Игорь Атаманенко Эликсир бессмертия для вождя. Секретные лаборатории на службе власти
Предисловие
Пресытившегося гурмана не соблазнить комплексным обедом из рабочей столовой, а просвещённого читателя — стандартным сюжетом об ухищрениях спецслужб.
Сегодня заповеди из секретных инструкций для сотрудников ВЧК-ОГПУ выглядят так же наивно, как брошюра «В помощь сельскому пионервожатому», а словосочетания «наружка-прослушка» и «агент-резидент» от чрезмерного употребления нашими малосведущими авторами милицейских и шпионских боевиков превратились в разношенные домашние тапочки, которые удобны и… незаметны.
Чтобы удовлетворить естественный голод просвещённых гурманов, приходится вновь и вновь обращаться к архивам секретных служб. И всякий раз — о чудо! — в изумлении открываешь для себя всё более пикантные «рецепты» приготовления блюд, которые спецслужбы готовили на своих «кухнях».
Полёт мысли разработчиков спецопераций вызывает восторг и восхищение, а оригинальность способов добывания стратегической информации поражает воображение…
Эксклюзив!
Советских лидеров во время пребывания в США с официальными визитами неизменно преследуют приступы необъяснимой болезни.
Комитет госбезопасности СССР выдвигает версию, что недуг провоцируют некие секретные эксперименты, проводимые американскими спецслужбами над нашими лидерами.
Гипотеза находит подтверждение.
Оказывается, американские спецслужбы вынудили советского учёного, выехавшего на Запад, «поделиться» уникальной методикой изучения психологии человека через исследование его… экскрементов!
Раскаяние за совершённую ошибку всю жизнь преследует эмигранта, он ежечасно ждёт возмездия. Но времена изменились, сталинские «эскадроны смерти» не рыщут более по миру в поисках предателей с целью их физического устранения.
Для встречи с учёным в Штаты направляется оперативный сотрудник. Встретившись с ним, учёный сообщает обо всех известных ему экспериментах, негласно проводимых американцами над советскими лидерами, и о причинах возникновения «болезни».
Новое — это давно забытое старое.
Секретные службы США с помощью советского учёного-эмигранта взяли на вооружение исследования, проводившиеся в 1940–1950-х годах в спецлабораториях НКВД, когда Сталин дал задание Лаврентию Берия составить психологический портрет своего контрагента Мао Цзэдуна, с которым вождю предстояло сесть за стол переговоров.
Задача не из лёгких. Это — всё равно что поставить диагноз перед сложнейшей операцией.
Но советские естествоиспытатели, привыкшие задирать юбки природе-матери, научились проникать в подноготную даже самых трудных пациентов — политических деятелей — через «чёрный ход»…
Часть первая. Загадка часовых поясов
Глава первая. Нормально, «Григорий», отлично, «Оскар Уайльд»!
12 апреля 1956 года необычно ранний телефонный звонок разбудил резидента КГБ в Англии Николая Борисовича Родина. Подняв трубку, генерал услышал условную фразу. Агент «Оскар Уайльд» вызывал своего оператора на экстренную встречу.
Офицер резидентуры, он же личный шофер, взял Родина на борт служебного «ягуара» у его дома на Холланд Парк и, сделав «проверочный круг почёта», высадил на Баркли-сквер.
Неспешной походкой столичного аристократа, проделывающего утренний променад, генерал двинулся вдоль книжных магазинов, то останавливаясь у витрин, то заходя внутрь якобы для ознакомления с новинками печатной продукции. Наконец он вошёл в самый известный в Лондоне букинистический магазин и затерялся среди стеллажей. Место, со всех точек зрения удобное для проведения моментальных конспиративных встреч с агентом: можно, не привлекая внимания, стоя по разные стороны книжной полки, переброситься парой фраз, понятных только посвященным, принять сообщение или в книге передать инструкции.
Взволнованный вид «Уайльда» свидетельствовал, что произошло нечто запредельное…
* * *
«Оскар Уайльд», в миру — Уильям Джон Кристофер Вассалл — родился в Англии, в семье священника. Окончив в 1941 году частную школу в Хэрроу, он некоторое время служил в банке, затем работал в Адмиралтействе — так в Англии именуется министерство военно-морских сил, откуда в 1954 году был направлен в посольство Великобритании в Москве. Несмотря на скромную должность, Вассалл имел неограниченный доступ к секретным документам всего военно-морского атташата.
В условиях холодной войны, боязни подвохов со стороны КГБ жизнь одинокого холостяка в Москве была такой же пресной, как и всех других иностранцев, пока он не попал в поле зрения Комитета госбезопасности.
Выйти на Вассалла сотрудникам английского отдела Второго главка, занимавшимся дипломатами, помог некто Феликс, советский гражданин, приставленный к посольству Великобритании в Москве Управлением по обслуживанию дипкорпуса и работавший на технической должности.
Выполняя наше задание по изучению вновь прибывших в посольство сотрудников, Феликс подружился с Вассаллом и тут же распознал в нём пассивного гомосексуалиста, ибо сам нередко разнообразил свой досуг порочными забавами с малолетними извращенцами.
Через некоторое время Феликс вывел англичанина в «свет», приобщил к изысканной кухне московских ресторанов «Арагви» и «Армения», познакомил со своим другом Натаном, активным гомосексуалистом.
С Натаном жизнь Джона приобрела особую пикантность, которой ему так не хватало всё время пребывания в чужой стране.
Друзья шиковали в ресторанах, гуляли на квартирах у заматеревших «голубых», где менялись партнёрами так же легко, как опорожняли ящики шампанского — всё было оплачено и освящено высшим руководством советской контрразведки, более того, всё снималось кино- и фотокамерами.
Вокруг медоносного цветка вился рой ненасытных шмелей — секретных помощников КГБ, наполняя соты — файлы ведомства информацией, которую предполагалось использовать в час «Ч», когда будет отыгран первый акт. И час пробил, но…
Совершенно непредвиденное противодействие привлечению иностранца к негласному сотрудничеству руководство английского отдела Второго главка (контрразведка Союза) встретило в лице новоиспечённого главы КГБ при Совете министров СССР, генерал-полковника Серова…
* * *
Иван Александрович Серов своё восхождение на властный олимп начал в 1939 году, когда он, бездарный майор — выпускник Военной академии имени М. В. Фрунзе, понравился Лаврентию Берия. Симпатии сильных мира сего имеют, как правило, материальное выражение: вскоре Серов — генерал-майор и заместитель начальника Московской рабоче-крестьянской милиции, через пару недель — её начальник, а через шесть месяцев министр внутренних дел Украины и по совместительству заместитель наркома НКВД. Тогда же, в 1939-м, на Украине судьба свела его с Хрущёвым, где тот возглавлял республиканский ЦК.
Но, как известно, у каждого (даже везунчика!) «свой скелет в шкафу». У Серова — изъян в родословной: отец в 1905–1917 гг. служил в полицейской страже Вологодской тюрьмы. После революции Александр Серов, опасаясь мести со стороны бывших своих подопечных, скрылся в неизвестном направлении, его сын, чтобы сделать карьеру, утаил от партии прошлое отца, истязателя революционеров-большевиков…
Хрущёв об этих дефектах в биографии Серова знал, но помалкивал, имея на восходящую звезду на энкавэдэшном небосклоне свои виды. Ну хотя бы для борьбы с друзьями-соперниками, мешавшими установлению его, Никиты, единоличной власти в стране. А Иван Александрович за это молчание верноподданно служил своему благодетелю. Да так, что, будучи в 1954 году назначен с подачи Хрущёва председателем КГБ при СМ СССР, в течение трех месяцев, предшествовавших XX съезду, вывозил с Украины в Москву для уничтожения материалы с грифом «сов. секретно». Документы с одной по сути резолюцией: «Ликвидировать как врага народа», или «Уничтожить как гидру контрреволюции», или просто «Расстрелять!». А подпись одна — Н. Хрущёв…
* * *
Один из первых циркуляров Серова категорически запрещал привлекать женщин для оперативной работы в КГБ. Их разрешалось использовать в качестве приманки и лишь иногда для вербовки других женщин. Но не более того.
Можно представить, каково было его предубеждение против «голубых», если даже женщин он рассматривал как ущербную материю!
Генерал буквально впадал в истерику при одном упоминании о гомосексуалистах, которых в те времена называли не так романтично, как сегодня.
Самый веский аргумент сановного держиморды звучал так: «Мне только пидоров не хватает в моём ведомстве!»
И. А. Серов
Потребовалось несколько месяцев титанических усилий, чтобы убедить горе-председателя в целесообразности привлечения Вассалла к негласному сотрудничеству ввиду его неограниченных возможностей по добыванию оперативно значимой информации.
* * *
Пытаясь склонить Серова к принятию своей точки зрения, его заместитель начальник Второго главка генерал-лейтенант Грибанов, ас вербовочных дел, ссылался на исторические примеры.
Вспомнил действовавшего под руководством разведки Генерального штаба царской армии секретаря российского посольства в Лондоне С. А. Козелл-Поклевского. Именно благодаря его усилиям и «голубой» дружбе с английским королём Эдуардом VII состоялось заключение англо-российского соглашения в августе 1907 года, нормализовавшее все связи между двумя державами. До подписания договора отношения России с Англией были довольно натянутыми, если не сказать враждебными…
Не забыл Грибанов упомянуть и полковника Рёдля, несколько лет снабжавшего Россию сверхсекретными сведениями о военных приготовлениях Австро-Венгерской империи, и авантюриста международного масштаба Манасевич-Мануйлова, причастного к формированию нашей агентурной сети в странах Западной Европы, и многих-многих других.
Даже ссылки на последние открытия учёных-естествоиспытателей, свидетельствовавших, что гомосексуалистами, как и левшами, люди рождаются, а не становятся вследствие империалистического образа жизни, на Серова не действовали…
Ситуацию удалось переломить лишь после того, как Грибанов намекнул своему шефу о возможном назначении англичанина в штат разведывательного управления министерства военно-морских сил Великобритании по возвращении на родину…
* * *
Вербовку «в лоб» проводил лично Олег Михайлович Грибанов. Искусный «охотник за скальпами», он выступал сразу в трёх ипостасях: сценариста, режиссёра-постановщика и солиста.
Не тратя времени на увертюру, генерал сразу показал Вассаллу фото, на которых тот был запечатлён со своими партнёрами, мягко выражаясь, в неожиданных ракурсах. Предупредил, что все материалы могут быть переданы английской службе безопасности.
Но и это ещё не всё. Фотографии могут случайно попасть в почтовый ящик матери и его друзей, если Джон не согласится сотрудничать с самой гуманной в мире организацией, чьи сотрудники известны чистотой своих рук, горячими сердцами и холодными головами…
Как выяснилось впоследствии, генерал Грибанов несколько переборщил в своих стараниях подавить волю эстетствующего гомосексуалиста: после беседы Вассалл был настолько морально раздавлен, что чуть было не пустил себе пулю в лоб из табельного оружия.
Вторым после самоубийства им рассматривался вариант явки с повинной к послу…
* * *
Тут-то и появился на авансцене отошедший было в тень Феликс.
Выслушав приятеля, он посоветовал не драматизировать ситуацию, ибо жизнь прекрасна, а самое плохое в ней то, что она проходит. Ничего страшного не случится, если Вассалл войдёт в контакт с органами, разумеется, не для того, чтобы заниматься шпионажем — Боже упаси! — да ещё и против горячо любимой Великобритании. К тому же ему скоро уезжать, зачем омрачать последние месяцы?
Вскоре в кабинете Вассалла раздался звонок, и знакомый голос предложил встретиться за бутылкой вина, поболтать о жизни. Иностранец приглашение принял.
На последующих встречах Грибанов и сменившие его вербовщики-кукловоды умело сняли горький осадок, оставшийся от первой конфронтации, сыграли на самолюбии, внушив Вассаллу мысль, что его мнение по вопросам международной политики может представлять бо́льшую ценность, нежели мнение военного атташе или даже посла.
Рюмка за рюмкой, мнение за мнением — и новые знакомые становились всё приятнее и ближе.
Надо же, как был прав Феликс, говоря о том, что жизнь прекрасна! Появились мелкие подарки, потом более крупные, затем помощь деньгами…
…От обсуждения глобальных политических проблем перешли к конкретным характеристикам на сослуживцев Вассалла, затем к анализу рабочих документов, ложившихся на стол англичанина…
В сентябре 55-го, за полгода до убытия в Англию Вассалл приступил к откровенной передаче секретных документов на явочных квартирах КГБ.
По возвращении в Лондон Джон Вассалл, работавший к тому времени под псевдонимом «Оскар Уайльд», действительно, попал в разведуправление ВМС Великобритании.
Вслед за этим он был принят на личную связь нашим резидентом в Англии генералом Николаем Родиным, что само по себе свидетельствовало о значении, которое придавалось работе с англичанином. На первый взгляд, никчемный мелкий клерк имел неограниченный доступ к сведениям, представлявшим не то что военную — государственную тайну!
* * *
Жизнь Вассалла превратилась в нескончаемый праздник.
Эх, если бы ещё не надо было передавать «Григорию» — рабочий псевдоним Родина — секретные сведения!
Но, с другой стороны, на какие деньги тогда содержать роскошную квартиру в фешенебельном районе Лондона на Дофин-Сквер и два авто, заказывать костюмы у самых модных портных, посещать дорогие рестораны и, конечно же, оплачивать великосветских порочных партнёров, которых Вассалл ангажировал на вечер или арендовал за умопомрачительные суммы на уик-энд?! Особо понравившихся он брал с собой в заграничные турне, покидая задымленный Лондон на время отпуска…
…Первую встречу с «Уайльдом» Родин провел в Лондоне на станции метро «Финчли Роуд» в конце марта 1956 года.
Вторая встреча была запланирована через месяц, но чрезвычайные обстоятельства заставили агента дать о себе знать много раньше…
Глава вторая. Премьер-непоседа
Как засидевшася в девках дурнушка бросается в загул — так Никита Хрущёв, ощутив под ногами твердь единоличной власти, пустился в заграничные вояжи.
Антони Иден, министр иностранных дел, а затем премьер-министр Великобритании, как-то прорицательно заметил: чем хуже идут дела у лидера внутри государства, тем настойчивее он рвётся на международный простор, становясь фактическим главой внешнеполитического ведомства.
За восемь лет бесконтрольного правления Хрущёв побывал в тридцати шести странах всех, кроме Австралии и Антарктиды, континентов.
В некоторых — дважды, трижды. Шестьдесят четыре рабочих, дружеских, официальных и государственных визита. Конвейер. Прибавьте к этому ответные визиты в СССР иностранных государственных деятелей — станет ясно, что наш лидер не щадил себя, работая на износ во имя международной солидарности трудящихся. Когда уж думать о благосостоянии собственного народа — дай Бог, успеть сменить носки перед свиданием с Принцессой Датской…
Хрущёв искренне верил, что его заграничные вояжи способствуют росту благосостояния советского народа. Хрестоматийным доказательством тому стали закупленные в Дании заводы по производству колбасы.
Было так.
В Дании во время посещения комбината по производству «народной» колбасы Хрущёв обратил внимание, что в конечный продукт включают соевые добавки. Идея настолько ему понравилась, что он тут же распорядился закупить два десятка заводов по производству колбасы. А уже вернувшись в Москву, росчерком пера внёс свои коррективы в технологический процесс: наполнителя — сои — должно быть не двенадцать процентов, как у датчан, а все тридцать три. На один килограмм колбасы приходилось всего лишь шестьсот граммов мяса!
Так с лёгкой… головы Хрущёва наш народ получил «дутую» колбасу, а он с трибуны очередного Пленума ЦК доложил делегатам, что Партия под его руководством удовлетворила потребность населения СССР в колбасе полностью!
* * *
Никогда ещё главам иностранных государств не доводилось принимать столь многолюдные делегации, как те, что прибывали с советским лидером.
В поездках председателя Совета министров СССР сопровождали члены правительства, многочисленная челядь, охрана, журналисты, советники, консультанты и… родственники. Причем, количество последних, как правило, соответствовало числу официальных членов делегаций.
Знай наших, господа империалисты!
В страны идеологических и военных противников он прибывал на военных кораблях или на построенных специально под него и свиту яхтах. Нетрадиционный способ передвижения имел свою предысторию.
В 1953 году американцы обнаружили в кабинете посла Соединённых Штатов в Москве уникальной конструкции микрофон, который в течение восьми лет исправно поставлял Кремлю сверхсекретную информацию.
Опасаясь, что за время, прошедшее с момента разоблачения чудо-микрофона, западным спецслужбам удалось не только сделать с него копии, но и внедрить их в здания наших заграничных дипломатических представительств, Хрущёв принял решение никогда там не останавливаться, проводя совещания с послами и ночуя на плаву…
И вот теперь, за два дня до прибытия Хрущёва и министра Вооружённых Сил СССР Булганина в Англию на борту крейсера «Орджоникидзе», наш резидент принял сообщение, что по заданию Сикрет Интеллидженс Сервис под военный корабль для совершения каких-то манипуляций должен нырнуть ас диверсионных операций майор Лайонелл Крэбб по прозвищу «Бастер».
Надо сказать, что в те годы «Орджоникидзе» был самой современной боевой единицей, бороздившей воды Мирового океана.
Он был оснащен новейшим противолодочным и противоминным оборудованием. Возможно, оно-то и заинтересовало англичан.
Как бы там ни было, председатель Комитета госбезопасности Серов, получив информацию от Родина, не преминул шепнуть Хрущёву, что на него готовится покушение.
Благо, основания для такого заявления имелись: 29 октября 1955 года был взорван и пошёл ко дну со всем экипажем линкор «Новороссийск».
Одной из наиболее серьёзных версий, обсуждавшихся в Кремле, была версия о мести итальянских диверсантов. Линкор, известный во время войны как «Джулио Чезаре», находился на вооружении ВМС Италии и нам достался в счёт репараций.
Сигнал, поступивший от «Уайльда», немедленно был взят в работу.
В Портсмут из Мурманска на подводной лодке доставили отряд «Барракуда» — диверсантов-подводников экстра-класса, которым предстояло нести круглосуточное дежурство по периметру крейсера.
Неизвестно, чем закончилась боевая вахта наших подводников, но Крэбб из морской пучины не выбрался.
Мы заявили решительный протест, Хрущёв спешно прервал визит, выставив англичан на весь мир негостеприимными хозяевами, а премьер-министру Англии пришлось приносить публичные извинения в палате общин…
* * *
Коль скоро сигнал нашего «крота» в системе военно-морского министерства нашёл подтверждение, встал вопрос о награждении всех сопричастных.
Серов, Родин и «барракуды» получили ордена. Вопрос о поощрении первоисточника, Джона Вассалла, оставили решать лично Никите Сергеевичу.
Со словами «Благодаря ему, мы умыли, нет, мы уели, этих лицемеров англичан!» Хрущёв, импульсивно щедрый на раздачу высших наград СССР иностранцам (накануне он лично вручил Золотую Звезду лидеру Албании Энверу Ходже), распорядился о присвоении звания Героя Советского Союза Джону Вассаллу.
Серов вкрадчиво заметил, что ещё никто из агентов-иностранцев не был удостоен этой чести, да и вообще, болен он, этот Джон…
— Что за болезнь?
— Хроническая педерастия, Никита Сергеевич…
— Ну, тогда поощрить деньгами — пусть лечится…
* * *
Хрущёв навсегда уверился в правильности избранного им способа, продолжая посещать страны главного военного и идеологического противника только на борту суперсовременных плавсредств, а Джон — снабжать нас информацией.
По прошествии почти четырёх лет Вассалл передал «Григорию» тысячи совершенно секретных документов о военно-морской политике Англии, НАТО и о разработке новейших систем подводного оружия.
* * *
Английской контрразведке (МИ-5) Вассалла «сдал» полковник польской Службы безопасности и одновременно агент ЦРУ Михаил Голеневский, в 1961 году сбежавший в Англию.
На допросах и суде Вассалл ничего не утаивал. Однако, как говорится, чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок — за работу на Советы Джон получил 18 лет тюрьмы. Там он времени зря не терял и написал книгу мемуаров, в которой, как это ни покажется парадоксальным, винил во всех своих бедах чопорных и холодных английских дипломатов, изгнавших его из своей среды и буквально толкнувших в объятия «голубых»…
Глава третья. Танцы на граблях
В 1960 году, второй раз после установления дипломатических отношений, Хрущёв должен был посетить США. Вся Америка готовилась к его визиту.
Местные репортёры, хорошо зная импульсивную непредсказуемость Хрущёва и его стремление эпатировать публику, с нетерпением ожидали очередных экстравагантных выходок.
В букмекерских конторах Нью-Йорка, где делались ставки и заключались пари на результаты лошадиных забегов, теперь ставили на русского премьера: как часто он появится на первых полосах газет в качестве главного фигуранта какого-нибудь скандала.
С ещё большим внутренним напряжением ожидали наступления часа «Ч» — начала визита — в советской дипломатической миссии.
…Если американцы видели в игнорировании Хрущёвым правил приличия и попрании норм протокольного этикета проявление широты русской натуры, то умные дипломаты нашего представительства в Вашингтоне рассматривали эти выходки как бунтующее невежество. Кроме того, было известно, что советский руководитель, следуя своей традиции, направляется к американским берегам на борту яхты. В самом её названии — «Балтика» — присутствовал скрытый вызов.
Администрация США всегда отрицала легитимность присоединения прибалтийских республик к Советскому Союзу, обвиняя его в оккупации суверенных государств.
Хрущёв, чтобы показать американцам, что ему на их мнение наплевать, поначалу присвоил яхте имя «Советская Прибалтика».
Ситуация была беременна скандалом. К счастью, в окружении премьера нашёлся смелый человек, который предложил компромиссное решение, и теплоход (так яхта была закодирована в нашей печати) стал именоваться «Балтика».
* * *
Неприятности для советского дипломатического корпуса начались за два дня до начала визита, когда с борта яхты поступила телеграмма-молния за подписью председателя Совмина с требованием приобрести к прибытию делегации пять «кадиллаков» последней модели.
Проблема была не в цене покупки. Ну подумаешь, какие-то 100 тысяч долларов за лимузин (с поправкой на сегодня эта сумма превышает два с половиной миллиона долларов). Дело во времени. Машины этой марки — штучного изготовления, делались вручную и по спецзаказу. Исполнение заявки — не менее трёх-четырёх недель.
Куда бы ни обращались наши дипломаты с просьбой поставить машины в двухдневный срок, везде на них смотрели, как на психбольных. И это при том, что каждый раз, в следующей по счёту дилерской конторе, дипломаты неизменно увеличивали размер вознаграждения!
Наконец, удалось выполнить указание Премьера.
19 сентября 1960 года, в день прибытия «Балтики» пять чёрных лакированных «кадиллаков», стоимость которых в семь раз превышала реальную цену, выстроились шеренгой на пристани в ожидании высоких гостей…
* * *
Хрущёв не обманул надежд заокеанских обывателей, ожидавших от него умопомрачительных шоу.
Хотите сенсаций? Их у меня есть!
Через пару дней пребывания в Нью-Йорке Хрущёв в компании Фиделя Кастро заявился в негритянское гетто — Гарлем, рассадник наркомании и проституции.
Этот район, расположенный в нижней части Манхэттена, между 127-й и 132-й улицами, был закрыт для посещения официальных делегаций, и вообще для проживания белых. Там стояли многоэтажные кирпичные здания-коробки, как правило, без окон и дверей, где жили, вернее, влачили существование беднейшие негритянские семьи.
Американцы говорили, что, если белый человек случайно забредал в дебри Гарлема, он оттуда уже не выходил.
Что искали там Кастро и Хрущёв?
Подрядные политические обозреватели из околокремлёвских кругов оправдывали скандальную выходку лидеров СССР и Кубы политической целесообразностью. Преподносили посещение ими Гарлема как вызов, брошенный мировой колониальной системе — Хрущёв и Кастро выступали там с разъяснениями постулатов научного коммунизма перед потомками выходцев из порабощенной Африки!
Трудно сказать, насколько преуспел Никита Сергеевич в роли миссионера марксизма-ленинизма, но по престижу Советского Союза был нанесён чувствительный удар: белое население Америки, не в силах простить Хрущёву панибратского общения с бездельниками-ниггерами, отвернулось от него.
* * *
Забравшись на балкон заброшенного дома, Хрущёв и Кастро, оба в изрядном подпитии, стали по очереди толкать речи о приближающемся закате империализма и неминуемом наступлении эры коммунизма.
Несмотря на прекрасный перевод, было ясно, что обкуренным марихуаной и основательно проспиртованным жителям ночлежек ровным счётом наплевать на постулаты марксизма. Грязная толпа негров собралась из чистого любопытства — надо же чем-то заполнить свой бесконечный досуг. Да и как не взглянуть на этих инопланетян — лысого и бородатого — они ж просто герои! Нога белого человека десятилетиями не ступала в дебри Гарлема, а эти, во дают — пришли!
Всеобщий восторг: прямо на балконе оба лидера поочередно прикладываются к фляжке с водкой.
Известные краснобаи, Хрущёв и Кастро, прекрасно владевшие «балалаечным» языком, сумели уболтать собравшихся люмпенов, поэтому не раз срывали бурные аплодисменты.
Разомлевший от водки и горячего приёма Хрущёв в конце импровизированного митинга под одобрительное улюлюкание вошедшего в экстаз сброда передал ключи от двух «кадиллаков» завшивевшим аборигенам. Знай наших!
Но гвоздь программы был впереди.
Вслед за лекцией политпроса Хрущёв и Кастро отправились на экскурсию в «Эмпайер Стейт Билдинг» — здание-символ американского технического прогресса.
Построенное в 1931 году оно насчитывало 102 этажа, напичканные офисами, представительствами и конторами всемирно известных фирм и корпораций. Со смотровых площадок с помощью оптических приборов можно обозревать все пять районов Нью-Йорка. Скоростные лифты в мгновение ока доставляют посетителей наверх. Нескончаема река желающих полюбоваться с заоблачных высот красотами города…
Н. С. Хрущёв и Ф. Кастро
* * *
Спустившись с гарлемского балкона, оба лектора наведались по малой нужде в сопровождавший делегацию передвижной туалет. В нём для Никиты Сергеевича была оборудована отдельная кабина, остальные члены свиты пользовались общей комнатой.
Сортир на колёсах являл собой неприступную крепость, ибо охранялся тремя дюжими парнями из американской службы безопасности.
До определенного момента всё шло хорошо.
Делегация вошла в фойе небоскрёба. У главного лифта высокопоставленные американцы, сопровождавшие Хрущёва, стали вежливо пропускать его вперед, он в свою очередь предлагал им то же самое. Наконец, первым вошёл Никита Сергеевич. Два сотрудника американской службы безопасности, зная, что дверцы закрываются автоматически, успели прошмыгнуть за ним.
Едва они оказались в кабине, двери мгновенно захлопнулись и «тройка» понеслась наверх. Замелькали огоньки на световом табло. Лифт пулей проскочил пятьдесят этажей и вдруг, остановившись, помчался вниз. Все недоуменно глядели друг на друга: смотровая площадка, куда двигалась делегация, находилась на 86-м этаже.
…Всё прояснилось, как только распахнулись дверцы.
Зловоние и тёмно-коричневая лужица вокруг башмаков Хрущёва не оставляли никаких сомнений: лидер «обделался».
Не обращая внимания на сопровождающих, Никитка с неожиданной для его комплекции прытью бросился к выходу искать передвижной сортир.
Старший наряда американских охранников попытался успокоить советского коллегу, объяснив, что в лифте в момент старта возникает так называемая «мёртвая пауза» (потом космонавты назовут это состояние невесомостью), при которой законы гравитации на какое-то мгновение перестают действовать и человек не в силах управлять своими физиологическими процессами.
Вернувшемуся в новом чесучевом костюме Председателю переводчик принялся пересказывать услышанное им объяснение о бездействии законов гравитации.
«Что за чушь вы несёте?! — заорал на него оскандалившийся лидер. — Я подчиняюсь только законам марксизма-ленинизма, а не какой-то гравитации!!»
Заявление, достойное истого марксиста и верного ленинца.
С классовых позиций оценили конфуз в лифте и отвязные американские репортёры. Вечерние газеты раструбили на весь мир о «приступе восторга» и «потоке восхищения», приключившихся с русским премьером при посещении «Эмпайер Стейт Билдинга».
Воистину: слава — это когда все знают, какой у тебя сегодня был стул!
* * *
Самопроизвольный выброс экскрементов в небоскрёбе не был последним.
Незапрограммированные опорожнения не прекращались ни на один день. Особенно часто они происходили во время проживания в загородной резиденции президента Эйзенхауэра в Кэмп-Дэвиде. Там Никиту Сергеевича проносило регулярно и основательно. Благо под ж…ой всегда был сортир на колёсах, который заботами ФБР неотступно следовал за советской делегацией.
Правда, тогда никто в свите, даже начальник личной охраны генерал Захаров, не обратил на это внимания, поскольку страдавший хроническим запором Хрущёв, обретя способность совершать естественные отправления без помощи клистира, неизменно пребывал в добром расположении духа. А что может сравниться с наслаждением, которое испытывают холопы, лицезрея барина в хорошем настроении!
…Однажды поутру Никита Сергеевич, едва захлопнув дверь сановного автосортира, был атакован ватагой вездесущих репортёров.
На вопрос:
«Ну, как вам Америка, господин премьер?» — Хрущёв, испытывая необыкновенную лёгкость в желудке и мыслях, беззаботно ответил:
«Я, выйдя на пенсию, с удовольствием поселился бы на американской ферме».
Собравшиеся зашлись в истеричном восторге: коммунист № 1 во всеуслышание признал преимущество капитализма над коммунизмом! Заявление и фотография советского лидера на фоне спецклозета были вынесены на первые полосы всех газет Запада…
Примечателен и такой эпизод.
Хрущёв, изрядно принявший американского напитка под экзотическим названием виски, вдруг обратился к Эйзенхауэру с необычным предложением:
«А что, Дуайт, давай сегодня же и решим, чья система, моя социалистическая или твоя капиталистическая, одержит историческую победу?»
«Давай, — ответил американец, — но как?»
«А вот пробежим сейчас стометровку, и всё станет ясно. Кто первым придёт к финишу — за тем и будущее. За социализмом или капитализмом».
Рванули. Через двадцать метров стало очевидно, что соцлагерю не угнаться за миром капитализма. Но сказ не об этом. О том, как «исторический» забег был освещён американской прессой и «Известиями».
Американские журналисты в своих газетах информацию о «президентских гонках» провели одной строкой:
«Вчера состоялся стометровый забег Хрущёва и Эйзенхауэра. Победил наш президент». И всё. Никакого подхода к описываемому событию с классовых позиций, никаких журналистских выкрутасов!
По-иному эпизод был подан в «Известиях», а затем и в других центральных советских периодических изданиях.
Алексей Аджубей, ас словоблудия, мэтр казуистики и по совместительству зять Хрущёва, писал: «Вчера в штате Айова по инициативе Первого секретаря ЦК КПСС председателя Совета министров СССР Н. С. Хрущёва, находящегося в США по приглашению американского народа и его президента, были организованы соревнования по бегу».
По замыслу Аджубея у читателя должно было сложиться впечатление, что участники мероприятия исчислялись сотнями, если не тысячами. Вот она — советская гигантомания! Далее в тексте был искусно подан проигрыш советского лидера.
«Символический забег-соревнование между двумя социальными системами закончился так: наш Никита Сергеевич пришёл вторым, президент США — предпоследним…»
Вот так. Виртуозно владея русским языком, Аджубей сумел завернуть воздушный шарик в красочную обёртку…
* * *
«Обделаться» на американской земле, в прямом и переносном смысле, Хрущёв умудрился не единожды. Недаром некоторые средства массовой информации США окрестили его визит в США «танцами на граблях». Впрочем, похвалы в адрес советского премьера-первопроходца было несравнимо больше. И это закономерно, ибо есть безошибочный измеритель вреда, счётчик зла, приносимого народу его лидером. Давно известно: если враги поют хвалебные оды правителю из противоборствующего лагеря, это значит, что он наносит ущерб национальным интересам своей страны и соотечественникам.
Уж как только ни изголялись отвязные журналисты Западной Европы и США, какие осанны ни пели, сравнивая Первого секретаря ЦК КПСС и с Петром Великим, и с царём-освободителем Александром II…
Хрущёв искренне верил этой изощрённой лести. Одним из доказательств этого тезиса является появление в 1971 году на Западе его мемуаров.
…Когда совратитель малолетних говорит о том, что детей любить надо, в его устах эта абсолютная истина звучит кощунственно.
Когда «верный ленинец» выпускает в свет свои мемуары в стане идеологического противника, борьбе с которым он на словах посвятил всю свою публичную жизнь, — это даже не предательство, это — глумление над верой в коммунистические идеалы миллионов вероломно обманутых граждан своей страны. Граждан, которым, кроме прочего, было обещано и построение коммунизма к 1980 году.
В общем, кругленькая сумма (около $2 миллионов) за публикацию мемуаров на Западе не была переведена в СССР, а осела на счетах в «Бэнк оф Нью-Йорк». Эти деньги в последующем составили стартовый капитал для сына Хрущёва, Сергея, который во время горбачёвской перестройки перебрался в Соединённые Штаты на постоянное место жительства…
Глава четвёртая. «Поцелуй негра»
Июнь 1973 года. Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев вернулся из США, где находился с государственным визитом.
Несмотря на то, что поездка и переговоры с президентом Никсоном в целом прошли успешно, Брежнев чувствовал себя не в своей тарелке. И хотя его личный врач Евгений Чазов объяснял состояние длительными перелётами, уговаривая денёк отлежаться и ночь поспать, генсек верил более надёжному способу. Надо было срочно полечиться народным средством, которое передали белорусские товарищи.
Увы, «Беловежской Пущи» — крепчайшей водки, настоенной на травах, — дома не оказалось, поэтому на следующий день, в воскресенье, сразу после пробуждения, Леонид Ильич ринулся в Кремль.
…В приёмной его поджидал Константин Черненко.
Соратник и по совместительству заведующий общим отделом ЦК КПСС, всем в своей жизни обязанный Брежневу, он никогда не упускал случая, чтобы остаться с ним наедине. Только в общении с глазу на глаз он имел возможность засвидетельствовать личную преданность, получить подтверждение, что по-прежнему является членом клана и сопричастен. А в этом Константин Устинович сейчас нуждался как никогда прежде, ибо…
* * *
Брежнев и Черненко работали вместе в Молдавии, и с тех пор Константин Устинович сопровождал Леонида Ильича повсюду до самой смерти. Он был единственным в свите Брежнева, к кому тот прилюдно мог обратиться на «ты».
При всей казенности аппаратной службы, не требовавшей особого ума, участок работы у Черненко был важный.
Материалы к заседаниям Политбюро, Секретариату, совещаниям, встречам и проводам делегаций, весь рабочий календарь Генерального — всё это было в ведении общего отдела.
Константин Устинович и его подчинённые ежедневно работали до 11–12 часов вечера, порой задерживались и дольше.
…Огромный объём информации, который необходимо было переварить и удержать в памяти, постоянное нервное напряжение, накапливавшееся годами, не могли не сказаться на его физическом и умственном здоровье.
Немудрено, что одним из первых, кто в ближайшем окружении Брежнева стал активно пользоваться снотворным, был именно Черненко.
Через некоторое время увлечение гасящими возбуждение наркотиками начало проявляться в его поведении: походка из суетливо-семенящей стала расслабленно-неуверенной, речь — вялой и невнятной.
Заторможенность в движениях и мыслительных процессах становилась всё более очевидной проработавшим с ним не один год сотрудникам аппарата ЦК.
Теперь он зачастую отвечал невпопад, отрешенно вперив взгляд в пространство над головой собеседника.
На периферийных партийных сановников, впервые общающихся с Черненко, он производил впечатление человека, глубоко озабоченного партийно-государственными проблемами. На самом же деле — Константин Устинович просто спал с открытыми глазами, не в состоянии освободиться от наркотических пут после утренней побудки.
Начались проколы. Брежнев не раз отчитывал его:
— Ну, что же ты, Костя? Забыл?
Иногда с нарастающим раздражением:
— Надо же думать, соображать!
Черненко выходил из кабинета жалкий: лицо красное, руки дрожат.
К. У. Черненко
Попытки загладить свою вину всё чаще принимали комичную форму, превратившись в откровенное подобострастие и угодливость.
Его знаменитая фраза-рефрен: «Всё хорошо, всё хорошо», которой Черненко неизменно отвечал на все обращенные к нему вопросы, ставила в неловкое положение собеседников, свидетельствовала, что он не совсем здоров и занят собственными мыслями и проблемами.
Из-за этой фразы, ставшей притчей во языцех среди окружавших его партноменклатурщиков, он постоянно попадал впросак.
Желающих обменяться с ним мнениями о текущих политических событиях становилось всё меньше.
А личная охрана членов Политбюро от души хохотала, пародируя его на все лады в кремлёвских закоулках.
* * *
Завидев вошедшего генсека, Константин Устинович с усилием поднялся и заплетающейся походкой, но с распростёртыми руками двинулся навстречу.
Брежнев к объятиям расположен не был. Черненко это понял и руки опустил.
— С благополучным возвращением, Леонид Ильич! Как съездили?
— Пронесло… К чёртовой матери!
— Ну вот, всё хорошо, всё хорошо…
Брежнев вскипел, выругался и громко крикнул:
— Что ж тут хорошего?! Меня пронесло, а ему «всё хорошо, всё хорошо»!
Крик Хозяина вырвал Черненко из наркотического забытья, он вдруг преодолел барьер, отделявший его от реальности:
— Что-то случилось, Леонид Ильич?
Брежнев в ответ только захлопнул дверь и опрометью бросился к шкафу, к вожделенной «Беловежской», так как вновь почувствовал позывы опорожниться.
* * *
Визит подходил к концу, и Никсон пригласил Брежнева погостить денька два-три у него на ранчо в Сан-Клементе — местечко неподалёку от Лос-Анджелеса, на берегу Тихого океана.
23 июня генсек и президент самолётом отправились из Вашингтона в Калифорнию, а оттуда на военном вертолёте добрались до пункта назначения. Вскоре в одной из комнат состоялась их очередная беседа, затянувшаяся за полночь.
Личная охрана Брежнева во главе с генералом Рябенко, воспользовавшись моментом, осмотрела помещения дачи и подворье.
Ничего особенного. Одноэтажный домишко со скромным убранством комнат, которые язык не поворачивался назвать апартаментами.
Удивление вызвали… унитазы, установленные на брежневской половине дачи. До этого ничего подобного нашим парням видеть не приходилось: шоколадного цвета раковины с романтичным названием «Поцелуй Негра» были поделены на два отсека: один — для приёма мочи, второй — кала.
Изюминка была в том, что экскременты не смывались водой, поскольку к ранчо не была подведен канализационный коллектор, а всасывались сжатым воздухом в специальные приёмники, откуда уже в пластиковой упаковке выбрасывались наружу.
— Теперь я понимаю, откуда пошла байка, что японцы изобрели специальное средство для автотуристов, чтобы они, двигаясь по маршруту, не загрязняли окружающую среду, — задумчиво произнес Рябенко. — Перед едой надо проглотить специальную таблетку. Она, растворившись, обволакивает стенки кишечника до поступления туда пищи. При дефекации испражнения выходят наружу в пластиковом пакете…
Подчинённые дружно рассмеялись.
Старший группы американской секретной службы, обеспечивавшей безопасность «принципалов», — так американцы называли президента и Генсека, — объявил, что такие же унитазы установлены и в передвижном сортире, который сопровождает охраняемых по всему маршруту.
— Вы должны, — сказал он, — объяснить господину Брежневу, как пользоваться этим агрегатом, чтобы его не смутило отсутствие воды… и название.
— Хорошо! — воскликнул Рябенко, приспуская штаны. — Сейчас оценим поцелуй этого Негра… Ну-ка, ребята, на выход!
* * *
В тот вечер произошли два редкостных события.
Во-первых, охрана президента дала приём в честь сотрудников КГБ. Застолье проходило в расположенном поблизости ресторане во внепротокольной обстановке. На ранчо оставили дежурить, как самого молодого, майора Владимира Медведева.
Судя по количеству горячительных напитков, употреблённых сотрудниками двух величайших секретных служб мира, можно было смело констатировать: лёд «холодной войны» тронулся!
Второе событие прошло бесследно для американских репортёров и было известно только узкому кругу сопричастных.
…После затянувшейся беседы с глазу на глаз Никсон и Брежнев с аппетитом вместе поужинали в гостиной, а затем вышли на крыльцо вдохнуть свежего воздуха перед сном.
У входа стоял огромный джип американских охранников. Брежнев, страстный автолюбитель, не мог остаться равнодушным к неопробованной им марке.
— А не прокатиться ли нам перед сном, господин президент?
Уставший от долгих переговоров Никсон попытался уклониться от поездки, сославшись на отсутствие водителя. Не знал президент, что этого ответа как раз и ждал Леонид Ильич!
— Да вот он, водитель! — ткнув себя в грудь, провозгласил генсек.
Деваться некуда — президент уселся в джип. Поехали. Вернее, понеслись в сторону личной купальни Никсона.
В последний момент кто-то из американской охраны заметил отъезжающих «принципалов» и мечущегося в поисках средства передвижения Медведева.
Поблизости оказался только пресловутый передвижной сор тир, но, ничего, — сгодится и он! Помчались вслед. Успели как раз вовремя.
…Не доехав до купальни метров двести, Брежнев резко остановил машину — как это ему удалось, известно только Господу Богу, ибо неслись главы государств со скоростью не менее двухсот километров в час! — и тут же выпрыгнул навстречу мчавшемуся следом автосортиру.
Мгновение — и генсек нырнул внутрь. По звукам, донёсшимся из открытой двери, телохранители поняли, что он успешно применяет на практике полученные накануне разъяснения об использовании унитаза необычной конструкции…
Хлопнула дверца джипа, из него осторожно, будто боясь уронить нечто, зажатое промеж ног, выбрался Никсон. Бледный, лоб в испарине.
— Что с вами, господин президент? Вам плохо?!
Никсон вымученно улыбнулся:
— Уже хорошо… В машине было хуже. Он, — взмах руки в сторону сортира, — адский водитель! А что с ним? А, ну да! То же, что и со мной, только он оказался проворнее…
Встреча на высшем уровне закончилась коллективным опорожнением.
Причём каждый из участников сделал это вопреки своей воле.
Никсон — со страху, из-за генсека-лихача.
Бесстрашный Леонид Ильич — из-за смены часовых поясов. Так, во всяком случае, пояснил старший группы американской секретной службы, обеспечивавшей безопасность «принципалов».
Эту пресловутую смену временных поясов Брежнев будет испытывать все три дня пребывания на ранчо. Она будет методично действовать на него после и даже во время каждой трапезы.
Поначалу он, поднимаясь из-за стола, отшучивался:
«Ну, пойду на поцелуй к негру!»
Но иногда Брежнев не успевал произнести ритуальную фразу, а просто медленно поднимался, будто боясь расплескать до краёв наполненное блюдо, и задумчиво склонив голову, покидал гостиную.
Было очевидно, что при всём пристрастии генерального секретаря целоваться взасос с товарищами из братских партий «Поцелуй Негра» удовольствия ему не доставляет: так движутся не к поцелую — к плахе. И каждый раз в памяти Леонида Ильича возникал образ домашнего кота по кличке Лама.
Кот — внештатный телохранитель генсека, не раз предупреждал своего хозяина о грозящей опасности. Так случилось и перед поездкой в США. Лама, увидев, что Брежнев готовится выйти из дому, впился зубами в штанину. Не реагировал ни на какие уговоры, грозно урчал и норовил исцарапать своими огромными когтями всех, кто пытался приблизиться. Леониду Ильичу ничего не оставалось, как сбросить брюки и, воспользовавшись моментом, пока кот неистово терзал их, переодеться и покинуть жилище через запасной выход…
Глава пятая. Подарок Далай-ламы
В течение последующих пяти лет после прихода Брежнева к власти в 1964 году Индира Ганди, премьер-министр Индии, не однажды посещала СССР.
Каждый раз в конце своего визита она неизменно задавала один и тот же вопрос: когда Леонид Ильич нанесёт ответный визит, который пойдёт на пользу дружбе двух великих народов. И, наконец, генеральный решился. В первых числах января 1969 года состоялся его первый официальный визит в Индию. Брежнев до глубины души был тронут оказанным приёмом. Так, как встречали его, встречают только истинных друзей.
…На одном из приёмов во дворце Индиры Ганди чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза в Дели Михаил Пегов показал Леониду Ильичу невзрачного, маленького роста человечка неопределенного возраста. Пояснил, что последний — первосвященник ламаистской церкви в Тибете, Далай-лама в изгнании, которого приютила у себя Индира Ганди. О нём ходят легенды по всей Юго-Восточной Азии. Ну, к примеру, он в совершенстве владеет гипнозом. Вводя людей, страдающих астмой, язвой желудка и сердечными заболеваниями, в гипнотический транс, он за пару сеансов навсегда излечивает их от этих недугов. Может по запаху купюры определить её номинал. Читает книги с завязанными глазами, прикасаясь к тексту кончиками пальцев. И что уж самое невероятное — во время упражнений йогой Далай-лама способен отрываться от поверхности земли и в течение нескольких мгновений парить в воздухе!
Брежнев крайне заинтересовался рассказом посла и попросил представить его тибетцу. Когда их руки сомкнулись в рукопожатии, первосвященник долго не отпускал ладонь Леонида Ильича, а затем через переводчика сообщил, что высокий гость тринадцать лет назад перенёс инфаркт, да и вообще, у него есть проблемы с сердцем, которые в будущем серьёзно осложнят ему жизнь.
«Чёрт возьми! — воскликнул Леонид Ильич в состоянии крайнего возбуждения. — Действительно, в 1956 году, находясь на посту 2-го секретаря Казахстана, я перенёс инфаркт! Это было ровно тринадцать лет назад… Да и сейчас сердчишко нет-нет да и пошаливает… Ну-ка, ну-ка, пусть продолжает этот… ясновидящий!»
«Судя по рисунку линий на ладони моего гостя, — продолжал первосвященник, — его в ближайшем будущем подстерегают смертельные опасности».
«Наверно, самолёт, на котором я буду возвращаться домой, потерпит крушение», — в шутку сказал Леонид Ильич.
Далай-лама, вперив пронзительный взгляд в зрачки собеседника, внимательно выслушал перевод и ответил, что со смертельной опасностью Брежнев встретится не в небе, а на земле. И не раз.
После этого первосвященник сделал знак переводчику наклониться и что-то прошептал ему на ухо.
«Господин генеральный секретарь, — с пафосом произнёс переводчик, — Его Святейшество Далай-лама спрашивает, не соблаговолите ли Вы принять от него некое существо, которое наделено даром провидения. В будущем оно сможет уберечь Вас от многих напастей».
«Отчего ж не принять, — Леонид Ильич тряхнул своей роскошной шевелюрой. — Из рук такого человека я и яд спокойно приму!..»
После этого первосвященник что-то сказал мальчику-монаху, и тот стремглав помчался к выходу. Через минуту он вернулся, двумя руками неся объёмистую клетку, в которой сидел… невероятных размеров пушистый чёрный кот, которого Леонид Ильич сначала принял за пантеру.
Далай-лама, тихо и ласково произнося какие-то слова, похожие на заклинания, поднёс ладонь Брежнева к клетке, и кот принялся тщательно её обнюхивать, время от времени поднимая свои огромные жёлтые глаза то на Леонида Ильича, то на первосвященника.
Закончив ознакомление с ладонью Брежнева, кот выгнул спину и, подойдя к дверце, стал скрести её когтями. Мальчик-монах открыл клетку, и животное с неожиданной для его размеров грацией спрыгнуло на пол. Помахивая хвостом, кот уверенно сел у ног Брежнева. Едва посол попытался придвинуться ближе к генеральному, как кот резко обернулся в его сторону и предостерегающе зашипел.
Далай-лама XIV
Первосвященник широко заулыбался, одобрительно закивал головой и произнёс длинную тираду.
«Господин генеральный секретарь, — начал переводчик, — Его Святейшество сказали, что судя по поведению кота, который не только признал в вас своего нового хозяина, но и сразу приступил к охранным обязанностям, Далай-лама считает, что нисколько не ошибся в своём выборе… Впоследствии, господин генеральный секретарь, имейте в виду: если кот подойдёт к Вам и станет тереться о Ваши ноги, то это значит, что он хочет отвести от Вас беду… Если Вы намерены держать его у себя в доме, то кормить его следует только сырым мясом и только лично от Вас. Ваши биополя должны слиться воедино. Лишь в этом случае инстинкт самосохранения животного распространится на Вас. Таким образом, при возникновении угрозы Вашей жизни кот будет вести себя так, как если бы спасал свою…»
«Вот те на! — в сердцах произнес Леонид Ильич. — А если мне придётся на неделю уехать в заграничную командировку, тогда что? Голодом морить животное прикажете, так что ли?!»
На это Далай-лама назидательным тоном ответил:
«Господин генеральный секретарь, Его Святейшество говорят, что кот не будет для Вас обузой в поездках — не тяготит же Вас в пути личная зубная щётка. Считайте, что кот — это Ваш охранный талисман, он неотлучно должен находиться при Вас, в противном случае он утратит свой дар провидения и станет лишь частью домашнего интерьера… Вы не находите, что тогда весь ритуал дароприношения теряет смысл?»
«Очень убедительно сказано! — с восхищением произнес Брежнев. — Ему бы, Далай-ламе, у меня в ЦК отдел пропаганды возглавить. Я бы с его помощью всех империалистов в коммунистическую веру обратил… Стоп-стоп! — спохватившись, воскликнул генеральный, обращаясь к переводчику. — Это переводить не надо!»
* * *
На даче в Заречье, где большую часть года проживал Леонид Ильич с семьёй, Ламе — так назвали кота в честь Далай-ламы — отвели целую комнату. Кот начал с того, что настороженно обошёл все два этажа дачи, а затем вышел наружу для ознакомления с окрестностями.
Кот никого, кроме Леонида Ильича, к себе не подпускал. Единственное исключение он делал для младшего внука Брежнева. Ему он позволял не только ездить на себе верхом, но и, что уж совсем невероятно, — дёргать за хвост. Со временем кот так привязался к мальчику, что сделал своим жилищем его комнату. Однако пищу, — а это был, как правило, огромный кусок телятины с кровью, — он принимал только из рук Хозяина — Леонида Ильича.
Мясо Лама получал дважды в день, утром и вечером. Но, видимо, этого ему не всегда хватало, поэтому время от времени он устраивал «охотничьи рейды» по дачному участку. Как уж кот под снегом находил змеиные и кротиные норы — одному Богу известно. Охране же во время обхода территории оставалось лишь собирать трофеи — головы ужей, гадюк и кротов. Удивлению телохранителей и челяди не было предела: оказывается, на даче процветал целый подземный террариум. Об этом можно было судить по количеству собранных змеиных голов: к концу зимы Лама съел около тридцати змей!
Случались и курьёзы. Однажды утром из заповедника Завидово, куда по традиции выезжал на охоту Леонид Ильич, в Заречье прибыл старший егерь Василий Петрович Щербаков. Двигаясь к дому, он вдруг заметил на краю расчищенной от снега дорожки свежую и довольно впечатляющую горку экскрементов (о том, что Брежнев привёз из Индии кота, егерь не знал).
Профессионал экстра класса, Василий Петрович, конечно же, не мог оставить без внимания невесть откуда взявшиеся фекалии неизвестного происхождения. Егерь заинтересованно взял в руки кусок какашки, понюхал её и, сорвавшись с места, опрометью бросился к дому.
«Рысь, на участке была рысь! Я это унюхал по оставленным ею экскрементам. Сейчас же возьмите собак и вперёд… Надо её найти и уничтожить! В противном случае она может наделать таких бед — не отчитаешься!» — показывая кусок кошачьего дерьма, прокричал Щербаков телохранителю, сидевшему у входной двери.
Охранник заулыбался.
«Успокойтесь, Василий Петрович, это не рысь, а кот, которого Леонид Ильич получил в подарок в Индии… Так что не волнуйтесь — всё в порядке, лишних зверей в Заречье не наблюдается. А если б даже и появились, кот их быстренько спровадил отсюда. Мы считаем, что в бригаде телохранителей появился ещё один «боевой штык», вольнонаёмный сотрудник без офицерского звания…»
Глава шестая. Расстрел у Боровицких
Андропов и Цвигун. Противостояние
Брежнев хорошо помнил, какую роль сыграл прежний председатель КГБ СССР Владимир Семичастный в устранении Хрущёва, и, чтобы исключить исторические аналогии, приставил к Андропову в качестве конвойного пса Семена Цвигуна. Его связывали с Брежневым не только годы совместной работы в Молдавии, но и родственные узы: оба были женаты на родных сёстрах.
Вслед за назначением Андропова на пост председателя КГБ СССР Цвигун в качестве первого заместителя курировал одно из самых ответственных направлений — военную контрразведку.
В годы войны он не был на фронте, но в анкетах аккуратно указывал Сталинград как место своего боевого крещения. В действительности ещё в октябре 1941 года он был отозван из военной контрразведки в тыл, в Оренбургскую область, где занимался заготовкой сельхозпродуктов для партноменклатуры. Это, однако, не помешало ему указать место своего боевого крещения именно Сталинград, а впоследствии под своей фамилией издать несколько книг и с десяток сценариев фильмов о войне и жизни партизан, тем самым произведя себя не только в число защитников легендарной твердыни на Волге, но и в героя партизанского движения. Именно в таком виде его биография вошла во все советские энциклопедии.
Вот она, роль личности в истории, вернее, историографии по-советски. Важно не в истории след оставить, а в учебниках по этому предмету!
Героические заслуги Цвигуна по перекраиванию личной анкеты, а вместе с нею и новейшей советской истории были известны очень узкому кругу людей, к числу которых принадлежал и Андропов.
…Два крючкотворца, как и две красавицы, не бывают друзьями. Но на какое-то время могут стать компаньонами.
Непримиримыми подельниками поневоле Андропов и Цвигун останутся на всю жизнь. До своего самоубийства Цвигун будет постоянно предпринимать попытки дискредитировать Андропова, чтобы, столкнув его с «золотого крыльца», самому стать председателем КГБ СССР.
Скрытое противостояние между замом и начальником началось с первого дня их совместной работы. Но если Андропов в процессе совместной работы относился к Цвигуну, как аристократ к поданному гардеробщиком чужому пальто в ожидании его замены, то в отношении Цвигуна к своему шефу прослеживалась агрессивная напористость сержанта-сверхсрочника, который постоянно стремится подставить своего командира и доказать ему, вчерашнему выпускнику военного училища, «что сапоги надо чистить с вечера, чтобы с утра надевать их на свежую голову».
Происходило это ещё и оттого, что Цвигун значительно дольше, чем Андропов, находился на руководящих должностях в системе КГБ.
По мнению Цвигуна, Андропов, ловкий царедворец со Старой площади, был не способен разобраться в системе государственной безопасности вообще и в специфических методах разведки и контрразведки в частности. Что путного можно ожидать от этой гражданской «штафирки»?!
И хотя авторитет самого Цвигуна среди профессионалов был равен нулю, как говорится, за душой ничего не было, но за спиной кто-то стоял. И ни кто-то, а сам Леонид Ильич со всеми вытекающими последствиями. Чувство мнимого превосходства над Андроповым и желание занять его место являлось внутренним движителем Цвигуна на протяжении всей их совместной работы. В качестве первой серьезной проверки устойчивости Андропова, его способности держать удар можно рассматривать расстрел машины с космонавтами на борту, устроенный неким Ильиным, армейским офицером, у Боровицких ворот 22 января 1969 года. И проверку эту устроил ни кто иной, как Семён Кузьмич Цвигун…
Кандидаты в Геростраты
Есть народная примета: если в первый день Нового года что-то не заладится, то так дальше и пойдёт.
1 января 1969 года Александра Васильевна, проживавшая со своей престарелой матерью и приёмным сыном Виктором в Ленинграде на Васильевском острове по улице Наличной, обнаружила в домашней кладовке три взорвавшихся банки с любимыми грибочками…
…Утром того же дня комендант Кремля генерал Шорников доложил председателю КГБ СССР Юрию Андропову, что при попытке проникновения на вверенную ему территорию у Спасских ворот задержан некто Гадюко, прибывший из Киева на приём к Леониду Ильичу Брежневу.
В ходе интенсивных допросов удалось установить, что месяцем ранее задержанный послал генеральному секретарю письмо с просьбой о личной встрече и 30 декабря 1968 года в программе «Время» диктор якобы объявил: «Леонид Ильич согласен».
Киевлянин сигнал принял и на радостях преодолел за пару суток путь от Киева до Москвы на… велосипеде.
И хотя путешествие могло бы претендовать на несколько строчек в книге рекордов Гиннесса, запись о рекордсмене была сделана лишь в журнале поступления больных в лазарет внутренней Лубянской тюрьмы. Туда ходок угодил по причине обморожения лица и рук, а также для выявления возможных соучастников «ледового похода».
— Слушай, Иван Филиппович, что последнее время происходит в твоём хозяйстве? — по обыкновению тихо и проникновенно спросил Андропов.
Шорников понял, что имеет в виду председатель.
С 1968 года Кремль, Красная площадь и даже Мавзолей стали местами тотального паломничества душевнобольных. Более того, превратились в объекты вредительских посягательств.
В апреле на главную площадь страны въехал экскаватор, который (!) незамеченным пробирался туда аж из Тёплого Стана, где прокладывали новую ветку метрополитена.
Скрытно многотонная махина покинула строительную площадку. Не прошло и пяти часов, как она перевалила через Малый Каменный мост, поднялась по Васильевскому спуску и очутилась у Мавзолея. Охранники буквально схватили экскаватор за многотонную «руку», лишь когда она уже была занесена над усыпальницей вождя.
Свихнувшегося экскаваторщика гэбэшники, переодетые милиционерами, извлекли из кабины и отправили в лазарет внутренней Лубянской тюрьмы. Туда же были отправлены и обнаруженные в кабине экскаватора вещдоки: раскладушка и суконное одеяло, которые неопровержимо свидетельствовали о том, что их хозяин имел твёрдое намерение занять освободившееся после XXII съезда КПСС ложе Иосифа Сталина.
Главную улику — экскаватор к делу приобщать не стали, а сразу вернули в «Мосметрострой». Но фотографии с него сделали, их-то и подшили сначала в дело, а потом в историю болезни экскаваторщика.
Однако самым крупным вредительством, граничащим с диверсией, можно считать акт мести молодого офицера-артиллериста своему начальству.
Приказом по дивизиону, ответственному за пуск праздничного фейерверка в небо столицы, этот офицер по причине сомнений в его психическом здоровье был отстранён от пиротехнических приготовлений.
«Ах, так! Будет у вас и фейерверк, и иллюминация!»
С этими словами пиротехник ночью, в канун ноябрьской демонстрации, прибыл на Красную площадь. Там шли последние приготовления к параду, и электрики колдовали с иллюминацией. Появление на площади человека в военной форме вопросов ни у кого не вызвало: мало ли их тут шатается в это время!
Душевная болезнь офицера обострилась настолько, что он заговорил афоризмами. Со словами: «Уходя, гасите всех, сила вся в кефире!» он доской размозжил голову электрику и перочинным ножиком перерезал какой-то проводок.
Вся площадь и прилегающие строения тут же погрузились во мрак. Паника среди устроителей демонстрации поднялась неописуемая: никто не мог понять, что же произошло и что теперь делать.
Далеко пиротехнику уйти не удалось, и он вскоре оказался в лазарете Лубянской внутренней тюрьмы, в народе прозванной «нутрянкой».
После этих леденящих кровь инцидентов охрана Кремля уже как святочный рассказ вспоминала ходока из Тамбовской области, которому непременно надо было попасть в Кремль, чтобы получить у генерального секретаря ответ на свой единственный вопрос, из-за которого он и прошагал сотни километров.
Пилигрима удалось разговорить и он честно признался: «Хочу узнать у Леонида Ильича, правильной ли дорогой иду!»
…Все описанные картины вихрем пронеслись перед глазами Шорникова.
Фронтовик-орденоносец, генерал был не особо силен в вопросах кремлевской теремной этики и чуть было не рубанул с плеча, что является лишь комендантом Кремля, а не всего Советского Союза, как его сановный собеседник, и потому не несёт ответственности за душевное здоровье населения страны. Но смешался и в очередной раз невнятно попросил ускорить комплектацию подразделения по охране Красной площади, а ему-де забот хватает и с пернатыми — воронами, коих в Кремле развелось уже столько, что они мешают генеральному сосредоточиться на вопросах классовой борьбы. И он, страдалец, из-за этого проклятого воронья всё чаще остается работать в своих загородных резиденциях…
…Юрий Владимирович, будучи неизменно требовательным к подчинённым, от которых зависело наведение порядка в самом сердце столицы, тем не менее никогда не докладывал о случавшихся там казусах Брежневу. Зачем отвлекать лидера от проблем международного коммунистического движения и, зачем докучать князю кремлёвских апостолов по мелочам? А зря! Потому что информация о происшествиях всё равно доходила до генсека, но уже в искажённом виде, так как подавалась ему в интерпретации Семёна Цвигуна, заместителя Юрия Андропова…
Прерванная телетрансляция
22 января 1969 года ликовала вся страна. Из Москвы шёл прямой репортаж, и миллионы советских людей, застыв у телевизоров и радиоприёмников, следили за церемонией торжественной встречи героев космоса в правительственном аэропорту Внуково-2.
