«Блуждания разума в информационном океане»

Ежи Яжембский БЛУЖДАНИЯ РАЗУМА В ИНФОРМАЦИОННОМ ОКЕАНЕ

«Мегабитовая бомба» — это уже второе после «Тайны китайской комнаты» (1996 г.) продолжение на сегодняшний день книги-эссе «Сумма технологии». «Сумма» первый раз вышла в 1964 г., следовательно, тридцать пять лет тому назад, «Тайна китайской комнаты» — три года назад — представляя собой сборник статей, опубликованных в очередных номерах журнала «PC Magazine». «Мегабитовая бомба» является продолжением этого сборника — и его окончанием, поскольку автор отказался от дальнейшего публикования своих текстов на страницах компьютерного ежемесячника.

В каком смысле можно сегодня говорить о «продолжении» произведения, столь отличного в своей конструкции, как «Сумма технологии»? Она была произведением-предвесником, необыкновенно смелой картиной будущего, которое ещё в небольшой степени обращалось к существующим открытиям и изобретениям, поэтому «Сумма» имела замкнутую конструкцию и всеохватывающий объём. Сегодняшние эссе Лема являются — наоборот — «открытыми» текстами, так как входят постоянно — из месяца в месяц — в диалог с тем, что в сфере науки и технологии рождается на наших глазах, и представляет иногда удивительно точное осуществление прогнозов автора из первой половины шестидесятых годов. Эти прогнозы шли в то время по следующим направлениям. Во-первых, Лем предвидел необыкновенно быстрое развитие информационных технологий, идущее в направлении создания устройств, способных превзойти человеческий разум, по крайней мере в известных существенных аспектах его функционирования. Во-вторых, будущие технологии должны были согласно Лему использовать в широком масштабе решения, созданные природой, так как она до сих пор остаётся непревзойдённым образцом для инженеров. В-третьих, автор «Суммы» предвидел развитие таких технологий, которые сделают возможным для человека почти неограниченное увеличение объёма его чувств, либо окружение себя с помощью устройств, действующих непосредственно на рецепторы внутри мозга — «искусственной действительностью», неотличимой от подлинной. В-четвёртых, наконец, Лем сконструировал такие модели развития науки и технологий, которые этому развитию придают характер процесса немного спонтанного и не поддающегося планированию. Поэтому замыслы учёных могут быть для человечества непосредственно опасными, ибо никакие открытия — если они только возможны — ни избежать, ни «отменить» не удаётся.

Понятно что, «Сумма» — как произведение пророческое — заключала в себе и ряд других проектов, однако те идеи которые я перечислил выше, дождались быстрейшей реализации — если не полной, то по крайней мере — как в случае виртуальной действительности — зачаточной и многообещающей в будущем. Исполняется также универсальный сценарий развития науки, по крайней мере в такой степени, что учёные, вопреки громким протестам, быстро реализуют наиболее спорные (как клонирование) проекты.

Тридцать пять лет спустя Лем не пытается повторить структуру «Суммы» и многие из её идей оставляет вне сферы рассмотрения. Остаётся только то, что становится предметом наиболее злободневных дискуссий, следовательно, это проблемы, которые породит развитие информационных сетей, вопрос возможности создания искусственного интеллекта, а поэтому — о сущности разума, мышления, сознания. Однако, если бы я должен был — глядя на эти статьи с «птичьего полёта» — сформулировать их общий характер, то я обратил бы внимание на другой вопрос, который вырисовывается только, когда мы соединим содержание многих помещённых в книжке текстов. Можно было бы назвать его вопросом этики, если бы такое общее определение не звучало немного сомнительно. Поэтому попробуем разобраться в данной проблеме более детально.

Так вот, Лем очень много места посвящает скептическим рассуждениям на тему Интернета и обманутых надежд, которые с ним связаны. Интернет — вместо того, чтобы быть всё более обширным хранилищем человеческой мудрости, устройством, бесконечно увеличивающим наши возможности, — стал гигантским магазином, в котором мудрость соседствует с океанами глупости, часто от них почти не отличимая, и, хуже того, — Интернет стал также местом, где больше чем где-нибудь ещё проявляется человеческая подлость, злоба, алчность и другие самые низменные склонности. Поэтому Лем перечисляет большое количество «достижений» хакеров, компьютерных воров, производителей вирусов, порнографов и т. д. Интернет — вместо того, чтобы стать квинтэссенцией человеческого интеллекта — стал скорее малопривлекательным автопортретом человека — вместе со всеми его грехами и недостатками. Мне кажется, что главной проблемой Интернета по Лему является свобода, которую он предоставляет врождённым низменным человеческим инстинктам, так как он является средством, которое как целое действует нецеленаправленно и неразумно и допускает анонимные действия, что позволяет пользователям Интернета давать выход самым низким склонностям, которые обычно сдерживаются обычаями и законной цензурой.

