«История болезни»

История болезни (fb2) - История болезни 2046K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Валерьевич Уткин

История болезни

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

WWW.DON-ALD.RU

Проект Сергея Уткина

2016

"Жизнь – неизлечимое заболевание,

 передающееся исключительно половым путем,

 с неизбежным летальным исходом"

Честно говоря, мне и в голову не приходило, что может получиться такая книга. Много лет назад, в своем блоге в Живом Журнале, я записал первую байку "Беломор". Потом еще. За ними подтянулись другие... Когда количество рассказов перевалило второй десяток, пришла мысль собрать записи в один файл.

Сперва это были "Байки старого слесаря". Однако за бортом оставалось много историй про детство и школу, про другие мои работы и увлечения. Вставил их, а потом стал думать: как же теперь назвать все это?

Думал долго, крутил так и эдак. А потом на память пришли строки Владимира Высоцкого:

Я лег на сгибе бытия,

На полдороге к бездне,

И вся история моя —

История болезни.

Моя тоже.

Часть первая

БАЛЛАДА О ДЕТСТВЕ

Час зачатья я помню неточно

Здесь требуется маленькое вступление: в детстве я болел часто, в больницах бывал регулярно. И каждый раз в приемном покое матушка моя отвечала на одни и те же вопросы: какой я по счету, какая была беременность, как вообще уродился... Все эти вопросы задавались в моем присутствии. Видимо, медики считали, что я еще ни фига не понимаю. Так что к семи годам я уже четко знал, что  появился на свет после двух неудачных заходов и с помощью кесарева сечения...

Итак, к моменту моего зачатия матушка уже успела побывать замужем, развестись и дважды забеременеть. Оба раза неудачно, так что где-то на небесах меня ждут мои старшие братик и сестренка. Третий заход случился, когда матушке было уже двадцать семь, по советским меркам возраст для родов критический. То есть, или сейчас, или все. Первое время наблюдали в поликлинике Октябрьской железной дороги, а когда дело запахло керосином – закинули на сохранение в роддом Смольнинского района. Повторялась ровно та же история, что и с моими старшими братом и сестрой: у матушки во время беременности отказывали почки, начинался отек и избыток жидкости убивал плод.

Как уж там над маманей колдовали, как нас обоих удерживали на этом свете – не знаю. Где-то в начале сентября тысяча девятьсот шестьдесят девятого матушку по ее же просьбе отпустили из роддома. Сентябрь выдался теплым, за окном красота, а ты сиди в палате и дыши этой хлоркой? Упросила, отпустили. Но строго-настрого наказали: как только легкое недомогание – звони в "неотложку" и говори, чтобы везли в Смольнинский роддом!

Вызывать неотложку пришлось через неделю. Матушка решила сходить в баньку, аккурат в двух шагах от Смольного. Это сейчас на этом месте стоит здание  Областного исполкома, а до семьдесят восьмого года там была одна из старейших питерских бань. Сходила матушка в парилку, до общаги на Красного Электрика решила пешочком прогуляться, благо недалеко и ветерок на улице такой приятный... Ну и прогулялась. К вечеру температура и подозрение на пневмонию. Соседки по общаге вызвали "неотложку", приехала бригада с какой-то грымзой во главе. Матушка, как велено, кричит "Меня в Смольнинский роддом надо!" А грымза в ответ "Она еще тут командовать будет!" И уволокли в родильный дом Калининского района, который в тот день был дежурным. Где матушку видели первый раз в жизни.

Опять же, не знаю деталей, но матушкина простуда дала новый оборот всем болячкам. Срок на тот момент был семь месяцев, шансов на сохранение не было никаких и было решено делать кесарево сечение. Мол, вытащим, а там посмотрим.

Как там со мной было – извините, не помню. И матушка не в курсе. Прямо из операционной меня утащили в детскую реанимацию, потом зафутболили в "аквариум" – специальная камера для недоношенных.

А матушка запросто могла уйти, и не один раз. Первый раз во время операции. Анестезиологи что-то пролопушили и мать проснулась у них на столе, с разрезанным животом. Хорошо, вовремя заметили...

Второй раз сразу после операции, когда наркоз отошел. Мать рассказывала:

– Лежу в палате одна. Свет в палате выключен и только из коридора лампочка малость освещает. За головой как темный занавес. И чувствую, меня в эту темноту начинает затягивать, будто кто-то койку туда плавно так катит. Вот уже темнота лоб закрыла и к глазам подбирается, потом дальше. И вдруг я понимаю, что если до сердца дойдет – все, конец. И я резко села, стряхнула темноту. Отдышалась, опять легла. А глаза плохо видят после наркоза, состояние как в дремоте. И вроде как дверь приоткрылась, луч света и в этом луче женщина стоит, вся в белом, на голове вроде как круглая такая шапочка. Спрашивает: "Все хорошо?" И я бормочу "Все хорошо, нянечка, я только посплю немного"...

Что за нянечка приходила, приходила ли вообще и нянечка ли это была? Не знаю... Но вот только после этого визита мы оба пошли на поправку.

Тогда же мама пообещала крестить меня, если выживу. Вот только затянули мы с выполнением обещания аж на двадцать пять лет.

Дерево без корней

Моя матушка, Уткина Тамара Николаевна, родилась 20 января 1942-го года, в деревне Каменки Масловского (ныне Некоузского) района Ярославской области. У бабки моей, Татьяны Васильевны Груздевой, это был четвертый ребенок – старшие три пацана были рождены в разное время и от разных отцов. Потаскуха была моя бабушка, царствие ей Небесное, старушке... Отец матушкин, Николай Павлович Уткин, был человеком семейным, получил бронь благодаря высокой должности в колхозе. Что, впрочем, не мешало ему похаживать на сторону. К чести деда: от дочки не отрекался и старался по мере возможности помогать. Вот только все, что дед передавал бабке на содержание дочери, оседало во всевозможных тайниках и шкатулках.

Тут надо сказать, что до большевистского переворота Некоузский район вообще и Каменки в частности были помещичьими угодьями целого букета дворянских родов. Когда-то там жили Сухово-Кобылины, Морозовы, Волконские, Голицыны, Куракины, Мусины-Пушкины, Соковнины... Была в деревне церковь, была школа – не приходская, светская. Да и вообще деревня была не из бедных. Поэтому и революцию там встречали не так восторженно, как это принято считать, и в колхоз людей загоняли из-под палки. Дворянские усадьбы разрушили, растащили на камни и бревна... Только сады и остались.

О том, кем была моя бабуля и ее родители при царе, история умалчивает. Краем уха мать слышала, будто состояли в прислугах у помещика, а уж правда или врали люди – кто знает? Одно было ясно: бабка к крестьянскому труду привычки не имела, в поле от нее толку было меньше, чем с быка молока. С горем пополам бабку пристроили на ферму, где она не столько работала, сколько к мужикам липла...

Рожать четвертого ребенка бабка не планировала абсолютно. Залетела то ли по дурости, то ли из жадности. Когда поняла что беременна – попыталась вызвать выкидыш, убить плод в утробе. Но маманя уже тогда проявила упрямство и помирать не захотела. Родилась в срок, крепенькой и здоровой, несмотря ни на что. И продолжала бороться за жизнь, поскольку бабка вознамерилась уморить ребенка голодом. Даже регистрировать не понесла, свидетельство о рождении выдали только через год, когда стало ясно, что избавиться от девчонки не получится. При оформлении свидетельства бабуля наврала, что прежний документ утерян и дату рождения указала первое апреля. Таким образом у мамани аж два дня рождения...

Так и жила маманя на подножном корму. В доме с голодухи мыши вешались. Бабка тайком от детей что-то жевала, изредка перепадало и двум средним братьям. Старший, Иван, на фронте воевал... За тунеядство бабку поперли из колхоза, лишили огорода. Чем люди жили? Не знаю...

Спас ребят старший брат. Вернувшись с фронта инвалидом (осколочное ранение правой руки), Иван устроился сторожем на почту. Один раз чуть не убили – кто-то ляпнул, что на почте большая сумма денег, трое мужиков решили почту ограбить. Одного Иван подстрелил, а пока винтовку перезаряжал ему топором по голове и врезали. Хорошо, что обухом и удар вскользь пришелся.

Какое-то время вчетвером жили на зарплату и пенсию Ивана. Бабка при этом регулярно обирала отцов детей, но деньги оседали в кубышке. Потом Иван женился, перебрался в собственный дом и забрал сестренку к себе, в качестве няньки... Это дало матушке возможность не только выжить, но и закончить семилетку. После чего поработала в колхозе до шестнадцати лет, получила паспорт и удрала из деревни куда глаза глядят.

К тому времени бабка довела до самоубийства одного из средних сыновей – его нашли повесившимся в сарае. Продолжала перебиваться случайными заработками, ходила в таком тряпье, что нынешние бомжи побрезговали бы. А когда грянула реформа 1961-го года Таня Груздева, к удивлению всей деревни, приволокла менять здоровенную кипу денег.

Это было последнее, что узнала матушка о своих близких... Что и как было потом она не узнавала, в Каменки не ездила, не писала ни разу.

Обрублены корни.

Батя

Если верить паспортной базе Санкт-Петербурга, то батя мой уже прописался в мире ином. Не значится в Петербурге Валерий Борисович Виноградов. Правда, есть Андрей Валерьевич. Судя по возрасту и адресу – мой старший брат, который вряд ли подозревает о моем существовании. И которого я никогда не видел.

Впрочем, отца я тоже видел один раз в жизни, когда мне уже стукнуло пятнадцать. Матушке для оформления каких-то бумаг нужны были копии документов с железной дороги, по старой памяти поехала на станцию Фарфоровская, где когда-то была контора с бухгалтерией. Ну и меня прихватила, благо лето, каникулы и хорошая погода.

Конторы на старом месте не оказалось. Крепкие молодцы снисходительно объяснили, что все начальство давно уже перебазировалось на Московский вокзал, там все архивы. А здесь теперь охранная зона и посторонним шляться не следует. Даже если вы тут когда-то работали. Так что, мамаша, топайте-ка вы к платформе от греха подальше.

Матушка, у которой явно свербело желание побродить по местам боевой молодости, взяла курс на платформу. И буквально через десяток шагов мы нос к носу состыковались с невысоким лысым мужичком предпенсионного возраста. Увидев маманю мужик остолбенел. А по матушкиному "Твою мать, Виноградов!" я сумел догадаться, что судьба свела нас с моим отцом.

Если вы ждете слезливой сцены в духе бразильских сериалов, то напрасно. Романтической встречи не получилось. Батя, которого встреча застала врасплох, окончательно растерялся от матушкиного "приветствия". Вряд ли он ожидал, что маманя спустя столько лет бросится ему на грудь и возрыдает. Но "Твою мать, Виноградов!" не лезло вообще ни в какие ворота. Если у бати и были когда-то какие-то мысли как он встретится с бывшей возлюбленной, то такого сценария он представить не мог. Маманя тем временем запалила "беломорину" и, кивнув в мою сторону, спросила:

– Как сын?

Батя, смотрясь в меня как в зеркало, пролепетал:

– На тебя похож.

Я в беседу родителей благоразумно не вмешивался. Впрочем, на этом беседа и закончилась. Матушка на прощание выдала что-то не слишком цензурное, батя мучительно искал какие-то слова. Не нашел. Так и разошлись...

Может, зря я тогда промолчал. Только у меня от неожиданности тоже все слова повылетали. А это "на тебя похож" и вовсе будто стеной встало. Мол, вы тут сами по себе, а мое дело сторона. Долго я потом ему эти слова простить не мог. Ну чего сдрейфил? Ведь с ножом к горлу никто не приставал, алиментов никто не требовал. Формально у меня в свидетельстве о рождении вообще отец не значится. Прочерк.

Но жизнь не кинопленка, обратно уже не отмотаешь. Батя вторично от меня открестился. Первый раз был в далеком семьдесят втором. Смалодушничал тогда батя: сперва матушку в роддоме навещал, встречал нас при выписке. И когда мать первый раз принесла меня в контору, батя мужикам меня показывал:

– Смотрите, какой у меня сын!

Деньгами помогал. Был случай, когда мать со мной на руках целый месяц просидела, по справке неоплачиваемой. Не брали в ясли по каким-то медицинским показателям, а одного не оставишь, не с кем. Месяц прошел, ни одного рабочего дня, к расчету получать нечего. А батя на свой страх и риск матушке весь месяц как полностью отработанный закрыл... За такие дела по башке могли настучать крепко, полетел бы не только батя, но и пара мужиков над ним, которые ведомости подписывали.

Может, так бы и жили, да то ли кто-то где-то что-то наговорил, то ли батя чего-то не так понял. В общем, будучи малость под газом батя прискакал в подсобку стрелочниц и начал орать:

– Что ты на каждом углу плетешь, что это мой ребенок?

Маманя от такой постановки вопроса малость прифигела:

– А чей же он?

Произошла короткая словесная перепалка, в которой обе стороны предпочитали орать, а не слушать. Так и доорались...

Потом батя пытался пойти на мировую, но матушка не простила.

А теперь, видимо, и прощать некого...

Моя первая фотография

Один год и три месяца. На снимке розовощекий бутуз вцепился в диск телефона. Матушка рассказывала: привела в фотографию, а там этот телефон. Я как его увидел, так забыл про все на свете. Фотограф и так меня звал, и эдак, чтобы на камеры обернулся... Все без толку. Только когда матушка несколько раз пальцами щелкнула, я обернулся на знакомый звук, хохотнул и тут же опять в телефон уткнулся. Фотограф момент чуток прозевал и на снимке осталась лишь тень улыбки.

 Фотография была сделана перед плановой госпитализацией Нужно было устраивать меня в ясли, однако анализы крови показывали повышенное РОЭ. Чтобы понять причину плохих анализов, меня направили в больницу.

В больницу родителей не пускали под предлогом карантина, обычная практика того времени. Передачу отдали – и идите, мамаша, не отвлекайте.

Так продолжалось около месяца. А потом в общагу, где мы тогда жили, пришла женщина и сказала одну только фразу: "Ты чего тут сидишь, у тебя там сын умирает!"

На отделение мать пробивалась буквально силой. Не пускали! "Мамаша, ребенок только что уснул, вы его разбудите"... Ну, благо шпалы на железной дороге таскала, руки сильные, набежавших теток просто расшвыряла по сторонам. Прорвалась в палату, а там такая картинка – абсолютно голая кровать, ни подушки, ни одеяла, ни простыни. Только клеенкой матрас накрыт. И форточка настежь. В феврале!!! В углу кроватки скорчился от холода я, в одной рубашонке, хотя пеленок-распашонок мать туда перетаскала груды. Белье потом так и пропало, все сперли... Видимо, я от холода и голода наорался и стал засыпать уже просто от усталости.

Уверен: если бы я тогда не загибался в прямом смысле этого слова, то мать больницу разнесла бы по кирпичику. Но надо было спасать ребенка. Жаль, не было тогда возможности сфотографировать для сравнения. За несколько недель пребывания в больнице от краснощего бутуза осталась едва ли половина. Матушка меня в охапку подхватила, закутала в свое пальто... Настояла на переводе в теплый бокс, врач откуда-то нарисовался. Утром подтвердилось: двустороннее воспаление легких. И, вдобавок, сильнейшее косоглазие, левый глаз ушел к переносице. До конца выправить не удалось и бинарное зрение отсутствует напрочь, всякие там 3D киносеансы не для меня.

А с пониженным РОЭ потом разобрались средствами народной медицины. Пару недель брусничные морсы попил – и вскоре уже осваивался в яслях.

К барскому столу

С детским садом было связано несколько историй, одну из них напомнил недавний скандал:

в июне 2012-го года на питерском международном экономическом форуме ради увеселения очень важных гостей соорудили живые скульптуры из детишек дошкольного возраста. Народ, естественно, возмутился. В защиту устроителей этого идиотского перформанса выступила г-жа Агапитова, которая по статусу должна защищать интересы детей. Затем еще защитники подтянулись. Общий тон защиты: затея имеет сомнительное культурное значение, но детишек никто не мучал, они тихо сидели на табуреточках, дули на водичку и их самих "это все прикалывало".

В советские времена детей тоже таскали по поводу и без повода. Я сам пару раз в подобных мероприятиях участвовал. Про одно хочу рассказать.

Дело было весной тысяча левятьсот семьдесят пятого года. А именно – 22 апреля, когда все "прогрессивное человечество торжественно отмечало сто пятую годовщину со дня рождения вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина". Мне в ту пору аккурат пять лет было. Очередная пятидневка в надоевшем уже детском садике. Кто не знает, что такое пятидневка: это когда тебя в понедельник утром сдают в садик на ответственное хранение, а забирают в пятницу вечером.

Поскольку садик ведомственный, Октябрьской железной дороги, матушку заранее предупредили: будет праздничное мероприятие, нужно с Сережей парадную форму оставить. Белая рубашечка, черные шортики, белые носочки. Что матушка и сделала...

После тихого часа группу обрядили в парадную униформу, сверху набросили пальтишки и загрузили в автобус. Привезли на большую площадь, посреди которой стоял большой дядька в плаще. Вокруг куча народу, пионеры в красных галстуках с цветами. Нам тоже вручили по красной гвоздике и выстроили перед пионерами. Предварительно сняв пальтишки.

Представляете себе картину маслом? Два десятка дошколят, в рубашечках и коротких штанишках, в летней обуви. В апреле месяце.

В это время матушка по каким-то причинам приехала в детский сад. То ли она отгулы взяла, то ли по состоянию здоровья, не помню уже. Просто факт: выдалась возможность побыть дома вместе. Приходит мама в группу, а там пусто. Матушка первым делом метнулась к шкафчику с вишенкой, где мои шмотки лежали. Все теплые вещи на месте, кроме пальто. И ребенка нет.

Что там было и какими словами матушка крыла весь персонал детского сада, я не знаю. Матушка не рассказывала.

Сколько времени мы торчали на этой площади с цветочками, не знаю. Помню только, что сначала весь покрылся гусиной кожей и было очень скучно. Потом вдруг сильно захотел в туалет. Тетеньки-воспитательницы нам иногда разрешали попрыгать. Потом велели добежать до статуи большого дядьки и положить цветы. Стало тепло и весело. После этого нас сразу загрузили в автобус и повезли обратно в детский сад. Где меня встретила чем-то очень расстроенная мама.

Всю дорогу домой я рассказывал маме как было интересно ехать на автобусе и бежать с цветочком к статуе. Мама почему-то хмурилась и не понимала моего восторга.

А потом я заболел. Сильнейшая простуда обернулась очередным воспалением легких.

Где я живу

В Интернете набрел на сообщество "Ленинград в Петербурге" и зацепился глазом вот за эту фотографию:

Кажется, это последний уцелевший указатель, сейчас их на современные заменили. А раньше такие указатели стояли на границе города. Один из них был недалеко от платформы "Петрославянка", буквально в нескольких шагах от дома, где мы тогда жили. Формальный адрес я еще не выучил и когда воспитательница детского сада спросил "Сережа, где ты живешь?", бодро ответил "Я живу, где большими буквами написано ЛЕНИНГРАД!". В детском саду пустили слух, будто мы ночуем на Московском вокзале...

Белы Куна, 8

Много лет матушка работала на железной дороге. Там с отцом моим познакомилась, меня соорудили. Долгое время мотались по общежитиям, потом дали комнатку в одноэтажном деревянном доме, у железнодорожного разъезда станции Петрославянка. Эти четыре домика и по сей день стоят. Типичное деревенское жилье: каждый дом разбит на две половинки, в каждой половинке по две комнаты и кухне. Отопление печное, на зиму выделялось энное количество кубометров шпал вместо дров. Вода из колонки, удобства во дворе, газ привозной... В общем, жить можно, вот только дома наши располагались в непосредственной близости от железной дороги. Хоть и талдычили нам взрослые, что от рельс нужно держаться подальше – все равно ведь лезли. А тут еще подошло время мне в школу идти. Школа в поселке по другую сторону железнодорожных путей, черт знает сколько верст пешкодралом. Ни надземного, ни подземного перехода там нет до сих пор, поэтому вероятность попадания малолетнего балбеса под поезд довольно большая. Так что матушка начала искать работу, где и жилье дадут, и школа поблизости будет.

Кто уж ей насоветовал пойти в дворники – не знаю. Но в один прекрасный день мы из Славянки переехали в девятиэтажку на улице Белы Куна. Было это весной семьдесят седьмого. Кто читал повесть Крапивина "Бронзовый мальчик", тот должен помнить ощущения Кинтеля после переезда в новую квартиру. Тонкие стены, над головой кто-то ходит, за окном машины носятся...

Привык, освоился. Осенью пошел в школу, не без приключений – аккурат в конце августа крепко простудился и месяц провалялся дома. Так что учебный год начался с октября.

Беда шарахнула в начале семьдесят девятого. Очередная простуда обернулась тяжелым воспалением, которое районная врачиха в упор не хотела замечать. Раза три меня выписывали в школу с температурой под 39. Из школы несколько раз заявлялась делегация, грозившая отчислить за прогулы. Матушка с ног сбилась, разрываясь между работой и мной. А я ослаб уже до такой степени, что самостоятельно до туалета дойти не мог.

Выручила мать моего тогдашнего друга, Андрюшки Сафронова. Людмила Степановна, царство ей небесное, под свою ответственность забрала меня к себе, в педиатрическое отделение больницы. Название не знаю, помню, что рядом с Волковым кладбищем. Провалялся я там ровно два месяца. Выяснилось, что у меня запущенный гайморит и, если бы еще чуток потянули резину, то или на тот свет, или в психоневрологический интернат, пациентом. Слава Богу, обошлось...

А Людмила Степановна Сафронова спустя год умерла от рака крови. Я все чаще думаю, что моя жизнь куплена ценой ее смерти...

Тем временем у матушки начались проблемы на работе. Несколько раз всю бригаду лишали премии, полностью или частично. Просто так, без объяснения причин. Несколько человек, включая маманю, накатали жалобы в профком. Устроили собрание, на котором авторам жалоб приписали все смертные грехи, от пьянства на работе до прогулов. Стадо, именуемое трудовым коллективом, промычало... Извините, проголосовало за решение профкома – строгий выговор с занесением в трудовую. Стало ясно, что спокойно работать не дадут, нужно искать другую работу. В это время в школу и детскую комнату милиции пришла пачка анонимок, где в самых ярких тонах расписывалось, что мать алкоголичка, что я без присмотра болтаюсь целыми днями по дворам и прогуливаю школу. Благодаря этим анонимкам у моей матушки случился первый инфаркт. Было ей тогда тридцать шесть лет.

Я хорошо помню тот день. Мы играли у Андрюшки в солдатиков, разыграли целую баталию. Их квартира и сейчас находится на четвертом этаже соседнего дома, из окон хорошо виден наш подъезд. Я видел, как возле подъезда стояла пожарная машина, потом еще и "скорая" подкатила. Еще подумал: к кому бы это? Оказалось, к нам. Мать ждала когда я приду от Сафроновых, решила картошки на ужин сварить, поставила на газовую плиту ковшик с водой. И потеряла сознание.

Дальше сплошная цепь чудес. Вода выкипела, залила огонь. По всем законам жанра мать должна была погибнуть, надышавшись газа. Спасло ее только то, что упала она не на пол, а на стоявший рядом стул. Кто-то из соседей по площадке (мы тогда жили в квартире одни) почувствовал запах газа, набрал 04. Вышибли дверь, обнаружили мать, вызвали "скорую"...

Возле раскуроченной двери квартиры меня встретила малознакомая женщина, тоже работавшая в жилконторе. Ночь в чужой квартире, в чужой кровати – и полная пустота. Впереди всерьез замаячила перспектива угодить в детский дом.

И тут очередное чудо: утром за мной пришла мама. Слабая, бледная как полотно, она все-таки упросила врачей отпустить ее домой под расписку. Как она ночью добиралась до дому это отдельный длинный рассказ...

Через день в милицию поступила новая анонимка. Некий доброжелатель сообщал, что гражданка Уткина пыталась покончить жизнь самоубийством и потому должна быть лишена родительских прав. Под этим же предлогом попытались не оплатить больничный лист. Только когда из больницы, куда увозили мать, пришло заключение, что сперва был инфаркт, а уж потом отравление газом – только тогда заткнулись... Но как только мать уволилась, сразу стали требовать освободить служебную жилплощадь.

Книги и жизнь

В двухкомнатной квартире на Белы Куна жили две семьи. В одной комнате размещались мы с матушкой, а другую отдали слесарю ЖЭКа Ивану. Аккурат в момент нашего переезда Иван отсутствовал: взяв отпуск за свой счет, укатил в родной украинский хутор. Вернулся из отпуска не один, а с молодой супругой, Тоней. Которая уже была на сносях...

История стара, как мир. Иван любил другую, девушка отвечала взаимностью и все шло к свадьбе. Если бы не Тоня, которая решила во что бы то ни стало окрутить Ивана. Во время очередного приезда, Тоня подпоила Ваньку, благо тот на выпивку был падок. А у хмельного мужика, как известно, работает только одна голова. Та, что в штанах...

Быть может, Иван и плюнул бы с высокой колоколенки на поруганную девичью честь, да только Тоня умудрилась забеременеть. И молчала ровно до того момента, когда живот на нос полез и аборт делать было поздно. Тут уж Ивану деваться было некуда. В экстренном порядке пришлось оформлять внеочередной отпуск, справлять свадьбу и забирать нежеланную супругу в Ленинград. Вскоре Тоня родила Ивану дочку, Оксану. В жилконторе новоиспеченному папаше пообещали выделить отдельную квартиру, как только подвернется что-то подходящее. Пока же так и ютились втроем в двенадцатиметровой комнатушке.

Надо сказать, что в те времена ситуация с магазинами вообще была унылой, а в спальных районах, вроде нашего Купчино, так просто беда. С одной стороны – рядом сразу две "стекляшки", торговых центра. Чуть подальше были новый магазин и универсам "Купчинский". Вот только покупать там было практически нечего. А порой и не на что: зарплата у дворников была копеечной, если же я заболевал и матушке приходилось брать больничный по уходу за ребенком, то становилось совсем худо. Болел же я часто. Во время очередной простуды кто-то из знакомых предложил привезти немного меда. Это сейчас в любом магазине мед спокойно стоит на витрине, а тогда натуральный мед разве что на рынке можно было увидеть.

Как уж там матушка сговаривалась и за какие деньги – не знаю, врать не буду. Просто в один прекрасный вечер на столе появилась пол-литровая стеклянная баночка с чем-то очень солнечным на вид. Содержимое тут же взялись проверять. Знаете, какой способ проверки меда тогда считался самым точным? С помощью химического карандаша. Берете капельку меда и опускаете в нее грифель. Если карандаш начал растворяться – вместо меда вам всучили сахарный сироп.

Наш мед оказался правильный и очень вкусный.  Я проглотил чайную ложку меда, запил кружкой горячего чаю и укутался в одеяло поплотнее. Всем ведь известно, что при простуде важно хорошенько пропотеть.

Матушка тем временем направилась на кухню, на ужин чего-нить состряпать и покупкой заодно похвастаться. Меня от меда и тепла разморило, потянуло в дрему... И уж почти совсем уснул, когда в комнату влетела матушка, буквально клокоча от еле сдерживаемого хохота.

На кухне сидел Иван, чаи гонял. Матушка ему к чаю предложила медок попробовать. А надо сказать, что отец Ивана ульи держал и Ваня сызмальства толк в меде знал. Как заправский дегустатор Иван принял немного меда, покатал его языком во рту, размазал по нёбу... И вынес вердикт: мед высшего класса.

В это время Тоня решила посмотреть, чем супруг на кухне занят. Увидев баночку с медом, тоже попросила попробовать. После чего безапелляционно заявила:

– Это не мед!

Иван чуть с табуретки не навернулся:

– А что же это тогда?

– Я не знаю, что это, – фыркнула Тоня. – Но это не мед! Мед горький!

Прохохотавшись, матушка так завершила рассказ:

– Видимо, Тоня Чебухайкиного меда отведала.

– Какого меда? – Не понял я.

– Ты лежи спокойно, не раскрывайся, а то все лечение зазря! – Матушка поправила  сползшее одеяло. – У меня в деревне книжка была, вот только название забыла. Там про одну бабу деревенскую рассказывалось. Если что-то не поймет, то вместо "Чего?" или "Что?" говорит "Чё?" Если не поверит кому, то скажет "Бу!" Это у нее вместо "Будет врать!" А смеялась она "Ха!" Ну и прозвали ее Чебухайкой. Жадная была эта Чебухайка. Раз на какой-то сельский праздник пошла, на дармовщину поесть-выпить. А тут принесли что-то незнакомое. Чебухайка спрашивает "Че это?" Ей говорят "Мед!" А она сроду меда не едала, только слыхала, что очень де вкусно. Выбрала момент, когда никто не видел, полную ложку зачерпнула да в рот. И чуть не задохнулась от горечи! Вместо меда полную ложку горчицы хватанула. С тех пор на селе горчицу не иначе как Чебухайкиным медом не называли!

Мы снова расхохотались.

– Вот Тоню нашу, видно, тоже кто-то Чебухайкиным медом угостил. Жаль только, что название книжки забыла, перечитать бы... Ну, может, попадется когда.

С той поры прошло без малого сорок лет. Мам! Я теперь знаю, как называлась та книжка! "Липяги", а написал ее Сергей Крутилин.

Человечьи очистки

Помните как в "Собачьем сердце" пес Шарик дворников определил?

"Дворники из всех пролетариев – самая гнусная мразь. Человечьи очистки – самая низшая категория".

Судя по всему, сейчас так считают не только собаки...

Не знаю, как при проклятом царизме, а в Советском Союзе на каждый панельный крупнощелевой дом полагалась целая бригада дворников. Один придомовую территорию убирает, другой лестницы моет, третий мусор возит. То есть, вроде бы и все работы распределены, а никто ни за что не отвечает. Как у Райкина: "Кто сшил костюм? – МЫ!"...

Маманю мою поставили на уборку территории, выделили участок аккурат вокруг нашего дома. Ну, летом все участки более-менее одинаково выглядели. Дворников, чтоб дурью не маялись, то на покос травы зашлют, то еще какую непрофильную работу найдут... Но в целом лафа, рай для лентяев. Утречком пробежался по участку, мусор собрал, метлой махнул, кое-когда водой из шланга асфальт помыл – и день свободен.

Но, как это обычно бывает, вдруг зима неожиданно наступила. Матушка-то десять лет стрелочницей отпахала, привыкла снег лопатой кидать. Чего не скажешь о ее коллегах. Моя часов с пяти уже на участке, дорожки разгребает, лед песком посыпает, чтобы люди на работу не по сугробам лезли и ноги себе не ломали. А у соседей сугробы как в блокаду, только тропки посреди протоптаны... Люди матерятся, в контору жалобы пишут, а в конторе только отмахиваются и всех скопом премии лишают – и кто работал, и кто круглыми сутками водку пил...

Понятное дело, что снега от такого руководства меньше не становилось. Так он всю зиму и копился, до весны. И когда началась оттепель, снег начал таять, стоки мгновенно забило льдом и мусором, двор превратился в бассейн. Мгновенно затопило подвал, поскольку больше воде деваться было некуда...

Вот тут население просто взбеленилось. Надо на работу ехать, а из дома не выйти – воды по колено. Буквально! На беду начальства жилконторы в доме жил кто-то, у кого был телефон. Более того, владелец телефона знал номер секретаря райкома КПСС.

Дальше картина маслом: получившая крепких звездюлей начальница конторы рванула искать дворника. А дворник Оля хрен знает сколько времени в запое и дрыхнет дома. Проснулась Оля в том самом "бассейне", куда ее прямо в ночной рубашке закинула начальница...

Думаете, уволили алкоголичку? Ничего подобного. Так и валяла дурака, вместе с другими такими же. Когда матушка и еще несколько дворников, вкалывавших на совесть, уволились, то никто больше не говорил, что вот у тех все чисто и сухо, а у этих грязи по уши. Дворы зарастали говном абсолютно одинаково...

Дважды герой психоневрологического

В тысяча девятьсот семьдесят девятом году я узнал, что в благополучной советской стране есть такие специальные больницы, которые называются очень заковыристо – психоневрологический интернат. И что в Ленинграде таких интернатов не меньше семи, потому как в седьмой моя матушка устроилась санитаркой работать. Ну а раз есть седьмой, то и предыдущие шесть всяко должны быть, факт. В общем и целом новая работа матушку устраивала – график скользящий, сутки отпахала и трое дома. Смущало только, что оставлять меня одного на целые сутки было страшновато. Мало ли чего... Телефона в квартире нет, позвонить некуда.

И матушка, не мудрствуя лукаво, решила брать меня с собой на дежурство.

В общем-то, ничего особо страшного я там не увидел. Большинство жителей пятого отделения, на котором маманя ударно трудилась, было тихими безобидными стариками. Пара безногих инвалидов, дядя Леша и дядя Коля, лихо раскатывали на колясках по коридору. Как я позже узнал, потенциально опасных психически больных держали в "надзоре", за железной дверью. И побывать там тоже пришлось, когда маму определили в надзоре дежурить...

Так что с той поры меня трудно разжалобить или шокировать, что такое ДЦП, олигофрения или синдром Дауна я прекрасно знаю. Но рассказать хочу о другом.

Людей в интернате было много, всяких – хороших и плохих. И как-то раз на отделение поступил новый обитатель, необъятных габаритов дядя, навроде того мексиканца, который полтонны весит. Сколько весу в нашем герое было не скажу, не знаю, но одна кровать его не выдерживала – поставили вторую.

Сам дядя даже сидеть не мог, о ходьбе речи вообще не шло. Все естественные надобности, естественно, под себя. А каждые пять минут проверять что у него и как нереально, у санитарки на шее еще десяток палат и в каждой других лежачих хватает. Вот тут-то дядя показал свой характер...

Как оказалось, дядя был не просто строгих правил, а бывший министр какой-то там промышленности и дважды герой соцтруда. На родине воздвигли его бюст, как и полагалось. Но когда бывший дважды министр вышел на пенсию и окончательно заплыл жиром, то семейство решило отправить бюст и все остальные части тела героя в интернат. Дескать, дома все заняты, ухаживать за тобой, папуля, некому, а в интернате мы тебе отдельную палату устроим. Правда, забыли пояснить папе, что будет он там на общих правах... Короче, наш герой ударно обделался. И поднял дикий рев, поскольку лежать в дерьме он не привык. Матушка в бельевую сбегала, приходит в палату – мужик ее матом. Так твою и эдак, где ты шляешься, я тут уже охрип оравши. Маманя спокойно объясняет, что обрабатывала другого больного, что дядя на отделении не один и можно маленько потерпеть. А на будущее – судно под кроватью, мог бы и дотянуться.

Тут дядя раскрыл свое министерское хайло и начал орать, что он сейчас в Кремль позвонит, самому Леониду Ильичу и что от этого заведения камня на камне не останется. А лично тебя, паскуда ленивая, выпрут отовсюду и больше никуда не возьмут.

Эк, напугал. Матушка моя, составив многоэтажную конструкцию отборного мата, популярно объяснила, что это когда-то дядя был и министр, и герой, и обладатель бюста. А сейчас он ровно такой же больной, как и все остальные. И уж если угораздило обосраться, то не хрен тут выделываться, лежи и жди.

Дядя такой проповеди не ожидал никак, но не внял слову и потянулся было за палкой. Врезать решил. Ох, зря он это... Среди больных маманя была любимицей, в обиду никому не давали. Пара крепких мужичков матушку из палаты аккуратно выдворили и дверь закрыли. Минут пять из палаты только приглушенное кваканье раздавалось. Когда дверь открылась, дважды герой самостоятельно сидел на кровати и лепетал "Доченька, прости".

Мораль сей истории... Да не будет никакой морали. Министра этого по-человечески жаль, всю родню обеспечил, а когда стар стал и немощен – никому оказался не нужен, даже сиделку нанять побрезговали... Прожил он в интернате недолго, месяца через полтора умер – не выдержало сердце. Родня за все это время появилась только один раз, когда нужно было получать свидетельство о смерти.

А власть людей портит, что ни говори.

Ленечка

Несколько лет моя матушка работала санитаркой в психоневрологическом интернате. Если вы когда-либо проезжали по проспекту Ветеранов до улицы Пионерстроя, то наверняка обращали внимание на это здание.

Это и есть ПНИ-7. Всего пять отделений, по количеству этажей. На пятом, мужском, отделении и работала моя матушка. И был на пятом отделении парнишка, Леня. Абсолютно безобидное существо лет двадцати с интеллектом трехлетнего ребенка. Если кто Ленечку толкнет или обидит, он посмотрит своими чистыми глазами и провозгласит:

– Та-акой бальфой дувак!

Ребенок, что с него взять...

Каждые выходные к Лене приезжал отец – невысокий седой мужчина, доктор физико-математических наук. В один из таких выходных дежурила моя матушка, ну и меня с собой захватила – лучше пусть ребенок в сестринской на глазах, чем один дома... Так матушка Лениному отцу и объяснила.

Слово за слово, мать рассказала, как я висел на волоске между жизнью и смертью.

Отец Ленечки мою историю выслушал и поведал свое горе.

До семи лет Ленька был обычным пацаном, без всяких отклонений в развитии. Рано начал читать, когда Лене стукнуло пять лет пригласили учителя музыки – типичная судьба обычного ребенка из интеллигентной еврейской семьи. В семь лет пошел в школу... Первый класс оказался и последним.

Куда-то поволокли их класс – на экскурсию или просто прогулка была, не знаю. Затащили в парк, а дело поздней осенью было, дождь, кругом лужи. Леня подошел к учительнице и сказал, что у него промокли ноги. Попросил отпустить его домой, благо жил неподалеку. Классная дама велела не выдумывать глупости, а играть вместе со всеми. Домой Леня пришел уже с температурой.

Дальше – хуже. Банальная простуда вызвала массу осложнений, мальчика положили в больницу. В ходе обследований стало ясно, что в лобных пазухах скапливается гной, гайморит или что-то похожее... Не суть. Нужно было срочно делать проколы, откачивать гной. А медики решили иначе – назначили прогревание. Отец был против, но его мнение никого не интересовало. Через три дня Леня впал в кому.

Выводили его из комы неделю. Сделали проколы, откачали дрянь из пазух, напичкали антибиотиками... Все это время отец Лени молился – только бы не умер.

Через неделю Леня открыл глаза. Чистые глаза трехлетнего ребенка.

Тверская, 13

В центр Питера мы угодили совершенно неожиданно. До этого жили в Купчино, в служебной комнате от ЖЭК, где матушка работала дворником. Начальство ЖЭКа беззастенчиво обсчитывало работяг, лишая премий и надбавок, матушка молчать не стала, разгорелся скандал. Не дожидаясь увольнения по статье, мать написала заявление, устроилась санитаркой в психоневрологический интернат номер 7, что на углу проспекта Ветеранов и улицы Пионерстроя...

Раз площадь служебная, то пришлось выметаться. ЖЭК был готов выселить нас на улицу, не дожидаясь, пока ПНИ-7 предоставит жилплощадь. Чтобы не оказаться на улице, мать до прокурора города дошла... После вмешательства прокуратуры нас оставили в покое, а спустя какое-то время ЖЭК начали шерстить проверками.

Но я отвлекся. Смотровых было две: комнатушка в полуподвальном помещении у Финляндского вокзала, с окнами на трамвайные рельсы; вторая была в квартире номер 30 дома номер 13 по Тверской улице. Типичный доходный дом, двор-колодец, в комнате постоянный полумрак. Из преимуществ – школа под боком, два парка, тихая улица... Кроме того, дом скоро должны были расселить для капитального ремонта. В общем, матушка согласилась на эту комнату, только попросила отремонтировать проводку и выключатель, которые предыдущий жилец выдрал из стены.

Естественно, никто ничего не отремонтировал. За каким-то бесом начали красить пол, но краски хватило ровно до половины. Когда въехали, выключателя так и не было, ни одна розетка в комнате не работала. Поэтому холодильник и телевизор первое время обитали на кухне, чем сразу начали пользоваться соседи по квартире. Свет в комнате кто-то из соседей таки наладил, но с выдранной проводкой жили около полугода – ровно столько терпел ЖЭК неуплату квартирной платы...

Более-менее спокойно жили до 85-го года, когда начались расселения. К тому времени комната перестала быть служебной – перед смертью Брежнева провели указ, согласно которому служебная площадь оставалась за целой категорией граждан, в которую угодили и матери-одиночки. Я перевалил рубеж в 14 лет и по закону нам теперь полагалось две комнаты. Но матушке при выдаче первой смотровой заявили: "Не выступай. Получишь одну комнату, и только в Смольнинском районе". И выдали смотровой ордер на комнатушку где-то на Новгородской улице. А там ровно такая же история – мать-одиночка и взрослый сын, абсолютно законно требуют освободившуюся комнату. В квартиру не пустили, общались через закрытую дверь. Моя маманя с этим смотровым обратно в райжилотдел влетела как Мюнхгаузен верхом на ядре. Устроила там дикий разнос, потребовала аннулировать смотровой (по закону было – два на выбор, если не устроило, то в третий вариант силком заселят).

Какое-то время о нас не вспоминали, потом выдали смотровой на Ириновский проспект. Матушка съездила – а там только котлован начали рыть, дом лет через пять построят. Маманя опять дала прикурить начальнику райжилотдела. Про нас снова забыли.

Тем временем дом расселили практически полностью, жилых квартир осталось всего три. Мы в нашей квартире вообще жили как в отдельной трехкомнатной. И было бы зашибись, если бы какая-то тварь не отрапортовала, что дом расселен полностью. Несколько раз, приезжая из ПТУ, я обнаруживал, что двери подъезда забиты кровельным железом. Поэтому с собой всегда был гвоздодер. Потом вырубили газ, пришлось срочно искать электроплитку.

Примерно в январе восемьдесят седьмого в коридоре на потолке обнаружилась течь. Как оказалось – сгнил кран батареи центрального отопления в пустой квартире на шестом (!) этаже. Заявку на ремонт в ЖЭК не приняли – дом расселен. Доказывать, что я не призрак, и что в паспорте у меня настоящая прописка по этому адресу пришлось неделю. К этому времени вода с шестого на второй этаж лилась рекой, практически не остывая!!! Когда мне наконец удалось затащить сантехника, то он просто охренел от вида дома, у которого вся внешняя стена покрыта льдом.

Воду перекрыли. Из-за насквозь промокшей штукатурки вышибло пробки и на несколько дней мы остались без света. Как мы в этом леднике не сдохли – одному Господу известно. От горячей воды разбухла и перекосилась входная дверь, ремонтировать ее, конечно, отказались. Жилье наше несколько раз обнесли, но и в ментовку идти смысла не было. Ответ везде был один – дом расселен. А смотровой все не было...

И только в марте, через три месяца после потопа, мы бежали из проклятого дома в новостройку на проспекте Большевиков. Райжилотдел забыл про свои угрозы и выделил две комнаты в трехкомнатной квартире. Где не надо было ходить за водой в соседнюю прачечную, где в уборной тепло и работает смывной бачок, где в окне напротив свет люстры, а не отблески костра, который из обломков паркета развели бомжи...

Вот только к шуму воды в трубах я долго не мог привыкнуть. Все время казалось, что сейчас с потолка горячий ливень шарахнет...

Коммунальное счастье

Все чаще встречаются высказывания, что в советские времена люди жили дружнее, особенно в коммунальных квартирах. Как заявил один приверженец дела Ленина-Сталина: "Ведь есть же об этом прекрасный фильм – "Покровские ворота""...

В отличие от подобных младокоммунистов, я в коммуналках жил. И, смею уверить, что реальность разительно отличалась от красивой сказки Михаила Михайловича Козакова.

Впрочем, до коммуналки еще была общага. Из аварийного здания на улице Красного Электрика нас переселили в общежитие у платформы Фарфоровская. Комплекс дореволюционных еще домов, отчаянно нуждавшихся в капитальном ремонте, кое-как приспособили для жилья. Площадей катастрофически не хватало, поэтому одну комнату делили на две семьи. Нам в соседи досталась семейная пара по фамилии Буц.

Попробуйте себе представить: весьма небольшая комнатушка, поперек которой стоит платяной шкаф. По одну сторону шкафа койка Буцев, с другой матушкин диван-кровать и моя кроватка. Мне на тот момент и двух лет не было. Естественно, никаких дверей между половинами не было, чем Буц с Буцихой частенько пользовались. Сколько раз бывало: настирает матушка мое бельишко, высушит-выгладит и в шкаф уберет. Потом едет на Звенигородскую, где тогда располагались ясли Октябрьской железной дороги. Приезжаем из яслей, а на нашей половине сплошной кавардак: все выстиранное белье вывалено на пол, только что грязными сапогами по нему не прошлись.

Редкая неделя проходила без скандалов. Никак не могли Буцы примириться, что им досталась не вся комната, всячески старались выжить нас. Матушка и была бы рада съехать, да только куда? Вот и приходилось терпеть выходки Буца. Очень любил этот товарищ, крепко выпив после получки, доказывать матушке, что он пуп земли. Обычно речь сопровождалась демонстрацией партийного билета КПСС:

– Видишь, тварь? Я партийный! Я счас тебя с твоим приплодом по стене размажу, и мне ничего не будет! Потому что я – партия!

В свободное от пьянок и скандалов время Буцы обивали пороги многочисленных инстанций, выбивая себе отдельную квартиру. Общежитие стремительно ветшало, людей нужно было срочно расселять, вот Буцы и старались. Но и тут не срослось: выделили одну комнатушку в деревянном домике в поселке Петрославянка. Во вторую комнатушку заселили нас.

Что там было, я за малолетством не помню. Да и большую часть времени я тогда проводил в яслях на пятидневке. Знаю только, что несколько раз доходило до драки, как-то раз Буц схватился за нож и матушке пришлось защищаться. В итоге сам Буц и оказался пострадавшим, с колотой раной угодил в больницу. Из больницы соответствующий сигнал поступил в местное отделение милиции, пришел участковый. На матушкино счастье, милиционер молодой и еще не был испорчен отчетно-бюрократической системой. Ведь проще простого было все свалить на мать: есть пострадавший, есть нож и есть та, что этим ножом ударила. Правда, в справке из больницы была немаловажная приписка, что пациент доставлен в состоянии сильного алкогольного опьянения. Да и рана была пустяковая, не представляла опасности ни жизни, ни работоспособности.

Одним словом, участковый правильно понял, что именно произошло. После беседы с матушкой, милиционер вызвал Буцев к себе. Из отделения они вернулись притихшие. Что уж им там участковый сказал... Не знаю. Но вскоре матушкой со мной переселили в другой дом все в той же Петрославянке – недалеко от платформы и у самых железнодорожных путей. Подселили кого-то к Буцам или они заняли освободившуюся комнату, то мне неведомо. Но даже если и удалось отхватить жилплощадь, то радовались Буцы недолго. Спустя какое-то время Буцыха угодила под поезд, насмерть. Те, кто видел, рассказывали, что женщина была будто не в себе и нечто невидимое толкало ее на рельсы...

* * *

На Тверской первое время основные неприятности доставлял алкаш Толя Сизов. Кроме вездесущих тараканов Толя устроил в своей комнатенке рассадник клопов. Вытравить эту живность так и не удалось, так что я искренне не завидую жильцам соседнего дома номер 15. К слову: в этом доме, оказывается, в начале восьмидесятых жила Валентина Ивановна Матвиенко  со своим семейством и есть у меня подозрение, что я тогда же хорошо знал ее мужа и сына Сергея. Впрочем, не о них речь.

Летом 1981-го в первую от входа комнату въехала шумная компания кавказских гостей. Первые пару лет в этой комнате вообще непонятно кто был прописан. Судя по всему, комнату регулярно сдавали внаем – жильцы в ней менялись чуть ли не каждый месяц. Новые соседи прибыли из солнечной Грузии и сразу стали вести себя так, будто квартира их собственность. Могли запросто среди белого дня закрыть входную дверь на крюк, так что домой было не попасть. К счастью, я тогда дни напролет пропадал в игротеке Таврического сада, так что абсолютно без понятия, какие дела в это время творились в нашей коммуналке. Так было и в этот раз: я сидел в игротеке, время было часов шесть. Матушка была на дневном дежурстве в ПНИ-7 и скоро должна была приехать с работы. Поэтому я был несказанно удивлен, когда в зал вбежала перепуганная мама. Увидев меня, матушка малость успокоилась, велела сидеть в игротеке и ждать, когда она за мной придет.

Как потом рассказывала мама: по графику у нее дежурство закончилось в три часа. Приехала домой – в квартиру не попасть, дверь закрыта на крюк. Звонила, стучала в дверь – не открывают. В квартире несколько здоровых мужиков и, возможно, один пацан. Если сын в квартире, то остается только догадываться, жив ли он и что там с ним могут делать.

Матушка помчалась в ОПОП – опорный пункт охраны порядка, благо он был в доме через дорогу. Там застала местного участкового, майора Куклина, который только и ждал выхода на пенсию. По этой причине Куклин никуда идти не собирался и попытался спровадить беспокойную посетительницу. Матушка, не стесняясь в выражениях и не смущаясь сидевших тут же дружинников (ДНД, добровольная народная дружина, кто не застал – Интернет в помощь), объяснила, что он, Куклин, сюда назначен людей защищать, а не казенные штаны просиживать.

Куклин от неожиданности крякнул. Потом спросил:

– Если сын не дома, то где еще может быть?

– В Таврическом, в игротеке.

– Беги, проверь, там ли он. Если там, то пусть там и сидит. Потом пулей сюда. Сходим, посмотрим, что это за любители запираться.

Найдя меня в игротеке, матушка вернулась в ОПОП. В сопровождении Куклина и дружинников пошла домой. Дверь снова была закрыта на крюк. Куклин проорал "Откройте, милиция!", в квартире послышалась какая-то возня, потом тихонько, стараясь не шуметь, крюк сняли. Дверь открывать не стали, спрятались в комнате. Матушка достала ключи, впустила участкового и дружинников, сама ушла в свою комнату. Минут через пять Куклин постучал в дверь:

– Уткина, веди сына домой. Твои соседи уже съезжают.

И, хмыкнув, добавил:

– Только в следующий раз полегче языком. А то ведь и на сутки отправить могу.

Вскоре освободившуюся комнату выделили Надежде Александровне Кавелиной, почетной пенсионерке, члену КПСС с двадцатых годов... Жила она не одна, с сыном Алексеем.

Краем уха я слышал, что год назад Надежда Александровна пережила инсульт, но все обошлось. Для меня тогда все было едино, что ангина, что инсульт. Поболел и дальше побежал... Вот Надежда Александровна и бегала, несмотря на весьма солидный возраст. Как бы сказали в те времена: принимала активное участие в жизни Коммунистической партии. И по дому хозяйничала сама. Готовила отменно, некоторые премудрости готовки моя матушка у Надежды Александровны переняла.

К сожалению, продолжалось это недолго. Не знаю, что там было причиной – просто преклонный возраст или же перенесенный инсульт сказался. Просто однажды Надежда Александровна отправилась на свою прежнюю жилплощадь. И никак не могла понять, почему ей говорят, что она здесь больше не живет. Это был первый приступ, но не последний. То забудет про стоящую на плите кастрюлю. То поставит суп вариться, посолит и забудет, что посолила. Посолит снова. И снова... И снова... То выйдет в туалет, а обратно никак – не может найти свою комнату.

Как-то летом мы проснулись часов в шесть утра от какого-то писка. Мать была выходная, у меня каникулы. Пошли посмотреть что за писк. Оказалось, это Надежда Александровна включила телевизор, ждала начала трансляции с очередного съезда КПСС. А тогда телевидение в восемь утра начинало работать. На экране настроечная таблица и противный звук, который и сейчас иногда услышать можно...

Объяснили, телевизор выключили, ушли к себе. Где дядю Лешу носило, не знаю. А Надежда Александровна, не дождавшись телетрансляции, решила сходить за газетой. Обратно ее привели жильцы седьмого этажа. А мы на втором жили... Как потом Надежда Александровна сама рассказала: поднявшись на свой этаж, почему-то подумала что еще на первом. И поднялась на третий. Ключ к двери не подошел, Надежда Александровна опять решила, что она все еще на первом этаже. И пошла выше...

Через полгода Надежда Александровна умерла. Добил ее банальнейший приступ аппендицита.

* * *

После смерти Надежды Александровны, в ее комнату заселили молодую семью – Михаила и Галю, которая ждала ребенка. Вскоре родился Аркашка...

Миша был вполне нормальным мужиком, который в жизни сделал одну-единственную глупость – женился на Гале. Вернее, она его на себе женила известным бабским способом – вовремя дала, забеременела и поставила Мишу перед фактом. Как уж Галя шантажировала Мишу я не знаю, просто факт: замуж она вышла, штамп в паспорте и ленинградская прописка, а заодно смена неблагозвучной хохлятской фамилии на благородно звучавшую еврейскую. Возможно, Галя рассчитывала оттяпать кусок от большой квартиры Мишиных родителей, но там ждал облом: Мишина мама добилась выделения молодой семье комнаты в коммуналке. Галя к такому повороту событий явно не была готова, поскольку тут же развернула боевые действия по выживанию соседей. Алкаш и бывший водитель Толя Сизов почти сразу перебрался к очередной сожительнице и на своей законной жилплощади не появлялся до самого расселения.

Нам же с матушкой бежать было некуда. Поэтому едва ли не каждый день, когда матушка не была на дежурстве, Галя устраивала очередные склоки. Причины придумывались самые разные, пересказывать не хочу – противно. Первым же делом Галя оккупировала квартирный телефон. Миша подключил параллельный аппарат в своей комнате, после чего дозвониться к нам домой стало невозможно. Галя "висела" на телефоне круглыми сутками. У нас с матушкой было заведено: когда она на дежурстве, то звонила в семь часов вечера, проверяла дома ли я. Естественно, первой трубку всегда брала Галя, мне-то из комнаты в коридор бежать надо. Один звонок – меня не зовут. Второй – снова тишина. Третий, четвертый... Не дождался, уснул. На следующий день выяснилось: Галя брала трубку, на матушкину просьбу позвать меня отвечала "его нет дома". И только часам к одиннадцати, когда уже собиралась спать, сказала "Сережа давно спит!" Матушка тогда Гале чуть морду не набила, Миша остановил...

После смерти Брежнева служебная комнатушка осталась закреплена за нами. Матушка уволилась из ПНИ-7, перешла в трампарк имени Смирнова. И к дому поближе, и работа с семи до четырех, пять дней в неделю. Зимой я загремел в больницу с очередным обострением гломерулонефрита. Недели через две всех начали спешно выписывать или переводить в другие больницы – на отделении обнаружился пацан с гепатитом. Меня экстренно выписали, я позвонил домой. Матушка еще была на работе, я попросил Галю передать: меня выписали, пусть приезжает и забирает. Больница-то детская, без взрослых не отпустят...

Мать приехала только в начале девятого часа. Галя не потрудилась написать записку и "случайно вспомнила" про мой звонок часов в семь.

Чем бы все это закончилось, если бы наш дом не расселили? Не знаю. Галя все надеялась, что им выделят отдельную квартиру, но получили ордер на две комнаты в коммуналке. Что и как там было, то мне неведомо. Только в начале девяностых матушка случайно встретила у "Ломоносовской" Мишину маму и едва узнала – из дородной холеной дамы та превратилась сухую, сгорбленную старуху. Видимо, Галя до нее все же добралась...

Городской детский парк

До нашего переезда в дом на Тверской, я центр Ленинграда только по телевизору видел. Так что Смольный (институт и собор) я увидел только в конце семьдесят девятого, когда матушка взяла меня посмотреть наше будущее жилище.

И, поскольку самостоятельно передвигаться по городу я еще не привык, то главным местом времяпрепровождения для меня стал Таврический сад.

Первым открытием стал городок аттракционов и игровых автоматов. Он же стал и первым искушением – билет на автодром стоил аж 60 копеек, а лишних денег в семье не было. Однажды я таки спер из кошелька рубль, за что потом огреб нехилую взбучку.

Тогда я открыл для себя игротеку – заведение с настольными играми, которых дома не было и, самое главное, абсолютно бесплатное. Настольный хоккей, маленький биллиард, хокбилл (кто знает такую игру?), шахматы, шашки... Причем, большинство игр были сделаны местным мастером, я таких больше нигде не видел. Зимой в игротеке выступали артисты-кукольники, опять же – без всякой оплаты со стороны зрителей. Сейчас игротека вроде как снова открыта...

Еще была эстрада – полуоткрытая площадка, вроде той, на которой выступал куплетист Велюров. "Покровские ворота" смотрели? Каждые выходные на эстраде шло какое-то действо, от примитивных массовых гуляний до приезда зоопарка на колесах.

В помещении стадиона летом базировалась секция настольного тенниса и футбольная команда, зимой футбольное поле превращалось в каток, а здании разворачивались раздевалки, буфет и прокат коньков. Деньги нужны были только в буфете, коньки брали под залог – обычно оставляли обувь...

Летом на прудах парка работала лодочная станция. Опять же, некоммерческая. С девяти утра до полудня станция работала как секция любителей гребли – без всякой записи, как это было, например, в ДПШ. Хочешь – занимаешься, не хочешь – никто за тобой бегать не будет.

Первой закрылась лодочная станция. По привычке я забегал к старому деревянному домику, убеждался, что двери заперты на висячий замок. Не верил, что закрыли навсегда до тех пор, пока домик не снесли.

Потом закрыли игротеку. А летом восемьдесят четвертого парк формально закрыли на реконструкцию. То есть, гулять по нему было можно, но никакие секции не работали, только городок аттракционов продолжал вышибать деньги из посетителей.

После развала Союза парку присвоили статус музея. Из многочисленных детских площадок осталась только одна. Зато количество забегаловок резко увеличилось. Одно кафе разместилось прямо на эстраде. Городок аттракционов влачил жалкое существование дольше всех, его прибили совсем недавно, расчистив место для очередного газпромовского проекта.

Вместо каруселей в парке воткнули памятник Есенину и бюст Чайковского. На якобы музейных газонах парка с удовольствием загорают жители окрестных домов, периодически вляпываясь в собачье дерьмо. Детский парк стал местом выгула собак. Зато со статусом музея.

Враг всюду!

Лето восьмидесятого года запомнилось массой новых впечатлений.

Во-первых, новое жилье в самом центре Питера, где я до этого не бывал практически ни разу. Пару раз с матушкой ездили в цирк, один раз удалось побродить по Невскому и Петропавловке... Я, кстати, все боялся, что вот-вот разведут мосты и мы домой в свою Петрославянку не попадем. А времени было шесть часов вечера...

Во-вторых, по многочисленным просьбам детворы устроили повторный показ "Приключений Электроника". На тот момент, пожалуй, самый любимый фильм.

В-третьих, премьера многосерийного фильма "Место встречи изменить нельзя". И следом известие о смерти Высоцкого...

Ну и главное – олимпиада!

По телевизору радостные голоса вещали о том, как Москва и Ленинград, Таллин и Киев ждут спортсменов со всего мира. Говорили о традиционном гостеприимстве, о братстве народов... Праздник!

А тем временем весь медперсонал, включая санитарок психоневрологического диспансера №7, проходил обучение на предмет подлостей от мирового капитализма. Матушка на этих занятиях от услышанного так перепугалась, что почти все потом на мою голову выплеснула, желая уберечь единственное дите.

Какой только хрени я тогда не наслушался! Рассказывали, будто в Москве пара пожилых иностранцев зашли в пирожковую. Поели-попили, расплатились и ушли. Под столом, где сидели иностранцы, работница пирожковой обнаружила женскую сумочку. Из любопытства (ну, конечно!) решили посмотреть что там. Открыли сумочку и все тут же умерли. В сумочке оказался жутко ядовитый газ! От него даже тараканы на кухне умерли...

Другая страшилка казалась более реальной. В те года интуристов обязательно таскали в Смольный, смотреть на кабинет Ленина, откуда он руководил революцией. Рядом постоянно вертелись пацаны, промышлявшие мелкой фарцовкой. Вот и рассказывали, будто один добрый иностранный дядя угостил детишек конфетками, от которых детишки умирали долгой и мучительной смертью.

Но больше всего запомнился матушкин рассказ про чуму. Шут его знает, в какой больной голове родилось подозрение, будто американцы горят желанием завести в Советский Союз бациллу чумы. Может, аукнулась эпидемия холеры в Одессе, не знаю. Но к нашествию чумной заразы готовились очень серьезно. То есть, согнали всех дежуривших на тот момент санитарок в ординаторскую, старшая медсестра вырядилась в противочумной наряд собственного приготовления. Дай Бог памяти:

сперва надевался халат как обычно. Поверх еще один халат, но задом наперед. Оба халата заправлялись в штаны с резинками на щиколотках. Две пары носок, резиновые сапоги и резиновые перчатки. На голове ватно-марлевый кокон и полностью закрывающий голову капюшон. Последними надевались очки, более всего напоминавшие плавательные, с громадными выпуклыми стеклами и плотно прилегавшими к коже резинками. На выходе получался эдакий изрядно растолстевший Ихтиандр, которого сослали на картошку.

Матушка моя, увидев вылезающее из-за ширмы чудо, прыснула в кулак. Характер такой смешливый, палец покажи – хохотать будет. Глядя на маманю, захихикали остальные. Старшая медсестра попыталась что-то сказать, но из-под маски выходило глухое неразборчивое "бу-бу-бу". Через минуту ординаторскую сотрясали громовые раскаты хохота. Старшая сестра начала сдирать костюм, одновременно выговаривая несознательным санитаркам:

– Это же серьезное мероприятие!.. Нам же с чумой бороться... А вы заливаетесь... Да что ты тут!..

Спустив штаны до колен, старшая пыталась выбраться из надетого задом наперед халата. Путаясь в застежках, она все еще пыталась успокоить санитарок, что добавляло комизма ситуации. Матушка, утирая выступившие от смеха слезы, прохохотала:

– Ты штаны-то хоть сними, чума!

Новый взрыв хохота автоматически закрыл собрание.

И еще долго при слове "чума" персонал отделения начинало трясти от смеха...

И.О.О.

Летом я всегда оставался в Питере – дачи у нас не было, родни в деревне тоже, в пионерлагерь сам наотрез отказался ехать. Такой вот "крапивинский" мальчик, которого от дома и мамы оторвать невозможно.

Дом... Маленькая комнатушка с окнами во двор-колодец и вечным полумраком. Недостаток солнца я с лихвой компенсировал в Таврическом саду, где тогда и лодочная станция была, и игротека с библиотекой, и куча секций спортивных. Все абсолютно бесплатно – сейчас такое даже представить невозможно. Вот и болтался целыми днями в Таврике, да в кинотеатры соседние ходил, благо их аж три рядом с домом было.

Про кино нужно немножко подробнее рассказать. В то время о цветном телевизоре я даже не мечтал. Дома стоял наш первый телевизор, "Рекорд В-306". Диагональ 50 см, черно-белый, всего 12 каналов, никаких дециметров, пультов дистанционного управления и прочих наворотов. Еще и антенна была комнатная, эдакая консервная банка с двумя торчащими рогами, складывающимися наподобие телескопа. Можете себе представить, какое там было качество картинки...

Унифицированный ламповый черно-белый телевизор третьего класса ''Рекорд В-306''

В телевизоре тогда показывали три канала, как тогда говорили – три программы. Две московские и местная ленинградская. Фильмами хорошими баловали нечасто, видимо, чтобы детвора у телевизоров не засиживалась. Поэтому когда появилась возможность, я зачастил в кино. Благо билет на детский сеанс стоил всего десять копеек.

Первым делом, конечно, смотрел сплошную фантастику.  На большом экране, да в цвете!.. Словно сам на звездолете "ЗАРЯ" летишь к далекой Кассиопее. Знакомство с дилогией "Москва – Кассиопея" лично у меня началось со второй части. Очень долгое время я даже не подозревал, что у "Отроков во Вселенной" есть "первая серия". Полностью дилогию увидел только году эдак в восемьдесят третьем, когда советское телевидение решило развлечь школяров в очередные каникулы. К этому времени я "Отроков" по телевизору и в кино засмотрел настолько, что ночью, перед сном, мог в памяти "просмотреть" весь фильм от начала и до конца. Изучил настолько, что замечал каждый ляп. Например: помните сценку на Варианне, когда Варя и Паша ищут запропастившегося Лба? Из лифтового столба выходят два робота-исполнителя и говорят "Идем с нами. Вершители ждут. Опасности нет, ваш друг уже там". В конце сцены, когда роботы-исполнители, Варя и Пашка заходят за лифтовый столб, справа от двери на земле видны тени актеров. В сцене не применялась комбинированная съемка, просто за дверью люди делали шаг влево, освобождая место для партнера.

Много лет спустя исполнительница роли Варвары Кутейщиковой Ольга Битюкова удивлялась, как я точно разгадал процесс съемки. А мне и разгадывать ничего не пришлось...

Но постоянно сидеть в кинотеатре было не по карману, да и скучно.

Одним летним днем я привычно несся по Таврическому саду на лодочную станцию. Однако погоняться по глади небольшого пруда в этом день мне было не суждено. В парке творилось редкое чудо – снималось кино. Помню, что снимал "Мосфильм", видел на хлопушке и название, но не запомнил, увы. Помню только, что названием было имя и фамилия, женские. Потом, кстати, мне так и не довелось увидеть тех сцен, что снимали в нашем парке.

Несколько дублей подряд высокий седой человек произносил монолог, потом требовал: "Скрипку!" Ему подавали скрипку и артист начинал водить смычком. Он не касался струн, но мне казалось, что скрипка звучит...

Потом смена кадра, смена костюмов. Артисты пошли в деревянный домик лодочной станции, где наспех оборудовали гримуборную и гардероб. Конечно, я рванул следом – и буквально врезался в возвращавшегося скрипача. Я так оторопел, что не смог выдавить ни звука. Я только таращился на длинное худое лицо, седые волосы и светлые, невероятно добрые глаза. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но тонкие губы растянулись в знакомой улыбке. Возможно, он что-то сказал бы, но сзади окликнули ("Иннокентий Михайлович, вам нужно переодеться!") и артист, продолжая улыбаться, поспешил на зов костюмера.

Потом были еще сцены, уже без скрипки и с другими актерами в кадре. Но я видел только его – загадочного И.О.О., незнакомого скрипача...

Великого Иннокентия Михайловича Смоктуновского.

Сам себе граммофон

Кстати, о кино. Как я уже сказал, "Приключения Электроника" на тот момент были самым любимым фильмом. Во-первых, фантастика. Во-вторых, про таких же пацанов, как и я. И, главное, песни! "Крылатые качели" до сих пор во всех сборниках детских песен на первом месте.

Но в те времена о сборниках даже не мечтали. Впрочем, в "Пионерской правде", если не ошибаюсь, напечатали ноты и слова, да толку-то? Большинство ноты читать не умело, на инструменте играть тем более. И что толку от одной песни, если в фильме их десяток? Скажете: на магнитофон записать надо было? Так ведь магнитофоны не у всех были! А у кого и были, так записать не успели. Один парень так и написал на телевидение, фрагмент его письма потом попал на обложку пластинки...

Видимо, завалили Одесскую киностудию и Центральное телевидение просьбами как-то помочь с песнями. Потому что в один прекрасный день в магазинах "Мелодия" и в киосках "Союзпечати" появилась пластинка "Крылатые качели" (песни из телефильма "Приключения Электроника"). Цена – 1 рубль 05 копеек. Ура? Не тут-то было.

Дело в том, что у нас в доме проигрывателя не было. Денег вечно не хватало, поэтому о покупке даже самой дешевой "вертушки" я даже не заикался. И все же рубль на пластинку я у матушки выцыганил. Убедил, что у соседа Толика стоит радиола и иногда пластинки у него можно послушать. И, действительно, несколько раз послушать любимые песни на старой ламповой "Ригонде" довелось. Но... Не будешь же постоянно бегать к соседу? А пластинки послушать хотелось, тем более, что вскоре в моей "фонотеке" появилось еще несколько дисков.

Как-то раз сидел я дома и скучал. Матушка на дежурстве была, Толик устраивал личную жизнь и ночевал у очередной подружки. По телевизору очередной съезд КПСС с бесконечными речами... Со скуки насадил на карандаш маленькую пластинку-миньон с песнями из "Приключений Буратино", воткнул в деревянную линейку иголку. И, воображая, будто это проигрыватель, поставил иглу на диск. Стал вращать карандаш, иголка заскользила по бороздке. Я представляю, будто мой "проигрыватель" звучит... Постойте... Но ведь в самом деле звучит! Если прислушаться, то хорошо слышно как хор кричит "Бу! Ра! Ти! Но!" Чудеса, да и только!

Я выскочил из комнаты. На кухне в это время возился другой наш сосед, Миша.

– Миш, – говорю, – я иголку швейную на пластинку поставил, а иголка запела!

– Так и должно быть. Если к иголке рупор приделать, то звук будет громче. Старинные граммофоны в кино видел? Тот же принцип. Только иголку бери самую тонкую, чтоб звук лучше был.

Окрыленный новыми знаниями, я вернулся в свою комнату и принялся за работу. В качестве корпуса моего "граммофона" предстояло выступить картонной коробке от какой-то настольной игры. Сейчас в подобных по размеру коробках продают разнообразные вариации популярной игры "Монополия". Ближе к левому нижнему краю коробки я закрепил деревянную катушку от ниток, предварительно проделав в крышке отверстие таким образом, чтобы выступала только верхняя часть катушки. За неимением клея катушка была намертво прикреплена толстым слоем пластилина. Круглый карандаш выступал в роли штырька для пластинок, на него насаживался круг из плотного картона размером чуть больше пластинки-миньона. В верхнем правом углу коробки разместилась конструкция из деревянных реек, на которую насаживался конус из плотной бумаги. В тонкий конец конуса была воткнута самая тонкая швейная иголка, которую я только сумел найти в матушкином хозяйстве. Чтобы иголка не скакала с дорожки на дорожку, "звукосниматель" был утяжелен пластилиновым шариком. Механики никакой, крутил пальцем, скорость вращения определялась исключительно на слух. А чтобы пластинка не тормозилась, между катушкой и картонным диском положил кружок, вырезанный из полиэтиленовой папки.

Думаю, не нужно объяснять, какое качество звука было у моего самодельного проигрывателя. Но сколько же пластинок я на нем "запилил"!..

Бутылочки

Светлой памяти матушки моей

Я сидел на кровати, листал потрепанный журнал, краем глаза наблюдая как мама в очередной раз задумчиво перебирает содержимое старого потрескавшегося кошелька. Содержимого было всего ничего: одна монетка в двадцать копеек, еще одна пятнадцатикопеечная, три штуки по десять копеек и несколько медяков – всего семьдесят четыре копейки. Если бы эти деньги принадлежали только мне, то я бы чувствовал себя богачом. Столько всего интересного можно было бы совершить, если бы в кармане было семьдесят четыре копейки!.. Например, сходить в детский кинотеатр "Искра" за десять копеек, потом прокатиться на карусели "Ромашка" и сыграть разок в "Морской бой" в парке аттракционов. И еще осталось бы целых тридцать четыре копейки – как раз, чтобы зайти в пирожковую и купить пару сочных пирожков и чашку ароматного кофе. Сказка!..

Звяканье мелочи вернуло меня в реальность. В которой все было гораздо прозаичнее: сперва меня угораздило схватить очередную  ангину и маме пришлось брать больничный лист. Сидеть дома с мамой хорошо, вот только денег за это почти не платят. Потом настала очередь мамы идти в отпуск, из-за больничного листа отпускных насчитали мало, нужно было "как-то тянуть до получки"...

Не дотянули. До дня выдачи зарплаты было восемь дней. Прожить вдвоем восемь дней на семьдесят четыре копейки было совершенно невозможно. А ведь еще и на дорогу до работы деньги нужны...

Мама в очередной раз вздохнула и решительно сгребла мелочь в кошелек.

– Сежка, а что мы с тобой киснем? Лето на дворе, жара. На пляже мужики загорают и пиво пьют. Бутылки чуть не на каждом шагу валяются. А каждая бутылка это двенадцать копеек. Соберем бутылки, сдадим – вот и перезимуем!

От неожиданности я выронил журнал. Лазать по помойкам и собирать бутылки – что может быть позорнее? А если кто из знакомых увидит? Потом во двор не выйти будет, задразнят! Стыдоба!

– Ничего стыдного! Если бы на земле деньги валялись, ты бы постыдился их подобрать? Вот то-то. А бутылки те же самые деньги. Которые нам сейчас очень нужны. Я остатний чай утром заварила, больше заварки нет. А купить не на что, пачка семьдесят шесть копеек стоит. Так что нечего тут рассусоливать, бери вон авоськи и пошли.

– Я-а? – Возмущению моему не было предела. – Мне-то с тобой зачем идти?

– Поможешь. Заодно и воздухом свежим подышишь, а то целыми днями дома сидишь, вон зеленый весь...

Возражать было бессмысленно: если уж мама какую мысль себе в голову вбила, то переубедить ее невозможно. Злой на весь белый свет, я сунул в карман старых школьных брюк две сетки-"авоськи" и поплелся вслед за мамой.

Лето восьмидесятого года выдалось жарким. Раскаленный воздух плыл над асфальтом, Ленинград буквально плавился на солнце. Даже красный флаг над Смольным бессильно обмяк, обвис шелковой тряпицей на флагштоке.

Всего в пяти минутах ходьбы от Смольного собора находился Орловский пляж. Когда-то, еще до революции, на этом месте была пристань и дровяная биржа. Потом дрова стали не нужны, пристань снесли и получился пляж, на котором спасались от жары ленинградцы.

Я этот пляж не любил. Впрочем, я вообще на пляжи не ходил. Не понимал, и до сих пор не понимаю: что за удовольствие часами жариться на солнцепеке и плавать в мутной жиже Невы? Кроме того, Орловский пляж раздражал своей неустроенностью, теснотой и какой-то некрасивостью. Вот пляж Петропавловской крепости – та же мутная Нева, скопление народа, но зато как красиво! За рекой Зимний дворец, справа стрелка Васильевского острова, позади крепость... А тут что? Позади стоянка поливальных машин, за рекой дурацкая коробка с громадными буквами "ЛМЗ", слева забор водонапорной станции. В некошеной траве запросто можно напороться на осколок бутылки или острый камень. Чего люди сюда ходят?

От дома до Орловского пляжа было рукой подать. Если бы не кошмарная комната в коммуналке с окнами во двор-колодец, можно было бы сказать, что с жильем нам повезло: самый центр Ленинграда, с одной стороны Смольный сад с фонтанами, с другой Таврический сад с игротекой, лодочной станцией и аттракционами. Но сейчас мне было не до красот бело-голубой сказки Смольного собора. Нога за ногу я плелся вслед за матушкой мимо Кикиных палат, глядя строго себе под ноги. Поднять глаза я боялся, казалось, будто все вокруг смотрят на нас и только что пальцами не тычут. Смотрите, мол, люди идут собирать пустые бутылки... Будто тунеядцы или последние алкаши...

Конечно, никто на нас не смотрел. И, тем более, пальцами не показывал. Но на душе все равно было неуютно.

Первая бутылка попалась мне на глаза еще по дороге на пляж. По обе стороны Орловской улицы тянулись длинные деревянные заборы, вдоль которых росли чахлые кусты. Под одним из кустов лежала пивная бутылка зеленого стекла. Видимо, кто-то шел с пляжа, допивая "Жигулевское", а когда пиво кончилось, решил не тащить пустую тару до мусорной урны.

Ох, как мне не хотелось вытаскивать из кармана сетку!.. Одно дело просто идти, но когда у тебя в руках наглядное доказательство цели твоего променада...

Я сделал вид, что бутылку не заметил и поспешил пройти мимо. Не тут-то было: матушка наметанным глазом дворника приметила добычу. Тут же бутылка была поднята, остатки пива были вытряхнуты в траву и мне ничего не оставалось делать, как достать авоську. Бутылка, нырнув в нутро сетки, предательски блестела всеми поверхностями. Вскоре к ней присоединились еще две подружки, отчего сетка стала не только блестеть, но и сопровождать каждый мой шаг радостным звяканьем. И без того паскудное настроение упало до абсолютного нуля.

Матушка же, напротив, повеселела. Три бутылки по двенадцать копеек – это уже три кило картошки. И еще шесть копеек остается, как раз чтобы добавить и купить пачку чая. А ведь это всего за пять минут и даже еще не доходя до пляжа!

На пляже было не протолкнуться, несмотря на рабочий день. Беглый осмотр ближайших кустов принес еще две бутылки, авоська стала ощутимо оттягивать руку, плетеные ручки сетки врезались в мою ладонь.

– Так! – Матушка выудила из кармана платья пачку "Беломора", закурила. – Сежка, ты вторую сетку мне дай. Посиди тут в тенечке, а я пойду бутылки искать.

На такой вариант я согласился с радостью. Пристроив авоську с бутылками так, чтобы добыча не бросалась в глаза, я устроился на траве. Вроде бы бутылки сами по себе, я сам по себе. Сижу, свежим воздухом дышу. А сам посматриваю, где там матушка. С любителями пошарить по чужим карманам к тому времени я уже был знаком и был готов заорать, ежели таковые прискребутся до наших бутылок.

К счастью, охотников до чужого добра не нашлось. Да и матушка от меня далеко не отходила, что едва не сыграло злую шутку. Неподалеку культурно отдыхала компания мужиков. То есть, совмещали игру в преферанс с загаром и пивом. Когда очередная бутылка опустела, один из преферансистов с криком "Мамаша, лови!" метнул бутылку в нашу сторону. Скорее всего, меня из-за травы мужик не видел и кидал просто в сторону от мамы. Бутылка мягко шлепнулась в траву в полуметре от меня.

Где-то через полчаса обе сетки были наполнены под завязку. Среди пивных бутылок затесалось несколько штук винных и пара водочных. От такого богатого улова мое плохое настроение куда-то улетучилось. Дотащить сетки до дома было делом техники. Дома стеклянную валюту отмыли от налипшей грязи и остатков спиртного, после чего матушка перетаскала бутылки в пункт приема стеклотары универсама "Тульский". Сколько уж там по деньгам вышло – не скажу, не помню. Главное, что до зарплаты дотянули.

Но больше бутылки собирать не ходили, хотя и случались времена абсолютного безденежья. Очень скоро настали времена, когда сбор бутылок превратился в настоящий бизнес и попытка собрать урожай на чужой территории могла стоить не только денег, но и здоровья. А то и жизни...

Не рычи!

Кто смотрел старый советский детектив "Сыщик" наверняка помнит такую сценку: Ярмольник на мотоцикле, активно газует, готовясь рвануть как только загорится желтый сигнал светофора. А из соседней машины ему говорят "Не рычи!".

Лето одна тысяча девятьсот восьмидесятого в Питере выдалось жарким и солнечным. Самое лучшее время чтобы носиться с друзьями по двору, но я сидел дома. Три месяца назад мы переехали из блочной девятиэтажки на улице Белы Куна в унылый дом-колодец на улице Тверской. Чтобы встретиться с друзьями нужно было больше часа трястись на трамвае...

На новом месте друзей завести не успел, болтаться по Таврическому саду надоело, в телевизоре сплошной "Сельский час"... Поэтому я просто валялся на кровати, листая журнал "Искорка". Был такой детский журнал, приложение к газете "Ленинские искры". Газету я выписывал в качестве общественной нагрузки в школе, а "Искорку" читать любил.

Жарко, окно распахнуто настежь. От жары и скуки клонит в сон. Я уже почти засыпаю, но тут во двор въезжает "козел". Точнее, козел на Уазике.

Знаете ли вы, что такое двор-колодец? Это каменный мешок, высотой в шесть-семь этажей. Расстояние до противоположной стены может колебаться от пяти до пятнадцати метров. В больших дворах можно встретить чахлый скверик, иногда даже с фонтаном. Наш дом был построен в виде положенной на спину восьмерки, два кольца которой и были внутренними двориками. Каждый дворик метров шесть в диаметре. Никаких сквериков или фонтанов, голый асфальт. Если во двор протаскивалась легковая машина, то развернуться она уже не могла и выезжала задом. И, в полном соответствии с законами физики, акустика в этих каменных мешках просто обалденная.

Представили себе это счастье? Теперь представьте, что к вам под окно въезжает советский внедорожник. Водитель не глушит двигатель, а наоборот – открывает капот и начинает что-то там регулировать, от чего машина регулярно взрыкивает. От грохота мощного двигателя в рамах дрожат стекла, комната заполняется выхлопными газами.

Самое правильное это высунуться в окно и попросить водителя отогнать машину на улицу. Это если бы я был взрослым. Но мне десять лет. В лучшем случае на меня просто не обратят внимания, в худшем обложат матом. Сна уже ни в одном глазу, от грохота и вони начинает болеть голова. Чтобы хоть как-то отвлечься грызу яблоко. Машина продолжает сотрясать двор. Я догрызаю яблоко и, не поднимаясь с кровати, со злости бросаю огрызок в раскрытое окно.

О, чудо! Уазик тут же глохнет. Раздается залп крупнокалиберного мата, из которого я понимаю только одно: мне лучше затаиться. Открытых окон много, догадаться из какого именно прилетел огрызок, невозможно. Водила несколько минут бессильно матерится, потом пытается завести машину. Уазик чихает, плюется, попукивает и постреливает, но не заводится. Очередная порция мата делу не помогает. Водила со всей дури хлопает капотом и куда-то уходит.

Часа через полтора Уазик на буксире вытащили со двора в неизвестном направлении.

Мы бродячие артисты...

В третьем классе, после похода в питерский Большой театр кукол, в голове прочно обосновалась мысль, что хочу быть артистом-кукловодом. Вот только с чего начать и куда податься не знал. От отчаяния даже в Москву написал, Сергею Владимировичу Образцову. Самое интересное: я потом от Образцова ответ получил...

А на каникулах в районной библиотеке подвернулась книжка про скоморохов. Вот название и автора забыл напрочь, сейчас бы с удовольствием перечитал как появился русский Петрушка. Идея кукольного театра одного актера настолько крепко засела в мозгах, что я решил сделать своих кукол. Про технологию папье-маше я много читал и принцип знал, пластилина в доме хватало, за неимением денег львиную долю игрушек делал из него. Во имя великой цели была безжалостно смята армия солдатиков и куча ковбоев. Через пару часов передо мной лежали четыре пластилиновые головы, типичных персонажа классической русской сказки – Дед, Бабка, Поп и Солдат. Кстати, получились весьма узнаваемые персонажи, сейчас я вряд ли смогу вылепить нечто подобное... Набрал газет и начал клеить головы. Но то ли клей я взял не тот, то ли газет набрал маловато – головы продолжали оставаться мягкими, разрезать их и вытащить пластилин оказалось нереально. Начать все сначала духу не хватило, зачем-то покрыл заготовки слоем гуаши и на какое-то время про них забыл. Может, ждал случая, когда появятся деньги на правильный клей. Но, скорее всего, нужен был подходящий настрой, а его не было.

И все-таки мечта жила, головы регулярно доставались с подоконника и я представлял как сделаю новых кукол. При этом пытался что-то играть, иногда подбрасывая их вверх. Сначала по одной, потом две, потом одной рукой...

И в итоге научился жонглировать. До сих пор иногда балуюсь.

Граната

История эта произошла в середине сентября, когда наш бывший третий "В" привыкал быть четвертым. Мы еще не успели привыкнуть, что у нас новый классный руководитель, что вместо постоянного сидения в одном классе нам придется бегать по всей школе в поисках нужного кабинета, не успели запомнить всех учителей... Да  и уроков теперь могло быть не только  четыре,  но  и  пять,  и  шесть... 

Впрочем, количество уроков нас не сильно волновало – в школе была  обязательная продленка. Но радости все равно было мало. А тут еще как на грех наша математичка заболела, ушла в поликлинику, никого не предупредив. Слегка обалдевшие от неожиданности, мы стояли у запертой двери кабинета математики и ждали – а чего дальше-то? Будь мы чуток поопытней, то просто свалили бы по домам, почти все жили рядом со школой. Впоследствии мы так частенько и делали, но в этот раз такая мысль даже в голову не пришла. Зато догадались сходить к классной даме и доложить ситуацию. Ирина Феликсовна тут же  умчалась к завучу, а та недолго думая ткнула пальцем в висящее на стене учительской расписание. Свободным оказался только военрук... Кто не знает – это такой дядька, который у старшеклассников вел уроки начальной военной подготовки. В каждой школе к военрукам относились по-разному, но в нашей он был объектом постоянных насмешек. Каким макаром  этот солдафон в полковничьем мундире оказался учителем не знал никто, даже  он сам. Будучи офицером до "костей мозга" он мог общаться с людьми только как с солдатами и любые разговоры о педагогике разбивались о его твердокаменный лоб, как волны Невы о береговой гранит. Вдобавок ко всему, он страшно боялся детей, видимо из-за тех самых насмешек. Впрочем, смеялись над ним старшие классы, а младшие просто боялись. Когда военруку сообщили что он будет заменять заболевшего учителя в четвертом классе, его лицо перекосила болезненная гримаса. Однако выбора не было ни у него, ни у нас.

Урок начался с того, что военрук велел всем тихо спуститься в гардероб и одеться. Как я уже сказал, младшие классы боялись его невообразимо, а тут еще и  тащат куда-то – стало просто жутко. Кто-то шепотом "успокоил": не расстреливать ведут, иначе  на фиг одеваться? Тихо спустились, оделись, вышли на школьный двор. А двор наш делился на две части: одна выходила на улицу, вторая за школой, по соседству с детским садом. Во второй части стоял "танк": металлическая конструкция из сваренных между собою швеллеров и изображавшая немецкий танк "Тигр", идущий  прямиком на тебя. К "танку" нас военрук и повел. Отмерил рулеткой десять метров, потом вытащил из портфеля учебную гранату, размером с винную бутылку. И начал показывать, как правильно кидать гранату, чтобы  поразить идущий танк. Видимо, ничего другого, более подходящего вояка придумать не смог. Справедливости ради нужно  отметить – объяснял он очень хорошо. Мы же со страху очень внимательно слушали, что его ободрило. В конце лекции он лихо метнул гранату точно под  "танк"  и заявил: "Теперь кидать будете вы". Каждому  три  броска, кто попадет три раза, получает "пятерку". Выстроились в очередь, первый бедолага бросил гранату – мимо. То ли с перепугу, то ли просто силенок не хватало, но докинуть проклятую железяку до "танка" не удавалось никому. Я, как самый скромный, оказался последним, втайне надеясь что кидать не придется. Не повезло, очередь двигалась быстро и к концу  урока граната легла мне в ладонь.

– Так, берем гранату, – не глядя на меня пел над ухом  военрук, – кладем левую руку на грудь, прогибаемся...

Левую руку на грудь я не положил – у меня в ней граната была. Я левша с рождения, но в школе стали переучивать писать правой рукой. В итоге ложку держу в правой, а разборчиво писать не умею ни правой, ни левой. Но вот если нужно что-то куда-то закинуть, то только левой рукой. В нее-то я и взял гранату. Тут военрук заметил  краем глаза необычность  моей стойки. Голос его замолк на полуслове, полковник лихо повернулся ко мне, пытаясь усвоить что именно не так. Не спеша обошел вокруг, внимательно разглядывая мою тщедушную  фигурку. Я же в это время напоминал пластмассового солдатика-гранатометчика из недавно купленного набора, с той разницей, что у солдатика граната была в правой руке. Именно эту разницу военрук пытался уловить минут пять. Рука у меня уже стала потихоньку  отваливаться, но опустить или бросить гранату без приказа боялся. Наконец военрук  понял что к чему и заорал:

– Отставить!!! Что такое?! Почему граната в левой руке?! Не слышу!!! – гремел его   голос, напрочь заглушая мое пищанье. – Не по уставу!!! Переложить!!! Встать в стойку!!!

Что  делать? "Переложил" гранату  в  правую руку, встал в стойку, изогнулся...  И  то  ли  с  отчаянья, то ли от обиды, но я ТАК швырнул эту железяку, что  если бы  между мною и "танком" было не десять, а двадцать метров – все равно попал бы! Граната полетела по красивой, почти прямой траектории, точно в угол башни! И попала! И полетела дальше! Рикошетом! Прямо в окно!!! Причем, второго этажа...

Что было дальше – ни в сказке сказать, ни пером описать... Окно принадлежало кабинету физики и было завешено черными плотными занавесками, так как крутили учебный фильм об атомах. Как раз подходила к концу вторая часть фильма – "Атомное оружие и его воздействие". На экране вырастал ядерный гриб, когда моя граната влетела в окно и шлепнулась прямиком на парту, вдребезги разнеся чей-то хрупкий пенал. Старенькая физичка, которая прожила всю блокаду в Питере, героически борясь с "зажигалками", вспомнила боевую молодость и зычно заорала "Ложись!!!" Ребята  уже ходили на уроки HВП и дружно грянулись на пол. Но вот ведь беда – класс был сделан в виде кафедры, один ряд столов выше другого. Кто-то из заднего, самого  верхнего  ряда, упал на впереди лежащего товарища, тот не удержался на узкой ступени, оба покатились вниз, прихватив третьего бедолагу... Вскоре у учительского стола копошилась огромная сине-коричневая  куча, издававшая нечленораздельный рев. Урок был сорван...

Конечно, мне попало. Но отделался достаточно легко – записью в дневнике, даже оценку не снизили. Спас меня молодой учитель физики, страстно любивший полузапретный  тогда биллиард. Учитель сумел доказать, что специально так рассчитать траекторию рикошета просто нереально. Но главное – историю с гранатой  в школе помнили вплоть до закрытия. Случилось это в две тысячи пятом году, когда "танк" давно уже был отправлен в металлолом.

Что-то березовое...

На телеканале "Культура" концерт ансамбля "Березка". Прекрасный ансамбль, но благодаря одной истории от названия слегка подташнивает.

Конец восьмидесятого года, школа номер 154 Смольнинского района, третий класс... Слева, как понимаете, я. А за моей спиной Андрюшка Иванов.

При всей внешней обаятельности – довольно гнусная личность. Мастер придумывать обидные дразнилки. Особенно ему нравилось говорить всякие гадости в адрес моей матушки. Например: "твоя мама говно выносит и сама говном питается"... Хотел я его побить, но он бегал быстрее. Потом я чуть поумнел и просто перестал реагировать на дразнилки. Не видя реакции с моей стороны Андрюшка какое-то время побесился, но затем заглох.

Жили мы с Андрюшкой в одном доме, улица Тверская, дом 13. Только наша коммуналка была в дальнем дворе и окна выходили во двор-колодец, а две комнаты Ивановых выходили окнами на улицу и были из разряда почти элитных. Второй этаж, окна громадные, потолки с сохранившейся дореволюционной лепкой... Шикарная квартира, если бы принадлежала одной семье. Но по каким-то непонятным причинам Ивановы продолжали жить в коммуналке. Непонятным, потому что мама Андрюшки имела доступ к дефициту и по блату могла организовать если не все, то очень многое. Впрочем, Андрюшкину маму я видел всего один раз и эта встреча стала одной из первых трещинок в моей тогда еще крепкой стене веры в справедливость советского государства.

В самом начале учебного года, когда мы уже стали четвероклассниками, нас повели знакомиться с Домом пионеров и школьников на Тульской улице. К тому времени я уже был по уши влюблен в театр кукол. В третьем классе нас водили на спектакль "Про Емелю", в постановке Бориса Сударушкина. Впрочем, имена режиссера и актеров я узнал гораздо позже. А в тот день я видел только сказку, которая вдруг стала настолько реальной, что ее почти можно пощупать руками. Вот же он, простоватый лодырь Емеля, с заплатой на левой коленке! Кукла? Неправда, он живой!

И вот нас повели на экскурсию в ДПШ. На деле это выглядело так: сперва нас чуть не задушили в кружке юннатов – постоянный источник вони, располагавшийся на первом этаже. На смену экологически чистому запаху пришел дым от припоя – нас приволокли в кружок автомобилистов. Авиамоделисты и судостроители с гордостью показывали свои работы, которые лично мне были абсолютно до фонаря. Но деваться было некуда, я покорно ждал, когда закончится пытка экскурсией. Четвертый этаж, скрипит очередная дверь...

Первое, что я увидел, была громадная кукла, ростом со взрослого человека. Развалившись на стуле, кукла ухмылялась бандитской рожей и оценивающе рассматривала вошедших. Ширма, прожектора, ряды сидений, словно в кинотеатре – все это я разглядел позже. А в тот миг я сразу понял, что сам отсюда не уйду, пусть силой выводят!

Но уйти пришлось. Занятия в кружках начинались через две недели – и надо ли говорить, что эти две недели тянулись бесконечно долго?

Так я угодил в наш "Солнечный зайчик". Занятия нашей младшей группы были два раза в неделю, во вторник и четверг. Спасибо Белле Анатольевне Усвяцовой, она разрешала младшим оставаться на занятия старшей, что потом крепко нас выручило. Я быстро вызубрил не только свою роль, но и партнеров, так что кроме своего Волчонка успел переиграть и всех остальных персонажей, кроме Ловца. Именно его бандитская физиономия встретила нас в первый день...

Где-то через месяц занятий за мной в кружок увязался Андрюшка. На театр и на кукол ему было наплевать, но нужен был повод слинять с продленки. Дело в том, что школа была с обязательным продленным днем и отпускали только по справке из кружка. Как раз к тому времени из кружка отсеялась куча случайных людей и Белла Анатольевна Андрюшку взяла. О чем потом крепко пожалела, поскольку Андрюшка и сам не занимался, и другим мешал. К счастью, Андрюшка появлялся в кружке редко, находя другие занятия где-то на стороне. Впрочем, где и чем Андрюшка занимался в нашем кружке никого не волновало. Была масса своих забот, ставили спектакль по пьесе Беллы Анатольевны. Основной упор делался на старшую группу, младшие были резервным составом. После Нового года мы успешно откатали первые показы на малышне из соседней школы, а потом показали сказку на городском фестивале детских кукольных театров. По итогам заняли второе место, сразу за Дворцом пионеров.

Естественно, потом устроили праздничный чай, на который заявился и Андрюшка. Директор ДПШ нас поздравила и объявила: в качестве премии артистам полагаются подарки. Мне достались два билета в ТЮЗ, Белла Анатольевна еще пошутила, что со вторым трудностей возникнуть не должно... Тут я сдуру и ляпнул: "а хоть Иванова возьму!".

Сколько раз мне в жизни вредило это мое ляпанье! Вечно у меня язык впереди меня. И Юра Парфенов потом много раз говорил: "Сереня, научись держать язык на привязи! Длинный язык укорачивает шею!" Но... Видимо, как и горбатого, исправит только могила.

Андрюшка мои слова услышал и запомнил. Я же, крепко подумав и посоветовавшись с Беллой Анатольевной, решил: второй билет по праву принадлежит Лене Кучиной. Пахала Аленка на репетициях не меньше меня, на прогонах мы частенько менялись куклами – по графику у нас была одна роль, Волчонка. Но на подхвате менялись. Если в сценке были Лисичка и Волчонок, то Волчонка играл я. Если нужно было играть диалог Медвежонка и Волчонка, то мне доставался Медвежонок.

На следующий день в школе Андрюшка потребовал свой билет в ТЮЗ. Получив отказ, Иванов поднял крик: "Это мой билет, это меня наградили!". Был послан по матерному адресу (материться я с шести лет умею, наслушался), но не успокоился. Вечером к нам заявился Андрюшка в сопровождении расфуфыренной мамаши. Весь прикид мадам Ивановой был составлен с таким расчетом, что бы указать черни ее место. Моя матушка в тот день тоже была дома, иначе бы я этого сумасшедшего натиска хамства и вранья попросту не выдержал бы. Простой довод, что это МОИ билеты и распоряжаться ими могу только Я, игнорировался напрочь. В ход пошли угрозы, обещания устроить нам "сладкую жизнь" если сию минуту не будут отданы ОБА билета. "И мы еще посмотрим, возьмет ли Андрюшенька вашего сына с собой в театр!" Матушка на своем веку и не таких видала, потому посоветовала выкатываться подобру-поздорову, а то ведь и помочь можно.

Мадам Иванова на этом не угомонилась. Как я узнал много позже, она помчалась в ДПШ, сперва наорала на Беллу Анатольевну, потом и до директора дошла. Там ей популярно объяснили кто и за что получил билеты и кому ими распоряжаться.

Получив отлуп по всем фронтам, Андрюшка сменил тактику. Вместо угроз начались уговоры, в обмен на билеты в ТЮЗ предлагались всякие дефициты, с многозначительным "Ты знаешь кто моя мама?". Почему мама Иванова не могла купить сыну билеты в ТЮЗ я так и не понял. Видимо, они были еще большим дефицитом, чем билеты на концерт ансамбля "Березка". Андрюшка меня достал, предлагая взамен билета в ТЮЗ билет на "Березку". Название склонялось на все лады, с обязательным томным придыханием и закатыванием глаз – "Бере-о-озка-а-а!.."

Отвязался только когда мы с Аленкой в ТЮЗ на "Чукоккалу" сходили.

Великая сила искусства

Дело было в первый год деятельности нашего театра кукол "Солнечный зайчик", когда спектакль на конкурс мы уже отыграли. Но на носу был отчетный концерт, для родителей, с участием всех имевшихся танцоров и певцов ДПШ.

Концерт начинал небольшой номер нашего театра, после чего куклы становились ведущими концерта. А номер был таков:

Представьте маленькую лесную полянку, на которой стоит избушка. Перед избушкой Мама-зайчиха и зайчонок. Зайчиха уходила куда-то по своим делам. Перед уходом наказывала зайчонку сидеть дома, никуда не выходить и дверь никому не открывать. Все это без слов – эдакая кукольная пантомима. Зайчонок, само собой, маму не послушал и выперся из дому, держа в лапах гитару. На беду близехонько лиса бежала... Увидев зайчонка, лиса хотела ушастого схарчить. Но, услышав как зайчик играет на гитаре, растрогалась и есть не стала. Великая сила искусства, так сказать.

Номер мы репетировали под "фанеру". Откуда-то приволокли пластинку с очередными "ритмами зарубежной эстрады", на которой нашлась запись какого-то эстрадного гитариста. Мы быстро навострились ставить звукосниматель так, чтобы музыка начиналась почти без паузы. И откатали номер до автоматизма. Но тут вмешалась директриса.

Перед самым концертом нам было объявлено: вместо пластинки будет играть гитарист. Здоровенный десятиклассник, которого мы спрятали за ширмой, сам был в состоянии тихой паники. Времени на репетицию не оставалось, мы перекинулись парой фраз с гитаристом и...

Битком набитый зал ДК Водоканала (он же "Водокачка", улица Таврическая, дом 10, примерно 400 мест), отчетный концерт и трясущиеся коленки сделали свое черное дело. Зайчиха (Ленка Кучина) быстренько отыграла свое и свалила, оставив меня (Зайчонка) в гордом одиночестве. Я поскреб за лбом, смотался в избушку и выкатился уже с гитарой на шее. Левой рукой (на правой кукла) даю отмашку гитаристу. Парень начинает какой-то лирический этюд, мой ушастый активно делает вид, что играет он сам. Из-за края ширмы нарисовывается лиса, ведомая рукой все той же Ленки. Рыжая примеривается как бы схватить зайца, но заслушалась музыкой...

И тут гитариста переклинивает. Он лажает в каком-то аккорде, но вместо того, чтобы продолжать играть дальше, повторяет кусок по новой. И снова лажает. И начинает кусок в третий раз.

Я в силу своих талантов и возможностей куклы пытаюсь это дело обыграть. Лиса дергается, но еще держит себя в лапах.

Гитарист лажает в четвертый раз. В зале раздается хохот. Я тихо матерю гитариста, который выше меня на две головы. Ленка краснеет, но пытается удержать лису, которая рвется порвать зайца.

Гитарист таки выходит из штопора и доводит пьесу до финала. Вместе с ним выкручивается и мой зайчонок. Лиса вновь впадает в экстаз и расцеловывает ушастого музыканта. Зрители хохочут, аплодируют – решили, что так и задумано...

Только гитарист не стал ждать окончания концерта и быстренько смылся.

Чеши отсюда!

В октябрята меня приняли еще когда мы на улице Белы Куна жили, в школе №236. Действо происходило совершенно неожиданно для меня и торжественности момента я так и не почувствовал. И не только я... Три класса первоклашек всем скопом загнали в спортивный зал, директриса что-то там пробухтела, ее даже не очень-то и слушали. Потом под барабанную дробь на нас кинулись пионеры, торопливо впихивая в кулаки звездочки. Со стороны это больше всего напоминало нынешнюю рекламную акцию с раздачей халявы... Звездочки, кстати, покупали и сдавали заранее. Одной девочке из класса вместо шикарной звездочки из пластмассы всучили обычную, металлическую. Долго искали "виновника", отбирали красивую безделушку...

В пионеры вступал уже в школе №154. Процесс происходил в три этапа. Самый шикарный прием был у старосты класса, ее вместе с полусотней других правильных октябрят отволокли на "Аврору". Замерзли они там как собаки бездомные...

Вторую партию новоблагословенных пельменей озвездили на Марсовом поле, если не путаю. Потом еще таскали по музею Ленина, который тогда в Мраморном дворце был.

Ну а я угодил в третий загон, когда уже всех кучей отоварили. Только Андрюшку Иванова решили не удостаивать чести носить на шее треугольный платочек. Андрюшке на эту честь было плевать с высокой колоколенки, а мне было как-то дико – будто все нормальные, а один недоделанный какой-то... В общем, собрали оставшуюся октябрятскую поросль, построили и... Далеко ходить не пришлось, таинство посвящения в пионеры происходило в Таврическом саду, возле памятника пионерам-героям с вечно потухшим Вечным огнем. Выстроили в шеренгу. Я-то думал, что как военную присягу – каждый выйдет и торжественное обещание скажет. Ан фиг. Все хором, вслед за пионервожатой (на хрена учили???) пробубнили текст, тут же подлетели комсомольцы и повторилась сцена рекламной раздачи халявы. Вся церемония прошла сумбурно, абсолютно не торжественно и скоротечно. Не успел очухаться, а у тебя на шее уже красный галстук. Вроде бы надо радоваться, а чему?

Ровным счетом ни фига не изменилось. Просто деталь костюма...

После уроков устроили первое собрание дружины, выбрали начальство, барабанщиков. Меня угораздило стать знаменосцем. За какие грехи заслуги – до сих пор не понимаю. Ну, назначили и назначили. Вскоре было какое-то мероприятие торжественное, с собранием в актовом зале. Мне вручили флаг отряда, наспех объяснили как держать и куда шагать. Так дальше и повелось, как собрание – я в пионерскую комнату за своим флажком. Так до четвертого класса и прокантовались. Только один раз я по болезни пропустил очередной сбор и мне заместителем назначили Андрюху Трифонова.

Начало нового учебного года нам решили отметить посещением школьного музея в память о генерале армии Д. Д. Лелюшенко и 4-й танковой армии. Обычно музей был закрыт и открывался по особым случаям. Нас опять выстроили в шеренгу, впереди я с флагом. Протопали по первому этажу как полагается. Меня с флагом выставили в центр экспозиции – почетный пост. Стою. Слушаю чего там рассказывают, но ни хрена не вижу – одноклассники плотной массой закрывают весь обзор. Экскурсия, официально именуемая "урок памяти", длится как обычный урок, 45 минут. К двадцатой минуте у меня начинают тихо отваливаться ноги. Никто ж не предупреждал, что эта тягомотина будет так долго!

Сопровождавшая нас преподаватель продленного дня Нина Николаевна заметила мои страдания и шепнула Андрюхе:

– Подмени Сережу!

Вы в детстве передачу "Отзовитесь, горнисты!" смотрели? Я смотрел. В ней частенько показывали всякие пионерские вахты памяти и почетные караулы. Как там красиво пионеры маршируют и салюты отдают при смене караула!.. Андрюха, судя по всему, эти церемонии не видел. Потому что он расхлябанной походочкой подвалил ко мне и вместо салюта поприветствовал фразой:

– Гони флаг и чеши отсюда!

Я, не будь дурак, начал отнекиваться. Мол, да ладно, я не устал, еще постою. Трифонов кивнул головой и той же расхлябанной походочкой отвалил обратно, бодро отрапортовав ошалевшей Нине Николаевне "Он не хочет!"

Потом, конечно, процедуру передачи флага отрепетировали. Но это "гони флаг" запомнилось крепко.

Поле, Марсово поле

С пионерским галстуком связана еще одна история.

Дело было летом 1981-го года, когда третий класс уже закончился и свежеиспеченный пионер Сережа Уткин готовился пойти в класс четвертый. Летние каникулы я, как обычно, болтался в городе. Окрестности Тверской улицы, включая Смольнинский сад и закоулки Таврического парка, были излазаны вдоль и поперек. Зона охвата моих прогулок постепенно увеличивалась, в качестве средства передвижения все чаще использовался транспорт общественный.

Из-за чего в этот раз меня понесло в неизведанные края уже не помню. Скорее всего, в кармане завелся неожиданный полтинник. В смысле, пятьдесят копеек. Которые настоятельно требовали пустить их в оборот. Проще говоря, приспичило купить что-нибудь ненужное. А что? Обожраться мороженым или пирожками? Неинтересно. Просадить в игровых автоматах или на аттракционах Таврического парка? Десять минут сомнительного веселья того не стоят. В кино идти неохота, да и хорошие фильмы там нечасто показывают...

Оставалось заглянуть в игрушечный магазин. Но вот беда: ближайший магазин на Суворовском проспекте закрыли и, похоже, навсегда. Куда бедному школяру податься?

– Съезди в ДЛТ, чего тут думать? – присоветовал кто-то из приятелей.

В Доме ленинградской торговли я бывал один раз. В старой школе талончики на школьную форму выдавали с меткой Гостиного двора, а талоны новой полагалось отоваривать в ДЛТ. Есть такие, кто не слышал про талоны на форму? Теперь знайте: вот это счастье продавалось исключительно по талонам.

Школьная форма для учеников 1-7 классов и талон на приобретение школьной формы

А вы думали, что просто пришел и купил форму? Не, ребята. Как завещал великий Ленин, социализм – это учет. Правда, есть версия, что это неточная цитата, полностью фраза звучит так: "Социализм – это учет всего того, что не успели скоммуниздить!" Как бы то ни было, а в августе восьмидесятого мы тоже получили красивую бумажку с приглашением в универмаг ДЛТ. За год учебы я напрочь забыл где это ДЛТ находится и как до него добираться. В ответ на эти слова приятель снисходительно хмыкнул и ткнул пальцем в сторону автобусной остановки:

– Садишься на "двадцать шестой", у него конечная остановка напротив универмага.

Просто для справки: Дом ленинградской торговли по сию пору находится на Большой Конюшенной улице, в советские времена – улице Желябова. Самый простой способ доехать от Тверской до Желябова это сесть на троллейбус №5 или №7 и проехать всего-то десять остановок. На дорогу уходило минут двадцать максимум.

Но мы ж легких путей не ищем! Поэтому я дождался, когда к остановке приползет желтая кишка "Икаруса" с табличкой "26" на лобовом стекле. Сели, поехали...

В отличие от троллейбусов, "двадцать шестой" петлял будто заяц, запутывающий следы. Покрутившись в закоулках в районе Литейного, автобус выгреб на улицу Пестеля, переполз по мосту через Фонтанку и неспешно потрюхал мимо Летнего сада к Марсовому полю.

Лучше бы я тогда смотрел в другую сторону! При виде гранитных глыб мемориального кладбища меня вдруг накрыл приступ пионерской сознательности и советского патриотизма. Фиг его знает почему, но в голове колом засела мысль, что я должен немедленно, вот прямо сейчас прийти на могилы революционеров, встать над плитой с именем Коти Мгеброва-Чекана и отдать пионерский салют.

Сейчас самому смешно и стыдно. Чего накатило вдруг такое? Вон под боком памятник юным героям обороны Ленинграда, мимо стенда с портретами Володи Дубинина, Зины Портновой и Лени Голикова чуть не каждый день ходил. И ничего! А тут прямо религиозно-фанатичный экстаз какой-то...

Из автобуса я не выскочил лишь потому, что был в совершенно непарадной рубашке и без галстука. Не застал я те времена, когда пионеры круглосуточно таскались в галстуках. Впрочем, может где-то и были такие, но в Питере я таких не встречал. Пионерский галстук был элементом школьной формы – и только. Поэтому я докатился до конечной остановки, рысью проскакал по первому этажу ДЛТ и рванул обратно. Купил чего или остался при своем полтиннике уже не помню. Скорее всего, уехал без покупок, потому что патриотический зуд свербел все сильнее.

Прискакал на остановку, дождался автобуса. Когда проезжали мимо Марсова поля, в мозгу почему-то крутилось "Дремлет притихший северный город", а по коже ползли мурашки величиной с горошину. Всю дорогу до дома хотелось крикнуть водителю "Что вы плететесь? Гоните до Тверской без остановок!"

Наконец, приехали. Вылетев из автобуса, я пронесся по двору-колодцу, взлетел на второй этаж, распахнул дверь квартиры и проскакал в свою комнату. Метнулся к тумбе с бельем и...

Вот бы поглядеть на мою физиономию, когда я обнаружил, что в чистом белье форменной белой пионерской рубашки нет. И просто светлой рубашки тоже нет. Из белой одежды в ящике тумбы нашлась только футболка, но на роль парадной пионерской формы она не годилась.

Церемонию отдачи салюта на могиле юного революционера Коти пришлось отложить. Сперва выяснилось, что из парадной рубашки я уже вырос. А затем и пионерско-религиозный зуд куда-то исчез. Через две недели я совершенно спокойно проезжал мимо Марсова поля. Там и без меня каждый год десятки новых пионеров принимали. С цветами, торжественными обещаниями и салютами...

Низзя!

Как я уже говорил, школа 154 была школой продленного дня. Это значит, что абсолютно все были обязаны оставаться на продленку. Если какой кружок или секция – неси справку с указанием графика занятий, в эти дни будут отпускать.

С одной стороны это хорошо. Для родителей – всегда знают где их чадо, что оно вовремя накормлено и уроки вызубрило. Для собственно чад продленка была жуткой тягомотиной. Классный руководитель нами занимался только в дневную смену, продленку вел другой педагог. У нас это была Нина Николаевна, дама предпенсионного возраста, с внешностью графини из фильма "Бронзовая птица". Ну, может, чуть посимпатичней. И – любительница приложиться к бутылке. В дни, когда Нина Николаевна была в адекватном состоянии, мы гуляли по Таврическому саду, могли всем классом сходить в ближайший кинотеатр или в музей Суворова, благо тоже рядом.

Но в тот вечер наша продленная дама маялась мигренью. То есть, это она так объяснила. На самом деле имели место быть обыкновенный перепой накануне и неправильный опохмел с утра. После обязательной программы (обед, прогулка, уроки) нас загнали в школьную игротеку, велев не греметь, не шуметь и вообще вести себя тихо.

Ага. Кто-нибудь видел мальчишку, заколотившего победный гол в настольном хоккее и не издавшего при этом вопль, которому позавидовал бы сам Чингачгук? Минут через десять несколько "индейцев" были выставлены в коридор, на перевоспитание. В том числе и ваш покорный слуга.

А в коридоре, между прочим, скучно. Я минут пять поперевоспитывался, а потом решил – а какого хрена я тут сижу? Портфель со мной, до дома полсотни метров. Ну и пошел домой.

Где-то через час из школы прискакали гонцы, Сережка Барабанов и еще один пацан, имя которого я забыл. А может, Барабан один примчался... Не суть. Мне передали высочайшее повеление немедленно явиться пред протрезвевшие очи продленной дамы. Я, как порядочный возмутитель спокойствия, сперва повыпендривался и поотнекивался, но все-таки пошел. Выслушал длинную нотацию что так делать нельзя, что за меня отвечают и что случись со мной какая-нибудь неприятность, то отвечать Нине Николаевне... Выдавив из меня древнее как мир "Я больше не буду", воспитательница скорбно покачала головой, отпустила мне мои прегрешения и допустила до игротеки.

И Брежнев такой молодой...

Вслед за пресс-секретарем товарища Путина товарищем Песковым российские средства массовой дезинформации до усе... В смысле, усердно рассказывают каким великим вождем и национальным лидером был товарищ Брежнев. К тридцатой годовщине смерти Леонида Ильича даже сериал "Брежнев" показали. Видимо, таким макаром хотят объяснить народу, что ежели Брежнев в свои семьдесят с лишним страной правил, то Путину в его шестьдесят сам Бог в лице Патриарха велел.

Говорят, что до 1974-го года Брежнев был полон жизни и вполне адекватен. Врать не буду, не помню. Мне Брежнев запомнился шамкающей развалиной, персонажем тех анекдотов, что рассказывали в полголоса.

Например, еще при жизни Леонида Ильича гулял такой анекдот:

Большая советская энциклопедия, издание 2017-го года. В статье "Брежнев" читаем – мелкий политический деятель времен Аллы Борисовны Пугачевой.

Впрочем, были и довольно патриотичные анекдоты:

В Америке и в Советском Союзе изобрели новое секретное оружие. Выглядит как обычное пианино, но когда нажимаешь на клавишу, то вылетает ракета ядерная. Сидит Рейган в Белом доме возле такого "пианино", одним пальцем наигрывает и напевает известный мотивчик:

– Москау, Москау! Закидаем бомбами, ядерными бомбами, йо-хо-хо-хо-хо!

А в это время в Кремле Брежнев обеими руками играет и поет:

– Союз нерушимый республик свободных!..

Я думаю, пора издавать историю государства Российского в анекдотах. Ибо в нынешних учебниках истории врут гораздо больше и совершенно не смешно. Кстати, Брежнев был если не основоположником жанра квази истории, то активным приверженцем. Про великую книгу вождя "Малая земля" нам все уши просвистели!

Последние дни апреля 1945 г. Жуков звонит Сталину.

– Товарищ Сталин! Докладываю вам, что войска Первого Белорусского фронта вместе с войсками Первого Украинского фронта по нашему плану в течение четырех дней возьмут штурмом Берлин.

Знакомят Сталина с планом штурма Берлина. Сталин:

– Мне ваш план нравится, товарищ Жуков, но мне нужно минут 15 для того, чтобы согласовать его с полковником Брежневым.

Еще:

При приеме на работу в анкетах надо было ответить на вопрос: "Воевал ли ты на Малой земле или отсиживался в окопах Сталинграда?"

И о выборах:

Приехал Брежнев в Грузию. Идет по грузинскому селу и видит, что ему навстречу грузин несет барана.

– Генацвале, продай барана!

– Выбирай! (Протягивает барана).

– Да чего же выбирать, у тебя всего один баран.

– Ты же у нас тоже один, а вот мы тебя выбираем.

Очки, бумажка и нечленораздельная речь. Смысл выступлений Л.И. Брежнева без расшифровки в газете "Правда" понять было нереально.

Брежнев после полета на самолете выступает на трибуне. Читает с бумажки:

– Я летел на самолете и видел в люминаторе, как подо мной просирается земля... Уммм. Интересно, как это земля может просираться?

Туда же:

Брежнева привозят на торжественное мероприятие в речном порту. Трибуна поставлена на каком-то плоту, плот привязан к причалу. Брежнев встает к трибуне, долго роется в карманах. Наконец находит очки. Надевает. Опять шарит по карманам. В это время узел на веревке развязывается и плот начинает относить вниз по реке. Брежнев лихорадочно шарит по карманам, с берега секретарь орет:

– В левом кармане пиджака!

Брежнев сует руку в нужный карман, достает бумажку, читает:

– Помогите!

Еще анекдот вспомнил, первый раз его услышал в конце семидесятых:

Встречаются Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична:

– Маврикиевна, а ты гдей-то цельный месяц пропадала?

– Видите ли, я сидела.

– Где?

– Не где, а сколько. Тридцать суток сидела, за хулиганство.

– Как так? У нас же больше пятнадцати суток не дают!

– А я два раза сидела.

– Это за что же?

– Видите ли, я пошла фотографироваться на новый паспорт. Пришла в фотоателье, а там Брежнев с Никсоном фотографируются. Наверное, тоже на паспорт. Я думаю, а чего зря время терять? Взяла и встала между ними. Фотограф кричит "Уберите эту обезьяну!", а я спрашиваю "Которую? Слева или справа?"... Меня на пятнадцать суток и отправили.

– Ну а второй раз за что?

– Сама не понимаю! Вышла я из изолятора, иду домой по набережной Москва-реки. Погода, знаете ли, чудесная. А тут старичок подходит, спрашивает "Доченька, где тут дом престарелых?". Я ему на Кремль и показала...

Не уверен, что коррупционная семейственная система была создана именно при Брежневе, но именно в годы правления Леонида Ильича эта система стала легальной де факто. На ключевых постах сидели зятья и сватья, сыновья и дочки, тренеры по дзюдо и прочая десятая вода на киселе. Лишь бы человек был свой. Работать эта система не умела, зато воровать их учить не надо было.

Брежнев с дружеским визитом в США. Вечеринка в Белом доме, Брежнев решает подколоть американского коллегу:

– А на какие деньги гуляем? Небось, трудовой народ обираете?

– Ничуть! Вон, видишь мост?

– Вижу.

– По проекту он должен был стоить полтора миллиарда. Но мы применили новые технологии, сэкономили почти тридцать процентов. Вот на эти деньги и гуляем.

Спустя какое-то время ответный визит американского президента в СССР. Банкет в Кремле, капиталист задает Брежневу тот же вопрос:

– Это на какие деньги?

Брежнев подводит коллегу к окну:

– Вон, видишь мост?

– Нет.

– Вот на них и гуляем!

А этот анекдот даже угодил в сериал "Брежнев":

Встретились Рейган, Жискар д'Эстен и Брежнев. Выпили по сто грамм, закусили...

Рейган: "Закурим?" И достает серебряный портсигар, на котором выгравировано: "Дорогому Ронни от друзей".

Выпили еще. Жискар д'Эстен достает золотой портсигар. На крышке:

"Дорогому Жискару от Жаннет".

Выпили еще. Брежнев достает платиновый портсигар с бриллиантами. На крышке портсигара вязью надпись: "Князю Потемкину от Екатерины II".

* * *

Начало восьмидесятых годов, программа "Время". Идет заставка без привычной музыки Свиридова. На экране диктор Кириллов, скорбно-торжественным голосом начинает читать:

– Товарищи! ЦК КПСС, Политбюро и Совет Министров с прискорбием сообщают, что сегодня, в четырнадцать часов двадцать пять минут, после тяжелой и продолжительной болезни, не приходя в сознание, приступил к работе Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев...

Когда умер Брежнев, я пришел в школу, увидел зареванную одноклассницу и спросил: "Ленка, ты чего?" Та в ответ проикала: "Брежнев умер!" Я пожал плечами: "Ну и что?" Ленку от меня враз на полверсты отнесло, глаза круглые, чуть не орет: "Ты что, псих?" Подошедший Андрюха Трифонов ее "успокоил" – сама, дескать, дура, нашла из-за чего реветь...

Спустя много лет я с удивлением прочитал похожую историю у Владислава Петровича Крапивина. Только там дело в пятьдесят третьем году, когда сообщили о смерти Сталина.

12 ноября 1982 г. было передано сообщение ТАСС: "Вчера, в 18 часов 15 минут скончался товарищ Брежнев. Лично".

И Родина щедро поила меня...

Виртуальный друг в Фейсбуке прикалывается:

Есть предложение: страждущим совка выплачивать зарплату и пенсии советскими рублями.

Я тут же ответил, что предложение хреновое, совкострадальцы потребуют и цены как при Брежневе. Правда, есть вариант: гнать их вместе с советскими рублями в советские же магазины. С хамами-продавцами и пустыми прилавками.

Написал, а потом вспомнил такую сценку:

год 1982-й, лето. Аккурат расцвет тотального "нихренанет". Продуктовый магазин на углу Тверской и Таврической, знаменитый дом с башней, где в самом начале двадцатого века собирались поэты. В торговых залах продавцов больше, чем покупателей. Шесть отделов, шесть продавцов плюс кассир. На витринах сплошное запустение, нищету прилавков маскируют кто как может. В рыбном пирамиды банок с паштетом из шпрот, в мясном несколько костей с молекулами мяса, в колбасном круг недоразумения с ценником "колбаса ливерная", рядом здоровенный куб развесного маргарина. А вы что, масла ждали? Маргарин сливочный, очень пользителен для здоровья, в программе "Здоровье" сама Белянчикова сказала!

Хуже всего было в отделе фруктов-овощей. Картошка летом пропадала намертво, вместо родной гнилой мелочи привозили то ли кубинскую, то ли из ГДР. Громадные красные клубни, водянистые настолько, что сварить их было невозможно – мгновенно разваривались в кисель. Пожарить с трудом удавалось, но на вкус это была самая натуральная вата. Зато стоила 50 копеек за килограмм вместо обычного гривенника. Свежим луком, морковью. яблоками-грушами были завалены прилавки колхозных рынков, но цены там были неприступные, как турецкая крепость. Вот и ползал я по окрестным магазинам, уныло рассматривая батареи пятилитровых банок с березовым соком. Этими зеленоватыми стеклянными громадами были заставлены витрины практически всех магазинов.

Как-то раз, по пути в Таврический сад, я в очередной раз закатился в наш гастроном. Проскакал до овощного, увидел все те же банки и кости, развернулся на выход. Мне навстречу топает мужичок лет сорока, слегка под градусом. Так же окинул взглядом витрину и неожиданно чистым, как по радио, тенором пропел:

И Родина щедро поила меня,

Березовым соком, березовым соком!

А люди все роптали и роптали

Нынешний губернатор Петербурга Георгий Полтавченко вляпался в историю.

Значит, для истории запомним время действия – октябрь 2012 года. В Северной Пальмире торжественно открывают участок скоростной платной магистрали, официально именуемой Западный Скоростной Диаметр. Сокращенно – ЗСД. И, конечно, местные средства массовой информации об этом событии раззвонили на весь град Петров. Естественно, автолюбители, задолбавшиеся стоять в питерских пробках, в назначенное время рванулись к новому участку, надеясь проехать побыстрее.

Но вместо этого угодили в громаднейший затор.

Дело в том, что на торжественное открытие дороги прикатился не только Полтавченко, но и Дмитрий Медведев. Который решил ни в чем себе не отказывать и покататься по новому асфальту. Разве он для того из Москвы прилетел, чтобы только ленточку перерезать?

Естественно, на период катания очень важных персон участок продолжали держать закрытым. А потом и вовсе объявили, что для простых смертных проезд откроют на следующий день. Узнав об этом, стоявшие несколько часов водители приветствовали правительственный кортеж автомобильными гудками и неприличными жестами.

Этот случай напомнил историю из детства.

Год 1983-й, лето, место действия – Суворовский проспект, пешеходный переход у Заячьего переулка. Вдоль проспекта множество милиционеров в парадной форме (хотя праздника никакого нет), на каждом перекрестке регулировщики, на светофорах постоянно горит "зеленый". Проезжает черная "волга" с громкоговорителем на крыше, раздается команда: "Всем машинам прижаться вправо, пропустить спецколонну!". Троллейбусы, автобусы, машины послушно останавливаются у поребрика. Проходит минут пятнадцать. Народ тихо плавится на тротуарах и в салонах транспорта. Колонны нет. Женщина с авоськами решает перебежать пустой проспект, но тут же раздается свисток регулировщика. Время идет, солнце припекает, из авоськи начинает капать, пассажиры рядом стоящего троллейбуса открывают окна и люки. Колонны нет. Вскоре не выдерживает водитель троллейбуса – он пытается проехать перекресток, увести машину в тень, но тут же останавливается, одернутый громогласным: "Водитель троллейбуса, прижаться вправо!!!". Наконец со стороны Смольного проносится несколько черных машин. Народ сопровождает кортеж матом сквозь зубы, рядом стоящий мужчина тихо комментирует: "Царь всея Ленинграда Романов проехали..."

Тяжела и неказиста жизнь...

Что-то последнее время все чаще студенты жалуются, будто их насильно сгоняют на встречи с различными очень важными персонами. Сплошная, говорят, беда: и человек не интересен, даже противен; и времени на эти встречи уходит прорва...

Дохленькая нонче молодежь пошла, вот что я скажу. В институтах я не учился, но в школах тоже устраивали всяческие мероприятия и встречи с интересными людьми. И тут бывало по-всякому. Скажем, если вместо уроков алгебры вели в библиотеку на встречу с ветераном Великой отечественной, которого угораздило написать книжку про оборону Ленинграда – так это с нашим превеликим удовольствием! Плевать, что про автора до сего дня не слышали и книжку его в соседней школе выпросили взаймы на два часа. Все интересней, чем задачки решать!

Другое дело, ежели плановое мероприятие сваливалось как снег на голову в виде объявления на последнем уроке. Только ты размечтался весело провести время на катке или в игротеке, а тебя волокут в актовый зал. Или, еще хуже, в какой-нибудь кинотеатр или клуб...

Вот как раз в клуб наш пятый "В" и потащили. Дело было в начале ноября, в Питере прочно обосновалась та мерзопакостная разновидность осени, при которой на улицу высовываться не хочется абсолютно. С небес круглые сутки моросит нечто среднее между дождем и снегом, под ногами грязное месиво, с Невы дует пронизывающий насквозь ветер... Я тогда еще учился в школе 154 и единственная мечта была – дождаться конца продленки и быстренько добежать домой.

Индейская национальная изба. В смысле – фигвам, как говорил Шарик в мультике про Простоквашино. Когда до заветного часа оставалось минут двадцать, наш класс в приказном порядке вытащили во двор школы, построили в подобие колонны и поволокли в клуб "Водоканал". Шли со скоростью беременной улитки, так что по дороге успели промокнуть и замерзнуть.

В зале клуба оказалось еще сотни две ребят из соседних школ. Гардероба в "Водокачке" не было отродясь, так что сидели в мокрых пальто, от которых только что пар не валил – отопление в клубе жарило на всю катушку. От жары и усталости начало клонить в сон, но тут на сцену вышли какие-то голые люди. То есть, сперва показалось, что они голые – настолько плотно трико облегали их тела. Один мужчина вышел на край сцены и начал говорить про их театральную студию и что они хотят...

Меньше всего зрителей в зале волновало чего хотят эти голые. Единственное, что интересовало школяров: когда вся эта бодяга закончится и можно будет свалить домой?

Тем временем на сцене стало происходить нечто странное. Голые люди разошлись по всей сцене и вдруг стали падать как подкошенные, издавая при этом какой-то протяжный стон. Иногда чья-то рука или нога оказывалась поверх уже упавшего соседа, поскольку сцена клуба была маленькая, а голых много.

Не знаю, какой реакции ждали артисты. Но к тому, что зал начнет хохотать, они явно не были готовы. Голые люди вскочили, главный опять вышел на край сцены и гневно начал говорить о бескультурье, о неуважении к артистам. Но две с лишним сотни ребячьих глоток ржали так, что артист сам почти не слышал своего голоса. Поняв, что выступление сорвано, голый выкрикнул что-то оскорбительное, в ответ раздался оглушительный свист и топот. Руководитель мероприятия дал отмашку воспитателям и с громогласным "ура!" школяры рванули по домам...

Прошло, не соврать бы, года два. Я с треском вылетел из школы 154 и, после долгих приключений, перешел в школу 163. И в один прекрасный день случилась ну очень похожая история. Наш седьмой "А" досиживал шестой, последний урок и уже начал смазывать лыжи по домам, когда в кабинет вошла классная руководительница и велела после звонка всем топать в актовый зал. Деваться было некуда: по приказу директора школьный гардероб закрыли во избежание самовольного ухода.

Пришли в актовый зал, расселись. Для наглядности фотография места действия, фотограф стоит в пол-оборота к сцене и справа от него еще такой же ряд сидений. То есть, зал ровно в два раза больше, чем на фото.

Школа 163, актовый зал. Последний звонок 1985-го года.

Кто-то из учителей вышел на сцену и объяснил: в рамках городской программы к нам приехал артист ленинградского театра, будет читать стихи. Имени артиста, к сожалению, не запомнил...

Зато он то выступление наверняка помнит до сих пор. Если жив, конечно. К тому времени я уже имел кое-какой опыт выступления на сцене, бывали и провалы. Но чтоб такой ужас... Впрочем, я забегаю вперед.

Итак, нам объявили имя артиста и попросили встретить аплодисментами. В зале раздалось несколько вялых хлопков, на сцену вышел мужчина в элегантном костюме, галстуке-бабочке и блестящих лаковых штиблетах. Не обратив внимания на, мягко говоря, прохладную встречу, артист с места в карьер начал декламировать что-то из школьной программы.

Сказать, что его не слушали – это ничего не сказать. Как бы это понаглядней объяснить? Например, во многих домах телевизор работает чуть ли не круглосуточно. Чего греха таить, я сам такой. Утром включаешь телевизор и начинаешь заниматься своими делами. Если на экране мелькнет что-то интересное или звук какой привлечет внимание, то посмотришь минут пять-десять. И дальше занимаешься своими делами.

Артист со своей декламацией оказался в положении телевизора. Школьники в зале занимались своими делами: кто-то начал делать домашнее задание, некоторые девчонки занялись макияжем, несколько пацанов не понижая голоса обсуждали новый детектив...

Самое страшное для выступающего, будь то артист, музыкант или лектор, это отсутствие контакта с залом. Ты из кожи вон лезешь, стараешься зацепить аудиторию, а тебя демонстративно игнорируют. Не засвистывают, не хлопают, затыкая рот. Тебя попросту не видят и не слышат. Нет тебя. И все. Очень гнусная ситуация, и достойно выйти из нее умеет далеко не каждый.

Артист не умел. Он не нашел ничего лучшего, как оборвать стих на полуслове и закричать:

– Это черт знает что такое! Это неслыханное оскорбление! Перед вами заслуженный артист, а вы!..

Не подобрав нужных слов, артист выскочил из зала, хлопнув дверью. Спустя мгновение он снова влетел в зал, открыл было рот, но... Перед ним сидело несколько десятков абсолютно равнодушных подростков, которым не было до него никакого дела. Артист мог сколь угодно взывать к чувствам и к совести, мог раздеться догола или даже умереть – на него все равно не обратили бы внимания.

Наверное, единственным, кто хоть как-то посочувствовал артисту, был я. Не хватило мне решимости подойти к нему и сказать, что встреча с искусством лишь тогда праздник, когда ты эту встречу ждешь. А если зрителей силком волокут в зал, заперев гардероб, чтобы не разбежались, то стоит ли ждать от них благодарности? И стоит ли винить зрителей, если они такие же заложники ситуации, как и артист?

Ну и возвращаясь к нашим реалиям: господа студенты, не смешите меня. У меня очередной приступ остеохондроза, мне смеяться больно. Силком затащить на встречу можно. Но заставить слушать нельзя. Если вы действительно не желаете общаться с очередным важным гостем, то огромная аудитория может заткнуть любого оратора.

Проверено.

