«Русский Шерлок Холмс»

Александр Аннин РУССКИЙ ШЕРЛОК ХОЛМС

ОСЕТРЫ ИЗ БЕЛОКАМЕННОЙ

«– Стой! Я начальник Московской сыскной полиции. Подавай бриллиант!

Петька опешил, разинул рот и, наконец, пролепетал:

– Что вам угодно? Какой бриллиант?

– А тот самый, что лежит у тебя в правом жилетном кармане!..

Итак, вор был арестован и все вещи найдены. Вечером под конвоем Петька был отправлен в Москву, а я на радостях пожелал со своими двумя московскими служащими отпраздновать удачу. С этой целью мы отправились вечером в ярмарочный кафешантан.

Только русский человек дореволюционной эпохи может иметь понятие о том, что представлял из себя Нижегородский шантан в период ярмарки. Русский безбрежный размах подгулявшего купечества, питаемый и воодушевляемый сказочными барышами, зашибленными в несколько дней; шальные деньги, энергия, накопленная за год и расточаемая в короткий промежуток времени – вот та среда и атмосфера, в каковой я очутился…

Наконец, в зал ввалился из кабинета какой-то сильно подвыпивший купец и с бокалом в руках, обратясь ко всем вообще и ни к кому в частности, заплетающимся языком, но громовым голосом произнес:

– Православные! Знаете ли вы, кто присутствует среди нас? Не знаете? Так я вам скажу… Мой земляк, мы оба из Москвы! Господин Кошко! Во-о какие осетры водятся в нашей Белокаменной!.. Слыхали поди, как сегодня он в почтамте подошел к жулику да и говорит прямо: «Скидывай сапог! У тебя промеж пальцев зеленый бриллиант спрятан!» Что бы вы думали? Так и оказалось все в точности! Этакого человека мы должны ублажать. Он охраняет наши капиталы от всякой шантрапы и пользу нам великую приносит!

Слова пьяного москвича послужили сигналом: меня тотчас же окружили, кто жал руки, кто лез целоваться. Какой-то особенно экспансивный и не менее пьяный субъект вывернул огромный бумажник и заорал:

– Может, деньги нужны? Бери без стеснениев, милый человек! Бери, сколько хошь…

Другой ввел в зал оркестр, заигравший туш. Заорали «ура!».

На шансонеток, съехавшихся со всех концов Европы, посыпался дождь сторублевых бумажек, и пошел пир горой, неудержимый, дикий, не знающий границ ни в тратах, ни в сумасбродствах, – словом, тот пир, о масштабах и размахе которого не могут иметь и не имеют хотя бы приблизительного понятия все те, кто не родился с русской душой».

НЕ БАРСКОЕ ДЕЛО

Читаешь сегодня эти очерки величайшего сыщика Российской Империи Аркадия Францевича Кошко – и предстают перед глазами картинки дореволюционной жизни… Что это, лубочные картинки, исполненные эмигрантской тоски? Отчасти, но не только. Здесь все клокочет людскими страстями, воровской удалью, кровью невинных жертв. И в то же время – искрится тонким юмором прирожденного барина-интеллигента.

В мире воров и убийц жил и боролся со злом во всех его проявлениях А.Ф.Кошко, талантливый, самоотверженный сыщик. «Наш русский Шерлок Холмс», как называл начальника Московской сыскной полиции Николай II.

Что удивительно (и в то же время, если вдуматься, вполне естественно!), Аркадий Францевич вплоть до седых волос, до шестого десятка, лично преследовал опаснейших убийц, террористов, жуликов всех мастей. И вовсе не потому, что не доверял своим агентам, а просто… Просто не мог этот человек с горячим, отзывчивым сердцем усидеть в начальственном кабинете, зная, что где-то разгуливает на свободе душегуб, казнокрад, нелюдь.

Мало что из биографии этого славного сына Отечества дошло до наших дней – Аркадий Францевич не оставил после себя ни мемуаров как таковых, ни дневниковых записей, писем. Только – три небольших томика под общим названием: «Очерки уголовного мира царской России. Воспоминания бывшего начальника Московской сыскной полиции и заведывающего всем уголовным розыском Империи». Так что… Многое в его судьбе покрыто мраком, недосказанностью. И ныне буквально по крупицам приходится воссоздавать какое-то представление о том, чем дышал этот человек – с одной стороны, типичный для своего времени, глубоко порядочный слуга царю и Отечеству, а с другой – уникальный в своем роде криминалист, один из отцов-основателей современного европейского уголовного сыска.

