«Родом из немец»

«…Мир не может быть лучше, чем он есть на самом деле», — размышляет герой повести Георгия Венуса «Солнце этого лета». Жизнь самого писателя показала, что зато мир этот может быть хуже, чем на самом деле. И что слишком часто в XX веке человеку приходится выбирать не между добром и злом, а из двух зол меньшее. Вместо того чтобы выявить и ощутить красоту нашего «лучшего из миров», ему приходится ломать свою судьбу ради не им самим выкованных теорий и слишком отдаленных целей.

Читая последние, написанные уже в куйбышевской ссылке, вещи Георгия Венуса, трудно отделаться от ощущения, что потому именно они так красочны, так мажорны, потому столько в них солнца, зелени, речных волжских просторов, что всю эту прелесть и трепет естественной жизни писатель видит как бы в последний раз, предчувствуя скорую тьму и небытие. «Кукушка в лесу считала дни — сколько осталось ему до конца работы», — говорится в «Солнце этого лета» о композиторе, сочиняющем музыку в счастливом уединении. На самом деле кукушка считала дни до близкого уже «конца работы» — ареста — самого писателя. «Смотрите, — говорит композитор, — как тянутся к окнам зеленые ветки. Смотрите, как первое золото осени блестит на густом изумруде. Смотрите, как солнце, проплыв сквозь листву, струится в окно, в мою комнату, в душу…Я никогда еще не жил такой полной жизнью…» Радостная полнота жизни владеет героями повести настолько, что ее героиня даже клопов называет «голубчиками»…

В поздних вещах Венуса явно господствует привлекательное ощущение первичности материи, перед лицом которой сознание демонстрирует свою раздражающую и досадную вторичность. Оно служит преимущественно идее самоограничения и самовнушения, отрицая ценность единственного, из чего исходит и на чем зиждется, — ценность человеческой жизни, ее уникальный, а не тиражированный, опыт. «Не то, не то, — думает у Венуса композитор. — Я опять не смог разомкнуть печальной мелодии прошлого».

Идея покорения природы и перековки человека в ней вложена в души героев Венуса наперекор его собственной интуиции о том, что «мир не может быть лучше, чем есть он на самом деле». Пафос искупительной жертвы сегодня ради неосязаемого завтра владел не одним Венусом. Большинство художников той поры соглашались с формулировкой пастернаковского лирического героя, принявшего как должное: