«Карпинский»

Всего более не то на Урале поражает, что дивно украшен природой: темны и недвижны озера и своевольны, бурливы реки, мрачные снега на осклизлых вершинах и шелковые волны лугов, торжественные и жутковатые своды хвойных боров и болотные топи, пашни, мшаники, прославленные и несметные минеральные копи — все эти яшмы, порфиры, золотые россыпи; нет. Слышится широко вокруг! Ударит ли соленая каспийская волна; вскрикнет ли чайка над Амуром; трутся ли лбами льды на Карском море; шелестят ли влажные ветры Европы — в горных долинах дальний звук близок, ближний предмет отдален... Каменный пояс, Рифейские горы, скалистая межа, разделяющая два несхожих материка; нет — она соединительная линия, стягивающая сила, и не взмыть бы России так высоко, не расправить бы крылья так широко, кабы не опирались они о могучий остов Урала.

И то поразительно, с какой естественностью втекали в российское сообщество «народов древних вогуличи и несколько черемиз...» и те, к северу «правинциа Обдорская или Березовская, народ древней пермяки...» (по Татищеву); в чащобы первыми на санях продирались купцы и охотники. И после: откуда бы ни донесся глухой удар набата, Урал слал ядра, пушки, лес, стрельцов. Черные скиты староверов и черный дым плавилен, опальные царедворцы, купеческие кутежи, блестящие офицеры горного корпуса, старательский фарт, мгновенные состояния... История тягучая, события ставились прочно, как избы, и для того, казалось бы, только, чтобы старики поведали внукам...