Телекамеры показывали крупным планом улыбающиеся лица космонавтов Берегового, Шаталова, Елисеева, Хрунова, Волынова и… Леонида Ильича Брежнева. Установленные в многолюдных местах столицы громкоговорители, захлебываясь от восторга, сообщали о каждом рукопожатии и поцелуе генерального секретаря, а затем обо всех передвижениях праздничного кортежа по улицам столицы из аэропорта в Кремль. Дикторы радио и телевидения, рыдая от умиления, наперебой расхваливали близость руководителей Партии и правительства к «труженикам космоса» и неоднократно упомянули, что вслед за «Чайкой», в которой находятся космонавты, во второй машине следуют Брежнев, Косыгин и Подгорный.
«Кортеж правительственных машин приближается к Боровицким воротам, и через несколько минут герои-космонавты будут в Кремле, где состоится торжественная церемония их награждения!»
Это была последняя мажорная нота в репортаже с места событий. Прямая трансляция внезапно прервалась.
Возобновилась она примерно через час и производила странное, если не сказать, удручающее впечатление.
Показывали церемонию награждения. Но где восторг, где ликование?! Вместо них растерянность и смятение как среди награждаемых, так и среди вручающих награды. Бледные лица, вымученные улыбки, отрывистые фразы, всеобщая нервозность. Телезрители недоумевали: «Почему награды вручает Подгорный? Где Леонид Ильич?!»
В тот же день по Москве поползли слухи, что Брежнев в результате покушения убит. И ни где-нибудь — в Кремле! Достали-таки!
Страна, забыв о героях космоса, вновь прильнула к радиоприёмникам и, затаив дыхание, ночью вслушивалась в сообщения «вражьих голосов» — «Голоса Америки» и «Радио Свободы» — они-то скажут, как было…
Что осталось за кадром
Как только правительственный кортеж в сопровождении мотоциклистов приблизился к Боровицким воротам, раздались выстрелы. Некто в милицейской форме метнулся к кавалькаде правительственных лимузинов и, пропустив первую машину, открыл огонь по второй. Классический террористический акт: нападающий стрелял «по-македонски», то есть в упор с двух рук одновременно!
Седые стены Кремля последний раз наблюдали нечто подобное 6 ноября 1942 года, когда военнослужащий Красной Армии, спрятавшись в Лобном месте, обстрелял машину наркома Микояна, полагая, что в ней едет Сталин.
…Залитый кровью водитель головой уткнулся в руль, но «Чайка» продолжала двигаться по инерции. Космонавт Николаев, не потеряв самообладания, перехватил руль у шофёра и машина двигалась по заданной траектории…
Одна из пуль срикошетила и ранила в плечо сопровождавшего кортеж мотоциклиста. Превозмогая боль, он направил мотоцикл прямо на террориста и сбил его с ног.
К упавшему бросились офицеры из правительственной охраны, выбили у него из рук пистолеты. Впрочем, это уже было лишним: террорист израсходовал весь боезапас, выпустив в машину шестнадцать пуль.
А. Н. Николаев
Нападавший не сопротивлялся. У него внезапно закатились глаза, изо рта хлестнула белая пена и он зашёлся в нервном припадке.
Каково же было изумление кремлёвской охраны, когда они в корчащемся в конвульсиях милиционере опознали того самого сержанта, который минутой ранее стоял на посту у Алмазного фонда!
…Узнав, что он чуть было не расстрелял космонавтов, боевик вообще впал в прострацию. Ведь он был уверен, что во второй «Чайке» (о чём неоднократно повторяли дикторы радио и телевидения!) находятся Брежнев, Косыгин и Подгорный, — им-то и предназначался смертоносный свинец…
В машине же, на которую обрушился шквальный огонь, ехали космонавты: Георгий Береговой, поразительно похожий на Брежнева, Николаев и Терешкова. Первые двое слегка пострадали: Береговому осколки стекла поранили лицо, у Николаева пуля застряла в спине, но он, превозмогая боль, перехватил руль у раненого водителя и сумел припарковать машину к обочине.
Фантастическое везение
Бившегося в истерике террориста, расстрелявшего две обоймы по правительственной «Чайке» с космонавтами на борту, скрутили, сунули под нос нашатырь, затолкали в чёрную «Волгу» и увезли с места происшествия во внутреннюю Лубянскую тюрьму. Начались допросы. Задержанный подробно рассказывал о себе.
Фамилия — Ильин, имя и отчество — Виктор Иванович, 1948 года рождения. Русский. Окончил Ленинградский топографический техникум. Служил в г. Ломоносов под Ленинградом. Воинское звание — младший лейтенант. Утром 21 января, похитив два пистолета с четырьмя снаряженными обоймами, самовольно оставил воинскую часть и прилетел в Москву, чтобы уничтожить руководство Советского Союза в лице генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, председателя Совмина Косыгина и председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Подгорного.
На вопрос, зачем ему понадобилось убивать высших руководителей страны, Ильин с пафосом заявил, что «Бог создал людей больших и людей маленьких, а Николай Федорович создал свой 9-миллиметровый пистолет, чтобы уравнивать шансы. Физическое же устранение государственных деятелей — дело праведное, примером тому являются террористические акции американца Джона Бута или нашего Александра Ильича. Да и вообще, пострадать за Веру, Народ и Отечество — это всегда было в чести и традициях российского офицерства и прогрессивно мыслящей интеллигенции. Взять хотя бы Пестеля, Кюхельбекера…»
Следователи торжествующе переглянулись. Они не ожидали, что задержанный так легко выдаст сообщников. Особое впечатление, разумеется, произвели иностранные имена. Чёрт возьми, какая удача! Взят с поличным вражеский наймит — пора на кителе дырочку для ордена сверлить!!
Отрезвление от успеха наступило тотчас, как только выяснилось, кого имел в виду террорист.
Оказалось, что снабдивший боевика оружием «Николай Федорович» — всего лишь лауреат Государственных премий Макаров, изобретатель стрелкового оружия, в частности ПМ, из которого и вёл пальбу боевик.
Александр Ильич — не кто иной, как брат Ленина — Александр Ульянов, неудачно покушавшийся на царя.
Джон Бут — убийца американского президента Авраама Линкольна. Ну, и так далее…
* * *
И всё-таки дело требовало серьёзного осмысления. Верилось с трудом, чтобы человек, так аргументированно обосновавший для себя, а теперь ещё и для следователей правомерность покушения на высших должностных лиц государства, действовал под влиянием сиюминутного импульса.
Делом Ильина занялась многочисленная следственная бригада КГБ, которую прежде всего интересовал вопрос: не стоит ли за террористом антигосударственный заговор? Ведь со времени смещения Хрущёва прошло совсем немного времени, и все хорошо помнили, что устранен-то он был в результате заговора! Не пытается ли сегодня этот диссидентствующий пенсионер всесоюзного значения взять реванш? А что? От этого авантюриста можно всего ожидать! Не исключено, что и западные спецслужбы готовы погреть на этом теракте руки. Ведь известно же, что Косыгин, а под его влиянием и Брежнев после прихода к власти заняли в отношении Запада непримиримую, если не сказать агрессивную позицию.
А если учесть, что Хрущёв в последнее время снюхался с неким Виктором Луи, в прошлом советским гражданином, прошедшим сталинские лагеря, а ныне английским журналистом, плотно сотрудничающим с Сикрет Интеллидженс Сервис! По некоторым данным, этот Луи переправляет на Запад мемуары отставного премьера. Только ли в этом состоит его предназначение? А если…
Нет-нет, в этом Ильине и его роли в нападении на правительственный кортеж надо разобраться досконально!
…Следователи были потрясены. И не только тем, что после устранения Брежнева Ильин, как следовало из его заявлений, собирался занять кресло Генсека и создать свою партию — некоммунистическую. Изумление вызывала удачливость террориста: ни на одном этапе, кроме завершающего, он не промахнулся. Фантастическое везение!
Только сегодня, по прошествии сорока лет, когда стали доступны ранее засекреченные архивы, появилась возможность найти объяснение сумасшедшему везению террориста.
Как это ни покажется странным, удача сопутствовала Ильину в основном по причине лубянских подковёрных интриг, противостояния между председателем КГБ Юрием Андроповым и его заместителем Семёном Цвигуном. Именно он как куратор военной контрразведки первым получил сигнал о дезертирстве Ильина и его прибытии в столицу.
Упущенные возможности
20 января младший лейтенант Виктор Ильин заступил на дежурство по части, дислоцированной в окрестностях г. Ломоносов Ленинградской области. В 7.45 утра следующего дня сослуживцы видели его в последний раз.
Поиски исчезнувшего офицера, прихватившего из сейфа два пистолета «Макаров» и четыре снаряженных обоймы, начались 21 января 1969 года в 11.00. Тогда же о происшествии был проинформирован Особый отдел военной контрразведки, в ведении которого находился объект, где проходил службу беглец.
По тревоге были подняты офицеры части, из них сформировали две поисковые группы, одна из которых начала прочёсывать лес в округе, а вторая выехала в Ленинград, где на Васильевском острове по улице Наличной совместно с приёмной матерью Александрой Васильевной проживал Ильин.
Для ориентирования милицейских постов там изъяли фотографии Виктора, а также несколько его дневников. В них могли содержаться записи, которые помогли бы прояснить ситуацию.
Внимание поисковиков привлекла фраза на последней странице дневника: «Всё! Завтра прибывают. Надо ехать в Москву!» Стало ясно, в каком направлении вести поиск беглеца.
Начальник Особого отдела КГБ той части, где служил Ильин, не имел должностных полномочий информировать о происшествии Москву, поэтому подробный доклад он представил в Управление Особых отделов КГБ СССР по Ленинградской области (УОО КГБ СССР по ЛО). Одновременно группа военных контрразведчиков выехала в аэропорт Пулково, где обнаружила корешок билета, принадлежавшего пассажиру по фамилии «Ильин», в 11.40 убывшего в Москву рейсом № 92.
Но сомнения оставались: уж больно распространенная фамилия. Тот ли это «Ильин»? Поэтому решено было дождаться возвращения «борта» из столицы, чтобы опросить экипаж.
Для подстраховки начальник Управления Особых отделов поставил в известность о происшествии и предпринимаемых мерах Центр, направив в КГБ СССР шифртелеграмму линейному куратору:
Шифртелеграмма №-039 от 21.01.69 г.
Москва
Совершенно секретно
Весьма срочно
Первому заместителю Председателя КГБ при СМ СССР
генерал-лейтенанту ЦВИГУНУ С. К.
По данным, полученным из Особого отдела КГБ при СМ СССР, обслуживающего Н-скую воинскую часть, 21 января с.г. в 7 час. 45 мин. из расположения указанной части, дислоцированной в г. Ломоносов Ленинградской области, исчез помощник оперативного дежурного мл. лейтенант ИЛЬИН Виктор Иванович, 1948 г. рождения, русский, беспартийный, в рядах СА с июня 1968 года. Одновременно с исчезновением ИЛЬИНА обнаружена пропажа двух пистолетов «Макаров» и четырёх снаряженных боевыми патронами обойм.
По тревоге подняты офицеры части, которые ведут физический поиск ИЛЬИНА в окрестностях г. Ломоносов. Начальник ОО КГБ при СМ СССР с группой подчинённых выехал в г. Ленинград для опроса приёмной матери офицера — ИЛЬИНОЙ Александры Васильевны.
Сообщаю в порядке информации. О результатах поисков и опроса родственников ИЛЬИНА будет доложено дополнительно.
Начальник Управления Особых отделов КГБ
при СМ СССР
Ленинградского ВО
генерал-майор Загоруйко
12 часов 17 минут 21.01.69 г.
…Через четыре часа в Ленинград вернулся ожидаемый рейс. Стюардессам предъявили фото беглеца, и гипотеза стала установленным фактом: находящийся в розыске младший лейтенант Ильин приземлился по расписанию в столичном аэропорту Шереметьево-1.
Вторая шифровка, подтверждающая прибытие дезертира в Москву, а также его фотографии немедленно ушли в Центр:
В дополнение к ш/т №-039–69 от 21.01.69 г.
Предпринятыми мерами установлено, что исчезнувший из расположения Н-ской части мл. лейтенант ИЛЬИН В. И., вооружённый двумя пистолетами «Макаров», убыл авиарейсом №-92 в Москву в 11 часов 40 минут 21.01.69 г., что подтверждается свидетельскими показаниями бортпроводниц Семёновой и Ляшко, опознавшими ИЛЬИНА по фотографиям.
Информирую для возможного оперативного использования.
Нач-к УОО КГБ при СМ СССР по ЛВО
генерал-майор Загоруйко
17 час. 42 мин. 21.01.69 г.
…Следует отметить, что в те годы даже пропаже обыкновенного пневматического ружья из стрелкового тира парка культуры и отдыха в каком-нибудь заштатном городишке Мухославск придавалось исключительное значение. Меры по его обнаружению и розыску виновных принимались, прямо скажем, экстраординарные.
Что уж говорить о бегстве вооруженного офицера в Москву накануне торжеств по случаю возвращения на Землю группы космонавтов, в которых должны принять участие высшие партийные и государственные деятели страны, — это уж совсем запредельное чрезвычайное происшествие!
…Ленинградцы, анализируя записи в дневниках, изъятых на квартире беглеца, искали мотивы, побудившие молодого холостяка рвануть из части с оружием в руках. Ревность? Месть любимой женщине за измену? Сведение счётов с обидчиками?
Однако откровения, доверенные Виктором Ильиным бумаге, ни на один из вопросов поисковиков ответа не давали. Да и вообще, в дневниках отсутствовали какие бы то ни было свидетельства о любовных переживаниях автора. Зато они изобиловали цитатами из рассуждений иностранных политических и государственных мужей XIX–XX веков.
Находка! Трижды в разном контексте Ильин цитирует одного и того же автора — Джона Уилкса Бута, убийцы американского президента Авраама Линкольна. Цитата способна развеять беспечность даже закоренелого скептика, рассеять любые сомнения в отношении ценностных ориентиров человека, чьей рукой она вписана в дневник.
Вот что сказал Бут накануне покушения на Линкольна, и что гипнотически подействовало на Ильина:
«Я убью президента, хотя бы только из-за одной моей сокровенной надежды, что отражённый свет его славы озарит моё безвестное существование. А память времени, лишенная щепетильности, всегда объединяет распятого и распявшего».
Далее следовала приписка-резюме Ильина:
«Может, это и мой выбор? Ведь сколько в стране людей с фамилией Ильин? Несравнимо больше, чем с фамилией Брежнев… Само проведение требует объединить эти две фамилии!»
Мотивы неожиданного бегства вооруженного Ильина в Москву не оставляют места для сомнений, имеют конкретный преступный умысел, и поэтому начальник Управления ОО КГБ СССР по ЛО генерал-майор Загоруйко лично составляет шифртелеграмму на имя своего сановного куратора.
На часах 22.47. До покушения — более шестнадцати часов, ещё есть время его предотвратить.
Группа оперработников вновь выезжает для беседы с приёмной матерью Ильина. Офицеров интересует один вопрос: где, у кого, кроме гостиницы, может остановиться Виктор по прибытии в столицу. Александра Васильевна назвала адрес своего брата и вспомнила взорвавшиеся в кладовке банки с грибочками. Народная примета — знак свыше, никогда не подводит…
В Москву уходит ещё одна, последняя, шифровка:
В дополнение к ш/т №-039–69 от 21.01.69 г.
В квартире ИЛЬИНА обнаружены его дневники, в которых он трижды цитирует слова убийцы американского президента Авраама Линкольна, что может свидетельствовать о возможных преступных намерениях ИЛЬИНА в отношении руководителей КПСС и Советского правительства.
Со слов приёмной матери, не исключается вероятность появления беглеца по месту жительства его дяди ИЛЬИНА Петра Васильевича на Краснопресненском валу, 2, кв. 8.
Фото дезертира высылаю телетайпом.
Нач-к УОО КГБ при СМ СССР
генерал-майор Загоруйко
22 час. 47 мин. 21.01.69 г.
…Подробное перечисление предпринятых ленинградскими чекистами мер, заметьте, — не всех, потому что были и другие, которые всегда останутся под грифом «совершенно секретно», — приведено в повествовании с одной целью: показать, что кровавую акцию можно было предотвратить даже на стадии выдвижения террориста на исходную позицию — к Боровицким воротам. Было бы желание.
По прошествии сорока лет можно констатировать: у московского получателя шифртелеграмм такого желания не было, потому что в его планы отнюдь не входило предотвращение каких-либо ЧП. Пусть их будет как можно больше, чтобы Леониду Ильичу, наконец, стало ясно, что во главе Комитета государственной безопасности находится пришелец из другого мира, человек сугубо штатский, а отсюда — беспечный…
В бездействии Цвигуна, в попустительстве преступному умыслу, о котором он знал заблаговременно, не следует искать признаков его профессиональной некомпетентности, — им двигали только карьерная алчность и циничный расчет.
На исходных рубежах
Ильин на рейсовом автобусе доехал от аэропорта до метро и уже через час звонил в квартиру своего дяди, отставника органов МВД.
Увидев на пороге нежданного гостя, хозяин и его жена удивились — что стряслось, если племянник прилетел в Москву без предупреждения, без телефонного звонка, без телеграммы?
— Всё в порядке. Просто хочу на космонавтов посмотреть. Когда ещё такая возможность представится. Завтра ведь встреча?
О точной дате предстоявшей церемонии сообщили газеты, радио и телевидение, поэтому, как впоследствии объяснял следствию хозяин, дядя Ильина, мотивы приезда родственника вполне его удовлетворили. Тем более что племянник всегда был несколько чудаковат. Прилететь специально из Ленинграда в Москву, чтобы посмотреть на любимых народом героев? Ну и что тут такого? Летают же фанаты футбола и рока на матчи и концерты в другие города!
Вечером за ужином племянник, как бы невзначай, произнёс:
— Вот если бы ты, дядя, дал мне завтра свою форму…
— Ты что, с ума спятил? Знаешь, что за это полагается?
Ильин рассмеялся, перевёл разговор в шутку. А рано утром, не попрощавшись с родственниками, исчез. Вместе с милицейской формой гостеприимного хозяина.
…В камере хранения Ленинградского вокзала оставил свой мундир и в форме сержанта милиции вернулся на станцию «Проспект Маркса». Оттуда двинулся к проезду Боровицких ворот, через которые, по его расчётам, в Кремль должен был проследовать кортеж правительственных машин.
Он много раз прокручивал в уме этот маршрут, просматривая кадры кинохроники, запечатлевшие встречи героев космоса с руководителями партии и государства. Этим путём в Кремль ехали все — от Гагарина и Титова до последних победителей Вселенной. Виктор знал его назубок, мог воспроизвести с закрытыми глазами.
…Он прошел мимо Исторического музея, свернул в Александровский сад. В проезде Боровицких ворот он увидел милицейское оцепление. Что делать? Преодолев слабость в ногах, Ильин вспомнил, что по виду он не отличается от них, и, не спеша, встал между ними — наугад, по наитию.
Это была крупнейшая удача, немыслимое везение, ибо место, которое он случайно занял, оказалось на стыке между двумя отделениями. На подошедшего сержанта милиции покосились, но в первом отделении подумали, что он из второго, а во втором — что из первого.
Правда, случилась минута, когда он снова ощутил предательскую дрожь в коленях. Это произошло, когда к нему, молчаливо стоявшему уже в другой точке — в Кремле, у Алмазного фонда, приблизился некий гражданин в штатском и по-военному строго спросил:
— Ты чего здесь стоишь?
Страх придал наглости, и Ильин зло бросил в ответ:
— Поставили, вот и стою!
* * *
Когда утром дежурный по Комитету доложил Цвигуну о том, что в Краснопресненский райотдел КГБ обратился заявитель с просьбой разобраться, не связано ли неожиданное появление в Москве его вооружённого двумя пистолетами племянника с предстоящими торжествами в Кремле, генерал понял, что утратил возможность монопольно распоряжаться информацией, поступившей из Ленинградской области, и вскоре обо всём станет известно Андропову.
«Чёрт бы побрал этих внуков Павлика Морозова, неймётся им!» — помянул недобрым словом Семен Кузьмич отставного эмвэдэшника.
…Чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля, а также для создания видимости проверки сигнала, Цвигун приказал коменданту Кремля генерал-майору Шорникову (?!) посадить дядю дезертира в машину и ездить с ним по маршруту Кремль — Внуково: не мелькнет ли в толпе встречающих космонавтов москвичей лицо племянника.
Эта изначально абсурдная идея призвана была притупить бдительность Андропова, внушить ему мысль, что задержание подозрительно ведущего себя младшего лейтенанта, — дело получаса.
Однако Юрию Владимировичу сам факт отстранения коменданта Кремля от исполнения прямых обязанностей — руководства охраной вверенной территории, показался в высшей мере странным.
Кроме того, Цвигун почему-то не торопится с раздачей фотографий Ильина стоящим в оцеплении сотрудникам милиции и КГБ. К чему бы это?
…Кстати, о фотографиях. За несколько минут до подъезда правительственного кортежа к Боровицким воротам их всё-таки роздали, но никто из охраны не был предупрежден, что Ильин появится не в военной, а в милицейской форме. Поэтому опричники из оцепления, вместо того чтобы проверять всех сержантов милиции, усердно искали младшего лейтенанта в общевойсковой форме.
Возникает ещё один вопрос. Почему фото распределили только среди охранников, дежуривших по внешнему периметру Кремля, почему они не достались тем, кто был внутри? Ведь сам факт раздачи фотографий дезертира уже свидетельствует о том, что от него ожидали каких-то враждебных проявлений, не так ли?
…И последнее. Последнее по счёту, но отнюдь не по важности.
Когда Брежнев, Косыгин и Подгорный погрузились в правительственный «членовоз», в машине раздался телефонный звонок. Трубку поднял адъютант генсека. Звонил Цвигун, попросил к телефону Брежнева. Не вдаваясь в подробности, он порекомендовал дорогому Леониду Ильичу сделать во время движения перестроение и следовать в кортеже под номером «три».
Значит, Цвигун отдавал себе отчёт, что ожидаемые от Ильина враждебные проявления строго адресны и нацелены в Брежнева и находящихся с ним в машине лиц? Подстраховывался Семён Кузьмич не потому, что пёкся о государственной безопасности и о престиже державы, а лишь для того, чтобы не потерять своего драгоценного родственника и благодетеля — это же собственной смерти подобно!
В напутствии под занавес был скрыт тонкий расчёт.
Во-первых, последние предупреждения, как и те, кто их делает, лучше запоминаются.
Во-вторых, зачем мешать Ильину совершить то, что он задумал? Его лишь надо замкнуть на «негодный объект», и пусть себе стреляет по второй машине, тем более что в ней едет Береговой, внешне так похожий на Брежнева. Спрос-то всё равно будет с Андропова: он же пока во главе государственной безопасности. И дай Бог, чтобы этот младший лейтенант наделал побольше шуму! А если он кого-нибудь угрохает, ну что ж, так тому и быть — тем яснее станет для всех несостоятельность этого рафинированного эстета Андропова на посту председателя КГБ.
Во главе такой организации должен стоять боевой генерал и летописец партизанского движения в Белоруссии Семен Кузьмич Цвигун и никто другой!!
* * *
Расчёты Цвигуна по части масштабов скандала и позора для державы оправдались. Авторитет органов госбезопасности был подорван основательно. И не столько внутри страны, как за её пределами — в глазах мировой общественности и наших союзников.
А что же Андропов? Неужели доверился своему заму и отдал всё на откуп Его Величеству Случаю?
Искусственно созданный Цвигуном цейтнот не позволил Андропову эффективно использовать всю кэгэбэшную рать — секретных агентов, — которым было вменено в обязанность присутствовать в толпах москвичей по пути следования космонавтов. Не были они вовремя снабжены и фотографиями блуждающего террориста. А то, что Ильин прибыл в Москву для совершения террористического акта, у Андропова сомнений не было. Догадался председатель и о том, что его заместитель также не питает иллюзий в отношении намерений вооруженного двумя пистолетами боевика. А меры по его розыску, инициированные Цвигуном, носят лишь показной и отвлекающий характер.
Умел Семён Кузьмич завернуть воздушный шарик в красивую упаковку, ничего не скажешь!
* * *
Как только Андропову доложили, что террорист — офицер, у него мелькнула мысль: не заговор ли это военной контрразведки, находившейся в ведении и под патронажем генерала Цвигуна?
Идею эту Андропов отверг, вспомнив, что авторитет Семёна Кузьмича в офицерской среде нулевой.
«Просто, — решил Председатель, — Цвигун пытается воспользоваться шансом, предоставленным ему судьбой. Убийства Брежнева он не желает — это ясно, как Божий день, но пассивно потворствовать возникновению скандала — это в его интересах. Ведь он считает себя обойдённым, став всего лишь заместителем. Эх, Семён Кузьмич, Семён Кузьмич! С вашим интеллектом урюпинской милицией командовать, а не Комитетом госбезопасности!»
Опасность возникновения скандала заставила Андропова действовать энергично.
По его указанию была усилена охрана Кремля и подъездов к нему со стороны Боровицких и Спасских ворот (последние рассматривались как запасной въезд) надёжными оперативниками из центрального аппарата КГБ.
Затем он отдал распоряжение председателю Государственного комитета по телевидению и радиовещанию беспрестанно передавать в эфир информацию о порядке следования машин в кортеже, подчеркивая, что во втором автомобиле находятся Брежнев, Косыгин, Подгорный.
— Юрий Владимирович, — взмолился председатель Госкомтелерадио, — но ведь это всё равно что при входе в подъезд вывесить объявление: «Уважаемые домушники, деньги находятся в квартире на втором этаже!» Если мои дикторы во всеуслышание сообщат, что во второй машине находится всё руководство страны, то какой-нибудь пьянчуга обязательно запустит в неё бутылкой, это же ежу понятно!
Андропову было совсем не до ежей, поэтому он, вопреки своей привычке выражаться просто и без назидания, сказал:
— Вы — государственный человек, товарищ Месяцев, а не феодал! С каких это пор в Госкомитете появились ваши дикторы? Да и вообще, ежи какие-то у вас на уме… Может, вас на зоопарк перебросить? Имейте в виду, что телевизор и радиоприёмник у меня включены, поэтому я лично прослежу за работой ваших дикторов… До свидания!
Месяцев понял, что у Андропова, этого с виду плюшевого медвежонка, — стальные челюсти. Через год он в этом убедится окончательно: его место займет «железный канцлер» телерадиоэфира Сергей Лапин.
…Последнее, что сделал Андропов перед тем, как Ильин нажал на спусковой крючок, — позвонил в машину Брежнева и предложил немедленно перестроиться, заняв в кавалькаде последнее, пятое место.
Перечить Леонид Ильич не стал, тем более что это было уже второе предупреждение и ни от кого-нибудь — от высших чинов госбезопасности! Конспиратор он был отменный, поэтому, положив трубку, с наигранным недоумением обратился к Косыгину и Подгорному:
— А мы-то чего лезем вперед? Кого чествуют, нас или космонавтов? Скромнее надо быть товарищи, скромнее…
Отодвинув задвижку разделяющей салон перегородки, скомандовал водителю:
— Ну-ка, Виктор, быстро в хвост колонны… Чтоб мы последними были!
…Когда стихли выстрелы, лимузин с «Большой Тройкой» рванул в Кремль и тут же врезался в машину «скорой помощи», мчавшуюся на звук пальбы.
При ударе Брежнева отбросило на перегородку и он рассёк в кровь бровь. Поэтому награды, как это видела вся страна, космонавтам вручал Подгорный.
Кстати, после инцидента у Боровицких высшее руководство страны: Брежнев, Косыгин, Подгорный, никогда более не находились одновременно в одной машине или самолёте. Политбюро опасалось рецидивов «боровицкого синдрома».
…Так 22 января 1969 года Брежнев впервые воочию столкнулся с мистическим явлением — провидческим даром Ламы…
Через некоторое время Леониду Ильичу представился ещё один случай убедиться в предназначении Ламы оповещать его о грозящей ему смертельной опасности…
Глава седьмая. Предсказания кота-провидца продолжаются
Рабочий день Брежнева на даче в Заречье начинался в 8.30, когда он в сопровождении телохранителей выезжал в Кремль.
20 февраля 1970 года, ровно в 6.00, Лама ворвался в спальню Хозяина и стал тереться о его ноги, а при каждой попытке Брежнева выйти из помещения хватал его зубами за манжеты брюк. Леонид Ильич, вспомнив, что именно так вёл себя кот за год до покушения, 22 января, решил проверить свои догадки и поэкспериментировать.
«Ребята, — заявил он «прикреплённым», торопящимся сдать смену другой бригаде, ожидавшей генерального в Кремле, — вы поезжайте, а я здесь поработаю ещё с документами… А за мной пришлите ваших сменщиков».
Слово охраняемого — приказ. Уехали без него. На трассе, сбоку, вылетела военная грузовая машина — солдатик за рулем не посмотрел влево. В итоге водитель правительственного «ЗИЛа», на котором должен был ехать генеральный, от столкновения ушёл, но машину развернуло и ударило о стоящий на обочине трейлер. В «ЗИЛе» находились шесть сотрудников, пятеро из них бодрствовали, поэтому сумели скоординироваться и уцелели, хотя и получили травмы различной степени тяжести: сломанные рёбра, сотрясение мозга, ушибы, ссадины. Володе Егорову, который спал, сидя на месте отсутствующего «охраняемого», снесло полчерепа…
Когда о происшествии доложили по радиотелефону Брежневу, тот, не раздумывая, затребовал с кухни дополнительный кусок телятины с кровью для Ламы.
Вслед за этим Леонид Ильич попросил дежурного телефониста соединить его с Индирой Ганди. Ничего не объясняя, попросил её найти предлог и наградить Далай-ламу каким-нибудь достойным его статуса индийским орденом…
В 1971 году Брежнев окончательно уверовал в провидческий дар Ламы.
В начале года генеральный получил приглашение от президента Франции Жоржа Помпиду посетить страну с официальным визитом. Помощники и советники Брежнева стали готовить его к поездке. Оказалось, что не только они готовились к встрече двух глав государств. Недобитые прежним президентом Франции, генералом де Голлем, члены террористической организации ОАС, перешедшие на нелегальное положение в Алжире и Франции, задумали напомнить о себе двойным покушением на Помпиду и Брежнева.
Лама вёл себя спокойно до тех пор, пока Леонид Ильич не собрался сесть в машину, которая должна была доставить его во Внуково-2 для вылёта в Париж. Кот тут же пришёл в состояние крайней нервозности. Как это бывало и раньше, он зубами хватал Брежнева за манжеты штанин, буйствовал, а в промежутках вдруг затихал и неотрывно смотрел на Хозяина своими огромными жёлтыми глазами.
Леонид Ильич попытался успокоить Ламу. Увы! Тот даже не позволил надеть на себя ошейник, к которому привык, выезжая с Брежневым в заграничные поездки. Одно уже это обстоятельство заинтриговало Брежнева и заставило проявить повышенную бдительность. Он позвонил председателю КГБ Юрию Андропову и, ничего не объясняя, спросил, нет ли каких-либо новых данных по Франции. Андропов сначала было замялся, а потом сказал, что получасом раньше получил от нашей внешней разведки сведения о готовящемся оасовцами покушении на Помпиду и на него, генерального секретаря ЦК КПСС.
Брежневу ничего не оставалось делать, как перенести поездку на другое время. И действительно, дня через два зачинщики заговора были арестованы, и французские газеты раструбили на весь свет, что на Брежнева и Помпиду готовилось покушение…
* * *
В середине 70-х Леонид Ильич по настоянию жены впервые поставил на заседании Политбюро вопрос о своей отставке.
Однако «старики» — Тихонов, Соломенцев, Громыко и Черненко — не допустили этого: больной и немощный Брежнев был им удобен. Они дружно начали отговаривать его:
«Да что Вы, Леонид Ильич! Вы ещё полны творческих сил. Не может быть и речи о Вашем уходе на пенсию. Вы просто поменьше себя утруждайте. Мы сами будем на себя больше брать…»
Однако Леонида Ильича такой поворот событий заставил призадуматься.
Покушение в январе 1969 года, инцидент с Володей Егоровым, которому в аварии снесло полчерепа, заговор оасовцев в 1971, внушили Брежневу мысль о том, что по пятам за ним следует злой рок, уготовивший ему насильственную смерть. А единодушный отказ ветеранов Политбюро отпустить его на заслуженный отдых? Это что? Не свидетельство ли это тому, что они держат его в качестве «живой мишени для отстрела»?!
Не найдя объективных доказательств своим подозрениям, Леонид Ильич поделился ими с женой.
Вердикт Виктории Петровны был резким и бескомпромиссным:
«Да, Лёня, надо уходить. Ты ведь ничего уже не можешь. А те, кто ещё что-то может, — все эти тихоновы, соломенцевы и черненки — им ничего не нужно, кроме собственных кресел. Поэтому они тебя и держат. Возможно, как «живую мишень», а, возможно, потому что очень боятся, чтобы кто-то из молодых, тот же Романов, не вырвался вперёд, — ведь тогда им всем придёт конец… Уходи!»
Однако атеросклероз сосудов головного мозга и увлечение наркотическими средствами сделали Брежнева неполноценным не только физически, но и умственно. Он стал безвольной игрушкой в руках хитромудрых соратников по Политбюро, потеряв способность критически оценивать свои поступки…
Глава восьмая. Самоубийство в знак протеста
Весной 1982 года произошли события, которые оказались для Леонида Ильича роковыми. Он отправился в Ташкент на празднества, посвящённые вручению Узбекской ССР ордена Ленина.
23 марта 1982 года по программе визита Брежнев должен был посетить несколько объектов, в том числе авиационный завод. С утра, после завтрака, состоялся обмен мнениями с местным руководством, и все вместе решили, что программа достаточно насыщенна и посещение завода будет утомительным для Леонида Ильича. Договорились туда не ехать, охрану сняли и перебросили на другой объект.
По словам личного телохранителя Леонида Ильича Владимира Медведева, со всеми запрограммированными посещениями управились довольно быстро. Возвращаясь в резиденцию, Брежнев посмотрел на часы и обратился к первому секретарю ЦК компартии Узбекистана Рашидову:
«Время до обеда ещё есть. Мы обещали посетить завод. Люди готовились к встрече, собрались, ждут нас. Нехорошо… Возникнут вопросы… Пойдут разговоры… Надо ехать!»
Разговор зашёл при подъезде к резиденции. Вмешался начальник охраны Брежнева генерал Рябенко:
«Леонид Ильич, ехать на завод нельзя. Охрана снята. Чтобы её вернуть, нужно время… Да и потом, мне докладывают из резиденции, что ваш питомец Лама просто с ума сошёл, управы на него никакой, беснуется, не приведи Господь, покусал уже всех «прикреплённых…»
Это был последний козырь Рябенко. Он ничего не придумал, сказал, как было, ибо для него уже не являлось секретом, что все встречи и визиты Брежнев осуществляет либо отменяет в зависимости от поведения тибетского кота накануне поездки…
Генеральный, уязвлённый вторжением подчинённого в сферу его самых сокровенных тайн, жестко ответил:
«Ты вот что. Возвращай охрану, а мой питомец — не твоя забота… О нём я позабочусь сам… На всё про всё даю тебе пятнадцать минут…»
Как рассказывал впоследствии полковник Котов, бывший начальник одного из управлений Комитета госбезопасности Узбекской ССР, выйдя из машины, Брежнев с Рашидовым и тело хранители двинулись к цеху сборки. Когда проходили под крылом почти готового самолёта, народ на лесах также стал перемещаться. Леонид Ильич уже почти вышел из-под самолёта, когда вдруг раздался жуткий скрежет. Стропила, окружавшие строящийся самолёт, не выдержали, и огромная деревянная площадка — во всю длину самолёта и шириной метра четыре — под неравномерной тяжестью перемещавшихся рабочих рухнула! Люди по наклонной покатились на делегацию. Брежнев и Рашидов вместе с сопровождавшими были накрыты рухнувшей площадкой и скатившимися с неё рабочими.
…Леонид Ильич лежал на спине, рядом с ним Рашидов с разбитой головой. Тяжёлая площадка, слава Богу, не успела никого раздавить. Генерал Рябенко, повинуясь какой-то внутренней инерции, взглянул на часы. Было 13 часов 23 минуты. Эти цифры он запомнил на всю жизнь.
Въезд на Ташкентский авиазавод
Телохранители с большим трудом подняли генерального.
Ехать в больницу Брежнев отказался, и телохранители, усадив его на заднее сидение правительственного «ЗИЛа», рванули в резиденцию. Думали как лучше, а оказалось, привезли Хозяина к новой для него трагедии.
…В 13 часов 23 минуты Лама, перекусив зубами металлический поводок и искусав до крови пытавшихся удержать его телохранителей, выбежал на улицу и бросился под колеса первой проезжающей машины.
Когда телохранители сообщили Леониду Ильичу о поведении Ламы накануне инцидента на авиазаводе и показали изуродованный труп «провидца», генеральный обнял генерала Рябенко и, прослезившись, сказал:
«Ты был прав, на авиазавод не нужно было ездить!»
Часть вторая. «Контора глубокого бурения» идёт по следу
Глава первая. Подвергай всё сомнению!
Первым, кто обратил внимание на пресловутое влияние смены часовых поясов на генеральных секретарей КПСС во время их пребывания в Соединённых Штатах, был тот самый майор Владимир Тимофеевич Медведев, который не участвовал в банкете, устроенном американской секретной службой в честь сотрудников КГБ.
В 1973 году он посетил США как «прикреплённый», то есть телохранитель Брежнева.
Сопровождая Горбачёва, генерал-майор Медведев побывал в Штатах трижды, но уже в должности начальника личной охраны главного перестройщика страны.
Если в декабре 1987-го и 1988-го «хворь» миновала Горби, то в июне 1990-го, во время посещения загородной резиденции Джорджа Буша-старшего, микроб, вызывающий диарею, добрался и до него.
Проанализировав все обстоятельства, сопутствовавших «хвори» Брежнева и Горбачёва, Медведев нашёл в них много общего и пришёл к выводу, что они не случайны, а являются результатом продуманных и заранее спланированных действий. Кого? Ну, конечно же, американских спецслужб! Ну а что ещё может прийти в голову генерал-майору КГБ, отдавшему тридцать лет своей жизни органам госбезопасности, не понаслышке знавшему гноеточивую натуру секретных служб главного противника?
Особо насторожила генерала привередливая избирательность микроба: он атаковал кишечники только первых лиц советских делегаций. Почему? Чтобы вывести их из строя на время переговоров? Но ведь работоспособность охраняемых не снижалась. Они лишь испытывали моральный и физический дискомфорт. Течёт же, чёрт побери, и всё… из меня! Нет-нет, эту версию надо отбросить! К тому же «гайка развинчивалась» у генсеков только по завершении официальных переговоров, когда они питались на дачах президентов. Не странно ли? Ведь когда главы наших делегаций кормились от посольских кухонь, то ничего подобного с ними не происходило!
Упаси Бог, Медведев и мысли не допускал о возможной причастности американских президентов к тому, что происходило в кишечниках советских руководителей.
Исключил Медведев и инфекционную этиологию диареи. При всём том, что генсеки утром и вечером буквально «исходили на говно», у них отсутствовали симптомы какого бы то ни было заболевания. Ни сыпи, ни температуры, ни слабости — ничего!
Далее. Стоило только генеральному «протечь», как американцы, сопровождавшие наши делегации, дружно указывали на одну и ту же причину: смену часовых поясов. Почему же от этой пресловутой смены не страдали другие члены наших делегаций?
А американские президенты, прибывавшие в Москву? На них что, часовые пояса не влияют?!
В то же время медики-американцы, закреплённые за делегациями, успокаивали нашу охрану, цитируя в один голос высказывания Гиппократа и гениального Мечникова о том, что человек, в идеале, должен опорожняться после каждого приёма пищи.
Разглагольствования о часовых поясах вызывали особую озабоченность Медведева именно потому, что исходили только от сотрудников американской секретной службы, обеспечивавших безопасность принимаемой делегации. Ну а медики, те будут говорить то, что им прикажут…
И, наконец, чёрт побери, последнее. Последнее по счёту, но отнюдь не по значимости: сортир на колёсах, неотступно следовавший за генсеками! Разве это не самое веское доказательство тому, что опорожнение кишечников нашими «принципалами» было заранее спланировано и включено в программу пребывания! Да и этот экзотический унитаз «Поцелуй Негра» на ранчо Никсона… Нет, здесь что-то не так!
* * *
Генерал порасспросил коллег из «девятки», ушедших на пенсию: а как было при вас во время визита Хрущёва?
Всё совпало в мелочах: и ранчо, и автосортир, и ссылки на часовые пояса и на Гиппократа с Мечниковым…
Оставлять что-то на уровне догадок и сомнений было не в правилах генерала Медведева, и он доложил свои соображения начальнику Девятого управления (охрана членов Политбюро ЦК КПСС) генералу Плеханову. Тот — председателю КГБ СССР Крючкову.
Поступил строжайший приказ: «Разобраться и доложить в течение месяца!»
Задание покопаться в сановном дерьме первыми получили сотрудники внешней разведки. Безрезультатно. Сроки исполнения приказа были откорректированы. Ещё и ещё раз.
Наконец, когда за дело взялись «шелкопряды» из Службы генерала Карпова, удалось ухватить кончик ниточки и размотать весь клубок…
Глава вторая. Несостоявшийся нобелевский лауреат
Предположения генерала Медведева о закономерностях «хвори», настигавшей Хрущёва, Брежнева и Горбачёва, были по достоинству оценены сотрудниками Службы Карпова. Стало ясно: ответ на вопрос, почему наших лидеров диарея преследовала именно во время их пребывания в США, надо искать в области биологических, химических или иных исследований, так или иначе связанных с обеспечением государственной безопасности.
Обратились к архивным документам, но оказалось, что все секретные материалы, которые могли бы помочь разрешить проблему или хотя бы подсказать, с какого конца к ней подступиться, были уничтожены в 1954 году по высочайшему повелению Хрущёва.
Но один след всё-таки отыскали. В материалах архивного личного дела секретного агента НКВД-МГБ «Павлов». Бросились искать его оператора — он, наверняка, оказал бы неоценимую помощь. Увы, умер в 1973 году. Снова, но уже более скрупулёзно принялись изучать материалы личного дела агента. Сопоставив некоторые даты, открыли для себя много интересного: в 1954 году, после ликвидации сверхсекретной лаборатории МГБ, занимавшейся проблемами психофизической деятельности человека, её бывший заведующий Розенталь Аркадий Соломонович, он же агент «Павлов», воспользовавшись неразберихой, царившей в органах госбезопасности, исчез из Москвы. Его оператор, майор Величко Арсений Павлович, предпринял титанические усилия, чтобы разыскать своего секретного помощника. Восстановление негласной связи для Величко не являлось самоцелью — в то время таких, как «Павлов», было несть числа. Проблема состояла в другом: ушёл из-под контроля носитель сведений особой важности, составлявших государственную тайну.
Наконец, через два года поисков, Величко обнаружил «Павлова» в Вильнюсском университете. Доктор биологических наук, профессор Розенталь заведовал кафедрой биохимии на факультете естественных наук.
Оперработник срочно выехал в Литву для встречи со своим секретным помощником. Тот согласился продолжать негласное сотрудничество, но наотрез отказался вернуться в Москву, сославшись на здоровье жены и дочери. Он — патриот, однако не может игнорировать рекомендации врачей, которые настаивают на проживании в прибалтийской климатической зоне!
Не знал Величко, что к тому времени, когда он вышел на след «Павлова», тот успел не только взять фамилию жены, став Резницким Аркадием Соломоновичем, но и выхлопотать разрешение местных властей выехать в Израиль для воссоединения с родителями жены. Начавшийся в те времена прессинг Запада на руководство СССР по так называемому «еврейскому вопросу» тому способствовал.
В 1957 году супруги Резницкие покинули Союз, но до Израиля не добрались. Осели в США, в Нью-Йорке. Там профессор вновь стал Розенталем. Именно под этой фамилией он был известен на Западе, так как регулярно публиковал статьи по проблемам биохимии в зарубежных научных журналах, когда заведовал кафедрой в Вильнюсском университете. Но смена фамилии не принесла успеха. Несмотря на бесспорный авторитет в научных кругах США, найти хорошо оплачиваемую работу по специальности Розенталю не удалось.
Во-первых, потому что советский диплом на американской бирже труда воспринимался как филькина грамота.
Во-вторых, нужны были влиятельные связи, которые выступили бы в качестве гарантов, что профессор не собирается проводить подрывную деятельность на территории Соединённых Штатов, — «холодная война» только-только разгоралась и всех выходцев из СССР американские власти подозревали в связях с КГБ.
В-третьих, необходимо было пройти платные курсы переподготовки. Но денег в семье не было, и Розенталь, не раздумывая, принял предложение ректората нью-йоркского университета, стал преподавателем-почасовиком.
…О том, что в секретных лабораториях НКВД-МГБ группе советских учёных под руководством Аркадия Розенталя удалось разработать и найти практическое применение концепции новой науки — психофизики — западные учёные, разумеется, не знали. Патриотически же настроенный Розенталь, несмотря на давление со стороны жены, не спешил предавать огласке своё открытие. А искушение было велико — ведь опубликуй он хотя бы тезисы концепции новорождённой науки, заяви свои права на неё, мог бы стать Нобелевским лауреатом. Но нет! Аркадий Соломонович за гроши читал лекции по биохимии в университете и едва сводил концы с концами…
* * *
По прошествии нескольких лет Розенталь через капитана советского торгового судна передал письмо-покаяние, адресованное его оператору, майору Величко. Иносказательно, в завуалированной форме сообщил, что бедствует, а за умеренное вознаграждение готов оказывать посильную помощь Комитету госбезопасности.
«Вспоминаю, — писал профессор, — как наш Иван Петрович Павлов, Нобелевский лауреат, даже испытывая нужду в самом необходимом и работая за мизерное вознаграждение, всё же не прекращал научной деятельности во благо Отечества до конца дней своих. Он — всем нам пример для подражания…»
Майор Величко усмотрел в этом жесте Розенталя и раскаяние, и стремление подзаработать на выполнении разовых поручений, и, наконец, успокоить самого себя. Успокоить? Ну да! Ведь в пятидесятые годы бывшие советские граждане — перебежчики, невозвращенцы и даже эмигранты, выехавшие из СССР по официальному каналу, панически боялись сталинских «эскадронов смерти», якобы рыскавших по миру в поисках предателей с целью их физического устранения. Бред, конечно, но верили в него охотно. Особенно такие, как Розенталь.
И письмо, и свои выводы Арсений Павлович аккуратно приобщил к личному делу агента «Павлов».
В докладной записке на имя своего руководства Величко отметил, что считает целесообразным задействовать агента-перебежчика в оперативной игре с американскими секретными службами, используя его «втёмную» как канал продвижения дезинформации о научных разработках, проводимых в СССР. Получив согласие начальства, Величко направил Розенталю письмо по известному им обоим каналу — через капитана торгового судна…
* * *
Полгода спустя сотрудник нью-йоркской резидентуры КГБ под видом журналиста, аккредитованного в США, посетил профессора по месту жительства. Выяснил, что семья бедствует, питаясь исключительно кукурузными хлопьями и молоком. Пообещал материальную поддержку в обмен на предоставление информации об одной лаборатории в штате Нью-Джерси, которая, по имевшимся данным, занималась разработкой биологического оружия. Но когда, после долгих согласований с Центром, «журналист» явился по прежнему адресу, оказалось, что семья уехала в неизвестном направлении.
Вскоре ряд влиятельных американских газет анонсировали предстоящий выход в свет книги советского профессора биологии, якобы с ухищрениями бежавшего из-за «железного занавеса».
Название книги «Детектор истины для вождей. Сталин препарирует соратников в секретных кремлёвских лабораториях» говорило само за себя. Майор Величко понял, что Розенталь, отбросив страхи перед возможным возмездием, решился на разглашение сведений особой важности, чтобы выбраться из нищеты. Наши резидентуры в США получили указание принять исчерпывающие меры к розыску профессора-отступника, чтобы воспрепятствовать выходу книги, посулив автору любую названную им сумму. Разыскать агента-перебежчика не удалось, но и книга на прилавках не появилась.
Тогда же аналитики Комитета выдвинули предположение, что запрет на её выход наложила американская контрразведка — Федеральное бюро расследований, — чтобы использовать почерпнутую в книге информацию в своих целях.
Окончательно испортившиеся в 1959 году советско-китайские отношения явились косвенным подтверждением выдвинутой аналитиками версии — ведь в своей книге Розенталь не мог не рассказать о секретных методах изучения Великого кормчего.
Дело агента «Павлов» сдали в архив. Майора Величко за утрату политической и чекистской бдительности уволили из органов без пенсии…
Глава третья. Генерал Карпов негодует
— Олег Юрьевич, угости сигаретой! — обратился генерал Карпов к своему заместителю полковнику Казаченко, едва тот переступил порог начальственного кабинета.
Начало ничего хорошего не предвещало, и, доставая пачку, Олег лихорадочно вспоминал возможные «проколы» в Службе, которые могли заставить некурящего шефа искать спасения в опиуме для народа.
— Как экзамены сдал? — Карпов выпустил густую струю дыма в потолок и поднялся из-за стола.
— На «отлично», товарищ генерал! — нарочито бодро ответил Казаченко.
— Кроме английского, какими языками владеешь?
— Русским, итальянским…
Олегу показалось, что Карпов задавал вопросы для того, чтобы оттянуть начало неприятного для себя разговора.
Наконец, проделав круг по кабинету, генерал остановился у стола, взял в руки красную папку.
«Пожарные дела»! В этой папке — только материалы, поступающие сверху. Так что дело не в «проколах» Службы!» — успокоился Казаченко.
Генерал протянул Олегу несколько листов машинописного текста.
— Ознакомишься… Предложения доложишь через два часа… Полковник Кудрявцев из вашингтонской резидентуры будет у меня в 13.00, вместе обсудим нюансы твоей командировки в США…
— Простите, товарищ генерал, я не ослышался? Меня командируют в Штаты? Надеюсь, не для ликвидации Розенталя?
Казаченко и не пытался скрыть иронии, а Карпов не мог её не заметить. Он вновь выпустил густую струю дыма, пристально посмотрел на своего заместителя и раздельно произнёс:
— Ликвидация отступников, Олег Юрьевич, у нас отменена ещё в начале 1960-х, так что твою иронию считаю неуместной! Тебе предстоит встретиться с профессором и убедить его передать нам рукопись книги, если… Если она ещё существует… Разумеется, небезвозмездно…
— А почему, товарищ генерал, именно сейчас возникла необходимость изъять у Розенталя рукопись? Разве раньше она не содержала сведений, составляющих государственную тайну? Или что-то изменилось в политическом климате?
— Раз уж ты такой дерзкий, Олег Юрьевич, почему бы тебе не получить ответы на свои вопросы у высшего руководства Комитета? Слабо? Ну, тогда отвечу я: конфуз с нашим президентом в Штатах приключился… А Службе, то есть нам с тобой, поручено срочно выяснить, почему Горби «обделался» за океаном. Другими словами, «прибрать» за ним…
Увидев, как недоверчиво повёл головой Казаченко, Карпов добавил:
— Да-да, в буквальном смысле слова… Пронесло его там… Вот и получается: у него приступ поноса, а у всего Комитета госбезопасности — золотуха! Чёрт побери, складывается впечатление, что средства на безопасность государства кончились, но они неисчерпаемы для безопасности нашего горе-лидера…
М. С. Горбачёв
— Но если это дело поручено нашей Службе, то при чём здесь сотрудник вашингтонской резидентуры?
— Крючков, наш председатель, чтобы сэкономить валюту, решил использовать одну твою загранкомандировку для достижения сразу нескольких целей… Прочтёшь справку — всё поймёшь. А Кудрявцев приедет, чтобы согласовать с тобой проведение одного мероприятия, начатого полковником Черкашиным, начальником линии «КР» в вашингтонской резидентуре…
Карпов остановился и в задумчивости стал барабанить пальцами по крышке стола. Олегу показалось, что генерал подыскивает слова, чтобы с их помощью пришпорить себя и выплеснуть наружу накипь бушевавших в душе страстей. И не ошибся — в следующую секунду Карпова словно прорвало.
— Бог мой, какая нищета! Ты знаешь, сколько сегодня разведчиков наружного наблюдения работает в Москве по иностранным разведчикам? Присядь, а то упадёшь — всего около трёх сотен в смену! И это при том, что в одном Нью-Йорке ежедневно на дежурство заступает около четырёх тысяч фэбээровцев-«топтунов», следящих за нашими дипломатами! Попробуй уйти от такого «хвоста»! Что уж говорить о нашем техническом вооружении? Для офицеров-агентуристов не хватает диктофонов! У нас нет денег, чтобы взять на службу переводчиков-профессионалов, которые бы сидели на расшифровке всех телефонных переговоров, ведущихся американцами из Москвы. Но при всём том у нас находятся средства, чтобы наш Горби за пять лет 42 раза выехал с визитами за границу! Он даже Хрущёва переплюнул — тот за восемь лет правления был в зарубежных поездках только тридцать два раза… Вот так и плодятся предатели типа Гордиевского и генерала ГРУ Полякова… Потому что видят лицемерие предержащей власти, купающейся в роскоши, при отсутствии самого необходимого для её сатрапов… А на ком власть экономит? На опричниках, на тех, кто эту самую власть должен охранять, живота свово не щадя!
Карпов остановился, плеснул воды из графина в стакан, залпом выпил и снова зашагал по кабинету.
— Знаешь, во сколько обходится один заграничный вояж нашего президента? Нет? Тогда зажимай пальцы. В ноябре 88-го Горби летал в Индию. Перед его визитом туда были направлены две группы — облётная и передовая. Первая — 5 человек — отправилась «на разведку» за месяц до визита и находилась там около недели. В эту группу входили сотрудники «девятки», протокола, пресс-службы. Стоимость билетов «туда и обратно» — около 2,5 тысячи долларов. Проживание в гостинице — а останавливаются они только в 4-звёздочных отелях — 7 тысяч. Плюс — командировочные, около 4 тысяч долларов. Теперь увеличь эти цифры в шесть раз, поскольку передовиков уже было 30 человек: охрана, спецсвязь, клерки, обеспечивающие протокол, и так далее. В итоге — более ста тысяч долларов, причем затраченные на самых «дешёвых» сопровождающих… А свита? А сам президент с супругой? А затраты на их экипировку и подарки для принимающей стороны?! В общем — более миллиона долларов за два дня пребывания в Дели… И это при том, что индийский вояж — один из самых экономных. Что уж говорить о поездках в Штаты, Англию, Италию, Францию… Всего 42 визита в западноевропейские и североамериканские столицы!..
Вспоминаю анекдот, который состряпали наши доморощенные диссиденты, перебравшиеся в Париж и прижившиеся в русской редакции журнала «Континент»…
Так вот:«Ленин показал, что страной можно управлять коллегиально. Сталин — что ею можно управлять единолично. Хрущёв — что управлять может и дурак. Брежнев показал, что страной вообще можно не управлять. Горбачёв показал, что Советским Союзом можно управлять заочно».
Анекдоты, как известно, — это «гонцы Истины»…
Думаю, что с такой частотой и роскошью не ездил за границу никто из руководителей великих государств, государств более благополучных, обустроенных, не истощённых внутренними проблемами и национальными войнами. Даже в США, стране процветающей, президенты не оставляют так часто и так надолго своих соотечественников. Возникает вопрос: можно ли руководить страной заочно, страной, в которой всё рушится, льётся кровь её граждан, народ нищает, теряя окончательно веру в провозглашённые руководством Партии идеалы?!
Только в 1989-м супруги Горбачёвы посетили (!) одиннадцать иностранных государств. И это при том, что в Карабахе полыхала война, и два некогда братских народа Советского Союза посылали на смерть своих сыновей. Однако ни Армению, ни Азербайджан Горби посетить не удосужился — ну, подумаешь, Карабах. Рано или поздно конфликт рассосётся сам собой…
Я понимаю, что необходимо искать и политические, и экономические выгоды, что зарубежные контакты важны, но если на другую чашу весов поставить пожары и убийства в собственной стране, моральное деградирование соратников, помогающих управлять страной… В общем, хорошо бы подсчитать пользу и убытки от его поездок!..
Впрочем, сегодня уже можно уверенно сказать, что за пять лет путешествий в обществе несравненной Раисы Максимовны были истрачены сотни миллионов долларов на всякие приёмы и рауты, на прогулки по Елисейским Полям и в Гайд-парке, в конце концов — на подарки принимающей стороне! Нет-нет, я не против — дело нужное, но когда я думаю, что казна не может выделить 15 долларов на покупку диктофона для контрразведчика — извините, я перестаю, что-либо понимать!.. Мы последние четыре года только и делали, что без устали долдонили о гласности, а Горбачёв, этот главный поборник гражданских свобод, оказывается, водил за нос даже ближайших своих сподвижников. Складывается впечатление, что ему «важнее казаться, а не быть…». Довести до нищеты органы госбезопасности в то время, когда он открывает границы! Пообещать вывести полумиллионную группировку из Германии за один год! Канадцы одну бригаду — три тысячи солдат и офицеров — выводили оттуда полтора года… Да, Германии надо объединяться — сил у нас уже нет содержать свою западную витрину — ГДР, — но ты торгуйся! Выторговывай свои условия! В прошлом году Гельмут Коль привёз нам чек на 300 миллиардов долларов отступных за вывод наших войск, но придерживал его в кармане, ждал, какую цену назначит Горби. И что ты думаешь? Путаясь в словах, краснея и бледнея, наш «архитектор» перестройки спросил немца:
«Господин Коль, не будет ли обременительной для бюджета ФРГ сумма в пятнадцать миллиардов марок?»
Гельмут, смекнув, что имеет дело с простофилей, ответил:
«Ну что вы, господин Горбачёв, откуда у Фатерлянда такие деньги! Мы по сравнению с вами — нищие».
В итоге сошлись на четырнадцати миллиардах. Не долларов — марок! Ты только представь: немцы хотели дать, но мы отказались!.. Первый советский нарком просвещения Луначарский в голодные для России годы на предложение американцев обменять решётку Летнего сада в Ленинграде на 100 паровозов и продать букет роз саксонского фарфора из коллекции Эрмитажа за 2 миллиона золотых червонцев ответил: «Россия не настолько бедна, чтобы торговать цветами и снимать заборы».
Вот что значит воспитанное чувство национального достоинства! Еврей Луначарский был более русским, чем наш «апостол» перестройки!.. Воистину: «когда кухарка или её сын берутся управлять государством, — в нём начинает пахнуть жареным»! А что Горби сделал с сокровищницей нашего ядерного потенциала?! К восторгу американцев в будущий договор он включил пункт о сокращении наших ракет средней дальности и формально не считающиеся таковыми ракеты «Темп» и, что особенно удручает, не подпадающие даже под определение «меньше среднего радиуса» ракеты «Ока» — самое совершенное ракетное оружие в мире!
Характерно, что никаких ответных шагов от американцев Горби даже не пытался добиться, но вместе с тем настоял, чтобы ликвидации подлежали 650 ракет «Пионер», 726 ракет «Темп», 239 ракет «Ока»!..
Наши маршалы-патриоты иначе как государственной изменой эту инициативу генсека не называют… Ну, да ладно, оставим большую политику. Вернёмся к нашим ведомственным баранам…
На сегодняшний день разоблачены около двадцати изменников! Все эти «кроты» — и гражданские лица, и кадровые офицеры наших спецслужб — работали на Соединённые Штаты не менее пяти лет… А генерал Поляков из ГРУ, тот вообще умудрился 20 лет продавать ЦРУ наши секреты! Да разве только он? «Кроты» плодотворно роют норы не только в КГБ и ГРУ — в «почтовых ящиках», научно-исследовательских институтах и спецлабораториях. Они проникли в Совмин, Госплан, МИД и даже в Кремль… Один Шеварднадзе чего стоит!
Заметив, как при этих словах Казаченко удивлённо вскинул брови, генерал остановился, криво усмехнулся и сказал, будто гвоздь вбил:
— Да-да, Олег Юрьевич, ты не ослышался… Именно Шеварднадзе! Не только я, но и начальник управления «А» (аналитика и прогнозирование) Вячеслав Широнин, и начальник управления «С» (подготовка нелегалов) Юрий Дроздов, да и другие высшие офицеры КГБ считают, что член Политбюро министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе — агент влияния ЦРУ… И тому есть основания. Вспомни, какую бурную деятельность он развил, чтобы наши войска были выведены из ГДР в кратчайшие сроки… Западные политики за дьявольскую изворотливость прозвали его «Седым Лисом» и утверждают, что за свою «подвижническую» деятельность он получил в подарок от Союза промышленников Германии роскошный трёхэтажный особняк в элитарном районе Парижа. Однако те же политики уверены в том, что этот дом-дворец — лишь верхушка айсберга, а основные комиссионные, полученные «Лисом», находятся за бронированными дверями самых надёжных банков Северной Америки и Западной Европы… А передача Соединённым Штатам в безвозмездное пользование части Берингова пролива в 50 тысяч квадратных километров, богатого залежами высококачественной нефти и ценнейшими породами рыбы?! Этого общественность не знает, ибо делалось всё келейно и опять под покровом пресловутой государственной тайны.
