«На правый бой»

На правый бой (fb2) - На правый бой 3145K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Иван Семенович Аношин

Иван Аношин НА ПРАВЫЙ БОЙ

Иван Семенович АНОШИН

Фото 1945 года

Глава первая НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Из поездки по частям и соединениям армии я вернулся на исходе погожего майского дня. Не успел привести себя в порядок с дороги, как прибежал порученец капитан П. Р. Копин и доложил, что меня вызывает к телефону член Военного совета 3-го Украинского фронта генерал А. С. Желток. Я взял трубку, представился, стал коротко делиться впечатлениями о поездке. Однако Алексей Сергеевич, засмеявшись, перебил:

— Доложите здесь, в политуправлении. Немедленно сдайте дела генералу Сосновикову и выезжайте к нам.

Распоряжение было для меня неожиданным, хотя, но правде говоря, за свою жизнь я успел привыкнуть к таким вот скорым переменам.

Я принадлежал к поколению работников, которых партия посылала то на один, то на другой ответственные участки. Родился в 1904 году в Саратовской губернии в семье батрака. В десятилетием возрасте остался без отца. Летом батрачил у богатеев, чтоб зимой иметь возможность посещать земскую начальную школу…

Огненные годы революция и гражданской войны всколыхнули село, молодежь восхищалась героями гражданской войны, люто ненавидела эксплуататоров и мечтала о лучшей доле для всех людей труда. И не только мечтала — действовала.

В 15 лет я вступил в комсомол, до 1925 года возглавлял комсомольскую ячейку в своем селе Шепелевка, участвовал в изъятии хлеба у кулаков, лошадей и подвод для нужд обороны. Приходилось браться и за оружие: в период разгула известной антоновской банды из комсомольцев и молодежи организовали отряд самообороны села…

В 1925 году меня приняли кандидатом в члены партии, а еще через год, когда стал членом партии, с должности секретаря Пугачевского волостного комитета комсомола призвали в армию. Служил до конца 1929 года секретарем партийной ячейки, политруком в Махачкале. В январе 1930-го по ходатайству партийных органов меня перевели на партийную работу в райком ВКП(б). Сначала был заместителем заведующего отделом организационно-партийной работы, затем — заведующим отделом культуры и пропаганды Махачкалинского горкома.

С тех пор, собственно, и началась моя биография партийного работника. Энергии было не занимать, но не хватало знаний, и потому вскоре направили меня на учебу в Московский институт подготовки кадров Красной профессуры. После его окончания в 1932 году до 1935 года заведовал отделом горкома партии в Чите. Затем опять учеба — теперь в экономическом институте Красной профессуры, работа в аппарате ЦК ВКП(б) и на периферии. Войну встретил в должности первого секретаря Башкирского обкома партии…

Куда бы ни направляли меня до сих пор, вопрос решался скоро, но предварительно всегда спрашивали согласия.

Так было и перед направлением в действующую армию. В середине декабря 1941 года у нас в Башкирии побывал секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Андреев. Андрей Андреевич и сопровождавшие его товарищи оказали нам большую помощь в перестройке работы партийной организации республики на военный лад, провели совещание партактива по этим вопросам.

В одной из бесед со мной А. А. Андреев спросил:

— Как вы смотрите, если ЦК направит вас на политическую работу в действующую армию?

Это соответствовало моему желанию, и я ответил согласием.

— Вот и хорошо, — сказал Андрей Андреевич.

Не прошло и месяца, как меня вызвали в Москву. После обстоятельной беседы в ЦК и Главном политическом управлении Красной Армии предложили должность начальника политотдела 43-й армии, которая вела тяжелые бои в составе Западного фронта. В январе 1942 года началась моя фронтовая жизнь. Армия участвовала в освобождении городов Малоярославца, Медыни, многих населенных пунктов Московской и Смоленской областей. Осенью 1942 года ее перебросили на Калининский фронт.

В 43-й армии я прослужил до июля 1943 года. Она вела бои недалеко от Москвы, и у нас часто бывали и выступали перед бойцами видные деятели партии. Особенно яркие воспоминания остались у меня от встреч с А. С. Щербаковым, который одновременно исполнял обязанности секретаря ЦК ВКП(б), секретаря МК и МГК ВКП(б) и начальника Главного политического управления Красной Армии. Это был человек ленинской закалки. Его отличали чуткость к людям, забота о них, умение просто и доходчиво разъяснять бойцам самые сложные вопросы, вдохновлять их, вселять уверенность в нашей победе. Это я испытал и на себе.

Когда идут бои, каждый день видишь смерть и разрушения, хоронишь дорогих друзей, думать о будущем некогда. Одна мысль владеет людьми: как лучше исполнять свои обязанности, чтобы приблизить победу. Поэтому для меня явилось неожиданностью предложение Щербакова поехать учиться на краткосрочные курсы высшего офицерского состава при академии имени М. В. Фрунзе. Начальник Главного политического управления знал, что у меня нет достаточного военного образования, и проявил заботу обо мне.

Но время было суровое, и окончить курсы не пришлось. В канун 26-й годовщины Великого Октября меня внезапно пригласили к А. С. Щербакову, который после короткой беседы приказал немедленно выехать в 37-ю армию, членом Военного совета которой я назначался. Армия в составе 2-го Украинского фронта вела бои в районе Кривого Рога.

Надо сказать, учеба на курсах, даже кратковременная, имела большое значение, так как члену Военного совета приходится нередко вникать и в «чисто военные» вопросы.

С первых же дней у меня сложились хорошие деловые отношения с командованием 37-й армии. Ее командующий генерал-лейтенант Михаил Николаевич Шарохин обладал глубокими военными знаниями и опытом, был человеком большой личной отваги. С ним у нас сразу установился самый тесный контакт. То же самое можно сказать и о начальнике штаба генерал-майоре А. К. Блажее, грамотном, высокоорганизованном и неутомимом работнике. Быстро мы установили тесный контакт и с членом Военного совета, ответственным за тыловые части, генерал-майором В. В. Сосновиковым. Командующий и его ближайшие помощники сколотили дружный аппарат, который твердо управлял боевой деятельностью войск.

За время службы, за время трудных боев я сроднился с этими людьми, подружился с ними, да и всю армию считал своей родной семьей. В частях и соединениях у меня были сотни знакомых командиров и политработников, да и многих бойцов, особенно отличившихся в боях, знал хорошо. И считал бы счастьем для себя до победного конца войны пройти с полюбившимися мне людьми.

Но вот внезапный вызов, связанный с новым назначением. На сей раз — без всякой предварительной беседы со мной.

В тот вечер лег, как обычно, поздно, но сон не шел. В памяти вставали картины боев, печальные виды разрушенных городов, лица боевых товарищей.

В дверь негромко постучали. Приподнявшись на диване, крикнул:

— Входите!

— Не спите еще, Иван Семенович? — На пороге возникла невысокая плотная фигура полковника Б. С. Мельникова, начальника политотдела.

— Не спится, — сознался я, вставая, — включите, пожалуйста, свет.

Под низким потолком деревенской хаты вспыхнула красноватая лампочка, в свете которой лицо Мельникова показалось усталым больше обычного. Мы с ним не виделись дня три. Накануне он звонил из 92-й гвардейской стрелковой дивизии и попросил разрешения остаться там еще на день-два. И я, полагая, что произошло что-то чрезвычайное, иначе деликатный по характеру начальник политотдела подождал бы с докладом до утра, поторопил его:

— Что там стряслось?

— Ничего особенного, Иван Семенович, — сказал Мельников, опускаясь на жесткий стул выделки домашнего мастера. — Как и везде, идет слаживание подразделений, вводится в строй пополнение. Особенно много новичков в двести семьдесят шестом и двести восьмидесятом гвардейских стрелковых полках. Занимались возрождением и укреплением ротных парторганизаций согласно ваших указаний…

— Не «ваших», а «наших», Борис Сергеевич, — невольно засмеялся я, видя, что чем-то озабоченный Мельников докладывает совершенно без охоты, будто не члену Военного совета, а кому-то постороннему, которому и знать-то все необязательно. А «возрождение и укрепление» ротных парторганизаций, особенно в стрелковых частях, было, как говорится, предметом постоянной заботы политорганов.

— Коль все идет по плану, чем же вы так озабочены? — спросил я.

— Будто не знаете. Только сработались — и расставаться… Эх, служба!

Искренность, с которой были сказаны эти слова, растрогала меня.

— Будем служить, пока живы, пока не добьем фашистов, — бодро сказал я, стараясь не выдать своего состояния.

— Куда переводят, известно? — спросил Мельников, помолчав.

— Какая разница? — ответил я беспечным тоном. — Лишь бы не в тыл…

Помолчали еще, каждый думая, видимо, об одном и том же — прошедших и будущих боях.

— В политотделе девяносто второй гвардейской получено письмо от Серенко, помните? — нарушил молчание Мельников. — Пишет, что со временем воздвигнут памятник воинам спецотряда Шурупова, а пока привели в порядок могилу Героя Советского Союза Дышинского около шахты имени Серго Орджоникидзе и могилу инженер-капитана Мясникова в Веселых Тернах…

Как не помнить! И. М. Серенко — секретарь Криворожского горкома КП Украины. Это он нас с Шарохиным убедил попытаться спасти плотину на реке Саксагань и Криворожскую электростанцию. А запомнилось мне это особенно потому, что я незадолго до того прибыл в армию на должность члена Военного совета.

— Ведь взорвут, проклятые, как только почувствуют, что вышибают их из города, — говорил он. — А последствия — сами представляете…

Представляли, конечно: не только город без воды и света останется, но затоплены будут железорудные шахты. А металл стране как никогда нужен. Поэтому командарма долго уговаривать не пришлось.

— Давайте решать, как это лучше сделать, — сказал Михаил Николаевич, склонившись над картой готовящейся операции по освобождению Кривого Рога.

— Я уже думал над этим, — отозвался начальник штаба армии полковник А. К. Блажей. — Электростанцию имени Ильича и плотину на реке Саксагань в пятнадцати километрах севернее Кривого Рога надо захватить до штурма города. Иначе, взорвав плотину, противник не только затопит промышленные предприятия, но и поставит в весьма сложные условия наши войска… В общем, нужен небольшой, но мощный и мобильный отряд.

Была середина февраля, но зима в тот год на Украине выдалась мягкой — то снег, то дождь. Дороги развезло, а войска армии, сильно ослабленные в предыдущих боях, в этих условиях не были готовы к наступательным действиям. Тылы отстали, что тяжело сказывалось на снабжении боеприпасами и продовольствием. На передовую снаряды и патроны доставлялись в основном вручную или на лошадях.

Гитлеровцы не спешили оставлять этот крупный промышленный центр, который они превратили в мощный опорный пункт обороны и откуда продолжали вывозить железную руду. Более того, враг перебросил в этот район из Западной Европы и с других участков фронта четыре танковые и моторизованные, а также две пехотные дивизии. Намерения его нам были ясны: не только остановить наши войска, наступающие с октября 1943 года, но и попытаться отбросить их обратно за Днепр.

— Да, именно отряд, задумчиво проговорил командарм, подняв глаза от карты. — Не рота, не батальон, а отряд добровольцев.

В формировании этого отряда мне и Мельникову пришлось принять самое непосредственное участие. Командарм потребовал, чтобы о целях и задачах отряда до поры до времени знало как можно меньше людей. В этом он видел одно из важнейших условий успеха. Отбирали только добровольцев. Тут же решили, что в отряде должно быть порядка двухсот бойцов, сержантов и офицеров. А состоять он должен из трех рот — разведывательной, саперной и роты автоматчиков, обеспеченных средствами связи.

17 февраля по приказу начальника штаба армии полковники В. И. Щербенко и Л. И. Голдович выехали в части 92-й гвардейской стрелковой дивизии для подбора добровольцев в спецотряд. С ними по моему указанию отправился и Б. С. Мельников. Прибыв на место, начальник разведки штаба армии полковник В. И. Щербенко, на которого было возложено общее руководство подготовкой и действиями отряда в тылу противника, и Б. С. Мельников занялись комплектованием рот разведчиков и автоматчиков, а начальник инженерной службы армии полковник А. И. Голдович — формированием саперной роты.

Щербенко с Мельниковым прежде всего посоветовались с командиром отдельной разведроты дивизии гвардии старшим лейтенантом Сатковым и убедились: и он, и его подчиненные хорошо знают особенности обороны противника, не раз действовали за линией фронта.

Потом построили разведчиков. Ребята — как на подбор. Рослые, лихие бойцы, у многих на груди ордена и медали, а у одного из командиров взводов гвардии старшего лейтенанта В. А. Дышинского — Золотая Звезда Героя Советского Союза и три ордена.

…Строй замер в ожидании: неспроста такое начальство пожаловало в роту.

— Гвардейцы! — обратился к ним В. И. Щербенко. — Нужны добровольцы для выполнения специального задания в тылу противника. Вот пока все, что могу сказать.

— Понятно, — послышались голоса, — командуйте, товарищ полковник.

И когда Щербенко скомандовал, чтобы добровольцы вышли из строя, вся рота сделала два шага вперед.

— Спасибо, сынки, — только и сказал растроганный начальник разведотдела. И добавил: — Не обижайтесь, если кто нс попадет в отряд: командиры отберут самых здоровых и умелых.

Но почти вся рота разведчиков — 43 человека вошли в состав отряда.

Труднее оказалось формировать роту автоматчиков. Дело в том, что нужно было не только соблюсти принципы добровольности, но и сохранить в глубокой тайне факт формирования такого отряда. Конечно, его можно было создать на базе одного полка, а то и батальона — нехватки добровольцев на трудное дело у нас никогда не было.

Решили поступить так: пусть каждый стрелковый полк дивизии выделит по одному — самому лучшему — взводу автоматчиков, а из них уже отобрать добровольцев.

276-й гвардейский стрелковый полк выделил взвод гвардии лейтенанта М. М. Цимбала. Этот офицер с первых дней войны не выходил из боя. Он хорошо показал себя и в трудном бою в районе рудника Первомайский. И пойти на спецзадание он согласился не колеблясь.

— А мы со своим командиром — хоть в огонь, хоть в воду, — сказал гвардии младший сержант Михаил Дедов.

Гвардии рядовые Петр Буданов, Иван Гнездилов, Илья Клушин и другие воины поддержали его.

Примерно так же были отобраны в состав роты автоматчиков добровольцы из 280-го и 282-го гвардейских стрелковых полков, возглавляемые тоже бывалыми фронтовиками гвардии лейтенантами Г. Г. Нестеровым и Г. М. Дьяченко.

Саперную роту в количестве 41 добровольца Голдович сформировал на базе 416-го отдельного инженерного батальона армии. Саперы сразу же начали готовиться к заданию: под руководством лейтенанта И. И. Голубчика они изучали минно-подрывную технику противника, меры безопасности при обращении с зарядами и т. д.

Вечером меня разыскал Мельников, доложил по телефону, как идет формирование отряда, и посетовал, что все же мало оказалось коммунистов и комсомольцев.

— Может быть, отобрать человек двадцать из курсантов армейских курсов младших лейтенантов? — спросил он.

— Ну что ж, разумно, — согласился я. — Там же учатся будущие парторги и комсорги батальонов. Хорошая для них практика будет.

Потом Б. С. Мельников рассказывал, что он собрал группу курсантов, прибывших из 213-го запасного армейского полка, и задал им только один вопрос: готовы ли они выполнить одно важное боевое задание? И все 21 человек, как один, изъявили готовность.

С учетом боевых специальностей их распределили по подразделениям. Так, в саперную роту были посланы гвардии старший сержант Я. Клюшин, гвардии сержант Ф. Грещенко, рядовой Н. Зайцев и другие, к разведчикам — бывалый фронтовик коммунист гвардии старшина А. Горбунов, в роту автоматчиков получили назначение гвардейцы сержант С, Панов и старшина В. Чесалкин.

Так же в добровольном порядке в отряд было отобрано несколько опытных радистов и телефонистов для обеспечения связи между подразделениями и штабом 92-й гвардейской стрелковой дивизии.

И все-таки среди отобранных бойцов не нашлось человека, который достаточно хорошо знал бы район будущих действий отряда. И тут выручил И. М. Серенко. Проводниками в отряд по его рекомендации были взяты местные жители комсомольцы Иван Гудзь, Сергей Мамон, Николай Гринев, Михаил Сенкевич, а также ученики старших классов средней школы Мазыкин и Шаповалов. Юноши, натерпевшиеся под пятой фашистских оккупантов, горели желанием сразиться с ненавистным врагом.

Подразделения формируемого отряда сосредоточивались в селе Веселые Терны, где их разместил и организовывал занятия по боевому слаживанию и подготовке к рейду полковник В. И. Щербенко. А тем временем командарм, начальник штаба и я решали, кому поручить руководство отрядом: особенно тщательно изучались кандидатуры командира, его заместителя по политчасти и начальника штаба.

— Лучше будет, если пошлем офицеров штаба и политотдела армии, — предложил я.

— Согласен, — сказал Михаил Николаевич Шарохин и обратился к начальнику штаба: — Как думаете, можно доверить это дело Шурупову?

— Я сам как раз его хотел назвать, товарищ командующий, — ответил генерал А. К. Блажей.

— И у меня нет возражений, — сказал я и добавил: — На должность заместителя по политчасти мы с Мельниковым рекомендуем инструктора политотдела армии К. И. Нефедова. Они знакомы друг с другом и сработаются…

Офицера оперативного отдела штаба армии подполковника А. Н. Шурупова хорошо знал командующий. Это был кадровый офицер, войну начал в должности начальника разведотделения стрелковой дивизии, участвовал в боях на Дону и Северном Кавказе, а с конца 1942 года служил в штабе нашей армии.

Пока вызывали Шурупова в кабинет командарма, Михаил Николаевич Шарохин вспомнил:

— В октябре прошлого года Шурупов уверенно руководил оперативной группой штаба по организации переправы войск, тылов и средств усиления через Днепр. Такому можно доверить и командование спецотрядом.

Не догадывавшийся о причине вызова Шурупов зашел, держа под мышкой папку с документами и оперативной картой, и четко доложил о прибытии.

— Проходите, садитесь, товарищ Шурупов, — пригласил командующий.

Когда тот сел, поинтересовался самочувствием офицера, что несколько удивило его.

— Не удивляйтесь, товарищ Шурупов, — заметил командарм. — Мы хотим вам доверить очень ответственное боевое задание. Придется действовать в тылу врага. Готовы ли на это? Подумайте, я не тороплю с ответом.

Шурупов ответил сразу:

— Готов выполнить любое задание!

— Ну вот и хорошо, — заметил я, — иного ответа мы от вас и не ожидали.

После этого Михаил Николаевич Шарохин объявил подполковнику, что он назначается командиром специального отряда, на который возложена очень рискованная задача. Отряд должен ночью проникнуть на территорию, занятую противником, внезапным ударом захватить плотину на реке Саксагань, водокачку и электростанцию, подготовленные фашистами к взрыву, и удержать их до подхода наших наступающих частей.

— Отряд уже сформирован и ждет своего командира в селе Веселые Терны, — сообщил командарм.

Он пригласил Шурупова к карте. На ней указал маршрут движения, место перехода линии фронта. Затем были обсуждены несколько вариантов нанесения удара по противнику, защищающему интересующие нас объекты.

— В помощь отряду Криворожский горком партии выделил проводников — местных комсомольцев, — объявил генерал-лейтенант Шарохин. — Воспользуйтесь их знанием местности, подходов к плотине и электростанции.

Когда закончился инструктаж, я еще раз предупредил Шурупова, что задача должна быть выполнена во что бы то ни стало, но до начала марша ее характера никто из бойцов не должен знать.

— Я понимаю, — сказал подполковник.

Он искренне обрадовался, узнав, что заместителем по политчасти к нему назначен инструктор политотдела майор К. И. Нефедов, а начальником штаба — инженер-капитан А. Л. Мясников, прекрасно знающие дело и имеющие достаточный боевой опыт.

Кузьма Иванович Нефедов был одним из лучших работников политотдела. В армию его призвали с партийной работы еще в 1936 году. На фронте — с первых дней. Не раз поднимал в атаку бойцов. Трижды был ранен.

Срок службы в армии у инженер-капитана Алексея Леонидовича Мясникова оказался небольшим. Его призвали на службу в 1939 году после окончания горного института в Свердловске. Уволившись с действительной военной службы, он возглавил шахту в Липецке. Но долго работать не пришлось — началась война. На фронт Мясников ушел во главе отряда ополченцев, созданного из рабочих его родной шахты. Сегодня это был закаленный в боях офицер: он участвовал в боях под Сталинградом и Курском, форсировал Днепр…

На подготовку и боевое слаживание отряда отводилось менее суток. Мы понимали: этого очень мало, но другого выхода не было. Шурупов только вечером 19 февраля принял отряд в Веселых Тернах, познакомился с офицерами. В короткий срок с помощью полковников Щербенко и Мельникова были созданы штурмовые группы на случай боевых действий в населенных пунктах, во главе которых поставили наиболее опытных офицеров и сержантов.

Здесь же, в селе, полностью экипировали отряд. Каждый получил по нескольку сот патронов, до десятка ручных и противотанковых гранат, финский нож или штык от винтовки для рукопашного боя. Саперы, кроме всего прочего, получили еще по одной противотанковой мине.

Полковник Мельников вместе с замполитом и парторгом гвардии капитаном Тимониным накоротке побеседовали со всеми коммунистами и комсомольцами, помогли создать в подразделениях партийные и комсомольские организации, подобрали парторгов и комсоргов. Когда Мельников доложил мне о проделанной работе, я посоветовал провести партсобрания по ротам о личном примере коммунистов при выполнении боевого задания с принятием постановлений, где каждому члену и кандидату партии определить поручение на время выполнения боевого задания. Такие же собрания, только открытые, решили провести и в комсомольских организациях…

Уже на исходе 19 февраля, когда я пришел к командарму, позвонил подполковник Шурупов и доложил, что отряд готов к выходу в поход.

— Хорошо, — сказал в трубку Михаил Николаевич. — Сейчас отдыхайте, а завтра к обеду ждите гостей…

Положив трубку, он посмотрел на меня:

— Я думаю, поедем с вами, проводим товарищей.

Добираться в Веселые Терны пришлось на вездеходах — вторые сутки не стихала вьюга, мела снежная февральская метель. Временами видимость в этой круговерти падала до 5 метров. Но мы радовались непогоде: отряду легче проникнуть в тыл врага.

Когда мы прибыли, личный состав находился в строю, вытянутом вдоль просторного двора фермы, которая чудом уцелела, как и несколько домов в село. Бойцы в белых полушубках, в опущенных шапках и маскхалатах выглядели бодрыми, хорошо отдохнувшими. На приветствие командарма бойцы ответили дружно и задорно.

Затем мы с командующим в сопровождении Щербенко, Мельникова и командования отряда обошли строй, осмотрели экипировку, поинтересовались, сколько взято боеприпасов, продовольствия. Не забыли осведомиться о настроении и самочувствии.

Осмотром мы остались довольны.

— А теперь, товарищи, прошу встать ближе, — совсем не по-военному сказал командарм, и, когда вокруг нас образовался тесный круг, Михаил Николаевич начал подробно объяснять задачу отряда. Он говорил о том, как важно не допустить того, чтобы враг взорвал эти бесценные для города, для скорейшего восстановления его промышленного потенциала объекты. Затем предоставил слово мне.

— Вам предстоят трудный тридцатикилометровый поход по тылам врага и тяжелые бои в отрыве от основных частей армии, — говорил я. — Командование будет делать все, чтобы помочь вам. Однако ваш успех, на который Военный совет возлагает большие надежды, будет зависеть прежде всего от вас, вашей сноровки, мастерства, боевой активности и взаимовыручки в бою.

Затем слово попросил командир взвода разведчиков Герой Советского Союза В. А. Дышинский. Говорить он не был большим любителем. И на сей раз речь героя была короткой. Он от имени своих сослуживцев обещал не пожалеть сил, крови и самой жизни для выполнения боевого задания. Его слова были встречены горячими аплодисментами всех бойцов.

В заключение выступил командир отряда, который поблагодарил командование за оказанное высокое доверие и также заявил, что он и его подчиненные сделают все для выполнения приказа.

Мы с командармом еще долго беседовали с бойцами и офицерами. Я переговорил с парторгами и комсоргами, представленными майором К. И. Нефедовым. Затем мы вместе со всеми пообедали.

За обедом полковник Щербенко попросил командарма отпустить в рейд и его. Не сразу, но Михаил Николаевич согласился: слишком важная задача стояла перед спецотрядом.

В 2 часа пополудни колонна тронулась в путь. Мы стояли и смотрели вслед.

Все бойцы и офицеры действовали не только смело и решительно, но и расчетливо, мастерски, экономно расходуя патроны и гранаты. Ведь боевые действия отряд вел почти двое суток без передышки.

В бою за плотину погиб Герой Советского Союза гвардии лейтенант В. А. Дышинский, отдали свои жизни еще 15 воинов. 36 человек получили ранение. Но гидротехнические сооружения отряд отвоевал и удержал до подхода наших частей. С плотины и шлюзов, подготовленных гитлеровцами к взрыву, саперы сняли свыше трех тонн взрывчатки.

Отряд не только спас гидротехнические сооружения, но и нанес врагу значительный урон: только в боях за Рабочий поселок гитлеровцы потеряли до 150 солдат и офицеров.

Майор К. И. Нефедов, получивший за участие в этом рейде орден Красного Знамени, рассказывал, что особенно трудное положение сложилось к обеду 22 февраля. К тому времени многочисленный отряд занял поселки Соколовка, Сосновский и Рабочий, куда Шурупов перенес и свой штаб. Плотину захватить не удалось, но саперы наши еще ночью перерезали провода, шедшие от подрывной машины гитлеровцев, одним словом, обезвредили заложенные заряды. Сделали это саперы старшина Николай Лаптух, старший сержант Семен Веревкин и другие.

После обеда 22 февраля гитлеровцы, подтянув резервы, начали ожесточенную атаку на Рабочий поселок, находившийся на правом берегу Саксагани. Нашим бойцам пришлось отойти на восточную окраину поселка. Кончались боеприпасы, и все меньше становилось людей. Так, в подразделении, которое вело бой на левом фланге отряда, из 15 бойцов только четверо оставалось в строю, в центральной группе из 25 бойцов еще могли вести бой 12 человек… А враг усиливал натиск, вел непрерывный пулеметный и минометный огонь.

Надо было немедленно исправить связь с левобережными подразделениями. Однако телефонист, который пополз к реке по линии связи, не преодолел и 20 метров.

— Разрешите мне, товарищ командир, — обратился к Шурупову начальник штаба инженер-капитан Мясников. Подполковник возразил, но Мясников сказал, что без связи с подразделениями от него как начальника штаба тут мало толку. А пробравшись на левый берег, он лучше организует помощь…

Но и ему не удалось добраться даже до берега реки. На глазах командира и замполита погиб этот замечательный офицер коммунист Алексей Леонидович Мясников.

Его гибель видел и один из проводников комсомолец Иван Гудзь. Теперь он вызвался идти на левый берег Саксагани и изложил командиру отряда свой план: пробраться к реке по огородам крайних от плотины домов.

— Я знаю: там сады подходят почти к Саксагани, — убеждал Гудзь.

Юноше удалось осуществить свой замысел. Полчаса спустя после того, как он под вражеским обстрелом спрыгнул с берега Саксагани на лед, артиллеристы 24-го гвардейского стрелкового полка открыли дружный огонь по целям, указанным Иваном.

Это сразу же облегчило положение бойцов отряда, подняло их настроение. А когда из подвала вынесли радиостанцию, она вдруг заработала. Оказалось, не неисправность была виновата, а криворожская земля, содержащая железную руду, — стена подвала экранировала.

По радио Шурупов установил связь с артиллеристами и стал сообщать им координаты огневых точек врага.

Командование армии постоянно следило за действиями отряда и, естественно, помогало, чем только было можно.

По приказу командующего еще 20 февраля перешли в наступление 19-й и 92-й гвардейские стрелковые дивизии, а к вечеру 22 февраля на помощь отряду переправились через Саксагань бойцы 19-го гвардейского воздушно-десантного полка, которые вместе с добровольцами Шурупова и завершили освобождение Рабочего поселка и поселка электростанции.

Вскоре мы с командармом вручили героям награды. А. Н. Шурупов и В. И. Щербенко удостоились ордена Ленина. Самый молодой из участников боя комсомолец Иван Гудзь был награжден орденом Отечественной войны II степени…

Много и других эпизодов вспомнилось мне в эту последнюю ночь пребывания в родной 37-й армии.

Утро следующего дня прошло в суете. Наконец, попрощавшись с боевыми товарищами, я сел в машину, и потянулись по сторонам шоссе поля, густо зеленеющие кукурузой, перелески и рощицы. Весна в Молдавию приходит рано. Вот и в 1944 году еще в апреле буйно отцвели сады и виноградники, теперь же, в мае, установилась по-летнему теплая погода.

Я не переставал раздумывать над причинами срочного вызова, волновался, хотя еще во время разговора, по голосу Алексея Сергеевича, почувствовал: меня ждут какие-то приятные новости.

К тому времени мы с генералом Желтовым уже были хорошо знакомы. Почти полгода мне практически ежедневно приходилось докладывать ему по телефону о наших делах, советоваться, обращаться за помощью. Редкий день не звонил он сам.

Способствовало установлению добрых деловых отношений и то, что были мы с Алексеем Сергеевичем одного года рождения. Однако я всегда видел в нем товарища, старшего не только но служебному положению, но и по опыту военной службы.

Желтов был кадровым военным, я же, не начнись война, не надел бы военную форму. Он всю сознательную жизнь служил в армии, семь лет командовал взводом и ротой. На политработу его направили после успешного окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе в 1937 году.

Но было и много общего в наших биографиях: нам в молодые годы доверили довольно высокие посты. Так, Алексей Сергеевич сразу получил назначение комиссаром стрелковой дивизии, а через два года — членом Военного совета Приволжского военного округа. Примерно в то же время меня избрали первым секретарем Башкирского обкома партии.

А к тому времени, когда я получил назначение на должность члена Военного совета 37-й армии, А. С. Желтов уже был генерал-лейтенантом, имел за плечами богатый опыт работы в должностях члена Военного совета Карельского фронта, 63-й армии, Донского фронта и Юго-Западного, переименованного затем в 3-й Украинский.

— Я слышал о вас еще в Куйбышеве, — сказал он мне во время первой встречи. — Так что в некоем роде мы с вами даже земляки.

Мне тогда сразу понравилось умение Алексея Сергеевича говорить кратко, ясно, со знанием дела. За каких-то полчаса он ввел меня в курс событий как фронтовых, так и армейских, дал точную характеристику моим будущим однополчанам. При этом многих Желтов называл по имени и отчеству, не прибегая к блокноту… Был он высок, строен. Умные, внимательные глаза располагали к откровенности.

В тот день, полгода назад, он напутствовал меня перед вступлением на серьезную и ответственную должность. Что готовит теперь новая встреча? Прибыв на командный пункт фронта, который располагался в 80 километрах от Одессы я сразу прошел к генералу Желтову и доложил по установленной форме.

— Как добрались? — поинтересовался Алексей Сергеевич, тепло пожимая мне руку.

— Спасибо, хорошо, — ответил я и вопросительно поглядел на него, ожидая объяснения причин вызова.

Заметив мое нетерпение, Желтов улыбнулся, но тут же посерьезнел и объявил:

— Вы назначены начальником политического управления 3-го Украинского фронта.

Подождав, когда я приду в себя от этого сообщения, а оно, признаться, оказалось совершенно неожиданным, он продолжил:

— Времени у нас мало, поэтому сразу приступим к делу… Сами понимаете, мы не ограничимся изгнанием захватчиков за пределы пашей Родины и восстановлением государственной границы, а пойдем дальше. Боевые действия будут скоро перенесены на чужую территорию, а в связи с этим во многом изменится и характер партийно-политической работы. У вас есть опыт — вы ведь возглавляли партийную организацию автономной республики. Думаю, он пригодится, особенно когда нашему фронту доведется выполнять ответственную освободительную миссию.

Действительно, у меня некоторый опыт работы в национальной республике, учета национальных отношений в проведении политики партии имелся, но о нем я не очень-то задумывался. Когда меня рекомендовали первым секретарем Башкирского обкома партии, в ЦК ВКП(б) обратили внимание на необходимость постоянного интернационального воспитания. Главное, объясняли мне, это не допускать со стороны коммунистов русской национальности проявления пренебрежительности к обычаям и традициям местного населения, больше доверять местным кадрам.

Для нас, коммунистов, работавших в национальной республике, настольными книгами были работы В. И. Ленина по национальному вопросу. В них содержались ключи к пониманию теории вопроса и прямые рекомендации для практической работы.

К тому времени, когда я прибыл в Уфу, республика уже имела свой рабочий класс, свою интеллигенцию. И в ЦК мне посоветовали больше опираться на местные кадры, на людей, хорошо знающих местные условия, воспитывая их в интернационалистическом духе… Обком так и поступал.

За время работы в Башкирии я убедился, что успешно проводить политику партии в национальной республике можно лишь в том случае, если на практике будешь показывать свое глубокое уважение к истории, традициям и обычаям народа, во всем выказывать полное доверие его представителям…

И вот теперь внимательно слушая Алексея Сергеевича, прикидывал, как с пользой употребить свой опыт. Фронт, естественно, был многонациональным — выходили даже фронтовые газеты на казахском, узбекском, татарском и других языках. Так что мой опыт действительно мог пригодиться. А тут фронту в недалеком будущем предстоит выполнять еще и ответственную освободительную миссию за пределами Родины.

А. С. Желтов позвонил командующему фронтом генералу армии Р. Я. Малиновскому, спросил, когда тот может принять нового начальника политического управления. Ему что-то ответили.

— Примет завтра утром, — объявил мне Алексей Сергеевич, — пока отдохните с дороги, да и устроиться вам надо на новом месте.

Он тут же вызвал коменданта штаба и приказал разместить меня в доме, где жил мой предшественник генерал М. В. Рудаков. Михаил Васильевич, недели две назад получив назначение на должность члена Военного совета фронта, убыл в Прибалтику, и встретиться с ним не довелось.

В первые же часы пребывания на КП фронта мне бросилась в глаза спокойная, деловая атмосфера. Очень скоро я понял: шло это во многом от командующего фронтом Родиона Яковлевича Малиновского. Он принял меня утром в своем кабинете. Неторопливо поднялся из-за стола, крепко пожал руку, указал на кресло у маленького столика и сам сел в другое — напротив.

— Прежде всего, Иван Семенович, от души поздравляю с присвоением генеральского звания, — сказал он. — В первую нашу встречу вы были полковником.

Мне стало приятно, что командующий вспомнил эту, по сути, мимолетную встречу. Произошла она на берегу Южного Буга, куда мы вышли ранней весной 1944 года. Нашей 37-й армии было приказано в короткий срок навести мост через реку и обеспечить переправу двух механизированных корпусов, пропустив их через боевые порядки армии.

С большим трудом удалось навести мост через вышедшую из берегов реку. Но, едва началось движение, в реку свалился танк и разрушил один пролет моста. Переправа прекратилась, а колонны танков и артиллерии между тем продолжали прибывать. На подходе уже были и стрелковые части. И тут в небе появилась «рама», которая, сделав круг, ушла. Стало ясно, что с минуты на минуту надо ждать появления вражеских бомбардировщиков. Положение сложилось критическое.

В это время к переправе подошло несколько вездеходов. Из одного из них вышел командующий фронтом генерал армии Р. Я. Малиновский.

— Кто здесь старший? — спросил он спокойно, словно ничего и не произошло.

Я представился.

— Вот и хорошо, товарищ Аношин, — сказал командующий, — докладывайте, что здесь случилось.

Когда я рассказал все по порядку, Родион Яковлевич поинтересовался, где командующий армией. Узнав, что он на полевом командном пункте, сказал мне:

— Дайте распоряжение, чтобы старший комсостав и все начальники колонн немедленно прибыли сюда.

И только после этого упрекнул: мол, нельзя так организовывать переправу…

Когда все собрались, Родион Яковлевич коротко распорядился:

— Мост исправить незамедлительно. Даю вам полтора часа, товарищ Аношин. Начальникам колонн и всему офицерскому составу приказываю немедленно рассредоточить свои части и укрыть в лесу.

После этого командующий приказал перекрыть все дороги, ведущие к переправе, а на мосту оставить только тех, кто непосредственно занят ремонтом. В районе переправы закипела работа. Когда появились вражеские бомбардировщики, войска уже были укрыты в лесах и балках, а мост хорошо защищен зенитными средствами. Бомбить его прицельно фашистам не удалось.

…Такой была моя первая встреча с Родионом Яковлевичем Малиновским. И вот теперь вторая. Она вышла, разумеется, более обстоятельной и долгой. Командующий рассказал о ближайших и последующих задачах фронта. Меня приятно поразили его простота в обращении, умение внимательно, с уважением выслушивать собеседника. Он отлично знал не только командный состав армии, но и многих политработников, каждого характеризовал конкретно, точно. Со знанием дела рассуждал о партийно-политической работе.

— В скором времени предстоит крупная наступательная операция, — сказал он в заключение. — Сейчас главное — хорошо подготовиться к ней, выше поднять наступательный порыв бойцов и командиров. Мы перенесем боевые действия за наши рубежи, так что придется быть не только военными, но и дипломатами.

После беседы с командующим я сразу приступил к делу. Прежде всего познакомился со своими новыми подчиненными. Собственно, и знакомством-то это было назвать нельзя, ведь с большинством из них мы встречались и прежде. Часто, к примеру, приезжал в 37-ю армию полковник С. И. Катугин. И вот теперь он стал моим заместителем. Степана Ивановича я знал как опытного, прошедшего хорошую школу политработника и верил, что он никогда не подведет.

Добрые отношения сложились у меня еще прежде и с полковником П. П. Савельевым, начальником отдела пропаганды и агитации и одновременно вторым моим заместителем. С удовольствием встретился и с другими офицерами политуправления, с которыми теперь предстояло работать вместе.

К сожалению, мне недолго довелось работать с Р. Я. Малиновским. Вскоре он был назначен командующим 2-м Украинским фронтом, а на его место прибыл генерал армии Ф. И. Толбухин, опытный военачальник, участник первой мировой и гражданской войн.

С Р. Я. Малиновским Федора Ивановича роднили не только возраст и очень похожие биографии, но и жизненный и боевой опыт. У них было много общего и в характерах, и прежде всего доступность для подчиненных, умение заботиться о них, величайшая скромность. И полнейшее отсутствие чванства, зазнайства.

Под стать им был и начальник штаба фронта Сергей Семенович Бирюзов — представитель более молодого поколения наших военачальников.

Надо сказать, что мне посчастливилось рука об руку работать и с другими видными впоследствии военачальниками, среди которых не могу не назвать командующего артиллерией фронта генерал-полковника М. И. Неделина, внесшего большой вклад в разработку и осуществление многих операций фронта, в том числе и той, которую предстояло провести в ближайшее время.

Подготовка к операции, вошедшей в историю Великой Отечественной войны как Ясско-Кишиневская, началась еще весной, когда наши войска вышли к Днестру и были остановлены для приведения в порядок и пополнения частей и соединений перед новыми боями с врагом.

В этот период перед военными советами, политорганами, партийными и комсомольскими организациями вставали совершенно новые задачи огромной политической важности. Пришла пора уделить особое внимание воспитанию личного состава в духе интернационализма, братской солидарности с трудящимися оккупированных фашистами стран. Надо было уже подумать и о воспитании боевого содружества с армиями стран Юго-Восточной Европы, которые могли вступить в совместную с нами борьбу против гитлеровских войск.

Этим важным проблемам посвятило ряд серьезных мероприятий Главное политическое управление РККА. Так, еще в конце марта 1944 года было проведено Всеармейское совещание руководящих работников политуправлений фронтов, на котором были доведены принципиальные указания ЦК ВКП(б) и Верховного Главнокомандования об организации деятельности политорганов в период выполнения Красной Армией интернациональной миссии по освобождению порабощенных фашистами стран.

В первые же дни своей работы на новой должности мне пришлось руководствоваться материалами этого совещания. С особым вниманием я прочитал доклад начальника Главного политического управления РККА А. С. Щербакова.

Он указывал, что главное на данном этапе — это разъяснить личному составу, что мы вступаем на территорию порабощенных фашистами стран не завоевателями, а освободителями, обратить серьезное внимание командиров и политорганов на воспитание политической бдительности, высокой дисциплины и организованности войск на чужой территории, а также гуманного отношения к населению.

А. С. Щербаков предложил провести в армиях и фронтовых частях семинары политработников, на которых посоветовал выступить командующим, членам военных советов, начальникам политотделов армий.

К нам на 3-й Украинский фронт для участия в таких семинарах были присланы работники Главного политуправления. Политическая работа направлялась на обеспечение полного разгрома противника в Румынии, на сочетание высокого патриотизма с интернациональным долгом советского воина, на установление добрых отношений с населением освобождаемой страны, поддержку прогрессивных организаций, выступающих за свержение фашистской диктатуры Антонеску. Обращалось особое внимание на разоблачение лживой антисоветской пропаганды об «ужасах советской оккупации», о «ссылке румын в Сибирь» и прочем.

Важную роль в активизации деятельности политорганов, в ориентировании их на работу с населением освобождаемых стран сыграло постановление Государственного Комитета Обороны, принятое 10 апреля 1944 года. В нем определялись нормы поведения войск на территории Румынии, предусматривались сохранение органов власти, меры по обеспечению охраны собственности и имущественных прав граждан, определялся общий порядок руководства и копт-роля за деятельностью гражданских органов власти.

Работу по разъяснению этого постановления, получившего большой международный резонанс, по проведению в жизнь его требований мне пришлось организовывать уже на новой должности.

Подготовка к операции по-настоящему развернулась летом 1944 года. Это было время, когда Красная Армия готовилась к решающим ударам по врагу на всем протяжении фронта. Учитывая возрастающее значение политического руководства войсками на новом этапе войны, ЦК ВКП(б) в мае 1944 года провел совещание членов военных советов фронтов, на котором побывал А. С. Желтов.

Вернувшись из Москвы, он рассказал, что на совещании был сделан подробный анализ обстановки, складывающейся в связи с вступлением Красной Армии на территорию иностранных государств, намечены новые задачи в деле политического руководства войсками, усиления интернационального воспитания воинов. Политбюро обязало членов военных советов смелее ставить перед ЦК вопросы, возникающие в ходе осуществления освободительной миссии, потребовало давать обстоятельную и своевременную информацию о ходе боевых операций, о жизни войск, о работе и взаимоотношениях с населением освобождаемых стран.

Высокими были моральный дух и наступательный порыв наших войск. Бойцы и командиры стремились как можно скорее покончить с врагом и вернуться к мирной жизни. Все чаще можно было слышать разговоры о том, какой будет мирная жизнь. Но до конца войны было еще далеко, и по-прежнему, как в сорок первом, как в Сталинграде и на Днепре, от воинов требовались мужество, глубокое понимание своего долга, сознание того, что они ведут справедливый бой, что на них с надеждой и любовью смотрят соотечественники, ждут их помощи простые люди порабощенных стран, страдающие под немецко-фашистским игом.

Исходя из этого, в период подготовки к наступательным действиям в основу партийно-политической работы в войсках было положено разъяснение политики ленинской партии, важности освободительной миссии Красной Армии, в частности первомайского приказа Верховного Главнокомандующего. В приказе были подведены итоги выдающихся побед, одержанных Красной Армией над захватчиками в период зимней кампании 1943/44 г., и определены дальнейшие задачи воинов.

Стабилизация фронта позволила развернуть агитационно-массовую работу в войсках с привлечением широкого актива. Главным содержанием этой работы был показ того, как в ходе ряда кампаний 1943–1944 гг. Красная Армия выиграла историческую битву за Днепр и Правобережную Украину, сокрушила мощные оборонительные укрепления врага под Ленинградом и в Крыму, умелыми и стремительными действиями преодолела его оборону на реках Южный Буг, Днестр, Прут, Серет.

В докладах, во время политинформаций и бесед подчеркивалось, что уже почти вся Украина, Молдавия, Крым, Ленинградская и Калининская области, значительная часть Белоруссии очищены от оккупантов. Родине возвращены плодородные земли между Днепром и Прутом, наша армия вплотную подошла к государственным границам Румынии, Чехословакии. Эти факты подкреплялись примерами того, как советские люди самоотверженным трудом восстанавливают разрушенное врагом хозяйство.

Агитаторы и пропагандисты на конкретных примерах показывали героизм тружеников тыла, которые в трудных условиях войны добились решающих успехов в производстве вооружения, боеприпасов, обмундирования, продовольствия и своевременной доставке их на фронт. Бойцы и командиры воочию видели, что советский народ под руководством Коммунистической партии способен творить чудеса, с честью выходить из самых тяжелых испытаний.

По мере приближения начала операции агитационно-пропагандистская и организаторская работа политуправления и политорганов объединений и соединений принимала более конкретный, целенаправленный характер. Этому способствовали проведенные в армиях совещания командного и политического состава, а в корпусах и дивизиях — собрания партийного актива. С докладами на них выступали члены Военного совета, руководящие работники политуправления и другие товарищи из управления фронта. В ряде соединений выступил и я.

В частях и подразделениях регулярно проводились партийные и комсомольские собрания, собрания личного состава, на которых обсуждались задачи по повышению боевой выучки, слаживанию подразделений, работе с вновь призванными бойцами.

В этот период на первый план выдвигалась задача совершенствования агитационно-массовой работы с личным составом. Чтобы облегчить работу низового актива, мы в политуправлении разработали специальный перечень основных тем лекций и докладов, подготовили и разослали в войска необходимые материалы.

Например, в материалах, подготовленных политуправлением для докладов и лекций, приводилось количество дивизий, выставленных союзниками Германии на Балканах против нашей страны, указывалось, какой процент сырья, потребляемого военной промышленностью гитлеровцев, покрывается поставками из этих стран.

Политуправление располагало красноречивыми цифрами и фактами на этот счет. Поступали сведения и о том, что, предчувствуя неминуемый развал под нашими ударами всего южного фланга советско-германского фронта, Гитлер задался целью выжать последние соки из своих союзников. Об этом, помнится, докладывал полковник Питерский, начальник отдела по работе среди войск противника. Он привел конкретные примеры того, как, в частности, гитлеровцы грабят Румынию. И когда уже после войны мне довелось прочитать послание фюрера с требованием «немедленно сделать новый военный вклад перед лицом усиливающейся опасности» и ответ Антонеску от 15 ноября 1943 года, вновь перед моим мысленным взором встали деревеньки и убогие рабочие окраины румынских городов.

Мне кажется, читателю будет интересно познакомиться с признанием этого диктатора-авантюриста, обрекшего румынский народ на неисчислимые бедствия.

«…В 1942 году Румыния, идя вместе с немецкой армией в борьбе против большевистской армии, сделала самый большой вклад из всех европейских стран: двадцать шесть дивизий, укомплектованных наилучшим составом и вооружением… Мы потеряли восемнадцать дивизий на Дону и под Сталинградом в результате советского окружения… В боях на Кубани восемь дивизий в течение года потеряли в общей сложности 25 % вооружения, считая только то, что было послано из Румынии. Семь из этих дивизий в настоящее время отрезаны в Крыму, а восьмая, сформированная из оставшихся после Донской операции сил, сокращена на 1/3 в результате… боев в Ногайских степях. Мы до настоящего времени потеряли четверть миллиона бойцов, не считая выздоравливающих раненых, и поглотили материальную часть почти двадцати дивизий… Мы несем жертвы, расходуя всю продукцию и весь наш импорт военного характера на содержание наших действующих частей, а также оккупационных и по охране побережья… Войска, мобилизованные внутри страны, мы вынуждены одевать в летнее обмундирование… Говорят ли вам всегда правду относительно вклада Румынии в войну с 1941 года до настоящего времени: что эта война Румынии стоит 300 миллиардов лей; что за этот период мы дали Германии более 8 миллионов топи нефти, угрожая своим национальным запасам и самим залежам».

Впрочем, мы располагали цифрами и свидетельствами другого плана, более близкими и понятными простому советскому воину. Один такой факт, описанный в газете «Правда» за 10 мая 1944 года, мне памятен до сих пор. Оставляя в панике Одессу, румынские военные чиновники потеряли документ, датированный 25 июня 1942 года и озаглавленный «О функциях организации Z-1 по военным захватам и военным трофеям». На обложке документа — строгое предупреждение: «Совершенно секретно. Хранить в несгораемом шкафу. В случае опасности — сжечь». Румынские подручные гитлеровцев хотели скрыть свои преступления. В этом документе содержалась инструкция по планомерному и беспощадному ограблению временно оккупированных наших земель в Причерноморье, между Южным Бугом и Днестром. Специальные команды, сведенные в «организации Z-1», вывозили все, что только могли, — от заводского оборудования и колхозного инвентаря до музейных ценностей и личных вещей граждан…

Использование подобных примеров как в устной, так и в печатной пропаганде делало ее аргументированной, доходчивой, понятной каждому солдату и сержанту. К тому же мы старались вести работу дифференцированно, с учетом возраста, национальной принадлежности и срока службы бойцов.

Немалую работу проводил отдел пропаганды и агитации, возглавляемый полковником П. П. Савельевым. В его распоряжении была большая группа квалифицированных лекторов и пропагандистов. Через этот отдел член Военного совета осуществлял непосредственное руководство фронтовой и армейской печатью, работой группы прозаиков и поэтов, среди которых были Иван Ле, Александр Левада, Александр Черненко, Алексей Недогонов и другие. Писатели регулярно выступали с очерками и публицистическими статьями на страницах фронтовой и армейских газет. Они были и непременными участниками комплексных бригад политуправления в войсках, где выступали перед бойцами, читали свои произведения. Отдел агитации и пропаганды руководил и культурно-просветительной деятельностью в войсках. В его распоряжении имелось значительное количество технических средств — агитмашин, радиоустановок и кинопередвижек, а также и коллектив фронтового ансамбля песни и пляски, который пользовался популярностью в войсках.

Учитывая многонациональный состав войск фронта, большое количество бойцов, слабо владеющих русским языком, Главным политуправлением Красной Армии был разрешен выпуск, кроме прежних, уже выходивших на других языках, газет на казахском, узбекском, татарском, азербайджанском, армянском, молдавском языках. Однако наладить эту работу оказалось не просто. Нужно было не только укомплектовать редакции, но и достать необходимое оборудование, шрифты.

Газеты решили печатать во фронтовой типографии. Основную часть их полос составляли переводы официальных сообщений и материалов фронтовой газеты. Кроме того, в них печатались очерки и зарисовки о подвигах земляков, сообщения с родных мест. Значение газет на национальных языках трудно переоценить. Они сыграли большую роль в воспитании советского патриотизма и интернационализма, в разъяснении политики партии, благородных целей Великой Отечественной войны, в укреплении дружбы воинов разных национальностей.

В работе с молодым пополнением приходилось учитывать не только его многонациональный состав. В течение лета на пополнение 3-го Украинского фронта из освобожденных районов Правобережной Украины и Молдавии поступило более 100 тысяч человек. В некоторых соединениях эти люди составляли более половины личного состава. Нельзя было не учитывать, что они на протяжении некоторого времени находились под воздействием фашистской агитации. В основной своей массе они, конечно, имели здоровое политико-моральное состояние и, испытав на себе гнет фашистской оккупации, горели желанием отомстить врагам за их злодеяния. Но в то же время среди новичков могли оказаться и лица, отравленные ядом фашистской пропаганды. Это обязывало командиров, политорганы и парторганизации неустанно воспитывать бдительность, широко развернуть политико-массовую работу среди прибывшего пополнения, подкреплять ее индивидуальной работой с каждым.

Если говорить об овладении новичками военным делом, то нельзя не отметить, что у вновь призванных наиболее распространенным явлением была боязнь танков и самолетов. К тому же о Красной Армии, ее боевой мощи прожившие все это время на оккупированной врагом территории подчас судили по периоду 1941 года, когда мы уступали врагу в технике и вооружении, а о противнике — немецко-фашистской армии — по силе ее первоначального удара. То есть сознание этих людей как бы отстало на целых два года, за которые в мире, в стране, наших Вооруженных Силах произошли такие изменения, которые им, лишенным объективной информации, трудно было сразу оценить. И от того, как скоро эти люди освоятся с новой для себя обстановкой, поверят в силу и мощь Красной Армии, во многом зависел наступательный порыв, который необходим для победы в бою.

Этот вопрос специально обсуждался на заседании Военного совета фронта. Был установлен порядок, согласно которому пополнение, поступавшее в соединения, встречали командир дивизия и начальник политотдела, в полках — командир полка и его заместитель по политической части. Если позволяла обстановка, это проводилось торжественно, с выносом Боевых Знамен. На митингах выступали командиры, политработники, герои минувших боев. Затем бойцов распределяли по подразделениям, где с каждым из них, обязательно индивидуально, беседовали командиры и политработники, коммунисты, комсомольские активисты.

Особенно большая работа в этом отношении была проведена в 37, 46 и 57-й армиях. Они находились на важном направлении, и им в предстоящей операции отводилась ответственная роль. К тому же именно в эти армии влилось наибольшее число лиц, находившихся на временно оккупированной территории.

Свою лепту в работу с пополнением внесла и печать. Особенно фронтовая газета «Советский воин», которую редактировал подполковник Н. С. Филиппов. Специально для новичков газеты публиковали статьи и корреспонденции бывалых воинов. Были выпущены листовки и плакаты, в которых наглядно разъяснялось, как бороться с фашистскими танками и самолетами. Вся эта печатная продукция пользовалась большим спросом. Молодые воины с интересом изучали ее, советовались с бывалыми бойцами. Преодолению танкобоязни помогли также практические занятия, получившие название «обкатка танками».

В связи с некоторым затишьем на фронте появилась возможность систематически проводить политзанятия. Была оперативно составлена их тематика, подготовлены необходимые пособия для руководителей. Занятия были направлены на воспитание отважного и смелого бойца, дерзкого, решительного в наступлении, стойкого и упорного в обороне.

Основным методом повышения идейно-теоретического уровня офицеров явилась самостоятельная работа. В помощь самостоятельно изучающим марксистско-ленинскую теорию читались лекции, доклады, проводились индивидуальные и групповые собеседования, консультации, семинары и теоретические конференции, на которых выступали опытные командиры и политработники, офицеры штабов. Особой популярностью пользовались подготовленные политуправлением лекции о международном положении, беседы о чести и достоинстве советского офицера. Во фронтовой и армейских газетах печатались пропагандистские статьи, методические советы.

Военный совет и политуправление фронта усилили работу с младшим офицерским составом. Дело в том, что немало офицеров низового звена еще недавно были сержантами и рядовыми. Ясно, что им не хватало политической и военной подготовки для успешного руководства боевыми действиями и воспитания подчиненных. Организация занятий с этой категорией военнослужащих явилась предметом особой заботы как командиров, так и политработников.

Но не только это волновало нас.

Крайне важным мероприятием в области подготовки к наступательным действиям являлось организационное укрепление партийных организаций в войсках, подготовка партийных и комсомольских организаций к выполнению возложенной на них задачи — быть проводниками политики Коммунистической партии в массах, помощниками командиров в решении боевых задач.

Разностороннюю работу в этом направлении провел отдел организационно-партийной работы политуправления фронта, возглавляемый полковником В. 3. Ткаченко. Этот отдел располагал большой группой штатных политработников — инспекторов и инструкторов, имеющих хорошую политическую подготовку и опыт партийно-политической работы в войсках. Однако сила его состояла, конечно, не в количестве штатных работников, а в связи с политотделами армий, корпусов и дивизий.

Инспекторы и инструкторы большую часть своего времени находились в войсках, а если и приезжали в политуправление фронта, то лишь для отчетов и получения очередных указаний. Совместно с работниками политотделов армий, корпусов и дивизий они организовывали работу по воссозданию и укреплению партийных организаций в полковом и ротном звене. Полковник Ткаченко умело направлял работу отдела. Много в этом отношении сделал мой заместитель полковник С. И. Катугин.

Эта работа была тем более важна, что, пока войска вели наступательные действия, ряды коммунистов и комсомольцев в подразделениях значительно поредели, а среди вновь призванных с освобожденных территорий коммунистов и комсомольцев было мало. В результате многие партийные организации, особенно ротные, распались. В 57-й армии, например, парторганизации имелись только в 5 из 130, а в 37-й армии в 31 из 118 стрелковых рот. Аналогичное положение было и в других армиях фронта. Требовалось в короткий срок воссоздать и укрепить партийные организации, особенно в стрелковых подразделениях. Поэтому политорганы и партийные организации частей усилили работу по приему в партию передовых, отличившихся в боях воинов. Партийным комиссиям было дано указание строго следить за тем, чтобы дела о приеме в партию не залеживались и разбирались не позднее 2–3 дней после решения первичных парторганизаций.

Вот как росла партийная организация фронта в период подготовки к Ясско-Кишиневской операции. В мае принято в члены 6004 человека, в кандидаты — 6811 человек; в июне в члены — 4794, в кандидаты — 5514; в июле в члены — 3531, в кандидаты — 4136; в августе — соответственно 3614 и 3951.

Всего за четыре месяца было принято в члены партии 17 943 человека, в кандидаты — 20 412 человек.

Относительное уменьшение с каждым месяцем числа принятых в члены и кандидаты в члены партии объясняется не ослаблением работы парторганизаций в этом направлении, а тем, что добрая половина личного состава была призвана недавно и предстояло изучить людей, их деловые и морально-политические качества.

Всего в составе 3-го Украинского фронта к началу Ясско-Кишиневской операции насчитывалось более 100 тысяч членов и кандидатов партии. Однако распределялись они по соединениям и частям неравномерно. Меньше всего коммунистов осталось в стрелковых частях, особенно в звене батальон — рота. Это и понятно: именно стрелковые части пополнились призывниками, которые два с лишним года жили в оккупации. Поэтому в интересах повышения их боеспособности мы провели перераспределение и перестановку коммунистов с целью укрепления, партийных организаций стрелковых рот. Непосредственно только политуправление фронта для укрепления партийных организаций стрелковых рот отобрало из тыловых частей и учреждений свыше 1000 человек. Аналогичная работа была проведена политотделами армий, корпусов и дивизий.

Все отобранные коммунисты, прежде чем направиться в стрелковые роты, проходили при запасной бригаде фронта и в запасных полках армий кратковременный курс обучения по специальной программе, которая была составлена таким образом, чтобы вооружить обучающихся необходимыми знаниями для политической работы в ротах.

В сочетании с ростом рядов партии перераспределение и перестановка коммунистов дали положительные результаты. К началу Ясско-Кишиневской операции во всех, за редким исключением, стрелковых ротах имелись полнокровные партийные организации, состоящие из 10–15 и более коммунистов.

По примеру парторганизаций перераспределение и перестановка проводились также и по линии комсомола. С этой работой успешно справился комсомольский отдел политуправления фронта, возглавляемый майором В. В. Воропаевым. В результате принятых мер к началу операции в большинстве стрелковых подразделений коммунисты и комсомольцы составляли уже более половины личного состава. Это положительно сказалось на сплочении коллективов, на организации всей политико-воспитательной работы, на состоянии дисциплины.

Чтобы победить врага, его нужно ненавидеть. Естественно, воспитанию ненависти к фашистским извергам командиры и политорганы уделяли первостепенное внимание. Дня не проходило, чтобы в ротах и батареях не проводились беседы и лекции о зверствах захватчиков. Для этого широко использовались сообщения печати о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

Кроме того, бойцы, участвуя в освобождении родной земли, своими глазами видели разрушенные города и села, леденящие кровь следы хозяйничанья немецко-фашистских захватчиков. Надо было помочь воинам осмыслить виденное, сделать для себя единственный вывод: бить врага беспощадно.

Большой популярностью у солдат пользовались листовки, издаваемые политорганами. Их нельзя было читать спокойно. Написанные писателями и журналистами, политработниками, а то и самими бойцами и сержантами, они не могли никого оставить равнодушным.

«Где бы ни побывали фашисты, повсюду их кровавый путь отмечен виселицами, разрушениями, горами трупов расстрелянных советских людей, — говорилось в одной из листовок, выпущенных политуправлением фронта. — Так было в Богучаре и Миллерове, в Изюме и Ворошиловграде, в Славянске и Синельникове, в Днепропетровске и Запорожье, в Кривом Роге и Херсоне, в Одессе и Тирасполе.

Товарищ боец, весь советский народ благословил тебя на великий подвиг освобождения родной земли, на возмездие фашистским злодеям.

Да поможет тебе в этом святом ратном деле жгучая всепобеждающая ненависть! Да осенит тебя великое непобедимое знамя Ленина!»

Сильное воздействие на чувства и мысли людей оказывали свидетельства тех, кто сам пережил фашистскую неволю. Таким людям мы всегда старались давать слово при случае.

Помню, во время одной из бесед по поводу зверств захватчиков в Одессе боец 59-й гвардейской стрелковой дивизии Родин обратился к товарищам с такими словами: «Я — одессит и своими глазами видел, какие чудовищные дела творили гитлеровские бандиты в Одессе. Подлые фашисты ради забавы застрелили из автоматов моего сына, а другого мальчика тяжело ранили. Я поклялся отомстить врагам за кровь и смерть невинных детей. Теперь мне дано Советской властью оружие и свою клятву я исполняю с честью…»

Мне докладывали о случае, происшедшем в одном из гвардейских стрелковых полков. Учитывая возраст донского казака Парамона Самсоновича Куркина, командир подразделения решил перевести его в хозвзвод и назначить повозочным. Узнав об этом, боец обиделся и по команде обратился к комбату с просьбой оставить его в роте рядовым бойцом.

На вопрос командира: «Почему вы хотите остаться в роте?» — Куркин ответил: «С немецкими извергами я в первую войну еще воевал. И с тех пор злость у меня к ним особая есть. В моих руках еще хватит силы, чтобы нещадно бить врага, и от других я не отстану».

Боец остался в подразделении и в последующих боях показал себя с самой лучшей стороны.

Подобных случаев было немало. Накопилась у наших воинов злость и ненависть к врагу. У многих, как и у П. С. Куркина, с фашистами были личные счеты. Поэтому мы стала готовить личный состав к боевым действиям в новых условиях на территории противника. В основу этой работы было положено заявление Советского правительства от 2 апреля 1944 года, главная мысль в котором сводилась к тому, что Красная Армия, переходя советскую границу, не преследует цели захвата какой-либо части Румынии или изменения существующего в ней общественного строя. Вступление советских войск в пределы Румынии диктуется исключительно военной необходимостью и продолжающимся сопротивлением противника.

Это была в высшей степени справедливая позиция Советского правительства. И предстояло усилить классовое, интернациональное воспитание личного состава, показать нашим людям разницу между правящими кругами государств — союзников гитлеровской Германии и простым народом, который страдает от двойного гнета — своей буржуазии и оккупантов. Именно этого добивались командиры и политорганы, партийные и комсомольские организации. Было очень важно, чтобы каждый боец хорошо понял свою освободительную миссию и ничем не уронил своей чести, чести красноармейца, в глазах местного населения.

Наконец поступили конкретные распоряжения по подготовке к операции, и в конце июля 1944 года Военный совет и политуправление фронта провели совещание членов военных советов, начальников политотделов армий и начальников политотделов корпусов, на котором я сделал доклад о задачах партийно-политической работы в связи с предстоящими наступательными действиями войск.

В основу доклада были положены указания Главного политического управления Красной Армии о перестройке партийно-политической работы применительно к новой обстановке, изложенные в подписанном А. С. Щербаковым приказе, в котором особое внимание обращалось на разъяснение великой освободительной миссии Красной Армии, воспитание у воинов уверенности в близкой и окончательной победе над врагом.

Активное участие в работе совещания приняли все члены Военного совета фронта во главе с командующим генералом армии Ф. И. Толбухиным. В заключение совещания выступил А. С. Желтов. В своем выступлении Алексей Сергеевич говорил о необходимости усиления живого общения руководителей с подчиненными и с массой бойцов, об улучшении проверки исполнения приказов командования, повышении политической бдительности. Он поставил задачи усилить воспитательную работу в войсках в духе советского патриотизма, национальной и военной гордости, повысить дисциплину всего личного состава, с тем чтобы, находясь за рубежом Родины, каждый строго соблюдал порядок и организованность, нормы поведения, дорожил честью и достоинством советского воина, уважал суверенитет и национальное достоинство других народов.

Вскоре политуправление провело совещания с начальниками политотделов дивизий, а затем и с заместителями командиров полков и батальонов но политической части. Совещание, на котором я делал доклад, прошло в городе Тирасполе. Эти же вопросы были обсуждены на собраниях партийного актива и коммунистов первичных парторганизаций. Все это способствовало оживлению партийно-политической работы, придало ей целенаправленный характер.

2 августа была получена долгожданная директива Ставки Верховного Главнокомандования о проведении операции. Ознакомившись с ней, мы провели расширенное заседание Военного совета фронта с участием командующих армиями, начальников штабов и членов военных советов.

В заключение своего выступления Сергей Семенович Бирюзов назвал силы и средства, привлекаемые к операции, указал, какие задачи должны решать та или иная армия. Серьезное внимание он уделил вопросу оперативной маскировки войск.

Командующие армиями, заблаговременно ознакомленные с директивой Ставки, доложили Военному совету свои решения на наступление. После разбора оперативных вопросов Военный совет рассмотрел и утвердил мероприятия политуправления фронта по партийно-политической работе, изложенные в моем докладе.