Фамильные корни семейства Кошко проросли на просторах Белой Руси: их богатое, по меркам тех лет, родовое поместье раскинулось под Бобруйском, в тогдашней Минской губернии, а ныне – Могилевской области. Здесь, в холе и неге, окруженный няньками и мамками, появился в 1867 году на свет Божий будущий «истребитель преступного сообщества», как впоследствии высокопарно именовали Аркадия Кошко журналисты. Мог ли подумать почтенный дворянин Франц Конко, наезжая по делам в уездный город, что именно здесь, в Бобруйске, на рубеже XX и XXI столетий, будет воздвигнут памятник его сыну?…

Старший брат Аркадия, Иван, уже определился с выбором жизненного пути – служение Отечеству верой и правдой. В семье часто ставили его в пример маленькому Аркадию. И недаром: на рубеже веков Иван Кошко был поочередно Пензенским, Саратовским и Пермским губернатором, и многие общественные здания, вокзалы, дороги, простроенные при нем, «дожили» жл наших дней.

С ДУШЕГУБАМИ НЕ ЦЕРЕМОНИЛИСЬ

А юный Аркадий Кошко с раннего детства мечтал стать знаменитым сыщиком – таким, как герой французского писателя той поры Эмиля Габорио, бесстрашный и хитроумный Лекок. Забравшись в отцовскую библиотеку, мальчик грезил погонями и засадами, но еще больше – желал изобрести какую-нибудь такую научную штуку, с помощью которой можно сразу же определить преступника. «Я непременно стану героем своего Отечества!» – дал себе клятву маленький поклонник зарубежных детектив.

А через много лет все это сбудется:

«Став во весь рост в автомобиле, я громко крикнул:

– Я – начальник сыскной полиции Кошко, и приказываю немедленно задержать этого величайшего преступника и убийцу!»

Так в 1913 году Кошко будет лично брать серийного душегуба Сашку-Семинариста, чья банда наводила ужас на всю Москву (а сам Сашка – даже на своих подельников). Убивали всех без разбора, не оставляя свидетелей в живых – за три рубля, за сережки, за «четверть» зеленого вина…

Кошко вспоминал, сидя в своей квартире в Париже: «Люди мои сбились с ног, я сам измучился в тщетных исканиях… И вот уже, медленно крадучись, стало заползать в душу сомнение в своих силах, стала меркнуть вера в себя.

Но, отогнав прочь эту временную слабость, я продолжал напряженно работать».

Свершилось! Один за другим доставлены в Малый Гнездниковский переулок (там располагалась штаб-квартира сыскной полиции) разновозрастные члены банды Семинариста. Последним взяли Сашку…

«– Как твоя фамилия? – спросил я.

Он посмотрел на меня сверлящим взглядом и с расстановкой промолвил:

– Вы меня, пожалуйста, не «тыкайте»; не забывайте, что я такой же интеллигент, как и вы.

– Хорош интеллигент, что и говорить! Ты не интеллигент, а убийца и изверг рода человеческого!»

Много подобных «интеллигентов», студентов, курсисток в то роковое для России время бросало бомбы в государственных служащих, грабило банки, убивало священников и промышленников… И всякий раз при аресте эти нравственные уроды «косили» под «политических»: дескать, поступали согласно своим убеждениям! Аркадий Кошко одним из первых обратился к российскому обществу начала XX века: «Прикрываясь политическими одёжками, на нас надвигается массовый бандитизм!»

Но что мог поделать один, пусть даже выдающийся, человек, с волной судебного либерализма, захлестнувшим страну?

Вот рано утром в московской квартире Кошко раздается звонок: ограблен Успенский собор Кремля! В результате оперативной смекалки Аркадия Францевича злоумышленник задержан: им оказался 14-летний подмастерье… Голодный мальчик вернул два украденных камня, раскаялся в содеянном и… получил восемь лет каторги! А в то же самое время великовозрастный главарь террористической группы А.Г.Уфимцев, устроивший страшный взрыв в Курском Знаменском соборе «из политических соображений», получил 5 лет… нет, не каторги, а всего лишь ссылки!

Кошко задержал воришку, который перед этим случайно убил городового. Несмотря на искреннее раскаяние, суд приговорил его к повешению. Даже коллеги и друзья убитого просили о снисхождении, а при совершении казни плакали! А в это время убийцы Петра Столыпина отбывали срок в Шлиссельбургской крепости, беседуя на прогулках о грядущей революции…

Что касается чистой уголовщины, то и в дореволюционной России, особенно – в крупных городах, ее было с лихвой. Жуткие садисты, взяточники, карманники, домушники – этого «добра» на Руси-матушке хватало во все времена, при любых режимах.

