«Каменный пояс, 1984»

Нет, не стареет наша благодатная земля.

В этом легко убедиться, когда ты сам поживешь на белом свете, постранствуешь вдоволь из конца в конец и, вернувшись однажды к степному подножью заветного Урала, с удивлением оглядишься окрест, узнавая и не узнавая всю эту прекрасную землю, точно бы помолодевшую за многие годы, которые, собственно, и составляют твою жизнь.

Нечто подобное я испытал еще в 1954 году, когда снова оказался на Южном Урале после долгого расставания с ним, измеряемого целой четвертью века.

И опять меня привело сюда желание увидеть сотворение Нового мира на доселе не обжитой земле. Это уж действительно так, что лучше самому один раз увидеть…

Впервые я тут побывал в 1930 году, шестнадцатилетним пареньком. И не в качестве любознательного путешественника: мы тогда и понятия не имели о туризме, отправляясь на дальние стройки начальной пятилетки и на целинные поля самых первых зерносовхозов. Слово «целина» уже входило в газетный обиход, к тому же еще поддержанное эпическим талантом Шолохова.

В Москве был создан «Зернотрест», облюбовавший вскоре для своих «фабрик зерна» плодородные земли на Северном Кавказе и Южном Урале, в Сибири и Средней Азии. Одним словом, выбирай географию по вкусу. Меня потянуло в Башкирию, в Зилаирский зерносовхоз, только что основанный неподалеку от Баймакского золотого прииска. Можно было махнуть подальше от родных мест, однако Башкирия с ее дремучими урманами казалась столь же таинственной и загадочной, как и Сибирь.

Правда, этих урманов тогда мне не довелось увидеть, но зато уж степь, первозданная, божественная степь с ее пенящимися на пригорках вековыми ковылями, с ее царственными беркутами, зависающими в высоком небе, с ее множеством любопытных сурков — этих «степных пингвинов», — со всей необыкновенно бурной и страстной весной тридцатого года буквально околдовала меня. Я приглядывался к незнакомым молодым людям и досадовал на свою самонадеянность: все окружающие что-то умели делать (и когда они выучились?), а я оказался среди них начинающим библиотекарем. Это теперь до конца понял всю мудрость библиотечного дела, а тогда краснел, стеснялся, что просто выдаю книги, и жгуче завидовал не только трактористам, но и прицепщикам.