Настроение у присутствовавших на Военном совете офицеров и генералов было приподнятое, радостное. Да и как иначе? Нашему фронту вместе со 2-м Украинским Ставка доверила проведение важнейшей операции, успешное завершение которой позволило бы практически вывести из войны двух союзников Германии — Румынию и Болгарию. Вместе с тем каждый чувствовал свою огромную ответственность. До начала наступления оставалось немного времени, а дел — непочатый край. Требовалось окончательно отработать вопросы взаимодействия, подготовить исходные районы для наступления, подвезти боеприпасы к огневым позициям, осуществить сосредоточение сил на направлении главного удара и прочее.

Большое внимание уделялось дезинформации противника. Проводились различные мероприятия, призванные внушить, что никаких активных действий советское командование на южном участке фронта предпринимать в ближайшее время не собирается. Все распоряжения отдавались только лично. С этой целью командиры и политработники либо вызывались на КП, либо получали указания непосредственно на месте. Переписка и телефонные разговоры на сей счет были категорически запрещены, а радиопередатчики опечатаны…

Самые строгие меры по обеспечению скрытности подготовки наступления были приняты во всех объединениях и соединениях фронта. По инициативе Военного совета 37-й армии было решено временно отселить с кицканского плацдарма и из прибрежных населенных пунктов местных жителей. Этим, конечно, преследовалась главная цель — избежать напрасных потерь среди гражданского населения от огня вражеской артиллерии. Но была и другая — нейтрализовать вражеских агентов, оставленных гитлеровцами на освобожденной нами территории.

В том, что они оставлены, мы, конечно, не сомневались. А однажды мне в этом пришлось и самому убедиться…

Как-то позвонил Михаил Николаевич Шарохин.

— Что-то, Иван Семенович, забывать стали нас, — упрек-пул полушутя-полусерьезно. — Давненько не заглядываете.

— А я как раз завтра с утра к вам собираюсь, Михаил Николаевич.

— Вот и хорошо, — заметил командарм.

Конечно, это приглашение было не случайным: Михаилу Николаевичу потребовалось по старой привычке посоветоваться со мной по самым различным вопросам. Поездка по войскам 37-й армии запомнилась, потому что в тот день я мог трижды погибнуть, но отделался лишь легкой контузией и царапиной.

В 37-ю, войска которой знал неплохо, я чаще всего ездил один, а не с группой работников политуправления, как в остальные. Так поступил и на сей раз.

Выехали тихим ранним утром и вскоре оказались в Суклее, в штабе Шарохина. Михаил Николаевич встретил радушно. Он был, как всегда, в тщательно отутюженной полевой форме, загорелую шею оттенял белый кант свежего подворотничка.

— Позавтракаем — и махнем к Чурмаеву? — предложил он, поздоровавшись.

— В двадцать восьмую гвардейскую? Согласен. Я давненько не был там.

Дивизия занимала оборону в районе Александровки и, как и все войска фронта, вела «бои местного значения» — стремилась улучшать позиции.

Завтракал с бывшими своими однополчанами — В. В. Сосновиковым, А. К. Блажеем, новым членом Военного совета армии генерал-майором В. Д. Шабановым, с которым тоже был знаком и который, как мне доложили, уже хорошо вписался в коллектив. Беседовали о текущих делах.

В дивизию выехали на трех машинах. Шарохин пригласил меня в свой «виллис», пояснив, что по дороге надо потолковать.

Ехали в голове колонны, любовались буйной зеленью молдавского лета. Вокруг стояла тишина, нигде не стреляли.

Тучи пыли поднимались из-под колес, и задним машинам приходилось держать солидную дистанцию.

— Появятся в небе фрицы — издалека увидят, — заметил Михаил Николаевич, оглянувшись назад.

— Ничего, скоро лесок будет, — успокоил порученец.

Но только подъехали к лесу, на дорогу выскочил солдат и преградил нам путь. Водитель резко нажал на тормоза, высунулся в окно и крикнул, чтобы тот освободил дорогу.

Но солдат, не обращая внимания на водителя, подошел к машине, открыл заднюю дверцу, и мы, еще не пришедшие в себя после внезапной остановки, услышали его спокойный голос:

— Товарищи генералы, дальше нельзя: мины…

— Откуда они взялись? — недовольно пробурчал порученец командующего, сидевший на переднем сиденье.

— Действительно, откуда? — удивился и Шарохин. До Александровки не доехали каких-то метров восемьсот, находились, по сути, в расположении дивизии генерал-майора Г. И. Чурмаева — и вдруг мины.

— Так мы же тут на прошлой неделе проезжали, — сказал порученец, выйдя из кабины. — Что они, с неба упали?

— Не кипятись, Петрович, сядь в машину, — приказал ему командующий. — А вы, — обратился он к солдату, — давайте делайте свое дело.

— Есть, — только и сказал красноармеец и опустил миноискатель у правого переднего колеса машины. Не прошло и минуты, как мы услышали его голос:

— Товарищ генерал, вы в рубашке родились. Есть!

Положив миноискатель на землю, солдат присел на корточки, и его рыжие от земли пальцы быстро, но осторожно заработали. И он ловко вытащил противотанковую мину.

— Вот это да! — воскликнул водитель. На его загорелом лбу блестели крупные капли пота.

Я машинально потрогал свой лоб — он тоже был мокрым.

— Вот так — «до смерти четыре шага», — пошутил Шарохин, и голос его был таким же спокойным, как всегда. — Точнее, не четыре шага, а полоборота колеса, — добавил он.

Потом мы вышли из машины. Нас окружили саперы во главе с лейтенантом, который доложил, что на этой дороге обнаружили и обезвредили еще пять противотанковых мин.

— Гад какой-то действует, — сказал он. — Позавчера полуторка подорвалась. С тех пор каждое утро с миноискателем этот участок проверяем…

— Строй, лейтенант, своих ребят, — сказал Михаил Николаевич.

И когда тот, выполнив распоряжение, доложил, Михаил Николаевич подошел к нашему спасителю и проникновенно, с чувством сказал:

— Спасибо, солдат, ты хорошо поработал и заслуживаешь награды.

Он достал из кармана орден Красной Звезды и прикрепил к пыльной гимнастерке красноармейца, на груди которого уже красовались медали «За отвагу» и «За боевые заслуги».

Пока прикреплял орден, расспросил, давно ли солдат воюет, в каком полку служит. Потом крепко обнял его и приказал встать в строй.

— И вам, товарищи, спасибо за службу, — сказал командарм, обращаясь к саперам. — Враг, как видите, не дремлет. Не только бомбит и стреляет, но из-за угла еще стремится нанести удар. Так что смотрите в оба.

Подозвав лейтенанта, Шарохин приказал ему передать командованию, чтобы нашего спасителя представили к ордену — награждение надо было оформить документально.

Михаил Николаевич и раньше практиковал вручение наград в окопах, на передовой, без предварительного оформления документов. Так он поступал иногда в наступлении, оставляя оформление бумаг на потом…

— Считаю, Иван Семенович, — обернулся он ко мне, когда машина тронулась, — коль мне доверено от имени правительства награждать своих подчиненных орденами и медалями, то должен я это делать там, где сочту нужным и без излишней бюрократии. Главное — чтоб воспитательный эффект достигался.

— Да мы уже с вами, Михаил Николаевич, на эту тему не раз говорили, — ответил я.

— Вот-вот, а вы все не соглашаетесь со мной, — шутливо упрекнул он. Помолчав, продолжал серьезно: — Конечно, порядок есть порядок. Ничего против не имею. Но ведь — война. Солдат может трижды погибнуть, так и не получив заслуженной награды.

Дальше ехали молча, каждый думал, быть может, и по-своему, по об одном и том же — о войне, о том, как лучше подготовиться к новому наступлению.

— Нужно бы с прифронтовой полосы отселить местное население, чтоб даром не гибли люди, — нарушил молчание Михаил Николаевич.

— Трудно это сделать — люди намучились в оккупации, теперь только почувствовали себя хозяевами, а тут опять оставлять хаты со всем скарбом, — ответил я.

— Трудно, но нужно, Иван Семенович.

На командном пункте генерал-майора Г. И. Чурмаева мы долго не задержались. Выслушав доклад комдива, уточнив кое-какие детали и дав необходимые указания, Шарохин обратился ко мне:

— Тут, Иван Семенович, порядок. Я сейчас направлюсь к Куприянову, а вас, если не возражаете, попрошу проехать к Осташенко.

Я как раз планировал посетить 57-й стрелковый корпус генерал-майора Ф. А. Осташенко, поэтому предложение командарма принял с удовольствием.

В 17.00 договорились встретиться у генерала Дрейера.

Командарм уехал в 66-й стрелковый корпус генерал-майора Д. А. Куприянова, а я провел короткое совещание с работниками политотдела дивизии и тоже попрощался с хозяевами.

На командный пункт Осташенко добрались быстро и без приключений. С генералом встретились как старые сослуживцы. Он как раз собирался ехать в одну из дивизий.

— Командный пункт и штаб дивизии вон за той высоткой, — указал рукой комкор. — Там небольшая деревушка в лощине — райское место. Нам только вон тот участок проехать.

Отрезок дороги, на который указал Федор Афанасьевич, был не более полукилометра.

— Проскочим, — сказал я уверенно.

Действительно, проскочили. Гитлеровцы не успели сделать ни одного выстрела, хотя мы ехали на трех машинах и их наблюдатели не могли нас не заметить.

Было жарко, и мы решили расположиться в тенечке на завалинке крестьянского дома, который занимал командир дивизии. Хозяина на месте не оказалось — находился в одном из полков. Чтобы не терять времени даром, я дал команду собрать политработников и, кого удастся, из партактива.

Вдруг послышался свист и громыхнул взрыв. Снаряд пробил крышу дома и разметал его в пух и прах, а нас отбросило взрывной волной метров на 5–6. Открыв глаза, увидел склонившегося надо мной порученца Павла Романовича Копина. На лице — испуг, губы его шевелились, но я ничего не слышал — оглушило… Подполз, тоже слегка оглушенный, Осташенко. Вдвоем помогли мне подняться и перебраться в укрытие — на дно каменистого оврага, ибо артналет усилился.

— Второй раз сегодня чуть не угодил на небеса, — сказал я Федору Афанасьевичу, вспомнив утренний инцидент и слова Шарохина.

— Ничего, — ответил он, — кому суждено быть повешенному, тот не утонет. Вот я — третью войну воюю и ни разу даже не ранен.

Обстрел как начался внезапно, так внезапно и прекратился. Вскоре вернулся комдив. Я поинтересовался, часто ли противник такие вот налеты устраивает.

— Частенько, — ответил комдив. — Особенно когда высокое начальство наезжает.

Это же подтвердил и Осташенко. Потому, мол, и в дом не стал заходить, знал — будет налет, но не ожидал, что прицельно ударят.

— А может, кто-то корректирует огонь? — высказал я предположение.

Осташенко согласился со мной и приказал комдиву усилить бдительность, присматриваться к местным жителям.

О необходимости повысить бдительность говорил и я с политработниками и партийным активом.

После обеда Федор Афанасьевич отбыл к себе на командный пункт. Это была наша последняя встреча с Осташенко на фронте. Вскоре его корпус вывели во второй эшелон, а позже передали в подчинение 2-му Украинскому фронту. Участок же, который он оборонял, заняли дивизии 57-й армии…

В 20-ю дивизию генерал-майора Н. М. Дрейера я прибыл заблаговременно. На КП сказали, что комдив в одном из полков вместе с начальником политотдела и скоро должен вернуться.

— А вы пока отдохните с дороги, товарищ генерал, — предложил начальник штаба и дал провожатого до дома, который занимал комдив.

Провожатым оказалась молодая девушка-солдат с эмблемами связиста на погонах, быстрая черноглазая украинка.

Через несколько минут я уже сидел в светлой чистой горнице. Заметил про себя: Галя тут как дома. Она проворно хозяйничала на кухне; уже тоненько пел самовар, на столе появились чистая домашней выделки холщовая скатерть, стаканы в подстаканниках, литровая банка в вареньем…

Вскоре подъехал и Шарохин.

— Здравствуй, Галочка, — поздоровался он, войдя в переднюю. — Соскучился по твоему чаю.

— Сейчас будет, товарищ командующий, — пообещала девушка и прибавила: — Как вы любите, с медом и абрикосовым вареньем.

Не успели мы переброситься и парой слов, как в комнату без стука вбежал порученец командарма и доложил, что в сторону деревни идет группа вражеских бомбардировщиков — не менее 10 самолетов.

— Ну и пусть летят, — ответил Михаил Николаевич. Видно было — он настроился попить чаю. Да и мне не хотелось оставлять прохладную чистую светлицу с шумящим самоваром, который Галя только что ловко водрузила на стол.

— Не деревня же их цель, — в том же тоне поддержал я Михаила Николаевича. — Да и наши истребители их скоро перехватят.

— К тому же нынче с Иваном Семеновичем мы уже разок чуть не взлетели на воздух, — вспомнил Михаил Николаевич утреннюю мину.

— Нам тоже досталось, — сообщил я. — Оглушило, шумит в голове. Но после Галиного чая обязательно пройдет, — прибавил, глядя на хозяйку, которая заваривала чай и внимательно прислушивалась к разговору.

В это время где-то недалеко ударили зенитки и ухнули бомбы. Галя поставила чайник и посоветовала нам отправиться в укрытие.

— Ну, Галя, чаю пожалела, — добродушно ворчал Михаил Николаевич, покорно следуя в «бомбоубежище» — картофельную яму.

— Я вам сюда принесу, — сказала Галя, когда мы спустились в яму и устроились на каких-то ящиках. Но Михаил Николаевич не отпустил ее, сказав, что тут пить чай — не тот смак. Потерпим.

Сидим ждем, когда враг отбомбится или его отгонят наши истребители. И вдруг — оглушительный взрыв, земля заходила ходуном, песок посыпался с покатых стенок.

— Кажется, в дом угодила, — сказал Михаил Николаевич.

Он не ошибся: когда мы выбрались из убежища, на месте дома зияла огромная воронка. Машины наши, спрятанные в балке, не пострадали, а вот радиостанция, которая сопровождала командарма, была разбита.

— Ну как, Иван Семенович, убедились, что местное население с прифронтовой зоны надо временно отселить? — спросил Михаил Николаевич.

Мне оставалось только согласно кивнуть и пообещать поддержку в этом трудном деле.

О том, как происходило отселение, мне доложили позже. В течение трех дней жители расположенных на плацдарме селений, а также города Тирасполя, что на левом берегу Днестра, организованно выехали в тыл. В двадцатипятикилометровой зоне остались лишь их уполномоченные — по одному на каждые 10 домов. Это были надежные, проверенные люди. Они наблюдали за сохранностью имущества граждан, через них поддерживалась связь между военными и гражданскими властями.

Много хлопот доставили только обитатели Кицканского монастыря, которые хотели отсидеться в своих кельях, ссылаясь на то, что стены достаточно крепкие и за ними можно чувствовать себя в безопасности.

Однако было отмечено, что, как только на наблюдательные пункты, находящиеся в районе монастыря, приезжают командиры высокого ранга, гитлеровцы начинают интенсивный обстрел. Правда, бесспорных доказательств тайных связей духовной братии с врагом не было, но мы знали, что настоятелем монастыря являлся бывший царский офицер, который совсем не благоволил к нам хотя и старался скрывать свое отношение под маской смирения.

Узнав о необходимости срочно эвакуироваться в тыл, святой отец согласился, но попросил оставить трех монахов для присмотра за имуществом.

Вскоре монахи с узелками заняли места в машинах, и колонна в сопровождении двух стрелковых взводов, выделенных для обеспечения эвакуации, направилась в сторону суклейской переправы.

Когда машины въехали в лес, святые отцы попросили остановиться: до ветру, мол, приспичило.

Обманули черноризники доверчивого лейтенанта — командира взвода. Пришлось двое суток разыскивать по лесу «братьев во Христе». Иные так хорошо спрятались, что их не смогли найти.

После этого были приняты дополнительные меры по обеспечению скрытности подготовки наступления. Теперь, например, к переднему краю обороны бойцам и командирам частей обслуживания разрешалось выходить только в строго определенных местах и с ведома командира дивизии, причем обязательно в сопровождении командира роты или батальона.

В дни подготовки к Ясско-Кишиневской операции напряженно работали и штабы, и политуправление фронта, политотделы армий и соединений, политаппарат и парторганизации частей. Были составлены планы партийно-политических мероприятий, в которых предусматривались расстановка политработников по соединениям и частям, проведение собраний и митингов, выступление лекторов и пропагандистов. В армейской печати особое внимание уделялось распространению опыта минувших боев, популяризации отличившихся.

Офицеры политуправления много времени отдавали работе в частях, где оказывали конкретную действенную помощь.

До начала наступления мне с группой политработников довелось побывать во всех армиях фронта, переговорить с членами военных советов, заслушать начальников политотделов о проводимой работе. Приходилось каждый день по нескольку раз выступать перед различными категориями военнослужащих.

Во всех частях за несколько дней до начала наступления состоялись партийные собрания, на которых были обсуждены задачи коммунистов в предстоящих боях. Почти на каждом собрании рассматривались заявления воинов о приеме в партию. Сотни и сотни бойцов изъявили желание идти в бой коммунистами. Они тут же получали партийное поручение — первыми подняться в атаку.

Политуправление подготовило обращение к личному составу в связи с предстоящим наступлением, которое явилось настоящим боевым призывом. Наши литераторы и журналисты постарались подобрать такие слова, чтобы они дошли до сердца каждого воина.

В приказе-воззвании, в частности, говорилось: «Доблестные воины 3-го Украинского фронта!

Выполняя наказ Родины, вы неоднократно обращали в позорное бегство ненавистного врага.

В прошлых боях за освобождение Украины и Молдавии от поганых полчищ немецко-румынских захватчиков вы проявили чудеса храбрости и героизма.

В тяжелых условиях военной распутицы нынешнего года вы героически прошли сотни километров, очищая родную советскую землю от немецко-румынских захватчиков. Далеко позади остались Днепр и Буг, Кривой Рог и Никополь, Николаев и Одесса. На ряде участков вами форсирован Днестр. Но еще топчет враг землю Советской Молдавии и Измаильской области. Еще томятся в румынском рабстве сотни тысяч советских людей, ручьями льется невинная кровь женщин, детей и стариков. Они ждут своего освобождения. Кровь безвинных жертв взывает к мщению.

Боевые друзья! Настал грозный час окончательной расплаты за все злодеяния, совершенные гитлеровцами на советской земле. Отомстим врагу за горе и слезы, за разбой и насилия, за издевательство над нашим народом.

Приказываю:

Войскам 3-го Украинского фронта перейти в решительное наступление.

1. Доблестным пехотинцам стремительным штурмом прорвать оборону противника и уничтожить его. Смело врываться в траншеи врага: пулей, штыком и гранатой разить ненавистных извергов. Неустанно преследовать их по пятам, не давать им закрепляться на промежуточных рубежах.

2. Мужественным артиллеристам и минометчикам сокрушительным огнем прокладывать путь пехоте и танкам, громить живую силу и технику противника.

3. Отважным танкистам, взаимодействуя с пехотой, мощными ударами бить по вражеским флангам, дробить войска противника, резать его коммуникации, окружать и уничтожать захватчиков.

4. Неустрашимым саперам быстро проделывать проходы в минных полях и проволочных заграждениях, не задерживать нашу наступающую пехоту, своевременно наводить переправы.

5. Смелым летчикам обрушивать смертельный груз на боевые порядки вражеских войск, стойко прикрывать нашу пехоту с воздуха, дерзко бомбить коммуникации врага, не давать ему выходить из-под ударов наших войск.

6. Храбрым связистам обеспечить в бою непрерывную связь, вовремя устранять неисправности и повреждения в ней.

7. Неутомимым труженикам войсковых тылов не отставать от наступающих подразделений, постоянно питать войска боеприпасами, снаряжением и продовольствием.

8. Офицерам и генералам организовать образцовую работу штабов, обеспечить четкое взаимодействие всех родов войск, непрерывно управлять боем, широко применять маневр.

9. Всем воинам фронта смело идти вперед, беспощадно уничтожать румыно-немецких захватчиков. Высоко держать честь воинов Красной Армии, соблюдать образцовый порядок и организованность, не допускать самоуспокоенности и благодушия, прочно закреплять отвоеванные рубежи.

Воины Красной Армии! Родина-мать благословляет вас на новые подвиги. Великое непобедимое знамя Ленина осеняет вас!

Смерть фашистским оккупантам!»

Приказ был подписан командующим войсками 3-го Украинского фронта генералом армии Ф. И. Толбухиным, членом Военного совета генерал-лейтенантом А. С. Желтовым, начальником штаба генерал-полковником С. С. Бирюзовым.

Чтение вылилось в массовые митинги, на которых бойцы, командиры и политработники с большим подъемом клялись, что они сделают все, не пожалеют крови и самой жизни для выполнения поставленной задачи.

Митинги явились логическим завершением всей партийно-политической работы, проведенной в ходе подготовки к Ясско-Кишиневской операции.

Глава вторая ПОД ЯССАМИ И КИШИНЕВОМ

Начало операции застало меня в 37-й армии, где я с группой работников политуправления помогал политорганам успешно завершить подготовку к наступательным боям.

Надо сказать, дела тут обстояли весьма неплохо. Генерал-майор В. В. Шабанов и начальник политотдела полковник Б. С. Мельников провели большую и разностороннюю работу. Резко различавшиеся внешне (Владимир Васильевич невысокого роста, несколько грузноватый, да и по возрасту старше своего начальника политотдела молодого худощавого Бориса Семеновича), они очень похожи были по деловым своим качествам: оба необычайно подвижные, энергичные, из тех, о ком говорят — горит на работе.

Из множества дел, к которым они приложили руку в подготовительный период, назову лишь одно, имевшее весьма большое значение для войск всего фронта. В предыдущих боях в районе села Колкотова Балка части армии захватили огромный склад боеприпасов, занимавший площадь около 10 квадратных километров. Тут были и снаряды, и мины, бомбы, горы ящиков с патронами и гранатами. Уже к концу июля «трофейным» артиллерийским батареям и дивизионам, сформированным в частях и вооруженным захваченными у врага орудиями, было передано 400 тысяч снарядов и мин.

— Так что угощать фрицев будем их же снарядами, — с улыбкой доложил мне Мельников.

По всему было видно, что политотдел конкретно и оперативно руководит политической работой в войсках, поддерживает постоянную связь со штабом армии, стремится быть в курсе выполнения оперативных задач.

Б. С. Мельников доложил о том, что незадолго до наступления он провел совещание начальников политотделов корпусов и дивизий, где определил задачи по политическому обеспечению боевых действий.

— Мы составили план партийно-политической работы на период наступления, за выполнением которого теперь внимательно следим, — рассказывал он. — Для этого политработники постоянно находятся в передовых соединениях и частях, где оказывают непосредственную помощь.

Я посмотрел этот план. На первый взгляд он мог показаться громоздким. Но, вникнув в детали, изменил свое мнение — план был конкретен, отражал все насущные проблемы.

— Особое внимание политотдел уделяет партийным поручениям, — продолжил свой доклад полковник Мельников и уточнил: — Все члены партии имеют конкретные поручения на каждый день и на период выполнения наиболее важных задач.

Я поинтересовался, как удается добиться этого. Мельников пояснил, что парторги ежедневно собирают коммунистов или беседуют с ними прямо на позициях, где и дают задания. Так, накануне наступления коммунистам стрелковых рот было поручено первыми подняться в атаку и увлечь за собой остальных бойцов.

— В случае какой-то заминки коммунист должен первым подняться и личным примером воодушевить товарищей, — добавил к сказанному Мельников.

Затем он дал краткие характеристики политорганам подчиненных соединений. В частности, отметил настойчивость и умение вести за собой начальника политотдела 82-го стрелкового корпуса полковника К. П. Пащенко. Впрочем, мне и самому вскоре довелось убедиться в этом. В тот день мы с Мельниковым находились на КП армии.

Неожиданно поступило сообщение о том, что в одном из соединений этого корпуса получилась заминка с продвижением войск.

— Что будем делать? — спросил я начальника политотдела армии, готовый и сам направиться на этот участок.

— Ничего, — спокойно ответил он. И, видя мое недоумение, добавил: — Туда уже выехал полковник Пащенко. Так что можем не беспокоиться.

И действительно, прошло немногим более двух часов, и Пащенко доложил: наступление успешно продолжается.

Наступая с захваченного весной тираспольского плацдарма на правом берегу Днестра, части и соединения 37-й армии в первый же день прорвали на всю тактическую глубину заранее подготовленную оборону противника южнее Бендер. Это дало возможность на другой день с рассветам ввести в бой подвижные соединения 4-го гвардейского и 7-го механизированного корпусов под командованием генералов В. И. Жданова и Ф. Г. Каткова, которым было приказано, выйдя на оперативный простор, во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта окружить и уничтожить отступающую ясско-кишиневскую группировку противника, как это было предусмотрено директивой Ставки. Забегая вперед, замечу, что войска 37-й армии вместе с введенными в бой подвижными соединениями и частями блестяще справились с этой задачей.

А вот 57-я армия тревожила нас с первых дней операции. Враг, используя господствующие высоты, хорошо оборудованные в инженерном отношении, оказал ожесточенное сопротивление, неоднократно переходил в контратаки. В результате за день наступления армия с большим трудом овладела лишь первой траншеей противника и полотном железной дороги между Хаджимусом и озером Ботно. Далее развить успех не удалось.

Командующий фронтом направил в 57-ю группу офицеров штаба и приказал выделить туда же наиболее грамотных, решительных и инициативных работников политуправления.

Наши представители, прибыв в армию, сразу приступили к делу. Мне потом докладывали, что они прежде всего провели совещания коммунистов и комсомольцев с разбором итогов боев первого дня наступления. На этих совещаниях каждый коммунист и комсомолец получил персональное задание на второй день наступления. Кроме того, до всего личного состава были доведены сведения об успехах соседней 37-й армии, которая далеко продвинулась вперед и крайне нуждалась в поддержке со стороны частей и соединений 57-й. Взамен выбывших парторгов и комсоргов были назначены новые товарищи из резерва политотделов, которых соответствующим образом проинструктировали представители политорганов. И вот 21 августа с рассветом, после артиллерийской и авиационной подготовки, войска 57-й армии вновь атаковали позиции противника и прорвали оборону на всю тактическую глубину.

Успешно развивались события на участке 40-й армии. Ее ударная группировка, в которую входили 31-й гвардейский и 37-й стрелковые корпуса, во взаимодействии с левым флангом 37-й армии нанесла поражение противнику и к исходу первого дня полностью выполнила поставленную перед ней боевую задачу. В последующие дни боевые действия 46-й армии развивались так же успешно.

5-я ударная армия, действовавшая на правом фланге фронта, в первые дни наступления боевых действий, по существу, не вела, лишь создавала видимость активности, действуя в соответствии с полученной задачей. Но на третий день она развернула наступление в направлении Кишинева.

В период наступления бойцы, офицеры и генералы нашего фронта проявили массовый героизм. Вспоминаю донесения, которые поступали в политическое управление фронта. В них часто сообщалось о подвигах коммунистов. Приведу лишь некоторые из тысяч.

Недолго довелось быть парторгом второго стрелкового батальона 266-го стрелкового полка младшему лейтенанту Грабову. Выпускник армейских курсов парторгов, он за сравнительно короткое время завоевал авторитет среди коммунистов и беспартийных. Когда в одном из боев подразделения были остановлены сильным огнем врага, Грабов возглавил группу добровольцев и повел ее в обход батареи, чтобы атаковать с тыла. Смелый маневр удался. Минометные расчеты противника были уничтожены, а материальная часть захвачена.

В другом бою Грабов находился в 5-й роте, действуя в цепи наступающих. Здесь его ранило, но парторг остался в строю. Когда противник предпринял контратаку, в которой участвовало несколько танков, отважный парторг взял две противотанковые гранаты, бросился под головной танк и подорвал его. За проявленный героизм младший лейтенант Грабов был посмертно награжден орденом Ленина.

Мужественно сражались и другие коммунисты. Когда наша пехота, остановленная сильным пулеметным огнем противника, была вынуждена залечь, командир орудия коммунист Сидоров и наводчик ефрейтор Недова выкатили орудие на позиции для стрельбы прямой наводкой и точными выстрелами уничтожили вражеские пулеметы. Сидоров и Недова не дрогнули и тогда, когда враг бросил в атаку штурмовые орудия. Вместе с подоспевшими товарищами они отбили все атаки.

В эти героические дни совершил беспримерный подвиг и сержант Петр Банников из 59-й гвардейской стрелковой дивизии. Рота, в которой он служил, наступала на ответственном участке. Огонь вражеского дзота преградил бойцам путь, и наступление замедлилось. Уничтожить дзот вызвались Тимофей Безлуцкий и Кузьма Мингариев. Но смельчакам не удалось добраться до огневой точки. Вражеские пули сразили их.

Сержант Банников не захотел терять времени на вызов артиллерийского огня, сам решил подавить дзот. Однако в трех метрах от него был тяжело ранен. Собрав последние силы, с гранатой в руке бросился к амбразуре и своим телом закрыл ее. Рота бросилась в атаку и овладела важным рубежом. О подвиге сержанта Банникова на следующий день рассказала фронтовая газета, ему были посвящены беседы агитаторов в ротах.

Личным примером отваги, находчивости и мужества вдохновлял в бою своих сослуживцев коммунист агитатор колка капитан Дрига из 4-й гвардейской стрелковой дивизии. В одном из боев он возглавил группу автоматчиков и повел их во фланг оборонявшейся вражеской роты. Смелая атака обеспечила нашим бойцам успех. Капитан Дрига со своей группой уничтожил 15 солдат противника, 43 во главе с командиром роты взял в плен. Так действовали коммунисты, командование высоко ценило их боевую работу.

Все это свидетельствует о том, что укрепление ротных партийных организаций в канун наступления коммунистами из фронтового и армейского резерва, из состава тыловых подразделений дало хороший результат. Подавляющее большинство их было награждено. Многие из них получили награды впервые, так как ранее, находясь в тылах, зачастую на второстепенных работах, не награждались.

Воодушевляемые коммунистами, героически сражались комсомольцы и беспартийные. В те дни стали известными имена многих героев. Успешно били врага родные братья Леонид, Иван и Александр Павленко, командиры пулеметных расчетов второй роты 129-го стрелкового полка. В первые два дня боев они участвовали в отражении шести контратак противника.

Все трое были представлены к государственным наградам.

«Верите пример с трех братьев Павленко — славных сынов Советской Украины!» — призывала бойцов листовка, выпущенная в те дни.

Не могу не рассказать о подвиге еще двух комсомольцев — ефрейторов А. Гусева и К. Гуренко.

В то утро с восходом солнца бойцы 60-го стрелкового полка подполковника И. Н. Макухи ворвались на восточную окраину села. Не успели закрепиться, как враг предпринял контратаку, бросив в бой около десятка танков с пехотой. Артиллеристы после первых же залпов подожгли несколько «тигров» и «фердинандов». Но фашисты продолжали наседать. Нескольким танкам удалось прорваться через наши позиции, и они двигались к наблюдательным пунктам, где находились командир 6-го гвардейского стрелкового корпуса генерал Г. П. Котов и командир 20-й гвардейской стрелковой дивизии генерал Н. М. Дрейер. Подполковник И. Н. Макуха бросил в бой батальон второго эшелона, однако остановить врага не удалось.

Позицию пулеметчика комсомольца Александра Гусева атаковали четыре вражеских танка. Видя, что пулеметным огнем их не остановить, ефрейтор бросился со связкой гранат под головную машину. Она развернулась, разматывая гусеницу, но остальные продолжали атаку.

Бой разгорелся с еще большим ожесточением. Полку удалось потеснить врага. Когда же передовые подразделения достигли западной околицы села, из-за крайних домов враг предпринял новую контратаку с танками. Нескольким вражеским машинам удалось прорваться в ряды наших бойцов. И тут подвиг ефрейтора Гусева повторил ефрейтор Кузьма Гуренко, ценой своей жизни уничтожив вражеский танк.

Атака гитлеровцев была отражена с большими для них потерями. Ефрейторы А. И. Гусев и К. И. Гуренко посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.

Таких примеров можно привести много. Важнейшей задачей партийно-политической работы в те дни мы считали популяризацию подвигов. Этому вопросу политическое управление и политотделы уделяли первостепенное внимание. Об отличившихся в боях рассказывалось в газетах, листовках, боевых листках, в беседах агитаторов и пропагандистов.

В ходе наступательных боев использовались более гибкие, чем в период оборонительных, оперативные формы партийно-политической работы. При первой возможности, когда того требовала обстановка, мы собирали актив, ставили конкретные задачи, поручили постоянно информировать личный состав о сообщениях Совинформбюро, об успехах Красной Армии на других фронтах Отечественной войны, и особенно, конечно, на участке наступления своего 3-го и 2-го Украинских фронтов.

Как правило, в конце каждого дня в ротах, батальонах и полках подводились итоги боевых действий, отмечались успехи и недостатки, обсуждались мероприятия в связи с получением новых задач. В перерывах между боями, если позволяла обстановка, проводились партийные и комсомольские собрания, на которых подводились итоги прошедших боев, рассматривались вопросы приема в партию и комсомол. В некоторых партийных и комсомольских организациях проводились собрания с отчетом парторга или комсорга о работе в бою.

Полностью оправдало себя в эти дни использование агитмашин, которых в политуправлении 3-го Украинского фронта было пять, а в армиях до десяти в каждой. Машины имели радиоузел, комплект литературы, журналы, газеты, лозунги, наглядные пособия, настольные игры, патефон с набором пластинок. На некоторых были и кинопередвижки.

Опыт использования агитмашин в ходе наступления в период Ясско-Кишиневской операции сослужил хорошую службу в последующем, когда наши войска вели боевые действия за пределами родной страны.

Неоценимую роль в подготовке к Ясско-Кишиневской операции, в создании и поддержании высокого наступательного порыва сыграла печать. Я сам наблюдал, с какой жадностью расхватывали бойцы и командиры в перерыве между боями номера фронтовой газеты за 20 августа 1944 года. По понятным причинам, она не сообщала, что именно сегодня начинается историческая операция. Но каждый материал звучал актуально, звал к наступлению. До сих пор перед глазами заголовки первых полос фронтовой, армейских и дивизионных газет: «Приказ командира — приказ Родины», «Быстрота и натиск — душа победы», «Мы — карающий меч советского народа», «Сражаться умело и отважно».

Кроме того, во всех газетах были опубликованы статьи и корреспонденции бывалых бойцов, героев минувших боев, а также советы, как действовать в той или иной ситуации.

Военные журналисты стремились быть в боевых порядках войск и весьма оперативно откликаться на все важнейшие события. Политическое управление и политорганы постоянно держали редакторов в курсе событий, подсказывали «адреса» подвигов.

Уже на второй день наступления газеты сообщали о прорыве обороны противника, о первых героях боев. Они призывали: «Сокрушим дрогнувшего врага», «Вырвем из рабства сотни тысяч советских людей Молдавии и Измаильской области!».

Большое внимание печать уделяла летчикам, успешно штурмовавшим врага. В этой операции наша авиация своей активностью значительно превосходила авиацию противника, что имело не только большое военное, но и политическое значение.

Я уже отмечал, что в войска было призвано множество людей из освобожденных районов, которые хорошо помнили трудные месяцы начала войны, когда гитлеровские стервятники господствовали в воздухе. Да и те, кто прошел с боями от Сталинграда, на себе испытали, как тяжело, когда небо над полем боя во власти врага. А тут наша авиация полностью перехватила инициативу. Когда боец видит, что над его головой не вражеские, а свои самолеты, его уверенность в действиях возрастает.

В период Ясско-Кишиневской операции наша авиация действовала очень активно и эффективно. Она наносила массированные удары по подходящим резервам врага, настигала и расстреливала автомобильные и танковые колонны на маршах, скопления пехоты противника, успешно подавляла артиллерийские батареи. Достаточно сказать, что только за первые два дня наступления летчики одной лишь 17-й воздушной армии, которой командовал генерал-полковник авиации Владимир Александрович Судец, уничтожили и подбили 63 танка, 517 автомашин, 260 повозок, подавили 33 артиллерийских и 37 зенитных батарей, разбили 20 железнодорожных вагонов, 6 складов с горючим и боеприпасами…[1]

Владимира Александровича я хорошо знал и искренне уважал за общительный и веселый характер, умение заражать своим настроением окружающих. Руководил он соединениями и частями умело, твердо, легко ориентировался в сложной обстановке, быстро реагируя на все ее изменения.

В эти дни в войсках фронта наряду с именами уже прославленных асов — Героев Советского Союза В. М. Михайлова, Н. Н. Дьяконова, Е. А. Середкина — стали известны имена молодых воздушных бойцов, среди которых не могу не назвать заместителя командира эскадрильи 672-го штурмового авиационного полка 306-й штурмовой авиационной дивизии Ивана Алексеевича Солдатова, впоследствии тоже Героя Советского Союза.

К исходу 24 августа войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, наступая в направлении Хуши-Леово, соединились, окружив врага в районе Кишинева. Ликвидация окруженной группировки была возложена на 3-й Украинский фронт.

Развернулись тяжелые бои. Особенно трудным был день 25 августа, когда противнику удалось прорвать фронт на участке 37-й армии и он тремя колоннами, по нескольку тысяч человек в каждой, при поддержке танков, штурмовых орудий и бронемашин устремился к уцелевшим переправам через Прут. План противника был быстро разгадан: с ходу форсировав Прут, выйти из окружения на юг и юго-запад. Для ликвидации прорыва в помощь частям 4-го гвардейского и 7-го механизированных корпусов был срочно переброшен на автомашинах 64-й стрелковый корпус. Попытки врага выбраться из окружения были пресечены.

Легко, однако, сказать — пресечены. За этим словом кроется не только мастерство командования, умение маневрировать силами и резервами, предвидеть действия противника, упреждать его. За ним — массовый героизм советских воинов, их самоотверженность и готовность любой ценой выполнить боевую задачу.

Вот только один пример. Танковому взводу лейтенанта Н. П. Батурина, входившему в состав 36-й гвардейской танковой бригады 4-го гвардейского механизированного корпуса, была поставлена задача отбить у гитлеровцев захваченную ими переправу у Сарато-Розеш и не допустить их отхода на западный берег. Враг защищал переправу с невиданным упорством, и все же нашим танкистам удалось оттеснить его от реки и вместе с подошедшими стрелковыми подразделениями выполнить задачу. В течение полутора суток держали они занятые позиции. Об ожесточенности сражения говорят такие цифры: более тысячи гитлеровских солдат и офицеров нашли здесь могилу, свыше 200 автомашин, 30 орудий и минометов, несколько танков было уничтожено нашими бойцами. Экипаж коммуниста Батурина уничтожил два танка и один захватил исправным. Впоследствии гвардии лейтенанту Николаю Павловичу Батурину было присвоено звание Героя Советского Союза.

А вскоре с окруженной группировкой противника в районе юго-западнее Кишинева было покончено.

Надо сказать, что такие сообщения наряду с благодарственными приказами Верховного Главнокомандующего имели огромное мобилизующее значение. И мы все делали, чтобы оперативно довести их до каждого солдата. Так, 23 августа во всех газетах был опубликован приказ, в котором объявлялась благодарность войскам фронта за прорыв сильно укрепленной и развитой в глубину обороны противника южнее Бендер… В этом приказе в числе особо отличившихся отмечались войска генералов М. И. Шарохина, И. Т. Шлемина, Н. А. Гагена, Д. А. Куприянова и других.

24 августа газеты вышли со следующим приказом, в котором объявлялась благодарность войскам фронта.

В эти дни я побывал в Бендерах, освобожденных 23 августа. Расположенный на правом берегу Днестра, с востока город защищен широким водным рубежом, с севера — крепостным валом, а с юга — сильными узлами сопротивления Плавни и Риска. Опираясь на выгодные для обороны рубежи, враг оказал здесь упорное сопротивление. В первые дни наступления 57-й армии не удалось полностью прорвать его оборону на этом участке. 22 августа вечером наши артиллеристы и летчики нанесли мощные удары по укреплениям противника и его огневым точкам. После этого войска устремились на штурм и к утру 23-го овладели Бендерами.

Город лежал в руинах. За три года оккупации враг полностью разрушил его. Все население было изгнано из домов, жилые здания и хозяйственные постройки взорваны и сожжены. Улицы заросли травой. Только с вступлением наших войск жители стали возвращаться в этот в прошлом красивый город на Днестре…

С еще большими трудностями пришлось столкнуться нашим войскам в боях за Белгород-Днестровский. Этот город, так же как и Бендеры, был сильно укреплен противником. Осложнялось его освобождение еще и тем, что на правом берегу Днестра у нас не было плацдармов, а потому боевые действия предстояло начинать с форсирования водной преграды.

Гитлеровцы рассчитывали удержать город и остановить наступление наших частей и соединений на этом направлении, однако войска 46-й армии во взаимодействии с Дунайской флотилией успешно форсировали Днестровский лиман южнее города и ворвались на юго-восточную окраину Белгорода-Днестровского. Специально выделенная десантная группа одновременно высадилась севернее, выбила врага из селений Молога, Кривда, Карловка, Турлак.

В результате ожесточенных боев город был освобожден нашими войсками, причем в ходе боев около двух тысяч солдат и офицеров противника сложили оружие и сдались в плен.

В боях за Белгород-Днестровский особенно отличились моряки Дунайской военной флотилии, которые здесь впервые сражались рука об руку с частями и соединениями 3-го Украинского фронта.

Когда приходилось встречаться с моряками, я всегда поражался их отличной выправкой, умением носить форму, даже немного завидовал этой профессии. Свое «морское происхождение» они с гордостью подчеркивали и на земле, когда в годы войны приходилось надевать армейские шинели. В зеленом вещмешке всегда бережно хранилась щегольская бескозырка, а под гимнастеркой была неизменная тельняшка. Но не только этим моряки, вынужденные воевать на сухопутье, вызывали всеобщее уважение — они восхищали крепкой матросской дружбой и презрением к смерти, бесстрашием и удалью в бою.

Хорошо воевали моряки на сухопутье, а еще лучше — на воде. Дунайская военная флотилия состояла из небольших речных кораблей с немногочисленными экипажами, четырех артбатарей да батальона морской пехоты, по представляла собой серьезную силу. Она сыграла значительную роль в нашем освободительном походе. Достаточно сказать, что ее бронекатера, тральщики и полуглиссеры прошли по Дунаю с боями около двух тысяч километров, высадили около двадцати тактических десантов. Флотилия постоянно поддерживала фланги наших войск огнем артиллерии. Неоценима ее роль в перевозке войск, особенно при форсировании рек. На ее кораблях было переправлено более 900 тысяч солдат и офицеров, свыше 1,5 тысячи танков и САУ, 7 тысяч орудий и минометов. За боевые заслуги дунайцев флотилия была награждена орденами Красного Знамени, Нахимова I степени и Кутузова II степени. И все это за один год существования.

Между тем наступление и в районе Кишинева развивалось стремительно. Противник сильно укрепил подступы к городу, приспособил его к долговременной обороне. Но глубокий фланговый маневр, предпринятый нашими войсками в направлении Хуши-Леово, расстроил планы, и 24 августа части 5-й ударной армии 3-го Украинского фронта штурмом овладели столицей Молдавской ССР.

А 25 августа — новая победа. Был освобожден город и крепость Измаил, важный опорный пункт противника в низовьях Дуная. В Измаиле были захвачены в плен более 4 тысяч солдат и офицеров, крупные склады с военными материалами и снаряжением. Но самое главное, в результате стремительного наступления наших войск совместно с Дунайской флотилией удалось спасти от разрушения город, один из красивейших на Дунае.

При штурме его особенно отличились бойцы 5-й гвардейской мотострелковой бригады подполковника Н. И. Завьялова, хорошо показавшие себя в рейдах по тылам врага. Первыми в город ворвались гвардейцы майора Н. Д. Клушина. Имя этого мужественного офицера в те дни часто упоминалось в политдонесениях и на страницах газеты 46-й армии.

Наши воины так стремительно захватили город, что гитлеровцы, уже занявшие речные суда, не успели сбежать. Под обстрелом они вынуждены были сдаться в плен. Пересев на освобожденные от гитлеровцев суда, наши воины устремились на противоположный берег. А вскоре стали известны имена тех, кто первым ступил на правый берег Дуная. Это капитан Приходько, старшие сержанты Гладких, Жук, Панов, младшие сержанты Ефремов и Кинура.

Взятием Измаила и ликвидацией окруженной группировки противника юго-западнее Кишинева было завершено освобождение южных районов Украины и Молдавской ССР, а южная граница Советского Союза — полностью восстановлена. Это явилось крупной победой наших войск.

Коммунистическая партия Украины, Президиум Верховного Совета и Совнарком УССР в связи с освобождением города Измаила и всех южных районов Украины выразили воинам 3-го Украинского фронта сердечную благодарность. Приказом Верховного Главнокомандующего наиболее отличившимся в боях соединениям и частям было присвоено почетное наименование Измаильских.

27 августа войска фронта, перейдя границу, овладели Галацем — важнейшим портом на Дунае, третьим по величине городом Румынии.

Галац с юга омывается Дунаем, а с северо-востока — озером Братешу. Единственный проход к городу — с востока, между озером и рекой, — был сильно укреплен и минирован. Поэтому решением командования 46-й армии наши мотострелковые части переправились на правый берег реки и ворвались на улицы города с северо-запада.

Мой помощник по работе среди комсомольцев майор В. Воропаев, находившийся в эти дни в войсках 46-й армии, рассказал потом, как был взят Галац. Бой был коротким. Под покровом темноты в город пробрались сначала разведчики. Хорошо действовала группа во главе со старшим сержантом Городницким. Когда рота атаковала фабрику, где засели гитлеровцы, разведчики неожиданно ударили сзади…

— К утру 27-го город был в наших руках, — рассказывал майор. — Но смотреть на него было больно: Галац лежал в руинах.

Но это не было результатом боевых действий. Так мстили гитлеровцы своим бывшим союзникам. Перед уходом они взорвали жилые кварталы, большую часть коммерческого центра, три текстильные фабрики, завод листового железа «Титан», несколько мельниц, электростанцию, водопровод. На жилые кварталы была брошена немецкая авиация, а провокационную эту бомбежку враг попытался приписать нам.

Однако стоило советским бойцам вступить в город, жители, быстро разобравшись, кто враг, а кто друг, помогали им, чем могли, благодарили за избавление от ненавистных фашистов.

Вслед за Галацем 28 августа войсками 46-й армии был занят город Браилов. 29 августа войска 57-й армии во взаимодействии с кораблями и десантными частями Черноморского флота овладели Констанцей, которая в течение трех лет служила основной базой для военно-морского флота немецко-фашистских захватчиков.

Успех такой операции, как Ясско-Кишиневская, был бы невозможен без четкой организации деятельности тыловых органов. Это хорошо понимало руководство фронта и вопросам тылового обеспечения уделяло немало внимания. В помощь политотделу тыла политуправлением была выделена группа опытных политработников. Их деятельность трудно переоценить. Ведь Ясско-Кишиневская операция для своего проведения лишь в пределах только 3-го Украинского фронта требовала 200 000 тонн различных боеприпасов, около 100 000 тонн горючего, около 10 000 тони продовольствия и много других материально-технических средств. Служба тыла ежесуточно принимала и разгружала до 50 железнодорожных составов. И весь этот груз в последующем нужно было доставить в соединения и части, на передовую.

И наши тыловые органы с честью справились с поставленной перед ними задачей, в чем, конечно, заслуга заместителя командующего — начальника тыла фронта генерал-лейтенанта интендантской службы Александра Ивановича Шебунина. Значительную помощь ему оказал член Военного совета генерал-майор интендантской службы В. М. Лайок, отвечавший за деятельность тыловых частей и учреждений.

Александр Иванович Шебунин хорошо знал свое дело. Его богатейший опыт помогал умело, четко и хладнокровно руководить подчиненными службами даже в самой острой обстановке. За плечами у Шебунина большой путь от солдата русской армии до генерала Красной Армии. В последующие годы он стал генерал-полковником, заместителем Министра обороны СССР.

Владимир Макарович Лайок, характеризуя Шебунина в первые дни моей работы на новой должности, рассказал, что Александр Иванович — активный участник гражданской войны, в годы которой был комиссаром, служил в отряде ВЧК, подавлял контрреволюционные мятежи Григорьева и Антонова.

Свой «послужной список» на фоне Шебунинского Владимир Макарович, видимо, считал не достойным внимания. Но и он принадлежал к поколению тех, кто не выбирал себе дело, а брался за то, что поручала партия, что требовалось стране в данный момент. В молодости он возглавлял областную комсомольскую организацию, затем служил на флоте… А вот в войну ему доверили ответственную должность члена Военного совета фронта.

Вскоре мне довелось убедиться, сколь дружно и слаженно работают Шебунин и Лайок, как они умело опираются на партийный и комсомольский актив тыловых органов. Накануне Ясско-Кишиневской операции ими, несмотря на крайне ограниченное время, был собран партийный актив на совещание, проведенное совместно с руководителями учреждений и командирами частей. На нем выступили и Шебунин и Лайок. Заместитель командующего — начальник тыла фронта поставил конкретные задачи, а член Военного совета остановился на обеспечении авангардной роли коммунистов и комсомольцев в выполнении этих задач.

Присутствовавший по моему поручению на этом совещании полковник Катугин доложил, что не услышал общих призывов и лозунгов. Выступающие говорили исключительно конкретно, по деловому, делясь опытом и обсуждая формы и методы работы по более качественному и точному выполнению всех задач.

Подобного стиля генералы Шебунин и Лайок придерживались и в последующем, постоянно совершенствуя его.

Одной из важнейших задач мы считали доведение правды до войск противника и местного населения. И надо сказать, что и к моменту Ясско-Кишиневской операции, и особенно в ходе и после нее жажда правды все более брала верх над отупляющим чувством страха — как среди солдат противника, так и, в большой степени, среди мирного населения. Дело в том, что по числу личного состава, да и по количеству и качеству оружия в Ясско-Кишиневской операции у нас подавляющего перевеса не было. Зато моральное превосходство стало подавляющим. И это конечно же одна из самых важных предпосылок успеха: каждый наш красноармеец был убежден не только в правоте дела, за которое он боролся, но и, самое главное, в неминуемой скорой победе над врагом. А у врага, наоборот, опьянение «победами» прошло и поддерживать его никакими взбадривающими дозами геббельсовской пропаганды не удавалось. Оставалось, по сути, одно чувство, которое заставляло сопротивляться, — страх и, может, смутная надежда на «новое оружие», обещанное Гитлером, да на то, что вдруг союзники поссорятся. Собственно, на поддержание этой надежды и была направлена пропаганда фашистов. За нее они цеплялись, как утопающий за соломинку.

Доводить правду до личного состава противника, а также до его населения входило в задачу политического управления, политорганов, и в частности их отделов и отделений по работе среди войск противника. В атаку они, как правило, не ходили, огонь по врагу не вели, Их оружием было слово ленинской правды.

Отдел политуправления, который возглавлял полковник А. Д. Питерский, был немногочислен, но хорошо подготовлен. Сам Питерский, как и большинство его подчиненных, отлично владел немецким языком, знал культуру и национальные особенности народа, психологию гитлеровских солдат.

Еще в мае он побывал на Всеармейском совещании начальников отделов политуправлений фронтов, на котором обсуждалась организация нашей пропаганды на войска противника, вернулся оттуда с боевым настроем на еще более целенаправленную работу. Он делился впечатлениями о выступлении А. С. Щербакова, который говорил о необходимости убедительно разъяснять, что немцы войну проиграли и им остается одно: сдаваться в плен. Начальник Главного политуправления напоминал, что не следует запугивать немецкого солдата и офицера ответственностью за преступления, напротив, надо показывать, как живут пленные у нас, в листовках и радиопередачах доходчиво раскрывать успехи в развитии советской промышленности, в производстве вооружений, продовольствия, пропагандировать возрастающую на этой базе мощь Красной Армии.

В своем выступлении А. С. Щербаков напомнил о необходимости аргументированно разоблачать фашистскую пропаганду.

Этим тоже занимался отдел, возглавляемый А. Д. Питерским, в котором имелись специалисты по Румынии, Болгарии и другим странам. Они поддерживали тесные деловые связи с разведотделом штаба фронта, изучали военно-политическую обстановку на театре военных действий, постоянно следили за передачами вражеского радио, за его печатью.

Все это позволяло им писать лаконичные, но очень убедительные листовки, адресованные солдатам противника и местному населению. В листовках раскрывалась правда о Советском Союзе, о силе и мощи Красной Армии, разоблачался грабительский характер войны, которую ведут гитлеровцы, и их зверства, предсказывалось неминуемое поражение фашистской Германии. Они, как правило, заканчивались обращением к солдатам противника, призывом сдаваться в плен или уходить с фронта. Листовки сбрасывались над вражескими позициями с самолетов, их брали с собой разведчики в тыл врага. О масштабах использования листовок говорит такой факт: только в августе 1944 года было сброшено с самолетов около 3 миллионов экземпляров.

Велика сила печатного слова, но оно не может заменить устную агитацию. Для обращения к войскам противника широко использовались звуковещательные установки, оборудованные мощными громкоговорителями. Передавались последние сообщения о положении на фронтах, о поражениях немецко-фашистских войск и наших победах. В подготовительный период в передачах на румынские войска особое внимание обращалось на разъяснение заявления Советского правительства об отношении к Румынии. Всего таких передач только в августе, до начала наступления, было проведено около тысячи.

Свое воздействие на войска противника мы старались дифференцировать. Так, в подготовительный период особое внимание обращалось на работу против соединений, стоявших на особо важном участке обороны. К ним больше всего было заброшено листовок, проведено передач через звукоусилительные установки.

Практиковалась и засылка военнопленных в качестве почтальонов для отправки писем сослуживцам и родным. Конечно, на такие операции, как правило, отбирались из числа пленных солдат и офицеров противника только добровольцы, которые решили активно бороться с фашистами. Большинство посланных таким образом в тыл врага возвращались обратно или скрывались среди местного населения до нашего прихода. Они также несли нашу правду, свидетельства очевидцев, тех, кто, попав или сдавшись в плен, увидел гуманизм наших солдат.

К выступлениям перед микрофоном звуковещательной установки также широко привлекались пленные и перебежчики, которые обращались к своим бывшим сослуживцам с предложением последовать их примеру, прекратить бессмысленную войну.

Аналогичные формы и средства воздействия на противника применялись и в период наступления, с той лишь разницей, что упор делался на показ успеха нашей наступательной операции.

Особо интенсивным было воздействие на личный состав окруженных соединений и частей противника. На ото дело были брошены все имеющиеся у нас установки. Чтобы избежать лишних жертв, ненужного кровопролития, командующий фронтом генерал армии Толбухин решил обратиться к окруженным немецким войскам с призывом о капитуляции. 25 августа он подписал подготовленный нами ультиматум.

Этот документ представляет некоторый интерес, поэтому коротко расскажу о нем.

24 августа войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, говорилось в нем, соединились в районе Хуши-Леово, завершив тем самым окружение гитлеровских войск, находящихся между Кишиневом и средним течением реки Прут. Одновременно части Красной Армии разгромили немецко-румынские войска от побережья Черного моря до Карпат и вышли к реке Дунай. За Прутом они достигли Фокшан. В ультиматуме сообщалось, что все пути отхода отрезаны и многократное превосходство в численности и вооружении, которое имеет Красная Армия, делает бессмысленным всякое сопротивление.

Во избежание ненужного и ничем не оправданного кровопролития врагу предлагалась немедленная капитуляция на следующих условиях: тотчас же прекратить боевые действия, передать весь личный состав, оружие, снаряжение, транспортные средства и исправную технику.

Наше командование гарантировало всем офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или любую другую страну по личному желанию военнопленных. Всем раненым и больным была обещана медицинская помощь. Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам обеспечивалось немедленное питание.

В ультиматуме отмечалось, что если будет отклонено предложение сложить оружие, то войска Красной Армии начнут действия по уничтожению окруженных войск противника.

Рано утром 26 августа пленные немецкие офицеры, добровольно согласившиеся взять на себя роль парламентеров, с текстом ультиматума перешли линию фронта на участке 195-й стрелковой дивизии и направились к войскам окруженного противника. Однако вручить текст ультиматума не удалось. Многие из командиров, бросив свои соединения на произвол судьбы, сбежали. А те, что остались, предпочли спрятаться в лесу.

Парламентеры вернулись обратно. Однако их пребывание среди окруженных войск не было напрасным. Они встречались с солдатами и офицерами противника, рассказывали им о содержании ультиматума. Уже сам факт благополучного возвращения пленных немецких офицеров, взявших на себя задачу довести ультиматум командующего до адресатов, говорил о многом. В иное время они и идти бы не согласились.

Важно было, конечно, довести содержание ультиматума не столько до командиров вражеских соединений, сколько до личного состава. С этой целью вновь использовалось испытанное средство — листовки. Утром 26 августа отпечатанный в типографии текст ультиматума в десятках тысяч экземпляров самолеты разбросали над территорией окруженного противника. Содержание его передавалось также через звуковещательные средства. Словом, об ультиматуме и его содержании стало известно солдатам и офицерам противника, и они в тот же день большими группами стали сдаваться в плен. К исходу 26 августа только на участке 37-й армии сдалось в плен более 15 тысяч гитлеровцев.

Большая работа была проведена и среди населения Румынии. Здесь главным средством стали разбрасываемые с самолетов листовки, в которых разъяснялись апрельское и августовское заявления Советского правительства об отношении к Румынии. В этих документах подчеркивалось, что Советский Союз не имеет намерений приобрести какую-либо часть румынской территории, а считает необходимым совместно с румынами восстановить независимость страны, освободив ее от немецко-фашистского ига. Заявления Советского правительства нанесли сокрушительный удар по гитлеровской пропаганде, распространявшей лживые утверждения, будто Советский Союз покушается на румынский суверенитет.

Мощные удары Красной Армии имели крупнейшие политические последствия. Давно назревавший в Румынии кризис привел к падению диктатуры Антонеску. 23 августа в Бухаресте вспыхнуло вооруженное восстание. Вновь сформированное правительство заявило о разрыве с гитлеровской Германией и своей готовности вместе с союзниками вести войну против нее.

Ясско-Кишиневская операция была, пожалуй, самой стремительной и короткой по времени операцией такого масштаба — продолжалась всего десять дней и закончилась сокрушением всего правого фланга германского фронта. Вот что писала об этом в передовой статье от 1 сентября 1944 года газета «Красная звезда»: «Высокое искусство при прорыве вражеской обороны, стремительность наступательных действий, умелое сокрушение основных узлов сопротивления врага, смелые операции на окружение — все это во время боев на юге Красная Армия продемонстрировала во всем блеске. Точно могучий вешний поток, сносила она все препятствия на своем пути. Один за другим были освобождены города Ясса, Васлуй, Роман, Бакэу, Фокшаны, Галац, Сулина, Констанца, Плоешти и многие сотни населенных пунктов. Крупнейшим успехом наших войск является освобождение от немецких захватчиков всех нефтяных районов Румынии. В ходе стремительного наступления на юге части Красной Армии нанесли противнику большой урон в живой силе и технике. Только за первые пять дней наступления войска 2-го и 3-го Украинских фронтов уничтожили и пленили 205 400 солдат и офицеров противника. Враг потерял 200 самолетов, 664 танка и штурмовых орудий, 3333 орудия разных калибров, 2330 минометов, 13 596 пулеметов…»

Газета «Правда» 13 сентября 1944 года назвала Ясско-Кишиневскую операцию, проведенную двумя украинскими фронтами и Черноморским флотом, одной «из самых крупных и выдающихся по своему стратегическому и военно-политическому значению операций в нынешней войне».

А уже 29 августа Ставка поставила войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов задачу завершить разгром гитлеровцев в Румынии. Основная тяжесть этой задачи ложилась на 2-й Украинский фронт. Нам же предписывалось, развивая наступление и во всей своей полосе, занять Северную Добруджу, форсировать Дунай на участке Галац, Измаил и к 5—б сентября выйти на границу Румынии с Болгарией.

В войсках в эти дни царил небывалый подъем, вызванный такими замечательными победами. А задача выйти к границе Болгарии, к народу которой советские люди питают особенно теплые чувства дружбы, вызвала новую волну воодушевления. Во время бесед бойцы и младшие командиры часто говорили о том, что готовы протянуть руку помощи братьям-болгарам, как это сделали в прошлом веке их героические предки. Все знали, что болгарский народ под руководством коммунистов ведет борьбу против фашистов. И весть о том, что 5 сентября Советский Союз объявил, что «отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией», в наших войсках была встречена с горячим одобрением.

До нас доходили сведения о том, что болгарские патриоты правильно оценили этот акт СССР. Они с нетерпением ждали дня, когда советские воины вступят на их землю, чтобы освободить ее от общего врага, они готовились к борьбе за свободу и независимость Болгарии.

«Мы ждем вас, братья-красноармейцы, — говорилось в обращении Главного штаба Национально-освободительной повстанческой армии Болгарии. — Ваша близость и паша воля к борьбе с угнетателями народа являются гарантией того, что Болгария будет свободной, независимой и демократической. Да здравствует Красная Армия!».

Стратегическая и военно-политическая обстановка складывалась так, что 3-й Украинский фронт мог быстро подготовиться и осуществить операцию по освобождению Болгарии. С разгромом южного фланга германского фронта оборона гитлеровцев в Румынии развалилась, а гитлеровские войска, действовавшие в Югославии, Албании и Греции, оказались отрезанными от своих основных сил. На Черном море вплоть до берегов Болгарии господствовал наш флот, в небе — паша авиация. На югославской территории вели активные боевые действия против оккупантов и их приспешников формирования героической Народно-освободительной армии Югославии.

При планировании и подготовке операции по освобождению Болгарии, которой Ставка придавала огромное значение, учитывались, конечно, многие факторы. Прежде всего, положение страны как сателлита фашистской Германии и внутриполитическая обстановка. Я знал, что Ф. И. Толбухин и А. С. Желтов еще в конце июля 1944 года, после обсуждения и утверждения в Ставке плана Ясско-Кишиневской операции, получили от Г. Димитрова обширную информацию об обстановке в Болгарии. Когда Алексей Сергеевич знакомил меня с этой информацией, передал привет от Георгия Димитрова. Мне было приятно, что этот глубоко мной уважаемый человек, популярнейший деятель международного коммунистического движения вспомнил меня.

5 сентября, когда мы только вышли к болгарской границе, на командный пункт фронта прибыла представительная делегация руководства 10-й (Варненской) Повстанческой оперативной зоны. Болгарские товарищи подробно рассказали о положении на Черноморском побережье страны. Ценные сведения Военный совет фронта получил также от Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, который перед вылетом к нам по совету И. В. Сталина имел встречу с Г. Димитровым…

5 сентября, в день объявления войны Болгарии, Ставка утвердила план операции, которую разработал Военный совет 3-го Украинского фронта при участии Г. К. Жукова. Замысел ее состоял в том, чтобы вывести Болгарию из войны на стороне Германии и помочь болгарскому народу в освобождении от монархо-фашистского ига. В ходе операции наши войска должны были, пройдя до 210 километров, выйти на рубеж Джурду, Карпобат, Бургас, овладеть портами Варна и Бургас, захватить флот противника, освободить приморскую часть Болгарии.

…Чем ближе был день начала Болгарской операции, тем чаще и в штабе, и в политуправлении, и в войсках задавали один и тот же вопрос: как поведут себя болгарские войска? Их было немало — 22 дивизии и 7 бригад общей численностью более полумиллиона человек. Не хотелось проливать кровь болгарских воинов, не хотелось напрасных жертв.

От позиции болгар зависело многое — ведь на территории страны оказалось около 30 тысяч гитлеровских солдат и офицеров, бежавших в конце августа из Румынии. Нас могли ожидать серьезные бои…

Глава третья ЗДРАВСТВУЙ, БОЛГАРИЯ!..

Во второй половине дня 7 сентября на командный пункт фронта прибыли командующие армиями с докладами о готовности к наступлению. Такими возбужденными и радостными мне редко доводилось видеть их прежде.

Однако Федор Иванович Толбухин оставался серьезным и озабоченным.

— Ну как, будут болгары воевать против нас? — спросил он, обращаясь ко всем сразу.

М. Н. Шарохин заметил, что на границе перед фронтом его армии тишина, словно все вымерло. Даже наблюдатели покинули свои вышки.

Н. А. Гаген и И. Т. Шлемин высказали мнение, что боевых действий не будет.

— Хорошо бы, — улыбнулся командующий фронтом. Помедлив, словно что-то обдумывая, решительно сказал: — Границу будем переходить без выстрела. Строго предупредите об этом командиров передовых частей. Артиллерию иметь готовой к бою, но огня первыми не открывать.

Член Военного совета генерал А. С. Желтов настоятельно советовал принять все меры к установлению связи с болгарскими партизанами, а также комитетами Отечественного фронта.

Руководство фронта надеялось, что братский народ Болгарии не поднимет оружия против дружественного советского народа. Но знали мы и другое: правящая верхушка страны была марионеткой Гитлера, в стране имелись значительные профашистские силы. Поэтому к походу в Болгарию готовились как к боевой операции.

