них и ищет причастности и понимания.

В контексте спора о происхождении и природе человека постоянно поднимается вопрос: как случилось, что некоторые хищные монстры вызывают в нас восхищение и трепет? Существование данной книги — как раз наглядный пример. Кто стал бы читать ее, если бы речь в ней шла о свинье или лосе — или даже человеке, который нападал на оставшихся без работы лесозаготовщиков? Зато тигры завладевают нашим вниманием сразу же и целиком. Они затрагивают какую-то глубокую и крайне чувствительную струну, и причина, как бы противоречиво это ни звучало, в том, что людоедство свойственно тиграм и мы об этом знаем. Если бы подобное совершили свинья или лось, это сочли бы, конечно, неприятным и абсурдным происшествием, но никто бы не реагировал так эмоционально.

Облик монстра не важен, главное — чтобы это был хищный зверь и/или гуманоид. Будь то тираннозавр реке, саблезубый тигр, медведь гризли, оборотень, привидение, вампир, вурдалак, Рангда, Грендель, Моби Дик, Иосиф Сталин, дьявол или любой другой образ монстра, для нас он обладает определенной притягательностью — преимущественно из-за своей способности сознательно и целенаправленно желать нашей гибели. Всех их: давно вымерших и живущих сегодня, выдуманных и реально существующих, прекрасных и отвратительных на вид, зверей, людей, богов — объединяет наличие сверхъестественной силы, коварства и, самое главное, злобного интереса к нам. По сути, именно этого мы и ждем от них; это правила игры, которые мы приняли. В этом смысле непобедимая сила обаяния хищников — их способность захватывать наше внимание — не просто щекочет нам нервы. У нее есть практическое применение. И для павианов саванны оно актуально и сегодня — так же, как когда-то для человека. Впрочем, в южной Танзании, Сундарбане и в зонах боевых действий по всему миру оно и людям жизненно важно до сих пор.

Со временем монстры — или, скорее, олицетворяемые ими опасности — проникли в наше сознание и прочно обосновались в нем. Мы же, со своей стороны, проявляем исключительную лояльность: при любых условиях, во все времена и эпохи стараемся воссоздать пугающие образы, чуть видоизменяя их в зависимости от обстановки и новых потребностей. Создается впечатление, что именно они являются основным объединяющим фактором для человеческого общества в целом. Не будь у нас системы социальных связей и хрупкой защиты в виде современных технологий, каждый мог бы разделить судьбу Маркова или Хоменко. И ни наша психика, ни передаваемые из уст в уста истории не позволят нам забыть об этом.

Часть вторая. Почепня

Глава 15

В народных преданиях в порядке вещей… что ради спасения собственной жизни отец жертвует своего сына хищному зверю или сверхъестественной враждебной силе.

Ч. Ф. Коксвелл, Фольклор сибиряков и других народов[131]

В Соболином беда была частым гостем. Человек был тому виной или несчастный случай, но, как правило, все неприятности так или иначе были сопряжены с пьянством. Не успевая отражать непрекращающиеся удары судьбы, жители поселка приобрели довольно мрачное чувство юмора — язвительное и горькое. Трагедию Маркова тоже не обошли стороной. Кое-кто в поселке был уверен, что он сам навлек на себя погибель, похитив часть добычи тигра. «У нас пошучивали, — рассказал один из местных жителей, — что Маркиз готовил это мясо на собственные похороны»[132].

Правда это или нет, но такое отношение к делу помогало думать, что их самих беда не коснется — ведь считалось, что тигры не нападают на людей без причины. Чистой воды психологическая защита, без которой в тайге не проживешь. И все же подозрение, что из этого правила, как и из всякого другого, есть исключения, давило людям на психику после трагедии с Марковым. В течение недели, прошедшей с его гибели, успела разлететься весть о разнесенном туалете в лагере дорожных рабочих, и никто не сомневался, что это был тот же самый тигр, что убил Маркова. Как бы жители Соболиного ни относились к царю тайги, все считали его умнейшим существом и превосходным охотником и содрогались при мысли о том, что его гнев может пасть на кого-то из них. Присутствие тигра мрачной тенью нависло над поселком, и это было куда страшнее, чем может показаться на первый взгляд. Лес был основой жизни Соболиного, а тайга-матушка — единственным божеством для его обитателей. Когда они потеряли все, только тайга кормила их и помогала выжить. Если и она станет враждебной, где им искать пристанища?

За несколько дней, прошедших после похорон Маркова, ничего особо не изменилось ни для Дениса Бурухина, ни для его лучшего друга Андрея Почепни — если не считать пустоты в сердце, оставленной гибелью их «дяди Маркиза», которого оба хорошо знали и любили. Денис и Андрей только что отслужили в армии, им было по двадцать лет. Большую часть своей жизни оба провели в Соболином. Денис был низким, крепко сбитым, темноволосым парнем, Андрей — высоким блондином, очень спокойным, даже застенчивым. Настоящие таежники, они с детства вместе охотились и ставили в лесу капканы. Они привыкли полностью доверять друг другу, а доверие среди охотников на пушного зверя, как и среди золотоискателей, встречается редко и потому очень высоко ценится. Их судьбы были переплетены с самого начала, они даже в армию ушли в один и тот же день. Денису не повезло: он был хорошим стрелком, и его отправили в Чечню на передовую. Несколько месяцев семья ничего о нем не знала. В конце концов его мать Лида — невысокая темноволосая и такая же крепко сбитая, как и ее сын, женщина — решила, что его убили. «От него не было вестей, — рассказывала она, — ни строчки. Мы перестали ждать. А потом он вернулся. Но какой-то не такой. Он стал замкнутым — совсем другой человек. У него на глазах столько людей погибло, это на него, видимо, так повлияло».

Андрей служил всего в двухстах пятидесяти километрах от Соболиного — на базе в Хабаровске, крупном городе, расположенном на левом берегу Амура, с богатой историей и полумиллионным населением. Однако даже на таком удалении от места боевых действий служба в Российской армии может быть трудна и опасна. Там процветает дедовщина — систематические издевательства над новобранцами, и подчас довольно жестокие. Над молодняком измываются неустанно, изощренно, варварски. Отчаяние и падение всяческих моральных устоев приводят к тому, что порой солдаты караулят случайных прохожих у забора воинской части и клянчат деньги. Для обоих юнцов из глухой деревни служба в армии стала тяжелым испытанием, и спустя два года они с трудом пытались заново приспособиться к деревенской жизни. С одной стороны, они наконец были свободны, с другой — словно оказались на необитаемом острове, вырваться с которого в большой мир не было ни малейшего шанса.

Дома обстановка тоже не радовала — сказывалось отсутствие работы и денег. Среди пятерых детей в семье Андрей был третьим, самым старшим из мальчиков. Его отец, в прошлом лесозаготовщик и контрактный охотник, устроился ночным сторожем в школе, но платили там сущие копейки, а тут лишний рот появился. Не поднимало настроения и то, что Андрей сидел без работы и только попусту слонялся по дому. Медленный процесс вымирания поселка, длившийся уже не один год, явно прослеживался и в отдельном семействе Почепня. Отец Андрея окончательно пал духом, мать вечно злилась и была готова в любой момент сорваться на крик, отношения с большинством соседей у нее испортились. Атмосфера в семье стала невыносимо тяжелой, и Андрей хватался за любой повод ускользнуть из дома.

Времени у Дениса и Андрея было полно, и они решили заняться тем, что умели лучше всего, — охотой. По обоим берегам Тахало, неподалеку от того места, где она впадает в Бикин, они расставили цепочкой капканы. Чтобы обойти их все, им нужно было сделать круг в сорок километров — чаще всего ребята отправлялись в путь вместе. Если не удавалось договориться, чтоб их довезли на лесовозе, они ехали верхом. У семьи Почепня на Тахало были своя пасека и добротный дом при ней, в котором молодые люди часто останавливались на несколько дней. До гибели Маркова это было их обычное времяпровождение, но теперь все изменилось. Все были на взводе, и не только от страха.

После лесозаготовки и возделывания сравнительно небольших плантаций мака и конопли самыми выгодными промыслами в тайге являлись сбор женьшеня, пчеловодство, ловля пушного зверя и сбор кедровых шишек. Два последних, а также охота на мясную дичь (равно как и охота на тигра) — сугубо зимние промыслы, и каждый день, когда житель поселка не мог отправиться в лес, означал, что в его кармане не появится денег, а на столе — еды. «Волка ноги кормят» — для тех, у кого есть время и желание читать эту книгу, и вообще читать книги, — это всего лишь выразительная поговорка. Однако для большинства обитателей Бикинской долины это точное описание их повседневной жизни. Денис Бурухин горько заметил: «В Соболином вы уходите в тайгу на неделю, возвращаетесь домой и съедаете все, что удалось добыть. А потом обратно в тайгу. И что это за жизнь? Не жизнь это вовсе».

Лет сто назад так на Дальнем Востоке жили многие: и русские, и коренное население. Тогда иначе было просто никак, но за последние двадцать лет представления о том, какой может и должна быть жизнь, в корне изменились. При коммунизме еще существовал некоторый простор для амбиций, пусть и жестко контролируемый сверху, к тому же государство обеспечивало базовые потребности: гарантировало образование, работу, крышу над головой, хлеб на столе. Однако все пошло прахом после перестройки. На смену уверенности в завтрашнем дне пришли преступность, пьянство и общее уныние. Зато появились спутниковые тарелки, благодаря которым сотни каналов транслировали совсем другую жизнь. Сегодня во многих уголках земного шара, не только в Соболином, люди умирают от голода, глядя при этом в телевизор.

Ни Денис, ни Андрей не собирались всю жизнь провести в деревне, но, пока другого выбора им не предлагалось, они озаботились тем, что было им по силам, а именно своими капканами. Вопреки недавним событиям оба повторяли себе мантру всех таежников: «Если я его не трону, он тоже меня не тронет». Вскоре после похорон Маркова они оседлали лошадей и отправились в сторону Тахало, рассудив, что если тигр окажется где-то поблизости, животные учуют его и предупредят всадников, а уж дальше они разберутся по ситуации. Они были не единственными, кто отправился в лес на той неделе, и не исключено, что их нарочитая беспечность отчасти объясняется юношеской бравадой. В конце концов, они только что отслужили в армии, отлично умели обращаться с оружием и рвались на подвиги. Эти леса они знали как свои пять пальцев, а Денис к тому же сумел вернуться живым из Чечни. Пробираясь по лесу верхом на разгоряченных, как они сами, лошадях, двое друзей, возможно, говорили друг другу то же самое, что Марков сказал своей напуганной жене: «Почему я должен его бояться? Пусть он боится меня!» Каждый мечтал о возможности поквитаться с тигром, убившим их друга и соседа.

Впрочем, их семьи были настроены совсем иначе. Когда вечером ребята благополучно вернулись домой, родители Дениса категорически запретили ему назавтра отправляться в тайгу. «Он хотел пойти, — рассказывала охотница баба Люда, — но мы его отговорили. Сказали ему: Денис, ты в Чечне от смерти уберегся, а мать тебя сутками оплакивала».

Живший по соседству Леонид Лопатин тоже тревожился за своего сына. Лопатин — один из немногочисленных евреев, живущих в Бикинской долине наряду со славянами и коренными народностями. Человек неглупый и опытный охотник, когда-то он работал водителем лесовоза, но потом лесозаготовка закрылась. Несмотря на примитивные условия здешней жизни, Лопатин, в отличие от своих грубоватых и прямолинейных соседей, тонко чувствует психологические нюансы и умеет их внятно объяснить. В современном западном мире определенная склонность к анализу мыслей и поступков (и способность вербализовать свои наблюдения) воспринимается как данность, но в России это большая редкость, если не брать в расчет сравнительно малочисленную прослойку городской интеллигенции. Стоицизм здесь относится не столько к разряду добродетелей, сколько к базовым навыкам, необходимым для выживания. Рассуждая о сельских жителях Приморского края, одна иностранка, долгое время прожившая в России, сказала: «Этих людей ужасы жизни закалили тверже стали»[133]. А один русско-американский писатель как-то заметил, что после перестройки русским нужна была не экономическая поддержка, а вагон социальных работников, — и в этих словах заключена горькая правда. В России людям трудно описать свои чувства — в первую очередь потому, что их никогда раньше об этом не просили. Жизнь — штука сложная, но настоящий мужик должен уметь справляться с любыми трудностями. А если надо с кем-то посоветоваться или поплакаться, так для этого есть самогон. Лопатин гнал свой собственный — и хранил его в десятилитровом бидоне под столом на кухне, чтоб был под рукой. «Такой самогонки вы нигде не найдете, — уверяет он всех своих гостей. — От нее на ум только хорошее приходит».

Сын Лопатина Василий, ровесник Андрея и Дениса, тоже только что вернулся из армии. Как и приятели, он был заядлым охотником, но ввиду недавних событий отец был непреклонен. «Как только я узнал о гибели Маркова, — рассказывал Лопатин, сидя на кухне своего дома в Ясеневом, где он нынче занимается скупкой и продажей металлолома, — я сразу сказал сыну: „Вася! Нам в тайге больше делать нечего. И плевать, что ты осторожен, как никто другой; эта зверюга тебя сожрет в мгновение ока. Даже шагу в тайгу делать не смей!“ Сын заспорил: „Но мы уже капканы расставили, сейчас разгар охотничьего сезона“. А я сказал: „Да и бог с ними. Жизнь дороже“».

В доме Андрея Почепни отношения складывались не так гладко. Лопатины жили по соседству и хорошо знали его семью. «Я в курсе, что отец сказал Андрею, когда тот из армии пришел, — поделился Лопатин. — Он заявил: я тебя вскормил, я тебя воспитал, теперь твоя очередь обо мне позаботиться. Он ведь, знаете ли, выпить любил. Времена были тяжелые, а Андрей жизни совсем не знал — мальчишка, только из армии вернулся. Он пошел к начальнику бригады лесозаготовщиков, и тот вроде как обещал, что даст работу, но уверенности в этом не было никакой. А на шее у парня висели оба родителя, так его и пилили».

Положение Андрея было не из легких: с одной стороны, родители не хотели, чтоб он рисковал жизнью в тайге, с другой — от него, как от старшего сына, ждали вклада в семейный бюджет. В тот момент никто не охотился на тигра, никто даже не знал, где он и что задумал — и сколько еще продлится охвативший поселок паралич. Вся эта неопределенность вкупе с непростой ситуацией дома была совершенно невыносима для Андрея. В тайге хотя бы тихо, там он сам себе хозяин, а если повезет и ему удастся подстрелить куницу или норку, будет чем похвастаться.

В пятницу, 12 декабря, наступил девятый день со смерти Маркова, и Тамара Борисова устроила поминки. Это обычай, оставшийся от прежних религиозных времен: считается, что в течение девяти дней после смерти душа человека все еще бродит по земле, не находя себе места. Друзья и родственники встречаются за столом, едят, пьют и вспоминают ушедшего. На сороковой день вновь собираются поминки — к этому времени душа уже находит себе приют. «Пришел сын Маркова, — вспоминал Денис. — Он меня разбудил и говорит: пошли, народ собирается. Я сказал, что Андрея позову и мы сразу же придем. Пошел к Андрею, а там сказали, что он в лес ушел. Мы вообще тогда не собирались никуда идти, потому что девятый день же, поминки. Я не знаю, что произошло. Думаю, у них дома скандал разразился или что-то в этом роде. Его родители сказали, что он отправился работу искать».

«Я расскажу, как это произошло, — говорила мать Дениса Лидия. — Андрей накануне вечером заглянул к нам. Он сказал: тигр моих пуль не нюхал, он меня не тронет. Денис с ним хотел пойти, но мы его не пустили. После этого Андрей разругался с родителями, а утром ушел».

Леонид Лопатин видел, как Андрей выходил из дома в пятницу утром. «Мы с сыном сидели за столом, разговаривали, — рассказывает он. — Из окна мы видели, как он на крыльцо вышел». Эта картина стоит у Лопатина перед глазами: «Он был рослым парнем. Хороший мужик бы получился… В общем, он ушел в лес с небольшим рюкзаком за плечами. Мой сын его со школы знал и поинтересовался, куда он направляется. А Андрей сказал: у меня несколько капканов расставлено, пойду проверю. Мы с сыном его уговаривали: там тигр-людоед, не ходи! Но Андрей в ответ: не волнуйтесь, от меня разит так, что он меня по-любому не тронет».

«Я знал, что у него ружьишко плохое, — продолжал Лопатин, — старенькая винтовка Мосина[134], ржавое довоенное недоразумение. У меня когда-то такая была — не винтовка, а палка. Я хотел дать ему свое ружье — и дал бы, задержись он хоть на минуту. Но его, как пулю, было не остановить. Ушел в районе десяти — одиннадцати утра. Когда вышел на дорогу, мимо как раз проезжал Сергей Бойко, он его подвез до пасеки».

Денис Бурухин был удивлен неожиданным уходом друга, но поначалу не сильно обеспокоился: в конце концов, тигр находился довольно далеко. «Его родители сказали, что он отправился на Первый ручей, а это вообще в другой стороне, — вспоминал он. — К тому же он должен был к вечеру вернуться. Я подумал: зачем его искать? Скоро сам явится. Так что я отправился на поминки, потом то да се. На следующий день зашел к нему, а мне говорят, его еще нет. Что было делать? Я решил, что он остался на ночь в хижине и вернется домой к вечеру. Назавтра снова к нему пошел, а его все не было».

Бурухин не терял веры в закон местных джунглей — возможно, потому что не видел останков Маркова и того, что тигр сотворил с его хижиной. Нависшая над поселком угроза не казалась ему такой уж серьезной, скорее чем-то сродни страху предков, а не реальной опасностью. «Тигр хорошо прячется, — сказал Бурухин. — Я всех зверей перевидал, но тигра — никогда. Ни разу». Тем не менее с каждым днем его беспокойство росло. «Это был единственный случай, когда он ушел в лес один, — прокомментировал Бурухин поспешный уход своего друга. — До того мы всегда ходили вместе, всегда».

Тигр питался трупом Маркова в течение трех дней, но с тех пор прошло уже больше недели, и зверь успел снова проголодаться. Его привычки изменились: он больше не обходил свою территорию, как обычно, а целенаправленно двигался в одну сторону — вниз по реке. По пути он наверняка пересекал территории других тигров невзирая на риск: серьезная рана изрядно подорвала силы этого крупного, мощного самца, и встреча с агрессивным соперником вполне могла бы стать для него губительной.

Тигр направлялся в сторону Соболиного, и каждый шаг причинял ему мучительную боль. Подушечка левой передней лапы была глубоко рассечена — вероятно, это произошло, когда тигр крушил туалет. Однако еще хуже была другая рана. Горстка картечи величиной с горошину раздробила правую лапу в локтевом суставе. Такая плотность попадания дробинок могла быть обусловлена только выстрелом в упор. Выстрел со столь близкого расстояния должен был бы разорвать лапу в клочья и смертельно ранить зверя, но самодельные патроны Маркова, к тому же наверняка подпорченные конденсатом, не обладали достаточной убойной силой. Тигр рассвирепел и стал невероятно опасен.

Его раны начали воспаляться, но это было мелочью в сравнении с переломами: раздробленный сустав очень мешал тигру охотиться. Раз за разом он чуял свежий запах, выслеживал потенциальную добычу и бросался на нее из засады. Неделей ранее это обеспечило бы ему необходимый запас пищи, но теперь оленям и кабанам удавалось ускользнуть. Он потерял в скорости, ловкости и дальности прыжка — не то чтобы много, но в тайге достаточно и этого. Когда речь идет о промахе на охоте, не важно, промахнулся ты всего лишь на сантиметр или на целый километр.

По своей природе этот тигр не был людоедом; Марков стал исключением. Однако с каждой новой охотничьей неудачей хищника все сильнее одолевали голод и холод. Он чувствовал нависшую угрозу и постепенно впадал в отчаяние. Теперь уже трудно сказать, что именно повлияло на его поведение: ранение, голод или первобытная ярость, — но с того самого момента, когда Марков ранил его, все действия тигра несли отпечаток дерзкого расчета, обычно несвойственного этим животным. Так или иначе, вскоре после того, как он появился в окрестностях реки Тахало, там начали происходить странные вещи.

Примерно около полудня Андрей Почепня добрался до хижины на пасеке и, прежде чем отправиться проверять капканы, растопил печку, вскипятил чайник и выпил чаю с хлебом. Он думал, что в округе, кроме него, никого нет, но он заблуждался. Тигр, находившийся от него на расстоянии более километра, почуял присутствие юноши. Хлопок двери, дым из трубы или что-то еще заставило зверя замереть на месте. Что бы это ни было, тигр остановился, а потом двинулся в другом направлении. Полученная информация пробудила в нем пугающую целеустремленность. Примерно в полутора километрах от пасеки вниз по реке, на правом берегу, стояла покосившаяся хижина в удэгейском стиле — единственным свидетельством того, что ее построили в этом веке, был рубероид на крыше вместо традиционной коры. Тигр пересек реку по льду и вломился в хижину. Внутри он нашел матрас и прочие пожитки, принадлежавшие некоему Цепалеву. Тигр разгрыз пластиковую банку и вылизал остатки протухшей еды, а затем выволок на улицу матрас Цепалева и перетащил его на другой берег замерзшей Тахало. Там он бросил матрас у подножия высокого кедра, улегся на него и стал ждать. С этого места в обе стороны реки открывался отличный вид, все было как на ладони.

Каким-то образом тигр понял, что Почепня придет сюда. Это произошло около двух часов дня. Вообще-то охотники по роду занятий вынуждены быть предельно бдительными, а тигра весом за двести килограммов, возлежащего на матрасе подобно сфинксу, трудно не заметить. Однако Почепня не подозревал о его присутствии до тех пор, пока тот не вскочил со своего ложа. Между ними оставалось не более десяти метров.

Винтовка Почепни должна была висеть у него на левом плече спусковым крючком вверх. Такое положение позволяет охотнику (или солдату) схватить ствол левой рукой и одним стремительным движением приставить оружие к правому плечу. Почепня, с детства учившийся охотиться и недавно отслуживший в армии, мог сделать это в доли секунды — и сделал. Однако когда он нажал на спусковой крючок, выстрела не последовало.

В азиатской глубинке, да и вообще в мире, после нападения тигра удавалось выжить единицам. В беду люди попадают по разным причинам — из-за жадности, отчаяния, любопытства, несчастливого стечения обстоятельств или, что тоже не редкость, собственной глупости. Не являясь членами каких-либо ассоциаций, они не могут рассчитывать на поддержку, как жертвы трагедий иного порядка, и не существует специализированного журнала, в котором подобные события освещались бы с целью информирования общественности и сбора средств на лечение. Как правило, они отсиживаются в своих хижинах и лачугах, вдали от асфальтированных трасс. Если им удается выбраться из родной глуши, это сопряжено с серьезными трудностями и преодолением боли. Крайне редко в их ближайшем окружении есть кто-то, кто может в полной мере оценить пережитое ими. В этом отношении те, кто вырвался живым из когтей тигра, напоминают космонавта или оперную диву после завершения карьеры: каждому из них довелось заглянуть в свою, никому более не ведомую бездну.

Бывшему егерю, впоследствии посвятившему себя изучению крупных кошек, Сергею Соколову потребовалось несколько лет, чтобы оправиться от потрясения. Тигр напал на него в марте 2002 года, когда Соколову было чуть больше сорока. Соколов — мужчина крепкого телосложения с коротко остриженной головой и бычьей шеей. От него так и веет скрытой силой, присущей, как правило, хорошо натренированным солдатам — тем, что в одиночку отправляются в тыл противника и непостижимым образом умудряются вернуться живыми. Он человек жестких принципов и холодного рассудка. Видимо, наблюдение за тиграми и леопардами отчасти способствовало развитию этих качеств. На сегодняшний день Соколов более двадцати лет работает и охотится в тайге. За те тринадцать лет, что он служил егерем и охотинспектором, двух его знакомых охотников растерзали тигры. Он лично участвовал в охоте на тигра-людоеда — дряхлого самца со сточенными клыками. Как и многих других, на Дальний Восток Соколова привели прочитанные им истории, сулившие романтику и экзотику. Теперь он ценит каждый миг жизни и, возможно, научился этому во многом благодаря тому, что видел смерть в лицо. Однако ему потребовалось несколько лет, чтобы окончательно пережить трагедию, первым аккордом которой стало грозное рычание тигра — как, собственно, чаще всего и бывает в таких случаях.

«Вот что я обо всем этом думаю, — рассуждал Соколов, сидя за кухонным столом в своей скромной квартирке во Владивостоке. — У каждого человека своя судьба. Убежать от нее очень трудно: если тебе суждено умереть в этом году, совершенно не важно, отправишься ты в тайгу или нет. Я никогда не думал, что со мной в тайге что-то плохое может приключиться. Я же там чувствовал себя как дома».

В тот холодный весенний день Соколов собирал в горах южного Приморья помет амурского леопарда для анализа ДНК — это один из способов определить численность популяции стремительно исчезающей кошки. Он работал с молодым неопытным напарником, который в процессе сбора отошел от него довольно далеко. Оба были безоружны, как того требовали правила исследований такого рода. В разгар дня Соколов наткнулся на цепочку следов тигра и остановился, чтобы измерить их. Следы были свежие и, без сомнения, принадлежали самке. Он решил пойти по следу, но в обратном направлении — из соображений безопасности. В скором времени Соколов потерял след и начал кружить, чтобы вновь его обнаружить. Взобравшись на холм и остановившись перевести дух, он услышал… «Этот звук ни с чем не спутаешь, — рассказывал Соколов. — И дай вам бог никогда его не слышать. Мой напарник находился метрах в ста от меня. Услышав рычание, он в растерянности замер. Слава богу, наутек не пустился».

Соколов замолчал, пытаясь описать то, что описать невозможно. Тут ему могла бы прийти на помощь Элизабет Маршалл Томас: в «Племени тигра» она пишет, что в африканской саванне вслед за раскатом грома неизменно раздается львиный рык. Какой еще зверь, кроме льва, тигра или кита, может ответить Природе на ее языке?

«Я попробую объяснить на примере, — продолжал Соколов, тщательно подбирая слова, чтобы передать свои ощущения как можно точнее. — Любая мелодия основана на семи нотах, но одни мелодии вызывают в вас чувство радости, другие — печали, третьи — страха. Так вот, от того звука кровь стыла в жилах, а волосы вставали дыбом. Это был голос приближающейся смерти. Услышав его, я подумал: тигр замышляет убийство. Однако я стоял к зверю спиной, в ушах свистел ветер, и я не сразу понял, что своей жертвой он выбрал меня».

От Соколова также ускользнуло и то, что рядом находился не один тигр, а двое. У самки, по следу которой он шел, была течка, и это привлекло внимание крупного самца. С ним-то и столкнулся Соколов. Феромоны, которые тигрица выделяет во время течки, доводят самцов до исступления, и встреченный Соколовым тигр не был исключением: он изнемогал от похоти. Скорее всего, до этого ему пришлось биться с другим самцом за право обладать самкой, и он предвкушал награду: если тигрица принимает ухаживания самца, они могут совокупляться по двадцать раз на дню в течение недели и более. После стремительного и шумного спаривания самка иногда разворачивается, чтобы от души съездить кавалеру по морде. С человеческой точки зрения трудно судить, является это знаком раздражения или проявлением тигриной привязанности.

Вероятно, заметив Соколова, тигр увидел в нем соперника, угрозу или просто препятствие на пути к вожделенной цели, но к тому моменту, когда Соколов осознал свою ошибку, было уже слишком поздно. «Тигр снова зарычал, — вспоминает он. — Я увидел его метрах в тридцати пяти — он бежал на меня. Слово „страх“ не передает и малой толики того, что испытываешь в такой момент. Это животный ужас — ужас, который у каждого в крови. Во мне тогда что-то сломалось: я впал в ступор, оцепенел. У меня в голове осталась только одна мысль: сейчас я умру. Я очень ясно понимал, что ко мне приближается смерть».

Тигр преодолел разделявшее их расстояние за считанные секунды. Последнего прыжка Соколов даже не видел. «Я сделал шаг назад, — рассказывает он, — и на мгновение закрыл глаза: нервы сдали. Говорят, в критической ситуации у человека перед глазами вся жизнь проходит. Со мной такого не было. Я вспомнил Сергея Денисова — растерзанного тигром охотника, и в голове пульсировала только одна мысль: пусть тигр убьет меня сразу, чтоб долго не мучиться.

Тигр повалил меня на землю и вцепился зубами в левое колено. На мгновение наши взгляды встретились: его глаза горели, уши были прижаты назад, я видел его зубы… И мне показалось, что в его глазах мелькнуло удивление, словно он увидел не то, что ожидал. Он кусал меня снова и снова. Слышались хруст и треск ломающихся костей. С таким звуком рвется грубая, толстая материя. Он впился зубами в мою ногу, как собака, и мотал головой из стороны в сторону. Боль пронзила меня насквозь. Он поедал меня живьем, а мне нечем было остановить его».

В этот момент сознание Соколова словно переключилось в другой режим: тучи страха рассеялись, уступив место другой эмоции, примерно так же, как это произошло с Джимом Вестом, когда он услышал, что медведь напал на его собаку. «Я разозлился, — признался Соколов. — Какой-то инстинкт заставил меня с размаху ударить тигра в лоб, промеж глаз. Он зарычал и отпрыгнул. Тут ко мне на выручку подоспел мой напарник».

Глубинный древний инстинкт самосохранения вернул. Соколову самообладание и заставил нанести удар, который в свою очередь привел в чувство и тигра. У зверя ведь не было причин злиться на человека, просто тот оказался не в том месте не в то время. Впрочем, для Соколова все только начиналось. «Едва тигр ушел, я осознал, что кости у меня переломаны, мышцы и связки разорваны в клочья».

И все же никакие физические страдания не могли сравниться с болью, пронзившей его сердце. «Я провел столько времени в тайге, — сокрушался он. — Я любил тайгу, она была моим домом. Я относился к ней как к живому существу. Никогда не нарушал ее законов, ни разу не убил ни одной твари, которую не следовало убивать, не спилил ни одного деревца без нужды. И все-таки тигр напал на меня. От этого было так горько, словно меня предала родная мать».

Андрей Почепня, должно быть, чувствовал то же самое.

Положение Соколова было плачевным: смертельно раненный, он лежал в глубоком влажном снегу, от ближайшего жилья его отделяли многие километры, а рядом находился только неопытный напарник. Рации у них не было, а о том, чтобы выбираться пешком, не могло быть и речи. Нога была сломана в колене и повреждена так сильно, что вывернулась наоборот, словно у кузнечика; из нее хлестала кровь. Напарник Соколова наложил ему жгут и завернул раненого в спальный мешок. «Я его попросил: Володя, наруби сосновых веток, собери дров, разведи огонь и беги за помощью. Он отдал мне все, что у него было, включая свой рюкзак, свитер и немного шоколада, и ушел. Еще оставил сигарет — целую пачку. Я всю ее скурил в первые же полчаса».

К тому времени уже было около трех пополудни. Поднялся сильный ветер, стремительно холодало, мокрый снег начал замерзать. Солнце село, и наступила темнота. Соколов беспомощно ждал в полном одиночестве; шли часы, куча хвороста для костра подходила к концу, а никто так и не пришел. До ближайшей дороги было пять километров, а до исследовательской базы — еще пятнадцать. Несмотря на наложенную повязку, раненый терял много крови, из-за чего температура тела быстро понижалась; он замерзал. Непостижимым образом ему удавалось оставаться в сознании — вероятно, причиной тому была пронзительная боль. В одиночестве, страдая от кровопотери, корчась от холода и невыносимой боли, он провел всю ночь. Его и без того плачевное положение усугублялось тем, что тигры могли в любой момент вернуться. «Мне хотелось потерять сознание, чтобы не чувствовать больше этой боли, — рассказывал он. — К трем часам ночи стало очевидно, что за мной никто уже не придет».

Это был второй круг ада для Соколова; предстояло пройти еще по меньшей мере семь. Как он ни старался, отключиться удавалось лишь время от времени на несколько минут, а потом сознание вновь начинало биться в страхе и ужасе. Судьба напарника была ему неведома, и Соколов в отчаянии рисовал себе ужасные картины. Воображая, как Владимир сорвался с высокого обрыва и разбился, он окончательно пал духом. «Я человек неверующий, — говорил Соколов, — но в тот момент я молился: Господи, прими мою душу, прекрати мои мучения. Всю ночь я метался между жаждой жизни и предательским желанием умереть. Решил терпеть до полудня. Если к тому времени никто не придет за мной, достану нож и вскрою себе вены — вот какие мысли бродили в голове».

Тем временем у напарника Соколова тоже не все шло гладко. Он благополучно добрался до дороги, но когда пришел в ближайшую деревню, никто из местных жителей не согласился ему помочь, и он был вынужден отправиться дальше, на базу. Там он сумел собрать группу из нескольких человек и раздобыть гусеничный трактор с прицепом для сена, но хлопоты затянулись до пяти утра. Усевшись в прицеп, спасатели отправились в долгий обратный путь. Но на холм, где остался Соколов, даже трактору было не по силам вскарабкаться, так что последние пару километров пришлось идти пешком и тащить за собой носилки. Они нашли Соколова только около девяти. К тому времени он уже провел восемнадцать часов в полном одиночестве, балансируя на грани между жизнью и смертью. «Пока я находился в том подвешенном состоянии, — вспоминал он, — мой организм понимал, что должен бороться за жизнь, а я должен оставаться в сознании. Я знал, что, кроме себя самого, мне рассчитывать не на кого. Но стоило мне увидеть знакомые лица, последние силы покинули меня. Накатила страшная слабость, во рту пересохло. Я заплакал.

Я сказал им, что на тракторе они меня до больницы не довезут. Нужно было вызывать вертолет, иначе я не выживу. И действительно, по пути к трактору я чуть не умер. Склон был очень крутой, и им потребовалось шесть часов, чтобы спустить меня вниз. Снег начал таять, было очень скользко. Вдоль реки валялись упавшие деревья, подо льдом прятались водопады. На помощь мне отправились только четыре человека, и они совершенно выбились из сил».

