Небольшая комната. У стены низкая, простая книжная полка. На ней издания по фольклору. В комнате много китайских вещей. Перед столом стоит китайское кресло, на столе рукопись и размеченные синим карандашом газеты за апрель 1918 года.
Бумага рукописей линованная. По линейкам написаны крупные, отдельные, спокойные, разборчивые буквы.
Написано на бумаге:
«...На нежной молодой траве, под рыжеватой весенней листвой деревьев...»
Алексей Максимович Горький в синем китайском шелковом халате, в китайских туфлях на многослойной бумажной подошве стоял перед открытым окном и смотрел на юг.
Широко синело небо; внизу прозрачными клубами подымались, закрывая Петропавловскую крепость, деревья Александровского парка с рыжеватой весенней листвой, как будто прослоенные коричневыми чешуями только что открывшихся почек.
Под деревьями, на нежной молодой траве, почти невидимые, шумно и звонко играли дети.
За парком город – куполами и золотыми шпилями.
Прекрасно прошлое. Его иногда жаль, как молодость.
Но ведь этот город – лучшее от прошлого.
Как достигнуть будущего без насилия?
Мало людей, которые любят завтрашний день, больше – вчерашний. Нет у людей памяти о будущем.
Алексей Максимович скинул халат. Высокий, длинноногий, подошел к зеркалу, поправил ежик, надел пиджак, вышел в переднюю, постучал в дверь, вошел.
Комната в восемь окон с аркой. На полу стоят два слона величиною с больших пуделей. Сделаны из финифти, сиамской работы, уши у них прицепные.
У стены петровский шкаф с неровными, пузырчатыми стеклами. В шкафу нефрит и бронзовые черепа с воткнутыми в них трехгранными кинжалами. На другой стене большой портрет Алексея Максимовича в голубой рубашке; сидит озабоченный, широкоплечий, моложавый.
На диване под дохой Иван Николаевич Рокитский – плосколицый, безбородый украинец, друг сына Макса.
Рокитскому лет сорок, а кажется, что ему девятнадцать.
– Идемте, Иван Николаевич, греться на улицу. Весна.
– Пошли.
На Алексее Максимовиче черное длинное пальто, на Рокитском – шинель.
Весна легкая, петербургская; воздух прослоен легкими весенними запахами и милым, свежим речным ветром.
На углу Кронверкского и Каменноостровского, там, где был деревянный дом, ныне сожженный, какой-то гражданин сделал забор из кусков старых крыш, кроватей и вывесок.
Комментарии к книге «Второй Май после Октября», Виктор Борисович Шкловский
Всего 0 комментариев