«Страна песков»

 Пролог

  Двое разведчиков, стараясь как можно плотнее прижиматься к земле, быстро ползли вперед. Делали они это очень даже правильно и аккуратно: автоматные антабки[1] были крепко зажаты в правой руке, а само же оружие лежало поверх локтя, чтобы песок не мог попасть во внутрь АКСа; одноразовые гранатометы были закинуты за спину и поэтому не мешали бойцам осторожно огибать небольшие барханчики и кусты саксаула. Сейчас им оставалось только незаметно перевалить через высокий гребень песчаной дюны и затем проползти метров сто пятьдесят зеленки, за которой и находилась цель...

  -Так и сяк вашу мать! Куда вы теперь-то лезете? Назад давайте! От суки бестолковые,- негромко, но крайне отчаянно материл ползущих спецназовцев сержант Ермаков.- Ну хоть вперед посмотрите!!

  Заместитель командира группы лежал за невысоким кустом и внимательно следил за своими ползущими подчиненными и противником на дороге. Ведь наш неприятель за три-четыре минуты в несколько раз увеличил свою огневую мощь и численное превосходство. Я вполуха слушал ругань замка и старался тщательнее замаскировать свою огневую позицию куском серо-желтой маскировочной сети, не забывая однако оставить себе узенькую щель для наблюдения. Находившиеся справа и слева разведчики тоже старались как можно глубже зарыться в песок, прикрыться ветками саксаула и кусками масксети. ЛИшь бы полностью слиться со скучно-песчанным пейзажем пустыни.

  Практически только что вся наша разведгруппа спецназа в количестве шестнадцати человек была готова по приказу командира открыть массированный огонь по врагу, но сейчас… То есть всего лишь несколько минут спустя! Все наши без исключения спецназовцы молили Бога и партию о том, чтобы духи поскорее тронулись с места и уехали себе восвояси по пустынной дороге, сохранив тем самым жизнь себе и нам...

  Единственными из нас, кто не заметил разительных перемен на дороге, были двое бойцов, которые продолжали ползти вперед к объекту своего нападения. Пять минут назад они получили приказ: ползком выдвинуться к караванному пути и выстрелами из "мух" поразить находящиеся как раз напротив наших позиций БРДМ и ГаЗ-66. Ведь они только что остановились именно там, где мы два часа назад пересекли пыльную грунтовку.

  Разведчики уже отползли от нас метров на сто, когда из-за высокого холма появилось еще два ГаЗ-шестьдесят шестых и вторая боевая разведывательно-дозорная машина. Вся эта колонна остановилась напротив нашей разведгруппы, после чего вокруг БРДМок и грузовичков стало сновать около трех-четырех десятков афганцев, одетых не в серо-зеленую форму национальной армии, а в обычные черные шаровары и длиннополые рубахи с яркими жилетками. Душары как-то черезчур подозрительно и странновато поглядывали себе под ноги, отчего наше настроение ухудшалось с каждой секундой.

  "Заметал тыльняк наши следы или нет?"- напряженно думал я про тыловой дозор, который при пересечении пыльной дороги должен был ветками саксаула уничтожить свежие отпечатки ботинок всей группы.

  Если мы сейчас ввяжемся в бой, то продержимся минут так тридцать-сорок, а вызванная по радиостанции подмога сможет подлететь к нам часа через два или три. Меня это совсем не радовало, и я со вздохом осторожно достал из бокового кармана РД-54 гранаты: одну Ф-1 и парочку РГД-5. Затем, чтобы хоть чем-то заняться, медленно разогнул усики запалов и выстроил свою ручную артиллерию в одну шеренгу. Потом откинулся на левый бок и засунул правую руку в карман горного обмундирования, где постоянно лежала вторая эФка. Не вынимая ее, я так же осторожно разогнул оба усика, но после некоторых колебаний загнул один металлический ус запала обратно.

  Заглянув в узенькую щель, я постарался подсчитать хотя бы количество тяжелого вооружения. На боевых машинах были два крупнокалиберных пулемета КПВТ и два спаренных с ними ПКТ. В кузовах ГаЗ-66 может находиться парочка минометов или ДШК, которые они смогут развернуть за пяток минут. Да и у каждого афганца в руках поблескивало стрелковое оружие. Только у одного из них не было ничего, зато он больше всех жестикулировал и размахивал своими пакшами[2], показывая то в нашу, то в противоположную сторону...

  "Если пойдут обратно, то выйдут на нашу площадку десантирования и поймут, что люди, оставившие после себя отпечатки, не с неба свалились... А потом духи пройдутся по нашим следам уже в этом направлении и уж точно наткнутся на нас... Вот если не повезло с самого начала, то вся война будет хреновая... О Господи... А у Ермака-то пятьдесят три дня до приказа осталось"

  Будто угадав мои мысли, замкомгруппы повернулся ко мне и тихо рыкнул:

  -Ты готов?

  Я утвердительно кивнул головой и опять стал смотреть в просвет между масксетью и песком. Рука тем временем заползла в карман и вновь разогнула последний усик...

  Два офицера, несколько опытных дембелей, один фазан и остальная, поголовно зеленая молодежь лежали по своим подгруппам, боевым тройкам и двойкам… Лежали тихо и незаметно… Но всё же в полной боевой готовности… В общем… Мы были готовы уже ко всему...

  «И смертушка наточила свою косу не только на меня одного…»

  Глава 1. КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС В СТОЛЬ ДОЛГОМ ПОЛЁТЕ.

  Практически по всей нашей планете Земля разбросаны огромные и почти безжизненные пространства. Это пустыни… И их довольно-таки много… На африканском континенте расположены знаменитая Сахара и менее известная пустыня Калахари. Сюда так любят приезжать любители всякой заморской экзотики. В заокеанской Мексике имеется своя пустыня, которую ушлые местные граждане быстренько обозвали Мексиканской… Наверное, чтобы понадёжнее оградить этот богатый кактусами и , возможно, нефтью «участок» от разнообразных посягательств своих алчных соседей с Севера… Вот и в маленькой Монголии есть своя пустыня Гоби, куда кочевники-араты периодически выгоняют свой многочисленный скот. Даже на вечно зелёном континенте Австралия, и там не обойтись без того, чтобы не наткнуться на пустыню.

  В северной Америке имеется пустыня Невада, где местные империалисты раз за разом взрывают свои ядерные боезаряды. В нашем Советском Союзе конечно тоже есть пустыни, и даже целых две: Кызыл-кум и Кара-кум. Только вот там мы свои атомные бомбы не бросаем. И вовсе не потому, что уже после второго взрыва все эти чёрные и красные пески разметает взрывной волной во все стороны… А ровно потому, что мы являемся самой миролюбивой страной. А также наиболее прогрессивной. У нас даже самый лучший сорт шоколадных конфет назван в честь пустыни Кара-Кум, в которой до прихода сюда Советской Власти погибало практически всё. Зато теперь!.. Совсем другое дело!.. Когда-то безжизненные Чёрные Пески нынче облагорожены и окультурены, обустроены и увековечены в конфетной продукции.

  А вот соседний Афганистан, когда-то считавшийся очень отсталой страной, теперь он тоже выбрал самый прогрессивный путь государственного развития. И на его территории тоже есть две пустыни! Первая – это Дашти-Марго, что в переводе означает Пустыня Смерти. А вторая – это Регистан… То есть Страна Песков. Обе эти пустыни расположены по соседству друг с другом и отличаются тем, что Дашти-Марго разместилась севернее и в ней преобладают каменистые почвы. Тогда как пустыня Регистан находится южнее, и она почти полностью покрыта песчаными барханами, барханчиками, а также высокими дюнами. Ведь это самая настоящая Страна Песков… Бескрайняя, дикая и совершенно неухоженная…

  Но у местных афганских наших товарищей пока что руки не доходят до своих южных пространств… Что, впрочем, не является совершенно непреодолимой преградой для самого передового и наиболее прогрессивного опыта по облагораживанию и обустройству, окультуриванию и ...

  «Нет! Своей шоколадно-конфетной промышленности в Демократической Республике Афганистан пока что не имеется!.. «И-бо не до то-го…» Это факт!» -рассеянно думал я, наблюдая как раз-то за проносящейся внизу Страной Песков.  

  Озеро Хаджи-Вазир-Хан, куда мы сейчас и держали путь, расположено аккурат посередке песчаной пустыни Регистан и оно являлось самой отдаленной точкой на юге Афганистана, куда могли долететь военно-транспортные вертолеты Ми-8. Да и то… Только те борта, которые были оборудованы дополнительными топливными баками.

  Для успешного выполнения данной задачи нашим дооснащённым военно-транспортным вертушкам требовалось часа три полета, чтобы добраться до этого озера. Затем, не теряя поистине драгоценного времени, Ми-восьмые должны были в течении минуты-двух высадить своих пассажиров и отправиться в обратный путь. Так оно и случилось в прошлом году, когда это озеро Хаджи-Вазир-Хан было использовано нашей первой ротой в качестве «аэродрома подскока». И тогда всё прошло очень даже удачно… Вертушки-восьмёрки прилетели на базу без потерь… И ещё было несколько боевых эпизодов в районе этого озера… И, естественно, с участием «восьмёрок»… Которые очень дорожили своим временем. Поскольку его было так мало… Это сопровождавшие их вертолеты огневой поддержки Ми-24 обладали гораздо большим полетным временем и поэтому могли позволить себе совершить несколько заходов или кругов вокруг присевших "восьмерок". После выполнения своей непосредственной задачи Ми-8 экстренно взлетали и быстренько по прямой мчались к своему родному лашкаревскому аэродромчику… Чтобы успеть приземлиться еще до того, как в их топливных баках не станет совсем пусто и сухо.  

  Ну, а сопутствующие им Ми-24 на всем протяжении этого маршрута: что туда, что обратно... Словом, эти «серые волки» самым натуральным образом рыскали вправо и влево от курса, совершая широкие захваты-облеты пустынной местности, чтобы обнаружить и хотя бы обстрелять подозрительные цели... Так что… Прозвище «серые волки» им подходило более всего… Как за хищный вытянутый профиль, так и агрессивные охотничьи повадки…

  «И кто их называет «крокодилами»? –продолжал думать я о всякой всячине. – Волки они и есть волки… Быстрые и неутомимые… Да ещё и зубастые! Крокодилы конечно же тоже хищники… Да только больно неповоротливыеони на суше… Хотя в воде крокодильчики очень даже ничего! Но всё-таки «серый волк» звучит попривычнее… Как будто из сказки… «И помчался серый волчище по лесам и горам…» А вот теперь и до пустыни добрался.»

  Постоянная база нашего отряда спецназа располагалась в населенном Пункте Лашкаргах, в котором также дислоцировался полноценный пехотный полк национальной армии ДРА. А вот южнее Лашкаревки не было ни советских военных гарнизонов, ни каких-либо иных афганских воинских частей. Поэтому эта, не подконтрольная нам и правительственным войскам, огромная территория была очень даже спокойным и безопасным местом для различных групп и банд душманов,моджахедов и прочих муджахеддинов всех мастей. Начиная от доморощенных кишлачных партизан: как одиночных народных мстителей, так и небольших самонадеянных отрядов односельчан… Ну, и заканчивая отлично подготовленными бандформированиями профессиональных воинов или же наёмных подразделений «Чёрных аистов». Все эти контрреволюционные элементы чувствовали себя полноправными хозяевами Страны Песков, как самой отдаленной пустынной оконечности юга Афганистана. А потому они совершенно не боялись ни местного Лашкарёвского царандоя или залётных кабульских коммандос, ни даже нас… То есть разведгрупп советского спецназа.

  И данное обстоятельство, то есть сильная удалённость вкупе с чрезмерной пустынностью этой части ДРА, отлично играло на руку почти всем. Подавляюще больший промежуток своего жизненного цикла афганские моджахеды ощущали себя здесь очень даже великолепно. Но иногда происходило так, что внезапно высадившиеся в пустыне советские солдаты пытались во что бы то ни стало сократить этот временной промежуток своих противников… Ну… Скажем так, самым кардинальным и радикальным способом. То есть, откровенно говоря, попросту поубивать всех врагов Апрельской революции.

  Вполне естественно, что столь негуманный подход к местным обычаям и нравам совершенно не нравился афганистанским душманам. А потому они также стремились проделать то же самое… То есть наиболее радикальным и кардинальным образом лишить жизни вторгшихся на их родную землю иностранных агрессоров и оккупантов. Стало быть, всех нас – «шурави».  

  Вот так вот… Крайне недолюбливая друг друга самым антигуманным методом, советские войска вместе с местными властями с одной стороны и афганские моджахеды вместе со своими заграничными покровителями с другой линии фронта… Они яростно и беззаветно продолжали свой упорный идеологически обоснованный спор: как же именно жить дальше местному населению? Вернуться к прошлой жизни? Или же найти свой, сугубо афганский путь развития во всеобщем миропостроении? Или же строить своё светлое афганистанское будущее по образцу и подобию великого северного соседа, то бишь нашего Советского Союза?.. С обязательными к исполнению революциями, экспроприациями, национализациями, иммиграциями, коллективизациями, индустриализациями, идеологизациями и прочими широко не афишируемыми перетурбациями.[3] 

  Всё-таки следует отдать должное… Поначалу Афганистан очень даже успешно воплотил в реальность самый первый этап построения своего светлого будущего. В юном месяце апреле, когда во всех старых парках стаял снег, вот тогда-то и произошла Великая Народно-Демократически-Партийно-Афганская Революция, в результате которой практически бескровно был свергнут местный тиран и восточный деспот – Захир-Шах. Местное городское население дружно поддержало Апрельскую тире Саурскую Революцию, затем оно же построилось в очень сплочённые колонны и победным маршем зашагало по уже проторённому пути строительства сначала социализма, а затем того самого коммунизма, о котором так хорошо написано в многотомных трудах камрада Карла Маркса.

  И воодушевлённые столь значительным успехом афганские товарищи быстренько приступили к осуществлению второго этапа: перевоспитанию и переубеждению оппозиционно настроенных слоёв. В общем, всех недовольных перестреляли. Невзирая на строгие меры предосторожности при осуществлении данной профилактической меры, когда неподдающихся перевоспитанию контрреволюционеров для полного и окончательного переубеждения ставили к тюремной стенке и в тёмное время суток, да ещё и при повышенных оборотах автомобильных моторов… Выстрелов и криков почти не было слышно… Но всё ж…

  В общем, всё дальнейшее произошло по принципу старой афганской пословицы: гуш муш дорад – муш гуш дорад. То есть в стенах есть мыши, у мышей есть уши… И по афганскому обществу поползли очень нехорошие слухи… А когда стали случайно обнаруживаться трупы, да ещё и с огнестрельными «ранениями»… То мужская часть ближних и дальних родственников убитых оппозиционеров восприняла всё случившееся как крайне незаслуженную несправедливость. Афганцам ведь было совершенно безразлично то, что данная беспощадно-карающая особенность революционного периода была теоретически обоснована в книгах апологетов учения марксизма-ленинизма. Мужчины Афганистана прежде всего руководствовались своими практическими обычаями и многовековыми традициями. А кровная месть за убитого родственника являлась одной из основополагающих норм местного образа жизни. Однако за личное оружие взялись ещё не все…

  А народно-демократические члены партии уже перешли к очередному этапу построения социализма. Они досконально изучили хороший опыт коллективизации советских деревень и сёл, после чего стали переобустраивать жизнь уже в своих кишлаках да аулах. Местной бедноте, конечно же, понравилось то, что отныне им не следует платить за воду, которая теперь совершенно на безвозмездной основе течёт на их скудные наделы. Однако затем представители власти отобрали все земли у кишлачных баев-богатеев и принялись создавать какие-то коллективные хозяйства. Малограмотные крестьяне – дехкане никак не могли понять то, как же можно им работать на в принципе-то чужой земле… Да ещё и за бесплатно… То есть отдавая весь выращенный урожай в общие колхозные закрома… Тогда как дехкане привыкли жить по старинке… Ведь принадлежащий крестьянину клочок земли являлся только его персонально-личной собственностью, на которой всё зависит от него самого. Как он – хозяин поработал на ней, так и что-то получил… А тут какой-то колхоз!.. Да и уважаемые люди говорят, что это нехорошо… В общем, деревенская беднота хоть и поддерживала новые правительственные реформы, но как-то слабовато… И в большой душевной тайне…

  Как бы то ни было, но народно-демократическая партия Афганистана за какой-то год-полтора умудрилась настроить против своих членов НДПА немалое количество своих же сограждан. Как в городах, где у убитых контрреволюционеров продолжали оставаться родственники по мужской линии. Так и в сельских районах, где оставшиеся без своих земель «кулаки и их подкулачники» перешли границу и стали обучаться военному делу в наспех созданных там учебных лагерях. Ведь афганцы хоть и считаются очень воинственными людьми, однако далеко не все племена и кланы обладали столь внушительным арсеналом вооружений и боеприпасов, чтобы вступить в неравную борьбу с государственной махиной…

  «Но это же дело поправимое!.. Наша заграница-то всегда поможет! Да нашим-то врагам!»

  А ведь прошло-то совсем немного времени… И спустя несколько месяцев по всему Афганистану стали раздаваться автоматные очереди и одиночные винтовочно-ружейные выстрелы. Это пустили в свой ответный ход персональное оружие обиженные новой властью люди. Они-то и мстили за всё! За убитых родственников и отобранные земли, за поруганные многовековые традиции и непонятные нововведения, за разрушение семейных устоев и надругательство над своей Верой в Бога…

  И надо отметить то, что афганские коммунисты оказались точно такими же атеистами, как и все их заграничные коллеги по марксистской теории научного материализма. Но в местных условиях члены НДПА предстали в качестве откровенных безбожников. Да товарищи афганские атеисты и не скрывали этого своего идеологически обоснованного аспекта, чем очень сильно подорвали свои взаимоотношения с поголовно верующим населением. Данное обстоятельство очень умело использовали их идейные враги…

  Дальше – ещё больше!.. Как это и было заведено во всех странах, окрепшая революция стала пожирать всех тех, кто её же и породил. Любимый ученик Хафизулла Амин в знак своей признательности приказал задушить подушками своего уважаемого учителя Нурмухаммада Тараки, когда тот спал. Дворцовая стража добросовестно выполнила свой долг, и великий наставник уснул вечным сном. Всё это дело потом списали на, естественно, врагов Апрельской революции. Кого надо, того и расстреляли. Нурмухаммада Тараки похоронили с пышными почестями. А Хафизулла Амин стал единственным руководителем, то есть правителем Афганистана. Он сразу же признался в верности идеям коммунизма и тут же обратился к соседнему Советскому Союзу за братской военной помощью… Ведь в его стране было очень уж неспокойно…

  «Но Амин не учёл тот факт, что у нас инициатива может наказать самого инициатора… И потом… Его дворец штурмовали именно советские спецподразделения…»  

  А когда в потенциально социалистический Афганистан по решению Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза были введены советские же вооружённые подразделения, то отдельные и крайне небольшие очаги народного сопротивления новой будто бы демократической власти превратились в довольно-таки мощное пламя освободительной борьбы. Ведь местное население по-прежнему не разбиралось во всех тонкостях социально-классового построения европейски цивилизованных сообществ. В подавляющем своём большинстве афганцы придерживались старых жизненных укладов… А тут во всеобщем людском понимании появилось только одно – на их землю пришёл вооружённый враг! А вследствии этого доныне существующие внутренние распри или противоречия между самыми разнообразными политическими партиями и организациями… Всё это моментально отодвинулось на задний план. И теперь для многих жителей Афганистана осталось только одно направление борьбы – с вторгшимся на их территорию захватчиком.  

  А потому всем многонациональным племенам и этническим группам Афганистана оказалось безразличным то, что советским вооружённым силам уже удалось навести необходимый порядок в таких цивилизованных странах, как Германская Демократическая Республика и Венгрия, Чехословакия или где-то там ещё… Местные жители очень хорошо помнили свой боевой опыт столетней давности, когда в 1870 году на их землю со стороны Индии вторглись английские войска в количестве 48 тысяч человек. И тогда все народы Афганистана поднялись на освободительную борьбу. И победили! В память об этой победе у них остались песни и легенды, а также трофейное вооружение… Так что… Советские войска оказались в крайне невыгодных для себя условиях… В условиях всеобщей неприязни и неодобрения…  

  Положение ухудшилось после того, как по «шурави» были произведены первые одиночные выстрелы… Как правило, из-за дувала… Красные командиры рубанули приказом, как шашкой… И в ответ оказались применёнными такие мощные средства поражения как бомбо-штурмовая авиация и артиллерия… Причём, всё по тем же дувалам… То есть по населённым пунктам…

  Чтобы сохранить жизнь уцелевшим женщинам, старикам и детям местные жители целыми кишлаками подались в иммиграцию… То есть попросту перешли границу и стали ожидать окончания всей этой афганской заварухи в более - менее спокойных землях соседнего Ирана или Пакистана. Но время шло, а мир всё не наступал… В этих лагерях афганских беженцев подрастали всё новые и новые мужчины, которые считали своим наипервейшим долгом вступить в войну с теми, кто и привёл их семьи в столь ужасающее положение изгоев…

  Вот так и разгорелась война между советскими воинами-освободителями и афганскими партизанами-мстителями. Партийная идеология называла первых защитниками светлого будущего, а вторых клеймила как непримиримых врагов народа. С противоположной стороны тоже не оставались в долгу и наклеивали на посланников партии ярлыки захватчиков тире агрессоров тире оккупантов, тогда как своих верных последователей именовали борцами за Веру. И никак иначе!..

  Ведь столь непривычной здесь марксистско-ленинской идеологии В Афганистане противопоставлялось такое святое понятие как необходимость освобождения Родной земли, а также не менее значимое осознание борьбы за поруганную Веру! И именно эти два непреложных постулата перевешивали в обычном афганском мировоззрении всю мощь советской военной техники, дополненную многими томами Маркса-Энгельса-Ленина… Хоть и переведёнными на языки дари и пушту… Арабская вязь Корана побеждала в идейном споре всех трёх мыслителей коммунизма. И полуразрушенные кишлаки, покинутые их жителями, являлись самым лучшим тому подтверждением.  

  Однако война подпитывалась не только разными мироощущениями. Афганские жители не желали предавать свою Веру в Бога ни под какой идеологической подоплёкой. Это сильно повышало их идейный статус не только внутри своей страны, но и в близлежащих государствах. Ведь афганцы сражались не только против оккупантов-захватчиков, но также против безбожников-атеистов!..

  «Которые влезли со своими общевоинскими Уставами, да ещё и в чужой монастырь… Даже не спросив на то разрешения…»

  И всё ж одной только стойкости духа явно недостаточно для ведения успешных боевых действий в современной технически оснащённой и энерговооружённой войне. Ведь Советский Союз обладает огромнейшим экономическим потенциалом и очень значительным боевым арсеналом. Современные танки и БМП, истребители-бомбардировщики и штурмовики, военно-транспортные самолёты и вертолёты, реактивные системы залпового огня и всевозможная артиллерия, противопехотные мины и ночные прицелы, средства связи и наблюдения. Противостоять всей этой смертоносной армаде… Да ещё и имея в руках лишь старенький Бур… Ну, или автомат Калашникова… Очень трудно! Практически невозможно!

  Но на помощь афганским борцам за Веру пришёл идеологический противник всеобщего коммунизма – мировой капитализм. Уж кому-кому, а ему-то и не привыкать ко всяческому противодействию распространению «красной угрозы»… Не остались в стороне и страны арабского сообщества, захлёстываемые немереным количеством нефтедолларов и избыточным желанием помочь единоверцам. Ну, и само собой, соседние Иран с Пакистаном, которые предоставили свои территории не только для женщин, стариков и пока ещё детей…

  И в приграничных лагерях афганские моджахеды стали обучаться вполне современным способам ведения успешной войны. Ведь противотанковые мины способны свести к нолю боевые возможности по применению этих многотонных бронированных монстров, вооружённых дальнобойной пушкой и пулемётом. Для борьбы с другой бронетехникой очень даже пригодны противотранспортные мины. Они же способны полностью парализовать всяческое передвижение на основных транспортных магистралях и на второстепенных дорогах. А для противодействия воздушным целям придуманы переносные зенитные ракетные комплексы, запускаемые всего лишь одним человеком, да ещё и с его же плеча.

  Окопавшиеся в своих гарнизонах советские части можно обстреливать реактивными снарядами, выпускаемыми одномоментно из многоствольных малогабаритных установок. Для этой же цели сгодятся лёгкие по весу безоткатные пушки и обычные миномёты. А уж противотанковые гранатомёты, крупнокалиберные пулемёты, автоматы Калашникова и другие образцы лёгкого стрелкового вооружения – всё это многообразие способно безжалостно истреблять самое ценное, что составляет главную силу противника… Его живую силу! То есть солдат и их командиров. Ведь без них любая боевая техника превращается в немой и бесполезный кусок металла.  

  В 1983-84 годах необъявленная афганская война достигла своего пика, то есть ранее небывалого размаха. Потери советских войск в личном составе всё росли и росли… А война не прекращалась… Ведь за прошедшие несколько лет бывшие крестьяне, пастухи и ремесленники прошли неплохую подготовку в приграничных лагерях, после чего вернулись обратно. Но уже не с пустыми руками и необученными головами. А вслед за ними по тайным тропам потянулось оружие и боеприпасы… Что означало только одно – дальнейшее ожесточение войны в Афганистане.  

  Вот тогда-то наш Генеральный Штаб разработал операцию «Завеса», согласно которой специально подготовленные советские разведподразделения должны пресечь поступление в Афганистан как иностранной военной помощи, так и новых отрядов моджахедов. Во исполнение данной директивы одно загадочно-таинственное Управление ГенШтаба чётко взяло под козырёк и бодро ответило: «Есть!»… И в 1985 году на территорию ДРА были введены две советские бригады специального назначения, в которые входило всего по четыре отдельных батальона спецназа.

  Один из этих батальонов расположился в самом главном городе афганской провинции Гильменд, находящейся на самом юге этой горно-пустынной страны. Местное афганское наименование Лашкаргах в русскоговорящих устах само по себе трансформировалось в столь тёплое и практически родное слово Лашкарёвка. И это остальные наши три батальона расквартированы в грозно звучащем Кандагаре, а также в столь непривычном Шахджое и в каком-то непонятном Фарахе. Как ни произноси, но эти три чужеземных названия всё-таки режут слух…

  А наш 6-ой батальон спецназа разместился в Лашкарёвке… Как будто в некоей загадочной деревеньке… Где местные умельцы только и занимаются своим народным промыслом - бесперебойно вырезают из податливого деревянного материала большие и малые ложки… А потом по вечерам и после ста грамм сидят на завалинках, да и играют-наяривают на этом народном музыкальном инструменте… Ложкари да ложкарихи, ложкарухи и ложкарята…  

  Пожалуй, только это тёплое слово Лашкарёвка ласкало и убаюкивало наш солдатский слух. Письма из родного дома, конечно же, тоже грели огрубевшие мужские души… Однако не вслух же они читаются!.. Рукописные буквы и строчки хоть и дарят большую радость, да вот только делают это благое дело очень тихо… И почти незаметно… А в обиходе и слово Лашкарёвка способно пролить хоть какую-то толику бальзама на суровые солдатские души…

  Вот и сейчас… Я сидел у открытого кормового люка Ми-восьмого и привычно обшаривал взглядом проносящиеся внизу бескрайние пространства пустыни Регистан. А в своих мыслях раз за разом возвращался к только что полученному письму из родного дома. Мама писала о своих школьных делах и ежедневных домашних заботах, о моих друзьях и соседях… Отец как обычно черканул всего-то три-четыре строчки, но это было в порядке вещей. Он ведь и так немногословен…

  «Что такое?!»

  Внизу быстро появилась и так же стремительно исчезла невысокая горка. Вернее, это был правильной формы холм. Но не это привлекло моё внимание… На нём когда-то залегла в ночной засаде советская разведгруппа. Залегла в определённом боевом порядке, а с еле забрезжившим рассветом снялась и ушла в неизвестном направлении. Но к очередной ночной засаде… А здесь от неё на этом холме остались расположившиеся своеобразным веером… Или даже гигантской ромашкой полтора десятка окопов для стрельбы лёжа. Одиночный по центру – это командирский. Три окопа особнячком и в противоположном направлении –это тыловой дозор. А оставшиеся двенадцать «лепестков» - это боевые позиции других подгрупп.

  Как правило, мой персональный окопчик находится в правой части этой дуги… Но чуточку ближе к центру… Чтобы у моего пулемёта оказался очень хороший сектор обстрела. Это я усвоил очень даже чётко. Мой ПКМ должен иметь самый лучший, то есть наиотличнейший сектор стрельбы… Чтобы не подвести ни вышестоящее командование, ни нашу разведгруппу спецназа, ни командира… Ни меня лично… Под тот самый монастырь!

  Эти боевые порядки чьей-то разведгруппы уже давным-давно остались где-то далеко позади… И других таких «ромашек» нам уже не попадалось. Что, в общем-то, было неудивительно. Ведь под нами проносилась афганская пустыня Регистан. Что в переводе на русский язык означает Страну Песков. А такие громкие названия за просто так не даются. И раскинувшаяся внизу местность вполне оправдывала своё неуютное название. Бескрайнее и однообразное пространство… До самого горизонта заполненное лишь песчаными барханами и небольшими кустами саксаула. И такой вот пейзаж виден на все четыре стороны. Куда ни кинешь взгляд – везде одно и то же… пески, пески и пески… Ну, и еле торчащие голые кустики… И всё!  

  Однако и в пустыне имеются живые существа. Надо только смотреть повнимательнее… Очень редко, но всё-таки попадались небольшие группки диких верблюдов. Да иногда стремительно взмывали в небо какие-то хищные птицы. В теоретическом плане в пустыне должны быть ещё и волки с лисами, какие-нибудь парнокопытные животные. Что-то навроде сайгаков… Ну, и естественно ядовитые змеи и обязательно ящерицы. Уж без них-то пустыня – это не пустыня.

  Однако сейчас мы летели на вертолёте, хоть и на небольшой высоте, но всё-таки Ми-восьмом. А скорость полёта у него бывает аж до четырёхсот километров в час. [4] И что-либо разглядеть поподробнее у меня не имелось абсолютно никакой возможности. Верблюда заметить, или человека обнаружить – это «завсегда-пожалуйста!». Ну, ещё сайгака или волка… Но разглядеть на такой скорости змею или даже крупного варана – это невозможно. Хоть и досадно… Но это слишком уж достоверный факт!

  Поэтому мой взгляд совершенно впустую шарил по всё новым и новым участкам афганской пустыни, но так ничего и не обнаруживал. Но данная реальность вполне укладывалась в обыденную норму военных вещей. Ведь сейчас на афганском дворе стоит месяц февраль. Причём очень холодный и крайне ненастный. А потому в такую погоду вряд ли кто отважится совершать путешествия по Стране Песков. У войны, конечно же, имеются свои законы, и нам, естественно неизвестны самые коварные планы местных моджахедов. Однако мы вели боевые действия далеко не с регулярной повстанческой армией, а с вполне обыкновенными сельскими жителями. Хоть и хорошо вооружёнными да чересчур уж агрессивными. Хотя… Они ведь тоже могут подумать аналогичным образом… А потому от духов можно всего ожидать.

  Через два часа полёта обстановка несколько изменилась. Командир группы в очередной раз вышел из кабины пилотов и подал рукой вполне определённый знак. Поднятая вверх раскрытая ладонь означала условный сигнал «Внимание!». Как и следовало того ожидать, находящиеся в салоне разведчики в безмолвном ожидании уставились на старшего лейтенанта Веселкова. Как это ни звучит в весьма неприличном ключе… Но словно те самые собачки, которых мучал голодом пока что неизвестный зообиолог некто Павлов…

  -Скоро будем на месте! – наконец-то прокричал командир. –Усилить наблюдение!

  Что ж… Раз приказано «Усилить!», значит усилим… И мой взор привычной змейкой стал гулять по пустынной местности. Однако ничего нового и любопытного не обнаруживалось. Всё было как и прежде… Пустыня есть пустыня.

  А ещё через пять минут Веселков подал уже другую команду:

  -Обследовать район!

  Это приказание говорило нам о многом – мы уже находимся над предполагаемым местом наших будущих боевых действий. Где-то здесь нас высадят вертушки. Чтобы потом мы в пешем марш-броске совершили не один и не два перехода… От одного места проведения ночной засады и до следующего… И таким образом заполнить все семь-восемь дней, в течении которых нам предстоит шастать по данной местности.

  Я по-прежнему сидел у открытого кормового люка и без особой радости изучал доставшийся нам по воле военной судьбы самый дальний уголок пустыни Регистан. Ведь под нами и было то самое озеро Хаджи-Вазир-Хан. Аэродром подскока. Ведь именно здесь нам и предстоит всем одно… «Умирать…» Особенно нам – молодым бойцам…

  Вообще-то озеро Хаджи-Вазир-Хан только лишь на топографических картах изображено в качестве пересыхающего озера. Может быть, оно когда-то давным-давно и имело ровную водную гладь… То есть оно было заполнено водой. Но только не сейчас. Озеро Хаджи-Вазир-Хан исчезло. Испарилось, высохло и ушло в песок… Все варианты были очень даже подходящими. Так как озера в его привычном понимании не существовало и в помине! Нынче оно представляло собой только лишь высохшее дно некогда озера Хаджи-Вазир-Хан. И более ничего… От этого озера осталось только ровное дно, имевшее ширину в несколько километров и вытянувшееся в длину на неизвестное количество километров.

  А я смотрел на это, так сказать, озеро и с тоской представлял себе то, как мы будем идти пешком… С огромным трудом преодолевая один километр пути за другим… За третьим и десятым… Двадцатым и тридцатым… Но не больше пятидесяти… Это уж точно!.. потому что при более интенсивном темпе передвижения все мы попросту сдохнем… причём самым натуральным образом…

  Ведь идти нам придётся не по ровному и твёрдому дну высохшего озера. Командир нашей разведгруппы никогда не пойдёт на то, чтобы преодолевать столь просматриваемый участок местности. А значит и простреливаемый!.. И придётся нам топать только вдоль берега… Где один песчаный бархан сменяется другим, и так без перерыва… А значит придётся всем нам идти только по пескам, пескам и пескам… Утопая в них по самое колено…Ну, или до половины голени… Что более правдоподобно!.. Но ведь где-то бывают и зыбучие пески… В которые можно провалиться аж по самое горло… Да так и не вынырнуть обратно.

  «И это с нашим-то грузом! –подумал я. –Вернее, с перегрузом!»  

  Тут моё внимание привлекла гора довольно-таки странной формы. Её основу составляла конусообразная часть. А вот на самой вершине располагался своеобразный цилиндр с иссечёнными ветром и размытыми дождями боковыми гранями. Верхняя же оконечность этого цилиндра представляла собой ровную горизонтальную площадку. Наверное, эта необычная гора вызвала бы жгучий интерес у учёных палеонтологов… Или кого-то ещё, кто специализируется на изучении пластов земной поверхности. По бокам цилиндра очень хорошо просматривались различные слои, отличающиеся друг от друга как цветом, так и своей плотностью… А вот основание этого природного феномена упиралось в обычную такую горушку… С пологими скатами, покрытыми где буграми, а где выемками…

  -Получается, что в доисторические времена здесь было плато. – думал я, оглядывая уже удаляющуюся от меня гору. –А потом постепенно это плато стало саморазрушаться. От ветров и дождей… И от времени. А теперь от него осталась вот эта необычная горка. С цилиндром на вершине. Там, наверное, и ракушки имеются! Которые застыли в этих слоях. Да-а… Интересно…»  

  И действительно… Мне было крайне любопытно рассматривать древние реликтовые породы и даже размышлять о их значении для мировой науки. Ведь этим слоям не одна сотня тысяч лет… А может быть и ещё больше!.. Парочку миллионов…

  А ещё можно было призадуматься о чём-нибудь другом… Например… Да хоть о чём угодно!.. О мировом космическом пространстве или тайнах океанских глубин… Последних новинках рижской «Радиотехники» или о чём-то ещё… Но лишь бы не думать опредстоящем боевом выходе. О нашей очередной войне!.. Да ещё и в этой афганской песчаной пустыне… В которой нам предстоит перемещаться в пешем порядке… Не на боевых машинах пехоты, как это было в прошлом месяце… Да к тому же ещё в каменистой пустыне Дашти-Марго… По которой можно ходить легко и даже приятно… По её твёрдой-то поверхности! А тут получается совершенно иное!.. По сыпучим пескам много не пройдёшь! А ходить разведгруппе надо немало… Чтобы выжить… Иначе ведь нельзя!..

  «А потому придётся нам здесь сильно так помучиться! Э-э-эх! Жисть моя, жестянка!.. Я водяной! Я водяной! Пагаварил бы кто со мно-ой!»  

  И я даже улыбнулся, вспомнив этот смешной мультфильм. Ведь такой персонаж как Водяной выглядел бы очень прикольно… Погрузившись по пояс в сыпучие пески… Русалочки… Тоже..

  Но, увы… Моя полуулыбка быстро улетучилась в неизвестном направлении. Поскольку сейчас в нашем общем распоряжении имелась только одна суровая действительность. Афганская пустыня Регистан. И завтра нам предстоит сюда возвратиться… Чтобы целых семь или даже восемь дней бороздить своими ножками её бескрайние просторы.

  А пока что… Быстрокрылые вертолёты Ми-8 стремительно мчались прямиком к нашей Лашкарёвке… С каждой секундой приближая нас не только к родной базе, но и к завтрашней войне.

  Глава 2. ПОДГОТОВКА ЗАВЕРШЕНА.

  Спустя два часа наша разведгруппа вошла во внутренний дворик первой роты и тут же принялась разэкипировываться. Ведь личное оружие и немалое количество боеприпасов весит очень солидно. А потому таскать этот груз насебе не очень-то и приятно… И совсем уж не полезно для здоровья.

  Лично я с очень большим наслаждением скинул с себя сначала пулемётный ремень, уже порядком отдавивший моё правое плечо. Затем подошёл черёд нагрудному «мешочку» с двумя сотнями патронов. И вот наконец-то я снял с себя плоский десантный рюкзак РД-54, битком набитый семью сотнями пулемётных патронов, а также тремя ручными гранатами, ракетницами, сигнальными дымами и оранжевыми огнями. А самой последней военной необходимостью оказалась граната Ф-1. Которая в случае острой нужды могла поставить окончательную точку в моей разведчицкой жизнедеятельности. Но это в самом крайнем случае!.. А до той поры она находилась на постоянном хранении в моём правом кармане горной куртки.

  Избавившись от всего начинённого смертью железа, я с наслаждением прогнулся назад… Чтобы моя натруженная спина хоть на немного, но всё же почувствовала облегчение… Однако наша военная жизнь продолжалась…

  -Так! –сержант Ермаков быстро оглядел весь наш состав РГ №613. –Всё имущество сразу же укладываем в рюкзаки. Но чтобы всё было видно! Через полчаса проверю! Вперёд!

  Мы не стали возражать нашему военачальнику. Он уже посчитал свою работу выполненной и вместе с другими дембелями ушёл в казарму. Наконец-то оставив нас одних…

  Серёга являлся нашим замком. То есть заместителем командира группы и потому его слово было для всех разведчиков своеобразным законом. Особенно для нас – молодых солдат. Которые прослужили в Афгане всего-то ничего!.. Ну, каких-то два месяца. И ещё три недели.

  -В курилку всё потащим или здесь будем укладывать? – спросил меня мой напарник Вова Агапеев. –Ну, как?

  Там, конечно же, имелись удобные длинные лавочки. Но мне так не хотелось тащить в курилку всё имущество, а потом нести обратно уложенный тяжёлый рюкзак. Ведь проверка готовности будет произведена как и раньше. То есть с построением группы в одну шеренгу и наглядной демонстрацией всего имеющегося у каждого солдата его военного добра.  

  -Да лучше здесь! –ответил я, усаживаясь на корточки около своего второго, то есть грузового рюкзака. –Чего нам туда-сюда таскаться!? Проверка же здесь будет.

  Мы сейчас находились посреди внутреннего дворика, то есть именно там, где и произойдёт итоговый показ нашей боевой экипированности и прочей оснащённости.  

  -Ну… Давай тут. –согласился мой второй номер.

  Вообще-то солдат Володя Агапеев не был помощником пулемётчика. Это если бы мы служили в пехоте, то у меня, как у пулемётчика-ПКМщика имелся мой персональный второй номер. То есть мой помощник, который таскал бы вслед за мной запасной пулемётный ствол и вторую тысячу патронов. Чем несколько облегчал бы мою участь обладателя пулемёта Калашникова модернизированного… Да ещё и ночного!.. Глядишь, и прицел было бы кому таскать…

  Однако мы служили в доблестной разведгруппе специального назначения №613, и именно поэтому второго пулемётного номера не предусматривалось вообще. И мне приходилось таскать одному всё: и пулемёт ПКМ, и запасной его ствол, и целую тысячу патронов, и ночной прицел НСПУ. Не считая другого военного реквизита… Слава Богу, что хоть вторую тысячу патронов списали как необязательную данность. Мол, одному пулемётчику хватит и первой тысячи.

  А разведчик Володя Агапеев являлся моим боевым напарником. То есть мы оба представляли собой боевую двойку. Именно на такие небольшие ячейки делилась вся наша разведгруппа. Ещё было несколько боевых троек, куда входило соответственно трое спецназовцев. Но основной костяк составляли боевые двойки. И одной из них была наша. Исходя из этого пулемётчику Зарипову, то есть мне, и разведчику Агапееву, то есть Володе, или же Агапеичу… а иногда и Бадоде… Словом, во время выхода нам полагалось на пару вести всевозможную разведывательную деятельность: идти рядом в одной колонне, копать по соседству окопы для стрельбы лёжа, вести в четыре глаза бдительное наблюдение… Ну, и прикрывать своим огнём друг друга… Когда у одного из нас закончатся патроны в магазине… Или же понадобится вставить в пулемёт новую ленту. Ракетницами подсвечивать цель… Гранаты бросать по очереди… Или дуплетом…

  «война ведь…»

  А ещё нам полагалось всячески заботиться друг о друге: готовить лёжку на обоих, пока кто-то продолжает дежурить на фишке; помогать маскироваться в дневное время; разжигать один костёр на двоих, чтобы быстро приготовить поесть; кипятить чай на обоих в одной большой консервной банке… Да мало ли чего ещё!.. И непременно перевязать друга, если он будет ранен. А потом тащить его обмякшее тело в безопасное укрытие… И отстреливаться уже в одиночку… Пока не подоспеет помощь… Если она подоспеет… И в случае чего подорвать обоих последней гранатой эФкой… Но это, как говорится, на крайняк!..

  А пока что мы оба находились не только в добром здравии, но ещё и во внутреннем дворе нашей первой роты. И большие рюкзаки стояли рядышком, готовые принять в своё чрево дополнительное военное имущество. Которого нам ещё много придётся в него уложить. Но это будет чуточку попозже… А сейчас нам следовало загрузить в большие туристические рюкзаки свои персональные боекомплекты, с которыми мы только что летали на облёт района предстоящих боевых действий.

  И мы занялись каждый своим добром. Для начала я вытащил из рюкзака все свои фляжки с водой, после чего аккуратно расправил находящийся там же спальный мешок. Нижняя его часть, где вообще-то отдыхали ноги, нынче была уложена в два слоя на дне рюкзака. А вот средняя часть спальника затем поднималась к изголовью, чтобы довольно-таки мягкой подкладкой разместиться между моей спиной и прочим переносимым грузом. Ну, чтобы всякие там выпирающие углы не натёрли моё тело до кровавых мозолей.

  После того как со спальным мешком всё закончилось благополучно, я уложил на дно свой РД-54, вывернув вбок его лямки. И теперь получалось так, что в моём большом туристическом рюкзаке в аналогичном же положении разместился ещё один рюкзак. Но гораздо меньше по объёму. Зато с моим пулемётным боекомплектом. Который и составлял добрую половину моего носимого груза… Вернее, перегруза.  

  Затем я уложил в большой рюкзак все свои фляги с водой. Все четырнадцать штук. Ведь на каждый день боевого выхода полагалось иметь по три литра питьевой воды.[5] То есть сейчас мне следовало взять с собой аж двадцать один литр. И увильнуть от этой обязанности было невозможно. Поскольку сначала замок Серёга пересчитает общее количество фляжек, а потом и сам командир группы. И в случае недостачи… В общем… Я безропотно и молча уложил в свой большой рюкзак все четырнадцать фляг по полтора литра каждая.

  -Бля-а! – пожаловался я Вовке. – Уже и ложить-то некуда! А ещё ведь сухпай!

  -Да я вот тоже… -признался напарник. –Думаю и думаю… Что бы такое выбросить… Воду или чего ещё? Чтобы потом в пустыне не сдохнуть! Тяжело же! Пис-сец!

  Я лишь хмыкнул… И эдакое мне говорил разведчик-автоматчик! У которого боекомплект составляет всего-навсего четыреста пятьдесят патронов! Причём, не винтовочно-пулемётных патронов калибра 7,62… Которые и выглядят посолиднее, то есть по-настоящему… А каких-то автоматных патрончиков 5,45-го калибра… Почти что похожих на детские пульки… Их общий вес-то составляет всего третью часть от моего груза…

  И поэтому я хмыкнул ещё раз…

  -Но-но! – возразил мне Вован. –Нечего тут ухмыляться! Мне ещё вон сколько тащить!

  Однако я не выдержал и стал спорить, что говорится, «за правду».

  -«Муха» и у меня есть! – мои пальцы стали загибаться по мере строгого подсчёта носимого имущества. –И ночной бинокль я таскаю! Приёмник тоже есть… Плащ-палатка!

  -Ну, приёмник у меня тоже есть! –упрямо возразил солдат Агапеев. –И плащ-палатка, и сапёрная лопатка, и «Муха», и ночной прицел… И даже масксеть у меня имеется. А она, знаешь, какая тяжёлая! Так что… Не надо тут свистеть!

  -Вот когда загрузим рюкзаки, вот тогда и поспорим! –предложил я. –Твоя масксеть хоть и тяжёлая… Но один мой Рд с пулемётными патронами всё твоё барахло перевесит!  

  -Это-то понятно. –после короткой паузы сказал Вова. – А если мне что-то ещё подкинут? Что тогда?

  При этом он даже оглянулся по сторонам, словно поблизости уже затаился тот самый «подкидыватель чего-то ещё». Но вокруг было относительно спокойно. Только лишь другие молодые бойцы из нашей же группы занимаются точно такими делами, как и мы с Агапеевым. Ни постаревших дедушек-дембелей, которые так и норовят переложить часть своего груза на крепкие плечики молодых товарищей… Ни АГС-чиков с их бесконечными лентами с ВОГ-овскими выстрелами… Ни даже самого командира группы с его неистощимыми выдумками и проделками… Никого пока что не было… Но ведь ещё не наступил тот самый вечер… Когда накануне предстоящего утреннего вылета подбиваются все огрехи, недоделки и просчёты… Вот тогда-то молодому автоматчику Агапееву могут с преспокойной совестью всучить что-то лишнее… То есть какое-нибудь военное имущество, явно не входящее ни в его персональный боекомплект, ни в обязательный на выходе перечень вещевого или иного имущества.

  Как и было нам обещано, заместитель командира группы появился ровно через тридцать минут. Он-то и озадачил всех нас шокирующей новостью.

  -Так! – с ходу заявил сержант Ермаков. –Бегом в ружпарк! Всем взять свои противогазы! Сальник, прихвати и мой! На войну идём с противогазами!

  -А это ещё зачем? – спросил разведчик Малый. –может быть и ОЗК взять?

  Микола Малый был на целых полгода старше нас – молодых. Он носил горделивое прозвище фазан. Как впрочем и остальные его сослуживцы по призыву, у которых срок срочной службы уже перевалил за годовую отметку.

  -Ты мне ещё тут поговори! –прикрикнул Ермаков. –Самый умный что ли? Я скажу, так ты два ОЗК потащишь! Понял?

  -Да я-то ничего! –принялся оправдываться Малый. –Только зачем эти противогазы? Никгогда же их не брали?

  -а теперь, значит, будем! – упрямо произнёс замок. –Надо!.. по последним разведсводкам в нашем районе боевых действий духи получили на вооружение химические боеприпасы! Понял!

  Это известие вызвало самый настоящий шок.

  -Чего? – ошарашено выпучив глаза, переспросил солдат Сальников, уже вернувшийся из ружпарка с двумя противогазами. –Какие боеприпасы?

  -Хи-ми-чес-ки-е! – отчеканил сержант Ермаков. – Усёк? Ручные гранаты и эРэСы с химическим веществом. А ещё мины, которыми из миномёта стреляют. Это вам не обычная взрывчатка! А боевое отравляющее вещество! В школе проходили начальную военную подготовку?

  -Проходили. –ответил за всех Вовка Агапеев. –Там на плакатах такие язвы показаны. От этого химического оружия!

  И действительно… почти моментально вспомнились все наглядные пособия, аккуратно развешиваемые в классе НВП только во время занятий по защите от оружия массового поражения. Поскольку все эти язвы и гнойники…

  -Фу! –меня сначала передёрнуло от столь красочных воспоминаний, но затем я всёже высказался в адрес международного империализма. –Так и сяк этих… Раздолбаев и му… То есть чудаков!  

  -Вот и я говорю! – произнёс сержант Ермаков. –пи-да-ра-сы! Мало им обычного вооружения, так они ещё химическое стали готовить! От сук-ки!

  Моментально вспыхнувший разговор затих также быстро… Вся наша разведгруппа молчала, старательно занимаясь своими текущими делами, размышляя о минувшем и думая о ближайшем будущем… Свежеполученные разведсводки оказались столь ошеломительными, что во все эти новости о химическом оружии попросту не хотелось верить. И не только из-за давних воспоминаний о школьных уроках по Начальной Военной Подготовке…

  Ведь буквально на прошлой неделе, то есть всего несколькоднейназад, на окраине кишлака Шабан в духовскую засаду попала одна группа из третьей роты нашего Лашкарёвского батальона спецназа. Два бронетранспортёра были подбиты внезапными выстрелами затаившихся вражеских гранатомётчиков. Несколько наших бойцов погибло от этих прямых попаданий… Другие разведчики оказались под шквальным огнём душманских автоматчиков и пулемётчиков… Потери разведгруппы составили больше половины личного состава. Ведь в том бою у моджахедов имелись крупнокалиберные 12,7-миллиметровые пулемёты ДШК… [6] И всё же… Меня в этой истории потрясло другое...  

  В том скоротечном бою один башенный стрелок получил какое-то ранение или даже контузию… Несмотря на это, ему удалось выбраться из загоревшегося БТРа… Но духи стреляли не только из лёгкого вооружения и ДШК… Рядом с ползущим солдатом ослепительно-яркой вспышкой разорвался вражеский боеприпас, и башнёр заорал от жутко-невыносимой боли… И так уже раненый боец превратился в живой факел… Какое-то время он катался по земле, пытаясь сбить пламя… Издавая страшные крики… А потом затих… Продолжая гореть…

  Так он и погиб… Сначала получив незначительное для своей жизни осколочное ранение или контузию… И уж затем сгорев от того, что вблизи него взорвался боеприпас с белым фосфором. И помочь нашему солдату… В общем, ему уже ничто не могло помочь… Не только из-за непрекращающегося вражеского обстрела, но и вследствии поражающих факторов этого боевого химического вещества. Ведь белый фосфор воспламеняется не от подрыва боеприпаса, а от контакта с воздухом. Вернее, с кислородом… Разлетевшиеся во все стороны горящие комочки белого фосфора попали и на ползущего солдата… Химическое вещество без труда прожгло обмундирование и, продолжая гореть, вступило в самую настоящую реакцию с живым человеческим организмом… Словно с обычным реагентом…

  «Ведь в человеческих тканях тоже присутствует кислород… -думал я с горьким сожалением. –Вот этот грёбанный фосфор и горел… Пока не израсходовал весь кислород из живого мяса!.. Хотя… Если б этого бедолагу водой залили – тоже бы не помогло! Ведь горящий белый фосфор никак нельзя затушить!.. »  

  Это я знал точно. Ведь по советскому телевидению в 82-83 годах так много сообщали об очередных преступлениях израильской военщины в соседнем Ливане, когда против мирных арабских жителей и палестинских беженцев применялось оружие массового поражения, запрещённое международными конвенциями. Тогда-то я и узнал о существовании диковинных кассетных авиабомб и экзотически звучащих боеприпасах, начинённых либо стальными шариками, либо игольчатыми поражающими элементами. А также о снарядах и минах с белым либо красным фосфором, которые при попадании на человека причиняют ему страшные страдания. Ведь горящие комочки не только обладают высокой температурой открытого химического пламени, но и способностью погружаться всё глубже и глубже… Причём, продолжая гореть уже внутри человека… Всё ещё живого человека!.. Вследствии чего несчастную жертву можно спасти только хирургическим путём, то есть попросту выковыряв из дымящихся ран этот самый боевой фосфор…

  «Если бедняга не умрёт раньше… От болевого шока… Или чего-то там ещё… Но и после своей смерти он будет гореть… Нда-а… Ужасная вещь… А я поначалу думал, что этот башенный стрелок сгорел от солярки… Попавшей на его одежду… А теперь вот… Подтвердилось… Совсем другие известия…»

  И в самом-то деле… В зависимости от конкретных фактов, мироощущение способно изменяться до самых радикальных значений… Одно дело – слушать телевизионные репортажи о невыносимых страданиях людей в далёком Ливане… Или же наблюдать за горящими бронетранспортёрами из вертолётного иллюминатора… Как это было со мной на прошлой неделе… И совершенно другое дело – буквально проникнуться осознанием того, что это проклятое химическое оружие уже находится в самой непосредственной близости от тебя лично… Что оно уже не бездействует… Что от близкого разрыва данного боеприпаса массового поражения уже погиб солдат из соседнего подразделения… Что химическими могут быть не только авиабомбы и артиллерийские снаряды, но и эРэСы, миномётные мины и даже ручные гранаты… Что химическое оружие - это не только белый или красный фосфор, а ещё и боевые отравляющие вещества, которые несут в себе не менее жуткие мучения… Что эта страшная смерть может коснуться любого…

  «Уже любого… Из всех нас!.. В том числе и меня!» -мысленно подвёл я столь безрадостный итог.  

  Спустя пять минут, в течение которых я предавался грустным раздумьям, во внутреннем дворике появился наш командир группы. Он-то и подтвердил всю серьёзность свежеполученных разведданных. А ведь старший лейтенант Веселков шутить на столь важные темы не будет никогда.

  -Противогазы должны быть у каждого! – сказал командир. –Насчёт ОЗК – ещё неизвестно. Как начальство решит! Но если прикажут, то придётся взять и ОЗеКа.

  -Ох, ты! –вздохнул разведчик Малый. –Только их нам ещё не хватало!

  -Малый! – сердито произнёс Ермаков. –Ещё одно слово! И ты у меня!.. Точно ОЗКа возьмёшь!

  Коля не хотел столь ужасного наказания и потому покорно промолчал. Ведь общевойсковой защитный комплект, применяемый для спасения солдатской жизни от всепроникающего воздействия химических веществ, весил около пяти килограмм. И тащить на себе этот дополнительный груз не хотелось никому. Как самому Миколе Малому, так и всем нам…

  Спустя полчаса поступило радостное известие. Как оказалось, наши нелегальные резиденты через свою разветвлённую разведсеть пронюхали то, что на вооружение афганским моджахедам поступило только такое химическое боевое отравляющее вещество, которое очень фатально воздействует на человека воздушно-капельным путём. И никак иначе!.. То есть при непосредственном вдыхании несчастной жертвой этой газообразной поражающей смеси. Стало быть, химическое оружие кожно-нарывного действия к духам ещё не поступило. Наверное, они ещё не научились им пользоваться…

  Несмотря на всеобщую афганистанскую безграмотность… Только что полученное известие нас слегка порадовало. Ведь громоздкие и неуклюжие комплекты химзащиты теперь нам не потребуются. Вернее, дай-то Бог, чтобы не понадобились! И всё же нам их не надо брать с собой на войну. Обойдёмся одними противогазами. С которыми мы уже почти сроднились…

  -Команда-а… -протяжно пропел разведчик Малый и тут же выдохнул дальнейшее. – Газы!  

  Он нарочито суматошно принялся расстёгивать противогазную сумку, уже перекинутую через плечо. Его лихорадочные действия, а особенно выражение Колиного личика с отчаянно зажмуренными глазками… Всё это вызвало невольные улыбки… Однако Малый продолжал действовать по отработанному не одну сотню раз военному алгоритму… И только когда резиновая маска покрыла всю его голову, а из нижнего клапана послышался сильнейший выдох, то только теперь команда «Газы!» была выполнена на все сто процентов.

  -Вот так! – промычал Микола из-под противогаза, а затем уже обычным своим тоном. – Учитесь сынки!

  Его противогазная маска уже была снята и тут же уложена в сумку. Нам же нисколечко не хотелось потренироваться отработкой данной команды. Ведь в учебке мы нахлебались этой противогазной «радости» досыта. И на всю оставшуюся жизнь.

  А вот глядеть на манипуляции Малого было очень даже приятно. Но только со стороны. Поучаствовать самому в столь увеселительном занятии не хотелось абсолютно никому. В том числе и Витьке Билыку…

  -Только вот как нам таскать этот противогаз? – поинтересовался мой коллега по пулемётному ремеслу. –На плече или можно в рюкзаке?

  Вопрос был очень актуален. Поскольку лишняя и очень неудобная ноша не принесёт особого удовольствия во время пешего передвижения по афганской песчаной пустыне. В рюкзаке, конечно же, было бы сподручнее. Однако наши сомнения и переживания разрешились весьма категорично.

  -Только на плече! – безапелляционно заявил сержант Ермаков. –Это же противогаз! Он должен быть постоянно под рукой! Чтобы в любую минуту успеть его надеть? Так что… Вопрос исчерпан.

  И мы послушно выложили свои противогазы поверх рюкзаков. Через плечо – значит через плечо. С начальством ведь не поспоришь… Армия есть армия…

  по окончанию эпопеи с противохимической защитой началась предварительная проверка боеготовности всего нашего личного состава. Сержант Ермаков не любил строгих формальностей с построением всей группы в одну шеренгу. А потому он предпочитал подходить к каждому солдату и неторопливо-дотошно выполнять свои служебные обязанности. То есть проверять наличие того или иного предмета экипировки, проверять работоспособность и комплектность, придирчиво пересчитывать пачки патронов и фляги с водой, запасные батареи и чего-нибудь ещё… В общем, проводить свою проверку.  

  -Ал-лик!

  Это меня негромко позвал Вова Агапеев. Ведь заместитель командира группы уже начал обходить шеренгу больших рюкзаков. Весь личный состав мог сейчас бродить по всему внутреннему дворику первой роты… Но когда товарищ сержант подходил к следующему рюкзаку, то около проверяемого имущества должен был находиться его владелец. Это обязательное правило мы уже усвоили очень крепко. Поскольку дембель Ермак не любит столь неуважительного отношения к своей персоне… Ох, как не любит!.. Особенно тогда, когда его случайно игнорируют молодые товарищи…

  А сейчас сержант Ермаков проверял разведчика Сальникова и распекал его же за неподготовленность. На предстоящий выход набралось уже столько имущества, что его невозможно было проверить только лишь визуальным осмотром. А Ермак всё торопил и подгонял солдата, который так неловко выуживал из своего рюкзака всякую всячину…

  -Так! Слушать сюда! – громко заявил сержант, обращаясь уже ко всей группе. –В рюкзаках оставить только спальники, плащ-палатки, масксети и «мухи»! Всё остальное – выложить!

  -На землю? – быстро уточнил пулемётчик Билык.

  Замкомгруппы тут же подправил своё приказание:

  -На плащ-палатки! Которые сложить вчетверо! И поверх неё выложить всё имущество. Вперёд!  

  Молодые разведчики тут же бросились выполнять новое ценное указание. Ермаковские друзья-дембеля поворчали-поворчали, но тоже выполнили требование командования. Затем проверка продолжилась. Следующая неурядица возникла у автоматчика Шпетного…

  -Серёг! Ну, ты же сам говорил… -неторопливо объяснял молодой боец спецназа. –Чтобы «мухи» были в целлофановой упаковке! Ну, чтобы песок не попал…

  -Ну, говорил! – горячился сержант Ермаков. –Но изоленты-то можно было снять!

  -Тогда целлофан будет болтаться! –убеждал Шпетный.

  -Меня это не… Волнует! –заявил замкомгруппы. –А если вдруг заваруха?! Ты полчаса будешь копошиться со своей упаковкой и изолентой…

  -Я её зубами разгрызу! –со всей серьёзностью обещал молодой разведчик. –Вот увидишь!

  -Я те дам! –возразил рассерженный дед Ермак. –«Вот увидишь!» Оставь две изоленты! Которые по краям! И всё! Вперёд! Всем сделать то же самое!

  И военная молодёжь принялась быстренько избавляться от ненужных витков синей изоляционной ленты, которой так щедро была обмотана полиэтиленовая упаковка одноразовых гранатомётов. Эти «мухи» ещё вчера были извлечены из новенького ящика, тогда же розданы личному составу группы и по личному указанию Ермакова оставлены нами в своём первоначальном виде. То есть в влагонепроницаемой укупорке. Ведь мы готовились к выходу в пустыню, где так нередки песчаные бури. А это чревато тем, что мельчайший песок может забиться во внутренний механизм РПГ-22, приведя его в неработоспособное состояние. Так нам вчера говорил сам товарищ сержант…

  А уже сегодня всё немного изменилось… Вернее, полиэтиленовая упаковка должна была остаться, но вот лишние витки крепкой военной изоленты… От ненужных в бою потерь драгоценного времени следовало избавиться прямо сейчас. Что и было нами сделано! Правда, всё ещё просматривались синие полоски изоленты непосредственно на самом гранатомёте, то есть уже внутри поэлитилена… Но это было мелочью. Там же внутри остались и ремни, благодаря которым «муху» можно повесить на плечо… Но это тоже являлось пустячком. Ведь гранатомёт следовало таскать в рюкзаке… Точнее, поверх него… Прижав РПГ верхним клапаном.  

  Лично ко мне товарищ сержант не имел никаких претензий и молча проследовал далее. Я вздохнул с большим облегчением, но всё же остался стоять на своём месте… Чтобы дождаться окончания проверки имущества моего напарника. Но и у солдата Агапеева всё оказалось в порядке. У остальных разведчиков, которые стояли за нами, лишних проблем или дополнительных хлопот тоже не возникло.  

  -Так! Я пошёл к командиру группы! – заявил нам сержант Ермаков, закончив свою работу. –Всем находиться здесь! Построение – по первой команде!

  Он ушёл. А мы остались во дворике. Устраняя внезапно возникшие недоделки и огрехи… И ожидая появления самого главного нашего военного начальника.

  Вскоре началась окончательная проверка готовности разведгруппы к выходу. Всё моё вооружение, оптика, связь, вещевое имущество и боеприпасы были в наличии. ПКМ стоял у ноги, что-то находилось в рюкзаке, а всё остальное аккуратно лежало на сложенной плащ-палатке. Лично я представил для строгого командирского контроля пулемёт ПКМ, ночной бинокль БН-2, поисковый приёмник Р-255пп, тысячу патронов в лентах, четыре ручные гранаты, полный комплект сигнальных ракет-дымов-огней, одноразовый гранатомёт РПГ-22 «муха», противогаз, двадцать один литр питьевой воды в пластмассовых флягах, солдатский алюминиевый котелок в сборе и ложку, спальный мешок, сапёрную лопатку, пару чистых портянок, индивидуальный перевязочный пакет, резиновый жгут для остановки кровотечения, рюкзак десантника РД-54, саму плащ-палатку и непосредственно большой туристический рюкзак с прошитыми креплениями. Вроде бы всё…

  Однако старший лейтенант Веселков сделал весьма суровый вид:

  -А где маскировочная сеть?

  -У нас одна большая масксеть на двоих! –быстро ответил я и даже показал рукой на боевого своего напарника. –Мы с Агапеевым в одной двойке!

  -Так! – командир уже не слушал меня и звал к себе личного заместителя. –Ермаков! Чтобы масксети были у каждого! Не одна на двоих или троих… А одна на каждого бойца! Ясно?

  -Так точно! –доложил товарищ сержант и почему-то зыркнул взглядом по моей персоне. –Сделаем!

  Лично я нисколько не ощущал себя виноватым в сложившейся ситуации. Ведь раньше мы с Вовкой обходились одной маскировочной сетью на обоих. А тут всё изменилось. Сначала противогазы… Теперь вот масксеть. Не иначе как коварные афганские душманы ещё кое-что придумали…

  «Ох… -думал я, укладывая всё своё имущество обратно в большой и десантный рюкзаки. –Этим гадам только бы нас извести… Причём чем придётся! То химическим оружием… То ещё чем попало!.. кстати! От чего же может спасти масксеть? Ну, от визуального обнаружения- это раз!.. И… Ах, да! От лазерного луча! Блин… Только этого-то не хватало!.. А ещё от светового импульса!.. Ну, час от часу не легче!.. совсем уж они озверели!»

  Однако мои предположения о возможности применения духами артиллерийских снарядов или миномётных мин с ядерной начинкой оказались слишком уж надуманными. Оголтелые американские империалисты конечно же помогают заклятым врагам апрельской революции и по совместительству непримиримым борцам с советскими солдатами тире освободителями, но не до такой же степени… Чтобы снабжать духов ядерными боезарядами сверхмалой мощности. Видать, явно недостаточно им того, что на вооружении у моджахедов появились химические боеприпасы с отсутствующей маркировкой страны-производителя!.. Из-за чего мы теперь вынуждены таскать на себе лишние килограмм-полтора веса противогазной сумки в сборе…

  Тем временем командир третьей группы заканчивал осмотр имущества солдата Агапеева и, в принципе, остался им доволен. На мой исключительно непредвзятый взгляд, у разведчика Володи почти весь походный инвентарь соответствовал моему полевому реквизиту. Только вот патронов у него было значительно меньше и легче. Да и вместо моего громоздкого ночного бинокля в футляре у солдата Агапеева имелась небольшая такая труба разведчика ТР-4. И тут мы ещё сравнялись с ним по таким вещам, как маскировочные сети. Однако, каждому спецназовцу – своя ноша ответственности!  

  Закончив проверку имущества рядового Агапеева, командир группы двинулся дальше. Через десять минут старший лейтенант Веселков завершил своё контрольно-проверочное мероприятие и ушёл к себе, чтобы в спокойной обстановке командирского кубрика подвести к логическому финалу свою личную подготовительную часть. А наша разведгруппа осталась во дворе без бдительного веселковского ока… Чем не преминули воспользоваться наши старшие товарищи по армейской службе. Дембеля ведь уже столько прослужили в войсках спецназа, что им теперь негоже таскать всякую всячину… Которую вместо них могут спокойненько транспортировать их молодые коллеги… То есть зелёные солдаты… То есть мы!

  В общем… Разведчику-автоматчику Агапееву прямо в руки упала сверху радиостанция Р-392… которая когда-то принадлежала командиру нашего отделения… А затем на тяжкую Вовкину долю пришлась ещё одна дополнительная нагрузка в виде мины МОН-50. На этом военные сюрпризы для него закончились. Ведь дембеля всё же имеют свою честную совесть… Правда, стариковскую, а потому периодически слабеющую… Слава Богу, что и наглости у них сегодня не проявилось… И меня не затронула данная форма мировой несправедливости. Ведь я был пулемётчиком с ПКМом… а значит, мне и своего груза достаточно-предостаточно.  

  Ближе к вечеру всей разведгруппе выдали сухой паёк. К вящей нашей радости это был горно-зимний эталон суточного питания №9. С аналогичным продуктом военного пищепрома мы уже сталкивались. Правда, в прошлом году нам выдали девятый сухпай с обозначением «горно-летний». И различие этих эталонов заключалось в том, что в «летнем» был консервированный суп из риса и с черносливом. Ну, или же с кусочками яблока. Отчего этот суп был похож на своеобразный компот. Тогда как здесь, то есть в «зимнем» варианте в качестве горячего первого блюда прилагался консервированный «Борщ особый». А ещё…

  -Оу! –обрадованно завопил Коля Малый. –Ну, наконец-то!.. Сальце!

  И в самом деле… Расчувствовавшийся украинец Микола не удержался и тут же вскрыл блестящую плоскую баночку. Внутри оказалось что-то белое, скрученное по спирали и к тому же проложенное тонкой бумагой. Малый мигом подцепил данный продукт своим ножом, и вверх потянулась полоска сала… Но мы недолго любовались этим «хохляцким чудом», как его любовно назвал сам Миколка…

  -Н-н-ма!-произнёс он, старательно работая челюстями и блаженно закатив глазки. –Смачно!

  Уничтожив свою первую баночку сала, «щирый хохол» тут же предложил всем желающим поменяться. За любимое своё «сальце» он был готов отдать хоть шоколадки, хоть сгущёнку, хоть сосисочный фарш. Единственным его условием являлось то, что вес обмениваемых продуктов должен был почти совпадать. То есть за стограммовую баночку сала предлагалось точно такое же количество сгущёнки или сосисочного фарша. А вот шоколадки…

  -Только две штуки за одно сало! – артачился Малый. –А то слишком жирно будет! Три шоколадки за одно сало… Некрасиво как-то получается!

  Точно такое же соблюдение весовых пропорций относилось и ко всему остальному. Но… После некоторых раздумий Малый всё же отказался от обмена столь лакомых продуктов, как тушёнка и «картофель особый», «борщ»…

  -Всё! –заявил он твёрдо и безоговорочно. –Больше меняться не буду. А то только сало и останется у меня. Хватит и того, что уже есть.

  Пока в нашей группе царил ажиотажный спрос на военное сало, мы с Володей уже успели разобраться во всём великолепии свежеполученного сухпайка. А чтобы убедиться в его вкусовых качествах, мы вскрыли по одной банке сгущёнки. Благо, что поблизости не оказалось ни командира группы, ни замка Серёги, ни других наших старших друзей-товарищей из дембельского состава… Ведь никто из них нашего самоуправства никак не потерпел бы. Ибо сухой паёк полагается есть только на боевом выходе и никак иначе… А тут получается так, что изголодавшиеся по сладкому молодые солдаты самым наглющим образом сожрали целых две банки сгущёнки…

  И всё же наше солдатское нахальство не имело границ, поскольку оно сейчас уже ничем и никем не ограничивалось. А потому мы с Володей в почти спокойной обстановке благополучно высосали всё сгущённое молоко из маленьких дырочек, сделанных резаком у самого ободка банки. Увы… Но эти сто двадцать пять грамм военной сгущёнки закончились очень быстро и так внезапно… Как будто их и не было! Однако ж… То есть несмотря на эту данность армейской скоротечности бытия, мы с Володей всё равно испытали тихую радость молодого солдатика… Когда ему удалось хоть на немного утолить свой постоянный голод… И при этом ему ничем и никак не досталось… Словом, все участки его тела не пострадали от внезапных ударов дембельского возмездия. Запоздало-бессмысленного и всё-таки жестокого!

  Уже в сумерках мы отправились на поиски нового куска маскировочной сети, который должен был лечь дополнительным грузом на мои плечи. Ведь это именно мне приказали взять на предстоящую завтра войну персональную маскировку. И естественно, ценные указания этим и ограничились. Где мне раздобыть эту масксеть и каким таким Макаром – всё это стало только лишь моей личной головной болью. То есть насущная проблема пулемётчика Зарипова более никого не волновала, кроме его самого… Ну, и боевого его напарника.  

  Вариантов благополучного разрешения данной проблемы имелось два: вырезать подходящий кусок из защитно-маскировочного ограждения жилища командира батальона или же оторвать часть масксети, которая скрывала от посторонних глаз внутреннее убранство солдатской полевой кухни. Имелся ещё один, то есть уже третий вариант. То есть защитный полог над курилкой нашей первой роты. Но это уже казалось натуральным кощунством!.. Чтобы самым наглым образом посягнуть на святая святых!.. Да и весьма небезопасное… Поскольку данная масксеть уже спасла не один десяток солдат, так и страждущих схорониться в афганской пустыне. И её оставшееся количество было таким ободранным и явно недостаточным…

  Ну, разумеется, мы выбрали солдатскую кухню! У комбата, конечно, масксеть будет поновей и покрепче… Но ведь там обитал сам майор Еремеев! А он был для нас личностью весьма уважаемой… А потому неприкосновенность его жилища перевесила сохранность ограждения солдатской кухни.

  Но мы с Вовкой не являлись бы солдатами второго периода службы с их бесконечным чувством голода… Если б не решили совместить полезное с приятным. Да и военное алиби должно всегда сопутствовать молодым разбойникам тире грабителям. Руководствуясь всеми этими положениями, один из нас прихватил с собой большую банку консервов, внутри которого находилось пока что неизвестное солдатское лакомство. Вернее, почти неизвестное… Поскольку там мог находиться либо «Борщ особый», либо «Картофель»… Тоже особый…

  -Ну-у… - прошептал солдат Агапеев, когда мы проскользнули под плотное полотнище масксети и оказались в тёмном закутке.

  -Вот сюда! –показал я и первым шагнул в узкое пространство между масксетью и двухколёсным прицепом с полевой кухней.

  Здесь мы находились в относительной безопасности, и теперь можно было приступать к главному делу. Вовка достал из-за пазухи консервную банку и принялся вскрывать её ножом-резаком. Я тем временем ощупывал масксеть, уже заранее примеряясь к тому, где и как её придётся резать. Свои подготовительные мероприятия мы закончили почти вместе…

  -Класс! – прошептал Вовка, разжевав первую порцию нашего алиби. –Картофан!

  Я тоже был рад… Ведь военный борщ отдаёт некоторой кислинкой. А в картофеле всё нормально. В нём даже куски тушёного мяса имеются. А вот в консервированном супчике такого богатства значительно меньше… Разве что мясной аромат… И мы за несколько минут уничтожили большую банку тушёной картошки с кусочками мяса…

  Затем мы взялись за полезную часть нашего тайного мероприятия. Маскировочная сеть здесь была тройного сложения. Но я отнёсся к подобной расточительности с вполне понятным осуждением. Ведь в нашей 40-ой армии ощущается острый дефицит маскировочной материи, а тут её израсходовали аж в три слоя. И вот так… Всерьёз осуждая в мыслях наших тыловиков за их безалаберность и разгильдяйство, я быстро отрезал ножом нужный по размерам кусок маскировочной сети. Причём, только один слой…

  «Ведь военная экономика тоже должна быть экономной… Мало ли ещё кому придётся подыскивать себе маскировку!? А тут целый запас… Ещё два слоя осталось…»  

  Наш обратный путь в родную роту мы совершили без особых таких проблем. Пустая консервная банка нам уже не требовалась. А свёрнутая в тугой рулон масксеть не привлекла ничьего внимания. В общем, всё прошло гладко… И вечно голодные волки оказались вполне сыты… Да и её, то есть масксеть мы отрезали самую малость…

  Затем вся наша военная молодёжь перетаскивала рюкзаки в ружпарк. Ведь не царское это дело!.. Чтобы наши дедушки-дембеля сами и таскали свои же рюкзаки.

  -Я заместо вас свою работу делать не буду!

  Так обычно шутили наши старослужащие друзья-товарищи. Вот зелёные юноши!.. Они и потренируются в перетаскивании военных тяжестей. Может быть им и пригодится это умение… Ведь профессия грузчика или же носильщика – они в Союзе в большом почёте!

  -Так что… -подгонял нас Ермак. –Вперёд, ребятки! Когда-нибудь придёт и ваше время! А пока…

  А пока что наше время, как оказалось, ещё не пришло. И все ребятки взявшись по два за один рюкзак короткими перебежками «телепортировали» неподъёмный груз в ружпарк. Там военное имущество должно было прождать всю ночь в целостности и сохранности… Чтобы поутру взвалиться тяжким грузом на спины своих обладателей. «Счастливых и довольных»…

  До времени отбоя оставалось минут двадцать, когда мы с Агапеичем оказались одни в ружпарке. Вернее, почти одни. Потому что в помещение для хранения оружия были перетащены рюкзаки всех трёх групп. И теперь помимо нас здесь находилось ещё по одному солдату-охраннику. Но они были такими же, как мы молодыми бойцами, да ещё из первой и второй группы. А потому они не представляли для нас никакой угрозы…

  -Ну, что?! – поинтересовался Володя, ещё раз оглянувшись на входную дверь. –Давай!?

  Я ничего ему не ответил и сразу же полез в свой большой рюкзак. Сначала я вынул из него две фляги с водой, а затем армейский алюминиевый котелок в сборе. На мой взгляд, этим военным барахлом можно было пожертвовать без особых переживаний. И я быстро перепрятал фляги с водой и котелок в отсеке нашей третьей группы, где обычно хранились рюкзаки с боеприпасами. Такую же спецоперацию проделал и Володя. Затем я подумал ещё немного и всё-таки достал из громоздкого зелёного футляра свой ночной бинокль.

  -Заметят! –предупредил меня Агапеев. –Помнишь, как тогда случилось?

  Я лишь вздохнул… Повторения того самого «как тогда» мне явно не хотелось. И я опять положил ночник в пластмассовый футляр. Слишком уж был велик риск… И командиры сразу же заметят то, что хрупкий электронный прибор БН-2 я таскаю по афганской пустыне без штатного футляра.  

  Чтобы хоть чем-то скрасить нынешнее разочарование, да и всплывшие в памяти воспоминания о том «как тогда»… Мы с Володей достали из своих рюкзаков ещё по одной банке консервов. Ведь мы так и стремились убить сразу двух жирненьких зайцев: хоть на немного уменьшить вес наших тяжеленных рюкзаков и при этом ещё раз утолить волчий аппетит молодого солдата-разведчика. На этот раз нам попались большие банки тушёной говядины. Весом около четырёхсот грамм… Мелочь, а всё же приятная!

  И в ружпарке почти одновременно заскреблись четыре армейские ложки. Ведь доблестные представители первой и второй разведгрупп не захотели отставать от славных бойцов третьей РГСпН. Они тоже полезли в свои рюкзаки и не стали терять драгоценных минут афганского затишья…  

  В общем… Те двадцать минут перед отбоем к очень крепкому сну… Это время не прошло впустую. И сон получился действительно крепкий и по-настоящему здоровый…

  «Так ведь на сытые-то солдаские желудки! Надо же понима-ать!..»

  Глава 3. НАЧАЛО.

  Эта война не задалась практически с самого начала. И я понял данную аксиому сразу же после подъёма…

  -Быстро одеваемся! –командовал замкомгруппы. –И выходим строиться! Живей-живей! Построение с оружием и в полной экипировке - через десять минут!

  Аналогичные приказания звучали и в двух других группах. Вся наша рота уже была на ногах. При слабом свете двух лампочек МОЛОДЫЕ солдаты лихорадочно надевали горное обмундирование и, не мешкая, обувались. Быстро заправлялись койки… Хлопали двери, выпуская наружу уже одетых бойцов…

  А я всё никак не мог поверить в своё персональное горе… И уже во второй раз обшаривал всё: и перекладинки армейского табурета, и всё пространство под приподнятым матрасом,идаже на полу… Но увы… Моих носков не было! Их у меня украла чья-то вражеская рука… А ведь я только вчера вечером постирал свои толстые утеплённые носочки… Чтобы они к утру высохли, а затем приятным своим теплом обогрели моти солдатские ступни, обутые в трофейные пакистанские ботинки… Чтобы потом очень бодро шагать по зимней стуже… А тут…

  -Зарипов! –заорал на меня сержант. –Ты чего так долго вошкаешься? Бегом на построение!

  -У меня носки украли! –признался я всё ещё растерянным голосом. –Мне надеть нечего.

  -Чего-о? – взвился Ермак. –Наматывай портянки и обувай сапоги! Вперёд! Время пошло!

  И мне ничего не оставалось сделать, как беспрекословно выполнить команду своего замкомгруппы. Однако мои кирзовые сапоги были холодными и влажными… Это после вчерашних-то похождений по ночным лужам и липкой грязи… А добротные пакистанские ботинки, щедро предоставленные мне в аренду Юркой Дерешем… Они так соблазнительно выглядывали ис-под табурета… И я всё-таки решился… Поочерёдно всунул свои ноги сначала в левый… А затем и в правый пакистанский ботинок…

  -Ну, ты… -в самой неопределённой форме ухмыльнулся товарищ сержант. –Красноармеец… Двадцатых годов… Только винтовки Мосина не хватает…

  Но я уже оглядел себя и пришёл к выводу, что мои портянки лишь самую малость выглядывают в… Скажем так, просвет между обувкой и горным обмундированием. Что касается красноармейцев двадцатых годов, то Серёга здесь слишком уж преувеличивал… У них обмотки доходили аж до самого колена… Это очень даже хорошо заметно по сохранившимся кадрам старинной кинохроники… А у меня несколько по-другому…

  -Вперёд, на построение! –опять повысил голос замок. –Бегом!

  И я побежал к выходу… Прямиком в ружпарк за своим пулемётом… А затем во внутренний двор… И всё это время я с некоторой тревогой «прислушивался» к своим новым ощущениям. Ведь в столь необычном варианте мне придётся протопать не один километр… И даже не десяток… Однако пока что всё обстояло вполне нормально… И даже терпимо. Солдатские портянки нашего советского производства вполне так добросовестно выполняли свою функцию удобной прослойки между обувью и ножками… А пакистанские ботинки вроде бы тоже… В общем, вели себя очень даже прилично… Несмотря на своё мелкобуржуазное происхождение…

  И всё же я надеялся обнаружить свои родные носочки… Не только постиранные вчера собственноручно и, видимо, уже успевшие высохнуть на перекладинке табурета… Куда я их повесил перед отбоем… Моё вчерашнее легкомыслие теперь выглядело ужасающе самонадеянной ошибкой. Поскольку накануне боевого выхода во всём нашем подразделении возникает крайне ажиотажный спрос не только на добротную обувь, но и на хорошие носки… А ведь их мне подарила моя мама… Перед самой отправкой в Афган. И я берёг этот подарок почти что как зеницу ока… И в первый раз надел мамины носки только неделю назад… И вдруг произошла такая неприятность…  

  А во дворике меня уже заждался мой напарник. Володя каким-то невероятным образом умудрился перетащить наши рюкзаки из ружпарка к месту построения. Тогда как я мучался с портянками-обмотками. А сейчас солдат Агапеев стоял около наших двух рюкзаков, которые сиротливо торчали посреди освободившегося пространства. Ведь остальная военная поклажа уже была растащена хозяевами по столам для чистки оружия, где сейчас происходило самое настоящее столпотворение. Солдаты с оханьем взваливали на себя тяжеленный груз… Но, отойдя на несколько метров от спасительного стола, всё же возвращались к нему же… Чтобы хоть немного, но всё-таки ослабить многокилограммовую тяжесть.

  -Ну, где ты ходишь? – напустился на меня мой друг Вова. –Все уже экипировались! Только мы остались!

  -Да у меня носки украли! –оправдывался я на ходу. –Нигде нету! Обыскал всё! А носков нет! Найду эту тварюгу!.. Убью!.. С-суку!

  -Пошли! – проворчал мой товарищ по войне. –Вон туда!

  Тем временем вторая группа стала покидать внутренний дворик нашей роты, и на длинных столах появилось много свободного места. Мы с Володей подняли с двух сторон мой тяжеленный рюкзак и с трудом отнесли его на стол.

  -Обалдеть! –вздохнул я. –И как мы их там будем таскать?!.. С-суки!  

  -Пошли быстрей! – не отвечая на мой вопрос, заявил солдат Агапеев. –Уже Ермак ругается!

  Володин рюкзак оказался таким же неподъёмным… Как и мой. Но вдвоём мы справились и с агапеевским грузом. И оба наших рюкзака теперь ожидали своих хозяев… Третья группа уже выстраивалась в одну шеренгу, и мы с Вовкой явно запаздывали…

  Я осторожно пропустил под неширокую лямку рюкзака свою правую руку. Затем та же заведомо печальная участь постигла и левую мою руку. Военный рюкзак сейчас вроде бы находился у меня за спиной, но я не спешил и его огромная тяжесть по-прежнему давила на доски стола. Но вот я слегка присел и подтянул руками обе лямки, чтобы моя поклажа подалась вперёд. И вот!.. Вся масса оказалась на моих плечах и спине…

  -Хэк! – произнёс я на трудном выдохе и сделал шаг вперёд.

  Там на расстоянии в полтора метра находился мой пулемёт. Я осторожно пригнулся и взялся за его ручку. Теперь можно было двигаться дальше. И я пошёл на своё место в строю…

  А сзади надрывался мой напарник Вовка Агапеев. Его рюкзачина тоже обладал чрезмерной тяжестью… И усть-каменогорский паренёк шёл за мной на подгибающихся ногах… И покачиваясь из стороны в сторону… Как и я…  

  Мы успели вовремя занять свои места в строю. Спустя минуту командирская проверка дошла и до наших двух персон. Старший лейтенант Веселков лично убедился в наличии у меня пулемёта ПКМ на плече, поискового приёмника Р-255пп на груди, противогазной сумки на боку и огромного рюкзака за спиной… Мои необычные обмотки он так и не заметил. Вот командир сделал шаг в сторону, чтобы оказаться лицом к лицу со своим земляком… Но и у солдата Агапеева всё оказалось в порядке.

  И вот прозвучала неизбежная команда:

  -Напра-ВО! Шагом – марш!

  К моей большущей радости наша разведгруппа не пошла на инструктаж к дежурному по ЦБУ, как это бывало частенько перед вылетом. Чтобы не терять драгоценного времени и не менее дорогих людских сил, командир группы повёл нас прямиком на взлётно-посадочную полосу. Там уже гудели авиационные двигатели… Это боевые и военно-транспортные вертолёты готовились к предстоящему полёту. Чтобы доставить наши три группы в самые отдалённые районы пустыни Регистан.

  Но мне сейчас уже было плевать на всё! То есть мне оказалось безразлично практически всё то, что окружало нас. Как это говорится, стало не до таких бытовых мелочей… Поскольку уже через сто метров я начал обливаться потом самым натуральным образом. Мой страшно перегруженный рюкзак давил на плечи всё сильнее и сильнее. Его вес увеличивался с каждым пройденным метром. В плечах заболело резко и очень неприятно. И с каждым сделанным шагом груз становился всё тяжелее и тяжелее.  

  Но отставать было нельзя, и я прилагал все свои усилия, чтобы держаться отведённого мне места в колонне. Идти было трудно. Когда-то тяжёлый пулемёт теперь болтался передо мной словно легчайшая пушинка. Поисковый приёмник и противогаз о себе почти не напоминали. Только вот сумка неудобно так сбилась на живот. Но это уже были досадные нюансики. Поскольку надо было идти вперёд, не останавливаясь и не отставая. Сейчас от меня требовалось только одно – во что бы то ни стало шагать вперёд! И это с восьмидесятикилограммовым грузом! Который вдвоём было тяжело тащить!.. А тут надо одному управиться…

  И всё же метр за метром наша группа приближалась к заветному аэродрому. Мы уже миновали гаубичный дивизион. Который медленно проплыл справа. Медленно прошли мы солдатскую баню, полевую прачечную и невысокие мазанки агитационно-пропагандистского отряда. Все эти глинобитные стены долго маячили с левой стороны. Но вот всё исчезло, и наша разведгруппа наконец-то вышла на открытое пространство взлётки. И теперь вокруг нас была иная картина… Впереди в полумраке возвышались тёмные корпуса вертолётов… А на отдалённой стоянке слабеньким огнём горели габариты аэродромных спецавтомобилей. Туда нам и было нужно…

  Все эти мелочи: что КПП дивизиона гаубиц «Гиацинт», что баню-прачку-АПО, я успевал фиксировать краешком глаза… Да и то… Взгляд у меня был замутнённый и равнодушный… Всё моё внимание сейчас сконцентрировалось на дороге, по которой мы шли. Чтобы не наступить ненароком на случайный камень или же не оступиться на крайне неподходящей ямке с грязью. Поскольку падать мне сейчас было нельзя категорически. Ведь в этом препротивнейшем случае мне придётся самому выкручиваться из нового несчастья. А этого не хотелось очень даже сильно.

  Но вот под мой блуждающий взор попала металлическая решётка аэродромного покрытия, и я вступил на твёрдую её поверхность. Но и она оказалась с подковыркой. То есть неприятно скользкой… То ли от утреннего инея, или же ночной изморози, а может и вчерашнего дождичка. Но всё же идти по взлётке было гораздо легче, нежели по грязной ночной дороге. Здесь уже вовсю ощущался близкий рассвет. Где-то далеко-далеко на горизонте алела узенькая-преузенькая полоска утренней зари, но и этот слабенький проблеск грядущего дня вселял в мою душу некоторый оптимизм. Да и свет автомобильных фар тоже меня радовал… Значит, мы уже почти у цели. И скоро наша группа поднимется на борта двух Ми-8. Где я смогу наконец-то освободиться от этого тяжеленного рюкзака.

  Да… Именно это ожидание и грело сейчас мою душу. Что скоро я скину с себя тяжеленный рюкзак, и мне станет очень легко. Однако ж… Нам пришлось подождать несколько долгих и томительных минут. Пока вертолётный борттехник не закончит свои подготовительные дела в салоне вертушки. А может быть, пока аэродромный топливозаправщик не зальёт в «восьмёрку» необходимое количество горючего.

  И вот настал первый финал моих мучений. Прозвучала долгожданная команда: «Вперёд!» Наша первая подгруппа стала осторожно подниматься в салон по маленькой лесенке. Вскоре пришла и моя очередь наступить сначала на нижнюю ступеньку, а затем на две другие… Придерживаясь правой рукой за срез дверного проёма, я медленно вошёл внутрь вертолётного салона и занял своё законное место. Как и прежде я расположился по правому борту и вторым по счёту. Справа от меня разместился товарищ сержант Ермаков. Он вообще-то предпочёл бы усесться на откидное сиденье у самого входа, но это место нынче предназначалось самому командиру группы. И Ермак теперь сидел первым по правому борту.

  А вот по левому вертолётному борту сидений не было абсолютно. Ну, разве что у самого хвоста. Там со своим «рюкзачком» смог разместиться разведчик-автоматчик Лёха Шпетный. И всё!.. Поскольку остальное место по левому борту занимал огромный дополнительный топливный бак, полностью окрашенный в ярко жёлтый цвет. Нас уже заранее предупредили о том, что эта авиационно-керосиновая ёмкость имеет тонкие алюминиевые стенки, и поэтому с ней следует обращаться очень деликатно. Вернее, вообще к ней не прикасаться ни руками, ни выступающими частями военной своей амуниции, ни тем паче оружием. Чтобы невзначай не произошло чего-нибудь непоправимого… Ведь пролившийся в полёте авиационный керосин имеет такое досадное обыкновение, как способность вспыхивать ярким пламенем при любой возможности… Ну, или же неярким пламенем… Слава Богу, быть невольным свидетелем столь досадных недоразумений мне не приходилось. Военная судьба как-то миловала… Чему я, в общем-то, был несказанно рад.  

  Слева от меня сидел всё тот же солдат Вова Агапеев. С его распаренного лица уже перестал стекать пот. Вернее, почти перестал стекать… Зажатая в руке шапка уже обтёрла всё его лицо. Но следы струек возле уха всё же оставались… Наверное, и у меня сейчас был точно такой же вид. Если не хуже… И что ни говори в данной ситуации, но солдатский наш хлебушек нынче давался всем разведчикам РГ №613 очень уж тяжко.  

  Рядом с нашей вертушкой остановился ещё один аэродромный спецавтомобиль. Солдат-водитель быстро размотал длинные шланги-кабели и присоединил их наконечники-клеммы к продолговатым гнёздам в борту Ми-восьмого. Вскоре сверху послышался лёгкий шелест… Это от поданного спецавтомобилем электричества начал запускаться дополнительный двигатель «АИшка», который уже в свою очередь нагнал столько сжатого воздуха, что от этого постепенно стали запускаться две основные авиационные турбины вертолёта. Шелестящий свист плавно перешёл в нарастающий гул и вот обе турбины Ми-восьмого набрали высокие обороты… Спецавтомобиль уже отъехал от вертолёта, и теперь лётчикам следовало хорошенько проверить работоспособность обоих тяговых двигателей, «погоняв» их в достаточной мере на всех скоростных режимах… Насколько это можно было сделать здесь, то есть ещё на земле…  

  И вот… Настал прощальный миг… Пожилой борттехник поднял лесенку и закрыл дверь. Вертолёт, слегка дрогнув, медленно двинулся вперёд. Вот винтокрылая машина доехала до края взлётно-посадочной полосы, развернулась в нужном направлении и по-самолётному пошла на взлёт. Скорость росла и росла… В зависимости от этого снижалась вибрация колёс шасси… И вот они оторвались от неровной поверхности взлётки. Наш вертолёт оказался в воздухе…

  Я в этот миг выглянул в окошко и увидел красное солнце, которое только-только поднялось над далёким горизонтом. Рассвет уже наступил, и мне очень хорошо было видно всё, что творилось внизу. Сейчас наш вертолёт пролетал над самой окраиной афганского города Лашкаргах, по узеньким улочкам которого шли люди и ехали небольшие повозки, запряжённые осликами. Пешеходы даже не обращали внимания на пролетающие над ними вертушки… Словно в воздухе ничего такого сейчас не происходило… Или будто местные афганцы уже привыкли к этим постоянным авиаперелётам…  

  Вот под нами в крайний раз промелькнули маленькие домики с плоскими крышами и пустые дворы… Затем вертолёт резко развернулся влево и помчался к пустыне Регистан. Слева по борту показалось и пропало наше стрельбище, затем точно также мелькнула полоска реки Аргандаб… Но вот пропала и она…

  «Вот и всё! –подумал я. –Дай-то Бог… Чтобы мы только неделю там пробыли… Не раньше и не позже!»

  Теперь наш полёт проходил над пустынными и бескрайними пространствами юга Афганистана. Словом, проплывающая внизу картина была точно такая же как и вчера, когда мы летали на рекогносцировку. Но теперь мы мчались туда с более серьёзными намерениями. В наши военные планы сейчас входили сначала перелёт до места назначения, затем десантирование и следующим этапом являлось забазирование… А уж там… Как Бог пошлёт…  

  Дальнейший полёт над пустыней проходил нормально, и спустя полчаса наше командование разрешило бойцам перекусить. Мы с Володей съели одну большую банку тушёнки на двоих, после чего запили этот завтрак холодной водой. Оставшуюся у меня краюху хлеба я убрал в карман бушлата. Ведь нам ещё целую неделю предстоит шастать вдали от родного гарнизона, рассчитывая исключительно на свои собственные силы, а также на имеющееся оружие, продовольственно-питьевые запасы, носимый боекомплект и на военное везение.  

  Так прошло полтора часа… По мере приближения к району высадки нарастало внутреннее напряжение. Мы уже вроде бы попривыкали к постоянному чувству ожидания новых испытаний, но всё-таки с каждым разом переживаемые нами эмоции повторялись именно таким образом, как будто всё происходящее случалось с нами впервые. Та же встревоженность во взглядах, хоть и старательно скрываемая… Всё то же чувство «мандража», так мерзко вибрирующее где-то в самом нутре твоего тела… Такие же напряжённые лица с застывшими в полуулыбках МОНа Лизы скулами… Словом, ожидание неизвестности повторялось вновь и вновь…

  Но, видно, такова уж была наша солдатская доля… Всё время терпеть и переносить эти трудности… Чтобы всё-таки выстоять и победить. Несмотря ни на что! А победить – для нас означало вернуться на базу живыми и невредимыми. Это батальонному нашему командованию страсть как нужны боевые результаты: трофейное оружие или захваченные боеприпасы, иностранные средства связи или минирования, китайская амуниция или хотя бы уничтоженные моджахеды… А для рядового солдата самое главное – это остаться живым и невредимым… Но при этом ещё и выполнить поставленную боевую задачу. Ни больше и не меньше! Вот такой-то военный компромисс.  

  Вертолёт пошёл вниз так резко и слишком уж внезапно, что я даже приподнялся над своим местом. Создалось такое впечатление, что летуны решили плюхнуться в афганский песочек со всего размаха… Или со всей, так сказать, военной дури… Но наш борт действительно шёл на экстренную посадку… И лишь перед самой землёй скорость снижения заметно так изменилась… И на площадку вертушка опустилась очень даже неплохо…

  Однако дверь нам не открывали, и командир группы не выдал ни одной команды. Все мы продолжали сидеть на своих местах, ловя взглядами любое движение Веселкова. Правда, личное оружие мы всё-таки взяли в руки… а за окном бушевала самая настоящая песчаная буря… Бешено вращающиеся винты-лопасти взметали в воздух такое количество песка, что он становился неплохой пыльной завесой… Но сквозь эту пелену всё же было видно другую военно-транспортную вертушку, на которой находилась вторая половина нашей группы. Эта «восьмёрка» тоже «сидела» на земле…

  Через две-три минуты наш борт резко взлетел в небо, и полёт продолжился… Недавний манёвр с приземлением означал то, что мы уже находимся в нашем районе десантирования… И только что обе наши вертушки совершили ложную посадку. Такое предпринимается для того, чтобы сбить с толку возможно находящихся в данной местности духов. Если приземление вертолёта будет только одно и борт действительно высадит разведгруппу, то наш противник выдвинется к тому месту, где он и увидел садящийся советский геликоптер. И враги неминуемо обнаружат спецназовцев… Или по оставленным на песке следам, или же элементарно увидят

их издали, когда разведгруппа будет в срочном порядке уходить из района десантирования… А всякий контакт с духами почти всегда означает неминуемое преследование нашего подразделения… С далеко идущими последствиями.

  Минут через пять полёта наши вертушки совершили ещё одну псевдо-высадку. Оба борта вновь постояли на земле, усиленно работая лопастями… Затем полёт продолжился…

  И вдруг…

  -Приготовиться! – прокричал всем нам Веселков. –Оружие – к бою!

  Командир уже стоял около двери, за ручку которой взялся борттехник. Вертолёт опять шёл на снижение, но теперь это было реальное приземление… С последующей высадкой нашей подгруппы… Вот резко влево отодвинулась дверь, и в открывшийся проём хлынул сильный поток воздуха с мельчайшими песчинками…

  -Вперёд! – скомандовал Веселков.

  Первым выпрыгнул сержант Ермаков… Вторым вывалился я… Моё приземление оказалось, в общем-то, удачным: лямки рюкзака выдержали, я не подвернул ноги и ничем не ударился… Затем я проворно поднялся и быстро перебежал вперёд, освобождая место для других десантирующихся разведчиков… Ведь сейчас мы отделялись от вертолёта самым простейшим образом… То есть попросту выпрыгивая из вертолёта вниз… И падая прямо на песок… Вместе с оружием в руках и тяжеленными рюкзаками на спинах… Однако всё прошло хорошо…

  Я лежал в десятке метров от борта и несказанно удивлялся своей нежданно-негаданной способности, которую только что проявило моё тело… Ведь я без посторонней помощи вскочил на ноги и пробежался вперёд… Но эта внезапно нахлынувшая эйфория сверхгрузоподъёмности улетучилась так же быстро, как и появилась… Война… Понимаете ли…

  Вертолёт взмыл в небо очень быстро и исчез… Последним напоминанием об этой винтокрылой птице остался лишь отдалённый гул… Спустя несколько минут стих и он, но затем опять возник… Скорей всего, вертушки совершили ещё одну ложную посадку… Но вскоре в афганском воздухе полностью растворилось всё, что хоть отдалённо напоминало шум вертолётных двигателей…

  А нашей разведгруппе уже было не до таких мелочей… Ведь сейчас требовалось срочно покинуть площадку десантирования и затаиться в каком-нибудь укромном уголке. Командир уже нашёл это спасительно-таинственное место…

  -Вперёд! – словно подстёгивал он нас своими командами. –Живо!

  Разведгруппа уже выстроилась на ходу в две колонны. Головной дозор держал направление на высокую гряду холмов, находящихся на удалении от нас в несколько километров. Эти естественные укрытия возвышались метров на пятнадцать-двадцать над всей остальной местностью. Именно там и можно было отсидеться в светлое время суток, а с наступлением сумерек двинуться в другое тайное прибежище. Как это уже случалось ранее…

  «Куда прибежим… Там и схоронимся…»

  И мы ускоренным маршем двигались вперёд, огибая высокие кусты саксаульной растительности да песчаные барханы. При этом каждому бойцу следовало вести наблюдение в отведённом ему секторе… А также находиться в постоянной боевой готовности, чтобы в случае внезапного появления противника открыть по нему огонь… Но только по приказу командира группы.  

  А ещё всем нам полагалось нести свой военный багаж! Этот туристический рюкзак весом килограмм эдак под восемьдесят. Который с каждым метром становился всё тяжелее и тяжелее. Ведь идти нам приходилось по песку. Хоть и не по сыпучим барханам… Которые достигали в высоту метра полтора-два… Мы были вынуждены шагать именно там, где эти барханы сходились у своих подножий. В этих ложбинках песок был таким же рыхлым и сыпучим… Отчего ноги проваливались в эту массу почти до половины голени… Но, несмотря на имеющиеся трудности, обе наши походные колонны упорно шли вперёд. К той гряде холмов, куда и указал командир…  

  Шёл и я. Старательно выуживая по очереди из песка глубоко провалившиеся ступни. Искоса оглядывая свой сектор наблюдения… обливаясь противным холодным потом, стекавшим тонкими струйками как по лицу, так и по спине… Придерживая правой рукой пулемёт и вцепившись левой в лямку рюкзака… Согнувшись в две-три погибели и ощущая всем своим телом страшно тяжёлую массу персонального военного груза… Периодически сдвигая вбок противогазную сумку, которая так и норовила съехать на пузо… Мысленно ругаясь и даже матерясь…

  Спустя триста метров я проклял всё! И подлого ворюгу, укравшего у меня отличнейшие носки прямо перед боевым выходом. И нашу оборонно-текстильную промышленность, которая уже седьмой десяток лет выпускает только солдатские портянки. И эти пакистанские ботинки, уже успевшие натереть неплохой мозоль на правой ноге. И афганский песок, ссыпающийся при любом удобном случае внутрь моей необыкновенной обувки. И даже портянки, которые уже сбились в чёрт знает какое состояние. Ну, и, разумеется, этих коварных душманов, затеявших гражданскую войну в своей собственной стране.  

  Спустя ещё триста-четыреста метров я уже скрипел зубами. Потому что вездесущий афганский песок попал прямо на свежепрорвавшийся мозоль. И теперь эти безжалостные песчинки причиняли мне очень даже ощутимые страдания тире переживания. Ведь наша пешая прогулка продолжалась… И с каждым новым шагом заскорузлые края пакистанской обуви втирали дополнительные порции свежего абразивного материала, каковым является самый обыкновенный песочек… Да прямо в моё живое мяско!  

  Как бы мимоходом мы проскочили одну грунтовую дорогу. Здесь песок был очень тонким и чем-то похожим на просеянную муку. Правда, слишком уж серого цвета. Я с большим трудом перевалил через обочину дороги и опять углубился в рыхлые песчаные массы. До холмов оставалось совсем уж немного… И теперь мне следовало совершить что-то героическое… Что-то наподобие отчаянного рывка на самом финише долгого марш-броска…

  Я уже не помню… Удалось мне это сделать или же нет… Но тридцать минут спустя я с огромнейшей радостью рухнул спиной на малюсенький бархан. Здесь был конец моим страданиям и мучениям. Разведгруппа взобралась на эти холмы. А вместе с нею и я. Но отдыхать сейчас было нельзя. В первую очередь, нам следовало занять боевые позиции и замаскироваться. И только после этого можно было слегка расслабиться.

  Но уже само отсутствие тяжёлого рюкзака за спиной являлось большим отдыхом. И я сейчас чувствовал такое огромнейшее облегчение, будто у меня в районе лопаток выросли мощные крылья. Благодаря которым моё тело выпрямилось и даже вытянулось в высоту. Правда, сильно ныли сбитые в кровь ноги… Но с мозолями мне приходилось сталкиваться и раньше. Так что это было делом привычным.

  Справа и слева быстро окапывались наши разведчики. Пора было и мне взяться за малую сапёрную лопатку. Я расстегнул средний карман большого рюкзака и вытащил из него свой походный шанцевый инструмент. Затем я перетащил большой рюкзак на левый передний угол боевой моей позиции. В правом же углу стоял на сошках пулемёт ПКМ. Пора было поработать землекопом…

  Через десять минут интенсивного труда, во время которого ненужный песок высыпался впереди, у меня получилась довольно-таки приличная лёжка. Я постелил на её дно сложенную вдвое плащ-палатку, поскольку вынимать из большого рюкзака спальный мешок мне ужасно не хотелось. Ведь ближе к вечеру всем нам придётся оставить эти позиции и переместиться на другое место. Поэтому мне не хотелось выполнять ненужную двойную работу. Сначала вытаскивать спальник из плотно набитого рюкзака, а затем укладывать его обратно. Ведь плащ-палатка как раз подходит для того, чтобы на ней отлежаться в течение дня.

  Но вот рюкзак десантника с патронами я всё-таки достал. Мало ли что произойдёт на этой позиции!?.. Война – это дело такое непредсказуемое… И полное всяких неожиданностей и сюрпризов.

  Но пока что нежданки нам преподносила афганская пустыня. Я едва успел натянуть свою маскировочную сеть поверх лёжки, как началась песчаная буря. Хоть она и была слабенькой такой интенсивности, однако песка в воздухе крутилось достаточное количество. Мне было хорошо слышно как вполголоса ругается Лёха Шпетный, откровенно матеря всю афганскую пустыню с её нескончаемыми ветрами и бесчисленными тоннами песка. Он ещё не успел закончить оборудование своей лёжки, и теперь ему приходилось это делать под сильными порывами ветра, приносящего из пустыни всё новые и новые пригоршни мелкого песка. Лёха запаздывал из-за того, что поначалу он установил на переднем углу гранатомёт «муху», вкопав его в песок. Какое-то время этот боеприпас в целлофановой упаковке даже держал на себе масксеть. Но после сильного порыва ветра гранатомёт завалился набок и более никак не хотел служить Шпетному подсобным строительным материалом. В конце-то концов, Лёха не выдержал и воткнул в поверхность пустыни свою сапёрную лопатку. Уж она-то торчала очень даже надёжно… Но только вот низковато…  

  Солдат Агапеев почему-то оказался не рядом со мной, а сразу же за позициями разведчика Шпетного. Но данное обстоятельство являлось сейчас сущей мелочью. Ведь мы здесь находимся временно. Зато потом… Когда мы вечером выдвинемся к другой своей позиции, вот тогда-то мы окажемся опять вместе.

  Я уже забрался в свою лёжку и натянул над собой масксеть. Теперь можно было слегка отдохнуть. Но только лишь слегка… То есть не впадая в крепкий юношеский сон… А так… Подрёмывая в-полглазика…  

  Через полчаса по соседству со мной случилась одна оказия. Разведчик Шпетный по причине своей прямой очерёдности должен был нести бдительное наблюдение на фишке. Однако он проигнорировал свою почётную обязанность по охране покоя всей разведгруппы. Одним словом, боец второго периода службы Алексей Шпетный уснул на своём боевом посту. Нет… Он конечно же не храпел… Но зато прошляпил внезапное появление командира группы…

  Старший лейтенант Веселков, даже и не собираясь мудрствовать самым лукавым образом, попросту набрал в пригоршню добрую порцию песка… Да и высыпал её всю… Прямо на спокойно-умиротворённое лицо спящего солдата Шпетного. Пока Лёха просыпался и приходил в себя, последовала уже вторая порция… Но Алексей всё ещё не мог очухаться… И тут подоспела третья пригоршня… На этом воспитательно-профилактическое мероприятие завершилось.

  -Ну, зачем вы так, товарищ старшнант? – строго поинтересовался окончательно проснувшийся разведчик Шпетный.

  -А ты зачем спишь? –последовал кроткий и убедительно-простецкий контрвопрос.

  -А я и не спал! – пояснил Лёха.

  -Ну, конечно! – ответил командир группы и пополз на четвереньках обратно к своему лежбищу.

  Больше разведчик Шпетный не спал… Зато долго вытряхивал из-за шиворота порядком уже надоевший песок. Ведь ему приходилось это делать в лежачем положении. А это, ой, как нелегко сделать!..

  Вернее… Ох, как тяжеловато!..

  Глава 4. ВОТ ЭТО ЗАСАДА!

  Негромкое жужжание автомобильного двигателя послышалось как-то внезапно. Оно всё ещё было таким тихим, что еле улавливалось нашим слухом среди шелеста саксаульных веток и непрекращающегося свиста ветра. Однако этот механический звук уже обозначил своё постоянное присутствие в нашей пустынной действительности…

  -Тревога! –громким шёпотом скомандовал сержант Ермаков. –Приготовиться!

  Личный состав разведгруппы уже и так понял то, что скоро произойдёт нечто необыкновенное. Поскольку в пустыне Регистан не так уж часто услышишь отдалённый звук едущего автомобиля. Да ещё и такой солидный… Заметно так нарастающий с каждой минутой… Звуча всё громче и отчётливей… И уже без всяких сомнений становилось ясным то, что это автотранспортное средство приближается именно к нам.

  -Всем – внимание! – послышалась команда старшего лейтенанта Веселкова. – Оружие – к Бою!

  А звук всё приближался и приближался. Уже отчётливо слышалось то, как натужно завывает автомобильный мотор на подъёмах… И как он сбавляет свои обороты на спусках. Судя по всему, это был грузовик… Но не очень-то большой… То есть не здоровенная афганская «барбухайка», которая чем-то сродни нашему советскому КАМАЗу с большим тентованным кузовом. Тут ехало что-то поменьше…

  -Огонь открываем только по моей команде!

  Это наш командир группы напомнил о своём персональном праве первым нажать на спусковой крючок. Но мы об этом уже были извещены… И потому командирское право первого выстрела нами не оспаривалось. Вот спустя секунду-другую мы поддержим его целиком и полностью… Причём, из всех имеющихся стволов и с лихорадочным азартом… А до этой точки отсчёта, то есть до самого первого и оглушительно-внезапного выстрела, дело ещё не дошло…

  -Приготовить «Мухи»! –приказал Веселков после недолгой паузы. –Снять упаковку и пока всё!

  А звук приближающегося автомобиля становился всё громче и отчётливей… Мой одноразовый гранатомёт уже был избавлен от полиэтиленовой упаковки. Чтобы масксеть не мешала мне, я откинул её на свой большой рюкзак, расположившийся слева. А вот мой РД-54 с семью сотнями патронов уже лежал наготове справа. Из бокового кармана так призывно-соблазнительно выглядывала первая пулемётная лента… Которую следует выдернуть сразу же после того, как опустеет пристёгнутая к ПКМу коробка. Основной карман десантного рюкзачка тоже был полностью открыт и из него так же высовывались два длинненьких язычка… Которые поочерёдно занырнут в пулемётный лентоприёмник… Да ещё из боковых удлинённых карманов большого рюкзака мной только что были вытащены кончики двух «крайних» лент… Так сказать, мой последний и почти неприкосновенный запас…

  -Зарипов?! –донёсся до меня вопросительный оклик Ермака.  

  Я быстро оглянулся на замкомгруппы и бодро доложил о своей боеготовности:

  -Всё нормально! К бою – готов!

  Сержант тут же принялся за перекличку остальных молодых бойцов. Но и у них тоже всё оказалось в полном порядке. Разведгруппа №613 к бою была готова!

  Столь щепетильное отношение сержанта Ермакова, да и командира группы к чёткому отданию военных команд объяснялось довольно-таки просто. Ведь в составе нашей РГ сейчас находился сам капитан Перемитин. Командир первой роты решил сходить на войну теперь уже с третьей группой. И поэтому наше военное командование старалось вовсю… Чтобы не ударить лицом в грязь перед самим ротным…

  Остальные разведчики тоже делали всё возможное и невозможное… Чтобы у командира первой роты осталось самое благоприятное впечатление о боевых возможностях нашей доблестной разведгруппы спецназа. А тем более сейчас… Когда в нашу засаду сама собой едет столь желанная цель. Пока что неизвестный духовский автомобиль…

  Даже двое рослых связистов уже приготовили свою радиостанцию к срочному выходу в эфир. Чтобы в экстренном порядке вызвать военно-транспортные вертолёты, которым сюда лететь и лететь. Забирать трофеи и бакшиши… А может быть и нас… Но как бы то ни было, все меры оповещения уже были почти предприняты. Оставалось выполнить самое малое… Телескопическая мачта вытянута на всю длину, но всё ещё лежит на песке. Антенны и противовесы тоже подготовлены… Пояс с элементами питания уже подключен к «Ангаре»… Одним словом, разведгруппа в полной боевой готовности…  

  И вот наконец… Приближающаяся к нам цель была опознана…

  -Ни х_я себе! –присвистнул Ермак.

  Я тоже слегка опешил от такой неожиданной встречи. Из-за холмов показалась БРДМка. То есть небольшой бронетранспортёр. А если быть предельно точным, то боевая разведывательно-дозорная машина советского производства. И вооружение у неё было очень даже узнаваемое: крупнокалиберный 14,5-миллиметровый пулемёт КПВТ и спаренный с ним 7,62-миллиметровый пулемёт ПКТ. Причём, у крупняка боекомплект составлял пятьсот патронов, а у более мелкого его собрата – две тысячи. Так что наш «спор» с нею мог бы получиться очень интересным…

  Но БРДМка ещё ни о чём не догадывалась и преспокойненько так себе катила по грунтовой своей дороге. Я оглянулся на командиров, но безрезультатно. Никаких новых вводных даже и не предвиделось. Поскольку как командир роты, так и наш старлей… Они оба всё ещё находились в стадии анализа обстановки… И до принятия решения всё ещё было далековато…

  -Ох, ты! – выдохнул замок Серёга. –Да грёб же вашу мать!

  Из-за всё того же холма уже выехала новая цель. Скажем так, ещё одна наша потенциальная жертва! И на этот раз легко определяемый ГАЗ-66. Этот небольшой грузовик всё того же советского производства неспешно катил вслед за БРДМкой. Только вот расстояние между ними было метров сто пятьдесят или даже все двести…

  Я машинально перевёл свой взгляд на первую мишень, которая ещё не знала о своей предстоящей участи. Ведь до дороги было метров триста – четыреста.На таком расстоянии мой пулемёт ПКМ способен уверенно поразить как эту БРДМку, так и ГАЗ-шестьдесят шестой. И скорей всего, мои бронебойно-зажигательно-трассирующие пули всё-таки пробьют броню боевой машины. У меня в коробке сейчас находилась именно такая лента, и чёрно-красные наконечники пуль подтверждали своё обозначение БЗТ. А с ГАЗончиком ещё легче… Дело оставалось лишь за командирским решением – стрелять или не стрелять.  

  Тем временем бронеавтомобильчик поравнялся с нашей группой…Да и остановился на дороге!.. Из люка высунулся водитель, посмотрел вперёд и вниз… А потом обернулся назад… Через несколько минут к БРДМке подъехал ГАЗ-66.

  -От сук-ки! – процедил сквозь зубы Ермак. –Чё они там встали? Ехали бы себе дальше.

  Но из боевой машины и грузовика вышло несколько человек. И их одежда не оставила нам ни малейшего основания подозревать этих людей в причастности к регулярной армии Афганистана или к местной милиции- царандою. Перед нами, то есть вокруг остановившейся на дороге машин сновали самые настоящие духи. В своих длиннополых тёмных рубахах и такого же цвета шароварах. На некоторых из них виднелись яркие зелёные жилетки…

  По моим подсчётам их было человек девять или десять. Что не превышало общее количество бойцов нашей разведгруппы. Но только вот крупнокалиберный пулемёт кПВТ и спаренный с ним ПКТ… Именно они и осложняли нашу боевую задачу… Ну, и в кузове грузовика могло находиться кое-что ещё… Но из-за тента это «кое-что» продолжало оставаться неизвестным вооружением нашего противника…

  -Малый! Шпетный! – скомандовал полушёпотом командир группы. –ползком выдвинуться к дороге! И после моего выстрела долбануть «мухами» по БРДМке! Если попадёте первой гранатой, то вторую – по «шишиге»! Потом обратно! Вперёд!

  Разведчик Коля Малый отреагировал на приказ очень быстро. Он откинул краешек своей масксети и выполз из укрытия-окопчика на открытое пространство. Лёжа на левом боку, Микола перекинул через голову и плечо тонкий ремень одноразового гранатомёта и затем пополз вперёд. Лёха Шпетный несколько замешкался… Но спустя минуту присоединился к своему старшему товарищу. И обе их фигурки стали постепенно удаляться от нас… Вот Лёха зачем-то оглянулся назад, чтобы окинуть быстрым взглядом нашу группу… На секунду –другую… А потом он пополз дальше…

  Я смотрел им вслед и даже мысленно посочувствовал ползущим… Вполне возможно, выдвигающимся прямо к своей смерти. Ведь выстрелив из «мух» по боевой машине, которая является самой главной нашей неприятностью, оба разведчика неминуемо засветятся. То есть обозначат себя на местности. И уцелевшие после разрывов кумулятивных боезарядов душманы откроют автоматный огонь прежде всего по ним. Если не раньше… То есть сразу же после выстрелов противотанковых гранатомётов… Одного и второго…

  Но ведь и наша разведгруппа не станет отсиживаться в сторонке, а изо всех стволов накроет живую силу противника. И в этом деле основную роль должны были сыграть четыре штатных пулемёта ПКМ… Один из которых – мой…  

  Однако существующая в общем-то неважнецкая обстановка стала стремительно ухудшаться… Потому что из-за холма на дороге показалась ещё одна автомашина ГАЗ-66. А спустя несколько минут уже третий… То есть точно такой же грузовик ГАЗон-шестьдесят шестой.