Команда спасателей захватила с собой рацию и пыталась вызвать вертолет, однако руководство авиабазы отказало им, поскольку предыдущие вылеты вертолета на спасательные операции не были оплачены. Им посоветовали обратиться к мэру областного центра. Спасатели дозвонились до мэрии, но там не смогли сразу принять решение и взяли время на раздумье. Шли часы, Соколов угасал. Спасатели продолжали висеть на телефоне. Наконец они дозвонились до одного русского тигроведа, обладавшего хорошими связями, и до его бывшей жены, которая помогла им выйти на Дейла Микеля, американского биолога, работавшего в Тернее. Микель согласился гарантировать оплату полета, и вертолет все-таки вылетел. К тому времени уже снова стемнело, а спасатели так и не добрались до трактора. Раненый то и дело терял сознание. Когда вертолет прилетел, лесистая местность не позволила ему приземлиться, поэтому Соколова подняли на борт в корзине.

Когда его наконец доставили в больницу, казалось, что жить ему осталось несколько часов, не больше. Искалеченная нога врачей волновала мало, речь шла о спасении жизни. Когда состояние больного удалось стабилизировать и он пришел в сознание, врачи сообщили, что ногу, скорее всего, придется ампутировать. С момента нападения тигра прошло более суток, рана успела воспалиться. Инфекция проникла даже в костный мозг. Пасть тигра, даже самого здорового, кишит разного рода бактериями, и Соколову прописали курс сильнейших антибиотиков. Под ключицу ввели катетер, и несколько месяцев он пролежал в больнице под капельницами. За это время близкие друзья сумели найти врачей, которые отважно попытались спасти Соколову ногу и одержали победу — ценой многократных операций, вживления пластин и винтов. Вопрос, сможет ли он после этого ходить, оставался открытым. Еще несколько месяцев Соколов провел в аппарате Илизарова; эта металлическая конструкция на ноге делала его похожим на андроида в процессе сборки.

Сразу после нападения инспекция «Тигр» обследовала место и пришла к выводу, что это был несчастный случай, спровоцированный ошибкой человека, поэтому тигра преследовать не стали. Начальник Соколова навестил его в больнице и объяснил, что тот наткнулся на тигров в разгар брачного периода, а потом шутливо ткнул пальцем в бок: «Тебе еще повезло, что тигр тебя не поимел вместо самки». «Жаль, что он мне этого не предложил, — ответил Соколов. — Я б ему дал в любой позе, лишь бы он зубы в ход не пускал».

Словно заразившись от тигра на каком-то мистическом уровне, Соколов обнаружил, что его обуревают неконтролируемые желания. Как только он кое-как встал на ноги, его захлестнула похоть. «В течение полутора лет я передвигался на костылях, — рассказывал он. — Потом уже обходился тростью. Возможно, мне передалась часть силы тигра, или просто осознал наконец, что действительно жив, но я тогда начал крутить направо и налево».

Именно на стремлении повысить потенцию, пусть и не такой дорогой ценой, основана вся нелегальная торговля тигриными органами. Название «Виагра» происходит от санскритского vyaaghra, что и означает «тигр».

«Думаю, мне это на роду было написано, — признался Соколов. — Отправляясь в тайгу, каждый должен быть готов к встрече с тигром — ведь они именно там обитают. Если говорить о том, что я чувствую по отношению к этому конкретному тигру, — ничего, кроме благодарности. Объясню почему: когда человеку в жизни выпадает серьезное испытание, он либо ломается, либо становится сильнее, чем был прежде. Именно это произошло со мной. Я стал сильнее — не в физическом отношении, конечно, а в духовном. Это может прозвучать глупо, но, кажется, мне отчасти передалась его сила. Китайцы считают, что это большая удача — быть убитым сильным, могучим тигром. Мне повезло вдвойне: я сумел выжить».

На полную реабилитацию Сергею Соколову потребовалось три года. За это время он познакомился со Светланой, и они поженились. Их дом во Владивостоке дышит уютом и счастьем, и совершенно очевидно, что именно это стало залогом чудесного выздоровления Сергея. «Я своему другу дал слово, что буду ходить и вернусь в тайгу, — говорит Соколов. — Пусть на костылях или даже с деревяшкой вместо ноги, но я вернусь. Я тогда для себя это однозначно решил».

Нога у него практически не сгибается, на нее страшно смотреть, но он ходит — и он работает. Его история не столько чудо, сколько пример отчаянной решимости и не в последнюю очередь любви. И хотя он двигается гораздо медленнее, чем раньше, и каждый шаг отзывается болью, Соколов все-таки вернулся к своей матушке-тайге.

Глава 16

Амба, тигр, сказал отцу: «Старик, оставь мне своего сына, не забирай. Если заберешь его, я убью вас обоих».

Н. В. Мунина, Мальчик и тигр[135]

14 декабря, в воскресенье, терпение у Леонида Лопатина иссякло.

«Один день сменял другой, а Андрей так и не вернулся, но никто ничего не предпринимал. Поэтому я сказал сыну: отправляемся на пасеку. Мы сели в машину и поехали. Василий осмотрел хижину, вернулся к машине и говорит: „Что-то не так. Иди посмотри сам“. В хижине я обнаружил чайник с замерзшей водой; на полке остались макароны и хлеб, частично погрызенный мышами. По всем признакам случилась беда. Мы вернулись в поселок, и я отправился к матери Андрея, чтобы узнать, сколько продуктов у него было с собой и надолго ли он собирался в лес. По ее словам, он планировал провести в лесу один день, поэтому с собой взял только краюшку хлеба и пачку макарон. Я тогда ее спросил: „Неужели вам за него не страшно? Уж четыре дня, как мальчишки нет, а по тайге бродит тигр. Где сейчас его отец?“ Она отвечает: „Он на работе, у него ночная смена в школе“. Я попросил ее: „Пусть зайдет ко мне, как только вернется. Разговор есть“.

Так что наутро после смены Александр Почепня пришел ко мне. И я ему с порога сказал без обиняков, по-мужски: „Это же твой родной сын, какого же черта ты творишь? Это ж тебе не собака. Он пропал на четыре дня, а тебе и дела нет? Да я бы на твоем месте давно туда помчался“. Он отвечает: „Да волнуюсь я. И предчувствия дурные. Но один не могу пойти, давай вместе“. Он выглядел расстроенным и растерянным, не знал, что делать. Я ему сказал: „Ты его отец. Собирай охотников, и идите за ним“. Он позвал Данилу Зайцева, Дениса Бурухина и нас с сыном».

Замолчав, Лопатин вытер глаза и стал оправдываться: «Простите. У меня зрение слабое, глаза болят. Потому и слезятся».

В понедельник, 15 декабря, Данила Зайцев, Денис Бурухин, Александр Почепня (отец Андрея) и Леонид Лопатин с сыном Василием взяли ружья и забились в лопатинскую «тойоту». Младший брат Андрея тоже хотел поехать с ними, но ему не разрешили. Бурухин объяснил: «Мы знали, куда отправляемся и зачем. Понимали, что нас ждет». Леониду Лопатину на тот момент было без малого шестьдесят лет — в тех краях это преклонный возраст, так что, доставив мужчин на пасеку, он поехал дальше по своим делам, а более молодые остались. Все они были вооружены, кроме Александра Почепни: в доме была только одна винтовка, и ее забрал с собой Андрей. Само собой получилось, что отряд возглавил Данила Зайцев, гордый обладатель устрашающего на вид бронебойного двуствольного обреза, над которым опытный охотник на крупных кошек только посмеялся бы. Впрочем, оружие было легальным, да и выбирать было особо не из чего.

По словам друга Маркова, Андрея Онофрейчука, Зайцев был неприятно удивлен тем, как несерьезно отнеслась к происходящему молодежь. «Они шли по следу, закинув ружья за плечи, как будто в них и нужды-то не было, — вспоминал Онофрейчук. — Зайцев их одернул: „Ребята, вы в своем уме? У вас ружья должны быть наготове, ясно?“ Но они только отмахнулись: чему быть, того не миновать».

«Молодость! — вздохнул Онофрейчук. — Она не ведает страха».

Зайцев и Александр Почепня были едва знакомы, хоть и жили по соседству. Сам будучи отцом, он отправился с Почепней на эти страшные поиски не из дружеской симпатии, а потому, что его попросили, и отчасти потому, что он видел, что Александр на грани отчаяния. Зайцев родился на западе Китая, куда после революции бежало множество староверцев. В скором времени после смерти Сталина семья Зайцевых переехала в Казахстан, а Данила затем отправился на Дальний Восток — сперва на Чукотку, а потом на юг Приморья, частично повторив путь Юрия Труша. Среди жителей Соболиного Зайцев выделялся тем, что никогда не напивался и в течение двадцати лет занимался одним и тем же делом — обслуживал поселковый дизельный генератор. Какие бы неудачи его ни постигали, Зайцев производил впечатление спокойного и сильного человека, способного выстоять в любых обстоятельствах. Именно этого сейчас больше всего не хватало Александру Почепне.

День выдался ясный, но на редкость морозный. Дело было в разгаре зимы, и тайга сверкала великолепием: солнце сияло, снег блестел, небо светилось голубизной, а лес был столь величественно неподвижен, что не хотелось тревожить его ни словом, ни жестом. Даже самый тихий звук отдавался эхом в морозном воздухе, и присутствие поискового отряда, нарушавшего тишину скрипом сапог, казалось неуместным. Люди, подавленные самыми тяжелыми предчувствиями, были здесь чужими.

Конкретного плана у них не было, но каждый из присутствующих умел неплохо ориентироваться в зимнем лесу — «читать Белую книгу», как говорят русские охотники. Замерзшая река была присыпана снегом ровно настолько, чтобы сохранить отпечатки следов. Правый берег представлял собой крутой откос, поэтому мужчины были вынуждены сначала спуститься на лед, а затем и вовсе перейти на другую сторону — туда, где только Бурухин ставил свои капканы. На левом берегу, в низине, снега было больше, но сквозь него пробивались спутанная высокая трава, кустарник и бурелом, а вскоре людей плотной стеной обступил лес. Даже несмотря на то, что деревья стояли голые, найти что-либо в таком лесу было бы практически невозможно, если бы не снег. Он ничего не может утаить: на снежном покрове история всего происходящего пишется в мельчайших подробностях. Судьба Андрея Почепни была начертана здесь одинокой цепочкой отпечатков его сапог — только в одну сторону. Его капканы, расставленные у подножий невысоких деревьев и среди вывороченных корней по правому берегу, были пусты и нетронуты. Примерно в полутора километрах от пасеки в лесу на этом же берегу реки находилась хижина Цепалева. Добравшись до нее, мужчины обнаружили еще один след, ведущий прямо от дверей. Было бы логично предположить, что тут ходил владелец хижины — охотник и поэт, с которым каждый из присутствовавших был знаком. Но след принадлежал не человеку.

Едва минул полдень, и за неделю до зимнего солнцестояния солнце низко висело над рекой, ослепляя, но совсем не согревая. Воздух был морозный и сухой, словно из него выкачали всю влагу, до самой последней молекулы. В полном безветрии снег сверкал яркими искрами; каждая снежинка отчетливо выделялась в хороводе своих подруг. Среди этого сказочного великолепия самые страшные опасения превратились в уверенность. Мужчины взяли ружья на изготовку и пошли по следу — пересекли реку и двинулись вверх по течению вдоль левого берега, в сторону высокого кедра. У его основания они обнаружили растерзанный в клочья матрас Цепалева и свидетельства трагедии, до боли похожей на марковскую: тигр даже не пытался прятаться и напал на вооруженного человека совершенно открыто, с расстояния в каких-то десять шагов, словно это была война, а не охота. У зверя появился свой почерк. Мужчины недоумевали: как могло случиться, что Почепня подошел почти вплотную к тигру, развалившемуся на матрасе, и до последнего не замечал его — громадное яркое пятно на снегу?

Место нападения ясно читалось по примятому снегу, но тела Почепни нигде не было видно и вокруг почти не было крови. Только винтовка Андрея лежала там же, где он ее уронил. Денис Бурухин поднял ее и осмотрел: оружие было заряжено. Он вынул патрон и, приглядевшись, обнаружил маленькое пятнышко в центре медной головки — там, куда приходится удар бойка. Ружье дало осечку. Последняя мысль Андрея Почепни, скорее всего, была о том, что отцовское оружие подвело его. Бурухин прочистил ствол от снега, зарядил тем же патроном и нажал спусковой крючок: ружье выстрелило. Отец Андрея стоял рядом с Бурухиным, и остается только гадать, что творилось в его душе, когда прозвучал выстрел. Он забрал ружье из рук Бурухина, сделал несколько шагов и бросил его в стремнину Тахало — в то место, где вода особенно глубокая и быстрая и потому не успела замерзнуть. После этого он отправился на поиски тела своего старшего сына.

То, что довелось увидеть Александру Почепне, не должен видеть ни один отец. В сорока метрах от кедра, под которым дожидался свою жертву тигр, на обнажившей землю проталине была разбросана почерневшая от крови одежда. Все выглядело так, словно человека разметало взрывом — не осталось ничего, кроме разодранных лохмотьев и пустых сапог. Часы и нательный крестик лежали неподалеку нетронутыми. От тела Почепни уцелели лишь жалкие ошметки, которые все вместе с легкостью поместились бы в карман рубашки. Тиграм свойственно оставлять часть своей добычи, и так зверь поступил в случае с Марковым, но Почепня был съеден весь, целиком, и это было беспрецедентным явлением — как и уничтожение туалета в лагере дорожников. Только представьте себе охотников-удэгейцев, обнаруживших подобную картину лет двести тому назад, их шок и ужас при виде кровавых следов и пустой одежды — и сразу поймете, как образ амбы-людоеда поселился в коллективном сознании местных жителей.

Мужчины тщательно осмотрели окрестности и нашли уходящий след тигра. Он был совсем свежий, оставлен всего несколько часов назад. Изучив оба следа, они пришли к выводу, что Андрей погиб через несколько часов после своего появления на пасеке 12 декабря и еще три дня тигр провел рядом с трупом. Временами он ел, временами уходил на свою лежанку у подножия кедра. Когда здесь не осталось ничего, что могло бы его удерживать, тигр — пока что сытый — двинулся дальше.

У Андрея Почепни с собой был холщовый армейский рюкзак, в который он планировал собрать дичь, попавшуюся в капканы. В этот рюкзак мужчины и сложили его скудные останки. Затем все четверо двинулись в обратный путь — за ними должен был приехать Лопатин. Кроме Дениса Бурухина, который в Чечне повидал всякое, из присутствующих только Даниле Зайцеву доводилось встречаться с чем-то подобным. Он воспринял увиденное с тем же спокойствием, что и гибель Маркова десятью днями ранее, и старался держаться поближе к Александру Почепне. Тот не пролил ни слезинки, не проронил ни слова, но его молчаливая собранность свидетельствовала о подспудном чувстве вины, которое со временем будет терзать его все сильнее.

«Когда я вернулся на пасеку, — вспоминал Лопатин, — они уже сидели на крыльце, ожидая меня. Я спросил, где Андрей. Его отец поднял рюкзак и коротко бросил: „Здесь“».

Глава 17

Все говорило о том, что его действиями управлял не голый случай; он дважды с коротким перерывом нападал на судно, и оба раза направление его ударов было рассчитано так, чтобы причинить нам наибольший вред. <…> Вид его был ужасен, он выражал ярость и негодование.

Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый кит[136]

В Соболином нет ни одного уличного фонаря, и зимой, когда солнце садится рано, поселок погружается в непроглядную тьму уже около пяти часов вечера. Жители старались по возможности не высовываться на улицу. Когда же выйти из дома было необходимо, каждый брал с собой ружье, даже если собирался всего лишь добежать до туалета. Сидя дома возле русской печки, они прислушивались к каждому звуку, гадая, что может означать собачий лай или внезапно наступившая тишина. Дневной свет, огонь, оружие и дикий зверь определяли течение жизни поселка в те дни. Словно машина времени отбросила его назад лет на сто — или на миллион.

Смерть Андрея Почепни потрясла каждого, открыв новую страницу в представлениях людей о тигре. Никогда еще обитатели Бикинской долины не сталкивались с таким ощущением опасности, исходящей из леса. Смерть Маркова была трагедией, но в ней каждый видел определенную логику, даже справедливость: это было возмездие и отпущение грехов. Он обидел тигра, и тот ему отомстил. А что сделал юный Почепня? Он погиб, проверяя капканы на норок! Его мать с ума сходила от горя, отец был готов наложить на себя руки.

«Мы жили по соседству, — рассказывал Леонид Лопатин, — но, как говорится, чужая душа потемки». Потемки душ несчастных родителей начинали внушать опасение. Их страдания усугублялись тем фактом, что всем остальным детям родители строго-настрого запретили выходить из дома и тем самым уберегли их от беды. Осознание собственной ошибки легло на чету Почепня тяжким бременем. Они раз за разом прокручивали события минувшей недели в памяти, тщетно моля провидение повернуть время вспять. Все в поселке сочувствовали их горю, тем более что оно и впрямь касалось их напрямую. Соседи могли сколько угодно покачивать головами и цокать языком, но они боялись и за свою жизнь.

«Люди перестали ходить в лес, — говорил Лопатин, вспоминая, как жил Соболиный после 15 декабря. — Все, кто охотился в верховьях реки, возвратились домой, лесозаготовка прекратила работу. Все были потрясены. Возможно, когда-то давно подобные трагедии и происходили, но мы столкнулись с этим впервые. Взаимоотношения между тигром и человеком в корне изменились».

«Многие видели тигров, встречали их в лесу, но прежде между нами не возникало конфликтов, — утверждал Андрей Онофрейчук. — Случалось, что тигр убивал собаку прямо на глазах у охотника, но никогда они не охотились на людей. Если угодно, у тигров свой моральный кодекс».

И вновь Кузьмич получил заказ на гроб, в который почти нечего было класть. Вновь на деревенском кладбище разожгли большой костер, чтобы прогреть замерзшую землю. На сей раз Леонид Лопатин привез дрова на «буране», поминутно оглядываясь и держа ружье наготове. Жители поселка стали мнительными и от бессилия искали виноватых, чтобы выместить злость. Главным образом досталось тогда Юрию Трушу и инспекции «Тигр». «Они должны были сразу пристрелить тигра! — с горечью воскликнул Онофрейчук почти десять лет спустя. — Они могли поймать его в тот же день, но ничего не сделали, и погиб еще один человек. Только после этого они начали шевелить задницами!»

«Люди были недовольны, — вспоминал Данила Зайцев. — Они считали, что тигра сразу должны были выследить. Он убил человека, да к тому же он был ранен. Можно было сделать все по-быстрому».

«В Индии, говорят, пока тигр четырех человек не задавит, людоедом не считается, — рассказывал Саша Дворник режиссеру Саше Сноу в 2004 году. — Тому, кто так думает, могу только посоветовать: своих детей сюда вези да корми ими. Якобы до этого тигр не считается людоедом. В гибели Андрея Почепни виноваты власти. Ясно же было, что это тигр-людоед, они должны были сразу его прикончить. После того, как Андрей погиб, я думал: попадись мне эти инспекторы, всю душу бы из них выбил». Юрий Труш узнал о гибели Почепни 15 декабря. В тот момент он находился в Лучегорске. Известие глубоко ранило его — даже сегодня, вспоминая те дни, он с трудом сдерживает эмоции. Андрей Почепня — ровесник его собственного сына — был в его глазах «невинным ребенком». Он и впрямь не сделал тигру ничего плохого. Гибель Хоменко, равно как и Маркова, никто не мог предвосхитить. Однако предотвратить смерть Андрея было возможно, и каждый, кто понимал это, не мог избавиться от чувства вины. Труш вновь и вновь возвращался мысленно к тому моменту, когда он и Лазуренко шли по горячим следам тигра возле хижины Маркова: «Положение было серьезным, — вспоминает Труш. — Увиденное тогда потрясло нас. Это было похоже на фильм ужасов, мы все находились в состоянии шока. Но, попадись мне тогда тигр на глаза, рука не дрогнула бы. Я был уверен, что этого зверя необходимо убить».

И все же тогда Труш прекратил преследование. Это решение далось ему нелегко, а теперь он за него расплачивался, взвалив на свои плечи неблагодарную задачу служить посредником между инспекцией «Тигр» и напуганными жителями Соболиного. Даже когда прибыло подкрепление, все шишки доставались именно ему — человеку, которого все знали лично. Труш и его команда неоднократно привлекали местных жителей к ответственности за браконьерство и незаконное владение оружием, что, разумеется, подливало масла в огонь. Труш предстал в парадоксальной двойственной роли врага и спасителя; и некоторые тут же назначили его козлом отпущения. Как и еще кое-кто в поселке, жена Маркова считала именно Труша ответственным за несчастья, свалившиеся на Соболиный. «Она поливала меня грязью, словно этот тигр был моей домашней зверушкой. Обвиняла в том, что я дал ему уйти и поэтому случились все эти беды, — вспоминал Труш их первую встречу. — Она утверждала, что Марков не стрелял в тигра первым, что тигр просто напал на него. Она так кричала, что не было возможности толком объяснить ей, что произошло на самом деле. Думаю, у нее был нервный срыв из-за смерти мужа, и она винила во всем нас».

Труш был недалек от истины, но криками дело не ограничилось. Как по заказу, в местной газете появилась статья под язвительным заголовком «Тигр ест, пока Тигры пьют», и это было лишь начало. Поползли слухи. Теперь речь шла не только о безопасности, на кону стояла репутация инспекции «Тигр» и лично Труша. Теперь он просто обязан был уничтожить тигра, пусть даже и ценой собственной жизни.

Спустя сутки после обнаружения тела Почепни в Соболином появились два «урала» и грузовик с открытым верхом, набитые вооруженными людьми. На всех дорогах, ведущих в поселок, были установлены блокпосты, чтобы не пускать случайных людей в опасную зону. Никогда еще нападение тигра не вызывало такого скопления вооруженных отрядов, так что посторонний свидетель мог ошибочно предположить, будто в Соболином накрыли террористическую ячейку. Этим власти продемонстрировали не только серьезность своего намерения не допустить новых жертв, но и уважение к противнику. Теперь уже никто не смел недооценивать возможности тигра; никто не сомневался в его кровожадности. Этот зверь по своему хотению исчезал и появлялся с единственной целью — напасть на опытного охотника и сожрать. Несмотря на ранение, он был способен день и ночь оставаться на ногах в условиях жуткого холода. Случись такое в другую эпоху взаимоотношений между тигром и человеком, ему приписали бы сверхъестественную силу — вот уж кто как нельзя лучше подходил на роль игуля.

Подкрепление прибыло аж из Владивостока, находившегося на расстоянии целого дня пути. Вместе с другими подразделениями инспекции «Тигр» приехал и ее глава, Владимир Щетинин, — человек, которого и друзья, и враги называли Генералом. Это прозвище Щетинин получил за свое пристрастие к военной форме и колоритным офицерским фуражкам, в которых он выглядел выше, чем на самом деле. Как начальник инспекции «Тигр», он был единственным человеком в Приморье, имеющим право издать приказ на отстрел амурского тигра. Щетинин принадлежит к тому же поколению, что Иван Дункай и Дмитрий Пикунов, и ему чудом удалось избежать сталинских репрессий. Он на целую голову ниже Труша, носит длинную седую бороду и длинные волосы, что придает ему сходство с православным священником — впрочем, это впечатление рассеивается, стоит ему заговорить. Он заваривает два чайных пакетика на маленькую чашку и при разговоре не стесняется в выражениях. Когда пара прекраснодушных британских журналистов задали ему вопрос, что, по его мнению, может спасти амурских тигров, ответ их обескуражил: «СПИД». «Неужели вам не жаль человечество?» — спросил один из них. «Да не очень, — спокойно отозвался Щетинин. — Особенно китайцев».

Близость Китая и его сильное влияние вызывают ощутимую тревогу в Приморье, где многие местные жители рассуждают так же, как Щетинин. До открытия границ с Китаем в результате горбачевского сближения с Пекином в 1989 году Россия практически не знала такого явления, как браконьерская охота на тигров. С тех пор экспорт (далеко не всегда легальный) самых разнообразных природных ресурсов Приморского края приобрел космические масштабы, а местные русские обнаружили, что проигрывают китайцам на всех фронтах: в энергии, деловой хватке и неутолимом аппетите ко всему, от женьшеня и морского огурца до амурских тигров и русских шлюх. В семидесятые годы, после военного конфликта на Даманском и стягивания войск к границе, была популярна шутка: «Оптимисты изучают английский, пессимисты — китайский, а реалисты — автомат Калашникова»[137].

В настоящее время неравенство между Россией и Китаем перевернулось с ног на голову по сравнению с тем, что было лет сто назад, когда Поднебесную называли «неизлечимым больным Азии». Теперь так называют русских, и именно они боятся раствориться под напором своих соседей.

Из-за непрерывного оттока природных ресурсов самыми разнообразными маршрутами Приморский край и сегодня напоминает колониальный аванпост, до которого, невзирая на все его богатства и экологическое значение, далекой столице нет особого дела. Контрабанда животных в современной Азии — это многомиллионный бизнес, причем примерно три четверти экспорта идет в Китай, превратившийся в настоящую черную дыру для многих исчезающих видов. В то время как бесценное наследие Приморья — лучшая древесина, икра, животные — вывозится за границу, его жители взамен радостно получают второсортные товары: подержанные японские автомобили, корейские автобусы, китайский текстиль и одежду, а также свежие фрукты, перенасыщенные пестицидами и тяжелыми металлами. По причине ограничений на импорт русские вынуждены выступать в унизительной роли вьючных мулов, которые тащат все это добро на себе.

Даже при том, что численность русских на Дальнем Востоке неуклонно сокращается в силу высокой смертности и миграции, захудалые приграничные китайские городки, в которых до перестройки проживало не более десяти — двадцати тысяч человек, превратились в сверкающие неоновой рекламой торговые центры, на порядок увеличив свое население, и количество их продолжает расти. В эти обновленные города едут в шоп-туры под присмотром заботливых гидов группы русских туристов, чтобы накупить товаров, которые постсоветская промышленность и торговые сети не могут им предложить. Между тем Северная Корея, находящаяся в самом низу негласной азиатской иерархии, поставляет дешевую рабочую силу на рынок труда — преимущественно для лесодобывающей промышленности. «Что произошло с российским Дальним Востоком?[138] — задается вопросом Джон Стефан в книге, посвященной истории этого региона. — Почему его развитие не пошло по сценарию Британской Колумбии или Хоккайдо? Как случилось, что эти богатейшие земли, населенные одаренными и трудолюбивыми людьми, соседствующие с экономически развитыми странами, производят впечатление задворок третьего мира?»

На этот вопрос не существует однозначного ответа, но сложившаяся ситуация отдается болью в сердцах множества россиян, продолжающих смаковать сладкую горечь национальной гордости и — в случае старшего поколения — сохраняющих веру в то, что некогда они были пионерами великого и благородного социального проекта. Для Владимира Щетинина, чья жизнь прочно переплелась с историей страны, утрата статуса региона и порядка в нем стала ноющей язвой в душе — не в последнюю очередь из-за урона, наносимого тайге. Сейчас, как никогда, больше всего на свете — за исключением разве что собственных внуков — его беспокоит судьба амурского тигра и еще более редкого его родственника, амурского леопарда. Разрываемый на части этим беспокойством, запретом Москвы на отстрел тигров, глубоким чувством ответственности за жизнь людей и необходимостью избавить их от страха, он должен был решить судьбу тигра-убийцы и всех местных жителей.

Глава инспекции «Тигр» неизменно старался обеспечивать своих подчиненных всеми необходимыми полномочиями. Поэтому 5 декабря, как только Труш сообщил ему о нападении на Маркова, он факсом отправил в Москву запрос на отстрел амурского тигра. Б тот момент у него еще не было подробной информации о случившемся, но Щетинин был хорошо знаком с федеральной бюрократической системой. Он понимал, что ответа из столицы можно ждать неделями, и решил подстелить соломки. Даже его недоброжелатели были потрясены, когда всего спустя четыре дня, 9 декабря, он получил телеграмму от Валентина Ильяшенко, главы отдела по сохранению биоразнообразия. Телеграмма была краткой и по существу: «Настоящим разрешаю отстрел тигра-людоеда в районе поселка Соболевка [уменьшительное от Соболиного]. Официальное разрешение будет выдано по получении отчета об отстреле».

Иногда система работала. В тот же день, когда была получена телеграмма, по факсу пришло официальное письмо со всеми печатями и подписями, но по какой-то причине в нем указывались более поздние сроки охоты: согласно письму, она должна была начаться только через неделю, 16 декабря. Было ли это результатом ошибки чиновников или стремлением отложить решительные действия в надежде, что природа возьмет свое и все уладится само собой, неясно до сих пор. При том, что все были явно обеспокоены безопасностью местного населения, складывалось впечатление, что чрезмерной спешки ни местные, ни столичные чиновники устраивать не хотят. Несомненно, сердце и профессиональный долг велели Щетинину защищать окружающую среду — и в первую очередь тигров. Ему претила необходимость лишний раз курировать отстрел тигра, особенно сейчас, когда на его глазах шли прахом десятилетия упорного труда по восстановлению популяции.

Кроме бюрократического кошмара и затрат на поиски конкретной потенциально опасной особи среди нескольких обитающих в окрестностях Соболиного, у нерешительности Щетинина была еще одна причина, и заключалась она в истории его взаимоотношений с государством. Любовь Щетинина к тиграм — можно даже сказать, его одержимость ими — уходит корнями куда глубже, чем у большинства чиновников природоохранной сферы, потому что на протяжении многих лет, как и тигру, уничтожение грозило ему самому. Щетинин — потомок казачьего рода, его предки служили в амурской дивизии казачьего войска, силами которой осуществлялось завоевание Приморья.

В обмен на верную службу престолу казаки имели особый статус среди прочих русских, получали в награду земли и пользовались относительной свободой, но с приходом советской власти все изменилось. После революции их независимость, военное искусство и сплоченность оказались потенциальной угрозой для Советов, и Сталин посчитал нужным вписать их в обширный список своих врагов. В 1934 году деда Щетинина по отцовской линии мобилизовали на строительство потайного тоннеля под Амуром, и с тех пор семья ни разу его не видела. Следующим стал отец Щетинина: в 1938-м, на пике Большого террора, его отстранили от должности начальника сельского почтового отделения и обвинили в «преступной халатности, повлекшей нарушение работы почты». На этом основании он был расстрелян. Всю семью отправили в концентрационный лагерь в Еврейскую автономную область, малоизвестное детище Сталина, которое, как ни парадоксально это звучит, должно было стать советским Сионом для местных евреев. Область, существующая и по сей день, раскинулась на амурских берегах между Китаем и Хабаровским краем — трудно представить себе место, более удаленное от Святой земли. На флаге области почему-то красуется не звезда Давида, а радуга на белом фоне; на региональном гербе изображен не кто иной, как тигр. В период расцвета здесь проживало около семнадцати тысяч евреев, но во время репрессий сюда начали свозить самых разнообразных неугодных власти людей, в том числе казаков. Еще ребенком Щетинина заклеймили как сына врага народа — этот «титул» определил дальнейший ход его жизни. От второго своего деда он получил строгий наказ: «Никому и никогда не говори, что ты казак. Забудь это слово».

«Мне было лет шесть, когда я догадался, что мы сосланы, — рассказывал Щетинин в своей тесной квартирке неподалеку от бухты во Владивостоке. — Поблизости располагался концентрационный лагерь, и среди заключенных было много учителей. Педагог, учивший нас на дому, отсидел в этом лагере пятнадцать лет, но потом его выпустили, потому что учителей не хватало. В конце десятого класса он начал вызывать нас к себе по одному, для беседы. Выкладывай все свои грехи, говорит. Я его очень уважал и поэтому признался, что я казак и сын врага народа. Тогда он мне сказал: „Ты можешь пойти только в сельскохозяйственный. Об остальных лучше забудь раз и навсегда“».

Щетинин послушался совета и уехал в Благовещенск — поступать в аграрный институт. Тут прослеживается определенная ирония судьбы: именно в Благовещенске казаки устроили одну из самых кровавых расправ над китайскими поселенцами. Пока Щетинин учился, его отца реабилитировали — сняли все обвинения и вернули ему доброе имя. В качестве компенсации за гибель отца Щетинин теперь имеет ежемесячную пенсию в размере 92 рублей (около трех долларов) плюс субсидии на коммунальные услуги. Естественно, он не вступал в КПСС. К фермерству он тоже оказался непригоден, что для казака вполне типично. До сегодняшнего дня душевная рана от той давней ссылки не затянулась. «Я не могу спокойно смотреть на животных в клетке, — сказал Щетинин. — Ни разу не был ни в цирке, ни в зоопарке».

Зато он посвятил жизнь изучению популяций диких животных и в 1964 году стал первым полевым экологом в недавно созданном национальном парке под Благовещенском. Оттуда он переехал во Владивосток и занялся природоохранной деятельностью. Тигров он открыл для себя в конце семидесятых годов. По долгу службы сохранение этих животных было его основной целью, но после гибели Почепни у него не осталось сомнений в том, как надлежит поступить с тигром-людоедом.

Част третья. Труш

Глава 18

Да, это было бы лучше всего. И все же охота за ним не прекратится. Есть такие проклятые вещи, от которых держаться подальше хоть и лучше всего, но, клянусь, не легче всего. Он влечет и притягивает, словно магнит! Как давно видел ты его в последний раз? Каким курсом он шел?

Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый кит[139]

Охота на тигра началась на Тахало — «огненной реке». Ясным морозным днем 16 декабря там появился охотничий отряд из шести человек. С ружьями на плечах они спустились с берега возле пасеки и по льду двинулись вниз по течению. Вместе с Трушем и Лазуренко на поиски отправились трое местных охотинспекторов и участковый из Красного Яра, выходец из Белоруссии Николай Горунов. В отряд не вошли ни местные жители, ни неопытные милиционеры — только матерые волки, профессионалы. Горунов, как и Труш, прирожденный альфа-самец: статный красавец, с сигаретой во рту похожий на огнедышащего дракона.

Обычно он зажимает фильтр зубами и разговаривает, не выпуская сигареты изо рта, так что клубы дыма выглядят естественным сопровождением его зычного голоса, от которого, кажется, вибрируют стекла в доме. Усатый, с внимательным цепким взглядом, Горунов поразительно напоминает охотника на тигров Юрия Янковского — не только внешне, но и по характеру: он абсолютно непринужденно (и без малейшего физического усилия) втаскивает совершенно незнакомого человека в дом, потому что здороваться через порог считается плохой приметой. Карта, побывав в его руках, пестрит отметками карандаша, а местами оказывается и вовсе проткнутой насквозь.

