«Записки писателя»

Юрий Олеша

ЗАПИСКИ ПИСАТЕЛЯ

Я родился в городе Елисаветграде - некогда Херсонской губернии.

Кое-какие воспоминания о младенчестве сохранились.

Поле, поросшее бурьяном,- вернее, не поле, а пустырь позади дома, под его глухой стеной, - сумерки, и в сумерки за каким-то забором, в бурьяне мальчики жгут спички, горящие разноцветным пламенем.

Некоторое время думал, что шведские спички - это и есть те спички, которые дают разноцветное пламя. Мечтал впоследствии о таких спичках. Вот, мол, в детстве - помните ? - были спички: шведские. Малиновый огонек, зеленый...

Мальчиков со спичками звали Саша и Сережа. Затем помню фамилию "Воронин". Кто он был - забыто. Как будто - сапожник. Туда нельзя было ходить. Тоже по бурьяну ходили.

Позже узнал, что в то время у нас был собственный выезд, имелся вороной рысак с белым пятном на лбу. Этого не помню, но легко складывающееся в воображении видение рысака охотно принимаю за воспоминание.

Папа служил от акциза на водочном заводе.

Лет восемнадцати я побывал в Елизаветграде. Перед отъездом мама сказала: "На Петровской улице, дом номер такой-то, там ты родился: посмотри". Я посмотрел - никакого впечатления, Дом двухэтажный, кирпичный, зелень у крыльца. Стоял, смотрел, собирался замирать, поддаваться дрожи, - и ничего не вышло.

Когда мне было три года, семья переехала в Одессу, которую считаю, хотя и неправильно, своей родиной. Во всяком случае, всю лирику, связанную с понятием родины, отношу к Одессе.

Я очень стар.

Извещение огромными буквами на первой странице газеты о том, что мир заключен, я прочел сам. А это было заключение мира после Японской войны. Следовательно, я умею-читать уже двадцать пять лет.

На-днях я сел в трамвае напротив милиционера. Он был с усами, с большими светлыми усами "северного богатыря". Он был милиционер - в амуниции, вооруженный, взрослый, могучий человек. И вдруг я понял: милиционер моложе меня. Взрослый человек, семьянин, с сильно развитой грудью и плечами, в пропотевших сапогах - моложе меня!

Между тем, несмотря на то, что мне тридцать один год,- я-то уже замечаю на себе и в себе физические признаки постарения,тем не менее, до сих пор я ни разу не почувствовал себя взрослым.

* * *

Ничего наперед придумать не могу. Все, что писал, писал без плана. Даже пьесу. Даже авантюрный роман "Три толстяка".

Вот уже год, как думаю о романе.