«Письма последних лет»

1977. VII. 3[1]

Ильичево под Ленинградом

Многоуважаемый В. А.

В сущности говоря, главный вопрос Вашего письма имеет чисто этический смысл и значение и сводится к следующему: можно ли нарушить волю автора писем после его смерти, если письма эти могут представлять общественный интерес и историческую ценность?

Я полагаю, что при соблюдении этих двух условий не только можно, но и должно. А так как мы никогда не можем ответственно судить о том, какие именно из уничтожаемых сегодня документов будут признаны невозвратимой утратой огромных ценностей через 100, 200, 500 лет, то ответ должен быть таков: любой личный документ, если он может быть фактически сохранен и исследован, должен быть и исследован и, будучи отнесен к группе ценных, сохранен.

Нам хорошо известно, что родные некоторых больших людей всячески препятствовали опубликованию их письменного наследия — писем, дневников, рукописных черновиков и т. п. Известно, скажем, что родные Байрона утаили и уничтожили значительную долю его литературного наследия исходя из собственных своих понятий о «пристойном» и «непристойном». Прошло полтора века, и понятия следующих поколений изменились если не на 100, то на 90 %. Теперь внуки и правнуки поэта дорого бы дали, чтобы помешать своим дедам и отцам рвать и жечь его документы. Но — их уже нет.

Вы можете мне сказать, что в Вашем случае речь идет не о воле наследников, а о воле самого поэта[2].

С моей точки зрения, это не составляет ни малейшей разницы. Во-первых, сам создатель письма или дневника не может представлять себе его грядущей ценности и важности. Во-вторых, завещая «уничтожать» письма или другие документы, авторы, очевидно, не вполне искренни. Если бы это было для них так уж обязательно, они сами озаботились бы этим, потребовав, скажем, от своих корреспондентов обязательного возврата каждого письма и лично уничтожая их, собственные дневники. Раз они этого не сделали, значит, стремление стереть следы своего существования не столь уж глубоко владело ими, и при наличии двух моих условий оно может быть нарушено.

1974. V.

Ленинград

Многоуважаемый М. Н.