Состав войск 3-го Украинского фронта к моменту выхода на румыно-болгарскую границу в основном оставался тем же, что и был к началу Ясско-Кишиневской операции, за исключением 5-й ударной армии генерала Н. Э. Берзарина, которую Ставка Верховного Главнокомандования перебросила на другой участок. На правом фланге фронта, от Джурджу до Келэраши, располагалась 46-я армия, в центре — 57-я, занимавшая рубеж на правом берегу Дуная, вдоль государственной границы Болгарии, от Остравы до Бэнясы. 37-я армия составляла левый фланг и занимала исходное положение от Бэнясы вдоль границы до приморского города Мангалия. 4-й гвардейский и 7-й механизированные корпуса находились в полосе 57-й и 37-й армий. 17-я воздушная армия располагалась на ряде аэродромов в полосе фронта и обеспечивала воздушное прикрытие и наступательные действия войск всей группировки.

В это время вся партийно-политическая и политико-воспитательная работа в войсках была направлена на изучение опыта Ясско-Кишиневской операции и разъяснение военно-политической обстановки в Болгарии, к освобождению которой мы готовились.

А обстановка в стране была сложной и противоречивой. С одной стороны, явное нарастание революционного и партизанского движения, ведущую роль в котором играли коммунисты во главе с такими испытанными вождями, как Г. Димитров и В. Коларов, а с другой — усиление реакции.

Монархо-фашистская клика, возглавляемая махровыми реакционерами, проводила профашистскую политику. Правительство Болгарии лишь формально считалось суверенной властью, на деле хозяином Болгарии был германский посланник в Софии А. Беккерле. Гестаповцы контролировали весь полицейский и военный аппарат государства.

В планах германского командования Болгарии отводилась важная роль. Опираясь на продажную правящую клику, гитлеровцам удалось вовлечь ее в войну. Правда, до посылки болгарских войск на Восточный фронт дело не дошло, и не могло дойти: народ бы не позволил. Это понимали как болгарские правители, так и их хозяева. Да и дипломатические отношения между нашими странами не прерывались, хотя и были весьма ограничены.

Мы знали также, что Болгария — одна из самых отсталых в экономическом отношении стран Европы. Впоследствии, когда война вступила в Болгарию, мы часто ловили себя на мысли о том, будто эта страна пребывала в состоянии спячки, будто ее не коснулся технический прогресс XX века. Но ответ был прост: Болгария оказалась отданной на разграбление иностранным, прежде всего германским, монополиям — к сентябрю 1944 года доля иностранного капитала в экономике страны составила 60 процентов. И эту, без того нищую страну гитлеровцы грабили нещадно. Свидетельства этого грабежа можно было видеть во многих городах и районах Болгарии. Политическое управление вооружило известными цифрами и фактами политорганы, пропагандистов и агитаторов, в газетах печатались статьи о внутреннем положении в стране. Важно было показать нашему воину бедственное положение болгарского народа, который ждет освобождения, ждет от него братской помощи.

Для воспитания в духе дружбы и пролетарского интернационализма важно было также показать борьбу болгарского народа против гитлеровцев и своих продажных правителей. Данными на этот счет политическое управление располагало, и они также — устно и через военную печать — доводились до всего личного состава, особенно когда создалась возможность систематически проводить политические занятия и политинформации. Для офицеров была прочитана серия лекций о положении Болгарии, ее роли как союзника Германии, борьбе прогрессивных сил за освобождение страны, о вековой дружбе наших народов.

К этому времени болгарские патриоты уже в течение трех лет вели вооруженную борьбу против гитлеровцев за свое освобождение, в стране неудержимо назревал революционный кризис.

Видя близящийся крах гитлеровской Германии, монархо-фашистская клика Болгарии стала лихорадочно искать новых хозяев в лице американцев и англичан. С этой целью 12 августа 1944 года она направила в Стамбул, а затем в Каир своего представителя С. Мошанова — для установления контактов с англо-американцами.

Позиция реакционных кругов США и Великобритании также была ясна советскому руководству. Они стремились помешать Красной Армии в освобождении Балканских стран, сами предпринимали меры, чтобы оккупировать Румынию, Болгарию, Югославию, Грецию и Албанию с целью сохранения реакционных режимов и усиления своего влияния в этом важном районе Европы. Известно, что Черчилль настаивал на открытии второго фронта не в Северной Франции, а на Балканах. В день восстания в Софии, 9 сентября 1944 года, он писал президенту США Ф. Рузвельту: «В настоящее время необходимо приложить все возможные усилия, чтобы организовать наступление на немцев по всему Балканскому полуострову, наладить туда доставку агентов, оружия и обеспечить хорошее руководство». После войны он признался: «Я очень хотел, чтобы мы опередили русских».

Советское правительство, осведомленное о замыслах реакции, не допустило осуществления этого зловещего заговора. Стремлением сорвать его и диктовалась та спешка, с которой войска 3-го Украинского фронта готовились к переходу румыно-болгарской границы. Иного выхода, как ввод войск в Болгарию, не было.

Мы уже знали, что 5 сентября болгарскому посланнику в Москве была вручена нота, в которой указывалось, что Советское правительство не считает дальше возможным сохранять отношения с Болгарией, рвет всякие отношения с Болгарией и заявляет, что не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, поскольку на деле она и ранее находилась в состоянии войны с СССР, но и Советский Союз отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией.

Этот акт Советского правительства был направлен не против болгарского народа, а против реакционной монархо-фашистской клики, пособницы и союзницы гитлеровской Германии. Решение Советского Союза имело огромное значение для судеб болгарского народа, для его национального и социального освобождения. К этому времени в Болгарии назрела революционная ситуация.

Здесь необходимо добавить следующее. Монархо-фашистское правительство Болгарии, поддерживая дипломатические отношения с Советским Союзом, предоставило болгарские порты и аэродромы в распоряжение гитлеровской Германии для военных действий против Советского Союза. Советское правительство 17 и 26 апреля, 12 и 30 августа 1944 года предлагало прекратить предоставление гитлеровской Германии болгарской территории для военных действий против Советского Союза, учредить советское консульство в Варне, Бургасе и Рущупе для проведения необходимой проверки фактов использования гитлеровцами этих портов в качестве баз против СССР. Однако заявления Советского правительства не были восприняты правительством Болгарии.

Общая оперативно-стратегическая обстановка благоприятствовала действиям 3-го Украинского фронта на территории Болгарии. Войска соседнего 2-го Украинского фронта стремительно продвигались вперед. Части левого крыла этого фронта передовыми танковыми отрядами уже вышли к району Турну-Северин. Над фашистскими войсками, находившимися в Югославии, Греции и Албании, возникла угроза быть отрезанными от армий, оборонявшихся в Трансильвании и Восточных Карпатах. На Черном море безраздельно господствовал наш Черноморский флот, в небе — наша авиация.

Так что время нельзя было упускать.

Заявление Советского правительства об объявлении войны Болгарии было встречено личным составом фронта с чувством величайшего удовлетворения. Командование, политорганы и партийные организации провели большую разъяснительную работу в войсках: митинги, собрания. Заявление было напечатано во всех газетах фронта, издано отдельной листовкой, одним словом, доведено до каждого бойца.

Несмотря на общую усталость, вызванную предшествующими боями и длительным маршем до границы, в войсках царил исключительно высокий подъем. Бойцы горели желанием выполнить любое задание Родины. В политуправление фронта ежедневно поступали десятки и сотни политдонесений о проведенных митингах и собраниях с характерными высказываниями бойцов и офицеров в связи с объявлением войны Болгарии. Помню, на одном из собраний в 57-й армии рядовой Гринченко заявил:

— Радостно на сердце, когда чувствуешь, какую огромную силу имеет наша Красная Армия. Я горжусь званием советского воина и заверяю свое командование, что все бойцы роты с честью выполнят любой приказ Родины.

Широко разъясняя сложившуюся обстановку в связи с объявлением войны Болгарии, командование и политорганы главное внимание сосредоточили на закреплении политического подъема, вызванного победой в Ясско-Кишиневской операции, на еще большем развитии наступательного порыва войск. При этом подчеркивалось, что впереди предстоят суровые и тяжелые бои, что раненый фашистский зверь пойдет на любые авантюры, лишь бы отсрочить час своей неизбежной гибели.

О большом патриотическом подъеме в войсках свидетельствовало то, что перед освободительным походом возросло число вступающих в партию. Например, только за один из сентябрьских дней в 57-й армии генерала Н. А. Гагена было подано 779 заявлений.

Время на подготовку операции было крайне ограничено — 4–5 дней. В результате стремительного марша тыл фронта поотстал: передовые части были уже на границе, а тылы еще шли от Днестра. В эти дни дважды собирался Военный совет фронта — для обсуждения подготовки к освободительному походу в Болгарию.

Командование фронта установило тесный контакт с главным штабом Народно-освободительной повстанческой армии Болгарии. Были установлены также связи с местными комитетами БРП(К) приграничной зоны. Военный совет также обсудил и утвердил обращение командующего фронтом к болгарам, военно-исторические справки для наших войск, тексты листовок, адресованных населению и армии Болгарии.

Ясно, что в составлении всех этих документов приходилось принимать непосредственное участие мне. Как всегда, с полным напряжением, вдохновенно трудились работники политуправления. Большую часть времени они проводили непосредственно в войсках, там, где было труднее всего. Аппарат был опытным, работал, не подменяя политорганы на местах, но настойчиво добиваясь, чтобы своевременно проводились партийные и комсомольские собрания в частях, восстанавливались ротные парторганизации, правильно расставлялись кадры. Немалое внимание каждый работник политуправления уделял семинарам агитаторов и пропагандистов, вооружению их данными об экономическом и политическом положении Болгарии, о быте и обычаях народа, о его традиционной дружбе с русским народом.

В этом отношении хорошую инициативу и подлинное творчество проявили политотделы армий и корпусов. Они вооружали агитационно-пропагандистский актив необходимыми для работы материалами конкретно по тем областям и районам Болгарии, где должен был действовать личный состав. Так, политотдел 57-й армии, возглавляемый полковником Г. К. Циневым, подготовил подробные справки по городам Плевен, Шумен, Русе, Разград, Видин и распространил их среди тех войск, которым предстояло быть в этих городах. Аналогичные справки по городам Добрич, Варна, Бургас подготовил политотдел 37-й армии, возглавляемый полковником Б. С. Мельниковым. Все это существенно помогло личному составу войск лучше разобраться в сложной политической обстановке, предостеречь от возможных осложнений.

Выход наших войск на румыно-болгарскую границу и объявление войны Болгарии вдохновили и национально-патриотические силы в их борьбе за освобождение своей родины от немецко-фашистских оккупантов. Заметно активизировалась боевая деятельность партизанских отрядов против немецких захватчиков и царской клики, усилилось брожение в войсках, многие солдаты стали выражать нежелание подчиняться распоряжениям своего командования.

7 сентября штаб и политуправление по заданию Военного совета подготовили приказ — воззвание о переходе болгарской границы, который в ночь на 8 сентября был доставлен в передовые части и соединения.

Замысел операции был следующим: 8 сентября войскам без артиллерийской и авиационной подготовки предстояло перейти границу на широком фронте и вступить во взаимодействие с Народно-освободительной повстанческой армией Болгарии. Всем трем нашим армиям предстояло двигаться в одноэшелонном построении: 46-й — на Разград, 57-й — на Шумен (Коларовград), 37-й — к исходу пятого дня наступления выйти на рубеж Рущук, Разград, Шумен и реку Камчия. Здесь войска предполагалось остановить до особых указаний. Последующая задача фронту не определялась.

Особое внимание было обращено на быстрое овладение во взаимодействии с Черноморским флотом портами Варна и Бургас, где, по имеющимся сведениям, немецко-фашистское командование намеревалось затопить все корабли — свои и союзников.

В окончательном редактировании приказа мне пришлось принять непосредственное участие. В него хотелось вложить как можно больше военно-политической информации, сделать его вдохновляющим и четким. Ведь его должны были зачитать войскам непосредственно перед выступлением. Опыт Ясско-Кишиневской операции говорил о том, какую большую мобилизующую силу имеют такие приказы, написанные с расчетом на то, чтобы задеть не только разум, но и сердце бойца.

В приказе кратко говорилось об общей военно-политической обстановке, подчеркивалось, что в результате побед Красной Армии фашистская Германия оказалась в катастрофическом положении, ее разбитые армии отступают на всех фронтах, что блок фашистских государств накануне полного развала; прикрываясь лживыми фразами о нейтралитете, болгарское правительство, чуждое своему народу, предоставило немцам базы на своей территории, помогало им эвакуироваться из Крыма, а сейчас спасает остатки германских войск, разбитых нами в Заднестровской Молдавии и в Румынии.

Долго ломали голову над «приказной» частью воззвания. Хотелось, как и перед Ясско-Кишиневской операцией, обратиться к воинам различных боевых профессий. Такой вариант и был подготовлен. Да и вводная часть приказа была длинной. Ее «урезали» по указанию А. С. Желтова, а «приказную» сформулировал начальник штаба фронта генерал-полковник С. С. Бирюзов. После абзаца: «Советские богатыри! Перед вами Болгария, правители которой продали свою страну немцам и ввергли болгарский народ в чуждую для него войну. Наступил грозный час расплаты с гитлеровскими разбойниками pi их подлыми болгарскими прислужниками», Сергей Семенович размашисто написал:

«Приказываю: Войскам 3-го Украинского фронта перейти румыно-болгарскую границу, стремительным ударом разгромить встречающегося врага, уничтожить гитлеровских захватчиков в Болгарии и освободить родственный нам болгарский народ от немецко-фашистского ига».

— Коротко и ясно, — улыбнулся, подписывая приказ, командующий фронтом. Ему явно понравилась такая формулировка.

Перед началом освободительного похода мне почти ежедневно приходилось разговаривать по телефону с ответственными работниками Главного политического управления Красной Армии. Они живо интересовались настроением личного состава, ориентировали нас в общей обстановке на фронтах второй мировой войны, и в частности на Балканах. Во время одного из телефонных разговоров 6 сентября А. С. Щербаков спросил, готово ли обращение командующего фронтом. Я изложил ему основные положения.

— Хорошо, — сказал Щербаков. — Расширьте его и распространите листовкой, когда будете на территории Болгарии. А обращение командующего фронтом к болгарскому народу, к болгарской армии мы уже составили. Завтра передадим вам. Подготовьте листовку и разбросайте по всей территории Болгарии в ночь перед наступлением. Используйте также и радио.

Так и было сделано. Обращение, подписанное командующим фронтом, представляло собой важный военно-дипломатический документ. Оно было кратким, лаконичным, простым и понятным.

«ОБРАЩЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ 3-ГО УКРАИНСКОГО ФРОНТА К БОЛГАРСКОМУ НАРОДУ И БОЛГАРСКОЙ АРМИИ О ЦЕЛЯХ ВСТУПЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ АРМИИ В БОЛГАРИЮ

Действующая армия

7 сентября 1944 г.

К болгарскому народу

К болгарской армии

Болгары!

Красная Армия не имеет намерения воевать с болгарским народом и его армией, так как она считает болгарский народ братским народом.

У Красной Армии одна задача — разбить немцев и ускорить срок наступления всеобщего мира. Для этого необходимо, чтобы болгарское правительство перестало служить делу немцев, чтобы оно порвало немедленно всякие отношения с немцами и перешло на сторону коалиции демократических стран.

Красная Армия добивается того, чтобы немецкие солдаты и офицеры, нашедшие приют в Болгарии, немедленно были интернированы и переданы советским войскам как военнопленные.

Красная Армия добивается далее того, чтобы все немецкие корабли, ушедшие из северных портов в Болгарию, были немедленно переданы Советскому Союзу, а если окажется, что часть их затоплена, Красная Армия требует, чтобы морскому флоту Советского Союза была предоставлена возможность извлечь их.

Только при исполнении этих условий может быть прекращено состояние войны и начаты переговоры о перемирии.

Командующий фронтом

генерал армии

Толбухин».

Вместе с этим обращением с самолетов были разбросаны листовки с текстом ноты Советского правительства правительству Болгарии. Так что население и армия этой страны были хорошо осведомлены о целях и намерениях Советского Союза. И это дало хорошие результаты. Когда на рассвете 8 сентября передовые части пересекли румыно-болгарскую границу, они не встретили никакого сопротивления. В 11 часов вступили на болгарскую землю основные силы фронта. К исходу дня они заняли города Рущук (Русе), Варна, а 9 сентября — Бургас и Шумла (Шумен).

Как мы ни надеялись, что болгары не будут стрелять в русских, в первый час перехода границы на командном пункте царило напряжение. Ведь столько больших и малых операций проведено и ни одна не начиналась без усиленной артиллерийской и авиационной подготовки! И даже после мощной огневой обработки противник встречал яростным огнем. А тут войска шли в походных колоннах, и стоило кому-то устроить провокацию, открыть огонь из-за угла, как пролилась бы кровь тех, кто с боями прошел с берегов Волги и теперь с чистым сердцем нес свободу братскому народу.

Но вот поступили первые доклады: болгарские пограничники огня не открывали, встречали наших воинов как долгожданных друзей. Так, в селе Корали перед взводом советских автоматчиков добровольно сложила оружие вся располагавшаяся там пограничная застава. Командир заставы Петр Димов выстроил своих солдат и объявил им благодарность за хорошую службу. На его призыв: «Да здравствуют Болгария и Советский Союз! Долой фашистов! За дружбу с братским русским народом!» — дружным «ура» ответили и наши и болгарские воины.

После таких известий на командном пункте напряжение спало. Многие генералы и офицеры выехали в войска — на территорию Болгарии. На этой прекрасной земле мы все были свидетелями того, с какой радостью встречает болгарский народ своих освободителей.

Вот строки из незабываемого документа — первого донесения с болгарской земли, подписанного командующим, членом Военного совета и начальником штаба фронта и датированного 8 сентября 1944 года: «…Войска фронта подвижными отрядами в 11.00 и авангардными полками дивизий в 12.30 перешли новую болгаро-румынскую границу; не встречая сопротивления противника, продвинулись подвижными отрядами до 80 км, авангардными полками дивизий — до 40 км, заняли города Русе (Рущук), Туртукал, Силистра, Добрич, Балчик и свыше 250 других населенных пунктов. В 15.30 подвижными моточастями овладели крупным черноморским портом и городом Варна…

Население Болгарии повсеместно встречает наши войска дружественно. В г. Варна наши части были встречены возгласами приветствий и лозунгами „Да здравствует Сталин!“ и „Давайте нашего Димитрова!“. В городе проходят митинги…»

В тот день я выехал в город Силистра, где еще накануне, 7 сентября, власть перешла в руки народа. Город ликовал. Он был украшен красными флагами, лозунгами и транспарантами, приветствующими Красную Армию. Улицы были политы водой, чтобы не пыльно было идти советским солдатам. Жители угощали гостей виноградом, обнимали и целовали их. То и дело звучали здравицы в честь нашей Родины, ее Вооруженных Сил, в честь нерушимой дружбы.

9 сентября войска фронта продолжали беспрепятственно двигаться вперед. С радостью их встречали жители городов Болгарии. Вступление советских войск на территорию Болгарии ускорило падение реакционно-профашистской клики. Это произошло 9 сентября в результате вооруженного восстания, успеху которого во многом содействовала группа патриотически настроенных офицеров во главе с Петром Илиевым, охранявшая правительственные здания. По договоренности с руководителями восстания они в условленный час бесшумно открыли ворота и пропустили повстанцев. Начальником караула в эту ночь был офицер — сторонник Отечественного фронта, который запретил своим подчиненным применять оружие против народа.

По требованию восставших военный министр генерал Иван Маринов отдал приказ о переходе армии в подчинение Отечественного фронта. А тем временем солдаты бронетанкового полка арестовали регентский совет.

В 6 часов 25 минут утра 9 сентября ко мне прибежал полковник А. Д. Питерский с известием, что по радио выступает новый премьер-министр Болгарии Кимон Георгиев. Мы с радостью прослушали сообщение о создании правительства Отечественного фронта. После выступления премьер-министра диктор объявил, что ликующие массы народа и восставших солдат заполнили улицы Софии…

Через 20 дней Георгий Димитров писал: «Революционная буря вспыхнула с такой силой, что смела со своего пути всякие попытки сопротивления со стороны фашистских реакционных сил».

Приятно было читать в эти дни сообщения демократической болгарской печати, которая, приветствуя советские войска, отдавала дань уважения их подвигам, отмечала решающий вклад в освобождение страны.

Правительство Отечественного фронта немедленно разорвало отношения с Германией и объявило ей войну.

9 сентября 1944 года в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютовала доблестным войскам 3-го Украинского фронта и морякам Черноморского флота, отличившимся в операциях на территории Болгарии, 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

Теперь перед нами встала задача установления контактов с местными органами власти и населением, налаживания мирной жизни. Так же как и в Румынии, мы начали с распространения листовки с обращением к населению от имени командования Красной Армии. Этот документ опровергал лживую пропаганду наших общих врагов о целях вступления советских войск в Болгарию, служил делу укрепления нашей вековой дружбы.

Во всех городах и насоленных пунктах, куда входили наши войска, их по старому славянскому обычаю встречали хлебом-солью. То и дело возникали стихийные митинги, на которых приходилось выступать нашим командирам и политработникам, а то и рядовым бойцам. Листовка-обращение к населению Болгарии служила для ораторов своего рода конспектом речи. Конечно, каждый говорил от души и что-то свое, но выражал политику нашей партии и государства, изложенную в обращении.

Между тем обстановка требовала высокой дисциплины, организованности, бдительности, готовности к немедленным и решительным действиям: уступив власть, реакция не потеряла надежды на реванш. Об этом с тревогой говорил на встрече с руководством 3-го Украинского фронта глава делегации ЦК БРП(К) член Политбюро Димитр Ганов.

Делегация располагала сведениями о значительной концентрации гитлеровских войск северо-западнее Софии, у города Видина, и на территории Югославии, в районах Ниша и Бела-Паланка. Нам сообщили также, что соединения болгарской армии, располагавшиеся в Югославии, гитлеровцы разоружают. Все это говорило о том, что гитлеровское командование может попытаться захватить Софию, хотя бы с целью обеспечения отхода своих войск из города Салоники через Ниш и Белград. Это могло резко осложнить всю военно-политическую обстановку не только в Болгарии, но и на Балканах в целом.

Такое положение беспокоило не только наше командование, по и коммунистов Болгарии, все правительство Отечественного фронта, которое обратилось к Советскому правительству с просьбой об организации взаимодействия болгарских частей и соединений с войсками 3-го Украинского фронта. Хорошо осведомленное о положении дел на Балканах, советское руководство приняло самые решительные и своевременные меры. Уже 13 сентября по приказу Ставки 34-й стрелковый корпус 57-й армии и 5-я отдельная гвардейская мотострелковая бригада с частями усиления взяли курс на Софию. 15–16 сентября их восторженно встретили жители болгарской столицы. Одновременно в район Софии было передислоцировано несколько авиационных соединений. Образованную из этих войск Софийскую оперативную группу возглавил начальник штаба фронта генерал-полковник С. С. Бирюзов. Организация политической работы в оперативной группе была поручена мне.

Болгария была первой славянской страной, куда вступили наши войска, выполняя свою освободительную миссию. Несмотря на то что она находилась в состоянии войны с Советским Союзом, наши солдаты и офицеры относились к болгарскому населению как к родственному народу. Это благожелательное отношение еще больше укрепилось, когда власть перешла в руки Отечественного фронта.

Рабочих интересовало, как, кто у нас руководит заводами и фабриками, кому они принадлежат, крестьяне расспрашивали о колхозах — что это такое, как можно обобществить землю и так далее.

И начались на наших глазах демократические преобразования. Каждый день и час убеждали советских воинов не только в дружелюбии болгарского народа, но и в его стремлении покончить с эксплуататорами, построить в стране новое общество. Болгары живо интересовались нашим образом жизни. Его пропаганде особенно способствовало то, что наши воины, находясь на территории Болгарии, во взаимоотношениях с местным населением показали себя достойными представителями великой Советской державы. Своим безупречным поведением они снискали всеобщее уважение и благодарность болгарского народа и во многом способствовали превращению общих взаимных симпатий в подлинную братскую дружбу.

О благородстве наших воинов, воспитанных в духе дружбы народов и пролетарского интернационализма, говорят многие факты. В первые дни пребывания в Болгарии некоторые офицеры по вине финансистов оказались без денег в местной валюте. И вот в Бургасе они пришли в отделение национального банка и обратилась с просьбой обменять советские деньги на болгарские по существующему курсу. Дирекция банка, ссылаясь на то, что она не имеет на это указаний, предложила офицерам взять болгарскую валюту под расписку или даже вовсе без расписки — столько, сколько им нужно. Офицеры, однако, единодушно отказались, заявив при этом, что не могут так поступить. Директор банка был изумлен таким ответом. В беседе с офицерами он заявил:

— Странно. Немцы насильно обобрали мой банк, а вы не берете денег даже и тогда, когда вам предлагают. Сегодня я предложил одному вашему бойцу левы для покупки очков, но он их не взял, даже обиделся.

Подобные факты имели место и в других городах и населенных пунктах. Бойцы и командиры наших соединений и частей проявляли исключительную сдержанность и благородство по отношению к местному населению и служащим государственных учреждений, никоим образом не вмешивались во внутренние дела. И все-таки недруги в самой Болгарии и особенно за рубежом старались оклеветать наших воинов, представить их оккупантами, попирающими права народа.

Как-то позвонил генерал-полковник А. С. Щербаков. Выслушав доклад, он спросил:

— Что там у вас творится в Бургасе и Варне?

— Все в порядке, — ответил А. С. Желтов, — особых осложнений нет. Войска ведут себя как положено, устанавливаются связи с вновь создаваемыми органами власти.

Щербаков сказал, что буржуазная печать утверждает, будто в городах и селах Болгарии, особенно в Варне и Бургасе, советские войска вмешиваются во внутренние дела Болгарии, устанавливают там социалистические порядки, которые не хочет иметь население.

Член Военного совета ответил, что это чистейшей воды вымысел, грязная клевета. Однако А. С. Щербаков потребовал срочно разобраться на месте и лично доложить о результатах.

После этого разговора член Военного совета пригласил меня.

— Возьмите несколько человек и выезжайте немедленно в Варну, а оттуда — в Бургас, — сказал он. — Через день я тоже подъеду: надо посмотреть лично.

Как мы и предполагали, никаких беспорядков ни в Варне, ни в Бургасе не было. Строго соблюдая полученные инструкции, наши войска ни в какой форме не вмешивались в вопросы гражданского управления, предоставив это дело целиком и полностью самим болгарам. По отношению к местному населению они вели себя в высшей степени корректно. Были, правда, случаи, когда местная реакция пыталась провоцировать наших людей, но это не достигало целей. Служба войск была поставлена нормально, проводилась большая политико-воспитательная работа с личным составом.

Товарищи из комитетов Отечественного фронта как в Варне, так и в Бургасе рассказали нам, что было несколько инцидентов с представителями старой власти, не пожелавшими признавать правительство Отечественного фронта, исполнять его предписания, что, возможно, и явилось для западной прессы поводом поднять клеветническую шумиху. Было же все скорее наоборот. В Варне ко мне явилась целая делегация весьма решительных молодых людей.

— Как же так, товарищ генерал? — начал горячо руководитель делегации. — Мы все так ждали вас, думали, как только придут советские войска, они помогут и нам создать Советскую власть, точно такую, как в вашей стране…

Пришлось долго объяснять этим искренне заблуждавшимся людям, что наша армия свою цель видит лишь в освобождении Болгарии от фашистов и их пособников. А какую устанавливать власть — это их, болгаров, кровное дело.

— Так что, дорогие друзья, — сказал я им на прощание, — связывайтесь с правительством Отечественного фронта в Софии и действуйте на благо болгарского народа.

Делегация ушла вполне удовлетворенная, и больше никаких «инцидентов» не было.

Короче говоря, нормальная жизнь городов не прерывалась ни на один день, работали предприятия, магазины, учреждения. Утверждения реакционной буржуазной печати о мнимых беспорядках, тем более о вмешательстве советских войск в дела гражданского управления были сплошным вымыслом, явной провокацией. Так мы с А. С. Желтовым и доложили Военному совету и начальнику Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербакову, который в свою очередь предупредил, что за пребыванием наших войск в Болгарии внимательно следит весь мир. Наши недруги из стана не только гитлеровцев, но и союзников но антигитлеровской коалиции будут пытаться использовать малейшие наши ошибки для разжигания ненависти к Красной Армии, пугать население стран, которые нам предстоит освобождать. Поэтому он просил усилить воспитательную работу в войсках, добиваться того, чтобы каждый воин с честью выполнял свой интернациональный долг.

По возвращении из поездки в Варну и Бургас на командном пункте фронта в городе Добрич меня ждало новое поручение. На этот раз требовалось выехать в столицу Болгарии город Софию вместе с генералом С. С. Бирюзовым, возглавившим Софийскую оперативную группу, в задачу которой входило обезопасить болгарскую столицу от возможного удара гитлеровских войск. Кроме того, Ставка уполномочила его решить с новым правительством Болгарии все практические вопросы, касающиеся участия болгарской армии в войне против гитлеровской Германии.

В мою задачу входило ознакомление с политической обстановкой в Софии а также помощь болгарским товарищам, если потребуется, главным образом консультацией в организации партийно-политической работы во вновь создаваемой Отечественным фронтом армии.

14 сентября рано утром мы с Бирюзовым вылетели в Софию. На аэродроме нас встретили представители нового военного министерства во главе с министром Дамяном Велчевым и офицеры штаба и политуправления фронта, прибывшие в Софию ранее.

Болгарские товарищи сообщили нам подробности о состоянии дел, откровенно рассказали о своих трудностях. От них мы узнали о бегстве из столицы германской и итальянской дипломатических миссий.

Оказалось, используя свои старые связи, германские и итальянские дипломаты раздобыли специальный поезд, погрузили на него архивы, имущество, награбленное в Болгарии, и вместе с некоторыми министрами свергнутого правительства направились через Пловдив к болгаро-турецкой границе.

— Надо обязательно перехватить, — сказал Сергей Семенович Бирюзов, узнав о поезде.

Связавшись с командующим воздушной армией генералом В. А. Судецем, он поставил задачу разыскать и задержать поезд с беглецами.

Из 244-й бомбардировочной авиационной дивизии была выделена группа летчиков во главе с заместителем командира полка И. В. Козловым, которая немедленно поднялась в воздух. В самолеты посадили автоматчиков и подрывников во главе с инженером полка но вооружению капитаном Гурьевым на случай, если понадобится останавливать поезд, разрушив железнодорожные пути.

В помощь бомбардировщикам были выделены также истребители из дивизии полковника Б. А. Смирнова. Вскоре пятерка бомбардировщиков, ведомых Козловым, на маленькой станции Малево, южнее города Хасково, обнаружила два эшелона. Причем один был под нарами, другой — без паровоза. Присмотревшись, летчики заметили около состава гитлеровцев, а в стороне, в поле, — зеленый Ли-2, на котором группа во главе с оперуполномоченным Котелковым вела поиск беглецов. Козлов решил приземлиться рядом с транспортником с расчетом, чтобы хвостовые крупнокалиберные пулеметы могли вести огонь по составу.

Так и сделали. Разведчики Котелкова обрадовались подмоге. Вместе с десантниками они поспешили к составу. Первым делом захватили паровоз, машинист которого пояснил, что его и помощника заставили вести состав под угрозой расстрела. Ехали они только ночью.

Машинист также сообщил, что некоторые пассажиры поезда, увидев советские самолеты, бросили эшелон и на двух грузовиках, снятых с платформ, уехали в сторону турецкой границы.

Это была ценная информация. Козлов тут же по самолетной рации связался с истребителями, находившимися в воздухе, и дал им целеуказание.

Тут на помощь нашим бойцам подоспели болгарские милиционеры. Совместными силами эшелон был окружен. 200 гитлеровцев сдались без боя.

Еще два автомобиля, снятые с платформ, они не успели завести. Этим воспользовались майор И. 3. Котелков и капитан Н. В. Козлов, посадив на них автоматчиков и пустившись в преследование.

Уже через 15 минут истребители обнаружили беглецов, которые вскоре были задержаны подоспевшими солдатами Козлова и Котелкова. В тот же день руководители миссий в составе 11 человек были доставлены на аэродром города Добрич, где находился командный пункт фронта. Остальные под охраной наших солдат направлены туда же поездом.

Кроме архива у дипломатов изъяли 6 миллионов левов, около полутора пудов золота и немало другого добра, награбленного у болгарского народа.

Так закончилась эта необычная операция. Наши воины и в ней показали себя, свои лучшие качества — организованность, смелость, решительность, инициативу и находчивость.

Уже через несколько дней пребывания в болгарской столице у нас была полная ясность в обстановке, твердая уверенность в прочности позиций правительства Отечественного фронта.

В Софии, как и в других городах Болгарии, на заводах и фабриках еще продолжались митинги и собрания, на которых принимались резолюции в поддержку правительства Отечественного фронта и выражалась готовность не жалеть сил для строительства новой жизни, укрепления обороноспособности и независимости страны.

Столица Болгарии в те дни напоминала наши города периода Великого Октября. Везде, куда ни посмотришь, красные флаги, транспаранты, лозунги. Народ словно проснулся от долгой спячки, почувствовал свободу и праздновал широко, от души.

Однако не дремала и реакция, не терявшая надежды на реванш. Когда могла, стремилась нанести удар, омрачить праздник. По ночам раздавались выстрелы, гибли народные милиционеры, рабочие активисты.

Но болгарские коммунисты хорошо учились у своих советских братьев. Правительство Отечественного фронта все активнее боролось с контрреволюцией, с приверженцами старого строя, решительно подавляло их выступления. Энергично проводя курс на демократические преобразования, оно все больше завоевывало доверие и поддержку масс.

Важной задачей правительства в то время было формирование новой армия. Ядро ее составили гвардейские части, созданные из бывших партизан и добровольцев-антифашистов. Одновременно шел процесс обновления руководящих командных кадров, усиления политической работы коммунистов в армии. В этом отношении огромное значение имело решение ЦК БРП(К) от 2 сентября 1944 года об учреждении института помощников командиров по политической части. На эти должности коммунисты рекомендовали испытанных революционеров.

В двадцатых числах сентября, выполнив поставленную задачу, я возвратился на командный пункт фронта, который располагался уже в городе Тырново, бывшей столице Болгарского государства. О проделанной работе доложил командующему и члену Военного совета, проинформировал аппарат политуправления о положении в Софии.

Потом связался по телефону с А. С. Щербаковым. Он предложил мне лично прибыть для доклада о политико-моральном состоянии войск фронта и взаимоотношениях с болгарским населением.

Я немедленно вылетел в Москву и на другой день ужо отчитывался за проделанную работу.

Выслушав меня внимательно, не перебивая, лишь короткими вопросами уточняя отдельные данные, в частности о положении в Софии, о действиях оперативной группы С. С. Бирюзова, А. С. Щербаков одобрил в целом нашу работу. В заключение высказал ряд советов и указаний. Основное в них сводилось к тому, чтобы войска, находящиеся в Болгарии, высоко держали честь и достоинство советского воина, бдительно несли службу, крепили воинскую дисциплину, соблюдали осторожность и ни в какой мере не вмешивались во внутренние дела, уважали быт и традиции населения. Политуправление, политотделы и парторганизации, подчеркнул он, должны постоянно работать над тем, чтобы дружба между войсками и болгарским населением все более расширялась и крепла.

Прощаясь, А. С. Щербаков сказал, что меня желает видеть Георгий Димитров и что я сейчас же должен ехать в Центральный Комитет партии.

Это сообщение меня сильно взволновало. Имя Георгия Димитрова было широко известно и любимо в нашей стране, особенно после известного Лейпцигского процесса, где он, замечательный сын болгарского народа, одержал блестящую победу над фашистами, которые пытались обвинить коммунистов в поджоге рейхстага.

С Димитровым мне довелось встречаться в Уфе осенью 1941 года, где я помогал подыскивать для его сотрудников подходящее помещение. Обрадовало то, что Димитров запомнил меня и, теперь узнав, что я приехал из родной ему Болгарии, решил повидать. В то же время я понимал, что интерес вызван не моей персоной, а тем, что я представляю наши войска, вступившие с освободительной миссией в Болгарию.

Встреча была очень теплой. Димитров мало изменился. Та же густая шапка черных волос, высокий чистый лоб, большие живые глаза. Во время беседы, длившейся около двух часов, я почувствовал, что Димитров очень хорошо информирован о положении дел на родине. И тем не менее меня выслушал с живым интересом. Спрашивал о моих впечатлениях от знакомства с болгарскими товарищами и тут же точно характеризовал многих, советовал, что желательно учитывать при контактах с каждым из них. Потом он очень подробно охарактеризовал политическое положение Болгарии, расстановку классовых сил в обществе, позицию и политику болгарских коммунистов на данном этапе революции. Он много говорил также об истории страны, истории революционного движения, о корнях нерушимой дружбы русского и болгарского народов.

В частности, Димитров особо подчеркнул, что партия взяла курс на развитие и укрепление в стране Отечественного фронта, на привлечение всех прогрессивных сил к строительству новой Болгарии. Руководящее положение в Отечественном фронте будет принадлежать Коммунистической партии, подлинной защитнице интересов всех трудящихся. Коммунисты Болгарии, говорил он, руководствуясь идеями марксизма-ленинизма, с учетом опыта строительства социализма в Советском Союзе, будут твердо и последовательно бороться за превращение Болгарии в социалистическое государство.

Затем Георгий Димитров попросил передать сердечные приветы Ф. И. Толбухину, А. С. Желтову, всем генералам, офицерам и красноармейцам, пожелать скорейшей победы над врагом, а в заключение сказал, крепко пожав мне руку:

— До встречи в Болгарии!

По возвращении на командный пункт фронта я подробно доложил Военному совету о результатах поездки, передал указания А. С. Щербакова и содержание беседы с Димитровым. Эти указания и советы были учтены в последующей политической работе в период пребывания наших войск в Болгарии.

Глава четвертая ОПИРАЯСЬ НА СИЛУ ДРУЖБЫ

В дни пребывания наших войск в Болгарии фронтовая газета «Советский воин» писала: «Ты идешь, товарищ, по знакомой земле. Здесь, в виноградных долинах Болгарии, в узких улочках городов, на заоблачных балканских перевалах, знают тебя, товарищ! Болгарские старики с детства помнят тебя в лицо. Что из того, что не воевал здесь 70 лет назад за освобождение болгарского народа? Твой дед, тот же русский человек, орловский или брянский крестьянин, москвич или киевлянин, шел, как ты сегодня, и пел в пыли похода лихую солдатскую песню. Ее запомнили гулкие ущелья и чуткие дубовые рощи. И само сердце народа таит в себе отзвуки этой давно пропетой песни.

Когда Россия в 1877 году вступилась за порабощенных турками славян и начала освободительную войну, болгарский народ насчитывал до 3 миллионов человек, а русских солдат и офицеров погибло в сражениях этой войны 200 тысяч. Выходит, что свобода и счастье каждого тринадцатого-четырнадцатого болгарина были оплачены жизнью одного русского. Как не ценить нам сегодня чистосердечной болгарской дружбы: она второй раз скрепляется братской кровью!

Будь, товарищ, преемником высокой традиции русских войск на Балканах… Будь в бою и на отдыхе таким, каким запомнил русского солдата болгарский народ, и приумножай славу русского оружия»[2].

В сплошной, нескончаемый праздник дружбы двух народов вылилось короткое пребывание наших войск на территории Болгарии. Со стороны болгар это было искреннее, от глубины сердца, проявление дружеских чувств. Во всех городах и селах наших воинов, появлявшихся на улицах, встречали цветами, угощали фруктами. Каждая болгарская семья была счастлива, если удавалось зазвать советского солдата в гости. Самое лучшее выставлялось на стол. Нашим бойцам и командирам дарили сувениры, у бойцов просили на память красноармейские звездочки. Танки и автомашины, проходившие через города pi села, были буквально осыпаны розами.

Часто в населенных пунктах, где на короткое время останавливались наши части, возникали многолюдные митинги. Каждый, кто немного говорил по-русски, стремился высказать слова благодарности. У многих на глазах можно было видеть слезы радости.

— Мы все рады приходу Красной Армии, — говорил на митинге в городе Исперих учитель местной гимназии Сиваков. — Болгарский народ всегда относился с уважением к России, к русскому народу, помогавшему нам в нашей борьбе за независимость. И теперь мы вздохнули полной грудью. Дружба с Россией — нашей освободительницей и старшей сестрой — обеспечит нам мирную жизнь[3].

Такие же искренние чувства дружбы испытывали к болгарам и наши воины. Вот что рассказал на одном из совещаний заместитель командира батальона по политической части гвардии капитан Головко: «Наши солдаты и офицеры замечательно относились к болгарскому населению. Иначе и нельзя было, потому что мы на каждом шагу чувствовали тепло гостеприимства со стороны славянских братьев. Они часто приглашали нас к обеду, угощали, предоставляли для ночлега самые лучшие комнаты. При переезде части с одного места на другое нас очень тепло, как родных, провожали. Особенно запомнились проводы из села Велико-Терсово и из района Сливницы (30 километров северо-западнее Софии). Когда мы покидали эти населенные пункты, то местные граждане каждому советскому воину преподнесли цветы. Есть много случаев, когда болгарские семьи дарили нам свои семейные фотокарточки и просили передать горячие приветы трудящимся Советского Союза, когда будем на Родине»[4].

Такое отношение болгар возвышало нашего солдата, вызывало у него чувство гордости, заставляло крепко дорожить честью и достоинством советского воина. Об этом говорилось почти во всех политдонесениях. Например, начальник политотдела 22-й зенитно-артиллерийской дивизии полковник Е. М. Куцабин доносил: «За время пребывания дивизии на болгарской земле в частях не было ни одного грубого нарушения воинской дисциплины, ни одного случая плохого отношения советских воинов к болгарскому населению»[5].

Вместе с тем политическое управление, политорганы этому стихийному проявлению дружеских чувств со стороны наших воинов стремились придать целенаправленный, осмысленный характер. Например, под руководством члена Военного совета 57-й армии генерал-майора Л. П. Бочарова было проведено совещание начальников политотделов соединений и замполитов полков армейского подчинения по задачам воспитания личного состава в духе пролетарского интернационализма и дружбы народов.

Затем политотделы дивизий провели однодневные сборы командиров рот и взводов, на которых разъяснили их роль в усилении воспитания подчиненных в духе пролетарского интернационализма, а также поставленные войскам новые задачи: с честью пройти через всю территорию Болгарии до ее западных границ, к границам Югославии, где народ с первых дней войны мужественно сражался против гитлеровских оккупантов. Во всех частях и подразделениях армии состоялись сначала общие, а затем комсомольские собрания с обсуждением вопросов укрепления дисциплины в период освободительного похода. Примерно такая же работа проходила и в других армиях фронта.

Военный совет, политическое управление фронта по рекомендации Главного политического управления Красной Армии и совету Георгия Димитрова, высказанному мне при встрече, в конце сентября создали специальную оперативную группу из офицеров политуправления и политотдела 37-й армии для работы среди местного населения. Общее руководство группой было возложено на меня. При этом учитывалось то, что болгарское население длительное время находилось под воздействием фашистской пропаганды, имело искаженное представление о нашей стране, ее военной политике. Да и не только гитлеровская — вся западная пропаганда стремилась очернить нас перед болгарскими братьями. К тому же оставленные гитлеровцами агенты распространяли среди местного населения различные провокационные слухи.

Мы были тесно связаны с руководством болгарских коммунистов, пользовались их поддержкой. С помощью листовок на болгарском и русском языках оперативная группа доводила до сведения местного населения заявление Советского правительства от 5 сентября 1944 года, обращение Военного совета к болгарам, разъясняла положение на фронтах, смысл интернациональной освободительной миссии советских войск. Печатная пропаганда подкреплялась регулярными устными выступлениями перед трудящимися на темы: «Цель вступления Красной Армии на территорию Болгарии», «Военная обстановка на советско-германском фронте» и так далее.

По указанию политуправления вскоре после вступления в Болгарию наших войск политотделы соединений стали использовать и такое действенное средство, как проведение совместных мероприятий — митингов и собраний, встреч молодежи. Широкую популярность у болгарского населения завоевали советские кинофильмы, концерты художественной самодеятельности в клубах и парках.

Сильное воспитательное воздействие как на наших воинов, так и на болгар оказывали встречи со старожилам pi, помнившими русско-турецкую войну. Таких людей, понятно, было немного. Но работникам политотдела 73-й гвардейской стрелковой дивизии, стоявшей под городом Плевна, удалось найти болгарина Христо Славичева, которому в 1877 году было 13 лет. Восьмидесятилетний старик был еще крепок, говорил взволнованно:

«Я счастлив, что мне довелось второй раз в жизни видеть на своей родной земле наших братьев-освободителей. Я был мальчиком, когда русские освободили наш народ от господства турок. Сейчас я приветствую на своей земле преемников русских героев Плевны и Шипки, которые освободили нас от немецкого ярма и болгарских предателей, предавших свой народ. Сынам своим, внукам и правнукам рассказывал я о том, как Россия — мать славянских народов пришла к нам в тяжелый час, как русские солдаты проливали свою кровь за свободу болгарского народа. У меня четыре сына, и все они сражаются вместе с вами против заклятого врага — немцев».

Затем выступили солдаты и офицеры — герои боев. Они обещали добить фашистского зверя в его собственном логове. В заключение начальник политотдела дивизии гвардии подполковник А. Г. Воронов от имени командования пожелал Христо Славичеву здоровья, счастья его семье, сердечно поблагодарил жителей за теплую встречу наших воинов на болгарской земле и призвал личный состав с честью выполнить свой интернациональный долг перед братским народом.

А между тем война продолжалась. Наш фронт был нацелен на помощь Народно-освободительной армии Югославии.

Штабы изучали театр военных действий, разрабатывали будущие операции, войска проводили частичные перегруппировки и готовились в трудный поход через всю Болгарию, через горы и долины, к границам Югославии.

Мы хорошо понимали: советский воин тем лучше, самоотверженнее будет выполнять свой трудный интернациональный долг, чем глубже проникнется сознанием того, как высоко ценит простой народ подвиги тех, кто на своих знаменах принес ему свободу от иноземного порабощения.

Я сердцем русского понимал, что в этой земле лежат наши героические, самоотверженные предки, видел, что нынешние болгары свято чтят их память и эти факты, это обстоятельство нужно использовать для воспитания людей.

Словом, создались весьма благоприятные возможности для воспитания на славных боевых традициях русской армии. Одновременно мы не забывали и о той интернациональной традиции совместной борьбы наших народов против общего врага, что преподала нам история еще в прошлом веке. Это было актуально и сегодня. Например, и в устной и в печатной пропаганде мы старались показывать, что в одном строю с русским 260-тысячным войском за освобождение Болгарии от турецкого ига сражались 50 тысяч румын и более 6 тысяч болгарских ополченцев: отдавать должное вкладу союзников в общую победу — это ведь тоже в лучших национальных традициях русского народа.

В наших армейских библиотеках, к сожалению, не оказалось достаточного фактического материала по русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Но пропагандисты, агитаторы, культработники посещали городские библиотеки, книжные магазины, которых в Болгарии было множество. Искали и находили нужные книги.

В 333-й стрелковой дивизии 37-й армии мне довелось присутствовать на беседе начальника штаба дивизии полковника В. Ф. Маковеева с офицерами штаба. Я помнил его по совместной службе в этой армии. Василий Филимонович очень интересно рассказывал о боевых делах русской армии, о храбрости и отваге солдат при обороне Шипки в 1877 году. Говорил, в частности, о подвиге фельдфебеля 4-й линейной роты Андрея Лысенко, уроженца Волковского уезда Перекопской волости. После гибели командира роты и ранения его помощника, фельдфебель возглавил подразделение, открыл залповый огонь по противнику и обратил турецкую колонну в бегство.

Полковник Маковеев рассказывал, в каких трудных условиях оборонялись русские солдаты. Гора святого Николы, которую занимал пехотный полк, простреливалась со всех сторон турками, и невозможно было смениться с занимаемых позиций. Люди вынуждены были устраивать жилища прямо на передовой. А зима в горах наступила рано: уже 17 сентября выпал первый снег, к утру глубина его достигла одного аршина, но русские воины не отступили…

Привел он и много других ярких примеров мужества и отваги.

После беседы я поинтересовался у Василия Филимоновича, откуда он взял эти данные. Оказывается, в городской библиотеке он нашел «Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877–1878 гг.», изданный в Петербурге в 1902 году, и выписал оттуда примеры для бесед с солдатами и офицерами.

Военный совет, политическое управление требовали от командиров и политорганов широко использовать в воспитании воинов на боевых традициях русской армии памятники героям русско-турецкой войны, не забывать отдавать дань уважения памяти наших предков. Командиры и политработники частей и соединений горячо откликнулись на этот призыв. Примеров же, когда у мест боев русской армии за освобождение Болгарии проводились митинги и беседы, можно привести немало.

Поражали нас своим величием памятники, воздвигнутые на Шипке и в Плевне. Каждый болгарин, старый и молодой, знает эти святые места. Местные жители охраняют, любовно ухаживают за ними, свято чтят память погибших русских воинов. Даже во время фактической оккупации страны враги болгаро-русской дружбы не посмели разрушить или осквернить ни один памятник нашим героическим предкам.

Разумеется, не всем частям и соединениям фронта посчастливилось пройти по тем памятным местам. Однако политработники организовали экскурсии на Шипку и в Плевну, в одной из которых, в частности, побывала и редакция фронтовой газеты. Впоследствии о ней интересно рассказал в своих «Балканских дневниках» писатель Александр Левада.

Побывал и я во главе группы работников политуправления фронта на знаменитой Шипке. Яркое впечатление осталось от этой поездки. Запомнился город Габрово, лежавший на пути к перевалу. Все дома в нем были украшены нашими красными и болгарскими трехцветными флагами. Через улицы протянуты огромные транспаранты с приветствиями Красной Армии. За Габрово начался многокилометровый подъем на Шипку — главный хребет болгарских Балкан. С наивысшей точки Шипкинского перевала — горы святого Николы — открылся прекрасный вид на обрывистый южный склон Балкан, на знаменитую Долину роз.

С особым волнением осматривали мы места, где бессмертные герои Шипки — солдаты Скобелева, Гурко, Радецкого — проливали свою кровь за освобождение Болгарии.

Особенно сильное впечатление произвел на меня центральный памятник русским воинам, воздвигнутый на самой вершине горы святого Николы. На его наружной степе у входа высечена стихотворная надпись:

На русите Народъ братски призове, За жертва сынове готови, Обидно свята кръв проле И скъса робските окови. Вам, братя руси, в век веков Признательносто за дните нови.

Слова братского языка и без перевода были понятны каждому русскому… Под памятником — глубокий склей с братской могилой героев Шипки. Тут же могила болгарского дружинника Николы Павлова Корчева, который в ожесточенном бою спас знамя Самарского полка от захвата турками.

Внутри памятника множество венков, на столе большая книга для записи впечатлений посетителей. Последняя страница ее уже была исписана заметками советских бойцов и офицеров, которые побывали на Шипке в эти дни. Я тоже сделал запись, в которой содержались слова привета болгарскому народу.

По решению Военного совета и с согласия болгарских властей в память о пребывании здесь советских войск на постаментах памятников русским воинам были установлены мемориальные доски со стихотворным текстом:

Вдали от русской матери-земли Здесь пали Вы за честь Отчизны милой. Вы клятву верности России принесли И сохранили верность до могилы. Вас не сдержали грозные валы. Без страха шли на бой святой и правый. Спокойно спите, русские орлы, Потомки чтут и множат Вашу славу. Отчизна нам безмерно дорога. И мы прошли по дедовскому следу, Чтоб уничтожить лютого врага И утвердить достойную победу.

Аналогичная надпись была сделана на памятнике в Шипке.

После того как этот стихотворный текст был опубликован в военной печати, многие бойцы и офицеры 3-го Украинского фронта знали его наизусть. Стихи в основе принадлежат поэту Гориловскому, работавшему в редакции газеты 37-й армии. Текст рассматривал Военный совет фронта, которому совместно с политотделом 37-й армии была поручена установка мемориальных досок. Открытие мемориальных досок вылилось в волнующий праздник русско-болгарской дружбы и боевого братства. Вот как описывались торжества по установлению мемориальной доски на памятнике русским воинам в городе Плевне в номере газеты 37-й армии «Советский патриот» от 11 декабря 1944 года:

«10 декабря жители г. Плевны, а с ними и весь болгарский народ, ежегодно отмечают день освобождения города от турецких поработителей. Но никогда еще за всю историю не видел город русской славы такого праздника, как в 1944 году. Впервые вместе с болгарами славную годовщину отмечали потомки тех, кто обессмертил свои имена на Гривицких редутах, на Зеленых горах под Горным Дубняком в исторических сражениях за Плевну».

Далее рассказывалось о том, как проходил этот праздник. На площади были выстроены советский и болгарский почетные караулы. Открыл мемориальную доску генерал С. С. Бирюзов. Затем были возложены венки у подножия Плевненского мавзолея. Прогремел пятикратный ружейный салют, и прозвучали величественные звуки Гимна Советского Союза, подхваченные десятками репродукторов.

На митинге с яркой, пламенной речью выступил генерал С. С. Бирюзов. Затем торжественная процессия двинулась в Скобелевский парк, расположенный на Зеленых горах: здесь в 1877 году кипели ожесточенные бои за город.

Неподалеку от памятника стоял живой свидетель плевненской эпопеи — восьмидесятидвухлетний болгарин Генов.

Из его старческих глаз текли счастливые слезы, а губы шептали:

— Здравствуйте, братушки! Я помню ваших героев-дедов. Вы похожи на них, братушки. Я счастлив, что вижу вас в нашей Плевые.

Однако я забежал вперед… Газету с этим отчетом, помнится, мне показывал полковник Савельев уже в Венгрии, незадолго до Нового, 1945 года. В промозглый зимний вечер, когда наши войска вели трудные бои с фашистами на венгерской земле, мы вспоминали дни пребывания в Болгарии с особым чувством благодарности к ее гостеприимному, дружественному народу…

19 сентября 1944 года состоялось заседание Военного совета фронта. Рассматривался вопрос об усилении воспитательной работы по укреплению политико-морального состояния среди воинов, находящихся на болгарской земле. Особенно запомнилось выступление А. С. Желтова, которому незадолго до того было присвоено очередное воинское звание — генерал-полковник.

Алексей Сергеевич напомнил, что всего лишь месяц назад, 19 августа 1944 года, Военный совет фронта принял постановление, обязывающее генералов и офицеров, коммунистов и комсомольцев принять все меры по укреплению воинской дисциплины, чтобы, продвигаясь по территории буржуазных государств, наша Красная Армия показала себя не только боеспособной и могучей, но и высокоорганизованной, дисциплинированной, сознательной.

— Однако теперь, когда части и соединения оказались в необычных условиях, — отметил генерал Желтов, — когда перед ними нет фронта с неприятелем и возникла передышка, некоторые воины неправильно поняли наши задачи, считая, что для них война уже закончилась и теперь можно почивать на лаврах, проявлять беспечность и благодушие. Мы много уделяли внимания работе с местным населением — это хорошо, — продолжал Алексей Сергеевич, — однако хочу напомнить, что никто с нас не снимал главной задачи — воспитания бойцов и командиров.

Далее член Военного совета коснулся некоторых упущений в работе политорганов, высказал мнение о необходимости подготовки и издания специальной памятки бойцу Красной Армии, находящемуся в Болгарии.

— Такая памятка политуправлением уже подготовлена, — доложил я.

— Так где же она? — поинтересовался Желтов.

— Собирался завтра вам ее представить.

— Зачем откладывать? Давайте после заседания Военного совета и рассмотрим ее…

В заключение Военный совет принял постановление, в котором в предвидении новых сражений потребовал поднять уровень политико-воспитательной работы в войсках, принять все меры к укреплению воинской дисциплины, усилить устную агитацию. Предлагалось также продолжать и расширять работу с местным населением, организовывать с личным составом изучение истории страны пребывания, национальных обычаев болгар.

Особо указывалось на необходимость повышения персональной ответственности политработников за морально-политическое состояние личного состава, за подготовку бойцов и офицеров к предстоящим боям.

Вечером, после заседания Военного совета, я принес генералу Желтову проект разработанной памятки. Он внимательно прочитал ее, сделал некоторые поправки и разрешил печатать.

На следующий день я вызвал своих заместителей на короткое совещание. Разговор получился серьезный и обстоятельный. Мы обсудили и наметили меры, направленные на выполнение постановления Военного совета. В частности, в своей директиве политуправление потребовало от всех политорганов фронта усилить идейно-воспитательную работу по разъяснению воинам целей вступления советских войск на территорию Болгарии, для чего с 1 октября ввести в частях, не имеющих соприкосновения с противником, обязательные регулярные политические занятия с рядовым — и сержантским составом три раза в неделю продолжительностью по 2 часа каждое, а в дни, свободные от политзанятий, проводить тридцатиминутные политинформации. Для офицеров предусматривалось не реже одного раза в неделю проводить лекции и доклады по актуальным вопросам.

В директиве предлагалось также развернуть широкую работу по изучению «Памятки воину Красной Армии в Болгарии», по разъяснению личному составу основных ее положений.

Для издания такой памятки Катугин и Савельев привлекли к работе не только фронтовую типографию, но и армейские. Вскоре каждый воин 3-го Украинского фронта получил этот важный документ. Думаю, многие сохранили его как реликвию, напоминающую о пребывании на болгарской земле, об участии в ее освобождении от фашистских оккупантов, о гостеприимных болгарах, чью доброту и дружбу нельзя забыть.

И я храню эту маленькую книжечку, уже пожелтевшую от времени. И когда смотрю на нее, перечитываю знакомые строчки, мысленно вновь переношусь в то далекое время, на прекрасную землю Болгарии, в ту теплую и щедрую осень 1944 года, вижу дорогие мне лица солдат и офицеров, вспоминаю многолюдные митинги на городских и сельских площадях, тот неповторимый подъем, волнующую атмосферу дружбы двух наших народов.

«Товарищ боец, сержант и офицер! — говорилось в памятке. — …От Волги до Балкан прошел ты, неся на своих знаменах освобождение десяткам миллионов людей от немецкого ига.

Высоко и почетно имя твое, воин Красной Армии! С особой радостью, как освободителя, встретил тебя болгарский народ — братский нам по языку и крови.

Второй раз в истории песет наша Родина освобождение болгарскому народу от чужеземного ига. 500 лет страдали болгары под тяжким турецким ярмом и из рук России получили долгожданную свободу.

Ты, славный воин Красной Армии, потомок русских героев Плевны и Шипки, своими славными подвигами — разгромом немецко-фашистских армий и освобождением Болгарии от немецкого ига — усилил и укрепил любовь и благодарность к русскому народу и нашей великой Родине — СССР…

Пусть везде, где пройдет Красная Армия, уничтожая врагов человечества — гитлеровцев и освобождая порабощенные ими народы, навсегда останется в сердцах миллионов людей глубокая благодарность, любовь и уважение к тебе, товарищ боец, сержант и офицер».

Памятка звала бойцов на подвиг, призывала их к бдительности, предупреждая:

«…Помни, что кроме миллионов друзей вокруг есть и враги, которые используют каждую твою ошибку, каждый неправильный поступок во вред нашей Родине и армии, во вред тебе. Храни военную тайну!..

Будь зорок и беспощадно разоблачай немецких агентов, в какую бы личину они ни рядились…

Будь бдителен всегда и везде…»

Докладывая мне о проделанной работе по изучению памятки, полковник Савельев сообщил, что во всех частях после ее вручения проведены митинги, которые вылились в демонстрацию советско-болгарской дружбы, в подразделениях прошли беседы, во время которых воины выразили свои сокровенные чувства по отношению к местному населению.

— Если разрешите, зачитаю некоторые из политдонесений, которые к нам поступают об этом.

— Пожалуйста, — согласился я.

Савельев привел слова рядового Лапина, бойца 3-й роты 59-го батальона 12-й штурмовой инженерно-саперной бригады РГК. Тот сказал: «Болгарский народ встречает нас любовно. Там, где мы проходим, нас приветствуют дети, женщины, старики, все болгарские жители. Нам аплодируют, желают успехов, счастья. Все это вызывает чувство гордости за нашу армию, за социалистическое Отечество. Имеет ли право боец Красной Армии после этого совершать недостойные поступки? Конечно, нет!»

— А затем, — прибавил полковник Савельев, — рядовой Лапин призвал товарищей крепить дисциплину, проявлять бдительность к проискам фашистских прихлебателей.

Горячо откликнулись на пламенные призывы, содержащиеся в памятке, и воины других частей и соединений.

В директиве политуправления указывалось также на необходимость усиления работы с агитаторами подразделений. В частности, предлагалось подбирать на эти должности наиболее авторитетных бойцов и младших командиров.

С целью проверки исполнения содержащихся в директиве указаний я направил в части офицеров политуправления. Немало затем было использовано для обобщения передового опыта поучительных примеров. Так, в одной из рот 353-й стрелковой дивизии 57-й армии был назначен агитатором 1-го взвода комсомолец Шевченко, который за короткий срок, будучи снайпером, уничтожил 17 вражеских солдат, а агитатором 2-го взвода — комсомолец снайпер рядовой Даниленко, на счету которого было 42 вражеских солдата. Даниленко вскоре наградили орденом Красного Знамени, а Шевченко — медалью «За отвагу».

Нелегок труд агитатора. Ведь боец, назначенный на эту должность, не освобождается от основных своих обязанностей. И при этом должен, выкраивая редкие свободные минутки, готовиться к выступлениям перед товарищами.

Можно себе представить, сколько потребовалось труда тому же рядовому Даниленко, чтобы провести с личным составом взвода беседы на темы: «Бдительность — сильнейшее оружие», «Болтун — находка для шпиона», «Дисциплина — залог победы в бою» и другие. Но у него был перед глазами добрый пример. И старший лейтенант Сотников, и старший сержант Майровский сами являлись опытными агитаторами, регулярно проводили беседы с личным составом.

Решая множество насущных проблем в период пребывания на земле Болгарии, нельзя было забывать и об усилении культурно-массовой работы. Об этом мне не раз напоминал А. С. Желтов, считавший, что живое слово о Родине, хороший кинофильм, радиопередача на родном языке — все это дорого и близко нашему бойцу, сражающемуся на чужой территории.

Понимая это, я старался не упускать из поля зрения работу фронтового и армейских Домов Красной Армии. Особое внимание уделял контролю за работой агитмашин, являющихся подлинными комбинатами агитационно-пропагандистских и культурно-массовых средств. Такие машины пользовались большой популярностью в войсках. В штат кроме начальника входили шофер, кинорадиомеханик, библиотекарь-художник, музыкант, а иногда и несколько массовиков — организаторов художественной самодеятельности. Машина имела радиоузел, кинопередвижку, громкоговорители, патефон с набором грампластинок, настольные игры, художественную и политическую литературу, журналы, газеты, музыкальные инструменты.

Чаще, чем с другими, мне приходилось встречаться с начальником агитмашины фронтового Дома Красной Армии майором М. А. Головой, инструктировать его.

Этот офицер был прекрасным лектором-пропагандистом, умелым организатором. Агитмашина, которую он возглавлял, заметно выделялась в лучшую сторону. Лозунги на плакатах звали наших воинов на правый бой с врагом, удачно подобранные фотоиллюстрации убеждали в необходимости добросовестного изучения боевой техники и оружия, совершенствования приемов и способов ведения боя.

Поражала работоспособность майора Головы. Постоянно находясь со своей машиной в войсках, он успевал разрабатывать интересные лекции и доклады о военно-политическом положении в Болгарии, о чести и достоинство советского воина, об истоках дружбы русского и болгарского народов. С особым интересом слушали бойцы и командиры его лекцию о героизме русских солдат во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Все эти доклады и лекции передавались обычно через усилитель, и слушать их могли воины подразделений, расположенных в радиусе до двух километров.

По вечерам с помощью агитмашины демонстрировались различные художественные и документальные фильмы. На их просмотр собирались и местные жители.

Особую популярность среди местных жителей в короткий срок завоевали концерты художественной самодеятельности, которые устраивали экипажи агитмашин с привлечением самодеятельных артистов из числа солдат и сержантов.

Так, в сентябре во всех частях 73-й гвардейской стрелковой дивизии выступали коллективы художественной самодеятельности 209, 211 и 214-го стрелковых полков. На просмотре картины и концерте самодеятельности в 211-м полку присутствовало 150 местных жителей.

За работу агитбригад отвечал мой заместитель по пропаганде и агитации полковник Савельев. Как-то он доложил, что в селе Киново, где он был вместе с пропагандистом 73-й гвардейской стрелковой дивизии майором Карамышевым, на концерте самодеятельности присутствовало 100 человек, а в селе Винк — более 200 граждан, которые криками «ура» приветствовали наших бойцов и офицеров.

Примерно то же самое происходило и в других местах.

Не могу не сказать доброго слова о наших кинодокументалистах. С огромным интересом все мы смотрели на территории Болгарии фильм «Победа на юге», заснятый во время Ясско-Кишиневской операции.

В Болгарии для киносъемок были самые благоприятные условия. По заданию генерала А. С. Желтова наши операторы засняли на пленку вступление советских войск во все основные города Болгарии и потом демонстрировали свои лепты в киножурнале «Новости дня».

После просмотра очередного киножурнала генерал-полковник А. С. Желтов попросил меня пригласить кинодокументалистов.

— Обязательно нужно сделать кинофильм о посещении нашими солдатами памятников русской славы, — сказал он.

И такой фильм был снят. Назывался он «Места русской славы в Болгарии». Правда, смотрели мы его уже между боями на территории Югославии и Венгрии.

