Лев Гурский ПИРОГ С КАЗЁННОЙ НАЧИНКОЙ
Литературные фельетоны
Рисунки Аркадия Гурского
Автор выражает благодарность Виктору Маркову, Аркадию Гурскому, Андрею Тужилкину, Григорию Айрияну и Юлии Арановской за помощь в издании этой книги.
© Leo Gursky, 2011
© А. Гурский, иллюстрации, обложка, 2011
© Оформление. «ПринТерра-Дизайн», 2011
На нас смотрят
Статистика знает все. Но мы-то сами хотим ли знать то, что знает статистика? Не испортит ли нам это аппетит, не подорвет ли веру в себя или в человечество? Согласно законам физики, любой человек — в силу особенности строения его слухового аппарата — слышит свой голос не таким, каким он доносится до окружающих. И не исключено, что звучит он не столь уж приятно. Вот и человек, обратившийся за помощью к непредвзятому эксперту со стороны («Свет мой, зеркальце, скажи…»), может вдруг выяснить, что он на самом деле не является чемпионом по румяности и белизне.
В последние годы — особенно после громкого федерального телескандальчика с участием Геннадия Хазанова (артист сравнил Саратов с «деревней Гадюкино» из рассказа Виктора Шендеровича) — даже рядовые саратовцы смекнули: имидж нашей губернии в глазах российских СМИ вовсе не так благостен, как нам бы того хотелось. Если, например, элементарно набрать в Интернете, в поисковой системе «Яндекс» словосочетание «Саратов триумф», то бесстрастная статистика выдаст нам 328 тысяч страниц, а если запустить сочетание «Саратов трагедия», то в итоге мы получим 1 миллион страниц — почти в три раза больше.
Словосочетание «Саратов талант» даст 500 тысяч упоминаний, а «Саратов смерть» — 2 миллиона. Сочетание «Саратов меценатство» — 90 тысяч, а «Саратов преступность» — 859 тысяч. «Саратов честность» — 123 тысячи, а «Саратов коррупция» — 2 миллиона. На «Саратов» вкупе с «порядочностью» отзовутся 75 тысяч страниц, зато на «Саратов» плюс «нарушение» — 4 миллиона. И, наконец, набрав в «Яндексе» сочетание «Саратов великодушие», мы получим 16 тысяч упоминаний — в то время как «Саратов убийство» сразу даст 5 миллионов страниц. Понятно, подход наш не вполне безупречен: хроникеры больше ориентируются на происшествия, нежели на достижения. Однако все равно тенденция обескураживает.
Как, например, выглядит наша губерния сквозь призму информационного интернет-издания «Лента.ru»? Если отследить упоминания слов «Саратов» и «саратовский», исключить все случайные попадания — вроде фамилии Саратов, советского холодильника «Саратов» или корабля «Саратов» — и сосредоточиться на новостях, то обнаружится следующее. Рекордсмен по числу упоминаний (восемь раз) — арестованный экс-мэр Саратова Юрий Аксененко. Шесть упоминаний — в связи с покушением на журналиста Вадима Рогожина, четыре упоминания — в связи с убийством областного прокурора. По два раза мы засветились в новостях из-за отзыва лицензии у «Поволжского немецкого банка», беспорядков в исправительной колонии и драки мэра с депутатом гордумы, а также благодаря тому, что Саратову посчастливилось быть родиной Романа Абрамовича.
По одному разу нас упомянули, когда джип сбил четырех подростков, автобус врезался в привокзальный киоск, произошел взрыв в жилом доме, обрушилась стена двухэтажного дома, горожане перекрыли улицу из-за высоких коммунальных платежей, а одного саратовца арестовали на двое суток за татуировку. Еще по разу Саратов был помянут как историческая родина Вячеслава Володина, Любови Слиски, Олега Янковского, а также как место, где отбывал наказание Эдуард Лимонов. Нельзя сказать, что культурных событий совсем уж не было в новостях: один раз речь зашла о победе нашей тележурналистки в номинации «Новостной репортаж», один раз — о предстоящих Днях славянской письменности и еще один раз режиссер Иосиф Райхельгауз упомянул пьесу молодого саратовского драматурга Ксении Степанычевой…
Если заняться мониторингом новостей в «Газете.ru», то к криминальной хронике прибавится еще и жуткий происшествие, когда оперативники сожгли подозреваемого. Интернет-газета «Частный корреспондент» напоминает об аварии Ми-24, «Ежедневный журнал» — об уголовном деле против журналиста Сергея Михайлова. Все остальное — уже знакомое нам: убийство прокурора, покушение на Рогожина, автокатастрофы, обрушения…
Чуть-чуть отдохнем от новостной горячки. Современные деятели литературы, кино, эстрады и шоу-бизнеса тоже упоминали нас в своих произведениях, выступлениях и интервью. Порою речь шла о наших культурных достижениях или городских знаменитостях — так, например, российско-израильский поэт Игорь Губерман признавался, что любит Саратов «за то, что здесь живут Лев Горелик и Владимир Глейзер», актер и писатель Сергей Юрский хвалил в интервью Нейгаузовский фестиваль и «выдающегося пианиста Альберта Тараканова», а поэт и гурман Евгений Евтушенко в превосходных степенях отзывался о кухне ресторана «Ереван».
Чаще, однако, нашу губернию вспоминают с печалью, иронией или сарказмом. Скажем, для уже упомянутого Виктора Шендеровича наша губерния — место, где Вячеслав Володин «задавил всю саратовскую прессу»; для писателя и публициста Юлии Латыниной — место, где все тот же Володин произвел «жесточайшую зачистку всего, что как-то контачило с бывшим губернатором, так же всего, что могло представлять коммерческий интерес». Букеровский лауреат Людмила Улицкая, говоря о Саратове, отмечала, что Дом Павла Кузнецова находится в бедственном положении («впечатлило несоответствие — такие хорошие люди находятся в жутких условиях»). Известный эстрадник Михаил Задорнов упоминал Саратов как место действия сюрреалистического анекдота о памятнике Гагарину, поставленному на ленинский броневик, а для певицы Ларисы Долиной Саратов ныне ассоциируется с неприятных инцидентом во время недавних гастролей: она (если верить «Комсомолке») выгнала из своего номера местного минкультовского чиновника.
Об Эдуарде Лимонове речь уже шла выше: для автора книги «Это я — Эдичка» Саратов есть точка на карте, где он сидел. Любопытно, что Валерия Новодворская, к примеру, о современном Саратове не высказывается, зато вспоминает позднесоветские времена: чтобы встретиться с местными диссидентами ей пришлось «пробираться партизанскими тропами, время от времени прыгая с товарных поездов на ходу» («Я сама прибыла в Саратов в 1990 году на платформе с углем, спрыгнув у семафора»). Представляете, да?
Не забывают о Саратове авторы современных художественных текстов — прежде всего почему-то фантасты. Контекст, по преимуществу, тоже мрачноватый. У Эдуарда Геворкяна во «Временах негодяев» наш город становится одним из мест действия романа-катастрофы. В романе Павла Крусанова «Укус ангела» на Саратов обрушиваются полчища летучих мышей, которые пьют кровь у младенцев. В рассказе Виктора Пелевина «Вести из Непала» из потустороннего радиоприемника доносятся жуткие слова: «Надо всем тем, во что ваши души наряжают смерть, разольется задумчивая мелодия народного напева саратовской губернии «Уж вы, ветры»…» (к чему бы это?)
Пожалуй, внешне наиболее толерантен к нашему городу фантаст Сергей Лукьяненко, сделавший Саратов родиной главного персонажа всех «Дозоров» Антона Городецкого. Кстати, в «Сумеречном дозоре» есть примечательный диалог двух персонажей: «Хороший город — Саратов. — И чем же он так хорош? — Ну… На территории Саратова испокон веков жили люди. Этим он выгодно отличается от районов крайнего Севера и приравненных к ним. В царские времена там была губерния, но отсталая… Ныне же это — промышленный и культурный центр региона, крупный железнодорожный узел». После этого диалога один из собеседников размышляет про себя: «Непонятно было, всерьез он говорит, или просто несет пургу, в которой слово «Саратов» легко заменить на «Кострому», «Ростов» или любой другой город». Вторая из версий, согласитесь, выглядит гораздо убедительнее.
Это я тебе, голуба, говорю как краевед
«Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы тем верхом совершенств, какой он есть», — полагала Джульетта. «Вы, может быть, думаете, что название роли не играет? — возражал шекспировской героине Христофор Бонифатьевич Врунгель. — Назовите судно «Геркулес» или «Богатырь» — перед ним льды расступятся сами, а попробуйте назовите свое судно «Корыто» — оно и плавать будет, как корыто, и непременно перевернется где-нибудь при самой тихой погоде».
Суждение капитана Врунгеля выглядит, по меньшей мере, спорным. Как известно, свежепостроенный океанский лайнер «Титаник» быстро пошел ко дну, а, скажем, некоторые наши речные «омики», давно выслужившие пенсию, до сих пор бороздят просторы Волги. Сложная «нелинейная» магия имени, его соотнесенность с кармой судна, влияние имени на будущность корабля — лакомая тема для исследователя. Так что когда в конце октября краевед-любитель Владимир Цыбин вместе с соавторами Валентином Кузнецовым и Александром Скляровым презентовали в Областной библиотеке книгу «Имя «Саратов» на борту» (Саратов, «Приволжское издательство», тираж 1000 экземпляров), многие ждали сюрпризов. Разве не любопытно было бы узнать, например, о том, повлияло ли на участь сухогруза «Саратов» его скоропостижное переименование в «Самару», или о том, как прихотливо сложилась судьба десантного корабля, сперва нареченного «Воронежским комсомольцем», затем ставшего просто «БДК-65» и наконец получившего имя «Саратов»?
Выступление самого Цыбина на презентации поначалу сулило некую интригу — в особенности когда он, отвечая на вопрос о спонсорах издания, с горькой усмешкой заметил, что, мол, от областного правительства помощи он не дождался, а частные предприниматели, давшие деньги на книгу, предпочли скрыть имена, опасаясь за свою жизнь. После таких слов следовало ожидать от книги если уж не «тайн роковых», то как минимум опасных нелицеприятностей. Однако ни секретов, ни ослепительных прозрений, ни разоблачений в книге нет. Авторы почтительны к любому начальству, прошлому и настоящему — от Великого Князя Александра Михайловича до экс-губернатора Дмитрия Аяцкова и нынешнего губернатора Павла Ипатова. Тональность книги стерильна; сколько ни старайся, не отыщешь тут ни сюжетных кульбитов, ни поводов для полемики, ни спорных интерпретаций. Полный штиль.
Характерно, что одним из наиболее употребительных местоимений в книге оказывается «я», а по числу упоминаний фамилия первого из соавторов чуть ли не оттесняет слово «Саратов». При чтении временами так и тянет взглянуть на обложку и проверить, не называется ли книга «Имя «Цыбин» на борту»? Вот характерные цитаты: «Хочу рассказать своим читателям о том, как судьба несколько раз связывала меня с Севастополем», «меня стали использовать для преподавания авиавооружения новых реактивных самолетов», «бывая в Севастополе, я всегда стремился посетить исторические места города», «я всегда интересовался историей своего родного отечества и часто покупал разные исторические книги», «на это небольшое застолье был приглашен и я как историк волжского судоходства», «спросил его, какая фантазия подвинула его на это путешествие в одиночку. А он ответил, что на этот подвиг его натолкнула моя книга «Пароход на Волге», которая вышла в свет в 1996 году…» И так далее, и тому подобное — о себе, драгоценном. Отражены все нюансы биографии Цыбина, включая меню обеда, которым автор угощал приезжего журналиста.
В книге всего 126 страниц, и немалая часть опубликованного либо имеет весьма косвенное отношение к заглавной теме, либо не имеет никакого. Вот, например, трепетный абзац: «Я шел по перрону железнодорожного вокзала. И вдруг увидел, что навстречу мне идет К. Е. Ворошилов в сопровождении двух молодых охранников, которые буквально сверлили меня насквозь взглядами. В то время К. Е. Ворошилов был Председателем Верховного Совета СССР, и по уставу я обязан был его приветствовать, что я и сделал, перейдя на строевой шаг и приложив руку к головному убору. Ворошилов слегка улыбнулся и вежливо раскланялся, а его охранники проводили меня внимательным, зорким взглядом (вероятно, уже одним на двоих. — Л. Г.). Эту встречу с Ворошиловым я запомнил на всю жизнь».
