«Фёдор Черенков»

Василий САРЫЧЕВ

ФЁДОР ЧЕРЕНКОВ

Часть 1. Счастье

Он был символом бесковского "Спартака". Чуть старомодного, кружевного, но дьявольски привлекательного, готового ради стиля жертвовать результатом.

Неатлетичный, мельчивший "стеночками" и забеганиями "Спартак" ярко смотрелся в союзном чемпионате, однако сминаемый прессингом уловивших тенденции европейцев, имел мало шансов на международной арене.

Звездой внутреннего сгорания остался и Федор. Ему так и не довелось сыграть в составе сборной на топ-турнирах, но на наших полях он был любимым, народным футболистом, на которого ходили во всех городах. Болельщики-"спартачи" начала восьмидесятых говорили, что игра их команды — это Гаврилов, а Черенков — ее душа.

Он не был разгульным или битым системой, каких привечает зритель, не мелькал в светской хронике. Но не метил и в праведники, не строил на этом имидж — нелепое вообще сочетание: Черенков и имидж. Довольно долго он с удивлением смотрел на свою известность, испытывая неловкость перед взрослыми незнакомыми людьми и перед партнерами, при этом присутствовавшими. Он был немного не от мира сего, человек с психологией воспитанного подростка, старавшегося не выделяться в командном быту. Он и режим нарушал ровно так, чтобы не отрываться от коллектива... Его зона начиналась и заканчивалась прямоугольником поля, где, собственно, и происходили чудеса, где он жил и творил самозабвенно.

Но не только в игровой притягательности лежит загадка народной любви к Федору, не пользовавшему эту любовь и смущавшемуся ее проявлениям. Он пришел в большую игру с собственным изысканным почерком без обычных довесков к нему — манерности, значимости, защитного панциря — и ушел таким же.

"Удивительно наивен, — сетовала жена, когда они еще были вместе. — Кажется, вообще не верит, что есть подлость..."

Он был открыт, как ребенок, которого неловко обижать, — даже записным злодеям, каких полно вокруг спорта, пришлось бы через что-то переступать. За них все сделала судьба.