  Их появление вызывало новые матюки сержанта Ермакова, который уже не стеснялся в выборе своих искренних выражений. Даже невзирая на присутствие командира роты капитана Перемитина и командира группы старшего лейтенанта Веселкова. Хотя впрочем, Серёга матерился почти шёпотом… Который могли слышать только близлежащие разведчики. В том числе и я. Но нам уже было не привыкать…

  -От сук-ка! И ещё одна БРДМка! Да откуда их столько?! Что они их там?!.. Рожают что ли?

  И действительно… Самой последней показалась уже вторая боевая разведывательно-дозорная машина… Выпущенная когда-то советской оборонной промышленностью, а затем перепроданная за рубеж… Или подаренная в качестве братской военной помощи…

  Я в каком-то грустно-отупелом оцепенении смотрел на дорогу… Прямо перед позициями нашей разведгруппы выстроилось целых пять автотранспортных средств: одна БРДМка в голове вражеской колонны, затем три автомобиля ГАЗ-66 и вторая БРДМка в замыкании. Красота, да и только! Два крупнокалиберных КПВТ и пара курсовых пулемётов ПКТ. В кузовах грузовиков тоже не пусто. И автоматы – у каждого духа…

  «Хотя нет!» –подумал я, оглядывая опечаленным своим взором всю картину «Не ждали?»

  У одного душары автомата не наблюдалось. Зато он был самый высокий и очень дородный. Именно вокруг него и шастали туда-сюда десятка два духов… Но у рослого бандита оружия не было.

  «Скорей всего, он и есть главарь этой шайки-лейки.Да и руками машет слишком уж красноречиво… То в нашу сторону… Подлец! То в противоположную… Откуда мы и пришли…»  

  Так оно и было… Вся эта вражеская бронировано-грузовая кавалькада остановилась в аккурат именно там, где и пересекла дорогу наша разведгруппа. И, скорей всего, оставила за собой следы. По которым они уже обнаружили наше присутствие в данном районе пустыни Регистан. И по этим же отпечаткам солдатских ботинок духи смогут выйти прямо на нас… И в дальнейшем произойдут всякие там разнообразные последствия…

  -Ну, куда вы теперь-то ползёте? Балбесы! – ругался Ермак в адрес Малого и Шпетного. –Так и сяк вашу мать! Хоть вперёд посмотрите!  

  Однако наши доблестные разведчики ничего этого не слышали, а потому продолжали безостановочно ползти вперёд. Из-за высоких барханов и кустов саксаула ни молодой солдат Шпетный, ни более опытный разведчик Малый не видели произошедших на дороге перемен. Я смотрел сквозь узенькую щель на две удаляющиеся фигурки и надеялся на спецназовское благоразумие Миколки да Лёхи… А то ещё вздумают обстрелять двумя «мухами» всю колонну из пяти единиц вражеской броне-автотехники. Да ещё и без соответствующего на то приказа… То есть первого командирского выстрела.

  -Ох… -вздохнул лежащий поблизости сержант. –Куд-да?!

  А Шпетный и Малый всё ползли и ползли… Усиленно прижимаясь к поверхности пустыни и старательно огибая кусты саксаула… Да попадающиеся им на пути небольшие барханы… До цели им осталось метров сто пятьдесят… Не больше… Сейчас они как раз выползли к подножию большой песчаной дюны, вытянувшейся перпендикулярно их курсу метров на двадцать. А за ней простиралось ровное пространство, покрытое хорошей густой зелёночкой…  

  А духов на дороге стало гораздо больше. Из кузовов двух припоздавших «Шишиг» выскочило ещё человек двадцать. И теперь общее количество живой силы противника приблизилось к сорока бойцам. Автоматы находились почти у всех… Кроме того… Который продолжал руководить своей бандой… К моей радости, внушительные стволы КПВТ по-прежнему оставались в походном положении. То есть торчали в серое афганское небо… Однако развернуть башни в нужную сторону – это минутное дело. Да и в кузовах ГАЗ-66 могли находиться как миномёты или безоткатные пушки, так и крупнокалиберные ДШК. А привести их в боеготовое состояние – это тоже не долго…  

  Я вздохнул и подправил свою маскировочную сеть таким образом, чтобы она левым углом полностью накрыла мой большой рюкзак. Затем я осторожно накинул противоположную часть сети на РД-54. Словом, мне надо было замаскировать свою боевую позицию с предельной тщательностью. Справа и слева то же самое проделывали другие наши бойцы… Вернее, они уже заканчивали… Вот Вовка Агапеев подполз к пустой лёжке Шпетного и тщательно накинул масксеть на оставшиеся рядом рюкзак со спальником. Затем он быстренько вернулся на свою позицию… Все понимали очень даже хорошо… Разведгруппе следует замаскироваться по самому максимуму. Чтобы духи, находящиеся на грунтовой дороге или стоящие на своих БРДМках, не смогли визуально обнаружить наше явное присутствие.

  -Сало! –громким шёпотом Ермак позвал одного из наших разведчиков.

  Но солдат Сальников находился далековато от позиции замка и поэтому не слышал его призывного оклика. А он был из нашего тылового дозора…

  «Интересно! Заметал тыльняк наши следы или нет? –думал я. –Заметал или нет? Заметал?.. Или как?»

  Наконец-то разведчик Сальников отозвался на повторный возглас замкомгруппы и Ермак тут же задал ему вопрос, который сейчас мучал всю нашу разведгруппу.

  -Ты, сук-ка, следы заметал? –с неожиданной яростью прошипел сержант.

  Разведчик Сальников, который и должен был идти самым последним из нас, ответил Ермакову сразу:

  -Да заметал я всё!

  -Только на дороге или по всему маршруту? – тут же уточнил замок. –Говори, сук-ка!

  Молодому солдату Сальникову было поручено не просто идти самым последним из всех бойцов группы, но ещё и заметать большим саксаульным веником цепочку следов… Которая неизбежно остаётся после прошедших в одну колонну спецназовцев. И он должен был делать свою работу на всём протяжении нашего маршрута… То есть все эти километры. Трудная конечно задачка… Но по-другому здесь нельзя…

  -Да везде я заметал! –с неожиданным надрывом в голосе отозвался Сальник. –По всему маршруту.

  -А чего тогда они остановились именно там? – резко поинтересовался Ермак. –Там, где мы прошли?

  -А я откуда знаю? – оправдывался молодой боец тылового дозора.

  -От сук-ка! – выругался сержант. –Вот только они уедут… Я тебе всю рожу начищу! Понял?!  

  Сержант Ермаков был дембелем… То есть старым и заслуженным разведчиком-спецназовцем… Которому до отправки домой осталось всего два или три месяца… Поэтому он сейчас переживал больше всех…

  «Хотя нет… -Думал я с внезапно появившейся нервозностью. –Ему хоть и осталось пятьдесят три дня до приказа Министра Обороны… Но у него должность такая… Спрашивать с каждого! И за всё!.. Э-эх… Вот как началась эта война, так она и получилась… Носки сфиздили… Мозоли я натёр… Теперь вот эти ещё… Разъездились тут!»

  От только что услышанного разбирательства Ермака с Сальником у меня стали мелко и противно дрожать пальцы… Не все конечно… А только мизинцы… Раньше я такого за собой не замечал. А тут… Чтобы унять эту дрожь, а заодно хоть чем-то заняться, я стал осторожно вынимать из бокового кармана РД ручные свои гранаты. Две РГДешки и одна эФка выстроились в ряд, как послушные и верные мои солдатики. Затем я вздохнул и поочерёдно выпрямил все усики на запалах. Чтобы в случае необходимости сэкономить драгоценнейшие секунды. И теперь для приведения ручных гранат в боевое положение мне оставалось только лишь выдернуть кольца. Чтобы потом метнуть их по очереди в нужном направлении и на требуемую дальность.

  Та же участь постигла и мою персональную эФку, которая постоянно находилась в правом кармане моей горки. Только вынимать её я не стал, а лишь засунул туда руку и наощупь разогнул усики. Но потом я передумал и загнул их обратно. При этом один ус обломился… И я даже выругался… Но не вслух, а так… В напряжённых своих мыслях…

  Разведчики Малый и Шпетный уже проползли большую часть этой песчаной дюны и до её гребня им оставалось совсем немного. Я опять вздохнул и перевёл свой взгляд на противника. Башенные пулемёты продолжали оставаться в походном положении… Но вот эти духи… Несколько фигур в тёмных длиннополых рубахах сошли с дороги и отправились явно понашим следам… Но пока что в противоположном от нас направлении. То есть противник пошёл в сторону нашей площадки десантирования…

  -Ах, ты! Сук-ка! – прорычал сержант Ермаков громким шёпотом, а потом оглянулся на меня. –Зарипов! Ты готов?

  Я молча кивнул ему головой, отчётливо давая понять то… Что я как пулемётчик, уже готов… Да и вся наша разведгруппа уже давным-давно готова ко всему… Ко всему, что сейчас может произойти. Как бы ни были печальны все последующие события… И их невесёлые итоги…

  А произойти сейчас могло только то, что духи отправят несколько человек и в нашу сторону. Чтобы они прошлись по следам разведгруппы… И в конце-то концов афганцы дотопают до холма и тут наткнуться прямо на нас… Мы, разумеется, уничтожим из бесшумных стволов эту передовую духовскую тройку или пятёрку… Но тогда основная масса противника неминуемо станет искать уже своих пропавших сотоварищей. Но с гораздо повышенными мерами предосторожности… И вот тогда-то завяжется жестокий и неравный бой! Ведь у врага имеется два крупнокалиберных пулемёта КПВТ и пара курсовых ПКТ, вдобавок ко всему ещё и укрытых стальной бронёй. Ну, и в кузовах ГАЗ-66 наверняка имеется военное железо...  

  И тогда духи примутся безостановочно долбить с дороги по нашим позициям. Ведь для крупнокалиберных пулемётов расстояние в четыреста метров – это сущий пустяк. Да с их оптическими-то прицелами. А вот мы в свою очередь вряд ли «достанем» БРДМки своими одноразовыми гранатомётами. Потому-что далековато получается. А отправленные вперёд комсомольцы-добровольцы будут встречены автоматным огнём залёгших по всей округе духов. И примут наши гранатомётчики свою смерть самыми первыми из нас… Ну, или в числе первых… Ведь Два КПВТ просто-таки не дадут нам и головы поднять…

  Но отстреливаться мы всё же будем. Перебегая с места на место, чтобы беспрестанно менять свои огневые позиции. Придётся перекатываться из стороны в сторону и мне. Но с пулемётом ПКМ особенно сильно не сманеврируешь. Да и этот РД я буду вынужден таскать за собой…  

  В общем… Наша разведгруппа сумеет продержаться минут сорок… Ну, может быть час. Если повезёт. Наши связисты конечно же срочно выйдут по дежурной частоте на связь с нашим батальоном спецназа. Но вертушкам «восьмёркам» сюда лететь целых два часа. А ведь в них полагается сначала посадить другую разведгруппу, которая должна будет высадиться нам на подмогу. А пока она соберётся и добежит до аэродрома… Пройдёт ещё минут тридцать-сорок. Пока вертушки взлетят… Словом, помощь подоспеет часа через два с половиной. Не раньше!

  А к этому времени торжествующие духи-победители успеют собрать трофейное советское вооружение… Загрузить в ГАЗ-66-ые всё наше имущество. Не забудут они обшарить наши карманы… И выпустить в каждого из нас дополнительное количество автоматных пуль. Чтобы окончательно добить наши остывающие трупы… Как это случилось с разведгруппой старшего лейтенанта Онищука четыре месяца назад. Пример более чем свежий…  

  Но этот кошмарно-трагический сценарий всё ещё витал в ближайшем обозримом будущем. А пока что у нас имелась хоть и напряжённая, но всё ещё небезвыходная реальность. Зловредные афганцы всё так же подозрительно шастали по дороге, но в нашу сторону ещё никто не выдвигался… Наверное, они поджидали тех, кто пошёл к нашей площадке десантирования… А этот вражеский разведдозор отдалился от дороги метров уже на пятьсот… Не меньше…

  «Да-а… Быстро они шуруют по своим пескам! –размышлял я. –Не то, что мы…»

  А наши отважные гранатомётчики Малый и Шпетный наконец-то доползли до самого гребня дюны… Хохол Миколка осторожненько-осторожно выглянул во вражескую сторонку, да так и упал… Как будто его кипятком ошпарили! Явно недоверчивый солдат Алёша уже в свою очередь приподнял голову над песчаным гребнем… И мгновенно занырнул обратно… Оба разведчика на секунду посмотрели друг на дружку и тут же сдали назад… Они отползли, неуклюже пятясь, на пару метров, а затем быстро развернулись на пузе… И энергично заработали руками с ногами в обратном ползун-броске… Чтобы с повышенной скоростью преодолеть всё то расстояние, которое они пересекли по-пластунски в первоначальном направлении.  

  А не отрывавший от них глаз сержант Ермаков опять стал ругаться:

  -Ну, куда вы обратно? Отлежались бы в низинке! Так нет же! Балбесы… Попрутся прямиком к нам! Чтобы духи их заметили. От сук-ки!

  Замкомгруппы был прав и здесь. Ведь Малому и Шпетному теперь придётся взбираться ползком по песчаному склону нашего холма. И бдительно ведущий наблюдение противник может обнаружить сначала какое-то непонятное передвижение… А затем, присмотревшись более внимательно через оптическое увеличение, разглядеть две ползущие фигуры… Явно людские и чрезвычайно непохожие на местных жителей… Что опять не пойдёт на всеобщую пользу нашему солдатскому здоровью.

  Но вдруг… От дороги послышался звук двигателя! Который только что завёлся!.. И даже…

  -Уезжает! – пробормотал я отстранённым голосом.

  Я не верил своим глазам… И как будто констатировал только что случившийся факт. Причём, никакого оптического обмана зрения здесь не наблюдалось. Просто одна БРДМка тронулась со своего места и поехала вперёд по дороге… То есть самая первая боевая разведывательно-дозорная машина начала движение! Всё в том же направлении, куда она и следовала полчаса назад… Когда мы намеревались изничтожить её самым безжалостным способом…

  -Бля-а! – произнёс сержант Ермаков. –Ну, и куда она поехала?  

  Его обрадовано-встревоженный вопрос так и повис в воздухе… Вся наша разведгруппа сейчас лежала на своих огневых позициях и думала-гадала тоже об этом. Так куда же поехала эта головная БРДМка?

  -Оп-па-да-на! – проворчал сержант Серёга более радостным тоном. –И ещё одна!

  И действительно. Следующей в путь тронулась стоявшая первой автомашина ГАЗ-66. Она направилась вслед только что уехавшей БРДМке. Которая уже удалилась метров так на сто пятьдесят. Но остальная часть вражеской колонны продолжала находиться на своём месте.

  «Это они свой дозор поджидают! –предположил я в своих всё ещё недоверчивых размышлениях. –Они ведь уже обратно шуруют. Да ещё как шуруют! Чуть ли не бегом… А до нашей площадки десантирования они так и не дошли. А это очень даже хорошо!»  

  Возвращающаяся к колонне духовская разведка передвигалась очень быстро. Что впрочем было совсем неудивительно. Ведь афганцы шли налегке, то есть вообще без какой-либо ноши. Но с непременными автоматами Калашникова. Вот духовские разведдозорные добрались до грунтовой дороги и какое-то время переговаривались со своим начальником. Затем их главнокомандующий развернулся прямо в нашу сторону… Он смотрел на холмы долго… Очень долго… Можно сказать, слишком уж долго…

  «Ну, и чего ты так вылупился?! –подумал я про него в самой неодобрительной своей эмоции. –Х_ли ты уставился?»

  А сержант Ермаков высказал своё явное неудовольствие вслух и в очень матершинной форме… Остальные бойцы молчали… Все мы ждали… Ведь именно сейчас решалась наша дальнейшая судьба. Духи могут направить свою разведку уже в нашу сторону. Да и Малый со Шпетным сейчас ползут именно по нашему склону… А когда столько вражеских глаз смотрят прямо сюда… То всякое может случиться.

  Но произошло маленькое военно-полевое чудо! Хоть и небольшое, но такое приятное волшебство! Завелась и поехала вторая «шишига». Затем начал движение третий грузовик… И наконец-то… Поехала замыкающая БРДМка.

  -Слава тебе… - произнёс Ермак.

  Хоть он и был комсомольцем, а значит и атеистом… Как и все мы… Но каждый из нас сейчас благодарил Бога… За то, что всё разрешилось именно таким образом. Самым благоприятным и очень даже бескровным.

  Ведь до последней минуты всё ещё сохранялась угроза развития ситуации по самому нежелательному сценарию. Когда завела двигатель и поехала вторая автомашина ГАЗ-66, на грунтовой дороге всё ещё оставалось около полутора десятков духов. И тот – самый главный стоял вместе с ними… Но затем вся эта банда залезла в третью «шишигу», которая тут же тронуласьв дальнейшее путешествие по афганской пустыне. И последней умчалась замыкающая колонну вторая боевая разведывательно-дозорная машина.

  Вот так и состоялось наше спасение! Разведгруппа №613 осталась в целостности и сохранности… А все наши разведчики – в добром здравии и в повеселевшем состоянии духа… Вернее, в счастливом состоянии своей души!

  А через пяток минут к нам приползли двое неутомимых разведчиков-пластунов. Они устало добрались до своих боевых позиций, да там и остались… Тяжело дыша около своих лёжек… Уже не имея никаких сил залезть под маскировочную сеть… Красные их лица более чем убедительно демонстрировали нам то,что Малому и Шпетному пришлось очень нелегко… Сначала ползти в одном направлении, а потом уже в обратном… Да ещё и с таким ускорением…

  Но сержант Ермаков всё же «убедил» Миколу и Лёху совершить последний рывочек. Чтобы оказаться под спасительной защитой масксети.  

  -Ну, и чего вы тут разлеглись? –сердито выговаривал дембель Серёга. –Заползайте под масксеть, там и отдыхайте! А то развалились тут… Как на пляже! Быстрей давайте! Ну-у!..

  Наши чемпионы по ускоренному переползанию афганской пустыни не стали спорить со строгим своим начальством. Лёха Шпетный и Коля Малый залезли под персональные маскировки, повозились внутри какое-то время, устраиваясь поудобнее… И затихли.

  И опять над пустыней Регистан воцарилась первозданная и ничем не тревожимая тишина. Наша разведгруппа затаилась по своим позициям, чтобы беспрепятственно дождаться спасительного вечернего полумрака… Когда можно будет рвануть в другое место… Более спокойное и менее тревожное.

  А бронировано-моторизованный отряд афганских моджахедов, скорее всего, поехал дальше по своим вреднопакостным делам. Очень даже возможно случилось то, что слегка разочарованные духи ещё покружили какое-то время по близлежащей местности. Особенно там, где советские вертолёты сегоднешним утром совершали свои посадки и взлёты. Может быть, мнительно-настороженные афганцы даже и обнаружили эти места. Где на песчаной поверхности пустыни остались следы вертолётных шасси, а близлежащие кусты саксаула оказались прижаты к планете Земля… Ведь вращающиеся винты создают такие сильные воздушные потоки!..  

  Но в этих случаях душманов постигло ещё большее разочарование. Поскольку на песке не имелось ни одного следа присутствия советского солдата! То есть чёткого отпечатка военного ботинка с высоким берцем. И крайне раздосадованные своими нынешними неудачами моджахеды поехали дальше… Прочёсывать бескрайнюю афганскую пустыню Регистан.

  Зато всем разведчикам нашей группы №613 пришлось очень долго ломать свои умнейшие головы над одним закавыристым вопросом: И как это советская автомобильная техника в виде ГАЗ-66-ых, а тем паче две родственные нам БРДМки оказались на вооружении враждебно настроенных афганцев? Да ещё и в таком поистине массовом количестве! Ведь это ещё куда ни шло то обстоятельство, еслиб мы сегодня утром обнаружили одну или даже две машины. Ну, БРДМ в сопровождении ГАЗончика… Но ведь их было пять! Две бронемашины и три грузовика.

  Допустим… Советский наш Союз, как и многие другие развитые страны, продаёт за рубеж свою автомобильную технику военного предназначения. Ведь автомобиль ГАЗ-66 был разработан специально для оборонных нужд нашего государства. Когда его промышленное производство оказалось весьма успешным, то данный грузовичок был включён в перечень советского военного экспорта. И вполне возможно, именно по этой торгово-экспортной линии ГАЗ-66-ые поступили в соседний Афганистан.

  Хотя, нет… Если быть точнее, то всё обстоит гораздо масштабнее. Ведь намного раньше, то есть ещё при шахском режиме, наш Советский Союз заключил с дружественным в ту пору государством Афганистан целый договор по перевооружению его национальной армии. Вот на этом-то вполне законном основании в соседнюю страну стала поступать техника советского производства: боевые танки и бронетранспортёры, истребители-бомбардировщики и военно-транспортные самолёты, зенитные установки и средства связи, тяжёлое и лёгкое стрелковое вооружение. И соответственно данному обстоятельству возникла потребность обучения афганских военных специалистов в советских учебных заведениях.  

  Однако затем в Афганистане произошли некоторые изменения в государственном обустройстве: начиная со свержения Захир-шаха и продолжая славной Апрельской революцией… (Окончания пока-что не предвидится!) И во время перехода военно-организационной власти от одной правящей элиты к другой произошла своеобразная афганская вольница – когда нежелающие служить новым руководителям войсковые командиры попросту перегнали кое-какую технику в свои родные кишлаки или горы. Скажем так, на всякий случай…

  А когда бывшие кадровые военные специалисты окончательно распрощались с национальной армией Афганистана и тут же переквалифицировались в закоренелых моджахедов… Вот тогда и возникла насущная потребность иметь на своём вооружении более солидную боевую технику, нежели автомат Калашникова АК-47, ручной пулемёт Дегтярёва и станковый пулемёт СГМ. Постепенно и потихоньку у них появились крупнокалиберные ДШК и 82-миллиметровые батальонные миномёты, военные УАЗики-козлики и даже ГАЗ-66-ые. А вот теперь… Стало ясно, что кое-кто обзавёлся даже двумя боевыми разведывательно-дозорными машинами.  

  Да и судя по манере передвижения, вражеской колонной сегодня руководил бывший военный спец. Ведь всё происходило как и предусмотрено Боевыми Уставами: первой выдвигалась развед-дозорная БРДМка, которая осуществляла предварительную доразведку маршрута колонны. Далее за ней на почтительном расстоянии ехали три грузовика ГАЗ-66, составлявшие основную часть вражеской колонны. Ведь в «шишигах» находились как вполне реальная живая сила противника, так и весьма вероятное дополнительное тяжёлое вооружение. Иначе говоря, зачем им тогда такие серьёзные меры предосторожности? И самой последней в этой «авто-броне-кавалькаде» двигалась замыкающая колонну вторая БРДМка. Так что определённая тактика передвижения боевой и грузовой техники была налицо!  

  «А откуда же они тут взялись?.. Да ещё и в таком составе!.. Ну, не на патрулирование же пустыни!.. Ах, да-а!.. Не иначе, как с севера едут. Там ведь сейчас такое творится!.. «Юг-восемьдесят восемь!» Наверняка афганцы оттуда сматывались. Вот и повстречались на нашем пути… Автолюбители и бронетуристы! Устроили тут ралли Париж-Дакар!.. Гонщики хреновы…»

  На мой совершенно непредвзятый взгляд, афганские моджахеды не просто так катались на БРДМках и «шишигах», да ещё и по сыпучим пескам пустыни Регистан. Ведь дней десять назад на севере нашей провинции Гильменд началась крупномасштабная войсковая операция «Юг-88», в которой принимали участие как советские боевые подразделения, так и правительственные войска ДРА. К Укрепрайону Мусакала было стянуто очень уж большое количество боевой техники и личного состава. А постепенное прибытие и дальнейшая концентрация столь внушительного количества сил и средств практически невозможно скрыть от всевидящих глаз местных жителей… Среди которых имеется немалое количество явно сочувствующих душманским бандформированиям.

  Так что, духовская разведка сработала очень хорошо. И скорей всего,сегодняшняя колонна совсем ещё недавно находилась именно в тех горных краях. Но с началом советско-афганского наступления на Мусакалу предусмотрительные и дальновидные моджахеды решили перегнать свою боевую технику и грузовики в более безопасное место. Ведь на этот Укрепрайон будут наступать не только по земле… Советская авиация сможет почти беспрепятственно совершать полёты над вражеской территорией, чего она раньше не делала из-за вполне обоснованных опасений. Поскольку у духов имелись не только зенитные пулемёты ДШК, но и переносные ракетные комплексы.

  С началом же наземной войсковой операции, когда в лобовую атаку пойдут пехотинцы да ещё под прикрытием едущих вслед за ними БТРов с БМпешками… А также при активной поддержке танковых орудий и массированной работе артиллерии… В результате чего основные силы духов окажутся связанными ожесточённым боем… Вот тогда-то советские штурмовики и истребители-бомбардировщики станут нещадно бомбить как вражеские позиции, так и их тылы… После чего наши лётчики примутся добивать точечно-площадными ударами всё то, что уцелело после первичных авианалётов. И тогда вражеским БРДМкам с ГАЗ-66-ыми пришёл бы полный конец. Они были бы обнаружены и уничтожены.

  А потому хитромудрые духи всё больше по ночам да окольными маршрутами упорно перегоняли свою технику из небезопасного Укрепрайона Мусакала на самый юг провинции Гильменд. Туда, где нет ни подразделений афганской армии, ни постоянных советских гарнизонов. Разве что блуждающие по пескам призраки… «Наподобие нашей разведгруппы №613.»  

  Однако наша утренняя засада, которая обернулась столь опасным для нас конфузом, завершилась обоюдовыгодным «реверансом»: мы не обстреляли вражескую колонну, а благовоспитанные и по-восточному гостеприимные афганские духи не заметили присутствия нашей разведгруппы. После чего мы разошлись с миром… И, возможно, очень довольные сами собой…

  Но вот если бы военная судьба распорядилась по-другому… То есть мы обнаружили эту вражескую колонну ещё с воздуха… Когда наша разведгруппа находилась в двух вертолётах Ми-восьмых… А поблизости кружила парочка «серых волков»… То вот тогда-а-а… Наша неожиданная встреча закончилась бы неминуемой победой настоящего советского оружия над бывшей советской техникой… Боевые вертолёты Ми-24 из своих спаренных скорострельных 30-миллиметровых пушек разнесли бы эту духовскую колонну в пух и прах. Ведь бронебойные и осколочно-фугасные их снаряды прошивали бы броню БРДМок насквозь… Не говоря уж о защитных свойствах брезентовых тентов лёгких грузовиков ГАЗ-66.

  Вот такая незавидная участь постигла бы транспортные средства… А вся эта живая сила противника конечно постреляла бы в воздух для соблюдения правил военного приличия, но потом быстренько так разбежалась бы по разным сторонам света… Ведь из приземлившихся вертолётов Ми-8 высадилась бы непобедимая разведгруппа советского спецназа за номером 613…  

  Ну… Мы бы без особого труда рассеяли всю эту ораву обнаглевших моджахедов… которые средь бела дня вздумали кататься по, в общем-то, мирной пустыне Регистан. Затем мы собрали бы все наши военные трофеи: автоматы там, пулемёты, миномёты… Из полуразрушенных башен БРДМок повыковыривали бы оба крупнокалиберных КПВТ и естественно два курсовых пулемёта ПКТ… Колёса пооткручивали бы… В подарок зампотеху батальона майору Зайнуллину и нашему ротному пройдохе-меняле Бельмандо. С которым дружат почти все местные дуканщики…  

  Словом… Наша победа была бы безоговорочная и очень даже полная…

  «Так что-о… -думал я про сегодняшних духов. –Пусть они благодарят судьбу за то, что вся их колонна не попалась нам навстречу!.. Когда мы только-только летели в этот район пустыни Регистан. Ох, как бы мы им показали бы кузькину мать!.. Или то самое место, где советские раки зимуют!.. Показали бы, как пить дать!»

  А пока… Я лежал на своей боевой позиции и вовсю отыгрывался в буйном моём воображении над недавними нашими врагами…

  Но такова война. Сначала повезло афганским моджахедам и наши вертолёты не обнаружили их колонну в пустыне. А затем подфартило уже и нам, когда эти же моджахеды поленились прогуляться по следам прошедшей разведгруппы. Да и в оптические прицелы, если очень уж постараться, они смогли бы кое-что разглядеть на склоне близлежащего к ним холма. Ведь наши масксети всё равно отличаются по цвету от окружающего фона пустыни. Но духи этого не сделали, а попросту уехали вдаль…

  Так что… Баш на баш! Их удача была компенсирована нашим везением. Или же… Говоря по-другому… То, что мы прошляпили их в полёте, оказалось восполненным тем, что душманы не нашли нас на земле.

  По-моему, это справедливо.  

  Глава 5. ПЕШИЕ СОЛДАТСКИЕ МАРШИ.

  Всезнающей наукой статистикой при помощи, естественно, наисовременнейших компьютеров уже подсчитано всё! Сколько миллиардов тонн воды выпадает ежедневно в виде атмосферных осадков по всей нашей планете. Каково более или менее точное количество песчинок в африканской пустыне Сахара. Насколько вес Солнца превышает общий тоннаж Земли. Какова была бы сейчас численность народонаселения всего нашего земного шара, еслиб не все войны…

  И не только это… Помимо общего пробега обычного американского автомобиля и итогового количества полётных часов рядового французского авиалайнера… Окромя конечной суммы морских миль некоего корабля ВМС Японии и даже то, сколько оборотов педалей совершит безвестный азиатский велорикша за всю свою трудовую деятельность… Словом, этой всезнающей наукой также подсчитаны и пешие перемещения людей. Так, среднестатистический человек за всю свою относительно долгую жизнь проходит около ста тысяч километров, что составляет восемь диаметров планеты Земля.

  Однако я более чем уверен, что этой наукой статистикой совершенно не брался в расчет такой любитель пеших прогулок как наш солдат. Возможно он тоже за всю свою жизнь проходит сто тысяч километров… Но это только в одну сторону! А обратно же его никто не подвезёт! Ни на генеральском автомобиле, ни на проходящем мимо танке или мчащемся вдаль эшелоне… Ну, разве что по случаю Великой Победы… Когда высвободилось чрезмерное количество подвижногосостава. А в остальном… Увы… Такие слишком уж комфортабельныеизлишества явно не для нашего солдатика.

  Вот и мы не были особым таким исключением из вечно существующих солдатских правил ведения боевых действий нашими войсками. Ведь в самом-то деле… С какой такой особой стати некоему Главному Управлению Генерального Штаба Советского Союза прямо-таки баловать разведгруппу №613?!.. ««Совершенно в дырдочку!» Нечего им потакать!... А то ишь… Вперёд!.. Марш-марш!..»

  И потому наше сплочённое подразделение шло очень быстрым шагом по бесконечной афганской пустыне Регистан. Причём, совершенно не желая того, чтобы нас сейчас кто-либо увидел и сразу же пересчитал… По количеству посадочных мест. То есть наша РГ №613 изо всех сил стремилась не привлечь ничьего внимания как к персонально выделенному бойцу-спецназовцу или же головному разведдозору, так и ко всей группе в целом. А тем паче мы абсолютно не желали того, чтобы нас кто-либо и куда-нибудь взял, да и подвёз… Ни на недавних ГАЗ-66-ых… Ни даже на бывших советских БРДМках… Как говорится, Боже упаси нас от этого…

  Мы уж как-нибудь сами справимся! И с труднопроходимой местностью, и с неподъёмным грузом на плечах, и с разъедающим глаза солёным потом, и с сильной усталостью во всём организме, и даже с острейшей необходимостью быстрейшего покидания данного района пустыни Регистан. Со всем этим мы способны справиться сами… Причём, очень даже самостоятельно! Лишь бы нам никто не помешал.

  Так мы и шли… Чуть ли не бегом… Надрываясь от веса тяжеленных рюкзаков и проваливаясь до середины голени в сыпучие пески… Поочерёдно вытягивая из рыхлой массы ноги для следующего шага. Изредка вытирая обильно стекающий пот с лица… И беспрестанно проклиная неизвестно что… Может быть, эту распоследнюю афганскую войну… С её душманами-моджахедами и нашим интернациональным солдатским долгом… Или страшно тяжкую долю молодого бойца-разведчика, которого можно послать куда ни попадя и при этом загрузить его сверх нормальной меры… А может эти сыпучие пески, где так трудно передвигаться… Эти барханы и кусты саксаула, которые нужно обходить… Теряя при этом свои небесконечные силы…  

  Но это была Демократическая Республика Афганистан и её самая южная провинция Гильменд… Точнее, Страна Песков с её якобы озером Хаджи-Вазир-Хан… То есть тот самый аэродром подскока.

  В прошлом году сюда трое суток добиралась колонна нашей первой роты, в которую входило одна разведгруппа на БМП-2 и несколько топливозаправщиков. В заранее обусловленный час на этот аэродром подскока прилетели вертолёты Ми-8 и Ми-24. Они приземлились на твёрдое дно озера и спешно дозаправились из быстро подъехавших к ним автомобилей-керосиновозов, после чего винтокрылые машины продолжили свой полёт ещё дальше. Ведь боевая задача не требовала промедления!

  Пролетев над пустыней ещё километров двести, наши военно-транспортные борта высадили где требовалось наших разведчиков, которые с ходу совершили огневой налёт на один душманский объект. Охрана была уничтожена и победа осталась за нашей первой ротой!.. Собрав трофеи, спецназовцы быстро загрузились в вертушки. На обратном пути «восьмёрки» и «двадцать четвёрки» ещё раз произвели дозаправку на аэродроме подскока… Да и полетели в родную Лашкарёвку.

  «А эта колонна потом ещё три дня обратно ехала по пустыне… -думал я, вспоминая рассказы опытных дембелей. –От этого озера и до Лашкаргаха… Три дня сюда и столько же обратно… А мы тут сейчас пешкодралом мучаемся! Пеш-ком!.. Чуть ли не бегом… И всё ножками да ножками!.. О-ох-х… Сколько же ещё надо прошагать-протопать?!.. Сколько?.. Ох, как тяжко!.. Просто-таки ужас, как тяжело!..»  

  Но это был Афганистан… Вернее, афганская пустыня Регистан... А если быть предельно точным, то пересыхающее озеро Хаджи-Вазир-Хан…

  На местном языке дари это название звучит несколько по-иному – Ходже-Вазир-е-Хон. А вот по смыслу оно означает то, что это пересыхающее озеро было так названо в честь какого-то ханского визиря, совершившего хадж… То есть святое паломничество в Мекку. А может этот благороднейший советник сделал здесь остановку-привал на обратном пути из Мекки. И, чтобы хоть как-то осчастливить эту скудноватую местность, решил назвать её своими личными данными. Что в общем-то и произошло…

  Но многовековая история Афганистана сохранила лишь его освящённый статус «Хаджи» и занимаемую им министерскую должность «вазир-е-хон». А вот с именем собственным произошла некоторая оплошность… Его позабыли… Наверное, тот человек не являлся самым достойным представителем афганской правящей элиты… Или же он попросту провинился в чём-либо перед своим ханом. Который не стал долго мудрствовать, да и отрубил своему проштрафившемуся советнику его умную головушку… Или на кол посадил, чтобы тот помучался перед окончательной смертью и тем самым хоть напоследок, но всё же доставил некоторое удовольствие своему правителю. В этом случае хан должен быть непременно кандагарским. Только так и никак иначе!.. Ведь древняя афганская столица Кандахор до сих пор славится своим особо воинственным нравом… Если не сказать, боевым норовом… Что более соответствует истине.

  И всё же… Возвращаясь к нашим, то есть более мирным местам… К пересыхающему озеру Хаджи-Вазир-Хан… Где мы и шли сейчас… Очень даже может быть то, что великодушный правитель Кандагара сослал этого мудреца-вольнодумца в сырую темницу, где тот визирь и сгинул в безвестности… Но как бы там ни было… На всеобщую память нашего человечества этот Хаджи-Вазир-Хан всё-таки повлиял. Оставив столь благозвучное название этой «распрекрасной» местности, что так удачно расположилась в самом центре афганской пустыни Регистан.  

  «Ну, да!.. Чтобы хоть так отличить этот «чудный уголок»! Чтобы о нём знали… И специально обходили его самой дальней стороной… Чтобы как можно меньше хороших людей смогло попасть в эти дикие и заброшенные края!»

  Так думал я, чтобы хоть в своих отвлечённых фантазиях отвлечься от существующей действительности. Ведь с пешим маршем по сыпучим пескам афганской пустыни может сравниться, пожалуй, только лишь подъём боевой разведгруппы с аналогичным же грузом на какую-нибудь стратегически важную горную вершину. Однако и в этом сравнении имелась одна интереснейшая закавыка… Да… Если быть честным с самим собой, то в горах присутствуют такие неблагоприятные факторы как кислородное голодание и всякие там метеорологические казусы: дождь, мороз, снегопад, метель и ураган.

  Но ведь практически все горные вершины имеют вполне закономерное свойство когда-нибудь да заканчиваться! И выше восмитысячной отметки какого-нибудь Эвереста не взберёшься! Да и на самом пике страшно высокой горы может сидеть либо непальский шерп, либо таинственный снежный человек… Либо тот самый «а-я-твой-писец!», который имеет уже анекдотичную привычку сталкивать пинком еле-еле движущегося, но очень любопытного альпиниста…  

  А здесь была пустыня. И этим обозначалось всё!.. Что по ней можно беспрепятственно протопать не только восемь километров в длину, а все восемьсот. Это если «посчастливится» сбиться с курса! Но даже по прямой линии общая протяжённость пешеходного пути может составить четыреста или даже пятьсот километров. Что в высоту представляет собой уже совершенно глубокий космос. Где нашим военным разведчикам делать пока что нечего. «Вездесующихся» же америкосов там нет! Значит и нам нечего туда рваться!

  «А вот зде-е-есь… То есть в афганской пустыне Региста-а-ан.»

  В «тутошних» местах конечно же не наблюдается ни одичавших от тоски снежных человеков, ни праздно шатающихся западнокапиталистических туристов-альпинистов, ни даже непальских носильщиков-шерпов… Причём последнее обстоятельство выглядит совершеннейшим недоразумением.

  « А то, глядишь, подсобили бы ребятишки! По паре банок тушняка за каждый километр… Хотя нет! Лучше упростить подсчёты. Один километр – это одна банка тушёной говядинки. А то ещё неизвестно, сколько нам самим придётся пройти… И всё равно! Классная бы получилась картина: на переходах неутомимые носильщики тащат на себе наши тяжёлые рюкзаки, они же подают в случае необходимости то бинокли, то патроны… А наши разведчики идут налегке со своим личным оружием… Красота! Да и только…»

  Но, увы… Носильщиков-помощников, с которыми можно былоб сторговаться, здесь не было. Зато тут имелись местные жители. Которые, судя по недавней встрече, были вооружены не только автоматами Калашникова, но и крупнокалиберными пулемётиками. А может и миномётами с безоткатными пушками. У афганцев вдобавок ко всему находились вполне вездеходные БРДМки и ГАЗ-66ые. Что резко повышало мобильные возможности духовского отряда самообороны пустыни Регистан.  

  А у нас из всех средств передвижения имелся лишь давным-давно известный «трамвай одиннадцатый номер», то есть две человеческие ноги: левая и правая. И за неимением любых других возможностей перемещения наши разведчики с успехом использовали то, чем и обладали. Правда, с некоторыми техническими трудностями. Из-за чрезмерно большого груза на плечах расположенные несколько ниже ступни ног обладали повышенной нагрузкой на недостаточно твёрдый грунт. Как и следовало того ожидать, что впрочем подтверждалось уже многочасовой практикой, солдатские ботинки попросту проваливались в сыпучий песок, что называется, с головой. То есть с верхним срезом этих самых высоких берцев. И в результате столь досадной мелочи тот же самый песок засыпался внутрь солдатской казённой обувки. Что в свою очерёдность причиняло вполне определённые неудобства при ходьбе.  

  Но на первом же пятиминутном привале почти всеми разведчиками были приняты меры предосторожности. Самостягивающиеся книзу штанины горного обмундирования оказались выпущенными наружу, то есть поверх «высокоберцевых» ботинок. Вдобавок к этому нововведению, когда-то придерживающая пятку резинка была пропущена в промежуток между каблуком и подошвой. Победа человеческой мысли оказалась чрезвычайно блестящей и крайне полезной! Песок перестал засыпаться внутрь солдатской обуви!.. Что резко повысило проходимость этого самого «одиннадцатого трамвая». И на следующем отрезке нашего пешего марша почти все разведчики выглядели самыми настоящими красавчиками.  

  И только один… Самонадеянный молодой солдат… Обладатель ультрамодных туфель пакистанской обувной фабрики… «красноармеец Сухов», только что новоокрещённый добрым батюшкой Ермаком… Тяжелораненый в обе пятки пулемётчик… Наивненький юноша татарской наружности… «Э-э-эх!» Один лишь я шёл и шёл… Мучаясь при каждом шаге и уже с затаённым страхом ожидая следующего…

  Резкая и порой нестерпимая боль… Она сопровождала меня уже неотступно… Не помогли новые портянки, которые были летними, а значит тонкими хлопчатобумажными… Не в пример, толстых байковых. Которые хоть и спасли бы мои ножки, но не так уж и сильно.

  «Да их и нету-то! Этих зимних и байковых!.. Ох-х… Ты-ы-и…»  

  Вся моя личная трагедия произошла только из-за того, что эти грубые пакистанские ботиночки следовало носить с толстыми носками. Которые когда-то, то есть ещё вчера вечером, у меня имелись. Но сегодня их не было. А заменившие мамины носки казённые портянки совершенно не справлялись с возложенными на них обязанностями. На коротких привалах я сразу же перематывал портянки наново, но спустя несколько сот метров они сбивались и на свеженатёртые мозоли попадала дополнительная порция сухого песка. Который с новой силой начинал разъедать живые ткани… Но приходилось всё терпеть и молча идти дальше… Как говорится, молча и скрипя зубами…

  К моему величайшему сожалению, во время пеших наших переходов совершенно было нельзя остановиться, сесть, разуться и вновь перемотать портянки. Потому что в этом случае нарушился бы походный строй моей левой колонны. Идущие вслед за мной разведчики, конечно же, могли обойти меня стороной и двинуться дальше. А затем, когда я закончил перематывать портянки и добрался в ускоренном порядке до своего законного места в строю, мои боевые друзья-товарищи уступили бы мне моё же место.

  Но так поступать было нельзя. Ведь наша разведгруппа уже набрала определённый темп передвижения. Так называемую, крейсерскую скорость… Которую следует держать всё время. И мои вынужденные остановки неизбежно привели бы к тому, что я и сам бы потерял много сил, то рассаживаясь, то поднимаясь вновь и бросаясь вперёд… Да и следующим позади меня разведчикам тоже не понравился бы столь неравномерный темп передвижения. Им же тоже надо беречь свои силы!  

  К тому же я был пулемётчиком. То есть одним из четырёх обладателей самого мощного вооружения нашей разведгруппы. И моё место в походном строю должно было быть именно там, где и указал командир. С чётко обозначенным интервалом передвижения и ясно определённым сектором моего наблюдения во время марша. А также с моей прямой обязанностью быть готовым к открытию огня в любую секунду. Ведь мой пулемёт ПКМ представляет собой не личное оружие младшего сержанта Зарипова А.М., а коллективное вооружение всей нашей группы. А значит я должен действовать в интересах прежде всего именно нашего боевого подразделения.  

  Поэтому моё самоуправство с переобуваниями и перематываниями портянок не одобрил бы никто. В смысле, никто из дембелей-товарищей. А тем более командир моего отделения сержант Сорокин. А тем паче замкомгруппы сержант Ермаков. Не говоря уж о старшем лейтенанте Веселкове и капитане Перемитине. Ведь все молодые солдаты идут в полном порядке. И мои собратья-пулемётчики тоже не нарушают боевого порядка передвижения разведгруппы №613. А ведь они ведь тоже из молодых и зелёных… Как и я. И в моих персональных проблемах виноват лишь я один.

  « Ну, и тот гад… Который украл мои носки… Но ведь это я додумался до того, чтобы постиранные носки повесить сушиться под свою табуретку… И это на всю ночь, да в общем центральном проходе! Раз-зява! А теперь уже поздно ныть и жаловаться. Теперь надо терпеть!»  

  И вот теперь… С честным учётом всех этих факторов, а значит со всей последующей неотвратимостью тире неизбежностью… Теперь мне полагалось терпеть и мучаться… Хоть и мучаться, но всё-таки терпеть… С каждым совершаемым шагом и со всеми последующими.

  Ведь мне и раньше приходилось испытывать подобные ощущения. И ничего страшного тогда не произошло. Кишки из натёртых ножек не вылезали… Вследствии чего запихивать их обратно совершенно не требовалось… Мозоли на солдатских ножках – это ведь дело вполне обыденное. Они появляются и исчезают. Возникают снова и опять сходят на нет. Правда, мозоли натираются гораздо быстрее, чем они потом заживают. Но ведь заживают! И самое главное в данном очень уж оздоровительном деле – это необходимость промыть пораненное место и дать ему возможность хорошо так просохнуть. Сначала появится тоненькая плёночка, затем более прочная корочка и уже потом свежая кожица. Лишь бы не натереть новый мозоль поверх прежнего…

  Бывали ведь случаи и похуже… Мне отлично помнился тот день, когда наша первая учебная рота возвратилась в свою казарму из трёхсуточного горно-полевого выхода. Тогда наша колонна шла по Чирчику, растянувшись километра эдак на полтора. Ведь в хвосте строя роты шли, а вернее, ковыляли ребята со стёртыми ногами. Но ведь шли же!.. Добрёл до казармы и я.

  И, сидя на лавочке курилки с разутыми ногами, я в обществе таких же страдальцев наблюдал очень уж «примечательную» картину. На крыльцо казармы вышел Эдик Буковский, уже сдавший автомат в ружпарк. Постоянно немногословный латыш осторожно спустился по ступенькам и, сильно хромая на обе ноги, дошёл до ближайшей канавы с чистой проточной водой. Там он с большим трудом разулся…  

  А я смотрел, не отрывая от него глаз… Как Эджа вылил в канаву кровь сначала из первого ботинка… Затем из второго… И некогда чистая вода горного ручья-сая теперь окрасилась в ярко-красный цвет. Но алая жидкость не стояла на месте, а двигалась дальше по течению. И этот смешанный с человеческой кровью водный поток протянулся метров на десять, если не больше. Когда он вновь стал кристально чистым, курсант Буковский опустил в него обе свои ноги… И жуткая картина повторилась…  

  Меня тогда поразило то, что Эдвард выдержал всё! И долгий пеший переход, и явно мучительную боль в стёртых до крови ногах, и величайший соблазн подойти к командиру роты, чтобы добровольно «записаться в калеки» и тем самым пасть в глазах других курсантов. Ведь почти у всех нас тогда были сбиты ноги и многие из нас не отказались бы от поездки в машине сопровождения. Но ведь почти все ребята терпели эти мучения. У каждого конечно же свои, но тем не менее… Выдержал эти муки и Эдик Буковский… Хотя ему, как оказалось, было труднее всех…

  А теперь Эдик служит в Кандагарском батальоне спецназа, где окружающие условия будут похуже, чем у нас. Ведь там имеются и горы, и многочисленные зелёнки, и точно такая же пустыня. А потому в тех краях непримиримых и неутомимых моджахедов – пруд пруди. У нас они , конечно же, тоже есть… Но не в таком большом количестве… Но всё-таки есть! И сегодняшняя встреча – это самое лучшее тому доказательство…

  Я бы ещё поразмышлял на подобные темы, но случайно посмотрел вправо. Там на уровне со мной шёл Андрюха Корнев. Мы с ним вместе прослужили в первой сержантской роте Чирчикского полка и в Афганистане попали в одну и ту же роту. Тоже в первую, но зато шестого боевого батальона спецназа. Правда, я оказался в третьей группе, а Корень – в четвёртой.

  Хоть мы и служили в одной роте, но моя РГ №613 являлась в общем-то обычной разведгруппой. Тогда как его РГ №614 была подразделением огнемётчиков и АГСчиков. А потому, помимо своего личного оружия, солдаты четвёртого взвода огневой поддержки были вооружены одноразовыми пехотными огнемётами РПО и автоматическими станковыми гранатомётами АГС-17. Огнемёты особой такой популярностью у нас в роте не пользовались. Зато расчёты АГС должны были находиться в каждой разведгруппе, выходящей на любой боевой выход. Такое же положение относилось и к облётно-поисковым группам.  

  И на этот выход вместе с нашей разведгруппой отправился расчёт АГСчиков. Он должен был усилить огневую мощь РГ №613 как в засаде на «жертвенных духов», так и прикрывать нас же при внезапном нападении всё тех же моджахедов. Хотя надо отдать должное, в утренней встрече с вражеской бронеколонной автоматический станковый гранатомёт мог «поспорить» лишь с небронированными «шишигами» и пока что живой силой противника.

  А вот с бронированными БРДМками наши АГСчики явно не совладали бы. Поскольку их осколочные гранатки ВОГ-17 напичканы лишь взрывчаточкой да мелкорубленой проволокой. И в этом военно-полевом конфликте крепкая советская броня, дополненная крупнокалиберными пулемётами сказала бы своё веское слово в поддержку афганских партизан-разбойников.  

  Так что автоматический станковый гранатомёт вовсе не являлся своеобразной панацеей от всех возможных и даже невозможных бедствий, которые могли обрушиться на нашу доблестную разведгруппу №613. А пока… Явно внебрачные и, увы, недокормленные сыны бога войны, то бишь артиллерии… Оба славных АГСчика уверенно шагали в походном строю разведгруппы №613. И одним из них, причём самым молодым, был младший сержант Корнев. Именно он и привлёк моё пристальное внимание, когда я ненароком бросил свой бдительный взгляд не влево, куда мне и следовало посматривать в поисках всевозможного противника… Я случайно посмотрел вправо…  

  И был буквально шокирован!.. Потому что Андрюха, откровенно говоря, пёр на себе такое количество военного груза, что у меня волосы встали дыбом! Помимо большого туристического рюкзака за спиной, лифчика с шестью магазинами на груди и автомата АКС-74 на шее младший сержант Корнев нёс в обеих руках по полностью снаряжённой коробке к АГС-17. Причём, каждая из них весила килограмм под десять!

  Но и это ещё было не всё! Поверх корневского большого рюкзака находился брезентовый чехол с телом, то есть, непосредственно с самим автоматическим гранатомётом. Который имел массу в 17-18 килограмм. И вдобавок ко всему вышеперечисленному перед Андрюхой висел сложенный станок. А это ещё 13 с чем-то килограмм. Причём этот якобы сложенный станок был не только тяжёлой, но и самой громоздкой его ношей…  

  По моим скромным подсчётам молодой АГСчик Андрюха Корнев тащил на себе около ста килограмм военного груза. Что вообще-то являлось сумасшедшей ношей не только для солдата второго периода службы, но и для боевых условий афганской пустыни. В расчёт АГС-17 потому-то и входило два человека, чтобы первый номер нёс на себе тело гранатомёта и одну снаряжённую коробку, а его помощник таскал сложенный станок и другую полную коробку.

  А вот третью коробку два АГСчика должны были носить по-очереди. Или же «разорвать» эту третью ленту с ВОГами на четыре-пять частей, которые замок Ермак мог потом с успехом вручить кому-либо из наших молодых бойцов. Чтобы более или менее справедливо раскидать общий груз навсех разведчиков.

  Но на любой войне очень часто происходит столько всего необычного и непривычного, а также несправедливого и неверного, что на долю одних солдат выпадает огромное бремя всяческих испытаний, тогда как другим – лишь малая толика военных тягот. Так оно происходило и на этом нашем выходе. Молодой АГСчик Андрей Корнев являлся лишь вторым номером расчёта, то есть помощником. Однако именно ему и досталась вся тяжесть по перемещению АГС-17 и двух снаряжённых коробок по пескам пустыни Регистан. Но, увы… Андрюха был всего-навсего молодым солдатом, не прослужившим в армии и одного года. А потому ему приходилось терпеть и мучаться больше чем кому-либо из нас во всей группе.  

  А вот его первый номер, который согласно внутрисолдатской иерархии считался дембелем, он чувствовал себя гораздо лучше. Не так уж чтобы совсем комфортно, но существенно легче. Ведь рядовой четвёртого периода службы Маслов мужественно тащил на себе точно такой же большой рюкзак, а также полностью набитый шестью магазинами лифчик, и даже боевой автомат Калашникова… Не говоря уж про всего-то одну снаряжённую коробку от АГС-17.

  Нет… Я его нисколечко не осуждал… Ведь мой статус молодого солдата «ещё» не давал мне права обсуждать поведение дембелей! Просто так уж, наверное, было заведено ещё до нас… Без всяких на то сомнений в свою бытность молодым бойцом он, скорей всего, тоже переносил на себе очень большие тяжести. Ведь старый дед Маслов уже прослужил в Афганистане почти полтора года и к настоящему моменту, наверное, уже мог себе позволить некоторую расслабленность.

  «Так чего ж ему теперь надрывать пупок? –отрешённо думал я про АГСчиков. – Ведь сейчас у него есть помощник. А Андрюха-то!.. Прёт как танк!.. Только потеет он слишком уж сильно. Пот так и течёт. Как же хорошо!.. Что я пулемётчик.»  

  И в самом-то деле!.. Глядя на почти что умирающего от непосильной ноши Андрюху… Который хоть и тащит свой груз из распоследних своих сил, но всё-таки тащит… Я искренне порадовался тому, что в мои прямые обязанности входит только лишь суровая доля старшего разведчика тире пулемётчика. И кроме тяжёлой работы ПКМщика, я не должен выполнять ничего другого, что не входит в мои прямые обязанности.  

  Несмотря на столь выигрышное сравнение с участью молодого АГСчика Андрюхи Корнева, через несколько сот метров меня очень даже пресытила моя личная судьба пулемётчика. Потому что после этого привала, когда пять минут промелькнули как пять секунд, идти мне стало особенно тяжко. Наверное, я уже выдохся… Однако продолжал идти, несмотря ни на что. Меня в данной ситуации спасало только то, что и вся наша разведгруппа устала до чёртиков в глазах. Однако все продолжали идти…

  Уже давным-давно прошли вечерние сумерки… И последние сотни метров я брёл как на автопилоте… Для меня самым главным сейчас являлось только одно – не отставать от идущего впереди солдата Вовки Агапеева. Поэтому я изо всех сил старался не упустить из виду его сгорбленную спину с рюкзаком и мелькающие ноги. А ещё я стремился не потерять равновесие, чтобы не оступиться и не упасть. Всё остальное отодвинулось куда-то далеко-далеко. Даже какие-либо мысли оставили меня… Была только огромнейшая усталость… И ничуть не меньшая потребность упасть… Чтобы отдохнуть.

  Последний рывок, когда нам нужно было подняться на небольшой холм, дался очень тяжело. Но мы всё же взобрались на его покатую вершину. В темноте кто-то стал распределять бойцов по огневым позициям. Я устало опустил пулемёт на отведённое мне место, после чего сел рядом со своим ПКМом. Причём, я опустился на землю вместе с рюкзаком. Поскольку у меня не осталось сил даже на то, чтобы вытащить руки из надоевших лямок. Так я и просидел какое-то время. Неподалёку находился Агапеич, который устал не меньше моего… Так мы и сидели… Вместе со сроднившимися рюкзаками…

  Но тут пришёл сержант Ермаков и устроил нам обоим очень даже неплохой нагоняй… Мы с Володей быстро пришли в нормальное, то есть в работоспособное чувство. После чего незамедлительно вырыли персональные окопчики для стрельбы лёжа… Затем в них были постелены плащ-палатки и спальные мешки. Напоследок мы уничтожили по баночке сгущёного молока, которые запили холодной водой из фляжки.

  И только после этого мы заняли свои боевые позиции. Он с родным автоматом и прочими личными боеприпасами. А я с персональным пулемётом ПКм и всё с теми же тремя ручными гранатами, привычно выстроенными в ряд у РД-54. И с четвёртой, которая по-прежнему находилась в правом кармане горной куртки. С одним отломившимся усиком.  

  Ночная засада началась.

Глава 6. ФИШКА

  Ночная засада прошла относительно спокойно. Перед позициями разведгруппы, то есть внизу и на некотором удалении от подножия нашего холма находилась то ли караванная тропа для навьюченных животных, то ли грунтовая дорога, предназначенная для проезда легковых и грузовых автомобилей... Духовских, разумеется… Но этой ночью злонамеренные моджахеды так и не отважились проехать по данному маршруту. А потому засада прошла почти что без происшествий.

  А младший сержант Зарипов и рядовой Агапеев почти всю ночь перекидывались камешками. Но отнюдь не для весёлой забавы. То была вынужденная мера. Вернее, условный знак, по которому мы обменивались друг с другом очень важной информацией. Почти всегда это совпадало с окончанием стандартного астрономического часа, когда большая стрелка замирала на отметке 12. И это был знак самой судьбы!..

  В эти счастливые секунды рядовой Агапеев бросал камушек в младшего сержанта Зарипова, чтобы своевременно проинформировать того об окончании шестидесяти минут, в течении которых одному усталому пулемётчику можно было всласть подремать в относительно безопасной обстановке. Получив этот условный знак, младший сержант Зарипов нашаривал на земле другой небольшой камушек и бросал его в обратном направлении, то есть в рядового Агапеева. Данный сигнал означал следующее: «Я готов к дежурству; вахту принял; отдыхай спокойно.»  

  Ознакомившись с этой подтверждающей шифрограммой, солдат Володя переходил из состояния бодрствования в положение полудремлющего молодого бойца. Теперь уже он мог спокойно полежать в своём спальнике с закрытыми глазами, или же хорошенько покемарить, а то даже и поспать. Но очень так легонько… То есть крайне чутко. Чтобы не прозевать брошенный мной камешек, который мог означать окончание очередного астрономического часа. Тогда рядовой Агапеев принимался бодрствовать опять, предварительно известив младшего сержанта Зарипова о принятии ночного дежурства на фишке.

  Два раза камушек летел в ночную мглу в незапланированное время. Это был сигнал тревоги, в экстренном порядке означавший приближение условного противника. Счастливчику полагалось тут же перейти в бодрствующее состояние, дабы продемонстрировать сержанту Ермакову то, что наша боевая двойка совершенно не спит, а очень даже бдительно ведёт наблюдение за подъездными засадными путями. Одним словом, мы оба были на своём неусыпном боевом посту…

  И эта мера младосолдатской предосторожности срабатывала безукоризненно. Строгий дед Ермак оставался доволен нашей боевой двойкой и в хорошем расположении своего духа отправлялся проверять других бойцов невидимого фронта. А те… Ведь после трудного вечернего перехода так и тянет к ночному отдыху… Хоть две спички вглаза вставляй!.. Чтобы не заснуть в засаде… Но спички были не у всех… И звучали потом в ночи приглушённые удары крепкого дембельского ботинка об молодые солдатские тела… Так невовремя уснувшие в боевой засаде.