Ну и что, извините? Чем нам любопытен этот эпизод? Быть может, в дальнейшем Ворошилов как-то повлияет на биографию Владимира Михайловича? Поспособствует переименованию какого-нибудь судна? Да ничего подобного. Встреча, благоговение — и все. Подобный «мемуар» более всего смахивает на ехидную пародию Аркадия Бухова «Лев Толстой в бане». Помните? «Лев Николаевич Толстой зашел в баню. Один из его поклонников, духобор Иннокентий Гнедых, вошел в парильню с шайкой в руках и сказал: «Я написал поэму о неубийстве комаров и телят». Толстой вздохнул и отвернулся к стене. Иннокентий Гнедых бросился домой и радостно изложил свою встречу с мировым писателем». Только Ворошилов — все-таки не граф Толстой. И, кстати, если уж быть точным в деталях, Климент Ефремович на момент встречи со старшим лейтенантом Цыбиным, был Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
Некоторые встречи, впрочем, оказались для автора не только приятными, но и весьма полезными. Пример тому — главка «Новые сведения о пароходе «Саратов» Добровольного флота». Начинается текст с мемуарного абзаца: «Как-то В. М. Цыбин (порой автор, словно индейский вождь, пишет о себе в третьем лице. — Л. Г.) встречался с саратовским писателем С. Г. Боровиковым, работавшим тогда главным редактором журнала «Волга», и он подарил Владимиру Михайловичу журнал «Наш современник» № 3 за 1993 год, где имеются малоизвестные сведения об этом пароходе…» Далее на двух страницах обстоятельно пересказывается и цитируется эта историческая беллетристика. Конец цитаты — конец главки.
Вообще же Цыбин оснащает свой текст чужими находками с трогательным простодушием человека, который лишь недавно научился читать и уверен, будто окружающие не обладают такой способностью. «Читая книгу Водопьянова «Повесть о первых героях», я узнал из нее очень много нового и интересного» (далее несколько абзацев — краткий пересказ книги). «В журнале [ «Вокруг света»] № 7 за 1995 год в очерке «Три дня с графом Клейнмихелем» […] я узнал много нового и интересного» (дальше — подробный пересказ очерка). «В севастопольской газете «Флаг Родины» от 23 ноября 2007 года была помещена статья под названием…» (дальше две книжных страницы — цитата из газеты).
Автор, не мудрствуя, составляет книгу с помощью ножниц и канцелярского клея, а иногда и просто клея. Немаленькая газетная статья И. Жигановой о танкере «Саратов» приведена полностью, статья Г. Стригина — полностью, статья В. Еленской — тоже полностью. Думаете, авторы этих журналистских публикаций хотя бы упомянуты в оглавлении? Их имена приведены в Списке литературы? Названы среди тех, кому в конце книги будет выражена скупая авторская благодарность? Еще чего, обойдутся! Пусть, мол, будут довольны уже тем, что их привлекли к такому духоподъемному делу.
Ни хронологический, ни логический принципы в композиции книги не задействованы совсем, стиль — унылая провинциальная газетная жвачка советских времен, эдакий областной «Коммунист» forever: «большое воспитательное значение для молодежи», «дружба, проверенная временем», «заряжались энергией и боевым настроением экипажа», «саратовскому областному военкомату, так же, как и общественным организациям, стоит более активно работать с призывниками» и тому подобное.
Историческими все эти штудии можно назвать лишь весьма условно. Цыбинне историк, не писатель, он собиратель, но этого хобби еще недостаточно для создания полноценных книг. Превратить коллекционерскую эмпирику в нечто цельное — задача не из простых. Кое-кто из саратовцев не без оснований полагает, что самая первая (и самая лучшая) книга нашего героя, «Пароход на Волге», была буквально слеплена из кусочков прекрасным редактором Владимиром Ниловичем Пановым, который в ту пору заведовал отделом публицистики в журнале «Волга». Теперь же такого редактора-энтузиаста не нашлось, да и оригинальность «кусочков», как видим, сомнительна.
Предвижу возражение: дескать, краеведческий жанр — не совсем история и совсем не литература, не надо требовать от авторов глубины проникновения в тему и особых красот слога. Мол, работа краеведа — протереть несколько пар штанов в архивах, тщательно поскрести по историческим сусекам и явить на свет божий россыпь неизвестных фактов, которые позднее, возможно, будут востребованы профессиональными историками. В этом случае главнейшим критерием успеха становится формальный приоритет, а на знамени краеведов возникает фамусовский лозунг: «Я первый! Я открыл!»
Однако если и так, проблем с книгой Цыбина и Ко не становится меньше. Наоборот, их возникает больше. На презентации вскрылись шокирующие подробности истории проекта «Имя «Саратов» на борту». Чинную благостность мероприятия взорвало взволнованное выступление председателя Саратовского историко-краеведческого общества Юрия Сафронова. Юрий Александрович рассказал собравшимся о том, что приоритет в выборе темы книги, ее будущего названия и в сборе материала принадлежит вовсе не Цыбину, а краеведам Герману Рассветову и Юрию Пырсову, которые задолго до Цыбина собрали большую часть материала (папка с пожелтевшими листочками была продемонстрирована), но ушли из жизни, так и не успев выпустить книгу. При этом ни в первом издании «Имени «Саратов» на борту» (2001 год), ни в теперешнем покойные Рассветов и Пырсов не удостоились даже упоминания мелким шрифтом: их словно бы не было вовсе.
«Я знаю Цыбина не один десяток лет, изучил его тактику — это полная беспардонность и железный прессинг», — объявил Сафронов и, назвав поступок героя дня «глумлением над памятью моих старших товарищей», покинул трибуну под громкие аплодисменты публики. В ответном выступлении Цыбин попытался возражать, но не был убедителен.
Не исключено, что библиотекари, организовавшие презентацию, смутно подозревали и о таком повороте сюжета. Иначе зачем в программу вечера было включено выступление студентки Областного колледжа искусств, исполнившей русский классический романс под названием «Не лукавьте!» (автор — Александр Дюбюк)? Возможно, именно к Владимиру Михайловичу Цыбину был обращен такой вот текст: «Не лукавьте, не лукавьте! / Ваша песня не нова. / Ах оставьте, ах оставьте!/ Все слова, слова, слова…»
От него нам — балалайка!
Оговоримся сразу: автор не имеет предубеждений ни к каким видам народных инструментов и не считает, будто скрипка или виолончель «по рангу» выше жалейки или владимирского рожка. Автор ценит самоотверженную и скудно оплачиваемую работу свирельщиков, ложкарей, домристов, бубнистов, гусляров и прочих тружеников на ниве народной музыки, обладающих талантом извлекать мелодию из кусков обработанного дерева или металла. Дело, сами понимаете, не в них…
На заседании Общественного совета по культуре при облправительстве спонтанно произошла некая дискуссия среди советников культминистра Владимира Синюкова. Яблоком раздора стала кругленькая сумма в 12 миллионов рублей, которые министр вознамерился потратить на создание в Саратовской губернии оркестра народных инструментов. Когда же худрук филармонии и ее директор в деликатных выражениях посоветовали министру временно воздержаться от создания новых коллективов, а лучше помочь тем, которые уже существуют и притом бедствуют, Владимир Николаевич сурово ответил зарвавшимся филармонистам: мол, смета уже заложена в облбюджет и этот Карфаген будет построен при любой погоде. Да-с!
Таким образом, Владимир Синюков ясно, без экивоков дал понять, что на сакраментальный вопрос «С кем вы, мастера культуры?» по-прежнему может существовать лишь один ответ: с начальством. Ну а те, которые не с начальством, те, значит, и не мастера, и не культуры, и вообще невесть кто. Шпалоукладчики. Крутильщики сигар. Валяльщики валенок. Торговцы подержанной мебелью. Короче говоря, те, чьими суждениями на фоне открывающихся перед губернией ослепительных перспектив вполне можно пренебречь…
Поведение Владимира Синюкова кажется удивительным и даже отчасти шокирующим лишь на первый, мимолетный взгляд. При взгляде более пристальном подоплека описанной выше ситуации проясняется. Назначение на главный пост в областном минкульте Владимира Синюкова должно было, по дерзкому замыслу губернатора Павла Ипатова, сломать давнюю и дурную традицию: несколько предыдущих культминистров были профессиональными музыкантами и, как на грех, не очень-то преуспели (один даже переместился из кабинета на нары). Но вместо того, чтобы — по Жванецкому — подправить что-то в консерватории, решено было пойти иным путем: продвинуть на министерскую должность милицейского генерала. Губернатор надеялся, что человек, культурно девственный, встанет «над схваткой» и избежит соблазна завести любимчиков.
Увы! Губернские кадровики, завороженные блеском погон и почетных званий претендента (некоторые из них были, думается, вполне заслуженными), просмотрели важную строчечку в его личном деле. Вместо того, чтобы вручить бразды человеку, вообще не способному отличить «анданте» от «си бемоли», в кресло культминистра усадили человека, который окончил таки музыкальную школу. Когда кадровики спохватились, было уже поздно: приказ о назначении вступил в законную силу.
«Я внимательно изучаю разные направления деятельности отрасли культуры», — объявил министр в одном из первых же после назначения интервью. В том же интервью Владимир Николаевич заметил, что будет уделять внимание народному творчеству и следить за тем, «насколько учреждение культуры развивает международные и региональные связи, работает на имидж региона».
Далеко не сразу саратовцы оценили своеобразный подход министра к понятию «имидж региона». Пока работники филармонии, бездомные после пожара, неприкаянно мыкались по чужим залам, имидж, конечно же, нисколечко не страдал. Пока сотрудники музеев и библиотек продолжали вкалывать за копейки, на чистом — еще советских времен — энтузиазме, имиджу губернии ничего не угрожало. Пока лучший нестоличный журнал «Волга» продолжал выходить в свет не благодаря, а, скорее, вопреки желанию облминкульта, с имиджем региона все было замечательно. Пока облминкульт щедро оплачивал пышные чествования гонителя Александра Твардовского (причем, что характерно, в год юбилея самого автора бессмертного «Василия Теркина»!), имидж родины грибоедовской тетки, разумеется, сиял, как начищенный пятак. Тучи над губернским имиджем сгустились лишь сравнительно недавно, в преддверьи юбилея гагаринского полета. Тут-то губернатор Павел Леонидович, очнувшись, попенял своему культурному министру: дескать, «Саратовская область не представлена в мировом культурном пространстве. Она — ноль. Что мы тут можем показать?! В России мы еще как-то звучим, в Европе — уже нет».
Губернатор — это все-таки не культсоветники. Отмолчаться невозможно. Что делать министру Синюкову? Брать под козырек и действовать — в соответствии с воспитанием и мироощущением. И вот уже давняя сказка о губернском оркестре народных инструментов на глазах становится былью. Будь у Владимира Николаевича высшее музыкальное образование или, напротив, не будь вообще никакого, у филармонии были бы шансы. Но детская музыкальная школа — роковая середина. Больше нуля и меньше единицы. Тот печальный минимум, при котором милицейский генерал уже считает себя вправе не оглядываться на чужие мнения…
Если кто помнит, знаменитый американский кинохит середины 60-х, фильм Дэвида Лина «Доктор Живаго» начинается с эпизода, в котором юному Юре торжественно вручают балалайку, оставшуюся от покойного родителя. Наш зритель улыбается, а американский серьезен: он-то уверен, что этот музыкальный инструмент — неотъемлемая часть нашего быта. Похоже, для Владимира Синюкова наша губерния если и может «прозвучать» на всю Европу, то лишь с помощью «малого туристического культнабора», отполированного десятилетиями: всех этих залихватских гармошек, дудочек, кокошников, хорового пения частушек, шелковых рубах, бодрых посвистов и прочего сугубо «экспортного» ассортимента из репертуара парижского ресторана «Максим» незапамятных времен.
Вероятно, именно такого рода «культура» — развесистая, громкая, балалаечно-декоративная, придуманная для иностранцев и удобная для отчетности, — по сердцу, по уму и по плечу саратовскому министру Владимиру Синюкову. Досадно, когда чужие стереотипы живучи. Но еще досадней, когда мы сами с готовностью подстраиваемся под эти стереотипы, по принципу «Чего изволите?»
«Я — поэт. Зовусь Незнайка. От меня вам балалайка…» Владимир Николаевич, дорогой, это ведь про вас.
Пирог с казённой начинкой
…под наблюдением квартальных надзирателей возникнут науки и искусства.
М. Е. Салтыков-ЩедринДорогие читатели! Любите ли вы короткие рассказы в духе «сатирических и юмористических традиций русской классической прозы»? Нет-нет, я имею в виду не раннего Чехова, не Лейкина, не Тэффи, не Бухова, не Дымова, не Аверченко, не Зощенко, а Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Уяснили? Нет? Если мой вопрос поставил вас в тупик, за разъяснениями обращайтесь, пожалуйста, не ко мне, а к двум Владимирам — Синюкову, министру культуры Саратовской области, и Масяну — председателю правления Саратовского регионального отделения Общероссийской общественной организации «Союз писателей России». Они ответят. Они знают.
Именно два могучих атланта (в погонах и без), вот уже не первый год держащие на плечах тяжкий свод местной культуры, и стали недавно учредителями «III областного литературного конкурса короткого рассказа, посвященного 185-летию со дня рождения Салтыкова-Щедрина», а ГУКу «Саратовский областной Дом работников искусств» выпала почетная роль организатора (на сайте ГУКа и вывешен окончательный вариант условий конкурса и состава жюри).