Листая книгу воспоминаний Аркадия Кошко, сталкиваешься с очень хорошо знакомыми типажами… Вот аферист, получивший 300 тысяч рублей по фальшивой «ассигновке»… Вот врач, за 5 тысяч рублей уморивший юного поручика по заказу его родни – все дело, как выяснилось, было в наследстве. Вот продажный поп, незаконно, за 3 тысячи рублей, обвенчавший психически больную дочку сенатора с проходимцем… А вот коммерсант-неудачник, за пять тысяч целковых зверски убивший в Ипатьевском переулке семью из девяти человек, пятеро из которых были еще детьми.

И поневоле подумаешь: ведь не с Марса же к нам революционеры-то десантировались! Ибо от убийства в Ипатьевском переулке Москвы до убийства в Ипатьевском доме Екатеринбурга – один небольшой шаг…

Аркадий Францевич принимал все это очень близко к сердцу. Почему? Да потому, что осознавал свою личную ответственность, если угодно – даже определенную вину за рост большевистских настроений в России.

Как это могло случиться?…

АГЕНТ ВНЕДРЕНИЯ

…В ранней юности он все-таки уступил желанию отца и безусым выпускником гимназии отправился в Казань, в пехотное юнкерское училище. Закончив его, Аркадий Францевич получил назначение в полк, расквартированный в Симбирске (ныне, стыдно сказать – Ульяновск). Началась рутинная, невеселая жизнь армейского офицера. И тут в жизни Кошко произошло нечто, о чем почти не сохранилось документальных свидетельств. Речь идет о его первом браке. О нем ни он сам, ни его близкие впоследствии предпочитали не распространяться. Совместная супружеская жизнь была недолгой, но известно доподлинно, что ее результатом стал сын Александр.

А уже в самом конце 80-х годов XIX века в жизни Аркадия Францевича появляется другая супруга – Зинаида Александровна, ставшая ему верной спутницей до гробовой доски. Судьба первой жены Кошко покрыта мраком, а что касается сына… Александр Кошко в начале XX века влился в ряды большевиков, принимал участие в революции, а в 30-х был репрессирован и канул в пучине ГУЛАГа.

Аркадий Францевич не любил говорить о своем первом сыне, лишь иной раз высказывался в том духе, что, мол, сына Александра я «упустил»…

А Зинаида родила Кошко сына Дмитрия, и вскоре после этого, в 1894 году, Аркадий Францевич подал в отставку и переселился с семьей в Ригу. С детства он был наслышан об этом городе: мол, вот где – европейская культура, цивилизация!

После Симбирска Рига и впрямь поражала своим древним величием. Приехав в этот мирный, неторопливый город, Кошко устроился на самую маленькую, самую начальную полицейскую должность – помощником участкового пристава. Одевшись простым работягой, он слонялся по рынкам и злачным местам, заводил знакомства в среде воров и перекупщиков, вынюхивал с риском для жизни всяческие бандитские секреты… И вскоре – о чудо! – рижское полицейское начальство просто оторопело от вала раскрытых преступлений – как мелких, так и серьезных, причем не только на участке Кошко, но и по всему городу. Аркадий Францевич создал целую агентурную сеть, опутавшую преступный мир Риги. И – неслыханное для тех лет нововведение! – составил обширнейшую картотеку уголовного сообщества всей тогдашней Лифляндии (так именовали нынешнюю Латвию). Громадный, кропотливый труд 33-летнего сыщика был вознагражден: он возглавил рижский уголовный сыск.

Кошко вообще был падок на всевозможные новшества в криминалистике. Он всячески «продвигал» в министерстве внутренних дел Российской Империи идею о повсеместном применении дактилоскопии – определении личности преступника по отпечаткам пальцев. Этот метод совсем недавно появился в Европе. Именно Аркадий Францевич первым в России начал составлять уникальную картотеку отпечатков пальцев личностей, попавших в поле зрения полиции. И ох как много воров и убийц пошло по этапу благодаря этим ежедневным трудам начальника сыскной полиции!

«Для меня главное в работе – скрупулезность», – любил говорить Кошко. Ему, конечно же, не верили: все знали, что Аркадия Францевича хлебом не корми, только дай самолично схватить злодея, да еще с перестрелкой, с погоней и засадой.