  Мы с Вовкой слышали эти звуки военного правосудия, очень быстрого и слишком уж жестокого. Но ничего поделать было нельзя… Ведь мы сейчас находились на войне, и дед Ермак был прав всегда. А потому мы с Володей воспринимали эти звуки строгого наказания как необходимую здесь данность. Своеобразную и неизбежную особенность войны в Афганистане.  

  Но эти же звуки ударов о полусонные тела в лишний раз подтверждали нам правильность выбранной тактики бодрствования. Ведь после тяжёлого перехода по сыпучим пескам молодым нашим организмам неминуемо потребуется отдых. Хоть какой, но всё-таки отдых. Такова уж общая физиология человека, от которой никому никуда не деться. Особенно молодому солдату, а тем более на боевом выходе! Увы-увы-увы…

  А потому молодой пулемётчик Зарипов с юным автоматчиком Агапеевым ещё на базе обусловились о том, что во время долгих ночных засадных бдений мы всё же будем отдыхать. Хоть всего на один час и по-очереди, но непременно отдыхать. Однако таким образом, чтобы бодрствующий вёл наблюдение за окружающей местностью в два раза ответственнее и в три раза бдительнее. Чтобы не пропустить появление вражеского каравана… Чтобы не прозевать обязательную проверку личного состава группы, которую обычно проводит сержант Ермаков, но иногда и сам командир. И чтобы не подставить под удар дембельского возмездия своего спящего товарища, который от всей души доверил бодрствующему напарнику всю полноту ответственности. А в-четвёртых… Чтобы не подвести под монастырь самого себя…

  Ведь в случае обнаружения в ходе ночной засады спящего разведчика сержант Ермаков поступал как повелитель Вселенной Джихангир Чингиз-хан. Дембель Серёга наказывал не только того разгильдяя, который уснул на боевом посту, но и его напарника… Если те представляли собой боевую двойку. А вот в боевых тройках один из солдат, как правило, являлся тоже дембелем, и вполне заслуженная старость избавлялась от приобщения к мерам воспитательного характера. Но зато оставшимся двум… Которые, ну, никак не числились в славном дембельском сословии… Словом, им доставалось не меньше других… Если не больше… Ведь они – молодые бойцы удумали спать-почивать, тогда как им полагалось бдительно охранять покой старого и опытного ветерана афганистанской войны… Что ни говори, но военная логика сержанта Ермакова была стопроцентно неуязвимой...  

  Вот потому-то дед Ермак был всегда прав. Но мы с Володей уже выработали и успешно испытали свою тактику противодействия всяким там напастям тире неприятностям. И она нас пока что не подводила… Случались, конечно же, всякие казусы… Но они обходились малыми кровопотерями… А чтобы эти досадные промахи не повторялись, младший сержант Зарипов и рядовой Агапеев выработали свою меру самовоспитания и автонаказания. Проштрафившийся должен был отдежурить на ночной фишке не один час, как это было предопределено ранее, а целых два. Чтобы двухчасовой сон-тренаж мог хоть как-то компенсировать физические страдания и нравственные мучения тому, кто совершенно не был виноват во всём случившемся. Такая вот была мера внутреннего самовозмездия… Хоть и строгая, но зато справедливая…

  Ранним-ранним утром, когда на горизонте только-только проявились робкие признаки рассвета, Ермак быстро обошёл всю нашу группу. Чтобы в лишний раз проверить её боеготовность и предупредить о чём-то важном…

  -Всё! Сворачиваемся! – произнёс сержант Серёга нам напоследок и отправился дальше.

  Он и в этот раз не застукал нашу двойку спящей. Солдат Агапеев успел вовремя бросить камушек в мою сторону, а затем строго так поинтересоваться в ночную мглу… Услышав Вовкин шёпот: «Стой! Кто идёт», замкомгруппы быстро ответил положенное: «Дед Ермак!», после чего приблизился к нам вплотную. Я лежал у своего пулемёта и внимательно слушал всё… Вот Серёга выслушал доклад разведчика Агапеева и на несколько секунд подошёл ко мне.  

  -Ну?! –выдохнул он.

  -Всё нормально! –бодро ответил я, повернув голову в сторону проверяющего.

  -А чего голову не поднимаешь? –сурово спросил дембель.

  -Землю слушаю! –заявил я серьёзным тоном.

  Если б не мой бодрый голос… То сейчас могло бы произойти всякое… Ведь мои слова являлись не только нахальством, но и самой настоящей наглостью. Столь недопустимой для молодого бойца. И всё же наша боевая двойка достигла такого высокого уровня разведчицкой спецподготовки, что успешно контролировала появление и передвижение потенциального врага не только на поверхности земли, но и в её глубинах. Да и своеобразное алиби нам не помешает, если кто-то из нас двоих случайно заснёт на фишке… Углубившись не только в земные недра, но и увлёкшись крепким солдатским сном.  

  Однако мне следовало быть начеку именно сейчас, и поэтому я поднял голову, чтобы посмотреть на проверяющего своими явно несонными глазами. Всё обошлось как нельзя лучше. И старый солдат Ермак лишь усмехнулся моей самоуверенной наглости…

  -А меня слышно? – спросил он, подразумевая свои шаги.

  -Нет! –честно признался я. –Машину ещё можно услышать. Или верблюда… А тебя не получается…  

  Хоть я и играл сейчас, как говорится, на грани фола… Однако сержанту ещё ни разу не удавалось подловить спящими нас обоих. Может быть поэтому нам иногда кое-что прощалось…

  На этом наш многосодержательный военный диалог закончился. Заместитель командира группы поднялся с корточек, произнёс два заветных слова и отправился дальше. А я посмотрел ему вслед и тяжко вздохнул. Ермак и сейчас не отступил от своего незыблемого правила – ходить на проверку личного состава почти что босиком. Ну, то есть в носках. Ведь жёсткая подошва его солдатских ботинок будет неминуемо хрустеть мелкой галькой, которой так много на твёрдо-каменистой поверхности холма. А этот лёгкий шум может вспугнуть задремавшего ротозея-спецназовца… И потому Ермак отправлялся на свою ночную охоту, то есть на проверку боеготовности, без армейской обувки.  

  «Кому что… -думал я с тоской. –А голый думает только о бане! Но только лишь я… Только о носках… Э-эх…»

  Я ещё тогда заметил… Ну, когда сержант Серёга присел на секунду-другую рядом со мной… Он сейчас был в серых шерстяных носках… В этих чудо-произведениях домашней вязки. Тогда как мои носочки были тёмно-синего цвета и не такими толстыми. Вообще-то у меня даже и мысли не было, чтобы заподозрить сержанта Ермакова в хищении моих драгоценных носков. Серёга, конечно же, строгий и суровый дембель… Но он – дембель. И этим всё сказано! Дед Ермак вовек не опустится до того, чтобы ночью сфиздить носки у своего же молодого подчинённого. Хоть они и свежепостиранные…

  «Нет! –продолжал я думать всё с той же солдатской печалью. –Эту подлость совершил кто-то из молодых… Э-эх!.. Узнаю – убью! Гада!..»  

  За этими грустными размышлениями прошло минут десять. Однако я не тратил время впустую. Ведь надо было уложить спальный мешок в большой рюкзак, предварительно достав из него всё имущество. А затем это же добро следовало разместить в рюкзаке в обратном порядке. И тут самым главным было даже не то, что всё содержимое рюкзака не должно причинять мне каких-либо неудобств при дальнейшей ходьбе. Сейчас нужно было проследить за тем, чтобы ничего здесь не забыть. Ведь наша разведгруппа вряд ли возвратится сюда из-за парочки ракетниц или гранат. Которые я добросовестно позабыл на своей ночной огневой позиции. А мне за пропажу может влететь… Как говорится, «по самые не горюй!»  

  Но всё вроде бы обошлось. Ни промотания военного имущества, ни его же утраты нынче не предвещалось. Ведь за эти статьи с меня могли взыскать в финансовом плане… Причём в десятикратном увеличении их стоимости. «Но нет…Уж…» Я на всякий такой случай обшарил руками местность, прилегающую к моему окопчику на метр, но там ничего не было… И слава Богу…

  Пока собиралась остальная группа, мы с Володей успели слегка позавтракать. Минувшей ночью, чтобы дежурство не было столь утомительным и скучным, мной были весело уничтожены три шоколадочки и порция военного сала, которое мне попалось по ошибке. Ведь в темноте очень трудно определить где сгущенное молоко, а где «хохляцкое счастье». Консервированная тара этих двух деликатесных продуктов отличается друг от друга лишь номерами заводской партии. Потому-то мне и пришлось слегка разочаровать нашего Миколу. Постоянно готового к взаимовыгодному обмену…

  А теперь… Две небольшие баночки переперчённой и пересоленной тушёнки, горделиво поименованных как «Завтрак туриста», составили наш скромный рацион. Этой порции «армейского мяска» пока что было довольно. Ведь нам ещё следовало пройтись пешочком до места дневного привала. Ну, не будем же мы всей разведгруппой торчать в светлое время суток прямо на вершине этого холма!.. Наступало афганское утро, и нам теперь полагалось спуститься на песчаную поверхность пустыни Регистан, чтобы беспрепятственно там где-то обустроиться… На её бескрайних просторах…

  Затем я наново перемотал портянки, и минут через пять наша разведгруппа отправилась в свой дальнейший путь. За прошедшую ночь мои разлюбезные мозолики вроде бы подзажили, но не настолько, чтобы о их существовании мне можно было позабыть. И спустя десяток шагов они вновь дали знать осебе… Но, увы… Ничем я им помочь не мог…  

  Мы прошагали километра полтора или два, когда командир группы нашёл подходящее место для днёвки. Тут имелась и небольшая ложбина, где могли разместиться все солдаты, и невысокий холм, на котором следовало появиться нашей бдительной фишке. Словом, всё соответствовало общемировым стандартам размещения разведгрупп на дневной отдых. Не курорт, конечно, как в Фарахском батальоне спецназа… Но и не дыра… Как где-то ещё… В остальном Афганистане.

  Наша боевая двойка только-только скинула с усталых плеч тяжёлые рюкзаки, но расположиться на отдых нам так и не довелось. Поскольку военное главнокомандование поручило мл.с-ту Зарипову А.М. и ряд. Агапееву В.В. срочно отправиться на выполнение нового боевого задания.

  -Вперёд, на фишку! –приказал сержант Ермаков. –Быстро!

  Хоть он и стоял рядом с нами всё время, пока мы готовились выступить в очередной военный поход… А всё-таки «быстро!» не получилось. Ведь на голую вершину холма не отправишься с одним-единственным оружием!.. Нам же следовало взять с собой плащ-палатку, чтобы постелить на сырую землю, а также два спальника, на которых успешно разместятся два молодых бойца-наблюдателя, чтобы ненароком ничего себе не застудить. А ещё нужно было прихватить с собой малую сапёрную лопатку, чтобы благополучно вырыть двойной окоп для стрельбы лёжа, и кусок маскировочной сети, предназначенной для защиты нашей фишки от визуального обнаружения агрессивным противником. Ну, и кое-что ещё бы не забыть… А именно: мощный бинокль Б-12, радиостанцию Р-392, флягу воды на двоих и пару банок…

  -Вы что туда жрать собрались? –сурово спросил Ермак. –Или наблюдение вести?

  -Нам же там до обеда придётся продежурить. –предположил я, словно бы оправдывая наше неуёмное обжорство. –Похавать захочется. А вниз же не спустишься! Чтобы не обнаруживать себя… Вот и надо бы…

  -Мы же ещё не завтракали! – самым честным-пречестным образом заявил солдат Агапеев.

  -Ну, да! – соврал и я. –А после таких переходов… Сам же понимаешь…  

  Сержант Ермаков вобрал было в себя побольше воздуха, но передумал ругаться и выпустил углекислый газ в атмосферу Афгана. По моему опыту общения с нашим командованием, это являлось неплохим знаком…

  -Ну, ладно! – заявил замкомгруппы. –Давайте пошустрее! А то и так уже столько времени потеряли.

  Но нам и так оставалось всего ничего – прихватить по пачке армейских галет и несколько кусков сахара-рафинада. На этом благоприятном моменте наши сборы завершились. После чего мы направились к холму.

  До его подножия, а затем и до середины склона наша боевая двойка выдвигалась в полусогнутом положении. А вот потом мы принялись ползти по-пластунски. Ни о каком выполнении армейского норматива по данному способу военного перемещения не могло быть и речи. Ведь у нас было столько всего интересного. И мы мучались до тех пор, пока не побросали всё, кроме оружия, внутрь спальных мешков. Лишь после этого ползти стало гораздо легче… Только и успевай подтягивать за собой спальник, да и отправляйся дальше…  

  Снизу за нашими телодвижениями наблюдал сержант Ермаков. Нет… Его светлых глаз тире очей мы не видели… Но поднесённый к дембельскому лицу мощный бинокль говорил о многом… А потому доброго нашего дедушку Ермака совершенно не следовало ни огорчать, ни тем паче разочаровывать. И мы старались… То есть ползли почти безостановочно.

  -Всё! – устало пробормотал рядовой Агапеев, первым взобравшийся на самую вершину холма. –Хватит!

  Я дополз до небольшой ямки и замер рядом с ней. Здесь было немного лучше… Ведь копать каменистую почву Афганистана – это ещё то «удовольствие».  

  -Давай-ка передохнём кам-кам…[7] -предложил я, откидываясь на левый бок. –Минут пять… А потом начнём…

  Однако уже через минуту мы с Володей рыли твёрдую вершину афганского холма как самые заправские землекопы. Ведь по радиостанции нам только что передали такой взбадривающий и заряжающий положительной энергией импульс… Что спорить с заместителем командира группы абсолютно не захотелось. Он хоть и видел теперь только четыре наши ноги, однако по их неподвижности Ермак о многом догадался и тут же принял необходимые меры. В общем, быстренько так сползать обратно вниз, а затем взобраться по-пластунски на этот же холм нам совершенно не хотелось. И именно поэтому мы дружно и очень энергично копали двойной окоп для стрельбы лёжа. Сначала я орудовал малой сапёрной лопаткой, а Вовка отгребал в сторону пустую породу и выстраивал из неё своеобразный бруствер. Затем мы поменялись трудовыми обязанностями и теперь уже мне пришлось заниматься возведением малозаметных фортификационных сооружений.  

  Через полчаса интенсивной возни наблюдательный наш пост был оборудован и даже замаскирован. Окопчик получился не очень глубоким, но этого нам вполне хватало для того, чтобы разместиться в нём с некоторыми удобствами. Всё вроде было нормально… Но вот на вершину вполз неугомонный дембель Ермаков, понаблюдал минут пять за окружающей местностью в бинокль, а потом порекомендовал нам развернуться головами в противоположные стороны.

  -Это валетом что ли? –уточнил я, хотя и так уж всё было ясно.

  -Не валетом, а вальтами! – подтвердил сержант. –Фишка-то одна, а наблюдать надо по всем сторонам.Так что…

  Младший сержант Зарипов и рядовой Агапеев посмотрели друг на друга, словно решая трудную военную задачу. Но затем один из нас всё-таки развернулся в другом направлении. С таким расположением на фишке мы ещё не сталкивались. Поскольку на предыдущих выходах в нашей разведгруппе всегда выставлялось два наблюдательных поста по паре бойцов в каждом. Однако теперь этот порядок несколько изменился.

  -Люди устали… -неожиданно мягко пояснил сержант Серёга. –Поэтому фишка будет только одна. Но наблюдать надо по всем направлениям. Смотрите у меня! Если проморгаете кого-нибудь, то потом не обижайтесь!

  Мы благоразумно промолчали, отлично понимая все дальнейшие последствия столь досадного развития окружающей обстановки. Одно ведь дело, если мы прозеваем афганский караван, который преспокойненько так пропутешествует мимо нас. Как говорится, был караван, да и сплыл. И совершенно иное дело, если наша доблестная фишка своевременно не заметит вооружённый отряд местной духовской самообороны. Которому не составит особого такого труда прогуляться по каким-то непонятным следам. И в конце-то концов выйти прямиком на нашу разведгруппу, которая расположилась на привал в крайне неблагоприятной ложбинке. В которой нас могут положить рядышком друг к другу минут за тридцать. Перспектива была не из развесёлых…

  Сержант Ермаков уже пополз вниз, оставив нам свой большой бинокль… Когда рядовой Агапеев принялся вслух выражать своё явное неудовольствие… Ему, видите ли, не понравился внешний вид портянок его, в общем-то, боевого товарища…

  -Ну, ты, блин, даёшь… -ворчал Владимир Владимирович. –Ну, как так можно? Скоро сюда все мухи слетятся…

  Это он, конечно же, перегнул палку. Ведь между пакистанской обувью и суженными книзу штанинами горного обмундирования просматривалась только лишь часть портянок. Моих боевых портянок… Может быть, Бадоде Бадодиевичу было достаточно и этой картинки… Но по моему глубочайшему убеждению он явно сгущал краски…

  -Да иди ты… -словно оправдываясь, отвечал я.

  Однако ненаигранные реплики моего второго номера всё же сыграли свою негативную роль. Поскольку мне уже стало очень неудобно… Подвергать своего боевого товарища таким тяжким испытаниям…

  -Я тебе говорю… -продолжал возмущаться солдат Агапеев. –Со всего Афгана сюда слетятся! Да сними ты их!.. Свои термоядерные… Якобы портянки! Намотай другие!

  Наивный и простецкий паренёк Владимир Владимирович даже не подозревал о своём истинном счастье…

  -а те ещё хуже! –признался я со всей своей чистосердечностью. –Я их уже столько раз перематывал…

  Вообще-то, мой напарник вчера мог это видеть… Хоть и в вечерних сумерках, но всё-таки можно догадаться о том, чем же это я занимаюсь каждую свободную минутку… Но…  

  -Я конечно всё понимаю… - со вздохом произнёс Вова. – Но они!..

  Я уже не выдержал и с тяжким вздохом поджал ноги как можно ближе… Но узкое пространство моей половины окопа не дало мне это сделать с максимальной эффективностью… И мне опять пришлось вытянуть ноги в первоначальное положение…

  -Да теперь они у меня прямо перед лицом! – чуть ли не завопил Агапеич.

  Ситуация сложилась критическая… И боевого товарища, вернее, его легкоранимую натуру пришлось спасать всеми возможными средствами…

  -Да они даже не пахнут! –простодушно заявил я, еле-еле сняв с себя оба ботинка и пока что одну портянку.

  -Ну, допустим, не пахнут! –подтвердил чересчур уж щепетильный боец спецназа. –Зато как выглядят! Да уже от одного их вида… Мне сразу плохо становится!

  Его лицо передёрнула не очень благопристойная гримаса… Но мне почему-то стало смешно… Я уже стащил с ноги вторую портянку. И, хотя мои голые ступни стали слегка подмерзать, что вообще-то является нормальным моментом в феврале месяце… Не теряя даром времени, мои руки попытались помять сухие концы этих портянок. Однако хлопчатобумажная материя успела впитать в себя достаточное количество как крови из свежих мозолей, так и пота… Да и вездесущий песок сыграл роль цементирующего состава… Словом, заскорузлость моих портянок была бы оценена самым высоким баллом по шкале определения твёрдости предметов солдатской формы одежды…

  Тем временем солдат Агапеев не выдержал очередного надругательства над своей тонкой структурой… Ведь тёмно-красные подтёки остались и на внутренних стенках моей обувки… В общем, Вован не сдержал своего благородного порыва… Да и выставил мои пакистанские полуботинки на всеобщее обозрение… То есть запределы нашей масксети… Я узнал об этом из свежей радиограммы…

  -У вас там что? Ярмарка или распродажа?–интересовался дед Ермак с повышенным содержанием металла в голосе. –Или на продукты меняетесь?  

  -Не понял! –ответил я, и в самом –то деле не выяснив сути претензий военного начальства.

  Следующие две-три минуты радиостанция Р-392 ругалась и материлась… Но кое-что я всё-таки понял… Когда я повернулся к солдату Агапееву, тот принимал уже другие меры предосторожности… Вова уже отодвинул на предельно большее расстояние мои боевые ботинки… И даже прикрыл их самым дальним углом маскировочной сети…

  -Всё в норме! –быстро доложил я в штаб нашей разведгруппы. –Больше такого… Не повторится!

  Радиостанция поругалась ещё немного, но затем замолкла… Пора было пристыдить и приструнить слишком уж развеселившегося разведчика Агапеева…

  -Слышь, ты! Бадодя Бадодиевич! –начал было я.

  Но через несколько секунд мы смеялись уже оба… Хоть и негромко, но зато от всей души. Самым приятным способом сбрасывая в никуда накопившееся раздражение и усталость…  

  Затем я минут десять разминал по очереди свои заскорузлые портянки… Потом намотал их на иззябшие ножки. И в конце всего попросту влез в свой спальный мешок. Ведь в таком положении можно вести бдительное наблюдение и не забивать себе голову всякой чепухой… Да и Владимиру Владимировичу чуток полегчает…

  -Ну-у!.. – полюбопытствовал я. –Как там дела?

  -Как в Париже! –ответил рядовой Агапеев. –Почти тепло… И даже не так сыро…

  -А с мухами-то как? – спросил я. –Не летят?

  -Да, нет, наверное!.. – произнёс он очень уклончиво. –Пока что тихо!  

  Я лишь хмыкнул и, наконец-таки, принялся изучать в бинокль окружающую местность. Ведь мы для того и взобрались ползком на этот распрекрасный холмик, чтобы с его чудесной вершины вволю полюбоваться всеми близлежащими достопримечательностями. А также для той загадочно-лукавой цели… Чтобы и на проходящих мимо афганских людей посмотреть, а в случае острой необходимости и себя показать во всей нашей военной красе. Только так… И никак иначе!

  Вокруг нас аж до самого горизонта раскинулась афганская пустыня Регистан. Без всяких сомнений, нынешний зимний месяц февраль отнюдь не являлся наилучшим временем года, когда стоит потратить столько сил и средств, чтобы оказаться в самом центре Страны Песков. Чтобы всласть насладиться широко известным восточным гостеприимством, на которое способны местные жители… Чтобы получить несказанное удовольствие от незабываемых красот пустыни… Которые так и ласкают своим великолепным видом любой искушённый взор…  

  В общем… Пустыня Регистан зимой ничем таким особым совершенно не блещет, изысканными ароматами не пахнет и ничем иным абсолютно не прельщает. Страна Песков – она и в Афгане Страна Песков. И выглядит она зимой совершенно серо: уныло и блёкло, безрадостно и бесприютно. Всё небо затянуто сплошной, то есть абсолютно беспросветной пеленой, сквозь которую еле-еле просматривается чуть желтоватый диск солнца. Серые холмы и такого же цвета песчаные барханы по всем направлениям, куда ни кинешь взгляд. Бледно-зелёные кусты саксаула, заполонившие практически всё земное пространство… От горизонта справа и до аналогичной линии слева… А также и по кругу… Вот в принципе и всё…

  И сейчас в пустыне Регистан существовало лишь два обстоятельства, которые были способны согреть истосковавшуюся солдатскую сущность. Это промозглый холод и пронизывающий ветер! От первого обстоятельства очень сильно хотелось согреться любым способом. Хоть горячей кашей или свежевскипячённым чаем… Хоть энергичными физическими упражнениями или же укутыванием во все тёплые вещи… Хоть нестерпимым жаром большого костра или же слабеньким пламенем таблетки сухого горючего… Хоть чрезмерным поеданием дополнительных килокалорий или же беспрестанным курением «Охотничьих» сигареток… Словом, чем угодно, но лишь бы согреться. Увы… Но никаких спиртосодержащих жидкостей у нас не имелось…  

  А вот от второго обстоятельства, то есть от всепронизывающего ветра можно было спастись только одним способом: вырыть в песке углубление, улечься в него и тщательно накрыться плотной плащ-палаткой. В этом случае потоки воздуха будут огибать небольшое возвышение поверху, никак не попадая под тонкую брезентовую ткань. Про неизбежную зимнюю сырость можно было и не вспоминать… Чтобы не отвлекаться на досадную неприятность менее значимых масштабов.  

  Так что… Согреться хотелось почти всегда… Если не считать пеших переходов. А всё остальное время о дополнительном тепле мечталось очень даже сильно. Но, увы… Но разжигать какие-либо костры было строго запрещено. Ведь столб дыма очень точно обозначит днём месторасположение нашей разведгруппы во враждебно настроенной афганской пустыне. А открытое пламя выдаст всех нас вечером и ночью. Но нежелательные гости нам не были нужныни в светлое время суток, ни в тёмное… Таким образом вопрос с хорошим костром откладывался до гораздо лучших периодов войны… Так сказать, до греческих календ… [8] 

  И на совершенно голой вершине отдельно стоящего афганского холма промозглый холод вместе с пронизывающим ветром соединились воедино, чем и постарались отравить всю военную жизнь двух молодых солдат. Однако мы… Ведь этими молодыми солдатами являлись мл.с-т Зарипов А.М. и ряд. Агапеев В.В., представлявшие собой самую боеспособную двойку во всём… Да ладно уж!.. Чего скрывать… Во всём мире! Афганистан – это уже слишком мелко… Словом, мы держались!  

  Правда, Владимир Владимирович тоже забрался во-внутрь своего спального мешка. Чтобы, как он сам признался, «не окачуриться от этого собачьего холода и зверского ветра!»… Я тоже клацал зубами, но в противоположную сторону. Когда-то прихваченные с собой две консервные банки уже давным-давно были проглочены в несколько заходов… Грызть от скуки армейские ржаные галеты у нас теперь не получалось. Челюсти ходили ходуном от слишком уж низкой температуры, а потому управиться с какими-то галетами нам никак не удавалось… Да и не очень-то и хотелось.  

  Но бдительное наблюдение велось по всем сторонам света. Наши потрескавшиеся от холода и покрытые цыпками руки крепко сжимали бинокли Б-12, а слезящиеся от ветра глаза продолжали шарить по окружающей действительности. Но ничего достойного нашего внимания пока что не появлялось. Именно поэтому, а также для того, чтобы не потерять свои высокопрофессиональные навыки, мы подмечали в пустынной скукотище всякую всячину…

  Какое-то время на северо-западе ходило-бродило скучающее стадо диких верблюдов. Но эти милые животные типа дромадеров или наров, этого нам так и не удалось определить… В общем, эти зверские твари даже и не думали к нам приближаться. Чем сильно нас огорчали… Ведь на одну такую особь повышенной проходимости и большой выносливости можно было навьючить столько военных рюкзаков! Но, увы… Афганские верблюды тоже дорожили своей дикой свободой… И приобщаться к великим ценностям европейской цивилизации они никак не желали…

  -Ну, и хрен с вами! – ругался один крайне раздосадованный пулемётчик. –Жрите тут свою колючку… Хоть до опупения.

  У рядового Агапеева после долгого периода ожидания, наконец-то появилось нечто особенное… Как говорят инглизы, самсинг спешел… Уж кому-кому, но Володе вечно везло на всякую экзотику..  

  -Алик, глянь-ка! –встревоженно заявил он мне. –Что за ерунда там шастает?! Человек – не человек… Зверь – не зверь… Чудо-юдо какое-то…

  И мы в два мощных бинокля принялись наблюдать за свежеобнаруженной диковинкой… Расстояние до неё было километра с два. Поэтому мы долго не могли понять, что это за существо и чем оно тут занимается. Оно было очень отдалённо похоже на небольшого человека, который зачем-то подпрыгивает вверх, взмахивая при этом двумя верхними конечностями, расположенными чуть ниже головы… И почти сразу же после прыжка это живое существо усаживалось на корточки…

  -Что за хреновина? –возмущался я, уже во второй раз протирая оптику. –Может псих какой-нибудь?!

  Однако меня вдруг пронзила слабая догадка… Ведь в прошлом месяце я уже обознался самым неприличным образом, когда принял сидящего на склоне орла за человеческую фигуру… И лишь за малым не открыл по «врагу» массированный огонь…

  -Может это орёл? –предположил я и опять впился взглядом в странное существо.

  Агапеевское «чудо-юдо» через несколько минут развернулось прямо на нас, и теперь мы могли понаблюдать за ним не в профиль, а в фас. И вот тут-то подтвердилась моя догадка…

  -Это точно орёл! – твёрдо заявил я.

  В этот момент ожила наша радиостанция и замкомгруппы поинтересовался тем, что же мы так усиленно рассматриваем вдвоём в одном направлении.

  -Да там какой-то орёл-инвалид скачет. –доложил я деду Ермаку. –Подпрыгивает и сразу же садится.

  Сержант Серёга помолчал немного, но затем предложил нам продолжить наблюдение за этой хищной птицей с явно ограниченными физическими возможностями. А через минуту дембель Ермаков самолично появился на нашей фишке.

  -Это орёл! –заявил он своим привычным безапелляционным тоном. –Обожрался чего-то, а взлететь не может. Пузо не даёт… Наверное, падали нахавался.

  Мы не возражали. Орёл так орёл. Раз дембель Серёга говорит, что он обожрался падали, значит так оно и есть. Ну, действительно!.. Зачем нам ломать копья из-за какой-то полуоблезлой птицы, которая и взлететь-то нормально не может.

  -Пусть скачет себе дальше. –проворчал замок и пополз вниз.  

  -А когда нас заменят? – затаив дыхание, спросил солдат Агапеев. –Слышь, Серёг!?

  -Скоро! –донеслось со склона. –Сальник с Билыком уже готовятся!

  Вот это была удача! Она казалась нам столь долгожданной… Если учесть этот холод с ветром вдобавок. И всё же миг торжества справедливости настал… Спустя минут тридцать к нам на фишку заползла следующая смена зорких наблюдателей. Мы быстро доложили им обстановку на всех фронтах, после чего выудили из-под масксети свои спальники, не забыв плащ-палатку и сапёрку. Да и отправились вниз… Чуть ли не кубарем…

  «Быстрей-быстрей-быстрей!» -проносилось в голове.

  «Уже-уже-уже!» -отзывались шустрые локти и стремительные коленки.

  Что ни говори, а всё-таки ползти по-пластунски вниз… Это и легче, и гораздо приятнее.  

  Глава 7. БУДНИЕ МЕЛОЧИ.  

  Первым же делом мы принялись готовить себе очень плотный и хорошо разогретый обед. Ведь уже шли вторые сутки, как наша боевая разведгруппа бродит по южной оконечности Афганистана. И всё это время мы обходились без горячей и вкусной пищи. Но вот наконец-то пробил наш долгожданный час. И теперь уже ничто не сможет помешать нам приготовить отличный солдатский обед. Причём, сразу из двух блюд! Ведь у нас имелся «Борщ особый» и такой же необыкновенный картофель.  

  А потому мы не теряли ни минуты. Ведь время сейчас являлось почти что драгоценностью. Одну его часть следовало потратить на еду, а оставшуюся – на сон. И наша слаженная боевая двойка действовала грамотно, аккуратно и хладнокровно. Вскрыв свои вместительнейшие рюкзаки, мы с Володей достали из их богатейших недр всё необходимое, что требовалось для нашего праздника Солдатского Живота. А это были консервы и галеты, сахар и чай, сухое горючее и спецспички, вода и кое-что ещё…  

  -Ты пока приготовь лёжку. –предложил я бойцу Агапееву. –А я пока костёрчик запалю…

  -На! Возьми лопатки! – ответил Вова и бросил в мою сторону две наши сапёрки.

  Он подсказал довольно-таки неплохую идею. Ведь от всепронизывающего ветра нам было очень трудно укрыться. А разжечь в таких экстремальных условиях наш спиртовой костерок – это была задачка не из лёгких. Я хотел было выкопать небольшую лунку, после чего перекрыть её двумя шомполами, на которые и следовало установить консервные банки. Но с лопатками наша работа упрощалась…

  Я быстро вогнал боковые грани лопаток в слежавшийся песок. Между параллельно расположенными лезвиями оказался зазор в пять-семь сантиметров. Затем в это узкое пространство были уложены две таблетки сухого спирта, которые и являлись нашим горючим материалом. Не ветки саксаула и картонная упаковка, а обычный сухой спирт.

  -У меня готово! –произнёс я и обернулся к напарнику. –Давай! Где спички?

  Агапеич бросил свои дела и подсел к походному нашему костерку. На верхние грани лопаток мы установили две большие банки с «Борщом особым», которые и следовало разогреть в наипервейшую очередь. Ну, какой же это обед, если в нём не будет горяченького супчика?!

  Вова уже достал из внутреннего кармана целлофановую упаковку с «Охотничьими» спичками. Которые могли загореться, а затем и гореть неугасимым пламенем практически в любых условиях. Кроме подводных…

  -Вот за что я уважаю девятый сухпай… -пробормотал я, надрывая зубами крепкую упаковку. –Так это за то, что сделан он с умом! И хавчика в нём полным-полно. И спички есть. И сухой спирт, чтобы всё можно было подогреть.  

  -И не по одной таблетке! –подтвердил Агапеич. –Тут спирта на все банки хватит. Не то что…

  Он не договорил, имея в виду скудный состав пятого сухпайка. Но в девятом всё было наоборот… Сухого спирта имелось предостаточно… Да и эти «Охотничьи» спички представляли собой очень неплохой горючий материал. Ведь наша военно-пиротехническая промышленность не пожалела для солдат ни дерева, ни безостановочно горящего спецсостава. Это на гражданке одна спичка представляет собой коротенькую лучинку с капелькой бурой серы на торце. Аналогичная же продукция военного назначения выглядела гораздо солиднее. Деревянная основа осталась в принципе точно такой же, но вот горючий спецсостав покрывает эту спичку почти что на три четверти её длины. Причём не тоненьким слоем, а таким толстым-претолстым…

  Тем временем солдат Агапеев подпалил «Охотничью» спичку и аккуратно положил её на таблетку спирта. Сухое горючее никак не отзывалось на столь горячее соседство. Я смотрел на этот огонёк и ждал, прикрыв его руками от ветра… Военная наша супер-спичка всё горела и горела… А вот спиртовая таблетка никак не поджигалась…  

  -Ну, наконец-то! –обрадованно выдохнул Володя, когда над белой таблеткой появилось бледно-голубое пламя.

  А я продолжал держать обе ладони около разгорающегося костерка. Ведь это ещё слабенькое пламя следовало оберегать от сильных порывов ветра, который так и норовит задуть голубоватый огонёк. Но вскоре сухое горючее занялось хорошим пламенем… Я даже пригнул голову пониже, чтобы понаблюдать за его синими язычками, которые принялись лизать дно консервных банок… Я удовлетворённо крякнул и пошёл помогать напарнику.

  Пока разогревался армейский спецсуп, мы успели соорудить лёжку на двоих. Для этого нам потребовалось снять тонкий верхний слой сыроватого песка, использовав крышку ствольной коробки агапеевского АКСа и наши ладони. Влажный песок мы сгребли в ту сторону, откуда и дул афганский ветер. Ведь потом этот песок нам понадобится для того, чтобы хорошенько придавить край плащ-палатки, которая нас и укроет на время сна.

  Закончив свои землеройные дела, мы быстро разровняли грунт и постелили на подготовленное пространство мою маскировочную сеть. Это было необходимо для того, чтобы она защищала нас от холодного и всё ещё сыроватого песка. Поверх этой масксети аккуратно легла плащ-палатка, на которой мы и раскатали свои спальники. На этом подготовка лёжки была завершена.  

  А на костре уже шипели и шкворчали банки супа. Чтобы «Борщ особый» разогрелся весь, то есть целиком и полностью, мы перевернули банки и подождали ещё… И вот настал долгожданный миг… Горячие банки были скинуты на песок, а на освободившиеся места мы установили две порции необыкновенного «Картофеля».

  -Ну-с!.. – бодро произнёс я, радостно потирая руки. –Начнём-с!

  -Ай, бля! –высказался солдат Агапеев, очень уж необдуманно схватившись за банку «Борща» голой рукой. –Ах, ты…

  Консервные банки и в самом деле оказались очень горячими, вследствии чего нам обоим пришлось натянуть на левые ладони по армейской перчатке. Тогда как пальчики правых рук продолжали оставаться незащищёнными, но зато очень ловкими и умелыми. Придерживая «Борщи» левыми руками и быстро орудуя резаками в правых, мы вскрыли консервные банки… И с наслаждением вдохнули в себя весь аромат военного супа. Но одним видом сыт не будешь! И мы практически одновременно пустили в ход свои неутомимые ложки.  

  За несколько минут мы полностью съели по пятьсотграммовой банке «Борща особого». Суп получился очень горячим, и поначалу он безжалостно обжигал наши внутренности. Однако такие мелочи не могли остановить двух изголодавшихся по горяченькому солдат… И армейский суп был уничтожен в одном общем порыве…

  -Класс! –произнёс Агапеич, отложив в сторону пустую банку и с удовольствием откинувшись назад. –Давненько так не ел… Как будто дома побывал!

  -Ну, да!.. –проворчал я с долей вполне здравого скепсиса, но выпивая из своей банки все последние капли супчика. –С маминым-то борщом…

  Так и не договорив всей правды жизни, я лишь усмехнулся… Девятый сухпай, конечно же, самый лучший эталон полевого питания разведчиков-спецназовцев. Но с домашними вкусностями ему всё равно не сравниться.

  Но расслабляться нам ещё было рановато. Ведь на костре почти дошёл до кондиции уже «Картофель особый». Консервные банки были перевёрнуты вверх дном, которое так и отдавало нестерпимым жаром… И мне пришлось в срочном порядке прижать свою пятерню к холодному сырому песку… Чтобы хоть как-то остудить свои пальцы, которые я ненароком обжёг…  

  -На варежку! – раздобревший солдат Агапеев даже бросил мне свою перчатку. – Мою банку-то… Перебрось мне! А то… Вставать тяжко!

  Через несколько минут я подкинул затребованную банку на Вовкин спальник. Агапеич подождал немного, решив не рисковать языком и нёбом, чтобы не обжечься уже картошкой… И только после некоторой выжидательной паузы приступил ко второму блюду.

  -А ты чего? – всё-таки поинтересовался он.

  В этот момент солдат Агапеев с шумом втягивал в себя холодный воздух, чтобы таким вот образом остудить слишком уж горячую картошку… Которая хоть и попала ему в рот… Но… Выплюнуть горячие кусочки на землю – это было актом военного вандализма… Выложить картошку обратно на ложку – таким же варварством!.. Так что… Солдату Агапееву приходилось в очередной раз терпеть новую тяготу армейской службы…

  Добродушно подсмеиваясь над мучениями моего напарника, я тем временем занимался приготовлением ещё более изысканного деликатеса. Нежели какой-то там «Картофель»… Хоть и «особый»… Вскрытая баночка военного сала уже находилась в полной боевой готовности. Осторожно съев одну четверть картофельной порции, я тщательно перемешал всё содержимое большой банки. А затем с предельной внимательностью постарался сделать так, чтобы кусочки сала оказались на самом дне банки с картофелем… когда мне всё-таки улыбнулась Госпожа Удача… И сало заняло своё достойное место… Мне осталось только установить большую банку на наш костерок…

  Владимир Владимирович к этому времени уже успел расправиться со своей банкой картофеля. Несмотря на это, он всё же принюхался к новому кухонному аромату… Причём, очень уж азартно…

  -Ты это… -сказал разведчик Агапеев и еле слышно икнул. –Давай быстрее… А то сейчас сюда Коля Малый примчится!

  Но и я был «парубок – не промах!». Наш хохляцкий друг Микола, конечно же, сразу учует неповторимый запах картошки, поджаренной на доброй порции сала. И, может быть, он даже примчится к нам… Ну, чтобы разузнать в чём же собственно дело… А то и попробовать свежеприготовленное блюдо… Но и только… Ведь у него имеются и «Картофель особый», и военное сало в плоских баночках, и даже сухой спирт со спичками…

  -Коля Малый обойдётся… -проворчал я, снимая с огня уже готовое блюдо. –Пусть себе сам жарит! А мы… Без него управимся.

  Я говорил «мы», поскольку отлично понимал то, что солдат Агапеев не выдержит… И «упадёт мне на хвост». Что, в общем-то, и произошло. Но ведь это же был мой боевой напарник Вовка Агапеев!.. Которому мне ничего не было жалко… Даже особенно военной картошки, поджаренной на армейском сале…

  И всё-таки чувство солдатской совести у него присутствовало… поскольку Володя ограничился только тремя ложками… По достоинству оценив новый вид военного кушанья, Агапеич высказался очень одобрительно… Что было не удивительным… Картофель с салом оказался действительно очень вкусным…

  -В следующий раз я тоже себе приготовлю! –произнёс напарник. –Классно получилось. Ох-хо-хо-о…  

  С заметным усилием, естественно, воли… Володя поднялся со своего спального мешка и медленно подошёл к затухающему костру. Положив на огонь две пустые банки из-под супа, он дождался того момента, когда внутри жестянок выгорят последние пищевые остаточки. Затем чёрная сажа была вытряхнута наружу.

  -Тебе полную наливать? – спросил Вова, заполняя обе банки водой из фляги.

  -Угу! –ответил я полным своим ртом.

  -Ага! –лениво передразнил он меня.  

  В затухающий костерок были подкинуты две новые таблетки сухого спирта и через десяток минут в банках закипела вода. Агапеич контролировал процесс и тут же засыпал в банки по пакетику чая. Подождав с минутку, пока ароматный напиток не заварится в достаточной степени, Володя опять установил банки на костёр… В банках опять забурлило… И на этом приготовление военного чая закончилось…

  А потом мы лежали на спальных мешках и ждали… Когда остынет чай и его можно будет пить без всякой спешки… Безжалостно утопив в нём нужное количество сахара-рафинада и тщательно всё размешав… Чтобы потом с наслаждением смаковать каждый глоток горячего и вкуснейшего чая… Дополняя это великолепие двумя или даже тремя плиточками шоколада.  

  По окончанию чаепития мы улеглись спать. Залезли в свои спальные мешки, не снимая с себя бушлатов и шапок, а только лишь разувшись. Старательно накрылись второй, то есть уже подготовленной к этому мероприятию плащ-палаткой… Да и провалились в крепкий сон.

  Разбудили нас около пяти часов вечера…

  -Ермак сказал, что через час уходим… - сообщал нам последние новости разведчик Шпетный. –Сейчас надо поужинать.

  Лёха сидел рядом с нами на корточках и устало докуривал свою сигарету. Его тоже не радовала ближайшая перспектива… Ведь нам опять предстояло топать и топать вперёд… А мы-то надеялись…

  -А что?.. –спросил я, зевая и потягиваясь. –Мы на старую горку не пойдём? Ну, где мы сегодня ночью сидели?

  -Нет! –ответил Шпетный и затушил бычок в песке. –Дальше пойдём. Во-он к той горе!

  Разбудивший нас разведчик Лёха привычным движением разровнял песочек там, где он только что схоронил останки «Охотничьей» сигареты, после чего показал рукой вдоль берега озера. Но не туда, где мы высадились и повстречали духовскую колонну, а наоборот… Там, то есть почти у самого горизонта возвышалась уже знакомая мне гора с цилиндром на вершине. Я даже присвистнул… Пытаясь определить расстояние до неё… Выходило около двадцати километров… А может и все тридцать… Как бы то ни было, но гора находилась слишком далеко.

  -Ну, я пошёл. –сказал нам напоследок солдат Шпетный. –Вы свою масксеть не забудьте на фишке! И бинокль!

  -А они не принесут? –вполне резонно поинтересовался Агапеич. –Сюда же спускаться будут.

  Лезть обратно на вершину холма нам не хотелось, и поэтому последняя смена наблюдателей могла совместить полезное с приятным. То есть сползти вниз, а заодно и прихватить с собой всё имущество. И уже здесь, внизу вернуть нам маскировочную сеть и бинокль.

  Однако разведчик Шпетный всех этих тончайших нюансов вроде бы не знал, но сержанту Ермакову всё же напомнил. Так мудрый замкомгруппы принял единственно верное решение… И спустя полчаса нам торжественно вручили то, что мы утром великодушно оставили на фишке.

  -Хватит… -ворчал солдат Агапеев. –Попользовались нашим добром, значит надо его сюда спустить.

  -Да, ладно-ладно! – с негромким смехом произнёс Юрка Дереш. –Забирайте своё барахло. У нас своего полным-полно. Сами не знаем куда его подевать…

  Ему не поверили…

  -А чего же вы как голодранцы на фишку ходите? –ёрничал мой напарник. –Или своё имущество на дембель бережёте?

  -Конечно! – всё так же весело балагурил наш гость. –Повешу ваш бинокль на шею, да так и поеду домой. А ещё масксеть вашу отстираю и с собой повезу.

  -С тебя станется! - продолжал шутить Володя.

  -А как же! –поддакнул младший сержант Дереш. –Я же тоже… Из Хохляндии!

  Юрка и разведчик Коля Малый были родом из Хмельницкой области. Оба земляка служили в одной и той же группе, то есть нашей РГ№613. Правда, срок их службы имел разницу в полгода.  

  -Да знаю я вас! – нарочито сердито выговаривал Агапеич. –Устроили в роте целую мафию…

  -Вот чья бы корова мычала… - хохотнул Дереш, выпуская в серое небо сизый сигаретный дым. –Сколько в роте ваших?.. Из Усть-Каменогорска? А-а?

  -Я один! –гордо заявил «якобы единственный» представитель столицы Восточно-Казахстанской области.

  Тут улыбнулся даже я. Ведь Владимир Владимирович здесь явно загнул… И Юрка Дереш об этом отлично знал… А потому стал подчёркнуто медленно считать по пальцам…

  -Да это у вас самая настоящая мафия! Первый – это ты! Второй – это Андрюха Корнев! Третий – Дегтярь из четвёртого взвода! И наконец… Старший лейтенант… Весёлый!

  При последних словах счетовод усть-каменогорских «мафиозо» на всякий случай оглянулся на лагерь… Ведь командир нашей группы старший лейтенант Веселков даже и не догадывался о том, что его только-только внесли в списки организованной преступности города Усть-Камана… Да ещё и под прозвищем Весёлый…  

  -Ну… Ладно!-вздохнул наш случайный гость, вставая со своего места. –Пойду я.

  -Ну, давай-давай… -отозвался солдат Агапеев. –Может завтра свидимся.

  Во время боевых выходов каждый разведчик должен был находиться только в своей двойке или тройке. А потому он мог вволю общаться только со своим напарником. Всякие же контакты с другими бойцами, скажем так, не поощрялись вышестоящим командованием. Ведь каждая боевая двойка или тройка должна не только постоянно находиться на указанной ей позиции. Она также должна быть готова в любую минуту открыть огонь по внезапно появившемуся противнику.

  Поэтому возможность поболтать или же перекинуться хотя бы парой слов… Увы… Но у молодых солдат она появлялась крайне редко… Как, например, сейчас… Когда Юра по приказу Ермака вернул нам наше же имущество. Ну, и слегка подзадержался…

  Поэтому мл.с-т Дереш гостил у нас не очень долго… Выкурил сигарету, болтая с нами… Вот и всё… Он уже направился дальше, когда вдруг заметил стоявшие под кустом пакистанские ботинки. Они вообще-то принадлежали Юрке по праву победителя, который забрал у убитого врага не только его оружие… Но на этот выход в пустыню Дереш одолжил свою персонально-трофейную обувь лично мне…

  -Ниф-фига себе?! – разведчик Дереш даже обернулся в мою сторону. –Это от мозолей что ли?

  Он заметил бурые кровоподтёки на когда-то светло-коричневой внутренней поверхности ботинок и данный факт его слегка поразил. Ведь до настоящего момента эта трофейная обувка ничего такого себе не позволяла… То есть не портила ноги советского солдата Юрки Дереша…

  -Ну, да… -нехотя признался я. –Хожу в портянках и в ботинках! Носки сфиздили… Сук-ки…

  Я даже выругался на манер дембеля Ермака. Потому что мне сейчас было и досадно, и очень обидно, и тем более неудобно. Досадно от того, что всё так случилось… Обидно, поскольку так оно не должно было быть… И неудобно от того, что я так сильно перепачкал чужую обувь…

  -Я отмою! –пообещал я хозяину ботинок. –После выхода. Когда в батальон вернёмся.

  -Да ладно тебе! –возразил мне Юра. –Ты как в них ходишь-то?

  -Вот так и хожу. –усмехнулся я. –А что делать? Носки-то свистнули перед вылетом. Искать другие ботинки времени не было…

  -Понятно. –сказал со вздохом младший сержант Дереш и заторопился по своим делам.

  Мы с Володей Агапеевым уже разогрели себе по большой банке тушёнки, быстро их проглотили. А теперь баловались чайком. Ведь сразу же после ухода Лёхи Шпетного мы уложили в рюкзаки всё своё имущество, и теперь у нас оставалось немного свободного времени. Вот мы и наслаждались горячим сладким чаем.

  Внезапно нам поступила зашифрованная солдатская телеграмма… Передавшие её условным сигналом наши молодые сотоварищи сообщали нам о надвигающемся неудовольствии дембелей. Дело запахло керосином… Ведь нашей двойке сейчас могло крепко влететь… И мы принялись быстренько устранять досаднейшую оплошность…

  По неписанным правилам солдатского бытия каждому дембелю полагалось после ужина баловать себя не только чем-то приятным, но ещё и согревающим его заслуженную душу. Ведь сейчас шла стодневка. То есть тот самый период дембельского ожидания праздника… Начавшийся 17 декабря и заканчивавшийся 27 марта, когда добрый дяденька министр обороны Советского Союза и должен был подписать свой приказ об увольнении в запас тех военнослужащих срочной службы, которые отслужили отведённый им двухгодичный срок.  

  Как правило, каждого дембеля-курильщика после ужина следовало угостить не просто «борзой» сигаретой, то есть с фильтром… А ещё и подписанной. Чтобы дембель сначала прочёл на сигарете то количество дней, которое ему осталось вытерпеть до приказа министра обороны, и только после этого выкурил её аж до самого фильтра… Получая при этом несказанное своё дембельское удовольствие… Ведь такая сигарета вручалась ему только лишь после ужина и в одном-единственном экземпляре.

  Вся полномасштабная ответственность за соблюдение этого «священного воинского ритуала» возлагалась, естественно, на самых молодых бойцов… Которым и следовало ломать свою молодую головушку над тем, где же им раздобыть «борзую» сигарету с фильтром и пишущую ручку или карандаш, сколько же дней осталось до приказа, как потом подписать дефицитнейшую сигарету, чтобы её не повредить… А затем ещё и вручить столь драгоценнейший презент доброму дедушке дембелю…  

  Ну, а тем старослужащим солдатам, которые не имели столь пагубной привычки выкуривать после ужина по сигарете… Им полагалось угоститься подписанной конфеткой… Но не обычной советской конфетой, об которую он мог сломать свои старенькие зубки… Из отечественных лакомств подходили только шоколадные конфеты с мягонькой начинкой. Но они в Афгане были страшным дефицитом, а потому некурящего дембеля полагалось угостить импортной конфеткой-леденцом. Ну, или на худой конец пачкой печенья, тоже заграничного… Но тогда уж непременно к вечернему чаю…

  «Чего же его грызть в строю?!.. Или просто на улице?!.. Не солидно как-то!»  

  Этот воинский ритуал соблюдался и на войне… За каждым дембелем из состава нашей группы были «закреплены» двое или трое молодых бойцов, которым и следовало поддерживать этот обычай каждый вечер. Распределение старичков по молодым или же наоборот… В общем, это разграничение персональной ответственности произошло ещё в батальоне. И теперь всем молодым бойцам следовало поддерживать этот ритуал в нормальном состоянии. То есть не обижать добрых дедушек дембелей своей забывчивостью, а значит невниманием и неуважением… Что было чревато определёнными последствиями…

  И вдруг боевой двойке Зарипов-Агапеев поступила срочнейшая шифрограмма, суть которой сводилась к следующему: дембеля сейчас ужинают и дед Ермак поинтересовался у старика Кар-Карыча о том, получал ли тот вчера свой обязательный ежевечерний презент?.. Словом, надвигалась буря… Ведь вчера вся наша разведгруппа топала пешком до глубокой ночи и, следовательно, никакого ужина не было. Но сейчас…

  А сейчас у всех молодых солдат не имелось ни одной железобетонной отговорки… Чтобы уверенно оправдать свою вчерашнюю забывчивость и сегодняшнее невнимание тире неуважение… И потому молодые друзья шуршали… В срочном порядке искали друг у друга сигареты с фильтром…

  Нам было немного легче. Ведь за боевой двойкой Агапеев-Зарипов был закреплён командир нашего же отделения Серёга Сорокин, у которого и было прозвище Кар-Карыч. Он не курил, чем существенно облегчал участь двух молодых своих друзей. Ведь в девятом сухпайке имелось столько сладкого и вкусного! Семидесятипятиграммовая баночка апельсинового сока, три маленькие шоколадки, и несколько мятных леденцов. В наборе полевого питания №9 также имелись витаминки, но эти шарики-драже, равно как и баночки сгущёнки у дембелей уважением не пользовались. Поэтому нам приходилось жертвовать лишь соком, шоколадкой или леденцами. Причём, последние следовало вручать на самый крайний случай… Когда уже ничего не осталось на молодых наших руках.  

  А теперь мы усиленно пытались наверстать упущенное при помощи моей шоколадки и агапеевского сока. Ведь дембеля вот-вот закончат ужинать, а у нас ещё ничего не готово. И, как назло, случилась досадная оплошность…

  -Сколько там дней осталось? – торопливо спросил Вовка, выцарапывая резаком соответствующую надпись на дне банки с апельсиновым соком.

  -Вчера было пятьдесят три. –ответил я, выводя своими замёрзшими пальцами необходимые слова и цифры.

  Но через минуту меня пронзила тревожная мысль…

  -Так это вчера утром было пятьдесят три дня! –произнёс я упавшим голосом. –То есть после вчерашнего ужина должно было быть пятьдесят два дня. А сегодня – пятьдесят один.

  Но было уже поздно. На дне баночки с соком красовалась цифра 53. И это являлось грубейшей ошибкой, за которую дедушка Кар-Карыч мог запросто обидеться. Ведь согласно некогда озвученной логике деда Ермака получалось так, что все остальные дембеля возрадуются в строго определённый день… Прослушав долгожданный Приказ… А он, то есть в нынешнем случае Кар-Карыч возликует на сутки позже… В общем… Получался непорядок.

  -Переверни банку и напиши заново. –предложил я вполне достойный выход из сложившейся ситуации. –А неправильную надпись исцарапай… Чтобы ничего нельзя было прочесть.

  Но моё крайне дельное предложение было отвергнуто, как неподобающее…

  -А ладно! –беспечно заявил солдат Агапеев. –Мы эту банку сами выпьем! А ему новую подпишем!  

  И это его решение показалось мне ещё более лучшим вариантом выхода из внезапно наступившего кризиса. Из рюкзака была извлечена другая банка сока, но теперь уже виноградного. И очень достоверная надпись была нацарапана Володей в самые сжатые сроки.

  Затем мы вдвоём отправились в гости к доброму дедушке Кар-Карычу. Ведь боевые двойки и тройки нашей разведгруппы были рассредоточены по разным направлениям, откуда они могли прикрывать своих товарищей в случае внезапного нападения всё того же наиковарнейшего противника. Чтобы эта небольшая ложбинка не превратилась в нашу общую братскую могилку…

  Дембеля уже закончили ужинать, и дед Ермак, пребывая в отличнейшем расположении духа, докуривал свою «борзую» сигарету. А вот наш подопечный, то есть Серёга Кар-Карыч возился со своим рюкзаком…

  -чего вы пришли? –поинтересовался сержант Ермаков. –Вы уже готовы что ли?

  Ведь через некоторое время наша группа опять пойдёт измерять шагами эту бескрайнюю пустыню.

  -Мы уже готовы. –доложил я и оглянулся на офицеров.

  Но командир первой роты и наш старший лейтенант Веселков ещё доедали свой ужин. Впрочем, из таких же консервных банок, что и у нас. Ведь сухпай выдавался на всех одного и того же наименования. А значит каких-либо различий между солдатами и офицерами в данном продовольственном вопросе не существовало абсолютно.

  А раз военачальники всё ещё ужинали, то у нас имелся небольшой запас свободного времени, в течение которого нам и следовало выполнить свои молодосолдатские обязанности.

  -Так чего вы припёрлись? –опять спросил дед Ермак. –Идите!

  Но солдат Агапеев уже позвал дембеля Кар-Карыча…

  -Серёга… -начал говорить Вова. –Мы вчера это самое…

  -Не успели. –добавил я.

  Обернувшись от своего рюкзака, дембель Кар-Карыч смотрел на нас обоих и вроде как ничего не понимал:

  -Чего вы не успели?

  -поздравить тебя с ещё одним днём! –чуть ли не хором сказали мы.

  Одновременно с этим моя рука протянула дембелю шоколадку, а агапеевская – баночку сока.

  -О-о… -удивлённо и обрадовано произнёс Кар-Карыч. –Ну, спасибо!

  Он забрал у нас причитавшиеся ему подарки, после чего у меня немного отлегло от сердца. Значит, всё закончилось вполне благополучно. И нам не достанется на орехи за вчерашнюю забывчивость. Ведь Кар-Карыч не страдал хорошей и злой памятью.. Это у другого нашего старика наблюдались великовозрастные заскоки, а у Кар-Карыча всё пока что обстояло в норме…

  -А что это вы меня непоздравляете? –

  Вот именно этого я и боялся… Как говорится, на-ча-лось!.. Дед Ермак напустил на себя как можно больше дембельской наглости и теперь пытался взять нас, что называется, на арапа. Но рядовой Агапеев и младший сержант Зарипов, хоть и замешкались поначалу, однако вовремя сообразили…

  -А разве тебя сегодня не поздравили? –спросил я.

  -И даже сигаретой «борзой» не угостили? –внезапно осмелев, добавил Агапеич. –Какое не…

  В этот момент мой локоть незаметно ткнул Вовку в бок, после чего он вовремя запнулся и замолчал. Ведь необдуманные слова про неуважение к деду Ермаку, которые почти что слетели с уст моего напарника, могли очень запросто сойти за оскорбительную наглость. А вот уж этого дедушки старослужащие нам бы не простили. Ведь мы являлись для них молодыми и всё ещё зелёными духами. Хоть сейчас мы вместе с ними находились уже на третьем боевом выходе.

  Однако нам повезло и с дедом Ермаком, у которого всё ещё сохранялось то хорошее настроение, какое и было минут десять назад.

