«Иловайский дневник»

Иловайский дневник (fb2) - Иловайский дневник 10181K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Роман А. Зиненко

Роман Зиненко ИЛОВАЙСКИЙ ДНЕВНИК

В книге использованы фотографии Маркиана Лысейко и Макса Левина.

© М. Лысейко, М. Левин, фото, 2016

© Р. А. Зиненко, 2016

© Л. П. Вировец, художественное оформление, 2016

Пепел Героев

Дело было в сентябре 2015-го, практически в годовщину «Иловайского котла». В один из центральных книжных магазинов Луцка на презентацию книжки о войне зашел высокий худой молодой человек и остановился в нерешительности возле кассы. Как выяснилось немного позже, его позывной целиком отвечал внешности — Журавель. Боец 51-й бригады, прошедший «Иловайский котел» от начала и до конца. Разговор протекал по привычной схеме: как попал в армию, что случилось под Иловайском, как воевали, как выходили… И тут — удивительные иногда встречи подбрасывает нам судьба — Журавель подробно рассказал о МТЛБ («мотолабе», как называют бойцы эту легкобронированную машину), которая чудом вынесла из-под ураганного огня более двадцати человек — экипаж и тех, кто успел запрыгнуть на броню. После того как в посадке была оказана первая помощь раненым, экипаж «мотолабы», состоящий из бойцов 51-й, решил прорываться, а добровольцы из состава батальонов «Херсон», «Днепр-1» и «Кривбасс» остались на месте…

О Седом, бойце батальона «Днепр-1», я впервые услышал от Володи Мазура (позывной — Мудрый) и других ребят из «Херсона». Седой — доброволец, бывший морской пехотинец, человек уже взрослый и состоявшийся, был одним их тех немногих счастливчиков, кто в аду Иловайска и при выходе по «коридору» не получил ни царапины. Во всех критических ситуациях держался стойко, добросовестно делал свою работу, т. е. «работал», как говорят военные. Оба бойца, и Седой и Мудрый, попали на броню «мотолабы» случайно, в ходе бешеного обстрела украинских колонн, которые выходили из-под Иловайска по так называемому «зеленому коридору». Во многом благодаря им и еще нескольким уцелевшим бойцам те, кто остался жив, добрались до своих. Впрочем, нет, это неправильно так говорить — каждый из бойцов внес в спасение этой группы, состоящей преимущественно из раненых и тяжелораненых бойцов, свой максимальный вклад, отдал столько сил, сколько имел на тот момент. Последние несколько километров солдаты, которые из-за ранений не могли идти, доползли на четвереньках.

Но главное — они остались живы и, несмотря на войну и стремительно утекающее время, все очень хорошо помнят. И чрезвычайно важно, чтобы обо всем, что происходило и происходит на этой войне, было рассказано. Сейчас. Не только журналистами и писателями, точнее, не столько журналистами и писателями, сколько очевидцами, непосредственными участниками событий.

Книгу, которую вы держите в руках, написал тот самый Седой — Роман Зиненко, доброволец батальона «Днепр-1», один из тех скромных немногословных героев, о которых вряд ли напишут газеты. Это — не художественный текст, но и не хроника, скорее рассказ очевидца. Зиненко ничего не придумывает, он просто передает свои впечатления, мысли, эмоции, пытаясь быть максимально точным в воспоминаниях. И пусть командиры говорят, что боец видит перед собой только небольшое пространство боя, но никак не целое сражение, текст Зиненко опровергает это утверждение — от начала и до конца читатель четко понимает, что происходит в Иловайске как с героем (автором) книги, так и с батальоном «Днепр-1».

После Иловайска Роман Зиненко и его боевые товарищи прошли еще много горячих точек войны на Востоке Украины. Но Иловайск всегда в их биографиях будет значиться особой строкой — слишком много людей там погибло и пропало без вести. Практически все участники событий настаивают на том, что жертв могло бы быть значительно, значительно меньше. Так почему же погибло так много? Книга Романа Зиненко не дает ответа на этот вопрос. Украинские солдаты погибли из-за чьей-то неряшливости, профессиональной неграмотности или предательства? Этот вопрос также пока не имеет ответа. Как и не дан ответ, что послужило причиной — кроме ввода российских войск конечно же — окружению более двух тысяч украинских военных под Иловайском.

Бойцы 51-й бригады — экипаж «мотолабы» — вполне успешно выбрался тогда из окружения. И даже спустя год Журавель и его товарищи из 51-й считали, что добровольцы, которые остались ждать помощи, погибли или попали в плен. Так же думали о бойцах 51-й и добровольцы. Но судьба так повернулась, что из более чем двадцати человек «мотолабы» погиб только один (Денис Томилович, командир и друг Романа Зиненко, ему посвящена эта книга) и один попал в плен, остальные выжили и добрались до своих — удивительный сплав из удачно сложившихся обстоятельств боя и проявления лучших профессиональных и человеческих качеств бойцов. Теперь они знают, что выжили все. И вот ради этих историй есть смысл заниматься такими темами и писать книги о войне…

«Иловайский дневник» Романа Зиненко — одна из первых книг о войне на Востоке Украины, написанная непосредственным участником событий. И не случайно она написана именно об Иловайске — пепел погибших в «котле» еще долго будет стучать в наши сердца…

Евгений Положий, журналист, писатель 

...

События, связанные с Иловайском, еще долго будут поднимать массу шума и будут предметом расследований, споров и обсуждений. И потому я постараюсь подробнее описать события, в которых мне довелось принимать непосредственное участие и быть очевидцем происходящего.

От автора

Свою первую книгу я хочу посвятить моему погибшему другу, командиру первого взвода первой роты батальона «Днепр-1» лейтенанту милиции Денису Томиловичу, а также живым и погибшим бойцам батальона «Днепр-1» и бойцам всех подразделений, которые достойно прошли испытание иловайским огнем.

Очень часто мне задают одни и те же вопросы: «Вот зачем ты пошел воевать? У тебя же трое детей. Ради чего этот риск? Ради чего ты, прошедший такие серьезные испытания, снова собираешься туда ехать? Зачем искушаешь Бога, который сберег тебя в этой мясорубке? Разве ты не до конца выполнил свой долг перед своей страной?»

До Иловайска мне было трудно ответить на эти вопросы даже себе. Я вступил в полк национальной защиты Днепропетровска и батальон «Днепр-1», чтобы уберечь свой город от той разрушительной силы, которая, срывая государственный флаг и поднимая чужие, грозила уничтожить мою страну и внести хаос в жизнь ее граждан и моей семьи в частности. Пришло время доказать самому себе, что я гражданин своей страны. Когда еще не было активных боевых действий и жестко стоял вопрос поддержки правопорядка в моем городе, мне хотелось быть в той части общества, которая взяла на себя эту ответственность, так как государственные органы оказались не в состоянии обеспечить порядок в Днепропетровске.

Затем нас отправили в Мариуполь и, освобождая город от боевиков, которые с оружием в руках громили отделения банков и оружейные магазины, сеяли страх и панику, а также от тех, кто им помогал, я решил, что, отстояв родной город, обязан защищать права своих сограждан безопасно жить и работать на всей территории Украины. Кроме того, я хотел доказать себе, что не боюсь опасности и способен преодолеть свой страх. Я находился в команде смелых людей, а Мариуполь стал для меня родным городом, которому начали угрожать террористы. Первый раз я убедился в этом, выводя с Пост Моста обстрелянных гранатометами пограничников 14 июня 2014 года.

Позже у меня появилась иная мотивация. Я увидел смерть наших бойцов, которые погибли не от рук сепаратистов, а от более серьезного и коварного врага, бившего исподтишка прямо с самой границы. Уничтоженные части 72-й и 51-й бригад ракетными установками систем залпового огня привели меня к пониманию, что моя миссия по наведению конституционного порядка в стране превратилась в участие в полномасштабной войне. Враг от баррикад и стрелкового оружия перешел на тяжелую бронетехнику и артиллерию. Кровь погибших бойцов взывала к справедливому отмщению.

Но лишь после Иловайска я понял, почему меня снова непреодолимо тянет на передовую. Я был в числе первых сорока человек, которые пришли добровольцами в батальон «Днепр-1». Я уже прошел определенный путь и приобрел опыт, которого нет у тех, кто недавно решился защищать свою Родину. Моя миссия — не убивать, а поделиться своим опытом, который поможет смелым людям выжить в этой войне и вернуться к родным и близким.

После выхода из окружения без единой царапины, я понял, что не будь меня там, несколько парней не вернулись бы живыми домой. А они — чьи-то дети, мужья, отцы. И я горжусь тем, что мне пришлось пройти это испытание с честью и достоинством.

Наверное, это и есть ответы на те вопросы, которые мне задают. Я иду туда, чтобы преодолевать самого себя и доказать себе, что являюсь мужчиной и гражданином, от которого что-то зависит в этом мире, и что моя жизнь имеет цель и смысл.

Все действующие персонажи и события книги являются абсолютно реальными. Некоторые эпизоды описаны со слов участников этих событий, где я лично не принимал участия, и потому возможны небольшие неточности в деталях.

Хочу поблагодарить бойцов добровольческих батальонов «Днепр-1», «Херсон», «Донбасс» и «Кривбасс» за помощь в создании книги, а также всех тех, кто помог в редактировании и публикации.

Как я оказался в батальоне «Днепр-1»

Весной 2014 года губернатором Днепропетровской области стал бизнесмен Игорь Коломойский. Личность известная и неоднозначная, но в сложное для страны время он занял жесткую позицию и объявил, что «Днепропетровская область врагу не сдастся». В то время, когда в Киеве все были в растерянности и страхе, он заявил, что патриоты Украины не допустят раскола страны и Днепропетровск из каждого окна будет встречать огнем оккупантов. Существует много версий и слухов, почему он так поступил. Одни говорили, что он взял на себя власть, чтобы увеличить свой капитал, другие утверждали, что он вынужденно стал защищать свой бизнес, но как бы то ни было, но его личный интерес совпал с интересами нашего государства. Он оказался бо́льшим патриотом, чем многие из тех, кто был на Майдане и кричал со сцены.

К этому моменту российскими агрессорами был оккупирован Крым. Армия зашевелилась, и было решено выдвигаться на восток. Но оказалось, что техника не располагает топливом, и Коломойский нашел средства для обеспечения армии.

В то смутное время во многих областях происходили волнения и массовые акции в поддержку сепаратизма и российского вторжения. В Луганске, Донецке и Харькове избивали патриотов и топтали флаг Украины. Проникшие из России диверсионные группы захватывали здания областных подразделений СБУ, милиции и администраций. Сторонникам сепаратистов выдавалось оружие из оружеек СБУ и производились попытки разоружения воинских частей. Брошенный в России клич собрал орды добровольцев, пожелавших заработать на нашем горе. В мятежных областях начались грабежи и убийства.

Роман Зиненко, позывной Седой, боец батальона «Днепр-1»

В Днепропетровской области также стали устраивать сепаратистские митинги и звучали призывы к захвату государственных организаций и учреждений. В это сложное время основная надежда и опора народа — милиция, оказалась на стороне сепаратистов. Практически нигде милиция не сопротивлялась антигосударственным актам, а в отдельных регионах являлась их организатором и активным участником. Основным символом сепаратизма стала так называемая георгиевская лента. Когда возле Днепропетровской областной администрации собрался пророссийский митинг, милиционеры, которые должны были защищать здания областной государственной администрации (ОГА), прибыли с этими самыми ленточками на груди… Это было настоящей изменой. За несколько дней до этого объявили о создании полка национальной защиты. Губернатор области призвал патриотов объединиться перед лицом неотвратимой угрозы вторжения российских войск на территорию Украины. Город и область приготовились к отражению агрессии. Для усиления безопасности воинских частей и складов оружия, а также для укрепления государственной границы, на восток нашей страны выдвинулись части Вооруженных сил Украины.

Угроза войны и потери суверенитета Украины стала настолько ощутимой, что была объявлена частичная мобилизация. Мне, по непонятным причинам, повестка из военкомата не пришла. Впрочем, причина вполне понятна. Эта мобилизация касалась лишь офицеров, прапорщиков и сержантов запаса до 50 лет. Мой друг Слабый Влад получил повестку и отправился на сбор в с. Черкасское, где проходили подготовку мобилизованные.

Я ходил в военкомат и просил обновить мои данные по новому месту проживания и номеру мобильного телефона, но повестка так и не пришла. Никогда не считал себя патриотом, но в то время не мог сидеть на месте и ждать, когда мои друзья без меня будут встречать врага лицом к лицу.

Как только я узнал о создании полка национальной защиты, сразу же приехал в ОГА, в штаб полка на собеседование. Записав мои краткие данные, командование зачислило меня в девятую сотню полка. На следующий день состоялся сбор полка и была принята присяга на верность народу Украины.

После этого было объявлено, что под расположение полка выделена часть помещений военного госпиталя возле ОГА. Там проводились сборы и экспресс-ознакомительные лекции об оружии. Кроме того, было принято решение об организации блокпостов на основных дорогах, ведущих в город.

Все добровольцы по возможности приходили на дежурства. За нашей 9-й и 10-й сотней был закреплен блокпост на въезде в Днепропетровск со стороны Подгороднего. Были установлены бетонные блоки и мешки с песком. В первую ночь я принял, как десятник, руководство постом. Тогда мы еще только охраняли сам пост. Движение не перекрывали и транспорт не досматривали. Потихоньку на пост стали привозить необходимые вещи. Ночи были прохладные, и без костров было холодно. Местные жители, в подавляющем большинстве, с пониманием относились к организации поста. Приносили еду, воду, дрова. Спрашивали нас, чем еще могут быть полезными… Но были и те, кто проявлял откровенную враждебность. Вспоминая те дни, понимаю, как же это все было наивно и малоэффективно!

ОГА выделила патруль ГАИ, нам привезли продукты, кофе, фонари, бензиновые электрогенераторы, флаги. Кроме нас и гаишников на посту еще присутствовал экипаж бойцов «Беркута», но они не принимали активного участия в досмотрах транспорта и держались в стороне. Отношение к этим ребятам было настороженное и доверия к ним, после событий на Майдане, было мало. Вообще не понятно было, как они себя поведут, если сепаратисты решатся проникнуть в город.

Со временем появились средства связи и освещения. Часть дороги была перекрыта, и начали осуществлять контроль транспорта. Были сварены дополнительные средства для блокирования проезжей части.

А через несколько дней сепаратисты, которые тогда еще достаточно вольготно чувствовали себя в городе, собрались на митинг возле ОГА. Одновременно были организованы такие же митинги в Харькове, Донецке, Луганске… В последних двух городах эти мероприятия переросли в массовые беспорядки и захвату силовых структур, которые не только не препятствовали этому, но и активно в этом участвовали. Милиция, как я писал выше, тоже вышла с символикой сепаратистов. И тогда штаб полка кинул клич: «ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!!! Кто только может! Срочно на защиту ОГА!» Из нашей сотни пришли несколько человек. Из других тоже пришли патриоты. Пророссийские сепаратисты насчитывали около двухсот человек. Плюс несколько десятков милиционеров. Во дворе ОГА также стояли бывшие беркутовцы, пришедшие с власовскими лентами. Только присутствие бойцов полка и неравнодушных патриотов предотвратило захват ОГА. Сепаратисты не рискнули начать захват зданий. Как позже признался заместитель губернатора Днепропетровской области Борис Филатов, полторы сотни патриотов предотвратили хаос и беспорядки в Днепропетровске. Милиция показала, что она на стороне тех, кто стремится к расколу страны.

В этих условиях в штабе полка было принято решение о создании отдельного батальона «Днепр-1» в составе полка, который будет выполнять роль подразделения специального назначения при областном УМВД. Это был противовес милиции, на которую нельзя было положиться и которая отказывалась выполнять функции охраны правопорядка.

После решения о создании батальона «Днепр-1» был объявлен набор желающих и очень привлекательная зарплата. Я тогда хоть и был без работы, но не стал стремиться в батальон. Считал, что для подобного подразделения найдутся молодые сильные и отважные ребята, которым я не чета. Но когда мне позвонили из штаба полка и предложили пройти собеседование, я это принял как знак свыше.

Пройдя собеседование и прочие необходимые процедуры и обследования, я стал милиционером патрульно-постовой службы в составе батальона специального назначения «Днепр-1» при УМВД Днепропетровской области. Перед тем как получить этот статус, я прошел экспресс-обучение в Днепропетровской юридической академии. Первый сбор прошедших отбор и собеседование бойцов состоялся 2 мая 2014 года во внутреннем дворе Днепропетровской юридической академии. Нас тогда было 40 человек. Один из нас опоздал и был сразу же отчислен. Потом были ежедневные поездки на полигон МВД и занятия под руководством опытных инструкторов. Было пролито много пота, выстреляно немало патронов и получено немало новых знаний и навыков. Учились стрелять из различных положений, в движении, на различных дистанциях, на ходу перезаряжать оружие и многому другому. Учились правильно переходить дороги и передвигаться по захваченной противником территории. Инструкторы из Грузии делились своим боевым опытом. Ежедневно, с утра до вечера, нами занимались опытные инструкторы и проводилась идеологическая работа. Нас, 40 добровольцев, убеждали в том, что мы самые первые. Что мы — наиболее сознательные и смелые представители своей страны. Что мы — будущее украинской милиции. Что скоро не будет продажной и коррумпированной системы правопорядка, а среди нас находятся будущие руководители районных, городских и областных управлений обновленной и рожденной революцией милиции. Как показало время, единицы из нас стали начальниками управлений, единицы были в числе первых отмеченных государственными наградами, единицы вышли из боев целыми и невредимыми. Из числа этих же сорока Хохол Машина и Физрук впоследствии отдали жизни за свою страну.

Мы проходили инструктажи, лекции и всевозможные занятия, а организаторы батальона работали над созданием его имиджа и репутации. После появления официальных данных о создании «Днепра-1» в средствах массовой информации противники независимости Украины в информационном поле стали представлять новое подразделение как беспринципных и бессердечных наемников-карателей, для которых нет ничего святого и которые готовы на безжалостные убийства. Наши оппоненты сами создали над нами пугающий ореол безжалостных убийц. Этому способствовали и пиар-менеджеры батальона, которые также вбрасывали в СМИ информацию о участии «Днепра-1» в активных силовых акциях. В сети появлялись видео с кровавыми сценами, в которых были задействованы наши бойцы. Мы еще только проходили подготовку, а о нас уже слагали легенды.

Первой была командировка на блокпост на границе с Донецкой областью в районе села Зоряне. Там мы провели незабываемую неделю на свежем воздухе. Четыре взвода разделили на два и несли по очереди дежурство на посту.

За день до выборов президента нас резко свернули и вернули в Днепропетровск. Батальону была поставлена задача — обеспечить безопасность территориальных избирательных комиссий в Красноармейске, Доброполье и Александровке.

На большей территории Донецкой области инициативу перехватили так называемые власти самопровозглашенной «Донецкой народной республики» (ДНР). Созданное, в основном, из местных жителей и приправленное добровольцами из соседней России, «ополчение» повсеместно совершало нападения на воинские части, отделения милиции и СБУ, требуя принять присягу ДНР и выдать оружие. Выдвинувшимся на мятежную территорию войскам и нацгвардии зачастую создавались преграды и оказывалось сопротивление со стороны некоторых местных жителей, проявлявших активную пророссийскую позицию. Открытых боевых действий еще не было, но локальные стычки имели место. Лидеры ДНР угрожали сорвать президентские выборы. Лишь в трех районах области сохранялось относительное спокойствие. Митинги в поддержку ДНР в этих районах проводились, но вооруженных боевиков еще не было. Нашей группе поставили задачу: выдвинуться в направлении Доброполья и обеспечить защиту окружной избирательной комиссии.

Через несколько дней — следующая задача. В поселке Межевая необходим был контроль железнодорожного транспорта, который шел с Донецкого и Луганского направлений. Для этого нам выделили помещение спортзала в ПТУ. Соседями оказались бойцы нацгвардии и «Беркут».

Нужно сказать об особенности Межевой. Территориально населенный пункт числился в Днепропетровской области, а железная дорога до поселка Чаплино относилась к Донецкой железной дороге. Следовательно, линейная милиция, осуществлявшая контроль за данным участком железной дороги, была из Донецкой области.

Во время смуты милиция показала себя не с положительной стороны, и потому доверие к ней, а особенно к ее представителям в Донецкой и Луганской областях, было низким. Поэтому в Межевую подтянули еще ВОХР от железной дороги Днепропетровска, национальную гвардию и наш батальон. Составлен был график движения поездов, и организованы группы патрулирования. В группе обычно было два бойца ВОХР, два наших бойца и два милиционера линейного отдела. На станции Межевая поезда из Донецка и Луганска останавливались и подсаживалась группа, которая по пути до станции Чаплино визуально осматривала пассажиров и проверяла документы у подозрительных лиц. Та же процедура повторялась на поездах обратного следования, на которых группы возвращались назад на станцию Межевая.

Из числа наших бойцов назначен был начальник станции Межевая, который координировал порядок несения службы группами.

Эта командировка длилась около десяти дней. Затем поступила команда сворачиваться и возвращаться в Днепропетровск. Мы все с радостью и надеждой ждали момента, когда сможем обнять родных и близких, но сделать это так и не удалось.

В экстренном порядке, как только мы прибыли в ОГА, батальон распределили на четыре взвода, которые пополнили новыми людьми, и были назначены новые командиры и их замы.

Я остался в составе первого взвода первой роты. К этому времени произошли некоторые кадровые изменения в батальоне. Командиром моего взвода был назначен Денис Томилович. Так вот мы и познакомились с Дэном 12 июня 2014 года. Во время всей этой спешки и суеты я был вызван в приемную комбата, где сообщили, что, учитывая мой водительский стаж и опыт, я назначаюсь водителем бронированного инкассаторского автомобиля. Мне были переданы ключи от «Халка» (так впоследствии ребята окрестили моего железного боевого коня).

Во внутреннем дворе ОГА было заметно суетливое и поспешное движение. Отобрали полсотни бойцов и отправили в оружейку получить подствольные гранатометы, пистолеты Макарова и усиленные возвратные пружины для автоматов. Во дворе загружали в автобусы личные вещи, спальники, карематы, сухпайки и воду. В джипы и броневики грузили боеприпасы. Вскрывали цинки и выдавали ручные гранаты и запалы к ним. Тому, у кого не было бронежилетов, выдавались броники. По всему было видно, что скоро отправляемся, но никто не знал куда. Тут же организованно получали командировочные удостоверения и наличные деньги на десять дней в размере 300 гривен. Указанное в командировочных удостоверениях место назначения — Бердянск никого обмануть не могло. Собирались явно не на курорт.

Выехали уже под вечер. Направление — Бердянск, но до него не доехали. На мариупольской развилке повернули на Мариуполь. На полдороге глаза начали слипаться. Днем отдыхать было некогда, а в течение нескольких часов по ночной трассе клонило в сон. Но ничего. Выдержал.

Самодельные фугасы боевиков на подступах к штабу ДНР

Поздней ночью прибыли на взлетную полосу международного аэропорта «Мариуполь». Там уже было заметное оживление. Обшитые стальными щитами монстроподобные КамАЗы и стройные ряды хорошо экипированных бойцов батальона «Азов» ждали нас. По полю с охраной и в окружении репортеров ходил депутат Верховной Рады Олег Ляшко и громко подбадривал бойцов. Жал руки. Желал удачи.

Не помню точно, во сколько поступила команда: «По машинам!» Началась операция по захвату штаба ДНР в центре Мариуполя. «Халк» и еще один экипаж «Ниссана» оставили в аэропорту. Нам поставили отдельную задачу — сопровождать репортеров канала «Интер». Очень скоро со стороны города стали слышны автоматные и пулеметные выстрелы. Затем пошли взрывы гранатометов. Было видно зарево со стороны центра города. Вскоре нам в сопровождение прибыла машина, и мы въехали в город. Основная часть Мариуполя жила своей обычной жизнью, и лишь центральная была оцеплена милицией. Центр города был взят в кольцо местными милиционерами, а внутри этого кольца шла антитеррористическая операция. На тротуарах распластались бойцы подразделений «Азова» и «Днепра-1». Главная цель — мариупольский штаб ДНР, окруженный баррикадами. Как позже выяснилось, основная часть боевиков была предупреждена о штурме и вовремя покинула город. Оставалась небольшая группа держать оборону штаба. Их сопротивление было быстро сломлено. В распоряжении боевиков оставалось примитивное оружие и одна БРДМ[1]. Кроме того, на подступах к баррикадам повсеместно были расположены фугасы. Как я уже говорил, боевики были окружены, но оказывали некоторое сопротивление. По их бронемашине были выпущены около 15 выстрелов из РПГ-7[2] и была расстреляна центральная баррикада из крупнокалиберного пулемета «Утес». И тут началось их бегство. На улицах производились задержания всех подозрительных лиц и обыски во всех прилегающих домах и дворах. Несколько человек скрылись в подвале здания налоговой милиции на улице Итальянской, но очень скоро сдались. Всего было задержано около 40 человек. Репортеры побывали в самых горячих участках и отсняли все самое интересное. Поэтому мне посчастливилось увидеть самые впечатляющие моменты этой операции. Там я впервые встретился с Дмитрием Корчинским. Он руководил одним из небольших подразделений в составе батальона «Азов». Его книгу «Война в толпе» я перечитывал несколько раз. Корчинский — личность неоднозначная, но, несомненно, выдающаяся. Не со всеми его мыслями я согласен, но удивляет его точный прогноз развития ситуации в стране. Мне он представляется пророком, предрекающим серьезные потрясения и просто невероятные события, которые приведут, в конечном итоге, к позитивным изменениям в нашем обществе, но путь будет очень тернист. Пока что все его прогнозы сбывались. Но не буду надолго задерживаться на этом персонаже.

В тот день все репортеры были заняты другим, не менее интересным и ярким человеком — Олегом Ляшко. Камера почти неотступно фиксировала каждый шаг народного депутата. Он, в сопровождении надежной охраны, постоянно оказывался в самых захватывающих местах этой операции. Допрашивал задержанных, давал интервью, общался с бойцами.

Андрей Белецкий и Олег Ляшко с группой бойцов во время зачистки штаба ДНР в Мариуполе

Во время штурма один из бойцов «Азова» неудачно произвел выстрел из гранатомета и ранил троих товарищей и себя. Всех срочно госпитализировали и попросили (кто может) сдать кровь для пострадавших. Я был в числе трех бойцов, которые вызвались стать донорами. Эта поездка хоть и оказалась бесполезной (бойцам и без нас сделали необходимое переливание), но зато позволила немного познакомиться с новым для меня городом и увидеть, что происходило за кольцом оцепления милиции.

А за оцеплением было очень многолюдно и тревожно. Агрессивно настроенные группы людей выкрикивали угрозы и оскорбления в адрес бойцов, проводивших спецоперацию. Люди слышали всю ночь стрельбу из автоматического оружия и взрывы в центре. Так как милиция никого не пропускала внутрь периметра, они сделали правильный вывод, что антиправительственные вооруженные формирования разбиты. Милицию толпа ни во что не ставила, но за кордон проходить не рисковала. По всему было видно, что милиция заняла нейтральную позицию. Крикунов-сепаратистов никто не задерживал и не одергивал. Иногда казалось, что милиционеры поддерживают толпу, но не решаются этого показать открыто. Они не столько преграждали путь толпе, сколько предупреждали, что не следует туда соваться, поскольку там находятся два серьезных подразделения, которые, по слухам, за ночь перестреляли много народа и ни с кем церемониться не будут. Нашу машину перед кордоном милиции пытались остановить и не давали проехать внутрь периметра. Некоторые особо горячие головы даже пытались подойти к машине. Пришлось досылать патрон в патронник и ставить буйных на место. Люди увидели, что перед ними не салабоны-срочники, а добровольцы, которые не будут убегать или шутить. Стать звездой ютуба с простреленными конечностями в тот день никто не пожелал.

Мы благополучно добрались к своему подразделению. Когда проезжали мимо ночного клуба «ПурПур», увидели расстрелянный автомобиль «Дэу Ланос», возле которого стоял КамАЗ, набитый бойцами. Один из наших добровольцев, увидев на рукавах у бойцов оранжевые повязки, опешил (ему показалось, что это георгиевские ленточки). Операция была завершена, и все организованной колонной выдвинулись по проспекту Ленина на выезд из города в аэропорт, ставший для нас основной базой на следующие два месяца.

14 июня 2014 года наш батальон был поднят по тревоге и выдвинут в район Пост Моста в Мариуполе. Прибыв на место, мы узнали, что на мосту была обстреляна из гранатометов небольшая колонна пограничников. В результате обстрела погибли 9 человек. Движение по мосту было перекрыто с обеих сторон сотрудниками милиции. На мосту стояли несколько гражданских машин и два автомобиля из обстрелянной колонны. Это были груженный боекомплектом грузовой автомобиль МАЗ и автобус. Водитель МАЗа погиб на месте, граната попала прямо в кабину. В автобус угодили две гранаты. Двигатели были повреждены, и потому машины неподвижно стояли посредине моста. Здесь же, распластавшись, лежали около дюжины пограничников, вооруженных пулеметами, они боялись поднять голову, чтобы не попасть под пулю снайпера. Одна группа бойцов батальона «Днепр-1» начала производить зачистку территории под мостом, а вторая, в которую входили два бронированных буса, выехала на мост и, прикрывая своей броней, помогала пограничникам покинуть мост. Встречавшие нас на противоположном берегу милиционеры говорили нам, что не знают, кто мы такие и сколько нам платят, но мы «обезбашенные». Сами они ни за какие деньги не согласились бы даже шагу ступить на мост.

Группа зачистки проверила прилегающую к мосту территорию и задержала нескольких подозрительных личностей, которые были переданы для проверки в СБУ. Среди них оказались парень и девушка. У парня с собой была радиостанция, а у девушки профессиональный фотоаппарат. Кроме того, был задержан водитель автомобиля «Мерседес Вито», подозревавшийся в причастности к происшедшему на мосту теракту.

Бойцы батальона «Днепр-1»: Роман Зиненко, Виталий Сова, Давид Гурцкая, Иван Курята…, Анатолий Могила и… в поселке Солнцево. Июль 2014 года

После эвакуации с моста пограничники попросили нас сопроводить до места их дислокации. Мы тогда вообще не ориентировались на местности и думали, что застава где-то недалеко… Как оказалось, сопровождать их пришлось до Амвросиевки. Маршрут пролегал вдоль российской границы почти через всю Донецкую область. Телефон постоянно сообщал, что мы находимся в зоне роуминга на территории Российской Федерации. С Божьей помощью мы провели ребят до их заставы и благополучно вернулись на базу в Мариуполь. На следующее утро узнали, что та самая застава и еще некоторые подразделения ВСУ[3] накануне вечером были обстреляны «Градами» с территории России.

Первые две недели пролетели незаметно из-за постоянного движения и водоворота событий. По пять раз на день боевая тревога и команда: «Халк, на выезд!» Мне повезло. Я был водителем одной из самых востребованных машин. Если где-то что-то происходило, то «Халк» почти всегда принимал в этом участие. Со временем мы все втянулись в подобный режим службы; и тревоги, и выезды стали чем-то обыденным. Первые семнадцать дней пролетели в постоянном состоянии готовности и на адреналине. Я летал на «Халке» и днем и ночью, не испытывая усталости. Сопровождение военных колонн, задержания и обеспечение содержания под стражей подозреваемых, дежурные выезды на блокпосты, сопровождение руководства штаба сектора, оказание помощи в гуманитарных и волонтерских миссиях, а также местным сотрудникам милиции и СБУ в оперативных мероприятиях. Это лишь краткий перечень функций, которые выполнял батальон «Днепр-1» в Мариуполе. В таком вот режиме мы провели чуть более двух месяцев.

Мариуполь. Аэропорт

16 августа 2014 года нам была поставлена задача выйти в условленный квадрат и обеспечить безопасную посадку борта из Днепропетровска. Борт встретили в условленном месте. В этот день на базе батальона «Азов» в поселке Урзуф Донецкой области встречались представители добровольческих батальонов «Кривбасс», «Шахтерск», «Донбасс», «Азов» и «Днепр-1». На вертолете Филатова прилетел наш командир батальона Берёза Юрий Николаевич. Пока мы с ребятами охраняли борт, представители наших батальонов проводили совещание. День был жарким, и совещание длилось несколько часов. Бойцы «Азова» любезно предложили нам пообедать в их столовой. Тем временем нашими командирами обсуждался план совместной операции в секторе «Б» силами добровольческих батальонов. После совещания мы все спешили обратно в аэропорт Мариуполя. Боялись опоздать на концерт студии «95 квартал», который проходил прямо на взлетке аэродрома.

На следующий день — 17 августа 2014 года, на построении в аэропорту, из состава нашего батальона были отобраны 50 человек. Заместитель командира батальона полковник Печененко объявил перед строем, что для выполнения очень ответственной задачи требуется 50 добровольцев. Если у кого-нибудь есть причины, по которым он не может или не хочет участвовать в операции, то он останется в Мариуполе. Никто тогда не вышел из строя. Все были готовы, но были нужны лишь 50 человек, и тогда командир 1-й роты Гостищев на свое усмотрение оставил некоторых бойцов для несения нарядов по расположению в аэропорту и охране важных объектов. Отобранным для участия в операции бойцам была поставлена задача — приготовиться выдвинуться в направлении Донецка.

Дмитрий Руденко в поселке Урзуф

Центральный зал мариупольского аэропорта стал похож на разворошенный улей. Командиры взводов отдавали распоряжения бойцам собирать вещи и выносить из оружейной комнаты боекомплект и запасы продуктов питания. Мне необходимо было приготовить к дороге машину, и я поехал к заправщикам, чтобы заполнить топливный бак. После заправки я подогнал «Халк» к центральному входу аэропорта и так же, как и все, стал собирать вещи и проверять экипировку. Перед отправкой тщательно готовили транспорт. На машины наносили опознавательные знаки и заклеивали фары и габаритные фонари, чтобы не выдавать движение колонны в ночное время. Куда именно мы едем — известно не было. Основную часть личных вещей сказали не брать, потому как операция по зачистке одного из населенных пунктов, куда мы отправляемся, займет не больше трех дней. Запасов питания, соответственно, брали из того же расчета. Вечером 17 августа 2014 года около 23:00 колонна выдвинулась из Мариуполя и ночью была уже в Старобешево. Там же мы встретились со второй группой нашего батальона, которая прибыла из Днепропетровска. Большая часть ребят второй группы только прошла недельную обкатку на полигоне, и вместе со своими инструкторами они были направлены в зону АТО. Часть бойцов расположилась до утра в здании, а остальные заняли круговую оборону в районе старобешевской больницы. Всю ночь слушали раскаты выстрелов и взрывов где-то в направлении Иловайска. Утром нам поставили задачу — выдвинуться под Иловайск.

18 августа 2014 года

Наш путь проходил мимо Многополья и через железнодорожный переезд, между Кутейниково и Иловайском. На переезде был оборудован блокпост, который охраняли бойцы 40-го БТРО[4]. Проехав блокпост, мы остановились и около часа ожидали дальнейших команд руководства. За это время мы успели пообщаться с бойцами на блокпосту и рассмотреть главную достопримечательность этого места — расстрелянную и сожженную грузовую «Газель» и элеватор, возвышавшийся за блокпостом. Все готовились к предстоящему бою. Никто не знал, что нас ожидает впереди. Кто-то довооружался дополнительными пачками патронов, рассовывая их по свободным карманам; кто-то брал дополнительные «воги» для подствольников; кто-то помогал товарищу обматывать рукава белым скотчем, который был отличительным знаком наших бойцов; кто-то просто лежал в траве и пытался вздремнуть, чтобы набраться сил. Ожидание длилось достаточно долго, и некоторым приспичило сходить «отлить». Бойцы 40-го БТРО полушутливо кричали вслед ищущим уединения: «Ты далеко в «зеленку» не ходи. Растяжки. Назад одни уши из «зеленки» поскачут». Под дружный хохот товарищей «отливальщики» справляли свое дело на обочине, не углубляясь в кусты.

Ранее нам уже приходилось принимать участие в проведении зачисток нескольких населенных пунктов в Донецкой области после обстрелов диверсантами блокпостов нацгвардии и пограничников. Нынешнее задание представлялось одним из многих подобных операций. Согласно озвученным данным предполагалось, что боевиков в Иловайске совсем немного и зачистка города не займет много времени. Заход с трех направлений в город добровольческих батальонов должен был по плану вытеснить боевиков из города, и дальше планировалась зачистка города и построение новых рубежей для частей ВСУ. Взятие под контроль стратегически важного железнодорожного узла обеспечивало надежную изоляцию Донецка. Далее открывался путь на слабоукрепленные Харцызск и Зугрэс, который является энергетическим сердцем Донецкой области.

«Газель», уничтоженная под Многопольем

Бойцы с блокпоста делились своими впечатлениями и наблюдениями. С их слов, время от времени блокпост подвергался обстрелам из минометов. Ребята подсказывали нам, как необходимо себя вести во время обстрела. Лучшим укрытием являлся окоп или блиндаж. Попасть под обстрел на открытом пространстве считалось очень опасным, но и в этом случае нам рекомендовали не бегать в поисках укрытия, а залечь на землю и ползком передвигаться в сторону ближайшего укрытия. На тот момент никому из нас не приходилось испытывать на себе обстрелы из минометов, и потому подобного опыта у нас еще не было. До 18 августа 2014 года у нас вообще не было никакого опыта ведения боевых действий, и все, чему нас учили и к чему готовили, было, по большей части, лишь теорией. Не было слышно ни выстрелов, ни взрывов. Обычный теплый августовский день. Слушая бойцов «Кривбасса», я не представлял себе, что вот эту мирную тишину, нарушаемую лишь стрекотанием кузнечиков, в любой момент может разорвать грохот взрывов.

Наконец мы получили команду «По машинам!» и двинулись прямо по дороге к расположению штаба. От элеватора до него — всего пара километров. Дорога возле штаба была заставлена с обеих сторон различным легковым и грузовым транспортом. В «зеленке» справа и в поле слева от дороги находились расположения и позиции артиллеристов. Справа от дороги в «зеленке» также располагался штаб группировки. Пока наши командиры проводили совещание в штабе, мы коротали время в свободном общении.

Именно тогда ко мне подошел один из вновь прибывших бойцов «Днепра-1» и представился Акнодом. Оказалось, что заочно мы уже давно знакомы. Лёха, так же, как и я, начинал свой путь добровольца с блокпоста в Подгороднем при въезде в Днепропетровск.

В свое время, для общения с ребятами из полка национальной защиты, я создал группу на фейсбуке, в которой делился всеми своими новостями и впечатлениями с виртуальными и реальными друзьями и единомышленниками. Лёха был одним из них. 18 августа 2014 года мы наконец-то познакомились поближе. Он был зачислен во вторую роту батальона «Днепр-1», которой командовал Сидоренко Максим. Все последующее время, находясь в Иловайске, я чувствовал какую-то ответственность за Акнода. Я в батальоне был уже Седым (позывной), старичком, а он только с полигона. Хотелось всегда держать его поближе к себе, чтобы обезопасить, насколько возможно. До определенного момента это удавалось.

Памятное фото с Акнодом во внутреннем дворе иловайского детского сада

Наши пути разошлись 26 августа, когда нам приказали выдвинуться в депо и помочь бойцам «Донбасса» закрепиться и держаться в одном из двух пятиэтажных зданий. Был достаточно мощный обстрел, и нужно было спешить. Наш экипаж во главе с Дэном бросился к машине, а Лёха где-то замешкался и не успел к нам добежать. Потом я встретил Алексея уже в Днепропетровске в областной клинической больнице имени Мечникова, где он залечивал свои раны, но об этом чуть позже.

На месте нам поставили задачу — штурмовать укрепрайон на въезде в город. Что из себя представляет укрепрайон и какие сюрпризы нас ждут на пути к нему — мы не знали. План предусматривал заход в город с трех направлений: с западной стороны — «Донбасса», с южной — «Днепра-1», с юго-восточной — «Азова» и «Шахтерска». «Донбасс» зашел через частный сектор, сломив слабое сопротивление, и занял здание школы. По всем телеканалам гремела новость о том, что над Иловайском поднят государственный флаг Украины. Еще один город был объявлен освобожденным от боевиков. Нам был определен участок, который за несколько дней до этого пытался штурмовать «Донбасс» и части ВСУ. Задача состояла в том, чтобы выйти к укрепрайону на въезде в Иловайск и отвлечь внимание боевиков на себя, пока штурмовые группы других батальонов будут атаковать с других флангов. Также в задачу входило вызвать огонь на себя и определить огневые точки противника, по которым сможет отработать артиллерия и авиация. После подавления огневых точек мы должны были зачистить укрепрайон и удерживать его до подхода основных сил ВСУ и других добровольческих частей.

После непродолжительной артподготовки «Днепр-1» пошел на штурм. В 13:00 полковник Печененко получил команду к штурму и отдал распоряжение командиру первой роты выстраивать личный состав в походный порядок. Каждому взводу и экипажу была поставлена конкретная задача и определено место в походном строю.

Над дорогой раздался голос Гостищева:

— Первый взвод — вправо! Второй взвод — влево! Третий взвод — вправо! Четвертый взвод — влево! По краю дороги — вперед! Не растягиваемся!

Бойцы рассредоточивались, согласно приказу, и двигались вдоль дороги, внимательно осматривая прилегающую «зеленку». Тогда у меня возникло какое-то особенное чувство гордости за каждого из находящегося в строю и за то, что я являюсь маленькой частичкой этого строя. Я видел в каждом героя! Бойцы шли по прямой дороге в неизвестность, чтобы вызвать огонь на себя, а некоторые, как оказалось, шли этой дорогой в вечность…

Батальон «Днепр-1» выдвигается на штурм иловайского укрепрайона со стороны Многополья

От основной нашей позиции до укрепрайона было около трех километров. Впереди двигался танк. За ним, во главе с заместителем командира батальона Печененко Вячеславом Петровичем и командиром первой роты Гостищевым Александром, направлялись четыре взвода первой роты и сводная группа второй роты и «Правого сектора». За бойцами ехал КамАЗ с саперами, и замыкали колонну два бронированных буса и пикап с боекомплектом. Два километра медленно продвигались по дороге между двух густых «зеленок». Шли не спеша, внимательно осматривая местность слева и справа. Мне была поставлена задача следовать на дистанции 100–150 метров за КамАЗом с саперами. Удерживая одной рукой руль, второй я держал свой «Леново», которым снимал на видео наш путь. Автомат в машине был бесполезен, так как из бронированного микроавтобуса все равно невозможно вести огонь. Я расположил оружие таким образом, чтобы можно было быстро его подхватить и выбежать из машины для ведения огня. В воздухе повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь рокотом двигателей и шелестом гусениц по асфальту, на котором были видны следы недавнего обстрела. В посадках и вдоль дороги стояли сгоревшие автомобили. Дорога была усеяна поваленными деревьями и следами от разрывов. Вся окружающая обстановка свидетельствовала о том, что совсем недавно здесь было очень жарко, а разбросанные по всей дороге гильзы красноречиво говорили о ведущемся совсем недавно с этой дороги огне по «зеленке», которая казалась обманчиво тихой и безопасной. Группа шла по дороге, не углубляясь в заросли кустов и деревьев из опасения нарваться на мины или растяжки. К некоторым расстрелянным автомобилям невозможно было подойти из-за трупного запаха. По всей дороге, то тут то там, торчали хвостовики неразорвавшихся минометных мин и осколки от «Градов». Когда на дороге или возле нее замечали подозрительные взрывоопасные предметы, ставили в известность саперов, и они выдвигались вперед для проверки.

Мост над дорогой в Иловайск. На этом месте 10 августа 2014 года бойцы батальона «Донбасс» и группы «Купол» попали в засаду и приняли бой

Первый раз группа остановилась перед небольшим мостом над дорогой. Было подозрение, что акведук может быть заминирован. Саперы проверили подходы к мосту и поднялись наверх. На мосту действительно обнаружили и обезвредили противотанковую мину и под двумя трупами в темно-синей форме — две ручные гранаты. Из-за воздействия продуктов разложения форма убитых бойцов еще больше потемнела и казалась почти черной. На пути движения встретили подозрительный автобус, расстрелянный на обочине, слева за акведуком. Машина была пуста, но были причины подозревать, что за ней могла быть засада или автобус мог быть заминирован. Танку дали добро произвести по нему выстрел.

После взрыва автобуса группа двинулась дальше. У одного из бойцов «Правого сектора» возникла проблема со спиной. Под два метра ростом, Алармо был просто огромен в своем снаряжении! В маскировочном халате он вообще казался Голиафом, возвышающимся на целую голову над самыми рослыми бойцами. Ему доверили нести на себе заряды к РПГ-7. В общем, человеку-горе́ путь в несколько километров с грузом в руках и на спине оказался проблематичным, и было решено поместить его ко мне в «Халк». Алармо стал единственным пассажиром машины.

Растрелянный автобус у дороги

В конце концов колонна уперлась в нагромождение железобетонных блоков на дороге, которые не позволяли проехать технике и транспорту. Во время движения по дороге огонь по нам не открывали. Складывалось впечатление, что боевики, отбившие несколько дней назад штурм на этом направлении, не ожидали такой открытой атаки и не были готовы к тому, что к ним прямо по дороге в полный рост выйдет штурмовое подразделение. Танк произвел несколько выстрелов, чтобы расчистить проход, но это не помогло. Тогда было принято решение — обойти препятствие, проложив проход через «зеленку». Возле блоков на дороге проход делать не стали, так как была вероятность того, что «зеленка» возле них могла быть заминирована. Вся группа вернулась метров на 600 назад и выбрала удобную позицию — слева от дороги, для расчистки танком просеки в лесополосе, для выхода к полю. Танк уверенно свернул с дороги в густые заросли, а бойцы отошли чуть подальше на тот случай, если вдруг танк зацепит возможные растяжки в кустах или между деревьями. Многие бойцы очень утомились от проделанного пути. В полном боевом снаряжении с дополнительным боекомплектом было жарковато под ярким августовским солнцем. Пока танк, развернув орудие, расчищал просеку в посадке, ребята подходили к «Халку» и угощались припасенной у меня водой. Проутюжив несколько раз гусеницами проход, танк выехал на противоположную сторону посадки. На другой стороне «зеленки» была пахота, и дальше смогли продвигаться только танк, пехота, подтянувшаяся чуть позже, БМП-2[5] и два МТЛБ[6] с двумя пушками. Я пытался следовать за ними, но «Халк» плотно сел брюхом на выезде к полю. Тогда стало очевидным, что по мягкому распаханному грунту машина проехать не сможет. Мой броневик прочно застрял и без посторонней помощи выбраться не мог. Бойцы пытались вручную вытолкнуть машину, но у них ничего не получилось. К счастью, над бампером саперного КамАЗа, который шел сзади меня, имелась лебедка и короткий металлический трос. Лебедка оказалась нерабочей, но полутораметрового троса вполне хватило для того, чтобы дернуть машину назад и вытянуть обратно на дорогу. «Халк», второй бронированный микроавтобус, который мы прозвали «Бежевым», и пикап по приказу командира остались на дороге прикрывать основную группу с тыла и правого фланга. Пока основная группа шла через поле к укрепрайону, мы наблюдали за дорогой. Кроме меня, Алармо и водителя «Бежевого», Толика, с нами был Богдан Зеленюк. У него единственного имелся ручной пулемет. Впоследствии у некоторых ребят возникали вопросы по поводу того, почему Богдан не пошел с основной группой, а остался с нами. Со слов Богдана, Толик сказал ему быть возле «Бежевого» для прикрытия дороги.

Сожженный у дороги на Иловайск автомобиль КаМАЗ с разложившимися трупами.

До начала боя оставалось несколько минут. Толик с Богданом решили проверить автомобили, которые мы видели в «зеленке», двигаясь по дороге. Брошенные машины могли бы быть удачным трофеем и дополнительным транспортом для бойцов, если бы к ним можно было подойти. А подойти к ним не получалось, так как «Газель», «Опель» и стоявший позади них «Фольксваген Бора» были набиты трупами не первой свежести и производили смрад, отбивавший всякое желание завладеть подобным трофеем. Все три автомобиля были загружены трупами бойцов в синей форме, похожей на старую форму солдат внутренних войск. Стояла обычная августовская жара, и они активно разлагались. Предположительно трупы пролежали в машинах около двух недель. Может, больше. Кто были эти ребята? В КамАЗе находились около 16 обгоревших тел, и в машинах было не меньше.

