― Хорошо! Запуск двигателя ракеты разрешаю.
Вскоре генерал различил в привычном гуле работы основных двигателей новый свистящий звук, который все больше набирал силу. И чем сильнее разгонялся маршевый двигатель ракеты, тем слышней становилась нетерпеливая дрожь ее носителя, ощутимее направленность предпусковых секунд…
― Командир, все приборы по нулям! ― Голос главного штурмана звучит торжественно. ― Ракета цель "видит". Прошу разрешения на стрельбу!
― Пуск разрешаю!
Генерал не первый раз произносил два этих слова, но никогда не мог сказать их спокойно. Вот и сейчас голос его дрогнул от волнения. Сохатый оторвал взгляд от приборов и через лобовое стекло фонаря стал смотреть вперед, надеясь увидеть уход ракеты с корабля. В это время машина чуть вздрогнула, будто кто-то легонько толкнул ее, и в кабине стало тише.
― Командир, отцеп в норме!
― Слышал.
А вот и она! Иван Анисимович все же успел заметить короткую сигару, которая, блеснув на солнце, исчезла в голубоватом мареве неба, оставив на несколько секунд, как память о себе, дымный след.
Скорость!… Корабль считанные минуты пробыл над морем, и вот уже перед глазами экипажа черные каменные осыпи противоположного берега, а за ними желто-зеленая равнина, прикрытая редкими облаками, над которыми .господствовало ослепительное, яркое солнце.
Летел Сохатый над морем не впервые, но почему-то всегда видел в нем три моря: бескрайнее, когда представлял себя на пляже, небольшое ― с борта пассажирского теплохода, маленькое ― из кабины ракетоносца. Тысячи часов, проведенные на скоростях, недоступных людям в обыденной жизни, породили в нем разновеликость восприятия одного и того же моря, уменьшили до сравнимых с дальностью полета размеров и сам земной шар.
Корабль, набирая высоту, все дальше уходил от моря, будто стремился догнать просветленную полоску неба у далекого горизонта.
Плывут внизу облака. Над ними стелется голубоватая дымка с примесью нежно-розового солнечного света, которая наполняет видимую даль жизненной теплотой, хотя за бортом кабины термометр показывает минус пятьдесят.
В кабине же ничто не напоминает о лютой стуже, ничто не нарушает привычную обстановку. Стекло и дюраль, светло-зеленая обивка салона, аптекарская чистота и множественность аппаратуры порождают иллюзию земной кабинетности, способствуют работе, деловым разговорам, и даже не думается, что все это покоится на крыльях, несущих экипаж к новым заботам.
Комментарии к книге «Преодоление», Михаил Петрович Одинцов
Всего 0 комментариев