А еще – смерть как любил Аркадий Францевич побывать в шкуре подсадной утки, а не то так и агентом внедрения, «вроде Володи». Шарапова. Но вскоре весь рижский преступный мир уже знал начальника сыскной полиции не только в лицо, но и по голосу, а если в глухой ночи – то и по походке. И Кошко попросил о переводе.

Перевели его не куда-нибудь, а в Петербург – заместителем тамошнего начальника «уголовки» (в те времена говорили – помощником начальника). В городе на Неве Аркадий Францевич наводил порядок с 1905 по 1908 год – период первого лихолетья, когда во многих умах перемешались, перевернулись с ног на голову вековые понятия о правде, справедливости, добре и зле. Кошко не мог к этому привыкнуть. Он был основательный человек и добропорядочный семьянин, жил вековыми людскими ценностями. Один за другим в его семье рождались сыновья: сначала средний, Иван, потом, уже в Москве – Николай.

Начальником московской сыскной полиции Кошко стал в 1908 году. Этот пост давал ему генеральские погоны и право называться главой всей уголовной полиции Российской Империи. Ибо и в те времена Москва была самым большим и самым бандитским городом на Руси.

БЫЛ НЕ «МУР», А «МУС»

Любопытно, что свою службу на столь высоком посту Аркадий Францевич начал с придуманного им самим нововведения. Для всех штатных и внештатных сотрудников сыскной полиции Москвы на Монетном дворе были отчеканены значки с тремя буквами: «МУС», что означало – Московский уголовный сыск. Над этой аббревиатурой сами полицейские поначалу смеялись – действительно, как-то забавно звучит… Ну так ведь и над МУРом, предшественником которого был МУС, тоже ведь подтрунивали в первое время, однако вскоре бандитам стало не до смеха!

Значок сей пришпиливался к лацкану пиджака с изнанки, так что в случае чего – отвернул агент лацкан, и – здрасьте пожалуйста! Будьте так любезны, пройдемте в околоток. Или: оказывайте содействие, почтеннейший.

Привлечение лавочников, газетных разносчиков, дворников, трактирных половых и гостиничной прислуги к расследованию самых разнообразных преступлений – вот общий стиль и метод работы уголовного сыска в бытность Аркадия Францевича его начальником. Плюс – все та же кропотливая деятельность по составлению картотеки на весь без исключения преступный мир Москвы тех времен! Титанический труд, который был по силам только увлеченному, энергичному и верящему в успех человеку.

Когда в 1913 году в Швейцарии состоялся Международный съезд криминалистов, российский уголовный сыск был назван лучшим в мире по раскрываемости преступлений. Все без исключения специалисты в один голос признали, что в этом – личная заслуга Аркадия Францевича Кошко.

РЕКЛАМНЫЙ АГЕНТ

В 1917 году, еще при Временном правительстве, А.Ф.Кошко был отправлен в отставку. Уехал с семьей в свое наследное поместье неподалеку от уездного города Боровичи. В декабре семнадцатого усадьбу разграбили, и Аркадий Францевич с женой и малолетним сыном Николаем поселился в гостинице Боровичей. Так начались для него скитания по чужим домам, чужим городам и странам…

Сбережения быстро «проели», и Кошко поехал искать работу в первопрестольной. А вдруг повезет? Но везение что-то запаздывало.

На Мясницкой встретил аптекаря, который когда-то проходил у него по уголовному делу. И вот ведь ирония судьбы! Кошко принял предложение глумливого провизора служить у него… разносчиком лекарств по адресам заказчиков. Случалось Аркадию Францевичу и вышагивать по улице перед аптекой с рекламными щитами на спине и груди… «Боже мой! Неужели это все происходит со мной? Со мной, действительным статским советником, генералом, начальником российского сыска? Кавалером высших государственных наград?»

Так думал Кошко, поглубже закутываясь в воротник под секущим дождем… И каково было ему смотреть в глаза жены и сына Николая, когда он возвращался по вечерам на съемную квартиру?

В начале девятнадцатого года к нему подошел незнакомец, назвался сотрудником МУРа и давним почитателем Аркадия Францевича. И… предупредил «царского генерала» о сегодняшнем аресте.

Что делать? Муровец торопил: на квартиру идти нельзя, там уже ждут. Надо бежать немедленно. И помог Кошко переправиться в Киев, к белым – привел к бродячим артистам, и те взяли его с собой на Юг России.