«Конкурс проводится в целях поддержки и развития художественного творчества, привлечения широкого интереса к литературе и искусству» — читаем в преамбуле. Что ж, весьма разумно. По крайней мере, интерес заведомо гарантирован. Всякий начинающий литератор, пожелав участвовать в состязании и решив для начала ознакомиться с миниатюрами самого юбиляра, проведет немало времени за филологическими разысканиями и в итоге обнаружит: в творчестве писателя упомянутая малая форма представлена, мягко говоря, не очень обильно. Примерно с таким же успехом имя Михаила Евграфовича можно присваивать конкурсу былин, частушек, фрашек, хокку, лимериков, киносценариев и рекламных слоганов.
Надо заметить, что организаторы и учредители — люди служивые, основательные, при исполнении, на мелочи они не размениваются, мыслят широко и масштабно и сразу замахиваются на большое: конкурс (по мысли его устроителей) призван способствовать «дальнейшему развитию литературного творчества в прозе». Не меньше. То есть прежде в прозе наблюдался застой, но тут появились заслуженный работник культуры Масян вместе с ее министром Синюковым — и раз-два-три! Литературное творчество, получив мощный толчок пониже спины, начинает развиваться, как на дрожжах.
Понятно, что далеко не каждый короткий рассказ, представленный на суд жюри, преодолеет отборочное сито, о нет! Рассматриваться будут лишь те работы, в которых «должно быть воплощено: величие России, красота и духовная сила народа; любовь к родине, родному дому; передача духовного опыта одних поколений другим, их нерасторжимая связь». А тем произведениям, где с величием туго или духовная сила под сомнением, или любовь к родине какая-то не такая, без литавров и фанфар, — тем, конечно, от ворот поворот и кукиш с маслом.
Ну-ка давайте поглядим, как со всем этим обстоят дела у самого гражданина Щедрина?
Ну вот, скажем, несколько известных цитат из его сочинений: «Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях — пирог с казенной начинкою… Благонадёжность — это клеймо, для приобретения которого необходимо сделать какую-нибудь пакость… У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!.. Многие склонны путать понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство»… Изображая жизнь, находящуюся под игом безумия, я рассчитывал на возбуждение в читателе горького чувства, а отнюдь не веселонравия…» М-да… Облом, Евграфыч.
Очень хорошо представляю, как Салтыков-Щедрин отсылает на конкурс имени себя «Историю одного города» или, например, «Господ ташкентцев», или, скажем, «Современную идиллию» — и получает в ответ гран-ди-оз-ней-ший отлуп по всем статьям. Если уж при царизме писателя обвиняли в «глумлении над народом», то ныне, в эпоху Вертикали Власти (сокращенно ВВ) создателю города Глупова и вовсе не поздоровится. Что значит — Глупов? На что (на кого) намек? А? И — фьюить! Зря, что ли, жюри премии возглавляет Владимир Масян — большой дока в области отечестволюбия, лауреат премии «Имперская культура» и многолетний фанат Иосифа Виссарионовича Джугашвили?
Впрочем, Щедрину в число конкурсантов по-любому не пробиться: к участию допускаются только авторы, «проживающие на территории Саратовской области», а Михаил Евграфович — и близко не наш земляк. И если вдруг другой какой-нибудь выскочка из чужого региона попытается смухлевать, всунуть свои рассказики и нажиться за счет нашего областного бюджета, то ничего у злоумышленника не выйдет. Потому как тексты у него не примут без «ксерокопии паспорта (а там адрес! — Л. Г.), страхового свидетельства государственного пенсионного страхования». Жаль, что организаторы конкурса не догадались включить в число обязательных документов еще и налоговую декларацию, копию профсоюзного билета, выписку из трудовой книжки, общий анализ мочи, отпечатки пальцев и справку из психиатрической больницы — о том, что конкурсант имярек не состоит там на учете (ну или хотя бы в данный момент не является буйным).
Кстати, о бюджете конкурса. У Владимира Синюкова — душа нараспашку, для развития литературы ничего ему не жаль. Так что победитель сможет как сыр в масле кататься и ни в чем себе не отказывать. Гран-при от министра-генерала — аж 4 тысячи рублей! А если в рассказике отыщется «художественное осмысление современной жизни», то счастливцу светит за это осмысление спецприз — 1000 (одна тысяча) рублей. Веселись, мужичина!..
А теперь — шутки в сторону, поговорим без экивоков. Раздел «Награждение победителей» читаешь с огромным чувством неловкости — как продолжение щедринской сказки «Дикий помещик». В ней, как вы помните, заглавный герой созывает гостей, а когда настает время обеда, вынимает из шкафа «по леденцу да по печатному прянику на каждого человека» — мол, «закусите, чем бог послал». И всё? И всё. Больше ни черта не предусмотрено.
Дело, сами понимаете, не только и не столько в финансах — дело в принципе. В России есть литературные премии с солидным премиальным фондом («Нацбест», «Поэт», «Большая Книга», «Новая Словесность») и есть премии без всякого фонда, которые престижны благодаря их моральному авторитету (скажем, премия им. Андрея Белого). Третьего не дано. Придуманная на скорую руку губернская премия без морального авторитета, без минимального пиара (не считать же таковым публикацию в альманахе «Литературный Саратов»!), а заодно и без денег, есть нонсенс, фуфло, оскорбление здравого смысла, профанация самой литературно-премиальной системы. Ради рапорта, ради лишней «галочки» в годовом отчете, ради того, чтобы массой трехкопеечных «достижений» замаскировать зияющие дыры, реальная деятельность на благо культуры ловко подменяется ее бурной имитацией. Хотя… Порой кажется вдруг, что под маской патриотизма прячется даже не чиновничья корысть, а обычная дурость.
И, кстати, еще неизвестно, что хуже. «Идиоты вообще очень опасны, — проницательно замечал Салтыков-Щедрин, — и даже не потому, что они непременно злы (в идиоте злость или доброта — совершенно безразличные качества), а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним».
Ох, зря Владимир Николаевич и Владимир Васильевич пристегнули к своей маленькой затейке тень Михаила Евграфовича! Разбудили лихо — теперь уж не взыщите. Этот покойник вас покое уже не оставит — темперамент, знаете, не тот.
Приехали
Славному юбилею полета Ю. А.Гагарина посвящается
(Фантастический рассказ)
— Знаете, каким вы парнем были? — Министр областной мультуры потянул Первого космонавта за рукав кителя. И, не дожидаясь ответа, указал гостю на свежевыкрашенный монумент из бетона. — Во-о-от таким вот! Видите, видите? Вылитый вы, не правда ли?
Первый космонавт глянул — и мысленно содрогнулся. Гигантский истукан в модных шнурованных сапожках игриво помахивал правой рукой, а левой прижимал к боку гермошлем, похожий то ли на выеденное яйцо, то ли на выбеленный череп бедного Йорика. Хуже этого бетонного болвана был, наверное, только мелкий бронзовый болванчик, который торчал на городской набережной. Тот, мелкий, едва балансировал на половинке ленинского броневика, держа руку где-то в районе гульфика, и нервно озирался, словно искал место, где можно по-быстрому справить малую нужду. А вокруг постамента закручивалась спираль бордюра грязно-серого цвета…
— Шлем… э-э… получился довольно похожим, — осторожно выбирая слова, сказал Первый космонавт. — В целом…
Ему очень не хотелось обижать хозяев праздника и тем более нарушать субординацию. Знаменитый космопроходец на всю жизнь так и остался майором — в то время как Министр областной мультуры успел сделать отличную карьеру и дослужился до генеральского чина. Мундир ему, кстати, помог заполучить и нынешний пост: губернатор однажды умилился, издали заметив, как человек в милицейских погонах что-то вдохновенно наигрывает на фортепиано. Мелодию «Собачьего вальса» глава области не расслышал.
— Ах какая волнительная дата! — Мультурминистр нежно приобнял Первого космонавта за талию. — Подумать только! Вы завершили свой полет и спустились сюда ровно полвека назад, день в день!
— Ну как бы почти… — застенчиво сказал Первый космонавт.
На самом деле полувековой юбилей должен был грянуть только через пару дней, но Праздник Приземления в губернии пришлось проводить раньше. В день календарной даты космонавта резервировала Москва, где намечались главные торжества — куда более масштабные и с бюджетом не чета губернскому. Максимум, кого из випов удалось бы заполучить в провинцию 12 числа, — так это Белку со Стрелкой.
— Вас, наверное, переполняют чувства, эмоции, да? — не отставал от гостя мультурминистр. — Нахлынули воспоминания? Память о пережитом? Вы ведь приземлились на этом самом поле, которое теперь носит ваше имя… Ну что, узнаете места? Узнаете?
Министр областной мультуры лукавил, и Первый космонавт знал, что он лукавит, а Министр знал, что Первый космонавт знает. На самом деле капсула приземлялась на другом поле, километрах в тридцати от этого. Но полвека назад тогдашние партия и правительство, крепко посовещавшись между собой, сочли реальные координаты чересчур секретными, чтобы открывать их народу. Позднее секрет был, конечно, раскрыт, но государственные персоны не перестали валять дурака. Поскольку подновлять ненастоящее место посадки было гораздо дешевле, чем заново обустраивать настоящее.
— Вы же понимаете, столько лет прошло… — Первый космонавт попытался дипломатично уклониться. — Да и память уже не та…
Однако Министра областной мультуры такой ответ не устраивал.
— Ну хоть что-то знакомое видите? — он вновь потянул гостя за рукав. — Вспоминайте, вспоминайте! Не уйдем отсюда, пока не вспомните!
Подавив вздох, Первый космонавт опасливо огляделся по сторонам. Справа от него уходили ввысь витые гирлянды сине-белых воздушных шариков, какие обычно заказывают в день открытия супермаркетов. Слева, возле эстрады, отплясывали дрессированные школьницы в серебристых комбинезончиках. Прямо по курсу колосились свежие барельефы, и если лица Циолковского с Королевым, ревниво посматривающих друг на друга, еще можно было опознать, то прочие были неразличимы, словно клонированные овечки Долли. Над барельефами распускались колючие металлические созвездья; каждая звезда необъяснимо смахивала на бубновый туз. Высоко над тузами специально обученный вертолет трепал на ветру фамилию Первого космонавта. Время от времени с неба сыпались парашютисты. У них у всех были патриотические красно-бело-синие парашюты.
— Кое-что вроде узнаю, — признал, наконец, Первый космонавт.
Он благоразумно не стал углубляться в детали. Ведь единственным более-менее знакомым предметом тут оказалась стела, увенчанная маленькой ракеткой. Точно такая же высилась в Москве, неподалеку возле метро «ВДНХ». С той разницей, что московская стела была чуть повыше и появилось года на три пораньше, чем губернская.
— Отлично! — возликовал Министр областной мультуры. — Я же говорил: захотите — вспомните! Так, что у нас дальше по плану? Ага, КВН имени вас, фейерверк, посвященный вам, космическая викторина про вас, экскурсия по вашим местам и, наконец, самое главное: переименование в вашу честь саратовской гармошки.
Последние слова Министра совсем смутили гостя.
— Может, не надо гармошку, а? — тихо взмолился он. — Ну зачем вам это? Я же все-таки не музыкант, а летчик-космонавт…
— Вас никто и не заставляет музицировать, — с улыбкой успокоил юбиляра Министр. — Подержите инструмент в руках, улыбнетесь на камеру — и привет. Я вам скажу честно: у нас в губернии этих гармошек осталось штук пять или шесть, музейная редкость, тайна производства утеряна, а играть по-настоящему умеет всего один старичок Кац, из бывших. Просто у вас, голубчик, международный бренд, а местной мультуре позарез нужны инвестиции. Переименуем гармошку — и, глядишь, какой-нибудь миллионер подбросит нам деньжат на развитие народных промыслов.
— Все равно как-то неудобно… — начал было Первый космонавт.
— А вашего мнения, между прочим, никто и не спрашивает, — все так же приветливо улыбаясь, перебил его Министр областной мультуры. — Мы же с вами по-хорошему, как с родным, а могли бы, знаете ли… Видите вон того гражданина? — Министр указал на крупного человека с задумчивым начальственным лицом. Рядом семенила квадратная женщина с глобусом подмышкой. — Это наш Сергей Борисович, известный ректор, правовед, депутат областной думы. В смысле финансов у него все в шоколаде, и даже более чем, но в смысле имиджа ему позарез нужен ребрендинг… А то пишут о нем разное… Короче, предупреждаю: если начнете рыпаться, ваше имя присвоят Академии права. Ни на что не намекаю, но я бы на вашем месте выбрал гармошку.
«И во всем вот этом весь я…»
Не будем обольщаться, граждане: давно мы уже не «самые читающие». Сегодня для широкой российской публики Николай Рубцов, например, — вообще неизвестная величина; в лучшем случае — автор текста стародавнего песенного хита Александра Барыкина «Букет» (1986). Для узенькой прослойки профессиональных литературоведов и горстки продвинутых читателей тот же Рубцов — по-прежнему талантливый писатель, лучшие стихи которого «ставят имя поэта в первый ряд имен русских поэтов ХХ века» (цитирую Биографический словарь 2000 года под редакцией П. Николаева). Но кроме непросвещенного большинства и продвинутого меньшинства есть еще и третья разновидность нынешних читателей: те, для кого Рубцов — не человек и не стихотворец, а знамя и бренд.