Славка

24.05.2014 г. 0 ч 03 мин. Собирался сегодня на Петербуржский книжный салон, надеялся найти издателя для своей книжки. Очень хотел затащить на это мероприятие Славку, но третий день не могу дозвониться. Надеялся, что по сложившейся уже традиции Славка перед днем рождения взял отпуск и укатил куда-то. Во время нашей последней встречи Славка в Финляндию хотел смотаться. Пять минут назад мне пришло сообщение от Наили, двоюродной сестры. Славка умер...

Со Славкой меня свела судьба тридцать лет назад, когда меня вышибли из школы 154 и, после долгих перефутболиваний, взяли в школу 163. Запихнули сперва в пятый "Б". Но там я не прижился, для одноклассников был явно чужим, да и с классным руководителем, ботаничкой Олимпиадой Семеновной, сразу возникла взаимная неприязнь. Я, наотрез отказавшись идти в школу, снова засел дома. Добавил матушке головной боли, пришлось ей опять к директору школы идти, объясняться... В очередной раз встал вопрос куда меня девать.

Спасла нас всех Галина Николаевна Малюшицкая. Пришла к нам в комнатку на Тверской, поговорила с мамой и взяла в свой пятый "А".

Не скажу, что в новом классе сразу все стало хорошо. Новенький, дохляк, на перемене к стенке жмется. Ну его... А я к стенке жался не от хорошей жизни. Школа новая, никого не знаю, да еще моя дурацкая память на лица. Вернее, ее полное отсутствие. Отстанешь от класса и что потом? Бегать по всем кабинетам, спрашивать не тут ли мой класс сидит?

На мое счастье был в классе запоминающийся персонаж. Кто смотрел программу "Вокруг смеха" (ее сейчас частенько повторять стали), то наверняка помнит поэта-пародиста Александра Иванова. Вот у нас в классе была его двенадцатилетняя копия. Длинный, тощий, ходил будто циркуль. Такое чудо ни с кем не перепутаешь, идеальный ориентир. Но на всякий случай я держал дистанцию.

Так я таскался за "циркулем" дня два. А на третий день случился урок физкультуры. У меня было освобождение от физ-ры, как оказалось, у "циркуля" тоже. Сидеть рядом на скамейке в спортзале и за весь урок не перекинуться хоть словом? О чем болтали сейчас не вспомню, да и не важно это. Из спортзала вышли уже вместе. Потом выяснилось, что оба любим "Москву-Кассиопею", и что вот завтра по телевизору опять показывать будут. "А у нас телевизор сломан, кинескоп менять надо." – "Приходи ко мне. Правда, у нас тоже кинескоп старый, но смотреть можно." – "А ты где живешь?" – "На Суворовском, тут рядом"...

Сколько мы потом фильмов вместе пересмотрели, сколько книжек перечитали. Я затащил его в игротеку, научил в тамошний настольный хоккей играть. Вы такой хоккей и не видели, небось. Но можете увидеть: в фильме "Хроника пикирующего бомбардировщика" летчики азартно сражаются точно в такой же хоккей, за которым мы со Славкой рубились в игротеке Таврического сада.

Отличия нашего хоккея от киношного были сугубо косметические – борта были не из оргстекла, а деревянные. Плюс еще был уменьшенный вариант, не на шестерых игроков, а на четверых.

Мы старались выбирать время, когда в игротеке народу было мало. Брали по одному деревянному хоккеисту, мячик и занимали один из трех больших хоккеев. Играли "от ворот до ворот": ставили игроков на ворота и пытались забить друг другу гол. Первое время я Славку расщелкивал под орех. Еще бы: я-то игру узнал года за полтора до нашего знакомства, успел поднатореть. Славке быть грушей для битья удовольствия не доставляло, но его нытье про скуку и предложения перейти за шахматный столик я мужественно отвергал. Во-первых, шахматы были у Славки дома и не было нужды топать в игротеку; во-вторых, в шахматах Славка играл сильнее не только меня, но и некоторых взрослых.

Очень скоро Славка научился забивать ответные голы. А месяца через два впервые сумел обыграть меня, пусть и с минимальным преимуществом. Но вершиной, окончательным свидетельством того, что Славка освоил эту игру, стал такой эпизод.

У меня в резерве был коронный бросок: из угла площадки навешивал прямиком в ворота соперника. Помогали в этом борта хоккейной коробки и изогнутый крюк проволочной клюшки. Бросок работал безотказно в любых условиях, даже если играли полными составами. Полевые игроки попросту не доставали летящий по дуге мячик, а вратари такого фокуса не ожидали вообще. Долгое время Славка, видя как я готовлю свой фирменнный бросок, даже не пытался отбить мяч. Порой даже игрока своего бросал... Но в один прекрасный день, когда счет в матче был 4:4 (играли до пяти мячей), я привычно покатил мячик в правый от меня угол площадки. Подцепил крюком мяч, легкое движение кистью... И мяч с треском влетает в ворота, но... В МОИ!!! Славка нашел таки позицию, сумел поставить игрока так, чтобы не только отбить мяч, но и сильнейшим щелчком отправить его в створ ворот. Удар был такой силы, что я просто физически не успевал защититься.

Славка же привил мне любовь к хоккею настоящему. Играть оба не могли – у меня гломерулонефрит, у Славки врожденный порок сердца. Но болели страстно! Потом у Славки появился фотоаппарат, простенькая "Смена-8М". Сколько мы пленок вместе отфотили, сколько снимков напечатали...

После восьмого класса развела нас судьба. Славка в девятый класс пошел, я в ПТУ направился. А потом еще нам пришлось спешно ретироваться с Тверской... Когда нашу квартиру кипятком заливало, чтобы вызвать аварийку мне пришлось в четыре утра бежать к Славке. В квартире телефон давно не работал, другого телефона поблизости просто не было. Как он тогда обалдел, когда посреди зимы увидел меня с обледенелым зонтом в руках...

Когда перебрались на Большевиков, видеться стали реже. И телефона в квартире не было, не созвониться, не поболтать. Но все же связь держали. Когда у меня появилась первая персоналка, Славка приезжал в компьютерный хоккей играть. После развала Союза с работой стало туго, я пристроил Славку в наш маленький компьютерный отдел в книжном магазине "Энергия". Там потихоньку обучил друга азам торговли и компьютерной грамотности. С гордостью могу сказать, что ученик превзошел учителя.

Все это время Славка как бы догонял меня. Я старше на несколько месяцев, мне осенью стукнет 42 – он второго июня меня догоняет. Мне в сентябре 43 – Славка в июне опять сровняет. Но вот мне стукнуло 44, а Славка...

А Славка умер.

24.05.2014 г. Ночь почти не спал. В половине седьмого утра будильником сработал телевизор. Встал, выпил ежедневную норму таблеток, нарезал котофею мяса. В начале восьмого выполз из дома в направлении метро. Маршрут на день: морг на Комсомола - мечеть - Ковалевское кладбище. Молитвы, слова, слезы... Табут, мусульманский ящих для похорон, в котором лежит завернутое в кэфендек тело.

За все тридцать лет поссорились мы всего дважды. Первый раз еще в школе, то ли в пятом, то ли в шестом классе. К тому времени мы уже крепко сдружились и после школы я забегал домой чтобы забросить портфель и поесть, а потом сразу мчался к Славке. А тут еще Славка заболел и встречи оба ждали с нетерпением. Лежа на диване, Славка со скуки придумал розыгрыш – написал печатными буквами записку нашей Галине Николаевне, в которой предупреждал о какой-то угрозе. Естественно, без подписи. Мне эта затея тоже показалась смешной. Под влиянием фильмов о Шерлоке Холмсе решил записку запечатать. Поскольку сургуча в доме отродясь не водилось, накапал на лист стеарина от свечки, придавил то ли пуговицей, то ли еще какой-то фигней. Но стеарин оказался плохой заменой сургучу, печать отвалилась, оставив на бумаге большое жирное пятно. Другой бы на моем месте уже призадумался и просто постеснялся бы эту грязь кому-то показывать. Я же довел задуманное до конца, подбросив сложенную записку в сумку любимому классному руководителю.

На следующий день Галина Николаевна собрала класс после уроков. Рассказала про записку, как от прочитанного всполошились все родные и друзья. Потом попросила признаться, чья работа. Без угроз, без обещания всяческих кар в дневнике или журнале.

Было ужасно стыдно за свой идиотский (теперь-то я это понял) розыгрыш. Но сидеть за спинами одноклассников и прятать глза было просто противно. Я встал и срывающимся голосом сказал:

– Галина Николаевна, простите нас, пожалуйста. Это мы с Кузьмичем...

– Вот придурки! – пронеслось по классу.

Возразить было нечего. Я виновато хлюпал носом, Галина Николаевна грустно смотрела на мою опущенную голову. Потом простила грехи наши и отпустила по домам.

Дома я первым делом позвонил Славке и сказал, что не приду. И вообще знать тебя больше не желаю, не звони мне!

Естественно, Славка позвонил. Трубку взяла соседка Галя, я подходить к телефону отказался. На душе было невероятно погано и хотелось реветь. А еще клокотала злость на Славку. Юморист нашелся, Аркадий Райкин! Сам бы свои записки и подсовывал! А еще лучше сам бы стоял и краснел перед всем классом!!!

Злости хватило минут на тридцать. За это время Славка загонял Галю звонками и просьбами позвать меня к телефону. Потом позвонил Славкин сосед, Пашка.

– Серега! Что у вас случилось? Славка весь белый, места себе не находит.

Выслушав краткое изложение истории, Пашка присвистнул:

– Ну, вы даете! А ссориться-то зачем? Славка дурак, конечно, но и ты тоже хорош. Если сильно разозлился, то просто дай ему в репу для вправления мозгов!

"В репу давать" я не стал. Подувшись еще немного, я попросил Пашку позвать это чудо к телефону...

Второй раз крепко поссорились лет шесть назад. Я затеялся сделать себе небольшой подарок к Новому году, решил  проапгрейдить свой компьютер. Проконсультировался со Славкой и через фирму, где он тогда работал, заказал новую материнскую плату и процессор. И совершенно не подумал, что сижу дома с температурой под 39, что на улице зима и двадцатиградусный мороз, а за комплектующими надо будет ехать к Московским воротам. От моего дома это час езды с кучей пересадок.

Сообразив, что поездка может обернуться чем-то похлеще гриппа, я сделал вторую глупость – заказал аналогичные комплектующие в каком-то магазине с доставкой на дом. И при этом даже не подумал, что счет на поставку Славкиной фирмой уже получен и оплачен. Без всякого зазрения совести спокойно оформил заказ, получил покупку и отдал деньги.

На следующий день получаю сообщение от Славки:

"Твои детали приехали. Когда забирать приедешь?"

Я тут же отстучал:

"Извини, я уже купил в другом магазине."

Славкин ответ был:

"Не звони мне больше."

Вот тогда я прочуствовал на своей шкуре то, что Славка испытал еще в школе...

24.05.2014 г. Ковалевское кладбище, мусульманский участок. Свежая могила, временный памятник.

Кузьмич

Вячеслав Сергеевич

1970-2014

Штирлиц шел по коридору

Не знаю у кого как, а во всех школах, где я учился, каждый показ фильма "Семнадцать мгновений весны" или "Щит и меч" вызывал волну игр, самых разных. Кто рисовал аусвайсы, кто шифровки сочинял... В общем, с ума сходили все, но каждый по своему.

Очередной показ Штирлица случился осенью восемьдесят четвертого, если не путаю. Чтоб точнее – шестой класс, когда нас впервые припахали к дежурству по школе. Рожденные в СССР наверняка знают, что это за счастье. А нашему классу "повезло" вдвойне – из тридцати с небольшим балбесов аж четверо были из серии хроников. Вспоминаю поименно:

1) Пашка Зайцев;

2) Витька Ульяненко;

3) Славка Кузьмич;

4) ваш покорный слуга.

Отправлять эту бригаду потенциальных покойников в патруль по этажам было равносильно убийству. В итоге определили: Витьку с Пашкой упихали к мелкоклашкам, а Славку и меня поставили на вечную стоянку возле портрета Ленина. Чтоб было понятно – у нас между первым и вторым этажом была лестничная площадка, где между окнами висел здоровенный портрет Его Императорского величества. До революции, вестимо, поскольку школу нашу построили аж в одна тысяча восемьсот восемьдесят пятом году. В советское время вместо самодержца всероссийского повесили Ильича. И, чтоб дедушка не скучал в гордом одиночестве, к нему двух пионеров пристраивали. Аккурат по количеству горшков с цветами...

Само по себе стоять в этом почетном карауле куда легче, чем по этажам балбесов ловить. Всех делов-то: стоишь себе спокойно, при появлении начальства (директора, завуча etc) сам себе командуешь "Смирно!" и отдаешь пионерский салют. Лафа! Первые минут пять. Ну, десять... А потом чего? Ни поболтать, ни попрыгать. А ноги потихоньку затекают. А шило в заднице свербит...

Через несколько минут взгляду директора школы Виктора Ивановича Тарабана предстала следующая картинка: парадная лестница, портрет вождя мирового пролетариата, возле портрета стоят два пионера в парадной форме... И в позах гитлеровцев из кино – ноги на ширине плеч, руки скрещены за спиной. Увидев директора, пионеры четко встали по стойке "смирно", отдали салют и синхронно заняли исходную позицию.

Самое смешное: нам почти не влетело. Но к портрету больше не ставили.

Это он, это он – ленинградский почтальон!

Сижу дома, жду, когда приступ гипертонии пройдет.

Матушке как раз пенсию принесли, девчушка молодая, второй месяц работает и уже думает уходить с почты – старослужащие совсем замордовали...

Тридцать с лишним лет прошло, а на почте ничего не изменилось.

Когда матушка из дворников переквалифицировалась в санитарки, решила она по совместительству на почту устроиться. Благо, и график теперь позволял, и почта рядом с домом была.

Работала дня три, аккурат до первой пятницы. Именно по пятницам в те времена разносили "программку" – газету "Телевидение. Радио" с программой передач и анонсами фильмов. Популярность "программки" была фантастическая, уступала только "вечерке" – ежедневной газете "Вечерний Ленинград".

В пятницу матушка пришла на почту, а там весь коллектив в низком старте, говорят "Разгрузку ждем". Какую разгрузку, чего разгружать и куда складывать? Молчат. Ладно, сидим...

Приходит грузовик, оттуда в окно покидали тюки с газетами, старослужащие расхапали все без счета – матушка и понять ничего не успела. А чего теперь разносить? Люди ждут газеты выписанные, а где их брать-то? За свой счет покупать, что ли? Ветераны тут же слиняли, матушка к начальнику отдела доставки пошла. Там ей популярно объяснили, что не хрен щелкать клювом.

Маманя тут же сумку сдала и на выход.

Сколько раз потом я вспоминал эту историю, когда шел на почту за недоставленной газетой или журналом!.. А потом и вовсе бросил подписку – слава Богу, кончились те времена, когда у газетных киосков за программкой очередь выстраивалась часа за три до привоза газет.

Сейчас даже представить такое сложно, газету можно на каждом углу купить, программок самых разных на любой вкус. А в восьмидесятых вариантов было два – кроме питерской программки еще выходила московская "Семь дней". Стоила она, правда, целых 15 копеек, но зато и объемом была побольше, и анонсы были куда подробнее. В общем, шикарная газета, одно было плохо: их в киоски завозили буквально штук по пять-десять. Поэтому в пятницу после школы я галопом срывался на угол Суворовского и Девятой Советской улицы – в другие ближайшие ларьки "Союзпечати" почему-то "Семь дней" не завозили. Часа в четыре я уже был на боевом посту, обычно в первой пятерке. Возглавляла очередь баба Катя, которая жила в доме напротив. Баба Катя была тетка железных принципов, никому очередь не занимала и других не стоявших гоняла в три шеи.

Поскольку в начале очереди обычно стояли одни и те же люди, то довольно скоро организовался эдакий коллективчик. Любителей пролезть без очереди гоняли уже всей стаей. Но и своим спуску не давали! Ежели кто опоздал, то шуруй в конец очереди.

Поскольку время доставки вечерних газет никто не знали и нигде оно не регламентировалось, то стоять приходилось и по два часа. Особенно фигово было в пятилетку больших похорон – газеты задерживались из-за очередных некрологов, соболезнований и биографий свежепреставленного начальника. Злились, материли заботливое правительство, но стояли. А куда деваться? Не купишь программку сейчас, то в субботу ее уже не будет.

Диффсит, панимаешь!

Василий и Василиса

Когда-то наш дом номер 13 по Тверской улице стоял между двумя такими же доходными домами. И сзади тоже подпирал корпус дома по Очаковской улице. Потом соседние дома снесли, вместо одного построили школу, а место другого частично занял дом номер 15. Его пристроили в конце семидесятых, незадолго до нашего переезда, кирпичная девятиэтажка протянулась вдоль Тверской. Внутреннее пространство отвели под некое подобие двора. Сперва там было просто грязи по уши, где-то через год мусор вывезли и соорудили чахленький газончик. Как-то так вышло, что двор от Тверской к Очаковской шел под наклоном, получился довольно крутой подъем. Сейчас, кажется, эту разницу уровней ликвидировали...

Газон в центре двора упорно не хотел становиться газоном. Чахленькая трава еще как-то пробивалась через неплодородную почву, а деревья сохли сразу. Видимо, чувствовали, что приживаться тут не стоит. Единственная польза от газона была только для собаководов – другого места выгула поблизости не было. Ну и бродячие кошки летом любили поваляться на травке, погреть брюшко на солнышке...

Кошек было две. Вернее, это были кот и кошка. Сперва появился кот, серый с белым гладкошерстный дворянин. Продолговатая физиономия, спокойный, чуть надменный взгляд и абсолютное наплевательство на всех и вся. Людей не боялся абсолютно, просто обходил стороной, как столб или дерево. До попрошайничества не опускался, но и от угощения не отказывался. При виде еды отзывался на любую кличку, но как-то закрепилось за ним имя Васька. Кот Васька...

Откуда появилась кошка понять было сложно. Скорее всего, она обитала при детской больнице – Очаковская, дом 6, там совсем грудничков выхаживали. Когда-то и меня там приводили в жизнеспособность... Не знаю, осталась ли там больница до нынешнего времени, в девяностых старинное здание в центре города приглянулось то ли Собчаку, то ли одному из его замов и власти всячески лоббировали затею переделать здание больницы в элитное жилье. И охрана под боком – общежитие МВД. Но тогда, в начале восьмидесятых, хозяевами были врачи. Видимо, кто-то из нянечек подкармливал кошку в обмен на нехитрые кошачьи услуги.

Кошка была вполне типичная, преимущественно серая с вкраплениями черных, белых и рыжих полосок; пушистая и явно старше Василия. Как уж она Ваську окрутила – ей одной ведомо. Но один раз захомутав кота, кошка его от себя не отпускала. Так и обзавелся Василий своей Василисой. В назначенный природой срок Василиса родила четырех котят, в то время как Василий в поте морды своей добывал пропитание себе и семейству. Надо сказать, что Василиса оказалась дамой весьма строгих правил и держала в узде не только котят, но и муженька.

Какими судьбами в наш двор занесло беленькую кошечку я не знаю. Просто в один солнечный летний денек на газоне посреди двора лежала очаровательная блондинка, кошачий ангел во плоти. Краем глаза заметив Василия, блондиночка жеманно потянулась, приподнялась и принялась увлеченно обнюхивать цветок клевера. Естественно, весь спектакль был разыгран для Васьки, который от такого зрелища потерял всякую осторожность. Охваченный страстью Василий кокетливо подходил к блондинке, не замечая злобного и ревнивого взгляда Василисы. Которая ползком, прячась за поребриком, подбиралась к шлюховатой малолетке.

Развязка была молниеносной. Вместо жаждущего любви Василия перед блондинкой возникла разъяренная мегера. Сидя на задних лапах, Василиса исконно по-бабьи лупила блондинку по морде, наотмашь, обеими передними лапами. Очумев от страха и боли, блондинка рванула на сверхзвуковой, оставив Василия самого разбираться со своей благоверной...

Васька и Василиса прожили вместе еще два года. Потом Василиса пропала. Может, от старости умерла. А, может, и убили... Васька недолго погоревал и стал жить в свое удовольствие. Отъелся, растолстел и обленился.

Новым семейством Василий обзаводиться не стал.

Дядечка Лешечка

Где-то году в восемьдесят третьем слухи о скором расселении дома №13 на Тверской под капитальный ремонт стали реальностью. Несколько семей получили новое жилье в каких-то неведомых Ржевках-Пороховых, а новых жильцов на их место не заселили. Постепенно дом пустел, все меньше окон светились по ночам. Люди ждали смотровых листков – кто с надеждой, кто с опаской.

Больше всего боялся переезда дядечка Лешечка. Это был высокий, под два метра, старик, довольно плотного телосложения, но не толстый. Жил он в нашем же подъезде, только тремя этажами выше. Жил совершенно один, родни и близких почему-то не было. Говорили, что дядечка Лешечка моряк на пенсии, всю жизнь бороздил моря и океаны, потому и семьей не обзавелся. Иногда, обычно по праздникам, дядечка Лешечка действительно появлялся в морской фуражке и кителе, благоухающий "тройным" одеколоном сильнее обычного. Водки и коньяков дядечка Лешечка не признавал. Но, надо сказать, норму свою он знал крепко и до полного свинства не напивался никогда.

Я, как всякая безотцовщина, всегда тянулся к взрослым мужикам. Помогал возиться с "Волгой" дяде Леше из соседнего дома, возле милицейской общаги частенько отирался, много друзей тогда завел... И с дядечкой Лешечкой несколько раз болтали "за жизнь". Видимо, это приятельское общение и подтолкнуло его на дальнейшие действия.

Как-то раз, когда мать была на работе, в дверь квартиры позвонили. Глазка в двери не было, цепочки тоже. За дверью орала какая-то музыка, на вопрос "Кто там?" ответа не последовало. Часа через два звонок повторился. Я опять проорал "Кто там?" и, видимо, сумел переорать музыку.

– Сережа, это дядечка Лешечка!

Открыл дверь. Дядечка Лешечка, будучи в изрядном подпитии, протянул мне маленький радиоприемник "Юнга". Был такой, стоил тринадцать рублей.

– Нравится?

Я обалдело кивнул.

– Тебе!

Отказаться я не сумел, дядечка Лешечка тяжело потопал на свой этаж.

Вечером, малость протрезвев, дядечка Лешечка сделал повторный визит, на этот раз уже к матушке. Долго они сидели на кухне, разговора я не слышал, только суть знаю:

дядечка Лешечка боялся переезжать на новую квартиру, к незнакомым людям, потому просил взять его в мужья. Доводы были разумные: получим отдельную квартиру, а не комнаты в коммуналке. Деньги у него есть, пенсия хорошая, останется все нам, только бы ему спокойно дожить свой век...

Но вот так, с бухты-барахты связаться с совершенно чужим, малознакомым человеком? Который матушке в отцы годился, а мне так просто в деды? Только ради денег? Не по душе все это было.

Естественно, мать отказалась. Дядечка Лешечка получил комнату в доме на улице Тельмана, рядом со строящимися домами. В один из тех домов через пару лет и мы перебрались. Частенько встречались во дворе, но дядечка Лешечка нас уже не узнавал. То ли не хотел, то ли уже не мог. По словам всеведущих старух, дядечка Лешечка все чаще впадал в беспамятство, никого не узнавал и все порывался уехать домой. В свою комнату на Тверской. А найти дом не мог, не помнил как ехать и куда идти.

Вскоре дядечку Лешечку определили в психоневрологический интернат №10, откуда он периодически сбегал. Последний раз я его видел в ноябре 1988-го года. По двору, невзирая на шквальный ветер и снежную метель мчался высокий старик в распахнутом кителе и изломанной фуражке с треснувшим козырьком. Мчался в свой дом, которого у него никогда не было...

Настоящий мужчина

После того, как дядечка Лешечка мне радиоприемник подарил, я долгое время собирался в школу под утреннюю юмористическую передачу на радио "Маяк". Кажется, с семи до половины восьмого утра по будним дням рассказывали смешные истории, пели веселые песенки...

Одну программу почему-то запомнил. Речь шла о современных мужчинах. Что порой не сразу поймешь, кто перед тобой – длинные волосы, темные очки, бесформенный свитер, джинсы, ботинки на каблуке. На руках куча колец и перстней... Того гляди, современные рыцари отберут у женщин колготки.

И дальше шла юмореска о том, как два молодых человека призывного возраста приходят в салон красоты, просят им придать образ настоящих мужчин.

– В первую очередь солярий, чтобы придать коже суровый загар бывалого путешественника. Потом прическа, что-нибудь мужественное. И обязательно для подчеркивания нашей мужественности надо проколоть уши. Конечно, под общим наркозом!

Интересно, жив ли автор той юморески? Сейчас по улице идешь и такое ощущение, что мужики старую хохму восприняли как инструкцию.

Хлестаковщина

В сентябре одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года мне стукнуло четырнадцать лет. Столь солидный возраст ко многому обязывал, но к чему именно я не знал. А вот неудобства возникли почти сразу – из привычной детской поликлиники меня вышибли в подростковый кабинет, в совершенно другом здании и неизвестными врачами. Кому-то из тогдашних чиновников от здравоохранения взбрело в башку согнать всех подростков в отдельное стойбище. Иначе назвать совершенно неприспособленный дом на Второй Советской улице просто нельзя. Дом был при последнем издыхании, но вместо ожидаемого капитального ремонта его слегка подлатали и заселили туда врачей-подростковедов. Впрочем, довольно быстро эта идиотская затея доказала свою нежизнеспособность, подростковый отдел прибили, недавние дети и будущие взрослые расползлись по районным поликлиникам. Мне в этом плане повезло: наша поликлиника №38 была буквально под боком. И гораздо ближе, чем школа...

Надо сказать, что в детской поликлинике бардака было не меньше, чем во взрослой, но... Он был какой-то детский. Игрушечный такой бардачок, если можно так выразиться. Взять хотя бы историю болезни – за все годы лечения в детской поликлинике мою пухлую зеленую тетрадь ни разу не потеряли, даже временно. А во взрослой свеженькую тоненькую папочку с аккуратно заполненной выпиской из детской истории благополучно посеяли на третий день. Больше я выписку не видел и каждый раз приходилось по новой рассказывать про гломерулонефрит и прочие особенности моего организма.

Про бардак с номерками и параллельной "живой" очередью писать не буду. За тридцать лет в этой области не изменилось ровным счетом ничего, так что ничего нового я вам не расскажу. Если, конечно, вы не из тех редких везунчиков, кому за всю жизнь довелось ни разу не попасть в лапы беспощадного российского здравоохранения. Так вот, по причине бардака с очередями нормальные люди в поликлинику шли с термосом и толстой книжкой. У меня не было ни того, ни другого.

Где-то в ноябре восемьдесят пятого меня прохватила очередная простуда и следом привычное обострение гломерулонефрита. Поскольку ничего особо криминального в анализах не было, то в больницу заваливаться не стал, лечился дома, регулярно посещая участкового терапевта. Очередной плановый визит к терапевту предполагался во второй половине дня. Я привычно приперся к началу приема, хотя номерок был из второго десятка. Возле кабинета уже сидели все впереди идущие номера и несколько номерков после меня. Еще несколько человек подпирали стенку в порядке живой очереди, периодически устраивая мелкие склоки на тему "я с вами пройду, мне только спросить". Рядом начинает собираться третья очередь "к сестре"...

Я уныло заключаю, что сидеть придется долго и стараюсь устроиться на жесткой кушетке поудобнее. Врача еще нет, хотя время приема уже началось. Значит, с первым номерком в кабинет вломится несколько желающих "спросить" и начнется банальная свара.

И тут в коридор вплыла Дама. Представьте себе нечто бесформенное, колышущееся наподобие студня, затянутого в подобие костюма. Абсолютное отсутствие вкуса, фигуры и лица. Впрочем, лицо ей успешно заменял яркий макияж.

– Кто сейчас к терапевту пойдет? – пропела Дама.

– Я, – отозвался парень лет тридцати.

– А за ним моя очередь! – тут же заверещала щуплая старушенция.

Дама сморщила боевую раскраску в презрительной гримасе.

– Я перед вами зайду! – не терпящим возражения тоном заявила Дама, обращаясь к парню с первым номером.

– С какой стати? Ишь, чего захотела! Больно умная! – понеслось со всех сторон.

Дама не удостоила смердов ответом, а заняла наиболее выгодную позицию – заблокировала своим студнем дверь в кабинет.

– А врач уже принимает? – пропела Дама второй вопрос.

– Нет ее, опаздывает.

Дама изобразила величественный кивок головой. Вернее, как она себе представляла величественный кивок.

Щуплая старушенция решила не сдаваться без боя:

– Отойдите от двери! Вон живая очередь, занимайте и стойте!

Дама вновь сморщила макияж, на сей раз в презрительной ухмылке.

– Да вы знаете кто я?

– Да хоть кто! Встаньте в конец очереди!

– Женщина, помолчите! – Дама изобразила снисходительную усталость от вынужденного общения с простыми смертными. – Я всего лишь на два слова, мне ваша поликлиника даром не нужна. Я в поликлинике при Смольном лечусь. Между прочим, мой муж дружит с сыном самого Горбачева.

– С чьим сыном, простите? – поинтересовался седовласый джентльмен пенсионного возраста.

– Михаила Сергеевича Горбачева – продекламировала Дама. – Его сын здесь в Большом Драматическом театре работает.

– Прошу прощения, – оживился джентльмен, – а сына не Игорь зовут?

– Для кого Игорь, а для кого Игорь Михайлович! – фыркнула Дама.

– Вообще-то, Игорь Олегович.

– Да вы...

– Игорь Олегович Горбачев, – повысил голос джентльмен, непочтительно перебивая Даму, – никак не может быть сыном Михаила Сергеевича, поскольку старше "отца" на четыре года. И, между прочим, он работает в театре имени Пушкина, а не в БДТ.

Из раскрытого рта Дамы раздалось какое-то шипение пополам с клекотом, будто дрались змея с разъяренной курицей. Боевая раскраска на лице дергалась и складывалась в совершенно невероятные комбинации. Затем кисель в костюме дробной рысью помчался к выходу.

Если б знали вы!..

Вслед за взрослой поликлиникой последовало мое первое попадание во взрослую больницу. Зимой восемьдесят четвертого года я загремел в больницу имени Урицкого, что на Фонтанке, в отделении нефрологии. Узнал я там много чего нового, в том числе услышал и такую историю:

было это в одном из пригородов Ленинграда. В местный штаб ДНД (если кто не помнит – добровольная народная дружина) поступил сигнал, что на одной даче установлен самогонный аппарат, хозяин самогон гонит. Пошли проверять, куда деваться? Постучались, дверь открывается, на пороге Василий Павлович Соловьев-Седой. Тот самый, что "Подмосковные вечера" написал. Мужики малость оробели, но отступать некуда, спрашивают: "Так и так, поступила телега, что у вас самогонный аппарат стоит". Василий Павлович виновато вздохнул: "Стоит аппарат, ребятки. У меня, ребятки, от магазинной водки изжога жуткая, вот я ее дома и перегоняю".

Аппарат отбирать не стали.

Часть вторая

БАЙКИ СТАРОГО СЛЕСАРЯ

Многоуровневые сны

(Вместо предисловия)

Кто читал "Тополиную рубашку" Крапивина, наверняка помнит описание многоуровневых снов. Этой ночью в такой сон угодил я сам.

"Ленинец", цех 116. И – Юрий Викторович Парфенов... За своим верстаком, что-то мастерит. Я у другого верстака, ряда через три, болтаю с Олегом Ивановым, моим первым и единственным тренером по пинг-понгу. Время, видимо, ближе к обеду, потому что я в "низком старте" – готов мчаться в столовую, занимать место у раздачи. Наша обычная практика была: я занимал места на нас четверых, иначе сорока минут на обед не хватало, вперед пролезали орлы из "сто семнадцатого". Благо их двери аккурат напротив столовой, а нам с четвертого этажа еще спуститься надо было...

Юру (никогда не звал его по имени) вижу хорошо, он изредка поднимает голову – за моей спиной часы висят. И тут до меня доходит, что я давно в этом цехе не работаю, что Юра много лет как похоронен на Волковом кладбище и все это сон. И – просыпаюсь?

Опять "Ленинец", снова цех 116, только место другое: небольшой коридорчик рядом с моей бывшей кладовой. Бывшей, потому что я работаю в другом цехе... Мимо проходит тетя Лена Торлина, фрезеровщица. Глаза заплаканы. Я спрашиваю про Юру – неужели правда умер? Тетя Лена, сквозь плач, говорит, что Юра сам себя убил... Все это настолько дико, что я разом вспоминаю: ведь я много лет уже не работаю на "Ленинце"! И тетя Лена умерла задолго до Юрия Викторовича. Мне об этом сообщил наш бывший профсоюзный вожак Андронов, которого я в девяносто восьмом случайно встретил возле метро. И – просыпаюсь?

В своей квартире на проспекте Большевиков. Лежу в кровати, пытаюсь осмыслить увиденный сон, вспоминаю голос Юриной вдовы по телефону. Чтобы Юра мог пойти на самоубийство? Бред, дурацкий сон.

И тут меня окончательно будит кот. Я в своей квартире на улице Новоселов, где живу больше десяти лет. На часах половина седьмого и скоро меня должен разбудить выполняющий функции будильника телевизор...

Начни сначала

До шестнадцати лет я, как и все нормальные дети, сперва мечтал стать космонавтом, потом знаменитым хоккеистом, после всерьез увлекся кукольным театром и надеялся поступить в театральный институт. Если бы мне тогда сказали, что вместо театрального я попаду в ПТУ и стану слесарем, то без преувеличения – я был бы в ужасе. Ну не годился я в слесари ни по характеру, ни по призванию, ни по здоровью. Какой я тогда был? В четырнадцать лет мне никто не давал больше двенадцати. Вечно болеющий, худющий до прозрачности, с маленькими "музыкальными" руками. Этими руками на скрипке пиликать, а не молоток держать! До середины пятого класса я на уроки труда попадал раза три, не больше. И все три раза в столярку. Если по дереву я еще хоть что-то сделать мог, то как работать с железом вообще не понимал. Но рано или поздно свидание со слесарной мастерской должно было случиться. В один прекрасный день, после очередного ОРВИ, я попал в совершенно незнакомую для меня атмосферу – железные верстаки, незнакомые инструменты, трудовик чего-то непонятное бормочет... К счастью, сосед по верстаку перевел задание на русский – взять квадратный лист металла, разметить и просверлить четыре отверстия согласно схеме на доске.

Взял линейку, взял чертилку – кусок закаленной проволоки с заточенным острием, нацарапал разметку. Зажал железку в ручных тисках, потопал к станку. Мне пальцем у виска крутят: накернить надо!

Теперь-то я знаю, что для того, чтобы сверло не елозило по металлу, в железке надо сделать небольшое углубление, иначе говоря керн. Для получения керна используется кернер, толстый металлический штырь, заточенный с одного конца. Вот на картинке:

Разметочный инструмент: а — чертилка; б — кернер обыкновенный; в — циркуль; г — малка; д — рейсмас; е — штангенрейсмас.

Процесс накернивания угадывается по форме инструмента – ставишь острым концом в нужную точку, по пятке (тупой стороне) керна тюкаешь молотком. Готово!

Не завидуйте, это я сейчас такой умный. А тогда я понятия не имел, как этот керн выглядит. Подошел к шкафу, выудил круглый заостренный стержень, вернулся к верстаку, примериваюсь тюкнуть первый керн. А мне орут "Положь надфиль, два!"... Ну да, я вместо керна взял круглый надфиль и пытался им накернить разметку.

Прошло время. После восьмого класса я успешно вылетел в ПТУ и пришел на заводскую практику. Первым же делом узнал, что в качестве кернера все слесари цеха используют круглые надфили с заточенным кончиком.

Забудь!

Кажется, у раннего Задорнова был рассказ "Дневник молодого специалиста". Там каждый новый этап его жизни начинался со слов "Забудь все, чему тебя до этого учили!".

Первыми словами, которыми меня встретили в ПТУ, было "Тут тебе не школа!". После чего коротко, но подробно объяснили, что я теперь вливаюсь в славную семью советского рабочего класса и, значит, становлюсь взрослым членом общества. А это значит, что пора забыть детские забавы, отныне всей моей жизнью будет править трудовая дисциплина. Правда, чем трудовая дисциплина отличается от обычной объяснить не смогли.

Видимо, в полном соответствии с трудовой дисциплиной первого сентября не удалось найти свою фамилию в списках групп, хотя перечитал вывешенные листки вдоль и поперек. Рядом со мной столь же безуспешно пытались найти себя еще человек сорок, что несколько успокаивало.

Тем временем торжественная церемония начала нового учебного года уже набирала ход. Директор училища что-то там вещал про очередное поколение советских рабочих, из динамиков пели про заводскую проходную, что в люди вывела... Без малого полсотни человек были чужими на этом празднике жизни.

Наконец нарисовался субъект лет пятидесяти с хвостиком. Мелкий, тощий, в очках и с татуировкой "Толя". Представился Анатолием Николаевичем, сказал, что он мастер группы 622, список которой он сейчас зачитает.

– Афонин!

– Я! – Белобрысый парнишка поднимает руку.

– Давыдов!

– Здесь... – отзывается парень рядом со мной.

Десяток фамилий, десяток откликов.

– Кабиров!

– Я! – Высоченный красавец-брюнет, по которому театральный институт плачет и все девки сохнут.

Еще десяток фамилий.

– Уткин!

– Я! Здесь! – Сразу два голоса. Один, ясное дело, мой, второго Уткина я не вижу.

Анатолий Николаевич тупо смотрит в бумажку. Что в толпе может быть два человека с фамилией Уткин в его мозгу никак не умещается.

– Уткин Д.! – кривясь словно от мучительной боли читает мастер.

– Я-а! – Теперь вижу мелкого пацана в противоположном углу.

– Уткин С.? – удивленно читает следующую строчку в списке Анатолий Николаевич.

– Здесь. – Облегченно выдыхаю я.

Мастер тупо смотрит сперва на меня, потом на моего однофамильца.

– Братья, что ли? – вслух размышляет наставник.

– Нет! – Кричит Уткин Д.

– Даже не однофамильцы, – сдуру добавляю я. Бородатая хохма вгоняет Анатолия Николаевича в ступор. Он медленно елозит пальцем по бумажке, сравнивая написание двух фамилий.

– Уткин?.. Уткин... Не братья, не однофамильцы... Уткин... – бормочет мастер под сдавленный гогот пацанов. Так ничего не поняв, Анатолий Николаевич дочитывает список. Всего нас двадцать четыре раздолбая, которым через десять месяцев предстоит стать слесарями механосборочных работ.

Если бы я тогда знал в какое дерьмо меня занесло!..

Первая пара, как сейчас помню, была "Спецтехнология слесарного дела". Преподавательница по совместительству оказалась нашим классным руководителем. Такая двойная ответственность – на уроках теории за нас отвечал классный руководитель, а на практике уже знакомый нам Анатолий Николаевич. Классная оказалась тетка, наша классная. В смысле, учиться у нее было легко и вне уроков можно было поболтать о жизни. Вот только я до сих пор не понимаю, на кой черт мы зубрили таблицу допусков и посадок, ежели эта самая таблица висела в каждом цеху?

От практических занятий в мастерских училища толку тоже было немного. До самой заводской практики мы при помощи напильников пытались изготовить металлическую часть молотка. Занятие столь же бесполезное, сколь и нудное. Все, включая преподавателей, ждали января, когда должна была начаться производственная практика. Но до этого группу крепко тряхнуло.

ТУ-3, как нам сказали в самом начале года, было базовым училищем "Ленинца". Про "Ленинец" мы тогда ничего не слышали, потому что завод секретный. Поэтому в группы с трехгодичным обучением отбор был на уровне хорошего института. И я очень жалею, что из-за моего гломерулонефрита меня медики не пустили на курсы радиомонтажников. Куда, кстати, попали двое моих одноклассников, Виталька Колмаков и Сашка Ульянов. Но при наборе десятимесячных групп система дала сбой, набрали самый натуральный сброд. Практически за каждым были приводы в милицию, большинство пацанов уже выпивали, трое были алкоголиками. Были и такие, кто попробовал наркоту. Не курил в группе я один.

Естественно, мелкие происшествия случались почти каждую неделю. То во время обеда кто-нибудь из запойных лосьона "Огуречный" накушается. А то по пьяни решит с Анатолием Николаевичем отношения на кулаках выяснить. На эти "шалости" руководство училища даже внимания не обращало.  Серьезное ЧП произошло в начале ноября, во время урока информатики. Красавец Кабиров наглотался какой-то дури и в состоянии наркотического опьянения решил повеситься на лестничной площадке. Снял с шеи длинный "зенитовский" шарф, привязал к батарее центрального отопления и, поскольку высоты не хватало, поджал ноги. Именно недостаток высоты не дал самоубийце сломать шею, а толстый вязаный шарф спас от удушения. Приехали медики, вынули оболтуса из петли, зафиксировали на носилках, поскольку Кабиров норовил разбить головой стекло "скорой".

После этого случая группу долго шерстили, мастеру и классному руководителю всыпали по первое число. Тут же начали составлять списки кого куда на практику отправлять. Из трех групп, это порядка восьмидесяти человек, на "Ленинец" попало пятеро. Остальных распихали по заводам Ленинграда, где требования к чистоте анкеты были не столь строги.

И наконец-то январь, первый день производственной практики. Временные пропуска, Анатолий Николаевич долго плутает в коридорах "Ленинца" в поисках цеха 116. Знакомимся с бригадиром. Николай Александрович, низенький коренастый мужичок лет пятидесяти. Морда плутовская, улыбчивая. Первые же слова:

– Забудьте всю ту чушь, которой вас в училище нагрузили.

Обнадеживающее начало.

Переодеваюсь в халат. Полагающийся по технике безопасности берет прячу в карман, поскольку успел заметить – никто на участке головных уборов не носит. Николай Саныч выделяет мне верстак рядом со своим, по соседству устраивается Деня Афонин. С начала сентября Деня, как ярый знаток и поклонник тяжелого металла, успел отрастить хайр до плеч, чем изрядно бесит нашего Анатолия Николаевича.

– Уткин, Афонин! Почему не в беретах?

Мастер, легок на помине. Деня на Анатолия Николаевича давно уже не реагирует, предпочитая отмалчиваться. Оно и правильно, дураку что-то объяснять бесполезно, но я этого еще не понимаю.

– Анатолий Николаевич, так ведь все без беретов...

– А если все из окна прыгать будут? Немедленно надеть берет!

– Дома забыл, – вру я, только чтобы отвязаться.

– Чтобы завтра был в берете! Афонин, тебя тоже касается!

Мастер удаляется, надутый как индюк от сознания своей значимости. Николай Саныч задумчиво смотрит ему вслед:

– Чему вас мог научить этот полудурок?

Вопрос явно риторический.

Первым делом обзаводимся самым необходимым инструментом. Измерительные инструменты нам пока не доверяют, выдают комплект надфилей и по паре молотков. Логика простая – ежели практиканты  что и сопрут, то этим инструментам в базарный день грош цена. Николай Саныч тут же показывает как из круглого надфиля сделать кернышек, заодно и навыки работы с точильным станком получаем. Остаток дня работаем дятлами: бригадир приволок кучу заготовок с уже нанесенной разметкой, мы с Денисом керним точки под сверление. За один рабочий день узнали больше, чем за четыре месяца обучения в ПТУ...

На следующий день Дениса почему-то нет, я один. Николай Саныч подсовывает мне кучу алюминиевых пластинок. Для химической лаборатории нужны пробники – листочки металла, на которые будут наносить всякие покрытия и краски. Задача: просверлить отверстие диаметром два миллиметра и отзенковать. То есть, снять острую кромку. Работа не требует точности, никого не волнует, если отверстие будет чуть больше и просверлено чуть левее или правее. Мне на верстак ставится миниатюрный сверлильный станочек, я быстренько осваиваю заточку сверла под мягкие металлы и начинаю сверловку. Теория как обычно расходится с практикой. По совету Николая Саныча снимаю стружку со сверла просто пальцами. Алюминий мягкий, стружка тоненькая. Двигатель сверлильного станочка слабый, остановить рукой может даже такой заморыш как я. Получить травму при всех этих вводных совершенно нереально.

Но нарисовавшийся у меня за спиной Анатолий Николаевич так не считает. В его примитивном мозгу фиксируется комплекс нарушений техники безопасности. Берет опять не надел. Патрон станка закручиваю рукой, а надо ключом. Заготовку держу в руке, а должен крепить в тисках. И (о, ужас!) стружку я снимаю пальцами, а должен специальным крюком.

– Где крюк?

– Нету...

– Бардак! – Злобно лает мастер и уносится. Через минуту бежит обратно, тащит с токарного участка громадный крюк. Снимать им стружку с двухмиллиметрового сверла все равно, что ломом в зубах ковырять. Но до мастера это не доходит.

Николай Саныч, до этого копошившийся в утробе какого-то хитрого механизма, наконец замечает мастера, ошалелого меня и громадный крюк, который занимает половину верстака.

– Это зачем?

– Стружку снимать... – Вздыхаю я. Мол, я знаю, что идиотизм, но как это объяснить нашему кретину?

– Кто принес?

– Я принес! – Тявкает Анатолий Николаевич. – Так положено по технике безопасности!

Николай Саныч долго и пристально всматривается в лицо мастера. Сделав соответствующие выводы, говорит медленно, не повышая голоса, чеканя каждое слово:

– Сейчас парни работают в моей бригаде. Ответственность за их безопасность несу я. И мне решать каким инструментом, в какой спецодежде им работать. Понятно?

– П-понятно... – Растерянно блеет сдувающийся будто лопнувший шарик Анатолий Николаевич.

– Раз понятно, – понижает голос Николай Саныч, – тогда вали отсюда!

Мастер краснеет, бледнеет, с минуту беззвучно хлопает ртом. Потом срывается с места и улепетывает так, словно ему дали хорошего пинка.

Николай Саныч забирает у меня с верстака крюк.

– Этим крюком не стружку, а таких вот мастеров снимать надо.

Дипломированный специалист

Не знаю как в других училищах, а в нашем ТУ-3 кроме сдачи теории предполагалось написание дипломной работы с описанием процесса изготовления нужной в народном хозяйстве штуковины. И саму штуковину сотворить в точном соответствии с описанным процессом.

Нашей группе поручили сборку платы элементов для управляющего модуля лифта. Согласно Техническому заданию плата изготавливалась из текстолита либо гетинакса толщиной 50 миллиметров. Если есть линейка под руками, то отмерьте пять сантиметров и держите перед глазами. Чтобы будущие слесари ничего ненужного не выдумали, нам показали эталонный диплом, с которого предложили списать текст. Эталон начинался с фразы:

"Гетинаксовая плата размером 400х250 вырубается из листового текстолита толщиной 50 миллиметров посредством гильотинных ножниц".

Как из листа текстолита получить гетинаксовую плату я не знаю до сих пор. А по технологии нужно пояснить. Принцип работы станка под названием "ножницы гильотинные" точно такой же, что и у обычных ножниц, которые есть в каждом доме. Режут они не потому что острые, а потому что лезвия плотно примыкают друг другу. Хорошими ножницами разрезать лист бумаги проще простого. Но ежели начать ими резать засохшую вафлю, то будет море крошек и криво разломанная вафелька. А если перестараться, то и ножницы сломать недолго.

Теперь представьте вместо вафельки пятисантиметровый лист текстолита, а вместо обычных ножниц станок. Результат будет точно такой же.

Но диплом-то делать надо. Я поперся на заготовительный участок, там тетки мне популярно объяснили: текстолит такой толщины режут на механической пиле, станок марки такой-то. Я с этими знаниями помчался к мастеру группы – так и так, нельзя текстолит рубить, пилить надо. А мне в ответ: "пиши рационализаторское предложение".

Я не нашелся что ответить. И до сих пор не знаю какими цензурными словами высказать то чувство глубокого охерения. Технология десятилетиями применяется, станки старше меня, есть на этот счет все необходимые ТУ. А мне мастер производственного обучения предлагает писать рацпредложение.

В итоге диплом я так и не написал. И не я один, из трех групп только один парень полностью сдал все как надо и получил третий разряд. Остальные раздолбаи, включая меня, мирно топали в соседний строймаг, покупали набор гаечных ключей и обменивали их на диплом.

Правильно потом бригадир Николай Александрович сказал: в путяге только время потерял, надо было прямиком на "Ленинец" двигать, учеником слесаря...

Мои университеты

Если быть абсолютно точным, то моя трудовая карьера началась не на "Ленинце", а годом раньше – летом восемьдесят шестого года я устроился на временную работу в трамвайный парк имени Смирнова. Сейчас этого парка уже нет, на его месте строят нечто под названием "Невская ратуша". Как называлась моя должность уже не вспомню, а суть простая: сортировал деньги. Водители трамваев, сдавая смену, приносили в кассу брезентовые мешки механических касс. Эти мешки вскрывались, высыпались на стол, где содержимое рассортировывали – бумажки отдельно, медь отдельно, никель отдельно. Никель (монеты по 10, 15, 20 и 50 копеек) рассортировывали вручную, медь шла в здоровенную махину. Весь этот металлолом пересчитывался, паковался и сдавался инкассаторам в банк.

Первое, на чем меня кинули в отделе кадров: наотрез отказались выдать трудовую книжку. Волну погнала местная профсоюзная лидерша, которой было лень оформлять документы на временщика. Впрочем, я склонен думать, что это была маленькая месть. Дело в том, что в этом трампарке мойщицей вагонов работала моя матушка. Незадолго до моего прихода ее попытались лишить премии, а десять рублей при окладе девяносто деньги не лишние. Надо сказать, что каждый месяц кого-то из мойщиц лишали премии без объяснения причин. Все молчали, а матушка пошла разбираться. Услышав "У тебя весь вагон в соплях", мать просто взъярилась: "пойдемте, покажете где у меня сопли в вагоне". Естественно, никто никуда не пошел, премию вернули, но злобу затаили. Спустя некоторое время на мостках через смотровую яму мать наступила на гнилую доску и буквально пролетела сквозь обломки. Медсанчасть трамвайно-троллейбусного управления Ленинграда была тут же, на Дегтярном. Осмотрели, переломов не выявили, но на правой ноге обнаружилась здоровенная рваная рана.

И вот здесь начались чудеса советской системы. Во-первых, рану толком не обработали и даже не промыли, хотя доски стерильными точно не были – мазут, машинное масло и просто грязь... Во-вторых, не выдали больничный, поскольку травма это несчастный случай на производстве, а, значит, куча разборок на всех уровнях. В-третьих, травма по вине трампарка, а это означает стопроцентную оплату по больничному листу. Матушка после пролета сквозь доски мало чего соображала и мечтала просто добраться до дому. Что ей там наплели и как уговорили замять дело мама плохо помнит.

На следующее утро нога под повязкой начала чернеть. С грехом пополам добрались до травмпункта районной поликлиники, благо здание буквально ста метрах было. В травме мать принять отказались и послали в свою медсанчасть. Дойти до Дегтярного переулка мать в любом случае не могла, кое-как доковыляла домой. Ногу спасали самолечением, народной медициной, о которой слесарь Малахов никакого представления не имеет. Сколько там времени прошло не скажу, не помню, но когда более-менее полегчало, мать пришла в свою медсанчасть. Тут ей и припечатали: прогулы без уважительной причины, увольняем по статье. Тут уже матушка сообразила – районная прокуратура была по соседству, на Девятой Советской улице. Дохромала туда, рассказала как дело было. Выслушали, записали. Сказали идти обратно в трампарк, пусть попробуют уволить. Сказали: "Если будут пихать документы на подпись, то ничего не брать и не подписывать, а предложить переслать все документы вот сюда". И выдали бланк с фамилией, должностью и адресом.

Естественно, в трампарке такого оборота не ожидали. Про увольнение тут же забыли. Матушке оформили полный рабочий месяц, как будто ничего и не было. Но проверки все же были, кое-кого поперли. Профсоюзную лидершу тоже потрясли, но удержалась. Однако злобу затаила и не упустила возможности подгадить мне при приеме на работу. А могла бы вспомнить, что путевку в санаторий, которую в трампарк ежегодно выделяли на меня (хронический гломерулонефрит с 12 лет), мадам профсоюз зажимала для своей доченьки. Узнал я об этом совершенно случайно, когда переводил свою историю болезни из детской районной поликлиники во взрослую...

Кстати, как раз в разгар рабочего лета я загремел в больницу с обострением гломерулонефрита. Помещение толком не вентилировалось, окна были наглухо закупорены. Чтоб, значит, кто-нибудь мешок с деньгами в окошко не выбросил. К концу дня все бегали мокрые как мыши. А там уже дело техники – вышел потный на улицу, на ветерочке просвистело, простуда и очередное осложнение старой болячки...

Работенка, доложу я вам, была самая скотская. Если не верите, то попросите в магазине или сберкассе разменять тысячу рублей монетами разного достоинства, от одной копейки до одного рубля. Запихните весь этот металлолом в холщовый мешок и потрясите минут двадцать. А потом содержимое мешка высыпьте на стол и попробуйте рассортировать мелочь. И учтите, что у вас задача заведомо легче, поскольку сейчас нет монет достоинством в 2, 3, 15 и 20 копеек. И еще: в день выручка трампарка составляла несколько десятков тысяч рублей. На моей памяти и за сто тысяч переваливало.

Первую неделю я не мог спать. Только закроешь глаза – и перед тобой опять груды монет. Потом привык, но монотонную работу с тех пор ненавижу. И отлично понимаю героя Чарли Чаплина, который сошел с ума, работая на конвейере. Я бы на его месте тоже сбрендил...

Когда в конце августа настало время увольняться, начальница разоткровенничалась: им из отдела кадров шепнули, что я в детской комнате милиции на учете состоял (почти правда) за многочисленные кражи (вранье). И они все ждали, когда я мелочь тырить начну...

ЧП трамвайного масштаба

Работа в трамвайном парке добавила трещин в светлый образ советского быта. Как сейчас принято говорить, шаблон начал рваться. Конечно, кое-что я от матушки слышал. Но одно дело слышать, а видеть своими глазами совсем другое.

Во второй половине июня настало время получать свой первый аванс. Касса трампарка находилась в здании администрации, рядом с кабинетами начальства, бухгалтерии и прочих высокопосаженных лиц. Тут же висел стенд со всякими важными бумажками. Обычно там вешали никому неинтересную макулатуру, но сейчас у стенда толпился почти весь трудовой коллектив парка. Продравшись к стенду, я увидел громадную стенгазету-"молнию", посвященную случившемуся чрезвычайному происшествию.

 Если вам, мои дорогие читатели, когда-нибудь доводилось поздно вечером или рано утром  побывать на конечной остановке советского трамвая, то наверняка обратили внимание на вагоны, оставшиеся ночевать. Думаю, всем понятно, зачем их там оставляют – чтобы пассажирам утром не ждать, когда трамвай из парка добежит до кольца и пойдет обратно. Одно из таких трамвайных колец было (может, и сейчас есть) на Бухарестской улице, напротив кинотеатра "Слава". Это место действия. А действующими лицами стали два приятеля, оба водители трамваев. Один уже свой дневной норматив отъездил, у второго оставался последний рейс с конечной на выше упомянутом кольце. Впереди у обоих был выходной день. Который было решено посвятить излюбленному виду отдыха – игре в литрбол. Чтобы даром время не терять, бухло успели закупить еще по дороге. И на кольцо прибыли в полном боевом снаряжении.

Теперь картина маслом. Дано:

два здоровых лба, страстно желающих выпить. На руках у них полная сумка выпивки и закуски.

Спрашивается: а чего ждать-то?

Вряд ли мужики планировали прямо в трамвае ужраться до потери сознательности. Накатили по одной, за ней вторая... Бутылка...

А надо бы до дому как-то выдвигаться...

До остановки далеко, и последний трамвай уже ушел...

А на хрена нам какой-то трамвай, если мы сами в трамвае?

Поехали?

Поехали!

И по ночному Ленинграду покатился трамвай, который вели двое абсолютно невменяемых.

В общей сложности пьяный вагон проехал километра три. То ли перед тем, как окончательно выпасть в осадок кто-то сумел обесточить трамвай, то ли каким-то другим чудом, но вагон встал неподалеку от перекрестка с улицей Салова. Где его утром и обнаружили удивленные прохожие. Трамвайное движение по Бухарестской улице было парализовано около двух часов. Пока пригнали "техничку", пока уволокли... Все это время горе-водители пребывали в полной отключке. Единственное, что отличало их тела от трупов, был громоподобный храп.

Вагон после этого случая отмывали неделю. Запах водочного перегара вперемешку с вонью испражнений вывести почти невозможно.

Дружбанам-алкашам по всем статьям светило увольнение с запретом работать вагоновожатыми. Но в итоге обделались легким испугом. Происшествие удалось замять внутри трамвайно-троллейбусного управления, городские власти про этот случай даже не узнали. Вернее, узнали официальную версию – вышел из строя трамвай, его оперативно увели с маршрута. На радостях начальство постановило: провинившихся лишить премии и на три месяца перевести в слесари подвижного состава.

Ну и трудовой коллектив трампарка нарушителей вынес суровое порицание. А как же иначе? Дисциплина прежде всего!

Командоры в Стране Дураков

Поклонников творчества Владислава Крапивина просьба не беспокоиться, к нему этот рассказ никаким боком.

Я, кажется, где-то уже писал, что долгое время приходилось читать совершенно случайные книги без всякой системы. Матушка моя в литературе и по сей день не разбирается, а больше подсказать было некому. Ну и хронический дефицит хороших книг на прилавках советских магазинов тоже свою роль сыграл.

В начале семьдесят девятого года лежал я в детской больнице по соседству с Волковым кладбищем, где прочухивался от едва не отправившего меня в гроб гайморита. По милости участкового педиатра болезнь была запущена до полного безобразия, поэтому лежал долго. В общей сложности тогда в больнице провел два месяца. Развлечений типа приемника в палате или телевизора на отделении не было, так что постоянной просьбой было "Принесите что-нибудь почитать". Матушка и притащила "что-нибудь": толстенный фотоальбом про ленинградский Дворец пионеров и книжку некоего С.С. Витченко "Дорогие наши мальчишки". Думала, что это про детей, а там зачинатель движения наставников, слесарь завода "Электросила" Степан Витченко рассказывал про необходимость идеологической работы с подростками на производстве.

Сказать, что книга дерьмо – это ничего не сказать. Две сотни страниц идеологического бухтения о передовой роли советского пролетариата и необходимости воспитывать молодежь в любви к труду и Коммунистической партии. Конечно, с регулярным упоминанием партийной и профсоюзной организаций "Электросилы" и сознательного трудового коллектива. И в итоге: передовые рабочие, воспитанные лично Семеном Витченко, достойно несущие знамя рабочего класса.

Как я эту галиматью тогда читал? Сам удивляюсь. Видимо, другого чтива у соседей выпросить не удалось. И забыл бы я эту книженцию про заводской рай как кошмарный сон, если бы потом не угодил на "Ленинец". Расхождение реальности с книжками и фильмами о советском производстве было охренительным. Буквально в первый же месяц практики на нашем участке случилось ЧП: троица слесарей, двое пацанов из нашей бригады и их наставник, в обеденный перерыв упились до отключки и залегли дрыхнуть в укромном местечке. Местечко было действительно укромным: отгороженный закуток на запасной лестничной площадке. Там хранились особо крупные заготовки – металлические блины толщиной сантиметров в тридцать и диаметром от полуметра и больше. Когда-то часть лестничной площадки отгородили листами железа, высотой метра два. А высота потолков около пяти метров и рядом окошко с металлической решеткой, по которой в закуток перебраться не составляло труда. Поскольку такие крупные заготовки требовались крайне редко, убежище могло просуществовать очень долго. Если бы перепившийся наставник не задал такого храпака, что заглушал рев станков.

На следующий день в цеху устроили общее собрание, "героев" пред лицом товарищей выставили на обозрение. И по всем канонам идеологических книжек пропесочить их должны были по самое не балуй с увольнением по статье. Тем более что в пьянке на рабочем месте наставник замечался неоднократно. Видимо, поэтому и поручили делиться с молодежью опытом...

Фигвам. Пацанам вяло погрозили пальцем. Один хрен осенью в армию уйдут, так чего анкету портить? Наставнику влепили нестрогий выговор и лишили премии. Пейте, кавалеры, дальше... Что они и делали.

К сожалению, история эта далеко не единичная. Самый громкий скандал случился уже в начале девяностых, когда я перебрался в другой цех. Занимались мы обслуживанием здания: сантехника, электрика, радиоузел, котельная. Контингент подобрался соответствующий, тотально проспиртованный. То есть, пили все. Сто грамм в обед пропустить святое дело. На водке все, в общем-то, и держалось. Потому что без стакана или бутылки выполнялся только обязательный минимум работ. Все остальное рабочее время тратилось на добывание бухла.

Два гаврика из бригады сантехников в процессе проверки магистралей наткнулись на нечто спиртосодержащее. Поскольку находка обнаружилась в подвале рядом с бывшим цехом гальваники, то рискну предположить – кто-то после промывки деталей сливал грязный технический спирт в канистру, да так и бросил. А мужики, будучи в твердой уверенности что спирт любую заразу убивает, накеросинились в "китайском домике", была такая пристроечка в южном внутреннем дворе...

Утром следующего дня в "китайском домике" дворники обнаружили два трупа. Тут же донесли до директора, дело дошло до ушей Турчака... В общем, шуму было много. Начальник цеха был так зол, что собственноручно сорвал с доски некрологи с фотками покойничков. Что он при этом говорил, я повторять не буду – сплошной мат. И, надо сказать, что такую "заупокойную" покойнички заслужили.

Вот только пить меньше не стали. И я свою первую рюмку на "Ленинце" выпил. Тоже с "наставником"...

Видел бы Витченко это "воспитание" молодежи... Впрочем, наверняка на "Электросиле" пили не меньше. Просто в книжках писали что велено, а не что есть на самом деле.

Выпить малость алкоголия

Кстати, о выпивке. Как-то вечером патриции собрались у Капитолия... В смысле, собрались мужики в курилке, байки потравить. Я к тому времени уже пообжился, с мужиками познакомился и периодически попадал под артобстрел розыгрышей и подколок.

В этот раз коллеги обсуждали кто как очередные праздники отмечал. Что пили, чем закусывали... Мне эта тема была незнакома, а потому неинтересна. Юра Парфенов не упустил случая проехаться по моему адресу:

– Сереня, а ты у нас и не куришь, и водки не пьешь?

– Нет, – отвечаю.

– А чего так?

– Боюсь, – говорю, – угодить в ощип. Как тот петух.

– Правильно говорят: как кур в ощип.

– Это в пословице какой-то мифический кур. А петух был вполне натуральный.

– Какой-такой петух?

Я устроился поудобнее и, польщенный всеобщим вниманием, начал:

– Это мне матушка давно еще рассказывала. Когда она была совсем соплячкой, в их деревне один мужик затеялся из пьяной вишни настойку делать. Видимо, простой самогон кушать уже надоело, решил облагородить напиток. А пьяная вишня, окромя приятного вкуса и отбития сивушного запаху, еще и дополнительный градус придает. Кто когда-нибудь эту вишню ел, тот понимает. Зверье лесное, между прочим, тоже не дураки! Врезать пьяной вишни грамм по сто писят на рыло редко упускают случай. Хотя бывают и такие кабаны, что готовы насвинячиться до поросячьего визгу. Вот...

Короче, набрал сосед этой самой пьяной вишни, завернул ягоды в чистую тряпицу и в бутыль с самогоном зарядил. Недели через две от ягод остались только косточки в тряпочке. Мужик сверток из бутыли выудил, косточки вытряхнул, тряпицу в стакан отжал – не пропадать же добру? Заодно и пробу снял. А косточки ягодные в выгребную яму отправил. Вот...

Не помню, то ли в этот же день, то ли на следующее утро, но добрался до косточек соседский петух. Кур ведь зерном не корми, только дай в говне покопаться. Уж не знаю, какой жемчуг они в навозе ищут, но только выгнать кур из выгребной ямы еще сложнее, чем из огорода. А тут петух-топотун откопал отмокшие в самогоне косточки пьяной вишни. Клюнул одну – не распробовал. Клюнул вторую – пошел легкий эффект от первой. Короче, ударными темпами этот петух все косточки склевал. Оно и понятно – он хучь и петух, но мозги-то в ем куриные. Вот...

Где-то через час хозяйка смотрит – во дворе ейный петух валяется. Дохлый. То есть, жрать нельзя. Ну, поохала баба, погоревала, а куды деваться-то? Ощипала петуха, чтоб хоть перо не пропало. Тушку в ту же выгребную яму выбросила. Вот...

Сколько-то времени прошло не знаю. Может, час, может, поболе. Прочухался наш петух от дикого холода. Башка с перепою трешшыть, в клюве кака и какая-то сука всю одежу сперла. Оставила в полном, не при дамах будь сказано, неглиже. Вылез, болезный, из выгребной ямы, пошлепал к ближайшей луже водицы испить. Ну, сушняк у мужика, понимать надо.

В это время хозяйка по избе чего-то хлопотала. Случаем в окошко глянула – а во дворе бывший дохлый петух разгуливает, в самом что ни на есть срамном виде. Баба сперва чуть сознательность не потеряла, но взяла себя в руки. Петух с похмелюги даже удивиться не успел, как хозяйские крепкие руки схватили добра молодца, пристроили на колоду для рубки дров и вострый топор снес хмельную головушку. Тело покойного было сварено во щах и съедено с большим аппетитом.