  -Ах, вы засранцы! –рассмеялся он. –Меня угостили сигаретой самого первого. И вчера вечером про меня не забыли…

  Тут я почувствовал не совсем ладное развитие ситуации и подумал про то, что пора бы нам с Володей улизнуть обратно… То есть к своим рюкзакам. А то мало ли чего может взбрести на ум наших старичков и дедушек?!  

  Но сержант Ермаков сам отправил нас за рюкзаками.

  -Идите-ка за своим барахлом! –сказал замок. –А то во-он… Офицеры уже собираются. Вперёд!

  И мы пошли обратно на свою днёвку.

  -Ну, ты даёшь?! –возмущался я, когда мы отошли на безопасное расстояние. – Ты совсем уже нюх что ли потерял? «Какое неуважение?»

  -Да я и сам с себя балдею! –засмеялся солдат Агапеев, всё же оглянувшись на дембелей. – И как это вылетело?! Как будто чёрт за язык дёрнул.

  -Ага… - проворчал я. –Хорошо, что я успел тебя ткнуть… А то бы…

  -Но всё же прошло чики-пики! –продолжал веселиться мой напарник. –Всё пут-тём!..

  Мы уже подошли к своим рюкзакам. Здесь Володя вскрыл ту банку апельсинового сока, которая была безнадёжно им испорчена. Но всё же пропасть мы ей не дали… Сначала Агапеич выпил свою половину, а затем и я…

  -Хорошо, что мы над Кар-Карычем взяли шефство. –произнёс довольный жизнью Бадодя Бадодиевич.

  -Да! –резонно согласился я. –Он не такой, как Ермак. Тот бы нас ещё вчера бы вздрючил… Всю ночь бы отжимались!

  -Это точно. – подтвердил солдат Агапеев. –В этом деле Ермак никому спуску не даст.

  Пока наши длинные языки перемывали дембельские косточки, две пары наших же солдатских рук работали и работали… Почти что не покладая самих себя… Наши неутомимые руки перетащили рюкзаки на несколько метров в сторону, а затем тщательно разровняли то место, где мы имели коротенькое счастье отдохнуть сегодняшним днём. Когда афганская местность обрела свой первозданно пустынный вид… То есть уже ничто не могло выдать врагам наше недавнее пребывание… Мы вновь присели отдохнуть… Поскольку нам опять предстояла долгая и пока что неизвестная дорога. Долгая дорога в песчаных дюнах…

  Мы сидели, привалившись спиной к рюкзакам, и смотрели на то, как собираются другие наши друзья-разведчики. Хоть дед Ермак и приказал нам идти за имуществом, но «покамест» нам можно было не спешить… Ведь группе понадобится ещё минуток пять, чтобы начать сбор рядом с командиром…  

  А я сидел, стараясь хорошенько так поднабраться сил… Да и всё вспоминал нашу недавнюю эпопею с соком и шоколадкой, когда мы в страшной-престрашной спешке пытались выкрутиться из невероятно сложной ситуации. Со стороны наши действия могли показаться бесхребетным лизоблюдством или же подхалимством услужливых лакеев. Или даже чем-то ещё… [9] Что ж…  

  Однако на мой взгляд в любом людском сообществе имеются свои правила поведения. И в нашем воинском коллективе все солдаты старались действовать более или менее, но всё-таки справедливо. Да… Мы, как молодые бойцы вынуждены поддерживать ранее установленные порядки, но ведь и в случае с подписанными сигаретами тире конфетами всё обстояло почти что по-честному. Мы в знак уважения их заслуг угощали дембелей «борзыми» сигаретами или конфетами, на которых имелась соответствующая надпись с количеством «дней до приказа».

  Но ведь и старослужащие наши товарищи… Они ведь тоже поддерживали этот специфический ритуал, но уже в свою ответную очередь. Ведь во время стодневки им вообще не полагалось есть сливочное масло, вследствии чего… То есть во исполнение данного обычая дембеля на завтраках и ужинах мужественно отказывались от своих кружочков масла. Так что… В данном вопросе всё было «баш на баш»…  

  Правда вот на войне… Порцайки сливочного масла, ну, никак не входили в ежедневный рацион наших солдат. А потому здесь игра шла только в одни ворота… Но это были уже мелочи нашей военной жизни…

  Да и наши дембеля практически не злоупотребляли своим положением старослужащих. Они не заставляли нас – молодых бойцов выполнять то, что является унизительным и недостойным занятием. То есть наши дембеля не заставляли молодых стирать стариковское обмундирование и ветеранские носки. Они не принуждали зелёных солдат подшивать им белые подворотнички… Хотя… Я несколько раз видел что-то подобное. Но ведь там припахали, так называемых, чмырей… Которые сами позволили обращаться с собой именно таким пренебрежительным образом. Но то же чмыри!.. Их ведь даже на войну не берут! Ну, разве что в силу большой нехватки личного состава…  

  А нас, то есть нормальных молодых, с которыми им приходится ходить на выходы… Словом, нас дембеля не гоняли без особой на то нужды. Наказывать наказывали, но если имелся законный повод. Например, если молодой боец заснёт ночью на фишке… Или если он будет «сдыхать» на пеших переходах, тем самым нарушая боевой походный порядок… Или если забудет что-нибудь на месте ночной засады и вспомнит о пропаже тогда, когда вся группа отошла на любое расстояние от этой вершины. Вот в этих случаях молодым может влететь очень сильно. Сначала от командира группы, который выскажет своё неудовольствие только лишь на словах… А затем и от сержанта Ермакова, который поддержит начальство не только устно, но и руко-ного-прикладно… Ведь у него АКМ с деревянным прикладом…  

  А в случае с забытой сигаретой или конфетой наказание могло иметь форму самоистязания, то есть в виде безостановочного отжимания виновного или же развесёлой джамбы. Это когда бедняга наказуемый садится на корточки, а потом прыгает вверх с обязательным хлопком ладонями над своей виноватой головушкой… И так до упора… Пока не надоест и ему, и тому… Парню…

  Который был очень уж лёгок на помине…  

  -Зарипов! Агапеев!

  Я замер… Ведь в этот поистине умиротворённый момент из близлежащих зарослей саксаула раздался приглушенный рык… Мы сразу же узнали голос сержанта Ермакова… А потому мы быстренько всунули руки в лямки рюкзаков, перевернулись вместе с грузом на животы, отжались от земли… Затем встали на четвереньки и, наконец-то поднялись на ноги… Подхватили с песка оружие… Благо, что ремень был предусмотрительно зажат в крепкой солдатской руке… Да и пошли к нашей разведгруппе.  

  Пора было… Пора…

  Глава 8. СОЛДАТЫ! В ПУТЬ! В ПУТЬ! В ПУТЬ!  

  Приуныл я почти сразу. То есть как только наша разведгруппа вытянулась в походный порядок. Молодой разведчик-автоматчик Лёха Шпетный сообщил нам сущую правду – РГ №613 направилась именно в ту сторону, где и находилась столь примечательная отдельно стоящая гора с необычным цилиндром на вершине. А расстояние до неё было очень даже приличным. То есть нам до неё предстояло топать и топать… Шагать и мучаться… Мучаться, но продолжать шагать… То есть отмерять пройденные километры не количеством преодолённых метров, а пролитым потом… А то и кровью… Из искусанных губ и свеженатёртых мозолей…  

  Но ничего с этим мы поделать не могли. Наш общий статус советского солдата-спецназовца возлагал на каждого бойца твёрдое осознание необходимости всё вытерпеть и выдержать… То есть выдюжить… А моё личное положение старшего разведчика – пулемётчика обязывало меня к ещё большим нервным потерям и физическим утратам.  

  А если честно… То… Ну… В общем… Все мы шли дальше…  

  Вместе со всеми шагал и я. Согнувшись под тяжкой своей ношей и стараясь идти как можно размеренней. Чтобы сохранить в себе побольше сил… И сэкономить чуток побольше… Этих же жизненных сил.  

  Солдат Вова Агапеев теперь шёл позади меня. Такая небольшая рокировочка является вполне обыденным явлением. Хотя мне она ничуть не понравилась. Ведь так делают в тех случаях, когда более сильный солдат пропускает вперёд того, кто будет его послабей. Но не всегда… Ведь солдат Агапеев нынче замыкал нашу колонну. То есть шёл в ней самым крайним. И позади его шагал только отставший метров на тридцать тыловой дозор. И получалось так, что я шёл в строю предпоследним. Почти что в хвосте.

  А впереди меня в нашей левой колонне сейчас находился тот самый дембель Кар-Карыч. Именно в его мелькающие пятки и упирался мой взгляд, брошенный в том направлении ис-подлобья. Вообще-то он был сержантом Сорокиным. И звали его Сергеем. А ещё он являлся нашим командиром отделения. Словом, Кар-Карыч был нормальным парнем… Хоть и дембелем.

  Однако следует отдать должное всем нашим ветеранам срочной службы. Кто прошёл Афган от молодого солдата и до заслуженного деда… Почти что деда-фронтовика. Все наши дембеля, кто сейчас шагал вместе со мной в походном строю группы, являлись нормальными мужиками. Ведь они тащили всю свою воду, все свои продукты, всё своё имущество… Не говоря уж про радиостанции, оптику дневную и ночную, боеприпасы и личное оружие… Всё это они несли сами. Ведь это были дембеля нашей разведгруппы №613! Нашими старшими боевыми товарищами. Хоть иногда и вредными… Но всё-таки справедливыми. Почти всегда…

  Я даже усмехнулся помимо своей воли… Вспомнив то, как у солдата Агапеева «отобрали» радиостанцию Р-392 и мину МОНку, которые были ему вручены тире всучены после командирской проверки… Но вчера… Когда духовская бронеколонна уехала по своим делам… В наших дембелях проснулась-таки их стариковская совесть… И у молодого бойца спецназа Володи были в срочном порядке изъяты те элементы боевой экипировки, которые он и не должен-то носить. Володя нисколечко не возражал… А только был рад этому моменту…

  «Ещ-щё бы! –думал я на ходу. –Килограмма на три… Но полегчало… Всё ж…»  

  Но не всё так хорошо в нашем мире… Взять хотя бы расчёт АГС-17. Там дедушка-дембель загрузил всё железо на бедолагу Корнева и теперь идёт-шагает почти припеваючи… Несёт только одну разнесчастную коробку… Наверное, если бы Андрюха мог перетаскивать грузы в зубах, то этот старослужащий наглец всучил бы Корню и третью коробку! Чтобы тот тащил не только АГС на спине и станок на груди… А ещё и две снаряжённые гранатами коробки в обоих руках… А третью – в крепко сжатых зубах!

  Что ни говори по их прошлым проделкам, но наши дембеля были самыми заслуженными дембелями всего Ограниченного Контингента Советских Войск в Афганистане. А то и всего нашего Советского Союза! Вот если бы они ещё и на фишке дежурили… Наравне с нами – молодыми… То были бы самыми уважаемыми дембелями всей Планеты Земля!.. Но им эти почести не нужны… И поэтому наши дембеля не хотят дежурить на фишке!  

  И в батальоне, то есть в Лашкарёвке, дембеля из трёх боевых рот ведут себя самым достойным образом. В ногу они ходят только на разводе, да и то парадным строем перед комбригом. На утреннюю физзарядку почти не бегают. В столовой питаются только супом, хлебом, мясом и гречкой. Плюс компотом и чаем… И навёрстывая упущенные килокалории после отбоя… Когда смышлёный наш добытчик Бельмандо всегда найдёт чем порадовать родненьких дедушек…

  А остальные подразделения Лашкарёвского гарнизона, в которых тоже служат такие солдаты… Якобы старослужащие, как сказал бы старлей Веселков… И подражающий ему солдат Агапеев. Все эти солдаты, конечно же, тоже сражаются с коварными душманами и злодеистыми моджахедами… А ещё с американскими инструкторами и всякими там наёмниками. Причём, отстреливая этих негодяев по десятку штук в день. Или же по два десятка… Совесть-то у всех разная… Да и скромность тоже… А письмо домой никогда ж не покраснеет… Разве что от пролитой кровушки!.. Но об этих мучениях потом… На гражданке… После демобилизации в запас…  

  А на самом-то деле!.. Всё же совершенно по-другому!.. Ну, бригадная рота материального обеспечения вместе с нашим автовзводом иногда гоняют целыми колоннами до Союза и обратно… Но это случается так же редко, как и их выезды на близтекущую речушку Аргандаб, где можно и машины свои помыть, и искупаться заодно… Батарея дальнобойных гаубиц «Гиацинт», именуемая в простонародье как «Геноцид», само собой афганского народа… Так эти отважные солдаты-артиллеристы выезжают на своих длинноствольных колымагах на одну и ту же огневую позицию, что в пределах нашего периметра. Покидают оттуда пару сотен снарядов по враждебно настроенным афганским кишлакам, да и айда по-домам… В родной парк колёсно-гусеничных созданий…  

  Ну, ещё наша матушка-пехота… Советская, так сказать, царица афганских полей… Она засела отдельными точками по всему периметру Лашкарёвского гарнизона и без устали воюет с вездесущим душманом. Лупит по нему и лупит… И ясным днём, и тёмной ночью… И на трезвую голову, и на чуток одурманенную… Безостановочно поливает автоматно-пулемётным огнём всё вокруг: и подползающего моджахеда, и скачущего на них во весь опор душмана, и крадущегося во мраке ночи темнокожего араба-наёмника… А уж сколько пуль выпущено в воздух!.. То есть как по низколетящим вражеским воздушным объектам, так и по пикирующим с высоты инструкторам-камикадзе-суперменам… И ведь не сосчитать!.. Этих… Пуль!..  

  А вот дембеля из батальона связи… Ну, такие они шутники!.. Такие приколисты! Умора, да и только… В столовой мечут кашу-сечку похлеще молодых бойцов! Да ещё и за добавкой отправляют своих зелёных товарищей!.. Вот уж где дедовщина!.. Отбирать у молодых кашу из сечневой крупы!.. Это уж форменное кощунство! Ведь её только ихние духи могут есть!.. Она ж пустая-препустая!.. Ни масла в ней, ни мяса!.. Одна вода… И крупка-сечечка…

  Однако ненасытных дембелей славного нашего батальона связи это не пугает… И сечка поедается ими за обе ветеранские щеки… Только и успевают им молодые бойцы добавочку преподносить… Да ещё с таким аппетитом, что от этого умопомрачительного зрелища нас воротит!.. Вернее, даже нас!.. Хотя мы тоже… Вроде как молодые!

  А как батальон связи ходит в столовую и обратно?! Это ж тоже потеха!.. Цирк уехал, а две сотни клоунов забрали в армию!.. И ходят они – бедолаги по десятку раз туда-сюда-обратно… А всё потому, что кто-то из солдат не тянет ножку вперёд и вверх, как это определено уставом. А на одиннадцатый раз весь батальон связи быстренько так усаживается на корточки и начинает «маршировать» уже гусиным шагом. То есть не поднимаясь и заложив руки за голову!

  И лучше всех с этой «строевой гусиной подготовкой» справляются именно дембеля связи. Ведь у них такой богатый опыт! Они уж поди каждый камешек знают на дороге в столовую. Ведь по этому маршруту связисты ходят чаще всего. Ну, ещё в туалет чуток поменьше. Да раз в сутки на дежурство в родную радиостанцию. Ну, может быть в магазин, когда отпустят их раз в неделю…[10]  «Ведь они ж дембеля!.. Им уже по-ло-же-но!.. То есть уже можно.»  

  Я даже усмехнулся, вспомнив славных дембелей батальона связи… Чуть ли не в ногу марширующих гусиным шагом… То есть на корточках, да с прямой спинкой и однообразно прижатыми к затылку руками. Их дембельская выправка так великолепно смотрелась на фоне недотёпистого молодняка… Это было что-то!.. А приучил связистов к столь увлекательной забаве их старшина. Этот долговязый и худощавый прапор… Вернее, товарищ прапорщик…

  «Не дай-то Бог его в нашу первую роту!»  

  И я опять ужаснулся, вспомнив повадки старшины батальона связи. Он постоянно ходил как строгий унтер-офицер из старой прусской армии. То есть с высоко поднятой головой, вечно выпрямленным позвоночником и негнущимися при ходьбе руками. Так он и вышагивал рядом со строем связистов. Размахивая прямыми, как палка, руками… И металлическим тоном отдавая команды…  

  Поговаривали, что до прибытия в Афган этот товарищ прапорщик служил в каком-то дисциплинарном батальоне. Вот именно там он и прошёл суровую школу закалки старшинско-прапорщицкого состава. Наверное, весь дисбат плакал… От наступившего счастья… Когда их наставник тире воспитатель отправился в далёкий Афганистан. Однако все надежды и чаяния военных заключённых по поводу боевой службы товарища прапорщика… Словом, они не сбылись! Их «благодетель» попал в батальон связи, причём, на столь любимую им должность старшины. И ему однозначно не было суждено погибнуть здесь как от случайной пули душманского снайпера-спасителя… Так и от кумулятивного взрыва вражеского гранатомётчика… Решившего осчастливить один донельзя замученный советский дисбат.

  «Даже духи пожалели бы наших военных зеков!Даже они…»

  В общем… Ровно через два года, когда закончится его срок службы в демократическом Афганистане, товарищу прапорщику предстояло возвратиться не просто в Советский Союз… А в тот же самый дисбат! Поэтому он не расслаблялся… А только лишь оттачивал своё старшинское мастерство, которое точно пригодится в его дальнейшей службе… А пока… Товарищ прапорщик тренировался на несчастном батальоне связи. Три раза в день устраивая для своих подопечных «разгильдяев и стукачков-телеграфистов» увлекательнейший корде-балет…  

  Глядя на непрекращающиеся мучения батальона связи, мы испытывали самые разнообразные чувства: начиная от радостно-торжествующих и заканчивая мрачно-гнетущими. Ну, во-первых: молодые бойцы первой роты поистине ликовали при виде дембелей, хоть и связистов, которые так профессионально вышагивают «гусиным маршем». Да ещё и «вспыхивают» вместе со своими молодыми коллегами! А также отжимаются в упоре лёжа всем своим батальоном… Что ни говори тут о любви к ближнему… Но эти зрелища были своеобразным бальзамом на наши израненные молодые души…

  Во-вторых: мы откровенно радовались тому, что этот долговязый старшина-садист, то есть педантичный до ужаса перевоспитыватель-самоучка служит «не-в-первой-нашей-роте! Ура-а!» Ведь товарищ прапорщик Акименко выглядит, ну, сущим ангелом-хранителем… Ибо дисбатовский старшина создавал чрезвычайно трагический фон… Отчего сами по себе вспоминались кадры немецкой кинохроники… На которой некоторое количество недостойных сограждан подлежали пока ещё перевоспитанию… Причём, в специальных лагерях…  

  А вот когда мы находились в наряде по солдатской столовой, то именно тогда нас снедали самые негативные эмоции. Ведь этот пунктуальнейший старшина батальона связи может придраться буквально до наимельчайшего несоответствия уставным требованиям. Поэтому их столы самые чистые, а бачки почти до предела заполнены кашей – сечкой… Которую доблестные связисты проглатывают всю… А потом опять… То есть эти вечно ненаедающиеся дембеля отправляют своих молодых за дополнительной порцией… Которую щедрые повара-узбеки завсегда навалят полный бачок…

  «Всё равно ведь… Выбрасывать! Никто же эту кашу не ест… Кроме батальона связи…»

  Это, конечно же, понятное дело… Что весь личный состав батальона связи круглосуточно варится в своём же собственном соку. Что в своей единственной казарме, откуда их выпускают только подстрогим контролем… Что в вагончиках-КУНГах с их радиостанциями!.. Которые летом раскаляются до невозможности… Вот и выходит у них служба монотонная и однообразная… Никаких изменений за всё время… За эти полтора года… Всё время вместе и в одном и том же месте… Вот и остаётся у них почти что единственная радость – это поход в солдатскую столовую… Уж там-то дембеля-связисты отрываются на всю свою катушку… Да с телефонным-то проводом… Нервные клетки-то не восстанавливаются «за-просто-так»… Надо ведь подкрепиться… Да хотя бы и этой кашкой…  

  «Которую почти никто не ест… Ну… Может быть кто-то ещё! –думал я всё реже и реже. –Но связь сжирает всё подчистую! И ещё добавки просит! Это факт! Нет… Наши дембеля…»

  И это тоже… Очень даже понятное дело, что каждый кулик расхваливает именно своё болото! И, вполне возможно, мне следовало рассуждать более деликатнее. Ведь они ж не виноваты в том, что попали служить именно в батальон связи… Или же в роту материального обеспечения. Солдат ведь почти что не волен в выборе предстоящего места службы. Но в том-то и дело… Что «почти!»  

  Всех их сейчас вполне устраивает то, что они служат в своих тыловых подразделениях. Потому что им так легче и спокойнее. Они вполне довольствуются тем, что служат в Афганистане… А данное обстоятельство автоматически приравнивает этих, в общем-то, тыловых крыс к непосредственным участникам боевых действий. И ведь почти никто из них в настоящее время даже не стремится перевестись в боевое подразделение. Потому что это не только страшно… Но ещё и трудно… А также опасно! Ведь три наши роты постоянно ходят на войну… А на войне иногда убивают…

  «Зато потто-о-ом… Когда начнётся демобилизация, то есть увольнение в запас выслуживших свои сроки солдат… Вот тогда-а…»

  Из тёмных глубин казармы батальона связи и щедрых закромов роты матобеспечения, из неказистенького нашего отдельного автовзвода и сырых подвалов прод-вещ-служб, из таинственных недр зенитно-артиллерийской группы и самого что ни на есть комендантского взвода… В общем, на белый свет появляется столько разукрашенных красавцев-дембелей… Что только диву даёшься тому, откуда же они взялись в столь большом количестве? И где же были раньше все эти отчаянной отваги храбрецы? Да безудержной смелости удальцы?  

  Вот тогда-то и возникает вполне оправданное чувство лёгкой неприязни к этим «боевым» дембелям. У которых и парадная форма будет получше, чем у ветеранов первой роты. И голубые береты точно такого же цвета, как и у наших дембелей… И красные флажки-уголки на этих беретах… Один к одному… Да ещё и белые аксельбанты у них же! Не говоря уж о всяких там медалях… Ведь по существующей разнарядке награды распределяются по всем подразделениям.

  «Слава Богу!.. И военной справедливости! Что хоть ордена не доходят до этих тыловых… Остаются в штабе 22-ой бригады… Или, на худой такой конец… Они оседают в штабе нашего шестого батальона.»  

  Увы… Но думать при ходьбе становилось всё труднее и труднее. И моё благороднейшее состояние человека разумного… На которого свалилось слишком уж тяжёлое испытание большим весом, дальней дорогой и грубой обувью… Словом, это моё состояние страшной человеческой усталости… Которое уже не захлёстывает даже внезапная ожесточённость, а тем паче и вполне закономерная ненависть к тыловой сволочи… С каждым шагом моё разумное состояние стремилось отупеть до невозможного… То есть до положения тяжело навьюченного… Скажем так, двуногого транспортировщика неподъёмных грузов по пустынной местности…

  «Хорошо что не четырёхкопытного создания… Размеренно жующего ту самую колючку… Или же мелко так семенящего в нескончаемую даль.»

  По этой же причине усталости, перегруженности и боли мне постоянно приходилось подстёгивать себя всякими мыслями… Хорошими и не очень… Интересными и откровенно нелицеприятными… Очень жёсткими и крайне объективными… Ведь правда – она и есть правда… Чтобы быть только правдой.

  Ведь из этих шагов, да по вязким пескам и на окровавленных ногах… Из этой неподъёмной тяжести на плечах и спинах, которую мы всё-таки тащим… Из внимательно-настороженных солдатских взглядов, которые так и шарят по окружающей местности… Из этого ощущения постоянной готовности к бою, когда оружие хоть и поставлено на предохранитель, но уже с патроном в стволе… Из этих переходов по вражеской территории, когда из-за любого бархана или куста может грянуть первая очередь… А затем и вторая… Третья и так далее…  

  Из всего этого рождается не то что неприязнь… Из данных обстоятельств возникает откровенное отчуждение к тем, кто за всю свою службу даже носа не высовывал за внешний периметр боевого охранения советского гарнизона. К тем, кто не шагал по непредсказуемо-враждебной афганской земле с готовым к бою оружием. К тем, кто не знает ощущения жажды и вкуса солёного пота, столь мучительные на боевых выходах. К тем, кто по окончанию своей службы уезжает в Союз в точно такой же дембельской форме… И с точно такой же казённой записью в военном билете, что его обладатель, как оказалось, тащил военную службу не абы где… А в Демократической Республике Афганистан, где идёт самая всамделишная война.

  И, пожалуй, единственными отличиями между доморощенными «рейнджерами» и закалёнными войной солдатами являются не очень качественные армейские фотографии. Именно на них искушённый афганскими реалиями взгляд сразу же определит разведчиков-спецназовцев. Хоть и одетых во что попало, но непременно с вычищенным до блеска оружием и бескрайним Афганистаном на заднем фоне.  

  А ещё каждый по-настоящему боевой солдат может со сдержанной гордостью сказать то, что он не просто служил в первой, второй или третьей роте такого-то батальона спецназа… Или же в ротах связи и минирования… Ведь из этих двух отдельных подразделений некоторое количество личного состава тоже задействуется на боевых выходах. Так, два связиста-маломощника обязательно присутствуют в каждой разведгруппе на любом выходе или облётном вылете. И минёры не такие уж редкие гости в боевом составе наших разведгрупп. Но всё равно… Эти парочки связистов или минёров не делают погоды…

  Ведь настоящую основу любой разведгруппы составляют обычные солдаты: командиры отделений и рядовые автоматчики, четыре пулемётчика и один гранатомётчик, механики-водители и наводчики-операторы. Которые в её составе съели не один пуд соли и пролили не одну бочку своего пота. И именно они с той самой, то есть внутренне сдержанной гордостью могут сказать то, что… «Я служил в эРГэСпээН номер такой-то!» И этого будет вполне достаточно для того, чтобы свой определил своего же.

  «Ведь у каждогоесть право выбора! Во-он! Жеку Бадулина оставили в Чирчикской учебке, чтобы он стал командиром отделенияи обучал следующие поколения молодых курсантов… Так он же что учудил!?.. Женька приехал со второй нашей партией прямона ташкентский аэродром Тузель, чтобы прямо там попрощаться с друзьями… Да вместе с ними жеи улетел в Афган! Без документов и вещей! Вот это поступок!.. проскользнул через таможенныйи пограничный контроль! Обманулсвоего же командира учебноговзводаБондаренко, который по головам всех считал на выходе… Который каждого курсанта знал в лицо! А тем более ЖекуБадулина!.. И всё равно!.. Бадулин раз сказал, что полетит вместе со всеми… Так исделал!.. Спрятался среди пацанов и всё!.. Улетел контрабандой в Афганистан! Чтобы попасть на войну, а не отсиживаться в учебном полку спецназначения. А теперь онслужит аж в Асадабаде! Где кругом одни горы!.. И духов там полным-полно!.. Но он уже служит в боевом подразделении спецназа! И ведь неплохослужит!.. просто отлично!.. Вот так поступают настоящие мужики! Алтайская столица Барнаул может уже только за это гордиться своимземляком Бадулиным! Настоящий мужик всегда своегодобьётся!.. Если он настоящий… А не какой-нибудь маменькинсынок…»

  От столь достойного примера мои мысли перескочили на других солдат, которые сейчас спокойненько служат в тыловых подразделениях нашего Лашкарёвского гарнизона. Понятное дело, что разведгруппы спецназа не резиновые… И, стало быть, не могут вместить в себя всехжелающих…

  «Да только вот… Мне почему-то не известны случаи, когда кто-нибудь из РМО или комендантского взводакаждый день писал рапорта… чтобы его перевели служить в боевую роту спецназа… Я уж не говорю про солдат из пехотного батальона охраны илиже бойцов из отдельной роты аэродромного обслуживания… У них ведь другая Военно-Учётная Специальность… С них взятки –гладки!.. А вот многие ведь прошли через Чирчикскую учебку спецназа, оказались в самом Афганистане… Но предпочитают спокойненько себе служить где-нибудь в тылу… по сравнению с ними… И пехота, и аэродромщики выглядяткуда приличнее… Разве не так?!.. Комендачи и кладовщики… Повараи такдалее…»  

  Без всяких таких неопределённых сомнений… Все остальные солдаты срочной службы, которым, ну, не посчастливилось прослужить в разведчастях специального назначения. Все они, конечно же, являются очень даже неплохими ребятами… Мотострелками и танкистами, водителями и связистами, вертолётчицкими подмастерьями и прочими военными специалистами. Ведь на войне требуются люди самых разных профессий и боевых предназначений. Даже местные работники военной нашей торговли! Они тоже молодцы!..

  А наши премудрые советники, которые подсказывают тёмным афганцам как же впустыне следует копать водооросительные каналы… Или, скажем, создавать национальную милицию взамен шахской полиции… Чтобы какой-нибудь инспектор Пронин-ака ловил уличных карманников. Каковых в Афгане вообще-то нет. Зато есть серенькие ослики, которые так и норовят своими тележками перегородить уличное движение… А значит и афганистанские ГАИшники будут не зря есть свою лепёшечку…

  А что?!.. Ведь у наших очень уж толковых советников… То есть у советских милиционеров всегда есть то, чему и следует учиться их афганским коллегам-ментам. Хотя бы и тому, как же надо ловить местные бандформирования, затаившиеся в каком-нибудь кишлаке… Чтобы при проведении спецоперации отважный Рафик[11] Жеглов орал как на языке дари или же пушту, так и на всю округу: «А типер Гарбатый! Я жи сказал… Гарбатий!»

  Хотя нет… Здесь же Восток с его неповторимым колоритом и вековыми обычаями. А значит всё должно соответствовать местным традициям вежливости и уважения к старшим. Именно поэтому Глеб-ака будет предельно корректен: «Гарбатый-ака! Выходи, пожалуйста… Чай-май попьём… Кишмиш покушаем… Только потом тюрма пойдём! Сначал чай-май…»  

  Словом, и наши советские милиционеры тоже являются в Афгане замечательными мужичками… Но касательно персональной принадлежности к реальным боевым действиям… Так ведь ещё никто не отменял русские народные пословицы и поговорки! «Не в свои сани не садись!». Или же «По Сеньке и шапка!». Ну, про гуся и его не товарища с пятачком – это слишком грубовато. А вот эта!.. «Всяк сверчок знай свой шесток!» -она будет в самый раз! –думал я на тяжком своём ходу. -«Как мы не лезем в чуждую нам епархию… Так и другим халявщикам нечего пристраиваться сбоку-припёку к войскам афганского спецназа! Точнее, к боевым разведподразделениям советского спецназа… По настоящему воюющим в этом долбанном Афганистане… А то… Здесь он самый натуральный тыловик-чматура… А уже в Союзе… Будет бить себя пяткой в грудь… Дескать, за что я сражался?! Проливал свою кровушку, да на афганскую-то землю!.. Тьфу!.. Стыдоба и срамотища! Баля!.. Как же здесь тяжко?! Идти пешком!»  

  На этом мои всевозможные мысли закончились… И дальше пришлось идти с совершенно бездумной головушкой…

  А через сотню метров наступил долгожданный привал. Группа как шла в походном порядке, так и расселась на песке. Только вот обе наши колонны были развёрнуты спиной друг к другу. И оружие на всякий случай направлено в разные стороны. Откуда и мог появиться нежданно-негаданный вражина тире муджахеддина…

  Но мне о привале стало ясно после того, как идущий передо мной Серёга Кар-Карыч сначала замедлил ход, принимая влево… А затем он осторожно приземлился на небольшой барханчик. Я медленно подошёл к свободному месту под кустом саксаула и плюхнулся на песок прямо с рюкзаком. Потому что сил моих уже не было никаких…

  Но спустя две-три минуты мне пришлось заняться уже привычным делом: развязыванием шнурков на пакистанских полуботинках, вытряхиванием из их недр вездеприсутствующего песка и поочерёдным перематыванием портянок… Заскорузлых и в тёмно-багровых пятнах.

  -А чего ты мои не намотаешь? –спросил меня в-полголоса Вовка Агапеев.

  Он устало сидел слева и беспристрастно наблюдал за моими тренировками.

  -Я их поберегу… -ответил я, деликатно так зашнуровывая свой левый полуботинок. –А то мало ли чего.

  Сегодня днём, то есть после сытного обеда и хорошего отдыха солдат Агапеич расщедрился и подарил мне свою вторую пару портянок. Ну, которые были у нас в качестве запасного комплекта. Однако я решил не рисковать этими драгоценностями, а потому отложил их в свой рюкзак, так сказать, до лучших времён. Ведь до этой горы с цилиндром ещё идти и идти… А пока и мои портянки сгодятся…

  Вообще-то у меня была одна тайная мыслишка… Которая посетила меня только что в ходе пешего марша. Ну, чтобы наматывать чистые агапеевские портянки на свои израненные ноги только лишь на ночь. То есть снять с себя эти душманские колодки, мои закамуфлированные портянки положить куда-нибудь подсохнуть, если конечно позволят погодные условия. А затем намотать на натруженные свои ступни сухие агапеевские портянки и прямо так улечься в спальный мешок. Возможно мои пятки с пальчиками будут немного мёрзнуть, однако это будет гораздо лучше, чем спать во вражьих ботинках. Ведь эта якобы обувь не даёт ногам отдохнуть и ночью. А в случае с агапеевскими подарками мои мозоли слегка подсохнут, а значит и чуток заживут…  

  Но этот эксперимент я предполагал провести чуть погодя. Когда наша разведгруппа всё-таки доберётся до очередного места проведения ночной засады. Там я оборудую себе огневую позицию, выставлю пулемёт как надо. После чего и займусь походным самолечением. А пока…

  А в настоящее время мы всё ещё находились в пути. Вечерние сумерки сгустились, но тёмная ночь пока что не вступила в свои права. И видимость сохранялась довольно-таки высокой… Однако надо было спешить… И всей нашей разведгруппе, и мне лично…

  -Слышь, Володь! –сказал я Агапееву пониженным голосом. –Подкинь мне… Этих…

  Мой напарник оглянулся по сторонам, но реальной угрозы так и не обнаружил. После чего можно было продолжить наши заговорщицкие переговоры…

  -Оранжевых? – спросил Вова, но уже привычно забираясь рукой в свой рюкзак.

  Наш внештатный разведчик-санитар Коля Малый ещё перед вылетом уговорил солдата Агапеева взять себе в качестве незапланированной нагрузки кое-что из медикаментов. Владимир Владимирович поначалу было отказывался и ни в какую не хотел брать на себя лишнюю ношу. Но хитрющий хохол, поняв всю бесперспективность всучить нашей двойке медицинскую ерунду, в конце-то концов предложил Агапеичу такую дополнительную нагрузку, от которой Вовке было трудно отказаться. Нет… Не стопроцентно чистый спирт! Фляжку с этим богатством носил лично командир группы, вполне обоснованно не доверяя его никому. Ну, разумеется, кроме самого себя.  

  А нашей надёжнейшей боевой двойке, на честность которой следовало полагаться на все двести процентов… То есть нам обоим великодушный санитар Микола вручил одну банку с витамином гексавит. Но зато какую банку! Ведь в ней находилось пятьсот штук оранжевых горошин-драже. Поначалу кисленьких на вкус, а потом и сладеньких. И перед этим военным соблазном мы не устояли. То есть солдат Агапеев принял непочатую банку витамина гексавита на своё очень ответственное хранение. Но не только он один переживал за целостность этого медикаментозного лакомства. Ведь в боевой двойке изначально предполагалось присутствие и второго, скажем так, охранника-любителя.  

  В общем… Ещё на обеде, когда остывал наш горячий и ароматнейший чай, мы проковыряли в железной банке маленькое такое отверстие. Хоть и небольшое, но всё-таки вполне достаточное для того, чтобы изнутри да на свет белый стали одна за другой выскакивать весёлые оранжевые горошины. Разведчик-санитар Коля Малый нас не обманул – в банке действительно оказался витамин гексавит. Мы убедились в этом самым непосредственным образом. То есть распробовав это подозрительно-похожее драже на опытный солдатский вкус. Ведь бумажная этикетка с соответствующей надписью только что сгорела в нашем обеденном костерке… А проверить лекарство следовало со всей тщательностью… И строгой ответственностью!

  А потом мы рискнули нашим молодым здоровьем ещё раз… Перед тем, как начать движение нынешним вечером. И вот теперь… Находящимся на привале младшему сержанту Зарипову и рядовому Агапееву предстояло ещё раз проверить на себе доброкачественность военного витамина гексавит. Который вручили на всю нашу разведгруппу в общем количестве в пятьсот штук. Ну, сейчас их было чуток поменьше… Но тем не менее риск сохранялся…  

  Но наша боевая двойка зорко стояла на страже драгоценнейшего здоровья солдат и двух офицеров разведгруппы №613. Ведь ей ещё так долго предстоит идти по вражеской пустыне регистан… А мы…

  «Э-э-эх! –подумал я. –И как тут не рискнуть своим здоровьем ради остальных боевых товарищей?! Ведь их вон сколько! Витаминок-то!»

  Однако и мы соблюдали меру… А тем паче духовскую осторожность. Как говорится, а лишь бы не влетело!.. И мы засыпали в карманы своих бушлатов ещё по десять оранжевых горошин… Таких приятных на вкус… Кисленьких, а затем и сладеньких…

  А если серьёзно… То всем молодым бойцам категорически запрещалось пить воду во время пешего перехода по сыпучим пескам. Поскольку в случае употребления ими во-внутрь хотя бы одного глотка воды солдатский организм попросту выдохнется. То есть безрезультатно растранжирит все свои молодые силы, которые выйдут из него свеженьким потом после переработки клетками только что выпитой воды. Таким образом солдат попросту не дойдёт до конца маршрута. То есть элементарно подведёт всю разведгруппу.

  В качестве профилактической меры нам рекомендовалось только лишь прополоскать ротовую полость питьевой водой, после чего её следовало выплюнуть. То бишь попросту слить в песок… Что, на мой объективнейший взгляд, являлось дичайшей растратой столь ценной жидкости. Но, увы… Как бы то ни было… Пить воду во-внутрь нам не разрешалось кА-те-го-ри-чес-ки! Чтоб не сдохнуть… Как в пути от обессиливания организма, так и потом… Когда вялое туловище дотащат твои же товарищи… Дембеля и молодые…  

  Все мы это понимали. Огорчать командира группы нам не хотелось. А разочаровывать боевых своих друзей-дембелей тем более. И поэтому мы терпели всю дорогу… Но жажда была-а… Не то, чтобы очень уж страшенная. Ведь сейчас стоял февраль месяц. А не июнь или июль… Но всё-таки пить нам хотелось очень сильно!.. Причём, прямо сейчас… То есть в зимнем месяце феврале… Потому что мы шли пешком по пустыне! И этим говорилось всё! Про оружие и другой груз можно было и не упоминать.

  Само собой разумеется… Изнывала от жажды инаша боевая двойка. Но недолго! Просто мы очень вовремя вспомнили про военные витаминки. Оранжевая горошина раздражает язык не только своими округлыми формами, но ещё и кисло-сладкой своей сущностью. И благодатная слюна вырабатывалась у нас, что называется, - будь здоров и не кашляй! Словом, очень обильная… Что несколько подменяло одно насущное понятие другим… То есть страдавший сильной жаждой организм самообольщался и самообманывался посредством перекатывания во рту новой горошинки. Что было так своевременно…  

  В конце-то концов этот нехитрый обман раскрывался и спустя какое-то количество километров язык стремился скрутиться в дулю!.. Дескать, теперь-то меня не проведёшь!.. Увы… Но заканчивалась и слюна… Круговорот воды в организме прекращал свою спасительную циркуляцию… И тогда в окончательно пересохшем рту устало ворочался огромный… То есть распухший язык. Донельзя раздражённый и потому болезненно чувствительный.  

  И всё же до этого, столь печального момента оставалось ещё несколько километров. Прошлый опыт не исчезал и не забывался… А потому мы со спокойной совестью и кристально чистой душой закинули в рот ещё по одной витаминке… Вскоре нам предстояло вновь отправиться в стемневшую афганистанскую даль…

  А вот и команда… Разведгруппа стала подниматься… Зашевелились и мы.  

  -Ой-ё-о! –выдохнул я, поднимаясь на ноги.

  С первых же шагов всё повторилось опять… И тяжесть, и боль в ногах, и посторонние мысли…

  Так ведь сущую правду поют молодые и старые военнослужащие батальона связи… Когда они уж в который раз пытаются дойти до заветной солдатской столовой… Под строгим надзором вышагивающего рядышком дисбат-старшины… А им всё нипочём!.. Отчаянной смелости военным связистам… Во всю глотку горланящим одно и то же…

  «Солдаты! В путь! В путь! В путь!» А для тебя родна-ая… Есть почта Полева-ая!»

  Но самый родной для них человек… Он уже давным-давно рядышком… Размахивает так и не гнущимися руками… Грозно шевеля тоненькими усиками. И упорно игнорируя этот вечный солдатский стон…

  Что песней зовётся…

  Глава 9. НОЧИ И ДНИ…

  Уже наступила ночь, а мы всё никак не могли найти в пустыне наиболее подходящего для себя места. Ведь главным критерием при выборе боевых позиций являлось не только наличие дороги или караванной тропы, но и её близость к рельефным складкам местности. Поскольку разведгруппа не может залечь с автоматами наперевес прямо на дорожной обочине… Потому что афганские душманы сами умрут при виде такой картины… Они сначала покатаются по песку… А потом сами же и помрут… От своего же смеха.

  Но мы не могли позволить себе такого военного беззакония. То есть самого натурального безобразия! А то и форменного самоуправства!..

  «Чтобы наших врагов уничтожал какой-то чёрный юмор?! Да ни в жисть! Каждый должен кушать свой кусок хлеба, причём с собственным маслом… А то… Ишь ты!.. Пусть хотя бы донесут свои бакшиши до нужного нам места… А потом нехай корчатся… В своих предсмертных конвульсиях… И истерических судорогах!.. Безостановочно хохоча над… Хотя нет!.. Мы же советские разведчики-спецназовцы! Негоже, чтобы какие-то духи, умирая, но всё-таки смеялись над нами… Не годится такое!.. Ну-у!.. Где же?.. Этот раздолбайский холм?! Где он?»

  Однако наши мучения продолжались… командир всё не мог выбрать достойный бугор… То пустынная дорога совсем уж бесследно пропадала во мраке ночи… То она же и появлялась, но слишком далековато. То облюбованная Веселковым возвышенность на самом деле оказывалась далеко не наилучшим местом пустыни Регистан. Первый холм был чрезвычайно «тесным» для всей нашей оравы… Второй – слишком низким… Третий бугор не впечатлил наше начальство своей формой…  

  Самым отвратительным в этом крайне неблагодарном деле было то, что выбор предполагаемой диспозиции сначала осуществлялся снизу. То есть от подножия холма. Но вот потом… Когда вся разведгруппа взбиралась наверх… Военная теория, ну, никак не желала подтверждаться реальной афганской практикой… Тёмная ночь… Понимаете ли… Только она и была виновата в наших хождениях по местным пескам, непонятным холмам и вполне конкретным мукам…  

  Когда мы взошли на третий бугор, а затем так же безрезультатно спустились с него вниз… Народ перестал безмолвствовать… Благо, что группа теперь стояла у подножия. Пока командир внимательно разглядывал военную свою топокарту, накрывшись плащ-палаткой и подсвечивая себе маленьким фонариком. А мы находились совсем неподалёку… Стоя на одном и том же месте… Всё с теми же рюкзаками на спинах… Так что… Можно было слегка пороптать… Но только чуть-чуть и крайне безадресно… Хотя нет…

  -Ох, бля! –вздохнул Кар-Карыч. –Как же меня достала эта пустыня!

  Он находился рядом со мной, и я очень хорошо услышал те явно непечатные выражения, которые уставший дембель высказал в адрес нашей Страны Песков. Я понимающе усмехнулся, но поддерживать мнение своего старшего товарища не стал. Потому что все мы сейчас думали точно так же, как и Карыч. Поскольку все устали ходить по пескам и таскать на себе этот груз. А теперь ещё приходится стоять на месте и поддерживать рюкзаки всё в том же состоянии. То есть слегка пригнувшись.

  А вот мне моё положение немного нравилось. Потому что я упёр пулемётный свой приклад в афганскую пустыню, а натруженное правое плечико водрузил на мушку. Ведь она располагалась почти у среза пулемётного ствола. Дальше мушки был только пламегаситель. Длинненький такой и потому чрезвычайно удобный. Поскольку моё уставшее плечо поддерживалось снизу мушкой, а спереди этим самым пламегасителем. Хоть мне и пришлось сейчас пригнуться чуток пониже… Но мой пулемёт как своеобразная подпорка теперь брал на себя какую-то часть нагрузки. Что существенно снижало вес моего рюкзака, который продолжал повиноваться силе земного тяготения, причиняя мне весьма ощутимые неудобства.  

  Но теперь мой тяжёлый пулемёт ПКМ оказал мне реальное содействие. И мне это было очень приятным. Ведь сколько я намучался со своим персональным вооружением!.. Которое весит семь с половиной килограммов. И это без пристёгиваемой к нему коробки с сотней патронов. Но теперь мои прошлые страдания хоть чуть-чуть, но всё же компенсировались вертикально стоящим пулемётом.

  Но я не был одинок… В своей попытке изображать некую букву П. Ведь в такой же позе стояли остальные пулемётчики, а тем паче и наш единственный снайпер. Уж ему-то с его длинноствольной СВДешкой сейчас было лучше всех… Потому что снайпер даже не утруждался нагибанием и принятием какого-то положения тела. Он просто приладил свою мушку себе под мышку… Да так и стоял… Опираясь на родную снайперскую винтовку СВД как на костыль.

  «Это ж не автомат Калашникова… Коротенький и потому никуда не годный. А тут ведь СВДешка… Удобная штука… И выгодная во всех отношениях. Весит немного. Патронов прилагается всего-то четыреста штук. Ходи – не хочу!»  

  Изучение топографической карты афганской местности явно затянулось. Теперь под плащ-палатку занырнул и командир роты. А солдатский наш народ продолжал поругивать всё ту же пустыню. И теперь слово предоставлялось разведчику Малому…

  -Да я эти пески вовек не забуду! – то ли возмущался, то ли обещал хохол Коля. –Даже на пляж ходить не буду. Чтобы душу свою не травить! Ну, ё-маё!  

  Дед Ермак решил подковырнуть разведчика Малого ещё больше:

  -А как насчёт этого?.. Ну, бассейна пустого для всяких…

  -Террариум! –подсказал связист Костя. –Для змей, ящериц…

  От одного только упоминания о пресмыкающихся и других гадах… Словом, Микола буквально взвился…

  -Да я у себя во дворе сварганю самый большой стеклянный ящик! И запущу в него всех, кого споймаю. Всяких змей, ящериц, скорпионов, пауков ядовитых и неядовитых!.. Чтобы они там друг дружку пожирали… А я буду на всё это смотреть…

  -И любоваться! –подзадорил хохла дед Ермак.

  -А как же! –подтвердил разведчик Малый. –А что ещё с ними делать? В домашнем хозяйстве ни на что не годные. Пользы никакой. Пусть сами себя и хавают! Заразы такие…

  После недолгого смеха дембель Кар-Карыч всё же решил уточнить одну немаловажную деталь:

  -Малый! А где ты их будешь брать? Сам что ли пойдёшь ловить?

  -Да ты шо, Серёг?! –разобиделся Микола. –Шоб я этих тварей своими собственными руками ловил? Вот самую последнюю… Ну, которая всех остальных сожрёт и сама одна останется… Вот её – подлюку я лично уничтожу! Возьму лопату… Чи ещё чого!..  

  -А потом вторую партию запустишь? –поинтересовался Костя-связист.

  -Запущу! – чуть ли не поклялся Микола. –И вторую, и третью… Пока я свою душеньку не отведу! За все мои страдания… Я этих гадов…

  -Так где ты их брать будешь? –ещё раз уточнил Серёга Кар-Карыч.  

  -Разберусь… - пообещал разведчик Малый. –Неядовитых тварей… Ну, я попрошу пацанов наловить… А ядовитых гадов в городе куплю… Там, говорят, зоомагазин есть… Где всякая живность продаётся…

  Я хотел было подсказать слишком уж размечтавшемуся Миколе, что в зоомагазинах вряд ли станут продавать опасных для жизни змей, скорпионов и других ядовитых представителей земной фауны. Но меня сначала удержало то, что этот разговор вели между собой только лишь дембеля… Ну и Коля Малый, который является фазаном, то есть на полгода младше дедов… А затем из-под плащ-палатки вылезли наши командиры… После чего разведгруппа продолжила свои пешие упражнения на выносливость.

  У разведчика Коли Малого были все основания, скажем так, сильно недолюбливать эту пустыню Регистан. Ведь в прошлом году вот на таком же боевом выходе его ночью укусила какая-то ядовитая гадина. Да так и уползла в темноту совершенно неопознанная и абсолютно неповреждённая… То есть полностью живая и целиком невредимая. А бедолагу Коленьку потом пришлось в срочном порядке эвакуировать вертолётом.

  С тех пор солдат спецназа Малый не испытывал особых душевных симпатий к этой Стране Песков. Он, вообще-то, и к каменистой пустыне Дашти-Марго относился с явной такой прохладцей. Но Регистан!.. Это название всегда вызывало у Миколы целую бурю искренних эмоций… Не всегда положительных, но зато крайне откровенных…

  Да и у наших дембелей, которые истоптали своими собственными ноженьками чуть ли не весь южный Афганистан, то есть зону ответственности нашего 6-го батальона спецназа… Старослужащие солдаты РГ №613 тоже относились к Стране сыпучих Песков без особой и нежной любви.

  Ведь на войну лучше всего ездить на броне боевых машин пехоты БМП-2. Этот механизированный вариант ведения поисково-засадных действий считался самым оптимальным. Когда всё имущество находится в десантных отделениях, продовольствие и вода расположены там же, личные боеприпасы в РД-54 сложены позади башни БМПешки, а весь разведчицкий состав перемещается вместе со всем этим барахлом по пустыне на двух неутомимых гусеницах. Ведь ездить на чём угодно в тысячу раз лучше, чем ходить пешком на своих собственных ногах!.. Да ещё и на такие расстояния… И со столь тяжёлым грузом…  

  На втором месте по разведчикским энергозатратам и солдатским трудопотерям находился боевой выход с десантированием из вертушек в пустыню Дашти-Марго. Она конечно тоже не являла собой эталон благоприятных климатических условий. Однако передвигаться пешком по её каменистой поверхности было более или менее, но всё-таки приемлимо. В Дашти-Марго также встречались песчаные участки, но в небольших количествах… И не столь ужасающих размеров!  

  А вот песчаная пустыня Регистан… Это было самое оно! Запредельно труднодоступное, ведь в случае необходимости срочная военная помощь к нам прилетит не сразу… Почти что непроходимое, что подтверждается нашими нынешними пешими мучениями… Чрезвычайно агрессивное, если судить по её населённости кобрами и гюрзой, эфой и щитомордником, скорпионами и фалангами, тарантулами и прочей живностью… Совершенно безводное, поскольку все редкие колодцы и родники контролируются местными жителями, не всегда доброжелательными. Кстати… Разъезжающими по пустыне на «шишигах» и в сопровождении боевых БРДМок…  

  Так что-о… Пустыня Регистан обладала всеми неподходящими для ведения успешной войны качествами. Боевой результат – это конечно хорошее дело, но… Тут сначала следует о себе позаботиться… Чтобы выжить в этой пустыне и благополучно вернуться обратно. А до этого счастливейшего момента надо добросовестно так постараться… Поскольку пешее пребывание в Стране Песков дополнительно обременялось таким немаловажным фактором как сложность в ориентировании. Если уж днём это трудновато сделать… То об ориентировании в ночных условиях и говорить не стоит…  

  «Но я всё-таки скажу… Чуть погодя… Или же прямо сейчас… »

  К моей всевеликой радости наше вечерне-ночное гулянье завершилось. Доблестная и непобедимая разведгруппа №613 с большущим трудом вскарабкалась уже на четвёртый по счёту холм… Где и произошло знаменательное событие! Почти что чудо! Ведь после всех наших мытарств… Наконец-то командир указал своим умным пальцем именно на эту покорённую вершину. Мол, копать надо здесь!.. И подчинённый ему личный состав не стал возражать, а тем более спорить.

  «Ведь спорить с вышестоящим начальником – это самое распоследнее дело! Потому что командир переспорит любого своего подчинённого… Если он действительно командир…»

  Разведгруппа послушно разбрелась по своим персональным позициям и без лишних слов буквально свалилась с ног. После небольшого перекура следовало приступать к подготовке боевых окопов для стрельбы лёжа. Но не тут-то было!.. Самая наиковарнейшая во всём мире пустыня не забывала нас ни на минутку и устраивала очередные свои козни тире пакости буквально по каждому моменту.

  Наша славная боевая двойка копала афганскую землю с большой неохотой. Всему виной была непомерная усталость молодых солдатских организмов. Если не брать в расчет наши пешие тренировки по преодолению бесконечных песков и зарабатыванию новых отметок по шкале измерений пешкодрал-километров… Что в общем-то является неправильным отношением к тяжёлому солдатскому труду!

  Как бы то ни считалось, но ведь ещё не прошло и двух суток… А младший сержант Зарипов и рядовой Агапеев уже успели выкопать по два персональных окопа для стрельбы лёжа и одну фишку на двоих. Лёжка для послеобеденного сна тут в расчет не принималась, поскольку там был песок. Хоть и влажный и слежавшийся, но всё-таки песок. Тогда как в других случаях нам приходилось ковырять сапёрными лопатками твёрдокаменную начинку упрямых афганских холмов.  

  И теперь нам предстояло обустроить ещё по одному окопу на каждого. То есть уже четвёртому за одну пролетевшую ночь и два минувших дня. На мой взгляд, это было слишком уж несправедливо… Ведь мы хоть и являемся стойкими советскими солдатиками, но девятнадцатилетний боец Зарипов и его ровесник автоматчик Агапеев не оловянные! А самые что ни на есть живые… И ужасно желающие упасть прямо на сырую афганскую землю… Да так и уснуть.  

  Но пришёл очень добренький дедушка… Ермак Тимофеевич когда-то покорял-покорял Сибирь… Всё воевал и воевал со слепеньким ханом Кучумом… Да так в Сибири и остался… А вот его тёзка – дед Ермак советского образца… Тот размышлял над своей жизненной предназначенностью немного иначе. Наш Ермак и в Афган-то попал не совсем по своей воле, так что покорять бескрайние афганские пустыни ему было без надобности. А уж присоединять этот дикий Афганистан к братскому…

  «К нашему Советскому Союзу-у-у!.. Чтоб мы ещё и там мучались?! У себя на Родине? Да вы что?! Объелись чегой-то?»  

  Зато наш дед Ермак очень сильно желал одного: поскорей возвратиться в свой родной городок Торжок! Желательно целым и невредимым. Всё с теми же руками и ногами, которыми его при рождении одарили заботливые родители… И по возможности без какой-либо дырочки в его могучем и явно повзрослевшем теле. Про умную сержантскую головушку…

  «Взаправду ведь говорят… В военных наших госпиталях… Что иная контузия пострашней огнестрельного ранения… Истину глаголят военные специалисты… Самую настоящую истину!»

  Не вдаваясь в никому не нужные и совершенно неинтересные подробности, следует констатировать только следующее… Явное достижение в плодотворнейшем объединении умной сержантской мысли и упорнейшего солдатского труда! Словом… Одна боевая двойка взбодрилась крайне неимоверно… Да ещё так зарядилась положительным энтузиазмом 30-ых годов, что выкопала персональные окопы в рекордно сжатые сроки.

  -И ведь можете… Если захотите!-ухмыльнулся военный наш руководитель.  

  Он только что пришёл с проверкой по окончанию отведённого им периода в десять минут и остался доволен результатами нашего аврального труда.

  -Ну, конечно!.. – ответила слаженная боевая двойка. –Нам и отдых не нужен… Дайте только ещё где-нибудь поработать!

  -Но-но! –тоном построже предупредил нас товарищ сержант. –А то я вам сейчас найду работёнку! Полпустыни у меня перекопаете…

  Однако весь наш энтузиазм строителей первых советских пятилеток уже пошёл на спад. Поэтому мы решили больше не умничать и не лезть в бутылку. А то ведь действительно… Оглянет наши позиции дед Ермак и из принципа посчитает их выбор крайне неудачным. Сектор обстрела тут слишком узкий или там ещё чего… Да и прикажет нам перебраться вперёд метра на три-четыре… Что означало новые мучения по отрывке уже других окопов… Пятых по счёту…

  Поэтому мы не хотели рисковать своим временем отдыха и убывающими силами. Да и недавнее взбадривание одной уставшей двойки произошло без руко-ного-прикладства… Главным катализатором нашего солдатского труда тут выступил сержантский язык… Вернее, некоторое количество произнесённого им военного мата и обещание устроить сонным лентяям ещё более лучшую жизнь. Но нам другого и не требовалось… То есть более лучшая жизнь нам была не нужна. Мы оказались весьма довольными той, какая у нас имелась сейчас. Трудная солдатская служба… Иной «радости» мы не желали совершенно и абсолютно.  

  Когда наши боевые позиции окончательно превратились в несокрушимый оплот всепобеждающего социализма в несознательной афганской пустыне… когда мы нацелили в непроглядную ночь своё верное вооружение… Когда рядышком разместились запасные ленты и магазины… Когда наготове залегли не только ручные гранаты, но и осветительные ракеты… Вот тогда-то и разрешалось позаботиться об отдыхе личного состава. Но о полноценном и крепком сне речь здесь не шла.

  Ведь неутомимая разведгруппа №613 заняла боевые позиции на этом холме вовсе не для того, чтобы её отважные солдаты, сержанты и офицеры уютненько так дрыхли в своих спальных мешках. Подразделение старшего лейтенанта Веселкова продолжало выполнять поставленную боевую задачу в любых климатических условиях и в самое различное время суток. Будь то вечер или день, утро или ночь. Война есть война! И мы находились в постоянной готовности дать врагу самый последний его бой. То есть наш очередной, а для него… Увы… Но таковы военные реалии…

  «Ведь мы из своих… То есть мы «наши»! А значит каких-либо других вариантов развития ближайших событий даже и быть не может! А как же иначе!? Это только лишь для моджахедов предстоящее ночное сражение окажется самым последним их боем… А для нас уготована другая судьба! Мы же «наши»! То есть нас-то за что?»  

  И всё же вяло текущая наша жизнь внесла свои коррективы. Ведь разведгруппа за истекшие полтора суток уже совершила три пеших перехода, что не могло не сказаться на физических возможностях её личного состава. Смертельно устали все! Начиная с молодых солдат и заканчивая офицерами. Ведь перед непосредственным вылетом на эту войну и даже после успешного десантирования из вертолётов никто из нас совершенно не предполагал того, что спустя несколько часов мы почти что нос к носу столкнёмся с отлично вооружённым отрядом афганских моджахедов.

  И только по воле Ея Величества Госпожи Удачи мы разошлись с миром по разным сторонам света. Они уехали… А мы потом ушли… Однако это счастливое обстоятельство вовсе не являлось гарантией того, что наша следующая встреча с афганскими душманами окончится очень положительно для одной советской разведгруппы.  

  Именно поэтому мы надрывались изо всех сил, чтобы побыстрей и как можно незаметнее покинуть очень неподходящий для нашего здоровья район пустыни Регистан. Поэтому мы уже сделали три перехода. Два вечерних, которые были равны приблизительно девяти-десяти километрам. Каждый! И один утренний переход. Что-то около трёх-четырёх километров. Вследствии всего этого совершенно неудивительным было то, что все мы устали. Не так, чтобы совсем уж смертельно… Но что-то близкое к этому состоянию.

  В связи с этим командир группы принял дополнительное положение, которое прилагалось к непосредственному Боевому Приказу. Личный состав по-прежнему будет находиться на своих огневых позициях, но ему разрешалось отдыхать. Причём, с совершенно закрытыми глазами. То есть попросту спать!

  А вот бдительное наблюдение за близлежащей местностью в целях своевременного обнаружения вражеского каравана… его будет вести не вся наша разведгруппа, как это было заведено ранее, а всего лишь отдельная боевая подгруппа. То есть боевая тройка или двойка. По истечению отведённого ей периода дежурства подгруппа передавала свои бдительные функции и наблюдательные полномочия другой двойке или тройке. И так далее.

  Когда замкомгруппы довёл эти моменты до нашей двойки, то мы несколько обрадовались. Ведь в этом случае нам удалось бы поспать побольше, а стало быть и набраться дополнительных сил.

  -А кого после нас будить? –спросил я.

  Как старшему боевой нашей двойки мне следовало знать всё, что касалось приёма-передачи ночного дежурства. Ведь второй аспект иногда бывает гораздо важней первого. Поскольку принять от кого-то права на дежурство – это ещё не самое главное в данном деле. Вот своевременно разбудить следующих и без промедления передать им дежурство – вот это гораздо важней.

  Дед Ермак на моё уточнение пока что не отвечал, оглядывая правый фланг. Наверное, он раздумывал над очерёдностью заступления на ночную фишку.

  А неподалёку от наших позиций размещалось своеобразное ядро разведгруппы №613. Фактически мы с Агапеичем прикрывали двух офицеров, парочку связистов, сержанта Ермакова и кого-то ещё… И поэтому мой новый вопрос прозвучал вполне закономерно…

  -А связистов будить? –спросил я.  

  Ермаков подумал с минуту, а потом кивнул головой:

  -Буди!

  Ничего подозрительного в его поведении я так и не заметил. Сержант ушёл, а наша боевая двойка принялась нести это самое дежурство. Все два часа мл.с-т Зарипов и ряд. Агапеев не смыкали своих бдительных глаз, постоянно обозревая афганские окрестности вокруг советской разведгруппы. Владимир Владимирович вёл наблюдение в своей половине земного шара, а я в моей. То есть в его зону жизненно важных интересов входили те 180 градусов, которые пролегали от севера через восток до юга… А мне подчинялась та часть земной поверхности, что обозначалось таким географическим понятием, как западное полушарие.  

  Но вот прошли-пролетели сто двадцать астрономических минут. На всей планете Земля царила ночная тишь и благодать. Зловредные афганские душманы так и не решились нарушить сонный покой как мирных невинных жителей, так и оздоровительный отдых нашей разведгруппы. Кстати, тоже ни в чём не виноватой…

  «Да! И афганского падишаха свергали не мы… И Апрельскую революцию делали тоже не мы… И вообще…»  

  Со спокойной совестью солдата, который полностью выполнил возложенный на него интернациональный долг, я отправился будить новую смену бдительных наблюдателей, которым по законному праву переходила святая военная обязанность беречь покой и сон всех жителей планеты З. И этими спасителями всего человечества по мудрому решению сержанта Ермакова должны были стать доблестные работники телеграфного ключа и телескопической антенны. Но тут меня подстерегла полнейшая засада…

  -Эй, связь! – повторял я уже в третий раз. –Вставайте! Ваша очередь дежурить на фишке!

  На этот раз один из потенциальных защитников мира всё-таки отозвался…

  -А нам сейчас надо на связь выходить. –пробормотал Константин. –Вот… Прямо сейчас.

  Вообще-то обычным временем выхода в радиоэфир были утро и вечер… Но мало ли какая у них есть необходимость?! Поэтому я не стал подвергать ответ спящего связиста какому-либо сомнению… Но всё же долг есть долг…

  -Ну, и отлично! –заявил я. –Как раз… И подежурите, и связь свою прокачаете. Вставайте!

  Однако оба связиста продолжали лежать в своих спальных мешках…

  -Слышите или нет? –спросил я чуть громче. –Эй!

  Моя рука довольно-таки бесцеремонно подёргала спальный мешок ближайшего ко мне связиста, но результат был всё такой же. То есть нолевой…

  -Нам сейчас на связь! –опять пробормотал связист Костя.

  Я разозлился и рванул его спальник посильнее. Но это вновь не помогло. Оба радиотелеграфиста маломощной УКВ-связи продолжали дрыхнуть. Вернее, они делали вид, что спят. Потому что я тормошил их обоих и благополучно видеть сны им бы никак не удалось.  

  А на нашей огневой позиции продолжал дежурить мой напарник. Да и время сейчас терялось именно наше! Ведь мы уже давным-давно должны были спать. Поэтому я опять дёрнул спальник связиста и вдобавок крепко выругался…

  Но мои действия привлекли внимание сержанта Ермакова, который располагался совсем неподалёку, а потому Серёга взял, да и проснулся от постороннего шума.

  -Зарипов! –послышался голос замкомгруппы. –Что такое?

  Я сначала замер, но потом всё же объяснил причину всего происходящего:

  -Да эти связисты не хотят вставать! Я их уже минут двадцать бужу. А эти…

  Дед Ермак спокойно выслушал ненормативное продолжение моей взволнованной речи… Потом он громко зевнул и выдал другое решение.

  -Ладно! Разбуди сейчас Билыка и Малого! Пусть они дальше дежурят.

  Я всё понял и пошёл искать других спасителей человечества. Это было довольно-таки трудно сделать. Ведь в тёмной ночи так тяжело разыскать обычного человека. Спокойно себе почивающего в своём спальном мешке. А тут мне предстояло разыскать двух «добровольцев-комсомольцев», на которых и указало мне сержантское соизволение.  

  Но как написано в одной Великой Книге… Ищущий, да обрящет! И мне удалось найти двух самых достойных представителей некоей страны Хохляндии, чьи мирные жители так страстно обожают бесценные жировые отложения … Которыми так богаты их премило хрюкающие домашние зверушки…

  -Хто? А? –говорил спросонок Коля Малый. –Чего?

  Его боевой напарник, а по совместительству и земляк Виталик Билык оказался более сообразительным. Он сразу понял смысл моих слов и беспрекословно подчинился решению Деда Ермака.

  -Микола! – рассерженно заявил пулемётчик Билык. –Вставай! Быстрей отдежурим, скорей спать обратно ляжем. Давай!

  У меня отлегло от сердца. Значит, оставшийся в полном одиночестве солдат Агапеев уже через минуту-две окажется спасённым. После чего благополучно уляжется в свой спальник… Так и не попав под внезапный удар военного инсульта или же под мощную атаку армейского инфаркта миокарда. Ведь я отсутствую очень уж долгий временной промежуток… А он все эти тридцать минут продолжает быть один на один с этой огромной афганской пустыней Регистан.

  Но всё обошлось без потерь. Солдат Агапеев выдержал тяжелейшее испытание долгим временем ожидания и бескрайней ночной пустынностью. Я поругался немного в адрес так и не проснувшихся балбесов-связистов. Потом я застегнул самую верхнюю пуговицу своего спального мешка… И уже через минуту мы оба спали крепким сладчайшим сном. Ибо мы его заслужили по всем нормам и правилам военного времени.

  За полчаса до наступления рассвета нас разбудили. Поёживаясь от утренней сырости, а ещё больше от промозглого холода мы выбрались наружу и принялись быстро экипироваться. Я не стал снимать с ног свежайшие портянки, подаренные мне вчера доброй души другом. Я только их подтянул покрепче, да так и обулся. Времечко поджимало всё сильней.  

  На горизонте уже проявилась аленькая полоска зимней зари. Это я успел подметить краешком глаза, когда мы двумя походными колоннами спускались с холма. Позади остались наспех засыпанные окопы, а впереди нас поджидал очередной пеший переход.  

  Через час разведгруппа разместилась в зарослях саксаула, которые густо росли между двух невысоких холмов. Этим утром осваивать подходящую вершину поползли другие любители-натуралисты. Собирать листочкидля школьного гербария и ловить жучков-паучков от них не требовалось. А вот понаблюдать в военные бинокли за необычайно красивым природным ландшафтом – этим увлекательнейшим делом Юра Дереш с Лёхой Шпетным просто-таки были обязаны заняться. Потому что так им велел суровый солдатский долг.

  Мы с Агапеичем готовили себе сытный завтрак, когда до нашего слуха долетело что-то интересное…

  -Ну, как вас сегодня ночью мой дух будил? – весело поддразнивал дед Ермак обоих связистов. –«Ну-ка, на фишку шагом марш! Связь такая и разэтакая!»  

  Поражённый услышанным солдат Агапеев молча уставился на меня. А я аж покраснел до кончиков своих коротко стриженных волос. Потому что столь непотребными словами я так ночью не ругался. Ведь Ермаков, судя по всему, сейчас цитировал будто бы мои высказывания.

  -Эх, вы! –продолжал веселиться замкомгруппы. –Дембеля связистские! Вас молодой душара на фишку гонит, а вы даже нормально ответить не можете! Тьфу! «Нам сейчас надо на связь выходить… Мы не можем…»  

  -Да просто было лень из спальника вылезать. – отвечал ему Константин. –И спать хотелось сильно.

  -Да ты что!? – Ермаков издевался над связистами с прежними зло-подтрунивающими нотками. –«Нам связь надо прокачать!» Отмазывались перед молодым… Как будто по своей зелёной духанке. Не-ет! Надо вас обоих перевести из дембелей в духи! Даже не в фазаны, а в самые натуральные душары. Будете тут фишку рубить, чай готовить… Окопы для нас копать…

  -Ермак! –заявил усмехаясь второй связист. –Хорош языком трепать! Во-он… Перед своими зелёными выпендривайся… А нас не трогай!

  Но для того, чтобы найти добровольных или случайных зрителей им не надо было далеко ходить. Потому что всё происходило в непосредственной близости от той самой зелёной молодёжи. То есть нас. Мы с Агапеевым сидели у своего так и не занявшегося костерка, но очень внимательно слушая разговоры из-за соседних кустов. Ведь из слов Ермака выходило так, что этой ночью я будил на фишку не кого-нибудь из связи, а самых настоящих дембелей… Тогда как мой солдатский статус молодого бойца был на целый год младше…  

  Однако Дед Ермак затем перешёл на другие темы, вследствии чего обсуждение ночного происшествия прекратилось само по себе. Данный факт означал следующее: этот потенциально-конфликтный инцидент оказался полностью исчерпан. Хоть и связистские, но всё-таки дембеля не стали проявлять очень уж повышенного интереса к моей молодой персоне. Ведь откровенные издевательства сержанта Ермакова могли привести к некоторому разбирательству. К чему я совершенно не был готов. Ведь связистов было двое. Да и телосложения они были гораздо крепче, а уж ростом выше меня на целую голову.

  Но и тут всё прошло-проехало без каких-либо последствий. Наша боевая двойка благополучно позавтракала и спокойненько улеглась спать. Чтобы за несколько коротких дневных часов успеть набраться сил для дальнейших подвигов и героических свершений.

  «Зря я на них ночью ругался. –думал я, уже засыпая. –Связисты ведь нормальными ребятами оказались. Особенно Костя. Они не выделываются и нас не трогают. Так чего же ещё?! А ведь… Они… Дем-бе-ля-а…»  

  Тут я и уснул.

  Глава 10. ПЕРЕХОД ПО ТАКЫРУ.

  «Раз, два, три, четыре… Сорок три, сорок четыре, сорок пять, сорок шесть… Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять, сто, один, два, три, четыре… Пятьдесят восемь, пятьдесят девять… Девяносто восемь, девяносто девять, двести! Один, два, три… Шестьдесят два, шестьдесят три, шестьдесят четыре… Триста! Один…»

  Я считал и считал, стараясь не сбиться. Ведь каждое число означало один шаг, сделанный моей правой ногой. Так меня когда-то давным-давно… То есть ещё в самом начале Чирчикской учебки научили отсчитывать пар-шаги. Так называлось два шага, совершённые поочерёдно сначала правой ногой, а потом левой. Ну, или же наоборот… Один шаг левой, а второй – уже правой. Эти пар-шаги были нужны для более или менее точного определения пройденного пути. Так, например, семьдесят моих пар-шагов были равны ста метрам. Это я знал чётко. Потому что сам определил эту цифру, высчитав количество своих сдвоенных шагов, уместившихся в ста метрах.

  А теперь я шёл по пустыне и пытался вычислить то расстояние, которое пройдёт наша группа за этот вечерний переход. Сначала я хотел было отмерять интервалы в семьдесят пар-шагов, но затем передумал. Ведь в этом случае очень легко ошибиться. Пусть уж лучше всё идёт ПРИВЫЧНЫМ СПОСОБОМ , когда отсчёт цифр начинается с единицы и заканчивается сотней. А в самом конце пути мне останется всего лишь разделить полученную итоговую сумму на семьдесят… И потом умножить полученное значение на сто. Да и во время перехода можно будет приблизительно определять пройденные километры. Так семьсот пар-шагов будут равны одному километру. Ну, и так далее…

  Вот так я и шёл в своей левой колонне. Вцепившись обеими руками в лямки рюкзака, ощущая шеей ритмичное покачивание висящего на ней пулемёта, бросая исподлобья настороженные взгляды в свой сектор наблюдения, обливаясь нескончаемыми струйками пота и считая в уме сделанные пар-шаги. По моему исключительно объективному мнению, мы взяли слишком высокий темп движения. Я конечно же прилагал не столь уж большие усилия, чтобы сохранять нужную дистанцию в своей колонне, то есть пять-семь метров от впереди идущего солдата Агапеева. И шаги у меня получались такие размеренные… Но всё же мне не нравилась та скорость передвижения, с которой мы сейчас шли. С этим несколько повышенным темпом мы можем выбиться из сил раньше времени…

  Хотя… Командира группы можно было понять. Он стремился как можно быстрее пересечь этот совершенно открытый участок афганской пустыни. Чтобы вся его группа поскорей углубилась в барханы и кусты саксаульной растительности. Чтобы мы поменьше времени ТОРЧАЛИ на виду у всех, кто может сейчас находиться в данном районе Страны Песков. А ведь друзей в районе пересыхающего озера Хаджи-Вазир-Хан у нас не имелось. Здесь мог быть только наш потенциально опасный враг. Поэтому мы и шли слишком уж быстрым шагом.  

  Сейчас наша разведгруппа передвигалась пешим маршем не по сыпучим пескам, а по совершенно твёрдой и ровной поверхности такыра. Так называются участки пустыни с закаменевшим слоем глины. Зимой и весной, когда наступает сезон дождей, здесь может возникнуть своеобразное глиняное месиво. Что-то наподобии непроходимого болота… В котором могут увязнуть не только пешие люди, но и колёсно-гусеничная техника. Но такое недоразумение здесь случается нечасто, поскольку в афганской пустыне крайне редки сильные ливни и нескончаемые дожди. Выпадающих здесь атмосферных осадков хватает только лишь на то, чтобы глиняная поверхность впитала в себя воду, разбухла и размякла.  

  Зато потом, когда наступит долгий-предолгий период засухи, вся эта монолитно глиняная масса постепенно высохнет и в конечном итоге образует очень ровную твёрдую поверхность такыра. Созданную природой площадку для массовых спортивных упражнений. От повышенных дневных температур эта поверхность покрывается бесчисленными трещинами и трещинками, образующими столь характерный рисунок афганского такыра. Глубина этих трещин может достигать нескольких десятков сантиметров, а их ширина бывает от одного-двух и до шести - семи сантиметров. Большие величины мне не встречались.  

  В пустыне ещё имеются такие собратья такыра, как солончаки. Они бывают высыхающими в летний период и не совсем исчезающими. В первом случае это ровная поверхность, покрытая белой коркой затвердевшей соли, которая лишь хрустит под ногами. Во втором же случае, то есть при встрече с невысыхающим солончаком, под хрустящей соляной корочкой может скрываться достаточно толстый слой жидкой грязи. Которая по своему составу представляет собой очень уж насыщенный солями раствор… Такова уж солончаковая грязь… В ней , говорят, даже можно утонуть… Если очень постараться и всё-таки разыскать столь глубокий солончак.  

  Но сейчас мы шли именно по такыру. Очень твёрдому и слишком уж большому. Можно сказать, почти что бескрайнему. Но маршрут уже был выбран и теперь нам ничего не оставалось сделать, как пересечь пешком эту огромную и совершенно пустую площадку. На которой вся наша разведгруппа выглядела очень неестественно. То есть совершенно незащищённая ни всевозможными складками земной поверхности, ни какой-либо растительностью. Потому что на такыре ничего такого просто нет.  

  Всё дело заключалось в том, что наш мудрый командир группы решил сэкономить военные силы и срезать около полутора десятков километров. Если идти до горы с цилиндром только лишь по краю озера Хаджи-Вазир-Хан, то нам придётся сделать добрый такой крюк. Километров эдак поболе двадцати. И это пешее путешествие заняло бы пару лишних суток. Но старший лейтенант Веселков под строгим взглядом командира первой роты принял решение пройтись напрямик.  

  Вот так мы и оказались на абсолютно голой поверхности обширнейшего афганского такыра, который по совместительству являлся идеально ровным дном озера Хаджи-Вазир-Хан. На которое в прошлом году приземлялись советские военные вертолёты с бойцами первой роты на борту. А в нынешнем… И в данном обстоятельстве, то есть внашем путешествии по совершенно открытому пространству, не наблюдалось ничего опасного. Ведь ширина такыра в этом месте достигала величины около трёх тысяч метров и в длину… То есть в том направлении, куда нам следовало пройтись… Сегодня нам предстояло покрыть не меньше десяти километров.  

  «Ну… -остервенело думал я. –Или почти десять! Точно определить невозможно. Мешает агапеевская спина. И другие тоже…»

  Сейчас наша разведгруппа находилась почти в километре от правого берега озера… То есть нашего берега. Тогда как до левого было около двух километров. На первый взгляд, очень хорошее расстояние. Вполне безопасное. Но только для духов! А не для нас!

  И перестрелять всех нас – это было делом совершенно несложным. Даже полегче, чем перещёлкать стаю куропаток… Ведь из пролетающих птиц хоть несколько, да уцелеют. А вот у нас… У нас шансов не имелось никаких! Если вдруг мы окажемся обнаружены…

  Ведь прицельная дальность пулемёта Калашникова модернизированного составляет полтора километра. Снайперская винтовка Драгунова бьёт на тысячу двести метров. Самый лучший в мире автомат Калашникова стреляет на дальность в один-единственный километр. И самое дальнобойное оружие нашей разведгруппы – это АГС-17. Но этот автоматический гранатомёт способен посылать свои снарядики всего лишь на одну тысячу семьсот тридцать метров. Вот и все наши боевые возможности по отражению внезапной атаки противника. Так удачно расположившегося на противоположном, то есть левом берегу.  

  Зато это расстояние в два километра могут спокойно покрыть крупнокалиберные пулемёты ДШК. Этого вооружения у афганских моджахедов полным-полно. А прицельная дальность 12,7-миллиметрового пулемёта ДШК составляет две тысячи метров! То есть почти что в самый раз… Но ведь убойная дальность полёта этой крупнокалиберной пули равна семи тысячам метров. То есть в три с половиной раза больше, чем эти разнесчастные два километра.  

  «Духи могут отойти назад на семь тысяч метров и прямо оттуда расколошматить всю нашу разведгруппу! Тут даже целиться не надо. Потому что пули будут рикошетить от поверхности такыра и соответственно лететь дальше.»

  Даже стариннейшая афганская винтовка Бур, которая ещё сто лет назад являлась гордостью английской армии… Именно этим оружием был оснащён британский экспедиционный 48-тысячный корпус, в 1870 году вторгшийся в свободолюбивый Афганистан с территории соседней Индии. Даже наисовременнейшая по тем годам нарезная 7,62-миллиметровая винтовка Бур не помогла английским колонизаторам. Как и модернизированная полевая артиллерия… Вооружённые лишь допотопными кремневыми гладкоствольными ружьями, острыми саблями и длинными пиками афганцы наголову разгромили британский корпус. Который, вообще-то собирался покорить Афганистан в течении коротенького периода военных действий.

  Однако гордые джентльмены явно просчитались… Причём, как с длительностью афганской кампании, так и с её победоносными результатами. И 48-тысячная английская армия была полностью уничтожена. Афганские пастухи и крестьяне отпраздновали свою очередную победу над иноземными агрессорами. Захваченные в боях английские пушки предприимчивые победители спустя несколько лет обменяли всё у тех же англичан на винтовочные патроны. Ведь трофейные Буры остались у афганцев в качестве заслуженной военной добычи. И обмененные ещё в те времена боеприпасы очень уж хитромудрые афганцы растянули аж на сто лет.

  «Видать, много они тогда пушек захватили… Если этих патронов хватило им на целый век!»  

  И, возвращаясь в наши времена… Эти доисторические винтовки Бур почти ни в чём не уступали всё тем же пулемётам ДШК. Ну, разве что в скорострельности. А вот по другим тактико-техническим характеристикам… Например, прицельная планка винтовки Бур поднималась до отметки в две тысячи метров. То есть из этого образца стрелкового вооружения можно запросто прицелиться аж на два километра. Что равно прицельной дальности пулемёта ДШК, выпущенного лет на семьдесят позже.  

  А убойная дальность полёта этой винтовочной пули составляла четыре тысячи метров! То есть обнаглевшие душманы могли спокойненько пропустить всех нас вперёд аж на четыре километра… И только потом начать по нам стрелять! Увы… Но, пролетев четыре тысячи метров, вражеская пуля сохранит за собой такую техническую возможность, как способность убить человека наповал. И это с расстояния в четыре километра… Что в два раза превышает эти ничтожные две тысячи метров, которые разделяют нашу разведгруппу и противоположный берег озера Хаджи-Вазир-Хан.

  Таким образом единственным шансом на спасение всей РГ №613 являлось полнейшее отсутствие афганских моджахедов в данном районе пустыни Регистан. Причём, вооружённых пулемётами ДШК и дальнобойными винтовками Бур.

  А вот если у афганцев будут автоматы Калашникова или какое-нибудь другое стрелковое вооружение… Более современное… То вот тогда мы с ними можем поспорить. Хотя и это не факт!Что мы их победим и одолеем.  

  Слева появилась согнутая рюкзаком фигура сержанта Ермакова. Он стоял молча. Причём, явно пропуская группу вперёд… Когда я поравнялся с ним, то лишь покосился на дембеля. Серёга остался позади. А я так и не понял того, зачем же ему понадобилось отстать от всех.  

  Но вскоре всё выяснилось… Ермаку захотелось проверить чистоту пройденного нами маршрута. Он какое-то время шёл в самом хвосте, то есть пропустив вперёд даже тыловой дозор. А вот потом сержант Ермаков стал нагонять разведгруппу…

  И первым же делом дотошный замок придрался именно ко мне…

  -Зарипов! –заявил Ермак неестественно резким и охрипшим голосом. –Ты чего ногами шаркаешь? Вся группа идёт – никто следов не оставляет! Только ты один!

  От столь неожиданного обвинения я даже поёжился. Ну, в самом –то деле!.. Только этого мне сейчас и не хватало!

  -Где? –спросил я и даже оглянулся назад.

  -В звезде! –свирепо ответил замкомгруппы. –Ноги поднимай!

  Сержант шёл рядом со мной на расстоянии вытянутой руки и от него исходила очень реальная угроза. Я лишь стиснул зубы покрепче и постарался идти как можно аккуратнее. То есть поднимая ступни строго вертикально… И опуская их вниз с предельной тщательностью… Чтобы твёрдая подошва пакистанских ботинок не оставляла еле заметные… Даже не отпечатки… А царапины… Но царапины довольно-таки приличные…

  -Ну-у! –прорычал Ермак.

  Он тоже видел эти царапины, остающиеся после меня на почти керамической поверхности такыра… Это могли заметить и наши враги… Чтобы только лишь по моему следу выйти на всю разведгруппу.

  И поэтому я старался изо всех сил. Насколько это мне позволял вес рюкзака и тяжесть пулемёта. Но я всё равно прилагал максимум усилий для того, чтобы после меня не оставалось ничего… Увы…

  -Где ты такие ботинки взял? – сердясь не на шутку, спросил замок. –В общей куче не мог что ли найти?

  Товарищ сержант сейчас имел в виду то большое количество старых солдатских ботинок с высоким берцем. Их вытащили из каптёрки и вывалили во внутреннем дворике, для того, чтобы каждый желающий смог выбрать себе подходящую обувку для предстоящего выхода. Но это же были слишком уж стоптанные и чересчур изношенные ботинки… Оставшиеся нам в наследство, наверняка, не от одного поколения наших предшественников…  

  -Эти ботинки я у Дереша взял. – виновато отвечал я. –А в общей куче… Я не успел. Всё хорошее разобрали. И носки у меня украли.

  Но мои отговорки и оправдания меня не спасали. Ермаков даже и не думал прекращать свой допрос на ходу.

  -А чего ты хромаешь? –злился он.

  -Мозоли натёр. –пояснил я и ещё крепче вцепился в лямки рюкзака.

  Такое поведение дембеля, особенно когда он быстро оглядывается по сторонам… Ничего хорошего оно мне не сулило…

  -И что? –с издёвкой продолжал замок. –Сразу на обе ноги?

  -Ну, да. –произнёс я, не скрывая всей правды. –Натёр мозоли на обеих ногах. Могу показать. У меня носки…

  Тут товарищ сержант не выдержал и буквально взорвался.

  -Да меня это не гребёт! – с внезапной злостью заявил он. –За_бал ты уже меня своими носками! Я что ли их тебе рожать буду?

  Я молчал. Ведь достать полушерстяные носки в середине пустыни Регистан – это задача явно невыполнимая. Тут даже Бельмас не справится. Поэтому я никак Ермаку не возражал… Лишь бы он побыстрей отстал от меня… Вернее, поскорей бы ушёл вперёд. Где и находится его законное место… То есть в голове нашей левой колонны.

  Долгожданное событие всё же произошло… Дед Ермак наконец-то выговорился… И перешёл на нормальный язык человеческого общения.

  -Ноги поднимай! –приказал замкомгруппы. –Приду ещё раз проверить! Смотри!..

  Я кивнул головой в знак понимания момента. Но внутри меня всё полегчало… Сержант Ермаков хоть и поругался матом в мой личный адрес, но зато выразил весь свой гнев только на словах. А ведь мог бы и прикладом врезать!.. С этим мне ещё ни разу не доводилось сталкиваться. Но ведь дед Ермак по-своему прав… Ноги мне следует поднимать.

  Поэтому моя походка изменилась совершенно. Если раньше я шёл-брёл как древний старик, еле-еле волочащий за собой свои дряхлые ноги… То теперь мои ступни поднимались строго вверх, да и опускались точно так же. Словно у длинноногого журавля, который по воле злого случая оказался на залитой свежим битумом площадке. Афганский такыр конечно же менее всего сейчас напоминал покрытую горячей смолой поверхность… Но с моими следами-царапинами надо было что-то делать.  

  Но меня хватило лишь на две с половиной сотни пар-шагов, что в обычном измерении приравнивалось к трёмстам шестидесяти метрам. Как-то незаметно и постепенно моя походка вернулась в первоначальное состояние. И опять на поверхности такыра стали оставаться подозрительные царапины. Продолжая идти вперёд, я даже смещался на несколько метров в сторону, чтобы лично убедиться в своей персональной причастности к данным следам. Увы… Сержант Ермаков был прав на все сто процентов. Это были именно мои следы.

  Никто из остальных разведчиков не оставлял за собой ни малейшего отпечатка. Потому что поверхность такыра была твёрдой настолько, что полиуретановая, то есть мягкая резиновая подошва солдатских ботинок не оказывали никакого механического воздействия, которое могло повредить засохшую глину. Помимо своей микропористой основы подошвы армейских ботинок-«резинок» являлись монолитными. Что в свою очередь улучшали её свойства. Потому-то шестнадцать пар всей разведгруппы не оставляли за собой ни единого следа. Тогда как моя пара…  

  Вполне возможным было то, что пакистанская обувная фабрика при выпуске данной модели ориентировалась прежде всего на широкие слои небогатых покупателей. Это простонародное большинство, наверное, приобретало новую обувь по самым примечательным случаям будь то рождение сына или небывалый прирост поголовья домашнего скота, в качестве свадебного подарка или что-то там ещё. Но как бы то ни было, эти ботинки должны были сослужить своему хозяину очень долгую и чрезвычайно верную службу. Чтобы потом по наследству перейти к выросшему сыну, а то и самому любимому внуку.

  А поскольку горные массивы не являются очень уж большой редкостью как для Пакистана, так и для соседнего Афганистана… То данная модель обуви должна стойко переносить всё, что ей было предначертано фабричными разработчиками и непритязательными потребителями. То есть самые высокие горы с их острыми камнями, шершавыми валунами и неприступными скалами должны были отступить перед обладателями этих ботинок.

  Ведь фабрика-производитель вбухала в их подошву столько всего огнеупорного и износостойкого!.. Что при достаточно большой скорости полёта эти ботинки были способны пробить лёгкую броню толщиной в два сантиметра. Даже если их сбросить из ближнего космоса… То в верхних слоях земной атмосферы сгорят только шнурки и кожаный верх обувки. Зато цельнолитая подошва благополучно долетит до самого Афганистана.

  А уж там-то… Если эти советские ротозеи-механики-водители так и не догадаются отодвинуть в сторонку позабытый ими танк Т-55 или БМП-2… То злопакостная пакистанская продукция двойного предназначения благополучно пробьёт всю броню: как верхнюю башенную, так и днище. После чего забурится в землю… Чтоб её не обнаружили любознательные «шурави»-следопыты.

  «И чем это так долбанули?.. А-а-а?..»

  Так что… Когда сгоревшую дотла бронетехнику отправят на металлолом… Довольному-предовольному афганистанскому моджахеду останется лишь выковырять из земли эти нестаптываемые подошвы, да и отнести их обратно на эту же фабрику, где их и произвели… Чтобы там за полцены приделали к вполне сохранившимся подошвам новенький кожаный верх… Да ещё и с соответствующей маркировкой…

  «Интересно… А как они станут изображать уничтоженную бронетехнику?.. Красненькими звёздочками или зелёненькими силуэтиками? Для танка – один, для БМПешки – другой силуэтик. Хотя нет. Пакистанский обувной фабрикант выкупит эти подошвы и выставит их в свой музей заводской и боевой славы. И табличку рядом приделает! Типа моими ботинками можно запросто уничтожать даже советские танки! Покупайте только мои ботинки! И ваша страна станет непобедимой! Ну, и так далее… Вот к нему афганцы и повалят!.. Целыми толпами… Вот повезёт мужичку-капиталисту! Да и афганским душманам тоже… Однако же…»  

  Поддавшись своему богатому воображению… Ведь ко мне только-только пришла такая сладостная мысль, что и врагам афганской демократии всё-таки доведётся помучаться с аналогичным типом обуви… Я едва не проглядел появление Ермака.

  Дотошный товарищ сержант только что отошёл в сторону, пропуская вперёд всю колонну. И я быстренько перешёл на другой способ пешего движения по якобы твердокаменному такыру. Теперь мои подошвы опускались на земную поверхность строго плашмя… Да так, что и подошва, и каблук соприкасались с такыром одновременно. По моим расчетам именно при таком способе ходьбы на засохшую глину будет оказываться более-менее оптимальная нагрузка.  

  Сержант Ермаков стоял всё на том же месте, когда с ним поравнялся и я. Как и следовало того ожидать, первым делом замкомгруппы посмотрел на поверхность такыра. Потом дед Ермак пошёл рядом со мной… И всё это время глядел на то, как я иду. То есть остаётся за мной тот самый след или нет?!  

  А я шёл вперёд как ни в чём не бывало… Будто бы и раньше за собой ничего такого предосудительного никогда не замечал. Да и на придирчивого Ермака покосился только один раз… Когда он оказался в моём секторе наблюдения…

  -Остаётся! –внезапно произнёс замок. –Слышь!?

  Я вздохнул и на ходу оглянулся назад. Дембель опять оказался прав. Эти странные царапины хоть и сделались менее заметными, но они всё равно появлялись после каждого моего шага. Но я уже ничего с этим не мог поделать…

  -Я стараюсь идти… -начал было я оправдываться. –Чтобы…

  -Да вижу… -проворчал сержант. –Как ты стараешься!

  Я замолчал, даже и не зная что сказать. Старого и опытного Ермака практически невозможно было обмануть. Или перехитрить. В общем, все уловки и ухищрения всегда оказывались бесполезными. Точно также оно вышло и сейчас.  

  -Ну, ладно. –произнёс дембель с некоторыми нотками сожаления. –Иди как можешь… Но постарайся, чтоб следов поменьше оставлять.

  -Так точно! –ответил я.

  От внезапно нахлынувшей радости я даже заговорил строго по-уставному. Но понять меня было можно. Ведь никто, кроме разумеется меня самого, не виноват в том, что у меня украли носки и я стал натирать свои ноги. И только я один нёс полную ответственность за то, что именно за мной остаётся этот растреклятый след. А значит и спрашивать за это следовало только лишь с меня одного. Причём без всяких на то сожалений или снисхождений. Ведь я хоть и чуть-чуть, но всё-таки демаскирую всю нашу группу.

  Пока я радовался тому, что меня помиловали… Сержант Ермаков проверил передвижение тылового дозора, затем он прошёлся вдоль соседней колонны. Потом замкомгруппы занял своё место в нашей левой колонне.  

  И пеший поход РГ №613 продолжался… Мы прошли почти половину маршрута. Но до этой расчудесно-замечательной горы всё ещё было далеко… Ужасно далеко…

  Я шёл как и раньше. Но тем не менее стремился к тому, чтобы не оставлять за собой этого предательского следа. Для достижения столь важной цели я ставил ботинок только на сплошную поверхность такыра, всячески избегая наступать на разнообразные трещины и трещинки. На их гранях, как я уже это заметил, засохшая глина повреждается более всего. А этого нельзя было допускать. В связи с чем я старался ставить ногу только на цельные куски засохшей глины.

  Но из-за этого мне приходилось то укорачивать свой шаг, то делать его длиннее. Вследствии чего неизбежно сбивалось дыхание. И нарушался ритм ходьбы. В результате данных факторов я стал уставать гораздо больше. И в конечном итоге я почти что выбился из всех своих сил.  

  Конечно же можно было снять эти чёртовы ботинки и пойти по пустыне босиком. Оставшись только в портянках. Но такое босоногое путешествие неизбежно привело бы к тому, что хлопчатобумажная ткань порвалась от постоянных нагрузок… Да и острые края трещин сделали бы своё чёрное дело. И тогда бы я изранил свои ноги по самому максимуму. Что само по себе вывело бы меня из строя… Что было совершенно недопустимо! Ведь меня за такое по головке не погладят… А заставят идти вперёд во что бы то ни стало. Подгоняя меня чем попало…

  А пока… Я шёл… Ощущая каждый сантиметр поверхности своих ступней. Теперь мозоли имелись не только на лодыжках и пятках, на внешних боковых косточках. Все эти прежние «достижения» никуда не сгинули и продолжали напоминать о себе при каждом шаге. Но в дополнение к уже имеющимся мозолям появились новые. То есть свежие. Они образовались на пальцах, что было крайне чувствительно… А ещё мозоли возникли на самой подошве. Особенно остро это ощущалось на том утолщении, которое является своеобразным основанием большого пальца… Или как бы его продолжением… На других участках подошвы мозоли казались уже чем-то обыденным. Может быть от того, что на них нагрузки выпадало чуть поменьше. Поэтому они и становились менее заметными… по сравнению с другими-то…

  «Да-а… И когда же это всё закончится?! Когда?.. Ког-да?.. Ког… Да… Ког… Да… Как… Да… Ка… Да… Ка…»  

  И настал тот момент… Когда я уже наплевал на всё. То есть я уже перестал обращать своё внимание на какие-то трещины… Мне стало совершенно безразлично то, остаётся за мной след или нет… Мне уже было всё равно… Лишь бы не отставать от впереди идущего Агапеева… Чья спина уже маячила передо мной… Как в тумане.  

  И вдруг вся разведгруппа остановилась… Послушно так повинуясь силе инерции, я чуть было не врезался в агапеевский рюкзак, Но в самый последний момент успел принять немного влево. И поэтому оказался вне строя…

  А там… То есть впереди… Оттуда слышался тонкий и срывающийся голос пулемётчика Билыка.

  -Всё! Я пока не могу! Надо отдохнуть! Серёг! Перекур! Я отдохну! И дальше пойдём!

  Виталик уже сидел. Вместе с рюкзаком и пулемётом. Он понимал… Что поступил неправильно… Ведь сейчас надо идти вперёд. И не останавливаться… Что вся разведгруппа сейчас находится посередине совершенно открытого пространства. Которое следует пересечь как можно быстрее… Но… Пулемётчик Билык самовольно… То есть даже не дожидаясь ответной реакции командира группы или сержанта Ермакова… А тем более командира роты капитана Перемитина…

  Виталик просто взял, да и сел на землю… потому что у него не было сил идти дальше. Потому что он устал очень сильно. Потому что пулемётчик Билык выбился из сил… Потому что он являлся не автоматчиком… А пулемётчиком… Который тащит на себе самый большой вес в группе… Если не считать Андрюзху Корнева…

  В других ситуациях можно было бы сказать, что Виталик Билык сдох… Сдох как солдат, которому следует нести и нести свой груз…

  Но на мой взгляд… Пулемётчик Билык поступил очень правильно! Потому что он честно объяснил своё состояние… Своё неумение тащить всё дальше… И идти самому…

  Командир группы произнёс что-то негромкое, а потому неслышное тем, кто находился в конце колонны. Но стоящие впереди разведчики стали осторожно опускаться на такыр… Да и сержант Ермаков продублировал команду Веселкова…

  -перекур! – громко произнёс замок. –Всем – садись! Оружие – влево и вправо!

  Я слегка попятился назад, чтобы занять своё место… После чего медленно опустился на землю.

  -Блин! –произнёс я хриплым голосом. –Какой кайф!

  На меня оглянулся только солдат Агапеев. Его измученное лицо с ввалившимися щеками и оттого увеличившимися глазами показалось мне чем-то чужим… Только отдалённо напоминающим прежнего Владимира Владимировича.  

  -Будешь? – спросил меня тонкогубый рот малознакомца.

  -Чего? –уточнил я.

  Мой сосед покосился в сторону группы и только после этого объяснил подробнее.

  -Ну… Эти… Шарики…

  Хоть и в этой ситуации… Но солдат Агапеев всёже не забывал соблюдать меры конспирации молодых бойцов. Я безучастно отметил этот удивительный факт, но не более того… Потому что у меня тоже не было сил… Как и у Виталика Билыка… Как и у остальных наших пулемётчиков… Да, пожалуй, и у всех бойцов разведгруппы №613. Даже… Как и у товарищей офицеров… Которые только вида не подавали, что они тоже устали…

  И на повторное предложение доброго дяди Вовы я ответил лишь отрицательным кивком головы. Потому что у меня не было ни желания, ни сил… Чтобы встать и подойти к Агапеичу… Или хотя бы подползти… Сейчас я даже не мог вытащить руки из лямок… Не говоря уж о перемещениях в пространстве…  

  И время замерло. Оно остановилось совершенно и абсолютно. Лично для меня перестало существовать всё то, что до этого момента окружало моё еле живое естесство… Заставляло думать и как-то реагировать… Сейчас я ощущал только своё тело! Своё уставшее и измученное тело… С ноющими мышцами и косточками… С болью, которая теперь притаилась почти в каждой его живой клеточке… И отзывающейся при любом движении… Даже самом незначительном.  

  А ещё я остро чувствовал сведённую внезапной судорогой левую икроножную мышцу… Как будто окаменевшую… Но более всего я сейчас ощущал свои ступни… С буквально горящими от боли подошвами… И острой невыносимой резью меж пальцев… И мучительно ноющими мозолями на пятках и повыше них… Сбоку, где выпирают бугорки… Да и в других местах… Словом, везде…  

  Пребывая в полностью расслабленном состоянии, я всё же подумал о том, что мне сейчас надо бы разуться и перемотать наново портянки. Мысль в принципе была очень даже верная. Но я отодвигал её всё дальше и дальше… Как бы уговаривая себя посидеть в спокойном положении ещё чуть-чуть… А потом ещё малость… И затем немножечко ещё… Лишь бы не тревожить ступни новыми соприкосновениями… А значит и незапланированными болевыми ощущениями.

  Кончилось это тем, что я без каких-либо движений просидел всё время отдыха. И я сначала не поверил своим глазам, когда увидел медленно поднимающиеся фигуры разведчиков. Я втайне надеялся на то, что сейчас у кого-то из молодых солдат опять откажут силы… Или что-то ещё произойдёт… Но, увы… На ноги поднялись все…

  И только я всё ещё сидел на такыре… Теперь мне захотелось только одного… Побыть в полном покое ещё немного времени, пока начнёт идти головной дозор… Пока он отдалится настолько, что в путь тронется и ядро группы. Пока идущие в колоннах разведчики наберут положенный интервал в пять-шесть метров… Ведь только тогда дойдёт и моя очередь начать дальнейшее движение. А до этого момента я смогу посидеть ещё минутку… Или даже две!

  Но сержант Ермаков уже смотрел на меня прямо в упор… Что заставило меня предпринять кое-какие меры оправдательного характера…

  -Вы идите! –быстро проговорил я. –А когда дойдёт очередь… Тогда и я пойду!

  Однако дед Ермак никак не отреагировал. Он продолжал стоять на своём месте и смотреть на меня… Словно ожидая того момента, когда я начну вставать… Хотя замкомгруппы действительно ждал этого момента…

  А я всё сидел… Надеясь на то, что все пойдут вперёд… Однако моим тайным чаяниям не суждено было сбыться. Потому что группа всегда действовала по одному и тому же правилу… Всё всегда вместе. То есть вместе садимся на привал… Вместе вступаем в бой… И вместе встаём, чтобы продолжить движение…

  Естественно, что у сержанта Ермакова всё-таки закончилось всякое терпение. Ну, действительно… Сколько можно стоять всей разведгруппе и ждать одного молодого пулемётчика!

  -Зарипов! –резко выдохнул дембель Ермак. –Ты что? Охренел тут?! Ну, кА вставай! Пока я тебя…

  Он даже сделал пару шагов вперёд… Но я уже приободрился и начал подниматься… Когда я занял своё место в левой колонне, прозвучала команда «Вперёд!». И головной дозор начал движение. Затем вся группа стоя ждала того момента, когда ушедшая вперёд тройка разведчиков отдалится на пятьдесят метров. Только потом зашагали двое первых солдат, возглавляющие наши колонны. Когда они отошли на пять-шесть метров в путь тронулась следующая пара разведчиков… И так далее… Вскоре очередь дошла и до меня… А ведь я шёл предпоследним…

  И первые десять минут я горько сожалел о том, что совершенно впустую было потрачено столько времени… которое я мог бы спокойно просидеть на земле… Но, увы, увы, увы…

  Приходилось только вспоминать и сожалеть… И всё это время идти, идти, идти… А потом вообще исчезли какие-либо мысли… И дальше я шёл вперёд как на автопилоте… Вцепившись своим мутным взглядом в беспрестанно мелькающие впереди агапеевские пятки.

  Так я и шёл…

Глава 11. ГОРА-ЦИЛИНДР.

  К заветной и долгожданной горе с цилиндром на вершине разведгруппа подошла ещё засветло. Уже одно обстоятельство, что мы всё-таки дошли до конечной точки своего сегодняшнего маршрута… Это радовало меня с неимоверной силой… Ведь один только вид этой горы вдохновлял уставший организм на дальнейшее безостановочное движение. Последние два или три километра я только и жил тем, что всё смотрел и смотрел на эту горную высоту. Которая приближалась с каждым пройденным мной шагом. Она становилась всё ближе и ближе… И это ощущение становилось поистине неотвратимым…

  Мы должны были дойти до этой далёкой горы с цилиндром… И мы всё-таки добрались до неё! Пройдя все эти длинные-предлинные километры… И преодолев все мучения и опасности.

  Мы дошли. То есть вместе со всеми дошёл и я. Это меня радовало и воодушевляло. Меня уже не огорчало то, что твёрдый такыр закончился не у самого подножия этой горы, а не доходя до неё метров с пятьсот. Дальше начинались всё те же песчаные барханы и уже знакомые нам кусты саксаула. Однако это уже не являлось для нас чем-то диковинным и труднопроходимым…

  «Как говорит Капитан Врунгель… «Плавали – знаем!» Или эти слова говорил его подчинённый?.. Старший помощник Лом.»  

  Возможно я ошибался и эта знаменитая фраза звучала в совершенно другом мультфильме. Но это уже было не столь важным. Куда более значимым являлось то, что мы всё ж дошли до этой горы… Добрели и дотопали, дотелепали и дошкандыбали, дотащились и почти что доползли…

  Последние свои мучения, когда мы преодолевали эти пятьсот метров песчаных наслоений и якобы зелёных насаждений, я перенёс очень стойко. И всё же мой ум на данном завершающем этапе вроде бы пройденного маршрута постарался отметить некоторые положительные моменты. 

  Так я ещё раз убедился в том, что по песку лучше ходить чем по такыру в том плане, что при ходьбе по мягкому и сыпучему грунту не так сильно болят подошвы моих ступней. Совсем недавно они буквально горели от передвижения по твёрдокаменной поверхности дна пересохшего озера. Да и многочисленные мозоли на подошвах появились именно во время перехода по такыру. Такое впрочем может случится и на гражданке, когда очень долго идёшь по одному и тому же асфальту. В этом случае подошвы тоже начинают гореть… Даже если на ногах лёгкие и мягкие кроссовки, а не высокопрочная пакистанская обувка.

  Но самым главным положительным моментом было то, что я всё-таки дошёл. Не сломался и не сдох, не разнылся и не расплакался от постоянной боли в стёртых ногах. А попросту добрёл до конечного пункта нашего пути. И в моих ботинках сейчас не хлюпала тёмно-красная жижица… Какую я видел тогда, то есть у Эдика Буковского… У меня с этим всё было нормально… Надо только дать ногам отдохнуть этой ночью, и уже завтра утром можно беспрепятственно отправиться дальше.

  Ведь по всем имеющимся основаниям и солдатским прогнозам следовало предполагать то, что и эта странноватая горушка не является финалом нашего пешего марша. Поскольку сейчас был вечер всего лишь четвёртого дня, как нас высадили из военно-транспортных вертушек. Что теперь казалось таким далёким и почти забытым. Но в моей памяти очень твёрдо хранилось то, что нынешний боевой выход должен продлиться семь суток. И никак не меньше.  

  Я подсчитал в уме количество прожитых в этой пустыне дней и ночей… После чего невольно ужаснулся… Ведь получалось так, что мы прожили здесь не целую жизнь, как это казалось мне всего-то час-два назад… А всего-то четыре дня и тнри ночи. И всё!.. Таким образом завтра утром, то есть около одиннадцати часов будет ровно четверо суток… Которые мы мучаемся в этой раздолбайской пустыне Регистан.

  «А может быть пять? –подумал я. –Может быть я ошибся на один день и одну ночь?.. Та-ак… В первый день нас высадили. На второй – мы с Бадодей копали фишку на холме. На третий день – дед Ермак поддразнивал связистов… Что я их будил на фишку… И… И всё! Вот оно и получается то, что сегодня всего-навсего четвёртый день… Нет… Ну, не может такого быть?! Мы столько здесь промучались… И всего четыре дня?! Нет!.. Надо у Агапеича спросить… Он у нас человек чуток медлительный, но зато очень рассудительный… Вован подсчитает всё правильно. Так… Что такое? »  

  А это наша разведгруппа наконец-то дошла до места привала. Сержант Ермаков, вытянув руку, указал идущему впереди солдату Агапееву то направление, где нам следовало разместиться. После чего боевая наша двойка побрела вправо. 

  Я шёл за Володей и мысленно наслаждался последними метрами… Предвкушая то наисладчайшее мгновение, когда тяжеленный рюкзак всё-таки спадёт с моих уставших плеч… И у меня за спиной будто вырастут огромные сильные крылья… В результате чего мне даже не потребуется ходить пешком по столь грешной и политой потом да кровушкой земле… А только лишь перелетать с места на место… Ну, словно легкокрылой бабочке… Мотыльку…

  «Ну, не подобно же этому орлу-инвалиду! – даже усмехнулся я в мыслях. –Который неизвестно чем обо… Словом, объелся…» 

  Солдат Агапеев наконец-то остановился и стал осторожно снимать с себя рюкзак. Я обошёл его слева, но скидывать с себя тяжёлую ношу всё-таки не спешил. Ведь мой напарник выбрал для лёжки не самое подходящее место. Я прошёл несколько шагов дальше и остановился у более высокого валуна, после чего и осуществил свою долгожданную мечту… Скинул с себя этот…

  « Такой-сякой-разэтакий рюкзак!»

  И вот теперь можно было рассмеяться довольным-предовольным смехом… Но всё же сидеть на своём рюкзаке оказалось не столь приятным делом. Поскольку мои ноги продолжали опираться ступнями на землю. И я медленно сполз вниз… После чего моё тело приняло самую благожелательную для себя позу: спина опиралась на рюкзак, голова устало запрокинута назад, натруженные ноженьки вытянуты вдаль… Вот только… Но мои руки очень своевременно подложили под это место две солдатские варежки… 

  «И суровая благодать не заставила себя долго ждать…»

  Я даже улыбнулся… Только что промелькнувшая мысль звучала очень даже поэтично… Что впрочем вполне соответствовало нашему состоянию солдатского блаженства… Нет… Надо мной сейчас не пролетали красивые птицы лебеди… Да и белых пушистых облаков не было видать… Как и бездонно-синего неба… А всё та же серая афганистанская хмарь… Но всё равно… Мне сейчас было покойно и даже счастливо…

  Откуда-то сбоку напомнил о себе солдат Агапеев…

  -Ты чего?.. Там?..

  Я ответил также кратко:

  -Ветер. Дождь.

  Владимир Владимирович всё понял и больше лишних вопросов не задавал… Я продолжал полулежать на своём рюкзаке и наслаждаться текущей жизнью…

  Вообще-то наш немногословный диалог можно было трактовать следующим образом.

  Солдат Агапеев спросил:

  -Глубокоуважаемый Альберт Маратович! Не могли бы вы объяснить мне то, что вы столь необдуманно прошлись дальше и остановились только около этой огромной глыбы, в результате чего мне теперь придётся вручную перетаскивать свой тяжеленный рюкзак аж на целых, в общем, очень много метров?  

  Младший сержант Зарипов отвечал так:

  -Видите ли, любезнейший Владимир Владимирович! Это вы в столь неосознаваемом порыве сбросили с себя рюкзак, а уж на него и свои усталые кости, причём у небольшого валуна, который вам будет только лишь по пояс! А поскольку сейчас у нас в наличии имеются, как холодный зимний ветер, так и легко накрапывающий дождик, то нашей измученной боевой двойке было бы гораздо полезнее разместиться именно под этой глыбой, вполне даже способной защитить наш глубокий сон от неблагоприятных погодных явлений!  

  Вот в принципе и весь наш недавний диалог. И только лишь непомерная усталость сама по себе сжала столь глубокомысленный и очень объёмный обмен речевой информацией до каких-то пяти слов. Что впрочем не помешало нам понять друг друга с предельной точностью.

  Мы протащились, то есть пробалдели… В смысле, провели счастливое времяпрепровождение… Короче говоря, наше счастье длилось минут десять.

  Первым забил тревогу солдат Агапеев.

  -Ермак идёт! –произнёс он упавшим тоном. –Прямо к нам.

  У меня тоже ёкнуло сердце. Поскольку внезапное появление заместителя командира группы ничем хорошим для нас обоих не могло закончиться.

  -к вам! К вам! – произнёс дембель, подходя всё ближе и ближе!

  Наша боевая двойка молчала и ждала новых ценных указаний… Которые, естественно, нас не порадовали…

  -Как стемнеет, полезете на гору! –сказал сержант Ермаков. –С вами ещё Малый пойдёт. Полночи там фишку порубите, а потом будете отдыхать. Вас меняет Сальник, Шпетный и Билык. Старший – Сало!

  Всё стало понятно без лишних слов. Наш ближайший отдых тире сон накрылся медным тазичком. То есть отодвинулся от нас ещё часов так на шесть-семь…

  -Серёга! –сказал я глухо. –Ну, мы же тогда… Фишку копали… И сейчас устали.

  Однако я уже сам понимал всю слабость моих аргументов, а потому даже не договорил. И всё же мне на помощь поспешил боевой напарник…

  -Серёг! – произнёс солдат Агапеев. –У Алика ноги стёрты по колено! А ты его на гору отправляешь!

  Заместитель командира группы задумался, наморщив лоб. Однако меня не устраивала возможная перспектива остаться здесь одному, то есть без Агапеича… Ведь Ермак может отправить меня на эту же фишку, но во вторую половину ночи… С другой двойкой… Или же завтра припахать по полной программе.  

  -Не!.. –торопливо заявил я. – Мы только вдвоём!.. И вообще… Да смогу я на эту гору залезть.  

  -Ну, ладно! – произнёс дед Ермак. –Вся группа устала. И мозоли почти у каждого есть. А вы лучше всех фишку рубите. Остальные могут уснуть. Так что… Как стемнеет, я пришлю Малого. И вперёд!  

  Нам конечно же было лестно слышать стольвысокую оценку наблюдательных возможностей боевой двойки Зарипов – Агапеев. Да ещё и от самого заместителя командира группы… Что впрочем едва не вышло нам боком…

  -Хорошо! –ответил я.

  -Ладно. – пробурчал солдат Агапеев.

  Внезапно товарищ сержант вспылил…

  -Вы что, духи, расслабились? –резко высказался замкомгруппы. –«Хорошо… Ладно…» как надо отвечать? А-а? Не слыш-шу!

  Столь сердитое поведение дембеля Ермакова нам уже было известно, и поэтому все дальнейшие карательные меры прогнозировались очень легко…

  -Есть! –ответила хором одна боевая двойка.

  -Вот то-то ж! –тоном помягче произнёс дед Ермак и, развернувшись к группе, зашагал от нас прочь.

  А мы остались сидеть рядом со своими рюкзаками. Наше приподнятое прежде настроение теперь сменилось пессимистическим ожиданием неизбежного и неотвратимого. Но, увы… Что-либо изменить в данной ситуации мы не могли. Поскольку являлись молодыми духами, то есть самым малоправным солдатским сословием. И к нашему голосу военного разума не прислушался бы ни командир разведгруппы №613, ни даже капитан Перемитин. Однако мы и не собирались идти на поклон к вышестоящему начальству… Ибо понимали всю бесполезность данной попытки.

  Ведь кому-то из молодых разведчиков всё равно придётся лезть на эту гору, чтобы оберегать и охранять покой всех остальных бойцов советского спецназа. И мы тоже были точно такими же… То есть и молодыми солдатами, и бойцами того самого советского спецназа…

  В общем… Вопрос о нашей фишке был решён окончательно и бесповоротно. Причём без участия мл.с-та Зарипова и ряд. Агапеева. Армия всё ж…

  Но мы не унывали…

  -Чай будем делать? – спросил Владимир Владимирович, продолжая полулежать на своём рюкзаке.

  -Не успеем. –ответил я. –Уже стемнело.

  Это означало то, что вот-вот появится хмельницкий разведчик Малый. После чего вся наша доблестная тройка должна отправиться покорять эту ещё неизведанную горную вершину.  

  -А может быть успеем? – предположил напарник. –Давай!

  Что-то хорошее и даже радостное в его словах всё же присутствовало… Наверное, предвкушение…

  -Ну, давай… -согласился я.

  Однако мне всё никак не хотелось вставать со своего места. Ведь из рюкзака следовало достать как воду, так и чай, а также сахар, сгущённое молоко, сухое горючее, ложку, пустую консервную банку… Которая уже третьи сутки использовалась для приготовления общего чая на двоих…

  Настырный боец Агапеев не удержался от всевеликого соблазна солдатского чаепития и полез в свой рюкзак. Я посмотрел на его возню и тяжело вздохнул. Потому что мне всё равно придётся вскрывать свой военный баул, чтобы достать из него ту консервную банку.  

  Однако мы успели только вытащить наружу все необходимые продукты, а также банку, спирт и ложку. В непосредственной близости от нас объявился совершенно нежданный разведчик Малый. Он приблизился к нам вплотную и лишь ухмыльнулся, глядя на наши попытки устроить походную чайную церемонию.

  А мы продолжали копошиться в своих рюкзаках… Словно ничего не замечая. Тут Микола не выдержал и всё-таки сказал своё веское фазанское слово.

  -Ну, и долго мне вас ждать? –поинтересовался Малый-разведчик. –может я сам пойду? А-а?

  Мы подумали над его незамысловатым предложением и всё же сочли его довольно-таки приятным…

  -колян! –сказал Володя. –Ты иди… Пока…

  -А мы тебя догоним! –добавил я.

  Однако Микола проявил военную смекалку, которая явно переходила в солдатскую взаимовыручку.

  Он сказал так:

  -Я бы пошёл! Но во-он Ермак сюда смотрит!

  Не надо говорить далее ничего… поскольку упоминание о всевидящем оке товарища сержанта Ермакова повлияло на нас очень даже положительно. Я и Агапеич немедленно принялись экипироваться для восхождения на гору. Но на это ушло всего несколько минут. Ведь нам следовало взять с собой только оружие, ночную оптику и плащ-палатки. Последние предназначались для того, чтобы спасать наши солдатские организмы от моросящего зимнего дождичка.

  -А спальник-то зачем? –спросил Малый, когда Агапеич вытянул из рюкзака свой ватно-брезентовый мешок.  

  -Так холодно же. –пояснил напарник, закидывая за плечо спальник и плащ-палатку.

  Я тоже решил последовать хорошему примеру и тоже достал из рюкзака свою спальную принадлежность. На этом наша подготовка закончилась. И мы втроём пошли к горе.

  Склон не был крутым, и поначалу наше восхождение проходило в нормальном режиме. Шедший первым разведчик Малый даже разыскал небольшую тропинку, которая вела вверх.

  -Коля! –предупредил его я. –Там могут мины быть.

  По моему глубочайшему убеждению, любая афганистанская тропа или дорога почти что на девяносто девять процентов из ста может быть превращена в непроходимую. То есть попросту быть заминированной. Ведь у местных моджахедов имеются неограниченные военные арсеналы, на которых томятся в бездействии столько «итальянок». Объёмных и плоских, высоких и небольших. Противотанковых и противотранспортных, противопехотных и, чёрт знает, ещё каких… А раз душманам буквально некуда девать эти мины… То щедрые обладатели вражьих инженерных складов раздают эти взрывоопасные сюрпризы всем желающим. После чего афганцы засевают этими минами все свои дороги, тропинки и всё остальное… Включая даже гусеничные следы советской боевой техники…

  Значит и на этой горе, то есть на данной тропинке могли быть вражеские мины. Что впрочем должно было волновать меня менее всего. Поскольку я ковылял самым крайним. То есть третьим…

  -Да какие тут мины?! –отозвался разведчик Микола после непродолжительной паузы. –Тут вон! Наши НУРСы лежат неразорвавшиеся.

  Хоть Малый и шёл самым первым, но мы с Агапеичем ему поначалу не поверили. Ведь Колян с одинаковыми интонациями может и шутить-прикалываться, и говорить вполне серьёзные вещи. Но вот мы поравнялись сначала с первым блестящим вытянутым предметом… Затем со вторым… И так далее…

  -Обалдеть! –вздохнул я. –Вертолётчикам их девать что ли некуда?

  -Это они тренируются. –усмехнулся Агапеич. –Долетят сюда и пуляют… По этой горке.

  Лежащие и торчащие вокруг боеприпасы молча подтверждали то, что военные руки чешутся не только у скучающих пехотинцев… Но и у наших славных вертолётчиков…

  -А нам теперь мучаться. –произнёс откуда-то издалека и сверху разведчик Малый. –Ну, чего вы так отстали? Давай быстрей!  

  Однако молодые его сотоварищи не спешили. Ведь вокруг было столько неразорвавшихся вертолётных боеприпасов. Неуправляемые реактивные снаряды торчали из горного склона, погрузившись в него на разную глубину… Они же лежали и справа, и слева… 

  Но к нашей радости тропинка была свободна от этого смертоносного хлама. Но спальные мешки и плащ-палатки мы всё же подтянули повыше… Эти «карандашики», щедро начинённые боевой взрывчаткой и заранее наштампованными осколками, представляли для нас вполне реальную угрозу. Ведь стоило нам лишь задеть матово блестящие в полумраке алюминиевые стержни, которые обладали длиной около метра и толщиной с руку… То дальнейшие последствия могли оказаться самыми печальными.  

  По этой вполне оправданной причине я и… Вернее, идущий впереди меня солдат Агапеев, а уж за ним и я… Мы не торопились. Наше передвижение по тропинке замедлилось лишь до той степени, чтобы благополучно преодолеть весь подъём до самой вершины. И при этом не совершить какого-либо промаха или же досадной ошибки… В результате чего может сдетонировать случайно задетый нами неразорвавшийся боеприпас.

  Но нам повезло и на этой тропинке. На самой вершине горы, то есть там, где не очень-то пологий склон резко переходит в обветренный цилиндр… Там нас поджидал разведчик Малый, который сейчас являлся старшим над нами. Поэтому он сразу же приступил к распределению секторов наблюдения.

  -Так! –заявил Микола. –Я сейчас пойду налево. Агапеев – направо! А Зарипов – за гору.

  Как и следовало того ожидать, моей явно запоздавшей персоне, то есть поднявшейся третьей, достался самый удалённый пост. За что Малого следовало поблагодарить от всей моей израненной мозолями души.

  -Спасибо, Коля! –сказал я.

  Но старший нашего наблюдательного дозора продолжал осуществлять свои начальствующие функции, отдавая всем имеющимся у него подчинённым ценнейшие указания.

  -Чтобы мы сидели тут треугольником. –пояснял разведчик Микола. –Чтобы у всех было одинаковое поле наблюдения.

  И что-то в его словах было неверным…

  -Сектор наблюдения. –подправил товарища начальника один умный рядовой.

  -Нехай будет сектор. – тут же согласился главный наш дозорный. –Всё ясно? Тогда вперёд!

  Мы с Агапеичем пошли вместе в одну сторону. Ведь как ни обходи эту гору, то всё равно никуда с неё не денешся. Поэтому мы вместе добрались до того места, где Вовке предстояло рубить бдительную фишку.  

  -Ну, пока! –пробормотал я и пошёл дальше уже один.

  Солдат Бадодя Бадодиевич что-то проворчал в ответ, но я его слов уже не расслышал. Здесь, на самом верху дул постоянный ветер, который своим свистом заглушал все мало-мальски негромкие звуки. Идти было нетрудно. Пулемёт висел на правом плече, там же находились спальник и плащ-палатка. Ночной бинокль болтался впереди. Надо было только придерживаться левой рукой за шершавую выщербленную поверхность цилиндра и осторожно шагать дальше. Ведь накрапывающий дождь уже промочил горный склон настолько, что он скользил под ногами.

  Пробираясь в темноте всё дальше и дальше, я наконец-то дошёл до некоего места, где по моим подсчётам должен был располагаться боевой наблюдательный пост мл.с-та Зарипова. Стало быть, персонально мой угол того треугольника, который так ярко обрисовал нам разведчик Малый. По совершенно случайному совпадению именно здесь оказалась и затенённая часть цилиндра. То есть в данном месте пронизывающий всё и вся афганский ветер дул с гораздо меньшей силой… Да и препротивнейший зимний дождичек тут накрапывал менее всего.  

  Первым же делом я стал обустраиваться на моей очередной позиции. Ведь здесь мне предстояло провести целых семь часов. Или шесть. Я не стал утруждать свой уставший мозг арифметическими подсчётами, поскольку военная данность моего бытия очень сурово и весьма чётко обозначила самую дальнюю временную границу, по достижению которой наступало вселенское счастье одного старшего пулемётчика. Это было два часа ночи. Или два часа пополуночи. Как ни изменяй сопутствующие ей слова, но цифра 2 оставалась одной и той же. Именно до этой часовой отметки нам и следовало продежурить на данной горе.

  А окружающая нас погода сейчас являлась самой мерзкой и неприятной из всех тех климатических условий, с которыми мне когда-либо доводилось сталкиваться здесь – в Афганистане. Вопреки тому расхожему мнению, что в этой горно-пустынной стране должно быть всегда сухо, тепло и солнечно… Только лишь летом – очень жарко… 

  Так в нынешнем месяце феврале здесь было мерзко, мокро, холодно и противно. Мелкий дождик накрапывал всё сильней и сильней. Ветер пустыни «афганец» дул с неуменьшающимся постоянством и с явно неистощающимся задором… Если не сказать, с лихостью… Температура воздуха была около трёх или пяти градусов. В общем… Те ещё климатические условия… Ещё те…

  И при такой погоде три разведчика-спецназовца безропотно - беспрекословно обустраивались на своих местах, откуда им и следовало вести бдительно - непрекращающееся наблюдение. Чтобы своей нелёгкой боевой задачей обеспечить полноценный отдых оставшейся внизу разведгруппы №613. «Уже в который-то раз!.. Э-э-эх!..» А ещё нам вменялось в обязанности необходимость следить за окружающей местностью. Чтобы своевременно обнаружить крадущегося во мраке ночи прековарнейшего злыдня и непримиримого врага афганской демократии.  

  Одним из трёх этих разведчиков-спецназовцев был я. И обустройство моего наблюдательного поста началось с того, что я надёжно установил свой родной ПКМ. Пулемёт Калашникова на своих двух сошках уверенно разместился на скользком горном склоне, крепко упёршись деревянным прикладом в нижний срез цилиндра. Теперь можно было приступить к устройству подходящего места для самого наблюдателя. То есть лично для меня. Свёрнутый спальный мешок пока что выполнял роль походного мягкого сиденья. А вот надёжной защитой от моросящего дождя и сильного ветра должна была стать моя плащ-палатка. Но для этого её предстояло хорошенько подготовить. Чем я и занялся…

  Но сперва я внимательно осмотрел всю округу в ночной бинокль. Пяти минут мне хватило с головой, чтобы убедиться в отсутствии подозрительных огоньков, мрачных вражеских силуэтов или непонятных источников света. Затем я развернул плащ-палатку и принялся тщательно ощупывать её края. Мокрые пальцы мёрзли, но всё ещё мне подчинялись… Где-то на срезе должен был находиться кончик вшитой в плащ-палатку верёвочки, которая охватывала один из углов широкой дугой. Но по всей видимости я начал не там, где было ближе всего… И потому Закон Подлости явно торжествовал… Я злился и чертыхался, однако продолжал перебирать замёрзшими и негнущимися пальцами задубелые края плащ-палатки в поисках той самой верёвки. Она не могла там не быть!.. Ведь ещё перед выходом я осмотрел плащ-палатку, чтобы проверить её по всем функциональным особенностям. Поэтому я точно знал, что вшитая в плащ-палатку верёвочка находилась на своём законном месте. Она даже перемещалась в оба направления, что являлось хорошим признаком…  

  И вот… Я поочерёдно нащупал оба конца верёвки, еле торчащие из сходящихся в один угол краёв плащ-палатки. После чего с вспыхнувшей радостью осторожно потянул первый кончик верёвки. При этом моя левая рука постепенно стягивала ткань плащ-палатки в противоположном направлении. Затем то же самое я проделал и со вторым концом верёвки. Не забыл я стянуть и другую сторону тонкого брезентового угла. Когда всё закончилось, моя плащ-палатка превратилась в некое подобие дождевика с капюшоном. Я не стал возиться с подгибанием нижнего угла, чтобы не терять лишнее время. Да и пальцы замёрзли слишком сильно. Мне было вполне достаточно того, что у меня сейчас получилось...  

  Я накинул этот солдатский плащ на себя, набросил капюшон на голову и осторожно уселся на свёрнутый спальник. Причём таким образом, чтобы длинный задний угол прикрывал собой и моё сиденье. Ведь дождь и ветер здесь хоть и не лютовали с той силой, как на других сторонах горной вершины, но они всё-таки тут имели место быть.

  «Месяц февраль решил достать меня и здесь… -думал я. –Ну… Что ж…»  

  В связи с этим я и предпринимал всяческие меры, чтобы ослабить неприятное воздействие дождя и ветра как на меня, так и на моё вооружение. Правой «полой» военного плаща я накрыл свой пулемёт, чтобы он зазря не мок под дождём, а по-прежнему сохранял необходимую боеготовность. Затем я подправил свисавший сверху самый кончик угла-капюшона, засунув его вглубь. Потом мои пальцы связали оба конца верёвки, чтобы армейский плащ не слетел с меня от сильного порыва ветра. После чего я поплотнее закутался и стал ждать…

  Сидя на своём наблюдательном посту, я ждал того светлого момента, когда закончится холодный февральский дождь. Периодически подправляя распахивающиеся края плаща, я ждал прекращения сильного ветра или хотя бы его ослабления. Раз за разом поднося к глазам ночной бинокль и упорно надавливая негнущимся пальцем на выскальзывающую кнопку включения, я настороженно ждал появления в моём секторе наблюдения каких-либо огоньков, а то и рыскающего света фар движущегося автомобиля или чего-то ещё подозрительного…  

  Но более всего я ожидал окончания нашего ночного дежурства. Потому что в столь отвратительную погоду лучше всего… Это понятное дело, что сидеть дома у окошка рядом с тёплой батареей и пить горячий чай с вареньем или мёдом… А то и чего покрепче… Да в приятной кампании женской половины человечества… Но, увы… Сейчас всё это было слишком уж нереальным… Очень далёким и пока что совершенно невозможным…  

  А потому я воспринимал свою нынешнюю жизнь именно такой, какой она и была. То есть суровую и несказанно трудную солдатскую службу. Да ещё и в далёком, абсолютно неприветливом Афганистане. А также в февральскую ночь… С её промозглым холодом, непрекращающимся дождём и пронизывающим ветром.  

  А мечтал я в эти долгие-предолгие минуты только об одном: быстренько спуститься вниз, оборудовать лёжку, забуриться в спальный мешок, накрыться плащ-палаткой и… Некоторое время послушать то, как дождь барабанит по задубевшей ткани… После чего и уснуть. Причём, хотя бы так часиков на четыре или даже пять… Ну, а если будет шесть… То это совсем уж великолепно!

  Но до этого счастливого мига ещё было не скоро… До столь благословенного момента оставалось пять или шесть долгих-предолгих часов. Очень долгих…

  И я продолжал сидеть, смотреть и ждать.

  Глава 12. НОЧНЫЕ ЗАБОТЫ, РАДОСТИ И ДАЖЕ КОШМАРЫ.

  Ближе к полуночи некогда моросящий дождь постепенно усилился. По моему мнению, он попросту перешёл в слабенький такой ливень. Температура воздуха тоже не баловала своей чуткостью и доброжелательностью К ЛЮДЯМ. Да и афганский ветер продолжал дуть с неубывающей силой. А я всё ждал и ждал…  

  Чтобы хоть как-нибудь отвлечь себя от этого страшно тоскливого чувства ожидания, я подолгу всматривался в ночную оптику. В её мерцающе-зеленоватом свечении окружающая меня мерзкая ночь представала в несколько облагороженном виде. Поскольку мне сейчас удавалось наблюдать то, что находится не только в непосредственной близости, но и за десятки километров. А может быть даже и за сотню… 

  Ведь принцип действия военного бинокля БН-2 основан на электронно-оптическом усилении естественной освещённости Земли. На её поверхность даже в ночное время попадает самое разнообразное космическое излучение: начиная от слабого сияния далёких звёзд и заканчивая солнечным светом, так любезно отражённым нашей Луной. А вот в наглухо закрытом подвале этот бинокль БН был бы абсолютно беспомощен, поскольку в совершенно тёмном помещении вообще отсутствует какое-либо освещение. Даже самое слабенькое отражённое или рассеянное. 

  Совсем иное дело – тёмная ночь в афганской пустыне. Низкие чёрные облака хоть и заволокли всё небо, однако сквозь их непроглядную толщу всё равно проникал космический свет. Видимость, конечно же, похуже… Ведь при чистом небосводе и ярко сияющих звёздах, а тем паче при наличии полной Луны… В этих благоприятных условиях ночной бинокль работает лучше всего! Но и при нынешних климатических факторах военный трудяга БН продолжал функционировать в почти что нормальном режиме. 

  Мне довольно-таки хорошо были видны бесчисленные барханы и саксаульная растительность, очень привольно раскинувшиеся на все стороны света. Понятное дело, что чем дальше углублялся мой взор, тем становились хуже визуальные способности бинокля. Но в радиусе одного-двух километров всё вроде бы было в порядке. А вот растущие у подножия кусты я различал с такой чёткостью, что даже видел их сильное колыхание от особо яростных порывов ветра.  

  Но меня сейчас в наипервейшую очередь привлекали самые разнообразные источники света. Именно их и стремился обнаружить мой вооружённый взор. Будь то свет фар автомобиля или его же габаритные огни, отражённое излучение панели приборов или зажжённая сигарета. Ведь это является главным опознавательным признаком появления в пустыне одного человека или же некоторого количества людей.

  А поскольку здесь и сейчас только лишь наши разведчики-спецназовцы являлись самыми хорошими ребятами, то есть очень положительными героями советских телерепортажей… Значит из данной аксиомы истекало следующее: все остальные люди, которые в тёмное время суток так и шастают по афганистанской пустыне… Все эти подозрительные и коварнейшие личности являются только врагами нашей народной власти! Только врагами и никак иначе!.. Которых и следует уничтожать при первой попавшейся возможности. Тем более, что и благовидный предлог уже имеется.

  «Никогда не надо быть подлецами и негодяями! Особенно в афганистанской пустыне! А тем более в строгий комендантский час! Это точный и совершенно неоспоримый факт!»  

  Но вокруг было совершенно безлюдно. Никто не пожелал шляться в такую погодку по зимним пескам и барханам. Даже босиком! По этой расчудесной стране саксаульного кашемира… Ну, не китайского же шёлка…

  «Как там было у Сергея Есенина?!.. И страна берёзового ситца не заманит шляться босиком! А тут и подавно…»  

  Единственной световой отрадой теперь оставался далёкий-предалёкий горизонт. Там, то есть за еле видимой оконечностью земли, постоянно что-то происходило, о чём чрезвычайно красноречиво свидетельствовали какие-то всполохи и зарницы, непонятные огни и неясные блики… Не были редкостью и неугасающие зарева… Словно там что-то беспрестанно горело иль даже пылало… Все эти отдалённые признаки человеческой деятельности очень хорошо различал мой ночной бинокль. Только вот понять первопричину этих световых явлений… Увы… Это было непостижимо.

  Зато другая афганская иллюминация была понятна более чем… Из-за тёмной линии горизонта вверх взмывали длинные трассирующие очереди. Подчиняясь воле невидимых мне стрелков, эти ночные светлячки то летели одной пунктирной линией в самую небесную высь… Так и исчезая где-то в атмосфере… То такие же огоньки взлетали в небо своеобразной дугой, стремительно разлетаясь вверх странной и постоянно увеличивающейся кривой линией. В этих случаях заскучавший автоматчик или пулемётчик несколько забавлялся… Нажимая на спусковой курок и одновременно с этим проводя грохочущим стволом в разные стороны…  

  Наблюдая за отдалённым военным фейерверком, я даже завидовал тем, кто сейчас находится в отличнейшем расположении духа. Ведь это так замечательно! Выйти из какого-нибудь тёплого помещения, да и выпустить в тёмное небо пару сотен трассирующих пуль! Наверное, это дембеля прикалываются. Ведь молодой пулемётчик или автоматчик отлично знает, как трудно и муторно снаряжаются патроны в ленту в зимних условиях… Или же в автоматный магазин. Когда коченеют пальцы… А мёрзлые патроны не хотят им подчиняться… Молодой солдат не будет создавать себе дополнительную работёнку… Ведь за него никто не снарядит новую ленту или магазин…

  «Это наверняка пулемёт. –думал я, заприметив на горизонте одну развесёлую огневую точку. –Ишь, как палит! Вроде бы восьмёрку выписывает. В ночном-то небе!.. Так и водит стволом… Туда-сюда-обратно… Стервец! Хоть и пулемётчик… Автоматных тридцати патронов ему бы никак не хватило! Это точно пулемёт. Может быть даже ДШК. Или КПВТ… Наш или нет?! Патронов не жалеет… Скорей всего, это наш. Пехота балуется… Афганцы так только по праздникам стреляют. Или на свадьбах. Э-э-эх… Ну-у… Чего же здесь так холодно? А-а?»

  Я уже замёрз и очень устал. Застыли пальцы, держащие ночной бинокль, и я засунул руки как можно глубже под бушлат, расстёгнутый на груди на одну пуговицу. Только там и можно было согреть закоченевшие ладони. Остальные части моего тела тоже взывали о скорой тёплой помощи, настойчиво требуя к себе сострадания и человечности. 

  Ведь на мне сейчас были одеты лишь те вещи, которые и выдало Министерство Обороны. Ближе всего к телу располагались солдатские кальсоны и рубаха, гордо именуемые как военное хлопчатобумажное нижнее бельё. Меня также согревали горное обмундирование из тонкой брезентовой ткани, армейский свитер под названием «Тёплый, как печка!» и зимний бушлат. Ну, на голове шапка-ушанка. Рукавицы лежали в кармане. Поскольку в них невозможно пользоваться ночным биноклем. Вот в принципе-то и всё!  

  Хуже всего было ногам. Как всё тем же исстрадавшимся ступням, так и коленкам, да и всему остальному. Отсыревшая одёжка, то есть тонкие кальсоны и горные штаны совершенно не желали спасать от ночного холода мои нижние конечности. Вот и пришлось мне, повинуясь голосу благоразумия, раскатать спальник и всунуть в него свои закоченевшие ноги. На какое-то время это помогло… Но затем собачий холод опять взял своё, отчего нижние мои оконечности окоченели вновь… Пришлось подтянуть замёрзшие колени под самый мой подбородок… Да так и сидеть… Стуча зубами…

  Эта мелкая противная дрожь меня доставала больше всего… Оказавшиеся в относительном тепле пальцы очень быстро замирали в блаженной истоме… Замёрзшие ноги ныли с одинаковым постоянством. Спина периодически самоотстранялась от холодной поверхности цилиндра… Чтобы хоть «на-немного», но всё же самоотогреться… Даже пятая моя точка… Особо так не возмущалась от слишком уж близкого соседства с зимней горной породой… И только лишь мелко-мелко стучащие челюсти с предельной точностью отражали истинное положение дел во всём моём организме.

  Солдатский голод – это точно не двоюродная сестра матери… А афганский холод – тем более не двоюродный брат отца… Непрекращающийся ливень тоже не входит в число ближних родственничков… И даже в гораздо большее количество дальних дядюшек, тётушек, племяшей и внучков…  

  И всё же я находился в таком месте, где ветер дул с меньшей силой, а ливень поливал чуток послабей… От этих неприятных моментов меня слегка спасал тот самый цилиндр, возвышавшийся над всей горой… Он-то и создавал естественную защиту… Если б здесь имелась пещерка или ниша, то это было совсем уж замечательно… Но, увы… В боковой поверхности цилиндра не было даже мало-мальски подходящей впадинки или углубления… В которые мог бы вжаться человек…

  «Ну, да… Если бы эта выемка имелась, то я в неё точно втиснулся… Чтобы на меня дождь не капал… Хотя бы так… Ветер можно потерпеть… Но эта водичка с неба… С самого же вечера льёт!.. Как мы поднялись… Хотя, нет… Мы ещё внизу сидели… Возле рюкзаков… Уже тогда дождичек накрапывал… А когда мы поднялись, то он уже припустил сильнее… А вот потом и вовсе разошёлся… Ветер тоже усилился… Как же всё хорошо!.. То есть совсем не всё… А то, что мне досталось это место… Хоть и самое дальнее, но гораздо лучшее… И как там Агапеич с Малым?... Всё сидят и сидят… На своих позициях… Ведут, так сказать, наблюдение… Окачурятся же! От всего этого… Ветра, дождя и холода! Рэксы… Спецназа…»  

  Наконец-то «всё это» поняли и мои непосредственные соседи по нашему общему верхнему этажу. Сначала ко мне подкрался солдат Агапеев. Он уже долгое время перебирался в мою спасительную сторону, делая небольшие перебежки. Но дождь и ветер гнали его всё дальше и дальше… Пока на пути Владимира Владимировича не оказался некто Альберт Маратович…

  -Я… Л-лучше… З-здесь… П-п-посижу! 

  Я продолжал молча сидеть на своём месте, даже и не подумав отодвинуться чуток в сторону. Ведь справа от меня имелось столько свободного места. И гостеприимные замашки сейчас казались столь ненужной дикостью, что об этом даже не хотелось думать. А тем более говорить…

  Однако спустя минуту-другую я всё же сказал что-то доброжелательное:

  -С-садись!

  -С-сы-па-си-ба! –пробормотал в ответ солдат Агапеев, уже окончательно устраиваясь рядом со мной.

  Я тоже помнил этот великолепный мультфильм и не смог не произнести заключительную фразу:

  -Ты… З-заходи… Если что!

  Но шагать напролом через деревенский плетень здесь не требовалось. Да его и не было. Однако советский мультик «Жил-был пёс.» поражал своей актуальностью даже здесь…

  -З-замёрз… К-как… С-собака… -произнёс мой боевой напарник минут через пять, когда он немного отогрелся.

  -Я тож… -подтвердил я.

  Разговаривать в такую погоду – это лишняя трата как драгоценного внутреннего тепла, так и скудных наших килокалорий. Поэтому мы надолго замолчали. Зато в ночную оптику теперь можно было смотреть по очереди. Подолгу так не высовывая наружу свои озябшие-перезябшие пальчики. Хоть и мелочь, а всё-таки приятная…

  А затем с левой стороны к нам подобрался разведчик Малый. Когда Коля увидел нашу сплочённую холодом боевую двойку, он попытался было прокачать свои права… Как якобы борзого фазана, так и старшего нашего разведдозора.

  -Вы чего тут вдвоём расселись? –запредельно наглющим тоном заявил самоотверженный боец спецназа по имени Микола. –А ну-ка! По своим местам шагом марш!

  Солдат Агапеев тут же впал в безмолвный ступор. Однако у меня сразу же нашлось чем ответить храброму представителю семейства фазаньих. Нет… Я не сказал ни единого слова о том, что… «Фазан – это птица глупая и тупая!»… Чтобы ненароком не обидеть ни Колю, ни других пернатых его собратьев…

  -А ты чего сюда пришёл? –резонно полюбопытствовал я. –Вот я здесь сижу на своём месте. Как мы и договаривались. Вова пришёл…

  Пока я таким образом заговаривал крупненькие Колины зубки, мой боевой напарник уже пришёл в себя… 

  -Время узнать! –быстренько вставил боец Агапеич.

  -У него часов нет. – продолжал я. – А ты чего сюдя пришёл?

  Из всей нашей тройки часы имелись только у разведчика Малого. Вследствии чего агапеевская отмазка оставалась только лишь его персональной отговоркой. У хмельницкого хохла Миколы выбора не было никакого…

  Поэтому он просто сел слева и больше с глупыми вопросами к нам не лез. Чему мы с Вовой были несказанно рады. Ведь холод, дождь и ветер зверствовали почти везде… Но с этой стороны чуть-чуть поменьше.

  Так мы стали смотреть в ночную оптику уже втроём… Сначала солдат Агапеев. Затем, через пять минут, уже я. И после меня - разведчик Малый. Однако в пустыне всё оставалось по-прежнему… Безлюдно и одиноко.

  Минут через двадцать хохол Микола решил побаловаться местным, скажем так, табачком-самосадом. Он скрутил здоровенную козью ножку, засыпал в неё тёмненькую смесь… Которую он перед этим долго растирал грубыми своими пальчиками… И вскоре на нас с Володей пахнуло сладеньким запашком афганского чарса… То есть ядрёного гашиша…

  Наверное, хитрющий фазан Малый всё-таки решил добиться своего и согнать нас обоих с насиженных мест. Однако он явно просчитался… Младший сержант Зарипов и рядовой Агапеев мужественно переносили все тяготы этой газовой атаки…

  Однако всякое терпение имеет закономерное обыкновение когда-нибудь да заканчиваться…

  -Малый! –не выдержал Владимир Владимирович. –Отойди чуток в сторону! А то уже дышать нечем!

  -Эх, вы-ы… -произнёс уже раскумарившийся старший товарищ. –Молодё-ожь…

  Больше он не произнёс ни слова… Наверное, забыл… Что ртом ещё можно и разговаривать…

  Прошло минут пять… Затем десять…

  -Алик! –Агапеич даже чуть толкнул меня. –Ты посматривай за ним. А то ещё улетит… Куда-нибудь.

  Я тоже был наслышан о всевозможных способностях наших военных курильщиков… Которые в зависимости от сорта табачка-самосада могут и смеяться как клоуны-психопаты… И рыдать так, что им позавидуют профессиональные похоронные плакальщики… Да и многое другое умеют вытворять наши солдатики, улетевшие в мыслях в самые заоблачные дали…  

  Однако самые расчудесные чудеса начали происходить не сразу и не со всеми. Разведчик Малый продолжал бродить по райским кушарям в поисках прелестных девчат. У которых непременно имеются и горилка с перцем, и копчённое сальце с лучком да краюхой чёрного хлеба… Солдат Агапеев молчал и наблюдал в бинокль… Я тоже вроде бы чувствовал себя очень даже великолепно… Да только сам я этого пока что не ощущал… И не понимал…

  Вдоволь налюбовавшись окружающими красотами, Вова передал мне все эксклюзивные права на дальнейшее визуальное использование близлежащих природных достопримечательностей. Чем я и не замедлил воспользоваться… Ведь очаровательнейший ночной пейзаж афганской пустыни Регистан, да ещё и в феврале месяце, а тем более в пр-рел-лестнейшую дождливую погодку и при наличии наилегчайшего ветерка!..

  «Бр-р-р!.. Да чтоб она провалилась во все тартарары! Эта чудненькая афганистанская погодка…»  

  Получив несказанное визуальное удовольствие от мирных ночных просторов Афганистана, я медленно опустил свой бинокль и уже по привычке засунул озябшие руки под бушлат… Как вдруг моё внимание привлекли несколько тоненьких лучиков света, так и рыскающих у самого подножия нашей горы! Они появились так внезапно… Но наблюдались очень хорошо… Было такое впечатление, что внизу ходит трое или даже четверо человек и что-то ищут на земле при помощи включённых небольших фонариков. Ну, наподобие того китайского фонарика, который я часто видел у нашего командира группы. Ну, с двумя пальчиковыми батарейками и узким лучом…  

  -Смотри! –возбуждённо воскликнул я и резко толкнул Агапеича в бок. –Туда! Вниз!

  Моя рука тут же показала в том направлении, где и продолжали рыскать несколько лучиков света. Однако солдат Агапеев почему-то ничего там не узрел…

  -Где? –встревоженно спросил он. –Да где же?

  -Вон! Внизу! –я опять ткнул рукой в подножие горы, на которой мы сейчас находились. –Смотри! Там их трое или четверо! Все с фонарями!

  Я даже подтянул к себе пулемёт, но тут же передумал. Ведь о происшествии следует немедленно доложить командиру группы. Но не по радиостанции, «благополучно» забытой на днёвке по причине усталости… Для этого оповещения начальства нам надо кого-то отправить к ни о чём не подозревающим разведчикам. Которые спокойно сейчас спят. Я даже похолодел от той ужасной мысли, что бродившие внизу люди сместятся метров на сто-двести в левую сторону… Именно туда, где и находится лагерь…

  Однако и разведчик Малый ничего внизу не видел…

  -Да что ты брешешь? –заявил он с возмущением старого вояки. –Нема там никого!

  Я в большом нетерпении поднял свой бинокль БН и направил его именно туда, где и шастали обладатели фонариков. Ведь если эти два балбеса ничего не видят невооружённым взглядом, то в ночную оптику они обнаружат всё! Ведь свет фонарей будет виден в бинокли очень великолепно!  

  Каково же было моё удивление… Когда в свой бинокль ночного, понимаете ли, видения… Я не обнаружил ничего! Помотав головой, чтобы убедиться в том, что я сейчас не сплю… ведь такого не могло быть ни при каких обстоятельствах!.. Я посмотрел вниз без бинокля… И!.. Я опять увидел эти фонарики!

  -Да вот же они! –воскликнул я и опять поднёс бинокль к своим глазам.

  Но в зеленоватом мерцании оптико-электронного окуляра я опять не узрел ничего!

  -Да что за херня! –выругался я и протёр пальцами стеклянные линзы бинокля. –Так вижу, а в БН нет!

  Действительно… Обычным взглядом я видел эти распроклятые фонарики, которые по-прежнему выписывали замысловатые круги, восьмёрки и петли на одном и том же месте… Чего совершенно не наблюдали ни разведчик Малый, ни солдат Агапеев… А когда я подносил к своим глазам ночной бинокль и смотрел вниз уже вооружённым взором… То я тоже не обнаруживал ничего подозрительного…

  Наступила какая-то странная и очень даже неопределённая пауза…

  -Ты это чего? – наконец-то спросил меня Владимир Владимирович.

  -Да вроде бы всё нормально. –ответил я.

  Однако смутные сомнения уже терзали мою взбудораженную душу. Если я видел свет блуждающих фонарей обычным взглядом, то эти же лучи тем более должен был обнаружить ночной бинокль! Ведь он потому-то и действует, что усиливает любое мало-мальски естесственное освещение. А тут ведь искусственный источник света! Причём электрический!.. Пусть с двумя пальчиковыми батарейками и махонькой лампочкой с крохотной направляющей луч линзой… Но ведь этих фонариков было три или даже четыре! И в ночной бинокль их не было видно!

  Что-то здесь было не то… 

  «Ерунда какая-то получается! –подумал я. – Или галиматья… Или как её?.. Чертовщина самая натуральная! Вот!..»

  Чтобы хоть как-то, но всё-таки успокоиться и прийти в нормальное адекватное состояние, я закрыл глаза… И минут пять просидел в таком полностью отключенном положении… То есть в абсолютном самоотстранении от всего окружающего мира.

  Наконец-то я вздохнул более-менее расслабленно и открыл свои ненаглядные очи… И с замирающим сердцем посмотрел вниз…

  Фонариков там не было.

  «Это оптический обман зрения! –с некоторой радостью подумал я про совсем уж недавнюю ситуацию. –Или иллюзия! Точно!.. Так оно и есть! Я увидел то… Чего на самом деле не было! А то бы я различил всё в ночной бинокль. Но всё теперь нормально!.. Всё в порядке! И это хорошо…»  

  Наше совместное дежурство продолжилось… Как будто ничего такого только что и не произошло. Мы по-очерёдно наблюдали за местностью в свои ночные приборы и по-прежнему мёрзли…

  Вдруг я увидел дембеля Ахмада… Он осторожно шёл по склону метров на десять ниже нас… Причём, будучи обращённым лицом в нашу же сторону… И осторожно переступая боковыми шажками… Широко расставив в стороны обе руки… Как будто для сохранения равновесия… Ведь склон-то был очень скользким… Но Ахмад не просто шёл… 

  Он негромко повторял одно и то же…

  -Крав-ва! -говорил дембель Ахмад.-Крав-ва! Кр-рав-ва!

  Я отлично знал и этого узбека из старослужащих нашей первой роты… Да и фазана Кравченко, которого он разыскивал… Невысокую и плотную фигуру дембеля Ахмада, а тем более его легко узнаваемые интонации при произношении прозвища «Крав-ва!»… Их невозможно было ни с кем спутать!

  И поэтому, когда Ахмад в очередной раз позвал своего подчинённого… Я ответил, даже не задумываясь…

  -Ахмад! –громко произнёс я. –Чего ты здесь Краву ищешь? Он же в первой группе!

  Едва я договорил, как меня тут же пронзила внезапная и ужасающая мысль…

  «Что это я?! Ведь и Ахмад из нашей первой группы! И Крава сейчас там же должен быть! А что Ахмад здесь делает? »  

  Я обоими кулаками растёр свои глаза… И только потом посмотрел туда, где только что находился дембель Ахмад… Но его на том же месте уже не было! Он словно испарился! Или сквозь землю провалился! И это было опять… То есть что-то необъяснимое…

  Я опять опешил… Так и не поняв того, что сейчас произошло…

  А справа меня дёрнул за рукав солдат Агапеев.

  -С кем это ты только что разговаривал? – спросил Володя встревоженным голосом.

  Я молчал… Даже и не зная что ему ответить… Настырный агапеич вновь повторил свой вопрос…

  -Да мне сейчас померещилось… -честно признался я. –Что идёт по склону Ахмад и зовёт Краву. А я ему сказал, что Кравы здесь нет. Что он в первой группе.

  Слева подал голос разведчик Малый:

  -Так и Ахмад в первой группе! Чего ему тут делать?

  Да и я это уже понимал на все сто десять процентов. Первая группа нашей роты, которая обозначалась как РГ №611, в настоящее время находилась где-то поблизости… То есть тоже в пустыне Регистан… Но километрах эдак в сорока или даже пятидесяти… Если не больше… Ведь на три наши разведгруппы были выделены совершенно разные районы… В которых они сейчас и пребывали… Так что… Ни первая группа, ни входящий в её состав дембель Ахмад вместе с фазаном Кравой… Никто из них, ну, никак сейчас не мог находиться в нашем районе ведения боевых действий… А тем более на этой чёртовой горе! С самым разэтаковским цилиндром на растаковской вершине…

  -Да у тебя, наверное, уже глюки пошли?! –со смехом предположил разведчик Малый. –То тебе фонарики внизу мерещатся… То Ахмад с Кравой тут шарятся…

  Я молчал… Скорей всего, так оно и было… Но ведь раньше со мной никогда такого не происходило. А тут… Возможно я очень сильно устал… Наверняка именно поэтому…

  Вдруг я заметил краем глаза то, как мой пулемёт ПКМ сдвинулся со своего места и заскользил вниз. Меня охватил такой ужас, что я сейчас лишусь своего боевого оружия. Ведь страшнее на войне нет ничего!.. И я как сидел с поджатыми коленками, да ещё и в спальнике… Так я и бросился догонять свой удаляющийся пулемёт…  

  «Ой!»

  Я одним рывком изменил положение своего тела, резко нагнувшись вперёд, и даже сделал несколько быстрых шагов обеими руками… Ведь мои ноги по-прежнему находились в спальном мешке… Как вдруг я зацепился правой кистью за что-то холодное и жёсткое… К моей величайшей радости это оказалась одна из сошек моего родного пулемёта… Который стоял на своём прежнем месте! То есть именно там, куда я его и установил!.. 

  Это означало две бесспорные истины… Первая была радостной и она говорила лишь о том, что мой пулемёт ПКМН №ВН380 не изменял своего местоположения. Он не трогался со своей позиции. Он не скользил вниз по пологому склону… Он не летел в чёрную пропасть. Он просто стоял на своём месте! Как ни в чём не бывало…

  Вторая истина говорила уже об очень многом…Мне только лишь показалось, что мой персонально-закреплённый пулемёт поехал сам по себе вниз по склону. Я как самый настоящий… В общем, как самый настоящий… Словом, я почапал на обоих руках вниз за ускользающим пулемётом. Тогда как он преспокойненько стоял себе на своём же месте. Всё мне попросту померещилось!.. А значит… Мои боевые товарищи сейчас могут подумать обо мне чёрт знает что…

  Так оно и вышло… Все эти стремительные мысли только промелькнули у меня в голове… Я лишь за малым… То есть едва не успел возвратиться в своё прежнее положение… Честно говоря… Я ещё стоял на четвереньках… Машинально поправляя пулемётную сошку…  

  Как справа послышался голос солдата Агапеева, который уже встревожился не на шутку.

  -Алик! Ты чего? –спросил Володя.

  Его откровенно озадаченные интонации… А ещё больше явно прозвучавшая в голосе тревога… Всё это заставило меня предпринять хоть что-то… Но лишь бы прекратить всю эту вакханалию… Ведь за последний час со мной уже в третий раз произошло что-то труднообъяснимое… И дальнейшего продолжения я не хотел… 

  Я встал прямо под дождь и решительно скинул с себя плащ-палатку…

  -Не-е, мужики! –сказал я твёрдым и не терпящим возражений тоном. –Что-то я сегодня устал! Слишком сильно устал! Всякая чертовщина мерещится…

  Меня отлично поняли…

  -И что сейчас? – без всякой тени юмора или скабрезности спросил Малый.

  Я оглянулся влево и честно признался во всём произошедшем:

  -Как будто мой пулемёт сам по себе вниз заскользил! Вот я и бросился догонять!

  Тут я запнулся, даже и не зная, что же мне сказать… Крупные дождевые капли падали на моё лицо… Что-то холодное пролилось мне под горло и потекло дальше… Вниз… Но я лишь подправил воротник… Продолжая что-то обдумывать…

  Разведчик Малый и солдат Агапеев помолчали с минуту… Видимо, принимая мои слова к своему сведению. Потом первым заговорил Микола…

  -Может ты в лагерь пойдёшь? –предложил он просто и серьёзно.

  Я не ожидал такого поворота событий и не сразу нашёл, что ответить на столь заботливое отношение.

  -А сколько времени осталось? –деловито поинтересовался Володя. –Коль! А может он действительно… Пойдёт вниз… И новую смену разбудит!

  Разведчик Малый при помощи включённого ночного бинокля уже пытался разглядеть циферблат своих часов. В слабом зеленоватом свечении я видел только часть его лица… Но вот он выключил БН.

  -Ещё тридцать с чем-то минут. –произнёс Колян. –Ну, ты иди. Пока доберёшься минут десять-пятнадцать пройдёт. Пока они встанут и сюда дотопают… Ещё столько же времени понадобится.

  Я облегчённо вздохнул и стал молча собирать свои вещи.

  -Ты только посильнее их буди. –напомнил мне Агапеич.  

  -У них старшим Сальников! –сказал мне Малый. –Его буди в первую очередь. А Билыка и Шпетного уже после…

  Я успел перебросить через плечо плащ-палатку и спальный мешок, надел на шею ночной бинокль. Затем я взял пулемёт за ручку… 

  -Ты как пойдёшь? –спросил меня напарник. –По тропинке?

  Тут я и задумался… Ведь солдат Агапеев как нельзя вовремя задал мне очень важный вопрос.

  -А как лучше пойти? –спросил я озадаченно.

  Мне в данную минуту очень уж нравился пологий склон, который спускался вниз прямо перед нами. Ведь до тропинки ещё надо дойти по верху. Причём, постоянно держась за выщербленную боковую поверхность цилиндра… А дождь-то продолжал лить. Превращая поверхность горы в скользкое месиво… Да и промахнуться в темноте мимо протоптанного спуска… Не так уж трудно… И на той тропинке полным-полно неразорвавшихся НУРСов… Если я буду спускаться с той стороны… Как по тропке, так и поблизости от неё… Всякое ведь может случиться…

  «Наступлю ненароком… Или задену этот НУРС…»

  В общем… Я принял решение идти вперёд. Чтобы спуститься вниз прямо по этому пологому склону. А уж внизу обойти гору влево. Чтобы прямиком выйти к нашему лагерю.

  Предворяя своё путешествие по незнакомому маршруту, я посмотрел через ночной бинокль на этот горный склон, совершенно лишённый какой-либо растительности… Но зато пологий… Во всяком случае так он выглядел с моего места… Откуда я и вёл своё наблюдение всё время дежурства… Правда, я спущусь именно туда, где час назад лавировали и рыскали неизвестные обладатели китайских фонариков… Но сейчас их не было видно. Так что путь был свободен.

  И я пошёл вперёд. 

  -Ну… -сказал я, не оборачиваясь к оставшимся позади товарищам. –Пока! Я скоро!

  -В добрый путь! –как заправский крестьянин пожелал мне разведчик Малый. –Поосторожней там!

  Я ему не ответил и продолжил спускаться вниз.

  -Достань что-нибудь… Из рюкзака! - попросил меня Агапеич уже вдогонку.

  -Вот ты даёшь! –упрекнул его Микола. –Тебе лишь бы пожрать! Проглот!

  Солдат Агапеев что-то проворчал, но я уже их не слышал. Ведь и в самом-то деле!.. Спускаться вниз по скользкому склону, да ещё и ночью при проливном дожде… Это ещё то удовольствие…

  А метров через пятьдесят или даже сто пологий склон закончился. Я остановился на краю то ли обрыва, то ли расщелины… Так и не зная того, что же мне стоит сейчас предпринять. Подниматься обратно к цилиндру и обходить его до той тропинки… Мне сильно не хотелось. Поскольку скользкий склон разъезжался под моими ногами… И подняться вверх теперь было трудно. Пришлось бы карабкаться, используя и руки. А ведь на мне висело столько всего…

  Был ещё другой вариант. То есть направиться вправо или влево по склону. По ходу движения можно было подыскивать более или менее подходящий спуск. Но неразорвавшиеся боеприпасы, разбросанные почти что по всей поверхности горы… И мне почему-то не захотелось идти ни влево, ни вправо.

  И остался передо мной только один путь… ведь вниз можно было спуститься и с этого обрыва… Вернее, расщелины. Поскольку она вдавалась в гору не столь уж большой выемкой… Её глубину я и попытался определить в ночной бинокль. Поизучав эту впадину минуты две-три, я пришёл к выводу, что глубина расщелины составляет что-то около трёх метров. Не так уж и высоко… Если учесть моё парашютно-десантное прошлое…

  Так я решился спрыгнуть вниз. Взял покрепче пулемёт в правую руку. Понадёжнее перекинул через левый локоть спальник и плащ-палатку… Вздохнул поглубже… Ведь мне предстояло сигануть в чёрную пустоту… Затем я решительно подошёл к самому краю и быстро спрыгнул вниз…

  И полетел… Полетел… полетел…  

  Глава 13. А ВНИЗУ-У…

  Мой полёт проходил нормально.

  «Ё-пе-ре-се-тэ! –думал я в страшном отчаянье, всё набирая и набирая скорость. –Ну, зачем? Что мне?.. Стоило… Хэк!»

  Я так и не понял, сколько метров мне довелось пролететь в очень свободном падении… Но мой полёт закончился тем, что я приземлился на что-то мягкое… И почти что не пострадал… Я сильно ойкнул, поскольку ночной бинокль своим длинным окуляром придавил мне кое-что особо ценное… 

  Но с ещё большим ужасом я внезапно понял то, что я хоть и упал на спальный мешок… Но вот мой пулемёт, который я и в падении крепко держал в правой руке… Он очень удачно приземлился на свой деревянный приклад, однако пулемёт при этом вырвался из моей руки… Поскольку моё тело всё ещё продолжало поступательно двигаться вниз… Пока моя пятая точка не коснулась мягкого спальника… Но за эти считанные доли секунды мой надёжный товарищ, помощник и боевой друг… Мой пулемёт Калашникова медленно кувыркнулся и полетел дальше… То есть вниз…

  И тут я выяснил то, что я сейчас нахожусь на небольшом глиняном выступе… Значит здесь завершилась только лишь первая часть моего полёта… Но теперь мне следовало срочно догнать улетевший вниз пулемёт… И я, быстро схватив спальник с плащ-палаткой, без особых раздумий и колебаний… Я опять прыгнул вниз.

  Полёт опять… Проходил в нормальном режиме. Я летел и летел… Пока не приземлился окончательно и бесповоротно. Некоторой особенностью стало то, что мне «посчастливилось» частично приводниться. Это моя правая нога угодила прямо в лужу… Её точные размеры я так и не определил, поскольку мне сейчас было совершенно не до географических открытий. Ведь вокруг стояла кромешная ночь. И дождь лил не переставая. На сильный ветер я уже не обращал никакого внимания…  

  Сейчас меня волновало только одно – моё боевое оружие! И я ползал на четвереньках по размокшей глине, стараясь нашарить руками мой родной ПКМ. А он лежал в нескольких метрах. И вскоре я на него всё-таки наткнулся. Мои скользкие от жидкой глины пальцы торопливо общупали всё оружие целиком, чтобы достоверно убедиться в его сохранности и целостности. Но всё вроде бы было в порядке. Ствол не погнут, сошки на месте, шомпола не слетели, крышка ствольной коробки не открылась. Даже коробка с сотней патронов была на своём законном месте.  

  «Слава Богу!.. Всё на месте! И пулемёт!.. И всё остальное!.. Слава Богу!..»

  Даже нечего и говорить про то, что я страшно обрадовался. Ведь сначала утерянное в падении, а затем и найденное после моего личного приземления оружие – всё это стало для меня самым сильным потрясением… Сперва я испытал огромный и внезапный испуг… Это поначалу, когда пулемёт кувыркнулся с выступа дальше в пропасть… Или обрыв… Мне это уже было не столь важным. Зато теперь… Когда родной мой пулемётик нашёлся! Я был почти что самым счастливым человеком на всей планете Земля! 

  «И это не пустопорожние байки.» 

  Ведь за утрату боевого оружия, да ещё и на реальном выходе мне влетело бы по самой полной программе. Поскольку это случилось бы на чужой территории, а значит пулемёт обязательно попадёт в руки моджахедов. То есть он затем будет применён против наших же солдат. Но до этого мне пришлось бы держать ответ прямо здесь! Сначала перед моим командиром отделения дембелем Кар-Карычем, затем пришёл бы черёд сержанта Ермакова, потом командира третьей группы, далее следовал командир первой роты капитан Перемитин… Ну, и так далее… Ведь разбирательство неминуемо продолжится уже в Лашкарёвке. А остальных должностных лиц нашего батальона я почти что и не знал. Но последнюю и завершающую точку поставил бы суд военного трибунала.

  «А вдруг мы его бы так и не нашли? – вполне резонно думал я. –Ни утром, ни днём. Угодил бы он прямиком в лужу!.. Или в жидкую грязь… Да ещё и с такой высоты! Утонул бы в этой жиже мой пулемёт и всё! Был бы полный «аллес»! А проводить здесь широкомасштабные поиски… Это вряд ли! Духов набежала бы тьма тьмущая! Им же не объяснишь, что мы тут пулемёт потеряли. То-то бы они обрадовались!»  

  За приятными мыслями и аналитическими рассуждениями о последующих вариантах развития событий, которые непременно могли произойти вокруг этой горы с цилиндром… Я сперва разыскал спальный мешок, а затем и плащ-палатку. Ночной бинокль по-прежнему висел на моей шее. Военный ремешок выдержал все полётные испытания и другие наземные перегрузки. Так что мой БН никуда не делся. Правда, грязи на нём было наляпано столько… Но тут я вспомнил про свои солдатские рукавицы, которые сразу же пошли в дело. 

  Потом я вспомнил про мой родной ПКМ и этими же варежками обтёр многострадальный свой пулемёт. И тут мне пришлось констатировать такой неизбежный в данных условиях факт, что жидкая грязь или глина забилась в ствол. Длинный пламегаситель мне кое-как удалось прочистить. А вот со стволом вышла небольшая загвоздка…

  Но время поджимало и поджимало, заставляя бросить все неотложные дела по незамедлительной чистке оружия и тут же отправиться на поиски остальных наших разведчиков. По моим предположениям, до лагеря группы мне надо было пройти ещё метров двести-триста-четыреста или даже все пятьсот. Этому расстоянию так и предстояло остаться в полной безвестности. Поскольку в дождливую ночь, да ещё и чавкая по грязи… Иногда шлёпая по лужам… В общем, считать сейчас пар-шаги мне не хотелось.  

  Перекинув пулемётный ремень через плечо и голову, чтобы мой ПКМ всё время поиска разведгруппы находился у меня за спиной, я шёл в ночи приблизительно в том направлении, куда и следовало мне идти. Спальник с плащ-палаткой затрудняли моё передвижение. Пулемётная коробка неприятно давила на позвоночник. Но я продолжал идти вперёд. 

  Самым главным препятствием сейчас являлись лужи, возникшие на глиняной почве в ходе этого дождя. Будь здесь песок, вода уходила бы в него целиком и полностью. Но у подножия горы почва была из глины… Может быть глинозём или что-то ещё… Все школьные уроки по природоведению уже давным-давно улетучились из моей головы. Да и плевать мне было на то, какого типа здесь почва… Ведь от обладания данной информацией ни мне легче бы не стало, ни эти растреклятые лужи никуда бы не исчезли.

  «Ну, что за местность! Пустыня называется! То нету воды, то её столько!.. Что… Хоть вплавь переправляйся! И это ещё называется Регистан! Страна, так сказать, песков! Тьфу! Баля!.. Оп-пя-ать…»

  Я ругался вполголоса, но шёл дальше. Небольшие лужицы мне особых хлопот не доставляли, поскольку я их практически не замечал. Вернее, просто переходил через них, обходясь малыми жертвами… То есть когда по луже в знак уважения и ради приличия шлёпала только одна моя нога… Другие мои шаги отзывались уже знакомым чавканьем грязи. Но когда под моими ногами несколько раз подряд слышалось бултыханье, то следовало даже не тормозить, а сразу же давать полный ход назад. То есть почти что плыть в противоположную сторону.

  Человек и пароход «Альберт Зарипов» почти что благополучно выбирался на относительно сухой берег, после чего держал путь дальше. К заветной цели – РГ №613! Ведь именно на меня надеялись Вовка Агапеев и Коля Малый, отправляя раньше времени вниз… Чтобы я дошёл до лагеря спящей группы и отправил на фишку очередную тройку разведчиков-спецназовцев…  

  Поэтому я упорно брёл дальше… На свои израненные ступни, а тем более на явно подмоченные пакистанские туфли я уже не обращал никакого внимания. Ну, какое это имеет значение по сравнению с боевой задачей: дойти и разбудить новую смену наблюдателей. Раз я всё ещё мог передвигать свои ноги в нужном мне направлении, то значит мои дела были в полном порядке. И для меня сейчас самым важным являлось вполне оправданное стремление не сбиться с верного курса. Чтобы не заблудиться в этой дождливой и холодной ночи. Ведь у меня на руках лишь пулемёт с сотней патронов… Да ещё и с забитым грязью стволом. Ну, и она!.. Моя последняя граната Ф-1. 

  Но слева чёрной громадой возвышалась гора с цилиндром. Она-то и служила мне очень хорошим ориентиром, который помогал мне сохранять нужное направление. Когда я обходил большие-пребольшие лужи, тёмная гора то удалялась от меня, то приближалась вплотную. В таких случаях я осторожно пробирался между берегом очередной лужи и высоким подъёмом… Иногда спотыкаясь о торчащие камни… Иногда оступаясь… Тогда, чтобы сохранить равновесие, я либо вытягивал руку влево и в конце-то концов упирался в гору… Либо же делал шаг вправо… Чтобы непременно угодить ногой всё в ту же воду… Мокрую, холодную и оттого противную…  

  Один раз вода дошла до самого подножия горы, то есть крутого склона и мне пришлось развернуться далеко вправо, чтобы обогнуть возникшую преграду. Но всё время я оглядывался влево, стремясь во что бы то ни стало, но всё-таки не упустить свой ориентир из виду. И мне это удалось… Самая дальняя оконечность лужи была обойдена и с каждым моим последующим шагом горная масса становилась всё больше и больше… Наконец-то она приблизилась ко мне вновь… Моя нога попала на возвышение, после чего я остановился и медленно-устало развернулся вправо…

  Тогда-то я и пошёл в прежнем направлении.

  На лагерь нашей разведгруппы я наткнулся не случайно, а вполне закономерно. Если бы мне не удалось это сделать с первого захода, то благополучно совершив ещё один «виточек» вокруг горы… Я всё равно вышел бы победителем! Но разведчик Малый и солдат Агапеев мне бы этого не простили никогда! Поскольку со второй попытки я вышел бы к месту отдыха разведгруппы только лишь к утру. К этому времени Микола и Владимир Владимирович если б не превратились в большие сосульки, то непременно перевоплотились бы в разъярённых снежных человеков. Эдаких вооружённых, голодных, невыспавшихся и оттого злых-презлых йетти! Которые спустились б с горы в поисках только одного… Ушедшего в ночь пулемётчика-призрака!.. То есть меня!

  Но всё обошлось и этой ночью. Мне удалось с первого раза отыскать всеобщее лежбище. Ведь я отлично помнил то, что почти все разведчики тире спецназовцы разместились на ночлег в одном месте. И только лишь меня с Агапеичем послали недалеко и вправо, чтобы мы на всякий пожарный случай прикрыли группу с этого душманско-опасного направления. То есть со стороны зелёнки.  

  Я какое-то время бродил среди большущих валунов, когда-то скатившихся с горы… Здесь же лежали тёмные бугры самой разнообразной формы. То были либо военно-туристические рюкзаки, либо наши отважно спящие разведчики… Которые не только забурились в свои спальные мешки, застегнув их на все пуговки… Они ещё и накрылись от дождя плащ-палатками. Причём, совершенно наглухо и с головой!.. Оттого все затаившиеся в тепле люди оставались так и неопознаваемыми личностями. Вследствии данного обстоятельства поиски потенциально-старшего наблюдателя Сальникова чрезвычайно осложнились.  

  Единственными представителями нашей военной разведки, кого я благополучно опознал, были связисты. Рядом с ними находились очень уж прямоугольные предметы, в которых при некотором желании и небольшом опыте можно было определить радиостанцию «Ангару», дополнительное какое-то устройство, а также неотъемлимый блок питания. Ещё вечером всё это радио-имущество находилось под плащ-палаткой, вернее, под одним её углом… Это добросовестные связисты накрыли от моросящего дождя не только себя, но и свой электронный аппарат-конструктор. Но ночью им, наверное, стало очень холодно и неуютно… А потому плащ-палатка была полностью утянута и старательно подоткнута под намокшие от дождя спальники.  

  Хоть мне когда-то довелось обучаться в Рязанском радиоинституте, но я не стал трогать чужого имущества. Запасные детали мне сейчас были без надобности, тем более что и электропаяльника абсолютно не имелось под опытной рукой, а средства военной радиосвязи нам ещё могли пригодиться. Но жертвовать своей плащ-палаткой я не стал.

  «Нехай сами связисты за своё барахло отвечают. И накрывают от дождя! –подумал я, явно подражая кому-то из недавних соседей. –Та-ак!.. Где же этот хренов Сальник? Где этот Вовочка?»

  Совершенно незачем… Но я всё-таки разбудил случайно подвернувшегося под мою руку дембеля. Но им оказался Серёга Кар-Карыч, который спросонья меня и простил, и помиловал… А ещё он указал мне то место, где мне и следует искать именно тех, кого и требовалось немедленно отправить на гору.

  Вовка Сальников лежал в своём спальном мешке и по всей видимости крепко спал. Отвернув край вроде бы его плащ-палатки, я наклонился к нему поближе, чтобы лично убедиться в том, что это безмятежное личико принадлежит именно тому, кого я так долго искал. Ошибки уже быть не могло. Если судить только лишь по сонному лицу, то его обладатель являлся именно Вовкой Сальниковым. И я немедленно тряхнул спящего бойца за плечо. 

  Увы… Но без-ре-зуль-тат-но! Молодой солдат продолжал спать крепким и здоровым сном. Наверное, он здорово устал на вчерашнем вечернем переходе… По афганскому такыру…

  -Сало! –позвал я его и дёрнул ещё раз. –Вставай! На фишку пора!

  -Угу! –промычал спящий солдат, продолжая оставаться абсолютно неподвижным. 

  Я позвал его погромче и потряс за плечо посильнее. Потом ещё раз повторил свои слова и действия. Но всё оказалось безрезультатным. Разведчик Сальников продолжал лежать в своём спальном мешке и только лишь невнятно угукал… Ну, как дряхлый и невыспавшийся филин. 

  Наконец я не выдержал… Ведь на горе всё ещё мёрзли Малый и Агапеич, а тут… А я уже столько времени потратил на то, чтобы разбудить одного бойца… Тогда как ещё следует поднять двоих его друзей-товарищей. Поскольку на фишку им надо идти только втроём. Как это и определил сержант Ермаков.

  -Сало! Сука! –вскричал я в каком-то отчаянье и даже злости.-Вставай! Так и сяк тебя, да разэтак! Вставай, сука! На фишку иди!

  Свою крепкую брань я уже собрался подкрепить хорошим ударом кулака… Моя правая рука поднялась до верхней точки короткого взмаха… Но вдруг со стороны послышалось чьё-то недовольство…

  -Это кто там матерится?

  Я сразу узнал голос командира роты… И моё тело буквально замерло… Но всё же успев убрать правую руку вболее миролюбивую диспозицию. Естественно, что я никак не ответил… Втайне надеясь на то, что ротному станет неинтересно и он уснёт дальше хорошим, просто таки замечательным сном…

  Поэтому я выжидал… 

  Однако капитан Перемитин повторил свой вопрос:  

  -Это кто там?

  Уже вторично не отвечать старшему по званию, да ещё и непосредственному командиру нашего подразделения – это уже было явной невежливостью. Поэтому я отозвался…

  -Я! –произнёс я.

  Столь краткий ответ не устроил командира первой роты, и он решил уточнить для себя все остальные нюансы.

  -Кто »я»? –поинтересовался командир.

  Теперь мне следовало представиться по всем статьям. Что я и сделал.

  -Младший сержант Зарипов!

  Капитан Перемитин до этого находился в приподнятой на локте и развёрнутой в мою сторону позе. Услышав всё то, что ему было необходимо,он улёгся обратно. Но кое-какое пожелание командир роты всё же произнёс…  

  -Подойдёшь завтра ко мне!

  -Есть! –отчеканил я упавшим тоном, но оправдаться попытался. –А чего он на фишку не встаёт?

  Капитан Перемитин больше не сказал ни единого слова. Наверняка, всё остальное он произнесёт уже завтра, то есть утром. И я был уверен в том, что ничего хорошего.Но до этого момента ещё оставалось время, в течение которого нашей боевой двойке полагалось отдыхать. И я опять развернулся к спящему Сальникову.

  Однако самый насущный вопрос уже был решён. Вовка слышал мои переговоры с командиром роты и поэтому не стал больше рисковать своим служебным положением молодого бойца. Ведь в данной ситуации был прав именно я… А за опоздание с подъёмом на фишку влетит прежде всего Сальнику… Поскольку именно он и являлся старшим тройки. 

  Поэтому, когда я развернулся к мастер-инструктору по ночному единоборству со сном Вовке-Вовочке… Он уже победил своего постоянного противника… То есть сидел в спальном мешке, выставив наружу одну ногу, и зашнуровывал на ней ботинок.

  -Где остальные? –поинтересовался я у Сальника крайне недружелюбным тоном. –Шпетный и Билык?!

  Старший новой смены наблюдателей кивнул головой на два спальника, находившиеся на некотором отдалении. После чего я пошёл будить других «любителей» ночного бдения на фишке.

  Минут через пять вся тройка новых наблюдателей направилась к той самой тропинке, по которой мы поднимались вчерашним вечером. Я проводил их ровно до того места, где лежали наши рюкзаки. Там я и остался, но некоторое время всё же смотрел вслед уходящей в гору троице. Моя боевая задача только теперь была выполнена на все сто процентов: замена разбужена, почти что сопровождена до тропинки, о наличии неразорвавшихся боеприпасов предупреждена.  

  Когда три тёмные фигуры полностью растворились в ночи, я принялся обустраивать нашу лёжку. Два рюкзака были оттащены от громадного валуна в сторону, обозначив тем самым будущее изголовье. Вот тут-то я и вспомнил про забитый грязью пулемётный ствол! Эту досадную пакость следовало устранить сию же секунду. Ведь боевое оружие должно всегда находиться в постоянной готовности к открытию огня!

  Я нащупал правую сошку ПКМа, где находилось три коротеньких шомпола. Все они были на своём месте, зафиксированные сдвигаемой вверх пластиной. Накрутив короткие отрезки один на другой, я получил обычный пулемётный шомпол. Его длина позволяла спокойно прочистить весь ствол. Достав из приклада пенал, а уже из него ёршик, я присоединил эту круглую щёточку к шомполу. Но что-то меня удержало… И после короткого раздумья я оторвал от нательной своей рубахи небольшой клочок ткани. С этим беленьким лоскутком мне будет гораздо сподручнее прочистить от грязи весь ствол. То есть по всей его длине и с хорошим качеством.  

  Так оно и получилось. Подняв крышку ствольной коробки и отсоединив от пулемёта ствол, я вогнал в патронник сначала ёршик, а уж затем и весь шомпол. Действовать приходилось медленно, потому что сейчас мне следовало выдавить из канала ствола всю глину, попавшую туда при столь неудачном падении с обрыва. Наконец-то шомпол погрузился в ствол на всю свою длину. После чего я осторожно нащупал в прорези пламегасителя кусочек материи, намотанной на ёршик. Ткань была скользкой на ощупь, чего, впрочем, и следовало ожидать. Ведь грязь – она и в Африке грязь! А уж в ночном дождливом Афганистане и подавно…  

  Затем я повторил эту нехитрую операцию. Только теперь лоскут хлопчатобумажной ткани был намотан на ёршик своей загрязнённой стороной. Зато снаружи осталась чистая материя. Это помогло мне прочистить ствол с ещё большей надёжностью. Ведь в канале пулемётного ствола не должно оставаться ни малейшей частички глины или грязи, а уж тем более песка. 

  Ведь наличие любых абразивных веществ может запросто привести к тому, что в момент выстрела пуля, встретившись с загрязнённым участком, способна замедлить своё движение. Но продолжающиеся расширяться пороховые газы попросту разорвут ствол изнутри. Ну… Или его раздуют… В любом случае оружие придёт в полную негодность. И вести из него прицельный огонь… Это будет крайне проблематично.

  Через минуту внеплановая ночная чистка пулемёта была закончена, а ПКМ собран и готов к бою. Я убрал шомпол в сошку, а ёршик в пенал, который затем быстро занырнул в приклад. После этого я поднялся на ноги и прислонил пулемёт к валуну. Уже давно было пора объявиться старой смене наблюдателей…  

  Но их всё не было и не было… После кратенького анализа обстановки я решил не терять впустую драгоценнейшее ночное время и рядышком с «нашей» глыбой выкопал прямоугольную площадку. Работать приходилось очень быстро. Потому что на самой поверхности почвы была всё та же глина, размокшая и скользкая. Но на глубине одной лопатки лежал песок. И я даже не поверил тому, что он почти сухой и чистый. Проведя по песку рукой, я с радостью убедился в этом приятном обстоятельстве. Значит наши спальники будут лежать не на мокрой и противной глине, вследствии чего обязательно подмокнут снизу. А соответственно доставят нам очень большие неудобства. Ведь спать-то гораздо приятней в сухом и тёплом спальнике! Эта аксиома специальной разведки даже не требовала повторения… А уж тем паче заучивания…  

  Вот поэтому-то мне приходилось быстро орудовать своей сапёрной лопаткой, отбрасывая тяжёлую глину в одном направлении. Ну, чтобы не создавать вокруг лёжки совсем уж непроходимые баррикады. Вскоре моя работа была закончена. Я раскатал на своей половине спальник, после чего накрыл плащ-палаткой весь выкопанный прямоугольник. Ведь дождь продолжал идти всё с той же силой. И почти сухой песок следовало поберечь от льющей с небес водички.

  Я ждал и ждал… Но ни Малый, ни Агапеич всё ещё не появлялись. Меня опять стала бить крупная дрожь. Ведь я очень уж сильно промочил ноги. Мокрыми были не только ботинки с портянками, но и штанины. Причём, по самое колено. Ведь моё приземление прошло так, что правой ногой я умудрился попасть в лужу. Да и последующие хождения по водам и грязям тоже не отличались особой теплотой воспоминаний. Об этом даже думать не хотелось…

  У меня уже была приготовлена пара сухих портянок. Но намотать их на озябшие ноги следовало почти в самую крайнюю очередь. То есть уже сидя в расстеленном спальнике. Чтобы затем быстро юркнуть в его почти тёплое и сухое нутро. Переобуйся я сейчас, то минут через десять сухие портянки стали бы совершенно мокрыми. Но ложиться одному было нельзя. Надо обязательно дождаться солдата Агапеева. Чтобы одну плащ-палатку постелить на сухой песок. Потом поверх раскатать оба наших спальника. Улечься вдвоём каждый в свой мешок. И только после этого нужно было накрыться второй плащ-палаткой. Только так и можно обеспечить нормальный отдых в спокойной, то есть не заливаемой дождём обстановке.  

  Откровенно злясь и ругаясь, я продолжал стоять около нашего валуна и время от времени смотреть в том направлении, откуда и должны были появиться мои товарищи по ночной фишке. А их всё не было. Когда я в очередной раз взглянул в сторону тропинки… То внезапно похолодел…

  Там валялось около десятка валунов самой разнообразной формы и величины. Но раньше все они находились в неподвижном состоянии… Что, в общем-то, не удивляло ничуть… А сейчас!..

  «Бля! Опять! –подумалось мне с мгновенно вспыхнувшей тоской. –Опять эти глюки!»  

  И по моей спине проползло сотни две мурашек… Потом ещё столько же… Но уже в противоположном направлении. А может быть это были всё те же мурашки… Которые попросту развернулись обратно… Как бы то ни было, но я стоял словно каменная статуя… Во рту у меня мигом пересохло… Тело превратилось во что-то безвольное и даже аморфное… Но я продолжал смотреть туда… И не просто так… Туда… А вот именно, что ТУДА! 

  А там среди неподвижно лежащих валунов медленно перемещалась какая-то чёрная масса! Она совершенно беззвучно двигалась из стороны в сторону… Причём, всё это происходило как в жутко страшной кинокартине… Когда внезапно ожившая каменная глыба без единого звука изменяет своё местоположение! Когда она соприкасалась с другими валунами не было слышно ничего: ни скрежета, ни грохота, ни… Даже искр не наблюдалось!  

  «Бля! –с отчаяньем подумал я. –Да сколько же можно?! Это уже четвёртая моя галлюцинация! За одну-единственную ночь!»

  И в самом деле!.. Что-то было многовато для одного пулемётчика, да ещё и в столь короткий отрезок времени! И тут моё тоскливое отчаянье быстро сменилось всенарастающим чувством злости и безудержной решимости. Ведь надо было предпринять хоть что-то! А не стоять здесь как загипнотизированный удавом чахленький цыплёнок!

  На всё ещё негнущихся ногах я медленно присел и еле-еле нашарил рукой какой-то камешек. Мои одеревенелые от ужаса суставы позволили мне сделать лишь слабый замах назад… А затем такой же несильный бросок вперёд. Камешек полетел в правильном направлении… И я даже услышал то, как он ударился об один неподвижно лежащий валун…

  «Ой, бля! –промелькнула мысль-молния. –Ну, за что?»  

  Действительно! Мучать меня дальнейшими кошмарами было совершенно не за что! Но безмолвный ночной ужас всё ещё продолжался! И я лишь за малым не грохнулся в обморок!.. Потому что эта чёрная глыба двинулась прямо на меня!

  «Ой!» -пронеслась самая последняя мыслишка и окончательно испарилась.

  На меня сейчас напал ещё больший столбняк и я теперь не мог даже пошевелить ни единым своим пальцем… Поэтому я стоял на своём месте… И молча смотрел на то, как по сероватому общему фону медленно движется чёрная масса. Приближаясь ко мне совершенно беззвучно… И неотвратимо… 

  До неё оставалось метров пятнадцать… Когда меня будто пронзило электротоком! Я стремительно пригнулся и быстро нащупал рукой первый попавшийся булыжник. Это был камень весом около полукилограмма. Или даже чуть побольше! Но меня это уже не волновало. Живым я сдаваться не собирался! 

  Если бы передо мной сейчас оказался один душман или даже десяток моджахедов, то я обязательно схватился бы сначала за мой пулемёт… А уж в самую крайнюю очередь – за последнюю свою гранату! Но тут происходило что-то совершенно необъяснимое! Как говорится, сверхестесственное! И потому я был готов защищаться первым попавшимся предметом. То есть тяжёлым булыжником!  

  И я уже замахнулся назад, чтобы затем изо всех сил метнуть свой камень в приближающегося монстра… Как вдруг…

  -Алик! Это ты?

  Булыжник мгновенно выпал из моей поднятой руки… А я едва не закричал от дикой и безудержной радости! Ведь эта ожившая глыба заговорила со мной голосом солдата Агапеева! То есть Владимира Владимировича! Вернее… Бадодия Бадодиевича…

  «Чёрт бы его побрал! За такие фокусы!»

  Я обессилено прислонился к своей огромной глыбе… И совершенно опустошенный смотрел на то, как «живой валун» докатился до меня… Как Бадодя скидывает с себя свой маскарадный костюм… Сначала плащ-палатку, которая накрывала его с головой… А затем и спальный мешок, перекинутый с левого плеча на правое… Стало быть, через его совершенно пустую голову! 

  Именно из-за того, что на солдате Агапееве находились спальник с плащ-палаткой… Именно поэтому и создавалась столь объёмнейшая, бесформенная и огромная махина… Вернее, передвигающаяся сама по себе чёрная глыба…  

  -А я еле-еле спустился по этой раздолбанной тропинке. –жаловался мне вконец окоченевший Агапеич. –Хожу там, хожу… Среди этих валунов… И никак не могу тебя найти! Думаю, вот это ротный с Весёлым лежат. Тут Ермак с Карычем. Связисты… А тебя всё нету и нету.

  -Ну, да. –совершенно безвольно поддакивал я, ещё не придя в своё нормальное работоспособное состояние.

  -Да я зуб даю! –горячился автоматчик Вова. –Эти валуны, ну, так похожи на лежащие спальники. Хорошо, что ты камешек кинул… Вот я и пошёл в твою сторону…

  Тут я представил себе вполне реальную картину!.. Как страшно перепуганный пулемётчик Зарипов изо всех сил запустил килограммовым булыжником прямо в солдата Агапеева! И ведь попал бы я ему непременно в лоб! Как это и происходит по всё тому же Закону Подлости…

  -Да чего ты смеёшься? –возмущался Владимир Владимирович.

  Давясь от внезапно накатившего на меня безудержного смеха… Я рассказал своему напарнику всё! Как сам перепугался от одного только вида самодвижущейся глыбы… Как на меня напал жуткий ступор… Как я еле-еле шарил рукой в поисках камушка… Того, самого первого… А потом и второго… Как едва не звезданул булыжником прямо по солдату Агапееву…

  Владимир Владимирович всё выслушал и давай возмущаться… Дескать, он там за меня фишку рубил… А я тут его чуть было не зашиб насмерть таким здоровенным камнем…

  -А чего ты на себя столько всего нахлобучил? –резонно спрашивал я.

  -потому что замёрз! –объяснял Бадодя. –И руки уже не держат. Тропинка скользкая… Спальник с плащ-палаткой мокрые и тяжёлые… Всё выпадают и выпадают. Один раз я наступил… На этот спальник грёбаный!.. чуть было вниз кубарем не скатился. А там ещё эти НУРСы… Да и дождь… Вот я и накинул их на себя!..

  Пока мы болтали и веселились, всё шло по уже давным-давно заведённому порядку. Ведь болтать языками можно и во время обустройства своего ночлега… Да и спать-то хотелось очень сильно… Поэтому мы ловко трудились вдвоём и не покладая рук… Хоть и в темноте, но очень быстро. Поскольку мы занимались уже привычным военным делом, то есть подготовкой ко сну. К этому долгожданному и вполне заслуженному отдыху.  

  Сначала на почти что сухое песчаное дно прямоугольной площадки была постелена нижняя плащ-палатка, поверх которой незамедлительно расстелились спальные мешки. Боевое оружие мы уложили по середине, чтобы его не замочил дождь. Я уже переобулся, какое-то время поразмышлял над актуальнейшей темой… Ложиться спать просто в сухих портянках или всё-таки натянуть на них заморские туфельки?! Здравый разум победил… И я обулся… Да так и залез в спальник… То есть прямо в этой пакистанской обувке. Правда, слегка очищенной от налипшей грязи.

  И вот наконец-то мы накрылись второй плащ-палаткой, после чего можно было застегнуть все пуговицы на спальном мешке. Чем мы и занялись…

  -А где Малый-то? –вдруг вспомнил я.

  Бесхитростный ответ Владимира Владимировича меня сначала потряс…

  -А он по твоему направлению пошёл. Я по тропинке. А он по твоему… То есть туда же пошёл… Куда и ты. Да что такое? Чего ты трясёшь? Плащ-палатка свалится. Поправлять ты будешь!

  Когда я успокоился, то хотел было рассказать напарнику про свои похождения на обратном горном склоне… Но передумал… Ведь сейчас лучше поспать… А об остальном можно завтра поболтать. И вволю посмеяться…

  Я поудобней улёгся в спальнике и осторожно пошевелил пальцами ног. Сейчас они были в пока ещё сухих портянках, но сырые пакистанские ботинки постепенно делали своё чёрное капиталистическое дело. Я вздохнул, поскольку спать без них было бы намного приятней. Но утром я не смогу их обуть. Потому что крепкая кожа высохнет и скукожится до таких размеров, что… Их на босу ногу-то не обуешь!.. Пусть лучше они высыхают прямо так… То есть на мне. Может быть они хоть эдаким варварским способом примут необходимую форму…

  «Нехай привыкают к солдатскому размеру! –думал я уже засыпая. –А то… Ишь!»  

  И опять мне вспомнился наш хохол Микола. Наверное, из-за только что промелькнувшего в мыслях словечка «нехай»…

  «Бедный Малый! Ну, зачем он туда пошёл? А-а… Ладно! К утру дойдёт! Там и поговорим… А сейчас – спать!»  

  Глава 14. СВОРАЧИВАНИЕ.

  Наше пробуждение было ужасным. Хоть и закончился проливной дождь, но утренний холод был слишком уж ощутим… Несмотря на то благоприятное обстоятельство, что наши спальные мешки не подмокли за ночь, однако мы всё-таки мёрзли в них. Пронизывающий ветер почти стих, но афганистанская погода продолжала оставаться слишком сырой и промозглой. И даже то, что нашу боевую двойку, как честно отпахавшую первую половину тяжёлого ночного дежурства, разбудили на час позже… Всё равно… И тем не менее… Наше пробуждение было ужасным.  

  Нас не только растолкали, но ещё и сдёрнули верхнюю плащ-палатку. Холодный воздух сразу же обдал кожу лица довольно-таки неприятным ощущением. Я лежал со всё ещё закрытыми глазами и вполуха слушал удаляющиеся шаги кого-то из молодых солдат. Спросонок я так и не определил того, кто же нас сегодня разбудил. А сейчас это и не являлось столь существенным фактом. Нашу двойку бесцеремонно растолкали, грубо прервав столь приятные утренние сны.И несмотря ни на что, я ещё полежал минутки с две-три в своём уютненьком родном спальнике… Стараясь хоть на чуток, но всё же оттянуть неизбежный момент подъёма. Однако… И, увы…

  -Ты встаёшь или нет? –поинтересовался солдат Агапеев, всё же продолжая сидеть в своём тёплом логове.  

  Ему тоже ужасно не хотелось подниматься, но Вовка уже начал это делать. Пришлось и мне последовать его образцово-показательному примеру.

  Наверное, прошлой ночью я очень здорово продрог, а также нехило промок и разумеется замёрз. Вследствии этих довольно-таки уважительных причин я и простыл. А может даже и простудился. Что-то одно из двух, если не оба этих диагноза вместе взятые, но во мне сейчас творилось что-то не совсем приятное. И в этом я был твёрдо уверен. Хоть мне не были досконально известны самые распространённые медицинские болячки, так или иначе связанные с переохлаждением... Но я со всей своей убеждённостью молодого солдата мог смело констатировать то, что мне сейчас явно нездоровится. То есть я заболел.  

  -Ну, чего ты ещё сидишь? – нетерпеливо спросил Агапеич.

  Он торопился забрать свою плащ-палатку, постеленную на песок… Чтобы свернуть её и убратьв рюкзак. Я нехотя вылез из спальника, поправил на себе все свои одёжки и только потом решил пожаловаться на некоторое недомогание.

  -Что-то я приболел. –произнёс мой по-настоящему осипший голос. –Кажись, даже температура есть. Голова болит. И всё тело ломит. Особенно суставы.

  Мой напарник Владимир Владимирович предложил подлечиться горячим чаем. Да непременно с сахаром, сгущёнкой и шоколадом вприкуску. Я не стал с ним спорить, но зато принялся медленно-медленно укладывать своё имущество в рюкзак. Со спальником всё прошло гладко. Он свернулся очень легко. А вот с плащ-палаткой пришлось повозиться. Под ночным дождём она насквозь промокла и задубела от утреннего морозца, вследствии чего громыхала как тонкий лист железа, никак не желая складываться. И всё же победа осталась за нами – молодыми советскими солдатами. Рюкзак оказался собран и даже затянут. Чему я и был несказанно рад.  

  Затем я протёр снаружи мой многострадальный пулемёт, на котором после ночных приключений всё ещё сохранялось слишком уж много налипшей грязи. К окончанию чистки боевого оружия подоспел и горячий чай. Солдат Агапеев приготовил его в очень сжатые сроки, не пожалев лишней пары таблеток сухого спирта.

  И всё-таки мы решили сначала плотно позавтракать. Ведь именно сейчас проявился поистине зверский аппетит. Несколько мелких глотков горячего напитка только раздразнили наше извечное чувство неутолимого солдатского голода… И мы в срочном порядке принялись его заглушать. Сначала большой банкой «Борща особого», наспех подогретого на костерке. Затем и «Картофелем», который успел поджариться до самой удобоваримой кондиции. Когда мы покончили с этими двумя большими банками, свежевскипячённый чай немного остыл.

  -А давай-ка ещё одну банку чая приготовим?! –предложил мне Вовка. –Спирт ещё горит. Вода есть. Чай тоже имеется.

  Я молча кивнул ему головой. Ведь холодным утром нет ничего приятнее горячего сладкого чая со сгущённым молоком. Даже спецназовский «Борщ» и особенный «Картофель» не могут сравниться с этим замечательным напитком. Да ещё и с шоколадкой. А ещё лучше – с двумя.

  Мы начали пить уже эту вторую банку чая, когда к нам пришёл разведчик Малый. Он принёс Агапеичу его прибор ночного видения, великодушно оставленный им ночью новой смене наблюдателей. Я хотел было поинтересоваться у Миколы тем, как же прошло его путешествие по моему вчерашнему маршруту. Однако внешний вид нашего борзого фазана говорил сам за себя. Ведь и я выглядел точно так же. Толстые ошмётки ночной грязи уже отвалились с одежды сами по себе. А размазанная тонким слоем глина слетит тогда, когда ткань хорошенько так просохнет. В общем, на долгом переходе всё слетит в автоматическом режиме самоочистки.

  Зато я попросил у разведчика Малого что-нибудь от простуды. Ведь он являлся нашим внештатным доктором-фельдшером-медбратом-санитаром. Все эти медицинские звания возлагали на Миколу обязанности по лечению личного состава разведгруппы в афганистанских походно-полевых условиях. Он хоть и выслушал мои жалобы на головную боль, температуру, боли во всём теле и суставах в частности… Невзирая на все эти уважительные факторы, разведчик-санитар Малый решил приступить к осмотру больного, скажем так, издалека… То есть он попросту предложил мне помочиться.

  -Да зачем? – вяловато сопротивлялся я. –У меня всё нормально.

  -Давай-давай! –безапелляционно командовал добрый и мудрый доктор Айболит. –А то ты вчера на горе куролесил… Сейчас выглядишь…

  В общем-то… Мы оба сейчас представляли не очень-то образцовых бойцов советского спецназа… У меня была наружность заболевшего молодого солдата… А у Миколы – обличье совершенно невыспавшегося фазана… Да ещё и не обсохшего… 

  -Да ты на себя-то посмотри! –фыркнул солдат Агапеев. –И кто нас вчера обкумаривал? А-а?

  Едва заслышав полупрозрачные намёки про своё ночное баловство с местным табачком-самосадом-гашишом, фазан Коля оглянулся на лагерь разведгруппы. Ну, чтобы на всякий такой случай самолично убедиться в том, что агапеевской болтовни никто из офицеров так и не услышал. А тем более дед Ермак.  

  -Что ты тут языком чешешь? –накинулся Малый на Вовку.

  Однако своему громоподобному голоску он всё же придал более тихие интонации. Но, не откладывая своих медицинских дел в долгий ящик, доктор Малый стал по-прежнему настаивать на том самом предложении. Я сначала повозмущался, но затем всё-таки уступил настойчивости нашего доморощенного Эскулапа. 

  Как и следовало того ожидать, санитар Малый был по-настоящему шокирован:

  -Батюшки мои! Да у тебя же желтуха! Даже больше, чем первая степень! Я такого…

  Он замолчал и повторно оглянулся на группу. Ведь болезнь Боткина, то есть желтуха, или же гепатит А-Бе-Це… Все эти инфекционные заразы являлись самым настоящим бичом афганской войны… Который нещадно хлестал по советским солдатам и офицерам… И по первому же признаку, каковым являлся жёлто-коричневатый цвет мочи, заболевшего бедолагу следовало немедленно изолировать от остального личного состава… Вот доктор Коля и оглянулся… Чтобы определить наипервейшие меры по спасению других наших разведчиков… Стало быть, следующим этапом должна была стать моя временная диспансеризация… Где-нибудь у дальних кустиков саксаула…  

  А я уже заранее знал про то, что моя моча окажется бурого цвета. Она меня не подвела и выглядела именно так… Как и вчера… И даже ещё раньше… Но ведь тогда об этом знало только два человека… А уж сегодня бурую струю разглядел третий… Что вызвало вполне естественную реакцию опытного медработника Коли.

  -Да я такого цвета ещё ни разу не видал! –чуть ли не причитал он.  

  Я вздохнул и, закончив свою малую нужду, стал заправлять одежду. Потом я возвратился к нашей днёвке, где солдат Агапеев как ни в чём не бывало допивал свой чай. Ведь Вова был в курсе всех событий… 

  -Слышь, коля! –произнёс он очень даже спокойным тоном. –Да у меня точно такой же цвет.

  Разведчик Малый ахнул ещё раз… Ведь сразу объявилось целых двое гепатитчиков!.. Да ещё и на боевом выходе и притом в составе одной-единственной разведгруппы. Хотя, в общем-то, желтуха - это болезнь крайне заразная… И передаётся она очень даже легко.

  Потому-то разведчик-санитар Малый незаметненько отошёл подальше от опасной боевой двойки и незамедлительно так навострил свои лыжи в сторону начальства… Чтобы своевременно доложить всем командирам о появлении среди их личного состава столь серьёзного инфекционного заболевания.

  Вот и пришлось нам тут чистосердечно во всём покаяться… Сначала признался Агапеич.

  -Мы съели почти всю банку гексавита! – сказал разведчик Вова. 

  Вторым каялся я:

  -Почти всё! Вот поэтому и моча у нас бурого цвета.  

  Ну, разумеется, молодым солдатам не поверили…

  -Да не может быть! –закатив свои глазоньки к небу, воскликнул Малый. –Все пятьсот штук?

  Колины очи продолжали пялиться вверх, предательски выдавая все его тайные арифметические подсчёты… Даже ему – когда хитроватому, а когда простодушному, но всё-таки хохлу, никак не могло прийти на ум… Вернее, он никак не мог понять то, что двое молодых солдат умудрились-таки сожрать за четыре дня аж пятьсот штук витаминок.  

  -Где эта банка? –потребовал Малый. –Ну-ка!.. Гоните её сюда!

  Молодой боец Владимир Владимирович достал из рюкзака, в принципе-то, наше всеобщее медицинское добро и передал его строгому дяденьке-ревизору. После чего внезапная, то есть внеплановая проверка была проведена по всем правилам стариковской дотошности, хозяйственной скурпулёзности и ревизионной скаредности. Словом, все остатки всеобщих богатств оказались вытряхнуты из банки и тщательно подсчитаны с точностью до одной копейки. То есть оранжевой горошинки.  

  -Двадцать семь штучек. –наконец-то произнёс строгий инспектор по делам несовершеннолетних, то есть молодых разведчиков. –Двадцать семь.

  Малый тяжело вздохнул и принялся осторожно перекладывать чудом уцелевшие витаминки из своей шапки обратно в банку. Я вполне благоразумно записал себя в «самые больные в мире Карлсоны», чтобы не вмешиваться в столь серьёзное дело в не очень-то здоровом состоянии организма. Поэтому я молча допивал свой чай с сахаром и сгущёнкой.

  -Четыреста семьдесят три штуки!

  Вовка Агапеев решил сыграть на опережение и сам подсчитал в уме тот ущерб, который причинила наша боевая двойка всему медицинскому обеспечению разведгруппы №613. Уже в свою очередь я попытался было вычислить то количество витаминок, доставшееся на долю каждого из нас, но потом сбился… Дойдя до цифры в двести тридцать… Точно такими же подсчётами, как это оказалось, только что занимался и разведчик Малый.

  -Это по двести тридцать шесть с половиной на каждого! –опечаленно произнёс он и несколько раз потряс своей якобы витаминизированной банкой.  

  А сейчас в ней громыхало… Точнее говоря, сиротливо перекатывалось двадцать семь горошин. Всего-то навсего… Двадцать семь витаминок гексавит… Это конечно же не гепатит… А, Бе и Це… Но тоже… Довольно-таки печальное обстоятельство…  

  Тут от лагеря разведгруппы донёсся какой-то слабый шум и слегка так погрустневший Микола вспомнил про свои другие дела, поскольку наше разбирательство затянулось на слишком долгий период скоротечного военного времени. Он уже без лишних вопросов направился обратно… Но всё же успев пообещать мне выдать лекарства чуть попозже. То есть тогда, когда наша боевая двойка присоединится к группе перед новой пешеходной прогулкой.

  Через десять минут мы подошли к месту сбора и осторожно опустили на влажный песок свои рюкзаки. Чуть погодя ко мне подошёл Малый и выдал только одну беленькую таблетку. Когда я проявил слегка повышенный интерес к столь незначительной дозировке медицинского препарата, фазан Коля сказал, как отрезал…

  -Хватит пока одной! А то ещё всё слопаешь целиком и сразу! Знаю я вас! Уже!.. Потом подойдёшь ещё раз!  

  После этой поучающе-назидательной речи более старшего товарища мне ничего не оставалось, как разжевать одну-единственную таблетку. Да и запить её парой глотков холодной воды. Но на этом мои нынешние мучения ещё не завершились.

  Как я ни пытался спрятаться за чужие спины… Чтобы не попасть на глаза вышестоящего начальства, про меня всё-таки вспомнили… И не кто-нибудь, а сам командир первой роты! То есть лично капитан Перемитин…

  -Зарипов! –сказал он своим постоянно насмешливо-весёлым тоном. –А я даже и не подозревал… Что ты так умеешь материться на русском языке!

  Я хоть и покраснел, но всё-таки попытался оправдать свой ночной проступок:

  -А он на фишку не хотел вставать, товарищ капитан! А на горе было холодно! Они там совсем замёрзли!

  -Да я сразу же встал! – заявил Сальников самым наглым-пренаглым тоном. –Ты позвал, я тут же и поднялся!

  Я несколько стушевался… Потому что эта аморальнейшая личность по прозвищу Сало ещё и рожу разобиженную состроила…

  -Да не об этом разговор! –засмеялся ротный. –И где это ты так научился по-русски материться? А-а? Зарипов!

  -Не знаю! –коротко ответил я. 

  -Понятно… - усмехнулся командир роты и пошёл в голову уже выстраивающейся в походный порядок группы.

  Вообще-то я сейчас чувствовал себя далеко не самым лучшим образом и поэтому не знал того, как же мне и следовало поступить в данной ситуации. То ли уличать Сальника во лжи, то ли объяснить капитану Перемитину то… а что ему можно было сказать в ответ?! Командир роты в довольно-таки весёлой манере высказал своё неудовольствие по поводу того, что я обращался к своему товарищу солдату в неподобающей форме военного общения… Совершенно не предусмотренного общевоинскими нашими уставами… 

  И вообще… По моему сугубо объективному мнению… В нашей армии, да ещё и в боевых условиях… Просто невозможно быть солдатом срочной службы и при этом разговаривать только лишь в культурно-выхолощенной манере передачи звуковой информации. То есть произносить речи на цивильном орловско-курском диалекте русского языка… Который хоть и признан эталоном произношения великого и могучего языка… Но в нашем военном обиходе совершенно не способствует улучшению солдатского взаимопонимания…

  «Глубокоуважаемый рядовой Сальников Владимир Свет-батькович… - то ли репетировал, то ли подсмеивался я над ночной ситуацией. – А не соблаговолите ли вы… Если это вас конечно же не затруднит?!.. Сию же секунду прервать свой наисладчайший сон… Да и самоизвлечься из вашего тёпленького спального мешка… Чтобы, не теряя лишнего времени, тут же отправиться на самое что ни на есть боевое дежурство… Где вас уже заждались господа разведчики: Николай Малый и Владимир Владимирович Агапеев… Будьте уж так любезны!.. Неоткажите в понимании моего деликатнейшего предложения!..»

  Увы… Получалось хоть и предельно вежливо, но очень уж долго… Ведь с первого раза такое обращение точно проигнорирует любой спящий солдат… Решив, что всё ему просто снится… Причём в ужасно кошмарном сне… Со второй попытки ему покажется, что над ним подшучивают в излишне заковыристой форме… А в третий раз… Когда боец окончательно проснётся… Он точно подумает, что над ним откровенно издеваются…  

  «Так что… -думал я. –При помощи мата выходит и быстрее, и понятнее… И без всяких там рассусоливаний… То есть без размазываний одной конкретной мысли по обширнейшему древу… Хотя… Вполнереально то, что… Ротный имел в виду другое… Ведь он-то мог ознакомиться с моими данными… Да и по моему личику видно…»

  Действительно… Капитан Перемитин всегда имел возможность прочитать моё личное дело или же Штатно-Должностную Книгу нашей группы. Ведь там имеются все мои исходные данные: где родился и учился, кто по профессии и национальности, откуда призвался и семейное положение… Вот и подковырнул меня товарищ командир… Дескать, хоть я и татарин, но по-русски уже научился не только лопотать без ошибок… Но и даже материться, что называется, бес сучка изадоринки…  

  А может быть мне следовало пояснить командиру роты многое другое?!.. Что я хоть и родился да вырос в Узбекистане, но всё время учился в классе с русскоязычной формой преподавания. Что моя мама всю свою жизнь обучала узбекских детей, но уже в национальных их классах всё тому же великому и могучему… То есть русскому языку и литературе! Что в моей татарской семье русский язык является таким же родным, как и татарский… Если не больше!.. Что я думаю на русском языке… Да и во сне на нём же разговариваю… Что школу я окончил с золотой медалью, получив в своём аттестате о среднем образовании только отличные отметки по русскому языку и литературе.  

  «А может надо было рассказать про то, что я ещё в 85-ом году, то есть два с половиной года назад, поступил в Рязанское воздушно-десантное училище? Где и обучался курсант Перемитин. Только вот курсант Зарипов, будучи шестнадцатилетним юношей, не выдержал физических нагрузок на курсе молодого бойца, да и написал рапорт об отчислении по собственному желанию. Чтобы поступить в это же училище уже в другой раз! Но чуток окрепнув и слегка возмужав… Что я потому-то и иду сейчас со сбитыми в кровь ногами по этому бескрайнему Афганистану, чтобы стать опытным офицером. Который ещё до училища познал войну такой, какой она и является! Что вообще-то мой отец уже лет десять работает в районном военном комиссариате, да ещё и на должности заместителя военкома по финансово-хозяйственной части. И уж он-то смог бы пристроить меня в воинскую часть по-соседству с родным домом. Чтобы я по выходным приезжал домой и кушал свои любимые пирожки с картошкой… Да только именно я этого и не захотел! »

  А потому я устало брёл с рюкзаком и пулемётом… Да ещё и по этой афганской пустыне Регистан. Где каждый мой шаг отдаётся уже тупой и ноющей болью. Но как бы то ни было… Что до призыва в армию… Что в течение моей девятимесячной срочной военной службы… Что сейчас… С кровоточащими мозолями на ногах и чрезмерно перегруженными плечами… Я не жалел ни о чём. А просто шёл вперёд. Чтобы пройти все эти испытания и стать нормальным мужчиной… Каковыми становятся не только после огня, воды и медных труб… А ещё и после вязких песков афганских пустынь… И гор, расположенных в той же стране.

  «А может мне следовало напомнить ротному широко известное высказывание английского премьер-министра Черчилля? Ну, про то, что может произойти в том случае, если взять одного русского и хорошенько его потереть. И ведь, по мнению лорда Уинстона, после этой нехитрой операции обнаружиться никто иной, как всё тот же татарин… Который почти что тысячу лет прожил бок-о-бок рядышком с русским человеком. Всякое конечно бывало… Да и монголы со своим Чингиз-ханом немало подпортили сначала у нас, потому что татары первыми оказались на их пути… А потом и в наших отношениях… Ведь монголы пришли из татарской стороны… Вот и вышло это иго монголо-татарским… Но зато сколько же потом было сделано вместе! И Наполеона проучили, и Гитлера одолели… А тут…»  

  А тут получалось так, что командир подразделения относился ко мне – татарину именно с той самой позиции старшего брата. То есть слегка так подчёркивая моё нерусское происхождение. И вроде бы всё это было столь незначительным явлением, что на него и внимания-то не следовало обращать. Но тем не менее это имело место… Чем и вызывало некоторую неприязнь… Вернее, неприятие…

  «Нет. Когда я стану офицером и командиром… -думал я, по-прежнему шагая в хвосте своей левой колонны. –А это произойдёт обязательно!.. Тогда я не буду делить своих подчинённых по национальному признаку! Потому что это и некрасиво, и неправильно, и глупо, и очень вредно! Пожалуй, именно вреда и получится больше всего! Ко всем национальностям надо относиться одинаково ровно, никого не выпячивая и не принижая. То есть одинаково у-ва-жи-тель-но! Ведь все мы живём в одной стране… Которая называется Советский Союз! Где все народы – это почти что братья… А вот так… Это нехорошо… Товарищ капитан. Потому что неприятно.»  

  Вот так… Со всякими разумными мыслями о братской дружбе всех наших народов… Я добрёл до нового места днёвки. Да по сути-то мы прошагали километра два. Не больше. Наша разведгруппа отошла от горы с цилиндром, пересекла поперёк этот такыр и поднялась на небольшую возвышенность. Именно этот пологий градусов в пятнадцать подъём дался мне хуже всего. По песку я прошагал почти в бодром настроении. Затем по такыру протопал, нисколько не отставая. А вот длинный подъём меня окончательно доконал. Но я почти не отстал от своей колонны. И моей усталости никто не заметил… Разве что мой напарник… Солдат Агапеев.

  -Ну, что? –пробормотал он. –Падаем здесь?

  -Ага! –согласился я и тут же свалился вместе срюкзаком.

  Так мы и отдыхали… Просто сидели на песке и молчали… Вытянув вперёд натруженные ноги и прислонившись усталыми спинами к нашим рюкзакам. За прошедшие с момента высадки дни и ночи наша военная поклажа несколько похудела… Килограмм может так на пятнадцать или даже двадцать… Но ведь и у нас наблюдалась сильная усталость. Ведь мы прошагали-протопали ой-ой-ой! Сколько километров…

  А ещё часа через два боевую двойку Зарипов-Агапеев направили на фишку. Просто подошла наша очередь дежурить. И мы медленно поползли на невысокий пригорок, где предыдущей сменой наблюдателей уже была оборудована «якобы позиция». Вернее, некоторое прямоугольное углубление…  

  -Ну, и фишка! –возмутился Володя, без особого труда вползая на наблюдательный пост. –Что? Лень было поглубже выкопать?

  Но осчастливленная нами старая смена дежурных уже на всех парах «мчалась» к ложбинке, где и расположился очередной лагерь группы. Двое разведчиков, которые даже не удосужились добросовестно оборудовать фишку, как и следовало это сделать, теперь усиленно работали локтями, коленками и прочими частями своих тел. Лишь бы побыстрей доползти до своей днёвки… Минут через пять они добрались до ложбинки, где и скрылись…

  Я лежал рядом с фишкой, отвернув голову вбок от сильных порывов ветра с мелким песком. Проводив безрадостным своим взглядом окончательно уползших солдат-везунчиков, я оглянулся на Агапеича… А он почти обустроился на новом месте и сейчас маскировал себя любимого…

  -Ноги торчат. –сказал я устало. –Подправь!

  Однако солдат Агапеев уже накрылся маскировочной сетью почти что целиком и полностью, а потому обратился ко мне с соответствующей просьбой. В связи с чем я, когда вползал в укрытие, подзадержался на полдороге. Надо же было помочь своему товарищу, да и себя не забыть. 

  Я накинул сбившийся угол агапеевской масксети на него самого, то есть на торчащие голени и ботинки… Только лишь после этого я устало прополз дальше. Вскоре и моё тело оказалось замаскированным с головы до ног.

  -Лежим тут как в подводной лодке. –усмехнулся я. –И перископ есть, и нас почти не видно…

  -Вот именно, что почти! –проворчал Володя. –Только ноги наши торчат… Как будто из-под воды…

  Пригорок, на котором сейчас разместилась фишка, имел очень небольшой уклон и поэтому наблюдатели-ленивцы-первопроходцы вырыли в нём такое укрытие, в котором было только три стенки: две боковых и одна передняя. Вследствии чего наши солдатские ноги высовывались наружу самым неподобающим для скрытых дозорных образом. Они хоть и оказались прикрыты маскировочными сетями, но всё же заметно выделялись на окружающем фоне.  

  Но углубляться в афганскую твердь нам ужасно не захотелось и мы решили довольствоваться тем, что уже имелось в нашем распоряжении. Это было конечно же страшно неудобно – просто лежать под масксетью, то есть накрывшись ею как одеялом с головы до пят. Ведь мы при оборудовании нового наблюдательного поста старались следовать всем правилам разведчицкого искусства. И маскировочная сеть возвышалась над нами своеобразным шатром. Хоть и низеньким, но всё-таки шатром… Вследствии чего мы могли беспрепятственно изменять положение тел, переворачиваясь время от времени то на бок, то на спину… Да ещё и с поднятыми кверху коленками… Ведь пролежать на животе несколько долгих-предолгих часов – это очень трудно…

  Увы… Но именно так нам и предстояло вдоволь помучаться на этой «якобы фишке». Поскольку за наблюдателями периодически вёлся очень строгий контроль. И дед Ермак в случае обнаружения некоторых вольностей отреагировал бы самым не подобающим образом… То есть хорошенько так «проучив» провинившихся солдат. Ведь загорать под солнцем можно только на гражданке… 

  «А здесь, понимаете ли, война… Жестокая и беспощадная… Тут надо вкалывать аж до седьмого пота.»

  Из средств наблюдения у нас имелся только сухопутный перископ. То есть труба разведчика ТР-4. Изготовленный в виде зелёного металлического колышка, но с непременной оптической начинкой, этот прибор уже был адаптирован к имеющимся условиям афганской пустыни. Нашитая на «колышек» масксеть делала ТР-4 менее заметным на окружающем фоне. Но увеличительными способностями эта труба якобы разведчика не блистала, вследствии чего упорно отказывалась «приближать» удалённые предметы к глазам наблюдателя. Данное обстоятельство тоже нас не радовало. Но мы не роптали и пользовались этой ТР-кой… Поскольку высовываться наружу с биноклем Б-12… В общем… Это было неправильно… И такого явно демаскирующего и слишком уж дискредитирующего поведения нам не простили бы более старшие друзья-разведчики.

  -Ох, блин… -со вздохами и стонами возмущался солдат-наблюдатель Агапеев. –Нет бы им фишку нормальную оборудовать. И лежали бы мы как белые люди… Смотрели бы во все стороны в нормальные бинокли. А тут… Лежишь как дурак в одной позе… И в какую-то недоделанную трубку пялишься!

  Я молчал, чтобы не создавать здесь бесполезных обсуждений. Да и моё самочувствие оставляло желать лучшего. Не помогала и вторая таблетка, выделенная мне Миколой перед отбытием на фишку. Но свою половину каждого часа я вёл наблюдение точно также, как и в предыдущие дни. То есть без всяких там поблажек… К «самым больным в мире Карлсонам!»  

  И всё-таки моё болезненное состояние чуть было не подвело нашу боевую двойку. Поскольку именно я проморгал внезапную проверку… Вернее, чуть не проморгал…

  -Ермак ползёт. – пробормотал я вполголоса.

  -Где? Солдат Агапеев осторожненько оглянулся назад на лагерь группы, откуда и мог появиться самый строгий дембель.  

  -Спереди. – устало произнёс я. –Метров двадцать осталось.

  Володя быстро обнаружил крадущегося к нам «противника» и отреагировал уже привычным способом:

  -Стой! Кто идёт?

  Я даже не улыбнулся. Ведь в данную минуту более уместным был вопрос : «Кто ползёт?» Да и определить личность этого человека было совсем нетрудно… 

  -Свои! –ответил дед Ермак.

  Он уже дополз до нашей фишки и потому дышал тяжеловато. Понятное дело… Товарищ сержант так надеялся застукать нас спящимина фишке… Да после столь трудной ночной вахты… Но наша боевая двойка опять оказалась на недосягаемой высоте…

  -А почему так поздно окликнули? –поинтересовался заместитель командира группы, всё ещё пытаясь нас уличить в чём-то недостойном.

  -А чего орать на всю пустыню? – вполне резонно и крайне невозмутимо пояснил Агапеич. –Мы тебя поближе подпускали… А заметили очень давно.

  Втайне я ещё раз восхитился этой способности Владимира Владимировича говорить сущую правду… Что она кажется истиной в самой последней инстанции. При этом совершенно не краснея и не отводя своих честных-пречестных глазок…  

  -А ты чего так лежишь? –прозвучал новый вопрос.

  Сержант Ермаков был полностью удовлетворён бодрым ответом моего напарника и тут же переключился на меня. Ведь я сейчас вёл себя слишком спокойно… Что могло вполне сойти за всё ещё полусонное состояние. 

  -Болею. –коротко сказал я.

  -И чем же? –поинтересовался дотошный дембель.  

  Я слегка вздохнул и честно признался во всём:

  -Голова болит. Температура есть. Всё тело ломит.

  Сержант ухмыльнулся и зачем-то посмотрел на моего молодого товарища.

  -Это он ночью простыл. –подтвердил Агапеич. –Дождь-то какой был!

  Замкомгруппы не стал выяснять дальнейшие мои действия: к кому я обращался за медицинской помощью, какие лекарства принимал, почему не отпросился от этого дежурства… Ведь на фишке надо вести постоянное наблюдение… То есть самочувствие должно быть самое здоровое-прездоровое… А не абы какое… 

  -Ползи в лагерь! –приказал дед Ермак после короткого обдумывания ситуации. –Вместо себя сюда Малого отправь! А я его тут подожду! Чего ты ржёшь?

  Это смеялся Володя… Ведь военная справедливость всё же восторжествовала… Меня, как совсем уж больного, отправили отдыхать… То есть лечиться.А разведчик-санитар Микола, который сегодня утром пожалел для меня таблеток… Ему и предстояло теперь вместо меня отправиться на внеочередное дежурство. Потому-то и смеялся мой напарник…

  -Да Малый утром выдал только одну таблетку. – произнёс он сквозь смех. –И перед фишкой ещё одну пожертвовал. Вот Алик и болеет. Зато Колян…

  -Ну, ладно! –прервал его Ермак, после чего обернулся ко мне. –Давай быстрей! Скажешь Малому, что я его здесь жду. Вперёд!

  И я пополз в лагерь… Со мной сейчас были только спальник и пулемёт. Отсыревшую и потому тяжёлую свою масксеть я оставил сержанту Ермакову, чтобы тому было чем укрыться. Но всё равно… Обратная дорога в лагерь далась мне слишком трудно… Ведь ползти и здоровому тяжело… А уж про больного и говорить нечего…

  В нашем лагере меня не ожидали и даже не встречали… Как хоть и больного, но всё-таки доползшего солдата-победителя… Ни цветов, ни распростёртых объятий, ни радостных криков… В общем… Чего не было, того и не было… Особенно от одного разведчика-санитара…  

  -Да вы что? Вскипел Микола. –Совсем уже долбанулись со своей фишкой? Я ночью с вами дежурил! Чуть не поседел!.. А теперь опять?

  Ну, разумеется, мне не поверили… Что я такой-сякой больной… Что меня надо заменить… Что именно Малому выпала эта величайшая честь… Что его там уже ждут…

  -Я ничего не знаю! –продолжал артачиться борзый наш фазан-одиночка. –Пусть мне Ермак сам это скажет! Тогда я и пойду! А так… Не-е… Сам ползи на свою фишку…

  Я не стал спорить с разбушевавшимся разведчиком-санитаром… Но напоследок заветную фразу всё же произнёс…

  -Коля! Я тебе передал приказание Ермака… И он тебя ждёт на фишке! Когда он сюда придёт, я так ему и скажу!

  Посчитав дальнейшие переговоры бессмысленными и бесполезной тратой времени, я побрёл к рюкзакам нашей двойки. Минут через пять Малый успокоился. Видимо, вспомнив вспышки ермаковского неудовольствия. Что было чревато самыми нехорошими последствиями… Сталкиваться с которыми наш Микола совершенно и весьма благоразумно не желал… И Коля даже пришёл ко мне… Не столько попрощаться перед неизбежной дальней дорогой, а сколько для того, чтобы великодушно одарить меня всеми необходимыми медикаментами.

  -На! –удивительно щедрый хохол протянул мне несколько бумажных упаковок. –Лечись сколько хочешь! Но чтобы к ночи выздоровел! А то опять придётся вместо тебя дежурить.

  -Спасибо. –поблагодарил я доброго доктора Айболита, после чего решил немного подстраховаться. –Только слышь, Коль! Ты Ермаку не говори ничего… Ну, про эти витаминки… Хорошо?

  -Да ладно… -пообещал мне Малый. –Чего уж там! Ты только лечись хорошенько!  

  Взаимовыгодный солдатский компромисс был достигнут. Разведчик-санитар Малый почти что в добровольном порядке отправился на фишку… Чтобы подменить заболевшего товарища и не огорчать своим отказом справедливого деда Ермака… А я сразу же начал своё самолечение.

  Спустя неполный час началась песчаная буря. Еслиб не прошедший этой ночью сильный дождь, то в воздухе сейчас было столько миллиардов и сикстильонов песчинок!.. Но всё ещё сырые барханы не позволяли стремительным вихрям взметнуть в небо бесчисленное количество песка. Однако мне вполне хватало и того, что уже имелось… Ведь создавалось такое впечатление, что сильнейший ветер дует практически отовсюду!.. И весь воздух состоит только из мельчайших песчинок…

  Промучавшись с полчаса под плащ-палаткой, я выпросил у АГСчиков станок от автоматического гранатомёта. Расправив все три ножки, которые мне для большей надёжности пришлось вбить в слежавшийся песок… Я накрыл станок плащ-палаткой, после чего всунул свою измученную болью голову в это закрытое пространство. В нём хоть можно было дышать в привычном понимании этого действа… Поскольку в этом душноватом воздухе замкнутого пространства песка почти не было… Так я забылся тяжёлым и муторным сном.

  А вечером наши славные ребята-радисты выдали срочную депешу из Центра. В ней разведгруппе №613 приказывалось свернуть все свои боевые действия и завтра утром ожидать вертолёты! Для последующей эвакуации в пункт постоянной дислокации. 

  -Чтобы через три дня отправиться на другое боевое задание! – произнёс командир группы. – Тоже на неделю! Но уже на броне!

  -Вот это хорошо! –ответил сержант Ермаков.

  По-моему, он сейчас озвучил затаённый восторг всей нашей группы. Ведь мы уже так здорово устали, чтобы ещё двое суток шляться по этой пустыне Регистан. А в Лашкарёвке нас ожидает трёхдневный отдых… Если не считать дополучение кое-каких боеприпасов и сухого пайка на весь личный состав. А потом мы поедем на войну на боевых машинах пехоты! То есть на броне! А значит передвигаться мы будем, используя бесконечные стальные гусенички… А не свои ножки-ноженьки!  

  Но всё это ожидало нас в ближайшем будущем. А сегодня… Ну, во-первых: отменялся наш ежевечерний переход к новым засадам. Во-вторых: из нашего расписания полностью вычёркивалась обязательная утренняя прогулка пешком. В-третьих: уже можно было не экономить воду… И в четвёртых: ещё немалые запасы сухого пайка требовалось уничтожить на месте! То есть прямо тут!.. Поскольку в Лашкарёвке такой счастливой возможности наесться, что называется, от пуза… У нас – молодых солдат её попросту не будет!

  Но всё же мы провели ночную засаду… Благо, что и грунтовая дорога находилась в непосредственной близости… Так что… И идти далеко не пришлось, да и возвращаться тоже…

  А следующим утром мы долго ждали появления вертолётов. Наблюдение за воздушным пространством началось ещё с рассвета. Но они прилетели часов в одиннадцать… Вся наша группа уже несколько минут слышала далёкий гул авиационных турбин, Однако увидеть вертушки нам никак не удавалось. Наконец-то на сером фоне афганского неба объявились четыре малюсеньких силуэтика… Как и следовало того ожидать, вертолёты прибыли в тот район, где они нас и высадили пять дней назад. Однако это оказалось слишком далеко… И только теперь мы осознали то, сколько же километров преодолела наша разведгруппа по этой бесконечной пустыне.

  Однако охать и ахать у нас не было времени. Командир группы по радиостанции «Ромашка» вышел на дежурную частоту и подкорректировал дальнейшее направление полёта. Затем, чтобы лётчики поскорей обнаружили нас с воздуха, мы зажгли подряд несколько оранжевых сигнальных дымов… И через десять минут к нам приблизилось два борта. Мы уже были наготове… Вертушки-восьмёрки приземлились поодаль друг от друга… Двери гостеприимно распахнулись и добрые борттехники быстро установили лесенки… После чего обе подгруппы без всяких промедлений стали загружаться в полутёмные салоны…

  А ещё через пять минут мы уже на полном ходу мчались обратно… В такую родную Лашкарёвку… Почти что… Домой!  

  ЭПИЛОГ.

  А вечером того же дня…

  Я долго не мог понять того, что же меня и привлекло в идущем впереди солдате… Он был из нашей третьей группы… Только что мы стояли в очереди в каптёрку для сдачи вещевого имущества. Вот теперь пересекали Ленинскую комнату… Вроде бы ничего особенного… А я шёл за ним следом и всё ломал свою тяжёлую голову… Может быть мой уставший взгляд уже выработал привычку смотреть на мелькающие впереди пятки. А может быть что-то другое… 

  «Ну, и чего?.. Тапки как тапки…» 

  Так я и мучался… Пока мы не вышли на освещённое пространство центрального прохода казармы первой роты… Тут я понял всё!

  -Глухарь! –буднично спросил я. –Где ты взял эти носки?

  Точно такой же как и я… То есть молодой солдат-пулемётчик обернулся ко мне и очень так постарался изобразить искреннее удивление…

  -Да это мои носки! –заявил мне Глухарь.

  Я ему не поверил:

  -Точно?

  -Ну, да! –нарочито бодро отвечал «негодяй, подлец и аморальный тип».

  Держась правой рукой за стойку своей кровати, я несколько секунд усиленно думал над тем… Как же мне сейчас поступить… Ведь я узнал их… Подаренные мамой носки! Но явно подпорченное в пустыне здоровье… А также огромнейшая усталость после этого выхода и большущее желание упасть в свою кровать… Всё это победило… И затевать что-либо… Я не стал…

  «Спать охота… -уговаривал я себя. –А вот завтра… поймаю Глухаря… И… убью!.. Зара… Зу…»  

  Но ни на следующий день, ни на второй я так ничего не совершил. Эти тёмносиние носки как будто в воду канули… А Глухарь утверждал, что их у него никогда и не было… А всё остальное мне опять… померещилось…

  «Хе!.. Вот сук-ка!»

  А на третий день доблестная разведгруппа №613 отправилась на очередное и естественно боевое задание. Но теперь я щеголял не в заграничной пакистанской обувке… Мои израненные ноги так удобно покоились в тёплых зимних портянках… «Байковых! Портянках…» Да в родных кирзовых сапогах…

  «Всё ж… -думал я, раскачиваясь в такт колебаниям брони. – Так уж привычней будет… красота! Одним словом… Кра-со-та!»

  Ведь РГ №613 ехала дальше… Е-ха-ла!

  Вот и всё !

 07 января 2008 года. 

Примечания

1

прим. Автора: конец брезентового ремня с металлической окантовкой 

(обратно)

2

прим. Автора: руками. 

(обратно)

3

прим. Автора: К слову… Увы, но в Афганистане на тот момент не имелось ни астрономов, ни хороших знатоков современного русского языка. Иначе первые объяснили бы то, что первоначальное значение слова «пертурбация» означает отклонение небесных тел вследствии влияния силы тяготения малых к более массивным космическим объектам. Тогда как филологи-русофилы очень толково рассказали бы то, как этот астрономический термин в великом и могучем русском языке постепенно трансформировался в пертурбацию в смысле повсеместного перелопачивания всего и всех… И что из этого может произойти далее: как от отклонения, так и перелопачивания… А уж потом и обиходное выражение «перетурбация», уже само собой подразумевающего ведение дел шиворот-навыворот… Но!.. До перестройки и ускорения афганцам ещё было далековато! 

(обратно)

4

 прим. автора: Во всяком случае именно такую цифру называл нам в учебке «сам товарищ сержант!» Когда мы впервые осваивали вертушки на Чирчикском аэродроме.

(обратно)

5

прим. Автора: Это зимняя норма водопотребленияпри ведении боевых действий в пустыне. Тогда как обычная потребность человеческого организма составляет около двух литров. 

(обратно)

6

прим. Автора: С которыми мы «столкнулись» самым непосредственным образом… Но о прямых попаданиях крупнокалиберных пуль в наш вертолёт – в повести «Афганистан гора Шабан» 

(обратно)

7

прим. Автора: на языке дари немножко 

(обратно)

8

прим. Автора: то есть до чего-то несуществующего. Ведь календы были только в Риме. 

(обратно)

9

прим. Автора: Ведь судить других – это так приятно и чрезвычайно лестно!..

(обратно)

10

прим. Автора: Чуть было не забыл! И ещё в баню…

(обратно)

11

прим. Автора: товарищ

(обратно)

Оглавление

 Пролог

  Глава 1. КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС В СТОЛЬ ДОЛГОМ ПОЛЁТЕ.

  Глава 2. ПОДГОТОВКА ЗАВЕРШЕНА.

  Глава 3. НАЧАЛО.

  Глава 4. ВОТ ЭТО ЗАСАДА!

  Глава 5. ПЕШИЕ СОЛДАТСКИЕ МАРШИ.

Глава 6. ФИШКА

  Глава 7. БУДНИЕ МЕЛОЧИ.  

  Глава 8. СОЛДАТЫ! В ПУТЬ! В ПУТЬ! В ПУТЬ!  

  Глава 9. НОЧИ И ДНИ…

  Глава 10. ПЕРЕХОД ПО ТАКЫРУ.

Глава 11. ГОРА-ЦИЛИНДР.

  Глава 12. НОЧНЫЕ ЗАБОТЫ, РАДОСТИ И ДАЖЕ КОШМАРЫ.

  Глава 13. А ВНИЗУ-У…

  Глава 14. СВОРАЧИВАНИЕ.

  ЭПИЛОГ.

Реклама на сайте