Эта третья категория читателей деятельна и активна. Приватизация мертвых — процесс уголовно ненаказуемый и потому неостановимый. Функционеры из московского отделения СП РФ уже успели прибрать к рукам великие имена Державина и Грибоедова, Чехова и Маршака, начеканив копеечных медалек (и развесив их затем по своим друзьям из глубинки). А Рубцов, спрашивается, чем хуже? Мертв и безответен. Спустя сорок лет после смерти Николая Михайловича на его костях воздвигся Саратовский Рубцовский центр, который в минувшем году оперативно провел литературный конкурс имени поэта, а по итогам издал шестидесятистраничный малотиражный сборник «Душа хранит» (Саратов, ИИК «Вестник»).
Цель конкурса — «выявление и информационное продвижение творчески одаренных современных поэтов и прозаиков» (слово «творчески» тут явно намекает, что существуют также поэты и прозаики, хоть и одаренные, но не творчески… может быть, административно? кулинарно? сексуально?). Из 42 двух работ, присланных на конкурс, жюри отметило 14, но в альманахе напечатано всё: и стихи, и проза, и воспоминания — ну только что ноты песен на стихи многострадального Рубцова в книгу не поместились, поэтому «информационно продвинуть» в массы еще и самодеятельных композиторов организаторам пока не удается.
Предисловия к сборнику написали Владимир Масян, глава местного отделения СП РФ, и саратовский лирик Николай Байбуза. «Русский глубинный патриотизм не нуждается для своей реализации в поиске и обличении врагов, а полностью осуществляется в любви», — докладывает Масян, невольно исключая себя же самого из реестра «глубинных» патриотов: слишком уж памятна его повесть «Игра в расшибного», где рассказчику покоя не давали «единокровные потомки Бени Крика из Одессы». У второго автора, лирика Байбузы, изначально не задались отношения с русским языком («Пример Рубцова беспощадное к себе служение русской поэзии»). Пунктуация отсутствует, смысл ускользает, так что в какой-то момент чудится вдруг, будто презентует Байбуза не победителей литконкурса, а обитателей чеховской палаты № 6, и в его строках притаилась некая угроза: пусть, мол, «читатели сами оценят своих земляков «тихих» и не очень» (пунктуация, как прежде, авторская).
Что ж, если — вслед за Байбузой — оценивать конкурсантов по их темпераменту, то «настоящих буйных» (говоря словами Высоцкого) здесь мало, но это единственное реальное достоинство книги. Больше всех, как водится, пострадал покойный Рубцов, оказавшийся объектом мемуаров и персонажем стихотворных обращений.
К примеру, Ольга Комарова видела поэта два раза в жизни и оба раза издали («в буфет стремительным шагом не вошел, а влетел невысокий мужчина в валенках»). И что? Вполне достаточно, чтобы прислониться к кумиру: «Как и он, я не попала в поэтическую моду своего времени». Татьяна Царева с подругой были на нескольких выступлениях поэта — и всё, мемуар готов: «Появился худенький мужчина с гармошкой […]. Мы уже примирились с его грязноватым длинным шарфиком, нерасчесанными редкими грязноватыми волосами на голове, пузырями на коленях стареньких несвежих брюк» (нюхали они их, что ли? — Л. Г.). Вскоре воспоминательница уже легко обходится и без личных впечатлений, которые заменяются чужими рассказами и слухами: «весь город только об этом и говорил», «я ее не видела, но моей подруге с утонченным вкусом она не понравилась» (про Л. Дербину, погубившую поэта). Завершается все описанием схватки поэта с его убийцейтоже, разумеется, с чужих слов: «У Дербиной были острые ногти, и на горле Рубцова остались раны, и даже колотые». Из человеческой трагедии наскоро вылеплен ужастик — чуть ли не из серии «про вампиров».
В стихах, которые посвящены Рубцову, таких душераздирающих подробностей, к счастью, нет, но поэзии нет и подавно: «Зачем подорожник в грязи угас? / Зачем ты рано ушел? / Сколько стихов-откровений для нас / Ты мог написать еще!» (Наталья Тремасова). «Вы пели страстно. Пели страстно./ Душа моя, как мотылек, / Сгорела в пламени романса — / Такой лиричный эпилог» (Валентина Суханова). «Я шлю венок, в нем свежие цветы, / По ленте вьется трепетное слово, / И тот венок из боли и любви, / Пусть поплывет на север — Н. Рубцову / Да, он теперь на равных говорит… / Где Фет, Ахматова и Гете, / В литинституте с классиком стоит / Он книгою в тисненом переплете» (Иван Мозин).
Имеются в сборнике стихи, где тень поэта не потревожена, но и там поэзию искать бессмысленно. «Зубы скрипят от оскомин обмана» (Игорь Шведов). «Но проблемы, задумчивый взгляд и серьезность — / Это внешне, внутри — всё до наоборот» (Алексей Гаврилов). «Незабудки мои, незабудки, / Я приехала к вам лишь на сутки… / В одноцветье с моими глазами. / Я слезу уроню над цветами» (Валентина Матросова). Наиболее трогательными выглядят строки Ивана Попкова, чей лирический герой вышел побродить «с беззащитной головой»: «Закружилась в поднебесье / Стая белых голубей… / И во всем вот этом весь я, / Капля родины своей». Невольно возникает вопрос: в чем же «в этом» оказался герой после пролета над ним голубей? Автор искренне декларирует свое восхищение родными просторами, но авторскому желанию вопреки вырисовывается вдруг образ стихотворца, на которого сверху… как бы это выразиться помягче, поинтеллигентнее… ну, в общем, образ стихотворца, которого птицы с высоты отметили своим вниманием.
Завершается альманах примечательным документом — Положением о проведении нового конкурса. Мероприятие проводится «в целях повышения общественной значимости людей, создающих культурные ценности», причем на конкурс не допускаются произведения, «культивирующие насилие, наркоманию, криминальный образ жизни, индивидуальные психические отклонения, агрессивное неприятие общества». При желании половину мировой классики (от Гомера до Есенина) можно с легкостью отфутболить по этим критериям, да и у самого Рубцова — человека непростого и отнюдь не благостного — найдутся «культурные ценности», которые ни за что не пройдут сквозь бдительное сито конкурса им. Рубцова.
Впрочем, еще далеко не факт, что у жюри во главе с Масяном и Байбузой в новом году будет так уж много работы. Причина — строка в п. 2.1. упомянутого Положения: «Авторы участвуют в конкурсе самостоятельно и добровольно». Сдается мне, что конкурс 2010 года уже выявил возможных авторов, готовых участвовать «во всём вот этом» без принуждения. Прочих же граждан, «играющих важную просветительскую и воспитательную роль в жизни города Саратова и Саратовской области», затянуть в эти бессмысленные игрища можно будет только с помощью милиции. Ну или, к примеру, с ножом у горла или с пистолетом у виска. А иначе — вряд ли.
И женские груди, и огурцы
Недавно увидел свет первый в 2011 году — и, соответственно, третий с момента возобновления — номер «Литературного Саратова». Пусть тираж скромен, пусть полиграфическое исполнение еще более скромно, зато у этого «литературно-художественного и общественно-политического журнала» имеется Общественный совет, состоящий аж из семнадцати человек (главный редактор Владимир Гурьянов — восемнадцатый). Еще в прошлогоднем выпуске В. Гурьянов пообещал от имени Общественного совета и от себя лично: «Мы возьмем на страницы издания все талантливое, преисполненное душевной любовью к людям и России. Соблюдение этих требований можно считать пропуском в «Литературный Саратов».»
Если произвести несложный арифметический подсчет, окажется, что 200 из 270 журнальных полос свежего номера отдано произведениям членов того самого совета (и примкнувшего к славной когорте главному редактору). Стало быть, именно эти скромняги, которые выписали пропуска самим себе, и собираются звать читателя «к Созиданию, к жизни более Справедливой и Перспективной», а также вовсю «пропагандировать здоровый образ жизни», «бороться за чистоту русского языка», очищать его от «необоснованных заимствований», «художественным словом активно способствовать восстановлению нравственной энергетики людей» и вдобавок ко всему «упорно искать образ героя нашего времени».
Не знаем уж, как там с Созиданием и Энергетикой, но с героем «Литературному Саратову», надо признать, случайно пофартило — дол-го искать не пришлось: номер подзадержался и вместо января вышел в апреле, аккурат в те самые дни, когда вся губерния бодро и дружно отмечала полувековой юбилей полета и приземления Юрия Гагарина. Журналу оставалось лишь присоединиться к общему хору. В очерке, открывающем номер, Александра Россошанская уже в который раз поведала, «каким он парнем был», а поддержали ее местные стихотворцы — слегка корявыми, но идущими от души, строками. «Первый Гагарин стал, / Силой мысли веля / Сердце свое поднять / До ледяной высоты» (Николай Байбуза). «Сигарой огненной ракета сквозь озон / Несет корабль. Взмахнув руками, Юра / Раздвинул мирозданья горизонт» (Евгений Саблин).
К сожалению, далеко не у всех литераторов нашлись заранее заготовленные произведения, посвященные космосу и космопроходцу, поэтому уже на странице 14 журнала пришлось возвращаться на грешную Землю. Почетный гражданин Саратова Николай Палькин рассказал поучительную историю об одном неудавшемся поэте, который забрел не туда («неплохой, в сущности, человек порвал с рабочим классом, но до творческой интеллигенции так и не дошел»). В свою очередь, Иван Малохаткин напомнил о другом поэте — удавшемся, — которому, однако, не повезло с властями (то есть о Михаиле Юрьевиче Лермонтове): «Но кто открыто протянул / Ему связующую руку, / Когда он дерзко заглянул / В окоронованную скуку…»
Кстати, по мнению Владимира Кадяева, автора здесь же напечатанной статьи о Малохаткине, его герой тоже недостаточно привечаем начальством — почти как Лермонтов. То есть на Кавказ Ивана Ивановича вроде бы не ссылали, но «адекватного, равного таланту, отношения к творчеству поэта как не было, так и нет». Кадяев сетует на «местечковую сдержанность власть предержащих в отношении поэта-лирика, жизнь положившего на служение отечественной культуре и литературе». Союз «и» в последнем предложении несколько загадочен (неужто местная литература — не часть культуры?), однако не будем придираться. Тем более, что сам Малохаткин видит суть проблемы глубже. Дело не в поэте, дело в тенденции: «Ныне русского всякий обидит / Всякий русскому кажет кулак». Почему же случилась такая напасть? А вот почему: «Долго в дружбу и братство играли / И забыли про матушку-честь».
Вторят Малохаткину авторы и иных обиженных стихов, которые напечатаны в номере: «Встречая заемные нравы, / Теряюсь от мысли такой: / От порчи заморской в державе / Не стал бы и воздух чужой» (Павел Булгин), «Здесь росли. А уж обеты, / Словно девственность, блюли. / Ну зачем, кому же эту / Мы отдали пядь земли?» (Александр Дивеев). А критик Александра Баженова, ностальгически вспоминая молодые годы главного писательского начальника Валерия Ганичева, замечает: тот, мол, редактируя «Комсомольскую правду» в конце 70-х, проводил «патриотическую кадровую политику. Но слишком много русофобских волосатых и очень волосатых рук тянулось к массовой политической газете». Ох уж эти руки! Ох уж эти кадры! Знал бы писатель-патриот Николай Советов, что строка «Остановиться. Оглянуться», взятая им напрокат для собственных виршей, изначально принадлежала многолетнему телеобозревателю газеты «Московский комсомолец» — поэту Александру Аронову?..
Самую объемную вещь номера, повесть председателя Саратовского регионального отделения Союза писателей России, заслуженного работника культуры РФ Владимира Масяна «Игра в расшибного» следует отметить особо — не по причинам ее литдостоинств, но по обстоятельствам внелитературного свойства. Произведение это не сказать чтобы слишком новое, точнее, довольно-таки старое. Впервые повесть увидела свет несколько лет назад за пределами нашей губернии, а теперь, значит, вернулась на родную почву.
Однажды я уже рассказывал об этой повести, а потому раскрыл страницы «Игры в расшибного» с законным любопытством: учтет ли Владимир Васильевич при новой публикации старого текста конкретные замечания или упрямо их проигнорирует?
Представьте, та давняя статья не пропала даром: кое-что автор учел и даже подправил! То есть, конечно, Сталина в повести ничуть не поубавилось, зато «еврейскую» тематику В. Масян весьма основательно приглушил. Главный здешний негодяй, профессор Демин, остался по отчеству Самуиловичем, но сменил имя с Исаака на Генриха. Упоминание про «чесночный запашок» в квартире Деминых никуда не делось, зато аккуратно испарился кусок фразы о надеждах злодея Самуиловича на реванш. Наконец, ушел в небытие большой эпизод, в котором главный положительный персонаж Костя растолковывал, чем именно «евреи» отличаются от «жидов».