Так что, братцы, пейте, да помните: чрезмерное употребление алкоголя может повредить вашему здоровью. Минздрав, так сказать, предупреждает.

Профессионалы

Чтобы два раза не вставать, еще одна история, которую слышал от матушки. Записал я ее летом две тыщи одиннадцатого года, когда затонул теплоход "Булгария".

Пару лет назад, когда фрегат "Штандарт" едва не заперли на Неве, угораздило меня на сайте газеты "Деловой Петербург" схлестнуться с мореманами из Академии имени Макарова. Морячки, ни разу в жизни не видевшие ни самого "Штандарта", ни чертежей фрегата, дружно клеймили идиотов-энтузиастов, которые на своих дровах лезут в открытое море, наплевав на безопасность. Потому, мол, правильно этому домострою документы не дают.

У "Булгарии" были все необходимые документы, судно (согласно документам) соответствовало всем нормам безопасности и руководил командой профессиональный капитан. Тем не менее, "Булгария" на дне Волги, водолазы подняли более полусотни трупов, а завтра день траура по погибшим...

Профессионализм... Очнитесь, люди, откуда у нас профессионалы? Хрен знает сколько лет существования Советского Союза специальность получали не по призванию, а по престижности. А если в престижный ВУЗ не поступил, то подавай документы куда попало. Лишь бы студент, лишь бы диплом. Лишь бы не в армию... В итоге по бумажкам специалистов было до фига, а работать некому.

Вот, например. Матушка моя, когда из деревни удрала, прикатила в Волховстрой. Быстренько закончила курсы, получила бумажку, удостоверяющую, что "Уткина Т.Н. успешно сдала экзамен про специальности попар". Жаль, с переездами потерялась та бумажка, сейчас бы отсканировать, народ повеселить... Вместе с веселой бумажкой маманя получила распределение, выпало ей быть коком на речном буксире "Воинов". Маленькая такая калоша, команда полтора десятка молодых раздолбаев. Тягали баржи по Волхову туда-обратно. Чтобы в Ладогу высунуться – ни-ни! Только по реке. Но и на реке порой в переплеты попадали.

Как-то раз наблюдали такое дело. Стояли они в очереди перед плотиной, ждали когда шлюз их поднимет. Перед "Воиновым" шел однотипный буксирчик, у которого приключилась фигня с машиной – напрочь отказал средний и малый ход. Могли работать либо "полный вперед", либо "полный назад". А тут надо в шлюзовую камеру войти, скорость так рассчитать, чтобы по инерции вкатиться и "полным назад" успеть застопориться, не раздолбав шлюз к едреней фене. Видать, капитан буксирчика так увлекся расчетом скорости, что про руль не сразу вспомнил. И скулой в бык, в опору моста, со всего маху впечатался, только треск пошел.

Экипаж "Воинова" все это время в рубке торчал. На палубу почему-то выходить запрещалось, вояки, которые шлюз охраняли, сразу орали "не высовываться". Маманя, соответственно, тоже с мужиками время коротала. Когда буксир быка поцеловал и речники заговорили о трудности прохождения створа, капитан Володя поделился:

– Фигня. Там сильное течение, справа налево. Я всегда целюсь носом в правый бык и потом чуть-чуть даю лево руля. Течение само в центр между быками выносит.

Потом еще и на практике показал, когда дождались своей очереди...

Прошел месяц. Капитан Володя получил назначение на новое судно, капитаном "Воинова" сделали какого-то старого козла, до этого болтавшегося в вечных помощниках. Старик на радостях устроил грандиозную попойку. Квасил экипаж трое суток. Без отрыва от производства. То есть, буксир двигался за очередной баржей. Но между буксиром и баржой стояла Волховская плотина.

Экипаж, напомню, во главе с капитаном квасил третьи сутки. То есть, их и так штормило. А тут еще на Волхове волнение началось, штормовое предупреждение. В рубке два тела, капитан и стармех, окончательно выпали в осадок. А машина работает полным ходом и плотина гораздо ближе горизонта. Тело капитана мужественно попыталось взять штурвал, но по причине шторма не могло разглядеть не только шлюз, но и плотину.

Единственным трезвым человеком на борту оставалась Тома Уткина. Поскольку перспектива раздолбаться в хлам из-за пьяных идиотов Томе не улыбалась абсолютно, то пришлось срочно брать ситуацию в свои руки. То есть, браться за штурвал. Вспомнила слова Володи-капитана, нацелила нос на правый бык и чуток лево руля дала. Хорошо, что стармех вовремя сообразил ход переключить и старого козла закинуть в дальний угол рубки. Тот все пытался оттащить Тому от штурвала... Так в шлюзовую камеру и вкатились.

Когда закрылись ворота шлюза и прекратилась качка, тело капитана дорвалось таки до управления. По уму нужно было пришвартоваться. Но поскольку капитан упорно заруливал куда-то не туда, "Воинов" в процессе подъема болтался по шлюзу как цветок в бочке. В целом поднялись без потерь, хотя пару раз кормой в стенку впечатались ощутимо.

Подобных случаев тогда было до фига. А сейчас еще больше. Пару лет назад на Ладоге экскурсионный теплоход заработал пробоину и сел на мель. Как потом показали пассажиры: команда квасила с момента отплытия от Речного вокзала.

Профессионалы...

Так проходит земная слава

Вспомнил еще одну историю, которую матушка рассказывала.

Значит, дело было еще до моего рождения, году примерно в 1967-м. Матушка успешно отплавала навигацию коком, но зимовать в Волхове желания не было. За четыре года сменила несколько мест работы, успела побывать и подсобной рабочей на стройке, и няней-уборщицей в яслях, и дворником. После чего занесло мою маманю на железную дорогу, в феврале 1966-го года стала Тамара Уткина путевой рабочей.

А что такое "путевой рабочий" на советской железной дороге? По сути: ломовая лошадь. Где-то в сети лежит видеоролик с импортным шпалоукладчиком. Машина сама старые шпалы выдергивает, новые кладет и гравием засыпает. Мужикам с лопатами остается только гравий разровнять, красоту навести. Лепота!

Нет, конечно в Советском Союзе механизация труда тоже присутствовала. В кинохронике времен строительства БАМа очень любили показывать отечественные шпалоукладчики. Беда в том, что этих укладчиков катастрофически не хватало, да и предназначались они для строительства новых дорог. Для ремонта же не годились совершенно... Поэтому текущий ремонт (замена прогнивших шпал и выработавших ресурс рельсов) производили шпалоукладчики модели ОРБ-50, что означало "обыкновенная русская баба, грузоподъемность до 50 кг".

Кстати! Примерно в том же 67-м году пришла в матушкину бригаду новенькая. Совсем девочка, то ли узбечка, то ли таджичка, уж не помню. Несмотря на юный возраст и совершенно неподходящую для тяжелой работы конституцию, новенькая старалась работать наравне со всеми, поблажек не просила.

Где-то через месяц, во время обеденного перерыва, девчушка подошла к мамане, глаза испуганные:

– Тамара, у меня почему-то из пупка течет...

Матушка тут же погнала девчонку в санчасть. Точный диагноз не знаю, а попросту говоря - надорвалась девочка. Пришла из санчасти с больничным листом. Матушка тут и спросила какого лешего этой восточной красавице не сиделось дома.

– Хотела колыбель революции посмотреть...

Маманя как рявкнет:

– Дура! Тебя эта колыбель в гроб загонит! Собирай манатки и езжай домой!

Девчонка так и поступила. Что уж там с ней дальше было – нам того не ведомо. А маманя продолжала таскать шпалы с рельсами, пока не забеременела и не перевели на легкий труд.

А вы говорите – техника...

Но это так, к слову. История совсем о другом.

Как-то раз погнали бригаду проверять отдаленный участок. Подогнали дрезину-"пионерочку", загрузили людей с инструментами, сзади еще дефектоскоп прицепили. И завезли к лешему на выселки. Всю бригаду поставили стрелку перебирать, а маманю и еще одного мужика отправили в пешее путешествие по шпалам с дефектоскопом в компании.

Значит, если кто не в курсе. Дефектоскоп это такая инструментина для диагностики железнодорожных путей. Устанавливается на небольшую двуосную тележку, которую нужно катить по путям. В процессе движения прибор фиксирует исправность путей – состояние рельс, расстояние между ними и т.д. Тележка довольно тяжелая, поэтому отправляли с ней обычно двоих. Катить-то можно и одному, но ежели на пути нарисуется поезд, то снимать дефектоскоп с рельс и ставить обратно лучше вдвоем.

Начальство, распределив объем работ, умотало на "пионерочке" по своим делам. Матушка с Федей Захлевным (так мужика звали) дефектоскоп наладили, покатили. А дело было летом, но с погодой не повезло. Выдалось типичное питерское лето, холодное и вечно плачущее дождем. Но деваться некуда. Идут, толкают тележку перед собой, сами прислушиваются – не идет ли встречный? Поезд от столкновения с тележкой не пострадает, разве что краску поцарапает. А за дефектоскоп из зарплаты придется платить. Бывали случаи.

Но поезда не слышно, только ворона где-то в деревьях каркает. Молча идти скучно, матушке потрепаться захотелось. Только рот раскрыла, Федя на нее шипит:

– Тихо!

Маманя язык придержала, уши навострила, вперед смотрит. Нет поезда, не видно и не слышно ничего. Только ворона каркает.

– Федь, да нету там...

– Тише, говорю! Слышишь?

Опять прислушалась. Все те же дождь и ворона. Матушка в удивлении на Федю уставилась, а тот упорно что-то слушает.

– Что ты ваньку валяешь? Ничего я не слышу!

Федя выдержал паузу, дождался, когда ворона выдаст очередное "кар" и восхищенно прошептал:

– Людка Зыкина поет!..

Наверное, кто-то из читателей возмутится: как можно так неуважительно о великой певице, которой уже нет в живых... Ребят, я ведь не зря несколько раз указал время действия. В конце шестидесятых Зыкина была в зените своей славы, ее песни звучали со всех сторон.

А вспомнил я эту историю потому, что сейчас слишком часто говорят о всенародной любви к некоторым персонам, умершим или ныне здравствующим.

Как говорили когда-то в FIDOnet: отучаемся говорить за всех.

День защитника Отечества

Меня Бог миловал, избавил от воинской повинности. Заработанный в детстве гломерулонефрит стал основанием для зачисления в запас. Годен к нестроевой в военное время.

В октябре восемьдесят седьмого для уточнения диагноза загнали меня в Первый медицинский институт имени Мечникова. Который аккурат по соседству с городским моргом и крематорием.

Приперся я на отделение урологии, залег в палату с еще семью такими же обалдуями. Правда, одно существенное отличие было: парни нефрит имитировали путем вливания в мочу яичного белка. Мне имитировать ничего не приходилось, выписка из истории болезни говорила сама за себя.

В принципе, все было понятно и без госпитализации. Тем не менее, меня честно исследовали дней пять. После чего в палату приперся некто Шишкин. За давностью лет уже не помню, то ли он уже был кандидатом медицинских наук, то ли как раз на кандидатскую материал собирал. Поэтому активно склонял призывников на проведение биопсии почки. Довод был прост, как две копейки: если диагноз подтвердился, то освобождение пожизненно. Не подтвердился – отсрочка один год, как после операции.

Не знаю кто как, а лично я очень не люблю, когда в моем организме кто-то посторонний ковыряется. А тут еще выяснилось, что Шишкин биопсию проводит новым передовым методом. Скажем, в той же Военно-Медицинской академии биопсию проводили просто и без затей – открытым способом. Как аппендицит вырезают, только сзади. Последствия примерно те же: маленький шрамик и неделя на восстановление. Зато почка перед хирургом как на ладони, сразу ясно какой именно кусок твоего ливера в лабораторию отправился.

Шишкин же предлагал менее травматичный способ: под местным наркозом в тело вводилась длинная пустотелая игла, которая должна была выйти на почку. И через эту иглу отщипывался кусочек. Вслепую! Это сейчас оптоволокно и миниатюрные камеры в любую дырку пропихнуть можно. А в конце восьмидесятых такая техника была за гранью фантастики. Поэтому закрытая биопсия по идее должна была проводиться под постоянным рентгенологическим контролем.

На практике все выглядело чуток иначе. Парни, прошедшие биопсию по методе Шишкина, рассказали: в процедурной висел рентгеновский снимок потрохов неизвестного солдата. Очередную жертву вивисекции укладывали мордой в стол, зеленкой рисовали примерное расположение внутренних органов и по этой "карте" проводили глубокое бурение породы.

Как понимаете, с таким прицеливанием попадание иглы в почку носило чисто случайный характер. Поэтому результат бывал разный. Помню, привезли на обследование женщину из другой больницы. Поскольку пациентка временная, на одну ночь, койку в палате ей выделять не стали, накрыли диванчик в фойе. Женщина категорически не хотела на биопсию, но ее согласия никто не спрашивал. Что там пошло не так – не знаю. Говорили, что игла попала в кровеносный сосуд, а сразу не заметили. Жалобы на боль медсестрички проигнорировали, врачей дергать не стали – пациентка ведь не своя. Утром женщину без сознания увозила реанимационная бригада.

Сложив в своей непутевой голове все вводные, я сделал единственный правильный выбор: отказался от биопсии. Шишкин почему-то был уверен, что отказа не последует и сильно разнервничался. Может, время его поджимало, не знаю... Примчался этот гиппократ без шляпы в палату, начал орать что ежели я вот сию секунду не поменяю своего решения, то он в выписке такое напишет, что меня прямо с больничной койки в армию забреют. В ответ я ему популярно объяснил где я Шишкина с биопсией видел и по какому адресу им обоим пройти. Шишкин налился соком так, что мог бы играть синьора Помидора без грима. Проорав "На выписку сейчас же!", эскулап вылетел из палаты.

Через полчаса притащили мои шмотки и бумаги. Больничного листа среди них не оказалось. По действующему тогда закону, больничный мне был бы положен, если бы я пролежал в больнице четырнадцать дней. Меня вышибли на два дня раньше срока, поэтому считалось, что я отбывал воинскую повинность. О чем должен был получить соответствующую справку в военкомате. А по этой справке я должен был получить сто процентов оклада, чем сильно огорчил мастера слесарного участка Пискунову.

За год моей работы слесарем самую большую зарплату мне насчитали именно в этом октябре...

Лупа

Как-то раз, когда я еще слесарничал, бригадир Николай Саныч сбагрил мне операцию по разметке каких-то направляющих. Приволокли заготовки – уголки из стали-нержавейки, чертежи. А там с дюжину отверстий на каждом ребре уголка, и ну очень малые допуски на отклонения между центрами отверстий. Сотые доли миллиметра, буквально! Только не спрашивайте на фиг такая точность, я сам не знаю. Саныч взялся инструктировать:

– Значит, рейсмас выставляешь и делаешь только одну риску! Второй раз не чиркай, даже если риска еле видна, обязательно или выше, или ниже махнешь. Когда все риски поставишь – керни. Но не сразу шлепай со всей дури, а чуток наметь и через лупу проверь! Промахнешься с керном и вся деталь в брак!

Выслушав ценные указания, я потопал в инструментальную кладовую, поскольку лупы в моем арсенале еще не было. Кладовая оказалась закрытой, торопиться мне было некуда и я остался ждать кладовщицу. Тут меня и застал Юра Парфенов.

– Ты чего тут?

– Кладовщицу жду.

– Опять метчик сломал?

– Не, лупа нужна, разметку проверять.

Юра хмыкнул.

– Лупа вещь хорошая, в хозяйстве полезная. Пошли, перекурим.

Я хоть и не курил, но двинулся вслед за Юрой. Стоять у окошка кладовой было скучно, лучше сидеть на лавочке в курилке. Благо от лавочки до инструменталки пять шагов...

Сели, Юра закурил свой неизменный "беломор".

– Ты не знаешь, сейчас в киосках "Союзпечати" увеличительные стекла еще продают?

Я не знал.

– В мое время продавали. Как сейчас помню: маленькая линза трешку стоила, большая восемь рублей. Для пацана деньги просто невероятные. А мне тогда было лет четырнадцать... Очень хотелось купить линзу. Бате врал, что для филателии, а на самом деле штука универсальная. Но батя мой не дурак, сам в детстве с увеличительным стеклом баловался... Так и не дал денег. А приятель мой, Толька, своего папашу уломал. Подгадал момент, когда батька шел с работы поддавши и выцыганил трешку. Батька Толькин где-то дежурным сантехником работал, регулярно приходил с работы навеселе. А характер у него был такой, что как выпьет – добрейшей души человек. Вот Толька и воспользовался...

Тут как на грех в ближайших ларьках маленькие стекла пропали. Только здоровенные лежат, по восемь рублей. А у нас и денег таких даже вскладчину не собрать, да и не нужно нам большое стекло! Носить неудобно, в карман не влезает. Того гляди, или потеряешь, или разобьешь...

Решили ждать. Прошло где-то недели две, мы во дворе собрались. Тут прибегает один из наших пацанов: привезли, говорит, маленькие линзы. Мы всей толпой к киоску направились. А тут навстречу Толькин батяня, опять под газом. Он-то знал для чего деньги нужны, Толька темнить не стал. Увидел нас, заулыбался. "Что", говорит, " за лупой пошли?"

Юра вдруг мечтательно улыбнулся.

– У меня так свербело ответить "нет, ногами"!.. Еле сдержался, зубы сжал, аж челюсти свело. Иначе Толькин батя мне язык в задницу запихнул бы... Несмотря на доброту выпивошную.

Кто нас только учил?..

Помните детский фильм про Буратино? Когда Мальвина интересуется, кто занимался образованием длинноносого хулигана. Мне этот вопрос задали в военкомате, а вместо куклы с голубыми волосами передо мной сидел майор с блестящей лысиной.

Разговор был аккурат после окончания ПТУ. Образования на тот момент у меня было даже меньше, чем у Адама. Если кто не смотрел "Божественную комедию" Центрального театра кукол Сергея Образцова, поясню. Есть в спектакле такая сценка: Бог только сотворил Адама и ангел затеялся заполнять на него анкету. Имя "Адам", фамилии нет, отчества тоже нет, поскольку отца нет и не было... Добрались до графы "Образование":

– Да какое у него образование? – удивляется Бог. – Его ж только что сотворили! Ничего не знает, ничего не умеет!.. Пиши "среднее"!

Так вот у меня тогда было "неполное среднее". То есть, восемь классов, и то с очень большой натяжкой. Если честно, то из восьми классов реально я в школе проучился всего класса три. При этом умудрился ни разу не оставаться на второй год! После восьмого класса перескочил в ПТУ, там курсы десять месяцев. По идее, параллельно должны были девятый класс закончить, но почему-то не сложилось.

Меня, правда, вопрос неполного образования не беспокоил никак. Хотя мысль о поступлении в институт иногда забредала в голову, но до меня почему-то никак не доходило, что для получения образования высшего сперва неплохо бы получить среднее.

И вдруг на тебе! Почему военкомату так приспичило загнать меня в школу? Не знаю. Хотя уже было известно, что в армию служить я не пойду, прицепились ко мне вояки крепко. Настолько, что всучили направление в школу рабочей молодежи, которая располагалась на Восьмой Советской улице.

Делать было нечего, поперся в эту школу. После работы (заканчивали мы без десяти четыре) спустился в метро, доехал до "Площади Восстания". И сдуру решил пройтись пешком, благо от метро до школы рукой подать. А дело было то ли в конце февраля, то ли в начале марта. То есть, на тротуарах мерзкая жижа из снега и соли, под которой толстый слой льда. Да-да, при Советской власти улицы тоже плохо убирали! Если кто не верит, вот вам:

Это кадр из фильма "Чехарда", снят в 1987-м году. В кадре вход в Таврический сад со стороны улицы Салтыкова-Щедрина (ныне Кирочная). Здесь хоть тротуар широкий, раз или два в неделю трактор сгребал снег к поребрику. А моя дорога к знаниям шла по Греческому проспекту, по узким тротуарам которого трактор пройти не мог. Не пролезал. И потому снег спокойно себе лежал, спрессовываясь под ногами ленинградцев в непроходимую полосу препятствий из обледенелых кочек и заполненных соленой жижей ям. Добавьте сюда короткий зимний день и крайне скудное освещение нецентральных улиц города-героя. Представили себе картинку? Теперь вы понимаете, почему восемьсот метров от метро до школы я шел почти час, пришел злой на весь мир, хлюпая мокрыми сапогами.

Завуч школы, молодой мужик, был плохим психологом и моего настроения не уловил. Иначе бы он не начал разговор с расписания, которое ничем не отличалось от расписания обычной средней школы. Те же предметы, кроме физ-ры и труда, так же бывает пять или шесть уроков, только занятия пять дней в неделю...

– Чего? – переспросил я, решив, что мне послышалось.

– Пять дней в неделю, начало уроков в восемнадцать часов...

Дальше я уже не слушал, мрачно просчитывая примерное расписание:

05:30 – Подъем, туалет, завтрак;

06:10 – Выход из дома;

07:00-15:52 – Работа;

16:00-18:00 – Время на то, чтобы где-то пожрать и доехать до школы;

18-00-23:00 – Школа.

Домой при таком графике я в лучшем случае приезжал к полуночи. Оставшееся время нужно было распределить между сном и выполнением домашнего задания.

Проанализировав вводные данные, я послал опешившего завуча вместе со школой и военкоматом по всем известному адресу. После чего отбыл восвояси.

На какое-то время от меня отстали. Я успел переквалифицироваться из слесаря в комплектовщики и уже сам начал подумывать, что без среднего образования шансов на карьерный рост у меня немного. Но даже с учетом более легкой работы впрягаться в пятидневное шестичасовое обучение не хотелось. Район у нас уже тогда был криминально неблагополучный, дорога к дому лежала через пустыри, где могли запросто лишить не только кошелька, но и жизни. И это не преувеличение.

К стыду своему, я не помню, кто именно мне посоветовал школу номер 133. Вечерняя сменная школа предлагала просто шикарный график – занятия один день в неделю, с девяти утра до четырех часов вечера. Из расписания убирались всякие труды с физкультурами, иностранные языки с черчениями... За честно отбытый в школе день выдавалась справка. Которую мастер механического участка Тихенко, под чье крыло я перешел со слесарного участка, посчитал как единовременный документ. Месяца два я каждый понедельник честно ходил в школу и приносил свежие справки. Которые никому на фиг не были нужны. А если нет никакой разницы, то зачем ходить в школу? И я потихоньку начал школу прогуливать...

В итоге дело дошло до того, что я не появлялся в школе с декабря по май. И был невероятно удивлен, когда в почтовом ящике обнаружил открытку от нового классного руководителя. В открытке сообщалось, что несмотря на мои прогулы меня все-таки перевели в десятый класс и очень ждут в новом учебном году. А чтобы я не забыл случайно дорогу, о моих прогулах сообщили по месту работы...

На работе мне, конечно, влетело. Школу больше не прогуливал и выпускные экзамены сдал на четверки. Девятнадцатого июня девяносто первого года я получил аттестат о среднем образовании. А в августе грянуло...

Думаю, нет смысла пересказывать историю ГКЧП, развала Советского Союза и перехода к рыночной экономике. Просто в какой-то момент стало ясно, что про институт можно забыть. Не до жиру, выжить бы... Но человек предполагает, а Господь располагает.

В сентябре девяносто первого года я перешел старшим кладовщиком в цех 135. А в начале девяносто второго за какие-то заслуги нашему цеху выделили персональный компьютер. Изначально предполагалось поставить один IBM 386 в кабинет начальника цеха. Зачем? Сам не знаю. Компьютерных специалистов в те времена вообще было немного, а в нашем цеху с такой техникой дела не имел никто. Компьютерной безграмотностью тогдашнего начальника цеха Анатолия Николаевича Вепренцева воспользовался кто-то более продвинутый и предложил обмен – вместо одного IBM 386 давал две отечественные EC1841. Вепренцев, как сам потом признавался, сдуру поверил, что вся разница в мониторах – у импортного был цветной дисплей, а к нашим прилагались черно-белые. И согласился. Второй компьютер поставили ко мне на склад.

Вепренцев быстро понял, что его облапошили, но крутить назад уже было нереально – материальные ценности поставили на баланс.

Сейчас мало кто знает, что такое эта ЕС1841, так что чуток о своем первом компьютере расскажу. Вот она, моя прелесть:

IBM-совместимый компьютер отечественного производства. Память 640 килобайт, два дисковода по 720 килобайт на каждый. На картинке конфигурация с жестким диском, о котором я лишь мечтал. Изначально шел в комплекте с дискетами отечественной системы Альфа-ДОС, которой пользоваться было невозможно.

Стали думать, как это добро можно использовать. Первым делом искали игрушки. Начальство азартно рубилось в Digger, я часами летал в Elite, мой напарник Толя Корняков предпочитал подзабытую игру Kicks, смысл которой заключался в отвоевывании территории у какой-то летающей хрени.

Когда игры поднадоели, стали думать как приспособить технику на благо человечества. Я к тому времени проштудировал учебники Фигурнова и полностью освоился в MS-DOS. На компьютерах без жестких дисков, с объемом памяти 640 килобайт я ухитрялся создавать виртуальный диск, куда зафутболивал командные файлы системы. В итоге производительность выросла в разы, поскольку машине не приходилось каждый раз считывать данные с пятидюймовой дискеты.

Естественно, одними книжками дело не обходилось. Я познакомился с несколькими программистами, поднабрался кое-каких знаний и узнал что такое базы данных. Так родилась идея сделать электронную картотеку. Поскольку своих знаний не хватало, то для начала взяли по совместительству одного паренька. С его помощью на базе dBase IV (кто-то еще помнит, что это такое?) сочинили нечто, по функциям напоминающее современное 1С: Предприятие. Но начальство результат не одобрило. Для запуска картотеки нужно было сделать несколько движений, включающих замену дискет. То есть, сперва нужно было загрузить оболочку dBase, а уже из-под нее запускать программу. Неудобно, особенно если начальство может часами искать клавишу [SPACE]...

Стали думать, как быть. Знакомые программеры советовали сделать исполняемый модуль на FoxPro, но нам этот вариант не подходил. Программа получалась объемом больше мегабайта, а у наших дискет емкость была всего 720 килобайт.

И тут кто-то вспомнил про систему управления Clipper. У кого-то даже нашелся дистрибутив Clipper Summer'87, но вот беда – с ним никто не работал. И документации нет...

Выход из тупиковой ситуации нашелся случайно. Где-то мне попалось объявление о курсах повышения квалификации, на которых изучали MS-DOS, Windows, Norton Commander... И – СУБД Clipper. Полностью весь курс мне был на фиг не нужен, стадию "чайника" я к тому времени давно прошел. Позвонил по указанному в объявлении номеру, узнал что почем. Оказалось, что три недели обучения с отрывом от работы стоят пять тысяч рублей. Моя зарплата на тот момент была чуть больше тысячи. Пришлось уламывать начальство, оплатили мою учебу...

Курсы у нас вела Наталья Леонидовна Евдокимова. Я влился в группу, когда закончилась программа для компьютерно безграмотных. Желающих учиться управлять базами данных набралось около десятка человек, в том числе одна дама "слегка за сорок". Как оказалось, дама умудрилась стать ведущим программистом, будучи клинической идиоткой в плане освоения компьютеров. Через пару дней группа уже делала первую практическую работу по Clipper, а дама пыталась сдать "хвост" по MS-DOS. Ей нужно было написать простенький batch-файл, последовательно выполнявший десять команд. Минут через десять компьютер дамы наотрез отказался выполнять какие-либо действия, выдавая ошибку "Нехватка памяти". Как оказалось, ведущий программист в хвост пакета написала NC.exe и система послушно загружала в память новую копию Нортон Коммандера. На пятнадцатой копии память кончилась...

В итоге эта дама надоела всем, включая преподавателя. Наталья Леонидовна попросила меня сделать курсовую по клипперу, лишь бы отвязаться от бестолкового ведущего программиста. И, поскольку мне была нужна практика, то я в просьбе не отказал, отработал диплом свой дважды.

А еще через месяц я самостоятельно настрогал две весьма приличных программы для родного цеха. Начальнику склепал картотеку работяг с функцией расчета зарплаты, себе на склад картотеку номенклатуры. И все это исправно работало на компьютерах, которые уже тогда считались устаревшими!

К чему я все это все вспомнил? У себя на сайте я про себя написал "образования никакого, то есть, среднее, с элементами специального". Последнее время мне частенько тычут в нос этими словами. Вот, например:

Козыряя поверхностными знаниями истории, Вы лишний раз напоминаете людям о своей некомпитентности и необразованности. Прощайте "необразованный" троль

Орфография и пунктуация оригинала. И это пишет человек с высшим образованием.

А как вам история, когда Денису Драгунскому, про которого написаны "Денискины рассказы", позвонили с телеканала "Россия" и попросили позвать папу? Очень хотели с Виктором Юзефовичем поговорить о современных детских книгах.

Или совсем свеженькое: пресс-служба Губернатора Санкт-Петербурга пригласила жителей и гостей города на Петропавловскую набережную, посетить памятник морякам.

Это все люди с высшим образованием. Я со своим "никаким" образованием почему-то знаю, что Виктор Драгунский умер сорок лет назад. И что в Питере нет Петропавловской набережной, а памятник работы Аникушина установлен на Петровской. И при всей своей безграмотности я никогда не напишу "компитентность" или "притензия".

А кому-то пришлось долго учиться, получить диплом о высшем образовании, чтобы остаться дебилами.

От каждого по...

В школе нам твердили принципы социализма и коммунизма. При социализме каждый работал по способностям, а получал по труду. В теории...

Я уже тогда никак не мог в толк взять: почему моя мама пашет дни и ночи напролет, а зарплата у нее все равно копеечная? Объяснение пришло несколько позже, в лице все того же Юрия Викторовича Парфенова:

– Это при социализме каждому по труду. А у нас совок, здесь каждому по умению лизать жопу вышестоящего товарища.

Пошевелив мозгами, я вынужден был признать правоту коллеги. Не раз и не два слышал я от матушки, как еще на железной дороге бригадир стрелочников Заничева всячески продвигала свою подпевалу и матушкину напарницу Риту. Как в ночь на стрелках дежурить – это Тома Уткина. А как премию получать – Рита.

Особенно забавным был такой эпизод. Где-то году в 1974-м или 1975-м, незадолго до увольнения с железной дороги, матушка неожиданно для себя угодила в кино. Ленинградская студия кинохроники тогда ежемесячно выпускала эдакий альманах о достижениях города-героя Ленинграда. Ну и прикатилась кинобригада снимать как лихо борются со снегом ленинградские железнодорожники. Зима тогда снежная выдалась. Не знаю как сейчас, а тогда у стрелок были магистрали со сжатым воздухом. Берешь шланг и воздушной струей выносишь снег, очищая рельсы.

Вот, значит, прикатились киношники, расспросили чего как. У Заничевой интервью взяли, передовую стрелочницу Риту крупным планом сняли. А потом попросили на камеру продуть стрелку. "Дышите глубже, вы взолнованно чистите рельсы коммунизма!"

Рита шланг взяла, чуток вентиль приоткрыла и вроде как на рельсы дует. А воздух из шланга еле идет, таким напором воздушный шарик не надуешь, чего уж про снег говорить... От комариного чиха и то больше толку. А стрелка-то стоит. Матушка Риту обложила трехвагонным с прицепом матом, отобрала шланг, открутила вентиль как положено и взялась чистить стрелку всерьез. Кинохроникеры оказались ребята толковые, не драпанули когда снег им за шиворот да в ботинки полетел. Честно засняли весь процесс, записали матушкины ФИО и только после этого помчались отогреваться.

Где-то через месяц в Клубе Железнодорожников на Лиговском было какое-то празднество, а заодно просмотр свежего киноальманаха с участием "наших железнодорожников". Матушку в очередной раз оставили дежурить на стрелках, так что посмотреть как она выглядит на большом экране не удалось. Но на следующий день напарница Рита с маманей не поздоровалась и общаться отказалась наотрез. Матушка в полном недоумении – с чего вдруг такая немилость? Ответ дала Заничева. При всей бригаде мастер выговаривала своей прихлебале за нерадивость. Мол, ее как передовика и ударницу в кино порекомендовали, так она умудрилась обосраться и вместо нее Уткину показали...

Матушке эти разговоры были глубоко по фиг. Но ровно до той поры, как однажды ей поручили собирать профсоюзные взносы. У нас на "Ленинце" профсоюз сразу вычитали, на стадии бухгалтерии. А на железке, видимо, не дотумкали. Поэтому в каждую получку Заничева с ведомостью обходила трудяг, собирая десятину. А тут накладка: Заничеву на какую-то конференцию послали заседать. Заместитель профорга тоже по какой-то причине отсутствовал. Кто-то из начальства опять нашел стрелочницу. В переносном смысле, хотя... Короче, сунули ведомость моей мамане как вечно крайней. Матушка в эту ведомость глянула, сравнила циферки, аккуратно сложила бумажку и вернула начальству.

– Я, – говорит, – у вас все ночные отпахала, все "горячие" стрелки мои, так? А как деньги получать, так Уткиной меньше всех? Мне, значит, на руки сто сорок рублей. А напарнице Рите, которая в конторе постоянно ошивается, сто восемьдесят. А Заничевой без малого три сотни насчитали!

– Заничева, – отвечают, – бригадир!

– Вот пусть бригадир теперь и дежурит ночами.

Вскоре матушка уволилась по собственному желанию.

Рассказал я тогда эту историю Юре Парфенову. Не так складно, но смысл передал. Юрий Викторович пыхнул "беломориной" и пожал плечами:

– А ты думаешь, здесь иначе? Все то же самое! Кто в цеху больше всех получает? Колька Смирнов! А почему? Да потому что жена нормировщица и с мастером всегда на все согласный. А ты говоришь – социализм!

Почти четверть века с того разговора прошло. Вроде бы ну все изменилось: другая страна, другие люди, компьютеры вот... А присмотришься – не-а, все тот же совок. И в чести все то же умение лизать жопу вышестоящего товарища.

И еще иногда думаю: может, где-то сохранился тот киножурнал? Посмотреть бы...

Совпало

Мой коллега Юрий Викторович Парфенов, светлая ему память, давно уже рассказывал:

"Прижало мотор, да так капитально, что пришлось в больницу на капремонт вставать. Батя, как отставной вояка, уговорил корешей в Первой медицинской к себе взять. Первые дни самые гнусные – рентген, кардиограмма, анализы... Погнали кровь из вены сдавать, на холестерин и сахар. Прихожу в процедурную, а там вместо красотки Валечки сидит будущий военврач. На практику сослали, чтоб знал почем фунт изюму. И я у него первый. Не в смысле очереди, а вообще первый, кому он в вену иголкой полезет. От страха этот эскулап белей своего халата, но молодец – руки не трясутся. Жгут наложил, иголку одноразовую распаковал, локтевой сгиб ватой со спиртом протер. Кожу проколол нормально, а вот в вену попасть не может. И так он к ней, и этак – уходит вена из-под иглы. А в процедурной нас двое, никого из опытных нету и кричать "Мама!" уже без толку. Пришлось брать процесс в свои руки. Не буквально, но я руководил этим салагой. Не зря же двадцать лет донором кровь сдавал, насмотрелся чего как... Так и выкрутились. Парень кровушки нацедил сколько полагается, а в благодарность за науку казенного спирту отлил".

Поржали мы тогда всей бригадой. Прошло лет, не соврать бы, восемнадцать. Уже и Юру схоронили на Волковом, и я кучу мест работы сменил. А тут прихватило, да так, что в поликлинику пришлось идти. Тоже по моторной части. И тоже назначают анализ крови из вены, на холестерин. Ну, дело привычное, с утреца натощак поперся. Пораньше, чтоб поменьше голодать. И, хотите, верьте, хотите нет, но угодил ровно в такую же историю! Сидит в процедурной темнице девица – косы нет, зато халатик укоротила аж по ягодицы. Практиканточка, руку набивает. И я у нее первый!!!

Как она у меня в руке иглой шуровала и вену искала – рассказывать не буду. Скажу лишь: когда вошел в процедурный и эту красу неписаную увидал, то была мысль подкатиться на предмет телефончика. А выходил – не только ее телефон не спросил, но и свой адрес еле вспомнил!

Беломор

Говорят, человек жив, пока его помнишь...

Юра Парфенов году эдак в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом отпуск провел у друга в тундре. Как в песенке поется "Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар, городок невелик и не мал". Так вот от этого городка до нужного поселка еще попутным вертолетом переть не меньше часа. Про тамошнее житье-бытье оленеводов и каким именно образом Юра околачивал местные груши я рассказывать не буду. Ибо навру безбожно, потому что плохо запомнил. А запомнил плохо потому, что от Юриных рассказов вся курилка от хохота помирала...

Я, кстати, ни тогда не курил, и сейчас привычки этой не имею. Так уж организм мой устроен, что даже по великой пьянке ежели и тянет подымить, то потом дюже погано в организме. Видимо, в детстве сам себя отвадил, когда по мальчишеству "беломор" у матушки таскал. Маманя моя дама старой закваски и всякие сигареты не признает. В плане курева Юра и моя матушка совпадали полностью. И, естественно, Юра не смог не привезти в качестве сувенира десяток пачек "беломорканала" нарьян-марского разлива. Тем более, что горбачевская перестройка уже шла полным ходом и с куревом становилось все напряжнее.

Тут надо сделать небольшое лирическое отступление. Дело в том, что "беломор" отличается не только редкостной вонючестью, но и тем, что в папиросы идет табак по принципу "чем хуже, тем лучше". То есть, остатки низкосортного табака. А, поскольку остатки везде разные, то и вкус папирос отличался.  Знатоки утверждают, что могут отличить вонь питерского "беломора" от, скажем, газовой атаки "беломора" московского. Не знаю, может, врут. Хотя в Ленинграде всегда ценился "Беломор" фабрики имени Урицкого, а продукцию "Клары Целкин" (то есть, фабрики имени Клары Цеткин) брали только в случае острой нужды. Но вот Юрин "беломор" из Нарьян-Мара наши мужики точно запомнили на всю оставшуюся и наверняка отличат от любого другого.

Когда Юра щедро раздал пропутешествовавшие через весь Союз нерушимый "беломорины" и первым спокойно закурил, то и мужики достали свои кресала и прочие огнеметы. Юра мастер был на всякие розыгрыши и ожидать от него подлянки основания были. Только не там мужики подвоха ждали! После первой же затяжки всех, кроме Юры, пробрал кашель аж до пердежа. Кто посильней – сумели отползти в сторону сортира, там вонь хоть и менее приятная, зато дышать позволяет.

Когда минут через десять прокашлялись, проперделись, продышались – сразу к Юре. Сперва, понятно, матом обложили, а потом поинтересовались: а с какого моржового оно так пробирает? И какого все того же моржового сам Юрка словно заговоренный???

Загадка разгадывалась просто: в нарьян-марский "беломор" привозной табак пускать жалели и щедро разбавляли его местным самосадом, сиречь махоркой. А Юра, как порядочный разгильдяй, с собой ленинградского "беломора" взял только на дорогу туда. Да и за каким хреном заваливать чемодан куревом, если его в поселковом магазине хоть задницей ешь? Поэтому когда последний окурок ленинградской "беломорины" был втоптан в вечную мерзлоту, выбора у Юры не оставалось: или быстренько привыкать к местному куреву, или две недели кутак на кулак наматывать. Теоритически еще можно было в Ленинград смотаться, в "стекляшку" что на углу Белы Куна и Бухарестской... Но теория в очередной раз разошлась с практикой, а в итоге получилась эта вот история.

Может, я чего и напутал. Может, не Нарьян-Мар там был, а другой какой город. Не судите строго – запомнил плохо, а спросить уже не у кого...

Отпуск со смертельным риском

Давно дело было, еще при Ильиче. Не том, что с бревном, а том, что с бровями. Приехал к Юре Парфенову на погостить давний кореш с очень Дальнего Востока, сослуживец бывший. Встретил Юра однополчанина в Пулково, по дороге домой водки закупили, к водке прицеп, само собой... И, значит, под дары тундры пару бутылок в два лица уговорили. По пол-литре, стало быть, на брата. Корешок с дороги притомился, видать. Прям за столом ушел в анабиоз. Юра корефана беспокоить не стал, а тихонько включил телевизор и стал культурно отдыхать.

А день, надо сказать, будний выдался. Юра то ли в отпуске тоже был, то ли накопившиеся отгулы решил использовать – набежало у него отгулов за первомай, за донорство... Не важно. Главное, что в квартире они вдвоем квасили. Пока жена с работы не пришла.

Супруга о приезде боевого товарища была извещена заранее, потому скандал устраивать не стала, а предложила перенести тело на тахту. Несолидно, мол – проснется гость лицом в салате...

И тут Юра с ужасом замечает, что дружок-то окочурился. То есть, за столом сидит тело в самом прямом медицинском смысле слова. И оно, тело, уже начинает покрываться трупными пятнами!

Делать нечего, вызвали "скорую". Долго ли, коротко ли ехали славные врачи – то мне неведомо. Знаю только, что к приезду эскулапов пятна еще четче стали. Каково же было удивление врачей, когда электрокардиограф показал синусоиду. Кореша тут же накачали всякой химией и уволокли в институт скорой помощи. Там после недолгого обследования обнаружили закупорку сосудов головного мозга, вскрыли мужику черепушку и вправили серое вещество.

Из комы приятель вышел где-то через неделю. Первые же его слова были: "Суки, что вы со мной сотворили?" Случившийся рядом хирург-мозговед разобъяснил: чудом, мол, выжил. Почти совсем помер, даже трупные пятна пошли... Мужик тут и возопил: "Идиоты! У меня всегда так с перепою!"

Весь отпуск и еще неделю сверху Юрин сослуживец в больнице провалялся. На службе ему впаяли неделю прогула, поскольку доставлен был в состоянии алкогольного опьянения и больничный не полагался. Могли бы и уволить, но мужики понятливые оказались, выговором отделался, да премии лишили... Через год уже Юра к нему в гости поехал. Посидели, выпили, поржали, вспоминая питерские приключения. Одно только омрачало: после операции мужик больше стакана принять не мог, жутко голова начинала болеть.

Есть контакт!

Как-то раз бригадиру нашему, Николаю Александровичу, приволокли на сборку очередную хреновину для подлодки. Абсолютно серьезно: блок предназначался для комплекса навигации подводной лодки. Сама по себе хреновина ничего особенного не представляла – дюралевый корпус, внутри сплошная механика в виде переключателей и хитрой системы шестеренок. Плюхнули Санычу на стол чертежи, коробки с комплектующими.

А потом началось шоу.

Переключателей в модуле было штук сорок. Выглядели они довольно обычно: две латунные пластинки в диэлектрическом держателе, нормально разомкнутые. Кто японские магнитофоны разбирал, поймет. Уникальность именно этих контактных групп (вспомнил-таки как эта хрень называется!) заключалась в самих контактах. Конструкторы рассчитывали, что блок должен пахать лет двадцать без ремонта и профилактики, потому контактные площадки сделали платиновыми.

На каждую контактную группу полагалось две платиновых контактных площадки, весом по ноль целых пять десятых грамма. Комплектовщица под присмотром мастера участка и начальника ОТК передала кулек с платиновыми бляшками. Саныч торжественно вскрыл никем не запечатанный газетный кулек с ошметком речи М.С. Горбачева и пересыпал бляшки в более достойную тару – донышко картонной упаковки из-под молока. Взялись пересчитывать. Вместо положенных восьмидесяти штук бляшек сначала оказалось семьдесят девять. Пересчитали. Получилось восемьдесят одна. Пересчитывали раз шесть, пока три раза подряд не получилось ровно восемьдесят.

После этого бляшки потащили на весы. Это сейчас весы электронные, а тогда на аптекарских рычажных выверяли массу каждой блямбы по отдельности, потом еще и кучей взвесили. Цифры несколько отличались от приложенных чертежей и спецификаций, но перевешивать уже не стали – Санычу надоело выкобениваться и он поставил свою подпись на копии накладной. После чего донышко молочной коробки было торжественно заперто в сейфе начальника цеха до утра, благо рабочий день уже кончился.

Утром Саныч взялся собирать контактные группы. Технологию крепления платины к латуни я уже не помню, скорее всего просто припаяли. В ходе сборки обнаружилось, что латунные лепестки заканчиваются полукруглой площадкой, радиусом два миллиметра. А диаметр драгоценных блямб пять миллиметров. То есть, половина миллиметра платины нагло выпирает наружу вопреки всей технической документации. Не мудрствуя лукаво, Саныч вооружился надфилем и взялся спиливать излишки.

В мгновение ока нарисовалась начальница ОТК и устроила дикий ор: Смирнов платину ворует! Саныч, мужик простой, но хитрый, смекнул, что под задницей у него начинает припекать. Потому начал орать в ответ. Так как Саныч был слесарем шестого разряда, а у меня только второй, то повторить виртуозные конструкции мата, которые сооружал бригадир, я не смогу при всем желании. Даже мастер художественной матерщины Юра Парфенов потом признался, что пару оборотов услышал впервые... А в двух словах: Саныч абсолютно справедливо орал, что для работы с драгметаллами нужна отдельная каморка, запираемая на ключ. И что поскольку такой каморки нет, что мимо верстака постоянно ходят люди с других отделов, то спереть платину могут в любой момент. И что сидеть за кражу госимущества он никак не намерен, потому пусть забирают это барахло и убывают к растакой-то матери.

Естественно, собрался весь участок, мужики коллегу поддержали. Примчался начальник цеха в сопровождении своего зама и главного технолога. Устроили консилиум, после чего было решено: платину спилить, а опилки Саныч должен собирать и сдать вместе с изделием. Чтобы недостачи драгметалла не было.

Два последующих дня весь цех тихо угорал – Саныча на дачных работах угораздило схватить нехилый насморк. И, каждый раз собираясь чихнуть, Саныч отбегал от верстака...

Советское – значит, отличное!

Был в советские времена такой крупнокалиберный магнитофон "Арго-004С". Точнее, магнитола, поскольку с приемником. Здоровенный ящик весом более восьми килограмм, но при этом считавшийся портативным: было предусмотрено питание от батареек.  Самое поразительное, что находились психи, которые с этой бандурой таскались по улицам Ленинграда! С таким же успехом можно было за собой на веревочке катить рояль.

Портативная магнитола "Арго-004С"

Собирали эту гирю на ЦНПО "Ленинец", в котором я имел несчастие работать. Массовое производство велось на заводе "Игротека", который недалеко от площади Александра Невского. А к нам в цех прислали чертежи для сборки опытных образцов лентопротяжного механизма для новой модели "Арго-006С". В "четверке" стояла механика Брестского завода, но что-то там в отношениях разладилось и наш генеральный директор Анатолий Александрович Турчак (папа псковского губернатора) принял волевое решение: лентопротяжку сделаем сами. А фиг ли? Мы для подводных лодок такие приборы делаем, а тут!..

Короче, приволокли чертежи, заготовки. Основную сборку делал бригадир, Николай Саныч, а я по мелочам – в клавишах отверстия просверлить, заусенцы снять, контактные группы собрать...

Как раз в это время Саныч затеялся купить себе магнитофон. Но не советский ширпотреб, а натурального японца, лучше всего Sony. Благо денег у него хватало. Какими-то окольными путями (1987-й год на дворе) вышел на обладателя нужной техники, цена устроила – 1100 советских рублей (для сравнения: моя ставка слесаря второго разряда была 115 рублей в месяц). Поехали покупать, Саныч меня в качестве эксперта с собой взял. Ну и вдвоем поспокойней. Машинка оказалась на загляденье. Натуральный японец, не подделка, двухкассетная магнитола с отстегивающимися колонками. Хочешь – на плече носи, не хочешь – поставь в квартире. По габаритам ниже Арго, но чуть пошире. И, главное, невероятно легкая. Вместе с упаковкой меньше пяти килограмм.

На следующий день приезжаю на работу, Саныч уже в цеху. Стоит у весов, взвешивает недособранную лентопротяжку. Без малого 4 кэгэ получается. Видите ли, там пассик от движка идет к тонвалу, на который насажена латунная блямба габаритами с хоккейную шайбу. Маховик, значит, для выравнивания хода. И одна эта шайба весит больше килограмма.

Саныч за лбом поскреб и позвал конструкторов. Просто и доступно, то есть, матом объяснил: у меня японский двухкассетник легче, чем одна ваша лентопротяжка. А предполагается, что магнитола носимая.

Конструктора бошками покачали, в бороде поскребли и согласились – надо конструкцию облегчать.

В итоге в лентопротяжке таких шайб стало две.

Портативная магнитола "Арго-006С"

Но это еще не все. Где-то через год в продажу пустили первую партию "шестерок". Решили по этому поводу устроить торжественную презентацию в магазине "Радиотехника", был такой у Большеохтинского моста, аккурат напротив Смольного. Нас с Санычем пригласили, я сдуру отказался, а зря, это надо было видеть. По словам Саныча, на прилавок торжественно выставили десяток "шестерок" и ни одна так толком и не заработала.

Бдительность превыше всего!

С лентопротяжкой "Арго-006С" связана еще одна история.

Я уже не раз это говорил и еще раз напомню: "Ленинец" был режимным объектом, "ящиком". В здании института был ряд закрытых отделов, которые охранялись автоматчиками. Я сейчас абсолютно серьезен: как-то раз Николай Саныч попросил меня помочь отвезти собранную и проверенную ОТК хреновину, полностью состоявшую из волноводов. По чертежам это был блок номер NN системы слежения. И вот нужно было доставить блок к месту сборки всей системы. А блок был эдаким металлическим мячиком, размером с крупный астраханский арбуз. И весил этот "арбуз" пуда три, не меньше. Николай Саныч, дабы лишний раз не надрываться, сборку блока вел не на верстаке, а прямо на тележке. Вот на этой тележке мы и покатили "арбуз" к месту окончательной сборки, благо недалеко – третий этаж, центральная лестница. А мы на четвертом, между прочим. Грузовых лифтов в институте нет. Кое-как запихнули тележку в пассажирский лифт, но места для пассажиров почти не осталось. Я, как самый тощий, сопровождал "арбуз", а Саныч встречал нас на площадке третьего этажа. Выкатили тележку из лифта, подкатили к прозрачной стене с дверью на замке. За стеной вижу стол, мужик в форме внутренних войск и АК-47 на шее вместо наперсного креста.

– Все, Серега, дальше тебе ходу нет, дальше только по спецдопуску.

Ну, все так все. Мне же легче...

Это все присказка была, теперь сказка начинается.

Когда лентопротяжку "Арго" собрали до стадии полуготовности, возникла необходимость проверить механизм в действии. Питание к плате подвести большого труда не составило, моторчик закрутился. А дальше никак, нужна кассета. Надо ж проверить и натяжение ленты, и скорость, и как режимы переключаются... Саныч для этого дела из дому притащил отечественную МК-60 производства то ли Свема, то ли Тасма. По принципу "говна не жалко". Если зажует или там порвет пленку – да и хрен с ней. Не японская, в самом деле.

А лентопротяжек мы собрали не одну, а сразу десять опытных образцов. Ну и как всегда: одна пленку вообще не тянет, вторая норовит порвать, третья кассету за жвачку приняла... Саныча жаба одолела: кассета хоть и говеная, а своя, за свои кровные четыре рубля купленная. Ежели каждый день по кассете зажевывать, то никакой зарплаты не хватит. Накатал докладную на имя начальника цеха, с просьбой выделить деньги на покупку десяти кассет типа МК-60.

Я, признаться, думал, что Саныча с этой докладной пошлют куда подальше. Ан нет, на следующий день притаскивают упаковку новеньких кассет. И Саныч с чистой совестью одну кассету кладет в карман пиджака. Взамен изжеванной.

Вечером Саныч явно куда-то торопился, потому что из цеха рванул раньше меня. Я, в общем-то, на работе тоже засиживаться не любил, но и рысью к проходной никогда не скакал. Спокойно подождал Юру Парфенова, вместе топаем на выход.

А на выходе затор. Пропуска у нас на руки мало кому выдавались, оставались в кабинках. У каждого пропуска своя ячейка, своя кабинка. У Юры была пятая кабинка, он прошел. А я в своей шестой застрял, потому что на выходе шмонали Саныча.

Черт его знает, что там произошло. Может, у вахтерши в глаз рентген встроен. А, скорее всего, Саныч на выходе вместе с пропуском из кармана кассету выудил. Тут его и ткнули мордой в стену, на которой висел список запрещенных к проносу предметов. И аудиокассеты там чуть ли не на первом месте.

Ох и шуму было!.. Саныч во всю луженую глотку орал о своих трудовых заслугах, о полном допуске, о своих государственных наградах и партийных достижениях. Вахтерша в ответ тыкала его носом в инструкцию. Саныч показывал неповрежденную обертку кассеты, но и это не помогало. Стороны никак не могли договориться, очередь на проходной росла и в качестве рефери был вызван сотрудник Первого отдела. Пришла личность в штатском, под белы рученьки увела Саныча, дав возможность трудящимся отправиться по домам.

На следующее утро злой как сто тысяч чертей Николай Александрович рассказывал:

– Приволокли к себе. Достали личную карточку. Будто они меня в первый раз видят! Каждый квартал допуск обновляют, а тут не могут вспомнить кто я! Начинают мне вешать лапшу на уши про технические достижения Запада и что даже по запечатанной кассете можно выведать Большую Советскую Тайну! Я их в цех притащил, лентопротяжку показал, кассеты. Свою, которая из дома, показываю. Как попугаи, долдонят свое "Не положено!".

– Ну и как? Отдали кассету!

– Болт им с маслом, а не кассету! Я их на шлифовальный участок притащил, там установка размагничивающая. Размагнитил кассету у них на глазах, только после этого отвязались! Два часа мурыжили, суки!

Я бы эту историю забыл, наверное, если бы через несколько лет нечто похожее не случилось со знакомым программистом. Только тогда на дне пластикового пакета засветилась упаковка дискет.

Новинка станкостроения

Смотрю в новостях репортаж про то, как на отечественных станках запускают линию по производству зубодробительных кресел. В смысле, оборудования для стоматологов. Станки, как говорят, самые современные, с компьютерами. Очень точные...

Летом 1988-го в наш цех "комунестичегокуда" привезли новый токарный станок. Наш, отечественный, с ЧПУ. Кто не в теме: ЧПУ это числовое программное управление, узко профилированный компьютер. В тетрис на таком компьютере не поиграешь, там жестко вшитая программа, можно только алгоритм действий задать.

Станок распаковали, установили, наладили. Токаря нового позвали. Его, токаря, пару месяцев назад специально взяли, с прицелом на новую технику. А тут как раз заказ большой поступил. Прикатили к станку тележку дюралевых болванок. Токарь быстренько программу сваял, компьютеру скормил. Через двадцать минут в патроне получилась первая готовая деталь. Промерили – все точно по чертежу. Ну и забабахали процесс в режиме автомата. Токарь только готовые детали снимает и новые заготовки в патроне ставит. Остальное время возле станка сидит, кроссворд в газете решает, всем мужикам на зависть. К концу рабочего дня тележку с деталями уволокли в ОТК.

Утром в цеху крик, мат и полное безобразие. Из всей тележки деталей по размерам сделана лишь одна. Та, первая. Все остальные в минусе на несколько десяток. В переводе на русский: если по чертежу диаметр железки должен быть 10 миллиметров, то на детали это место 9,8. И так по всем промерам, которых на детали около тридцати. Будь погрешность в плюс, то проблем никаких – срезал лишнее и порядок. А тут куча дюраля переведена в стружку, которую обратно не приклеишь.

Делать нечего, заказываем новую партию материала. Токарь перепроверяет программу. Привозят новую тележку дюралевых чушек. Под пристальным контролем мастера станок точит первую деталь, каждая операция контролируется с микрометром. Все размеры выдержаны "по нулям". Ставят вторую заготовку, запускают программу. И на первой же операции станок срезает на три десятых миллиметра больше, чем заложено в программе.

Токарь недоуменно разводит руками, мастер кроет матом и несется в кабинет начальника цеха. Тот звонит производителю станка, начинается обычная ругань с выяснением кто дурак и кому за брак отдуваться...

В чем именно проблема так толком и не выяснили. Сперва грешили на механику станка, разобрали до станины и собрали обратно. В ручном режиме станок работал почти идеально.  Как только переключались в автоматический режим все начиналось по новой. Несколько месяцев инженеры станкостроительного завода пытались научить свое детище работать точно по программе, но безуспешно. В итоге вместо сверхсложных деталей умный станок стали использовать для черновой обработки.

Больше всех незадачливых станкостроителей доводил Женька Бочаров. Из дюжины токарных станков самыми точными в цехе были станки Бочарова. Всего их было два. Оба были построены еще до войны. В гитлеровской Германии...

Ворошиловский стрелок

– Ты, Серега, зря в армию не пошел. Хотя неподготовленному салаге и дохляку там тяжко.

Юрий Викторович Парфенов выпустил очередное облако табачного дыма.

– Вот мой батяня, как старый заслуженный вояка, поступил правильно. Начал нас с брательником гонять в хвост и в гриву с самого детсадовского возраста. Особенно когда батю на пенсию выперли. Правда, батя без дела сидеть не привык, так начальство ему должность придумало. Местный клуб ДОСААФ у нас тихо загибался, вот батю заведующим этого клуба и поставили. Пришли мы в этот клуб втроем, а там!.. Бардак такой, что ни в сказке написать, ни матом выругаться. Весь имеющийся арсенал, десяток пневматических винтовок и две мелкашки, на ладан дышат. Батя этот металлолом тут же разобрал, приволок откуда-то бадью с керосином и нас с Борькой посадил ржавчину отдирать. Сам винторезы перебрал, в пневматике все резинки заменил, чего-то там подкрутил. Стали винтовочки лучше новых, лист фанеры обычной пулькой с пяти метров насквозь прошибали. Две недели батя из нас ворошиловских стрелков делал, каждый день отстреливались. Заодно и винтовки опробовали, только мелкашки батя сам тестировал...

Юра, как профессиональный треполог, выдержал небольшую паузу, усиливая эффект рассказа.

– А через две недели батя устроил нам марш-бросок в полной боевой экипировке. Рюкзаки со снаряжением, нам с Бобом по пневматической винтовке на хребет повесил, сам батя одну из малопулек взял. Во субботу с утреца потопали. И как по заказу: всю дорогу засуха стояла, а тут дождь как из пожарной кишки хлещет. Почва глинистая, тропинки развезло, ноги скользят. Промокли все, вымазались в глине как горшки, которые не боги обжигают. Мы с Бобом выдохлись почти сразу, ныть начали. А батя один раз сказал: "Вот на карте точка, пока до нее не дойдем о привале не мечтайте!". И все! Ныть и спорить бесполезно, батя у нас кремень! Вышли мы из поселка часов в десять утра, а на точку приползли уже затемно. Пока отдышались, пока палатку поставили да пожрать сообразили... Короче, спать легли ближе к полуночи.

Очередная пауза, теперь совмещенная с прикуриванием новой папиросы.

– Палатку мы, для экономии времени, одной стороной к сосне привязали. Часа в четыре утра именно на нашу сосну принесла нелегкая ворону. Села на верхушке и давай распевать: "Кар, кар! Кар, кар! Кар, кар!"... Хрен поспишь под такую колыбельную. В конце концов Боб не выдержал. Взял свою пневмашку, вылез из палатки – хлоп! Ворона на верхушке ухохатывается: "Кар-кар-кар!". Боб, ничуть не смущаясь, тут же винтарь перезарядил, опять хлоп! Птичка сверху кубарем скатилась, только ветки затрещали. Боб ее за задние ноги схватил и к нам в палатку: "Ловите дичь на завтрак!"...

– Серега, Уткин!

Наш комсорг, физорг и еще какой-то орг, он же слесарь антенного участка Лешка Гуркин. Обычно ему до меня никакого дела нет, поскольку я не комсомолец и к физкультуре отношение имею весьма отдаленное.

– Тут я!

– Серега, пацаны говорят, ты в ПТУ норматив ГТО по стрельбе выполнил. Правда?

– Про ГТО не знаю, а какой-то зачет в ДОСААФ сдал.

– Из чего стреляли?

– Из Калашникова, АК-47.

– А из мелкашки стрелял когда-нибудь?

– Нет.

– Плохо... Ну, если с автоматом справился, то из винтовки тем более не промахнешься. После обеда никуда не уползай!

Лешка испаряется столь же стремительно, как и появился.

– Никак Гуркин кого-то расстреливать собрался? – задумчиво изрекает Юрий Викторович.

– В любом случае расстреливать будут не Серегу, – поддакивает Олег Саныч Иванов. – Иначе на кой хрен было спрашивать умеет ли Серега стрелять?

После обеда Лешка собирает четверых оболтусов околопризывного возраста и тащит под крышу института. Там на скорую руку оборудовано подобие тира. Три винтовки, три мишени на расстоянии 25 метров. Инструктор объясняет задачу, выдает патроны – три пристрелочных, пять в зачет. Я с Гуркиным попадаю во вторую группу и жду, когда отстреляется первая тройка. По кислой морде инструктора видно как ему обрыдла вся эта тягомотина, но деваться некуда.

Первая группа отстрелялась, идет снимать мишени. Мы с Лешкой укладываемся на старые ватники, обозначающие огневую позицию. Я, не дожидаясь команды, заряжаю винтовку и только потом понимаю, что ствол винтаря смотрит прямиком в затылок Дене Афонину. Мое проклятое воображение тут же рисует жуткие картины во всех красках.  От ужаса меня пробивает холодный пот и напрочь отключается голова. До меня не доходит простая мысль разрядить винторез, я просто боюсь шевельнуться. В конце концов Денис снимает свою мишень, вешает новую и уходит из зоны обстрела.

Дальше действую на автомате. С перепугу выбиваю 47 очков из 50 возможных, чем вызываю бурное оживление у инструктора и Лешки. Мне их эмоции глубоко до фонаря, меня продолжает потряхивать нервная дрожь. К счастью, никто не заметил моего раздолбайства и Деня до сих пор не догадывается, что ему грозило.

Где-то через неделю Гуркин приволок в цех расхлябанную пневматическую винтовку, две коробки пулек и пачку мишеней. В одной из подсобок устроил подобие тира. Оказалось, что мой результат стал едва ли не лучшим по объединению и Лешка уговорил инструктора отдела гражданской обороны выделить одну винтовку для тренировок. В обеденный перерыв устроили стрельбы.

Раскинули на спичках кому стрелять первому, выпало мне. Отстрелялся, иду менять мишень. Сзади слышу голос Гуркина: "Ты чего делаешь?". Почти тут же раздается хлопок винтовки и рядом с моей головой глухим звоном отзывается дюралевая болванка. На боку болванки свежая зарубка. Пулька пролетела сантиметрах в десяти от моего уха.

Оказалось, Димка Давыдов, которому выпало стрелять вслед за мной, не стал дожидаться команды и зарядил пневмашку. Лешка Гуркин это заметил, но было поздно – расхлябанная винтовка выстрелила при попытке ее разрядить.

Аукнулось...

Больше я винтовку в руки не брал. Даже когда инструктор приперся уговаривать меня войти в команду "Ленинца" по стрельбе. Отказался.

Зверье наше

Кстати, о птичках. Году эдак в 1988-м или 89-м дело было, летом. Еду я на работу, в свой до боли родной "Ленинец". А утро выдалось просто чудесное: на часах без двадцати семь, солнце светит, еще не жарко, но уже тепло... Воздух изумительно свежий!.. Поскольку времени в запасе было навалом, то решил выйти на остановку раньше, на углу Типанова и Ленсовета, и пройти через небольшой садик позади здания института. Погулять немножко.

Так и сделал. Вытряхнулся из троллейбуса, перешел дорогу, топаю по тропинке неспешно, любуюсь на окна родимого "сто шестнадцатого". И вдруг с крыши что-то срывается. Ворона! Кубарем падает вниз, словно дохлая. И перед самым асфальтом резко расправляет крылья и взлетает обратно на крышу!

Я от такого дела офонарел аж до остолбенения. Стою, смотрю что дальше будет. А ворона пару минут на краю крыши пересидела, передохнула и... Опять с крыши вниз головой! И снова перед самой землей крылья расправила и обратно на крышу.

* * *

С чего обычно начинается рабочий день в понедельник? Правильно, каждый рассказывает чем на выходных занимался, что интересного произошло. А если еще дело летом происходит, то все разговоры про дачи, сады и огороды. В этот раз Николай Саныч начал:

– В прошлые выходные кота своего, Кузю, вывез на дачу. Первое время кот все больше возле дома бродил, принюхивался да осваивался. Потом осмелел. Весь поселок обследовал и повадился на речке рыбку ловить. Там, знаешь, мостки деревянные, в старину на таких бабы белье полоскали. Вот Кузя на краешке мостка ляжет, лапку к воде свесит. Как рыбка проплывает, он ее – цап! На коготь и в рот.

– В субботу рано утречком, – продолжал бригадир, – потопал я на речку за водой. Колодец у нас еще не выкопали, вот и бегаем с ведрами на реку. Подхожу к мосткам, а Кузя уже там, рыбалит. На меня ноль внимания, только ухом чуток повел. А ночью дождик прошел, мостки мокрые, скользкие. Я на Кузю загляделся да на мокрых досках и поскользнулся. Со всего маху хребтом как хряснулся!.. Только ведра в разные стороны. Поднимаюсь, оглядываюсь. Ведра сразу увидел, а кота нет. Смотрю, а Кузя чуть ли не от середины реки плывет!

– С перепугу сиганул?

– Точно! Подплыл к берегу, вылез на сушу, отряхнулся и меня матерным мявом обложил. Обиделся, что я ему всю рыбалку распугал.

– Колька, а у тебя дача где-то под Новгородом, вроде? – интересуется Юра Парфенов.

– Ну да! Я ж не дурак в этих товариществах на шести сотках давиться. Я в деревне дом купил, с участком.

– И у вас в субботу дождик шел? В Питере тоже ливануло порядком, весь наш двор в лужах. Как оказалось, это большая неприятность для собак. Может, не для всех, но для одной собаки точно. Приятелю моему (живем в одном доме) месяца три назад подарили щенка. Без пород, без званий, обычный двортерьер мальчишеского полу. Естественно, сперва собачий сын из дому не вылезал, потом начали его выгуливать. Вернее, приятель начал выгуливать, потому что у всех остальных членов семейства "своих забот полон рот, а ты, вместо того, чтоб у телевизора весь вечер, выведи собаку гулять!" Псенок, к счастью, хоть и хулиганистый, но далеко не убегал и по первому свистку домой летел со всех лап. То есть, если с погодой не повезло, то довел пацана до ближайшего куста, он там присядет на пару минут – и домой. Да, если кто не в курсе – собачьи мальчишки по молодости лет не задирают лапу для известных нужд. Этот элегантный жест они осваивают уже в отроческом возрасте...

Это все присказка была, теперь сказка. Вчера ближе к вечеру еду с дачи домой. Своих-то на даче оставил, а сам решил ночевать в городе, чтобы сегодня с раннего с ранья в электричке не давиться. По пути зашел в магазин за пивом и уже направился к родному подъезду, а на встречу приятель идет, псенка выгуливает. Остановились, закурили, беседу неспешную ведем... В это время псенок облюбовал себе кустик и, решив что в столь солидном возрасте присаживаться уже неприлично, эдаким балетным махом задирает правую заднюю лапу! Но то ли слишком широкую амплитуду лапе он придал, то ли не рассчитал наклон того бугорка, на котором кустик стоял, но не удержался наш псенок в горделивой позе и со всего маху хлопнулся боком в соседнюю лужу!

Под наш хохот мальчонка быстренько присел под кустом, справил свои дела и потащил икающего от хохота приятеля домой – смывать следы своего позора...

* * *

Коты в нашем доме живут почти всю мою сознательную жизнь. Весной далекого уже 2005-го года привез на воспитание очередного кошачьего ребятенка. Вскорости котофей научился самостоятельно влезать на подоконник и часами торчал на окне, разглядывая самое реалистичное реалити-шоу "За окном". Особенно ему нравилось смотреть, как стая бездомных собак загоняла уличного котяру в подвал, а потом долго и настырно пыталась кота из подвала выудить. Но верхом кайфа для моего Мурзилки было, когда псина углядела его лупоглазую морду (живем на первом этаже) и больше часа сходила с ума от наглости и безнаказанности кота.

Надо сказать, что у меня за окном небольшой сквер, в котором всякой пернатой живности хватает – от ворон и воробьев до сорок и синиц. Пару раз сокола замечал... Постоянное "В мире животных", только без Дроздова. На верхушке одного из деревьев семейство ворон много лет выводило птенцов. Каждый год гнездо обновляли, зимой следили, чтобы никто чужой "квартиру" не захватил. В позапрошлом году вылупился один птенец. Подрос настолько, что уже учится летать. Потихоньку вылез из гнезда, прыгал с ветки на ветку и таким макаром спустился на землю. Горд собой необычайно, расхаживает по земле, впитывает новые ощущения. То травинку разглядывает, то соринку клюнет...

А тут мама прилетела, увидела родное дите на земле и устроила ненаглядному чаду хорошенькую взбучку. Загнала обратно в гнездо, там еще отругала и клювом подзатыльник влепила, для закрепления пройденного урока...

Мой котейко на подоконнике все бока уже отлежал, все глаза проглядел в окно. Каждый день там что-то новое происходит. И вот очередное шоу: уличный кот Васька слишком близко прогуливался от вороньего гнезда. На два предупредительных "КАР!" Васька только брезгливо отмахнулся хвостом и тут же был атакован. Причем, вороны сразу отрезали Ваське путь к спасительному подвалу.

При первых же звуках конфликта мой котофей занял место в первом (и единственном) ряду на подоконнике. Полное блаженство на морде. Ему бы попкорн в лапы – и вылитый американский кинозритель в ожидании культовой комедии.

В это время одна из ворон углядела в окне любопытную морду с круглыми желтыми глазами. Раздалось предупредительное "КАР!". Мурзик от удовольствия аж хвостом заколотил, наподобие бобра – такого веселья у него еще не было. И тут...

С оглушительным "КАР-Р-Р!" серый комок перьев срывается с ветки и грохается на подоконник, раскинув крылья – ужас, летящий на крыльях Сумрака. Кота с окна даже не ветром сдуло – он телепортировался в неизвестном направлении.

Минут двадцать котька отсиживался под кроватью, потом вылез на свет Божий, озираясь и вздрагивая. На морде было неописуемое чувство обиды на этот несправедливый мир... И я его понимаю. Приготовился смотреть забавную комедию, а показали кошмар Хичкока.

Кстати! Котька мой в прошлой жизни явно хомяком был. Во-первых, когда я его только привез, он меня до слез ухохотал своей манерой умываться. Картина маслом: сидит это чудо на кровати, спиной привалилось к подушке и сразу обеими передними лапами морду лица намывает. Вылитый хомка. Дальше – больше. Лопает все подряд, лишь бы за компанию. В соседнем магазине пироги с ягодной начинкой продают, так котьку за уши не оттянуть.

Некоторое время назад меня остеохондроз прихватил в очередной раз. В холодильнике пусто, до магазина дойти некому. А есть чего-то надо. Недолго думая звякнул в пиццерию, у нас тут неподалеку. Приволокли пиццу, я ломоть взял, только куснуть собрался – кот. Когда чужие в доме, он исчезает, а тут враз материализовался. Сидит, глаза такие – Кот в сапогах из мультика про Шрека отдыхает. И с такой жалистной рожей лапу тянет: дай! Ну как тут откажешь?

Из большой пиццы два куска котяра слопал.

Как я писал уже, у меня за окном небольшой такой скверик и на одном из деревьев много лет гнездится воронье семейство. Вороны оказались весьма тактичными соседями, гвалт по утрам не поднимали, "придомовую" территорию блюли в чистоте. Крыс гоняли, что важно. В обмен воронам перепадали пищевые отходы.

На зиму гнездо бросали, а весной дружно восстанавливали, готовясь выводить новую партию каркуш...

В этом году гнездо разобрали. Видимо, семейная чета старожилов распалась и права на "старый фонд" предъявили сразу две пары. Раньше другие вороны к этому гнезду не подлетали даже. Несколько лет назад семейство грачей предприняло попытку захвата жилплощади, но были изгнаны быстро и жестко. А тут сразу две семьи, обе явно когда-то проживали здесь на правах птенцов...

Ясное дело, началась свара. Две вороны-домохозяйки начали дикий ор на тему "вас здесь не стояло". Мужики сидели чуть поодаль и в бабью перебранку не встревали. Аргументы и права у обеих сторон были равные, а решать вопрос посредством драки не хотел никто. Все-таки, не первый день знакомы...

Где-то через час вороньим квартетом было принято соломоново решение: здесь никто жить не будет, а старое гнездо растащат на стройматериалы. В четыре клюва жилище мгновенно растаскали по прутику, за компанию уволокли валявшийся на газоне клок технической ваты. Все тихо, мирно, чинно...

Вот только без пернатых соседей теперь пусто.

Здравствуй, милая картошка!..

– Завтра едем на колхозное поле, на работы

– А что за работы?

– Ты не поверишь, да и не угадаешь. По

сахарным буракам пошла ромашка,

 просто ходить и рвать ромашку. Толпа

здоровых мужиков будет ходить и

 рвать ромашку.

– Товарищи, внимание!

Голос старшего мастера слесарного участка Пискуновой больше походил на визг. Высокий, резкий, какой-то надтреснутый, от него свербело в ушах даже когда она говорила не повышая голоса. А если кричит, как сейчас... Брр-р!

– Прошу внимания! Олег Александрович, выключите радио!

– Зачем? – ухмыляется Олег Саныч. – Я вас и так прекрасно слышу!

Еще бы! Пискунова стоит в шаге от верстака Олега Александровича. Как он выдерживает этот визг у себя над головой? Я сижу через два ряда, и то еле сдерживаюсь что бы не зажать уши или не запустить в мастера чем-нибудь тяжелым и твердым.

– Олег, пожалуйста, приглуши приемник.

Это второй мастер, Валентина Борисовна Хватова. Весь участок жалеет, что Валя только второй мастер – в отличие от Пискуновой у Валентины Борисовны нет любимчиков, отношения со всеми ближе к дружеским, работать с ней одно удовольствие. Самое лучшее время это когда Пискунова в отпуске или болеет, а участком рулит Валентина Борисовна.

Олег Саныч выключает свою "Спидолу", мужики откладывают инструмент, из глубины цеха подтягиваются монтажники.

– Товарищи, завтра наш цех едет в подшефный колхоз "Шушары" на прополку свеклы. Сбор в восемь утра возле южной проходной, форма одежды соответствующая. Вопросы есть?

Я тихо выпадаю в осадок. Матушка моя из крестьян, в деревне под Ярославлем выросла. Сызмальства умеет траву косить, коров доить, лошадью управлять и хлеб убирать. Я же по всем параметрам личность городская, местами даже интеллигенция. Корову видел только по телевизору, лошадь в зоопарке, а из всех полевых работ способен разве что картошку почистить и пожарить. Кроме того, по медицинским показателям у меня освобождение от сельскохозяйственных работ. Вот только справка выдавалась сроком на один год и этот год уже кончился. А сходить в медсанчасть "Ленинца" за новой бумажкой мне было лень, каждый раз откладывал на "потом". Дооткладывался... И дергаться уже бесполезно: за оставшееся время справку обновить нереально.

Остаток дня настроение у меня было такое, будто завтра мне предстоит не прополка свеклы, а смертная казнь. Но деваться некуда. Утром притащился к месту сбора, вместе с коллегами загрузился в заводской ПАЗик. Юра Парфенов, с которым мы к тому времени уже успели сдружиться, изрядно повеселился, глядя на мою мрачную рожу. Одно утешало: лето выдалось сухим и жарким, так что месить раскисшую грязь точно не придется.

До нужного поля доехали минут за пятнадцать. Выгрузились. Женщины тут же собрали сумки с термосами и бутербродами, организовали в конце поля импровизированную столовую. Решили так: доходим до середины грядки и устраиваем перерыв на обед. Определили кому на какую грядку вставать. Получилось по три человека на каждую сторону гряды. Мне выпало идти с Олегом Александровичем Ивановым и Мишкой Дылевским.

И поползли!

Описывать процесс выдергивания сорняков я не буду. Кто знает, тот и без меня представляет что это за занятие. А кто не знает, тому лучше один раз попробовать, чем сто раз перечитать.

Для меня основной проблемой было не перепутать сорняки со свекольной ботвой. Ковырявшийся на соседней грядке Юрий Викторович посоветовал не брать в голову и выдергивать все подряд, за что тут же схлопотал по загривку от Валентины Борисовны. Олег Саныч провел экспресс-тренинг на тему "Свекла: вершки и корешки", для наглядности самолично выдрав пару корнеплодов. На подземной части растений обнаружилось нечто розовое, размером с горошину, отдаленно напоминавшее свеклу, которую я видел в овощном отделе универсама. На этом обучение закончилось, других причин оттянуть начало сельхоз работ не придумывалось, поэтому я опустился на колени и пополз вслед за Дылевским. Олег Саныч полз замыкающим, собирая все, что пропустили мы с Мишкой.

Минут через двадцать начало припекать. Лето выдалось сухое, жаркое, на небе ни облачка. Вслед за мужиками скидываю рубашку. При виде моего тощего бледного торса Юрий Викторович возмущенно кричит:

– Серега, немедленно надень рубашку! Ты солнце прямо мне в лицо отражаешь! Работать невозможно!

Сзади раздается невозмутимый голос Олега Саныча:

– Не свисти! Чем он тебе отражает, если он прозрачный? Его ж без рентгена насквозь видно!

Несмотря на непрекращающееся зубоскальство, часа через полтора мы доползли до середины гряды. Шли с явным опережением графика, потому решили не торопиться и растянули обед на час. Кто-то решил вздремнуть в тенечке, кто-то устроился загорать. После обеда такими же ударными темпами закончили прополку. В час дня я уже ждал троллейбус на остановке возле метро "Московская" и строил планы на внезапно освободившуюся половину дня. Например, смотаться к Славке. Оставалось только заехать домой и переодеться...

Но из дома я в этот день уже никуда не вышел. Видимо, одурев от загородного свежего воздуха, я еле дополз до постели и банально продрых до самого вечера, когда матушка с работы приехала. Вечером же выяснилось, что вместо благородного загара спина покрылась сгоревшей кожей и несколько дней Юрий Викторович с Олегом Александровичем точили языки об мою нежную шкуру. В отместку я дополз таки до медсанчасти и выправил новую справку, освободившую меня от колхозной повинности.

И вовремя! Буквально через пару недель "Ленинец" расторг отношения с "Шушарами" и взял под крыло загнивающее сельское нечто, которое тут же нарекли совхозом "Ленинец". Подлянка была в том, что до этого совхоза нужно было ехать полтора часа в одну сторону. Три часа тряски по областному бездорожью, глотая пыль в жарком ПАЗике – может ли быть хуже? Может!

Примерно через месяц, после заключения договора, руководство назначило первую вылазку в новоявленное совместное хозяйство. К этому времени питерская погода выкинула свой очередной фортель: на смену жаре пришел холодный атмосферный фронт, температура не поднималась выше десяти градусов. Вдобавок хляби небесные разверзлись и пролились на хляби питерские многодневным унылым дождем, навевая мысли об очередном потопе. Только вместо старика Ноя и его ковчега коллег ждал все тот же ПАЗик.

Поскольку я никуда не ехал, то весь день мирно просидел за своим верстаком. Кроме меня на участке осталось еще человек пять. Непривычную тишину ближе к концу рабочего дня нарушил Лешка Гуркин. Он ввалился в цех, громко хлюпая мокрой глиной сапог, злобно отжал подол куртки, отчего на полу образовался небольшой водоем, после чего сообщил обалдевшему от такого зрелища начальнику цеха:

– Завтра снова на картошку едем. И послезавтра тоже. Мы за день только треть грядки прошли.

– А что ж так плохо работаете? – подала голос Пискунова.

Лешка зыркнул на нее недобрым взглядом, явно намереваясь обложить мастера матом. Сдержался, пробурчал:

– Там грядки в два раза длиннее, чем в Шушарах. И почва сплошная глина, ползаем там как... Ладно, я домой пошел, сушиться.

Ближе к ноябрю, когда ударили первые заморозки, совхоз "Ленинец" решил осчастливить шефов. В цехах повесили объявление, что все желающие могут купить картошку по низким ценам. Со жратвой к тому времени уже было туго, так что желающих было много. Я заказал двадцать килограмм, Юра Парфенов сразу пятьдесят...

Говно это было, а не картошка.

Наши люди на такси не ездят!

Осень восемьдесят седьмого года буду вспоминать до гробовой доски. Да и вообще восьмидесятые, комнатку в коммуналке на Тверской и почти полностью расселенный под капремонт дом... Зима 86-87 была сродни блокадной. В доме отключили воду и отопление, чуть позже вырубили газ. А у нас не то, что ордера – смотровой еще не было! Многие удивляются, откуда у меня такая ненависть к совку – вот оттуда...

Только в марте восемьдесят седьмого удалось переселиться. Из имущества спасли телевизор и старенький холодильник. Мебель проплесневела, кишела клопами и тараканами, сбежавшимися со всего дома. Незадолго до "переезда" дверь в квартиру взломали, стащили почти все, что можно было унести. Кот каждого шороха боялся...

Переселились. Долгое время спали на полу – моей петеушной стипендии и матушкиной зарплаты едва хватало на самое необходимое. И лишь летом, когда стал получать зарплату слесаря, стало полегче. Ненадолго.

В тот вечер меня погнали в медсанчасть на медосмотр. Просидел я там часов до семи (рабочий день заканчивался в 15-52), одурев от духоты и голода. Наконец, в медкарту поставили нужный штамп, я срываюсь домой. Сорок минут тряски в промерзшем троллейбусе. Остановка, знакомый пустырь... Через который бредет заплаканная мама.

Первая мысль: телефона дома нет, предупредить не смог, матушка переволновалась где я и что со мной. Оказалось хуже. Пока меня ждала, решила наше жилище чуток прибрать. Зачем-то полезла на стул, зацепилась подолом – и упала. Перелом левой руки в области запястья. Надо было сразу в травму, а она еще несколько часов ждала меня. Потом, не выдержав боли, кое-как оделась и побрела на остановку...

В местном травмпункте в приеме отказали – прописаны по старому адресу. Из-за чертовой воинской повинности и совкового идиотизма пришлось тянуть с пропиской почти год.  Иначе перевод из Смольнинского райвоенкомата в Невский и семь кругов ада медицинских обследований пришлось бы проходить заново. Едем на осточертевшую Тверскую. Посмотрите, кому не лень, по карте где улица Народная и где Тверская. Помножьте увиденное на восемьдесят седьмой год – ни маршруток, ни даже метро поблизости. Ждем троллейбус, опять тряска, пересадка и опять тряска. Наконец-то знакомый вестибюль районной поликлиники, мать уводят на рентген, потом на гипс.

На часах в холле – десятый час вечера. В глазах плывет и все кажется жутким сном. Но во сне не хочется спать...

Наконец, едем домой. Я обессиленно валюсь в "постель", но заснуть не могу. На кухне тихо плачет мать – рука болит и пухнет. Обезболивающее не помогает. Часа в три ночи пытаюсь вызвать "скорую" из телефонного автомата во дворе. "Давайте домашний телефон, иначе не поедем". Достаю из заначки четыре трешки, наказываю матушке сидеть дома, сам иду ловить такси. В три часа ночи, ага. Слава Богу, неподалеку была стоянка и там зависла одна машина. Сажусь, едем к дому, взбегаю на третий этаж – в квартире никого!

Спускаюсь к такси, решаю: наверное, "скорая" все-таки приехала, увезла в травму. Едем на Тверскую. Естественно, никто туда мать не привозил. Опять пулей летим к дому, обнаруживаю матушку дома. Она, оказывается, ходила к остановке, а мы к дому подъехали с другой стороны...

В общем, на двенадцать рублей накатался. В травме оказалось, что слишком тугой гипс наложили. Домой приехали уже под утро...

После такой бурной ночи на работу я не пошел. Мне влепили прогул, устроили разбор на собрании участка. Попросили рассказать почему. Рассказал. Первая же реплика от коллег: "Ишь, миллионер, на такси он разъезжает!"... Не поверили, поехали домой проверять. И лишь когда увидели мать с гипсом, когда от нее услышали все то же самое – влепили устный выговор и лишили премии.

Видимо, чтоб больше на такси не ездил.

Я – меломан!

Отношения с коллегами по цеху долгое время не складывались. С ровесниками мне говорить было не о чем, а старшим я сам был неинтересен.  Помог Его Величество Случай.

В один прекрасный день Николай Саныч приволок пластинку "На концертах Владимира Высоцкого". Несмотря на то, что на дворе уже был 1988-й год и вовсю гремела горбачевская перестройка, Высоцкий оставался полулегальным. Даже Государственную премию Высоцкому присудили не за песни, а за роль Жеглова. И пластинок Владимира Семеновича издавалось ничтожно мало. А тут такое!..

Вероятно, Саныч хватанул две пластинки в надежде потом удачно спекульнуть, пользуясь дефицитом. А дефицита как раз и не получилось: диск издали совершенно сумасшедшим тиражом и продавали буквально на каждом углу. В надежде сплавить хотя бы по госцене Саныч стал предлагать пластинку всем подряд. Но кто Высоцким интересовался, уже успели купить и послушать, а кому творчество Владимира Семеновича было до лампочки, те и даром не взяли бы. Единственным покупателем оказался я. Вернее, у меня было желание купить пластинку, но смысла в покупке не было, поскольку единственным радиоприбором в доме был телевизор "Рекорд-В312". А он, как известно, пластинки воспроизводить не умеет. Ну не собирать же, как в детстве, новый "граммофон"!

Тем не менее, я выложил Санычу кровные два рубля с полтиной в расчете, что если сам проигрыватель не куплю, так хоть у друзей послушаю.

Дома пластинка произвела чудо: матушка, которая к тому времени в Высоцком души не чаяла, наотрез запретила пластинку отдавать или продавать. Купим проигрыватель и сами слушать будем!

А надо сказать, что в ту пору с деньгами у нас было не просто плохо, а кошмарно плохо. Незадолго до этого матушку угораздило сломать руку, перелом оказался сложный и в положенный срок кость не срослась. Вдобавок выплыл целый букет осложнений, кровоизлияние в руке дало мощнейший гипертонический криз... В итоге лечение вместо положенного месяца заняло больше полугода. Больничный на такой срок продлевать отказались, выдали справку. Отсутствие больничного листа стало поводом для увольнения матушки с работы по состоянию здоровья и последние пять месяцев мы вдвоем выживали на мою зарплату. Которая на тот момент редко превышала 90 рублей "грязными", на руки выходило около восьми червонцев, а то и меньше. Какой уж тут проигрыватель!

Стали ждать лучших времен. Месяца через два матушка оклемалась настолько, что смогла устроиться на новую работу. Хотя сломанная рука еще долго давала о себе знать... Зарплата санитарки в психоневрологическом интернате тоже не Бог весть что, но с моей получалось рублей 150-160 в месяц. Дышать стало легче. Ну и порешили семейным советом: с ближайшего аванса заруливаю в комиссионный магазин на Народной, там за 35 рублей продавался проигрыватель Аккорд-201. Аванс мой составлял 50 рублей, на остатние 15 рублей должны были дотянуть до матушкиной зарплаты, им на неделю раньше нашего платили.

Настал день аванса, получил я свой полтинник, приезжаю в комиссионку. Стоит мой Аккорд, не перехватил никто. Я к продавцу, небрежно так: заверните вон ту вещичку, беру не глядя. Купца, значит, из себя строю, миллионера. Продавец в меня опытным глазом стрельнул, понял что за чудо пришло. И доверительно так: я могу и завернуть, но только ты бы лучше сперва посмотрел, чтобы потом не плакать.

Слава Богу, мне хватило ума не выпендриваться и к совету прислушаться! Проигрыватель еле дышал, двигатель гудел громче динамика и расслышать кто что поет было совершенно нереально.

Оглядел я витрину и взяла меня тоска-кручина. Стоят навороченные вертушки первого и высшего класса, на которые мне надо год копить, забыв про еду и прочие затраты. Мой кровный полтинник, который совсем недавно казался мне просто несметным богатством, в одночасье превратился в жалкую бумажку. На которую можно было купить разве что пластмассовый "Концертный-М" или же допотопный ламповый чемодан "Юность-301". Оба граммофона говно редкостное и мне даром не надь...

Совсем уж я настроился идти домой с пустыми руками. А тут продавец начал запихивать на полку чахоточный "Аккорд". Я свою мечту несбывшуюся взглядом провожаю и вижу: стоит в самом уголку еще один "Аккорд-201", только уже с двумя колонками. Стереофонический, значит. И ценник на нем – 49 рублей. От полтинника рубль на развод остается.

Ну, думаю, хрен с ним! Покажите, говорю, вон тот, за сорок девять. Сам втайне надеюсь, что и этот окажется дефектным. Тогда можно уйти без покупки, но сохранив лицо.

Шиш! Проигрыватель будто новенький, работает как часы и звучит идеально. Я его и так крутил, и эдак, все пытался найти повод отказаться от покупки. Оно и понятно – проигрыватель-то я куплю, а потом десять дней жрать чего? И вот одной частью ума я все это прекрасно понимаю. А другой также прекрасно понимаю, что без проигрывателя уйти уже не смогу.

Купил. Положил рубль сдачи в карман, сам в голове прикидываю, что матушке объяснять и у кого до получки червонец стрельнуть. А того не понимаю, что мне теперь с этой покупкой до дому надо как-то дотащиться. Нормальные-то люди за техникой вдвоем ходят, а кто может, так на машине приезжают. А я один, машины нет и на такси последний рубль отдать я тоже не могу.

Ох, зря говорят, что своя ноша не тянет. Тянет, еще как! А мне проигрыватель с колонками связали какой-то пластиковой лентой, которая все ладони изрезала. Как я эту бандуру дотащил и не разбил? Сам удивляюсь... Сентябрь уже на дворе был, прохладно, а я от пота весь мокрый.

Приволок вертушку домой. Мать на работе была, так что ужасаться и материть за растрату было некому. Отдышался, отхрипелся, откашлялся. Размотал проигрыватель, распихал колонки по углам, подключил. К тому времени в шкафу уже три или даже четыре пластинки стояло, и одна стереофоническая – Высоцкий и Марина Влади в сопровождении ансамбля "Мелодия". Ее первым делом и поставил...

Хотите верьте, а хотите нет, но ровно до этого дня мне не доводилось слышать стереозвука. Совсем. По книжке "Юный радиолюбитель" теорию стереозвучания знал, но послушать было не у кого. Поэтому вы поймете, почему я слушал эту пластинку как зачарованный, забыв про все. Про усталость, про голод. Из головы ушли все тревоги о дне завтрашнем... Я буквально растворился в звуке.

Сейчас это выглядит смешным. "Аккорд-201С", обладавший более чем скромными техническими характеристиками, казался вершиной качественного звука. В наше время любой мобильник с функцией мп3-плеера звучит лучше. Но в те времена даже кнопочные телефоны были в диковинку, а отечественные плееры могли только кассеты жевать.

В этот вечер впервые телевизор оказался забытым. Мы слушали Высоцкого...

На следующий день я на работу не шел – летел! Внутри все клокотало от переполнявших меня эмоций. Единственное, что портило настроение, это мысль о необходимости просить денег в долг. Но деваться некуда, подкатился к бригадиру.

– Вчера ж только аванс давали! – удивился Николай Саныч.

– Я проигрыватель купил.

– Все потратил?

– Угу.

– Надо было подешевле выбирать!

– Подешевле там дерьмо сплошное...

– А тебе обязательно высший класс подавай? Не, Серега, нету денег, извини.

Это было как обухом по голове. Мою непутевую голову ни разу не посетила мысль, что Николай Саныч может отказать. И что теперь делать?

– Спроси у ребят.

Легко сказать! "Ребята" почти все мне в отцы годились, общение только на уровне "здрасьте – до свиданья". Но позвякивание в кармане мелочи, оставшейся после размена рубля, выбора не оставляло. На ватных ногах добрел до верстака Юры Парфенова. Краснея, запинаясь, почти прошептал:

– Юрий Викторович, у вас можно десять рублей до пятого числа одолжить?

Юра внимательно посмотрел на меня сквозь толстые стекла очков.

– Ты что, вчера деньги не получил?

– Получил. Я проигрыватель купил... – окончательно скис я под пристальным взглядом.

– Да? – вдруг оживился Юрий Викторович. – А что за проигрыватель?

– "Аккорд" двести первый, стерео.

– И почем?

– Сорок девять рублей...

– Комиссионный, что ли?

– Комиссионный... – вздохнул я.

– А чего новый в кредит не взял?

– Стажа на кредит не хватает.

– Ясно. Десятки точно хватит?

У меня перед носом возникла красная банкнота с профилем Ильича. Не знаю, какое у меня в это время выражение лица было, но в горле плотно встал ком и я не мог произнести ни слова. Только головой кивнул. Юрий Викторович мое состояние понял.

– Послушать-то уже успел?

Я опять кивнул, одновременно пытаясь сглотнуть ком.

– Стерео?

– Ага, – сумел просипеть я. – Высоцкого с ансамблем "Мелодия" слушал.

– А синфазность проверил?

– Чего?

– Синфазность. В комплекте специальной пластинки с тестами для настройки не было?

– Не-а, не было.

– Ладно, если не забуду, то завтра принесу.

Следующим утром я обнаружил на верстаке пластинку в красном бумажном конверте. Чтобы хоть как-то отблагодарить Юрия Викторовича, в столовой я занял очередь на двоих. Чуть позже к нам присоединился Олег Саныч Иванов, тоже неплохо разбиравшийся в музыке и души не чаявший в Высоцком. Естественно, старшие товарищи раскритиковали мой "Аккорд" в хвост и в гриву. Да я и сам прекрасно понимал, что звучание четырехваттных динамиков далеко от идеала. Но чаще спорили о вкусах. Я в ту пору фанател от Modern Talking и прочих производных студии Дитера Болена, которых в Союзе практически не продавали. Но времена потихоньку менялись и на прилавках магазинов фирмы "Мелодия" рядом с вечной классикой и навязшей в зубах Пугачевой стали появляться новые имена. Как раз в восемьдесят седьмом свою первую пластинку записал бит-квартет СЕКРЕТ. Вышли диски ДДТ, АКВАРИУМА, НАУТИЛУС-ПОМПИЛИУСА... Последняя группа чаще всего подвергалась резкой критике со стороны Юры Парфенова:

– Сынуля притащил кассету с этим "подпитиусом", два дня подряд крутил без остановки. Пока пленку не заклинило. Я честно один раз прослушал от начала до конца, потом заставил выключить колонки и слушать эту херню через наушники. Музыки нет как класса. Говорят, это молодежная музыка. Серега, ты как представитель молодежи можешь мне объяснить что это за новое веяние?

Я не мог, поскольку в то время отечественный рок меня не волновал абсолютно. Между нами: Нау-Пи меня и сейчас никак не колышет.

Юра продолжал ораторствовать:

– Ладно, допустим это такая авторская песня, где музыка роли не играет. Высоцкий в этом плане тоже не пример для подражания. Стал вслушиваться в тексты. За шестьдесят минут этого бухтенья полезной информации одна строчка!

– Это которая? – поинтересовался Олег Саныч.

– Что Ален Делон не пьет одеколон!

Эх, не слышали тогда Юру на "Музыкальном ринге"! Впрочем, если бы каким-то чудом Юрия Викторовича и занесло на запись очередной музыкальной битвы, то его отповедь тогдашним рокерам вряд ли бы пустили в эфир по причине абсолютно нецензурной лексики.

Так получилось, что начальные задатки музыкального воспитания я получил именно от Юрия Викторовича. Через эстрадные обработки Джеймса Ласта и Поля Мориа начал прислушиваться к классике. Благодаря Юре узнал о замечательном артисте Викторе Чистякове. Единственная пластинка, которую выпустили уже после гибели Виктора Ивановича, подарена Юрой...

Впрочем, и без влияния Юрия Викторовича тогдашний авангард современной музыки мне был не по нутру. Рваные ритмы терзали ухо, привыкшее к мелодичности и гармонии. Повального увлечения бывшим андеграундом я не понимал и не принимал. Вернее, понимал, что вся эта шумиха очередной виток моды. В глубине души я подозревал, что большинство этих поклонников ни черта не понимают и просто топают в стаде таких же баранов. Если кого обидел – извините. Однако время показало, что я был прав. Первым подтвердил мои подозрения все тот же Юрий Викторович:

– Сынуля мой, Сереня, от телевизора не отлипает. Утром только с койки слез, еще глаза не продрал, а телевизор уже включил. Со школы придет, портфель в угол закинет и снова телевизор включает. Так ящик и пашет с утра до ночи. На прошлой неделе Сереня в программке углядел, что по первой программе фильм "АССА" будет. Он в прошлом году меня на эту "АССУ" в кино затащить хотел, да я отказался. Сказал, что когда по телевизору покажут, тогда и посмотрит. И вот дождался, всю неделю кипятком ссал. Вчера сели смотреть "АССУ". Прошло минут двадцать – Сереня молча встал и выключил телевизор на хрен. Сам!!!

Союз нерушимый

Как седьмое ноября подходит, так в сети очередная волна ностальгии по советскому прошлому. С непременным рефреном "Вот раньше лучше было!", ага. Особенно умиляют молокососы, которых на момент развала СССР даже в проекте не было. Один сопляк учителю истории так и зарядил: "Вы ничего не знаете о коммунизме!". А учителю восьмой десяток лет и полвека он прожил под мудрым руководством Коммунистической партии Советского Союза...

Ну, молодые ладно. Что с них взять? Им что старшие товарищи в уши насвистят, то они и повторяют как попугаи. Я до шестнадцати лет тоже свято веровал в правое дело коммунизма и нерушимое братство советского народа.

Вера в глянцевые плакатные лозунги дала первую капитальную трещину летом 1986-го. Я подрабатывал в трампарке, простудился и загремел в больницу с очередным обострением гломерулонефрита. В палате нас было восемь человек, в том числе один азербайджанец, Исмаил. Парень он оказался весьма общительный и дружелюбный, охотно рассказывал что и как у него на родине:

– В Ленинграде хорошо, здесь советская власть есть. А в Азербайджане советская власть есть только в Баку. Из Баку выехал, советская власть кончилась. Везде богачи-беи заправляют.

– Как так? – удивляются мужики.

– А вот так. Например, наш колхоз. И в нем есть председатель. Но это только название что колхоз и председатель он только по бумагам. А по сути как его дед был беем, так его отец оставался беем. И он сам теперь бей, никто ему не указ.

– А если в Баку пожаловаться? Сам же говоришь, там советская власть.

– Советская, да только в одну сторону.

– Это в которую?

– В сторону Москвы. Когда надо русским лапшу на уши вешать. А в сторону Азербайджана власть другая. Думаешь, они в Баку не знают, что и как? Прекрасно знают!

– И терпят?

– Почему терпят? Они с беев свою долю имеют. Бей в кабинет начальства с отчетом идет, вместе с бумагами портфель денег несет. Пока платит – никто его трогать не будет. Бей это знает, поэтому с колхозников семь шкур спустит, лишь бы план выполнить и сверх плана еще чтоб на взятку хватило...

Тогда же от Исмаила я впервые услышал что детский труд в СССР все-таки есть, хотя на политинформациях нам вдалбливали совсем другое. По телевизору говорили о чудо-комбайнах для уборки хлопка, а Исмаил рассказывал как в их районе всех школьников выгоняли в поля собирать "белое золото". Рассказывал как украли его десятилетнюю сестру. Одному подонку из окружения местного бея понравилась девочка, решил взять в жены. Пришлось идти на поклон к бею, девочку вернули, содрав с семьи громадный выкуп. После этого сестру переправили к родственникам, от греха подальше.

Я слушал и не мог поверить. И даже когда по телевизору заговорили об узбекском "хлопковом деле" не верил. Но трещина появилась.

Спустя год, уже на "Ленинце" Юра Парфенов рассказывал:

– Херня это все про единый и нерушимый. Вот ты в Прибалтике бывал? А я сподобился. Летом восьмидесятого, аккурат после Олимпиады, взял туристическую путевочку и смотался в Прибалтику на недельку. Пока с экскурсией и гидом ходишь – все зашибись! Тебе везде рады, на мордах дежурные улыбки. Но как только от группы отделился...

– Побьют?

– Не. В лучшем случае тебя будут демонстративно игнорировать. Будто тебя вовсе нет. Хоть ори им в уши, тебя не услышат.

– А в худшем?

– В худшем будут ровно с той же дежурной улыбкой гадить. Спросишь как пройти куда-то, тебе покажут, но в прямо противоположном направлении. В магазине ничего не продадут. Найдут тысячу причин, обязательно извинятся, но уйдешь без покупки. Я в Риге в одну лавочку зашел. Смотрю, на витрине "Рижский бальзам" стоит. Ценник висит, но далековато, не вижу почем. Подкатился к продавщице, местной красавице, спрашиваю сколько стоит бутылка. Она в ответ: "извинитте, нетту "Рижского бальзама", кончился". И при мне снимает ценник с витрины. Я из магазинчика вышел, вокруг квартала круг нарезал и опять в эту лавочку зашел. А красавица только-только ценник обратно поставила и деваться ей уже некуда. Видел бы ты, Сереня, ее рожу! Дежурную улыбку нарисовала, а глаза злющие. Деньги за бальзам взяла будто тряпку ссаную, кончиками пальцев за самый уголок...

– Это верно, – подтверждает Олег Саныч Иванов. – Не любят русских в Прибалтике.

– А где нас любят? – задает Юрий Викторович риторический вопрос и сам же на него отвечает: – Да нигде! Правда, нередко сами русские к себе такое отношение провоцируют. Я, через год после поездки в Прибалтику, решил отпуск на Кавказе провести. В профкоме как раз подходящая путевочка нарисовалась: автобусная экскурсия по Военно-грузинской дороге с посещением всяких исторических мест и дегустацией местных вин. Прилетел на место сбора группы, экскурсоводом мой тезка оказался. Тоже, значит, Юра. Сели в автобус, поехали. Погода выдалась чудесная, места красивейшие!.. К вечеру доползли до села, в котором должны заночевать. А там местный праздник, все село гуляет. Ну и нас пригласили. Юра, как знаток местных вин, предупреждает: "вот это вино можете пить сколько хотите, не опьянеете. А вон того только один стакан, второй вас с ног свалит". Я рисковать не стал, пил только первое вино. А два кадра из нашей группы решили проверить. Мол, мы водку стаканами и не косеем, а тут с виноградного сока отключимся? В общем, второй стакан этого "сока" они даже допить не успели...

Наутро бухариков еле подняли. Такое ощущение, что они не по два стакана вина, а по литру спирта хлестанули. Загрузились в автобус, едем дальше, любуемся местными достопримечательностями. Только два экспериментатора с перепою маются и похмелиться просят. Юра и говорит: "Через час приедем в селение, там нас ждет обед. Местные жители будут предлагать вам дешево купить чачу, очень дешево. Но я вам настоятельно не рекомендую эту чачу покупать и даже пробовать ее не стоит". Народ тут же спрашивает: почему? Юра только виду таинственного на себя напустил, говорит: "Скажу, когда из селения уедем. А пока проверим вашу выдержку".

Так оно и получилось. Приехали в село, на каждом углу чачу предлагают. Я уже убедился, что Юре можно и нужно верить, не стал покупать. Отобедали, по селу погуляли, в назначенное время собираемся у автобуса. Два кадра подгребают уже веселые, жизнерадостные. Явно дармовой чачей поправили здоровье.

Отъехали от села километра на два, Юра водителя попросил остановить автобус. И рассказывает: "Две недели назад в этом селе умер уважаемый человек, глава большого семейства. По местным обычаям нельзя хоронить человека, пока с ним не попрощаются все его родственники. Семья большая, некоторые родственники живут далеко, добираться им долго. На улице, как сами можете убедиться, жара. Труп на такой жаре начинает разлагаться. Чтобы сохранить тело как можно дольше, варят много чачи. И в нее кладут тело покойника. Позавчера уважаемого человека похоронили. А куда девать чачу, в которой лежало тело покойника?".

Юрий Викторович затушил окурок папиросы, вздохнул.

– Два бухарика тут же с лица сбледнули и вылетели из автобуса как ошпаренные. Честно говоря, я чуть сам следом не выскочил, хотя к чаче не прикасался.

Да здравствует!

Кстати! Не знаю у кого как, а лично у меня все эти первомаи и седьмые ноябри вызывают в памяти следующую картину маслом:

Первое мая тысяча девятьсот восьмидесятого, Ленинград, Суворовский проспект. Семь часов утра. По проезжей части проспекта во весь опор несется невысокая полноватая женщина лет сорока. За руку тащит полусонного пацана младшего школьного возраста. Женщина, не стесняясь ребенка, во весь голос кроет матом первомай, предстоящую демонстрацию и городское руководство, которое за каким-то хером отменило весь общественный транспорт в центре города. Именно по этой причине женщине с ребенком приходится пешедралом пилить от Смольного до Московского вокзала...

Как вы, наверное, уже догадались, женщина моя мать, а полусонный пацан я сам. Все то время, что мама работала в психоневрологическом интернате номер семь, ей неизменно выпадало дежурить во все праздничные дни. А поскольку дежурства суточные, а дома меня оставить не с кем, то приходилось маршировать непарадным строем вслед за разъяренной матушкой, изредка вздрагивая от очередного матерного залпа.

Самое удивительное, что ни разу матушку не тормознули милиционеры, хотя стояли парни буквально на каждом углу...

Видимо, тогда я и намаршировался на всю оставшуюся жизнь. Сколько раз пытались меня затащить на демонстрацию! В седьмом классе участие в праздничном шествии, посвященном годовщине Великой октябрьской революции стало обязательным. Но я и тут отмазался – заблаговременно загремел с очередным обострением гломерулонефрита и выцыганил у нефролога справку с освобождением от подобных мероприятий.

Ну не понимал я людей, которые добровольно гробят свой законный выходной на многочасовое топтанье по асфальтовым мостовым. Хорошо еще, ежели с погодой повезет. Но у нас же Питер! То дождь без снега, то снег без дождя, то оба сразу.

Как обычно, ларчик открывался просто. В первый же год моей работы на "Ленинце" руководство цеха стало собирать списки, желающих участвовать в очередной демонстрации. Я привычно отказался, а Юрий Викторович Парфенов желание изъявил. Чем изрядно меня удивил, поскольку лояльностью к совдепии не отличался.

– Дурень! – ухмыльнулся Юрий Викторович. – Что мне в мае делать? Дома сидеть, телевизор смотреть? Тоска! А так за день демонстрации получу два отгула когда захочу. Летом к отпуску прицеплю!

Тут я задумался. С одной стороны: два лишних дня отпуска летом не помешают. Но с другой: переться к восьми утра на "Ленинец", потом несколько часов траурным маршем в праздничной колонне плестись... На фиг!

Третьего мая рабочий день начался со скандала. Компания отъявленных лоботрясов и опытных демонстрантов, кроме разрешенных бутербродов и термосов с чаем, умудрилась притащить несколько литров запрещенной водки. Профорг Толя Андронов только руками разводил, поскольку непосредственно перед демонстрацией лично обшмонал алконавтов и даже в термосы заглянул. Где мужики прятали водку так и осталось невыясненным. Ну а дальше дело техники: мужики за время шествия к Дворцовой площади успели накеросиниться до поросячьего визга. Не помешали даже транспаранты, которые этим бухарикам доверили нести.

На минуточку: вы только попробуйте себе представить всю виртуозность принятия горючего внутрь, когда обе руки заняты, а вокруг тьма народу и каждый может настучать!

На подходе к Дворцовой количество бухла на тело превысило все допустимые нормы и алкогольные пары сорвали предохранители. Мужики начали буянить и привлекать к себе внимание. Но все вероятные точки, где их можно было незаметно выкинуть из колонны, уже были пройдены. Оставалось только одно – тащить их в центре колонны, по возможности нейтрализуя пьяные выходки.

Несколько крепких молодых парней взяли охламонов в плотное кольцо. Во избежание потасовки пьянчуг крепко держали, не давая поднять руки. Единственное, что не смогли зафиксировать, были пьяные языки.

На Дворцовую площадь колонна вошла под незапланированные лозунги расшалившегося выпивохи:

– Да здравствует третий фонарный столб Невского проспекта! Ура!

– Ура-а!!! – Подхватывал нестройный хор пропитых глоток...

Русский вьетнамцу кормящая мать!

Ну вот, опять история повторяется. Опять Россия дружит с Вьетнамом, снова деньгами подкармливает. Осталось дождаться, когда к нам опять пачками вьетнамские "специалисты" повалят...

В две тыщи десятом, когда Путин был премьер-министром, Полупрезидент Митя похвастался самоличными фотографиями современного Ханоя. К его приезду город украсили символикой времен советско-вьетнамской дружбы.

Интересно, какой из тех лозунгов соответствовал самым первым словам, которые осваивали вьетнамцы, приехав в Ленинград? Работать они не хотели, зато у каждого магазина стояла кучка узкоглазой мелюзги, канючившая волшебную фразу:

– Мама, ням-ням!

Года эдак с восемьдесят четвертого в универсам на Тульской улице (сейчас там круглосуточный супермаркет) было нереально пройти чтобы тебя не дергали со всех сторон эти мявкалки. Приставали в первую очередь к женщинам за сорок, крича наперебой "Мама, ням-ням!" и "Мама, дай!". Расчетливые, на жалость били. Мелкие, все детских пальтишках и шапочках... Правда, не всегда прокатывало. На моих глазах в троллейбусе пятого маршрута вьетнамки пристали к женщине с сумками. На их "Мама, дай!" женщина так гаркнула матом, что вьетнамозы в другой конец троллейбуса отлетели...

В восемьдесят седьмом мы переехали в Веселый поселок. Кто бывал на проспекте Большевиков, наверняка видел квартал желтых домов между улицами Тельмана и Новоселов. В один из этих домов мы и вселились. А соседний дом был отдан под общежитие – там обретались иногородние с фабрики "Рабочий" и с прядильно-ниточного комбината имени Кирова. Несколько квартир отдали вьетнамцам. Меньше чем через год во всех домах практически не осталось живых счетчиков – они там на лестницах установлены. Грешили на наркоманов, но ворами оказались все те же вьетнамцы – поймали с поличным, жилец общаги оказался.

Очень забавно было наблюдать метаморфозу вновь приехавших "специалистов". Первый год щеголяли в купленных в комиссионке детских шмотках. А через год гардероб кардинально обновлялся, появлялись импортные джинсы, модные дутые куртки, меховые шапки. И морды начинали лосниться как начищенные медные пятаки...

К участковому врачу нашему тогда можно было даже не соваться: вьетнамцы шли без очереди, обменивали рубли на больничные листы. Тут я сам свидетель, одна узкоглазая вломилась в кабинет врача когда я был на приеме у терапевта.

Где-то году в восемьдесят девятом вьетнамцы доигрались. В одной из выделенных им квартир полыхнул пожар. Пожарная часть буквально за домом, приехали за пять минут, тушили четыре часа. И не потому что огонь сильный – горел диван в коридоре и занялись обои. А в квартиру с лестницы не войти было: вся квартира была доверху забита цветметом. Из-за этого пожарным пришлось вызывать лестницу (восьмой этаж) и выкидывать через окно весь этот хлам. Под окнами выросла такая куча, что было абсолютно непонятно – как столько барахла влезло в малогабаритную квартиру и где сами вьетнамцы обретались? Кроме алюминиевых кастрюль и медного кабеля в этом хламе оказались катушки, выломанные из лифтов.

Думаете, после этого вороватых азиатов пинком из страны вышибли? Черта с два. В Живом Журнале знакомый рассказал:

"Я собственными глазами видел, как толпа вьетнамцев разгромила отдел посуды в Пентагоне, это такой дом напротив метро "Площадь Мужества", там магазин хозтоваров был.

Это было в девяностом году было.

А в девяносто первом я мирно пил пиво в общаге горного института на Наличной, в комнате своего кореша. Кореш делил комнату с вьетнамским "студентом", который уже три года не сдавал ни одной сессии, но исправно фарцевал всяким электронным дерьмом, которым было забито полкомнаты.

Этот "студент" пришел и принялся поливать нас матом, а когда я ему намекнул, что слишком уж нежно их американцы бомбили, вьетнамец схватился за нож, но воспользоваться им ему духу не хватило. Мой кореш, который до кучи состоял в общажном ДНД, по горячим следам сообщил об этом замечательном факте своему начальству. Начальство кореша чуть не расцеловало, ибо вьетнамец уже задолбал абсолютно всех в общаге, а выгнать его было не за что – отчислить его было практически нереально. Правда, упаковали "студента" не за пару часов, а за неделю, но в итоге выпинали нафиг."

Ну и в довершение маленькая цитата из газеты "КоммерсантЪ" от 7.03.2000 г. Статья "Вьетнамские товарищи нас просто замучали":

— К нам в Ханое как-то подошел вьетнамец. Обычно им запрещалось общение с иностранцами, даже с "ленсо" — советскими. Почему-то он заговорил с нами о помощи. О том, что она недостаточна. Мы попытались объяснить ему, что у нашей страны есть и свои проблемы. Он хитро посмотрел на нас и сказал, что учился в Ленинграде, видел в Эрмитаже много дорогих картин. "Вы могли бы их продать империалистам,— говорит,— а на эти деньги лучше помогать нам".

Того гляди, нонешнее правительство России так и поступит...

Выборы, выборы...

Пресс-секретарь нашего Губернатора Андрей Сергеевич Кибитов попросил объяснить:

как это – в переносной урне обнаружено пять одинаковых бюллетеней.

В твиттере я Андрею Сергеевичу объяснил коротко, но он, очевидно, не понял. А мне как раз вспомнилась похожая история, случившаяся тоже на выборах, но более двадцати лет назад.

Время действия, если я ничего не путаю, 1988-й год. Мои давние читатели сразу сообразят, что я тогда работал в ЦНПО "Ленинец", цех 116. Где, между прочим, слесарил Сергей Владимирович Кибитов, папенька Андрея Сергеевича. Я все думаю, как бы таким полезным знакомством в корыстных целях воспользоваться, но пока не придумывается.

Вот не знаю как сейчас, а в те советские времена член избирательной комиссии имел кое-какие блага в виде дополнительного дня к отпуску. Может, и в денежном эквиваленте что-то перепадало, не помню. Главное, что угробить выходной на выдачу бюллетеней и последующий их подсчет было экономически выгодно. А Юрий Викторович Парфенов, о котором я уже не раз писал, никогда не упускал возможности заработать лишний отгул.

Надо сказать, что в советские времена работать на выборах было куда проще. Кандидат всегда один, количество голосов за кандидата совпадает с количеством выданных бюллетеней. Ну, за исключением недействительных бюллетеней, которых почти не было. Поэтому процесс подсчета голосов и оформление документов занимал от силы часа три. В двадцать часов нуль-нуль минут участок закрыли, а в двадцать три часа уже дома, третий сон видишь. Лепота!

Подпортил избирательную малину Горбачев. Демократию ему подавай, выборы с альтернативой... В общем, добавил мороки, но в пределах разумного. Зато выборы стали чаще случаться, значит, и отгулов поболе. Игра все еще стоила свеч...

Но не в тот день. Вообще тогда время выдалось идиотское. В нашем Веселом поселке дефицит дошел до такой степени, что в магазинах хлеба не было. Совсем. Поэтому я пораскинул умом и сразу после голосования метнулся на троллейбусную остановку. Докатился до родного "Ленинца". Тогда на углу Ленсовета и Типанова была совершенно потрясная булочная, куда я и навострился. А тут вдруг вспомнил, что тут же рядышком Юра Парфенов избирателями рулит. Там во дворе то ли школа, то ли местный Дом пионеров и школьников... Избирательный участок, одним словом. И моя дурная голова понесла меня с Юрой здороваться.

Зашел я в это заведение, а там дым коромыслом. Народу больше, чем людей. Члены избирательной комиссии аж дымятся от перегрузки. Юру нашел сразу, парой слов перекинулись и я отвалил. Ну чего человеку мешать, когда такое дело?

Купил хлебушка, сразу четыре буханки столового. Пол-буханки сожрал пока домой ехал... Люблю я свежий хлеб. Сейчас в магазинах сплошь нарезка в целлофане, трехлетней свежести и многократной переработки. Не хлеб, а издевательство!

В понедельник с утречка приезжаю на работу, Парфенова нет. Ровно в семь, со звонком о начале трудового дня, в цех влетает Юрий Викторович. Злой как... Наверное, таким злым не был даже Портос после ужина у господина Кокнар. Тут же берет у мастера участка чистый лист и пишет заявление с просьбой предоставить день в счет отгула. Мадам Пискунова уходит с заявлением к начальнику цеха, мы с Юрой передислоцируемся в курилку. Передам лишь краткое содержание истории, поскольку рассказ Юры сопровождался виртуозным матом, который я повторить не в состоянии:

– Перед вскрытием основной урны положено считать содержимое переносных урн, которые для голосования на дому. Вскрываем урны, высыпаем содержимое на стол. Начинаем сортировать и тихо охреневаем – куча бюллетеней заполнена под копирку! То есть, явно одной рукой, одними чернилами. Значок везде одинаковый... И, главное, большинство этих бюллетеней за одного кандидата! Подсчет тут же остановили, начали выяснять что к чему. Оказалось, одна из девах, что урны носила, решила помочь старикам и за них сама птички ставила. Что делать? Начали звонить в вышестоящую контору. Там тоже ни хрена не поняли как это считать. Короче, часа в три ночи приехал представитель городской комиссии, разобрался. Только после этого вскрыли основную урну и начали считать. Всю ночь не спали из-за одной дуры!

Кстати! Много лет назад, в совершенно другой стране, Юра Парфенов мне говорил:

– Сереня, никогда не играй в азартные игры с государством!

Так что на выборы я не ходок. Там на кого ни ставь, а выпадает только "зеро"...

Первый раз – первый глас

Кстати! Первый раз я голосовал в далеком тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Еще в СССР, еще при КПСС, но уже при первых зачатках демократии, с альтернативными кандидатами и запретами на агитацию в день голосования. Куда выбирали уже не помню, но вот что по нашему избирательному округу первым в списке шел действовавший тогда градоначальник Ю. Соловьев помню точно.

Дело было где-то в конце апреля, наш избирательный участок был аккурат у меня под носом – в школе напротив. День воскресный, торопиться некуда, матушка на работе была – текущий график... В общем, не спеша соображаю, что надо бы проголосовать да потом в магазин смотаться.

И тут со двора ка-ак рявкнет нечто псевдофольклорное, с баяном и бас-гитарой!.. Я аж заколдобился. Выглядываю в окно, а там картина маслом: прямо перед входом в школу развернулась эдакая передвижка – автобус и пара грузовиков с динамиками и инструментами. Пяток микрофонов, бабы в сарафанах горланят как хорошо в стране советской жить. И над всем этим огромадный плакат "Пролетарский завод – за Соловьева!".

Нормально, да? Наглая и неприкрытая агитация в день выборов, да еще в пользу действующего Председателя Горисполкома. Естественно, милиция никак не реагировала.

У меня к тому времени был простенький проигрыватель "Аккорд" с дохлыми колоночками и небольшая подборка пластинок, в том числе Жванецкого. Выставил я колоночки в окошко, выкрутил громкость на всю катушку и зарядил Жванецкого, с пластиночки из журнала "Кругозор" зубодробительный монолог. Затем с такой же пластиночки Филиппенко, певшего еще более зубодробительную песню Юлия Кима... В общем, часа на полтора у меня пластинок хватило. И за эти полтора часа я у себя под окном собрал больше народу, чем ансамбль песни и пляски Пролетарского завода!

Соловьев тогда на выборах пролетел. Не помогли профессиональные певуны с профессиональной акустикой. Да и такой отлаженной системы вброса бюллетеней, как сейчас у Партии жуликов и воров, тоже не было. В остальном нынешние выборы как в том восемьдесят седьмом – открытое хамское наплевательство на закон, придворный ЦИК и заученное вранье вожака.

Кому до СССР – приехали, слазьте.

Депутат рабочий

С некоторых пор подсел на программу "Новости в классике" на КоммерантЪ-FM. Дмитрий Львович Быков и Андрей Владимирович Норкин подбросили тему для очередной байки, хотя сами того не знают...

В общем, кто-то где-то предложил наших "народных избранников" привлекать к общественно полезному труду. Как за хулиганство, на пятнадцать суток. Ну а временно трудоустроить депутатов можно куда угодно: мусор убирать, дороги ремонтировать...

Я не выдержал, в чате написал фразу, которую Андрей Владимирович прочитал в эфире: "Хана дорогам. Депутаты ж работать не умеют". Быков с моими словами полностью согласился...

А я вот чего вспомнил.

Дело было в 1988-м году, как раз готовили первые демократические выборы, на альтернативной основе. Во всех районных партячейках срочно искали соперников к уже примелькавшимся ответственным мордам. Совершенно неожиданно для себя в число таких "соперников" чуть было не угодил мой бригадир, Николай Саныч. На очередном собрании парткома "Ленинца" руководство зачитало спущенное сверху ЦУ (Ценное Указание) и тут же предложило выдвинуть бригадира цеха 116 Смирнова Николай Александровича. Дескать, товарища Смирнова мы все давно и хорошо знаем, ударник, слесарь высшего разряда с именным клеймом, член КПСС с одна тысяча...

Саныч до конца слушать эту заупокойную не стал. Попросил слова и прямо, по рабочему, врубил:

– Если партсобрание не примет мой самоотвод, я тут же пишу заявление об увольнении по собственному желанию.

Честно скажу: я сам до сих пор не могу поверить, что Саныч осмелился задвинуть такой ход конем. Но на том собрании было еще трое работяг из нашего цеха, они слово в слово повторяли эту историю. По словам очевидцев, в актовом зале повисла гробовая тишина. Кое-кто начал потихоньку отодвигаться подальше от несознательного ударника.

Руководство в президиуме долго скребло в затылке, протирало очки и мрачно сопело, пытаясь переварить услышанное. Потом сухо поинтересовалось:

– Товарищ Смирнов, а чем, собственно, объясняется такое нежелание стать народным избранником?

Нежелание объяснялось просто: деньги. Будучи мужиком неглупым, Саныч прекрасно понимал, что стать народным депутатом ему не светит ни шиша. Зато времени вся эта галиматья отнимет много. А время, как известно, деньги. Особенно если всякие там протокольные встречи с избирателями придется проводить в рабочее время. Конечно, что-то там бухгалтерия насчитает "по среднему", но о премиях и всяческих надбавках можно забыть сразу. Невыгодно.

Конечно, вслух ничего этого Саныч не сказал. Быстренько прикинув план сицилианской защиты, ударник коммунистического труда начал вбивать в начальственные головы каленые гвозди фраз:

– Товарищи! Все мы знаем, что сейчас наше предприятие работает над особо важным государственным заказом. Третий месяц моя бригада собирает блоки изделия номер NNNN. Общую сборку веду лично я. И я, как коммунист, целиком и полностью несу ответственность за качество изделия и за сроки выполнения работ. Совесть коммуниста не позволит мне переложить эту ответственность на чужие плечи. Лучше сразу уволиться, чем потом краснеть перед товарищами по цеху и перед избирателями!

Сидевшие в зале товарищи по цеху закрыли лица руками, Женька Бочаров уткнулся лбом в рукав пиджака. Плечи всех троих тряслись мелкой дрожью от еле сдерживаемого хохота. Изделие, о котором говорил Саныч, было грыжей "Ленинца". Кто-то когда-то спроектировал очередной перпетуум мобиле. Конечно, не буквально. Просто в расчетах и чертежах изделия было столько ошибок, что сравнение с вечным двигателем подходит более всего. Кто и как пропустил это недоразумение в производство – наверное, даже Господь не знает. А в итоге Опытный завод "Ленинца" несколько лет пытался заставить работать то, что работать не должно по определению.

Конечно, руководство это прекрасно знало. И демагогию Саныча видело насквозь. Но прищучить непокорного бригадира было не за что. Ну не объяснять же потом в горкоме партии, что много лет оборонное предприятие впустую гробит время и государственные деньги?

Самоотвод Саныча приняли, вместо него на выборы двинули менее сообразительного токаря из цеха 117.

Честные выборы

Ну и чтоб закрыть тему выборов.

В девяносто шестом году дело было, когда на выборах мэра Санкт-Петербурга Собчак со своим замом Яковлевым бодался. Матушка тогда в "третьем Смольном" работала – так в народе психоневрологический интернат №1 прозвали. Который сейчас сломали и на месте старого дурдома хотят построить новый – Конституционный суд, что ли... Между прочим: богадельня при Смольном монастыре появилась задолго до большевиков. На картах Петербурга, составленных генерал-майором Шубертом в 1828-м году богадельня уже имеется. Так что ежели по исторической справедливости, то не тот дурдом в область выслали. Надо было городскую администрацию из Смольного института благородных девиц выгонять...

Впрочем, я отвлекся. Надо сказать, что к девяносто шестому году Собчак в Питере стал настолько непопулярным, что его фамилия слыла едва ли не новым ругательством. Если вспомнить, с каким восторгом его избрали Председателем Ленинградского городского совета народных депутатов, то можно себе представить как чудила команда Собчака... Но, видимо, банда Собчака слишком увлеклась разграблением города и очухалась только когда под жопой капитально припекло. Проиграть на выборах было нельзя никак – под Собчака выбивались огромные деньги на различные грандиозные проекты. То небоскреб на Васькином острове, то Олимпиада в Петербурге, то новый порт... Ни один проект так и не был реализован, зато бабла хапнули. Про бардак с многократными перепродажами недвижимости в центре города уже не говорю.

Короче говоря, проигрывать выборы было нельзя никак. Запустили крутую избирательную программу, всячески прославляли Собчака, выставляя его спасителем Петербурга. И потом горестно вопрошали – мол, если не Собчак, то кто?

В ответ получали: кто угодно, только не Собчак. Рейтинг Яковлева рос как на дрожжах. Нужно было предпринимать что-то кардинальное.

Вот с этим "кардинальным" матушка и столкнулась. В один прекрасный день по интернату начала ходить жутко ответственная дама из отделения лечебной физкультуры. В руках дамы был список сотрудников и пациентов. Дама не терпящим возражений тоном заявила, что на выборы матушке ходить не надо. Матушка в ответ сказала, что в любом случае не сможет участвовать в голосовании, поскольку будет на дежурстве. Дама тут же черкнула в своем списке и успокоила маманю – голос не пропадет.

Благодаря этому списку и жутко ответственной даме, за Собчака проголосовал весь коллектив дурдома, включая слепоглухонемых и полностью парализованных.

Это, повторюсь, было в девяносто шестом году, когда В.В. Путин был руководителем избирательной кампании Собчака.

Нашелся!

Недавно в чате пришлось одному балбесу объяснить, что он балбес. А балбес оказался не просто балбесом, а околокавказского происхождения. В ходе общения применил убойный, как ему казалось, аргумент и был сильно шокирован ответом. Наивный, я на этот "аргумент" более двадцати лет назад ответ нашел. Рассказываю.

Дело было летом восемьдесят восьмого года, я только-только начал осваиваться в новой, пока временной, должности комплектовщика. Заготовки раскладывать это вам не за верстаком целый день сверлить-пилить. Куча свободного времени и фиксированный оклад, а не сдельщина. В общем, лафа полная.

А время было, если кто не помнит, позднесоветское, горбачевская перестройка с одновременным опустошением прилавков магазинов. Поэтому после (а иногда и во время) работы первой задачей было прошерстить магазины в поисках жранья. Наш Веселый поселок в те времена в плане магазинов был даже не деревней, а пустыней. Разительный контраст с центром Питера и Тверской улицей, где рядом с домом было три магазина, две булочных, пара пирожковых... Здесь же до ближайшего магазина было дальше, чем на Тверской до универсама. И ассортиментом магазин не баловал.

Зато очень неплохой набор магазинов был на проспекте Славы. Который был аккурат по дороге и прошвырнуться по местным магазинам вместе с Юрой Парфеновым у нас вошло в традицию. А тут лето, на каждом углу появились лотки с овощами-фруктами, арбузами-дынями. Ну и очереди, само собой, ругань в стиле "вас тут не стояло"...

Ткнулись мы с Юрой в очередь поменьше, стоим. Продавщица, как на грех, еле шевелится, все по три раза перевешивает, в деньгах путается. Народ тихо психует, но стоит. Наконец подползает наша очередь, я Юру вперед пропускаю – по старшинству. И тут между мной и Юрой вклинивается лицо кавказской национальности. Причем, лицо крепко выпившее и дошедшее до стадии морды. Без всякого "разрешите, мне только один огурец без сдачи", просто тупо ломится. Ему надо. Я также молча выталкиваю эту морду и становлюсь вплотную к прилавку, лишая возможности вклиниться снова.

Морда такое обращение посчитала оскорбительным и раскрыла пасть. Опять же, без всяких просьб разрешить взять пару лимонов без очереди. Просто матерно стал возмущаться что его выкинули. Попытка мирно объяснить, что нормальные люди себя так не ведут, на морду никакого эффекта не произвела. Тогда ему просто посоветовали заткнуться и проспаться до обретения человеческого облика. Морда же явно жаждала драки и уходить не собиралась. Поэтому применила последний, убийственный аргумент, громогласно заявив:

– Я маму тваю э..л!

В ответ я радостно заорал:

– Папочка, родной! Нашелся! Люди, это мой папа, он нам алименты за шестнадцать лет должен!

Не знаю, что стало ключевым – то ли что морду папой признали, то ли слово "алименты" что-то напомнило. Но под хохот очереди этот "папаша" драпанул так, что запросто бы обставил чемпиона мира по бегу на стометровке.

Урок русского матерного

Что-то последнее время в телевизоре все чаще требуют русский матерный запретить. Видимо, более важных проблем в России не осталось.

Я, к слову, русский мат начал изучать еще в детстве. Матушка моя родом из крестьян, в Питере работала сперва на речфлоте, затем на железной дороге, потом дворником, после санитаркой. Поскольку рабочий класс предпочитал изъясняться преимущественно матом, то я кое-что услышал и запомнил. Правда, долгое время свои познания нецензурной лексики успешно скрывал. Прокололся в возрасте одиннадцати лет.

У меня по наследству от бати плохие зубы. Очередной зуб не выдержал частых пломбирований и был удален, но как-то неудачно. Корень в десне остался и дал мощнейшее нагноение, перекосив мою морду лица. В детской стоматологии на мою рожу посмотрели и выкатили направление в больницу имени Раухфуса. Там долго церемониться не стали, на второй день с утречка зашвырнули меня на операционный стол. На морду накинули намордник с эфиром, это наркоз такой, я с трех вздохов улетел куда-то...

Прочухался часа через два, в палате. Во рту куча марли и вкус крови, башка трещит, челюсть ноет. Прибежала медсестричка, чего-то внутривенно вкатила. А сама старается на меня не смотреть, дергается чего-то и даже вроде как хрюкает. Я, по причине болезненного состояния, особо над этим задумываться не стал, опять отрубился.

На утреннем осмотре у врача, который меня оперировал, тряслись руки. И медсестричка опять дергалась и вроде как хрюкала. И почему-то только при виде меня. На других смотрят – нормально. А от меня старательно отворачиваются, дергаются и хрюкают.

На третий день дергаться стали меньше. Хирург поинтересовался с кем я живу и кем моя мама работает.

Только на восьмой день, перед самой выпиской, я упросил врача рассказать в чем дело. Оказалось, что когда мне десну прочистили и вынули из пасти все распорки, я выдал заряд чудовищного мата. Что именно я наговорил врач мне так и не поведал, только опять затрясся. От хохота.

До сих пор не знаю, что же я там такое откаблучил...

Но все же до самого моего поступления на "Ленинец" я старался не материться. Просто надобности такой не было. Другое дело на производстве, там без мата никак.

Был во времена перестройки такой анекдот:

В целях повышения культуры производства решили запретить работягам материться. Тут же производительность труда упала втрое. Стали разбираться, пригласили бригадира-передовика. Спрашивают:

– Почему работать хуже стали?

– Да потому что раньше проще было! Крикнешь Петровичу "Подай вон ту х...вину!" и он несет нужную оснастку. А сейчас полчаса объяснять приходится...

Шутки шутками, а частенько мат экономил время и нервы. Бывало, что и жизнь спасал. Помню, однажды электрик волшебной, но совершенно нецензурной фразой остановил замечтавшегося прохожего, собравшегося влезть за ограждение с табличкой "Осторожно, высокое напряжение". Согласитесь, заклинание электрика гораздо доходчивей, нежели вежливое "Не могли бы вы изменить направление своего движения, дабы не попасть в зону высокого напряжения и не подвергать свою жизнь опасности поражения электротоком".

Одно огорчало – слишком уж однообразно матерились. Я к тому времени уже прочитал "Свод проклятий" Герберта Уэллса и был полностью солидарен с профессором Гнилстоком. Два-три избитых временем и частым употреблением всем известных слова, изрыгаемых по поводу, а чаще без всякого повода. Прямо как в еще одном анекдоте:

В разведшколе ЦРУ готовят шпионов к заброске в Советский Союз. Урок русского языка, курсант спрашивает преподавателя:

– Скажите, профессор, во фразе "Кто за колбасой последний?" в каком месте должен стоять неопределенный артикль "мля"?

Поэтому я старался сквернословить пореже. И ни в коем разе не материться в присутствии Юрия Викторовича Парфенова, чье искусство строить многоэтажные словесные конструкции вызывало искреннее восхищение. Как-то раз я решил поинтересоваться где же Юра этой премудрости набрался.

– Да разве ж это мат? – Искренне удивился Юрий Викторович. – Это так, легкое баловство. Настоящий мат я услышал, когда мне семнадцать лет было. Решили мы с приятелем винца испить, уж не помню по какому поводу. А, скорее всего, без всякого повода. Предков дома не было, брательник где-то шлялся, так что сели у телевизора и культурно уговорили бутылочку портвея. Показалось маловато. А в доме выпивки нет, надо в магазин шлепать. Оделись. На улице уже октябрь был, морозец, асфальт ледком покрылся. Аккуратненько доползли до "стекляшки", взяли еще "огнетушитель", собираемся обратно шлепать. А погода!.. Вечер, небо чистое, солнышко светит! Воздух морозный, прозрачный!.. Стоим, балдеем. И тут откуда ни возьмись виденье чистой красоты. Идет потрясающе красивая молодая женщина, лет двадцати пяти, тоже слегка под газом. Фигурка стройненькая, на ножках сапожки на шпильках, брючки модные в обтяжку, шубка коротенькая, шапка меховая. У нас в зобу дыханье сперло. Стоим два балбеса рты раззявив. А она идет, на нас смотрит, улыбается и того не замечает, что перед входом в магазин лужица замерзшая. Поскользнулась, конечно, упала. Я только метнулся к ней, хотел помочь даме подняться. И снова остолбенел. Красавица завернула такую матерную тираду!.. Минут на семь, без единого повтора!

Юрий Викторович снял очки, протер стекла, снова водрузил оптику на нос.

– Понимаешь, Серега, без единого повтора!

Давай закурим?

Еще в школе слышал такой анекдот:

Идут по пустыне Василий Иванович, Петька и Чингачгук. Давно идут, еда и вода давно кончились, есть-пить охота. Вдруг видят – посреди пустыни дом стоит. Подходят, в окно заглядывают, а там!.. Столы едой завалены, воды хоть залейся. Послали Петьку на разведку. Только он в дверь вошел – бац! Вылетает обратно, за голову держится. Подождали, думали, может следом кто выскочит? Нет никого. Опять Петьку в дом посылают. Не успел войти – шар-рах! Вылетает обратно, на лбу вторая шишка. Опять подождали, опять никто следом не выскакивает. Послали тогда Чингачгука. Тот в дом вошел и пропал. Пять минут нету, десять... Решили в окно заглянуть. Смотрят, а индеец сидит себе за столом, ест-пьет.

– Чингачгук! А как же ты прошел?

– Только бледнолицая собака дважды наступает на одни и те же грабли!

Я когда новости читаю, то создается у меня ощущение, что наши властители как Петька из анекдота. Упорно лезут на одни и те же грабли. Вроде бы взрослые люди, соображать бы пора, хоть изредка вспоминать не столь давнюю историю. Не-а. Торжественным маршем с новыми лозунгами по старым граблям...

Казалось бы: уже не только Америка обожглась на сухом законе. Горбачевскую борьбу с зеленым змием наверняка помнят все, кому чуток поболе тридцати. Сперва дикие очереди в винных магазинах, затем талоны на водку и небывалый подъем самогоноварения. Чуть ли не в каждом доме "Привет Горбачеву" – пятилитровая банка браги с надетой на горлышко резиновой перчаткой. А чего добились, спрашивается? Куча народу потравилась суррогатами, казна недополучила миллионы рублей с продажи водки. Только виноградники в Молдавии и Грузии зря повырубали, да уникальные коллекции вин угробили.

Не так уж много времени прошло, а некоторые особо одаренные правители вновь заговорили о полном запрете алкоголя. И, чтобы жизнь медом не казалась, в правительстве протащили очередной указ, согласно которому опять вырастут акцизы на алкоголь и табачные изделия. Это если за четыре года матушкин "беломор" с семи рублей подорожал ровно в четыре раза, то еще через два года пачка папирос будет стоить рублей семьдесят. А поллитровка самой дешевой легальной водки во сколько станет? Это при том, что уже сейчас подавляющее большинство покупают водку в обход магазинов. Благо предложений типа "5 литров – 450 рублей" полно. Закон Ньютона во всей красе: на всякое идиотское действие государства народ находит свое противодействие. И ежели сейчас продают только безакцизный алкоголь, то в очень недалеком будущем и безакцизный табак появится. Может, уже появился, просто я не в курсе...

Кто-то возразит: мол, не надо драматизировать, от повышения цен страна только выиграет, нация здоровей станет. Опять же напомню горбачевскую перестройку, тотальный дефицит и талоны на все, включая курево. Помню, летом 1988-го, когда в магазинах табак уже исчез, а талоны еще не ввели, руководство "Ленинца" решило позаботиться о курящей части трудового коллектива. Не думаю, что администрацию как-то волновали проблемы рабочего коллектива, но не заметить падения объемов производства было нереально. Курильщики выкручивались кто как мог. Мои наставники жизни Юрий Викторович Парфенов и Олег Александрович Иванов где-то раздобыли несколько килограмм трубочного табака. А поскольку трубку никто из них не курил, то минимум по часу в день табачные братья отводили на изготовление самопальных папирос, чем доводили до бешенства мастера участка. Возможно, что решающую роль сыграл папа нашего заместителя начальника цеха Владимир Николаевич Рухман, который во время визита в цех увидел Олега Саныча, лихо набивавшего очередную папиросу.

Как бы то ни было, а в один распрекрасный день в нашем сто шестнадцатом цехе объявили: институт закупил коробку папирос "Беломорканал", на цех выделено десять пачек, желающие могут записываться. Но вместо ожидаемой благодарности в адрес администрации и лично Турчака полетел отборнейший мат. В цехе на тот момент работало более ста двадцати человек, из них более восьмидесяти мужики. Некурящих было человек пять. Путем очень несложных расчетов можно догадаться, что от щедрот руководства "Ленинца" на каждого курильщика приходилось максимум три беломорины. Работяги справедливо расценили такую заботу как издевательство и предложили руководству засунуть эти десять пачек себе куда поглубже.

Руководство не придумало ничего лучше, чем обидеться. Заказ отменили, закупленные папиросы быстренько реализовали через институтский буфет, что еще больше обозлило работяг: большинство из них не успели добежать до буфета, как курево уже кончилось. Почему администрация не сообразила сперва собрать информацию и потом просто закупить нужное количества "Беломора"? Не знаю. Скорее всего, потому что у руководства перебоев с табаком не было, а проблемы простых смертных начальство не интересовали.

Как и сейчас.

Дежа вю

В новостях Путин говорит о необходимости продвигать предложения снизу, поощрять инициативу, реализовывать по линии "Народного фронта".

Все это я уже слышал много лет назад. Только тогда Горбачев говорил о необходимости перестройки...

Первый мой год работы в качестве слесаря, мастер слесарного участка мадам Пискунова объявила: после обеда общее собрание цеха. Согнали всех на механический участок, там места было больше. Профорг цеха Андронов объявил повестку дня и дал слово начальнику транспортного цеха.

Вышел наш Валерий Палыч, забубнил выдержки из речи Горбачева. Смелее внедрять, дружней повышать, сильней укреплять, углублять, усугублять...

Юра Парфенов как заправский чревовещатель не разжимая губ тихонько комментирует:

– Когда уже эти бляти кончатся?

Я еле сдерживаюсь чтобы не ржать в голос. Валерий Палыч продолжает бубнить:

– Народный контроль, гласность, перестройка, инициатива на местах...

– В порядке инициативы рабочего контроля и в целях повышения эффективности труда, – снова чревовещает Юра, – предлагаю заканчивать эту трепотню и начать работать.

Стоящий рядом Леша Рухман все слышит и, как заместитель начальника цеха, должен прекратить безобразие. Тем более, что начальник цеха откровенно перестал понимать читаемый текст и бубнит что-то совсем уже нечленораздельное. И, кажется, по второму кругу.

– Валерий Палыч!

– Слово товарищу Рухману! – тут же реагирует профорг.

– Валерий Палыч, предлагаю полный текст речи товарища Горбачева вывесить на доске объявлений, чтобы каждый мог ознакомиться с текстом в свободное от работы время.

Начальник цеха с явным облегчением кладет на стол страницу из "Правды" с подчеркнутыми строчками.

– Товарищи! – продолжает рулить собранием Андронов. – Поступило предложение товарища Рухмана вывесить текст речи товарища Горбачева на доску объявлений. Кто за? Кто против? Единогласно. Может, у кого-то еще есть какие-то замечания, предложения?

Гробовая тишина.

– Ну же, товарищи, смелей! Где же ваша инициатива? Неужели в таком большом коллективе нет ни одного недостатка?

Кто-то фыркает в кулак, кто-то матерится сквозь зубы, но брать слово никто не торопится.

Мадам Пискунова поворачивается к Юре Парфенову:

– Юра, ты же вечно недоволен организацией работ на участке! Выйди, выскажи!

Голосок Пискуновой елейный, а глаза злые. Будь ее воля давно бы уже Юра с работы вылетел. Однако повода для увольнения Юра не дает – с дисциплиной полный порядок, работы выполняет в срок, донор... Но с мастером на ножах: Пискунова денежные заказы отдает любимчикам. Остальным достаются крохи с барского стола, а это бьет по карману и не дает повысить разряд. Юра давно уже мог бы получить шестой разряд, но стараниями Пискуновой продолжает сидеть на пятом.

Провокация не получается, Юра демонстративно "не слышит" мастера. Но Пискунова делает вторую попытку:

– Что же ты, Юра? Критика теперь разрешена. Говори, не бойся, ничего тебе не будет!

– Ни премии, ни прогрессивки! – это Олег Саныч Иванов, еще один враг Пискуновой. Обладая природным пофигизмом и солидным возрастом, Олег Саныч голоса не понижает и реплику выдает во всеуслышание. Цех хохочет, Пискунова краснеет от злости, но молчит. Любая реплика не в ее пользу и Пискунова это прекрасно понимает.

– Тише, товарищи! – Андронов пытается придать собранию хотя бы видимость смысла и порядка.

Начальник цеха жестом дает отмашку, народ расходится по рабочим местам. Профорг объявляет собрание закрытым.

Недолет, перелет

Тут наш правящий тандем по телевизору удивляется всяческим неудачам. То, понимаешь, "Булава" не стартует, то грузовой космический корабль выходит на таежную орбиту, то спутник связи на связь выходить отказывается...

А чего удивляться-то? Все вполне закономерно, военпром успешно продолжает работать советскими методами. То есть, через задницу. Главное, отрапортовать вовремя.

Вот подзапамятовал уже в каком году, но точно еще до путча дело было. На "Ленинце" доводили до ума систему наведения ракет класса "воздух-земля". По давней привычке затянули сдачу опытных образцов до абсолютного цейтнота, так что финальную сборку проводили в режиме аврала. И в полном соответствии с законом подлости в процессе сборки выясняется, что какой-то там рычажный блок то ли с браком получился, то ли его изначально не так спроектировали. Короче, переделывать надо.

В спешном порядке к нам в цех спускают чертежи и ведомость на дозаказ материала. Нужны заготовки из нержавеющей стали. Мы, как положено, оформляем свою ведомость и я с заявкой топаю на заготовочный участок. Там спокойно выслушиваю матерную тираду, смысл которой "нержавейки нет и хрен знает когда будет". Для меня это давно уже не новость, дефицит нержавеющей стали не первую неделю длится. С моего склада все заначки нержавейки выгребли подчистую... Но отдать ведомость я должен, а там пущай у начальства голова болит.

Поднимаюсь в родной цех, сразу докладываю Леше Рухману:

– Владимирыч, стали нет. На заготовительном мастер волком воет при виде заявок на нержавейку.

Леша все это прекрасно знает и без меня. Он самолично вместе с мастером механического участка Юрой Гавриловым раскулачивал мой склад. Но мое дело доложить. Леша звонит представителю заказчика, я тихо отваливаю в свою каморку.

Проходит несколько дней. Все это время отдел снабжения пытается найти сталь нужной марки. Вместо нержавейки везде получают ответ: "До конца года все лимиты исчерпаны". Это означает, что заводы нашлепали запланированное количество стали и распихали по заказчикам. Плановое, мать его, хозяйство. Единственная надежда, что у кого-то есть излишки. Но никто не сознается – то ли действительно все в производство ушло, то ли просто жмутся.

В конце концов в кабинет главного технолога влетает взмыленный конструктор в сопровождении хмыря в военной форме с погонами подполковника. На чертежах зачеркивается марка стали нержавеющей и прописывается сталь обычная. Этого добра у нас навалом, выдаю Гаврилову заготовки, тот бежит уговаривать фрезеровщиков остаться на сверхурочную. Понеслась...

Дня через три все тот же конструктор вместе с хмырем-подполковником приволокли начальнику цеха пузырь водки за своевременное выполнение заказа. Два изделия благополучно прошли ОТК и отправлены на полигон для дальнейших испытаний. Рано радовались...

Через месяц на доске объявлений висел приказ, суть которого сводилась к лишению премии за срыв важного государственного задания. И список незнакомых фамилий. В курилке Леша Рухман вполголоса рассказывал:

– Поставили эти наши блоки наведения на габаритно-массовые макеты ракет. Отволокли на полигон. Планировали испытательный запуск на следующий день, но что-то у них там не сложилось. Раз перенесли дату, другой... Короче, затянули почти на месяц. Ракеты все это время в сарайчике лежали, полиэтиленом их накрыли, чтоб сверху дождик не капал. Наконец сподобились испытать. Зарядили макеты под крыло самолета, назначили цель, место сброса. Пилот в точку вышел, кнопку нажал, ракеты пошли. Обе мимо цели. Одна в болото брякнулась, вторая в дачный кооператив прилетела. К счастью, никого не прихлопнуло, но кому-то придется дачную времянку заново отстраивать...

Причина неудачного испытания выяснилась быстро: когда вскрыли блоки наведения, то обнаружили, что рычажные механизмы заржавели. Видимо, ракеты неплотно полиэтиленом прикрыли, водичка внутрь попала. А конструктор с военпредом обычную сталь разрешили использовать.

В 1988-м году, когда "Буран" свой единственный полет совершал, по радио сказали, что он на сколько-то там метров промахнулся. Я тогда решил пошутить и сказал Юре Парфенову:

– Наверное, там наши приборы навигации стояли, вот он и промазал.

На что Юрий Викторович снисходительно ответил:

– Дурень! Если бы в "Буране" наши приборы стояли, он бы и не взлетел!

Чрезвычайное происшествие

В один солнечный летний день 1989-го года, незадолго до начала обеденного перерыва, в нашем цехе "комунестичегокуда" началось какое-то шушуканье. Я на тот момент еще формально числился слесарем, но фактически уже работал на складе. который располагался рядом с отделом технологов и кабинетом начальника цеха. Куда срочно созвали всех мастеров участков.

Обычно рабочие совещания проводились в начале рабочего дня. Сбор мастеров в неурочное время, да еще перед обедом, мог означать только одно: случилось ЧП.

Совещание в кабинете Руднева продлилось минут пять, не более, что тоже никак не укладывалось в обычные схемы. Затем на склад заглянула Валентина Борисовна Хватова:

– Сережа, пойдем. Сейчас собрание слесарного участка будет.

Закрываю склад, иду следом за мастером. Там уже старший мастер Пискунова собрала слесарей и монтажников. За год работы на "Ленинце" таких собраний было несколько десятков, но я никак не могу привыкнуть к резкому голосу Надежды Николаевны, поэтому становлюсь в отдалениии. Но Пискунова говорит вполголоса:

– Товарищи, в институте произошло чрезвычайное происшествие. Руководство объединения просит нас соблюдать дисциплину и не покидать рабочие места.

– Война началась? А с обедом как? Война войной, а обед по расписанию!

В другой день Пискунова привычно отчитала бы Юрия Викторовича Парфенова за зубоскальство, но не сейчас:

– Обед никто не отменяет. Но убедительно прошу: только в столовую и обратно, без шатаний по коридорам. И еще: до особого распоряжения на предприятии запрещена выдача увольнительных. Это все, прошу продолжать работу.

Народ расползается по своим местам. Юра Парфенов и Олег Иванов направляются в курилку, иду за ними. По дороге к нам присоединяется Леша Рухман.

– Алексей Владимирыч, ты, как начальство, должен все знать.

– Юрий Викторович, – в тон Парфенову отвечает Леша. - -Я начальство маленькое, знаю только то, что говорит начальство побольше.

– А что говорит начальство побольше?

– Начальство побольше говорит, что один несознательный военпред вышел погулять.

– И из-за этого весь сыр-бор?!

– Так ведь он в окно вышел. С четвертого этажа.

Олег Саныч от неожиданности поперхнулся дымом "беломорины". Юрий Викторович тихонечко присвистнул. Я непонимающе уставился на Рухмана:

– Как это: "в окно"?

– Молодой ты еще, Серега, – вздохнул Юрий Викторович. – В милицейских сводках про такое обычно пишут "покончил жизнь самоубийством". Или – Юра повернулся к Рухману – выжил этот дельтапланерист?

– Какое там! – Поморщился Леша. – Я сам не видел, но мужики из его отдела говорят, что прямиком черепушкой в асфальт пришел. И это с четвертого этажа, а высоту наших этажей ты и без меня знаешь. Тут бильярдный шар треснет, не говоря о черепе...

– А эти мужики не говорили, с чего вдруг коллегу в окно потянуло?

– Так, никакой конкретики. Накосячил с каким-то важным правительственным заданием. То ли какие-то бумаги подписал, которые не стоило подписывать. То ли наоборот: не подписал, где надо. Ждал больших неприятностей по служебной линии, да еще дома что-то не ладилось, с женой вроде как рассорился. Военпред этот утром на работу пришел весь на взводе, потом будто бы ему позвонили с проходной. С кем и о чем говорил неизвестно, только после этого разговора залез на подоконник и в открытое окно...

 

Оставшееся до обеда время курили молча. Женщины, решившие в обеденный перерыв сходить в магазин, рассказывали о милицейских машинах рядом с центральной проходной института. Увидеть что и как не удалось - место трагедии закрывали кусты. Около трех часов пополудни по цеху объявили, что все закончилось и работа идет в прежнем режиме.

На следующий день в холле висел некролог с портретом мужчины в военной форме с погонами майора. Официальной причиной смерти объявили трагическую случайность в результате нервного срыва на семейной почве.

Кто сшил костюм?

Товарищи, вы будете смеяться, но у нас очередное горе. Российская наука понесла очередную тяжелую утрату в лице программы "Фобос-Грунт". Очередную потому что только за две тысячи одиннадцатый год на дно океана отправилось два спутника связи, а грузовик "Прогресс" состыковался с тайгой.

Для нашего мудрого правительства это стало очередным неприятным сюрпризом. А если верить письму ведущего специалиста ОКБ НПО имени С.А. Лавочкина, то удивляться нужно было бы, если бы программа прошла как надо. Цитирую:

Недавно, в январе этого года, после неоднократных отсрочек был наконец-то запущен аппарат "Электро-Л". Приводы остронаправленных антенн, установленных на нем, разрабатывал я. Такие же приводы (с некоторыми модификациями) будут установлены на аппаратах "Спектр" и на одном из аппаратов спецназначения. Так вот: проектирование этих весьма ответственных механизмов проводилось вообще без технического задания, на основании устных распоряжений, часто весьма противоречивых.  И уже когда приводы изготавливались, только тогда пришло техническое задание на их разработку. Сами же антенны определились еще позже.

Такие же дела и с испытаниями. В целях мнимой экономии вместо изготовления одного-двух агрегатов для доводочных испытаний, как это и предусмотрено нормативами, в производство закладывается сразу серия, с учетом летных образцов. В итоге исправить конструкцию, если что не так, можно только отчасти. Поэтому на дефекты, выявленные при испытаниях, но не приводящие к откровенной неработоспособности, зачастую просто закрывают глаза. Дескать, все равно вряд ли полетит, а за переделку можно премии лишиться. Но если дефект более очевиден, тогда в брак уходит вся серия. Вот и экономия! В итоге конструктор лишается очевидного в технике права на поисковую ошибку. Отсюда инженерная трусость, безынициативность.

Хочу упомянуть и об искусственном разделении структуры ОКБ. Оно поделено на Центры, в каждом из которых свой директор, его замы, плановые отделы и т.п. И такая организация привела к реальной разобщенности некогда единого ОКБ. Отсюда с одной стороны дублирование служб (например, несколько подразделений занимаются редукторами, каждое на свой лад), с другой стороны тот же привод проектируется в трех Центрах – блок управления в одном, электрика в другом, механика – в третьем. И каждая из этих частей не хочет понимать другую.

Уподоблюсь Козьме Пруткову и в который раз повторю: весь нынешний бардак не вчера начался. Система закладывалась при Брежневе, набрала ход при Горбачеве, а в условиях нынешней вертикали круговой поруки дала пышные всходы по всем фронтам. Даже там, где уровень бардака не превышал разумных норм при любых правителях, включая вечно пьяного Ельцина.

Вот, например. Три слесаря нашего "сто шестнадцатого", они же три любимчика мадам Пискуновой, в очередной раз получили жирные заявки. Сборка каких-то там мудреных блоков для подводных лодок, с нормой выполнения работ на полгода вперед. Проще говоря, мужики могли не слишком напрягаться и спокойно закрывать наряды, не беспокоясь о плане и премиальных. Наш Николай Саныч корпел над блоком переключателей, бывший штангист-любитель Лев Саныч Демиденко собирал аппаратуру магнитной регистрации, Володя Поляков колдовал над хитрой системой датчиков. Каждый блок упаковывался в свой металлический гробик, который согласно Техническом Заданию должен был быть абсолютно герметичным и выдерживать экстремальные перепады температур. Поэтому готовые изделия, каждые в количестве двух штук, проходили испытания в барокамере.

Где-то месяца через полтора Лева Демиденко решился спросить. Мол, очень уж схожие блоки получаются, да еще и требования к ним одинаковые. Может, они вместе будут работать? А если их планируется подключать друг к другу, то надо срочно переделывать разъемы. Потому что у одного кабель распаян в круглый штекер на 25 ног, у другого гнездо прямоугольного коннектора, а в третьем вообще куча гнезд под трехмиллиметровые штекеры...

Льву Санычу тихо порекомендовали не строить из себя самого умного и заниматься своим делом. Демиденко пожал плечами и продолжил сборку. Блоки были сданы в срок, ОТК поставило печати и гробики куда-то уволокли.

Где-то через месяц коробчонки притащили обратно. Изделия нормально прошли все климатические испытания, продолжая работать и в зной, и в стужу, и под водой. После чего их потащили на финальную сборку, где оказалось, что Демиденко был прав! Блоки должны были встать в систему управления и контроля аппаратурой подводной лодки. Датчики собирали данные с блока переключателей и отправляли на запись. А для этого их нужно было скоммутировать в единое целое, но сделать это было невозможно по причине разных интерфейсов.

К счастью, проблема решалась довольно просто. Конструктора перелопатили чертежи, ввели однотипные разъемы и монтажники быстро перепаяли кабеля как надо. После чего благополучно отправились мокнуть, потеть и мерзнуть в барокамере.

Лев Александрыч, который к своему здоровью относился весьма бережно, пришел в курилку и выпросил у Юры Парфенова "беломорину". Неумело затягиваясь, Демиденко крыл матом все начальство, начиная от мадам Пискуновой и заканчивая Горбачевым.

– Лева! Ты Райкина слышал? – спросил вдруг Юрий Викторович.

– Какого Райкина?

– Ну не Райкиного мужа, конечно. Аркадия Райкина, где он шепелявит "Кто сшил костюм"?

– Ну, слышал, конечно.

– Вот тебе и ответ. Один рукава вместо штанин присобачил, другой карманы не туда прилепил. Главное, что план выполнен, сроки соблюдены. И все свою зарплату с премией получили. А что в этом костюме приличное пугало в огород выйти постесняется, никого не колышет.

Летучий "Запорожец"

Формально курилок было две. Первая, на лестничной площадке, особой популярностью не пользовалась, поскольку соседствовала с мужским туалетом. А что такое заводской туалет, которым в течение дня пользуется две сотни мужиков? Это несколько кабинок с парашами вместо унитазов, вечные засоры канализационных труб и, как следствие, бронебойная вонь, несмотря на круглосуточно открытое окно. Более двух минут выдержать эту газовую атаку без средств индивидуальной газохимической защиты было нереально. Курить в противогазе тоже затруднительно. Поэтому на площадке курильщики не застаивались и сбегали в цех, сделав несколько экспресс-затяжек. За что первую курилку долгое время называли общепитом, а в начале девяностых переименовали в МакДональдс.

Вторая курилка располагалась в начале механического участка и располагала к неторопливому, вдумчивому перекуру. Три длинные деревянные лавки, стоявшие буквой П, вмещали не меньше пятнадцати курильщиков. Если места на лавках не хватало, то можно было комфортно устроиться на широченном подоконнике. Как раз на подоконнике было мое обычное место, хотя не курил и не курю до сих пор.

Ведь курилка это не только место для отравления организма табачными дымами. Это клуб, это место где можно обсудить новости, поделиться сплетнями, рассказать свежий анекдот. Если перевести на современный интернет-сленг: курилка это сообщество, где в режиме реального времени без всяких ограничений общаются хорошо знакомые люди. Впрочем, одно негласное правило было: материться в присутствии представительниц прекрасного пола считалось дурным тоном.

Рабочий день в нашем "сто шестнадцатом" начинался в семь утра. Я в цех обычно вваливался без пятнадцати семь. Как раз чтобы открыть кладовку, переодеться и поставить чайник. Лето, напарница моя, Ольга Александровна, на все три летних месяца взяла отпуск, благо льгот у нее с избытком. Она и дите блокадного Ленинграда, и донор, и уже пенсионерка, хотя ей еще пятидесяти нет – заработала пенсию и кучу хворей на вредном производстве в гальваническом цехе "Ленинца". Так что до первого сентября на складе я сам себе хозяин.

Электрочайник вскипает почти моментально. Выдергиваю вилку из розетки, завариваю чай и топаю в курилку на механический. По пути встречаю Юру Парфенова, неспешно идем на голоса.

В курилке народу больше обычного. Дым коромыслом. Юрий Викторович комментирует:

– Плотность дыма явно больше одной пфуни.

– Больше чего? – переспрашиваю я.

– Пфуни. Пфуня это единица измерения плотности табачного дыма, при которой платиноиридиевый топор массой в один килограмм повисает над полом на высоте один метр. Одна пфуня делится на десять бздюлей...

До подоконника Юрий Викторович меня фактически несет, поскольку я смешлив, а сейчас меня от хохота буквально согнуло пополам. Прохохотавшись, вникаю в суть. Бригадир токарей Женька Бочаров хвастается новеньким "Москвичом". Машина не просто новая, а новая модель. Только что запущенный в серию 2141, в простонародье уже успевший получить прозвище "зубило" (по другой версии – "колун"). Белый, с иголочки, "Москвич" стоит под окнами цеха, вызывая все оттенки зависти. Некурящий Николай Саныч, теперь уже бывший мой бригадир, на подоконнике извертелся – по сравнению с его престарелой "копейкой" Женькин "Москвич" выглядит как лимузин. Однако "видит око", да не купить. Хотя деньги у Саныча есть, его запасов на две таких машины хватит. Но очередь на покупку нового авто наступит нескоро, а Женька проскочил без очереди как ветеран Великой отечественной. На весь Ленинград, если Бочаров не врет, всего две машины было выделено, эта вот вторая. Первая ушла туда – следует многозначительный тычок пальцем в небо. Так что Санычу остается лишь тихо завидовать и выискивать в "Москвиче" недостатки.

За беззлобной трепотней время летит незаметно и звонок, извещающий о начале рабочего дня, раздается как гром среди ясного неба. Расползаемся по рабочим местам и до конца дня забываем про Женькину обновку. Только вечером наиболее любопытные бегут посмотреть как "господин Бочаров на новой зубиле отбывают в свое родовое имение близ  Царского села". Это, как понимаете, опять Юрий Викторович наносит мне очередной смеховой нокдаун.

На следующее утро все повторяется практически под копирку. Опять в курилке не продохнуть, опять все слушают Женьку. Только под окном вместо "Москвича" старая Женькина "копейка". Владелец двух автомашин вещает:

– Значит, еду я вчера домой. Погода шикарная, на дороге никого. Решил попробовать как машинка на скорости себя поведет. Притопил. Ну, девяносто в час я на "жигулях" регулярно езжу, пока ГАИ не видит. Дожал до сотни. Идет как по ниточке! Жму дальше. Сто пять, сто десять, сто пятнадцать... Машинка летит. Дожал до ста тридцати. Чувствую, что она может и больше, но мне уже страшно стало. Сбрасывать не стал, так и еду сто тридцать.

– Врешь! – На Николай Саныча смотреть больно.

– Ей-Богу, не вру! – Истово крестится член КПСС с 1942-го года. – Ты слушай дальше! Еду, значит, я сто тридцать. Вдруг сзади то ли жужжание какое-то, то ли визжание. А машина идет ровно, на приборах все нормально и запахов посторонних в салоне никаких. Ничего не понимаю. А звук нарастает. Глянул в зеркало...

Женька выдает залп крупнокалиберного мата, передать который я даже пытаться не буду.

– Сзади меня догоняет горбатый "запорожец"! В минуту обходит как стоячего и улетает за горизонт!

– Наверняка ему в жопу вместо родного движка что-то мощное всунули, – авторитетно заявляет Мишка Дылевский, у которого не только машины – велосипеда никогда не было.

– Да это я понимаю! Со своим родным двиглом хрен бы он меня догнал! Но сам факт! Меня на новом "Москвиче" обосрал какой-то жлоб на горбатом "Запорожце"! Да еще и ржавом, в придачу! Хоть бы покрасил свое корыто, а потом обгонял!

Теща

По документам она была Людмила Федоровна, но по имени-отчеству ее называло только начальство.

– Теща! – разносился по цеху голос Юры Парфенова.

– Ай? – содрогались верстаки от зычного голоса Тещи.

– Курить пойдем?

– Пойдем!

– Тогда стартуй, я догоню.

И Теща стартовала. Если вы когда-либо смотрели "Рабыню Изауру" и видели Жануарию, то на фоне нашей Тещи она выглядела бы анорексичкой. Гигантский колобок на тромбофлемитных ногах неторопливо катился по участку в сторону курилки. У самого выхода Тещу легко нагонял Юра Парфенов и дальше они уже вместе чинно шествовали на токарный участок. Там возле окна под табличкой "Место для курения" стояло несколько деревянных лавок, обычно пустых. Но сейчас все места оказались заняты: Женька Бочаров по третьему разу хвастается новеньким "Москвичом-2141", который получил как участник Великой отечественной. Завидев Тещу, мужики быстренько освобождают место для дамы. Поскольку мужики в большинстве своем мелкие, то с лавки на широченный подоконник пересаживаются трое джентльменов. Юра протягивает Теще пластмассовый портсигар с "беломором". Выбранную папиросу Теща тщательно разминает, обязательно продувает картонный мундштук и только потом "беломорина" отправляется в рот. Тут же протягивается несколько зажигалок, Теща делает замысловатый кивок, умудряясь прикурить от всех зажигалок разом. Про Женькин "Москвич" тут же забыли.

– Когда на свадьбу позовешь, Теща?

– А как только зять подходящий появится. Я свою Танюху не для того родила, чтобы какому-нибудь хрену с горы отдать. Вон она у меня какая красавица!

Теща откуда-то из недр своих одежд вытаскивает громадный, под стать хозяйке, бумажник. В бумажнике под прозрачным пластиком цветная фотография – полноватая красавица-брюнетка на пляже в мини-бикини. Мужики с интересом разглядывают красавицу, кто помоложе нервно сглатывают и судорожно затягиваются табачным дымом. Теща, довольная произведенным эффектом, убирает бумажник обратно.

– Что, хороша девка?

– Принцесса на выданье! – Наперебой галдят мужики. – В отца пошла?

– В отца.

– А кто он?

– А черт его знает, я не спрашивала.

– Ну, Теща, ты даешь! – По голосу трудно понять, возмущен или восхищен Бочаров.

– Дала я двадцать лет назад! – как серпом режет Теща. – А сейчас рассказываю. Дай-ка, Юра, еще беломоринку...

Минута молчания, сопровождаемая шелестом разминаемого табака и чирканьем зажигалок.

– Я ведь относительно своего мордоворота никаких иллюзий не испытывала. Мать была страшненькая, папаша просто страшило непросыхающее. Ну и настрогали таких же уродиков. Братьям повезло, они мужиками родились, им страшная рожа не помеха. А мне как быть? Пока молодая да глупая была все пыталась принарядиться, накраситься, на танцульки шлялась. После в подушку ревела что никто не подошел... А потом села у зеркала, посмотрела на себя внимательно и решила: мужа искать не буду. На уродину кто польстится? Такой же урод, или еще хуже – прощелыга и алкаш. На кой шут мне такой подарочек сдался? Родишь от него очередного ублюдка, будет по свету маяться еще один урод, родителей проклинать... Нет, думаю, мы пойдем другим путем, как завещал великий Ленин.

– Это каким же?

– А ты слушай и не перебивай. Для начала я в профкоме упросила сделать мне путевку в Сочи, но не прямо сейчас, а на будущее лето. А до него почти год. Мне говорят: сейчас езжай, там как раз бархатный сезон, а у нас путевка горит. Нет, говорю, мне летом нужно.

– Неужели дали?

– Дали. У меня в ту пору один брательник в мебельном работал, через него председателю профкома организовали талон на стенку импортную. Вот в обмен на талон мне путевку и сделали. А как мне бронь на путевку подтвердили, я на фрукты-овощи перешла. Капуста, картошка, морковка, яблоки... Хотела немного похудеть, но это не главное. Главное было побольше денег отложить на поездку. Я уже тогда гравировщицей пятого разряда была, зарабатывала прилично, к отпуску в кубышку девятьсот рублей отложила. Плюс отпускные, как раз тысяча получилась. Приехали в санаторий, я гляжу – идет красавец грузин! Сам высоченный, под два метра, волосы как мех чернобурки, с серебристым отливом! И, главное, глаза не карие, как у всех кавказцев, а голубые! Ну, думаю, или он, или никто! Закинула шмотки и пошла этого орла горного искать. Нашла. Сидит на пляже, баб разглядывает. Тут я его в оборот и взяла. Сразу в лоб, без предисловий закатила: ты бабу ищешь, а мне мужик нужен. Ты не смотри, что я на рожу страшная, ночью в темноте все бабы одинаковы. Днем ты делай что хочешь, но ночью ты мой. А чтобы тебе совсем интересно стало – я тебе платить буду. За ночь сто рублей.

– Ого!

– Вот и он так же крякнул. Потом возмутился, заорал: что я тебе, проститутка? Иди, ищи себе другого самца! Мужиков вокруг мало? Я говорю: мне первый попавшийся мужик не нужен. Мне нужен такой, чтобы ребенка мне заделал. И чтобы ребенок был красивым, как отец. Посмотрел он на меня, спрашивает: а если в тебя пойдет? Значит, говорю, на то воля Божья, будет еще один уродец по свету маяться. Он еще подумал, говорит: у меня дома жена, дети. Дай слово, что не будешь потом с меня алименты требовать. Тут я расхохоталась. Говорю: милый, слово даю. И даже имени твоего спрашивать не буду.

– Уговорила?

– Уговорила. Десять ночей у нас с ним было. За эти десять ночей заездила я его так, что днем ему не до баб было. Но держался молодцом, отработал на всю катушку.

– Еще бы! – Хмыкнул кто-то. – За тысячу рублей я бы тоже не отказался так поработать!

– Сиди уж, работничек! – затушила окурок в пепельнице Теща. – У тебя за год хоть пять раз наберется?

Дружный хохот заглушил смущенный лепет "работничка".

– А денег он не взял, кстати. Сказал, если получилось, то деньги ребенку пригодятся. Вместо алиментов. А если не получилось, то и платить не за что. А я уже чувствовала, что есть ребеночек. Когда в Ленинград вернулась сразу к гинекологу помчалась. Там подтвердили, сочувствовать взялись – как же ты так неосторожно залетела, давай на аборт, пока не поздно... Я как рявкнула: дуры! Я в Сочи за ребенком ездила, а вы мне скоблежку предлагаете? Бабы вконец офонарели, за глаза меня сумасшедшей объявили. А мне уже начхать на них на всех, у меня одна забота: чтобы ребятенок в отца пошел. До самых родов каждую неделю в церковь ходила, свечки ставила, все Бога молила. Уже знала, что девочка будет, уже имя выбрала – Танюшка, Таня. Родила. Дочку даже не показали, сразу утащили в детское отделение. Я нянечек спрашиваю: красивая дочка-то? Говорят – красавица, а я не верю. Ну какая нянечка скажет матери, что у нее урод родился? И когда Таньку на первое кормление принесли, я все боялась ей в лицо заглянуть. А если в меня?

Теща вдруг хлюпнула носом, полезла в карман за платком. Жестом отказалась от протянутой папиросы.

– Спасибо, мальчики. Танька в это время захныкала, проголодалась. Откинула я салфетку, а на меня такие синие глазищи и с таким укором – мол, что ж ты, родила, а теперь сиську не даешь? Услышал Господь молитвы, дочка вся в отца. Только фигурой больше в меня, полненькая. На курорте курить научилась, зараза, все растолстеть боится. Ну ничего, приедет – я ее враз отучу. Всю задницу ремнем распишу, не посмотрю что принцесса!

Клей

– Сережка, помоги-ка!

Фрезеровщица тетя Лена Торлина, абсолютный антипод Тещи. Маленькая, худенькая, никогда не ходит – все время бегом. Вот и сейчас прибежала на склад. Большой палец правой руки в крови.

– Боже, как вас угораздило?

– Заусенец на заготовке попался.

Идем к аптечке. Порез небольшой, чистый, но кровит сильно. Промываю перекисью водорода, достаю йод.

– Убери, лучше заклей.

– Тетя Лена, порез глубокий, клей может не схватиться. Забинтовать бы...

– Клей, говорю.

Убираю йод, достаю бутылку с надписью "БФ-6". Универсальный клей, на все годится! Хоть резину клеить, хоть плоть человеческую. А есть любители, которые "Бориса Федоровича" внутрь организма принимают.

Вооружаюсь ватной палочкой, обмакиваю ее в клей. Начинаю аккуратно замазывать продолжающий кровоточить порез. Тетя Лена тихонько шипит сквозь зубы – клей на спирту, щиплет не хуже йода, по себе знаю. Клей смешивается с кровью, превращается в розовое желе и густеть не собирается. Но свое дело делает – дезинфицирует рану и прижигает ткани, уменьшая кровотечение.

– Дерьмо, а не клей! – констатирует тетя Лена, глядя как я куском бинта вытираю желе из крови и клея.

– Почему? Свежий клей, на прошлой неделе получили.

– Да он и свежий дерьмо, и не свежий дерьмо. Вот немцы мне лоб заклеивали, это был клей!

– Какие немцы, тетьЛен?

– Обычные, фашисты.

– В войну, что ли?

– Ну да.

– Это где вас так угораздило под фрицев попасть?

– Да в Саблино же! Немцы когда Ленинград в кольцо взяли, то воевать ездили на Пулковские высоты, а жили у нас в Саблино. И госпиталь там же устроили. К нам на постой определили военврача, злющий такой был.

– Страшно было?

– Сперва страшно, потом привыкли. Да и что я тогда понимала? Мне ж четыре года тогда было, все мысли только о еде. Это вот напарницу твою, Ольку, в октябре сорок первого в эвакуацию увезли, а теперь она дите блокадного Ленинграда. А я всю войну в Саблино с голодухи пухла, так мне ни звания, ни медальки, ни льгот! Можно подумать, мы под немцами жили сытнее, чем в Ленинграде!

Я выбрасываю грязный бинт, беру новую ватную палочку. Начинаю мазать порез по второму кругу.

– А с немецким клеем как познакомились?

– Обычно познакомилась. На улице играли, меня кто-то из мальчишек толкнул в сугроб. А под снегом колючая проволока оказалась. Я на шип стальной лбом и налетела, хорошо еще что не в глаз попало. Рассадила кожу от сих до сих. Да глубоко так пропорола! Сижу, реву, все лицо в крови. Мимо этот немец наш проходил. Меня увидел, привел домой. Промыл порез, потом достал бутыль какую-то и начал мне лоб мазать. Клей оказался, медицинский. Защипало сильно, я опять в рев, руки ко лбу подняла. Хотела эту жгучку стереть. А немец мне по рукам ка-ак врежет! По-русски он не говорил, а жестами показывает: не трогать! Я испугалась, руки за спину спрятала. Сижу, реву потихоньку. Тут клей засыхать начал, кровь остановилась и щипать перестало. Немец кровь с моей мордашки смыл, посмотрел на меня. Я сижу, реветь перестала. Он мне леденец в рот сунул и рукой показывает – катись, мол, отсюда. Я и выкатилась.

– Готово, тетьЛен, – докладываю я, оглядывая фронт работ. – Напальчники дать?

– Давай, мне еще работать.

Выдаю два напальчника, резиновый "гондончик" для стерильности и кожаный.

– Так вот, про клей. Как немец мне один раз лоб заклеил, так больше я к нему не приходила. Я с этим клеем и по улицам носилась, и в бане мылась. Держался, пока лоб полностью не зажил. Потом вместе с болячкой начал кусками отваливаться, а под клеем новая кожа. И даже шрама не осталось. А это, – ткнула в бутылку с надписью "БФ-6". – Это дерьмо, а не клей.

Гибель титана

Чай не пьешь – откуда сила?

Чай попил – совсем ослаб!

Женский коллектив "сто шестнадцатого" гудит как пчелиный улей. Начальник цеха с самого утра заперся в своем кабинете и не кажет носу. Заместитель начальника Леша Рухман перемещается по цеху исключительно бегом, не давая шанса разъяренным дамам поймать себя.

Пожарная охрана велела изъять все электрические чайники.

Попить чаю для некурящего дамского батальона это как перекур для мужиков. Лишний повод посудачить, мужьям кости перемыть, похвастаться домашней выпечкой, рецептами поделиться... Да мало ли! В конце концов, просто выпить горячего ароматного чаю, не тратя драгоценного времени на поход в столовую!

Поэтому почти у каждого в тумбочке своя кружка или чашка, своя чайная ложечка и пачка заварки. На каждом участке свой электрочайник, а кое-кто индивидуальный кипятильник держит. Некоторое время назад трудовой коллектив совместно с профсоюзом надавил на руководство и теперь с четырнадцати часов ноль-ноль минут до четырнадцати часов десяти минут официальный перерыв. Правда, по бумагам это время производственной гимнастики...

А теперь извольте чайники сдать? Как же нам чай пить?

Ближе к концу дня на "тоске объявлений" появляется новая бумажка. По согласованию с руководством ЦНИИ ЦНПО "Ленинец" в цехе 116 приказано установить водонагревательный прибор (титан). До установки титана чайники разрешено не сдавать. Гудение пчелиного роя снижается до безопасного уровня...

Через неделю у входа в цех сиял новенький титан. По согласованию с руководством цеха ответственным за эксплуатацию был назначен Уткин С.В., о чем свидетельствовала приклеенная на стене бумажка, оперативно нарисованная профоргом Андроновым. Я тщательно проштудировал прилагаемый к титану листочек с надписью "Инструкция по эксплуатации", затем в полном соответствии с оной провел несколько технических кипячений и сливов воды с целью удаления заводской смазки. Все это время чувствовал себя как в театре на сцене под любопытствующими взглядами прекрасной части коллектива. К началу обеда титан был в полной боевой готовности и ровно в одиннадцать наши красавицы потянулись на водопой.

С той поры я стал объектом пристального внимания женщин. За полчаса до чаепития начиналось паломничество:

– Сереженька, а ты не забыл титан включить?

– Не забыл, Тамара Сергеевна!

– Умничка!

– Серенька! – Теща могла бы и не приходить, ее и с рабочего места прекрасно слышно.

– Аюшки?

– Ты бандуру включил?

– Уже закипает!

– Молодец, возьми с полки пирожок!

Дробный топот каблуков по цементному полу, дверь склада стонет от удара – тетя Лена Торлина иначе останавливаться не умеет.

– Сережка, воду греешь?

– Грею, тетьЛен!

– Грей больше, я много чаю пью!

И такая дребедень два раза в день, перед обедом и чайной церемонией.

Где-то через месяц посыпались первые жалобы на грязную воду. Я еще раз внимательно перечитал инструкцию, в которой единственной внятной рекомендацией было раз в неделю проводить технические кипячения с целью смыва накипи. К тому времени я технические кипячения проводил каждое утро, но вода почему-то чище не становилась.

Делать было нечего. Дождавшись, когда дамы, брезгливо морщась, наберут кипяток, я отключил титан, снял крышку и заглянул в бак. То, что я там увидел, поразило меня настолько, что я забыл о правилах приличия и выдал нецензурную тираду в присутствии главного технолога Инны Донатовны. После чего взял со склада ершик для мытья бутылок, набрал каустической соды и три часа драил внутренности титана до тех пор, пока они не стали блестеть как... Сравнение сами придумайте, ладно?

Неделю жалоб на воду не было. Затем из крана опять полилась мутная жижа. Я привычно полез внутрь бака и снова не сдержал матерной брани. Стенки и нагревательный элемент титана выглядели так, будто их не мыли не десять дней, а как минимум лет двадцать. Толстый слой накипи пополам с ржавчиной покрывал все нутро водогрея.

Я снова вооружился ершиком и содой. Теперь каждую пятницу после чайной церемонии у меня начинался банный день – я драил титан, давая Юре Парфенову пищу для новых хохм. Однажды во время очередного мытья "самовара" проходивший мимо Юра поинтересовался не принести ли мне березовый веник. В другой раз он молча положил рядом с ершиком резиновую уточку для ванной...

В ответ на мои старания водогрей стал ржаветь стахановскими темпами. Месяца через три скоблить титан пришлось уже два раза в неделю, иначе вместо кипятка он выдавал горячую ржавчину. Милые дамы, видя мои мучения, всячески сочувствовали и давали советы по мытью титана. Я честно испробовал их все, однако самым эффективным оставалось мытье каустической содой.

Но когда титан потребовал ежедневной мойки я сдался. Набравшись наглости, я вошел в кабинет начальника цеха и попросил назначить ответственным за титан кого-нибудь другого. Другого такого идиота не нашлось, прекрасным дамам раздали их любимые электрические чайники и про меня забыли. Титан остался ржаветь в свое удовольствие, отвлекая внимание пожарной инспекции.

Где-то лет через пять "сто шестнадцатый" перевели на другую площадку. Перевезли станки, верстаки... О прошлом напоминали лишь оставшиеся на стенах плакаты и проржавевший до дыр титан.

Новогодняя несказка

К концу декабря наш "сто шестнадцатый" преображался. На окнах появлялись разноцветные гирлянды, в кабинетах начальства и ИТР красовались небольшие искусственные елочки, на доске объявлений вывешивалась праздничная стенгазета. Декабрь 1989-го года не стал исключением. Особенно порадовал профорг Андронов, заполнивший стенгазету лихими шаржами и едкими стихами. Газета получилась смешной и даже те, кто оказался жертвой андроновского пера, не раз останавливались перед стендом.

26-го декабря, незадолго до обеда, возле доски объявлений вновь толпились работники цеха. Но на сей раз их внимание было приковано к пластиковой дощечке с привязанным к ней карандашом. Заказы.

Заказы! Вы, кто родились незадолго до развала СССР или сразу после него! Знаете ли вы, что такое "заказ"? Нет, вы этого не знаете. В стране, где магазины изо дня в день встречали покупателей пустыми прилавками; где слово "дефицит" стало нарицательным, а дефицитные товары – свободно конвертируемой валютой; где для руководящих работников и творческой элиты существовали спецраспределители; в этой самой прекрасной и счастливой стране для простых работяг придумали продуктовые наборы. В состав набора обычно включали одно-два дефицитных наименования, а в нагрузку всучивали пять-шесть неликвидов. Чаще всего в качестве дефицита выступали греча, тушенка и болгарский кетчуп. Особо желанными были наборы с туалетной бумагой. А перед Новым годом самыми востребованными были наборы с мандаринами. И, конечно, число заказов было ограничено.

В этот раз заказов было несколько. Больше всего было наборов с гречневой крупой – аж шесть штук. Желающих купить гречку записалось человек семь. Еще пара заказов, с тушенкой и зеленым горошком, собрали по полтора десятка подписей. Самым востребованным оказался набор с двумя килограммами бананов. Это сейчас бананов завались на каждом углу. Прям не Россия, а банановая республика. А в советские времена купить килограмм недозрелых бананов даже летом было большой удачей. Зеленые, совершенно несладкие фрукты укутывали в шерстяной шарф и прятали в самый темный угол бельевого шкафа, где бананы дозревали до съедобной кондиции. Зимой же достать бананы было просто нереально. И вдруг: целых три набора по два килограмма бананов! Фантастика!

На бананы записался почти весь личный состав цеха. Без малого сотня желающих украсить новогодний стол сладким тропическим фруктом. И всего три набора... Все с надеждой и нетерпением ждали розыгрыша.

Ответственной за распределение заказов была моя напарница, кладовщица Ольга Александровна. Кроме лишних хлопот эта должность давала и свои преимущества: время от времени спускались заказы для распределителя.

После обеда в нашей кладовой было не протолкнуться. Вся прекрасная часть трудового коллектива прибыла наблюдать за справедливым распределением заказов. На практике это выглядело так:

в брезентовый мешочек бросали эдакие пластмассовые фишки, которыми когда-то что-то отмечали на различных досках. Такие же фишки я потом видел в игре-головоломке "Тактика". Общее количество фишек соответствовало числу записавшихся на заказ, несколько фишек были промаркированы черной краской – по количеству заказов. Далее все просто: Ольга Александровна называла фамилию из списка, а кто-то из наблюдателей тащил из мешка фишку. Досталась чистая фишка – отойди в сторону.  С черной отметиной – повезло, неси деньги.

Заказы с гречкой, тушенкой и горошком разыграли быстро. Настало время определять банановых счастливчиков. В мешок сразу положили три фишки с черными отметинами, потом долго отсчитывали нужное количество чистых. Для верности несколько раз пересчитали. Мешок долго и тщательно трясли, перемешивая фишки.

Больше всех переживала тетя Лена Торлина. Не так давно она стала бабушкой и очень ей хотелось побаловать внучонка бананами. Однако ее фамилия была ближе к концу списка и шансов стать обладательницей заказа было мало.

В этот момент в кладовку заглянул Юра Парфенов. Кинув взгляд на столпившихся у стола женщин, Юрий Викторович повернулся ко мне:

– Бананы разыгрывают?

– Угу. Только начали.

Юра кивнул и отчалил в сторону курилки. Поскольку я на бананы не записывался и результат меня не волновал, то я двинулся следом. Все равно в такой обстановке работать невозможно, лучше уж с мужиками табачным дымом дышать...

Спустя какое-то время мимо нас, всхлипывая и пряча глаза, пробежала тетя Лена. Слепой жребий оставил ее внучонка без бананов. Затем к курилке величаво подкатила Теща:

– Юрка, неси деньги за бананы!

Юрий Викторович тут же сорвался со скамейки. Теща приземлилась рядом со мной, выудила "беломорину" и шумно вздохнула:

– Сегодня мужикам счастье.

– А кому еще бананы достались?

– Кибитову да дружку твоему, Дылевскому.

– Понятно...

Часа через два Ольга Александровна, прихватив в качестве тягловой силы пару мужиков, отбыла получать заказы. Вскоре на полу кладовой красовалось полтора десятка пластиковых пакетов с дедами морозами и еловыми лапами на боках. С участков потянулись везунчики, пришла и тетя Лена. Необычно тихая, руки нервно комкают замасленную ветошку. Завидев двигающихся со слесарного участка Кибитова и Дылевского, срывающимся голосом залепетала:

– Ребята, продайте бананы! Хоть один килограммчик! Внучок бананов никогда не пробовал! Хоть килограммчик продайте!

Кибитов прошел мимо женщины, даже не глянув в ее сторону. Мишка остановился и виновато улыбнулся:

– Не могу, простите. Мой пацан дома болеет, ему купил...

Тетя Леня молча кивнула и отошла в сторону.

В кладовке Ольга Александровна буквально кипела от гнева:

– Нет, ну что за человек, а? У Дылевского ребенок маленький болеет, а у этого сын уже взрослый! Уступил бы заказ, так нет! Стоит, ухмыляется... А Парфенов где шляется? Он думает свои бананы забирать?

– Я-то почем знаю?

– Ты ж с ним не разлей вода!

– Но не до такой же степени, чтобы он мне обо всех своих перемещениях докладывал! Может, отпросился куда? Пойду, Пискунову спрошу.

Но не успел я встать из-за своего стола, как на пороге появился Юрий Викторович.

– Ольга, у тебя лишнего пакета не завалялось?

– Откуда?

– Мало ли... Ладно, тогда поступим иначе. Серега, отмотай бумаги.

Я подошел к огромному, в половину человеческого роста, рулону плотной бумаги. Не знаю, для каких целей официально заказывали эту бумагу, а на деле в нее заворачивали все подряд, от мелких деталей до купленных в соседнем магазине развесных сосисок. Отмотав кусок площадью в пару квадратных метров, спросил Юру:

– Хватит? Или еще?

– Хватит, пожалуй. На столе бумагу расстели, пожалуйста...

Быстрым, каким-то даже вороватым движением Юрий Викторович выхватил из пакета две увесистые ветки бананов и завернул их в бумагу.

– Пакет пусть тут постоит пока! – бросил он через плечо, выбегая из кладовой.

Ольга Александровна ошалело посмотрела ему вслед, потом повернулась ко мне:

– Ты что-нибудь понял?

Я только головой помотал.

За своим пакетом Юрий Викторович вернулся минут через пять. Посмотрел на наши озадаченные лица, хмыкнул:

– Только давайте без лишнего трепа. А то пойдут разговоры, чем это Торлина такая особенная, что ей бананы отдали... Желающих-то много, а бананов только два килограмма было.

– Юр! – не выдержала Ольга Александровна. – А с чего вдруг ты?..

– Только не надо лепить из меня святого! Супружница моя приходила, деньги ей передал. Голова пустая, ушла из дома без кошелька. Выиграла заказ, сунулась в карман – платить нечем.

– Ну и что?

– Так в ее заказе три килограмма бананов. Да два моих, итого пять кило. А нас всего-то трое...

Серега

С Серегой я познакомился году эдак в 1988-м, ближе к зиме. К этому времени я  уже успел забросить карьеру слесаря и плотно переселился на склад материалов и заготовок. Уже были куплены первые пластинки из серии "На концертах Высоцкого", они-то и стали поводом для знакомства. Как оказалось, сын одной из нормировщиц был фанатом Высоцкого, собирал пластинки, записи, книжки, брал уроки игры на гитаре. И, что самое главное, он уже заканчивал техникум по специальности "Слесарь-наладчик" и вскоре должен прийти на "Ленинец". Мама приложила немало усилий, чтобы сынка взяли именно к нам. Формально он работал в другом цехе, но закрепили за ним станки нашего, сто шестнадцатого "кому нести чего куда". Коммунистического труда, то есть...

Думаю, вы уже догадались, что Серега был типичным маменькиным сыночком. Что, в общем-то, и неудивительно, поскольку в их семье мужик был только один – его мать. Папаша Серегин от природы был человеком недалеким, но легко становился агрессивным, если попадал в глупую ситуацию или чувствовал насмешку в свой адрес. Каким образом этот одноклеточный организм привлек красавицу из деревни, не знаю. Подозреваю, что будущая Серегина мама попросту женила на себе будущего Серегиного папашу в целях получения ленинградской прописки. А дальше уже попросту манипулировала муженьком в нужном ей направлении. При всех его недостатках будущий Серегин папаши был идеальным исполнителем, поскольку какой-либо фантазии был лишен начисто.

Впрочем, насчет "попросту женила" я, наверное, погорячился. Думаю, не ошибусь, если скажу что если не единственный, то самый верный способ затащить мужика в ЗАГС это забеременеть. Так вот именно забеременеть Серегиной маме не получалось десять лет. ДЕСЯТЬ ЛЕТ! И проблема была сугубо по мужской линии.

К великому огорчению матери, родился пацан, точная копия отца. То есть, под копирку. И внешне, и в плане мозгов. Но поскольку копия всегда хуже оригинала, у долгожданного ребеночка обнаружилась куча врожденных хворей. Длительный отпуск по уходу за ребенком в планы Серегиной мамы не входил никак, поэтому из деревни срочно вызвали бабушку-староверку, которая при каждом удобном случае пеняла на грехи и вероотступничество дочери...

Грехи грехами, а каждый день терять по капельке надежду, что произойдет маленькое чудо и сын обманет дурные гены отца... Чуда не происходило. К восьмому классу стало понятно, что полное среднее образование Серега может получить только в техникуме. Про поступление в институт речи просто не шло. Сын в точности повторял отца, что никак не устраивало мать.

Я почти уверен, что увлечением Высоцким Серега обязан матери. Нужен был кто-то для подражания, настоящий мужик. Серега, напрочь лишенный творческой жилки, стал подражателем Высоцкого. Старательно хрипел, заучивал тексты, бренчал на гитаре, копировал мимику, жесты. Тупое механическое копирование, заполнившее вакуум, могло бы раскупорить какие-то жилки, но...

Закупорено было намертво. Соображалки не хватало даже для помощника слесаря. В качестве иллюстрации небольшая история.

Сижу я как-то на складе, работы нет, книжку читаю. Приходит Серега, просит поменять сломанное полотно ножовки по металлу. Просьба, в общем-то, понятная: формально он работает в другом цеху, на нашем инструментальном складе ему откажут, а до своей инструменталки надо пилить в другой конец института. Беру полотно, иду в инструменталку, меняю обломки на целое полотно, вручаю Сереге. Расходимся.

Пяти минут не прошло – Серега опять в дверях и в руках обломки только что выданного полотна. Скрипя зубами опять иду в инструменталку. Серега ползет следом, шаркая и сутулясь. Получив новое полотно, уползает в свою каптерку.

Ну, вы поняли, да? Через пять минут и это полотно сломано. Стараясь не материться интересуюсь: а сколько до этого полотен Серега переломал? Восемь, говорит, это девятое. Я начинаю понимать что к чему. На нашем инструментальном складе Сереге по знакомству пару раз полотно поменяли. Но когда Серега пришел в пятый раз, его послали в свою инструменталку. Столько полотен у нас весь слесарный участок за месяц не ломал, а тут один Серега за полчаса весь запас инструмента угробить готов. В свою инструменталку Серега не пошел. Скорее всего, ему и там полотно не дали бы. А пошел ко мне, с просьбой "помочь по дружбе".

Уже не сдерживая мата объясняю Сереге кто он и откуда у него руки растут. Меняю полотно и иду к нему в каптерку посмотреть что же такое он там пилит. Прихожу и вижу: в тисках зажат металлический пруток толщиной с фломастер, надпиленный примерно до половины диаметра. Ставлю полотно в ножовку и сам отпиливаю нужный кусок, потратив на это меньше минуты. То есть, я за минуту проделываю ровно тот же объем работ, на который у Сереги ушло сорок минут и девять сломанных полотен!

Серега в точности повторил отца – несмотря на все старания матери, в 24 года угодил в коготки лихой девицы, женился... Прошло десять лет, даже поболее. Возможно, Серегина мама недавно стала бабушкой.

Воспоминания об Альгамбре

Кстати! По совету преподавателя пошли мы с Серегой на концерт гитариста Ильи Пермякова. Год был, не соврать бы, 1992-й. Аккурат седьмого ноября в Капелле был сольный концерт, программа "От Баха до Битлз". Публика собралась самая разношерстная, в том числе и абсолютно случайная. Шут их знает, может, на упоминание битлов клюнули, не знаю. Рядом со мной сидела мадама с дитем дошкольного возраста, что уже вызывало раздражение – концерт начинался в восемь вечера, ребенку спать пора. А тут еще мамаша его постоянно пичкает какой-то жратвой, шуршит обертками и всячески мешает слушать. Окажись под рукой своя гитара – не пожалел бы, разбил об башку этой скобарихи.

К счастью, до отвала нафаршированный сладостями ребенок вскоре уснул, не обращая внимания на музыку и аплодисменты. Мамаша тоже затихла, к финалу концерта добрались уже в более-менее нормальной обстановке. Пермяков отыграл запланированное, публика орет "бис" и требует продолжения банкета. И тогда Илья Юрьевич выдал свой коронный номер: этюд-тремоло "Воспоминания об Альгамбре".

Кто не в курсе: техника тремоло это высший пилотаж игры на классической гитаре. Большим пальцем правой руки ведется основная мелодия, остальные три пальца играют аккомпанемент. При надлежащем исполнении у слушателя создается впечатление, что звучат две гитары.

Надо сказать, что техника у Пермякова вообще на высоте, а тремоло он играл просто божественно. Его огромные лапы, в которых гитара запросто могла утонуть, почти не шевелились, правая кисть казалась абсолютно неподвижной. Волшебство какое-то, а не техника игры на гитаре.

И вот я балдею от виртуозной игры Пермякова, а мне весь кайф ломает все та же мамаша. Повернувшись ко мне эта набитая дурища чуть ли не в полный голос спросила:

– Он что, под фонограмму играет?

Не...

Говорят, недавно день шоколада был. По этому поводу телеканал "Санкт-Петербург" забубенил репортаж с кондитерской фабрики, рассказывали и показывали как шоколад получается. Интересно, Серега этот репортаж видел?

До знакомства с Серегой мне не доводилось слышать определение "сладкий пьяница". И, признаться, до сих пор не понимаю смысла этой фразы. Сластена, сладкоежка – это понятно. Пьяниц на своем веку я повидал немало, тут тоже все ясно. Но "сладкий пьяница" у меня в голове не складывается никак. При всей моей буйной фантазии, не могу я представить человека, который вечером обжирается сластями до состояния опьянения. А утром идет опохмелиться мороженым...

Так вот, Серега был типичным сластеной. Мороженое ел в любой мороз, конфеты и пирожные истреблял тоннами. Но особенно любил шоколад, если бы мама не запрещала, то жевал бы его круглосуточно. Впрочем, и мамины запреты не слишком помогали: как-то раз в кармане у Сереги обнаружилась не учтенная мамой десятка, на которую в соседнем магазине было куплено море развесного шоколада. Цены на весовой шоколад в 1989-м году я не помню, но вышло больше двух кило, это точно. Ударными темпами Серега в одиночку смолотил шоколад минут за двадцать.

Примерно через полчаса Серега почувствовал легкое недомогание. Организм, принявший ударную дозу кофеина, мощнейшими ударами артериального давления пытался достучаться до мозгов. Безрезультатно. Серега никаких выводов не сделал и наотрез отказывался верить в то, что его недомогание связано с шоколадом. Согласно Серегиной концепции, шоколад состоял из сплошных витаминов и потому вреда нанести не мог.

Тут еще надо отметить одну особенность Сереги: уникальное упрямство в сочетании с болезненным самолюбием. Если играл в пинг-понг, то обязательно должен был выиграть. Когда реакции не хватало, "засушивал" игру до такой степени, что соперник попросту бросал ракетку на стол. А уж переубедить его... Любые доводы, любые доказательства разбивались об одно тупое "Не..."

– Серега, ну откуда витамины в шоколаде? Он же из какао бобов делается!

– Не...

– Что "не"?

– Какао горький, шоколад сладкий.

– Конечно, сладкий, потому что в него сахар добавляют!

– Не...

– Ты хоть состав шоколадки на этикетке прочитай: какао бобы, молоко и сахар!

– Не...

– Тьфу!..

Двадцать с лишком лет прошло. Компьютеры, интернет, сети социальные, твиттер... Но вот ведь какая история: как только в твиттере или в ЖЖ раскритикуешь до боли родную власть, так толпами валят серегоподобные личности. Ты им хоть сто тыщ мильенов доказательств приведи – они будут тупо тянуть свое "не"...

The future!

Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Вот кто бы мог подумать, что увлечение Высоцким в итоге обернется изучением компьютера? Более того: поможет обрести новую профессию!

Конец восьмидесятых годов был богат на события. Страна менялась ежесекундно. Не всегда перемены были к лучшему, но в целом было какое-то ощущение если не праздника и счастья, то невиданной доселе свободы.

Одним из таких вестников свободы стало появление в доме кооперативного кабельного телевидения. Несколько инвалидов-афганцев протянули по окрестным домам свой кабель, поставили распределительные коробки и стали принимать заявки на подключение. Поскольку сигнал не шифровался никак, а коробки были запечатаны честным словом, то львиная доля подключений была нелегальной. Кооператоры периодически обрывали "нелицензионные" провода, но любители халявы тут же прикручивали их обратно.

Честно признаюсь: долгое время и я подключался самопально. Правда, делал это довольно грамотно, пряча свой кабель в куче легальных. И распаивал жилы на свободные клеммы, а не крепил на скрутку. То есть, фальсифицировал лицензионный продукт, соблюдая все правила оформления. На глаз отличить мой самопал от пайки местного монтажника было нереально. Впрочем, когда с деньгами стало полегче, я оформил договор и честно платил за услуги.

Насколько я знаю, таких самопальных кабельных сетей было пруд пруди. Пара видеомагнитофонов, простенький усилитель сигнала, иногда спаянный на коленке компьютер ZX Spectrum в качестве титровальной машинки – вот и весь технический арсенал. В качестве контента содержимое ближайшего ларька видеопроката. Говорить о качестве картинки и перевода уже не приходилось. Но именно благодаря этим студиям многие, кому не по карману было купить видеомагнитофон, могли посмотреть "Терминатора", "Звездные войны" и "Назад в будущее".

В числе этих многих оказался и я. Причем, телевизор у нас тогда был черно-белый ламповый "Рекорд В-312", у которого от слишком сильного сигнала садилась лампа в блоке переключателей канала. Видимо, не рассчитывали разработчики, что лампа будет интенсивно работать на одной из частот. Новой лампы хватало ровно на месяц, потом картинка на кабельном канале темнела. При этом три государственных телеканала продолжали нормально работать. Но смотреть там было нечего! Поэтому дома всегда была запасная лампа.

Представляете себе это сюрреалистичное зрелище: древний черно-белый телевизор, на экране которого Док Браун показывает Марти МакФлаю будущее?

Да, фантастику я тогда смотрел запоем... И даже не мечтал, что когда-нибудь в моей коллекции будет порядка шестисот фильмов. А мечтал я тогда собрать побольше записей Высоцкого и книжек со стихами Владимира Семеновича купить. Но почему-то отношение властей к Высоцкому не менялось, книжек не издавалось, новые пластинки появлялись нерегулярно, иногда с перерывами по полгода.

На выручку пришел все тот же фанат Высоцкого Серега. Приволок из дома самиздатовский сборник стихов. Кто, где и как печатал этот сборник до сих пор неизвестно. Одно было очевидно: текст печатался на слух, расшифровывался с очень дрянной копии. Например, первая строчка "Песни конченного человека" в сборнике выглядела так:

Из дома яд ящерицей ползает в костях...

Но за неимением лучшего и этот самопал был принят на "ура". И тут же новая проблема – сборник один, а желающих много. Ксероксов, напомню, в ту пору мы еще не знали. Доступа к технике, на которой копировали чертежи, у нас не было. Вариант сфотографировать и потом распечатать на больших листах восторга не вызвал.

И тут Леша Рухман вспомнил про древнюю пишущую машинку, которая за ненадобностью много лет пылилась на шкафу в отделе технологов. Хотя пишущую машинку до той поры я видел только в кино, идея перепечатать сборник мне пришлась по душе. Авантюрист или балбес – называйте как хотите. Главное, что машинка со шкафа переместилась на мой стол.

Машинка была древняя в полном смысле слова. Механический "УндервудЪ", сделанный в кайзеровской Германии еще до Первой мировой войны. Современным там был только шрифт. Никаких ятей и прочих пережитков царского прошлого. После чистки, смазки и смены ленты машинка бодро затюкала литерами по бумаге.

Имею полное право похвастаться: я оказался довольно толковым самоучкой. Через пару недель я уже довольно лихо печатал двумя пальцами – книжку "Соло на пишущей машинке" мне посоветовали много позже. Правда, сборник Высоцкого так и не перепечатал, но тут моей вины нет: в продаже сперва появилось переиздание "Нерва", потом еще какие-то сборники выходили. А затем в Москве издали прекрасный двухтомник Владимира Семеновича и необходимость перепечатывать самиздат отпала за ненадобностью.

Именно в процессе печатания в мою голову угодила мысль о персональном компьютере. Заронил это зерно радиомонтажник Витя, Виктор Иванович. Как-то раз он зашел на склад, как сейчас помню, за леской. Леску монтажники использовали когда в изделиях нужно было связать группы проводов или прикрепить картонные ярлычки. По раздолбайству кладовщицы Ольги Александровны леску получили не на катушках, а огромным мотком, который запихнули в шкаф. Потом кто-то поленился искать начало мотка, вытянул кусок нужной длины из середины. Потом еще. Потом снова. Вскоре леска представляла собой узел, который даже Александр Македонский не разрубил бы. Поэтому каждый новый поход за леской оборачивался получасовым разматыванием клубка-исполина. Чем Виктор Иванович и занялся.

Я тем временем старательно тюкал по клавишам машинки. Но по неопытности все же тюкнул не туда и, скрипя зубами, полез замазывать опечатку "штрихом". Если кто не в курсе: это такая белая краска, поверх которой можно печатать или писать.

– Это ты чего такое делаешь? – заинтересовался Виктор Иванович.

– Опечатку исправляю. Сейчас краска подсохнет и можно будет правильную букву впечатать.

– Надо же, не знал. В компьютере все проще: набираешь текст на экране, если ошибся, то просто удаляешь неправильный символ и печатаешь как надо. А потом готовый текст отправляешь на печатающее устройство.

– Здорово! – вздохнул я. – Только где ж его взять, компьютер?

– Можно самому собрать, если в радиоделе соображаешь. В журнале "Радио" схемы печатают...

Ох, лучше бы Витя тогда мне этого не говорил! Тюкая по клавишам доисторического "ундервуда", я грезил компьютером. Но моих познаний в радиоделе для самостоятельной сборки серьезной вычислительной техники явно не хватало. Тогда Витя меня познакомил с электриком цеха 135. Толик, так его звали, был мастером на все руки, разбирался в самых сложных схемах и мог спаять что угодно. От Толика я узнал, что собирать компьютер по схемам журнала "Радио" бессмысленная трата времени и денег. А нужно собирать "синклер", на рынке в Автово к нему и схем, и запчастей, и кассет с программами завались...

По совету Толика я самостоятельно смастерил видеовход в своем телевизоре. Вот только воспользоваться им так и не довелось. Я так долго собирался паять свой "синклер", что успел перебраться в цех 135 и там самостоятельно освоить IBM-совместимый компьютер ЕС-1841. Ведь по клавишам тюкать я уже умел!

Директор? Да пошел ты...

В День народного единства по телеящику вдруг решили показать фильм "Страсти по Владимиру" Марка Розовского. Если кого угораздило не посмотреть – настоятельно рекомендую. Кроме всего прочего это еще и шикарнейшая иллюстрация бесплодности совковой системы управления. Той самой, которую так усердно реинкарнируют нынешние правители...

Мой переход на должность старшего кладовщика в "сто тридцать пятый" цех сослужил мне огромную службу. В том плане, что на рыночные отношение я перешел несколько раньше, чем основная часть населения России. Вернее, меня с маковкой окунули в болото теневых экономических отношений, которые в нормальном мире именуются коррупцией. Вот, например.

Для производственных нужд закупили очередную партию электроламп. Купили с запасом, всех типов и калибров – дневные и накаливания, миньоны в люстры генералитета и пятисотваттные громады в прожектора... В общей численности около сотни коробок. Дураку ясно, что на своем горбу все это не принесешь. Нужна машина.

Оформляю заявку, как положено, за три дня до поездки. Прохожу семь кругов ада, визируя заявку сперва у начальника своего цеха, потом в бухгалтерии, затем у начальника транспортного цеха и в итоге у генерального директора. Поездка поставлена в план, о чем свидетельствует запись в журнале.

В назначенный день иду в транспортный, узнать номер машины, на которой поедем. Потому как для выезда с территории нужно еще несколько бумажек оформить. И тут мне совершенно спокойно заявляют – свободных машин нет.

Я тихо охреневаю. У меня оформлена куча документов на получение материальных ценностей, у меня простаивают грузчики. Да и с поставщиком время согласовано, там ведь тоже своих забот хватает, мы не единственные. Хорошо, если других получателей не будет, а то в очереди на отгрузку до конца дня простоять можно.

Пытаюсь объяснить все это начальнику транспортного цеха, Полтораку-младшему. Тот смотрит сквозь меня и цедит по букве одно и то же: "свободных машин нет".

Выкатываюсь из транспортного, бегу к своему начальству, Анатолию Николаевичу Вепренцеву. Вместе с ним возвращаемся в транспортный, Вепренцев во всю луженую глотку выдает матерную тираду, от которой в гараже стекла вот-вот лопнут. Без толку.

Вепренцев вылетает из транспортного и несется в кабинет генерального, я изо всех сил стараюсь не отставать. В кабинет генерала я не вхожу, остаюсь в приемной, откуда прекрасно слышно как сперва орет Вепренцев, потом Костылевский по телефону орет на Полторака. Вепренцев выходит из кабинета Костылевского:

– Иди в транспортный, машина сейчас будет.

Прихожу в транспортный. Полторак, все также глядя сквозь меня, цедит "Машин нет". Я тихо охреневаю: вот только что генеральный директор сюда звонил, с вами говорил!

Полторак с легким удивлением произносит фразу, которая благодаря Масяне спустя много лет стала хитом:

– Директор? Да пошел ты в жопу. Вместе с директором. Нет машин.

Я окончательно выпадаю в осадок. Идти к начальству по новой бесполезно. Может, в этот раз я машину получу, но в дальнейшем все мои заявки на транспорт Полторак будет задвигать в конец очереди. Поскрипев мозгами, я задал единственно верный вопрос:

– Чего надо?

Полторак тут же сфокусировал взгляд на мне.

– А что у тебя есть?

Сторговались минут за пять, хлопнули по рукам и Полторак тут же подмахнул путевой лист.

С той поры все заявки и запросы я начинал пробивать не сверху, а снизу. Если была нужна машина, то шел к шоферу. Если на складе чего получить – к тамошнему кладовщику. И только после этого начинал движение по "вертикали власти". Создавая у начальства иллюзию их мудрого руководства...

Как там у Розовского в финале Игорь Николаевич говорит:

– Боже мой!.. Зинаида Порфирьевна, Суслоперов, Дубомудров, министр... А решил все сторож дядя Федя!

Крепче за шоферку держись...

Кстати! Еще одна водительская история вспомнилась. Слышал из третьих уст, так что...

В общем, дело было в самом начале девяностых, уже после путча и Беловежской пущи. Но еще до либерализации цен и тотального развала советского наследия.

Я к тому времени уже работал старшим кладовщиком в цехе 135. И был в нашем трудовом коллективе бригадир обмотчиков Николай Иваныч. Обмотчики, если кто не знает, это люди, которые перематывают катушки электродвигателей. Если в токарном или фрезерном станке двигатель начинал дымить, то это как раз к Иванычу и его орлам. Работа обмотчика, надо сказать, невероятно нудная, грязная и морально тяжелая. Но зато и оплачивалась она прилично, поскольку хороших специалистов мало, а работы завались.

Но даже в сытные советские времена молодежь в обмотчики не рвалась. А как перестройка перешла в стадию перестрелки, так за верстаками вообще одна старая гвардия осталась. Вот и сын Иваныча не пошел по стопам отца, а подался в милицию. Быстренько получил погоны, удостоверение инспектора ГАИ и отправился на хлебный участок, где-то под Выборгом у них было прикормленное место лова дальнобойщиков, идущих из Финляндии. И поселок с магазинчиком под боком, что немаловажно. Лепота!

Это все присказка была. Теперь сказка начинается.

Поскольку на боевом посту ГАИ как правило стояли одни и те же инспектора, а по дорогам мотались одни и те же дальнобойщики, то все друг друга давно знали в лицо. А тут приходит новичок, у которого ни опыта, ни ума, зато служебного рвения с избытком.

В один прекрасный ужасный день несколько бойцов доблестной автоинспекции отправились в поселок на обед. Рядом припарковался один из финских дальнобоев. А ездил он не один, а с супругой. Мужик быстренько в магазин слетал, вышел с пол-литрой водки, уселся на подножке своего грузовика и стал ждать свою благоверную, периодически прикладываясь к бутылке. Видимо, очень выпить хотелось, если бутылку теплой водки из горла и без закуски он минут за десять выкушал.

Молодой и неопытный гаишник дождался когда водитель долакает последние капли водки. Потом неторопливо прошел к грузовику и демонстративно начал стравливать воздух из переднего колеса. Финик с любопытством смотрел на действия гаишника, но мешать не стал. Лишь спросил:

– Ты чего?

Переводчик не потребовался, финский дальнобой по-русски говорил не хуже нас с вами.

– Дальше вам ехать нельзя! – рубанул молодой ретивый.

– Почему? – удивился финн.

– Вы пьяны!

– Ну и что?

– Вы не можете вести машину в таком состоянии!

– А-а-а... – протянул финн и подозвал супругу, которая как раз вышла из магазина. Женщина предъявила оторопевшему гаишнику международные права. После чего финны вручили бедолаге ручной насос и битый час опытные коллеги-менты угорали, наблюдая как салага пытается накачать колесо грузовика. Когда мундир салаги насквозь промок от пота, финн сжалился – отобрал насос, подключил компрессор, в момент накачал камеру, забрался на пассажирское сиденье и тут же уснул. А чего не поспать, пока жена рулит?

Наследнички

Гуляет старый генерал со своим внуком.

– Дедушка, а я буду генералам, когда вырасту?

– Конечно, внучек!

– А маршалом?

– Нет, ведь у маршалов свои внуки есть.

У нас вся страна в раковых метастазах совка, куда ни плюнь. Взять хоть Фукусиму Ивановну Матвиенко, которая сынка на теплое и денежное место пристроила. А ежели прошерстить, то в каждом теплом и сытном углу будет чей-то сынок, дочка, жена или теща, а то и вовсе тренер по дзюдо. И не просто чей-то, а из тех, о которых с почтительным придыханием говорят "Да это же сынок самого!"...

Совдепия во всей красе. Я этого в полной мере хлебнул, когда на "Ленинец" пришел. Куда ни плюнь – везде сынок. Заместителем начальника нашего цеха был Алексей Владимирович Рухман. Молодой парень, с которым легко было найти общий язык и которому смертельно завидовала мастер слесарного участка. Дело в том, что отец Алексея Владимир Николаевич Рухман был одним из директоров объединения "Ленинец". Леша (мы с ним впоследствии перешли на "ты") своим блатом никогда не пользовался, однако клеймо "сына товарища Рухмана" приклеилось намертво.

Транспортным цехом рулил Александр Полторак, тоже "сынок".

Но самым главным "сынком" был Николай Львович Зайков. Кто не в курсе: был в Ленинграде такой Лев Николаевич Зайков, прошедший путь от слесаря до члена ЦК КПСС. Где-то в середине своей карьеры он стал одним из основателей "Ленинца", который и возглавлял долгое время. А когда папу Зайкова стали двигать дальше по партийной карьерной лестнице, то вместо себя на одной из руководящих должностей оставил сынка. Полагаю, со временем Николай Львович не без помощи папы благополучно продвинулся бы по карьерной лестнице и выдавил Турчака на фиг. Если бы все получилось, то хрен его знает как бы еще история сложилась...

Но папа Зайков не учел человеческого фактора. Сынок Зайков, дорвавшись до самостоятельности, напрягался совершенно на другом поприще. Ну а что? Папа в Кремле все разрулит, а тут море бабла, тачка, должность и куча готовых на все комсомолок. Если бы еще не жена дома, то вообще было бы зашибись.

Зимой восемьдесят восьмого года в центральном фойе "Ленинца" вывесили некролог, в котором сообщалось о гибели Николая Львовича Зайкова в результате несчастного случая. Не найдя подходящего укромного уголка, сынок Зайков привез очередную шлюху в гараж. Двигатель машины глушить не стал – гараж холодный. Так и умерли, задохнувшись в выхлопных газах.

Скрыть скандальные подробности гибели видного партийного сынка не удалось. В партийной биографии Зайкова-папы с этого времени началось стремительное падение с вылетом на пенсию. А "Ленинец" стали обживать и растаскивать другие сынки...

Мораль сей байки такова: отцы, добившиеся всего своим трудом, потом и кровью, непременно желают уберечь детишек и облегчить им жизнь. Но для детишек все заработанное отцами пшик, повод попонтоваться. Работать они не привыкли, да и не умеют. Потому что должности занимают не по заслугам и опыту, а по родству да по блату.

И пока в России будет такое "наследование", из дерьма мы не вылезем.

Хозяйский подход

Перелистывал свои старые дневники, хотел освежить в памяти как я тогда на путч и ГКЧП отреагировал. Оказалось, что практически никак. То есть, на работе с коллегами обсуждали чем весь этот бардак кончится, но все осталось на уровне курилки. К Мариинскому не ходил, Собчака не слушал. Куда больше происходящих в стране перемен лично меня волновал предстоящий переход из цеха 116 в цех 135, на должность старшего кладовщика.

Все уже было обговорено заранее, с первого сентября 1991-го года я должен был приступить к работе в новом коллективе. С начальством уже познакомился, коллег будущих знал неплохо. Но в первый раз менять место работы всегда трудно. Даже если переход с повышением в должности и в окладе.

Впрочем, очень скоро зарплата в 145 рублей из весьма приличной превратилась в нищенскую. "Ленинец" прихватизировали, предварительно развалив на десяток удельных княжеств. Наш "сто тридцать пятый" вошел в состав акционерного общества "Исток", который по наследству умудрился оттяпать себе здание "русского Пентагона".

Правда, оттяпали как-то странно – деньги от сдачи площадей в аренду шли не в "Исток", а в холдинговую компанию. Поэтому вместо ожидаемого золотого дождя руководство получило корзину грибов-отсосиновиков, что тут же ударило по карману работяг.

Тем не менее, иногда руководству "Истока" удавалось выбить из Турчака какие-то деньги. В частности, для представительских целей в транспортный цех закупили два микроавтобуса фирмы "Ниссан". То есть, платил за них холдинг, а на баланс машинки поставили к нам.

Шикарные, доложу я вам, были машинки! Маленькие, компактные, с небольшим межосевым просветом, благодаря которому могли развернуться на любом пятачке. Как-то раз один из "ниссанов" выделили для поездки на телефонный узел Московского района. Ездил я вместе с начальником цеха, Василий Борисович буквально слюной исходил от желания когда-нибудь сменить свой ушастый "запорожец" на такую тачку...

Не прошло и года – один из "ниссанов" приволокли на буксире. Водила в нерабочее время решил воспользоваться служебной машиной для личных надобностей, благо начальник транспортного цеха на такие шалости закрывал глаза. Тем более, что до сих пор все обходилось без происшествий и самодеятельность сходила с рук. А тут водила перед поездкой слегка "заправился", не учел особенностей ленинградских дорог зимой, поздно начал тормозить и выкатился на перекресток под красный свет. Тут же в правый бок "ниссана" влепился тяжело груженый тягач, вмяв дверь пассажирского салона почти до противоположной стенки. Водила обделался легким испугом.

Прибывшие на место аварии сотрудники ГАИ вынесли справедливый вердикт: вина за аварию в полной мере лежит на водителе "Ниссана". Что не оставляло шансов стребовать денег на ремонт микроавтобуса с водителя тягача. Наоборот, пришлось еще заплатить за разбитую морду грузовика...

За ремонт микроавтобуса представительство фирмы-производителя вломило кругленькую сумму, которой у водилы не было отродясь. У "Истока", впрочем, тоже. То есть, ежели весь трудовой коллектив оставить без зарплаты месяца на три, тогда, может быть, и хватило бы. Но кто же согласится три месяца работать бесплатно?

Единственной надеждой оставался Турчак. Руководство "Истока", скуля и виновато виляя хвостами, поплелось в приемную генерального. Положение осложнялось тем, что буквально за неделю до аварии холдинг купил в гараж еще один микроавтобус, на сей раз "фольксваген". О чем глава холдинга и напомнил, выпроваживая нежданных гостей из кабинета со словами "Сами, мудаки, вляпались, сами и выкручивайтесь!".

Сколько тот несчастный "ниссан" ржавел во дворе, надеясь на ремонт, я уже не помню. Финансовое положение в фирме ухудшалось с каждым днем, вскоре и холдинг не смог бы выделить денег на ремонт, даже если бы и захотел. Спустя какое-то время умудрились угробить и второй "ниссан". Что там произошло тоже уже забыл. Помню только, что в гараже активно начали резать кузов первого пострадавшего, надеялись из двух битых один целый собрать. В итоге останки обоих "ниссанов" отправились на свалку.

Как руководство "Истока" объяснялось с Турчаком, то мне неведомо.

Расхитители социалистической собственности

К вопросу хозяйственного подхода и рыночной экономики в СССР.

Если бы в "брежние" времена за вынос с предприятия сажали как при Сталине за три колоска, то лагерей не хватило бы. Проще было бы сделать лагерем весь Союз. Впрочем, оно практически так и было...

Воровали все. При этом каждый смертельно обиделся бы, если бы его назвали вором.

Ну, действительно: разве это кража, если бригадир, коммунист, ударник коммунистического труда притащил в цех тормозные колодки своего "жигуленка", содрал старые накладки и приклеил новые? Материал и клей, конечно, он не купил, а взял со склада.

Или ежели в каблучки-шпильки импортных сапожек вставят титановые набойки? Титан в свободной продаже не попадался, а доверять сохранность сапожек мягким латунным подковкам... Ни за что!

Но это так, мелкие шалости. В Советском Союзе воровали на всех уровнях должностной лестницы. И чем выше сидел чиновник, тем больше крал. Знакомая картинка, правда? Сейчас ровно то же самое. И, к слову, откаты придумали еще в те, "брежние" времена. Только поставлено все было куда круче.

Точнее всего сказал Жванецкий: "Что охраняешь, то и имеешь". В мою бытность кладовщиком мне доводилось получать товары народного потребления в больших количествах и с оптовых складов. Типичная ситуация:

по документам я должен получить сотню коробок ламп накаливания. Для простоты и наглядности считаем, что лампы одинаковые, по 100 ватт. Предъявляю накладные и доверенность, мне открытым текстом объявляют:

– Выдам 99 коробок, распишешься за сто.

– А если нет?

– А если "нет", то и ламп нет. Кончились.

В коробке 108 ламп. Цена одной штуки в розничной сети 50 копеек, если не ошибаюсь. 54 рубля, половина моего месячного оклада. Но деваться некуда, соглашаюсь.

Получаю свои 99 коробок, привожу на склад. Тут же составляем акт на списание двух коробок по причине боя ламп – а что делать? Мое начальство тоже предпочитало не покупать лампочки в магазине, а нести с завода.

Поддержи отечественного производителя!

Летом года эдак одна тысяча девяносто второго... Двадцать с гаком лет тому назад, ага! Так вот, летом того года один из дежурных электриков нашего цеха номер 4 (бывшего цеха 135 ЦНПО "Ленинец") привез целое ведро яблок. Со своего, значит, подсобного хозяйства. Лето тогда выдалось урожайное, дачники яблоками на каждом углу торговали. Наш торговать не стал. Что в варенья и компоты закатал, когда банки кончились – брагу в бочке поставил. В пироги начинку яблочную... Ну и в сыром виде всей семье жрали, конечно. Вот только яблок не убывало. Ну не выбрасывать же?

Коллеги к неожиданному подарку отнеслись с прохладцей. Мелкие желто-зеленые яблочки по внешним своим показателям проигрывали импортным красавцам, которыми торговали на лотках у метро "Московская". В итоге ведерко перекочевало в каптерку электриков, где на столике в укромном закутке уже стояла бутылка водки, десяток стопок. Не хватало только закуски...

Только не подумайте, что мы там во время рабочего дня напивались до потери пульса! Пятьдесят грамм водки перед обедом – это так же свято, как "Отче наш". А что такое полташка водки для здорового мужика? Острая приправа к основному блюду, навроде слоя горчицы. Главное, с дозировкой не переборщить.

По дороге в каптерку яблоки быстренько ополоснули под краном в "генеральском" туалете. Так уж получилось, что сидели электрики аккурат на втором этаже, рядом с центральным входом. В непосредственной близости от "дубовой аллеи" – коридора с кабинетами генерального директора "Ленинца" и его всяких разных заместителей. Ну, это так, к слову...

Поскольку до начала забивания обеденного "козла" (это игра такая, доминошная, если кто не знает) времени было навалом, разлили по 25 грамм. Хлопнули под традиционный тост "За нас с вами и х.й с ними!". Закусываем. Кто бутерброд достал, кто домашнюю снедь наворачивает. Бригадир Серега, вылитый джентльмен с Медвежьей речки, своей лапищей сразу три яблочка сгреб и, смачно хрупая, рассуждает:

– Ни хрена наш народ в жизни не понимает! Нашенские яблоки им не по нраву, импортные подавай! Идиоты!

Серега с хрустом вгрызается в очередное яблоко.

– Они ж не понимают, что эти импортные красавцы только на вид хороши! Там же все искусственное! Растут в теплицах, под ультрафиолетом, поливаются стерильной водой. Потому на вкус как вата!

Хруп!

– А наши? От одного запаха слюнки текут! А вкус какой, мужики! Это вам не импортный фрукт, который будто в сахарном сиропе вымочили! Настоящее яблоко должно быть с кислинкой, это значит, что в нем витамины все на месте!

Хруп!

– Вот это настоящие яблоки, это я понимаю! Сочные, вкусные, нажористые...

Хруп!

– ...и мясистые! – заканчивает свой спич Серега, выплевывая половинку раскушенного червяка.

Молоко за вредность

Не знаю как сейчас, а в советские годы трудягам на "вредных" специальностях полагалось бесплатное молоко в размере ноль целых пять десятых литра в день на одного рабочего. А незадолго до начала моей трудовой карьеры, к Олимпиаде в Москве, советская молочная промышленность освоила выпуск молока в литровых пакетах. И потому маляры, радиомонтажники, травильщицы из гальванического цеха и прочие "вредные личности" два раза в неделю получали в столовой пакеты с целительным напитком. Чем вызывали нездоровую зависть у остальной части трудового коллектива, которая такой халявы не имела. Из-за этого молока случилось три истории.

В первый (и последний) год моей работы слесарем, мастер участка Пискунова притащила на мой верстак полтора десятка стеклотекстолитовых плат. Задание обычное – разметить, накернить, просверлить отверстия нужного диаметра и отзенковать. Работа простенькая, это тебе не с нержавейкой ковыряться. Только я взялся за штангенрейсмас, как вмешался бригадир Николай Саныч:

– Надежда Николаевна! – окликнул он Пискунову. – Я требую прекратить работать со стеклотекстолитом на нашем участке!

– Почему? – растерянно улыбаясь, спросила Пискунова.

– Ты прекрасно знаешь! Для работы со стеклотекстолитом нужно изолированное помещение с активной вытяжкой! А у нас на участке вытяжки нет! Он будет платы сверлить и дышать стеклом!

Пискунова посмотрела на меня, на заготовки плат и выдала:

– Ну, давай я ему молоко куплю, за вредность.

– А мне? – тут же поинтересовался Саныч. – Я же рядом, тоже, значит, буду дышать стеклом.

– Тогда и мне молоко покупай! – с соседнего ряда подал голос Лев Саныч Демиденко. – Я даже ближе Кольки сижу, значит, тоже стекла нанюхаюсь!

– Вот! – торжествующе провозгласил Николай Саныч. – А еще и сзади ребята сидят, они тоже стеклом дышать будут, им тоже молоко покупай!

Пискунова, краснея от злости, беззвучно хлопала губами, будто вытащенная на сушу рыба. Не найдя что ответить, она схватила чертеж вместе с платами и унеслась на антенный участок. Где были и вытяжка, и изолированное помещение. И, главное, мужики более покладистые...

История со стеклотекстолитом не забылась. Тут надо пояснить: наш слесарный участок делил одно помещение с участком радиомонтажников, где полтора десятка монтажниц весь день что-то лудили, паяли и всячески травили организм парами канифоли и припоя. Между слесарным и монтажным участками никакой перегородки не было. То есть, дышали дрянью все, а молоко за вредность получали только монтажники. И Николай Саныч, одержав победу над вредным стеклотекстолитом, подбил слесарей на очередную акцию протеста.

В один прекрасный день, когда монтажницы дефилировали мимо слесарей с положенными по закону литрами молока, Саныч как бы в воздух поинтересовался:

– А когда слесарям начнут молоко выдавать?

Момент был выбран Санычем идеально, поскольку все начальство цеха оказалось на нашем участке.

– Коля, а слесарям-то за что молоко? – удивилась Пискунова. – Вы же со стеклотекстолитом теперь не работаете!

Саныч объяснил. Стоявший рядом начальник цеха неосторожно брякнул, что ядовитые пары идут вверх согласно законам физики и к слесарям не попадают никак. В ответ два десятка возмущенных слесарей заорали, что свинцом пропитаны стены и потолок участка. А свинец для организма жутко вреден, это каждый дурак знает. Начальство тут же пошло на попятную и заверило: в ближайшем будущем вопрос обсудим с дирекцией института и результат сообщим.

Возможно, начальник надеялся, что все рассосется само собой. Побуянят мужики и забудут. Но не тут-то было. Два раза в неделю, завидев монтажниц с молоком, слесаря интересовались когда же и на их долю молока достанется?

Через месяц такой пытки начальство сдалось и вопрос действительно вынесли на рассмотрение вышестоящего руководства. Там тоже попытались тянуть резину, но Саныч, как парторг цеха, задал вопрос на партсобрании института. Деваться руководству было некуда, пришлось срочно искать решение. И нашли! Внесли в план по благоустройству производственных помещений постройку перегородки между слесарным и монтажным участком.

Если бы Саныч знал, чем обернется это благоустройство! Перегородку возвели чисто символическую, толщиной в один кирпич и высотой около трех метров. А потолки там метров пять с полтиной, не меньше! Над кирпичной кладкой соорудили нечто вроде оконных рам и вставили стекла. В итоге между верхней кромкой рамы и потолком была щель сантиметров в тридцать.

Но на этом издевательство не закончилось. После завершения строительства перегородки пригнали маляров. И почти месяц цех задыхался от вони нитрокраски. Однако требовать молоко за вредность уже не стали...

Прошло несколько лет. Я ушел в другой цех, "Ленинец" вслед за Союзом развалился на кучу самостоятельных государств. И в нашем маленьком, но независимом "государстве" посчитали неразумным закупать молоко через головное предприятие "Ленинца". Мол, дорого выходит. Дешевле в соседнем магазине купить.

И, чтобы доказать как теперь изменилось управление предприятием, тут же заключили договор с молочным магазином, что на углу Типанова и Ленсовета был.

Вот только не учли наши руководители, что с одной стороны у нас тотальный дефицит, а с другой зарождающаяся рыночная экономика. Плюс клинический постсоветский бардак. Пару недель все шло как по маслу, а потом грянуло. Уже не помню, то ли как раз в это время Ельцин цены отпустил, то ли еще по какой причине, но молоко резко подорожало.  Несколько дней подряд я, как ответственный за получение молока, мотался к магазину и получал один и тот же ответ – нет молока. Дирекция ежедневно ругалась с руководством магазина, трясла бумагами, согласно которым предоплата за молоко была внесена полностью... Молока не было. Вернее, его не было по старым ценам.

Работяги терпели неделю. Потом начали ворчать. Еще через неделю пригрозили разбить на хрен стекла в личном "жигуленке" директора предприятия. Зарплаты, мол, и так на жратву не хватает, а тут еще законного молока лишили!

Не знаю, что повлияло и как именно руководство решало проблему с магазином, но внезапно мне было приказано получить молоко за весь прошедший срок. Немедленно!

Делать было нечего. Несмотря на то, что рабочий день уже заканчивался, мне пришлось срочно искать помощника и с телегой идти в магазин. Как ни крути, а тащить на горбу без малого шестьдесят литров молока тяжко. Даже вдвоем.

Прикатились к магазину, нам выдали молоко в литровых полиэтиленовых пакетах. Приволокли груженую телегу во двор института. А дальше куда? Рабочий день закончился, народ разбежался. Холодильника нет, хранить молоко негде. Ну не на улице же оставлять?

Пошел на поклон к начальнику цеха. Василий Борисович, недолго думая, предложил:

– Забери к себе на склад! За ночь не испортится, а утром раздашь.

– Нельзя, – говорю, – молоко ко мне на склад. У меня ж полуподвал, там крысы постоянно шныряют. Если унюхают молоко, то пиши пропало.

Василий Борисович только рукой машет:

– Авось не унюхают! Ну а ежели и унюхают? Два-три пакета порвут, не страшно. Возместим.

Попытался я спорить с начальством, да Василию Борисовичу не до мелочей было. Выставил меня из кабинета и удрал домой.

Делать нечего. Затащили мы с помощником пакеты молочные в мой полуподвал. Я спецовку скинул, свет выключил, склад запер и тоже домой покатился.

Что я на складе увидел утром – ни в сказке рассказать, ни матом описать. Видимо, крысы пировали всю ночь. Причем, не только местные, но и со всей округи родню пригласили. От молока не осталось ничего. Совсем. Крысы пили молоко и пакетами закусывали. Когда пакеты кончились, жрали все подряд. Пол, на который проливалось молоко из прогрызенных пакетов, был вылизан до блеска. Если бы не запах и кучи крысиного помета, то можно было подумать, будто молока здесь и не было.

Я позвонил Василию Борисовичу, попросил зайти на склад. Начальник осмотрел место крысиного пиршества, потер лысину и пошел объясняться с работягами и руководством. В этот же день все, кому полагалось молоко за вредность, согласились получать денежную компенсацию.

Спасибо, сердце...

Где-то в моих дневниках, наверное, есть запись, датированная либо второй половиной 1991-го, либо началом 1992-го года. Там, среди прочей словесной чепухи должны быть слова "купил набор пластинок Утесова".

Что бы сейчас ни говорили, как бы ни возвеличивали начало девяностых, а время было паскуднейшее. Эйфория от развала ненавистного совка сменилась тяжелейшей депрессией. Пустые прилавки магазинов, стремительно обесценивающиеся деньги, нарастающая безработица... И даже если твой завод еще не прикрыли, то совершенно не факт, что безработным быть хуже, нежели работать за гроши.

Выкручивались кто как мог. Если кто нарушал закон, то не мне их судить – я сам не без греха. Иначе было не выжить...

Пока позволяли деньги и здоровье, ездил к преподавателю, шел второй год моего обучения игры на гитаре. Занимались в субботу, с 11 до 12 часов было мое время. Потом я обычно шел в магазин "Мелодия", напротив "Гостиного двора", рядом еще был (и сейчас, вроде, есть) магазин "Ноты"... У дверей магазина постоянно толклись спекулянты, перепродавали антроповские пластинки битлов, потом появились перепечатки Queen, Жана-Мишеля Жарра, запретного при Советах Джексона.

Не помню почему, но в тот раз я взглядом зацепился за пожилую пару. Он и она, обоим явно за семьдесят, внешне ну никак не сочетались с нахрапистыми рыночными бабками и матерыми спекулянтами. Подошел. Мужчина, смущаясь и краснея, почти прошептал "Молодой человек, купите пластинки".

Господи, что же это были за пластинки... Несколько гигантов Апрелевского завода, эстрада тридцатых годов. Вертинский, Юрьева, Петр Лещенко, еще кто-то. Их было невозможно продать. Если бы это были патефонные пластинки тех же тридцатых годов, то коллекционеры, может, и купили бы.

Видимо, старики и сами это понимали. Потому что женщина как последнюю драгоценность вытащила из холщовой сумки картонную коробку с надписью "Леонид Утесов". Набор из семи пластинок, практически полное собрание записей Леонида Осиповича.

Если спросите сколько заплатил – не помню. Выгреб почти все, что было в кармане, денег осталось только на дорогу домой. Наверное, сумма была приличная, потому что дома с матушкой слегка поругались из-за необязательной покупки.

Но... Время прошло, ссоры позабылись. А пластинки стоят в шкафу.

Как память.

Как Собчак к Турчаку в гости ходил

Если кто не в курсе: первый мэр Петербурга Анатолий Собчак был весьма дружен с генеральным директором ЦНПО "Ленинец" Анатолием Турчаком. Оба очень любили футбол (у "Ленинца" даже одно время своя футбольная команда была), вместе болели за "Зенит". Когда "Зенит" вылетел в первую лигу, Турчак вошел в попечительский совет клуба, поговаривали даже, что возьмут клуб на баланс "Ленинца". Однако в то время на объединении шли массовые расстрелы сокращения, зарплату ждали по несколько месяцев и покупка клуба могла стать последней покупкой в жизни Турчака. Поэтому руководить "Зенитом" посадили депутата Мутко...

А Турчак продолжил рулить "Ленинцем" и дружить с Собчаком. Я, кстати, думаю, что тогда и Путин с сыновьями Турчака познакомился. Как известно, Андрей Турчак вошел в "путинскую сотню" и теперь на Псковщине вертикаль власти строит.

Ну да не о них речь. Незадолго до памятных выборов, когда Яковлев выпихнул Собчака с насиженного места, Собчаку понадобилась рекламная акция, с награждениями и речами. Самый подходящий повод – очередная дата снятия блокады Ленинграда. Спешно пропихнули наградные листы, почти всех выживших удостоили знака "Житель блокадного Ленинграда". Народу оказалось многовато, в один прием всех не отоварить наградить. Имиджмейкеры тут же сообразили: вместо одного городского награждения будет несколько районных!

И понеслася. Первым по списку был как раз Московский район. А тут как назло выясняется – в актовом зале райисполкома Московского района такой бардак, что его года два восстанавливать надо. Ну раздолбаи, они ж всегда раздолбаи... Прикинули было в районный Дворец Культуры, а там ярмарка вовсю, хрен выгонишь.

И тут на выручку подоспел наш Турчак. Правда, в подведомственный Дом Культуры тоже не пустил – там уже тогда вовсю незаконные валютные операции проводились. Не, сейчас там вполне официальная валютная биржа, а тогда было сплошное беззаконие... Короче говоря, решили это мероприятие провести в актовом зале института. Кто был в Питере – здоровенное здание на пересечении Московского и Ленинского проспектов, к нему еще Ленин задницей повернулся.

Сам по себе небольшой и уютный актовый зал выглядел тогда вполне прилично. Чего нельзя было сказать про коридор северного крыла второго этажа, через который высокие гости должны были пройти к месту награждения. "Дубовая роща" тоже на втором этаже была, но по южному крылу. И там паркет еженедельно циклевали, натирали и всячески лелеяли. Стены регулярно мыли... В северном же крыле начальство бывало редко, поэтому показной лоск наводить не считали нужным. Турчак, очевидно, северное крыло здания видел только снаружи. И когда самолично прошелся до актового зала, то возмущению не было предела. Такой плотной завесы мата мне больше никогда в жизни видеть не приходилось. Я сейчас абсолютно серьезен – Анатолий Александрович минут пятнадцать крыл таким отборным матом, что в воздухе стоял туман из нецензурной брани.

Толку-то? От мата паркет матовым не стал, стены не посвежели. Надо красить. С великого ума решили паркет не натирать, а покрасить. Раздобыли светло-коричневую краску, уговорили маляров на сверхурочную – красить надо было вечером, чтоб за ночь высохло.

Покрасили. За ночь, естественно, не высохло – вместо быстросохнущей краски взяли какое-то недоразумение, да еще и с истекшим сроком годности. А до награждения оставалось всего ничего, меньше семи часов.

К приезду Собчака коридор благоухал свежей краской. Жители блокадного Ленинграда элегантно закрывались носовыми платками, дамы томно прикладывали руки к головам и жаловались на мигрень. Праздничный концерт с участием Эдиты Пьехи сократили вдвое, а торжественная речь Собчака полностью вошла в двухминутный телевизионный репортаж.

На следующий день циклевочная машина сдирала с паркета краску, хранившую следы высоких гостей...

Ты чьих будешь?

С Турчаком много всякого было...

После очередного залпового сокращения и перевода нескольких отделов на другие площадки, количество сотрудников в институте уменьшилось раза в три. Под этот соус закрыли  проходную на центральном входе, двери замуровали намертво. Правда, потом сообразили, что через центральную все руководство ходило, но уже было поздно пить "боржоми". Турчак стал заезжать во двор и подниматься в кабинет по внутренней лестнице. Незадолго до этого на крыше водрузили спутниковую антенну, хрен его знает для каких целей. А тут как раз очередное штормовое, над Питером самый натуральный шквал прошел. И антенну с крыши сорвало. Грохнулась эта дура аккурат на то место, где обычно останавливалась машина Турчака...

* * *

Был такой то ли анекдот, то ли монолог Маврикиевны с Авдотьей Никитичной:

– Знаешь, Маврикиевна, у нас в соседнем доме пивбар открыли. Мужики цельный день туда шастают, пиво пьют, и пьют, и пьют...

– А в чем же суть?

– А суть у нас в подъезде!

Актуальный питерский анекдот, особенно после всяких праздничных мероприятий. Лично для меня все эти массовые действа ассоциируются с бронебойной вонью из всех углов и подворотен. Хоть День города отмечают, хоть "Алые паруса" для выпускников устраивают. Шествие организовали, музыку, напитки-закуски, салют. А, пардон, туалетов не предусмотрели. Народ привычно идет по кустам и подъездам.

Даже без праздников в центре Питера справить нужду фактически негде. Если задумали прогуляться по Невскому от Московского вокзала до Адмиралтейства, то учитывайте: ближайший сортир только на Малой Конюшенной. Как вариант – забежать в Макдоналдс, что на углу Невского и Владимирского.

И все!

Два общественных туалета на Невском и у Михайловского замка переоборудованы в кафе. Приятного аппетита, так сказать...

Так что в будние дни, граждане, все свое носите с собой.

А в праздники на Дворцовую пригоняют пару автобусов, переоборудованных в передвижные туалеты. С количеством страждущих облегчения данные автобусы не справляются, выстоять в очереди могут не все и... Правильно, суть в подъезде.

Сейчас в Смольном службой эксплуатации зданий заведует Василий Борисович Миронов, когда-то начальник цеха эксплуатации на "Ленинце". Я аккурат под его руководством старшим кладовщиком работал. И был у нас такой случай.

Потребовался капитальный ремонт фановых труб южного крыла здания. Причем, ремонтировать надо было срочно, потому как в подвале стояла такая вонь, что оттуда даже крысы слиняли. А дело было году эдак в 94-м, то есть, уже после путча, но еще до либерализации цен. И по госрасценкам нужные трубы, углы и прочие чугунные изделия достать было нереально. Зато они свободно продавались по коммерческим ценам. Однако Турчак счет не подписывал. Неделю упрашивали, все без толку. А количество дерьма в подвале прибывает. И тогда Василий Борисович пошел на военную хитрость – попросил сантехников перекрыть воду в "голубой гостиной", так у нас прозвали генеральский сортир. Не подумайте ничего плохого, просто стены были отделаны голубой плиткой и унитазы поставили тоже светло-синие. Начальство повозмущалось, но идти в другие туалеты отказалось наотрез. Через час по этажу можно было пройти только зажавши нос и не дыша. Турчак держался часа три, но когда даже открытые настежь окна перестали спасать – подписал счет.

Я вот и думаю: может, в Смольном тоже надо туалеты без воды оставить?

* * *

Мой склад был под центральной лестницей, в цоколе. Весь набор нужных для дома вещей: лампочки, выключатели, смесители, пробки электрические... И Турчак изредка захаживал – лампочек взять. Обычно для генерала лампочки брал начальник цеха и доставлял директору подразделения, который относил лампочки в приемную генерала. Но порой Анатолий Александрович и самолично спускался в мои владения. А тут как раз приватизация, "Ленинец" покромсали на удельные княжества, наш цех отошел в АОЗТ "Исток". Свое начальство, своя бухгалтерия, свой бардак. И вдруг по старой памяти Турчак заруливает. За лампочками, ага. Я ему: не дам. Пущай электрики приходят, с требованием, подписанным у начальника цеха, тогда дам. Турчак в крик: он, мол, сам, а я никто, он меня прямо сейчас пинком под жопу... Тут я ему и напомнил, что у меня теперь свой директор, а потому он может закрыть хайло и молча идти на всем известные три буквы.

Турчак захлопнулся, пулей из склада вылетел. Через минуту звонит Костылевский, директор "Истока":

– Ты правда Турчака послал?

– Правда, – говорю, – послал. Вот по этому адресу, а он куда пошел?

Костылевский ржет:

– Правильно послал, пусть привыкает платить за услуги.

Игры Доброй Боли

Знатоки российской истории говорят, что на самом деле потемкинских деревень не было. По крайней мере, в том негативном смысле, как нам в школе рассказывали. Может, и не было, не знаю. Зато в Советском Союзе и в современной России эти деревни на каждом шагу. В славном городе Архангельске очередной форум собирали, с участием товарища Путина. Местные власти в лучших традициях покидали асфальт в лужи, заодно и канализационные люки в асфальт закатали. Свеженарисованная по мокрому покрытию разметка облезла, не дожидаясь высоких гостей.

Думаю, Путин местных правителей простит, ибо сам не без греха. Еще в бытность заместителем Собчака наш будущий президент-премьер рулил подготовкой Петербурга к проведению Игр Доброй воли. Если кто не помнит: лето 1994-го года, давно отгремел путч, Ельцин уже благополучно расстрелял Белый дом вместе с Верховным советом России, Чубайс всех на ваучеры натянул. Цены растут как на дрожжах, продуктов в магазинах полно, а купить их не на что. Народ крутится, кто как может... Питер стремительно ветшает, Собчак по телевизору говорит, что на ремонт у администрации нет денег и нужно привлекать частных инвесторов. Через пятнадцать лет эту же песню затянет губернатор Петербурга г-жа Матвиенко...

Поэтому когда заговорили о проведении в Питере Игр Доброй воли, то самое точное определение было – пир во время чумы. Какие, на фиг, игры, когда у людей на жратву денег нет? И куда интуристов везти, если в центре города балконы обваливаются вместе с жильцами?

Кстати, в те времена у средств массовой информации еще было право на собственное мнение. Так что затею с играми критиковали не только на кухнях. Может, как раз тогда будущий президент-премьер понял, что на телевидении должна быть свобода слова только в том случае, если это слово власти.

Но это так, лирическое отступление. А на практике получилось как всегда: Собчак при всем желании не мог отказаться от проведения Игр, поскольку деньги от спонсоров уже получили и промотали. Оставшегося бабла с трудом хватило на косметический ремонт стадиона имени Кирова, заключавшийся в построении VIP-ложи и покраске скамеек для зрителей. В городе порядок наводила милиция – ударными темпами отловили и вывезли цыган, бомжей, наркоманов. Могут ведь, когда прикажут!

Оставалось самое трудное: привести в порядок городские улицы. Даже не трудное, а невыполнимое, потому что не было ни денег, ни времени. До начала Игр оставалось чуть более двух недель.

Ситуация просто катастрофическая. Во-первых, на открытие приедет Ельцин. Во-вторых, приедет основатель Игр Тэд Тернер. В-третьих, куча спортсменов из разных стран мира и какой-то там американский мэр. Ельцин-то приедет, выпьет и уедет, не успев заметить разваливающегося города. А все остальные будут пастись в Питере две недели. Не взаперти же их держать!

И тут кому-то в голову пришла идея – уложить свежий асфальт на Невском проспекте. Главная магистраль города, все гостиницы и туристические объекты там. А больше иностранцам ходить некуда и смотреть нечего.

Идею одобрили, но не сразу. То ли остатки совести мешали, то ли просто не могли найти денег. Как бы то ни было, а асфальт на Невском уложили за три ночи, перед самым приездом высоких гостей. Торопились так, что возле улицы Маяковского укатали чью-то легковушку. Владелец утром пришел, а тачка стоит в асфальте по самое пузо. Так две недели и простояла, только после окончания Игр выдернули автокраном...

Как на грех во время проведения Игр Доброй воли мне пришлось дважды мотаться через весь город по служебным надобностям. Оба раза на грузовике и с компанией грузчиков.

Первый раз поехали получать партию электролампочек, дневных и накаливания. Склад располагался в районе Черной речки. Вариантов проезда тогда было еще меньше, чем сейчас, практически все через центр. На каждом углу патрули в бронежилетах и с автоматами, каждый считает своим долгом остановить и проверить – не террористы ли? Пока без груза были, так еще терпимо, но когда обратно с коробками поехали... Три раза заставили полностью больше полусотни коробок разгрузить!

Приехали к концу рабочего дня, злые как черти. Разгрузили лампочки, доложил начальству. Мол, как хотите, но пока этот дурдом в городе я никуда не поеду!

Буквально через день на улице Типанова какой-то полудурок на экскаваторе ковырял асфальт и ковшом рубанул несколько телефонных кабелей. В том числе и наш. Здание осталось без городской связи, чего Турчак терпеть не мог ну никак. В экстренном порядке закупили триста метров медного стопарного кабеля, надо ехать получать. На Парнас.

Это сейчас по кольцевой проехать можно. А тогда опять через центр города, спотыкаясь об каждого чрезмерно бдительного мента... Выехали с Московского в девять утра, обратно вернулись в начале пятого.

Но самое офигенное ощущение было когда с приятелем решили прогуляться в сторону Исаакия. На площади Восстания в троллейбус сели, едем по Невскому. Дорога ровная, лепота! Только с Невского на Малую Морскую свернули – затрясло, будто по стиральной доске едем.

Кручу, кручу педали, кручу

Кстати, с Играми Доброй воли еще одна история была.

Я летом девяносто четвертого как раз обкатывал свой велосипед. Знакомый дядька перелопатил обычный "Турист" под гоночный, поставил побольше передач, вместо масляной краски на раму специальное покрытие нанесли. В общем, машинка получилась достойная. Ну и сыграли бартер – он мне велик, я ему свой старый компьютер.

А в те годы нормальных веломагазинов еще не было. В "Спорттоварах" или ошметки советского велопрома, или китайские внедорожники, которые через поребрик перепрыгнуть боялись. Поэтому нормальные люди каждый четверг съезжались на улицу Короленко, там в скверике велопрофи продавали и меняли всякое велосипедное. А мне нужны были велоочки и бачок для воды с креплением. Приехал я с работы, переоделся, влез на велик и покрутил педали. Из Веселого поселка на угол Литейного и Некрасова...

Туда добрался без приключений. Купил что надо, с мужиками поболтал и намылился к дому. Только к Суворовскому доскреб – живот схватило, хоть волком вой. А все общественные сортиры в округе позакрывали, гадить под кустом я не приучен, до дому точно не дотерплю. К счастью, рядом был дом старого школьного друга, рванул к нему. Славки дома не оказалось, зато был очередной кандидат на звание Славкиного отчима, Володя. Без лишних вопросов допустил до заветной комнатки...

Когда я выбрался из сортира, Володя предложил хлопнуть водочки – для дезинфекции организма. Правда, водки у него не было, зато была самогонка. Которая по крепости и качеству приближалась к медицинскому спирту. Из чего Володя ее гнал одному Богу известно, но пилась эта микстура обалденно. Слово за слово, усидели бутылочку под черный хлебушек и ломтик домашнего сала. А надо домой катить. Володя предлагал остаться переночевать, да только дома телефона нет, мать с ума сойдет куда я пропал.

В общем, выволок я своего "Туриста" на улицу, покатился потихоньку. А на улицах ни единой машины. Собчак город перед Играми вычистил капитально, надо отдать ему должное. Я прикинул, что петлять по закоулкам не в состоянии, потому вывернул на улицу Салтыкова-Щедрина, по ней прокатился до набережной Невы и тихо пошуровал к мосту Александра Невского. Голова абсолютно светлая, держу скорость 20 км/ч, рулю строго параллельно поребрику. Только поребрик, сука, пьяный, петляет постоянно...

Где-то на подходе к гостинице "Москва" замечаю тень слева. Поворачиваю башку – менты. Пристроились рядом и наблюдают, как я поребрик перехитрить пытаюсь. Потом обогнали и тормознули перед носом. Подкатываю. Из машины вылезает лейтенант, возрастом чуть постарше меня. Козырнул, представился и сразу быка за рога взял:

– Пил?

Я выкручиваться не стал. Пил, говорю.

– Далеко ехать?

– На Большевиков. Сейчас через мост перееду, по Новочеркасскому и Дальневосточному до Тельмана, а там я уже дома.

Лейтенант меня еще раз пристально так оглядел, прикинул...

– Значит так, – говорит. – Сейчас садишься на свой драндулет и ровно на той же скорости ползешь за нами. Задний номер видишь?

– А то!

– Значит, целишь точно в номер и тихо пилишь за машиной. Через мост мы тебя перетащим, дальше сам шуруй.

Так и поступили. Задний номер ментовского "жигуленка" вел себя гораздо приличнее подвыпившего поребрика. За мостом ребятишки хлопнули меня по плечу и пожелали добраться без приключений. Но, видимо, по рации передали коллегам чтобы присматривали – пару раз гаишники мимо проезжали...

Кто-то скажет: другие времена, другие люди. Нет, просто люди разные. Виктор Викторович Конецкий писал, что Виктора Курочкина, автора книги "На войне как на войне", еще в шестидесятых годах пьяненького в вытрезвителе избили. В итоге инсульт и смерть.

Мать рассказывала, как в 1976-м году в вытрезвителе насмерть забили парня из их бригады. Человека искали по больницам, а нашли в морге... Тело все в кровоподтеках, лицо вообще не узнать, а причину смерти указали "инфаркт".

Позже, уже когда я сам на "Ленинце" работал, менты избили и обобрали нашего фрезеровщика. Он после работы с мужиками в местную "капельницу" зашел, выпили. В метро развезло, вырубился. Очнулся от боли – его сонного затащили в депо на конечной станции... Карманы обчистили профессионально, все заначки выпотрошили.

Так что все дело в людях. И времена от людей зависят, а не наоборот. Мне так кажется...

Как Турчак Ельцина не пустил

ЦНПО "Ленинец", которым руководил Анатолий Александрович Турчак, во времена советской власти было объектом секретным. "Ящик", как тогда говорили. Всяк поступающий на работу проверялся органами безопасности, личное дело в Большом доме на Литейном заводилось. Может, и по сей день там моя карточка пылится... При увольнении в Первом отделе подписывалась соответствующая бумага, в которой увольнявшийся давал обет молчания на десять лет. В смысле, не трепать где работал, чего видел. И, Боже упаси, контачить с иностранцами!

Я с "Ленинца" уволился в 1996-м, когда СССР тихо сгнил. Но бумажку таковую тоже подписывал. Было смешно, потому что за год до моего увольнения в здании на Московском, 212 побывал американский военный министр. А еще раньше в "дубовой аллее" американцы снимали несколько эпизодов для своего сериала. Что-то там из сталинских времен, коридор высшего начальства "Ленинца" на одну ночь превратился в застенки КГБ... В общем, устроили из секретного института проходной двор. С другой стороны, к этому времени все секретные отделы были расформированы, часть площадей уже сдали в аренду. Если и было что скрывать, так это опухших от беспробудного пьянства работяг и пустые кабинеты конструкторских отделов...

В мае девяносто шестого я с "Ленинца" свалил. Ловить там было уже нечего, прожить на нищенскую зарплату было нереально, да и ту регулярно задерживали. Но ушел недалеко – буквально через дорогу, в книжный магазин "Энергия", где начал торговать компьютерными железками. Само собой, старые друзья (и не только) регулярно заходили в магазин, рассказывали чего как.

Прошло какое-то время. Под Екатеринбургом откопали останки, которые велением царя Бориса стали считать царскими. Тут же решили торжественно перевезти кости в Питер и захоронить в царской усыпальнице Петропавловской крепости. Городом уже вовсю рулил бывший заместитель Собчака Яковлев, который выпер Путина в Москву и шуровал в Питере как в своем собственном кармане. Тут же устроил конкурс на проведение работ в усыпальнице, сам же этот конкурс и выиграл, после чего бодро отрапортовал – везите, мол.

Я думаю, многие видели и помнят репортажи российского ТВ о церемонии перевозки и захоронении. Царь Борис к тому времени уже допился до точки и все более напоминал позднего Брежнева. Старый анекдот в тему:

Начало восьмидесятых годов, программа "Время". Идет заставка без привычной музыки Свиридова. На экране диктор Кириллов, скорбно-торжественным голосом начинает читать:

– Товарищи! Сегодня, в четырнадцать часов двадцать пять минут, после долгой и продолжительной болезни, не приходя в сознание приступил к работе Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев...

Ельцин к тому времени был ничуть не лучше. Даже шунтирование не помогло... По этой причине президентский кортеж двигался еще медленнее, чем катафалки с гробами. Для начала Ельцин заклинился в Пулково, процесс перехода из президентского самолета в президентский автомобиль длился почти час. Где-то я читал, что в самолете Ельцин нормально дал дуба и бригада реаниматологов битый час вытаскивала Президента из состояния клинической смерти. Все это время дедушку Ельцина терпеливо ждали на площади Победы, где планировалось возложение венков к памятнику защитникам Ленинграда. Детишков с цветами согнали, ага...

Кое-как доставили тело Ельцина к месту возложения венков. По радио в это время говорили, что Президент планирует посетить одно из передовых предприятий, бывший секретный завод, а ныне холдинговую компанию "Ленинец". Церемония у памятника затягивалась, Ельцин с Яковлевым сказали уже больше положенного, давно пора было двигаться дальше. Тем более, что от памятника до "Ленинца" двадцать минут неспешным шагом.

Далее со слов очевидца, на тот момент еще работавшего на "Ленинце".

С раннего с ранья Турчак прискакал в институт и взгрел директора ООО "Исток", которое занималось обслуживанием здания – уборка, сантехника, электрика... Приказ был четок: привести дворы в порядок!

Хороший приказ, только невыполнимый абсолютно. Во дворах института к тому времени образовалась неконтролируемая свалка из труб, листового железа, раскуроченных автомобилей и прочего хлама. Северное крыло вместе с актовым залом уже было продано, центральный вход в здание был намертво замурован, а во дворе вовсю кипели работы по раскурочиванию котельной. Единственное место, куда не стыдно было привести Ельцина, это был кабинет Турчака, но впихнуть туда еще и Яковлева со всей придворной сволочью уже не представлялось возможным.

Турчак это прекрасно понимал, но в профилактических целях устроил разгон всем своим подчиненным. После чего занял круговую оборону и начал отбиваться от нашествия московских гостей.

Было бы крайне интересно послушать переговоры замов Яковлева и Турчака. Анатолий Александрович внезапно вспомнил, что "Ленинец" режимный объект и что каждый визит в здание должны согласовывать заранее, с визой служб безопасности. Слабые попытки возразить, что Президент России не хрен с горы, а главнокомандующий и ФСБ у него в прямом подчинении на Турчака не произвели никакого впечатления. "Не пущу!" – и весь сказ.

Яковлев не мог поверить в такую наглость. Он всячески тянул резину, церемонию возложения венков довели до полнейшего безобразия. Наконец, президентскую тушу водрузили обратно в машину и похоронным темпом поволокли дальше. Судя по тому, что кортеж плелся по Московскому проспекту со скоростью мертвецки пьяной черепахи, Яковлева и приближенных Ельцина до последней секунды не покидала надежда, что Турчак одумается и пустит-таки гостей.

Не пустил.

Ближе к Парку Победы кортеж резко ускорился и процессия понеслась в Смольный, где уже были накрыты столы и постели, заправлены шприцы и бутылки...

Часть третья

Я СНОВА ВЫБРАЛ НЕЗНАКОМЫЙ ПУТЬ

Украсть за 60 секунд

Моя торгашеская карьера началась в лихие девяностые, когда зарплаты на "Ленинце" стало резко не хватать и вопрос "На что жить?" задавался все чаще. На выручку пришел коллега по цеху Леня Ершов. Я знал, что Леонид Витальевич с давних пор пашет на ниве книготорговли – периодически покупал у него кое-что в домашнюю библиотеку. И что вторая работа приносит ему денег куда больше, чем первая, тоже знал. Потому в один прекрасный день я набрался наглости и подгреб к Лене с вопросом, который когда-то Шура Балаганов задал Остапу Бендеру.

На мое счастье как раз планировалось открытие новой торговой точки. Правда, была одна загвоздка: торговать я не умел. Более того, в башке сидел совдеповский комплекс неполноценности профессии продавца. Ну да жрать-то охота, потому во субботу я утром раненько подкатил к ДК Крупской. Соответственно, оделся потеплее – точка была во дворе "Крупы", а на нем, на дворе, стоял март и снег.

Долго сказка сказывается, а во вкус вошел быстро. Природный артистизм помог, да и людей интересных много ходило, было с кем и о чем поболтать. А заодно много нового узнал. Например, что книжки с прилавков воруют старушки – божьи одуванчики. Потом ворованные книжицы продают у метро... Метод кражи прост: бабульки могут часами пастись возле прилавка, выжидая момента, когда продавец отвернется. Лежащая с краю книжка тут же перекочует в сумку или под кофту. Ровно таким же макаром таскают любые товары на рынках и прочих торговых площадках, где товар не под стеклом.

В различных магазинах самообслуживания воруют не только с полок, но и из корзин покупателей. Чаще всего это происходит когда покупатель отошел к камере хранения, куда положил свои сумки. Но бывает, что воруют просто в наглую: ставят свою корзину рядом и прихватывают кое-что из соседней.

В продуктовых магазинах, где товар уже расфасован, бабули приворовывают другим макаром. Например, вы знаете, что в картонный контейнер с десятком куриных яиц можно спокойно положить еще шесть штук яиц? А бабки знают и за секунду могут вытащить полдюжины яиц из других контейнеров. Мешок с картошкой, луком или морковкой может оказаться легче не потому, что продавцы обвесили – это бабушки получили дополнительную скидку за ваш счет. Наиболее наглые умудряются вскрывать упаковки с чаем, крупами и макаронами. Видимо, в реквизите всегда есть несколько пакетов, куда ссыпается добыча.

На Крупе я проработал одно лето. Ближе к осени стало понятно, что на две работы сил не хватит и нужно выбирать между "Ленинцем" и ярмаркой. Я свалял большого дурака и вернулся на "Ленинец". И еще года три там парился и выкручивался... Правда, именно после ухода с "Крупы" в цех купили два компьютера ЕС-1841, один поставили в кабинет начальника цеха, второй ко мне на склад. Освоил MS-DOS, сходил на курсы программирования, познакомился с компьютерщиками... И когда настало время, встал за прилавок в компьютерном магазинчике по соседству. Магазинных воришек изучать.

Как я был радиокорреспондентом

Был во второй половине девяностых период времени, когда я активно искал работу. А, надо сказать, что в те времена с вакансиями было туговато, зато соискателей хоть отбавляй. Поэтому в газетах рубрики "Требуются" были завалены объявлениями различных афер. "Заработок по почте", "Тысяча долларов в месяц", "Работа на дому"... И сейчас еще находятся идиоты, которые клюют на подобную замануху лохотронщиков.

Реальной работы было мало. Еще меньше было работы, где можно было что-то заработать. Помню, я даже месяц продержался на испытательном сроке в одной крутой фирме по оптовой продаже овощей и фруктов. Не знаю, сколько бы я смог там проработать еще – работать приходилось непосредственно на складе, где постоянно держали минусовую температуру. Рискнете восемь часов посидеть в холодильнике? Зимой на улице и то легче работать, уж я-то знаю...

Однажды в какой-то газете наткнулся на объявление: радио "Гардарика" проводит конкурсный набор на вакансии "ведущий эфира" и "корреспондент", опыт работы необязателен. Сейчас такое даже представить невозможно, в самой занюханной радиостанции требования к кандидатам такие, что ни один из дикторов советского телевидения не подошел бы!

Конечно, я как ошпаренный помчался в Дом Журналистов, где проводились собеседования. Прекрасно понимая, что вряд ли заработаю большие деньги на областной радиостанции ("Гардарика" вещала из Всеволожска), я рассчитывал, что сумею подучиться и устроюсь на станцию покруче.

Как ни странно, народу на собеседовании было немного, человек восемь-десять. Я приехал с большим запасом по времени, так что оказался первым. Пригласили меня в просторную комнату, где сидело человек шесть разного полу и возрасту – группа редакторов "Гардарики". Молодой бородатый мужик назвался главным редакторов радиостанции и попросил рассказать о себе.

О себе? Легко! Я быстренько изложил свою автобиографию, сделав упор на мое театральное детство и увлечение литературой. Потом еще и занятия классической гитарой приплел, вывел к тому, что выступать перед аудиторией мне не привыкать. Рассказывал довольно лихо, почти не сбиваясь, на вопросы реагировал мгновенно. Иными словами, выдержал интервью на четверку с плюсом. Беседа прошла легко и непринужденно, поскольку Господь даровал мне умение легко знакомиться с людьми и не теряться в незнакомой обстановке.

Болтали мы минут десять. Потом меня попросили не уходить и дождаться, когда разберутся с остальными. У меня с собой была какая-то книжка, так что скучать не пришлось. Краем глаза замечал, как несколько кандидатов вылетели из комнаты собеседования буквально не успев войти. Еще трое соискателей остались ждать конца собеседований. Где-то через час к нам вышел главный редактор, с ним еще один парень из группы редакторов. Главред объявил:

– Поздравляю, вы все успешно прошли первый этап отбора. Через два дня мы проведем второй этап конкурса. Если не передумаете, то ровно в семнадцать часов у выхода станции метро "Чернышевская" вас будет ждать наш редактор эфира Владимир. Пожалуйста, запомните его хорошенько, чтобы ненароком не потерять.

– А что будет на втором этапе? – подал голос один из соискателей.

– Узнаете, когда встретитесь с Владимиром.

Надо ли говорить, что два дня тянулись мучительно долго? Работал я тогда от случая к случаю и эти два дня оказались незанятыми. Компьютера в то время дома не было, пластинки все заслушал до дыр, в телевизоре одна чернуха... Но все проходит, и эти два бесконечных дня прошли. К назначенному времени выдвинулся к "Чернышевской". А дело, надо сказать, было то ли в конце апреля, то ли в начале мая. В общем, снег уже сошел, земля просохла, но настоящего тепла еще не было. Но с погодой тогда повезло: недели три подряд на небе ни облачка, солнышко вовсю сияет!.. Просто по улицам погулять и то праздник!

Приехал я на "Чернышевскую" без четверти пять. Вышел из метро, огляделся, заприметил Володю с пухлой спортивной сумкой через плечо. Он меня тоже увидел, узнал. Подошел к нему, поздоровались, стали вместе ждать остальных. Вскоре подкатил парень, который спрашивал что будет на втором этапе. Ровно в пять к нам присоединилась симпатичная блондинка. Четвертого соискателя честно подождали десять минут, после чего Володя сказал:

– Хватит тут загорать, пора делом заняться. Пошли!

– Куда идем?

– Для начала в Таврический сад, погуляем. А там видно будет.

Потопали. По дороге разговорились, незаметно перешли на "ты". Я смотрел вокруг и не узнавал с детства знакомые улицы, дома... При виде Таврического сада мне стало очень грустно.

Как раз незадолго до описываемых событий, дирекция сада открестилась от названия "Городской Детский парк" и начало требовать статус сада-музея. Под этот соус закрыли игротеку, уничтожили лодочную станцию, разогнали все кружки и спортивные секции. Вместо горок и каруселей водрузили памятник Есенину. Из десятка детских площадок сохранилась лишь одна.

Вот к этой единственной площадке мы и пришли, устроились на скамеечке неподалеку. Володя извлек из сумки нечто с кнопками в чехле из кожзаменителя.

– Итак, представляю вам основное вооружение радиорепортера: кассетный магнитофон ВМ85К. Принцип действия прост – ставим кассету, подключаем микрофон и идем добывать интервью.

Портативный войсковой кассетный магнитофон "ВМ-85к"

Володя тут же продемонстрировал аппарат в действии. Действительно, все очень просто.

– А теперь о втором этапе. Вам предстоит взять интервью на свободную тему. Скажем, расспросить родителей почему они сюда привели своих детей? Что нравится, есть ли претензии... Понятно?

Мы почти синхронно кивнули.

– Тогда кто пойдет первым?

Первым пошел я. Еще с детских лет, когда по нескольку раз в год лежал в больницах, я твердо усвоил: если боишься, то лучше идти первым. Пока сидишь и ждешь своей очереди, станет еще страшнее. Поэтому я просто забрал "вээмку" из рук Володи, проверил идет ли запись и направился к молодым мамашам и чадам.

Самое забавное: не было ни страха, ни волнения. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что воспринимаю происходящее как бы со стороны. И еще было забавно, когда женщины при виде микрофона начинали отмахиваться:

– Ой, нет-нет! Не надо!!!

Тем не менее, минут за пятнадцать я записал положенное количество материала и вернулся к скамейке. Там Володя вынул кассету и отдал мне:

– Дома сделаешь полную расшифровку записи и напишешь обзорную статью на эту же тему. Это будет третьим этапом отбора. Если торопишься, то можешь отчаливать.

Я никуда не торопился и решил погулять вместе с ребятами. Во-первых, погода была шикарная; во-вторых, хотелось побродить по местам своего детства.

Второму парню выпало брать интервью на Тверской улице, неподалеку от моего бывшего дома. Оттуда двинулись к Смольному собору и, пока блондинка гонялась за туристами, Володя рассказывал о компании энтузиастов, которые на Орловском пляже строят фрегат Петра Первого. Так я впервые услышал о проекте "Штандарт"...

Дома я сделал расшифровку репортажа и набросал статью, общий смысл которой сводился к "Детский парк не для детей". С некоторых пор собаководы облюбовали Таврический сад для выгула своих питомцев и на воссозданных исторических газонах повсюду красовались произведения собачьего искусства. Кстати, сейчас ничуть не лучше. Я ни в коей мере не оправдываю дог-хантеров, но когда читаю в новостях "массовое отравление собак в Таврическом саду", то к владельцам животных сочувствия не испытываю. Собак жалко, они-то ни в чем не виноваты. А владельцев – нет. Извините, если кого обидел.

Третий этап проходил в студии "Гардарики", пришлось ехать во Всеволожск. К счастью, располагалась станция в помещении местной администрации, так что найти нужное здание не составляло особого труда. Как потом Александр Абдулов в сериале "Next-3" говорил: "Видишь дом, к которому Ленин жопой повернулся? Значит, тебе сюда!"

Здесь нас ждал сюрприз. Третий этап конкурса, кроме написания статьи, подразумевал запись десятиминутного выпуска новостей. В который, кроме выданного главным редактором пакета новостей, должен был войти приготовленный репортаж.

О компьютерах "Гардарика" тогда даже не мечтала. На разбор бумаг и написание "рыбы" дикторского текста ушло примерно полчаса. Потом перешли в студию – я, как обычно, пошел первым. Главред провел курс молодого бойца: какой кнопкой включать эфирный микрофон, где нажимать, чтобы поговорить с режиссером, как правильно перекладывать листы, чтобы не запутаться и не шуршать в эфир... Ради пущей реальности звукорежиссер назначила время эфира. Электронные часы за стеклом студии показали нужное время, в наушниках прозвучала заставка "Гардарики", я нажал кнопку эфирного микрофона...

И вот тут меня накрыло. Я прекрасно знал, что идет запись, что кроме сотрудников станции никто и никогда эту запись не услышит. И при этом я вдруг физически ощутил всю ту бездну, все громадное пространство, которое скрывалось за коротеньким словом "эфир".

Зажим был дичайший. Сердце ухнуло в пятки, язык одеревенел. Первые две минуты я шел тупо по тексту, поскольку мозг отключился намертво. Читал просто на рефлексах. Потом потихоньку начал оживать, ближе к финишу даже стал импровизировать.

Но сбил сидевший рядом главред. Я внимательно следил за отпущенным мне хронометражем и прекрасно видел, что у меня еще полторы минуты. Но главный решил напомнить и показал на часы. От дикого зажима я понял так, что я уже выбиваюсь из лимита и оперативно закруглил выпуск. Режиссер потом сказала, что недостающие сорок секунд заполнили музыкой...

Потом начался разбор полетов. Главреду не понравился тон моей статьи про Таврический сад – слишком мрачно. Мол, есть хорошая фраза "давайте переименуем Таврический в Городской собачий парк", в этом тоне можно было написать весь текст. Может быть, только мне было как-то не до смеха...

В итоге меня все-таки не взяли. Как оказалось: к лучшему. Примерно через полгода на "Гардарике" начались какие-то финансовые склоки, а потом станцию вовсе обанкротили и разогнали. Что уж там стрясло, кто виноват – не знаю и знать не хочу. Да и какая разница?

Новый опыт, новые эмоции – вот что важно. Ну и история получилась недурная.

Ивановна

С Ивановной мы соседствовали долгих пятнадцать лет. Вообще-то, у нее было другое отчество, но поскольку бабка давно уже покоится на кладбище, то пусть будет Ивановна...

Познакомились мы с ней в 1987-м, когда переехали в новый дом на проспекте Большевиков. Как оказалось, и раньше жили в одном доме на Тверской, только встречаться не доводилось. Было Ивановне тогда глубоко за семьдесят, поскольку родилась еще при Николае Втором, в 1913-м году, в больнице Святой Ольги, которая тогда располагалась аккурат напротив нашего старого дома. В начале тридцатых больничные корпуса сломали и построили жилые дома...

Жила Ивановна одна. Мужа и детей у нее никогда не было, поскольку была религиозна до фанатизма. Одно время даже при монастыре жила и подумывала в монашки податься, да чего-то передумала. Но при случае любила похвастать старыми послевоенными фотографиями, где она вместе с будущим Патриархом Алексием Вторым запечатлена. Вторым предметом гордости была шкатулка с боевыми наградами – всю войну Ивановна прослужила в санитарном батальоне, вытаскивая раненых с поля боя. Девятого мая Ивановна получала поздравительную открытку и продуктовый набор. Но и только. Никаких встреч с однополчанами, никаких приглашений на встречу со школьниками. Никаких писем от спасенных бойцов. Ничего.

Жизнь в советских новостройках имела свою специфику. На весь квартал (четыре дома по 288 квартир) шесть телефонов-автоматов, все стояли в очереди на получение номера, и только Ивановне эти проблемы были неведомы – она умудрилась вытребовать себе номер вне очереди. Телефон поставили мгновенно, отобрав номер у Дома пионеров и школьников. Будучи ветераном не только войны, но и партии (я до сих пор не могу понять, как у нее совмещались вера в Христа и преданность заветам Ильича), Ивановна была идеальным тараном для вышибания из Советской власти льгот и благ. Зная это к ней нередко обращались за помощью менее заслуженные старики. И всякий раз натыкались на категорический отказ. Даже сестре своей отказала, когда та попросила пробить путевку в санаторий. При этом сама Ивановна ежегодно моталась в сочинские санатории за государственный счет вплоть до развала Союза...

Жила Ивановна небогато. Злые языки поговаривали, что пенсия у нее "золотая", да плюс льготы всякие – одинокая старуха могла бы как сыр в масле кататься. Но Ивановна только отмахивалась – какое, мол, масло? Тут и на маргарин денег едва хватает... Частенько матушка моя вместе с Ивановной по магазинам ходила. Новостройки же, до ближайшего продуктового семь верст киселя хлебать. А потом еще с сумками столько же... Как же не помочь бабке? Помогали, сумки носили, старались не замечать как Ивановна чужую мелочь со сдачи себе в карман убирает. Бог с ними, с копейками... Старуха впроголодь живет, кот на перловке с запахом рыбы отощал до состояния скелета.

А бабка потихоньку наглела. Когда я уволился с "Ленинца" и подался в продавцы, то для экстренной связи нужен был телефон. По очереди мне телефон лет через пять полагался, о мобильниках еще даже бандиты не мечтали, потому пошел на поклон к старухе. Предложил неофициально запараллелить номер, в обмен всю абонентскую плату брал на себя.

Вот тут Ивановна и развернулась. Старуха перестала просить и начала требовать, превратив мать в бесплатную домработницу. Приходилось терпеть, без телефона я был как без рук и Ивановна это прекрасно понимала. Но на всякий случай заготовила жалобу на телефонный узел, где сообщала о незаконном подключении. Думаю, не нужно объяснять, что против ее регалий у меня не было никаких шансов доказать что-либо.

И, думаю, вы поймете с каким наслаждением я выкинул старуху из квартиры, когда в квартире появился свой телефон. Соседка по коммуналке решила продать свою комнату, которую купил инженер Некрасовского телефонного узла. Покупал не для себя, а для своей соседки, которая наотрез отказывалась ехать в квартиру без телефона. И Миша ускорил получение номера, избавив себя от соседки, а нас от Ивановны...

Старуха тут же перекроилась в просительницу. Но мы уже были научены горьким опытом и попросту не открывали дверь. Тогда попыталась мстить, писала кляузы участковому, но времена изменились – ее чины и звания уже ничего не решали. И старухе пришлось смириться. Вскоре в квартире с бабкой поселилась племянница, которую раньше дальше порога редко пускали. Племянница была в активном поиске кандидата в мужья, старуха в этом деле была помехой и потому в квартире установился режим диктатуры молодежи. Ивановна пыталась восстановить статус-кво, но племяшка зря времени не теряла. Быстро нашла подходящего парня и стремительно забеременела. Ивановна опомниться не успела, как жильцов в квартире стало трое, а спальное место старухи переместилось на кухню.

Последняя попытка выдворить захватчиков обернулась для Ивановны катастрофой: племянница устроила старухе месяц в психиатрической больнице. Вернувшись домой, бабка прожила год и тихо умерла в своем углу на кухне.

Племянница унаследовала однокомнатную квартиру Ивановны и шкатулку с золотом в тайничке за иконами. Денег от продажи золота хватило на новую трехкомнатную...

Солнечный зайчик

Сколько раз уже убеждался в правоте Конецкого: самая низкопробная литературщина и есть жизнь.

Она, жизнь, закручивает такие сюжеты, что Дюма-отец от зависти бледнеет и нервно грызет кончик гусиного пера. Д’Артаньян искал своих друзей двадцать лет спустя по приказу Мазарини. Эдмон Дантес, перевоплотившись в графа Монте-Кристо, искал друзей и врагов... Я же специально никого не искал. Хотя, чего лукавить: когда готовился материал для сайта, в голове мелькнула мысль – а вдруг кто-то из нашего театра отзовется. Мысль из головы была сразу изгнана как чрезмерно фантастическая и неправдоподобная. Даже в качестве сюжета для рассказа рассматривать не стал. Напишешь, а потом со всех сторон доброжелательные критики объяснят: "Слишком у вас все надуманно. Так, батенька, в жизни не бывает".

Бывает! И доказательство тому – письмо Беллы Усвяцовой-Гольдштейн, пришедшее из далекого Иерусалима.

Здесь уже я немного завидую автору "Трех мушкетеров" – трудно описать чувства, нахлынувшие от прочтения письма. Скажу лишь, что я почти два часа не мог написать ответ – подкатывал ком к горлу, хотя на излишнюю сентиментальность никогда не жаловался.

Я не раз писал, что кукольным театром заболел в третьем классе, после похода в ленинградский Большой Театр кукол. Наверное, это не совсем так. Когда мне было лет пять, мама привела меня в магазин игрушек и предложила выбрать себе подарок. Я сразу показал на Чипполино – мою первую перчаточную куклу. Случайно? Не уверен...

Конечно, я видел кукольные спектакли и до памятного похода в театр – в те годы по телевизору довольно часто показывали спектакли театра Сергея Владимировича Образцова. Но маленький экран черно-белого "Рекорда" не мог передать магическую атмосферу кукольного спектакля. Мне кажется, что технике вообще не под силу передать то ощущение волшебства, которое возникает, когда сидишь в зале.

Карел Чапек написал бы, что так началась Большая кукольная сказка. Мне кажется, что сказка началась раньше, вот только развиваться не спешила. Я мечтал о театре, но не как зритель – мне хотелось самому оживить куклу. Но как? Я не знал. В отчаянии даже написал письмо Сергею Владимировичу Образцову, но помогла очередная случайность.

Я тогда учился в школе продленного дня. Кто ходил на продленку – поймет, какая это "радость". Избежать унылого сидения в школе можно было только записавшись в какой-нибудь кружок в Доме пионеров и школьников. Чтобы помочь определиться с выбором "внеклассного увлечения" в начале нового учебного года нам устроили экскурсию по кружкам и секциям ДПШ. Впрочем, я уже рассказывал, как угодил в наш "Солнечный зайчик" и как ждал первого дня занятий.

Наконец-то настал долгожданный вторник. Уроки заканчивались в час, занятия в кружке начинались в три. От школы до дома пять минут ходу, от дома до ДПШ – пятнадцать. Больше часа я болтался вокруг Дома пионеров, не решаясь войти в дверь и подняться на четвертый этаж. Сердце в груди колотилось, все происходящее было словно во сне – и я очень боялся проснуться. В свои двенадцать лет мне уже не раз довелось обманываться в надеждах.

Наконец, часы в холле показали без четверти три. На ватных ногах поднимаюсь по лестнице, тяну заветную дверь – закрыто! В голове сумбур и паника. Неужели?.. Нет, просто еще рано, нормальные люди к трем приходят, ты бы еще за час приперся, балда!

Вот здесь меня память подводит. Я не помню, как прошло наше знакомство с Беллой Анатольевной. Не помню имен девчонок и ребят – только лица...

Но в памяти остались наши куклы. Они были разложены на стульях: Волчонок, Медвежонок, Лисичка, Медведица, Лесовик, Мальчик и Ловец – именно его бандитская рожа встречала школяров в день знакомства.

Бывалый читатель, наверное, ждет, что сейчас последует фраза в духе "Вслед за праздником начались суровые будни". Нет, такой фразы не будет. Но и сказать, что каждый день был сплошным праздником... Все проще – в театр я приходил как домой. А дома бывает всякое, хорошее и не очень. Но он все равно остается домом, где ты свой, где тебя ждут. А меня ждали, я это чувствовал...

Примерно через месяц количество народу в театре сократилось почти вдвое. Кому-то стало неинтересно, у кого-то нашлись более важные занятия. Затем постепенно стали сливаться старшая и младшая группы. "Старики" занимались с трех до пяти, но "мелюзга" завоевала право оставаться в чужое время. Как потом выяснилось – во благо.

Всем коллективом придумали себе название – "Солнечный зайчик", потом и песню разучили, она стала как бы заставкой к нашему спектаклю.

А вот название спектакля я забыл, позор на мою дырявую голову... Пьеса была, если не ошибаюсь, написана Беллой Анатольевной. Когда стало понятно, что спектакль у нас получается короткий, то довольно быстро была написана "вставка", увеличившая объем текста в два раза. В итоге спектакль по времени стал равен одному уроку...

Мне в спектакле досталась роль Волчонка, как я и хотел. Впрочем, народу было больше, чем персонажей, поэтому вторым Волчонком оказалась Лена Кучина. Память у меня тогда была не чета нынешней, и довольно скоро я знал не только свою роль, но и всех остальных персонажей. Когда по каким-то причинам не было партнера, я мог сыграть и Медвежонка, и Мальчика... Большие тростевые куклы, сделанные по заказу, оживали в моих руках. Но вот кто кого играл – до сих пор определиться не могу. С одной стороны, куклу вел я. А с другой...

Обычно в подобных воспоминаниях говорят: "Мы были одной семьей". Но в нашем театре было немного иначе – был большой коллектив, который объединяло общее увлечение. Но когда разговор заходил о дружбе – единый коллектив разбивался на мелкие княжества. По какому принципу – Бог его знает. С Леной Кучиной я подружился благодаря нашему Волчонку... Надо сказать, что характер у Волчонка был задиристый, проказливый, а порой даже вредный. Если Волчонок был не в духе, то вполне мог отказаться работать – то трость из лапы начнет вываливаться, то механизм управления головой заклинит намертво. Уговаривали Волчонка вдвоем, тихо шептали ласковые слова и чесали за ухом. Сказка? Может быть...

Вспомнился эпизод, которого я немного стыжусь. Две девочки нашей группы должны были подготовить сценку знакомства Медвежонка и Лисички. Текст не выучили обе, артистки наши путали реплики, периодически закатывали качаловские паузы, а куклы торчали над ширмой, задрав головы вверх и внимательно изучая потолок. От стыда за девчонок хотелось провалиться на месте, но пол был крепкий. Я старательно отводил глаза от ширмы, пытался зацепиться за что-то взглядом, лишь бы не видеть неподвижных кукол. Случайно взглянул на Беллу Анатольевну и увидел на ее лице выражение почти физической боли. Тут же прозвучала команда "Стоп!", девчонкам сунули распечатки текстов (хоть по шпаргалке сыграйте!), и... Куклы снова уставились в потолок, слушая монотонное, лишенное всякой эмоциональной окраски чтение текста. Через минуту снова прозвучало "Стоп!", вот только вместо Беллы Анатольевны скомандовал я. За что тут же получил справедливую нахлобучку – режиссер в театре должен быть один.

Шло время, дело налаживалось. Мы выучили тексты, разучили песни. Пальцы стали более ловкими и все реже куклы замирали в неестественных позах. Подходило время Большой премьеры.

Так получилось, что именно в этот год проходил городской конкурс самодеятельных кукольных театров. Очередная случайность? Не знаю. Выдумка автора? Но ведь было же! Нам назначили день и час, мы лихорадочно готовились к премьере. Не знаю, кому в голову пришла мысль – сыграть не просто перед жюри, а пригласить на спектакль школьников. В холле, силами ДПШ, организовали выставку "Берегите лес!".

Было решено, что спектакль сыграет старшая группа, младшие оставались в резерве. Я, кроме исполнителя роли Волчонка, умудрился стать еще и осветителем спектакля. Должность, как я теперь понимаю, почти номинальная – прожекторов было всего девять. Но даже здесь я умудрился выпендриться – в спектакле был момент, когда Лесовик пугает Мальчика, принимает различные формы. Буквально за час до спектакля мне в голову взбрело усилить эффект хаотическим миганием прожекторов. Что я и сделал, перепугав Беллу Анатольевну и актрис – в предпремьерной панике то ли я забыл согласовать и предупредить, то ли все остальные сразу забыли...

Волновались все – и те, кому предстояло играть, и те, кто оставался в запасе. Белла Анатольевна и Елена Ивановна, наш аккомпаниатор, успокаивали нас, а сами украдкой глотали успокоительное. Но отступать некуда – зал полон и пора начинать. Я включаю прожектора, Белла Анатольевна гасит свет в зале. Занавес над ширмой еще не открыт, перед ним появляются наши девочки, с зеркальцами в руках. Звучат аккорды "Солнечного зайчика", по лицам ребятишек прыгают разноцветные блики – это наша заставка. Первые аплодисменты придают уверенности, занавес открывается...

Спектакль прошел на "ура". Зрители сопереживали героям, радовались, когда Ловец вместо Медведицы получил фотоаппаратом по голове. А жюри было ошарашено присутствием зрителей – в остальных театрах залы были пустые. В итоге наш театр в городском смотре занял второе место – неплохо для дебютантов! Только младшие завидовали, что не довелось сыграть... Рано огорчались.

Наш "Солнечный зайчик" стал своеобразной визитной карточкой Смольнинского Дома пионеров. Если не ошибаюсь, то спектакль мы играли еще несколько раз, уже смешанными составами. Но запомнилось мне другое.

Однажды Белла Анатольевна пришла в сопровождении директора ДПШ. Нам поручалась ответственная миссия – показать фрагмент спектакля перед иностранной делегацией. На дворе был восемьдесят второй год, общение с иностранцами могло закончиться крайне плачевно. А тут целый "Икарус" интуристов! Страшно.

Волчонка играла Лена Кучина, я же взял Медвежонка. Сперва я знакомился с Лисичкой (еще одна Лена, вот фамилию не помню), затем с Волчонком, предварительно подравшись. Драться и знакомиться пришлось раз пять – по количеству делегаций. После чего мы выходили с куклами из-за ширмы, Белла Анатольевна отвечала на вопросы... Больше всего иностранцев удивило то, что для детского театра специально изготовили декорации, профессиональных кукол. И, главное, что дети этими куклами управляли вполне профессионально. О как!

В общей сложности общение с представителями капиталистического мира заняло примерно два часа. Устали невероятно! От прожекторов в крохотном зале стояла удушливая жара, плюс нервная нагрузка. Шутка ли – перед капиталистами нашу страну представляли!

Но все хорошее когда-нибудь кончается. Наступили летние каникулы, а осенью мы узнали, что вместо Беллы Анатольевны к нам пришла некая Жанна Михайловна. Обладая даром Хлестакова строить фантастические проекты, Жанна Михайловна ничего не делала для их реализации. Впрочем, это уже совсем другая история...

А наша почти сказка неожиданно получила продолжение двадцать с лишним лет спустя. Как-то можно объяснить, почему я решил завести свой персональный сайт. И почему на сайте буквально в двух словах я вспомнил про наш театр тоже объяснимо. Но вот как Белла Анатольевна набрела на мою страничку в просторах интернета? Случайность? Не знаю, да и неважно это. Важно другое – наш солнечный зайчик опять проскакал по нашим сердцам, согревая и объединяя нас, наплевав на время и расстояние. Быть может, кто-то еще откликнется на этот рассказ. Фантастика? Так не бывает? А ведь есть!

Потерянные сказки

Как-то раз хороший человек Александр Малич (тот самый, который теле- и радиоведущий) в твиттере обмолвился, что готовит передачу совместно с патриархом отечественного театра и телевидения Александром Аркадьевичем Белинским. Я не упустил столь удобного случая и попросил Сашу при встрече разузнать про спектакли Большого Театра кукол. Дело в том, что после внезапной кончины великого, не побоюсь этого слова, Виктора Борисовича Сударушкина некоторое время главным режиссером театра был Белинский. И именно Александр Аркадьевич сумел добиться, чтобы несколько спектаклей театра записали на пленку. Это была своеобразная дань памяти Виктору Сударушкину.

К сожалению, после развала Советского Союза эти записи больше не показывали. Александр Аркадьевич совершенно не представляет, кому сейчас могут принадлежать права на телеверсии спектаклей и сохранились ли они вообще. Боюсь, что в результате многократных перефутболиваний нашего Пятого канала пленки с записями попросту размагнитили. Жаль, если так...

Не оправдал надежд и сайт театра. Собственный канал на YouTube заполнен трейлерами новых спектаклей, про старые речи даже не идет. Более того, в репертуаре осталось всего три два детских спектакля, поставленных Сударушкиным...

"Сказка про Емелю"

Именно этот спектакль стал первым кукольным спектаклем, который я увидел вживую. Увидел и влюбился в театр кукол по уши...

"Поросенок Чок"

Изумительная легкая сказка, невероятно трудная в плане исполнения. Сценическое решение спектакля таково, что часть действия идет с открытой ширмой. И надо сыграть так, чтобы зритель ни на секунду не усомнился, что Чок и Волк живые, а не куклы на руках актеров. Настоящее волшебство.

Третьим спектаклем я ошибочно посчитал "Красную шапочку". Увы, это совершенно другая постановка, с другими куклами...

С той "Красной шапочкой" была такая история:

в пьесе Шварца кроме Волка есть еще масса зверья, включая Лису. Лиса, как ей и положено, хитрит и юлит, умело манипулируя простофилей Волком. По замыслу режиссера Лиса могла мгновенно исчезнуть и появиться в другом месте. Например, Волк на нее замахивается, а Лиса – прыг! – и уже за спиной серого. Технически выполнялось просто: была кукла-двойник, которую в нужный момент поднимал другой актер. При слаженной работе артистов детвора в зале визжала от восторга.

Но в этот раз спектакль не клеился с самого начала. Была масса мелких ляпов, которые мог заметить только специалист или опытный зритель. Я уже занимался в нашем "Солнечном зайчике", стал добровольным дежурным (об этом чуть позже) в БТК и "Красную шапочку" смотрел в третий или четвертый раз. Так что был зрителем как минимум опытным, даже с зачатками специалиста. Поэтому видел, как первый акт тянут к концу, чтобы в антракте успокоиться и разобраться.

Антракт прошел как обычно, я дежурил в холле, утихомиривая расшалившихся не в меру ребятишек. Со мной было еще трое ребят из других кукольных кружков, которым повезло смотреть спектакли в обмен на дежурство по театру.

Когда прозвонили на второе отделение, я занял позицию у входа в зал, притормаживая зрителей с едой. Допивать и дожевывать полагалось в буфете, а не в зале. Опоздавших рассаживали на свободные места возле входа, чтобы не мешали более дисциплинированным зрителям. И как раз в это время Лиса в очередной раз вешает лапшу на уши Волку, тот грозно надвигается на рыжую, плутовка исчезает и...

Пауза секунды две. Лисы нет. Потом над ширмой появляется сразу две лисы. Опять пауза в несколько секунд, прежде чем обе куклы исчезают. Гробовая тишина в зале сменяется отчаянным плачем всего зрительного зала – Сказка разрушена!

Спектакль доигрывался из последних сил. Зритель абсолютно не реагировал на кукол, многие начали уходить, не дожидаясь конца. На поклон артисты выходили под жидкие аплодисменты дежурных.

Еще одна история связана со спектаклем, которого уже нет в репертуаре – "Сказка о потерянном времени". Впрочем, тогда он назывался "Осторожно! Волшебники рядом!".

Уж не знаю за какие заслуги, но педагог Большого театра кукол меня наградила дважды: сперва меня упомянули на страницах "Пионерской правды", а затем пригласили на генеральную репетицию "Осторожно! Волшебники рядом!". Я же, свинья неблагодарная, даже имя той женщины не помню...

Генеральная репетиция была назначена на вечер, начало в 19 часов. Обычно в это время шел спектакль для взрослых, но этот вечер был особенным. Для меня, по крайней мере.

Хотя сначала все было привычно: на "шестом" автобусе подкатил до угла улиц Некрасова и Маяковского, пробежал от остановки до здания театра... А привычной толпы зрителей нет. В гардеробе и фойе только дежурный свет и никого, кроме пары десятков таких же везунчиков. И ты уже совершенно иначе воспринимаешь театр и себя в нем.

Мы не спеша проходим в зал, в котором я уже бывал раз сто. Но сегодня зал открыл нечто новое – в самом центре появилась стойка, режиссерский пульт с микрофоном. За пультом сидит совсем не старый, но уже седой высокий мужчина. Виктор Борисович Сударушкин. Лицо сосредоточенное, но мне он почему-то кажется сердитым и я начинаю его побаиваться. Нас приглашают занять зрительские места и я юркаю на первый ряд, подальше от страшного главрежа.

Начинается спектакль. Первое время я честно стараюсь смотреть как артист, но потом сказка меня захватывает и я забывают про все. По совместной договоренности спектакль идет единым куском, без антракта между действиями. И в этом мне тоже чудится нечто такое, чего не дано увидеть непосвященным.

Сказка заканчивается как и положено. Разгильдяи и лентяи из стариков превратились в мальчиков и девочек, зрители зааплодировали. Вот только артисты на поклон не вышли. Вместо них в центре зала встал Сударушкин и спросил:

– Как вам спектакль? Может, у кого-то есть какие-то замечания?

Видимо, грозного главрежа испугался не я один. Потому что молчали все. Минута молчания грозила перерасти в качаловскую паузу, но тут я поднял руку:

– Можно, я скажу?

С перепугу от собственной наглости я заговорил таким фальцетом, что оперные дивы обзавидовались бы. От взгляда Сударушкина у меня дрожали коленки, а душа норовила выскочить из пяток и удрать как можно дальше. Но деваться уже было некуда и я запищал:

– В сцене, когда Петя смотрится в зеркало в школьном гардеробе... Там в зеркале вторая кукла, которая должна повторять движения, только зеркально... Она все время запаздывала и эффект зеркала не получился...

Договаривал я уже в полуобморочном состоянии. На Сударушкина смотреть я боялся, поэтому как отреагировал Виктор Борисович не помню. До самого выхода из театра мне казалось, что все присутствовавшие в зале смотрят на меня. Может, так оно и было, не знаю.

Не каждый же день увидишь такого то ли дурака, то ли героя...

Мистика и реальность

Есть у меня рассказ, мое первое завершенное произведение, называется "Само собой". Этот же рассказ стал и первой моей публикацией в серьезном журнале, за что низкий поклон всем сотрудникам альманаха "Полдень. XXI век" и лично Борису Натановичу Стругацкому.

Так вот, главное действующее лицо рассказа – мальчишка, эдакий современный Питер Пен. Только он как раз вырасти хочет, но не может. Впрочем, сюжет рассказа пересказывать не буду, кому надо – текст есть у меня на сайте. А расскажу историю про то, как он был написан. Хотите – верьте, хотите – нет, а такого не взрослеющего мальчишку я встречал в Питере на протяжении лет эдак двенадцати, не меньше. Первый раз еще в конце восьмидесятых, в разгар перестройки. Обыкновенный такой пацан, лет десяти, белобрысый, явно из неблагополучной семьи... У меня довольно паршивая память на лица, а тут запомнилась мне физиономия этого мальчишки, сам не знаю почему. Где-то год он регулярно попадался мне на глаза во дворе моего дома. Потом пропал. И лет через пять я увидел его вновь – НЕ ВЫРОСШЕГО АБСОЛЮТНО! А должен был уже юношей стать...

Наверное, рожа у меня тогда была настолько обалделая, что пацан предпочел свалить от незнакомого психа подальше... Но потом я опять частенько видел его, играющего с ребятней на площадке, каждый раз оставляя меня в полном недоумении. Ну не бывает такого! Не может быть! Вот тогда я сделал первые наброски рассказа, было это, если не ошибаюсь, в 1993-м году. Потом пацан снова исчез, меня закрутила беспокойная жизнь, недописанный рассказ лег в стол. И как знать, чем бы вся эта история закончилась, но в конце девяностых я опять увидел этого пацана!!!

Честно говорю: я стал думать, что схожу с ума. Ну не мог же мальчишка за десять с лишним лет не вырасти ни на сантиметр, не повзрослеть абсолютно. Единственное правдоподобное объяснение, что все предыдущие встречи с ним – плод моего воображения, трещало по всем швам. Рассказ был выужен из стола, перепечатан в файл и дописан. Пацан еще год маячил в соседних кварталах, потом опять исчез, оставив меня в полном смятении. Ну не спрашивать же его "Почему не растешь?" Точно в психушку определили бы...

По теории вероятности пацан снова должен был появиться лет через пять. Он появился, было это в июне 2004-го года. Но появился он не один. Со старшим братом...

Все разгадалось невероятно просто: в их семье уже четверо братьев и одна сестренка, мал мала меньше. Братья – точная копия своего папаши, и младшие братишки похожи на старших в том же возрасте как две капли воды. Удивительно только одно – как я не натыкался на старших мальчишек раньше...

Покупатель всегда прав?

Был у меня в бытность мою продавцом такой случай.

Наш отдел, кроме всего прочего, принимал заявки на проявку и печать пленок Kodak и FujiFilm. Место бойкое, летом от туристов и вернувшихся из отпуска питерцев отбоя не было. Нередко план продаж выполняли только на фотографиях... Приходит мадама в возрасте "слегка за тридцать" с уже проявленной пленкой, заказывает три снимка. Кто не в курсе – у кодаковских и фуджиковских пленок вдоль перфорации номера кадров проставлены, чтобы на конвертике отметить и оператору не гадать какую именно фотку клиент хочет. Мадама своей рукой проставляет галочки в квадратиках с номерами, я отдаю корешок с дежурной фразой "Завтра после одиннадцати будет готово".

На следующий день эта мадама появилась где-то в начале третьего. Наш магазин только-только начал работать без перерыва на обед, покупатели еще не привыкли и в магазине было пусто. Беру корешок, выдаю пакет со снимками. Мадама тут же выдергивает из конверта фотографии, выделяет одну со смазанной картинкой и заявляет:

– Это брак, я платить не буду!

Достаю пленку, сверяю негатив. Отмеченный на конверте кадр снят не резко, то ли фотограф неумеха, то ли рука дрогнула. Не суть, главное, что претензии не по адресу. Что я мадаме и объясняю. Тем более, что печать этого кадра она сама заказала.

Мадама настаивает на своем:

– Это ваш брак, я платить не буду!

И норовит уйти со снимками. Но поскольку я платить из своего кармана не собираюсь, то просто забираю конверт вместе с негативом и убираю подальше в стол.

Что тут началось! Мадама орала так, что стекла в витринах дрожали. Я о себе столько нового узнал, выслушал боекомплект угроз, но все без толку. Пленка продолжала лежать в столе, я продолжал повторять одну фразу:

– Все претензии только после оплаты заказа по предъявлению чека.

В итоге мадама все же выудила два червонца, получила сдачу семь рублей с копейками, пленку и убыла в неизвестном направлении. Больше я эту стерву не видел.

Но трясло меня еще минут двадцать.

Недружественный сервис

До кучи еще одну историю с торговлей расскажу.

Было это в двухтысячном году, аккурат когда я в Апраксином дворе свою точку открыл. Обосновался на втором этаже одного из корпусов, поставил рекламный щит-раскладушку и затеялся торговать телефонами. Напротив меня встали продавцы различной посуды и бытовой техники, слева ребята с кассетами и компакт-дисками. Вот с ними проблемы и начались.

Хозяин точки, Паша, был вполне адекватный мужик и с ним работали без проблем. Но бизнес требовал развития, Паша нашел еще пару точек и начал искать продавца. Почти сразу нарисовалась толстая деваха. Видимо, больше кандидатов на эту вакансию не было, поскольку Паша тут же ее взял.

На следующий день работа превратилась в ад. Деваха оказалась ярой фанаткой какого-то новомодного дерьмо-стиля, от которого обычно тащатся обдолбанные тусовщики в клубах. Человеку, у которого мозг еще не убит наркотой, выдержать это тарахтенье более пяти минут просто нереально. А тут часами, на всю мощь музыкального центра один и тот же диск! Хоть из отдела беги.

А куда от товара убежишь? Приходилось терпеть. Зато покупатели бежали от павильона, едва заглянув в зал. Угомонить любительницу музыкального дерьма не могло ничто – ни просьбы коллег, ни визит администратора. Ответ был один: "я лучше знаю, что нужно покупателям!". Отсутствие выручки деваху не смущало абсолютно. Думаю, истинная причина была в другом: пользуясь доступом к дискам, деваха беззастенчиво переписывала это дерьмо на кассеты.

На третий день Паша все-таки деваху выгнал. Вместо прибыли раскрученная точка за два дня принесла сплошной убыток: ни одной продажи, несколько дисков с прилавка пропало, да еще администратор штрафанул отдел за многочисленные жалобы.

Здесь обойдемся без названия

Где-то в конце две тыщи первого года мне на компьютер попала одна из первых баз данных Петербурга. Та, где адреса и телефоны. Поставил, пошарился по знакомым. Потом по незнакомым. Набрал ФИО Конецкого.

Короче, я был изрядно под газом, иначе бы не решился набрать номер. Телефон оказался правильный. До сих пор не понимаю, почему Виктор Викторович просто не послал пьяного придурка по всем известному маршруту.

Разговаривали минут пятнадцать. Нашлись общие знакомые – Житинский, кто-то из Академии Макарова... Я про строительство "Штандарта" рассказал. И про свои первые попытки сочинительства. Совет Конецкого буду помнить до гробовой доски:

– У меня на первых порах тоже ничего не получалось. Но я по капле выдавливал из себя писателя. Секрет прост: берешь себя за шкирку, тыкаешь мордой в стол и пишешь!

Я еще сдуру пообещал привезти трилогию Крапивина "Острова и капитаны"... Не привез. Протрезвел, постеснялся.

Если б я знал, что жить Конецкому оставалось всего ничего!

А потом – как обухом по башке. Не поверил, полез в аську к Житинскому, благо виртуально уже были знакомы. Масса подтвердил...

На похороны не поехал. И до сих пор не могу заставить себя приехать к нему на могилу.

Тон-тон-полутон

Я не раз писал уже, что к музыке неравнодушен был с пеленок. А когда в школу пошел, то выяснилось, что у меня еще и музыкальный слух идеальный. Когда перешел в школу 154, учительница музыки моей матушке предложила – пусть, мол, Сережа займется фортепиано. Благо школа продленного дня, заниматься можно прямо в классе и нет надобности искать инструмент.

Матушка такого предложения не ожидала никак. Деревенская девчонка с семью классами образования, всю жизнь то на стройке, то на железной дороге... А тут музыка. Что мы, интеллигенты что ль какие?

В общем, матушка не придумала ничего лучше, как спросить у меня, хочу ли я музыке учиться. А я, как большинство нормальных мальчишек, отказался наотрез.

Второй шанс ушел, когда начал ломаться голос. В нашем кукольном театре "Солнечный зайчик" нас учили не только кукол водить, но и петь. Педагог по вокалу Елена Ивановна тоже отметила мой слух, сама поставила мне голос и рекомендовала всерьез заняться пением. Но я был влюблен в кукол... И когда началась ломка голоса, то рядом не оказалось мудрого учителя и врача. Голос я сорвал.

Заняться гитарой меня надоумил Серега. Серега был фанатичным поклонником Высоцкого, обладал обалденной фонотекой и знал кучу песен наизусть. И не просто знал – он их пел, аккомпанируя себе на шестиструнке, чем вызывал у меня жуткую зависть. Серега и притащил меня к Николаю Михайловичу Иванову, великолепному гитаристу. На тот момент мне было 22 года. Никаких заоблачных мечтаний о музыкальной карьере не было, я просто хотел освоить азы игры на гитаре. Но вдруг выяснилось, что моя правая рука без всяких усилий с моей стороны идеально становится на струны. С левой рукой дело обстояло хуже, но после смены посадки и там все наладилось. Меня, правда, смущало, что я никак не могу научиться читать ноты, но выручал мой слух – я просто подбирал мелодию, используя нотную запись как подсказку по аппликатуре. И Михалыч о моей нотной безграмотности не подозревал почти три месяца, пока я не засыпался на очередном этюде...

От уроков музыки пришлось отказаться по двум причинам. Первой были финансы. 1992-й год. Деньги стремительно обесценивались, зарплата на "Ленинце" выплачивалась с задержками и хватало ее на неделю. Но страшнее было другое: чем больше я играл, тем сильнее были боли в спине и правом плече. Обратился в медсанчасть, там поставили диагноз – межпозвонковая грыжа с ущемлением нерва...

Несколько лет я не решался продать гитару, пытался подобрать посадку, при которой не защемляет нерв. Не получилось. Гитара какое-то время лежала в чехле, а потом сменила владельца. Года через четыре Воха Васильев надумал менять свою электрогитару и я подумал: а вдруг? Корпус электрогитары тонкий, посадка совершенно иная, да и спина к тому времени перестала болеть. Вдруг да повезет?

Не повезло. Я успел восстановить почти весь свой классический репертуар, начал потихоньку осваивать новые возможности инструмента, когда боль вернулась. Только на этот раз она была намного сильнее...

Был, конечно, вариант положить гитару на колени как Джефф Хили. Я даже пробовал так играть, но этот способ не для меня. Так что с гитарой мы распрощались окончательно.

И все же расставаться с музыкой не хотелось. К своему сорокалетнему юбилею сделал себе подарок: купил цифровое пианино. На пятом десятке учусь играть гаммы и осваиваю нотную грамоту.

Если нельзя, но очень хочется

Когда мне было лет эдак двенадцать, взяла меня в оборот жесточайшая простуда. Или грипп такой подхватил, не помню. Картина классическая: температура 38,9, сопли бахромой, кашель. Рекомендации тоже типичные: обильное теплое питье, чай с медом на ночь... И, поскольку уже тогда был поставлен хронический гломерулонефрит, отвар толокнянки и поменьше соли.

Где-то на третий день лежания в постели мне резко захотелось соленых огурцов. Помираю, огурчиков бы. Просто наваждение, вкус этих самых огурцов буквально во рту стоял. Хлеба пожевал – не помогает. Карамельку рассосал – еще больше огурцов хочу. Хоть вскакивай с постели и беги в магазин на углу Тверской и Таврической. Там бочковые огурцы постоянно продавались...

Еле дождался пока матушка с работы придет. А как раз то ли зарплату выдали, то ли аванс, матушка в магазин собиралась. Но сперва меня проведала, как я тут. Я и заканючил:

– Мам, купи соленых огурчиков!..

Уговаривать долго не пришлось. Принесла матушка килограмм этих соленых огурцов, в полиэтиленовом пакете. Крупные, пузатенькие такие. Один огурец мать ополоснула от рассола, мне дала. Только, говорит, весь не съедай, вредно. Ага, щаз! Я этот огурец смолотил и даже сам не заметил, как он кончился. Гляжу, а на тарелке только нетронутый ломоть хлеба лежит. И сразу в сон потянуло, расслабуха... Уснул.

Утром температура была в норме.

Прошло почти тридцать лет. Некоторое время назад меня по питерской жаре опять гипертония донимать стала. Вдобавок ко всему остеохондроз решил о себе напомнить, спину скрутило так, что из дома не выползти. И, самое противное, остеохондроз провоцирует новые приступы гипертонии, нифедипин чуть ли не ежедневно приходилось пить. Без толку. Давление под 180, голова постоянно болит... В какой-то момент стал ловить себя на мысли, что хочу пиццы. И не просто пиццы, а с пивом. Это при том, что я к тому времени месяца четыре не потреблял ничего, крепче чая, хотя выпивки в доме хватает. Начал гнать мысль о пицце как идеологически и диетически вредную. Не уходит, зараза. Наоборот, с каждым часом во рту все явственней вкус горячей пиццы с расплавленным сыром и желание этот вкус залить прохладным пивом. Честно терпел два дня, но в день взятия Бастилии пицца меня одолела. Решил, что ежели помирать, так хоть с удовольствием. Заказал пиццу, пару салатиков и литр разливного "Туборга". За час литру пенного под пиццу и греческий салатик употребил и завалился спать. Дрых, пока пиво не потребовало свободы. Заодно и давление решил смерить.

Нормальное. И голова не болит.

Верую!

Издалека начну.

Честно говоря, я не очень люблю фотографироваться. Еще с детских времен, когда мотались со Славкой по городу и фотили его "Сменой-8М" окрестности Ленинграда, мне было интересно заснять дворец или фонтан, а не засветить свою морду на фоне шедевра архитектуры. Что весьма огорчало мою матушку: натащит родное дите кучу фотокарточек, а самого на них и нету...

Так что изображений моей персоны в моем архиве крайне мало. Но есть в нем вот такая забавная фотография. Если кто не знает, что за головной убор, поясняю – это кипа, подарок из Израиля. Фотография сделана, если не ошибаюсь, весной 2003-го года, во время очередного конвента любителей фантастики "Интерпресскон". Предыстория такова: где-то за год до этого я чем-то помог моему хорошему, но виртуально знакомому Вадиму Сигалову. Который еще до развала Советского Союза перебрался в Израиль на постоянное место жительства. В чем конкретно заключалась моя помощь я уже не помню, да и неважно. А когда Димка заговорил об ответной услуге я, неожиданно для самого себя, попросил прислать кипу. Вадим от такой просьбы тоже слегка обалдел, потому как прекрасно знал мои религиозные убеждения. Но согласился.

Стали думать, как лучше кипу из Нетаньи в Петербург переслать. А тут оказия подвернулась – в гости к Димке поехал наш общий друг из Москвы. И, поскольку фантастика была нашим общим увлечением, то его приезд на "Интерпресскон" был фактически предрешен. Оставалось только найти друг друга в пансионате, где проходил конвент, и совершить церемонию передачи кипы из рук в руки. Что, собственно, и произошло. Процесс примерки кипы на мою православную голову запечатлел для истории Олег Поль, человек в фэндоме весьма известный.

Это все присказка была, теперь сказка начинается.

Основное занятие на любом конвенте – употребление алкогольных напитков. Нет, конечно там проходят различные мероприятия, проводятся мастер-классы и конференции, вручаются премии... Но все это сопровождается звуками открываемых бутылок и разливаемой по стаканам жидкости. Именно по этой причине в ближайшем буфете выпивка моментально становится дефицитом. Я к такому обороту был готов и приволок полную сумку жестянок с пивом. Но, как гласит русская поговорка, сколько пива не бери, а все равно не хватит.

Так оно и случилось. К счастью, кто-то сумел раздобыть некоторое количество бутылок со спонсорской "Оболонью" и в какой-то момент я понял, что количество принятого на грудь алкоголя достигает критической отметки. То есть, еще глоток – и я выпадаю в осадок. Что совершенно недопустимо, поскольку участником конвента я не был, а гостям спальное место для ночевки не полагается. Не говоря уже о кормежке и утреннем опохмеле...

Сообразив это, я живенько собрал в кулак остатки трезвых сил, прихватил на дорогу еще бутылку пива и выдвинулся в сторону Петербурга. Свежий воздух с залива меня малость отрезвил, но я быстро восстановил степень опьянения, выпив бутылку на заднем сидении маршрутки. Так что к метро я приехал в исходном состоянии.

Тут надо сделать одно важное уточнение. За весь свой многолетний питейный стаж я один-единственный раз ужрался до состояния полной отключки. И мне это жутко не понравилось. Так что ежели вы представили себе едва стоящего на ногах мудака, готового свалиться в ближайшую лужу – вы ошиблись. Смею уверить, я с первого раза попал жетоном в приемник турникета, ровной походкой прошел к эскалатору и спокойно загрузился в вагон. Ехать предстояло до конечной без пересадок, поэтому я приземлился на свободное сидение и приготовился скучать.

Не тут-то было.

Через пару станций в вагон загрузился здоровенный красномордый толстяк в рясе. Эдакий классический поп из русских народных сказок – плутоватый, туповатый и изрядно навеселе. В отличие от меня, батюшка явно глотнул лишнего, предохранители сорвало и хмель начал прорываться наружу в виде незапланированной проповеди.

Как я уже сказал выше, дело было весной, в начале мая. Солнышко вовсю пригревало питерские болота и из-под юбок стали пробиваться женские коленки. В вагоне ехала стайка симпатичных девчушек в коротких юбчонках. Видимо, пьяного попа вид женских ножек ввел в блуд. Постоянно сбиваясь и путаясь, поп говорил об адских муках, которым подвергнутся все грешницы, выставляющие себя напоказ, тут же восхищался аппетитными формами обтянутых юбками ягодиц и снова клеймил разврат. Девчата не выдержали словесного напора и на первой же станции выпорхнули на перрон.

Оставшийся без аудитории поп огляделся. Вагон был почти пуст, только в дальнем от попа конце сидело несколько человек, если не считать сидящего в середине меня. То ли священнику было не под силу идти через весь вагон, то ли он мое любопытство расценил как желание пообщаться. Хватаясь за поручни, поп встал напротив меня и, дыша перегаром, вопросил:

– А ты, сын мой, веруешь ли?

Я молча достал из кармана и водрузил себе на голову кипу.

Господи! Прости меня грешного, если можешь. Ну не знал я, что этот пьяный служитель культа рванет от меня, как черт от ладана! С каким-то утробным подвыванием поп, крестясь и бормоча что-то вроде "Цур меня!", попятился к дверям. Еле дождавшись, когда поезд прибудет на станцию, поп сквозь закрытые двери вылетел из вагона и помчался к эскалатору с надписью "Выход в город".

Но это еще не все.

Как раз в этом же году в нашем районе началось массовое хождение свидетелей Иеговы. Все ящики своими листовками завалили, в каждую квартиру позвонили. По улице просто не пройти было, обязательно лезли со своим "Вы верите в Бога?". Пару старух в нашем доме уговорили обменять свою квартиру на койку и похлебку в Солнечном...

Сперва я иеговисток просто обходил стороной. Но сектантки становились наглее и навязчивее, буквально хватали за руки, не давая пройти. Однажды они меня достали так, что собираясь утром на работу, я положил в карман кипу. И когда передо мной выросли две тощие мымры с постными лицами, молча надел кипу на голову.

Мымры буквально растворились в воздухе и не появлялись года два. Потом иеговистки снова стали шастать по соседним дворам, но в наш двор до сих пор не суются.

О смысле жизни

Есть такой анекдот:

Помирает мужик. Попадает на прием к Святому Петру, тот бумаги оформляет, для дальнейшего прошествования в райские кущи. Мужик поскучал, да и решил спросить:

– А в чем был смысл моей жизни?

– Не положено тебе этого знать, раб Божий.

– Ну, пожалуйста! Вроде жил как все, работал как все. Помер простой смертью, не геройской. Ведь зачем-то я же был нужен?

– Эх-х... Ну, ладно. Помнишь свою командировку в Свердловск, летом одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого?

– Помню!

– Вагон-ресторан, женщина за соседним столиком просит передать ей соль. Вот за этим...

Теперь быль.

У меня мобильник обычно валяется где попало с выключенным звонком, если по работе звонков не ожидается. Все друзья на связи в альтернативных ресурсах. На крайний случай перезвоню, если звонок пропущенный увижу. Дело было аккурат перед майскими праздниками, мобильник тихо лежал на зарядке, лишенный права голоса. Перед отбоем решил "Балду" попинать. Игра такая, на айфоне, шикарное снотворное. Беру телефон, а там два пропущенных звонка, но с одного номера. Незнакомого. Почесал за лбом, ничего умного не придумал, номер не вспоминается. Перезванивать явно поздно, на часах время к полуночи. Решив, что утро вечера мудренее, завалился спать.

Первомай встретил где-то в половине десятого. Пока утренний моцион совершил и морду лица сполоснул – начало одиннадцатого. Глянул в мобило – опять пропущенный звонок, обратно с того же номера.

Тут уж мне как-то совсем неловко стало, решил перезвонить. Набираю номер, дожидаюсь ответа, говорю:

– Так и так, вы по этому номеру звонили?

Мне тут же в лоб:

– Это Сергей Валерьевич?

Голос мужской, абсолютно незнакомый. Я тихо охреневаю и от неожиданности довольно резко интересуюсь:

– Да! А вы кто?

И понеслась:

– Сергей Валерьевич, меня зовут Леонид Осипович. Вы меня не знаете, но у нас есть общий знакомый, Захар Липшиц! Мы с ним когда-то дружили, потом он в Ленинград вернулся, а я на Сахалин уехал. Сейчас я в Питер приехал, хотел с Захаром повидаться, а нигде найти не могу. Я уж вашей Матвиенко писал, да без ответа. Дочка в интернете на ваш сайт набрела, вот решил позвонить, попросить помощи!

Ничего себе история, да? Если еще учесть, что с Захаром Абрамовичем мы не виделись лет пятнадцать. И что я сдуру все старые записные книжки повыбрасывал и у меня никаких контактов не осталось.

Но делать нечего, говорю что постараюсь что-то придумать. Люди сорок с лишним лет не виделись, другого шанса может уже и не быть.

Короче, назвался груздем и полез в кузов. То есть, для начала перелопатил письменный стол. Я, если кто еще не понял, по натуре порядочный раздолбай и всякие телефоны и прочие нужные данные частенько записываю на разных клочках бумаги, которые могут лежать в столе веками. Но в этот раз не повезло.

Пулеметный поиск в сети никаких полезных данных не дал. Можно было, конечно, звякнуть Мире Васюковой в библиотеку, но за окном первое мая и шансов никаких. А времени тоже негусто, потому как Леонид Осипович третьего числа уезжает.

Оставался последний, не совсем законный метод: телефонная база данных. Скачал из сети, установил, зарядил поиск. Есть!

Ну а дальше дело техники: сперва позвонил по найденному телефону, проверил – вдруг не тот? Да и телефонные станции у нас коды меняла не раз, вполне мог номер смениться. Номер оказался правильный, переговорил с Захаром Абрамовичем, продиктовал ему мобилу Леонида Осиповича.

Потом звякнул Леониду Осиповичу и дал телефон Липшица.

Такая вот история. Буду надеяться, что свою солонку я передал. А Леонид Осипович потом еще раз звонил, уже в декабре, благодарил и поздравлял с Новым годом.

Умирать не страшно

Названием данная глава обязана Льву Дурову. Эти слова Лев Константинович сказал  несколько лет назад и я могу подтвердить, благо опыт имеется. За свои сорок шесть с хвостиком я не раз стоял на грани и дважды ее переходил. Может, даже побольше – с учетом моего преждевременного появления на этом свете. Не суть важно, главное, что всегда возвращался.

В этот раз заход на грань случился во сне и самым важным было проснуться. Самым важным, но не самым трудным. Выбравшись из липкого забытья, какое-то время пытался понять что к чему. Тело трясло будто в ознобе, слюна во рту превратилась в нечто вязкое и мешала дышать. Включил бра над кроватью, глянул на часы – первый час ночи. Попытался сесть, получилось не сразу. Кружилась голова, каждое движение вызывало приступ удушья. От кашля разрывалась грудь и раскалывалась голова.

Несмотря на столь плачевное состояние, сохранилась способность соображать. Вызывать неотложку нет смысла. Даже если я смогу что-то просипеть в телефон, то шансов дождаться приезда бригады у меня немного. Кроме того, домофон давно сломан и открыть дверь подъезда из квартиры я не смогу. Стучаться к соседям по этажу бесполезно, так что надеяться могу только на себя.

Кстати, о себе. Судя по слюне, организм явно обезвожен, а в кружке пусто. К счастью, перед сном заварил свежий чай, осталось только доползти до кухни. Всего-то дюжина шагов... Цепляясь за стену, шаг за шагом, останавливаясь, чтобы отдышаться и унять бешено колотившееся сердце. Дошел. Первую кружку чая выпил тут же, на кухне. Налил вторую, отправился в обратный путь. Некстати вспомнился термин из "Трудно отпускает Антарктида" Санина. Типичный гипоксированный элемент, глотаю воздух, а все равно задыхаюсь. И каждый раз приходится заставлять себя сделать новый вдох. Прогнал прочь подленькую мыслишку перестать напрягаться. Я не имею морального права сдохнуть, пока жив мой кот. Кажется, нечто подобное говорила Раневская... Плевать.

Самое удивительное: не пролил чай, не уронил кружку. Поставил чай на тумбу возле кровати, отдышался. Проанализировав симптомы (тахикардия, частый пульс), диагностировал гипертонический приступ. Добрел до стола, перетащил на тумбу несколько пузырьков с таблетками. Открыть баночку с надписью "Кордафлекс" оказалось проще, чем запихнуть таблетку в пересохший рот. Ощущение, будто губы и язык распухли, вместо слюны канцелярский клей. Словно и не выпил здоровенную кружку чая несколько минут назад.

Лечь не рискнул. Несколько минут стоял, держась за тумбу. Удержался. Во всех смыслах. Когда почувствовал, что кризис миновал, сел на кровать рядом с перепуганным котом.

Не дрейфь, Мурзилка, мой срок еще не настал.

Мы когда-нибудь все умираем

(вместо послесловия)

Боюсь ли я смерти?

Нет. Я боюсь, что не сумел заслужить того Рая, который мне однажды был показан. Давно уже, в начале девяностых, когда понял, что в Бога я все же верю. Но вот с Церковью отношения не складывались никак, потому тянул с крещением. Друг Славка тогда, помнится, умную мысль сказал: ты можешь как угодно относиться к Церкви, можешь не посещать храм. Но если веришь, то обряд посвящения пройти должен.

Мысль была умная, но дураку высказана. Я продолжал ерепениться, хотя в глубине души понимал – креститься нужно. И все равно придумывал какие-то причины, отговорки...

Обычно самые реалистичные, почти как кино, сны я вижу при простуде. Такие сюжеты порой "показывают", что хоть сейчас в книгу или на экран. А тут я был совершенно здоров, трезв и прочих стимуляторов мозговой деятельности не употреблял. Обычно я засыпаю довольно тяжко, но в ту ночь вырубился как по команде. И увидел потрясающей красоты сад. Даже сравнить не с чем. Попробуйте представить свой самый любимый парк или место в лесу, где вам всегда хорошо и легко. А теперь это ощущение красоты, свежести, чистоты и легкости умножьте на сто. Вот по такому саду меня водил старик в белых одеждах. Я во сне знал, что это Бог, хотя старуха Ивановна потом уверяла, что это был апостол Петр. Она-то лучше знает... Экскурсия была длинная, проснулся я поздно утром. И в ушах еще звучало тихое "Вот от этого всего ты отрекаешься"...

Через год я принял крещение в Чесменской церкви Санкт-Петербурга.

Иной раз перед сном думаю: сколько возможностей сдуру упустил. Но когда сам себя спрашиваю "Хотел бы что-то поменять?" ответ получается один. Нет, не хочу.

Ну, например. В третьем классе учительница пения обнаружила у меня отличный музыкальный слух. Музыкальные диктанты на одни пятерки щелкал, песни разучивал с полпинка. И в один прекрасный день моей матушке предложили поговорить со мной на предмет обучения игре на фортепиано. Все условия были! А я, как большинство нормальных детей, наотрез отказался. В итоге учусь играть только сейчас, на пятом десятке.

Сглупил, когда отказался? Конечно, сглупил. Но если бы не эта моя глупость, то через год я бы не пошел в наш кукольный театр. А еще через год не перешел бы в другую школу и не подружился бы со Славкой. И фиг его знает, как бы тогда сложилась не только моя, но и Славкина биография.

Другой пример. Всю жизнь жалею, что после восьмого класса пошел в ПТУ. Но если бы не ПТУ, то и на "Ленинец" бы не попал, с Юрой Парфеновым не познакомился и Серега не подбил бы меня купить гитару и прийти на занятия к Николаю Михайловичу. И, главное, не познакомился бы с Леонидом Витальевичем Ершовым, который меня на книжную ярмарку в Доме Культуры имени Крупской привел. А Крупа, как потом оказалось, свела с очень многими интересными людьми...

С Крупой я, кстати, тоже сдурковал. Надо было уходить с "Ленинца" и плотно прописываться на книжной ярмарке. А я все надеялся, что трудности и перебои с зарплатой на производстве временные, что скоро все наладится и частные лавочки нам завидовать будут. Короче, я ушел с Крупы. Но как раз в это время руководство цеха договорилось о покупке компьютера, но тоже сглупило: вместо одного IBM 386 купили две EC-1841. Как я программистом стал вы уже знаете. Если, конечно, читали книгу полностью... Важно другое: я начал соображать в компьютерах, а потом и Славку кое-чему научить сумел, хотя учитель из меня никудышный. В конце концов, вся эта цепочка привела к знакомству с Крапивиным, Лукьяненко, Вохой Васильевым. Сперва в ФИДО, а затем в Интернете прочитал рассказы Экслера и Каганова. Вслед за друзьями попал в Живой Журнал, в котором начал публиковать первые рассказы и байки. Как награда: знакомство с Александром Николаевичем Житинским, Николаем Романецким и публикация в альманахе Бориса Стругацкого.

Случилось бы все это, не уйди я с Крупы? Не знаю...

Вот так и получается – вроде бы жизнь прожил бестолково, упустил массу возможностей. А изменить-то в ней нечего.

Оглавление

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Часть первая

Час зачатья я помню неточно

Дерево без корней

Батя

Моя первая фотография

К барскому столу

Где я живу

Белы Куна, 8

Книги и жизнь

Человечьи очистки

Дважды герой психоневрологического

Ленечка

Тверская, 13

Коммунальное счастье

Городской детский парк

Враг всюду!

И.О.О.

Сам себе граммофон

Бутылочки

Не рычи!

Мы бродячие артисты...

Граната

Что-то березовое...

Великая сила искусства

Чеши отсюда!

Поле, Марсово поле

Низзя!

И Брежнев такой молодой...

И Родина щедро поила меня...

А люди все роптали и роптали

Тяжела и неказиста жизнь...

Славка

Штирлиц шел по коридору

Это он, это он – ленинградский почтальон!

Василий и Василиса

Дядечка Лешечка

Настоящий мужчина

Хлестаковщина

Если б знали вы!..

Часть вторая

Многоуровневые сны

Начни сначала

Забудь!

Дипломированный специалист

Мои университеты

ЧП трамвайного масштаба

Командоры в Стране Дураков

Выпить малость алкоголия

Профессионалы

Так проходит земная слава

День защитника Отечества

Лупа

Кто нас только учил?..

От каждого по...

Совпало

Беломор

Отпуск со смертельным риском

Есть контакт!

Советское – значит, отличное!

Бдительность превыше всего!

Новинка станкостроения

Ворошиловский стрелок

Зверье наше

Здравствуй, милая картошка!..

Наши люди на такси не ездят!

Я – меломан!

Союз нерушимый

Да здравствует!

Русский вьетнамцу кормящая мать!

Выборы, выборы...

Первый раз – первый глас

Депутат рабочий

Честные выборы

Нашелся!

Урок русского матерного

Давай закурим?

Дежа вю

Недолет, перелет

Чрезвычайное происшествие

Кто сшил костюм?

Летучий "Запорожец"

Теща

Клей

Гибель титана

Новогодняя несказка

Серега

Воспоминания об Альгамбре

Не...

The future!

Директор? Да пошел ты...

Крепче за шоферку держись...

Наследнички

Хозяйский подход

Расхитители социалистической собственности

Поддержи отечественного производителя!

Молоко за вредность

Спасибо, сердце...

Как Собчак к Турчаку в гости ходил

Ты чьих будешь?

Игры Доброй Боли

Кручу, кручу педали, кручу

Как Турчак Ельцина не пустил

Часть третья

Украсть за 60 секунд

Как я был радиокорреспондентом

Ивановна

Солнечный зайчик

Потерянные сказки

Мистика и реальность

Покупатель всегда прав?

Недружественный сервис

Здесь обойдемся без названия

Тон-тон-полутон

Если нельзя, но очень хочется

Верую!

О смысле жизни

Умирать не страшно

Мы когда-нибудь все умираем Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg