«Леонид Утесов. Друзья и враги»

Всё... – следствие искусства. Если что-то не имеет к искусству отношения, этого не существует.

В издательстве меня предупредили:

– Ваша рукопись предназначается для нашей новой серии «Салон изящных искусств».

Пришлось рыскать по словарям, а что, собственно, понимается под «изящными искусствами». Самое подробное толкование, как всегда, у Владимира Даля. Он объясняет, что изящное – понятие о красоте, соразмерности и вкусе, а изящные искусства объединяют музыку, живопись, литературу и прочее. Словарь С. Ожегова более краток. Под изяществом он подразумевает тонкое и строгое соответствие, отвечающее требованиям художественного вкуса, и в качестве примеров приводит «изящный почерк», «изящное платье» и «изящную девушку». А понятие «изящная литература» считает устаревшим, предлагая ныне именовать ее «художественной».

Все эти теоретические изыскания поставили автора в тупик. Несомненно, герои моей книги занимались изящным искусством: писали стихи, рассказы, пьесы, музыку или исполняли это со сценических подмостков. Но простите, а куда отнести все, что я собирался написать о них, их судьбе, далеко не изящных событиях их жизни, документальных и на документах основанных? Не говорю уже о том, что изложение всего перечисленного никак не может тягаться с изящными девушками и их такими же платьями, да и вообще даже к устаревшей изящной литературе никак не относится.

И тогда автор принял решение: все написанное им отделить от подлинно изящного, сделать героев книги гостями салона и дать им возможность познакомить всех с тем, что они сочиняли. Специально для этого устроить при салоне библиотеку раритетов, где на воображаемых полках разместятся не опубликованные прежде рассказы, стихи, басни, пьесы, письма и прочее. Таким образом, читатели смогут выбрать то, что их заинтересует, а при желании ознакомиться и с тем, как это изящное рождалось.

С надеждой на благосклонность

Г. Скороходов

Приходилось читать, что, после того как в 1933 году Николая Эрдмана арестовали и он провел три года в ссылке, его сломали. Ничего равного своим пьесам «Мандат» и «Самоубийца» – классике отечественной сатирической драматургии – он не написал.