Да только ли это?! Да только ли Шеварднадзе?! С экранов телевизоров и с полос газет не сходят разглагольствования плеяды «новых политиков» — Елены Боннэр, Галины Старовойтовой, Валерии Новодворской, которые просвещают общество, как перейти «от стадии гниения империи к стадии её цивилизованного демонтажа». На доступном языке это означает, что на карте СССР должны появиться 15 или 20 суверенных государств… В то же время секретари ЦК КПСС Александр Яковлев и Вадим Медведев, которые, по мнению Широнина и Дроздова, обоснованно подозреваются спецслужбами России в сотрудничестве с ЦРУ в качестве агентов влияния, с пеной у рта уверяют, что такого рода сепаратистские настроения никакой угрозы не представляют…
Ты, конечно, знаешь, что с высочайшего благоволения нашего «архитектора» перестройки с некоторых пор в практику введён обмен визитами между руководителями КГБ и ЦРУ. После очередного «междусобойчика», проходившего в подвальном ресторанчике на Остоженке, генерал Дроздов поведал мне такую историю.
Один из бывших американских разведчиков, изрядно набравшись за ужином, в пылу откровенности бросил неосторожную фразу: «Вы, ребята из КГБ, — отличные парни! Мы знаем, что у вас были успехи, которыми вы имеете право гордиться. Даже ваши поражения демонстрировали мощь вашей разведки. Но пройдёт время, и вы ахнете, если это будет когда-либо рассекречено, какую агентуру влияния имело ЦРУ и другие наши спецслужбы на самом верху вашей пирамиды власти… Вся верхушка вашей системы напоминает кусок швейцарского сыра, так как она насквозь проедена «кротами» — внутренними шпионами…»
— Что уж говорить об агентуре из числа крупных бизнесменов Запада, состоящих на иждивении американских спецслужб! Приезжают они к нам не икры на халяву поесть и поохотиться в наших заповедниках на кабанов и медведей, отнюдь! «Охота» у них другого рода. Глобальная. Выполняя задания своих работодателей из Лэнгли, они добывают информацию о состоянии нашей экономики вообще и о приоритетных направлениях её развития, в частности. Особый интерес они проявляют к машино- и авиастроению, радиоэлектронике, добывающей отрасли, запасам стратегического сырья. Приведу только один пример. Андропов, будучи председателем КГБ, неоднократно на заседаниях Политбюро поднимал вопрос о том, чтобы ограничить доступ американскому олигарху Арманду Хаммеру в Совет Министров и Госплан СССР. Увы, понимание и поддержку Юрий Владимирович получил только в лице Косыгина — остальные кремлёвские небожители встретили предложение Андропова в штыки. Но он не сдался — по его инициативе в среде высших офицеров КГБ был распространён пресс-бюллетень о шпионской деятельности Хаммера. Целое евангелие! Это, отчасти, принесло свои плоды. Мои коллеги, генералы, начальники Служб и Управлений довели до сведения своей агентуры из числа ответственных работников Совмина, Госплана и МИД информацию о проделках американского миллиардера-шпиона. Хаммер вынужден был поумерить свою прыть. Ему уже не удавалось, как это было при Сталине и Хрущёве, открывать левой ногой двери любых кабинетов Кремля. Трудности возникли у него и в добывании наших стратегических секретов в частных беседах с не в меру болтливыми чинушами из Совмина и Госплана, как это было при Хрущёве. Предотвратить полностью утечку к противнику сверхсекретной информации не удалось, и всё-таки преграды на пути Хаммера были поставлены… При Горбачёве всё вернулось на круги своя… Чудны дела твои, Господи!
— Леонтий Алексеевич, — не выдержал Казаченко, — а зачем же наша официальная пропаганда утверждала, что Арманд Хаммер — «Большой друг Советского Союза»? Мне, к примеру, это известно ещё со школьной скамьи…
— Прости за грубость, Олег Юрьевич, но таких друзей — за…й, да в музей!.. А наша пропагандистская машина «раскручивала» Хаммера в роли «большого друга СССР» исключительно в целях дезинформации противника… Да ты и сам во всём разберёшься, когда прочтёшь вот это!
Карпов открыл сейф и протянул Олегу пресс-бюллетень. Посмотрев на часы, укоризненно покачал головой.
— Разговорил ты меня, Олег Юрьевич, а времени у нас в обрез! Ступай, вникни в документы, а появится полковник Кудрявцев — я тебя вызову… Да, вот ещё что… Советую получить валюту в финчасти как можно скорее… Ты знаешь: конец года — там сейчас над каждым центом трясутся, боятся без премии остаться из-за перерасхода иностранных дензнаков. Похоже, сегодня к особым приметам чекистов, кроме чистых рук, холодной головы и горячего сердца, добавился ещё и пустой кошелёк! Н-да…
* * *
Вернувшись в свой кабинет, Казаченко отложил справку на край стола и с жадность стал вчитываться в материалы пресс-бюллетеня.
Воистину: каждому любопытны слабости сильных мира сего. Поэтому каждый непрочь взглянуть на их бытие сквозь замочную скважину…
Глава четвёртая. Миллиардер, шпион и… большой друг СССР
Уполномоченный по разграблению российского национального достояния
Леви Кохан родился трижды.
Первый раз в 1898 году в семье эмигрантов из Одессы, снимавших угол на чердаке полуразвалившегося дома на окраине Нью-Йорка.
Второй раз — спустя 23 года в кремлёвском кабинете Ленина. В тот октябрьский день 1921 года, проведя в обществе вождя мирового пролетариата четыре часа, он получил из его рук охранную грамоту Уполномоченного Кремля по связям с финансовыми воротилами и капитанами индустрии Запада, а также мандат на право владеть концессией «Асбест» и шахтами на Урале.
Как оказалось впоследствии, благоволение и щедрость Председателя Совнаркома стали для американца стартовой площадкой для выхода на орбиту Большого бизнеса и пропуском в историю ХХ века.
Третий раз Кохан родился после смерти Ленина, в 1924 году, когда он взял себе псевдоним Арманд Хаммер («Arm and Hammer» в переводе с английского означают «Серп и Молот»).
Визит к Ленину, как покажет будущее, был знаковым — вся последующая жизнь Хаммера так или иначе будет связана с делами российскими, а затем и советскими.
В течение почти 70 лет Хаммер с маниакальной настойчивостью посещал Советский Союз и сумел обаять всех советских лидеров, кроме Сталина и Андропова. Приобрёл он единомышленников-подельников и среди высшей советской партноменклатуры. Предприимчивый американец особо привечал Анастаса Микояна. В конце концов Хаммеру удалось превратить его в своего незаменимого партнёра по бизнесу.
Из фармацевта — в нефтяные короли и коллекционеры мировых шедевров
Свой бизнес Арманд Хаммер начал с карликовой фармацевтической фирмы, располагавшейся на чердаке дома в негритянском квартале Нью-Йорка. Но в 1921 году по совету своего дальнего родственника-одессита Семёна (Сэма) Шапиро Хаммер переключился на операции с нефтью. Для этого они прикупили в Калифорнии дышавшую на ладан фирму по добыче и продаже нефти — «Оксидентал петролеум». Смысл затеи состоял в том, чтобы как можно меньше платить в казну государства. Дело в том, что в соответствии с тогдашним американским законодательством, если деньги истрачены на бурение нефтяной скважины, их можно было вычесть из суммы налога как потери, если скважина оказывалась сухой. Это была лазейка, позволявшая уйти от налогообложения, — ну кто будет считать, сколько скважин оказалось сухими, а сколько нефтеносными? Авантюристу, коим всегда был Хаммер, затея пришлась по душе, и он принялся за дело с присущей ему энергией и напористостью.
Вложив в начале 20-х годов в покупку дышавшей на ладан «Оксидентал петролеум» $100 тысяч, Хаммер в конце пятидесятых стал хозяином нефтяной монополии, объём продаж которой составлял $5,5 миллиарда, а чистая прибыль — около $200 миллионов в год! До самой смерти владелец «Оксидентал петролеум» входил в двадцатку самых крупных нефтяных магнатов мира.
Преуспевающий бизнесмен Арманд Хаммер не уставал приумножать своё состояние и делал деньги на всём, что сулило хоть малейшую прибыль. Его конкуренты зло шутили, что он сможет заработать даже на собственных похоронах.
* * *
После смерти Ленина по ходатайству Анастаса Микояна, бывшего в то время наркомом внешней торговли СССР, Хаммер стал доверенным лицом Сталина по отбору из бездонных запасников Эрмитажа, Русского музея и Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина картин всемирно известных голландских, итальянских, испанских мастеров, французских импрессионистов, икон и драгоценных предметов старины, составлявших наше национальное богатство.
Отбор драгоценностей и картин проводился с целью последующей их продажи по демпинговым ценам на западноевропейских и североамериканских аукционах — первые пятилетки строящегося в СССР социализма требовали основательной валютной подпитки.
Достаточно сказать, что на деньги, вырученные от продажи бесценных шедевров, были возведены Днепрогэс, Магнитогорский металлургический комбинат и другие промышленные объекты. А Хаммер за продажу на аукционах драгоценностей, картин, всемирно знаменитых пасхальных яиц Фаберже и других произведений искусства получал огромные комиссионные, на чём настоял всё тот же Микоян.
Сколько миллионов долларов осело в американских банках на личных счетах «Большого Друга» Советского Союза и его протеже, Анастаса Ивановича Микояна, об этом не знает никто.
При всём том Хаммер, не довольствуясь комиссионными, постоянно надувал своего высокого покровителя. Делал он это так.
Вывезя из СССР очередную партию шедевров, он не спешил выставлять их на аукционах. Сначала американец, втайне от своего протеже-подельника, демонстрировал наши богатства в Западной Европе и в Америке на выставках под названием «Сокровища царей Романовых». Выставки имели феноменальный успех. И хотя вход туда стоил немалых денег, но кто же поскупится ради того, чтобы своими глазами увидеть, в какой роскоши жили русские императоры?!
Кроме того, Хаммер за счёт нашего национального достояния не забывал пополнять свои личные коллекции и галереи, которые ласково называл «Моя Малая Грановитая Палата».
Словом, Арманд Хаммер по воле Сталина и с помощью Микояна превратил СССР в дойную корову, из которой в течение трёх десятилетий за бесценок выкачал рукотворные богатства, столетиями накопленные императорским двором и российскими коллекционерами.
* * *
Коммерческая деятельность Хаммера по сбыту на закордонных аукционах принадлежавших нам шедевров, а по сути, разграбление нашего национального достояния продолжилась и с приходом к власти Никиты Хрущёва. Осуществлялась она с его благоволения и по личному указанию первой женщины в Политбюро, министра культуры Екатерины Фурцевой. Разумеется, не безвозмездно.
Однажды Фурцева, несмотря на то, что имела государственную дачу, решила обзавестись ещё и собственной. Для этого за счёт государства возвела в Подмосковье особняк, в убранство которого, по утверждениям всесведующих американских журналистов, Хаммер вложил $100 тысяч. Один из особо рьяных репортёров, пытавшийся придать огласке этот факт, поплатился жизнью, а щедрость Хаммера при обустройстве нового «гнёздышка» Фурцевой была сполна вознаграждена.
Когда Хаммер в очередной раз находился в Москве, Екатерина Алексеевна пригласила его к себе на дачу (ту самую, отделку которой профинансировал американец). Там за чашкой чая хозяйка, как бы невзначай, сказала гостю, что из достоверных источников ей стало известно, что в его коллекции отсутствуют работы Казимира Малевича.
«Поэтому, — с пафосом произнесла министр культуры, — я, проконсультировавшись у экспертов Третьяковской галерии, решила от имени советского правительства подарить вам, «Большому Другу» Советского Союза, одну из лучших работ Малевича периода супрематизма».
Услышав это, гость чуть не свалился со стула. Ещё бы! Любая картина всемирно известного русского художника-авангардиста, написанная им в манере супрематизма, на Западе стоила не менее 1 миллиона долларов!
Слуга трёх секретных служб
Бытие мистера Хаммера представляет безусловный интерес как для его будущих биографов, так и для писателей, работающих на ниве детективного жанра. Не потому ли он поспешил лично, без помощи подрядных литераторов, написать автобиографическую книгу в 1987 году?
Разумеется, в ней не найти описания той части его жизни, когда он состоял на службе нескольких спецслужб мира. А то, что эти факты из многогранной деятельности Хаммера в своё время не попадали даже в виде гипотез на страницы американской периодической печати, нельзя объяснять только его удачливостью. Большие деньги и высокие покровители из администрации американских президентов, сенаторы и конгрессмены всегда стояли нерушимой плотиной на пути журналистов, пытавшихся провести расследование и предать гласности белые пятна биографии авантюриста и баловня фортуны по имени Арманд Хаммер.
* * *
Председатель КГБ при СМ СССР Александр Шелепин давно уже присматривался к вездесущему и могущественному американцу, намереваясь использовать его в качестве своего информатора.
На приёме в Кремле, устроенном в честь полёта Юрия Гагарина в космос, Шелепина представили Хаммеру. Но не как председателя КГБ, а как старшего советника Хрущёва, в обязанности которого якобы входило установление и развитие контактов с представителями Большого бизнеса Запада вообще и США в частности. Не успел Шелепин освоить новую роль, как в ноябре 1961 года был смещён Хрущёвым с должности председателя КГБ. Пришлось, что называется, «перестраиваться на марше». Теперь с Хаммером тет-а-тет общался новый председатель КГБ Владимир Семичастный, но «крыша» осталась прежней — старший советник Хрущёва.
Американец со сталинских времён уже привык к неожиданным «рокировкам» в Кремле, но его удивило чересчур настойчивое стремление собеседника «переводить стрелки на другой путь», то есть уходить от обсуждения экономических вопросов, взамен предлагая обсудить проблемы международной политики, в частности, отношения между СССР и США. Со временем Хаммер к этому привык и перестал обращать внимание на излишне «политизированные» дискуссии, которые инициировал советник Хрущёва, а Семичастному иногда удавалось разговорить Хаммера и заполучить важную информацию.
Так, например, Арманд Хаммер сообщил, что вице-президент Линдон Джонсон, ставший президентом США после убийства Кеннеди, будет вновь переизбран на этот пост, потому что пользуется сильнейшей поддержкой воротил военно-промышленного комплекса США, да и вообще Джонсон — марионетка в их руках. Взамен они потребуют от новоиспечённого президента ввести войска в Северный Вьетнам, где специалистами «Оксидентал петролеум» были обнаружены огромные запасы высококачественной нефти. Внешнеполитический курс Джонсона будет более агрессивным, чем тот, что проводил его предшественник — покойный Джон Кеннеди.
Все сведения, полученные в приватных беседах с Хаммером, впоследствии подтвердились. На самом верху сначала Хрущёвым, а затем Брежневым было принято решение и в дальнейшем «прокачивать» всезнающего американца «втёмную», изредка поощряя его откровенность каким-нибудь шедевром из запасников Эрмитажа.
* * *
Федеральное бюро расследований (контрразведка Соединённых Штатов) вело разработку Хаммера с тех пор, как он стал регулярно посещать Советский Союз, подозревая его в агентурной связи с советскими спецслужбами. Тому были основания — в США Хаммер устраивал выставки «Сокровища царей Романовых», а затем аукционы с помощью сотрудника советского торгового представительства, некоего М., который в картотеке ФБР проходил как кадровый разведчик ГПУ-НКВД.
Разработка подозреваемого велась несколько лет, но не дала ожидаемых результатов, — он не был уличён как «шпион Москвы». Тогда глава Бюро Джон Эдгар Гувер решил лично выйти на вербовочную беседу с бизнесменом-авантюристом. В результате «изящного» шантажа Хаммер за небольшую плату (воистину, жадность не имеет предела!) согласился поставлять информацию о просоветски настроенных американских бизнесменах и политиках, с которыми был на короткой ноге.
Так «Большой Друг» Советского Союза, мультимиллионер и председатель совета директоров транснациональной нефтяной корпорации «Оксидентал петролеум» стал платным осведомителем ФБР.
Теперь у Хаммера, кроме «друзей» в президентской администрации, сенате и конгрессе США, появился ещё один мощный покровитель — шеф ФБР.
* * *
Сотрудничество с Бюро, длившееся несколько десятилетий, было прервано в 1960 году Центральным разведывательным управлением США. Руководство ЦРУ буквально не находило себе места от мысли, что такой «вездеход», каким был Хаммер, используется ФБР не по назначению. Ведь он вхож в такие кабинеты Кремля, куда не ступала нога ни одного западного премьера. Хаммер — кладезь ценнейшей информации! Главное — выкачать её из него в объёмах, равных поставляемой им на рынок нефти!
Интерес ЦРУ к личности Хаммера свидетельствует о масштабах его личности и потенциале возможностей, которыми он располагал. А что уж говорить о перспективах в добывании стратегической информации о главном противнике, СССР, которые открывались перед разведкой США, сумей она привлечь Хаммера к сотрудничеству?!
Аллен Даллес, бывший в то время директором ЦРУ, согласовав вопрос об использовании Хаммера с президентом Джоном Кеннеди, немедленно позвонил Гуверу и предложил передать ему на личную связь «неугомонного бизнесмена». Шеф ФБР спорить со «старшим братом» не стал, понимая, что за спиной Даллеса стоит сам президент. Сделка состоялась. Хаммеру был присвоен псевдоним «Оракул», и он сразу попал в разряд «особо засекреченных ценных агентов».
Связь сначала с ФБР, а затем с ЦРУ была на руку Хаммеру — ведь в обеих ведомствах он числился как секретный агент, а раз так, то все проворачиваемые им грязные махинации как с русскими сокровищами, так и на нефтяном рынке автоматически становились секретными — не станет же руководство ЦРУ подставлять члена своей «семьи»!
Арманд Хаммер
* * *
Аллен Даллес и сменившие его директоры Управления — Хаммер находился на связи только у первых лиц ЦРУ — торжествовали: «Оракул» поставлял поистине бесценную информацию.
Так, в 1970 году, вернувшись из очедного вояжа в Москву агент сообщил директору ЦРУ Ричарду Хелмсу, какие указания давал Кремль Анатолию Добрынину по поводу его позиции на переговорах об ограничении вооружений и о том, до каких пределов СССР может уступить на переговорах об ОСВ-1.
Позже «Оракул» представил подробную справку о нарастающих разногласиях между генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым и председателем Совмина Алексеем Косыгиным по поводу отношений СССР с США. Администрация президента Никсона мгновенно отреагировала на поступившую от агента информацию и по согласованию с премьер-министром Канады Пьером Трюдо немедленно направила Косыгину приглашение посетить Соединенные Штаты и Канаду осенью 1974 года, где ему были оказаны, во-первых, королевские почести, а во-вторых, ему было недвусмысленно заявлено, что Запад делает ставку только на него и на проводимые им реформы. О переговорах с Брежневым и речи не шло…
Хаммер был нередким гостем в Госплане СССР, поэтому неудивительно, что совершенно секретные сведения о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском регионе стали достоянием ЦРУ.
Этой информацией «Оракул» не только снабдил своих работодателей из Лэнгли, но и использовал её с большой выгодой для родной «Оксидентал петролеум», спровоцировав «энергетический кризис» и повышение цен на бензин в Западной Европе и США.
На правах почётного гостя Хаммер неоднократно участвовал в застольях, устраиваемых в хлебосольных домах членов Политбюро, где часто присутствовали не только партийные бонзы со Старой площади, но также руководители союзных министерств и даже генералы из центрального аппарата Лубянки. Из отдельных неосторожных высказываний сановных гостей, свидетелем которых был американец, прекрасно владевший русским языком, ему несложно было делать далеко идущие выводы. И он их делал!
Обо всём подслушанном «Оракул» тут же подробно информировал шефа Лэнгли. Он, в частности, представил Хелмсу исчерпывающую информацию о нарастающих разногласиях между СССР и КНР.
В США мгновенно отреагировали на поступившие от агента сведения — президент Ричард Никсон и его помощник по национальной безопасности Генри Киссинджер немедленно вылетели в Пекин для переговоров с руководством Китая.
Деятельность Хаммера на ниве шпионажа в пользу США щедро вознаграждалась. Зная пристрастие «Оракула» к драгоценностям, и особенно к старинным картинам, ЦРУ не скупилось на их приобретение. «Малая Грановитая Палата» Хаммера регулярно пополнялась всё новыми шедеврами…
Расплата
Среди самых примечательных парадоксов биографии Хаммера — привлечение его к уголовной ответственности по делу, связанному с процессом века, — Уотергейтом. Он был обвинён в незаконном переводе нескольких миллионов долларов на счёт республиканской партии, надеясь на выгоды, которые в будущем могли последовать для него как бескорыстного жертвователя.
«Оракул» бросился за помощью к своему оператору, но тот лишь развёл руками — судебная власть в США не подвластна даже президенту, не говоря уж о ЦРУ. Тогда Хаммер решил бороться в одиночку.
Поначалу он начисто отрицал сам факт перевода денег в кассу республиканцев. Приём, однако, не сработал, а суд навесил ему новое обвинение: преднамеренный обман правосудия. Адвокат настоятельно рекомендовал Хаммеру признать за собой первую вину — незаконную передачу денег в фонд республиканской партии, чтобы снять второе обвинение — лжесвидетельство суду, которое по американскому законодательству являлось ещё более серьёзным обвинением, чем первое.
Когда судья Лоренс Лидик огласил главные пункты обвинения, Хаммер прошептал: «Виновен».
После этого признания суд счёл возможным снять другие пункты обвинения — преднамеренное лжесвидетельство и неуважение к суду. Приговор гласил: $3 тысячи штрафа и один год условного осуждения. И хотя приговор был, по существу, символическим, но он лишал Хаммера возможности реализовать мечту всей своей жизни — стать Нобелевским лауреатом, так как по этическому регламенту Нобелевского комитета, ли́ца, осуждённые по уголовным статьям, кроме правозащитников и диссидентов, к конкурсу не допускались…
Подготовка к возвращению в храм всевышнего
12 октября 1990 года, когда позади Арманда Хаммера остались девяносто прожитых лет, рентген показал, что он поражён неизлечимым видом рака.
Медик по образованию, он отдавал себе отчёт о роковом характере обрушившейся на него хвори. Тем не менее упорствовал, уповая на чудодейственное снадобье, которое ему доставляли из джунглей Мексики. В какие-то моменты казалось, что снадобье проявляет свою волшебную силу — болезнь отступала и жизненная энергия вновь возносила Хаммера на привычную ему высоту. Но вскоре стало очевидно, что высота эта последняя и с неё произойдёт окончательное падение…
Поняв это, Хаммер объявил родным, что возвращается к традициям праотцев, в храм Всевышнего, который завещал, что отрок по достижении 13 лет превращается в «сына заповеди» и должен быть подвергнут обрезанию.
Когда раввины указывали Хаммеру, что решение принято с непоправимым опозданием, он отвечал: «Праотец Авраам подверг себя обрезанию в 99 лет, а мне лишь 92 года…»
…Под руководством раввинов спешно шли приготовления к последнему торжественному акту жизни Арманда Хаммера — бар-мицве (обрезанию), запоздавшей на 79 лет.
Все было расписано, раввины отрепетировали каждое своё слово, кое должны были бы адресовать 13-летнему отроку, вступающему на ролях «сына заповеди» и «мужа обязанностей» в жизнь.
Посвящение должно было состояться 11 декабря. Однако за день до этого, 10 декабря 1990 года, Арманд Хаммер в последний раз глянул на окружавшую его реальность и отбыл в мир иной.
…Бар-мицва по установленному ритуалу была совершена над усопшим Хаммером на следующий день.
Отрока Арманда Хаммера сыграл актёр, которому было придано, сколь возможно, сходство с покойным, который, по понятным причинам, не мог присутствовать на собственном обряде обрезания…
* * *
Даже уйдя в мир иной, Арманд Хаммер не переставал преподносить сюрпризы.
Когда вскрыли его завещание, то оказалось что единственным наследником он назначил своего сына Юлиана, которому оставил целых… 15 тысяч долларов. Оскорблённый, он не явился на похороны отца, как и большинство других родственников, в такой же степени уязвлённых и обманутых покойным.
Но самый большой сюрприз ожидал окружающих впереди.
Когда воедино были сведены дебет с кредитом, то оказалось, что Арманд Хаммер должен государству и кредиторам сумму, в два раза превышавшую ту, в которую могло быть оценено всё его имущество, включая и «Малую Грановитую Палату»!
Словом, вся жизнь Хаммера прошла под лозунгом Пабло Пикассо:
«Неважно, друг мой, станешь ли ты миллионером. Главное — жить, как миллионер…»
* * *
«Действительно, прав был генерал, назвав материалы о деятельности Хаммера евангелием, — подумал Казаченко, закрывая пресс-бюллетень. — Изложено достаточно убедительно. Чувствуется, что автор или авторы поднаторели в очерковом жанре… Однако, — Олег посмотрел на часы, — пора приниматься за справку. Не исключено, что она представляет собой ещё одно бытописание, ибо генерал Крючков, став председателем КГБ СССР, оценивает сотрудников не за оперативную смекалку и качество заведенных дел, а за умение преподнести «воздушный шарик» в красивой обёртке. Забыл, ох забыл наш председатель, что разведчики и контрразведчики — не бюрократы. Их основное предназначение — не написание бумаг под грифом «секретно», а добывание их! А ведь многие мои сослуживцы преуспели и возвысились, имея бойкое перо вместо оперативного дара. Н-да… Как сказал бы мой шеф: «Чудны дела твои, Господи!..»
Глава пятая. Золотая рыбка из-за «железного занавеса»
Шпионы «сдают» шпионов
1 августа Гарднер Гас Хэтэуэй, начальник отдела контрразведки ЦРУ, получил срочную телеграмму из Парижа.
В то утро в американское посольство явился Виталий Юрченко и объявил о своём желании работать на Соединённые Штаты. Его хорошо знали в Лэнгли, так как он занимал должность заместителя начальника отдела внешней разведки КГБ, занимавшегося разработкой американских разведчиков. Ничего себе улов! Такая удача не часто балует «охотников за скальпами» — вербовщиков, — к какой бы спецслужбе они не принадлежали!
В тот же четверг, поздно вечером, Хэтэуэй получил ещё одну телеграмму из парижской резидентуры ЦРУ. Юрченко сообщил, что в 1984 году в Вене некий американец вступил в контакт с сотрудниками местной резидентуры КГБ и передал имена нескольких русских, поставлявших информацию ЦРУ. Сам Юрченко никогда не встречался с этим американцем, но знал, что некоторое время тот работал в Управлении и был неожиданно уволен во время подготовки к работе в Москве.
Никогда не терявший самообладания Хэтэуэй, поняв, что речь идёт об Эдварде Ли Говарде, грязно выругался и со словами: «Этого ублюдка надо обезвредить, пока он не натворил новых бед!» — схватил трубку прямой телефонной связи с директором ЦРУ Уильямом Уэбстером.
В ходе последующих допросов перебежчик сделал целый ряд сенсационных заявлений. ЦРУ не могло не поверить ему, ибо никогда не получало сразу столько ценной информации из одного источника. Он не мог быть «подставой», — решили в руководстве Управления, — по одной лишь простой причине: КГБ никогда бы не решился одновременно рассекретить такое количество своих тайн.
Кроме прочего, Юрченко рассказал о так называемой «шпионской пыли» — химикате, распыляемом в машинах сотрудников посольства США в Москве.
Препарат невозможно обнаружить без специальных приборов. Оставаясь в виде микроскопических частиц на коже и одежде даже после воздействия на них воды и пара, он помогал сотрудникам КГБ выявлять связи американских разведчиков среди советских граждан.
Например, если сотрудник московской резидентуры ЦРУ хотя бы раз подвозил своего источника на машине, на нём в течение нескольких месяцев оставались следы спецвещества…
* * *
По распоряжению шефа ЦРУ Юрченко поселили в живописнейшем уголке Вашингтона с прудом и сосновым лесом, в комфортабельном двухэтажном особняке с прислугой. Ему было обещано, что по завершении допросов он получит его в личное пользование.
Кроме того, Управление назначило перебежчику пожизненное жалованье в размере 70 тысяч долларов в год, разумеется, при ежегодной индексации с учётом инфляции.
На одном из допросов экс-кагэбэшник признался американцам, что основная причина его побега заключается в том, что он влюбился по уши в некую Валентину, жену советского дипломата, работающего в Монреале.
Последние два года их роман развивался хотя и поступательно, но довольно неравномерно, по причине редких эпизодических встреч. Вместе с тем Юрченко заявил, что между ним и его избранницей якобы имеется договорённость, что, как только он устроится в Соединенных Штатах, она тут же бросит мужа и переедет жить к нему.
— Если хотите, я прямо от вас позвоню ей домой. Её муж сейчас скорее всего на службе в посольстве, и она может говорить, не боясь! — воскликнул Юрченко и, потеряв над собой контроль, потянулся к личному аппарату Хэтэуэйя, в кабинете которого и проводились допросы.
Американец по достоинству оценил лихорадочный взгляд собеседника:
— Да-да, пожалуйста, звоните! Аппарат в вашем распоряжении…
— Алло, Валюшенька, это я… Да-да, уже в Штатах! Я смогу за тобой приехать? Что? Не расслышал, повтори! Через три-четыре дня?
Закрыв трубку ладонью, Юрченко, подобострастно заглядывая Хэтэуэйю в глаза, спросил:
— Я могу с вашего разрешения съездить за своей… за своей подругой в Монреаль дня через три-четыре?
— Нет проблем!
— Алло, Валюшенька, значит, давай договоримся так: начиная со следующей среды каждый вечер в семь часов, напротив твоего дома у ресторана McDonalds. Хорошо? Ну, целую тебя всю! Остаюсь твоим… До скорой встречи!..
Положив трубку, Юрченко стал с жаром благодарить Хэтэуэйя за оказанную любезность.
— Не стоит благодарностей, все мы люди и должны помогать другу другу! — просто ответил хозяин кабинета.
— Нет-нет, мистер Хэтэуэй, вы недооцениваете вашу помощь и проведенный вами курс лечения со… мной! Вот уже три ночи кряду мне снится один и тот же сон… Я сижу один-одинёшенек в московской квартире моей возлюбленной и смотрю на все те цветы, которые я когда-то, в дни наших свиданий, дарил ей. Большинства цветов уж более нет, от них остались одни голые стебли, сухие и жалкие… От других, вянущих, исходит запах тлена. Если вянущие цветы пахнут тлением, это — воспоминание о том времени, когда они цвели и благоухали. Мертвые цветы — они, как призраки. Мертвые, они притворяются живыми…
Вот так я и сидел, как вдруг распахнулась дверь и в комнату робко вошла Валентина. Я очень удивился, даже испугался: ведь мы никогда не встречались так поздно, после наступления сумерек. Обычно мы встречались с нею в течение рабочего дня. Моего и её мужа. Валентина никогда не работала, да и неженское это дело — работать где-то от звонка до звонка…
Я, отпросившись у начальства якобы на явку с особо ценным агентом, мчался на своих «жигулях» из Ясенева на улицу Академика Пилюгина, где проживала Валентина, чтобы на два-три часа отдать свою душу и тело той, что стала дороже всех женщин земли…
Надо сказать, что Валя — удивительная женщина! Не знай я, что её муж дипломат, я бы подумал, что он из контрразведки. Ибо те знания и навыки, которыми владела Валентина, обычно женщины постигают, прожив несколько лет под одной крышей с мужем-контрразведчиком…
За несколько часов моего пребывания у неё в квартире она через каждые двадцать-тридцать минут под каким-нибудь естественным предлогом названивала мужу на службу, чтобы удостовериться, что он по-прежнему там, а не стоит у входной двери, ожидая, когда я вырвусь из её объятий…
А что вы себе думаете?! Валя говорила мне, что однажды уже имела один такой малоприятный опыт по ликвидации любовного треугольника. Треугольник, который едва не стоил ей развода, когда муж застал её прямо в постели с любовником…
С тех пор она сказала себе, что звонок на службу мужа каждые двадцать-тридцать минут и знание точного места его пребывания стоит гораздо дороже всех тех ласк, которые она сможет получить за то же время, но находясь в полном неведении о перемещениях своего мужа…
Заранее согласен с вашим возможным выводом, что Валентина — женщина весьма практичная и даже прагматичная, — всё более распаляясь, заключил Юрченко. — Но вы знаете, мистер Хэтэуэй, сердцу не прикажешь, я полюбил такую, какую встретил, и другой для себя не мыслю… Впрочем, и она тоже…
* * *
— Виталий, — спокойно произнес Хэтэуэй, — так чем закончился сон, который, судя по вашим словам, уже третью ночь не даёт вам покоя?
— Ах, ну да, конечно! Извините!
Юрченко вскочил со стула, снова сел, снова вскочил.
— Да! Так вот, в комнату, где находился я и увядшие цветы, входит Валентина. В руке у неё букет свежих цветов, что само по себе удивительно!
Дело в том, что всякий раз, когда я преподносил ей цветы, она в шутку заявляла мне буквально следующее:
«Виталий, ты не умеешь жить, ты — мот и транжир! На деньги, потраченные тобой на цветы, ты давно бы мог купить мне несколько пар роскошных домашних тапочек, а ты всё продолжаешь таскать мне охапки роз, гвоздик, лилий! Через два-три дня вся эта красота превратится в никчемную солому, а тапочки останутся, понял, дурачок?!»
Не говоря ни слова, Валентина подошла к письменному столу, за которым я сидел, и положила передо мной принесённый ею букетик сирени.
Сразу после этого она стала выхватывать изо всех ваз, кувшинов, горшков и бокалов увядшие цветы, которые, оказывается, она хранила всё это время, хоть и называла их никчемной соломой…
Мне показалось, что меня ударили прямо в сердце, но я ничего не мог сказать… И когда я пытался встать и схватить Валентину за руку, она, смеясь, смотрела на меня. В её руке — увядшие цветы. Она подходит к окну и просто выбрасывает их вниз. У меня такое чувство, точно я должен последовать за ними…
Но останавливает меня присутствие всё той же Валентины, моей любимой! Она подходит ко мне, держа в руках маленький букетик сирени, гладит меня цветами по лицу.
Какой живительный аромат, мягкий, освежающий! Я хотел бы всем лицом зарыться в этом букетике, как вдруг внутри его мне чудится запах тлена! Что за черт, откуда же он может взяться, ведь цветы — только что срезаны?!
Однако тяжёлый дух тлена, даже уже не просто тлена, а гнилостный запах самой настоящей покойницкой, полевого лазарета коек, этак, на сто, начинает душить меня во сне, и я каждый раз на этом месте просыпаюсь!..
Юрченко вскочил с кресла и, застыв в ожидании, неотрывно смотрел на Хэтэуэя. Американец быстро сообразил, в чем кроется причина поведения пришельца из-за «железного занавеса».
— Забавный сон, мистер Юрченко!.. Интересно, что бы по его поводу сказал вам Зигмунд Фрейд?.. И хотя я не разделяю его теорий, тем не менее полагаю, что в любом случае вам надо, не откладывая, выехать в Канаду… И не просто повидаться с вашей избранницей, а склонить её к переезду сюда…
— Но ведь она обещала, у нас же с ней всё оговорено, как вы не понимаете, сэр?!
— Если уж мужчины слабы, что уж говорить о женщинах?.. — как-то неопределённо ответил на страстный выпад собеседника Гас Хэтэуэй.
Неудавшееся свидание
17 сентября, как только Юрченко разоблачил ещё одного агента КГБ, бывшего сотрудника Агентства национальной безопасности Рональда Пелтона, работавшего на СССР с 1980 года, перебежчика в порядке поощрения вместе с пятью телохранителями из ФБР нелегально переправили в Монреаль, чтобы он увёз свою возлюбленную в Штаты.
Вечером 19 сентября Юрченко предпринял вторую попытку встретить свою возлюбленную в назначенное время в обусловленном месте.
Ждал уже час. Сердце билось так сильно, что порой ему казалось, что он забывает дышать. Тогда он глубоко втягивал в себя воздух, но чувства облегчения почему-то не испытывал…
Вчера, как это было обусловлено в телефонном разговоре из Вашингтона, Валентина так и не вышла к ресторану McDonalds. Хотя все окна квартиры Валентины на шестнадцатом этаже светились огнями. Ну и что, если были спущены шторы?! Свет-то сквозь них всё равно пробивался, значит, там кто-то был! Да и не кто-то гипотетичный — нет! Вполне конкретный человек — Валентина… Может, что-то случилось?
Около восьми Виталий из автомашины своих телохранителей позвонил ей в квартиру. Трубку поднял муж. Голос у него был явно простуженный. А может, он напился до потери пульса, придя с работы?
* * *
«Вот тебе, Виталий, и разгадка, почему Валентина не может выйти из дому: её не выпускает муж! — чертыхнулся Юрченко и бросил трубку. — Если этот балбес, муж Валентины, решил, что я буду дожидаться, пока он выздоровеет или отрезвеет, — то очень заблуждается… Пассивную роль я предоставляю другим, сам же предпочитаю вести себя максимально активно и наступательно. В случае необходимости у меня есть устная санкция интеллектуала Хэтэуэя использовать по своему усмотрению этих «костоломов» из ФБР… И тогда держись ты, больной или хмельной, уж и не знаю, как тебя правильно назвать! Вломят тебе так, что сразу выздоровеешь или отрезвеешь. Впрочем, до этого, будем надеяться, дело не дойдёт…»
В. Юрченко
* * *
На следующий вечер история повторилась до мелочей.
Снова было часовое ожидание и разглядывание подсвеченных штор в квартире Валентины.
Снова звонок из машины фэбээровских стражей.
Снова в трубке голос то ли пьяного, то ли простуженного мужа! Но где, черт возьми, сама Валентина, вот в чем вопрос?!
Юрченко посмотрел на часы. Стрелки показывали четверть девятого.
«Самое ужасное, что к Валюше никак не проникнуть: послать никого нельзя — это ничего не решит, мне нужна только личная встреча с нею. Самому идти — нелепица чистейшей воды. Как на виду у живого мужа уводить его законную жену?! А так хотелось сразу, с наскоку да с налёту умыкнуть в полон любимую. Тем более что ведь согласная она!! Ан нет, видно, судьбе угодно испытать меня ещё раз!..
Остаётся одно — ждать! Весь вопрос — сколько?! А что если и сегодня вечером Валентина не сумеет покинуть дом из-за своего мужа? В таком случае ждём ещё полчаса, а затем идём на приступ! Почему бы не использовать наличие фэбээровских удостоверений в карманах моих телохранителей, чтобы проникнуть в дом, а затем в квартиру Валентины? Пусть немного поработают на меня эти бравые ребята, а то вишь, засиделись от безделья…
А может, у Майкла, старшего наряда, на этот счёт есть какие-то совершенно определённые инструкции? Ну там, скажем, не приближаться к квартире моей подруги менее чем на 100 ярдов или что-нибудь ещё в том же роде? Вряд ли! Так же, как и наши «топтуны», американская «наружка» зачастую работает, лишь прислушиваясь к гласу собственного инстинкта самосохранения, а не к предписаниям служебных инструкций. В общем, и там и здесь в службе наружного наблюдения служат очень рисковые ребята, которым палец в рот не клади — откусят вместе с мошонкой!
Так, стоп! В эфире появились какие-то новые, непривычные звуки. К чему бы это, уж не к изменениям ли в оперативной обстановке?!»
* * *
В этот самый момент у высотного дома, где проживали сотрудники советской дипломатической миссии и члены их семей и где Юрченко сотоварищи из ФБР устроил засаду, появился микроавтобус «скорой помощи». Разбрасывая снопы фиолетовых искр и надрывно повизгивая сиреной, он остановился у подъезда, из которого должна была появиться Валентина…
«А что если?!» — Юрченко не успел додумать, как ноги сами понесли его к автомобилю. На бегу он крикнул старшему наряда Майклу следовать за ним. Оказалось — нелишне.
Пока двое женщин в белых халатах и молодой человек в цивильном костюме выясняли у консьержа, на каком этаже находится квартира 1617 и там ли живёт Мирошник Валентина, 28 лет, Юрченко уже понял, что случилось нечто непредвиденное.
Его голова работала, как компьютер. Он шепнул Майклу, чтобы тот издали показал значок ФБР консьержу. Это сыграло свою роль, и Юрченко вместе с Майклом беспрепятственно вошли в лифт вслед за врачами. Оказавшись в кабине, он твёрдо решил «прокачать» молодого человека.
«Этот парнишка будет наверняка польщён вниманием прилично одетого белого джентльмена, говорящего на добротном английском. Вряд ли он откажется сообщить мне, что ожидает мою сестру! Помощь на дому, госпитализация, операция?»
— Простите, сэр, вы назвали номер квартиры и фамилию моей сестры, не так ли? С ней что-то случилось?
— Сэр, мне бы не хотелось вас огорчать, поверьте… Они, — взмах руки в сторону женщин, — врачи канадской специализированной «скорой помощи» на дому, выезжающие только в случаях суицида… А я всего лишь переводчик… — наклонив голову к груди, выдавил из себя переводчик.
Женщины в белых халатах, по возрасту годившиеся переводчику в матери или в бабушки, сосредоточенно молчали, вперив взгляды в пол.
— Как?! Вы хотите сказать, что моя сестра…
— Не волнуйтесь, сэр, мы втроем работаем уже не первый год, понимаем друг друга по движению ресниц… Мы сделаем всё возможное, чтобы ваша сестра осталась жить на этом свете…
Юрченко от свалившейся на него неожиданности смешался, замолк и так съёжился в углу, что стал даже ниже ростом.
— Чем же это она себя? — вклинился в разговор Майкл.
— Простите, сэр, а кем доводитесь пострадавшей вы? — с вызовом ответил вопросом на вопрос переводчик. Казалось, он готов был собственной грудью заслонить от непосвященных цель своего приезда в дом дипломатического корпуса, а заодно и показать, что лифт — не лучшее место для нарушения им клятвы Гиппократа.
Майкл, не мешкая, резким движением выбросил вперёд свой ведомственный значок.
— А-а! — радостно воскликнул переводчик. — Так вы, значит, из Штатов, из ФБР! Что ж, мы подготовим для вас письменное заключение… То есть ещё одну копию…
— То-то же! — удовлетворённо крякнул Майкл и похлопал Виталия по плечу. — Всё будет в порядке, старина! Этим чертям я почему-то верю… Они очень постараются!
Лифт, достигнув 16-го этажа, остановился. Стоявшие у дверей Виталий и Майкл посторонились, пропуская врачей.
Подчиняясь какому-то неосознанному порыву, Юрченко двинулся было вслед за врачами, как тут же в дверях был остановлен рослым блондином в спортивном костюме. И хотя Виталий никогда не видел мужа своей подруги даже на фотографиях, он сразу понял, что перед ним именно он, трижды, десятижды обманутый им Гоша.
— Думаю, что сегодня не время и не место навещать мою жену, Виталий!
— Как? Откуда вы меня знаете?! — Юрченко, будто ожидая удара, резко выбросил правую руку до уровня головы. Удара не последовало.
— Кто ж тебя, засранца, сегодня в этом мире не знает? Уж лучше бы не знали! Н-да… Ты же тот самый разведчик Юрченко, что добровольно в Париже предложил свои услуги ЦРУ, не так ли? Твоими фотографиями заполнены первые полосы всех западных газет… И который день подряд… Вот только наша пресса, как всегда, медлит… А между тем из-за таких уродов, как ты, люди на себя руки накладывают! Ты — зверь! Ты, вообще, зачем сюда прибыл, а?!
Майкл, услышав враждебную тональность в монологе блондина, поспешил оказаться между двумя молодыми людьми. На правах начальника личной охраны Юрченко он громко объявил последнему:
— Ни слова больше по-русски, только — по-английски… Считай, Виталий, что это — приказ!
Перед тем как войти в квартиру, Гоша пропустил сначала врачей, затем, обращаясь к Юрченко, злобно процедил сквозь зубы:
— Глаза б мои тебя не видели, но я слишком люблю свою жену… Она просила тебе кое-что передать, думая, что уходит навсегда… Ничего! Я всё сделаю, чтобы поставить её на ноги и чтобы в будущем она более никогда не вспомнила о тебе, так и знай!.. Но это к делу не относится. Для меня её желания святы, так что — жди!
И Гоша с силой захлопнул за собой дверь.
* * *
— Он твой соперник, не так ли? Что он несёт? — невозмутимо поинтересовался Майкл.
— Да, Майкл… Он — её муж, а я… В общем, мы никак не можем решить, кто из нас двоих имеет больше прав на одну и ту же женщину, на Валентину… Сейчас он пообещал вынести что-то…
— Чёрт возьми! — гаркнул Майкл. — Вы, русские, готовы всё превратить в драму, в трагедию… Вы забываете, что мир постарел уже на двадцать веков только новой эры, время слёз прошло, хватит! Пришло время зарабатывать деньги и тратить их на удовольствия… Надо жить вопреки всему и вся, а вы? Уже более семидесяти лет вы гоняетесь за каким-то призраком, который якобы когда-то бродил по дорогам Европы… Это ли не абсурд?! Несколько сот миллионов твоих сограждан уверовали в правоту ваших вождей и, не покладая рук, которое десятилетие кряду, продолжают строить светлое будущее всего человечества… Причём это светлое будущее — настолько тонкая материя, что его, как выяснилось, не видно даже при ярком солнечном свете… У тебя, Виталий, разве это не вызывает каких-нибудь ассоциаций?
— Нет, как будто бы… А какие, по-твоему, ассоциации должны у меня появиться?
— Сказку Ганса Христиана Андерсена «Голый король» помнишь? В те времена, видишь ли, тоже нашлись прохиндеи, которые за приличные деньги вызвались создать королю нечто сказочное… Правда, в отличие от ваших идеологов, они не требовали семидесяти лет, но мошеннической сути их проделки это не меняет… Мошенничество и в том, и в другом случае налицо! Ты сомневаешься, Виталий? Я готов доказать тебе, что это не сложнее, чем операция два плюс два — четыре! Ведь что мы наблюдаем в качестве итогов и первого, андерсеновского, эксперимента, и второго, русского? В итоге мы наблюдаем сплошную голь! С одной только, но весьма существенной разницей! Если у сказочника Андерсена весь народ был одет и лишь король ходил без порток, то у вас в России — наоборот. Ваши вожди сумели так заморочить вам головы, что вы, богатейшая страна мира, ходите нагишом! Это ли не парадокс?! Если я не прав, Виталий, поправь меня…
— Ну почему же, Майкл? Твою правоту я разделяю полностью, потому-то я и решил уйти к вам…
* * *
Дверь распахнулась и в проёме показалась рука Гоши, протягивающая стопку газет.
Газеты были брошены под ноги Юрченко, но разлетелись во все стороны.
Виталий, предполагая, что в газетах может находиться личное послание Валентины, не поленился нагнуться и, ползая на корточках, собрал газеты.
И послание нашёл-таки! Обыкновенный листок из ученической тетради, на котором Валентина почти печатными буквами вывела:
«Виталик, я любила тебя, но после того, что ты сделал, я не могу больше жить. Мне стыдно, что я верила в построение совместного с тобой, нашего счастья, в возведение нашего дома, где будут только твои цветы и наши общие дети…
Прости и прощай! И хоть Бог не стал в этот раз забирать меня к себе, — таким образом я хотела уйти не только от себя, но и от тебя тоже — прошу тебя НИКОГДА больше не пытайся реанимировать моих воспоминаний о тебе — не звони, не пиши, не приходи…
Ещё раз прошу: прости, прощай и помни всегда: «Предательство, может быть, кому-то и нравится, но предатели — ненавистны всем!»
Ещё раз прости меня!
Валентина».
Юрченко едва сдержался, чтобы не расплакаться, но в последний момент понял, что рискует потерять последнюю весточку от любимой — её мог забрать Майкл! Поэтому, сделав вид, что ничего не нашёл, процедил сквозь зубы:
— Чёрт знает что за рухлядь выбросил мне этот идиот! — и демонстративно пнул ногой стопку газет.
Спектакль был рассчитан на Майкла. Юрченко показалось, что его обман удался.
— Виталий, побереги эмоции, не трать их на этого гиппопотама… Уж лучше дождёмся врачей — у них получим объективный диагноз, каким бы суровым он ни был… Да и вообще, Виталий, расслабься, не принимай всё так близко к сердцу… У тебя прекрасные перспективы в Штатах… Через полгода работы в Америке ты со скептической улыбкой будешь вспоминать всё то, что когда-то связывало тебя с Советами, помяни моё слово! Кстати, что за листок ты нашёл среди газет?
Юрченко оценил профессионализм фэбээровца и молча протянул ему записку.
— Но я же в русском понимаю ровно столько, сколько и в китайском! Переводи…
Выслушав перевод и пояснения, Майкл похлопал Юрченко по плечу.
— Старина, расслабься! Мы, мужчины, ошибочно вбили себе в головы, что бабы — существа сентиментальные и готовы переживать по всякому, в том числе и по нашему, поводу… На самом же деле сентиментальными являемся мы, мужики!.. Женщины — они не только прагматичнее, нет! Они — циничнее нас!.. Записка, как бы больно тебе ни было это осознавать, доказывает правоту моих слов. Н-да… Ведь твоя любовница знала, кто ты на самом деле, ну, что ты не дипломат, а разведчик, не так ли?
— Разумеется…
— Вот в этом и кроется объяснение её любви к тебе!
— В чём же?
— Виталий, не мне тебе рассказывать, сколько получает ваш «чистый» дипломат и ваш разведчик, «сидящий под корягой», то есть, играющий роль дипломата… Словом, вы, разведчики, деньги получаете в двух кассах, в то время как «чистые» дипломаты — в одной. В общем, не мне тебе объяснять, ты и так всё знаешь не хуже меня, сколько преимуществ имеют разведчики перед дипломатами… Потому-то твоя возлюбленная и приняла решение порвать со своим мужем и уйти к тебе… И денег, и почестей больше… Дипломатические рауты, вуаль секретности, зависть подруг… Кроме того, я уверен, что когда ты сделал предложение своей подружке жить вместе, как только ты окажешься за границей, она поняла это так, что тебя направляют на работу в США по линии КГБ… Похоже, ей и в голову не приходило, что ты изберёшь другой путь!
— Ну а сейчас? Что с ней случилось сейчас?! — сорвавшись на крик, воскликнул Юрченко.
— А сейчас девочка решила, что лучше воробей — то есть муж — в её руках, нежели сокол — то есть ты — в небе или… неизвестно где… Ты пойми, женщины, в отличие от нас, мужчин, не привыкли жить в мире абстрактных понятий, они привыкли жить в мире определённости и конкретных вещей… Она считает, что сегодня ты не можешь предложить ей никакой определённости! В этом-то причина её и твоей беды!..
— А попытка самоубийства, она тоже в этом?
— Ну с ним, с самоубийством, пожалуй, надо ещё разобраться…
— То есть?
— То есть выяснить, не спектакль ли это… Мне кажется, это — фарс, разыгранный по сценарию вашей резидентуры, действующей под прикрытием посольства СССР в Монреале. Вы, русские, — мастера всяких мистификаций… В общем, мой тебе совет, Виталий: ты либо проглоти, либо выплюнь, но за щекой не держи! Заметь, совет я даю тебе совершенно искренне, потому что ты мне очень симпатичен… Ладно, поехали отсюда, и так уже массу времени потеряли на все твои амурные дела!..
Не успел Майкл закончить своё наставление, как на пороге появились врачи. Переводчик протянул Юрченко и Майклу по три страницы машинописного текста.
— Послушайте, а зачем мне это? — спросил по-английски Юрченко, обращаясь к пожилой женщине в белом халате, которая, по его прикидкам, должна была быть старшей. — Я ничего не понимаю в медицинской терминологии… Вы уж, будьте так добры, растолкуйте мне в двух словах, что необходимо сделать моей сестре сейчас, что — через месяц, а что — через год…
Вместо врача ответил переводчик:
— Пожалуйста! Ваша сестра пыталась покончить с собой, выпив около трёхсот граммов концентрата уксусной эссенции… На её счастье рядом оказался её муж, который и оказал первую помощь пострадавшей… Так сказать, нейтрализовал последствия отравления… Но всё-таки в домашних условиях он всего сделать не смог… Поэтому вашей сестре предстоит операция на пищеводе… В лучшем случае — одна… Возможно, понадобится и повторная… Врачи рекомендовали монреальскую клинику, но она настаивает, чтобы операцию сделали в Советском Союзе…
— Спасибо, очень вам признателен! — потупив голову, произнес Юрченко и нажал кнопку вызова лифта. — Если вы не будете возражать, мы с моим другом спустимся пешком… Пойдём, Майкл!
Юрченко уже успел сделать пару шагов по направлению к лестничному маршу, как шедший рядом Майкл вдруг обернулся, подбежал к двери второго лифта и нажал кнопку вызова. Глядя на светящееся табло, американец барабанил пальцами по стене, приговаривая:
— Ну давай, давай, давай, поторопись ты, развалюха!
В подошедший лифт молодые люди не вошли — впрыгнули.
— Ну теперь-то здесь, в лифте, где нас никто не может подслушать, ты можешь объяснить, в чем дело, Майкл? Что случилось?
— А случилось то, дорогой мой Виталий, о чем я тебе только что говорил — нас крупно кинули! И сделали это парни из монреальской резидентуры КГБ… Да-да! И не смотри на меня глазами Пятницы — я тебе не Робинзон Крузо… Мы оба с тобой — спецслужбисты, но, слава Богу, разной степени доверчивости!
— А что, собственно, произошло, Майкл?! Можешь ты наконец объяснить всё по-человечески?!
— Вот сейчас выкатимся на улицу, и объяснять мне тебе ничего не придётся… Ты сам всё поймёшь… Приехали!
Фэбээровец и Юрченко выбежали на улицу. Водитель «скорой помощи» как раз заводил мотор.
— Полюбуйся на номера «скорой», Виталий… Это — номера, которые выдаются иностранным дипломатическим миссиям, аккредитованным в Канаде… На машине номера русского посольства!
— То есть, Майкл, ты хочешь сказать, что врачи были не канадцами, а русскими из посольства, так, что ли? Ну, тогда понятно, почему они не проронили ни слова, ведь за них на все наши вопросы отвечал переводчик!
— И ты до сих пор веришь в то, что он — переводчик?! Да он такой же переводчик, как я — президент Соединённых Штатов! Он — новобранец из монреальской резидентуры КГБ…
— Почему ты так решил, Майкл?
— Да потому, что канадцы, будь они даже трижды переводчиками, не знают, как выглядят значки ФБР… А твои бывшие коллеги, да, знают! Теперь понял? Да, вот ещё что, Виталий! — Майкл улыбался уже во весь рот. — Ты можешь представить себе такую ситуацию, чтобы канадские врачи выдали мне, сотруднику ФБР, медицинское заключение, ведь я его не требовал, не так ли? Я отказываюсь принимать такую утонченную заботу! Заключение было заготовлено заранее, а это свидетельствует о том, что нас, именно нас, а не тебя одного, здесь ждали!
Майкл торжествующе помахал перед носом Юрченко медицинским заключением.
— Почему ты так решил, Майкл?
Юрченко был явно не способен адекватно воспринимать происходящее и задавал риторические, если не глупые вопросы.
— Да потому, друг мой, что оказать помощь пострадавшей, составить и отпечатать два экземпляра медицинского заключения за двадцать минут физически невозможно. Можешь мне верить — время я прохронометрировал. Кроме того, заключения исполнены не на пишущей машинке — на компьютерном принтере… Да ты и сам это увидишь, когда придёшь в себя…
— Ну и что это для тебя значит, Майкл?
— Не для меня — для нас, Виталий… Мы с тобой сейчас работаем в одной упряжке, не забывай! А значит это вот что: врачи, которых мы с тобой встретили, работают в русском посольстве в Канаде — раз. Не было у твоей Валентины никакого отравления — два. Ей просто никогда не дадут войти в контакт с тобой — три. Наконец, в-четвёртых, Виталий, ты действуешь не коллегиально…
— То есть?
— Зачем ты спрятал от меня обнаруженную в газетах записку? Ведь не спроси я тебя о ней, ты сам вряд ли бы решился показать её мне, не так ли? Может, ты подумал, что там нечто личное и святое, в чём я не сумею разобраться? Ну, что? Молчишь? Правильно делаешь! Если мы эту записку исследуем на компьютере, тебе сразу станет ясно, что писалась она не под влиянием мгновенно обрушившихся на твою подружку чувств и не ею одной. А целым коллективом и довольно продолжительное время… Ну, что? Я могу не продолжать? Думаю, что хватит и этих признаков, указывающих на то, что твоего приезда здесь ждали… Не ожидали они лишь того, что ты приедешь не один, а с охраной…
— Кто же, по-твоему, меня здесь ожидал? — огрызнулся Юрченко.
— Кто-кто?! Конечно же, сотрудники резидентуры КГБ в Монреале… Ты же для них… Ну ты сам знаешь, кто ты для них! Поехали, Виталий, не будем терять времени. Нам здесь делать уже нечего… Да и на подружке своей, мой тебе совет, сегодня же поставь крест… Не сумеешь этого сделать, хуже того, вернешься к ней — всё! Считай, что ты пропал! Эта девочка очень здорово может тебя подвести в будущем. Похлеще, чем сегодня…
— Почему?
— Потому, что сегодня она работала по заданию всего лишь резидентуры, действующей «под крышей» русского посольства в Монреале, а представь, как она лихо может тебя подставить, выполняя задание центрального аппарата КГБ, а?.. Так что постарайся её забыть и не комплексовать. Не ты явился первопричиной её попытки свести счёты с жизнью… Да и не было их вовсе, ни суицидных намерений, ни попыток. Весь этот спектакль рассчитан на одного зрителя — на тебя!
— Для чего?
— Да хотя бы для того, чтобы зародить в тебе чувство вины за то, что ты перешёл к нам… Чтобы ты призадумался над возможными последствиями: «Если уж из-за моих ошибок мои любимые собираются на себя руки накладывать, значит, я действительно что-то не то делаю!» Твои бывшие шефы рассчитывают именно на это! На самом же деле твоё начальство разыгрывает психологический этюд, обрабатывает тебя с одной лишь целью, чтобы ты вернулся обратно в Союз. Потому-то псевдопереводчик с таким вдохновением рассказывал нам сказку о том, что Валентина спит и видит себя на операционном столе клиники в Советском Союзе! Надо же до такого бреда додуматься?! Все ваши партийные шишки и дипломаты стремятся даже бородавку удалить за границей, а твоя возлюбленная, надо же, героиня! Хочет, чтобы ей пищевод прооперировали на родине, в России…
— Ну и зачем же, по-твоему, руководство КГБ доводит до меня это желание Валентины?
— А очень просто! Чтобы не тайком вывозить тебя отсюда с помощью ваших суперменов из «Альфы», а чтобы ты сам пришёл к этой мысли и сам купил себе билет в Москву… Здесь ты для «Альфы» недосягаем, а там, дома, они смогут из тебя верёвки вить, понял?.. Так что ещё раз повторяю тебе: выбрось из головы твою Валентину и перестань комплексовать… Впрочем, с чего это я вдруг назвал её «твоей»? Такие женщины просто не в состоянии принадлежать кому бы то ни было. Самопожертвование ради кого-то — не их удел. Им чужда сама мысль быть чьей-то собственностью… Они, как кошки, — гуляют сами по себе… И если уж они к кому-то и привязываются на короткое время, то в душе всё равно остаются ничейными! Понял, старина? Надеюсь, что всё мною сказанное ты воспринимаешь не как нравоучения, а как дружеские пожелания. Или я не прав, Виталий?
Майкл перевёл дыхание, посмотрел на часы.
— Мы ещё успеваем на нью-йоркский поезд… В купе отдохнём, выпьем в волю…
— Едем! — вдруг взорвался Юрченко. — Едем отсюда как можно скорее и дальше!!!
* * *
В Вашингтон Юрченко вернулся в удрученном состоянии и вскоре впал в глубокую депрессию, из которой его не удалось вывести, даже устроив ему ужин с директором ЦРУ Уильямом Уэбстером.
В руководстве Управления стали размышлять, что бы такое предпринять для поднятия его духа. В итоге решили вручить перебежчику чек на миллион долларов и организовать ему встречу с президентом США Джорджем Бушем-старшим.
Единовременное пособие в размере миллиона долларов, подсчитали цэрэушники, обойдётся дешевле, чем пожизненное содержание Юрченко.
Кроме того, сам факт вручения миллиона долларов состоявшемуся перебежчику может иметь далеко идущие политические последствия: об этом обязательно станет известно потенциальным перебежчикам из числа нынешних сотрудников русских спецслужб. Да от желающих получить свой миллион отбоя не будет, они будут стоять в очереди, что попросту обескровит этого монстра под названием КГБ!
Возвращение блудного разведчика
2 ноября Юрченко и офицер службы безопасности ЦРУ, сопровождавший его для предотвращения возможных актов возмездия со стороны КГБ, отправились в Джорджтаун, фешенебельный район Вашингтона, чтобы пообедать в ресторане «О Пье Дю Кошон», славившемся своей изысканной французской кухней. Покончив с десертом раньше своего сотрапезника, Юрченко неспеша вытер губы крахмальной салфеткой, равнодушно оглядел полупустой зал и тихо сказал:
— Меня что-то подташнивает… Я выйду из зала и подожду вас у открытого окна, вы не будете возражать?
— Вы вольны в выборе места, которое вернёт вас в нормальное состояние, — ответил офицер.
Через несколько минут, почуяв неладное, молодой охранник бросился на поиски Юрченко, но вскоре понял, что опоздал…
* * *
Несколько недель спустя Юрченко инициативно позвонил в резидентуру и у него состоялся разговор с заместителем резидента по контрразведке Виктором Ивановичем Черкашиным.
Юрченко поинтересовался, чего ему следует ожидать, если он вернётся в Советский Союз. Черкашин связался с председателем КГБ Крючковым, и тот велел обещать перебежчику всё что угодно, лишь бы заполучить его обратно.
Юрченко не ограничился одним звонком, в ходе последующих бесед по телефону с Черкашиным он отшлифовывал свою легенду о том, как его в Париже похитило ЦРУ, накачав наркотиками.
