«Экзамен»

Леонид Сергеевич Соболев

Экзамен

"Жорес" возвращался из похода. Шторм утих, и к осту от Шепелевского маяка открылась спокойная, удивительно ровная гладь, начинающая по-вечернему отблескивать сталью.

С обоих бортов потянулись низкие берега, определяя собой путь в горло залива - в Кронштадт, - и скоро прямо по носу, низко над водой, вдруг вспыхнула и, дрогнув, ослепительно засияла в закатных лучах золотая точка купол Морского собора. Мягкий, как бы усталый ветер дул в лицо, и в спадающих его порывах дымовые трубы обдавали мостик теплым, пахнущим краской током воздуха и утробным своим урчанием.

Белосельский стоял на правом крыле мостика, втиснув крупное тело между штурманским столом и парусиновым обвесом поручней. После того, что произошло в походе, ему хотелось малодушно спрятаться в каюте и не показываться никому на глаза.

Собственно говоря, ничего особенного не произошло. На походе командиру вздумалось провести ученье "человек за бортом". Для этого с мостика кинули за борт связанную койку, вахтенный комендор выпалил из пушки, дежурные гребцы бросились к вельботу, довольно быстро спустили его на воду, но в горячке вместо кормовых талей* выложили сперва носовые, чего, конечно, не следовало делать, ибо миноносец имел еще порядочный ход вперед. Вельбот развернуло задом наперед, ударило волной о борт "Жореса", причем сломало две уключины, одно весло и придавило пальцы минеру Трушину.

______________

* Тали - блоки, которыми поднимают на борт шлюпку.

Ученье не состоялось, боцман хмуро осматривал поднятый обратно на ростры поврежденный вельбот, Трушин ходил уже с перевязанной рукой и мечтал о двухнедельном отпуске по комиссии, а койка вместе с заключенным в ней пробковым матрасом бесследно затерялась в волнах Финского залива.

Все это, вместе взятое, называлось на кают-компанейском языке "военно-морским кабаком", случалось десятки раз и ничего, кроме смеха, вызвать бы не могло, если бы спуском шлюпки распоряжался любой из командиров "Жореса", кроме Белосельского, и если бы этот поход не был первым походом его на "Жоресе". Но то, что Белосельский был одним из тех, кого в кают-компаниях иронически называли "красными маршалами", придавало этому невинному эпизоду неприятный оборот.