Увы, критические замечания насчет своей стилистики автор «Игры в расшибного» упрямо не заметил. По-прежнему в повести сохраняются «серые брюки в крупную клетку. Казалось, они сами памятовали о себе». По-прежнему большинство нарочито «народных» словечек в авторской речи («мотылялся», «кобыздох», «ноздрястый», «шементом» «промеж себя») продолжают нелепо соседствовать с лексикой иного свойства («интуитивно фиксировал в памяти», «аппендикс», «старательно грассируя», «конъюнктура власти» и пр.). По-прежнему наречием «зазывно» отмечены и женские груди, и огурцы. По-прежнему функционер Союза писателей России упорствует в ошибках, непростительных даже для школьника младших классов («ступив на подножку «дежурного», на лицах их появлялось подобие мстительной ухмылки», «бассейн, отделанный диким камнем, где плавал подраненный лебедь»…).
Единственная уступка здравому смыслу, которую сделал В. Масян, — заменил свой чудовищный «общественный опростатель» на более привычный «общественный сортир». Правда, в данном случае нам не очень понятно, почему член Общественного совета «Литературного Саратова» не выбрал для замены русское слово «уборная» или русское выражение «отхожее место»? Как быть с декларируемой борьбой против «необоснованных заимствований»? Ведь у нашего «сортира», как ни крути, — происхождение очевидно французское. Неужто басурмане победили и Бородинская битва была напрасной?
P.S. ПОПРАВКА
В редакцию обратился поэт Н. С. Байбуза. Он сообщил об ошибке, найденной им в моей статье «И женские груди, и огурцы»: в цитате из стихотворения Н. С. Байбузы о Гагарине вместо «мысли» следует читать «земли». Поэт совершенно прав, так что мне остается принести ему извинения. И как я мог спутать эти два слова? «Земли», ну разумеется, «земли»! Никакой «мысли» в стихотворении Николая Сергеевича нет и не было никогда.
На ком играл Рахманинов?
В далекие годы в Саратове существовало одно издательство, бесперебойно выпускавшее худлит, — Приволжское книжное. Имелся и фирменный магазин, над рекой, в тени деревьев. Саратовцы и туристы могли приобрести здесь местную литпродукцию. Блеклым томам на полках было просторно, скучающим за прилавками продавщицам — тем более. На случайно забредшего посетителя они взирали с удивлением (не псих ли?), которое перерастало в неподдельное сочувствие, если гость решался что-нибудь купить (ну точно — псих!).
Те времена давным-давно канули. Ныне издателя-монополиста в нашем городе не существует, а саратовская литература еще недавно скукоживалась до стенда в Доме книги на углу Вольской и проспекта Кирова. Теперь нет и этого стенда… а жаль! Честное слово — жаль! Столько экзотики в одном месте уже больше не сыщешь. Пару лет назад я, предчувствуя закрытие этой ВДЛХ (Выставки Достижений Литературного Хозяйства), задержался у того стенда: открывал тамошние книжки почти наугад — и делал выписки.
«Ваня рос, / К дерьму привык, / Хорошел собою, / Стал почесывать язык, — / Нет от баб отбоя…» Николай Ловягин, книга «Сказки прошлого века» (Саратов, издательство не указано). Влияние некрасовского «Генерала Топтыгина» налицо, однако детям, пока еще не приучившимся к тому, к чему уже привык лирический герой Н. Ловягина, я бы, пожалуй, не порекомендовал эдакие сказки.
Юному поколению надо что-то другое: ну там цветик-семицветик, речка-родничок, садик-огородик. Вот, например. Виктор Бирюлин, «Размышления в саду» (Саратов, издательство «Сателлит»). Обложка яркая, зеленая. Раскрываем на первой попавшейся странице и… «Если я не думаю о женщине, значит, я не думаю вообще». Стоп-стоп! Не то.
Попробуем что-нибудь другое. Берем, допустим, книгу «Родниковый пояс» Юрия Дудакова (Саратов, издательство «Новый ветер»). «Зацелую я губы твои / И на грудь печать счастья поставлю. / Чтоб ты помнила дни той любви, / И чтоб ты не рассталась с моралью»… Ишь ты! Круто заверчено. Борьба за моральные ценности — вещь важная, только вот методы… гм… Как бы поаккуратнее выразиться?
«А может, все еще банальней, / И просто бабник ты. Кобель. / Вот так тебя я описала. / Тебе хоть чуточку больней?» Так ему, проклятому! Ох, права лирическая героиня книги Наталии Коротченко «Воздушный поцелуй» (Саратов, типография «Техно-Декор»). Чем такие, с позволения сказать, мужики, лучше уж никаких.
«Часть мужчины на витрине / Непристойного калибра, / Не стесняясь, в магазине, / А еще, представьте, вибро!» Это Светлана Федорова, «Взгляд на настоящее» (Саратов, издательство «Научная книга»).
«Чем дальше в лес, тем больше дров. / Натура тем богаче, / Кто в годы влез, сложнее кровь, / И мозг все боле значим». Из книги И. Юртаева «Мимолетности» (Саратов, издательство «Аквариус»). Мозг! Вот что все важнее с годами! А не то, на что засмотрелась в предыдущем стихотворении лирическая героиня книги С. Федоровой…
Боюсь, куда-то саратовскую музу сносит не в ту сторону. Ну ее, к лешему, интимную лирику! Есть у нас писатели, которые озабочены не только сексуально. «Я родился в Турковском районе, / Повезло мне, ох, как повезло! / Не на Севере Крайнем, не в тундре, не в «зоне», / Не в столице — всем снобам назло!» Это Вячеслав Сидоров, книга «Испытательный срок» (Саратов, АНО «Волга — XXI век»). Чукотские и московские снобы рыдают от зависти.
«Природа, / Женщина, / Россия. / Три образа, как три коня, / Без понуканья и насилия / Через года несут меня». Узнали мощные строки Н. Палькина? (Сборник «Что хотите говорите». — Саратов, Приволжское книжное издательство). У Николая Васильевича в «Мертвых душах» Чичикова несла одна только Русь-тройка, а у Николая Егоровича тут же рядом с Русью впрягаются еще и Природа и Женщина, и все трое, как миленькие, тащат через года почтенного стихотворца — и пусть еще радуются, что он их не бьет.
Доедет ли эта телега до Москвы? А до Казани? «Сколько лет, как Россия по дорогам буксует. / И, к несчастью, ее оскорбляется честь. / А с золотою казною олигархи блефуют, / Человеку безработному нечего есть». Это Валентин Ермолаев, сборник под бесхитростным названием «Стихи» (Саратов, издательство «Научная книга»).
Еще об одной саратовской книжке — чуть подробнее. Издательство — «Аквариус», автор — В. Ганский, а название («…И мой Пушкин») заставляет вспомнить о знаменитом эссе Марины Цветаевой; для наглядности обложка украшена портретом Александра Сергеевича.
До сих пор саратовская публика знала Валерия Михайловича, по преимуществу, как автора курьезных детских стихов (строка «Цап я папу за большой — и пошли мы с ним домой» вошла в анекдоты). В новом сборнике представлена, как правило, гражданственно-патриотическая лирика. Однако и на сей раз читатель не всегда сможет разобраться в прихотливых извивах музы Ганского. «Я в душе всегда берег / Русь есенинских берез (…) / Эстрадность Евтушенки, / Души его оттенки». В одной душе оттенки другой? Тонко. «Здесь арии пел Собинов, / На нем играл Рахманинов». На ком играл Рахманинов? Неужто, упаси Боже, на Собинове?..
А еще в новой книге Ганский предстает не только как поэт, но и как литературовед, и как драматург. Некоторые фразы по-прежнему загадочны («не чуждый пробы собственного поэтического пера»), однако жемчужина книги — пьеса «Близнец». Не будь автор этого драматургического экзерсиса столь пафосен, мы бы заподозрили, что Ганский взялся написать продолжение пародийно-издевательской пьесы «Сергеич» известного юмориста Виктора Ардова: у Ардова поэт точно так же читает хрестоматийные пушкинские стихи, а в промежутках болтает с Пущиным, психует от тоски и безуспешно волочится за Аннушкой Керн. Впрочем, у Ганского вместо Керн на сцену приглашены коллеги-поэты — Маяковский, Есенин, Высоцкий и все тот же Евтушенко. В уста им вложены их собственные строки, но некоторые связки между сценами, увы, принадлежат перу самого Ганского. «Его отношение к Пушкину, его исследовательское видение схожи, по-моему, с позицией замечательного мультипликатора Ю. Корштейна», — читаем в послесловии кандидата филологических наук Ивана Васильцова. Будь фамилия мультипликатора напечатана тут без ошибки, автор «Сказки сказок» едва ли бы обрадовался сравнению с Ганским. Но теперь, к счастью, Юрий Норштейн может сделать вид, будто речь в послесловии идет вовсе не о нем…
Пожалуй, хватит примеров. Среди авторов, чьи книги в разное время были представлены на том самом стенде, еще немало подобных «печальников горя народного», но, судя по всему, нет ни безработных, ни голодающих. Выпуск книги — удовольствие не из дешевых, а продажи книг — вполне символические. Большинство саратовских литераторов, даже членов СП, зарабатывают на жизнь чем угодно, только не литературой. И это радует.
«— Да какой я там писатель?! — Невольно раздражаюсь я. Мне, честно говоря, претит, что меня всегда называют писателем, хотя, что греха скрывать, я очень горжусь тем, что меня печатают, хоть и понемногу» (Из книги М. Меренченко «Городские жители», Саратов, издательство «Саратовский писатель»).
Ну да: саратовский писатель — это звучит гордо. Но, к счастью, тихо.
Между Махмудом и борделем
У президента Ирана Махмуда Ахмадинежада — положение не из легких. Юридически он избран на второй срок, однако оппозиция (а это не меньше трети иранских избирателей) считает результаты выборов сфальсифицированными. Хотя на стороне победителя и корпус Стражей исламской революции, и сам аятолла, глава исполнительной власти в стране чувствует себя не слишком уверенно. Власть ускользает из рук. И вдруг… О радость! Помощь пришла откуда не ждали — с волжских берегов. На страницах саратовской газеты «Земское обозрение» появилась статья с заголовком-призывом: «Ахмадинежад, побеждай!»
Из этого текста наши земляки узнают, что в Иране у власти вовсе не какие-нибудь там отмороженные радикалы, а искренние борцы с «тотальной иудео-американской диктатурой», с «прогнившей западной цивилизацией», со «всевозможной бесовщиной в области культуры, в средствах массовой информации». Обращение заканчивается словами: «Мы хотим, чтобы голос сторонников Ахмадинежада был услышан в мире. Нынешняя власть в Тегеране вызывает нашу симпатию». Подпись — Саратовский земский союз.
Любопытно, что еще не так давно члены СЗС, по их собственному признанию, с таким же пылом поддерживали кандидатуру прежнего губернатора Д. Ф. Аяцкова, «видя в нем реформатора, который сможет отстоять интересы региона на федеральном уровне и стабилизировать социально-экономическую обстановку в Саратовской области». После отставки Дмитрия Федоровича его сторонники, похоже, охладели к реформатору, но теперь, выясняется, найден новый кумир — Махмуд Ахмадинежад. Сможет ли этот богатырь стабилизировать экономику во всем мире или хотя бы в отдельно взятой Саратовской области?
Публикация в «Земском обозрении» будоражит фантазию. Так и воображаешь себе, как представители и прогнившей западной цивилизации, и прогрессивной цивилизации иранской дружно съезжаются в наш город и устремляются к газетным киоскам, чтобы узнать из первых рук мнение саратовских земцев… Почему к киоскам? Да потому что никаким иным способом ознакомиться с процитированным вначале текстом обращения и сторонники, и противники президента Ирана не смогут: на сайте еженедельника обновления производились последний раз в незапамятные времена — после того, как Управление Федеральной регистрационной службы по Саратовской области обратилось в суд с иском о ликвидации упомянутого Саратовского земского союза. Так что вообще не очень понятно, из какой такой виртуальной реальности выплыло на свет данное обращение и чьи, собственно говоря, голоса одобряют и поддерживают гордого иранского лидера. Во всяком случае, в выходных данных «Земского обозрения» давно уже не значится никакой «союз», а выпускается газета силами ООО «Земинфо»…
Нет, странная газета, ей-богу, странная — уже начиная с названия. Как известно, земские учреждения, то есть особые выборные органы местного самоуправления (земские собрания, земские управы), были введены реформой 1864 года, ликвидированы большевиками в 1918 года и с той поры стали достоянием историков. Плохо ли, хорошо ли, но в современной России земств нет и не предвидится — то есть обозревать нынешним журналистам нечего. В конце концов, кому сейчас придет в голову выпускать, например, «Обозрение бурлаков» или «Обозрение ломовых извозчиков»? Где их найти, кроме как на великих полотнах передвижников? Кстати, и о самом земстве мы если и вспоминаем сегодня, то лишь глядя на знаменитую картину Григория Мясоедова «Земство обедает» (1872).
Между тем объем саратовского еженедельника — двадцать четыре полосы, и их надо чем-то занимать. Допустим, страниц десять-пятнадцать наши борцы с бесовщиной могут забить телепрограммой, поздравлениями с днем рождения, астрологическими прогнозами, перепечатками на тему геополитики, сканвордами и кейвордами (иранский президент не одобрил бы этих западных вольностей!) и публикуемыми на трех полосах, включая первую, скабрезными анекдотами. Вот такими, допустим: «В Иваново бордель считается градообразующим предприятием». «В Крыму упали цены на услуги проституток. Теперь за те же деньги можно подхватить в три раза больше». И так далее.
Но сканворды сканвордами, а остальные страницы чем занять? К радости наших квазиземцев, у них есть проверенные литературные кадры, способные заполнить своими сочинениями любой объем. Вот, например, журналист и член Ассоциации саратовских писателей (АСП) Евгений Голубь делится с публикой своими соображениями о жизни Сергея Есенина. Творческий метод Е. Голубя довольно прост: берутся мемуары Августы Миклашевской и к ним — для «живинки» — добавляется от себя какая-нибудь гадость о поэте. Сравнивая текст Голубя и Миклашевской, журналист Алексей Колобродов легко установил, что Голубь самолично добавил фразу: «От вас он все равно побежит к проститутке!» Откуда взялась проститутка? Музыкой навеяло?
Напомним, что на страницах еженедельника регулярно присутствует и другой член (он же и мозг) АСП Александр Амусин; из номера в номер идут с продолжением его деревенские детективы. Проблемы, которые беспокоят писателя Амусина, — те же, что и у есениноведа Голубя: «Простипомы по-сельскому, а по-городскому — проститутки — в «табеле о рангах» бабки Васены — это те бабы, что себя продают за деньги. Шлюхи — тоже продажные, но не столько за деньги, сколько выгоды ради (…) Гулящие — больше для обоюдного удовольствия ублажают мужиков, а гуленые — отдают себя изредка и по настроению».
Примерно о том же с печалью рассуждает «член Союза писателей Москвы» (непонятно что забывший в нашем Саратове) Михаил Каришнев-Лубоцкий: «Деньги меня, верно, волнуют, да только у меня их мало, к сожалению. За 4 года существования АСП я «огреб» небольшой гонорар за составление и редактирование первой хрестоматии и крошечные гонорары в журнале. И все! У нас в АСП нет ни зарплат, ни мифических фондов, нет ничего!» Трогательно. Каким термином обозначить высокие отношения писателя Лубоцкого с русской литературой, пусть решает его коллега Амусин, любитель классификаций, — а мы уж из скромности воздержимся. Ставить здесь точки над i было бы некультурно.
Кстати о культуре. В «Земском обозрении» ей заведует поэт и художник Борис Глубоков. Этот бесстрашный человек берет на себя обязанность заполнять полосу в неделю — и поет, словно акын, о том, что видит. Рассказывая, например, о выставке в краеведческом музее, автор пишет об эмалях, панно, восточных сладостях, а завершает статью ритуальной фразой: «Благодаря волеизъявлению иранского правительства во главе с лидером страны Махмудом Ахмадинежадом саратовцы приобщены к «Волшебным тайнам Востока»…
Снова он — иранский вождь! Легок на помине. Увы, авторы «Земского обозрения» демонстрируют некоторое однообразие в своих тематических пристрастиях: либо дамы легкого поведения, либо Ахмадинежад. И все? Непонятно, почему забыты, например, Влад Дракула, маркиз де Сад, Усама бен Ладен? А барон Жиль де Рец, он же Синяя борода, чем плох? Тоже, между прочим, работал не за деньги, а сугубо за интерес.
Уши с соплями
В некогда популярном, а сейчас уже малость подзабытом романе Владимира Орлова «Альтист Данилов» был такой персонаж — скрипач по фамилии Земский. Он занимал место в оркестре и регулярно получал зарплату, но не касался смычком струн, а лишь имитировал игру.
Вспомнили? Так вот: злые языки утверждают, будто и саратовский еженедельник «Земское обозрение» — не настоящая газета, но лишь ее имитация, пустое место. А все потому, дескать, что две трети (если не больше) каждого номера этого дурно сверстанного и бестолково иллюстрированного издания отведено перепечаткам из Интернета, программе ТВ, кроссвордам, проплаченным поздравлениям с некруглыми датами, эротическим анекдотам и сухим дежурным пресс-релизам регионального отделения партии «Единая Россия».
По нашему мнению, однако, злопыхатели неправы. Несмотря на минимум авторских материалов и ограниченный круг тем «Земское обозрение», без сомнения, имеет свое лицо. Другое дело, что выражение у этого лица… как бы это выразиться, не выходя за рамки Гражданского кодекса… довольно специфическое.
Самым любимым автором этой газеты, безусловно, является ее штатный сотрудник — а по совместительству председатель Ассоциации Саратовских Писателей (АСП), бывший член местной Общественной Палаты (ОП) — Александр Борисович Амусин (АБА). Кое-кто считает, будто это «Золотое перо Руси» (так наш герой без ложной скромности себя называет сам) попутно является интернет-троллем, загадившим немало форумов своими бранчливыми комментами под разнообразными никами.
В «Земском обозрении» АБА присутствует, по преимуществу, под своей родной фамилией. В каждом (!) номере газеты он публикует безразмерные детективы с продолжением. Амусинский стиль — это нечто. Сразу виден большой писатель, цитировать можно с любого места: «девушка резко зарделась», «на пороге разнотравным стогом сена выросла бывшая одноклассница деда», «носик соревнуется в изяществе с гвоздиком, уши с соплями», «капельные слезки горящим колье повисли на щеках», «увидев Павла, мрачные лица ожидающих просветлели» и еще многие и многие километры слов в таком же примерно духе.
Сюжеты произведений АБА вполне гармонируют с их стилистикой. В сочинениях штатного «земца» щели в деревенских избах затыкаются геополитикой, а в толпе крестьян мелькают импортные злодеи то с армянскими, то с китайскими фамилиями. Виноват же во всем, как водится, Чубайс! О-о, этот неуловимый рыжий, опять он! С замиранием сердца следит читатель за секретными телефонными переговорами Чубайса и Джорджа Буша-младшего. «Чубайс: Узнал? Буш: Да. Зачем сам рискуешь? Чубайс: У меня все в порядке. Груз через день будет у вас. Остальная часть операции за вами…»
Честно говоря, диалог этот, якобы подслушанный и записанный самим автором («Разговор велся на английском языке. Перевод проверен») выглядит не слишком убедительно. Не хватает, знаете, кое-каких важных заговорщицких деталей. Почему бы, например, Бушу и Чубайсу для начала не обменяться паролями? Подошло бы, например, такое: «Мистер Буш, у вас продается американский шкаф? — Шкаф продан, возьмите тумбочку с Микки Маусом!..»
Но довольно про Амусина. Есть у нас и другие герои. Перелистывая летне-осенние выпуски еженедельника, читатель убеждается, что «земцы» верны себе. Кажется, единственный иностранный гражданин, которому редакция еще симпатизирует, — это по-прежнему президент Ирана. Прочие же обладатели ненаших паспортов у «земцев» под подозрением. К примеру, в недавнем номере разъясняется, что «наибольшую криминальную активность проявляют граждане государств-участников СНГ, которыми (гражданами или государствами? — Л. Г.) совершено 91 % преступлений из общего числа преступлений, совершенных иностранцами». В другом номере нам бдительно напоминают, сколько за последние месяцы в нашей губернии было зарегистрировано иностранных граждан и сколько преступлений ими было совершено в отношении местных жителей.
Самые опасные иностранцы, разумеется, проживают не в СНГ, а подальше, в западном мире, упоенном своей мнимой мудростью, которая на самом деле глупость. Посулив скорую гибель этому «земному мусоросборнику», автор «Земского обозрения» намекает, что и поделом. А как же люди? А что — люди? «Хотя на Западе множество хороших людей, но устройство Запада определяют не они», — чеканит некто Максим Твердохлебов. А плохих не жаль.
Среди публикаций газеты большинство, однако, обращено не в будущее, а в прошлое. Недавно, например, некто Михаил Васильев на полосе «История» сообщает, что никакого расстрела польских офицеров под Катынью не было. Или, может, был, но великий Сталин к этому делу не причастен, а все документы, которые ныне российская сторона передает польской, — не более чем позднейшая фальсификация. Кому же потребовалось подделывать архивные документы? Конечно, подлым российским демократам, желающим дискредитировать Генералиссимуса.
Помимо сталинской темы есть у «земцев» и другая, к которой они прикипели душой едва ли не с момента основания газеты. Еще в конце прошлого века на страницах этого издания можно было бы найти, к примеру, сетования на то, что СМИ уделяют повышенное внимание смерти какого-то пожилого еврея (имелся в виду Зиновий Гердт). Прошли годы — а любимые помидоры по-прежнему не завяли.
Вот пламенный публицист и основатель саратовского «Антииудейского комитета» Александр Климов клеймит позором «старого Захарова, крючконосого режиссера», а далее гневно обобщает: «известно, что среди «прорабов перестройки» было очень много представителей еврейской элиты, которые могучими колоннами ринулись на телеэкраны, на газетные страницы и во властные кабинеты».
Справедливости ради заметим, что Александр, прежде писавший едва ли не в каждый номер «Земского обозрения», ныне нечастый гость на страницах этой газеты. Так что защищать печально известный исторический учебник Барсенкова и Вдовина публицисту приходится в другом издании — газете «Коммунист, век XX–XXI», — хотя и с тем же пылом. «Барсенков и Вдовин указали, что в годы войны крайне много евреев находились в эвакуации и очень мало — на фронте», — докладывает Климов. Теперь-то вы понимаете, отчего темные силы набросились именно на этот учебник и какова природа этих сил?
Разумеется, и «Земское обозрение» не могло обойти вниманием тот же учебник. Поэтому в одном из сентябрьских номеров слово было предоставлено доктору наук А. П. Мякшеву. Своих проштрафившихся коллег из МГУ саратовских историк защищает, кстати, примерно так же, как и «неостепененный» выпускник мехмата Климов. Все те же грабли, все те же прозрачные намеки. «Приводя статистические данные о составе советского руководства разных лет, о доле евреев среди ученых и членов творческих союзов, любой историк априори обрекает получить в ответ сочный политический ярлык», — печалится саратовский историк.
Похоже, страницы «Земского обозрения» заколдованы. Это какой-то рок. О чем бы ни завязалась дискуссия, все в итоге сведется к «проклятому вопросу» — причем главной жертвой наших «патриотов» традиционно окажется русский язык. У доктора Мякшева с языком такие же проблемы, как и у «Золотого пера» Амусина. Ведь в любой средней школе за одно лишь выражение «обрекает получить» можно получить сочную «двойку».
Ты же лопнешь, деточка
«Нельзя довольно налюбоваться тобой, маститый старец! Поведай нам, поведай миру, как ты ухитрился, дожив до шестидесятилетнего возраста, сохранить во всей неприкосновенности ум шестилетнего ребенка?»
А. Н. ОстровскийСудебная коллегия по гражданским делам Саратовского областного суда под председательством судьи И. А. Елкановой постановила…
Стоп-стоп! История эта началась не сегодня, а потому не будем забегать вперед. Те из читателей, кому не терпится узнать об упомянутом судебном решении, пусть заглянут в последний абзац статьи. Для прочих сделаем экскурс в недалекое прошлое.
Прав был Антуан де Сент-Экзюпери: некоторые мягкие шляпы втайне воображают себя страшными удавами. Ты хочешь повесить шляпу на ее законное место, но она тебя не отпускает и норовит придушить.
Шестидесятидвухлетний сочинитель детских сказок Михаил Лубоцкий (он же Каришнев-Лубоцкий) с недавних пор так искренне ко мне привязался, что теперь необычайно трудно от него отвязаться. Только за прошедший год сказочник посвятил автору этих строк три статьи в еженедельной газете «Литературная Россия», одну статью в журнале «Открытым текстом», одну статью на сайте «Общественного мнения» (некоторые из них позднее были перепечатаны в «Земском обозрении», на сайте Saroblnews и в местной вкладке «Нашей Версии в Саратове»).
И это еще не все. Прибавьте многочисленные интернет-отзывы Лубоцкого на мои статьи и даже на информационные заметки, размещенные в Сети (один из комментариев сопровождался, кстати, пугающей подписью «Твой надолго неразлучный спутник по жизни Михаил К-Л»). А еще присовокупьте к этому разнообразные тексты, сочиненные тем же литератором для различных судебных инстанций. Настоящий обвал слов, лавина, селевый поток.
Первопричина такой гиперактивности трудолюбивого саратовского сказочника проста и кошмарна одновременно.
Едва ли не каждый из нас хоть однажды, но сталкивался с детскими капризами и знает, насколько те бывают невыносимы. Ты популярно объясняешь малолетнему существу, что эту машинку он не заслужил потому-то и потому-то, а дитя слушать ничего не хочет: начинает кататься по полу, сучить ножками, вопить на весь супермаркет и притягивать удивленно-сочувственные взгляды посетителей. И ты, ни в чем не виноватый, ощущаешь себя почти Бармалеем.
Здесь ситуация примерно такая же. Гневно-обиженную реакцию Лубоцкого вызвали две мои сравнительно небольшие по объему газетные статьи. В них я без восторгов отозвался о деятельности Ассоциации Саратовских Писателей (АСП), чьим ответственным секретарем и является упомянутый выше саратовский сочинитель книжек для младшего и среднего школьного возраста.
Никаких открытий Америк в этих статьях, кстати, я не совершал. Писал о довольно очевидных вещах. Например, о том, что членский билет АСП автоматически не превращает человека в писателя. И о том, что полученные членами АСП самодеятельные совписовские медальки с профилями покойных классиков вовсе не означают, будто наградополучатели творчески приблизились к уровню Грибоедова, Чехова, Маяковского или Маршака. Мне — и не мне одному — представлялось, что выпущенные АСП справочник «Литературная карта Саратовского края» и хрестоматия «На главной улице России» подготовлены крайне небрежно, грешат тенденциозностью и групповщиной. А если учесть, что те книги издавались отнюдь не на личные сбережения литераторов, такое расходование средств в нашей не слишком богатой губернии вряд ли выглядело оптимальным. И еще я деликатно указывал на то, что «административный ресурс» в лице уважаемой супруги губернатора Павла Ипатова Натальи Алексеевны Ипатовой, принятой в АСП, полезен для получателей бюджетных грантов, однако способен, скорее, навредить имиджу губернской власти, нежели упрочить…
Что ж, я высказывал мнение, и никому не возбранялось его квалифицированно оспорить. В конце концов, АСП — не МАССОЛИТ из романа Булгакова, а Михаил Александрович Лубоцкий — не Михаил Александрович Берлиоз, и голова у него, похоже, на месте. Так почему бы ей не поработать? Можно было бы, к примеру, поискать какие-то доказательства высокого творческого потенциала соратников по Ассоциации (а вдруг я что-то упустил?) или неким образом подтвердить достойное качество выпущенных книг… Черта с два! В детской песочнице — совсем иная логика, иные правила поведения. Карапузам в панамках, в силу возраста, рефлексия еще недоступна. Малыш не задумается о своей правоте или неправоте. Он, потрясая пластмассовым совочком, первым делом наскочит на обидчика с визгом: «Сам такой! Сам такой! Сам такой!»
Во взрослом мире принято обсуждать аргументы, в мире ясельном — осуждать человека, который эти «неправильные» аргументы привел. Так что Михаил Александрович поспешил донести до сведения читателей, что сам автор критических статей об АСП — фигура весьма подозрительная. Что им движут «злоба и зависть», что он занимается «огульным охаиванием» и «поливает грязью» начальство, что он критикует «Единую Россию» и даже написал роман под названием «Убить президента» (возьмите на заметку, гражданин начальник!).
Читать «разоблачительные» тексты Лубоцкого тяжко. Угнетает, чаще всего, даже не их содержание, но форма. При чтении невольно вспоминается известный афоризм Самуила Маршака, который, слегка перефразируя высказывание Станиславского, замечал: «Для детей надо писать как для взрослых, только лучше». Судя по всему, создатель сказок про Уморушку извлек из этой фразы другой смысл: дескать, для взрослых надо писать, как для детей, только хуже. Лишь этим, пожалуй, и можно объяснить жуткий стиль «взрослой» публицистики детского писателя. «Разрешения на использование для насмешек изображений обложек книг и имени автора этих книг, я думаю, Лев Гурский (Роман Арбитман) у правообладателей не спрашивал…» Прочтите внимательно, задержитесь на каждом слове. Пять родительных падежей — только в первой части фразы, — это и глазами прочесть непросто, а уж выговорить вслух невозможно. Про смысл фразы уж умолчим: ясно, что в младшей ясельной группе об авторском праве не знают. Но даже карапузам конструкция «разрешение на использование для насмешек» покажется странной.
Вот еще характерный пример из арсенала Лубоцкого-публициста: «…привык раздавать направо и налево бездоказательные и лживые литературные оплеухи». Чтобы оценить блеск фразы, попробуйте вообразить «доказательные и правдивые» оплеухи. Удалось? Или вот вам другая, столь же дивная стилистическая находка: «…стать объектом общественной дискуссии и критики в средствах массовой информации. И не только похвально-поощрительной, но и критической». О-о, критическая критика — это сильно!
Подобных перлов у нашего дорогого сочинителя — пруд пруди; все перечислить невозможно. Хотя ладно, вот еще один, не удержусь. Рассказывая о вашем обозревателе, писатель докладывает: «является постоянным автором саратовской газеты «Газета Наша Версия» с ярко выраженной тематикой публикаций на политические и общественные проблемы». Как вам? «Публикация на проблемы» — это вообще перевод с какого на какой? Даже в русском канцелярском такой оборотец невозможен, а в русском литературном и подавно. «Если вы не чувствуете красоту слов русского языка, если не ощущаете ритм фраз, мелодику речи, то лучше не беритесь за перо», — советовал молодежи в своем «Живом Журнале» один детский писатель. Михаилом Лубоцким его, кстати, зовут.
Увы! Ни в ГК РФ, ни в УК РФ нет сегодня статей, подразумевающих ответственность за издевательство над родным языком. Однако среди тонн словесного мусора, рассыпанного по статьям Лубоцкого, нашлись еще и фразы (уж позвольте их тут не цитировать), которые ваш обозреватель квалифицировал как оскорбительные. Разыгравшись не на шутку, Михаил Александрович перешел границы области, где еще возможна полемика в СМИ, и вступил на территорию, охраняемую Фемидой. Поэтому, в конце концов, мне пришлось защищать свои честь и достоинство в суде.
Конечно, детская песочница и Фемида — вещи трудносовместные. А что делать? Когда хулиганит шестилетка, ему можно сурово погрозить пальцем, поставить в угол или же лишить сладкого. Но можно ли ставить в угол дееспособного шестидесятидвухлетнего гражданина с писательским билетом в кармане? И что толку грозить пальчиком человеку, который не чувствует разницы между истиной и сплетней, между фактами и фантазиями, между живыми людьми и придуманной Уморушкой? Таким образом, обращение к юстиции и требование компенсации стали неизбежностью…
Дальше — совсем коротко. Волжский районный суд со второй попытки признал, что Лубоцкий должен таки расплатиться за некоторые свои слова. А вскоре и Судебная коллегия по гражданским делам Саратовского областного суда подтвердила решение суда районного: ответчик должен платить. Сумма сравнительно скромная — 15 тысяч плюс судебные издержки, — однако вполне достаточная для того, что Михаил Александрович сделал надлежащие выводы. А для начала хотя бы понял, что период детства кое у кого опасно затянулся и, черт возьми, пора уже врослеть.
Допустим, мы его не пустим
Шестьдесят горожан, возглавляемых членом саратовского отделения «Всероссийского Родительского Собрания» В. Г. Росновским, написали письмо губернатору Павлу Ипатову, владыке Лонгину и директору цирка Ивану Кузьмину. «Подписанты» потребовали от губернатора, епископа и директора цирка лично поспособствовать отмене «богомерзких» гастролей в Саратове певца Бориса Моисеева.
Саратовщина вступила на стезю битвы с «дитем порока» не в одиночестве, но в компании, и среди этой компании не выглядит аутсайдером. В Анапе и Тюмени, во Владимире и Владивостоке, в Нижнем Тагиле и Колпино озабоченные граждане выражали возмущение, в среднем, по одному разу, а вот наш город, перевыполнив норму вдвое, ныне протестует уже вторично (в 2005 году певец приезжал на гастроли и тоже подвергался обструкции).
При этом на фоне иных «антимоисеевских» протуберанцев наша местная борьба выглядит скромно, почти цивилизованно. В Липецке, к примеру, застрельщиком акций протеста выступала тамошняя «Память», в Чите — «черносотенцы» из «Союза русского народа». В Калининграде борцы с Моисеевым из загадочной организации «Русский Кенигсберг» накануне гастролей певца побили стекла в тамошнем Доме Искусств, в Томске порезали рекламный баннер у стен Большого концертного зала, а в Екатеринбурге, как пишут СМИ, «иеромонах Флавиан провел лежачую забастовку около входа в киноконцертный зал «Космос», где состоялся концерт».
В Саратове же ничего чересчур экстремального не было и вроде бы не ожидается. Даже звонок «террориста», в 2005 году прервавшего концерт певца угрозой взрыва заложенной мины, оказался проступком нетрезвого хулигана. Да и вообще функционеры из «ВРС», которые в Саратове находятся в первых рядах сопротивления «извращенцу и развратнику», принадлежат, как считается, к числу относительно «небуйных». Ранее представители этого общественного движения отважно сражались то с программой «Дом-2», то со Святым Валентином, то с тыквоголовым Хэллоуином, то с писателем Дэном Брауном, однако шансы «ВРС» на конечную победу были призрачными (тот же Дэн Браун вряд ли знает, что в далекой России кто-то воюет с «инфернальным экстазом ненависти» в его «очередном клеветническом антихристианском опусе»). Зато в Борисе Моисееве «родителесобранцы» нашли, наконец, противника себе по силам.
Отметим еще одно важное обстоятельство. В отличие от многих других звезд шоу-бизнеса, не афиширующих свою политическую ориентацию или даже вовсе бравирующих своей аполитичностью, Борис Моисеев никогда не делал тайны из своих симпатий. В своем интервью, вывешенном на официальном интернет-сайте «Единой России», певец рассказал о том, как еще семь лет назад осознанно вступил в ряды «ЕР»: «Я нормальный человек и хороший гражданин. Я пришёл со своим разумом, может не слишком умным, это моя проблема. Но я пришёл же в эту партию, а не в другую. Так что я получил партбилет и всегда ношу его с собой, и страшно горжусь им…» Таким образом, «ВРС» в своем обращении требует запретить гастроли не просто шоумена, но единоросса с многолетним стажем.
Теперь рядовых саратовцев ждет увлекательнейшая драма идей: очень скоро активистам местного отделения «ЕР» придется сделать нелегкий выбор между «традиционными ценностями» и политической солидарностью. Как поступить? Если, например, депутаты от правящей партии выступят в поддержку однопартийца, то они рискуют быть непонятыми широкими партийными массами. Если же лидеры «ЕР» предпочтут отмолчатся и, тем более, позволят — вопреки конституционному праву на свободу передвижения — поставить заслон на пути Бориса Моисеева в Саратов, это чревато другой опасностью: девальвацией партбилета «с медведем». Если уж билет правящей партии перестанет быть «охранной грамотой», жди беды. Тут только дай слабину — и все может посыпаться непредсказуемым образом. Сегодня отменят гастроли в Саратове единоросса Моисеева, а завтра… кого еще могут не пустить в наш город? Не то что вымолвить, но и представить страшно.
Возвращение усов
Недавно один саратовский художник отстоял свободу самовыражения и победил того, кто этой самой свободе активно препятствовал. Художника зовут Алексей Лень (это настоящая фамилия, не псевдоним). Как сообщили местные информагентства, ссылаясь на рассказ живописца, Лень несколько месяцев упорно бился с председателем клуба художников-любителей «Вернисаж» Сергеем Кондратьевым, никак не желавшим выставить в Саратовском областном Доме работников искусств одну из картин нашего героя — работу выстраданную и, надо полагать, заветную. Лень наступал, Кондратьев отбивался, Лень наседал, наседал… и победил! Ныне всякий желающий, придя на коллективную выставку «Вернисажа», сможет без помех увидеть это самое полотно…
Ах да! Мы чуть не забыли сообщить, что это за картина.
Портрет Сталина. Повторяем по слогам: Ста-ли-на.
Да-да, того самого, Иосифа Виссарионовича. Генералиссимуса и генсека. Верного друга советских физкультурников и чекистов. Главного спонсора коллективизации. Организатора и вдохновителя ГУЛАГа. Эффективного менеджера, пустившего в распыл миллионы собственных граждан — от простых крестьян до маршалов.
Если кто-нибудь вдруг решит, будто Алексей Лень предложил новую, необычную художественную трактовку образа Вождя и Учителя, то ошибется: в экспозиции представлен зауряднейший агитпроповский портрет (орлиный взор, медальный полупрофиль, блестящий иконостас наград на кителе), какие еще шесть десятилетий назад артельно изготовлялись тысячами и обязательно присутствовали на стенах каждого сельского клуба нашей необъятной Родины.
Тем из работников искусств, кто мучится тяжелыми приступами ностальгии по светлому прошлому, определенно повезло: теперь у них есть место, где можно, духовно прислонившись к Сталину, всласть помедитировать. Пускай композиторы вспомнят судьбоносную статью «Сумбур вместо музыки», киношники и писатели — постановления «О фильме «Большая жизнь», «О журналах «Звезда» и «Ленинград», а все вместе — незабвенные времена, когда власть еще покупала творцов за приличные деньги и за реальные блага.
Самому же художнику (человеку более молодому) предлагаем искренне порадоваться тому обстоятельству, что главный персонаж его картины не дожил до саратовской выставки «Вернисажа». Будь по-иному, кто-нибудь из идеологических блюстителей наверняка бы углядел в подписи к картине кощунственное соседство слов «лень» и «Сталин». Наверняка это было бы сочтено преступным покушением на авторитет генсека, после чего художника-сталинолюба ожидало бы очень короткое путешествие — до ближайшей стенки.
Дружище Генрих
«То, что может произойти с русским или чехом, меня абсолютно не интересует. Будут ли они живы или умрут с голоду, как скоты, — для меня это имеет значение только в том смысле, что лица, принадлежащие к этим национальностям, будут нам нужны в качестве рабов. Если десять тысяч русских женщин, которые роют нам траншеи, упадут на землю мертвыми от усталости, мне это безразлично, важно, чтобы нужные нам траншеи были вырыты».
Эти людоедские откровения принадлежат рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру, изобретателю стратегии «устранения целых расовых единиц». Аккурат в Международный день борьбы с фашизмом и антисемитизмом о Гиммлере нам напомнил балаковский еженедельник «Парус» («газета для меня, для тебя, для нас»), выходящий десятитысячным тиражом. Однако приведенной выше цитаты мы в газете не найдем. Зато там есть иная цитата из Гиммлера — «В верности наша честь». Девиз СС, придуманный тем же Генрихом Г.
Читателям будет рассказано не о «хрустальной ночи», не о злодеяниях эсэсовцев, не о массовых карательных акциях на оккупированных территориях, не о Холокосте. Газета поведает о другом: об успешной карьере экономиста-аграрника, который дослужился до имперского министра внутренних дел, о его пунктуальности, о том, каким Гиммлер был «безупречным чиновником» и замечательным семьянином («на него молилась дочь, с послушанием смотрела жена»). На газетной полосе мы найдем полдюжины фотографий, в разных ракурсах запечатлевших человека с лицом «интеллигентного учителя начальной школы». Вот Генрих в фуражке, а вот — без фуражки, вот Генрих с девочкой — а вот с фюрером, оба мило беседуют. А вот, глядите, он на фоне грозового неба: черный мундир, черный галстук, серебристые нашивки, ручки скрещены на груди, задумчивый взгляд устремлен вдаль.
«Различные экстремистские круги, в том числе в странах Балтии и некоторых регионов Украины, поддерживающие возрождение нацистских движений, стремятся переписать историю в угоду чьим-то политическим интересам, чтобы привлечь на свою сторону электорат», — читаем статью, опубликованную в тот же день 9 ноября на официальном сайте партии «Единая Россия». Золотые слова, господа единороссы! Обеление нацизма — мерзость. Вот только зачем искать примеры для осуждения за границей страны? Балаково-то гораздо ближе. И, кстати, не только территориально: пресловутая газета «Парус» — составная часть медиахолдинга ООО «РИА «Облик», возглавляемого Ириной Фроловой, которая по совместительству является (внимание!) заместителем секретаря политсовета Балаковского отделения «Единой России». Между прочим, ведает госпожа Фролова в этом «медвежьем» политсовете не чем-нибудь, а идеологией. Так что либо в партии власти правая рука абсолютно не ведает, что творит левая, либо…
Но к черту политес: никаких «либо», всё они прекрасно ведают! Есть основания предполагать, что публикация в «Парусе» — вовсе не результат временного помутнения партийного рассудка на почве распития спиртных напитков (или там поедания мухоморов), а демонстрация некоего политического умысла. Идиотского, но расчета. Ведь Гиммлеру посвящена отнюдь не вся газетная полоса, а так примерно половина. Вторая же отдана вице-губернатору Саратовской области Александру Бабичеву. Напротив фотосессии Гиммлера — подборка снимков Бабичева; встык с послужным списком бывшего шефа прусского гестапо, ставшего правой рукой Адольфа Гитлера, заверстана биография бывшего балаковского прокурора, который ныне является первым замом Председателя Правительства Саратовской области. Снимки Бабичева и Гиммлера втиснуты в одинаковые рамки — словно эти фотографии стоят на одной тумбочке.
Заметим, что на шестнадцати полосах еженедельника «Парус» можно найти календарь и криминальную хронику, гороскоп и прогноз погоды, медицинские советы и анекдоты про «Абрашу», а также Людмилу Гурченко и Бориса Моисеева в ассортименте. Нет тут лишь одного: политики. Точнее, вся «политика» в этом номере «Паруса» начинается и заканчивается Бабичевым и Гиммлером, которых нам продают «в одном флаконе» — между рекламой и телепрограммой.
Сама газетная рубрика именуется «Какая встреча!». Вроде как бы средь шумного бала, случайно, встретились два одиночества, а «парусный» папарацци это дело отследил, зафиксировал и читателям доложил. Дескать, вот Александр, а вот Генрих, один с усами и в очках и другой с очками и в усах. Делайте выводы, хи-хи-хи…
Стоп! Не знаю и знать не хочу, какие счеты у медиахолдинга ООО «РИА «Облик» с вице-губернатором, и отчего единоросс Фролова не может выяснить свои отношения с единороссом Бабичевым на партсобрании (или как это у них называется?). Думаем, и большинству рядовых читателей, интересующихся кроссвордами или Гурченко, все внутрипартийные разборки не представляют интереса. Отвратительно в этой ситуации другое: ради мелкой медийной войнушки с бывшим земляком одна из сторон конфликта не постыдились вытащить из адского котла и причесать очевидного зверя и безусловного палача — вопреки разуму, вопреки здравому смыслу, вопреки совести, вопреки всему на свете…
Братцы-балаковцы, дорогие, да вы что там, СОВСЕМ ОХРЕНЕЛИ?
Рейхофилия
Итак, справедливость бурно восторжествовала: главный редактор балаковского еженедельника «Парус» мать троих детей Наталья Кобина радостно объявила, что органы правопорядка ни к ней, ни к возглавляемой ей газете претензий не имеют…
Для тех читателей, кто уже успел подзабыть начало этой истории, напомним краткое содержание предыдущих серий. Значит, сперва газета «Парус» опубликовала на первой полосе фотопортрет Генриха Гиммлера вкупе с девизом СС, а на одной из внутренних полос вполне доброжелательно поведала о самом Гиммлере: о его успешной карьере, о его пунктуальности, о том, каким Гиммлер был «безупречным чиновником» и замечательным семьянином. «Симметрично» всей этой полезной информации, на той же полосе, издатели расположили иллюстрированный рассказ о саратовском вице-губернаторе Александре Бабичеве, сопроводив «сравнение» вполне издевательской рубрикой «Какая встреча!»
Дальше — больше. Когда вице-губернатор имел неосторожность не обрадоваться такому соседству и, собрав брифинг, пожаловаться на еженедельник, местные издания, подконтрольные партии «Единая Россия», дружно выразили удивление: из-за чего весь сыр-бор? Публикация, мол, вполне «безобидная» — так, легкая шалость, не более того. А вот Бабичев, оказывается, виноват в покушении на свободу слова и в «давлении на СМИ». Ишь какой чувствительный — сравнили его! Ну так ведь не с бомжом каким-нибудь, а с масштабной фигурой, с самим рейхсфюрером СС. Разве не круто? Депутат от «ЕР» Василий Синичкин в беседе с журналистами так прямо и назвал нацистского палача Гиммлера «великим» и «умнейшим».
Кое-кто из облдепов от партии власти вознегодовал… о, нет, что вы, не из-за выходки «Паруса» или тем более реплик Синичкина! Парламентариев напрягло, представьте, другое: «нервная» реакция на произошедшее со стороны обиженного вице-губернатора. Брифинг, понимаешь, устроил, кипятится. «Что его так возбудило? — в унисон думскому коллеге удивлялся Александр Ландо. — Мне вот это не понятно. Там просто даже с точки зрения юридической нет никаких оснований к обращению в правоохранительные органы. Там есть с одной стороны один человек, с другой — второй. И то, что они на одной странице помещены, ещё ни о чём не говорит. Это я вам просто уже как юрист говорю».
Как напророчил заслуженный юрист Ландо, так оно в точности и вышло. Три экспертизы подтвердили, что ничего выходящего за рамки закона «Парус» не совершил, и мировой судья постановил не возбуждать против газеты дела — ни административного, ни тем более уголовного. Недоброжелатели, правда, поговаривают, будто независимые эксперты оказались не такими уж независимыми и, вынося решение, мудро учли партпринадлежность Ирины Фроловой, главы издающего «Парус» холдинга, — равно и то обстоятельство, что совладельцем холдинга чисто случайно оказалась жена депутата Госдумы от той же самой «Единой России» Николая Васильевича Панкова.
Однако не будем отступать от презумпции невиновности и уверуем в кристальность экспертов. Так или иначе, но теперь оправданная по всем статьям госпожа Кобина гордо требует сатисфакции. «Я думаю, что во имя справедливости и здравого смысла вице-губернатор Саратовской области Александр Бабичев должен провести брифинг и принести газете «Парус» публичные извинения», — заявляет она. О да, разумеется! Мы даже представляем, как может выглядеть это извинение Бабичева, ожидаемое главредом «Паруса»: «Энтшульдиген зи битте, фрау Кобина! Ничего плохого в публикации вашей газеты, оказывается, не было. Очень жаль, что я позволил себе проявить несдержанность и обидеться за тактичное и уместное сравнение с Генрихом Гиммлером. Никаких моральных страданий я, сын фронтовика Великой Отечественной, конечно же, не испытываю и, напротив, очень рад, что оказался на одной газетной полосе с «великим» и «умнейшим» историческим деятелем…»
Звучит дико? Зато всё «по закону». Ну а категория «по совести» остается за скобками. В конце концов, именно глава «третьего рейха» однажды пообещал своим согражданам, что избавит их от «химеры, именуемой совестью». И вот вам наглядный пример. Почему в России? Отчего в Саратове? Так ведь ненаказуемо — чего же стесняться! «После крушения Советского Союза выяснилось, что советский человек был очень развитой и интересной личностью, но как часть целого, — замечал политолог Глеб Павловский. — У него был внешний скелет. Например, советский человек был антифашистом, потому что Советский Союз был государством-победителем в войне с фашизмом. Как только исчез Советский Союз, антифашизм стал никому не нужен. Выяснилось, что новый антифашизм надо создавать заново каким-то усилием. Зачем? Кому? Кто?»
Перелистаем наши местные издания, агитирующие за «ЕР», глянем на те полосы, где речь идет не о думских депутатах, — и ужаснемся. Цитаты навскидку: «нацизм — суть первый азимут, по которому очень часто ориентируются все униженные и оскорблённые русские люди», «национал-социалисты хотят социализма и справедливости сперва для своей нации. Справедливость — это самое главное для русского человека» (иллюстрацией служит гитлеровский плакат, на котором изображен мускулистый ариец — Л. Г.), «Геббельс был нацист, конечно, но слова его эти — правильные», «Зоя (Космодемьянская. — Л. Г.) состояла на учете в психоневрологическом диспансере», «Александр Матросов до войны, оказывается, был приговорён саратовским судом к двум годам лишения свободы», «объяснить народу, как себя национально определить, русская интеллигенция не хочет», «доктор Йозеф Геббельс совершенно справедливо сказал…», слова о «миллионах погибших в Великой Отечественной войне» и о «памяти миллионов ветеранов» — всё это «ритуальные штампы для обывателя».
Интересно, сами-то депутаты от «ЕР» читают ли собственную прессу? Похоже, что партии власти антифашизм сегодня так же нужен, как телеге пятое колесо. А поскольку природа не терпит пустот, на свободное место вместо «анти» тупо вползает, лязгая гусеницами, сам фашизм — притом в красноречивейшей его разновидности, родом из «третьего рейха».
В романе Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны» есть примечательный монолог шефа гестапо Мюллера — о будущем нацизма: «Золото Гиммлера служит близким, тактическим целям. А вот золото партии, золото Бормана, — оно не для вшивых агентов (…), а для тех, кто по прошествии времени поймет, что нет иного пути к миру, кроме идей национал-социализма. (…) Золото партии — это мост в будущее, это обращение к нашим детям (…). Те, кто сейчас еще ничего не смыслит, будут рассказывать о нас легенды, а легенду надо подкармливать, надо создавать сказочников, которые переложат наши слова на иной лад, доступный людям через двадцать лет. Как только где-нибудь вместо слова «здравствуйте» произнесут «хайль» в чей-то персональный адрес — знайте, там нас ждут, оттуда мы начнем свое великое возрождение!»
Порой кажется, будто несколько брусков «золота Бормана» роковым образом добрались и до нашей губернии, и теперь то золото втихую распиливают на кусочки. И эти кусочки — словно осколки зеркала тролля из «Снежной королевы» — попадают кому-то в глаза, кому-то в сердце, а кому-то в кошельки. В нашей губернии недуг особенно бросается в глаза. Хотя бы оттого, что симптомы «коричневой чумки» демонстрируют не безмозглые прыщавые юнцы…
Давно замечено: едва инстинкт общественного самосохранения дает сбой, едва кантовский «нравственный императив» перестает работать, на смену им приходит глубочайший нравственный релятивизм — симптом общественного недуга. Сон разума рождает чудищ, которые не снились и Гойе. И если мы не проснемся, зловещий Фредди Крюгер, с гитлеровской челкой под шляпой, со свастикой на полосатом свитере, угробит всех нас еще во сне.
Комментарии к книге «Пирог с казённой начинкой», Лев Аркадьевич Гурский
Всего 0 комментариев