Уже будучи в Киеве, Кошко через знакомых бандитов (вот как причудливо вращается калейдоскоп судьбы!) изготовил фальшивые документы для жены и сына, отправил надежного человека в Москву, и тот привез Зинаиду Александровну и Николая в Киев. А потом – вместе с отступающей Белой Армией, то в Крым, то – в Одессу…

В 1920-м Кошко с женой и младшим сыном, бок о бок с врангелевскими офицерами, отплыл на пароходе в Константинополь.

СЛЕЖКА ЗА НЕВЕРНЫМИ ЖЕНАМИ

Что представляла собой жизнь русского эмигранта в Константинополе, нам хорошо известно по пьесе Михаила Булгакова «Бег». Судьба генерала Кошко в чем-то схода с судьбами булгаковских генералов Хлудова и Чарноты. Денежного содержания Аркадию Францевичу не утвердили: дескать, вы же не были строевым генералом, вы по гражданской части… И при этом туманно упоминали о сыне Александре, сражавшемся на стороне Красной Армии.

Конечно, тяжело это было слышать 53-летнему Кошко, чей сын Дмитрий в 25-летнем возрасте погиб на полях сражений Первой мировой войны. А средний сын, Иван, который, как и Дмитрий, был офицером Первого гвардейского стрелкового полка, после тяжелого ранения попал в плен к немцам и долгое время считался без вести пропавшим…

Во время своих скитаний по огромному городу Кошко повстречал старого знакомого – бывшего начальника Московского охранного отделения полковника А.П.Мартынова. Уже в те годы тайная полиция не ладила с уголовным сыском, не были друзьями и Мартынов с Кошко. Но тут, вдали от Родины, в чужом, мусульманском Стамбуле, обнялись по-приятельски.

Зашли в трактир, слово за слово…

– А не открыть ли нам, Александр Павлович, частное детективное агентство? – предложил Мартынову Аркадий Францевич. – У вас, позвольте спросить, какой-никакой капиталец имеется? У меня, вот, осталось немного…

Так в Константинополе появилось первое и единственное русское сыскное бюро. Кто же был его клиентами?

Обманутые мужья, разумеется. Падение нравов среди русских эмигранток было ужасающим. Оно и понятно: тоска, разочарование в семейных идеалах, элементарная нужда и непреодолимое желание недавних светских львиц вести прежний, роскошный образ жизни – все это создавало необходимые условия для адюльтера. Опять же, вспомним булгаковскую пьесу «Бег»…

Агентство стало приносить доход, семьи Кошко и Мартынова были спасены от крайней нужды. Но «младотурки» во главе с Мустафой Кемалем вступили в переговоры с большевиками о возможной выдаче всех белоэмигрантов в СССР, и Кошко вместе с семьей почел за благо выехать во Францию.

А МОЖЕТ, ВЕРНЕМСЯ?…

Собственно, на этом сыскная деятельность Аркадия Францевича Кошко заканчивается, а начинается литературная. Но все могло быть иначе: Скотланд-Ярд усиленно приглашал Кошко возглавить в Лондоне криминалистическую лабораторию. Статский советник отказался.

Почему? Разве не эта работа виделась ему в детских мечтаниях, когда он мечтал изобличать преступников при помощи научных методов?

Да, конечно. Но англичане настаивали на том, чтобы Кошко и члены его семьи приняли британское гражданство. А Кошко, как и многие белоэмигранты, свято верил, что со дня на день Советы будут низложены и они вернутся на Родину. И потому Аркадий Францевич до конца дней формально и в душе оставался подданным Российской Империи. Так называемый «нансеновский паспорт», который без проволочек вручался всем русским дворянам, позволял ему жить на Западе, не принимая никакого гражданства.

В 1927-м ударом для Аркадия Францевича стала смерть брата Ивана, который очень помог семье Кошко обосноваться в Париже. С того дня все чаще у прославленного сыщика ноет сердце, все чаще он глотает аптечные препараты…

«Русский Шерлок Холмс» умер под Рождество 1928 года, успев взять в руки лишь самый первый из трех томов своих воспоминаний. Из самого сердца исстрадавшегося русского скитальца звучат слова этой книги:

«Тяжелая старость мне выпала на долю. Оторванный от родины, растеряв многих близких, утратив средства, я, после долгих мытарств и странствований, очутился в Париже, где и принялся тянуть серенькую, бесцельную и никому теперь не нужную жизнь…

Перебирая по этапам пройденный жизненный путь, я говорю себе, что жизнь прожита недаром».

Оглавление