«Отец: попытка портрета»

"И ни птица ни ива слезы не прольет,

Если сгинет с земли человеческий род.

И весна, и весна встретит новый рассвет

Не заметив, что нас уже нет".

Человек бесконечно одинок - во всем живом и не живом мире он один сознает себя. Он выломан из общей гармонии неведающего Зла и Добра мира, он отщепенец, изгой, вкусивший от Древа Познания. Словно в порыве неосознанного мщения - он изощряет свой интеллект в том, чтобы калечить и разрушать исторгшую его Природу.

Доводилось мне наблюдать дар гармонического единения с природой у людей, что называется, простых. Вполне логично - чем меньше своего "я", тем ближе человек к братьям меньшим: к запаху невидимого водопоя, к шелесту дерев, к отсутствию страха смерти. Чем глубже зубы впились в терпкую мякоть запретного плода - тем больше "я", тем больше разорвано связывающих с природой уз. Словно бы их разрыв - плата за интеллект.

Но есть редкие счастливцы, чья личность развилась не разорвав этой лиственно-травяной пуповины. Мы знаем тех, чья слитность с природой поднята до осознания себя в ней. Для русской души это прежде всего Аксаков, Тургенев.

Но, да простится мне псевдонаучность, если Аксаков воспринимает природу в синхронном срезе, мой отец был из тех, кто ощущает ее в срезе диахронном. Он был эволюционист - как говорится, клейма негде ставить. Он бродил не по известняку, а по дну древнего океана, в журавле в небесах он узнавал похорошевшего птеродактиля, он ощущал ток времени, бегущего по жилам земли.

"Эта трава для меня гораздо прекраснее теперь, когда я знаю, почему она такая, знаю все то химическое действие солнца, дождей и земли, которое понадобилось, чтобы на этом холме выросла трава. Есть много романтического в истории каждой травинки; она пережила немало приключений. Одна эта мысль вдохновляет меня. Когда я думаю об игре сил и материи, обо всей великой жизненной борьбе, я чувствую, что мог бы написать про эту траву целую поэму, и не одну", - говорит Мартин Иден, автопортретный герой Джека Лондона - одного из любимых отцовских писателей. Джек Лондон же пережил сокрушительное влияние Герберта Спенсера, в то время ведущего эволюциониста, сейчас, вероятно, устаревшего.