«Путь комет. Молодая Цветаева»

Ирма КудроваПуть кометМолодая Цветаева Поэт — издалека заводит речь.Поэта — далеко заводит речь.Планетами, приметами, окольныхПритч рытвинами… Между да и нетОн даже размахнувшись с колокольни,Крюк выморочит… Ибо путь комет —Поэтов путь. Развеянные звеньяПричинности! — вот связь его! Кверх лбом —Отчаятесь! Поэтовы затменьяНе предугаданы календарем.Он тот, кто смешивает карты,Обманывает вес и счет,Он тот, кто спрашивает с нарты,Кто Канта наголову бьет,Кто в каменном гробу БастилииКак дерево в своей красе.Тот, чьи следы — всегда простыли,Тот поезд, на который всеОпаздывают…                 — ибо путь кометПоэтов путь: жжя, а не согревая,Рвя, а не взращивая — взрыв и взлом —Твоя стезя, гривастая кривая,Не предугадана календарем!8 апреля 1923 Глава 1Мать

«Ты дал мне детство лучше сказки…»

Так написала Марина Цветаева в день своего семнадцатилетия в стихотворении «Молитва». Почти что сказкой предстают ее детские годы и в воспоминаниях Анастасии Цветаевой, младшей сестры. Но в живой жизни сказок нет: горечь всегда так недалека от радостей, что едва изумишься удаче, а уже на пороге беда. И если потом оглянешься — что вспомнится раньше? Чего там было больше — боли или радостей? А это уж как посмотреть.

Есть такие рисунки-тесты: на листе только белое и черное, и каждое — сплошным пятном. Бросишь первый взгляд: белый профиль прекрасной дамы. А вглядишься, сощурив глаза, — да и вовсе не дама! — черным пятном отчетливо проступают очертания разрушенного замка…

1

Две сестрички растут-подрастают в Трехпрудном переулке старой Москвы — в одноэтажном, с мезонином, деревянном доме, окрашенном коричневой краской; обитатели дома называют его «шоколадным».

Тополь растет перед входом в зеленый двор. В углу двора виден колодец, возле него суетятся утки; дворник возится с голубями. А вон там горничная с экономкой — они вытащили из дома старые кованые сундуки, перетряхивают барские наряды, укладывают зимние вещи.

Из окон дома слышны звуки рояля; нудные гаммы разыгрываются явно детскими руками. Потом наступает недолгая тишина, внезапно прорываемая бурей шопеновского этюда. Ну, это уж за роялем не дети — такая энергия звука, такая страсть в каждом аккорде!