Словом, в политико-воспитательной работе использовались все формы и средства. Заметно оживилась и деятельность библиотек. Так, начальник клуба одной из дивизий гвардии капитан Белоцерковский организовал библиотеки-передвижки во всех частях, а также индивидуальный обмен книг через полковых и батальонных почтальонов. По их инициативе в ротах и батареях были назначены чтецы художественной литературы. Под руководством начальника клуба работники библиотеки делали подборки-выставки справочной литературы в помощь агитаторам и пропагандистам на темы: «В. И. Ленин о повышении революционной бдительности», «О политико-экономическом положении Болгарии», «О зверствах фашистских захватчиков» и другие.

В дни пребывания на болгарской территории оживилась и деятельность библиотеки при штабе фронта. Ее заведующая Галина Ивановна Савельева, жена моего заместителя по пропаганде и агитации, женщина энергичная и весьма любознательная, значительно пополнила книжный фонд библиотеки изданиями русской классики. Часто покупала книги на личные деньги. Галина Ивановна активно помогала в подготовке устных выступлений перед воинами многим работникам политуправления, а часто и сама выступала с обзором произведений советских писателей перед офицерами штаба.

…Хорошо, когда замолкают пушки. В Болгарии они молчали, и мы, истосковавшиеся по тишине, наслаждались мирной жизнью. Пусть походной, пусть хлопотной, полной забот и неожиданностей, но — мирной! Когда не нужно перевязывать раны, хоронить в братских могилах боевых побратимов…

Но враг еще не был разгромлен. Каждый понимал: впереди — новые бои. Войска не просто занимали территорию Болгарии. Они тянулись к ее западной границе, к Югославии, на помощь ее героическому народу, ведущему уже не первый год борьбу с оккупантами.

Глава пятая НА ПОМОЩЬ СРАЖАЮЩЕЙСЯ ЮГОСЛАВИИ

20 сентября 3-й Украинский фронт получил директиву Ставки Верховного Главнокомандования на проведение новой операции, получившей название Белградской.

Проводить ее предстояло совместно с вновь создаваемой болгарской армией и Народно-освободительной армией Югославии, которая уже не один год сражалась с фашистами. Совершая марш к ее западной границе, мы одновременно решали задачу возрождения боевого содружества между Красной Армией и новой болгарской армией, отираясь при этом на опыт совместной борьбы русских воинов и болгарских ополченцев против турецких захватчиков.

Боевое содружество советских войск с болгарскими воинами отвечало чаяниям наших народов. Не ожидая особых указаний новых революционных властей, солдатские комитеты, созданные в полках в канун и в первые же дни революции, обращались к командованию наших частей за братской помощью и поддержкой. И наши командиры и политработники, тоже не ожидая указаний вышестоящего командования, по велению сердца, оказывали такую помощь. Потому что обращались-то к нам прежде всего болгарские коммунисты — подлинные выразители интересов народа и последовательные интернационалисты.

Во время моей поездки в Бургас мне доложили, что солдатский комитет, возглавляемый коммунистами, избрал одного из командиров батальона командиром вновь формируемого полка и обратился к командованию 15-й гвардейской механизированной бригады 4-го гвардейского корпуса за помощью.

— Мы оказали новому командиру помощь по формированию части, — рассказывал командир бригады гвардии полковник М. А. Андрианов, — обеспечили часть некоторыми видами трофейной боевой техники, горючим, боеприпасами. Помогли организационно сколотить полк. После этого новый командир принял перед строем полка в присутствии советских офицеров присягу на верность служению болгарскому народу под руководством Болгарской рабочей партии (К). Он обратился ко мне и к начальнику политотдела бригады гвардии подполковнику Н. И. Зекину со словами благодарности за доверие и помощь. Затем он заверил, что полк будет совместно с Красной Армией бить врага до полной победы.

— Это было очень волнующее событие, — добавил Н. И. Зекин. — Я даже растерялся, когда командир полка, чтобы принести клятву, опустился на колени. Но таков, оказывается, обычай, ритуал у болгар.

После возвращения на КП фронта я высказал свое мнение А. С. Желтову о том, что хорошо бы в сформированные части болгарской армии послать наших офицеров для передачи боевого опыта и оказания помощи в изучении техники и оружия.

— Уже с такой просьбой обратились болгарские товарищи, — сказал Алексей Сергеевич. — Командующий фронтом поддерживает их просьбу. Но не будем ограничиваться только этим. Везде, где только можно, надо организовать встречи наших бойцов с болгарами.

Впрочем, в войсках такие встречи уже проводились. Порой они возникали стихийно. Поэтому политическое управление дало указание политорганам взять их организацию в свои руки.

Вскоре в политическое управление стали поступать подробные доклады о совместных с болгарскими воинами мероприятиях. Даже выработался своеобразный ритуал их проведения. После встречи — совместный митинг. Потом наши воины демонстрировали советскую боевую технику и оружие, рассказывали о тактике ведения боевых действий в различных условиях местности, о способах борьбы с вражескими танками.

Более организованный и целенаправленный характер эта работа приняла после введения в новой болгарской армии института помощников командиров по политчасти. Советские политработники делились с ними опытом организации политико-воспитательной работы с личным составом, выступали перед болгарскими солдатами и офицерами с лекциями и докладами.

Мне и самому часто приходилось встречаться с болгарскими товарищами, особенно с помощником командующего Первой болгарской армией Щ. Атанасовым. Мы были почти ровесниками, но он уже имел большой опыт партийной работы в подполье, в партизанских отрядах. Неплохо говорил по-русски, читал многие труды В. И. Ленина, книги русских и советских писателей, наши газеты. Невысокого роста, крепко сбитый, с черными с проседью волосами, зачесанными назад, и внимательными черными глазами — таким мне запомнился Щере.

В одну из наших встреч он просил передать благодарность нашим авиаторам, базирующимся в районе города Ямбол, за помощь болгарским летчикам.

Я тут же позвонил члену Военного совета 17-й воздушной армии генерал-майору авиации В. Н. Толмачеву.

— Как раз сам собирался доложить, Иван Семенович, — отозвался он. — Опыт Петрова и Тупалы обобщим и доведем до всех полков. И благодарность болгарских друзей обязательно передам.

Оказалось, на аэродроме Ямбол наши и болгарские летчики провели целый учебный день. Сначала занятия с ними провел заместитель командира 56-го истребительного авиаполка по политчасти майор Г. О. Петров. Он подробно рассказал болгарским политработникам и командирам о формах работы с личным составом, познакомил их со структурой партийной и комсомольской организаций полка, поделился опытом воспитательной работы в боевых условиях. Затем командир полка майор Е. Е. Тупало и его заместитель по инженерной авиационной службе майор А. В. Ермаков познакомили болгарских авиаторов с истребителем Ла-5 и с тактикой ведения воздушного боя.

Значение таких встреч трудно переоценить. Они помогали советским и болгарским воинам готовиться к совместным боевым действиям против общего врага, укрепляли их дружбу.

Под руководством коммунистов, опираясь на помощь и поддержку советских войск, правительству Отечественного фронта удалось в короткий срок сформировать три общевойсковые армии. Командные должности в повой армии кроме патриотически настроенных офицеров заняли вчерашние командиры Народно-освободительной повстанческой армии. Правительство Отечественного фронта специальным декретом подтвердило решение Главного штаба Народно-освободительной повстанческой армии о присвоении им генеральских и офицерских званий.

Среди них были бывшие командиры партизанских отрядов Добри Джуров, Атанас Семерджиев, Иван Врачев, Райко Даменов, Дико Диков, политические руководители Тодор Живков, Гочо Грозев, Иван Быгваров.

Что особенно важно, к руководству армией пришли герои сентябрьского восстания 1923 года Георгий Дамянов, сменивший вскоре военного министра Беляева; Иван Михайлов, ставший командующим артиллерией, а затем и министром обороны; Иван Кинов, возглавивший вскоре Генеральный штаб; Захари Захариев, назначенный начальником ВВС, и другие испытанные революционеры-коммунисты[6].

Нас это особенно радовало. Имена многих из них были нам знакомы: почти все они храбро сражались в рядах интернациональных бригад в Испании, а затем в составе Красной Армии против гитлеровцев. Словом, они имели большой политический, жизненный и боевой опыт.

К моменту получения директивы Ставки Верховного Главнокомандования о предстоящей Белградской операции, несмотря на большие трудности, многим частям удалось достичь югославской границы, а передовые уже завязали бои с противником. Естественно, все больше сил и внимания приковывалось туда, на запад…

К тому времени на южном крыле советско-германского фронта Красная Армия вплотную подошла к Чехословакии, вышла в восточную часть Средне-Дунайской низменности, подошла к границам Венгрии — последнего союзника фашистской Германии в Европе… В результате для фашистов на Балканах сложилось трудное положение: под угрозой оказались их важные коммуникации, в тылу активизировались партизаны.

И гитлеровцы стремились во что бы то ни стало вывести свои войска из Албании и Греции, чтобы бросить их против нас. Одновременно спешно укреплялись подступы к Венгрии и Восточной Австрии, где у фашистов имелись богатые источники стратегического сырья и крупные военные предприятия.

Поэтому медлить с дальнейшим наступлением нам было нельзя. Ставка Верховного Главнокомандования требовала широко развернуть боевые действия, не дожидаясь полного сосредоточения войск 2-го и 3-го Украинских фронтов. Нашему фронту предстояло наступать в полосе между Дунаем и северными отрогами Балканского хребта, а затем по долине реки Западная Морава…

Белградскую операцию предстояло начать 28 сентября.

Войска фронта выдвигались комбинированным маршем, используя железнодорожный, автомобильный, воздушный и речной транспорт. Дунай был одной из важнейших транспортных магистралей. Стремясь затормозить продвижение советских войск на Балканы, наши тогдашние союзники с апреля по сентябрь 1944 года с помощью авиации установили на реке более 2500 магнитных мин. Наиболее интенсивное минирование проводилось в августе — сентябре, то есть тогда, когда наши войска подходили к Дунаю. Это не только осложнило оперативные перевозки 3-го Украинского фронта, но и вызвало дополнительные человеческие жертвы. Морякам Дунайской военной флотилии, по-прежнему находившейся в оперативном подчинении фронта, много сил и времени пришлось потратить на траление этих мин.

Дунайцы показали себя с самой лучшей стороны. Капитан 1 ранга А. А. Матушкин докладывал, что моряки флотилии в короткий срок переоборудовали обычные речные баржи, захваченные у противника, для перевозки тяжелой техники. Много сделал для обеспечения безопасности перевозок флагманский минер флотилии капитан 3 ранга Г. Н. Охрименко. В бесчисленных рукавах и притоках Дуная гитлеровцы бросили большое число различных катеров и барж. Флагмин организовал поиск этих судов и ремонт, потом приспособил их для траления мин.

Таких инициативных дел на счету наших воинов было множество.

Учитывая сложность перехода, Алексей Сергеевич Желтев указал мне на необходимость усилить работу с личным составом, чтобы мобилизовать все силы на выполнение поставленной задачи. Политуправление сразу развернуло работу по подготовке к маршу. Специальной директивой политорганам было предложено усилить агитационно-массовую работу по обеспечению организованности на марше, перед началом которого почти все работники политуправления побывали в частях и соединениях. В 4-й гвардейский механизированный корпус выехал член Военного совета генерал-полковник А. С. Желтов. Там Алексей Сергеевич провел совещание руководящего состава корпуса, нацелил его на скрупулезную подготовку людей и техники к передислокации, предложил провести совещание партийного актива с обсуждением задач перебазирования. Не забыл предупредить танкистов о том, чтобы они не допускали порчи посевов, дорог, древесных насаждений в пути следования.

На совещании партийного актива корпуса выступил с докладом командир корпуса гвардии генерал-лейтенант танковых войск В. И. Жданов, задачи усиления политико-воспитательной работы с личным составом изложил в своем выступлении начальник политотдела гвардии полковник И. А. Подпоринов, о ходе ремонтно-восстановительных работ доложил активу заместитель командира корпуса гвардии инженер-подполковник Г. Р. Прагин.

Алексей Сергеевич все это рассказывал мне для того, чтобы политуправление взяло под свой контроль выполнение предусмотренных собранием актива мероприятий. Он часто повторял:

— Митинг, собрание, проведенные на высоком накале, по-деловому, — хорошо. Но это только начало дела. Надо организовать выполнение намеченного. Лишь так можно обеспечить единство слова и дела.

Естественно, в этот раз я дал указание начальнику отдела организационно-партийной работы полковнику Ткаченко послать в корпус группу офицеров для контроля и помощи.

Вскоре стали поступать доклады. Старший инструктор майор Н. Ф. Стафеев сообщил, что политотдел корпуса правильно делает, перенеся центр тяжести своей работы в бригады и приданные части. Его работники вместе с местными политработниками занимаются расстановкой партийно-комсомольского актива, инструктировали секретарей партийных и комсомольских организаций, агитаторов.

Николай Федорович Стафеев побывал, в частности, в 15-й гвардейской Новобугской Краснознаменной механизированной бригаде, где вместе с начальником политотдела гвардии полковником Н. И. Зекиным провел совещание партийно-комсомольского актива. В своем инструктивном докладе начальник политотдела поставил перед активом конкретные задачи политико-воспитательной работы на марше. Особое внимание он обратил на изучение военно-топографического описания пути следования, соблюдение радиодисциплины, маскировки, на организацию взаимопомощи при авариях, отдыха водительского состава.

Задачи, обсуждавшиеся на совещании партийно-комсомольского актива, были доведены на открытых партийных и комсомольских собраниях до всего личного состава бригады. Водителям боевых машин выдали специально подготовленные политотделом корпуса памятки, в которых давались советы по уходу и эксплуатации техники на марше. В этой же бригаде по инициативе коммунистов начали изготовлять горные упоры для машин иностранных марок, так как их тормозные системы не отличались надежностью.

В горах эти нехитрые приспособления себя вполне оправдали. Состоящие из двух жестко связанных между собой упоров и прикрепленных к заднему срезу рамы машин, они на ровной дороге легко поднимались и не мешали движению, а на склонах опускались и могли удержать автомобиль даже при отказе двигателя и тормозов.

Значение этой новинки быстро оценили во всех частях, которым предстояло совершить марш по горным дорогам.

Перед выступлением в поход во всех бригадах 4-го гвардейского механизированного корпуса были проведены строевые смотры личного состава и боевой техники. Забегая вперед, скажу, что благодаря хорошей подготовке и строгой дисциплине в пути марш прошел организованно. Словом, к встрече с противником и решению задач по освобождению Югославии наши войска подошли во всеоружии, с высоким боевым настроем. Этому, естественно, способствовала партийно-политическая работа, в которой особое внимание уделялось обеспечению высоких темпов и безаварийности движения. В газетах ежедневно сообщалось об отличившихся водителях, об их мужественных и умелых действиях.

Отдел политуправления, который возглавлял полковник А. Д. Питерский, имел задание ежедневно давать сводки о важнейших событиях на Балканах, особенно в Югославии, для руководящих работников фронта и войск. На основе этих сводок готовились тексты докладов и лекций о военно-политической обстановке и предстоящих боевых задачах. В 57-й армии и 4-м гвардейском механизированном корпусе, в войсках которых я часто бывал в те дни, основной упор делался на воспитание у воинов глубокого уважения к югославскому народу, показу героической борьбы Народно-освободительной армии Югославии против фашистских оккупантов. Во время коротких остановок и на привалах командиры и политработники проводили с личным составом беседы, читали лекции, доклады о мужестве и героизме югославских патриотов, разъясняли военно-политическую обстановку в стране и на Балканах в целом.

Чтобы вооружить политработников сведениями о героической борьбе югославского народа, по моему предложению полковник А. Д. Питерский провел в 57-и армии и 4-м гвардейском механизированном корпусе специальные семинары, на которых приводились конкретные примеры и факты борьбы югославских патриотов с оккупантами и их прислужниками. Показывалось, как жестоко гитлеровцы расправляются с партизанами и мирным населением. Они сжигали города и села, вешали и расстреливали ни в чем не повинных граждан. Однако ничто не могло сломить волю свободолюбивого югославского народа в борьбе за свое освобождение.

Своей решительной борьбой с захватчиками югославский народ внес большой вклад в общую борьбу свободолюбивых народов против гитлеровцев. Однако силы его в борьбе с оккупантами были неравными. Народно-освободительная армия Югославии и партизанские отряды испытывали большие трудности с оружием и боеприпасами, в ряде случаев им приходилось вести борьбу буквально безоружными и нести большие потери. Острую нехватку они испытывали также в продовольствии, одежде, обуви, медикаментах, другом имуществе.

Советский Союз делал все возможное, чтобы помочь югославским патриотам в их борьбе с немецкими оккупантами. В декабре 1943 года решением Советского правительства была организована советская военная миссия во главе с генералом Н. В. Корнеевым, которая приступила к работе в феврале 1944 года. Перед миссией в качестве одной из основных была поставлена задача изыскания путей и возможностей оказания помощи партизанам и НОАЮ. По предложению наших представителей и по договоренности с командованием англичан и американцев в Бари (Италия) была организована советская авиационная база, с которой наши летчики за 1944 год, несмотря на опасную обстановку для перелетов, перебросили для НОАЮ на своих самолетах около 3 тысяч тонн различных военных грузов, в том числе вооружение, боеприпасы, обмундирование, медикаменты и другое[7].

С освобождением советскими войсками территории Румынии и Болгарии эта помощь осуществлялась уже с баз, организованных в Крайове (Румыния) и Софии (Болгария), в еще больших масштабах. Так, только с базы Крайова в 1944 году передано НОАЮ и партизанам: пистолетов-пулеметов ППШ, ручных и станковых пулеметов — 25 059, винтовок и карабинов — 21 389, крупнокалиберных зенитных пулеметов ДШК — 257, противотанковых ружей — 1054, минометов разных калибров — 1671, орудий — 446 (в том числе 84 зенитных), а также большое количество обмундирования и другого имущества[8].

Все самолеты, занимавшиеся доставкой военного груза для партизан и НОАЮ, были переданы впоследствии в распоряжение командования НОАЮ.

Материальная помощь, оказываемая Советским правительством патриотам Югославии, имела огромное значение для продолжения их борьбы с оккупантами. Однако, как ни важна эта помощь, ее было недостаточно для разгрома гитлеровцев и их прислужников.

Поэтому по просьбе верховного главнокомандующего НОЛЮ маршала Иосипа Броз Тито, который прибыл в Москву 20 сентября 1944 года, были рассмотрены вопросы переноса боевых действий Красной Армии на территорию Югославии и решены принципиальные вопросы взаимодействия между советскими и югославскими войсками. Окончательная детальная разработка плана совместных действий проводилась в начале октября 1944 года в городе Крайове (Румыния) маршалом Тито и начальником штаба 3-го Украинского фронта генерал-полковником Сергеем Семеновичем Бирюзовым.

В политико-воспитательной работе с воинами мы стремились показать, что широкие трудящиеся массы Югославии твердо верят в приход Красной Армии на их территорию для помощи в освобождении от иноземного ига. Примеров было много. Так, Питерский приводил выдержки из выступления на народном собрании в городе Глике в июне 1944 года югославского поэта Владимира Назора, настоящего патриота-интернационалиста.

Работая над этой книгой, в изданиях военных лет нашего политуправления я разыскал одну выдержку из выступления поэта. Вот она: «В русских народных былинах воспевается великий русский герой Илья Муромец. Я желаю вам, чтобы вы. подумали о нем. Кое-что вы услышите в ночной тишине, вы услышите его тяжелые шаги. Это наш товарищ богатырь, который приближается к нам с востока. Он несколькими шагами перешагнул не только Днепр, но и Днестр, он дойдет до Карпат и перешагнет их. Некоторые сердца затрепещут от испуга, а наши — от радости». Такие строки не могут не волновать.

Агитаторы и пропагандисты использовали эти слова В. Назора, так же как и письмо бойца 4-го корпуса НОАЮ нашему красноармейцу, напечатанное во фронтовой газете: «Нахожусь в окопах на передовой, ежедневно в боях и постоянно думаю о тебе, о твоих товарищах — наших братьях, бойцах Красной Армии. Думаю о том дне, когда я и ты встретимся где-нибудь на берегах Дуная. Какая это будет встреча, когда мы вдвоем, ты, боец Красной Армии, и я, боец НОАЮ, обнимем друг друга и пожмем друг другу руки»[9].

В агитационно-пропагандистской работе широко показывалась и обстановка среди войск противника. Гитлеровцы стремились удержать территорию Югославии, в частности ее столицу. Это имело для них большое военно-политическое значение. Белград является крупным узлом железных, шоссейных дорог и авиационных линий, важным портом на Дунае и Саве. Через него проходят пути из Европы в страны Ближнего Востока, по которым гитлеровцы вывозили из оккупированных Балканских стран и из Турции стратегическое сырье, сельскохозяйственные продукты, промышленные изделия и рабочую силу. С потерей же Югославии фронт переместился бы к жизненно важным для фашистов центрам Австрии и самой Германии.

Поэтому мы не скрывали, что предстоят тяжелые бои, и готовили к ним людей всесторонне.

Придавая столь важное значение белградскому направлению, гитлеровцы создали там сильную оборону. Основные дороги были прикрыты мощными опорными пунктами, все населенные пункты в оперативной глубине обороны превращены в узлы сопротивления с большим количеством инженерных заграждений. Горный рельеф местности благоприятствовал оборонительным действиям. К тому же Гитлер держал здесь значительные силы. К концу сентября 1944 года, по данным нашей разведки, здесь действовало более 20 немецких дивизий общей численностью 270 тысяч человек. Они были объединены в группу армий «Ф». Им активно помогали войсковые формирования предателей югославского народа Недича, Рупника и Павелича, фактически подчинявшихся немецко-фашистскому командованию. Общая численность всех войск противника составляла около 570 тысяч человек[10].

Однако здесь мы имели и хорошего союзника — Народно-освободительную армию Югославии, которая уже очистила от гитлеровцев часть территории. Руководство НОАЮ перенесло боевые действия в Сербию, ближе к Белграду. Всего в восточных районах страны она имела 24 дивизии, много отдельных бригад и партизанских отрядов.

Обо всем этом мы рассказывали нашим бойцам, готовя их к совместным действиям с югославскими воинами.

Для проведения Белградской наступательной операции были выделены почти все силы 3-го Украинского фронта, войска левого крыла 2-го Украинского фронта, вся авиация 17-й воздушной и часть сил 5-й воздушной армий, а также Дунайская военная флотилия, которая находилась в оперативном подчинении нашего фронта с августа 1944 года. Глубина операции планировалась 250–300 километров, с выходом на рубеж реки Дунай, городов Обреновац, Крагуевац, Чичивац, Княжевац.

В состав нашей ударной группировки входили 57-я и 46-я армии, 4-й гвардейский механизированный корпус, 5-я отдельная гвардейская мотострелковая бригада, 1-й гвардейский укрепленный район, 13 авиационных дивизий, 3 артиллерийские дивизии прорыва, 5 зенитно-артиллерийских дивизий, до 50 отдельных артиллерийских и минометных полков. Группировка имела 2200 орудий и минометов, 149 реактивных установок, 358 танков и самоходно-артиллерийских установок, 1292 самолета. А в составе Дунайской военной флотилии насчитывалось до 80 боевых кораблей (преимущественно бронекатеров).

Кроме советских войск в операции должны были непосредственно участвовать соединения Народно-освободительной армии Югославии и болгарские войска.

Времени на подготовку операции было в обрез. Сейчас я вспоминаю те далекие дни, и у меня перед глазами, как в калейдоскопе, мелькают лица моих боевых побратимов — русских, болгар, югославов… В день посетишь не одно соединение, выступишь то у танкистов, то у пехотинцев, то у летчиков, переговоришь не с одним десятком бойцов и офицеров. И у всех одно стремление — вперед, на запад, скорее в бой.

Но дело начальника политуправления фронта — не самому поспевать везде, что практически невозможно, а, опираясь на аппарат политорганов, держать руку на пульсе жизни, настойчиво проводить в жизнь указания ЦК партии, решения и директивы Военного совета, уделять основное внимание тем войскам, которым в операции предстоит решать наиболее ответственные задачи.

В Белградской операции особенно важная ролл, возлагалась на 57-ю армию генерал-лейтенанта И. А. Гагена. Поэтому сразу же после получения директивы Ставки большую группу офицеров политуправления во главе с полковником П. П. Савельевым я отправил именно туда.

Одним из показателей высокого морального духа воинов, действенности нашей работы мы всегда считали приток заявлений с просьбой принять в партию и комсомол.

— Если в полку или соединении люди перед боем, перед операцией не пишут заявлений в партию, — говорил А. С. Желтов, — значит, коммунисты в этой части не авторитетны, не показывают примера. Значит, на эту часть надежды в бою мало…

И это, надо сказать, было справедливо. Поэтому от начальников политорганов и своих посланцев в войска я требовал систематического доклада не только о расстановке кадров и актива, но и о том, как обстоят дела с ростом рядов партии и комсомола, с работой среди молодых коммунистов. Помню, сообщения из 57-й армии радовали. Приток заявлений особенно усилился после того, как генерал-лейтенант Н. А. Гаген отдал 21 сентября боевой приказ, согласно которому соединения армии до 30 сентября должны были передислоцироваться в районы Лома, Медковеца, Стубала и Враца[11]. А всего в сентябре 1944 года партийные организации армии приняли в свои ряды 445 членов и 625 кандидатов в члены партии[12].

Не могу не сказать добрых слов и в адрес бойцов тыла. В этот период времени, когда войска совершали 600-километровый марш по земле, по воде и по воздуху к югославской границе, за каких-то 10–15 дней части и соединения получили 193 артиллерийских орудия, 600 минометов, 50 зенитных пулеметов, 800 противотанковых ружей, 250 станковых и 1000 ручных пулеметов, 10 тыс. винтовок и 10 тыс. автоматов, 1403 автомашины, 546 танков и САУ, 280 мотоциклов с колясками, 20 зенитно-пулеметных установок. К началу операции войска фронта имели достаточное количество материальных средств: от 3 до 5,5 комплекта боеприпасов, 6 заправок горюче-смазочных материалов, 15 сутодач фуража[13].

Такое положение не могло не радовать. Для успешных боевых действий теперь у нас имелось все: и люди, и техника, и оружие. За подготовкой к операции самым внимательным образом следили Ставка Верховного Главнокомандования и Главное политическое управление Красной Армии. Дня не проходило, чтобы не было звонка от А. С. Щербакова. Ежедневно либо я, либо А. С. Желтов в установленное время докладывали ему о проведенной работе и всегда получали конкретный совет, дельную рекомендацию. Командующий фронтом и начальник штаба поддерживали такую же постоянную связь со Ставкой и Генштабом.

Главное — это не было мелочной опекой или простым понуканием, хотя порой могло показаться, что у вышестоящих органов к нам, как бы выразиться, повышенный интерес.

Еще в сентябре 1944 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому верховный главнокомандующий Народно-освободительной армией Югославии маршал Иосип Броз Тито «за выдающиеся успехи в деле управления войсками и проведении боевых операций против общего врага Советского Союза и Югославии — гитлеровской Германии» был награжден орденом Суворова I степени. За выдающуюся боевую деятельность и за проявленные при этом храбрость и мужество в борьбе против общего врага СССР и Югославии 46 генералов и офицеров НОЛЮ были удостоены высших военных орденов Советского Союза. Среди них такие прославленные военачальники, как Иван Гошняк, Коча Попович, Раде Хамович, Пеко Дапчевич[14].

Самокритично замечу, указ этот, опубликованный в самый канун нашего вступления в Болгарию, прошел мимо моего внимания. И вот в одном из телефонных разговоров А. С. Щербаков напомнил мне о нем и спросил, как мы используем факт награждения советскими орденами югославских военачальников в воспитательной работе. Мне ответить было нечего. И тогда начальник Главпура, правда без упрека, напомнил, что этот указ является выражением признания советским народом важности вклада югославского народа в общее дело антифашистской борьбы, а политработники 3-го Украинского должны использовать его для показа бойцам: идем на помощь армии, у которой такие испытанные военачальники, кавалеры советских орденов.

Естественно, после разговора с А. С. Щербаковым я дал соответствующие указания об использовании Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении югославских военачальников. С помощью отдела, возглавляемого А. Д. Питерским, были подготовлены краткие биографические справки о награждениях.

В ночь на 28 сентября 1944 года войска 3-го Украинского фронта перешли в наступление с ходу, коротким ударом опрокинули гитлеровцев и пересекли югославскую границу, заняв при этом десятки населенных пунктов. Одновременно с нами на левом фланге фронта наступали болгарские войска, на которые возлагалась задача нанести вспомогательный удар из района Пирота на Ниш и Лесковац. С воздуха боевые действия наступающих обеспечивала 17-я воздушная армия.

В эти дни мне приходилось бывать не только в наших частях, но и в югославских и болгарских, в помощь командирам и политработникам которых были направлены наши офицеры. Но чаще, конечно, в своих. 27-го был, например, в 68-м корпусе, а 28-го — в 75-м, который передали в наше подчинение…

Боевые действия на территории Югославии с самого начала приняли ожесточенный характер. Противник, опираясь на удобную для обороны горно-лесистую местность, оказывал упорное сопротивление. Особенно сильно сопротивлялись гитлеровцы в районе Неготина, расположенного недалеко от болгаро-югославской границы. Они хорошо укрепили его и всеми силами старались удержать.

Но велик был наступательный порыв наших частей и соединений, возглавляемых храбрыми, опытными и инициативными командирами. 30 сентября вечером мне доложили, что командир 113-й стрелковой дивизии полковник Л. Ш. Мухамедьяров перед штурмом Неготина направил в город отважных разведчиков во главе с офицером Б. М. Носовым. Те вернулись с важными сведениями и привели трех пленных. Сведения, полученные от них, оказались очень важными. Удалось вскрыть систему огня противника, установить расположение наиболее важных целей и четко поставить задачи летчикам и артиллеристам на их подавление. Это значительно облегчило штурм города.

Конечно, отличились тут не только части дивизии Мухамедьярова. Город был взят совместными усилиями соединений 68-го и 75-го стрелковых корпусов, моряков Дунайской военной флотилии и первого батальона 9-й бригады 23-й ударной дивизии НОАЮ подполковника Йовановича.

Вскоре в политуправление фронта поступили донесения о боях за Неготин. В них сообщалось о подвигах советских бойцов и командиров, о встрече наших войск с местным населением. На окраине города колонну наших бойцов окружили местные жители. Сербский партизан Святослав Манрыев преподнес командиру нашего подразделения хлеб-соль. Горячие симпатии к воинам Красной Армии выражало все население.

2 октября войска фронта соединились западнее Неготина с частями Народно-освободительной армии Югославии, наступавшими с юга. Когда я узнал об этом из доклада начальника политотдела 68-го корпуса полковника И. М. Юшкова, сразу же выехал на место. Советские и югославские воины встречались как братья. Радость, энтузиазм, охватившие их, кажется, удесятерили силы. Перед ними уже не мог устоять никакой противник. Действуя совместно, советские и югославские бойцы недалеко от Неготина окружили и разгромили крупную группировку гитлеровцев.

Освобождение многострадальной югославской земли вызывало в сердцах бойцов не только радость. Мы видели: почерк фашиста везде один — разрушенные предприятия и жилища, замученные мирные жители и военнопленные. К тому времени фашисты в своей жестокости, кажется, стали превосходить самих себя. Это уже была жестокость обреченного зверя, а не самодовольного «победителя», которому все дозволено.

Вот только один пример. 27 сентября в ходе частных боев западнее города Турно-Северин гитлеровцы захватили в плен небольшую группу советских воинов из 75-го стрелкового корпуса. Во время наступления наши части стремительным ударом выбили противника из села Мала Каменица. В одной из ям бойцы обнаружили три трупа советских офицеров, зверски замученных фашистскими извергами из 2-го полка «Бранденбург».

Передо мной документ, который нельзя читать без содрогания:

«…Гитлеровцы захватили в плен раненных на поле боя офицеров — майора Калашникова Ивана Ивановича, лейтенантов Шаталина Алексея Андреевича и Нареняна Вагаршака Ховроковича. Долго над ними издевались и зверски замучили их. Обнаружено, что тело майора Калашникова имеет на себе следы зверских пыток — все пальцы рук проткнуты штыком, на груди шесть вырванных раскаленными щипцами тяжелых ран, на шее следы веревки, которая применялась при пытке, левая щека изрезана, отрезано левое ухо, изрезан нос и рассечен правый глаз, на голове три пулевые раны и одна в правом бедре.

Тело лейтенанта Шаталина имеет шесть пулевых ран в области ног, живота и груди, правый глаз вырван, рассечены губы.

Тело лейтенанта Нареняна имеет следы тяжелых побоев (синяки на груди и спине…) и три пулевые раны, из которых одна в области переносицы»[15].

Командиры и политработники в беседах с воинами рассказали об этом злодеянии фашистов, что вызвало величайший гнев у всего личного состава и усилило стремление скорее разгромить врага.

Вскоре после взятия Неготина я дал указание редакторам военных газет широко освещать вопросы, связанные с особенностями ведения боевых действий в горах. Как всегда, журналисты оперативно откликнулись: редактор фронтовой газеты подполковник Н. С. Филиппов доложил, что первая статья на эту тему уже готова, а вообще — будет напечатана целая серия.

— Постарайтесь шире показывать опыт подразделений и отдельных воинов, умеющих действовать в горах, — посоветовал я.

Вскоре публикации на данную тему появились и в других газетах. Кроме того, политотделы соединений вместе со штабами издали многочисленные листовки и памятки об особенностях ведения боевых действий на горно-лесистой местности.

Изменились также формы и методы партийно-политической работы. Если во время освободительного похода в Болгарию, на пути следования к югославской границе в ней преобладали мероприятия масштабные — митинги, собрания, то теперь центр тяжести мы перенесли в роту, батальон, передовой отряд, ибо им приходилось действовать сплошь и рядом самостоятельно, нередко длительное время не имея надежной связи со штабом полка, не соприкасаясь с соседями.

В роты и батальоны, которым предстояло действовать в отрыве от основных сил, направлялись наиболее опытные офицеры штабов и политработники. И это себя хорошо оправдало. Просачиваясь мелкими группами в расположение врага, блокируя отдельные высоты и узлы сопротивления, устраивая засады в узких долинах и проходах, наши войска парализовали сопротивление противника и уверенно продвигались вперед. Основным, как и раньше, был бой на окружение и уничтожение, но теперь более мелкими группами.

Так продолжалось до тех пор, пока 7 октября войска фронта совместно с югославскими частями не заняли города Петровац, Лесковац, Заечар, Клокочевац и другие населенные пункты. В ходе этих боев были разгромлены крупные силы врага. Преодолев Восточно-Сербские горы, соединения 57-й армии вышли в долину реки Моравы, по которой проходят основные железные и шоссейные дороги, — открылась возможность ввести в бой подвижные силы, в частности 4-й гвардейский механизированный корпус.

Пока его соединения и части совершали 520-километровый марш из района Ямбола в район южнее Видина, в них постоянно находилась большая группа работников политуправления во главе со старшим инспектором полковником Моргулем, который регулярно сообщал по телефону о проделанной работе.

После короткого отдыха в районе сосредоточения главные силы корпуса в ночь на 9 октября прошли только что освобожденный Заечар и устремились к Мораве. В тот день Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин отдал боевой приказ: к исходу 10 октября выйти в район Петровац, Таблановне, Ждрело и развить успех 57-й армии на белградском направлении[16].

— Выезжайте к Жданову, — сказал мне за обедом Алексей Сергеевич Желтов. — Сейчас от его гвардейцев будет зависеть успех операции.

Я охотно согласился, ибо с самого начала похода не был в частях 4-го гвардейского.

4-й гвардейский механизированный корпус вместе с частями усиления представлял внушительную силу. В его составе было 17 022 человека, 160 танков, 21 самоходно-артиллерийская установка, 31 бронемашина, 366 орудий и минометов, 674 пулемета, 15 710 винтовок и автоматов, 49 мотоциклов, 1038 автомашин, 130 радиостанций[17].

Сбивая заслоны и засады противника, корпус вместе с приданными ему частями усиления, во взаимодействии с 5-й дивизией 1-го Пролетарского корпуса НОАЮ, овладел рядом населенных пунктов, в том числе важным железнодорожным узлом Велики-Плана, перерезав таким образом железную дорогу и шоссе Ниш — Белград. 12 октября от гитлеровцев были очищены города Княжевац, Смедерево и свыше 60 других населенных пунктов, чем, по существу, закончился первый этап Белградской операции.

В те дни вместе с начальником политотдела корпуса полковником Подпориновым мы побывали во многих частях и в только что освобожденных городах. Местное население с огромным энтузиазмом встречало наших воинов. Всюду вспыхивали стихийные митинги, реяли красные и национальные флаги Югославии.

Но предстояли еще нелегкие бои. Поэтому мы старались долго не задерживаться в населенных пунктах: впереди была вторая, наиболее трудная часть операции по освобождению югославской столицы, к предместьям которой наши передовые части вместе с частями НОАЮ вышли туманным утром 13 октября.

Столь стремительное наступление войск фронта было обусловлено хорошей подготовкой операции во всех звеньях войскового механизма, высоким политико-моральным состоянием личного состава, братской боевой дружбой, мужеством и героизмом советских, югославских и болгарских воинов.

Партийно-политическая работа как в период подготовки, так и в ходе наступления сводилась к поддержанию в войсках наступательного порыва.

По сложившейся уже традиции накануне наступления во всех соединениях и частях, призванных участвовать во втором этапе Белградской операции, состоялись партийные собрания, а также собрания личного состава по обсуждению задач, стоящих перед войсками. С докладами на них наряду с командирами и политработниками частей выступали генералы и офицеры штаба и политического управления. Они же принимали непосредственное участие в расстановке сил коммунистов и комсомольцев по подразделениям с целью укрепления ротных партийных и комсомольских организаций. На собраниях каждый коммунист и комсомолец получал конкретное поручение на очередной бой.

Первые победы на югославской земле, братская встреча местного населения, первые совместные боевые действия с бойцами НОАЮ еще выше подняли боевой настрой воинов. Коммунисты, патриоты Югославии, развернув боевые действия против фашистов с первых дней оккупации своей страны, постоянно надеялись на то, что им поможет Красная Армия, что ока разгромит фашистские полчища, протянет руку помощи и Югославии. Поэтому население с огромной радостью встречало части Красной Армии.

Мне довелось быть свидетелем вступления наших войск в город Княжевац, вытянувшийся вдоль реки Тимок и со всех сторон окруженный горами.

Бои за Княжевац были трудными. Но командиры советских и югославских подразделений действовали дружно, согласованно. Они ночью скрытно совершили обходный маневр по горным дорогам. Причем нашим подразделениям в этом поистине героическом марше по горам, где порой крутизна подъемов доходила до 40 градусов, помогали югославские партизаны. К утру 10-го войска сосредоточились в исходном положении и после короткого артналета атаковали врага сразу с четырех сторон.

Разгорелись жестокие уличные бои. Засев в бетонных дотах и окопах, в укрепленных домах, гитлеровцы отчаянно сопротивлялись, нередко переходили в контратаки. Мне рассказали, как на одно наше орудие бросилось 15 гитлеровцев. Расчет не растерялся. В короткой схватке фашистские солдаты были уничтожены. На комбата лейтенанта Колчева, находившегося у орудия, бросился вражеский офицер. У комбата патронов в пистолете не оказалось. Он схватил валявшуюся рядом каску и раскроил ею голову гитлеровцу.

Местные жители стали свидетелями героизма своих освободителей. И, несмотря на холодный осенний дождь, они высыпали на улицы, провозглашая здравицы в честь Красной Армии, наперебой предлагая угощения — фрукты, виноград. Всюду были красные флаги и транспаранты.

Не только горожане, но и жители деревень, расположенных в радиусе 10 километров от города, несмотря на непогоду, пришли на улицы Княжеваца. Женщины и девушки были одеты в праздничные национальные костюмы, мужчины несли приветственные лозунги.

А между тем бои продолжались, и в политдонесениях сообщалось о новых подвигах советских воинов. Так, из политотдела 19-й стрелковой дивизии сообщили об умелых действиях командира зенитной батареи гвардии старшего лейтенанта Кравченко. Батарея прикрывала боевые порядки пехоты с воздуха. В тот час самолетов врага над нашими позициями не было. Комбат вдруг заметил колонну противника. Оценив обстановку, он решил выдвинуть пушки для стрельбы прямой наводкой. Застигнутые внезапным огнем, гитлеровцы стали разбегаться, бросая автотранспорт и боевую технику. Но, обнаружив зенитки, гитлеровцы открыли огонь по нашей батарее из 75-мм пушек. Тогда гвардии старший лейтенант Кравченко приказал перенести огонь на батарею противника. В этом бою, навязанном врагу зенитчиками, гитлеровцы потеряли до батальона пехоты, 10 грузовых и 4 легковых автомашины, 5 повозок, 60 лошадей и батарею 75-мм пушек.

Помнится еще и подвиг лейтенанта Григороцкого из 113-й стрелковой дивизии, о котором я попросил редактора фронтовой газеты напечатать очерк. В донесении начальника политотдела о нем сообщалось: в бою на подступах к городу Крагуевац лейтенант Григороцкий первым ворвался в расположение противника и в рукопашной схватке уничтожил пятерых гитлеровцев. Был ранен, однако не покинул поля боя. Вскоре определив, что продвижению подразделения мешает огневая точка противника, замаскированная на высоте, Григороцкий с группой бойцов зашел в тыл и уничтожил ее. После боя, перевязав раны, лейтенант собрал воинов подразделения, рассказал об итогах дня, похвалил отличившихся и поставил боевую задачу на следующий день.

Осень в горах — не лучшее время для действий авиации. Тем не менее гул наших самолетов постоянно стоял над полем боя, радуя душу солдата, придавая ему уверенность в победе.

— Летчики рвутся в бой, — рассказывал при очередной встрече заместитель командующего 17-й воздушной армией генерал-майор авиации В. Н. Толмачев. — Но туманы и высокие горы сильно затрудняют действия авиаторов, особенно штурмовиков. Приходится бомбить с большой высоты. Кроме того, на горах гитлеровцы установили и хорошо замаскировали значительное число зениток. От их огня в первые дни мы понесли потери…

Летчики довольно быстро приспособились к горному рельефу, изменили тактику. Теперь штурмовики летали не эскадрильями под прикрытием истребителей, как это было на равнине, а одиночными самолетами. И это себя вполне оправдало.

Толмачев привел несколько примеров героизма наших летчиков. Я попросил его сообщить о них во фронтовую газету. Вскоре была опубликована заметка об экипаже штурмовика, возглавляемого комсомольцем лейтенантом Василием Филипповым. Зенитным огнем его самолет был подбит, один мотор отказал. Но экипаж продолжал выполнять задачу. Лавируя меж гор, Филиппов сбросил бомбы на цель и благополучно вернулся на свой аэродром. При осмотре его самолета техники и механики обнаружили 60 осколочных пробоин.

Предметом особого внимания политического управления были примеры боевого взаимодействия наших и югославских подразделений. О каждом таком случае политработники сообщали по команде, о нем рассказывали многотиражные и фронтовая газеты. Как потом узнал, о подобных случаях широко сообщалось и в газетах, выпускавшихся в НОАЮ.

Вообще, должен сказать, без такого взаимодействия между братскими подразделениями вести успешные боевые действия в условиях горно-лесистой местности было бы невозможно. Так, на подступах к Белграду батальон майора Андреева из 93-й стрелковой дивизии, обогнув гряду высот, с тыла вышел к вражескому опорному пункту и атаковал его. Разгорелся жестокий бой. Гитлеровцы яростно сопротивлялись, и, наверное, нелегко пришлось бы нашим, если бы не подоспело одно из подразделений 23-й ударной дивизии подполковника Маладжина Йовановича. Совместными действиями советские бойцы и воины Югославии разбили врага, перешли шоссейную дорогу и устремились ко второму опорному пункту. По крутым скатам гор бойцы НОАЮ скрытно от фашистов провели батальон Андреева в тыл укрепленного пункта и сообща атаковали гитлеровцев. С другого фланга по врагу ударил батальон офицера Леонова во взаимодействии с другими подразделениями югославской армии. Гитлеровцы в беспорядке отступали.

Это был наглядный урок того, как взаимовыручка усиливает натиск на врага, меньшей кровью обеспечивает победу над ним.

Не только бойцы НОАЮ, но и мирное население принимало активное участие в освобождении своей родины. Простые люди всемерно оказывали помощь наступающим войскам. Так, западнее Неготина гитлеровцы при отступлении взорвали мост через бурную горную речку. Крестьяне по собственной инициативе вооружились топорами, лопатами, пилами и стали наводить переправу. Работая в холодной воде, они за три часа построили мост. В другом районе гитлеровцы обстреляли роту лейтенанта Клокова. Наши бойцы вынуждены были залечь. В это время группа югославских партизан подобралась к гитлеровцам с тыла и забросала их гранатами. Это дало возможность роте подняться в атаку и разгромить в рукопашном бою противника. Об этих фактах сообщило Московское радио в оперативной сводке Совинформбюро от 4 октября 1944 года. Таким образом, примеры совместной борьбы с фашистами становились известны не только на нашем фронте, но и всему народу, всему миру. Значение этого трудно переоценить.

В совместных боях за освобождение Югославии от фашистских захватчиков традиционная дружба советского и югославского народов скреплялась кровью их лучших сынов. Она особенно ярко проявилась в дни боев за столицу Югославии. Автору этих строк посчастливилось быть непосредственным участником освобождения Белграда — одной из замечательных боевых операций, проведенных войсками 3-го Украинского фронта совместно с частями 1-го и 12-го корпусов НОАЮ.

Бои за Белград носили особенно ожесточенный характер, так как противник превратил город в мощный узел обороны. На подступах к нему и на его улицах гитлеровцы соорудили множество дзотов и дотов, противотанковых и противопехотных заграждений. Весь город был разделен на отдельные узлы сопротивления, и поэтому каждую улицу, каждый дом приходилось брать с большим трудом. Сплошного фронта наступления не было. Соединения 57-й армии и 4-го гвардейского механизированного корпуса действовали на самостоятельных направлениях с большими разрывами по глубине и без тактической связи друг с другом. В этих условиях требовалось обеспечивать непосредственное политическое воздействие политработников и коммунистов на личный состав. Важную роль приобретал личный пример. По решению Военного совета фронта практически все офицеры политуправления выехали в части.

— Вы поезжайте к Подпоринову, — сказал мне генерал-полковник А. С. Желтов.

Я и сам собирался быть у полковника И. А. Подпоринова — начальника политотдела 4-го гвардейского корпуса, который к тому времени успешно форсировал реку Великая Морава и на который возлагалась основная тяжесть боев за Белград.

— Вы знаете о просьбе товарища Тито помочь воинам Народно-освободительной армии Югославии первыми войти в столицу? — напутствовал меня член Военного совета. — Мы должны выполнить просьбу. Это важное политическое дело.

Да, это было мне известно. После возвращения генерал-полковника С. С. Бирюзова из Крайова, где он встречался с верховным главнокомандующим НОАЮ маршалом Иосипом Броз Тито, Сергей Семенович докладывал на заседании Военного совета о переговорах, говорил и об этой просьбе. Но тогда больше внимания было обращено, конечно, на детали Белградской операции, организацию взаимодействия в ходе совместных боевых действий советских и югославских войск. Было решено, что бойцы НОАЮ войдут в столицу на броне танков и САУ 4-го гвардейского механизированного корпуса.

Когда дождливым утром я с группой работников политуправления разыскал в небольшом городке под Белградом командный пункт генерал-лейтенанта танковых войск В. И. Жданова, там находились и командир и начальник политотдела. Встретились, как всегда, тепло. Настроение, несмотря на хмурое утро, было бодрое.

Я сказал, что неплохо было бы взглянуть на Белград.

— Вместе посмотрим, Иван Семенович, — оторвавшись от бинокля, сказал Подпоринов, — как только фрица выбьем. Крепко засел.

— Выбьем, не впервой, — широко улыбнулся Владимир Иванович Жданов. — А пока чайку выпьем. Идемте, проголодались люди с дороги.

Мы спустились в столовую, оборудованную в каком-то подвале. В помещении было чисто, на столах — белые скатерти, у столов стояли мягкие резные кресла.

Разговорились о предстоящей операции. Я предложил подготовить обращение к бойцам и командирам.

— Да, нам есть что сказать личному составу, — согласился начальник политотдела.

— Поставим конкретные задачи, — поддержал командир корпуса.

Так родилась оперативная и действенная форма воздействия на личный состав частей и соединений, разъяснения воинам их непосредственных задач.

Позже, уже во время боевых действий в Венгрии и Австрии, мы широко использовали обращения командиров корпусов и дивизий к личному составу перед решением очередной боевой задачи. Пока же это был первый блин, и мы старались, чтобы он не вышел комом. Еще до обеда текст листовки-обращения, одобренный В. И. Ждановым, был отпечатан. Там, в частности, отмечалось, что в бой за освобождение Белграда мы идем не одни, а плечом к плечу с бойцами НОАЮ, патриотами и подлинными хозяевами столицы. Они должны иметь возможность войти в столицу страны вместе с нашими передовыми отрядами.

Это обращение командования корпуса в тот же вечер было доведено до всего личного состава на собраниях и беседах. Там, где позволяла обстановка, кроме того, были проведены партийные и комсомольские собрания с обсуждением предстоящих задач. В одной из бригад на партсобрании выступил и я, причем не мог не заметить, что гвардейцы-танкисты буквально рвутся в бой.

На КП корпуса, расположенный на лесистом склоне горы Авала, откуда в хорошую погоду мог просматриваться Белград, вернулся затемно. Подпоринова не было — убыл в одну из бригад. Доложив по телефону члену Военного совета фронта о проделанной работе, решил лечь отдохнуть: день предстоял трудный. Но выспаться не удалось. Ночью зашел ко мне генерал-лейтенант танковых войск В. И. Жданов (он в том же помещении занимал соседнюю комнату). Его крупное спокойное лицо на этот раз было не на шутку озабоченным.

— Осложнение небольшое, — сообщил он, предварительно извинившись за вторжение. — Какая-то фашистская часть вышла на наши тылы и наступает в направлении КП.

Я невольно прислушался и уловил недалекий шум боя.

— Могут сюда прорваться, — сказал комкор озабоченно. — Пойду распоряжусь.

В. И. Жданов стремительно вышел. Я поспешил за ним. Комкор пытался связаться с одним из комбригов по телефону. Охрана, все офицеры, связисты готовились занять круговую оборону. Дело в том, что здесь, в горных условиях, отрезать командный пункт от основных частей особого труда не составляло: одна-единственная дорога связывала и с передовыми частями, и с тылами. Сняться так просто и уйти в горы громоздкому хозяйству КП было невозможно.

Наконец Владимиру Ивановичу удалось дозвониться. Вскоре танки одной из бригад, наступавших на Белград, прогрохотали по дороге туда, где наши подразделения с трудом удерживали наседавшего противника.

Бой был яростный и затих только к утру. Как только рассвело, мы с В. И. Ждановым выехали на место ночного боя. Дорога на протяжении нескольких километров, склоны горы по обе ее стороны были усеяны разбитой вражеской техникой и трупами. Наши солдаты уже расчищали дорогу, прямо танками сталкивали в кювет и под уклон разбитую технику. Санитары подбирали раненых…

Вернувшись на командный пункт, я доложил обстановку члену Военного совета. Алексей Сергеевич подробно расспросил о бое и приказал мне оставаться в 4-м гвардейском механизированном корпусе во время предстоящего штурма Белграда.

— Комфронта распорядился, чтобы Неделин и Судец сюда перенесли свои командные пункты, поближе к передовой, — сообщил мне В. И. Жданов. — Значит, начнутся главные события, Иван Семенович, — радостно закончил он.

В сопровождении своих офицеров командующий артиллерией фронта генерал-полковник М. И. Неделин и командующий 17-й воздушной армией генерал-полковник авиации В. А. Судец прибыли на КП корпуса. Изучая обстановку на месте, они приняли меры для того, чтобы войска, непосредственно участвующие в освобождении Белграда, были усилены артиллерией и авиацией.

На КП 57-й армии генерал-полковники С. С. Бирюзов и М. И. Неделин, которым Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин поручил организацию взаимодействия между частями всех родов войск, а также между нашими и югославскими соединениями, провели совещание с командармом и комкором. Они уточнили план штурма Белграда и все детали взаимодействия с войсками 1-й армейской группы НОАЮ, которую возглавлял генерал-подполковник Пеко Дапчевич. Предполагалось фронтальным ударом главных сил на узком участке прорвать городской оборонительный обвод гитлеровцев, частью сил выйти в тыл противника и с ходу овладеть мостом через Саву, чтобы лишить врага возможности маневрировать резервами и отводить войска на запад. Затем несколькими ударами расчленить гарнизон противника на части и разгромить их. При выработке замысла учитывалось следующее. Гитлеровцы привыкли к тому, что города сначала окружают, а потом ведут бои по уничтожению гарнизона. А тут удар наносился на узком участке фронта с последующим развитием его по расходящимся направлениям для расчленения гарнизона.

А гарнизон Белграда немалый — в общей сложности 20 тысяч человек, 40 танков и около 170 орудий[18]. А главное — город заранее был подготовлен к длительной обороне, вокруг него построено два оборонительных рубежа — внешний и городской — с многочисленными железобетонными сооружениями, дотами и дзотами. К обороне были приспособлены каменные дома и ограды, а канализационные галереи, каменные подвалы, между которыми имелись ходы сообщения, превращены в укрытия. Весь город был разделен на узлы сопротивления.

— Наш план штурма для фрицев опять явится сюрпризом, — резюмировал свой рассказ В. И. Жданов после возвращения с совещания на командном пункте 57-й армии.

И вот во второй половине дня 14 октября после артиллерийской подготовки начался штурм городского оборонительного обвода. Главный удар наносили 4-й гвардейский механизированный корпус, 73-я и 236-я стрелковые дивизии во взаимодействии с соединениями и частями НОАЮ.

Я с КП корпуса наблюдал, как более 300 орудий и минометов, 24 установки прославленных «катюш» в течение получаса обрабатывали передний край обороны противника и его опорные пункты, располагавшиеся вдоль южной окраины города. Находившийся тут же представитель 1-й Пролетарской дивизии НОАЮ, чьи бойцы на броне наших танков рвались в город, немолодой смуглый майор, сказал восхищенно:

— Вот это сила! Нам бы такие «катюши»…

Старый партизан радовался скорому освобождению столицы и, наверное, вспоминал трудные бои слабо вооруженных отрядов с вооруженными до зубов гитлеровскими войсками…

Еще не смолк гул канонады, а войска уже дружно пошли в атаку. Прорвав городской оборонительный рубеж, они овладели рядом опорных пунктов. Однако далеко в глубь города пробиться не удалось. Из уцелевших укреплений враг оказывал ожесточенное сопротивление. Наши войска перешли к испытанному тактическому приему: окружали опорные пункты, отрывали их от основных сил и уничтожали. И так — семь дней и ночей ни на час не затихали бои на улицах и площадях югославской столицы.

Командование фронта старалось исключить жертвы среди мирного населения и разрушение зданий. Поэтому штурм непосредственно города проводился без мощных бомбовых и артиллерийских ударов. Фашистов «выкуривали» главным образом орудиями, выделенными для стрельбы прямой наводкой, гранатами, автоматным огнем.

Медленное продвижение наших войск в городе объяснялось еще и тем, что он был сильно заминирован. Гитлеровцы подготовили к взрыву сотни жилых домов и административные здания, исторические памятники, крепость, железную дорогу, мост, водопроводную и канализационную сети, электростанцию, порт. Поэтому наряду с уничтожением противника войскам пришлось заниматься разминированием объектов. По распоряжению командующего фронтом для этих целей было выделено семь инженерных батальонов, которые шли вместе со штурмующими частями и немедленно после освобождения зданий и других объектов приступали к их разминированию.

О вкладе инженерных войск 3-го Украинского фронта в успех Белградской операции следует сказать особо. Только за 8 дней, с 3 по 10 октября, они построили три новых и восстановили 13 разрушенных мостов, проложили 6 километров новых и отремонтировали 28 километров горных дорог, расчистили множество завалов, устроенных как противником, так и частями 14-го корпуса НОАЮ с целью воспрепятствовать отходу гитлеровцев на запад. Самоотверженный труд инженерных войск позволил пропустить через Восточно-Сербские горы за эти восемь дней кроме стрелковых соединений 4-й гвардейский механизированный корпус, мотострелковую бригаду, артиллерийскую дивизию, 3 арт-бригады, 16 полков тяжелой артиллерии, часты гвардейских минометов, до 80 других боевых и тыловых частей[19].

Для разминирования объектов в Белграде было выделено семь инженерных батальонов, которые работали практически круглые сутки. Всего советские саперы разминировали 845 объектов, в том числе 85 административных зданий. При этом было изъято 3179 мин, 3540 зарядов взрывчатых веществ общим весом 28 656 кг, 12 «сюрпризов», обезврежено 7 складов со взрывчатыми веществами.

Нетрудно представить, каким разрушениям подвергся бы город, каковы были бы жертвы среди населения, если бы гитлеровцам удалось осуществить свой план.

Югославы высоко ценили заботу советского командования о жителях города, о спасении его культурных памятников и жилого фонда. «Сожженные русские танки на улицах Белграда, — писал в журнале „Югославия — СССР“ в 1946 году (№ 4) видный общественный деятель Югославии Родолюб Чолакович, — свидетельствуют о геройстве танкистов, не щадивших свои жизни для того, чтобы Белград был освобожден с наименьшими разрушениями. Русские герои проливали свою кровь и за то, чтобы в борьбе при освобождении города как можно меньше погибло детей и женщин. Жители Белграда все это понимали и сердечно благодарили своих освободителей».

Высоко ценился труд саперов и в наших войсках. В дни боев за Белград бойцы фронта узнали о подвигах саперов Булыхова и Синтащева, командира разведроты лейтенанта Лапина, сорвавшего со своими подчиненными минирование гитлеровцами моста через Саву, лейтенантов Григорьева, Уродливченко и Далицкого, разминировавших крепость Калелигдам.

Однако не избежал Белград значительных разрушений. В этом «помогли» американские и английские летчики, которые еще 16 и 17 апреля, затем 18 мая подвергли его совершенно ненужным бомбардировкам. Замечу, что вскоре после освобождения Белграда, 7 ноября 1944 года, в день 27-й годовщины Великого Октября, летчики союзников нанесли удар по 6-му гвардейскому стрелковому корпусу генерал-лейтенанта Г. П. Котова, находившемуся на марше к Дунаю. Они продолжали налет, пока летчики Героя Советского Союза А. И. Колдунова и Д. Д. Сырцова не дали им отпор.

Во время этого налета погибли комкор Г. П. Котов, помощник начальника политотдела корпуса по комсомольской работе капитан М. Харыкин и много наших солдат.

Борьба за освобождение Белграда от фашистских захватчиков проходила в крайне сложной обстановке. Одновременно с боями в самом Белграде напряженные события развивались юго-восточнее города. Крупная ножаревацко-смедеровская группировка гитлеровцев, теснимая частями 57-й армии, поспешно отступала в направлении Белграда, пытаясь соединиться с войсками, расположенными в городе. В районе горы Авала она была окружена нашими и югославскими войсками. Однако сил для ликвидации группировки было недостаточно. Командованию фронта пришлось часть подразделений, занятых боями в городе, снять и переключить на ликвидацию окруженной группировки. Это замедлило боевые действия в Белграде, однако они не прекращались ни на одну минуту.

Кроме пяти дивизий 1-й армейской группы НОАЮ для уничтожения этой группировки гитлеровцев пришлось выделить значительную часть наших войск. Для руководства боевыми действиями была создана оперативная группа штаба 57-й армии во главе с начальником штаба генерал-майором П. М. Верхоловичем.

Я в это время находился в 4-м гвардейском механизированном корпусе с группой работников политуправления и внимательно следил за развитием событий. Иметь в тылу такую группировку врага во время штурма большого города — удовольствие небольшое. Следовало как можно скорее покончить с нею. Комкор В. И. Жданов в ночь на 18 октября произвел частичную перегруппировку своих соединений, чтобы усилить танками советские и югославские стрелковые части.

Еще накануне, посоветовавшись с генерал-полковником А. С. Желтовым по телефону и переговорив с И. А. Подпориновым, я рекомендовал генерал-майору П. М. Верхоловичу послать командованию окруженной группировки ультиматум с требованием прекратить сопротивление. Верхолович согласился. В помощь ему для составления текста ультиматума я послал своего заместителя полковника Катугина, приказав организовать передачу обращения к войскам противника но звуковещательным станциям.

Однако командование окруженной группировки отказалось принять ультиматум. Оно все еще надеялось пробиться на запад. Как стало известно из показаний пленного, командующий окруженной группировкой приказал вывести из строя всю технику (одних автомобилей у гитлеровцев было около 1500) и тремя группами прорываться к понтонным переправам через реку Саву в районе пригорода Белграда Чукарицы. Тогда наши войска совместно с югославскими, поддержанные авиацией 17-й воздушной армии, предприняли несколько ударов по сходящимся направлениям, и 19 октября группировка противника, насчитывавшая в своем составе до 20 тысяч человек, перестала существовать.

Вечером 19 октября наступило короткое затишье. Воспользовавшись им, мы с командиром 4-го гвардейского механизированного корпуса генералом В. И. Ждановым созвали совещание командиров и начальников политотделов соединений, штурмовав тих Белград. Командиры и политработники кратко доложили о положении дел в частях, получили конкретные задачи на следующий день боев — день решающего штурма. После совещания мы с Подпориновым задержали начальников политотделов, с тем чтобы еще раз произвести перестановку политработников но соединениям и частям. Работники политуправления, входившие в мою группу, и политотдела корпуса вместе с начальниками политотделов выехали в бригады, а несколько человек по просьбе югославской стороны для координации действий отправились в части НОЛЮ.

20 октября рано утром после коротких митингов начался завершающий штурм вражеских укреплений в самом Белграде. Бои были упорными, ожесточенными, кровопролитными. Дело в том, что гитлеровцы занимали весьма выгодное положение: в их руках находилась старинная Белградская крепость, из которой они простреливали на большую глубину наши позиции. Как уже говорилось выше, в городе каждое каменное здание было приспособлено к ведению уличных боев, понастроено множество дотов и дзотов. Но самое главное — вражеский гарнизон состоял из отъявленных головорезов — эсэсовцев и солдат отборных полицейских частей, которым терять было нечего.

Но перед натиском наших и югославских воинов, горевших желанием скорее освободить Белград, никто не мог устоять. Применяясь к обстановке, воины действовали мелкими группами. При поддержке танков и самоходных орудий они отбивали у противника дом за домом, улицу за улицей. Наши передовые отряды клиньями врезались в оборону врага, расчленяли его подразделения и последовательно добивали. В условиях крупного города, который наше командование стремилось сохранить от разрушений, такая тактика была наиболее приемлемой и эффективной. Наблюдательные и командные пункты по мере продвижения войск перемещались все ближе к центру города…

В боях за освобождение Белграда наши бойцы и офицеры показали высокое боевое мастерство и беззаветную храбрость. Вот только одно сообщение, которое я, выбрав из политдонесений, передал представителю Совинформбюро. Расчет противотанкового орудия старшего сержанта Джумаева уничтожил три пушки, пять автомашин и рассеял две роты гитлеровцев. Взвод противотанковых ружей младшего лейтенанта Малькова уничтожил несколько огневых точек противника. Бойцы стрелкового батальона под командованием Грунина истребили до полка немецкой пехоты, уничтожили 13 орудий, 4 миномета и захватили в плен 228 гитлеровцев.

Ясно, что в сводки Совинформбюро и центральную печать попадали вести лишь о единицах, а героизм советских воинов был массовым, о чем наглядно свидетельствовали политдонесения, поступающие в политуправление непрерывным потоком. Радовало, что наши бойцы в сложных условиях боев в городе показывали растущее боевое мастерство, неистощимую солдатскую смекалку и находчивость. В одной из бригад ко мне подвели молодого комсомольца, широкоскулого, в измазанном комбинезоне, но бравого и веселого. Из-под шлема выбивались русые волосы, озорно смотрели голубые глаза.

Механик-водитель танка гвардии старшина Бражников, — представился он.

Чем же отличился танкист? Ворвавшись на пустынную улицу города, он смекнул, что она заминирована. И не ошибся.

— Командир, поддержи огнем, — попросил механик-водитель и вылез из машины.

Заметив смельчака, гитлеровцы открыли по нему стрельбу, но огонь из пушки и пулемета танка заставил врага замолчать. Бражников, умевший обращаться с минами, быстро расчистил дорогу и помог продвинуться остальным танкам бригады.

Как всегда, самое трудное дело в бою брали на себя коммунисты. В этой связи характерен для боев на улицах югославской столицы такой случай, о котором сообщалось в одном из политдонесений.

Штурмовая группа нашего подразделения блокировала каменное здание, в котором засели гитлеровцы. Несколько попыток выкурить их оттуда окончились неудачей. Тогда проникнуть в здание попросились парторг роты красноармеец Иванов и коммунисты Чайкин и Петриков. Опытные воины под прикрытием огня товарищей незаметно для фашистов подобрались к зданию и в окна нижнего этажа одновременно метнули гранаты. Вражеский пулемет, особенно досаждавший пехотинцам, замолчал. Воспользовавшись этим, Иванов через окно проник в дом. Но тут на него накинулись шесть гитлеровцев. Отважный боец не растерялся. Троих Иванов сразил автоматной очередью, остальные подняли руки. В это время красноармеец Чайкин, проникший в дом через другое окно, неожиданно для обороняющихся открыл дверь в комнату, откуда бил второй пулемет, и метнул туда противотанковую гранату. Расчет был уничтожен, а пулемет оказался исправным, боеприпасов — в достатке. Хорошо знавший и умевший обращаться с оружием врага боец воспользовался им в бою. Так вместе с подоспевшими товарищами наши солдаты очистили дом от гитлеровцев.

Утром 20 октября на командный пункт генерал-лейтенанта В. И. Жданова доложили, что здание центральной телеграфно-телефонной станции, бои за которое продолжались с раннего утра и носили особо ожесточенный характер, наконец в наших руках.

Прибывший оттуда один из работников политотдела корпуса доложил нам с Подпориновым подробности. Когда здание не удалось захватить с ходу, командир 42-й отдельной истребительной противотанковой бригады полковник К. А. Леонов сказал, что для захвата телеграфа требуются добровольцы. Вызвались 15 коммунистов и комсомольцев. Возглавил их человек совсем не боевой профессии, но смелый и мужественный офицер — лейтенант медицинской службы Н. Н. Кравцов. Он не только хорошо знал свою специальность, но и свободно владел всеми видами стрелкового оружия и уже не раз показывал пример в боях.

Группа Кравцова, продвигаясь за танками 1-го батальона 14-й гвардейской механизированной бригады, вышла на улицу Короля Александра. До здания телеграфа — рукой подать. От бойцов его отделял один квартал. Нужен был последний бросок. И командир группы дал команду на штурм здания. Бойцы, ведя огонь из автоматов, двинулись вперед. В это время из подвала соседнего дома хлестнула по смельчакам пулеметная очередь.

Лейтенант Н. Н. Кравцов быстро сориентировался. Захватив двух бойцов, он по водосточной трубе и карнизу вместе с ними проник в окно дома, откуда стреляли гитлеровцы. Запятые боем, те не заметили опасности. 10 гитлеровских автоматчиков и расчет станкового пулемета уничтожили наши смельчаки.

Атака возобновилась. Но при подходе к зданию телеграфа штурмовую группу опять обстреляли — на этот раз из дома на углу королевского дворца. Пришлось залечь. Тогда Кравцов приказал бойцам открыть огонь по амбразурам, а сам с гранатами в руках пополз к дому. Вскоре в утробе вражеского дома прогремели два взрыва, однако последней очередью лейтенант медицинской службы Н. Н. Кравцов был тяжело ранен…

Воодушевленные подвигом командира, бойцы через окна ворвались в здание телеграфа и огнем из автоматов уничтожили 25 вражеских солдат, 17 сдались в плен. Здание, подготовленное фашистами к взрыву, было спасено.

Когда о подвиге лейтенанта-медика доложили В. И. Жданову, он тоже не удержался от восхищения.

— Вот кто истинный герой! — сказал он. — Мог бы ведь и не лезть в пекло… Думаю, надо представить его к званию Героя Советского Союза.

С мнением В. И. Жданова, который сам не так давно получил это высокое звание, мы охотно согласились. Я лично проследил, чтобы документы были своевременно оформлены, и Н. Н. Кравцову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Не меньшей ожесточенностью отличались также бои в районах Главного вокзала, группы зданий Министерств, на Неманиной улице, в Чукарице. В этих местах наступали, взаимодействуя между собой, сражаясь плечом к плечу, бойцы 6-й Пролетарской, 16-й и 28-й ударной дивизий НОАЮ, 4-го гвардейского мехкорпуса, 73-й и 236-й дивизий.

На командный пункт 4-го гвардейского мехкорпуса, где я находился в те дни, поступали донесения, в которых приводились примеры боевого содружества и взаимовыручки советских и югославских бойцов в борьбе с общим врагом.

А после войны в книге «Белградская операция» я прочитал об одном из таких случаев, памятном мне с давних лет: «Комиссар товарищ Здравко ходил в штаб русского полка осведомиться о том, где находится противник… Обстановка была следующей: немцы держат почти весь Калемегдан, Терезие и Славию. Войска Красной Армии продвигаются но улице к станции. Части 28-й Славонской дивизии наступают по Сараевской улице и по улице Штросмайера в направлении Министерства… Понтонный мост у Савской пристани находится в руках немцев. Только что у нас был один советский капитан и просил дать ему точные сведения о том, где находятся немецкие укрепленные пункты, чтобы открыть по ним огонь из „катюш“. Он получил от нас необходимые информации, а товарищ М. П. Каменяр (командир 16-й ударной дивизии. — И. А.) лично отправился объяснить, где находятся немецкие укрепления.

Вообще можно сказать, что очень приятно воевать вместе с красноармейцами, которых мы всегда с радостью ждали. Мы были в штабе их полка. Там нет никакой принужденности, все очень просто и приятно…»

Да, приятно было воевать вместе с бойцами НОАЮ. Это были смелые, мужественные, открытые люди, люто, как и мы, ненавидевшие фашистов. И в боевой обстановке, и в короткие часы досуга советские и югославские бойцы чувствовали себя как братья.

Во время боя за мост через реку Саву пулеметчик 14-й бригады гвардии рядовой Бобылев узнал от югославских бойцов, что на одной из улиц накапливается большая группа гитлеровцев. Бобылев взял пулемет и ползком пробрался на указанную улицу. При помощи местных жителей он проник на чердак и открыл огонь по врагам. Застигнутые врасплох, гитлеровцы не успели даже разбежаться. Вся группа противника истреблена. Сержант Кондрашев (из этой же бригады) с группой бойцов очистил от фашистов участок железной дороги, лично уничтожил при этом много гитлеровцев.

Бои за Савский мост мне хорошо запомнились. Дело в том, что попытки частей 4-го гвардейского мехкорпуса захватить его не имели успеха: противник удерживал мост как последнее средство спасения.

Понимая это, В. И. Жданов решил обратиться за помощью к авиаторам и артиллеристам. Как раз на командный пункт корпуса прибыли Судец и Неделин. Вместе с ними выработали и блестяще осуществили весьма оригинальный план. По приказу командующего 17-й воздушной армией в условленный час над мостом и аэродромом Земун появились штурмовики генерал-лейтенанта О. В. Толстикова под прикрытием истребителей. Они подавили зенитную и полевую артиллерию гитлеровцев, уложили наземь его пехоту. Воспользовавшись этим, наши воины на полном ходу ворвались на мост. Вскоре они уже завязали бой на левом берегу. Вслед за ними устремились части НОАЮ.

— Вот это молодцы! — восхищался действиями танкистов и пехотинцев В. А. Судец, пожимая руку В. И. Жданову.

— Это вам, летчикам, спасибо, — благодарил в ответ командир 4-го механизированного.

Мы все радовались успеху. Но — недолго. Противник стал предпринимать отчаянные попытки вернуть мост, чтобы спасти окруженные в Белграде свои войска.

В этих ожесточенных боях отличились многие — и наши, и югославские бойцы. Но мне особенно запомнился подвиг заместителя командира 211-го гвардейского стрелкового полка по политчасти майора Н. К. Ткаченко. Он одним из первых с группой в 12 человек ворвался на мост и обеспечил не только захват, но и удержание его до подхода основных сил. О его смелости, мужестве, умелом руководстве боем начальник политотдела 73-й гвардейской стрелковой дивизии подполковник А. Г. Воронов докладывал и раньше. Постоянно находясь в боевых порядках полка, замполит лично руководил действиями штурмовых групп на самых трудных и опасных участках.

На белградских улицах, на мосту и берегах Савы солдатская судьба Никанора Корнеевича была счастливой: в самом конце — и ни одной царапины. Но позднее, когда его гвардейцы бились за расширение захваченного на западном берегу Дуная, у Батина, плацдарма, бесстрашный офицер-политработник погиб смертью храбрых. За свои подвиги на югославской земле Н. К. Ткаченко был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза[20].

Уже после того, как смолкли выстрелы в Белграде, когда ликующие люди высыпали из подвалов на улицы, стало известно и нам и белградцам имя еще одного героя боев за спасение Савского моста — учителя Миладина Зарича, жившего поблизости. Следя за гитлеровцами, бывший офицер югославской армии, участник войн за освобождение своей страны, заметил, что оккупанты минируют мост. У него уже был опыт: в 1912 году, во время Балканской войны, он со своими солдатами захватил мост через реку Шемпицу, не позволив противнику взорвать его. Старый учитель решил спасти и Савский мост.

Когда под натиском наших и югославских солдат гитлеровцы стали отступать по мосту, к ним присоединился Зарич. Он увидел, что к опорам моста прикреплены подрывные снаряды, соединенные проводами. Гитлеровцы в суматохе не заметили, как Зарич саперной лопаткой перебил провода. За этот подвиг Миладин Зарич был награжден югославским и советским орденами.

Утром 20 октября, когда начался последний штурм, я решил проехать по освобожденным улицам. Да и пора было на КП фронта. Бой удалился, однако враг еще обстреливал город, иногда над ним появлялись его самолеты. От очередного налета решили спрятаться в большом красно-кирпичном доме в четыре этажа.

— Лучше в этот подъезд, товарищ генерал, — остановил меня порученец Павел Романович Копин.

— А какая разница? — удивился я, но все же послушался совета.

Только мы зашли, озираясь по сторонам в полумраке, как в доме грохнул взрыв, — видимо, бомба или крупнокалиберный снаряд угодили в крышу — средней части дома как не бывало, разрушилась до фундамента…

Белградцы уже не обращали внимания на бомбежку и редкие взрывы снарядов. Они ликовали, и от улыбок, казалось, светлее становилось вокруг. На зданиях реяли трехцветные национальные и красные флаги, на улицах и площадях стихийно возникали массовые митинги. Жители Белграда с величайшей радостью отмечали день своего освобождения, горячо благодарили воинов Красной Армии.

Вечером 20 октября на командном пункте фронта был получен благодарственный приказ Верховного Главнокомандующего, адресованный Маршалу Советского Союза Ф. И. Толбухину.

Генерал-полковник А. С. Желтов распорядился немедленно передать приказ в войска, напечатать в экстренных выпусках фронтовой и многотиражных газет.

В ознаменование одержанной победы соединениям и частям, наиболее отличившимся в боях за освобождение столицы Югославии от немецких захватчиков, присваивалось наименование Белградских.

Приказ Верховного Главнокомандующего был зачитан на торжественном построении в частях. Конечно, торжественные построения проводились там, где это можно было. Ведь с освобождением Белграда бои не только не прекратились, но продолжались с новой силой.

Но взятие Белграда было серьезным рубежом на пути к победе, большим праздником для югославов и наших воинов, праздником для всего советского народа. Не случайно столица нашей Родины в честь взятия Белграда салютовала 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. Я заблаговременно дал указание в войска, чтобы командиры и политработники организовали прослушивание воинами радиопередачи из Москвы.

Победа, к сожалению, почти всегда омрачается горечью потерь. Но сознание того, что боевые побратимы отдали жизнь за правое дело, что по ним искренне скорбит братский народ, придает новые силы живым.

Никогда не забуду Белград через два дня после освобождения. Было так же пасмурно, но не пахло так порохом и гарью, на улицах было непривычно тихо, а люди скорбны и молчаливы. В этот день белградцы хоронили своих освободителей — погибших в боях солдат и офицеров Красной Армии и Народно-освободительной армии Югославии. В последний путь их провожало все население города и прилегающих селений.

Состоялся большой траурный митинг, на котором выступили советские и югославские товарищи.

А на следующий день, 23 октября, состоялся грандиозный митинг на одной из площадей столицы Югославии, на нем белградцы чествовали своих освободителей. Тех, кому предстояли еще новые бои.

И Советское правительство высоко оценило боевые подвиги наших воинов в борьбе за освобождение Югославии от немецко-фашистских захватчиков. Вскоре после войны 19 июня 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была учреждена медаль «За освобождение Белграда», которой награждены все участники этой операции. Большое число воинов 3-го Украинского фронта и 300 воинов НОАЮ были награждены советскими орденами и медалями.

Правительство Югославии за мужество и храбрость, проявленные в боях при освобождении Югославии и ее столицы Белграда, в свою очередь наградило орденами и медалями 2 тысячи советских солдат и офицеров. Тринадцати советским воинам было присвоено звание Народного Героя Югославии. В их числе командир 4-го гвардейского механизированного корпуса гвардии генерал-лейтенант В. И. Жданов, командир 73-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор С. А. Козак, командир 10-й гвардейской штурмовой авиадивизии генерал-майор авиации А. И. Витрук, капитан 3 ранга Г. Н. Охрименко, старший лейтенант И. А. Булкин и другие[21].

Однажды во время переезда на новый КП фронта генерал-полковник А. С. Желтов остановил машину. Он молча пошел к берегу, на песчаный пляж, уверенный, что я иду за ним. Дошел до уреза воды, быстро присел на корточки и зачерпнул в ладони. Выпрямился и, не оборачиваясь, глядя на Белград, на восток, проговорил:

— А ведь два месяца назад умывались еще в Днепре… Каково, Иван Семенович? — и, улыбаясь, посмотрел на меня.

Глава шестая ЗА ДУНАЕМ — ВЕНГРИЯ!..

Это было 20 октября 1944 года. Я вернулся на КП фронта поздно вечером. Там царила обычная рабочая обстановка. Конечно, большая победа, одержанная только что в ходе тяжелых боев, накладывала свой отпечаток на всех, в том числе и на политуправленцев. Появилось множество новых, неотложных дел. Но штаб фронта, его мозг — оперативное управление, его глаза — разведывательный отдел — были устремлены вперед, за Дунай, на Венгрию…

— Еще восемнадцатого получили новую директиву Ставки, — сказал А. С. Желтов после моего короткого доклада. — Выберите время, загляните к Тарасову — узнаете подробнее.

Я так и поступил. Генерал-майор А. П. Тарасов возглавлял у нас оперативное управление. Мы хотя и виделись не часто, но были хорошо знакомы. Он поднял на меня воспаленные от бессонницы, по живые, цепкие глаза, приветливо улыбнулся. Пожаловавшись на отсутствие советских крупномасштабных карт театра военных действий, что затрудняло работу, заметил:

— В Югославии — полбеды: язык понятен на их картах. Что будем в Венгрии делать — не представляю.

Затем ввел в курс событий. Ставка Верховного Главнокомандования предписывала готовиться к скорым боям за освобождение Венгрии. С этой целью не позднее 25–27 октября одним стрелковым корпусом предстояло занять оборону по Дунаю на участке Сомбор, Нови-Сад, чтобы прикрыть левый фланг 2-го Украинского фронта, который давно уже вел бои на территории Венгрии.

Этой же директивой 2-му Украинскому ставилась задача с ходу овладеть Будапештом, в связи с чем 46-я армия 2-го Украинского фронта, на которую возлагалось взятие Будапешта, усиливалась нашим 4-м гвардейским механизированным корпусом, бойцы которого, отлично показавшие себя в боях за Белград, об этом еще ничего не знали и вместе с жителями столицы Югославии праздновали свою большую победу.

— А в наше распоряжение, — сказал он в заключение, — Ставка выделяет из своего резерва четвертую гвардейскую армию генерал-лейтенанта Галанина. Она давно уже не была в боях. Это, Иван Семенович, и вам, политработникам, наверное, надо учесть.

Вернувшись к себе, я разыскал полковника Питерского и поставил перед ним задачу срочно готовить все, что только можно, по Венгрии. Он, как всегда, внимательно выслушал и сказал, что его люди уже работают в этом направлении и через день-другой обстоятельный материал о внутриполитическом положении в этой стране будет готов…

Ставка торопила потому, что почти одновременно готовилось наступление центральной стратегической группировки наших войск на варшавско-берлинском направлении. Успех его, естественно, во многом зависел от активности войск 2-го и 3-го Украинских фронтов. Но не только поэтому. Необходимо было как можно скорее лишить фашистскую Германию ее последнего союзника — хортистской Венгрии и этим самым сорвать расчеты англо-американцев, стремившихся упредить нас в выходе в страны Юго-Восточной Европы. Добивая сопротивляющиеся окруженные части противника, наши войска выдвигались к границе Венгрии, где предстояли бои более сложные, чем в Югославии, в которой гитлеровцы с самого начала оккупации чувствовали себя весьма неуютно. В Венгрии же ситуация была совершенно иная. 2-й Украинский фронт Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского уже давно вел там боевые действия, а о капитуляции хортистское руководство Венгрии еще и не помышляло.

Много лет спустя после войны, когда Р. Я. Малиновский возглавлял войска Дальнего Востока, а я был членом Военного совета, он как-то вспомнил, что с первым наступлением на Будапешт его поторопил Верховный Главнокомандующий.

— Всего пять дней просил на подготовку, — говорил он, — пока подойдет 4-й гвардейский корпус Жданова, — и то не дал. Впрочем, одной армии и двух корпусов для взятия Будапешта оказалось бы все равно мало: крепкий был орешек. Но ведь это потом стало ясно.

Об этой своей беседе с Родионом Яковлевичем я вспомнил, когда нашел запись разговора командующего 2-м Украинским фронтом с Верховным по ВЧ из штаба 46-й армии накануне ее наступления на Будапешт. Она приводится в коллективном труде «Освобождение Юго-Восточной и Центральной Европы», выпущенном в издательстве «Наука» в 1970 году. Вот строки, которые, на мой взгляд, представляют интерес.

«Верховный Главнокомандующий:

— Необходимо, чтобы вы в самое ближайшее время, буквально на днях, овладели столицей Венгрии — Будапештом. Это нужно сделать во что бы то ни стало. Сможете ли вы это сделать?

Командующий 2-м Украинским фронтом:

— Эту задачу можно было бы выполнить дней через пять, после того, как к 46-й армии подойдет 4-й гвардейский механизированный корпус. Его подход ожидается к 1 ноября. Тогда 46-я армия, усиленная двумя гвардейскими механизированными корпусами — 2-м и 4-м, — смогла бы нанести мощный, совершенно внезапный для противника удар и через два-три дня овладеть Будапештом.

Верховный Главнокомандующий:

— Ставка не может предоставить вам пять дней. Поймите, по политическим соображениям нам надо возможно скорее взять Будапешт.

Командующий 2-м Украинским фронтом:

— Я отчетливо понимаю, что нам очень важно взять Будапешт именно но политическим соображениям. Однако следовало бы подождать прибытия 4-го гвардейского механизированного корпуса. Лишь при этом условии можно рассчитывать на успех.

Верховный Главнокомандующий:

— Мы не можем пойти на отсрочку наступления на пять дней. Надо немедленно переходить в наступление на Будапешт.

Командующий 2-м Украинским фронтом:

— Если вы дадите мне пять дней сейчас, то в последующие дни, максимум пять дней, Будапешт будет взят. Если же немедленно перейти в наступление, то 46-я армия ввиду недостатка сил не сможет быстро развить удар, она неминуемо ввяжется в затяжные бои на самых подступах к венгерской столице. Короче говоря, она не сумеет овладеть Будапештом с ходу.

Верховный Главнокомандующий:

— Напрасно вы упорствуете, вы не понимаете политической необходимости нанесения немедленного удара по Будапешту.

Командующий 2-м Украинским фронтом:

— Я понимаю всю политическую важность овладения Будапештом и для этого прошу пять дней…

Верховный Главнокомандующий:

— Я вам категорически приказываю завтра же перейти в наступление на Будапешт!»

Конечно, Р. Я. Малиновскому ничего не оставалось, как немедленно отдать приказ командарму перейти с утра 29-го в наступление. Результаты его мы уже знаем…

— Теперь, когда 46-я армия Шломина не смогла с ходу овладеть Будапештом, — говорил мне генерал-полковник А. С. Желтов, — ясно, что нас ждет трудная зима. А кое-кто после Болгарии и Югославии полагает, что сопротивление врага будет ослабевать. Таким нужно разъяснить, что праздновать победу еще рано.

— Согласен с вами, — ответил я и доложил члену Военного совета фронта план совещания членов военных советов армий и начальников политотделов корпусов с разъяснением военно-политической обстановки и задач партийно-политической работы на предстоящий период.

В целом Александр Сергеевич одобрил план. С основным докладом он предложил выступить мне, а сам обещал присутствовать на совещании и подвести его итоги.

Вскоре с помощью работников отдела, возглавляемого полковником Питерским, был собран богатый материал по Венгрии. И я воспользовался им, готовя свое выступление. Надо разъяснить людям, говорил я в своем докладе, что из всех союзников фашистской Германии Венгрия наиболее сильно привязана к рейху и политически и идеологически. В то же время советские люди, наши солдаты к венгерскому народу питают особые чувства. Ведь именно рабочий класс Венгрии вслед за трудящимися России в 1919 году взял власть в стране и объявил о создании Венгерской советской республики. Это хорошо известно каждому из школьных учебников истории.

Но республика просуществовала недолго. Советская Россия, находясь в огне гражданской войны, не смогла оказать ей достаточной помощи. В результате она пала под ударами международной реакции, поспешившей на помощь внутренней контрреволюции. И мужественный, свободолюбивый венгерский народ оказался под игом фашистской диктатуры во главе с адмиралом Хорти.

С самого начала хортисты во внутренней политике взяли курс на разжигание национализма, а во внешней — на захват территорий соседних стран в интересах крупного капитала и помещичьей олигархии. С этой целью осуществлялась широкая программа милитаризации страны и идеологической обработки населения в духе так называемого «национального единства». В массах распространялись шовинистические лозунги о «превосходстве» венгерской расы, о великой Венгрии, господствующей над всеми Карпатами, разжигалась ненависть к соседним народам, в первую очередь к славянам.

Естественно, такой курс не мог не привести венгерское руководство в стан гитлеровцев. Хортисты, видя в фашистах «старших братьев», стали особенно заискивать перед ними после вторжения гитлеровской Германии в Чехословакию: надеялись тоже кое-что прибрать к своим рукам. И Гитлер осенью 1938 года отдал Венгрии южную часть Закарпатской Украины и Словакии, а в марте 1939 года — всю Закарпатскую Украину. В ответ на это благодарное гитлеровцам руководство Венгрии присоединилось к антикоминтерновскому пакту, а в августе 1940 года венгерские войска оккупировали Северную Трансильванию, принадлежавшую Румынии. В том же году хортистское правительство присоединилось к пакту трех держав — гитлеровской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии.

Так, шаг за шагом, выслуживаясь перед нацистской Германией и предавая национальные интересы, правящие круги Венгрии втягивали ее во вторую мировую войну. При вторжении германских войск в Югославию Венгрия стала для гитлеровцев активным военным союзником.

Наша страна принимала все меры, чтобы не допустить вооруженного столкновения с Венгрией, по Хорти и его единомышленники не внимали предупреждениям Советского правительства. 27 июня 1941 года Венгрия объявила Советскому Союзу войну. Уже в конце июня — начале июля 1941 года венгерское правительство направило на советско-германский фронт значительную группу войск.

Но этим хортисты не ограничились. С сентября по декабрь того же года на Украину, в Смоленскую и Брянскую области для борьбы с партизанами были посланы еще шесть легких дивизий. К началу 1942 года на Восточном фронте находилось до 100 тыс. венгерских солдат и офицеров. В апреле — июне 1942 года сюда же была направлена 2-я венгерская армия в составе 9 дивизий, танковой бригады и частей усиления — 180 тыс. человек. Позже на ее пополнение прибыло еще 50 тыс. солдат и офицеров.

В 1944 году с приближением советских войск к границам Венгрии была сформирована 3-я армия численностью до 110 тыс. человек, которая заняла рубеж обороны на венгеро-румынской границе[22].

Не только людские, но и экономические ресурсы Венгрии были поставлены на службу гитлеровской Германии, 60 процентов военной промышленности работало непосредственно на гитлеровцев. Только в 1941–1942 годах из Венгрии в Германию было отправлено 10 миллионов центнеров пшеницы, 230 центнеров муки, 190 тысяч центнеров жиров, 430 тысяч голов свиней и много другой сельскохозяйственной продукции. А само население Венгрии в то время голодало: суточный хлебный паек, например, в 1942 году составлял всего 160–200 граммов на человека, а в самой Германии самые низкие нормы выдачи хлеба равнялись 340 граммам.

В отличие от Югославии, в Венгрии силы сопротивления фашизму были слабыми. Хотя мы знали, что Коммунистическая партия, находившаяся в подполье, с первых дней войны развернула активную борьбу за ее прекращение, свержение хортистского режима и образование независимой демократической Венгрии. Однако многолетний фашистский режим сделал свое черное дело. Значительная часть населения продолжала верить шовинистической пропаганде, была напугана россказнями о «зверствах» большевиков и т. п. В стране царил террор. Однако, предвидя неминуемое поражение фашистской Германии, рабочие все активнее саботировали распоряжения правительства, росло недовольство в армии.

Заколебалось и хортистское руководство. Гитлер все меньше доверял своему союзнику, и в марте 1944 года его войска открыто оккупировали страну, поставив у власти марионеточное правительство во главе с Деме Стояи, бывшим венгерским посланником в Берлине. Будапешт наводнили эсэсовские войска, террор усилился. Еще больший размах приняло ограбление национальных богатств венгерского народа.

И в этой обстановке патриоты Венгрии, прежде всего коммунисты, не прекращали борьбы. В листовке, распространенной Коммунистической партией, говорилось, что в час смертельной опасности вся нация должна объединиться и принять участие в общей борьбе. Коммунисты в Будапеште и его окрестностях, а также в различных районах создали вооруженные группы из молодых рабочих и служащих. Однако вооруженная борьба носила ограниченный характер.

Рассказав обо всем этом в своем докладе руководящим политработникам армий и корпусов, я посоветовал подчеркивать в воспитательной деятельности, что венгерский народ ни в коем случае нельзя смешивать с правящей верхушкой и господствующими классами. Надо разъяснять людям, что на опубликованное в печати обращение правительств Советского Союза, Англии и США к Венгрии, Румынии, Болгарии и Финляндии с призывом немедленно прекратить войну на стороне фашистской Германии венгерское руководство ответило отказом и выйти из войны Венгрию могут принудить лишь наши сокрушительные удары.

Я советовал также все время напоминать личному составу, что венгерское руководство ищет контактов с англичанами и американцами: в сентябре в штаб англо-американского командования в Неаполь летал по заданию Хорти генерал-полковник Иштван Надаи. Он просил англичан высадиться в Риеке, а оттуда через Загреб войти в Южную Венгрию.

Переговоры, правда, не состоялись, потому что наши союзники видели, что Красная Армия уже развернула боевые действия на территории Венгрии. Хорти обратился к Советскому Союзу. I октября в Москву прибыла венгерская делегация во главе с генерал-полковником Г. Фараго.

— Посмотрите, чего требует венгерская сторона, — говорил я. — Она, видите ли, просит прекратить военные действия на венгерской территории и позволить немецко-фашистским войскам беспрепятственно покинуть страну, а англо-американцам — принять участие в оккупации Венгрии.

Далее я еще раз обратил внимание на необходимость разъяснения личному составу, что только быстрое и решительное наступление Красной Армии способно вывести Венгрию из войны, помочь ее народу избавиться от германского и венгерского фашизма. Позиция же наша оставалась неизменной. Красная Армия вступила на территорию Венгрии не как завоевательница, а как освободительница венгерского народа от немецко-фашистского гнета и не имеет других целей, кроме разгрома немецко-фашистских армий и уничтожения господства гитлеровской Германии в порабощенных ею странах.

Контроль за осуществлением местного самоуправления на освобожденной территории возлагался на Военный совет 2-го Украинского фронта, но при этом указывалось: «Венгерских порядков не ломать и советских порядков не вводить». Основываясь на опыте, накопленном в Румынии, для практического выполнения решения ГКО во всех городах и населенных пунктах предписывалось создавать военные комендатуры.

Мероприятия, направленные на быстрейшее выполнение приказа Ставки, были всесторонне обсуждены на специально созванном Военным советом фронта совещании командно-политического состава, на котором разбирались вопросы как оперативного, так и политического характера. Генералу Желтову и мне поручалось подготовить короткую справку о политическом положении страны. Это мы исполнили, а кроме того, Алексей Сергеевич порекомендовал использовать публикации фронтовой газеты, которая начала помещать справочные материалы о Венгрии.

Первый такой материал, озаглавленный «Что за страна Венгрия, положение в которой обостряется с каждым днем» и снабженный картой-схемой, был опубликован 25 октября 1944 года.

Редакция не прекращала подобную работу и далее. Позже, когда фронт уже в полном составе действовал на территории Венгрии, газета в номере от 2 декабря 1944 года посвятила этой стране целую полосу. Материалы сопровождались картой-схемой. Статьи были озаглавлены: «Природа, география, города», «Вооруженные силы», «Значение хозяйства страны для гитлеровской Германии», «Участие Венгрии в разбойничьей войне против Советского Союза».

Эту публикацию по моему заданию подготовили подчиненные полковника А. Д. Питерского. Я дал указание перепечатать ее в армейских и многотиражных газетах, а также в газетах фронта, издававшихся на языках народов СССР.

…Ставка торопила. Выполняя ее указание, командующий 3-м Украинским фронтом приказал 57-й армии уже к 25 октября вывести один стрелковый корпус в составе трех дивизий на левый берег Дуная и занять оборону на участке Сомбор, Нови-Сад с целью прикрыть левый фланг 2-го Украинского фронта, а в дальнейшем обеспечить сосредоточение на этом участке главных сил фронта.

Командование 57-й армии точно в срок выполнило поставленную задачу. Одновременно части переброшенного на левый берег Дуная 75-го стрелкового корпуса, мелкими подразделениями просачиваясь на правый берег в районе Апатино, захватили небольшие плацдармы. В ночь на 29 октября, в канун наступления 46-й армии на Будапешт, 57-я армия во взаимодействии с Дунайской военной флотилией развернула боевые действия в районе Апатино и Батино по форсированию Дуная и расширению плацдарма.

Враг неоднократно контратаковал позиции 57-й армии, но успеха не имел. Однако и у нас для дальнейшего наступления сил не хватало. Пришлось закрепляться на занятых рубежах и ждать подхода главных сил.

В предвидении новых наступательных операций Ставка Верховного Главнокомандования непрерывно усиливала 3-й Украинский фронт. Из резерва Ставки нам передали 4-ю гвардейскую армию, 18-й танковый корпус, конно-механизированную группу генерала С. И. Горшкова в составе 5-го гвардейского конного и 7-го механизированного корпусов, а затем из 2-го Украинского фронта — 31-й гвардейский стрелковый корпус.

Как я уже писал, с момента подготовки к Ясско-Кишиневской операции постоянное внимание уделялось интернациональному воспитанию личного состава, разъяснению великой освободительной миссии наших Вооруженных Сил. И это полностью себя оправдало. Воины, мобилизованные в армию после освобождения южных областей Украины и Молдавии, прошли не только хорошую боевую школу, но и школу интернационализма, дружбы народов. Каждый на своем опыте убедился, как тепло, по-братски относятся к советскому солдату румыны, болгары и югославы.

Обстановка в Венгрии значительно отличалась от той, в которой действовали войска до вступления на ее территорию. Население Венгрии, обработанное в антикоммунистическом, антисоветском духе, встречало нас настороженно. К тому же тут свою роль играл и языковой барьер. Правда, настороженность простых людей при знакомстве с нашими бойцами и командирами быстро проходила. И все-таки немало приходилось встречать врагов — открытых и еще больше тайных.

Своеобразие обстановки состояло и в том, что в этот период боевые операции проводились с участием болгарских, югославских, румынских, а на завершающем этапе — и венгерских войск. Красная Армия, ее руководство несли, естественно, моральную ответственность и за то, как ведут себя наши новые союзники на венгерской земле. Нужно было учитывать исторически сложившиеся отношения этих народов, заложить основы дружбы между ними, основы боевого содружества их будущих армий.

Все это было, конечно, непросто, если вспомнить, что Венгрия оккупировала перед войной часть югославской и румынской территории. Но, не вдаваясь в подробности, хочу отметить, что командование югославских, румынских и болгарских войск, их политические органы провели со своим личным составом соответствующую работу и дух пролетарской солидарности трудящихся взял верх над националистическими предрассудками и помог борьбе против общего врага — фашизма.

Политическая работа в этот период велась по нескольким, тесно между собой связанным направлениям: политико-воспитательная работа в своих войсках, активное воздействие на личный состав частей и соединений противника, пропагандистская работа среди местного населения и оказание ему помощи в налаживании нормальной жизни, мероприятия по укреплению боевого содружества с молодыми армиями освободившихся стран.

Инструктируя командиров и начальников политорганов соединений, особенно тех, которые только что вошли в состав фронта, генерал-полковник А. С. Желтов требовал от них не упускать ни одно направление. По его совету во все вновь прибывшие соединения были командированы большие группы офицеров штаба и политуправления для знакомства с положением дел на месте и оказания помощи в организации политической работы. Во всех вновь прибывших соединениях с участием работников политуправления были проведены собрания партийного и комсомольского актива, а в частях — партийные и комсомольские собрания и собрания личного состава.

Я с большой группой офицеров политуправления выехал в 4-ю гвардейскую армию. Знакомство с руководством армии и соединений, участие в собраниях партийного актива, встречи и беседы с воинами радовали: все рвались скорее в бой. Но не только боевое моральное состояние приносило удовлетворение, по и сам внешний вид солдат, вооружение частей и подразделений на фоне наших войск, находившихся, но сути, в беспрерывных боях, отличались в лучшую сторону.

— В таком виде не стыдно и в Европе появиться, — сказал я своему заместителю по пропаганде полковнику П. П. Савельеву, любуясь четким строем бойцов в новом добротном обмундировании.

— Это точно, — весело подхватил он, — только слишком молодые лица, необстрелянный народ…

И это было правильно. Проверили на выборку несколько подразделений и выяснили: процент участников боев невысок не только среди бойцов, но и среди офицеров. Командиры взводов, даже многих рот, как говорится, не нюхали пороху. А людей, имевших опыт ведения боевых действий в горно-лесистой местности, в 4-й гвардейской было и того меньше.

В связи с этим особое значение приобретала задача в возможно короткий срок вооружить бойцов и командиров опытом ведения боевых действий в горно-лесистой местности и в городах. Как мы ее решали? Во-первых, генералы и офицеры штаба и политуправления фронта в своих выступлениях перед офицерами рассказывали об опыте боев в Югославии. Там, где обстановка позволяла, устраивали встречи офицеров, прошедших с боями Югославию, с вновь прибывшими. Во-вторых, для пропаганды боевого опыта старались посылать в подразделения прославленных в боях бойцов и младших командиров. Широко использовались «клубы на колесах» — пригодился опыт, накопленный в Болгарии и Югославии.

Большую роль в пропаганде передового боевого опыта в этот период сыграли фронтовая газета «Советский воин», армейские и многотиражные газеты. Так, под рубрикой «В горах Югославии» фронтовая газета регулярно помещала заметки и корреспонденции лучших воинов. Серия статей под общим заголовком «Борьба за плацдарм», напечатанная в ноябре, а также публикации «Штурмовая группа в уличном бою», «Маневр и военная хитрость», «Атака за огневым валом», «Бей „королевских тигров“!» и другие использовались офицерами при подготовке занятий и учений на месте. Некоторые из них были иллюстрированы фотографиями и схемами и служили для командиров методическими пособиями.

Требуя от редакторов чаще публиковать конкретные материалы о боевом опыте, я в то же время добивался, чтобы печатный материал возможно лучше использовался в устной агитационно-пропагандистской работе.

Все это наряду с другими мероприятиями политико-воспитательной работы помогало вновь прибывшим войскам лучше подготовиться к боевым действиям в осенне-зимних условиях на территории Венгрии.

Ноябрь для нашего народа — месяц главного советского праздника. В тот памятный сорок четвертый мы с особым чувством отмечали 27-ю годовщину Великого Октября. Серия мощных ударов по врагу на различных участках гигантского фронта поставила его на грань катастрофы.

Ясно, что важнейшей задачей агитационно-пропагандистской работы в этот период было разъяснение документов, посвященных 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции: опубликованных в печати Призывов ЦК ВКП(б), праздничного приказа Верховного Главнокомандующего, доклада на торжественном заседании в Москве. Это были документы большой вдохновляющей и мобилизующей силы. В них подводились итоги борьбы советского народа и его Вооруженных Сил с немецкими захватчиками за истекший год и были определены дальнейшие задачи.

В те дни мне часто приходилось выступать перед различной аудиторией, говорить известные истины, но с каким энтузиазмом это воспринималось. Особый восторг, бурю аплодисментов всегда вызывали слова: «Советская государственная граница, вероломно нарушенная гитлеровскими полчищами 22 июня 1941 года, в 1944 году полностью восстановлена на всем протяжении от Черного до Баренцева моря».

Да, велики, вдохновляющи были достижения советского народа, воинов Красной Армии в 1944 году. Завершив освобождение родной земли от гитлеровской нечисти, Красная Армия помогала народам Польши, Югославии, Чехословакии разорвать цепи фашистского рабства. Под ее сокрушительными ударами окончательно развалился фашистский блок: вслед за Италией из войны были выведены Финляндия, Румыния, Болгария, которые, порвав с Германией, объявили ей войну.

К ноябрю 1944 года фронт борьбы вплотную приблизился к границам самой Германии. Близился час победоносного окончания войны. Красная Армия вместе с армиями своих союзников заняла исходные позиции для решающего наступления на жизненно важные центры Германии, с тем чтобы стремительным натиском выполнить последнюю, заключительную миссию: довершить дело разгрома немецко-фашистских захватчиков.

Часть наших войск уже вола бои, а основные силы перегруппировывались для нанесения удара но фашистам в Венгрии. За два-три дня до годовщины Октября я созвонился с начальниками политорганов, дал указание, по возможности, провести митинги, а также прослушивание личным составом частей трансляции радиопередачи с торжественного заседания в Москве.

7 ноября все газеты фронта, армий и соединений опубликовали приказ Верховного Главнокомандующего и отчет с торжественного заседания. Набранная крупным красным шрифтом и помещенная над заголовком газеты здравица в честь годовщины Октября привлекала внимание читателя.

Но праздничным документам командиры, политработники, партийные и комсомольские активисты провели беседы, организовали их коллективные читки. Кроме того, эти документы были изданы отдельными листовками, выдержки из них использовались в наглядной агитации, которую по предложению политуправления стали помещать на щитах вдоль фронтовых дорог, на бортах грузовых машин. В пропаганде праздничных документов широко использовались агитмашины Домов Красной Армии фронта и армий.

Все это усиливало наступательный порыв личного состава, его стремление с честью выполнить стоящие задачи.

Поскольку наступление предстояло начать с форсирования Дуная, да еще осенью, когда он особенно полноводен, Военный совет, политуправление фронта нацелили командиров и политорганы на изучение опыта, накопленного войсками при форсировании Днепра, Буга, Днестра, Прута. В частях были взяты на учет все бывалые воины, которые участвовали в форсировании крупных водных преград. Они проводили групповые беседы с молодыми, которым впервые доводилось решать такую боевую задачу.

Существенную помощь в подготовке к форсированию Дуная оказывали специальные памятки, где кроме характеристики реки содержались полезные советы бойцу. Такие памятки были вручены каждому солдату. Пропаганде опыта форсирования водных преград, как и ведению боя в горах и городах, много внимания уделяла фронтовая и армейская печать. Газеты выходили с призывами «Перешагнем Дунай!», «Не удастся фрицам отсидеться за Дунаем!». Печатались статьи и корреспонденции опытных воинов. Находясь в войсках 57-й армии, я сам видел, с каким интересом солдаты, да и офицеры читали эти газетные статьи.

Подготовка к наступлению была закончена к 21 ноября. А с утра 22 ноября, хмурого, сырого, 57-я армия, усиленная приданными свежими частями, перешла в решительное наступление. Концентрическим ударом с севера и юга она сломала сопротивление противника, и к исходу 23 ноября батинский и апатинский плацдармы, отвоеванные еще в начале ноября, были соединены между собой и образовали общий плацдарм до 35 км по фронту и 14 км в глубину.

Победа вдохновила воинов, вселила в сердца надежду, что и в Венгрии дела пойдут быстро. Об этом я обмолвился в разговоре по телефону с А. С. Желтовым, находившимся на КП фронта.

— Сомневаюсь, — сказал он. — Вон Второй Украинский сколько бьется. Не сдается фашист. Так что на легкую победу не надейтесь.

Части 4-й гвардейской армии приняли на левом берегу Дуная полосу 57-й армии и 24 ноября с боями начали форсирование Дуная южнее Мохача.

Это форсирование подтвердило предсказание генерал-полковника А. С. Желтова. Враг предпринимал отчаянные попытки не только удержаться, но и отбросить войска с занимаемых плацдармов.

В те дни войска фронта узнали имена многих новых героев, которые переправлялись через бурлящий Дунай под огнем врага в основном на лодках и подручных средствах. И первыми тут отличились, проявив неистощимую солдатскую находчивость, наши саперы. Так, взвод Героя Советского Союза коммуниста гвардии лейтенанта П. И. Орлянского в первый день форсирования Дуная сделал до 200 рейсов и перевез более двух батальонов пехоты с полным вооружением. Первая лодка во главе с командиром взвода у берега, занятого противником, попала на минное поле и получила 38 пробоин. Саперы попрыгали за борт и, стоя по грудь в ледяной воде, обезвредили плавающие мины.

Во время форсирования отличился рядовой Пыхтин. Бывший рыбак, он на маленькой рыбацкой лодке за короткий осенний день 18 раз пересек Дунай и перевез на правый берег роту бойцов с вооружением. И таких примеров оказалось немало.

Несмотря на сложные погодные условия, отлично действовали наши авиаторы. Только за один день 22 ноября летчики 17-й воздушной армии совершили около 800 боевых вылетов, а всего за время боев на плацдармах — свыше 5 тысяч, уничтожив большое количество боевой техники и живой силы противника[23].

К 29 ноября наши войска прорвали оборону противника на западном берегу Дуная и продвинулись в глубину до 40 километров на 150-километровом фронте. Были заняты крупные узлы коммуникаций Печ, Батажек, Мохач и более 330 других населенных пунктов.

Успехи войск фронта были отмечены благодарственным приказом Верховного Главнокомандующего, что вызвало новый подъем боевой активности.

Приказ Верховного Главнокомандующего, а также передовая статья «Правды» за 30 ноября 1944 года, озаглавленная «Новый прорыв немецкой обороны», по моему совету перепечатанная фронтовой газетой, были доведены до каждого солдата.

Венгрия была уже четвертой страной, на территорию которой ступили войска 3-го Украинского фронта, выполняя освободительную миссию. Опыт подсказывал: наиболее эффективное средство разъяснения личному составу целей и задач — памятка-обращение. Написанная простым, понятным каждому языком, такая памятка была незаменимым, универсальным пособием. Ее мог почитать каждый самостоятельно, ее успешно использовали командиры и политработники, агитаторы и пропагандисты в политико-воспитательной работе.

К тому времени выработалась и соответствующая форма памятки-обращения. Так, вначале давалась краткая характеристика побед Красной Армии в целом. Обязательно подчеркивалось, что в этих успехах заслуга принадлежит и тому, кому адресована памятка: «Это ты уничтожил группировку немцев на юге нашей Родины, разгромил их ныне на территории Венгрии. Только 2–3 последних месяца ты прошел трудный, но славный, победный полуторатысячекилометровый путь от Днестра до озера Балатон».

Значительная часть памятки отводилась разъяснению стоящих перед войсками фронта задач. «Ты вступил на венгерскую землю не с целью захвата территории или изменения существующего в Венгрии общественного строя, — подчеркивалось в ней. — Твое вступление вызвано исключительно военной необходимостью и продолжающимся сопротивлением войск противника». В поддержании высокого наступательного духа войск эта памятка-обращение сыграла не последнюю роль.

Бои не прекращались ни на один день. Все попытки противника задержаться в опорных пунктах терпели неудачу. Бойцы фронта, действуя в трудных условиях распутицы и бездорожья, показывали замечательные примеры мужества и героизма. Гвардии сержант Рубин первым ворвался во вражескую траншею и уничтожил группу немецких солдат. Гвардии сержант Кулибаба штыком, огнем и прикладом истребил 8 гитлеровцев. Рядовой Дудников уничтожил 6 фашистских солдат, а трех взял в плен. Рядовые Маляренко и Ульянов пленили 12 немцев. Гвардии рядовые Пилинчук и Солобой, уничтожив вражеский пулеметный расчет, открыли огонь из трофейного пулемета и нанесли противнику большой урон.

В течение последующих четырех дней наступления войска фронта заняли свыше 400 населенных пунктов, среди которых такие важные города, как Сексард, Капошвар, Пакш, Боньхад, Домбовар, Дунафельдвар, являющиеся также крупными узлами коммуникаций, взяли в плен свыше 3000 немецких и венгерских солдат и офицеров.

5 декабря войска фронта вышли к озеру Балатон и овладели городом и железнодорожным узлом Сигетвар, а также заняли более 120 других населенных пунктов.

После выхода наших войск к озеру Балатон гитлеровцы с лихорадочной поспешностью стали перебрасывать в этот район свежие силы — две пехотные дивизии из Италии, одну с Западного фронта и ряд частей из самой Германии.

Однако остановить наше наступление они были не в состоянии. 6 декабря войска фронта, наступая между озером Балатон и рекой Дунай, заняли более 50 населенных пунктов, а части, действующие между озером Балатон и рекой Драва, освободили свыше 40 населенных пунктов. 7 декабря на этих же направлениях было взято еще свыше 100 городов и сел.

8 декабря наши войска вплотную подошли к заранее подготовленному рубежу обороны противника — к линии Маргариты. В те же дни 46-я армия 2-го Украинского фронта форсировала Дунай южнее Будапешта и, прорвав оборону противника на западном берегу, соединилась у озера Веленце с войсками 3-го Украинского фронта и перешла в наше подчинение.

Однако попытки 9 декабря с ходу прорвать оборонительный рубеж противника результатов не дали. Тогда командующий фронтом отдал приказ перейти к обороне, произвести перегруппировку и накапливать силы для дальнейшего натиска на врага.

Между тем наша 37-я армия оставалась в Болгарии. Вскоре после Белградской операции Сергей Семенович Бирюзов, назначенный заместителем председателя Союзной Контрольной Комиссии в Болгарии, убыл к новому месту службы. На его место прибыл новый начальник штаба фронта генерал-лейтенант С. П. Иванов. Это был молодой, но уже опытный военачальник, участник советско-финляндской войны. В годы Великой Отечественной возглавлял штабы 38-й, 1-й танковой и 1-й гвардейской армий, штаб нашего фронта, когда он назывался еще Юго-Западным. Затем он был начальником штабов Воронежского, 1-го Украинского и Закавказского фронтов.

До этого мы с Семеном Павловичем не были знакомы. Он произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Несмотря на предельную загруженность оперативными делами, генерал С. П. Иванов принимал активное участие в партийно-политической работе.

Новому начальнику штаба пришлось с ходу включиться в подготовку Будапештской операции. 12 декабря Семен Павлович доложил командующему фронтом полученную директиву Ставки Верховного Главнокомандования о совместных действиях 2-го и 3-го Украинских фронтов по окружению и разгрому будапештской группировки гитлеровцев.

Замысел операции заключался в следующем. 2-й Украинский фронт наносил удар из района Шаги на Солдины с целью выхода на левый берег Дуная в районе Эстергом, Неслиб и одновременно частью сил наступал на Будапешт. Нашему фронту предписывалось наступать из района Веленце, чтобы выйти на правый берег Дуная на участке Эстергом, Неслиб и отрезать пути отхода гитлеровцев на запад. Частью сил мы должны были наступать на Будапешт, чтобы во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта овладеть городом. Той же директивой нам передавалась 46-я армия, усиленная артиллерией РГК, механизированными и кавалерийскими частями. Эта армия хорошо показала себя во время Ясско-Кишиневской операции. Тогда она действовала в составе нашего фронта.

На планирование и подготовку операции времени было в обрез. Ф. И. Толбухин решил заслушать начальников управлений, отделов и родов войск вместе с генералом С. П. Ивановым, чтобы сэкономить время и дать возможность новому начальнику штаба быстрее познакомиться с руководящим составом фронтового управления. На этом совещании я выступил с докладом о политико-моральном состоянии личного состава и задачах по его подготовке к предстоящим боям. Выступая, попросил учесть, что готовить предстоящую операцию придется в ходе напряженных боевых действий, когда противник сам пытается переходить в наступление значительными силами.

В связи с тем что войска уже длительное время вели наступательные боевые действия, от оборонительных действий мы отвыкли. Да и настроение основной массы личного состава было идти вперед, не засиживаться в окопах. Все это в условиях, когда противник имеет заблаговременно подготовленные укрепленные рубежи обороны, могло нам стоить большой крови. Нужно, чтобы каждое подразделение, каждый солдат, заняв определенный рубеж, закрепился на нем основательно, был готов не только наступать, но и измотать врага обороной.

Особое внимание собравшихся я обратил на усиление заботы о быте воинов. Дело в том, что декабрь в Венгрии самый промозглый месяц. Нередко дождь идет со снегом, как в конце октября в средней полосе России… И тут очень важно позаботиться о горячей пище, о возможности обсушиться, обогреться. Но главное — своевременно обеспечить части боеприпасами и горючим. А это в условиях распутицы — дело не простое.

Затем выступил командующий фронтом. Федор Иванович подвел итоги обсуждения и объявил свое решение на проведение Будапештской операции. Он поддержал мою мысль о том, что забота о быте — дело не только тыловиков и политработников, но и всех офицеров.

После этого совещания генерал-полковник А. С. Желтов предложил собрать аппарат политуправления и заместителей командующих родами войск по политчасти. В своем кратком выступлении Алексей Сергеевич поставил перед политработниками конкретные задачи. После этого мой заместитель полковник С. И. Катугин объявил, кто из работников политуправления куда выедет для оказания помощи в проведении партийно-политической работы по подготовке к Будапештской операции.

Несмотря на напряженную обстановку, нам удалось почти повсеместно провести партийные и комсомольские собрания, а там, где этого нельзя было сделать, — короткие совещания коммунистов и комсомольского актива с обсуждением задач предстоящего наступления.

…19 декабря подготовка удара по прорыву оборонительного рубежа противника была закончена. 20-го с рассветом наши артиллеристы и минометчики в течение часа обрабатывали линию Маргариты. Несмотря на неблагоприятную погоду, летчики 17-й воздушной армии подвергли ожесточенной бомбардировке вражеские позиции. Затем двинулись в атаку танки и пехота…

Вскоре наши войска штурмом овладели городами Секешфехервар и Бичке — крупными узлами коммуникаций и опорными пунктами обороны противника — и отрезали основные пути отхода на запад будапештской группировке немецко-венгерских войск.

В этих боях особенно хорошо показала себя 49-я гвардейская стрелковая дивизия, которой командовал Герой Советского Союза полковник Василий Филиппович Маргелов. В то время с ним я не был знаком лично, хотя слышал о комдиве много добрых отзывов. Василий Филиппович был храбр, решителен, организован. Встретились мы с ним много позже, на Дальнем Востоке, где Маргелов, уже генерал, командовал соединением. В последующие годы он, как известно, возглавил Воздушно-десантные войска и неизмеримо много сделал для их развития и совершенствования.

…Враг был достаточно сильным, он бросал в бой все новые и новые резервы. Юго-западнее Будапешта на одном из участков гитлеровцы применили свои новые тяжелые танки — «королевские тигры». Нужно было как можно скорее показать, что их можно бить так же успешно, как и всю остальную вражескую технику. Поэтому, когда ко мне прибыл с очередным докладом редактор фронтовой газеты подполковник Н. С. Филиппов, я сказал ему:

— Очень хорошо, что ваши подчиненные находятся в боевых порядках наступающих воинов и ежедневно оперативно сообщают о подвигах героев…

Я похвалил за оперативность капитанов И. Андреева и М. Голышева, майоров В. Кононенко и Д. Гребенщикова, которые почти ежедневно публиковали свои репортажи с места боев. 27 декабря 1944 года в газете появилась большая редакционная статья «Бей „королевских тигров“!» под рубрикой «Что собой представляет новый тяжелый немецкий танк и как с ним бороться». В статье не только содержались тактико-технические данные «тигра», но и подчеркивалось: «Особо уязвимое место у танка — переднее ведущее колесо. Стреляй бронебойным и осколочно-фугасным снарядом, бросай противотанковую гранату в переднее ведущее колесо, в заднее колесо-ленивец, в гусеницу — и танк остановится. Стреляй из пушек по нижнему бортовому месту, в бензобаки — и танк загорится…»

Для убедительности статья была иллюстрирована. В ней говорилось, что один такой танк уже подбила наша самоходная пушка, которой командует гвардии младший лейтенант Байков.

В этом же номере газета опубликовала и репортаж «Встречные танковые бои» с подзаголовком: «Советские танкисты подбили и сожгли 6 немецких танков и самоходных орудий и две машины захватили исправными». В нем рассказывается об умелых действиях экипажа младшего лейтенанта Галкина в бою с «тиграми» и «пантерами». Что еще ценно, репортаж подписан: «Район боев, 26 декабря» — и указано, что передано по телеграфу.

Одним из основных требований, которые предъявляло политуправление к журналистам, была оперативность. Особую важность она приобретала в условиях боев в Венгрии. Зачастую вся агитационно-массовая работа ведь сводилась лишь к коротким беседам в редкие минуты затишья. Нередко газета с боевыми репортажами из района боев с указанием даты передачи в редакцию служила и поводом, и предметом бесед с солдатами на передовой. Я сам неоднократно бывал свидетелем того, как не только бойцы и командиры на передовой, но генералы и офицеры на КП и НП с жадностью читали нашу фронтовую газету.

Статья «Бей „королевских тигров“!» была перепечатана во всех газетах фронта, выходивших на языках народов СССР, и сослужила хорошую службу. Тему борьбы с вражескими танками газета держала в поле зрения постоянно.

Бои были тяжелыми. Вот только несколько примеров за три последних дня 1944 года. Взвод гвардии младшего лейтенанта Кисличенко в ожесточенной рукопашной схватке истребил 40 гитлеровцев и захватил 30 пленных. Красноармейцы Соломко, Соболь, Лысый и Мартынов ворвались в траншею противника, уничтожили 13 и взяли в плен 15 гитлеровцев. Бронебойщики гвардии младший сержант Скоморохов и гвардии рядовой Петрин, отражая контратаку, сожгли 4 вражеских танка. Командир орудия старшина Комович уничтожил два танка противника. Пулеметчик Макаренко метким огнем истребил группу гитлеровцев. Когда кончились патроны, отважный боец пустил в ход гранаты и уничтожил еще 10 гитлеровцев. Летчик старший лейтенант Смирнов за один день подбил два вражеских самолета.

В результате наступательных действий войск 3-го Украинского фронта с 20 по 31 декабря была разгромлена крупная немецко-венгерская группировка, оборонявшаяся юго-западнее Будапешта. Противник потерял только убитыми и пленными более 61 000 солдат и офицеров, а также 900 танков, самоходных орудий и бронетранспортеров, 600 орудий разного калибра, 182 самолета и много другой военной техники. В столице Венгрии Будапеште совместными действиями войск 3-го и 2-го Украинских фронтов плотным кольцом было окружено около 200 000 солдат и офицеров вражеской группировки[24].

Закончился первый этап боевых действий войск 3-го Украинского фронта на территории Венгрии.

Глава седьмая ЕСЛИ ВРАГ НЕ СДАЕТСЯ…

В те дни на память часто приходили слова Алексея Максимовича Горького: «Если враг не сдается, его уничтожают». Они стали крылатыми. Их часто повторяли на фронте, потому что они были актуальны… Хотя для любого думающего человека стало ясно: положение окруженной в Будапеште вражеской группировки безнадежно. Два мощных Украинских фронта взяли ее в железное кольцо. Штабы уже планировали новые боевые операции по освобождению Австрии. Вражеские войска терпели поражение за поражением и на других фронтах. Но враг не сдавался. А потому его надо было уничтожить.

Московское радио, центральные газеты наряду с победными сообщениями с фронтов все чаще печатали материалы о трудовых успехах советских людей. Полевая почта ежедневно приносила в части письма родных и близких, в которых было все больше радостных вестей и звучали пожелания добить фашиста и скорее вернуться домой живыми… Заждались матери сыновей, жены мужей, дети отцов, пахарей и рабочих поля и заводские станки. Надо было восстанавливать разрушенное врагом, возвращать к жизни заводы, фабрики, пашни.

Несмотря на то что теперь практически в каждом бою значительно меньше, чем противник, теряли убитыми и ранеными, переживали, кажется, тяжелее, нежели тогда, когда освобождали родную землю.

По война есть волна, и она требует жертв. А первейшая забота любого командира — не только выиграть бой, но выиграть с наименьшими потерями. И ведь каких людей приходилось оставлять в братских могилах в далекой от Родины земле! Героев Сталинграда, форсирования Днепра, героев Ясско-Кишиневского сражения… И совсем молодых, тех, кто уже подрос в военное лихолетье, чье отрочество оборвалось в 1941-м, а теперь обрывались жизни безусых, совсем еще юношей.

Старались беречь жизнь людей. И потому Ставка Верховного Главнокомандования посоветовала командующим 2-м и 3-м Украинскими фронтами направить в окруженную вражескую группировку парламентеров; еще теплилась надежда: вдруг обойдется без кровопролития? Сколько наших солдат, мирных жителей можно было бы сохранить! Хотелось спасти Будапешт — одну из самых красивых европейских столиц.

Незадолго до Нового, 1945 года окруженным вражеским войскам был направлен ультиматум за подписью Маршалов Советского Союза Ф. И. Толбухина и Р. Я. Малиновского. В редактировании текста вместе с членом Военного совета А. С. Желтовым довелось принять участие и мне. Согласовали мы его и с руководством 2-го Украинского фронта.

Ультиматум предупреждал о том, что, если предложение сложить оружие будет отклонено, войска Красной Армии начнут действия по уничтожению окруженных войск и вся ответственность за их уничтожение, а также за все разрушения в Будапеште и гибель его жителей будет возложена на командование группировки.

Опыт свидетельствовал, что содержание ультиматума важно довести не только до командования, но и до личного состава войск противника. Поэтому всю ночь на 29 декабря наши мощные звуковещательные станции, выдвинувшись к передовой, непрерывно передавали войскам противника, окруженным в районе Будапешта, текст ультиматума и сообщение на немецком и венгерском языках о предстоящей посылке советских парламентеров. Указывалось время и маршрут следования парламентеров. На этих участках наши части полностью прекратили огонь.

29 декабря в 11 часов по московскому времени парламентеры обоих Украинских фронтов с большими белыми флагами направились со своих участков в расположение противника. Но гитлеровцы показали еще раз свое звериное лицо. Парламентера 2-го Украинского фронта они даже не пустили через передний край. Советский офицер, венгр по национальности, капитан Миклош Штейнмец был встречен сильным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем и убит…

Подготовку парламентера от нашего фронта Военный совет поручил командующему 46-й армией генерал-лейтенанту И. Т. Шлемину и мне. Ночь на 29-е декабря и весь этот день я провел на командном пункте армии. Пойти в стан врага с белым флагом вызвался капитан И. Л. Остапенко. Это был боевой офицер, за свои подвиги отмеченный орденами и медалями. Спокойный, рассудительный. Коммунист, готовый ради спасения жизни товарищей отдать свою. В помощь к нему попросились старший лейтенант П. Ф. Орлов и старшина Е. Т. Горбатюк.

Накануне я с ними беседовал довольно долго, расспросил о родных и близких. Все трое служили в 46-й армии еще с тех дней, когда в составе нашего фронта она освобождала Украину.

— Как думаете, примут гитлеровцы наш ультиматум? — спросил я.

Ответил Остапенко:

— Вероятности мало, товарищ генерал.

— Что же это вы, не будучи уверенным в успехе миссии, вызвались идти с ультиматумом? — нарочно спросил я.

Он посмотрел на меня задумчивыми глазами и ответил спокойно:

— Надо попробовать. Жалко Будапешта, жалко мирных жителей… Красивый город! Я читал о нем, видел открытки, а на днях на рекогносцировке наблюдал в бинокль. Надо, чтобы совесть наша была чиста. И мы горды, что командование доверило нам эту задачу. И выполним ее!

Утром 29-го мы с генералом Шлеминым еще раз проинструктировали группу капитана Остапенко.

Когда инструктаж уже шел к концу, полевая почта доставила свежий номер фронтовой газеты. Мы все невольно потянулись за ней. Каждая строчка дышала напряжением боя, пахла, что называется, порохом. Газета звала: «Вести бои на истребление сопротивляющегося противника, на захват в плен его солдат и офицеров, на уничтожение всех, кто не складывает оружия!» А заголовком передовой статьи газета выбрала слова Максима Горького: «Если враг не сдается — его уничтожают». Они еще трижды повторялись в статье, написанной взволнованно, созвучно думам и чувствам участников боев.

«Если враг не сдается — его уничтожают! — говорилось в передовой. — Так было в Сталинграде, когда, несмотря на ультиматум советского командования, гитлеровцы продолжали сопротивляться, так было под Корсунь-Шевченковским…»

— Так будет и теперь, — сказал Шлемин, — только разгром станет еще более решительным и полным. Сейчас не сорок второй, а сорок четвертый…

— Да и фашист уже далеко не тот, что был в сорок втором, — заметил я. — Смотрите, вот заметка, — и прочитал: — «От врага очищено сто двадцать кварталов Будапешта… В районе Пилишентенеса захвачена группа офицеров и солдат в количестве шестисот человек, среди которых один генерал, восемь полковников и восемнадцать других офицеров…»

— Давайте сохраним этот номер газеты на память, — предложил командующий.

— Да, интересно будет вспомнить, — согласился я.

И вот теперь на моем письменном столе лежит тот пожелтевший уже газетный листок.

Еще раньше я дал указание редактору напечатать крупным планом схему города. Это задание было выполнено: на третьей странице газета поместила подробную схему города с названием улиц, мостов и прочих местных предметов, а также краткую справку. Сверху в рамке было указано: «В помощь командирам и бойцам, ведущим бои на улицах Будапешта».

У меня сохранился и этот номер газеты. Он сыграл но только прикладную роль, как схема-путеводитель, но и большую вдохновляющую, мобилизующую. Ведь солдату карта не положена. Он видит вокруг себя, насколько позволяет глаз и обстановка. А тут — вот он, Будапешт, за который бьемся уже сколько времени, вот он, как на ладони. И до центра его, до Королевского замка на высоком берегу Дуная, — рукой подать… Думаю, сохранился он и у других участников боев за Будапешт.

А тогда и Шлемин и я, аккуратно сложив газеты, спрятали их в свои полевые сумки. По понятным причинам парламентерам сказали, чтобы с собой газету на задание не брали.

— Ну, желаем удачи, — сказал командарм и крепко, по-отцовски обнял Остапенко и его товарищей.

Я посмотрел на их решительные молодые лица, на которых не отражалось ни тени сомнения и тревоги, и тоже пожелал успешно выполнить высокую миссию, вернуться живыми.

— Своим поступком вы сохраните тысячи и тысячи жизней.

Ровно в 11 часов московского времени группа с текстом ультиматума и большим белым флагом, который нес капитан И. А. Остапенко, направилась в расположение противника. В хмуром небе низко висели облака, но горизонтальная видимость была неплохой. С наблюдательного пункта, расположенного на господствующей высоте, было хорошо видно, как тройка наших бойцов во весь рост, уверенно и спокойно, пересекает нейтральную полосу. Они, конечно, знали: и наши, и вражеские солдаты с напряженным вниманием следят за каждым их шагом.

Непривычная для фронтовых условий тишина резала слух.

Сердце гулко стучало, глаза слезились от напряжения. С секунды на секунду можно было ждать предательского выстрела. Но парламентеры шли и шли. Вот уже совсем близко до первой вражеской траншеи…

Наконец парламентеры, встреченные гитлеровцами, скрылись из виду. Я позвонил Алексею Сергеевичу Желтову и доложил, что гитлеровцы встретили наших парламентеров и увели. Член Военного совета сообщил мне, что на 2-м Украинском фронте парламентера гитлеровцы не пустили — расстреляли…

Это еще больше обострило тревогу за судьбу наших посланцев, но теплилась надежда: вдруг на участке 2-го Украинского действовали фанатики-фашисты, а нашим повезет? Каждому ясно: убив парламентера, противника не ослабишь.

Ждать пришлось мучительно долго. Все то и дело поглядывали на часы. Наконец наблюдатель у стереотрубы радостно воскликнул:

— Идут! Идут!

Все на НП оживились, лица посветлели, каждый схватился за бинокль.

Они шли тем же порядком: в середине Остапенко с высоко поднятой головой, по бокам — его товарищи. Когда дошли до середины нейтральной полосы, с вражеской стороны застрочило сразу несколько пулеметов. Остапенко покачнулся и упал, выронив белый флаг…

— Сволочи, в спину стреляют! — выругался командарм. Его голос потонул в грохоте выстрелов. Наши солдаты ответили яростным огнем.

По счастливой случайности старший лейтенант Орлов и старшина Горбатюк, сопровождавшие парламентера, остались живы.

Весть о вероломном, подлом убийство парламентеров с быстротой молнии облетела войска. В канун Нового, 1945 года об этом узнала вся страна, вся сражающаяся армия, весь мир из специального сообщения Советского Информбюро, опубликованного 31 декабря. В нем говорилось: «С помощью подлой провокации и вероломных убийств гитлеровцы хотят продлить свое существование. Однако, отклонив ультиматум советского командования и совершив чудовищное убийство советских парламентеров, фашистские изверги не надолго сохранят свою шкуру. Красная Армия разгромит и раздавит врага, какое бы сопротивление он ни оказывал»[25].