Возле дороги лежали три тела в такой же темно-синей форме. В одном месте и в один день погибло около сорока бойцов внутренних войск, и об этом никто ничего впоследствии так и не сказал! И это было, как минимум, за две недели до начала штурма Иловайска добровольческими батальонами. Так кто же были эти неизвестные воины и что с ними произошло? Вопрос так и не получил до сих пор ответа. Узнаем ли мы когда-нибудь номер части и имена этих парней?..

Позже одному из наших бойцов командир минометной батареи возле штаба группировки поведал, что незадолго до его прибытия на позицию какое-то подразделение выдвигалось в район, где мы обнаружили эти набитые «двухсотыми» машины. Задача этого подразделения состояла в том, чтоб оборудовать блокпост на ближнем подступе к Иловайску. Но им это не удалось. Группа подверглась атаке и серьезному обстрелу. Было много убитых.

Брошенная в зеленке «Газель», в которой были сложены тела сожженных бойцов в форме внутренних войск

Если верить командиру минометчиков — Кузьмичу, то там вся группа бойцов была уничтожена. Боевики сгрузили трупы в машины, шестнадцать из них — в КамАЗ, который стоял метрах в двухстах от этих машин у дороги. Боевики через местных жителей передали военным, чтобы те приехали и забрали своих «двухсотых». Гарантировали, что стрелять никто не будет. Для вывоза погибших был отправлен БТР[7] с группой бойцов в составе около 15 человек. Прибыв на место, бойцы стали осматривать КамАЗ и местность на предмет мин и растяжек. И тут по ним внезапно открыли огонь. Местность была очень удачно выбрана для засады. Узкая дорога, по обе стороны которой густая «зеленка», надежно скрывавшая затаившихся в засаде боевиков, простреливалась со всех сторон. КамАЗ, похоже, тоже был заминирован и взорвался. Группа под прикрытием БТРа начала отступление. При этом в группе также были потери. Об этих событиях рассказал Кузьмичу один из участников описываемой операции. Тела в КамАЗе сгорели полностью, а автомобили с погибшими бойцами так и остались стоять в «зеленке». Их-то и осматривали Толик и Богдан. Не берусь утверждать о правдивости этого рассказа, услышанного со стороны, но другого объяснения гибели целого подразделения — нет.

Толик и Богдан вернулись к машинам и рассказали о том, что видели в «зеленке»: «Там полная жопа. Куча трупов». Вокруг царила угнетающая тишина, нарушаемая лишь редкими сообщениями по рации и шумом ветра в окружающей нас «зеленке». Наши бойцы с техникой ушли далеко вперед. Мы, оставшиеся у дороги, некоторое время чувствовали себя пятым колесом у телеги. Слева и справа густая «зеленка», которую до нас, судя по всему, никто не осматривал, и вообще непонятно, что за ней творится. Те, кто был здесь до нас, лежат аккуратно сложенные в автомобилях в «зеленке». Мы со своими машинами стоим на дороге и понятия не имеем, что творится в радиусе ста метров вокруг нас. Чтобы чувствовать себя немного увереннее, мы прошлись и осмотрели прилегающую «зеленку» вокруг. Все чисто. Тишина полная. Лишь ветер гуляет в кронах деревьев и зарослях кустов. Стараемся меньше разговаривать и больше вслушиваться. Изредка тишину нарушают лишь трескучие голоса по рации. Из радиообмена было понятно, что штаб не слышит передовую группу, а группа не слышит штаб. Мы дублировали донесения. Я предлагаю Толику пройтись метров на двести вперед и осмотреть «зеленку» впереди нас. Остальные ребята остались охранять машины.

По дороге идем смело — один за одним, и всматриваемся в зеленую гущу по обеим сторонам. Никакого движения или признаков живой души. Глубоко в посадку не заходим. Больше полагаемся на слух, чем на зрение. Осмотрели автомобиль ВАЗ, который стоял метрах в двухстах от наших машин. Он не представлял никакого интереса. Колеса то ли спущены, то ли прострелены. Сам автомобиль был расстрелян и не на ходу. Хозяин авто, с черным пакетом на голове и завязанными руками, лежал в кустах недалеко от машины, слева от дороги. Было видно, что это труп. Причем тоже не свежий.

Убедившись, что территория чистая, возвращаемся назад к машинам.

Внезапно тишину разорвали автоматные выстрелы и взрывы. Завязался бой на подходе к укрепу. Один из МТЛБ с пушкой сразу же развернулся и ушел с позиции. Причем непонятно, куда именно. Назад на дорогу через просеку он не выезжал. Зато командир второго орудия проявил смелость и заявил, что, пока не выпалит весь боезапас, не покинет позицию. По штурмовой группе открыли огонь из стрелкового оружия, АГС[8], гранатометов и минометов. Некоторые ребята утверждали, что видели и слышали недалеко от себя разрывы «Градов», но, скорее всего, они ошиблись, приняв частые взрывы от АГС-17 за «Грады». Что такое «Грады», мы узнаем чуть позже. Связь между нами и основной группой по рации была слабой. Наша группа прикрывала дорогу и вела огонь по пытавшимся зайти в тыл нашим ребятам боевикам. Первым был замечен сепаратист, который открыл по нам одиночный огонь метров с 300. Мы его идентифицировали как снайпера, поскольку стрелок сравнительно близко клал возле нас пули с достаточно большой дистанции одиночными выстрелами, и открыли по нему огонь. Доложили по рации основной группе об угрозе с правого фланга. По радиостанции гремел голос комбата: «Приказываю немедленно ликвидировать снайпера и не дать ему возможности работать в спину нашим ребятам». Боевик перебежал через дорогу и пытался вести огонь, укрывшись за расстрелянным ВАЗом, но мы накрыли его шквальным огнем из автоматов и РПК[9].

Также мы поддерживали связь с Дэном и подсказывали, с какого направления ведется огонь по основной группе. Под огнем штурмовой отряд смог выйти к укрепрайону, передовой группе с Сергеем Алещенко (позывной Прапор) удалось зайти на укрепрайон, но удержать его не было возможности. Из четырехэтажного здания и двух оборудованных блокпостов боевики плотно накрывали огнем наши штурмовые группы.

Командир поставил задачу — одной из групп осторожно выйти к зданию, разведать расположение огневых позиций боевиков и дать возможность основной группе захватить четырехэтажку. Старшим разведчиков был назначен Прапор. Два оборудованных блокпоста боевиков в двухстах метрах от четырехэтажки прикрывали огнем подходы к зданию. Прапор по рации запросил огневую поддержку, и БМП обработала окна третьего и четвертого этажей здания. Эпизод прорыва к зданию на территорию укрепа и момент гибели Тафейчука описывал непосредственный участник этой группы Савченко Вася. Когда группа продвигалась в «зеленке» у дороги перед зданием, то старший группы Прапор приказал залечь в «зеленке» у края дороги и осмотреться. Саша Минаев с Сергеем Тафейчуком шли в авангарде группы и не слышали команды шедшего сзади Прапора. Они самостоятельно попытались преодолеть дорогу и прорваться к сторожевой будке возле шлагбаума на КПП, которая находилась за металлическими воротами, преграждавшими въезд к четырехэтажке. Но им это не удалось. Тафейчука сразило взрывом еще на дороге, а Минаева ранило осколком в ногу и оглушило за воротами перед будкой. Уже упав на землю, Саня почувствовал удар в спину. По нему вели огонь, пытаясь добить. Пуля прошила заднюю пластину бронежилета и, пробив желудок, рикошетом от передней пластины прошла через селезенку и мочевой пузырь, вышла через левое бедро. Увидев, что два бойца уже побежали к зданию, Вася и Сын Полка, остальные из группы Прапора метнулись вслед за ними. Группа под обстрелом со стороны здания преодолела дорогу, на ходу став свидетелем гибели Сергея, и укрылась за тонким бетонным забором возле ворот. На дороге осталось тело Тафейчука. К нему невозможно было подобраться из-за шквального огня из окон здания. Один из бойцов увидел вооруженного боевика, который находился за забором у шлагбаума, и успел крикнуть, чтобы тот бросил оружие, но в ответ боевик вскинул автомат, но выстрелить не успел. Его с нескольких стволов сняли перебежавший через дорогу Вася, стрелявший в просвет между заборными плитами, а также несколько бойцов из группы, оказавшейся у забора. Труп этого боевика так и остался лежать возле шлагбаума. Я видел его через несколько дней после взятия этого укрепа со стороны города. Прапор понял, что прорваться к зданию не получится. Из ворот, укрываясь от огня, выполз раненый Минаев, и Терминатор пытался остановить кровь из его ран. Некоторое время группа пыталась укрепиться возле бетонного забора, рассчитывая после обработки здания из БМП штурмовать первый этаж. Засевшие в четырехэтажке боевики упорно сопротивлялись, несмотря на то, что наша БМП из-за «зеленки» продолжала обрабатывать окна здания. После того как по хлипкому бетонному забору стали бить из гранатометов, ребята вынуждены были отойти от него. Подхватив раненого Минаева, бойцы под прикрытием огня БМП преодолели дорогу и укрылись в посадке. Прапор попросил БМП отработать и второй этаж для прикрытия отхода группы. Что касается гибели Сергея, то ребята не могут точно сказать, что это был за взрыв. Возможно, «вог» от АГС-17 или подствольного гранатомета, который попал прямо в голову. Большую часть группы контузило, а Терминатору досталось изрядное количество осколков от пролетевшего рядом с ним в забор заряда РПГ. Вадиму повезло, потому что от взрыва у него загорелись заряды к гранатомету, которые он нес в ранце у себя за спиной. К счастью, все осколки попали в бронежилет и заряды на спине не взорвались. Своей жизнью Минаев благодарен Хорольскому Антону, убедившему танкистов выехать за ним к дороге. Хохол с ребятами погрузили раненого товарища на броню и вывезли его в безопасное место, чем, вне всякого сомнения, спасли ему жизнь.

В это же самое время по остальной группе велся огонь из стрелкового оружия, АГС-17 и миномета. Тогда мне казалось, что бой длится бесконечно долго. Стрельба и взрывы не прерывались ни на секунду. Я очень переживал, что у ребят закончится боекомплект, а подвезти его не было никакой возможности. Как оказалось впоследствии, каждый боец израсходовал не более одного магазина. В основном огонь вели боевики. Для удержания позиции необходима была поддержка основных сил, а они не могли подойти из-за загромождений железобетона на дороге. Инженерная техника была обстреляна из минометов и не смогла освободить проход. Попытку расчистить дорогу мы наблюдали лично, поскольку прибывший сопровождать бульдозер боец Иван Крым передал нам приказ Берёзы обеспечить прикрытие и охранение бульдозера, пока он будет выполнять расчистку дороги. Оставив машины, мы выдвинулись с бульдозером по дороге к блокам, но из «зеленки» в тыл к нашим ребятам пытались зайти «сепары», и мы, оставшиеся на дороге, отсекали их огнем. Пришлось вместе с бульдозером вернуться к машинам. Алармо оставался в «Халке» и вел наблюдение из бронированного буса, иногда выскакивая из машины, чтобы вести огонь. Толик и Богдан, укрывшись возле машин, вели огонь из АКМ[10] и РПК. Ребята из пикапа рассредоточились на обочине с двух сторон дороги и тоже обрабатывали «зеленку», где было замечено подозрительное движение.

Я имел неосторожность снарядить свои магазины вместо трассирующих патронов патронами для бесшумной стрельбы. Внешне маркировка на них очень похожа, но разница заключается в мощности порохового заряда. Использование этих патронов без глушителя ПБС-1[11] с шайбой, из-за малой пороховой навески, чревато тем, что затворную раму не отводило до упора в крайнее заднее положение, гильза просто оставалась в патроннике, и приходилось постоянно вручную передергивать затвор.

В условиях, когда отдельные группы «сепаров» производили обстрел дороги и к ним присоединилась работа миномета, о расчистке дороги не могло быть и речи. Бульдозер решено было вернуть назад. К тому же уже поступило сообщение по рации, что основная группа тоже возвращается и просит оказать помощь в срочной эвакуации раненых.

Надо отдать должное находящемуся с нами в «Халке», Алармо. Зрение у него — дай бог каждому. Он первым вычислял подкрадывающихся к дороге «сепаров» и подсказывал, куда ввести огонь. Когда я дал ему бинокль, то это еще больше упростило нам задачу.

Через полтора часа боя стало ясно, что удержать занятую позицию не получится. Рация разрывалась сообщениями о первых потерях и необходимости поддержки. Нам было очевидно, что подкрепление подойти не сможет, а к тому моменту у нас уже был один «двухсотый» и девять «трехсотых», в том числе очень тяжелый. Во время минометного обстрела Рома Харченко получил серьезное осколочное ранение в шею. Это был первый реальный боевой опыт. Когда по штурмовой группе открыли огонь из миномета, мало кто был готов к этому. Более опытные товарищи тут же вжались в землю, показывая пример для остальных. Видимо, Роман не успел последовать их примеру и был ранен. Раненный в ногу Давид Гурцкая, а также Союз со Сталкером помогли погрузить истекающего кровью Романа на броню БМП для эвакуации. Группа начала организованный отход. Танчик вначале прикрывал броней отход группы. Ему в башню попала мина или, как показалось некоторым, «вог» от АГС-17 и по корпусу четыре РПГ. Во время обстрела танка на нем за башней находился Вова Тугай. Лишь чудо спасло его от осколков. После этого танкисты помогли эвакуировать первых раненых и вернулись с Хохлом за Минаевым и группой Прапора.

Первой с ранеными и уцелевшими бойцами на просеку вышла боевая машина пехоты. Мне в «Халк» занесли еще живого Харченко Рому. Он был в сознании, и бойцы старались прижимать тампоном засыпанную кровоостанавливающим порошком рану на его шее. Из машины Романа выносили уже без сознания. Это был первый случай, когда я видел, как умирает человек. Тогда версией его гибели было повреждение шейной артерии, но сейчас мне кажется, что это не совсем так. Я не медик и не могу судить, но если бы Роману порвало артерию, то он бы погиб в считаные минуты. Его вывезли после длившегося около тридцати минут боя, и он все еще был жив. Хрипел. Стонал, но был жив. Последние конвульсии были уже в «Халке» по дороге к медикам, к которым я его домчал буквально за две минуты. Все последующие смерти уже не производили на меня никакого впечатления.

Мне редко доводилось до этого общаться с Романом, и в бледном агонизирующем бойце, которого мне занесли в «Халк», я его не узнал. Мне тогда показалось, что это или Союз, или Сталкер. Эти два бойца постоянно находились рядом друг с другом и имели некоторое сходство между собой. Оба были крепкого телосложения, невысокого роста и лысыми. Я настолько был уверен, что раненый у меня в машине один из них, что сразу же сообщил Дэну, который искал и проверял бойцов своего взвода, что у нас во взводе потери.

— Дэн, у нас тяжелый «трехсотый».

— Кто?

— По-моему, Союз или Сталкер.

— Этого не может быть! Я их видел.

Оглядываясь по сторонам, Денис искал глазами неразлучных друзей.

Когда из «Халка» вынесли Рому, медики пытались вернуть его к жизни, но все их усилия оказались напрасны. Накрыв Романа, санитары принялись оказывать помощь другим раненым.

Дэн увидел оказывавших помощь раненым Союза и Сталкера и сказал:

— Наши все целы. Вот они. — И, облегченно вздохнув, добавил: — Ну ты меня и напугал. Но это даже хорошо. Примета хорошая. Долго жить будут.

В этот момент ко мне подбежал инструктор Олег. В результате легкого ранения и контузии он был очень перевозбужден и кричал, что нужно снова вернуться на место эвакуации, так как там танк и на нем много раненых. «Халк» стоял развернутым в противоположную от укрепа сторону, и мы не стали тратить время на разворот. Олег вскочил за руль ближайшего «Ниссана», а я прыгнул на переднее пассажирское сиденье, и мы понеслись обратно к месту эвакуации. Олег уверенно вел машину, а я, выставив в открытое окно автомат, всматривался в мелькающую по пути «зеленку» по правому борту. За две минуты движения Олег пытался мне рассказать о том, как получил ранение.

Олег Латошинский и Николай Криворотько после штурма Иловайска

Когда мы подлетели к просеке, на дорогу выехал разорванный танк с нашими бойцами на броне. По бокам танка были видны следы попаданий из гранатомета. Мы помогли раненым погрузиться на борт пикапа, после чего спешно вернулись к позиции возле штаба, где раненым оказывали первую помощь. Медиков было мало, и потому мы помогали им, чем могли. Уцелевшие бойцы своими ножами срезали лямки бронежилетов и разгрузок, а также разрезали форму раненым побратимам для наложения повязок и жгутов. Доставали из аптечек кровоостанавливающие порошки и засыпали ими раны товарищей. Принимали у них оружие и боекомплекты. В этом нашем первом бою были ранены Шавлик, Давид Гурцкая, Дима Руденко, Женя Макогон, Саша Минаев, Андрей Фурса и еще несколько бойцов. Серьезную контузию получил Малыш Саша. Легкие ранения — наш инструктор Олег, которого зацепило осколком в ягодицу и слегка контузило, и Коля Спартак, получивший осколочное левого предплечья, ему также оцарапало щеку.

После первой неудавшейся попытки войти в Иловайск мы отошли в Старобешево. Наш экипаж был отправлен с несколькими ранеными. Среди них был мужественный наводчик танка, который шел во главе отряда и потом прикрывал его отход. Парень получил серьезную контузию. Остальная часть батальона подтянулась чуть позже. Врачи больницы работали не покладая рук. Бойцы помогали медикам переносить раненых из машин в операционную. Тогда я впервые увидел результат серьезной контузии. Малыш Саша почти не отдавал себе отчета, где находится, и не ориентировался во времени и пространстве. Он почти все время сидел на кушетке, обхватив голову обеими руками, и шатался из стороны в сторону, жалуясь на невыносимую боль в голове. Иногда поднимался и пытался идти куда-то, не меняя положения рук. Сталкер помог ему сесть обратно на место и следил, чтобы Саша ни обо что не ударился. Раненых, после оказания первой помощи, почти сразу увозили в Мариуполь и оттуда вертолетом доставляли в Днепропетровск.

После этого первого боя наши ряды заметно поредели. Наш комбат построил оставшихся бойцов во дворе больницы. Берёза поздравил нас с боевым крещением, и мы помянули своих погибших товарищей минутой молчания. Уже тогда стали проявляться первые признаки того, что не все готовы к реальной войне. Большинство ребят хоть и понимали, что у руководства нет достаточного боевого опыта, но готовы были идти в бой. Возможно, чрезмерные эмоции некоторых бойцов имели под собой веские основания, но были и такие, кто истерил и откровенно паниковал сам и сеял панику вокруг. Вова Помидор на чем свет стоит клял Берёзу и откровенно посылал его по известному адресу, обвиняя последнего в некомпетентности. Берёза требовал, чтобы он заткнулся и обещал уволить за нарушение субординации и оскорбления старшего командира. Нэо, также не жалея голосовых связок, обвинял командиров в смерти Тафейчука и Харченко. Остальные бойцы старались держать себя в руках и пытались успокоить более эмоциональных товарищей. Но все были единодушны в том, что подобные операции нужно тщательнее планировать и использовать более серьезное вооружение. Все были под сильным впечатлением, а поминальные 150 граммов водки еще больше подняли эмоциональный градус. К счастью, эмоции понемногу утихли, и здравый смысл взял верх. После построения и поминки погибших побратимов была организована охрана периметра больницы, и батальон расположился на отдых. Бой 18 августа 2014 года стал для нас настоящим боевым крещением.

Ночью к нам прибыло подкрепление с бойцами 20-го БТРО, считавшегося частью батальона «Днепр-1», с тремя АГС-17, которые установили в кузовах трех пикапов. На первый был поставлен Помидор, на второй — Гром и Кум, а на третий — Петюня.

Ночь была очень холодной. Место для ночлега было определено в подвале больницы. Некоторые бойцы расположились в коридоре и кабинетах больницы. В Старобешево не было проблем с электричеством, и я поставил на ночь заряжаться телефон, который часто использовал для фото- и видеосъемки.

19 августа 2014 года

Утром комбат объявил построение и готовность к выходу для второй попытки зайти в город. В строю снова стал раздаваться ропот о том, что без прикрытия броней любой штурм будет самоубийством. После вчерашнего боя все видели, что случилось с танчиком, и думали, что боевая машина не будет участвовать в операции. Комбат пообещал, что прикрытие броней обязательно будет, и ропот прекратился. После чего мы снова двинулись на позиции перед Иловайском.

Когда мы добрались уже знакомой дорогой через элеватор к расположению штаба, водителям сказали расположить автомобили на обочинах дороги, а личному составу ожидать дальнейших указаний. Командиров рот и взводов собрали на совещание для получения инструкций. Чтобы кое-как скоротать время, я решил разжиться соляркой. Рядом стоял армейский заправщик, который щедро заполнил до края бак «Халка». Ребята не покидали кузов машины и, развалившись на ящиках с боеприпасами и личными вещами, общались на отвлеченные темы. В этот момент на мой телефон пришла СМСка. Это обо мне вспомнил родной военкомат, который в нескольких коротких и сухих фразах предупреждал меня о том, что, если я в ближайшее время не предстану пред светлые очи военкома, мне грозит от двух до пяти лет лишения свободы. Поделился этой новостью с бойцами, что послужило поводом для шуток.

— Вот это ты, Седой, закосил — так закосил.

— Нашел где спрятаться и переждать смутное время.

— Здесь тебя милиция точно не будет искать.

Я отшучивался:

— Я тоже вроде как милиционер, но если военком сможет прибыть сюда и вручить мне в руки повестку, то так и быть, уважу военного и явлюсь в военкомат.

Не то чтобы меня сильно беспокоила угроза уголовного преследования от уклонения от мобилизации, но просто обидно было. Позвонил нашему кадровику и попросил уладить вопрос с военкоматом. Пусть передаст, что, мол, сейчас немного занят и приеду чуть попозже.

К «Халку» вернулся Дэн с картой Иловайска и подозвал всех нас. На карте был отмечен поселок Виноградное и часть города Иловайска. Дэн пояснил, что был разработан новый план по зачистке города. С западной стороны «Донбасс» вошел в город и занял несколько ключевых позиций. Наша задача состояла в том, чтобы зайти с восточной стороны через поселок Виноградное и соединиться с «Донбассом» в центре города.

До начала выступления оставалось немного времени. Ожидали бойцов других подразделений, которые должны были идти с нами. Перед «Халком» припарковался один из наших пикапов, кузов которого был заполнен ящиками с боеприпасами. Бойцов попросили помочь разгрузить машину. В кузове, кроме ящиков с патронами, также была винтовка СВД без оптики и пулемет ПКМ. К нам подошел наш комбат и спросил, умеет ли кто-нибудь обращаться с подобным оружием. Снайперскую винтовку взял Коля Спилберг, а пулемет остался при штабе. Штука была мощная и однозначно полезная, но никто не захотел тащить его с собой. А кто хотел, те не умели им пользоваться, и комбат сказал, что раз так, то ПКМ остается при нем.

Олег Бирюк (Якут) перед началом зачистки поселка Виноградное

Наша группа состояла из бойцов нашего батальона, группы разведки батальона «Азов» и группы батальона «Шахтерск». Всего нас было около полутора сотен человек. Когда весь транспорт был собран в колонну, мы тронулись в путь. На перекрестке возле большого креста, обозначавшего въезд в пригород Иловайска, повернули направо и проехали железнодорожный переезд. За переездом дорога проходила между двух посадок, которые тянулись вдоль железнодорожного пути. Возле посадок стояли два подбитых танка. Оба разутые и без башен. Гусеницы были разорваны, и часть их, вместе с башнями, валялась отдельно рядом со сгоревшими боевыми машинами. Аккуратно объехав эту сгоревшую технику, мы попали на какую-то дорогу, а затем свернули с нее на грунтовку. По грунтовым дорогам, поднимая густые облака пыли, мы вышли к блокпосту 40-го БТРО в районе поселка Покровка.

Блокпост занимал стратегически важную высоту, с которой отлично просматривалась местность на подходе к Иловайску с восточной стороны. Там определились с дальнейшим маршрутом и порядком движения. Удерживавшие блокпост бойцы рассказывали, что пост постоянно подвергается обстрелам. Ходили слухи, что к Иловайску готовится прорываться российское подкрепление с танками с этого направления. Пост был укреплен, если не изменяет память, двумя БМП и танком. Определив порядок движения, командиры ставили задачи своим подразделениям.

В это время я собрал пустые бутылки в салоне своего железного коня и сходил к колодцу за водой. Днем было достаточно жарко, и постоянно хотелось пить. Восстановить запас воды не всегда было возможно, и колодец в Покровке оказался как раз очень кстати. Пополнив запасы воды и построившись в боевой порядок, наш отряд выдвинулся в направлении Виноградного. На блокпосту оставили небольшую группу бойцов «Днепра-1» для усиления поста на время штурма Виноградного. Когда проезжали улицами Покровки, мне казалось, что поселок наполовину вымер. Бездорожье и разрушенные дома выглядели удручающе. Первый раз все взбодрились и спешились из машин на подходе к большому открытому полю. Внезапно, неизвестно с какого направления, началась стрельба из стрелкового оружия. Осмотревшись и убедившись, что никакой угрозы нет, двинулись дальше. Проходя через поле перед поселком, заметили работу минометов, но они били не прицельно. Пристреливались.

Как только послышались первые выстрелы минометов, походная колонна остановилась для того, чтобы определить местоположение миномета. «Ниссаны» с АГС-17 развернулись в направлении предполагаемых минометчиков. Поле заросло высокой травой и было труднопроходимым для легковых автомобилей, и потому машину Самары, груженную боекомплектом, оставили на проселочной дороге на краю поля. Долго задерживаться на открытом месте не стали. Миномет бил издалека, и достать его из АГС не представлялось возможным. Вообще практика показывала, что при движении по открытой местности нельзя останавливаться дольше 20 минут. Иначе гарантированно попадешь под сперва не прицельный, а затем и вполне жесткий обстрел. Науку ведения боевых действий из нас мало кто проходил, но суровый путь войны учит очень быстро.

«Жигули», уничтоженные во время обстрела

Впереди шел танк, три наших взвода и разведчики «Азова» и «Шахтерска». Мы на «Халке» с «Бежевым» и «Ниссаном» под руководством Дэна прикрывали группу с тыла. На окраине Виноградного располагалась достаточно большая промышленная зона, состоящая из нескольких ангаров, складских помещений и хозяйственных построек. Сводная группа вошла через нее в Виноградное и начала зачистку поселка.

Экипажам «Халка», «Бежевого» и одного из серых пикапов, за рулем которого находился командир второй роты Сидоренко, было приказано оставаться на территории разрушенной промзоны при въезде в поселок, чтобы прикрывать группы зачистки и контролировать этот сектор. Старшим группы был назначен Дэн. Тогда я еще высказал мысль, что у нас взводный — командир группы, а ротный Сидоренко — за водителя. Если впоследствии Дэна назначат командиром роты, а Сидоренко Максима понизят до взводного, то всем придется писать рапорта на перевод в другие взводы. За Дэна порадуемся, а самим туго придется. Максим пользовался плохой репутацией еще после Мариуполя, и потому бойцы в подавляющем большинстве не уважали своего командира. Мы еще раз внимательно осмотрели территорию промышленной зоны и прилегающие к ней дворы и дома. Следы обстрела «Градами» трудно было не заметить. Повсеместно из земли и асфальта торчали трубы разорвавшихся ракет. Я шутил над Спилбергом:

— Коля говорил, что осколки «Градов» приносят удачу? Может, загрузить ему полный «Халк» этого «счастья»? Пусть потом делает свои ножи.

В стороне от промзоны на дороге стоял сожженный автомобиль «Жигули», возле которого лежало два издыхающих гуся. Чуть дальше справа от дороги располагалась разрушенная весовая. Было видно, что совсем недавно здесь хорошо поработали «Грады». Где-то севернее Виноградного были слышны выходы минометов и АГС. Разрывы гремели за полем, которое мы проходили перед входом в поселок.

Весовая в поселке Виноградное

Группы зачистки проходили улицу за улицей. Квартал за кварталом. Несколько раз были обстреляны из частных домов. Иногда попадали под минометный обстрел. В таких случаях отслеживали позицию миномета и передавали координаты для артиллерии. Когда основная группа достаточно далеко углубилась в поселок, нам была дана команда подтянуться поближе к основному отряду. Не спеша мы стали двигаться на звук нашего танчика. Многие жители поселка находились в своих дворах. Встречали приветливо. Угощали водой, яблоками и виноградом. Мы предупреждали людей о мерах безопасности и просили не покидать дома, а еще лучше укрыться в погребах, пока не пройдет зачистка. Пройдя несколько кварталов, вышли на улицу, на которой стоял танчик и под заборами домов расположились ребята со второй роты под руководством Спартака. Ребята дошли до этого перекрестка и остановились, поскольку по ним начал работать стрелок из какого-то здания. Танчик ждал целеуказания и разрешения на огонь, а бойцы старались определить огневую позицию стрелка. Для начала, чтобы выявить снайпера, вперед выдвинулся «Ниссан» с АГСом и отработал подозрительный двухэтажный красный дом, с чердака которого заметили вспышки выстрелов. Затем по нему отработал танк.

На дороге из Иловайска к Виноградному был замечен грузовой автомобиль аварийной службы газа, который двигался на большой скорости. Танкисты по рации запросили разрешения открыть по нему огонь, но, пока ждали ответа, грузовик резко развернулся и помчался в город.

Нам поступила команда переместиться от этой группы к другой, которая заходила южнее. Прибыв на место, увидели, что основная часть этой группы расположилась вдоль одной из улиц, а разведчики прощупывали дворы чуть дальше за перекрестком. Ожидание продлилось около получаса, после чего основная группа пошла вслед за разведчиками, а нам снова приказали удерживать эту часть улицы и ближайший перекресток. Иногда впереди слышали звуки выстрелов из автоматов и танчика. Совсем рядом стали прилетать мины. Распластавшись вдоль заборов, мы продолжали вести наблюдение за улицей и перекрестком.

В какой-то момент танк вышел из строя. Вспоминая те дни, не могу промолчать о том, на каких только грудах металлолома приходилось воевать нашим танкистам, механикам БМП и водителям другой техники! Все эти ржавые и устаревшие корыта, давно отслужившие положенный им срок, постоянно перегревались на марше, часто у них что-то клинило и выходило из строя в самый неподходящий момент. То же произошло и с нашим танчиком, у которого заклинило орудие, и он вынужден был вернуться на блокпост. Проезжая мимо нас по улице, он ненадолго приостановился. Механик немного потерялся в однообразных улицах поселка и просил подсказать ему дорогу. Якут из-за рокота двигателя танка неправильно понял команду Дэна. Ему следовало сесть на броню и сопроводить танк к выезду из поселка, после чего — указать дорогу танку до промзоны и вернуться назад, а он поехал вместе с ним к блокпосту 40-го БТРО в Покровку. К этому моменту группа уперлась в укрепленный район возле местной церкви. Без прикрытия брони продвижение вперед остановилось. Со стороны Иловайска заработал миномет.

Через несколько минут после обстрела к нам на джипе подъехал какой-то важный командир от одного из смежных добробатов:

— Почему вы не двигаетесь дальше?

Дэн пояснил:

— Приказом заместителя командира батальона осуществляем прикрытие тыла основной группы. Продвижения вперед пока нет, возможно, потому, что буквально несколько минут назад прекратился непродолжительный минометный обстрел.

Важный товарищ высказал мысль:

— Минометный обстрел не является причиной для остановки. Да и что это за обстрел такой? Раненые или убитые есть?

Мы не могли ему ничего точно сообщить и отправили к передовой группе, к нашему руководству. Спустя некоторое время нам снова поступила команда подтянуться к основной группе. Нужно отдать должное бойцам «Азова» и «Шахтерска», составлявшим авангард группы зачистки Виноградного. В отличие от их товарищей, которые подтянулись на следующий день, они были достаточно смелыми и отважными бойцами. Поэтому, когда сейчас говорят, что эти подразделения, скажем так, сомнительно себя повели на следующий день и покинули сектор, то это не касается воинов, действовавших в поселке Виноградное в первый день зачистки.

Здание, где бойцы 1-го взвода держали оборону

Начинало смеркаться, и было принято решение — занять несколько домов и организовать круговую оборону до утра. Нашему взводу досталось недостроенное здание. Долго пытались взломать входную дверь. Она была намертво приварена к раме. Благо, окон еще не было. Оконные проемы были просто забиты досками. В доме имелся гараж с выходом на улицу, и мы думали загнать «Халк» в него, но ничего не вышло. Во-первых, выход из гаража был завален различным строительным мусором, а во-вторых, ворота в гараж были так же намертво заварены. Кто-то из ребят проник изнутри дома в гараж, но открыть гаражные ворота так и не удалось. То, что «Халк» не сможет заехать в этот гараж из-за мусора и недоделанного спуска, было понятно с самого начала, но мы надеялись организовать вход в дом для того, чтобы быстрее укрыться от обстрелов в нижней части дома. Света в поселке не было, и потому осмотр и поиск подходящих мест для расположения и наблюдения производили практически на ощупь. «Халк» поставили во дворе под стеной сарая, который мог прикрыть машину от осколков. Наше расположение имело то преимущество, что дачный поселок был достаточно велик. Противник не имел данных по точному нашему расположению. Всю ночь работали минометы и «Грады», но огонь был не прицельный. Минометы работали в нашем направлении, а «Грады» били за несколько километров дальше. Более того, противник опасался нашей ночной вылазки и постоянно использовал осветительные ракеты вокруг своего расположения, а поселок, можно сказать, беспорядочно обстреливали из минометов. «Сепарские» корректировщики пытались выявить наше месторасположение, шастая по поселку и стреляя из пистолетов в воздух, вызывая нашу ответную реакцию.

Ночь на 20 августа 2014 года запомнилась мне невероятным холодом. Никогда не думал, что летом так можно замерзнуть. О разведении огня не могло быть и речи, чтобы не демаскировать себя и не выявить своего расположения. Заняв позицию в недостроенном доме, мы распределили время несения наблюдения. Один из наблюдателей находился на чердаке, а второй — у окна, через которое был единственный вход в дом. Остальные расположились на отдых в разных комнатах дома, обустроив себе лежаки из пенопласта и досок. Той ночью я впервые увидел, как работают кассетные боеприпасы. Где-то в 10–15 километрах северо-восточнее от нас, в небе появлялись вспышки, похожие на праздничный салют. Взлетала одна точка, которая после разрыва разбивалась на десяток таких же, а затем уже этот десяток, разрываясь аналогичным образом, сеял массу зарядов, поражавших огромное пространство. Иногда это происходило прямо в воздухе и напоминало фейерверк, а иногда заряды долетали до земли и взрывы были уже менее зрелищны, но не менее опасны. Именно с той ночи у меня появилась привычка считать секунды после выхода мины и фиксировать время прилета. Это давало возможность определять периодичность выстрелов и примерное место попадания, чтобы понимать, сколько остается времени на перемещение к более безопасному укрытию. Шел всего лишь второй день моего персонального участия в боевых действиях, а мозг и организм уже успели усвоить достаточно много полезных навыков, которые помогают адаптироваться и выживать в окружающей обстановке.

В это самое время по Покровке и блокпосту работали реактивные установки. Оставшиеся на блокпосту ребята укрылись от обстрела в блиндажах. Гурман впоследствии вспоминал, что тогда им очень повезло. Ракеты падали совсем близко от их укрытия. Спасало лишь то, что они не все взрывались, а просто падали огромными стрелами, вонзаясь в землю. Видимо, они слишком долго хранились на складах и были, к счастью, по большей части лишь летающим металлоломом, способным убить кого-нибудь, только свалившись прямо на голову.

20 августа 2014 года

После восхода солнца активных действий не предпринимали. «Сепары» со своей стороны время от времени продолжали отрабатывать поселок минометами. Радовало то, что ночной холод сменился обычным летним теплом.

Бойцы занялись тем, что осматривали близлежащую территорию и попутно искали питьевую воду и что-нибудь съестное. Благо, огороды изобиловали овощами. Наш взвод принялся за прием пищи, которую Бог послал от плодородной украинской земли. На самодельной горелке разогрели перловую кашу из сухпайка и приправили завтрак собранными на огороде огурцами и помидорами.

Бойцы, обследовавшие дачные участки вокруг нашего дома, иногда попадали под обстрел из стрелкового вооружения. Собирая виноград, Толик Супрун чуть было не пострадал от пролетевшей неподалеку мины.

Завтрак в «Ля-Рошели»

Утром к нашей компании присоединился Акнод, с ним мы поделились нашим завтраком. Я в шутку называл тот завтрак «Ужин в Ля-Рошели». Я даже снял на память несколько кадров видео, на котором мы едим под минометным обстрелом. Пока что никто не воспринимал падающие мины как реальную угрозу, поскольку ложились они на безопасном расстоянии. Взрывы в тридцати метрах от нас не представлялись чем-то опасным. Один лишь Дэн более-менее адекватно оценивал обстановку и старался находиться в салоне «Халка». Остальные беспечно готовили и принимали пищу, обмениваясь шуточками по поводу шума, создаваемого минометными взрывами, мешающего нормально попить чай. Шуточки прекращались лишь после того, как очередная мина слишком близко падала возле нашего дома. Тогда на некоторое время все спешно заскакивали внутрь помещения. А вот с водой была действительно проблема. Чтобы приготовить чай, пришлось идти в соседний дом и набирать из крана водопроводную воду, которая текла тоненькой струей.

Александр Крюков и Виталий Сова в поселке Виноградное

«Сепары» продолжали прощупывать нас из минометов. Иногда разрывы были достаточно близко. Во время одного из обстрелов я так спешно и неудачно заскочил в оконный проем дома, что свалился на Фана и порвал ему форму. Утром стало понятно, что без прикрытия броней занять позиции боевиков будет очень трудно. Заместитель командира батальона полковник Печененко не решался штурмовать укрепленные позиции «сепаров», понимая, что это будет стоить жизни не одному бойцу. Со штаба нам прислали в помощь две группы поддержки из батальонов «Азов» и «Шахтерск». Лучше бы они этого не делали… Да простят меня немногие достойные бойцы этих подразделений за такую характеристику, но эти две малоорганизованные орды, прибыв к нам, открыли беспорядочную стрельбу, в результате которой несколько бойцов были ранены своими же. Один из старших группы батальона «Азов», опасаясь действий подчиненных, забежал к нам в дом и очень нелестно отзывался о тех, кто палил без разбора и куда попало.

— Посижу с вами, а то еще пристрелят свои ненароком.

Дэн заметил:

— Хороши у тебя подчиненные.

— Да я большинство из них первый раз вижу.

Между тем бойцы, сидящие в кузове обшитого металлическими пластинами КамАЗа, с задорным смехом продолжали вести огонь в одном, им известном направлении, не спрыгивая с машины. Эта машина стояла прямо возле нашего дома, и мы наблюдали эту картину. Затем ушли в дом, от греха подальше, чтобы не попасть под случайную пулю от своих же.

Временное убежище бойцов батальона «Днепр-1» в Виноградном

Среди прибывших в составе батальона «Азов» были и бойцы батальона «Святая Мария» под руководством Дмитрия Корчинского, которые вели себя более дисциплинированно и организованно. Кроме того, эта группа была достаточно велика, а улица, на которой мы держали позицию, очень узкой. Машины буквально закрыли проезд по основной улице и образовали пробку, без какой-либо возможности развернуться. После прибытия этих двух групп события стали развиваться не в нашу пользу. Нам была поставлена задача — завершить зачистку Виноградного и войти в Иловайск для дальнейшего движения к центру города на соединение с выдвигавшимися навстречу нам бойцами батальона «Донбасс». Командиры наших подразделений распределили задачи для групп, которым следовало одновременно продолжить движение по параллельным улицам поселка, но группы так и не тронулись с места, поскольку противник вел плотный и интенсивный огонь из укрепленного района возле церкви. Старшие подразделений собрались на совещание для выработки плана совместных действий по дальнейшему следованию через Виноградное в направлении Иловайска.

Я — боец 1-го взвода 1-й роты батальона «Днепр-1»

Вся группировка была разбита на отдельные группы, которым ставилась задача — синхронно начать движение по параллельным улицам и продолжить зачистку поселка. Но продолжить зачистку опять-таки не удалось, потому что сепаратисты за ночь усилили свои позиции. Укрепрайон возле церкви оказывал жесткое сопротивление, и без помощи огневой поддержки и прикрытия техникой взять его приступом не представлялось возможным. По поселку активизировались корректировщики и разведчики сепаратистов. По одной из разведгрупп «сепаров» был открыт огонь и заставил противника занять глухую оборону, но теперь они уже находились не только возле церкви, но и в прилегавших домах. В арсенале одной из наших групп имелся миномет, и его активно использовали прямо с наших позиций, чем раскрыли наше месторасположение. Мне тогда было не совсем понятно, куда вели огонь минометчики, ведь дистанция между нами и противником была всего несколько сот, а в некоторых местах и десятков метров. Одна из групп «Шахтерска» предприняла попытку штурма, который оказался неудачным. В каком-то из частных дворов был замечен противник, и бойцы «Шахтерска» закидали его гранатами и пошли на штурм. Очевидно, что гранаты не произвели ожидаемого результата, и штурмовая группа попала под интенсивный обстрел и также была атакована ручными гранатами. Несколько человек были серьезно ранены. Нашему экипажу поставили задачу вывезти этих раненых к медикам. Дэн по рации приказал:

— «Халк», второй дом справа. Заезжай во двор. Грузим раненых.

Погрузив раненых бойцов, я выехал на узкую дачную дорогу и, с трудом растолкав образовавшуюся пробку из заполонившего улицу транспорта, доехал до узкого поворота налево. Прямо в проезде стоял чей-то внедорожник и мешал выезду. Водителя ни в самой машине, ни поблизости от нее не было. Я хотел отогнать машину в сторону, но в замке зажигания не было ключей. Дэн приказал:

— Снимай с ручника. Толкаем.

Отодвинув авто ближе к обочине, мы с Дэном и Зампотылом выдвинулись из Виноградного в направлении Покровки и блокпоста 40-го БТРО, надеясь найти там медиков и оказать необходимую помощь раненым. На тот момент наша группа в Виноградном была в некотором окружении. Террористы использовали бреши в нашем жиденьком тылу и, действуя мобильными минометными группами, обстреливали нас с разных сторон из минометов и АГС-17. Двигаясь к Покровке, мы снова проходили через заросшее поле, которое было зоной минометного обстрела. У края поля увидели разбитую взрывом машину Самары. Въехав в Покровку, встретили наших ребят: Диму Бойко (Гурмана) и Нэо. Пытались узнать у них, где находятся санитары, но ребята не могли нам ничего подсказать. Пришлось ехать к бойцам на блокпост. Там медиков не оказалось, и Дэн принял решение отвезти раненых к штабу. Двигались по грунтовой дороге, которую толком не знали, но благодаря навигатору, который был в телефоне Дэна, с маршрутом разобрались быстро. По дороге снова были обстреляны минометом. Вокруг были видны следы от разрывов «Града», а в полях часто встречались выгоревшие участки земли. Некоторые еще горели и дымились. Остроту ощущениям добавляли раненые. Видимо, боль была очень сильной, и стоны и крики не прекращались ни на секунду. Мы пытались как-то отвлечь бойцов и расспрашивали об обстоятельствах ранения. Они рассказали нам, как пытались штурмовать двор и что из этого получилось. Один из бойцов очень опасался попасть в плен и, так как автомат у него забрали, постоянно держал в руке гранату «Ф-1», которую собирался взорвать. Насилу убедил отдать ее мне. Чувства страха тогда не было. Была какая-то внутренняя уверенность, что все будет в порядке. Я так и заявил своим пассажирам:

— Мне Господь сказал, чтобы я довез вас до медиков, и я это сделаю.

Когда добрались до штаба, раненым незамедлительно стали оказывать помощь медики. Нам дали небольшую передышку. Комбат разрешил попить чаю перед возвращением в Виноградное. Расспросил о ситуации, потому как связи по радиостанции с Печененко почти не было. Мы доложили ему последние новости, которые знали, и предупредили, что если срочно не подвезти на позицию заряженные аккумуляторы к радиостанциям, то группа окажется полностью без связи. Мобильная связь в том районе почти не работала. За два дня рации в Виноградном почти полностью сели. Генераторов на тот момент у нас не было. Комбат был полон решимости закрепляться в Виноградном и вести дальнейшую атаку и зачистку Иловайска с восточной стороны, но ситуация осложнилась, и этому плану не суждено было сбыться.

Командир 1-го взвода 1-й роты батальона «Днепр-1» Денис Томилович

Одной из причин стал очень сильный и достаточно прицельный минометный обстрел наших позиций в Виноградном. Боевики определили наше месторасположение и поливали минометами очень прицельно. В один из домов, в котором находились бойцы «Азова», прилетела мина. Лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Батальоны «Азов» и «Шахтерск» покинули Виноградное и вернулись к штабу, после чего отправились на защиту Мариуполя. Позже командир «Азова» Андрей Белецкий заявлял, что если бы добровольцы не поспешили на юг, то вслед за Иловайском пал бы и Мариуполь. Сам он не раз уговаривал руководство подразделений оставить Иловайск, чтобы не попасть в «котел».

Вторая причина — севшие аккумуляторы и отсутствие связи нашей группы со штабом. Оставаться в изоляции без связи было рискованно, и полковник Печененко принял решение вернуться на исходную позицию возле штаба. Кроме того, бойцы «Днепра-1» нуждались в пополнении боезапаса. К ним в Виноградное был отправлен «Ниссан» с боекомплектом. Почти все наши ребята были вооружены старыми АКМ под патрон 7,62×39, но вместо них «Ниссан» привез несколько ящиков пулеметных патронов 7,62×54. Несмотря на то что Берёза пытался докричаться по рации к Печененко и приказывал ни в коем случае не оставлять Виноградное, «Днепр-1» последним покинул позицию, так как связи со штабом уже не было и приказ комбата просто не был услышан. Комбат был в ярости, когда узнал, что «Днепр-1» покинул Виноградное, и назвал всех трусами. Обещал пристрелить первых беглецов, которые вернутся с занятой позиции. Но беглецов не было. «Днепр-1» организованно вышел всем составом через полчаса после «Азова» и «Шахтерска».

— Как это так? — спрашивал комбат. — «Донбасс» смог зайти в Иловайск, а «Днепр-1» не смог?!

Как по мне, то сравнивать батальоны «Донбасс» и «Днепр-1» на тот момент было некорректно. «Донбасс» насчитывал вчетверо больше бойцов и, входя в состав национальной гвардии, вооружен был намного лучше. Кроме того, в составе «Донбасса» были ветераны морской пехоты из группы «Купол», костяк которой составляли офицеры с боевым опытом. Тогда как «Днепр-1» не имел даже собственных дизельных или бензиновых генераторов для обеспечения полноценной связи. Под прикрытием брони танка мы еще могли осуществлять продвижение, но когда техника отошла, то дальнейшее выполнение задачи стало невозможно. Войти в город любой ценой… А цена входа была ясна еще в первый день, когда мы пошли в лоб на укрепленный район с обычным стрелковым оружием. Тогда в батальоне был лишь один ручной пулемет. В свое время я был наводчиком ПКМ, но сейчас на меня были возложены функции водителя, и я не мог взять его. Кроме автоматов, ручных гранат и РПГ-7, не было ничего, что можно было бы противопоставить противнику, который использовал автоматические гранатометы, минометы и весь арсенал стрелкового вооружения. А также противник отлично ориентировался на местности, а мы там оказались без какой-либо разведки. В отличие от наших побратимов из «Донбасса», мы были вооружены в разы скромнее. К тому же в составе батальона не было ни одного боевого армейского офицера, только полковник Печененко, который хоть и был смелым офицером, но реального боевого опыта у него было мало. Кроме того, штат батальона не располагал ни разведкой, ни группами огневого прикрытия, и сама структура батальона была составлена и заточена под милицейские функции. Для проведения этой операции «Днепр-1» не был готов, так как для этого не было ни опыта, ни технических средств, ни необходимого для выполнения подобных задач вооружения. Были четыре легковооруженных взвода, которые должны были выполнить функцию штурмового подразделения.

Возможно, желание комбата закрепиться в Виноградном было тактически верным. Можно было бы обосноваться в частном секторе и пободаться с «сепарами», но отсутствие бесперебойной связи со штабом делало этот план невозможным. Лично я считаю, что замкомбата полковник Печененко поступил правильно и грамотно, выведя ребят из Виноградного, но на тот момент у комбата было свое видение ситуации. В штабе разразился сильный скандал. Берёза обещал выгнать Печененко за нарушение приказа, но благодаря вмешательству остальных командиров наш комбат успокоился и приказал возвращаться в Старобешево.

День 20 августа был, с одной стороны, удачным, поскольку с нашей стороны не было ни убитых, ни раненых, если не считать Помидора (осколочная царапина в районе шеи), а с другой стороны, очень печален. В тот вечер мы узнали, что и под Мариуполем обострилась ситуация. Российская техника пересекла нашу границу, и Новоазовск больше не контролируется нашими войсками. Стало известно, что пограничного пропускного пункта за Новоазовском больше нет, как и блокпоста, который был на выезде из города. Особенно неприятным было известие о том, что бойцы «Днепра-1» Александр Митягин и Дмитрий Пермяков попали в плен под Новоазовском и дальнейшая их судьба неизвестна.

События, которые произошли вечером в Старобешево возле общежития, навсегда врезались в мою память.

Было уже замечено, что после каждого боя обязательно кто-нибудь срывался и начинал истерить. Но вечером 20 августа 2014 года в Старобешево истерия была массовой. Основным источником был Нэо. Он сорвался еще после первого боя и гибели Тафейчука Сергея и Харченко Романа. После второго штурма Нэо окончательно впал в истерику. В зачистке Виноградного он участия не принимал. Его в составе еще нескольких наших бойцов оставили на блокпосту 40-го БТРО в Покровке. Нэо не мог прийти в себя от шока после гибели наших товарищей и утверждал, что во время ночного обстрела блокпоста «Ураганом» один снаряд упал в пяти метрах от него и не разорвался. Видимо, это послужило последней каплей, которая переполнила чашу паники. Поддавшись на истерию Нэо, некоторые бойцы стали требовать возвращения в Мариуполь. По дороге из Иловайска в Старобешево они чуть ли не под дулом автомата требовали водителя двигаться в Мариуполь. К счастью, наша колонна без происшествий добралась в Старобешево, где остановилась возле одного из студенческих общежитий какого-то техникума. Вечер того дня был очень напряженным. Многие сразу же после высадки из транспорта стали роптать на командиров и очень эмоционально выражали желание закончить операцию и вернуться в аэропорт Мариуполя. Командиры были в растерянности. Некоторые бойцы успели сбегать в магазин и прикупили спиртное. Кое-кто умудрился притащить его с собой после зачистки Виноградного. Бойцы собирались кучками и обсуждали события прошедших трех дней. Среди личного состава стал подниматься сперва ропот, а затем выражаться и открытая неприязнь к комбату. По моему совету, Док (Александр Гостищев — на тот момент командир первой роты) объявил построение. Толпа с неохотой, но все же подчинилась. В строю ропот не прекращался. Нэо был неуправляем:

— Вы что не видите, что нас ведут на убой, как пушечное мясо?! Кто ответит за смерть Сереги и Романа?! Куда с автоматами переть против «Градов»?! Кто будет заботиться о семьях Ромы и Сереги?! Вот эти? — он демонстративно указывал на командиров…

С его мнением многие соглашались и поддерживали. Тогда перед строем выступил комбат. Он разъяснил, что все бойцы «Днепра-1» являются добровольцами. Насильно никто никого тянуть не собирается. Если кто-то считает, что не готов выполнять поставленные задачи, и желает покинуть подразделение, то может сделать это прямо сейчас. Все, кто желает покинуть «Днепр-1», должны выйти из строя и сложить оружие. Как по мне, то это было правильным и очень своевременным решением. Зараженное гангреной паники подразделение нуждалось в радикальной чистке. На предложение комбата оставить службу в батальоне и немедленно вернуться домой отозвались двенадцать человек. Первым вышел из строя Нэо. За ним последовали те, кто также осознал, что игры в войну закончились и началась реальная схватка с противником, в результате которой никто не застрахован от смерти. Одним из покинувших строй был командир второй роты Сидоренко. Даже высокая зарплата ротного не удержала его в строю. Человек сломался. Никаких денег не захотелось. После того как вопрос с отказниками был улажен, остальные бойцы занялись поиском места в общежитии для ночлега. Экипаж «Халка» стал разогревать на сухом спирту консервы с кашей и заваривать чай. День выдался не из легких, и многим хотелось связаться с родными по телефону, но была проблема: в Старобешево полностью легла связь всех операторов, кроме «лайфа». У меня, к счастью, на тот момент был «лайф», и за обещанную награду, эквивалентную бутылке пива (после войны), я позволял ребятам поговорить с родными и близкими. Когда моим телефоном захотел воспользоваться Дэн, то я решил немного пошутить и изобразил панику и отчаяние, за что чуть было не получил от Дэна в ухо. Я стал плакать и жаловаться, что больше не вынесу этого… Дэн смотрел на меня как на сумасшедшего и хотел уже было «привести меня в чувство», подумав, что я тоже впал в панику и истерику, но я стал сетовать на то, что моей печени грозит цирроз, если все, кто мне обещал пиво взамен короткого телефонного разговора, выполнят обещанное. Я смотрел на широко открытые глаза друга, и меня разбирал смех. Лишь после этого Дэн вздохнул с облегчением. Видимо, последние несколько дней притупили наше чувство юмора и шутки воспринимались несколько иначе.

Сидя под деревом возле «Халка», я с удовольствием поглощал заботливо приготовленный на сухом спирту Зампотылом ужин и с сочувствием наблюдал за бесцельно шатающимся Нэо. Я предложил ему присесть рядом и угостил чаем и сигаретой.

— Тебе нужно успокоиться. Возьми себя в руки.

— Серега… Рома… Седой, кто скажет их родным, что их больше нет? Вы пойдете туда, и вас всех положат. Ты что не понимаешь, что вы — мясо?

Мне было жалко смотреть на сломленного бойца. Было видно, что ничто уже его не переубедит. Вступать в спор и дискуссию не было смысла. Ему нужны были слова, которые помогут успокоиться.

— Нэо, но кто-то же должен туда вернуться, хотя бы для того, чтобы отомстить за пацанов? Или простим?

Нэо молча курил и лишь изредка вытирал слезы. Он почти успокоился.

После ужина Дэн позвал меня и еще нескольких ребят выгрузить из прибывших нам в помощь машин ящики с зарядами для гранатометов и патронов. Возникла необходимость поместить куда-то сданное отказниками оружие, и для этих целей решили освободить один из ящиков с зарядами к РПГ и перегрузить их в такой же, вынув из него перегородки. В тот же вечер к нам присоединился Вова Парасюк и Тарас Брус, которые приехали на подаренном Парасюку волонтерами микроавтобусе «Фольксваген Транспортер Т4».

Ребята, решившие прекратить участие в операции, собирали свои вещи и грузили их в автобус. К отъезду также готовился Олег Латошинский, не оправившийся от полученной еще при первом штурме контузии, и Богдан Зеленюк, у которого сложилась очень серьезная ситуация с больным ребенком, и требовалось срочное его присутствие дома. Тогда как-то не придали особого значения такой мелочи, как оставить ручной пулемет Богдана с нами. Бюрократическая милицейская педантичность взяла верх. В оружейке за пулемет расписывался Богдан, и вернуться домой обязан с пулеметом он. Отказники сдали оружие и в сопровождении заместителя командира батальона Дубовского Максима уехали в Днепропетровск, где были немедленно уволены. На них в Днепре устроили настоящую травлю с «доской позора» в холле здания Днепропетровской областной государственной администрации, куда вывесили фотографии отказавшихся воевать, и грозили прокуратурой и уголовным преследованием. Но эти угрозы так и остались лишь угрозами.

Лично я считаю, что ребятам угрожали и унижали их напрасно. Если бы их действительно захотели бы привлечь к уголовной ответственности, то я был бы в числе тех, кто свидетельствовал бы в их защиту. Во-первых, они добровольно ушли и сдали оружие после боя, а не во время его. Как бы там ни было, но они участвовали в выполнении поставленных задач и решили уйти уже после участия в операции. Формально к ним не было и не могло быть претензий со стороны закона. А что касается моральной стороны их поступка, то и в этом случае я их не осуждаю. Люди не рассчитали своих сил и сломались. А кто тогда из нас знал, с чем ему придется столкнуться и как он это воспримет? Все понимали, что с подобным подходом к организации операций шанс остаться на поле боя более чем велик. Все люди разные. Одни решили идти дальше. Другие приняли решение сойти с дистанции. Это их право. Уж лучше так, чем это произошло бы в бою. Что удивительно, но спустя некоторое время некоторые из этих парней смогли снова продолжить службу уже в полку «Днепр-1». Например, один из бойцов также уехал из Старобешево домой, но благодаря тому, что его мать была медицинским работником, парню сделали справку о контузии, и ему не пришлось испытать той травли и позора, которым подверглись остальные. Боец даже был назначен начальником оружейки в батальоне. На возмущение по этому поводу некоторых бойцов руководство поясняло, что это действительно не правильно, но на тот момент не было никого, кто смог бы навести порядок и организовать качественную работу оружейной комнаты. А Юра как-никак проработал несколько лет в оружейной комнате в милиции… Такие вот дела… Впоследствии его все-таки уволили за массу залетов, которые он совершил, уже будучи начальником оружейной комнаты.

После того, как желающие вернуться в Днепропетровск вышли из строя, комбат объявил, что командиром второй роты назначается Русол Андрей (Мангуст) вместо покинувшего батальон Сидоренко.

21 августа 2014 года

Утром 21 августа на построении была поставлена новая задача. Так как две предыдущие попытки зайти в город не увенчались успехом, нам следовало присоединиться к бойцам батальона «Донбасс», которым удалось войти в Иловайск и укрепиться на некоторых опорных пунктах. Снова была сформирована колонна, и мы в очередной раз выдвинулись из Старобешево в сторону Иловайска. Кое-кто из жителей Старобешево со слезами на глазах провожали нашу колонну и крестили вслед. Транспорт в батальоне «Днепр-1» был достаточно маневренным, и потому колонна двигалась быстро. По дороге мы обогнали медленно движущуюся колонну какого-то подразделения ВСУ, растянувшуюся на несколько километров. В колонне было много танков, техники и грузовиков с личным составом. Тогда мы были уверены, что при поддержке такого количества техники и бойцов ВСУ мы за несколько часов займем и зачистим Иловайск, но последующие события показали, что этому не суждено было сбыться. Обогнав колонну, мы прибыли к штабу перед Иловайском и остановились для получения инструкций и приказа от генерала. Стоянка длилась около часа. За это время по позициям наших войск возле штаба был произведен не очень прицельный минометный обстрел. Мы все выскочили из транспорта и залегли в посадке у обочины дороги. Колонна, которую мы обогнали по дороге из Старобешево, к Иловайску так и не доехала. Вероятно, у того подразделения были иные задачи и они направлялись в другое место.

Подбитый российский танк на дороге от Многополья до Иловайска

Наконец получили команду и двинулись в объезд Иловайска для выхода к западным околицам города. Сперва ехали по разбитой техникой и взрывами дороге, а затем свернули на проселочную. Собственно, дорогой это было назвать трудно. По пути встречалась разбитая техника.

Как нам пояснили, это была российская техника, пытавшаяся прорваться на помощь боевикам Иловайска. Проехав несколько блокпостов ВСУ, мы прибыли к иловайской школе, в которой располагался штаб батальона «Донбасс».

Собственно, сам по себе Иловайск является небольшим городком, вся жизнь и инфраструктура его была выстроена вокруг крупного железнодорожного узла.

Вместо раненого Семенченко командование «Донбассом» принял на себя начальник штаба батальона «Донбасс» Филин. Сразу же по прибытии в школу мы получили приказ занять здание детского сада и выдвинуть несколько групп для выполнения зачистки территории между школой и детским садом. Освобожденная от сепаратистов часть Иловайска преимущественно состояла из частного сектора. Город делился пополам железной дорогой. Во второй половине, удерживаемой боевиками, было несколько многоэтажных домов, парк и здания городской администрации. Детский сад находился в нескольких сотнях метров от железной дороги. Предполагалось зачистить всю территорию вплоть до железной дороги и укрепиться на занятых рубежах. Частный сектор зачищали так же, как в Виноградном, с той лишь разницей, что вместо танка использовали БМП.

Александр Лебедь и Александр Крюков в Иловайске

Несколько групп двигались одновременно по параллельным улицам и досматривали дворы и дома. Наша группа начала зачистку с крайней улицы, которая была периметром населенного пункта. Дойдя до ее конца и проверив все дворы, мы вышли на крайний наблюдательный пост роты охраны батальона «Донбасс». Ребята там достаточно хорошо окопались и укрепились. На этом пункте мы немного задержались, так как одна из двух БМП, которые нас сопровождали, поворачивая на следующую улицу, напоролась на торчащий посреди дороги вкопанный в землю швеллер и застряла на нем. При помощи второй БМП сняли застрявшую боевую машину со швеллера. После этого продолжили зачистку. Большая часть домов пустовала. С началом активных боевых действий люди, имеющие отношение к сепаратистам, а таких в Иловайске было большинство, спешно покинули город. Во многих брошенных домах находили печатную продукцию и атрибутику ДНР. Такие дома считались вражескими, и любое имущество, которое в них находилось, являлось трофеем, будь то автомобиль, газовый баллон, канистры с топливом или набор инструментов. Очень часто в оставленных домах были брошены на привязи домашние животные, уже несколько дней ничего не евшие. Таких собак отвязывали и отпускали на волю. По пути следования задерживались гражданские лица и производилась проверка их документов и досмотр личных вещей. Во время зачисток у местного населения изымались мобильные телефоны для проверки на предмет подозрительных СМС-сообщений и фотографий. Впоследствии большая часть телефонов была возвращена владельцам. Местное население было настроено настороженно. Люди напуганы постоянными взрывами и стрельбой за последние несколько дней. Как правило, агрессию и протесты проявляли те жители, родственники которых воевали на стороне террористов и вынуждены были покинуть свои дома вследствие начавшейся зачистки города от незаконных вооруженных формирований силами добробатов и окружения города частями ВСУ. Возвращение города под контроль украинских силовиков означало, что те, кто принимал участие в вооруженном сопротивлении, оказывались преступниками и не могли безнаказанно вернуться к своим семьям.

Продвинувшись к детскому саду, мы предприняли некоторые меры предосторожности. Внимательно осмотрели все помещения сада, а также прилегающие к нему дома и дворы. Некоторые местные жители без особого энтузиазма восприняли факт нашего расположения в детском саду, понимая, что это может привести к неизбежному обстрелу этой территории и открытому огневому противостоянию с «ополченцами». Город и без того подвергался систематическим обстрелам. Повсеместно были заметны результаты работы артиллерии. В дереве, перед входом в один из трехэтажных бараков возле детского сада, торчал увесистый осколок реактивного снаряда, который прошел сквозь дерево и застрял в земле рядом с ним. Так как жители связывали начало боевых действий в городе с появлением украинских силовиков, то они были абсолютно уверены в том, что обстрелы осуществляла исключительно украинская артиллерия.

Казалось бы, наше соседство должно было их успокоить, поскольку обстрелы с украинской стороны должны были прекратиться, но некоторые местные жители все равно оставались недовольны и работу артиллерии по нашим позициям ошибочно считали делом рук украинских военных.

Некоторые женщины, мужья и сыновья которых воевали на стороне ДНР, возмущались досмотрами и пытались вступать в дискуссии на тему: «Что это за война — брат на брата?» С одной из таких женщин возник конфликт по поводу мобильного телефона. У всех жителей близлежащих к садику домов их изъяли во избежание контактов с боевиками и передачи им информации о нашем месторасположении, но эта женщина спрятала телефон и была замечена за разговором. Дэн в категоричной форме потребовал отдать мобильный, но так как жительница агрессивно сопротивлялась, пришлось отнять его силой. Кроме того, местное население связывало наступивший ужас, который выражался в закрытии магазинов, отсутствии питьевой воды, электроэнергии и газа, с началом антитеррористической операции в Иловайске. В результате обстрелов были повреждены линии электропередач. С каждым днем все сложнее становилась ситуация с питьевой водой и топливом. Но сопротивления при досмотрах никто не оказывал. Один старик сам подозвал наших бойцов и показал ящик, который накануне вечером к нему во двор занесли несколько бородатых мужиков и сказали, что скоро придут и заберут. В ящике оказались заряды к РПГ-7 новой модификации, которых не было на вооружении украинских военных.

Заряды к РПГ российского образца, обнаруженные во дворе местного жителя

Зачистив таким образом несколько кварталов, мы вышли к детскому саду, ставшему нашей временной базой. Детский сад представлял собой два корпуса. Центральный одноэтажный корпус соединялся коридором с двухэтажным корпусом. Иных зданий, достаточно укрепленных и способных вместить большое количество бойцов, в этой части Иловайска не было. На следующий день к нам присоединились прибывшие в помощь бойцы батальона «Херсон» и роты «Свитязь». В детском саду имелась администрация, но само заведение не работало. В подвале здания прятались от обстрелов местные жители с детьми из соседних с садом домов.

Бойцы заняли места, где кому больше понравилось. Лично я предпочел помещение группы на первом этаже рядом с кухней, из которой был выход во внутренний двор. Вначале определился на небольшом диванчике у окна, рассчитанном на двух человек, но потом понял, что вдвоем спать тесновато и нашел себе место на полу у самого входа в помещение группы. На втором этаже было уютнее, поскольку туда снесли кровати из склада, но чувство самосохранения взяло верх. Уж слишком сильно напрягал свист пролетающих снарядов. Коба вообще предпочитал проводить ночи в заднем отсеке «Халка», удобно расположившись на наших вещмешках. Бронированный корпус «Халка» мог защитить его от осколков, а в случае крайней необходимости напротив задних дверей располагался вход в коридор, соединяющий два корпуса детского сада. Как по мне, то ночевать в машине было холодно, но для Кобы это не было проблемой. «Халк», «Бежевый» и «Куку» припарковали в небольшом дворике перед входом на кухню между корпусами здания в целях безопасности. «Халк» Дэн придумал еще и накрывать неизвестно откуда взявшейся черной пленкой на ночь, чтобы полностью замаскировать. Также во дворе садика располагались и другие машины батальона. Во время обысков в близлежащих дворах, которые по большей части пустовали, были обнаружены запасы топлива. У нашего подразделения возникла проблема с приготовлением пищи. Поварихи из детского сада хотели нам помочь, но у них не было ни газа, ни электричества. Было принято решение изъять в одном из брошенных домов газовый баллон. У местного населения ощущался острый дефицит воды и продуктов питания, но, несмотря на это, люди старались обходиться консервацией и личными запасами. У наших подразделений с собой запасов было немного, и первое время приходилось использовать то, что находили в брошенных домах, а также в вскрытом местном магазине, который хозяева оставили с началом боевых действий. Местному населению разрешили воспользоваться продуктами и водой, хранившимися в магазине. С водой стало настолько туго, что проблематично было приготовить тарелку супа, не говоря уже о том, чтобы помыться или постирать вещи. У нас с собой имелись некоторые запасы воды и продовольствия в виде сухпайков, и мы делились этими запасами с местным населением, которое нашло убежище в подвале детского сада. Лично мне было искренне жаль этих людей. Особенно детей. Все они стали заложниками сложившейся ситуации, но к представителям мужского пола мы испытывали постоянное подозрение. Они также прятались в подвале, и было не совсем понятно, почему они не покинули Иловайск с семьями, когда была возможность. Бойцы часто угощали детишек сладостями, которые попадались в сухпайках. Люди благодарили, но как-то не искренне. Чувствовалось, что делают это из страха. Они были в полной неопределенности и боялись открыто выражать какую-либо гражданскую позицию: сепаратистские настроения вызывали подозрения и являлись поводом для задержания украинскими силовиками, а поддержка действий украинских войск была чревата тем, что можно было пострадать от боевиков в случае их возвращения.

Чуть позже к нам в детском саду присоединились бойцы роты «Свитязь», прибывшие из Мариуполя на монстроподобном КамАЗе, который Ломбард обшил листами металла в мариупольском аэропорту. Если учитывать, что днем была сильная жара, а бойцам пришлось проделать весь путь от Мариуполя до Иловайска на зашитом металлом КамАЗе, в котором не было достаточной вентиляции, то претензии «Свитязей» к конструктору этого монстра кажутся вполне обоснованными. Но Ломбард и не думал, что его детище будут использовать для перевозки личного состава на такие далекие расстояния под палящим августовским солнцем. Как бы там ни было, но Ломбард вложил много сил и труда в этого монстра, за что впоследствии один из немногих был представлен к государственной награде.

Дмитрий Будым у монстроподобного КамАЗа, обшитого металлом

Позже этот монстр достался боевикам. Несмотря на то что Зампотыл при выходе бросил в кабину гранату, боевики смогли починить машину и использовали ее для своих нужд.

Руководство батальона, в лице замкомбата Печененко и командира первой роты Дока, оставалось на ночь в расположении школы. С ними находились и некоторые бойцы из состава взводов, потерявшие командиров в первом бою. На утреннем построении был назначен ответственный командир из числа взводных первой роты, и они посменно руководили личным составом, расположенным в детском саду, и ставили задачи для личного состава. А таких офицеров у нас на 21 августа оставалось двое — Хорольский Антон и Томилович Денис. Были еще офицеры и руководящие инструкторы, Спартак и Мангуст, в составе второй роты, но они были задействованы в школе. Время от времени появляясь в школе, я имел возможность изучить местность вокруг нее. Во время нашего первого прибытия к школе бойцы «Донбасса» рекомендовали нам сменить белые опознавательные повязки на рукавах на желтые, какими были помечены сами донбассовцы. Объясняли это тем, что белыми повязками себя маркируют «сепары». Чтобы прояснить для себя этот вопрос, я зашел в помещение, в котором содержались пленные боевики. То, что я увидел, произвело на меня сильное впечатление. Впоследствии, сражаясь с врагом, я не всегда испытывал к нему ненависть или злобу. К сильному противнику иногда даже чувствовал уважение. Это не мешало мне прилагать максимум усилий для его уничтожения. Противник пытается убить меня, а я, в свою очередь, по мере сил, уничтожить его. Но у меня всегда вызывало омерзение и отвращение поведение отморозков и любителей поизмываться над задержанным и поверженным врагом. Мне кажется, что при этом люди теряют человеческий облик и перестают быть людьми. Незавидна участь пленного. Я увидел полуголых сломленных и запуганных людей, восемь человек. Не помню, оставил ли я им сигарету, но точно помню, что очень хотел это сделать. Я спросил у них, в какой форме воюют и каким образом обозначают себя «ополченцы» для того, чтобы отличаться от украинских военных? Один из задержанных ответил мне, что форма у всех разная. У некоторых вообще нет никакой формы. Особых отметок или обозначений тоже многие не имели. Вид этих задержанных производил удручающее впечатление, и я не стал надолго оставаться возле них.

В соседнем возле школы доме также содержались трое пленных, но эти были на особом счету. Они — иностранцы. Один голландец, а другой, вроде бы, француз. Третий — местный, но его держали вместе с иностранцами в более комфортных условиях. Как я узнал позже, эти трое задержанных погибли во время обстрела школы тяжелой артиллерией боевиков. Дом, где они находились, был полностью уничтожен.

22 августа 2014 года

Утром 22 августа на построении была поставлена задача — произвести дальнейшую зачистку частного сектора ближе к железной дороге. Во время зачисток почти никогда не было сопротивления сепаратистов. Основные боевые действия они производили ночью, пользуясь темнотой, проникая в частный сектор через железнодорожное полотно и беспокоя нас обстрелами. После проведения зачистки в некоторых заброшенных домах на стратегически важных направлениях оставлялись секреты, в которых посменно вели наблюдение бойцы «Днепра-1» и других подразделений. Так как я был водителем автомобиля, закрепленным за первым взводом, то в мои функции входило транспортное сообщение между штабом и детским садом, а также участие в зачистках в виде сопровождения бойцов. Кроме того, было много других задач, где необходима была помощь «Халка» — от доставки заряженных радиостанций на смену севшим и до срочных вызовов старшего по саду в штаб группы. Передвижения по улицам производились на максимально возможной скорости. Лишь подъезжая к школе, я сбрасывал скорость и моргал фарами притаившимся в засаде ребятам с СПГ-9[12]. Из любого двора и на любом перекрестке можно было ожидать выстрела из гранатомета, и потому правила дорожного движения я нарушал систематически.

Во время одной из поездок между садом и школой произошло событие, подобных которому в моей жизни случалось немало и которые я сам для себя отмечал как знаковые. Проезжая по одной из улиц, я увидел стаю голубей. Большая часть птиц успела упорхнуть, а один голубь замешкался и попал под бампер мчащегося «Халка».

У меня тогда мелькнула мысль, что убитая птица является плохой приметой, но в следующий миг голубь вырвался из-под машины и улетел вперед, обгоняя мою машину. Тогда я очень явно почувствовал, что этот голубь — я сам. И что я также выберусь из неизбежной беды. Я не знал в тот момент, что это за беда, но вспомнил об этом после выхода из окружения. Мне редко приходится рассказывать кому бы то ни было о подобных случаях из боязни показаться излишне суеверным. Должен признаться, что иногда я действительно замечаю странные вещи, которым трудно найти какое-либо логическое объяснение. Я доверяю этим необъяснимым чувствам, и они помогают мне жить дальше. Знаки подсказывали мне тогда, что мне предстоит остаться живым после войны. И я рад им, ведь легче переносить невзгоды настоящего момента, зная, что нынешние проблемы лишь временны и после них жизнь будет продолжаться.

В этот день к школе подтянули две ЗУшки[13], которые смогли выбить, уж не знаю у кого, для своих бойцов командиры батальона «Донбасс». Одну из них разместили на перекрестке возле школы для контроля улицы, тянувшейся от железной дороги к школе.

Каждый день мы ждали обещанного подкрепления и не могли понять, почему к нам на помощь не могут пройти хорошо вооруженные и оснащенные бронетехникой войска.

Тактика зачисток была стандартной: впереди шел дозор из нескольких человек. За ним в нескольких десятках метров следовала боевая машина пехоты, за ней — охранение боевой машины и группа бойцов, осуществлявших осмотр домов и дворов. Замыкал процессию я на «Халке». Также присутствовал пикап «Ниссан» с АГС-17, который перемещался по мере необходимости с хвоста на фронт группы. Преодолев некоторое расстояние, все останавливались, а группа зачистки проверяла дома и дворы. Охранение наблюдало за улицей и примыкающей территорией. После завершения работы группы зачистки, двигались дальше. При этом держали связь с подразделениями, которые осуществляли зачистку на параллельных улицах. К перекресткам старались выходить одновременно со всех участков и, убедившись, что у всех групп порядок, двигались дальше, каждая группа по своей улице. Те группы, которые появлялись на промежуточном рубеже раньше других, ожидали выхода остальных. Возле одного из сожженных домов я обратил внимание на подозрительные аккуратно выжженные пятна на земле и траве. Кто-то высказал мысль, что это могли быть следы от фосфорных боеприпасов.

На вопросы гражданских, до каких пор продлятся обстрелы и что им делать в сложившейся ситуации, мы отвечали, что со дня на день в город должна прибыть мощная группировка ВСУ и после полного освобождения города линия соприкосновения переместится за город. А пока мы рекомендовали укрываться в подвалах или погребах при первых признаках обстрела артиллерией или находиться в домах, если будет слышна стрельба на улицах и во дворах. Тогда мы все искренне верили в то, что наши действия будут поддержаны армией, которая идет к нам на помощь.

Мне не вполне было понятно, почему местные жители не эвакуировались при приближении боевых действий к городу, на что некоторые отвечали, что причин много. Одни не хотели оставлять без присмотра свои дома и квартиры. Другим некуда и не на чем было ехать. Третьи просто не успели, поскольку с началом боев на подходах к городу были перекрыты выезды и никому не позволялось покинуть черту города. Боевики всячески старались препятствовать переезду людей на подконтрольные силовикам Украины территории, надеясь на то, что наличие большого количества гражданских не позволит силовикам войти в город и вести активные боевые действия. Распространялись слухи, что все машины, приближающиеся к блокпостам силовиков, расстреливаются без предупреждения. Потому немалая часть жителей оставалась в своих домах и квартирах, боясь бежать куда бы то ни было. В спешном порядке город покинули лишь те, кому очень не хотелось иметь дело с наступающими украинскими силовиками.

В тот день наша группа в какой-то момент опередила другие группы, и мы решили подождать в одном из заброшенных домов. Пока суть да дело, нашли запасы провизии в доме и кое-что на огороде. Не помню откуда, но появился арбуз. Кто-то из ребят обратил внимание на специфический звук, который разносился со стороны северной окраины города. Было очень похоже на звук движения танка, но мне тогда показалось, что это, скорее всего, работает дизель-генератор в чьем-то дворе. Минут через 15 начался обстрел, и мы переместились в погреб. Кто-то пытался пошутить:

— А вот и генератор Седого дает о себе знать.

Значит, это действительно был танчик. И, судя по тому, что взрывы ложились где-то недалеко, можно сделать вывод, что кто-то из местных подсказывал боевикам, где именно находятся группы зачистки и куда именно нужно целиться.

После окончания обстрела к нам пришли бойцы батальона «Донбасс» — саперы. Старшими у них были Борис и Виталий Черных (Фитиль). Черных и его группе была поставлена задача подорвать железнодорожные пути. Посоветовавшись с Борисом, Фитиль решил, что без прикрытия саперы не смогут гарантированно выполнить задание. Парни предложили нам поучаствовать в операции по подрыву железнодорожного полотна. Им нужно было сопровождение и группа прикрытия, так как путь к железной дороге проходил по местам, которые еще не прощупала разведка «Донбасса», и не вполне было понятно, что происходит на том участке города. Железная дорога соединяла Иловайск с Харцызском и Донецком. Электричества не было, и электротранспорт не работал, но каким-то образом сепаратистам удавалось прогонять вагоны из Харцызска в Иловайск и тем самым поддерживать осаждаемых нами боевиков. Попытки артиллерии разрушить железнодорожное полотно не увенчались успехом, и потому решили подорвать две стрелки в районе склада ГСМ у локомотивного депо. Меня, как водителя, сильно раздражало и возмущало то обстоятельство, что, находясь всегда в группе, мне отводилась роль стороннего наблюдателя и извозчика. Поэтому, когда встал вопрос, кому идти вместе с саперами, я чуть ли не ультимативно заявил Дэну, что это должен быть я. Он возражал:

— Это плохая идея. А кто, в случае необходимости, сядет за руль «Халка», если вдруг понадобится быстро примчаться на помощь или вывезти оставшуюся группу в доме?

— Дэн, в группе имеется, как минимум, два водителя — Зампотыл и Сталкер. Тем более, что Сталкер жаловался на проблему с ногой, и ему сам бог велел остаться рядом с «Халком».

В конце концов Дэн сдался и включил меня в группу сопровождения. С нами также пошел наш боец Сова Виталий, позывной Филин (не путать с начальником штаба батальона «Донбасс»). К нему Дэн всегда относился с особым доверием, потому что Филин, как и Дэн, в свое время нес срочную службу в Кировоградском спецназе ВДВ и обладал боевыми навыками, которых очень не хватало большинству бойцов «Днепра-1». Выход на место подрыва был похож на проведение зачистки, с той лишь разницей, что с нами не было боевой машины пехоты и какого-либо иного транспорта. Вначале на место должна выйти наша группа, выполнявшая роль разведки, а затем, убедившись, что подход безопасен, подтянутся саперы для выполнения своей части задания. На досмотр домов и дворов времени не тратили. Немного осмотрелись и проверили территорию какой-то промзоны, примыкающей к железной дороге, и, стараясь не шуметь, вышли на место, где планировалось произвести подрыв. В авангарде нашей группы шел Борис с Дэном. По пути следования Дэн подсказывал мне, как нужно правильно перемещаться по листьям и веткам, чтобы не производить шума, а также не попасть на растяжку. Рядом с запланированным местом операции находилось какое-то трехэтажное здание. Дверь в него была заперта на ключ. На крышу здания поднялся один из бойцов «Донбасса» и, зайдя через небольшой балкон, открыл дверь изнутри. В помещении были найдены несколько радиостанций и зарядные устройства к ним. Осмотрев прилегающую территорию и убедившись, что противника поблизости нет, Борис приказал послать двух людей навстречу «таблетке» (машине военной медицинской помощи) с группой саперов. Дэн отправил нас с Филином. Пройдя обратный путь вдвоем, мы встретили машину военной медпомощи, используемую в виде транспорта саперами. В машине не было свободного места, а на крыше или подножках ехать не хотелось. Да и стремным казалось висеть на подножке машины, начиненной взрывчаткой. Поэтому мы объяснили водителю, как доехать до Бориса (благо, это было не очень далеко) и отправились вслед за ними, чтобы прикрыть сзади и проконтролировать еще раз маршрут будущего отхода группы. Пока саперы разбирались со своим хозяйством и готовили заряды, мы рассредоточились вокруг и наблюдали за обстановкой. В качестве взрывного устройства бойцы использовали четыре противотанковые мины ТМ-62, усиленные тротиловыми шашками по четыре килограмма на каждую мину. Старались все делать максимально тихо, не привлекая постороннего внимания. И сами обращали внимание на малейший шум или другие признаки присутствия противника. Дэн несколько раз делал замечания неопытным бойцам, которые шумно перемещались и пугали своими шагами стаи диких голубей, что могло привлечь к нам внимание «сепарских» наблюдателей или разведчиков.

Подрыв железной дороги в Иловайске (кадр из снятого видео)

С первого раза подорвать две стрелки на переезде не получилось. Пробежавшая случайно бродячая собака потянула провод от машинки к заряду, и детонаторы не сработали. Фитилю пришлось снова идти к зарядам и проверять цепь.

Мне очень хотелось заснять момент взрыва на камеру, но саперы пытались отговорить:

— Спрячься за угол здания! Сейчас так рванет, что мало не покажется!

Но я не мог пропустить такой момент:

— Парни, я должен это снять. Ведь не каждый же день мне удается присутствовать при подрыве железной дороги!

Повторная попытка прошла успешно. Одновременно два оглушительных взрыва разнесли в клочья две стрелки управления железнодорожным путем, разметав на сотню метров вокруг куски рельс, шпал и крупного щебня. На самом деле, взрывов было четыре, но визуально они выглядели, как два. В результате были подорваны четыре полотна, которые соединяли Иловайск с основными городами Донбасса, и одно полотно, связывающее Иловайск с Россией. Один из обломков рельсы пролетел полторы сотни метров и встрял в землю перед нашим пикапом, который находился в одном квартале от железной дороги. Тарас Брус рассказывал, что некоторые осколки от железнодорожного полотна долетали аж до детского сада.

— Мне хоть вообще в туалет не заходи. Как ни отойду, так обязательно или «Град», или кусок рельсы прилетит.

После этого я шутил над Тарасом:

— Брус, так мы теперь по тебе будем определять, когда очередной обстрел будет.

Нужно отметить, что в самом детском саду туалеты не работали по причине отсутствия воды, и все пользовались «удобствами» в частных дворах домов, примыкавших к саду.

Ранее мне казалось, что партизаны, подорвав железную дорогу, спешно покидали место операции. Оказывается, саперы не уходят до тех пор, пока не удостоверятся, что взрыв выполнил задачу и рельсы гарантированно повреждены. Для этого Фитилю пришлось еще раз вернуться к месту взрыва и лично проверить результат. За успешное выполнение этого задания боец 91-го полка оперативного обеспечения ВСУ Виталий Черных, позывной Фитиль, впоследствии был заслуженно представлен к высокой правительственной награде. После проверки саперы сложили свое хозяйство в «таблетку» и отправились на базу. Мы пешим порядком также вернулись к нашим товарищам, которые ждали нас в пустом доме на окраине города. Вслед нам гремели «Грады», накрывавшие прилегающую к железнодорожному пути территорию, пытаясь достать тех, кто обрезал путь из Харцызска в Иловайск. В доме мы переждали очередной обстрел. В этом дворе меня постигло сильное огорчение. Когда я сдавал на «Халке» назад, заезжая во двор, зацепил водительским зеркалом стойку ворот и сломал его. Пришлось снять зеркало со стоявшего во дворе мотороллера и приспособить его вместо родного.

После проведения зачистки личный состав, не задействованный в секретах, обычно возвращался на базу. Для обеспечения связи между отдельными группами использовались радиостанции, которые приходилось время от времени заряжать. Секреты менялись в пешем порядке по определенному графику. Первое время у нас не было своего генератора, и потому приходилось возить станции к ребятам из «Донбасса», которые занимались зарядкой аккумуляторов недалеко от школы. Во время одного из визитов к радистам «Донбасса» нас застал артобстрел. Побратимы гостеприимно угостили нас рыбными консервами в масле и чаем, а также позволили переждать обстрел в их укрытии, которое находилось во внутреннем подвале дома, одновременно служившим и местом, где бойцы, дежурившие у зарядных устройств, отдыхали после несения службы. Мне мои друзья из Днепропетровска в свое время подарили автомобильный преобразователь с 12 на 220 вольт. Этот подарок очень сильно выручал. Надо сказать, что проблема с электричеством касалась не только зарядки радиостанций. У каждого был мобильный телефон, а у некоторых еще фото- и видеокамеры. Гнездо прикуривателя в «Халке» почти никогда не пустовало. Что касается информации о происходящем во внешнем мире, то мы были в полном неведении. Мобильная связь работала нестабильно, хотя мне иногда даже удавалось заходить с мобильного в интернет и общаться с друзьями. Говорили, Старобешево обработали российские «Грады» и было много погибших среди гражданского населения. Как мы знали, в Старобешево не было военных. Не верилось, что кто-то мог просто нанести ракетный удар по больнице или общежитию, где обычно находилось много гражданских.

23 августа 2014 года

После утренней зачистки 23 августа территории, которая вплотную примыкала к железнодорожному полотну, проводимой силами всех подразделений, находящихся в Иловайске, стало очевидно, что держать под постоянным контролем всю территорию у нас просто не хватает человеческих ресурсов. Зачистить зачистили, но оставлять на зачищенной территории было некого. Мы ждали обещанную помощь и недоумевали, куда делась колонна, которую мы обогнали еще два дня назад, и где обещанная помощь? Личный состав всех добробатов в Иловайске насчитывал чуть более 400 бойцов. «Донбасс» — 150 бойцов, «Днепр-1» — до 50 бойцов, «Херсон» — 30 бойцов, «Свитязь» — 30 бойцов, «Ивано-Франковск» — 30 бойцов, «Миротворец» — 80 бойцов, было 4 «бэхи», все с 93-й бригады и на каждой охранение: 6 бойцов. Подходы к городу прикрывали блокпосты 39-го и 40-го БТРО. Для дальнейшего продвижения через железную дорогу и зачистки оставшейся части города не хватало людей. Кроме того, до нас доходили слухи о том, что со стороны России готовится вторжение танков на помощь Донецку, который на тот момент находился почти в полном окружении. Также говорили, что подразделения, прикрывающие наши тылы, периодически вступают в бои с незаконными вооруженными формированиями, пытающимися разбить нашу оборону. Родственники некоторых бойцов поднимали шум в средствах массовой информации и устраивали пикеты возле Днепропетровской ОГА и Министерства обороны в Киеве с целью привлечь внимание к проблеме Иловайска. Главнокомандующий успокаивал митингующих, заверяя, что на произвол судьбы украинских военных не оставят. В штабе заявляли, что ситуация в районе Иловайска под контролем. Антон Хорольский и Денис Томилович, общаясь по телефону со своими женами, пытались их успокоить и просили не поднимать шум по поводу ситуации в Иловайске. Бойцы утешали родных и говорили, что у нас все под контролем. Держимся. Не переживайте. Как оказалось, это был тот случай, когда СМИ доносили нашим родным и близким более точную и оперативную информацию, чем осознавали ее мы, находившиеся непосредственно в эпицентре событий.

Транспорт бойцов батальонов «Днепр-1» и «Донбасс» у железнодорожного депо Иловайска

Мы тогда не совсем понимали, что такое окружение, и не отдавали себе отчета о масштабах готовящегося вторжения батальонно-тактических групп Российской Федерации. В то время как министр обороны Валерий Гелетей заявил на параде в честь Дня Независимости, что «антитеррористическая операция развивается по плану», а командующий АТО Виктор Муженко получил звание генерал-полковника, боевики при поддержке российской армии перешли в наступление, ударив между Амвросиевкой и Саур-Могилой по направлению на Кутейниково — Старобешево, и к 18:00 24 августа перерезали трассу между этими населенными пунктами. Не помню, в какой момент, но мы узнали, что железнодорожный переезд между Кутейниково и Иловайском, через который мы каждый раз проезжали по пути из Старобешево в Иловайск, а также находившиеся возле него элеватор и блокпост заняты российскими десантниками. Ходили слухи, что Старобешево тоже уже занято войсками РФ. Кто-то рассказывал, что нам на помощь пытались прорваться несколько бригад ВСУ, но у них ничего не получилось и они были почти полностью разбиты.

На второй день пребывания на территории детского садика мы нашли при зачистке домов генератор и обеспечили зарядку радиостанций прямо в саду, не беспокоя этой проблемой коллег из батальона «Донбасс». В одном из небольших сараев разместили пункт зарядки радиостанций. От этого же генератора через форточку кинули провода в здание детского сада. Следует остановиться на вопросе обеспечения. Во время начала операции в самом Иловайске перед подразделениями остро возникли проблемы, которые заранее невозможно было предусмотреть, но которые нужно было решать. Для обеспечения зарядки тех же раций и телефонов нужны были не только генераторы, но и сетевые удлинители. Кроме того, была проблема с бытовым газом, лампочками, проводами, инструментом, питанием, маслом для автомобилей и много других. Все эти вопросы решались на месте путем осмотра и изъятия необходимого из домов и магазинов, осташихся без хозяев. Прямо возле школы располагался заброшенный автомагазин, в котором нашлось масло для коробки передач «Халка» и кое-какой инструмент.

Блиндаж роты охраны батальона «Донбасс» у разрушенного артобстрелами автомагазина

Спустя несколько дней магазин был полностью разрушен во время артобстрела. Топливо находили в погребах, а предметы бытовой необходимости — в бесхозных домах.

Общаясь с бойцами «Донбасса», мы знали о том, что по периметру занятой нами части Иловайска расставлены сигнальные мины и растяжки. Сапер с позывным Фитиль поведал историю о том, что, проверяя утром сигнальные мины, он обнаружил, что две из трех сняты. Видно, на той стороне тоже были опытные бойцы, а не только маргиналы и наркоманы, как об этом повсеместно вещает наша пропаганда. Война учит сражаться не только нас. «Сепары» тоже несут потери, но вместе с тем приобретают и опыт. Фитиль поведал, что в его практике был случай, когда у сапера не было лески для растяжки и он поставил сигналку на медной проволоке. Утром обнаружил, что растяжка снята, а на месте сигнальной ракеты висела табличка «ЛОХ». Такие вот иногда забавные случаи бывают.

Денис Томилович и Виталий Сова. На заднем плане одна из четырех боевых машин пехоты

23 августа 2014 года была предпринята попытка занять укрепрайон, который мы штурмовали 18 августа со стороны Многополья, но теперь уже со стороны города. Мы совместно с другими подразделениями вышли к железнодорожному депо на выезде из города и ожидали команды к наступлению. Разведка «Донбасса» пыталась прощупать подступы к укрепу, представлявшему собой комплекс оборонительных сооружений из четырехэтажного здания и двух блокпостов, а мы тем временем расположились на территории депо. Лежали на земле под деревьями и шутили. Старались таким образом поднять друг другу настроение. Кто-то хотел узнать, как звучит по-французски «господа, я не мылся семь дней». Я развлекался тем, что снимал все это на видео своим телефоном. Сам факт съемки тоже вызывал шутки по этому поводу. Я решил тогда как-то прокомментировать съемку на будущее и стал задавать вопросы ребятам, кто и что скажет своим любимым, когда вернется домой. Сталкер, приподняв голову от земли, ответил:

— У меня две любимые — жена и дочь. Первое, что я им скажу, что очень их люблю.

Я задал вопрос Дэну, что он скажет моей жене, когда вернемся, и Дэн в шутливой форме ответил, что пожалуется моей жене на то, что я сильно его достал за все время командировки. Сказано было несколько грубовато, но в целом верно. Еще до отъезда в Иловайск мы крепко подружились с Денисом и планировали при ближайшей поездке в Днепропетровск крестить мою младшую дочь Любочку. Денис должен был стать ее крестным. Но планы изменились, и вместо поездки в Днепр мы отправились в Иловайск.

Невдалеке слышны были автоматические очереди. Им отвечали из пулеметов бойцы «Донбасса». Ожидание закончилось тем, что по нам начал работать АГС-17. На территории депо стали взрываться гранаты. Поступила команда убрать машины и личный состав из сектора обстрела. Подбегая к «Халку», я заметил небольшой взрыв в пяти метрах слева от себя. Тогда еще очень сильно удивился, что земля взметнулась фонтаном, но звука разрыва не было слышно. Лишь потом я понял, что мне очень повезло, так как прилетевший «вог» не разорвался, что происходит крайне редко.

Перед штурмом у железнодорожного депо

Мы поспешно погрузились в «Халк» и переместились к автозаправочной станции. К нам внезапно подбежали какие-то бойцы и потребовали немедленно помочь транспортом. Ребята хотели вычислить и ликвидировать гранатометчика, который поливал депо из АГС-17. Бойцы, во главе с Яцыком, заскочили в «Халк», и мы помчались вдоль железной дороги к западной окраине Иловайска, высматривая в «зеленке» и на прилегающей территории признаки огневой позиции гранатометчика. Между дорогой и железнодорожными путями наше внимание привлекали огороды, густо заросшие кукурузой, и «зеленка» вдоль железки, но, к сожалению, мы никого не вычислили. Я не знал тогда, кем были эти ребята, но они производили впечатление каких-то невероятных суперменов. Вначале мне даже показалось, что генштаб наконец-то обратил на нас свое внимание и прислал лучших своих парней из спецназа ГУРа. Лишь на следующий день мой побратим из батальона «Донбасс» друг Чуб (Александр Дейнега) просветил меня, что Виталий Яцык — никакой не Джеймс Бонд из Киева, а такой же боец батальона «Донбасс», как и все остальные. После этого я понял, что смелость и отчаянная решительность — это те качества, которые присущи большинству бойцов этого подразделения.

Расспросив местных жителей, не видели ли они кого-нибудь подозрительного, и получив отрицательный ответ, мы с чувством сожаления вернулись к своим.

Переместившись от депо к автозаправке, мы ожидали дальнейшую команду. Готовились к тому, что в конце концов разведка даст добро и мы приступим к штурму укрепрайона. Коротая время возле «Халка», я увидел недалеко от дороги торчащую из земли неразорванную «градину» и сфотографировал ее на память о «русском мире» как символ «руки помощи от братского народа».

«Рука дружбы» от «братского народа»

Ребята собирались возле машин и болтали о разных пустяках, ожидая дальнейших распоряжений командиров. Мимо нас в направлении школы проехали две БМП. Я тогда почему-то решил сделать несколько кадров на память и, подойдя к компании наших ребят, обратился к Володе Парасюку, чтобы поделился своими впечатлениями.

— Вовчик, когда вернемся домой, что ты скажешь на канале «Интер»?

Парасюк немного засмущался, но затем уверенно выставил «фак» и передал свой привет всем на тот момент власть предержащим Украины:

— Порошенко, Яценюк, Тягнибок, Турчинов, Юлька…

— А кто же тогда президент, Володя?

— Украинский народ!

Позже Володя просил сбросить этот ролик ему по почте. Многие бойцы, комментируя мою беседу с Парасюком, также очень нелестно отзывались о всех тех, кто медлил тогда с оказанием нам в Иловайске военной помощи и поддержки.

К этому времени обстрел начал перемещаться от депо к заправочной станции. Всем группам был дан отбой и команда возвратиться в места постоянной дислокации. По возвращении в садик я, как обычно, укутал черной пленкой «Халк» и решил немного уделить внимания своим ногам. Да простит меня мой читатель за интимные подробности, но, описывая такие моменты, мне хочется показать, что эта проблема касалась не меня одного, а была типичной почти для каждого бойца. За последние несколько дней я не снимал берцы, и подошва на ступнях просто горела. Нужно было с этим что-то делать, и я привел себя в порядок при помощи влажных салфеток и детской присыпки, которая снимала раздражение и уменьшала трение.

Владимир Парасюк передает «привет» из Иловайска всем тем, кто оставил нас без подкрепления и помощи

Ночь, как обычно, прошла под оглушительную канонаду. Над зданием сада несколько часов летали реактивные снаряды и гремели залпы САУ. На третью ночь пребывания в Иловайске это стало так привычно, что мы уже не шарахались от свиста пролетающих снарядов.

Обычная картина ночного Иловайска

Многие так расслабились, что даже не надевали бронежилеты, которые за несколько дней уже стали обузой. На территорию детского сада мины прилетали, но крайне редко. Били в основном в район школы. Это примерно метрах в пятистах от нас. По школе арта работала достаточно прицельно. Каждый раз приезжая в школу, я отмечал про себя новые следы разрушений и остовы сожженных автомобилей во дворе школы. Целых стекол в здании становилось все меньше, а пробоин в крышах пристроек — все больше. Недалеко от школы возле перекрестка располагался пост бойцов «Донбасса» с ЗУшкой. В один из дней, проезжая мимо этого перекрестка, я увидел разбитую ЗУшку и сгоревший рядом с ней автомобиль. Нужно отметить, что почти все дома вокруг школы были разрушены. На удивление, лишь одна постройка практически ничуть не пострадала — здание туалета в школьном дворе. Все это указывало на то, что где-то рядом находится корректировщик. Каждую ночь после артобстрелов на некоторое время наступала тишина, а затем в разных частях города раздавались одиночные выстрелы. Я уже ранее говорил, что так работали корректировщики, которые производили шум и вызывали ответный огонь в свою сторону для вычисления наших ночных наблюдательных постов и секретов. К этому явлению все уже давно привыкли и не отвечали на подобные провокации, но каждый раз, когда раздавались эти выстрелы, я ловил себя на мысли: «И сидит же где-то рядом эта гадина… вот бы вычислить по-тихому и задержать эту сволочь, которая помогала прицельно бить по нашим позициям». Однажды это произошло, но об этом чуть позже.

Виталий Сапрыкин, Павел Рудич и Александр Крюков в пригороде Иловайска

Артиллерия «сепаров» работала по нам с неутомимым постоянством в разное время суток. Исключения составляло время завтрака, обеда и ужина. Война войной, а обед по расписанию. Слушая свист пролетающих снарядов, я вспоминал фильмы о войне. То, что я тогда слышал, было очень похоже на звук падающих авиационных бомб. Только в садике мы понимали, что если снаряд свистит, то это значит, что пролетает мимо. Если будет лететь к нам, то мы свист не услышим.

Ночь на 24 августа была последней, которую я провел в детском саду. Как правило, возле машин во дворе всегда оставляли дежурного, роль его выполняли по очереди. Не помню с какого именно часа по какой, но этой ночью я тоже был на дежурстве. Как я уже писал выше, ночью боевики активизировали свои действия и неоднократно совершали вылазки и обстрелы наших расположений для обнаружения скопления бойцов и дальнейшей обработки выявленных объектов силами минометных расчетов и артиллерии. Обычно боевики использовали одиночные выстрелы для провокаций, но в ту ночь совсем рядом с садиком работал и пулемет. Дэну тоже не спалось, и почти все дежурство мы провели вместе на ступеньках перед входом в кухню садика. Несение службы ночью имеет свои нюансы. Ночи вообще были очень тревожны. Я даже не скажу, когда лучше себя чувствовал — во время ночных обстрелов или периодов тишины. Артобстрелы успокаивали тем, что было понятно: во время обстрела никто штурмовать здание не будет, чтобы не попасть под собственные снаряды. А вот ночные затишья напрягали. В здании было несколько входов и слишком много местных людей днем околачивались в детском саду. Каждый из них мог оказаться боевиком, разведчиком или их проводником.

Дэна очень беспокоили лампочки и экраны радиостанций, которые светились ночью, как светлячки, и выдавали присутствие бойцов в секретах. Для этого пытались заклеивать светодиоды черной изолентой. Дэн пошел дальше: рылся в настройках радиостанций и отключал подсветку экранов. У меня, как водителя, была своя персональная радиостанция, но так как для выполнения всех задач раций не хватало, то мою тоже пустили в оборот и отдали на посты наблюдения. Мне она, собственно, была ни к чему. Я почти все время находился рядом с командиром своего взвода, который был увешан рациями, как новогодняя елка игрушками. Одну Дэн использовал для связи с полковником и Доком. Вторую — для связи с наблюдателями в секретах. Третью — с кем-то еще. После несения наряда я отправился отдыхать на свое место. Поначалу было очень тяжело уснуть под грохот взрывов и свист снарядов, но потом природа брала свое, и я проваливался в глубокий сон.

24 августа 2014 года День Независимости

Утром 24 августа нам прибыло подкрепление в виде продуктов питания и воды. Несмотря на то что сухпайки уже достаточно приелись, тогда они казались очень вкусными, а те кулинарные изыски, которые нам готовили Итальянец и Славик Фокин совместно с поварихами из садика, вообще были из разряда ресторанных гастрономических блюд. Благодаря нашим батальонным кулинарам у нас были, кроме сухомятки, еще и первые блюда. Это был настоящий праздник Дня Независимости. До обеда мы занимались каждый своими делами. Толик бортировал простреленное колесо «Бежевого» методом «очумелые ручки». Тогда я увидел, как можно поменять колесо без домкрата и насоса. «Бежевого» затолкали на первой передаче на нагромождение из досок и кирпичей и подложили под раму какую-то подпорку. Нагромождение убрали, и получился «Бежевый» на подпорке. Дальше — дело техники. Только вот запасного колеса у Толика не было, и он нашел себе запаску в одном из брошенных дворов.

Праздничное настроение было не у всех. Кобзеву Артему (Кобе) пришла дурная новость, что из его зарплаты была удержана некоторая сумма за какой-то косяк. Получить такую новость в Иловайске было жестоко.

Еще утром нас предупредили, что после обеда запланирован штурм укрепрайона, который мы не смогли взять вчера и при первой попытке зайти в город, где осталось лежать тело нашего бойца Тафейчука.

Праздничный завтрак Тараса Бруса в День Независимости Украины во дворе детского сада в Иловайске. За ним автомобиль, прозванный бойцами «Куку»

До начала штурма было еще достаточно времени, и мы с удовольствием угощались теми подарками, которые нам привезли на День Независимости.

На бетонных ступеньках входа в кухню сидел Вова Парасюк и подкреплялся деликатесами из сухпайка. Желая оставить себе на память видео с героем Майдана, я попросил Вовчика оставить мне видеопоздравление с праздником. Сам по себе Вова парень простой. Всегда говорит то, что думает. Что бы там о нем ни говорили, но трусом он не был. Возможно, рассеянный и обещает больше, чем может сделать, но не подлец. В ответ на мою просьбу и направленный на него телефон с включенной камерой Вовчик, дожевывая обед, показал жестом, чтобы дал доесть. Поздравление получилось кратким, но по сути.

— Сили, здоров’я, наснаги. Мирного неба над головою. І щоб менше командири наші брехали нам.

Ближе к обеду поступила информация от наблюдателей в секретах о том, что со стороны железнодорожных путей замечено движение вооруженных людей. Петюня с другими бойцами поспешно перенес с пикапа во двор свой АГС и отправил по переданным наблюдателями ориентирам «улитку» с «вогами». К сожалению, насколько я помню, дистанция до противника была слишком большой и результативной стрельбы не получилось.

Перед началом штурма мы решили сделать коллективную фотографию во внутреннем дворе садика на память. Дэн очень редко фотографировался и не любил попадать в объектив. Поэтому тот памятный снимок сделал именно он. Дружной толпой мы облепили наш пикап и запечатлели этот момент для истории.

Владимир Парасюк отмечает День Независимости Украины

После обеда поступила команда готовиться к наступлению. В школе командиры составили план штурма укрепрайона и довели отдельные задачи для каждого подразделения.

Бойцы батальона «Днепр-1».

На переднем плане: Хорольский Антон (Хохол). За ним Савчук Василий (Вася). В верхнем ряду: Алексей Волк, Тарас Брус, Александр Лебедь (Генерал), я и Парасюк Вова. С собакой Калиниченко Игорь (Гоша). Слева от Хохла с автоматом Виталик Сапрыкин (Зампотыл) и Александр Крюков (Фан). В каске возле машины Ваня (Мамай), Женя Митрохин и Анатолий Чабаненко. Справа от Хохла лежит Максим Лунев (Сын Полка). В пиратской шапке Петя Клоков (Петюня). Слева от него Андрей Добровольский (Кум), еще левее Виталий Сова (Филин) и Дмитрий Бойко (Гурман)

Штурмовые группы, как обычно, шли под прикрытием брони боевых машин пехоты. В «Халк» и «Бежевый» традиционно нагрузили боекомплект и оставили замыкать и прикрывать основную группу. На базе в саду оставили небольшую группу охраны во главе с Дэном. В атаке на укрепрайон принимали участие многие подразделения. Перечислять не буду, чтобы не ошибиться, но после захвата двух блокпостов и четырехэтажного здания почти все подразделения, кроме «Днепр-1» и роты «Свитязь», вернулись в места своей дислокации, нам предстояло удерживать занятые позиции. Мне и Толику Супруну было поручено замыкать колонну. После начала атаки мы должны были оставаться на АЗС и прикрывать тыл группы от вероятного нападения сзади. Дэн ради такого дела вернул мне мою радиостанцию, и я был на связи с группой. Как же я тогда был зол на Толика! Вместо того чтобы оставаться со мной, он решил присоединиться к группе и самостоятельно поехал за ней. Толяну тогда повезло. Он прибыл как раз в тот момент, когда основная группа застряла у бетонных блоков первого блокпоста. Будучи в тот день особенно смелым, Толик проскочил блоки и рванул вперед. Перед ним выскочил боевик и выпустил в лобовое стекло «вог» из ГП[14]. Бронированное стекло «Бежевого» выдержало взрыв гранаты, но стойку слегка повело. Толик не стал ждать повторного выстрела и, удерживая руль правой рукой, через приоткрытую дверь выстрелил очередью в боевика. Учитывая, что Толян левша, ему было удобно и привычно стрелять с левой руки. Когда «сепар» упал, основная штурмовая группа поднялась в атаку и вплотную подошла к четырехэтажке.

Слева наш «Бежевый» с разбитым гранатой лобовым стеклом во время штурма укрепрайона

Я сначала тоже доехал до переезда за Толиком, но затем понял, что тыл штурмовой группы останется без прикрытия. Я запросил разрешения по рации у полковника оставить позицию и присоединиться к общей группе, на что получил категорический отказ и снова занял позицию на АЗС. Вначале было несколько неуютно оставаться одному на открытом месте в машине, полной боекомплекта, но спустя некоторое время ко мне подъехала машина ребят из «Донбасса», которым была поставлена аналогичная задача — прикрывать тыл и по возможности левый фланг штурмовых групп. В их экипаже было четыре человека. Из всех помню только позывные Чуб и Седой.

Боец батальона «Донбасс» в районе автозаправочной станции города Иловайска

С компанией стало веселее. Ребята были хорошо вооружены. Даже ПКМ был. Нашей общей задачей стало контролировать проезжающий транспорт и бойцов, а также следить за ближайшими домами и сооружениями на предмет затаившихся в них боевиков. Так как «Халк» был заполнен боекомплектом, я зарядил и приготовил на всякий случай РПГ-7. Наши имели определенные опознавательные знаки на одежде и транспорте и заранее предупреждали по рации о своем появлении. Где-то в районе «сепарских» блокпостов возле укрепа раздавались выстрелы и взрывы. Штурмовые группы под прикрытием БМП шли в атаку. Со стороны боевиков открыли огонь из стрелкового оружия, и начали ложиться мины и «воги» в поле справа от наступающей группы. Сопротивление «сепаров» было быстро сломлено. Захвачены два блокпоста и четырехэтажное здание какого-то училища или транспортного предприятия. При штурме из наших бойцов пострадал лишь Лунев Максим — Сын Полка. Он входил в группу Прапора, которая первой прорвалась к четырехэтажке. Нужно было зачистить здание, и Прапор определил порядок движения и зачистки внутри здания. Видимо, Максим что-то пропустил и, вместо того, чтобы одновременно со всеми зайти в первый подъезд, забежал во второй и получил ранение в ногу. Это был единственный раненый в этот день. Выполнив свою задачу, две БМП возвратились к школе. Нас заранее предупредили по радиостанции об их возвращении. Через несколько минут промчался наш серый пикап «Ниссан». В нем находился раненый Сын Полка и тело нашего побратима Тафейчука Сергея, которого мы наконец-то смогли забрать для отправки домой.

Николай Криворотько (Спартак) перед четырехэтажкой — основной базой боевиков. На заднем плане заместитель командира «Днепра-1» полковник Печененко и командир 1-й роты Александр Гостищев (Док)

Маленькая локальная победа заряжала оптимизмом и вселяла уверенность в окончательной победе. Тогда мы еще не знали, что три плотных кольца окружения уже жестко взяли всю группировку под Иловайском в «котел». Впоследствии бойцы, вернувшиеся домой после плена, рассказывали, что российские солдаты, с которыми им довелось общаться, утверждали, что основные высоты между Старобешево и Иловайском были заняты ими еще задолго до вторжения основных российских войск. Они жаловались, что им пришлось больше недели вести скрытое наблюдение без достаточного обеспечения за перемещениями украинских силовиков в направлении Иловайска и ждать подхода основных своих сил. С занятого укрепа с веселым настроением промчался боец «Донбасса» на отжатом небольшом тракторе. На отбитых у боевиков блокпостах наши бойцы осваивались для обороны. Там же обнаружились два генератора и много брошенного боекомплекта. Мне поступила команда от командира роты выдвинуться к укрепрайону для выгрузки боекомплекта из «Халка» и погрузки в него трофеев с занятых позиций. После этого мы с «Бежевым» вернулись в садик, где выгрузили все хозяйство из машин и дождались, пока поварихи с Итальянцем приготовят обед. Пока готовилась пища для бойцов, я грузил в «Халк» необходимый боекомплект. Бойцы «Херсона» и «Свитязя» были вооружены автоматами калибра 5,45 и хорошо потратились во время штурма. Для восполнения их запасов я зашел к ним в расположение, и оставшиеся в садике бойцы помогли погрузить ящики с патронами для своих побратимов, которые остались удерживать и оборонять укрепрайон. Заполнив машины, мы вернулись на занятые позиции и разгрузились. После этого Толик с полковником Печененко на «Бежевом» вернулся в школу, а я остался возле четырехэтажного здания. Подъехав к первому от дороги подъезду, я помог выгрузить на первый этаж переданную с садика воду и боеприпасы. Пока ребята заносили баклаги с водой в здание, я решил немного осмотреться во дворе, прикидывая, куда бы лучше всего поставить на ночь «Халка». Возле шлагбаума на КПП я увидел распухшее тело боевика, которого наши ребята ликвидировали во время первого штурма. Странно, что «сепары» не забрали и не похоронили своего друга. Так же удивлялся и Тарас Брус, который видел в «зеленке» возле одного из захваченных блокпостов несколько разлагающихся тел с опознавательными знаками «Новороссии». Старшим на захваченной позиции остался командир первой роты Док. Он распределил личный состав по всему укрепрайону, состоявшему из двух блокпостов и четырехэтажки. Док оставался на одном из блокпостов, а старшим по четырехэтажке был назначен Хорольский Антон, который, в свою очередь, разместил бойцов по всем этажам здания.

На четвертом этаже Хохол поручил организовать оборону Союзу. Я, Сталкер и Союз вытягивали из шкафов книги и укладывали ими подоконники, чтобы закрыть окна от снайперов. Парасюк пытался через мобильный роутер подключиться к интернету и узнать последние новости с «большой земли». Мобильная связь на четвертом этаже более-менее работала, и Володя старался докричаться до кого-то, кто должен был тормошить генштаб для отправки к нам подкрепления или вытаскивать отсюда. Но Киеву тогда было не до нас. Там принимали парад. Коля Спилберг где-то отыскал манекен и усадил его перед не полностью закрытым окном для приманки снайпера, а сам отошел в противоположную сторону этого крыла здания для ведения огня из своей СВД. Мне необходимо было подготовить боекомплект, и я спустился к «Халку» за двумя ящиками с патронами.

Позже, когда мы с женой снимали квартиру на четвертом этаже в подъезде с неработающим лифтом, я часто вспоминал эти ящики. Когда мне начинало казаться, что поднимать коляску с ребенком тяжело, я вспоминал, как тянул эти четыре цинка с автоматом за плечами в бронежилете, битком набитой разгрузке и каске. Лестничный проем был в нескольких местах открыт для обзора из-за пробоин в стенах здания. Приходилось шевелиться, чтобы не получить случайную пулю. Тогда детская коляска переставала казаться мне тяжелой, и сразу становилось легче.

Гоша со Спилбергом разместились в кабинете в противоположном конце коридора и вели наблюдение у одного из окон. Пока светло, можно было изучить внутреннее строение здания. Коля Спилберг нашел где-то значок артиллериста и подарил мне его на память.

Встал вопрос: куда укрыть «Халка» на ночь? Мы уже знали, что оставлять машину возле зданий опасно. Во время артиллерийских обстрелов все автомобили, стоявшие у занятых зданий, горели, как свечки. Ребята сказали, что во внутреннем дворе здания имеются боксы для транспорта. Сами боксы представляли собой изолированную часть этого здания и вплотную примыкали тыльной стороной к четырехэтажке. Туда и решено было поставить нашего железного коня. У боксов был один недостаток — нет входа в само здание. Для въезда в бокс — двое ворот. В одних из них были двери. Чтобы попасть в боксы, нужно было с центральной части здания обойти его вокруг и преодолеть некоторое расстояние по открытой местности на виду у противника. Выбранный нами бокс был достаточно просторным. Это даже не один, а два бокса, объединенных в один. С одной стороны располагалась яма для ремонта, а остальное помещение почти пустовало. Перед «Халком» в глубине бокса стоял еще один небольшой грузовичок с ключами в замке зажигания. Я пытался его завезти, но ничего не вышло. Видимо, или аккумулятор был разряжен, или его вообще не было. Перед ямой располагались полтора десятка обычных металлических шкафов для рабочей одежды. На одной из металлических тумбочек нашли настольную лампу, которую подключили к удлинителю от генератора и обеспечили освещение в помещении. Док поставил задачу организовать зарядку радиостанций. Генератор нам достался в качестве трофея. Оставалось дело за малым: найти удлинители и запустить генератор. В помощь мне выделили Тараса Бруса.

Бокс, в котором заряжали радиостанции от генератора. Возле ямы пес Сепар

Освещения до подключения генератора никакого не было. У Бруса с собой, к счастью, был хороший фонарь. Мы поместили генератор в ремонтную яму и все отлично организовали, но возникла новая проблема. Генератор заполнял помещение выхлопными газами, а выставить его на улицу не было возможности. Его шум привлек бы ненужное внимание, и генератор быстро вывели бы из строя. Пули и так достаточно часто стучали в ворота бокса. Выбора не было, и мы немного приоткрыли ворота, чтобы не задохнуться. Но это не очень-то помогало. Тогда мы с Брусом решили укрыться в «Халке». Залезли в машину и включили кондиционер. Некоторое время так и сидели. Когда я решил покурить и проверить, зарядились ли радиостанции, то было такое ощущение, будто я из батискафа под воду вышел. Дышать было просто невозможно.

Пришлось задерживать дыхание и бежать к выходу, чтоб открыть ворота. Угарный газ стал проникать в «Халк». Приняли с Тарасом решение — оставить работать генератор, а самим переместиться в соседний бокс. На двери повесили «сигналку» в виде хитро приспособленного металлического прута, который при открытии ворот падал и издавал сильный шум. Наше новое укрытие было поменьше. В нем стоял легковой автомобиль и имелся диван. Там же, в боксе, был обнаружен Сепар. Так мы окрестили черного пса, который пролез в бокс через какие-то щели в здании. Похоже, псина скрывалась здесь от обстрелов. Сепар без энтузиазма встретил незваных гостей и первое время постоянно рычал и лаял. Мы поделились с ним кое-какими запасами из консервов и угомонили шумного соседа. Последующие несколько часов позволили нам даже подружиться. Вообще, к собакам я лично отношусь дружелюбно. Они были нашими помощниками в ночное время. Местное население было предупреждено, что с наступлением темноты выходить из дома не следует. Наши бойцы по ночам редко куда выходили. А собачки были очень чувствительны к любому движению на улицах и в ближайших дворах и огородах. Своим лаем они предупреждали, что, вероятно, движется враг.

Находившийся в нашем новом укрытии диван решили использовать по прямому назначению, поочередно отдыхая на нем. Кроме того, необходимо было следить за окружающей обстановкой, проверять работу генератора, снимая с зарядки заряженные радиостанции и ставить разряженные, а также отвечать по рации на запросы Хохла. Первым пошел отдыхать Брус, так как я рано не могу ложиться спать. К тому же Тарас был немного контужен, и у него были проблемы со слухом. Мне приходилось постоянно повторять для него одно и то же. Тогда я еще подшутил над ним, что, мол, если за воротами промчится стадо мамонтов, то Брус этого даже не заметит. Я подумал, что дам Тарасу нормально отдохнуть, а затем попрошу кого-нибудь его заменить, чтобы покараулил меня.

Спустя некоторое время генератор перестал работать. Топливо вроде бы было, но он категорически отказывался заводиться. Мы решили, что проблема в недостатке свежего воздуха. Держать открытым бокс было нельзя, а заряжать радиостанции нужно. Тогда я вспомнил, что у меня есть преобразователь с 12 на 220 вольт. Вместо генератора я завел «Халк» и продолжил заряжать рации. До 5 утра так и продержались. Затем Брус отправился в здание, а ему на замену пришел Женя Митрохин. Пока Брус спал, я заглушил «Халка» и открыл ворота бокса, чтобы проветрить помещение. Думал, что после проветривания смогу снова запустить генератор, но, как потом оказалось, генератор заглох капитально. Ко времени прихода Жени помещение уже достаточно проветрилось, чтобы в нем можно было относительно нормально дышать. Мне Евгений дал немного вздремнуть. Время от времени к нам спускались наши ребята с этажей и сдавали свои рации для зарядки, а взамен получали уже заряженные. Для доступа к нам был оговорен пароль. Никто без стука и предварительного предупреждения не мог к нам попасть. Когда я ложился отдыхать, то просил Женю пристрелить любого, кто попытается зайти в дверь без стука и предварительного сигнала.

После того как я немного отдохнул, мы решили перекусить. В «Халке» хранился взводный продуктовый запас. Каждый раз, когда его использовали, при ближайшей возможности снова пополняли. Проблема была с питьем. Пришлось развести небольшой костер и разогреть в кружке воду. У меня с собой было несколько пакетов с кофе. Мы с Женей шутили, что у нас — настоящий ресторан. Еда, кофе, коньяк… Кстати, у меня всегда с собой был коньяк. Мне его презентовал Акнод. Он входил в группу бойцов второй роты, обнаружившую ящик с коньяком в погребе дома, который они занимали в секрете между детсадом и железной дорогой. Это была отличная бутылка грузинского коньяка, которую я перелил в свою походную флягу и использовал этот эликсир исключительно в медицинских целях для успокоения, расслабления и сна. Наших гостей с этажей мы встречали как гостеприимные хозяева. Каждому предлагалась еда, кофе и небольшая порция коньяка. Почти всю ночь стрельбы не было. Я даже несколько раз выходил из нашего укрытия и осматривал окрестности с фонарем. Предварительно связывался по рации с Союзом или Гошей и просил глянуть на двор и окрестности с четвертого этажа при помощи тепловизора. Во внутреннем дворе располагалась распределительная электрическая будка и несколько поломанных грузовых автомобилей. Периметр этой базы был огражден бетонным забором. За ним в трехстах метрах находились промышленные здания. Одно из них всю ночь горело, вернее, догорали некоторые его помещения. К ним было особое внимание, поскольку оттуда хорошо просматривалось наше здание и весь внутренний двор. В целом, ночь прошла относительно спокойно.

25 августа 2014 года

Утром мне поступила команда от Хохла быть готовым выехать на захваченный блокпост и прибыть в распоряжение командира роты Дока. Тут выяснилось, что пока заряжались рации, аккумулятор у «Халка» полностью сел. В запасе еще было двадцать минут, и я пытался снять аккумулятор с легковой машины, обнаруженной в соседнем боксе. К сожалению, у меня не нашлось подходящих ключей, и тогда Хохол с ребятами спустились с этажей и с толкача завели мою машину. Я приехал к Доку, и мы вместе отправились в школу. Дока вызвал в штаб полковник Печененко. Мне было приказано оставить «Халк» в квартале от школы и ждать дальнейших указаний. Буквально через полчаса после нашего отъезда с укрепрайона начался его обстрел. Ходили слухи, что огонь вела наша артиллерия. Этот укреп был достаточно хорошо обустроен. Предпринималось несколько попыток штурма, но все они до 24 августа были безрезультатны. А стратегически это был очень важный пункт, который контролировал дорогу между Иловайском и штабом группировки, расположенной под Многопольем. Наши артиллеристы, базировавшиеся возле штаба группировки за городом, знали об этом и каждое утро обрабатывали укрепрайон со всех стволов. Видимо, в штаб не доложили о том, что мы его заняли, и «боги войны» по привычке открыли по нему огонь. По свидетельствам оставшихся в здании ребят, это было жестко. Если бы здание имело не гипсокартонные, а капитальные бетонные или кирпичные простенки, то живыми бы из здания никто не вышел. Союз со Сталкером рассказывали, как снаряды залетали прямо в окна и прошивали здание насквозь. Только это и спасало. На блокпостах также были отличные блиндажи и укрытия. Ранее это спасало от обстрелов боевиков, а в то утро спасло наших бойцов. Когда «сепары» увидели, что наша артиллерия обрабатывает наши же позиции, то пошли в наступление. Причем атаку организовали сразу по нескольким направлениям. Передовые посты роты охраны «Донбасса» докладывали, что их тоже атакуют. У «Миротворца» в локомотивном депо происходило то же самое. Передовые посты в секретах возле железной дороги, в которых находилась группа Спартака, и наша база в детском саду также были атакованы. Толик как раз находился во внутреннем дворике сада, когда началась атака. Вначале стали раздаваться крики: «Аллах акбар». Толик подумал, что это какая-то идиотская шутка. Даже крикнул в ответ: «Какой нахер акбар?» — но когда по саду открыли огонь из гранатометов, понял, что дело серьезное. В здании оставалось около дюжины бойцов «Днепра-1» под руководством Дэна и несколько бойцов «Херсона» или «Свитязя». Одному из них крупно повезло. Он спал на первом этаже возле батареи под окном, в конце коридора, соединяющего два крыла садика. Когда в окно влетел заряд РПГ, проделавший круглое отверстие в оконном стекле, и пролетел через коридор, боец проснулся и не понял, что вообще происходит. Заряд разорвался в противоположном конце коридора, в двадцати метрах от воина. По чистой случайности с нашими ребятами оказался командир «Херсона», заскочивший в садик по какому-то вопросу. Пока личный состав отбивал атаку, этот офицер вызвал группу поддержки. Со стороны локомотивного депо на выручку поспешили бойцы батальона «Миротворец». В это же время Спартак и его группа получили приказ поддержать осаждаемых в саду бойцов. Отбив атаку на железной дороге, эта группа зашла через частный сектор в тыл к боевикам, которые обстреливали детсад. Благодаря этому атаку на садик удалось отбить, но так как противник превосходил численно и личный состав подразделений, находившихся в детском саду, на тот момент был распылен между садом, школой и укрепрайоном, то это не позволяло надежно удерживать эту позицию. Реальной причины выхода наших солдат из детского сада я не знаю. Был приказ покинуть его, и бойцы отошли к школе. Это позволило боевикам активнее действовать в этом районе, в результате чего на следующий день командир батальона «Херсон» попал в засаду и погиб.

После отражения атаки группа, находящаяся в детском саду и в ближайших секретах, отошла к школе. На остальных участках еще продолжались столкновения. Особенно жарко было на отбитых накануне позициях возле четырехэтажки.

Дэн вернулся из садика в школу, и я снова перешел в подчинение своего непосредственного командира взвода. Этот день 25 августа 2014 года запомнился мне тяжелым чувством беспомощности. Ребята в укрепе ведут бой, а мы находимся в школе и ждем приказа. Хоть какого-нибудь! Дэн был невозмутим. Меня даже немного раздражало и возмущало его спокойствие. У него была радиосвязь с группой Хохла, отражающей атаку, и я слышал все сообщения, которые передавались от Антона в штаб. Хохол и Фан запрашивали поддержку и сообщали о текущей ситуации.

Мне сложно говорить о том, что в тот момент происходило на этом укрепе, потому что меня там не было, но я могу говорить о том, что видел и слышал по радиоэфиру, находясь рядом с Дэном в школе и ее окрестностях. Хохол запрашивал поддержку, но ее не могли оказать. Полковник с Доком совещались с начальником штаба «Донбасса» Филином об оказании поддержки.

Заместитель командира батальона «Днепр-1» полковник Печененко Вячеслав Петрович во дворе иловайской школы

Я очень сочувствовал Доку. Ротный, слушая доклады Фана и Хохла, а также раздававшуюся в их стороне канонаду, очень переживал за парней, которые там вели бой, но не знал, каким образом им помочь. Кроме того, телефон Дока постоянно разрывался от звонков родных и близких Тафейчука Сергея и Харченко Романа, которые расспрашивали об обстоятельствах гибели бойцов и спрашивали — где им забрать их тела. Задавали вопросы, на которые у Дока не было ответов. А в это самое время снова шел бой, и, возможно, именно сейчас снова гибнут его бойцы, за которых ему опять придется держать ответ перед их родными и близкими. Не хотел бы я когда-нибудь оказаться на его месте.

Какие принимались решения и оказана ли была помощь, сказать не могу. Хохлу с Фаном был дан приказ держать позицию, докладывать о ситуации и ждать помощи. Дэн предлагал полковнику отправить его и несколько бойцов на «Халке» на помощь, но ему было приказано находиться в школе и ничего не предпринимать. Я, по своей натуре, человек вспыльчивый и не сдержанный. Поэтому вертелся, как уж на сковородке, и ждал, когда дадут команду выдвинуться к Хохлу, но команды не было, и мне приходилось удивляться невозмутимому спокойствию Дэна, который тоже хотел помочь нашим парням, но ему приказали «не дергаться» и ждать распоряжений. Мы и «не дергались», слушали канонаду и беспрерывное стрекотание, раздававшееся с осаждаемого укрепрайона.

Связь с Хохлом была слабой, а внутри школы ее вообще не было, и потому мы с Дэном находились на улице возле входа в школу и сообщали Доку о том, что его запрашивает Хохол. В конце концов ситуация сложилась так, что Хохлу дали команду — покинуть здание и приготовиться к отходу с позиции. Кроме Хохла, на связь выходил Александр Крюков — Фан, который оставался старшим на одном из занятых блокпостов. Он докладывал, что ситуация критическая и почти не остается патронов. Тогда мне казалось, что я больше никогда не увижу Фана. Вместе с ним на позиции находились Петюня, Спилберг и Кум.

Наконец подошел Дэн и спокойно сказал, чтобы я заводил «Халк». С укрепа вернулся один серый «Ниссан» с ранеными. Ребята сообщили, что отошли от четырехэтажки и укрепились на блокпосту, но там местность открытая, а со стороны здания плотный огонь. Судя по тому, что мы с Дэном помчались забирать ребят, делаю вывод, что поступила команда отходить. Мы проехали заправку, переезд и за ним повернули налево к блокпосту.

Александр Крюков, позывной Фан, в Иловайске

Возле ближнего блокпоста стояло несколько автомобилей, а бойцы укрывались за плитами и в «зеленке» от обстрела со стороны здания. К авто из «зеленки» и от плит подбегали бойцы и занимали места в транспорте. Все происходило под стрекотание автоматов. Машины долго не задерживались и выезжали в направлении переезда и дальше в школу. К нам в «Халк» также заскочили несколько бойцов, и мы помчались под обстрелом в направлении школы. По пути Дэн расспрашивал парней, откуда ведется огонь, сколько человек еще осталось, есть ли среди них раненые или убитые и все ли вышли из здания? Выяснив всё, Дэн приказал остановиться за заправочной станцией и сказал ребятам, чтобы они выгружались и дальше к школе шли пешком, а мы развернулись и поехали обратно к блокпосту. Стрельба со стороны четырехэтажного здания и слева за вторым блокпостом не прекращалась. К нам в «Халк» заскочил Вова Парасюк и сказал, что нападающих слишком много и нужно срочно уезжать, наши бойцы отошли от четырехэтажки и сейчас из нее по укрепившимся на двух блокпостах нашим бойцам ведут огонь боевики. За бетонное ограждение поста никто не рисковал высовываться из-за непрерывно щелкавших пуль. Тогда мы увидели, что наш черный пикап за рулем которого был, если не ошибаюсь, Науменко Ваня, рванул вперед за блоки. Дэн скомандовал: «За ним!» Я поехал вслед за пикапом. Парасюк стал кричать, что мы сошли с ума. Выезжать на открытую и простреливаемую местность это самоубийство, но выбора у нас не было. На втором блокпосту, который находился в двухстах метрах левее, еще оставались наши бойцы, среди них были Фан (Александр Крюков), Петюня (Клоков Петр), Кум (Добровольский Андрей) и Спилберг (Курносенко Николай). Подлетев к ним, парни из нашего пикапа стали помогать грузиться оставшимся бойцам и прикрывали их. Я сразу развернул «Халк» на выезд и оставался за рулем. Дэн с Парасюком выбежали наружу для прикрытия. В «Халк» вскочил Кум и занял место за водительским сиденьем. Слева нас прикрывала от четырехэтажки редкая посадка, и «сепары» не могли вести из здания прицельный огонь, но это не мешало им атаковать с других направлений. Со своего места я наблюдал за тем, что происходит справа, через пустой дверной проем. В «Халке» не было боковой двери (ее сломали еще во время поездки в Амвросиевку). Там вдоль дороги стоял неплотный забор из тонких бетонных плит, между которыми были достаточно широкие щели. В одной из них я заметил движение и прямо со своего места выпустил несколько коротких очередей в просвет между плитами, за что получил добрую порцию матов от Кума. Гильзы летели ему прямо в лицо. Поразил ли я тогда кого-нибудь, не знаю. Пульс щупать было некогда. Долго задерживаться на посту не стали. Подождали, пока ребята погрузятся в пикап, и помчались в обратный путь.

К счастью, убитых или тяжелораненых в тот день не было. Из нашего первого взвода все были целы. А вот «Халку» немного досталось. Одно колесо было полностью пустое. Может, прострелили, а может, наскочил на хвостовик от мины или какой-нибудь торчащий из асфальта осколок. Пока ребята помогали Петюне, у которого была травмирована нога, и делились впечатлениями, мы с Дэном занялись поиском запасного колеса для «Халка». Своей запаски у меня не было. Домкрат нашли в одном из «Ниссанов», а запаску — в «Бежевом». Свои машины мы обычно ставили на соседней со школой улице возле расположения ребят из «Донбасса», где они заряжали аккумуляторы к радиостанциям.

Ежедневные «подарки» боевиков — хвостовики от 120-мм минометных мин

Не успел я поменять колесо, как начался очередной обстрел. Обычно во время обстрела мы старались найти наиболее безопасное место. Всякий раз это было что-то новое. Когда обстрел заставал нас возле донбассовского генератора, то нам гостеприимно ребята предлагали погреб внутри дома. Когда возле школы, то там были несколько подвалов и спортзал. Во время зачисток или обороны второго поста пользовались погребами. Иногда, как в последнем случае возле «Халка», надежного убежища поблизости нигде не было и тогда особо выбирать не приходилось. Рядом с нами стоял то ли ЗИЛ, то ли «Урал», и мы дружно укрылись под ним. Я очень хорошо запомнил этот обстрел. Началось все с прилета мин, а затем где-то в небе почти над нашими головами я услышал такой же самый звук «салюта», как в ночь в Виноградном. Кассеты. Лежа под задним мостом грузовика, пытался угадать — долетят заряды до земли или разорвутся в воздухе? Повезло. Греметь начало, не долетая до земли. Когда обстрел немного утих и мы вылезли из-под машины, я понял, что повезло нам дважды. Грузовик был нагружен боекомплектом и канистрами с топливом. Кроме того, прямо возле машины стоял наш генератор, который забрали с детского сада. Его никогда не глушили, потому что всегда была необходимость заряжать аккумуляторы к радиостанциям и телефоны. После короткого перерыва обстрел снова возобновился, но мы к этому времени уже успели зайти в школу.

До этого дня медики работали в пристройке напротив школы. Там оказывали первую помощь и при необходимости оперировали раненых бойцов. После серии жестких и прицельных артиллерийских обстрелов было принято решение перебазировать оборудование и раненых в более безопасный подвал школы. Наши ребята помогали врачам и санитарам переносить вещи, лежаки, медикаменты и раненых. Под вечер прошел печальный слух о том, что нашу артиллерию возле штаба генерала Хомчака прицельно накрыли и у них двенадцать «двухсотых».

В ту ночь нам сказали располагаться в спортивном зале. Постель без изысков. Каремат под спину вместо перины. Бронежилет под голову вместо подушки. Китель вместо одеяла. Что еще нужно, чтобы сладко поспать? Но выспаться не получилось. Около полуночи снова начался обстрел. И все бы ничего, но в этот раз залетел снаряд в стоявший неподалеку грузовик с боекомплектом. От оглушительного грохота посыпались стекла, и мне показалось, что все здание сейчас обрушится. Дэн спал под внешней стеной под окнами слева от меня. От звука взрыва он отпрыгнул в угол, где спал Прапор. Я приподнялся, не зная спросонья, что делать, но, посмотрев направо на Союза со Сталкером, которые даже не пошевелились и продолжали спать глубоким детским сном, тоже завалился на бок и заснул.

26 августа 2014 года

Это был один из самых трагичных дней, проведенных нами в Иловайске. Утро началось относительно спокойно, но ближе к обеду возобновился обстрел. Началось, как обычно, с нескольких минометных разрывов вокруг школы. К сожалению, длительное пребывание под обстрелами притупляет чувство страха и бдительности. Уже привыкаешь к тому, что разрыв в 50 метрах от тебя практически безопасен. Частые «безопасные» разрывы усыпляют бдительность и инстинкт самосохранения. Не у всех, но у большинства. Меня с самого первого дня нахождения в Иловайске удивляли некоторые бойцы, принципиально не надевавшие бронежилеты и каски. Среди бойцов «Донбасса» был один майор. О нем отзывались, как о филигранном гранатометчике. Способен был чудеса творить с АГС-17. Так вот, его почти никогда не видели в бронежилете или каске. Вы скажете беспечность? Возможно. Но человек, который прошел не одно боевое столкновение и смог сохранить себе здоровье без индивидуальных средств защиты, так не думает. У таких людей своя логика. Кто-то считал себя «заговоренным». Кто-то (как я, например) философски относился к вопросам жизни и смерти и полагал, что жизнь и смерть в руках Божьих и никто к Нему не опоздает и раньше времени не попадет. Если суждено умереть, то никакая защита не убережет, а если не суждено, то носить на себе лишний груз не имеет смысла. Но у меня на этот счет были свои «суеверия».

Еще перед отправкой в Мариуполь я очень отчетливо слышал требование… даже не знаю, как это и назвать… назовем это внутренним голосом. Так вот, этот внутренний голос меня предупреждал, чтобы я никогда не пренебрегал бронежилетом. Не знаю почему, но я всегда придерживался правила и не снимал защиту, кроме времени, когда ложился спать. А во время ночевки в боксе на укрепрайоне я бронежилет вообще не снимал. К сожалению, вопреки вышеуказанным мнениям, чаще всего подтверждалась старая народная мудрость, что береженого Бог бережет.

Во внутреннем дворе напротив входа в школу, на углу барака, в котором содержались пленные, почти постоянно сидел один из бойцов «Донбасса» с позывным Мега[15] и кипятил самовар. Можно было подойти к нему и налить кипятка для чая или кофе. Он почти никогда не уходил со своего места. Даже во время обстрелов артиллерией. Я часто бывал возле школы и помню, как Мега постоянно колдовал над своим самоваром. Он был похож на шамана, который исполняет какой-то таинственный обряд во время бомбежек. Сложно сказать, почему он так поступал. Видимо, у него было свое видение ситуации и отношение к происходящему вокруг.

Чтобы понять человека, нужно быть достаточно близким и очень внимательным. Но кого в наше суетное время интересует, что болит или клокочет в душе у ближнего? Кто такой Мега? Прокуратов Максим. Обычный боец «Донбасса», ничем, казалось, не отличавшийся от остальных. Лишь много позже кто-то вспомнит, что Мега был уникальным человеком, единственным в батальоне, кто подшивал воротничок. Мог завести и поехать на всем, что имело руль. Что, будучи немного нескладным, отличался душевностью и, как многие душевные люди, был немного несчастным. Жаловался, что и жизнь тяжела, и здоровье ни к черту…

Побратимы Меги вспоминали впоследствии:

«Как-то с утра, проснувшись в дурном расположении духа, Мега уселся на кровать, нахохлился и заявил одному из побратимов: «Быстрее бы меня убили, как же всё надоело…» Депрессуха на парня навалилась не на шутку. Надо было что-то делать: заварил ему кофейку, намазал бутерброд сгущенкой (любил он сгущенку), пытаюсь шутить — нет, не помогает. И тут опа! Идея! Достаю складной нож, который Меге очень нравился, говорю: «Не расстраивайся, братуха, у меня есть для тебя подарок. Держи на память». Взбодрился».

Обычный человек, уставший от жизни, со своими радостями и печалями. И вот он решил прожить жизнь, бросив вызов болячкам, страху, жизненным проблемам и неурядицам. Прожил не долго, но ярко.

Казалось, что для него не существует ничего более важного в окружающей действительности, кроме необходимости обеспечить каждого жаждущего кипятком для кофе или чая. Кому-то он казался смелым. Кому-то — безрассудным. Мне он представлялся каким-то ритуальным жрецом, который исполняет свою миссию и который уверен, что пока не завершит ее, ему ничего не может угрожать, помешать или заставить отвлечься от своего дела. Похоже, 26 августа 2014 года его миссия завершилась.

Все началось с обычного минометного обстрела, к которому уже многие привыкли. Мины ложились в радиусе 100–150 метров от школы. Одни бойцы курили возле спуска в подвал, другие стояли в проходе возле выхода со школы. Мега, как обычно, следил за самоваром. Некоторые бойцы выходили из школы на позиции. Кто-то возвращался с позиций в школу. Обычное движение. Хорольский Антон с Савченко Васей вышел во двор, где на лавочке сидел Савчук Андрей. Рядом с Мегой, возле самовара, кроме Хохла и Васи находились еще несколько человек. И вдруг во двор прилетела та самая мина…

Хозблок во дворе иловайской школы. В помещении справа содержались задержанные боевики

Если быть абсолютно точным, то мин было не менее четырех. Первая взорвалась недалеко от разбитых автобусов. Скорее всего, она была пристрелочной, но оставила большой осколок в задней пластине бронежилета Вити Савченко. Витю швырнуло на землю. Поднявшись с колен, он ощупал себя и убедился, что цел. К нему подбежал Хохол с Васей, готовые оказать помощь. Поняв, что с Виктором все в порядке, они направились к Меге, а Витя пошел ко входу в школу, возле которого на лавочке сидел Андрей Савчук.

— У тебя осколок торчит в бронике. Давай вытащу, — предложил Андрей, — а ну повернись.

Виктор успел лишь отвернуться, и именно в этот момент прилетела вторая мина, которая взорвалась в нескольких метрах от него и попала в импровизированный стол, где стояли Хохол, Вася, Мега и еще несколько бойцов. Антон погиб сразу… Василию взрывом перебило ноги, и осколок пробил затылок под каской насквозь… Одному бойцу «Херсона» оторвало нижнюю челюсть и отбросило безжизненное тело ближе ко входу в школу. Грише Правосеку сначала повезло, так как он отошел в сторону от стола, чтобы поговорить по телефону. Этот же взрыв швырнул Витю Савченко об стену школы и тяжело ранил Итальянца. Две следующие мины прилетели практически одна за одной и изрешетили осколками Гришу Правосека и ранили в шею Виктора.

Один взрыв унес жизни четырех бойцов и тяжело ранил столько же. Мы с Дэном в этот момент находились на первом этаже в холле школы. Крики, стоны и призывы помочь занести раненых побудили многих ринуться к выходу и оказать первую помощь. Санитар, бросившийся во двор к пострадавшим бойцам, также был тяжело ранен. Первым со двора в школу Фан и Прапор занесли Гришу Правосека. При этом Прапор получил осколочное ранение в плечо. Гриша выглядел безнадежно. Без сознания и весь в крови. Казалось, на нем живого места нет. Затем внесли Савчука Андрея. Он выглядел на порядок лучше. У него были множественные осколочные ранения в живот. Андрей был достаточно тяжелым парнем, и мы с Дэном помогли ребятам затащить его в холл школы. Тут же с раненых снимали каски, разгрузки, бронежилеты и оружие. Осматривали раны и оказывали первую помощь. В подвале школы работали медики, которые поспешили наверх к раненым.

Андрей Савчук, в отличие от Гриши Правосека, был в сознании, и его состояние не вызывало опасений за его жизнь. Он разговаривал, помогал снять с себя лишние вещи и лишь изредка жаловался на боль. Позже я узнал, что Андрей после транспортировки в Днепропетровск впал в кому и больше из нее не вышел. Осколки поразили практически все жизненно важные органы брюшной полости. Он умер на руках своей матери в больнице Днепропетровска. Когда все раненые поступили в распоряжение медиков, мы с Дэном вышли во двор и увидели горестную картину. Вокруг места, где еще несколько минут назад стоял самовар и вели беседу наши товарищи, лежали четыре «двухсотых». Прощупав пульс на руках и шее у Хохла и Васи, Дэн понял, что им не нужна помощь. Они были не с нами. То же самое касалось и двоих бойцов из других батальонов. Видимо, мина взорвалась прямо у ног Меги, так как он лежал на спине, изрешеченный осколками, и у него была оторвана нога…

Смерть ребят казалась такой глупой. Только вчера они вышли целыми и невредимыми из такого жестокого боя, а сегодня кто-то за несколько километров от нас пустил мину и их не стало. Еще несколько минут назад они были рядом с нами, шутили, общались, делились впечатлениями о вчерашнем бое, интересовались, во сколько будет обед. А сейчас — это безжизненные тела. Для них война завершилась. Я ходил около них и не чувствовал, что это лежат мои побратимы. Это уже были не они. Ребята ушли, выполнив свой долг и исполнив возложенную на них миссию. «Днепр-1» потерял еще двоих смелых бойцов.

Спустя некоторое время обстрел снова возобновился. После трагического случая с ребятами во дворе желающих свободно ходить по улицам во время артобстрела значительно поубавилось. Следующая бомбежка застала нас с Дэном возле сгоревшей «Газели» на углу здания. Мы забежали в ближайшее укрытие, которым оказался подвал школы. Смерть наших побратимов произвела сильное впечатление на всех остальных ребят. На некоторых лицах было четко видно состояние безнадежности и страха. Одни старались подавить в себе это чувство с помощью алкоголя. Для других это было шоком, что заставляло еще сильнее негодовать на все руководство. На тех, кто, по их мнению, вовремя не отдал приказ на выход. На тех, кто устроил парад в Киеве и плевать хотел на нас в этом проклятом Иловайске. На тех, кто отдавал приказы, а сам не участвовал в штурмах. Для некоторых наступила полная безнадежность. Снова стали проявляться паника и пораженческие настроения. Глядя на таких ребят, я подумал, что для них война тоже закончилась, потому что ни желания, ни силы, ни воли к сопротивлению судьбе у них уже не было. К счастью, таких было немного. Я специально не стану называть имен. Я уверен, что эти люди, выйдя из Иловайска и продолжая жить дальше, носят не только награды, но и чувство вины за проявленные тогда малодушие и слабость. Что касается меня лично, то хочу сказать откровенно — мне тоже было страшно. Я отношусь к категории людей, очень восприимчивых к настроениям, которые создают окружающие. Находясь в подвале школы и слушая пьяное нытье, сам проникался ощущением полной безнадежности. Я понимал, что это неправильно. Что нельзя сейчас поддаваться этому чувству, потому что оно деструктивно и ведет только к поражению и гибели. Понимал, что лишь в трезвом и адекватном состоянии можно здраво рассуждать и находить правильные решения для выхода из сложившейся ситуации. Безотчетный страх не только парализует, но и заставляет совершать поступки, которые еще дальше отдаляют от надежды на спасение. Глуша этот страх спиртным, боец перестает адекватно реагировать на команды командира, а порою их просто игнорирует.

Возможно, кто-то будет искать оправдания людям, которые злоупотребляли спиртным в те дни, ссылаясь на то, что ввиду тяжелой психологической ситуации таких людей можно понять. Что у них не было иного выбора. Но как же тогда быть с теми, кто, пребывая в тех же условиях, находил в себе силы держать оборону и выполнять поставленные задачи? Если бы не они, то никто не дожил бы до выхода из Иловайска. Да и выхода никакого не было бы.

Я помню растерянные лица командиров, которые, глядя на моральное разложение некоторых бойцов, не могли найти тех, кому можно было бы доверить выполнение той или иной задачи. К счастью, большинство бойцов вели себя адекватно и не теряли голову.

Общаясь со своими товарищами, я старался хоть немного пробудить в них чувство оптимизма. Одним из «козырных тузов» моих доводов была поговорка, что «Если Господь кого призовет, то кто Ему откажет? А если не призовет, то без Его воли никто к Нему не попадет». Когда я произносил это вслух, то мои слова относились не только к моим товарищам, но и к себе самому. Убеждая других, я убеждал и утверждал в этой мысли самого себя. Легко философствовать, сидя в уютном кресле под теплым пледом перед камином и с сигарой в зубах. Легко быть смелым, когда рядом нет опасности и ничто не угрожает. Тогда я тоже боролся со своим страхом и бесконечно благодарен тем людям, которые в тот момент смогли вывести меня из этого угнетенного состояния и наполнили силой и верой в неизбежность благополучного выхода из той сложной ситуации, в которой мы все тогда оказались. Первый из них — это мой командир взвода Дэн. Он был менее восприимчив к пораженческим настроениям и считал себя в некотором роде «заговоренным». Возможно, это его защитная реакция от страха. Ему вообще нельзя показывать свой страх, он — командир, и на него смотрели мы. «Страха нет, потому что я неуязвим и буду делать все, чтобы победить и выйти из самой сложной ситуации», — рассуждал примерно так Дэн. 23 августа, когда кольцо вокруг нас только начинало сжиматься, Денис предлагал полковнику Печененко рассмотреть возможность выйти из города и проселочными дорогами вырваться из «котла», но полковник не мог с этим согласиться:

— Есть приказ держаться, и мы будем его выполнять. В конце концов, «Донбасс» держится, несмотря на потери. Разве мы можем их оставить?

Больше к этому вопросу не возвращались.

Дэн действительно производил впечатление заговоренного. Когда мы под его руководством перемещались под обстрелом, то чувствовали себя в полной безопасности и безоговорочно выполняли его команды. Иногда, во время движения, он резко останавливался и говорил: «Стоять!», и все замирали как вкопанные. В этот момент перед нами свистели пули. Затем Дэн снова командовал: «Быстро за мной!», и те, кто немного тормозил, замечали, как очень близко от них ложатся пули, и ускоряли бег. Мне всегда казалось немного смешной привычка Дениса носить, не снимая, на голове кепку. Даже под каской. Даже ночью. Всегда. Торчащий из-под каски козырек кепки часто вызывал у меня улыбку. На козырьке кепки всегда был пристегнут фонарик, который Денису подарил Зампотыл. Дэн мало кому об этом говорил, но мне признался, что не снимает кепку потому, что под кепкой у него находится его личный оберег — маленькая иконка Божьей Матери. Она была у него уже давно и, с его слов, постоянно выручала в самых безнадежных ситуациях. Не могу сказать, что он был сильно набожным, но, вне всякого сомнения, был человеком верующим. Во всяком случае, уважительно относился ко всему, что касалось вопросов религии и веры. С самого начала нашего знакомства Дэн привык к тому, что я никогда не принимал пищу без благодарственной молитвы, и он всегда ждал ее окончания, чтобы приступить к еде. Он вообще иногда в шутку называл меня взводным пастором. Каждый раз, когда «Халк» куда-либо выезжал, я громко спрашивал у своих пассажиров: «Православные есть?» — на что в ответ всегда раздавалось дружное: — «Есть!» После чего я произносил, уже ставшее традиционным, напутствие «с Богом», и лишь тогда мы трогались в путь. Наверное, у каждого человека есть свои маленькие секреты, касающиеся суеверий, которые в определенные моменты жизни влияют на наши взгляды и поступки, оберегая (в чем мы абсолютно уверены) от случайной или вполне реальной беды. Чем чаще нам удается выбираться из сложных ситуаций по воле случая, тем крепче становится вера в оберегающую силу персональных амулетов и оберегов. Видимо, эта вера часто помогала Дэну избежать всевозможных бед и опасностей в его жизни. Его уверенность в своей неуязвимости внушала уверенность и тем, кто был рядом с ним, и потому мы все старались всегда как можно ближе держаться возле своего командира. Подтверждением этого был тот факт, что до сих пор в нашем взводе не было ни одного раненого или убитого.

Иловайская школа 25 августа 2014 года

Для себя я сделал однозначный вывод: чтобы преодолеть страх, нужно идти ему навстречу. Тогда он отступает и в человеке появляется иммунитет от этой напасти. В следующий раз он уже не оказывает такого влияния, пока человек не столкнется с более сильным его проявлением.

Обстрелы продолжались в течение всего дня с небольшими перерывами. После окончания одного из них руководством было принято решение об эвакуации тяжелораненых и погибших. Обычно раненых вывозила машина «скорой помощи» в сопровождении одного или двух бойцов, но в тот момент руководство приняло решение усилить сопровождение «Ниссаном» с АГС-17 и четырьмя бойцами. Тела погибших погрузили в одну машину, а раненых разместили в покрытой тентом «Газели». Ребята помогли занести и аккуратно уложить в кузов «Газели» Андрея Савчука, Гришу Правосека, Савченко Витю и других раненых. Все были в сознании и, несмотря на серьезные ранения, не производили впечатления безнадежных.

Гриша Правосек перед эвакуацией

По личному распоряжению комбата в сопровождение были отправлены командир второй роты Мангуст, Иван Крым, Помидор и Коля Спартак. Тогда мало кто знал о распоряжении Берёзы, и восприняли их отъезд как бегство. Позже, во время остановки колонны в Агрономическом, Помидор не знал, с кем первым начать драку, так как каждый называл его трусом, думая, что он решил уехать из школы, прихватив АГС и несколько «улиток» к нему. От недостаточной информированности и будучи чрезмерно эмоциональными, мы тогда, возможно, не совсем справедливо относились к Володе Тугаю. Впоследствии он героически проявил себя при выходе из окружения, за что был отмечен руководством батальона.

Греемся на солнышке… На переднем плане Александр Лебедь (Генерал), в бандане — Вячеслав Фокин

Обстановка в городе и вокруг него накалилась, и подобные меры безопасности при сопровождении машин с убитыми и ранеными посчитали целесообразными. Если раньше раненые доставлялись в больницу Старобешево, то сейчас об этом не могло быть и речи. Плотное кольцо надежно замкнулось вокруг всей группировки под Иловайском, и проезд был закрыт. Теперь вывоз был возможен лишь до Многополья. Через оборудованные на дорогах блокпосты «сепаров», которые охранялись в основном «ополченцами», пропускали лишь машины с убитыми. Некоторых наших раненых бойцов укрывали в таких машинах и провозили через окружение. Иногда боевики обстреливали из автоматов кузова машин, чтобы убедиться, что среди убитых нет живых бойцов. Некоторые ребята, которым довелось пройти этим маршрутом в машинах, заполненных убитыми побратимами, делились своими эмоциями и переживаниями. Это было ужасно унизительно, что ты не можешь ничем ответить обстреливавшему кузов боевику, поскольку не в состоянии пошевелиться от ран и не имеешь под рукой даже гранаты.

«Газель» с ранеными, машина с погибшими и пикап сопровождения успели вовремя отъехать от школы, поскольку сразу же после их отъезда возобновился обстрел.

Считаю уместным оставить здесь свидетельство Спартака, сопровождавшего машины с ранеными и погибшими ребятами. Так как он стал свидетелем событий, которые, как мне кажется, имели важное значение для доказательства присутствия российских войск под Иловайском. Машинам, выехавшим со школы, удалось преодолеть этот путь и выполнить задачу по сопровождению, не сделав ни единого выстрела, но когда они прибыли в Многополье, то поняли, что этот участок подвергается обстрелам и атакам не меньше, чем Иловайск. Возможно, это происходило из-за большой концентрации сил ВСУ и штаба с командованием, которое руководило всей Иловайской операцией. Когда «двухсотые» и «трехсотые» были выгружены, экипаж пикапа с бойцами «Днепра-1» направился в штаб, чтобы доложить о выполнении задания и подзарядить радиостанции. Парни собирались возвратиться в город, но возле штаба их встретил командир батальона Берёза Юрий Николаевич. Он каждого из них обнял и сказал, что рад видеть их живыми. Далее хочу оставить воспоминание Спартака без искажений:

«Именно от Берёзы мы услышали подтверждение того, что мы попали в окружение российской регулярной армии, доказательством чему были девять российских десантников, которые оказались в плену ВСУ (их к тому времени удалось переправить в Киев, чтобы допросить и показать СМИ). После нашего разговора комбат подвел нас к карте и сказал, что завтра наша группа нужна для проведения разведки и визуального обнаружения бронетехники и самоходной артиллерии врага, а также для возможного сбора доказательств о присутствии российской армии на этом участке. Нам была поставлена задача не ехать в Иловайск, а разместиться в занятом ранее нашими бойцами доме, который находился в частном секторе рядом с позициями ВСУ, и утром следующего дня выдвинуться в разведку на участок, обозначенный на карте комбатом как место вероятного перемещения российских регулярных войск. Был уже поздний вечер, но обстрелы из «Градов» и артиллерии не утихали. Мы разместились в отведенном для нас месте, и я сменил себе повязку и обработал рану, которую получил от осколков вражеского ВОГ-25 [16] в первый день нашего штурма в Иловайске. Рана была легкая, но начала загнивать из-за нерегулярной обработки. У нас был еще час для чистки оружия и приведения снаряжения в порядок, перед тем как заступать в наряд. К тому времени сказывалась привычка к обстрелам и усталость, мы спали каждый в свое время, даже когда ночью начинался обстрел».

После отъезда машин с ранеными в Многополье обстрел школы продолжался. Как только он прекратился, начали поступать сообщения о том, что по всем позициям, которые занимали наши батальоны в черте города, началась атака. На всех этажах школы бойцы занимали позиции для отражения нападения.

К бою готовы…

Школьными партами заслонялись окна, чтобы закрыть обзор классов со стороны улицы. В некоторых местах бойцы разбивали стекла, чтобы удобнее было вести огонь по наступающим боевикам. В холле школы бойцы также группировались возле окон и колонн для отражения нападения, держа под прицелом подступы к зданию и центральный вход. Вокруг школы были установлены укрепленные позиции, которые удерживали бойцы роты охраны батальона «Донбасс». Всего было создано четыре таких поста. При атаке на школу они первыми приняли на себя удар боевиков.

Командиры подразделений, находившихся в школе, ставили задачи бойцам, которые, согласно полученным распоряжениям, занимали места внутри здания. На всех этажах в классах и коридорах бойцы организовывали огневые позиции. Те, кто занимал эти позиции, готовились отражать нападение, а остальные ожидали в коридорах, чтобы при необходимости заменить своих товарищей, которым нужно было перезарядиться или пополнить боезапас. Личный состав бойцов «Донбасса» в школе после отхода из садика пополнился бойцами «Днепра-1», «Херсона», «Свитязя» и «Ивано-Франковска». Когда боевикам удалось выбить два из четырех передовых поста перед школой, возникла угроза штурма школы со стороны улицы. Через частные дворы боевики все ближе и ближе подбирались к зданию школы.

Сгоревшая машина во дворе иловайской школы

Проходя школьными коридорами и классами, я поймал себя на мысли, что обстановка вокруг меня очень знакомая. Где-то я все это уже видел. Именно тогда отчетливо вспомнился мой детский сон. Мне очень редко снятся сны. Но когда они меня посещают, то это почти всегда запоминается. Еще во втором классе я видел себя в полной боевой экипировке в здании школы. В классе сидели дети, а я в черном берете и с большим пулеметом ходил по школе. Когда я был маленьким, то отчетливо ощущал, что я кого-то защищаю в школе во время войны. Сон снился мне в абсолютно мирное время, и тогда сложно было себе представить, что когда-нибудь начнется война. У ученика второго класса не было понимания, с кем эта война, но было ощущение, что на нас напали и я обороняю школу от неизвестного врага. Кстати, этот сон я вспоминал не только в иловайской школе. Первый раз мне он вспомнился в далеком 1993 году, когда я попал служить в 810-ю бригаду морской пехоты в Севастополе. Именно тогда у меня появился черный берет и я стал штатным наводчиком пулемета Калашникова модернизированного…

В центре фото Алексей Рубец (Акнод), справа от него Николай Курносенко (Спилберг) в коридоре школы

Находясь на третьем этаже школы, я запомнил забавный случай с Колей Курносенко. Он вообще был очень интеллигентным человеком без вредных привычек. Раньше его позывным был Кузнец за увлечение изготавливать холодное оружие из осколков реактивных снарядов, но позже прозвали Спилбергом за то, что он постоянно носил с собой портативную видеокамеру и фиксировал происходящее. Еще в Мариуполе Николай создал и выложил на ютуб клип «Нож из осколка “Града”», который всем очень понравился. В коридоре школы, как я уже говорил выше, находились бойцы, которые должны были при необходимости заменять тех, кто был в классах, или отражать нападение из окон коридора, выходивших на противоположную сторону школы.

Бойцы сновали туда-сюда, и один из них, пробегая мимо, обратился к Николаю:

— Сигареты не будет?

На что Коля ответил:

— Я не курю, потому что это очень вредно для здоровья.

Коля сказал это обычным тоном, без какого-либо намека на шутку, но боец засмеялся:

— Знаешь, сигарета сейчас самое малое из того, что может убить.

Чтобы как-то поднять себе боевой дух, один из бойцов, находившихся в коридоре третьего этажа, начал петь. Его стали поддерживать и другие бойцы. Я уже не могу точно вспомнить, что это были за песни, но, видимо, именно с тех пор я не могу равнодушно слушать гимн Украины. Когда он начинает звучать, я рефлекторно принимаю строевую стойку и прижимаю руку к сердцу.

Спустившись на первый этаж, мельком обратил внимание на детей. Может быть, мне показалось, но каждый раз, появляясь в школе, я видел одних и тех же мальчика и девочку лет пяти. Дети постоянно бегали по холлу школы и игрались на ступеньках, которые вели в спортзал школы. Рядом с ними почти всегда была их мама или дядька. Детвора никогда не плакала и, как мне показалось, воспринимала все окружающее, как какую-то игру. Вокруг них бегали взрослые дяди и тети в военной форме и с оружием. Часто что-то кричали и играли в «доктора» с другими дядями. Когда что-то начинало греметь и грохотать на улице, многие дяди спешили спуститься вниз по ступенькам. Подыгрывая дядям, мальчик с девочкой, с озорной прытью стараясь опередить друг друга, спускались в подвал и сидели там вместе со всеми, играясь с игрушками, пока мама или дядя не позволяли им снова подняться наверх.

Дети в иловайской школе

Именно в этот момент произошел случай, который произвел на меня неизгладимое впечатление. Несмотря на обеденное время, боевики изменили своим традициям и не прервали бой. Обстрел школы продолжался. В это время на первом этаже в столовой приглашали на обед. Это был самый необычный обед в моей жизни. Первый этаж. Огромные окна, выходящие на осаждаемую боевиками сторону школы, возле которых заняли позиции бойцы. Со стороны улицы идет настоящий бой. По залу между колоннами невозмутимо прохаживается старший по столовой и спокойным голосом, как воспитатель в детском саду, делает замечания бойцам, которые получали тарелки с пищей и при этом не вымыли руки… Не вымыли руки!!! Этот человек в белом халате вел себя так, как будто за окном нет боевиков. Как будто оглушительная стрельба его вообще не касается. Как будто в школьной столовой не бойцы, которые отбивают атаку на школу, а ученики младших классов. Мы с Денисом получили свои порции, присели под одной из колонн от греха подальше и с удивлением и восхищением наблюдали за этим человеком. В любой момент в окно могли прилететь пули или прозвучать выстрел из гранатомета, а этот человек заботился о том, чтобы микробы не попали в наши организмы через грязные руки. Кстати, надо отдать должное медикам. Это настоящие герои. Я слышал от бывалых вояк о том, что еще в Афганистане повстанцы старались в первую очередь ликвидировать именно медиков. Если подразделение оказывалось без опытного доктора, то бойцы могли погибнуть от какой-нибудь лихорадки или потерять боеспособность от дизентерии.

После принятия пищи мы снова поднялись на третий этаж и некоторое время находились там. Была дана команда «приготовиться» тем бойцам, у которых в наличии были подствольные гранатометы. По команде они подходили к окнам и залпом накрывали частный сектор перед школой, в котором были замечены боевики. Один из таких моментов позже был распространен во всех новостях, благодаря отчаянным репортерам и фотографам, которые были с нами в Иловайске. После отстрела ГП эти бойцы возвращались в коридор для перезарядки, а находящиеся на огневых позициях ребята открывали огонь из имеющегося стрелкового оружия. Затем снова выдвигались гранатометчики и продолжали работать бойцы из автоматов и пулеметов. Таким образом удалось остановить наступление на школу. Боевики отошли на безопасное для них расстояние и продолжили обстрел школы из подствольных гранатометов. Также по школе продолжали работать снайперы. Когда со стороны сепаратистов прекращалось стрекотание из стрелкового оружия, начинался обстрел школы из минометов. В это же время продолжалась атака на оставшиеся два передовых поста бойцов «Донбасса». Один из постов запросил поддержку и пополнение боекомплекта. Полковник Печененко поставил задачу нашему взводу выдвинуться ко второму посту и поднести парням патроны.

Не могу не остановиться на одном удивительном моменте. Тогда возле школы я впервые заметил одну поразительную особенность в поведении некоторых местных жителей. Впоследствии я не раз наблюдал подобную картину, но тогда это случилось впервые и я был просто потрясен. В самый разгар боя, когда между школой и подступающими через дворы частного сектора боевиками шла нешуточная перестрелка, можно было наблюдать, как не далее как в соседнем квартале от школы некоторые местные жители, как ни в чем не бывало, ковырялись в своих дворах и огородах. Кто-то ехал по улицам на велосипедах, навещая знакомых. Было такое ощущение, что люди находятся в каком-то другом измерении. Будто здесь расположен павильон с декорациями и идет съемка какого-то боевика, а местное население с интересом наблюдает за игрой актеров. Для них будто бы не существовало взрывов и разрушений, и эти люди абсолютно не ощущали реальной опасности. Две противоборствующие силы ведут бой не на жизнь, а на смерть, а обыватель едет себе на велосипеде и думает, что все происходящее его абсолютно не касается. Он не является участником конфликта и считает, что ему ничего не угрожает. Много позже я видел подобное поведение у жителей Чермалыка. Во время обстрелов люди выходили из домов и с любопытством наблюдали, как в соседний двор прилетает 82-мм минометная мина. Причем сразу же после прилета все дружно шли к соседу и осматривали воронки и следы разрушений, а местные мальчишки наперегонки бежали к местам разрывов, чтобы первым выкопать хвостовик от мины и пополнить им свою коллекцию. Не удивительно, что, возвращаясь домой, мы видим абсолютно равнодушное отношение большинства наших сограждан к этой войне. Если люди, которые живут между молотом и наковальней, не понимают, что идет война, то что тогда говорить о тех, кто живет в нескольких сотнях километров от зоны конфликта?

Второй пост находился в двух кварталах севернее школы. Вместе с Дэном к нему выдвинулись Акнод (Алексей Рубец), Кум (Добровольский Андрей), Якут (Бирюк Олег), я и еще несколько человек, но кто именно, я не помню. У каждого в руках были ящики с патронами или «вогами». Путь от школы до поста проходил по открытой улице. Подойдя к нему, мы вместе с бойцами «Донбасса» прикрывали огнем и отражали нападение на пост. Когда стрельба со стороны боевиков немного утихла, мы переместились во двор частного дома, который находился рядом с постом.

Бой на втором посту роты охраны батальона «Донбасс». Слева — Андрей Добровольский (Кум)

Позже туда подтянулся Борис из «Донбасса», Фитиль и ребята с поста. Они принялись заряжать принесенными нами патронами пулеметные ленты. Вместе с нами в том дворе оказался и фотограф «Левого берега» Макс Левин. Благодаря Максу, видео обороны этого поста распространились по всем СМИ. Во дворе была большая немецкая овчарка, настолько привыкшая к шуму боя, что абсолютно не реагировала на выстрелы и взрывы, как, впрочем, и на бойцов, свободно передвигавшихся по двору. Боевики неоднократно пытались выбить этот пост, но каждый раз получали достойный отпор.

Старший стрелок-пулеметчик батальона «Донбасс» Павел Петренко (Банни) отражает атаку боевиков

Никогда не забуду, как героически воевали бойцы «Донбасса». Не знаю их позывных, но запомнился момент, когда боевики почти вплотную подобрались к посту и кричали: «Аллах акбар! «Укроп» сдавайся!» На что один из бойцов «Донбасса» отвечал: «Пошел на х…!» — и швырнул в «сепаров» гранату, а после взрыва начал поливать из пулемета. Тогда я почувствовал, что нахожусь в отличной компании. С такими побратимами и помереть было не страшно. Для меня многие бойцы «Донбасса» стали примером смелости, выдержки и героизма. Рядом с такими людьми невольно сам заряжаешься их оптимизмом и смелостью и становишься таким, каким хотел бы сам себя видеть.

После каждой неудачной попытки штурма боевики отходили, и начинался минометный обстрел позиции. Периоды штурмов и обстрелов так часто повторялись, что мы уже заранее могли предвидеть дальнейшие их действия. Так… «сепары» прекратили стрелять? Значит, сейчас пойдут минометы и АГС. Мы заранее перемещались в дом или погреб во дворе, укрываясь от очередного минометного обстрела. Находясь в укрытии, считали разрывы и выходили наружу, лишь выждав минуту после последнего взрыва. В погребе обнаружили несколько банок с очень вкусным соком, которым с удовольствием утоляли жажду. После обстрела снова выходили на позиции и отбивали новую атаку.

Редкие минуты затишья… На переднем плане — автор книги, позади — Олег Бирюк (Якут)

Во время очередного обстрела мы зашли в дом и случайно обнаружили стартовый пистолет. Это наводило на мысль о том, что хозяин дома имеет отношение к корректировке огня боевиков. Обнаружив документы и увидев фотографию хозяина дома, один из бойцов вспомнил, что этот человек очень часто появлялся в школе и в данный момент находится в школьном убежище, куда обычно прятались от обстрелов жители соседних улиц и дворов. Надо отметить, что часто обстрелы можно было предугадать заранее. Как только замечалось массовое передвижение гражданских в укрытия или убежища — будь уверен: через несколько минут начнется обстрел. Местные боевики предупреждали своих родственников о предстоящей опасности, а те, в свою очередь, предупреждали своих соседей.

Зиненко Роман (Седой) и Денис Томилович (Дэн), он же Славутич-1, во время короткой передышки

Что касается подозреваемого корректировщика, то данные по нему были переданы по рации в штаб. Кроме стартового пистолета были обнаружены патроны к охотничьему ружью, но самого ружья найти не удалось. Подозреваемый, услышав, что его разыскивают, пытался скрыться из школы, но был задержан. Следует отметить еще один факт. Люди, которые находились в убежище в школе, особо не контролировались. Всем желающим, после формальной проверки паспортных данных, предоставлялась возможность укрываться в здании школы от бомбежек. Они могли свободно находиться как в убежищах, так и на первом этаже школы. Все офицеры и командиры носили рации при себе, отдавали приказы и принимали информацию в присутствии этих самых местных жителей. Любой местный житель, находящийся в школе и имеющий уши, мог свободно слышать все, о чем шла речь в радиоэфире. Именно поэтому подозреваемый корректировщик очень быстро узнал о своем розыске и попытался скрыться. Можно с уверенностью сказать, что многие местные жители являлись источником утечки информации из штаба, что очень сильно усложняло нам всем жизнь. О дальнейшей судьбе корректировщика не стану писать, потому что слухи ходили разные, но я не стану утверждать того, при чем не присутствовал лично или в чем не уверен. Корректировщиков и снайперов люто ненавидели обе стороны, потому что именно эти две категории людей являются основной причиной потерь живой силы. Участь разоблаченных и задержанных корректировщиков весьма незавидна.

За двором этого дома был огород, а за ним фактически заканчивался город и простиралось поле. За полем, в полукилометре от нас, была «зеленка». Фитиль говорил, что в той «зеленке» он расположил сигналки и «монки», но от них перестал идти сигнал. Следует пояснить для непосвященных, для чего это делалось. Сигнальные мины были установлены для подачи сигнала о том, что в «зеленку» зашли боевики. Вместе с сигналками устанавливались оборонительные мины направленного действия, которые срабатывали от электродетонатора. Сигнальные ракеты давали понять, что пора замыкать цепь и приводить в действие мины. Фитиль хотел пойти и проверить цепь по кабелю, но его отговорили, поскольку движение по открытой местности под обстрелом было слишком рискованным и нецелесообразным.

На помощь бойцам второго поста идет подкрепление

В помощь посту было отправлено подкрепление в виде БМП и группы сопровождения, состоящей из бойцов из разных батальонов. Это было сделано очень своевременно и помогло окончательно отбить атаку. Некоторое время снайпер пытался вести огонь, но БМП прицельно отработала его позицию, и снайпер затих. Атака была успешно отбита. Правда, при развороте БМП повредила одно из укрытий поста, сооруженное из шпал, и придавила этими самыми шпалами находящегося в укрытии бойца «Донбасса» Юрия Михальського. Беглый осмотр показал, что жизненно важным органам ничего не угрожает. Ребра были целы. Как позже сообщил сам Юра, пробило губу (из нее хлестала кровь). И как оказалось значительно позже, поломало два шейных позвонка. Ну и контузия заодно (так медики объяснили).

Когда все атаки боевиков были отбиты и в нашем присутствии отпала необходимость, нам поступил приказ вернуться к школе. Как выяснилось чуть позже, Виталий Черных все же смог восстановить сигнал к направленным минам. В «зеленку» за городом зашли сепарские разведчики, не зацепив скрытых сигнальных ракетниц, что очень удивительно для «шахтеров». К счастью, надежно скрытые мины они не заметили. Когда эта группа, состоящая из шести-семи боевиков, обнаружила себя, начав обстрел второго поста, Фитиль привел в действие мины направленного действия и ликвидировал четырех боевиков. После этого был ранен пулеметчик «Донбасса», и Виталий попросился занять его место. Выпустив два короба патронов короткими очередями, он поразил еще трех подтвержденных боевиков. После отражения атаки Фитиль смог установить еще три группы противотанковых мин в восьмистах метрах западнее от школы.

Сергей Алещенко, позывной Прапор, в бою

Пока Дэн получал новые указания, я еще раз спустился в подвал школы, в котором царила полная безнадежность.

— Мы все умрем. Нам крышка.

— Мы пушечное мясо. Теперь точно конец. Все командиры пи...асы…

— Раньше валить надо было.

Такая вот атмосфера ощущалась в подвале школы. В этот день стало очевидным, что для нас ситуация значительно ухудшилась. Боевики получили ожидаемую поддержку и теснили нас. Но падать духом нельзя. Нужно было поддержать своих товарищей.

— Да все нормально, пацаны. Наверху у нас не идиоты сидят. В Киеве и штабе понимают, в каком мы сейчас положении, и я уверен, что принимаются меры для оказания нам помощи. Выкрутимся. Лично я знаю, что умру в мирное время, так что из этой передряги мы обязательно выберемся.

Сам я не был уверен в том, что говорил, но очень хотел в это верить. И хотел укрепить этой верой тех, кто терял всякую надежду.

Влад Безпалько (Союз) и Роман Зиненко. Ждем команду на выход из Иловайска

С каждым днем ситуация только усложнялась и было очевидно, что жить нам остается все меньше и меньше. Особенно после штурма школы и второго поста было ощущение, что нам отпущено не более получаса. Я это понимал, так же как и все остальные, но, побывав рядом с людьми, которые действительно проявили показательное мужество и героизм, невольно заразился их смелостью, и возникло желание продать свою жизнь как можно дороже. Толку от того, что будешь сидеть в подвале и тебя, как собаку, закидают гранатами? На бесполезный скулеж и мольбы о пощаде никто не обратит внимание. Так лучше уж перед тем, как отдать Богу душу, забрать с собой еще кого-нибудь из врагов за компанию. Конец все равно одинаковый. Так хоть постараюсь воспользоваться возможностью умереть, как человек. Мыслей о победе тогда уже не было. Самым лучшим исходом казалось достойно умереть рядом с достойными бойцами. Именно в этот момент пришло понимание того, что очень многие вещи, которым ранее придавал слишком много внимания и времени, являются такой незначительной чепухой, что стало немного досадно от того, что они совсем недавно казались мне такими важными. Я почувствовал, что очень хочу услышать голос матери, с которой иногда ссорился и спорил из-за пустяков. Я нашел место, где более-менее был сигнал мобильной связи, и смог дозвониться к матери. Как обычно врал, что у меня все хорошо и что я плескаюсь в море под Мариуполем. Не хотелось ее ничем расстраивать. Потом поймал себя на мысли, что, возможно, нехорошо уйти из жизни, не примирившись с братом. Последние полгода мы с ним почти не общались, разругавшись из-за какой-то ерунды. Сейчас все эти споры казались вообще ничего незначащими. Звонить не стал, но отправил ему сообщение с просьбой простить, если что не так. Поговорить с женой тогда не успел. Я всегда старался общаться с родными именно в перерывах между обстрелами, чтобы они не слышали выстрелов и взрывов.

Олег Бирюк, позывной Якут

Начался очередной артобстрел. Дэн спустился в убежище и сообщил, что нам поставлена новая задача. Экипажу «Халка» нужно выдвинуться к железнодорожному депо и помочь бойцам «Донбасса». Боец батальона «Донбасс» Владимир Бабенко, позывной Фагот, собирался произвести выстрел из ПТУРа с крыши одного из зданий депо по «сепарскому» танку, и ему нужна была помощь. Какая именно помощь требовалась, я так и не понял. В поднятии противотанковой управляемой ракеты ПТУРа на крышу мы участия не принимали. На крышу с Фаготом поднялся только Дэн… Но обо всем по порядку…

В группу, которая должна была выдвинуться в депо к Фаготу, кроме Дэна входили Гоша, Кум, Прапор, Союз, Сталкер, Якут, Филин и я. Я хотел, чтобы с нами пошел Акнод, но он где-то замешкался и опоздал. А ждать особо времени не было: мы выходили из школы во время минометного обстрела. Очень вовремя добежали до машины и очень вовремя отъехали от места стоянки. Потому что через несколько секунд мина прилетела практически в то место, где стоял «Халк». Тогда я лишний раз убедился, что Бог есть и, судя по всему, Он очень нас любит. К депо доехали без приключений. «Халк» оставили возле пожарной машины под стеной одного из зданий и ждали, когда Дэн с Фаготом закончат свое дело. К сожалению, охота на танк не удалась. Расстояние до него было слишком большим, и управляемая ракета не достигла цели.

Пока мы ожидали своего командира, к нам подошел какой-то незнакомый человек и приказал выдвинуться к пятиэтажному зданию. Мы проигнорировали его приказ, поскольку не знали этого человека. С нами не было нашего командира Дэна, а он приказал оставаться на месте и ждать его возвращения. Экипаж «Халка» привык подчиняться только своему командиру. И хоть тон и выправка человека, отдававшего нам приказ, говорили о том, что это боевой офицер, мы не могли уйти и оставить своего командира. Позже выяснилось, что этим офицером был Крайнов Анатолий Анатольевич, позывной Дед, из отдельной группы «Купол», состоящей из ветеранов морской пехоты, офицеры которой приняли на себя роль командиров среднего звена в батальоне «Донбасс». Фагот со своими ребятами сделали свое дело, и Дэн сообщил, что нам поставили новую задачу: сменить бойцов «Донбасса», которые зачистили два пятиэтажных здания возле депо. Мы должны были занять одно из двух зданий и удерживать его. Когда мы переходили железнодорожные пути в депо, командир гранатометного отделения гранатометного взвода специального назначения батальона «Донбасс» доброволец сержант Грицков Анатолий Васильевич, позывной Камаз, сопровождавший нас, советовал быть очень внимательными и подсказывал, где стоят растяжки, чтобы мы случайно не подорвались. Одна из растяжек была натянута примерно на уровне груди — абсолютно невидимая тонкая леска — от стрелки на путях и до ангара.

Нам категорически не рекомендовали занимать крышу. С нее открывался прекрасный обзор, но была очень велика вероятность попасть под обстрел. Сказали, что лучше занять пятый этаж этой хрущевки и вести наблюдение за городом с высоты. Здание уже было проверено и зачищено бойцами «Донбасса», и нам оставалось лишь выбрать удобную позицию и организовать наблюдение.

Игорь Калиниченко, позывной Гоша

Подойдя к этим двум зданиям, мы увидели, что они вполне обитаемы, но местные жители предпочли не оставаться в квартирах, а спустились в подвал. Эти две хрущевки были почти не тронуты обстрелами. Лишь в нескольких местах заметны повреждения от мин. За небольшим исключением, даже стекла в домах оставались целыми. Это наводило на мысль, что в этих домах жил кто-то, кого очень жалели и не производили обстрелы зданий. Несмотря на достаточно удобное расположение, боевики не заняли эти строения, чтобы не вызывать огонь артиллерии на себя и не подвергать опасности местных обитателей. Такая неприкрытая забота говорила о том, что боевики берегут эти дома, и в них, возможно, живут те, кто, имея возможность видеть сверху бо́льшую часть города, помогали «сепарам» корректировать огонь по нашим позициям. Денис пригласил одну из женщин пройти с нами по двум подъездам и указать квартиры, из которых выехали жильцы. Осмотрев здание, Дэн принял решение занять четвертый этаж. Позже еще раз подтвердилась проницательность и предвидение Дэна. На следующую ночь был произведен обстрел здания «Градом», и реактивный снаряд попал в квартиру пятого этажа, который первоначально планировалось занять для наблюдения. Практически все квартиры четвертого и пятого этажей были необитаемы. Две смежных квартиры четвертого этажа были объединены в одну, и имели выход в оба подъезда. Это позволяло осуществлять переход из одного подъезда в другой, не выходя из здания. Бойцы были распределены таким образом, чтобы вести наблюдение вокруг всего здания, а также контролировать оба лестничных прохода в обоих подъездах. Распоряжением полковника нашу группу усилили Прапором, который был поставлен заместителем Дэна. Организовали график смены наблюдателей, а Дэн с Прапором поочередно контролировали общую ситуацию, давая друг другу время для отдыха.

Наступила ночь. Освещения в доме и на улицах города не было. Единственный источник света — луна, которая не давала городу погрузиться в полный мрак. Мой пост наблюдения располагался в комнате одной из угловых квартир здания. Из нее был выход на застекленный балкон, частично поврежденный взрывом. Комната была иссечена осколками от мины. Видимо, мина влетела в застекленное балконное окно и взорвалась в комнате. Следы крови отсутствовали, значит это произошло без обитателей квартиры. В комнате находился большой пластиковый бидон с водой. Балкон был устлан битым стеклом, заставлен какими-то вещами и остатками поломанных жалюзи. Там же стояла какая-то бочка, покрытая сверху то ли тырсой, то ли опилками. Возможно, после прилета мины щепки от застекленного балкона присыпали эту бочку.

Город погружался в ночной мрак, тьма казалась частью той темной силы, которая получила серьезную поддержку и отчаянно пыталась атаковать нас днем. С наступлением темноты обострялись чувства зрения и слуха. Каждый шорох или звук шагов возле дома привлекал особое внимание. Лай собак, раздававшийся время от времени в разных частях частного сектора, свидетельствовал о том, что ночью не спится не нам одним. Иногда приходилось перемещаться из глубины комнаты на балкон и обратно, чтобы контролировать территорию вблизи дома. Любые движения всегда сопровождались скрежетом битого стекла под ногами. Все мы, находившиеся в здании, старались не производить лишнего шума, чтобы не прерывать чуткий сон товарищей, чья очередь была отдыхать перед несением службы. Я, насколько это было возможно, убрал битое стекло с подоконника и пола, чтобы противный хруст битого стекла под ногами не резал слух. Сидя в глубине комнаты, можно было видеть большую часть частного сектора и подступы к городу за ним с западной стороны. Всю ночь почти по всей линии горизонта мы наблюдали поочередные запуски сигнальных ракет, которые ясно давали понять: мы находимся в кольце. Иногда приходилось занимать позицию на балконе на бочке и осматривать ближние подступы к дому. Пес Кристалл из соседнего с домом частного сектора часто подавал свой голос. Кличку собаки я узнал от его хозяйки, которая постоянно кричала на него, пытаясь заставить пса заткнуться. Ночью через каждые два часа производилась смена наблюдателей. Отдыхающая смена находилась в зале в соседней комнате квартиры. Меня на посту всегда менял Филин. Засыпали, не раздеваясь и не снимая обуви. Укрывались найденными в шкафах одеялами и покрывалом, которым была застлана кровать. На ночь жители дома заходили в свои квартиры, и это вселяло надежду на то, что обстрела не будет. Дэн и другие ребята, задействованные в первом подъезде, отдыхали в зале, расположившись на большом диване и креслах. Наша первая ночь прошла относительно спокойно. Где-то вдали слышались одиночные выстрелы, но по сравнению с непрерывными артобстрелами, продолжавшимися последние несколько дней, они были, как колыбельная на ночь.

27 августа 2014 года

С наступлением утра зашевелились жители дома, продолжая подносить в подвал воду и какие-то личные вещи. Видимо, люди понимали, что с нашим приходом обстрел дома — это лишь вопрос времени, и потому старались как можно эффективнее оборудовать и обеспечить всем необходимым подвальное помещение. Все квартиры, которые были оставлены прежними жильцами, были вскрыты. В нашу квартиру пришла женщина, присматривающая, видимо, в отсутствие хозяев за помещением. Она была сильно возмущена. Покрывало на постели в нашей с Филином комнате было смято, и в зале находились чуть помятые простыни, которыми бойцы укрывались на ночь. По ее мнению, наше поведение было в высшей степени возмутительно. Одетые укладывались спать и кое-где выпачкали белье! Как теперь все это стирать, она просто не представляла. Дэн в вежливой и лаконичной форме объяснил женщине, что ей лучше удалиться и оставить свои переживания при себе.

В это самое время, наши бойцы из Многополья отправились на разведку. Впоследствии Спартак вспоминал:

«В 8.00 моя группа собралась и выдвинулась на нашем пикапе в заданный квадрат. В бой мы конечно же не должны были вступать. Наша задача — только визуальное обнаружение и передача координат штабу для отработки артиллерией. Но на всякий случай в кузове нашего автомобиля все же был АГС-17 с тремя полными «улитками», плюс у каждого из нас, помимо основного оружия, имелись «мухи» — одноразовые гранатометы РПГ-26 и РПГ-22. Поселок Многополье назывался так потому, что он и вся ближайшая территория были окружены множеством полей, которые разделяли лесопосадки. Мы перемещались от поля к полю, предварительно пешком прочесывая лесопосадки дозорной группой (чтобы автомобиль мог проехать за нами вдоль «зеленки», не попав под обстрел какой-нибудь вражеской разведгруппы). Двигатель нашего пикапа работал тихо, но его кузов серебристого цвета легко бросался в глаза даже с небольшого расстояния. Предварительно закрасить кузов зеленой матовой краской не было возможности, так как мы понятия не имели перед Иловайской операцией, куда едем и чем будем заниматься (командование до последнего хранило молчание во избежание утечки информации). Поэтому нам пришлось перемещаться осторожно по разведанному пути. Когда дозор шел вперед, пикап вместе с остальными скрывался в лесопосадке. Мы продвинулись достаточно далеко, но сложность заключалась в том, что за посадками, разделяющими поля, не было видно, что происходит на соседнем поле. Были слышны залпы орудий, но достаточно далеко. И вдруг мы уловили шум движения бронетехники и автотранспорта вблизи нас. Немедленно заняв позиции в посадке, мы увидели, что по грунтовой дороге ехала колонна из трех грузовиков, а на поле, к которому примыкала наша посадка, выехала БМД-2[17]. Машина сделала круг и поехала за колонной на максимальной скорости. У всей этой техники не было никаких флагов, лишь нарисованные белые круги на бортах. Именно об этих маркировках противника на технике нас предупреждало командование. Да и БМД-2 была этому подтверждением. Эту гусеничную боевую машину используют только воздушно-десантные войска стран бывшего СССР. Я это знаю, так как сам лично проходил срочную службу в 25-й воздушно-десантной бригаде. Да и парни из моей группы: Мангуст, Помидор и Пилот, которые также служили срочную службу в ВДВ, подтвердили это. В украинских ВДВ они тоже остались на вооружении после развала Советского Союза, но наших десантников в Иловайске не было, так как все украинские воздушно-десантные бригады были задействованы на Луганском направлении. В Иловайске ВСУ и батальоны МВД использовали БМП-2 и БТР-70, но не боевую машину десанта. Соответственно, был сделан логический вывод, что это машина Вооруженных сил Российской Федерации. Но все же, у нас по-прежнему не было прямых доказательств, что это была армия РФ.

Николай Криворотько (Спартак)

Ближе к вечеру 27 августа наша группа получила приказ вернуться в Многополье. Именно в этот день количество обстрелов по нашим позициям в этом поселке было намного меньше. По возвращении мы сразу же перенастроили наши рации на общую частоту. Примерно через час после этого по радиосвязи прозвучали множественные отклики о том, что прямо на скрытые позиции ВСУ движется неизвестная колонна бронетехники без флагов с вражескими распознавательными знаками (белыми кругами на каждой из сторон). Все сразу же взяли оружие, стали на свои боевые расчеты и были готовы отражать атаку, так как сомнений не было, что это противник. Колонна нагло ехала на нас, будто бы и не подозревала о позициях Украинской армии на этом участке. После того как с «Рапиры» бойцы ВСУ уничтожили первый МТЛБ, завязался бой. Колонну противника расстреливали из всего оружия, что имелось в наличии: ручных гранатометов, стрелкового оружия, противотанковых орудий и т. д. За время ведения боя были уничтожены три боевые машины МТЛБ. От детонации боекомплекта у них вырывало башни, а те, кто сидел внутри и на броне мгновенно отправились на тот свет. Их танк, который тогда был еще на ходу, пытался совершить маневр, но в скором времени он также был выведен из строя. Бой закончился лишь к вечеру. Сожженная техника российской армии еще долго горела. В том, что это именно россияне, уже никто не сомневался. Не могут бывшие шахтеры, охранники, автомойщики и зэки, даже если они раньше служили в армии, проявлять такое взаимодействие и маневры во время обстрела. Для этого нужны месяцы, может и годы, проведенные в учениях. Не говоря уже о том, откуда у них взялась модернизированная российская техника».

Пока украинские бойцы уничтожали колонну, пытающуюся войти в Иловайск, у нас в пятиэтажке было относительно спокойно. Днем свободные от несения наблюдения бойцы ходили по брошенным квартирам и осматривали помещения на предмет запасных огневых позиций и в поисках продуктов питания. Выдвигаясь к пятиэтажкам, «Халк» с запасами продовольствия оставили в депо, и теперь приходилось на месте искать пищу. К счастью, в квартирах оставалось достаточное количество консервации. В холодильниках все продукты были испорчены и не годились к употреблению. Видимо, прежние хозяева брошенных квартир покидали свое жилье в спешке и не прихватили с собой многое из того, что заготовили на «черный день». Среди этих запасов были и консервы, которые тогда очень пригодились нам. Газовый баллон на кухне оказался пустым, и для того, чтобы приготовить какую-то кашу или вермишель, нам пришлось притащить баллон с газом из другой квартиры. Мы также находили различные мелочи: носки, зажигалки, спички, сухой спирт — они могли быть полезны нам позже. Среди вещей попадалась атрибутика ДНР, и тогда становилось понятно, почему хозяева покинули свое жилье.

В квартире этажом выше, которая выглядела достаточно респектабельнее, обнаружили форму, грамоты и награды сотрудника ГАИ. Квартира выглядела так, будто хозяева только что покинули свое жилье. В детской комнате царил идеальный порядок. Было видно, что семья жила достаточно обеспеченно. Дорогой ремонт, мебель, электроника и богато обставленный бар говорили, что здесь обитали небедные люди. В детской на столе лежали несколько дешевых телефонов без сим-карт и с севшими аккумуляторами. В серванте, на телевизоре и полках были расставлены фотографии хозяев квартиры. Я искал продукты питания, но у гаишника не было ничего, кроме банок со спортивным питанием. Мы пытались насытиться протеином, но безвкусная смесь не лезла в горло.

Среди полезных вещей находили фонарики и средства личной гигиены. Кстати, в квартирах было изрядное количество запасенной воды и некоторые воспользовались случаем немного обмыться. Найденные среди вещей носки тоже пришлись как нельзя кстати. У большинства из нас за последние десять дней не было возможности их поменять.

Находясь в наблюдении, я заметил в бинокль странные темные полосы в поле за городом. Они располагались примерно в пяти-семи километрах западнее Иловайска и напоминали какие-то короткие окопы, расположенные параллельно друг другу. Присмотревшись повнимательнее, Дэн пришел к выводу, что это следы выжженной земли после запусков реактивных установок систем залпового огня. Чуть в стороне от этих полос на расстоянии нескольких сот метров располагалась густая «зеленка». Дэн высмотрел следы, которые вели от выжженной земли по полю в направлении «зеленки». Видимо, в ней скрывались чьи-то позиции. Все результаты наблюдения Дэн докладывал, но я не знаю кому. Его догадка о скрытых позициях подтвердилась ночью, когда по ним отработала артиллерия. До сих пор для меня остается загадкой, чьи это были позиции и чья артиллерия их накрыла, но, судя по тому, что мы тогда были в окружении, позиции, скорее всего, были «сепарские», а отработала по ним наша арта.

С наступлением темноты я наблюдал за вспышками и поднимающимся заревом в «зеленке», которая днем нам показалась подозрительной. После нескольких залпов и серии разрывов, «зеленка» начала детонировать. Видимо, артиллеристы очень удачно угадали с выбором цели. Пожарище бушевало несколько часов. После того как пожар немного утих, стала заметна суета на месте пожара и движение транспорта.

Также были видны поднимающиеся клубы пыли, а затем и зарево, уже ближе к городу. Похоже, чья-то артиллерия отрабатывала все подозрительные «зеленки» западнее Иловайска.

28 августа 2014 года

Перед самым рассветом начался очередной обстрел со стороны боевиков. Артиллерия пыталась нанести удар по депо, прилегающее почти вплотную к нашим пятиэтажкам. Один из «Градов» попал этажом выше в квартиру гаишника, которую я осматривал накануне. Союз докладывал из соседнего подъезда, что к ним в окно тоже что-то прилетело, но, к счастью, никто не пострадал.

Сложно сказать, велся ли огонь специально по домам, или это были недолеты по депо. Не исключено, что местные жители доложили сепаратистам о том, что в доме заняли позиции украинские военные, и тем самым навели огонь на свои дома. Видимо, рассчитывали, что «освободители» придут и выбьют нас из здания, а «освободители» решили, что будет проще развалить дом. В этой половине города это были единственные многоэтажные дома, и они очень выделялись на фоне остальных зданий. Как бы там ни было, но мы благополучно выдержали обстрел и продолжали следить за обстановкой с самой высокой из всех возможных точек занятой нами части города.

Тем временем под Многопольем наши бойцы собирали свидетельства присутствия российских войск на территории Украины. Как это происходило, вспоминал Спартак:

«Утром я, Мангуст и Помидор получили приказ выдвинуться на нашем пикапе к месту разгрома вражеской колонны и снять на видеокамеру, которую дали мне журналисты, доказательства вторжения российской армии на территорию Украины. Мы неплохо разбирались в российском современном снаряжении и оружии, поэтому для этого отправили именно нас. Это было важно сделать как можно быстрее, чтобы эти доказательства увидела российская и мировая общественность. Для того чтобы матери российских солдат, которые в это время получили «похоронки», поняли, что их дети погибли не на «учениях», как заявляло их правительство, а здесь, на Донбассе — на территории Украины. Погибли за то, что проявили акт вооруженной агрессии против нас. А от тех, кто попал в плен или был убит и кого не смогли забрать с собой, их правительство вообще открестилось.

Погибший российский десантник под Многопольем

Прибыв на место уничтожения колонны, мы увидели, что бойцы ВСУ уже давно собирают уцелевшие трофеи, но даже при этом факторе доказательств было еще очень много. Когда вышли из машины, я сразу же включил видеокамеру и начал снимать. Рядом с уничтоженной техникой лежали оторванные конечности и фрагменты тел в лохмотьях российской формы, а также снаряжения нового образца.

У убитых были современные армейские российские средства связи и оружие: автоматы АК-74М производства после 1995 года, ручные пулеметы ПКП «Печенег» производства 2000-х гг., а также снайперские винтовки СВД-С и бесшумные винтовки ВСС «Винторез». Такого современного российского оружия в украинской армии никогда не было и быть не могло, так как все наше вооружение на то время было старого советского производства до 1991 года. А ведь именно с таким новым оружием и снаряжением «зеленые человечки» вторглись в Крым до этого.

Разгрузочный жилет российского образца

Очень многие единицы того оружия были оснащены калиматорными прицелами ПКА, ПК-01. На винтовках и автоматах стояли современные варианты прицелов ПСО. Я передал камеру Мангусту, а сам в кадр комментировал находки.

Также были найдены осколочные снаряды для РПГ-7, которых нет в украинской армии. Донецким и Луганским сепаратистам Россия также не помогала новым стрелковым оружием. В основном сливала советское старье.

Очень многие доказательства были разобраны бойцами ВСУ, и я не смог их тогда снять на камеру. В дальнейшем я их видел на них, но камеры у меня уже не было, а мобильный телефон был разряжен. За тремя уничтоженными МТЛБ в лесопосадке стоял выведенный из строя модернизированный танк Т-72, которого также нет на вооружении украинской армии. Экипаж спешно бросил его вместе с паспортом танка, где указаны воинская часть в России и фамилии командиров».

Собранные нашими бойцами доказательства были немедленно переданы в штаб и затем опубликованы в средствах массовой информации.

Бойцы батальона «Днепр-1» демонстрируют российскую амуницию, обнаруженную на месте уничтоженной колонны под Многопольем

Тем временем у нас в пятиэтажке возникла проблема с почти севшими радиостанциями. Для связи со школой и между собой необходимо было зарядить рации. В удерживаемом нами доме, как и во всем городе, электричества не было, и, чтобы зарядить аккумуляторы, нужно было найти ближайший работающий электрогенератор. Из последних радиосообщений мы узнали, что начались переговоры с боевиками.

Дэн принял решение оставить в доме Прапора за старшего, а сам вместе со мной двинулся в депо к бойцам «Донбасса», чтобы найти возможность зарядить радиостанции. Связь с Прапором решили поддерживать по телефону, хотя они тоже были почти разряжены и мобильная связь работала с большими помехами и перебоями, но другого варианта на тот момент не было. В сопровождении бойца «Донбасса» мы миновали железнодорожные пути и вышли к одному из ангаров в депо. В нем находились несколько бойцов «Донбасса», из которых я запомнил только Апостола. Ребята угостили нас чаем и сигаретами. От прикуривателя стоявшего в ангаре автомобиля мне удалось немного подзарядить свой телефон. У этих парней связь со школой была настроена лучше, и мы узнали от них последние новости.

Солдат российской армии с винтовкой ВСС «Винторез»

Из общения с нашими новыми знакомыми я лишний раз убедился в том, что «Донбасс» это не только смелые, но и рассудительные люди. В разговоре о сложившейся ситуации была затронута тема о командире добровольческого батальона «Донбасс» Семене Семенченко и перспективах удерживания позиций в Иловайске. На тот момент картина вырисовывалась таким образом: еще за несколько дней до выхода некоторые командиры батальонов предлагали покинуть город, но руководство «Донбасса» оставалось непреклонно в том, что нужно держать город и ждать помощи и подкрепления. Это была официальная позиция Семена Семенченко, который добивался в Киеве от руководства МО, генштаба и Администрации президента принятия мер по оказанию поддержки добробатам в Иловайске. Принявший на себя руководство батальоном «Донбасс» в Иловайске начальник штаба Филин докладывал Семену, что ситуация под контролем и без приказа «Донбасс» и шагу не сделает из Иловайска. А остальные подразделения попрятались и не выполняют поставленных задач, но «Донбасс» и сам отлично справляется. Это было сказано в присутствии одного из наших бойцов в школе. Честно сказать… было немного обидно. Видимо, у Филина имелись причины давать такую оценку действиям некоторых представителей других добровольческих батальонов, но тогда я воспринял его слова как личное оскорбление.

Такая же винтовка «Винторез» обнаружена на месте разгрома колонны под Многопольем

Позволю добавить свое личное мнение по этому поводу. На тот момент боекомплекта было достаточно много, и этих запасов могло бы хватить еще на неделю, а может, и больше, в зависимости от интенсивности боев. Личного состава также было достаточно для длительного удержания укрепленных позиций. Не знаю, что там оставалось по продуктам и воде, но, думаю, еще на некоторое время вполне хватило бы. Основная проблема была с ранеными. Если ранее была возможность их эвакуировать для более квалифицированной и специализированной медицинской помощи, то в условиях окружения они были обречены. И потому я тоже придерживался того же мнения, что нужно выходить из города и прорывать окружение. Но, повторюсь, это лишь мое чисто субъективное мнение. Тогда я полагался на более опытных и информированных людей, которые руководили нашими подразделениями.

Мне интересно было узнать мнение бойцов «Донбасса» о сложившейся в городе и вокруг него ситуации. Ответ поразил своей сдержанностью. Кто-то сказал:

— Солдату недостойно критиковать или обсуждать приказы командиров. Это ведет к нарушению дисциплины и разброду в головах воинов, но в данном конкретном случае, похоже, у Семена сорвало крышу.

Что касается зарядки радиостанций, то нам порекомендовали обратиться в административное здание на выезде из депо. По дороге туда я заскочил в «Халк» и проверил состояние аккумулятора. После случая в боксе я начал переживать по этому поводу. Машина почти двое суток простояла без движения. Когда я увидел, что «Халк» завелся, то успокоился.

Перемещаясь по депо, мы с Дэном постоянно слышали раздававшиеся неподалеку выстрелы и старались перебегать от здания к зданию максимально осторожно.

Примерно после обеда к нам поступила информация, что в результате переговоров с боевиками, достигнута договоренность о прекращении огня после 17:00.

Двухэтажное административное здание было занято несколькими десятками бойцов.

Кто-то чистил оружие, кто-то добивал в опустевшие магазины патроны. В коридорах и кабинетах царила оптимистично-шутливая атмосфера. Несколько бойцов соревновались друг с другом в остроумии. Фразы на русском и украинском попеременно менялись и вызывали взрывы смеха. Не берусь за дословное цитирование, но выглядело примерно так:

— Друже, скоро домой, а ты ото магазины заряжаешь.

— Та який додому? В мене ще он скільки набоїв. Що мені їх додому везти?

— Так тишину объявили. Стрелять нельзя.

— Та хіба можно кацапам вірити? То вони після останнього пендаля полякалися і тиші запросили. Скоро знову полізуть. От побачиш.

— Сейчас, небось, «сепары» по тишине лазят по твоему окопчику и злого бандеровца ищут.

— Та нехай шукають, хай би їм грець. Як би командир не наказав сюди йти, то я їх би біля того окопчика сам зустрів.

Каждая фраза сопровождалась громкими раскатами смеха.

В диалог включается третий боец:

— А чего ото у тебя ширинка расстегнута?

Воин смущенно поправляет штаны и произносит:

— Та то «сепари» застігнути забули, коли останній раз вибити пробували.

Мне приятно было осознавать, что боевой дух и настроение побратимов на высоте. Было видно, что многие не собирались уходить, а расценивали тишину как передышку перед очередным боем. В одном из помещений мы нашли генератор, от которого бойцы заряжали рации и телефоны. Там мы смогли немного подзарядить радиостанцию и телефон Дениса. (Впоследствии это очень меня выручило.) Время от времени мы выходили на связь с Прапором и сообщали ему последние новости.

Также поступило указание подготовиться всем к выезду, так как нам гарантируют выход из города, но пока что следует оставаться в пятиэтажке и ждать команды для перемещения в депо. Мы с Дэном в депо продолжали заряжать радиостанции и телефоны, а ребята в доме ждали команду на отход к депо.

Казалось, что эти несколько часов ожидания длились целую вечность. Пожарная машина и наш бусик стояли под стенами каких-то двух помещений, похожих на небольшие цеха. В небольшой подсобке одного из цехов были лежаки, и мы смогли даже немного по очереди вздремнуть. В этой подсобке состоялся наш последний разговор с Дэном.

По своей натуре он был человеком замкнутым и редко когда обсуждал какие-либо личные проблемы с товарищами. А в тот момент между нами состоялся достаточно откровенный разговор. За два часа я узнал о нем больше, чем за все предыдущие три месяца. Денис так много говорил о себе, что мне это напоминало исповедь. Он вспоминал о детстве, школьных годах, службе в армии, жене, детях, прошлой работе, брате… Сожалел о том, что так и не научился прощать некоторых, кого хотел бы простить. Надеялся после возвращения домой отпроситься у руководства и поехать к своим бывшим командирам в Кировоград, чтобы повысить профессиональные боевые навыки. Рассказывал о своих близких людях, которые его воспитали и помогли стать настоящим мужчиной. О трагической гибели отца, перевернувшей всю его жизнь…

После пяти часов вечера действительно наступила необычная тишина. Ни одного выстрела или взрыва. Несколько часов ждали команды из школы. Уже начинало смеркаться, и мы наконец-то получили приказ: всей группе приготовиться к организованному выходу колонны из Иловайска. По команде Дэна, Прапор и остальные ребята подтянулись от пятиэтажки в депо к «Халку». Уложив вещи в машину, мы приготовились покинуть Иловайск.

Пулеметчик батальона «Донбасс» Гордей Алексеевич Киктенко (Банг)

В депо подтягивались автомобили с бойцами, которые также готовились к выходу. Кто-то из ребят из «Донбасса» пытался запустить двигатель какой-то иномарки, но у них ничего не получилось. Когда стало ясно, что машину не исправить, из КамАЗа роты охраны «Донбасса» соскочил юный боец. Это был Банг. Не желая оставлять автомобиль «сепарам», юноша ножом спустил ему все шины и разбил все стекла. Как ребенок, он прыгал по крыше и капоту машины и приговаривал: «Так не доставайся же ты никому!» Его неудержимый порыв лишить врагов машины очень забавлял находящихся в КамАЗе бойцов. Всем было интересно смотреть на этого резвого и горячего юношу. Кто бы тогда мог подумать, что это были последние часы жизни Банга…

Подошли еще ребята из «Донбасса» и отогнали стоявшую рядом с нами пожарную машину. Позже я узнал, что почти все, кто выходил из «котла» на этой машине, погибли. В их числе Тур, который был с нами во время операции по подрыву железной дороги.

Поступила информация, что достигнута договоренность о прекращении огня с 17:00 до 23:00. Было получено распоряжение, что наш экипаж выходит из города последним сразу же за БМП, которая должна была замыкать колонну. Первоначально наша задача была прикрывать колонну сзади, но потом все триста раз поменялось.

Около 22:00 машины выстроились на выезд из депо. Сюда же подтянулась одна из БМП. Мы зашли в какое-то помещение в здании администрации и продолжали ожидать команду.

И вот наступили оговоренные 23:00. По-прежнему соблюдалась тишина. Прошло еще несколько часов, а никаких новых команд или выдвижения из школы не было. Продолжались переговоры. Нам сообщили, что режим прекращения огня продлили до утра. Так как новости поступали редко и скудно, в нашем здании бойцы готовились к любому развитию событий. На верхние этажи и крышу здания были выставлены наблюдатели, которые периодически менялись. В помещении, что мы занимали, стояла непроглядная тьма. Бойцы между собой вели непринужденные беседы вполголоса, чтобы не создавать лишний шум и не мешать отдыхавшим, а также дежурившим снаружи бойцам. Если кто-то повышал голос, то ему делали замечание и грозились отправить слишком голосистого собеседника на крышу заменить наблюдателя.

На улице начал слегка моросить дождь, и вместе с темнотой летнюю жару сменил ночной холод. Я так промерз, что решил пройтись к «Халку» и надеть дождевой костюм. Тогда я почему-то был уверен, что отсутствие стрельбы является результатом договоренностей на высшем уровне, а, значит, мне ничего не может угрожать. Вряд ли из-за желания подстрелить одного бойца кто-то пойдет на срыв договоренностей, которые, судя по тишине, неукоснительно соблюдались. Тогда мне пришла в голову интересная мысль о том, что как-то слишком уж дисциплинированно и организованно ведут себя маргиналы-алкаши-наркоманы, которые, исходя из распространенного мнения, составляют костяк «ополченцев» ДНР. И как же это удается их командирам так жестко контролировать наркоманов, что после объявленного режима тишины не прогремел ни один выстрел? Я снова вернулся в помещение и прилег отдохнуть перед предстоящей поездкой.

В атмосфере полной неопределенности и ожидания не обошлось без веселых казусов. Бойцы, заходя вовнутрь, натыкались на расположившихся по всей комнате товарищей. Каждый искал себе место, где можно было бы приземлиться. Прапор и Союз, не найдя такового в большой комнате, зашли в небольшую комнатушку. Прапор уже собирался удобно расположиться, но внезапно почувствовал, что прилег на что-то мохнатое. Нащупав рукой подозрительную помеху, ощутил, что это нечто не только мягкое, но и теплое. Вдруг это нечто зашевелилось и попыталось вырваться. Прапор включил фонарик и увидел небольшую рогатую мордочку козы. От страха животное начало рассыпать вокруг себя «горох» и убегать от отгонявших ее от себя бойцов, продолжая по ходу бегства оставлять продукты своей жизнедеятельности. В тот напряженный момент этот забавный казус послужил краткому поднятию настроения у всех присутствующих. В конце концов кто-то сердобольный пригрел козочку возле себя.

Мне предстояло неизвестно сколько времени провести за рулем, и потому отдых не помешал бы. В какой-то момент я проснулся, и тогда Дэн сказал мне, что в помещении есть еще один морпех. В полной темноте невозможно было рассмотреть чьих-либо лиц. Я завел разговор с человеком, который тоже в свое время проходил службу в той же самой части в Севастополе, что и я. Мы вспоминали общее для нас расположение казарм и находившихся в них частей. Звания и фамилии командиров. Оказалось, что мой собеседник старше меня и в настоящий момент является полковником, он тоже часто бывает в Днепропетровске и состоит в «Союзе морских пехотинцев Украины». У нас даже нашлись общие знакомые. Полковник рассказал, что иногда с друзьями-морпехами отмечает День морской пехоты в Днепропетровске. Я удивился, что в моем городе есть так много людей, которые в разные годы проходили службу в морской пехоте и собираются вместе, чтобы отметить этот праздник. Мой собеседник приглашал меня в этот элитный клуб единомышленников, и мы уже строили планы на будущее, как встретимся в ноябре и вместе вспомним это темное помещение и те дни, которые провели в Иловайске. Так я познакомился с Дедом — Анатолием Анатолиевичем Крайновым. За непринужденной беседой время прошло незаметно. Изредка мы выходили на крыльцо здания, чтобы перекурить. Вот так мы встретили утро…

29 августа 2014 года «Кровавый коридор»

Примерно между 6 и 7 часами утра поступила команда: колонне двигаться из школы, и нам было указано, за каким из наших автомобилей начать движение из депо. День обещал быть позитивным хотя бы потому, что наконец-то мы увидим своих родных и близких. На выезде из депо дорога расходилась в двух направлениях. Одно вело в сторону Кутейниково и Многополья, а второе — Грабского. Экипаж «Халка» погрузился в машину и выдвинулся к воротам депо, мимо которых проходила дорога на выезд из Иловайска. Из города потянулась колонна автотранспорта со стороны школы, направляясь к дороге на Грабское. Мы присоединились к выходящей колонне, пристроившись к нашим машинам с бойцами «Днепра-1». Вначале двигались по асфальтированной дороге, а затем съехали на грунтовую и через Грабское взяли направление на Многополье. По пути следования колонны в нее вливались подразделения ВСУ и тербатов, которые располагались на блокпостах вокруг Иловайска. Во время движения колонны я шел за одним из наших автомобилей. Маршрут движения был известен лишь руководящему звену группы, находившемуся в машинах в голове колонны. Остальные шли бампер в бампер за впереди идущим, и конечного пункта назначения никто не знал. Во многих автомобилях не было радиосвязи и карт местности. Нам сообщили, что маршрут будет проходить «зеленым коридором» и оговорен с командованием российских частей, которые осуществляли блокирование нашей группировки. Мы были предупреждены о том, что не следует поддаваться на возможные провокации. Огонь без приказа не открывать. Многие автомобили были обозначены белыми флагами, а у боевых машин стволы орудий и пулеметов были подняты вверх в знак того, что колонна не готовится к бою, а идет, согласно достигнутым договоренностям, по «зеленому коридору».

Движение «Халка» по дороге из Иловайска до Новокатериновки

Когда прибыли в Многополье, встретились с группой нашего командира батальона и генерала Хомчака, которые переместились туда после того, как были атакованы позиции штаба генерала между Кутейниковым и Иловайском после 24 августа. В Многополье колонну развернули, потому что дальнейший маршрут должен был проходить через Агрономическое, расположенное в паре километрах западнее от Многополья. В Агрономическом колонна остановилась. Российская сторона выдвинула новые требования, и наше руководство обсуждало с ними новые условия. О чем договаривались и о результатах этих переговоров уже достаточно много писали, и потому мне нечего добавить к ранее опубликованным официальным данным, согласно которым российская сторона требовала оставить всю технику и вооружение и выходить личному составу под белым флагом без оружия.

Пока шли переговоры, бойцы расположились в своих транспортных средствах. Внезапно начался минометный обстрел. Местные жители, которые в это время суетились в своих дворах, разбежались по погребам. Это была не очень прицельная стрельба. Бойцы покинули транспортные средства и разгруппировались в укрытиях у дороги. Кто-то нашел удобное место в полуразрушенном здании, кто-то залег на обочине дороги. Напротив нашей машины располагался небольшой магазин. Помещение магазина было открыто, но из персонала никого не было видно. Некоторые бойцы, укрывшись в нем от обстрела, заодно запаслись водой и соком.

Наша группа покинула «Халк» и укрылась на склоне у дороги. Под дорогой проходила большая бетонная труба для водостока, и в случае серьезного обстрела в ней можно было укрыться. Рядом с нами находились наши командиры Гостищев и Печененко. У Вячеслава Петровича была армейская рация, и он докладывал комбату о том, что нас пытаются крыть минами, и требовал поставить об этом в известность противоположную сторону переговорщиков. Также он запрашивал новые инструкции и информацию о том, к чему готовиться личному составу. По рации передали, что уточняют ситуацию. Личному составу — быть готовыми ко всему, но огонь первыми не открывать. Собственно, и стрелять-то было не по кому. Минометы били с дистанции в несколько километров, и попыток атаковать нас пехотой или техникой не предпринималось. Также передали инструкцию, чтобы личный состав принял меры для безопасности, а транспорт должен быть готов идти дальше, но пока команды на движение нет.

Переговоры шли. Обстрел в Агрономическом продолжался. Он имел скорее не поражающий, а поторапливающий характер. Не могу сказать с полной уверенностью, но данных о том, что в результате этого обстрела, который длился около получаса, кто-либо пострадал или был поврежден транспорт, не было. Укрытие в придорожной канаве показалось Дэну не вполне надежным, и он, получив разрешение полковника, приказал нашей группе погрузиться в машину и выдвинуться чуть дальше для поиска более безопасного места для «Халка» и личного состава.

Такое место нашлось в двухстах метрах от нашей прежней остановки. Слева от дороги находилась тракторная бригада, и мы, открыв ворота, заехали на ее территорию и загнали «Халк» в один из ремонтных цехов. Это было более надежное укрытие, чем открытое место на дороге. От прямого попадания нас оно, конечно, не спасло бы, но стены гарантировали защиту от осколков, если мины будут ложиться рядом.

Спустя некоторое время по рации сообщили, что колонне следует приготовиться к движению. Мы выгнали «Халк» из укрытия и выехали к дороге, чтобы присоединиться к начавшей медленное движение колонне. К этому моменту колонна пополнилась несколькими танками, БМП и транспортом с присоединившимися к колонне бойцами других подразделений. Обстрел вокруг Агрономического продолжался. Подъехав к «Бежевому», возле которого находился наш полковник, мы слышали, как генерал Хомчак требовал от переговорщиков добиться прекращения огня и доклада о ходе переговоров. Ему сообщили, что противоположная сторона тянет время и ждет указаний от вышестоящего руководства. Просили подождать пятнадцать минут. Генерал, зная, что колонна находится в уязвимом положении и подвергается минометному обстрелу, сказал, что у него нет пятнадцати минут и дал команду на движение. Колонна, возглавляемая несколькими танками, выдвинулась из Агрономического. Проехав около километра от поселка, танки свернули влево на проселочную дорогу между посадкой и большим полем, а колонна продолжила движение за ними. Передо мной стояла задача держаться за идущей впереди машиной и, по возможности, не отставать. На некоторых участках грунтовая дорога была перекрыта поваленными деревьями и воронками от разрывов, которые приходилось объезжать. Наше движение все также сопровождалось минометным обстрелом. Мне даже показалось, что на пути следования в один из легковых автомобилей попала мина, поскольку пришлось объезжать горящее авто. «Халк» легко проходил по утоптанной техникой пахоте, а вот некоторые легковые автомобили не могли двигаться по такой дороге, и бойцы из этих машин толкали их, чтобы преодолеть встречавшиеся на пути препятствия. Многие машины ломались в пути, и бойцы пересаживались на другой транспорт или броню, оставляя свои авто и забирая с собой лишь оружие и самые необходимые вещи. Машины, которые затрудняли движение, мы обгоняли и держались следующего впереди транспорта.

Жаркое августовское солнце поднималось все выше и начинало припекать. Наружной боковой двери в «Халке» не было, но была внутренняя бронированная, которую пришлось закрыть, потому что при движении колонна поднимала густое облако пыли. Я включил кондиционер, чтобы не спечься от жары.

Надо сказать и еще об одной особенности «Халка». У него не открывалась правая передняя пассажирская дверь. С некоторых пор стал заедать дверной замок. Поэтому мы внесли некоторые конструктивные изменения. Переднее пассажирское сиденье развернули спинкой к торпеде, и Дэн всегда ездил спиной вперед. Иногда разворачивался вполоборота, чтобы наблюдать за происходящим впереди. Такое положение хорошо было тем, что Дэну, при необходимости, можно было быстро выскочить из «Халка» через постоянно открытую боковую дверь.

«Зеленые человечки» без опознавательных знаков на первой линии окружения, которую мы прошли беспрепятственно

Через некоторое время увидели в «зеленке» справа от дороги боевые машины и военный транспорт. Номера на транспорте были закрыты, а на боевых машинах закрашены. Не помню уже, что из себя представляли опознавательные знаки на этих машинах, но скажу, что ранее подобной маркировки никогда не встречал. Здесь же находились военные в форме без каких-либо опознавательных знаков отличия. Форма выглядела как-то безлико. На ней отсутствовали кокарды, пестрые шевроны и яркие георгиевские ленточки, которыми любили себя украшать «ополченцы». Почти все производили впечатление солдат-срочников, потому что выглядели очень молодо.

Техника без номерных опознавательных знаков и с необычной маркировкой, рядом — боец из первого кольца окружения

Кто-то из них располагался в окопах, кто-то сидел на ящиках от боекомплекта возле бронемашин, кто-то стоял в стороне и следил за проходившей мимо нашей колонной, кто-то с опаской наблюдал за движением нашей же колонны из окопов, направив на нас оружие. Я не сильно обращал внимание на мелкие детали и реакцию этих военных, потому что основное мое внимание было приковано к движущемуся впереди автомобилю. Ребята, находившиеся в качестве моих пассажиров, имели возможность лучше рассмотреть первое подразделение, которое являлось одним из многих, замкнувших кольцо вокруг нашей группировки под Иловайском. Кто-то обратил внимание на однотипность монголоидных лиц, кто-то даже успел приветствовать ответным «факом» провожающих нас таким же образом «безликих» солдат, кто-то увидел пустые ящики от минометных снарядов, которые в изобилии валялись вокруг окопов и техники россиян. Некоторые предполагают, что это была одна из минометных батарей, обстреливающая Агрономическое. Последующие свидетельства наших бойцов, которым довелось общаться с «зелеными человечками», подтвердили факт присутствия в Украине техники, вооружения, солдат и офицеров армии Российской Федерации.

Сожженная российская техника под Иловайском

Перед выходом из Иловайска у меня была полная уверенность в том, что нам дадут возможность беспрепятственно выйти из окружения. Предшествовавший этому режим тишины, которого придерживались боевики, вселял надежду на то, что они так же будут придерживаться гарантий безопасности при выходе по «коридору». После начавшегося минометного обстрела в Агрономическом начали закрадываться сомнения. Но они рассеялись после прохождения первого кольца окружения. Россияне не проявили никакой внешней агрессии, и это нас обнадежило.

Сложно сказать, почему передовая позиция не открыла по нам огонь. Можно лишь строить различные предположения. Возможно, причина в обычном разгильдяйстве и несогласованности действий оккупантов, а может, командир не получил к тому моменту команду на открытие огня потому, что еще шли переговоры и окончательного приказа не было, а проявлять инициативу да еще и во вред своей жизни и здоровью никто не захотел. Судя по тому, что произошло полчаса спустя, могу лишь предположить, что передовые позиции, пропустившие нас, доложили о прошедшей мимо них колонне, и подразделения, находившиеся дальше по ходу нашего движения, получили четкий приказ о нашей ликвидации. А может быть, с самого начала было задумано пропустить нас без боя через первую линию и тем самым перекрыть пути к отступлению нашей группировки для последующего уничтожения. На этот счет можно бесконечно строить предположения и гадать о причинах. Правду знает только Господь и Генеральный штаб Министерства обороны Российской Федерации.

После прохождения первых позиций россиян мы свернули с проселочной дороги и поехали прямо через подсолнечное поле. Несколько единиц бронетехники утаптывали гусеницами подсолнечники, а остальные из колонны следовали по этой просеке. Не знаю, долго ли и в каком направлении мы двигались по этому полю. После прохождения нескольких единиц бронетехники и грузовых автомобилей в поле образовалась вполне утоптанная новая грунтовая дорога. Слева и справа ничего не было видно, кроме сухих стеблей и головок с семечками, под колесами, поверх сухой земли, лежали поломанные и слегка утоптанные стебли подсолнухов. Протаптываемые нами «подсолнечные коридоры» сменялись проселочными дорогами между этими самыми полями.

Нам казалось необычным, что колонна движется таким экзотическим маршрутом. Возможно, мы обходили некоторые укрепления россиян, расположенные на основных дорогах и в мелких населенных пунктах, которые мы оставляли в стороне от себя. Как бы там ни было, мы думали, что те, кто идет в голове колонны, знают конечный пункт назначения… Написал последнюю фразу, и как током ударило. Поймал себя на мысли, что использовал название одноименного фильма с жутким сюжетом. Впрочем, дальнейшее повествование будет не менее трагичным.

Настроение было относительно оптимистичным. Первое кольцо прошли беспрепятственно. В полях тоже никаких преград не встретили. Наконец выехали из полей на грунтовую дорогу и пошли по ней в направлении какого-то поселка, крыши домов которого наблюдали впереди по ходу движения. При въезде в поселок не было никакого дорожного знака, и потому мы не знали, что это за населенный пункт. Много позже я узнал, что поселок носит гордое название Победа. Здесь снова стали проявляться признаки цивилизации в виде асфальтированного покрытия. Движение по полям несколько напрягало меня как водителя. Торчащие из земли острые обломки подсолнечника могли пробить колесо, но спасало то, что «Халк» был бронированным микроавтобусом. Кроме собственного веса в две тонны, он еще нес на себе такой же вес брони, не считая пассажиров. У него была установлена на колесах грузовая резина, которая позволяла беспрепятственно проскакивать небольшие выбоины на дорогах. Я знал, что колеса крепкие, но все равно волновался. Сейчас пробитое колесо было бы очень некстати. Тем более, что запасного в наличии не было.

В какой-то момент движение колонны приостановилось. Наш экипаж еще не доехал до поселка, а в голове колонны произошла заминка. Мы наблюдали слева от себя частные дома, а справа небольшую реку. Впереди по ходу реки был небольшой мост. Протяженность моста — не более тридцати метров. Местность — живописная. За речкой дорога, по обе стороны которой росли аккуратные молодые тополя, уходила между двух пшеничных полей в сторону Старобешево. Похоже, что голова колонны пошла прямо, а следовало повернуть направо через мост и двигаться дальше по дороге. Часть колонны повернула вправо, а голова принялась разворачиваться и пристраиваться в середину общего потока. Когда мы доехали до моста, то увидели стоявший на нем легковой автомобиль «Жигули», возле которого суетились несколько бойцов. Машина была забита различными походными вещами. Бойцов, видимо, очень озадачила проблема с авто, потому как бросать машину с вещами не хотелось, а загружаться в попутный транспорт с вещами не получится, потому что колонна не будет стоять и ждать, пока они будут переносить свои вещи. Счастливчики. Они тогда, наверное, даже не подозревали, что поломка машины остановила их на мосту и не позволила очутиться на несколько сотен метров впереди, что, возможно, и спасло их жизни. Парни суетились возле машины, пытаясь решить возникшую проблему, а мы проехали мимо них и двинулись дальше вслед за остальной частью колонны. По дороге от моста мы проехали около трехсот метров…

Автоматическая стрельба в 150 метрах слева по ходу машины… Сперва одиночная, а затем в несколько стволов. К ним присоединился звук пулемета. После первых выстрелов мы подумали, что это провокация. Возможно, кто-то стреляет в воздух и провоцирует нас на ответный огонь. Где-то прозвучал выстрел из чего-то тяжелого — и почти сразу же взрыв в направлении головы колонны. Засада. По нам ведут огонь. Каких-либо вводных, на случай непредвиденной ситуации, не было. Я увидел, как идущие впереди танки съезжают с дороги в поле и разворачиваются в обратном направлении. Возле одного из них на дороге раздался еще один взрыв. Выстрелы и взрывы сопровождались непрерывным стрекотанием из автоматического оружия. Дорога узкая. По одной полосе движения в каждом направлении. На ней сразу образовался затор. Передние машины пытались развернуться: некоторые прямо на дороге, а другие через поле, вслед за одним из танков.

Сложно было разобрать, откуда ведут огонь, но, судя по звукам выстрелов, противник находился метрах в 200–300. Громче всех работал пулемет слева по ходу движения. Ему вторили с нескольких направлений автоматические очереди и выстрелы то ли из РПГ, то ли из СПГ. Денис скомандовал: «Разворачиваемся! Быстро!» По бортам и стеклам соседних машин застучали пули. В грузовой отсек «Халка» прилетело несколько пуль. Одна из них попала в каску Сталкеру и от нее рикошетом…

Рация Дэна разрывалась от криков: «Нас расстреливают!», «Всем назад!», «Отходим!» Доклады накладывались один на другой и перебивали друг друга. На дороге образовалось огромное столпотворение. Одни машины пробовали развернуться и двигались в сторону моста. Другие уже стояли без движения, и выбегающие из них бойцы искали укрытие от обстрела у обочины дороги. Развернув машину, я некоторое время пытался двигаться по дороге, но образовавшийся затор мешал проезду. Шквальный огонь не прекращался. По вспышкам выстрелов, разлетающимся осколкам стекол и появляющимся отверстиям от пуль на соседних машинах определили, с какого направления ведется огонь. Съехали на обочину и двинулись по ней. Слева от меня метрах в пятидесяти по полю направлялись к мосту танки и несколько машин повышенной проходимости.

Дэн увидел «Бежевого», на котором ехал наш замкомбата полковник Печененко. Мне было приказано Дэном держаться «Бежевого» и двигаться за ним, не теряя из виду. Основная задача была выйти из зоны обстрела. На мосту одиноко стоял, оставленный бойцами, «жигуль». Проскочив мост, мы снова вернулись к частным домам над рекой. Здесь уже скопилось много машин. Одни не доехали до моста, а другие успели развернуться и покинуть зону обстрела на дороге за мостом. Они также искали укрытия от интенсивного огня. В основном это были легковые автомобили. Многие бойцы перемещались по поселку пешком, укрываясь от пуль за домами и транспортом. Сложность ситуации состояла в том, что не было ясно, где находится противник и куда отходить. Если огневые точки из пулеметов, танков и БМП еще можно было определить по звуку, то позиции легковооруженных стрелков определялись с трудом. Было ощущение, что огонь ведется непрерывно и отовсюду. После начала расстрела колонны она рассеялась, и сложно было понять, где находятся наши бойцы, ведущие ответный огонь, а где противник. Позади нас раздавались взрывы. На оставленной нами дороге за мостом российские танки и БМП добивали оставшиеся на дороге автобусы и технику. Многим бойцам удалось покинуть транспорт до расстрела его танком, и они отходили в нашем направлении по открытому полю. Не всем из них удалось спастись, потому что пеших бойцов накрывали шквальным огнем из различного вида стрелкового оружия. Как оказалось, это было только начало…

Ад был впереди.

Любая попытка найти безопасное место выводила нас в новый подготовленный сектор для стрельбы противника. Автомобили двигались хаотично, иногда прямо по огородам. В какой-то момент я потерял из вида «Бежевого». Мы двигались вдоль домов над рекой под интенсивным огнем с противоположного берега. За броней «Халка», прикрываясь от огня, шли спешившиеся со своих машин бойцы. Уходя за дома влево от реки, они надеялись укрыться от шквального огня, но, как оказалось, попали на новый рубеж, где поджидал засевший в оборудованных позициях враг. К этому месту прорвались несколько наших танков. Мы вышли к какому-то полю, слева от которого находилась грунтовая дорога вдоль посадки. Танки пошли по полю вдоль «зеленки», а транспорт, вырвавшийся из засады при первом обстреле, двигался по грунтовке между танками и «зеленкой». Нам показалось, что мы выскочили из зоны обстрела, но вскоре поняли, что ошиблись. Откуда-то издалека со стороны поля начали работать орудия. И к ним подключилась шквальная стрельба из многих стволов различного стрелкового оружия.

Мне некогда было отслеживать огневые точки противника. За этим следил Дэн. Он и командовал, куда нужно двигаться. А я должен был держаться указанного мне направления и при этом маневрировать между движущимся и уже подбитым транспортом и техникой.

Один из танков свернул с поля на грунтовую дорогу прямо перед нами и попытался повернуть влево, чтобы проскочить в просвет между двумя посадками. Справа от нас по полю шел второй танк. Я старался держаться под его прикрытием. Отчетливо были слышны стук и звон поливающих броню танка пуль. Шедший перед нами танк не успел уйти влево. Был сильный взрыв, башню танка просто отнесло в сторону. Танк справа немного притормозил, и нам удалось проскочить влево, между ним и подбитой боевой машиной. Уходя от шквального огня и обстрела из противотанковых орудий и маневрируя между танками, я увидел глаза танкиста, которые меня поразили. Это длилось меньше секунды, но глубоко врезалось в память… Горящий танк. Кровь. Катается по земле танкист, пытаясь сбить с себя пламя. Рев машин и техники. Шквальная стрельба и грохот выстрелов и взрывов. Чьи-то крики снаружи и команды Дэна. Все это смешалось в один огромный шум. И вот этот танкист поднялся с земли. Рукав и спина курточки еще дымились. И он, как мне показалось, посмотрел на меня. Это был лишь очень короткий миг, но длился он, как в замедленной съемке. Спокойное и даже какое-то умиротворенное лицо. Оно было выпачкано в пыли и грязи. Оставались лишь яркие белки глаз на темном фоне лица. В этих глазах не было ни страха, ни паники, ни какой-то суеты. Они были абсолютно спокойны. И провожали меня. Некоторые бойцы, которых мы встречали по пути движения, заскакивали в «Халк», а этот танкист просто стоял и уже никуда не спешил. Было такое ощущение, что он уже не здесь. В любой момент мог начать детонировать боекомплект подбитого танка, а он просто стоял. Стоял и провожал меня взглядом. Поворот с грунтовки за подбитый танк занял всего несколько секунд. Останавливаться было нельзя, потому что проход был очень узкий, а сзади тоже шел транспорт и техника, по которым велся ураганный огонь. Возможно, мне все это только показалось, но этот момент произвел на меня очень сильное впечатление и прочно отпечатался в моей памяти.

Укрывшись за поворотом от обстрела, продолжили движение вдоль «зеленки». По полю с подсолнечниками слева от нас двигались несколько единиц техники. Вышедший за нами из прохода танк не стал ехать по грунтовке, а сразу рванул на поле. Стали раздаваться взрывы на поле. Было похоже на минометный обстрел. Затем полный хаос. Застрявший и подбитый транспорт на грунтовке. Съезд в гущу подсолнечников. Взрывы со всех сторон. К этому моменту у «Халка» уже было прострелено одно колесо. Куда движемся — непонятно. Машина буксует в зарослях подсолнечника, но ребята выталкивают ее на утоптанную гусеничной техникой просеку. Удар в правый борт. Это БМП проскочила слишком близко и немного зацепила нас. Затем все, как во сне. Движение за танком, который прокладывал и утаптывал путь по полю. Взрывы и автоматическая стрельба с нескольких направлений. Бегущие повсюду бойцы. Рев движущейся слева и справа техники, угрожающей раздавить нашу машину. Среди бегущих заметили хромающего Кобу. Прапор помог ему залезть в «Халк». Потом по непонятной причине Коба снова спешился и потерялся. Какие-то поля, дороги и буераки, попеременно сменяющие друг друга. Снова по пути увидели Кобу. Снова Прапор чуть не силой с ребятами затащил его в машину. Вокруг стрельба и взрывы. У «Халка» уже три колеса пустые. Внезапно я почувствовал, как под левой ногой провалилась педаль сцепления. Открытое поле. Впереди нас на расстоянии 150 метров движется танк, вокруг которого вздымаются фонтаны разрывов. Едем за ним. Дэн непрестанно командует: «Не останавливаться! Держись танка! Вперед! Вперед! Еще быстрее!» А быстрее не получается, потому что сцепления нет. Вторая передача. В какой-то момент «Халк» глохнет. Зажигание не работает. Ребята выбегают из машины и толкают броневик. С трудом включаю вторую передачу, и мы снова следуем за обстреливаемым танком. Чувствую, что опять можем заглохнуть, и я переключаюсь на первую передачу. 5000 оборотов в минуту. 30 км в час. Мишень «бегущий кабан» в открытом поле. Дэн не перестает торопить, но я отвечаю, что это максимально возможная скорость передвижения. Не знаю, каким чудом, но мы прорываемся между вздымающимися вокруг взрывами через поле к ближайшей посадке. Стараюсь не терять из виду танк. В конце концов выезжаем из «зеленки» на асфальтированную дорогу и останавливаемся на обочине. Мы на некоторое время вышли из зоны обстрела. Стало очевидно, что мы оторвались от остальных машин нашего батальона и потерялись. Дальше действовать нужно самостоятельно. Рядом вижу инженерную машину, похожую на раздвижной понтон. Здесь же на дороге камуфлированный джип батальона «Донбасс», возле которого несколько человек. За джипом в ряд стоят танк, МТЛБ 51-й механизированной бригады с ЗУшкой на прицепе и БМП. На броне «мотолыги» и «бэхи» бойцы. Дэн принимает решение оставить «Халк» и пересесть на броню. Двигаться на машине с пробитыми колесами, без сцепления, на скорости 30 километров в час, очень рискованно. Выходим из машины. Мои вещи лежали за сиденьем у Дэна, и времени на то, чтобы вытягивать рюкзак, не было. Оставил его в машине. Как оказалось позже, к счастью.

Спустя год, на празднике Дня защитника Украины, узнал, что вещи не пропали. Среди шумной толпы празднующих меня окликнул Дима Руденко и сказал какому-то бойцу:

— Тебе нужен Седой? Вот он.

Парень даже не представился, а сразу пожал руку и поблагодарил за рюкзак. Я сперва опешил и не знал что сказать. Рюкзак остался в «Халке» под Новокатериновкой… Боец поведал мне занимательную историю, про которую не могу не написать здесь. Оказалось, что после того, как мы оставили «Халк» и выдвинулись на прорыв на броне МТЛБ, к «Халку» подошли двое боевиков из числа местных сепаратистов и принялись осматривать машину. За этим занятием их застал мой новый знакомый. Оставляю его рассказ без изменений:

«Когда на танк вылазил, видел приватбанковскую копилку на дороге. Иду лесом туда искать воду. Под ноги смотрю, ищу мины, растяжки, слышу звук двигателя. Копилка стоит заведенная. Выхожу на звук, поднимаю глаза, а там два чела ко мне спиной. Камуфляж, лакированные туфли на босу ногу, белые повязки, СКС [18] и АК [19] на плече. Дважды стреляю, один падает, как мешок, без движения, второй как будто бежит, ногами двигает. Зачем-то стаскиваю их вниз, прикрываю бурьяном и большой веткой».

Ликвидировав боевиков, боец взял из «Халка» некоторые наши вещи, среди них и рюкзак с надписью «Седой». В рюкзаке оказалась пара литров воды, зарядное для мобильного телефона, несколько банок с консервами и еще медикаменты, которые пригодились бойцу при последующем выходе из окружения. Позже мой рюкзак с этим воином 40-го БТРО отправился под Дебальцево и стал его персональным оберегом. К сожалению, тогда я не узнал ни номера телефона, ни даже имени этого человека. Лишь много позже стало известно его имя — Стасовский Юрий, благодаря группе «Иловайский котел» на фейсбуке.

…На БМП места для нас не нашлось. Бойцы очень плотно облепили боевую машину. Тесним бойцов на МТЛБ, на которой еще оставалось немного свободного места. От джипа на дорогу вышел командир второй роты батальона «Донбасс» Жак и крикнул:

— Назад по дороге двигаться нельзя! Там русские и засада! Теперь только вперед, мимо Новокатериновки и дальше на Комсомольское!

До этого с Жаком я не был лично знаком, и о том, что на дороге перед Новокатериновкой был именно он, я узнал от него самого, когда спустя несколько недель мы встретились с ним в Днепропетровске.

Я расположился на самом верху «мотолыги» возле Дениса. Сзади нас были открыты два люка, крышки которых прикрывали нам спины. Куму с Прапором не нашлось места на броне, и они расположились на двух сиденьях в ЗУшке.

Впоследствии я тысячу раз мысленно возвращался к этому моменту и корил себя за то, что тогда мы сели на броню этой «мотолыги». Строил предположения, как могли бы развиваться события, пойди мы в пешем порядке через «зеленку», но того, что случилось, уже не вернешь. Тогда у нас был командир, приказы которого никто никогда не обсуждал. Самостоятельно принимать решения мы научились чуть позже, когда уже не было кому отдавать приказы и приходилось самим ставить себе задачи и реализовывать их.

В это время мы находились вне зоны обстрела. Стрельба и взрывы раздавались где-то в стороне. Жак поторапливал механиков начать движение. Дэн, убедившись, что весь наш экипаж погрузился на технику, дал команду механику следовать за танком. Нашу небольшую колонну возглавил внедорожник «Донбасса». За ним на некотором расстоянии следовал танк, наша МТЛБ и замыкающая БМП. Асфальтированная дорога проходила между двух невысоких холмов, за которыми слева от дороги был большой пустырь. Справа тоже был пустырь, поднимавшийся на какое-то возвышение, похожее на склон террикона. Впереди за полем виднелись крыши частных домов Новокатериновки.

Колонна тронулась с места. Прошли между двух холмов, и здесь начался очередной шквальный огонь. Причем начался, как показалось, с нескольких направлений. Джип последовал на огромной скорости дальше по дороге, а танк повернул с дороги влево на пустырь и стал уходить от обстрела со стороны террикона. Дэн кричал механику держаться танка. Надо отдать должное этому бойцу. Механик был, что говорится, от бога. На пустыре вокруг нас загремели взрывы. Где-то загрохотал крупнокалиберный пулемет и 30-мм пушка БМП. Три наши коробочки успешно маневрировали по пустырю и уклонялись от прямых попаданий.

— Подальше от террикона и поближе к частному сектору!

Дэн беспрерывно командовал:

— Вперед! Вперед! Вперед!

Когда мы почти добрались до огородов крайних домов Новокатериновки, то внезапно частный сектор разразился оглушительной и массированной стрельбой в нашу сторону. Оказывается, здесь нас тоже ждали. Из частных дворов вели огонь в основном из обычного стрелкового оружия. Коробочки развернулись от огневых позиций прямо по курсу. В это же время высоты вокруг поселка продолжали поливать нас огнем. Ведущий танк стал прокладывать путь внутрь поселка через огороды, чтобы уйти с открытой местности. По пустырю вокруг нас рвались взрывы. Иногда казалось, что взрывы рвутся так близко, что по нам попали. Некоторые бойцы на броне, несмотря на сумасшедшую скачку машины, старались вести огонь по замеченным огневым позициям противника. Где-то совсем рядом с нашей МТЛБ прогремело несколько взрывов. Дэн, немного приподнявшись, вел огонь из автомата по засевшим в огородах и домах врагам. Я находился слева от Дениса и потому не видел, что происходило справа от него. У меня был сектор обзора лишь с 9 до 12 часов по ходу машины.

Когда мы следом за танком влетели в Новокатериновку, то надеялись, что дома прикроют нас от обстрела. Оказалось, что это не так. С частных дворов продолжился обстрел из стрелкового оружия. А с высот вокруг села нас поливали из крупнокалиберных автоматических пушек и пулеметов. Мы мчались по улицам, попутно поливая огнем дворы, из которых был замечен огонь в нашу сторону. Слово «мчались» не совсем точно определяет скорость нашего движения, но это был максимум, который выдавала наша «мотолыга». Отстреляв полный магазин, я понял, что не удержусь на броне, если начну менять магазин. Наклонившись вперед и прижавшись к броне, вытащил РГД-5 и выдернул чеку. Граната полетела в ближайший двор слева, из которого велся огонь с нескольких стволов. Взрыв… Автоматное стрекотание со двора прекратилось. Впереди танк выскочил на перекресток и немного приостановился, не зная, куда двигаться дальше. Потом резко дернулся вперед, что спасло жизнь экипажу, поскольку в тот же момент со стороны одной из крайних улиц поселка справа раздался оглушительный выстрел, и снаряд пролетел мимо танка. Мне тогда показалось, что выстрел был произведен из замаскированного в укрытии танка или пушки. Дэн успел крикнуть механику МТЛБ:

— Влево! Уходим влево!

…Через несколько мгновений я почувствовал взрыв и мощный удар по каске, будто кто-то хорошенько приложился по ней кувалдой. От удара я подался вперед и залег на броню. В ушах колокольный звон. Но боковым зрением успел заметить, как одновременно со мной вперед на броню и на лежащего на ней бойца рухнуло тело моего друга и командира Дениса Томиловича. При этом ни каски, ни головы у него уже не было. Смерть так близко возле меня вырвала душу моего друга, что удар по каске я почувствовал, как ее прикосновение. Дэн… Значит, я следующий на очереди. Первой мыслью было: «вог». Как подтверждение этому что-то рядом с моей головой звякнуло по броне. Крупнокалиберные пулеметы и взрывы не унимались. В тот момент я понял, что все уже закончилось. Мысленно я шептал молитву: «В руки Твои, Господи, предаю дух мой». Несколько мгновений прождал взрыва рядом с собой, но его не было. Когда открыл глаза, заметил, что с моей каски что-то капает на лицо, а правая рука и автомат в остатках кожи, мозга, крови и волос… Тогда я еще не сразу осознал, что Дэн погиб. Я не мог этого принять. Он просто упал и почему-то не поднимается… он просто лежит и скоро снова поднимется и будет выкрикивать команды механику… Если я жив, значит, и он тоже… В ушах и голове звон… По ходу движения МТЛБ обстрел не прекращался, но я уже не очень хорошо его слышал. Как выяснилось позже, по нам попала очередь из 30-мм автоматической пушки БМП. Первый заряд сразил Дэна. Второй разорвался на броне в ногах Филина, третий оторвал ступню Бирюку Олегу. Я сжал усики Ф-1. Механик, выполняя последнее распоряжение Дэна, чуть сбавил ход перед поворотом налево. Я метнул гранату в направлении, откуда был произведен выстрел по танку, и снова залег на броню. В голове мелькнула мысль: «Только бы успеть проскочить до взрыва, чтобы самих не зацепило». Глядя на лежащего рядом Дэна, думал: «Полежи, братка, немного. Сейчас прорвемся, и все будет хорошо». После поворота механик не стал продолжать движение по дороге, а нырнул вниз по склону от дороги в поле. Сзади грохнул взрыв. Я посмотрел назад между крышек люков, которые прикрывали нас со спины, и увидел то, чего никогда в жизни не смогу забыть.

Тело украинского бойца на проводах ЛЭП

Следом за нами на расстоянии около 70 метров мчалась БМП, на которую мы не смогли сесть после выхода из «Халка». Боевая машина совсем немного снизила скорость перед поворотом, и я услышал тот же оглушающий звук орудийного выстрела с той же самой позиции, с которой минуту назад стреляли по танку. В боевую машину пехоты справа по борту влетел снаряд. Мощный взрыв разметал с брони бойцов в разные стороны, тела которых разлетались на высоту от трех до пяти метров. Одновременно с ними вверх взметнулась башня БМП и, поднявшись на несколько метров, рухнула на землю. Почти сразу же за падением башни раздался второй, более мощный взрыв. Скорее всего, сдетонировал боекомплект боевой машины. Из открытого отверстия, там, где ранее располагалась башня БМП, взметнулось тело одного из бойцов экипажа машины. Оно вылетело из подбитой машины так, как будто бы невидимая рука вырвала его из недр БМП и подбросила высоко в воздух. Тело, подобно тряпичной кукле, неестественно кувыркнулось в воздухе и, падая вниз, повисло на высоковольтных проводах линии электропередач.

Мы мчались по полю вдоль дороги, сопровождаемые стрельбой из автоматов и разрывами минометных мин. Танк успел уйти далеко вперед и скрылся за одной из «зеленок». С Божьей помощью мы добрались до этой «зеленки» и тоже свернули вправо от дороги, прикрываясь посадкой от обзора со стороны Новокатериновки. Практически сразу за поворотом остановились и съехали в посадку. После гибели Дэна механику никто не указывал направление движения, и следовало сделать паузу и осмотреться. Минометный обстрел перенесся на несколько сот метров дальше по ходу нашей «зеленки». Видимо, минометный расчет видел, как мы ушли за посадку, и старался накрывать «зеленку» и дорогу за ней в месте нашего вероятного движения.

После остановки весь личный состав «мотолыги» вышел наружу и стал помогать спуску с брони раненых. Знакомиться было некогда. Каждый, возле залитой кровью рычащей двигателем машины, был своим. Тогда я окончательно увидел, что Дэн никогда больше не поднимется. Его обезглавленное тело неподвижно осталось лежать на броне МТЛБ. Обстрел со стороны Новокатериновки продолжался. Прапор сообщил, что мы потеряли Кума. Как выяснилось позже, Кума выбросило взрывом с ЗУшки перед въездом в поселок. От взрыва ему достался один 5-мм осколок над правой ключицей, 4-мм осколок в правом бедре и 38-мм в позвоночнике. У Филина были сильные ожоги одиннадцати процентов тела II и III степеней и три осколка. Кобу зацепило в ногу. Якуту оторвало ступню ноги. Союзу достались множественные осколочные ранения бедра, верхней части руки, плеча и спины. Впоследствии было выяснено, что плечо разорвали осколки каски и черепа Дэна. Гоше достались три пулевых ранения: огнестрельный перелом таранной кости левой ноги и пястной кости правой ноги, касательное пулевое ранение поясницы и осколочное по мягким тканям в область правой лопатки. Осколки нисколько не зацепили бронежилет, а, как по закону подлости, поразили незащищенный бок. Прапору, к его прежнему ранению в плечо, пуля или осколок угодили в пистолетную рукоятку автомата и зацепили кисть. Мы со Сталкером оказались счастливчиками. Говорят, что у каждого человека есть ангел-хранитель. В тот день нас с Пашей и Прапором охраняли, как минимум, с десяток ангелов. У Сталкера в каске было одно пулевое касательное, а вторая пуля застряла в самом шлеме. Это казалось просто невероятным, но на мне не было ни единой царапины. В нашей компании оказались чуть больше десятка бойцов экипажа и охраны МТЛБ 51-й механизированной бригады и разведчик из 93-й бригады. Все они, за исключением разведчика, были целы. Также нашими соседями по броне были три бойца: двое из 40-го БТРО и один из батальона «Херсон», из которых лишь одному повезло так же, как нам с Пашей. Это был Саенко Дима. У бойца «Херсона» Вовы Мазура были легкие осколочные ранения и контузия, но выглядел он ужасно. На броне он находился прямо перед Дэном, и когда Денис упал, вся кровь вытекла на Вову. Одежда, бронежилет, брюки — все было в крови. Третий из 40-го БТРО, Костя Совенко, казался самым тяжелым. У него была перебита одна голень, и из открытого перелома торчали кости. Четвертым оказался десантник Олег из третьего полка Кировоградского спецназа. У него были множественные пулевые ранения ног. Разведчик из 93-й бригады был серьезно ранен в районе ключицы. Володя Мазур сразу же обработал ему рану и наложил повязку.

Расположив раненых на земле, мы начали оказывать им первую необходимую помощь. Каждый вскрывал свою персональную аптечку и начинал вспоминать занятия по медицинской подготовке. К счастью, Вова Мазур отлично разбирался в полевой медицине, и основную помощь раненым оказывал именно он. Все остальные ему помогали. Сразу же укололи бутарфанолом Олега Бирюка. Мазур, начав оказывать помощь Олегу, заметил, что он мертвой хваткой вцепился в гранату Ф-1.

— Эй, боец, отдай игрушку, — потребовал Вова, на что Якут, глядя на незнакомого ему человека, отрицательно мотнул головой.

— Это для меня…

Володя обратился к окружающим:

— Кто-нибудь, заберите у него гранату, иначе я не смогу оказать ему помощь.

Я подошел к Олегу. Увидев, что возле него свои, Якут разжал кулак и отдал мне свое последнее оружие. Ему была наложена повязка и жгут чуть выше оторванной конечности. Обрабатывая и перевязывая видимые раны бойцов, Володя спрашивал:

— Еще где-то болит? Есть еще ранения?

Мне впервые в жизни пришлось видеть оторванную конечность с оборванными жилами и торчащими костями у живого человека. Для меня это был просто шок, а сам Олег держался молодцом. Я тогда просто не представлял себе, как он выдерживал дикую боль и психологический шок от потери ноги.

Сталкер ни на шаг не отходил от своего друга Союза, делал ему перевязки и поил водой. Союзу стало очень холодно, и Вова Мазур решил поискать в «мотолыге» какую-нибудь верхнюю одежду или покрывало. Подойдя к машине, Вова услышал стон. На броне оказался еще один боец, которого посчитали погибшим. Он набрался силы и прошептал: «Зніміть мене, мужики». Так в нашей компании оказался Бунчиков Виталий из 40-го БТРО, у которого было сквозное пулевое ранение в голову. Мазур Володя обработал его рану и наложил на голову повязку.

Где-то за Новокатериновкой и в самом поселке громыхали взрывы, шла беспрерывная автоматическая стрельба. Сразу хотели определиться в группе, кто является старшим. Спрашивали, есть ли среди нас офицеры. Среди экипажа МТЛБ был один офицер, но он как-то не очень активно взялся за организацию и планирование дальнейших действий. Впрочем, вначале этот офицер принимал участие в руководстве своими бойцами, но потом нам пришлось самоорганизовываться, и вся ответственность за принятие решений легла на плечи Прапора. Бойцов «Днепра-1» среди всех присутствующих было восемь человек. Последним указанием полковника заместителем командира взвода был назначен Прапор. Он и взялся организовывать наш отряд. Несколько человек из числа бойцов 51-й бригады были отправлены в дозор в глубь «зеленки» для разведки. Отцепили от тягача и замаскировали в «зеленке» ЗУшку. Саму «мотолыгу» тоже загнали поглубже в «зеленку» и решили заглушить, чтобы рокот двигателя не выдавал нашего расположения. Командир тягача говорил:

— Если мы ее заглушим, то больше не заведем.

И тем не менее, было принято решение дальше двигаться пешком. Бронированный тягач был слишком заметной мишенью и мог стать общей могилой для всех нас. Никто не знал, где мы находимся и куда двигаться дальше. За последний час мы столько раз нарывались на замаскированные укрепленные позиции противника, что уже не знали, куда можно направить МТЛБ, чтобы не попасть в засаду.

Нужна была связь со своими побратимами, которые еще, возможно, остались в живых. Я поднялся на броню и снял с разгрузки своего погибшего друга радиостанцию, пистолет ПМ[20] и его телефон. Так как мы находились в таком положении, что в любой момент могли встретить смерть, то я решил сообщить жене Дениса Юле печальную весть о его гибели. К счастью, я знал, каким графическим кодом был защищен телефон Дэна, и набрал номер Юли. Мне предстояло впервые в жизни принести подобную страшную новость людям, которые еще даже не подозревают о том, что больше не увидят своего родного мужа и отца. Вокруг шел бой, и для того, чтобы выбирать выражения, не было времени. Тем более, что связь была слабой и нестабильной.

— Юля, это Седой. У меня плохая новость. Дениса больше нет с нами. Он погиб у меня на глазах. Не нужно его искать среди пленных или раненых. Прямое попадание в голову и мгновенная смерть.

Как-то коряво пытался извиниться за дурную весть и оправдаться тем, что сам не знаю, выйду ли я живым из «котла»…

— Ты должна знать, что Денис погиб. Погиб, как герой, выводя нас из окружения.

Я не уверен, дослушала меня до конца Юля или нет, поскольку связь прервалась.

Тело Дэна решил не снимать с брони и оставил при нем его документы, чтобы те, кто его найдет, смогли его идентифицировать.

Сразу же подумал о собственной семье, и я, как, наверное, многие, оказавшиеся в подобной ситуации, решил отправить жене короткое смс-сообщение: «У меня все хорошо. Я тебя люблю. Целуй детей».

Радиостанция оказалась почти разряженной. Мы успели лишь узнать от Фана, что он с группой наших бойцов находится где-то в Новокатериновке. Ходили слухи, что комбат и Вова Парасюк попали в плен. Мы сообщили Фану о том, что Дэн погиб и у нас много раненых. Он собирался прийти нам на помощь, но связь прервалась, потому что сел аккумулятор в рации. Прапор от досады сломал и выбросил ставшую уже бесполезной радиостанцию. Позже мы пытались связаться с Фаном по телефону, но связь работала нестабильно, и поговорить не удалось. К тому же мы не могли точно сообщить свое местоположение, так как сами не знали, где находимся. Нам удалось также связаться со штабом в Днепропетровске и объяснить ситуацию, в которой мы все оказались. Карт местности у нас собой не было. Я вспомнил, что у Дэна в телефоне есть навигатор, по которому можно попытаться определить наше местоположение.

Вернулись из дозора ребята:

— Ближайшие двести метров чистые. Можно двигаться в глубь «зеленки».

Помогая раненым, мы смогли удалиться от места остановки тягача на пару сотен метров. Из найденных в тягаче одеяла, плащ-палатки и тонких деревьев соорудили носилки для Кости и Олега, которые не могли передвигаться самостоятельно. Пока ребята делали носилки, я разбирал на части и раскидывал в разные стороны оружие раненых и автомат Дениса, чтобы не достались «сепарам». Тащить с собой дополнительную груду железа было тяжело. Движение по «зеленке» сопровождалось обстрелом из АГС-17. Отойдя на достаточное расстояние от боевой машины, мы уложили раненых и стали думать, что делать дальше. Некоторые бойцы, на всякий случай, закапывали свои документы и кредитные карточки. Вова Мазур продолжал оказывать помощь раненым. Грохот боя, перемещаясь с одного места на другое, практически не прерывался. Спустя некоторое время до нас стали доноситься раскаты артиллерии и свист снарядов над головой. Взрывы за Новокатериновкой и в ее окрестностях. После чего последовала ответка в противоположном направлении. Почти до самой темноты беспрерывно продолжались эти дуэли. Особенно активно слышны были танковая и автоматная стрельба в направлении террикона за Новокатериновкой. В какой-то момент мы услышали шум в небе. Я приподнял от земли голову и увидел самолет, который летел прямо на нашу «зеленку» на сверхнизкой высоте. Тогда он мне показался НЛО. Я ранее не видел подобную грозную воздушную технику так близко. Это была «сушка» без каких-либо опознавательных знаков, и не понятно было, чья она. Я увидел, как от самолета в разные стороны стали отделяться несколько огненных хвостов, которые были похожи на тепловые заряды против теплонаводящихся ракет. Вслед за этим над нашими головами что-то пронеслось, что я воспринял как ракеты воздух — земля. Тогда я в очередной раз за этот день мысленно попрощался с жизнью. Ракеты пролетели буквально над самыми верхушками деревьев нашей посадки и, миновав Новокатериновку, накрыли площадь за поселком в районе террикона. После запуска ракет самолет отработал высоту пушками. Через некоторое время подобный авиаудар повторился снова. Как минимум, один из двух самолетов был сбит при развороте.

В какое-то время грохот боя прекратился. Были слышны лишь одиночные выстрелы. При помощи навигатора узнали наше местоположение. С определением сторон света было сложнее. Навигатор показывал точку на карте, но в какой стороне мы находимся относительно других населенных пунктов, понятно не было. Позже по звездам мы смогли определить, что мы находились в нескольких километрах северо-западнее Комсомольского, а до наступления темноты мы абсолютно не ориентировались на местности. Лишь звуки транспорта выдавали направление дороги между Новокатериновкой и Комсомольским. В паре километрах юго-западнее от нас проходила дорога между Старобешево и Комсомольским. Где-то снова раздавались очереди из нескольких автоматов, и сразу за ними заговорил крупнокалиберный пулемет и танчик. Складывалось впечатление, что кто-то ведет отчаянный бой, но после нескольких выстрелов из танка и очередей из крупнокалиберного пулемета все снова затихло. На смену стрекотанию стали раздаваться выходы из реактивных установок и прилеты «Градов» в нескольких километрах от нас. Мне на телефон стали приходить СМС-сообщения с неизвестных мне ранее номеров, которые призывали выходить раненым на эту дорогу, где их будет подбирать Красный Крест. В это же время мы слышали, как по этой самой дороге работают «Грады».

В штабе батальона пытались узнать у нас наше местоположение, но что мы могли сообщить? «Зеленка» среди полей за каким-то селом. То, что это Новокатериновка, мы узнали позже. Сбоку от нашей «зеленки» чистое поле. Метрах в трехстах от нас на поле стоит сожженная САУ[21]. Что видим? Видим с одной стороны село, а с другой — где-то вдали какой-то элеватор. В СМС-сообщениях нам опять настоятельно рекомендовали выносить раненых на дороги, а самим двигаться в сторону Комсомольского. В этом поселке располагалась национальная гвардия, и там всех ожидают машины Красного Креста. Нам писали о каких-то достигнутых договоренностях, о прекращении стрельбы на некоторое время и что мы должны успеть за это время выйти к Комсомольскому. Мы лишь наполовину доверяли этим сообщениям, поскольку слышали, что продолжает работать артиллерия с обеих от нас направлений и ни о каком прекращении огня не может быть и речи.

Прапор с Филином прощупывали территорию вокруг расположения нашей группы и осматривали с обеих сторон посадку, чтобы определиться с нашим местоположением относительно противника и принять решение, что делать дальше. После севшей радиостанции я взял на себя роль связного. Именно на мой телефон приходили сообщения, которые должны были нам помочь выбраться из окружения. Кое-где были слышны отдельные выстрелы и взрывы. Мобильную связь, видимо, активно глушили, и поговорить больше ни с кем мы не смогли, но сообщения поступали и отправлялись. По своей наивности, я надеялся на то, что по сигналу мобильного телефона сотрудники СБУ смогут определить наше местоположение, и для этого связался с друзьями, имеющими контакты в нашей областной администрации, и сообщил им о сложившейся обстановке. Вначале мне писали, что все в порядке и нам гарантируют «коридор». Я отвечал, что это уже не актуально, потому что «коридор» мы уже прошли, что колонна разбита и рассеяна, а остатки выживших бойцов добивают в полях, поселках и посадках. На тот момент мы были уверены, что никто больше не выжил. Мои друзья поднимали всех своих знакомых в различных кабинетах, в результате чего мне стали приходить сообщения от нескольких неизвестных абонентов с информацией о том, что́ следует делать и в каком направлении двигаться. Почти все сообщения опять-таки рекомендовали выносить раненых из посадки и оставлять у дороги, а кто может самостоятельно передвигаться — быстро отходить к Комсомольскому. Все новости я сообщал Прапору, как старшему группы, а он должен был принимать решение.

Приходящие сообщения указывали на то, что с русскими договорено не вести огонь и выходящим из окружения не препятствуют перемещаться к передовым постам или расположениям ВСУ, но я лично в это не верил. После всего, что нам довелось сегодня увидеть, вряд ли кто-либо с обеих сторон упустит возможность отомстить. Решено было дождаться темноты и двигаться в сторону Комсомольского. Вдруг мы услышали, что возле оставленной нами «мотолыги» и ЗУшки кто-то громко разговаривает, а также звон металла, будто кто-то лазит по броне. «Сепары!» Мы все залегли и не знали, что предпринять. Мы никого не видели потому, что нас от «сепаров» разделяли 200 метров плотной «зеленки». Те, кто сейчас лазил по МТЛБ и осматривал место вокруг машины, не могли не заметить свежих следов нашего пребывания. Остатки окровавленных бинтов и сброшенных бронежилетов и разгрузок выдавали наличие в группе раненых. Перешептываясь, чтобы не выдать своего присутствия, мы обсуждали возможные варианты развития событий. А вариантов было не много. Если по МТЛБ лазит группа зачистки, то они пойдут по нашему следу и обнаружат нас. Уйти, бросив раненых, мы не могли. Значит, есть только два выхода. Если группа зачистки пойдет по «зеленке», мы сообщим приближающимся к нам о том, чтобы не открывали огонь, потому что здесь тяжелораненые, и дальше — в зависимости от ситуации. Или сдаемся под гарантии жизни для раненых, или принимаем последний бой, если по нам будет открыт огонь. Ожидание длилось целую вечность. Олег Бирюк просил меня:

— Дай мне гранату, а сами уходите. С нами не выйдете. Все пропадем.

Я выбросил в сторону пустой магазин и вставил в автомат полный. Выложил перед собой две ручные гранаты РГД-5 и одну Ф-1. Сжал у всех гранат усики:

— Не переживай, Олег. При необходимости я сам тебя упокою с миром, если другого выбора не будет.

Рядом со мной лежал Союз. Когда он увидел у меня в руках Ф-1, то одобрительно кивнул головой. Сидя на земле и прижавшись спиной к дереву, Гоша сказал:

— Седой, не гони. Не спеши с гранатами. Может быть, еще поживем.

Я уткнулся лицом в высохшую траву и поймал себя на мысли «…не остаться в этой траве… не остаться в этой траве… пожелай мне удачи в бою». Вот уж не думал, что последние минуты жизни проведу в траве, вспоминая песню Цоя. Вспомнил о жене и детях, отчетливо представил лицо матери, когда ей сообщат, что нашли ее сына. А потом даже какой-то азарт и злость взяли. Среди хоровода различных мыслей всплыло детское воспоминание: «А сейчас Акела будет петь свою последнюю песню». В глубине души понимал, что плен — не вариант. Когда враг узнает, что перед ним бойцы «Днепра-1», переговоров не получится. Нам давно уже внедрили в сознание мысль о том, что бойцов «Днепра-1» в плен не берут. Предстоит бой, после которого чистильщикам по-любому должна подойти помощь, а нам ее ждать не от кого. Да и с ранеными после поднятого шума уйти не удастся, бросить их мы все равно не сможем. Как ни крути, а финиш в любом случае один. Оставался прежний извечный вопрос: сдохнуть, как собака, или уйти в компании нескольких ублюдков, которые считают нас легкой добычей?

Не помню, в какой книге я вычитал интересную мысль, но тогда я ее очень тонко прочувствовал. Все хотят жить долго и хорошо, но редко кому это удается. Потому что другие мешают хорошо жить. А вот красиво умереть каждый может, но не каждый способен воспользоваться таким шансом. Лежа в траве, я полностью отдавал себе отчет, что мне выпала возможность умереть красиво. Как верующий человек, я хотел думать, что жизнь после смерти продолжается. Представился удобный случай это проверить.

Со стороны МТЛБ в нашу сторону раздались несколько автоматных очередей. Уже начинало смеркаться, и «сепары» не рискнули сунуться в густую «зеленку» вслед отступающей группе. На всякий случай обстреляли посадку из автоматов и ушли. Но тогда мы не знали, что Господь решил очередной раз за прошедший день сохранить наши жизни и внушил нашим врагам, что не следует нас преследовать, потому что в «зеленке» могут быть растяжки, а доведенные до крайности отчаянные люди устроят засаду.

Мы залегли в траве среди кустов и готовились встречать «чистильщиков». Так как долгое время никакого движения со стороны «сепаров» не наблюдалось, Прапор решил выдвинуться им навстречу, но вмешался Филин. Он, не терпящим никаких возражений голосом, остановил Прапора:

— Куда? Лежать! Ждем.

При этом Виталий стал перемещаться к правому от нас краю «зеленки» и немного вперед, решив занять позицию для того, чтобы, когда начнется бой, нанести «сепарам» удар с укрытия с правого фланга.

Наше ожидание, казалось, длилось целую вечность, но на нас так никто и не вышел. Когда мы поняли, что угроза миновала, то снова собрались все вместе, чтобы решить, что делать дальше. Наши ряды поредели, так как экипаж МТЛБ в полном составе ушел дальше по посадке и больше мы их не видели. С ними же ушел и раненый разведчик из 93-й бригады. Как выяснилось много позже, они самостоятельно добрались до Комсомольского, где встретили наших ребят из батальона «Днепр-1», с которыми эвакуировались до Волновахи, но по какой-то причине не сообщили им о том, что видели нас. Осталось тринадцать бойцов. Из которых десять раненых. Четверо тяжело — двое из них не способны самостоятельно передвигаться.

Павел Рудич, позывной Сталкер, и Владислав Безпалько, позывной Союз

С наступлением темноты на чистом небе появились луна и звезды. Найдя Полярную звезду, мы определились со сторонами света. Вместе с темнотой наступал и ночной холод. Союза начало знобить. От большой кровопотери он был очень бледен и казался мне почти безнадежным. Я подложил ему под голову свою каску и стал искать, чем бы его укрыть. Не найдя ничего, кроме своего бронежилета, я укрыл им Влада, а сам прилег рядом и теснее прижался к его спине, пытаясь хоть как-то согреть и согреться самому. Большинство из нас были легко одеты. У меня поверх футболки был накинут бронежилет и разгрузка. Температура воздуха +10. Чтобы согреться, мы укладывались спина к спине и укрывали самых тяжелых бронежилетами. Лежащих на носилках Костю и Олега также укрыли, уже не помню чем. Прапор и другие уцелевшие осторожно, не создавая лишнего шума, начали вырубать и обламывать в густых зарослях узкий проход, чтобы при выходе из «зеленки» пронести носилки с ранеными.

Нужно отдать должное Сергею Алещенко. Он принял правильное и волевое решение, которое разделяли все уцелевшие. Мы согласились, что никого из раненых ни на какую дорогу выносить не будем. Уходим все вместе. Кто способен нести носилки, будут тащить раненых. Остальные передвигаются своим ходом. Отстающих будем подтягивать. Виталий Бунчиков с пулевым ранением в голову чувствовал себя совсем плохо и не был готов к длительному переходу. Он долго отказывался идти с нами, но в конце концов его убедили собраться с силами. Из «зеленки» на грунтовую тропу вдоль поля вышли все 13 человек. Покидая «зеленку», я очень переживал, чтобы не оставить в посадке какие-либо необходимые вещи. Собирались в полной темноте, и потому топтаться по «зеленке» в поисках каски я уже не стал. Филин имел серьезные ожоги на ногах и не мог нести носилки. Он шел в дозоре впереди всех, опережая всю группу на 100–150 метров, и осматривал прилегающую территорию в ночной прицел, который оказался в хозяйстве у Вовы Мазура. Носилки по очереди тащили пять человек. Костя и Олег были достаточно тяжелыми, и приходилось их нести четырем бойцам. Сперва проносили полсотни шагов одного. Ставили на землю и возвращались за вторым. Носилки, на которых лежал десантник, были сооружены из плащ-палатки. Они были более удобными и просторными. С носилками Кости постоянно возникали проблемы. Одеяло отставало от палок и его приходилось часто подвязывать. К тому же оно было коротковато, и первое время это доставляло неудобство и боль, так как нога с открытым переломом голени иногда провисала с одеяла. Пятый, свободный, человек, помогал подтягиваться отстающим бойцам и периодически подменял одного из несущих носилки. У Кости Совенко был РПК, который мы использовали как дополнительный элемент носилок, куда аккуратно укладывали перебитую ногу Кости.

На счет «три-четыре» одновременно поднимали носилки с четырех сторон. Мы часто подтрунивали над Володей Мазуром за то, что он позже всех поднимал свою сторону. Откуда нам тогда было знать, что он сам был ранен и плохо слышал вследствие контузии? Оказывая помощь другим, Володя и словом не обмолвился о своих проблемах. Коба старался держаться между группой и дозорным Филином. Для удобства они с Союзом сделали нечто наподобие посохов, облегчая себе путь. Сложнее всего было Гоше и Бирюку Олегу. Игорь вначале пытался медленно идти, но потом не смог держаться на ногах. Вова еще раз осмотрел Гошу и обнаружил, что у него полные берцы крови. Оказалось, что обе его ноги были прострелены, и дальнейший путь они с Олегом двигались на коленях и кулаках. Чтобы как-то помочь Олегу, Вова Мазур отдал ему свои перчатки. Последним шел Виталик Бунчиков, которому время от времени помогали те, кто не был занят носилками.

Пройдя несколько сот метров вдоль посадки, мы услышали тихий голос Филина, который дал команду всем остановиться и прижаться к «зеленке». Впереди стоял танк. Целый, но неизвестно чей. Если танк российский, то возле него обязательно должна быть охранение. В нескольких километрах от нас в небе время от времени вспыхивали сигнальные и осветительные ракеты. Следовало немного осмотреться и действовать, исходя из ситуации. Пока Филин проводил разведку, у нас было время немного отдохнуть. Осмотрев территорию вокруг танка, Филин вернулся к нам и сообщил, что можно двигаться дальше. Оказалось, что танк наш, но экипажа в нем нет. Проходя возле него, мы видели разбросанные вокруг вещи танкистов. Видимо, танкисты также решили оставить машину и выходить пешим порядком, как и мы.

Несмотря на то что ночь была холодной, мне не пришло в голову взять из личных вещей танкистов какой-нибудь бушлат. Скорее всего, просто забыл про холод. Во время переноса носилок мерзнуть было некогда. Да и некогда было возиться с поиском каких-либо вещей в потемках. У нас оставалось совсем мало времени, чтобы спрятаться в надежном укрытии до восхода солнца. Мы сразу определились, что передвигаться будем исключительно ночью. Днем наша группа была бы слишком заметной.

Танк стоял почти напротив грунтовой дороги, которая тянулась между двумя посадками. Наша «зеленка» заканчивалась, а та, что начиналась за грунтовкой, почти вся была выжжена «Градом». Из земли торчали лишь обугленные пеньки. Теперь у нас не было какой-либо защиты или маскировки справа. В этот момент Виталий Бунчиков почувствовал, что дальше двигаться не сможет, и отказался идти с нами. Времени на уговоры не было. Насильно тоже никто никого тащить не собирался. Филин оказался более предусмотрительным и подобрал возле танка бушлат, который отдал оставшемуся в «зеленке» Бунчикову. У Игоря Калиниченко от длительного передвижения на руках начали кровоточить пальцы, так как у него были беспалые перчатки. Я отдал ему свои мягкие перчатки, и это немного облегчило ему движение. Обмен обмундированием продолжился. У меня за время пути оторвалась подошва на берцах, и Костя Совенко предложил мне взять его обувь, взамен моей. Даже если мы благополучно выберемся из этой передряги, то берцы ему еще не скоро понадобились бы. Обувь оказалась очень удобной и как раз подходящего размера. Я с удовольствием согласился и до сих пор храню эти берцы в память о том тяжелом переходе.

Прапор решил уводить группу влево от посадки по пахоте к полю, заросшему подсолнечниками. Отрезок пути в несколько сотен метров нам предстояло преодолеть почти по открытой местности, освещаемой луной. Риск оказался оправданным. Было начало пятого утра. В это время бдительность наблюдателей и часовых притупляется. Для более удобного передвижения попробовали тащить носилки не на вытянутых руках, а подняв их на плечи. Оказалось, так лучше. Руки меньше уставали, и носилки не цеплялись за стебли подсолнухов. Нам удалось пройти этот участок до рассвета и укрыться в зарослях густого и колючего кустарника, который рос впритык к подсолнечному полю. К зарослям подходили не прямо с поля, а немного его обошли, чтобы не бросалась в глаза вытоптанная тропа, ведущая прямо к нашему укрытию. Проходя через поле, успели нарвать несколько головок с семечками. Голод, а особенно жажда начинали давать знать о себе.

30 августа 2014 года

Проделав небольшой проход внутрь зарослей, занесли туда носилки с Костей и Олегом, а также расчистили место для остальных. Вход в наше убежище заложили ветками, которые наломали внутри зарослей. Снаружи ничто не выдавало нашего присутствия. Было решено оставаться в этом месте до наступления темноты. Изнурительная ночь, чувство жажды и голода способствовали крепкому сну. Лучи восходящего над горизонтом солнца пробивались сквозь заросли и согревали нас после холодной ночи. После обеда стало совсем жарко, но густая листва прикрывала нас от палящего солнца. Целый день провели в покое и отдыхе. Понимали, что предстоит очередная трудная ночь и следует набраться сил. Мобильная связь почти вся легла. Даже мой «лайф» перестал подавать признаки жизни. Достаточно устойчивый сигнал был лишь у МТС. Мобильные телефоны почти полностью разрядились. Десантник Олег вспомнил, что у него с собой есть полностью заряженный и выключенный аварийный мобильный телефон. Это было очень кстати. Я тогда для себя отметил предусмотрительность спецназовца, и впоследствии всегда носил с собой в разгрузке такой же всегда заряженный и выключенный телефон для экстренных ситуаций.

Из поступающих сообщений мы узнали, что на поиски нашей группы выдвинулась группа разведчиков, которые обыскивают все «зеленки» и околицы населенных пунктов. Была надежда на то, что нас все-таки найдут. Наряду с этим приходили сообщения, что всем бойцам следует двигаться к больнице Комсомольского. Мы не вполне доверяли всем входящим сообщениям и, как выяснилось позже, были правы.

Времени до заката у нас было более чем достаточно, и это позволило нам поближе познакомиться друг с другом. Последние несколько часов сблизили нас теснее, чем годы дружбы с иными людьми. Извините за каламбур, но, варясь в одном котле, нам нечего было скрывать друг от друга. Именно тогда Олег поведал нам кое-какие подробности, пробудившие во мне уважение к некоторым представителям руководства нашей группировки под Иловайском. Мы беседовали на тему, кто и где находился во время операции. В самом Иловайске представителей ВСУ было совсем мало, а о том, что рядом с нами находятся элитные части спецназа, мы вообще не слышали. Неразговорчивому Олегу пришлось нам пояснить, что они не были в городе. Им была поставлена задача вывести из окружения определенную группу людей, но когда они добрались до них, то те отказались покинуть группировку и заявили, что будут выходить только вместе со всеми подразделениями. Спецназу нельзя было возвращаться без этих людей, и потому десантники остались рядом с ними и тоже выходили по «зеленому коридору» вместе со всеми. Многие из этих ребят погибли. Олегу относительно повезло. Не знаю, насколько правдоподобен его рассказ, но врать ему нам не было смысла. Теперь каждый раз, когда я слышу те или иные обвинения в трусости руководящего звена группировки под Иловайском, я абсолютно уверен, что это ложь. Я многого не знаю и не утверждаю, что знаю истину в последней инстанции, но рассказ Олега вызывает у меня уважение к высшим офицерам штаба Хомчака. Это всего лишь мое личное субъективное мнение.

Воспользовавшись заряженным телефоном и карточкой МТС, мы сумели при помощи СМС-сообщений снова связаться с друзьями из Днепропетровска. Всех, кто был поднят на наши поиски, интересовало наше местоположение, но мы до сих пор не могли точно указать, где именно находимся. Никакой привязки к местности не было. «Зеленка» среди полей. В нескольких километрах юго-восточнее от нас наблюдали перед рассветом огни большого населенного пункта. Скорее всего, это было Комсомольское. Нам настоятельно рекомендовали, как можно быстрее передвигаться к нему, и сообщали, что поисковые группы разведчиков уже ищут нас.

Очищая травой свой автомат от остатков тканей головного мозга, я пытался анализировать входящие на мой телефон сообщения. Передвигаться быстрее… Видимо, те, кто нам тогда это писал, не учитывали некоторых обстоятельств. Ни о каком быстром передвижении не могло быть и речи. За прошедшую ночь мы преодолели не больше четырех километров. Если учитывать, что приходилось постоянно возвращаться за вторыми носилками, то для нас эти четыре километра превратились в восемь. Олегу Бирюку и Игорю Калиниченко, почти весь путь преодолевшим самостоятельно на коленях, это тоже показалось марафоном. Как, впрочем, и остальным раненым.

Во время ожидания сумерек Филин со Сталкером прикопали в укромном месте пулемет Кости, поскольку тянуть лишний груз было уже тяжело. Сталкер помог Филину разобрать один из автоматных магазинов, в который попала пуля. Патроны и магазин также решили прикопать рядом с пулеметом. Силы понемногу таяли, и мы старались максимально облегчить наши разгрузки и сбрасывали лишний вес.

Патроны и лишнее оружие нам тогда были уже ни к чему. Вступить с кем-либо в бой означало обнаружить себя и лишиться последнего шанса выйти самим и вынести раненых.

Очень хотелось есть, но еще больше хотелось пить. Если голод еще можно было как-то перетерпеть, пережевывая сырые семечки из подсолнухов, то воды взять было негде. У кого-то обнаружилась небольшая баночка с драже, и мы разделили витамины между собой. Затем у Союза нашлась одна сигара «Captain Black». Это был нереальный элемент роскоши в наших условиях. Растянули сигару на всех. Иногда где-то недалеко слышалась автоматная стрельба и рокот перемещающейся техники. Однажды совсем рядом с нами раздались голоса проходящих людей. Тогда я про себя подумал, что на месте групп зачистки я не стал бы соваться в глубь колючего кустарника, но обязательно бы его обстрелял или бросил гранату. Никто наше укрытие не обнаружил, и граната, к счастью, не прилетела.

Начинало смеркаться, и Прапор объявил:

— Мы так долго не протянем. Нужен транспорт для раненых. То, что нас ищут, хорошо, но я на это не сильно рассчитываю. Значит, так. До поселка должно быть совсем недалеко. Я выдвигаюсь в Комсомольское к ближайшим нацгвардейцам. Возьму у них транспорт и вернусь за вами. Ваша задача — с наступлением темноты пройти пару сотен метров к железнодорожным путям. Затем осторожно перебираетесь через железную дорогу и укрываетесь в ближайшей к ней «зеленке». Там ждете меня.

Сергей вышел еще до наступления темноты, а мы подождали еще около часа и отправились вслед за ним. Время от времени кое-где в разных направлениях в небо взлетали сигнальные и осветительные ракеты. От нашего укрытия до железной дороги путь проходил через поросшую камышом вязкую низину. За ней начинался крутой подъем по насыпи к путям. Нас оставалось четыре человека, способных нести носилки и помогать остальным раненым. Труднее всего приходилось Олегу и Косте на носилках во время нашего подъема и спуска возле железнодорожного полотна. Грунт и щебень под ногами иногда проваливался, и кто-нибудь из нас падал, перекашивая носилки. При этом любое лишнее движение причиняло парням в носилках невыносимую боль. Мы старались передвигаться как можно тише, но шуршащий под ногами гравий создавал, как мне тогда казалось, предательский и громкий шум. Подъем и спуск от путей были достаточно крутыми, и преодоление этого препятствия отняло у нас очень много сил и времени. Кроме носилок, нужно было еще помочь миновать эту крутую насыпь раненым товарищам. Олегу и Игорю, ползшим рядом с нами, было еще труднее. Иногда ребятам казалось, что дальше они уже не в состоянии двигаться. Мы, чем могли, помогали им. Перебравшись через железную дорогу, мы должны были преодолеть около трех сотен метров до условленного места встречи с Прапором. Путь проходил по узкой грунтовой дороге у края подсолнечного поля. Когда добрались до края посадки, то устроили небольшой привал. Гоша с Якутом после последнего перехода совсем выбились из сил.

Отдохнув около получаса, мы решили, что у нас в запасе еще есть несколько часов темноты и мы можем дальше продвинуться в сторону Комсомольского. За посадкой было большое перепаханное поле, за которым виднелась следующая посадка. Огни поселка казались совсем рядом, и каждая «зеленка», которую мы видели перед собой, тоже казалась последним рубежом перед селом. Осталось совсем немного, и мы решили сделать еще один рывок. Гоша и Якут остались на месте в ожидании Прапора. Мы пообещали вернуться за ними после того, как преодолеем поле. Чуть позже они признались, что не рассчитывали на то, что мы вернемся. Взявшись за носилки, мы шли через эту пахоту, которая тогда показалась мне бесконечной. Противоположный конец поля был совсем близко, но дойти до него было нереально. Потратив еще около часа, мы все-таки преодолели этот путь и почти без сил свалились в низине, окруженной деревьями. Было настолько холодно, что мы, пренебрегая всеми мерами предосторожности, развели небольшой костер, чтобы согреться. После этого мы со Сталкером пошли снова через поле за Олегом и Игорем.

Они были на том же месте, где мы их оставили. Ребята сказали нам, что к ним приходил Прапор. В Комсомольском он встретил национальную гвардию, но не смог убедить гвардейцев выехать на грузовике для нашей эвакуации. Оставив парням несколько сигарет, Прапор снова ушел в поселок, чтобы найти хоть какой-нибудь транспорт и обязательно вернуться за ними. Ни в тот день, ни на следующий мы Сергея так и не увидели. Вернувшись в поселок, он, по доносу одного из местных жителей, оказался в плену, из которого его освободили лишь спустя две недели. Со слов Прапора, человека, который приютил его у себя, боевики расстреляли прямо во дворе.

К счастью, Олег и Игорь немного отдохнули и набрались сил за те полтора часа, что мы потратили на переход к следующей «зеленке». Сталкер взвалил Бирюка Олега на себя и перетащил таким образом к остальным. С Игорем было сложнее. Характер его ранений не позволял поднять его ни под руки, ни забросить на спину. Помогая тянуть Гошу, я вспоминал наши занятия в мариупольском аэропорту по оказанию помощи раненым. Тогда мы с Гошей тренировались носить друг друга. Во время занятий у меня не получалось пронести Игоря больше десяти метров. Сейчас перед нами было распаханное поле, по которому нужно было пройти не менее пятисот метров. Во время занятий у меня хоть и было побольше сил, чем сейчас, но мотивация полностью отсутствовала. Теперь же напротив — отсутствие физической силы с лихвой компенсировалось мотивацией.

Испробовав все, какие только можно, способы транспортировки с Божьей помощью я помог Гоше перейти через эту пахоту. Иногда Игорю казалось, что все это напрасная трата сил. Что ему никогда не выбраться из этого окружения. Я поддерживал его, как мог. Заглядывая в будущее, пророчествовал ему, что еще погуляю у него на свадьбе и увижу, как он будет танцевать. Не помню, сколько прошло времени, но примерно около пяти часов утра, когда начинало всходить солнце, мы все вместе собрались вокруг догорающего костра и стали думать, что делать дальше.

Силы тех, кто еще мог передвигаться, таяли на глазах. Еще одной ночи мы могли и не выдержать. Если за первую ночь мы преодолели четыре километра, то за вторую не больше двух. Нужно было кому-то выдвигаться в Комсомольское, до которого оставалось не больше трех километров, и сообщить нашим, что без посторонней помощи группа выйти не сможет. Или хотя бы срочно найти воду и транспорт. На поиск ушли Филин и боец «Кривбасса» Саенко Дима. Спустя некоторое время мне на телефон пришло сообщение, что все населенные пункты нужно обходить стороной и ни в коем случае не заходить в Комсомольское. Национальная гвардия оттуда ушла. Поселок занят «сепарами»… Ближайший блокпост национальной гвардии расположен в поселке Раздольное, которое находится в полутора десятках километрах за Комсомольским. Тогда мы не знали, что и Раздольное тоже лишь частично контролируется нацгвардией, а по большей территории поселка свободно перемещаются «сепары».

В это самое время продолжали поступать СМС-сообщения, настоятельно рекомендовавшие выходить в Комсомольское к местной больнице. Позже некоторые ребята рассказывали, что, выполняя эти рекомендации, подтягивались к указанной больнице, где их уже встречали боевики.

31 августа 2014 года

Шло время. Поисковые группы искали нас, а мы, обезвоженные и третьи сутки ничего не евшие, думали, что делать дальше. Назвать наше положение безнадежным означало вообще ничего не сказать. Втроем с Вовой Мазуром и Сталкером нам не утащить носилки с ранеными. А с нами, кроме двух лежачих, еще четверо раненых, которые через несколько часов тоже не смогут самостоятельно передвигаться. Да и сами мы уже окончательно выбились из сил. Нам удалось вырваться из тройного окружения, и когда уже казалось, что спасительный поселок так близок, мы узнали, что и он занят «сепарами». Снова кольцо. Снова окружение. И почти не осталось никаких сил. Вместо ожидаемых трех километров до позиций национальной гвардии предстоит преодолеть десятки километров в обход населенных пунктов. И эти сообщения, противоречащие друг другу. Прав был Прапор. Нельзя никому верить. В рекомендации обходить населенные пункты стороной была своя логика. Если бы мы были здоровые и на ногах, то, скорее всего, так и поступили бы, но в нашем положении эти рекомендации были бесполезны. После ухода Филина и Димы мы понимали, что не стоит ждать их возвращения. Они ушли туда, где уже нет своих. Даже если им каким-то образом удастся выйти, они не смогут нам ничем помочь. Вероятность выбраться из окружения стремительно приближалась к нулю. Я поделился своими неутешительными выводами с товарищами:

— Филин с Димой не вернутся. Если СМС не врет, то их задержат в ближайшем населенном пункте.

Сталкер продолжил:

— У нас нет выбора. Нужно идти искать транспорт. Дальше с десантником и Костей мы идти не сможем. Гоша и Якут совсем плохи. Надо идти. Или выйдем на поисковую группу, или найдем машину.

Мазур предложил:

— Одному идти нельзя. Второй должен прикрывать и помочь, если что. Пойдем мы с Пашей.

— Добро, — отвечаю я. — Я пока пригляжу за ранеными. Постарайтесь не задерживаться.

Костя Совенко, услышав наш разговор, досадно сказал:

— Никто из тех, кто ушел, не вернулся. И эти не вернутся.

Коба, зная, какие тесные узы дружбы связывают Союза и Сталкера, ухмыльнувшись, перевел взгляд на них и уверенно произнес:

— Сталкер точно вернется.

Я, как обычно, напутствовал товарищей традиционным: «С Богом!»

Было уже достаточно светло, и ребята, осторожно двигаясь через «зеленку», направились в сторону железнодорожного пути, а я остался один с шестью истекающими кровью и обессиленными товарищами. Размышляя сам с собой, я думал: «Если не вернутся Сталкер и Вова, тогда останется только погибнуть всем вместе. Дальше бойцы идти не смогут, а если и я уйду и пропаду где-нибудь, то раненым точно смерть. Их никто не найдет. Я последний, кто знает, где их искать. Если придется идти за помощью самому, то, судя по тому, что ни один еще не вернулся, можно делать вывод: раненые погибнут. Даже в случае благоприятного исхода для меня… как я потом смогу с этим жить?»

Во рту было сухо, как в пустыне. Язык прилипал к нёбу. Губы уже еле шевелились, и приходилось прилагать усилия, чтобы их раскрывать при разговоре. Я пытался найти в ближайших канавах и сухих зарослях камыша хоть какую-нибудь лужу, чтобы утолить жажду, но ни одной капли воды так и не нашел. Раненым бойцам было еще хуже. По вымазанной землей и окровавленной перевязке на разорванной ноге Якута, лениво перебирая лапками, бегали мухи. Союз, бледностью лица похожий на снятого с креста Спасителя, дрожал от озноба. Не лучше выглядели и остальные раненые. Тогда я практически утратил всякую надежду. Видимо, лимит везения для нас был исчерпан. Так прошло около часа. Если нас что-то еще и могло радовать, то это было взошедшее солнце, которое принесло с собой тепло и избавило нас от холода.

Вдруг со стороны железнодорожного полотна послышался звук двигателя автомобиля, который приближался в нашу сторону. Мы внутренне напряглись и приготовились встречать гостей. Я с автоматом занял позицию за деревом на склоне нашей низины. Недалеко от места нашей лежки остановился красный автомобиль «Жигули», из которого вышли Сталкер и Володя. За рулем сидел какой-то мужчина зрелого возраста. Это было спасение для наших тяжелораненых. Мы погрузили в «жигуль» Гошу, Якута, десантника Олега и Костю. В машине было тесно, но другого выбора не было. Сидя втроем сзади с перебитыми ногами, ребята испытывали невыносимую боль. Я представил себе, как они будут терпеть дорожную тряску, и мурашки пошли по коже.

Отправляя наших товарищей с незнакомым человеком, мы не знали, что с ними будет дальше, но была надежда, что человек выполнит данное слово и вывезет ребят в безопасное место, где им смогут оказать необходимую помощь. Был огромный риск, что водитель окажется местным «сепаром» и сдаст бойцов в ближайшем селе боевикам, чтобы не палить лишний бензин, а также расскажет, что видел нас. Но другого выбора у нас не было. Забегая вперед сообщу, что этот добрый самаритянин отвез наших ребят за 250 километров от этого гиблого места и высадил в больнице в Бердянске, за что ему, без всякого сомнения, на Страшном суде много грехов отпустят. Я лично буду ходатайствовать, если мне там дадут слово. Врачи больницы в Бердянске поставили в известность представителей соответствующих подразделений о раненых бойцах, и за ребятами был отправлен транспорт. Но это все было потом, а тогда, оставшись впятером, мы не знали этого. Для нас судьба наших товарищей была в руках Божьих, как и наша собственная.

Нас осталось пятеро. Все могут более-менее стоять на ногах. Уже легче. И хоть путь в несколько десятков километров при нашем положении кажется нереальным, но нужно идти. Нам еще предстояло вырваться из последнего кольца окружения. Сталкер и Володя рассказали о том, как они нашли транспорт:

— Мы аккуратно пошли вдоль железки и вышли на железнодорожный переезд. До него около двух с половиной километров. По дороге видели «бэху», но не рискнули искать в ней воду. Если рядом окажутся «сепары», то транспорт мы не найдем. Когда вышли к переезду, встретили этого мужика на «жигулях». Вроде бы нормальный. Сам вызвался помочь, когда объяснили, что к чему.

Нам не оставалось ничего другого, как отправиться к этому переезду и попытаться найти какой-нибудь транспорт или, если останутся силы, двигаться по «зеленке» вдоль дороги от переезда к Комсомольскому и там действовать по ситуации.

Мы с Володей пошли вперед. За нами, опираясь на палку, шел Коба. За ним, поддерживая Союза, Сталкер. Высокая насыпь вдоль железнодорожных путей скрывала нас от обзора со стороны Новокатериновки и Старобешево. Наш путь проходил по узкой грунтовой дороге между насыпью и распаханным полем. Мы шли, практически не скрываясь. Поднявшееся высоко над горизонтом солнце начинало припекать. На какие-либо меры предосторожности уже просто не было сил. Чтобы было легче идти, я сбросил из разгрузки последние несколько магазинов и гранату. Очень удивился, когда увидел, что у гранаты сжаты усики. Нес еще от самой первой посадки. Забыл разжать. Могла и рвануть где-нибудь, если бы зацепился за ветку или куст. Или шплинт мог сам выпасть из запала. Не выпал. Значит, так надо. Мы идем, и нас до сих пор никто не увидел и не убил. Значит, все хорошо. Выкручиваю запал из корпуса гранаты и разбрасываю их в разные стороны. Голова кружится от голода, палящего солнца и жажды. Говорить трудно, но мы пытаемся шевелить губами и общаться с Володей. Пытаюсь собирать во рту хоть какую-нибудь влагу и глотать ее. Умудрялись даже философствовать. Я шел и обещал Господу, что, если Он даст нам вернуться домой, то я возьму всю свою семью и пойду в нашу церковь, которую почти каждое воскресенье посещали с женой и детьми… Что стану перед алтарем на колени во время службы и скажу своим жене и детям, чтобы стали рядом… что буду просто стоять, приложив руку к сердцу и молчать. Буду долго стоять и молчать. И Он услышит мое молчание и поймет все без лишних слов. Потому что иначе выразить свою благодарность я просто не смогу.

У нас не было иного выхода, как вернуться домой. За последние три дня мы прошли через семь кругов ада и не могли погибнуть вот так просто. Не для того Он нас так бережно оберегал и практически вел за руку так долго, чтобы передать в руки врагов. У дороги валялась полуторалитровая пластиковая бутылка, в которой было четверть воды. Разделили между собой по глотку, и вода ушла, как капля в пески Сахары. Шатаемся от изнеможения, как пьяные, и идем дальше. Сталкер, Союз и Коба отстают метров на 150. Стоп. Под рельсами тоннель. На противоположной стороне тоннеля стояла БМП. Присмотревшись, увидели, что машина абсолютно необитаема. Вроде бы как целая, но брошенная.

Продолжаем свой путь к переезду. Вот уже показалась будка железнодорожников на переезде и какой-то маленький полуразваленный домик возле него. Рядом растут мелкие дикие груши. Груши очень терпкие на вкус, но сейчас это не имеет никакого значения. Никогда не думал, что буду так рад этим грушам. Они такие маленькие и твердые. В них практически нет сока или влаги. Даже кажется, что во рту становится еще суше после попытки разжевать эти груши. Нёбо печет. От сухости во рту треснула кожа. В брошенном полуразрушенном доме у переезда нашлась еще одна полупустая баклажка с водой. Вова остается в доме и наблюдает по сторонам. Понемногу подтягиваются к дому Коба, Союз и Сталкер.

Я стою у самого края дороги перед переездом. Мимо меня проезжают автомобили. Один приостанавливается, и из окна выпадает полная баклажка с водой. Благословение…

Вторая машина проезжает, не снижая скорости. Запоминается злобный взгляд водителя, который показывает жест ладонью у горла. Проклятье… Уже почти нет сил, чтобы вскинуть автомат.

К дороге подходят остальные ребята и пьют воду. Артем и Влад присели в «зеленке» у самого края дороги. Мы с Володей и Пашей останавливаем несколько автомобилей. Первый со стороны Комсомольского. Люди дают нам попить воды и сообщают, что по дороге в Комсомольское вооруженных людей не встречали. Следующие два автомобиля двигались со стороны Старобешево. На обоих автомобилях таблички «Дети». Все, груженные детьми, людьми и тюками с вещами. Люди покидали свои дома и выезжали в сторону Комсомольского. На жест человека с автоматом послушно принимают вправо и останавливаются у обочины. В глазах страх. После того как убеждаемся, что в машине нет места, отпускаем. Наконец показались две машины: впереди такси «Дэу Ланос» с полностью тонированными стеклами, и позади него какой-то внедорожник. Останавливаем. Такси пустое. Сзади тормозит внедорожник, и женщина из него с испуганным и взволнованным видом объясняет нам, что вызвала такси из Донецка, чтобы перевезти вещи из Комсомольского в Старобешево. Общаемся с таксистом:

— Нам нужно попасть в Раздольное.

— Я не местный. Из Донецка. Я не в курсе, где это.

— Это около 16 километров за Комсомольским. В Комсомольском люди, с которыми нам не желательно встречаться.

Таксист, видя наше состояние и оружие, не возражает. Как тут ни помочь, когда так убедительно просят? Да и по нам видно, что мы люди хорошие. Женщине говорим:

— Не волнуйтесь. Сейчас водитель отвезет нас, а потом вернется в Комсомольское за вами.

Спустя много месяцев я задавал себе вопрос: почему не отжали внедорожник? В него свободно поместились бы все. Обстоятельства были более чем экстремальные, и подобные действия были бы вполне оправданны. Законы военного времени для отдельного участка оккупированной территории. Да и хозяйка машины перевозила вещи в оккупированное Старобешево. И машина не из дешевых. «Сепарша», однозначно. Тем не менее, оказавшись в столь жестких условиях, у нас не было мыслей отнять чужое ради спасения своих жизней. Даже мысль о том, что «сепарша» может по телефону предупредить кого-нибудь о приближении к Комсомольскому такси с украинскими военными, не позволяла нам предпринять меры на этот случай. Ничего. Прорвемся. Если в поселке еще не установлен блокпост, то успеем. Если даже кому-то сообщит, то не хватит времени отреагировать. Боевики зашли в село лишь несколько часов назад. Скорее всего, небольшая группа, которая растворится в большом поселке. Люди, которые ехали со стороны поселка, утверждают, что постов на дороге нет. Даст Бог — прорвемся.

В багажник такси сбрасываем бронежилеты, разгрузки и оружие. У одного Кобы в руках на всякий случай граната. Нас пятеро. На переднее сиденье усаживаем израненного Влада, а сами вчетвером теснимся сзади. Стартуем в сторону Комсомольского. Водитель забивает в навигаторе путь до Раздольного. На въезде в Комсомольское никто дорогу не контролирует. В оба направления снуют машины, заполненные людьми и различными вещами первой необходимости. Проходящий транспорт никто не досматривает. Проезжаем по центральной улице и движемся на выезд. На улицах кое-где ходят люди. У нас стекла тонированные, и потому на нас никто не обращает внимания. Сопровождающий нас внедорожник теряется по пути на одном из перекрестков. На выезде из поселка дорога завалена бетонными блоками, но возле них никого нет. Разворачиваемся и пытаемся найти другой выезд. Навигатор прокладывает новый маршрут. Выезжаем за поселок и едем по разбитой загородной дороге. Через десять минут мы в Раздольном. Вооруженных людей не наблюдаем. Проезжаем несколько перекрестков и наблюдаем слева от дороги небольшой магазин. Просим водителя остановиться.

— Парни, я не знаю, где дальше искать украинских военных. Я на работе. Мне пора возвращаться к заказчику в Комсомольское.

Мы забрали из багажника машины свои вещи и дали таксисту 70 гривен, которые он упорно отказывался брать. Поселок Раздольное разделен на две части узкой речушкой Кальмиус. Передовой блокпост украинских военных на другой стороне реки. Коба просит купить ему сигарет, холодного пива и остается с Союзом у дороги, а мы с Мазуром и Сталкером идем в магазин. Пока мы отсутствовали, местные жители предупредили Кобу и Союза о том, что в поселке есть вооруженные бандиты. Солдатам не следует так открыто находиться посреди улицы. Необходимо срочно переправиться на противоположный берег.

Продавщица, увидев нас, прикладывает ладони к лицу. Магазин. Мы рассматриваем прилавки, как нечто невероятное. Продукты. Вода. Покупаю двухлитровую бутылку с холодным пивом и выпиваю, не отходя от прилавка. Не напиваюсь. Берем еще пятилитровую баклажку с водой, нарезанную колбасу, несколько пачек сигарет и булку хлеба. Вспомнив о просьбе Кобы, беру еще пару жестяных банок с пивом. Продавщица предлагает нам умыться и выносит ведро с водой за двери магазина. Сам про себя отмечаю — полное ведро. Это хороший знак. Продавщица извиняется за то, что ведро выносит на улицу.

— Ребята, простите бога ради, но вам нельзя здесь задерживаться. Если хозяин увидит, ругаться будет. Да и небезопасно здесь.

Смываем с лица и рук пыль, грязь и кровь. Не верится, что бывает столько воды. Продавщица причитает:

— Вы, как с могилы вылезшие. Господи, что же это такое?

Благодарим добрую женщину и возвращаемся к дороге к своим товарищам. Пока ждем какой-нибудь попутный транспорт, успеваем проглотить по несколько ломтиков колбасы и выпить пиво. Медленно с удовольствием затягиваюсь сигаретой. Мысленно благодарю Господа.

К нам подъехал местный таксист и развернулся возле магазина.

— Ребята, вам здесь нельзя. Здесь полно «сепаров». Садитесь в машину. Я отвезу вас через речку к вашим.

Несколько минут проводим в беседе на тему событий на Донбассе. Таксист делится своими мыслями:

— Да. Мы выходили на референдум и голосовали за ДНР. Мы хотели большей независимости от Киева. Донбасс кормит и греет всю Украину, а с нами не хотят считаться. Живем хуже всех. Все было нормально, но кто же мог подумать, что придут русские и начнется война? Мне жаль всех солдат. Если люди в беде, то неважно, за какую сторону они воюют. Помог бы любому. Только ненавижу нацистов и карателей.

Переезжаем небольшой мостик. Впереди дорога чуть поднимается под горку. Слева и справа холмы. На холме слева — позиция снайпера и пулеметчика. Справа — новенький свежевыкрашенный грузовик и бойцы вокруг него. Останавливаемся у дороги и выходим. Беру на память номер телефона таксиста. Благодарим. На прощание говорю ему:

— Только что ты помог пяти бойцам-добровольцам. Четверо из батальона «Днепр-1», который называют фашистским и карательным. Клянусь здоровьем своих детей, что никогда за все время пребывания в батальоне не стрелял в безоружных людей и не применял насилие в отношении мирных граждан. Ни разу не сделал ничего из того, о чем не мог бы рассказать своим детям, и за что меня мучила бы совесть.

Жмем друг другу руки и прощаемся.

Нацгвардейцы угощают нас всем, чем бог послал. А бог послал нацгвардейцам полный ящик различных импортных сигарет на любой вкус и цвет. От «Winston» и «Marlboro» до «Captain Black». В магазине я сигарет купил, но про запас угощаюсь парой пачек «Marlboro». Женщина из соседнего с постом дома приносит полную кастрюлю с чаем. Мы со Сталкером и Володей осушаем ее в один присест. Просим еще. Пока женщина уходит заваривать очередной казанок с чаем, угощаемся арбузом и еще уже не помню чем. Доедаем приобретенную колбасу и хлеб. Кобе и Союзу совсем плохо. Нужно срочно их увозить к врачам. Бойцы на блокпосту тормозят первую попавшуюся машину, в которой оказывается уже знакомый нам таксист. Сажаем в нее Кобу с Союзом и просим водителя отвезти в Волноваху. Сейчас уже и сам не могу вспомнить, почему мы с Вовой и Пашей не сели в эту же машину, а остались ждать колонну на посту.

Нацгвардейцы смотрят на нас, как на живых мертвецов. Некоторые из бойцов сидят в «кунге» и с интересом наблюдают на плазменном мониторе за героями боевика со стрельбой. Пытаюсь пошутить: «Ребята, проедете пару километров за мостик, и там будет то же самое, только 7D». Шутку не оценили. Впрочем, это и не шутка была вовсе. Прошу парней поставить на подзарядку мой телефон. Гвардейцы охотно помогают. Не помню, сколько мы провели времени на посту, но ближе к обеду приехала машина с едой для бойцов. Гвардейцы сообщили нам, что сейчас за мостом работает Красный Крест. Собирают выходящих из окружения бойцов и формируют колонну, которая будет проходить через этот пост. Мы сможем подсесть в одну из машин, и нас отвезут в Волноваху. Ребята говорят, что на мосту иногда бывают провокации. Совсем недавно туда подъехала машина с надписью «Дети» и обстреляла блокпост. Никто не пострадал, но все взбодрились. После этого усилили на соседнем холме пулеметчика снайпером. От «кунга» наблюдаю за противоположным берегом речки. Поселок находится в низине. Сразу за ним высокие терриконы, на которых можно очень удобно разместить минометную батарею, чтобы обстреливать этот пост. Холмы гвардейцев расположены значительно ниже терриконов. Рекомендую рыть окопы и щели от минометов. Зато дорога по селу и переправа отлично контролируются. Мышь не проскочит, если ночью никого не прозевать.

Вскоре появляются первые машины Красного Креста. Мы попрощались с гостеприимными гвардейцами и пожелали им удачи. Садимся в автобус «Богдан», где встречаем наших друзей Филина и Диму Саенко. Расстались с ними рано утром, а рады были, будто бы не виделись целую вечность. Парни поведали нам свою одиссею, как попали в плен и провели два часа под дулами автоматов, но благодаря находчивости представителей Красного Креста пронесло. Оружие, правда, пришлось оставить, но, слава богу, сами вышли. Колонну формировали бойцы «Донбасса». Старшим колонны был боец батальона «Донбас» Тенгиз. До сумерек ждали подтягивающиеся автомобили Красного Креста с белыми флагами. После полного сбора объявили: кто имеет при себе оружие, нужно его сдать. Путь колонны будет проходить через сомнительные участки и, во избежание каких-либо провокаций оружие пока побудет в багажнике донбассовского внедорожника. Вначале меня это несколько напрягло. Мы уже находились за нашим блокпостом. Какие могут быть «проблемные» участки? Автоматы нам с Пашей и Володей все-таки пришлось сдать, но пистолет Дениса, на всякий случай, оставил при себе.

Боец батальона «Донбасс» Тенгиз

Машины Красного Креста, которыми на самом деле был транспорт, организованный бойцами батальона «Донбасс», собирались в поселке до самого вечера. Не скажу, сколько именно было машин, но колонна получилась приличная. Выезжали из поселка уже после заката. Вначале колонна немного заблудилась и выехала на какой-то разбитый блокпост, где нас встретили агрессивные гражданские с оружием. Скорее всего, нарвались на каких-то «сепаров». Там было много разбитой техники у дороги. После недолгих объяснений колонна развернулась и изменила маршрут. На пути движения у идущей в голове колонны «Газели» спустило колесо, и она остановилась на обочине. Наш автобус обошел «Газель» и стал в голове колонны. На телефоне Дэна еще оставалось около десяти процентов зарядки, и благодаря его навигатору мы проложили путь до Волновахи и благополучно до нее добрались. Дениса уже не было с нами, но он все еще помогал нам добраться до дома. Было уже темно, когда мы при въезде в Волноваху обратили внимание на почти безлюдный блокпост на донецкой трассе. Там сиротливо стояла гаишная машина и пара бойцов, которые лишь приветливо помахали нам вслед, даже не пытаясь остановить и проверить колонну. Видимо, они были предупреждены заранее о нашем прибытии. Остановились возле Волновахского городского ОВД, где мы забрали свое оружие у Тенгиза.

Бойцы выгружались из транспорта и благодарили этого высокого бородатого парня кавказской внешности. Кто-то попытался узнать, по сколько сбрасываться за возвращение. Тенгиз возмущенно покрутил пальцем у виска:

— Совсем крыша поехала?! Какие деньги?!

Пока ехали в Волноваху, связались со штабом в Днепропетровске. Нам сообщили, что в Волновахе нас ожидают машины из штаба батальона. По прибытии к райотделу узнали, что машины действительно были, но уехали около часа назад. Снова звоним в штаб, и нам говорят, что разберутся с ситуацией и пришлют транспорт. В ожидании транспорта я успел созвониться с таинственным Немцем из Краматорска, который писал нам СМС-ки с инструкциями и координировал работу поисковых групп. Я поблагодарил неизвестного мне офицера за помощь и приложенные усилия в поиске нашей группы, а он, в свою очередь, поздравил нас с благополучным выходом и интересовался подробностями расположения и вооружения боевиков. Мне нечего было ему сообщить, и я передал трубку Филину, которому после двухчасового плена было что сказать.

Мы дождались транспорт из Днепропетровска и, прихватив с собой Вову Мазура, покинули Волноваху. Вначале ехали в Днепропетровск на какой-то иномарке, а затем пересели в правосековский «Богдан» или «Эталон». Иномарке нужно было снова вернуться за кем-то, кто смог выбраться из «котла». На автобусе мы добрались до гаишного поста в Синельниково, где меня встречали мои друзья Слабый Владислав с братом и Ладыгин Влад. Пересев к ним в машину, мы поехали вслед «Эталону» к зданию областной администрации.

Родной город встречал нас без особой помпезности. Ночной Днепропетровск как бы намекал, что все спят и основные события города на сегодняшний день уже свершились. Добро пожаловать в город, где нет войны и где с самого утра во всех школах будет звучать традиционный первый звонок. Учителя и важные дяди в строгих костюмах будут говорить на линейках о патриотизме и необходимости любить свою Родину, после чего будут звенеть бокалы с шампанским на кухнях мирного города, отмечая день знаний. Возможно, даже будет праздничный салют. И это все покажут в новостях по телевизору.

Тогда еще не было модно ночью встречать бойцов с оркестрами, цветами и телевидением. Тем более, что бойцы-то вышли самостоятельно, целыми и с оружием. Никакого трагизма или пафоса. Было около двух часов ночи, когда мы с Союзом зашли в батальонную оружейную комнату и сдали свои автоматы.

— Во сколько завтра на службу? — спросил я у одного из инспекторов штаба.

Артем посмотрел на меня сочувствующим взглядом и сказал:

— Отдыхай. Тебе позвонят, когда выходить.

Пистолет Дэна, который я вытащил у него из разгрузки под Новокатериновкой, некоторое время хранил дома, как реликвию, но потом все же решил сдать. Хоть я никогда не хотел быть сотрудником правоохранительных органов, но сейчас я им стал. Чтобы не было внутреннего конфликта с самим собой, я решил не хранить дома то, чему не место у законопослушного гражданина. В конце концов, я представитель новой милиции или кто?

Долго потом не мог себе простить, что оставил возле здания областной администрации Вову Мазура. Он оказался в три часа ночи в чужом городе и не знал, куда ему идти. В конце концов он прошел пешком до больницы Мечникова, где обратился к врачам за медицинской помощью.

Друзья отвезли меня домой. По дороге к жене и детям я попросил моих друзей остановиться у дома моих родителей. Обняв плачущих мать и отца, я просто сказал: «Мама, я вернулся. Не плачь. Все в порядке». Жена, рыдая, долго не выпускала меня из своих объятий. Я стоял исхудавший, грязный и небритый. В чужих берцах, грязных камуфлированных штанах, футболке и разгрузке поверх бронежилета и тоже рыдал. Я наконец-то увидел свою жену и спящих детей. За что всю свою оставшуюся жизнь буду благодарить Господа. Потому что в те дни Он вывел меня целым и невредимым Рукою Своею из настоящего ада. Ему слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.

Послесловие

Некоторое время после возвращения домой со мной происходили различные метаморфозы, какие связывают с посттравматическим синдромом, которому бывают подвержены люди, возвращающиеся из зоны боевых действий. Период адаптации к мирной жизни занял около месяца. Первые две недели мирной жизни воспринимались мною как жизнь между миром и войной. Когда я утром 1 сентября повел свою дочь в школу на первый звонок, то старая школа напоминала мне школу в Иловайске, а люди в спортивных костюмах и машины с донецкими номерами вызывали мое пристальное внимание. Звук лопнувшего воздушного шарика моментально напрягал, и почти все время, находясь на праздничной школьной линейке, я думал о том, куда в случае обстрела эвакуировать детей.

Привычка чутко спать и быстро реагировать на регулярные артобстрелы заставляла меня и дома иногда подрываться среди ночи на постели. Мозг по инерции включался на решение задачи по эвакуации спящих рядом жены и детей. Ведь вот-вот начнется обстрел, а у нас лифт не работает, и я не успел проверить, как оборудован подвал в подъезде нашей девятиэтажки. Пробуждаясь среди ночи, я не мог понять где нахожусь. Старобешево? Иловайск? Почему рядом мои дети? Лишь спустя некоторое время я возвращался к реальности и успокаивался.

Закрывая глаза, первое время я видел один и тот же сон. Будто еду на броне «мотолыги» и наблюдаю движущиеся попутно и рядом танки по узким сельским улицам, полям и посадкам. Постоянный рокот двигателей и шелест гусениц бронетехники. Просыпаясь от этого шума, долго не мог уснуть и курил до утра на лестничной площадке, мысленно общаясь с Дэном. Мои веки в конце концов наливались тяжестью, и я шел спать, чтобы снова во сне слушать рокот двигателей и металлический скрежет гусениц.

От учебы в юридическом университете пришлось отказаться. Обычный галдеж молодежи в коридорах и аудиториях вызывал в голове невыносимую боль. Написал заявление об отчислении. Приходилось жить как бы в двух мирах. Мирная и беспечная жизнь вокруг перемешивалась с посещением раненых товарищей в больницах и поминальными мероприятиями по погибшим побратимам. Каждый новый день приносил и радостные, и горестные вести. Радостные означали, что кто-то еще вышел из окружения или вернулся после плена. Горе приносили вести о тех, кто уже никогда не вернется домой. Затем снова все перемешалось, и даже был период, когда радовались тому, что наконец-то найдено и опознано очередное тело одного из наших бойцов, которых можно было достойно предать земле. Весь сентябрь 2014 года был наполнен страшными и леденящими душу подробностями ранений, гибели, пребывания в плену и похоронами наших товарищей. Не менее трагическими оказались мытарства родственников пропавших без вести и погибших бойцов. Слушая этих людей, иногда хотелось задушить кое-кого из тех, кто обязан был всячески содействовать этим несчастным людям, за цинизм и проявляемое тогда к ним безразличие. Если кто-то считает, что я сгущаю краски, рекомендую пообщаться с женой погибшего под Новоазовском моего побратима Дмитрия Пермякова. За несколько дней я стал свидетелем стольких трагических событий, сколько не выпадало на мою долю за всю предшествующую жизнь.

Одновременно с известиями о погибших раскрывались ужасные подробности их гибели, и снова сердце разрывалось от скорби и жажды мести. Физрук, Машина, Спилберг, Брус, Хохол, Вася, Итальянец, Дэн…

Вначале стали известны невероятные и страшные по своей жестокости подробности гибели наших побратимов. Рассказывали о том, как по улицам Новоазовска таскали привязанными к машинам пленных Физрука и Машину. О Спилберге доходили свидетельства вернувшихся после плена бойцов, о том, как российская БМП давила и расстреливала пытавшихся скрыться в зарослях подсолнечника наших бойцов. Много времени спустя вернувшиеся из плена бойцы рассказывали, как российский офицер не позволил сдавшимся в плен бойцам помочь Коле подняться на броню БМП для эвакуации к медикам. Колю переехала гусеничная машина, но он был еще жив. Командир российской БМП добил Николая выстрелом в голову. Российские десантники хвастались перед пленными бойцами одного из добровольческих батальонов тем, что им удалось ликвидировать снайпера «Днепра-1».

Скрывшийся в кустах Бунчиков Виталий видел омских десантников, которые хвалились тем, что точно видели свое попадание из 30-мм автоматической пушки БМП в голову одного из бойцов, прорывавшихся на броне МТЛБ через Новокатериновку.

Многих бойцов смогли опознать и предать земле спустя долгие месяцы после кровавого «Иловайского коридора». Поисковые группы и анализы ДНК подтверждали идентификацию того или иного бойца, но родственники зачастую отказывались им верить, сохраняя призрачную надежду на возвращение своих отцов, мужей и сыновей.

Во время прорыва из окружения было не так страшно, как после возвращения домой. Особенно ужасали равнодушие и цинизм, с которыми приходилось иногда сталкиваться. Недовольные своим материальным положением люди, которых не коснулись ужасы боев и смертей, сетовали на рост цен, курс доллара и развивающуюся коррупцию. Озлобленный народ косился на вернувшихся из ада бойцов и просто убивал наповал вопросами:

— Ради чего вы вообще пошли воевать?

— Кому нужны ваши жертвы?

— Как можно было идти воевать против «братского народа»?

Некоторые «эксперты» советовали оставлять передовую и идти на Киев против «хунты». Уровень диванной ватности и сепаратизма на городских форумах, в социальных сетях и на городских рынках зашкаливал. Глядя на людей, непонимающих и не желающих принять факт агрессии против Украины, а также тех, кто поддерживает «русский мир», я был абсолютно уверен, что передо мной враг. И этот враг опаснее и коварнее того, который без опознавательных знаков перешел нашу границу. С тем врагом все понятно. Ему дали приказ, и он его выполняет в интересах политики своего государства. Ватный и латентный сепаратизм подлее тем, что в непосредственной зоне боевых действий «мирный» приверженец «русского мира» сдает противнику позиции и количество украинских военных. На нем кровь наших бойцов и патриотов Украины. Именно эти люди доносили боевикам и агрессорам о своих соседях, которые оказывали помощь выходящим из окружения бойцам и укрывали их от расправы. В мирном и беспечном городе, не знающем бомбежек и пожарищ, эти люди — просто болтуны и кажутся безобидными обывателями с «другой точкой зрения», но стоит войне переместиться в этот город, и они же станут предателями, доносчиками и пособниками тех, на чьих руках кровь наших побратимов и кто хочет уничтожить нашу страну. На остановках, в троллейбусах, в курилках и других местах латентные сепаратисты безнаказанно насаждали идеи «русского мира» и злорадствовали над нашими поражениями и «котлами», а мы в это время залечивали свои раны и хоронили боевых побратимов. Для нас ответы на эти вопросы о том, кто враг и с кем у нас война, были очевидны. Мы знали, за что́ сражаемся и против кого, но иногда я невольно задавался вопросами: «Разве этих людей, считающих себя народом Украины, мы шли защищать? Неужели эти люди будут определять будущее моей страны? Как я смогу жить рядом с теми, кто, потеряв какие-то сбережения и удобства, презирает воинов, отдавших часть себя, а некоторые и жизнь за то, чтобы война не пришла в их дома?» Вот тогда мне по-настоящему становилось страшно. Страшно за будущее своей страны. Утешала лишь мысль, что есть еще очень много тех, кому, так же как и нам, небезразлична судьба Украины, а значит, наши побратимы погибли не напрасно. В конце концов, у нас есть страна, которая по достоинству оценит наши усилия.

Многих мучают вопросы: кто виноват и кто ответит за эту чудовищную катастрофу, которую называют Иловайской трагедией? Лично я мало задаюсь этими вопросами. Что-то мне подсказывает, что настоящих виновников не назовут и не привлекут к ответственности. Надежды на справедливое возмездие виновным у меня нет, но есть моя вера. И моя твердая вера рисует в моем сознании картину будущего. Настанет день и час, когда все мы предстанем пред Страшным судом Создателя, которого не избежать никому. И откроется все тайное и скрытое от начала века. И каждый будет видеть дела, мысли и скрытые в глубине каждого из нас помышления. И я буду стоять на этом Суде перед Всевидящим оком. И рядом встанут все наши погибшие побратимы. И будут стоять их дети, жены и матери. И будут стоять генералы и командиры. Президенты, министры и премьеры. И мы все будем знать истину и смотреть в глаза друг другу. Встанут те, кто стрелял в нас и в кого стреляли мы. И я буду смотреть в их и ваши глаза. И все будут смотреть в глаза мне. Это будет страшный день и Страшный суд. Потому что откроется правда Божия. И ничто и никто не скроются ни от кого. И многим будет мучительно больно и страшно. Мне в том числе. В своей жизни я совершал много поступков, которыми не горжусь и за которые мне стыдно, но когда Господь будет судить за Иловайск, я буду смотреть в глаза всем вам, и мне нечего будет стыдиться. Страшно будет тем, кто сейчас думает, что не понесет ответственности за все горе, которое постигло сотни наших бойцов и членов их семей. Потому что те, кого не коснулось правосудие земное, будут отвечать перед правосудием Небесным. И каждому воздастся по делам и мыслям его.

Ни в коей мере не пытаюсь уничижить подвиг бойцов ВСУ, которые героически сражались и внесли существенный вклад в защиту Родины и были по достоинству оценены правительством, но хочется для сравнения показать оценку государством вклада в защиту Родины бойцов-добровольцев из состава добровольческих батальонов. Самоотверженные бойцы группы «Купол», эти ветераны морской пехоты, героически проявившие себя в боях в Иловайске, оказались незаслуженно забыты руководством батальона «Донбасс» и на сегодняшний день не могут доказать своего присутствия с нами в те дни, чтобы получить статус участников боевых действий, не говоря уже о заслуженных боевых наградах. Виктор Дегтярев (Сенсей), Крайнов Анатолий Анатольевич (Дед) и многие другие живые и героически погибшие в этом пекле бойцы «Купола» достаточно хорошо знакомы бойцам «Донбасса», но по необъяснимой причине абсолютно игнорируются командованием этого подразделения и не признаются участниками боевых действий. При первом заходе в Иловайск 10 августа 2014 года из бойцов «Купола» погиб морпех Рома Мотычак (позывной Коммунист). Когда его хоронили в Львовской области, в Самбурском районе люди сто километров стояли на коленях, провожая в последний путь героя. И в этот же день погибли бойцы батальона «Донбасс» Юрий Литвинцев (Монгол) и Самолет.

Тогда же был ранен майор Дегтярев Виктор Николаевич (Сенсей), Самолет погиб на его глазах, сдерживая правый фланг. Боец вступил в бой с превосходящим по численности противником. При этом первом штурме бойцы «Донбасса» и «Купола» ликвидировали около 30 террористов. В тот же день погиб Немо, Улыбка и семеро бойцов были ранены. Был ранен и через плен вернулся домой Леший. Пропали без вести прапорщик Гринько Юрий Викторович (Очаков) и сержант Жила Вячеслав Николаевич (Шило). Позже боевики выкладывали в интернет видео с телами и документами этих бойцов, но тел героев не вернули. Из «Купола» были ранены младший сержант Власенко Виталий Алексеевич (Влас), прапорщик Гонтарь Валентин Владимирович (Прапор), а также сержант Филатов Владимир Игоревич (Маэстро). Остальные бойцы «Купола» вышли из Иловайска целыми, но достойной награды и признания от своего государства, за которое сражались эти воины, из них получили лишь единицы.

И это лишь несколько примеров из сотен и тысяч случаев отношения государства к своим защитникам-добровольцам…

И будет Суд… И будут чиновники и командиры смотреть в глаза воинам. И воины будут смотреть в глаза чиновников и командиров. И будет ад… Помните об этом.

Митрохин Евгений, батальон «Днепр-1».

После выхода из «котла» получил ранение в правое плечо. За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, за участие в боевых действиях, верность присяге отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

АНДРЕЙ САВЧУК

23.12.1978 — 31.08.2014

Иловайск

Савчук Андрей, позывной Итальянец, батальон «Днепр-1».

Погиб 31 августа 2014 г. от ранений, полученных 26 августа этого же года во дворе школы г. Иловайска (Донецкая область).

Место захоронения: г. Подгородное, Днепропетровская область.

Указом Президента Украины № 873/2014 от 14 ноября 2015 г. «за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, верность военной присяге» награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Гостищев Александр, позывной Док, батальон «Днепр-1».

Командир первой роты батальона «Днепр-1», получил серьезную контузию. Участвуя в боевых действиях, проявил личное мужество и отвагу, героизм и верность присяге, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины. Государственных наград не имеет.

Калиниченко Игорь, позывной Гоша, батальон «Днепр-1».

Долгое время лечился после трех пулевых ранений: из них огнестрельные переломы таранной кости левой ноги и пястной кости правой ноги, касательное пулевое поясницы и осколочное по мягким тканям в области правой лопатки. За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, за участие в боевых действиях, отвагу и верность присяге отмечен медалью «Защитник Отчизны» и памятным нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

Майор милиции Берёза Юрий Николаевич — командир батальона «Днепр-1».

Совместно с командиром батальона «Миротворец» Андреем Тетеруком, генералом Хомчаком и несколькими офицерами, среди которых был один тяжело ранен, а также двумя бойцами батальона «Днепр-1» смог вырваться из окружения. Был представлен к ордену Богдана Хмельницкого III степени за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины. За участие в боевых действиях, отвагу и верность присяге был награжден приказом министра внутренних дел Украины табельным оружием — украинским пистолетом «Форт».

Сова Виталий, позывной Филин, батальон «Днепр-1».

Ожоги 11 % тела II–III степеней, занесенная инфекция, пластика и пересадка кожи и три осколка, один еще не вышел. За участие в боевых действиях, мужество и отвагу, верность присяге и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, отмечен серебряным крестом «За доблесть» от руководства полка, нагрудным знаком «Иловайск-2014» и медалью от Президента Украины «Защитник Отчизны».

НИКОЛАЙ КУРНОСЕНКО

23.06.1975 — 29.08.2014

Иловайск

Курносенко Николай, позывной Спилберг, батальон «Днепр-1».

Погиб 29 августа 2014 г. во время выхода из «Иловайского котла» так называемым «зеленым коридором». 20 сентября этого же года тело было найдено поисковой группой миссии «Эвакуация-200» («Черный тюльпан») в поле с подсолнечниками на юго-западной стороне хутора Горбатенко и доставлено в Запорожье. Опознанный по тестам ДНК. Похоронен 12 сентября 2015 года. Место захоронения: г. Днепропетровск, Краснопольское кладбище, участок № 79.

Указом Президента Украины № 838/2014 от 31 октября 2014 г. за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, верность военной присяге награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Криворотько Николай, позывной Спартак, батальон «Днепр-1».

Совместно с группой бойцов вышел из окружения, вынеся с поля боя нескольких раненых.

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, отмечен медалью «За воинскую службу Украине», нагрудными знаками «Иловайск-2014» и «АТО-2014». Государственных наград не имеет.

Полковник Печененко Вячеслав Петрович, батальон «Днепр-1».

Смог выйти с небольшой группой бойцов из окружения, вынеся с поля боя нескольких раненых. Спустя некоторое время стал командиром полка «Днепр-1». За участие в боевых действиях, проявленные мужество и отвагу, верность присяге был отмечен наградным пистолетом «Форт» от руководства МВД Украины, а также отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

ДЕНИС ТОМИЛОВИЧ

11.03.1982 — 29.08.2014

Иловайск

Томилович Денис, позывной Дэн, батальон «Днепр-1».

Тело с места гибели забрал «Чёрный тюльпан» 24 сентября 2014 года. Был опознан родственниками в морге в Чаплино и 28 сентября доставлен в Днепропетровск. Отпевали в храме Святого Духа. Похоронен 1 октября 2014 года в поселке Таромское.

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Добровольский Андрей, позывной Кум, батальон «Днепр-1».

После плена был передан миссии Красного Креста. Ранения: осколки 5 мм над правой ключицей, 4 мм в правом бедре, 38 мм в позвоночнике (извлекли); 2-я группа инвалидности. За участие в боевых действиях, мужество и отвагу, верность присяге и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, отмечен руководством МВД Украины ведомственной медалью «За отличия в службе», полковым знаком «Серебряный крест» и нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

АНТОН ХОРОЛЬСКИЙ

24.05.1974 — 26.08.2014

Иловайск

Хорольский Антон, позывной Хохол, батальон «Днепр-1».

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Безпалько Владислав, позывной Союз, батальон «Днепр-1».

Множественные осколочные ранения бедра и верхней части руки, плеча, спины. Контузия. За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, отмечен от руководства МВД Украины ведомственной медалью «За отличие в службе», медалью «Защитник Отчизны», нагрудным знаком «Иловайск-2014» и полковым знаком «Серебряный крест». Государственных наград не имеет.

Алещенко Сергей, позывной Прапор, батальон «Днепр-1».

Освобожден из плена. Ранения: осколок в плече. За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, а также за спасение раненых побратимов, отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014», награжден орденом «За мужество» III степени.

ДМИТРИЙ ПИЛИПЕНКО

02.02.1970 — 29.08.2014

Иловайск

Пилипенко Дмитрий, позывной Пилот, батальон «Днепр-1».

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014» и награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Бунчиков Виталий, 40-й БТРО.

В одиночку долгое время пробирался через занятые боевиками населенные пункты и самостоятельно вышел из окружения.

Сквозное пулевое ранение головы.

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, награжден Президентом Украины орденом «За мужество» III степени.

Мазур Владимир, батальон «Херсон», впоследствии ППС МОП «Днепр-1».

Некоторое время проходил лечение в больнице им. Мечникова в Днепропетровске.

Контузия. Множественные осколочные ранения рук и шеи. За спасение и вынос из окружения Олега Тимощенко, Владислава Безпалько, Артема Кобзева, Игоря Калиниченко, Олега Бирюка и Константина Совенко, а также за личное мужество и героизм, отвагу и верность присяге, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, отмечен ведомственной медалью «За службу». Государственных наград не имеет.

Совенко Константин, 40-й БТРО.

Открытый перелом ноги.

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, отмечен церковной медалью от Украинской Православной церкви Киевского патриархата, от гражданской организации Желтых Вод медалью «За единство Украины», медалью «Участник АТО» и награжден Президентом Украины орденом «За мужество» III степени.

Тимощенко Олег, 3-й полк спецназа.

Сквозные осколочно-пулевые ранения с переломами обеих ног.

Указом Президента Украины за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, награжден орденом «За мужество» III степени.

ВАСИЛИЙ САВЧЕНКО

26.09.1984 — 26.08.2014

Иловайск

Савченко Василий, позывной Вася, батальон «Днепр-1».

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

СЕРГЕЙ ТАФЕЙЧУК

22.06.1984 — 18.08.2014

Иловайск

Тафейчук Сергей, батальон «Днепр-1».

Марина Тафейчук (сестра Сергея):

Я с 22 августа начала поиски брата. Штаб батальона отказался мне предоставлять информацию о местонахождении Сережки. Начала пробивать все близлежащие Иловайска морги. Его не было нигде. Параллельно искала по госпиталям, потому что оставалась надежда на ошибку товарищей. На карте зачеркивала все морги, которые уже были проверенны. Сначала искала его по фамилии, потом по приметам и шрамам на теле. 30 августа 2014 г. в Мариупольском морге появился боец под фамилией Тафейчук. Патологоанатом отправил фотографию бойца, но это был не Сережка. Начала раскручивать цепочку, кто и когда, какой машиной доставил тела в морг. КамАЗ оказался автомобилем 93-й механизированной бригады. Больше информации не было. С водителем той машины пообщаться не удалось. Наряду с этим еще искала водителя серого седана (марку не помню), который вез Сережку и раненого Максима Лунева в школу Иловайска. Там след потерялся. Сил уже не было. Я не знала, что делать дальше. Был тупик. Я взяла фотографию Сережки и начала просить его, чтобы он помог мне. И вы знаете, он мне-таки помог. Мы всегда чувствовали и понимали друг друга без лишних фраз.

Как тогда, 18 августа, он погибал, а я дома, на мирной земле, металась с пяти вечера, места не находила. Без конца набирала его номер, но он не отвечал. Рядом со мной в тот момент была подруга, которая меня успокаивала, а я не понимала, что происходит.

Я поняла, что единственное место, которое я не проверила, — это Мелитополь. Меня почему-то потянуло туда. Я созвонилась с работниками морга. Описала приметы Сережки, и они пригласили на опознание. Тогда я маме сказала, что я завтра еду забирать Сережку домой. В морге оказался действительно он, только под чужой фамилией. Пригласили прокуратуру Запорожской области и вместе провели опознание. 1 сентября 2014 года я увидела, что мой братик действительно погиб.

4 сентября мы его хоронили в Павлограде, на Аллее славы.

15 января 2015 года его наградили медалью «За мужество» посмертно.

С ним погибла половина моего сердца. Я пытаюсь научиться жить без него и не могу, а может, не хочу. Не знаю. Он был моей половиной, моей каменной стеной, которая рухнула. И сейчас я живу с той мыслью, что какая-то тварь, которая убила моего брата, ходит по этой земле, и это невыносимое чувство безнадежности.

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, Сергей Тафейчук награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Минаев Александр, батальон «Днепр-1».

Перенес несколько сложных операций. Получил вторую группу инвалидности и продолжил службу специалистом в полку «Днепр-1». За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, представлен к ведомственной медали «За отличие в службе» и отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

Крюков Александр, позывной Фан, батальон «Днепр-1».

С группой бойцов помог выйти из окружения нескольким раненым. Получил контузию. За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, за участие в боевых действиях, отвагу и верность присяге отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

Бирюк Олег, позывной Якут, батальон «Днепр-1».

Продолжительное время проходил лечение в ожидании протезирования. За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, за участие в боевых действиях в Иловайске, отвагу и верность присяге отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

Зиненко Роман, позывной Седой, батальон «Днепр-1».

За участие в боевых действиях, отвагу и верность присяге, за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, а также за спасение раненых побратимов отмечен командиром батальона именным холодным оружием, нагрудным знаком «Иловайск-2014», а также орденом «Верный всегда» от Союза морских пехотинцев Украины. Государственных наград не имеет.

РОМАН ХАРЧЕНКО

31.07.1985 — 18.08.2014

Иловайск

Харченко Роман, батальон «Днепр-1».

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Лебедь Александр, позывной Генерал, батальон «Днепр-1».

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, за участие в боевых действиях, отвагу и верность присяге отмечен нагрудным знаком «Иловайск-2014». Государственных наград не имеет.

ТАРАС БРУС

24.05.1987 — 29.08.2014

Иловайск

Тарас Брус, батальон «Днепр-1».

За личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Рудич Павел, позывной Сталкер, батальон «Днепр-1».

Получил серьезную контузию. За участие в боевых действиях, отвагу и верность присяге, за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, а также за спасение раненых побратимов отмечен руководством батальона именным холодным оружием, нагрудным знаком «Иловайск-2014» и руководством МВД Украины ведомственной медалью «За службу». Государственных наград не имеет.

Парасюк Владимир, батальон «Днепр-1».

При выходе из окружения попал в плен. После освобождения приказом министра внутренних дел Украины за мужество и храбрость, проявленные в бою с противником в ходе АТО на востоке Украины, награжден именным холодным оружием, а также нагрудным знаком МВД Украины «За отличие в службе».

Черных Виталий, позывной Фитиль, 91-й полк ВСУ оперативного обеспечения.

Был представлен к ордену Богдана Хмельницкого III степени за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины.

МАКСИМ ПРОКУРАТОВ

30.07.1977 — 26.20.2014

Иловайск

Прокуратов Максим, позывной Мега, батальон «Донбасс».

Указом Президента Украины № 892/2014 от 27 ноября 2014 г. за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, верность военной присяге награжден орденом «За мужество» III степени (посмертно).

Исходя из вышесказанного можно сделать вывод, что при прочих равных условиях, бойцу-добровольцу нужно совершить или невероятный подвиг, или быть убитым, чтобы получить минимальную награду или благодарность от государства. Остаться же целым и невредимым очень часто вообще означает быть преданным забвению.

К величайшему сожалению, официальное отношение к бойцам-добровольцам, которое было озвучено по результатам расследования Иловайской трагедии, незаслуженно уничижительное. Пусть это останется на совести тех, кто пытается исковеркать историю и оградить от ответственности реальных виновников гибели нескольких сотен лучших сынов Украины.

«МЫ ХОТИМ, ЧТОБЫ НАША РОДИНА ЛЮБИЛА НАС ТАК ЖЕ, КАК МЫ ЛЮБИМ ЕЕ».

СЛАВА УКРАИНЕ!

Среди связок, в горле комом теснится крик, Но настала пора, и тут уж кричи — не кричи. Лишь потом кто-то долго не сможет забыть, Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи, И горел погребальным костром закат, И волками смотрели звезды из облаков, Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь И как спали вповалку живые, не видя снов. А жизнь — только слово. Есть лишь любовь, и есть смерть. Эй, а кто будет петь, если все будут спать? Смерть стоит того, чтобы жить, А любовь — стоит того, чтобы ждать… Виктор Цой

Примечания

1

БРДМ — боевая разведывательно-дозорная машина.

(обратно)

2

РПГ — ручной противотанковый гранатомет.

(обратно)

3

ВСУ — Вооруженные силы Украины.

(обратно)

4

БТРО — батальон территориальной обороны. 40-й БТРО также назывался батальоном «Кривбасс».

(обратно)

5

БМП — боевая машина пехоты, ее еще часто называют «беха».

(обратно)

6

МТЛБ — многоцелевой тягач легкий бронированный, в просторечии — «мотолыга».

(обратно)

7

БТР — бронетранспортер.

(обратно)

8

АГС — автоматический гранатомет станковый.

(обратно)

9

РПК — ручной пулемет Калашникова.

(обратно)

10

АКМ — автомат Калашникова модернизированный.

(обратно)

11

ПБС — прибор для бесшумной стрельбы.

(обратно)

12

СПГ — станковый противотанковый гранатомет «Копье».

(обратно)

13

ЗУшка — зенитная установка ЗУ-2.

(обратно)

14

ГП — гранатомет приствольный.

(обратно)

15

Мега — позывной старшего водителя Прокуратова Максима Борисовича, солдата резерва.

(обратно)

16

ВОГ-25 — граната гранатомета.

(обратно)

17

БМД-2 — боевая машина десанта.

(обратно)

18

СКС — самозарядный карабин Симонова.

(обратно)

19

АК — автомат Калашникова.

(обратно)

20

ПМ — пистолет Макарова.

(обратно)

21

САУ — самоходная артиллерийская установка.

(обратно)

Оглавление

Пепел Героев

...

От автора

Как я оказался в батальоне «Днепр-1»

Мариуполь. Аэропорт

18 августа 2014 года

19 августа 2014 года

20 августа 2014 года

21 августа 2014 года

22 августа 2014 года

23 августа 2014 года

24 августа 2014 года День Независимости

25 августа 2014 года

26 августа 2014 года

27 августа 2014 года

28 августа 2014 года

29 августа 2014 года «Кровавый коридор»

30 августа 2014 года

31 августа 2014 года

Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg