Родителям, жене, родному городу.
М.Ш. Корыто — первое, что увидели мои глаза…Корыто — первое, что увидели мои глаза. Обыкновенное корыто: глубокое, с закругленным краями. Какие продаются на базаре. Я весь в нем умещался.
Не помню кто, скорее всего, мама рассказывала, что как раз когда я родился — в маленьком домике[1] у дороги позади тюрьмы на окраине Витебска вспыхнул пожар.
Огонь охватил весь город, включая бедный еврейский квартал.
Мать и младенца у нее в ногах, вместе с кроватью, перенесли в безопасное место, на другой конец города. Но главное, родился я мертвым.
Не хотел жить. Этакий, вообразите, бледный комочек, не желающий жить. Как будто насмотрелся картин Шагала.
Его кололи булавками, окунали в ведро с водой. И наконец он слабо мяукнул.
В общем, я мертворожденный.
Автопортрет в рамке. 1910-е. Бумага, тушь.Пусть только психологи не делают из этого каких-нибудь нелепых выводов. Упаси Бог!
Между прочим, дом на Песковатиках — так назывался наш район — цел и сейчас. Я видел его не так давно.
Когда у отца появились средства, он сразу дом продал. Мне эта халупа напоминает шишку на голове зеленого раввина с моей картины или картофелину, упавшую в бочку с селедками и разбухшую от рассола. Глядя на нее с высоты нового «величия», я морщился и думал:
«Как же я здесь ухитрился родиться? Чем здесь люди дышат?»
Когда мой дед, почтенный старец с длинной черной бородой, скончался с миром, отец за несколько рублей купил другое жилье.
Там уже не было по соседству сумасшедшего дома, как на Песковатиках. Вокруг церкви, заборы, лавки, синагоги, незамысловатые и вечные строения, как на фресках Джотто.
Явичи, Бейлины — молодые и старые евреи всех мастей трутся, снуют, суетятся. Спешит домой нищий, степенно вышагивает богач. Мальчишка бежит из хедера. И мой папа идет домой.
В те времена еще не было кино.
Люди ходили только домой или в лавку. Это второе, что я помню, — после корыта.
Не говоря о небе и о звездах моего детства.
Комментарии к книге «Моя жизнь», Марк Шагал
Всего 0 комментариев