Виктор Иванович принял предложенные предателем правила игры, заверив его, что руководство Комитета осознаёт всё коварство противника и что по возвращении на Родину его встретят, как героя, и всё вернётся на круги своя…
Согласно плану, в разработке которого непосредственное участие принимал председатель КГБ, в ходе пресс-конференций для советских и зарубежных журналистов Юрченко отводилась роль «разоблачителя» козней американских спецслужб.
Первую публичную «исповедь» блудного сына предполагалось провести прямо в помещении советского посольства в Вашингтоне, разумеется, если удастся заманить туда Юрченко.
* * *
Едва только Юрченко перешагнул порог посольства, Черкашин и резидент Андросов бросились к нему с распростёртыми объятиями.
Крючков лично одобрил подобный спектакль, отдав, впрочем, ещё одно, резервное, указание: организовать «самоубийство» Юрченко в том случае, если он решится на повторный побег.
Обнимая перебежчика, Черкашин шепнул ему:
«Виталий Сергеевич, мы вынуждены приставить к вам охрану, ибо вы понимаете, что ФБР способно на всё, — даже вломиться на территорию посольства — лишь бы вы вновь оказались в их руках… А вообще, начинайте готовиться к пресс-конференции…»
Юрченко поблагодарил Черкашина за заботу, хотя отлично понимал, что в его положении никаким обещаниям верить нельзя…
* * *
4 ноября в советском посольстве в Вашингтоне в преддверии расширенной пресс-конференции для иностранных журналистов царило необыкновенное оживление. Ещё бы! Сотрудник КГБ, три месяца назад бежавший из Советского Союза, намерен вернуться в родные пенаты.
Юрченко сообщил собравшимся, что ЦРУ похитило его в Париже и три месяца накачивало наркотиками, чтобы сломить волю и добиться выдачи гостайн.
Несмотря на проведенные накануне пресс-конференции изнуряющие репетиции, Юрченко допустил-таки одну тактическую ошибку. Он сообщил присутствующим, что ЦРУ собиралось заплатить ему один миллион долларов, чтобы он остался в Штатах…
Гарднер Гас Хэтэуэй, наблюдавший за ходом пресс-конференции по телевизору, услышав эти слова, не удержался и удовлетворенно потер руки: такая реклама Центральному разведывательному управлению дорогого стоит — потенциальные перебежчики из числа сотрудников КГБ теперь валом повалят в США!
И, надо сказать, Хэтэуэй не ошибся в своих прогнозах…
Глава шестая. Посошок на дорожку
Разведка и контрразведка. Противостояние и взаимодействие
Едва только Казаченко перевернул последнюю страницу справки, зазвонил телефон прямой связи с генералом Карповым. Олег взглянул на часы — 13.00.
— Да, товарищ генерал, уже иду! — крикнул он в трубку и, сунув справку и пресс-бюллетень в папку, направился к шефу.
Вышагивая по длинному коридору, Казаченко пытался понять, какие чрезвычайные обстоятельства могли заставить руководство Первого главка пойти на взаимодействие с контрразведчиками. Да и сам полковник, в какой роли он будет выступать? Просителя? Повелителя?
Дело в том, что сотрудники ПГУ, с которыми Олегу доводилось общаться по работе и во внеслужебной обстановке, всегда стремились подчеркнуть своё превосходство над контрразведчиками. Однажды Казаченко не выдержал и поделился с шефом своими впечатлениями. Посетовал, что пэгэушники даже не пытаются скрыть своего пренебрежительного отношения к контрразведчикам, считая их «чёрной костью». На что генерал ответил:
— Да, Олег Юрьевич, к сожалению, что есть, то есть. И чванливость, и барская спесь, и снобизм. Сотрудники внешней разведки считают нас рабочим скотом, если не сказать, — быдлом. Себя же причисляют к элите. Да, мы, контрразведчики, — тягловые лошади. Трудяги. Они, разведчики, — «белые воротнички» Комитета. Аристократы. Такая ситуация сложилась не вчера, а ещё в брежневские времена, когда ПГУ превратилось в клуб «золотой молодёжи», членами которого в подавляющем большинстве были отпрыски высшей партноменклатуры. Но причины противостояния между Первым и Вторым главками, надо искать не в «сынках», а в разнице статуса и прав, которыми обладают разведчики и контрразведчики. Подчеркивая своё мнимое превосходство, сотрудники внешней разведки пытаются заглушить комплекс неполноценности, который постоянно испытывают перед нами, контрразведчиками. Вот этот комплекс и является первопричиной скрытого противостояния. А высокомерие, кичливость, спесь и надменность разведчиков — лишь следствие. Ну посуди сам, может ли какой-нибудь наш разведчик завербовать нашего контрразведчика? Отвечаю: нет, не может, просто не имеет права. Нас же, контрразведчиков, таким правом наделило государство, и пользуемся мы им всегда, как только возникает оперативная необходимость. А если быть откровенным до конца, — вербуем этих снобов из разведки повсеместно! ПГУ, правда, нашло одну лазейку, чтобы уйти из-под контроля недремлющего ока контрразведки. В начале 1970-х одному очень ловкому «деятелю» из руководства Первого главка удалось убедить Андропова, что негоже нам, контрразведчикам, привлекать своих же разведчиков к негласному сотрудничеству. Мол, от этого страдает их самолюбие, ущемляется профессиональная гордость, да и вообще, снижается эффективность деятельности разведки как таковой. Бред, конечно, но Юрий Владимирович пошёл навстречу пожеланиям ловкача — в ПГУ создали новое, строго законспирированное подразделение: управление «К», больше известное как «управление внешней контрразведки». Во главе него поставили самого молодого генерала в системе КГБ СССР — тридцатичетырёхлетнего Олега Калугина. Ну и какую пользу государственной безопасности страны принёс этот проходимец и вверенное ему управление? Ровным счётом никакой! За почти двадцать лет существования управлением «К» не был разоблачён ни один «крот» — сотрудник ПГУ, — работавший на спецслужбы противника. Это стало очевидно только после того, как мы, контрразведчики, начали выявлять целые группы оборотней в среде офицеров внешней разведки… Впрочем, по-другому и быть не могло — разве мог Калугин-разведчик подозревать своих «товарищей по оружию» в предательстве? Разумеется, нет! Хотя бы из чувства корпоративной солидарности. Но, похоже, Калугин руководствовался не чувствами — заданиями, поступавшими из Лэнгли. И не смотри на меня, Олег Юрьевич, такими глазами! То, что я тебе сказал, — не мои досужие вымыслы, отнюдь! Не будь Калугин под подозрением в связях с ЦРУ, его не убрали бы «из закордонных окопов холодной войны» и не отправили «на Большую землю» на должность заместителя начальника ленинградского управления КГБ. Ну да Бог с ним, с Калугиным, оставим его нашим коллегам-контрразведчикам. Да-да, не удивляйся! Центр продолжает разрабатывать его как вероятного «крота», действующего в интересах ЦРУ…
— Вот так-то, Олег Юрьевич! — подытожил Карпов свои наставления. — Не уподобляйся ребятам из внешней разведки, не комплексуй. Превосходство было, есть и останется за нами, контрразведчиками!
* * *
Полковник Кудрявцев понравился Казаченко. Говорил чётко, ясно, а, значит, и мыслил так же. Стиль изложения аргументов — стремительный и убедительный. Чувствовалось, что он хорошо изучил предмет обсуждения. Но главное, что привлекло в нём Олега, — способность легко и органично найти контакт со своими собеседниками. И хотя Казаченко понимал, что полковник не так прост, как хотел казаться, его внешняя доступность и доброжелательность подкупали. В поведении Кудрявцева не было и намёка на высокомерие и спесь, присущие сотрудникам ПГУ вообще, а руководящему звену в частности.
Вслушиваясь в слова полковника, Олег вдруг подумал о том, что справки по Хаммеру и Юрченко написаны одним человеком — Кудрявцевым. Уж слишком образной и живописной была его речь…
Судьба резидентуры поставлена на карту
— Если с мероприятиями по Розенталю всё ясно, позвольте, товарищ генерал, я перейду к вопросу, который сейчас более всего беспокоит моего шефа, полковника Черкашина… Речь пойдёт о Юрченко и Мартынове…
— Мартынов? Что-то я такого не помню… Материалы по нему ко мне не попадали. А с Юрченко, Владимир Петрович, по-моему тоже всё ясно… Во всяком случае, в вашей справке это очень доходчиво изложено…
— Простите, товарищ генерал, в справке — только начало… Я прибыл, чтобы изложить продолжение… А заключение саги о тандеме Юрченко-Мартынов мы, надеюсь, согласуем вместе, не возражаете?
— Всегда рад помочь коллегам! — Карпов лукаво подмигнул Казаченко.
«Значит, — подумал Олег, — Кудрявцев прибыл к нам в качестве Просителя… А шефу отведена роль Повелителя… Ну что ж, просьбы мы выслушаем, а вот будем ли их исполнять — это вопрос…»
* * *
— Как бы прискорбно это ни звучало, товарищи, но вынужден констатировать: в марте текущего года судьба вашингтонской резидентуры была поставлена на карту! — с пафосом произнёс Кудрявцев и, как опытный актёр-трагик, умолк, выдерживая паузу. Заметив, что вступление не произвело на собеседников ожидаемого эффекта, продолжил уже будничным голосом:
— В прямом и переносном смысле. В прямом — потому что нашему резиденту, генералу Андросову, в марте этого года взбрело в голову установить возле своего кабинета огромную карту Вашингтона. Каждому разведчику, покидавшему посольство, предписывалось отмечать булавкой на карте то место, куда он направлялся. Таким образом, резидент, взглянув на карту, мог в любой момент знать, где находятся его бойцы.
Виктор Черкашин, заместитель Андросова, возглавляющий в резидентуре отдел контрразведки, вернувшись из отпуска, при виде карты пришёл в ужас и бросился в кабинет шефа. Я в это время был на докладе у Андросова и стал свидетелем весьма нелицеприятной сцены.
Черкашин, не обращая внимания на моё присутствие, прямо с порога закричал:
«Станислав Андреевич, если среди наших сотрудников заведётся «крот», то ему нужно будет каждое утро лишь смотреть на карту. И тогда американская контрразведка будет в курсе, где в этот день работают наши люди!»
Перебранка между Андросовым и Черкашиным длилась минут пятнадцать. В итоге Виктор Иванович и я поняли, что резидент не в силах расстаться со своей идеей и будет носиться с ней до полного изнеможения, как обезумевшая от горя мать с мертворождённым ребёнком.
Слова Черкашина оказались пророческими, и очень скоро он сумел доказать резиденту собственную правоту.
Дело в том, что нам известны радиочастоты, на которых работает центральная диспетчерская штаб-квартиры ФБР для поддержания связи со своими сыщиками, находящимися «на маршруте», то есть ведущими слежку за офицерами нашей резидентуры. Прослушивая радиопереговоры диспетчерской со своими «топтунами», подчинённые Черкашина всегда знают, за кем есть «хвост», а за кем нет.
Проанализировав все сводки радиопереговоров американцев, Черкашин пришёл к выводу, что до марта ФБР не знало точно, кто именно из сотрудников посольства является офицером КГБ или ГРУ. Подтверждением тому является следующий факт: когда в какой-либо день ФБР устанавливало слежку за десятью нашими дипломатами, только двое-трое из них оказывались разведчиками.
Однако в марте процент попадания фэбээровцами «в десятку» резко увеличился.
Самое худшее состояло в том, что нередко американские «топтуны» работали на опережение — объявлялись в условленном месте даже раньше наших разведчиков. Объяснение складывающейся ситуации Черкашин нашёл сразу: в резидентуре завёлся «крот», работающий на ФБР.
Своими соображениями полковник немедленно поделился с резидентом и ещё раз попытался убедить его убрать карту, но понимания не встретил. Андросов отверг аргументы Черкашина с порога, и тогда Виктор Иванович решил на свой страх и риск провести эксперимент.
…На следующее утро, в ходе планёрки, на которой присутствовали все офицеры резидентуры, Черкашин объявил, что к булавкам на карте будет добавлена ещё одна. Ею должно быть обозначено местонахождение некоего «особо законспирированного разведчика», работающего в посольстве под надёжнейшим прикрытием и выполняющего особо ответственное задание Центра. Предупредил присутствовавших, что никто, кроме посла, резидента и его самого, не должен знать, кто этот «суперразведчик». Заявил, что сам лично будет каждый день отмечать на карте места проведения этим «супером» операций, чтобы другие разведчики невзначай не привели туда фэбээровских «топтунов».
Разумеется, на самом деле никакого «человека из Центра» не было и в помине — начальник контрразведки резидентуры просто решил наглядно продемонстрировать Андросову, что в коллективе завёлся «крот».
* * *
Через три дня после начала эксперимента нашими «слухачами» был перехвачен радиосеанс связи между американской бригадой «наружки» и диспетчерской. «Топтуны» ожидали «спецсотрудника» на том самом месте, которое Черкашин отметил булавкой. Из их разговора явствовало, что фэбээровцы направились туда, получив задание сделать фотоснимки ещё незнакомого им сотрудника резидентуры…
Теперь Черкашин имел на руках все главные козыри, чтобы убедить резидента в том, что идея с картой в корне ошибочна и порочна. Бесспорными оказались и его доводы, что в коллективе действует «крот». Но кто он? Виктор Иванович составил перечень всех сотрудников, выходивших в город в дни, когда он проводил эксперимент. Имя Валерия Мартынова явно выделялось. В отличие от других офицеров он все три дня стремился выйти за пределы посольства. И хотя записи в журнале местных командировок, сделанные рукой Мартынова, убедительно аргументировали его отлучки: выходы на встречу с агентами, закладка тайника и т. д., беспокойство не покидало Черкашина.
Мартынов работал «под крышей» атташе по вопросам культуры, добывая секретные новинки научно-технического характера.
Пять лет назад ему удалось заполучить чертежи нескольких электронных компонентов, использовавшихся в системах вооружения США первого поколения. Несмотря на то, что это были чертежи устаревшего оружия, Мартынова наградили орденом Красной Звезды. Особое внимание Черкашина привлелкло то обстоятельство, что в личном деле подозреваемого не было никаких объяснений, каким образом ему достались эти документы.
«А не случилось ли так, — рассуждал полковник, — что американские спецслужбы снабдили своего «крота» секретной информацией, чтобы способствовать его продвижению по служебной лестнице, а заодно отвести от него подозрения в шпионаже? Ну погоди, голубчик, не с мальчишками имеешь дело, — с профи!»
…Через два месяца Черкашин представил Андросову множество косвенных улик, свидетельствовавших о шпионской деятельности Мартынова.
В ходе долгой дискуссии они остановились на том, что надо подождать до августа, когда из Москвы с плановой проверкой прибудет один из заместителей Крючкова, его старинный приятель генерал Лисов. Андросов предполагал, что вывести Мартынова «на чистую воду» во время проверки — это великолепный шанс для карьеры обоих. На том и порешили.
Когда приехал проверяющий, Виктор Иванович поначалу чувствовал себя окрылённым, полагая, что заместитель Крючкова оценит сделанное им разоблачение, однако тот схватился за голову и завопил: «Вы что, чёрт побери, с Луны свалились, не знаете, что творится в Москве?! Да если наружу просочится хоть слово о том, что в вашингтонской резидентуре работает американский шпион, карьере Крючкова тут же придёт амбец, а весь Комитет будет опозорен. Хватит уже и тех разоблачений, которые за последние пять лет провёл Второй главк! Вы забыли, что разведка никогда не выносит дерьмо из собственной избы?! Уж лучше пусть кто-то нагадит внутри, чем снаружи!!»
Виктор Черкашин понял, что паркетные генералы хорошо воюют только под ковром, но так как изменить что-либо было не в его силах, он, мысленно послав резидента и проверяющего в общероссийском направлении, внешне смирился, но не отступил. Добился, что Мартынов был лишён допуска к засекреченной информации, а впоследствии отправлен в Москву, чтобы здесь с ним разобрались по-тихому…
— Значит, изменник уже на пути в Москву? — даже не пытаясь скрыть иронии, спросил Карпов.
— Нет! — сжав губы, ответил Кудрявцев. — Он до сих пор состоит в должности старшего офицера резидентуры и, разумеется, продолжает поставлять американцам оперативно значимую информацию!.. Вот так большая политика, в которую с головой окунулся наш председатель, сказывается на деятельности внешней разведки… Впрочем, думаю, что у вас дела обстоят не лучше. Н-да…
— Ну, а почему же до сих пор не отозвали Мартынова в Москву? Подобрали бы какой-нибудь благовидный предлог и — вперёд! — Карпов от волнения выпрыгнул из кресла и зашагал по кабинету.
— Видите ли, Леонтий Алексеевич, не так всё просто… Отозвать предателя в Москву под благовидным предлогом, не возбудив при этом подозрений у его работодателей из ФБР и ЦРУ, не представлялось возможным, поэтому моему шефу Виктору Ивановичу Черкашину ничего не оставалось, как ждать удобного случая…
— Ну, дождались?
— Да, товарищ генерал! Дождались… Собственно, именно поэтому я прибыл к вам, чтобы обсудить реализацию этого «удобного случая»…
Кудрявцев вдруг умолк, попросил воды, залпом опорожнил стакан и продолжил:
— Все мы знаем, какую роль в нашей, да и в вашей тоже деятельности играет господин случай… Так вот, не было бы счастья, да несчастье помогло. В справке, которую вы получили, подробно изложено всё о проделках подполковника Юрченко. Он сейчас дожидается решения своей участи в вашингтонской резидентуре. Центр приказал срочно этапировать его в Москву. Полковник Черкашин решил воспользоваться этим указанием и назначил конвоиром… Мартынова. Для его «кукловодов» из ФБР и ЦРУ это будет выглядеть вполне убедительно: орденоносец Мартынов конвоирует перебежчика… Но у Черкашина нет полной уверенности, что всё пройдёт гладко. К примеру, Юрченко может убедить Мартынова захватить самолёт или выкинуть ещё какой-нибудь фортель… Поэтому мы просим вас, товарищ генерал, оказать нам содействие…
— В чём же, по-вашему, оно будет заключаться?
— Надо будет присмотреть за Юрченко и Мартыновым во время перелёта из Вашингтона в Москву. — скороговоркой ответил Кудрявцев.
— Насколько мне известно, — не скрывая своего неудовольствия, произнёс Карпов, — такие вопросы решает «Альфа», или я ошибаюсь, полковник?
— Нет, товарищ генерал… Не ошибаетесь… Но в центральном аппарате Комитета отказались выделять нам деньги на «Альфу»… Объяснили, что это весьма дорогостоящее мероприятие, — направление группы бойцов «Альфы» в Штаты… Одни билеты, мол, туда и обратно обойдутся в копеечку. Да и, вообще, овчинка выделки не стоит — из-за каких-то двух негодяев гонять элитное подразделение КГБ через океан… Намекнули, что ваш заместитель направляется в Штаты… Почему бы ему не помочь внешней разведке и не присмотреть за оборотнями? Тем более что делаем мы, мол, общее дело… Словом, дали от ворот поворот: выкручивайтесь, как хотите, но денег на этапирование Юрченко и Мартынова мы вам не дадим!
Карпов при этих словах криво усмехнулся и лукаво подмигнул Казаченко. Тот сразу вспомнил рассуждения генерала о нищете органов госбезопасности и тратах четы Горбачёвых на заграничные поездки.
— Спасибо за откровенность, Владимир Петрович! Если уж у внешней разведки нет денег, то контрразведка просто обязана ей помочь… Ну, а если без шуток, чем конкретно может помочь вам полковник Казаченко? Он что? Должен будет во время перелёта держать негодяев под прицелом «калашникова», или вы собираетесь всех троих сковать одной цепью?!
— Я ценю ваш юмор, товарищ генерал… Но, как мне кажется, не стоит драматизировать ситуацию… Всё пройдёт много проще… Ваш заместитель, закончив мероприятие в Анн-Арборе, вернётся не в Нью-Йорк, а в Вашингтон. Оттуда рейсом «Аэрофлота» вылетит в Москву. Члены экипажа будут нами проинструктированы и, в случае возникновения чрезвычайной ситуации, окажут полковнику Казаченко любое содействие, вплоть до выдачи ему огнестрельного оружия… Вашему заместителю, Леонтий Алексеевич, надо будет лишь наблюдать со стороны за поведением Юрченко и Мартынова… Разумеется, не вступая с ними в контакт. Всё! На этом миссия полковника Казаченко заканчивается. По прибытии в Москву изменников встретят бойцы «Альфы»… Да, вот ещё что! Советую не заказывать в «сапожной мастерской» (так в Комитете называют спецлабораторию по изготовлению документов, удостоверяющих личность ) паспорт служащего ООН, ибо ооновский статус не даёт дипломатического иммунитета…
— Но ведь Казаченко направляется в Штаты именно под «крышей» Организации Объединённых Наций, конкретно третьим секретарём посольства советской секции Секретариата ООН…
— Тогда повысьте его в ранге. Хотя бы до заместителя начальника департамента — иммунитет появится…
— Спасибо за подсказку, Владимир Петрович!
— Вам спасибо, Леонтий Алексеевич! А вам, полковник, доброго пути и удачи! Возвращайтесь со щитом и… с перебежчиками!
Часть третья. Откройте, контрразведка!
Глава первая. Как важно выглядеть пьяным
Казаченко и сотрудник советской секции Секретариата Организации Объединённых Наций Виктор Бессмертный выехали на автомашине из здания ООН за два часа до вылета самолёта — время, вполне достаточное, чтобы «провериться» перед решающим броском.
Через час кружения по городу Казаченко насчитал шесть машин «наружки». Особо выделялись две машины, которые даже не пытались остаться незамеченными. Это был пример классической слежки «в нахалку»: демонстративно висеть на «хвосте». Своими наблюдениями Олег поделился с попутчиком.
— Здорово они нас взяли в «клещи», Олег Юрьевич! — поёжился Бессмертный.
— Нас? — улыбнулся Олег. — Меня или тебя?
Вопрос для обоих не праздный.
«Бессмертный проработал в Секретариате ООН два года и уж должен быть известен ФБР как «чистый» дипломат, — рассуждал Олег. — Если они в чём-то заподозрили Виктора — это одно дело. А если интерес проявлен к начальнику департамента МИД СССР, в качестве которого я зарегистрирован в иммиграционной службе, — то с чего бы это? Чиновник, он и есть чиновник. Ну прибыл на неделю в своё линейное подразделение полистать бумаги, так и что с того? Это же не повод, чтобы вот так плотно, шестью машинами, «вести» его? А вчера, а позавчера?! «Засветиться» я не мог — третий день, как прибыл в Нью-Йорк, сам Бог велел вести себя тише воды, ниже травы… Места, где расположены крупные банки, шикарные увеселительные заведения, гостиницы высшего класса, дорогие магазины, зоны скопления проституток и наркоманов, в общем, где появление нашего брата, спецслужбиста, нежелательно, я обходил за три версты… Может, как раз это обстоятельство и внушило им подозрение? Вряд ли! Тогда что же? Кто-то из «кротов» успел просигналить из Москвы? Или кто-то из перебежчиков, бывших сотрудников КГБ, обосновавшихся здесь, «стукнул», опознав меня по фотографии в анкете? Ну и развелось нечисти на свете, уж и не знаешь, откуда удар последует!..»
— Ну, мне-то до лампочки, — Бессмертный прервал размышления Олега, — а вот вам… Не опоздать бы на самолёт, да и вообще…
— Виктор, вы тут, пригревшись в цитадели мирового империализма, часом не забыли, что в Союзе перестройка идёт?
— Мы её закончили, так и не начав…
— Вот, значит, как! Ну что ж, покажу тебе, что такое перестраиваться на марше… Выбрось-ка меня у входа в подземку, да только не на полном ходу!.. А сам продолжай экскурсию… Если всё будет в ажуре, я уеду вечерним поездом. Нет — завтра утром улечу в Бостон, а уж оттуда… Добро?
* * *
И Казаченко пошёл напролом. Энергичная проверка на метро — со сменой линий и резкими выскакиваниями из вагона в последний момент, затем ещё тридцать минут на автобусе, снова метро…
Оторваться, оторваться и ещё раз оторваться во что бы то ни стало!
Грубо, конечно, но когда на карте судьба операции, которая под личным контролем первого лица Комитета, можно и не заботиться, как отнесётся к твоим кульбитам «наружка», главное — уйти из-под наблюдения и бесконтрольно добраться до своей «зоны боевых действий», ради чего Казаченко и был маршрутирован в Штаты.
«Вы уж не обессудьте, хлопцы, что задал вам работы. Служба у нас с вами такая: я убегаю — вы догоняете. Хлебаем, по сути, из одной тарелки, с той лишь разницей — кто проворнее, тот и сыт. Ну, а ежели замешкался — вон из-за стола несолоно хлебавши!
Сегодня не догнали, подумаешь, велика беда! Ваша же работа не на контроле у председателя, то бишь, по-вашему, у директора… Вот вернусь — вы своё наверстаете, а сегодня будем играть по моим правилам!..
Виктора только не трогайте, он — «чистый». Уж мы-то знаем, на что вы способны: крепёжный болтик ослабить на колесе или шину подрезать так, чтобы она на скорости километров в 80–100 якобы сама лопнула, а машина бы улетела в тартарары, и… прощай, дорогой товарищ!» — подвёл итог Казаченко последним двум часам игры в кошки-мышки с механизированными «топтунами» из ФБР.
…Стемнело, когда Казаченко, выбравшись из подземки, остановил таксомотор и, плюхнувшись на заднее сиденье просторного «шевроле», не произнёс — выдохнул: «Центральный вокзал. Пулей!»
Таксист удивлённо вскинул голову и, выруливая в потоке машин, придирчиво разглядывал пассажира в зеркальце заднего видения.
Длиннополое тёмно-серое пальто из добротного драпа, белый шёлковый шарф и надвинутая на глаза чёрная велюровая шляпа «борсалино» — непременные атрибуты туалета гангстеров из кинобоевиков — явно диссонировали с оксфордским произношением клиента.
«Автомат «Томпсон» тебе бы в руки и сигару в зубы, парень, а не Центральный вокзал!» — чертыхнулся про себя таксист: ехать пять кварталов, а бензина под светофорами сожжёшь, как минимум, целый галлон.
Завидев издали вокзал, Олег сделал знак водителю. Не дожидаясь полной остановки машины, бросил на переднее сидение пятидесятидолларовую купюру, хлопнул дверцей и скрылся в толпе. Купив в привокзальной закусочной пакет сэндвичей и бутылку «антигрустина» — так коллеги из резидентуры называли виски, — Олег через пять минут осваивал купе поезда Нью-Йорк — Чикаго.
* * *
Утром Казаченко проснулся от чувства приближающейся опасности. Никак не мог взять в толк, откуда она исходит. Документов и вещей, которые могли бы его компрометировать, при нём не было. Необходимые для проведения операции имена, адреса, схемы движения — в голове. И всё же в воздухе пахло жареным!
На всякий случай Олег выглянул из купе в коридор и внутренне похолодел. По проходу двигались канадские пограничники сопровождаемые проводником.
«Что за чёрт, как я мог оказаться в Канаде?!»
И вдруг он вспомнил. Прорабатывая в нью-йоркской резидентуре возможный маршрут продвижения к месту назначения, Олег допускал, что туда придётся добираться по железной дороге. Из десятка поездов в сторону Чикаго один частично проходил по канадской территории. И его угораздило сесть именно в этот! И хотя между Штатами и Канадой настоящей границы не существует, поскольку ежедневно десятки тысяч канадцев и американцев пересекают её в обоих направлениях и особой проверки поэтому здесь нет, но ведь Казаченко не канадец, тем более — не американец! При проверке его документов могли возникнуть сложности. Вплоть до дипломатического скандала.
Конечно, имея на руках карточку сотрудника ООН и дипломатический паспорт, которые позволяли ему пересекать границы почти всех государств, он не мог быть арестован. Но, с другой стороны, он из СССР, а это уже меняло отношение к нему пограничных властей.
Казаченко живо представил себе, что ему скажут по возвращении в Москву, если он попадётся на таком пустяке: не отработал до конца маршрут, поторопился, зря потратил время и деньги, подвёл, наконец! Чрезвычайные обстоятельства, толкнувшие его совершать путешествие на поезде, никто, разумеется, в расчёт брать не будет…
Решение созрело мгновенно.
Олег лёг на лавку, предварительно сделав пару основательных глотков виски, а полбутылки расплескав по купе. Сивушный дух густыми волнами вмиг распространился по купе. Бутылку поставил на пол, рядом с головой. Надвинул шляпу на лицо, а в ленточку шляпы воткнул свой билет. Словом, — пьяный вдрызг, но… с билетом!
Вошедшие пограничники и проводник безуспешно теребили пассажира за плечо.
«Надо же так набраться! И как он ещё дышит в этом смраде?! Ишь, пижон — будто только что со съёмок фильма об Аль Капоне! Может, всё-таки разбудить? Не стоит, мало ли кто как одет! Янки — его и за версту видно. Билет есть — пусть отсыпается. Хорошо ещё, что поезд идёт не до Аляски, а то был бы сюрприз этому «гангстеру», обнаружь он себя, да ещё с похмелья, меж эскимосов!»
Напряжённо Олег вслушивался в обмен репликами служивых… Наконец он услышал характерный щелчок кондукторского компостера, и группа покинула купе. Пронесло!
Глава вторая. С револьвером у виска
По прибытии в Анн-Арбор — «зону боевых действий» — Казаченко взял напрокат машину, снял номер в дешёвой гостинице и, приведя себя в порядок и наскоро позавтракав сэндвичами из пакета, отправился в городок Мичиганского университета.
В одной из аудиторий пожилой человек читал студентам лекцию на английском языке с сильным славянским акцентом.
Несмотря на то, что он сильно постарел, Казаченко сразу узнал его по фотографиям и по описанию, когда в Москве, готовясь к командировке и встрече с ним, знакомился с его личным делом тридцатилетней давности.
«Выше среднего роста, атлетического сложения; нос перебит; большие лобные залысины, волосы с густой сединой. Носит короткие усы. Мужественные, решительные черты лица, энергичная походка и жестикуляция, глаза серые, взгляд цепкий, пронизывающий. Свободно владеет идиш, немецким и английским языками, говорит со славянским акцентом».
Годы сделали своё с атлетической фигурой, наделив её академической сутулостью. Волос на голове не осталось вовсе. Усов тоже. Жестикуляция стала плавнее и сдержаннее. Однако сомнений, что перед ним тот, кто ему нужен, у Казаченко не было.
Олег прикрыл дверь и взглянул на часы. До конца лекции оставалось пятнадцать минут — ну а потом он представится и побеседует накоротке с преподавателем. Если повезёт, сегодня же продолжит беседу в гостинице. Нет — встретит объекта завтра…
Со спокойной душой Казаченко отправился на поиски туалетной комнаты.
Вернувшись через десять минут, он обнаружил, что аудитория пуста. Мысленно обругав себя за беспечность, Олег, оседлав взятый напрокат «форд», помчался по известному ему адресу.
* * *
Дом, в котором проживал преподаватель биохимии Мичиганского университета Аркадий Розенталь, производил удручающе-мрачное впечатление.
Примитивная бетонная коробка, внешне напоминавшая наши «хрущобы», только с большим количеством этажей, служила временным пристанищем для приглашенных лекторов и студентов-аспирантов.
Однако, в отличие от нашего архитектурного шедевра, коробка была оборудована конторкой, за которой восседал устрашающих габаритов бдительный привратник.
Это в корне меняло дело: надо было найти предлог, чтобы, не вызывая ненужных расспросов, проникнуть внутрь. И Олег нашёл его.
Заприметив трёх школьников, приближавшихся к дому, Казаченко выбрался из машины.
Вдруг он увидел на тротуаре жалобно мяукающего котёнка. Мгновенно сориентировавшись, подхватил его и окликнул школьников как раз в тот момент, когда они подошли к общежитию:
«Это случайно не ваш котёнок?»
Тут же один из мальчишек поторопился заявить свои права на животное. Олег, передавая окоченевший пушистый комочек владельцу, в дружеско-назидательном тоне посоветовал не оставлять котёнка подолгу на холоде.
Когда мальчишки вежливо придерживали для него дверь, Казаченко перевёл разговор на бейсбол. Уж о пристрастии американцев к этому спортивному зрелищу осведомлены не только спецслужбисты!
Пока они шли через вестибюль к лифтам, Олег деловито поделился своими взглядами на результаты недавних финальных игр.
Привратник, решив, что мужчина давний знакомый мальчиков, не стал его окликать. Не заметил он и того, как внимательно франтоватый незнакомец читал фамилии на почтовых ящиках в вестибюле, пока вся компания поджидала лифт.
Войдя в кабину, мальчики разом протянули руки к кнопке шестого этажа. Олег выбрал восьмой, чтобы создать впечатление, что он проживает в этом доме.
С восьмого Казаченко спустился этажом ниже и, остановившись перед дверью квартиры 701, легонько постучал в дверь и тут же переместился в сторону, чтобы выйти из просматриваемой через дверной глазок зоны. Предосторожность была вознаграждена — через пару секунд Олег услышал лязг открываемых запоров…
* * *
События, последовавшие после того, как хозяин распахнул дверь, а Казаченко сообщил, что привёз письмо от Арсения — оперработника, у которого находился на связи Аркадий Розенталь, он же — секретный агент «Павлов», — напомнили Олегу сцены из дешёвого боевика. Было всё.
Сначала Розенталь выхватил откуда-то из-за спины револьвер и, держа палец на спусковом крючке, заставил Казаченко распластаться с поднятыми руками и раздвинутыми ногами у стены.
С профессиональной сноровкой Розенталь обыскал его. Прижав ствол револьвера к голове Олега, свободной рукой вытащил из внутреннего кармана его пальто «золотосерпастый» зелёный дипломатический паспорт. Сличил Казаченко с фото в паспорте…
Трудно сказать, сколько бы ещё продолжался этот трагикомичный спектакль, как вдруг из-за плотно прикрытой двери в комнату раздался душераздирающий вопль. Кричала женщина. Вопль также резко оборвался, и женщина смиренно произнесла по-русски:
— Аркадий, ты неугомонен… Ну зачем ты опять привёл шлюху домой? Я же просила тебя, Аркадий! — из комнаты донеслись глухие рыдания.
Розенталь неожиданно нежно развернул Олега к себе лицом и доверительно, как старому знакомому, сказал:
— И вот так — каждый день… Нет, эту песню не задушишь, не убьёшь…
Сообразив, что в спектакле ужасов наступил антракт — надолго ли? — Олег быстро спросил:
— Где мы могли бы спокойно поговорить, Аркадий Соломонович?
— Через полчаса я буду в кафе напротив входа в студенческий городок. Сейчас, к сожалению, не могу — надо сделать Розе укол…
* * *
Покинув «гостеприимный» дом, Казаченко отправился на поиски магазина радиоаппаратуры.
Приобрёл два диктофона, опробовал качество записи в автомобиле. Оставалось сделать то же самое в кафе.
Войдя внутрь, Казаченко понял, что поговорить там по душам не удастся: слишком много посетителей, студентов и преподавателей, — ненужных свидетелей, на которых «Павлов» будет невольно отвлекаться. Это в планы Олега не входило, хотя особых надежд на первую беседу он не возлагал, и всё же…
«Стоп! А что если Аркадий Соломонович, назначив встречу в кафе, решил воспользоваться случаем, чтобы досыта поесть… за мой счёт? — осенило вдруг Олега. — Очень даже может быть, учитывая в каких условиях он проживает: не квартира — ночлежка по американским стандартам, плюс больная жена, которой даже уколы он вынужден делать сам, не имея возможности оплачивать вызов медсестер… Может, стоит начать с конверта?»
Олег сунул руку во внутренний карман пальто, чтобы удостовериться, на месте ли конверт с деньгами. Чем чёрт не шутит! Мог же Розенталь вместе с паспортом вытащить случайно и его…
Деньги были на месте.
Поразмыслив, Казаченко пришёл к выводу, что отдавать все деньги сразу нецелесообразно. Он разделил десять тысяч на три части. Таким образом, «Павлов», хочет он того или нет, вынужден будет прийти ещё на два собеседования.
«Пожалуй, с передачей денег вообще торопиться не следует… Надо сначала накормить старика, выслушать его, а уж потом… Потом мы перейдём в машину и начнём исповедоваться… Судя по тому, товарищ «Павлов», что вы сразу среагировали на имя бывшего своего оператора, встречи с ним или с кем-нибудь из его коллег вы ожидали все эти годы! Ну вот, Аркадий Соломонович, я вам — хлеб насущный, вы мне — пищу духовную!»
Глава третья. Послание с того света
— Прежде всего, я хотел бы принести извинения за поведение Розы, — начал сходу Розенталь, едва присев на край стула. — Я уверен, вы меня поймёте, когда узнаете, что мы всегда с Розой пели мелодию нашей жизни на два голоса, а вот теперь… Теперь, как вы сами могли убедиться, Роза сорвала голос… Бедняжка! После безвременной кончины нашей дочери — это случилось два года назад — Роза немного не в себе… Простите её!..
Вспомнив сцену с револьвером, Олег подумал, что уж если и надо приносить извинения, то никак не за поведение жены.
«Похоже, не только ваша жена, Аркадий Соломонович, «сорвала голос»… Могу лично засвидетельствовать, что и вы порой такого «петуха пускаете», что и бронежилет не поможет! Стоп, стоп, Казаченко! — одёрнул себя Олег. — Не время морализировать. Лучше подумай, хватит ли плёнки — уж больно разговорчивый у тебя собеседник, — и как ты будешь выкручиваться, если она закончится. Не менять же кассеты в присутствии старика! Идея — деньги! Перенесём свидание под предлогом вручения причитающихся ему денег — и вся недолга… Нет, не годится… Кто знает, в каком расположении духа будет он завтра… Да, но после прослушивания плёнки мне наверняка придётся задавать ему уточняющие вопросы, так что… Стоп! А гостиница для чего? Ну, конечно же! Начнём в машине, а продолжить можно будет в гостинице…»
Розенталь, будто подслушав начало внутреннего монолога Казаченко, виновато заметил:
— Конечно, я должен извиниться и за свой поступок… Знаете, Америка полна неожиданностей… А ваша внешность… Вас можно принять и за гангстера из 30-х годов, и за сыщика из ФБР… Сначала я как-то не придал значения названному вами паролю: письмо от товарища Арсения… Простите… Но теперь — я в вашем распоряжении!
Казаченко протянул через стол запечатанный конверт. Розенталь жадно протянул к нему обе руки, но вдруг с ужасом, будто увидел ядовитую змею, отдёрнул их.
— Что случилось, Аркадий Соломонович? — невозмутимо спросил Олег.
— Нет-нет! — глаза Розенталя полыхали безумием. — Вы должны представить мне доказательства, что бумага не отравлена…
«Чёрт возьми, он же глубоко больной человек! У него явная мания преследования… Сначала обыск с револьвером у виска, теперь — отравленное письмо. Надо успокоить старика!»
Казаченко распечатал конверт, энергично потёр о бумагу ладони, затем лизнул их.
— Видите, Аркадий Соломонович, если бы письмо было отравлено, я бы так не сделал…
Розенталь будто этого и ждал. Нетерпеливо схватил письмо и стал жадно вчитываться в старческие каракули бывшего своего секретного наставника и покровителя.
«Знать бы вам, Аркадий Соломонович, что Величко Арсений Павлович, ваш духовник из НКВД, уже почти двадцать лет как перебрался в мир иной, а письмо от его имени и его почерком исполнено специалистами из Оперативно-технического управления», — подумал Казаченко, наблюдая за реакцией своего визави, жадно вчитывавшегося в послание с того света.
— Теперь я верю вам, — заговорщицки зашептал Розенталь, перегнувшись через стол. — Я расскажу вам всё как на духу… Однако… — он стал затравленно озираться по сторонам.
— Поедем ко мне в гостиницу, — решив, что настало время брать инициативу в свои руки, сказал Олег, поднимаясь из-за стола. — Обед закажем в номер… Время дорого, а нам многое надо обсудить…
«Вот будет хохма, если этот рехнувшийся старик, заподозрив, что я пытаюсь отравить его в гостинице, заставит меня или официанта перепробовать все заказанные блюда! Нет, это будет не хохма, это чревато провалом! Официант доложит портье, тот в свою очередь — управляющему, затем прибудет полиция, выяснять, что за странные типы появились в гостинице. А дальше… Нет, не будем развивать сюжет — всё будет нормально!» — решил Казаченко, поворачивая ключ в замке зажигания.
Чтобы приободрить притихшего на заднем сидении Розенталя, Олег решительным жестом вынул из кармана конверт с деньгами.
— Арсений Павлович просил меня передать вам это… Он сказал, что с тех пор, как вы расстались, ваши вкусы могли измениться, поэтому он не стал навязывать какой-то свой подарок… Словом, он передал вам деньги, чтобы вы могли сделать себе подарок по своему усмотрению…
Розенталь приоткрыл конверт, одобрительно оценил количество купюр, покивал головой и засунул деньги во внутренний карман пальто.
* * *
В гостинице, вопреки опасениям Казаченко, Розенталь без лишних предисловий, даже не помыв руки, сразу принялся за доставленную в номер снедь. При этом он без умолку говорил. Зрелище — не для брезгливых. Целые куски хлеба, стейка, сыра, яблочного пирога вываливались изо рта, скатывались ему на грудь, за жилетку. Апельсиновый сок ручейками стекал по подбородку. Крошки и брызги разлетались по всему номеру — так увлеченно переживал Аркадий Соломонович собственное повествование.
Удивительное дело: рассказывая о событиях своей молодости, старик преобразился.
Никакого намека на маниакальную подозрительность, никаких безумных всполохов в глазах. Говорил он эмоционально и очень убедительно. Речь логичная, аргументация обоснованная, наблюдения, оценки людей и событий не лишены тонкого юмора.
Уточняющие вопросы, которые предполагал поставить Олег во время следующей явки, теперь казались ему излишними — так полно и последовательно освещал интересовавшие Казаченко факты и события бывший секретный сотрудник органов госбезопасности СССР «Павлов».
При этом он продолжал есть. После доставки в номер дополнительной порции еды запасы бумажных салфеток были исчерпаны, и теперь Розенталь пользовался полотенцами из ванной комнаты.
Цепкая память Аркадия Соломоновича удерживала неимоверное множество фамилий, дат и таких малоизвестных нюансов исторических событий, которые бы явились украшением, изюминкой любого повествования.
— Вы уж простите меня, старика, за многоречивость, но я полагаю, с чем большими чемоданами подарков вы вернетесь домой, тем больше радости доставите людям, пославшим вас за тридевять земель… Поэтому, дорогой Олег Юрьевич, давайте разложим всё по полочкам… Моё становление как социальной единицы совпало с вхождением во власть, я имею в виду большую власть, Иосифа Сталина.
В 1928 году я поступил учиться на биологический факультет Киевского университета. А ОН — безраздельно стал управлять советской империей. Вот с него и начнём…
Часть четвёртая. Нам столетье — не преграда!
Глава первая. Диагноз Бехтерева
«Однажды в 1927 году, — размеренно, будто диктуя стенографистке, начал Розенталь своё повествование, — Сталин, до утра работавший в своём кремлёвском кабинете, посетовал на головную боль и бессонницу.
Жалобы на своё здоровье одного из первых лиц Советского государства доброжелателями из ближайшего окружения были восприняты как указание и вскоре он попал на консультацию к академику Бехтереву.
Сталин в те годы демонстрировал удивительную внешнюю скромность, никогда не «высовывался», всегда превозносил способности других, отводя себе скромную роль «ученика и продолжателя дела Ленина».
Даже в схватках со своими конкурентами он никогда не выставлял себя в первые ряды: Троцкого уберут Каменев и Зиновьев, близкие соратники Ленина.
Когда надо будет расправиться с ними, Сталин объединится с Бухариным и так далее.
Вот и на этот раз он согласился пройти освидетельствование у ведущего специалиста страны в числе других руководителей Партии и государства.
По утверждению антисталинистов, встреча закончилась тем, что Бехтерев, мировое светило психоневрологии, отказал Сталину, восходящей звезде международного пролетарского движения, в психической полноценности, якобы разглядев в нем «параноика».
С этого и начинаются вопросы.
Трудно допустить, чтобы Владимир Михайлович, всемирно признанный специалист в области невропатологии, психиатрии и психологии, лишь на основании жалоб пациента на головную боль от чрезмерных умственных перегрузок и на хроническое недосыпание мог поставить диагноз «паранойя».
Даже для начинающего психиатра азбучной истиной является, что такое заключение сделать невозможно в ходе первичного внешнего осмотра, без специально формулируемых вопросов из области психиатрии, а также беседы, предусматривающей выявление бреда. Что уж и говорить о директоре Института по изучению мозга человека и психической деятельности, коим являлся Бехтерев!
Кроме того, люди, хорошо знавшие Бехтерева, с трудом представляют себе ситуацию, при которой он решился бы задавать Сталину специфические вопросы, чтобы установить, действительно ли Вождь страдает психическими отклонениями. А уж то, что набиравший силу лидер государства стал бы на них отвечать, выглядит совсем невероятно.
Наконец, приписываемое Бехтереву оглашение диагноза не выдерживает никакой критики ещё и потому, что академик, свято чтивший клятву Гиппократа, не мог ради сенсации пренебречь первой заповедью медика и разгласить врачебную тайну.
Слухи о конфронтации Сталина с Бехтеревым, якобы возникшей вслед за оглашением диагноза, как и об отданном Вождём приказе физического устранения академика, активно муссировались в медицинской среде и оттуда распространились в общество.
В доказательство своей правоты анонимные правдоискатели приводят тот факт, что Сталин вслед за кончиной Владимира Михайловича запретил пользоваться трудами Фрейда, Адлера, Юнга и других апологетов психоанализа, авторитет которых в глазах Бехтерева был достаточно высок.
Подтверждение своей версии о психической неполноценности Сталина люди пристрастные находят даже в том, что Вождь годами не показывался медикам, пользуясь лишь услугами зубного врача, да своего старинного приятеля-фельдшера, с которым был знаком ещё со времен обороны Царицына.
В. М. Бехтерев
Наконец, наиболее весомым аргументом противников Сталина, свидетельствующим, что он не только покинул клинику Бехтерева с диагнозом паранойя, но и действительно страдал психическим заболеванием, является якобы имевшее место преследование Вождём профессоров-медиков, с особой откровенностью выразившееся в ходе «дела врачей».
Ну, во-первых, не Сталин инициировал это дело. Зачинщики установлены, и история дала им свою отповедь-приговор.
Во-вторых, отрицание Сталиным научных трудов буржуазных психоаналитиков нельзя рассматривать в отрыве от исторического контекста.
Так ли уж нужны стране всеобщей безграмотности, едва только начавшей приходить в себя после Гражданской войны, все эти теории о сексуальных переживаниях? Они — теории — будут отвлекать людей от классовой борьбы.
Прекрасно зная психологию голодного человека, Сталин был уверен, что псевдонаучным теориям западных эстетствующих психоаналитиков народные массы предпочтут кусок хлеба, а иллюзорно-идеалистическому комфорту — материальные блага. То насущно и востребовано — что материально. Потому-то Вождь всех времён и народов и решил, что буржуазным изыскам в виде всяких там психоанализов и учений о роли подсознания в духовной сфере человека нет места в советском обществе на нынешнем этапе!
Физическому здоровью народных масс, населявших СССР, Сталин не мог не придавать значения, хотя бы потому, что для строительства спроектированного им светлого здания коммунизма нужны крепкие, выносливые рабы. А кто должен следить за их здоровьем? Государство и врачи. Поэтому утверждения, что вождь с антипатией относился к медицине вообще и к докторам в частности, опять-таки безосновательны.
Что же касается редких визитов Вождя к врачам, то есть ли у него время их посещать? Классовая борьба на дворе. То Зиновьева с Каменевым надо развенчать — тоже мне, верные ленинцы! То Бухарина надо на место поставить. То Троцкого с помощью ледоруба пора оприходовать. До врачей ли тут?!
Сегодня на основании ставших доступными секретных материалов беспристрастные исследователи наиболее правдоподобное объяснение происшедшему находят в том, что вердикт, якобы озвученный Владимиром Михайловичем, намеренно вкладывали ему в уста злопыхатели из числа его коллег-докторов, жаждавших занять главенствующее место в медицинской науке страны вообще, и в обслуживании новоявленных кремлевских небожителей, в частности.
Это свидетельствует о том, что «синдрому власти» одинаково подвержены как хозяева кремлевских кабинетов, так и руководители институтов здравоохранения.
С той же легкостью, с какой Сталин расставался со своими вчерашними соратниками-попутчиками, он приближал к себе людей новых, неизвестных. Медики исключением не являлись. Главные критерии вождя при отборе вновь приближаемых: нестандартность мышления и преданность делу, в которое он сам верил.
Характерен пример с академиком Александром Александровичем Богомольцем…»
* * *
Беседа, вернее, монолог Розенталя продолжался около двух часов, Казаченко уже дважды менял плёнки в диктофонах, как вдруг рассказчик обеспокоенно спросил:
— А что же вы ничего не записываете? Когда я работал над книгой, то обязательно пользовался диктофоном. Это — самый эффективный способ фиксации потока сознания… Потом вам остаётся лишь отделить зерна от плевел и…
Казаченко, рассмеявшись, признался, что да, он тоже использует этот метод, и тут же установил перед Розенталем оба аппарата.
— А я-то испугался, что у вас нелады с простатой: каждые сорок минут вы устремляетесь в туалет… А вы, хитрец этакий, меняли там плёнку! — профессор шутливо погрозил Олегу пальцем. — Ну, тогда можно спокойно продолжать!
Глава вторая. Герой с нуля
— Я попал в Институт Богомольца, — продолжал Аркадий Соломонович, — сразу по окончании университета в 1933 году.
Александр Александрович тогда уже окончательно перебрался в Москву вместе с учёными, лично им отобранными в базовых лабораториях Украины.
Собственно, мы, его земляки, прошедшие с ним весь путь и продолжившие начатое им дело после его кончины, знаем о нем всё: и подробности биографии, и его трюки при восхождении на олимп славы и признания…
Богомолец, — как говорят американцы, — selfmademan — человек, который сам себя сделал. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов какую-то долю удачливости, везения и сочетания благоприятствующих обстоятельств, но то, что голова у Александра Александровича была светлая, отрицать не посмеет никто… Да! Светлая и интригабельная…
Он начинал свою карьеру скромным земским врачом. Он долго и упорно пробивался наверх, при этом ничто не давалось ему с наскока, ничто не падало с неба — он был титаном упорного ежедневного труда и следил за тем, чтобы у него, не дай Бог, не случилось ни одного прокола в деле сохранения прекрасных отношений с начальством. Он приучил себя ни при каких обстоятельствах не ссориться с теми, кто командует…
Мы, выходцы с Украины всегда держались друг за друга… Я вам, Олег Юрьевич, больше скажу…
Когда в 1939 году Арсений Павлович предложил мне сотрудничать с органами, я уже знал, кто в нашей лаборатории «Мечников», кто «Боткин», а кто «Бехтерев»… Да-да, не удивляйтесь! Поэтому я без колебаний выбрал себе псевдоним «Павлов», ну чтобы не было повторов…
То, что мы все работаем в лаборатории под двойными фамилиями, — для нас тайной не являлось. Думаю, что единственным человеком, не имевшим допуска к секрету о нашей осведомлённости, был Арсений Павлович Величко…
Однажды во время какого-то застолья, мы, сравнивая наши секретные фамилии, даже пришли к выводу, что органы, привлекая кого-нибудь к негласному сотрудничеству, запрещают брать себе в качестве псевдонима фамилии вождей и иностранные имена, всё остальное — пожалуйста!
К Арсению Павловичу мы относились терпимо, без угодливости и страха. Но и без панибратства, несмотря на то, что он тоже был с Украины. Со своей стороны, он нас всех очень уважал и ценил… Он требовал конспирации в работе — вот мы её и соблюдали: держали в секрете от него, что нам известно друг о друге…
Заметив озорные огоньки в глазах Казаченко, рассказчик поинтересовался:
— Вас эти подробности не коробят?
— Отнюдь, Аркадий Соломонович, продолжайте…
— О том, как на почве профессиональной и земляческой солидарности может циркулировать информация между негласными помощниками органов госбезопасности, Казаченко знал с самого начала своей служебной карьеры, когда приступил к обязанностям куратора центрального аппарата ВАО «Интурист».
— Это хорошо, что между нами наладилось взаимопонимание… Да, так вот! — воскликнул Розенталь и от удовольствия потёр руки.
— До 1917 года Александр Александрович Богомолец — земский врач. Революционные потрясения вытолкнули его из украинской глубинки сначала в Харьков, а затем в Киев, где он открыл свою практику и одновременно занялся научными исследованиями. Его буквально преследует монотематическая навязчивая идея сделать открытие, которое произвело бы переворот в медицине. Без устали Сан Саныч ищет свою нишу в медицинской науке, но, увы! — каждый раз оказывается, что в той области, которая ему по душе, открытия уже сделаны. Не сумев с наскока добиться признания на научном поприще, он не отчаялся и не оставил надежд прославить своё имя в медицине. К имевшимся задаткам организатора и администратора он вдруг обнаружил в себе редчайший дар — обострённое политическое обоняние, безошибочно указывавшее верное направление в лабиринтах нарождавшейся системы советского здравоохранения. Богомолец раньше других понял, что нэп уже исчерпал себя и вместе с ним частная врачебная практика, а в государстве по мере укрепления советской власти постепенно возобладает лагерно-социалистический уклад.
И действительно, в стране становилось все меньше храмов — все больше хамов. Зрелый человек и предприимчивый администратор Александр Александрович Богомолец пришел к выводу, что много счастья и много денег в Стране Советов может принести не частная медицинская практика, а высокие звания и глубокие кресла в государственных учреждениях здравоохранения, и лучше, если они расположены где-нибудь в Центре.
Стрелка его внутреннего компаса указала: «на Москву». Вместе с тем Сан Саныч отдавал себе отчёт, что чистым администрированием в системе здравоохранения без каких-то своих, пусть даже экстравагантных, идей многого добиться не удастся и первопрестольной ему не покорить — мало ли в столице своих ловцов счастья и чинов!
В студенческие годы юный Саша прилежно изучал труды по психиатрии и психологии. Один из выводов, встреченных им не единожды в работах всемирно известных учёных, в том числе и Бехтерева, и основанных на опыте тысячелетних наблюдений, свидетельствовал, что Природа в качестве одной из защитных функций заложила в подсознание каждого из нас веру в собственное бессмертие. Речь идёт не об инстинкте самосохранения — он другого происхождения, — но именно о вере в то, что Я бессмертен.
Изучение биографий сильных мира сего, как и личные наблюдения, убедили Александра, что этот контингент наиболее озабочен идеей максимально продлить своё пребывание на Земле. И не в виде абстрактного понятия в памяти потомков, но в качестве жизнеспособной биологической единицы.
Если вожаки рода человеческого в такой мере склонны верить в собственное бессмертие, почему бы не разыграть эту карту, предложив им свой рецепт долголетия?
Очень вовремя Сан Саныч вспомнил афоризм Оскара Уайльда: «Чтобы попасть в лучшее общество, надо либо кормить, либо развлекать, либо возмущать». Последнее пришлось ему весьма по душе, он понял, что эпатаж — лучший трамплин для карьеры, и в 1927 году начинает сотрудничать с общественно-политическим журналом «Всесвiт», опубликовав ряд статей о долголетии под броским названием «Советский человек может жить сотни лет».
Ловко манипулируя марксистской схоластикой, жонглируя лозунгами и совдеповскими постулатами, Богомолец на примере гималайских йогов доказывал, что советская власть, раскрепостившая человека, создала все предпосылки, чтобы он жил 200, 300 и даже… тысячу лет!
Статьи получились бунтарские, звучали вызывающе. Научные мужи в Киеве были потрясены наглым посягательством какого-то местечкового выскочки на их священное право отмерять человеку прожиточный минимум в восемьдесят — сто лет.
Но недаром Богомолец обладал безошибочным нюхом в вопросах политической конъюнктуры.
Несмотря на то, что тезисы, изложенные в статьях Сан Саныча, были также фальшиво блестящи и ненадёжны, как ёлочные игрушки, он заставил окружающих не только обратить на него внимание, но и поверить в то, что ему доступен рецепт эликсира долголетия!
И если научные круги Украины, рассмотрев в авторе ловкого иллюзиониста, встретили публикации Богомольца в штыки, то читатели из числа местной партийной номенклатуры, как укрощённые звери, стояли на хвостах и водили за пассами новоявленного мессии подрагивающими языками, с которых стекала слюна умиления…
Богомолец, просвещённый провинциал, опубликовав свои опусы в центральном республиканском издании, безусловно, рисковал. Размеры ставки колебались в пределах от десяти лет лишения свободы до высшей меры наказания — ведь в качестве материала для исследования были взяты йоги, которые в представлении общественного мнения были то ли шаманами-шарлатанами, то ли отшельниками-тунеядцами, чурающимися общественно-полезного труда.
Но, как видно было из аргументации автора, запредельные ставки его не пугали. Безапелляционный тон, бескомпромиссная уверенность статей внушили читателям-партократам мысль о правоте Богомольца. К тому же он — врач, а значит, человек сведущий!
Действительно, Сан Саныч имел один шанс из миллиона и, тем не менее, сумел его реализовать, доказав, что обладает безошибочным чутьем, мгновенной ориентировкой, напористостью и неразборчивостью в средствах для достижения намеченной цели, а самое главное — знанием человеческой психологии. Если конкретнее, то психологии вождей.
Вскоре Александр Александрович был вызван в Москву и принят в Кремле самим Сталиным, питавшим слабость к нестандартно мыслящим людям.
Вождь, отдавал себе отчёт, что автор, преследуя цель произвести наибольшее впечатление, мог преувеличить «прожиточный минимум». Поэтому спросил без обиняков, до какого предела собеседник может гарантировать реальное продление жизни человека. Не моргнув глазом, Богомолец ответил:
— Реально — до ста пятидесяти лет, товарищ Сталин!
— Надэюсь, рэзультат вашего труда появится нэ через сто пятьдесят лэт? — пошутил Вождь.
— Много раньше, товарищ Сталин… Но я лишь в начале пути, необходимы помощники, лаборатории, финансирование… — потупив взгляд, посетовал гость.
— Отказа вам нэ будет ни в чём!
* * *
Авантюрный прожект Богомольца соответствовал представлению Вождя о сроке своего пребывания на земле, как ключ — родному замку.
Сталин и Богомолец остались довольны друг другом, пожали руки — и последний никогда об этом потом не пожалеет, ибо его звёздный полёт после этой встречи растянется почти на двадцать лет. Можно с уверенностью констатировать: знакомство Богомольца со Сталиным было не просто счастливым случаем, оно было судьбой.
Их рукопожатие дало импульс развитию геронтологии для вождей — науке, которой впоследствии посвятил всю свою жизнь Богомолец. Но главное было в другом: замахнувшись на продление жизни Сталину, он заложил камень в фундамент своей карьеры…
О том, что ему удалось поймать фортуну за подол, Богомолец понял по возвращении в Киев, когда получил в своё распоряжение необходимое оборудование и многочисленный квалифицированный персонал — целый научно-исследовательский институт для проведения изыскательских работ.
В 1929-м, через год после кремлёвской встречи, Богомольцу был выплачен второй поощрительный аванс — он стал действительным членом Академии наук Украинской ССР.
Таким образом Вождь скромно намекал своему протеже, что для возведения светлого здания коммунизма на Земном шаре ему позарез нужны те самые сто пятьдесят лет, а за ценой он не постоит…
В последующие годы звания и должности, ордена и премии, машины и госдачи, квартиры в Москве и Киеве будут сыпаться на Богомольца, как из рога изобилия.
В 1930 году он — президент Академии наук УССР; в 1932 — академик АН СССР; в 1937-м — депутат Верховного Совета СССР; в 1939-м — академик АН БССР; в 1941-м — лауреат Сталинской премии; в 1944 году — Герой Соцтруда…
Однажды поймав Вождя за фалды френча и пообещав ему жизнь длиною в сто пятьдесят лет, Богомолец сумел не только доказать свою незаменимость, но и удерживать Сталина подле себя восемнадцать лет, превратившись, — редчайший случай! — в его наперсника. Этому способствовало и то обстоятельство, что список дел Хозяина пополнился ещё одним — амурным. Да-да, Олег Юрьевич! Вы не ослышались — именно амурным… Впрочем, половая распущенность всегда была свойственна сильным мира сего. Взять хотя бы американских президентов… Я в последнее время увлёкся чтением книг авторов, разоблачающих пороки великих и знаменитых людей, так что, если интересно, могу поделиться…
— Очень интересно, Аркадий Соломонович!
Глава третья. Белый дом — обитель разврата
Президенты — апологеты сексуальных традиций
— Как утверждает Найджел Которн в своей книге «Президенты и секс», первопроходцем на ниве внебрачного интима был ни кто иной, как Джордж Вашингтон. Да-да, именно первый резидент Соединённых Штатов сделал прелюбодеяние порочной традицией хозяев Белого дома.
Люди, близко знавшие Джорджа, свидетельствуют, что он на протяжении двух президентских сроков (1789–1797 гг.) регулярно занимался сексом в своих президентских аппартаментах не только со светскими барышнями и с очаровательными секретаршами, но и со своими рабынями, от которых якобы имел кучу детей.
Президент Томас Джефферсон в 1801–1809 гг. состоял в интимных отношениях с миссис Бетти Уоркер, женой своего друга детства Джона Уоркера. Обоюдная страсть достигла апогея, когда Уоркер, отправляясь в длительное путешествие, попросил любвеобильного президента присмотреть за своей слабой на передок жёнушкой и смазливой дочкой. Не исключено, что Джефферсон на правах опекуна уделял внимание интимного свойства обеим женщинам.
Вудро Вильсон, американский президент в 1913–1921 гг., сразу же после смерти своей жены тайно обручился с некой Мэри Аллен Пэк. Вильсон познакомился с ней на Багамах, сделал своей любовницей и в течение ряда лет предавался любовным утехам с нею в собственной квартире Белого дома.
Тридцать «зелёных» за поцелуй
Уоррен Гардинг, 29-й президент США в 1921–1923 гг., запомнился американцам не только размахом коррупции, захлестнувшей все институты власти Соединённых Штатов, но и грандиозными оргиями, в которых он неизменно принимал участие. Прошли годы, прежде чем стали известны его любовные похождения.
У. Гардинг
…Вскоре после избрания Гардинга на пост президента люди из ближайшего окружения, осведомлённые о его слабости к юным созданиям женского пола, представили ему чрезвычайно сексапильную особу, некую Нэн Бриттон. Увидев девчушку, он выпалил: «Нэн, я хочу тебя! Ты мне так нужна!» Уоррен не успел закончить: возбуждённая красотка закрыла ему рот поцелуями. Но до постели дело так и не дошло. Нэн призналась, что ещё девственница, и сладость секса для неё остаётся тайной за семью печатями, а она не готова её открыть. В ответ президент лишь сунул ей 30 долларов. Когда же красотка наконец сдалась, то страсть Гардинга достигла такого накала, будто бы до этого он сам был девственником.
Чтобы получить новые ощущения от совокупления со своей юной подружкой, президент был весьма изобретателен в выборе экзотических мест для занятий сексом. Этот озорник частенько затаскивал её в чулан и платяные шкафы своей квартиры в Белом доме, которые называл «шатрами порока».
Узнав об измене, жена Уоррена наняла частного детектива, чтобы расследовать амурные дела мужа-президента! Сыщик раскопал и доложил своей работодательнице всё — вплоть до того, что у Бриттон есть дочь от президента-повесы.
Первая леди Америки устроила мужу такой грандиозный скандал, от которого Белый дом ходил ходуном, как при землетрясении. В ответ Гардинг отправил горе-пинкертона за превышение служебных полномочий «на нары», а сам пустился во все тяжкие. В доме его приятеля стали регулярно устраиваться нудистские оргии с церковными хористками.
После смерти Гардинга Нэн, лишившись финансовой компенсации за моральный ущерб, наносимый ей извращёнными фантазиями президента-шалунишки, предала огласке факт их интимных отношений, за что получила кругленькую сумму «зелёных» от разных издательств.
Развратник и рогоносец в одном лице
Франклин Делано Рузвельт, четырежды президент Соединённых Штатов (1932–1945 гг.), состоял в интимной связи сразу с двумя замужними женщинами из своего ближайшего окружения: с Люси Пэйдж Мерсер и Маргарет Элис, которые боготворили ФДР. Однако у Рузвельта были и мимолётные встречи с многими другими обожательницами.
Дивингстон Дэвис, его товарищ по колледжу, утверждал, что «Франклин был не только первым человеком, взобравшимся на американский Олимп власти в инвалидной коляске, но и первым бабником страны, не пропускавшим ни одной юбки». По воспоминаниям Дэвиса, Рузвельт иногда делал набеги даже в места платных секс-шоу.
Дороти Шифф, сексапильная издательница одной вашингтонской газеты, с которой ФДР время от времени поддерживал интимные отношения, после его смерти заявляла: «Рузвельт видел во мне лишь объект для секса. Он был очень приятный в обращении партнёр. Живя в изолированном мире, президент постоянно искал такую женщину, которая могла бы и усмирить его половую страсть, и одновременно быть его собеседницей. Всё части его тела были очень сильными и функционировали нормально, за исключением ног».
* * *
Прелюбодеяние было семейной традицией Рузвельтов. Элеонора, жена президента, любимая всей нацией первая леди, чей образ воплощал самопожертвование и преданность делу мужа, оказывается, изменяла прикованному к инвалидной коляске Франклину с молодым любовником!
Слухи о романах Элеоноры циркулировали и раньше. Судачили даже о её якобы нетрадиционной ориентации и интимной близости с журналисткой Лореной Хикок. Но то были лишь догадки. И только в конце ХХ столетия на свет Божий появились официальные документы спецслужб США, из которых следует: в последние годы Второй мировой войны миссис Рузвельт, которая приближалась к своему шестидесятилетию, серьёзно увлеклась 34-летним лидером Американского студенческого союза Джозефом Лэшем.
Лэш добровольцем сражался на стороне республиканцев в Испании, вернулся в США убеждённым «леваком» и поэтому сразу угодил «под колпак» ФБР.
Перлюстрируя его корреспонденцию, ищейки Гувера обнаружили, что «неблагонадёжный элемент» регулярно получает письма любовного содержания от супруги президента страны. Слежку за Лэшем продолжили, а на миссис Рузвельт завели секретное досье.
Операция ФБР достигла своего пика, когда в гостиничном номере, где уединялась влюблённая парочка, были установлены «жучки» с магнитофонами. Полученные таким образом записи неоспоримо доказывали, «что госпожа Рузвельт и господин Лэш регулярно поддерживают интимные отношения».
Поскольку подслушивающая техника была взята напрокат у РУМО (военная разведка и контрразведка), шеф ФБР Эдгар Гувер благоразумно «доверил» военным миссию доложить президенту о скандальных результатах спецоперации, ибо реакция Рузвельта на всю эту затею была трудно прогнозируема. И Гувер ушёл от удара. Когда в Белом доме два армейских генерала прокрутили Рузвельту магнитофонные записи, тот был вне себя от стыда и ярости, после чего устроил жене ужасную сцену.
Ф.-Д. Рузвельт
На следующее утро президент вызвал командующего американскими войсками на Тихом океане генерала Арнольда и приказал немедленно отправить на передовую Джозефа Лэша и всех тех, кто был осведомлён о содержании злосчастных плёнок. При этом президент дал понять, что «на фронте они должны оставаться до конца войны, если раньше не погибнут в бою…».
Любовь с личным шофёром
Дуайт Эйзенхауэр, президент США в 1953–1961 гг., в отличие от своих коллег, был постоянен в своих сексуальных привязанностях: грешил только со своим шофёром, вернее, шофёршей — Кэй Соммерсби, бывшей фотомоделью. Кэй вспоминала: «Да, я любила этого человека, но не потому что он был президентом, отнюдь. Я понимала, что этот лысеющий мужчина в очках и вечно усталым лицом, нуждается в моих ласках и нежности. Мне постоянно хотелось сделать ему приятное, чувствовать рядом с собой его крепкое тело…»
Непревзойдённый ловелас Белого дома
Джон Фицджералд Кеннеди, 35-й президент США в 1961–1963 гг., по количеству любовниц остаётся недосягаемым для остальной «президентской рати» Америки и по сей день.
Современники утверждают, что в его «гареме» насчитывалось до 200 «наложниц», среди которых были и роскошные дивы Голливуда, и вульгарные шлюхи. Имена некоторых из них были «легализованы» ещё при жизни Кеннеди: королева красоты Америки Инта Арвадеджес; стриптизёрши Темпест Сторм и Блейз Старр; проститутки Слози Чант и Мэри Новотна; актрисы Джин Тирни, Джейн Мэнефитц, Эйджи Дикинсон и, конечно же, Мэрилин Монро.
На «мальчишник», посвящённый инаугурации новоиспечённого президента, актёр Питер Лоуфорд привёл шесть соблазнительных актрис, добровольно вызвавшихся переспать с Кеннеди. Питер выстроил их в шеренгу, пройдя вдоль которой, Джон выбрал парочку девушек и занялся с ними групповым сексом…
Секс на рабочем месте
Казалось, после ухода клана Кеннеди Белый дом станет оплотом пуританских порядков. Как бы не так! Линдон Джонсон, президент в 1963–1969 гг., чтил сексуальные традиции своих предшественников. Он не только не скрывал, но и открыто афишировал свои победы на ниве адюльтера. Сравнивая себя с Кеннеди, он презрительно бросал: «Я походя имел баб больше, чем он ценой героических усилий!»
Ещё в молодости он легко сходился и так же легко расходился с понравившимися ему женщинами, как с замужними, так и с свободными от супружеских уз. Неудачи не смущали, наоборот, отказавших ему барышень он просил познакомить его с более податливыми подругами. Эта всеядность Линдона помогла ему встретить Клаудиу Бёрд Тэйлор, свою будущую жену. Простота знакомства определила и характер их супружеской жизни: прошло совсем немного времени с момента венчания, как он оказался в жарких объятиях Элис Гласс — любовницы газетного магната Чарльза Марша…
Продвигаясь по иерархической лестнице, Линдон приумножал и свои донжуанские достижения. Попав в команду Джона Кеннеди, он не без успеха начинает приударять, а затем и вступает в интимные отношения с Джин, сестрой президента.
Став президентом, Джонсон одаривал «королевскими почестями» только подчинённых ему женщин. Из шести секретарш Линдон переспал с пятью. Они ублажали шефа и во время полётов на его персональном самолёте, и на его яхте, и даже в Овальном кабинете — рабочем месте всех президентов Соединённых Штатов…
Розенталь умолк, наблюдая за реакцией Казаченко на рассказанное. Затем, спохватившись, произнёс:
— Да, Олег Юрьевич, всё это правда… Но вернёмся к нашим баранам… Богомольцу и Сталину…
Глава четвёртая. Доноры для вождя
— Как известно, после самоубийства своей официальной жены — Надежды Сергеевны Аллилуевой — Сталин формально был холост, хотя ходили слухи, что его тайной женой стала некая Валентина Истомина, работавшая на Ближней даче горничной. Она не только разделяла ложе с Вождём всех времён и народов, но и до самой его смерти следила, чтобы мундир был выглажен, а башмаки начищены. Однако, как говорят эндокринологи: «Что в штанах — то и в голове». Другими словами, Иосифу Виссарионовичу было мало одной Истоминой, какой бы страстной она ни была, и в 1933 году он увлёкся исполнительницей главных ролей в спектаклях Большого театра, обладательницей прославленного меццо-сопрано, Верой Александровной Давыдовой, которую за эффектную внешность и редкую красоту собратья по ремеслу почтительно называли «царь-бабой». Под этим именем она была известна в театральных кругах еще и потому, что играла царскую невесту из оперы Римского-Корсакова. Ей в то время было двадцать семь лет, Вождю — ровно в два раза больше…
Давно замечено, что «если жизнь излишне деловая — функция слабеет половая».
Вождь в этом плане исключением не был, поэтому, почувствовав собственную несостоятельность как любовника, обратился за помощью к придворному целителю. Александр Богомолец, получив заявку от своего благодетеля, принялся за дело засучив рукава.
Одно дело — эликсир долголетия, когда-то его ещё удастся изобрести, если вообще удастся, и другое — поддержание угасающей половой функции. Это нам по плечу!
Кроме того, заказ Сталина вполне соответствовал проводимым Сан Санычем изыскательским работам — ведь наличие связи между сексуальной силой и процессами омоложения организма и продлением жизни в целом известно ещё со времен Древнего Египта.
Правда, были и свои трудности. Богомолец, не имея возможности ознакомиться с научными трактатами по этой тематике в библиотеках Берлина, Вены и Лондона, как и встретиться лично с врачами, практиковавшими на этой ниве — кто бы его туда отпустил! — вынужден был заново преодолеть почти весь путь, пройденный до него учёными Древнего Египта, Средних веков и прошлого столетия. Изучив труды отечественных и зарубежных мэтров в деле укрепления мужской потенции, Богомолец обратил внимание на… евнухов. Да-да, Олег Юрьевич, именно на них! Рассуждал Сан Саныч так: евнухов кастрируют в возрасте от 6 до 7 лет, то есть задолго до полного полового созревания, поэтому у них рано появлялось старческое помутнение глаз, они раньше, чем обычные мужчины, седели, да и вообще редко доживали до старости. Это обстоятельство очень точно подметил Богомолец. Те же негативные последствия, которые у евнухов вызваны искусственно, наблюдаются и у обычных мужчин, но лишь тогда, когда они начинают стареть. С твёрдой уверенностью, что жизненные силы дряхлеющего организма можно стимулировать путём трансплантации семенных желёз, взятых у донора. Предпочтение Сан Саныч отдал обезьянам, считая, что их органы более жизнестойки и не обременены дурной наследственностью.
Он срочно обращается к Сталину, требуя доставить для экспериментов… десяток орангутангов. Вождь, разумеется, был изумлён, но просьбу выполнил. За короткий срок Богомолец прооперировал 20 пациентов в возрасте 55–70 лет и получил ошеломляющий результат: в 90 % случаях у подопытных мужчин наблюдалось усиление половой функции. Он уже собирался предложить Вождю такую же трансплантацию, как вдруг заметил, что по прошествии полугода сексуальная эффективность у всех прооперированных стала резко снижаться, а некоторых, как говорят медики, «смерть настигла в седле», — то есть в постели с партнёршей. Тогда Богомолец пошёл другим путём. Схитрил. Отобрал несколько методик, в разное время прошедших апробацию на людях, и решил представить их на суд и выбор Пациента. По прямому телефону позвонил Сталину и попросил аудиенции. Вождь немедленно затребовал его к себе.
— Видите ли, товарищ Сталин, физические и интеллектуальные характеристики мужчин и самцов животных точно так же обусловлены гормонами, выделяемыми яичками, как и вторичные половые признаки, как, например, рост бороды…
— Если, товарищ Богомолец, ви приехали, чтобы прочитать здесь лекцию, то ви ошиблись адресом, — перебил Вождь академика, — мне нужна практическая помощь, а нэ дэмагогия… Продолжайте!
— Товарищ Сталин, один из путей я вижу в продуцировании половых гормонов — это ключ к юношеской сексуальной неуёмности и увеличению продолжительности активной жизни…
Заметив, как Вождь от нетерпения быстрее зашагал по кабинету, Богомолец оборвал увертюру:
— В двух словах, товарищ Сталин, устойчивый результат может дать пересадка тестикулов, мужских яичек… Вопрос в подборе донора…
Вождь раскурил трубку, по-кошачьи мягко прошёлся по ковру.
— Вопрос — нэ в донорах, их сегодня миллионы работают на лесоповалах. Вопрос в том, согласится ли товарищ Сталин на операцию. Могу сразу ответить: нэ согласится!
— Тогда, — Богомолец поспешил выложить на стол свой последний козырь, — я могу предложить вам инъекции плаценты ягнёнка. В пятницу я кладу вас в госпиталь, в понедельник у вас возьмут анализ мочи, а уже в четверг, если анализы будут соответствовать норме, можно будет забить суягную овцу… Из неё извлекут зародышей ягнят, а затем я сделаю вам инъекцию клеток соответствующего органа… Этот принцип ещё в XVI веке был назван «Лечение подобного подобным»…
— Товарищ Богомолец! Ви отдаёте отчёт своим словам? Подобных лечить подобными! Я что, по-вашему, ягнёнок?!
— Я неправильно выразился, товарищ Сталин, — спохватился Богомолец, у которого от страха в три ручья катил по спине холодный пот, — я хотел сказать…
— Идите, через неделю доложите мне результаты экспериментов! — смилостивился вождь.
Розенталь покачал головой и засунул в рот очередной кусок мяса.
— Вот такие встряски Сталин регулярно устраивал Богомольцу…
— Ну, а инъекции? Вождь принял предложение?
— А вы сомневаетесь в этом? Конечно же да! У Сталина под действием плаценты открылось «второе дыхание», а Богомолец вскоре стал депутатом Верховного Совета СССР, лауреатом Сталинской премии… В общей сложности он допингировал Хозяина тринадцать лет…
Кстати, врачи Мао Цзэдуна, а за ними и Ким Ир Сена, бывшего вождя Северной Кореи, нашли более изощренный путь. Вместо бараньей медики использовали человеческую плаценту. Специально для вождей оплодотворяли девственниц 14–15 лет, затем провоцировали преждевременные роды. Остальную технологию вы уже знаете…
Мао благодаря этому прожил 83 года, Ким Ир Сен — 82. Думаю, Сталин прожил бы ещё дольше, если бы не смерть Богомольца…
— Как? Разве вождь пережил своего целителя?!
Глава пятая. Мифы приходят и уходят, а сермяжная правда остаётся
— Формально к деятельности руководимого академиком Богомольцем засекреченного Института геронтологии придраться было невозможно: не проходило года, чтобы его сотрудники не выдали «на-гора» какое-нибудь научное открытие, которое либо развивало и обогащало уже существовавшие теории, либо давало импульс возникновению принципиально новых, магистральных направлений в науке. По этой причине финансирование научно-исследовательских работ не прекращалось ни на один день даже во время войны.
Плодовитость новоявленного «Леонардо да Винчи» с Украины поражала воображение: труды в области физиологии и патологии вегетативной нервной системы; трактаты по переливанию крови; учение о роли соединительной ткани в иммунитете; исследования о реактивности, о конституциях и диатезах — все эти научные изыскания подавались Сталину как сопутствующие, необходимые для разработки основной проблемы — создания снадобья, продлевающего жизнь.
Открою вам, Олег Юрьевич, секрет многогранности и разносторонности Сан Саныча. Успех Богомольца заключался в его таланте находить и окружать себя научными сотрудниками слабой воли, но зато глубоко эрудированными. Такими, кто был на порядок умнее его, но которых он всячески поднимал, тянул за уши по служебной лестнице, если надо — осыпал благодарностями и денежными премиями. Таким образом, к моменту получения высшей в своей карьере должности президента АН СССР у Богомольца была своя годами вскормленная и взлелеянная когорта учёных. Они-то и работали на него. А он, ничтоже сумняшеся, присваивал плоды их труда, выдавая за свои. Ну посудите сами, может ли физически один человек проявить себя в стольких направлениях и отраслях медицины?!
* * *
Всё бы продолжалось так же хорошо, как началось, если бы не одно НО. Дело в том, что по прошествии пятнадцати лет после знакомства с мессией с Украины, Сталин стал терять терпение — ему в то время было уже шестьдесят пять, — поэтому он распорядился, чтобы Берия приставил к Богомольцу надёжных агентов из числа научных сотрудников с кандидатскими и докторскими степенями, которые могли бы, во-первых, разобраться в проблематике, во-вторых, — что важнее — дать ответ, насколько близок академик к производству пресловутой панацеи — эликсира долголетия.
Деятельность Богомольца даже без указания Вождя находилась в поле зрения Лаврентия Павловича, — он и сам был не прочь пожить сто пятьдесят лет, припав к чудодейственному источнику, — поэтому Берия втайне от вождя давно уже внедрил в Институт свою личную агентуру, обременённую разными степенями и званиями. Инфильтрация энкавэдэшных осведомителей на секретный объект носила необратимый характер и никогда не прекращалась. Вопрос лежал в другой плоскости.
Главе наркомата внутренних дел почему-то никогда не приходило в голову использовать научные достижения сверхсекретного НИИ в целях обеспечения государственной безопасности.
Теперь же, после высочайшего повеления вождя вникнуть в деятельность засекреченного коллектива «алхимиков», у Берия были развязаны руки. Тайны Богомольца, в которые формально мог быть посвящён только Сталин, становились автоматически и его, Берия, достоянием. Он со спокойной душой мог проводить отбор научных разработок, необходимых для нужд своего ведомства.
Это сулило богатейшие перспективы: не беря Институт геронтологии на и без того перегруженный баланс подчинённого ему наркомата, можно было основательно поживиться за счёт творческого потенциала коллектива учёных, пополнив таким образом арсеналы спецлабораторий НКВД оригинальными научными открытиями.
Теперь, получив от Хозяина одновременно и индульгенцию, и карт-бланш, надо было постараться как можно дольше удержаться у этой груди-кормилицы, не выпускать изо рта её живительного соска — Института. Да что там рот! Надо впиться в него зубами, всей челюстью, а высосав до последней капли всё самое ценное, представить дармовое приобретение результатом неустанного труда и поиска технарей из НКВД!
…Взвалив на себя непомерную ношу, Богомолец пренебрёг заповедью всех врачей: лучше воробышек в руках, чем «утка» под кроватью.
В 1946 году он неожиданно занемог, слёг в постель и умер. Было ему тогда всего 65 лет.
Когда об этом доложили Сталину, он, неспешно раскурив трубку, только и сказал:
— Вот жулик! Всех надул!
* * *
— После смерти Богомольца встал вопрос: кто ответит по долгам покойника? Ответ нашёл товарищ Берия, предложив включить Институт в систему НКВД.
Сталин не рискнул отдать во владение вышедшему из доверия соратнику весь Институт. Он ещё надеялся, что найдутся среди учеников и помощников Богомольца честные и порядочные люди, которые смогут сделать реальностью обещанный их шефом «прожиточный минимум» в сто пятьдесят лет.
Сошлись на том, что в ведение лубянского маршала перейдут несколько лабораторий, работа которых не связана напрямую с проблемами долголетия.
Свой выбор Берия остановил на двух, по его мнению, наиболее перспективных лабораториях, учёные которых занимались совершенно экзотическими с точки зрения здравого смысла исследованиями…
Именно Лаврентий Павлович быстро нашёл им практическое применение, заставив работать на госбезопасность СССР. Н-да…
Розенталь на секунду умолк, пытаясь справиться с охватившим его волнением. Затем вдруг вскочил с кресла и, опустив голову и что-то бормоча себе под нос, засеменил по номеру.
— Что с вами, Аркадий Соломонович? — встревоженно спросил Олег.
— Нет-нет, ничего…
— Но вы чем-то взволнованы, я же вижу, Аркадий Соломонович!
— Видите ли, Олег Юрьевич… Мне трудно это объяснить, а вам трудно это понять… Мы жили в разные эпохи, но дело даже не в этом…
— Тогда в чём же? — подозревая какой-то подвох, вкрадчиво поинтересовался Казаченко.
— Дело в том, что мы с разных дистанций видели одних и тех же людей, и оценки, которые мы с вами им даём, не могут не разниться… Я видел и знал их вблизи, вы узнали о них по прошествии целой эпохи… Думаю, что не всегда верна формула, которую вывел Сергей Есенин:
«Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстояньи».Олег неотрывно смотрел на мечущегося по номеру Розенталя и напряжённо пытался понять, что могло вывести его из равновесия? Наконец, так и не найдя объяснений эмоциональному всплеску профессора, решил дать ему выговориться.
— Может быть, я начал слишком эмоционально, слишком отвлечённо… Но вы, Олег Юрьевич, должны меня понять! Я — дитя своей эпохи и воспитан на её священных идеалах. Времена изменились, и сегодня вы их таковыми не считаете и даже отказываете им в священном статусе. Более того, вы их — наши идеалы — втаптываете в грязь! И дело не в том, что изменились времена, нет! Уж поверьте моему опыту: не бывает плохих времён — бывают плохие люди!
— Простите покорно, Аркадий Соломонович, что осмелился прервать ваш полный патетики монолог, но не могли бы вы конкретизировать предмет обсуждения? В противном случае вы будете напоминать мне Дон Кихота, воюющего с виртуальными ветряными мельницами… Вам не кажется, что вы спорите не со мной — я ведь даже не успел высказать свою точку зрения… Я даже не знаю, по какому поводу мог бы её высказать… Вы спорите с кем-то, чьи аргументы вам хорошо известны… Поймите, я не ясновидящий, я не знаю ни того, кто вывел вас из равновесия, ни его аргументации!
— Да, пожалуй вы правы… Меня прорвало, и я стал дискутировать с самим собой… А сейчас…
Розенталь обречённо махнул рукой, присел на краешек кресла и смиренно произнёс:
— А сейчас я вижу, что вся моя энергия, что называется, «ушла в свисток»… А так хотелось выступить в роли защитника…
— Защитника? Кого? — осторожно, чтобы невзначай не вспугнуть осмелевшего профессора, спросил Казаченко.
— Я упомянул имя Берия… Лаврентия Павловича… Мне кажется, что он незаслуженно был опорочен Хрущёвым, Маленковым и Молотовым, выдан ими на поругание общественности… Он пал жертвой их коварного заговора… Лаврентий Павлович понёс наказание за их преступления, они возложили на него крест, предназначавшийся Хрущёву… Им, этой троице, понадобился жертвенный козёл, и они нашли его в лице Берия! Начиналась так называемая «оттепель» и пора было найти и наказать виновника всех бед страны. Жребий пал на Лаврентия Павловича… Они попросту сфабриковали дело и расстреляли Берия, хотя каждый из них должен был оказаться на его месте… Я внимательно слежу за тем, что происходит на моей бывшей родине, и сделал для себя вывод: горбачёвская перестройка, как две капли воды, похожа на хрущёвскую «оттепель»! Всё тот же поиск виновных в бедах народа и страны, всё те же разоблачения… Да грош им цена, всем этим разоблачениям! На Руси издревле повелось, что руководитель любого ранга — это либо икона, либо параша. Полутонов в написании их портретов народ не допускает. Н-да… Лаврентия Павловича сделали парашей… Но откройте глаза, вглядитесь, Олег Юрьевич, и вы поймёте, что нельзя писать портрет Берия только в чёрных тонах! Нет-нет, я не настаиваю на том, что он был чист, как детская слеза, отнюдь! Но оцените этого мученника совести объективно!..
Вы, может быть, не помните или просто не знаете этого, но именно Берия настаивал на воссоединении двух частей одной страны — Германии. И что мы видим сегодня? Германия стала единой. Но не благодаря Берия — Горбачёву! Разве это справедливо? Берия предвидел распад социалистического лагеря, а разве не это мы наблюдаем сейчас?! Я уж не говорю об атомной бомбе… Разве не благодаря организаторским способностям товарища Берия она была создана в СССР в кратчайшие сроки?
— Ну, а массовые репрессии, Аркадий Соломонович?
— Да, они были. Но разве только один Лаврентий Павлович в них повинен? Окститесь, Олег Юрьевич! Он не был инициатором, он был исполнителем!
— Ну и кто же, по-вашему, инициаторы?
— Сталин, Хрущёв, Молотов, Каганович… Может быть, вам в это трудно поверить, но на явках товарищ Арсений мне, своему секретному помощнику «Павлову», рассказывал сенсационные вещи…
— Например?
— Пример есть! Он доказывает, что именно у Сталина и Хрущёва, а не у Берия, руки были по локоть в крови…
Розенталь отхлебнул сока, вытер губы полотенцем и с жаром продолжил:
— Знаете, две красавицы и два крючкотворца не могут быть друзьями — это житейски выверенная истина. А два кровавых вурдалака? Друзьями — нет. А вот «кровными» соратниками — да!
Сталин и Хрущёв — близнецы-братья не только по должности — оба стояли во главе коммунистической партии Советского Союза — они ещё и братья «по крови». Крови сотен тысяч людей, чьи судьбы были перемолоты по их указанию.
Исследователи хрущёвского правления неопровержимо доказали, что в 50-е годы он отдал Крым Украине в качестве отступных за кровавый террор, развязанный им против украинского народа в бытность Первым секретарём КП(б) У этой республики.
Никто не чистил партийные архивы с большим тщанием и усердием, чем «наш» Никита Сергеевич. И было из-за чего — пытался «отстирать» свою совесть, но увы, не до всех документов, на которых стояла его «расстрельная» резолюция, дотянулись его руки, руки палача.
Н. С. старался уничтожить материалы, свидетельствовавшие о его инквизиторской деятельности на Украине. В течение трёх месяцев, предшествовавших ХХ съезду КПСС, два военно-транспортных самолёта каждую неделю доставляли из Киева в Москву материалы с грифом «Совершенно секретно». Документы с одной, по сути, резолюцией: «Расстрелять; ликвидировать как врага народа; уничтожить как гидру контрреволюции». А подпись одна — Н. Хрущёв.
Розенталь внимательно посмотрел на Казаченко и упавшим голосом, нет, не произнёс — выдохнул:
— Я устал говорить о политике и политиках… вернёмся к главной теме и цели нашего общения… Но и здесь без упоминания о подвижнической деятельности Лаврентия Павловича нам не обойтись… Словом, благодаря именно ему, впервые жизнеспособность и утилитарность моих экстравагантных для непросвещенного ума исследований была продемонстрирована Вождю в феврале 1950 года, когда в Москву для подписания Договора о дружбе, союзе и взаимопомощи прибыла китайская делегация во главе с Мао Цзэдуном…
Часть пятая. Через экскременты — к истине
Глава первая. Информация не пахнет
— Я возглавлял одну из лабораторий, которые попали в орбиту наркомата внутренних дел. Тогда он уже был переименован в Министерство госбезопасности.
Работа с Мао, вернее с его экскрементами, стала звёздным часом для всего коллектива моей лаборатории и… для товарища Арсения. Думаю, что и для всего МГБ тоже…
Товарищ Величко получил орден, мы — благодарности в личное дело и денежные премии…
Заметив, как заулыбался при этих словах Казаченко, рассказчик настороженно спросил:
— Вам разве не доводилось слышать об этом от товарища Арсения?
— Конечно, Аркадий Соломонович… Но улыбки я не сдержал по другой причине. Вспомнил определение, которое моим коллегам дал один маститый автор международных бестселлеров:
«Контрразведка для непосвященных — это пара лаборантов в белых халатах, исследующих цыплячьи внутренности».
Вот я и подумал, знай писатель о сути проводимых вами по заданию МГБ исследованиях, он представил бы контрразведчиков в роли ассенизаторов по уши в дерьме…
— Увы, но вы абсолютно правы… К сожалению, люди начинают морщиться от одного упоминания слова «экскременты». Ханжество! А ведь поход в туалет для опорожнения так же, как и сон, — одно из удовольствий, которое не вызывает впоследствии угрызений совести.
Статистика утверждает, что треть своей жизни человек проводит в постели, и упоминание о ней никого не коробит. А как только заходит речь о посещении туалета, чистоплюи начинают морщиться!
Кому-нибудь приходило в голову, сколько времени мы проводим в туалете? Год! Непрерывно целый год — из семидесяти прожитых — мы сидим на унитазе… Именно там мы оставляем после себя самый весомый след в жизни! Вы только представьте: десятки тысяч тонн экскрементов спускает каждый из нас в унитаз за семьдесят лет земного существования. Парадоксально, но факт. И будь владыка мира ты, иль смерд — вынь да положь!..
Кстати, идею об исследовании экскретов, выводимых через прямую кишку, с целью определения психологических особенностей человека выдвинул именно я! Впрочем, вам наверняка это известно от товарища Арсения… А вы сами разве не читали мою книгу по этому вопросу? Не может быть, чтобы в КГБ не было хотя бы одного экземпляра…
Ах, да, конечно! ФБР конфисковало весь тираж прямо в типографии, и книги в продажу не поступали… Но у меня чудом сохранился сигнальный экземпляр… Его не нашли даже во время обыска… Он лежал в прихожей на полке для шляп…
Профессор замолчал и, покачиваясь из стороны в сторону, неотрывно смотрел на Казаченко. Пауза затягивалась. Вдруг Розенталь опёрся о стол обеими руками, нагнулся и, почти касаясь губами лица Олега, прошептал:
— Вы даже представить себе не можете такого, Олег Юрьевич… я принёс его… — Профессор запустил руку во внутренний карман пиджака и вынул потрёпанную брошюрку.
«Эффекты любите, Аркадий Соломонович! — чуть не закричал Казаченко. — Надо же! Два часа кряду морочить мне голову интимными подробностями частной жизни американских президентов, озвучить целый трактат по истории геронтологии, а о книге не обмолвиться ни словом… Ай да кудесник этот чокнутый профессор!»
Олег бессознательно протянул обе руки к книге, но тут же их отдёрнул. Решил дождаться, когда Розенталь созреет и сам вручит ему опус. Но профессор, судя по всему, не торопился расставаться со своим бесценным трудом. Не выпуская книгу из рук, он, как ни в чём не бывало продолжил монолог.
— Впрочем, всё то, что я изложил впоследствии в этой книге, в своё время в подробностях знал товарищ Величко… Он был хорошо осведомлён об исследованиях и поэтому мог бы доходчиво вам рассказать, что из чего появляется. Разумеется, не так, как это сделал бы ученый, и всё же…
Кроме того, наверняка в ваших архивах сохранились материалы наших научных изысканий. Вы разве не обращались туда?
Казаченко понял, что уклончивыми ответами более не отделаться, да и пора положить конец постоянным апелляциям ученого к имени покойного Величко и к архивам КГБ.
— Наши архивы настолько обширны, что однажды сунувшись туда, мы поняли, что проще послать кого-нибудь в командировку для встречи с вами, чем копаться в этих египетских пирамидах — хранилищах — там ведь чёрт ногу сломит!
Что касается товарища Арсения, то, к сожалению, у него после черепно-мозговой травмы устойчивая парамнезия, если конкретно — псевдореминисценция… Так что он бы и рад помочь, но не в состоянии что-либо вспомнить…
«Интересно, — подумал Олег, — проглотит Розенталь этот бред? Не могу же я в самом деле признаться сидящему передо мной учёному, да он и не поверит, что великий реформатор Никита Хрущёв настолько преуспел в инквизиторской реорганизации ненавистного ему МГБ, что ликвидировал целые Службы и секретные лаборатории, уничтожив оперативные и научные разработки, — многолетний труд талантливых коллективов, а сотрудников либо уволил по сокращению штатов, либо они оказались в эмиграции, как вы, Аркадий Соломонович!»
— Боже мой, какое несчастье, а ещё говорят, что Бог проклял человека, наделив его памятью. Нет! Отбирая её, Господь накладывает свою епитимью…
Розенталь помолчал секунду, затем безо всякого перехода произнёс:
— В общем, история вопроса вкратце такова. Наш Институт беспрепятственно получал из-за рубежа научно-техническую литературу на иностранных языках. И однажды я наткнулся на заметку, в которой подробно был описан процесс приготовления бумаги из… помёта слона. Слон даёт 20 кг помёта в один присест, а это — ни много ни мало две тысячи листов высококачественной бумаги.
Вы будете недоумевать: при чём здесь бумага из слоновьего помёта и изучение личностного потенциала человека, и будете правы. Да-да, ни при чём!
Я экстраполировал изготовление бумаги из помёта на проблемы, которыми занималась моя лаборатория. Другими словами, включились в работу ассоциативные связи мозга, и я под другим рациональным углом взглянул на человеческие испражнения и… И понял, что из человеческих экскрементов бумаги не сделаешь, но они несут в себе бесценную информацию, о которой их хозяин либо не подозревает вовсе, либо вынужден скрывать её от окружающих.
Я попытался выяснить, как могут быть связаны результаты деятельности кишечника человека с его сознанием. Я поставил перед собой сверхзадачу: проникнуть в психологию человека через чёрный ход, через прямую кишку…
И ещё я вспомнил слова одного из основоположников иммунологии и химиотерапии, лауреата Нобелевской премии Пауля Эрлиха. Он сказал:
«Мечты являются результатом функции нашего мозга, а функции мозга есть не что иное, как то же самое окисление… Мечты — это нечто вроде фосфоресценции мозга…»
— Но с этих позиций, дорогой Аркадий Соломонович, «Джоконда» — просто двести граммов краски, размозжённой по квадратному метру текстиля!
— Конечно, Олег Юрьевич, с точки зрения поклонников чистого искусства, все мы, естествоиспытатели, задирающие юбки природе-матери, — законченные циники. Но с другой стороны, живём-то все мы, эстеты и лаборанты, в одном мире — материальном. Так что, никуда нам от некоторой доли цинизма не деться… Те люди, которые по долгу службы, как товарищ Арсений, например, давали оценку моему труду, считают, что я даже преуспел… Во всяком случае, в результате проведенных мною исследований сегодня мои коллеги уверенно заявляют, что биохимия не только определяет бытие, но и сознание! Вы сами не раз сдавали кал на анализы и знаете, зачем его берут. Да, для выявления различных заболеваний и не только тех, которыми вы страдаете на момент забора пробы, но и которые вы перенесли… Исследованием упомянутого базового материала можно также выявить предрасположенность конкретного человека к определённым заболеваниям. Ведь с точки зрения естествоиспытателей человеческое тело — это коллекция химикалиев. Более трёх четвертей нашего веса приходится на воду, остальное — жир, сахар и протеин, а это — не что иное, как химические элементы. Наличие или отсутствие, недостаток или избыток каких-либо химических компонентов и приводит ко всяким заболеваниям, в том числе и психоневрологического профиля…
Всё мною сказанное — прописные истины, Америки я не открываю… Возвращаясь к упомянутому Эрлиху, скажу лишь, его авторитет был для меня настолько бесспорен, что я буквально воспринял его высказывание, ну и… Занялся лабораторными исследованиями, цель которых — найти взаимосвязь между химическим составом экскрементов конкретного человека и его психологией. Более того, зависимость последней… Эту взаимосвязь я сейчас попытаюсь доказать вам на примерах, которые станут перекидным мостиком к нашей основной теме…
Знаете, какой продукт питания во времена Великой депрессии в США в 1929–1933 годах пользовался у населения самым высоким спросом?
Розенталь хитро посмотрел на Казаченко. Тот, почувствовав подвох, с ответом не торопился.
— Я вижу, что имею дело с достойным собеседником, — дал оценку его молчанию Аркадий Соломонович. — Правильно делаете, что не спешите отвечать. Некоторые сходу называют хлеб, мясо, молоко. Организм человека выдвигает другие требования, ему нужен шоколад. Да-да, мой друг, шоколад! Человек неосознанно тянется к нему не только, да и не столько потому, что хочет доставить себе маленькую радость. Это — само собой. Нас с вами шоколад интересует как совокупность химических составляющих… Шоколад просто перенасыщен фенилэтиламином, веществом, повышающим жизненный тонус, улучшающим настроение, что немаловажно в ситуации всеобщего упадка и безысходности. Кроме того, в состав шоколада входит особая аминокислота, способствующая пробуждению полового влечения… Пока человек, пусть даже не отдавая себе отчета о первопричине, продолжает чего-то или кого-то хотеть — он продолжает жить. Недаром говорят, что смысл жизни состоит не в том, чтобы удовлетворять свои желания, а в том, чтобы их иметь.
Я не открываю для вас тайн, вы об этом и сами знаете. Очень часто обеспеченные, даже богатые люди кончают жизнь самоубийством. Уж у них, казалось бы, есть всё, и тем не менее. Почему? Да потому, что они пресытились, а пресытившись, утратили интерес ко всему, что их окружает, и способность хотеть.
— Простите, Аркадий Соломонович, ну а как быть с любовью. Это же, в отличии от желаний, более высокое, даже возвышенное чувство! Что, и ему есть научное объяснение?
— Увы, да. Наши чувства определяют всё те же химические процессы. Когда вы в кого-то влюбляетесь, ваш мозг начинает активно вырабатывать амфетамин РЕА. Если его много, вы начинаете буквально парить на крыльях любви. Это ощущение длится минуты, дни, месяцы… В редчайших случаях — годы. Но не более пяти лет…
— Значит, по-вашему, любовь не бывает вечной. Почему?
— Да потому лишь, мой юный друг, что организм реагирует на это перевозбуждение, под которым мы подразумеваем любовь. Для того чтобы уравновесить нарушенный перевозбуждением баланс в организме, одна из желез мозга начинает интенсивно вырабатывать некое успокоительное — окситоцин. Он-то и гасит генетический позыв, и любовь идёт на убыль… Следы присутствия окситоцина в организме человека также можно обнаружить в его экскретах…
Идём дальше. Если в экскретах пациента будут обнаружены в большом количестве остатки Л-триптофана — эффективного натурального транквилизатора — я, не будучи лично знаком с ним, могу гарантировать: он — индивид с устойчивой нервной системой, оптимистично настроен и не страдает бессонницей. Дефицит Л-триптофана в организме человека и, естественно, в его экскретах свидетельствует о том, что он, возможно, близок к какому-то психическому заболеванию…
Возьмём холестерин. Все знают, что высокое содержание холестерина в крови приводит к преждевременному наступлению атеросклероза, и все бросились с ним бороться. Наивные люди! Низкое его содержание в организме человека — это открытая дверь в палату психиатрической лечебницы, ибо недостаток холестерина вызывает психические заболевания. Он — основной материал «изоляции» наших нервов от стрессовых перегрузок.
Или, к примеру, недостаток в организме человека элементарного кальция, а это также выясняется в результате исследования экскрементов, делает его раздражительным, порой, он непредсказуем и для себя, и для окружающих…
Вспомните, что я сказал вам чуть раньше: биохимия не только определяет бытие, но и сознание!
Древние говорили: «Через тернии — к звёздам!»
Мы перефразировали это выражение по-своему: «Через экскременты — к истине!»
Думаю, вы поняли, что я привёл лишь элементарные примеры. Более подробную связь лабораторных исследований экскретов человека с созданием его психологического портрета вы почерпнёте в моей книге… Я вам её непременно подарю…
— Так у вас же всего один экземпляр…
— Вам книга нужнее. Для меня всё это — пройденный этап, так что не спешите отказываться… Скажите, разве не пригодятся вам сведения упомянутого характера при общении с человеком, о котором вы не имеете никакого представления? Перед тем как вы усядетесь за стол переговоров и лицом к лицу встретитесь со своим контрагентом, разве вам не хотелось бы знать заранее, чего от него можно ожидать? Разве вы не заинтересованы в получении упреждающей информации? Исчерпывающего диагноза? То-то же! Именно так и поступил Сталин в случае с Мао Цзэдуном… А начиналось всё с разложения его экскретов на химические составляющие, то есть с моей лаборатории… Вот, Олег Юрьевич, как близки экскременты и большая политика! Конечно, вы можете ответить: там, где большая политика — там много дерьма. Не могу с вами не согласиться. Но если вы этот постулат воспринимаете в переносном смысле, то я — в буквальном. Опыт всей моей жизни красноречивейшее тому свидетельство…
Розенталь отхлебнул сока и окинул Казаченко взглядом, полным сочувственного сожаления и иронии. Так смотрят взрослые на малыша, вопрошающего: «А откуда берутся дети?»
— Простите, Олег Юрьевич, тема не очень пахнет?
— Я встретился с вами, чтобы насладиться её ароматом… Да и вообще, Аркадий Соломонович, информация не пахнет…
— Ну, тогда всё в порядке… Вот чего у вас в контрразведке нет, так это ханжества. Цинизма — хоть отбавляй, а… Да и вообще, я считаю, что контрразведчики, как и естествоиспытатели, работают со своим материалом не в белых перчатках… Ладно, не будем вдаваться в абстрактные материи, разберём конкретный пример с Мао Цзэдуном…
Глава вторая. Эта редиска по имени Мао
— В феврале 1950 года Мао Цзэдун во главе партийно-правительственной делегации прибыл в Москву.
Ну, во-первых, чтобы лично познакомиться с Вождём всех времен и народов.
Во-вторых, чтобы подписать Договор о мире и сотрудничестве.
Кстати, по поводу пребывания китайцев в СССР тогда ходило множество анекдотов. Расскажу вам лишь один.
Был в составе делегации некто Го Мо Жо, президент Академии наук КНР. Одно имя чего стоит! Простор для скабрезных каламбуров и острот. Вознамерился он, значит, посетить московский детсад.
Воспитатели стояли на ушах: встретить надо достойно, а имя китайского академика вызывает у детей нездоровые ассоциации с известным заведением под названием «М» и «Ж».
Два дня натаскивали детей, чтобы они без ухмылок, на едином дыхании, смогли поприветствовать высокого гостя, хором произнеся лишь одну фразу: «Здравствуйте, дядюшка Го Мо Жо!»
Всё шло хорошо, дети, проникнувшись ответственностью момента, перестали хихикать при упоминании имени китайца.
Как только появилась машина, детей выстроили в шеренгу.
Вдруг — непредвиденное обстоятельство: президент всех китайских наук выходит вместе с женой. Воспитатели в шоке — приветствовать надо же и её! А как зовут китаянку, никто не знает. Что делать?!
Мао Цзэдун
Но не так просты воспитанники сталинских детсадов! Дети, моментально сориентировавшись, гаркнули хором: «Здравствуйте, дядюшка Го Мо Жо и гоможопина тётя!» На шутку Олег ответил слабой улыбкой: анекдот был с бородой. Розенталь, по-видимому, ожидал более бурной реакции, поэтому извиняющимся тоном произнес:
— Олег Юрьевич, вы не подумайте, что если Аркадий Соломонович занимался исследованиями продуктов распада, выводимых через прямую кишку, то у него все шутки оттуда…
На этот раз Казаченко рассмеялся от души. Заулыбался и профессор.
— Ну, это так, в порядке лирического отступления. Вернёмся к Мао…
Старик придвинулся к столу, окинул взглядом диктофоны, вытер полотенцем губы.
— Самое сложное, как бы это ни показалось вам странным, состояло в том, чтобы взять у Мао «руду» — так между собой мы называли экскременты… «Руда», из которой выплавлялся благороднейший из металлов, — истина! Мы, лаборанты, были лишь сталеварами, наша миссия заключалась в том, чтобы выплавить металл и разлить его в формы…
Мастера других профессий — эндокринологи, физиологи, терапевты-диагносты, психоневрологи и психологи, социологи и математики, словом, специалисты в разных областях человеческих знаний подключались к работе вслед за получением нами результатов биохимического исследования.
Они изучали добытый нами металл на предмет выяснения его качественных характеристик: насколько он хрупок или, наоборот, легко поддаётся ковке, твёрдый или мягкий — сразу сломится или его можно, как золото и платину, превращать в волокно микронной толщины…
Ну а затем свои заключения они передавали Лаврентию Берия, а тот докладывал их главному эксперту — Хозяину.
«Чёрт возьми, — подумал Олег, — как надо любить свою профессию, дело, которому посвятил всего себя без остатка, чтобы вот так одухотворенно говорить о низменных материях! Он же сейчас при мне самозабвенно импровизирует, исполняет гимн… дерьму!»
— Знаете, Олег Юрьевич, — прервал размышления Казаченко учёный, — я через себя, образно говоря, пропустил тонны чужих экскретов и могу уверенно утверждать, что на основании биохимических исследований этого материала можно сделать вывод не только о соматическом и духовном здоровье конкретного человека — берите шире! — о потенциальных возможностях целых народов и наций, если хотите, даже рас…
Я никогда не был националистом. Среда обитания, где я вырос, культура, на которой я сформировался как личность, наконец, общение с представителями разных народов и рас воспитали во мне интернационалиста. Поэтому я вправе позволить себе делать выводы о физических и духовных ресурсах целых народов.
Поверьте, это — не мания величия, это — плод долгих размышлений. Я боюсь вас обидеть, не зная ваших генеалогических корней, но не могу не поделиться с вами своими наблюдениями…
Прошу заранее меня извинить, но я твёрдо убеждён, что в копилку мировой цивилизации только несколько народов сделали и продолжают делать реальные вклады…
— А остальные?
— Остальные лишь пускают в оборот богатства из копилки, наращивая и приумножая начальный капитал…
«Никогда ничего подобного не приходилось слышать, черт возьми! — подумал Казаченко. — Хотя рациональное зерно в рассуждениях старика, безусловно, присутствует. Может, он хочет преподнести мне новую интерпретацию «Майн кампф» или что-нибудь похлеще? Стоп! Хватит ли плёнки?»
— И кто же эти народы, по-вашему?
— Их немного… Славяне, в особенности русские и украинцы. Германская группа народов, прежде всего немцы и англичане. Романская — французы и итальянцы. Китайцы и евреи…
Остальные либо занимаются ростовщичеством, живут на проценты с духовных и материальных богатств, произведенных перечисленными мною народами, либо попросту паразитируют…
— Ну, а греки? Первые мореплаватели, математики, литераторы? Им вы какую роль отвели в вашей теории? Мне кажется, вы незаслуженно обошли их в своём расовом трактате. Христос — это ведь греческое имя, не так ли? Уже одно это обстоятельство свидетельствует о том, что они раньше о себе заявили, чем… Ну, в общем, родители ведь дают имена своим детям, а не наоборот…
— Да-да, конечно, ещё греки… Хотя вы не совсем правильно называете имя сына Божьего, прибывшего на Землю, чтобы спасти человечество…
— Как же по-настоящему звали Иисуса Христа? — удивился Олег.
— Иешуа Га-Ноцри, и имя ему дали не греки… Но дело не в этом… Вы спросили меня о греках. Им тоже принадлежит значительная доля в стартовом капитале, но где они сегодня? Они исчерпали свой ресурс как нация, генерирующая идеи, а остальные древние народы продолжают обогащать человечество…
— Ну а японцы, американцы? — не унимался Олег.
— Не более, чем прилежные ученики, хорошо вызубрившие урок, усвоившие учебный материал, преподнесенный другими нациями-учителями…
Грубо говоря, есть два типа наций: дивергенты — способные генерировать идеи, неважно в какой области, экономике, культуре ли…
И те, чей удел репродуцировать, повторять идеи и открытия, сделанные первыми, или же внедрять в жизнь, то есть материализовывать их…
Разумеется, последние способны усовершенствовать, обогащать идеи, появившиеся в умах дивергентов, но только не рождать их…
«Привези я записи о новых расовых теориях, — подумал Олег, посмотрев на диктофоны, — меня в Москве не поймут. Не затем меня сюда отряжали, чтобы… В общем, надо срочно переключать внимание старика, иначе мы скоро либо «Хава нагила» дуэтом запоём, либо «Зиг хайль!» закричим. Ближе к телу, Аркадий Соломонович!»
— Из ваших рассуждений следует, что Мао — представитель избранной расы, не так ли? — будто невзначай заметил Казаченко.
Розенталь протяжно посмотрел на собеседника, глубоко вздохнул и с сожалением произнес:
— Я понимаю, Олег Юрьевич, у нас не так много времени, пора возвращаться к Мао… Помнится, я остановился на вопросе забора его «руды»… Так вот сначала нас преследовали трудности чисто технического порядка. Целых три дня мы потеряли, чтобы только обзавестись базовым материалом. И это при том, что все условия были созданы…
…Китайская делегация насчитывала более сотни членов. Её расчленили таким образом, чтобы Мао, Чжоу Эньлай и ещё три-четыре руководителя проживали отдельно от рядовых коммунистов на госдаче по Успенскому шоссе…
Огромный особняк, каждому — отдельная комната с туалетом и душем.
Поскольку было неизвестно, в каком из номеров поселится наш пациент, пришлось срочно устанавливать во всех туалетах унитазы специальной конструкции, где раковина разделена на два отсека. Передний служил мочезаборником, а в задний попадала «руда», предназначенная для исследований…
Всё собранное попадало не в канализацию, Боже упаси, — в специальные накопители, мочекалоприёмники… И что вы себе думаете? Чтобы эти азиаты пользовались унитазами по прямому назначению?! Ужас подумать, какое применение они им нашли! Они решили, что это — родники ключевой воды! Да-да, они оттуда пили!
— Ну уж, прямо так и пили…
— Да-да! Я вам больше скажу. Через день охрана доложила Лаврентию Павловичу, что все они не пользуются кроватями.
Китайцы попросту не знали, для чего они, эти двухспальные сооружения…
Мао, не раздеваясь, спал на прикроватном коврике, остальные — в платяных шкафах!
Через наших переводчиков-китайцев, коренных москвичей, удалось выяснить причину этих, мягко выражаясь, восточных шуточек.
Оказывается, всё руководство компартии Китая, скрываясь от властей, а потом воюя, всю свою сознательную жизнь провело в горах, в пещерах.
Стало ясно, почему они не имели представления об унитазах и кроватях. Да разве только это…
— Ну а спать в платяном шкафу?
— Это тоже имеет своё объяснение, Олег Юрьевич… Привыкнув жить в пещерах, они чувствовали себя в безопасности, только находясь в замкнутом пространстве, поэтому и забирались в шкафы. У медиков это называется агорафобией — боязнью открытого пространства.
Вы можете себе представить, чтобы ваш Горбачёв утолял жажду из унитаза, а на ночь устраивался в шифоньере, чтобы хорошенько выспаться перед заседанием Политбюро? Нет? Я тоже!
…Утром и вечером китайцы строем выходили во двор, приспускали портки, усаживались на корточки рядком или в круг — в зависимости от важности обсуждаемых политических вопросов — и оправлялись.
Конечно, охрана, получив строжайшее предписание, убирала после китайцев продукты распада обмена веществ, причем каждую горку — в отдельный бумажный пакет.
Потом уже другие вооружённые охранники доставляли их нам в лабораторию. Но попробуйте определить, где чья «руда»!
Пытались сначала использовать служебно-розыскных собак — след они не взяли… Что делать?! Время идёт, Сталин нервничает — ему вести переговоры с Мао, а он о китайце ничего не знает…
Через три дня Лаврентий Павлович доложил Хозяину, что в китайских традициях оправляться во дворе, а не пользоваться унитазом, поэтому-де взять кал Мао для исследований с целью создания его психологического портрета пока не представляется возможным.
На что Сталин ему ответил:
«Лаврентий, ты мне за жопу Мао ответишь головой. Своей. На улице такой мороз, а ты не можешь усадить китайцев на унитазы! Передай им, что международное коммунистическое движение не простит товарищу Сталину, если они отморозят себе задницы. И, вообще, куда девалось наше русское гостеприимство?!»
Переводчики посоветовали китайцам пользоваться туалетами. Разумеется, на указание Лаврентия Павловича они не ссылались, вы же понимаете, Олег Юрьевич, но об опасности обморожения седалищ упомянуть не забыли.
Знаете, что ответил Мао? Он произнёс вещие слова, вошедшие затем в сборники его заветов, так называемые «Цитатники Мао», которые разошлись по всему миру миллиардными тиражами.
«Товарищ, лучше иметь мороженную задницу, чем мороженое в ней!»
Или вот ещё один его перл:
«Товарищ, если ты почувствовал, что тебе засадили в зад, замри, не двигайся! Иначе — ты подмахнёшь своему врагу».
Не исключено, что в «Цитатники Мао» его слова вошли в другой редакции, но я огласил оригинал, который мне довелось слышать от товарища Арсения. И потом, ведь это — китайский фольклор, с ним надо считаться!
Вы уж меня извините, Олег Юрьевич… А то ещё подумаете, начал старик с анекдота о дядюшке Го Мо Жо, а закончил…
…Когда высказывания Мао Цзэдуна Берия передал Сталину, тот долго расхаживал по кабинету, задумчиво курил, потом спросил:
«Лаврентий, как думаешь, может, он намекает нам, что ему мальчик нужен?»
Берия уже знал, что не мальчик, а девочка нужна будущему Кормчему. Ибо тот каждое утро поднимался пораньше, чтобы застать за работой утренних горничных, и неизменно разминал им мягкие ткани самым беззастенчивым образом.
Горничные, не имея никаких на этот счёт указаний, — не было прецедентов — пытались, как могли, избежать насильственных ласк. Не сумев справиться с импортным ухажёром собственными силами, доложили обо всём по команде.
Вслед за этим всех славянок заменили на полукровок, владевших китайским языком.
Мао после этого повеселел, Чжоу Эньлай, наоборот, стал мрачнее тучи. Понял, наверно, что к ним приставили соглядатаев. Что такое прослушка помещений с помощью микрофонов, он, конечно, тогда и понятия не имел…
Как мне рассказывал товарищ Арсений, они, эти полукровки, кое-какую информацию давали, но всё не ту, что надо. Так же, как, впрочем, и микрофоны. А всё потому, что самые серьёзные темы китайцы обсуждали во время утреннего и вечернего ритуала опорожнения, а не в помещении, а тем более — не в постелях с горничными…
Кстати, Берия заменил горничных не только вследствие их жалоб на домогательства Мао, но и в результате представленной нами информации…
Дело в том, что те экскреты, что нам доставляли в бумажных пакетах, зря не пропадали. Мы из чистого любопытства стали их исследовать — когда ещё доведётся иметь дело со шлаками жёлтой расы? Поразительные открытия сделали!
Во-первых, выявили в экскрементах китайских руководителей избыточное количество андрогенов, половых гормонов, которые вызывают повышенное половое возбуждение, ну и все вытекающие последствия…
Для Лаврентия Павловича этот факт представлял свой, оперативный, интерес. Он после нашего открытия, как вы помните, Олег Юрьевич, провел ротацию горничных.
Для нас же, естествоиспытателей, наличие избыточного количества андрогенов представляло интерес по другим причинам.
«Как такое возможно, — спрашивали мы себя, — ведь каждому из жильцов госдачи уже глубоко за пятьдесят. Кроме того, каждый из них длительное время пребывал на гипокалорийной диете: годами питался исключительно рисом, тыквами, редко черносливом. Какой силы должна быть у них мужская функция!»
Во-вторых, мы выяснили, почему китайцы оправлялись, как минимум, дважды в сутки. Избыток обнаруженных в их экскретах остатков гормонов, феромонов и других веществ подсказали нам, что у китайцев обмен веществ в полтора-два раза выше, чем у белой расы, значит, пища переваривается тоже быстрее, надобность в естественном выбросе продуктов распада, как вы понимаете, соответственная. Ну а уж об их аппетите и говорить не приходится!..
«Неплохо унавозил московскую землю товарищ Мао!» — чуть не вырвалось у Олега.
— Кроме того, в «руде» китайцев мы нашли большое количество «болгарской палочки». Этот полезный микроорганизм впервые был выявлен и описан ещё гениальным Мечниковым. Он способствует выведению из кишечника ядовитых бактерий. Теперь представьте, если создать китайцам сносную среду обитания, они будут жить не менее ста лет…
Розенталь задумался на секунду, затем, спохватившись, стал извиняться:
— Я, по-моему, несколько увлёкся чисто медицинской стороной дела, вы уж извините старика… В общем, после того как горничные-полукровки не оправдали возлагавшихся на них надежд, Сталин окончательно потерял контроль над собой.
«Зачем мне знать, какой длины у этого азиата член?! Мне нужно знать, какой длины у него язык, что он думает и что скажет во время переговоров, а не как он трахает твоих агентес!!» — кричал он на Берия, невзирая на присутствие его подчинённых.
Во всяком случае, так мне рассказывал товарищ Арсений…
А что касается Лаврентия Павловича, то он сам виноват: разрекламировал сотрудников моей лаборатории так, что у Сталина сложилось впечатление о нас как о ясновидцах.
Мне кажется, Берия сумел внушить Вождю мысль, что мы, колдуя с экскрементами, способны безошибочно спрогнозировать ход и итоги предстоящих переговоров. Как бы там ни было, но вскоре о моей лаборатории в органах госбезопасности сложилось мнение, как о каком-то кондитерском цехе, где из дерьма лепят конфеты… И всё благодаря стараниям Лаврентия Павловича!
…Наконец Берия нашёл выход из положения. Каждый день он приглашал Мао в Кремль якобы для переговоров со Сталиным. Разумеется, ни о каких переговорах и речи быть не могло — Иосиф Виссарионович не был к ним ещё готов.
По нашей рекомендации Мао Цзэдуна кормили в Кремле, как на убой, чтобы наконец выдавить из него «руду»! Думаю, что никогда прежде ему не приходилось сидеть за столь обильным столом — на него работали с десяток поваров и столько же официанток. С учётом наших выводов о повышенном метаболизме — обмене веществ в организме китайцев, — стол для Мао накрывали каждые три часа. А в кремлёвском спецтуалете он оправлялся в упомянутый спецунитаз… В итоге уже через три дня на стол Сталина легла справка, точнее, психологический портрет китайского лидера…
Простите, Олег Юрьевич, но я обязан сделать небольшое отступление. Надеюсь, оно поможет восстановить историческую достоверность, раз и навсегда ответит на вопрос «почему Мао Цзэдун дневал и ночевал в приёмной Сталина десять дней кряду».
Некоторые историки склонны усматривать в этом стремление Сталина поставить лидера китайских коммунистов на место: знай, мол, сверчок свой шесток.
По их мнению, Вождь стремился таким образом подчеркнуть своё главенствующее положение в теории и практике мирового коммунистического движения. Доходят до того, что Сталин якобы хотел унизить Мао Цзэдуна, заставляя его сутками дожидаться обещанной аудиенции. Скоропалительные, поверхностные выводы, а в общем — просто чушь!
Я ответственно заявляю, что первопричиной многодневных «посиделок» Мао в Кремле была, — кто бы мог подумать, — в необходимости заполучить его экскременты и провести их биохимическое исследование, на основе которого можно было бы составить его психологический портрет!
Надо сказать, что время, проведенное Мао Цзэдуном в Кремле, пошло ему на пользу — научился-таки управляться с унитазом! Думаю, он был одним из первых в тогдашнем Китае, кто рискнул взобраться на этот агрегат. А сначала так и норовил выскочить по нужде в кремлёвский дворик и усесться под голубой елью…
Остальное было делом техники. Одно скажу: мы не подкачали!
После того как моя лаборатория составила целую «таблицу Менделеева» химических элементов, входящих в состав экскрементов Мао, за дело принялись эндокринологи, физиологи, иммунологи, терапевты-диагносты, психоневрологи, психологи и прочая, прочая, прочая учёная рать!
Результаты наших исследований и выводы других ученых, доложенные Хозяину накануне решающей встречи, полностью совпали с тем представлением, которое сложилось у Сталина о китайском лидере по её завершении.
Как знать, не мы ли своим трудом подсказали вождю определение, с которым он и отправил восвояси Мао Цзэдуна:
«Этот человек — редиска. Он только сверху красный. Нутро у него — белое!»
Глава третья. Портреты и памфлеты
Казаченко посмотрел на часы.
— Ничего-ничего, Олег Юрьевич, Роза всё ещё спит… Мы можем спокойно продолжать…
— Я не хотел бы злоупотреблять вашим вниманием, но коль скоро вы так по-боевому настроены, продолжайте, пожалуйста!.. Я всё внимательно выслушаю и, как видите, даже запишу на диктофон ваши сенсационные откровения… Но прежде я задам вам пару вопросов, не возражаете? Скажите, Аркадий Соломонович, вы ведь своими публикациями в научных журналах, которые, кстати, дошли и до товарища Арсения и его руководства, не могли не вызвать интереса у американских спецслужб, не так ли? И ещё. Не пытались ли они привлечь вас к тестированию наших лидеров, посещавших США? Как вы это проделали в своё время с Мао.
Розенталь внимательно посмотрел на Олега и укоризненно покачал головой:
— Молодой человек, мне казалось, что между нами установились доверительные отношения, а вы сейчас почему-то лицемерите… Вы же приехали сюда именно из-за этого… Так почему не задать прямой вопрос, без столь долгих предисловий? Вы меня этим, может быть, и, не желая того, обижаете… Впрочем, мне первому надо было сделать решительный шаг навстречу, чтобы между нами окончательно установилось полное доверие!..
Отвечаю: да, ФБР потому и конфисковало тираж моей книги, чтобы засекретить предстоящие работы по изучению советских лидеров, используя разработанный мною метод тестирования человека.
Да, ФБР выплатило мне гонорар, втрое превышавший тот, что был оговорен мною с издателем, — настолько заинтересовала их перспектива заполучить в руки скальпель-невидимку, с помощью которого можно проводить лапаротомию — вскрытие брюшной полости, — и проникать через прямую кишку в психологию интересующих их лиц.
Кроме того, мне беспрепятственно предоставили «green card» — вид на жительство, — а это дорогого стоит — я ведь, по их мнению, прибыл в США как шпион Москвы…
Да, именно под моим руководством проводилось изучение «руды» Хрущёва и Брежнева… Результаты моих исследований легли в основу выводов, сделанных затем американскими физиологами, психологами, советологами и прочими специалистами. И, вы знаете, информация, представляемая мною совместно с американскими учёными, полностью подтверждалась. Причём самими испытуемыми, их поведением и принимаемыми ими решениями…
Возьмём Хрущёва.
Импульсивный, жестокий, сверхактивный, он собрал в себе все признака человека с ярко выраженной гипоманиакальностью.
Поведение нервное и неровное. В результате от одной идеи он часто переходил к противоположной, не выносил споров с оппонентами. Срывался под действием избыточного прилива адреналина в кровь — вспомните его знаменитый башмак на Генеральной Ассамблее ООН — всяким дискуссиям предпочитал позицию силы. Когда видел, что события развиваются не по его сценарию, — стремился переломить её любой ценой.
Н. С. Хрущёв на одном из международных приёмов
Хрущёв, не стесняясь, появлялся на людях навеселе, и даже откровенно пьяным. Гипоманиаки часто прибегают к алкоголю, поскольку он помогает им преодолеть депрессивные периоды…
Хрущёв вобрал в себя все факторы риска: употреблял жирную пищу, много соли, чрезмерное количество алкоголя. Я своими исследованиями предрекал ему физическое недолголетие. Политическое оказалось ещё короче… Но это уже от меня не зависело!
Я предвидел, что он должен вскоре перенести инфаркт. Он и случился, но вслед за его политическим коллапсом. Мои оппоненты утверждали, что настигший его инфаркт — результат крушения политической карьеры. Я придерживался иной точки зрения, будучи уверен, что и без отставки он вскорости стал бы пациентом кардиологической клиники…
Кроме того, исследуя «руду» вашего премьера-скандалиста, я сделал вывод, что у него мегаломания — звёздная болезнь. А учитывая, что он большую часть своей политической жизни провёл в тени такого же мегаломаньяка, каким был Сталин, я пришёл к заключению, что этот фактор нельзя сбрасывать со счетов, так как он может влиять на психику и привести к неожиданным срывам.
И что вы себе думаете? Жизнь подтвердила мою правоту. В 1962 году, во время Карибского кризиса, мир из-за одного человека — Хрущёва — оказался на грани ядерной катастрофы!
Власти США, наглядно убедившись в эффективности моих исследований, по ходатайству то ли ФБР, то ли ЦРУ ранее предоставленный мне вид на жительство заменили на американское гражданство…
Если я, набросав портрет Хрущёва, не рассеял ваши сомнения об эффективности моего метода тестирования политических деятелей, можем начать препарировать Брежнева…
— Пожалуй, не стоит, Аркадий Соломонович, дело прошлое… С ним и так всё ясно. Меня вот что интересует. В своих опытах над Мао вы не пользовались слабительными препаратами, так ведь? Зачем было применять их в случаях с Хрущёвым, Брежневым, а теперь вот — с Горбачёвым?
— Всё по порядку. Что касается Мао Цзэдуна, то я вам уже объяснял физиологические особенности организма и метаболизма представителей жёлтой расы, им не надо давать слабительное — они и без него выдадут «на гора» требуемое количество «руды». А в случаях с Хрущёвым и Брежневым слабительное пришлось применять. И вот почему.
Незадолго до приезда в Штаты Хрущёва я, продолжая работу над экскрементами, занялся изучением клеток тканей стенок кишечника, но по-прежнему в тех же целях — получить наиболее рельефный психологический портрет лица, подвергающегося тестированию…
Самый верхний слой клеток, — так называемый буккальный эпителий, очень удобен для исследований. Если вы хотите снять пробу, скажем, с внутренней поверхности щеки человека, — это одно дело. Вы воспользуетесь шпателем. Ну, а мне чем прикажете залезть в прямую кишку Генерального секретаря? Вряд ли он согласится на шпатель! Вот потому-то и применялись слабительные. Они заменяли процедуру взятия пробы соскребыванием…
— Но слабительное применялось неоднократно… Вы не боялись, что неожиданные приступы диареи вызовут подозрения у испытуемого и его охраны?
— Нет, не боялись. Что ж тут противоестественного? Обделаться можно и сидя на троне! Кроме того, перед нами была поставлена задача дать полный портрет. Разумеется, за большие деньги…
Мы знали, что Брежнев возил за собой не только бригаду врачей, но и целую аптеку. Не знали, какие именно лекарства он принимает. Сегодня одно, завтра другое… Поэтому мы были вынуждены многократно прибегать к помощи слабительного…
— А Горбачёв?
— Мне не хотелось бы делать обобщений, но… Судя по тому, что он творит у себя в стране и за рубежом, обделаться, и по-крупному, ему предстоит ещё не однажды…
Скажу вам честно, мой юный друг: к его казусу я уже не имел никакого отношения… Как манипулировали с вашим Горби мои ученики из числа молодых американских учёных, мне известно из их реплик, не более того… Меня же попросту выбросили за ненадобностью, как изношенный катетер, и… забыли! Вслед за этим меня охватила кромешная безысходность… Представьте птицу, которой запретили петь, — со мной произошло нечто подобное: мне перекрыли доступ к исследованиям, а ведь для меня они были парусами, в которые дул ветер жизни! А она, жизнь в Штатах, била меня наотмашь, да и сейчас продолжает… Единственное, что помогало мне латать собственную душу, — любовь к моей больной дочери… Н-да…
Розенталь беззвучно заплакал. Казаченко, не ожидавший такого резкого перехода от разумных рассуждений к драматичному резюме, был потрясён до глубины души.
«Сколько трагизма в его голосе. — подумал Олег. — Нет, он не пытается вызвать жалость и участие, и это были не просто слова. Это — крик, вопль израненной души!»
Казаченко резко вскочил, обнял профессора за плечи, притянул его голову к своей груди.
Однако не прошло и минуты, как Розенталь полностью овладел своими чувствами. Отхлебнув сока, он, будто и не было у него эмоционального криза, продолжил свой монолог.
— Насколько мне известно от моих бывших коллег, биохимическое тестирование Горбачёва дополняли дерматоглификой… Эта новая методика позволяет установить, к каким болезням предрасположен испытуемый, его темперамент и психологические особенности интересующего спецслужбы индивидуума, «объекта», как они говорят. Нет-нет, от биохимического тестирования они не отказались, но на текущий момент приоритет отдан дерматоглифике — науке о пальцевых узорах. Кстати, строго засекреченная штука…
— Скажите, Аркадий Соломонович, а вот эта… дерматоглифика, она эффективнее в создании психологического портрета индивидуума, чем ваша методика?
— Судить вам, Олег Юрьевич…
Розенталь протёр забрызганные апельсиновым соком стёкла очков и поставленным голосом лектора начал вещать.
Глава четвёртая. Перст судьбы
— Сразу оговорюсь, Олег Юрьевич, современная наука дерматоглифика так же разнится с хиромантией, как астрономия с астрологией. И хотя «отцом» дерматоглифики считают двоюродного брата Чарлза Дарвина, биолога Фрэнсиса Гальтона, который ещё в 1862 году выпустил свой труд о пальцевых отпечатках, но лишь года три-четыре назад этому исследованию отдали должное.
Установлено, что «узоры» судьбы вырисовываются на конечных фалангах пальцев плода на третьем месяце его роста в чреве матери одновременно с развитием нервной системы, и любые отклонения при созревании тотчас оставляют свой след на коже.
Кончики пальцев, они подобны медицинской истории болезни, — там центральная система фиксирует информацию. Свои «отпечатки» на них оставляют наследственные психические и умственные нарушения, пороки сердца, сахарный диабет, язвенная болезнь желудка и так далее…
Кончики пальцев, вернее своеобразные узоры на них, как файлы компьютера наполнены сведениями о характере, темпераменте, способностях их владельца.
Трезвенники поневоле
Самые распространенные из узоров — «петли», чуть реже встречаются «завитки», и самые редкие — простые «дуги»: их имеют всего три-четыре человека из тысячи. У «дуг» очень неуживчивый характер. Они никогда не считаются с мнением окружающих, потому что всегда знают, как надо, что — белое, а что — черное.
Как правило, мир для них лишен полутонов. Они — врождённые правдоискатели. Уж что-что, а правду-матку режут всегда в лицо.
Никогда не идут на компромисс.
Удивительно, но, потерпев полное фиаско, они, будто ничего и не произошло, тут же принимаются за своё. И так снова и снова.
Всегда рвутся в лидеры. Пробившись наверх, становятся неприступными.
Удивительно, но при таких бойцовских качествах у них очень хрупкое здоровье. Возможно, именно по этой причине природа уберегла их от увлечения алкоголем: они его отрицают напрочь и безоговорочно.
С «завитками», но без царя в голове
Нытики. Постоянно чем-то недовольны. Склонны к самокопанию и мучительным сомнениям. Несмотря на повышенную мнительность весьма выносливы физически. Взявшись за какое-то дело, могут тут же его бросить, утратив к нему всякий интерес. Только они сами в состоянии заставить себя что-то сделать. Как правило, окружающие считают их лентяями, «без царя в голове», однако — осторожно! — неожиданно они могут поразить вас очень оригинальным способом решения непреодолимой проблемы.
Идеальные руководители
Большинство людей — с «петлями» на… пальцах, поэтому специалисты этот узор назвали банальным.
Однако не спешите с выводами: эти люди далеко не заурядны. Это — золотая середина человечества. Они лучше, чем остальные, приспосабливаются к меняющемуся миру, потому их так и много.
Внешне уступчивы, охотно идут на компромиссы, но только в том случае, если в этом усматривают собственную материальную выгоду. Жертвовать собой ради идеи не станут. Вполне довольны своим местом под солнцем, и из них получаются идеальные руководители среднего звена.
Я, узнав от своих коллег об этом новом методе, пришел к заключению, что он может быть надёжен лишь в сочетании с теми исследованиями, которым я посвятил всю свою жизнь…
Дерматоглифика — лишь подспорье в изучения подноготной человека и создании его личностного портрета.
Так-то, Олег Юрьевич…
Вслушиваясь в детальное разъяснение новой методики, используемой американскими секретными службами при разработке интересующих их персонажей большой политики, Казаченко пытался понять, чего больше в откровениях рассказчика: восхищения ученого-естествоиспытателя достижениями науки в познании окружающего мира и людей, или раскаяния за то, что он снабдил американцев сверхсекретным оружием собственного изобретения.
«Похоже, что после долгого проживания в Штатах, — заключил Олег, — у профессора наступил «момент истины». Он понял, что совершил двойную ошибку: выехал из Союза и раскрыл американским спецслужбам свою уникальную методику познания человеческого «я». И вся его последующая жизнь превратилась в непреходящее раскаяние… Не исключено, что, открывая мне тайны новой методики, взятой на вооружение американцами, он пытается искупить свою вину перед товарищем Арсением, и перед своей бывшей Родиной. Да и вообще, не является ли его откровенность своеобразным покаянием?..»
…Розенталь неожиданно умолк, пытаясь справиться с охватившим его волнением, и очень тихо произнес:
— Знаете, Олег Юрьевич, какая дактилограмма была у моей покойной дочери? Очень редкий тип узора: на большом пальце правой руки — «завиток», тогда как на большом пальце левой — «петля». Узоры на пальцах обеих рук у людей средних способностей, как правило, располагаются симметрично… Это говорит о том, что особенности нервной системы моей Ревекки были таковы, что она могла стать выдающимся учёным… Эйнштейном в женском облике… Для нас с Розой она была эмоциональным якорем спасения, а её смерть, как буря, унесла нас в бушующую бездну океана…
Вдруг Олега осенило. Из сопереживающего слушателя он вновь стал контрразведчиком, исполнителем задания Центра.
«Если Розенталь в таких подробностях знаком с засекреченной методикой изучения людей, то, может быть, он продолжает сотрудничать с ЦРУ, ФБР, а, оказав мне «тёплый» приём у себя дома, сразу позвонил своим кураторам и теперь наше общение проходит под их контролем? Это ж — провал! Сейчас в номер вломятся дюжие хлопцы, а доказательная база о моей противоправной, подрывной деятельности против США вон она — на столе! И диппаспорт не поможет… Скандал грандиозный! В общем, начали с разговоров о дерьме, а теперь я в нём по уши!..»
Казаченко огляделся, прикидывая, где в номере могут быть установлены микрофоны, затем повернул голову в сторону стоящих на столе диктофонов.
Профессор по-своему расценил поведение собеседника.
— Мне, наверно, уже пора… Думаю, Роза уже проснулась… Я не всё успел рассказать вам… Сегодня я отдаю вам книгу, а завтра принесу ещё кое-что… Лекция у меня заканчивается в 11.00… Вам когда удобно, до или после?
Казаченко облегчённо вздохнул — захват с поличным отменяется!
— Мне, собственно, всё равно… Но если вы собираетесь сообщить мне нечто важное, то мы должны встретиться после занятий… И лучше будет, если мы сменим гостиницу… Идёт?
Профессор согласно закивал головой. Уже стоя в дверях, скороговоркой, будто боясь быть прерванным, произнёс:
— Олег Юрьевич, ещё раз примите мои извинения за недоразумение в моём доме… Впрочем, не случись этого казуса, я бы так и не узнал, что вы — человек с развитым чувством юмора… Н-да… Поэтому я хочу вручить вам ещё один мой опус… Всему тому, что здесь изложено, я был не только свидетелем, но и непосредственным участником действа… До того как я стал читать лекции в университете, мне случилось подвизаться в качестве сочинителя политических анекдотов в американском отделении журнала «Континент»… Вы знакомы с этим изданием?
— Ещё бы!
— Ну, тогда позабавитесь…
Аркадий Соломонович вынул из внутреннего кармана плаща тетрадь и торжественно, будто вручал верительную грамоту, подал её Казаченко и бесшумно выскользнул за дверь…
Глава пятая. Гонцы истины
Заметки сочинителя политических анекдотов
Если пристально вглядеться в события времён заката советской эры, то станет очевидно, что самыми привечаемыми «гонцами Истины» в СССР были анекдоты о кремлёвских небожителях. Из кухни идеологической — Русского отдела редакции журнала «Континент» — их десантировали радиоволнами в московские кухни на Ордынке и Покровке, на Васильевском острове и на Петроградской стороне. Анекдоты лёгкой конницей — уланами — летели впереди, пиками нанося ядовитые уколы, расстраивая шеренги тех, кто был «не на параде, а к коммунизму на пути…».
Анекдоты о советских правителях вторгались, как тати, в психическую сферу строителей «светлого будущего» и производили в ней роковые изменения. Да-да, именно политическим анекдотам, где главными фигурантами были «слуги народа» из Кремля, творческий коллектив «Континента» отводил роль ударных отрядов, на которые возлагалась задача не уничтожить советскую власть, но подточить её фундамент, испачкать фасад, а там, смотришь, посыплется сначала штукатурка, а затем и стены…
…Первые пять лет 1980-х вошли в новейшую историю Советского Союза как пятилетка «Трёх П» — Пятилетка Пышных Похорон. И открыл её главный идеолог Советского Союза Михаил Суслов, что само по себе очень символично, ибо с кончиной этого столпа кремлёвского ареопага, глашатая советского варианта коммунизма, забрезжила тень политической и идеологической смерти всего СССР…
После смерти Брежнева на престол взошли, — нет, были вознесены на паланкинах, ибо сами уже едва передвигали ноги, — два ходячих трупа, Андропов и Черненко. Помните вопрос, якобы заданный армянскому радио:
«Чем отличаются члены Политбюро от чемпиона мира по шахматам Анатолия Карпова?»
Ответ:
«Карпов ходит Е-два, Е-четыре, а члены ПБ ходят е-два, е-два…»
Несмотря на физическую немощь, Юрий Андропов и Константин Черненко чутко прислушивались к «вражьим голосам из-за бугра» — передачам радиостанций «Голос Америки» и «Свобода», «Немецкая волна» и «Голос Израиля», в которых речь шла об их соматическом и психическом здоровье. Константин Устинович однозначно требовал, чтобы ему на стол (или на больничную койку?) непременно клали распечатку анекдотов, шуток и частушек, ему посвящённых. Это было вменено в обязанность начальнику приснопамятного Пятого управления КГБ СССР, прозванного в народе «охранкой» или «Управлением политического сыска». Черненко настаивал, чтобы о новинках забугорного фольклора его извещали заранее, то есть ещё до того, как они выйдут на орбиту и будут миллионнократно растиражированы на московских и питерских кухнях, в подворотнях и очередях.
Сегодня я хочу рассекретить рецепт «анекдотостряпанья», поведав читателям, как создавались анекдоты о высших советских государственных и партийных державоводителях.
* * *
Итак, январь 1984 года. Нью-йоркское отделение Русского отдела редакции журнала «Континент». Конференц-зал амфитеатром. На электронном табло горящие буквы, которые складываются в фразу: «Важнейшим из искусств для нас является создание политических анекдотов». В зале человек двадцать. Кто-то сидит, кто-то расхаживает в проходах между рядами. Все присутствующие — бывшие члены Союза писателей и Союза журналистов СССР, в разное время и разными дорогами добравшиеся до Парижа.
На отснятом скрытой видеокамерой заседании в повестке дня один вопрос: «Почему Брежнев встречал гостей, лидеров иностранных государств в аэропорту, у трапа самолёта, а Черненко встречает их в Кремле?»
То ли творческий конклав заседал в понедельник, то ли «кудесники политического анекдота» были с похмелья, но творческий процесс не заладился с самого начала.
«Тамада нью-йоркской обедни», в прошлом известный советский писатель, лауреат премии имени Ленинского комсомола Миша Хейфец, тщетно призывает собравшихся мастеров непечатного слова собраться с мыслями и предлагать свои варианты ответа на поставленный вопрос. Наконец, выйдя из себя, он истошно кричит:
— Так чем же мы сегодня загрузим нашу ЭВМ?!
Действительно, все предложения участников политических посиделок, то есть предложения по заданной теме, сколь абсурдны они ни были, записываются на магнитную ленту, которая в последующем обрабатывается с помощью электронной машины, провозвестника современного компьютера. Плоды своих электронных умозаключений машина выплёвывает через час после загрузки в неё «руды» — реплик острословов в эмиграции. Плевки из ЭВМ в виде перфокарт немедленно расшифровываются отставными офицерами-криптографами, ранее служившими в Главном штабе НАТО в Брюсселе. В заключение ответы, выданные машиной, рассматриваются верховными жрецами «Континента».
…Не обходится и без курьёзов. В середине 1970-х создатели политических анекдотов любопытства ради заложили в ЭВМ десятки запрограммированных баек о Чапаеве и Петьке, о супружеской неверности и о евреях, чтобы узнать, какие из них пользуются в СССР наибольшей популярностью. И что вы себе думаете? Машина таки справилась с задачей. Ответ был таков:
«Муж в командировке. Жена с любовником в постели. В это время в спальню входят Василий Иванович с Петькой и оба… евреи!»
* * *
Чтобы в очередной раз простимулировать собравшихся, Миша Хейфец громко хлопает в ладоши и оглашает подробности состояния здоровья усопшего Леонида Брежнева и ещё дышащего, но с большим трудом, Константина Черненко. В частности, «тамада» напоминает, что в плоть покойного вождя был вшит электрический стимулятор сердечной мышцы, питавшийся от батареек, наподобие карманного фонарика.
Подрядные острословы безучастно кивают головами.
— Вместе с тем, — продолжает разъяснительную работу Миша, — вождь ныне здравствующий получает заряд бодрости от капельницы, находясь в кремлёвской больнице… Таким образом, мы видим, что Брежнев был мобилен, в то время как Черненко — статуйно неподвижен. Не из-за этого ли произошли изменения в кремлёвском протоколе встреч иностранных лидеров, прибывающих в Москву с визитами?! Ну же, ну! Думайте, думайте же, наконец! Моня, перестаньте шарить в вашем местечковом носу… Мысли, если они вообще у вас бывают, родятся таки совсем в другом месте! Абрам Семёнович, шевелите извилиной, а не тем, что у вас в штанах! Где ваши предложения?!
— А что по этому поводу говорил классик научного коммунизма Карл Маркс? — раздаётся голос с верхнего ряда. — В его работах есть что-нибудь о процедуре приёма и встреч на высшем уровне?
— Мирон Ицкович, я, конечно, понимаю, что кашу Марксом не испортишь, но при чём здесь он?! В XIX веке ещё не было карманных фонариков, работающих от батареек… Повторяю: фонарик, тьфу, чёрт, кардиостимулятор на батарейках, постоянный ток… А есть ещё и ток переменный, что у нас в квартирах. Думаю, что он такой же переменный, как и в кремлёвской электросети… Электроаппаратура работает от тока постоянного и переменного… Думайте, думайте, молнией вас срази!!
Монолог Миши Хейфеца, нарушаемый вопросами и репликами присутствующих, продолжается около двух часов, в течение которых беспрерывно ведётся магнитофонная запись. Затем всё высказанное вводится в ЭВМ…
* * *
Закон Архимеда в интерпретации Игоря Губермана гласит: «Жидкость, погружённая в тело, через девять месяцев и семь лет пойдёт в школу».
Конечный результат дискуссии проплаченных острословов из «Континента» был достигнут быстрее — за три часа. Результат: в свет вышел новый анекдот, записанный в актив армянского радио.
Итак, вопрос:
«Почему Брежнев встречал лидеров иностранных держав в аэропорту, а Черненко в Кремле, держась за стену кабинета?»
Ответ:
«Потому что Леонид Ильич питался от батарейки, а Константин Устинович от сети!»
* * *
Закончив чтение, Казаченко поспешно захлопнул тетрадь, выбежал из гостиницы, впрыгнул в «форд», сделал проверочный круг по городу — бережёного Бог бережёт. Убедившись, что «хвоста» нет, проехал на почту и отправил на конспиративный адрес в Детройте бандероль с одним комплектом кассет. Книгу, тетрадь и второй комплект кассет заложил в ячейку вокзальной камеры хранения, после чего из телефона-автомата сделал два контрольных звонка. Сегодня вечером агент, живущий в Бостоне, обработает ячейку и «закладка» будет отправлена по назначению…
Глава шестая. Самоубийство
На следующее утро Олег, смешавшись с толпой студентов и преподавателей, направился к уже знакомому шестиэтажному зданию факультета естественных наук. Ледяной ветер, порывами наносивший снег с озера Гурон, сотрясал голые ветви деревьев перед Лорч-холлом. Декабрь!
Сквозь вращающиеся стеклянные двери Казаченко вошёл внутрь и остановился у доски объявлений. Настенные часы у входа пробили одиннадцать раз. Сейчас должен появиться профессор.
Но профессор не пришёл ни через пятнадцать минут, ни через полчаса.
Изучив расписание на этот день, Олег зашагал по коридору. По пути его обогнали две студентки, взволнованно обсуждая происшествие, взбудоражившее утром весь городок.
Услышав знакомую фамилию «Розенталь», Казаченко напряг слух и вплотную приблизился к девушкам.
— Их сосед по балкону говорит, что он слышал, как жена Розенталя кричала и звала на помощь… Тогда он схватил её на руки и бросился с нею вниз… Оба — в лепёшку… Кошмар! А у себя в квартире Розен устроил настоящий пожар…
— Чему же там гореть? Я была у них дома — пусто, как в церкви…
— Говорят, что он сжёг какие-то бумаги… Огонь ещё бушевал, когда приехала полиция… Надо же, а говорили, что его жена с приветом! Да у него у самого давно крыша съехала… Затащить с собой на тот свет жену! Видно, страшно было самому туда отправляться…
— Джуди, ты ничего не понимаешь! Это — настоящая любовь… Он даже в смерти не захотел расставаться со своей Розой…
— Всё равно, самоубийство — это осквернение души…
Часть шестая. Вашингтонские «каникулы»
Глава первая. «Шпионское гнездо»
В 80-е годы резидент КГБ руководил операциями в Вашингтоне с четвёртого этажа каменного посольского особняка, который построила в начале века, хотя никогда там и не жила, г-жа Джордж М. Пульман, вдова магната, занимавшегося производством спальных вагонов для железных дорог. Это прямоугольное четырёхэтажное здание было приобретено у неё под посольство последним царским правительством и по наследству перешло к советским дипломатам.
Все окна особняка наглухо задраены. Фотография посольства в доме № 1125 на 16-й улице — всего в трёх кварталах от Белого дома — неизменно появлялась в качестве иллюстрации к статьям в прессе о работе КГБ в Вашингтоне в частности и в США вообще. Под снимком — дежурная подпись: «Шпионское гнездо».
Это помогало американским спецслужбам направить воображение налогоплательщиков в нужное русло.
Для обывателя это было заколдованное место. На крыше небольшого посольского особняка, зажатого с двух сторон высокими зданиями, устрашающе торчали многочисленные пауки антенн, в том числе и спутниковой связи.
Нередко сотрудникам посольства, как «чистым» дипломатам, так и разведчикам, «сидящим под корягой», — действующим под дипломатическим прикрытием, — доводилось слышать от вашингтонских аборигенов, что с соседних крыш сотрудники ФБР бомбардируют наше здание электромагнитными импульсами, чтобы прослушивать разговоры в помещениях, а по стуку пишущих машинок считывать документы.
Кроме того, внутри здания работали наши собственные электронные системы защиты. К примеру, кабинет резидента, как и положено, представлял собой комнату в комнате, где была установлена так называемая «матрёшка» — бронированная камера в форме огромного яйца, вокруг которой действовало электромагнитное поле. Разумеется, с точки зрения здоровья, особенно мужской потенции, всё это было далеко не безопасно…
…На верхнем, четвёртом этаже, в четырёх тесных комнатушках трудились около 40 офицеров резидентуры КГБ.
Каждое подразделение: политическая разведка, внешняя контрразведка, научно-техническая, оперативно-техническая разведка, а с некоторых пор и отдел собственной безопасности, решали свои конкретные задачи.
На этот этаж вела единственная лестница, которая заканчивалась прочной стальной дверью, имевшей цифровой код.
На этаж запрещалось входить в верхней одежде: эта мера безопасности была направлена против попыток вероятных «кротов» — внутренних шпионов — тайком пронести миниатюрную видео- или фотокамеру.
Все кабинеты были экранированы, чтобы исключить прослушку ведущихся внутри разговоров.
* * *
Вашингтонская резидентура, на профессиональном арго «подлодка», набита специалистами самого разного профиля.
Наиболее халявная работа достаётся тем, кто перелопачивает местные газеты и журналы, в них они вылавливают крупицы информации, а затем составляют обзоры публикаций. Это — «обработчики», которые звёзд с неба, кроме как на погоны, не хватают.
Самые сложные задачи стоят перед «добытчиками». На них висят «контакты», то есть взаимодействие с уже прирученными источниками, агентами и осведомителями. Их кормят ноги и связи: дипломатические приёмы и рауты, презентации, выставки — это их стихия.
Коллектив оперативных сотрудников возглавляет резидент, которого на профессиональном жаргоне называют «резаком». Он располагает правом шифрпереписки с Москвой. Причём резидент вовсе не обязан ставить в известность посла о сути передаваемых сообщений — это вопрос только его доброй воли и хороших отношений с главой советской дипломатической миссии. В тех посольствах, где дружба не задалась, у главы дипкорпуса всегда имеется повод для тревоги: вдруг да оперативники накопают и передадут в Центр нечто такое, за что МИД так врежет послу или его подчинённому, «чистому» дипломату, что тот до конца своей службы останется «невыездным»!
Представительские расходы всегда выдаёт резидент, предварительно досконально узнав, где и кого «добытчик» собирается повидать, в какую сумму предполагает уложиться и что намерен «принести в клювике».
После проведенной встречи с объектом заинтересованности сотрудник, её проведший, составляет служебный отчёт и прикладывает чек того заведения, где проходили оперативные посиделки.
Зарплата наших чекистов всегда приравнивалась к окладам дипломатов. То есть если оперработник числится первым секретарём посольства, то и платят ему согласно его «крыше». За выслугу лет, звание, риск и за другие «накрутки» идут дополнительные выплаты. Это вполне логично: бойцы невидимого фронта, особенно в странах с повышенной разведактивностью, испытывают значительно больше неудобств, нежели «чистые» дипломаты.
Прослушка, просветка и «наружка» весьма осложняют жизнь нашим разведчикам и членам их семей. Удалось оторваться от «хвоста» — могут покорёжить машину, чтобы не наглел. Или найдут способ по своим каналам «капнуть» прямо резиденту, что его подчинённый, мол, неумеренно «квасит» по выходным, а в рабочее время шляется с женой по магазинам. Этими приколами особо грешат «топтуны» из ФБР, самые капризные «филеры» из всех закордонных спецслужб.
Допустим, известно, что в 2–3 часа дня у них обычно состоится пересмена. И надо дать им это спокойно сделать, ибо уже за час до передачи «эстафеты» другим бригадам наружного наблюдения они пребывают в расслабленном состоянии, когда нет ни сил, ни желания за кем-то гнаться, да и вообще напрягаться. Упаси Бог, пропасть в этот момент! В лучшем случае поутру наш разведчик обнаружит разбитые фары своей машины, в худшем — скрутят крепёжный болтик на одном из передних колёс, и на скорости в 70–80 км/час ты улетишь в тартарары…
Только отдельные представители элиты советской разведки за границей предпочитают употреблять виски и прочее иностранное пойло. Да и то чаще всего потому, что «косят» под своих западных коллег.
Рядовой разведчик регулярно пьёт за границей виски только ввиду безысходности: спиртные напитки он покупает по дипвыписке, что дешевле, чем в местных магазинах, а водку заказывает по дипкарточке реже и в меньших количествах, чем джин или виски. Приобретённая же в посольской лавке водочка обычно бережно хранится дома, дожидаясь визитёров из числа иностранцев, или наступления Рождества, когда принято одаривать, а скорее опаивать нужных и полезных знакомых…
Ни одна разведка в мире, по вполне понятным причинам, никогда не одобряла разводов своих сотрудников. И раньше и сегодня все без исключения чекисты выезжают в длительные заграничные командировки, только будучи женатыми, хотя жена может и не сопровождать разведчика в командировке. Если же в семье всё-таки дошло до развода, то новоиспеченному холостяку придётся посидеть несколько лет в опале в родной синекуре, а загранкомандировка улыбнётся ему лишь после повторного брака…
* * *
В конце 1970-х годов между улицами Висконсин-роуд и Тунло-роуд началось строительство нового здания советского посольства. Одновременно по инициативе ФБР началась прокладка «вашингтонского тоннеля». Начинался он в одном из жилых домов по соседству с посольским комплексом. При строительстве подземного лаза американцам пришлось решать массу технических проблем — начиная от устранения протечек воды и тайного вывоза земли и заканчивая фокусировкой лазеров, лучи из которых должны были быть направлены строго вверх на определённые части посольского здания.
«Вашингтонский тоннель» обошёлся американцам в несколько сотен миллионов долларов.
«Чистые» советские дипломаты частично заняли новое здание посольства в 1979 году. Вслед за переездом советской дипломатической миссии в американских средствах массовой информации регулярно стали появляться публикации, обвинявшие СССР в использовании нового посольского комплекса, расположенного в одном из самых высоких мест Вашингтона, для сбора разведывательных данных с помощью радиоэлектронного оборудования. Кроме того, американские подрядные журналисты набросились на руководство Комитета, якобы уличив его в установке подслушивающих устройств в новом здании посольства США в Москве.
В результате вашингтонская резидентура КГБ не спешила перебираться на новое место, ожидая, ко всему прочему, доставки из Москвы современной защитной аппаратуры…
…Обо всём этом Казаченко услышал от полковника Кудрявцева во время беседы-инструктажа. Но открытием стали лишь взаимоотношения между послом и «резаком».
Что же касается «вашингтонского тоннеля», то о пристрастии американских спецслужб к землеройным работам Олег узнал ещё во время обучения на курсах переподготовки оперативного состава в Ленинградской школе КГБ. Там он досконально изучил секретные материалы о провале операции под кодовым названием GOLD (ЗОЛОТО), проведённой в середине 50-х годов ЦРУ совместно с английской Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС) в Восточном Берлине.
Глава вторая. Операция «Золото»
Наиболее успешной из всех проведенных ЦРУ «тоннельных» операций считается операция под кодовым названием GOLD (ЗОЛОТО). Проводилась она в 1950-е годы в Восточном Берлине. Её целью являлось подключение к кабелю связи Группы советских войск в Германии (ГСВГ).
Однако операция ЗОЛОТО возникла не на пустом месте и имела своих, хотя и менее знаменитых «сестёр».
…В самом начале «холодной войны» западные спецслужбы, не отказываясь от добычи информации с помощью своей агентуры, в том числе и «кротов», тем не менее приоритет отдавали техническим средствам.
В британской секретной службе (СИС) одним из поборников технической разведки был некто Питер Ланн, сын сэра Арнольда Ланна, магната туристического бизнеса Великобритании. Как и многие другие интеллектуалы, переведенные на нестроевую службу и не привыкшие маршировать строем, Ланн пришел в СИС во время войны.
Невысокого роста и хрупкого телосложения, Ланн производил впечатление человека робкого и застенчивого. На самом же деле это был борец, нацеленный только на победу. Недюжинные природные способности, сильная воля и трудолюбие вскоре выдвинули его в первые ряды преуспевающих офицеров разведки, которые быстро продвигались по служебной лестнице. В 1950 году он был назначен резидентом британской разведки в Вене, где воочию убедился в трудностях проникновения к русским секретам, в частности в штаб советских вооруженных сил.
Однажды, вскоре после своего назначения, он, просматривая кипу донесений от своего осведомителя в австрийской телефонной службе, сделал для себя неожиданное открытие: несколько телефонных кабелей, реквизированных Советской Армией и связывающих штаб советских войск в Вене с некоторыми соединениями, аэродромами и другими важными объектами, проходили через английскую и французскую зоны оккупации. Решение созрело мгновенно. Подключившись к этим линиям и записывая разговоры, можно извлечь бесценную информацию! Разумеется, в подслушивании телефонов не было ничего нового, но раньше такие мероприятия проводились в отношении отдельных подозреваемых и в основном в целях безопасности. Прослушивание же целых линий, используемых иностранными вооруженными силами, было совершенно новым и многообещающим направлением шпионажа.
Детальное изучение кабельной сети и местности, по которой она была проложена, показало, что наиболее удобным пунктом, где можно было устроить пост прослушивания, является здание британской военной полиции, как раз напротив которого, буквально в шести метрах, залегал телефонный кабель, связывающий советский военный штаб в Вене с аэродромом в Швехате. Согласно разработанному плану из подвала полицейского участка был прорыт небольшой туннель, установлено ответвление от кабеля и оборудован пост прослушки с необходимой записывающей аппаратурой.
Успех операции превзошел все ожидания и воодушевил инициатора на установку звукозаписывающей техники еще на двух советских линиях связи.
К концу 1952 года материал, получаемый из этих трёх источников, первый из которых имел кодовое название КОНФЛИКТ, обеспечил устойчивый приток ценной разведывательной информации.
Еще одна подобная операция, известная под кодом СЛАДОСТИ, направлялась из здания, занятого английской фирмой бижутерии. Фирма держалась на плаву благодаря финансовым поступлениям от разведки и выполняла роль прикрытия. Столичные модницы, посещавшие магазин, разумеется, понятия не имели, что прямо у них под ногами магнитофоны записывают телефонные разговоры высших чинов советского военного штаба.
Наконец, третья операция ЛОРДвелась из элегантной виллы в одном из фешенебельных предместий Вены, хозяевами которой для окружающих являлась молодая привлекательная супружеская пара англичан-рантье, которые в действительности были офицерами СИС.
Необходимо отметить, что все три операции являлись составными частями одного масштабного технического мероприятия под кодовым названием СЕРЕБРО.
Материал, полученный в результате проведения перечисленных операций, со временем достиг такого объема, что среди высших чинов британской разведки быстро распространилась вера во всесилие технических мероприятий и пренебрежение к агентурной разведке, как к какому-то анахронизму и едва ли не пережитку прошлого.
Неудивительно, что очень скоро сотрудники ЦРУ решили взять на вооружение наработки своих английских коллег из СИС.
* * *
Осенью 1953 года в Лондоне были проведены несколько совещаний представителей ЦРУ и СИС, разработчиков операции по прокладке тоннеля, которая получила кодовое название ЗОЛОТО.
На одном из совещаний присутствовал наш суперкрот «Диомид», он же кадровый офицер СИС Джордж Блейк, который подробно проинформировал Центр о подготовке строительства тоннеля.
В августе 1955 года ЦРУ и СИС подключились к нашим линиям связи и начали записывать передаваемую по ним секретную информацию.
Всего в ходе операции ЗОЛОТО были записаны около 500 тысяч секретных переговоров.
ЦРУ получило сведения о советских политических акциях и намерениях, касающихся статуса Берлина; об отношениях СССР с западными оккупационными властями; данные о нескольких тысячах советских офицеров и дислокации многих войсковых подразделений; о предполагаемом оснащении ГСВГ атомным оружием и новыми сверхмощными бомбардировщиками. Кроме того, американцам стали известны некоторые аспекты советской атомной программы, так как по прослушиваемым каналам связи передавалась информация о работе сверхсекретного предприятия «Висмут», добывавшего в ГДР урановую руду…
Самый большой урон понесла военная разведка. ЦРУ стали известны не только имена и прикрытия, под которыми действовали около четырёхсот офицеров Главного разведывательного управления (ГРУ), но и проводимые ими масштабные агентурные операции на территории Западного Берлина и ФРГ.
В результате операции ЗОЛОТО арсеналы главного противника пополнились информацией о разведуправлении Закавказского военного округа и его подразделениях, дислоцированных на границе с Турцией и Ираном. Кроме того, «подземное мероприятие» позволило американским и английским спецслужбам добыть данные о частях связи особого назначения ГРУ, занимавшихся перехватом и расшифровкой радиосообщений западных оккупационных войск в Западном Берлине и ФРГ.
* * *
Тоннель был «случайно» обнаружен в 1956 году только после того, как агент «Диомид» был переведен в подразделение СИС, не имевшее отношения к операции ЗОЛОТО.И хотя Кремль пытался использовать «подземные проказы» спецслужб Запада в своих пропагандистских целях, эффект оказался совершенно обратным: западные средства массовой информации раструбили на весь мир о триумфе ЦРУ. Результаты операции ЗОЛОТО воистину можно считать золотыми для ЦРУ и СИС!
Успехи ЦРУ и СИС на ниве добывания сведений военного и политического характера, составлявших государственную тайну СССР, остаются на совести бывших руководителей Первого главного управления КГБ при СМ СССР. Ради зашифровки агента «Диомид» они скрыли от высшего руководства СССР и Министерства Вооружённых Сил представленную им информацию, чем нанесли колоссальный ущерб нашей обороноспособности и государственным интересам СССР в целом…
Глава третья. Гулливер под кроватью
По сравнению с бурлящим Нью-Йорком Вашингтон показался Казаченко провинциальным и сонным городком. Его центральная часть, за исключением нескольких правительственных кварталов, представляла сплошную негритянскую резервацию, вплотную примыкавшую к Белому дому. К удивлению Олега, парадные подъезды исполнительной власти безмятежно взирали на трущобы «чёрного гетто».
…Здание резиденции американских президентов заложили в 1792 году. Через 24 года оно сгорело во время войны с англичанами. В ходе ремонта закопчённые стены покрасили белой краской, и люди стали называть резиденцию «белой».
Однако официальное название — «Белый дом» — узаконил в начале ХХ века президент Теодор Рузвельт, используя его на своих личных бланках.
…По утрам у президентской резиденции выстраивалась очередь из экскурсантов, прибывших из самых дальних уголков земного шара и США.
Казаченко побывал там лишь с одной целью: чтобы, общаясь с коллегами, с напускным равнодушием сказать: «Ну, подумаешь, Белый дом… Я тоже там бывал…»
И действительно, посещение президентских апартаментов не вызвало у Олега какого-то эмоционального потрясения. Да, красиво, ухожено, но уж слишком аскетично, как на сцене провинциального театра.
Прогулка по парадным залам, предназначенным для заседаний и приёмов, длилась недолго. Второй этаж, где живёт президент и его семья, и Овальный кабинет — рабочее место главы государства — для посетителей закрыты всегда.
«А жаль! — сказал себе Казаченко, вспомнив рассказ Розенталя об интимных забавах американских президентов. — Неплохо было бы собственными глазами взглянуть на места, где предавались адюльтеру исторические личности…»
Белый дом в Вашингтоне
…Каждую пятницу после шести вечера Вашингтон стремительно пустел. Политики, чиновники, журналисты, цэрэушники и слушатели военно-морской академии (их штаб-квартиры находятся соответственно в Лэнгли и Аннаполисе — ближайших пригородах столицы) дружно покидали столичный округ Колумбия и отправлялись в свои богатые и знаменитые на всю Америку коттеджи, бунгало и ранчо. С наступлением сумерек город буквально вымирал. До спецрейса «Аэрофлота», на котором Олег должен был сопровождать Юрченко и Мартынова, оставалось ещё три дня и он, ничтоже сумняшеся, выбрал именно это время для прогулок по Вашингтону. Однако заместитель резидента Виктор Иванович Черкашин предупредил его: «Не следует без надобности дразнить «гусей» из ФБР, ибо все входящие и выходящие из здания советского посольства, сразу попадают в их поле зрения».
* * *
О том, что весь Вашингтон опутан фэбээровской паутиной, Казаченко знал давно. В Москве он регулярно почитывал «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и «Ньюсуик». Однажды Олег наткнулся на любопытную статью. Автор, ссылаясь на сведения, полученные якобы из достоверных источников, заявлял, что общее число сотрудников ФБР, работающих в Вашингтоне, сравнялось с количеством столичных политиков, юристов, психиатров и журналистов вместе взятых. А если к штатным офицерам американской контрразведки добавить ещё и легионы состоящих у них на связи секретных агентов, то получается, что вся столица представляет собой ещё одну, но уже особую — территориальную — спецслужбу. По утверждению журналиста, подавляющее большинство фэбээровцев и их негласных помощников работают по прибывающим в Вашингтон дипломатам из СССР и других недружественных стран.
Однако ценность статьи, по мнению Олега, состояла не в этом — автор осмелился критиковать методы работы фэбээровцев, подчёркивая, что действуют они непрофессионально, нагло, не заботясь об имидже принимающей стороны — США…
…Казаченко показал статью Карпову. Генерал, проработавший два года в США, прекрасно владел английским, но никогда этого не афишировал. Бегло просмотрев статью, он отложил журнал, неторопливо снял очки и потёр переносицу. Олег догадался, что сейчас будет дана отповедь автору. И не ошибся.
— Знаешь, Олег Юрьевич, а ведь эта статья — дезинформация чистой воды, — поучающим тоном резюмировал Карпов. — Да-да, не улыбайся. Я с этим автором заочно знаком уже не один год… Он — канал для слива «дезы», которой его снабжают ФБР и ЦРУ. Выступая под маской объективного обозревателя, к тому же «радетеля» национальных интересов США, он, как правило, дезориентирует читателя… И речь идёт не об американских обывателях, отнюдь! Статья рассчитана на «заокеанских читателей» — на нас, сотрудников КГБ… Да, согласен, фэбээровцы работают как танки, напористо и нагло, но не примитивно. И своей дерзостью они не наносят ущерба имиджу США… Престиж страны тем выше, чем она сильнее, согласен? Так вот, ФБР, демонстрируя силу, работает на престиж своей державы, а не наоборот… А то, что автор преподносит как божественное откровение, мол, «весь Вашингтон опутан фэбээровской паутиной», так это общеизвестный факт. Это — не критика, это — самолюбование и самовосхваление. Посмотрите, мол, как мы сильны и богаты. Действительно, содержать такой штат контрразведчиков и платных секретных агентов, — а в Штатах ни один осведомитель не работает бесплатно, — в состоянии лишь могучая держава… Бог даст, ты сам убедишься в правоте моих слов… А имя автора этой статьи возьми на заметку — пригодится!..
* * *
Поскольку в доме, где проживали журналисты и советские дипломаты низкого ранга, свободных квартир не оказалось, Олега поселили в многоквартирном комплексе «Айрин», что в престижном вашингтонском пригороде Чеви-Чейс. Видеокамеры и швейцары, вооружённые револьверами 45-го калибра, круглосуточно несли дежурство у входов в комплекс.
Это был настоящий город в городе, со своими законами и традициями. Так, в «Айрин» не сдавали квартир претендентам с собаками, кошками и детьми. Новые жильцы обязаны были за свой счёт застелить коврами полы квартиры, чтобы не беспокоить соседей снизу. Все прегрешения постояльцев фиксировались в специальном журнале, который хранился у управляющего «Айрин». Накануне национальных и религиозных праздников администрация комплекса присылала жильцам список обслуги. Против каждой фамилии был указан номера счёта, на который необходимо было в качестве подарка перевести строго фиксированную сумму…
Олегу не пришлось тратиться на ковры и подарки — комендант нашего посольства вручил управляющему «Айрин» ящик «Столичной», пообещав, что новый жилец задержится в доме не более недели. Анализируя последовавшие события, Казаченко пришёл к выводу, что именно это обстоятельство — кратковременность его пребывания в «Айрин» — моментально подтолкнуло ищеек ФБР ежедневно проводить в его апартаментах негласные обыски. Но как!
…В первый же вечер Казаченко, вернувшись в своё хотя и временное, но роскошное пристанище, обнаружил следы незваных гостей в… пепельнице. Там лежал истлевший окурок дешёвой сигары.
В следующий раз его ожидал просто ошеломляющий сюрприз. Войдя в квартиру, он едва не задохнулся от сигарного дыма. Повисшие в воздухе густые клубы свидетельствовали о том, что незваный визитёр едва успел унести ноги. Но как? На лестничной площадке Олег никого не встретил. Значит, квартира имела запасный, хорошо замаскированный вход! Искать долго не пришлось. По своему опыту Казаченко знал, где спецслужбы устраивают потайной лаз. Ну, конечно же, в стене, разделяющей смежные квартиры!
…Полковник Черкашин предупредил Казаченко, чтобы тот, покинув жилище и обнаружив, что оставил что-то, не пытался вернуться туда ни через пять минут, ни через десять.
«Почему?»
«Потому, Олег Юрьевич, — пояснил шеф контрразведки резидентуры, — что ваше возвращение фэбээровцы расценят как проверку с целью поймать их за руку. А это чревато осложнениями. Для вас! Могут и автомобиль попортить, и пьяную драку спровоцировать… Ну да вы и сами не новичок в этих делах. У них, как и у нас, методы однотипные… Так что избегайте моментальных возвращений!»
Казаченко с пониманием отнёсся к совету старшего товарища по оружию, и на следующий же день сделал всё… с точностью до наоборот.
…Утром, на третий день проживания в «Айрин», Казаченко, спустившись в гараж, вдруг вспомнил, что ключи от машины оставил на прикроватной тумбочке. Не медля ни секунды, бросился к лифту.
Первое, что он увидел, войдя в спальню, были… башмаки как минимум сорок восьмого размера, торчавшие из-под кровати. Лежавший там «Гулливер» пыхтел и чертыхался. Работал он с таким усердием, что даже не услышал, как за Казаченко захлопнулась входная дверь…
Мгновенно оценив ситуацию, Олег рискнул и бесшумно — благо, напольный ковёр скрадывал шаги — подкрался к тумбочке, схватил ключи и исчез, как призрак.
Только в лифте он вспомнил наставления Черкашина. Возникли и вопросы: фэбээровец что-то искал под кроватью или же устанавливал там какую-то спецаппаратуру?
«Что бы там ни делал фэбээровец, — решил Казаченко, — к кровати больше ни шагу! Спать можно и на диване… А утром наведу на постели такой беспорядок, чтобы у моих опекунов не возникло никаких сомнений, что объект их заинтересованности не ложился на кровать».
Но самый интригующий сюрприз был впереди…
..Хотя Казаченко и не ждал поступления корреспонденции, но на всякий случай почтовый ящик проверял. Вдруг да администрации «Айрин» взбредёт в голову обложить «русского дипломата» каким-нибудь надуманным налогом. Да мало ли!
И действительно, однажды Олег обнаружил в почтовом ящике несколько писем, адресованных… Ричарду Хелмсу, бывшему директору ЦРУ. Конверты были не простыми — такие использовались только в государственных учреждениях. Простое совпадение исключалось — это была явная провокация.
«Они меня за мальчика держат, что ли? — пронеслось в голове Олега. — Да на такую дешёвую наживку не клюнет и начинающий дипломат, не то что начальник департамента МИД СССР, коим я для них официально являюсь!»
Чертыхнувшись и обернув письма носовым платком, Казаченко бросился искать дежурного охранника.
…Предложение забрать корреспонденцию и передать её адресату страж встретил с улыбкой. Олег, угостив его сигаретой, поинтересовался, как могло случиться, что в его почтовый ящик попали служебные письма, предназначавшиеся мистеру Хелмсу.
Охранник, продолжая улыбаться во весь рот, пояснил, что в квартире, занимаемой «русским дипломатом», ранее проживал мистер Хелмс.
— Никаких проблем, сэр! Это, — страж потряс пачкой писем, — запоздалые цветы, не берите в голову!
…Когда Казаченко доложил о происшествии Черкашину, тот лишь покивал головой и, думая о чём-то своём, ограничился одной фразой:
— Ну а что вы хотите, Олег Юрьевич, они делают свою работу, мы — свою. На войне как на войне…
— Простите, Виктор Иванович, вы чем-то встревожены или мне показалось?
— Лучше бы показалось… — Черкашин криво усмехнулся. — Не знаю, Олег Юрьевич, обрадует это вас или огорчит, но вам придётся задержаться здесь ещё на недельку… С вашим руководством вопрос уже согласован… Мы тут кое-что проверим и… Словом, есть вероятность, что сопровождать вам придётся не двоих, а уже троих. Н-да… Складывается впечатление, что появилась новая профессия — продавать Родину… Ну да хватит о грустном! Настала моя очередь делать вам сюрпризы, ну, вы понимаете, не могут же их преподносить только фэбээровцы…
Сегодня проведёте время в обществе прекрасных дам, и если вас не будут слишком назойливо опекать, завтра отправитесь в «местную командировку». Сегодняшнее мероприятие — развлечение, в ходе которого мы должны установить, насколько серьёзно вас воспринимают в вашингтонской штаб-квартире ФБР. Завтра — ответственное задание!
Глава четвёртая. Брошенные вещи по бросовым ценам
Казаченко нырнул во взятый напрокат у коменданта посольства потрёпанный «шевроле» и помчался на встречу с танцовщицами из ансамбля «Берёзка».
…Трое прелестных девушек в сопровождении «кирпича»[1] поджидали Олега у входа в гостиницу. Вокруг них кувыркалась и орала толпа полуголых негритят. Они дружно скандировали по-русски: «Баксы! Давай баксы!»
«И чего орать? — подумал Казаченко, подруливая к встречающим. — Знают ведь, что с русских артистов взять нечего — вон ведь в какой дешёвой гостинице их поселили. И это при том, что они не простые туристы — элита советской сцены… Живут, наверняка, по трое-четверо в одном номере. А загляни в их чемоданы, найдёшь лишь банку консервов «Завтрак туриста», кипятильник и пачку чая — дежурный набор наших граждан, выезжающих за рубеж… Хорошо что у меня остались деньги, предназначавшиеся покойному Розенталю… Свожу артисток в кино, в вашингтонскую Национальную галерею, прокачу по богемному Джорджтауну, там же пообедаем в каком-нибудь приличном итальянском или французском ресторане… Пусть посмотрят, как мы могли бы жить, если бы не Октябрьский переворот в Петрограде и горбачёвская псевдоперестройка… Впрочем, оценят ли они мои старания? У них, пожалуй, одно на уме — подешевле отовариться здесь, чтобы потом подороже сбыть всё оптом в Москве. Эх, совдепия…»
…Не успел Казаченко приоткрыть дверцу «шевроле», как перед ним вырос «кирпич». Подтянутый, выбритый до синевы, наглаженный и расточавший вокруг себя запах давно исчезнувшего из продажи дешёвого мужского одеколона «Шипр», он производил впечатление строевого офицера, если бы не угодливость и подобострастие во взгляде.
Церемонии первичного знакомства, казалось, не будет конца. Коротко назвав поимённо девушек, «кирпич» пустился в рассуждения об их профессиональном мастерстве, о проводимой ими в коллективе ансамбля общественной и комсомольской работе, не забыл упомянуть и страны, в которых танцовщицы побывали с гастролями. Затем он с подчёркнутой галантностью и не менее многословно представил троице Олега как ответственного сотрудника МИД, в силу должностных обязанностей озабоченного развитием культурных отношений между США и СССР. В заключение «кирпич» торжественно, как на пионерской линейке, провозгласил:
— Старшей группы на время экскурсии назначаю Ольгу!
Казаченко, услышав эту команду, едва сдержался, чтобы не рассмеяться в лицо горе-оперу.
«Кирпич» понял свою оплошность и голосом старшины гаркнул:
— Отставить! Старшим будет товарищ… — опер смешался и тихо, почти шёпотом, сказал: — Извините, Олег Юрьевич, совсем зарапортовался… Сами понимаете, такое напряжение, бессонные ночи, постоянное ожидание провокаций… Ещё раз прошу меня извинить…
Казаченко в ответ лишь похлопал по плечу не в меру ретивого служаку, а про себя подумал:
«И где Центр выкапывает таких?! Ему надо было бы родиться лет этак на семьдесят раньше… Такое рвение в НКВД оценили бы по достоинству! В каком, интересно, он звании? Старлей? Капитан? Ну, нет! В Штаты молодняк не пускают, он, как минимум, майор… Майор с интеллектом сержанта-сверхсрочника! Н-да… Не удивлюсь, если он для всего ансамбля практикует ежеутренние пробежки по шесть километров в… противогазах… Ну и фрукт! Интересно, а эта Ольга, которую он назначил старшей группы, его зам по воспитательной работе? По виду не скажешь… Стоп-стоп, Казаченко! Да она — наш человек, агентесса! В таких творческих коллективах, регулярно выезжающих за рубеж, агент на агенте сидит и агентом погоняет. Н-да, весёленькая компания мне досталась! Однако нет худа без добра — танцовщицы работают на мою «крышу». Вопрос лишь в том, поверят ли в ФБР, что высокопоставленный чиновник МИД СССР, коим я для них официально являюсь, вдруг взялся проводить экскурсию для танцовщиц «Берёзки»?! Ладно, пусть голова болит у руководства вашингтонского отделения Бюро, а мы будем делать свою работу!»
* * *
Как и предполагал Казаченко, юных танцовщиц интересовали только магазины. Предпочтение они отдали супермаркету с интригующим названием «У Сеньки есть В С Ё!», о котором в Москве им рассказывали поднаторевшие в коммерции подруги. Объяснили, что на остальное у них просто нет денег и сил. Гриша Барановский, в недалёком прошлом директор одесского рыбного магазина, а ныне американский импресарио, их так выжал, что они ни на что больше не способны.
Олег поинтересовался, какой суммой они располагают и что собираются приобрести. Ответ был простой: нейлоновые шубы. А денег у них — по 400 долларов. Эту сумму они заработали за месяц гастролей в США.
«Недаром, эх, недаром Советский Союз за границей пользуется дурной славой страны мошенников, хамов и дураков, — с горечью отметил Казаченко. — Это ж надо так бесстыдно грабить цвет нашей хореографии! Сам Гриша наверняка отхватил пару миллионов «зелёных»! Столько же, если не больше, осело на счетах нашего министерства культуры — ведь оно подписывало контракт с Барановским… А нашим девчатам — обглоданные кости с роскошного стола жуликов… Что ж, поедем за шубами… Помнится, «импортом» нейлоновых шуб из США в СССР, да и вообще, банальной спекуляцией носильными вещами не брезговала даже Лидия Дмитриевна Громыко, жена экс-министра иностранных дел. Она постоянно курсировала между Нью-Йорком и Москвой и, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, за один рейс умудрялась привезти такое количество шуб и женской одежды, которого хватало, чтобы затоварить пару крупных столичных комиссионок.
А чего мелочиться, играть — так уж играть по-крупному!»
Нетерпеливое покашливание танцовщиц, доносившееся с заднего сиденья, напомнило Олегу, что он — «экспедитор» и пора отправляться в «рейс»…
* * *
По пути к «Сеньке» Казаченко не мог отказать себе в удовольствии и остановился у ювелирного магазина всемирно известной фирмы, торгующей драгоценностями, «Тиффани».
Танцовщицы, до этого беззаботно щебетавшие, вдруг притихли и, как показалось Казаченко, наблюдавшему за их реакцией в зеркальце заднего вида, буквально вжались в сиденье. В глазах девушек Олег прочёл недоумение, смешанное с испугом.
«Решили, наверно, что я, главный вашингтонский «кирпич», хочу поиздеваться над ними. Нет, дорогие мои, не поиздеваться — показать вам магазин, достойный вашего статуса, где вы должны были бы делать покупки!»
Хозяин узнал танцовщиц — афиши с их фотографиями были расклеены на всех рекламных щитах города — и сразу же понял, что они вряд ли смогут что-нибудь приобрести у него. Из уважения к их мастерству и от жалости к их нелёгкой доле он подарил девушкам по тоненькому золотому колечку. Радости бедных танцовщиц не было предела. Они заметно повеселели и уже обращались к Олегу не как к «кирпичу», а как к старшему по возрасту приятелю, но без фамильярности.
Лёд отчуждения и вовсе растаял, когда Казаченко, догадавшись, что девушки голодны, предложил перекусить в расположенной рядом с ювелирным магазином аптеке.
— Как в аптеке?! — хором воскликнули танцовщицы.
— Не удивляйтесь, милые мои, именно в аптеке! Они давно уже потеряли своё традиционное предназначение… В аптеках не только продаются лекарства, там вам подадут яичницу прямо с плиты, бутерброды, горячий кофе или чай, любые напитки, кроме алкогольных… Да и вообще, американские аптеки — это московские магазины «Тысяча мелочей», ясно?
Выйдя на улицу, Казаченко заметил, как из авто, припаркованного напротив аптеки, за ними наблюдают четверо нехилого сложения парней.
«А вот и мои опекуны! Ну что ж, мальчики, сегодня я вас разочарую… Кататься вам придётся долго и… вхолостую! Может, оно и к лучшему — наша сегодняшняя экскурсия притупит вашу бдительность, и завтра вы или ваши коллеги будете много беспечнее… Стоп, Казаченко! А что если на завтрашнее мероприятие взять с собой этих милых девчонок — прикрытие мне будет обеспечено на все сто! Этот вариант надо предложить Черкашину. Думаю, возражать он не станет…»
* * *
У «Сеньки» не брезговали делать покупки даже дипломаты из советского посольства, хотя и знали, что весь свой товар хозяин, эмигрант из Одессы, собирает по крупицам на городских свалках.
Дело в том, что население США, да и вообще Запада, понятия не имеет, что представляют собой комиссионные магазины. Американцы и западноевропейцы, потеряв интерес к каким-то предметам туалета, сколь новыми и модными они ни были бы, упаковывают их в специальные пластиковые мешки и оставляют у баков для мусора. Затем эти мешки с ношеными, но вполне приличными вещами, вывозятся на свалки.
Предприимчивые эмигранты из Советского Союза, зная менталитет и кредитоспособность своих бывших сограждан, выезжающих за рубеж по туристическому и другим каналам, понаоткрывали для них дешёвые магазинчики, источниками снабжения которых являются свалки. Справедливости ради надо отметить, что прежде чем попасть в магазин, все вещи проходят через химчистки. Цены в таких «супермаркетах» на 30 процентов ниже, чем в других магазинах, а ассортимент богаче. Кроме того, тряпки продаются не поштучно, а на вес. Что тоже очень выгодно нашим туристам-бессребреникам.
…Над входом в пресловутый супермаркет, оказавшийся однокомнатной лавчонкой, отсвечивала неоном надпись «У Сеньки есть ВСЁ!». Несмотря на декабрьскую стужу, у дверей в плетёном кресле-качалке сидел сам хозяин.
При виде выходящих из машины девушек, дрожащих от холода в своих не по сезону лёгких плащиках, Сенька вскочил, сбросил с плеч подобие медвежьей дохи и с распростёртыми руками двинулся навстречу. Судя по его порыву, он, как и владелец магазина «Тиффани», узнал танцовщиц из «Берёзки».
Коротко ответив на многоступенчатое приветствие Сеньки, девушки нырнули внутрь и сразу бросились к огромным открытым контейнерам, где наваленные кучей серебрились предметы их вожделения — нейлоновые шубы.
Сенька одобрительно закивал головой:
«Кто бы что ни говорил, но шубы, так же как и бриллианты, идут всем и при любых обстоятельствах!»
…Торг был недолгим, а скидка по царски щедрой — девушки взяли оптом более 30 килограммов, что в переводе на розничный язык означало 15 шуб!
Не обращая внимания на Казаченко и Сеньку, девчонки, перебивая друг друга, говорили без умолку: кто, кому, за сколько «сдаст товар» и тут же подсчитывали навар…
Щёки их пылали огнём, глаза лихорадочно блестели, руки дрожали, передавая деньги Сеньке, а ноги подкашивались, когда девчонки везли на тележках огромные баулы к машине…
Олег, чтобы не выделяться из группы «коробейников», купил 400 граммов, то есть дюжину, итальянских шёлковых галстуков, и намеренно долго топтался у машины, демонстрируя фирменный пакет с надписью «У Сеньки есть ВСЁ!». Пусть «топтуны», сидящие в машине напротив лавчонки, убедятся, что хоть он и «шишкарь» из МИД СССР, но на отдыхе — безобидный экскурсовод-покупатель!
Глава пятая. «Кирпич» Васька
Багажник комендантского «шевроле» был забит всяким хламом, поэтому баулы пришлось втиснуть на заднее сиденье, а Ольга на правах «старшей» теперь сидела рядом с Казаченко.
— Ну и как отреагирует Василий Иванович на ваши баулы? — первым делом поинтересовался Олег, когда они отъезжали от магазина.
— А никак, Олег Юрьевич! Он ведь в доле…
— То есть?
— Ну, когда мы отпрашивались в город за покупками, Василий Иванович сначала посоветовал нам не тратить валюту здесь, а поменять её на сертификаты Внешпосылторга по возвращении в Москву, мол, в стране с валютой «напряжёнка», а вы, потратив её здесь, поможете нашему главному идеологическому противнику, ну и всё в таком же роде… Он вообще у нас такой — государственные интересы для него на первом месте…
Ольга вдруг умолкла и стала отрешённо смотреть на дорогу.
«Ну нет, Ольга, так не пойдёт… Я не из тех, кому можно запудрить мозги разговорами о «государственных интересах»… Если уж сказала «А», говори и «Б»! Что значит: «он ведь в доле»? Попробую зайти с другой стороны!»
— Оленька, — ласково пропел Казаченко, — давайте сразу расставим точки над «i». Я — дипломат… Говорю, положа руку на сердце, что к «кирпичам» отношусь так же, как и вы, — с презрением. Более того, считаю всех этих «кирпичей» дармоедами… Они — воскресшие динозавры, и то, что их включают в состав групп, выезжающих за границу, иначе как анахронизмом назвать не могу. Я ясно изложил свою позицию?
Тирада Олега собеседнице понравилась. Она согласно закивала головой и заулыбалась.
— А теперь ваша очередь продолжить вами же начатую фразу!
— Какую?
— Вы сказали, что Василий Иванович «в доле» или я ослышался?
— Нет, Олег Юрьевич, не ослышались… Василий Иванович отпустил нас в город за покупками с условием, что мы купим его жене то же самое, что будем приобретать для себя… Вот и всё. А я, дурёха, проболталась!
— Он и деньги дал? — осторожно, чтобы ненароком не прервать так хорошо начавшуюся увертюру, поинтересовался Казаченко.
— Олег Юрьевич, я вас умоляю, какие деньги?! Да этот жлоб за копейку удавится или… удавит! Никаких денег он нам не давал… Он и шубу-то вовсе не своей жене везёт, а дочери или любовнице своего начальника… Вы думаете, он первый раз выезжает с нами? Фигушки! Пятый! Его что? За выправку и зычный голос с нами посылают? Нет, конечно. «Отстёгивает» кому-то из начальства — вот и посылают! Хотя, если посмотреть с другой стороны, вроде достойного посылают, он же не простой «кирпич» — орденоносец! А орденок-то, знаете, как он заработал?
— Ну откуда же мне, дипломату, знать про «кирпичные» ордена?
— Ну да… В общем, был у нас в ансамбле один талантливейший артист, Миша Барышников. К главным ролям его почему-то не подпускали — танцевал на втором плане, хотя весь коллектив считал его золотым самородком…
— Ясное дело! — подлил масла в огонь Олег, хотя заранее знал, о чём пойдёт речь.
* * *
«Парижский казус» — под таким названием в историю контрразведки вошла неудачная попытка Барышникова остаться за рубежом — стал хрестоматийным. На нём учились «искусству» предотвращать побеги все оперработники, впервые выезжавшие за границу в составе советских делегаций и тургрупп.
— Кроме того, — продолжала Ольга, — Миша всем устраивал какие-то нелепые проверки, чтобы, значит, выяснить, кто же он, этот человек из КГБ. Может быть, поэтому он и привлёк внимание Василия Ивановича.
Сдружились. Разгуливали в обнимку, не таясь. Друг от друга — ни на шаг. Куда один — туда следом и другой. Мы их так и звали: «иголка с ниткой»! А Василий Иванович, мы тогда его просто Васькой звали, уж такой он был заводной и развесёлый, уж такой компанейский… И водку с нами пил, и на гитаре играл, и песни пел, да не какие-то патриотические, нет! Всё больше на запрещённые нажимал — то песни Высоцкого, то Галича исполнит. Но делал это не демонстративно, а так, чтобы наше руководство ничего не знало. Конспиратор хренов! Вместе с Мишей стал разыскивать «человека из КГБ» и всё предупреждал нас: «Берегитесь стукачей, девчата, не верьте никому. КГБ, он щупальца свои везде раскинул!»
Ну разве могло кому-то из нас прийти в голову, что наш осветитель Васька и есть тот самый стукач, тот самый «кирпич»?! Что и говорить, не обидел Бог Ваську талантом… Таким богатейшим даром перевоплощения наделил! Ему бы на большую сцену, а он, дурак, в «кирпичи» подался. Ну, да Бог ему судья!
Михаил Барышников на сцене
…Закончили мы гастроли в Париже, и нам, как обычно, полагался один день на экскурсии и посещение магазинов. Ходить поодиночке за границей строго запрещалось, поэтому все разбрелись по трое-четверо. Старшим нашей группы назначили Ваську — это первое, что меня удивило. Впрочем, на этом сюрпризы не кончились… Н-да… Ну, вот, значит, я, Васька и Миша отправились в Лувр, а на обратном пути хотели заглянуть в «Тати» — магазин самых дешёвых в Париже товаров. Пока шли к Лувру, Васька купил дорогущий мужской одеколон «Жюль». Да не одну упаковку — пять! Мы с Мишей, конечно, очень удивились и давай допрашивать Ваську, откуда у него столько денег. Он не стал юлить, ответил прямо: московские друзья-фарцовщики дали. Мы не поверили, потому что фарца если и даёт деньги, но только не на одеколон — на джинсы, мохер, да! Но, в общем, дело не в одеколоне… Как только мы поравнялись с американским посольством, Миша нам и говорит: «Ну что, друзья, прощайте! Я уже пришёл…» Разворачивается и бегом бросается к охраннику. Да не тут-то было! Васька в два прыжка догнал его и с такой силой ударил по голове пакетом, где «Жюль» лежал, что бедный Миша снопом рухнул на тротуар… Голова вся в крови, стонет, умоляет Ваську отпустить его… Какое там! Васька первым делом выдернул ремень из Мишиных брюк, связал ему ноги, а потом как заорёт на меня: «Что стоишь, дура, такси зови!» Таксомоторов в Париже пруд пруди — стоит поднять руку, как сразу целая очередь выстраивается… Остановила я машину, а у самой слёзы из глаз фонтаном! Меня и сейчас в дрожь бросает от воспоминаний, а ведь десять лет прошло!..
…Пока ехали в наше посольство, Васька всё приговаривал: «Недаром я за тобой, гад, присматривал. Знал, что ты остаться хочешь! Одного не знал, что свою шкуру ты американцам продать решил…»
В посольстве Васька вызвал по внутреннему телефону какого-то Пётриваныча и сдал ему Барышникова буквально с рук на руки — Миша на ногах сам держаться не мог. Из их короткого разговора я поняла, что оба они, и Васька и Пётриваныч, — кагэбэшники, и давно знакомы…
Мне запомнились слова, которые Пётриваныч на прощание сказал Ваське:
«Ну, Василий, поздравляю! Сверли дырочку на кителе — орденок тебе обеспечен!»
— А с Михаилом что?
— Что-что… «Аэрофлотом» переправили его в Москву, потом судили, дали три года. Но он всё равно своего добился. Женился на еврейке и уехал в Штаты на постоянное жительство… Недаром говорят: «Еврейка — не жена, а средство передвижения». Сейчас процветает, танцует, открыл свою школу балетного мастерства, в кино снимается…
— И откуда вы всё это знаете? — с наигранным удивлением спросил Олег.
— Миша рассказывал… Когда мы в прошлом году были на гастролях в Нью-Йорке, он к нам за кулисы приходил… Всем девчонкам, с кем раньше дружил, цветы и по бутылке виски подарил… Мы ему хором:
«Миша, уходи, Василий Иванович здесь! Ты нас скомпрометируешь и мы станем «невыездными».
А он нам в ответ:
«Ага, так я и ушёл! Я — гражданин США, человек свободный, более того, — всемирно известная звезда! Сейчас позову своего адвоката и десяток репортёров, спровоцирую Ваську на драку, потом об этом напишут все американские газеты… Ну и кто после этого станет «невыездным», вы или Васька?! Он, гнида, знает об этом, поэтому, поверьте моему слову, прячется сейчас где-нибудь… Ну, да я зла на него не держу — Бог ему судья…»
— Вот такие дела, Олег Юрьевич! А среди вашего брата, дипломатов, не бывает перебежчиков?
— Случается… Но об этом я расскажу вам за обедом, не возражаете?
Казаченко остановил машину и кивком головы указал на вход во французский ресторан «Au pied de cochon», славившийся своей изысканной кухней. Впрочем, там могли приготовить всё, чего бы ни пожелал клиент, при условии, что заказ будет оплачен…
Глава шестая. «Крот» в шкуре заместителя Генерального секретаря ООН
Услужливый метрдотель, униформа которого напоминала адмиральский мундир, во главе группы четырёх официантов — ровно по количеству вошедших клиентов — проводил Казаченко и K° в указанный им кабинет у окна.
На столе, как по мановению волшебной палочки, появились грациозные подсвечники, тут же зажглись свечи. Множество столовых приборов из чернёного серебра, крахмальные салфетки и изогнутые спины официантов располагали к расслабленности и неге.
«Здесь и уютнее, чем сидеть посреди огромного зала, да и машина видна, как на ладони, — рассуждал про себя Казаченко, — мало ли, вдруг да фэбээровцам, висящим у меня «на хвосте», вздумается нашпиговать «жучками» комендантский «шевроле»? Ничего, ребята, немного терпения. У меня уже родился план, как сегодня начать с вами «бесконтактный диалог», который завтра поможет мне без вашей опеки достичь цели!»
— Ну что, девушки, выбрали что-нибудь себе по вкусу? — с ехидцей в голосе спросил Олег, увидев, как танцовщицы дружно отложили меню в толстом кожаном переплёте на краешек стола. Он был уверен, что девушки находятся в состоянии шока, ибо никто из них никогда не то чтобы не пробовал — не подозревал о существовании той экзотической снеди, которую предлагал «Au pied du cochon».
— Да тут всё больше по-английски да по-французски… Нам не понять…
— Лукавите, девчонки! Меню составлено как минимум на шести языках, по числу рабочих языков Организации Объединённых Наций! Так что русский здесь обязательно присутствует… А-а, я понял! Вы боитесь, что у меня не хватит денег, чтобы оплатить обед? О моей кредитоспособности прошу не беспокоиться — я при деньгах… Да и вообще, как говорят французы, «женщины стоят столько, во сколько обходятся». — Казаченко подмигнул сидящей напротив Ольге. — Не стесняйтесь — делайте ваши ставки, миледи!
Олег решительно открыл меню-книжицу и стал громко зачитывать список предлагаемых блюд. Заслышав русскую речь, невесть откуда появились официанты-призраки и застыли за спинами клиентов в позе вопросительного знака, а мэтр принялся разливать минеральную воду в высокие бокалы.
— Итак, что мы имеем на закуску? — с пафосом произнёс Казаченко и вскользь взглянул на припаркованный за окном «шевроле». — Ага, паштет из полевых жаворонков, мозговая колбаса с угрями в трюфелях, салат из молодых красных куропаток, устрицы, токайское вино, шабли… На горячее нам предлагают суп из бычьих хвостов, тетерева под шафранным французским соусом или телячью вырезку… Впрочем, тетерева придётся долго ждать, так что остановимся на вырезке. Да, вот ещё что! Прошу не повторить ошибки приснопамятного Никиты Сергеевича…
В 1959 году находившемуся в США с государственным визитом Хрущёву за обедом подали суп из бычьих хвостов. Он отодвинул чашку в сторону и пробурчал: «Сами, значит, суки, сожрали всё мясо, а мне, руководителю атомной державы, одни хвосты оставили?!»
Рекомендую не отказываться от этого деликатеса, однако, съев его, советую добавки не просить. Во-первых, здесь это не принято. Во-вторых, вырезка — это громадный, граммов на шестьсот, кусок нежнейшей телятины. Рецепт приготовления принадлежит великому французскому поэту и гурману Франсуа Рене де Шатобриану…
Не обязательно съедать весь кусок. Будучи большим женолюбом, поэт и блюдо создавал для двоих, предполагая провести время с кем-нибудь из своих многочисленных подружек…
К мясу, разумеется, мы возьмём бургундское… Не упрямьтесь — оно снизит содержание стронция в вашем организме…
Ну и, наконец, десерт. Не удивляйтесь, когда к нашему столу подкатят двухэтажный столик со многими сортами сыра. На верхней столешнице будут твёрдые сыры, на нижней — сыры мягкие, полузрелые. Надо попросить три-четыре кусочка от каждого сорта сыра, когда же вам их подадут, постарайтесь не смотреть на меня подозрительно: запах будет исходить не от моих носков — они у меня свежие, а из вашей тарелки! Всё ясно?
Казаченко обвёл взглядом ошарашенных спутниц.
— Молчание, как я понимаю, знак согласия? Значит, пусть несут всё перечисленное. Кутить — так кутить! — Олег, заглядывая в меню, стал по-английски зачитывать выбранные блюда стоявшему за его спиной официанту…
* * *
За время обеда девушки не проронили ни слова, лишь иногда кто-нибудь из них с восхищением восклицал: «Вот это да!» или «Вкусно-то как!» Казаченко же на правах тамады произносил тост за тостом, следил, чтобы бокалы у всех были наполнены, шутил и подтрунивал над сотрапезницам, не забывая, впрочем, поглядывать на «шевроле».
Когда подали десерт, Казаченко заметил, как в ресторан вошли два дюжих парня в одинаковых мятых пиджаках и в пузырящихся на коленях брюках. Рожи никудышние. Ни носа, ни глаз, никакого выражения — петля от наволочки, пройдёшь и не обратишь внимания. Словом, в их внешнем облике присутствовали традиционные признаки «топтунов» всех спецслужб мира. Бегло осмотрев полупустой зал, они лишь на какую-то долю секунды задержали взгляды на кабинете, где пировали их «подопечные». Подбежавшему официанту фэбээровцы заказали два кофе и уселись за столиком у входа.
«Ну что, заждались? — со злорадством подумал Казаченко. — Или испугались, что мы, бросив машину, «слиняли» через запасный выход? Вам ведь, наверняка, и в голову не могло прийти, что русские столько времени пробудут в таком дорогущем ресторане. Они же для вас бессребреники! А знай вы, какой роскошный обед мы только что уничтожили, да вы пристрелили бы нас на месте! А мы что? Мы банкуем! И завтра банковать будем МЫ. И вы в этом сами убедитесь!»
* * *
Размышления Казаченко прервал возглас Ольги:
— Олег Юрьевич, а вы ведь обещали рассказать о каком-то вашем коллеге дипломате, который сбежал, помните?
— Ну ещё бы! Конечно, помню… Только много говорить о нём мне не хотелось бы… Да и вообще, с такими, как он, разговор короткий: допрос, суд, расстрел… Но Шевченко не расстреляли…
— Он что? До сих пор жив?!
— К сожалению, да!
— И где он сейчас?
— Здесь, в Штатах… Гражданство получил… Выслужился, одним словом… Американцы ему даже пенсию выплачивают…
* * *
В 1975 году Аркадий Николаевич Шевченко, Чрезвычайный и Полномочный посол СССР, первый заместитель Генерального Секретаря Организации Объединённых Наций вступил в контакт с высокопоставленным сотрудником ЦРУ и заявил, что хочет просить правительство США о предоставлении ему политического убежища. Американцам и в бредовом сне не могло такое привидеться. Однако вскоре они убедились, что стремление Шевченко порвать со своим прошлым и настоящим — не минутная слабость, а всесторонне обдуманное и взвешенное решение. Но для США он принёс бы большую пользу, оставаясь вторым человеком в ООН, нежели богатым рантье, хотя и обладавшим огромным багажом сведений, входивших в разряд государственных тайн Советского Союза. Но со временем секреты имеют обыкновение утрачивать свою ценность. Поэтому ЦРУ для встречи с дипломатом направило одного из своих лучших офицеров-вербовщиков, которому удалось уговорить Шевченко отложить свой побег и поработать в интересах США на прежнем месте ещё какое-то время.
«Динамит» — такой оперативный псевдоним присвоили американцы своему сверхценному «кроту» — проработал на США целых 27 месяцев, в течение которых снабдил американцев просто сказочной информацией.
Шевченко доложил своим новым хозяевам о противоречиях между премьером Алексеем Косыгиным и генсеком Леонидом Брежневым по поводу отношений СССР с США. Он регулярно сообщал об указаниях Кремля своему послу в США Анатолию Добрынину, какую позицию занять на переговорах об ограничении стратегических наступательных вооружений и даже о том, до каких пределов советское руководство может уступить в ходе обсуждения плана ОСВ-1…
Изменник предоставил ЦРУ сведения о состоянии советской экономики, в частности совершенно секретный доклад Косыгина о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском регионе. Эта информация сразу же была использована правительством США и отчасти спровоцировала на Западе так называемый «энергетический кризис», в результате которого американские нефтяные компании заработали дополнительно миллиарды долларов…
— Олег Юрьевич, простите, что перебиваю, — извиняющимся тоном произнесла Ольга, — мне не понятно, почему такой человек, как Шевченко, достигший, казалось бы, всего, о чём можно только мечтать: положения в обществе, славы, да и зарплата у него была побольше, чем наша, почему он продался американцам?..
— Вопрос интересный… На него до сих пор нет окончательного ответа. Скорее всего, Шевченко не мог выпутаться из проблем личного характера…
Во-первых, перед тем как выйти на контакт с ЦРУ, он начал злоупотреблять спиртным, что не могло не сказаться на работоспособности и, конечно же, не осталось незамеченным для его окружения, в том числе и для таких, как ваш «кирпич» Василий Иванович…
Во-вторых, он завёл себе подружку-американку, которую, скорее всего, подставило ему ФБР или ЦРУ. Она, разыгрывая страстную любовь, постоянно подталкивала его бросить службу и уехать жить на какой-нибудь из экзотических островов. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов взаимоотношения Шевченко в семье. Споры, размолвки, перераставшие в драки…
— Драки? — Ольга прикрыла рот ладошкой.
— Да-да, я не оговорился — драки… Всё смешалось в их доме. А тут ещё его жена Лина подружилась с Лидией Дмитриевной Громыко, супругой министра иностранных дел. Вместе они занялись спекуляцией. Закупали в Нью-Йорке нейлоновые шубы и антиквариат и доставляли в Москву для продажи. Кому бы вы думали? Своим подругам — дочери генсека Галине Брежневой и жене министра внутренних дел СССР Светлане Щёлоковой. Последние снабжали «нью-йоркский тандем» бриллиантами, огранёнными из якутских алмазов, кои на западных рынках идут как товар первой категории. То есть, продав шубы и антиквариат в Москве, Лида и Лина закупали «брюлики» для продажи в Нью-Йорке… Такой кругооборот. Этот нелегальный экспорт-импорт приносил лихой мушкетёрской четвёрке ну о-очень большой навар! Правда, спекуляция шубами и антиквариатом не приносила Галине и Светлане тех денег, которых они жаждали… Но это уже отдельная тема…
— Ой, как интересно! Расскажите, ну расскажите, пожалуйста, Олег Юрьевич! — хором закричали танцовщицы. — Вы… Вы такой интересный… собеседник!
— Так и быть, расскажу…
Казаченко посмотрел на часы, отпил из бокала минералки. Шабли и бургундское он даже не пригубил: находясь под присмотром «наружки», поневоле будешь чтить сухой закон. «Топтунам» только повод дай — сразу окажешься в полицейском участке. И дипломатический паспорт не спасёт…
Глава седьмая. Неприкасаемые «девочки»
Во времена правления Брежнева в СССР каждые 2–3 года происходило существенное повышение цен на ювелирные изделия из золота и драгоценных камней, причем сразу на 100–150 процентов.
Решение об этом принималось на заседании Политбюро, куда приглашался министр финансов СССР, и оно считалось совершенно секретным. Однако сведения о предстоящем подорожании не являлись прерогативой только чиновников высших государственных органов.
Ещё за неделю-две до повышения цен дочь Брежнева Галина Леонидовна и её подруга, жена министра внутренних дел Союза ССР Светлана Щёлокова, эти два самых крупных камня столичной «бриллиантовой элиты», скупали партии ювелирных изделий из золота и драгоценных камней на сотни тысяч рублей. Лучшие образцы оставляли себе, остальное перепродавали втридорога.
Фамилии предприимчивых «девочек» говорили сами за себя, поэтому они ногой открывали двери в кабинеты директоров самых крупных ювелирных магазинов Москвы: «Самоцветы», что на Арбате, «Берёзка» на улице Горького. Но предпочтение отдавалось магазину «Алмаз» в Столешниковом переулке.
Прежде всего потому, что в конце 70-х годов именно там, у входа в магазин, находилась нелегальная биржа по купле-продаже золота и «камушков», где без перерыва на обед тусовались «бриллиантовые мальчики», которые, не торгуясь, скупали у подруг любое количество драгоценностей, за минуту до этого извлечённых из сейфа директора магазина.
Нередко подруги приобретали драгоценности непосредственно на московской ювелирной фабрике, что на улице Лавочкина. При этом они, как правило, не расплачивались, а оставляли расписки, немалое число которых было изъято позднее из сейфа директора при аресте.
Галину и Светлану сближала не только неуёмная страсть к драгоценным камням, но и постоянный поиск полных опасностей приключений.
Было в этих их страстях что-то из книжек XIX века о пиратах, ставших маркизами. Галя и Света строили свою жизнь не по классикам марксизма-ленинизма, а по «Графу Монте-Кристо». Авантюристки по натуре, они вели бурную, разухабистую жизнь.
Провернув очередную аферу с «брюликами», отправлялись в заграничные турне вдохнуть тлетворного аромата загнивающего капитализма — уж больно был он дурманящ!
И хотя появлялись они там инкогнито, но местным папарацци не составляло труда выяснить, «кто есть кто».
Подруги сами провоцировали репортёров светской хроники, появляясь в казино и других злачных местах в экстравагантных нарядах, расцвеченные драгоценностями, как рождественские ёлки стеклянными шарами. А разовые чаевые, которыми «девочки» одаривали гостиничную прислугу, швейцаров баров и ресторанов, равнялись месячному заработку квалифицированного рабочего таких концернов, как «ФИАТ» или «РЕНО»!
По возвращении на Родину пикники с шашлыками из осетрины на пленэре чередовались с приёмами в Кремле.
Приёмы в посольствах западных стран, куда Галину и Светлану неизменно приглашали как живых экспонатов Алмазного фонда, заканчивались попойками и скандалами в столичных ресторанах «Метрополь», «Националь», «Узбекистан».
Интимные партнёры, — а у Галины вдобавок ещё и мужья, — менялись, как перчатки.
Достаточно назвать несколько известных имен: Евгений Милаев, Марис Лиепа, Игорь Кио, Борис Буряце, наконец, Юрий Чурбанов… А сколько было безымянных, которые пролетали в жизни Гали — Светы, как пассажиры в электричке в часы пик!..
* * *
Впрочем, деньги, и немалые, у Брежневой и Щёлоковой водились всегда, и дело не только в спекуляции бриллиантами и ширпотребом, присылаемым из Штатов Лидией Громыко…
Испокон века в Москву со всех концов страны приезжали тысячи обиженных и пострадавших, справедливо или неправедно.
Наивные правдолюбцы шли в Приёмную ЦК КПСС, Прокуратуру СССР, Верховный Суд.
Искушенные и разуверившиеся искали доступа к Галине Брежневой и Светлане Щёлоковой.
Дело в том, что подруги могли способствовать принятию нужного просителям решения, даже не обращаясь к своим отцу и мужу. Они могли оказать покровительство и в освобождении от уголовного наказания, а нередко и содействовать назначению на некоторые посты в провинции.
Зная это, все те, кто обращался напрямую к Брежневой и Щёлоковой, выкладывали на стол такое количество веских «аргументов», что подруги попросту не могли устоять перед искушением. Подруги без устали работали под девизом: «Все средства хороши, но лучше — наличные!»
Кроме денежных вознаграждений за протекцию, «девочки» получали массу подарков, которые им привозили из всех республик, краев и областей необъятной страны.
Ведь было же известно, что и генсек, и глава МВД патологически чувствительны ко всякого рода подношениям, а что, их родичи — дочь и жена — из другого теста? Да быть того не может!..
— Вот так и жили родственники «слуг народа»! — подытожил Казаченко.
— А чем они сейчас занимаются?
— Насколько мне известно, Светлана и её муж Николай Анисимович Щёлоков несколько лет назад покончили жизнь самоубийством после того, как против них было возбуждено уголовное дело, и они были вынуждены возвратить государству более 200 тысяч рублей наличными и имущества на сумму более 300 тысяч рублей…
— А Галина?
— После того как её мужа, первого заместителя министра внутренних дел СССР генерал-полковника Юрия Чурбанова осудили за взяточничество и отправили в спецколонию, Галина Леонидовна впала в затяжную депрессию и окончательно спилась. Сейчас регулярно лечится в психиатрической клинике…
По Москве ходят слухи, что она сожительствует с сантехником из домоуправления, который по возрасту годится ей в сыновья. Он якобы рассчитывает, что она по пьянке сболтнёт, где закопаны фамильные драгоценности. Однако этот сантехник не единственный претендент на мифический клад…
— И много их?
— Хватает… Галина Леонидовна превратила свою некогда роскошную квартиру в престижном районе столицы в ночлежку московских пьяниц и бомжей, и все они надеются получить свою долю…
Глава восьмая. Как накормить «дезой» противника
Казаченко посмотрел на часы и воскликнул:
— Ну и разговорили вы меня! Ещё немного — и мы опоздаем в Национальную галерею!
— Олег Юрьевич, вы нас извините, но после такого обильного обеда нам не то что в галерею — до выхода из ресторана не дойти… А сколько было выпито, жуть! Вы большой мастер убалтывать женщин — такие тосты произносили… Нет уж, отвезите, пожалуйста, нас в гостиницу, мы вздремнём часок… А за компанию и царский обед — огромное спасибо!
— Как же, дадут там поспать! — взорвалась Оксана, самая младшая из танцовщиц. — Сейчас начнут приставать: где были, да с кем, да что купили, да почём…
— Не будет никаких расспросов, — перебила подругу Ольга. — Все спят после вчерашнего банкета…
— Тем более, Оля! А мы куда ляжем? На прикроватный коврик? Ты забыла, что мы впятером спим на двух кроватях! Не гостиница — приют для бомжей! Нет уж, по мне так лучше в галерею, чем в гостиницу!
…Девушки ещё долго бы спорили, если бы Казаченко вовремя не вспомнил о своём плане провести «бесконтактный диалог» с фэбээровцами, чтобы завтра направить их по ложному следу.
— Девушки, я могу разрешить ваши проблемы!
Олег выдержал многозначительную паузу. В глазах танцовщиц он прочёл немой вопрос. Рассмеявшись, добавил:
— Да-да, не удивляйтесь, именно я! Значит, так: коль скоро вы отказываетесь посетить Национальную галерею, а спать вам негде, я отвезу вас к себе домой, а сам вернусь в посольство. Поработаю там часа два-три. За это время вы успеете поспать и привести себя в порядок. Потом я заеду за вами и мы вместе сходим в кино, идёт?
Девушки от радости захлопали в ладоши.
— Олег Юрьевич! Да вы просто душка! Нет, вы — волшебник, или нет, вы — наш ангел-хранитель! Конечно, мы согласны! — перебивая друг друга, затараторили танцовщицы.
— Ну вот и славно! Поехали!
* * *
Когда «шевроле» въехал на территорию «Айрин», Олег, прежде чем выйти из машины и проводить троицу в квартиру, провёл блиц-инструктаж:
— Девушки, надеюсь, для вас не секрет, что в Вашингтоне все жилища советских граждан, включая квартиры дипломатов, прослушиваются?
— Да нам об этом постоянно твердит Васька! — обиженно ответила Ольга.
— Молодец, поступает в соответствии с кавказским постулатом: «молитва от повторения не портится»… Моя квартира прослушивается круглосуточно, независимо от того, нахожусь я там или отсутствую. Поэтому обсуждение вопросов: откуда у Олега Юрьевича столько денег, да и, вообще, дипломат ли он? — должны быть категорически исключены… Ну вы поняли, что я имею в виду? Обо мне, как о покойнике, — либо хорошо, либо ничего, договорились? Но уж если вам захочется обменяться мнениями о моей персоне, что вполне естественно, то коснитесь только моих человеческих качеств. Для слухачей это будет выглядеть вполне логично: вы встретили нового человека, молодого дипломата-женолюба, как не перемыть ему косточки? Подчёркиваю: никаких сомнений и вопросов в адрес моего статуса не высказывать, усвоили? Вам есть, о чём поговорить: об успешно проведенной сделке с Сенькой, о том, что вы соскучились по Москве, что денег не хватило на хорошую американскую косметику, что люди здесь совсем не такие, как на Родине, — все думают только о деньгах и ничего, кроме газет, не читают, что… Да мало ли о чём ещё можно поговорить…
— Обижаете, Олег Юрьевич! Мы понятливые, как говорится, «стрижём налету»!
— Ну вот и прекрасно! Значит, вы без труда справитесь с тем, о чём я вас сейчас попрошу… Итак. Что бы вы ни обсуждали, вам необходимо постоянно возвращаться к одной теме — завтрашней поездке за город, в район Аннаполиса. Подчёркиваю — эта тема должна пройти красной нитью через всю вашу беседу! Повторяю: Аннаполис, запомнили?
— На шашлыки? — вырвалось у Оксаны.
— Возможно… Снова и снова вы должны будете обсуждать предстоящую поездку: что взять с собой, как одеться, хорошо ли Олег Юрьевич знаком с теми местами, чтобы выбрать уютную лужайку для пикника, не заведёт ли он вас, как Иван Сусанин, в непролазные дебри, не будет ли у нас неприятностей с полицией… Да что это я вас учу?! — Казаченко театрально хлопнул себя ладонью по лбу. — Вы же — актрисы! Вот и считайте, что я вам в общих чертах набросал сценарий, а уж развить его — ваша задача! Ну как, не слишком сложно?
— Опять обидеть хотите, Олег Юрьевич! — взорвалась Ольга. — Да мы за время заграничных гастролей своих стукачей научились обводить вокруг пальца, как младенцев, а уж с иноземными справимся и подавно… Не волнуйтесь, Олег Юрьевич, сцену разыграем так, что фэбээровцы кипятком писать будут от удовольствия! Ну что, девчонки, поможем нашему благодетелю?!
— Без проблем! — Оксана и Марина дружно закивали головами.
…Ольга заговорщицки подмигнула Олегу и шутливо погрозила ему пальцем, как бы давая понять, что догадалась, что он вовсе не дипломат. Казаченко же поздравил себя с тем, что ещё в самом начале их знакомства не ошибся на её счёт — она действительно агентеса.
«Ну что ж, это и к лучшему, — успокоил он себя. — Будет на кого опереться в случае непредвиденных обстоятельств!»
Казаченко оценивающе оглядел танцовщиц. Их глаза горели азартом и нетерпением. «Эти не подведут!» — подумал Олег и резко толкнул дверцу.
— Ну, тогда пошли знакомиться с моей скромной обителью! Да, вот ещё что: шубы оставьте в машине, их не украдут…
Глава девятая. Не страшны нам в зоосаде фэбээрские засады!
Придав лицу озабоченное выражение, — именно так, по мнению генерала Карпова, должен выглядеть подчинённый, входящий к начальнику, — Казаченко переступил порог кабинета Черкашина.
— С возвращением, Олег Юрьевич! Рад тебя видеть? Как тебе девочки из «Берёзки»? Все торговые ряды «прочесали»? Да ты присаживайся, будь как дома!
В голосе главного контрразведчика резидентуры звучала ирония и радость одновременно.
— Вашингтон, конечно, не сравнить с Нью-Йорком и Парижем, но и здесь можно неплохо прибарахлиться, — в тон полковнику ответил Олег.
— Танцовщицам, Виктор Иванович, хватило одной лавчонки, чтобы взять 30 килограммов нейлоновых шуб!
— Наслышан об этом проходимце! В прошлом году сюда с гастролями приезжала труппа Большого театра. Балерины приобрели у него около 400 шуб. Скидка, которую сделал этот пройдоха, была настолько велика, что, вероятно, у балерин наступило временное умопомрачение. Только по прибытии в Москву, хорошенько рассмотрев товар, они обнаружили массу дефектов. Отбили телеграмму в наше торгпредство с просьбой получить с жулика компенсацию за бракованый товар. В торгпредстве нашёлся один сердобольный сотрудник, который решил отстоять интересы соотечественниц. Пришёл, а на дверях лавчонки объявление: «Покончил с собой по причине полного краха гешефта».
А через месяц, когда улеглись страсти, лавочка открылась вновь, но уже под другой вывеской: «У Сеньки есть ВСЁ!» А раньше этот жулик отзывался на имя «Мишка», поэтому над входом висела вывеска попроще: «Мишка-одессит». Но — ближе к делу. Сколько машин «наружки» работало за тобой, Олег Юрьевич? Как «вели» тебя, скрытно или в «нахалку»? Оставили на полпути или довели до посольства?
— У гостиницы я насчитал четыре укомплектованные машины… Когда двигался к «Мишке-Сеньке», две бригады исчезли, а к лавчонке подрулило одно авто. Я решил провериться и прогулочным маршем прошёл весь Джорджтаун. На «хвосте» висел всё тот же одинокий «додж». Пока мы обедали в «Au pied du cochon», а просидели мы там около трёх часов, «додж» оставался напротив ресторана. Двое парней из бригады, чтобы убедиться, что мы не ушли через запасный выход, вошли в зал и заказали кофе… Вышли вслед за нами. По дороге к «Айрин», куда я отвёз девушек, и на обратном пути в посольство меня «вёл» один «додж»… Вообще, «наружка» вела себя корректно. Никаких пируэтов, но и не высовывалась. А уж «демонстративной» слежки не было точно. Всё, Виктор Иванович!
— Всё да не всё, Олег Юрьевич… Что валютой ты «упакован», мне известно из твоего телефонного доклада генералу Карпову… Жаль что Розенталь покончил с собой, не успев передать нам материалы по дерматоглифике. Я разделяю твоё предположение, что именно их он сжигал перед тем, как уйти из жизни… Но речь сейчас не о нём, а о… Девиц ты зачем в квартиру отвёз? Ты же знаешь, что она на «прослушке»! Девчонки, делясь впечатлениями о роскоши ресторана, а самое главное — о тебе, щедром опекуне, сами того не желая, расшифруют тебя! Они же знают, сколько получают наши дипломаты во время заграничных командировок. Ты же, устроив банкет в «Au pied du cochon», тем самым дал им повод сомневаться: «дипломат ли Казаченко»? А я тебя берегу как зеницу ока! Ты забыл, что завтра тебе проводить ответственнейшее мероприятие?
— Нет, Виктор Иванович, не забыл… И девушек я отвёз в «Айрин» намеренно, чтобы они «унавозили» почву для завтрашней операции…
— Ну-ка, ну-ка, поподробней, Олег Юрьевич! Какая ещё гениальная мысль твою светлую голову посетила?
Казаченко пропустил мимо ушей ироническое замечание Черкашина и вкратце сообщил о своём плане «слить дезу» фэбээровцам через танцовщиц, а также о намерении задействовать их в завтрашней операции, чтобы «растащить» силы противника.
— Ну что ж, коллега! — Черкашин встал из-за стола, пожал Казаченко руку и бодро зашагал по кабинету. — Поздравляю! Отличная импровизация! Считай, Олег Юрьевич, что твоя затея с «дезой» удалась. Не может быть, чтобы в ФБР на неё не клюнули — ведь о поездке на природу в закрытый район Аннаполиса они услышат не от тебя — от людей далёких от разведки… Ну а завтра, как думаешь, девчонки не подведут?
— Уверен, Виктор Иванович! Сыграют они лучше, чем на сцене… Жаль, что цветов и аплодисментов сметой ФБР не предусмотрено! Что ж, тогда я ещё раз свожу их во французский ресторан…
— Хорошо сделано, хорошо и сказано… А мне остаётся лишь «по-белому» завидовать генералу Карпову, что у него такой талантливый заместитель… Н-да… А здесь?! — полковник грохнул по столу кулаком. — Ну просто не с кем работать! Но самое главное — доверять никому нельзя! Это ж надо такому случиться — два «крота» в одной резидентуре!
«Как я вас понимаю, Виктор Иванович! — Казаченко с сочувствием наблюдал за Черкашиным. — Такие «проколы» в резидентуре… Трудно не сорваться на крик, если у тебя два «крота» на шее висят… Ведь за них спросят не с «резака» — тот ставленник самого председателя — спросят с полковника Черкашина как главы контрразведки в резидентуре… Стоп, стоп, Олег! — Казаченко вспомнил слова генерала Карпова, что внешняя контрразведка за почти двадцать лет своего существования не сумела разоблачить ни одного «крота» в рядах разведки. — Значит, вы, Виктор Иванович, первый, кому это удалось! Вам, как минимум, орден Красной Звезды за это положен, а вы в истерику впадаете. Странно… А может, не наличие «кротов» в резидентуре вас беспокоит, они ведь уже разоблачены, да ни кем-нибудь — лично вами! Может, есть нечто другое, что не даёт вам покоя?»
Черкашин, будто подслушав рассуждения Казаченко, задумчиво произнёс:
— Да ещё этот таинственный тип Юрченко… Какое место отведено ему в игре, затеянной нашим председателем? А в том, что он ведёт какую-то игру, у меня сомнений нет. Но какую? Вот в чём вопрос! Когда Крючков возглавлял секретариат покойного Андропова, все его интриги и авантюры были мне известны в подробностях. Но сейчас! Сейчас я теряюсь в догадках… Может, из-за недостатка информации, может, наоборот, из-за избытка таковой… К тому же сведения, которые ко мне поступают, настолько разноречивы, что ни один ясновидящий не даст вразумительного ответа, чем вся эта чехарда кончится!
Полковник устало махнул рукой, но вдруг лукаво улыбнулся и вплотную приблизился к собеседнику.
— Послушай, Олег Юрьевич, то, что ты принял решение задействовать танцовщиц в подготовке завтрашнего мероприятия, другими словами, «рванул впереди паровоза», — это похвально. Но мне как профессионалу интересно, исходя из чего, почему ты это сделал?
— Видите ли, Виктор Иванович, хотя сегодня вы и бросили вскользь, что в какой-то важной операции отводите мне главную роль, но о ней самой не обмолвились и полусловом, так? Я долго ломал себе голову и, в конце концов, пришёл к выводу, что речь пойдёт или о закладке тайника, или о встрече с агентом, потому что к каким-то незначительным мероприятиям вы бы не стали меня привлекать, не так ли? Кроме того, «почерк» сотрудников вашей резидентуры давно изучен местными фэбээровцами. Я же для них — terra incognita, «непознанная земля», и пройдёт немало времени, пока они подберут эффективные меры противодействия моим приёмам, поэтому ваш выбор и пал на меня…
— Молодец! Блестящая логическая конструкция! Приятно работать с таким аналитиком! Я непременно позвоню Леонтию Алексеевичу и передам ему мои поздравления, не возражаешь? Только вот одно мне непонятно: если ты до всего дошёл своим умом, почему своими соображениями не поделился со мной, почему молчал? Мы же, в конце концов, делаем одно дело!
— Виноват, Виктор Иванович! Во-первых, не было времени… Во-вторых, меня с самого начала службы в органах приучили к тому, что контрразведка — это конвейер. Каждый из участников должен досконально знать только свой манёвр… В-третьих, ждал, когда вы сами найдёте нужным поставить меня в известность о моём участке…
— Выкрутился, хитрец!
Черкашин лукаво подмигнул Олегу, но, вдруг вспомнив что-то важное, заёрзал в кресле, начал перекладывать лежащие на столе бумаги и карандаши.
— Так, с лирикой покончено, давай обсудим детали завтрашней операции… Явка будет проходить в зоопарке. Завтра воскресенье, и толпы американцев — родители с детьми, школьники и просто бездельники — ринутся туда, так что затеряться в этом людском море тебе не составит труда…
— И девушкам тоже…
— Ну да, конечно, и им тоже! Встреча с агентом-американцем, он прибудет из Техаса, назначена на 11.00 у вольера с леопардами… Он будет стоять, опершись на велосипед и делать вид, что читает газету «Texas news»…
— На велосипеде из Техаса?! Вот это конспирация!
Казаченко громко рассмеялся и тут же смолк, встретившись глазами с Черкашиным.
— Так, Олег Юрьевич, подначки оставим на потом… Слушай и не перебивай! Значит, так. У входа в зоопарк есть пункт проката велосипедов. В 10.30 ты и девицы берёте велосипеды и разъезжаетесь в разные стороны, чтобы рассредоточить силы фэбээровцев и внести в их ряды сумятицу: «за кем же следить»? О том, что вы будете кататься по зоосаду порознь, предупреди девчат заранее, но сделай это не в машине. Потому что фэбээровцы, прослушав сегодня беседу танцовщиц о завтрашнем пикнике в районе Аннаполиса, ночью нашпигуют твой автомобиль «жучками»…
Так, вернёмся к встрече с агентом. На, взгляни на его фото… А теперь я покажу место, где будет проходить явка. Тебе, как никак, придётся играть «на чужом поле»…
Черкашин достал из сейфа кассету и включил видеомагнитофон.
— На плёнке заснят весь маршрут, который тебе придётся проехать… Запоминай опорные точки и опознавательные знаки… Вот ты движешься по окружной аллее… Вот сейчас будет поворот налево… Стоп! Видишь впереди, прямо на повороте указатель «WILDCATS»?
— Вижу…
— Проедешь от поворота пять метров и резко свернёшь влево прямо в кустарник… Даю крупный план, видишь? А едва различимую тропку внизу, у корней кустов, тоже видишь?
— Вижу!
— Отлично! Три метра от поворота до зарослей кустов — это и есть та самая «мёртвая зона», которая поможет тебе исчезнуть из поля зрения тех, кто, возможно, будет висеть у тебя «на хвосте», ясно? Они не знают о существовании этого лаза в кустах и поедут дальше по кольцевой аллее. Им будет очень трудно отыскать тебя среди десятков велосипедистов и пешеходов… Они будут искать, возвращаться к повороту, за которым ты исчез… В общей сложности потеряют не меньше минут пятнадцати. Может, и больше… В общем, у тебя будет достаточно времени, чтобы пересечь лощину и, выехав прямо к вольеру с леопардами, обменяться с агентом «любезностями» и борсетками. Затем пулей летишь в пункт проката, отдаёшь мне борсетку, меняешь велосипед и катаешься по зоосаду. Находишь поочерёдно танцовщиц и, как пел Высоцкий: «Гуляй, рванина от «бакса» и выше!» Всё!
— От рубля и выше…
— Ну и педант же ты, Казаченко… Уж и сымпровизировать нельзя… Ты же, завершив операцию и передав мне борсетку, куда помчишься праздновать удачу, а? То-то же — в «Au pied du cochon»! А там что? Стали рублями брать? Ладно, будь по-твоему… Девиц не забудь с собой прихватить…
Теперь главное: пароль и отзыв. Запомни намертво, ибо ни слова, ни их порядок менять нельзя, иначе агент усомнится, тот ли ты на самом деле, с кем он должен встретиться, и… ничего тебе не передаст. В общем, никакой импровизации!
Итак, ты подъезжаешь к агенту и произносишь пароль: «Сэр, не подскажете, где найти вольеры с тиграми?»
Ответ: «Ближайшие места, где разгуливают тигры, — Индия!»
Твоя проверочная фраза: «А я думал — Приамурье!»
Ответ: «Приамурье дальше и там холодно!» — Усвоил? Повтори!
Казаченко повторил и, нахмурясь, поинтересовался:
— Виктор Иванович, а зачем нужны эти проверочные фразы? Мы, проговаривая их, теряем драгоценное время для обмена борсетками… Нас же может засечь «наружка»!
— Э, нет! Вы не теряете — приобретаете!
— Что?
— Уверенность! Уверенность в том, что и ты, и агент встретили именно того человека, с кем обусловлена явка…
Поясню примером из собственной практики.
Сентябрьским утром 1974-го в Москве, на улице Горького, я должен был встретиться с агентом, прилетевшим из США. Мне показали фотографию американца, а ему дали описание моей внешности. Короче, ему надо было подойти к высокому темноволосому человеку без головного убора, в кремовом кримпленовом плаще, с газетой «Правда» в правой руке и с зонтом в левой. Точное время не обозначалось: плюс-минус 5 минут, так как он двигался от «Националя», а я от Пушкинской площади. Встреча, по прикидкам устроителей, должна была произойти где-то в районе Моссовета… Ну и что ты думаешь? Агент глазами находит в толпе идущих навстречу людей человека, который, как ему показалось, соответствовал полученному описанию. Хотя в те времена кто из москвичей осенним утром не имел в руках зонта и газеты «Правда»? Кто в 70-е годы не носил кремового цвета кримпленового плаща?! Чёртовы олухи, эти разработчики личной встречи с агентом! Ну, да ладно, — дело прошлое…
Короче, подходит иностранец к псевдосвязнику и на ломаном русском произносит пароль: «Простите, вы не подскажете, как пройти к ближайшему бару?» Молодой человек, которого наш источник принял за меня, оказался ещё тем острословом. Отвечает: «Ближайший бар вы найдёте в Финляндии!» Агент обрадовался и давай совать ему портфель с секретными документами. Парень сначала оторопел, а потом как заорёт: «Щас как врежу тебе по роже, империалистическая сволочь, — шнурки на ботинках развяжутся!» Но тут уже я подоспел…
Долго мне пришлось успокаивать агента. Но, ты знаешь, после двух распитых вместе бутылок водки успокоил! Работает на нас и до сих пор…
— А какие слова перепутал агент?
— Ответ должен был звучать так: «Ближайший бар вы найдёте в Хельсинки!» Нестыковка произошла из-за того, что у агента Хельсинки ассоциировались с Финляндией. Разволновался он, поэтому и «клюнул» на близкое по значению слово. Вот поэтому-то я и просил тебя запомнить намертво слова и их порядок как в пароле, так и в ответе. Скажу больше. В проверочной фразе совсем не случайно фигурирует слово «Приамурье». Это слово, даю голову на отсечение, не знает ни один вашингтонец! Так вот, если ты вдруг обратишься не к агенту, а к какому-нибудь остряку, который пошлёт тебя искать тигров в Индии, то, не услышав слова «Приамурье», сразу поймёшь, что вышел не на того, ясно?
— Так точно, товарищ полковник!
— Забудь ты эти казарменные выражения! — Черкашин поморщился. — У нас в разведке принято обращаться друг к другу по имени и отчеству. И на то есть веские причины. Ну представь, во время дипломатического раута ты получаешь от шефа какое-то срочное указание и в ответ ему орёшь: «Будет исполнено, товарищ генерал!» Окружающим вас иностранцам сразу станет ясно кто есть кто. Ну что, разве не так? А привыкнув обращаться к коллегам и к начальнику по имени-отчеству, ты и не вспомнишь, в каком они звании, поэтому никогда не дашь осечки…
Черкашин с силой хлопнул ладонью по столу.
— Так, хватит нравоучений! Твой отказ от поездки в закрытую зону для «наружки» должен быть мотивированным и со стороны выглядеть вполне естественно. Что скажешь, режиссёр-постановщик?
Да, кстати, могу тебя развеселить: на выезде из города, в начале дороги, ведущей к военно-морской академии Аннаполиса, завтра с раннего утра кроме усиленного наряда дорожной полиции будет дежурить весь цвет вашингтонского отделения ФБР, военная полиция, представители госдепа (министерство иностранных дел США) и, конечно же, армия журналистов и телевизионщиков! Все соберутся с одной целью — встретить тебя и твоих спутниц…
Кто-то будет заковывать вас в наручники, кто-то зачитывать параграфы из уголовного кодекса, а телевизионщики покажут на всю Америку высокопоставленного чиновника МИД СССР с тремя подружками! Ну как тебе такое паблисити? Ведь неудавшаяся поездка в Аннаполис — твой единственный шанс стать героем дня и никакой-то там «банановой республики», но самих Соединённых Штатов Америки! Может, откажешься от операции в зоопарке?
Черкашин, запрокинув голову, раскатисто рассмеялся. Но тут же посерьёзнел:
— Смех смехом, но боюсь, что своим отказом въехать в запрещенную для иностранцев зону ты прежде всего обозлишь «наружку»… После этого они станут землю носом рыть… Могут и на провокации пойти! Имей это в виду. А вообще, предупреждён, значит, — вооружён. Всё, хватит о грустном! Ты мне так и не сказал, что собираешься предпринять, чтобы попасть в зоопарк?
— Всё очень просто, Виктор Иванович! В девять часов я заезжаю в гостиницу за девчонками и по Висконсин-авеню двигаюсь к выезду из города. Как только увижу стационарный пост дорожной полиции, начну выделывать кренделя на комендантском «шевроле» — он у меня «козлом» будет прыгать. Так всегда происходит с машиной, у которой барахлит карбюратор… Выхожу из машины, разыгрываю сцену путешественника-неудачника, пинаю ногами «шевроле», машу руками, возмущаюсь… Ну, конечно, вокруг меня суетятся девчонки, хватаются за головы, негодуют… В конце концов, я предлагаю танцовщицам пересесть в такси и съездить в посольство за другим авто…
Перед тем как погрузиться в подготовленную вами машину, я предложу девушкам сменить маршрут. «Нет-нет, планы не изменились, — скажу я им, — мы, как и собирались, едем на природу, но в другое место. Там и веселее, и выпить есть, и закусить…»
Отъезжаем от посольства и двигаемся всё в том же направлении — к выезду из города. Доезжаю до Линкольн-авеню, резко сворачиваю на Тринити-роуд и подъезжаю к зоопарку. Всё!
— Неплохо, совсем неплохо! — Черкашин поднялся и протянул руку Казаченко. — С Богом!
* * *
На хорошо ухоженной территории зоопарка, занимавшего несколько десятков гектаров, было такое разнообразие фауны и, несмотря на декабрь, цветущей флоры, что у Казаченко просто разбегались глаза.
Олег не любил зоопарки. В детстве, находясь с отцом проездом в Москве, он первый раз попал в зоопарк. Там у отца вытащили бумажник с документами и крупной суммой денег, а им надо было добираться в родной Краснодар. С тех пор Казаченко старался обходить заведения под названием «зоопарк».
Но сейчас другие времена и, главное, — другое дело…
* * *
Взяв напрокат четыре велосипеда, танцовщицы и Олег, как и было оговорено, тут же разъехались в разные стороны. Разъехались? Скорее, разошлись, — несмотря на довольно прохладную погоду, зоосад был переполнен нарядно одетыми взрослыми и детьми. Казалось, что весь город решил пересесть с автомобилей на лошадей, лошадок и верблюдов. Те же, кому не достался «гужевой транспорт», гуляли пешком. Слонов видно не было. Вероятно, администрация берегла их от простуды. Действительно, погода не располагала к веселому взбрыкиванию, беззаботному поблеиванию и похрюкиванию. Но только не для людей — их были десятки тысяч!
Время от времени Олег останавливался у какого-нибудь вольера, чтобы попытаться выявить за собой «хвост». Какое там! Вокруг, как во время морского шторма, перекатывались волны жующих, кричащих, смеющихся американцев. Казаченко успокоил себя тем, что и вероятным «топтунам» так же трудно «вести» его, как ему обнаружить их.
…По всей площади скакали сотни, если не тысячи, белок. Они настолько привыкли к людям, что бесстрашно прыгали им на плечи, выпрашивая орешки, которые здесь же и продавались. Понаблюдав за белками, Олег сделал для себя открытие, которое буквально потрясло его. Белки бросались исключительно к белым — негров и «цветных» они просто игнорировали!
…Попетляв метров тридцать между беспорядочно гуляющими группами, мальчишками, носившимися на велосипедах, роликовых коньках и скейтбордах, Олег спрыгнул с велосипеда и быстрым шагом направился в сторону окружной аллеи.
У вольера с обезьянами Олег вынужден был буквально локтями пробиваться сквозь живую ограду школьников, прильнувших к сетке вольера. Через минуту он понял, что привлекло столь пристальное внимание подростков: внутри два примата усердно предавались любовному акту. Мальчишки и девчонки воодушевлённо обсуждали ситуацию. Их реплики свидетельствовали о том, что по ночам они бдительно отслеживают постельные утехи своих родителей.
Вдруг Олег заметил движение в толпе школьников. «Дюймовочного» роста женщина, которую Казаченко сначала принял за школьницу, тащила за руку упирающуюся девчушку-крохотулю.
— Мамочка, я хочу смотреть, как играют обезьянки!
Женщине удалось подтащить дочь к ухмыляющемуся в усы важному деду в униформе, стоящему у вольера.
— Вы работаете здесь?
Дед утвердительно кивнул.
— Слушайте, я дам фруктовых ирисок этим… этим бесстыдникам. Пусть они прекратят это безобразие!
На что дед с достоинством вопросил:
— А вы, мэм, прекратили бы это за ириски?..
— Сукин сын!!
…В конце концов Казаченко удалось выбраться из толпы школьников.
Взглянув на часы, Олег сказал себе: «Будь что будет!» — и рванул напролом к видневшемуся вдали указателю с надписью «WILDCATS».
Глава десятая. Заботы двух полковников
Черкашин, тяжело вздохнув, поднялся из кресла и кивком головы поприветствовал вошедшего в кабинет Казаченко.
«Странно, — подумал Олег, — операция, вопреки ожиданиям, прошла как по маслу, а полковник мне даже руки не пожал! Может, явку с агентом в разведке считают рутиной? Нет-нет, похоже, он чем-то обеспокоен!»
— Олег Юрьевич, ты, конечно, помнишь наш разговор о Юрченко? Я говорил тебе, что ему предназначена какая-то роль в игре, которую затеял Крючков…
Казаченко понял, что Черкашин вслух продолжает свой внутренний монолог, начатый задолго до его появления.
— Конечно…
— Интуиция меня не подвела, я получил ещё одно подтверждение!..
С этими словами Черкашин вынул из сейфа и швырнул на стол бланк шифртелеграммы. Олег узнал его — шифровальщики пользовались такими бланками лишь в случае, если текст составлен по личному указанию председателя Комитета.
— Ты не смотри, что депеша лично от Крючкова… И текст не имеет никакого значения… Владимир Александрович, генерал армии, видите ли, снизошёл до того, что просит совета у полковника Черкашина, а не послать ли в Штаты элитное отделение «Альфы» под командованием Зайцева для физического устранения Юрченко! Как тебе нравится такой поворот сюжета? Более того, председатель убеждает меня, — Черкашин сгрёб телеграмму со стола и с пафосом продекламировал: — «Такая операция будет проведена без сучка и задоринки, несмотря на усиленную охрану перебежчика офицерами ЦРУ и ФБР».
Темнит председатель, ох, темнит! Когда я просил руководство ПГУ направить сюда «Альфу», мне ответили отказом. Сослались на отсутствие денег. А через месяц они появились, так, что ли?! — всё более распаляясь, воскликнул Черкашин. — Нет! Дело вовсе не в деньгах…
— А в чём, Виктор Иванович?
— Телеграмма предназначена не мне — американской контрразведке и ЦРУ! — обречённо подытожил Черкашин.
— Я что-то не понимаю вас, Виктор Иванович…
— Сейчас всё объясню… В марте, когда у меня появились первые подозрения, что в резидентуре завёлся «крот», я тут же сменил личный код и сам шифровал свои сообщения в Центр. Когда мои предположения подтвердились, ты знаешь, в отношении кого я провёл ещё один эксперимент: направил в Центр телеграмму-пустышку, в которой давал согласие лично встретить в аэропорту нового начальника одного отдела Второго главка. При этом, будто случайно, использовал свой старый код. Разумеется, в ПГУ знали о моей затее, никто и не собирался прилетать в Вашингтон, а я — встречать…
Сидя в кабинете «слухачей», я отслеживал переговоры фэбээровской диспетчерской со своими «топтунами» и убедился в своей правоте. Мой прежний код действительно был известен американцам — целых шесть бригад «наружки» рассредоточились в районе аэропорта, чтобы заснять на видео незнакомого им и ЦРУ «начальника отдела»… Вот так-то, Олег Юрьевич!
— Виктор Иванович, то, что ваш прежний код в ФБР и ЦРУ знают, как «Отче наш», вы убедительно доказали себе и мне… Я не понимаю другого: зачем Крючкову ставить противника в известность, что Комитет готов пойти даже на физическое устранение Юрченко?!
— Вот здесь-то и «зарыта собака»! Председатель хочет убедить американцев, что Юрченко — не «подстава», а истинный перебежчик… На самом же деле, подчёркиваю, это лишь мои собственные умозаключения, Юрченко лишь исполняет роль изменника. Роль, которую ему в своей игре определил сам Крючков…
— А вас почему он не поставил в известность? Ведь для того, чтобы войти в доверие к американцам, Юрченко должен был выдать им какую-то очень ценную информацию, иначе они не поверили бы ему. А если эта информация для вас представляет особую ценность?
— А он и выдал! Но десятое чувство подсказывает мне, что, выдавая секреты, он тем самым прикрывал какие-то сверхсекреты! Юрченко по возвращении рассказал мне всё, как на исповеди… Он не юлил, не пытался выгородить себя, да и вообще, вёл себя так, будто за его спиной стоит могущественный покровитель… Таким покровителем может быть только один человек — Крючков! Даже не генерал Шебаршин, начальник ПГУ, а сам председатель! Идея этой игры с бегством Юрченко — его креатура.
— Трудно не согласиться с вами, Виктор Иванович… Но, мне кажется, что Юрченко, выдавая секреты, прикрывал не какие-то сверхсекреты, а, скорее, источник их поступления…
— А это — суть одно и то же…
— Виктор Иванович, простите за нескромный вопрос… А вы собираетесь что-нибудь предпринимать в этой связи, кроме, разумеется, пересылки Юрченко в Москву?
— Ровным счётом ничего! Я буду просто ждать… Ждать, чем закончится одиссея Юрченко. Время всё и всех расставит по своим местам… Одно могу с уверенностью утверждать: по прилёте в Москву Юрченко сразу будет помещён в Лефортовскую тюрьму независимо от того, изменник он или играет его роль…
— Почему так категорично: «в Лефортовскую тюрьму»?
— Олег Юрьевич, но это же ясно, как Божий день! Если Юрченко перебежчик, то там ему и место… До суда и расстрела… Если же он — «подстава», успешно сыгравший роль предателя, то всё равно его должны туда определить… В целях зашифровки. Потому лишь, что американцы будут обязательно отслеживать перемещения Юрченко в Москве через своих «кротов», действующих в КГБ, в ГРУ и в Генеральной прокуратуре СССР. А по прошествии какого-то времени Юрченко либо расстреляют, либо наградят… но втихую!
В. А. Крючков
Черкашин замолчал, сморщил лоб, будто пытался что-то вспомнить. Резко поднялся и, перегнувшись через стол, протянул руку Олегу.
— Ты извини, что начал я не с благодарности за операцию в зоосаде — заботы, как видишь, замучили… Явка проведена тобой на высшем уровне! Буду ходатайствовать перед руководством Второго главка о поощрении тебя… А как поощрить твоих добровольных помощниц — это уж твоя забота, договорились? Они, к слову, летят в Москву в одном с тобой и твоей «шайкой» самолёте…
— Очень хорошо! Сотрудничество продолжается. Я думаю, они настолько вошли во вкус моей «дипломатической» работы, что с радостью согласятся помочь мне и на этот раз…
— Что ты имеешь в виду? — Черкашин насторожился.
— Не беспокойтесь, Виктор Иванович, ничего особенного… Заставлять их выпрыгивать из самолёта с парашютом я не собираюсь… Попрошу провести время — полёт ведь долгий — в обществе «дипломатов»… Обаять и напоить этих «милых» людей до потери пульса… Чтобы мне было спокойнее… Думаю, девчонки не откажутся — все они незамужние, нрава весёлого и покладистого… К тому же внешне очень привлекательны… Не знаю как на сцене, не видел, но в жизни они актрисы экстра класса… Да вы и сами имели возможность в этом убедиться… Один лишь спектакль, разыгранный ими у якобы сломавшегося комендантского «шевроле», чего стоит!
— А как на это посмотрит опер, приставленный к ансамблю? Он, прилетев в Вашингтон, заходил в посольство, ну и к нам заглянул… за инструкциями! Служака, я тебе скажу, ещё тот!
— Познакомился я с ним, когда возил танцовщиц к Мишке-Сеньке за покупками… Мне кажется, он меня побаивается… Как бы там ни было, делать он будет то, что я ему скажу или… прикажу! А когда вылетаем?
— Послезавтра…
— Вспомнил! — Казаченко хлопнул себя по лбу. — Виктор Иванович, можно вопрос?
— Спрашивай!
— Вы упомянули фамилию Зайцев, помните? Во-первых, в Комитете о нём легенды ходят… Он что? Действительно легендарная личность?
— А «во-вторых»? — в глазах Черкашина блеснула хитринка.
— А во-вторых, слушая вас, я сделал открытие: в элитном подразделении Комитета, коим является «Альфа», есть элитное отделение, которым командует этот самый Зайцев… Несуразица какая-то — «элита в элите»?!
— Нет никакой несуразицы, а есть отделение Зайцева, выполняющее самые деликатные поручения руководства Комитета, а чаще — самого Крючкова!
Глава одиннадцатая. Элитное подразделение КГБ
— Вкратце история «Альфы» такова, — неторопливо начал Черкашин. — Создана она в июле 1974 года как антитеррористическое подразделение КГБ, проходившее под кодовым названием «Группа А».
Могу с уверенностью утверждать, что о мероприятиях, проводимых «Альфой», как и об истинном её предназначении не осведомлены даже кураторы Комитета из отдела административных органов ЦК КПСС. Для них «Альфа» была и остаётся одним из многих подразделений КГБ, а операции, проводимые её бойцами, являются тайной за семью печатями.
За шестнадцать лет существования этот элитный отряд подчинялся разным председателям Комитета госбезопасности. Неизменным было одно: деликатнейшие миссии, поручаемые мушкетёрам из «Альфы», выполнялись молниеносно, ювелирно, без следов и без потерь. В их активе — десятки блестяще проведенных операций, которые вызывают профессиональную зависть и восхищение у коллег из американской «Delta» английской SAS и немецкой GSG-9 — зарубежных аналогов нашей «Альфы».
«Альфа» — это подразделение особого риска укомплектовано бойцами штучной работы, готовыми на самопожертвование ради выполнения задания…
…«Альфовцы» должны владеть холодным и огнестрельным оружием отечественных и зарубежных марок, как серийными, так и специальными.
Ещё надо пройти парашютно-десантную подготовку, скалолазание, уметь управлять всеми видами боевой техники.
С оружием и техникой каждый «альфовец» должен быть на «ты», ведь от степени совершенства владения ими зависит и его собственная жизнь, и жизнь братьев по оружию, да и успех операции.
Кроме того, в боевых ситуациях некогда листать справочник, поэтому всё надо не просто держать в голове, а довести свои действия до автоматизма, а знания до уровня подсознания…
Но больше всего времени уделяется овладению приёмами рукопашного боя, с помощью которых необходимо в одно мгновение шоковым, травматическим, а то и смертельным воздействием подавить противника.
За непритязательным термином «рукопашный бой» кроется не кулачный бой. Приёмы рукопашного боя вобрали в себя лучшие наработки признанных мастеров самбо, джиу-джитсу, карате, дзюдо, тхеквондо, греко-римской и вольной борьбы, и даже бокса…
Другими словами, это — синтетический вид спорта и овладеть им ох как непросто! Это — не таблица умножения, которую выучивают раз и на всю жизнь. «Альфовцы» на собственном опыте знают, что стоит день не позаниматься, и сам видишь, что не «в форме», неделю — заметят спарринг-партнёры. Ну а через месяц — лучше отказаться от поединка: можешь таких дров (или костей!) наломать…
«Альфовец» на счёт «раз-два-три» должен уметь оторвать у противника уши, гениталии или руку.
Принцип таков: удача длится не более секунды. Выйдя на дистанцию поражения, ты должен на едином дыхании «отработать объект» так, чтобы он либо умер, либо был пленён, так ничего и не поняв.
Когда в июне 1985 года был взят Адольф Толкачёв, предатель, продавший американцам чудеса нашего аэронавигационного оборудования, то он, уже находясь в Лефортово, обращался с просьбой к сокамерникам, чтобы они помогли разобраться, каким образом люди, задержавшие его, сумели в одно мгновение не только защёлкнуть ему «браслеты» на запястьях, но и раздеть догола.
Раздевание шпионов при задержании проводится исключительно в целях обнаружения в их личных вещах или на теле капсул с ядом. Началом этому послужил казус с Александром Огородником, которого ты, Олег Юрьевич, наверняка знаешь как агента ЦРУ по кличке Трианон…
…Группа «альфовцев», выходящая, допустим, для захвата иностранного разведчика в момент закладки им тайника, должна действовать точно и четко, как единый отлаженный механизм.
А. Огородник
В её распоряжении доли секунды. От каждого зависит успех, а иногда и жизнь всех, и от всех — жизнь и успех каждого. Действуют «альфовцы» по принципу мушкетёров: «один за всех — все за одного».
Психологические испытания включают прохождение целого комплекса интеллектуальных и личностных тестов, в течение десятилетий разрабатывавшихся и проходивших доводку за рубежом: MMPI, TAT, методики Леонгарда, Векслера и других учёных, отечественных и зарубежных — тысячи вопросов, задач, головоломок и, конечно же, проверку на полиграфе…
…Наряду с физической подготовкой в ходе обучения по «альфовской» системе много внимания уделяется изучению методов ведения разведки и контрразведки, потому что одним из основных направлений «Альфы» как оперативного подразделения является и обеспечение работы с агентурой, и владение навыками добывания оперативно значимой информации, вплоть до опроса населения и выяснения общественного мнения. А это в свою очередь требует знаний о регионе возможных боевых действий, его истории, национальной психологии и обычаях, словом, всё, что может пригодиться для сбора и анализа информации, вербовки агентуры среди местных жителей…
Вот, пожалуй, и всё, что мне известно об «Альфе», Олег Юрьевич… Стоп! Знаю, что они одно время специализировались на «съёмах»…
— А это что за мероприятие?
— Это особые методы физического воздействия, или, как его называют сами «альфовцы», — «шоковой терапии» — и использование прикладной психологии при задержании разведчиков противника и их агентуры в самых неожиданных местах, как говорится, «от Парижа до Находки»…
«Съём» — это негласное задержание объекта оперативной разработки, которое проводится конспиративно, чтобы об этом не знали ни его близкие, ни друзья, ни коллеги по работе.
«Съем» Адольфа Толкачёва. 1985 г.
Если же объект подозревается в связях с иноразведкой, неожиданное исчезновение должно остаться тайной и для его хозяев. Хотя бы на первое время…
…«Снимают» и своих, и иностранцев. Для этого стараются подобрать малолюдное место, но, случается, выдёргивают человека и из толпы.
Блестяще владеющие приёмами рукопашного боя, досконально знающие анатомию и расположение наиболее уязвимых, болевых точек на теле человека, «альфовцы» с поставленной задачей справляются мгновенно.
В крайнем случае прохожие могут заметить, как два человека помогают третьему сесть в машину, а он то ли нездоров, то ли нетрезв.
После чего «снятые» оказываются либо на Лубянской площади, либо в Лефортовской тюрьме.
…Начиная с 1985 года и по сей день под руководством и при непосредственном участии подполковника Владимира Зайцева его отделением были негласно задержаны тринадцать самых матёрых «кротов» и их операторов, разведчиков ЦРУ, действовавших с позиций посольства США в Москве…
Однако боевое крещение ядро «Альфы» вообще и Зайцев в частности получили в Тбилиси, в 1983 году…
Глава двенадцатая. Первые террористы Советского Союза
Кровавая свадьба
18 ноября 1983 года телефон прямой связи с председателем КГБ СССР залился малиновой трелью, когда Владимир Зайцев, сдав дежурство, запирал дверь своего служебного кабинета. Через пять минут он уже знал, что в Тбилиси в 16 часов 16 минут самолёт ТУ-134, следовавший по маршруту Тбилиси — Батуми — Киев — Ленинград с 57 пассажирами и 7 членами экипажа на борту, захвачен группой вооружённых преступников.
Ещё через десять минут прозвучал сигнал боевой тревоги, и дежурное отделение «Альфы» стало готовиться к вылету в Тбилиси, к своей первой операции по освобождению заложников в самолёте.
В аэропорту Внуково «альфовцы» и руководители 4-го управления КГБ СССР (контрразведывательное обеспечение на транспорте) погрузились в специальный самолёт правительственного авиаотряда. Внешне ничем не отличавшийся от своих собратьев, этот ТУ-134 был особой конструкции: форсированные моторы повышенной надёжности, салоны, оборудованные для перевозки вооружения и отдыха спецконтингента, отдельный отсек, переделанный под кабинет председателя КГБ со всеми необходимыми атрибутами, среди которых отсутствовал разве что «чёрный чемоданчик» с ядерной кнопкой…
…Время в полёте тянулось томительно, нервное напряжение нарастало. Неопределённость — худший враг людей действия. Чтобы занять себя конкретным делом, «альфовцы» стали на макетах примерных действий при освобождении самолёта и заложников отрабатывать возможные варианты своего поведения в тбилисском аэропорту.
Обстановка в салоне не замедлила разрядиться. И хотя это была первая операция «Альфы» по освобождению заложников, настроение у всех было боевым, сомнений в том, что удастся справиться с злоумышленниками, не было. Хотя… Человек предполагает, а жизнь располагает.
Около полуночи спецсамолёт совершил посадку в аэропорту Тбилиси.
Вылетая на операцию, «альфовцы» ещё не знали, с кем и с чем придётся столкнуться, поэтому захватили с собой полный боекомплект. Один его вид вызвал восхищение, граничащее с подобостратием, у грузинских гэбэшников.
Действительно, автоматы и пистолеты специальной конструкции, невиданные снайперские винтовки, бронежилеты, бронещиты и каски, переговорные устройства немыслимых конфигураций (некоторые из них можно было надеть на мизинец в виде пластыря), груды ящиков с пиротехническими спецсредствами и различной экипировкой, без всяких пояснений потрясали воображение непосвящённых. Кто-то из местных контрразведчиков, увидев все эти «прибамбасы», вполне серьёзно спросил:
«Слюшай, генацвали, ви слючаем не с «Мосфильма»? К нам тут на съёмки фантастического боевика должны прилететь киношники… Ви что? Реквизит привезли?»
Кто-то из «альфовцев» весело заметил: «Мы прилетели, чтобы фантастику сделать былью!»
Под одобрительный гогот присутствующих отделение Зайцева направилось в депутатский зал аэропорта Тбилиси, где их ожидал первый секретарь ЦК компартии Грузии Эдуард Шеварднадзе со свитой.
Через несколько минут стала ясна причина этой сановной тусовки в столь неподходящем месте и в такое неурочное время: террористы, захватившие самолёт, — отпрыски самых элитных и влиятельных семей советской Грузии.
Ко времени прибытия «Альфы» бандиты, наркоманы со стажем, взвинтив себя очередной порцией зелья, зверски прикончили нескольких членов экипажа и двух пассажиров. На предложение сдаться угрожали взорвать самолёт со всеми пассажирами. Прилетевшим сразу стало не до смеха…
Справка:
Впоследствии выяснится, что учебным пособием для террористов явился художественный фильм «Набат», снятый киностудией «Мосфильм», но, к счастью, ещё не запущенный в прокат, ибо все события, как предшествовавшие захвату, так и имевшие место на борту самолёта, развивались по сценарию этой ленты…
По настоянию руководства КГБ СССР после тбилисской трагедии этот фильм на экраны страны так и не попал.
* * *
За несколько дней до описываемых событий весь Тбилиси полнился слухами о праздновании свадьбы детей известнейших в Грузии родителей. Жених — Сосо Церетели, 1958 года рождения, художник студии «Грузия-фильм», вдохновитель и главный разработчик операции по захвату самолёта и заложников, сумевший накануне досконально изучить указанный фильм «Набат» и действовавший строго по его сценарию.
Сосо Церетели
Невеста — Тамара Патвиашвили, 1964 года рождения, студентка 3-го курса архитектурного факультета Грузинской Академии художеств, основная подельница главаря террористов.
Совсем не случайно среди приглашенных на свадьбу гостей оказалась работница тбилисского аэропорта. Во время застолья новобрачные договорились с нею, что она поможет приобрести билеты и проникнуть на борт самолёта через депутатский зал, минуя досмотр. С помощью этой девицы Церетели-Патвиашвили и остальные пираты пронесли на борт самолёта террористскую экипировку: пистолеты ТТ, револьверы системы «Наган», неограниченный боезапас к ним и гранаты.
* * *
Как только самолёт вырулил на взлётную полосу, преступники: Паата Иверели, 1953 г. р., врач; его брат Каха Иверели, 1957 г. р., ординатор кафедры госпитальной хирургии тбилисского медицинского института; Геча Кобахидзе, 1953 г. р., без определённых занятий, ранее дважды судимый за разбой; Гия Табидзе, 1954 г. р., художник; Давид Микаберидзе, 1962 г. р., студент тбилисского университета, и супруги Церетели-Патвиашвили принялись изучать пассажиров. Искали сотрудников службы безопасности «Аэрофлота». Таковые на борту злополучного рейса отсутствовали, но Церетели показалось, что один мужчина ведёт себя подозрительно. Он поднялся со своего места и, подкравшись сзади, ударил пассажира по голове бутылкой шампанского. В тот же миг Табидзе и братья Иверели схватили стюардессу Валю Крутикову и, прикрываясь ею, ворвались в пилотскую кабину. Угрожая пистолетами, они потребовали лететь в Турцию.
«Какая Турция?! О чём вы говорите! Самолёт не сможет совершить такой перелёт…» — попытался урезонить нападавших бортмеханик Анзор Чедия и тут же получил несколько пуль в грудь.
Вслед за этим Табидзе хладнокровно разрядил обойму в сидевшего рядом замначальника летно-штурманского отдела тбилисского авиаотряда Завена Шабартяна.
Неожиданно из-за занавески в носовой части пилотской кабины раздались ответные выстрелы. Стрелял штурман Владимир Гасоян.
Нападавшие понесли первые потери: убит Табидзе и ранен Паата Иверели.
Командир корабля Ахматгер Гардапхадзе, чтобы затруднить действия террористов, проделал в воздухе несколько фигур высшего пилотажа. Это на пассажирском-то лайнере! Согласно сделанным впоследствии расчётам специалистов нагрузка на несущие конструкции самолёта в три раза превысила допустимую. Однако всё обошлось, а в результате находчивости Гардапхадзе все проникшие в пилотскую кабину преступники были отброшены в пассажирский салон, и дверь удалось намертво задраить.
Командир, превозмогая боль, — срикошетившая пуля попала в бедро — сумел посадить самолёт в самом конце зоны тбилисского аэропорта. При посадке лайнер сильно ударился о бетон, отчего в полу открылись различные технологические и даже аварийный люк с правой стороны. Заметив это, преступники заставили одного из пассажиров придерживать его руками, чтобы он не оторвался от корпуса самолёта.
…Когда лайнер катился по бетонке, одна из стюардесс открыла входную дверь и попыталась выпрыгнуть. Заметив это, самый молодой из террористов, Давид Микаберидзе, сначала застрелил девушку, а разглядев в проёме двери огни тбилисского аэропорта и решив, что всё кончено, пустил себе пулю в лоб.
Сразу же после остановки экипаж в панике покинул самолёт, оставив на произвол судьбы в пилотской кабине своего раненого товарища Завена Шабартяна. Добравшись до здания аэропорта, они сообщили в общих чертах о происшедшем. Самолёт немедленно был отбуксирован в самый дальний конец аэропорта и окружён солдатами-пограничниками.
Взвинченные безапелляционными приказами своих неприученных действовать в экстремальных ситуациях командиров грузинские погранцы тут же показали, что единственное, чему их научили, — это нажимать на спусковой крючок автомата.
Когда один из пассажиров выпрыгнул из самолёта на бетон посадочной полосы, он оказался между двух огней — по нему одновременно стреляли и террористы и пограничники, принявшие мужчину за убегающего преступника. Шквальный огонь солдат изрешетил корпус самолёта, повредив провода радиосвязи. Бандиты, угрожая расправой над пассажирами, стали безостановочно палить из иллюминаторов, требуя немедленного вылета самолёта за пределы СССР…
Пираты установлены, что дальше?
К моменту прибытия «Альфы» в тбилисский аэропорт штаб во главе с первым секретарём ЦК Грузии уже установил личности террористов и по местам их жительства были проведены обыски. В домах и на дачах преступников были обнаружены разбитые в щепы мишени, оружие и боеприпасы, количество которых свидетельствовало о тщательной подготовке и серьёзности намерений людей, захвативших самолёт.
Узнав о многообразии обнаруженного в тайниках аэробандитов оружия и боезапасов, «альфовцы» задались далеко не праздным вопросом:
«А сколько же боевых стволов и гранат пираты сумели пронести на борт самолёта?!»
* * *
Попытки доставить к самолёту родителей для переговоров с их отпрысками-пиратами успехом не увенчались. Те же, кто под сильнейшим нажимом местных властей всё-таки прибыл в аэропорт, в последний момент наотрез отказались приближаться к самолёту и разговаривать со своими детьми. Тогда на взлётную полосу вышел прокурор республики. Приблизившись к самолёту на достаточно близкое расстояние, он сначала попытался уговорить террористов отказаться от дальнейшего насилия и сдаться. Быстро поняв, что его увещевания не возымеют результата, прокурор достал из кармана какую-то книжицу и начал громко, нараспев что-то читать. Если бы не бронежилет и каска, которые предусмотрительно водрузили на него «альфовцы», со стороны его можно было принять за священника, отпевающего покойника.
Местные товарищи объяснили москвичам, что главный правовед Грузии зачитывает (?!) террористам статьи из Уголовного кодекса, которые предусматривали наказание за их деяния. В ответ из самолёта раздались ругань и угрозы…
…Не прошло и десяти минут, как новый сюрприз. Через аппаратуру подслушивания, которой удалось оснастить захваченный самолёт, «альфовцы» узнали, что их присутствие рассекречено.
«Вайме, Сосо, — сказала своему мужу Патвиашвили, — плохи наши дела — из Москвы прилетели «коммандос» из КГБ, чтобы взять нас штурмом!»
* * *
Необходимо отметить, что в то время о существовании «Альфы» знал очень ограниченный круг высшего руководства КГБ, о её целевом предназначении не знали даже кураторы из отдела административных органов ЦК КПСС. И вдруг — на тебе, тбилисские террористы осведомлены лучше, чем высшая партноменклатура Советского Союза!
Каким образом произошла утечка информации к террористам? Не означало ли это, что преступники поддерживают одностороннюю — только на приём — радиосвязь с сообщниками, оставшимися в аэропорту?
Кто этот «некто», что, возможно, ведёт двойную игру? Догадки, догадки и догадки, которые так никогда и не нашли подтверждений…
* * *
С момента захвата авиалайнера минул уже восьмой час. Надо было срочно изучить обстановку на борту самолёта, подробно выяснить намерения пиратов.
Ясно лишь одно: самолёт, оккупированный бандитами, из-за своего плачевного технического состояния не сможет даже вырулить на взлётную полосу. Эти доводы были доведены до сведения пиратов, но они категорически отказались пересаживаться в другой авиалайнер, настаивая на ремонте того, в котором находились. Единственное, на что они согласились, это принять на борт сумку с медикаментами и чайники с питьевой водой. Сами они воду употреблять не стали, а аптечку подвергли тщательному обследованию, но использовать её для своего раненого подельника не решились, опасаясь подвоха. В подтверждение своей решимости без боя не сдаваться террористы выставили условие: каждый час задержки вылета в Турцию будет стоить жизни трём взятым в заложники пассажирам. А в крайнем случае они подорвут самолёт, забрав на тот свет всех захваченных ими людей… Дело принимало чрезвычайно опасный оборот. Ничего подобного советская история аэроперевозок не знала…
После долгих уговоров пираты согласились принять на борт парламентёра, но предупредили, чтобы он, не доходя 50 метров до самолёта, остановился, разделся донага, сняв даже носки, лишь после этого они впустят его в салон.
В роли парламентёра начальник отделения «Альфы» Владимир Зайцев предложил себя.
Эдуард Шеварднадзе поинтересовался:
«А что если они и тебя оставят в заложниках?»
«Альфовец» ответил, что воспользуется условными фразами, чтобы дать знать, возможен штурм или нет.
* * *
Был уже третий час ночи, когда Зайцев двинулся к лайнеру, как вдруг из него выпрыгнула женщина и стремительно побежала прочь. Как выяснилось впоследствии, это была одна из пассажирок, сумевшая усыпить бдительность бандитов. От удара о землю она сломала обе ноги, но страх перед террористами оказался сильнее боли.
После этого инцидента террористы категорически отказались вести какие-либо переговоры, настаивая на безоговорочном предоставлении им самолёта для вылета за кордон. При этом бандиты усилили психологическое и физическое воздействие на пассажиров, поняв, что уже преступили роковую для них грань и поставили себя вне закона.
Только после этого было принято решение идти на штурм.
* * *
Через восемь лет, в ноябре 1991 года, во время правления Звиада Гамсахурдии, газета «Свободная Грузия» опубликовала статью, в которой автор, проливая крокодиловы слёзы, негодовал, что под водительством прежних советских правителей была устроена «бессмысленная кровавая бойня», «преднамеренное убийство молодых правозащитников, борцов за свободу и независимость Грузии», пытавшихся бросить вызов «империи зла» и вырваться из её пут на самолёте.
Разумеется, в статье ни слова не было сказано, что те «молодые правозащитники», прокладывая себе путь к «свободе», зверски убивали ни в чём не повинных людей. По мнению исполнителя пасквиля, штурм был предпринят для того, чтобы «поиграть мускулами», «показать мощь репрессивной машины империи» и т. д. Гноеточивый навет спровоцировал звиадистов на экстремистские действия: вслед за его появлением в авиагородке грузинских лётчиков был совершен акт вандализма — разрушен памятный обелиск, на котором были высечены фамилии погибших от рук бандитов пилотов и бортпроводницы…
С полной ответственностью сегодня можно заявить, что решение о штурме было принято ввиду категорического отказа бандитов перебраться в другой самолёт, на котором их беспрепятственно выпустили бы за границу, а также из-за того, что существовала реальная угроза жизни пятидесяти пассажиров.
Более того! Хотя прокурор Грузии и дал санкцию на физическое уничтожение пиратов, руководство КГБ СССР отдало приказ провести операцию без применения (?!) огнестрельного оружия.
Пришлось бойцам «Альфы» брать с собой пистолеты, снаряженные пластиковыми пулями. Однако между собой «альфовцы» решили, что хотя и будут проводить штурм без применения огнестрельного оружия, то засевшие в самолёте бандиты этого благородства не оценят, оно будет им только на руку, поэтому в случае огневого контакта пощады террористам не будет…
Штурм
На стоящем тут же в аэропорту однотипном самолёте «альфовцы» провели блиц-тренировку, за каждой тройкой штурмовиков закрепили определённые отсеки самолёта.
Владимиру Зайцеву вместе с Виталием Демидкиным и Владимиром Серёгиным выпало действовать в носовой части ТУ-134 — на самом рисковом направлении, которое находилось под неусыпным контролем террористов. Ведь именно оттуда, из пилотской кабины, сумели бежать уцелевшие члены экипажа, а дверь в салон продолжала оставаться блокированной изнутри, что, по мнению бандитов, представляло для них наибольшую опасность.
…В результате непрерывного слухового контроля за действиями и разговорами бандитов Зайцеву стало известно, что в глубине первого салона, лицом к кабине, то есть к тому месту, откуда он с Демидкиным и Серёгиным должны появиться, сидят два боевика с гранатами. Ясно, что бросать их они будут не себе под ноги, а в нападающих.
Каждый из троих прекрасно отдавал себе отчёт, что если от стрелкового оружия ты хоть как-то защищен бронежилетом, а от пули в конце концов можно увернуться (надо сказать, «альфовцы» умеют и это!), то от гранаты в таком замкнутом пространстве тебя не спасёт никакой колдовской заговор: если не достанут осколки, то уж от ударной волны никуда не уйти.
Занимая исходные позиции, «альфовцы» предварительно договорились между собой, что если кто-то будет ранен, то другие участники штурма должны продолжать операцию, а не бросаться на помощь к упавшему. Словом, бежать прямо по его телу. Главное — успешно завершить операцию. Только это может стать гарантией спасения раненого товарища. Позднее это правило стало железным законом боевой работы всей «Альфы».
* * *
Температура по-прежнему оставалась на нулевой отметке, дождь лил как из ведра, ноябрьский ветер, казалось, ледяными иголками протыкает каждую твою косточку. Вокруг кромешная темнота: освещавшие самолёт прожекторы выключили, чтобы дезориентировать террористов. Все бойцы штурмовых групп, кроме спецкомбинезонов, имели на себе ещё шерстяные спортивные костюмы и кожаные куртки, один лишь Зайцев, этот несостоявшийся парламентёр, стоял на ледяной бетонной полосе, согреваемый только бронежилетом и азартом охоты.
Психологическое напряжение достигло наивысшей критической точки, когда до его слуха донесся плач ребёнка в салоне. Вспомнился малолетний сын, оставшийся в Москве, молодая жена на сносях…
Троица начала надевать средства защиты, доставленные группой поддержки, однако через секунду им стало ясно, что проникнуть в этой амуниции в самолёт абсолютно невозможно, и Зайцев, а за ним Демидкин и Серёгин, сбросили бронежилеты.
…Первое, чего коснулись руки Зайцева, когда он по фалу, а попросту — по верёвке — проник в кабину, было окоченевшее тело бортмеханика. Оттащив труп в сторону, Владимир принял от Демидкина и Серёгина оружие, радиостанции и средства защиты, затем втащил внутрь и их. И тут только они услышали стоны раненого пилота. Он умолял не открывать дверь, иначе их всех убьют.
Подойдя к двери, Владимир снял защёлку, чтобы попробовать, не заблокирована ли она снаружи. Вроде нет. Зайцев по рации доложил, что его группа к штурму готова. В тот же момент в переговорных устройствах всех штурмовиков раздался голос заместителя командира «Альфы», Героя Советского Союза В. Ф. Карпухина: «Штурм!»
В то же мгновение за окнами раздались взрывы — отвлекающий манёвр, проводимый с помощью специальных светозвуковых гранат, которые на непосвящённых действуют обезоруживающе.
…Зайцев откинул щеколду, глубоко вздохнул и плечом врезал по двери пилотской кабины. Увы! Снаружи её что-то блокировало. Как выяснилось через секунду, это был труп террориста, которого застрелил штурман. С третьей попытки Владимиру удалось сдвинуть вернее, сплющить тело и протиснуться в салон. Сделав пару шагов, он наткнулся на второй труп — Микаберидзе, который застрелился во время посадки. Одним прыжком преодолев коридор, отделявший кабину пилотов от пассажирских салонов, Зайцев наконец столкнулся с живым человеком.
«Динозавр!» — первое, что пришло на ум Владимиру.
Необъятно огромного роста незнакомец вылетел навстречу, всей своей массой навалившись на Зайцева. Раздумывать было некогда и, коротко взмахнув руками, штурмовики уложили верзилу на пол. Слава Богу, у них хватило самообладания не открыть стрельбу — под горячую руку попался пассажир! В два приёма бойцы обыскали незадачливого здоровяка. Оружия нет — вперёд!
Демидкин и Серёгин успели крикнуть пассажиру, чтобы он немедленно убирался восвояси. «Динозавр» с грохотом вывалился из самолёта на бетонную полосу и тут же попал в переплёт: грузинские милиционеры и местные сотрудники госбезопасности, приняв его за террориста, стали зверски избивать беднягу ногами. Потребовалось вмешательство «альфовцев» из снайперской группы поддержки, чтобы остановить самосуд.
Но всё это происходило уже за спинами Зайцева, Демидкина и Серёгина. Они ворвались в салон…
— Не подходите! Взорву самолёт!! — закричала девушка, прижимая к груди какой-то пакет.
За окнами самолёта — фейерверк, светло, как днём.
Слишком хорошо было знакомо лицо кричащей, чтобы сомневаться в её намерениях: перед штурмовиками — главная террористка, Тамара Патвиашвили.
— Ну, бляха-муха, вот и встретились! — заорал Зайцев.
Бросок вперёд, и преступница кулём летит к Демидкину, от него к Серёгину и, наконец, оказывается снаружи, в руках «альфовцев» из группы поддержки, которые сумели вытеснить из-под самолёта жаждавших славы и орденов грузинских гэбэшников и милиционеров.
Тамара Патвиашвили
В пакете у Патвиашвили три противотанковые гранаты — ничего себе, приданое невесты! Она тут же впадает в прострацию: сказывается многочасовое напряжение и передозировка наркотиками. Едва откачали!
…В салоне, между тем, раздаются команды Зайцева:
«Лежать! Всем лежать! Руки за голову! Стреляю без предупреждения!!»
Все бросаются на пол.
Когда Владимир достиг тех заветных мест, где по его расчёту должны были находиться террористы, салон оказался пустым. Справа лежал пожилой мужчина с залитой кровью головой — это его Сосо Церетели, приняв за охранника лайнера, намертво угостил свадебной бутылкой шампанского.
…С момента проникновения в салон прошло не более двадцати секунд, как вдруг раздалась беспорядочная стрельба.
«Очухались, сволочи!» — мелькнуло в голове Владимира, и в этот же момент он заметил открытый «дипломат», лежавший в свободном кресле. К нему тянулась рука рядом сидящего молодого человека. Молниеносное движение — и запястья грузина в «браслетах». Очень вовремя — в «дипломате» основной боезапас бандитов: гранаты Ф-1 и наступательные — РГД-5! Их тротилового заряда достаточно, чтобы самолёт со всеми находящимися в нём людьми взлетел, никогда больше не приземлившись.
Светозвуковые гранаты у группы поддержки, работающей снаружи, закончились. Салон погрузился в полумрак.
Зайцев выхватывает фонарик и лучом шарит вокруг. Полоска света проходит по лицу лежащего на полу молодого грузина. Заметно дрогнули его веки, но сам он продолжает лежать в проходе, притворяясь то ли мёртвым, то ли потерявшим сознание.
«Шевельнётся — пристрели!» — скомандовал Зайцев Демидкину. Услышав это, «покойник» медленно поднимается с поднятыми вверх руками и кричит, что он — не главный. Главный — Сосо — находится во втором салоне.
* * *
Переговоры с преступниками длились около восьми часов, штурм — четыре минуты.
С наступлением рассвета 19 ноября кровавая трагедия завершилась. Время собирать камни.
Преступники застрелили двух лётчиков, двух пассажиров и стюардессу Валю Крутикову. Штурмана Плотко и бортпроводницу Ирину Химич серьёзно ранили, сделав инвалидами…
Приговор
На суде террористам было сказано:
«Вы — дети высокопоставленных и очень обеспеченных родителей. Что мешало вам приобрести турпутёвки в Турцию, куда вы неоднократно беспрепятственно летали, чтобы спустить родительские деньги в казино? Купили бы путёвки и на этот раз, чтобы спокойно, без шума попросить в заграничных райских кущах политическое убежище!»
Ответ был обескураживающий:
«Если бы мы таким путём сбежали за границу, нас бы приняли за простых эмигрантов. Чего стоят наши фамилии, влияние и деньги наших родителей там, за границей? Вот когда отец и сын Бразинскасы улетели с шумом, со стрельбой, стюардессу Надю Курченко убили, так их там в почетные академики приняли, невольниками совести нарекли, из Турции в США переправили… Чем мы хуже?!»
…Суд приговорил всех бандитов к расстрелу, Тамару Патвиашвили — к 14 годам заключения. Однако уже через год вся Грузия судачила о том, что фото Тамары появились на обложках западноевропейских журналов мод.
Её муж Сосо Церетели при таинственных обстоятельствах внезапно скончался в тбилисском следственном изоляторе. Судьба остальных авиапиратов после суда неизвестна. Понесли ли они заслуженное наказание?
Кстати, всех террористов, вопреки требованиям Генеральной прокуратуры СССР, по причинам, известным только высшему руководству тогдашней Грузии, несмотря на требование Закона, так и не передали союзным властям. По полученным из Грузии Генеральной прокуратурой СССР отчётам выходило, что там якобы и приводили приговор суда в исполнение…
…Вот теперь я тебе, Олег Юрьевич изложил всё, что знаю об «Альфе» и о Зайцеве… Нет, вру, не всё! Зайцев прославился ещё раз, когда «снимал» офицера ЦРУ Марту Петерсон… Слышал о такой?
— Да, краем уха… Если не ошибаюсь, она имела какое-то отношение к Трианону?
— Не ошибаешься. Тайник она для Трианона закладывала… На закладке её и повязали! — Черкашин посмотрел на часы. — Десять минут у меня ещё есть, так что слушай…
Глава тринадцатая. Чёрный пояс по карате у «женщины в белом»
Вечером 15 июля 1977 года кадровый офицер ЦРУ Марта Петерсон, действовавшая под прикрытием вице-консула посольства США в Москве, отправилась закладывать тайник, предназначавшийся для Трианона.
Запарковав служебную автомашину у кинотеатра «Россия», она торопливо вошла в зал. Шёл фильм «Красное и чёрное», и последний сеанс уже начался. «Наружка» вела наблюдение издалека, так как на разведчице было белое, с крупными цветами, платье.
«Женщина в белом» уселась в кресло у запасного выхода и минут десять делала вид, что следит за происходящим на экране.
Убедившись, что вокруг всё спокойно, Петерсон поверх платья натянула чёрные брюки и такого же цвета пиджак, наглухо застегнулась и распустила собранные в пучок волосы.
Совершенно преобразившись, Петерсон выскользнула из помещения. Теперь это уже была «женщина в чёрном».
Задержание Марты Петерсон
…К машине она не вернулась, а села сначала в автобус, затем покаталась на троллейбусе и в метро — проверялась. Лишь после этого поймала такси и приехала к Краснолужскому мосту. Там её уже поджидали.
Хотя место выглядело в этот ночной час совершенно пустынным, в действительности в операции по захвату американки «на тайнике» было задействовано более трёхсот оперативных сотрудников из разных подразделений Комитета. Они скрытно наблюдали за всем происходящим в районе моста и за перемещениями разведчицы.
В тот момент, когда Петерсон закладывала «булыжник», вспыхнул настоящий фейерверк, а казавшееся безлюдным место вдруг заполнилось толпами людей…
При задержании госпожа вице-консул показала блестящее владение… русским матом и приёмами карате по мировой классификации — «черный пояс», шестой дан…
Но разве можно было устоять перед гремевшим на весь Комитет Владимиром Зайцевым, асом восточных единоборств?! Разведчица была нейтрализована без единого синяка… у Зайцева.
Председатель КГБ СССР В. М. Чебриков и Владимир Зайцев (слева, в кимоно)
…Задержанную доставили на Лубянку и вызвали советника американского посольства для опознания.
В его присутствии вскрыли контейнер, закамуфлированный под булыжник. В нём обнаружили микрофотоаппаратуру, инструкции, вопросник, золото, деньги и две ампулы с ядом.
Сомнений не было: содержимое предназначалось Трианону.
…Разведчики — народ суеверный. Петерсон исключением не была. Прощаясь со следователем и Зайцевым, непредвиденным спарринг-партнёром, она с сожалением заметила, что никогда больше не будет брать билет на последний сеанс…
* * *
— Вот так и прославился Володя Зайцев на весь Комитет… Ну а то, что случилось потом с американским шпионом Огородником по кличке Трианон, ты и без меня знаешь…
Черкашин умолк и грустно покачал головой.
— Всякий раз, как я вспоминаю эту историю, меня в дрожь бросает… От ярости! Смерть Огородника — пример тому, как паркетные генералы, движимые не интересами дела, а лишь желанием быть включенными в список награждённых, пренебрегли основным законом жанра — осмотрительностью.
Стремясь первыми «снять пенки», отчитаться наверху и схватить незаслуженный орденок на парадный мундир, они отстранили от участия в первом допросе Огородника профессионалов — того же Зайцева и двух его бойцов… Н-да… Головокружение от успеха — взяли шпиона! — перешло в самоуспокоение, обернувшееся преступным легкомыслием.
На поверку оказалось, что всё время, продвигаясь к «полосатым штанам», — лампасам, — генералы, вызвавшиеся допросить Огородника, не набирались опыта, а лишь совершенствовали собственные ошибки. Н-да…
Черкашин выбросил своё грузное тело из кресла и зашагал по кабинету.
— Ведь они, эти горе-дознаватели в генеральских погонах, должны были действовать, как в своё время поступил заурядный полицейский чин, некто Джордж Джеймс Смит, проводивший личный обыск нашего знаменитого разведчика Конона Молодого… Ну ты наслышан о нём… Он явился прототипом главного героя фильма «Мёртвый сезон»…
— Ну, конечно же, Виктор Иванович! И что же сделал этот Смит?
— Он просто следовал ведомственным инструкциям и… не допустил самоубийства Молодого! Ведь у него на случай провала тоже имелся яд, чтобы уйти на тот свет, не попрощавшись со следователями…
В общем, как мне рассказывал сам Молодый, дело было так…
* * *
После задержания Молодый был доставлен в Скотленд-Ярд, где ему предложили выложить содержимое карманов на стол и раздеться догола.
Осмотр обнаруженных вещей и составление описи продолжались долго.
Когда Дж. Дж. Смит подал разведчику опись, тот заметил, что одна из его пишущих ручек была внесена как шариковая.
— Минуточку. Это ведь не просто дешёвый карандаш. Это — «паркер», очень дорогая ручка с золотым пером…
С этими словами Молодый спокойно взял свой золотой «паркер» и попытался свинтить колпачок.
Смит одним прыжком, которому позавидовал бы и тигр, оказался на Молодом, повалил его на пол и завладел «паркером».
После этого ручка со всеми мыслимыми мерами предосторожности была разобрана на части. В «паркере», который Дж. Дж. Смит принял за пистолет, находился яд…
Разумеется, ни один из отобранных у Молодого предметов его личного туалета, даже трусы, не были возвращены — их приобщили к остальным изъятым при обыске вещам…
Вот так, Олег Юрьевич, поступают профессионалы!
* * *
Черкашин пальцами пробарабанил по крышке стола и задумчиво произнёс:
— Я успокаиваю себя мыслью, что самоубийство Трианонапроизошло не по причине головотяпства генералов…
Мне кажется, ему попросту дали возможность тихо уйти со сцены, так как нити потянулись бы очень высоко, если бы он «запел». А деваться было некуда — «запел» бы обязательно.
Во-первых, со многих, далеко не рядовых сотрудников центрального аппарата КГБ были бы сорваны погоны: как же вы, имея на личной связи агента, не разобрались, что он двурушник?!
— Он что? Состоял в агентурном аппарате КГБ?! — удивлению Казаченко не было предела.
— Да-да. Этот мерзавец работал под псевдонимом «Стахановец»!..
Во-вторых, он располагал компрометирующими материалами на представителей высшей советской партноменклатуры, с которыми общался не только в служебной обстановке, но и был вхож в их семьи…
Вплоть до самого ареста его принимали в доме секретаря ЦК КПСС Русакова в качестве будущего зятя…
А там он мог наслушаться такого, что ни одному писателю-фантасту и в голову не придёт… И на допросах он рассказал бы всё, что слышал в приватных беседах с кремлёвскими небожителями! Уж поверь мне на слово — молчать Огородник не стал бы… Хотя бы из чувства мести!
А ему, агенту КГБ и ЦРУ, наконец, доверенному лицу двух членов Политбюро было известно предостаточно!
Словом, его самоубийство устраивало многих из высшего руководства Советского Союза…
Да! Вот ещё что я хотел добавить! После смерти Огородника Комитетом был издан приказ, предписывавший бойцам «Альфы» всех задерживаемых по подозрению в принадлежности к агентуре спецслужб противника раздевать догола, тщательно обыскивать полости на теле, а затем переодевать. Как правило, переодевают в ведомственные спортивные костюмы…
Последующие задержания шпионов, работавших в пользу США, подтвердили правомерность этой тактики.
Как выяснилось, всем своим агентам ЦРУ в обязательном порядке вручало ампулы с моментально действующим ядом.
Делалось это вовсе не из гуманных соображений. Руководство ЦРУ заботилось не об облегчении участи провалившихся агентов во время пребывания в «застенках КГБ», отнюдь! ЦРУ беспокоили последствия разоблачения и безопасность работавших со шпионами американских операторов.
ЦРУ пеклось лишь о том, чтобы достоянием нашей контрразведки не стали сведения о методах, способах поддержания связи, их ухищрениях, словом, обо всём, о чём на допросах мог бы поведать нам провалившийся «крот»…
* * *
Черкашин взглянул на часы и стал торопливо укладывать в сейф бумаги.
— Ну, мне пора на мероприятие! Видишь, как бывает… Начали мы с Петерсон и Зайцева, а закончили… Ну ничего! Умные люди говорят: «Обучая — учишься». Учись, Олег Юрьевич, тем более что бесплатно! Да, чуть не забыл! Ты со своими «подопечными» вылетаешь завтра! В Центре торопятся, поэтому рейс перенесли на завтра! Готовься, Олег Юрьевич!
— Я, Виктор Иванович, родился 19 мая, в День пионерии… Поэтому: «Всегда готов!» И… на всё!
Часть седьмая. «Хоть тушкой, хоть чучелом, а из США вывезти!»
Глава первая. Капкан в аэропорту
Казаченко с тремя «кротами» прибыл в аэропорт, когда американские таможенники, закончив досмотр багажа ансамбля «Берёзка», оживлённо обсуждали нищету советских артистов, которые после каждых гастролей в Штатах увозят домой гору нейлоновых шуб.
Старший наряда прикрикнул на подчинённых:
«Ребята! Вам-то чего беспокоиться? Ну повезли они домой около двух тысяч шуб, что с того? Пусть вывозят хоть миллион — валюта всё равно остаётся в Штатах… А вот как они будут протаскивать через московскую таможню целый айсберг из шуб — это ещё вопрос! У нас «цветные» продают кокаин и экстази в школьных туалетах, а русские делают деньги на шубах. У каждого — свой бизнес!..»
…Когда Казаченко с «подопечными» и сопровождавшие их сотрудники консульского отдела посольства подошли к стойке, где шло оформление паспортов, их вдруг окружила группа парней. Внешне они ничем не отличались от молодых американцев: на всех потёртые «до седины» джинсы, вместо рубашек — ковбойки, спортивные кепи, на ногах кроссовки «adidas», из кожаных сумок торчали бейсбольные биты… Тем не менее, что-то в их внешности и поведении насторожило Олега. Готовый ко всяким неожиданностям, он внутренне весь напрягся и стал внимательнее посматривать на появившихся, как призраки, молодых людей. Один из парней отделился от группы и молча протянул в окошко пачку паспортов…
«Американцы летят в Москву на соревнования по бейсболу? Абсурд! Ведь в Союзе бейсбола нет как такового! — рассуждал Олег. — Тогда кто они, если не спортсмены? Но ведь во всех их движениях чувствуется отличная спортивная координация… Мягкая кошачья поступь… Ни суетливости, ни одного иррационального жеста… Странно, что все они молчат… Почему? Стоп! У них на куртках и на бейсболках эмблемы польского государственного флага… Опять непонятно! Польская бейсбольная команда выступала в Штатах, а летит в Москву? Зачем? Может, это у них чартерный рейс, и из Москвы они полетят дальше? Ладно, Казаченко, не забивай себе голову какими-то спортсменами, твои заботы — «кроты». Вот они, паспортный контроль проходят, о них и думай!»
…Не успел Олег забрать свой паспорт у чиновника иммиграционной службы, как вдруг в глубине зала ожидания появилась толпа орущих телевизионщиков с аппаратурой и десятка два людей в штатском и полицейской форме. Со стороны могло показаться, что последние пытаются преградить дорогу репортёрам. Присмотревшись, Казаченко понял, что и телевизионщики, и полицейские действуют заодно и бегут к нему и «кротам»!
В тот же миг польские спортсмены, как по команде, открыли сумки и с битами наперевес выдвинулись навстречу атакующим…
…Первым подбежал высокий толстяк в штатском. Тяжело дыша, он не сказал — выдохнул на ломаном русском:
— Именьем правитьельство Сойдиньённых Штатов! Мистьер Юрченко — ко мнье!
Стоявший впереди группы спортсменов высокий русоволосый парень поманил его пальцем и, когда толстяк нагнул голову, спокойно произнёс ему на ухо на чистом английском:
— Take care, sir! We are from «Alfa»! I hope, you’ve caught me?
(Осторожно, сэр! Мы из «Альфы»! Надеюсь, вы меня поняли?)
— Fuck! — заорал толстяк. — Everybody get back!
(Проклятье! Всем назад!)
Русоволосый скомандовал: «Бегом!» — и вся группа «спортсменов», подхватив под руки Казаченко, Юрченко и Мартынова, бросилась наутёк.
Пока они бежали по стеклянной трубе-переходу, ведущей прямо к открытому люку самолёта, Олег пытался сообразить, почему толстяк назвал лишь одну фамилию — Юрченко. А Мартынов?
«Ладно, — решил Казаченко, — додумаю в самолёте! А этот, русоволосый, может, он и есть тот самый легендарный Зайцев? Так какого же чёрта Черкашин мозги мне пудрил: «На «Альфу» у Центра денег нет?! А может, ему тоже Крючков мозги засрал?.. Но Зайцев молодец! Как он хладнокровно, одной фразой, лишил дара речи того толстяка! «Осторожно, сэр! Мы из «Альфы»!» И абзац! Значит, действительно, американцы признают превосходство «Альфы» над своей «Delta»! Недаром же толстяк так изменился в лице и заорал «Всем назад!» Ну и дела! Капканы и сюрпризы на каждом шагу… В самолёте надо будет поближе познакомиться с этим русоволосым…»
…Едва беглецы успели впрыгнуть в открытый люк, как Зайцев бросился в кабину командира, и самолёт стал выруливать на взлётную полосу…
* * *
Когда самолёт набрал высоту, Ольга, Оксана и Марина, выполняя наставления Казаченко, бесцеремонно уселись напротив «кротов» и безапелляционно потребовали от стюардесс принести водки и красной икры для себя, Юрченко и Мартынова.
Наблюдая за реакцией бортпроводниц, Казаченко понял, что с экипажем была проведена «соответствующая» работа — уж больно покладисты и услужливы они были, согласившись по первому требованию доставить закуску и спиртное в неограниченных количествах…
…Танцовщицы демонстративно игнорировали Олега, всем своим видом подчеркивая, что теперь главными в самолёте являются они и выполняют «задание государственной важности».
Впрочем, это не соответствовало действительности. Девушки не знали ровным счётом ничего. Казаченко лишь показал им фотографии двух пассажиров рейса, предложив сыграть роль «обольстительниц», и, по возможности, «накачать» их до бессознательного состояния. При самом удачном раскладе, кто-то из изменников должен был «запасть» на внешне доступных красоток, не устояв перед их чарами. В этом и заключалась идея нейтрализации «кротов». Всё! Даже имён будущих «собутыльников» танцовщицы не знали. По замыслу Черкашина и Казаченко, знакомство девушек с изменниками должно было выглядеть для последних вполне естественно, не вызвав у них никаких подозрений, — дело-то предстояло иметь с профессионалами, которые не по учебникам знали, что такое «загнать» объект в «медовую ловушку»!
…Юрченко, сбросив плащ и пиджак, лихорадочно опрокидывал рюмку за рюмкой, нещадно курил, нёс какую-то тарабарщину и поминутно всхохатывал. Через пять минут назначил себя тамадой и предложил каждому из присутствующих рассказать свой любимый анекдот. Для углубления знакомства.
Мартынов пил не торопясь, основательно закусывая, и время от времени многозначительно подмигивал Олегу.
«Вот смотри, Казаченко, — твердил себе Олег, наблюдая за поведением «кротов», — перед тобой — обладатели двух разных типов нервной системы. Юрченко — холерик. Мартынов — сангвиник. И ведут они себя точь-в-точь, как об этом рассказывал профессор на лекциях по прикладной психологии… Да Бог с ними, с этими лекциями, — сначала надо разобраться в другом! Почему толстяк из «Delta» не упомянул фамилию Мартынова?! Будем рассуждать конструктивно. Итак.
Мартынов после того, как были получены неопровержимые данные о его двурушничестве, продолжал работать в резидентуре более полугода. Черкесов выжидал удобного случая, чтобы под убедительным предлогом для американских «работодателей» отправить Мартынова в Москву. Случай представился, и Черкашин поручает Мартынову-орденоносцу этапировать в Москву перебежчика Юрченко. Мартынов сразу же извещает об этом своих вашингтонских «хозяев». Значит, решили в ФБР, если уж их «кроту» поручают такую деликатную миссию, то он вне всяких подозрений. Так? Да! Вот потому-то толстяк и не назвал фамилию Мартынова… В ФБР ждут его возвращения… Ну-ну, ждите, господа!»
Рассуждения Казаченко прервал Мартынов. Он, прильнув к самому уху Олега, заплетающимся языком прошептал:
— Давайте познакомимся… Насколько я понимаю, мы из одной «конторы», и вам, так же как и мне, поручено доставить в Москву этого мерзавца, не так ли?
— Нет-нет, вы ошибаетесь… Я — начальник департамента МИД СССР и никакого отношения к вашей «конторе» не имею… Мне поручено вмешаться лишь в случае возникновения форс-мажорных обстоятельств и попытаться уладить дело миром, — спокойно ответил Олег. — Кстати, меня в посольстве предупредили, что именно вы, Валерий, отвечаете за доставку в Москву этого, как вы сказали, «мерзавца»… Но, как вы сами недавно могли убедиться, ни моё, ни ваше вмешательство не потребовалось. Вмешались неведомые нам «силы»… Вы не знаете, кто они, эти парни? На них, если я не ошибаюсь, спортивная форма с польской символикой? Это что? Камуфляж? Маскировка?
— Как?! Вы разве не слышали, что сказал полицейским вон тот, русоволосый, что сидит через проход от нас? Он сказал: «Мы из «Альфы»!
— Прямо пароль какой-то… А что это значит: «Мы из «Альфы»? — в голосе Олега звучало наигранное беспокойство, а сам он продолжал с упоением играть роль «недотёпы» из Министерства иностранных дел…
Мартынов пустился в пространные объяснения по поводу «Альфы» и заданий, которые выполняет это сверхсекретное подразделение КГБ. Закончил он свои пояснения совершенно неожиданным резюме-вопросом:
— Олег Юрьевич, как вы думаете, наградят меня орденом или, на худой конец, медалью за благополучную доставку в Москву этого изменника, с которым я вынужден сидеть на одном диване?!
— Я совершенно не знаком с положениями, которыми руководствуется ваше начальство при награждении своих сотрудников, но полагаю, что поощрения вы заслуживаете…
— Вы, Олег Юрьевич, ответили как настоящий дипломат, спасибо!.. В том, что вы начальник департамента МИД СССР, я теперь нисколько не сомневаюсь… Ещё раз большое спасибо! Давайте выпьем на «брудершафт»!
— Благодарю вас, Виталий! Увы, у меня больная печень… Мне можно только апельсиновый сок и минералку без газа… Извините!..
— Да, пожалуйста, Олег Юрьевич! Тогда, может быть, съедите что-нибудь диетическое?.. У меня же весь экипаж самолёта на «коротком поводке»! Они будут рады выполнить любое моё указание!
* * *
На подлёте к Рейкьявику, где самолёт должен был сделать часовую остановку, Казаченко, убедившись, что его «подопечные» спят глубоким хмельным сном, пересел к Зайцеву. А в том, что это был именно он, Олег уже не сомневался.
— Здравствуйте, Владимир Николаевич! Я из Второго Дома, подполковник Казаченко… Безумству храбрых пою я песню… Здо́рово вы отбрили того толстяка из ФБР…
— Нормально…
Энергичное рукопожатие, беседа завязалась. Напоследок Олег без обиняков задал вопрос, что заставило руководство Комитета направить в США «Альфу».
— Извините за откровенность, Олег Юрьевич, но в последнюю минуту председатель решил, что вы один физически не справитесь с охраной двух перевёртышей… Как показал инцидент на паспортном контроле, Крючков был прав… Перед вылетом он мне наказал: «Хоть тушкой, хоть чучелом, но в Союз этих двух мерзавцев доставить непременно!» Получилось, как видите… Мы сейчас готовим ещё одно задержание «крота» из вашингтонской резидентуры, но, как вы понимаете, я не имею права называть его… Ждать вам придётся недолго, всё узнаете от своего начальства, а пока извините!
— Ну что ж… Буду, как говорится, «держать руку на пульсе»! Ни пуха, ни пера, Владимир Николаевич!
— К чёрту!
…Действительно, через две недели генерал Карпов сообщил Олегу подробности задержания ещё одного «крота», действовавшего в вашингтонской резидентуре.
Глава вторая. Агент ФБР «столичного» розлива
Объектами особого внимания ФБР всегда были вновь прибывшие из СССР сотрудники посольства. Основная задача Бюро на первом этапе — выяснить, кто они, «чистые» дипломаты или «подснежники», для которых дипломатический статус лишь прикрытие для отправления своих основных, разведывательных, обязанностей.
Майор КГБ Сергей Моторин исключением для вашингтонского отделения ФБР не стал.
Не прошло и шести месяцев с тех пор, как он приступил к исполнению своих служебных обязанностей в резидентуре, и американцы решили «потрогать его за вымя». И не прогадали. Майор Моторин был завербован ими на… водке.
…Фэбээровцы проследили за Моториным, когда тот, явившись в магазин, торгующий электроникой в пригороде Вашингтона, попытался приобрести в кредит дорогой телевидеомоноблок.
Хозяин магазина, агент американской контрразведки, отклонил просьбу Моторина. Стоило последнему уйти, как он сообщил о визите русского своему оператору из местного отделения Бюро…
По согласованию с Моториным владелец магазина позвонил и предложил ему другой способ приобрести вожделенную электронику. Пояснил, что согласен получить часть стоимости моноблока (950 долларов) водкой «Столичная», которую офицер КГБ мог купить через посольство по цене 4,5 доллара за бутылку (в американских магазинах такая же водка стоила 12 долларов).
Моторин предложение принял.
Когда он вернулся в магазин с несколькими ящиками «Столичной», сотрудники ФБР поджидали его там с видеокамерами.
Едва горе-разведчик собрался уходить, появились контрразведчики. Вежливо, но жестко напомнили ему о том, что он является нарушителем и американского и советского законодательств и если делу будет дан ход, то его попросту выдворят из страны.
Казус предложили замять в ответ на выполнение им конфиденциальных поручений. Уезжать, ох как не хотелось, и Моторин согласился.
…В пользу Соединённых Штатов «Гоз» (под этим псевдонимом Моторин проходил в секретных платёжных ведомостях американской контрразведки) проработал около года.
Когда были получены данные, подтверждавшие его предательство, он под благовидным предлогом был вызван в Москву.
«Съём» изменника был проведен в аэропорту Шереметьево-2 сразу по прилёте из США.
* * *
При подготовке «съёма» Моторина ответственный за проведение мероприятия заместитель командира «Альфы» подполковник Владимир Зайцев прежде всего учитывал его психологию. Психологию супермена, коим тот себя считал.
Озабоченность подполковника имела основания: рост объекта 192 см, атлетическое телосложение, каждое утро забавлялся, как теннисным мячиком, двухпудовой гирей, к тому же владел приёмами карате.
Вылитый Шварценеггер!
Уж он-то с полным основанием мог сказать о себе:
«Я — здоров, чего скрывать, пятаки могу ломать, я недавно головой быка убил…»
Вместе с тем надо было учесть и моральное состояние Моторина по прибытии в Москву.
Каким бы ни был благовидным предлог, под которым его вызвали из заграничной командировки, он всё равно будет начеку, готовясь к отражению возможной атаки. У него же, что называется, «все импульсы наружу».
Поэтому прежде всего надо было усыпить бдительность объекта, огромного и сильного, как динозавр.
Подойди к нему гренадёры сродни ему, он, учуяв опасность, мог бы свалку устроить, глупостей наделать. А вот этого «Альфа» позволить себе не могла ни при каком раскладе!
Изюминка «съёма» Моторина состояла в том, что к нему должны были приблизиться не Шварценеггеры, а тщедушные прохожие. Разумеется, тщедушные только внешне.
«Съём» майора Моторина. Справа — В. Зайцев. Шереметьево-2. 1985 г.
…Когда Зайцев представил отобранных для «съёма» сотрудников своего отделения генералу из руководства Первого главка, тот возмутился.
— И что?! — закричал генерал, указывая пальцем на одного из бойцов. — Вот этот мальчишка справится с Моториным-гренадёром?! Да он — культурист, разметает вас всех, как котят!!
Ещё как справились — пикнуть не успел, как его спеленали!
…Принцип бойцов «Альфы»: порхать, как бабочка, и жалить, как пчела. При этом сначала работает голова, а руки и ноги вступают в бой потом.
«Снять» объект — это ещё не всё, это всего лишь начало. Мало провести задержание «без шума и без пыли», главное — усадить перевёртыша лицом к лицу со следователем ещё до того, как он успеет опомниться и прийти в себя от шока. Лишь в этом случае он без промедления начнёт давать правдивые показания.
Вот где профессионализм высшей — четыре девятки — пробы! «Шоковая терапия» — искусство, а не конвульсивное подёргивание руками и ногами.
Кстати, приёмы «шоковой терапии» до сих пор хранятся в секрете. Это вполне объяснимо: шпионаж, он ведь ещё не упразднён, ну и «съёмы» продолжаются…
Глава третья. Либо грудь в крестах, либо голова в кустах…
По возвращении в Москву «альфовцы» сразу препроводили Мартынова в Лефортовскую тюрьму.
Пока «крот» давал показания, главный «крючкотворец» Комитета председатель Крючков готовил заключительную мизансцену разыгранного им спектакля с «бегством» Юрченко.
По его ходатайству с десяток генералов внешней разведки были удостоены высшей награды СССР — ордена Ленина, ещё десятки офицеров получили другие знаки отличия.
Причём награждения проходили не в приватной обстановке, как того требовали ведомственные традиции, но с исключительной помпой в условиях ошеломляющей гласности.
Крючков устроил грандиозное представление, чтобы убедить Кремль, как отлично сработал КГБ под его началом.
Задержание подполковника Мартынова. Шереметьево-2. 1985 г.
* * *
Юрченко, как и предрекал полковник Черкашин, пришлось некоторое время провести на нарах в Лефортовской тюрьме. По осторожному предположению аналитиков Комитета, ему отводилась основная роль в дезинформационной игре с американцами, целью которой была зашифровка нашего сверхценного «крота» в системе ЦРУ Олдрича Эймса…
* * *
Полковнику Черкашину за разоблачение «крота» среди офицеров вашингтонской резидентуры келейно был вручён орден Красного Знамени, после чего он был… отправлен в отставку.
* * *
Начальственные милости не обошли стороной и полковника Казаченко. По результатам командировки в Штаты, где Олег принимал участие сразу в нескольких оперативных мероприятиях, он был награждён боевым орденом Красной Звезды. Вторым в его жизни — первый он получил за пленение главаря банды моджахедов в Афганистане.
Глава последняя. Преемники профессора Розенталя
В ноябре 2001 года в западных средствах массовой информации появились сообщения о создании в конгрессе США комиссии, которой предстояло заслушать начальников американских спецслужб об использовании метода профессора Розенталя в изучении лидеров недружественных стран.
В феврале 2002 года кнессет Израиля на секретном заседании заслушал руководство МОССАД о спецмероприятиях, имевших своей целью определение истинного состояния соматического и психического здоровья Хафеза Асада, президента Сирийской Арабской Республики.
Дело в том, что в президентском дворце обнаружили шесть унитазов, подобных «Поцелую Негра». Как установили секретные службы Сирии, «обустройство» президентских туалетных комнат проводилось одной западной строительной фирмой, но на деньги МОССАД…
— Утечка совершенно секретных сведений, — безапелляционно заявил генерал Карпов, откладывая в сторону газету, — невозможна без согласования с ЦРУ и с МОССАД… Скорее всего, именно они и «слили» по своим каналам информацию для журналистов!
— Но ведь метод Розенталя абсолютно эффективен! — возразил Казаченко.
— Значит, западные спецслужбы отдали приоритет в изучении интересующих их лидеров недружественных стран дерматоглифике и нейролингвистическому программированию…
Примечания
1
«Кирпич» — оперработник, выезжавший за границу в составе советских делегаций или тургрупп, «под крышей» заместителя руководителя. Прозвище, вероятно, возникло по ассоциации с запрещающим дорожным знаком — «кирпичом».
(обратно)
Комментарии к книге «Эликсир бессмертия для вождя. Секретные лаборатории на службе власти», Игорь Григорьевич Атаманенко
Всего 0 комментариев