В общем-то никто не сомневался, что Марков и Почепня стали жертвами одного и того же тигра, однако, для того чтобы уверенность объявить фактом, требовались доказательства. Получение этих доказательств входило в задачи экспедиции. Заодно те, кто подключился к расследованию на более поздней стадии, могли получить представление о размерах зверя и понять, куда он направляется. Каждый член отряда был опытным охотником, день для охоты выдался отличный, и все находились в приподнятом настроении. Они россыпью шагали по руслу реки, и создавалось впечатление, что все эти люди, волею судьбы собравшиеся вместе из разных уголков страны, нашли в тайге свое истинное призвание. Каждый из них был тесно связан с лесом по долгу службы, и сейчас их охватило радостное возбуждение — как у ездовых собак, впрягаемых в сани. Шагая по земле Арсеньева и Янковского, они приняли брошенный им вызов и были готовы доказать свой профессионализм. В конце концов, именно ради этого когда-то и приехали на Дальний Восток они сами или их родители. Заметив, что Труш ведет съемку, они оживились и начали шутить. «Черт, как жаль, что я оставил дома свои золотые эполеты!» — воскликнул один. «Раньше надо было думать, дурья башка, — отозвался другой, — а теперь все, поезд ушел».

Юрий Труш, приникший к видоискателю видеокамеры, ощущал бремя возложенной на них задачи особенно остро — не только потому, что был предводителем этого маленького отряда, а еще и потому, что за исключением Саши Лазуренко он был единственным из присутствующих, кто предельно ясно представлял себе, что тигр может сотворить с человеком. Впрочем, остальным вскоре предстояло тоже это понять. Едва они прибыли на место трагедии, общий настрой моментально стал серьезным. Все сразу догадались, что означает куча светлого, без следов шерсти помета, оставленная на льду, словно предостережение. Не было сомнений и в том, кому принадлежали неровные следы, — здесь прошел тот же самый хромой тигр. Инспекторы тщательно осматривали окрестности, словно криминалисты — место преступления; Труш призвал всех внимательно отнестись к каждой мелочи. У этих шестерых за плечами было двести лет охотничьего опыта на всех, преимущественно в местах, где обитают тигры, но никому из них раньше не доводилось видеть ничего подобного. Осторожно ступая, разговаривая шепотом, они проследовали по отпечаткам лап до растерзанного цепалевского матраса, пропитанного кровью и усыпанного тигриной шерстью.

Они вчитывались в Белую книгу, и последние секунды жизни Андрея Почепни вставали у них перед глазами, словно рассказанные и тигром, и человеком: зверь шел с востока, со стороны лагеря дорожников, затем остановился, не то почуяв, не то услышав приближение Почепни. Поняв, что юноша собирается идти вниз по реке — возможно, унюхав запах приманки в его капканах, — тигр повернул на юг и пошел параллельно предполагаемому курсу Почепни, на достаточном отдалении от реки, чтобы человек не мог заметить его следы. Затем сделал круг по лесу, чтобы совсем скрыть свое присутствие, и вышел к реке впереди — классический маневр охотника, выслеживающего добычу. Тут тигр заметил хижину Цепалева. Обшарив и разгромив ее, как до того хижину Маркова и туалет в лагере дорожников, тигр нашел удобное, хотя и до странности приметное место и, развалившись на матрасе, принялся ждать неизбежного.

Стоя возле лежанки тигра под могучим кедром, легко понять, почему Михаил Дункай верит, будто тигры умеют читать наши мысли и воздействовать на наше сознание. Следы Андрея Почепни выглядели так, словно зверь держал его на поводке, притягивал к себе. Теорию разума принято рассматривать в контексте человеческих взаимоотношений, но в определенной мере она свойственна и тиграм. Их теория разума не столь изощренна, как наша, но большего им и не требуется. Тигру хватило ума просчитать ситуацию на несколько ходов вперед и добиться, чтобы Андрей Почепня, куда более развитое живое существо, преподнес ему себя практически на блюдечке.

Участковый Горунов определил характер прыжков тигра во время нападения. Для такого крупного зверя следы были расположены слишком близко друг к другу, что, по мнению милиционера, могло означать только одно: тигр был ранен и сильно ослаб. Здоровый самец преодолел бы такое расстояние одним прыжком. И хотя движения зверя были несколько скованными, исходя из полученного ранее опыта он должен был понимать, что спешить ему не придется. Трудно выразить, до какой степени противник Почепни превосходил его по всем параметрам. Чтобы одолеть человека, тигру почти не нужно прикладывать усилий. Его челюсти способны сжиматься с силой около семидесяти килограммов на квадратный сантиметр. Чтобы перекусить горло, достаточно всего семи, а чтобы передавить сонную артерию, требуется не больше трехсот граммов, и человек потеряет сознание практически мгновенно. Другими словами, тигру даже не обязательно прокусывать кожу, чтобы обездвижить свою добычу; это можно сделать совершенно бескровно.

Тигриные клыки у основания могут достигать двух с половиной сантиметров в диаметре, однако при этом они на удивление часто ломаются и больше уже не вырастают. Утрата клыков существенно снижает охотничий потенциал тигра и является одной из основных причин, по которым в дикой природе тигры начинают охотиться на домашний скот или человека. Несмотря на свой устрашающий вид, эти зубы довольно хрупкие; фактически они представляют собой сплетение нервов и кровеносных сосудов в слегка скругленном на концах панцире из твердого дентина, покрытого эмалью. Они играют роль хирургических сенсоров, позволяющих тигру прощупывать добычу и отличать кости от мягких тканей, чтобы проникнуть между двух позвонков и повредить спинной мозг или найти трахею и перекрыть доступ воздуха — и все это в мгновение ока. В этом отношении клыки являются высокотехнологичным оружием, предназначенным не только для захвата или укуса, но и для моментального анализа анатомии жертвы. Как бы далеко мы ни ушли от наших диких предков, наши зубы тоже сохраняют подобную чувствительность, и мы используем ее ежедневно: когда грызем сахарную косточку, игриво прикусываем губу партнера при поцелуе или понимаем, что яблоко испорчено, надкусывая мягкий бок.

Нельзя однозначно сказать, с чего начал тигр — оглушил Почепню или просто схватил его зубами и потащил. Никто не пробовал измерить силу удара тигриной лапы, но учитывая, что тигр весит в два, а то и в три раза больше профессионального боксера и обладает куда большей силой и быстротой реакции, можно примерно представить себе, насколько сокрушителен его удар. Наблюдения за бенгальскими тиграми подтвердили, что ударом лапы они способны сломать шею или проломить череп буйволу. Реджинальд Бертон, британский охотник и писатель, долгое время живший в Индии, однажды наблюдал, как тигр ударил загонщика с такой силой, что его когти насквозь пронзили толстый медный щит, защищавший спину несчастного.

Зимой 1960 года Владимир Тройнин, натуралист и лесничий, наблюдал грандиозное сражение амурского тигра-подростка со взрослым уссурийским кабаном. Дело происходило на берегу Амбы. Тигр сумел повалить кабана, вдвое превосходившего его по размеру, беспрестанно запрыгивая ему на спину и нанося лапой удары по голове. Дикие кабаны вооружены острыми клыками, да к тому же и сложены как танки: под жесткой щетиной и толстой шкурой у них настоящая броня, защищающая мускулистую шею и плечи. Битва на Амбе велась до смерти, и вопреки расстановке сил юный тигр одолел противника, подогреваемый своей яростью. Когда впоследствии Тройнин осматривал поле битвы, ему открылось страшное зрелище: брошенный кабан был выпотрошен, горло выдрано, а рыло отрезано, «словно бритвой»[140]. Особенно поразили Тройнина раны на черепе кабана — в палец глубиной.

В тот день на Тахало охотникам стало ясно, что, несмотря на ранение, пришедший из Панчелазы тигр еще не растратил своей чудовищной силы. Более того, от Почепни он постарался взять все по максимуму и благодаря несчастному юноше выиграл для себя еще несколько дней. Обследуя разграбленную хижину Цепалева, Горунов обнаружил несколько топографических карт, но тигр нашел их раньше и прокусил в нескольких местах, словно отмечая координаты своих будущих деяний. Там же лежал блокнот со стихами Цепалева — их автор уже уехал из тех мест, а сам блокнот утрачен. Горунов вернулся на другой берег и присоединился к остальным членам отряда, разбиравшим одежду Почепни. Накануне отец Андрея и Данила Зайцев уже забрали скудные останки, однако при осмотре карманов его куртки Горунов нашел непочатую пачку дешевых сигарет без фильтра. Ему до смерти хотелось курить, но взять сигарету из этой пачки не поднялась рука.

Вмешательство милиции требуется всякий раз, когда имеется труп, чтобы определить, есть ли основания для возбуждения уголовного дела, однако в этом случае трупа не было. Роль Горунова свелась к формальному свидетельству об исчезновении Почепни. Никто из присутствующих не был морально готов обнаружить лишь кучку одежды.

У страха, как правило, есть материальное воплощение. Здесь же, на фоне льдов и снегов, сковавших Тахало, была только сломанная рама — без картины внутри. Если бы не другие признаки разыгравшейся трагедии, можно было бы подумать, что эти вещи попросту кто-то бросил — как будто год или два назад некий охотник пришел к реке искупаться, оставил одежду на пригорке и по каким-то причинам не вернулся за ней. Время, погода, дикие звери — неудивительно, что она истрепалась и сгнила, превратившись в кучу тряпья… Но эту одежду всего несколько дней назад носил человек, который внезапно просто перестал существовать.

Лишить человека жизни — это одно, но стереть его с лица земли — совсем другое. Последнее сделать гораздо труднее, и тем не менее тигру это в полной мере удалось. Его жертва попросту утратила плотскую оболочку. В тот день стало очевидно, что человеческое тело, священный сосуд души, в тайге ничем не отличается от оленя или дикого кабана, оно не более чем потенциальная добыча. В мощных челюстях тигра оно практически ничего не весит и, как показал случай с Андреем Почепней, является весьма эфемерной субстанцией. Поневоле задаешься вопросом из области метафизики: когда тело проходит через нутро зверя, а его компоненты усваиваются и становятся частью этого зверя, что происходит с душой съеденного? Люди погибают от ураганов, наводнений, извержений вулканов, но это все происходит по воле стихии, которая не выбирает своих жертв и уж точно не поглощает их в гастрономическом смысле. Немногим довелось, как Трушу и его пятерым спутникам, наблюдать столь ошеломляющие доказательства человеческой способности к полному перевоплощению под действием могущественной силы природы. В этом отношении тигры и их высокоразвитая родня занимают некую странную промежуточную позицию где-то между человеком и природными катаклизмами. При определенных обстоятельствах тигр производит такой же эффект, как долгое созерцание ночного неба, — заставляет вас почувствовать себя ничтожно малой величиной.

Рассмотрев внимательно манжеты и воротники всех слоев обмундирования Почепни, мужчины убедились, что после того, как винтовка дала осечку, Андрей попытался защититься от тигра левой рукой. Но зверь был гораздо сильнее и, произведя серию молниеносных обманных движений, схватил юношу за запястье и перекусил его, а затем вновь бросился на жертву. Изодранный в клочья воротник Андрея указывал на то, что дальнейшее происходило без борьбы.

Мужчины работали, словно врачи скорой помощи на месте аварии, и видеокамера методично и беспристрастно фиксировала все происходящее. «Тигр сорвал с жертвы всю одежду, — слышен на записи тихий голос Труша, — проявив незаурядную сноровку». Разорванные по швам сапоги были самодельными — не меняющиеся на протяжении веков таежные валенки, позволявшие ступать мягко и бесшумно, как тигр. Но как бы ни старался человек остаться незамеченным, ничто не скроет его от охотника, который сам неуловим, точно призрак.

К тому времени, когда Андрей поравнялся с хижиной Цепалева, все органы чувств тигра напряглись до предела. Он пристально следил за своей потенциальной жертвой, приковав к ней напряженный, словно натянутая струна, взгляд. На охоте, как и во время любовного акта, на определенном этапе наступает момент, когда все посторонние факторы временно перестают существовать. Это своего рода ритуал абсолютной сосредоточенности — либо на жизни, либо на смерти.

И хотя смерть уже дышала ему в лицо, Андрей о ней совершенно не думал. Не исключено, что, когда расстояние между ним и тигром сократилось до предела, в последнюю секунду он смутно ощутил опасность: возможно, раздался тревожный птичий крик, или же он просто остановился, чтобы осмотреться. Впрочем, судя по его следу, ничто не вызвало в нем неуверенности. Между тем тигр весь подобрался, предвкушая грядущее каждой клеточкой своего тела: взгляд прикован к жертве, лапы, чуть присогнутые и расставленные таким образом, чтобы компенсировать малейшую неровность поверхности, готовятся запустить тело в полет, как торпеду, а хвост напряжен и нетерпеливо подергивается, будто наэлектризованный. Когда жертва оказалась совсем близко, тигриный рык разнесся по лесу словно голос разгневанного божества.

Застигнутый врасплох, Андрей от неожиданности дернулся влево. Сердце еще билось в его груди, но жить ему оставалось считанные мгновения. Он должен был бы оцепенеть, увидев прямо перед собой стремительно надвигающееся лицо смерти — его собственной смерти. Однако он, как ни удивительно, действовал с привычным хладнокровием: левое плечо инстинктивно дернулось вниз, позволив ремню соскользнуть, а левая рука повернула и подняла винтовку; правый указательный палец лег на спусковой крючок, и вот уже приклад крепко прижат к правому плечу. Враг, которого юноша держит на мушке, уже распростерся в прыжке: стремительный огненно-ледяной вихрь, яркое черно-рыжее пятно на фоне мерцающего снега. Палец сильнее нажимает на спуск — черт! Осечка. Осознание случившегося леденит кровь. Полный пиздец, как говорят русские. Все, что он теперь видит, — это тигр, заслонивший собой все вокруг, само воплощение конца света: пара сверкающих желтых светильников над входом в храм между белыми колоннами.

На протяжении почти всей своей истории человечество принимает разного рода сигналы: от изменений природы, морей, рельефа земной поверхности, звезд до мельчайших нюансов поведения друга или врага, хищника или жертвы. Более того, мы стремимся поделиться своими открытиями, передавая их из уст в уста. Мы гордимся тем, что из всех живых существ это делает только человек, что наше самосознание и самовосприятие родились из традиции устного предания. Все верно, но еще до того, как мы начали слагать истории, мы научились их читать. Иными словами, мы научились распознавать следы. Самое первое слово в истории было записано — «отпечатано» — не человеком, а зверем. Его следы, оставленные на земле, песке, листьях, снегу, стали первым в мире алфавитом. Порой нечеткие, разрозненные, стертые погодой, временем и другими животными, эти символы служили основой для тренировки абстрактного мышления, от которого зависели жизнь и смерть. И вопреки расхожему мнению именно это умение — читать следы, чтобы добыть еду или вовремя обнаружить присутствие опасного зверя — можно считать «самой старой в мире профессией».

Как и наши сочинения, эти «ранние письмена» подчиняются собственным правилам грамматики и пунктуации. Сюжет, время и место действия, пол, возраст, взаимоотношения и эмоциональное состояние героев — обо всем повествуют эти вековые письмена. В каком-то смысле Книга джунглей написана обо всем человечестве: мы, как и Маугли, многому учимся у животных. Утверждение, что именно животные научили нас читать, кому-то может показаться спорным, но опытный охотник, анализирующий признаки присутствия зверя, действует примерно так же, как маститый литературовед, разбирающий произведение. Чтобы выявить причины, скрытый смысл и нить повествования, и тот и другой должны сосредоточиться на мельчайших нюансах, необычных деталях. Каждая цепочка следов отличается особенным «акцентом», своего рода диакритическими знаками, благодаря которым можно определить, куда и с какой целью направлялось оставившее ее существо — прочитать его намерения, в буквальном смысле пошагово. Перед идущим по следу охотником, словно в романе Толстого, разворачиваются замысловатые сюжеты, в которых судьбы отдельных героев затейливо переплетаются, что порой приводит к драматичной развязке. Расшифровать эти письмена зачастую бывает труднее, чем палимпсесты[141] викторианской эпохи, а разобраться в них сложнее, чем в самой запутанной научной фантастике. Однако со временем, как писал Хенно Мартин в «Спасительной пустыне», «ты учишься читать написанное копытами, лапами и когтями[142]. На самом деле очень быстро начинаешь читать эти послания на почти подсознательном уровне».

Труш и его команда открыли Белую книгу на середине главы, и теперь им нужно было вернуться к началу истории. В тайге это сделать непросто: читателю приходится вживаться в образ изучаемого объекта, не имея понятия, чем все закончится. В тот морозный зимний день на Тахало отряд охотников начал восстанавливать череду событий, случившихся ранее. Подобное уже происходило, по крайней мере однажды — за две недели до этого, когда началась история Маркова. И хотя он попытался уйти от своей судьбы, тигр ему этого не позволил. Теперь зверь снова управлял событиями, и это становилось привычным. В «следописи», как и в литературе, существуют различные условные обозначения, и у тигров они другие, нежели у кабана, оленя или человека. На их основании можно предположить, как будут развиваться события в каждом конкретном случае. Тигр Панчелазы выработал собственный стиль и довел его до совершенства. Стоит отметить, что в тайге, как правило, нельзя однозначно сказать, кто за кем охотится, но в данном случае все было предельно ясно.

Даже когда шестеро охотников изучали его следы, тигр, вполне вероятно, находился поблизости, изучая их самих и раздумывая, в какой момент и каким образом вплести их в сюжет своего романа. Тигры отлично играют в эту игру, причем используя те же приемы, что и человек: по запаху, визуально или благодаря собственным знаниям о привычках потенциальной жертвы выходят на ее след, изучают его, чтобы понять, куда она направляется, просчитывают ее намерения и залегают в засаде в ожидании ее появления. И вот уже развязка предопределена.

Для тигра Андрей Почепня был всего лишь эпизодом, второстепенным героем кровавого детектива, разменной монетой для продолжения сюжетной линии. Кто будет следующим — вот какой вопрос волновал тигра, но куда больше он волновал Труша и Щетинина, и ответа на него пока что не было. Существовал только один способ предотвратить грядущие трагедии. «Я размышлял об этом всю неделю, — рассказывал Щетинин, вспоминая первый этап охоты. — Заставлял себя думать, как раненый тигр, пытался представить, куда он с большей вероятностью может направиться».

Такой метод использовал бы и следователь, ведущий дело об убийстве. Однако следователь имеет дело с системой социальных норм, в которой каждый человек, если он не душевнобольной, понимает, что нарушение не может обойтись без последствий. Мир тигра же, напротив, лишен морали и концепции неотвратимости возмездия, и эта атавистическая уверенность в собственном превосходстве над чем бы то ни было является ахиллесовой пятой хищников высшего звена. Койот тоже хищник, но он хорошо знает, что если не проявит осторожности, сам легко может стать чужой добычей. Даже леопарды, относящиеся к числу самых опасных хищников на планете, понимают, что спектр их потенциальных жертв ограничен. Тигр же, если его спровоцировать, может броситься даже на движущийся автомобиль. Это не означает, что тигры не умеют быть осторожными в ряде ситуаций, но чаще всего угрозу для них представляет не потенциальная добыча, а конкуренты. Труш и его помощники должны были проникнуться такой же уверенностью, пусть это и обещало неизбежный конфликт: как только тигр поймет, что на него ведется охота, вместо того чтобы скрыться в тайге, он примет решение сразиться со своими преследователями и уничтожить их. Тигриный след гарантирует одно: если идти по нему достаточно долго, вы обязательно наткнетесь на тигра, либо он сам найдет вас первым.

В феврале 2002 года бывший сотрудник инспекции «Тигр» Анатолий Хобитнов обнаружил следы тигра в окрестностях Лучегорска. Ему посчастливилось оказаться одним из немногих людей на земле, кто столкнулся с диким тигром нос к носу и не погиб. Хобитнов живет в Тернее, живописной рыбацкой деревушке по соседству с Сихотэ-Алинским заповедником. Через зеленые холмы, поросшие березами, дубами и соснами, к деревне ведет узкая извилистая дорога, временами поразительно напоминающая Новую Англию где-то между Беркширом и Белыми горами. Впрочем, иллюзия рассеивается, стоит пересечь мост через Тигриный ручей или проехать мимо деревень под названием Преображение или Глазковка. Когда путешествуешь по этим тихим проселочным дорогам (а других в этих краях нет), забываешь, какой век на дворе. Кургузые деревеньки, примостившиеся то там, то сям, почти не изменились с той поры, когда здесь проходил Арсеньев, разве что появились машины и спутниковые тарелки. Потускневшие голубые, желтые и зеленые домики по-прежнему украшены резными наличниками. Летом каждая пядь земли за забором засажена картошкой, а зимой погребена под снегом до самого подоконника. Деревенские жители до сих пор сворачивают самокрутки из газеты. Молодежь бежит из этих мест.

Хобитнову повезло. Несмотря на множество рваных ран и переломанных костей, он сумел вернуться к нормальной в общем-то жизни, хотя его путь к ней был далек от нормальности. Хобитнов родился в Москве в 1948 году, но большую часть жизни провел на дальневосточном побережье, работал в рыбохотнадзоре, сотрудничал с Дейлом Микелем и Джоном Гудричем в рамках проекта «Амурский тигр». За это время ему не раз приходилось сталкиваться с тиграми. Впервые это случилось, когда он только приехал в эти края весной 1974 года. «Прошло дня три после моего приезда, — вспоминает он. — Выпало много снега, и сосед предложил мне прогуляться к океану. Мы вышли на берег и увидели тигра!» Хобитнов тогда очень обрадовался: ему довелось встретить легендарное животное, символ Приморского края, в привычной для него среде.

Небольшой дом Хобитнова свидетельствует об эксцентричности хозяина. В центре усыпанного мелкой галькой дворика стоит побеленное сухое дерево, ветви которого увешаны медвежьими черепами. Со стоящего поодаль деревянного столба свисают тщательно подобранные камешки, обмотанные нитками, так что образуется множество причудливых перекрестий. Трудно сказать, что это: шаманские безделушки или просто попытки украсить свое жилье тем, что под руку попалось, но становится ясно, что Хобитнов — человек творческий и непростой.

Он почти ровесник Юрия Труша. Они дружат с тех пор, как вместе работали в инспекции «Тигр» под руководством Владимира Щетинина, которого Хобитнов глубоко уважает. Как и Труш, он проникся любовью к лесу, когда отец начал брать его на охоту, и точно так же ему довелось поучаствовать в бойне сайгаков в казахстанской степи. Юношей Хобитнов нашел волчонка в знаменитом московском охотничьем заповеднике Завидово и вырастил его в собственной квартире в центре города. Окончив Московское художественное училище прикладного искусства (ныне Московский институт культуры и искусства), он устроился в Московский монетный двор гравером и разработчиком дизайна монет, банкнот и правительственных бланков. Его лицо выглядит так, словно было отлито там же: над бородой и усами, изрядно тронутыми сединой, пролегли морщины столь глубокие, что кажется, будто их выгравировало не время, а рука художника. Трудно представить, что этот человек, в ладонях которого запросто может поместиться баскетбольный мяч, когда-то занимался гравировкой — работой, требующей большой аккуратности и точности. Однако свидетельства его мастерства можно в избытке наблюдать у него дома. В свободное время он мастерит с нуля охотничьи ножи: сам вырезает и гравирует лезвие, кость и олений рог, превращая свои изделия в произведения искусства, которым место в музее, а не на поясе охотника. Художников-пейзажистов, которых вдохновляла красота Японского моря, можно пересчитать по пальцам, и Хобитнов один из них. Его картины — главным образом сельские и морские пейзажи — отличаются подробностью прорисовки и вниманием к деталям. «Спрос на художество здесь большой[143], — писал Чехов о своем путешествии на Дальний Восток в 1890 году, — но бог не дает художников». Анатолий Хобитнов с легкостью мог бы восполнить этот пробел.

Охота за браконьерами и тиграми требует совершенно иных навыков, чем создание произведений искусства, однако Хобитнов как-то раз метким выстрелом попал тигру промеж глаз, когда тот прыгнул на него с двадцати метров. Это был настоящий подвиг, учитывая, что тигр был серьезно ранен и в течение нескольких недель терроризировал жителей деревни. Хобитнов тоже был ранен; ружье он примотал к гипсу, наложенному на левую руку, которую тремя неделями ранее ему покалечила тигрица.

В тот день случилась сильная метель. Хобитнов и его напарник обнаружили тигрицу, когда она спала. По каплям жидкости, оставленным на других ее лежбищах, они решили, что идут по следу кормящей самки, и надеялись отыскать ее нору. Только впоследствии они поняли, что приняли за капли молока гнойные выделения из чесоточных ран. Пугать спящего тигра в принципе не самая блестящая идея, даже если зверь смертельно болен, однако свой промах охотники осознали, когда между ними и тигрицей оставалось не более пяти метров. Внезапно потревоженная тигрица вскочила и, грозно зарычав, бросилась на напарника Хобитнова. Застигнутый врасплох, как и она сама, Хобитнов кинулся ей наперерез, прикрыв собой безоружного товарища. И хотя он действовал инстинктивно, этот поступок выдает в Хобитнове настоящего человека. У Хобитнова не было времени прицелиться; он только успел ударить тигрицу по морде прикладом, сломав ей клык. Тигрица лапой сшибла его с ног, ружье отлетело в сторону. Дальнейшее можно описать избитым клише: смерть дохнула ему в лицо. Тигрица запрыгнула ему на грудь, и перед его глазами предстала страшная картина: все заслонили клыки, язык и чернота хищной пасти. Именно так выглядел ад в представлении первых христиан. Хобитнову больше всего тот момент запомнился не страхом и не болью, а жаром — жаром ее дыхания.

Обезоруженный, в отчаянии Хобитнов замахнулся на нее кулаком, но тигрица схватила его руку зубами с той же легкостью, с какой собака ловит муху, и прокусила, раздробив кости. Из последних сил пытаясь избежать неминуемой гибели, здоровой левой рукой он ударил ее по зубам, а искалеченной правой попытался вытащить пистолет. Тигрица прокусила ему вторую руку. В этот момент напарник Хобитнова выпустил ей в морду струю из перцового баллончика; тигрица спрыгнула с груди Хобитнова и скрылась в лесу. Сражение длилось не больше пяти секунд.

Когда сотрудники инспекции «Тигр» поймали тигрицу, обнаружилось, что она очень стара и тяжело больна, ее зубы почти сгнили, а на лапах не хватало нескольких пальцев. Она убивала домашний скот, потому что другая добыча ей была уже не по зубам. И хотя ей вряд ли удалось бы пережить зиму, для двух опытных охотников эта дряхлая старушка представляла серьезную угрозу. Ее усыпили уколом снотворного. А Хобитнов, которому наложили швы, стяжки и гипс, в довершение всего подхватил гангрену.

Из этого несчастного случая можно извлечь простой урок. Известный исследователь тигров Джон Сайденстикер учит своих студентов, когда готовит их к полевой работе: от тигра можно ждать чего угодно[144]. Всякий, кому довелось плотно работать с этими животными, подчеркивает, что к каждому зверю требуется индивидуальный подход. Поведение тигра может меняться в зависимости от его возраста, состояния здоровья, жизненного опыта, уровня стресса, очереди в пищевой иерархии, установленной в местах его обитания, и ряда других факторов. Как и человек, тигр может вести себя очень противоречиво. В целом, чем выше развито животное, тем неоднозначнее его поведение.

В декабре 2001 года Джон Гудрич, полевой координатор проекта «Амурский тигр», осуществляемого Обществом сохранения диких животных, повстречался с взбесившейся тигрицей на лесосеке возле поселка Пилана. «Она грызла цепи бензопил, — вспоминал он, — нашла канистру бензина и растерзала ее, при этом изрядно облившись бензином; потом набросилась на лесовоз». Жизнь в лесу настолько трудна и требует так много сил, что подобное поведение можно объяснить только яростью, отчаянием или безумием — все это вполне может постичь и тигра. На лесосеку были незамедлительно вызваны сотрудники инспекции «Тигр», и тигрица тут же бросилась на них. Ее удалось ранить и отпугнуть, но когда они пошли по следу, обнаружилось, что животное сделало круг и вернулось обратно, затаившись в засаде. Там инспекторы и нашли ее, замерзшую в позе готовности к атаке, припорошенную снегом. Она умерла, поджидая их.

Труш опасался, что тигр Панчелазы тоже где-то их поджидает. Он сам и кое-кто из отряда уже были «лично» знакомы тигру; кроме того, определенные запахи — ружей, табачного дыма, собак — напоминали запахи Маркова и Почепни. По следам тигра Труш понял, что его раны уже начали заживать; они кровоточили гораздо меньше, чем раньше. Однако он все еще приволакивал правую переднюю лапу: кровотечение прекратилось, но кости не успели срастись. Накануне утром, 15 декабря, тигр вновь пересек Тахало возле цепалевской хижины и вскарабкался на обледенелый и припорошенный снегом крутой каменный уступ. Он мог выбрать путь и попроще, но выбрал именно этот. Человеку туда добраться было бы очень нелегко.

Прошло меньше недели после зимнего солнцестояния, так что темнело очень рано. Пройдя по следу несколько сотен метров, охотники решили, что пора возвращаться. Они уже выяснили все, что им было нужно. Идти по недавнему следу на свежем снегу проще простого. У Труша имелись необходимые документы, люди и основания для отстрела. Теперь это был только вопрос времени.

Глава 19

После захода солнца горы становятся еще прекраснее. Опускаются сумерки. Опасайся тигра, дитя, не броди по полям.

Юн Сон До (1587–1671), Закат

В тесно припаркованных «уралах», напоминающих сгрудившихся в темноте бизонов, жарко топились допотопные буржуйки. В конце дороги виднелась притихшая деревня; только дым беззвучно поднимался из печных труб, а возле домов беспокойно бродили собаки. За запертыми дверями жизнь практически замерла, людей одолевали тревожные мысли. В черной глубине реки, сопротивляясь течению, под толстым слоем льда неподвижно зависли рыбешки, уверенно балансируя в плотном и быстром потоке. Но река скрывала не только их: память о множестве событий несли ее воды по извилистому пути из Тахало в Бикин, из Уссури в Амур, через скованную льдами горловину Татарского пролива, мимо Сахалина — в открытое море. Здесь в глубине вместе с винтовкой Андрея Почепни покоился тигр, которого когда-то Саша Дворник сбил на моторной лодке. Это обычная браконьерская уловка, и с оленями она всегда срабатывает на ура. Только олени не умеют выпрыгивать из глубин, словно резвящиеся дельфины, а вот тигры, кажется, могут.

На берегу все давно замерло, когда внезапно появился тигр. Он охотился; его глаза горели. Он неумолимо приближался, мягко ступая по льду, лавируя между вздыбившимися льдинами, словно заводная игрушка. Горячее дыхание вырывалось облаками пара из ноздрей и повисало инеем на усах. Внутри грузовика Труша охотники теснились на самодельных скамьях возле чайника, закипавшего на дровяной буржуйке; ружья были начищены и стояли наготове в специальных гнездах на стене.

«Уралы» во многом напоминают бытовки, которые часто используют таежники (в том числе и Марков), с той лишь разницей, что являются самоходными. В инспекции «Тигр» на них патрулировали лес, перевозили пассажиров, использовали для ночлега, хранения оружия и припасов — все в одном. В ночь на 17 декабря грузовик Труша выполнял функцию передвижного штаба. «Щетинин собрал нас и сказал, что тигра нужно найти и уничтожить, — вспоминал Владимир Шибнев, один из местных охотинспекторов, которого позвали на помощь. — Я начал возражать. Я спросил его: „Ты понимаешь, как трудно идти по следу тигра в декабре? Это тебе не соболь, который пару-тройку километров пробежал и выдохся. Тигр мог уже уйти отсюда километров на двести, а то и больше“».

Шибнев был коллегой Евгения Смирнова по полевой группе «Тайга» — эта небольшая команда егерей состояла из опытных охотников и следопытов и базировалась прямо на берегу Бикина. Они знали окрестности как свои пять пальцев и боролись за сохранение леса и всех его богатств не только по долгу службы, но и по зову сердца. Шибнев по национальности русский, но вырос на реке бок о бок с удэгейцами и нанайцами. Его отец и дядя служили на Дальнем Востоке и были так очарованы этим краем и записками Арсеньева, что убедили всю семью переехать сюда, на дальний край Сибири, в 1939 году. Отец Шибнева занимался скупкой пушнины и прочих даров леса на Бикине, а дядя стал писателем-натуралистом, посвятив себя изучению экосистемы Бикина. Мать Шибнева работала учителем в нанайском колхозе. В общем, Шибнев — красавец-мужчина, от которого так и веет мудростью и жизненной силой, — с детства хорошо был знаком и с местностью, и с ее обитателями. Ему перевалило за пятьдесят — он был самым старшим среди собравшихся и помнил времена, когда в долине еще не начался лесоповал, а через тайгу, кишевшую дичью, практически не было дорог. «Здесь дети рождаются и растут, как волчата, — усмехнулся Шибнев. — Родители уходят на работу, а мы сразу бегом на реку. Тогда ведь все на лодках передвигались».

В те дни люди нечасто встречали тигров, но Шибнев быстро проникся нанайскими верованиями. «Тигра считали не просто зверем — защитником, — говорил он. — Если обидеть его или убить, он отомстит и обидчику, и всей его семье. Я слышал историю про человека, который убил тигра и вскоре потерял всех близких. Говорили, будто так дух тигра отомстил ему за свою смерть». Только в конце шестидесятых годов, когда через Бикинскую долину уже пролегла первая крупная лесовозная дорога, Шибнев впервые собственными глазами увидел тигра. «Меня обуял такой восторг, — вспоминал он. — Я испытал тогда не страх, а скорее восхищение и благоговение. Я же считал его царем зверей».

Шибнев с детства мечтал стать егерем, но родители всячески отговаривали его. Однако в 1992 году он наконец сумел осуществить свою мечту. Уже в новом качестве он впервые повстречался с Марковым: «Конечно, он был браконьером, но мне он понравился, — вспоминал Шибнев. — Он был разумным человеком. Впоследствии, когда он начал подолгу жить в тайге, до меня дошли слухи, что он собирается охотиться на тигров».

Группа «Тайга» получила известие о расследовании гибели Маркова 6 декабря, в тот же день, когда на место прибыла инспекция «Тигр», но по причинам, которые так и не были озвучены, официального предложения присоединиться к инспекторам не последовало. «Мы были готовы, — рассказывал лидер полевой группы „Тайга“ Евгений Смирнов, — и целый день просидели на рюкзаках [в ожидании, что за нами заедут], но они взяли с собой милиционера. В итоге над этим делом работали люди, которые тигра в глаза не видели. Они рыскали по лесу с пистолетами, словно охотились за преступником. Приди они тогда сразу ко мне, даже мысли бы не возникло, что речь идет не о тигре, а о тигрице [как изначально предполагал Труш]».

Все члены группы «Тайга» относились к инспекции «Тигр» как к чужакам — браконьерам, вторгшимся в их владения. Одним из наиболее слабых моментов в организации работы Тигров был размер подотчетных каждому подразделению территорий. Бикинская группа под предводительством Труша отвечала за всю северо-западную часть Приморья, вытянувшуюся на добрые полторы сотни километров вдоль китайской границы по Уссури. Это приводило к тому, что они имели общее представление о территории, но упускали из виду специфические особенности отдельных участков. В районе центрального Бикина юрисдикции Тигров и «Тайги» пересекались, и отношения между членами обеих организаций были довольно натянутыми — как между местной полицией и федералами. Группа «Тайга» представляла собой небольшую и не очень могущественную организацию, в то время как гораздо более крупная инспекция «Тигр» имела обширные ресурсы и действовала с куда большим размахом. Неравные условия, в которых трудились оба объединения, наряду с противоречиями личного характера порождали напряженность в отношениях, но после гибели Почепни стало не до территориальных конфликтов и ревности. Владимир Щетинин нуждался в первоклассных специалистах, и группа «Тайга» располагала ими. Он обратился к Евгению Смирнову.

На него можно было положиться. Бывший москвич, Смирнов много лет назад добровольно отправился на Дальний Восток и поселился в Красном Яре. Точно неизвестно, как проходила его служба в армии, но была она нелегкой. Демобилизовавшись, он поступил на службу в московскую милицию. Работа была довольно опасной, по ночам часто происходили жестокие стычки, в которых Смирнов — мускулистый, подтянутый, с горящим взглядом — всегда шел напролом. Однако вкупе с этим его армейское прошлое начало сказываться. «Стиль моей жизни начал меня напрягать, — рассказывал он, сидя в гостиной своего уютного просторного бревенчатого дома, под окнами которого плещутся волны Бикина. — Армейские воспоминания страшно на меня давили, нервы начали сдавать: не раз случалось, что человек подходил ко мне сзади и не успевал глазом моргнуть, как я укладывал его на землю. Я понял, что чем дальше я буду от людей, тем лучше будет для всех. Поэтому я ушел в охотнадзор. Про Красный Яр я вычитал в Ленинской библиотеке в Москве».

Смирнов живет и работает на Бикине с 1979 года, женился на удэгейке. Ему не раз доводилось встречаться с тиграми, но его впечатления от этих встреч радикально отличаются от впечатлений его соседей. Когда среди местных охотников проводили анкетирование на предмет того, как человек должен вести себя при неожиданной встрече с тигром, Смирнов пропустил все пункты, а на обратной стороне листа от руки написал: «не бояться». К тиграм у него такое же отношение, какое было к хулиганам на темных московских улочках. «Зверь есть зверь, — просто сказал он. — Хищник моментально чувствует страх. Покажи ему, что боишься, и тебе конец».

«У меня в окрестностях сейчас живут четыре тигра, — делился он личным опытом. — Я каждого знаю в лицо, и они, несомненно, знают меня. В прошлом [2006] году я чем-то не угодил молодой самке, и она решила немножко подавить мне на психику. Постоянно ходила за мной по пятам, рычала, попыталась напасть на мою собаку. Я тогда отправился на рыбалку. Дело было в начале осени, листья с деревьев еще не успели облететь. Я вышел из-за поворота, и тут мой пес, убежавший было вперед по тропинке, несется обратно ко мне. Поднимаю голову и вижу метрах в пяти от себя тигрицу в прыжке. Она гналась за моей собакой, я выругался и бросился на нее, замахнувшись удочкой. Она развернулась прямо в воздухе и приземлилась. Я хотел ударить ее по носу, но промахнулся. Она убежала и с тех пор перестала появляться возле моей хижины, да и вообще ко мне близко не подходила. Она пыталась прогнать меня из этих мест, но, когда мы встретились лицом к лицу и она убедилась, что я не боюсь ее, сама начала меня избегать.

Со временем я понял, что, если найти в себе злости больше, чем у тигра, он будет тебя бояться. Это действительно так. Когда на тебя идет тигр, по выражению его морды очень просто прочитать его намерения. Обратите внимание на глаза и уши. С медведями такой фокус не получится, а вот по тигру все сразу видно. Вот он подходит: если уши прижаты, это плохой признак. Тогда нужно посмотреть ему в глаза как можно более грозно, и тигр остановится и уйдет. Нельзя кричать, издавать резкие звуки; надо просто посмотреть ему прямо в глаза, но вложить в этот взгляд такую ярость, что он повернется и убежит. Одна такая встреча, две, три — и он совсем оставит вас в покое».

Смирнов вполне мог бы процитировать слова Генриха V:

Когда ж нагрянет ураган войны, Должны вы подражать повадке тигра. Кровь разожгите, напрягите мышцы, Свой нрав прикройте бешенства личиной! Глазам придайте разъяренный блеск[145].

Подобная стратегия, хоть и кажется спорной, основана не на показной храбрости, а на здравом смысле. Как любой из нас, Смирнов использует все средства, имеющиеся в его арсенале, а в его случае это подразумевает, в числе прочего, и животную ярость, благодаря которой он уцелел в армии и на глухих московских улицах. Смирнов стоит на страже леса и искренне восхищается тиграми, но ему пришлось искать пути сосуществования с ними. Как он сам утверждает, у него попросту не было иного выбора: «Вот взять эту тигрицу: она хотела прогнать меня из тайги. А куда мне было идти?»

В таком же положении находились Марков, Иван Дункай и отшельник Цепалев — да и вообще любой житель Соболиного. Каждый был вынужден искать собственные способы сосуществования с тиграми. Смирнов не сомневался, что Марков выбрал охоту на них. «Я знал, что он отлавливает тигрят, — говорил Смирнов. — Мясом питается, а шкуры продает. Я сам пытался его поймать, и если бы не тигр, рано или поздно сделал бы это. Тигр меня опередил».

Этот тигр, с его аппетитами и манерой нападать в открытую, чувствовал себя в мире людей все увереннее и уже сочетал хищнические качества как зверя, так и человека. Но то же самое можно смело сказать и о Смирнове. Каждый из них по-своему был ранен и являлся изгоем, скитающимся где-то на стыке двух миров — звериного и человеческого. Теперь эта пограничная зона превратилась в территорию смерти, и из всех членов поискового отряда, возможно, именно Смирнов был наилучшим образом подготовлен для выполнения поставленной перед ними задачи.

Владимиру Шибневу и Евгению Смирнову довелось работать с Юрием Пионкой — опытным удэгейским охотником из Красного Яра, занимавшимся, кроме всего прочего, изготовлением лодок и лыж. Как и большинство местных жителей, он знал окрестности Бикина как свои пять пальцев. В отряде он был единственным уроженцем здешних мест, и для него задача существенно осложнялась убеждением, привитым ему отцом в раннем детстве: тигр — это божество.

До настоящего момента подобных дилемм у него не возникало. «Я никогда в жизни не ссорился с тиграми, — объясняет Пионка. — Удэгеец крепко подумает, прежде чем причинить тигру какой-либо вред».

Однако когда Щетинин обратился к полевой группе «Тайга» за помощью, отец Пионки ставил капканы на соболей в верховьях реки и не мог помочь сыну советом. Должность охотинспектора налагала на Пионку ответственность как перед коллегами, так и перед жителями окрестных деревень, и он был вынужден искать способ примирить служебные обязанности с сыновним долгом и верованиями своего народа. По счастью, в случае с тиграми действовала оговорка: божество не божество, но мукам, которые приходится терпеть его адептам, тоже есть предел. Их тигр, безусловно, был амбой в наиболее разрушительном проявлении, и когда он начал убивать одного человека за другим, кровавая месть стала неизбежной. Кровь за кровь — это правило распространялось и на убийство человека человеком и являлось основой правосудия среди удэгейцев вплоть до 1930-х годов.

В зависимости от ситуации акт возмездия совершался воином, шаманом или кем-то из соплеменников, но подобные случаи были исключительно редки и до нас дошли только в виде легенд и преданий. В 1997 году в Красном Яре еще жила шаманка, и хотя у нее был священный бубен, пояс из змеиной кожи, увешанный бубенцами, и даже чучело тигра, она была уже очень стара, и никто не верил, что в данной ситуации она чем-то может помочь. Кроме того, в Красном Яре понимали, что не удэгейцы должны бояться тигра. «Если бы тиграм нравилось есть людей, никого из нас уже бы на свете не было, — говорил начинающий шаман Василий Дункай, живущий по соседству с Пионкой. — Этот тигр знает, кто его ранил. Это очень умный хищник, мозговитый; он понимает, у кого кожа светлая, у кого темная. Каждый человек пахнет по-своему, поэтому он не тронул ни моего отца [Ивана], ни моего брата [Михаила]. Он убивал людей, которые причинили ему зло, — русских».

Это было верное замечание: несмотря на то что в Бикинской долине проживало множество удэгейцев и нанайцев, до сих пор жертвами тигра становились исключительно русские. В этой связи проблема открывалась Юрию Пионке в новом ракурсе: ввязавшись в конфликт, он рисковал навлечь гнев разъяренного зверя на себя и на свой народ. У истории про Узу и игуля был счастливый конец, но кто из ныне живущих столь же искусен и силен, чтобы совладать с игулем? Впрочем, со времен Узы в распоряжении местных обитателей появилось новое волшебство, куда более сильное, и в изменении баланса в системе «тигр — человек» на Дальнем Востоке России оно сыграло не менее значимую роль, чем сами люди, им повелевающие. Пионка владел им в виде СКС — самозарядного карабина Симонова. Он разрабатывался для того, чтобы стрелять в людей, но годился и для тигров, давая своему обладателю ощущение дерзкой самоуверенности.

Мировая история выявила прямую зависимость между появлением огнестрельного оружия и крушением традиционных верований. Россия не является исключением из этого правила. Ружья и автоматы, в особенности из разряда СКС, в определенных ситуациях сделали вмешательство шаманов ненужным, ибо во многом воспроизводили их функцию: сосредоточить в руках человека силу стихий, тем самым придав ему сверхъестественную мощь. Оказалось, что ружье позволяет сочетать могущество шамана и воина — именно в этом заключалась заветная мечта охотников, и появление СКС сделало ее реальностью. Карабин впервые пополнил вооружение Советской армии в конце Второй мировой войны, но затем ему на смену пришел усовершенствованный аналог — автомат Калашникова. Впрочем, СКС по-прежнему оставался в арсенале военных и со временем обрел популярность среди русских охотников и егерей. Им были вооружены все члены полевой группы «Тайга» и инспекции «Тигр». С таким оружием в руках кто угодно мог стать Узой.

Вечером 16 декабря в кузов трушевского «урала» набилось восемь вооруженных людей. Кроме Щетинина, Труша, Лазуренко и Горборукова там были Виталий Тимченко, инспектор из Владивостока, Андрей Копаев, руководитель кировского подразделения инспекции «Тигр», а также Шибнев и Пионка из полевой группы «Тайга». Смирнов, Горунов и Бурухин на ночь разошлись по домам. Лазуренко разогрел на буржуйке нехитрый ужин. Мужчины обсуждали план охоты все еще под впечатлением от осмотра места, где погиб Почепня. «Обсуждение было бурным и эмоциональным, — вспоминал Труш. — Что тигр должен быть уничтожен, ни у кого не вызывало сомнений; спорили лишь о том, как сделать это быстро и эффективно».

Для начала Щетинин и его подчиненные должны были решить, что делать дальше: привлекать к охоте вертолет, установить ловушки или придерживаться более традиционных методов выслеживания зверя. В тесном грузовике беседа велась в демократическом ключе. Каждый имел право высказать свое мнение, чтобы потом вместе найти оптимальное решение, взвесив все за и против. Несмотря на это, разговор вышел коротким. От вертолетов сразу же отказались — не из-за стоимости операции, а по причине трудности их использования в густом лесу. Шансы разглядеть тигра с воздуха были крайне невысоки, и даже в случае успеха еще следовало убедиться, что это тот самый тигр, а сделать это с высоты в сотню метров над землей — задача не из легких. Стальные клетки для поимки зверя тоже были отвергнуты. В принципе их можно было бы использовать, но на то, чтобы доставить их сюда и установить, потребовалось бы несколько дней. Кроме того, вариант с клетками был рискованным: при поимке животное могло пострадать, а если бы это оказался не тот тигр, в полку разъяренных животных прибыло бы. Лазуренко вспомнил случай, когда пойманная в клетку тигрица так силилась вырваться на свободу, что обломала себе клыки о прутья решетки.

Круг альтернатив неумолимо сужался: рельеф местности был такой неровный, что от лыж и снегоходов толку было бы мало; они скорее годятся для того, чтобы путешествовать по реке или окрестным болотам. Кто-то предложил ехать на бульдозере, но затею не поддержали. Спорщики нервничали, понимая, что с каждым днем шансы нового нападения стремительно возрастают, и очень скоро все согласились, что самый быстрый и надежный способ обнаружить тигра — пойти пешком с собаками, как более века тому назад это делали Янковские. Характер и приемы тигра-убийцы вынуждали людей играть по его правилам невзирая на все доступные им средства поддержки с земли и с воздуха, рации, карты местности и накопленное веками охотничье мастерство. В этом не было их вины: хищники высшего звена, как никто другой, умеют обратить любые обстоятельства себе во благо. Их тигр, несмотря на то что был ранен и находился, вероятнее всего, в незнакомой для себя местности, сумел добиться именно этого.

Тем вечером они решили, что охота будет вестись двумя группами по четыре человека. Стратегия была самой простой: взять зверя в клещи. В то время как одна группа станет шаг за шагом продвигаться по тигриному следу, подгоняя его сзади, другая будет кружить по близлежащим лесовозным дорогам, выискивая признаки присутствия тигра или людей, рискующих с ним столкнуться. Шибнев не ошибался, утверждая, что при необходимости тигры могут с большой скоростью преодолевать огромные расстояния, но на деле это случается редко. Подобные перемещения, как правило, обусловлены стихийными бедствиями — пожарами или вспышкой пандемии. Иногда животное таким образом покидает зону боевых действий или бежит от масштабной облавы, однако 16 декабря тигр был близко — и роль охотника принадлежала именно ему.

Как ни странно, несмотря на то что в Соболином проживало много охотников, в том числе профессиональных, только один из них предложил Тиграм свою помощь в охоте на тигра. Это удивительно по ряду причин: во-первых, пострадали их односельчане; во-вторых, местные обладали куда большим опытом охоты на тигров, чем кто-либо из членов инспекции «Тигр». Тот же Саша Дворник, к примеру, сам признавался, что «давным-давно» ему довелось пристрелить тигра, и, насколько было известно Трушу, он был не единственным. В частности, Труш подозревал, что такой опыт имелся и у Данилы Зайцева. В отличие от Андрея Онофрейчука у Зайцева на это были причины, и, кроме того, он обладал необходимыми для такой задачи чертами характера и навыками, а также возможностью вывезти труп из леса. Не исключено, что вызваться добровольцем ему помешала одна давняя история. Как-то раз Юрий Труш поймал его с поличным при весьма комичных обстоятельствах: он имитировал брачный клич лося, Зайцев купился и вышел ему навстречу. Конечно, попасться на такую уловку было очень обидно, а Труш к тому же конфисковал его ружье и патроны.

Когда им задали вопрос, почему они не приняли участие в охоте Тигров или не организовали собственную, Зайцев, Лопатин и другие начали оправдываться самыми разными способами: их об этом не просили; у них не было подходящего оружия либо оружие было нелегальным и они опасались конфискации; они не посмели сами начать охоту на тигра, поскольку он занесен в Красную книгу. Их аргументы нельзя назвать несостоятельными, но они лишь маскируют главное — общий упадок духа, недоверие к властям и неистребимую инертность, унаследованную от времен, когда любое проявление свободной воли жестоко подавлялось государством. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов вполне обоснованный страх местных жителей и чувство самосохранения. Речь ведь шла не о престарелом и больном похитителе коров; разъяренный монстр, весящий как трое взрослых мужчин, целенаправленно убивал и пожирал людей, причем, похоже, сознательно выбирал именно охотников.

В конечном итоге только один житель поселка предложил свою помощь; это был лучший друг Андрея Почепни, Денис Бурухин. Ружье Бурухина было незарегистрированным, как и у большинства его соседей, но это его не остановило. Труш мудро решил закрыть на это глаза — в частности, потому что был глубоко тронут стремлением Бурухина отомстить за гибель друзей. Для всего отряда Денис, несмотря на свою молодость, оказался счастливой находкой: у него за плечами были война и огромный стрелковый опыт, которым не могли похвастаться остальные, пусть и более зрелые, охотники. Но что еще важнее, ему был знаком каждый изгиб реки, а как близкий друг обоих погибших, он горел желанием выследить зверя и уничтожить.

Тигры проверили блокпосты и провели перекличку жителей поселка, чтобы выяснить, не остался ли кто-то в тайге. Сделать это было необходимо, потому что тигр вел аналогичные подсчеты. Он очень хорошо понял — или всегда понимал — тесную взаимосвязь между охотничьей хижиной и человеком, однако теперь эта связь обрела новое значение, выступила на передний план в умвельте тигра. Всего двумя неделями ранее места, населенные людьми, издалека заметные благодаря запахам от туалетов, топящихся печей, рокоту автомобильных моторов и собачьему лаю, тигр предпочитал обходить стороной. Теперь же его неудержимо влекло к ним вопреки вековым инстинктам и всем жизненным навыкам.

В двух случаях из трех ожидание возле хижины привело его к успеху; он избрал тактику кошки, караулящей возле мышиной норки. Долготерпение окупилось с лихвой: три попытки — две жертвы. Для тигра это большая удача. Лютая зима, значительно сократившая численность дичи, на которую он обычно охотился, приперла его к стенке. Он оказался на пороге голодной смерти и был вынужден приспосабливаться к сложившимся обстоятельствам. Он с детства был обучен охоте на диких животных, и это кормило его с тех самых пор, как он оторвался от матери, однако в течение нескольких дней тигр сумел разработать совершенно новые стратегию и методы охоты, которые как нельзя лучше годились для нового вида добычи. Поговорка «голь на выдумки хитра» в полной мере относится и к тиграм.

Люди редко испытывают одновременно и жажду мести, и голод, однако в теле и разуме тигра обе эти древние движущие силы слились практически нераздельно. Убив и сожрав Маркова, он неожиданно для себя удовлетворил две совершенно разнородные потребности: устранил угрозу и опасного конкурента, а заодно насытился. А ведь тигры все схватывают на лету; случайно или намеренно, Но они запоминают важную информацию, умеют делать на ее основании правильные выводы и впоследствии вести себя в соответствии с ними. Если опыт окажется удачным, тигр во что бы то ни стало попытается максимально точно воссоздать сопутствовавшие этому обстоятельства.

Тигр обнаружил (или, возможно, всегда знал), что выследить и убить человека так же легко, как собаку. Даже если ветер дует в другую сторону и уносит запахи, приближение обоих легко определить на слух — и внезапно это знание обрело новый смысл. Теперь человек, вышедший на крыльцо расщепить полено для растопки, считай что приглашал тигра к обеду. Планомерно шествуя от одного жилища к другому, людоед, по сути, действовал как охотник, проверяющий капканы.

Глава 20

Если [тигр] находится в точке y в момент времени n, то вероятность того, что он переместится в точку x в момент времени n + 1, зависит только от его текущего положения.

А. А. Марков, математик, Теория марковских процессов

Волков бояться — в лес не ходить.

Русская пословица

У слияния Тахало и Бикина восемь охотников провели ночь в грузовиках, укутавшись в толстые армейские спальники времен Второй мировой войны. Когда огонь в маленьких печурках погас, тонкие стенки кузовов недолго удерживали тепло, и внутрь ринулся всепроникающий холод. Приморский край уже неделю находился во власти антициклона, дни стояли ясные, снег почти не выпадал, но по ночам температура опускалась ниже минус сорока. В такой холод начинаешь замечать странности в самых обыденных явлениях: оказывается, веки могут смерзнуться так, что глаз не открыть, а металлический кожух коробки передач внезапно рассыпается, словно фарфоровое блюдце. Внезапно вспоминаешь, что тепло является таким же необходимым условием жизни, как кислород, и начинаешь изо всех сил его беречь. Если задуматься об этом, поневоле испытываешь восхищение потрясающей выносливостью зверя, на которого эти люди вели охоту.

Если тигр и ложился спать в ту ночь, он не стал прятаться в теплый лапник. Он не ел уже много дней, а попить и вовсе не было возможности: вода замерзла, и жидкость можно было получить только из крови и мяса добычи, в отсутствие же таковой приходилось есть снег. В такой мороз мех и подкожный слой жира приобретают для зверя то же значение, что скафандр для человека в открытом космосе. Подобно белому медведю этот тигр был одиночкой, у которого в арсенале имеется все необходимое, чтобы противостоять враждебным силам природы в своем замерзшем царстве. Нетрудно представить себе, почему этому фантастически красивому, самодостаточному и практически абсолютно неуязвимому созданию поклонялись как богу.

В здешних широтах в преддверии зимнего солнцестояния светать начинало только в девятом часу, так что до вечерних сумерек охотникам оставалось около восьми часов. Фактор дневного света был особенно важен — пусть не для жизни, но для безопасности. Как бы решительно ни были настроены люди, никому и в голову не пришло бы продолжать охоту после захода солнца; в темноте превосходство тигра возрастало несоизмеримо. Впрочем, так было всегда, и поэтому Труш и его спутники укрылись в грузовиках в ожидании, когда солнечный свет позволит им снова выйти на улицу.

Утром 17 декабря, когда уже рассвело, прискакал на лошади лучший друг и напарник Андрея Почепни — вооруженный двуствольным обрезом и в сопровождении нескольких беспородных псов. Если бы его сфотографировали издалека на зернистую черно-белую пленку, фотография могла бы легко сойти за изображение Юрия Янковского в 1910 году «Денис был настроен воинственно, — вспоминал Саша Лазуренко. — Он жаждал мести».

Похороны Андрея были назначены на следующий день. Мир Дениса Бурухина перевернулся, и он сам уже не был прежним. «Я тогда почему-то перестал бояться тигра, — рассказывал он впоследствии. — Я шел по его следам, но мне совсем не было страшно».

В отряде Бурухин был, как говорится, и швец, и жнец. Впрочем, ценность его вклада определялась не только высоким уровнем мотивации, хорошим знанием местности и наличием у него охотничьих собак. «Из всех местных жителей с нами пошел только он один, — пояснил Лазуренко, — потому что все остальные боялись выдавать расположение охотничьих хижин».

А между тем действия охотничьего отряда напрямую зависели от этой информации. Труш понимал, что в лесу, возможно, остались охотники и сборщики кедровых шишек, но складывалось впечатление, что большинство местных жителей скорее продолжат жить под страхом нападения, чем выдадут своих соседей. Только вот тигру-то расположение охотничьих хижин было известно доподлинно, и потому Труш, стремившийся во что бы то ни стало избежать новых трагедий, тоже должен был это выяснить. Бурухин единственный решился нарушить негласный договор, существовавший между жителями поселка, и его мотивы лежали на поверхности. «Он был зол, — вспоминал Юрий Пионка, — и хотел поквитаться с тигром».

Дорога на пасеку пролегала между рекой и Соболиным, и Труш понимал, что в какой-то момент тигр непременно должен был ее пересечь. «Пока мы ехали, я просил ребят внимательно смотреть по сторонам, — рассказывал он, — и да, в конце концов мы наткнулись на пересекающий дорогу тигриный след. Он перешел на другую сторону и остался там».

Судя по следам, от цепалевской хижины тигр направился прямо на запад, и когда днем они начали изучать отпечатки лап, их края уже были слегка стерты. Юрий Пионка прикинул, что эти следы были оставлены примерно за двое суток до того, как они их обнаружили. Это означало, что тигр перешел на другую сторону дороги вскоре после того, как оставил Почепню утром 15 декабря. Оттуда до Соболиного было около пяти километров по прямой, по дорогам — примерно вдвое больше. За два дня тигр при желании вполне успел бы туда наведаться, однако возле поселка ничто не указывало на его присутствие. На всякий случай в Соболиный отправили нескольких членов отряда, в том числе Евгения Смирнова из полевой группы «Тайга».

Рельеф местности между дорогой и поселком весьма прихотливый: то здесь, то там ее пересекают мелкие речушки, лавируя между крутыми скалистыми утесами. Для амурского тигра это просто рай, а вот людям там передвигаться непросто. Такова была расстановка сил, и в этих условиях двум группам охотников предстояло провести несколько дней — до тех пор, пока ситуация не разрешится тем или иным образом. Группа, обнаружившая более свежий след, должна была вызвать другую группу по рации. Несмотря на то что рации у них были японского производства, сигнал проходил только в том случае, если приемник и передатчик находились на линии видимости. Как только между группами возникала преграда — например, холм, — общаться по рации становилось невозможно.

Денис Бурухин, восседая на сноровистой, беспокойной лошади, пошел по следу вместе с Трушем, Шибневым, Пионкой и Горборуковым. Он тропил путь, возглавляя процессию, в то время как собаки, включая и трушевскую Гиту, убежали вперед. Запах побывавшего здесь тигра давно улетучился, и поэтому они ни за кем не гнались, а просто наслаждались прогулкой по лесу. Впрочем, это была не первая их охота, и животные чувствовали: что-то будет. Зима в тайге означает охотничий сезон, а эти собаки были натасканы именно на охоту. Снегу выпало по колено, и что лошадь, что люди с трудом продирались по лесу, вынужденные то и дело обходить упавшие деревья или взбираться на крутые склоны. «По тайге невозможно передвигаться, как это часто показывают в кино: веером, словно немцы, выискивающие партизан, — объяснил Шибнев. — Так мы могли бы двигаться не быстрее нескольких сотен метров в час».

Вместо этого они шли гуськом. В таком режиме скорость движения гораздо выше, но в случае нападения тигра им грозили серьезные проблемы того же порядка, что и возле хижины Маркова: вытянувшись по линии тропы, они могли прицелиться в зверя, но зацепить друг друга. Однако в сложившейся ситуации другого выхода не было, и они продолжали идти след в след, на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Собаки погавкивали впереди, время от времени возвращались назад и, убедившись, что все в порядке, снова убегали. Если тигр не залег где-то, подстерегая их, у охотников было мало шансов повстречать его в первый же день.

С учетом температуры на улице мужчины были одеты довольно легко. Дни стояли морозные и сухие, так что можно было вполне обойтись без водонепроницаемых курток или дождевиков. Большинство натянули форменные зеленые ватники, но Труш решил одеться попроще — в домотканые штаны и серую суконную куртку. Сукно популярно среди охотников, потому что не шуршит, когда они сидят в засаде, а зимой отлично защищает от снега. Труш был обут в обычные сапоги; на ногах Пионки были валенки вроде тех, что носил Андрей Почепня. В дорогу каждый взял по минимуму: ружье, патронташ да охотничий нож. На всех захватили один рюкзак: в него бросили по паре бутербродов, термос с чаем, рации и компас. Карты решили оставить. Их картой был Бурухин, а проводником — тигр.

Мужчины провели на ногах весь день, лишь ненадолго останавливаясь, чтобы передохнуть. Примерно раз в полчаса кто-нибудь из них низко склонялся над отпечатком тигриной лапы, дабы удостовериться, что он оставлен здесь не позднее предполагаемого ими времени. Изначально Труш и остальные рассчитывали, что, оказавшись по эту сторону дороги, тигр сразу поднимется на возвышенность и свернет южнее, по направлению к Соболиному, но зверь поступил иначе. Через узкое ущелье он двинулся на северо-запад, в сторону густо поросших лесом холмов. В тех местах росло множество кедров и, следовательно, водились дикие кабаны, а еще там стояли охотничьи хижины. Тигр избрал очень извилистый маршрут, по которому ни лошадь, ни человек не решились бы идти без крайней нужды, и теперь его преследователям приходилось плестись по лесу, продираться через кусты, карабкаться по скалам. Время от времени Бурухин разворачивал лошадь и возвращался назад, чтобы поискать другой путь. Под конец изматывающего первого дня стало очевидно, что лошади на такой охоте не место.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда пятеро мужчин добрались до устья небольшой речушки, которую местные называют Третьей речкой. Там, примерно в пяти километрах к северу от Соболиного, тигриный след наконец свернул в сторону поселка. Уже начало смеркаться, и охотники, мысленно отметив это место и в последний раз внимательно изучив отпечатки лап, пустились в обратный путь по проложенной ими тропе. Местность вокруг изобиловала невысокими, порядка 700 метров, лесистыми холмами. Под определенным углом в лучах заходящего солнца можно было разглядеть их ощетинившиеся деревьями очертания. Верхние ветви вскоре заслонили солнце и от этого начали казаться гуще и темнее. Очень быстро просветы между ними из розовых стали багряными, потом темно-синими и, наконец, вовсе растворились в черноте вечернего неба.

Отряд добрался до стоянки «уралов», когда уже совсем стемнело, в общей сложности пройдя за день около пятнадцати километров. Вроде бы всего ничего, но они были совершенно измотаны. «После того как мы целый день шли по его следу, картина начала вырисовываться, — сказал Труш. — Было легко понять, что делает тигр. Его мучил голод, и он пытался охотиться — на изюбря и косулю. Судя по следам, он дважды бросался на них, но промахнулся».

«Я бы не сказал, что он ослаб, — утверждал Пионка. — Рана у него была пустяковая. Конечно, он хромал на одну лапу, но его жизни это никак не угрожало. Он не выбирал путь полегче, довольно редко ложился отдохнуть».

И все-таки даже спустя две недели после того, как в него стреляли, тигр еще не мог нормально охотиться. Ему нужны были новые источники пищи — домашний скот, собака или же человек. Скота в округе не было, так что если ему не посчастливится найти объедки добычи кого-нибудь из своих собратьев, останутся только люди и собаки.

Тем вечером Бурухин в одиночестве поехал домой по заснеженной дороге, его присмиревшие псы плелись следом. Звезды в небе мерцали пульсирующим светом, что случается в особенно морозные ночи. Видно было, как в поселке над торчащими, словно карандаши, металлическими трубами поднимается дым. На кладбище возле поселка, в нескольких метрах от могилы Маркова, в окружении занесенных снегом надгробий тлели угольки костра, и это зрелище отозвалось болью в сердце всадника. Он знал, что гроб в доме Почепни слишком велик для скудных останков его друга, а вот чувство утраты ничто не могло вместить. Горе заслонило собой все, и отец Андрея был раздавлен его невидимым бременем.

В деревне был объявлен траур. Большинство понимало серьезность нависшей над ними угрозы, однако кое-кто продолжал упорно игнорировать предостережения инспекции «Тигр» и собственных родных. Труш обнаружил следы тех, кто решил искусить судьбу и ушел в лес в обход блокпостов. Впоследствии он отзывался о них сочувственно: «Необходимо понимать, как трудно жилось в то время. Люди были в отчаянии. Зарплаты задерживают, а тут деньги прямо под ногами валяются: наклонись за шишкой, подними и продай потом китайцам. Они-то платят сразу».

Однако при этом он до сих пор не может избавиться от досады и разочарования: «Вот как в таких условиях упрекать инспекцию „Тигр“? Как можно обвинять нас в бездействии? Разве мы могли удержать местных? А газеты строчили разгромные статьи о том, что мы палец о палец не ударили. Где логика?»

В ответ на увещевания эти упрямцы лишь твердили извечную таежную мантру: «Если я его не трону…»

«Я говорил им, что они заблуждаются, — сокрушался Труш, — что тигр плевать хотел, за шишками они пришли или еще за чем. Одни молчали в ответ, другие говорили: боженька сохранит. И снова уходили в лес».

Своим поведением местные жители, со всеми их молитвами во спасение, напоминали корейских крестьян вековой давности. Случайно Щетинин встретил в лесу Андрея Оксименко, жителя соседнего поселка Ясеневый. Он тут же конфисковал его ружье, пообещав вернуть только после того, как тигр будет уничтожен. Он настойчиво уговаривал Оксименко вернуться в поселок и не покидать его, но не был услышан. И Трушу, и Щетинину эта головная боль была совершенно некстати. Каждый лишний человек в лесу означал потенциальную проблему, усугубляя и без того серьезную опасность. Кроме того, перед инспекцией «Тигр» вставала дилемма: то ли охранять людей, которые упорно продолжают делать все по-своему, то ли сосредоточиться на поисках тигра.

Все это Труш, Щетинин и остальные обсуждали, собравшись вечером в кузове одного из грузовиков. На следующий день по следу должна была отправиться группа под руководством Лазуренко; из-за похорон Бурухин собирался остаться в поселке. Утром 18 декабря группа Лазуренко отправилась в сторону холмов к северу от Соболиного, чтобы продолжить преследование. А тем временем в поселке уже вторая за последние две недели похоронная процессия двигалась в сторону кладбища. Было очень холодно, так что покрытые инеем деревья казались высеченными изо льда, и самый легкий звук в морозном воздухе приобретал необычайную резкость и выразительность. Лес вплотную обступил кладбище, где жители Соболиного сгрудились вокруг темного зева вырытой могилы. Члены семьи и близкие друзья по очереди бросали вниз ритуальные пригоршни земли, и в тишине леса смерзшиеся комья гулко барабанили по крышке практически пустого гроба.

Жители Соболиного скорбели. В довершение всего пропал еще один человек. Накануне один из их соседей, Костя Новиков, ушел в сторону ручья Сипцы и не вернулся.

Ручей Сипцы протекал неподалеку от Третьей речки, в районе которой группа Труша выслеживала тигра в первый день охоты. Тигр, находившийся поблизости, вполне мог повернуть назад, случись ему учуять чей-то запах. Возможно, именно потому он и не направился прямиком к поселку. Ситуация осложнялась тем, что группа охотников из Соболиного надумала самостоятельно организовать поиски пропавшего. Среди них был Саша Дворник, друг Маркова. В 2004 году он говорил в интервью Саше Сноу: «Мы все пошли его искать. Когда он и на второй день не вернулся, мы решили, что его сожрал тигр».

Труш был уверен, что тигр не захочет отклоняться от выбранного курса и поэтому усилия всех членов отряда должны быть направлены на выслеживание зверя в окрестностях Соболиного. Однако Щетинин не хотел рисковать и командировал его группу в район села Сипцы на поиски Новикова. Следующим утром, 19 декабря, группа Лазуренко продолжила выслеживать тигра, а Труш и Щетинин со своими людьми отправились в Сипцы. «Туда вела старая лесовозная дорога, — вспоминал Труш, — в конце которой мы обнаружили грузовик и троих человек внутри. Выяснилось, что Новиков заблудился в лесу и переночевал с ними».

«Он еле на ногах стоял, — сообщил Дворник, — падал то и дело; совсем обессилел».

Неизвестно, заблудился ли Новиков на самом деле, или попросту напился; вполне возможно, что и то и другое. Как бы то ни было, ему здорово повезло, и, после того как друзья помогли ему добраться до поселка, он больше уже никуда не уходил. Труш и Щетинин продолжили прочесывать лесовозные дороги вокруг Соболиного. Они хотели убедиться, что тигр по-прежнему рядом, а заодно узнать, нет ли в округе других тигров. «Мы сделали огромный круг, — рассказывал Труш, — сотни полторы километров. Нам удалось насчитать пятерых тигров. Однако тот, которого мы искали, рыскал где-то в глубине района».

Ситуация вновь осложнилась. Никто и не предполагал изначально, что их тигр единственный на всю округу, но никто и не рассчитывал, что его собратьев окажется так много. Впрочем, ни один из них не оставлял отпечатки лап такого размера, как у искомого людоеда. Конечно, стопроцентной уверенности не было, но Труш считал, что весь этот огромный район является вотчиной тигра, за которым они охотятся, и весь молодняк и самки, бродящие в окрестностях, находятся здесь только потому, что он им это позволил.

Девятнадцатого и двадцатого декабря группы продолжали действовать по той же схеме: первая идет по следу, вторая прочесывает дороги. Временами они теряли след одного тигра, но обнаруживали следы другого. «Идти по следу пришлось очень долго, — сказал Труш. — В глубоком снегу раненая лапа затрудняла движение тигра, он волочил ее все сильнее. Он устал, и мы тоже. В этом было все дело».

Девятнадцатого декабря Бурухин вновь присоединился к группе Лазуренко, отправившейся по следу. «Тигр шел без остановки, — вспоминал он. — Все шел, шел и шел, но шаг у него был необычный. Он то и дело совершал небольшие скачки. И совсем не ложился». Знал ли тигр о том, что на него открыта охота, Бурухин сказать не мог: «Понятия не имею. Он не успел нам рассказать, что ему известно, а что нет».

Пионка считал, что тигр ушел слишком далеко вперед и не чует погони, но Труш в этом сомневался. «Мы проверяли следы по пятнадцать-двадцать раз в день, — рассказывал он, — подбираясь к нему все ближе и ближе. Наверняка временами он слышал наши голоса, но не думаю, что он нас боялся».

Бросив останки Почепни 15 декабря, тигр старался держаться гористой местности и добывать себе пропитание за пределами поселка. Неизвестно, пытался ли он вернуться к охоте на привычную дичь и проверенным уловкам или, наоборот, не хотел далеко уходить от Соболиного в надежде повстречать одинокого охотника. Он бродил кругами, подбираясь все ближе к поселку. К вечеру 20 декабря группа Лазуренко сообщила, что он пересек Первую речку, протекающую в непосредственной близости от Соболиного с северной стороны. Следопыты обнаружили, что там паслось небольшое стадо кабанов и тигр пытался напасть на них, но вновь потерпел неудачу. Однако в окрестностях оказался еще один тигр, куда менее крупный, зато ему удалось поймать кабанчика. Вокруг остатков туши группа Лазуренко обнаружила следы раненого тигра поверх более мелких следов другого. Не исключено, что старший прогнал младшего. Он обглодал кабана до последней косточки, но для поддержания сил этого ему было недостаточно. А Соболиный — вот он рядом, метров четыреста, рукой подать. След уходил в сторону поселка. Этого момента Труш боялся с самого начала. Оба «урала» в срочном порядке передислоцировали и объявили жителям поселка тревожное известие, но там и так уже обо всем знали: собачий лай предупредил об опасности.

«Соболиный был виден сквозь деревья, — рассказывал Труш. — До нас доносились лай собак и запах дыма из печных труб. След подошел совсем близко к поселку, метров на двести — двести пятьдесят. Там тигр остановился, прислушался, принюхался, посмотрел на дома. И почему-то ушел. Возможно, из-за нас. Он вполне мог отступить, услышав, что мы возвращаемся в деревню».

След повернул к западу и двинулся в обход поселка, но для погони было уже слишком темно. Имелись все основания предполагать, что тигр проводил разведку, чтобы выбрать, с какой стороны подступы к поселку безопаснее. «Мы не могли быть уверены, что он не вернется, — пояснил Труш. — Он был голоден уже несколько дней и вполне мог попытаться напасть на собак».

В разгар зимы ночи становились все длиннее. В тусклом свете стареющего месяца тени, исполосовавшие Соболиный, казались нечеткими и размытыми. Под их прикрытием тигр мог бы беспрепятственно, словно призрак, проскользнуть в поселок, и только оставленные им следы выдали бы его появление. В Соболином между тем люди затаились и не выходили на улицу. «Как только стемнело, я велел всем разойтись по домам, — рассказывал впоследствии Саша Дворник. — Вода, дрова — обо всем этом можно было думать только при свете дня. Никто носа на улицу не показывал».

Воплотились самые страшные опасения: тигр был среди них, он рыскал прямо под окнами. Жители поселка забаррикадировались в своих домах, словно викинги в ожидании нападения Гренделя. В полночь отключили генератор, и наступила тишина; только тревожная перекличка собак нарушала ее время от времени, прокатываясь от дома к дому и эхом растворяясь в тени леса. Эти звуки выдавали присутствие хищника. По тому, где раздался отчаянный лай или, наоборот, наступила гнетущая тишина, и собаки, и люди определяли, где — пусть и только на данный момент — он находится. Впрочем, эта древняя, проверенная временем система оповещения никак не защищала их от тигра. Ночь принадлежала ему. Собаки могли лаять и рычать, сколько им вздумается, однако они были бессильны перед лицом чудовища, чье присутствие они ощущали, даже не видя. От этого ночь, и без того долгая, казалась еще длиннее. Сквозь ветви деревьев на холмах, отделявших поселок от непроглядной черноты леса, бесстрастно сияли звезды. И где-то на дне этой гигантской чаши под звездным небом охотился тигр.

Глава 21

Тот, кто позволил вам обмануть себя, знает вас.

…

Тигры гнева мудрее, чем клячи наставления.

Уильям Блейк, Брачный союз рая и ада[146]

Ждать нападения тигра — все равно что слушать тиканье таймера бомбы. Всем было не до сна. Труш нервничал, однако до восхода солнца ни он, ни его отряд ничего не могли поделать. Когда же солнце взошло и самый короткий день в году вступил в свои права, им пришлось потратить почти целый час только на то, чтобы вернуть к жизни замерзшие и не пожелавшие заводиться грузовики. В конце концов группа Труша сумела доехать до деревни, где выяснилось, что за ночь не пострадало ни одно животное: все собаки и домашний скот были на месте. Жители, с опаской выглядывавшие на улицу, сказали, что ничего необычного ночью не заметили — за исключением тревожного лая. Между тем группа Лазуренко продолжила идти по следу тигра с того самого места, где они прервались накануне вечером. Следы указывали на то, что тигр обошел поселок стороной. «Не знаю почему, но он не пошел в деревню», — сказал Труш.

Хотя в поселке ему было чем поживиться без труда, тигр по каким-то причинам ушел прочь ни с чем, и с учетом обстоятельств это неожиданное решение вызывало тревогу. Возможно, его смутила близость грузовиков и участников облавы. Или же его могло спугнуть обилие вооруженных людей в поселке, а он хотел убить свою жертву без свидетелей и постороннего вмешательства.

Вдоль русла Первой речки тигр двинулся обратно в горы. Бурухин, вышедший вместе с Лазуренко, ужаснулся, поняв, что тигриный след ведет прямо на восток, туда, где всего в шести с небольшим километрах от Соболиного на берегу Светлого ручья стоит хижина одного из его соседей — Гриши Цибенко. В Бикинской долине гостеприимство — общепринятая добродетель. Мало кто запирает свои хижины на замок, так что друзья и просто охотники часто останавливаются на ночлег под чужой крышей. Бурухин не исключал, что в хижине Цибенко и сейчас кто-нибудь есть. К тому же до сих пор не вернулся Оксименко, у которого Щетинин конфисковал ружье всего тремя днями ранее, а он часто охотился как раз в тех местах.

Тигр не отдыхал и толком не ел уже неделю. В другое время года это было бы не страшно, но стояла зима, температура колебалась в пределах 35–45 градусов мороза. На поддержание температуры тела крупного тигра (на восемьдесят с лишним градусов выше окружающей среды!) требуется огромное количество мяса — порядка двадцати килограммов в сутки. Тигр был загнан в угол: израненный, замерзший, изнемогающий от голода, преследуемый по пятам охотниками. Он ослаб, и случись ему встретить другого, молодого и сильного самца на своем пути, тот легко мог бы убить его или изгнать с территории. В тот момент, когда Лазуренко советовался с Бурухиным и общался по рации с Трушем, посвящая его в вероятные намерения тигра, сам тигр думал лишь о том, как бы добыть мяса. Зима в тайге обещала быть долгой, и без серьезной подпитки часы тигра были сочтены. Он мог умереть не столько от голода, сколько от холода.

В определенном смысле Маркову удалось совратить зверя: он тоже стал своего рода браконьером. Чтобы прокормиться, ему предстояло вновь преступить собственный закон. Бурухин не ошибся — тигр прямиком направился к хижине Цибенко. Оказавшись возле нее в начале сумерек 21 декабря, он обошел вокруг в поисках собак, припрятанного мяса и владельца. Ничего не обнаружив, он прошелся по наружным стенам хижины, срывая все, что на них висело. Добравшись до набора кастрюль, он разгрыз их на куски. Побывав в хижине Маркова, лагере дорожников и землянке Цепалева на берегу Тахало, тигр многое узнал о мире людей и теперь руководствовался этими знаниями. Исчерпав все возможности снаружи хижины, тигр нашел окно и вломился внутрь.

Тигр отнюдь не домашнее животное, и в условиях ограниченного пространства это особенно заметно. Охотничьи хижины крайне тесные, и, оказавшись внутри, тигр занял собой все пространство — словно кот, попавший в аквариум. Он был очень разочарован, не обнаружив дома Гришу Цибенко. В поисках хотя бы кусочка мяса тигр разгромил все вокруг. Матрас, впитавший в себя все нюансы аромата Цибенко, его привычек и пристрастий, тигр разодрал в клочья, а потом улегся на нем. Не то случайно, не то памятуя о своих недавних нападениях на человека, тигр избрал наиболее эффективный метод охоты: до этого он подстерегал людей, спрятавшись возле дома или примостившись на матрасе, а теперь улегся прямо в доме, укрывшись от холода. Устроить засаду прямо в жилище жертвы — чем не усовершенствованная модель мышеловки? Теперь ему оставалось только ждать.

Неизвестно, как долго тигр ожидал появления Цибенко, но по счастливой случайности, какие нечасто выпадают в этих местах, тот так и не явился. Прийти домой и обнаружить тигра в собственной постели — сюжет, достойный места в народном фольклоре, и у нанайцев и удэгейцев подобные легенды существуют. Как бы то ни было, к утру тигр поднялся и ушел. То ли ему просто не сиделось на месте, то ли он почуял, что по дороге со стороны Светлого ручья приближается Андрей Оксименко.

Эта дорога была проложена при участии Владимира Шибнева в ту пору, когда он работал в лесхозе, и потому ему был знаком каждый ее изгиб. Она шла вдоль Светлого ручья на протяжении пяти километров, а затем обрывалась, упершись в поросший лесом карьер. Чтобы добраться сюда, нужно было либо вскарабкаться на высокий хребет позади Соболиного, либо проехать восемь километров от Соболиного до Ясеневого, а там повернуть на запад по шоссе в сторону Лучегорска. С этого шоссе до поворота на Светлый ручей оставалось еще километра три. Лесная дорога вела вдоль ручья на север и проходила почти возле самой хижины Цибенко, спрятавшейся в лесу, подальше от посторонних глаз. Пока Лазуренко, Бурухин, Смирнов и Копаев пешком шли по следу, Труш с Шибневым, Горборуковым и Пионкой на «урале» двигались в сторону Светлого ручья, где они надеялись встретить тигра. Кольцо смыкалось. «У нас было ощущение, что он рядом, — рассказывал Бурухин. — Казалось, только на пригорок поднимемся — и увидим его».

До Светлого ручья было всего километров шестнадцать, но пока суд да дело, Труш и его группа добрались туда только незадолго до полудня. Стойка для ружей в кузове грузовика пустовала: в то утро каждый держал оружие при себе. На фоне царившего в России хаоса в 1997 году у всех присутствовавших имелась возможность приобретать товары с военных складов по бросовым ценам, так что ружья Шибнева и Пионки были заряжены специальными бронебойно-зажигательными патронами. Эти патроны с маркировкой «БЗ» пробивают стальной каркас бронежилета на два сантиметра, а потом взрываются внутри. Труш, чья амуниция приобреталась законным путем на бюджетные средства, использовал более традиционные патроны, в народе их называют «дум-дум». Они отливаются не из стали, а из свинца и, попадая в мягкие ткани, разрываются на сотни ранящих осколков. Но хотя нападающего человека выстрелом можно пригвоздить к месту, ни БЗ, ни дум-думы не остановят тигра в прыжке. Он обрушивается на жертву словно рояль, выпавший из окна второго этажа. Только в отличие от рояля тигр сшибает жертву с ног намеренно, и это лишь первый аккорд атаки.

Отряд под предводительством Лазуренко все еще продолжал свое шествие вдоль Первой речки, когда Горборуков направил грузовик к Светлому ручью. К тому времени тигр уже вышел из леса на противоположном конце дороги и теперь двигался в южном направлении им навстречу. А где-то посередине между тигром и грузовиком по той же дороге шел Андрей Оксименко. Его путь лежал на север, прямо в лапы тигру. Возможно, он сумел найти себе ружье взамен того, что конфисковал Щетинин. Впрочем, против этого тигра ружье было практически бессильно. Труш и его команда не подозревали о присутствии Оксименко и потому ехали медленно. Огромные колеса «урала» вспахивали снег, оставляя позади борозды глубиной по колено, из выхлопной трубы вырывался дымок. Шибнев и Пионка ехали в кузове и мало что могли разглядеть через узенькие боковые оконца.

Труш вместе с Гитой занимал пассажирское сиденье, с высоты кабины высматривая на дороге следы тигра. Вскоре он их заметил. Горборуков остановил грузовик, и Труш с ружьем выскочил наружу, чтобы внимательно рассмотреть след; Шибнев и Пионка тоже вышли из машины. След принадлежал другому тигру, это стало ясно сразу. К тому времени они уже успели изучить его отпечатки как свои пять пальцев. Мужчины вновь погрузились в машину и поехали дальше на север. Погода стояла привычная: яркое солнце, ―35°, ослепительно белый, словно сахарная пудра, снег. По обеим сторонам дороги время от времени попадались согнувшиеся под тяжелой снежной шапкой березы, изломы ветвей нацелились к земле, похожие на разряд молнии, замерший на полпути. Отряд вновь обнаружил следы, и вновь Труш, Шибнев и Пионка вышли их проверить. Однако отпечатки были старые и опять не те — возможно, они принадлежали тому же тигру, чьи следы им попались ранее. К этому моменту в своем неторопливом темпе, с частыми остановками, они проехали около двух с половиной километров.

Труш и его команда работали уже целую неделю. Они устали, мечтали все поскорее закончить и принять наконец ванну. Однако этот день сулил им удачу; пустота заброшенной дороги выглядела многообещающе. Совсем оголодавший тигр уже прошел самую легкую часть пути, как и Оксименко. Оба упрямо шли навстречу судьбе в лице друг друга, но тут появился грузовик: он взревел мотором, карабкаясь на крутой пригорок, и в морозной тишине этот рев услышали и человек, и тигр. Оба по таежной привычке сошли с дороги и укрылись в лесу. По воле провидения каждый свернул направо, и они оказались по разные стороны дороги, когда их разделяло не больше трехсот метров. Если бы их не спугнул рев грузовика, до встречи оставалась бы всего пара минут. Оксименко оказался крайне непредусмотрительным. Что было на уме у тигра, как тонко подметил Денис Бурухин, неведомо: «Он не успел нам рассказать, что ему известно, а что нет». Кому суждено выжить, а кому погибнуть, тоже было неясно.

Труш, не прекращавший вглядываться в девственный снежный покров по обе стороны дороги, сразу заметил уходящие в лес следы Оксименко. Грузовик снова остановился. Следы явно были свежими, и это вывело Труша из равновесия: «Мы же всех предупредили, — возмущался он. — Все в округе знали, что два человека уже погибли, и все равно кто-то отправился в лес». Труш не знал, кто именно тут ходил, но перед ним встал выбор: то ли бежать вслед за этим кретином, то ли продолжать искать тигра. Щетинина с ними не было, так что пришлось принимать решение самостоятельно. Ему до смерти надоело нянчиться с браконьерами и своевольными местными охотниками, к тому же он чувствовал, что тигр совсем близко, и поэтому велел Горборукову ехать дальше. Не прошло и минуты, как Труш обнаружил слева тигриный след. Они остановились. Полдень уже миновал. К этому времени Трушу поднадоело скакать туда и обратно с ружьем в руках, и на сей раз он оставил его в кабине. Шибнев, выбираясь вместе с Пионкой из кузова, раздраженно подумал: «Ну что там опять?» Ружей они тоже не взяли.

Все трое подошли к краю дороги. Даже издалека было понятно, что на сей раз тигр именно тот, которого они искали. Следы вели на продолговатую поляну метров пятьдесят в ширину и сто в длину. Все было как на ладони, но тигра нигде поблизости не наблюдалось. Охотникам начинало казаться, что они уже никогда его не догонят. Пионка дошел до поляны и дотронулся до кромки отпечатка: снег осыпался вниз, словно пудра. Обычно Пионка очень сдержан, поэтому все насторожились, услыхав его возглас: «Мать твою, след горячий!»

Все как один мужчины кинулись обратно к машине за ружьями. Гита с лаем носилась вокруг, вздыбив загривок. Час истины настал, и все это понимали. Поляна была неправильной формы, чуть изгибалась влево. Когда-то здесь стояла погрузочная эстакада для бревен, так что всю растительность на поляне выкорчевали, землю разровняли. На ней не осталось ничего, кроме снега, сквозь который местами проступали оставшиеся с лета ростки полыни и лютиков, беспорядочные плети малины и высокие желтые стебли травы. Отпечатки лап тигра на нетронутом снегу уходили на юго-запад и исчезали в лесу среди кедров, сосен, вязов и тополей с густым подлеском, через который непросто было продраться.

Гита бросилась было по следу, но тут же с истерическим лаем прибежала назад, и охотники поспешили снять ружья с предохранителей. Труш расстегнул ножны, но ружье почему-то оставил на плече, как на марше. Шибнев снял ружье с левого плеча и взвел курок, Пионка крепко сжал свое оружие, словно готовясь к ближнему бою. Тем временем Горборуков, их бессменный водитель, запирал кабину «урала», как привык делать это всякий раз, когда они собирались уйти надолго. При других обстоятельствах над ним бы посмеялись, но тут никто не улыбнулся, услышав: «Ребята, вы идите, я догоню».

Они не стали его ждать и устремились по следу; хромота тигра усилилась, теперь его правая передняя лапа вовсе не оставляла отпечатков на снегу. Место было открытое, но они так привыкли идти цепочкой, что и теперь вытянулись друг за другом. Труш шел впереди, прокладывая путь, за ним по пятам двигались Шибнев и Пионка. Собачий лай действовал им на нервы, и они напряженно переводили взгляд то на поляну, то на темный край леса, вставший перед ними стеной.

Свежий снег ярко искрился на солнце, потухая только там, где на него падали длинные, несмотря на разгар дня, тени охотников. Гита продолжала с неистовым лаем носиться взад и вперед, но ее поведение никак не указывало на то, где именно может скрываться тигр. Она сама этого попросту не знала. Мужчины на ходу вглядывались в пространство вокруг себя. На поляне, по которой они шли, даже кролику не удалось бы укрыться, но впереди темнел лес, казавшийся им одной громадной западней. Если не считать собаки, все было тихо и практически неподвижно. Позади них еще слегка дымилась печная труба грузовика, и дымок медленно уплывал на север. Горборуков с ружьем в руках все еще стоял возле машины. Выбивающиеся из-под снега стебли травы ободряюще кивали, как бы говоря: все идет как надо. Прошагав метров двадцать, по какому-то наитию Шибнев тихо произнес: «Ребята, надо рассредоточиться».

А в следующее мгновение грянул гром.

Нападение тигра начинается не с прямого контакта с ним, а с оглушительного рычания, обладающего сверхъестественной особенностью заполнять все пространство вокруг, так что совершенно непонятно, с какой стороны ждать беды. На близком расстоянии оно порождает такой страх, что душа уходит в пятки и внезапно изменяют все инстинкты самосохранения. При этом звуке и животное, и человек замирают, не в состоянии сделать ни шагу. Те, кому в силу обстоятельств приходилось неоднократно сталкиваться с тиграми — ученые и охотники, — утверждают, что тигриный рык пробирает все тело насквозь. Бывалые биологи клялись, что при этом кажется, будто земля уходит из-под ног. Один русский охотник, застигнутый врасплох, услышав рычание, подумал, что где-то рядом прорвало плотину. В общем, тигриный рык чем-то похож на стихийное бедствие; он наполняет смыслом выражение «страх Божий». Удэгеец Юрий Пионка назвал рычание, огласившее поляну в тот день, душераздирающим. «Мне случалось слышать тигра в лесу, — сказал он, — но никогда еще я не слыхал ничего подобного. Этот звук дышал угрозой, внушал ужас».

Дальнейшее не заняло и трех секунд. Еще мгновение назад тигра нигде не было видно, и вот он уже распростерся в прыжке. Взгляд тигра разрывает душу так же, как его клыки — плоть. Хищник, не отрываясь, смотрел на Труша: именно его он избрал своей жертвой и был уверен, что не промахнется. Он летел на него, стартовав метрах в десяти, однако Труш, накрытый страшным рычанием, словно лавиной, успел приставить ружье к плечу. А потом все исчезло: и поляна, и обступивший ее лес. В сознании Труша осталось только черное дуло ружья, на конце которого полыхали ненавистью желтые глаза и сверкали зубы, нарастая с каждой долей секунды. Труш нажал на спусковой крючок, но занесенную для смертельного удара когтистую лапу этим было не остановить.

Хищник действовал по своему излюбленному сценарию: открытая местность, человек с оружием наготове и тигр, которого никто не замечает, пока он сам не захочет появиться, словно из-под земли — буквально из ниоткуда, не оставляя ни времени, ни шансов на спасение. Труш должен был погибнуть точно так же, как Марков и Почепня. Как в удэгейской легенде, в этот момент только сверхъестественное вмешательство шамана или героя могло изменить неотвратимый конец. Ружье Труша, хоть и было заряжено пулями, доказавшими свою эффективность против тигров, в сложившихся обстоятельствах ничем не могло бы ему помочь. Труш — верующий человек, и в ту секунду ему оставалось только молиться.

Однако, кроме Труша, на поляне находились Юрий Пионка и Владимир Шибнев. Если Бог каким-то образом и вмешался в происходящее, он сделал это посредством Шибнева, который прямо перед нападением ощутил внезапный импульс, заставивший охотников рассредоточиться. В результате он и Пионка оказались по разные стороны от Труша и не мешали друг другу стрелять. Времени ни на раздумья, ни на страх не было. Вид летящего тигра и обреченного на смерть человека способен кого угодно вогнать в ступор, что и произошло с Горборуковым: он застыл возле машины и оторопело следил за происходящим. При этом Шибнев и Пионка действовали инстинктивно, однако где-то в глубине сознания у обоих за долю секунды, на которую замерли пространство и время, промелькнула одна и та же мысль. Они понимали, что нельзя стрелять в тигра, когда он обрушится на Труша, потому что смертоносные патроны, которыми заряжены их ружья, попросту изрешетят его. Зверь должен быть убит еще в воздухе. В тот момент богопротивные орудия смерти воистину стали для Труша даром Божьим.

Движение, которым Шибнев и Пионка прижали приклады к плечу, было таким же инстинктивным, как у Труша, а до этого — у Маркова и Почепни. «Я стрелял, стрелял, стрелял и стрелял, — вспоминал Шибнев. — Мне никогда не забыть, как он летел, расставив лапы».

За кратчайший — меньше трех секунд — промежуток времени между появлением тигра и его падением на Труша с воздуха Шибнев и Пионка на пару сделали одиннадцать выстрелов; Труш успел выстрелить дважды. Несмотря на открытый по нему шквальный огонь, тигр всей массой обрушился на Труша; когти выпущены, пасть оскалена. Удар пришелся на правое плечо, выбив из рук ружье. Подмятый под тигриную тушу и обезоруженный, Труш мог только обхватить его руками, вцепиться в густой мех и спрятать лицо на его груди. Он был абсолютно раздавлен: страшной силой зверя, отчаянной пальбой Шибнева и Пионки, невероятной мягкостью меха и стальной твердостью скрывавшихся под ним мускулов. Сцепившись, словно борцы на ринге, человек и зверь рухнули на землю.

Глава 22

К нему и птица не летит,

И тигр нейдет: лишь вихорь черный

На древо смерти набежит —

И мчится прочь, уже тлетворный.

А. С. Пушкин, Анчар

Все снова стихло: и рычание тигра, и какофония ружейных выстрелов. Легкий южный ветер развеял дым стрельбы, замерзшая полынь и лютики продолжали покачиваться, словно говоря друг другу: все хорошо, все хорошо. Светлый ручей неслышно продолжал свой бег, скрываясь под ледяным панцирем. Только теперь Александр Горборуков заставил себя сделать шаг. Впоследствии он говорил, что это было похоже на кино в замедленном темпе, вмешаться в которое он был бессилен. Шибнев и Пионка подтверждают, что события тех секунд отпечатались в памяти, словно кадры кинохроники, только для них все происходило стремительно. С того момента, как они вышли на поляну, и до прекращения стрельбы прошло меньше минуты.

Первое, что запомнилось Трушу, был чей-то вопрос: «Юрка! Ты живой?!»

Друзья помогли несостоявшемуся покойнику подняться. Он несколько раз охнул, пока вставал, таращил глаза и не мог понять, на каком он свете. Столкнувшись с Трушем, тигр по инерции перевалился через него и теперь бился на снегу в предсмертных конвульсиях. Пионка сделал контрольный выстрел. Тигр был мертв, теперь уже наверняка, а чудом уцелевший Труш ощупывал себя на предмет ранений. Неизвестно, было ли это следствием пережитого шока или примером колоссального хладнокровия, но первым делом, поднявшись и убедившись, что жив, Труш схватился за камеру. «Я велел ребятам стоять на месте и побежал в машину за видеокамерой. Я заснял мертвого тигра и Юрия Пионку возле него; заснял укрытие, из которого тигр напал на меня; я все снял на пленку».

Звуковая дорожка этого уникального видеоматериала вполне могла бы сойти за краткий курс русского мата, который в таком объеме услышишь разве что в тюрьме. Поток ругательств не стихал несколько минут после того, как тигр был повержен, а Труш вернулся к жизни, и мужчины метались по поляне, заново переживая ужасные секунды.

Сначала никто не понял, куда подевалось ружье Труша. «Я все думал, почему он не вцепился мне в шею, — вспоминал Труш. — Для меня это была загадка. А потом я подошел к тигру и понял почему».

Ружье по приклад вошло тигру в глотку. Приклад был весь изгрызен, а газовая трубка, идущая над стволом, треснула. Вот почему тигр обрушился Трушу на правое плечо и вот что спасло его. Оказалось, что граница между жизнью и смертью Труша измерялась миллиметрами и долями секунды, его спасли нечеловеческая — звериная? — интуиция Шибнева и их с Пионкой инстинктивная, молниеносная реакция. Можно смело утверждать, что в сложившихся обстоятельствах только сочетание героизма и самообладания друзей с невероятной мощью огнестрельного оружия могло предрешить подобный финал, способный поразить воображение Ахаба и Одиссея. Но хищник всегда балансирует на лезвии бритвы — тончайшем и смертоносном.

Труш попытался вызвать по рации второй отряд, но это ему не удалось: они еще находились по другую сторону холма. Тогда он поблагодарил свою команду и снял ее на видео возле поверженного тигра, отдельно показав крупным планом его пасть и клыки. Горборуков посмотрел на часы: было 12:35. Даже изрядно отощавший, тигр все равно выглядел внушительно. У него были мощные лапы, великолепные клыки и огромная голова — как сказал Саша Дворник, величиной с ведро. Мех по бокам и спине был бурый с широкими черными полосами, а грудь и живот — белые. Глаза, словно подведенные тушью у внешних уголков, широко (даже по тигриным меркам) расставлены под углом около сорока пяти градусов.

Трушу удалось связаться по рации со Щетининым, и тот распорядился везти тигра прямо в поселок. Щетинин хотел, чтобы люди воочию убедились, что зверь мертв и им больше ничто не угрожает. Даже истощенный тигр весил так много, что они вчетвером с трудом затащили его в кузов грузовика. На обратном пути Шибневу и Пионке пришлось потесниться, потому что тигриная туша заняла все пространство кузова. Труш ехал в кабине с Горборуковым и, хотя вообще-то не курит, попросил у него сигарету. Труш вспоминал: «Протягивая мне пачку, он спросил: ну как, дошло наконец? Я кивнул, и только тогда он заметил, как у меня дрожат руки».

Прошло еще какое-то время, прежде чем Горборуков догадался, что Труш ранен. Белье с начесом и толстая суконная куртка впитали много крови, но в конце концов до Горборукова дошло, что тигриные когти оставили дыры не только на одежде. У Труша были разодраны спина, рука и бедро. На бедре требовалось наложить швы, но в их аптечке не было шовного материала. Только когда они добрались до Соболиного, ему оказали помощь по методу, принятому во время афганской войны (по нему одному можно представить себе, в каких жутких условиях русским приходилось там служить). Края раны стянули так называемой «селедкой» — самодельными металлическими скобками, которые, как правило, вырезались из консервных банок из-под рыбы. Метод простой, хоть и грешит против санитарии: банка режется ножом на небольшие полоски; стянув края раны вместе, полоску сгибают пополам и накладывают на рану, потом зажимают концы. При необходимости повторяют. Труш так и не показался врачу. Рану стерилизовали водкой. Он проходил с «селедками» неделю, а потом сам их снял.

Поговорив с Трушем, Щетинин сразу же связался по рации с группой Лазуренко, а в поселке тем временем Горборуков парковал «урал» на заснеженном пятачке возле колодца. Новость быстро разлетелась, и когда заднюю дверь распахнули, горстка жителей уже стояла полукругом возле грузовика. Пришли и баба Люда, и мать Бурухина Лида, и Зайцев, и Дворник. На фоне голых деревьев и обветшалых домов эти люди выглядели оторванными от времени: точно так же народ собирался когда-то посмотреть на казнь преступника или ведьмы. Пока Щетинин с трубкой в зубах посвящал всех в подробности случившегося, Труш с покореженным ружьем на плече стоял возле двери, помогая жителям пролезать внутрь и наружу. Некоторые благодарили и поздравляли его, другие просто глазели.

Пионка и Шибнев по-прежнему сидели в грузовике, а возле их ног еще не успевший остыть тигр истекал кровью. На фоне его огромных лап их сапоги казались крошечными. Тигры вообще издают резкий запах, а от этого так и разило мускусом и спермой. В тесном кузове повисло тяжелое амбре от старых гноящихся ран и свежей крови тигра, а также давно не мытого человеческого тела. Люди по очереди залезали в грузовик, чтобы взглянуть на убитого зверя, и это неуловимо напоминало вечную вереницу в мавзолее Ленина. Только к вождю коммунизма прикасаться нельзя, а вот к тигру — запросто, и поэтому его трогали, пинали, матерились, плевали. Хотя некоторые просто безучастно смотрели, не подходя вплотную. Многие впервые видели тигра так близко и были поражены его размером. «Он был такой огромный и такой красивый, — сказала Ирина Пешкова, жена газовщика. — Он лежал на полу, и мне было так жаль — не двоих погибших, а тигра. Думаю, они сделали что-то такое, из-за чего он их убил».

Лидия Бурухина отреагировала иначе. Вспоминая, что чувствовала в тот день, она сказала: «Будь у меня такая возможность, я убила бы его снова».

Между тем Труш, который только что заглянул в лицо смерти и чудом остался в живых, а до этого две недели выдерживал со своей командой непрерывный стресс, был на грани срыва. Пока его непосредственный начальник и жители поселка разглядывали мертвого тигра, на него волной накатывали напряжение последних дней и пережитый ужас. «Пришли мать и сестра Андрея Почепни, — рассказал он, — и это произвело на меня неизгладимое впечатление. Увидев тигра, они разрыдались, и я сам не смог сдержать слез. Так жалко было этого парня, Андрея».

Когда все вдоволь насмотрелись, а Труш и Щетинин рассказали всем желающим свою часть истории, Щетинин отдал приказ запереть дверь грузовика. «Что вы собираетесь с ним сделать?» — спросила какая-то женщина. «Мы бы пельмешек из него налепили», — невозмутимо подхватил стоявший возле нее мужчина.

Щетинин отвел Труша в сторону и распорядился вывезти тигра за пределы поселка и снять с него шкуру. Проехав пару-тройку километров по дороге в сторону пасеки Почепни, Труш велел Горборукову остановить грузовик. Следом за ними ехали Щетинин и Лазуренко со вторым отрядом. Они вытащили тигра на обочину старой лесовозной дороги. Вокруг шеи, словно поводок, обвязали веревку; ухватившись за нее, за две лапы и хвост, группа Труша по снегу оттащила тигра метров на двадцать от машин. Саша Лазуренко рассказал, что они готовились снимать шкуру, когда к Щетинину подошел Денис Бурухин. «Владимир Иванович, — вежливо произнес он. — Можно мне его пнуть — за друга?»

Получив разрешение Щетинина, Бурухин замахнулся и отвесил мертвому тигру пинок за своего друга Андрея Почепню.

Мужчины расселись возле костерка и начали свежевать тушу, продвигаясь от лап к спине. За годы службы Щетинин сжег десятки тигриных шкур только ради того, чтобы они не попали на черный рынок, но эту ему хотелось снять неповрежденной и сохранить. Солнце уже коснулось деревьев, и холод стоял жуткий, но почти все работали без перчаток. Щетинин дымил трубкой, наблюдая за их манипуляциями. Никто не был новичком в этом деле, однако в процессе работы мужчины не раз обменялись замечаниями по поводу запаха или невероятной плотности шкуры. Когда они вскрыли грудную клетку, от сердца пошел пар.

Большую часть работы проделали Труш, Пионка и Шибнев, по мере продвижения внимательно изучая каждую рану на теле животного. Оказалось, что, кроме глубокой рваной раны на левой передней лапе, тигру дважды попали в правую лапу дробью с очень близкого расстояния. Одна дробинка только пробила кожу, но другие раздробили сустав. Большинство дробинок удалось извлечь. Лишь одна из пуль Труша попала в цель, а большая часть тех, что выпустили Пионка и Шибнев, прошли навылет. Однако, склонившись над тушей, чтобы аккуратно отделить шкуру охотничьими ножами, мужчины пришли к выводу, что в животное стреляли неоднократно — не только они или Марков. Пулевых ранений у этого тигра было не меньше, чем гарпунов в теле Моби Дика. Помимо пуль, выпущенных из марковского ружья и из их собственных, они обнаружили стальную пулю от неизвестного оружия и кучу дроби. Кончик хвоста отсутствовал, и уже давно — то ли был отморожен, то ли отстрелили. Никто не планировал проводить полноценное вскрытие, но и без того было очевидно, что за его недолгую жизнь, пришедшуюся на тяжелый постперестроечный период, в тигра были выпущены в буквальном смысле десятки пуль, а также масса мелкой и крупной дроби. Маркову просто не повезло — не он был первым, кто стрелял в тигра, но именно на нем чаша терпения зверя переполнилась. Денис Бурухин предположил: «Видимо, чей-то дробовик особенно разозлил его, и он объявил войну людям».

«В агрессивности этого животного, безусловно, виноваты люди, — сказал Труш. — История с Марковым — просто апогей его негативного опыта».

Освежеванная туша представляла собой неприятное зрелище. Скальпированная голова с обнажившимися белыми мышцами и клыками выглядела устрашающе — словно игуль во плоти. Вытянутые лапы оказались длинными, как человеческие ноги. В желудке ничего не было. Шкуру сняли с туши и, вывернув, положили рядом. Было так странно смотреть на нее: еще недавно она согревала существо, пылающее невообразимой яростью, а теперь безжизненно лежит, сначала сложенная пополам вдоль спины, потом поперек, еще и еще поперек — точно ковер, в который она вдруг превратилась. Аккуратно разложенные разрозненные части тела в луже крови так же трудно было соотнести с тигром, как обломки авиалайнера — с ощущением полета.

Глава 23

В соответствии с разрешением, выданным на период 16–31 декабря 1997 года, амурский тигр был застрелен под руководством Ю. А. Труша.

Отстрел производился в соответствии с разрешением № 731 Государственного комитета по охране природы Российской Федерации от 8 декабря 1997 года.

Тихо и незаметно прошли Новый год и Рождество. И без того тревожные времена еще больше осложнила деноминация рубля, вопреки прогнозам только подорвавшая национальную валюту. Жителей Соболиного, давно уже привыкших существовать на грани нищеты, эти перемены затронули в наименьшей степени. По крайней мере, год выдался щедрым на кедровые орехи, и теперь их снова можно было собирать без опаски. Впрочем, спокойствие пришло не ко всем; в душе Александра Почепни тигр продолжал жить и охотиться — и в один из морозных январских дней настиг свою жертву. Почепня покончил с собой вскоре после того, как вернулся к обязанностям ночного сторожа в деревенской школе. Отца похоронили рядом с сыном в безымянной могиле.

Соболиный производит впечатление места, над которым время не властно. Разрушительные последствия перестройки сказываются здесь по сей день. Особенно больно видеть бедственное материальное положение и отчаяние на лицах людей, чей быт никак не изменился с 1995 года и мало отличается от быта индейцев Аппалачей в 1935-м, когда непростая жизнь горцев всецело зависела от того, что может предложить им природа. Спустя несколько лет после описанных событий умер Петр Жоркин, а потом и Борис Иванович — директор Среднебикинского госпромхоза. Следующим стал Иван Дункай. Похоронил жену и уехал прочь из этих мест Саша Дворник, Леонид Лопатин последовал его примеру. Поняв, что в Соболином у него нет будущего, Денис Бурухин поселился в Лучегорске, где не без помощи друзей устроился работать на электростанции. Поэт и охотник Цепалев перед своим отъездом сказал, что сопьется до смерти, если не уедет. В Соболином остался Андрей Онофрейчук; он не мог найти работу, тяжело запил и повесился осенью 2007 года. В ту же зиму сгорело здание правления. Баба Люда, Ирина Пешкова, Лидия Бурухина и семьи Онофрейчука и Почепни решили не сниматься с насиженных мест, побоявшись неизвестности и перемен. Кажется, только Данила Зайцев остался в поселке, потому что хотел этого. Стоик поневоле, он по-прежнему обслуживает поселковый генератор и по совместительству работает механиком тяжелой техники на частной лесозаготовке, пользуясь доброй славой среди коллег.

Тамара Борисова, жена Владимира Маркова, тоже осталась в Соболином, но за все минувшие годы так и не смогла полностью оправиться после ужасного известия, которое принес ей Зайцев. Сыновья живут вместе с ней и стараются заботиться о матери, однако даже им не удается стереть с ее лица печать горя, которое она, судя по всему, ежедневно переживает снова и снова. В любую погоду она отправляется с удочкой на Бикин и подолгу стоит там одна. Бытовка ее мужа давно развалилась, пасеки тоже больше нет, но в сотне метров к западу сыновья построили собственную хижину. В глазах закона они браконьеры, но что им еще остается? К тому же в Панчелазе и браконьерство уже не то, что раньше. «Они вырубили столько леса, — сокрушается сын Маркова Алексей. — Экология ухудшается. Когда-то Бикин был глубоким, а теперь его вброд перейти можно. По всей тайге понастроили дорог, и теперь люди едут сюда [на охоту и рыбалку]».

Алексей носит сапоги, как две капли воды похожие на те, в которых погиб его отец, и возится с мотоциклом той же модели и такого же цвета, какой когда-то был у отца. Самые счастливые его воспоминания связаны с тем, как он помогал отцу на пасеке, и даже сейчас, когда ему уже под тридцать, в его глазах сквозит тоска по человеку, чью любовь к тайге он унаследовал. На месте, где были найдены останки Маркова, Алексей посадил кедр и обложил его камнями. Там всегда стоит рюмка, как и возле могилы, чтобы каждый мог выпить за упокой его души. «Приходя на кладбище, мы обязательно заходим посидеть на его могиле, — говорила соседка Маркова Ирина Пешкова. — Приносим цветы, конфеты, водку. Уходя, всегда в стопку наливаем. Кто ее выпьет, одному богу известно, но мы оставляем все равно».

Тамара Борисова и близкие друзья Маркова по сей день отстаивают его невиновность. Андрей Онофрейчук и Саша Дворник готовы были клясться и божиться, что Марков ничем не навредил тигру. Они убеждены, что это подтверждает его выбор патронов. «Он никогда не использовал патроны с гильзами[147], потому что охотился с собаками, — горячился Онофрейчук. — Только пули».

«Я охотился с Марковым много лет, — говорил Дворник в интервью Саше Сноу, — и он никогда не использовал крупную дробь. Вам любой скажет, он стрелял только мелкой дробью или пулями».

Данила Зайцев считает, что тигр мог быть ранен еще до встречи с Марковым. Денис Бурухин, знавший Маркова не так близко, сказал: «Одному богу известно, откуда там взялись эти пули».

Когда с тигра снимали шкуру, из его передней лапы извлекли шесть дробин и отправили в лабораторию судебной экспертизы в приграничный Уссурийск. Там их сравнили с самодельной дробью, найденной в патронташе Маркова. По словам Труша, состав свинца и результаты баллистической экспертизы указывали на то, что дробь принадлежала именно Маркову. «Он явно считал, что ему по плечу завалить тигра, и принял вызов», — убежден Труш.

Тигровед Василий Солкин разделяет его точку зрения. «Марков не мог вернуться в поселок. Он должен был остаться и поставить точку в этой истории, — объяснял он. — Попытайтесь понять, Марков был настоящим таежником, и сбеги он тогда, ему ни за что уже не удалось бы вернуться обратно — никогда. Как у таежника, у него не было другого выхода, он должен был довести конфликт до победного конца. В противном случае ему пришлось бы до конца жизни пугаться каждого дерева. Тайга не приняла бы его больше».

С высоты семидесяти пяти лет жизни на Бикине Иван Дункай так рассуждал о случившейся трагедии: «Никогда здесь не бывало, чтобы тигр напал на человека с целью убить и съесть. Раньше если тигр и нападал, то только потому, что человек вел себя враждебно по отношению к нему: ну кто захочет получить пулю в бок? Других случаев я не знаю. Так что Маркову на роду было написано быть съеденным. Останься он тогда у меня ночевать, все могло бы обернуться иначе».

Трушу не давал покоя вопрос: как именно повел себя Марков в ту ночь, когда тигр бросился на него? Стрелял ли он в тигра до нападения? Трушу было известно только то, что ружье кто-то спрятал — скорее всего, Онофрейчук. В марте 2007 года Онофрейчук заявил, что, когда он появился на месте трагедии, ружье Маркова лежало рядом на снегу «В стволе была стреляная гильза, — сказал он. — Очевидно, Маркиз выстрелил один раз, хотел перезарядить ружье, но не успел; тигр уже набросился на него».

Саша Дворник тоже отчетливо помнит эту картину: «Ружье Маркова лежало на снегу возле отпечатка его тела, — вспоминал он в 2004 году. — Рядом валялись две гильзы, одна новая и одна стреляная. Он сумел достать новый патрон из патронташа, но не успел перезарядить ружье».

В патронташе Маркова было двадцать гнезд, и три из них пустовали, когда Труш нашел его. В бытовке гильз не нашли. Кажется вполне вероятным, что первый патрон выстрелил 1 или 2 декабря, второй — вечером 3 декабря, а до третьего дело не дошло, и он просто выпал в снег спустя мгновения после второго выстрела. Как в случае с Почепней и Трушем, между внезапно раздавшимся рычанием и нападением тигра на Маркова должно было пройти не более двух-трех секунд. Его ружье было заряжено, и есть все основания полагать, что он пытался защититься. Неизвестно, куда попал именно тот выстрел, но проведенное сотрудниками инспекции «Тигр» в полевых условиях вскрытие тигра показало, что Марков дважды ранил животное в правую переднюю лапу. Первый раз, вероятно, когда он прятался в хижине (или столкнулся с тигром в лесу), а второй — прямо перед смертью. Тот факт, что он перезаряжал ружье в процессе нападения тигра, свидетельствует о его отчаянии, но также и о небывалом присутствии духа: Марков погиб, пытаясь замерзшими пальцами в темноте вставить маленький скользкий патрон в узкий ружейный створ, в то время как тигр вот-вот должен был обрушиться на него сверху.

Этого тигра и сегодня можно увидеть. Возвратившись после охоты во Владивосток, Владимир Щетинин подарил шкуру Музею Арсеньева, расположенному в историческом здании в центре города, на Алеутской. Там изготовили чучело тигра и выставили на всеобщее обозрение. Его бережно поместили под стекло, пленив навеки, вырвав из привычной среды и сорвав наконец покров невидимости.

Юрий Труш надеялся, что, по крайней мере, эта давняя история послужит предостережением для незадачливых охотников и будущих браконьеров. Там, где бессильны законы и увещевания, рассуждал он, увиденное своими глазами заставит людей одуматься. «Во время расследования я послал записи с мест гибели Хоменко, Маркова и Почепни на местное телевидение, — рассказывал он. — Их прокрутили в эфире, и мы получили поток гневных откликов. Люди звонили в студию и спрашивали, зачем им показывают такие ужасы. Они приняли все увиденное за спецэффекты, не поверили, что это документальная съемка. Я убежден, что охотникам — и вообще всем, кто идет в лес с ружьем, — необходимо смотреть подобные записи. Тогда им придется о многом задуматься».

Уже не возникает сомнений, что в Приморье отношения между тигром и человеком вышли на новый уровень, при котором вероятность развития конфликта по марковскому сценарию неуклонно растет. Василий Солкин считает, что этому способствуют четыре фактора: возрастающая доступность мощных охотничьих ружей и японских полноприводных внедорожников, наличие лесовозных дорог плюс утрата традиционных охотничьих ценностей. «Опасность для тигра сегодня представляют новые русские, — объяснял Солкин. — Они покупают дорогие импортные винтовки с высококачественными оптическими прицелами, попирают все писаные и неписаные охотничьи законы, охотятся, не выходя из джипов, и палят без разбора в любого зверя, даже не удосуживаясь посмотреть, попали или нет. От таких людей тигры страдают больше всего. Сегодня в тайге все не так, как десять лет назад. Теперь шансы наткнуться на раненого тигра гораздо выше, чем на здорового».

Галина Салкина занимается изучением тигров в Лазовском заповеднике; кроме нее, в сугубо мужском коллективе трудится только одна женщина. Им обеим приходится нести нелегкое бремя: целыми днями выполнять мужскую работу. Около 80 % тигров, вскрытие которых проводит Галина, были ранены на том или ином этапе своей жизни, причем подчас не единожды. Иногда подобные эпизоды заканчиваются так же, как приведенный ниже.

В мае 2004 года трое браконьеров договорились, чтобы их пустили на территорию заповедника. Компания приехала на гусеничном вездеходе ГТС. Поскольку охотились ночью, с использованием ослепляющих огней, охотники просто стреляли по светящимся глазам, даже не разбираясь, в кого именно они целятся. Кто-то умудрился попасть в тигра. Разъяренный зверь бросился на вездеход и запрыгнул внутрь. Прежде чем его убили, он успел смертельно покалечить одного из охотников. Об этом случае узнали, и было начато расследование, но в допуске на территорию заповедника следователю было отказано. Между тем, сумев выжить, тигр ничего не забывает и в любой момент может выместить обиду на человеке, который просто похоже выглядит и пахнет.

По официальным данным, с 1997 года в Бикинском районе тигры не нападали на людей ни разу, но достоверно известно, что браконьерская охота на них ведется — и русскими, и коренным населением. Несмотря на это, встретить тигра в здешних краях — обычное дело, и давняя напряженность в отношениях между ними и русскими поселенцами только обострилась вследствие снижения численности дичи и уменьшения жизненного пространства из-за вырубки леса. Порой личный опыт заставляет людей менять точку зрения: Сергей Бойко восхищается тиграми, но устал от соседства с ними. В лагере, где живут рабочие, обслуживающие мост, зимой 2007/2008 года тигры сожрали пять или шесть сторожевых собак. «Мне это все надоело до смерти, — с горечью признался он. — Они мне жизни не дают. Я собирался завести лошадь, а потом передумал: нельзя мне лошадь — сожрут. Нельзя завести поросенка — растерзают. Мой сосед на собственной пасеке завел лошадь, и тигр убил ее».

Саша Дворник никогда не испытывал к тиграм особой нежности, но после трагедии Маркова сделался их заклятым врагом. «Может, я мнительный, — пожал он плечами, беседуя с Сашей Сноу, — но как я его собирал по кусочкам, мне до сих пор снится. Если бы я знал, что меня ждет, в жизни не пошел бы туда. Теперь я ни одного тигра не пропущу — буду убивать, да. Где бы я ни встретил эту гадину, ей не жить».

Охотница баба Люда на все смотрит философски: «Если им хочется тут бродить, пускай себе бродят. Хотят рычать — черт с ними, пусть рычат».

Даже после того как вся бумажная работа была закончена, воспоминания о случившемся не давали покоя Юрию Трушу — и не дают до сих пор. Ему удалось выжить, но события тех дней оставили шрамы и на теле, и в душе. «Местные жители говорят, что на мне теперь знак тигра, — поделился он. — Некоторые больше не соглашаются спать со мной под одной крышей».

Судя по одному происшествию, Труш, похоже, и впрямь носит на себе тайное клеймо, видимое только тиграм. В 2004 году Труш приехал с Сашей Сноу в Центр реабилитации диких животных, основанный тигроловом Владимиром Кругловым, чтобы запечатлеть на видео тигра в естественной обстановке. Там живет один из спасенных Кругловым тигров — внушительных размеров самец по кличке Лютый. Слово «лютый» подразумевает злобу, свирепость и хладнокровную жестокость; лютым справедливо называли Ивана Грозного, но с прислонившимся к забору вольера тигром, которого с младых ногтей растивший его Круглов нежно почесывал за ухом, имя совершенно не вязялось. Круглов отошел и отвлекся на что-то, оставив Труша, Сноу и еще нескольких посетителей возле забора, чтобы они могли рассмотреть зверя и пофотографировать. Привыкший к такого рода вниманию, Лютый вел себя спокойно и непринужденно, пока не заметил Труша. Его настроение изменилось в долю секунды. Тигр уставился на него, а затем без какого-либо предупреждения и видимых причин с рычанием бросился вперед, попытавшись с разбега перепрыгнуть через забор. По счастью, забор был слишком высоким, но когда на него обрушились двести пятьдесят килограммов живого веса, опасно накренился. Стоявший прямо напротив этого места Труш отскочил и упал на спину, словно энергия прерванного забором прыжка тигра продолжила свое движение и сбила его с ног. Сноу был рядом и помог ему подняться. «У него лицо посерело», — вспоминал он.

Рассказывая об этом эпизоде, Труш прикоснулся к груди: «Внутри у меня похолодело».

Никто не может внятно объяснить, отчего сытый и привычный к публике тигр внезапно рассвирепел и почему из всех присутствующих он выбрал именно Труша. «Видимо, существует какое-то биополе, — предположил впоследствии Труш. — Наверное, тигры как-то связаны друг с другом через космос или язык у них свой есть. Я не знаю. Не могу этого объяснить».

Подобную точку зрения вполне разделяют семьи Дункая и Пионки, и именно по этой причине те, кто придерживается традиционных верований, стараются держаться от тигров подальше. Психолог Любовь Пассар, нанайка лет пятидесяти, избавляет людей от алкогольной и наркотической зависимости, сочетая в своей работе методы западной психологии с шаманскими обрядами. Почтительный трепет перед тигром она считает «древним табу, которое наследуется вместе с генами».

Юрий Пионка тоже опасался такой «посмертной ссоры» с царем тайги. Пока они снимали шкуру с тигра в окрестностях Соболиного, он нечаянно толкнул ведро с кровью и немного облился. Он подскочил, словно прикоснулся к горящим углям, и начал торопливо соскребать кровь ножом. «О тигре одно можно сказать совершенно точно, — уверен Пионка, — это на редкость умный зверь. У него есть интеллект, и он будет целенаправленно преследовать именно того человека, который причинил ему зло. Мой отец вернулся домой [с верховьев реки] под Новый год и, когда узнал, что я участвовал в охоте на тигра, сказал мне: выброси всю одежду, которая на тебе была, и нож, которым ты снимал шкуру».

Не имело значения, что физически тигр уже был мертв. Старик Пионка считал его настоящим амбой, а это означало, что он может существовать и вне смертной телесной оболочки. Проходил ли он еще какие-то очистительные обряды, Пионка не стал рассказывать. Так или иначе, в скором времени он тяжело заболел и несколько лет не мог поправиться.

Для Труша соблюдение закона и порядка не только рабочая обязанность, но и принцип жизни. Как блюститель законности в этом глухом краю, он всегда основывается на фактах и логике — на том, что можно увидеть воочию или доказать. Однако, учитывая свой личный опыт, вполне согласующийся с верованиями коренных жителей, он готов допустить наличие у тигра сверхъестественных способностей. «Охотники и местные жители не раз говорили мне, что в присутствии тигра порой творятся странные вещи, — сказал он. — Словно удав смотрит на кролика и парализует его волю. Тигр так же может воздействовать на человека и на мир вокруг себя, это какое-то волшебство».

Именно поэтому Труш уверен, что выжить ему удалось только чудом, и считает 21 декабря 1997 года днем своего второго рождения. Каждый год члены его отряда, включая Пионку, звонят поздравить его. «Я потом как-то раз встретил Андрея Оксименко [человека, который чуть не столкнулся с тигром в лесу в тот день], — рассказывал Труш, — и говорю ему, ты, мол, родился под счастливой звездой. Он кивнул со словами: „Да, я услышал приближение грузовика и свернул с дороги в лес; спасибо, что появились вовремя“. А я ему на это: „Похоже, у нас с тобой один ангел-хранитель“».

«Еще долго после этих событий меня одолевали неприятные ощущения, когда я оказывался в лесу один или находил следы тигра, — вспоминал Труш. — И до сих пор при виде отпечатка тигриной лапы мне становится не по себе. Я не верю, когда мне говорят: „А я не боюсь тигра!“ Человек должен испытывать страх, это нормально. С тех пор мне приходилось встречать в лесу тигров, но я никогда не терял самообладания. Может, и еще доведется встретить… не приведи господь».

В 2000 году Владимир Щетинин, основатель и руководитель инспекции «Тигр», был вынужден уйти в отставку; вместе с ним уволились многие сотрудники, которых он когда-то подбирал лично, — в том числе Юрий Труш. Вскоре после этого бывший коллега Труша Александр Горборуков покончил с собой. Последовавшая «реорганизация» на всех этажах власти привела к сокращению штата и финансирования, поставив будущее инспекции под угрозу. В 2008 году один только Саша Лазуренко продолжал работать в группе, подчиняющейся инспекции «Тигр», однако после кадровых перестановок 2000 года возможности инспекции по наведению порядка в лесу резко сократились, чему отчасти способствовала коррумпированность их нового начальника (он был снят с поста в 2009 году). Зарплаты снижались, атмосфера портилась. О нынешнем положении дел можно судить по головному офису агентства. Когда инспекция «Тигр» была создана, она размещалась во Владивостоке в здании Государственного комитета по охране природы; после 2000 года ее сослали на второй этаж какого-то многоквартирного дома, до которого из центра на автобусе целый час езды с двумя пересадками.

«Вот почему я ушел и стал работать в национальном заповеднике, — говорит Труш. — Здесь у меня статус государственного инспектора: я могу написать отчет и проследить, чтобы он дошел куда надо. Если я поймаю нарушителя, у меня есть право [как когда-то в инспекции „Тигр“] довести дело до суда».

Беседовать с бывшими сотрудниками инспекции «Тигр» так же интересно, как с ветеранами распавшихся рок-групп или прославленных спортивных команд. Это были славные годы: с 1994 по 2000-й. Они были преданы своему делу, имели хорошую подготовку, достойную зарплату и реальную власть. Располагая всем необходимым для нормальной работы — обмундированием, транспортом, оружием, видеокамерами, топливом, — они пользовались вниманием прессы и уважением как браконьеров, так и простых жителей. Они даже вели просветительскую деятельность: ездили по школам и рассказывали о своей работе и о том, как важно хранить и беречь природу. Труш продолжает заниматься этим до сих пор. В те дни, когда в Приморье процветали цинизм и коррупция, инспекция «Тигр» пошла другим путем, и ее сотрудники гордились своим участием в общем процессе улучшения обстановки в регионе. Для многих из них годы работы в инспекции стали одним из лучших периодов жизни. Расцвет и закат агентства до сих пор вызывают в Труше смешанные чувства: и ностальгии, и горечи. Конечно, он и его коллеги оплакивают не только утраченные должности, они тоскуют по собственной молодости. «Я жалею только о том, что не занялся природоохранной деятельностью лет на десять-пятнадцать раньше», — признался Труш.

Теперь он пытается наверстать упущенное. В 2007 году в Приморском крае были созданы два новых национальных парка: «Зов тигра» и «Удэгейская легенда». Трушу предложили занять кресло замдиректора «Удэгейской легенды», где он и трудится с 2008 года. Однако в настоящее время зарплата для этой должности не предусмотрена, и Труша спонсирует фонд «Феникс» — природоохранная организация с центральным офисом во Владивостоке, сотрудничающая с Альянсом в защиту диких животных из Вашингтона, которая также финансирует ряд инспекций на территории Приморского края. Парк не очень большой, около 1300 км2. Труш занимается здесь главным образом охраной животных и привлечением нарушителей к ответственности — своим любимым делом. Крупная лесозаготовительная компания проводила работы на территории парка «Зов тайги», несмотря на то что он находится под защитой государства, и практически уничтожила его. Попытка сделать то же самое с «Удэгейской легендой» провалилась — вмешался Труш. «Они думали, что если попадутся, то взятка решит все вопросы и ничего страшного не последует, — поведал он. — Но дело получило широкую огласку. Признаюсь, я был очень этому рад. Они занимались вырубкой леса в национальном парке, и поэтому вмененный ущерб и штрафы были посчитаны в пятикратном размере».

Труш всегда нацелен на победу, и на новом месте его будоражит предвкушение грядущих свершений. «Мы фактически начинаем с нуля, — сказал он. — Там сейчас нет ни зданий, ничего, но закон нарушается сплошь и рядом. Нам придется бороться с этим, чтобы парк превратился в заповедную зону со специально отведенными для цивилизованной рыбалки и охоты участками. Предстоит создать всю инфраструктуру, сформировать команду людей, по-настоящему заинтересованных в своей работе. Необходимо развивать туризм, создавать системы экологических троп[148], придумывать образовательные программы по экологии и так далее. Все еще будет».

Однако финансирование, как и непрекращающееся истребление тигров, остается серьезной проблемой. В Приморье многое изменилось, но бороться с браконьерами все так же необходимо — и так же опасно. В ноябре 2008 года, во время обхода недавно созданного парка, Труш и его коллеги наткнулись на группу нанайских браконьеров, один из которых трижды выстрелил в напарника Труша, но, к счастью, промахнулся. Труш бросился за ним, догнал и обезоружил, однако тот в пылу борьбы ударил его по руке ножом. Несмотря на ранение, Труш каким-то чудом умудрился надеть на браконьера наручники. Мужчина оказался пьяным. Вскоре после этого у Труша случился инфаркт. В августе 2009 года ему сделали тройное шунтирование. Работа инспектора связана со стрессами и опасностями при задержании нарушителей; это задача для молодых, а Трушу уже под шестьдесят. И хотя природоохранная деятельность становится все опаснее с каждым днем, уже спустя несколько недель после операции Труш вновь нес свою вахту в тайге. «Природа решила, что здесь должен жить тигр», — заключил он. И кто, как не Труш, позаботится о том, чтобы так оно и было? Напоследок он привел русскую поговорку: «Надежда умирает последней».

Эпилог

В 2008 году, по оценкам специалистов, в Приморье, на юге Хабаровского края и в соседних районах насчитывалось примерно четыре с половиной сотни тигров, то есть чуть меньше, чем в послевоенный пик численности конца 80-х, когда их количество оценивалось приблизительно в пятьсот особей. (Для сравнения, в штате Техас, который не является природным местом их обитания, в той или иной форме содержится в неволе более двух тысяч тигров.) Кому-то цифра может показаться внушительной, но это ничто по сравнению с поголовьем тигров всего сто лет назад. По многочисленным оценкам, в начале прошлого века в Азии насчитывалось более 75 тысяч тигров. Сегодня это невозможно себе представить. За столь незначительный срок 95 % этих животных было уничтожено: ради развлечения или денег, в погоне за красивыми шкурами и лекарственными снадобьями или же из чувства мести. Карты популяций тигров в те годы и сегодня различаются так же, как карты расселения евреев в Европе до и после Второй мировой войны: невозможно поверить собственным глазам. Трудно вообразить, как подобное в принципе могло произойти, — особенно если учесть, что тигры соседствовали с нашими предками на протяжении всей истории азиатского континента и испокон веков поражали воображение своей невероятной силой и красотой, благодаря которым во многих странах тигр считается священным животным. Тигр чаще других зверей становится лицом природоохранных организаций, а также считается олицетворением власти, сексуальности и опасности. Тигр — это символ, который понятен нам всем, как крест или кулак.

Из восьми общепризнанных разновидностей тигра три — балийский, яванский и каспийский — вымерли за два последних поколения, а четвертая, южнокитайский тигр, не встречалась в природе с 1990 года. Достоверных сведений о встрече с тигром в обеих Кореях не было с 1991 года. На сегодняшний день популяции этих животных крайне малочисленны и рассеяны по обширной территории, некогда им принадлежавшей. По текущим оценкам, общая численность диких тигров в мире не превышает 3200 особей, и эта цифра только уменьшается.

Тем обиднее такое положение дел, особенно для защитников природы, что эту плачевную тенденцию можно было бы переломить в два счета. Если им не мешать, при наличии достаточного количества дичи тигры лучше всего умеют делать две вещи: приспосабливаться и размножаться. В природе способность к адаптации является залогом выживания, и в этом тигр превосходит человека. До Второй мировой войны тигры встречались по всему азиатскому континенту от Гонконга до Ирана и от Бали до Сахалина на всех мыслимых высотах. В Непале тигры были замечены на высоте 4000 метров, но их также можно обнаружить и в мангровых болотах Сундарбана. Они не слишком разборчивы в пище, для них главное — количество протеина, а не его источник. Именно в этом и кроется корень противостояния: Panthera tigris и Homo sapiens на самом деле очень похожи. Мы питаем пристрастие к одним и тем же вещам — пусть и по разным причинам. Нам, как и им, требуется много пространства, мы так же потребляем много мяса, так же жаждем суверенитета собственного места обитания и готовы защищать его неприкосновенность, так же зависим от даров, которые готова предложить нам природа. Если тигру представится возможность совершить набег на чужую территорию, он, скорее всего, не преминет воспользоваться ею — как и мы. Ключевое различие между нами в том, что тигр берет только то, что ему нужно. Вот почему, будь у них выбор, большинство русских охотников и фермеров предпочли бы иметь по соседству тигра, а не волков: он куда меньше грешит «избыточной охотой».

Сейчас с тиграми происходит примерно то же, что с неандертальцами 25 тысяч лет назад, когда сильная, закаленная испытаниями раса оказалась не в состоянии выдержать конкуренцию с Homo sapiens и была изгнана на юго-западные задворки европейского континента. В какой-то момент их численность начала стремительно уменьшаться, и в конечном итоге они попросту исчезли с лица земли — и если бы только они. Множество племен повторили их судьбу с тех пор и продолжают повторять по сей день. Просто сегодня это происходит в результате не столько высокой смертности, сколько ассимиляции: традиционные навыки, предания и даже язык постепенно утрачиваются по причине миграции, религиозных и экономических преобразований, межнациональных браков. Стоит ли говорить, что, единожды обретя крышу над головой, покатавшись в автомобиле и открыв на обед консервную банку, очень немногие предпочтут спать на земле, ходить пешком и собственными руками добывать пропитание. Тигры точно такие же: привыкнув к жизни в зоопарке, они уже не могут вернуться на волю. На сегодняшний день неизвестно ни одного случая, чтобы выпущенный на свободу тигр сумел приспособиться к условиям жизни на воле. Стать пленником можно раз и навсегда. Есть в этом горькая ирония, поскольку время от времени человек оказывается в том же положении, что и тигр. Большинство народов расселились так, как расселились, именно потому, что когда-то в прошлом более агрессивные — или лучше приспособленные — соседи вынудили их изменить свои привычки, место и образ жизни. Стоит задаться вопросом: к чему это может привести? Неужели нет лучшего способа отпраздновать факт собственной жизни?

Со стороны идея сохранения тигров не лишена привлекательности, но для множества людей, которые живут с ними бок о бок, эти животные подчас представляют серьезную угрозу. Они сильны, опасны и непредсказуемы — и порой становятся конкурентами в борьбе за основные жизненные ресурсы, будь то лес, дичь, пастбище или элементарная безопасность. Что можно ответить обычной дачнице за рулем иномарки, с мобильным телефоном в кармане, когда она жалуется, что тигры — тигры! — сожрали всех ее собак и теперь она боится выйти в лес, куда бабушка ходила с ней за грибами? Что можно посоветовать фермеру, у которого только что пропала корова, или охотнику, считающему, что тигр распугал всю дичь в округе? А именно об этом судачат люди, живущие в Приморье в постперестроечную эпоху, наряду с прочими актуальными вопросами: почему местный массажист серьезно претендует на кресло мэра Владивостока, когда посадят бывшего губернатора, почему за год хлебобулочные изделия подорожали вдвое и как случилось, что на ферме теперь соглашаются работать только китайцы? Именно в такой обстановке приходится работать тем, кого заботит судьба амурского тигра.

При этом по другую сторону границы, в Харбине, крупнейшем мегаполисе китайской Маньчжурии, всего за несколько месяцев до летней Олимпиады 2008 года уличные торговцы открыто продавали лапы и гениталии тигров. От центрального железнодорожного вокзала, в двух шагах от которого они толпились на тротуарах, всего полчаса езды на автобусе до Харбинского парка тигров. Приткнувшийся в уголке между военной базой, жилым микрорайоном и железной дорогой, этот так называемый «центр реабилитации и разведения» представляет собой один из доброго десятка частных питомников, оборудованных под тематические парки, в которых тигров содержат и разводят, словно домашний скот. По официальной версии, Харбинский парк намерен выпускать животных на волю, но стоит только взглянуть, как неумело действуют здешние хищники, если к ним в вольер выпустить живую корову, и сразу ясно: в дикой природе им не выжить. Почти нет сомнений в том, что рано или поздно этих тигров пустят на приготовление самых разнообразных знахарских снадобий, которые до сих пор продаются в китайских аптеках. Целесообразность легализации разведения тигров для подобных нужд является предметом ожесточенных споров. Защитники природы и те, кто близко знаком со спецификой этой индустрии, в большинстве своем считают, что если ее узаконить, это даст карт-бланш на истребление тигров, и продукция, произведенная из «диких» (убитых браконьерами) животных только вырастет в цене. К тому же будет практически невозможно определить, какой тигр дикий, а какой был выращен в питомнике.

Торговля частями тела и органами тигра, а также снадобьями на их основе официально запрещена в Китае с 1993 года, но за соблюдением запрета никто особо не следит. Убедиться в этом можно, заглянув в Харбинский парк тигров: в центре кассового зала установлена огромная чаша, полная «тигрового вина». В прозрачной жидкости, словно произведение провокационного современного искусства, плавает скелет тигра с кусками мяса, свисающими с костей. У его ног рассыпаны тигриные кости. Посетители могут со скидкой приобрести этот жуткий эликсир по цене 1000 юаней (около 140 долларов) за литр. Сталкиваясь с подобными вещами, начинаешь понимать, почему русских, живущих на Дальнем Востоке, так смущает и тревожит соседство с этим чуждым и непонятным миром.