Именно здесь, кажется, находится главное противоречие, которое подрывает все попытки создания искусственного интеллекта. Ибо его долгожданной реализацией повсеместно считается создание машинного интеллекта, который напоминал бы человеческий интеллект. При чём принимаются во внимание преимущественно только позитивные черты такого интеллекта, его — так сказать целомудренный образ, не заражённый непреодолимой тягой к «греху». Но ведь главные проблемы, с которыми сталкиваются, по мнению Лема, конструкторы искусственного интеллекта, это неумение имитировать в машине эмоциональную сферу человеческого разума, сознание собственного «я», акты воли, чувство юмора и другие специфически человеческие черты интеллекта. Нельзя, по всей вероятности, получить всё это, не наделяя машины «сенсориумом», а, может быть, также чем-то в роде искусственного «тела», способного испытывать чувства. Если бы эти человеческие черты удалось сымитировать удачным образом — мы могли бы получить существо, наделённое дефектами подобными тем, что терзают человеческий род. И чтобы, в свою очередь, этими дефектами овладеть, следовало бы, пожалуй, привить машине программу, имитирующую свободу, что-то в роде машинного супер-эго, а вместе с ней зачатки стыда, поведения (самостоятельного) и комплексов.

Создание искусственных мыслящих существ является, таким образом, задачей необыкновенно честолюбивой и захватывающей, отягощённой, однако, дурным убеждением, что, стремясь к созданию чего-то в роде «искусственного человека», по существу создать его — во всей его экипировке — мы вовсе не обязательно хотим. Дилемма Франкенштейна проявляется здесь во всём великолепии. В отношении заявлений, предсказывающих создание искусственного интеллекта уже в ближайшее время, Лем сохраняет далеко идущий скептицизм, хотя такой возможности a priori не отвергает. Он ожидает, однако, что вместо машин, имитирующих один — человеческий — способ мышления, возникнет очень много разнообразных вариантов устройств, мыслящих разнообразными, отличными от человеческого, способами. Сегодня в этой ситуации значительно более обещающим кажется направление связанное с развитием суррогатов, известных нам из романа «Осмотр на месте», то есть устройств, гибко реагирующих на все — в том числе, идущие от дефектов человеческой природы — угрозы для безопасности индивидуумов. Создание искусственного интеллекта, наделённого индивидуальным сознанием и чувством собственного «я», было бы заменено строительством своего рода «доброжелательной среды», управляемой интеллектом, специализированным на предохранительных функциях по отношению к биологической жизни, а также — может быть — на фильтрации присутствующей в компьютерных сетях информации, чтобы таким образом отсеивать из неё всё, что лишено ценности или преступно. Этот интеллект был бы лишённым личности, и следовательно, принципиально нечеловеческим и на человеческий не похожим. Таким образом, вероятно, удалось бы исправить ошибки, допущенные при создании Интернета: это значит, что вместо механического умножения наихудших человеческих инстинктов, можно было бы — с помощью машин и программ — препятствовать их присутствию.

Особенными являются те проблемы, которые человечество создаёт себе, постоянно расширяя границы познания и производя интеллектуальную продукцию. Эти проблемы можно заключить в одном вопросе: как океан информации влить в пробирку индивидуального ума? Ибо что же мне за польза из того факта, что где-то там находят решение дилеммы, которые меня волнуют, раз до этих решений я не дойду никогда, будучи приговорённым к ограниченности собственного разума и физических возможностей. Человека не удовлетворит знание, принимающее вид «Вавилонской библиотеки» Борхеса, — он хотел бы такого, которое сохранит субъективный характер и вместится в чью-то частную «картину мира». Как эту мечту осуществить? Во-первых, конструируя такой машинный интеллект, который не был бы уже только электронным складом информации, а умел бы с этим знанием обращаться «как человек», то есть, составляя из него правильное систематическое целое, составленное в соответствии со своим (что же из того, что искусственным?) «я». Во-вторых, создавая безграничную сеть, собирающую и пересылающую информацию и, вместе с этим, сеть «демократичную», обеспечивающую в принципе каждому из участников одинаковый доступ ко всем залежам знаний.

Выгоды обоих этих методов кажутся иллюзорными: конструирование искусственного разума будет попыткой исполнения мечтаний о своеобразном «Боге из машины», то есть существа, которое сняло бы с нас тяжесть слишком подавляющего своей огромностью знания и одновременно знало бы, как с ним поступить, как из этих кирпичиков построить мироздание. Перспектива создания такого существа, которое — как Голем XIV Лема — сумело бы взглянуть на человечество и его проблемы «свысока», если оно вообще возможно, отодвигается в неопределённое будущее. Иначе обстоят дела с сетью: эта предлагает исполнение мечтаний немедленно, но это исполнение имеет иронический оттенок: общедоступность информации становится не столько благословением для индивидуума, сколько скорее кошмаром, раз она исключает возможность охватить умом и пониманием как ценность, так и просто сложность и богатство того, что сеть предлагает.

«Мегабитовая бомба» могла бы показаться произведением двусмысленным или, скорее, пессеместическим если бы не тот удивительный фрагмент, который Лем дописал к ней в форме вступления. Он рассказывает в нём, как свою фантастическую идею субстанциализации информации из повести «Профессор А. Доньда» неожиданно обнаружил в серьёзной космогонической теории Пола Дейвиса (Davies). Какая отсюда мораль? Что даже в беспредельностях информационного океана две бутылки, несущие схожее послание, могут столкнуться друг с другом, и, следовательно, что комбинаторные способности человеческого ума сталкиваются с какими-то границами, что позволяет считать, что мы в этом океане, однако, окончательно не затеряемся.