По этому сообщению Совинформбюро в войсках прошли митинги и собрания — где это возможно, а на переднем крае, непосредственно в траншеях и блиндажах, состоялись групповые беседы и громкие читки. Гнев и возмущение охватили личный состав. Все от солдата до генерала остро переживали гибель парламентеров. На митингах и собраниях, в беседах солдаты и офицеры клялись, что не пожалеют ни сил ни крови, не посчитаются ни с какими трудностями, чтобы отомстить фашистам за их злодеяния.

Отклоняя ультиматум советского командования, гитлеровцы, окруженные в Будапеште, надеялись, конечно, на помощь, которую им обещал Гитлер.

Вечером 29 декабря начальник разведки фронта доложил командующему, что в районе Комарома (венгерский город на правом берегу Дуная) и Комарно (словацкий город на противоположном берегу) противник сосредоточивает свежие части.

Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин распорядился установить наблюдение и захватить контрольных пленных.

На следующий день эти сведения подтвердились. Кроме того, в 20 километрах севернее Комарно на левом берегу Дуная разведка обнаружила сосредоточение переправочных средств. Можно было не сомневаться, что фашисты готовят удар по правому флангу 4-й гвардейской армии, которая после десятидневного наступления приступила к перегруппировке своих сил.

В моем присутствии командующий фронтом позвонил генералу армии Г. Ф. Захарову, спросил, что нового у него на правом фланге.

Правый фланг у командарма не вызывал беспокойства. Он доложил, что 31-й гвардейский стрелковый корпус генерала С. А. Бобрука перешел к обороне, зарывается в землю.

— Зарывается — это хорошо, — побарабанив пальцами по столу, заметил командующий. — Но разведку, разведку надо вести усиленно!

Я догадался, что мысли Ф. И. Толбухина были заняты разгадкой очередного хода врага и раздумьями, что противопоставить его действиям.

В первый день нового года с утра шел сильный снег. Воспользовавшись непогодой, наши разведчики на правом фланге 4-й гвардейской армии захватили пленных из танковых дивизий СС «Викинг» и «Мертвая голова», которые до этого действовали на территории Польши.

Намерение фашистов прояснилось окончательно: деблокировать окруженную в Будапеште группировку. Командующий фронтом решил усилить плохо прикрытый стык со 2-м Украинским фронтом, выдвинув из района Эстергома 12-ю истребительную противотанковую бригаду и два полка 86-й стрелковой дивизии. Но мы тогда, к сожалению, не представляли всей опасности, которая нависла над правым флангом 4-й гвардейской армии. Гитлеровскому командованию для нанесения контрудара из района Комарно на Будапешт удалось скрытно сосредоточить 4-й танковый корпус СС в составе 5 танковых и 3 пехотных дивизий. На узком участке фронта, где оборонялся наш 31-й гвардейский стрелковый корпус генерала С. А. Бобрука, противник сосредоточил 1400 орудий и минометов, 530 танков и превосходил наши войска в личном составе в 5 раз, в артиллерии — в 4,5 и танках — в 17 раз[26].

Однако я забежал несколько вперед. В канун Нового, 1945 года мы еще очень многого не знали.

Был по-фронтовому скромный ужин в столовой, украшенной настоящей елкой. Федор Иванович Толбухин и Алексей Сергеевич Желтов поздравили с наступающим Новым годом, пожелали новых боевых успехов, полного разгрома гитлеровской Германии. Потом состоялся небольшой концерт самодеятельности. Мы знали, что Ф. И. Толбухин любит выступления самодеятельных артистов больше профессионалов, и постарались составить хорошую программу. Но обстановка была тревожной, поэтому очень скоро все разошлись по рабочим местам.

— Все части получили обращение Военного совета? — спросил у меня Алексей Сергеевич.

Я ответил утвердительно и заверил, что обращение будет доведено до каждого солдата.

Имелось в виду новогоднее обращение Военного совета фронта. Военный совет, в частности генерал Желтов, такой форме работы с личным составом придавал особое значение. Прежде чем подписать подготовленный текст, он работал над ним, вносил поправки. И требовал, чтобы слово Военного совета доходило до каждого воина.

Писать этот документ было радостно. По мы не забывали и о том, что предстоят еще серьезные испытания. В обращении отмечалось, что впереди еще ждут новые бои, о чем необходимо помнить постоянно, чтобы одержать победу. Обращение Военного совета было зачитано командирами и политработниками во всех соединениях и частях фронта и вызвало в войсках новый подъем боевой активности.

Мы понимали: взять Будапешт, разгромить окруженную в нем группировку противника будет трудно. Бои начались практически с убийства парламентеров и не утихали ни днем ни ночью.

О напряженности их в тот период говорят следующие факты. В течение января 1945 года гитлеровцы предприняли три последовательных крупных контрудара: первый в ночь на 2 января из района юго-восточнее Комарно в направлении на Бичке, второй — 7 января из района севернее Секешфехервара на Замоль и третий — 18 января из района южнее Секешфехервара на Адонь.

Гитлеровцы не считались с потерями. Несмотря на критическое положение, создавшееся к тому времени для них в Восточной Пруссии и Польше, немецкое командование не только не сняло с будапештского участка ни одного солдата, а, наоборот, перебросило сюда отборные эсэсовские дивизии, объединенные в 4-й танковый корпус СС.

…После обеда 1 января начался сильный снегопад. Видимость резко ухудшилась, поэтому не только авиация, но и артиллерия практически прекратила боевые действия. Со всех участков фронта на КП поступали доклады о прекращении наступления, предпринятого утром 1 января с целью улучшения обороны.

— Сильно растянулся фронт, — задумчиво сказал А. С. Желтов, нанося обстановку на карту. — Начинаю уже привыкать к мадьярским названиям, — усмехнулся он. Карта была из трофейных, на венгерском языке. — Кто у нас у Бобрука? — спросил он, не поднимая головы от карты.

— Степан Иванович Катугин с группой офицеров, — ответил я и уточнил: — С позавчерашнего дня там.

— Хорошо, что его послали. Опыт Степана Ивановича пригодится. Сдается мне, враг предпримет контратаку именно на участке тридцать первого гвардейского стрелкового корпуса. Тут наиболее уязвимое место. И командующий так полагает.

Алексей Сергеевич точно в воду глядел. Едва уснул, разбудил телефонный звонок полковника Катугина. Степан Иванович сообщил, что в 2 часа 30 минут, как только снег прекратился, гитлеровцы открыли мощный артиллерийский огонь по всей полосе 31-го гвардейского корпуса, войска которого не успели еще закопаться в землю.

— Пока трудно определить, какими силами, — докладывал он сквозь треск в трубке полевого телефона, — но, кажется, наступает по всему фронту. Много танков. За ними — эсэсовцы…

Голос Катугина был спокойным, уверенным.

— До утра отобьем, не беспокойтесь, — сказал полковник.

Я попросил регулярно докладывать о том, как будут развиваться события, и поспешил на командный пункт, где уже находились Ф. И. Толбухин и А. С. Желтов. Тут же я узнал, что в районе Шютте на правом берегу Дуная гитлеровцы высадили десант и пытаются форсировать реку.

Позже стало известно, что для командования 4-й гвардейской армии, куда входил и корпус Бобрука, этот удар оказался неожиданным, хотя Ф. И. Толбухин не раз накануне предупреждал командарма о необходимости быть начеку, принять все меры для укрепления обороны. Генерал армии Г. Ф. Захаров с запозданием вынужден был признать это в разговоре с командующим фронтом:

— Подловили, гады! В такую ночь и ожидать-то было нельзя…

А ночь была действительно не для боя. Все окутала мгла, с короткими перерывами шел густой снег. От арт-удара расстроилось управление войсками. Только утром, когда небо прояснилось, удалось оцепить силы врага и размеры нависшей над нашими войсками угрозы. Оказалось, гитлеровцы бросили в бой на фронте Дунаальмаш, Банхида свыше 340 танков и САУ и 4 полка пехоты. В результате оборона 80-й гвардейской стрелковой дивизии была прорвана по всей 14-километровой полосе, полки разрезаны танковыми клиньями. Противник продолжал теснить наши войска. Он стремился овладеть горным перевалом и соединиться с десантом на правом берегу Дуная в районе Шютте. У перевала и на берегу реки развернулись особенно ожесточенные бои.

С утра 2 января начали активные действия и окруженные в Будапеште войска противника, но дивизии 46-й армии стояли прочно.

В первый день наступления гитлеровцам не удалось прорвать всю глубину нашей обороны, однако командующему фронтом стало ясно: остановить дальнейшее наступление танковой группировки врага силами одного 31-го корпуса невозможно. Нужно было срочно усиливать правый фланг 4-й гвардейской армии.

Утром 2 января на помощь 31-му гвардейскому стрелковому корпусу были направлены значительные силы из резерва армии — четыре артполка, стрелковый полк из резерва 20-го гвардейского стрелкового корпуса и четыре инженерно-саперных батальона. Силами этих подразделений в полосе корпуса было в короткий срок оборудовано 54 минных поля и уложено 16 750 противотанковых мин[27].

Командующий фронтом в распоряжение командарма 4-й гвардейской передал пять истребительно-противотанковых полков и подчинил ему свой подвижной отряд заграждения. Но и этих мер оказалось явно мало…

В связи с вражеским наступлением следовало менять тон нашей как устной, так и печатной агитации и пропаганды. Поэтому я пригласил к себе редактора фронтовой газеты и дал соответствующие указания. Главное — мобилизовать солдат на борьбу с танками.

— У вас на этот счет достаточно опыта, — сказал я подполковнику Филиппову. — Сейчас важно агитировать фактами, примерами мужества, героизма и боевого мастерства.

Я познакомил редактора с несколькими политдонесениями из 31-го гвардейского корпуса, в частности о расчетах орудия, где командиром сержант Павлов, и другого орудия, где наводчиком комсомолец Бойченко. Павлов поджег три немецких танка, а Бойченко — два. Других сведений, к сожалению, не было.

Газета, как всегда, оперативно откликнулась на изменение обстановки. Наутро она вышла с передовой «Уничтожать немецкие танки, как артиллеристы Павлов и Бойченко». А шапка на первой полосе призывала: «Огнем бронебоек, огнем батарей смело фашистские танки бей!»

Только в войска 31-го гвардейского газета с утра не успела поступить. В 6 часов 30 минут 3 января противник возобновил наступление. Он ввел в бой более 300 танков и штурмовых орудий, сопровождаемых пехотой на бронетранспортерах. Их поддерживали бомбардировщики и истребители. Несмотря на мужество и самоотверженность наших гвардейцев, сдержать такой натиск части 31-го гвардейского стрелкового корпуса были не в силах. К 16 часам противник углубился в нашу оборону до 16 километров и вышел на дороги, ведущие к Бичке и Будапешту.

Командование фронта принимало экстренные меры, чтобы остановить противника. Войска получили приказ на внутреннем и внешнем фронтах окружения перейти к жесткой обороне и тем самым высвободить необходимые резервы. На рубеже Эстергом, Бичке были срочно развернуты 18-й танковый, 2-й гвардейский механизированный и только что прибывший к нам 1-й гвардейский механизированный корпуса, усиленные частями 49-й гвардейской и 86-й стрелковой дивизий 46-й армии.

Для помощи войскам в организации глубоко эшелонированной противотанковой обороны и повышения стойкости наших частей к месту прорыва выехали ответственные работники штаба и политуправления фронта. Я с группой политработников отправился в части 4-й гвардейской армии. Перед выездом в 4-ю гвардейскую я заехал в редакцию, собрал тех, кто находился на месте. Рассказал, чего ждут от журналистов в эти дни читатели.

— Больше ненависти, презрения к врагу нам надо воспитывать своими материалами, — бросил реплику майор Николай Атаров.

— Правильно, — поддержал я публициста и достал акт, составленный группой наших военнослужащих еще 22 декабря 1944 года в связи с обнаружением 34 обезображенных трупов наших бойцов и офицеров, угодивших в лапы врага в районе населенного пункта Бельшеюараид.

— Звери, — глухо сказал Атаров, пробежав глазами листы бумаги.

Это слово публицист взял заголовком своей статьи, которая была опубликована уже на следующий день. Статья явилась откликом на злодейское убийство наших парламентеров, в ней приводились примеры нечеловеческой жестокости фашистов по отношению к пленным военнослужащим и мирным жителям. «Над дорогими телами наших товарищей — парламентеров мы произносим клятву, — говорилось в статье. — Да, мы поднимем над зверем карающую дубину и опустим ее со страшной силой…»

Эту статью, а также опубликованный через два дня акт, о котором говорилось выше, солдаты читали в окопах, передавали друг другу, а кое-где по ним проводили короткие митинги.

Не менее зажигательными были и другие публикации газеты в эти дни. Я был приятно удивлен тем, что уже 4 января газета посвятила артиллеристам Павлову и Бойченко специальную статью, поместила их фотографии. С КП 4-й гвардейской позвонил редактору и передал, чтобы он от моего имени поощрил авторов публикации — старших лейтенантов И. Пороха и М. Назаренко.

И в последующие дни боев газета так же активно откликалась на злобу дня, прославляла прежде всего тех, кто показывал образцы стойкости, мужества в борьбе с танками, мастерски уничтожая их. Ежедневно сообщалось о боях на улицах Будапешта. Это было весьма важно. Ведь враг предпринял контрнаступление ради спасения своей группировки, блокированной в столице Венгрии. Успехи тех, кто громил врага в городе, вдохновляли воинов, отбивавших его контратаки на внешнем фронте.

…С тех пор как 4-ю гвардейскую армию передали нам из резерва Ставки, я часто бывал в ней, хороню узнал работников политотделов армии и дивизий. Мне особенно нравился начальник политотдела армии полковник В. Ф. Смирнов, хладнокровный, неторопливый в решениях, но настойчивый в их выполнении. Несмотря на то что наступление немцев оказалось неожиданным и части вынуждены были отходить, начальник политотдела был спокоен и деловит. Нашему приезду обрадовался, но не спешил отдавать бразды правления или ждать подсказки, указаний, как иногда бывает, когда приезжает начальство. Кратко доложив мне обстановку, он продолжал получать по телефону донесения работников с передовой, отдавать распоряжения.

При мне к нему зашел редактор армейской газеты. Начальник политотдела распорядился, чтобы срочно были напечатаны в газете материалы о действиях в обороне, о борьбе с танками противника.

— Это сейчас очень важно, — подчеркнул Смирнов. — Хорошо бы срочно подготовить и отпечатать листовки-памятки по борьбе с танками. И еще: давайте больше материалов об отличившихся воинах. Особенно тех, кто умело уничтожает танки.

К 6 января наступление врага практически выдохлось. Ему удалось вклиниться в пашу оборону на внешнем фронте на 30 километров, захватить Эстергом. Предвидя новые контрудары противника с применением танковых соединений, Военный совет фронта решил в каждом подразделении создать группы истребителей танков. В подборе людей в эти группы активное участие приняли политорганы и политработники частей. Туда посылали бывалых красноармейцев, коммунистов и комсомольцев. С воинами этих групп проводились специальные занятия и тренировки. Особенно хорошо они были организованы в 34-й гвардейской стрелковой дивизии, в которой мне довелось побывать в эти дни. Воины учились метать гранаты и бутылки с горючей смесью, тренировались в стрельбе из противотанковых ружей и пушек по макетам танков. Истребители ходили в разведку и учились выслеживать вражеские танки. В перерывах между боями по инициативе политработников проводились встречи молодых воинов с отличившимися в боях истребителями танков.

В помощь истребителям танков политотдел 4-й гвардейской армии вместе со штабом оперативно издал листовку-памятку «Бей танки!». В ней излагались различные способы уничтожения вражеских машин, приводились примеры смелых действий наших воинов.

На партийных собраниях и заседаниях бюро регулярно обсуждались вопросы о том, как коммунисты выполняют свою авангардную роль, как пропагандируют среди воинов передовой опыт. На собраниях и заседаниях бюро критиковали, а иногда и привлекали к ответственности коммунистов, проявивших танкобоязнь. Вместе с этим широко поощрялись воины, проявившие стойкость. Они награждались орденами и медалями, о них писали газеты, им посвящались листовки и рукописные листки-молнии.

В 4-й гвардейской армии был установлен такой порядок, согласно которому о каждом подбитом танке противника и об отличившемся воине сразу же доносилось командиру дивизии, который в свою очередь докладывал об этом командиру корпуса и Военному совету армии. Воин, победивший танк, немедленно представлялся к награде.

Активную помощь командирам и политработникам в воспитании стойкости в борьбе с танками противника оказывала фронтовая, армейская и дивизионная печать. По совету А. С. Желтова в дни тяжелых боев по отражению контрнаступления врага было решено выпускать специальное приложение к фронтовой газете «Советский воин», где печатать приказы Военного совета фронта о награждении от имени Президиума Верховного Совета СССР орденами и медалями наиболее отличившихся красноармейцев и офицеров. Такое приложение пришло на передовую 6 января 1945 года и сразу же пошло нарасхват: каждый надеялся увидеть если не свою фамилию, то друга, сослуживца, земляка. Характер же публикаций газет становился все более агитационным, призывным. Вот шапки «Советского воина» тех дней: «Остановить, отбросить, уничтожить врага! Этого требует от тебя, доблестный воин, присяга Родине!», «Точнее прицел, сильнее огонь по танкам врага!», «Пулей, гранатой, силой снаряда в клочья рви фашистского гада!», «Не сломить богатырской стойкости советских воинов, не разорвать врагу стальное кольцо, зажавшее Будапешт!».

В газетах печатались памятки воину, советы бывалых фронтовиков, часть из которых издавалась отдельными листовками.

— Все это хорошо, — заметил как-то А. С. Желтов. — Хорошо и то, что газеты печатают краткие сообщения о героях непосредственно из района боев. Но сейчас, мне кажется, важно показывать и более общие результаты. Скажем, итоги боев войск фронта за каждый день.

— Тут надо подключить оперативное управление, согласятся ли они? — усомнился я.

— Не только оперативное, но и другие, — заметил Алексей Сергеевич. — Поручим готовить эти сводки товарищу Питерскому. У него неплохие связи и с операторами, и с разведчиками, и с тыловиками.

Так и сделали. И с 10 января 1945 года каждый день на первой странице фронтовой газеты стали крупным, жирным шрифтом печатать сводки за минувший день боев, как это делало и Совинформбюро. Выдержки из этой сводки газета выносила в шапку. Так, в номере за 10 января в шапку были вынесены такие слова: «Вчера наши войска уничтожили свыше 2100 вражеских солдат и офицеров, подбили и сожгли 53 танка, 8 бронетранспортеров, 18 орудий, 5 минометов и 24 пулемета. Сбито 10 и подбито 2 вражеских самолета». А сама сводка была озаглавлена: «Но помогли врагу и 200 танков, введенные вчера в бой».

Агитационная сила таких публикаций была велика. Вспоминается, как, находясь в одном из соединений 4-й гвардейской армии, я узнал, что накануне наши части заняли остров Чепель, на котором размещалось более двух десятков военных заводов, и очень приятно было прочитать в газете сводку, озаглавленную: «Советская сила вчера снова одолела немецкую».

Там значилось, в частности: «…Наши части овладели крупным промышленным районом Чепель и всем островом Обудай с судостроительными верфями… Захвачено 25 разных заводов, 10 паровозов, 100 вагонов, 40 исправных тракторов…» Публиковались и наиболее интересные данные с других фронтов.

И так почти ежедневно во многих номерах газеты. Такие корреспонденции поднимали дух бойцов, вызывали гордость за свою Красную Армию, вдохновляли на новые подвиги. Но, конечно, одной лишь агитацией мы не ограничивались. Военный совет, политуправление фронта заботились и о том, чтобы наши воины и в напряженной обстановке получали широкую информацию не только с передовой, но и о положении в Венгрии, в нашей стране, на других фронтах. При этом мы старались воспитывать у солдат, сержантов и офицеров умение правильно сочетать ненависть к врагу с проявлением интернациональных чувств к трудовому населению страны, за свободу которой сражались.

Как всегда, когда перед войсками фронта вставала новая задача, Военный совет и на этот раз обратился к войскам с воззванием. Оно носило характер задушевной беседы, точно командование советовалось с массами солдат, разъясняя им задачи дня.

На этот раз в листовке-обращении говорилось: «В предчувствии своей неизбежной гибели враг бросается от одной авантюры к другой. На участке нашего фронта он бросил в бой отборные эсэсовские орды, пытается выйти на Дунай, прикрыть южные границы своей берлоги, он хочет остаться хозяином венгерской нефти в районе Надька-Нижа, он хочет сохранить за собой Австрию с ее промышленностью. Он хочет подлатать свой подмоченный авторитет.

Не бывать этому!

Твоя задача, боец, сорвать этот авантюристический план гитлеровцев. Бешеным атакам гитлеровцев противопоставим нашу несгибаемую стойкость и упорство в бою. Измотаем, обескровим противника, а затем разгромим его всесокрушающим ударом… Родина ждет от нас победы, и мы завоюем ее. Смерть фашистским оккупантам!»

В ответ на призыв командования большинство наших частей и подразделений при отражении натиска врага проявили исключительное мужество и стойкость. Особенно умело дрались подразделения 16-й механизированной бригады гвардии полковника М. Ф. Маршева. На позиции, которые обороняла бригада, гитлеровцы бросили крупные силы танков и пехоты. Враг значительно превосходил обороняющихся. Однако советские бойцы не отступили ни на шаг. За одни день они отразили пять вражеских атак, подбили 16 танков и уничтожили до батальона гитлеровцев. Самоходные орудия подразделения старшего лейтенанта Абрамова в одном бою подбили 3 танка «пантера» и один «тигр». Бойцы роты противотанковых ружей под командованием гвардии лейтенанта Терещенко отразили атаку немецкой пехоты и уничтожили 2 бронетранспортера. Орудийные расчеты командиров Пуганца, Берестнева, Мочальникова и Андрейченко подбили и сожгли 3 немецких танка.

За успешно проведенных! бой командир бригады гвардии полковник М. Ф. Маршев был награжден орденом Красного Знамени, многие его подчиненные также были удостоены орденов и медалей.

Храбро вели себя в бою экипажи 18-го танкового корпуса, которым командовал генерал-майор П. Д. Говоруненко. Этот корпус был направлен командованием фронта навстречу рвущемуся к Будапешту врагу. Так, экипаж в составе механика-водителя Синявского, командира орудия старшего сержанта Безенко и стрелка-радиста Курилова в одном из боев уничтожил две гитлеровских «пантеры», один «тигр» и два орудия. В боях за Эстергом особо отличился экипаж командира 2-й танковой роты лейтенанта Триуина, уничтоживший два «тигра», две «пантеры», три противотанковых орудия и до 50 вражеских солдат и офицеров.

Часто наши воины смело вступали в бой с превосходящим противником и выходили победителями. Так, группа бойцов в количестве 28 человек из 34-й гвардейской стрелковой дивизии во главе с помощником командира взвода старшим сержантом М. С. Стариковым вырвалась вперед и закрепилась в отдельном доме вблизи железнодорожной станции. Советские воины превратили его в неприступную крепость. Будучи окруженными со всех сторон, пять дней вели неравный бой. Смельчаки отбили более 40 вражеских атак, уничтожили 3 бронетранспортера, один танк, около 100 гитлеровцев. Только когда фашистам удалось поджечь дом, гвардейцы оставили его и с боем пробились к своим, причем вынесли с собой четырех раненых. Впоследствии за этот подвиг гвардии старшему сержанту М. С. Старикову присвоено звание Героя Советского Союза, а остальные гвардейцы награждены орденами Советского Союза.

Подвигу 28 героев во главе с парторгом газета «Советский воин» посвятила две публикации, что называется, по горячим следам. 16 января она вышла с шапкой на второй полосе: «До родных краев дойди весть о богатырском подвиге 28 героев-гвардейцев!» А на следующий день газета опубликовала страницу-плакат, страницу-листовку о героях с призывом: «Офицеры, сержанты, рядовые, прочтите и расскажите всем о подвиге двадцати восьми!» С газетной страницы на читателя смотрят мужественные лица четырех гвардейцев — В. Сороки, И. Авдеева, Н. Опоки и Ф. Столбова, а ниже под рубрикой «Рассказ героев» за их подписями помещена корреспонденция «Пять суток в осажденном доме». Там же приводилась схема.

Так дрались воины 3-го гвардейского. Так популяризовался опыт героев боев.

…Не получив желаемых результатов, 7 января враг предпринял новые атаки.

На этот раз удар наносился со стороны Секешфехервара, где противнику удалось сосредоточить 3-й танковый корпус в составе трех дивизий. Атаки начались в 8 часов 40 минут после короткого огневого налета. на боевые порядки 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майора П. И. Афонина пошло более 120 вражеских танков и штурмовых орудий. Через сорок минут возобновились атаки в полосе 31-го гвардейского стрелкового корпуса, на КП которого я находился в то утро.

Этот натиск не был для нас неожиданностью. И, несмотря на значительные силы, противнику не удалось достичь многого: войска наши крепко держали оборону, организованно давали отпор. Только в полосе воздушно-десантной дивизии за два дня ожесточенных боев гитлеровцам удалось вклиниться в нашу оборону и захватить населенные пункты Шаркерестеш и Моха.

Стойкости в обороне способствовала активная партийно-политическая работа в передовых частях, личный пример коммунистов и комсомольцев в бою. Политуправление и политотделы стремились к тому, чтобы на передовую своевременно доставлялись фронтовая и армейские газеты, в которых рассказывалось о героях боев. До сих пор вижу крупные шапки-призывы на первой полосе фронтовой газеты: «Больше организованности, дерзости и неодолимого упорства в отражении вражеских наскоков!», «Бить врага всей силой оружия!», «Дали гадам жару вчера, прибавим сегодня», «Враг хотел умереть под стенами Будапешта, поможем ему в этом!», «Девять ожесточенных дней наши, не принесет успеха немцам и десятый!», «Сбережем и умножим в боях славу воинов 3-го Украинского фронта!».

При отражении второго контрудара бойцы фронта проявили еще больший героизм. Командир взвода противотанковых ружей старший лейтенант Русаков, несмотря на интенсивный огонь противника, выдвинулся вперед и, подпустив танки на 150–200 метров, вместе с бронебойщиками Птахой и Ковальчуком подбил 4 танка и уничтожил до 30 солдат и офицеров противника.

Наибольшего напряжения бои достигли 11 января, когда враг попытался через Замоль пробиться к Будапешту. Стойкость и упорство в этих сражениях показали части 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майора П. И. Афонина. И все же к исходу дня с большими потерями противнику удалось захватить Замоль, 1-й и 11-й полки этой дивизии оказались в полукольце. Но гвардейцы не покинули своих рубежей и продолжали драться с большим упорством. Командиры и политработники находились в боевых порядках и воодушевляли людей на подвиги.

Упорство, стойкость гвардейцев во многом были результатом целенаправленной политико-воспитательной работы, проведенной накануне, личного примера коммунистов в бою.

— За день до наступления гитлеровцев на Замоль, — рассказывал мне позже Дробышев, — командованию дивизии стало известно, что против нас стягиваются значительные силы танков, артиллерии и пехоты противника. В связи с этим мы с командиром утром 10 января созвали совещание командиров полков и их заместителей по политчасти, работников политотдела и парторгов, на котором подвели итоги предшествующих оборонительных боев, проанализировали недостатки в политико-воспитательной работе и поставили задачи по подготовке личного состава к отражению натиска врага.

На этом совещании командир дивизии и начальник политотдела еще раз напомнили о необходимости повышения стойкости личного состава в предстоящих боях и мобилизации бойцов и офицеров на самоотверженную борьбу с танками и пехотой противника. Они предупредили участников совещания, что завтра ожидается крупное наступление немцев против частей дивизии, и потребовали в оставшееся время принять все меры к тому, чтобы подготовить к отражению вражеских атак каждого бойца и офицера.

Всю ночь на 11 января работники штаба и политотдела дивизии, командиры и политработники полков и батальонов, парторги и комсорги, работая с личным составом в подразделениях, сумели всесторонне подготовить людей к отражению удара. И когда 11 января в 8.30 против гвардейских полков гитлеровцы бросили более 100 танков, несколько десятков бронетранспортеров и два полка мотопехоты, поддержанных авиацией, гвардейцы встретили их дружным огнем артиллерии и стрелкового оружия. Противник вынужден был прекратить атаки. Перегруппировав силы, гитлеровцы, однако, возобновили атаки и с большими потерями заняли деревню Замоль. Но вскоре наши подразделения неожиданной контратакой выбили врага из деревни. Дивизия прочно стояла на своих рубежах. Бойцы и офицеры не щадили своей жизни. Они стояли насмерть.

В самые трудные минуты боя их вдохновлял личный пример бесстрашия и стойкости коммунистов. Так, во время одной из атак противника на позиции 11-го гвардейского полка особенно трудное положение сложилось в одном из батальонов. Погибли командир и его заместитель, были ранены командиры рот. Между тем танки противника ворвались на передний край обороны батальона, другие стали обходить с флангов. Создалась критическая ситуация. Лишенный управления, батальон дрогнул. И в этот момент солдаты увидели парторга полка капитана Неязова. Выскочив из траншеи, он громко крикнул:

— Батальон, слушай мою команду! Ни шагу назад!

Голос капитана услышали все. Дрогнувшие было бойцы вновь вернулись на свои позиции и по приказу парторга дружным огнем отбили атаку.

Люди стояли в буквальном смысле насмерть. Врагу удавалось проникнуть на наши позиции лишь тогда, когда уже никого не оставалось в живых. Вот как сражались, например, гвардейцы пулеметной роты, возглавляемые гвардии лейтенантом Коробейниковым. Их было немного, всего 24 человека. Огнем вражеских танков, за которыми наступала пехота, были один за другим разбиты 9 пулеметов, половина бойцов погибли. Работал только один пулемет, и он бил по немцам беспрерывно. Оставшиеся в живых быстро заменяли выбывавших из строя. Последним лег за пулемет командир роты гвардии лейтенант Коробейников. Он скосил несколько десятков гитлеровцев. Пулемет замолк только тогда, когда был убит и этот герой. Все 24 пулеметчика погибли, но не пропустили врага. Об этом подвиге фронтовая газета сообщала своим читателям 14 января 1945 года.

Об ожесточенности схваток говорит и такой факт. Красноармеец Станислав Мазуркевич из 84-й гвардейской стрелковой дивизии один вступил в поединок с вражеским танком, который, ведя непрерывный пулеметный огонь, шел на наши позиции. Мазуркевич бросил в машину гранаты, но они не достигли цели. Танк продолжал двигаться на его окон. Тогда солдат мгновенно вскочил на танк и закрыл своим телом дуло пулемета. Пулемет захлебнулся. Через некоторое время вражеский танк был подбит, и на его броне воины нашли тело героя, прижатое к пулемету.

Подвигу комсомольца Станислава Мазуркевича политуправление фронта посвятило специальную листовку.

Даже видавших виды фронтовиков потряс подвиг, который совершил гвардии лейтенант Сергей Ермолаев из 1963-го истребительного противотанкового артиллерийского полка гвардии майора С. М. Бородая. Я узнал о нем из политдонесения 12 января и тут же позвонил редактору фронтовой газеты подполковнику Н. С. Филиппову.

— Поручите написать Леваде или Атарову, — сказал я, введя его в курс событий. — Тут нужно найти особые слова… И как можно скорее об этом должны знать бойцы и командиры. Желательно бы в том же номере напечатать приветствие Военного совета командиру полка Бородаю. Записывайте…

И я продиктовал редактору короткий текст приветственной телеграммы, в которой говорилось:

«Искренне восхищены и гордимся боевой работой вашего полка. Пять сожженных и четыре подбитых немецких танков в течение дня — отличный вклад в дело разгрома врага. Ваш мастерский удар будет примером для других.

Поздравляя с победой, всему личному составу объявляю благодарность.

Маршал Советского Союза Ф. Толбухин, генерал-полковник А. Желтов, генерал-лейтенант С. Иванов».

Идея посылать в адрес командиров отличившихся соединений и даже полков такие телеграммы родилась в ожесточенные дни боев на венгерской земле, где вести массовую политическую работу было весьма сложно, а необходимость воздействия на людей стала как никогда острой…

В воскресенье 14 января 1945 года в газете «Советский воин» на первой странице была напечатана приветственная телеграмма Военного совета гвардии майору С. М. Бородаю (а также полковникам Б. А. Смирнову и Н. П. Терехову, чьи летчики отличились в боях 11 января в районе Замоль), а на второй странице — корреспонденция Николая Атарова, посвященная бессмертному подвигу младшего техника-лейтенанта Ермолаева, командира огневого взвода 1963-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка.

«Слава тебе, советский богатырь! — писала газета. — Ты посмертно представляешься к званию Героя Советского Союза. Пусть дойдет до семьи, где ты родился в год смерти Ильича, до Кондельско-уральской школы, где ты учился, до всей Пензенской области, где ты возмужал, весть с полей Венгрии о твоем бессмертном подвиге».

Политическое управление, политорганы соединений, придавая большое значение силе положительного примера, старались каждый героический подвиг делать достоянием всего личного состава. О подвигах гвардии лейтенанта С. Ермолаева, командира роты гвардии лейтенанта Коробейникова, который на улицах Будапешта в одном бою уничтожил лично до полусотни вражеских солдат (о нем рассказывалось в этом же номере газеты), широко сообщалось всему личному составу. Героям боев посвящались специальные листовки, о них рассказывали в своих беседах агитаторы и пропагандисты, призывали брать с них пример.

12 января противник в основном прекратил наступление в районе Замоль и Бичке. Его отчаянные попытки прорваться к Будапешту опять потерпели неудачу. Крупповская броня разбилась о стойкость советских воинов.

При отражении обоих контрударов нашим войскам значительную помощь оказал соседний 2-й Украинский фронт. Его войска в ночь на 6 января прорвали оборону противника на реке Грон и по северному берегу Дуная устремились к Комарно. Это вынудило противника оттянуть к Комарно значительные силы и прекратить наступление на Будапешт. Об этом мы также рассказывали личному составу, подчеркивая, что Ставка Верховного Главнокомандования принимает все меры для того, чтобы войска нашего фронта удержали свои позиции.

Наиболее опасным для нас оказался третий, последний контрудар, который гитлеровцы нанесли к северу от озера Балатон по наиболее уязвимому участку нашей обороны. Вспомогательный удар наносился на Бичке, а окруженная группировка в Будапеште одновременно предприняла попытку прорваться на Будаерш.

Готовя третий контрудар, гитлеровцы широко использовали оперативную маскировку, в сжатые сроки произвели перегруппировку своих войск. 4-й танковый корпус СС под предлогом переброски на центральный участок Восточного фронта (этим врагу удалось дезориентировать нашу разведку) был снят с занимаемых позиций севернее Бичке, срочно пополнен личным составом, вооружением и пехотой и отведен в Комарно. Оттуда через Дьёр окольным путем переброшен в район Веспрема.

Скрытности перегруппировки противника способствовала нелетная погода. Сплошная облачность, частые снегопады снижали возможность пашей авиаразведки.

На 35-километровом участке прорыва враг сосредоточил пять танковых дивизий, около 600 танков и самоходно-артиллерийских установок, более 1200 орудий и минометов.

Ударной группировке противника от Шаркерестеша до Балатона противостоял наш 135-й стрелковый корпус генерала П. В. Гнедина, а Секешфехервар прикрывали части 84-й и 252-й стрелковых дивизий, южнее, до озера Балатон, оборонялся 1-й гвардейский укрепрайон генерала С. И. Никитина.

Наши части в предыдущих боях потеряли много личного состава и техники. Хотя командование фронта, наш фронтовой тыл все делали, чтобы пополнить войска людьми, оружием и техникой, сил не хватало. Да еще надо иметь в виду, что погодные условия были исключительно неблагоприятными, а подвозить и личный состав, и боеприпасы приходилось издалека. В результате на главном направлении противник превосходил наши войска в людях примерно в 10 раз, в артиллерии — в 4 раза. И в танках он имел подавляющее превосходство[28].

Командующий фронтом Ф. И. Толбухин решил отстоять плацдарм и не отходить на левый берег Дуная. Обосновав решение, он доложил его Верховному Главнокомандующему. Сталин одобрил и распорядился о передаче фронту 30-го стрелкового и 23-го механизированного корпусов.

Толбухин отдал приказ, которым предписывалось никому, кроме раненых, не переправляться через Дунай. Остался на правом берегу и командный пункт фронта.

Утром 18 января я отправился на командный пункт фронта. Там уже находились Ф. И. Толбухин и А. С. Желтов.

— Что день грядущий нам готовит? — вместо приветствия продекламировал Алексей Сергеевич.

В это время поступил первый доклад: противник начал сильный артиллерийский обстрел. Через несколько минут мы уже знали, что он ведет интенсивный артогонь на всем фронте от Оши до Балатона.

— Это — третий контрудар немцев, — сказал А. С. Желтов.

— Похоже, — ответил Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин.

Чувствовалось, Федор Иванович ждал этого, но ему очень хотелось оттянуть время: войска наши устали от беспрерывных боев. Видимо, были и другие причины для волнений. Командующий первым делом приказал связать его по телефону с генералом армии Захаровым.

С минуту он слушал доклад командарма, потом резко перебил, повысив голос, что делал весьма редко:

— Как же так? Вчера вечером вы докладывали об отходе противника на вашем правом фланге, готовили отряды преследования, а в это время вас бьют в другое ухо? Куда же вы смотрели?

Видимо, Г. Ф. Захаров хотел что-то сказать в оправдание, но маршал не дал ему говорить.

— Немедленно направляйте к месту прорыва противника все ваши резервы и седьмой механизированный корпус, — приказал он.

Федору Ивановичу в эти дни нездоровилось. Непрерывные бои, бессонные ночи, плохая погода подрывали его физические силы. К тому же усилились боли в затылке — рецидив давней контузии, полученной еще в годы первой мировой войны.

Об этом ближайшие подчиненные знали. А вообще-то Федор Иванович на людях старался не показывать виду. Не собственное самочувствие беспокоило его, а положение в 4-й гвардейской армии. Дело в том, что командарм, мягко говоря, проявил некоторую недальновидность, а в момент начала третьего удара в какой-то степени даже растерялся. Это, конечно, передалось и его штабу, который стал допускать неточности в управлении войсками.

Недовольство стилем работы Г. Ф. Захарова и возглавляемого им полевого управления армии у руководства фронта росло. Надо было что-то предпринять.

— Иван Семенович, — сказал мне А. С. Желтов после беседы с командующим фронтом, — придется вам ехать к Захарову. Надо внимательно разобраться…

Миссия была не из легких. Генерал армии Г. Ф. Захаров — известный в армии военачальник, заслуженный, его хорошо знают в Ставке. Человек, не лишенный способностей и таланта, но и самолюбия и самоуверенности. Такое, по крайней мере, сложилось у меня о нем мнение при предыдущих посещениях соединений возглавляемой им армии.

— Именно вас посылаем, Иван Семенович, к Захарову не случайно. Вы не только представитель руководства фронта. Вы — представитель нашей высшей партийной и государственной власти, член Центральной Ревизионной Комиссии и депутат Верховного Совета СССР…

Сложная и довольно неприятная миссия легла на мои плечи. Но делать нечего — надо выполнять свой долг.

Прибыв на командный пункт 4-й гвардейской армии, я нашел там весьма нервозную обстановку. Политотдельские работники почти все были в войсках. Командарм же выглядел вялым, подавленным. Из разговора с ним я понял, что у него нет уверенности в успехе. Он уже подумывал о том, чтобы переправить войска на левый берег Дуная…

— На это командующий фронтом вряд ли пойдет, — сказал я.

И все-таки штаб армии официально обратился в штаб фронта с просьбой отвести войска за Дунай. Военный совет, и прежде всего маршал Толбухин, с этим предложением не согласился.

Нелегкое это было время. Враг напирал, используя численное превосходство. Однажды его отдельные танки прорвались к командному пункту фронта. Пришлось срочно организовать круговую оборону. Возглавил эту работу член Военного совета фронта А. С. Желтов. Из офицеров, находящихся на командном пункте, был организован отряд, который во взаимодействии с подразделениями охраны отразил натиск врага.

Несмотря на энергичные меры, принимаемые командованием фронта, на мужество и массовый героизм наших воинов, враг продолжал наседать. 19 января его части форсировали канал Шарвиз и к утру 20-го вышли на берег Дуная в районе Дунапентале. Его отдельные танковые подразделения подошли к подступам Дунафельдвара, где располагался штаб фронта. Прорыв противника к переправам на Дунае создал серьезную угрозу для войск, особенно тылов. Между тем обстановка все осложнялась. 18-й танковый и 133-й стрелковый корпуса, обойденные со всех сторон, вели бои в окружении.

Тут я должен заметить, что противник, поняв, как высоко у нас ценится печатное слово, решил этим воспользоваться. Вот как это было.

Связь с соединениями и частями, сражавшимися в окружении, была сильно затруднена. В этих условиях, естественно, не везде на передовой регулярно получали фронтовую газету, которую приходилось сбрасывать с самолетов.

Из окруженных врагом частей на КП фронта пришло сообщение, что получен очередной номер «Советского воина», который вызывает, по крайней мере, недоумение: не можем, мол, поверить, чтобы командующий фронтом призвал прекратить сопротивление и сложить оружие…

Я взял в руки этот «номер» газеты. Внешне он не отличался от подлинного, датированного 19 января 1945 года.

Все материалы на своих местах, все призывы и шапки — подлинные. Только вместо передовой вставлено «обращение» Маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина к войскам, находившимся в окружении. И оно написано в «стиле газеты». Не напрямую сложить оружие призывало «обращение», а «беречь свои молодые жизни, ибо победа уже близка» и т. п. Врага, мол, добьют войска, которые находятся в более выгодном положении.

Вот такая «хитрая» провокация. Возможно, на кого-то она могла и подействовать. Но политработники и коммунисты быстро распознали почерк врага и приняли соответствующие меры.

Узнав о гнусной провокации гитлеровцев, Ф. И. Толбухин сказал генерал-полковнику А. С. Желтову:

— Клин клином вышибают. Немедленно нужно выпустить свежий номер газеты и доставить его в окруженные части как можно скорее. Пусть ко мне придет редактор «Советского воина».

— Даю вам три часа на выпуск номера вот с этим материалом, — сказал командующий фронтом подполковнику Н. С. Филиппову, когда тот зашел в его кабинет. — Это только для тех, кто сражается в окружении…

Ясно, что три часа для выпуска номера мало даже на современной полиграфической базе. А тогда даже строкоотливных машин — линотипов — не было. Весь набор — вручную, и тем не менее приказ командующего был выполнен в срок. Полиграфисты, которым помогали и те из журналистов, кто хоть мало-мальски умел набирать или верстать, проявили подлинный трудовой героизм. И когда ровно через три часа авиаторы прибыли за газетами, номер уже начали печатать. Прямо из-под машины пачки газет несли к самолетам. А через полчаса юркие По-2 с малой высоты разбрасывали их над боевыми порядками попавших в беду частей.

Так была нейтрализована грязная провокация гитлеровцев.

В сложившейся обстановке Ставка предоставила командованию фронта решить самостоятельно: продолжать удерживать плацдарм западнее Дуная или отойти за реку, пока ее поздно. Командующий решил отстоять плацдарм, хотя начальник штаба фронта уже подготавливал расчеты на случай отвода войск за Дунай. Отступление за Дунай, во-первых, вызвало бы в войсках неуверенность, а во-вторых, не так-то просто было это сделать: на реке шла ледяная шуга, наши понтонные и паромные переправы вынуждены были прекратить работу.

Чувствуя энергичное, твердое руководство, войска сражались геройски, никто не помышлял переправиться на левый берег Дуная. Раненые, если они могли держать оружие, оставались в строю.

Командование фронта с помощью Ставки принимало энергичные меры, чтобы остановить противника. Сюда перебрасывались новые части и соединения. Было принято еще одно решение. На должность командующего 4-й гвардейской армией получил назначение генерал-лейтенант Н. Д. Захватаев, опытный, хорошо знающий вопросы управления войсками военачальник. И это пошло на пользу делу.

Командование фронта, перегруппировав силы, плотно прикрыло дорогу вражеским войскам, движущимся к Будапешту с юга. В помощь 4-й гвардейской армии были переброшены 1-й гвардейский механизированный корпус генерал-лейтенанта И. Н. Руссиянова и 5-й Донской казачий кавалерийский корпус генерал-лейтенанта С. И. Горшкова. Армия получила также много артиллерийских частей, которые сыграли важную роль в отражении контрудара противника.

И все же к концу дня 22 января, после четырех дней ожесточенных уличных боев, наши части вынуждены были оставить Секешфехервар и отойти к северо-востоку на рубеж Патка — Пакозд. В тот же вечер командующий фронтом получил директиву Ставки о нанесении совместно со 2-м Украинским фронтом встречного удара с целью восстановления утраченных позиций на правом берегу Дуная. Днем позже выделенные для этой цели из 2-го Украинского фронта 23-й танковый корпус генерал-лейтенанта танковых войск А. О. Ахманова и 102-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта А. В. Петрушевского были подчинены 3-му Украинскому фронту.

В связи с изменением задачи и для скорейшего доведения ее до каждого солдата Военный совет решил опубликовать специальное обращение к войскам.

Алексей Сергеевич Желтов, придававший этой форме работы с личным составом большое значение, лично инструктировал авторов проекта. Говорил о том, что обращение должно быть кратким, но емким, попятным. Чтобы, прочитав его, каждый боец осознал: от его усилий зависит не только разгром противостоящих сил противника, но и успех наших войск на других фронтах.

В дни напряженных боев такие обращения Военного совета или командующего заменяли политические занятия и политинформации, имели огромную мобилизующую силу.

Не явилось исключением и это, последнее, которое привожу здесь. В нем говорилось:

«Боевые друзья!

Героическая Красная Армия, выполняя приказ Верховного Главнокомандования, перешла в новое гигантское наступление по всему фронту. Под ее сокрушительными ударами разлетается в прах немецкая оборона.

Наступление развивается с нарастающей силой. Фронт противника прорван на сотни километров, и наши подвижные части, выйдя на простор, пересекли германскую границу и успешно продвигаются по Восточной Пруссии и Силезии. Начался решающий штурм гитлеровской Германии.

Десятки крупнейших городов — Радом, Ченстохов, Варшава, Краков, Лодзь, Инстенбург, Крайцбург, Гумбинен, Алленштейн, Быдгощ — уже заняты. Бои идут в предместьях городов Познань и Бреслау.

Войска 2-го Украинского фронта доколачивают окруженную в Будапеште группировку немцев, квартал за кварталом освобождая венгерскую столицу.

Воины 3-го Украинского фронта!

В декабрьском наступлении на Будапешт вы отвлекли на себя шесть танковых дивизий из-под Варшавы и с других участков фронта, чем облегчили нанесение удара на Берлин.

За 24 дня жестоких боев врагу не удалось прорваться к Будапешту. Теперь, несмотря на огромные потери, пытается пробиться к нему с юга.

Не бывать этому никогда!

Не вышло у немцев с прорывом к Будапешту с севера, не выйдет и с юга!

Вы прошли с боями от Волги до Дуная, не раз обращая в бегство немецкие полчища.

Военный совет фронта уверен, что и на сей раз вы останетесь верными своим боевым традициям. Четким взаимодействием с артиллерией и танками, несгибаемой стойкостью и упорством успешно выполните боевую задачу. Победа близка, и она будет наша!»

Это обращение было опубликовано во фронтовой газете «Советский воин» и газетах на языках народов СССР на месте передовой. В тот же день газеты и листовки с текстом обращения были доставлены в части. Листовка вручалась каждому офицеру, коммунисту и комсомольскому активисту с заданием довести ее содержание до товарищей. И это сыграло большую мобилизующую роль.

При отражении третьего контрудара противника бойцы фронта в своем подавляющем большинстве вели себя еще более мужественно, чем раньше. Ни явное превосходство противника в силе, ни вынужденное отступление не отразились отрицательно на морально-политическом состоянии войск. Нигде не было замечено паники или оставления занимаемых позиций без приказа. Отходили только в крайнем случае, по приказу, организованно.

Особой стойкостью отличались танковые экипажи 1-го гвардейского механизированного корпуса генерал-лейтенанта И. Н. Руссиянова. В одном из боев экипаж танка, которым командовал гвардии лейтенант Кудрявцев из 20-го гвардейского танкового Запорожского полка, первым ворвался на занятую врагом высоту, гусеницами подавил пулеметные расчеты, затем на полном ходу врезался во вражескую колонну и уничтожил три бронетранспортера, четыре автомашины и штабной автобус. На артиллерийских позициях противника танк огнем и гусеницами уничтожил два самоходных орудия, три бронетранспортера, два противотанковых орудия и около 50 гитлеровцев. За этот подвиг все члены экипажа были награждены орденами.

Мужественно, умело сражались артиллеристы, которым пришлось принять на себя основные удары танковых атак противника. Вот что сообщалось об одном дне боев в политдонесении из 1-го гвардейского укрепрайона. На позиции 9-го артиллерийско-пулеметного батальона двигалось до 140 танков и большое количество бронетранспортеров, поддерживаемых авиацией. Но артиллеристы не дрогнули. За пять часов боя они отразили 7 атак противника. На поле боя немцы оставили 29 танков, 3 бронетранспортера и 5 самоходных орудий. Все заснеженное поле перед передним краем обороны было усеяно вражескими трупами. Командир батареи гвардии старший лейтенант Скворцов после выхода из строя расчета 76-мм орудия один вел огонь и уничтожил два танка противника. Командир орудия младший лейтенант Бурман подбил три танка и пал смертью храбрых.

Образец высокой стойкости проявили парторг батареи 438-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка сержант Абатуров и коммунист сержант Басов.

Немецкий танк поджег груженную боеприпасами машину Абатурова. Сержант со своим расчетом быстро отцепил пушку, вытащил из машины два ящика со снарядами и открыл огонь по фашистским танкам. Стрелял он без панорамы, наводя орудие по каналу ствола. Осколками снаряда Абатуров был ранен в ногу, а наводчик убит. Абатуров подполз к орудию и сам повел огонь. Первым снарядом он поджег головной танк, но был ранен вторично. Однако огня не прекратил и подбил еще два танка.

В это время и командир другого орудия старший сержант Басов, раненный в грудь и ногу, продолжал вести огонь и подбил вражеский танк. Вскоре Басов был ранен еще раз, а тут к позиции приближались немецкие автоматчики. Басов попросил красноармейца Матюху подать ему карабин и сумку с патронами, сказав при этом:

— Я умру здесь, у орудия, а ты ступай и отомсти за меня.

Подпустив автоматчиков на близкое расстояние, Басов в упор застрелил трех гитлеровцев и в неравном бою погиб смертью героя.

Отлично показали себя в бою и казаки 5-го гвардейского Донского кавалерийского корпуса, которым командовал старейший кавалерист генерал-лейтенант С. И. Горшков. Я приведу несколько запомнившихся эпизодов тех дней. Командир взвода 47-го кавалерийского полка 12-й гвардейской кавалерийской дивизии Герой Советского Союза гвардии лейтенант Н. А. Сапунов в одном бою подбил три «тигра», один из которых бойцы 47-го гвардейского кавалерийского полка быстро исправили и использовали в бою. Командир танкового взвода лейтенант Коробченко, умело расположив танк в засаде, отбил несколько яростных атак противника, при этом поджег танк, уничтожил самоходную пушку и до 40 вражеских солдат и офицеров. Пулеметчик казак Синюгин вел огонь по гитлеровцам до тех пор, пока вражеский танк не наехал на него. В этом бою он уничтожил более 20 вражеских солдат и офицеров.

Пример исключительной стойкости и героизма в этих боях показал парторг эскадрона гвардии лейтенант Бабовский. Заменив выбывшего из строя командира взвода, он подпустил пехоту противника на 25 метров, а потом с возгласом «За Родину!» поднял казаков в контратаку. Гитлеровцы были опрокинуты. Противник оставил на поле боя 32 трупа.

Огромную роль в отражении контрударов противника сыграли авиаторы 17-й воздушной армии. Несмотря на неблагоприятную погоду, летчики действовали очень активно. Они бомбили боевые порядки противника днем и ночью.

Политотдел воздушной армии возглавлял полковник Т. И. Мураткин. Он и его работники проводили активную партийно-политическую работу, направленную на обеспечение господства в воздухе, поддерживали тесные связи с политорганами сухопутных соединений. В целях оказания большей помощи сухопутным частям по инициативе летчиков-коммунистов было организовано широкое применение ночных бомбардировщиков для удара по огневым позициям артиллерии и минометов противника в момент его артиллерийской подготовки. Этот способ боевых действий, примененный в ночь на 25 января, когда было совершено 413 самолето-вылетов, оказался весьма эффективным, помог резко снизить интенсивность вражеского огня.

Политотдел обобщал опыт умелых действий лучших летчиков, стремился делать его достоянием всех авиаторов. Не стояли в стороне от этого важного дела и работники политического управления, а также фронтовые журналисты.

В дни боев в Венгрии отважным воздушным бойцом показал себя Герой Советского Союза гвардии капитан А. И. Колдунов. О нем часто писала фронтовая газета, а когда он сбил 36 самолетов врага, посвятила ему очерк, опубликовала рисованный портрет героя. Через несколько дней газета сообщила: А. И. Колдунов счет сбитым самолетам довел до 38!

К 26 января натиск противника заметно ослабел. Враг был обескровлен, техника его в большинстве уничтожена.

27 января войска фронта, получив подкрепление из резерва Ставки Верховного Главнокомандования и перегруппировав силы, перешли в наступление и отбросили противника на позиции, которые он занимал до 18 января 1945 года. Надежды окруженных в Будапеште гитлеровцев вырваться из огненного кольца окончательно провалились. Правда, еще 12 февраля около 16 тысяч немецких солдат и офицеров попытались вырваться из Будапешта на участке 46-й армии, но в ожесточенном бою были разгромлены.

13 февраля войска 2-го и 3-го Украинских фронтов во взаимодействии с Дунайской военной флотилией полностью овладели столицей Венгрии Будапештом — стратегически важным узлом обороны немцев на путях к Вене — и завершили разгром окруженной здесь группировки противника.

Это было величайшей радостью для наших войск. Полтора месяца продолжались упорные бон в тяжелейших условиях горно-лесистой местности, в дождь, снег и распутицу. В этой обстановке наши войска искусно маневрировали, быстро перегруппировывали силы, меняли направления ударов по противнику и добились блестящей победы. Их подвиг был высоко оценен в благодарственном приказе Верховного Главнокомандующего, а столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов двадцатью четырьмя залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

Благодарственный приказ войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов, напечатанный во фронтовой газете «Советский воин», весь личный состав встретил с чувством величайшей радости. Этот номер газеты, отпечатанный в два цвета, в войсках был нарасхват. Каждый старался сохранить его на память. У меня этот номер тоже сохранился. С его страниц словно веет дыханием тяжелых боев и радостью одержанной победы.

Каждый понимал, что взят не просто очередной город— врагу нанесен сокрушительный удар. Гитлеровцы потеряли огромное количество войск и боевой техники. Только в Будапеште войска 2-го Украинского фронта уничтожили 49 тысяч гитлеровцев и взяли в плен более 110 тысяч солдат и офицеров во главе с обергруппенфюрером СC Пфеффером-Вильденбрухом и его штабом, а также захватили следующие трофеи: самолетов — 15, танков и самоходных орудий — 269, орудий — 1257, минометов — 467, пулеметов — 1431, бронемашин и бронетранспортеров — 83, автомашин— 5153, мотоциклов — 1326, повозок с военными грузами — 3925, паровозов — 194, железнодорожных вагонов — 9475, складов с боеприпасами, вооружением и продовольствием — 46.

Оценивая значение одержанной победы, «Правда» писала в передовой статье от 15 февраля 1945 года:

«За годы Отечественной войны были проведены десятки операций, которые войдут в сокровищницу военной науки и будут служить образцом воинского мастерства. Но и среди этих памятных сражений будапештская битва выделяется своей исключительной напряженностью, неимоверными трудностями, стоявшими перед наступающими войсками, и творческим решением сложнейших задач оперативного искусства».

Хочется к этому добавить — и творческим решением задач партийно-политической работы. В ней в дни боев на территории Венгрии было много интересного, поучительного. И прежде всего — забота о бойцах и офицерах, ведущих ожесточенные бои, об их материальном обеспечении, культурном досуге. Например, по инициативе политуправления фронта, политотдела тыла, поддержанной Военным советом, в каждой армии, корпусе, иногда и в дивизиях, создавались дома отдыха, где отдыхали не выздоравливающие раненые, а бойцы с передовой.

Помню, о необходимости показать работу этих домов отдыха в газете у меня состоялся как-то разговор с ее редактором.

— Тут для сообщений Совинформбюро, приказов Верховного и корреспонденций с передовой места не хватает, — возразил было он.

Но когда я разъяснил, как это важно для воина — иметь возможность побыть несколько дней в доме отдыха, он согласился. И такая заметка была напечатана. Называлась она «В доме отдыха артиллеристов».

«Всего каких-нибудь 700–800 метров отделяют этот дом, стоящий на окраине живописного хуторка, от огневых позиций наших артиллеристов. Здесь создано все для отдыха лучших воинов, мастеров меткого орудийного удара по врагу.

В комнатах — безупречная чистота. Хорошие кровати покрыты белоснежным постельным бельем, теплыми одеялами. Ежедневно работает баня.

В столовой — образцовый порядок. Каждый отдыхающий может заказать на завтра любое меню. И делается все, чтобы заказы были выполнены полностью, чтобы за 3–4 дня отдыха артиллеристы набрались сил и еще сильнее громили гитлеровских головорезов.

Любовно оборудована ленинская комната. В ней есть библиотечка, газеты, журналы, настольные игры… Есть патефон и приличный выбор разных пластинок.

При доме отдыха работают сапожная и портняжная мастерские. Они приводят в порядок обувь и обмундирование отдыхающих артиллеристов.

На днях прибыла партия отдыхающих — 10 знатных артиллеристов. Среди них лучший разведчик Плетнев, награжденный орденом Красной Звезды и медалью „За боевые заслуги“, командир орудия кавалер ордена Славы III степени Хопцов, трижды награжденный командир орудия Корунов и другие. Все они очень довольны своим домом отдыха и отмечают, что такая забота о воинах воодушевляет их на новые ратные подвиги.

Дом отдыха способствует обмену лучшим опытом. Каждый вечер после ужина здесь происходят очень интересные и оживленные собеседования».

В условиях Венгрии, с ее мягким климатом, живописной природой и хуторной системой земледелия, создавать такие дома отдыха не представляло большого труда. Стоило лишь проявить инициативу. Первыми, конечно, на отдых посылали тех, кто прошел с боями от Сталинграда, и наиболее отличившихся в последних боях.

Учитывали мы и то, что войска уже длительное время находятся за рубежом, где особенно остро чувствуешь тоску по Родине, по родным и близким. Поэтому я требовал от редакторов газет обязательно публиковать информации ТАСС с Родины, а также письма, получаемые солдатами и офицерами от родных и близких. Они так п делали. Нередко письма от родных и близких воинов становились поводом для написания высокоэмоциональных газетных публикаций. Таким было, например, письмо сестры солдата Петренко Полины, угнанной в фашистскую неволю («Советский воин» за 12 января 1945 г.). В письме, чудом дошедшем до матери, а потом и до брата, Полина рассказывала о рабском существовании и нещадной эксплуатации угнанных в Германию советских граждан. А судьбы двух сыновей Марии Тимофеевны Ткаченко — Михаила, двадцатидвухлетнего комэска штурмовиков, Героя Советского Союза, и младшего, Александра, угнанного в фашистскую неволю, подсказали поэту Алексею Недогонову маленькую поэму-репортаж.

«Товарищ, вырежь этот рассказ и пошли на родину Героя, его матери, — обращалась редакция к читателю. — …Напиши Марии Тимофеевне ласковые слова, дай ей клятву… обещай выручить ее любимого сына вместе со всеми нашими людьми, так ждущими в проклятой неметчине часа своего освобождения…»

Далее сообщался адрес.

Такие материалы вместе с публикацией актов о зверских расправах гитлеровцев над попавшими к ним в лапы ранеными нашими бойцами и офицерами вызывали ненависть к врагу, стремление скорее покончить с ним.

Велик был интерес солдат к тому, как на Родине налаживается мирная жизнь, как встают из руин фабрики и заводы. В связи с годовщиной Сталинградской битвы, в которой активно участвовали многие соединения нашего фронта, в частях проводились беседы, организовывались выступления участников боев на Волге и Дону. А если кому-то удавалось побывать в тех местах, как это случилось с Героем Советского Союза Александром Макридиным, то такие люди были, что называется, нарасхват.

Учитывая этот интерес к живому рассказу очевидца, я посоветовал редактору фронтовой газеты напечатать подробный отчет о выступлении А. В. Макридина перед однополчанами. Материал был опубликован 1 февраля, иллюстрирован портретом Героя и привезенными им из Сталинграда снимками передовиков производства. В тот же день я дал политорганам указание организовывать громкие читки этого материала, в котором было много примеров и фактов, красноречивых цифр и солдатской непосредственности.

Следует отметить и такое. В Венгрии мы стали богаче и бумагой, и типографскими принадлежностями. Воспользовавшись этим, начали выпускать небольшие брошюры. Первая такая брошюра карманного формата под названием «Герои великой будапештской битвы» была отпечатана накануне освобождения столицы Венгрии и разослана в войска вместе с праздничным номером газеты.

Маленькую, но очень дорогую для всех нас книжицу открывали стихи Якова Белинского «Героям слава!». Приведу лишь несколько строк из стихотворения, которое декламировали солдаты, заучивали наизусть — это было о них.

Здесь враг не битвой рисковал — Не в ней одной лишь суть! — Он путь на Вену прикрывал, На черный Мюнхен путь!.. …И было трудно перечесть Геройские дела. Как знамя, огненная месть Нас в правый бой вела. М разбивался злобный шквал Фашистского свинца О русский кованый металл, О русские сердца.

Хорошо, точно и метко сказал поэт!

Стихи, да и всю книжку направили и командующему фронтом. Авторов, чьи материалы были там помещены, маршал Ф. И. Толбухин поощрил, а мне сказал:

— Надо бы и впредь такие книжечки выпускать. Газета живет день-два, не больше, а эту, — он аккуратно перевернул страницу, — боец сохранит на память, почитает на досуге, да и домой повезет.

Листовками и брошюрами, которые издавало политуправление, первым делом, конечно, обеспечивались Дома Красной Армии, их агитмашины. Во время боев в Югославии и особенно в Венгрии они использовались широко. Нередко агитмашины приезжали прямо на передовую. В минуты затишья в каком-нибудь овраге или, если в городе, во дворе отвоеванного у врага дома агитмашина собирала вокруг себя свободных бойцов…

…Родина высоко оценила подвиги советских воинов в Будапештской операции. Президиум Верховного Совета СССР Указом от 9 июня 1945 года учредил медаль «За взятие Будапешта», которой были награждены все участники боев; тысячи отличившихся воинов были удостоены орденов и медалей.

Взятием Будапешта и ликвидацией окруженной группировки противника закончился второй этап боевых действий советских войск по освобождению Венгрии. Около двух третей ее территории были очищены от гитлеровцев. Оставалась под пятой фашистов западная часть страны.

Глава восьмая. Обороной стальной…

Все эти полтора месяца, пока шли бои за Будапешт, мне не довелось ни разу побывать в наших частях, сражающихся непосредственно в городе. И вот ранним утром 13 февраля мы с адъютантом и двумя корреспондентами из фронтовой газеты подъехали к мосту Эржебет. Тихо вокруг, слышна только, как неистово шумит Дунай в упавших в воду белых ажурных фермах моста, взорванного гитлеровцами.

Но серпантину разбитой дороги поднялись на вершину Геллерта, круглой высокой горы. Дорога раза два сделала круг, пока вышла на площадь перед цитаделью.

— Смотрите, — Павел Романович возбужденно показывает рукой вперед, — какое красивое здание. Что это?

— Парламент, — догадался я, узнав это величественное здание.

Нас окружили ликующие воины. Вся гора Геллерт была в красных флагах и транспарантах.

На проспекте Маргит встретились с колонной наших бойцов. Я вышел из машины — строй остановился. Молодой загорелый офицер с наклейкой на щеке представился:

— Капитан Поляков, веду роту по местам, где вчера еще отвоевывали дом за домом.

Разговорился с бойцами. Молодые ребята, но есть и те, что помнят Сталинград. Например, пулеметчик Михаил Юрчук. На груди несколько медалей. Веселый, неунывающий.

— Боевые ребята во взводе у младшего лейтенанта Николая Прохорова, — сказал между тем ротный, показывая на совсем еще юного офицера. — Вчера четыре дома штурмом взяли, а вон в том, угловом, видите, тридцать фрицев уничтожили.

— Верно? — спрашиваю.

— Так не слушались, товарищ генерал, фрицы, — под общий смех ответил Юрчук. — Мы им кричали: «Хенде хох!» — а они не слушались. Пришлось из пулемета, чтоб послушнее были…

На пригорке у Венского шоссе на свежем ветру трепетали красные флаги. Это то шоссе, по которому гитлеровцы намеревались прорваться к Будапешту. То шоссе, по которому из Королевского замка хотели вырваться последние из разгромленного гарнизона гитлеровцев…

Везде, куда ни посмотреть, следы тяжелых боев: поврежденная техника, битый кирпич. Еще не убранные трупы гитлеровцев… До сих пор доносились одиночные выстрелы и автоматные очереди — шло прочесывание. Выкуривали из закутков, чердаков да подземелий попрятавшихся фашистов.

Поздно вечером я вернулся на КП фронта и доложил генерал-полковнику А. С. Желтову о будапештских впечатлениях. Алексей Сергеевич сказал:

— Надо настроить людей на высокую бдительность. Надо закрепиться на достигнутых рубежах, укрепить оборону. Полагаю, три наступления гитлеровцев, которые мы отбили, не последние их авантюры. Слишком по больному месту бить собираемся. Австрия, кроме прочего, родина бесноватого. И это не надо сбрасывать со счета.

Алексей Сергеевич дал ряд практических советов по конкретным вопросам. Затем посоветовал в ближайшее время побывать в частях 57-й армии генерал-полковника М. Н. Шарохина, занимавшей оборону по южному берегу Балатона до местечка Керестур. Я охотно согласился, тем более что с Шарохиным мы были в дружеских отношениях еще со времен совместной службы в 37-й армии, да и с болгарскими друзьями давно не виделись, хотя через офицеров политуправления, командированных по их просьбе в 1-ю болгарскую армию, я внимательно следил за тем, как у них идут дела. До сих пор как 57-я, так и 1-я болгарская прочно удерживали свои позиции, помогая основным силам фронта отбивать контрнаступление врага.

Ставка торопила нас с наступлением на Вену. Разгром немецко-венгерских войск в районе Будапешта и в ходе отражения трех контрударов гитлеровцев создал для этого благоприятные условия. И вот уже 17 февраля, на четвертый день после падения Будапешта, Ставка Верховного Главнокомандования дала 2-му и 3-му Украинским фронтам указание подготовить и провести важную операцию. Ее цель — разгром группы армий противника «Юг», освобождение западной части Венгрии, овладение Венским промышленным районом и выход на южные подступы к Германии.

Мы и сами понимали, что медлить нельзя, ждать, пока гитлеровцы капитулируют, бесполезно. Стратегическая обстановка требовала новых решительных действий на юге. В январе советские войска взломали сильную, заблаговременно подготовленную оборону гитлеровцев на фронте в 1200 километров и продвинулись на 270 километров от границ Восточной Пруссии до Вислы в ее нижнем течении, с магнушевского и пулавского плацдармов на Висле до нижнего течения Одера — на 570 километров и с сандомирского плацдарма на Висле до среднего течения Одера — на 480 километров. В результате под угрозой непосредственных ударов советских войск оказались центральные, жизненно важные районы Германии.

Так что новый удар, к подготовке которого приступили 2-й и 3-й Украинские фронты, был взаимосвязан с действиями центральных фронтов. Кроме того, выход наших войск на подступы к южной части Германии создавал угрозу группировке противника, которая все еще вела бои в Югославии, а также мог ускорить капитуляцию немецких войск в Северной Италии.

На подготовку операции Ставка тем не менее отпустила достаточно времени — до 15 марта.

Однако враг решил предпринять еще одну авантюру. Конечно, разгадать сразу мы это не смогли. Но когда 16 февраля я с группой офицеров прибыл на командный пункт 57-й армии, Михаил Николаевич Шарохин уже после первых приветствий сообщил озабоченно:

— Чую, контрудар немец на нашем участке готовит…

Позже эту же озабоченность высказал и член Военного совета армии генерал-майор Л. П. Бочаров, подтвердили догадку и командиры 6-го гвардейского и 64-го стрелковых корпусов генерал-лейтенант С. И. Морозов и генерал-майор И. К. Кравцов. Разведка то там, то тут выявляла повышенную активность противника. Войска наши получили команду укреплять занимаемые позиции. Я позвонил редактору газеты «Советский воин», дал на этот счет указание — опубликовать серию статей об инженерном оборудовании позиций, памятки воинам по ведению оборонительных действий.

А на другой день стало известно, что гитлеровцы нанесли неожиданный сильный удар крупной группировкой войск, имевшей до 400 танков, по 7-й гвардейской армии генерала М. С. Шумилова. Она в то время входила во 2-й Украинский фронт и занимала оборону по западному берегу реки Грон. Внезапность удара и слабая оборона привели к тому, что после восьмидневных ожесточенных боев армия вынуждена была оставить плацдарм и перейти к обороне на восточном берегу Трона.

Однако форсировать водную преграду противник не стал. Выяснилось, что это был отвлекающий маневр, а основной удар готовится в другом месте, а именно в районе Балатона.

Об этом говорили данные разведки. Становилось все более очевидным, что, пользуясь пассивностью наших союзников на Западном фронте, гитлеровское командование перебрасывает против нас значительные силы, в частности полностью укомплектованную новейшей техникой 6-ю танковую армию СС; кроме того, против войск 3-го Украинского фронта действовали 6-я немецкая и 3-я венгерская армии, объединенные в группу «Балк». Они имели на вооружении 258 танков и 114 штурмовых орудий.

Группировка, которую сосредоточило гитлеровское командование против нашего фронта, включала 31 дивизию, в том числе 11 танковых. Всего было около 400 тысяч солдат и офицеров, до 6 тысяч орудий и минометов, 877 танковых и штурмовых орудий, свыше 900 бронетранспортеров, около 850 самолетов.

Три пехотные, две кавалерийские и девять танковых дивизий, пять отдельных батальонов тяжелых танков, две бригады и один дивизион штурмовых орудий гитлеровцы сосредоточили, как мы и догадывались, на направлении главного удара — между озерами Балатон и Веленце. Тут на узком участке было собрано 140 тысяч гитлеровских войск с 807 танками и штурмовыми орудиями, при 3200 орудиях и минометах и более 800 бронетранспортерах.

А что имели мы, 3-й Украинский фронт? 400 тысяч бойцов, 6889 орудий и минометов, около 400 танков и САУ, 700 самолетов[29].

Сложность положения усугублялась тем, что наши войска вынуждены были действовать на ограниченном плацдарме, глубина которого южнее Балатона не превышала 120 километров, а севернее — 25–30. За нами был могучий, широко разлившийся весенний Дунай, который затруднял и маневр и снабжение войск.

Исходя из сложившейся обстановки, командующий фронтом принял решение измотать и обескровить ударную группировку врага в оборонительных боях на заранее подготовленных рубежах и затем уже перейти в решительное наступление с целью разгрома этой группировки и развития успеха на венском направлении. Основываясь на опыте предыдущих боев, командующий требовал создавать глубоко эшелонированную оборону, особенно противотанковую, иметь противотанковые сильные резервы в армиях и соединениях.

А настроение в войсках было одно — наступать, вперед на Вену! Поэтому задачей партполитработы в этот период была перестройка настроения на активную оборону, постоянную разведку сил и войск противника. Это хорошо видно и по публикациям фронтовой газеты. Вот названия ее передовых статей, подсказанные мной ответственному редактору: «За точность и непрерывность разведки!» (18 февраля), «Артиллерийская разведка» (20 февраля), «Враг коварен, гляди в оба!» (27 февраля), «Бдительно нести службу боевого охранения» (1 марта), «Разветвление хода сообщения — большое дело» (2 марта), «Крепя оборону, использовать накопленный опыт» (3 марта).

В те же дни я дал директиву политорганам по передовым статьям фронтовой газеты «Советский воин» проводить политинформации, устраивать коллективные читки. Это была наиболее оперативная форма доведения до всего личного состава задач дня. В связи с тем что предстоящая операция в чем-то была похожа на Курскую битву, было решено провести со старшим командным составом занятие по изучению опыта этой битвы. Помнится, с весьма интересным и обстоятельным докладом о действиях советских войск в районе Курска и Белгорода выступил начальник штаба фронта генерал-лейтенант С. П. Иванов.

В феврале на усиление нашего фронта из резерва Ставки передали 27-ю армию генерал-полковника С. Г. Трофименко, ряд других частей. Кроме того, на пополнение войск фронта продолжало поступать много воинов, в том числе и офицеров — выпускников военных училищ. И одной из важнейших задач партполитработы было как можно скорее помочь новичкам освоиться в новой для них фронтовой обстановке. По сложившейся в нашем фронте традиции, бывалые командиры брали шефство над молодыми офицерами. Тут главное было помочь правильно принять подразделения и освоить боевые участки. Для молодых офицеров специально читались лекции и доклады о международном положении, о внутриполитическом положении в Венгрии и Австрии. В каждом полку, кроме того, были организованы занятия по обмену боевым опытом. На этих занятиях перед новичками выступали офицеры, отличившиеся в предыдущих боях.

Молодых солдат также знакомили с военно-политической обстановкой в Венгрии, объясняли стоящие задачи, рассказывали о боевых традициях частей и соединений, о героях минувших боев. Неизгладимое впечатление в сердцах новичков оставляли организуемые в батальонах и полках встречи молодого пополнения с ветеранами боев. Всюду, где представлялось возможным, организовывали торжественное вручение личного и коллективного оружия, во время которого при развернутом Боевом Знамени и в присутствии командования полка молодые солдаты клялись умело бить врага. С целью передачи боевого опыта устраивались также встречи молодого пополнения с солдатами-орденоносцами.

Особое внимание в работе с молодым пополнением обращалось на обучение борьбе с танками противника, преодоление танкобоязни. Тут мы опирались на опыт предыдущих боев. Постарались каждого новичка снабдить специально изданными памятками. В них содержались практические советы, как уничтожать «тигры» и «пантеры», помещались фотографии танков с указанием их уязвимых мест. Обобщению боевого опыта, показу героев минувших боев много места отводили фронтовая, армейские и дивизионные газеты. Так, в «Советском воине» в эти дни была введена постоянная рубрика — «Рассказывают мастера наступательных боев».

Новый прилив энтузиазма и творческого подъема в войсках вызвал праздничный приказ Верховного Главнокомандующего от 23 февраля 1945 года. В приказе были подведены итоги успешных боевых действий в зимний период и определены ближайшие задачи Вооруженных Сил. «Полная победа над немцами, — говорилось в приказе, — теперь уже близка. По победа никогда не приходит сама, — она добывается в тяжелых боях и в упорном труде. Обреченный враг бросает в бой последние силы, отчаянно сопротивляется, чтобы избежать сурового возмездия. Он хватается и будет хвататься за самые крайние и подлые средства борьбы. Поэтому надо помнить, что, чем ближе наша победа, тем выше должна быть наша бдительность, тем сильнее должны быть наши удары по врагу».

На разъяснение именно этого положения — необходимости повышать бдительность, готовиться не к легким, а к тяжелым боям — были направлены усилия командиров, политработников, партийных и комсомольских организаций. По рекомендации политуправления газета «Советский воин» завела постоянную рубрику «Заметки о бдительности», под которой стала систематически публиковать поучительные материалы о том, к чему приводит малейшая беспечность солдат на поле боя, во время пребывания в занятых нами населенных пунктах и т. д. А Призывы ЦК ВКП(б) к 27-й годовщине Красной Армии широко пропагандировались в наглядной агитации. На дорогах, в блиндажах, в населенных пунктах — везде в эти дни я встречал на красном кумаче призыв под № 32: «Слава нашим войскам, разгромившим немецко-фашистские войска в Венгрии и уничтожившим вражескую группировку в районе Будапешта!»

Затишье на фронте мы старались в полную силу использовать для изучения, пополнения и расстановки актива. В соединениях и частях 57-й армии мы вместе с политотдельцами провели семинары партийных и комсомольских активистов, агитаторов, в дивизиях на один день собрали заместителей командиров полков по политической части. На семинарах в качестве первоочередных рассматривались вопросы воспитания высокой стойкости личного состава в обороне. Всесторонней подготовке войск к обороне были посвящены также партийные и комсомольские собрания. Все это способствовало мобилизации личного состава на успешное решение стоящих задач.

Такие же мероприятия с участием других работников политуправления проводились в остальных соединениях фронта, а генерал-полковник А. С. Желтов с группой офицеров-политработников несколько дней работал в недавно переданной нам 27-й армии.

После 57-й армии я поехал в 1-ю болгарскую армию, находившуюся в оперативном подчинении нашего фронта. Состоялась встреча с помощником командующего армией по политической части генерал-майором Щ. Атанасовым, с которым мы были знакомы с сентября прошлого года. Прибывшие со мной офицеры, выехав в части, встретились с командирами и политработниками, поделились с ними опытом политического воспитания воинов в духе высокой бдительности, стойкости и упорства в бою. Кроме того, наши политработники выступили с докладами перед болгарскими офицерами на различные темы, дали консультации по вопросам текущей политики.

Щере Атанасов и другие болгарские товарищи с благодарностью говорили нам о той большой помощи в бою, которую им оказывают советские бойцы. Особенно они восхищались нашими летчиками.

В частности, Атанасов рассказал, что недавно был свидетелем воздушного боя, в котором с обеих сторон участвовало более 60 самолетов, причем гитлеровцев было больше. Сначала через линию фронта на батареи врага, особенно донимавшие болгарские части на берегу Дравы, пошли 16 штурмовиков Ил-2 в сопровождении 12 истребителей Ла-5. И вскоре огонь со стороны фашистских артиллеристов заметно ослабел. Почти одновременно 20 «юнкерсов» в сопровождении 15 «фокке-вульфов» попытались нанести бомбовый удар по болгарским позициям. И тогда советские истребители, сопровождавшие штурмовиков, бросились в бой против них. Позже к ним присоединились и штурмовики.

— О, это было незабываемое зрелище, — говорил Атанасов. — Каждый вражеский самолет, сбитый советскими «ястребками», солдаты встречали криком «ура». Вспыхнул и самолет ведущего советских истребителей. Тогда летчик пошел на таран…

Тогда я не узнал, кто были эти герои, посчитал, что подобное поведение наших летчиков в бою не что-то особенное, а дело обычное. Но, работая над книгой, вспоминая пережитое, читая и перечитывая появляющиеся в печати публикации, наткнулся на воспоминания Героя Советского Союза Н. А. Шмелева, полковника запаса, включенные в сборник «Самый памятный день войны», вышедший в издательстве ДОСААФ к 25-летию Великой Победы. Имя этого комэска штурмовиков из 17-й воздушной армии известно было на нашем 3-м Украинском фронте.

По свидетельству Шмелева, участника того боя, ведущего вражеских бомбардировщиков таранил старший лейтенант Селиванов.

В момент удара летчика, к счастью, выбросило из кабины, и он, благополучно приводнившись в разлившуюся Драву, был подобран болгарскими солдатами на лодку.

Потеряв ведущего, фашистские летчики растерялись л стали освобождаться от бомб. Их строй рассыпался. В это время подоспели и наши штурмовики. В этом бою самого Н. А. Шмелева спас от вражеского истребителя его ведомый капитан Иван Пащенко. Но вскоре другой «фоккер» поджег и его самолет.

Ивану Пащенко удалось посадить израненную машину на молодой лесок, залитый половодьем, вытащить на крыло потерявшего сознание стрелка-радиста… Но что делать? Кругом вода. Где свои, где враг — неизвестно. К тому же пошел дождь, нависли серые тучи. Перевязав стрелка-радиста, летчик взвалил его на спину и пошел туда, откуда доносились автоматные очереди.

Идти было неимоверно тяжело. Вода местами доходила до груди. Мусор, валежник, сухие ветки — все, что лежало на земле и гнило, теперь всплыло и мешало двигаться. Но летчик упрямо шел от дерева к дереву, пока по наткнулся на крохотный островок.

Удалось разжечь костер, обогреться. И вновь друзья двинулись в путь по студеной воде, но вынуждены были вернуться на остров: оказалось слишком глубоко.

Оставив раненого стрелка-радиста у костра, летчик вновь вошел в ледяную воду. Трижды пришлось ему переплывать глубокие места. У него уже не оставалось сил, он даже не чувствовал холода, не замечал, что пошел снег.

И вдруг услышал:

— Летчик, братушка, летчик!

К нему подбежали болгарские воины.

Узнав, что требуется помощь раненому, оставшемуся на островке, несколько болгарских солдат выразили готовность немедленно пуститься на поиски. Но Пащенко удержал: не так-то просто в темноте его найти.

Вскоре, обогретый и накормленный, он в сопровождении двух болгарских солдат пошел на «остров спасения». Илью Добрынина нашли, раненого накормили, напоили водой…

Эта история — яркое свидетельство дружбы и братства советских воинов, для которых всегда был свят суворовский закон — сам погибай, а товарища выручай. Она вместо с тем я свидетельство крепнувшей дружбы между воинами наших братских армий. Ведь испытания Пащенко на этом не закончились. В ночном лесу, затопленном разлившейся рекой, кое-как устроив обессилевших Илью и двух болгарских солдат между деревьями на неглубоком месте, Иван бросился искать бревна, чтобы сделать плот. Иного выхода он не видел.

Но слишком много испытаний в тот день выпало на долю летчика. Он заблудился в темноте, более часа пробродив по лесу, упал на отмели и потерял сознание. Кто подобрали югославы, плывшие на лодке.

Когда летчик пришел в себя и понял, что у друзей, у югославских бойцов, попросил их помочь найти стрелка-радиста с болгарами. И югославы без слов согласились. Вскоре лодка ткнулась в землю. К ней подбежали солдаты — на сей раз наши, советские. Пащенко спросил их, не видели ли стрелка-радиста, раненного, с двумя болгарскими солдатами.

Оказалось, часа два назад они приплыли сюда на плоту и теперь все трое в медсанбате.

А через несколько дней Иван Васильевич Пащенко уже опять водил «летающий танк» на штурмовку вражеских позиций…

К исходу 3 марта войска в основном закончили подготовку оборонительных позиций. Это было подтверждено проверкой представителей штаба и политуправления фронта и докладами командующих и начальников родов войск на Военном совете. Отдельные недостатки, отмеченные на заседании Военного совета, командующий приказал устранить не позднее 5 марта и к исходу дня всем войскам фронта запять оборонительные рубежи, быть готовыми к отражению противника.

— Есть указания на то, — сказал в заключение маршал Ф. И. Толбухин, — что именно завтра враг предпримет атаку.

Командующий не ошибся. Разбуженный адъютантом, я прибежал рано утром на КП фронта и узнал, что враг на-чал наступление одновременно с трех направлений. Главный удар наносился между озерами Веленце и Балатон, вспомогательные — из района Надьбойом и Осиек, Дольни-Михоляц. Вскоре стало ясно: концентрическими ударами с трех направлений гитлеровцы стремятся рассечь войска 3-го Украинского фронта. По докладам из армий и корпусов, всюду враг был встречен дружным огнем, организованно.

Начались ожесточенные бои, которые в течение 10 суток не стихали ни днем ни ночью. Гитлеровцы лезли буквально на рожон, не считаясь ни с какими потерями. Ежедневно войска фронта уничтожали по 60–70 танков и штурмовых орудий и большое количество живой силы.

На вторые сутки боев на направлении главного удара против 26-й армии враг хотя и медленно, но все же продвинулся вперед, пытаясь пробиться к Дунаю. Вновь создалось весьма тревожное положение.

На усиление 26-й армии командующий направил свои резервы.

Учитывая опыт отражения январских контрударов противника под Будапештом, и на этот раз Военный совет решил обратиться к войскам фронта с призывом проявить несгибаемую стойкость и разгромить врага.

Обращение Военного совета в короткий срок было напечатано и разослано войскам с офицерами, выезжающими на передовую.

Обращение Военного совета было зачитано командирами и политработниками во всех частях и подразделениях фронта и вызвало у личного состава новый прилив боевой активности. Учитывая большую мобилизующую силу обращений Военного совета непосредственно к войскам, по предложению А. С. Желтова было решено посылать телеграммы Военного совета в адрес личного состава отдельных соединений и частей, ведущих особенно напряженные бои. Такие телеграммы, например, в ходе оборонительных боев были направлены в 4-ю гвардейскую, 26-ю и 27-ю армии, 18-й танковый, 1-й механизированный, 5-й Донской кавалерийский корпуса и другие соединения и части. Дело в том, что в напряженной обстановке, когда связь с соединениями и частями затруднена, такие телеграммы-обращения служили для всех бойцов вдохновляющим призывом, а для командиров и политработников — руководством в проведении политико-воспитательной работы.

Телеграммы в адрес сражающихся соединений решили публиковать на видных местах во фронтовой печати — наравне с приказами Верховного Главнокомандующего. И это имело большое мобилизующее значение, ибо в телеграммах указывались конкретные фамилии отличившихся в боях. Вот одна такая телеграмма, адресованная генерал-полковнику С. Г. Трофименко и генерал-майору В. П. Севастьянову (27-я армия): «С неослабным вниманием мы следим за ожесточенными боями, которые ваши войска ведут против озверелых гитлеровских орд, рвущихся к Дунаю с отчаянием обреченных.

Военный совет фронта отмечает умелые и отважные действия войск гвардии генерал-лейтенанта Горячева, гвардии генерал-майора Михайлова, Героя Советского Союза гвардии генерал-майора Карлова, полковника Батлука, Героя Советского Союза гвардии генерал-майора Конева, подполковника Кузьменко, высокое воинское мастерство и доблесть артиллеристов гвардии подполковника Чеха, полковника Романова, полковника Писарева, подполковника Полевого, полковника Линника, танкистов гвардии полковника Индейкина.

Достойные подражания образцы стойкости, мужества и героизма показали орудийный расчет старшего сержанта Симарова, бронебойщики рядовые Емельянов и Воронин. Бессмертной славой покрыл себя командир взвода младший лейтенант Киселев, гранатой подорвавший вражеский танк и павший смертью героя».

В заключение Военный совет объявлял всему личному составу благодарность и выражал уверенность в том, что войска с честью выполнят поставленную задачу.

Обращениями Военного совета руководствовались и редакции фронтовой, армейских и дивизионных газет, публикуя о названных Военным советом героях статьи и корреспонденции. Был посвящен большой материал и подвигу младшего лейтенанта И. Г. Киселева под заголовком «Бессмертен твой подвиг, русский богатырь Киселев!».

Делом отвечая на обращения Военного совета, войска фронта с исключительной стойкостью, мужеством и храбростью отстаивали свои оборонительные рубежи. Приведу несколько примеров из политдонесений тех дней.

В полосе 155-й стрелковой дивизии полковника Н. Е. Батлука, как сообщал начальник политотдела подполковник А. Д. Столяров, противник предпринял несколько атак, в каждой из которых участвовало не менее 70 танков на километр фронта. И всякий раз части дивизии встречали их организованно, бой вели расчетливо и хладнокровно. В результате враг потерял убитыми лишь на участке одного из полков свыше 200 солдат и офицеров. Наши воины сожгли 15 танков и бронетранспортеров. Исключительно мужественно и умело сражались воины 436-го стрелкового полка под командованием подполковника И. С. Ерошкина. Они отбили десятки танковых атак, не уступив врагу ни метра своих позиций.

Хорошая подготовка оборонительных рубежей, умелое сочетание жесткой обороны с широким маневром отличали боевые действия и 233-й стрелковой дивизии (полковник Т. И. Сидоренко), оборонявшейся западнее канала Шарвиз. Здесь отличился взвод противотанковых орудий лейтенанта А. И. Сергеева. Ведя огонь прямой наводкой, артиллеристы подбили несколько танков. Однако враг продолжал атаку. Когда 14 танков все же прорвались в район огневых позиций батареи, лейтенант Сергеев, несмотря на полученную рану, встал к одному из орудий и меткими выстрелами подбил два вражеских танка, три других поджег орудийный расчет сержанта Коняшина. Атака врага захлебнулась.

Пример исключительной храбрости и героизма показали в оборонительных боях коммунисты и комсомольцы. Так, парторг 1-й роты 436-го стрелкового полка Г. П. Свирский в момент, когда немцы вклинились в наши боевые порядки, поднялся из окопа и крикнул:

— Друзья, не опозорим чести советского воина отступлением! Вперед, за мной! — и бросился на врагов. Его примеру последовала вся рота. Ворвавшись в траншею противника, рядовой Свирский огнем из автомата убил трех гитлеровцев. Следуя примеру парторга, комсомолец Черников в этом бою уничтожил 10 гитлеровцев.

Так же смело действовал парторг роты автоматчиков этого полка старший сержант А. А. Шутов. Он все время находился в боевых порядках своего подразделения. Будучи тяжело раненным, Шутов обратился к бойцам:

— Товарищи, я больше не могу идти с вами. Отомстите врагу за мою кровь и за кровь наших товарищей. Пусть подлый враг найдет здесь себе могилу!

Выполняя призыв раненого парторга, бойцы дружной контратакой отбросили противника на исходные рубежи, истребив несколько десятков вражеских солдат и офицеров.

Храбро сражались с врагом бойцы соединений и частей и на других участках фронта. В районе Надьбойом, где противник наносил вспомогательный удар по позициям 57-й армии, ему не удалось прорвать оборону наших войск, и все его попытки выйти в район Копошвара окончились безрезультатно. И здесь пример самоотверженности и отваги показывали коммунисты и комсомольцы. В те дни не только войска 57-й армии, но весь личный состав фронта узнал имена героев — коммуниста Афанасия Смышляева и комсомольца Федора Щелкунова.

…У села Яко уже несколько часов шел тяжелый бой. Не одну яростную атаку гитлеровцев отбило отделение старшего сержанта Смышляева. Подходы к траншее отделения были густо усеяны трупами вражеских солдат. И тут пошли в атаку танки с черными крестами на броне.

Когда первый танк приблизился к траншее, Смышляев схватил противотанковую гранату, но бросить не успел: руку перебило осколком. А танк был уже рядом. И тогда Смышляев, прижав гранату здоровой рукой к груди, бросился под вражескую машину.

Солдаты отделения, затаив дыхание, следили за своим командиром. Грянул взрыв, но танк продолжал двигаться. Тогда навстречу ему бросился комсомолец Федор Щелкунов. Через несколько секунд раздался новый взрыв, и танк окутался дымом и пламенем.

Об этом подвиге на второй же день войска узнали из обращения Военного совета 57-й армии к личному составу. Старшему сержанту Смышляеву было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно, а Щелкунов посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени.

Об этом подвиге через много лет после войны напомнила «Красная звезда». Федор Константинович Щелкунов чудом остался жив и получил орден уже в мирное время.

Не могу не отметить героизм и мужество болгарских воинов в боях с гитлеровцами в период боев у Балатона. 1-я болгарская армия, состоявшая из двух корпусов, обороняла участок юго-западнее озера Балатон, по реке Драва. Нанося удар из района Осиек, Дольни-Михоляц, немецко-фашистское командование, видимо, рассчитывало, что болгарские воины, не обладавшие большим боевым опытом, не устоят против них. Но гитлеровцы просчитались. Народная армия Болгарии в содружестве с советскими войсками стойко и мужественно встретила удар врага, ее солдаты и офицеры показали в боях массовый героизм. Их подвиги красной страницей вписаны в военную историю Болгарии.

Командующий фронтом Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин оказал болгарским войскам большую поддержку авиацией, танками, реактивной артиллерией, а в критический момент сражения направил им на помощь 133-й стрелковый корпус генерал-майора З. Н. Алексеева. Это вызвало большой подъем у болгарских воинов. Советские и болгарские соединения, действуя плечом к плечу, отбили атаки гитлеровцев и нанесли противнику серьезное поражение.

Командование 3-го Украинского фронта высоко оценило стойкость и мужество болгарских воинов в Балатонской операции. В телеграмме командующему армией генерал-лейтенанту В. Стойчеву Военный совет фронта выразил всему личному составу сердечную благодарность за стойкость и героизм в боях с гитлеровскими оккупантами и пожелал им в дальнейшем быть достойными великой дружбы наших двух братских народов, скрепленной кровью их лучших сынов.

Большую помощь нашим наземным войскам в отражении наступления противника оказали авиаторы 17-й и 5-й воздушных армии. Наши славные летчики, несмотря на неблагоприятную погоду, днем и ночью бомбили наступающие вражеские танки и пехоту. За десять дней боев, с 6 по 15 марта, в районе озера Балатон летчики 17-й воздушной армии сделали около 6 тысяч боевых вылетов. Они уничтожили большое количество танков, автомашин и пехоты противника. Только за один день 13 марта наши летчики произвели более 900 самолето-вылетов, уничтожив при этом 35 танков, 10 бронетранспортеров и 85 автомашин с пехотой противника[30].

Трудно переоценить ту большую помощь войскам нашего фронта, которую оказали во время боев в Венгрии моряки Дунайской военной флотилии, которой в последний период командовал контр-адмирал Г. Н. Холостяков. Кроме непосредственного участия в боях корабли флотилии занимались переправой войск и техники. Вот некоторые данные. Только с 1 января по 20 февраля 1945 года флотилия перебросила через Дунай 316 220 бойцов и офицеров, 496 танков и самоходных орудий, более 230 бронетранспортеров, бронемашин и автомашин с реактивными установками, 10 380 орудий, 1633 миномета, 8467 автомашин, 42 546 тонн боеприпасов и других грузов. Были переправлены 1-я болгарская и 3-я югославская армии. Обратными рейсами корабли перевозили раненых, переправили 11 396 пленных гитлеровских солдат и офицеров.

Об ожесточенности боев и массовом героизме советских воинов свидетельствуют страницы фронтовой газеты тех дней. Вот первая страница «Советского воина» за 18 марта, воскресенье. Здесь помещены три небольших портрета воинов, а общий текст гласит: «Герои боев северо-восточнее и восточнее озера Балатон:

1. Командир противотанковой истребительной батареи капитан А. Данилов. Его батарея уничтожила 10 немецких танков, 8 пушек, 6 пулеметов и до 200 гитлеровцев.

2. Командир противотанкового орудия старший сержант В. Метлин. Его расчет в недавних боях сжег 2 танка противника, уничтожил пулемет и до 50 гитлеровцев.

3. Командир танкового взвода гвардии младший лейтенант В. Липатников. Только в одном бою его взвод уничтожил 5 немецких танков».

Так же кратко, сжато, как текст под фото, написаны и три заметки, помещенные на первой полосе. В одной, переданной по телеграфу с Н-ского аэродрома, сообщается о воздушном бое четырех «лавочкиных», ведомых капитаном Овчинниковым, с двадцатью «фокке-вульфами», где наши соколы сбили четырех стервятников. В другой рассказывается о командире расчета станкового пулемета старшем сержанте Телеуце, в одном бою уничтожившем до 40 гитлеровцев пулеметом и гранатами. В третьей командир орудия сержант Ермолаев рассказывает, как в течение десяти минут боя (наших 6 орудий против 14 вражеских танков) умелый расчет уничтожил 2 «тигра».

О многих примерах героизма, самоотверженности и мастерского владения оружием повествуется в передовой статье, озаглавленной «Бить немцев по-гвардейски!», а также на других страницах газеты.

В общем контрнаступление врага не достигло цели.

Балатонская операция так же, как и бои в районе Будапешта, закончилась полной победой советских войск.

Блестяще проведенные операции на территории Венгрии, особенно в районе Будапешта и озера Балатон, являются показателем высокого мастерства командно-политического состава, исключительного мужества и стойкости наших солдат и офицеров, их воинского умения.

Подвигов, примеров героического поведения наших бойцов в борьбе с врагом было очень много. Каждый прожитый день рождал новых героев, достойных самой широкой известности и всенародной славы.

Гитлеровцы в бессильной ярости вымещали злобу на раненых красноармейцах и офицерах, которые в силу тех или иных обстоятельств оказывались захваченными в плен. Кровь леденела в жилах при виде следов их чудовищных злодеяний. До сих пор перед глазами стоит страшная картина, представшая перед нами в селении Береб, недалеко от Балатона. Во время боев оно не раз переходило из рук в руки. Там в кузнице на краю села обнаружили трупы 29 наших боевых товарищей. Их, тяжело раненных, волоком тащили в эту кузницу, клали головой на наковальню и молотом разбивали черепа.

В населенном пункте Аттила, южнее Секешфехервара, были обнаружены двенадцать трупов зверски замученных и убитых бойцов и офицеров. Личность двоих установить не удалось, их трупы обгорели до неузнаваемости…

Осмотром было установлено, что большинство из 12 бойцов были зверски убиты холодным оружием. Следы ударов обнаружены на головах, на лицах; перед тем как убить, их жестоко пытали раскаленным железом, на кистях рук мясо выжжено до костей, губы изрезаны ножом, глаза выколоты…

Все это эсэсовцы делали преднамеренно, рассчитывая устрашить наших бойцов и офицеров. Они открыто говорили и писали об этом в своих листовках. Однако такие злодеяния ничего, кроме ненависти к извергам, не могли вызывать. На митингах и собраниях, где это удавалось проводить, на многочисленных беседах о зверствах гитлеровцев бойцы и офицеры клялись отомстить фашистам за злодеяния.

В период боев на территории Венгрии ежедневно, ежечасно велась активная партийно-политическая работа. Главными ее формами были живое общение с солдатами и личный пример политработников и коммунистов в бою. Туда, где осложнялась обстановка, политуправление и политорганы армий посылали своих работников для помощи командирам и политработникам частей. Так было при форсировании Дуная, в боях под Эстергомом, Бичке, Секешфехерваром. Нередко даже начальники политотделов, не говоря уже о полковых, батальонных и ротных политработниках, вооружались автоматами и гранатами, сами поднимали бойцов в контратаку.

Политический аппарат, коммунисты и комсомольцы, как правило, были первыми и в обороне, и в наступлении. К не случайно среди награжденных за подвиги, а их по фронту насчитывалось десятки тысяч, подавляющее большинство — коммунисты и комсомольцы. Так, в 34-й гвардейской стрелковой дивизии за январские бои награждено около 70 процентов коммунистов, в 68-й дивизии за мартовские бои награждены все парторги рот.

В связи с тяжелыми боями в районе Будапешта и убылью коммунистов, особенно в стрелковых ротах, политуправлению и политотделам вновь пришлось вернуться к старому опыту мобилизации коммунистов из нестроевых частей, главным образом из тыловых организаций и учреждений. Всего таким образом лишь по линии политуправления фронта было направлено в стрелковые части свыше 200 человек. Из них в 4-ю гвардейскую армию — 100, в 57-ю армию — 75 человек. Большинство из направленных в армию коммунистов были назначены парторгами стрелковых рот и отлично показали себя в деле.

Бои на территории Венгрии были периодом большой и кропотливой работы по приему в партию лучших бойцов и офицеров, по укреплению парторганизаций. И чем напряженнее были схватки с врагом, тем больше людей желали стать коммунистами. Об этом красноречиво говорят цифры. Так, в январе 1945 года по фронту было принято в члены партии 1743 человека, в кандидаты — 1432, в феврале соответственно — 2375 и 1845, в марте — 3090 и 2619 человек.

Перестановка коммунистов из тыловых подразделений в стрелковые целиком оправдала себя. В результате этого и приема новых членов ротные партийные организации сохранили свою боеспособность, были надежными помощниками командиров в решении боевых задач.

Большое значение, с точки зрения оказания помощи командованию, имела систематическая проверочная работа, проводимая политуправлением в соединениях и частях. Обо всех вскрытых недостатках незамедлительно докладывалось Военному совету фронта.

Выше уже говорилось о том, что большие недостатки в управлении войсками и воспитании личного состава были вскрыты в 4-й гвардейской армии. В этом немалая заслуга принадлежала работникам политуправления. На основе нашего доклада командующий фронтом издал приказ, посвященный итогам боев в районе Будапешта, в котором были проанализированы эти недостатки. Он требовал от командиров усилить внимание к вопросам управления войсками я повышения бдительности личного состава.

Конечно, работники политуправления никогда не ограничивались лишь вскрытием недостатков. Они на месте, проявляя высокую принципиальность и настойчивость, добивались исправления положения дел. Особо непримиримы бывали наши работники к случаям, когда отдельные командиры не проявляли должной заботы о материальном обеспечении личного состава. Такие случаи в боевых условиях, к сожалению, были. И первым делом, прибыв в дивизию или армию, каждый из нас лично изучал, как организована эвакуация раненых, как налажено лечение в госпиталях. Вопросы питания, обеспечения обмундированием бойцов также были в центре нашего внимания. Мы также стремились к тому, чтобы каждый подвиг, самоотверженный поступок, умелое действие солдата в бою обязательно были достойно отмечены, чтобы наиболее отличившиеся своевременно представлялись к наградам и получали их.

Особенно трудное положение со снабжением войск было в январе 1945 года в связи с выходом противника к Дунаю. Он разрушил все переправы, а на реке был сильный ледоход, который не давал возможности переправляться на лодках; казалось, положение безвыходное. И тогда управление тыла, возглавляемое генерал-лейтенантом интендантской службы А. И. Шебуниным, с помощью политуправления фронта организовало канатную дорогу, по которой было доставлено войскам, находящимся на правом берегу Дуная, все необходимое для боя.

Четкая работа, трудолюбие и самоотверженность наших тыловиков, особенно коммунистов и комсомольцев, приносили хорошие результаты. За все время боев на территории Венгрии войска не испытывали недостатка ни в боеприпасах, ни в питании.

За те месяцы, пока 3-й Украинский фронт вел боевые действия на территории четвертой по счету зарубежной страны, в политической жизни Венгрии произошли коренные изменения. Победа советских войск и активная антивоенная и революционная борьба коммунистической партии не сразу, но неуклонно меняли настроения в венгерском обществе, вели к объединению антифашистских, демократических сил под лозунгами Венгерского национального фронта независимости, руководящую роль в котором играли коммунисты.

И мы не могли не радоваться, постоянно следя за событиями, внимательно изучая такой важный документ, как «Программа демократического восстановления и подъема Венгрии», с которой выступили коммунисты. Она содержала призыв к народу оказывать помощь Красной Армии в изгнании гитлеровцев с территории страны, а также задачи по созданию новых общественных порядков в Венгрии. Программа призывала создавать на местах национальные комитеты с передачей им всей полноты власти, а также предусматривала созыв Национального собрания для формирования Временного правительства.

Временное Национальное собрание, состоявшееся в декабре 1944 года в освобожденном войсками 2-го Украинского фронта Дебрецене, избрало Временное правительство во главе с бывшим командующим 1-й венгерской армией генерал-полковником Б. Миклошем. Это правительство было многопартийным, коммунистов в нем насчитывалось всего три человека, а под видом «беспартийных» в него вошли даже четыре хортиста. Большинство членов правительства не поддерживали программу Национального фронта, но и отвергнуть ее открыто не осмеливались. Выполняя волю широких народных масс, Временное правительство 28 декабря разорвало дипломатические отношения с гитлеровской Германией и объявило ей войну.

20 января 1945 года в Москве завершились переговоры и было подписано соглашение о перемирии между СССР, Англией и США — с одной стороны и Венгрией — с другой. По этому соглашению Венгрия обязалась выставить для участия в войне против гитлеровской Германии не менее восьми пехотных дивизий.

«На основе соглашения о перемирии, — говорилось в обращении Венгерской коммунистической партии к трудящимся, — рождается венгерская Народная армия, которая на стороне победоносной Советской Армии примет участие в разгроме фашизма и отомстит за вековые страдания венгерского народа».

Многие венгерские граждане изъявляли желание вступить добровольно в ряды создаваемой армии. Вести о добрых изменениях в освобожденной части страны конечно же доходили и до населения, остававшегося еще под пятой гитлеровцев и их приспешников. Внушенный десятилетиями страх перед советским человеком, советским воином быстро рассеивался, стоило только людям самим убедиться в дружелюбии советского солдата, его заботе о простых тружениках.

Сильное впечатление на население освобожденного Будапешта произвела весть о том, что паша страна, сама испытывавшая трудности, прислала голодающим жителям венгерской столицы 33 000 тонн зерна, 3300 тони сахара, 4400 тонн мяса, 180 тонн кофе.

Гордостью будапештцев, да и всех венгров, были мосты через Дунай. Гитлеровцы все до единого разрушили их. Инженерные части 2-го Украинского фронта отремонтировали один из мостов, разминировали город, помогли в восстановлении и пуске ряда предприятий. В результате не по вражеской пропаганде, а по добрым делам и корректному отношению к ним могли теперь судить венгры о советском воине. Там, где прошел наш воин, выполняя свою освободительную миссию, простые люди начинали жить по-новому.

Настроение в обществе сказывалось и на настроении личного состава старой венгерской армии, которая быстро таяла. Против войск 3-го Украинского фронта воевали в основном гитлеровцы. Так, если во время Дебреценской операции 2-го Украинского фронта в составе гитлеровских войск было 27 венгерских дивизий и бригад, то во время Балатонской — 9. Венгерские солдаты нередко целыми подразделениями переходили на нашу сторону и сдавались в плен.

Обычно между крупными фронтовыми операциями бывали более или менее длительные перерывы, в ходе которых производились перегруппировки войск, их доукомплектование личным составом и боевой техникой и т. д. Теперь же все было иначе. Измотав в упорных оборонительных боях крупную танковую группировку и вынудив противника перейти к обороне, войска 3-го Украинского фронта начали решительное наступление на венском направлении — без какой-либо паузы в боевых действиях.

Еще 9 марта Ставка Верховного Главнокомандования, исходя из складывающейся обстановки, уточнила задачи 2-му и 3-му Украинским фронтам. Теперь в отличие от первоначального замысла центр тяжести в Венской операции переносился на 3-й Украинский фронт, который после разгрома врага, наступавшего в районе Секешфехервара, 15 и 16 марта правым крылом должен перейти в наступление, чтобы разбить противника севернее озера Балатон и развивать удар в общем направлении на населенные пункты Папа и Шопрон.

В связи с тем что проведение Венской операции теперь поручалось в основном войскам нашего фронта, Ставка передала нам дополнительно 9-ю гвардейскую армию генерал-полковника В. В. Глаголева, а несколько позднее и 6-ю гвардейскую танковую армию генерал-полковника танковых войск А. Г. Кравченко, предназначавшиеся ранее для наступления в составе ударной группировки 2-го Украинского фронта.

Таким образом, к началу наступления в составе 3-го Украинского фронта имелось 6 общевойсковых, одна танковая и одна воздушная армии. Дунайская военная флотилия была передана в подчинение 2-го Украинского фронта.

Среди общевойсковых армий наиболее мощной была 9-я гвардейская, которая долгое время находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. Поэтому она вместе с 4-й гвардейской и 6-й танковой армиями использовалась на главном направлении.

Советским войскам противостояли хотя и потрепанные, но еще крепкие соединения противника. К началу наступления наши войска превосходили противника по личному составу и артиллерии примерно в полтора раза, а по танкам соотношение сил было равное. Следует заметить также, что гитлеровское командование непрерывно пополняло свои войска за счет переброски сил с Западного фронта и отступавших соединений из Италии.

Командование обоих Украинских фронтов все это учитывало п готовилось к Венской операции самым серьезным образом. Подготовка к наступлению в войсках шла параллельно с ведением оборонительных действий и усиливалась по мере ослабления натиска противника. 9-я гвардейская армия в оборонительных боях не участвовала.

Учитывая сложность задач, было решено всем ответственным работникам политуправления фронта выехать в войска, чтобы на местах принять непосредственное участие в планировании деятельности политорганов и партийных и комсомольских организаций на период наступления.

В дни подготовки к Венской операции родились новые формы политико-массовой работы, наиболее полно соответствующие характеру предстоящих задач, решение которых было возможно лишь общими усилиями всех родов войск. Настроить на это лучше всего помогали митинги боевого содружества, проводимые в соединениях, а также сборы боевого актива, которые впервые были проведены в 40-й гвардейской стрелковой дивизии по инициативе начальника политотдела полковника Л. Ш. Черенкова. Участие в сборах приняли опытные, закаленные в боях воины, которым было что сказать своим боевым товарищам.

Политуправление поддержало инициативу и рекомендовало проводить подобные сборы во всех соединениях.

Распространению полезного опыта партийно-политической работы в различных условиях боя содействовали совещания политработников различных родов войск. В организации и проведении таких совещании я оказал помощь политотделу 9-й гвардейской армии.

9-я гвардейская армия, которой предстояло впервые участвовать в боях, в тот период стала предметом особой заботы командования фронта и политуправления. При первом же посещении этой армии я убедился, что политотдел, возглавляемый полковником И. С. Молиным, хорошо сколоченный и политически подготовленный коллектив. Однако почти никто из офицеров не имел опыта партийно-политической работы в условиях боевых действий. За те несколько дней, которые я с группой работников политуправления фронта провел в этой армии, мы помогли политотделу составить план политического обеспечения боевых действий. Затем помогли провести совещания партийного актива по соединениям, партийные и комсомольские собрания по частям и подразделениям с обсуждением директивы политуправления, которая была направлена политорганам и парторганизациям в связи с подготовкой наступательной операции. Мы нацелили актив на улучшение индивидуальной работы с личным составом.

Такая работа, только в меньшем объеме и в основном силами политорганов армий и соединений, была проведена и в войсках, которые вели оборонительные бои и одновременно готовились к наступлению.

Усилиями командиров и политработников, партийных и комсомольских организаций в короткие сроки были успешно решены основные вопросы подготовки войск к наступлению. Обобщив работу, проведенную, в частности, в 9-й гвардейской армии, я мог с полным основанием доложить Главному политическому управлению Красной Армии, что задачи войсками армии поняты правильно и глубоко, у бойцов, сержантов и офицеров они вызвали желание идти вперед, до полного и окончательного разгрома гитлеровской армии.

Как уже неоднократно подтверждал наш практический опыт, лучшим средством доведения до войск и каждого воина общей задачи на период боевых действий наряду с боевым приказом является обращение Военного совета к личному составу. Боевой приказ — это сугубо военный, рабочий, так сказать, документ, и предназначен он командирам и штабам. Обращение же Военного совета — документ политический. Его мобилизующая сила огромна. Поэтому и в канун нового наступления Военный совет направил в войска обращение, подготовленное заблаговременно политуправлением и отпечатанное в форме листовок.

По моему совету ответственный редактор газеты фронта подполковник Н. С. Филиппов подготовил номер, посвященный началу наступления на венском направлении. Материалы номера были пронизаны наступательным духом. Вот характерные заголовки опубликованных материалов: «Обрушим на врага могучий, всесокрушающий удар!», «Разгромим немецкие орды!», «Решительное наступление — путь к разгрому врага».

Тираж этого номера был доставлен в войска вместе с обращением Военного совета специально выделенными для этой цели работниками штаба, политуправления, журналистами в ночь на 16 марта и роздан подразделениям. За несколько часов до начала наступления обращение Военного совета было доведено до всего личного состава на митингах и собраниях, а также путем коллективных читок непосредственно на боевых позициях. Все это вызвало в войсках исключительно высокий политический подъем. На митингах и собраниях воины клялись, что они не пожалеют крови и самой жизни для выполнения поставленной задачи.

Они сдержали свое слово. Воины всех родов войск действовали исключительно слаженно, мужественно, мастерски.

Утро 16 марта выдалось пасмурным, туманным. Видимость на КП фронта была не больше 40–50 метров. По просьбе командармов В. В. Глаголева и Н. Д. Захватаева, перед войсками которых видимость была особенно плохой, и командующего артиллерией М. И. Неделина Ф. И. Толбухин согласился отложить артподготовку на более поздний срок.

Туман рассеялся лишь после полудня, и в 14 пасов 35 минут артиллерия открыла огонь, а ровно через час пошли в наступление стрелковые части 9-й и 4-й гвардейских армий.

Огневой удар на некоторое время парализовал противника, но, оправившись и восстановив управление, гитлеровцы начали оказывать организованное сопротивление. В первые дни войска продвигались медленно. И только после введения в бой 6-й гвардейской танковой армии и других фронтовых резервов ритм наступления несколько ускорился.

Дело в том, что бои шли в горно-лесистой местности, где обороняющиеся находились в более выгодном положении. И все-таки войска нашего фронта в течение сравнительно короткого времени прорвали оборону противника и к 24 марта продвинулись вперед на 70 километров.

Особенно упорные бои развернулись за город Секешфехервар. Немцы за два месяца оккупации превратили его в важнейший опорный пункт. На подступах к городу построили много дотов и дзотов. Во всех каменных домах были оборудованы огневые точки. Советским танкистам и пехотинцам пришлось в ожесточенных уличных боях разгромить крупный вражеский гарнизон, отбивая улицу за улицей, дом за домом.

В Секешфехервар, повторно освобожденный нашими войсками 22 марта, я попал через несколько дней. Город лежал в руинах, на улицах почти никого не было. Правда, те его жители, которые появлялись из подвалов, встречали нас радостно.

На центральной площади у разбитого фонтана я попросил остановить машину. Откуда-то взялся невысокий изможденный старик. Подошел к нам и попросил хлеба, пояснив, что у него детишки голодные. Павел Романович дал полбуханки и пачку галет. Подошли еще женщины, дети. Один местный житель сносно говорил по-словацки. Его было понять легче, и мы узнали, что после оккупации гитлеровцы стали зверствовать как никогда, грабили и убивали всех подряд. У фонтана расстреляли многих из тех, кого заподозрили в сочувствии к Красной Армии и народной власти. Против зверств поднял голос епископ, его заковали в кандалы прямо в костеле и увезли в неизвестном направлении… Сотни и сотни людей пропали без вести.

Многолюдно было в нашей комендатуре. Здесь те, кто связал свою жизнь с новой властью, кто увидел силу Красной Армии, поверил в ее освободительную миссию и высокое благородство. Наши воины быстро находили общий язык с местными жителями. И это радовало.

А между тем бои продолжались. Под Веспремом гитлеровцы бросили в контратаку свыше 100 «тигров» и «пантер». Однако все попытки противника задержать наши наступающие части потерпели неудачу. Решительными и умелыми действиями войска фронта разгромили танковую группу немцев и очистили Венгрию от оккупантов. Это была крупная победа, после которой наступление значительно ускорилось.

За прорыв обороны противника юго-западнее Будапешта 24 марта войска фронта получили благодарность Верховного Главнокомандующего, которая еще более воодушевила воинов на боевые подвиги. Командиры, политработники, знакомя личный состав с приказом в беседах и докладах, призывали к новым боевым свершениям.

В поддержание высокого наступательного духа в войсках вносили свою лепту фронтовая, армейские и дивизионные газеты. В частях и подразделениях оперативно выпускались листки-молнии, которые отличались простотой и лаконичностью. В них кратко сообщалось о подвигах товарищей. Один пожелтевший от времени листок-молния сохранился у меня до сих пор. Не помню уже, как он попал ко мне, из какой части. Вот его текст. Сверху лозунг: «Смерть немецким захватчикам!» Ниже: «Прочти и передай товарищу». Крупно красным карандашом: «Героям нашей части — слава! Гвардии рядовой 2-й роты В. А. Панков гранатой подбил самоходку и уничтожил трех немцев. Будьте такими, как Панков!»

Такие листки-молнии выпускали агитаторы, парторги и комсорги или коммунисты и комсомольцы по их поручению. Живое слово коммунистов, листки-молнии дополнялись публикациями фронтовой, армейских и дивизионных газет о героях наступательных боев. Кроме того, политотделы армий издавали бюллетени под названием «Из опыта партийно-политической работы». Например, политотдел 4-й гвардейской армии за время действий в Венгрии и Австрии выпустил пять таких бюллетеней. В них обобщался опыт работы ротных парторганизаций в наступлении, рассказывалось о работе агитаторов в бою, о практике проведения митингов боевого содружества.

По совету политического управления командиры многих частей стали практиковать посылку писем родственникам воинов об их боевых успехах. Эти письма предварительно зачитывались всему личному составу. Надо сказать, что такая форма воспитательной работы была весьма действенной.

В ходе наступления вся деятельность командиров и политработников была направлена на обеспечение высоких темпов продвижения. Каждому были понятны призывы фронтовой газеты: «Воин! Враг пытается уйти из-под твоего удара, отрезай ему пути отхода!», «Чем ближе к Вене, тем ближе к Берлину!». И войска стремились выполнять задачи наступления во что бы то ни стало.

О высоком моральном духе наших войск, действенности партийно-политической работы свидетельствует быстрый рост партийных и комсомольских рядов. Например, только в 114-й гвардейской стрелковой дивизии, политотдел которой возглавлял подполковник А. А. Титов, в дни преследования врага на территории Венгрии свое желание вступить в партию изъявили 385 бойцов — солдат, сержантов я офицеров, в комсомол — 482.

Ценой огромных потерь противнику удалось ускользнуть от нового окружения, но его отход превратился в беспорядочное бегство.

26 марта войска фронта, продолжая наступление, овладели городами Папа и Девечер, а 28 марта — городами Чорна и Шарвар, важными узлами железных дорог и опорными пунктами обороны. Противник предпринимал огромные усилия, чтобы задержать наступающих. Он подтянул сюда резервы и бросил в контратаки крупные силы пехоты и танков. Но все было тщетно. 29 марта войска фронта овладели городами Сомбатель, Капувар, Кесег и вышли на австрийскую границу. В этот день фронтовая газета опубликовала справку «Австрия», посвятив ей всю третью страницу и снабдив картой-схемой, а 30 марта соединения, наступавшие к западу от озера Балатон, вступили на территорию Австрии.

Успешное наступление главной группировки фронта создало благоприятные условия для перехода к активным действиям и соединений левого крыла. 29 марта они перешли в наступление, прорвали оборону противника южнее озера Балатон и вышли к крупному нефтедобывающему району Венгрии. 57-я армия во взаимодействии с 1-й болгарской армией 2 апреля 1945 года освободила от немецких оккупантов город Надьканижа, лишив тем самым гитлеровскую Германию еще одного источника нефти.

4 апреля 1945 года вся территория Венгрии была очищена от немецко-фашистских захватчиков. Венгерский народ получил возможность восстановить национальную независимость страны и приступить к проведению подлинно демократических преобразований.

В последующем день 4 апреля указом Президиума Венгерской Народной Республики был объявлен национальным праздником Венгрии.

Глава девятая СРАЖЕНИЕ ЗА ВЕНУ

Весна 1945-го была ранней, дружной. Все ярче светило солнце, в гористых лесах набухали почки, зеленела на пригорках трава. Но солдатам нашим некогда было любоваться красотами природы. Бои на границе и на территории самой Австрии были ожесточенными. Опираясь на заблаговременно созданные пограничные укрепления и труднопроходимые естественные рубежи — горы, леса, реки, болотистые поймы, — враг упорно сопротивлялся. На помощь оборонявшимся из района Вены спешно подбрасывались свежие части.

Но ничто не могло уже сдержать натиска наступающих войск. Советские воины показывали образцы воинского мастерства и солдатской находчивости. Вот какие доклады поступали в те дни в политуправление. Стрелковый батальон гвардии капитана Кулешова ночью скрытно вышел к реке Лайта. Гвардии младший лейтенант Старченко и красноармеец Титаренко первыми переправились через реку. Разведав брод, Старченко отправил красноармейца с донесением, а сам отошел в сторону от брода и, чтобы отвлечь внимание противника, начал стрелять из автомата. Двадцать минут младший лейтенант вел огонь, перебегая с места на место. Встревоженные гитлеровцы открыли по нему огонь из всех видов оружия. Именно этого добивался наш офицер. Пока враги стреляли по нему, бойцы батальона успешно форсировали реку вброд и стремительной атакой захватили выгодные позиции. Закрепившись на западном берегу реки, батальон отбил три вражеские атаки, уничтожил свыше 300 солдат и офицеров противника.

На другом участке немцы заминировали мост через реку. Гвардии старшина Ховриенко под огнем противника обезвредил вражеские мины, обеспечив быструю переправу наших танков через водную преграду. В том же бою танковый экипаж гвардии младшего лейтенанта Леонтьева ворвался в расположение противника и уничтожил десятки гитлеровцев.

Как всегда, в первых рядах атакующих были коммунисты и комсомольцы. В бою они брали на себя наиболее трудные и рискованные задачи, вдохновляли сослуживцев на смелые и решительные действия.

В первые дни боев на территории Австрии войска фронта узнали о смелых действиях шести разведчиков из 63-й гвардейской стрелковой дивизии во главе с коммунистом старшим сержантом Янковым. Это были красноармейцы Шустер, Кознодей, Чеберенко, Павленко и Раскопьян. Выполняя задание в тылу врага, они обнаружили большую колонну отступающих фашистов. Разведчики решили устроить на дороге засаду и, когда немецкая колонна приблизилась, открыли автоматный огонь, пустили в ход гранаты.

Нападение разведчиков было настолько внезапным, что среди гитлеровцев поднялась паника. Воспользовавшись этим, шестеро храбрецов взяли в плен 34 вражеских солдата и офицера, захватили 4 пушки, 15 повозок с боеприпасами, 2 пулемета, 2 миномета, рацию, 200 винтовок и 40 лошадей.

Война шла к завершению. Все чаще в минуты затишья речь заходила о послевоенной жизни. Мы с живым интересом ловили каждую весть о трудовых успехах народа. Я приказал редакторам газет больше публиковать сообщений с Родины, печатать с разрешения адресатов письма из дому.

И все чаще из уст командующих можно было слышать требование к нижестоящим командирам: «Берегите людей». Потери в конце войны особенно горьки.

— Нужно сделать все, чтобы до каждого австрийца дошла правда о Красной Армии, о наших намерениях, — инструктировал генерал-полковник А. С. Желтов полковников Савельева и Питерского, которым было поручено подготовить обращение командования Красной Армии к гражданам Австрии. — Мы знаем, коммунисты, прогрессивные силы австрийского народа ждут нас. Надо их вооружить словом нашей правды…

Вскоре обращение было подготовлено. Я тоже принимал участие в его редактировании. На подпись к командующему фронтом обращение носил генерал-полковник А. С. Желтов.

«Красная Армия вошла в Австрию не с целью захвата австрийской территории, — говорилось в обращении, — а с целью разгрома вражеских немецко-фашистских войск и освобождения Австрии от немецкой зависимости…»

Далее отмечалось, что семь лет гитлеровского господства залили Австрию морем слез. Немцы отняли у Австрии свободу и независимость. Они ограбили страну и превратили ее в захолустную провинцию «великогерманского рейха». Сотни тысяч австрийцев сложили свои головы по приказу Гитлера ради его безумных планов. Немцы навлекли на Австрию все ужасы войны. Теперь, пытаясь отсрочить свою гибель, они готовы превратить всю Австрию в поле боя, разрушить до конца ее города и села, ее промышленность, все, что еще осталось у австрийского народа.

Обращение командующего 3-м Украинским фронтом, отпечатанное листовкой в миллион экземпляров, в первые же дни наступления было разбросано фронтовой авиацией по всей территории Австрии. Передовые части распространяли эти листовки в занятых ими районах. Командиры и политорганы проводили большую работу среди населения по разоблачению лжи и клеветы немецко-фашистской пропаганды на Советский Союз и его армию.

И это давало положительные результаты. Несмотря на то что нацисты длительное время распространяли среди австрийцев гнусные небылицы о советском воине, запугивали население выдумками об ужасах и зверствах, которые будто бы их ждут с приходом Красной Армии, простые люди встречали наши войска хотя и не так восторженно, как было, скажем, в Болгарии или Югославии, но с тем радушием, с каким встречают освободителей. Верным признаком того, что обращение Маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина встречено австрийцами с доверием и энтузиазмом, явились выстрелы патриотов по гаулейтеру Вены фон Шираху.

Это случилось 2 апреля. И в тот же день вместо казненного именем австрийского народа гитлеровского палача был назначен «наш старый знакомый», битый нами в Венгрии, генерал-полковник СС Зепп Дитрих, командующий 6-й танковой армией СС, на совести которого была кровь харьковских партизан и подпольщиков. Об этом мне доложил при очередном докладе полковник А. Д. Питерский.

Утром 7 апреля Питерский пришел с радостной для нас вестью: как передают некоторые радиостанции Европы, такая же участь постигла и кровавого эсэсовца Дитриха.

— Жаль, судить бы его нашим, советским судом, — сказал Александр Дмитриевич, положив передо мной листок с текстом сообщения радио Рима. «Начальник германской обороны Вены генерал-полковник CG Дитрих, — говорилось в нем, — убит 6 апреля вечером, немного позднее двадцати двух часов. Генерал Дитрих был убит произведенными в упор семью выстрелами из пистолета. По сведениям, полученным в Швейцарии, генерал Дитрих убит в то время, как направлялся на венскую радиостанцию, чтобы вновь обратиться к населению австрийской столицы с призывом „сопротивляться до последних сил“».

— Собаке собачья смерть, — сказал я, пробежав машинописные строчки. — Это хорошо, когда у фашистов и тут, в Австрии, горит земля под ногами не только от нашего оружия, но и от ненависти венцев.

Однако А. С. Желтов не поверил этому сообщению.

— Слишком хитрый и осторожный этот любимец фюрера, — сказал он задумчиво, — чтобы так скоро вслед за фон Ширахом попасть в аналогичную ловушку. По сам факт покушения — в нем я не сомневаюсь — говорит о том, что бойцы Сопротивления активизируются. И чем сильнее наши удары, тем решительнее будут действовать патриоты.

Алексей Сергеевич оказался прав. Вскоре мы узнали, что за Зеппа Дитриха покушавшиеся приняли офицера СС, который проезжал на автомашине в районе радиостанции незадолго до того, как там должен был появиться Дитрих. Начальник обороны Вены, узнав об этом, побоялся поехать на радиостанцию, а приказал свою заготовленную для выступления речь отпечатать и расклеить по всему городу.

Чтобы не возвращаться больше к этому садисту, скажу: Вену «сохранить для Германии» ему не удалось, а вот шкуру свою он сохранил. В конце войны сдался в плен американцам, был даже судим. Несколько лет он провел в комфортабельной американской военной тюрьме Ландсберг в обществе таких же, как он, военных преступников, — генерал-фельдмаршалов Мильха, Листа, Кюхлера, генерал-полковников Гота, Рейнхарда… Позже, в годы «холодной войны», американцы его, как и многих других «заслуженных» военных преступников, выпустили на свободу. И Дитрих, конечно, остался Дитрихом: стал одним из ярых западногерманских реваншистов.

Однако в жаркие от ожесточенных боев апрельские дни штурма Вены у нас было достаточно и других (кроме убийства палачей народа) доказательств того, что жители Австрии, прежде всего рабочие, прогрессивно настроенная интеллигенция, встречают Красную Армию как освободительницу, стараются помочь чем только можно. Конечно, к нам, к советскому командованию, первыми с предложением посильной помощи обращались коммунисты-подпольщики, а также люди, освобожденные нашими войсками из фашистских концлагерей. Но не только они, а все патриоты, ознакомившись с обращением к ним маршала Толбухина, проникались к Красной Армии все большим доверием.

В первых числах апреля находившийся в 9-й гвардейской армии, которая уже вышла на подступы к Вене, мой заместитель полковник Катугин позвонил мне и доложил, что в одну из частей прибыли парламентеры — фельдфебель и ефрейтор…

Дело было рано утром. Перед боевым охранением одной из наших частей выскочила легковая машина. Водитель сидел, низко пригнувшись к баранке, и гнал машину на большой скорости. А пассажир, сидевший рядом с шофером, размахивал белым флагом. По приказу командира, которому доложили об этом, парламентеров пропустили беспрепятственно. Затем их доставили в разведотдел армии. Катугин присутствовал при беседе. Парламентеры предъявили документы — фельдфебель Кез, писарь, и ефрейтор Райф, шофер. Служат в 17-м австрийском мобилизационном корпусе, который формирует пополнение для фронта.

Фельдфебель сообщил, что в Вене готовится восстание против оккупантов, говорил о той ненависти к немцам, которую испытывает каждый австриец, если он не коллаборационист, не фашист.

На вопрос об участниках восстания Кез ответил, что большинство их составляют готовые к выступлению отряды военнослужащих — австрийцев, а также некоторое количество местных жителей.

— По нашим расчетам, — говорил Кез, — после начала восстания к нам присоединятся тысячи венцев. Тут важно подать пример.

— А кто будет руководить восстанием? — спросили парламентера.

— Майор Карл Соколл — начальник мобилизационного отдела штаба корпуса, — ответил Кез. — Сюда мы прибыли по его поручению для установления связи и координации своих действий с действиями наступающей русской армии.

Кез и Райф сказали, что они читали обращение маршала Толбухина к венцам, что жители столицы Австрии верят советскому командованию и готовы оказать русским солдатам посильную помощь в освобождении города.

Разведотдел армии и управление разведки фронта быстро проверили данные, которые сообщили парламентеры. Они подтвердились. Без слов ясно, что хорошо скоординированные совместные действия штурмующих город и восставших могли бы помочь скорее освободить Вену от гитлеровцев и спасти ее исторические и культурные памятники, жилищное и коммунальное хозяйство от разрушений, а жителей — от гибели и страданий.

— Красная Армия, — сказал парламентерам полковник Катугин, — будет благодарна восставшим за помощь…

Что же касается конкретных задач, то руководителям предстоящего восстания от имени командования советских войск было предложено при получении условного сигнала по радио и с самолетов захватить в Вене все мосты через Дунай и Дунайский канал. Если это окажется не под силу, то, по крайней мере, разминировать их. Кроме того, восставшие должны занимать немецкие штабы, учреждения нацистской партии и гестапо, линии связи, склады, спасать жизненно важные объекты городского хозяйства от уничтожения гитлеровцами.

В заключение Кез и Райф получили рацию, код для связи с указанием времени выхода в эфир. Ночью их с большими предосторожностями переправили за линию фронта обратно в Вену.

Через день — новое сообщение из 9-й гвардейской: прибыл майор Карл Соколл, что называется, собственной персоной. Он представился руководителем подпольной антифашистской организации «Австрия, пробудись!». Майор подтвердил все, о чем говорили фельдфебель Кез и ефрейтор Райф.

— Я прибыл к командованию Красной Армии, — заявил майор, — чтобы лично уточнить время начала восстания и сигналы взаимодействия.