Однако, как бы ни было велико искушение предать анафеме торговлю продуктами тигриной индустрии, в Азии она испокон веков считалась почетным занятием. Точно так же, как индейцы Великих равнин нашли применение каждой частичке тела буйвола, в Азии нашли применение каждой частичке тела тигра. Для лечения заболеваний желудочно-кишечного тракта использовался даже тигриный помет, а среди корейских мандаринов особенно высоко ценились мантии из шкур нерожденных тигрят. Это может вызывать отвращение, но в любой культуре высшие слои общества и верхушка средних всегда стремились к обладанию экзотическими, редкими и дорогостоящими вещами, что подчас наносило существенный ущерб окружающей среде. Сумки из крокодиловой кожи, древесина из тропических лесов, недвижимость на берегах водоемов, икра, драгоценные камни — вот лишь несколько примеров. В плане влияния на природу — и на человечество в целом — использование нефти куда страшнее убийства тигров.

Неожиданным побочным эффектом нашего ненасытного аппетита стало внезапное осознание, что именно мы ответственны за судьбу тигра. Мы не собирались принимать на себя это бремя, но тем не менее оно легло на наши плечи, поскольку мы единственный вид живых существ, облеченный неслыханной властью вершить судьбы других видов. Это в некотором роде проверка для нас, результаты которой не заставят себя ждать. Тигр не выживет, оставаясь просто красивым образом в нашем сознании. Для того чтобы понять истинную ценность — и необходимость — этих животных, человечество должно усвоить базовые правила, где-то и в ущерб собственным интересам. Дело ведь не только в том, что в условиях дикой природы тигр представляет собой поистине совершенное творение. Главное, что следует помнить: населенная тиграми экосистема по определению здорова. Когда столь высоко организованные животные не испытывают недостатка в территории, местах для жилья, воде и дичи, это означает, что все разнообразие низших видов имеется в наличии и поддерживает их существование, а стало быть, целостность системы не нарушена. В этом отношении тигр является показателем — своего рода лакмусовой бумажкой, биологическим индикатором. Там, где исчезает популяция тигров, как правило, и все остальное плохо: истреблена дичь, а то и лес вырублен.

Яркий пример того, что остается после ухода тигров, можно наблюдать из окна поезда между российской границей и Пекином. Если оторваться от изучения руководства по плетению из собственных волос шнурка на мобильный телефон, за окном откроется пейзаж, в полной мере соответствующий марксистским идеалам в отношении природы. За исключением полоски леса, вытянувшейся вдоль китайско-русской границы, от прежнего зеленого моря Маньчжурии не осталось и следа. Чтобы каждый квадратный метр приносил пользу, деревья безжалостно выкорчевали, землю вспахали и разровняли. Ни зверю, ни птице здесь нечего делать. Даже сороки тут встречаются крайне редко. Все живые твари крупнее крысы были съедены или отравлены. Чахлые дубки все еще растут на песчаных утесах, возвышающихся над опустошенной равниной, но внизу, насколько хватает глаз, видны только плоды человеческих трудов.

Этот пусть рукотворный, но все-таки пейзаж исчезает за окном примерно за час до подъезда к Пекину. Дальше начинаются фабрики, и вы попадаете в коричневый туман, как на полотнах Тернера, — смесь дыма из фабричных труб и песчаной пыли из надвигающейся на город пустыни Гоби. Формально родиной тигров считается Китай; до наступления коммунистической эпохи основным местом их обитания была Маньчжурия — обширная территория к северу и востоку от Пекина. Сегодня, если не считать редких гостей с российской стороны, тигров здесь не больше, чем в Гоби. И, судя по обилию прокладываемых автострад, в ближайшее время вряд ли они сюда вернутся. Растяжка над шоссе гласит: «Автокатастрофы страшнее тигров». Однако не страшнее загрязнения окружающей среды: в ноябре 2005 года на химическом заводе в городе Цзилинь (Гирин) произошел выброс нефтепродуктов, от которого погибла вся живность в реке Сунгари. Сунгари является основным притоком Амура, так что отголоски этой катастрофы и по сей день слышны даже на берегах Японского моря. Подобные несчастные случаи не редкость, а их последствия распространяются далеко за пределы страны.

Можно смело утверждать, что если бы его императорское величество Александр Второй не захватил Внешнюю Маньчжурию полтора столетия назад, сегодня на воле там не осталось бы ни одного тигра, а Приморский край изменился бы до неузнаваемости, как приграничные китайские провинции. Окажись Юрий Янковский, Владимир Арсеньев или Рой Чапмен Эндрюс в современной Маньчжурии, они бы растерялись. Тигру тоже нет там места. Приморье и смежные с ним районы — его последнее прибежище на всем северо-востоке Азии. Амурский тигр полностью изолирован от любых своих родственников; его ближайшие собратья в дикой природе водятся только в Камбодже, в трех с лишним тысячах километров отсюда.

С этой точки зрения усилия русских по сохранению амурского тигра оказались на удивление успешными. Пусть изначально присутствие тигров на Дальнем Востоке России и жизнеспособность их популяции — лишь результат счастливой случайности, но впоследствии люди приложили немало усилий, чтобы их спасти, — подчас рискуя собственным благополучием. И не исключено, что вскоре усилий потребуется еще больше. В октябре 2009 года в рамках международной Программы мониторинга популяции амурского тигра были получены тревожные данные: в районах исследования случаи, когда кто-либо видел тигра, стали чрезвычайно редки. Считается, что это снижение показателей — примерно на 40 % по сравнению со средними показателями за последние десять лет — обусловлено рядом факторов, среди которых на первом месте стоит браконьерство. С одной стороны, в России штрафы за убийство тигра довольно высокие (около 20 тысяч долларов), но с другой — в силу издержек российского законодательства привлечь браконьера к ответственности подчас почти невозможно. Чтобы выиграть дело в суде, обвинение должно представить труп тигра, подозреваемого и двух свидетелей, а в глухом лесу сочетание всех трех компонентов встречается редко. С незначительной разницей в деталях в настоящее время влияние человека на популяцию амурского тигра сильно напоминает ситуацию, сложившуюся в начале девяностых.

Пока в течение последнего десятилетия инспекция «Тигр» и аналогичные природоохранные ведомства переживали «реорганизацию», упадок и недостаток финансовой поддержки, ответственность за охрану дикой природы с федерального уровня перешла на муниципальный. Муниципальные власти, в свою очередь, передали ее Комитету охотничьего хозяйства, в котором зарегистрировано более 60 тысяч охотников. В результате получилось практически то же самое, что с приватизацией: деятельность, требующая пристального контроля, была доверена сообществу людей, преследующих совершенно иные цели. Охотинспекторы, как правило, недолюбливают тигров, потому что жертвами одного-единственного тигра становятся десятки оленей, кабанов и лосей в год, и таким образом охотники лишаются добычи, которую считают своей по праву. А если еще вспомнить, что с 2000 года количество егерей в Приморье сократилось до такой степени, что на данный момент каждый несет ответственность за территорию, насчитывающую тысячи квадратных километров лесного массива, картина происходящего, пусть и не полная, становится значительно понятнее.

На момент написания этой книги (декабрь 2009 года) на Дальнем Востоке России оставалось менее четырехсот тигров. В других областях Азии популяции тигров тоже стремительно сокращаются. Если тигры в дикой природе исчезнут окончательно, это будет самый крупный вымерший хищник за последние десять тысяч лет, с тех пор как в эпоху плейстоцена прекратил свое существование американский лев (Panthera leo atrox). Случилось так, что он исчез с лица земли как раз на пороге нынешней эры, которую некоторые ученые уже начали называть антропоценом. Одной из характерных особенностей антропоцена является организация группами людей постоянных поселений и изменение ими окружающего ландшафта, чтобы он лучше соответствовал потребностям неуклонно растущего населения.

Однако, в отличие от конца плейстоцена, события последних десятилетий лежат исключительно на нашей совести. Каким бы медленным ни был этот процесс, он является следствием целенаправленных действий. Коротко говоря: мы роем себе яму сознательно. Это не чье-то мнение или упрек — это факт. И тем не менее мы уподобляемся тиграм, которые так и не научились понимать, что любой контакт с современным человеком или его собственностью грозит им гибелью. Мы точно так же до сих пор не уяснили, что уже не можем вести себя как бродячие разбойники, которые, разграбив одну деревню (или месторождение нефти, или экспортный рынок), попросту переходят к следующей. Мы точно так же ставим сиюминутные потребности выше глобального сохранения вида — именно в этом контексте наиболее отчетливо проявляется сходство природы тигра и человека, а также присущая обоим ограниченность. Только у тигра эту ограниченность легче понять.

Справедливости ради стоит отметить, что десять тысяч лет — это слишком короткий срок для того, чтобы животное полностью переориентировалось на новые системы жизнеобеспечения. Однако из животных человек — самое удивительное, и переориентация — наш конек: с помощью массового производства продуктов питания, энергии и материальных благ (а также потомства) мы не только изменили, но и полностью подчинили себе естественный ход событий[149]. Теперь же, когда истинная цена этого эксперимента становится болезненно очевидной, нам необходимо заново выстроить систему наших взаимоотношений с природой. И среди тысяч исчезающих видов, одновременно являющихся и свидетелями нашего успеха, и символами нашего поражения, на первом месте стоит тигр. Настал момент истины: готовы ли мы перерасти собственные страхи и устаревшие взгляды и признать наконец, что природа нам не враг и не рабыня?

Так каким же образом восстановить систему взаимоотношений между тигром и человеком на Дальнем Востоке России?

Например, для начала с помощью тщательно подготовленных и щедро финансируемых организаций вроде щетининской инспекции «Тигр» наладить систему егерского надзора. Кроме непосредственной защиты тигров и леопардов, эти организации занимались бы и охраной популяций дичи, на которую смогут охотиться не только крупные кошки, но и люди. Далее напрашивается идея создать вдоль русско-китайской границы сеть природных заповедников под совместным управлением обеих стран. Допустим, идею приняли. Тогда международная комиссия отправляется обследовать приграничные лесные массивы, чтобы выяснить, сможет ли там при наличии достаточного количества дичи существовать жизнеспособная популяция тигров. Если сможет, следующим шагом становится программа по устранению многочисленных капканов и охотничьих ловушек, которыми сохранившиеся маньчжурские леса изобилуют, как минные поля — минами. Затем обустраивается защищенная сеть коридоров для естественной и безопасной миграции хищников и их потенциальной добычи через политические границы. Одновременно следовало бы ужесточить контроль над незаконной трансграничной торговлей тиграми.

Активное участие Китая в попытке сохранения одного из своих главных и наиболее ярких символов дало бы возможность преодолеть барьер отчуждения, о который часто разбивается инициатива международных организаций в этой стране, и начать процесс обмена ценным опытом с русскими, индейцами, американцами и другими народами в отношении тигров и связанных с ними аспектов природоохранной деятельности. В ознаменование начала этой новой эры можно было бы созвать в одном из приграничных городов Дальнего Востока российско-китайскую конференцию, посвященную амурскому тигру и новым принципам сотрудничества между двумя великими державами, каждая из которых не лишена известной доли сходства с этим грозным хищником. Если повезет, это событие могло бы даже совпасть с годом Тигра, наступающим раз в двенадцать лет по китайскому календарю.

Кому-то все это может показаться пустыми мечтами, а между тем некоторые из перечисленных мер уже воплощены в жизнь, над остальными же ведется работа. В 2002 году в китайской провинции Гирин (Цзилинь), граничащей с Северной Кореей и Россией, был создан Хуньчуньский природный резерват площадью около тысячи квадратных километров. С 2002 по 2007 год с его территории силами китайских волонтеров было изъято несколько тысяч ловушек и капканов. За этот период количество сообщений о виденных тиграх выросло примерно в двадцать раз: в среднем с пяти до ста в год. В 2004 году на Уссури был обнаружен трансграничный миграционный коридор, и исследователи пришли к выводу, что в той местности проживает не менее десятка тигров. Еще одна действующая тропа пролегает между Сихотэ-Алинем в России и Вандашанем в китайской провинции Хэйлунцзян; рассматривается возможность создания заповедника в этом районе.

В 2008 году Приморское управление охотничьего надзора возглавила Татьяна Арамилева, опытный политик, хорошо разбирающийся в вопросах защиты окружающей среды. Ее назначение может существенно поспособствовать качественным преобразованиям в сфере охраны природы Приморского края. В июне 2009 года Глобальная тигровая инициатива (международный альянс, участниками которого, в числе прочих, стали Смитсоновский институт, Мировой банк и Всемирный фонд дикой природы) объявила о запуске щедро финансируемой программы подготовки егерей в целях борьбы с контрабандной торговлей тиграми. Осенью 2009 года впервые в истории КНР обратилась к неправительственным организациям с настойчивой просьбой о консультациях по вопросам охраны тигров, торговли тигровой костью и роли Китая в стремительном снижении численности тигров на территории Азии. В октябре 2009 года на Глобальном семинаре по сохранению тигров в Катманду Россия объявила о своем намерении провести в 2010 году во Владивостоке международную конференцию по вопросам охраны тигра. Поскольку 2010-й — как раз год Тигра по китайскому календарю, защитники природы использовали удачное совпадение, чтобы привлечь внимание к бедственному положению тигров на нашей планете. Сможет ли сохраниться популяция тигров в условиях дикой природы, во многом будет зависеть от принятых решений и от того, как они будут осуществляться в этом поистине судьбоносном году.

Мечта представителей этих организаций и миллионов их единомышленников среди обычных граждан нашей планеты — найти, как выразился Дейл Микель, «рецепт сосуществования», то есть добиться грамотного разностороннего подхода к урегулированию сложных и подчас противоречащих друг другу потребностей тигра и человека, живущих бок о бок. На осуществление этой мечты потребуется бесконечно много сил, средств и времени, но одно можно утверждать с уверенностью: залогом успеха должно стать не сожаление или чувство вины, а стремление и желание. Джон Гудрич, давно работающий полевым координатором проекта «Сибирский тигр», выдал безупречную формулу: «Чтобы тигры существовали, нам нужно этого захотеть»[150].

Захотеть больше, чем когда-либо.

Иллюстрации

Лютый. Центр реабилитации диких животных, основанный Владимиром Кругловым.

(Фото Джона Гудрича).

Лютый. Центр реабилитации диких животных, основанный Владимиром Кругловым.

(Фото Джона Гудрича).

Казаки с убитым тигром, ок. 1885 г.

Маньчжурия, 2008 г.

(Фото автора).

Николай Байков с тигром.

(Автор снимка неизвестен).

Юрий Янковский с тиграми, ок. 1930 г.

(Фото В. Янковского).

Арсеньев и Дерсу Узала, ок. 1907 г.

«Тигровое вино», Харбинский парк тигров.

(Фото автора).

Пос. Соболиный на фоне Сихотэ-Алинских гор.

(Фото автора).

Красный Яр, главная улица.

(Фото автора).

Лучегорск.

(Фото Саши Сноу).

«Урал» возле плантации женьшеня.

(Фото автора).

Охотничья хижина Маркова.

(Фото Ю. Труша).

Могила Маркова.

(Фото автора).

Данила Зайцев.

(Фото автора).

Копченый.

(Фото автора).

Юрий Труш, 2004 г.

(Фото Саши Сноу).

Владимир Щетинин, ок. 1997 г.

(Фото Дэвида Хиггса).

Иван Дункай.

(Фото Саши Сноу).

Владимир Шибнев.

(Фото автора).

Евгений Смирнов.

(Фото автора).

Дмитрий Пикунов.

(Фото автора).

Юрий Пионка несет вахту на реке Бикин.

(Фото Дэвида Хиггса).

Анатолий Хобитнов.

(Фото А. Хобитнова).

Пионка, Шибнев и Горборуков с только что убитым тигром.

(Кадр из видеосъемки Ю. Труша, 21 декабря 1997 г.).

Рука автора и отпечаток лапы тигрицы.

(Фото автора).

Тигриный след.

(Фото Джона Гудрича).

Благодарности

Выражение sine qua non[151] редко используется во множественном числе, однако только так оно отразит значение вклада людей, перечисленных ниже:

Доктор Д. Г. Пикунов, заведующий лабораторией экологии и охраны диких животных при Тихоокеанском институте географии Дальневосточного округа, тигровед со стажем, первым задокументировал эти трагические и тревожные события. Я благодарен за его энтузиазм и потраченное на меня время.

Саша Сноу, британский режиссер и продюсер, сделал эту историю достоянием широкой общественности, сняв документальный фильм «Конфликтный тигр», получивший множество наград. Его чуткость, благородство, энтузиазм и дружелюбие способствовали моему решению отправиться в Россию и вдохновляли меня на всем протяжении работы над книгой.

Юрий Труш, несомненно, является центральной фигурой и стержнем всего повествования. Его долготерпение, доброжелательность и неизменная готовность подробно рассказывать о событиях, воспоминания о которых подчас причиняют невыносимую боль, позволили мне заглянуть в русскую душу. Всей своей жизнью Труш доказывает, что вера — это активное действие. Я всем сердцем надеюсь, что в данной книге эта его вера отразилась вполне.

Джош Стенберг неотступно сопровождал меня в путешествиях по Маньчжурии и Приморскому краю. Джош владеет восемью языками, включая русский и мандаринский китайский, и при создании этой книги он выступал не только как переводчик, но порой и как помощник, наставник, научный руководитель, консультант и историк. Иными словами, Джош был моим Дерсу; я с уверенностью и гордостью заявляю, что без него эта книга получилась бы совсем другой и многое бы потеряла, а то и вовсе не была бы закончена.

Я не устаю удивляться и восхищаться добрым отношением совершенно незнакомых людей. Вопреки всему, что им пришлось пережить, жители Соболиного и Ясеневого были неизменно доброжелательны и готовы помочь в любой момент. В частности, я хочу выразить признательность Александру Борисову, Тамаре Борисовой, Сергею Бойко, Денису Бурухину, Лидии Бурухиной, Людмиле Гвоздик (бабе Люде), Виктору Исаеву, Леониду Лопатину, Сергею Лузгану, Алексею Маркову, Ирине Пешковой, Ирине Онофрейчук и ее покойному мужу Андрею, Евгению Сакирко, Игорю и Татьяне Седых, Анатолию Суханову (Копченому) и Даниле Зайцеву.

В Красном Яре гостеприимство нам оказали Василий и Наталья Дункай, а также их дочь Ольга с мужем Лянкой. Также благодарю за помощь Михаила Дункая, Николая Горунова, Александра Кончугу и Наталию Пионка.

В Лучегорске между многочасовыми интервью день за днем о нас заботилась Любовь Труш, супруга Юрия Анатольевича.

Целый ряд бывших и действующих егерей, лесничих и охотинспекторов из различных охотничьих и природоохранных организаций с готовностью делились со мной воспоминаниями, мыслями и документами, а именно: Анатолий Хобитнов, Александр Лазуренко, Юрий Пионка, Владимир Шибнев, Евгений Смирнов, Виталий Старостин, Анатолий Тарасенко, Евгений Воропаев, Сергей Зубцов. Отдельную благодарность я хочу выразить Владимиру Ивановичу Щетинину, основателю и первому руководителю инспекции «Тигр», за его открытость и готовность помочь.

Борьба за сохранение исчезающих видов животных в Приморском крае пережила тяжелые времена и вопреки всему не прекратилась. Только поэтому тигры и леопарды до сих пор существуют в дикой природе Дальнего Востока. Отвагу, целеустремленность и усилия отдельных людей невозможно переоценить. Благодаря их общему вкладу эта книга превратилась в нечто большее, нежели просто рассказ о случившемся. В частности, я хочу поблагодарить Сергея Березнюка и его коллег из фонда «Феникс», Василия Солкина из Дальневосточного отделения Тихоокеанского института географии, Сергея Соколова из Института устойчивого природопользования Приморского края, Сару Кристи из проекта «Тигр XXI века», Михиля Хётте из фонда «Тигрис» и Джона Гудрича из Общества сохранения диких животных. Спасибо Александру Лаптеву за приглашение посетить Лазовский заповедник и Линде Кёрли, Василию Храмцову и Галине Салкиной, многое поведавшим мне об этом удивительном месте. Я также благодарен Анатолию Астафьеву за разрешение посетить Сихотэ-Алинский заповедник; Владимиру Мельникову и Николаю Рыбину за их подробный рассказ о тиграх Сихотэ-Алиня. Благодарю Виктора Юдина за его помощь и за тигров, а также Евгения Суворова за предоставление своего уникального архива информации о нападениях тигров на человека в Приморье. Спасибо за ваше гостеприимство, Намфу Руттен и Алекс фон Кеменаде в Пекине, Одри Перестюк в Хабаровске.

Я должен выразить особую благодарность Дейлу Микелю, руководителю проекта Общества сохранения диких животных «Амурский тигр», чьи щедрость, гостеприимство и готовность прийти на помощь по любому поводу и вопросу были моей путеводной звездой на протяжении всей работы над книгой.

Часть средств от продажи данной книги будет пожертвована организациям, которые трудятся во имя сохранения популяции тигра в Приморье:

Фонд «Феникс» () из Владивостока финансирует деятельность Юрия Труша в национальном парке «Удэгейская легенда», а также около десятка инспекционных бригад Приморского края.

Фонд «Тигрис» () с главным офисом в Амстердаме и проект Лондонского зоопарка «Тигр XXI века» () также участвуют в финансировании инспекционных бригад Приморского края.

Общество сохранения диких животных () продолжает работу по изучению тигров в Сихотэ-Алине и не оставляет усилий по совершенствованию и внедрению жизненно важного «рецепта мирного сосуществования», который учитывал бы потребности амурского тигра и людей, проживающих с ним в одном регионе.

В Москве сохранение популяции тигров и среды их обитания не считают задачей первостепенной важности, поэтому перечисленные мною организации не могли бы продолжать работу без финансирования из-за рубежа. Они будут очень благодарны даже за самые скромные пожертвования.

Патриция Полански, библиограф отдела русской литературы в библиотеке Гавайского университета Гамильтона; Нина Семеновна Иванцова, руководитель областного библиографического отдела библиотеки им. Горького во Владивостоке; Черил Хожновски из офиса Общества сохранения диких животных во Владивостоке; Михаэль Цвирн из Wildlife Alliance в Вашингтоне оказали мне неоценимую поддержку при работе с многочисленными источниками информации. Бри Бэкон, Майк Бакст, Карин Элиот и Роман Сидорцов помогали понять особенности русской культуры. Уолт Кресслер и Шелли Розенблюм прочли рукопись и внесли множество полезных комментариев и предложений.

Мне оказывали помощь, советовали, проводили по моим просьбам многочисленные исследования профессионалы из самых разных областей, в том числе: Кларк Барретт, Рок Бриннер, Кристофер Шиверс, Дональд Кларк, Амир Хисамутдинов, Джефф Манн, Фрэнк Мендель, Крис Шнайдер, Кира ван Дойсен, Эд Уолш и Рон Иденбург. В. Г. Янковский многое рассказал об эпохе, которая давно стала достоянием истории.

Книги «Олень и тигр» Джорджа Шаллера, «Русский Дальний Восток» Джона Стефана и «Утром загляни в лицо смерти» Мэтта Картмилла давно уже стали не только классикой каждая в своем жанре, но и отправными точками для множества научных изысканий. Тот факт, что их авторы прекрасные и очень открытые люди, существенно облегчил труд их последователей. Кроме того, важными источниками информации для меня стали «Охотник или добыча?» Чарльза К. Брейна, «Охота на человека» Донны Харт и Роберта В. Суссмана, «Амурский тигр» Дэвида Принна и «Племя тигра» Элизабет Маршалл Томас. Жаждущим познавательного и легкого чтения на тему тигров я от всего сердца советую «Мир тигра» Ричарда Пери (к сожалению, больше эта книга не издается).

И наконец, я хочу поблагодарить Сонни Мехта, Луизу Денис и Марти Эшера за их неиссякаемый энтузиазм, Стюарта Кричевского за ценные сведения о городских лесопарках. Особенно я благодарен моему издателю Эндрю Миллеру, чей острый глаз, легкая рука и дружеское плечо помогли завершить мой труд до конца. И самая сердечная благодарность Норе и нашим детям; с их любовью нет невозможного.

Джон Вэйллант Оахака, Мексика, 17 декабря 2009 г.

Выборочная библиография

Алексиевич С. А. Цинковые мальчики. Документальные повести. Известия, 1991.

Арамилев И. А. Рассказы охотника. Советский писатель, 1951.

Арсеньев В. К. В дебрях Уссурийского края. Современник, 1983.

Байков H. A. Маньчжурский тигр. Харбин, 1925.

Дунишенко Ю. М. и Куликов А. Н. Амурский тигр. Хабаровский фонд диких животных, 1999.

Гептнер В. Г. и др. Млекопитающие Советского Союза, том 2, часть 2. М.: Высшая школа, 1972.

Гоголь Н. В. Мертвые души. ЭКСМО, 2006.

Горохов Г. Ф. Тигр и другие хищники. «Охота и охотничье хозяйство» № 9 (1973). с. 16–17.

Капланов Л. Г. Тигр в Сихотэ-Алине. // Тигр. Изюбрь. Лось. М: 1948.

Лопатин И. А. Гольды амурские, уссурийские и сунгарийские: опыт этнографического исследования. Владивосток, 1922. (Серия «Записки Общества изучения Амурского края» т. 17.)

Лукашкин A. C. Маньчжурский тигр. Журнал «Китай» № 3 (март 1938), с. 127–133.

Матюшкин E. Н. Амурский тигр в России. Москва, Всемирный фонд дикой природы, 1998.

Матюшкин E. Н. Памяти Л. Г. Капланова. «Охота и охотничье хозяйство» № 7 (1995), с. 36–38.

Нагишкин Д. Д. Амурские сказки. Хабаровское книжное изд-во, 1977.

Николаев И. Г. и Юдин В. Г. Тигр и человек в конфликтных ситуациях. Бюллетень Московского общества испытателей природы, т. 98, № 3 (1993).

Николаева И. А. и др. Удэгейские сказки; Tunguso Sibirica, No. 10, Wiesbaden: Harrassowitz, 2002.

Окладников A. П. Древние рисунки Кызыл-Кёля. Наука, Сибирское отделение, 1985.

История советского Дальнего Востока: от эпохи первобытно-общинных отношений до наших дней. Институт истории, филологии и философии, 1967.

Пикунов Д. Г. Не стреляйте по тиграм. «Зов тайги» 1998, № 1 (36). С. 6–11.

Пушкин A. C. Стихотворения. Олма-пресс, 2002.

Ростов И. Д. и др. Океанографический атлас Берингова, Охотского и Японского морей. Владивосток. Тихоокеанский океанологический институт им. В. И. Ильичева, 2003. .

Салмин Ю. А. К распространению, биологии и промыслу амурского тигра в горной стране Сихотэ-Алинь. Научно-методические записки Главного управления по заповедникам № 7 (1940): 251–254.

Сельвинский И. Л. Пушторг. Москва-Ленинград, 1929.

Смирнов Е. Н. Сто встреч с тигром. Владивосток: «Зов тайги», 1997.

По следам полосатого людоеда. «Вестник Тернея» № 5883, 15 января 1997.

Суворов Е. А. Заповедное Приморье. Владивосток, 2003.

Заповедные хроники. Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 2004.

Трофимов В. П. К солнцу: история развития Дальнего Востока. Владивосток: Утро России, 1998.

Формозов А. Н. Памяти Л. Г. Капланова. 1948, перепечатано в журнале «Охотник» вып. 4 (2000), с. 164–186.

Чехов А. П. Сочинения в восемнадцати томах. Из Сибири. Остров Сахалин. М.: Наука, 1987.

Шрейдер Д. И. Наш Дальний Восток. Санкт-Петербург, издательство А. Ф. Девриена, 1897.

Янковский В. Г. От гроба Господня до гроба Гулага. Владимир, Россия: Научная библиотека им. Горького, 2007.

Янковский Ю. М. Пятьдесят лет охоты на тигров. Владивосток, 1990.

Andrews, Roy С. Ends of the Earth. Garden City, NY: Garden City Publishing Co., 1929.

Applebaum, Anne. Gulag: A History. New York: Doubleday, 2003.

Ardrey, Robert. The Hunting Hypothesis: A Personal Conclusion Concerning the Evolutionary Nature of Man. New York: Atheneum, 1976.

Barrett, H. Clark. Adaptations to Predators and Prey, in The Handbook of Evolutionary Psychology, David M. Buss, ed. New York: Wiley, 2005, pp. 200–23.

Cognitive Development and the Understanding of Animal Behavior, in Origins of the Social Mind, B. Ellis and D. Bjorklund, eds. New York: Guilford, 2004, pp. 438–67.

How Do We Understand the Behavior of Others? The Agency System (lecture with PowerPoint presentation), from Human Cognitive Adaptations to Predators and Prey (Ph. D. Diss.: University of California at Santa Barbara, 1999). UMI Microform number 9986870.

Becker, Jasper. Hungry Ghosts: China’s Secret Famine. London: J. Murray, 1996.

Bloch, Alexia, and Laurel Kendall. Museum at the End of the World: Encounters in the Russian Far East. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2004.

Brain, C.K. The Hunters or the Hunted?: An Introduction to African Cave Taphonomy. Chicago: University of Chicago Press, 1981.

Bryner, Jeanna. Modern Humans Retain Caveman’s Survival Instincts. LiveScience, posted September 24, 2007, .

Brynner, Rock. Empire and Odyssey: The Brynners in Far East Russia and Beyond. Hanover, NH: Steerforth, 2006.

Budiansky, Stephen. If a Lion Could Talk: Animal Intelligence and the Evolution of Consciousness. New York: Free Press, 1998.

Caldwell, John C. China Coast Family. Chicago: Henry Regnery, 1953.

Canda, Edward R. The Korean Tiger: Trickster and Servant of the Sacred. Korea Journal (November 1981): 22–38.

Cartmill, Matt. A View to a Death in the Morning: Hunting and Nature Through History. Cambridge: Harvard University Press, 1993.

Cha, Kai-Ching. Can the Convention on Biological Diversity Save the Siberian Tiger? Environs (Environmental Law and Policy Journal) 24, nos. 2:3 (2000/2001): 3–28.

Champion, F. W. With a Camera in Tiger-Land. London: Chatto & Windus, 1927.

Corwin, Julie, et al. The Looting of Russia. U. S. News & World Report, March 7,1994.

Coxwell, C.F. Siberian and Other Folk Tales. London: C.W Daniel, 1925.

Dart, Raymond. Australopithecus africanus — The Man-ape of South Africa. Nature, no. 2884, vol. 115 (February 7,1925): 195–99.

Davie, Lucille. Who Killed the Taung Child? City of Johannesburg: January 13, 2006, -skull-130106.htm.

Deer, Bryan. Nature’s Prey. Sunday Times Magazine (London), March 9, 1997.

Diment, Galya, and Yuri Slezkine. Between Heaven and Hell: The Myth of Siberia in Russian Culture. New York: St. Martin’s, 1993.

Doeker-Mach, Gunther, ed. Forgotten Peoples of Siberia. Zürich: Scalo, 1993.

Eliot, John L. Hard Times Put Siberian Tigers Out in the Cold. National Geographic 182, no. 4 (October 1992).

Erofeyev, Victor. Letter from Moscow: Dirty Words. The New Yorker, September 15, 2003.

Feshbach, M., and A. Friendly. Ecocide in the USSR: Health and Nature Under Siege. New York: Basic Books, 1992.

Fontenrose, Joseph. Orion: The Myth of the Hunter and the Huntress. University of California Publications in Classical Studies, Vol. 23 (1981): 1–315, Berkeley: University of California Press.

Fraser, John F. The Real Siberia — Together with an Account of a Dash Through Manchuria. New York: D. Appleton, 1902. Русский перевод Татьяны Пирожковой: .

Galster, Steven R., et al. Russia’s Final Roar: Criminal Threats to the Siberian Tiger and Local Communities. Washington, D.C.: Investigative Network, 1996.

Glick, Daniel. Can Russia Save the Endangered Siberian Tiger? Newsweek, January 18, 1993, стр. 51.

Goldstein, Lyle J. Return to Zhenbao Island: Who Started Shooting and Why It Matters. China Quarterly 168 (December 2001): 985–97.

Goodrich, John, et al. Time for Tigers: Paving the way for tiger conservation in Russia. Wildlife Conservation 105, no. 1: (Jan.-Feb. 2002): 22–29.

Grant, Richard. Siberian Tigers — The Hunted Ones. The Telegraph (London), December 1, 2007.

Grew, J.C. Hunting the Cave-Dwelling Tiger of China. Outing 44, no. 6 (September 1904): 737–45.

Griffin, Donald R. Animal Minds. Chicago: University of Chicago Press, 1992.

Grimes, Ken. Hunted! New Scientist 174, no. 2338 (April 13, 2002).

Hart, Donna, and Robert W. Sussman. Man the Hunted: Primates, Predators, and Human Evolution. New York: Westview, 2005.

Hawes, Charles H. In the Uttermost East; Being an Account of Investigations Among the Natives and Russian Convicts of the Island of Sakhalin, with Notes of Travel in Korea, Siberia, and Manchuria. New York: Harper & Brothers, 1903.

Heaney, Seamus, translator. Beowulf. London: Faber & Faber, 1999.

Hiatt, Fred. Even Rangers Prey on Russia’s Parks. Washington Post, June 12, 1994.

Ho-Gun, Kim, and Yun Yol-Su. Hanguk horangi = The Korean Tiger. Seoul: Yorhwadang, 1986.

Hornocker, Maurice, ed. Track of the Tiger. San Francisco: Sierra Club, 1997.

Hotte, Michiel. Amur Leopard Conservation Update. Amsterdam, August 2004.

Hudgins, Sharon. The Other Side of Russia: A Slice of Life in Siberia and the Russian Far East. College Station: Texas A&M University Press, 2003.

Iskyan, Kim. Selling Off Siberia: Why China Should Purchase the Russian Far East. Slate, posted July 28, 2003.

Jackson, Peter. The Status of the Tiger in 1993. The World Conservation Union, 1–12.

James, H.E. M. Proceedings of the Royal Geographical Society and Monthly Record of Geography. New Monthly Series 9, no. 9 (September 1887): 531–67.

Jeffers, Robinson. The Collected Poetry of Robinson Jeffers, Vol. 3. Tim Hunt, ed. Stanford: Stanford University Press, 1991.

Kattoulas, Velisarios. Russian Far East: Crime Central. Far Eastern Economic Review, May 30, 2002.

Keller, Bill. Key Soviet Aide Recommending Freer Economy. New York Times, October 6,1988, A1.

Kerley, Linda, et al. Effects of Roads and Human Disturbance on Amur Tigers. Conservation Biology 16, no. 1 (February 2002): 97–108.

Khatchadourian, Raffi. The Stolen Forests: Inside the Covert War on Illegal Logging. The New Yorker, October 6, 2008.

Khisamutdinov, Amir. Historical Essays on the Russian Far East. Translated by Patricia Polansky. Honolulu: University of Hawaii Press, 1993.

Knight, Danielle. Russia: Corruption, Trade, Illegal Logging Threaten Far East Forests. InterPress Service, August 6, 2000.

Kruuk, Hans. Hunter and Hunted: Relationships Between Carnivores and People. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.

Landsdell, Henry. Through Siberia, Vols. 1 and 2. New York: Houghton Miffiin, 1882.

Laptev, A., and Y. Chistyakov. Taiga at the Ocean: Red Book Endangered Species of Primorye. Translated by Yevgeny Kovtun and Alexandra Tsuranova. Vladivostok: Dal-press State Publishing Complex, 2000.

Lattimore, Owen. The Gold Tribe, «Fishskin Tatars» of the Lower Sungari. Memoirs of the American Anthropological Association, No. 40, Menasha, WI, 1933.

Lee, Richard B., and Irven DeVore, eds. Man the Hunter. Chicago: Aldine, 1968.

Levy, A., and C. Scott-Clark. He Won, Russia Lost. The Guardian (London), May 8, 2004.

Liebenberg, Louis. The Art of Tracking: The Origin of Science. Claremont, South Africa: D. Philip, 1990.

Linden, Eugene, et al. Tigers on the Brink. Time, March 28, 1994, pp. 44–51.

Marean, Curtis W. Sabertooth Cats and Their Relevance for Early Hominid Diet and Evolution. Journal of Human Evolution 18. no. 6 (1989): 559–82.

Martin, Henno. The Sheltering Desert. Johannesburg: Donker, 1988.

Matthiessen, Peter. Tigers in the Snow. New York: North Point, 2000.

Meier, Andrew. Black Earth: A Journey Through Russia After the Fall. New York: Norton, 2003.

Miquelle, Dale, Igor Nikolaev, and John Goodrich, et al. Searching for the Coexistence Recipe: A Case Study of Conflicts Between People and Tigers in the Russian Far East, in Seidensticker et al. Riding the Tiger. Cambridge: Cambridge University Press, 1999, pp. 305–322.

Montefiore, Simon S. Stalin: The Court of the Red Tsar. New York: Vintage, 2007.

Young Stalin. New York: Alfred A. Knopf, 2007.

Morell, Virginia. Can the Wild Tiger Survive? Science 317, no. 5843 (September 7, 2007): 1312–1314.

Neff, Robert. Westerners No Match for Korean Tiger Hunters, April 18, 2007, (Korea).

When Tigers Stalked Korea. May 6, 2007, (Korea).

New, Joshua, et al. Category-Specific Attention for Animals Reflects Ancestral Priorities, Not Expertise. Proceedings of the National Academy of Sciences 104, no. 42 (October 16, 2007): 16598-603.

Nowak, Ronald M. Walker’s Carnivores of the World. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2004.

Packer, Craig. Rational Pear. Natural History, May 2009.

Packer, Craig, and Jean Clottes. When Lions Ruled France. Natural History 109, no. 9 (November 2000).

Page, George. Inside the Animal Mind. New York: Doubleday, 1999.

Pearce, Fred. All Polluted on the Eastern Front (book review). New Scientist, October 3, 1992.

Pearce, Fred. How the West Is Attacking Russia: As Tropical Rainforests Disappear, Logging Companies Move into the North. The Independent (London), March 28, 1993.

Perry, Richard. The World of the Tiger. New York: Atheneum, 1965.

Pipes, Richard. Communism: A History. New York: Modern Library, 2001.

The Unknown Lenin: From the Secret Archive. New Haven: Yale University Press, 1996.

Possehl, Suzanne. Russia and America Team Up to Try to Save Endangered Tiger. New York Times, August 31,1993.

Prynn, David. Amur Tiger. Edinburgh: Russian Nature Press, 2002.

Quigley, Howard. Saving Siberia’s Tigers. National Geographic 184, no. 1 (July 1993).

Raeburn, Paul. Scientists See Threat to Life in Siberian Wilderness.

Seattle Times, February 14, 1991.

Remnick, David. Letter from Moscow: Echo in the Dark. The New Yorker. September 22, 2008, pp. 36–43.

Rooney, Carole. Attacked Green Lake Man Kills Bear with Stick.

100 Mile House Free Press, October 8, 2008, pp. A-1, A-2. Rosencranz, A., and A. Scott. Siberia’s Threatened Forests. Nature 355 (January 1992): 293–94.

Cutting Down Siberia. The Washington Post, August 18,1991.

Rushby, G. G. No More the Tusker. London: W. H. Allen, 1965. Schafer, Kevin, and Martha Hill. The Logger and the Tiger.

Wildlife Conservation 96, no. 3 (May-June 1993): 22–29.

Schaller, George B. The Deer and the Tiger: A Study of Wildlife in India. Chicago: University of Chicago Press, 1967.

Schaller, George B., and Gordon R. Lowther. The Relevance of Carnivore Behavior to the Study of Early Hominids. Southwestern Journal of Anthropology 25, no. 4 (Winter 1969): 307–341.

Schemann, Serge. Vladivostok, Russia’s Wild Far East. New York Times, September 12,1993, Section 6.

Seidensticker, J., S. Christie, and P Jackson, eds. Riding the Tiger: Tiger Conservation in Human-Dominated Landscapes. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.

Shahgedanova, Maria, ed. The Physical Geography of Northern Eurasia. Oxford: Oxford University Press, 2002.

Sharma, Charu. Chinese Endangered Species at the Brink of Extinction: A Critical Look at the Current Law and Policy in China. Animal Law Review, Lewis & Clark Law School, 2005.

Shipman, Pat. Scavenging or Hunting in Early Hominids: Theoretical Framework and Tests. American Anthropologist, New Series 88, no. 1 (March 1986): 27–43.

Shtilmark, Feliks. History of Russian Zapovedniks, 1895–1995. Edinburgh: Russian Nature Press, 2003.

Siegel, Marc. The Emotions of Attack. San Francisco Chronicle, January 1, 2008, p. B-5.

Snow, Sasha. To Catch a Killer. The Independent (London), November 28, 2004.

Sowerby, Arthur DE Carle. The Naturalist in Manchuria, Vols. 1–3. Tientsin: Tientsin Press, 1922.

A Tiger Hunt in Manchuria. China Journal 34, no. 4 (April 1941): 184.

The Tigerin China. China Journal 18, no. 2 (February 1933): 94–101.

Specter, Michael. Siberia: 5 Million Miles of Frozen Dreams. New York Times, August 21,1994.

A Too-Free Enterprise Endangers Siberian Tigers. New York Times, September 5,1995, pp. A1, 2bw.

Stephan, John J. The Russian Far East: A History. Stanford: Stanford University Press, 1994.

Stevenson-Hamilton, James. Wild Life in South Africa. London: Cassell, 1947.

Strachan, Arthur W. Mauled by a Tiger: Encounters in the Indian Jungles. Edinburgh / London: The Moray Press, 1933.

Taylor, Mary L. The Tiger’s Claw: The Life-Story of East Asia’s Mighty Hunter. London: Burke, 1956.

Thomas, Elizabeth Marshall. The Old Way: A Story of the First People. New York: Picador, 1997.

The Tribe of Tiger: Cats and Their Culture. New York: Simon & Schuster, 1994.

Troinin, Vladimir. The Year of the Tiger. Translated by Lise Brody. MfiNOA, University of Hawaii 6, no. 2 (Winter 1994): 113–124.

Uexkfill, Jakob von. A Stroll Through the Worlds of Animals and Men: A Picture Book of Invisible Worlds, in Instinctive Behavior: The Development of a Modern Concept, Claire H. Schiller, editor and translator. New York: International Universities Press, 1957, pp. 5–80.

Underwood, Horace. Hunting and Hunters’ Lore in Korea. Transactions of the Korea Branch of the Royal Asiatic Society 6, no. 2 (1915).

Van Deusen, Kira. The Flying Tiger: Women Shamans and Story-tellers of the Amur. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 2001.

Vrishch, Alexander. Fauna of the Ussuriyskii Taiga: A Field Guide to the Animal World of the Southern Russian Far East. Vladivostok: Dalpress, 2004.

Wall, David. Shaking Up Russia’s Far East. Japan Times, April 5, 2007.

Watts, Jonathan. Bred for the Freezer: How Zoo Rears Tigers like Battery Hens. The Guardian (London), April 13, 2007.

Weiner, Douglas R. Models of Nature: Ecology, Conservation, and Cultural Revolution in Soviet Russia. Bloomington: Indiana University Press, 1988.

Winchester, Simon. Black Dragon River. National Geographic 197, no. 2 (February 2000).

Yang, Yang. A China Environmental Health Project Factsheet: Pesticides and Environmental Health Trends in China. Woodrow Wilson International Center for Scholars, China Environment Forum, February 28, 2007.

Youth, Howard. Russia’s Tough Tigers. Zoogoer 37, no. 1 (January-February 2008).

Примечания

1

В. К. Арсеньев. В дебрях Уссурийского края. Современник, 1983, с. 86.

(обратно)

2

Беовульф. СПб, Азбука-классика, 2006, песнь 34, строки 2415–16. Перевод В. Тихомирова.

(обратно)

3

А. П. Чехов. Из Сибири. Остров Сахалин.

(обратно)

4

«Вблизи этих гаваней»: А. А. Хисамутдинов, Г. П. Турмов. Владивосток.

(обратно)

5

«Существует несколько разновидностей»: Генри Эван Мерчисон Джеймс. Длинные белые горы, или путешествие по Маньчжурии. Перевод Д. В. Киселева.

(обратно)

6

«Если вы с нами»: Личная беседа, 3 марта 2007.

(обратно)

7

«Маньчжурская и Сахалино-Хоккайдская провинции»: Проблемы палеоботаники.

(обратно)

8

«Общий облик тигра»: В. Г. Гептнер, A. A. Слудский. Млекопитающие Советского Союза.

(обратно)

9

Рассказ Арсеньева о его приключениях с Дерсу Узала отражает тенденцию, характерную для многих русских писателей, — использовать сухие факты как строительный материал для канвы повествования, тасуя их, как колоду, дополняя и жонглируя ими, как того хочется автору. Этот принцип хорошо просматривается как в документальной литературе, так и в журналистике. На практике этим обусловлено то, что к подтверждению достоверности фактов и документированию источников в России относятся куда менее строго, чем в большинстве западных стран. И это лишь вершина айсберга: с царских времен понятия «истина» и «факт» так активно подавлялись в России, что это не могло не наложить отпечатка на национальное самосознание всего народа. Писатели и журналисты, выпуская из-под своего пера слова правды, подвергали себя серьезному риску. В конечном счете именно поэтому многие «правдивые истории» скорее нужно воспринимать как мемуары — субъективное толкование событий, которые на самом деле могли происходить не совсем так, как описаны. В России это встречается сплошь и рядом, однако наиболее вопиющие примеры вольного изложения фактов можно найти в том, как государство представляет себя; на этом принципе основаны политический строй и философия. — Примеч. автора.

(обратно)

10

«Мне не страшны были»: В. К. АРСЕНЬЕВ. В дебрях Уссурийского края, с. 467–468.

(обратно)

11

«Запрещение стрельбы в городе»: В. К. Арсеньев, с. 468.

(обратно)

12

«Приметные кедры исчезли»: В. К. Арсеньев, с. 490.

(обратно)

13

«Между вынесением и исполнением приговора»: А. А. Хисамутдинов, Г. П. Турмов. Владивосток.

(обратно)

14

«убийственным модернизмом»: Hudgins, Sharon. The Other Side of Russia: A Slice of Life in Siberia and the Russian Far East, c. 150.

(обратно)

15

Перевод К. Бальмонта.

(обратно)

16

H. В. Гоголь. Мертвые души, стр. 478.

(обратно)

17

«Потом из Северного Китая»: В. И. Бубенин, «Известия» 28 мая 2004; .

(обратно)

18

«где-то по соседству с Ираном»: личная беседа, 12 июля 2008.

(обратно)

19

«Вы приехали сюда вдвоем»: Ирина Пешкова, 21 марта, 2007.

(обратно)

20

Р. Крейг Нэйшн утверждает, что на дальневосточном театре военных действий в этот период (1970–1980) было «задействовано не менее трети** всей военной мощи Советского Союза». — Примеч. автора.

**R. Craig Nation. Black Earth, Red Star: A History of Soviet Security Policy, стр. 267, цит. no: Goldstein, L., Return to Zhenbao Island: Who Started Shooting and Why It Matters.

(обратно)

21

Борис Ельцин официально передал Даманский/Чжэньбао Китаю в 1994 году. — Примеч. автора.

(обратно)

22

Coxwell, с. 122.

(обратно)

23

Изучая дела политзаключенных времен сталинских репрессий, Рой Медведев подсчитал, что более 200 тысяч человек были арестованы** за то, что рассказывали анекдоты. — Примеч. автора.

**Интервью Роя Медведева на радио «Эхо Москвы» 5 марта, 2003.

(обратно)

24

Американо-мексиканская война (1846–1848) развязалась в результате территориальных споров между Мексикой и США после присоединения Техаса к Соединенным Штатам. (Прим. перев.)

(обратно)

25

Конфуций, история о тигре и плачущей женщине. Из «Книги обрядов» (Ли цзи).

(обратно)

26

Партийные лозунги («Грабь награбленное!» и др.): В. Г. Янковский.

(обратно)

27

В ноябре 1918 г., в самый разгар грабежа, шесть ближайших родственников Арсеньева, включая его отца, были убиты местными крестьянами. — Примеч. автора.

(обратно)

28

«Именно теперь и только теперь»: В. И. Ленин, цит. по: H. H. Покровский, С. Г. Петров. Цитаты Кремля: Политбюро и церковь. 1922–1925 гг. Сибирский хронограф, 1997. но «В 2008 году девятнадцать из ста богатейших людей мира были русскими»: Luisa Kroll, ed., The World’s Billionaires, журнал Forbes от 05 марта 2008 года.

(обратно)

29

«Нет здесь никакого правления»: личная беседа, 21 марта 2007.

(обратно)

30

«В Соболином люди не живут»: Ольга Васильевна Дункай, личная беседа, 17 марта 2007.

(обратно)

31

Эти слова, как правило, приписываемые Марксу, сильно напоминают перефразированное высказывание Гегеля: «Истина необходимости** есть, следовательно, свобода». — Примеч. автора.

**«Истина необходимости есть, следовательно, свобода»: Гегель. Наука логики. М.: Мысль, 1999.

(обратно)

32

Перевод С. Маршака.

(обратно)

33

«Вся зимняя жизнь одиночного тигра»: Капланов Л. Г. Тигр в Сихотэ-Алине. // Тигр. Изюбрь. Лось.

(обратно)

34

«Его массивная фигура»: Байков H. A. Маньчжурский тигр.

(обратно)

35

«насчитывавшего 427 см»: Sowerby, A. The Naturalist in Manchuria.

(обратно)

36

«тигры, вероятно, уничтожили около миллиона азиатов»: Atthiessen, P. Tigers in the Snow, с. 89.

(обратно)

37

Национальный парк на территории Индии и Бангладеш. Среди прочих редких видов в Сундарбане обитают бенгальские тигры. (Прим. перев.)

(обратно)

38

«Когда у населения отсутствуют…»: личная беседа, 6 апреля 2009.

(обратно)

39

«Хвалите Господа, все народы, прославляйте Его, все племена; ибо велика милость Его к нам, и истина Господня [пребывает] вовек. Аллилуйя». — Примеч. автора.

(обратно)

40

«когда отец приносил добычу»: Caldwell J. China Coast Family, с. 36–37.

(обратно)

41

«промахнувшиеся, как правило, умирали»: Neff, R. Westerners No Match for Korean Tiger Hunters, 18 апреля 2007. «Однажды мы увидели странную сцену»: Taylor, М. The Tiger’s Claw: The Life-Story of East Asia’s Mighty Hunter, c. 77.

В 1907 году, вскоре после того как японцы оккупировали Корею, гильдия охотников на тигров получила приказ сдать оружие. Ким Йонг-Сик, бывший редактор южнокорейского интернет-издания Koreaweb Weekly, утверждает, что в ответ на это требование охотники гильдии убили магистрата, отдавшего приказ, и начали партизанскую войну против захватчиков. Несмотря на то что они безнадежно уступали оккупантам в численности, горстка патриотов под предводительством знаменитого охотника на тигров генерала Хон Бом До более десяти лет вела ожесточенную борьбу против японцев. Наконец осенью 1920 года, после серии особо жестоких схваток, в которых японцы понесли серьезные потери, указом главнокомандующего в Токио на окончательное истребление сил сопротивления было брошено три объединенных полка. Хон и его сподвижники были вынуждены бежать в Маньчжурию и Приморье. Русские, изрядно пострадавшие от японцев в ходе борьбы за контроль над Кореей и маньчжурским побережьем в 1904–1905 гг., были рады оказать партизанам гостеприимство. При поддержке Кремля отряды Хона на протяжении целого десятилетия продолжали совершать вылазки через границу — до тех пор, пока этому не воспротивилось новое советское правительство, желавшее нормализовать русско-японские отношения. Однако в скором времени начали набирать обороты сталинские репрессии, и корейских повстанцев принудительно сослали в Казахстан. В их числе был и лидер гильдии охотников на тигров, прозябавший в Казахстане до своей смерти в 1943 году. Побочным эффектом перехода членов гильдии от охоты на тигров к войне за свободу стали участившиеся нападения тигров на людей в сельских областях Кореи. Впрочем, эта проблема — как и ее причины — была устранена довольно быстро: японцы относились к тиграм так же, как и корейцы, у них тоже вскоре появились свои охотники, и к 1945 году, когда Япония была вынуждена освободить Корею, тигров там уже не осталось. Сегодня в Южной Корее Хон Бом До считается настоящим героем.

(обратно)

42

Очевидно, это суеверие неподвластно времени**. В Национальном архиве США хранится фотография сержанта морской пехоты М. Л. Ларкинса, который преподносит сердце только что убитого им индонезийского тигра своему боевому офицеру, подполковнику Драмрайту. Снимок датирован 25 мая 1970 года. — Примеч. автора.

**«это суеверие неподвластно времени»: фотография в Отделе обороны (Морская пехота) № А373217: «Это был самый крупный тигр, убитый в секторе ответственности первой морской дивизии» /.

(обратно)

43

«Рог изобилия!»: Эрик Миллер, «Пятое апреля 1793» в сборнике The Reservoir (Victoria, ВС: Ekstasis Editions, 2006), с. 23.

(обратно)

44

«Махараджа Удайпура… (всего лишь 1150 тигров)»: Schaller, G. The Deer and the Tiger: A Study of Wildlife in India, c. 226.

(обратно)

45

«He перевелись еще богатыри»: Всеволод Сысоев, по Тройнину.

(обратно)

46

«Будучи пойманным, он корчился от ярости»: Sowerby, том 1, с. 69.

(обратно)

47

«Были случаи»: Байков Н. А. Маньчжурский тигр.

(обратно)

48

В 1997 году площадь заповедника была значительно сокращена — до 4000 км2. — Примеч. автора.

(обратно)

49

Литературный псевдоним Александра Новаковского. — Примеч. автора.

(обратно)

50

«наиболее стремительное в условиях мирного времени»: Alec Nove, An Economic History of the USSR, c. 208.

(обратно)

51

«Мы не можем ждать милостей от природы»: Feshbach and Friendly, Ecocide in the USSR: Health and Nature Under Siege, c. 43.

(обратно)

52

Слова И. В. Мичурина. (Прим. перев.)

(обратно)

53

«Пусть рыхлая, зеленая грудь Сибири»: .

(обратно)

54

Зазубрин был арестован и впоследствии расстрелян примерно в 1937–1938 годах. И лишь в 1988-м, пятьдесят лет спустя, один из главных идеологов Кремля, Вадим Андреевич Медведев, заявил, что «такие универсальные ценности**, как избежание войны и экологических катастроф, должны перевешивать идею межклассовой борьбы». — Примеч. автора.

**«универсальные ценности»: Keller, В. Key Soviet Aide Recommending Freer Economy, c. A-1.

(обратно)

55

Впервые данный труд был опубликован в книге Л. Г. Капланова «Тигр. Изюбрь. Лось». — Примеч. автора.

(обратно)

56

Оморочка — одноместная лодка с острым носом и острой кормой, чаще всего берестяная или выдолбленная из дерева. (Прим. перев.)

(обратно)

57

Штетл — «городок» на идише — еврейское поселение. Образ штетла используется как метафора для обозначения традиционного образа жизни восточноевропейских евреев. (Прим. перев.)

(обратно)

58

Амба — слово из эвенкийского языка, принадлежащего к алтайской языковой семье, так же как и маньчжурский, удэгейский, нанайский и ряд других. Его первоначальное значение — «великий». После завоевания Пекина в 1644 году маньчжуры начали династию Цин, которая правила страной до 1911 года. В некоторых случаях словом «амба» они обращались к своему императору. — Примеч. автора.

(обратно)

59

«Тишина»: Сергей Бойко.

(обратно)

60

«ни разу никого не убил»: Schaller and Lowther, The Relevance of Carnivore Behavior to the Study of Early Hominids, c. 329.

(обратно)

61

«в аналогичных условиях»: Schaller and Lowther, c. 328.

(обратно)

62

За небольшим исключением в лице эскимосов и китобоев с острова Ламалера в Индонезии свежее мясо было скорее дополнением, чем основным блюдом в рационе гоминидов. — Примеч. автора.

(обратно)

63

«Если среди всех членов отряда приматов»: Ardrey, R. The Hunting Hypothesis: A Personal Conclusion Concerning the Evolutionary Nature of Man. c. 8.

(обратно)

64

«He вини человека ни в чем»: Jeffers, R. The Collected Poetry of Robinson feffers, c. 433.

(обратно)

65

«Мы услышали голоса»: Thomas, The Old Way, c. 101. «Каждый из семи львиных прайдов»: Schaller and Lowther, с. 328 (сноска).

(обратно)

66

Шаллер предположил**, что, возможно, у львов сохранился в памяти негативный опыт с тех пор, как на них охотились племена масаев. — Примеч. автора.

**«Шаллер предположил, что это могло быть обусловлено»: личная беседа, 7 августа 2009 г.

(обратно)

67

«система социально обусловленных форм поведения»: Thomas, The Tribe of Tiger, стр. 111.

(обратно)

68

«Здесь львы не нападают на людей»: Thomas, The Tribe of Tiger, стр. 157.

(обратно)

69

«В темноте, обступившей наш костер»: Thomas, The Tribe of Tiger, стр. 131.

(обратно)

70

H. В. Гоголь. Мертвые души, стр. 127.

(обратно)

71

Стэн Лорел и Оливер Харди — популярная американская комедийная пара первой половины XX века. (Прим. перев.)

(обратно)

72

Thomas. The Tribe of Tiger, с. 17.

(обратно)

73

«Самец медленно подошел»: Strachan, A. Mauled by a Tiger: Encounters in the Indian Jungles, c. 244–245.

(обратно)

74

Например, тигры хорошо различают звук двигателей самолета и вертолета. Самолеты не представляют для них угрозы, и поэтому тигры не обращают на них внимания, в то время как вертолеты могут использоваться для выслеживания и охоты, поэтому тигр или стремится спрятаться от них, или, наоборот, реагирует агрессивно. — Примеч. автора.

(обратно)

75

«Обычно нападали звери, раненные самострелом»: В. Г. Гептнер, А. А. Слудский, стр. 154.

(обратно)

76

«Я надевал разные шляпы»: личная беседа, 16 июня 2009.

(обратно)

77

«В январе 1941 года»: Л. Г. Капланов.

(обратно)

78

За исключением тигра медведь является одним из наиболее почитаемых существ в пантеоне коренного населения Приморья. Племя нивхов (или гиляков), проживающее на самом востоке Приморского края, испокон веков соседствуя с удэгейцами и нанайцами, зашло дальше других народностей в почитании медведя: они возвели его в культ, по обрядам которого зверя нужно было поймать, пленить и откармливать в течение нескольких лет, чтобы в конечном счете торжественно убить и съесть. Не существует ни одного свидетельства, чтобы какая-либо из коренных народностей что-то подобное пыталась сделать с тигром. — Примеч. автора.

(обратно)

79

«Однажды, еще до того»: И. А. Лопатин, с. 208.

(обратно)

80

«Полудикари, черноглазые и неистовые»: Fraser, J. The Real Siberia — Together with an Account of a Dash Through Manchuria, c. 221–222.

(обратно)

81

«Клуб ланцепупов»: Д. И. Шрейдер. Наш Дальний Восток.

(обратно)

82

«Тяжело ехать»: А. П. Чехов.

(обратно)

83

Кроме того, Михаил Иванович Янковский был натуралистом-любителем и открыл множество видов дальневосточных птиц, жуков и бабочек, некоторые из которых были названы в его честь. Свою коллекцию он продал по частям в европейские музеи и частным коллекционерам. Его сын Юрий прославился как охотник на тигров и опубликовал два тома воспоминаний, в том числе «Полвека охоты на тигров» (1944). — Примеч. автора.

(обратно)

84

Английский евангелист и миссионер Генри Лендсделл писал в 1879 году: «Рассказывали, что перед моим приездом в течение одного года в районе [Владивостока] было убито шестьдесят пять** тигров». — Примеч. автора.

**«…шестьдесят пять тигров»: Landsdell, Н. Through Siberia, том 2, с. 324.

(обратно)

85

«…самыми отчаянными охотниками»: личная переписка с автором, 15 мая 2008.

(обратно)

86

Так охотились и местами продолжают охотиться в Азии. — Примеч. автора.

(обратно)

87

«Господь да пребудет с вами»: В. П. Трофимов. К солнцу: история развития Дальнего Востока.

(обратно)

88

Провинция на западе Канады. (Прим. перев.)

(обратно)

89

В Британской Колумбии имеется ряд городов с названием Mile House, отличающихся цифрами: 70 Mile House, 100 Mile House, 150 Mile House. (Прим. перев.)

(обратно)

90

«Я двигался против ветра»: Rooney, С. Attacked Green Lake Man Kills Bear with Stick., c. А-1, A-2.

(обратно)

91

«Никому из нас раньше не приходилось»: личная беседа, 7 июля 2009.

(обратно)

92

«…покинет ли тигрица эти края»: Энергия ТВ, Лучегорск, 9 декабря 1997.

(обратно)

93

Fontenrose, J. Orion: The Myth of the Hunter and the Huntress, c. 254.

(обратно)

94

«как у тигра»: И. А. Николаева, с. 163, сноска.

(обратно)

95

Людвиг Витгенштейн, Философские исследования.

(обратно)

96

Чарльз Дарвин, Сочинения, том 5, Происхождение человека и половой отбор.

(обратно)

97

Дерсу Узала (эпиграф): В. К. Арсеньев.

(обратно)

98

«Сперва мы должны»: Uexkull J. Instinctive Behaviour. A Stroll Through the Worlds of Animals and Men, c.5.

(обратно)

99

Институт закрылся в 1960 году. В 2004 году архив института был передан в университет. — Примеч. автора.

(обратно)

100

«У клеща нет глаз»: Uexkull, с. 7.

(обратно)

101

«Эти новые миры»: Uexkull, с. 6.

(обратно)

102

«Для описания когнитивных процессов»: Budiansky, S. If a Lion Could Talk: Animal Intelligence and the Evolution of Consciousness, c. 192.

(обратно)

103

«Силами эволюции»: Page, G. Inside the Animal Mind., c. 116.

(обратно)

104

«находиться там, где нет хищника»: Barrett Н. Adaptations to Predators and Prey, c. 219.

(обратно)

105

В Бикинском районе, как и в большинстве отдаленных уголков страны, антифриз трудно достать, поэтому из тяжелой техники на ночь его сливают в ведро. На следующий рабочий день рано утром, еще до рассвета, разводят костер, выпаривают воду и заливают антифриз в радиаторы. — Примеч. автора.

(обратно)

106

«Я читал, что тигры не опасны»: Владимир Соломатин со слов Евгения Суворова.

(обратно)

107

«в порядке вещей»: Е. А. Суворов.

(обратно)

108

«Дайте мне роту солдат, и я завоюю Китай»: Stephan J., The Russian Far East, с. 57.

(обратно)

109

«Наша одежда, пропитанная кровью»: Martin Н. The Sheltering Desert, с. 158.

(обратно)

110

«в полотенца, как в набедренные повязки»: Martin, с. 157. «Моя душа родом из палеолита»: Martin, с. 135.

(обратно)

111

«Они были вроде людей»: Martin, с. 98–99.

(обратно)

112

«Мы научились чувствовать»: Martin, с. 116.

(обратно)

113

«Чем дольше мы жили среди животных»: Martin, с. 222.

(обратно)

114

«животные стали все чаще проникать»: Martin, с. 276.

(обратно)

115

«так зарождалась мифология»: Martin, с.276.

(обратно)

116

В сентябре 1942 года Хенно Мартин и Герман Корн были вынуждены вернуться в цивилизацию: Корн был серьезно болен. У него началась бери-бери — болезнь, вызванная недостатком витамина В. Против Корна и Мартина был выдвинут ряд обвинений, однако их история произвела сильное впечатление на судью, и обвинения были сняты. Более того, власти попросили их вернуться к работе, чтобы их единение с землей помогало местным фермерам искать источники воды. Корн погиб в автокатастрофе в 1946 году. Мартин прожил до 1998 года. В течение всей жизни он занимался геологическими исследованиями, в частности изучал тектонические плиты, стал профессором в университете, опубликовал несколько книг и монографий, получил немало международных премий за различные заслуги. Теперь в каньоне Куйсеб проложена дорога, а сам каньон является частью национального парка Намиб-Науклюфт. — Примеч. автора.

(обратно)

117

Budiansky, с. 33.

(обратно)

118

«Я спрятался в расщелине»: Brain, С. К. The Hunters or the Hunted? С. 271.

(обратно)

119

Тафономия занимается изучением процессов разложения организмов и образования окаменелостей. — Примеч. автора.

(обратно)

120

«Когда же наступила эра человека»: Jeffers, с. 432–33.

(обратно)

121

«Если людоед в течение длительного времени»: Rushby G. G. No More the Tusker, с. 183.

(обратно)

122

«Павианы были так напуганы»: Stevenson-Hamilton, J. Wild Life in South Africa, c. 262.

(обратно)

123

«что хочет сделать лев»: Barrett, С. How Do We Understand the Behavior of Others, слайд 28.

(обратно)

124

«лев хочет погнаться за зеброй, съесть ее или убить»: Barrett, слайд 28.

(обратно)

125

«когда лев догонит зебру»: Barrett, слайд 28.

(обратно)

126

«лев сделает зебре больно, убьет ее или съест»: Barrett, слайд 29.

(обратно)

127

«синдром парка Юрского периода»: Barrett in Grimes; также см.: Barrett, Cognitive Development and the Understanding of Animal Behavior.

(обратно)

128

Официальный журнал Национальной академии наук США. — Примеч. автора.

(обратно)

129

«данные результаты свидетельствуют»: New J. Category-Specific Attention for Animals Reflects Ancestral Priorities, Not Expertise, c. 16603.

(обратно)

130

«Объектами человеческих фобий»: Bryner J. Modern Humans Retain Caveman’s Survival Instincts.

(обратно)

131

Coxwell, С. F. Siberian and Other Folk Tales, c. 114.

(обратно)

132

«У нас пошучивали»: Анатолий Суханов (Копченый).

(обратно)

133

«Этих людей ужасы жизни закалили тверже стали»: Карин Эллиот, личная беседа, 5 июня 2009.

(обратно)

134

Однозарядная винтовка с продольным скользящим затвором, впервые произведенная в 1891 году и с тех пор практически не подлежавшая усовершенствованию. — Примеч. автора.

(обратно)

135

Van Deusen, К. The Flying Tiger, c. 176.

(обратно)

136

Герман Мелвилл. Моби Дик, или Белый кит.

(обратно)

137

«Оптимисты изучают английский»: Майк Бакст и Джош Стенберг, личные беседы.

(обратно)

138

«Что произошло с российским Дальним Востоком»: Stephan, J. The Russian Far East, с. 3.

(обратно)

139

Герман Мелвилл. Моби Дик, или Белый кит.

(обратно)

140

«словно бритвой»: Troinin, V. The Year of the Tiger, c. 117.

(обратно)

141

В целях экономии на писчем материале и стоимости пересылки, напрямую зависевшей от веса письма, в XIX веке было принято поворачивать лист на 90 градусов и продолжать писать поперек уже написанного текста. — Примеч. автора.

(обратно)

142

«ты учишься читать написанное»: Martin, с. 123.

(обратно)

143

«Спрос на художество здесь большой»: А. П. Чехов.

(обратно)

144

«от тигра можно ждать чего угодно»: со слов Линды Кёрли, личная беседа, 7 мая 2008.

(обратно)

145

У. Шекспир. Генрих V. Перевод Е. Бируковой.

(обратно)

146

Перевод С. Маршака.

(обратно)

147

Речь идет о гильзах для гладкоствольного ружья, которые, по мнению Онофрейчука, подвергают собак риску быть задетыми разлетающейся дробью. — Примеч. автора.

(обратно)

148

Экологическая тропа — специально оборудованный маршрут, проходящий через различные природные объекты, на котором туристы получают об этих объектах устную или письменную информацию. (Прим. перев.)

(обратно)

149

Единственным теплокровным существом, превосходящим нас по численности, остается курица. Кроме нее, сопоставимой численностью могут похвастаться лишь крысы и мыши. В плане общего воздействия на планету с человеком могут сравниться только падения метеоритов или извержения крупных вулканов. — Примеч. автора.

(обратно)

150

«Чтобы тигры существовали»: Goodrich, J. Time for Tigers: Paving the way for tiger conservation in Rusia, c. 29.

(обратно)

151

Необходимое условие (лат.).

(обратно)

Оглавление

Тигр. История мести и спасения

  Вступление

  Часть первая. Марков

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

  Часть вторая. Почепня

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

  Част третья. Труш

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

  Эпилог

Иллюстрации

Благодарности

Выборочная библиография Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg