Соответствующие списки «Братьев Ершовых» и «Секретаря обкома» были здесь уже не просто продолжены, а - едва ли не гигантски увеличены, с претензией на исчерпанность. Это длинная номенклатура пороков и их носителей, вторгшихся в советский парадиз. Исчислить их даже в статье объемом в тот классический разбор A.M. Марьянова представляется невозможным. От вражеских спецслужб, таких же иностранных журналистов-фланеров и далее до первых рок-музыкантов, рвущихся на гастроли в экзотическую для них Москву. И наконец, отечественное зло - начиная с корневого, исстари контрреволюционого, кулацко-православно-патриархального и заканчивая уже в его несколько экспортно-ревизионистском привозном исполнении.
И все это - через добросовестное введение его в сюжет, через героев, так же добросовестно здесь воплощающих зло персонально-конкретно.
Получилась некая пародийная, но «энциклопедия» всего в советской жизни нежелательного. Нежелательного прежде всего тому социально вполне состоявшемуся классу «холодных и ограниченных мелких буржуа».
Но тогдашний, широко говоря, проницательный читатель романа, травмированный, с одной стороны, полной закрытостью кремлевского политикума, а с другой - чудовищным «чехословацким» оккупационным «экспромтом» последнего, в августе 1968-го, в понятных чувствах прочитал роман едва ли не как манифест того политикума.
Роман был прочитан, если вспомнить один ахматовский географический образ, «от Либавы до Владивостока, а затем и того шире.
Дело в том, что ранее Кочетов семантически не выходил за советские пределы. По крайней мере как беллетрист. Впрочем, на пороге 1960-х, совершив две обрядовые писательские поездки за границу, он написал путевые заметки об этих турах: «По двум тысячелетиям. Поездка в Италию» (1961) и в том же году - «Руки народа. Из китайского дневника». Вот Италия, а вот Китай.
В ту пору писателю итальянские и китайские коммунисты казались чем-то одинаковым. Но время за пределами СССР не стояло на месте. По обстоятельствам тема Китая в любых ее проявлениях вскоре осталась вне советской литературы, а вот с Италией, с ее коммунистами и вообще левыми дело обстояло куда сложнее. Сначала Виктор Некрасов, затем Эренбург в последней - шестой - книге своих мемуаров и, наконец, Ц.И. Кин успели к тому времени написать о загадочной для советского человека левой субкультуре много занимательного. В том числе и такого, с чем Всеволод Кочетов ни при какой погоде не мог согласиться.
Комментарии к книге «Из наблюдений над прозой Всеволода Кочетова», Вадим Леонтьевич Скуратовский
Всего 0 комментариев