Ему ответили, что сигналы остаются прежними, а выступление участников восстания, по взаимному соглашению, назначили на 12 часов 30 минут 6 апреля…

Не успели, как говорится, переварить эту благоприятную для нас информацию, как поступила новая, еще более интригующая. Из политотдела 103-й гвардейской стрелковой дивизии сообщили, что в районе расположения штаба солдаты задержали высокого седобородого старика в потрепанном темном костюме. Наши молодые бойцы приняли его за попа.

Словом, старика задержали и привели в штаб к разведчикам. Тут узнали, что зовут его Карл Реннер. По это мало что говорило молодым воинам, вот уже четыре года не вылезавшим из окопов.

Надо сказать, старик держался с большим достоинством, настойчиво, но без заискивания, просил доставить его к советскому командованию, которому хочет сообщить нечто весьма важное.

В политотделе, где, к счастью, оказался мой заместитель по пропаганде полковник Савельев, старик стал рассказывать, что ему 75 лет. Из них более 50 лет он занимается политической деятельностью. С 1907 года — депутат парламента, а с 1930-го — председатель. Перед приходом гитлеровцев был президентом республики, а потом вынужден был отойти от политической деятельности.

— Только тут до меня дошло, — рассказывал Савельев, — что это же тот самый Карл Реннер, один из авторов «Культурной автономии», которую не раз критиковал Ленин и которому так крепко досталось от Сталина в работе «Марксизм и национальный вопрос».

И немудрено. Когда писалась эта работа! С тех пор в России победила Октябрьская революция, построен социализм и вот уже победоносно завершается величайшая из войн. А тут — свидетель давно отшумевших дней и событий. Мало кто, наверное, во всем 3-м Украинском фронте мог предполагать, что жив еще тот самый Карл Реннер, которого у нас неизменно называли в одном ряду с такими теоретиками и деятелями реформистской социал-демократии, как Отто Бауэр и Карл Каутский.

Когда Савельев сказал об этом присутствующим, те сильно удивились. А Реннер, услышав фамилию Сталина, обрадовался.

— О, геноссе Сталин! — воскликнул он. — Это большой человек и большой политик. Я встречался и с Владимиром Лениным… Много раз виделся с Троцким…

— Ну, Троцкого он пусть оставит себе, — сказал один из офицеров.

— Спросите у него, — попросили переводчика, — чего он конкретно хочет от советского командования.

Когда вопрос перевели, Реннер вздохнул с горечью и повторил вопрос.

— Что я хочу? — начал он. — Я люблю Австрию, я хочу отдать ей остаток моей жизни. Я социал-демократ, много ошибался, это я сейчас понимаю… Теперь я думаю, сейчас у нас у всех — коммунистов, социал-демократов, социалистов — одна задача: как можно скорее окончательно уничтожить фашизм. Я мог бы быть полезен при строительстве новой Австрии.

Старик замолчал, а потом с надеждой посмотрел на полковника Савельева и сказал:

— У меня одна просьба: если это возможно, доложить обо мне маршалу Сталину. Скажите, что я готов служить антифашизму и демократии.

Когда о визите Карла Реннера узнали Ф. И. Толбухин и А. С. Желтов, они немедленно сообщили об этом в Ставку и Главное политическое управление Красной Армии.

— Пожалуй, нам после войны не нужно будет пренебрегать теми силами, которые стоят на позициях антифашизма, — заметил при этом Федор Иванович.

— Да и закоренелых социал-демократов Гитлер кое-чему научил, — сказал А. С. Желтов. — Главное — к коммунистам за помощью обращаются, а не к кому-нибудь.

Москва не заставила долго ждать с ответом. В телеграмме на имя Толбухина и Желтова Ставка предписывала сообщить Карлу Реннеру, что в интересах восстановления демократии в Австрии советское командование окажет ему поддержку. Ставка требовала разъяснить господину Реннеру, что наши войска вступили в его страну не для захвата ее территории, а исключительно для изгнания фашистских оккупантов.

В освобожденных городах жители по собственной инициативе вывешивали государственные флаги Советского Союза и Австрии. Я сам был свидетелем, как в селении Вейхерсдорфе навстречу советским бойцам с красными флагами и транспарантами вышли более 200 студентов и молодых рабочих. На транспарантах были лозунги: «Слава Красной Армии!», «Да здравствует Красная Армия!».

Когда наши войска заняли город Эйзенштадт, стало известно, что население отказалось от эвакуации, проводимой гитлеровцами, попряталось в подвалах и погребах. Встреча наших бойцов с местными жителями вылилась в волнующую демонстрацию торжества пролетарской солидарности.

В Гайнбурге все мужское население насильно было мобилизовано в отряды фольксштурма. Однако, когда наши войска подошли с боями к городу, австрийцы-фольксштурмовцы перешли на нашу сторону.

С началом Венской операции, по мере освобождения западных областей Венгрии и восточных районов Австрии, на дорогах увеличился «встречный поток». Навстречу солдатам, спешившим на передовую, шли толпы изможденных, но безмерно счастливых людей в полосатых тюремных куртках. Это передовые советские части освобождали их из концлагерей.

Я много раз встречал колонны бывших узников гитлеровских застенков. Тягостное, но в то же время радостное было это зрелище. При встрече с воинами они кричали «ура», обнимали их, на многих языках Европы звучали слова благодарности в адрес освободителей. Ведь среди освобожденных были русские и болгары, белорусы и поляки, представители других народов.

Этот факт мы, политработники, тоже стремились использовать в политико-воспитательной работе. Там, где это было возможно, устраивали встречи с бывшими узниками. А чаще митинги возникали стихийно. Остановятся две встретившиеся колонны. И те и другие ищут земляков, знакомых, а то и родных. Ведь среди солдат, несших освобождение порабощенным, было немало тех, у кого сестру или брата угнали гитлеровцы на фашистскую каторгу. И бывали случаи, когда в этом кромешном аду войны находили друг друга близкие люди. Такие случаи сразу становились всеобщим достоянием. О наиболее ярких из них рассказывала и фронтовая газета. Помнится, она напечатала письмо сестры солдата, проведшей годы на положении рабыни в поместье богатого немца. Поведав свою горестную историю, девушка просила брата отомстить извергам за мучения, унижения и слезы.

Это письмо обсуждалось в окопах, отклики на него публиковались в газете. Оно и другие такие публикации способствовали повышению наступательного порыва в войсках. И, несмотря на яростное сопротивление врага, продвижение войск было исключительно стремительным. В отдельные дни темп его превышал 40 километров.

Мужественно сражались в наступательных боях артиллеристы 1951-го самоходного артиллерийского полка. В одном из боев расчеты САУ батареи коммуниста капитана Рассолова, обойдя упорно сопротивлявшегося противника с фланга, выбрали удачные огневые позиции и с близкой дистанции открыли огонь по танкам. Гитлеровцы, боясь окружения, начали отходить. Продолжая наступление вдоль шоссейной дороги, батарея Рассолова неожиданно вышла на засаду, в которой были вражеские «тигры». Не останавливая свою самоходку, капитан устремился на вражеские танки, увлекая за собой остальных. Гитлеровцы хотели развернуть «тигры», чтобы отойти, но не успели. Рассолов уничтожил один и подбил два «тигра».

Наступая вдоль реки, командир другой батареи старший лейтенант Селиванов заметил отступающую автоколонну противника. В конце колонны двигалось несколько «пантер». Селиванов, используя складки местности и лес, незаметно обошел эту колонну и достиг шоссе. Появившуюся колонну самоходчики встретили внезапным огнем. Гитлеровцы, видя безвыходность положения, стали отходить через реку, бросая автомашины, повозки, а экипажи «пантер» попытались подорвать машины. Тогда Селиванов атаковал их и захватил 3 исправные машины.

В этом бою батарея капитана Селиванова уничтожила 10 автомашин, 5 бронетранспортеров и истребила до 100 гитлеровцев. Кроме трех танков и двух бронетранспортеров Селиванов захватил 30 подвод с лошадьми и пленных.

Умело сражался командир самоходной артиллерийской установки из этой батареи младший лейтенант Полькин. Маневрируя на поле боя, он скрытно подошел к противнику на близкое расстояние и уничтожил три бронетранспортера и 40 немцев.

Разведчики 14-го бронемотоциклетного батальона 6-й гвардейской армии во главе с гвардии майором Плотниковым двигались впереди наступающих частей, смело врывались в населенные пункты, завязывая бои с превосходящими силами противника, одерживали победы. В течение одного дня разведчики с боем заняли 6 населенных пунктов и вышли к мосту через реку Питан.

Мост защищала группа вражеских солдат. Восемь наших разведчиков стремительной атакой и пулеметным огнем оттеснили гитлеровцев от моста. Немцы предприняли попытку взорвать пролет, но безуспешно: разведчики держали переправу под сильным огнем, сразили несколько вражеских саперов и не пустили их к мосту. Вскоре разведчики перешли на западный берег реки и заняли плацдарм. Стремясь восстановить положение, противник предпринял несколько контратак. Против горстки разведчиков двинулись немецкие бронетранспортеры, поддержанные минометным огнем. Разведчики в течение трех часов удерживали мост и обеспечили переправу танков и артиллерии корпуса через водный рубеж.

Отвагу и мужество в этом бою проявили разведчики старший сержант Митрохин, гвардии сержант Смолин, рядовой Озеров и другие.

5 апреля войска фронта вплотную подошли к Вене. Во фронтовой печати появились новые лозунги: «Решительным ударом овладеем Веной!», «Славу, добытую в боях за Белград и Будапешт, умножим в борьбе за столицу Австрии!», «Овладеть Веной — дело твоей чести, славный воин 3-го Украинского фронта!».

Вечером состоялось короткое заседание Военного совета, на котором было заслушано сообщение начальника разведки фронта. Из его слов вытекало, что гитлеровское командование, используя благоприятные условия местности, создало крепкую оборону вокруг Вены. С запада город прикрывает гряда гор, а с севера и востока — широкий и многоводный Дунай. На южных подступах к городу немцы построили мощный укрепленный район, состоявший из противотанковых рвов, широко развитой системы окопов и траншей и большого количества дотов и дзотов. На строительство оборонительных сооружений немцы мобилизовали все трудоспособное население Вены. На улицах воздвигались баррикады, противотанковые препятствия. В парках и на окраинах отрывались окопы, устанавливались проволочные заграждения, танкоопасные направления густо минировались. Большие, многоэтажные здания и целые кварталы были приспособлены для длительной круговой обороны. В подвалах домов, в подземных ходах метрополитена расположились истребители танков, вооруженные фаустпатронами, в подъездах домов — замаскированные танки, самоходные пушки и штурмовые орудия. Фашистское командование намеревалось сделать город непреодолимой преградой на пути советских войск.

На защиту Вены гитлеровское командование бросило все, что только можно, включая полицейские и пожарные команды. В общей сложности, город защищали до восьми танковых дивизий, одна пехотная, пятнадцать отдельных пехотных батальонов и батальоны фольксштурма.

Один такой фольксштурмовец до сих пор у меня перед глазами…

Это было, кажется, на второй день штурма Вены. Я находился на командном пункте 20-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Н. И. Бирюкова, когда разведчики привели щуплого белобрысого паренька в перепачканной глиной форме.

— Ему бы мяч во дворе гонять, а ему автомат вручили, — вздохнул комкор. Вдруг ожесточился: — Стрелял ведь наверняка?

— Никак нет, товарищ генерал, — доложил разведчик. — Не успел или действительно не хотел, но оружием не воспользовался, мы проверили его автомат.

Когда пришел переводчик и начался допрос, пленный рассказал, что всех ребят из старших классов гимназии гитлеровцы сначала послали на сооружение оборонительных объектов, а потом выдали автоматы, фаустпатроны и бросили против русских… Юнец говорил, что он австриец и ненавидит немцев. Они насильники и грабители. И все время спрашивал, что с ним теперь будет. Говорил, что их командир предупреждал, будто русские всех расстреливают.

— Переведите пленному, — сказал я переводчику, — что Красная Армия с детьми не воюет. Мы убеждены, что он больше никогда не возьмет в руки оружие, чтобы воевать против Красной Армии. Но уж если возьмет — пусть пеняет на себя…

Мальчишка несказанно обрадовался. Он упал на колени, стал божиться, что никогда не забудет, как добры к нему были советский генерал и офицеры. Велев ему подняться, я сказал:

— Наверно, ваша мама беспокоится из-за вас? Сейчас вас накормят, и вы пойдете домой. Возьмите только с собой обращение командования Красной Армии к австрийцам. Почитайте сами, раздайте своим друзьям и знакомым. Пусть и они знают правду о Красной Армии.

Юнец обещал все сделать, как приказывает советский генерал.

Да, гитлеровцы, обреченные на гибель сами, хотели унести с собой жизни и этих юнцов. И многие из них, одурманенные фашистами, стреляли…

По я забежал вперед… Перед началом штурма Вены во всех частях было зачитано обращение Военного совета фронта к войскам, в котором разъяснялась необходимость быстрейшего разгрома гитлеровцев на территории Австрии и взятия Вены. «Напряжем свои силы, — говорилось в обращении, — соберем всю свою волю, чтобы приблизить час окончательного разгрома проклятого гитлеризма… Пусть скорее взовьется над поверженным Берлином знамя нашей победы!»

Планируя захват столицы Австрии, командование фронта наряду с чисто оперативной решало очень важную военно-политическую задачу. Стремясь избежать разрушений столицы Австрии, с целью сохранения ее многочисленных памятников истории и искусства, жизни мирного населения, политуправлением фронта было подготовлено специальное обращение к жителям Вены с призывом помочь Красной Армии в освобождении города от фашистов, не дать им разрушить столицу.

Вот это обращение:

«Жители города Вены!

Красная Армия, громя немецко-фашистские войска, подошла к Вене.

Красная Армия вступила в пределы Австрии не с целью захвата австрийской территории, а исключительно с целью разгрома вражеских немецко-фашистских войск и освобождения Австрии от немецкой зависимости.

Час освобождения столицы Австрии — Вены от немецкого господства настал, но отступающие немецко-фашистские войска хотят превратить Вену в поле боя, как это они сделали в Будапеште. Это грозит Вене и ее жителям такими же разрушениями и ужасами войны, которые были причинены немцами Будапешту и его населению.

Ради сохранения столицы Австрии, ее исторических памятников культуры и искусства предлагаю:

1. Всему населению, кому дорога Вена, из города не эвакуироваться, ибо с очищением Вены от немцев вы будете избавлены от ужасов войны, а тех, кто эвакуируется, немцы погонят на гибель.

2. Не давать немцам минировать Вену, взрывать ее мосты и превращать дома в укрепления.

3. Организовать борьбу против немцев и защиту от разрушения ее гитлеровцами.

4. Всем активно мешать вывозу немцами из Вены промышленного оборудования, товаров, продовольствия и не позволять грабить население Вены.

Граждане Вены!

Помогайте Красной Армии в освобождении столицы Австрии — Вены, вкладывайте свою долю в дело освобождения Австрии от немецко-фашистского ига!»

Это обращение, отпечатанное в сотнях тысяч экземпляров, было разбросано с самолетов над городом и нашло живой отклик в сердцах жителей Вены, которые, несмотря на угрозы фашистов, отказывались от эвакуации из города и участия в его обороне.

Советские войска начали штурм Вены одновременно с нескольких направлений. За первые два дня боев было сломлено сопротивление гитлеровцев на ближних подступах к городу, а рано утром 7 апреля на южных окраинах австрийской столицы взвились красные знамена. Их водрузили: комсорг гвардии рядовой Вовк — у одного из заводов, коммунист гвардии младший лейтенант Крапивинский — на площади, парторг роты гвардии старшина Шишенин — у церкви, на одной из улиц — гвардии рядовой Коломиец…

5-й гвардейский танковый корпус, выйдя к Дунаю в районе Вердери, начал наступление на северную окраину города навстречу 4-й гвардейской армии. Вскоре Вена оказалась в полукольце наших войск. Последовал удар нашей авиации, артиллерии, танков и пехоты по главному обводному рубежу обороны врага с южного направления. В образовавшийся прорыв ринулись штурмовые батальоны. В это время войска 46-й армии 2-го Украинского фронта завершали охват венской группировки противника с северо-востока. Их активно поддерживали моряки Дунайской военной флотилии.

Еще в ходе подготовки к операции Военный совет, политуправление нацелили войска на широкое использование опыта уличных боев, накопленного при освобождении Белграда, Будапешта и других городов. Партийно-политическая работа в период наступления проводилась непосредственно в ротах, батареях и штурмовых группах, где находилось большинство работников политорганов. В штурмовые группы подбирались коммунисты и комсомольцы, имевшие опыт ведения уличных боев в городах.

Действуя небольшими группами, наши стрелковые подразделения при поддержке танков и артиллерии просачивались в глубину вражеской обороны, решительно уничтожали их гарнизоны. С боем брали каждый квартал, каждый дом. Схватки шли непрерывно, днем и ночью. Особенно упорные бои происходили в центре города.

В этих условиях политическое воздействие на личный состав также было постоянным. Командиры, политработники устно и через печать постоянно информировали людей о боевых успехах, отличившихся воинах, личным примером учили, как нужно воевать в городе. Фронтовая газета в дни уличных боев в Вене призывала своих читателей: «Для советского воина нет непреодолимых преград! Уцепился за объект обороны врага — распространяйся в глубину, подрывая сопротивление немцев изнутри». 8 апреля газета напечатала план города Вены под шапкой: «На этих улицах побьем врага!»

10 апреля она призвала: «Завершим очищение Вены от гитлеровской нечисти! Нанесем по сопротивляющемуся противнику последний, сокрушительный удар!»

Нашли на страницах газеты отражение и отклики на опубликованное в центральной печати 9 апреля 1945 года заявление Советского правительства об Австрии. В этом документе, в частности, говорилось: «Советское правительство не преследует цели приобретения какой-либо части австрийской территории или изменения социального строя Австрии. Советское правительство стоит на точке зрения Московской Декларации союзников о независимости Австрии. Оно будет проводить в жизнь эту декларацию. Оно будет содействовать ликвидации режима немецко-фашистских оккупантов и восстановлению в Австрии демократических порядков и учреждений. Верховным Главнокомандующим Красной Армии дан приказ Советским войскам оказать свое содействие в этом деле австрийскому населению».

Это заявление передавалось звуковещательными установками, чтобы его могли услышать австрийцы и, конечно, жители Вены, на улицах которой не утихали бои.

Сразу стали поступать сообщения о том, что заявление с радостью и надеждой было встречено австрийским народом.

Политуправление принимало все меры к тому, чтобы фронтовая, армейские и дивизионные газеты своевременно доставлялись на передовую. Во время Венской операции этот вопрос я взял под личный контроль. Журналисты, сотрудники этих газет, находились в боевых порядках наступающих подразделений и оперативно посылали материалы в свои газеты. Они явились подлинными летописцами массового героизма наших солдат и офицеров.

Я уже писал, что в редакции фронтовой газеты работала большая группа писателей: Александр Черпенко, Иван Ле, Александр Левада, Виктор Кононенко, Николай Атаров, Алексей Недогонов, молодой башкирский поэт Мустай Карим и другие. Война, освободительный поход 3-го Украинского фронта впоследствии стали темой их творчества.

Забегая вперед, скажу, что украинские писатели Александр Черненко, Иван Ле и Александр Левада сразу же после демобилизации весной 1945 года решили выпустить литературно-художественный сборник «От Сталинграда до Вены», ответственным редактором которого предложили быть мне.

В конце 1945 года этот сборник вышел в Киеве в издательстве «Радяньский письменник». Почти весь его десятитысячный тираж, конечно, был закуплен политическим управлением Южной группы войск, образованной на базе нашего фронта.

Во фронтовой газете «Советский воин» работало также немало способных журналистов.

Однако вернемся к описанию последних боевых действий войск.

Вот несколько строк из донесения политотдела 114-й гвардейской стрелковой дивизии. В нем рассказывалось о том, что поредевшая рота гвардии лейтенанта Долгова вела бой между Дунайским каналом и Дунаем. Автоматами и гранатами пробивали гвардейцы себе путь вперед. К вечеру на счету роты было свыше 60 уничтоженных вражеских солдат и офицеров. В этот день десантная группа под командованием гвардии лейтенанта Карпука, посаженная на самоходные орудия, уничтожила до 200 гитлеровцев.

Особенно упорные бои происходили в районе казарм и государственной типографии. Во главе штурмовых групп, в первых рядах наступающих подразделений шли коммунисты. Парторг роты Копейкин и красноармеец Демин из 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, находясь в разведке, обнаружили около 200 гитлеровцев, сосредоточившихся под прикрытием каменных зданий для контратаки. Наши воины незаметно проникли в этот квартал и открыли внезапный огонь из автоматов, вызвав среди немцев панику. Воспользовавшись этим, бойцы приблизились вплотную к укрытию, где находились гитлеровцы, и забросали их гранатами. В результате короткого боя около семидесяти вражеских солдат было убито, остальные сдались в плен.

Командиры, политработники, партийные и комсомольские организации, используя опыт партийно-политического обеспечения уличных боев в Будапеште и Белграде, сумели правильно и целеустремленно построить свою работу в боях за Вену. Основное внимание они уделяли поддержанию высокого наступательного порыва, работали непосредственно в ротах и штурмовых группах. В уличных боях за Вену политработники соединений, как правило, находились в боевых порядках стрелковых рот, артиллерийских батарей, в штурмовых группах. Личным примером и призывным словом воодушевляли они воинов на героические подвиги. Групповые и индивидуальные беседы, листки славы, листки-молнии, собрания по подведению итогов дня, личный пример коммунистов и комсомольцев в бою — таким был арсенал политического воздействия на солдат.

В боях за Вену хорошо показали себя бойцы 4-й гвардейской стрелковой дивизии, наступавшей в составе 31-го гвардейского стрелкового корпуса в центре города. Еще в марте на территории Венгрии дивизия получила отличное пополнение: из 1466 человек более половины уже принимали участие в боях, имели большой опыт. По сложившейся на фронте традиции по случаю прибытия пополнения во всех полках дивизии состоялись митинги, на которых ветераны призывали новичков множить славные традиции гвардии, умело и беспощадно громить гитлеровцев. С ответным словом-обязательством выступали представители молодого пополнения. Слова рядового В. Шкурука из 8-го гвардейского стрелкового полка приводились в одном из политдонесений из 31-го стрелкового корпуса.

— Я и мои братья Корней и Яков, — заявил будущий гвардеец, — будем драться так, чтобы нас с первого же боя считали настоящими гвардейцами.

Словом, молодые бойцы дивизии, как и весь личный состав фронта, горели желанием скорее добить фашистского зверя. Пользуясь тем, что дивизия должна была быть введена в бой во втором эшелоне, во всех полках были организованы напряженные занятия по боевой и политической подготовке. Так, в 8-м гвардейском стрелковом полку гвардии подполковника И. Н… Панченко, который отличился в боях на территории Венгрии, была организована передача опыта бывалыми воинами молодым непосредственно в отделениях и расчетах. К примеру, гвардии старший сержант Н. Черевик, опытный разведчик, на счету которого было 38 «языков», учил новичков, как вести поиск, как правильно маскироваться и т. д. Прославленный пулеметчик Свирский на своем пулемете с гравировкой на крышке: «Герою обороны Бичке гвардии младшему сержанту В. Л. Свирскому от командования» — учил методам ведения огня в различных условиях обстановки и местности. В короткий срок добился полной взаимозаменяемости в своем минометном расчете гвардии младший сержант Я. Некрасов, уничтоживший в предыдущем бою четырехорудийную батарею зенитных пушек противника. Охотно делились своим боевым мастерством артиллерист гвардии рядовой Д. Ярец и другие. В результате молодые воины в короткий срок овладели штатным оружием, приемами его боевого использовании.

Австро-венгерскую границу 4-я гвардейская стрелковая дивизия перешла 1 апреля, тесня подразделения танковой дивизии СС «Адольф Гитлер» и 45-й учебной дивизии. Бои были тяжелыми: используя многоводные реки, каналы и каменные строения, противник оказывал сильное сопротивление, неоднократно предпринимал контратаки.

Особенно упорно гитлеровцы сопротивлялись на рубеже полноводного канала Пиштинг. Днем форсировать канал 1-й стрелковой роте гвардии старшего лейтенанта В. Кукушкина из 11-го гвардейского стрелкового полка не удалось. Сделали это они ночью под покровом темноты. В районе Мосбурн гвардейцы захватили небольшой плацдарм, который с рассветом гитлеровцы попытались ликвидировать. Танки, сопровождаемые автоматчиками, атаковали плацдарм. Их поддерживала артиллерия — слева вели огонь две малокалиберные автоматические пушки. Они не давали поднять головы гвардейцам. Тогда парторг роты гвардии сержант Е. Кузин с тремя товарищами под прикрытием взвода станковых пулеметов гвардии лейтенанта В. Колосова ползком выдвинулся на фланг позиций зенитных пушек и из ручного пулемета уничтожил оба расчета. Воспользовавшись этим, сопровождавшие его гвардии старший сержант В. Марченко и гвардии рядовой Н. Пузыренко броском достигли пушек. Марченко первым развернул пушку и открыл огонь по вражеской пехоте.

Это решило судьбу боя. Понеся значительные потери, гитлеровцы отступили, а на помощь 1-й гвардейской стрелковой уже спешили, форсировав водную преграду, подразделения полка.

5 апреля, когда темп наступления стал ослабевать, комдив ввел в бой 8-й гвардейский стрелковый полк. Гвардейцы смело пошли в атаку. Вскоре батальоны гвардии капитанов А. Борисенко и М. Хижняка овладели селением Обер-Лаа, а к исходу дня пробились к скатам высоты 255,0, с которой Вена как на ладони. Но на высоте еще держался противник. Нашим гвардейцам пришлось окапываться. Вскоре по цепочке стали передавать боевые листки — весьма важное средство политического воздействия на людей в такой вот обстановке. Боевой листок, выпущенный парторгом 2-го гвардейского батальона гвардии лейтенантом И. Чуприной, был прост и лаконичен. На небольшом листе бумаги синим химическим карандашом выведены крупными буквами всего несколько фраз: «Товарищ гвардеец! За этой высотой (255,0) — Вена! Это последний рубеж перед городом. Проверь, все ли подготовил ты для штурма Вены?»

К скатам высоты пробился и 3-й гвардейский стрелковый полк дивизии, но под яростным огнем противника вынужден был залечь. В 200 метрах севернее этой высоты — заранее подготовленный оборонительный рубеж гитлеровцев. Обойти — трудно, мешают большие дома, завалы. В окнах и на чердаках зданий засели автоматчики и пулеметчики.

Тут показал находчивость и профессиональное мастерство командир 3-го дивизиона 23-го гвардейского артполка гвардии майор А. Коваль. Он ползком пробрался на высоту и стал засекать огневые точки противника. Корректируя огонь своих батарей и приданного полку дивизиона тяжелой артиллерии, гвардии майор помог подавить и уничтожить 6 противотанковых орудий и 9 пулеметных точек противника, что позволило гвардейцам 3-го полка выполнить боевую задачу.

6 апреля 4-я гвардейская стрелковая дивизия с приданными ей 212-м и 230-м артполками и 54-м отдельным штурмовым саперным батальоном ворвалась в Вену с юга. 3-й полк с двумя артиллерийскими и ротой штурмового саперного батальона, а 8-й — с двумя артдивизионами и ротой штурмового саперного батальона действовали в нервом эшелоне. Во втором эшелоне находился 11-й гвардейский стрелковый полк.

В то время наши части придерживались такой тактики. Поскольку гитлеровцы упорно удерживали угловые дома, заранее подготовленные к длительной обороне, первые эшелоны полков их обходили, а вторые блокировали и уничтожали. Действуя таким образом, части дивизии к утру 7 апреля вышли на железную дорогу, которая идет по южным пригородам Вены.

Гитлеровцы усилили сопротивление. Они вели непрерывный огонь из домов, окна и двери которых были заложены кирпичом или мешками с песком. Пришлось пустить в действие штурмовые группы. Они были составлены из наиболее опытных бойцов, в большинстве коммунистов и комсомольцев. Они были весьма мобильными и имели достаточную огневую мощь. В состав штурмовых групп обычно входили взвод стрелков с автоматами, 1–2 станковых пулемета, 2–3 сапера, 5–6 огнеметчиков. Огнеметы были очень эффективным средством, позволяющим в прямом смысле слова выкуривать засевших в подвалах и других трудно доступных местах гитлеровцев.

В формировании штурмовых групп самое непосредственное участие принимали политорганы и парторганизации. Естественно, мы пристально следили за их действиями в бою. Я требовал от политорганов, чтобы в политдонесениях обязательно сообщали об отличившихся бойцах штурмовых групп.

Будучи в начале апреля в политотделе 4-й гвардейской армии, я читал политдонесение из 4-й гвардейской стрелковой дивизии. Сообщалось, что в первые же дни боев за Вену смело дерутся бойцы 4-й стрелковой роты гвардии лейтенанта В. Чистохвалова из 8-го гвардейского полка. Помнится, там был такой эпизод. Для овладения домом, из двери и окон которого вели огонь вражеские пулеметы, командир выдвинул вперед штурмовую группу, в которую входил комсорг гвардии рядовой Г. Бацанов. Комсорг ползком вдоль стены пробрался к одной из дверей и метнул в нее противотанковую гранату. Взрыв гранаты послужил сигналом для штурмовой группы, бойцы которой стремительно ворвались в дом. Но не успела рота очистить здание от гитлеровцев, как противник пошел в контратаку. Только не тут-то было. Гвардии старшина Д. Корпань, первым обнаружив фашистов, открыл огонь по пехоте, а танк поджег с первого же выстрела расчет полковой пушки гвардии сержанта Н. Десятникова.

В политдонесении приводились и примеры того, как многие венцы оказывают помощь нашим штурмовым группам в борьбе с противником. Они сообщали о спрятавшихся фашистах, об объектах, подготовленных гитлеровцами к взрыву, о заминированных участках улиц.

Тут я должен заметить, что восстания как такового в Вене не было. Правда, мы мало на это и надеялись, ибо видели, что за майором Карлом Соколлом большой реальной силы нет. Но все-таки очень хотелось, чтобы восставшие хоть в какой-то степени попытались спасти мосты и другие наиболее важные сооружения города. Увы, когда наши войска вошли в город, все мосты были взорваны, улицы и переулки завалены обломками разрушенных зданий и заминированы. Помощь венцев нашим войскам оказалась, так сказать, стихийной, никем не координируемой. Это было ответом простых горожан на обращение нашего командующего фронтом. О судьбе подпольной организации «Австрия, пробудись!» тогда думать было некогда: дни были весьма насыщенными. Я узнал о ней кое-что уже после взятия Вены, но об этом скажу несколько позже. Пока же вернемся к единственному целому мосту — Рейхсбрюкке (Имперский мост), оставленному гитлеровцами на случай отхода на запад.

Естественно, гитлеровцы подступы к мосту защищали с особым упорством. И гвардейцам 4-й гвардейской стрелковой дивизии, на долю которых выпала задача захватить Рейхсбрюкке и тем самым перерезать пути отхода противника, пришлось показать все свое мужество, стойкость и солдатское мастерство.

8-й гвардейский стрелковый полк, который должен был непосредственно взять мост, наступал вдоль берега реки и улицы Адмирал Шеерштрассе. 3-й полк действовал западнее с целью выйти на улицу Рейхсбрюккенштрассе, ведущую к мосту. 11-й гвардейский стрелковый полк по-прежнему был во втором эшелоне. В общем, справа у наступающих Дунай, слева ведут бой части 34-й гвардейской стрелковой дивизии, а сзади, на расстоянии 1,5–2 км вдоль берега Дуная продвигаются подразделения 80-й гвардейской стрелковой дивизии 20-го гвардейского стрелкового корпуса.

За ходом боя в районе моста внимательно следили не только на командных пунктах 31-го корпуса и 4-й армии, но и на КП фронта. От политуправления там находился начальник отдела организационно-партийной работы полковник Ткаченко, который периодически информировал меня о положении дел.

Он, в частности, сообщал о находчивости и смекалке гвардейцев. Чтобы наверняка уничтожить оборонявших мост, штурмовые группы во главе с коммунистами по канализационным трубам, подвалам пробирались в тыл врага. Затем в условленный час или по условному сигналу следовала одновременная атака на позиции обороняющихся с фронта и тыла. Так достигалось ускоренное продвижение к мосту. Действуя таким образом, только за 12 апреля гвардейцы 8-го полка заняли 11 кварталов, портовые склады и электростанцию, а 3-й полк очистил от гитлеровцев 13 городских кварталов и казармы Вильгельма.

Однако, чем ближе к мосту, тем яростнее сопротивление противника. Командир 8-го полка гвардии подполковник И. Панченко собрал «военный совет» — как наступать дальше. Вспомнили смелого и расчетливого комбата-3, ветерана дивизии гвардии капитана М. Хижняка, погибшего на улицах Вены, других товарищей, прошедших с боями от Волги до центра Европы — Вены…

Выло решено, оставив наверху небольшое прикрытие, батальонам продвигаться по подвалам и канализационным трубам и во что бы то ни стало захватить Рейхсбрюкке.

Первым 12 апреля подземный марш-штурм совершил 2-й гвардейский стрелковый батальон. Роты шли в колонне по одному. Впереди — разведотделение, затем головная походная застава. Замыкала колонну тыльная походная застава.

Когда на улице наступила ночь, батальон вышел на поверхность. Действовали стремительно. Перебив растерявшихся от неожиданности гитлеровцев, первым делом заняли церковь у въезда на мост и стали блокировать подходы к нему. Тем временем 4-я стрелковая рота захватила угловой дом на Рейхсбрюккенштрассе, а бойцы роты гвардии старшего лейтенанта Г. Мясоедова перерезали провода, идущие к мосту…

Вслед за батальоном подошли саперы. Не теряя ни минуты, группа во главе с сержантом Д. Филипповым стала пробиваться на мост. До рассвета 13 апреля она обследовала мост. Под первыми двумя быками со стороны левого берега Филиппов обнаружил большое количество взрывчатки с уже подведенными проводами. Провода сержант перерезал. Мост был спасен. Однако бой за него не окончился.

Прикрывая саперов Филиппова, 5-я стрелковая рота 8-го гвардейского полка завязала перестрелку с гитлеровцами на мосту. С противоположного его конца и берега Дуная строчили по мосту пулеметы, стреляло несколько батарей артиллерии и минометов противника. В такой обстановке продвигаться по мосту невозможно. Нужно срочно подавить батареи врага.

И опять первыми на помощь мотострелкам подоспели артиллеристы 3-го дивизиона 23-го гвардейского артполка. Прямой наводкой они ударили по пулеметам и подходящим танкам гитлеровцев на левом берегу реки.

Во время корректировки огня командир 3-го артдивизиона гвардии майор А. Коваль получил ранение. Ему перевязали рану и хотели отправить в безопасное место, но отважный офицер отказался.

— Пока мост не будет наш, не уйду! — заявил герой артиллерист.

Надо заметить: под руководством своего грамотного и смелого командира 3-й артдивизион в боях за Вену нанес врагу серьезный урон. Вот какие интересные цифры прочитал я в представлении Коваля к присвоению высокого звания Героя Советского Союза: только с 25 марта по 13 апреля дивизион уничтожил 12 станковых, 20 ручных пулеметов, 8 орудий, 4 бронетранспортера, 2 танка и около 200 гитлеровцев.

Получив донесение о разминировании Имперского моста, командир дивизии приказал гвардии подполковнику Панченко немедленно захватить плацдарм на противоположном берегу. Когда я узнал об этом, созвонился с редактором фронтовой газеты и попросил обязательно в ближайшем же номере сообщить о героях боев за Рейхсбрюкке.

— Там в боевых порядках у нас есть корреспондент Андреев, — ответил редактор. — Уже одну корреспонденцию он передал…

Потом мы узнали, что первыми вступили на мост и устремились к противоположному берегу воины взвода гвардии младшего лейтенанта В. Осетрова. Несмотря на то что артиллеристы Коваля метко били по огневым точкам врага, широкое полотно моста простреливалось гитлеровцами весьма сильно. Осетров выдвинул вперед приданный взводу расчет станкового пулемета гвардии старшего сержанта П. Овчинникова. Ведя огонь, Овчинников продолжал двигать пулемет впереди себя на катках. Следом перебежками продвигались стрелки. Так преодолели больше половины пути. Вот уже хорошо просматривается левый берег, но огонь противника ее ослабевает… Поэтому надо действовать быстро и расчетливо. На это нацелены гвардейцы.

Вот гвардии старший сержант И. Воронин заметил лестницу, ведущую вниз, под мост. Он крикнул гвардии младшему сержанту Г. Задворному, показал ему энергичным взмахом руки и стал быстро спускаться вниз. Вслед за Задворным по этой же лестнице спустились на берег пулеметчики гвардейцы С. Матвиенко и В. Гордиенко. Но смельчаки не успели даже вырыть ячейки в песчаном грунте, как были атакованы гитлеровцами с Губертовской плотины. Заметив, что ребята попали в сложную ситуацию, Осетров послал им на помощь расчет Овчинникова. Под огнем станкового и ручного пулеметов фашисты залегли.

За взводом Осетрова на противоположный берег перешли взвод гвардии лейтенанта А. Мамедова и другие подразделения. Осетров, Мамедов и Воронин получили ранения, но из боя не вышли. К обеду 13-го на противоположный берег перебрался 2-й стрелковый батальон, а 3-й поддерживал наступающих огнем с правого берега. В общем, 8-й гвардейский стрелковый полк обеспечил не только захват Имперского моста, но и его целостность и удерживал его до подхода частей 20-го гвардейского стрелкового корпуса.

Командование по достоинству оценило подвиги гвардейцев в боях за мост. Кроме гвардии майора А. Коваля звание Героя Советского Союза было присвоено командиру 8-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковнику И. Н. Панченко; гвардии младший лейтенант В. Осетров был награжден орденом Красного Знамени. Высокими государственными наградами были отмечены и другие участники боев за захват Имперского моста.

На примере действий частей 4-й гвардейской стрелковой дивизии хорошо видно, как наши командиры, опираясь на опыт предыдущих боев, малыми силами побеждали более сильного врага. Именно на это нацеливали мы весь командно-политический состав.

К 14 часам 13 апреля, на седьмые сутки боев, стрельба затихла. Войска 3-го Украинского фронта полностью овладели Веной — столицей Австрии.

В приказе Верховного Главнокомандующего от 13 апреля 1945 года, посвященном этому событию, говорилось: «Войска 3-го Украинского фронта при содействии войск 2-го Украинского фронта после упорных боев сегодня, 13 апреля, овладели столицей Австрии — городом Вена, стратегически важным узлом обороны немцев, прикрывающим пути к южным районам Германии.

В ходе боев за подступы к Вене и за город Вену с 16 марта по 13 апреля войска фронта разгромили одиннадцать танковых дивизий немцев, в том числе 6-ю танковую дивизию СС, взяли в плен более 130 тысяч солдат и офицеров противника, уничтожили и захватили 1345 танков и самоходных орудий, 2250 полевых орудий и много другого военного имущества».

В день освобождения Вены я вместе с политработниками 4-й гвардейской армии находился в городе, в боевых порядках наступающих частей. Рушились здания, заминированные гитлеровцами, черные клубы дыма застилали улицы. Горел знаменитый Венский оперный театр. Советские воины тушили пожар.

Жители Вены были до крайности запуганы гитлеровской пропагандой. Фашисты пытались воспитать в людях ненависть к Красной Армии, к советским бойцам и командирам. Приведу один из характерных примеров, с которым мне пришлось столкнуться.

Проезжая по одной из улиц освобожденной австрийской столицы, я услышал истеричные крики. Приказал остановить машину и послал своего порученца майора Конина вместе с переводчиком и двумя бойцами выяснить, в чем дело. Вскоре Копии вернулся и рассказал, что кричали две женщины. Оказалось, что они, увидев советских бойцов, решили, что настал их последний час, что вот-вот последуют репрессии, о которых говорили гитлеровцы.

Переводчик разъяснил, что все это ложь и никто не собирается обижать мирных жителей, а советские бойцы зашли в дом, чтобы разминировать его. И действительно, вскоре саперы, так напугавшие австрийских женщин, стали выносить на улицу обезвреженные мины.

Особенно мрачное впечатление у меня осталось от набережных Дуная. Где бы мы ни выезжали на его берега, везде жестокие следы войны: газоны, тротуары — все перекопано, на мостовых зияют воронки, валяется битый кирпич… А над веселой от ясного весеннего неба водой торчат покореженные пролеты и полуразрушенные фермы мостов.

— А вон, Иван Семенович, целехонький мост. Красивый! — не удержался от восхищения майор Павел Романович Копин.

— Это Рейхсбрюкке — Имперский мост, — объяснил я.

— Австрия давно ведь республикой была, а вот с имперскими названиями не покончила.

— Теперь покончат, — сказал уверенно обычно молчаливый водитель, посмотрев на сидевшего рядом с ним Павла Романовича, и мельком взглянул на меня. Что, мол, я скажу.

— Это дело австрийцев, — сказал я назидательно. — Наше дело — добить фашистов, освободить от них австрийцев. А уж как называть мосты и улицы, города и села, какие порядки заводить у себя дома — это нас не касается. Это дело самого народа, и никто не вправе ему диктовать извне.

— Так-то оно так, — проговорил, не оборачиваясь, водитель. — Только ведь сколько крови пролили, сколько жизней положили за эти годы, а придут буржуи — опять могут за оружие взяться, великую империю строить…

— Теперь умнее будут, — ответил Павел Романович. — Подумают, прежде чем крикнуть «Дранг нах Остен».

Они замолчали, видимо надеясь услышать, что скажу я. Но я промолчал. Да и что мог сказать? Что и мне хотелось бы, чтобы тут пришли к власти наши братья по классу — рабочие и крестьяне? Только слишком мало на это надежды — компартия ослаблена, лучшие ее кадры уничтожены… А старые политиканы, как Карл Реннер, уже предлагают свои услуги, надеются заручиться нашей поддержкой, думал я. И придется поддержать Реннера. На этот счет Военный совет получил телеграмму с совершенно четкими указаниями.

Имперским мостом мы полюбовались только издали: по нему нескончаемым потоком шли войска — война продолжалась…

Падет Берлин — конец войне. Так, наверное, думал тогда каждый участник воины. Так думал и я, совершенно забыв о декларации Ялтинского совещания «Большой тройки», об обязательствах нашей страны перед союзниками.

Это — потом. А сейчас мы ехали с остановками по дымным от пожарищ улицам пятой по счету европейской столицы, освобожденной нашей доблестной армией за каких-нибудь восемь месяцев. Как много вместили эти трудные, бесконечно долгие восемь месяцев!

Но вот пришел в чужой, незнакомый город советский солдат, силой вышвырнул из него гитлеровцев, и сразу стала пробуждаться жизнь. На приветливых лицах горожан читаю не страх, не заискивание перед завоевателями, а благодарность и неподдельный интерес: какие они, эти русские большевики, которыми нас пугали нацисты?

А обыкновенные — не завоеватели, а освободители…

Наши войска делали все возможное, чтобы спасти красавицу Вену от разрушения. Вышибая гитлеровцев из города, они, рискуя жизнью, принимали меры к спасению того, что можно было еще спасти.

Никогда не забыть площадь Шварценберг. Когда мы въехали на нее, усыпанную битым стеклом и кирпичом, с полуразрушенными домами без окоп, у одного уцелевшего здания увидели походную кухню, окруженную оборванными худющими детишками. Это оказался батальонный повар рядовой В. Четвериков.

— Товарищ генерал, — объяснил он свой поступок, — дети же голодные… Наши солдаты так и сказали: покорми сначала их, а мы потерпим.

— Правильно сказали, — улыбнулся я и спросил, чем он их кормит.

— Рисовой кашей, — охотно доложил солдат и поспешил к своей кухне, где маленькие венцы терпеливо ждали своей очереди…

И невольно подумалось: до чего же гуманен нага советский человек! На его долю в этой войне выпало столько горя, что трудно представить. И все-таки он не ожесточился. Он лютой ненавистью ненавидел только фашистов, гитлеровцев, а к простым людям любой национальности, даже вражеского государства, питал чувства интернационализма, спешил им помочь чем только мог, хотя знал, что, быть может, нелегко, очень нелегко сейчас его собственным детям, голодающим в трудную годину войны. Ведь то, чем сейчас кормил он стариков, женщин и детей разграбленной фашистами Веды, давалось тяжелым трудом русских женщин, заменивших своих мужей у рычагов тракторов и штурвалов комбайнов, а то и впрягавшихся в плуги вместо лошадей.

И совсем не случайно нашу армию австрийцы назвали не только армией-освободительницей, но и благородной армией…

Вечером, когда вернулся на командный пункт фронта, с чувством огромной радости узнал, что получен приказ Верховного Главнокомандующего, в котором объявлена благодарность войскам, участвовавшим в освобождении Вены, и в Москве дан салют 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий.

В ознаменование одержанной победы наиболее отличившимся соединениям и частям присваивалось наименование Венских.

Воины по радио слушали Москву, раскаты орудийных залпов и поздравляли друг друга с победой…

Указом Президиума Верховного Совета была учреждена медаль «За взятие Вены», которой награждались все участники операции.

На другой день на КП фронта прибыл Карл Реннер в сопровождении нескольких соратников. Когда ему сообщили о содержании телеграммы Ставки Верховного Главнокомандования, старый политик растрогался. Он искренне благодарил маршала Ф. И. Толбухина, генерал-полковника А. С. Желтова, в их лице советское руководство и всех советских воинов за избавление Австрии от немецко-фашистского ига. Воодушевленный полученной поддержкой, он изъявил желание обратиться к Верховному Главнокомандующему с личным посланием.

«Красная Армия застала меня и мою семью во время ее наступления в моем местожительстве Глогниц (вблизи Винер-Нойштадта), — писал К. Реннер, — где я вместе с моими товарищами по партии, преисполненный доверия, ожидал ее прихода. Местное командование отнеслось ко мне с глубоким уважением, немедленно взяло меня под свою защиту и предложило мне снова полную свободу действий, от которой я вынужден был отказаться с болью в душе во время Дольфуса и Гитлера. За все это я от своего имени и от имени рабочего класса Австрии искреннейшим образом покорнейше благодарю Красную Армию и Вас, ее покрытого славой Верховного Главнокомандующего…

Судьбе было угодно, чтобы я оказался первым из оставшихся в стране членов центрального комитета социал-демократической партии, получившим свободу действий. При этом существует то счастливое обстоятельство, что я, как последний президент бывшего свободного народного правительства, могу считать себя вправе выступать от имени австрийского народа…

Без помощи Красной Армии не был возможен ни один мой шаг. А поэтому не только я, но и вся будущая Вторая республика Австрии и ее рабочий класс обязаны будут долгие годы благодарить Вас, господин маршал, и Вашу победоносную Красную Армию…»

В заключение будущий первый канцлер Второй республики Австрии заверил: «Австрийские социал-демократы по-братски договорятся с Коммунистической партией и будут совместно работать на равных правах при воссоздании республики».

Как показало время, старый политик правильно оцепил создавшуюся в стране ситуацию: в освобожденной Красной Армией стране без участия коммунистов, без рабочего класса неразумно рассчитывать создать демократическую республику.

Б а это послание И. В. Сталин ответил через Военный совет 3-го Украинского фронта короткой телеграммой. «Ваша забота о независимости, целостности и благополучии Австрии, — говорилось в ней, — является также моей заботой». Верховный Главнокомандующий обещал оказать Австрии любую помощь в пределах имеющихся у Советского Союза возможностей.

Эта телеграмма была вручена Карлу Реннеру в Бадене, куда перебрался штаб фронта после взятия Вены, Маршалом Советского Союза Ф. И. Толбухиным в присутствии генерал-полковника А. С. Желтова и других генералов. И мне довелось быть участником этой церемонии, где я Реннера видел впервые. Он произвел на меня впечатление много передумавшего, опытного политика. Человека, знающего, чего он хочет. Он прибыл в сопровождении нескольких соратников. Держался почтительно, но с достоинством.

В заключение встречи Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин от имени советского командования предложил Карлу Реннеру сформировать и возглавить Временное правительство Австрийской республики. Он обещал также всемерную поддержку и помощь Временному правительству продовольствием, транспортом и т. д.

В конце апреля правительство было сформировано. Карл Реннер сдержал слово: подавив чувство долголетней неприязни и идейные расхождения, он пригласил в состав своего правительства и нескольких коммунистов.

Советское правительство, руководствуясь принципом интернационализма, в первые же дни после освобождения выделило в распоряжение Временного правительства Австрии для снабжения населения Вены 45 тысяч тонн зерна, 4 тысячи тонн мяса, тысячу тонн жиров, 2 700 тысяч тонн сахара, 1800 тонн соли, 225 тонн кофе[31].

Эта помощь Советского государства дала возможность населению Вены активно приступить к налаживанию нормальной жизни, восстановлению разрушенного народного хозяйства. На многочисленных митингах и собраниях жители города со слезами радости благодарили советских воинов за оказанную помощь продуктами, за освобождение их от немецких оккупантов.

Большой, неоценимый вклад в быстрое налаживание мирной жизни в столице и по всей стране, в справедливое распределение продовольственной помощи среди населения внесли сотрудники советских военных комендатур.

На второй день после освобождения Вены я побывал у первого военного коменданта столицы Австрии генерал-лейтенанта Алексея Васильевича Благодатова. Помню, еще в марте, перед началом Венской операции, Военный совет обсуждал вопрос, кого назначить на эту ответственную и хлопотливую должность. Остановились на заместителе командующего 57-й армией генерал-лейтенанте А. В. Благодатове.

Лучшей кандидатуры нельзя было подыскать. Алексей Васильевич родился и вырос в семье русского офицера прогрессивных взглядов, получил отличное образование. Окончил Кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище в Петербурге, без колебаний пошел на службу революции. Участвовал в гражданской войне, затем учился в академии имени М. В. Фрунзе, занимал различные командные должности, преподавал в академии. Это был глубокий знаток не только военного дела, но и литературы, музыки. Он свободно владел немецким и французским языками. Отлично показал себя он и на посту заместителя командующего 57-й армией.

По пути в комендатуру мое внимание привлекли листовки, расклеенные на стенах домов и уцелевших афишных тумбах, возле которых толпились люди.

У одной из тумб мы притормозили. Мой порученец П. Р. Копин вышел из машины, и толпа у афиш сразу расступилась. Ему приветственно махали руками, слышались возгласы: «Гут, зер гут!»

— Приказ № 1 советского военного коменданта Вены, — доложил он, сев в машину.

У комендатуры уже толпились венцы. Их еще немного было, и они опасливо озирались вокруг. В комендатуре царила рабочая обстановка.

Алексей Васильевич выглядел усталым. Но он легко поднялся из-за стола и пошел мне навстречу, улыбаясь. Мы крепко пожали друг другу руки.

— Голова идет кругом, — сознался хозяин кабинета, садясь в кресло.

И было, конечно, от чего. Жизнь в городе оказалась совершенно парализованной. Позже стали известны ужасающие цифры. Вену разрушили не только гитлеровцы, свою лепту внесли и союзники. До начала нашего наступления они почти каждый день бомбили этот замечательный город. До войны в Вене было около 400 000 жилых домов, к приходу наших войск 3500 из них были полностью разрушены, а 17 000 зданий требовали капитального ремонта. Без крова осталось 35 000 венцев.

До войны в городе было 35 тысяч автомобилей, к 13 апреля сохранилось 11 грузовых и 40 легковых машин. Пожарная охрана, насчитывавшая прежде 3700 пожарников и 420 машин, теперь имела 48 человек и две машины. В городе не было газа и электричества: газовые заводы и электростанции лежали в руинах, газовая сеть была перебита в 1407 местах, а электрокабель в пределах города получил 15 000 повреждений.

Вена осталась без воды: из 21 водоема сохранились два, а городской водопровод был нарушен в 1447 местах. Из многих десятков мостов нашим войскам удалось сохранить лишь два — один через Дунай, другой через Дунайский канал.

На улицах и площадях зияли 4457 воронок от бомб и снарядов.

Но хуже всего было с питанием. И если бы не наша помощь, то трудно представить, что произошло бы с местным населением.

Тогда, в первое мое посещение комендатуры, у Благодатова еще не было всех этих данных. Но, как говорится, и невооруженным глазом было видно: тяжело и венцам, и их освободителям, особенно работникам комендатуры, в распоряжении которой был всего один батальон.

Благодатов сознался, что не знает, с чего начинать, за что браться.

— Так вы уже начали, — заметил я, желая ободрить его, — с приказа № 1.

Алексей Васильевич улыбнулся в ответ:

— Венцы — дисциплинированный народ, — сказал он. — Похоже, наши предписания они будут выполнять. Сейчас дело за тем, чтобы назначить временного бургомистра. Венские коммунисты называют кандидатуру генерала в отставке Теодора Кернера. Говорят, честен, предан своей стране, родной Вене. С фашистами не сотрудничал. Правда, 1873 года рождения, и жив ли еще? Ищем…

Забегая вперед, замечу, что отставного генерала, давно отошедшего от активной политической и общественной жизни, нашли, он с благодарностью принял предложение и уже 17 апреля был утвержден бургомистром Вены. Честный, добросовестный, истинный патриот, он внес достойный вклад в восстановление нормальной жизни в столице, завоевал большую популярность в народе и был впоследствии избран президентом Австрийской Республики.

Вернувшись на командный пункт фронта в Баден, я доложил члену Военного совета генерал-полковнику А. С. Желтову о своих впечатлениях и о тех трудностях, которые встретили наши военные комендатуры в своей деятельности.

— Конечно, одним батальоном тут много не сделаешь, — согласился Алексей Сергеевич. — На патрульную да охранную службу и то мало.

Вскоре они с Маршалом Советского Союза Ф. И. Толбухиным сами побывали у Благодатова. В помощь коменданту Вены, назначенному одновременно и начальником гарнизона, были выделены две дивизии, инженерные и саперные части, транспорт и строительные материалы.

Запомнилось и еще одно посещение нашей комендатуры.

— Приемы, Иван Степанович, замучили, — сказал Благодатов. — Кто только не идет… И не сразу разглядишь, кто друг, а кто враг. Вот сегодня утром пришли два весьма респектабельного вида господина, возмущались, что их без очереди не пропускают.

— А кто такие и чего они добиваются? — поинтересовался я.

— Представились руководителями австрийского движения Сопротивления, членами ЦК подпольной организации «Австрия, пробудись!».

— Это интересно. — Я вспомнил парламентеров и майора Карла Соколла, обещавших поднять восстание.

— Что-то непохоже, чтобы это были настоящие антифашисты, — заметил Алексей Васильевич.

Комендант рассказал, что его насторожило то, что уж слишком напирали господа на ужасы, которые им якобы пришлось пережить, будучи арестованными и посаженными в Бухенвальд. Но по виду в посетителях нельзя было заподозрить бывших узников фашистских лагерей смерти. Поэтому Благодатов не без иронии спросил:

— И вас выпустили?

Вопрос, переведенный на немецкий переводчиком, ничуть не смутил посетителей.

— А что же оставалось делать, господин генерал? — вопросом на вопрос ответил старший по возрасту и более активный в разговоре господин. — У гестапо не было никаких доказательств, чтобы обвинить нас… Но наша организация очень многое сделала в борьбе против нацизма, и мы надеемся, что будем признаны единственным представителем всех групп Сопротивления и всех политических партий Австрии… Представителем всего австрийского народа, освобожденного от нацизма доблестной Красной Армией.

— Вот так, Иван Семенович, «представителем всего австрийского народа» — ни больше ни меньше, — усмехнулся комендант. — Жаждут власти, приписывают себе заслуги несуществующие. Мы, говорят, готовили в Вене вооруженное восстание, чтобы помочь Красной Армии. Но оно, к их сожалению, сорвалось. А в чем дело — толком объяснить не могут. Вероятно, говорят, какой-то нелепый случай помешал или неосмотрительность руководителя боевых отрядов Карла Соколла…

— А сам Соколл не появлялся? — спросил я.

— Пока нет… Знаете, так хотелось мне попросить этих краснобаев немедленно очистить помещение, по сдержался: положение обязывает быть дипломатом. Вежливо поблагодарил господ «представителей» за «интересную информацию» и предупредил, что наше командование и Советское правительство не намерены вмешиваться во внутренние дела австрийского народа — он сам должен решить свою судьбу. И для этого в стране найдутся серьезные политические силы.

Когда эти господа, — продолжал Алексей Васильевич, — ушли, раскланиваясь, я попросил заместителя проверить то, что сообщили «вожди» австрийского Сопротивления. Перервин с группой солдат сразу же поехал по указанному этими господами адресу…

— И что же там оказалось?

— Выяснилось, что по указанному адресу, в неприметном особняке, действительно помещалось руководство организации «Австрия, пробудись!». На парадной двери особняка даже вывеска имеется. Замполиту коменданта подполковнику Перервину удалось узнать от местных жителей, что табличка вывешена не вчера, она висела и при немцах. Более того, он выяснил, что этот «штаб Сопротивления» выдавал членам своей организации удостоверения, оформленные по всем правилам, с печатью.

— Так кому же эти «сопротивленцы» служили? — невольно вырвалось у меня.

— Известно кому, Иван Семенович, немцам, — убежденно проговорил Благодатов.

Позже документально было доказано, что гитлеровские спецслужбы к руководству этой организацией поставили своих людей. С их помощью гестапо расправилось со многими рядовыми членами — истинными патриотами. В последний момент такая же участь постигла руководителей и многих бойцов боевых отрядов, готовившихся с оружием в руках помогать Красной Армии в освобождении Вены. А еще позже, через несколько лет после войны, выяснилось: к этой «организации Сопротивления» протянул свои щупальца небезызвестный Аллен Даллес. По договоренности с некоторыми деятелями германской фашистской верхушки он «купил» эту организацию, чтобы сделать ее орудием в борьбе против подлинных демократов и патриотов Австрии. Ведомству Даллеса и тем силам, которые стояли за ним, очень уж не хотелось, чтобы Австрия стала свободной и демократической страной.

По тогда, в тот весенний день в освобожденной Вене, мы с Благодатовым об этом не знали. Мы радовались очередной победе, одержанной войсками фронта, и желали одного: скорейшего окончания войны, наступления мира. И каждый на своем посту делал все, чтобы приблизить этот желанный день.

После завершения Великой Отечественной войны помощь Советского государства и наших войск австрийскому народу еще более увеличилась. Приведу цифры, которые сами говорят за себя. За один год, с апреля 1945 по апрель 1946 года, командование Советской Армии передало Австрии 70 000 тонн зерна и муки, 17 000 тонн бобовых, более 60000 тонн сахара и много других продуктов. И это в те годы, когда население Советского Союза само остро нуждалось в продовольствии, когда еще не были ликвидированы последствия жестокой войны.

Мы помогали не только продовольствием. Автотранспортом наших частей в Вену было доставлено более 2 миллионов кубометров древесины, а также уголь для восстановленных электростанций.

Моряки Дунайской флотилии очистили главную водную магистраль страны от мин. Было поднято 128 затонувших судов, благодаря чему возобновилась навигация по Дунаю.

В годы войны сильно пострадала транспортная сеть Австрии. Еще до декабря 1945 года наши саперные части ввели в строй 1239 километров железнодорожных путей, восстановили 10 железнодорожных и 86 шоссейных мостов.

Примеры бескорыстной помощи советских воинов убеждали австрийцев, что в лице нашей страны и ее Вооруженных Сил они нашли бескорыстного и надежного друга.

Однако я забежал вперед.

С освобождением Вены от гитлеровских оккупантов боевые действия не закончились. Войска продолжали наступать в Восточных Альпах. 15 апреля соединения 9-й гвардейской армии, преследуя разбитые немецкие части, очистили от них южный берег Дуная и овладели городом Санкт-Пельтен.

Армии центра и левого крыла 3-го Украинского фронта, в период штурма Вены наступавшие в западном направлении, к середине апреля вышли в горно-лесистую полосу Восточных Альп. На подступах к городу Грац их наступление было приостановлено.

Венская операция явилась последней крупной военной операцией на южном участке советско-германского фронта. Для командования 3-го Украинского фронта она стала завершающим этапом их трудного и славного пути от Волги до Восточных Альп, через просторы Украины, через пять иноземных государств, народам которых наши солдаты принесли освобождение от фашистского порабощения.

Успешное завершение Венской операции содействовало блестящим победам советских войск на берлинском направлении и освобождению Чехословакии. Стремительное наступление наших войск ускорило также капитуляцию гитлеровских войск в Северной Италии и оказало большую помощь Народно-освободительной армии Югославии в полном освобождении своей страны.

Война в Европе подходила к концу. Наши войска, достигнув указанных рубежей, приводили себя в порядок, с нетерпением ждали вестей с других фронтов.

Это была удивительная, незабываемая весна 1945 года, весна нашей Победы. С чувством исполненного долга и готовые к решению новых задач, с большим подъемом мы ждали Дня Победы.

И он наступил — этот светлый и радостный день. 8 мая 1945 года был подписан Акт о безоговорочной капитуляции, а на следующий день — 9 мая вся наша страна, все советские люди, где бы они ни находились, вся Европа праздновали Великую Победу

Иллюстрации

Ф. И. Толбухин в рабочем кабинете. Фото 1945 года.

А. С. Желтов. Фото 1945 года.

М. Н. Шарохин.

Накануне Ясско-Кишиневской. На партийном собрании выступает А. Минасов.

Боевой листок позовет на подвиг.

Они скоро пойдут на врага.

Всегда есть место шутке.

И задрожит земля под сапогами...

Бой будет завтра… Простые русские лица.

Перед атакой.

Соколы начали первыми. В. Беликов (слева) и А. Уваров.

Началось...

Разведчик Ойтын Бакисов.

И. А. Плиев.

Плиевцы в освобожденном молдавском селе.

На улицах Варны.

В. 3. Ткаченко.

Н. Филиппов и И. Дусенбаев.

Газета пришла в окопы.

На дальних подступах к Белграду.

«Батарея, огонь!..»

Санинструктор Валентина Грибкова.

Завтрак в дороге. Слева С. И. Катугин.

После боя…

Орден отважному танкисту. Справа К. Ф. Тамаков.

За плечами — три войны. Донской казак Парамон Самсонович Куркин.

На улицах Вены. Последний бой — он трудный самый…

Встречи с союзниками. Простые американские парни тоже радовались миру.

На митинге в Вене.

Венок И. Штраусу.

«Венский вальс»

Домой.

П. Р. Копин.

Примечания

1

ЦАМО, ф. 243, оп. 32283 с, д. 18, л. 92.

(обратно)

2

«Советский воин», 1944, 3 октября.

(обратно)

3

ЦАМО, ф. 243, оп. 2914, д. 226, л. 109.

(обратно)

4

Там же, д. 86, л. 84–85.

(обратно)

5

ЦАМО, ф. 607, оп. 196448, д. 2, л. 234.

(обратно)

6

См. Освобождение Юго-Восточной и Центральной Европы, с. 236.

(обратно)

7

См. Советские Вооруженные Силы в борьбе за освобождение Югославии. М., 1960, с. 48.

(обратно)

8

См. там же.

(обратно)

9

Краткий обзор боевых действий 3-го Украинского фронта. Издание политуправления, 1945, с. 42.

(обратно)

10

См. Белградская операция. М., Воениздат, 1964, с. 82.

(обратно)

11

См. Белградская операция, с. 93.

(обратно)

12

См. там же, с. 93.

(обратно)

13

См. там же, с. 92.

(обратно)

14

См. Белградская операция, с. 96.

(обратно)

15

Белградская операция, с. 97.

(обратно)

16

См. Белградская операция, с. 189.

(обратно)

17

См. там же, с. 199–200.

(обратно)

18

См. Белградская операция, с. 221.

(обратно)

19

См. Белградская операция, с. 170–171.

(обратно)

20

См. Белградская операция, с. 258–259.

(обратно)

21

См. Белградская операция, с. 266.

(обратно)

22

См. Освободительная миссия. М., 1974, с. 264.

(обратно)

23

См. Освобождение Венгрии от фашизма. М., 1965, с. 59.

(обратно)

24

См. Освобождение Венгрии от фашизма, с. 46.

(обратно)

25

Сборник сообщений Совинформбюро, М., 1945, т. 7, с. 313.

(обратно)

26

См. Кузнецов П. Маршал Толбухин. М., 1966, с. 209–210.

(обратно)

27

См. Тарасов С. П. Бои у озера Балатон. М., 1959, с. 17.

(обратно)

28

См. Тарасов С. П. Бои у озера Балатон, с. 51.

(обратно)

29

См. Освобождение Юго-Восточной и Центральной Европы, с. 497.

(обратно)

30

См. Освобождение Венгрии от фашизма, с. 82–83.

(обратно)

31

См. Освобождение Юго-Восточной и Центральной Европы, с. 522.

(обратно)

Оглавление

Глава первая НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Глава вторая ПОД ЯССАМИ И КИШИНЕВОМ

Глава третья ЗДРАВСТВУЙ, БОЛГАРИЯ!..

Глава четвертая ОПИРАЯСЬ НА СИЛУ ДРУЖБЫ

Глава пятая НА ПОМОЩЬ СРАЖАЮЩЕЙСЯ ЮГОСЛАВИИ

Глава шестая ЗА ДУНАЕМ — ВЕНГРИЯ!..

Глава седьмая ЕСЛИ ВРАГ НЕ СДАЕТСЯ…

Глава восьмая. Обороной стальной…

Глава девятая СРАЖЕНИЕ ЗА ВЕНУ

Иллюстрации Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg